Книга: Восхождение



Восхождение

А. Земляной, Б. Орлов

Войны крови. Восхождение

Вступление

Грузовик, что проехался по мне и моей жизни, я и не помню. Помню, как шагнул от ларька на разогретый солнцем асфальт, испуганные глаза мамы и ощущение ее теплой руки, которая с неожиданной силой толкает меня в сторону. Потом что-то заслонило солнце, глухой удар и ощущение полета. А потом легкое движение полета резко сменилось на тягучее и медленное движение. Нет, это было совсем не так, как во сне, когда движение приятно, а картинки, словно из рекламных проспектов. В этот раз все было по-другому. Я не только ощущал себя подвешенным в воздухе, но и видел происходящее так ясно, словно оно происходило на самом деле. Меня затягивало в воронку вместе с густым и тягучим желе. Пока я находился на периферии этого движения. Но я не обольщался — шесть или около того оборотов, и я буду точно в центре.

Движение было медленным и неотвратимым. А там, в центре воронки, туманными тенями ритмично мелькали лопасти какого-то механизма. И я словно знал, что от этого мелькания в конце концов будет мне полный абзац и капец.

Эта мысль заставила меня двигаться в противоположном направлении, но то, что было вокруг, было слишком густым и двигалось неотвратимо. Пометавшись, я то впадал в истерику, то придумывал новый способ покинуть тягучий кошмар. Пару раз я даже пытался проснуться, но от этих попыток становилось только хуже. На какое-то время желе становилось более жидким, что позволяло мне продвинуться на пару метров к краю, но затем что-то происходило, и я оказывался в еще более густом месиве.

В конце концов я так устал, что какое-то время просто безучастно ждал, пока лопасти не перемелют меня, словно кусок мяса. Уже можно было разглядеть отдельные части машины, что втягивала меня в свое нутро, как меня вдруг осенило. Ведь если это мой сон, то я тут хозяин?

Почему-то я не стал делать кисель вокруг меня более жидким. Сразу я сконцентрировался на самом механизме.

Сначала я стал представлять себе, что он вдруг остановился, потом, что стал двигаться в другую сторону. Ничего не помогло. И только тогда, когда я стал представлять себе, что от тяжелой массы, что давит на лопасти, от них потихоньку начинают отваливаться кусочки, дело пошло.

Я сразу сконцентрировался на том месте, где лопасти крепились к оси. Сначала кисель вокруг лопастей стал немного темнее, а затем вообще черным. Не отвлекаясь ни на что, я сконцентрировался, как мог, на проклятой мясорубке, пока с легким звоном не отломилась сначала одна, потом другая, а затем и остальные лопасти.

Проснулся я от яркого света, бьющего прямо в глаза. Проморгавшись кое-как, я оглядел обстановкувокруг. Больничная палата, с кучей каких-то приборов.

Почти сразу же в палату быстрым шагом вошла девушка и остановилась возле меня.

— Проснулся? Вот и здорово. Есть хочешь?

Почему-то я сразу обратил внимание, как она говорит. Быстро, словно боится, что ее перебьют. У нас в школе так говорили, когда хотели, чтобы учитель думал, что они все знают.

И еще…

Она совсем не улыбалась. Даже не делала попытки. Нервно теребила свой халатик, быстро переставляла какие-то склянки и все говорила, говорила, говорила.

Но в отличие от нее у меня с головой было все в порядке. И мне не надо было складывать два и два, чтобы понять, ЧТО именно произошло в моей жизни.

— Мама… Папа… — Я сглотнул, преодолевая сухой ком в горле. — Что с ними?

И мгновенно по сбившейся походке, по испуганному взгляду понял.

Все.

Их нет.

И, уронив голову на подушку, завыл, срывая голос.


Дежурный врач, просматривавший истории болезни, услышал странный, рвущий перепонки звук и, выронив от неожиданности папки с бумагами на пол, кинулся на второй этаж, откуда доносился этот нечеловеческий вой.

И уже вбегая в палату, успел увидеть, как тряпичной куклой валится на пол безвольное тело медсестры и мелкой искристой крупой осыпаются оконные стекла.


Мальчишку, конечно, жалели. Потерять в один день и отца и мать было жутко. Но главврач очень хотел большой красивый внедорожник, на котором так здорово катать медсестер и где есть место для других забав, не глядя подписал заключение о переводе парня в психоневрологический диспансер, в простонародье именуемый «психушкой».

Ушлая сестра покойной затеяла это все с видами на огромную трехкомнатную квартиру в центре Москвы. А имея такие виды, была весьма щедрой.

А парень? Без семьи, протекции и всего прочего, что обеспечивают папа с мамой, был все равно обречен. Если не на иглу наркомана, то на бутылку уж точно.

Муж Вали, клерк из Минздрава, сделал так, что клиника, куда определили Сашу, находилась даже не в другом городе, а в небольшом райцентре, негласно служившем местом ссылки для таких, как он, неудобных пациентов.

Минздрав в бозе почившего СССР развалился, и районные больницы, диспансеры и клиники принимали иной раз столь странные формы, что любого специалиста, будь он хоть светилом с мировым именем, хоть просто старательным выпускником «медина», при попытке разобраться в структуре такого заведения неминуемо хватил бы удар. Отделения, где непонятно кого лечили по непонятно каким методикам, VIP-палаты, в которых новых хозяев жизни выводили из запоев, спецбоксы, где за немалую плату бились в ломке головой об мягкие стены несовершеннолетние наркоманы — потомки состоятельных родителей…

Вот в такой спецбокс по настоянию родной тети и перевезли безучастного ко всему Сашу.


В какой-то степени Сашке повезло. Он оказался изолированным от других пациентов и иных реалий психбольницы. Его просто «передерживали», чтобы сначала взяться за него по-настоящему, а потом, сломленного морально и психически, без помех отправить в интернат для таких же, как он, бедолаг.

А Саша понемногу оживал. Его уже не так мучили кошмары, в которых он убегал от взбесившегося грузовика и безуспешно пытался спасти Папу и Маму.


Таблетки он не пил принципиально. Это еще от папы осталось. Тот тоже никогда не пил никаких лекарств, но, кстати, никогда и не болел. Вообще семья Васильевых была странной с любых точек зрения. Они даже обыкновенный чай никогда не пили. Вместо чая мама Саши заваривала ароматные травяные сборы, которые привозила откуда-то из деревни.

Папа работал где-то в министерстве и часто бывал в командировках. Достаточно редко бывая дома, он всегда привозил из командировок разные вкусности, которые мама и сын с удовольствием поедали.

В эти дни они вместе шли куда-нибудь гулять и обязательно заходили в магазин игрушек.

Иногда заходила тетя Валя. Но мама не очень-то жаловала родную сестру. В основном за то, что та была полной противоположностью маме. Валя обожала сериалы, смотрела «Конюшню-2» и иных тем для обсуждения с сестрой — доктором философских наук, себе не представляла.

Папа же, наоборот, относился к Вале снисходительно и на все гневные тирады мамы что-то долго рассказывал о тупиковых ветвях эволюции и прочих непонятных вещах.

Странно, но снисходительно-внимательный папа вызывал в Вале куда более сильную реакцию, чем открытое неприятие мамы. Но у них в доме всегда можно было одариться какой-нибудь вещичкой или еще чего перехватить, так что Валя скрипела зубами, но от визитов не отказывалась.


Но все это было теперь в прошлом.

Молодой организм быстро брал свое, и, как только утихла черная тоска, Саша стал вставать и даже делать гимнастику. В свои четырнадцать лет он был достаточно крепким мальчиком. Тут были виноваты и гены — отец происходил из старинного казацкого рода, и сам Александр большую часть своего свободного времени, которое его одноклассники тратили на первое знакомство с водкой, сигаретами и девочками, Саша, как он говорил, «упирался рогом» в спортзале. Его как-то раз зазвали на вечеринку, что устраивали в квартире одного из одноклассников по случаю отъезда родителей на горный курорт. Но ему не понравилось. Табачный и еще какой-то смолистый дым, запахи немытых тел и спирта, какофония, несущаяся из колонок… Он очень быстро ушел оттуда.

А по дороге домой все сравнивал пахнущий сосновой смолой зал Додзё, аккуратных подтянутых мальчишек и девчонок с такими не похожими на них одноклассниками.


Но о чем бы он ни думал, все равно мысли его, словно бумеранг, возвращались к тому дню. Мог ли он помочь? Почему он, такой собранный, вдруг так расслабился?


Глядя на лето за убранным в толстую решетку окном, Сашка вдруг представил себе их уютную квартиру и теплые мамины руки и резко дернул решетку на себя.

Вопреки ожиданиям она, пусть немного, но поддалась. Сашка внимательно, сантиметр за сантиметром осмотрел окно и решетку.

Не ремонтировавшийся с царских времен корпус прогнил насквозь, и стальные прутья, еще способные удержать буйного, но не вполне нормального человека, уже были не способны противостоять человеку пусть и не очень сильному, но изобретательному. Был бы кусок металла… Но единственным металлическим предметом в комнате была кровать, накрепко привинченная к полу и с наглухо заклепанными сочленениями.

Пока мозг торопливо перебирал варианты, Сашка вдруг поймал себя на мысли о том, что ему вовсе не безразлично окружающее. У Александра вдруг появилась цель. Сбежать из психушки. Что он будет делать потом, его как-то не очень беспокоило. Как крайний вариант всегда оставался Додзё. Куда можно было прийти хоть ночью и не бояться быть выгнанным наставником.

Шальная мысль, молнией прострелившая его голову, заставила его нервно ходить взад-вперед по крошечной, обитой мягкими матами комнатенке.

Мысль о побеге из душных и враждебных стен туда, в лето, захватила его целиком. Он не животное и не позволит держать себя в клетке!

Инструмент… Без инструмента, а точнее без маленького куска твердой стали, и думать нечего выкорчевать решетку. Но где его достать?

Саня облазил всю комнату в поисках такого предмета и, естественно, ничего не нашел. Но словно чувствуя близкий запах такого нужного ему металла, повторял попытки раз за разом, пока не обессилел.

Умом он, конечно же, понимал, что никакого железа в комнате для буйных быть не может по определению. Но он еще понимал то, что живет не в Германии, где то, чего быть не может, не может быть никогда. В России даже в камере для смертников рабочие могут оставить, а контролеры не заметить огромного гаечного ключа.

Мысль о куске стали захватила его целиком.

«Нужное вам знание всегда рядом. Необходимо только отделить его от шума, что не дает вам покоя. Настройтесь на это знание. Придайте ему эмоциональную окраску. Только не очень сильную. Придайте ему запах. Ищите запах, ищите эмоцию…»

Слова Наставника вспыхнули в голове словно транспарант. Саша усилием воли успокоил дыхание, затем пульс и медленно погрузился в медитативное состояние. Обычно ему требовалось от пяти до десяти минут, чтобы поймать нужный настрой. Но тут все получилось намного быстрее и словно само.

Нетвердой походкой лунатика парень подошел к двери и провел чуткими, словно у слепого, руками по волнистой обшивке.

Через несколько сантиметров, он нащупал едва заметный бугорок, тянувшийся, словно шов, вдоль складки покрытия стены.

Едва скрепленный хлебным мякишем шов беззвучно разошелся, и в крошечном кармашке из выщипанного поролона, пальцы нащупали прохладный материал.

Словно удар, мгновенно подскочившая температура и резкое сердцебиение вернули Сашку на землю. Аккуратно, словно боясь сломать, он вынул из обшивки стены нож.

Не кухонный огрызок, измочаленный долгими годами службы, и не тряпичное изделие безвестных китайских мастеров. Полоса остро заточенной стали с рукоятью, обмотанной скрученными в плотный жгут и пропитанными воском веревками.

Он заставил себя положить нож на место и лечь.

Теперь у него есть не только цель, но и средство.

Дело за малым.

День за днем он медленно подтачивал дерево вокруг решетки, ослабляя ее крепление. Хорошая сталь клинка успешно справлялась не только с деревом, но и с камнем, в который были вмурованы горизонтальные прутья.

Ему оставалось уже совсем немного, когда однажды ночью он был разбужен запахом гари. Он походил по комнате, принюхиваясь, затем шагнул к двери и приблизил лицо к дырочке, что заменяла глазок.

Сомнений не было. Дым шел из коридора.

Он сначала тихо, затем сильнее забарабанил в дверь, но мягкая обшивка гасила почти все звуки. Затем он услышал крики санитаров и их беспорядочную беготню.

Зазвенели выбиваемые стекла, и крики стали громче.

Он все ждал, что дверь откроется и его выведут наружу, но запах дыма становился все сильнее, звуки все тише, а помощь не прибывала.

И тогда он решился.

Быстро подскочив к окну, схватился за прутья руками и дернул что есть силы на себя. Массивная решетка скрипнула, слегка поддалась одним краем, но устояла. Сашка еще несколько раз попытался выдернуть прутья, но только сбил дыхание.

В комнате стало ощутимо жарче. Он оглянулся в сторону двери и замер. Дырка в двери светилась красным, словно лампочка.

В отчаянии он рванул прутья и чуть не упал под тяжестью вышедшей из пазов решетки. Затем он рукоятью ножа раскрошил стекло и, перегнувшись через подоконник, посмотрел вниз.

В свете выбивавшихся из оконных проемов языков пламени он разглядел и куст под деревом, и клумбу чуть в стороне.

Взобравшись на подоконник, Сашка аккуратно свесил ноги и, качнувшись, прыгнул вперед. Приземляясь, чуть не вывернул руку с зажатым в ней ножом, но, мягко перекувыркнувшись, встал на ноги. Тело и голова действовали словно отлаженный механизм. Первым делом он спрятал нож в импровизированных тряпичных ножнах под курткой больничной пижамы и рысью, на полусогнутых, метнулся к противоположному крылу больницы, где располагался приемный покой и склад.

На его счастье, весь персонал и больные находились сейчас со стороны фасада, где шла эвакуация. Часть санитаров, не занятая имитацией борьбы с огнем, выводила людей и сажала их на траву перед входом. Тех, кто буянил, осаживали электрошокером и дозой транквилизатора из пневмоинъекторов.

Но все это сейчас мало заботило Александра. Негромко ругаясь, он с помощью ножа пытался взломать дверь черного хода. Наконец проржавевший замок, видимо, посчитав свою миссию по сопротивлению взлому законченной, сдался.

Пробравшись по короткому, захламленному до потолка коридору, Сашка попал в небольшой зал, куда выходили несколько комнат и откуда вел коридор на улицу и внутрь больницы.

Дымом уже не просто пахло, но уже удушливо воняло. Особенно это было заметно после глотка свежего воздуха на улице.

Дверь камеры хранения тоже не сопротивлялась долго. Александр просто отжал ее от косяка лезвием ножа и проскользнул внутрь.

Ему требовалось нечто неброское и практичное. Не заботясь о порядке, он выдергивал с вешалок одежду и примерял ее, приложив к плечам. Наконец что-то похожее было найдено. Дешевый спортивный костюм и такие же кроссовки.

От костюма отвратительно пахло какой-то синтетикой и дезинфекцией. Преодолевая брезгливость, Саня натянул одежду и прислушался. Судя по мельканию в окнах света проблесковых маячков, наконец-то пожаловали пожарные. Он выполз в коридор и был неприятно удивлен, что от плотного дыма видимость в коридоре практически отсутствовала.

С короткой мыслью: «Форт Байярд, блин» он на ощупь двинулся в обратный путь.


Несмотря на то что психбольница была объектом первой категории, пожарники ухитрились приехать с пустыми баками. Пожарный гидрант не работал, и машины, развернувшись, уехали за водой.

Во всей этой суматохе никому не было дела до мальчишки в спортивном костюме, прошедшего с независимым видом мимо орущих друг на друга главврача с брандмейстером, мимо скучающих милиционеров и канувшего в короткую летнюю ночь.

Утро он встретил на губернском железнодорожном вокзале, куда добрался ночной электричкой. Прокантовавшись пару часов, он сел на электричку в Москву.


Почти совершенно пустой вагон пах мочой и зиял разбитыми по давней российской традиции стеклами. От окон неприятно тянуло прохладным ветерком и Сашка был вынужден сесть подальше, оказавшись на одной лавке с благообразным седым монахом в черной рясе, опиравшимся на красивый резной посох. От нечего делать Сашка украдкой рассматривал большой серебряный крест, резкие черты лица и невероятные светло-голубые глаза старика.

Погруженный, как казалось, в свои мысли старик не замечал пялящегося на него пацана и лишь мерно покачивался в такт вагону. Сашка, естественно, много раз видел церковников. И в торжественных парчовых одеяниях, и вот как этот, во всем черном. Но было у монаха нечто такое, что резко отличало его от других. Сашка попытался ухватить мелькнувшую на периферии сознания мысль и через секунду понял. Старик, по сравнению с другими людьми, выглядел так же, как выглядит бронетранспортер рядом с обыкновенной машиной. Спокойствие, уверенность и полное пренебрежение тем, что казалось важным остальному человечеству. Из знакомых Александру людей так выглядели отец, его старший брат — дядя Володя и Наставник.



Додумать мысль он не успел. Двери в вагон резко открылись, и в поле зрения Сашки нарисовалась четверка босяков интернациональной наружности. Без лишних слов они принялись потрошить сумки пассажиров, затыкая вопли глухими зуботычинами.

До них с монахом оставалось лишь пара метров, когда бандиты взялись за ехавшую рядом семью. Отец с мамой и маленьким сыном.

Почему-то для Сашки было особенно нестерпимо именно то, что маленький, лет восьми мальчишка будет свидетелем унижения мамы и папы.

Он встал и, пересиливая шум, громко сказал:

— А теперь повернулись и ушли.

Он не знал, что говорят в таких случаях. Эту тему сэнсэй как-то не раскрывал. Поэтому сказал первое, что пришло в голову.

Бандиты сразу оставили в покое семью и, скалясь щербатыми зубами, подошли поближе.

— А ты у нас типа Брюс Ли? — произнес низкорослый бандит в мятом пиджаке и украшенный такой же несвежей кепкой.

Двое уже глумливо поигрывали ножичками, а четвертый, из-за узости прохода вынужденный стоять в арьергарде, доставал из сумки бейсбольную биту. Но несмотря на внушительные габариты и огромные кулаки, его опасность Сашке не показалась значительной. Глаза у босяка были абсолютно тупыми, а движения выглядели заторможенными.

— Не, братва. Мы не будем его резать, — продолжал выкобениваться коротышка. — Мы его сейчас прямо здесь разложим и попользуем. А? Кто желает маленькую мальчишескую попку?

Это было уже слишком для пацана, только что оставшегося с миром один на один. Он поймал момент, когда коротышку качнуло вперед, и, используя ручку на сиденье как опору, сдвинул тело вперед и влево, а прятавшаяся до этого момента правая рука с ножом метнулась к горлу коротышки.

Молниеносный удар подельники не заметили. И лишь тогда, когда коротышка, зажавший рану обеими руками, булькнул что-то невнятное и упал им под ноги, в ужасе отшатнулись. А Саньке было уже все фиолетово. Он был готов сражаться хоть с армией бандитов. Легко балансируя на кончиках ног, он стоял в боевой стойке, ожидая продолжения.

И оно последовало. Хотя и не так, как предполагал Санька.

Стоило одному из бандитов выдернуть из-под полы ствол, как из-за спины что-то свистнуло, и башку бандита просто снесло ударом посоха.

Парень еще не успел удивиться, когда старик, сделав совершенно невероятное для его возраста движение, перескочил через барьер, образованный спинками сидений, и двумя точными ударами выскочившего из посоха лезвия прикончил остальных бандитов.

Все это заняло у старика едва ли больше секунды. Он деловито обтер лезвие кепкой одного из убитых, крутанул навершие посоха, и с металлическим щелчком сталь скрылась внутри.

— Спасибо, — услышал, словно со стороны, Сашка свой голос.

И, как будто из него вынули все кости, мешком осел на сиденье.

Сашку не просто мутило… Его выворачивало, словно он нажрался шаурмы на захолустном вокзале.

— Ничего, — с улыбкой ответил монах, устраиваясь напротив. — Еще соберешь грехов…

Внезапно он прищурился и, внимательно посмотрев Сашке в глаза, произнес:

— Ох, ты ж. — И волоком перетащил его в самый конец быстро пустеющего вагона. — А ну, держи. — И ловко скинув с головы цепь креста, сунул его Сашке в руки.

— Не молчи, — теребил монах Саньку. — Повторяй за мной: Господи, да прости прегрешения наши и ворогов побитых упокой…

Поначалу, не понимая ни слова из тех, что произносил его ворочающийся с трудом язык, Сашка словно входил в транс. Только этот был наполнен не жесткой концентрацией боя, а мягкой, словно лесной родничок, солнечной влагой.

Отошли куда-то прочь проблемы и горести, а было только ощущение теплого солнечного шарика в груди.

Он открыл глаза. Крест в его руке светился мягким желтым светом и слегка пульсировал в ритме биения сердца, словно живой. Он поднял глаза и встретился взглядом с совершенно ошалевшим, истово крестящимся монахом.

— Удивил ты меня, отрок, — произнес монах после того, как крест вернулся на свое место. — А ты кто вообще таков? Из каких будешь? — И, перехватывая взгляд Саньки, оглядывавшего «поле боя», добавил: — Об этом не беспокойся. Милиции ни на этом, ни на следующем перегоне нет. А иначе как бы они тут промышляли?

И была в голосе старика такая уверенность, что Санька, не утаивая ничего, рассказал всю свою печальную одиссею.

— Воистину, чудны дела Твои, — вновь перекрестился монах. На мгновение словно прислушался к чему-то, затем достал из складок рясы вполне современный мобильник, нашел нужный номер и отрывисто произнес несколько фраз.

Пребывающему в легкой эйфории Александру было на все решительно наплевать. Мир сиял красками, звуками и запахами, словно его оттерли от толстого слоя пыли.

Он не заметил, как сначала замедлился, а потом и вовсе остановился поезд, как его волоком вытаскивают из вагона на пустой перрон и снова куда-то тащат… Более или менее очнулся лишь в церкви, где монах разговаривал с богато одетым священником.

Он не успел удивиться, как его втолкнули в огромный старый автомобиль и быстро повезли куда-то.

Через пару часов они остановились на дороге, простояли минут двадцать и пересели в подъехавшую «Волгу».

Куда они ехали, Сашку интересовало как-то вяло. Он пару раз вопросительно посмотрел на монаха, но тот успокоительно улыбался, перехватывая Сашкин взгляд, и вновь погружался в свои мысли.

Они остановились лишь пару раз. Когда Сашка попросил выпустить его по нужде и еще один раз недалеко от придорожного кафе. Немногословный коренастый шофер быстро сбегал за едой, и парень, уничтожив огромное количество продуктов, быстро осоловев, заснул под ровное гудение мотора.

Проснулся лишь тогда, когда машина, съехав с трассы, по накатанной грунтовке углубилась в лес.

И тут Сашку проняло тонким, словно игла, страхом. Он быстро обернулся на монаха и в ответ на незаданный вопрос услышал:

— Поживешь пару дней. Пока все утихнет. Если не понравится, отвезем тебя в любое место на планете.

Так и сказал «на планете», словно говорил о своем огороде. Почему-то именно эта фраза успокоила Александра.

Еще через час дорога вильнула к бетонному забору, и метров через триста они подъехали к большим черным воротам, на которых, словно звездочки на воротах армейской части, тускло поблескивали серебристые кресты.

К удивлению Александра, машина не заехала в ворота, а, высадив пассажиров, развернулась и уехала обратно.

Небольшая металлическая дверь мягко открылась, пропустив их внутрь небольшой комнаты. Сидящий за стеклом молодой монах вскочил, увидев Сашкиного провожатого, и сел только, увидев успокоительный жест монаха.

— Отец Сергий на месте?

— Да… Простите, отче, как повелите доложить?

Монах чуть склонил голову:

— Не утруждайся понапрасну, брат мой. Мы по-простому, без доклада, — и спокойно пошел дальше, уже не обращая внимания ни на что вокруг.

И Сашке ничего не оставалось, как последовать за ним.

Двор больше напоминал армейский плац, который Александру однажды довелось увидеть, когда отец взял его с собой в одну из бесконечных командировок. Серый в трещинах асфальт, расчерченный белыми полосами, напоминающий огромное поле для детской игры в классики. Но в отличие от того плаца, который Сашка видел раньше, по этому ходили какие-то мальчишки и девчонки, одетые в странные мешковатые балахоны. Ребята что-то обсуждали, спорили, играли в непонятные пареньку игры. Внезапно среди них появились двое монахов в рясах и женщина в черном до пят платье с таким же платочком на голове.

Все девочки и мальчишки помладше тут же построились в колонны и быстро зашагали за женщиной и монахом, чье лицо было скрыто низко надвинутым капюшоном. Ребята постарше построились в несколько шеренг, занимая места в прорисованных квадратиках. Монах вскинул вверх руки — ребята повторили его движение…

— Ну, что ж ты встал, отрок? — Монах положил руку на плечо засмотревшегося Сашки и слегка подтолкнул его вперед. — Загляделся? Пойдем, сыне, пойдем… Еще насмотришься — как бы не надоело…

Вокруг «плаца», окружая его с трех сторон, стояли дома — обыкновенные трехэтажные строения, в которых не было ничего церковного или мистического. Самые обычные, сложенные из серого силикатного кирпича, с грязными подтеками на стенах. Разве что окна были не совсем обычные: было их много больше, чем положено обычному дому — узких, похожих на бойницы средневековых замков, забранных изнутри серебристыми решетчатыми ставнями. Сашка попытался угадать, в который же из этих домов ведет его легко шагающий старик в потертой рясе. Но как он ни старался, все равно угадать бы не смог: монах свернул на узенькую, вымощенную шлифованными камнями дорожку между зданиями. Она вела к неприметному домику, сложенному из бетонных блоков. Его можно было бы принять за трансформаторную будку или (при небольшой фантазии) — за дзот, блокгауз или что-нибудь еще такое же военное, если бы не крест, примостившийся на серой шиферной крыше. Неужели церковь?..

— Вот, отрок, постой пока! — Монах остановился у обшарпанной двери. — Думаю, не успеешь заскучать — позовут…

С этими словами он исчез в домике, оставив Сашку размышлять обо всем, что случилось с ним за этот длинный, как целая жизнь, день…


…То, что монах умел драться, меня не слишком-то удивило. Да они, не в пример всяким там восточным буддистским монастырям, свое умение не афишируют, но если задуматься, то ведь Пересеет и Ослябя не в Шаолине воспитывались. А драться умели почище любого мастера восточных единоборств. Куда больше удивляло другое — монах на входе был ВООРУЖЕН. И не каким-нибудь там посохом или булавой, даже не мечом! Я четко разглядел, что ряса у него была перехвачена кожаным ремнем, на котором висела кобура. И в ней был не маленький пистолетик, а что-то вполне серьезное, отдаленно напоминающее «узи». И вообще странный это какой-то монастырь… если это вообще — монастырь. Обнесен бетонным забором в добрые пять метров — у нас в психушке такого не было! — поверх забора спираль Бруно и в несколько рядов — проволока колючая на изоляторах. Поди еще и какие-нибудь хитрые штучки типа датчиков движения имеются. И это — монастырь? Скорее уж действительно какая-то воинская часть. Если только не концлагерь. Или не что-нибудь похуже…

Чтобы отогнать от себя странные и дурные мысли о тайных лабораториях по изъятию донорских органов или спецлагерях для особо опасных малолетних преступников, которым православная церковь мозги промывает, я принялся внимательно изучать дверь, перед которой стоял. Дверь как дверь — самая обыкновенная. Обита кровельным железом и покрашена светло-коричневой, местами облупившейся краской. Правда, вот на ней что-то нацарапано. Какие-то геометрические фигуры, отдаленно напоминающие композиции абстрактной живописи. В самом центре двери — квадрат, вписанный в круг, в свою очередь вписанный в квадрат побольше. И буковки по углам каждого квадрата и вдоль окружности. Чего написано — не разберешь, больно уж краской залито, но написано — это точно! И вот голову готов заложить: не обычные это настенно-заборные надписи. Нет тут слов из трех букв, а если есть — так не те, о которых всегда сначала думаешь…

Попытавшись разобрать надпись, я приложил палец к надписи внутри окружности и медленно повел им слева направо в тщетной надежде определить буквы на ощупь. ОЙ!..


Ошарашенный Сашка стоял перед дверью и пялился на светящуюся надпись, проявившуюся под его пальцами. «Обышедше обыдоша мя, и именем Господним противляхся им. Не умру, но жив буду, и повем дела Господня». Он не понимал, что она означает, лишь смутно улавливал общий смысл. Это была какая-то защита против… против… А против кого? Против тех, кто не верит в Бога? А зачем? Здесь-то таким откуда взяться?..

— Отрок Александр. — Голос из-за двери — звучный, глубокий — принадлежал не монаху. — Восшествуй, отрок Александр.

И Сашка «восшествовал». Взявшись за ручку двери и потянув ее на себя, он почувствовал легкий зуд, словно к металлу было подведено небольшое напряжение. Но ощущение тут же прошло, а дверь распахнулась неожиданно легко, словно ее кто-то подтолкнул изнутри.

Он оказался в комнате, которая странным образом одновременно напоминала декорации к какому-то историческому фильму. Вот только к какому? И что это могла быть за история, если на стенах среди густо висевших икон то тут, то там оказывались фотографии, изображавшие отнюдь не только священнослужителей в рясах. Прямо напротив входа висела фотография, на которой несколько человек в военной форме и лихо заломленных беретах стояли на фоне горного пейзажа и белозубо улыбались в объектив. Чуть в стороне, рядом с образом Николая Чудотворца притулилась маленькая пожелтевшая карточка в серебряной рамке, на которой гордо восседал человек в старинном мундире и каске, увенчанной двуглавым орлом. И уж совсем невероятным был огромный топор-бердыш, смирно стоявший в углу рядом с длинноствольным карабином…

В центре удивительной комнаты, за столом, на котором стоял письменный прибор из серого полированного камня и ворохом лежали какие-то бумаги, сидели три человека. Один из них был старый монах, приведший его сюда, чьего имени Сашка так и не удосужился узнать. Вторым был священник средних лет — румяный, широкоплечий, с мощными руками, в которых он рассеянно вертел большой серебряный крест. Третьим был сухощавый монах неопределенного возраста, со странно темной кожей и большими чуть навыкате глазами. Он не мигая смотрел на вошедшего паренька и, казалось, пристально его рассматривал. Затем произнес, обращаясь к монаху:

— Хорош! Ай, хорош, отец Деметрий…

— Лови! — неожиданно выкрикнул широкоплечий здоровяк и сильно, без замаха метнул в опешившего Сашку свой крест.

Посещения Додзё и занятия с Наставником не прошли даром. Одним плавным движением Александр развернулся и не поймал, даже не подхватил, а словно вынул из воздуха летящий крест. И снова почувствовал тот же зуд, как и при входе. Крест точно нагревался, но не обжигал, а наливался мягким, успокаивающим теплом…

— Подойди-ка ко мне, сынок. — Священник неопределенного возраста поманил Сашку к себе.

Александр подошел, и… с большим трудом ему удалось удержаться, чтобы не отшатнуться: священник смотрел сквозь него немигающими остановившимися глазами. Он был слеп!

— К-как же это вы? — только и смог выдавить из себя Сашка. — К-как же т-так?

— Чтобы видеть, сыне, не обязательно иметь глаза, — наставительно произнес монах. — Сердце куда зорче глаз.

— Спасибо, отец Деметрий, — поблагодарил слепой священник и неожиданно погладил Сашку по голове. — Сынок, ты ведь проголодался? Сейчас мы чайку заварим, вот…

Он встал и легко, словно и не был слепым, пошел по комнате. Точным движением воткнул в розетку вилку электрического самовара, достал из шкафчика, висевшего на стене, чашки и тарелки. Сгреб со стола бумаги на один край, расставил посуду. Вынул откуда-то большой каравай ржаного хлеба, глиняную кринку с молоком и деревянную миску, в которой лежали медовые соты. Подвинул к пареньку хлеб, молоко, мед:

— Ешь, сынок, ешь. Это так — перекусить с дорожки. После вечерять со всеми пойдешь.

Священники смотрели, как Сашка ломает хлеб, как прихлебывает из чашки вкусное, свежее, неснятое молоко, как ищет, куда бы деть воск от изжеванных сот. Слепой отец Сергий гладил паренька по голове и приговаривал:

— Насыщайся, сынок, насыщайся. Чистая кровь — она ведь многого не потребует. Простая пища ей слаще яств заморских. Кушай, Олекса, кушай…


Он кончил ворковать за секунду до того, как я понял: еще один кусок — и я просто лопну. Встал, собрал посуду:

— Пойдем, отроче. Простись с духовным своим.

— С кем, извините?

Отец Деметрий поднялся и чуть приобнял меня за плечи:

— Ты, сыне, не бойся. Многое тут сперва тебе непонятным покажется, неясным. А ты — верь. Верь, и все случится по вере твоей и по слову Господню. А я тебя не забуду, сыне. Отец Сергий меня духовником твоим поставил — так тому и быть, коли ты не воспротивишься…

Он смотрит на меня каким-то долгим, пронзительным взглядом, и мне становится ясно: он очень хочет, чтобы я «не воспротивился». Наставник? Он будет моим наставником?

Должно быть, последнее я произнес вслух, потому что отец Деметрий кивнул:

— И наставлять я тебя стану, и укреплять, коли ты вдруг в сомнения ударишься…

— А вы… вы научите меня вот так, посохом?..

— Отчего же? Научу, да ведь здесь и иные, получше меня, учителя сыщутся. А вот чему другому, чему нельзя всех скопом учить, тому уже я тебя один поучать стану. Или не я…

Он положил мне руку на лоб и на мгновение замер. Потом шагнул назад, широко перекрестил и протянул пахнущую травами и ладаном руку, которую я поцеловал без какого-либо внутреннего противоречия. А ведь если бы мне кто-нибудь сказал, хоть три дня назад, что я руку чью-то целовать буду, — уж точно решил бы, что такому предсказателю в психбольнице самое и место!



Деметрий уже ушел, а я все еще стоял, ровно дурачок, и улыбался ему вслед. Отчего-то мне было так хорошо, так спокойно. Словно бы и не было ни месяцев в «санатории», ни гибели родителей. Словно я нашел своего близкого родича. Очень близкого. Как отец или мать…


Отец Сергий уверенно вел Сашку между домами. Он держал свою руку на плече паренька, но не для того, чтобы тот вел слепца, а с тем лишь, чтобы Сашка сам не заблудился между совершенно одинаковыми домами. Он твердо направлял Александра на нужные дорожки, в проходы между зданиями, и они двигались так быстро, что скорее медленно бежали, чем торопливо шли. Наконец возле одного из домов — такого же трехэтажного и серого, как рядом стоящие близнецы-братья, отец Сергий остановился. Чуть постоял и зашагал к дверям.

Не успел он постучать, как дверь распахнулась, и перед священником и слегка обалдевшим от множества событий Сашкой возник серьезный хлопец саженного роста, одетый в нечто среднее между рясой и туникой. При виде отца Сергия он коротко, словно на тренировке карате или дзюдо, поклонился, после чего с любопытством уставился на Сашку.

— Отрок Николай… — благословил детинушку (дежурного?.. часового?..) отец Сергий. — Что, отец Александр у себя ли?

— У себя, отче, у себя. Вас проводить?

— Не утруждайся, отрок, не утруждайся… Мы уж сами как-то… Вот, нового товарища и брата вам сыскали. — И священник чуть подтолкнул Сашку вперед. — Чистая кровь, чистая душа. Хорош ли на твой взгляд, отрок Николай?

— Поглядим, — ответил Николай и с улыбкой хмыкнул. Сашке вдруг стало обидно: ни фига себе! Значит, для отца Сергия — хорош, а для тебя, орясина, — «поглядим»? Не, ну ты наглый…


Большое помещение, заставленное кроватями и покрашенными в одинаковый желтый цвет тумбочками, разделял широкий проход, выстеленный серой метлахской плиткой. Все так же неспешно и размеренно шагая, отец Сергий подвел Сашку к простой двери, за которой была совсем маленькая комнатка со столом и десятком разнокалиберных стульев вдоль стен. Мужчина, сидевший за столом, поднял голову и тут же встал:

— Отче?

— Сиди, сиди, — Сергий махнул рукой. — Вот послушника тебе привел. Примешь?

Внимательный взгляд серых глаз словно разобрал Саньку по частям и заглянул в самые глубокие уголки.

— Посмотрим… — произнес отец Александр и неожиданно тепло улыбнулся.


Так для Сашки началась новая жизнь. Оставив старые вещи у отца эконома, он переоделся в такое же, как у всех, одеяние из мягких прочных штанов и неожиданно оказавшейся очень удобной короткой рясы-туники. На ноги полагались шнурованные сапоги. Ко всему прочему выдали еще легкие кроссовки, куртку из непромокаемого материала и небольшой рюкзак зеленого цвета с массой карманов.

За заботами подошло время обеда, и его проводили в столовую, которую начали заполнять неожиданно серьезные мальчишки и девчонки. Не было привычного шума и крика, царящего в подобных местах. Никто не бегал и не отталкивал остальных: спокойно и уверенно они заходили в столовую и усаживались за длинные столы, стоявшие рядами вдоль стен.

Несмотря на то что еда, уже разложенная по тарелкам, стояла напротив, никто не брался за ложку, как видно ожидая дополнительной команды. И она последовала. Отец Сергий, вошедший в залу, негромко, но звучно произнес:

— Помолимся! Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животное благоволения.

Слова молитвы Сашка не знал, но старательно повторял за сидящими вместе с ним за столом. Когда молитва закончилась, на свободное место во главе стола сел сам отец Александр и коротким кивком разрешил прием пищи. Неожиданно еда оказалась не только обильной, но и вкусной. Отвыкший от нормальной пищи новоявленный послушник мгновенно смел полную тарелку ухи, а затем точно так же расправился с кашей и, вздохнув, стал уже гораздо менее торопливо пить душистый чай, заваренный вместе с какими-то травами.

— Можно попросить добавку, но я не советую, — тихо произнес сидевший справа подросток, выделявшийся пронзительно-голубыми глазами и коротким ежиком светлых, почти белых волос. — После обеда пробежка. Если не привык, может стошнить.

— Понял. — Александр благодарно кивнул. — Куда бежать-то?

— На полигон, — коротко пояснил блондин.

— А далеко?

— Кому как… — Беловолосый пожал плечами. — По прямой — километров пять это как минимум. Остальное как у взводного фантазия разыграется.

— Взводный?

— Ну, отец Александр… Ты смотри его так не назови случайно. Он, конечно, виду не подаст, но…

— А чего так? — Сашка пожал плечами. — Нормальное вроде слово.

— Он бывший командир полка. Гвардейского… — пояснил блондин. — Так что для него это вроде как не очень… Тебя как звать?

— Сашка.

— Влад.

Рукопожатие Влада оказалось неожиданно цепким и мощным, словно у борца.

— Ты как у нас оказался? Из детского дома?

— Не… — Сашка улыбнулся. — Я из психушки сбежал.

— Занятно. — Новый приятель улыбнулся. — У нас уже пятеро таких. Будешь шестым. В основном, конечно, из детских домов, но есть даже домашние. Ну, это те, у кого родители живы.

Увидев, что все закончили есть, отец Александр поднял ребят и организованно строем повел их в небольшой парк за жилым корпусом.

Дождавшись, пока все усядутся прямо на траву, он обвел взглядом подопечных.

— Так. Сегодня у нас пополнение. Хочу представить вам нового товарища. Саша, встань так, чтобы тебя все видели. Зовут его, как вы поняли, Александр. Он попал к нам из… э… больницы.

— Психушки. — Сашка улыбнулся.

— О! В компании буйных пополнение! — Один из сидящих, парень со скуластым азиатским лицом широко улыбнулся и помахал рукой.

Никак не отреагировав на реплику, отец Александр продолжил:

— Надеюсь, вы поможете ему освоиться и стать полноправным членом нашего братства. — Он снова обвел взглядом ребят. — Вопросы есть?

— А когда с оружием начнем работать? — Маленькая хрупкая девочка поправила рыжую челку и с вызовом посмотрела на наставника. — Вторая группа уже как второй день занимается, а у них и результаты ниже и вообще.

— Гордыня — грех. — Взводный улыбнулся. — Кроме того, не все из вас сдали нормативы ОФП.

— Все! — с обидой в голосе выкрикнул один из мальчишек.

— А новенький? — ехидно поинтересовался наставник. — Вот мы и посмотрим, на что вы годитесь как команда. Сейчас немножко пробежимся, потом на полосу и посмотрим, чего там для нас приготовил отец Чен. По результатам дня будем принимать решение о выдаче личного оружия.

Ворота монастыря распахнулись, и полтора десятка подростков колонной по два побежали в сторону полигона.

Увидев, как вокруг него собираются самые крепкие ребята, видимо, чтобы поддержать, а при случае и понести на себе, Сашка усмехнулся. Десятку он бегал на КМС, и трудностей в предстоящем марше не видел никаких. На третьем километре они, видя, что новенький не собирается снижать темп, распределились по всей группе, следя за тем, чтобы никто не отставал. На восьмом у всех нашлось дело. Несколько человек уже двигались на буксире, а наставник все наращивал и наращивал темп.

— Ты как? — Рядом с Сашкой пристроился сухощавый подвижный парень, бежавший так легко, словно он летел над дорогой.

— Еще пять-шесть кило — запросто.

— Подбуксирить не желаешь?

— Не вопрос, — кивнул Сашка. — Кого?

— Ленку давай. — Парень показал глазами за спину, где бежала, постепенно отставая в хвост колонны, девушка с развевающимися по ветру стрижеными русыми волосами. — Она чего-то никого из нас сегодня не подпускает. Может, у тебя выгорит?

Аккуратно подстроившись к девушке, явно бежавшей из последних сил, Александр внимательно посмотрел ей в лицо и увидел перекошенное лицо и закушенную губу, по которой кровь уже прочертила красную линию. Не раздумывая больше, он на ходу развязал пояс, завязал на концах петли и сунул одну в руки девушки со словом: «Держи!»

С трудом приноровившись к ее ритму, Александр стал потихоньку наращивать скорость, и через некоторое время они уже бежали в середине группы.

Бег «с прицепом» оказался серьезным испытанием даже для него, и последний километр Сашка двигался исключительно на силе воли.

— Хорошо! — Наставник, казалось, удивленно смотрел на секундомер. — Так, глядишь, и в норматив войдем. — Он одобрительно посмотрел на пытающихся отдышаться ребят. — Сейчас десять минут отдыха, а потом — наша любимая полоса.

— Полоса стандарт? — Александр, вращая руками, старательно вентилировал легкие.

— Да, обычная, — подтвердил Влад. — Только без огневого рубежа и рукопашки.

— Ты молодец! — Парень, который попросил взять на прицеп девушку, подошел и с чувством пожал руку Александра. — Володя.

— Сашка.

— Теперь смотри. — Владимир показал на начало полосы. — Это так называемая детская полоса. Без рукопашки и огневого рубежа. Длина двести метров. Проблем особых нет, исключая время прохождения. Оно, как ты уже понял, зачетное для всей группы. Поэтому пойдем парами. Тот, кто слабее, впереди, второй на подстраховке. Ты как?

— Нормально. — Александр пожал плечами. — С непривычки немного тяжело было, потом вроде втянулся.

— Это хорошо. — Владимир кивнул. — Ленку сможешь подтащить? У вас вроде нормально получилось.

— Если она не против…

— Лена! — Парень окликнул обессиленно валяющуюся на земле девушку. — Вставай и подойди к нам. Нечего на земле валяться.

— Садист, — буркнула девушка, но, кряхтя, перевернулась на живот, встала и подошла.

— Вот он будет тебя подталкивать. Если уложитесь в сорок секунд, будет просто отлично.

— Так, Лена, — начал Александр, когда ребята отошли. — Я так понимаю, что у тебя с физухой проблемы?

— Временные, — нехотя проронила девушка.

— Ясно. — Сашка кивнул. — Тогда так. Дыши максимально глубоко, руки держи прижатыми к телу, кулаки плотно сжаты. Где можно, я буду рядом, где нельзя, буду позади.


Несмотря на опасения Александра, полосу прошли хорошо. Только пару раз Елене потребовалась помощь, а в остальном она вполне нормально справилась сама. Группа в целом уложилась в норматив и уже совсем с другим настроением пустилась в обратный путь. Тоже бегом, но уже в более спокойном темпе. Тренировка у отца Чена, пожилого китайца в такой же, как у всех наставников, черной рясе, была самой обычной, если не считать таковым преподавание ба-гуа в православном монастыре.

Под конец дня их снова собрал наставник.

— Ну что ж, — одобрительно кивнул он ребятам, — считайте, что групповой зачет вы сдали успешно. И новенький не подвел. Спортсмен?

— Да, — кивнул Сашка.

— Это хорошо. — Отец Александр обвел ребят взглядом. — Завтра с утра получаем оружие. Уже говорил много раз и еще повторю. Оружие — это не просто инструмент для убийства. Это часть вас. Относитесь к нему бережно, но не позволяйте ему командовать вами.


День закончился общей молитвой. Ребята встали в спальне — Сашку очень удивило, что мальчишки и девчонки спали в одной комнате, — и под руководством Взводного дружно прочли еще одну незнакомую пареньку молитву. После чего стали готовиться ко сну: то есть переодеваться, разбирать постели, болтать друг с дружкой — словом, делать все, что кому захотелось. Сашка, которому еще не указали его кровать, стоял в проходе между кроватями и спокойно ожидал. Он ни на секунду не сомневался, что его не обделят ложем и спать «на коврике у двери» ему не придется. Просто сейчас о нем еще не вспомнили…

— … Эй, Сашка! — Влад призывно махнул рукой. — Валяй сюда, чего стоишь, как не родной? Вон свободная площадка…

Он не успел закончить свою фразу и показать Сашке, где именно находится свободная кровать, как тот самый азиат, приветствовавший пополнение в команде «буйных», громко поинтересовался:

— Влад, а вам не жирно будет? Саша, двигай к нам. Вот свободное место.

— Да-а?! — обиженный девчачий голос. — А чего это нас опять притесняют?

Ленка, которая сегодня бегала на Сашкином «буксире», вышла в проход и с угрозой оглядела всю казарму. Связываться с ней явно никто не хотел, и она, тряхнув головой, беспрепятственно подхватила все невеликие пожитки паренька, увязанные в узелок из простого полотняного полотенца, и гордо прошествовала к тумбочке. Сноровисто рассовав по полочкам мыло, мочалку, зубную щетку с тюбиком «Жемчуга», она повернулась к оторопевшему Сашке:

— Вот это твоя тумбочка, а вот — твоя кровать. Согласен?

Сашка молча кивнул и сел на свое новое место. Он уже понял, что в этом отряде, видно, идет какая-то своя борьба и конкуренция между группами. В одной, скорее всего, верховодит Влад, хотя, может быть, и не только он, во второй — тот самый парень Загидулла, который имел отношение к «дурдому», а в третьей верховодит Ленка. Причем, если первые две группировки были у Александра под вопросом, то третья таковых не вызывала. Больно уж уверенно держалась его новая знакомая.

Он не успел додумать, что, собственно, ему делать теперь, как все та же Ленка хлопнула ладошкой по его плечу:

— Сейчас все равно всем в душ идти. Там и расскажешь: чем занимался, чем владеешь, как к нам попал. Пошли!

Вслед за Ленкой потянулась компания из уже знакомого Сашке здоровенного Николая, еще двух девчонок и семерых ребят. Отец Александр представлял их всех, но у Сашки как-то не отложились в голове их имена. Больно уж много событий обрушилось на него за этот день. Прихватив мочалку и мыло, Александр потопал за остальными.

Меньше всего Сашка ожидал того, что произошло дальше. В самой обычной раздевалке, какие только и бывают у душевых в спортивном зале или бассейне, Ленка остановилась и… нимало не смущаясь, стянула с себя ряску, под которой не оказалось ничего! Совсем НИЧЕГО! Кроме самой Ленки, разумеется.

Сашка обалдело уставился на происходящее. Не то чтобы он никогда не видел голых девчонок — несколько раз ему с компанией сверстников в спортивном лагере доводилось подглядывать в девчачью раздевалку, но вот чтобы так!..

— Ты что, одетым собираешься мыться или вообще раздумал? — поинтересовался здоровяк Николай, изрядно толкнув Сашку плечом. — Не стой столбом, а то сейчас набегут — потом хрен два очереди дождешься…

— Я… я… — Сашка проглотил слюну и выдохнул на пределе слышимости: — Мне надо…

— А, — понимающе кивнул Николай, — это направо. Во-он там…

Чувствуя, как у него пламенеют щеки и уши, Александр вылетел из раздевалки и помчался в направлении, указанном Николаем. Но там его ожидало новое испытание: в обыкновенной уборной мирно расположились какая-то мелкая девчонка и паренек, которые, сидя на унитазах друг напротив друга, спокойно переговаривались, обсуждая что-то…


…Я отступил и потряс головой. Видение не исчезло. Действительно, в уборной нет ни дверок, ни шторок. И раздевалка одна. Одна-единственная. Да что тут творится?!

— Ты чего, Сашк? — ко мне незаметно подошел Загидулла. — О чем задумался? О родителях, да?

— Слушай… — в этот момент мне было решительно все равно, что он обо мне подумает. — Слушай, Загид, у вас тут вообще чего делается?

— В смысле? — Загидулла непонимающе посмотрел на него.

— Слушай, тут у вас… девчонки… они вообще…

На лице Загидуллы отразилось понимание:

— Вот, Ленка — стерва какая! Зараза! Как кошка с мышью! Слушай, пойдем к отцу Александру, пусть он сделает что-нибудь! Пусть он ей скажет! Это ж нечестно: мы так никогда не выиграем! — с этими непонятными словами он схватил меня за руку и буквально поволок в комнатку-келью, которую занимал Взводный…


— …Отец Александр! — завопил Загидулла, влетая в келью.

Сашка болтался за ним, словно консервная банка, привязанная к хвосту собаки. Отец Александр встал из-за стола и внимательно посмотрел на ворвавшихся парней:

— Что случилось, отроки?

— Вот! — Загидулла выпихнул Сашку вперед. — Ленка его своим методом обрабатывает! Вы скажите ей, отче, что ведь ее этому против врагов учат, а не против своих! А то она… — Загидулла запнулся, подбирая слово, но тут же продолжил: — Она — легкомысленная особа! — уже на Сашке мастерство свое показывает! А он, между прочим, должен был в нашу группу войти, а то нас и так — меньше всех! А он — сразу видно — спортсмен, и кровь чистая, и вообще…

Отец Александр жестом прервал горячие излияния Загидуллы и внимательно посмотрел на Сашку. Затем произнес:

— Ты, сыне, ступай, а ты, отрок Александр, останься.

Загидулла мгновенно исчез из кельи. Отец Александр поманил к себе Сашку:

— Ну, рассказывай: что там у тебя с Еленой произошло?

Поминутно запинаясь и путаясь в словах, Сашка через пень-колоду сумел наконец рассказать, что именно с ним произошло. Отец Александр молча дослушал до конца, а потом неожиданно беззвучно рассмеялся. Отсмеявшись, он привлек Сашку еще ближе к себе и неожиданно приобнял:

— Слушай, парень, слушай и запоминай. Если решишь остаться с нами, тебе предстоит много сражаться. Много и тяжело. Потому что если не вы, то никто другой не сможет победить ЭТОГО врага. А он силен. И не только силен. Он умен, хитер и коварен. И пойдет на любые ухищрения, дабы ослабить тебя в бою. И красотой женской прельстит, и деньгами, властью поманит. И месть предложит, и покорность — все, только бы ты — именно ты сказал: да ладно, пусть его! Пусть другие, но не я!

Сашка во все глаза смотрел на отца Александра. Лицо священника прояснилось, глаза горели, а речь была точной, емкой, меткой…

— Для того мы и учим вас здесь так, чтобы привыкли вы и к виду красоты, и к наслаждениям, и к власти. И к страданиям, к тягостям, к бедам тоже вас приучаем, чтобы не испугались. Оттого и заведено здесь, что мальчики и девочки вместе живут и привыкают друг дружку видеть во всех видах. Коли что меж вами случится — этот грех всем заранее отпущен. Но только пусть случится это не по прихоти, не по пустому любопытству, а по тому огню, что в сердце человеческое Он вложил!..

Отец Александр рассказывал еще долго. О порядке в спальне, о правилах монастыря, который носил имя святого Дмитрия Донского, о правилах соревнования между группами в отряде — отец Александр называл их «звенья» — и еще о многом, многом, многом…


…Когда я наконец вернулся в спальню, половина отряда уже спала. Бесшумно подошел к своей тумбочке, выгреб из нее все пожитки и уже собирался было перейти в звено Загидуллы, как вдруг с соседней кровати, стоявшей вплотную к моей, поднялась голова. Ленка!..

— Чего, Саш, не хочешь больше меня на буксире таскать? — Она приподнялась на локте, и совсем рядом с собой я увидел ее большие серо-зеленые глаза. — И правильно. — Она вздохнула. — Тебя вон какая дорога ждет — чистая кровь! А мы что?

— Лен, да я…

— Да уж вижу, что ты. — Она вдруг обхватила меня за руку и слегка погладила ладошкой. — Беги уж, храбрый витязь.

Когда я ложился в кровать, то обнаружил, что Ленка бесцеремонно заграбастала половину моей подушки. Пристраиваясь на оставшемся мне краешке, я сделал пометку в памяти: уточнить у Загидуллы, чему ее там обучают?..


…Утро началось с молитвы. Потом была зарядка, что не было таким уж радостным событием: на улице моросил мелкий, паскудный дождик. Впрочем, промокли бы ребята в любом случае. Пятикилометровый кросс, сотня отжиманий, десяток комплексов на растяжку — этого для промокания насквозь было вполне достаточно. А так ребята после зарядки аж «дымились» — так исходили паром влажные рясы.

После зарядки последовали «водные процедуры» — «купание», если, конечно, так можно было назвать десятикратное переплывание туда-обратно длинного, похожего на противотанковый ров пруда. Переплывали пруд нагишом — купальников и плавок тут не существовало. Сашка, сперва пялившийся на обнаженные девичьи тела, очень быстро понял всю пагубность такого времяпрепровождения — он был в последней пятерке вылезших из воды, которая, в наказание, должна была обежать вокруг пруда.

На завтрак новоявленный послушник явился совершенно измотанным, а потому совершенно не хотел есть. Но Ленка потребовала, чтобы он ел, как все, а здоровяки Николай и похожий на него, точно брат-близнец, Анатолий спокойно и доброжелательно сообщили ему, что если он немедленно не возьмется за ложку, то они, так уж и быть, покормят его. Как маленького. Как миленького…

После завтрака отряд легкой трусцой двинулся в глубь монастыря и быстро оказался возле длинного низкого строения с мощными воротами и узенькими бойницами-продухами в толстенных стенах из потемневшего от времени бетона. Только сейчас Сашка вспомнил: отец Александр обещал, что с утра они получат оружие…

Отец Александр собирался постучать в ворота, но в этот момент они отворились и навстречу ребятам вышел пожилой, очень пожилой монах в длинном плаще с капюшоном, закрывавшим все лицо.

— Отец ризничий, благословите, — поклонился Взводный.

И тут же разноголосый ребячий хор откликнулся, точно эхо в горах:

— Благословите, отец ризничий.

Монах поднял руку и широко перекрестил всех. Затем тихим, но удивительно ясным голосом произнес:

— Взойдите, воинство Господнее. Ожидают вас, — и посторонился, освобождая проход.

Вслед за отцом Александром отряд вошел под своды непонятного здания. Шаги гулко отдались в длинном тоннеле, который шел с заметным уклоном все вниз и вниз. Вбок отходили двери, но были ли они заперты или нет — Сашка так и не узнал. Взводный уверенно вел их в глубину казавшегося бесконечным подземелья.

Внезапно стены раздались, потолок убежал вверх, и ребята очутились в широком и просторном помещении, больше всего похожем на склад. Да это и был склад, хотя на военном языке такой склад называют арсеналом. На бесчисленных стеллажах стояли ящики — маленькие, побольше и просто огромные, в тусклом свете мутных светильников маслянисто поблескивали стволы, клинки, а кое-где лежали матовые, похожие на чудовищные рыбины то ли ракеты, то ли торпеды…

Ребята завороженно смотрели на это изобилие, просто-таки фонтан смерти — сжатой, точно пружина, свернувшейся, словно змея перед броском, затаившейся, будто кинжал убийцы…

— Здравствуйте, отец Александр! — Громкий отчетливый, даже как будто веселый голос. — И вы, молодые, здравствуйте.

И тут же, словно вторя этому бодрому голосу, с двух сторон раздались такие же приветствия.

Сашка завертел головой. С трех сторон к отряду подходили трое мужчин в рясах, словно у отца Александра, но по внешнему виду — уж никак не священники! Особенно это касалось того, что шел слева: невысокий крепыш со странными усиками на скуластом азиатском — куда более азиатском, чем у Загидуллы, — лице, со странной прической на голове и походкой, больше всего напоминающей крадущегося тигра. Впрочем, остальные были тоже весьма примечательны на вид: кряжистый мужчина, далеко не молодого возраста с окладистой седоватой бородой и коротко остриженными волосами, и второй, помоложе, двигающийся с ленивой грацией большого хищника из отряда кошачьих.

— Вот, — поднял руку отец Александр. — Это — ваши наставники. Брат Федор. — Кряжистый бородач сделал шаг вперед. — Брат Теруо, — шагнул вперед азиат. — Брат Касьян, — шагнул вперед, точно выплыл, третий. — Их слово — мое слово, а мое слово…

— Это закон! — откликнулся хором отряд…

— Вот и ладно. — Он оглянулся. — Брат Касьян…

Седой, словно лунь, сухощавый и собранный, будто взведенная пружина, Касьян шагнул вперед.

— Сейчас мы с вами будем подбирать ваше первое оружие. Несмотря на то что выбор, как вы сами видели, довольно велик, я все же позволю себе дать несколько рекомендаций. Первое оружие должно быть простым. Вам его холить и лелеять, а также сдавать все нормативы. Это еще означает, что оно должно быть вам по руке, и не ломать ее при отдаче. Еще оно должно быть легким. Вам ведь с ним теперь не только бегать, но и вообще некоторое время жить. Для начала я рекомендую вот этот револьвер.

Касьян поднял правую руку с револьвером:

— Это классический наган офицерского типа. Это означает, что… Кстати, кто знает, что это означает?

— УСМ двойного действия, — солидно произнес Владимир.

— Правильно. — Бородач усмехнулся. — Для тех, кто не в курсе, поясню разницу на конкретном примере. — Он поднял левую руку, в которой был зажат точно такой же с виду револьвер.

— Офицерский делает так. — Касьян нажал на спусковой крючок, и раздался сухой щелчок бойка. — Обычный же наган нужно перед каждым выстрелом взводить вот так. — Он взвел большим пальцем собачку ударника. — Только после этого можно стрелять. Почему именно наган. — Касьян внимательно обвел взглядом всех присутствующих. — Если у вас случилась осечка, то достаточно нажать крючок еще раз, и оружие выстрелит. Если он побывает в грязи, привести его в боеготовое состояние можно с помощью кусочка тряпки и веточки. Но у него есть и отрицательные стороны — всего семь патронов и он довольно велик. Еще могу посоветовать «вальтер» ППК, это уже довольно сложное оружие. Оно требует тщательного ухода, и если такового не будет, может вас запросто подвести. Но он легкий, маленький и с приемлемой отдачей. После того как вы выберете себе пистолет, вы получите автомат и специальное снаряжение. Еще раз повторю. Вам с этим бегать, прыгать и сдавать все нормативы. Взять вы можете хоть «кольт» сорок четвертого калибра. Но, по моему опыту, лучше бы вам ограничиться револьвером…

Порядок получения оружия следующий. Подходите вот к этому столу и щупаете, трогаете, щелкаете, пока не надоест или пока не определитесь. Потом подходите ко мне или к братьям и говорите, что вы выбрали. Получаете оружие, инструкцию по обслуживанию, ветошь, масло и идете его чистить. Как почистите, снова подходите ко мне, и мы идем в наш тир. Будем проверять, насколько вы не ошиблись в выборе. Скажу сразу. Такое бывает сплошь и рядом. Можно, конечно, напрячься и научиться стрелять из всего чего угодно, но лучше начинать с того, что вам подходит. Впоследствии, когда разберетесь в способах стрельбы и прочих тонкостях, вы, возможно, поменяете оружие…


Из всего, что перечислил брат Касьян, мне был знаком и наган, в основном по фильмам о Гражданской, и «вальтер». Один приятель, у которого отец был «черным археологом», показывал. Переждав суету у стола, на котором грудой лежало оружие, я взял маленький аккуратный «ППК» и взвесил в руке. Лежал он словно влитой. А вот наган не понравился. Было в нем что-то неприятное. Я уже собирался подойти к одному из наших новых преподавателей, как меня остановила Ленка.

— Подожди. — Она вынула «вальтер» из моей руки и подвела к Касьяну.

— А можно нам другое оружие?

С совершенно серьезным лицом брат посмотрел ей в глаза:

— Хочешь чего-то конкретное?

— Да, — кивнула Ленка. — Ему «ГэШа восемнадцать», а мне «Пэ девяносто шестой».

— Запросто, — кивнул брат. — Только учти, отдача у «восемнадцатого» довольно серьезная и твоему парню придется долго привыкать.

Я с уверенным видом качнул головой, словно мне вообще все было нипочем: — Привыкну.

Он в ответ кивнул и, развернувшись, пошел куда-то в глубь помещения.

— Ты уверена? — Я внимательно посмотрел Ленке в глаза.

— Я-то уверена. — Наглая девчонка ухмыльнулась. — А вот ты?

— А я, если честно, совсем нет, — вздохнул я. — Вот вынесет брат Касьян транклюкатор весом в сто кило, и как я с ним буду бегать?

— Не боись. — Она дернула меня за рукав. — Я этот «Грязев — Шипунов» раз двести разбирала-собирала. Нормально все. А из «девяносто шестого» аж штук сто патронов сожгла.

— А остальные как?

— Остальным я уже сказала. — Она мотнула головой. — Мальчишки, кто покрепче, пусть берут «глоки тридцать третьи», а девчонки — «глок семнадцать». Нам же через неделю первый зачет сдавать. Нельзя облажаться.

— А нам зачем другое?

— Тебе, потому что тебя проще один раз научить, чем потом переучивать, а мне, потому что я «девяносто шестой» знаю как свои пять пальцев!

К слову сказать, кроме нас с Леной, были еще несколько таких умных. Павел из первого звена попросил какой-то «чезет семьдесят пятый», а Володя — «стечкин», но мне было уже не до других, потому как брат Касьян вынес целую кучу разного «железа». Вывалив принесенное на свободный стол, он сразу отложил в сторону два пистолета. Поскольку Ленка сразу схватила тот, что поменьше, у меня не осталось выбора. Скажу сразу, оружие мне понравилось с первого взгляда. Было в нем что-то хищное и даже на первый взгляд смертельно опасное. Гладкие, зализанные бока, обрезиненная рукоятка…

Словно слепой, я ощупывал свое первое оружие и даже попытался взвести затвор, как видел в одном из фильмов, но с первого раза мне это не удалось. Пружина неожиданно оказалась довольно тугой.

Увидев мои трудности, наставник пояснил:

— Можно сделать пружину более мягкой, но тогда надежность выстрела упадет. Так что придется тебе тренировать руки.

Кобура, запасные магазины, принадлежности для чистки и разгрузка, все было аккуратно внесено в ведомость, под которой я расписался, и побрел к выходу.

— Ох, чувствую я, втравила ты меня в серьезный загон.

Ленка, пыхтевшая за правым плечом, лишь огрызнулась:

— Не бухти. Потом спасибо скажешь.


Обучение новым предметам началось с утюга. Всем послушникам раздали чугунные утюги, мальчикам побольше, девочкам поменьше, и заставили держать на вытянутой руке. Больше двух минут не выдержал никто. Потом поменяли руку и продолжили. Когда уже руки, казалось, были готовы отвалиться от тела, усадили в класс и начали читать основы баллистики и оружейного дела. Потом сборка-разборка оружия, чистка и вновь утюги. К концу дня у ребят едва хватило сил раздеться, а на следующий день все повторилось сначала.

Третий день ознаменовался пробежкой до полигона в полной боевой. Это означало с «АКС», пистолетом и боезапасом. Первые стрельбы Сашка запомнил плохо. Только болезненная отдача в истерзанную тренировками руку и хмурое лицо отца Александра, считавшего попадания по мишеням. Но постепенно дела налаживались. То ли тренировки дали эффект, то ли привычка. Пистолет уже не плясал в руке после каждого выстрела, а пули ложились все точнее и точнее.

К этому времени подтянулись и другие наставники, представленные на оружейном складе. Пожилой японец, с неподвижными глазами кобры, казалось, делал все, чтобы доконать послушников своими тренировками. Сашка, не без основания считавший себя если не знатоком, то уж как минимум не новичком в рукопашном бое и бое на оружии, был просто потрясен уровнем того и другого у брата Теруо — немногословного японца, и сыплющего прибаутками отца Федора. Занятие они всегда вели вдвоем, как-то ухитряясь сочетать русский ножевой бой и японскую классику. За две недели занятий Сашка узнал о рукопашке больше, чем за все предыдущие пять лет. Возможно, потому, что его новым педагогам было наплевать на церемонии и красоту стиля. Их учили убивать. Просто, эффективно и с минимальными затратами.

Неожиданно за Сашку особым образом принялся Теруо, что-то разглядев в еще угловатом подростке. Для послушника это означало лишь то, что спать он стал в итоге на два часа меньше и частенько приходил, когда в казарме уже царила мертвая тишина. При таком режиме ничего удивительного не было в том, что день, когда весь взвод занимался хозяйственными работами, считался выходным и отдыхательным.

Но еще удивительнее было то, что Ленка, которая тяжело бегала, а рукопашный бой тихо ненавидела, оказалась прирожденным стрелком. Она, совершенно не напрягаясь, укладывала из своего пистолета всю обойму, не выходя за круг девятки. Часто она заставляла Сашку делать какие-то странные упражнения, добиваясь одной ей понятных результатов.

Сашка же в свою очередь пытался если не привить любовь к схваткам без оружия, то хотя бы сделать так, чтобы Лена перестала шарахаться от этой науки, как лошадь от волка.

— Пойми, это как танец. — Сашка взял девушку за руки и потряс. — Расслабь руки. Они так никогда не будут двигаться плавно и быстро. И дыхание. Все должно быть в такт. Не пытайся выстроить этот ритм. Тело само найдет его, если ты только позволишь…

Он утвердительно кивнул:

— Давай сначала. Шаг, удар, рука вниз, поворот, удар, разворот, зачерпываем воду, сжимаем воздух… поворот, уход вниз, хвост дракона. Стоп! Почему перестала дышать?

Раскрасневшаяся Лена потрясенно рассматривала свои руки.

— Обалдеть! Мне показалось, что воздух сам несет их.

— Все правильно. — Сашка улыбнулся. — Так и должно быть. Только дышать не переставай. Точнее просто попробуй дышать в такт рукам. Это пока самое простое и правильное.

Как-то само собой получилось так, что сначала некоторые, а затем все остальные начали просыпаться до подъема и после короткой пробежки заниматься в скверике за казармой. Кто-то разучивал движения ножевого боя с деревянной щепочкой, кто-то, встав парами, занимался спаррингом, а кто-то просто читал, готовясь к очередному зачету, поскольку обычных школьных предметов никто не отменял, только требовали их гораздо строже, чем в нормальной школе. От всех этих премудростей нередко пухла голова, но в группе всегда находился тот, кто внятно и спокойно пояснял все непонятные места.


Прошло лето, и первые листья полетели с деревьев на пока еще зеленую траву и дорожки монастыря, добавляя послушникам проблем. Сашка уже давно влился в дружный коллектив взвода, как он назвал для себя, «военно-церковного училища». Полагая, что это в любом случае лучше, чем психушка или улица, он не забивал голову проблемами, а изо всех сил налегал на учебу. Он уже легко отжимался сто раз и мог пробежать десять километров с пятнадцатикилограммовым грузом.

Нелюбимые раньше химия и математика вдруг в изложении Виктории Францевны, подтянутой, стройной немки с вытянутым скуластым лицом и хвостиком соломенно-желтых волос, оказались интересными и вполне понятными предметами. Тем более что Сашка смутно подозревал: в обычной школе на контрольных не предлагается рассчитывать угол сноса облака при газовой атаке или время подлета минометных мин и площадь рассеивания осколков, а на лабораторных работах не требуют получить взрывчатку из подручных средств.

Кроме этого, Виктория Шлиффен преподавала еще немецкий язык, что было вполне понятно, но и арабский с китайским, что уже было довольно странно.

Физику вел сам отец Сергий, а историю — отец Александр, рассказывая иногда уморительные случаи с историческими личностями с такими подробностями, словно сам был их свидетелем. Хотя это было не самым интересным. Самым интересным было то, что многим историческим событиям отец Александр давал совершенно непонятные объяснения. Так, рассказывая о Ливонской войне, он пояснял неудачи русских войск тем, что опричники из «черной тысячи» не разглядели в Марии Темрюковне типичную дию пэрие,[1] которая и вызвала своими действиями ослабление русской армии. Да еще и Стефан Баторий, будучи родом из Трансильвании, включил в свое войско натуральных луп-гарро[2] и вампиров. Причины неудач Наполеона в Отечественной войне двенадцатого года отец Александр объяснял в том числе и тем, что в сражении под Смоленском специально обученными людьми был убит грант,[3] который помогал французскому императору. И тому подобное…

Иногда Сашка задавал себе вопрос: к сражениям с какими врагами их готовят? Если бойца учат стрелять на малейший шорох, на запах, на легкое дуновение воздуха, которое производит в темной комнате движущийся объект; если в комплекс подготовки входит владение японской катаной и казачьей шашкой, турецким ятаганом и малайским крисом, европейской рапирой и двуручным мечом, стилетом и непальским кукри; если на занятиях рукопашным боем учат наносить такие удары, которые бесполезны в схватке с обычным человеком, — то кто же враг? А если еще учесть, что их учат, как намолить патроны или освятить клинок, если их постоянно терзают молитвами на изгнание бесов, то… Ответ, который напрашивался, был настолько чудовищен, настолько не укладывался в сознании паренька, что Александр старался не думать над этим вопросом. Или хотя бы думать поменьше…

— Даю вводную. — Брат Касьян словно бы вцепился своими колючими глазами в ребят. — В спальне на кровати лежит девушка. Ну, вот, к примеру, Елена. Рядом с ней — враг. Еще двое врагов находятся за дверью. Дверь самая обычная, но…

Что «но», наставник не объяснил, но его подопечные уж и сами знали: древесина, а того хуже — пластик могут изрядно менять траекторию полета пули. Обычная плоская доска — не так сильно, но вот если на двери разные финтифлюшки и накладки — пуля летит, точно ворона, которой плеснули под хвост скипидара…

— Ваша задача — обезвредить противников за девяносто секунд. Каждый пораженный манекен — сто баллов. «Ваньку» в постели можете не трогать.

Разумеется, никто не собирался показывать послушникам, где именно в комнате стоит кровать, а где расположена дверь. Брат Касьян уже собирался уйти в темноту с двумя «ваньками» — манекенами, которые иногда используются при занятиях борьбой, как вдруг Ленка спросила:

— А я?

— Что ты? — удивился наставник.

— Ну, я же должна быть, — она смущенно хихикнула, — в постели, с этим… Я что, ничего не делаю?

— Нет, — согласился Касьян, — ничего не делаешь. Можно считать, что девушку захватили в плен.

— И что? — тут же потребовала уточнения Ленка. — Ну, захватили меня и что? Усыпили?

— Ну-у… — Касьян задумался. — Нет, не усыпили, но сковали. Обездвижили.

— И ноги тоже? Так ему же неудобно будет…

Брат Касьян пристально посмотрел на Ленку: не издевается ли над ним дерзкая девчонка. Но Ленка смотрела на него честным и открытым взглядом широко распахнутых глаз. Такой взгляд не мог лгать, и наставник заинтересованно спросил:

— Хорошо, и что же ты предлагаешь?

Ленка ждала этого вопроса и тут же затараторила:

— Значит, я в постели с врагом. Пусть руки скованы, пусть даже прикованы к чему-то, но ведь я могу помочь. Хоть чем-то, — и незаметно подмигнула Сашке.

Сашка не понял, что Ленка — старшая в их звене — хочет ему сказать, но тут Касьян отрицательно мотнул головой:

— Нет. К такому вы еще не готовы. Почти наверняка тебе достанется…

— А вот и нет! Пусть Сашка пойдет — мы с ним в паре здорово работаем.

Брат Касьян с сомнением посмотрел на Сашку, которого от услышанного бросило в жар.

— М-да? Ну, пожалуй… Так, значит, работает пара Журавлев — Лодыгина. — Он помолчал, а потом с сомнением произнес: — Лишние сто баллов… Если вы, ребята, управитесь — торт ваш…

Торт — огромный тортище — лучшее звено получало к воскресному чаю. Правда, торт был таких исполинских размеров, что хватало всем — и победителям, и проигравшим. Но по заведенному обычаю, торт был самой желанной наградой для послушников. Да и победители могли рассчитывать на добавку, а вот проигравшие получали только по куску…


…Я заставил себя собраться, глубоко вдохнул и вошел в непроглядную тьму коридора. Где-то там, впереди, — дверь, за которой комната. В комнате стоит кровать, а на кровати — Ленка со скованными наручниками руками и «ванька». И стоит мне не то что выстрелить, а издать хоть слабейший звук, как откроется еще одна дверь, меня начнут слепить яркими фонарями и появятся еще два манекена-мишени. И на все про все у меня девяносто секунд.

Пистолет словно сросся с рукой. Я уже давно научился стрелять не целясь, а словно показывая пальцем в направлении цели. Да и стрелять в абсолютной темноте тоже для меня не ново. Но вот Ленка…

В сознание вползла подленькая мыслишка: «А вдруг ты ее зацепишь? А вдруг не просто зацепишь, а?..» Ладони моментально вспотели, во рту стало сухо, а в горле запершило так, что я едва не закашлялся. Так, успокойся! Успокойся, я сказал! Как там учил Теруо? Путь самурая обретается в смерти. Поистине, нет ничего, кроме единственной задачи текущего момента. Вся жизнь человека — это последовательность отдельных моментов, перетекающих друг в друга. Если человек полностью осознает текущий момент, больше ему ничего делать не нужно и не к чему больше стремиться. Живи, сохраняя верность единственной цели момента. Вот и будь верен одной цели…

Рука натыкается на ручку двери. Еще один глубокий вдох. «В пределах одного вздоха, где нет места ошибке, проходит Путь». Начали…

Бесшумно открылась дверь. Темнота была словно осязаема, но я словно бы увидел, как Ленка извернулась на постели, стоящей в углу комнаты и ногами подбросила вверх «ваньку». Выстрел, бросок… дверь распахнулась там, где я и ожидал… Выстрел, еще один, еще, еще…

— Ленка, ты живая? — Вопрос на грани слышимости, одними губами.

И такой же ответ:

— Живая… Помоги руки освободить…

В три шага я оказываюсь у кровати, по легкому дуновению определяю положение своей напарницы. Так, наручники…

Включился неяркий красный свет, и в комнату вошел Касьян. Оглядел манекен, лежащий рядом с кроватью, которому пуля снесла половину «головы», остальные два, лежащие возле двери, каждый из которых схлопотал по две пули — в «грудь» и в «горло»…

— Ну, ребята, порадовали. — Его лицо расплывается в широкой улыбке, отчего делается просто страшным. Как если бы улыбнулся тигр…

— Так, зачет. Пара Журавлев — Лодыгина приносят своей команде воскресный торт. А ну-ка, воин, поди-ка сюда…

Я подхожу к нему. Знаю — зачем, поэтому молча протягиваю руки перед собой. Брат Касьян ставит мне на ногти больших пальцев по патрону и смотрит, не качаются ли они. Ну, вот это уж нет! Патроны стоят как вкопанные.

— Молодец! — Еще одна широкая улыбка тигра-людоеда. — Первая пара — свободны, остальные работают по манекенам…


Сашка сидел и чистил свой пистолет. Рядом тем же самым занималась Ленка. Внезапно она придвинулась поближе:

— А ты совсем-совсем не боялся? — спросила она вкрадчиво. — А если бы ты в меня попал?

— Нет, — коротко ответил Сашка. — Я не мог в тебя попасть.

— Почему? Это ведь не просто так, правда?

Ее глаза вдруг оказались прямо перед его лицом, и он буквально ощутил этот взгляд — ласковый, зовущий, обещающий…

— Это потому, что ты боишься меня огорчить, обидеть, ведь так?

Объяснять девчонке принципы бусидо[4] Сашка не собирался, а потому почел за лучшее кивнуть.

Ленка отложила в сторону пистолет и, обняв, повлекла его к себе…

…Брат Теруо следил за тем, как Сашка рубит катаной тонкую струйку воды. Раз за разом стальная полоса проходила сквозь прозрачную влагу, и раз за разом в сторону отлетала маленькая, почти незаметная капля. Но Сашка ее замечал, морщился и повторял все снова. Взмах, взмах, взмах…

— Не так. — Голос Теруо был, как всегда, почти лишен интонаций. — Вот смотри…

В его руках оказался тонкий прутик. Наставник сделал короткое движение кистью, и на Сашкиной руке появилась красная полоска.

— Собрался?

Сашка знал, что будет, если он ответит «нет», но понимал: если он скажет «да» и не сумеет выполнить задание, Теруо просто станет меньше уважать его. А уважение наставника стоило физической боли…

— Нет, брат Теруо…

Снова свистит лоза, и на руке появляется новая красная полоска.

— Смотри не глазами — смотри духом! У тебя есть все, чтобы сделать это движение!

Новая красная полоса…

— Понял?!

— Не знаю…

Свист лозы.

Взмах меча. Серебро клинка режет серебро струи и уходит прочь без капель. Сухое…

— Рубя мечом — стань мечом. Посылая пулю — стань пулей. В бою с противником — стань им, стань им и выше его. Лишь этот путь приведет тебя к победе!

Сашка вновь рубит воду, и вновь все получается так, как и должно. Теруо делает жест, приказывая окончить. Затем спокойно усаживается рядом с текущей из стального крана струйкой, подставляет под нее маленький закопченный котелок.

— Мы будем пить чай, и ты спросишь меня о том, о чем хочешь спросить…


…Чашку с чаем надо брать кончиками пальцев, чтобы показать, как полно налил вам хозяин. Этому меня учил еще тот, прежний наставник, в другой, прежней жизни. Теруо наливает мне чуть больше половины чашки, слегка улыбается и садится напротив меня.

— Беседа двух воинов подобна солнечному лучу зимой. Он светит и радует, но не горячит и не утомляет.

— Наставник…

Но Теруо останавливает меня:

— Воин должен быть почтителен к старшему, но не должен унижать себя, будучи равным среди равных.

— Брат Теруо… Женщина, она… Ленка…

Он внимательно смотрит на меня:

— Так это была Елена? Я понял, что ты был с женщиной. — И, предваряя мой вопрос, слегка улыбается: — Ты пахнешь по-другому. Мужчиной. Да, женщина может вывести воина из равновесия. А знаешь, почему?

— Нет.

— Знаешь ли ты форму разума и форму женщины?

Иногда мне кажется, что Теруо издевается надо мной. Какая форма может быть у разума?

— Не знаешь. А между тем разум имеет четыре угла и не будет двигаться даже в случае смертельной опасности. Женщина же кругла. О ней можно сказать также, что она не ведает различия между добром и злом, между хорошим и плохим и может закатиться куда угодно.

Вот так. Вроде бы ничего не понятно, но ведь все ясно. Ленка, Ленка…

— Скажи мне, — Теруо смотрит на меня поверх чашки, — ты ее любишь? А она тебя?

— Не знаю… Люблю…

— А знаешь ли ты, что любовь черпает свою силу из смерти. Человек должен умереть за свою любовь, и поэтому смерть очищает любовь и делает ее трепетной. Это — идеальная любовь. Идеал любви — тайная любовь…

Мой прежний наставник никогда не говорил со мной об этом. Наверное, он считал, что я слишком мал…

— У мужчин должна быть возможность удовлетворять плотские желания. Без этого подлинная любовь невозможна. В этом трагическая сторона мужской физиологии. Ты не должен стыдиться этого. Но это не должно расслаблять тебя.

Теруо смотрит на меня долгим, очень долгим взглядом и вдруг одним движением встает. Словно вода потекла вверх…

— Если это добавит тебе уверенности, то я скажу так: если бы я имел дочь, то выдал бы ее за тебя и благодарил бы судьбу за то, что она послала мне такого сына.


Сашка уже забыл, как он жил до этой странной «военно-приходской школы». Лишь иногда, очень-очень редко, во сне он видел родителей, свой прежний дом, школу… Тогда становилось так сладко, так тепло… Но потом обязательно появлялась тетка и ее высохший, точно скелет, муж. И все обрывалось. Он вздрагивал и просыпался. Иногда негромко вскрикивал. Тогда Ленка, спавшая рядом, не просыпаясь, тихонько гладила его по плечу и, повинуясь материнскому инстинкту, старалась укрыть его потеплее и прижаться к нему покрепче. И он снова проваливался в сон — уже в другой, в котором были полоса препятствий, тир, фехтование и наставники…

Дни же были так плотно заполнены, что времени на размышления или воспоминания не оставалось. Зарядка, завтрак, тренировки, занятия по школьной программе, уроки по Закону Божьему, снова тренировки — рукопашный бой или фехтование, обед, кросс, тренировки… А если между обедом и ужином выпадало хотя бы несколько свободных минут, то все топали к малышам — несколько групп в этом странном учебном заведении были укомплектованы совсем маленькими учениками — шести-семилетнего возраста, хотя встречались даже пятилетние.

С одним из таких вот пятилеток у Сашки завязались очень теплые отношения. Малец с редким именем Гаврила — Гаврик искренне считал Александра чем-то средним между отцом и старшим братом. Сашка помогал маленькому Гаврику во всем, с чем только малыш сталкивался в этой странной школе: помогал латать порванную ряску, старательно гонял Гаврика по букварю, страховал возле турника, учил плавать — да мало ли найдется повседневных дел, с которыми так трудно управиться, если тебе всего пять и некому вытирать тебе нос?

Общение с малышами было вроде бы делом обязательным, так сказать, программным, но очень скоро для многих ребят постарше превратилось из обязанности в удовольствие. Ну, кому из мальчишек или девчонок не захочется почувствовать себя самым умным, самым сильным, самым умелым, самым знающим? Особенно млели девчонки, для которых возня с малышами превращалась во что-то вроде игры в «дочки-матери», только с живыми куклами.

Вот и сейчас Сашка и Ленка торопились к «своим» малышам: Гаврику и его шестилетней подружке Насте. Как и полагается примерным старшим брату и сестре, они несли гостинцы: у Сашки в кармане лежали сэкономленные со вчерашнего ужина две шоколадные конфеты, а Ленка тащила завязанные в платок четыре крупные сливы-венгерки, добытые ей одной ведомым способом.

— Саша, а все-таки хорошо, что они у нас есть, — выдохнула на бегу Ленка.

Почти всегда ребята перемещались по территории бегом. Не потому, что их заставляли, просто времени было так мало, а дел — так много…

— Ага, — коротко согласился Сашка, не сбивая темпа. — У меня вон никого не осталось…

Тут он вспомнил тетку с мужем и пожалел, что невольно соврал, но уверенно закончил:

— А Гаврюшка мне — как брат. Младший. Братьев у меня не было. Да и сестер — тоже…

— Да. — Ленка поравнялась с ним, и теперь они бежали бок о бок. — А Настена мне — прямо дочка. Я иногда…

На этом месте она, по примеру Шахерезады, «прекратила дозволенные речи», потому что навстречу им вылетели и с радостным визгом помчались два полуголых чумазых дикаря. А еще через мгновение они уже теребили своих старших товарищей, требуя рассказать, объяснить, послушать, посоветовать, посмотреть, показать… Минут двадцать Сашка не мог думать ни о чем, кроме Гаврика и его болтовни. Как вдруг…

— Сашка… Ну, Сашка… — пропыхтел Гаврик, не оставляя бесплодных попыток достать Александра веткой, которой он размахивал на манер катаны. — Ну чего ты так скачешь? Так нечестно! Нам сестра Бронислава говорила, что те, которые крупные, не такие быстрые!

— Какие еще «которые»? — Сашка снова откачнулся в сторону и мягко отвел ладонью ветку, нацелившуюся было ему в лицо.

— Ну, нечистые, — пояснил Гаврик и попытался достать «старшего братика» в прыжке опять, впрочем, безуспешно. — Она говорит, что быстрые у них только оборотни. Но их нужно вдвоем…

— Не обязательно, — вмешалась неожиданно Ленка. — Их, если надо, и перестрелять можно. Против серебряных пуль, особенно намоленных или освященных, у них защиты нет…

От услышанного Сашка чуть было не пропустил удар, которым Гаврик намерился поразить его ухо. Он отскочил в сторону и поднял руку, показывая малышу, что схватка окончена.

— Гаврик, а что вам еще сестра Бронислава говорила? — напряженно поинтересовался он.

Сестру Брониславу, высокую, спокойную женщину лет тридцати, обладательницу тяжелой косы и тяжелой руки, уважали. Иногда она появлялась на тренировочной площадке или на стрельбище, одна или вместе со своими питомцами, и демонстрировала подросткам-послушникам свое умение. Однажды она показала класс самозащиты, когда трое послушников и двое наставников целых десять минут ничего не могли сделать с вертящейся волчком, перемещающейся с быстротой молнии и наносящей невероятные удары из немыслимых положений фурией в женском обличье.

— Ну-у… — Гаврик одним прыжком оказался на ветке старой яблони и теперь висел вниз головой, зацепившись согнутыми ногами. — Ну, она говорила, что, когда мы вырастем, нас ждут сражения с единственными… не — с естественными врагами человека. Вот.

Он ловко, точно обезьяна, перескочил с ветки на ветку и теперь завис так, что его глаза оказались прямо напротив глаз Александра.

— А еще она сказала, что мы, хоть и маленькие, можем не очень бояться большой нечисти. Потому что те, кто большие, те неповоротливые. Вот только оборотни… Сашка, а ты ушами шевелить умеешь?..

Сашке очень хотелось обдумать услышанное, но Гаврик требовал внимания, да и Настя тоже, поскольку у Ленки опять были «эти дни», и тяжести ей таскать не рекомендовалось. Поэтому пареньку приходилось отдуваться за двоих. Следующие двадцать минут он увлеченно возился с малышами и под конец, поддавшись им, растянулся на желтой осенней траве. Гаврик и Настя радостно завопили и заплясали вокруг поверженного Сашки, словно каннибалы вокруг намечающегося обеда. Они были готовы продолжить возню, но тут как раз появилась сестра Бронислава и позвала малышей полдничать.

Сашка прыжком поднялся на ноги и подошел к Ленке:

— Слушай, Лен, а это все серьезно?

— Что — серьезно? — Ленка задумчиво смотрела вслед уходящим малышам. — А-а, ты об этом? Конечно…

Она мечтательно зажмурилась, потянулась…

— Знаешь, я тоже об этом подумала. Вот лет через… — Она запнулась, но тут же продолжила: — Неважно, через сколько, у тебя могут быть такие же. Представляешь? Вот не Гаврик и Настя, а… ну, например, Сашка и Ленка, а? Я же вижу, ты тоже любишь с детьми возиться, даже с чужими, а уж со своими…

Сашка непонимающе смотрел на нее, а она уже дала волю своей фантазии:

— В школу их будешь отводить ты, а я забирать. А летом — на море, правда? Ты был на море? А я была. Три раза, еще с мамой и папой… Так здорово!..

— Лен, прости, но я не об этом. Я про оборотней…

Ленка мгновенно ощетинилась:

— А что, тоже не веришь? Как все? А я честно троих убила! — Глаза ее горели, а руки мелко подрагивали. — Когда они… маму, тогда папа стрелять начал. Он бы их всех… но они… один сбоку подобрался… а папа… он не видел… он на маму смотрел. А он прыгнул и… пистолет у папы выпал, но он так дрался… он еще двоих… пока они…

Внезапно она сморщилась и закрыла лицо руками:

— Почему вы, мальчишки, все такие сволочи?! Я что — тварь ночная, про такое придумывать?! Они папу… на меня внимания не обратили — я же маленькая… а я папин пистолет подобрала… «пэ девяносто шестой», я ж тебе говорила… и начала стрелять. А если бы я не стреляла — думаешь, они бы меня в живых оставили? Мы же для них — еда! Еда!..

Сашка обнял рыдающую девчонку, притянул к себе:

— Ленка, прости, я вообще не знал. Правда, не знал! Ну, чем хочешь поклянусь… — Он гладил ее волосы и собирался с духом, чтобы задать самый главный вопрос. — Так это — правда?

— Что «правда»?

— Ну… оборотни там, чертовщина всякая…

От удивления Ленка даже плакать перестала. Она изумленно посмотрела на Сашку:

— Ты что, действительно ничего не знаешь? Зачем мы здесь, чему учимся, к чему готовимся?

— Н-нет… То есть я догадывался, но…

Девушка расхохоталась:

— Сашка, ты самый удивительный и самый лучший дурачок на свете! Слушай…


…Ленка уже давно спала, по обыкновению, забрав половину моей подушки и уткнувшись носом в мое плечо, а я лежал и думал. Думал над тем, что рассказала она, а потом подтвердил отец Александр…

…Почти в каждом из людей частичка чего-то другого, нечеловеческого. Это осталось нам с тех самых времен, когда русалки, домовые и лешие были частью нашей жизни. А мы — частью их. У кого-то внутри сидит частичка оборотня, мавки, эльфа или других древних, еще дочеловеческих рас. Если эта частичка — маленькая, то ее обычно и не замечают. Если побольше — она станет себя проявлять, но с ней можно справиться. И большинство с этой темной частью своей души справляется. Даже относительно легко. Врачи-психоаналитики, успокаивающие средства — если надо, то и ведрами. Церковь, духовник, посты и молитвы. А можно еще водкой заглушить или наркотой…

Вот только убежать от себя, даже от части себя нельзя. И если эти, которых Ленка называет «нелюди», а отец Александр — «дети ночи», пожелают, они всегда могут подчинить себе того, у кого внутри есть эта нелюдская часть. Пусть хоть самая маленькая. Им ведь только зацепиться, а там уж… Сделают человека покорным слугой, рабом, вещью, который мать родную забудет, собственных детей поубивает, если хозяин велит. Да, кого-то подчинить легче, кого-то — сложнее, но они могут это сделать и знают, чувствуют, что могут. Правда, толку от таких подчиненных немного: они и в самом деле безмозглые куклы, которые все, что и могут, — исполнять волю кукловода…

Есть и другие люди. Те, кто сам стал помогать врагам. Как говорит отец Александр, «добровольно впустил в себя Ночь и Тьму». Враг готов помочь человеку, сделать его жизнь простой, легкой, даже приятной. Только за это придется заплатить, хотя многие считают такую плату совсем маленькой. Большинство из тех, кто добровольно помогает врагам, платит ее с готовностью, даже с радостью. Один споет песни, после которых многие потянутся к наркотикам. Кто-то расскажет о прелестях и естественности однополой любви. Что из этого выйдет, объяснять не нужно. Кому-то выпадет «стопить лохов в темняке», а кому-то — принять замечательный закон о необходимости защиты летучих мышей, в то время когда дети его страны просто голодают. И для каждого из них — всегда проходить мимо бед и страданий людей, не обращая на них внимания. Да и кому они нужны, эти простые люди? От них сплошные неприятности: требуют чего-то, чего-то добиваются, чего-то хотят. А взамен ничего не дают да еще набираются наглости заявлять, что, мол, ты и так должен…

Но это лишь первый шаг на пути предательства рода человеческого. Потом настанет черед убийств, страшных пыток, людоедства, насилия… Потому что твоя темная частичка начнет расти и заполнять тебя всего, без остатка. И в конце концов, тот, кто тянулся к силе и власти, получает вечную власть. И вечную жизнь. За гранью смерти. Только уже в другом обличье. Не человеческом. И все будет так, если не остановят…

Остановят, потому что есть другие. Чистая кровь. Те, чьи предки никогда не братались с нечистью, не искали у ночи силы и власти. И над ними — над нами — дети ночи не властны. Они могут только убить нас, но никогда не смогут нас подчинить. А мы — мы сражаемся с ними. За себя, за тех, кого они затемнили в былые поколения, за всех. За весь людской род. Потому что для детей ночи мы всегда — пища. Некоторым нужны наши эмоции: страх, боль, а некоторым даже — любовь. Кто-то тянет из нас жизненную энергию — волю к жизни, волю, которой они и питаются. А кому-то банально требуются наши плоть и кровь. Но все они — враги. Непримиримые враги. Естественные враги…

Отец Александр сказал, что Чистая кровь для детей ночи — как наркотик, как деликатес, как самое пьяное вино и самая вкусная пища. Поэтому они ищут нас. А мы их. Потому что они мешают нам жить…

И из нас готовят воинов. Тех воинов, от которых бегут не только дети ночи, но и сама ночь…


Ленка рассказала, что ее родители погибли от рук (или лап? Сашка не знал, как правильно…) оборотней. Отец Ленки был одним из тех, кто сражался с нечистью. Он был отличным воином, Сашка понимал это, глядя на Ленку, и у «черных» был к нему длинный счет. Те, что напали на родителей Ленки, хотели отомстить, а еще очень хотели добыть Чистую кровь.

Ответ на свой вопрос про врага Сашка получил. И в придачу получил еще целую кучу новых вопросов. Ну вот, например: если есть организация, сражающаяся с нечистью, то почему она засекречена? Почему не сказать всем людям, что у них есть враг? Ведь тогда бороться будет проще? Или нет?..

Но каждодневные заботы, занятия и тренировки скоро вытеснили из головы эти вопросы. Тяжело философствовать, если ты бежишь с полной выкладкой кросс на десять километров, потом отстреливаешь на стрельбище сотню выстрелов, потом рубишься с братом Федором и братом Теруо, потом долбаешь немецкий под бдительным надзором Виктории Францевны, потом помогаешь Гаврику разобраться в запутанных словах молитв — а тебе всего-то четырнадцать лет и десять месяцев! И еще Ленка… Вот и сейчас, она полдороги от стрельбища бежала, буквально повиснув на его плече, а к тому, что придется тащить не один «калаш», а два, Сашка уже привык и забирал у Лены оружие без дополнительных просьб.

— Шагом! — скомандовал отец Александр, и пыхтящая, сопящая, гулко топочущая змея из двух десятков человек сбавила темп и облегченно вздохнула.

Сашка смахнул со лба пот, поправил разгрузку. Уставшие до крайности подростки невольно расправляли плечи. Отряд подтянулся, подровнялся и бодрым шагом вошел в ворота. Впереди горячий душ, горячий чай и блаженный отдых. Если бы здесь были приняты строевые песни, отряд сейчас бы яростно горланил что-нибудь вроде «Взвейтесь, соколы, орлами»…

— Са-а-ашка! — навстречу отряду мчался Гаврик. — Сашка!

Он подлетел к строю и, словно маленькая обезьянка, мгновенно вскарабкался Александру на плечи. Деловито поерзал, устраиваясь поудобнее:

— Сашка, а у нас — новенький. Представляешь — он не говорит. Совсем!

— Глухонемой? — удивилась шедшая рядом Ленка.

— Не, — махнул рукой Гаврик и отодвинул в сторону мешающий ствол автомата, — он не глухой. Он просто не говорит. Молчит. Костиком звать.

— Это он тебе сам сказал? — не удержавшись, хмыкнул Сашка.

— Не-е, — Гаврик засмеялся. — Это нам отец Сергий сказал. Он его сегодня с утра привел. А сестра Бронислава сказала, что у Костика — автоматизм.

— Аутизм, наверное, — поправила Ленка.

— Точно. — Сашка почувствовал, что Гаврик просто запрыгал у него на шее. — Аутизм. Сашка, а что такое аутизм, а?

Александр попытался объяснить Гаврику, что это такое, но сам запутался. Ленка, считавшая себя самой умной, попыталась помочь, но тоже безрезультатно. Неожиданно вмешался отец Александр:

— Вот что, Журавлев и Лодыгина. Забирайте вашего воспитанника и марш к сестре Брониславе. Пусть она вам объяснит, что такое аутизм. Вечером доложите.

Отряд пошагал дальше, а Ленка и Сашка с Гавриком на плечах, направились в сторону корпуса малышей. По дороге к ним присоединилась Настя, которая с радостным визгом вылетела навстречу своим старшим товарищам. Она тут же потребовала, чтобы ее тоже взяли на плечи, и попыталась стянуть Гаврика прочь с вожделенного места. Какое-то время они возились так, будто Сашка был деревянным, пока парню это вконец не надоело. Он стянул вниз Гаврика и слегка шлепнул его пониже спины, объяснив, что девочкам надо уступать, потом затянул наверх пищащую от счастья Настю и быстрее зашагал к трехэтажному строению, которое уже виднелось между деревьями.

«Хоть бы автоматы взяла», — тихонько буркнул он про себя, но Ленка все равно услышала и ехидно заметила, что девочкам надо уступать. Гаврик засмеялся и показал Сашке язык…

— О, вон он — Костик! — неожиданно заорал он и показал пальцем туда, где на лужайке пожелтевшей травы сидел мальчишка лет шести. Тот сосредоточенно выкладывал в ряд кубики, книжки, карандаши, совершенно не обращая внимания на все окружающее.

Ленка решительно повернула к малышу, одновременно позвав с собой Сашку. Тот сгрузил с плеч Настю, сбросил с плеча автоматы и поручил их заботам Гаврика и его подружки, правда, предварительно разрядив. После чего поспешил за Ленкой, которая уже подсела к малышу.

— Привет, как тебя зовут? — спросила она ласково.

Малыш не обратил на нее ни малейшего внимания и продолжал свое занятие. Но Ленка не оставляла своих попыток привлечь внимание Костика. Она взяла одну из книжек и положила ее в общий ряд.

— Давай мы ее вот так положим, да?

Малыш одним движением отбросил книжку и положил на ее место другую. Ленка вздохнула и сказала:

— Да, так, конечно, лучше. Меня Лена зовут. А тебя?

Но мальчик молчал и не обращал на нее никакого внимания. Сашка вспомнил, что когда-то, очень давно, он вместе с родителями был в гостях. У кого — он не вспомнил бы и под угрозой расстрела, но там был мальчишка с аутизмом. Даже не с аутизмом, а с какими-то «аутическими проявлениями» или чем-то вроде этого. Он долго пытался расшевелить своего нового знакомца, поиграть с ним и вообще наладить хоть какой-то контакт, пока наконец мама не отвела его в сторону и не сказала:

— Сашенька, понимаешь, он — как улиточка: залез в свою раковинку и не выходит.

— А почему? — спросил маленький Сашка.

— А он там заблудился и найти выхода не может. И ты ему не поможешь, — быстро добавила она, увидев, что сын уже готов прийти на помощь маленькому молчальнику…

Вспомнив все это, Сашка подошел к Лене:

— Слушай, оставь его в покое, а? Он все равно тебя, — он запнулся, подбирая слово, — не воспринимает.

Ленка сделала еще несколько бесплодных попыток как-то расшевелить Костика и наконец унялась. Она принялась зашивать Насте платье, которое та умудрилась здорово разорвать по шву, Сашка показывал Гаврику, как разбирать и собирать автомат. Они все так увлеклись друг другом, что совсем не обращали внимания на Костю…

— …Я стену достроить не успеваю… — Он поднял свои огромные глаза, в которых словно плескалась боль. — Они сейчас придут, а мы без стены…

— Кто придет? — довольный тем, что мальчишка заговорил, Сашка не особенно вникал в его речь.

— Те, кто убил Папу и Маму. Теперь они за мной пришли и сейчас будут убивать. Всех нас сейчас будут убивать…

— А?!

Костя закончил раскладывать вещи в линию и теперь сидел, раскачиваясь, и монотонно повторял:

— Нас сейчас будут убивать. Нас сейчас будут убивать…

Сашка стряхнул с себя Гаврика и подошел к Косте:

— Ты что, малыш? Кто это нас убить попробует?

Малыш не отвечал, а монотонно повторял, словно заклинание:

— Нас сейчас будут убивать…

— Погоди, ты не умеешь. — Ленка подбежала к Костику, обняла его, прижала к себе. — Маленький, не бойся. Никто сюда не придет и никто тебя не тронет…

Костик вдруг закричал и забился у нее в руках. Он вырывался так яростно, что Ленка просто не смогла удержать его. Вырвавшись, Костик стремглав бросился к Сашке и, отпихнув Гаврика, вцепился парню в ногу:

— Ты сильный — спаси меня! Я не хочу!..

— Да ты что? Лен, давай к сестре Брониславе, скорее!

Внезапно со стороны столовой раздался ни с чем не сравнимый рев. Звук был похож на визг пилы и плач ребенка, только по громкости превышал грохот реактивного двигателя. И тут же за несмолкающим ревом пульсирующий звук сирены боевой тревоги.

Как всегда в пиковых ситуациях, Александр соображал быстро и четко. Несмотря на то что по тревоге он был обязан бежать в свою казарму, отсутствие взрослых рядом с детьми налагало на него определенные обязанности.

— Ленка! Собирай детей и уводи их подальше…

— Зачем подальше? Под казармой вход в подземелье!

— Быстрее! — Сашка забрал автомат у детей и оглянулся. Не замечая Костю, который словно приклеился к его ноге и все исступленно повторял: «Спаси! Ну, пожалуйста!», словно накрыл полем своего внимания детскую казарму и прилегающий кусок спортгородка и стены, отделявшей монастырь от леса.

Внезапно ожила рация.

— Саша, это Взводный. — Голос отца Александра, несмотря на внешне спокойный тон, был напряжен, словно натянутая струна.

— На приеме.

— Ты сейчас у малышей?

— Да, мы с Ленкой.

— Побудьте там, пока не подойдут взрослые. Малышня на тебе.

— Есть, товарищ полковник!

В рации отчетливо хмыкнуло.

— Уходи на шестой резервный и… удачи, рядовой.

— Сашка! Пойдем! — Лена, уже построившая малышню и оторвавшая Костика от ноги Александра, сделала приглашающий жест. — Там захоронка воспитательская. Патронов возьмем.

— Патроны — это дело. — Он кивнул и рысью побежал за малышами.

За неприметной серой дверью открылась уходящая в темноту лестница, и встретившая их у входа в казарму вторая воспитательница — сестра Светлана, повела детей вниз.

Тем временем Лена, выдернув из кобуры свой любимый пистолет, уже расстреливала замок на двери рядом с каптеркой.

— Радикально! — хмыкнул Сашка. — Взводный отзвонился. Сказал за малышней присмотреть, пока они там разберутся.

Не отвечая, девушка открыла пинком дверь и вошла в крохотную, два на два метра, комнату, половину которой занимал стол с продолговатым зеленым ящиком, похожим на те, в которых хранится оружие.

Небольшой, но прочный и хитрый замок не спасло швейцарское качество. Пуля из «девяносто шестого» вывернула его вместе с петлями, и замок отлетел в угол.

Патроны в ящике оказались уже в магазинах. И металлических, и пластмассовых, помеченных, кроме того, небольшой серебристой звездочкой.

— Так, смотри. В железных магазинах — бронебойные, а в пластмассовых — с серебром. Это, — она протянула несколько коробок с пистолетными патронами, — к твоему динозавру, а это, — она открыла клапан брезентового подсумка, — гранаты. В сером корпусе с гладкими боками дают вспышку такую, что на трех метрах песок спекается до камня, с ребристыми кожухами — осколочные, а вот эти длинненькие — газовые. Но нам их газ по барабану. Он только на нечисть действует. Хотя дышать тоже не подарок.

Слушая вполуха наставления Ленки, Сашка торопливо набивал боезапасом кармашки разгрузки, так что очень скоро верх клапанов едва сходился.

— Куда так много?

— Патронов, как говорит наш уважаемый отец Александр, бывает или совсем мало, или просто мало, но больше уже не поднять.

Глядя, как собирается Сашка, Лена тоже стала запихивать магазины в разгрузку.

— Лен, — Александр, который понял, что больше уже не унесет, посмотрел в глаза подруге. — Ты с малышами. Я понимаю, как это звучит, но случись что, ты — их последняя защита. На сестру Светлану, как сама понимаешь, надежды никакой, так что давай бери все, что унесешь, и спускайся в подвал.

Ленка молча посмотрела на Сашку и, сжав зубы до скрипа, неловко ткнулась ему в губы.

— Вот только попробуй не вернуться… я….

— Прорвемся… — Александр, кивнув на прощанье, уже бежал по коридору казармы.

Судя по звукам, у столовой шел настоящий бой. Выстрелы уже слились в один гул, в котором можно было различить лишь взрывы гранат да частое, словно барабанная дробь, уханье крупного калибра. А поверх грохота выстрелов и разрывов то ли визг, то ли вой смертельно раненной твари. И все эти звуки перекрывал мощный хор мужских, женских и детских голосов, которые не пели, а словно выкрикивали согласованным речитативом:

— Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящи Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога, и знаменующихся крестным знамением, и в весели глаголющих: радуйся, Пречистый и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго, и поправшаго силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякого супостата…

В этой какофонии взрыв за детским корпусом прозвучал как-то обыденно и спокойно, но уже «заряженное» на реакцию тело Сашки мгновенно развернулось в сторону новой угрозы.

Упав в широкую и глубокую канаву, окружавшую спортгородок, он не глядя рванул из подсумка гранату и, выдернув кольцо, со всех сил метнул ее прямо в дыру в стене. Граната еще летела, когда из облака оседающей пыли прямо на него рванула группа похожих на собак существ. Высокие, словно доги, и такие же поджарые, покрытые густым рыжеватым мехом, с огромной, полной длинных зубов пастью, псы более всего, что видел Александр, подходили на роль «собаки Баскервилей».

Взрыв прогремел прямо в середине стаи, разметав собак на куски. Следующая граната взорвалась уже за территорией монастыря, оставив на месте взрыва плотное зеленовато-серое облако. И сразу же за взрывом дикий, не похожий ни на что вой, словно сверло, врезался в уши подростка. Добавив еще гранату, Сашка прижался к прикладу автомата.

Он успел бросить в рацию лишь:

— Прорыв за шестым корпусом! — когда стало не до разговоров.

Тень, мелькнувшая в глубине провала, была словно команда, и длинная очередь ушла в темноту леса. Словно в дурном сне, он увидел, как несколько групп псов выскакивают из-за деревьев и мчатся к дыре. Огонь, охватывающий их тела в момент соприкосновения с облаком, казалось, добавляет существам скорости, и, словно огненные кометы, псы, не разбирая дороги, рвутся внутрь монастыря. Последний пес все же дотянулся. Сашка, перезаряжавший автомат, просто не успевал. Тяжелый удар в плечо отбросил его назад, он услышал, как с треском отлетел кевларовый наплечник, и острая холодная боль полоснула, словно ножом. Он прижал автоматом башку твари к земле, рванул из кобуры пистолет:

— На, сволочь, на!..

Вдохнув смрад от опаленного тела, Сашка поспешил передвинуться в сторону. Это его и спасло, потому что через мгновение его старую позицию буквально перепахал пулемет. Мужчина, стрелявший из «корда» прямо с опушки леса, поднял голову, чтобы оценить результат стрельбы, когда его достала Сашкина очередь.

В ответ прозвучало несколько неприцельных, но оттого не менее опасных очередей, заставивших Сашку вновь менять позицию. Он ужом прополз по канаве и, аккуратно высунувшись в щель, образованную краем ямы и массивной скамейкой, наблюдал за дырой. В какой-то момент ему даже показалось, что больше не полезут, когда в прорыв кинулись люди. Человек пятьдесят, в камуфляже, бежали, стреляя на ходу по всем подозрительным местам.

Уже не обращая внимания на свистящие вокруг пули, Сашка, встав на одно колено, бросал гранаты, одну за другой, словно на полигоне. Открывшие сначала ответный ураганный огонь, нападающие, оказавшиеся на открытом пространстве, побежали назад, потеряв больше двух третей состава. Вдруг по почти скрывшимся в проломе людям откуда-то сбоку ударил пулемет, выкосив не успевших спрятаться, и тут же за очередью в пролом влетела граната из подствольника, добив остальных.

— Сейчас попрут массой, — раздался из рации голос сестры Брониславы. — У тебя гранаты остались?

— Три подсумка еще.

— Молодец! — похвалила Бронислава. — Малыши в подвале?

— Да, с ними Ленка и сестра Светлана.

— Тоже правильно. Ты сам как?

— Нормально. — Сашка закашлялся. — Только дышать отчего-то тяжело. Словно пыли нахватал.

— Держись, витязь. Сейчас подмога подойдет.

Как и предсказывала наставница, атакующие, собравшись с силами, напали всей толпой. Сквозь пролом, словно серо-зеленая река, хлынули люди в камуфляже, собаки и твари помельче, стелившиеся под ногами, словно живой ковер.

Александр метал гранаты не разбирая — какая где. Все, что попадались под руку, летели, кувыркаясь, во врагов. Быстро опустошив подсумки, взялся за автомат, когда живая волна уже была в пятидесяти метрах. Пулемет Брониславы, бивший во фланг, прореживал их недостаточно быстро, и Сашке приходилось стрелять длинными очередями, едва успевая менять магазины.

Выпустив из виду совсем мелких тварей, он тут же поплатился за это. Несколько похожих на крыс, но покрытых плотной зеленой чешуей зверей прорвались вперед, и одна из них, метнувшись словно молния, вцепилась в левое плечо.

Сашка чувствовал, как когти и зубы рвут ткань разгрузки, но продолжал, не отвлекаясь, стрелять по накатывающимся тварям в человеческом и нечеловеческом облике. Сквозь визги, вопли, захлебывающуюся стрекотню автоматов вдруг хлестко ударил орудийный выстрел, затем еще один, но атакующие не обратили на это никакого внимания. А может, и обратили, потому как полезли еще яростнее…

И когда уже казалось, что вот-вот атакующие просто завалят его своими телами, слева и справа раздались короткие злые выстрелы ручных пулеметов. Отец Чен бил прямо с бедра, положив руку сверху на цевье ручника, а группа мальчишек и девчонок из первого взвода устанавливали гранатомет «Балкан». Секунда — и дробная очередь гранат подвела кровавую итоговую черту под попыткой прорыва. Подоспевшая подмога буквально искрошила прорвавшихся на территорию монастыря и тут же перенесла огонь за ограду, перепахивая прилегающую территорию.

— Я смотрю, ты тоже не скучал. — Отец Александр хмуро посмотрел на останки нападавших, среди которых то тут, то там виднелись гигантские псы и крысы, и поправил ремень «Сайги» с нестандартным дисковым магазином.

— Полагаю, никому скучно не было. — Сашка, достав из кармашка нож, одним ударом прикончил крысу, терзавшую плечо, и, раздвинув тем же ножом ее зубы, освободился наконец от груза.

— Да, это точно. — Взводный кивнул. — Когда Асфуал стену возле столовки взломал, все, кто был рядом, кинулись убивать это чудище. Несколько ребят из первой полегли сразу, но смогли его чуть-чуть задержать, пока подоспели мы с Теруо и Бронислава. Остановить-то мы его остановили, да только вот уж больно тварь живучая. Я такую тварь как-то раз на «Т-55» гонял. Только на пятом снаряде и сдохла. А потом мы узнали, что еще в двух местах прорыв. Бронислава, как услышала, что возле детей идет бой, так мухой к тебе рванула. Только ряса мелькнула.

— А Асфуал это кто?

Отец Александр махнул рукой:

— Здоровенная такая хреновина, с трехэтажку ростом. И мозгов — обратно пропорционально размерам.

Он помолчал и добавил:

— Плотоядный. На тираннозавра похож.

— И как же вы с ним?

— Да как, — отец Александр пожал могучими плечами. — Пришел отец Сергий, отвел ему глаза. А мы тем временем выкатили «зиску» на прямую наводку и дали ему. В упор… А если бы не отец Сергий — худо бы было. Эти вот, ну кто штурм готовил, специально устроили так, что в соседней деревне волкодлаки задрали пастуха да несколько коров. Он вроде поехал разбираться, что к чему, да, видно, почуял что-то. И с полпути вернулся. А то могло быть куда печальнее.

— Много наших полегло?

— Да почти все живы. — Отец Александр отвел глаза и как-то ненатурально, фальшиво улыбнулся. — Ты вот что, друг ситный: давай-ка сейчас дуй к отцу Сергию, а то как бы тебя чупакабра клыками не поранила. Это, брат, такая тварь, что если быстро рану не обработать — ку-ку…

…Сашка шагал к отцу Сергию. Территории монастыря досталось, и досталось изрядно. Два жилых корпуса завалились набок. «Должно быть, этот… как его… Асфуал», — вяло подумалось ему. На плацу — воронка, да такая, словно рванул десяток снарядов нехилого калибра. А рядом лежали в ряд десятки продолговатых предметов, аккуратно накрытых кипенно-белой тканью. На секунду Сашка задумался: что бы это могло быть? А через мгновение содрогнулся, угадав правильный ответ. Вряд ли защитники монастыря стали бы так заботиться об убитых врагах. Значит, это были свои. И их было много. Очень много…

— Что встал, отрок Александр? — откуда-то сбоку подошел отец Сергий и положил руку Сашке на плечо. — Ахти, никак достали тебя беси? Дай-ко…

Он извлек откуда-то фляжку и, плеснув себе в ладонь, обрызгал Сашку. При этом он тихо зашептал:

— Господи, благослови! Господи Боже, Мать Божия, Иисусе Сладчайший, ангелы-хранители и все Святые, встаньте с престола и помогите мне изгнать бесов и вылечить раба Божьего Александра.

Внезапно плечо налилось свинцом и его словно опалило огнем. Сашка поморщился, а отец Сергий продолжал:

— Злого духа, духа демона, демона пустыни, демона горных вершин, демона моря, демона болота, злого гения, злого ветра, злого демона и бесов, которые на тело болезни напускают, поражают все тело — закляни его, светлый дух неба! Закляни его, дух земли! Закляните его, Господь Саваоф, Бог Наруди — владыка могущественных Богов, Спаситель Саошиант, Пресвятая Троица, Святой Ремигий и все Святые!

Он провел рукой над раненым плечом и покачал головой:

— Ахти, господи! Не выйдет так-то легко. Эх, не осталось уже таковых-то, кои в прежние времена были. — Он вздохнул. — Светлой памяти Никон такое уязвление простым наложением десницы своей святой исцелял. Увы мне, грешному…

Отец Сергий взял Сашку за руку:

— Пойдем, отрок. Ибо яд и язвие бесовское в кровь втягиваются. А твоя кровь чистая, ей сие — хуже жгучего пламени…


…Я лежу на скамье в алтаре монастырского храма — небольшого строения, со стороны больше всего похожего на дот. Если бы не маленький купол с крестом, никто бы и не подумал, что это — храм. Узкие прорези бойниц, тяжелые кованые двери, покрытые серебристой краской… Ну не серебром же они покрыты, в самом-то деле!

Сильно пахнет сладким ладаном. Очень жарко от множества горящих свечей. Отец Сергий громко произносит:

— Злобный демон, злая чума, все бесы, дух неба и Земли изгоняет всех вас из тела раба Божьего Александра. Пусть объединятся все вместе: гений-хранитель, защитник твой, даймон-хранитель, Господь Саваоф, Бог Наруди — владыка могущественных Богов, Спаситель Саошиант, Пресвятая Троица, Святой Ремигий и все Святые со Святым духом неба и земли. Заклинание это Великого, Великого, Великого Бога, Аминь, аминь, аменями всех аменев аминь.

В плече будто взрывается граната. Отец Сергий поливает поврежденное место святой водой, прикладывает массивный серебряный крест.

— Вас, проклятых и навсегда осужденных дьяволов, силою Божьих имен Ом, Адонай, Иегова, Саваоф, Мессия, Эммануил, Тетраграмматон я сковываю, обессиливаю и изгоняю вас из тела раба Божьего Александра, из каждого места и дома, куда бы ни ходил этот раб Божий.

Своей сухонькой рукой отец Сергий приобнимает меня за плечи и неожиданно легко поднимает меня. Боль отпускает, проходит. И это очень странно: ведь он почти прижал к моему плечу горящую толстую свечку.

— Силою Божьих имен: Агла, Ом, Тетраграмматон, Адонай, Иегова; Саваоф — все злые духи, бесы, дьяволы, все болезни, выходите вон из тела раба Божьего Александра и сгорите в огне этой свечи! Заклинаю вас несказанными Божественными именами Святого Отца.

Мне кажется, или в самом деле, бьет колокол? Точно, колокольный звон. Но голос отца Сергия гремит, заглушая его:

— Силою воли изгоняю вас, всех злых духов, бесов, дьяволов, все болезни, из тела раба Божия Александра!

Кажется, что от икон с иконостаса и со стен храма на меня накатывает какая-то теплая, ласковая волна. Отец Сергий поднимает крест и почти кричит:

— Силою всех Святых, силою всех небесных сил, нечистая сила, бесы, демоны, дьяволы, болезни и всякая нечисть, повелеваю вам: немедленно уходите вон из тела раба Божьего Александра и никогда и нигде не возвращайтесь к этому рабу Божьему! — и, помолчав, вдруг спрашивает своим обычным тихим, ласковым голосом: — Как, Саша? Не болит?

Я прислушиваюсь к себе, поднимаю и опускаю руку, сжимаю кулак…

— Не болит, отец Сергий. Совсем не болит.

— Вот и хорошо. — Его лицо озаряется кроткой, доброй улыбкой. — Ступай, сынок. Иди, воин…


…Сашка уже подходил к своему корпусу, когда на него налетела Ленка. Схватила его за руки, заглянула в глаза. А потом возопила:

— Где?! Скажи, куда тебя?!

— Да ты что, Лен? — Сашка недоуменно посмотрел на подругу. — Ты чего, я ж целый…

Ленка вдруг вцепилась ему в плечи, притянула к себе. И неожиданно разрыдалась, уронив голову ему на грудь.

— Скотина, дурак! Мне сказали — ты у отца Сергия. Я думала… тебя отпевают… Сволочь, сволочь! — Она заколотила кулаками по его спине. — Ты обо мне подумал?! Подумал, а?! Я тебя спрашиваю!

— Только о тебе и думал, — соврал было Сашка, но тут же понял — не соврал.

Он обнял Ленку и начал поглаживать, как маленькую, по голове, по плечам, по спине…

— Глупенькая, я же за тебя боялся… А ты сразу драться…

…Проходивший мимо Николай хотел было усмехнуться и сказать что-нибудь этакое про телячьи нежности. Но передумал. Жить-то хотелось. И, желательно, целым и здоровым…

Сашка был уверен, что этой ночью он не заснет, но получилось совсем наоборот. После сытного ужина уцелевших старших учеников собрали в один корпус — из семи десятков ребят в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет уцелело не более половины. К ним вышел отец Сергий:

— Чада! Воины наши! Скорбит душа моя, когда я думаю о павших в бою, но радуюсь я, глядя на вас, уцелевших и сохранивших самое дорогое, что есть у нас, — младших наших! Я буду молиться за упокой души погибших, а вас же, воины, принявшие свой первый бой, благословляю. Ступайте, отдыхайте от ратных трудов…

…Сашка провалился в сон почти сразу, даже не услышав, что именно ворковала ему Ленка, прижавшись к его плечу. Впрочем, и другие ребята быстро заснули. Сказались усталость, отпустившее их нервное напряжение, которое потребовало от них всех сил без остатка. И потому никто из воспитанников не видел и не слышал, как уже за полночь в монастырь влетели несколько громоздких тяжелых автомобилей. Они черными молниями пронеслись по территории и остановились возле домика отца Сергия, где уже ждал Настоятель.

— …Что, Степа, помогла тебе конспирация? — бросил один из собравшихся — неопределенного возраста вальяжный мужик с военной выправкой, которую не мог скрыть дорогой, идеально сидящий штатский костюм. — Без малого почти четыре десятка малышей, взвод охраны чуть не подчистую и из преподавателей — девять человек! И ведь говорили же тебе, предупреждали!..

Штатский с неожиданной злостью стукнул себя кулаком по ладони:

— Прав, прав был светлой памяти князь-кесарь Федор Юрьевич,[5] когда Петру Великому советовал всю вашу братию под руку государеву прибрать! Ух, клобучье племя! Все сами да сами: дело, мол, духовное, мирянам, мол, непосильное!..

Отец Сергий слушал гневную филиппику молча, только плечи его поникали и поникали от каждого слова. Затем поднял голову:

— Мой грех, братья, и я его с себя не снимаю. — Отец Сергий перекрестился, склонил голову. — Нет мне прощения за гибель доверенных моему попечению. Велите — в скит уйду и замаливать стану, а нет, так пойду, посчитаюсь с черными. Геенну им огненную на земле устрою…

— Времена не те, брат, — вздохнул священник в митрополичьем облачении. — Сейчас у каждого связь. Навалятся толпой — не отобьешься…

Митрополит не договорил, сокрушенно махнул рукой и замолчал. Плечи отца Сергия опустились еще ниже, а голова почти скрылась под капюшоном. Казалось, что его переживания овеществились, и на всех присутствующих надавила непомерная тяжесть.

Неожиданно штатский подошел к отцу Сергию, положил руку ему на плечо:

— Ладно, Степка, ты не очень переживай. История поганая, слов нет, но тут и моей вины — во! — он чиркнул ладонью где-то поверх головы. — Кто мне, дураку старому, мешал прикрытие без твоего согласия организовать?

Человек в генеральской форме, но почему-то без погон, шагнул к говорившему и встал рядом, плечом к плечу, словно готовясь принять бой.

— Я тоже виноват не меньше. Вы, преподобный Сергий, настаивали на том, чтобы мы убрали наблюдателей и свернули системы слежения. У меня была возможность настоять на том, чтобы ваше решение не было принято. Так что… — Он замолчал и посмотрел на отца Сергия.

Тот стоял, не поднимая головы. Штатский осторожно взял его за плечо:

— Все, Степ, кончай-ка казниться. Отмаливать тебя отпускать — дело дурное. Да и было уже, когда ты в Череповце подвиг свой принимал. Шутка ли: шесть лет день и ночь без сна на коленях! И молился ты тогда так, что даже такое ничтожество, как Васька Шуйский, врагов поражал, аки громовержец. А во второй раз? Всего-то три года помолился, а заговор этого маршала-язычника в пыль разлетелся, японцам окорот дали, врагов пораскидали, да так, что даже ту страшную войну вытянули. Несмотря на то что все мы знаем: КТО за этим черным волхвом в Браниборе[6] стоял!

— Да уж, — протянул еще один визитер, на сей раз в форме генерал-полковника. — Разбегались бы наши от него в сорок первом, как же, когда бы он не вызвал ТАКОЕ… Считай, товарищ Шухтомский,[7] что твои молитвы чуть не главную роль тогда сыграли, когда мы этих Асов[8] обратно в пекло загоняли…

— А посему, — снова вступил в разговор штатский, — быть тебе, Степка, у меня начальником отдела. И обсуждению это больше не подлежит. В прошлый раз отбрыкался, в этот — не выйдет! А будешь упираться, вот у меня тут митрополит стоит — враз тебя вразумит, непокорного. Вразумишь ли, отче?

— Вразумлю, — хмуро кивнул митрополит. — А базу, я мыслю, надо в Зауральские скиты схоронить…

— Посмотрим. Значит, так. — Штатский выпрямился. — С тебя, святой отец, команда по очистке земли от скверны. Завтра же.

Митрополит кивнул. Штатский продолжал:

— С тебя, Миша, — новая база и организация транспортировки. И чтобы без сучка, без задоринки, а не так, как в прошлый раз…

— Федор Борисович, вы же знаете… — начал было человек в форме без погон, но штатский оборвал его повелительным жестом:

— Все знаю, потому и предупреждаю. Степа, ты что-то сказать хочешь?

Отец Сергий кивнул и негромко произнес:

— Отроки есть… Витязи истинные. Пора им настоящую науку постигать…

— Понял, спасибо. — Штатский повернулся к генерал-полковнику. — Проследите, чтобы указанных курсантов перевели на спецпрограмму Вопросы, предложения? Нет? За работу, товарищи…

Гул турбины вертолетного двигателя почему-то вызывал сонливость и полудрему В этом промежуточном между сном и явью состоянии перед глазами Сашки мелькали то сцены боя, то погребальная служба, когда хоронили погибших защитников монастыря.

Серьезные, властные люди, прибывшие сразу после бойни, быстро взяли власть в свои руки, и уже через час первые группы воспитанников стали покидать оскверненное место. Самых младших увезли куда-то под Москву, как сказали, в особо защищенное место, основную часть воспитанников постарше забрали уральцы, а ему и еще трем парням выпало лететь под Красноярск.

Самым тяжелым во всей этой истории было прощание с Леной. Девушка вцепилась в него и, не стесняясь, рыдала, широко и некрасиво открывая рот.

— Не хочу! Почему обязательно?! Сначала папа с мамой, а теперь ты?! Не хочу!..

Сашка пытался ее успокоить, но тщетно. У Ленки уже начиналась истерика, когда внезапно раздался грозный рык:

— Отставить!

К ним подходил отец Александр. Впрочем, сейчас это был не священник, а грубоватый, все понимающий и в общем-то добрый взводный…

— Отставить рев! Лодыгина! Тебе говорю. — Он подошел поближе и вдруг, сменив тон, негромко произнес: — Если то, что между вами, — настоящее, то никуда оно от вас не уйдет. Да и вы от него — тоже. А если не настоящее, так и жалеть не стоит, не то что рыдать…

И когда Ленка с трясущимися плечами залезала в машину, тихо шепнул Сашке:

— Смотри, Журавлик, пиши ей. Узнаю, что забил на письма, — ей-богу, сыщу. И спрошу…

…Вместе с ним летели Загидулла, Влад и Павел Скориков из первого взвода. Все в новеньком камуфляже и с вместительными рюкзаками за плечами, все еще пахнущие порохом и кровью, они разместились в просторном отсеке «Ми-26», куда, кроме них, загрузились еще полдесятка солдат в полном боевом.

Командир группы быстро проверил ребят по своему списку и, нажав кнопку переговорного устройства, скомандовал:

— Поехали.

Всю дорогу ребята, вымотанные боем, проспали и не видели, как вертолет несколько раз садился на дозаправку, как медленно и величаво проплыли под пилонами винтокрылой машины Уральские горы и как все видимое пространство затопило бескрайнее таежное море.

— Подъем, воины! — Мужчина неопределенного возраста со скуластым обветренным лицом задумчиво смотрел на бумажку с четырьмя фамилиями. — Негусто на этот раз.

Он весело посмотрел на протирающих глаза мальчишек и добавил:

— Зато получите полноценное внимание всего нашего дружного коллектива. Ко мне обращаться «Капитан». Пошли, — мотнул он головой в сторону «уазика-буханки».

Дождавшись, пока все разместятся, кивнул водителю:

— Поехали.

Помолчав, Капитан продолжил, ни к кому особо не обращаясь:

— Значит, так. Пока едем, ответы на самые часто задаваемые вопросы. Первое. Место, куда вы попали, называется «Объект пятьдесят шесть». Почему именно «пятьдесят шесть», никто не знает. До ближайшего жилья около ста километров и жилье это — город Красноярск. Режим у нас довольно жесткий, впрочем, вам не привыкать. Здесь вы проведете ближайшие три года, после которых будет принято решение о вашей дальнейшей судьбе. Но могу сразу сказать, что о спокойной жизни можете забыть. Обращаться к вам будут исключительно по кодовым позывным, а свои имена пока положите в самый дальний ящик.

Офицер с улыбкой оглядел мальчишек.

— Вот тебя, здоровяк, как зовут?

— Загидулла… — Молчаливый подросток удивленно поднял голову.

— Я же говорил. — Капитан сморщился, словно от зубной боли. — Против Креста ничего не имеешь?

— Нет. — Парень ошарашенно помотал головой.

— Ладушки, вот и будешь Крест. А ты? — Офицер посмотрел на Влада.

— Зовите как хотите. — Влад, потерявший четырех самых близких друзей в монастыре, был явно не расположен к разговорам.

— Ну-ну. Выбирай, Хот или Зов?

— А Вой — можно?

— Годится. Ты?

Павел спокойно посмотрел в глаза офицеру:

— Можно Пал? Так меня в детстве звали.

— Можно. — Капитан перевел взгляд на Сашку. И последний?

— Да хоть чертом лысым. — Сашка, не отрываясь, смотрел, как за крошечными окошками проплывает лесной пейзаж.

— Да… интересный у нас нынче контингент, — глубокомысленно произнес офицер и оценивающе посмотрел на Сашкины отросшие локоны. — Добро пожаловать, Бука…


Въехавший на территорию невнятного назначения «уазик» подрулил к продолговатому деревянному бараку и, дождавшись, когда почерневшие от гнили ворота медленно и плавно разойдутся в стороны, въехал внутрь. По мере езды вдоль бесконечных штабелей необработанных бревен свет из тусклых лампочек и крошечных окошек под высоким потолком сменился резким светом люминесцентных ламп. Наконец машина подрулила к противоположной стене, и шофер, выйдя из машины, подошел к стоявшему у стены штабелю. Просунув между бревен нечто напоминающее карточку, отошел в сторону и спокойно смотрел, как кусок стены вместе с бревнами выдвигается вперед и отъезжает в сторону. Сашка только успел заметить небольшую табличку со странным текстом, привинченную на торец здоровенного пенька: «Уходя, закрой дверь дровами», когда перед машиной открылся уходящий вниз пандус, освещенный узкими длинными плафонами.

Вниз ехали недолго. Через несколько километров показалась большая площадка с разнокалиберным транспортом, среди которого были и красивые внедорожники иностранного производства, и российская бронетехника. Все стояло рядами, словно на стоянке под гостиницей внутри очерченных белой краской прямоугольников.

— Выходи, приехали. — Капитан кивнул на широкую дверь. — Проходим по одному, предъявляем пропуска, смотрим в окошко и улыбаемся.


Новая жизнь была очень похожа на прежнюю, в смысле — в монастыре, но вместе с тем очень отличалась. Здесь не молились утром и вечером, здесь не было нарядов по столовой и по уборке помещений, здесь почти не было школьных уроков. Правда, это не означало, что жизнь стала легче…

Вместо уроков два раза в неделю были «учебные дни». Это когда, кроме обязательных кросса, тира и «рукопашки», больше никаких тренировок не было. И тогда на Сашку обрушивался прямо-таки водопад знаний. Тут тебе не школа, где можно пересидеть урок за спинами товарищей. Тут ты один на один с учителем, и каждую минуту тебя могут спросить, все ли ты понял? А объясни-ка мне вот это…

Оказалось, что иностранный язык — это просто когда с тобой весь день разговаривают не по-русски. И при этом ты стреляешь, рубишься на саблях или фехтуешь на рапирах, просто бежишь кросс километров на двадцать с рюкзаком, в который «добрый» наставник щедро всыпал пуда полтора щебенки. И никому нет дела до того, режут ли тебе лямки плечи и упирается ли в хребет острый камушек. Изволь-ка отвечать: Gan má tá tú ag féachaint fear féasygach le madra myr dubh?[9] 

Восхождение
[10] или Sagmir, wie du so schön Gänseblümchen wachsen verwaltet?[11]

Химия — это ты вместе с учителем сначала решаешь задачу, потом по результатам этой задачи ведешь синтез, а в конце занятия впихиваешь в синтез-продукт взрыватель, и, если не взорвется — двойка тебе обеспечена.

Физика оказалась вообще страшно интересным делом, потому что напрямую увязывалась с метеорологией, географией, геодезией и еще полудесятком подчиненных дисциплин. А обычная задачка по физике выглядела как расчет траектории снаряда, или ракеты, или пули — нужное подчеркнуть, недостающее — вписать. Причем результат сверялся не с ответом, а с самой что ни на есть практикой. Пуля? Ступайте к станку, юноша, выставляйте ваши данные и — вперед! Потом мишень принесете. Снаряд, ракета? Милости просим в тренажерный кабинет, и вводи, Бука, полученные результаты в хитроумный компьютер. Куда вы целились, молодой человек? Ах, в Брюссель? А тогда позвольте спросить, чем вам Стокгольм не угодил?..

Но самым главным в новой жизни стало то, что у каждого из парней появился свой наставник. Если можно так сказать — «личный». На следующее утро после приезда их не разбудил, как было принято в монастыре, колокол, а просто вошел Капитан и как-то совсем спокойно, не очень-то и громко произнес:

— Доброе утро.

Но таким тоном, что все, даже любивший понежиться в кровати Вой, мгновенно вылетели из-под одеял и замерли по стойке «смирно». Капитан удовлетворенно оглядел подростков и любезно сообщил:

— Построение через триста секунд. Время пошло, — и вышел из комнаты.

За триста секунд можно сделать очень многое. Не верите? Зря. Одеться, умыться, оправиться и даже попробовать заправить постель. Впрочем, чуть позже ребятам сообщили, что вот этого от них особо и не ждут: имеется обслуживающий персонал. Но если кто хочет…

Через пять минут все четверо пареньков стояли в коридоре, одетые по всей форме, с личным оружием. А перед ними стояли четверо взрослых — в такой же военной форме без погон. Вот только оружия у этих четверых не было. Вернее — не было видно…

Между обеими коротенькими шеренгами прохаживался Капитан.

— Ну, вот, товарищи. — Он повернулся к шеренге взрослых. — Вот они — ваши подопечные. Птенцы гнезда святого, так сказать.

Капитан позволил себе легкую улыбку и показал рукой на стоящих за его спиной ребят:

— Выбирайте. С их личными делами и рекомендациями прежних наставников вы уже ознакомились, так что…

Здоровенный мужчина в офицерском камуфляже, с двумя нашивками за ранения, сделал шаг вперед, внимательно осмотрел парней. Затем уверенно шагнул к Загидулле:

— Тебя Крестом нарекли? Ну, что, Крест, будем тебя учить. — Он неожиданно хмыкнул: — Учить вражин крестить. Пошли.

И, не оборачиваясь, зашагал куда-то в глубь коридора. Загидулла поспешил за ним.

Следующим вышел крепыш с такими широкими плечами, что казался почти квадратным. Он никого не разглядывал, а сразу подошел к Владу:

— Вой? За мной ступай. — И уже уходя, бросил небрежно: — Меня Тощим зовут.

Следующий, ничем особо не выделявшийся мужчина средних лет долго разглядывал Сашку и Павла. Потом оглянулся на последнего оставшегося в строю, вздохнул и тронул Пашу за рукав:

— Пойдем, Пал.

Последний — сухощавый, неопределенного возраста, стоял напротив Сашки и разглядывал его, слегка покачиваясь вправо-влево, вперед-назад. Затем молча повернулся и потопал по коридору. Очевидно было, что это — его наставник, и Сашка пошагал за ним.

Шли совсем недолго и скоро уткнулись в лестницу-трап. Сухощавый одним движением не взошел, не взобрался, а как-то втек наверх, и Сашка услышал, как там лязгает металл. Он заторопился, взлетел за своим наставником и оказался на земле. Шел мелкий, противный октябрьский дождь-морось, тянуло холодным ветром. Сашка слегка поежился, но наставник это заметил и спросил:

— Замерз? Сейчас согреемся, — и мгновенно сорвался с места в стремительный бег.

На четвертом-пятом километре Сашка начал отставать. Темп, который взял наставник, был чудовищным, просто непереносимым. Но парень бежал, бежал из последних сил, хотя в боку кололо, воздуха явно не хватало, а перед глазами уже поплыла предательская пелена. «Ну, выгонят, так и выгонят, — подумал Сашка. — Авось тогда хоть вместе с Ленкой окажусь…»

Додумать он не успел: ему в руку ткнулся сложенный петлей ремень:

— Держи. Крепче! — И наставник прибавил скорости.

Как он добежал, Сашка не помнил. Помнил только, что повалился наземь и мечтал об одном: тихо, спокойно помереть где-нибудь…

— Вставай!

Команда подбросила его на ноги, и он встал, с трудом разогнулся… и обомлел. Наставник выглядел так, словно только что встал из-за стола: спокойный, ровно дышащий, даже какой-то чистенький…

— Хочешь что-то спросить?

— Ага… Вы… это… не из… стали?.. Живой… человек?..

— Из стали. Легированной, — сказал наставник без улыбки. — С добавлением высокопрочных пластиков и эластомеров.

Сашка смотрел на его резкое, жестко очерченное лицо и вдруг подумал, что больше всего его наставник похож на хищника. Страшного, опасного хищника…

— Отдышался? За мной бегом марш!..

И было стрельбище, а потом — рукопашная, и Сашка валялся на земле, сбитый раз двадцать ударами из самых невероятных положений, но лицо наставника было неизменно спокойным, каким-то отстраненным и безразличным. Лишь когда дело дошло до клинков, «стальной» наставник чуть-чуть оживился.

— Теруо Ясудзиро? — не то спросил, не то утвердил он.

— Брат Теруо…

— Гляди-ка, жив еще, самурайская морда…

И это были единственные слова, из которых все равно не понять: хвалят тебя или наоборот…

Вечером после ужина Сашка лежал в постели и слушал своих товарищей, обсуждавших новых наставников. Ребята наперебой рассказывали, кто кого чему научил, кто кого чем поразил, кто кого за что поругал, а за что — похвалил.

— …Новый приемчик — закачаешься!..

— …Вот честное слово, раз — и уже пуля в пулю, вся обойма!..

— …И чувствую — лечу, а он, ну, Дрон, вроде как и не пошевелился…

— …Тощий говорит: «Неплохо вас у святош надрессировали»…

— …А он — раз! И еще — раз!..

— …«Брось, — говорит. — Вот «Чезет» — это вещь!»…

Сашка уже начал задремывать, когда его неожиданно окликнул Вой:

— Бука, а у тебя как? Как твой мастер?

— Не знаю… — сказал Сашка.

— Ну да? Как это «не знаю»? Он что, с тобой не занимался? — загомонили все трое разом.

— Занимался… Только он ничего не говорит. И ничего специально не показывает…

— Да-а, дела… — Крест почесал стриженый затылок. — Ладно, Саш… то есть Бука — ты не переживай. Наладится еще…

…Налаживалось неделю, потом — две, три, месяц… Сашка не понимал: как и чему учит его наставник? Да и учит ли, если даже имени своего… в смысле — клички, он так и не соизволил сообщить. А потом вдруг неожиданно появился Капитан…

— Бука, подъем! — негромко, но очень, очень-очень веско произнесенная команда подбросила Сашку среди ночи.

Еще плохо соображая со сна, он вскочил и принялся лихорадочно одеваться. Но этот увлекательный в абсолютной темноте спального помещения процесс прервал короткий приказ:

— Отставить. За мной!

Босой, в одних трусах и с курткой, которую он зачем-то ухватил в последний момент, в руках Сашка мчался за Капитаном по гулким коридорам, куда-то спускался, куда-то влезал. Потом как-то совершенно неожиданно оказался на поверхности, на покрытой неглубоким снегом поляне.

Перед ним стояли наставники: Ипат, Тощий, Дрон и его собственный, имени которого он так и не знал. И стояли еще два человека. Оба в генеральском зимнем камуфляже без знаков различия, собранные, подтянутые. И оба, как и наставники, внимательно разглядывали Сашку.

— Итак? — поинтересовался Капитан. — Начнем?

Один из «генералов» слегка кивнул утвердительно, и Капитан четко произнес:

— Зачетная проверка по окончанию первого цикла обучения. Проходит курсант Бука. Начали!

— Давай по малому кругу, — скомандовал — нет, даже не скомандовал, а просто… просто констатировал Сашкин наставник. — Бегом марш!

Сашка помчался по «малому кругу», в котором было ну уж никак не менее семи километров. По снегу, босой и почти голый…

Первые километра три он прошел несколько медленнее, чем бегал обычно с наставником. Так, не напрягаясь, а только чтобы не замерзнуть… И вдруг обнаружил, что на дистанции он не один. За ним широким наметом мчались два здоровенных пса.

Одного взгляда на преследователей было достаточно, чтобы понять: если догонят — будет худо. Совсем худо. Если бы пес был один — Сашка бы отбился. Ну, по крайней мере — попробовал бы. Куртка из прочной ткани в его руках легко могла превратиться в смертельно опасное оружие. Но два пса…

По тому, как они грамотно расходились, готовясь нападать с двух сторон, Сашка понял: обученные. Натасканы на людей кидаться. И брать людей умеют так, чтобы в раз…

Спасение было только в скорости, и паренек рванулся, да так, что псы резко отстали. Но потом начали постепенно выправлять положение, потихоньку сокращая разрыв. Сашка не оглядывался, чтобы не терять скорости, но чувствовал, что псы приближаются. Приближаются…

В последний момент, он пошел на хитрость. Резким кувырком ушел вбок и, вскочив на ноги, оказался прямо перед мордой одного из преследователей. Зверь мгновенно прыгнул — растянулся, выстелился в воздухе, целясь двуногому в горло, но хитрый безволосый противник вдруг качнулся в сторону, а через мгновение шею пса захлестнула тугая петля из свитой камуфляжной куртки, рванула назад.

Сашка лежал на снегу и душил одного из зверюг, одновременно прикрываясь им от второго противника на манер щита. Погибающий пес извивался, беспомощно рвал лапами низкое черное небо, но вырваться не мог. Еще чуть-чуть…

— Отставить! — Короткая команда прозвучала, как выстрел.

Сашка отпустил полузадушенного пса, и тот пополз к человеку, уже державшему его напарника за ошейник. Рядом стояли наставники, Капитан и «генералы». Один из них достал из кармана старомодные серебряные часы, щелкнул крышкой, посмотрел на циферблат, а потом щелкнул уже языком:

— Однако… На все про все — семь минут. Серьезно…

Второй генерал посмотрел на Сашку заинтересованно, потом перевел взгляд на его наставника.

— Чем еще удивишь? — В его голосе слышалось удивление вперемешку с уважением. — Второй зачет он на сто очков отобьет?

Наставник не удостоил «генерала» ответом, подошел к Сашке и протянул ему наган. Тот взял протянутое оружие, помолчал, затем очень тихо спросил:

— А как он пристрелян?

Ответа он не ожидал и потому удивился, услышав голос наставника:

— Вот ты мне потом и скажешь — как.

Он сунул Сашке горсть патронов и указал пальцем на куртку:

— Надевай, — и ждал, пока паренек попадет руками в рукава, сунет патроны в карман, а потом сразу отошел — будто перетек на новое место.

И тут же из-за деревьев выскочила первая мишень…

…Сашка стрелял, перекатом уходил за деревья, заряжал наган, снова стрелял. Наган сильно отдавал в руку и был пристрелян чуть влево. Сашке было неудобно, но он стиснул зубы и постарался слиться с оружием в один, единый организм, который только и может, что целиться и стрелять, извергая из себя спрессованную, сжатую свинцовую смерть…

— …Однако. — Все тот же «генеральский» голос. — Сто не сто, а девяносто три из незнакомого оружия…

— Ну, если честно, то от вас мы другого и не ожидали. — Второй «генерал» чуть кивнул Сашкиному наставнику. — Но чтобы за шесть недель…

— Какой клинок он знает хуже всего? — поинтересовался Тощий.

Наставник скользнул по Сашке холодными, ничего не выражающими глазами. От такого взгляда у парня по спине пробежал холодок, а в голове вдруг торкнулась бог весть откуда взявшаяся мысль, что если бы мертвец мог смотреть и видеть, то взгляд у него был бы именно таким.

— Все — одинаково плохо, — сообщил наставник без всякого выражения. — Катана и вакидзаси — чуть лучше остальных.

Сашке стало обидно, ведь в простеньких спаррингах внутри монастырской четверки он был если не бесспорным победителем, то уж хотя бы одним из лучших. Что ж выходит: если он знает клинки плохо, то остальные — вообще никак, что ли?

Должно быть, что-то подобное пришло в голову и остальным наставникам, потому что огромный Ипат тихонько пробасил:

— Кокетничаете, товарищ генерал…

Сашка обалдел, услышав, что его наставника назвали генералом, но обдумать этот факт как следует он не успел. Перед ним на землю легли японские клинки. И тут же раздалась команда Капитана:

— Давай!

Перед Сашкой внезапно, словно из ниоткуда, возник… возникла… возникло… существо. Оно напоминало человека и волка одновременно. На покрытом клочковатой шерстью почти человеческом туловище сидела здоровенная клыкастая башка с торчащими ушами. Задние ноги… или лапы?.. были покрыты густым мехом и походили на звериные, а передние лапы… или руки?.. были бы совсем как человеческие, если бы не длинные, острые когти.

Тварь пригнулась, нехорошо оскалилась, заворчала. И Сашка осознал, что все это ему не приснилось, что он, почти голый, стоит перед этим созданием Тьмы безоружным, а его единственная защита и надежда на выживание лежит в двух шагах от него. И в трех от этой мерзости…

Оборотень подобрался и прыгнул вперед, на один лишь краткий миг отстав от прыжка Сашки. Тот успел первым. Перекатился вперед, успел подхватить катану, одним движением стряхнул с нее ножны. И отогнал широким взблеском стали протянувшую лапы к вакидзаси тварь.

Волкодлак отскочил и угрожающе зарычал. Сашка оскалился и зарычал в ответ, коротко взмахнул клинком. Оборотень отшатнулся, уворачиваясь от смертоносного лезвия, и Сашка подскочил к короткому мечу, наступил на него ногой.

Человек-волк быстро сместился вбок, по длинной дуге обходя сопротивляющуюся пищу. Он понимал, что те, кто захватил его в плен, не оставят его в живых, чем бы ни окончилась эта схватка. Но смирившись с мыслью о смерти, он не желал смиряться с голодом, который терзал его изнутри. А противник не выглядел таким уж страшным и так умопомрачительно вкусно пах… Если обойти его сбоку, а потом прыгнуть так, чтобы оказаться за его спиной, то, может быть, эти двое злых не успеют пустить в ход свои страшные машинки, выплевывающие в секунду веер жгущих серебряных смертей? Тогда он успеет напоследок глотнуть этой упоительной крови, а если повезет, то даже дважды…

…Сашка подцепил вакидзаси босой ногой и швырнул его в оборотня. Тот не ожидал такой атаки, и тяжелый клинок больно ударил его по голове, рассек кожу и почти начисто снес ухо. Волкодлак взвыл от боли и потерял на этом драгоценные полсекунды — Сашка в прыжке полоснул его клинком катаны.

Залитый кровью воющий оборотень вдруг махнул левой лапой и почти достал паренька. Но именно этим ударом его несколько раз обезоруживал наставник, так что новостью для Сашки он не был. Змеей метнулась катана, вой оборвался, переходя в жалкое бульканье.

…Сашка стоял, переводя дух, когда к нему подошел наставник. Несильно хлопнул по спине:

— Молодец. Я никогда не ошибаюсь, не ошибся и теперь. — Он уже повернулся, чтобы уйти, но вдруг передумал. — Меня зовут Тень…

На следующий день, когда Сашка стоял под утренним холодным душем, неожиданно распахнулась дверь:

— Эй, Бука. Хорош нежиться — не девка. Пошли купаться…

Тень и Бука пробежались совсем немного — километра три, когда перед ними вдруг возникла река, покрытая тонким ранним ледком. Не снижая темпа, Тень принялся раздеваться на бегу. Сашка уже понял, к чему все идет, и последовал примеру наставника…

В реку они влетели, кроша вокруг себя лед, и тут же Тень без всякого предупреждения атаковал своего воспитанника. Через полминуты, вытащив полузахлебнувшегося оглушенного Сашку из воды и растирая его сухим шершавым полотенцем, Тень наставительно произнес:

— Будь всегда готов. Не расслабляйся, даже когда спишь. Даже если спишь с женщиной. Только тогда ты останешься жив. Всегда…


…Жизнь покатилась по накатанной колее. Через два месяца нас развели каждого по своей комнате, и мы стали видеться значительно реже. Можно считать — почти совсем не виделись. Вся жизнь теперь сконцентрировалась в наставнике — Тени. Он — действительно тень. Вот сейчас его нет — и внезапно он появляется, совершенно ниоткуда. Я начинаю привыкать к тому, что если действительно будет тяжело — Тень вдруг появится и — нет, разумеется, не бросится объяснять или выручать, — но обязательно сделает что-то, что поможет разобраться.

А еще Тень в любой момент может напасть. И если ты, не дай бог, прозевал момент нападения — пиши пропало! Не далее как позавчера еле-еле удалось отбиться — только не смейтесь — миской с борщом. Горячее густое варево, запущенное в физиономию нападающего ударом кулака по краю миски, на мгновение ослепило его, чуть сбило атаку, а уж дальше все пошло как по маслу: удар, уход, краем миски — в висок. Не попал, конечно, но скупую похвалу за нестандартное решение заработал…


…Тень усмехнулся, отставил в сторону смятую металлическую миску.

— Твой самурай научил? — И увидев, что Сашка как-то напрягся, продолжил: — Да нет, все правильно. «Оружием самурая может стать все, до чего тот в состоянии дотянуться»…

Он странно засмеялся, словно кто-то встряхнул жестяную банку, наполненную разнокалиберными железяками.

— Тень, а ты его хорошо знаешь?

— Виделись. Раза два. Первый — когда я его брал, второй — когда секту одну в Японии гоняли…

— Ты его брал? — Сашка не поверил своим ушам. — Зачем, он же наш?!.

— Ну да, теперь — наш. — Тень досадливо поморщился. — А тогда он в Токуму Кикан[12] подвизался. К нам шел…

— Когда «тогда»? — спросил Сашка, уже холодея от ожидаемого ответа.

— Когда? Да, в тридцать втором это вроде было… или… нет, в тридцать третьем. Точно, в тридцать третьем… — Тень задумчиво прикрыл глаза и уточнил: — В тысяча девятьсот тридцать третьем. Меня тогда в один из погранотрядов перевели. Ну, вот и встретились…

Наставник посмотрел на замершего Сашку, потрепал его по плечу:

— В эту ночь решили самураи перейти границу у реки. Но мы их взяли. А твоего Теруо пришлось пятнадцать кэмэ по тайге гнать. — Тень «вытек» из-за стола и встал со скамейки. — А когда догнал, он на меня с железкой полез. Они, японцы, всегда так: то с голой пяткой против шашки, то с шашкой — против пулемета…

— А вы?..

— А что я? От катаны его увернулся и показал ему, как прикладом «дегтяря» с одного раза в нирвану отправляют. Он, голубчик, у меня только к вечеру очухался… А что это ты у меня, Бука, расселся? Ножки не держат? Так тренировать надо. Бегом марш!..

…Каждый день и почти каждую ночь шли бесконечные, на пределе возможного тренировки. И каждый день Сашка, падая в кровать, мечтал о том, что когда-то все ЭТО закончится.

Первое, что он сделает, когда курс обучения будет завершен, — забьется куда-нибудь, где не найдут, и будет спать, спать, спать… А потом есть, есть, есть… И снова спать, спать, спать… Он даже придумал, чего он съест, когда вырвется из этого тягла: сначала — банку маринованных огурцов, потом — торт с кремом, орехами и безе, потом напьется газировки от пуза, потом — осетрина, а потом много-много восхитительно-горелого шашлыка, который жарил его отец, так и не научившийся толком управляться с мангалом. Этот обед ему даже снился несколько раз, после чего паренек просыпался с таким чувством, словно его обокрали…

Нельзя сказать, что его кормили плохо или невкусно. Как раз наоборот: еда была вкусная и обильная. Но только какая-то пресная, что ли. Такую еду не едят, чтобы доставить себе удовольствие, такую еду употребляют как топливо для организма, чтобы было, откуда черпать силы. Это вообще не еда, а пища — строительный материал для тела: чтобы мускулы нарастали, чтобы кости крепчали, чтобы жилы не слабели, чтобы нервы не дергались. Но через полгода такой кормежки каждый раз за столом у Сашки появлялось непреодолимое желание пройтись с этим пайком в питомник да и отдать всю свою порцию Аяксу — здоровенному полуприрученному волку, с которым он близко познакомился во время первого экзамена.

Тогда за парнишкой гнались не собаки, как показалось ему, насквозь городскому жителю. Любой селянин сразу бы заметил, что бегут эти «собаки» размашистой рысью, что не гавкают, а только взрыкивают, и что глаза у них — голубые, совсем человеческие. Как-то Тень объяснил своему подопечному, что собаки в борьбе с нечистью не годятся. Слишком уж долго живет собачье племя с человеком, вот и приучились враги им глаза отводить, со следа сбивать, а то и захватывать под свою власть. Волк — дело иное. Он нечисть за версту чует, а уж волкодлака — не человека и не волка — ненавидит лютой, дикой ненавистью. Потому-то в специальных питомниках и разводят волков, которые стали людям помощниками в их войне…

— …Лучше всех нечисть, конечно, кошки чуют, да и вся их порода кошачья, — наставительно говорил Тень. — Но сам понимаешь, Бука: кошка — зверь независимый и подчиняться не умеет. Рассказывал мне один старый киргиз, что когда-то на нечисть с гепардами ходили, да только давно уж нет тех охотников…

Начальник питомника — подполковник медицинской службы, носивший оригинальную кличку Змей,[13] попутно преподававший Сашке биологию — именно так именовалась та диковатая смесь бактериологии, вирусологии, анатомии и полевой хирургии, которую парень изучал под его руководством, — на первом же «лабораторном» занятии отвел Буку в питомник.

— Вот, — сказал он, показывая на вольер, в котором сидел и смотрел в упор на Сашку огромный серый с подпалинами красавец, — познакомься с «крестником» поближе. Аяксом зовут.

Сашка смотрел в голубые льдисто-холодные глаза зверя и чувствовал, как внутри его появляется какое-то странное ощущение. На миг ему показалось, что он мчится, пластаясь над сугробами, а впереди маячит какая-то странно знакомая фигурка… Сашка почувствовал, как напряглись его мышцы… И в ту же секунду по горлу резанула жгучая боль, перехватило дыхание. Парень откачнулся в сторону, попытался вдохнуть…

— Вот даже как? — Змей положил руку ему на шею, нажал куда-то, и боль ушла, дыхание восстановилось. — Да, иногда бывает, что Чистая Кровь может говорить с Чистой Кровью. Но вот чтобы так легко, с первого раза…

Он цокнул языком и подтолкнул парня к вольеру:

— Побудь с ним. Поговори с ним. Почувствуй его. — И уже уходя, обронил: — Его кличка — Аякс. А если вам суждено стать одним целым — узнаешь и его имя.

Змей давно ушел, а Сашка все стоял перед вольером и смотрел на волка. Волк же, казалось, не обращал на человека никакого внимания и лишь изредка бросал на него короткий, словно взмах меча, взгляд своих невероятных голубых глаз. Наконец парень откашлялся и произнес:

— Ты… это… Прости меня, в общем… Меня же не предупредили, что ты — свой…

Взгляд волка стал как будто насмешливым, и в голове словно прозвучало: «А если бы ты знал — стал бы драться в полную силу?»

«Ну… да, не стал бы…»

Волк сел напротив и радостно оскалился: «Я не сержусь. Ты тогда чуть не убил меня. Покажешь этот прием?»

«А?.. Покажу… если Тень разрешит…»

«Твой вожак?»

«Типа того…»

«Спросишь?» — волк облизнулся.

«Спрошу», — кивнул человек.

«Будем тренироваться вместе?»

«Да».

«Я буду ждать»…


…Сашка часто тренировался вместе с Аяксом, с молчаливого согласия Тени. Но однажды, когда они вдвоем с Аяксом особенно легко прошли полосу, Тень приказал совместные тренировки прекратить. И запретил целую неделю ходить в питомник. А ночью, выдернув Сашку на многокилометровую пробежку, тихо втолковывал:

— Я прошу тебя, малыш. Я просто требую: не привязывайся ни к кому. Иначе ты будешь слишком заботиться о них, забудешь о себе и погибнешь. И причинишь им боль. Пожалей их, парень, не привязывайся… Работа у нас с тобой такая. И жизнь такая… — Он помолчал и, тяжело вздохнув, вышел.

Но все равно Сашка приходил в питомник и навещал Аякса. Частенько приносил с собой прихваченное из столовой. Выпрашивал или просто воровал. Искал что повкусней. И Аякс принимал. Принимал с благодарностью. Так что теперь жизнь Сашки состояла из Тени, Аякса и воспоминаний о Ленке. Человек, волк и память…

…А еще Сашка мечтал, что когда все ЭТО закончится, он навестит дорогих тетушку и дядюшку. И спросит их: как это так вышло, любезные родственники, что вы живете в моей квартире, а меня сдали в дурдом? И кто это у нас такой умный, что я по сравнению с ним — дурак?..


…Сегодня мы убежали с Тенью километров на тридцать, в тайгу, в самый снег и непролазь. Он бежит чуть впереди, легко раскачиваясь, словно скользя по сугробам на своих странных, подбитых мехом лыжах. Мне он выдал пару таких же, но мне на них тяжело и непривычно. Пока…

Неожиданно он останавливается, смотрит на меня в упор, а потом не допускающим возражений голосом сообщает:

— Привал.

Мы аккуратно вытаптываем в снегу место, после чего он широким жестом показывает на окружающую нас тайгу:

— Прошу…

Вот так. Значит, опять урок выживания. Ну, пойдем, поищем: чем нас сегодня лес покормит?..

На ужин у нас был средней упитанности еж, две мороженые лягушки, разысканные в заснеженных корнях на берегу безымянного ручья, и толстенький бурундучок. На десерт — его же кладовая: без малого кило орехов.

Когда я запекал на углях ежа, Тень накинулся на меня из темноты. Но ожидал чего-то подобного, а потому ушел от удара легко и даже попробовал достать наставника вдогон. Не вышло, разумеется…

— …Бука, а кого ты будешь убивать, когда пойдешь на свободную охоту? — Тень пристально смотрит на меня, не переставая, однако, обсасывать лягушачью косточку.

— Как это «кого»? Кого прикажут, того и буду… Врагов.

Тень молчит и смотрит на меня изучающе. Затем спокойно произносит:

— Не прикидывайся. Кого ты сам убьешь? Для себя?

Ничего так вопросик. Вот я ему сейчас расскажу, и что потом? Запретит? Ну, он, допустим, может. В смысле, если будет следить, то не позволит. А какой-нибудь Дрон — уже под вопросом…

— Да не собираюсь я тебе мешать. — Ну, вот откуда он все знает?! — Просто интересно: кого ты собираешься завалить после выпуска? Может, помощь потребуется?

Чего?! Тень предлагает помощь?! Мир перевернулся, или я замерз, и мне мерещится всяческая чушь?

— Ты и сам доберешься, и сам оружие раздобудешь, и сам все сделаешь, и сам вернешься. Просто окружающих жалко. Если один все делать станешь — вокруг кровь будет потоками литься. Потому и спрашиваю. Ты же пока аккуратно не сумеешь. Обязательно с брызгами.

— Ты что, Тень, какая кровь?..

Он надолго замолкает, потом спокойно, без всякой интонации, сообщает:

— Твое досье я читал. Тебя я знаю достаточно. Первые кандидаты — твои тетка с мужем. Вторым — врач, который тебя оформил. Третий и четвертый — те, кто сдал Лодыгиных. Ну и сам разбираться начнешь: что там с твоей семьей случилось.

Опять долгая пауза, после которой Тень продолжает:

— Поди еще волка своего впутаешь. А в городе волк — смерть. Так что лучше сразу скажи — кто? Тогда смертей меньше будет…


…Через неделю Сашка сидел рядом с Аяксом и смотрел, как волк аккуратно обгладывает здоровенную вареную кость с мясом. Волк управился с хрящом и принялся разгрызать кость, стараясь добраться до мозга. Аккуратно, словно на дипломатическом приеме, разгрыз, съел, облизнулся. Благодарно взглянул на Сашку и, почти по-человечески, дернул уголками пасти, обозначая улыбку.

«Спасибо. Вкусно».

«Не за что. Я тебе еще принесу, когда смогу».

Волк кивнул, подошел поближе и лег у самых Сашкиных ног:

«Ты хотел о чем-то спросить?»

«Да. — Человек задумался. — Почему вы так ненавидите оборотней?»

Волк удивленно посмотрел на человека:

«Действительно не понимаешь?»

«Да…»

«Занятно. Ты просто не хочешь думать…»

В Сашкином мозгу закрутился калейдоскоп картин. Вот волкодлак напал на человека. Вот — еще на одного. Вот толпа людей, которая рассматривает следы на земле, отметины волчьих клыков на теле жертвы. И тут же без всякого перехода картины облавы на волков. Разоренные логовища, волчицы, пытающиеся защитить волчат, и сами волчата, убитые одуревшими от ужаса и ненависти крестьянами…

«Теперь понял?»

Человек покачал головой:

«Похоже, они задолжали вам больше, чем нам».

Волк оскалился и чуть кивнул головой.

«Поровну…»


Несмотря на то что с Тенью Бука проводил довольно много времени, были и другие преподаватели. Вождение всего, что может двигаться, минно-взрывное дело, биология и медицина. Но, кроме этих вполне естественных дисциплин, были еще и не вполне обычные. Милейший старичок Ипполит Игнатьевич учил его непростому искусству карманной кражи, спокойный немногословный крепыш в потертом камуфляже, Круг, рассказывал о замках и запорах, а наставник Креста — Загидуллы — о системах безопасности и способах их преодоления…

А еще тренировки памяти, внимательности и концентрации и многое другое. Когда от всех наук в голове у Сашки начиналась каша, наставник выводил его в лес, где учил понимать и слышать природу, находить пропитание даже в, казалось, мертвых кусках леса и двигаться беззвучно и неслышно, словно призрак.

В один из дней Тень поднял Сашку и, ни слова не говоря, вывел его в подземный ангар, где стояла вся летающая техника.

— Надевай! — В руки Александра упали вместительный сверток парашюта и шапочка из плотного материала.

Поскольку спрашивать было бесполезно, Сашка молча продел руки в лямки и тщательно застегнул все замки.

Через несколько минут подъемник доставил тяжелую машину на верхний уровень, откуда через распахивающиеся створки вертолет был поднят на лесную поляну.

Сашка сразу заметил большие подвесные баки на внешней подвеске «двадцать четвертого». Значит, лететь предстояло долго, и он уже собирался поспать, когда в шлемофоне раздался монотонный голос наставника.

— Выброс над лесом. Это ты уже проходил. Парашют, мешок, все прикроешь, как учили. А вот то, чему не учили. За семь дней тебе нужно будет добраться до Казани. Вот по этому адресу тебя будут ждать с шестого по восьмое число. Если опоздаешь хоть на минуту от седьмого, двенадцать ноль-ноль, все придется повторить, только расстояние будет больше, а времени меньше. Так что рекомендую напрячься и сделать все с первого раза. Документов у тебя нет. Ни документов, ни денег… Вообще ничего. Только нож, который ты припрятал в каблуке, и удавка в шве курки. Милиции рекомендую не попадаться, так как мы тебя, конечно, вытащим, но будет это, как ты сам понимаешь, не быстро. Вообще старайся с криминалом не связываться. Я в курсе твоих успехов у этого старого щипача, но все же… Остальное сам сообразишь.


В марте в Сибири все еще холодно. На взгляд просвещенного европейца, разумеется. Но на взгляд Сашки было просто чуть прохладно. Он уже затолкал купол в мешок и спрятал под выворотень. Определившись с направлением, ровной экономной рысью затрусил в направлении юго-запад, где, как он полагал, можно с наибольшей вероятностью выйти на жилье. Через десять километров сделал первый привал и, прошерстив окрестности, стал обладателем заячьей тушки и содержимого беличьей кладовой.

Палатка, а точнее навес из куска парашютной ткани, помогла согреться, и ночь он провел в относительном комфорте, а утром вышел к станции Белый Яр, откуда товарняк с лесом довез его до Томска. Как он и планировал, загулявший и явно хмельной прохожий быстро стал объектом внимания группы маргиналов, не подозревающих, что из банальных грабителей они станут теми, кто пусть и частично профинансирует операцию одной из российских спецслужб. Пять тысяч рублей, теплая куртка, телефон и довольно потертый паспорт пополнили Сашкину экипировку, тогда как пара дрянных ножей и кусок арматуры были с презрением выброшены в сугроб. Оставив за спиной постанывающую и медленно расползающуюся троицу, Александр уже гораздо увереннее зашагал в сторону трассы.

Придорожное кафе, в котором он решил дождаться попутного транспорта и заодно перекусить, было вполне чистеньким и уютным заведением. Сразу было видно, что клиентами тут дорожили и старались, чтобы все выглядело пристойно. Сашка, у которого при взгляде на еду зверски разыгрался аппетит, заказал столько, что хватило заставить весь стол тарелками. Под удивленным взглядом официантки он последовательно смел две тарелки супа, порцию пельменей, кусок мяса и жареную рыбу, которая, правда, оказалась пересушена. Это, впрочем, никак не нарушило благостного состояния Александра, собиравшегося уже перейти к сладкому, когда в кафе вошла шумная компания из трех мужчин. Они сразу соединили два столика и принялись поглощать пищу, перемежая еду и алкоголь.

Сашка как раз доедал пирожное, когда из-за соседнего столика встали две холеные, одетые в легкие меховые шубки дамы и, оставив под тарелкой крупную купюру, направились к выходу.

— А че торопимся? — Один из мужчин перегородил ногами проход и насмешливо посмотрел на женщин. — Садись давай. Выпьем, побазарим.

— Мож до чего и добазаримся, — глумливо подхватил второй и даже не засмеялся, а заржал, словно лошадь, обнажив кривые, покрытые коричневым налетом зубы.

«Чифирит», — машинально отметил про себя Сашка и снова вернулся к рассматриванию пирожка с повидлом, на который уже не хватало никаких сил.

— Отвали, козел! — Шедшая первой девушка уже переступила через загораживающую проход ногу, как мужчина резко схватил ее за талию и рывком усадил к себе на колени.

В ответ девушка, вместо того чтобы закричать, довольно умело съездила обидчику по зубам локтем и, вывернувшись из его рук, рванулась к выходу, когда услышала истошный крик оставшейся позади подруги.

Девушку крепко схватил за руки и не отпускал третий, в то время как сидевший в углу уже покинул свое место и с кривой ухмылкой обходил столик.

— Мужики, вы чего? — Бармен вышел из-за стойки и, похлопывая по ладони левой руки бейсбольной битой, подошел ближе, чтобы вмешаться, когда ему в лоб уперся вороненый ствол пистолета.

— Жить надоело? — Вскочивший на ноги мужчина вынул из рук бармена биту и отбросил ее в сторону. — Не ссы, сейчас разберемся со шлюшками и потом тобой займемся.

Сашка действовал не думая, точно на тренировке. Не вставая, он взял со стола тупой столовский нож и коротким движением метнул его в обладателя пистолета. Удар ручки ножа в горло заставил того выронить оружие и, схватившись за шею обеими руками, упасть сначала на колени, а потом, опрокидывая стулья, рухнуть ничком на пол.

Второму досталось вилкой в плечо, и пока третий поворачивался, пытаясь понять, что именно пошло не так, Сашка ударил ногой в коленный сгиб, а когда бандит упал на колени, добавил кулаком по затылку.

— Ссука! — Номер два уже вытащил окровавленную вилку из правого плеча и пытался двумя руками добраться до кобуры на поясе, когда списанная из раскладов девушка со всего размаху ударила его металлическим подносом по голове.

— Готов, — прокомментировал Сашка падение последнего участника лицом на стол.

Быстрее всех соображал бармен.

— Так, — он посмотрел на Александра. — Расплатился? Нет? Тогда за счет заведения. Ты на колесах? Пешком? Я вызвал ментов, но когда они приедут, вам бы лучше убраться отсюда. — Он повысил голос: — Кто увезет парнишку?

— Мы. — Та из женщин, которая ударила бандита, решительно шагнула вперед и, взглянув в глаза Сашке, кивнула в сторону выхода. — Идем.

Машина у женщин была солидная. Высокий и широкий внедорожник «Тахо» черного цвета с грозным рыком лихо рванул с места и влился в плотный поток движения.

— Давай познакомимся, что ли? — Та, что вела машину, поправила зеркало заднего вида, чтобы видеть Сашку. — Нас зовут Лена и Катя, а тебя?

— Александр, можно Сашка. — Несмотря на полный желудок и успокаивающее покачивание тяжелой машины, он не расслаблялся, держа в поле внимания обеих подруг.

— Где же тебя так драться научили, Сашка?

— Да так… — Он пожал плечами. — То тут, то там. Всего понемногу.

— Ну-ну. — Лена громко и со вкусом рассмеялась и нажала несколько кнопок на приборной панели.

— Коля, ты где?

Ответил бодрый мужской голос.

— Елена Николаевна, через восемь километров будет площадка, я мигну, когда вы подъедете.

— Хорошо. — Лена кивнула невидимому собеседнику. — И будь готов отсечь от нас хвост.

— Что случилось?

— Не паникуй, — отрезала женщина. — Нарвались на трех придурков. Похоже — люди Шарика.

— Как? — Судя по голосу, мужчина пребывал в легком шоке.

— Вот так. Хорошо, мальчишка один помог. — Лена подняла взгляд и улыбнулась в зеркало.

— Мальчишка?

— Ну да. — Сидевшая рядом Катя нервно рассмеялась. — Обычный такой мальчишечка. В две секунды положил двоих и ранил третьего.

— Я еду вам навстречу, — решительно произнес Николай.

— Все нормально, Коля. — Лена щелкнула несколькими тумблерами, и на лобовом стекле джипа замерцала карта. — Мы уже рядом. Но вот подтянуть местных ребят, я думаю, не мешает. Так что сиди и не дергайся.

Когда абонент с легким писком отключился, Катя обернулась в сторону Сашки.

— Гадаешь небось, кого вытащил из неприятностей?

— А чего гадать? — Александр спокойно пожал плечами. — Кем бы ни были эти парни, они явно уроды и получили свое. А вы… Даже если вы связаны с криминалом, мне это как-то до лампады. Доеду с вами до ближайшей точки на трассе, там и расстанемся.

— А тебе вообще-то куда? — спросила Катя.

— В Казань.

— Не ближний свет, но и не так далеко. — Лена рассмеялась. — Мы сами едем в Москву, так что могли бы тебя подбросить.

— Если не сложно.

Неожиданно в кармане Сашкиной куртки раздался звонок трофейного телефона.

— Слушаю…

— Мы найдем тебя, тварь! Ты кровью будешь харкать! — надрывался в трубке незнакомый голос.

— Не в этой жизни. — Сашка кнопкой опустил боковое стекло и выбросил телефон на дорогу.

— Это номером ошиблись, — пояснил он и закрыл окно.

— У тебя какие-то проблемы? — нейтрально осведомилась Лена и поправила прическу.

— Да какие проблемы. — Сашка отмахнулся. — Все фигня, кроме пчел…


Ночевать остановились в небольшой гостинице на окраине Новосибирска. Крепкие, плечистые парни с автоматами оцепили здание, где собралась переночевать Елена с подругой и Александром, и перекрыли все подъезды к гостиничному комплексу. Не обращая особого внимания на охрану, а только отметив ее количество и расположение постов, Сашка с удовольствием вымылся под душем и, постирав вещи, завалился спать на широкой покрытой белой простыней кровати.

Несмотря на усталость сон его был чутким, и каждый раз, когда по коридору кто-то проходил, он переходил в состояние полудремы, готовый немедленно проснуться.


А в это время этажом ниже, в просторном холле, шел небольшой военный совет.

— Не похоже это на подставу, Коля. — Лена покачала головой. — Сейчас поясню. Парень — боец экстра-класса. И мы это понимаем, это вообще видно сразу. Ясно, что мы будем копать это дело до конца, пока не найдем всю родословную парня до шестого колена включительно. И самое главное, что это дает нашим оппонентам? К секретам его все равно не допустят, пока точно не убедятся, что он не опасен Службе. Жечь специалиста такого класса, надеясь, что его не просветят до последней косточки, — глупо. То есть понятно, конечно, что это чья-то игра. Но вот против кого — вопрос. — Она обернулась в сторону Кати. — Что у нас в активе?

— Куртка с чужого плеча. — Катя, чуть прикрыв глаза, начала перечислять моменты, отмеченные и занесенные в разряд «странные». — Под ней добротная имитация камуфляжа. Не менее тысячи зеленых за комплект. А куртка явно дешевка, с рынка. Сапоги — из той же серии. Пятьсот как минимум. Так что версия о безумном мастере, клепающем таких же безумных учеников, отпадает. А вот полевой выход курсанта очень даже близко. Хотя не могу себе представить наше учебное заведение, одевающее курсантов с таким шиком.

— Ну не МОССАД же это резвится?

— Да кто угодно. — Лена пожала плечами. — Может, армейцы. У них в подразделении «Л» и не такие служат.

Елена помолчала, осмотрела своих подчиненных.

— Тогда так, — подытожила она. — Коля, сделай запрос по службам, может, это все-таки кто-то из смежников. А ты давай быстренько приводи себя в полную боевую и наверх к нашему парню. Надеюсь, к утру ты проявишь все интересующие нас моменты.

— Как! — Катя картинно всплеснула руками. — Ты заставляешь меня нарушать моральные принципы?!!

— Ага! Трусы только отожми, а потом будешь монашку корчить, — отрезала Елена. — Думаешь, я не заметила, как ты на него смотрела?

— А то ты смотрела по-другому!

— Вот и поработай бета-тестером. — Она положила крепкую сухую руку на колено Кати. — Все, товарищ майор. Бегом в койку и без информации не возвращайся.


Легкий стук в дверь разбудил Сашку так же, как если бы это была автоматная очередь. Беззвучно он скатился с кровати и, подхватив по дороге нож, притаился в углу.

— Кто там?

— Это Катя. — Зажав нож в правой руке, Александр отодвинул тумбочку в сторону и открыл замок. На пороге стояла девушка, одетая в нечто легкое и воздушное, не скрывающее, а скорее подчеркивающее все прелести стройной фигуры.

— Я решила лично поблагодарить нашего спасителя… — проворковала Катерина и опустила руки Сашке на плечи.

— Это, в общем, не обязательно… — пробормотал он, чувствуя, как внутреннее давление сейчас просто разорвет его изнутри.

— Неужели галантный кавалер может отказать даме в такой малости?

— А! — Сашка взмахнул рукой, оставляя нож в оконном переплете, и подумал: «Когда еще старшего по званию трахнуть придется?»


К зданию, где ждали Александра после прохождения маршрута, он пошел пешком. С Катей, которая провела с ним все время, вплоть до контрольного срока, он простился за два квартала и дальше двинулся уже в одиночку. Вошел в здание, поднялся на второй этаж, постучался в комнату:

— Разрешите?

— Угу.

Тень лежал на диване и, положив на живот ноутбук, играл в шахматы. Он вопросительно посмотрел на ученика.

— Хвост, — коротко произнес Сашка. — Фээсбэшники, я думаю, или еще кто…

Наставник коротко кивнул, захлопнул ноут и плавно, но быстро перетек в соседнюю комнату, откуда вернулся с объемистой сумкой.

— Переодевайся.

Через пять минут из соседнего офисного здания, не торопясь, вышли два пожилых джентльмена, сели в просторный седан и, все так же не торопясь, удалились в неизвестном направлении…


…Отчет Сашка переписывал пять раз. И каждый раз листки с рукописным текстом забирал дежурный офицер, после чего они бесследно исчезали в недрах организации.

А генерал-полковник по кличке Капитан, в который раз перечитывая этот документ, все пытался сообразить: как на его парня могли выйти люди из УСБ Службы Безопасности. Как могла полковник ФСБ, да еще и руководитель важнейшего направления Службы оказаться в «поле». Что она вообще делала на сибирской дороге, без роты охраны и парочки вертолетов неподалеку?..

— Петя, зайди.

Высокий подтянутый офицер внимательно посмотрел на начальство.

— Читал?

— Да.

— И что думаешь?

Офицер помедлил:

— Судя по месту встречи, полковник Серова ехала из Новосиба. Или после контакта, или после личной инспекции. Если контакт, то тогда непонятно, почему так сложно. Проще было бы пересечься в Подмосковье. Так что, видимо, все же инспекция. Но, по нашим данным, там тишь да гладь. Ни терактов, ни громких коррупционных скандалов…

— Так. Петр, бери бригаду Слона и поезжай в этот Новосибирск. Выясни, зачем и к кому приезжала Серова. Я ее знаю. Такой человек не будет суетиться без серьезной причины…


…На второй год курсантов «объекта пятьдесят шесть» начали обучать распознавать и вычислять нечисть. В виварии объекта, куда ребятам до того времени хода не было, стали появляться новые экспонаты и «учебные пособия»…

— …Вот, товарищ Бука, — Змей широким жестом экскурсовода повел рукой перед клеткой, в которой сидело нечто, больше всего похожее на кучу грязного тряпья, из которого, правда, торчали хищного вида когтистые лапы, — кикимора домовая, обыкновенная. Создание мерзкое, но не слишком опасное. Можешь взять в руки, только осторожно.

Сашка надел защитные, покрытые с внешней стороны серебряной кольчугой перчатки до локтей, открыл клетку и осторожно прихватил кикимору за шкирку. Вытащил шипящий и извивающийся клубок наружу, приподнял, осмотрел.

Змей между тем продолжал рассказывать. Кикимора оказалась относительно безвредной и смертельную опасность представляла только для маленьких детей. Подросток, скорее всего, отобьется, а взрослый человек, вооруженный хотя бы топором, имеет все шансы выйти победителем. Но это только в открытой схватке. Обычно кикимора не вступает в открытый бой, а тихонько сидит невидимкой где-нибудь в подполе и питается эмоциями. Причем предпочитает отрицательные, ради чего и старается создавать своим «хозяевам» невыносимую жизнь…

— Вот эта тварюга, к примеру, обреталась в подвале девятиэтажного дома. Мы бы ее и вовсе не нашли бы, но одна умная голова из аналитического отдела обратила внимание на повышенный процент склок, разводов, выявленных супружеских измен и бытовых свар по сравнению с соседними домами, — вещал Змей. — И предположил умник, что это — не случайность. Пошли, проверили — точно. Прав был аналитик: вот эту гадючку и надыбали.

— Это она одна весь дом терроризировала? — удивился Сашка.

— Нет, — усмехнулся Змей, — не одна. Просто взяли живьем одну — матку. Остальные были ее потомство. Более слабые, менее умелые, короче — не интересные. А этой мы сейчас с тобой займемся вплотную…

…Препарационная оглашалась диким визгом, хрипом, стонами, но Змей умело делал свое дело, не обращая внимания на внешние раздражители. В какой-то момент Сашка попытался было отвернуться и тут же только что кубарем не полетел от здоровенной затрещины, которую выдал парню неизвестно откуда вынырнувший Тень…

— Смотри! — рявкнул Тень. — Смотри, парень! Это — знание, а знание — это победа, это — жизнь!..

Следующую кикимору, доставленную в виварий через два дня, вскрывал уже Сашка, правда — под бдительным присмотром Змея. А через неделю он уже резал следующую тварь самостоятельно, без подсказок и советов. А еще через неделю он оказался в темной комнате, с одним ножом в руках, и довольно быстро отыскал кикимору по запаху, после чего умудрился даже взять нечисть живьем…

— По теме кикиморы — зачет, — сообщил Змей. — Рассмотрим теперь вот этого красавца…

…Цмок и крикса, болотник обыкновенный и болотник-морочник, уводень ночной и уводень дневной, оборотень восточноевропейский, луп-гарро, вервольф, объединенные в общее название ликантропы;[14] кицуне, хули-цзин,[15] и так далее, и так далее, и так далее… Все эти «милые» представители нежити надолго стали основным предметом в Сашкином обучении. Часто, во время тренировок с Тенью, он вдруг был вынужден отвечать еще и на вопросы, связанные с терриантропией,[16] одновременно пытаясь уйти от длинного выпада или хитрого захвата Тени. Сам Тень в созданиях тьмы ориентировался прекрасно и чувствовал себя в этом бестиарии как рыба в воде…

— …Значит, говоришь, кицуне менее опасна, чем, к примеру, вервольф? — Тень размеренно бежал рядом с Сашкой, волокущим на себе вместо уже привычного рюкзака пулемет «Корд». — И как же ты это можешь доказать?

В дополнение к вопросу Тень неожиданно ускорился, и Сашке пришлось потратить несколько минут на то, чтобы восстановить дыхание.

— Ну… он… она же… Вервольф питается человечиной. Всегда. Кицуне — не обязательно. Ей больше нужна эмоциональная подпитка.

— Ага. Значит, изъятие у человека или группы людей жизненной силы менее опасно, чем убийство? Одного человека, заметим…

Сашка поправил лямки пулемета и попытался перераспределить вес по спине.

— Нет, просто если появилась кицуне и ее вычислили на ранней стадии, то люди могут и не умереть. Потом придется лечить, но, скорее всего, живы останутся. А ликантропа мы обнаружим только после первой жертвы. Иногда, конечно, обходится и без жертв, но это только по случайности…

Некоторое время они бежали молча: Тень переваривал услышанное. Наконец он хлопнул в ладоши, остановился и сказал:

— Так, Бука, привал. А то у тебя на бегу мозги не работают. Одновременно думать и жевать жвачку для тебя еще доступно, а вот что-то более сложное…

Он не договорил, махнул рукой. Сашка восстановил дыхание и сел, пристроив пулемет себе под бок.

— Курсант Бука!

Сашка вскочил, словно ошпаренный.

— Первичные признаки появления терриантропа в наблюдаемом районе?

— Первое: общая угнетенность населения. Пониженная жизненная активность, болезненность. Обычно полное прекращение половой жизни. Второе: неадекватные реакции на внешние раздражители. Подозрительность. Третье: необъяснимые вспышки болезней, переходящих в эпидемии местного масштаба. Наиболее подвержены дети…

— Стоп! Достаточно. — Тень покачался с носка на пятку и обратно, помолчал. Давал время на раздумье…

— Я понял, Тень. Эти признаки никого не испугают, во-первых, а во-вторых, они чрезмерно размыты. Это может быть кто угодно, не обязательно терриантроп…

Тень еще помолчал. Затем спокойно поинтересовался:

— Чего сидим, кого ждем? — и рванулся с места, сразу набирая темп…


…Я аккуратно отодвинул ветку, прислушался. Нет, все тихо. Откуда-то спереди прилетело сообщение Аякса:

«Я его не чую. А ты?»

Я тоже его не ощущал и осторожно двинулся вперед, тщательно сканируя местность. Еще бы знать, кого именно из нечисти подсунули нам «добрые» экзаменаторы? И уж совсем было бы здорово знать — сколько?..

А если попробовать поиграть за экзаменаторов? Вот кого бы я подставил в окруженном серебром лесу для проверки пары из хорошо обученного волка и… ну… кое-что знающего парня?..

Любую экзотическую нечисть из Центральной Африки или Южной Америки просто не рассматриваем. Нечего делать в средней полосе Сибири обитателям жарких и влажных джунглей. Они здесь будут вялые, слабые, да еще и напуганные незнакомой обстановкой…

Цмока-сосуна или кикимору тоже отметаем сразу. Во-первых, они не слишком-то и опасны, хотя, конечно, ядовитее цмока мало сыщется нечисти, но уж больно он медлителен. Кикимора мелковата и не то что паре — одному-то бойцу, неважно кому, — волку или человеку — только-только на один удар. Разве что много кикимор подсунуть, но тогда бы они тут так верещали-ссорились, что их за километр было бы слышно…

Никакого ликантропа — хоть волкодлака, хоть вервольфа, хоть какой экзотики — тут тоже быть не должно. Аякс почуял бы любого — не обонянием, а чем-то запредельным, непонятным двуногим. Несколько раз я пытался узнать у хвостатого напарника-друга, как именно волки чувствуют волчьих оборотней, но Аякс не мог, не умел растолковать. Вершиной объяснений волка Чистой Крови была странная мысль-образ «я чувствую, как он думает», после которой Аякс перестал отвечать и лишь виновато бил себя по бокам пушистым хвостом…

Но объяснимо это или нет — засечку на волка-оборотня Аякс давал с уверенностью за добрые полдесятка километров. Значит, их здесь нет…

Криксу, уводня, болотника тоже не дадут. Крикс — мелкий зверек из нечистой породы — слишком слаб даже не для того, чтобы справиться с нашей парой, а просто для того, чтобы доставить нам хоть сколько-нибудь серьезные проблемы. Болотников не может быть по одной, но весьма серьезной причине — болота-то нет! Без болота он не опасен даже для простого человека, не то что…

Уводень опасен, но зона действий ограничена, так что ни заморочить, ни завести черт-те куда ему не светит. А стало быть, и не подставят его — сильную и редкую нечисть — на смерть под дурную атаку.

Вампира, тем более высшего, подсунуть тоже вряд ли могли. Для начала — редкость это, причем редкость большая. Второе: упырь-кровосос в лесу, конечно, тоже опасен, но не так сильно, как в городе или хотя бы в поселке. И третье по счету, но не по значимости: сила упыря прямо пропорциональна расстоянию до ближайшего кладбища. А поблизости могильников не имеется. Если здесь кто-то и погибал или умирал своей смертью (в это, правда, верится с трудом), то его либо кремировали, а прах развеивали, либо, что намного вернее, тело увозили отсюда за тридевять земель на серьезную научную экспертизу. Так что опасен для пары может быть только высший вампир, а таких на потеху паре начинашек точно не отдают…

Ну и кто у нас остается? Кицуне?..


…«Лисой не пахнет?» — спросил человек.

«Лисо-ой? — протянул волк задумчиво. — Лисой, лисой… Есть лиса! А что? Возможно».

Не тратя времени, волк беззвучно двинулся вперед. Сашка, сохраняя дистанцию, бесшумно заскользил следом и скоро догнал Аякса. Волк сидел у зарослей можжевельника и смотрел в сторону На появление напарника он никак не отреагировал, лишь сообщил, не отвлекаясь:

«Там».

«Далеко?»

«Нет. — Волк не умел измерять расстояние в привычных человеку единицах. — Пошли?»

Словно легкие тени, они двинулись туда, куда показал Аякс. Сучок не треснул, ветка не шелохнулась — они словно текли по лесу, как ручеек по своему руслу Разговаривать они тоже прекратили: нечисть не слышит речь Чистых Кровей, но почувствует их приближение быстрее…

Оба охотника замерли так, словно увидели Горгону Медузу, и мгновенно окаменели. Слабый ветерок донес до них мелодичные звуки:


Ними о х'оттэ окэнакутэ

Тоцудзэн но киссу, то: тоцу навакарэ…

Юмэ но нака дэ, канодзе ни фурэта,

Како то намида то кокухаку то…[17]

Девичий голосок, нежный, как солнце весной, напевал странную песню на языке, которого не должно было быть в здешних местах. Сашка сделал Аяксу знак ждать и легко-легко, словно был не из плоти и крови, а из птичьего пуха, шагнул вперед. Еще, еще, еще…


Когда увижу я тебя, Любимый мой, желанный мой,

Я подарю тебе себя

И стану я твоей рабой… —

пела обнаженная девушка, танцуя на поляне возле родника. Рядышком лежала ее одежда: белье, чулки, юбка и блузка, сложенные аккуратной стопкой, за которой стояли джинсовые полусапожки. Невольно Сашка засмотрелся: девушка была хороша. Невысокая, с гривой распущенных иссиня-черных волос, стройная, с небольшими грудками, на вершинках которых соблазнительно поблескивали земляничные соски… Она повернулась к Сашке, улыбнулась и поманила к себе:

— Ты?! Ты наконец пришел?! Я так долго искала тебя, любимый мой!..

Миг — и она повисла у него на шее, обнимая, целуя, поглаживая его лицо нежными пальцами с наманикюренными ногтями. Сашка не успел ни отстраниться, ни оттолкнуть ее и теперь стоял, чувствуя, как обволакивает его сладкий дурман, как напрягается все его тело, как сладко начинает щемить в низу живота…

Девушка была прекрасна, как мечта. На гладком, молочно-белом лице горели драгоценными камнями удлиненные миндалевидные глаза. Даже сквозь грубую ткань камуфляжа он ощущал всю прелесть этого упругого тела, которое прижимается к нему все сильнее и сильнее. Ему вдруг стало все равно, что произойдет дальше: лишь бы не выпускать из объятий это удивительное, горячее, зовущее тело. За такую девушку можно умереть… «Ты боишься меня огорчить?»

Ленка? ЛЕНКА!!!

Сашка отшвырнул от себя девушку, которая на лету обернулась огромной лисицей с семью хвостами, и рванул на себя автомат. Не тут-то было! Лисица извернулась в воздухе, и Сашка получил здоровенный пинок в грудь, от которого отлетел метра на три и приземлился, лишь встретив на своем пути молоденький кедр. Откуда-то сбоку выметнулся Аякс, прыгнул длинным махом. Лисица крутанулась на месте, и волк рухнул, сбитый с лап ударом одного из тяжелых, точно дубовые поленья, хвостов.

В магазине автомата было всего три патрона, которые Сашка истратил совершенно бездарно. Лисица была слишком быстрой для него. Она двигалась с такой скоростью, что иногда представлялась одной сплошной размытой полосой. Аякс снова попытался напасть, отвлекая кицуне на себя. Сашка рванул из ножен кинжал, тигром рванулся вперед… и налетел на Аякса, который тоже промахнулся. Прозвенел издевательский девичий смех.

«Попробуй напасть первым, отвлеки».

«Хорошо, Аякс. Начали!»

Сашка снова метнулся вперед, используя автомат, словно копье. Тяжелый хвост ударил по пальцам, выбивая оружие, второй захлестнул горло. Удар кинжала, истошный визг в котором лисье тявканье звучало человеческой болью…

Аякс прыгнул в ту минуту, когда хвосты, точно щупальца осьминога оплели Сашку, почти лишив возможности шевелить руками. Огромный волк повис у гигантской лисицы на загривке, Сашка почувствовал, что руки снова свободны, и ударил кинжалом туда, куда и метил с самого начала, — в самый низ белой грудки оборотня в лисьем обличье. Хрип, резко перешедший в бульканье…

Перед Сашкой лежала обнаженная девушка. В солнечное сплетение красавицы был вогнан по самую рукоять кинжал с серебряной насечкой на лезвии, из-под которого медленно сочилась кровь. Огромные лучистые миндалевидные глаза смотрели на Сашку с укором:

— Зачем?.. Нам было… бы… так хорошо… Зачем?..

Девушка вытянулась и замерла. Сашка вытер со лба пот. Аякс подошел и ткнулся носом в ладонь человека.

«Здорово подрались».

«Да уж. Если бы не твой прыжок, Аякс…»

«Не Аякс. Зови меня Вауыгрр, брат…»


Просторный кабинет на восемьдесят восьмом этаже Гонконгского международного финансового центра не заполняли картины старых мастеров и антиквариат. Хозяин кабинета, сухощавый пожилой китаец, придерживавшийся во всем принципов скромности и экономии, довольствовался простым интерьером в стиле хай-тек и такой же удобной и функциональной мебелью. Питер Фэй уже второй час молча сидел в кресле, рассматривая старую пожелтевшую фотографию, и не реагировал ни на телефонные звонки, ни на вызовы коммуникатора внутренней связи. Он просто смотрел на фотокарточку в почерневшей деревянной раме и ждал. Наконец, предупрежденный заранее секретарь распахнул дверь перед высоким мужчиной в сером деловом костюме. Мягко, словно тигр, мужчина подошел к столу и поклонился.

— Господин Фэй…

— Вы узнали? — Финансист говорил тихо, но голос его был слышен ясно и четко.

— Да, господин. — Мужчина кивнул. — Госпожа Шан совершала обычное паломничество по местам памяти Рода. Видимо, после ритуала памяти она решила прогуляться.

— Сколько их было? — отрывисто спросил Фэй и поднял налитые кровью глаза.

— Один, мой господин, — спокойно ответил мужчина.

— Один?!! Как такое могло быть?

— Это Охотник, господин.

— Семихвостая кицуне была убита одним Охотником? Я скорее поверю в то, что солнце восходит на западе.

— Это был русский Охотник. — Мужчина вновь поклонился, отдавая дань уважения. — Они, видимо, знали о том, что госпожа Шан будет совершать паломничество, и вывели его прямо на место. Само место поединка окружили завесой из проклятого металла, дабы госпожа не смогла скрыться или уклониться от поединка. Кроме того, скорее всего, госпожа была явно ослаблена ритуалом и не смогла сопротивляться в полную силу.

— Она там бывала каждый год!

— Да, господин. Но только в этом году она взяла жизни шести человек. Вероятно, лао мао цзы решили, что с них довольно.

— Что с охраной?

— Они не выдержали потерю чести и добровольно покинули жизнь.

— Тело вывезли?

— Да, господин. Оно доставлено в ваше поместье и ждет церемонии похорон.

— Теперь я хочу видеть голову этого охотника на могиле Звездосветной Шан.

Мужчина уже собирался что-то возразить, когда увидел полыхающие алым огнем глаза хозяина.

— Да, господин.

— Все необходимые полномочия и ресурсы ты получишь. Теперь иди. — Питер Фэй сделал нетерпеливый жест и, дождавшись, когда помощник покинет кабинет, снова уткнулся взглядом в портрет.


— …Нет, нет и еще раз нет, Елена Николаевна! — Седой крепыш с силой хлопнул ладонями по столу. — В конце концов, так просто не принято…

— Простите, Валериан Борисович, но мне совершенно до… — Серова привычно ввернула бранное слово, — что у вас там принято, а что — нет. Парень великолепен, молод и с большим потенциалом. И кому он мог понадобиться? То есть, если это наши коллеги из-за… — она сделала значительную паузу, — то тогда, конечно. Это — их человек, и переманить его нам будет просто затруднительно. Хотя и тут возможны варианты. Но я уверена: это — природный русак.

— А позвольте узнать, на чем, собственно, основывается ваша уверенность?

— Ну, знаете… — Полковник Серова даже примолкла от негодования. — Если вы мне не доверяете, товарищ генерал-майор, то мне тогда здесь делать нечего!

Собеседник понял, что перегнул палку, и примирительно произнес:

— Ты, Елена, не кипятись, а просто скажи: на том-то и на том-то. Я ведь не просто так спрашиваю.

— На том-то и на том-то, — с готовностью произнесла женщина, и увидев, что теперь Валериан Борисович готов взорваться, довольно улыбнулась. — Первое: стиль поведения. Для человека его возраста, а Катерина установила совершенно точно, что парнишке не больше восемнадцати…

— Как установила?

— Ну, Валериан Борисович, у нас, женщин, есть свои методы… — Серова усмехнулась, вспоминая рассказы майора Линевич о ночах, проведенных с объектом разработки.

Катерина рассказывала о Сашке так, что Елена Николаевна невольно вспоминала довольную бабушкину кошку, которая умудрилась не только слопать целых полкило сметаны, но еще и не попасться…

— Так вот, объекту не более восемнадцати лет. Картина речи явно свидетельствует о том, что русский язык для парня родной, причем носители его в совершенстве владеют не только современным сленгом, но и очень четко представляют себе три русских диалекта: центрально-европейской части России, южно-уральский и донские наречия. Объект разговаривает на уверенной, естественной смеси этих диалектов, легко сочетая безударное «о» и твердые согласные, свойственные московскому акценту, с южно-уральским смягчением согласных и донскими протяжными интонациями.

— Да, — вынужден был согласиться Валериан Борисович. — Такого ни в одной спецшколе не поставишь.

— Второе: манера поведения не соответствует истинно чистой картине «курсант на маршруте». Поведение импульсивно, легко отвлекается на сторонние, не связанные с основным заданием цели, однако мгновенно использует все подвернувшиеся шансы, не слишком задумываясь о последствиях. Если это кто-то из наших… друзей, то такая манера поведения в чужой стране может быть достигнута только опытом. Которого у паренька такого возраста не может быть априори.

— Ладно, можешь дальше не продолжать. Убедила. Значит, кто-то из наших… Армейцы, я думаю. Армейцы… — Он задумчиво посмотрел в потолок. — Выдрать у них человека будет совсем непросто. — Валериан Борисович поднялся и прошелся по кабинету. — Последний вопрос: за каким псом он тебе сдался?

Елена Николаевна приосанилась:

— А что, вопрос с кадрами уже полностью решен? Напомнить о том, как у нас двоих за последний год в администрацию президента переманили, или сами еще забыть не успели? В общем, так: Валера, ну я тебя очень прошу, ну поверь мне — этот парень нам позарез необходим. Нам позарез нужны такие ребята! Волки! А он уже сейчас — готовый волк! Стариков же практически не осталось! А кто к нам идет? Это же просто ни в какие ворота не лезет!

Валериан Борисович коротко хохотнул, затем махнул рукой:

— А, попытка не пытка! Попробую…


В тот день в виварии Сашку встретил не Змей, а выглядевший несколько смущенным и гордым одновременно научник по кличке Заяц. Рядом с ним стояла средних лет женщина в военной форме без знаков различия.

Сашку она поразила с первого взгляда. Он привык к тому, что женщины здесь были либо очень красивы… нет, не красивы — притягательны. Мужчин к ним тянуло с силой нескольких тракторов, и искусительницы знали это, умело используя свою силу. Либо это были женщины-бойцы: тоже не лишенные привлекательности, но даже на вид холодные и опасные, словно заряженное оружие, нацеленное в тебя. А сейчас перед ним стояла женщина, красивая именно женской красотой: вся какая-то уютно-округлая, мягкая, удивительно женственная. Хотелось, чтобы он села в изголовье твоей постели и, поглаживая тебя по голове, начала рассказывать что-то хорошее, удивительное уютным, округлым голосом…

Было, правда, и еще кое-что. При взгляде на эту женщину его словно пронизывало электрическим током. Словно он входил в электромагнитное поле высокого напряжения. Сашке казалось, что у него все волосы встали дыбом. Причем не только на голове, а вообще везде — по всему телу…

— Здравствуй, Бука, — сообщила незнакомка приятным альтом. — С сегодняшнего дня мы с тобой начнем изучать теоретическую бестиалогию. Так что практические занятия по теме луп-гарро сегодня отменяются.

Сашка посмотрел на Зайца. Тот с видом Ньютона, который собрался потрясти яблоню, кивнул. Испытывая странные ощущения, парень зашагал следом за женщиной. Они долго шли, потом ехали на моториссе по каким-то узким штольням, потом снова шагали, и в конце концов они оказались в большом помещении, где стояли несколько столов, проектор и десятки стеллажей с книгами, микрофильмами, папками. Практически — обычный учебный класс, если бы не несколько странностей.

В углу стоял и равномерно гудел мощный генератор, хотя Сашка готов был поклясться, что ни внутри, ни снаружи этого странного помещения нет ничего такого, что могло бы потребовать столько энергии.

В другом углу, задорно журча по каменному стоку, протекал самый обычный ручеек. Необычной была лишь вода, светившаяся мягким матово-голубым светом. «Подсветила она его, что ли?» — подумал Сашка, но тут же отмел эту мысль: кому и зачем пришло бы в голову устраивать ручейки с подсветкой на секретном объекте?

И почти в центре странного зала бугрилась и перекручивалась странного вида колонна, составленная словно из переплетенных канатов. Приглядевшись, Сашка решил, что она деревянная, но потом внезапно понял, что это такое. Откуда-то снаружи пробились корни могучего дерева, да так и остались стоять, пронизывая помещение насквозь…

— Вот мы и пришли. — Голос женщины звучал как-то удивительно по-домашнему. — Присаживайся там, где тебе удобнее. Давай сперва познакомимся. Ты — Бука, я знаю. А меня зовут Барбара Багратовна Ягайло.[18]

Отчество не слишком соответствовало имени, ну а Ягайло — это уж вообще ни в какие ворота… Странное, однако, сочетание… Что-то напоминает… Позвольте… Ба Ба Яга?!!

— Ну, вижу, ты уже разобрался с моим именем. — Женщина лукаво посмотрела на оторопевшего Сашку. — Только очень тебя прошу: воздержись от стрельбы. Стены тут вырублены из гранита, и от рикошетов ты можешь пострадать довольно серьезно.

— Но… вы… а как же?.. вы же…

Женщина звонко, заразительно рассмеялась:

— Очень содержательный монолог. Ты напоминаешь мне моего супруга: тот тоже отличается удивительным красноречием.

— А… кто ваш муж? — У Сашки путались мысли, словно в голове танцевал американский торнадо. — Кощей Бессмертный?

Баба Яга засмеялась еще пуще:

— Как все-таки живучи эти глупые сказки! Выдумают тоже — Кощей. Кощей — нежить, правда, уже вымершая, но на всякий случай мы его с тобой тоже изучим. Вдруг где да и подвернется реликтовый экземпляр? — Она подсела к Сашкиному столу, устроилась поудобнее. — Видишь ли, Бука, я — не нечисть. Не человек, не нечисть, не нежить. Некоторые свойства, присущие нечисти, во мне есть, но также имеются и черты, характерные для homosapiens.

Она помолчала, затем ласково, очень по-доброму погладила Сашку по стриженой голове:

— Ладно, так уж и быть. Вводную лекцию можно посвятить и разнице между нечистью и иными. Вот слушай…


Оказалось, что Баба Яга — не нечисть. Таких, как она, существ всего четыре. Она сама, ее супруг — Святогор, Харон и Цербер. Они, собственно говоря, своя, особая форма жизни. Харон и Цербер вообще не идут на контакт ни с людьми, ни с нечистью, у них, как сказал бы Теруо, свой путь. Баба Яга и Святогор раньше контактировали с людьми, но потом, то ли люди им надоели, то ли они — людям, но контакты свелись к минимуму. Святогор — тот вовсе перестал, а Баба Яга нет-нет да и выходила к людям. Что им было надо от нас, я не понял, но то, что мы для них не пища, ни в каком смысле, уяснил точно.

Зато вот к нечисти у Бабы Яги имелся свой счет, причем не малый. То ли мстя за необщительность Бабы Яги с ними, то ли наоборот — за общительность с людьми, нечисть максимально извратила информацию об этом странном создании. Ведьмы специально брали на себя это имя и творили черт-те что: ели детишек, приносили человеческие жертвы, насылали порчу, град, недуги… Вот и осталось от Бабы Яги только «накорми, напои да спать уложи»…

Сперва Ягу это не слишком трогало, но как-то раз, явившись к людям за информацией, она была поражена страхом и ненавистью, которыми ее встретили такие милые еще недавно люди. Ей было недолго разобраться, что же явилось причиной столь радикальной перемены в отношениях, а разобравшись, она решила отомстить. Вызвать Святогора было сложно, но тогда еще возможно, и когда он наконец въехал, как и кто обидел его супругу… В общем, именно тогда кощеи на земле и перевелись. И еще кое-кому перепало по самое, по не могу…

Но больше Святогор в дела людей и нечисти не вмешивается, а Баба Яга иногда преподает нам сложную науку бестиалогию — науку о разной нечисти, какая только водится или водилась на нашей многострадальной земле…


— …Но ты все-таки пойми, мальчик мой, что нечисть как таковая не столь уж и агрессивна, и не столь уж опасна. В сущности, их вина перед родом человеческим состоит только в том, что им хочется жить. А для этого нужно есть. И так уж исторически сложилось, что нечисть ест вас. Я полностью понимаю ваше негодование и вполне оправдываю ваши действия, но…

Сашке вдруг представился мир, где живут только волки и овцы. Овец едят. Едят с удивительным постоянством, день за днем, год за годом. Но однажды овцы восстают против волков. Среди них появляются совсем необычные особи: с длинными рогами — похлеще клинков, с клыками — почище, чем у волков, и они начинают мстить. И вот уже волки превращаются в добычу: их топчут, режут, рвут на части, не разбирая ни старого, ни малого. Но разве волчонок виноват, что он родился волчонком?..

— …И вот еще о чем подумай, малыш. Сколько людей гибнет от рук, лап или клыков нечисти? Поверь — совсем немного. Вы сами убиваете себе подобных куда больше и куда чаще, — лился уютный, обволакивающий голос. — За один только день вашей последней Большой войны гибло людей больше, чем за иной год убивает нечисть…

Теперь Сашке представлялась другая картина: мимо него чередой проходили коровы, свиньи, овцы, куры. И каждая тварь с укором смотрела на него, словно бы спрашивая: «За что ты съел нас? Ведь мы тоже хотели жить…»

— Твои наставники обучают тебя уничтожать нечисть. Они, разумеется, правы, как и все достойные люди. Я хорошо знаю того, кого ты привык звать Тенью, — Якова Александровича Серебрянского. Когда-то мы были с ним очень близки… — Баба Яга мечтательно завела глаза, голос ее стал еще теплее и как-то нежнее. — Он — удивительный человек. Был… А ведь теперь он превратился в какой-то бездушный механизм, в машину для убийства… Кстати, ты знаешь, что начинал он как ликвидатор в ВЧК? На его счету некоторые из очень известных противников большевиков. Но вершиной его карьеры была, безусловно, организация покушения на Троцкого…

Тень убивал людей. Теперь он убивает нечисть. А в чем разница? Да и вообще — не он ли предлагал помощь с тетушкой и дядюшкой?..

— …И еще вот что: многие из тех, кого человек привык называть нечистью, не столь уж и вредны. Вот возьмем, к примеру, кицуне. Да, она может высосать из человека жизненную силу, но ведь может и помочь. И помогали. Не один раз. Наверное, твои преподаватели не рассказывали, что именно кицуне сыграла главную роль в победе рода Минамото над родом Тайра.[19] А сколько было случаев, когда кицуне выходили замуж за людей? Множество… И поверь: кицуне были прекрасными женами и матерями.

Память услужливо развернула перед Сашкой картину из недавнего прошлого. А ведь эта девушка была красива. Очень красива. И он напал на нее первым, а она… Она только защищалась. Но где ей было совладать с мужчиной и волком — матерыми, умелыми убийцами!..


…Сашка бежал по привычному малому кругу, механически отражая попытки Тени атаковать. А мысли его бродили далеко, снова и снова возвращаясь к тому, что рассказала Баба Яга…

— …Спишь ты, что ли? — поинтересовался Тень, в четвертый раз сбивая паренька с ног.

— Я?.. Нет…

— Так. — Тень неожиданно остановился и, развернув Сашку к себе, заглянул ему в глаза. — Выкладывай, что у тебя стряслось? Ну?!

Спотыкаясь и путаясь в словах, Сашка рассказал ему о лекции и лекторше. Тень задумчиво пожевал губами:

— М-да уж… Нет, б… это же надо?!!

Сашка вздрогнул, осознав, что Тень впервые на его памяти проявляет сильные эмоции, да еще и в нецензурной форме. А наставник все заводился и заводился:

— Это кто же у нас такой умник выискался, такой засранец мозговитый, чтобы парня в шестнадцать лет без подготовки да с ЭТОЙ свести, а? Это кому ж шлея под хвост забилась, чтобы подобные фортели?!!

Он вдруг резко развернулся к Сашке:

— Чего стоишь? Марш на стрельбище и работать!

С этими словами Тень не убежал, не умчался, а словно растворился в воздухе. Сашка почесал в затылке и побежал на стрельбище, пытаясь понять, что это случилось с его обычно бесстрастным наставником?..


— …Так я слушаю тебя, сучара бацилльная. Кто приказал свести курсанта Буку с этой Ягой?

Тень склонился над окровавленным куском мяса, в котором трудно было угадать человека, если бы при звуках шипящего, хрипловатого голоса он не застонал и не попытался в ужасе отползти.

— Говори, тварь!

Глухой шлепок, словно кто-то ударил сырым бифштексом по кухонному столу…

— …Я ничего не знаю. Никто ничего не приказывал… НЕ-Е-Е-ЕТ!..

— …Послушай меня, придурок. Я колол и не таких бобров. Эсэсманы были не тебе чета. Да и ребятишки Шкуро — тоже. Говори, пока ты еще можешь мне понадобиться живым…

— Я… я правда… не знаю… Умоляю… Просто пришел звонок… Из Москвы… по закрытой связи… такой эксперимент… это же один шанс… один шанс в жизни…

— И ты бросился исполнять, да? Не поставив меня в известность?

— Он… он назвал… назвал пароль… сказал… сказал, что вы… вы — в курсе…

— А начальство свое? Тоже не информировал?..

— Змея… его отозвали… срочно… на квалификацию… а больше…

— Ладно. Остальное потом доскажешь. Санчасть? Носилки в прозекторскую! Тут с сотрудником Зайцем очень несчастный случай!.. Что случилось? Да под каток попал!


— …Товарищ генерал? Очень хорошо, что я вас застал. Это Серебрянский.

— Слушаю вас, Яков Александрович. И давайте без чинов…

— А я и не собираюсь с чинами, Федор Борисович! Я хочу задать всего один вопрос: какой идиот санкционировал прямой контакт курсанта Журавлева с объектом «Ступа»? Причем не потрудившись поставить меня в известность!

— Яков Александрович, изменения в программу были внесены с учетом…

— Жопы! С учетом жопы их внесли! Скажите мне, сколько у вас по-настоящему хороших охотников? Суперкласса? А у Журавлева задатки именно такого специалиста. И что же? В угоду каким-то подозрительным, никому, кстати, не нужным экспериментам психов-психологов и прочих ученых недоумков парня вваливают, как щенка в воду, в общение с существом высшего порядка! Представляете, какая каша у него в голове творится?

— Яков Александрович…

— Я, млять, уже сто двенадцать лет Яков Александрович! И до сих пор меня никто никогда так не подставлял! Я работаю так, как я привык, и привычки свои менять не собираюсь! Не устраиваю в качестве наставника? Отлично, сам я на эту должность ни хрена не рвался! Ставьте задачу, определяйте объект, и я по нему работаю! А сюда больше ни ногой! И скажите спасибо, что сам этого умника искать не стану! Паша Судоплатов, память ему вечная, за такое вообще со всей семьей бы уговорил, а я только снимаю с себя ответственность за дальнейшую судьбу воспитанника!

— Что, уж так уж все плохо?

— Нет, блин горелый, не плохо — дерьмово! У парня снизились показатели — все показатели! ВСЕ! Да его сейчас даже цель второго уровня завалить может! Если вы ломаете моих учеников, то идите вы все в задницу! Я так работать не умею и учиться не намерен!

— Хорошо-хорошо, Яков Александрович, успокойтесь. Разберемся. Виновные будут наказаны. Что-нибудь еще?

— Я считаю необходимым вмешательство товарища Шатурского!

— Мы рассмотрим такую возможность…


…Сашка сидел в своей комнате и чистил пистолет. Все тот же привычный «ГШ-18», который давно уже стал продолжением руки. Разве что глушитель добавился… Аккуратно стер ветошкой излишки масла, собрал, щелкнул вхолостую бойком. Загнал обойму, выщелкнул обратно, примерился, прицелился в дверь…

— Здравствуй, отрок. Смотри не застрели меня ненароком…

Сашка вскочил. Перед ним стоял отец Сергий, правда, без привычной рясы. На нем хорошо сидел отменный костюм-тройка, а в руках была белая трость с крестом вместо набалдашника. Он ласково улыбался, хотя и глядел своими удивительными незрячими куда-то сквозь Сашку.

— Позволь-ка я зайду. Как ты тут живешь, без нас?

— Я… Я хорошо живу, отец Сергий. Научился многому… вот. А еще…

— Что научился, я вижу, а вот веришь ли? — Отец Сергий первым засмеялся своей немудрящей шутке. — Скажи-ка мне, сынок: ясен ли тебе путь твой?

Сашка смутился. Умеет же отец Сергий вопросы задавать! «Ясен ли путь?» А кому он ясен?..

— Ну, вот, к примеру, наставнику твоему нынешнему, коего ты Тенью называешь. Ему его путь уже лет девяносто, как ясен. Яснее и не бывает. Или вот тому, кого вы тут Капитаном зовете. Ему тоже ясен. А тебе?

— Мне? Ну… да…

Отец Сергий уселся к столу, поманил Сашку к себе, положил ему на голову ладонь:

— Сказали мне тут добрые люди, что ты с нелюдью общался и будто нелюдь тебе много чего наговорила. Вот ты и думать стал: а правое ли дело твое?

Не понимая, что он делает, Сашка кивнул так, словно отец Сергий мог это увидеть. Но отец Сергий словно и впрямь увидел:

— Так вот, сынок, не сомневайся. Дело твое — наше дело — верное, правое. А на ту нелюдь, — он широко перекрестился, — хочешь — смотри да слушай, а хочешь — наплюй да забудь. Компьютер у тебя был? — спросил отец Сергий неожиданно.

— Был… то есть… — Сашка был ошарашен таким вопросом, но наконец собрался и выпалил: — Он у меня и сейчас есть. Вот.

С этими словами он указал рукой на ноутбук на столе так, словно отец Сергий мог его увидеть. Священник повернулся, провел рукой над столом и уверенно нащупал блестящую крышку:

— Вот коли ты в компьютере прочтешь, что некто тигра встретил в лифте, что подумаешь?

Александр задумался, затем уверенно сказал:

— Спьяну небось и не то еще привидеться может. И вообще мало ли что в Сети пишут.

— То верно. А скажи, сыне, чем та Баба Яга от компьютера отличается?

— То есть как?

— То есть так! Ничем, разве что выглядит иначе, да и умеет поболе твоего складня. Ей человечки нужны только для того, чтобы страсть свою к новым знаниям утешать. Так разве компьютер твой не то ли самое?

Сашка молчал потрясенный.

— Сам ты того не ведаешь, а веришь не человеку и не нечисти даже. Она лишь тень Божия промысла на земле, да и то — в ином мире. А ты тени веришь?

Сашка не успел ответить, как отец Сергий вдруг тихо, почти беззвучно засмеялся:

— От же я старый да глупый! Как раз ты Тени-то веришь да и правильно делаешь! Наставник твой, не в пример Бабе Яге, — человек! А человек — творение Божье, и душа у него — бессмертная. Только человек творить может, а нечисть — лишь копировать…

…Отец Сергий говорил и говорил, а в душе у Сашки наступало какое-то теплое, блаженное успокоение. Какое право имеют коровы или свиньи упрекать человека, если он их выращивает специально для еды?! И какое право имеет Баба Яга, которая и не человек вовсе, судить людей?! Что она видит со своих заоблачных вершин, что понимает? Если человек встает на человека — это наше внутреннее дело! И мы сами разберемся — без всяких там нелюдей!..

— …А ведь я к тебе с просьбой, Александр. Уважишь?

— Конечно, отец Сергий! — Сашка на секунду прижался затылком к сухой горячей ладони. — Все, что в моих силах…

— Верю в твои силы, сыночек. — Отец Сергий впервые назвал его так ласково, по-домашнему. — Верю, потому и прошу.

Он помолчал, пожевав сухими губами, словно решая, с чего начать, а потом, чуть склонившись к Сашке, произнес:

— Беда у меня, Сашенька. Детки малые пропадать стали… Вот чую, что в том приходе что-то неладное. Ты бы сходил, посмотрел, а коли надо — так и разобрался…


…Нет, ну это же надо?! Они что там, с ума все посходили?! Ладно, я плохо понимаю, в чем там конкретно дело, но если Тень сейчас занят — а я не вижу его уже четвертый день, — то кто-то ведь все равно должен поехать и помочь отцу Сергию?! Собрать десяток бойцов, а если мало — два десятка, и проверить его слова. А не отмахиваться и не говорить, что для масштабной операции недостаточно оснований. Да рехнулись они там, наверху! Если отец Сергий считает, что надо проверку провести немедленно, значит — еще вчера нужно было проводить! Правильно Тень говорит: количество власти обратно пропорционально здравому смыслу! Тут такие дела творятся — в немалом городе-спутнике дети пропадают, а они и не чешутся!..

— …Мне говорят, что я, обжегшись на молоке, готов уже на воду дуть. — Голос отца Сергия чуть вздрагивает. — Не знаю, сынок, не знаю… Может, они и правы, конечно, может быть. А только сердце у меня не на месте…

— Отец Сергий, я готов хоть сейчас! Прямо сейчас соберусь и поеду…

— Что ты, что ты! — Он отмахивается от меня сухой морщинистой рукой. — Как же так, сынок: не сказавши никому, не упредивши… Нельзя так, отрок, не по правилам. Тебе ж, знаешь, как потом влетит?..

Ну, вот это меня волнует в самую последнюю очередь. Так: оружие у меня есть. Спецпатронов с серебряными пулями, правда, всего три обоймы, ну да это ерунда: уж если я могу намолить патроны на любую нечисть — представляю, что с ними сможет сделать отец Сергий! Катана и вакидзаси с серебряной насечкой на клинках, три метательных ножа с посеребренными лезвиями, два сюрикена…[20]

— Отец Сергий, я готов! А предупреждать… Ведь не отпустят, а следить начнут втрое. Вот только…

— Что «только»? — Он внимательно «смотрит» на меня своими удивительными незрячими глазами, и я чувствую, как он проникает своим взглядом мне в душу, в самую ее глубину, доставая до таких сокровенных уголков, куда не то, что чужого не пускаешь — сам-то не всегда заглядываешь.

— Нет, вы не подумайте, отче, я не испугался. Просто у меня здесь есть друг. И ему будет плохо, если я исчезну, а он не будет знать — куда… А еще… меня ведь могут… ну, потом… я ведь могу сюда не вернуться, да?.. Переведут куда-нибудь, как вас…

— Друг? — Отец Сергий заинтересованно наклонился ко мне. — С кем же ты здесь сдружиться мог, сыне?.. Нечто вам, курсантам, есть время, чтобы вместе сходиться? Я слышал, вас каждого по особой программе обучают…

— Он не человек, отец Сергий, он — волк…

Его лицо успокоенно разглаживается, а от глаз наоборот — разбегаются веселые морщинки-лучики:

— Вот оно что. Конечно, сыне, беги к своему другу. И вот еще что: коли станет с тобой проситься — возьми. Вместе вам и найти вражину легче будет, да и так — веселее…

Последние слова он сказал мне уже в спину: я подхватился и помчался к вольерам…


…В питомнике было тихо. Сашка подошел к вольеру с табличкой «Аякс» и открыл дверь. Волка нигде не было видно. Сашка огляделся, напрягся…

Двухметровая серая молния вылетела из-за угла и накинулась на человека. Но тот был не промах: резко пригнулся и пропустил зверя над собой. Одновременно он попытался поймать волка за задние лапы, но тот, уже наученный опытом, подобрал их, точно убрал шасси. Мягко приземлился, обернулся и оскалился, заворчал, словно засмеялся:

«Я почти достал тебя».

«Почти — не считается. Я тебя тоже почти достал…»

«Не смеши меня. Достал. Да твои верхние лапы до меня не то что не дотягивались — я даже ветерка от них не почувствовал…»

Человек сел на землю, обхватил шею зверя руками:

«Мне сейчас нужно уйти. И, может быть, навсегда…»

«Куда?»

«Пришел один хороший человек. Просит помочь. Там дети пропадают. Наверное, нечисть…»

Волк помолчал, затем ткнулся лобастой головой в грудь человека:

«А хороший человек будет очень против, если тебе поможет один ма-аленький, глу-упенький, се-еренький щенок?»

«Ты пойдешь со мной, Вауыгрр?»

Волк снова оскалился:

«Конечно. Силе и ловкости нужна помощь разума. А где ты его возьмешь, если я останусь?..»


…В условленном месте их уже ждал высокий румяный монах. Он придирчиво осмотрел Сашку и волка и показал рукой на стоявшую у обочины старенькую «четверку»:

— Отец Сергий ждет вас.

Вауыгрр привычно заскочил на заднее сиденье и разлегся поудобнее. Сашка хмыкнул и сунул ему под лапы брезентовый сверток с мечами, бурча: «У тебя целее будут». После чего уселся на переднее сиденье и прикрыл глаза. Шел уже седьмой день как они — пара чокнутых — рванули с объекта и растворились в тайге.

Три дня они бежали почти не останавливаясь — короткий сон вполуха, вполглаза, быстрый перекус и — снова бег во всех его вариантах: от неторопливой размеренной волчьей рысцы до очумелого, бешеного спурта. За трое суток они ушли от лесной тайной базы километров на полтораста, но это был предел. Четвертые сутки они просто отдыхали: валялись на земле и ленились даже болтать, не то что искать пищу. Шоколад, пеммикан, глюкоза и витамины в таблетках хотя и не слишком вкусная еда, зато — высококалорийное топливо, так что от голода они не страдали.

Следующие два дня они шли к тому месту, которое описал им отец Сергий. Шли уже не торопясь — знали: те, кто их ищет, сбились со следа. Иначе давно бы уже нашли. В первый же день волк поймал зайца, человек сбил камнями двух белок, а к вечеру им просто повезло — наткнулись на тетеревиное гнездо. Харчи объединили, и получился роскошный пир: осталось даже на завтрак… Зато второй день был голодным — ничего, кроме десятка съедобных корней и каких-то личинок. Вауыгрр даже попытался мышковать, но все без толку. И вот на третий день они выбрались наконец к условленному месту. Встречавший их соответствовал описанию, так что можно было расслабиться…

На этой мысли Сашка и задремал. Праздник, который всегда с тобой, — отбой…

Проснулся он от того, что в шею сзади ткнулся холодный и мокрый волчий нос. Сашка мгновенно открыл глаза — машина въезжала в город. Уже бежали вдоль дороги новые многоэтажки, а где-то в глубине прятались старенькие частные дома и двухэтажные бараки. Монах, сидевший за рулем, негромко произнес:

— Вы будете жить при храме. Там есть… — Он не договорил, круто повернув руль в сторону и ударив по тормозам.

Сашка успел упереться ногами в пол, уцепившись руками за мягкую обивку потолка. «Четверку» швырнуло на встречную полосу, а мимо нее, вихляясь по всей дороге, пронесся «КамАЗ» с прицепом-шаландой, только чудом не зацепив легковушку.

Монах с трудом выровнял машину, затормозил и вытер со лба пот. Повернул к пассажирам свое румяное, хотя и несколько побледневшее лицо:

— Вот так встреча. Интересно, кто же это нас ТАК встречает?

Сашке вдруг вспомнился тот «КамАЗ», который круто поменял его жизнь, и вдруг подумал: а случайность ли тот грузовик?..

Вауыгрр поднял голову:

«Дальше поедем или пойдем?»

«Пойдем. Спокойнее будет».

— Скажите, а как добраться да храма, где отец Сергий?

— Да я вас сейчас отвезу…

— Нет, не надо. Мы пойдем пешком. Только подскажите, куда идти…

Монах подробно растолковал маршрут — даже набросал схемку на клетчатом листке, вырванном из блокнота. Перед тем как выпустить Сашку и Вауыгрра из машины, он протянул им большую сумку и новый кожаный ошейник:

— Вот. Мечи вам лучше убрать в сумку, а волку — надеть вот это. Тогда он будет похож на собаку и не станет привлекать к себе лишнего внимания. — При этих словах волк издал горловой звук, удивительно похожий на смех. — В кармане сумки — паспорт на имя Колобочко Степана Ивановича. Житель соседней области, поселок Пионерский…

…По улице шел паренек в не очень чистой камуфляжной куртке, с сумкой, из которой торчало что-то длинное, аккуратно упакованное в брезент, а рядом с ним шествовала огромная собака в широком, явно дорогом кожаном ошейнике. Посмотреть со стороны — ничего особенного. То ли юный рыбак отправляется проведать местных лещей и язей — в сумке-то наверняка удочки, то ли мальчишка-дачник, оторванный безжалостными родителями от любимого компьютера для вскапывания очередной грядки. Самый обыкновенный паренек с самой обыкновенной собакой… Вот разве что владелец питбуля, попавшийся навстречу, долго и удивленно смотрел им вслед. Его красавец, самый что ни на есть боевой пес, гавкнул раз-другой на собаку, рванулся было к ней, но внезапно, встретившись взглядом с удивительными голубыми глазами соперника, поджал хвост и, скуля, метнулся к хозяину, прячась за него и прижимая голову к земле…

Они уже подходили к храму, когда…

— Ой, собачка! — радостный детский крик.

К Вауыгрру вприпрыжку бросилась девчушка лет четырех. За ней, взволнованно кудахча, торопилась старушка в сером платке. Поди-ка даже и не бабушка — прабабушка…

Девочка подбежала к волку и вознамерилась схватить его за уши. Наверняка бы схватила, но Вауыгрр поднял голову, и малышка просто не смогла дотянуться до вожделенных ушей. Но она не растерялась: вцепившись в густую шерсть волка, она вознамерилась залезть ему на спину. Зверь стоически переносил все это, и лишь в глазах его стыли синим льдом вселенская скорбь и немой вопрос: «За что?»…

Подлетевшая старушка пыталась оттащить девочку, но тщетно. При этом старушка вопила на всю улицу, что «всякие тут развели собак, дитю и погулять уже негде!» Наконец она замахнулась на ни в чем не повинного Вауыгрра, и Сашка уже совсем было собрался прийти волку на помощь, как вдруг неожиданно…

— Вы, мамаша, не волнуйтесь, — солидный голос, принадлежащий солидному, хорошо одетому человеку. — Это же хаски![21] Они на людей никогда не нападают. Ведь верно, молодой человек?

— Да-да, вы совершенно правы, — поддержал Сашка неожиданного заступника, закрывая собой волка от агрессивной старухи.

У него за спиной Вауыгрр так посмотрел на бабку, что та отпрянула и принялась разоряться еще пуще…

«Посади мне ее на спину».

«Зачем это? Старуха помрет от испуга!»

«Да? Тогда тем более посади!»

Сашка подхватил под мышки девочку и усадил ее на спину волку. Тот спокойно прошел вперед, повернулся, возвратился на место с пищащей от восторга малышкой.

«Все. Снимай. И пусть все думают, что я — собака».

Сашка с трудом отцепил девчушку от волка и возвратил бабке. Та смотрела на Вауыгрра во все глаза, потом молча сглотнула и, крепко схватив маленькую озорницу за руку, повела прочь. Сашка заметил, что она все время крестится и что-то бормочет про конец света…

— …А что же я вас в клубе не видел? Такой пес, такой экстерьер… Ты же с ним небось в гонках не участвуешь?

«Не понял, что он про меня говорит?»

«Говорит, что ты — красавец».

«Умный человек… Хотя и трусливый. Почему он меня боится? Я же — собака…»

Сашка пригляделся к мужчине повнимательней. А ведь он и вправду боится Вауыгрра. Встает все время так, что если волк прыгнет, Сашка окажется между ним и жертвой…

— …Парень, да ты спишь, что ли? Я говорю: каких кровей пес? Кто заводчик?

— Не знаю… — Сашка прикинулся дурачком. — Мне его на день рождения подарили…

«Кого-кого тебе подарили?»

«Отстань. Ты же собака, нет?»

— Слушай, а приходи в клуб, а? От твоего пса такие щенки будут — мое почтение! И учти: один щенок из помета — твой. А ты хоть представляешь, почем сейчас хаски?

«Ну, это я хоть сейчас…»

«Отстань, говорю! Не до твоих кобелячеств…»

— Да мы не местные… из соседней области… поселок Пионерский… в гости приехали…

— Да? Жаль-жаль. Но, во всяком случае — вот. — Мужчина протянул Сашке визитку. — Может, когда и зайдешь…

Он пошел прочь. Сашка украдкой посмотрел ему вслед. Пройдя три шага, мужчина оглянулся. Потом еще раз, еще…


Со стороны можно подумать, что собачник все никак не налюбуется красивым псом… Ага! Хрена он собачник! Собачник, который не может отличить волка от собаки? Собачник, который боится собаки? Собачник, который предлагает вязать незнакомого пса? Да если он собачник, то я — балерина!..

Так, спокойно, спокойно… Он — не собачник, видно невооруженным глазом. Тогда зачем он заступился за моего волчару? Чего ж он ждал, когда девчонка полезла к волку? Ой, какое интересное место! Прям знобит от такого интереса…

А пойду-ка я побыстрее к отцу Сергию и все ему расскажу. Он-то должен понимать, что именно у него тут творится. Карточка… «Клуб служебного собаководства», Мартынов Игорь Иванович… Адрес и телефон. Странная визитка: не указана должность владельца. Между прочим, хоть и хилая, но зацепка. Ниточка… Может, потянуть за нее?..


У ворот храма Сашка остановился и задумался. Войти на освященную землю с животным? Вроде бы не положено… Оставить волка у входа? Еще хуже: при таком стороже в храм никто не зайдет…

— Здравствуйте. Вы не к отцу Сергию приехали? — вежливый женский голос прервал его размышления.

Рядом с Сашкой стояла невысокая девушка в скромном сереньком платье и туго повязанном платке того же цвета. Увидев Сашкин кивок, девушка провела охотников через боковую калитку, и через несколько минут они оказались у невысокого домика с резным крылечком. Сашка вопросительно посмотрел на девушку:

— Нам туда как: обоим можно или только мне?

Девушка улыбнулась:

— Вас обоих ждут. Входите с богом…

— …Здравствуй, здравствуй, Сашенька. И ты здравствуй, зверь чистой крови, — отец Сергий поднялся из-за стола, за которым сидел вместе с невысоким плотным священником.

На вид священнику было лет за шестьдесят, о чем свидетельствовали серебряные, седые волосы и снежно-белая борода. Но над бородой сверкали ясные, чистые, совсем молодые глаза, и Сашка подумал, что священнику должно быть не больше тридцати лет, а борода… Да мало ли, что может с человеком случиться, что он еще и не так поседеет!

— Милости просим, — произнес незнакомый священник приятным мягким голосом и тоже встал. — Отец Дмитрий. Здешний иерей.

Рядом с ним оказалась та девушка, которая встретила Сашку и Вауыгрра. Отец Дмитрий приобнял ее и представил своей матушкой.

— Алевтина, — поклонилась та и тут же умчалась собирать на стол.

— Садитесь пока, отдохните с дороги, — улыбнулся отец Дмитрий. — Сейчас Алевтина приготовит…

Он не договорил. Отец Сергий пристально «посмотрел» на Сашку, потом на Вауыгрра:

— Рассказывайте, что да как? Что на дороге случилось — знаю, инок сообщил, но от вас услышать хочу.

Сашка рассказал все с максимумом подробностей, как приучали его при составлении отчетов. «Не бывает незначительных подробностей, — наставлял его Тень. — Бывают факты, которым мы пока не можем дать правильную оценку». Священники слушали внимательно, не перебивая, не задавая никаких вопросов. А когда рассказ был окончен, они, к величайшему удивлению Сашки, попросили все то же «рассказать» Вауыгрра. Волк использовал такие красочные образы и до того старался ничего не упустить, что к концу рассказа изрядно вымотался. Так что обед, поданный матушкой Алевтиной, пришелся как нельзя кстати. Правда, мясное на столе было только для волка, да и то — не на столе, а около стола, но все равно: Сашке все понравилось, да и было к тому же сытным.

А после обеда, когда попадья удалилась заниматься домашними делами, священники и охотники приступили к разбору создавшейся ситуации…

— Чего тот незнакомец ждал — яснее ясного. Надеялся, что Вауыгрр, — отец Сергий легко и непринужденно произнес волчье имя, — ребенка покалечит. Хотел страданиями детскими насладиться и напитаться…

«Он — не оборотень. Я бы почувствовал…»

— Так никто и не говорит, что он — оборотень. Он вообще — человек. Пока еще человек…

— Но и оборотень тоже присутствует. Из города уходят бродячие собаки.

— Куда?

— Мы не знаем, но это — знак.

«Эти выродки всегда удирают первыми…»

— Не осуждай их. Они не виноваты, что слабее тебя…

— Значит, если я вас правильно понял, врагов тут несколько. Как вы считаете, отцы, они действуют в тесной связи или соединяются от случая к случаю?

— Не знаю, сыночек. Если бы знать. А ты ищи…

«Мы найдем, вожаки, можете быть уверены».

Дальше святые отцы рассказали охотникам, что чаще всего дети пропадают из детского садика или из городского летнего лагеря отдыха. Рассказали, где находятся эти заведения, как туда попасть.

Сашка встал, одернул куртку:

— Вот прямо сейчас и пойдем. У меня тоже одна зацепка имеется…

— Отец Дмитрий, подыскал бы воину одежу мирскую, чтоб не бросался в глаза.

— Да я сам найду…

— Незачем, сынок. Не отвлекайся от главного…


…Смеркалось. По улицам незнакомого города шли охотники: человек и волк. Шли, приглядываясь, принюхиваясь, прислушиваясь и к окружающему, и к самим себе. И одновременно старались не привлечь ничьего внимания. Так, обычное дело — мальчик с собакой…

«Саша, что слева?»

Человек незаметно скосил глаза, потом чуть повернулся:

«Что тебя интересует?»

«Пахнет страхом».

Взгляд человека уперся в трехэтажное здание:

«Детский сад. Место, куда приводят детей на день. Вечером родители забирают».

«Тот, про который говорили вожаки?»

«Похоже…»

Человек подошел поближе к забору, облокотился и со скучающим видом заглянул на территорию садика. Все, как и в любом детском саду: веранды для прогулок, пара песочниц, детская площадка с горками, домиком, каруселью, полудесятком окрашенных в дикие цвета фигур, изображающих животных. Все как и везде, хотя…

Сашка пригляделся, затем позвал Вауыгрра:

«Взгляни-ка».

Волк лениво, совсем по-собачьи подошел к сетчатой ограде.

«Ага. След. Не сегодняшний — вчерашний…»

«Взять сможешь?»

«Попробую».

Волк отошел на несколько шагов, примерился, размазался в воздухе серой полосой и приземлился за забором. Постоял секунду, а потом подошел к лежавшей возле кустов, росших в сторонке, новенькой куколке в очень красивом блестящем одеянии. Сашка был уверен: такую игрушку, совсем новую, детсадовец не бросит. Изведет своими нытьем и воплями всех, а не бросит. Обязательно отыщет, если потерял, и заберет с собой. И еще несколько дней не будет выпускать из рук. А значит…

«Детенышами не пахнет».

О как!..

«А чем пахнет?»

Вауыгрр принюхался, и тут шерсть на загривке у него поднялась дыбом, а хвост напрягся и замер, точно шлагбаум:

«Врагом пахнет! Черным врагом!»

Сашка не успел ничего спросить, как волк снова, отфыркиваясь, ткнул носом в куклу.

«Еще что-то чувствую… словно мухи на нос сели… противное…»

«Подожди, я сейчас».

Сашка разбежался, ухватился за столбик забора и перебросил себя на ту сторону. Приземлился он не слишком удачно: столбик-предатель качнулся, руки чуть соскользнули, и он кубарем прокатился по сухой земле. Вскочил, отряхнулся, подошел к Вауыгрру:

«Ну-ка, посмотрим…»

Стоило взять куколку в руки, как Сашка тут же испытал странное ощущение жжения и покалывания. Нечто подобное он ощущал, когда брал в руки намоленные, святые вещи в монастыре. Но тот зуд был скорее приятным, каким-то ласковым, а тут… Тут было совсем другое: злое, пронизывающе-холодное. Словно взял в руки живую ядовитую змею, и теперь она ползет сквозь пальцы, царапая их своими противными жесткими чешуйками.

Наговоренная вещь!

Внутренне содрогнувшись от омерзения, Сашка приложил наговоренную куклу ко лбу. На секунду перед ним развернулась картина: узкая улица с разбитым асфальтом петляет между одноэтажных домов и упирается в добротные ворота, покрашенные ярко-желтой краской. Видение прошло, но теперь перед глазами появилась тонюсенькая светящаяся ниточка, словно визир в оптике. Лучик. Она тянулась куда-то далеко, уходя за ближайшие дома. Невольно Сашка повел глазами вслед за путеводной ниточкой…

«Что это ты там увидел?» — поинтересовался волк.

Сашка не успел ответить. Распахнулась дверь, и на крыльцо вышла неопрятная тетка в грязно-белом халате с ведром в руках. Должно быть, она собиралась мыть крыльцо, а может, просто хотела выплеснуть грязную воду, ленясь тащиться в туалет. Но, увидев Сашку и Вауыгрра, переменила решение. Она подбоченилась, открыла рот и заорала. Минут пять без передышки и почти не повторяясь, она вопила о том, что вот повадилась всякая шпана лазить в садик, что «гадють, а тут дети», что «тебя, наркомана проклятого, на лесоповал бы — на тебе ж пахать надо» и что «по тебе, кабыздох, живодерня плачет». А на ее крик, больше похожий на рев пароходной сирены, из помещения детсада выдвинулся здоровенный мужик, фигурой напоминающий шкаф, в черной форме охранника.

Неторопливой походкой оживший шифоньер подошел к охотникам, помахивая дубинкой.

— Документы, — не терпящим возражения тоном приказал он и вознамерился дать пинка Вауыгрру.

Наверное, он и попытался бы осуществить свое намерение, после чего на местном кладбище уменьшилось бы число свободных мест, но совершенно случайно перехватил Сашкин взгляд и нестрашное вроде бы движение правого плеча. И замер с отведенной назад ногой. Потом очень осторожно опустил ее. Перевел взгляд на волка. И поймал его взгляд…

…Через десять минут охранник сидел вместе нянечкой возле тумбочки при входе и пил горячий чай из кружки, о край которой лязгали его зубы…

— Понимаешь, Антонина, я ему в глаза посмотрел, а там — смерть. Ты не думай: я на такие глаза еще в Афгане насмотрелся. У капитана одного из спецназа были точь-в-точь такие же. Убил бы он меня и не охнул. Точно тебе говорю. — Он сделал большой глоток из кружки, поперхнулся, закашлялся. — Этот парень тут неспроста ошивается. Вон детишки в прошлом месяце пропали — так это, поди, чин какой из столицы приехал, распутывать, значит. И своих привез, на наших не надеется. Пса его видала? Это ж такой волчара, я тебе скажу… Вот помяни мое слово: скоро у нас тут дела начнутся…

— Слышь, Михалыч, а чего тебе этот парень-то сказал? — поинтересовалась нянечка. — Тихонько так, я и не разобрала…

— Сказал, чтобы я не мешал. А еще велел помалкивать. Ну, да это мы понимаем. Служба…

…По тонкому лучику охотники легко вышли на нужную улицу. Огляделись. Вечер уже окончательно вступил в свои права, но, хотя на улице не было ни единого фонаря, видно было вполне прилично. И не только потому, что оба — и волк, и человек — прекрасно умели ориентироваться в абсолютной темноте. Просто в северных широтах России летние ночи не слишком темные. Вернее, темные, но короткие. «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса».[22] Поэтому, несмотря на позднее время, света было достаточно.

Охотники остановились шагах в двадцати от желтых ворот. Краска на них была веселая, солнечная даже в сумерках, но сейчас она словно издевалась, вызывая ощущение беды и горя. Постояли минут пять, переглянулись. Затем человек шагнул в сторону и практически исчез в синей сумеречной тени, а волк неторопливой рысцой затрусил к воротам, совсем по-собачьи вывалив на сторону малиновый язык.

Возле ворот Вауыгрр приостановился и, словно настоящая бродячая собака, сел, плюхнувшись на задницу. Посидел минутку, поднялся и с видом крайнего равнодушия потрусил вдоль забора. Туда, потом обратно. Из-за забора послышалось неуверенное гавканье. Волк не остановился — даже ухом не повел. Дошел до конца забора, еще раз продефилировал туда-обратно, а затем с беззаботным видом развернулся и так же неспешно двинулся обратно…

«Там несколько Черных врагов».

«Несколько?»

«Не меньше трех, не больше шести. Точнее определить не могу. И несколько человек. И трое предателей…»

«Предателей?»

Волк оскалился:

«Собаки-предатели. Их я возьму на себя».

«Люди — пленники?»

«Не все. Есть люди, которые вместе с Черными врагами».

Сашка тихонько присвистнул. Люди, живущие в симбиозе с оборотнями, — явление не такое уж и редкое, но только не с ликантропами. Вот это редкость — так уж редкость. Ликантроп чересчур жесток, а когда голоден, еще и плохо соображает. Голодный человек-волк запросто может забыть, что тот, кто стоит рядом, — его друг, брат, жена или ребенок. Сожрет и не подавится. Потом, может, и будет выть от горя на луну, но недолго. Ликантропы вообще одиночки по натуре. А тут и оборотней чуть не полдесятка, и еще люди…

«Пленников много?»

«Не знаю. Может, и ни одного. Те, что живут с Черными врагами, тоже чего-то боятся…»

«Не «чего-то», а «кого-то». Нас».

Волк одобрительно рыкнул, соглашаясь с человеком, затем наклонил голову:

«Ну что, подождем темноты или прямо сейчас?»

Сашка задумался. Если пленников нет, то разумнее было бы дождаться темноты. Чтобы точно знать: тот, кто не спит, — враг. Но если есть пленники, то они могут просто не дождаться темноты.

«Сейчас».

Волк кивнул.

«Удачи тебе, брат», — и бесшумно метнулся к забору.

Сашка пожелал удачи Вауыгрру и быстро двинулся к воротам, стараясь не выходить из тени. На ходу взвел пистолет, заранее приоткрыл тубус с катаной. Остановился у ворот.

— Эй, хозяева! — громко позвал он. — Это какой адрес, не подскажете? Заблудился я.

Несколько мгновений за воротами было тихо. Потом беззвучно распахнулась калитка, и оттуда выглянула девчонка лет пятнадцати, хорошенькая, как чертенок. Невысокая, стройная, с короткими темными волосами и большими угольно-черными глазами.

— Заблудился? — насмешливо протянула она. — А какой тебе адрес нужен-то, путешественник?

Краем глаза Сашка заметил, как через забор перелетела длинная серая тень, и напрягся:

— Улица Ленина…

Девчонка рассмеялась:

— Это тебе не ближний свет. Ты бы слушал лучше, когда тебе объясняли. Это, — она повела рукой, — Ленинская улица. А на улицу Ленина тебе крюк — будь здоров какой давать.

Сашка смотрел на девчонку, а сам прислушивался. Все тихо. Значит, Вауыгрр все делает как надо…

— Слушай, парень, — девчонка решительно взяла его за руку, многозначительно пожала, — тебе дорогу сократить можно. Через наш огород выйдешь к ручью, переберешься — там бревнышко лежит — и попадешь на Калинина. А оттуда до Ленина — рукой подать, понял?

На последних словах она ласково и призывно посмотрела на Сашку В ее глазах читалось: «Наш огород — пустой, темный, а я пойду тебя провожать, и там мы будем одни. Совсем одни…»

— Понял, спаси…

Сашка не договорил. Коротко, полузадушенно всхрипнула собака. Девчонка тут же отскочила назад и прищурилась. Как-то совсем не по-человечески повела носом. Втянула воздух, раздувая ноздри. Должно быть, что-то учуяла, потому что взгляд ее стал жестоким, холодным. Отшагнув еще на шаг, она прошипела:

— Ах, это вон кто у нас заблудился…

Оборотень уже трансформировался. Убралась высокая грудь, и из футболки полезла клочковатая шерсть, холеные ногти обернулись когтями. Из-под темных волос показались заостренные уши…

Сашка не стал дожидаться окончания трансформации. Чехол-тубус упал на землю вместе с ножнами катаны, и взятый обратным хватом меч чуть только не располовинил оборотня. Жалобный вой оборвался под сталью…

Из тени забора вынырнул Вауыгрр, взглянул на мертвое тело:

«У меня тоже порядок».

«Что там было?»

«Три добермана. — Волк обнажил клыки, точно ухмылялся. — На первое, второе и третье».

Сашка чуть потрепал Вауыгрра по могучей шее. Затем указал на видневшийся в глубине участка дом:

«Пошли?»

Они призраками скользнули сквозь сад и оказались возле стены дома. Присели, чтобы не попасть в поле зрения из окон.

«Давай с двух сторон. Ты в окно, и я — в окно».

Сашка отрицательно мотнул головой:

«Погоди. Планировку дома мы знаем? Нет. Можем оказаться в разных комнатах…»

Волк посмотрел на человека с уважением:

«Ты прав. Тогда как?»

«Я — первый, ты — за мной. Чуть выжди, хорошо?»

Вауыгрр встал, отряхнулся и коротко ткнулся носом Сашке в плечо:

«Удачи!»

Сашка прыгнул. Еще не утих треск выломанной рамы, еще жалобно тренькало разбитое стекло, а он уже прокатился по полу комнаты в угол и взял остальную комнату под прицел, готовый стрелять при первом же намеке на звук или на шевеление. Но вокруг никого не было…

Бесшумно приземлился Вауыгрр. Обвел пустую комнату взглядом, потом принюхался:

«Поблизости никого».

Сашка легко вскочил, перетек к двери, приоткрыл ее и замер…

По коридору шлепал босоногий мальчишка лет десяти, в трусах и разорванной на животе майке. Одной рукой он вел по стене, а другой отчаянно тер заспанные глаза:

— Мама! Папа! Светка! Где вы все?! Тут окно разбилось… ой! — Мальчуган наконец кончил протирать глаза и увидел Сашку. — А ты почему здесь?

— Тихо, пацан. Где все остальные?

— Там, в подвале. Ужинают, наверное… — Мальчишка вдруг напрягся: — А ты же… Тебя что, отпустили?

Сашка не понял, откуда его должны были отпустить, но действовал на автомате, как учили. Два мелких шага, поворот, чуть прижать пацану рот, чтобы криком остальных не спугнул, и легонько под ухо приложить, чтобы пока отдыхал и под ногами не путался…

Мальчишка отскочил в сторону, увернувшись от захвата, лицо его стало быстро удлиняться, изо рта полезли клыки. Сашка не успел навести на него пистолет, как из комнаты вылетел Вауыгрр, сбил оборотня с ног, рванул горло, еще не успевшее покрыться жесткой шерстью…

«Враженыш!»

Расправившись со своей жертвой, волк рванулся было вперед, но замер, услышав безмолвное:

«Поаккуратнее. Тут где-то еще «мама» с «папой»… Ищем подвал».

Вауыгрр повернулся к Сашке всем телом.

«Подвал? Здесь точно нет. А вот какие-то люди — есть».

Сашка прижался к стене и потихоньку двинулся вперед. Так, вот и первая дверь. Осторожно, чтобы не скрипнуть, он потянул ручку на себя и вверх…

За дверью оказалась большая комната, очень похоже, что детская. На большом пушистом ковре лежали несколько кукол и мягких зверюшек, стоял большой пластмассовый грузовик. У окна располагался стол, а к нему придвинута пара стульев. В углу стояла двухъярусная кровать, верхний ярус которой пустовал, а на нижнем явно кто-то был…

Сашка осторожно шагнул к кровати, нагнулся, собираясь отодвинуть в сторону стоявший прямо посреди дороги грузовик… И застыл… На мгновение показалось, что желудок сейчас выпрыгнет прочь, через горло…

Кузов грузовика был наполнен маленькими косточками. Змей слишком хорошо гонял Сашку по анатомии, чтобы тот не узнал фаланги пальцев. Детских пальцев…

Судя по косточкам, жертвам было не больше четырех-пяти лет. А то и меньше. Прикинув объем кузова, Сашка с ужасом осознал, что тут никак не меньше трех пар рук…

— …Папа? — раздался с кровати тонкий голосок. — Папа, а сего ты делаес? Ты мне исе костотек принес? Тогда на стол полози, а то я…

Сашка выстрелил не разгибаясь. Глушитель поглотил звук выстрела, и в ночной тишине звонко лязгнул механизм пистолета. На ковер упала стреляная гильза. Сашка подобрал ее, сунул в карман. Затем поднял голову…

На нижнем ярусе кровати лежал ребенок. Лет семь-восемь. Без головы. Ее разнесла выпущенная с ближней дистанции тяжелая серебряная пуля…

Ребенок, который играл костями других детей и считал это нормальным. Еще, поди, и ждал новых игрушек. Интересно, что он с ними делал? Выродок! Предатель рода человеческого! «Хотя сам и маленький, а сволочь — большая!» — подумалось Сашке…

Он вышел из комнаты. Вауыгрр взглянул на него вопросительно.

«Чисто. Порядок. Пошли…»

Вход в подвал отыскался неожиданно. В одной из комнат. Сперва Сашке показалось, что это — камин, но волк безошибочно двинул туда и сунул в «камин» свой черный, шевровый нос:

«Сюда! Лестница…»

Лестница была длинной и широкой. Она несколько раз круто сворачивала, и наконец после очередного поворота охотники оказались перед невысокой широкой дверью.

Вауыгрр легонько тронул ее лапой:

«Там».

Сашка пощупал ручку двери, чуть потянул, проверяя легкость хода, и рывком распахнул, влетая в низкое полутемное помещение. Тут же по ушам ударил дикий, не похожий на человеческий, визг. Детский визг…

В глубине подвала что-то делал человек в бесформенном одеянии, и именно оттуда рвался безумный крик. А у самого входа застыли, точно почетный караул, голеньких несколько мальчишек и девчонок — совсем малышей. Закинутые вверх головы, вытянутые вдоль тела руки, ноги чуть расставлены и выпрямлены… последней судорогой. Характерная поза для тех, кто не касается ногами земли, приняв смерть на колу…

Сашка и Вауыгрр метнулись к человеку у стены одновременно. Тот деловито вращал какое-то колесо и тем самым прижимал все ближе и ближе к стене утыканную остриями решетку. А на стене висела распятая девочка, никак не старше десяти лет. Она расширенными от ужаса глазами смотрела на приближающуюся смерть и дико орала, распяливая по-лягушачьи рот. Ее личико, покрытое крупными каплями пота, побагровело от натуги, но изверг делал свое дело размеренно и спокойно, не обращая на крики никакого внимания. Вауыгрр прыгнул, метясь клыками в основание черепа. Одновременно с ним, послав бесшумную смерть, лязгнул затвором пистолет. Человека в балахоне развернуло и бросило вперед. Кровавой кашей, которая была у него теперь вместо затылка, он рухнул на решетку.

Девочка во все глаза смотрела на своих спасителей. Сашка мгновенно закрутил колесо в противоположную сторону, и решетка медленно двинулась назад. Некоторыми остриями она уже успела вонзиться в тело несчастной пленницы, и теперь они тяжело выползали обратно, причиняя ребенку дикую боль. Девочка забилась и снова закричала.

— Ну, потерпи, потерпи, маленькая, — сквозь зубы шипел Сашка. — Еще чуть-чуть, и все кончилось…

— Сыночек! — истошный женский крик. — Сыночек мой!..

Одновременно раздалось низкое рычание, и молнией сверкнула мысль-ненависть Вауыгрра:

«Враг! Черный враг! Смерть!»

Сашка обернулся. По полу подвала катались, сцепившись, волк-убийца и не до конца трансформировавшийся ликантроп. Самка. А из проема потайной двери, которую охотники просто не успели разглядеть раньше, выбирались еще двое. Вполне трансформировавшихся. Самцы…

Одного из вновь прибывших Сашка свалил выстрелом. Но второй с непостижимой скоростью заметался из стороны в сторону, и следующие две пули ушли, что называется, «за молоком». Оборотень приближался. Сашка плюнул на пистолет и, оценив высоту сводчатого потолка, рванул из-за пояса вакидзаси.


Взблеск стали. Ликантроп дернулся, но уклониться совсем уже не успел. Из раны мне в лицо хлестнула струйка черной вонючей крови. И тут же волкодлак атаковал сам. Лапы с длинными когтями замелькали в воздухе, в опасной близости от лица и тела.

Шаг, поворот, отход. Рука идет вверх, закрывая противнику обзор, клинок мчится вперед. Вой, хлещущий тугой плетью по ушам. Шаг, еще шаг, поворот… Не дотянулся… Шаг, присед, откат, подскок, удар! Из пасти оборотня выплескивается тугим сгустком кровь. Готов.

Оглянуться. Вауыгрр берет верх, но и ему досталось. Бок в крови, и морда слева — тоже. Держись, Серый брат! Я иду на подмогу…

— Железяку брось! — и тут же гремит выстрел.

В дальнем углу комнаты стоит человек с обрезом двустволки в руках. Из одного ствола ленивой струйкой тянется вверх голубоватый дымок. А второй ствол смотрит прямо на меня…


Человек с обрезом шагнул вперед, и Сашка узнал его. Это был тот самый мужчина, который приглашал его и Вауыгрра в Клуб собаководов. Тот тоже узнал Сашку, нехорошо усмехнулся:

— Я же просил позвонить, прежде чем придешь. Что ж ты так, не предупредил. Мы даже подготовиться не успели…

Краем глаза Сашка вдруг увидел, что первым выстрелом человек явно промазал по Вауыгрру. Вместо него заряд картечи — если судить по ранам на боку — получил оборотень. Должно быть, в последний момент Вауыгрр почувствовал опасность и, не выпуская из пасти вражеского горла, скатился вбок, прикрывшись ликантропихой, точно щитом. Сейчас волк лежал, не шевелясь, но живые глаза его ясно говорили: «Я жив! Я собран! Я готов!»

А вот оборотню-самке, похоже, пришел конец. Обычно заряд картечи для оборотня — больно, но не смертельно. Но слишком уж сильно она была поранена, вот ее обычный свинец и доконал…

— Сейчас детишки сверху придут, — сказал мужчина с обрезом, — и будем нашу мамку лечить…

— Ну, насчет «придут», это — вряд ли, — сообщил Сашка, нащупывая пальцами сюрикен в рукаве.

— Убил? Ах ты, гад… — произнес мужчина.

Обрез теперь смотрел Сашке прямо в грудь. Чуть низковато, но можно попробовать…

— И ведь говорил же я тебе, Элеонора: давай их сразу завалим. Пока дел наворотить не успели. Всего-то и делов — взяла бы с собой Светку. Вдвоем вы бы этого водилу уговорили тачку раздавить, а теперь… Теперь придется тебя лечить, а потом будем новых детишек строгать… — Мужчина чуть качнул обрезом. — Ты, давай, не стой столбом. Разоблачайся… Элеонора, любимая, вставай. Помоги нашему гостю раздеться…

Теперь ствол обреза смотрел так, как надо. Сашка обхватил сюрикен ладонью.

— А ты, дядя, я смотрю, холодненькое любишь, а? Хохмач, блин: с трупом детишек настрогать…

— А-А-А!!!

Грохнул выстрел, и картечь пронзила воздух там, где мгновение назад был Сашка. Но теперь его там не было: метнув в броске звездочку, он откатился к своему вакидзаси и вскочил, уже выставив перед собой клинок.

Человек был мертв. Сюрикен вошел ему точно в лоб, деля его на две ровные половинки. Вауыгрр поднялся на подгибающиеся лапы:

«Все…»

«Уверен?»

«Все, говорю… Этот был последний».

«Ты как?» — Сашка встревоженно посмотрел на волка.

«Нормально. Иди, освобождай детенышей, а я отдохну».

Сашка кивнул, но прежде чем пойти за детьми, вытащил индпакет и аккуратно перевязал Вауыгрру рваную рану на боку Затем подошел к девочке на стене, осторожно снял, закутал в свою куртку, уложил рядом с волком. И пошел сквозь распахнутую потайную дверь искать остальных детей. Если они, конечно, уцелели…

К счастью — уцелели. Восемь насмерть перепуганных малышей, сидящих в трех тесных стальных клетках. А было девять… Один не дожил: полуобглоданный, он лежал на столе. И обгладывали его, похоже, живым. Сашка не стал уточнять, так ли это, просто пожалел, что убил оборотней и их родичей чересчур быстро. Можно было бы и позволить им насладиться теми муками, которые они уготовили своим пленникам…

Сашка вывел детей из подвала, собрал их всех в зале. Вауыгрр выбрался наверх самостоятельно, гордо отказавшись от помощи и даже вытащив девочку. Охотники осмотрелись еще раз. Все было тихо. Охотник достал телефон, который вручил ему отец Дмитрий, и набрал единственный известный здесь номер.

— Все готово. Всех накрыли.

— Точно всех?

— Да.

— Слава Господу нашему Иисусу Христу!

— У нас девять спасенных. Троим нужны медики, одной — срочно…

— Адрес скажи, сынок…

Сашка продиктовал адрес и добавил:

— Я тут намусорил, нахавозничал… Прибрать бы…

— Все-все, — возник трубке голос отца Сергия. — Ты давай, возвращайся. Остальное — без тебя…

— Понял, иду.

Сашка нажал отбой и повернулся к волку:

«Идти сможешь?»

«Ну, так…»

«Тогда пошли?»


Сидевший в непримечательном микроавтобусе в соседнем дворе человек в наушниках щелкнул тангентой:

— Внимание всем. Они закончили, выходят.

Сидевший на чердаке другого дома Тень выслушал сообщение и тут же отозвался:

— Говорит Первый! Говорит Первый! Оцепление снимать в следующем порядке: нечетные номера — маршрут два. Четные номера — маршрут три. Наблюдение свернуть, остается только общий пост. Информационщики — как всегда, последними…

В прибор ночного видения было хорошо видно, как из дома вышли двое: волк и человек. Подошли к воротам.

Волк заметно прихрамывал, и человек, невзирая на вялое сопротивление, решительно взвалил его себе на плечи. Пошевелился, распределяя груз поудобнее, и стартовал с места неспешной раскачивающейся рысцой. Тень понял, что, если он хочет перехватить эту пару, ему надо поторапливаться…

Он успел добежать до угла улицы секунд за пятнадцать до того, как туда же добрался и Сашка.

Парень с волком на плечах выбежал из-за поворота и застыл, подобно Лотовой жене…

— Так-так? Курсант Бука? И питомец Аякс? Замечательно… А позвольте спросить: что это вы тут оба делаете?

Потрясенный Сашка молчал. Вауыгрр приподнял голову:

«Хо, Тень! Брат, что он такое говорит?»

«Сердится. Спрашивает, что мы здесь делаем…»

Вауыгрр фыркнул:

«Котенка с дерева снимаем!»

— Котенка с дерева снимаем, — а! Семь бед — один ответ! И старушку через дорогу переводим…

— Ага. Ну, я примерно так и подумал. Закончили?

— Так точно…

— За мной!..


…Закрытую «буханку», отличающуюся от обычной несколько иной подвеской и совершенно иным двигателем, слегка покачивало на поворотах. Окон не было, поэтому ничто не отвлекало нас от ровного голоса Тени.

— …И тогда ты решил, что ты теперь все умеешь, все можешь. И никого не ставя в известность, никого не предупреждая, сорвался и попер черт-те куда, черт-те зачем! Еще и Аякса с собой утащил.

«С собой ты меня утащил только из дома Черных врагов. А так я сам шел».

— А тебя вообще никто не спрашивает! С тобой отдельный разговор будет! Итак, продолжаю: сорвался, очертя голову кинулся в драку, особо не разбираясь, сорвал тщательно подготовленную операцию… — Тень хлопает себя ладонью по колену. — Короче говоря, резвился вовсю. Ты что, партизан? Сам по себе? Вышел поохотиться, как на прогулку? Пойми. Мы сильны не подготовкой, хотя и ею тоже. В первую голову мы — это организация. Пусть не всегда поворотливая, но тем не менее эффективная. Ты и вправду думаешь, что один в поле воин? Неужели в твою голову не пришла мысль, что и на охотника может быть охотник и это просто ловушка. Каждый из нас стоит сотен часов работы уникальных специалистов и суперпрофессионалов. На нас затрачены десятки и сотни миллионов, но мы — лишь острие меча. Острие, которое в отсутствие самого меча превращается в фикцию.

Тень замолчал, ожидая моей реакции. А вот те хрен! Не будет реакции. Меня сейчас очень интересует воображаемая точка у него на переносице. Туда и смотрю, чтоб с глазами его стальными не встречаться…

— …Вот ты хоть бы одного живым взял?

О чем это он?

— У тебя, курсант, была великолепная возможность добыть уникальный материал для дальнейшей проработки симбиоза человека и ликантропа. А ты?! Всех завалил, и что?! Прикажешь на холодных теперь опыты, ставить?..

«Нашли что изучать. — Вауыгрр коротко фыркнул. — Лучше лягушек режьте».

— Аякс, а виварий пополнять не надо? Или, может, ты сам его пополнить хочешь? Собой?

Волк коротко взглянул на Тень, тяжело вздохнул и отвернулся.

— В общем, так: до выяснения всех обстоятельств побудешь под домашним арестом. Оружие и спецтехнику сдать.

«Я что, ему клыки из пасти выплюнуть должен?..»


По прибытии на базу оба нарушителя были водворены на гауптвахту — подземное помещение, которое из-за особенностей арестантов было разделено на две части вольерной сетью. В одной части стояли койка и стол, в другой лежал тюфяк. Сашка забрался на койку с ногами и уселся поудобнее. Вауыгрр развалился на тюфяке и зализывал раненый бок. Хотя рану и обработали ветеринары, волк полагал, что снадобья — снадобьями, а зализать по старинке — надежнее будет…

«Слушай, а чего ты так собак ненавидишь? Охотились?»

«Почему ненавижу? Нормально к ним отношусь. Это они нас ненавидят».

«Ну да! Видел я, как ты доберманов уделал…»

«Доберманы — это другое… Предатели! Ненавижу!»

Сашка перевернулся на койке, улегся на живот, а Вауыгрр, наоборот, вскочил и закружил по своей части вокруг тюфяка.

«Доберманы — это у нас семейное. Отец их ненавидел, дед ненавидел… И я ненавижу!»

«Да чего они вам сделали-то?!»

Волк уселся напротив человека и уставился на него в упор.

«У тебя на войне кто-нибудь погиб?»

«Чего?.. А, ну… да. Прадед по материнской линии. Он танкистом был… Сгорел… На Одере…»

«У меня тоже прадед… в Белоруссии… в партизанах…»

«Чего?!!»

От неожиданности услышанного Сашка подскочил, и теперь человек метался по своей части камеры, а волк сидел и с любопытством на него смотрел…

«А что тебя так удивило?»

«Ни фига себе! Не, нормально: волк говорит, что его прадед был в партизанах, а потом спрашивает, что меня удивило!»

«Вот странно… Скажи, если бы ты узнал, что прадед тех доберманов был в армии — очень бы удивился?»

«Ну… Нет, наверное…»

«А в чем разница? Прадед жил у лесника. А потом, когда пришли враги, он подался в партизаны. И лесника с собой позвал…»

Сашка помотал головой. Ну, скорее всего, дело было не совсем так, как сказал Вауыгрр, и инициатором ухода в партизаны был все же лесник, но… Однако!..

«Отец рассказывал, немцы партизан гоняли по лесам, а доберманы им помогали. Немцам. А прадед их грыз. Он их много погрыз…»

«А что потом?»

«Потом… Потом его убили. Лесника. А потом — прадеда. Когда он мстить пошел… А мы же помним. У нас память… есть такое слово… вроде как родовая, да?»

«Типа того».

«Вот. Я помню. Мы помним. Мы все помним…»

Вауыгрр встал, подошел к сетке и ткнулся в нее лбом:

«Я иногда думаю, что ты похож на этого лесника. Если бы тебя убили, я бы тоже… не простил…»

Сашка пропустил пальцы сквозь сетку и вцепился в шерсть волка. Тот заворчал — заворчал по-доброму, почти ласково. Точно замурлыкал огромный кот…


— …Ну-с, Яков Александрович, что скажете? Наше лекарство помогло? Журавлев-то вроде как вылечился, нет?

— Да вылечился он, конечно, вылечился. Только, пожалуй, с излишком…

— В смысле? Что, еще по личной инициативе кого приговорил?

— Нет, товарищ генерал-полковник. Просто при исполнении фигурантов проявил излишнюю агрессивность и эмоциональность. У него была возможность взять живыми минимум двоих, а если бы постарался — то и троих. А он…

— Ну, вот, на вас не угодишь. — Капитан негромко рассмеялся. — А какого результата вы ожидали после работы Шатурского? Другого?..

Тень вяло махнул рукой:

— Да, в общем-то, нет…

— Ну, так вот. Подведем итоги. Мальчик хорошо ушел — два дня его не могли найти. Почти мгновенно сориентировался и взял железный, горячий след. Потом вычистил логовище, да так, что только клочки по закоулочкам полетели. Так что скажешь, Яков Саныч: готов он к последнему экзамену и путевке в большую жизнь?

— Нет, товарищ генерал-полковник. Не готов.

— Чего?! Не готов?! А кто тогда готов, позволь-ка узнать? Ты?! Так твои выпускные фотографии уже давно выцвели! Он кицуне уходил, про которую думали, что она двух-, много треххвостая! Он ликантропов за один день нашел и зачистил. Пришел-ушел чисто, работает грамотно! Ты хоть скажи, кого ты из него лепишь?.. Слушай, так ты чего: на пенсию собрался?!

— Да Федор Борисович! Да ему же элементарных вещей не хватает! В его возрасте их любой подросток знает, а он… Курсант Журавлев не способен к нормальной жизни в обществе! Любую задачу он решит исключительно силовым методом. Кстати, питомец Аякс…

— Контакты с которым ты предлагал исключить?

— Контакты с которым я предлагал исключить, косвенно способствует принятию именно таких решений. Если эту парочку выпустить в Большой мир… Такое начнется, что мало никому не покажется. Могу представить себе, как эти двое решат, например, вопрос с милиционером, который попробует не пустить их, допустим, в метро. О чем-то более серьезном я даже думать не хочу.

— То есть ты, Яков, считаешь необходимым спецкурс по культуре общения?

— Так точно. И по культуре общения и по культуре вообще.

— Постой, постой. Ты что, на птицеферме работаешь? Чего непонятного? — Капитан встал и прошелся по кабинету. — Раз ты так считаешь — представляй парня к выпуску, а потом — грани и дошлифовывай, сколько тебе угодно! Хоть три месяца! Хоть больше! Лишь бы службе не во вред и заданиям не в ущерб! Уяснил?

— Так точно! Разрешите идти?

— Иди, Яша, иди. На губу. А что ты на меня так смотришь? Мне, что ли, сидеть? Твой курсант удрал в самоволку — тебе и ответ держать. Кстати, заодно и расскажешь ему: кто, что, почему, зачем… А то там, похоже, проблемы с пониманием места и роли…


Наверное, они долго бы стояли так у сетки, молчаливо клянясь друг другу в преданности и братстве по крови, но открылась дверь, и вошли несколько человек из обслуживающего персонала. Двое из них втащили еще одну койку, остальные ввезли тележку с едой. А следом вошел Тень. Без ремня и оружия…

Он молча прошествовал к своей койке и уселся на нее. Придвинул к себе миску с едой и начал быстро насыщаться. Затем так же молча улегся на койку, вытянул ноги и закрыл глаза…

Сашка и Вауыгрр потрясенно молчали, во все глаза пялясь на происходящее. Первым не выдержал Сашка:

— Тень?..

Нет ответа.

— Тень, разреши спросить?..

После минутной паузы Тень приподнялся на своей койке, оперся на локоть:

— Ну?

— А ты здесь за что?

— Не «за что», а «из-за кого». — Еще одна пауза. — Из-за вас.

С этими словами Тень снова улегся и отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.


Где-то в глубине подземелий «объекта пятьдесят шесть», удобно расположившись на кушетке, та, кого называли Бабой Ягой, радостно улыбнулась. Тень — прекрасный воин, один из лучших охотников, но — увы! — он человек, и как бы ни была долга его жизнь, он стареет. Совсем скоро, лет через тридцать, он уже не сможет охотиться за нечистыми. Но ей удалось то, что она хотела сделать уже давно. Она нашла нового охотника, и теперь тот никогда не задумается, поднимая свое оружие против врагов, и никогда не усомнится в своей правоте. Баба Яга снова улыбнулась, но теперь ее улыбка уже не была доброй или веселой. Святогора ей больше не вызвать, а прощать… Она ничего не собиралась прощать и ничего не собиралась забывать!..


На губе охотники провели два дня. Первый день они отсыпались, ели и… снова отсыпались. На второй день между ними начались разговоры…

— Тень, а вот ты сказал про охотников за охотниками? Мне про это не читали.

— Бывает. Редко встречается, но бывает. Нечисть — она вообще чаще всего безмозглая, но… — Тень закинул руки за голову, потянулся. — Понимаешь, Бука, она — вроде муравейника. По отдельности каждый муравей — тварь безмозглая, на голом инстинкте живет. А вот вместе — вместе муравейник получается, а он, как ни крути, организм, причем как бы еще не разумный.

«Разумный, разумный. И чем он больше — тем разумнее».

— Вот-вот. Иной раз бывает в тайге такая жуть: муравьиная куча метров на восемь в высоту. Такую встретить — дай тебе бог живым ноги унести! У такого муравейника тебя муравьи грамотно гнать будут, обходить, выслеживать…

«Я про такое слышал. А ты, наверное, видел?»

— Довелось пару раз. — Тень передернул плечами. — Первый раз даже не сообразил, что встретил. Напарника потерял. И сам еле ушел. Второй раз было легче, но не намного. Ушли все, но покусаны были изрядно. Местные их «ли-со» называют…

Сашка попытался вообразить разумных муравьев, но не смог. Больно уж страшно выходило. Тень между тем продолжал:

— Так вот: нечисть, если соберется большой кучей, смахивает на такой вот разумный муравейник. И тогда они из своей среды выбирают тех, кто начинает охотиться на нас. Охотник на охотника.

Тень встал, не торопясь прошелся туда-сюда, разминая ноги, и улегся снова.

— Черные охотники здорово отличаются от всей остальной нечисти. Они… — он щелкнул пальцами, подбирая нужное слово, — понимаешь, они как бы вне обычной классификации. Вся толпа нечисти передает им частички своей магии, свои, так сказать, запахи, внешнего вида, рисунка поведения, характера, умения, опыта…

— Добровольно? — изумился Сашка.

— Ну, насчет «добровольно» я бы не сказал, — усмехнулся Тень. — Они-то сами от этого слабеют и знают, чувствуют это. Поэтому сама нечисть своих охотников не любит. Но боится их до судорог. Ну, может, чуть меньше, чем нас. Так что спорить или препятствовать им не рискуют.

«Мой прапрадед видел такого охотника».

— Ну и как? Что рассказывал?

«Он ничего не рассказывал. Он тогда погиб. И половина стаи вместе с ним».

— А за кем он охотился?

«За кем-то из ваших. Он служил в церкви. И отлавливал Черных врагов».

— Постой, Аякс, постой, — Тень потер переносицу. — Это ты не про Якутское дело? Так там Винокуров сам нечистью оказался…

«А это и был Черный охотник…»

— Ишь ты, — покачал головой Тень. — Что Серафим был черен, точно антрацит, про то я знал. Знавал тех, кто его — того. А вот про охотника — первый раз слышу…

Волк оскалился, точно усмехнулся…

— Вот, Бука, и твой друг подтверждает: охотники на охотников — крайне опасны. Могут и священников под себя подминать. А уж простых людей… — Тень махнул рукой. — Лучше и не думать, что они могут сделать с людьми. Бывали случаи, когда на нашего охотника не то что деревня — целый город ополчался. А дирижировал горожанами такой вот Черный…


На третий день отдых закончился. Как всегда заканчивается все хорошее в этой жизни. С утра пораньше в камеру вошли молчаливые служители, положили на стол ремни и оружие людей, отомкнули вольер. И, не говоря ни слова, удалились. Тень хмыкнул, взял свой ремень, прыжком поднялся с кровати.

— Так, отпуск окончен. За работу.

«Не понял! А завтрак?..»

Вместо завтрака был большой круг — восемнадцать кэмэ. Потом — стрельбище, потом — рукопашка. Сначала нас с Вауыгрром гоняли по отдельности, а потом насели на обоих вместе. Трое людей, две собаки и еще один волк. Отбились с большим трудом…

Мы лежали под деревом и приходили в себя.

«Если они накинутся на нас снова — начну убивать».

«Честное слово — я к тебе присоединюсь…»

— Питомец Аякс, курсант Бука!

Тень! Чтоб тебя!..

— На завтрак бегом марш!

Ну, это еще туда-сюда…

Наверное, завтрак был вкусным. Я даже уверен в этом. Но мы жевали, не разбирая вкуса. Устали. Жутко…

— Курсант Бука!

Твою мать! Кто это еще нарисовался?! Мне что, Тени мало?!

— Прекратить прием пищи! Встать. За мной, бегом… Марш!

Скосил глаза. Тень чуть заметно кивнул. Ладно, надо — значит, надо…

— …Разрешите, товарищ капитан?

— Заходи, Бука, заходи. Только будь любезен, когда называешь меня позывным — не добавляй «товарищ». Звание у меня немножко другое…

Ну, это мы догадывались. Учтем-с…

— Значит, ты у нас отличился. Первое самостоятельное задание провернул. И, надо сказать, вполне удовлетворительно.

Капитан посмотрел на меня почти ласково. Так, наверное, смотрят ласковые удавы…

— Так вот. Мы считаем, что ты готов к выпуску. Причем выпускать мы вас будем боевой двойкой: ты и Аякс. Тебе ведь скоро восемнадцать, так?

— Да… через восемь месяцев…

— Ну, это дело поправимое. На-ка вот… — передо мной лег новенький паспорт, еще пахнущий типографской краской.

Паспорт утверждал, что Волков-Райский Александр Львович достиг совершеннолетия почти год тому назад. Фотография моя, а прописка… Прописка… Прописан я в Москве по совершенно незнакомому мне адресу. Судя по названию улицы — Стромынка — где-то в Сокольниках…

— Это еще не все, Бука. — Капитан забрал у меня паспорт и протянул следующий документ. — Вот тебе удостоверение…

Удостоверение гласило, что лейтенант Волков-Райский (фотография снова моя, но… в форме! Это когда я успел так сняться?) является сотрудником двадцать четвертого отдела, восемнадцатого управления Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации. Печати, подписи… Ой, какие интересные подписи!

К удостоверению прилагалась карточка, сообщавшая, что ее податель имеет право на хранение и ношение оружия. Карточку пересекали три красные полоски. Интересная должна быть карточка…

— Тут вот еще паспорт на твоего напарника. Справки о прививках и прочее. — Капитан положил на стол пачку документов.

— Капитан, разрешите вопрос?..

— Ну…

— Я так понимаю, что обучение мое закончено?

Капитан усмехнулся:

— Э-э, нет, братец ты мой. Обучение, можно сказать, только начинается. Но вот присяга…

Присяга? Ага, понятно. Ну, это ясно. Интересно, мне сейчас присягать придется или перед строем, с автоматом на груди?..

— Руководство сочло, что ты уже готов к принятию присяги. Так что, курсант Бука, на сегодня занятия отменяются. Отправляйся к себе, почистись, подшейся — короче, подготовься сам и Аякса подготовь… Как будете готовы — вас вызовут…


Вызвали их уже под самый вечер. Тень придирчиво осмотрел Сашку и Аякса. Поправил ремень, чуть сдвинул ошейник…

— Пошли.

Они шли и ехали тем же путем, каким Сашка впервые оказался на «объекте пятьдесят шесть». Но на аэродроме их ждал не вертолет, а небольшой реактивный самолетик. Тень подошел к откинутому люку-трапу и поприветствовал двоих мужчин неопределенного возраста, стоявших в обманчиво расслабленных позах.

«Интересно, мы бы с ними справились?»

Сашка оценивающе присмотрелся к часовым:

«Не знаю…»

— Надеюсь, что пока не справились бы. Иначе мы напрасно их учили… — С этими словами Тень полез в самолет, как бы показывая, что молодых охотников ждет та же дорога…

Уже после того, как самолет взлетел, набрал высоту и лег на курс, Тень соблаговолил объяснить, что увиденные ими у самолета — Защитники. Это бойцы, обученные в первую очередь защищать и охранять, — полная противоположность охотников.

— Ты, Бука, с ними еще познакомишься, — сообщил Тень, уплетая поданный симпатичной стюардессой ужин. — Много раз пересечешься. Только учти: они нас недолюбливают.

— Почему?

— Считают, что достаточно их одних. Мы, мол, снобы, кичимся своей подготовкой, а нужно-то всего, чтобы было численное превосходство. Любимая поговорка у них: «Один Охотник все равно слабее тысячи Защитников».

— А содержать эту тысячу? Да и потом: какая бы подготовка у них простая ни была — все одно денег стоит…

«Ага, а если бы эта тысяча тот город прочесывала — погибла бы куча людей!»

— Правы вы оба, ребятишки, правы. — Тень потянулся в кресле. — Вот потому-то вас и воспитали охотниками… Ладно, лететь еще долго, поэтому предлагаю поспать. Солдат спит — служба идет…

…После приземления самолет еще долго катился по полосе, рулил, заворачивал куда-то. Остановился он возле закрытого микроавтобуса, который и доставил Сашку, Вауыгрра и Тень в небольшое здание, совершенно не похожее на аэровокзал. Там уже сидели несколько человек, явно наставников. Чуть в стороне стояли паренек немного постарше Сашки и рыжая конопатая девица, возле ног которой примостился волк, удивительно похожий на Вауыгрра.

При появлении Тени наставники вскочили, вытянулись:

— Здравия желаем, товарищ генерал-майор!

Тень махнул рукой:

— Здравствуйте, товарищи. Все в сборе?

— Так точно!

— Ну а что тогда сидим? По машинам!

Курсанты оказались в стареньком автобусе «ГАЗ». Однако стоило только ему двинуться с места, сразу стало ясно, что за обшарпанной непрезентабельной внешностью скрывается агрегат совершенно другого класса. Двигатель урчал мощно и ровно, автобус почти не раскачивало, что говорило о значительных переделках подвески, а скорость была такая, что автобус мог дать фору любому спорткару. За окном мелькали редкие огоньки, проносились какие-то спящие деревушки… Вот «газик» пролетел ночной городок, пронесся щит с названием. «Боголюбово». Сашке стало любопытно: а куда это они, собственно, едут. Если принимать присягу в Москве — зачем самолет приземлился не в московском аэропорту? Любом из? Погода была летная — он успел разглядеть чистое небо в короткий момент пересадки из самолета в микроавтобус, а значит…

— Слышь, ты из какой школы? — Парень, сидевший чуть впереди, обернулся к рыжей девчонке. — Сибирская или Уральская?

— Уральская, — помедлив, ответила девица. — Курсант Чапа. И питомец Горда.

— А ты? — парень повернулся к Сашке.

— А сам?

Парень было напрягся, но, поразмыслив, ответил:

— Логично. Курсант Тонга. Северная школа. Архангелогородские мы, — и протянул руку.

— Курсант Бука. Питомец Аякс. Сибиряки, — Сашка пожал протянутую руку.

Пожатие было крепким, но парень не пытался, что называется, «передавить» Сашку. Он просто показывал, что они равны. Но тут влезла Чапа:

— Так в Сибири тоже начали защитников готовить?

— А я — не защитник, — ответил Сашка, не выпуская руки Тонги.

Пальцы парня напряглись. Он потянул руку на себя:

— Охотник?

— Охотники! — с вызовом ответил Сашка.

Вауыгрр встал и подошел к Сашкиным ногам.

«Уж вот с этими троими мы справимся легко».

Откуда-то прилетел ответ, который услышал и Сашка:

«Попробуй».

Вауыгрр поднял шерсть на загривке.

«Мои предки были охотниками. А твои — сторожами?»

«Успокойся, Хуугррра, успокойся. Они — охотники. Им безразлично все, кроме права на убийство. Не надо обращать внимания на их подначки…»

— А какие это подначки, позволь спросить? Я за свою жизнь уже успел поучаствовать в отбитии нападения нечисти. Где, между прочим, был Асфуал. Дрался с семихвостой кицуне. Вместе с моим братом, — Сашка положил руку на голову Вауыгрра, — мы вырезали гнездо ликантропов и их симбиотов. Так что же вы шарахаетесь от нас? Мы что, не одно дело делаем?

Молодые защитники молчали. Сашка откинулся назад, прикрыл глаза. «Видно, не зря Тень говорил про то, что защитники охотников не любят. Да пошли они!..»

Автобус остановился внезапно, и почти сразу же в него вошли наставники. Первым был Тень — в блестящем генеральском мундире, с кучей орденов. Но Сашку поразило не золотое шитье и не иконостас на груди. Всего этого он как раз ожидал. А вот на боку у Тени вместо традиционной сабли висел короткий прямой меч в богатых ножнах. Крестообразная рукоять была обвита георгиевской лентой и каким-то серебристым шнуром.

Не глядя на остальных, Тень прошел к Сашке и Вауыгрру, придирчиво осмотрел их еще раз. Жестом велел Сашке снять камуфляжную куртку, протянул какой-то сверток. Сашка развернул — это была ряса. Не новая, но чистая. Тем же жестом Тень показал, что следом за курткой должна последовать и футболка, и молча наблюдал за тем, как Сашка надевает рясу. Он остановил попытку снять наплечную кобуру и молча сел рядом со своим воспитанником. Остальные наставники начали было что-то объяснять своим подопечным, но, глядя на безмолвного Тень, стушевались и тоже замолчали, выдав такие же рясы. В полной тишине лишь слышались негромкие голоса снаружи, долетающие обрывки фраз:

— …еще рано…

— …да сколько же я их держать должен?..

— …а легат приехал?..

— …лама сообщил, что будет через пятнадцать минут…

— …питомцам воды дать — не люди, чай!..

Монах в старенькой обтрепанной власянице внес две глиняные миски с водой, поставил на пол, осенил всех собравшихся крестным знамением и в молчании вышел. Волчица сунулась было к воде, но Вауыгрр, не двинувшийся к миске, наградил ее таким презрительным взглядом, что она отскочила как ужаленная.

«Ты что? Чего не попьешь?»

«Здесь не водопой!»

Внезапно Тень тронул Сашку за рукав и легким кивком головы указал на что-то за окном. Сашка внимательно всмотрелся в темноту.

Маленькая белокаменная церковка, стоящая в полном одиночестве на невысоком холме. Чуть поодаль угадывались автомобили, автобусы, что-то еще — чуть ли не вертолет… Прильнув к стеклу, Сашка разглядел, как к церковке подошли несколько человек и скрылись внутри. И почти тут же пискнул зуммер переговорника у Тени. Он бросил руку к лицу.

— Понял. Пошли… — и подтолкнул Сашку к выходу из автобуса.

В лицо пахнула свежая ночь. Конец весны — начало лета. Короткие ночи. Все это Сашка успел обдумать, пока бок о бок с Вауыгрром шагал ко входу в церковь.

Шедший впереди Тень остановился так резко, точно наткнулся на невидимую стену. Снял фуражку, мгновенно перекрестился. Сашка проделал то же самое…

— Здравствуй, сынок, — из темноты к нему шагнул отец Сергий. — Вот и ты приехал.

Он широко благословил парня и слегка приласкал волка, который ткнулся своей лобастой головой священнику в колени.

— Я рад, что вижу тебя здесь, сынок. Я ждал этого. Спасибо тебе, Яша. — Отец Сергий благословил Тень, и тот почтительно поцеловал сухонькую темную руку. — Ступайте смело, братья мои, и вам должно пройти самим весь этот путь, ибо в конце пути ждут те, что благословят вас на подвиги.

Рука, начертавшая в воздухе крест, прижалась к Сашкиному лбу и чуть задержалась там. Сашка почувствовал, как по телу будто разливается теплая волна. Отец Сергий меж тем быстро прикоснулся к его ушам, глазам и губам. Сашка расправил плечи и шагнул вперед…

Внезапно прямо перед ним вспыхнули скрещенные факелы, осветившие высокого сурового человека в митрополичьем белом клобуке. Рядом с ним стоял отец Сергий и еще кто-то, незнакомый Сашке, в схимнической власянице и капюшоне, надвинутом на глаза. Не глядя на Сашку, митрополит спросил:

— Братья, достоин ли отрок сей того пути, что желает приять?

— Достоин, — сказал отец Сергий.

— Достоин, — чуть помедлив, ответил второй монах.

Опершись на посох, митрополит вперил в Сашку глаза, горящие каким-то невероятным огнем.

— Во имя Отца, Сына и Святого духа! Сын мой, отрекаешься ли ты от диавола и дел его?

Откуда-то изнутри Сашки помимо его воли или желания вдруг родилось:

— Отрекаюсь!

С этими словами он опустился на одно колено, однако не опустил головы, продолжая пристально смотреть на митрополита. Рядом с ним припал к земле Вауыгрр.

— Отрекаешься ли ты от суеты мира и удовольствий его?

— Отрекаюсь!

— Клянешься ли ты отдать самую жизнь свою ради торжества дела праведного и не запятнать души своей?

— Клянусь!

— Встань, брат мой, и ступай смело по пути, тобою избранному! — с этими словами митрополит благословил Сашку и чуть отступил в сторону, освобождая дорогу.

Факелы погасли. Сашка встал и сделал несколько шагов вперед. Каждый шаг давался с огромным трудом, словно он тащил за собой груженый «КамАЗ», но он продирался сквозь неожиданно уплотнившийся воздух… И снова вспыхнул огонь…

Перед ним стоял низенький толстячок в красном. По обеим сторонам от него также были двое в монашеском облачении. Вауыгрр неожиданно припал к земле и пополз на брюхе к одному из них.

«Ты что, брат?!»

Волк не остановился.

«Вожак! Великий вожак!»

Вауыгрр сжался в комочек у ног монаха, поскуливая, как щенок, а тот наклонился и ласково потрепал его по загривку.

«Ступай, серый брат мой! В память о твоем предке из Губбио[23] да пребудет с тобою свет Божий!»

Толстячок в красном тем временем обратился к своим соседям:

— Fratres, si hunc adolescentem dignum velit via?[24]

— Dignus,[25] — произнес монах, ласкавший Вауыгрра.

— Dignus, — ответил второй.

Толстячок внимательно вгляделся в глаза Сашки:

— In nomine patris et filii et spiritus sancti![26]

Сашка не слишком хорошо знал латынь. С пятого на десятое он понял, что его спрашивают о том же, что и митрополит.

— Сын мой, отрекаешься ли ты от диавола и дел его?

И снова словно бы не он сам сказал, а «им сказали»:

— Renuntiare! Отрекаюсь!

Он опять преклонил колено, но вновь не опустил головы.

— Отрекаешься ли ты от мира и удовольствий его?

— Renuntiare!

— Клянешься ли ты отдать самую жизнь свою ради торжества дела праведного и не запятнать души своей?

— Iuro! Клянусь!

Католический кардинал поднял руки, благословляя Сашку:

— Surge et vade, frater iter, audax delegisti! Deus tecum Benedictio Petri sedem.[27]

Факелы потухли…

Третьим на пути оказался сухонький маленький длиннобородый старичок в богато расшитом халате и зеленой чалме на голове. Рядом с ним стояли двое: изможденный высокий человек в каких-то лохмотьях с посохом, к которому была привязана сушеная тыква. Второй — неопределенного возраста, благообразный, с аккуратной седой бородкой, одетый в длинную рубаху и странный полосатый головной убор.

Старичок спросил своих спутников по-арабски, достоин ли Сашка великого пути? Они ответили, что достоин, и тогда последовала та же процедура: Сашка отрекался от Иблиса и мира, поклялся не пощадить жизни и уже готовился получить напутствие от старичка, как вдруг тот тронул за рукав рубахи человека в полосатом уборе:

— Блаженный Кунта-Хаджи,[28] напутствуй нашего нового брата…

Тот кивнул, вышел вперед.

— Юноша, — начал он по-русски с сильным акцентом. — Помни, что Всевышнему угодно, дабы ты проводил свое время в добрых делах, таких, как ремонт дорог и мостов, очищение и обустройство родников, выращивание деревьев вдоль дорог, строительство мечетей. Но есть враг, против которого не только можно, но и должно обнажать оружие, оставляя в покое четки. Путь твой будет тяжек, о юноша, но с помощью Всемилостивого и Всеблагого ты осилишь его. Помни же, что к истине ведут много дорог, но лишь бы они сходились в главном.

С этими словами он благословил Сашку и отступил во тьму…

Следующими оказались трое бритоголовых людей, двое из которых были закутаны в шафранные тоги, а третий был абсолютно наг. Они говорили на смутно понятном языке, про который Сашка решил, что это — санскрит. Ритуал повторился вновь, разве что на прощанье один из тех, кто был в тогах, мазнул Сашку по лбу краской.

У Сашки уже кружилась голова, а внутри ощущалась какая-то непонятная пустота. Болел каждый мускул, каждый нерв, каждая клеточка… Вауыгрр мелко подрагивал. А испытание еще не окончилось…

Снова вспышка факелов в темноте. Перед человеком и волком снова стоят трое — монах-синтоист и двое самураев при мечах.

— Киедай ва каре га тащиагате кибо суру уева идаина вакомоно доро но каши га ару ка до ка?[29]

— Риппана![30] — гаркнули оба самурая в унисон.

— Во имя пресветлой богини Канон, ронин, ответь мне: отвергаешь ли ты искушения ада?

— Хай! Да! — Сашка резко поклонился, держа руки по швам.

— Ответь же мне, ронин: отказываешься ли ты от мира и его благ ради великого дела и победы?

— Хай! — Сашка снова поклонился.

— Ступай же по избранному тобой пути, воин, и пусть смерть, которая ждет тебя в его конце, будет тебе благой вестью!

На негнущихся ногах Сашка шагнул вперед. Он чувствовал себя так, словно пробежал километров двести с дополнительной нагрузкой…

Факелы высветили странную фигуру. Перед охотниками стоял шаман в потертой замшевой малице, расшитой цветным узором, свисающими хвостиками животных и птичьими перьями, с большим бубном в руках. Он ударил в свой бубен и закружился вокруг Сашки и Вауыгрра, раскачиваясь, подскакивая и приседая. Затем тщательно обнюхал человека и волка.

— Ты не поддашься на обманы Нга?[31] — прокаркал он.

— Нет, — ответил Сашка.

— Ты выйдешь на охоту за духами и их прислужниками и станешь гнать их, как гонит волк отбившегося оленя?

— Да!

«Да!»

— Волею Нума[32] ты — человек, брат волка — иди, и пусть злые бегут твоей тропы!

«Может быть, уже все?»

«Хорошо бы…»

Но это было еще не все…

Снова оглушительная вспышка факелов. Теперь перед ними стоял маленький сморщенный человечек в уборе из птичьих перьев. В руках у него были копье с простым обожженным наконечником и какая-то погремушка. Он тоже заскакал вокруг человека и волка, размахивая копьем и завывая. Внезапно Сашка понял, что должен ответить «да», и молча кивнул. Человечек в перьях заскакал еще шибче и снова завыл. Сашка опять кивнул. Тот радостно ткнул копьем в направлении церкви и прокричал что-то, но смысл жеста был понятен. Человек и волк медленно пошли вперед…

«Хуугррра не выдержала».

«Чего не выдержала?»

«Испытания. Она упала. Ее человек пытается ее нести, но, думаю, это тоже ненадолго. Она тоже скоро упадет…»

Сашка, не колеблясь, развернулся и пошел назад. Вот действительно: рыжая, веснушчатая Чапа, пошатываясь, шагает, пытаясь тащить за передние лапы потерявшую сознание волчицу…

— А ну-ка. — Сашка забросил волчицу себе на плечи и пошел вперед, поддерживая девушку.

Вауыгрр прижал ее с другой стороны. Чапа останавливалась, отвечала, и тогда Сашка отступал назад, в темноту. Девчонка шаталась, норовя свалиться, но охотник был начеку. Наконец последний спрашивающий…

Вой, крики, грохот погремушки… Чапа зашаталась, глаза закатились…

— Стой, дура! — Сашка пошел на крайнее средство. — Стой, зараза, а то убью!

— Убивай, — не то прошептала, не то простонала обессиленная защитница.

— Только сначала — трахну! Давненько у меня не было такого…

«А я — твою волчицу!»

Девчонку словно подбросило пружиной.

— Чего?! — прошипела она, напрягаясь. — Чего ты сказал?!

— Ничего… Ожила — и слава богу. Пошли…

Втроем они начали подниматься на небольшой холм, на котором стояла церковка. Храм Покрова на Нерли. Неожиданно волчица, лежавшая на плечах Сашки завозилась, чихнула…

«Отпусти меня немедленно, пока я тебя не…»

«Заткнись, дочь рыси и росомахи! Или я тебя!»

Вауыгрр остановился, подняв голову и оскалив клыки. Он в упор смотрел на волчицу, которая, смутившись, попыталась спрятать голову.

— Охотник, — очухавшаяся Чапа несмело потянула Сашку за рукав рясы. — Охотник, отпусти Хуугррру. Она уже может идти сама…

Оказавшись на земле, волчица поднялась на подрагивающие лапы, посмотрела на Сашку:

«Прости мне мою глупость и спасибо тебе, брат моего брата, — она виновато опустила голову, прикрывая ее передними лапами. — Спасибо за меня и за мою сестру. И тебе спасибо, брат мой».

«Брат? — Вауыгрр снова оскалился, но теперь уже весело. — Если встретимся через год, посмотрим — достойна ли ты родить и воспитать моих детей! И ты, брат, не робей!»

Волчица смутилась еще больше, а рыжая веснушчатая Чапа покраснела так, что стала похожа на омлет, щедро посыпанный красным перцем.

Внезапно сзади раздался возмущенный крик. Охотник, защитница и волки обернулись. В руках людей в шафрановых рясах бился Тонга:

— Это нечестно! Нам же сказали, что каждый должен пройти сам! А вы останавливаете меня за то, что я послушался и не помог! А она?!

В ответ раздался низкий и звучный голос митрополита:

— Юница прошла этот путь сама. А если ей кто и помог, так на то была воля Всевышнего. Ты же, ищущий славы лишь себе и лишь для себя, изыди! Ибо не дано идти путем, который желал ты избрать, в одиночестве!

Сашка потащил Чапу вперед. Ему не хотелось видеть, что случится с не прошедшим испытания. Во всяком случае, он надеялся, что Тонге попросту дадут переэкзаменовку. Если, конечно, вообще оставят в живых…

Непроглядная темнота новолуния вдруг словно расступилась, и перед людьми и волками оказался вход в церковь. Сашка сделал шаг к дверям, но запнулся и остановился:

— А вот интересно: нам с волками-то войти можно? Это не богохульство?

Он не ждал ответа на свой вопрос, но неожиданно услышал:

— Звери, восприявшие Слово Его, да не отстанут от людей.

Это произнес на латыни тот самый монах, к которому ластился Вауыгрр. Сашка смело зашагал ко входу во храм.

Внутри были мрак и тьма, которую еле-еле рассеивали две свечи, горящие возле алтаря. Сильно пахло ладаном и еще чем-то неуловимо-сладким и приятным.

— Ты, восставший на путь борьбы, страдания и смерти, своей ли волей пришел ты сюда? — гулко разнеслось под сводами храма. — Ответствуй истинно, и да не осквернятся ложью уста твои!

— По своей воле! — Сашка снова почувствовал, что это «им отвечают». — По своей, и пусть будет то, что будет!

— Подойди, брат. Пусть страх оставит сердце твое и нечистый да не коснется души твоей!

Сашка шагнул вперед к алтарю. Шаг, еще шаг… К ногам будто привесили тяжеленные гири…

Внезапно его схватили сзади за руки и за плечи. Сашка как-то вяло и отрешенно подумал, что, наверное, мог бы освободиться, но остался стоять неподвижно. Чьи-то руки раздернули на груди рясу, разрывая ткань и обнажая грудь. Перед глазами появилась багровая точка, она разгоралась, начиная светиться все ярче и ярче. Через мгновение Сашка увидел, что перед ним стоит какая-то фигура размытых очертаний и держит раскаленный металлический прут, на конце которого выклепан крест. Тоже раскаленный…

— Готов ли ты, восставший на великий подвиг, приять знак своего служения? — вопросил все тот же гулкий бестелесный голос. — Готов ли ты страданием тела своего подтвердить свой обет?

Вместо ответа Сашка вдруг рванулся, стряхивая руки, державшие его, и шагнул вперед, прижимаясь голой грудью к раскаленному кресту. Точно к возлюбленной — прямо напротив сердца…

Сперва боль ослепила и оглушила его. Затем сквозь пелену проступили свет, звуки, и он услышал, как со свистом втягивает сквозь зубы воздух, увидел, как отдаляется от него потемневший и потухший крест.

— Здравствуй, брат наш! — загремело по всему храму. — Приди к нам как равный к равным, и мы благословим тебя. В трудную минуту мы будем плечом твоим, руками твоими. Прими же знак своего служения!

«Еще раз?!» — изумился Сашка, но тут из тьмы храма выступил отец Сергий и протянул ему короткий меч, очень похожий на тот, что висел на боку у Тени. Он помог повесить его на левый бок, поправил перевязь и отступил назад в темноту.

— Прими же знак своего служения! — Теперь голос провозглашал на латыни.

И перед Сашкой оказался монах, протянувший ему серебряное распятие на цепочке. Повинуясь странному чувству, Сашка поцеловал изображение, и монах повесил крест ему на грудь. Крест приятно захолодил ожог, боль начала куда-то уходить…

Принять знак служения предложили теперь по-арабски, и Сашка получил от Кунта-Хаджи длинные четки из неизвестного черного камня. После нового призыва лама одарил Сашку странной вещью, похожей на веер, но из булатной стали с острейшими кромками. Японцы с поклоном подали пояс с сюррикенами, шаман — небольшой замшевый мешочек, а колдун в перьях — продырявленный камень. Сашка стоял, держа в руках подарки, и не знал, что делать дальше…

— Подойди к алтарю, брат наш, — велел голос.

Сашка вышел к алтарю, и тут же семь рук легли ему на грудь. Сильно кольнуло, и он чуть не вскрикнул. Ладони исчезли и унесли с собой боль от ожога. Скосив глаза, Сашка вторично еле удержался от крика: там, где только что был безобразный обугленный рубец, не было ничего! Девственно гладкая кожа!

— Мы заклеймили не тело твое, но твою душу, ибо никогда отныне не изгладится знак из нее, и никогда не забудешь ты сего дня! Ступай, воин! Иди и ищи врагов, что поносят Имя Господне и слепо тщатся на дело рук его! Мы благословляем тебя!..

Остальное было словно в тумане. Сашка стоял рядом с Вауыгрром и видел, как шла тем же путем Чапа. Она не рискнула сама полезть на пышущий жаром крест и дико завизжала, когда раскаленный металл коснулся ее левой груди. Но, видимо, от нее и не ожидали подвига охотника. Она тоже прошла испытание и получила какие-то дары…

— Молодец! — шепнул оказавшийся рядом Тень. — Ничего другого я от тебя и не ожидал, но — молодец!

«А я?»

«И ты — тоже». — Тень взъерошил шерсть на голове зверя. Затем, снова став обычным, сурово приказал:

— Пойдемте, нам еще домой добираться…


— Тень, стоянка двадцать пять минут. Мы пройдемся?

Тень повернулся на полке, потянулся:

— Лейтенант Волков-Райский! Сколько раз вам нужно повторять, что никакой тени здесь нет. Есть только генерал-майор Серебрянский. Так что будь так добр, обращайся ко мне по званию или по имени-отчеству.

Вот так. Выговор получен. В отличие от ответа…

— Идите, идите. — Яков Александрович снова отвернулся к стене. — Ноги промните и вообще… Только дверь поплотнее закройте — сквозит!

И мы с Вауыгрром двинулись к выходу из вагона…

Как странно все выходит. Вот, казалось, только-только был торжественный прием в ряды охотников на нечисть, вот только-только меня хлопали по плечам бывшие наставники, а ныне — старшие товарищи по общему делу, только-только я, получив «кратковременный отпуск в связи с окончанием обучения», отправился в Архангельск, где нашел Ленку… И вот теперь: прощай, веселое мирное житье-бытье…

— Разрешите, товарищ генерал-полковник? Охотник-наставник Тень по вашему приказанию прибыл!

— Охотник-стажер Бука по вашему приказанию прибыл!

— Проходите, товарищи офицеры, присаживайтесь. — Капитан нажал кнопку селектора и распорядился: — Чаю нам.

Через мгновение на столе уже парили три большие японские чашки с чаем, а Капитан приступил к инструктажу. Нас направляли в Питер по просьбе местных товарищей. Обстановка в городе неясная, так что предлагалось быть начеку…

— Основная надежда пока на вас, товарищ генерал-майор, — Капитан посмотрел на Тень. — Но и нашему стажеру расслабляться не стоит. Ваше первое самостоятельное задание: работа в условиях современного урбанизированного региона, в отрыве от вспомогательных служб… Я надеюсь на вас, товарищи.

Слушать это было приятно. Поэтому то даже пропустил мимо ушей тот милый фактик, что, по легенде, мне придется снова учиться. Правда, теперь уже не в каком-то секретном центре, а — мама моя дорогая! — в институте культуры!

Окончательно определился я со своими задачами только тогда, когда Тень, шагая рядом со мной по коридору в финчасть, начал, как он выражается, «бросать вводную». Из вводной выходило, что для меня проработана легенда, которую я и должен выучить за три остающиеся дня, словно «Отче наш». По этой легенде, направил меня в институт культуры один Оч-ч-чен-но Большой Человек. Не просто так, а как своего бастарда. Незаконного потомка, одним словом. Не являющегося прямым наследником немаленького состояния. Короче, не Пьер Безухое, но и не персонаж песни из фильма «Генералы песчаных карьеров». Своего легендарного «незаконного папу» мой персонаж все-таки интересует. Узрел он в своем байстрюке недюжинные артистические дарования и отправил соответственно. Почему не в ГИТИс? А потому! В Питере ему за мной проследить проще. А за деньги нам и в Питере все преподадут. Так, как надо, и столько, сколько надо. Учиться мне предстоит всерьез, но при этом не забывать: кто я есть на самом деле. И по этому поводу бдить!..

Финчасть осыпала нас золотым дождем в виде многочисленных изображений российских городов, заокеанских президентов и разноцветных архитектурных деталей. Кроме того, мы получили по нескольку кредиток каждый. Золотой дождь сопровождался длинной и нудной лекцией о необходимости вести строгую отчетность, о строжайшей экономии, о том, что в то время, как вся страна переживает нелегкие времена, мы все, как один, должны… В общем, достали так, что Тень прямо в финчасти заказал по своему мобильнику купе люкс на поезда по маршруту Красноярск — Москва — Санкт-Петербург. И на глазах побледневших финансистов совершил электронный платеж. По цене это выходило примерно равноценным перелету нашей группы на самолете. Туда и обратно. Причем дважды…

Зато у каптеров нас ждал совсем иной прием. Нам выдали все, что требовалось, все, что могло потребоваться, и еще кое-что — на всякий пожарный. Гардероб на все случаи жизни («Уверяю вас, товарищ генерал-майор, именно так теперь и носят!»), часы («Обязательно эта модель! А как же иначе?»), мобильники («Возьмите, возьмите, товарищ лейтенант. Сейчас у молодежи это модно»), кейсы сумки, рюкзаки… Даже три намордника и четыре ошейника для Вауыгрра.

Нагруженные почище ишаков, мы переместились в оружейку. Где и отдохнули душой. Суровый майор ничего не навязывал, ничего не расхваливал, ничего не рекламировал. Он просто посмотрел на нас, сверился с карточками и принес именно то, что и было надо. Критически осмотрел принесенное, буркнул: «Просьбы, пожелания?» и, не дожидаясь ответа, уселся на свое место и углубился в здоровенную потрепанную амбарную книгу.

Я уже собрался уходить, но тут Тень коротко и значительно бросил:

— Сеня, ты уверен?

Майор Сеня еще раз оглядел кучу принесенного железа и кивнул. Тень веско произнес:

— Давай спецуху. Уровень угрозы «АА». И работаем в автономке.

Майор коротко присвистнул и снова исчез в своих залежах. Вернулся он с пачками патронов, снабженных серебряными пулями, баллончиками с аэрозолем святой воды и чесночной вытяжки, серебряными же стрелками и еще несколькими непонятного вида коробочками. Поверх он положил несколько серебряных браслетов из крупных пластин, две шейные гривны аналогичного вида, несколько серебряных намоленных крестов. Венчал все это благолепие мощный ошейник для Вауыгрра. Тоже серебряный и очень похожий на обычный «строгий». Только шипы у него были наружу…

— Защитное снаряжение носить не снимая, — сообщил Тень. — Даже в бане, даже с бабой.

— Особенно в бане с бабой, — добавил майор Сеня.

Так что теперь я иду в браслетах и с шейной гривной. Будто какой-то… нетрадиционной ориентации. Рядом со мной степенно вышагивает Вауыгрр в ошейнике. Нужду свою он умеет справлять и в поездном туалете, а это мы просто выходим ноги размять…


Сашка и Вауыгрр не успели отойти от поезда и на десяток шагов, как к ним тут же кинулись торговцы-разносчики, предлагая пиво, водку, домашнюю снедь, сувениры, прессу На какое-то мгновение Сашка даже растерялся от этой суеты, криков, сутолоки. Но Вауыгрр чуть приподнял верхнюю губу, обнажая клыки, и толпа тут же отхлынула, как прибой от берега. Человек и волк неспешно пошли вдоль перрона…

«Когда приедем?»

«Послезавтра».

«А когда в следующий раз гулять выйдем?»

«Сегодня ночью».

«Жаль… Внимание! У тебя за спиной…»

«Враг?» — Сашка напрягся.

«Нет. Не враг. Но странный».

И в ту же секунду шедший сзади человек, споткнувшись, налетел на Сашку:

— Ох! Извини, парень…

Человек хотел было отступить, но Сашка успел почувствовать, как чужая рука скользнула в карман его широченных портков, которые «вся молодежь носит», и не собирался отпускать вора…

Он легко перехватил руку незадачливого жулика за кисть, чуть повернулся…

— А-а-а! Пусти, гад, ты чего делаешь?!!

— А теперь положи на место то, что взял. Тогда, может, и отпущу…

Вауыгрр коротко взрыкнул и прыгнул на какого-то мужичка, отиравшегося рядом. Тот взвыл и рухнул наземь, выронив из прокушенной руки длинное узкое лезвие.

— О-ба-на! Это что же: вас тут много?

Сашка рывком довернул руку воришки до сухого хруста. И обратным движением хлестко ударил в кадык. Тот забился, вися на вывернутой из сустава руке, беззвучно открывая и закрывая рот, точно вытащенная на берег рыба. Сашка нагнулся и забрал выроненный карманником мобильный телефон:

«Огрызок! Срубил денежку по-легкому?»

— …Ой, да что же это?! Убили, человека убили! — рыдающий женский голос. — Милиция!

— Да что ты блажишь, дурная? — Голос другой женщины был рассудителен и спокоен. — Житья от этих карманников не стало никакого. Вон у моего-то тюхи — всю получку за два месяца подчистую вытащили. В троллейбусе…

В рассудительном голосе вдруг прорезались истерические нотки:

— Он-то, Петрович мой, пришел домой, хотел нас порадовать, цап за карман — а там дырка!

— Так, может, потерял? — нерешительно поинтересовался рыдающий голос.

— Да дырка-то — прорезанная! Он и не удумал ничего лучше: веревку к люстре приладил и уже было совсем в петлю полез. Хорошо я с работы вернулась. Одна радость: не пьет он у меня с тех пор…

«Слушай, а они дело говорят. Эти отдышатся да и снова за старое».

«Мой — вряд ли, — тяжелый каблук опустился на пальцы распластанного вора и провернулся, кроша кости. — Это теперь надолго…»

«Ага. Ну, тогда… Вот я тебя!»

Истошный вопль. Волк аккуратно, но до стеклянного хруста стиснул кисть мужичка, старательно перекусывая пальцы.

«Хватит или еще?»

«Да хватит, наверное…»

Сашка нагнулся и подобрал за лезвие нож. Старательно примерился и сломал его каблуком у самой рукояти…

— …Стой! Стоять, сука!

«Это он кому? Я — самец!»

«Я, кстати, тоже…»

— Слушаю вас, товарищ сержант…

Сержант ухватил Сашку за руку и попытался завернуть ее ему за спину Что произошло дальше, в подробностях не разобрал никто. Здоровяк в форме только-только ухватил не столь уж и крепкого парня за руку, одновременно замахиваясь дубинкой, и… через мгновение оказался лежащим на перроне, с глухим стуком приложившись головой об твердый асфальт. Кепи с его головы слетело и укатилось на рельсы, вслед за дубинкой, выпавшей из руки. На его груди стоял огромный волк и скалил белоснежные зубы в сантиметре от милицейского горла…

— Убери пса, сволочь! — воздух разорвал выстрел. — Назад, я сказа…

Напарник незадачливого сержанта внезапно оборвал свой грозный крик и застыл, так и не успев опустить свой «пээм» после предупредительного выстрела. В руках у Сашки из ниоткуда возник пистолет. Его ствол смотрел точно в переносицу оппонента.

— Медленно наклонись и положи оружие! Теперь медленно разогнись. Отшвырни ствол ногой на рельсы. Два шага вперед шагом марш! Шире шаг!

Милиционер, словно завороженный, широко шагнул раз, другой…

— Вот так и стоим. — Сашка чуть расслабился. — Стоим и смотрим… Вот мое удостоверение…

Левой рукой он достал из кармана книжечку, открыл ее, поднял на уровень глаз милиционера:

— Удостоверились?

Милиционер сглотнул и кивнул.

— Отлично. Теперь вот такая штучка. — На свет появилась карточка с красными полосками. — Видели когда-нибудь?

Новый кивок.

— Тогда вы должны знать, как в просторечии именуется этот документ.

Частые кивки.

— И как?

— Иди на х!.. — сипло произнес прапорщик.

— Вот. Воспользуйтесь этим советом, забирайте это дерьмо и валите. Я вас больше не задерживаю!

Сашка и Вауыгрр вошли в купе одновременно с тем, как тронулся их поезд. Тень лежал на полке неподвижно, закрыв глаза. На мгновение Сашка понадеялся, что его наставник проспал всю остановку. Он уселся на соседнюю полку, обнял Вауыгрра…

— Саша, — мягкий, вкрадчивый голос, — Саша… А что это? Вроде стреляли? К чему бы это, ты не знаешь?..

Сашка тяжело вздохнул и поднялся с полки. Предстоящий разговор обещал быть непростым. Очень непростым…


— …Разрешите, товарищ полковник?

— Заходи, Коля, заходи… Что это ты так официально? И сверкаешь, как новый рубль…

— Елена Николаевна, мы его нашли!

— Кого «его»?

— Того парня, которого вы отыскать велели. Проявился!

— Где?! — Елена Николаевна подалась вперед. — Ну, не тяни!

— В Омске. Ехал ваш интересант в поезде Красноярск — Москва. На станции вышел с собакой прогуляться…

— С какой еще собакой?

— Милиция говорит — здоровенный такой кобелина. На овчарку похож, но покрупнее…

— Ладно, проехали. Что дальше, чего он в милиции забыл?

— Он — ничего, — короткий смешок. — К нему карманники сунулись, так он одному руку сломал, а второго пес его взял. И сработали оба исключительно легко, буквально в два движения. Записи камер прилагаются…

На стол легла флешка.

— Дальше…

— Ну, тут к нему сержант милиции полез. По всему видно — прикармливали его эти щипачи. Сержант — бугай здоровенный, двухпудовой гирей перекреститься — как чихнуть. Ваш парень его враз сломал, а псина — на грудь встала, охраняет. Тут второй набежал. Прапорщик. Пальнул в воздух, а опустить ствол уже не успел…

— Он что, убил его, что ли?

— Нет. Только прапорщик — Чечню прошел, между прочим, — утверждает, что никогда не видал, чтобы стволы с такой скоростью обнажали. Ахнуть не успел — ему уже в лоб дура смотрит…

— Да, — женщина кивнула, — мальчик он быстрый… Дальше!

— Парень предъявил удостоверение на имя лейтенанта Волкова-Райского, сотрудника двадцать четвертого отдела, восемнадцатого управления ФСБ.

— Чего?.. Какого-какого управления?..

— Восемнадцатого…

Полковник Серова нервно зашагала по кабинету. Нет такого управления! Во всяком случае, она о таком слышит впервые…

— Как, говоришь, фамилия лейтенанта?

— Волков-Райский…

— А это точно он?

— По словесному портрету его опознали оба ментенка. А фоторобот предъявляли и торговкам на перроне — и бригаде поезда…

— И что?

— Опознали все. Уверенно. Едет наш парень в компании мужчины средних лет или чуть старше. По словам проводника, какой-то крупный чин. А у них на это глаз наметан. Поездная бригада считает, что ваш интересант — охрана…

«Ну, охрана — это вряд ли. Скорее, кому-то понадобился исполнитель…»

— Молодец, Николай! От лица службы выражаю благодарность. Теперь так: все данные по этому мальчику майору Линевич. Копию показаний ментов — мне на стол! Записи — в лабораторию на расшифровку и анализ.

— Товарищ полковник, тут вот еще какое дело…

— Что еще? Да не мнись ты, не девка!

— Он «вездеход» предъявил…

— Ну и что? У нас и спецкурьеры с таким ходят…

— Понимаете, Елена Николаевна, тут… как бы это сказать-то?..

— По-русски желательно! — В голосе Серовой прорезался металл.

— Вот у вас на карточке сколько «болтов»? В смысле полосок?

— Две, как и у тебя…

— А у него — менты клянутся и божатся — три…

Елена Николаевна потрясенно замолчала. Слышать про такое, она слышала, но видеть — никогда. Даже у своих друзей генералов. Особый допуск предполагает возможность беспрепятственного доступа даже в информационное хранилище ФСБ, ГРУ и других, крайне интересных мест…

Оставшись одна, она задумчиво почесала за ухом, поправила волосы. Так же задумчиво подновила макияж. Нажала на кнопку селектора:

— Майора Линевич ко мне…

— …Вот что, Катерина. Воевать с теми, кто лейтенантам особый допуск оформляет, у нас нет ни сил, ни возможностей. Да и желания — тоже, — Елена Николаевна улыбнулась. — Но и выпускать такого из поля зрения — негоже. Так что организуй-ка нам удаленное наблюдение. На вокзале в Москве начни и доведите-ка мне его до самого того места, куда он направляется. Задание понятно?

— Так точно! — Катя тряхнула головой. — Разрешите спросить?

— Слушай, Катька, давай не выпендривайся! По-человечески спросить не можешь?

— Могу… Лен, а зачем он нам?

— Балда ты, Катька. Может, пригодимся ему и службе его… А таких должников иметь — мое почтение…


Несмотря на еще не позднее время, на Ярославском вокзале было не так уж много народу. Тень легко шагал впереди, предоставив Сашке и Вауыгрру возиться с багажом и решать вопросы с назойливыми носильщиками. Вокруг прибывших уже плотоядно выжидали личности с тележками, предлагавшие отвезти багаж. На соседний вокзал. За сумму, сопоставимую со стоимостью билета до Питера…

Сашка послал уже третьего «носильника» по всем известному адресу и собирался послать четвертого, но тут Вауыгрру надоела вся эта кутерьма. Он оскалился и так рыкнул на желающих оказать посильную помощь в транспортировке багажа, что последние, здраво решив не связываться с волком, поспешили ретироваться и поискать менее опасных нанимателей.

Так что теперь человек и волк тащили два чемодана и три сумки в руках и зубах. А впереди летящей походкой целеустремленно двигался Тень. Они быстро перешли на Ленинградский вокзал и, хотя до поезда оставалось еще больше пяти часов, расположились на перроне.

«Скоро мы поедем?»

«Примерно через четверть дня, серый брат».

«И мы так и будем сидеть здесь?»

«Не знаю, наверное… Надо спросить…»

«Вожака? Ну и спроси».

«Замолчите оба! Будем сидеть здесь!»

Волк насмешливо фыркнул:

«Замолчите, а? Можно подумать, я болтал…»

— Лейтенант!

Сашка вытянулся.

— Возьмите собаку и пройдитесь, прогуляйте ее! — И когда человек и волк двинулись вперед, вслед прилетело: — Вдоль перрона. За его пределы не выходить!

Сашка и Вауыгрр несколько раз прошлись по перрону и вернулись назад, туда, где на чемодане восседал Тень с видом императора, сидящего на троне.

— Ну что, Саша? Ничего мне сказать не хочешь?

Сашка на секунду задумался:

— Нас пасут. Грамотно и издалека.

«Угрозы не представляют. Пока…»

— Сколько точек засек?

— Шесть — уверенно. И еще три — под вопросом…

— Молодец. На одну больше, чем я, — Тень покачал головой. — Ладно, Александр, присаживайся. Посидим, подождем…


— …Ну, Елена Николавна, я тебе скажу: интересные у нас подопечные. — Катя положила на стол флешку с видеозаписью. — Смотреть можно сколько угодно, только ничего не высмотришь. Вышли с поезда, никуда не сворачивая, пришагали на перрон, дальше старший уселся на чемодан и просидел так все пять часов. Сашка прошелся с собакой — кстати, никакая это не собака, а самый натуральный волк! — минут пятнадцать прогуливались туда-сюда, затем уселся рядом со своим старшим на другой чемодан. И все. Волк лежал в ногах у парня — даже не чесался! — как сфинкс. Головой не вертели, между собой не разговаривали… пришел поезд — загрузились в вагон, и все. Завтра получим информацию из Питера.

— Полагаешь, заметили слежку?

— Не уверена, но… Похоже, что чего-то подобного они ожидали. Поэтому никаких контактов ни с кем, никаких действий, ничего, что может дать хоть какую-то зацепку.


На Московском вокзале Тень, не говоря ни слова, забрал свои вещи и растворился в толпе. Сашка закинул на плечо сумку, подхватил чемодан и зашагал к метро. Место встречи с Тенью у них было оговорено еще на «объекте пятьдесят шесть», свой маршрут он изучил заранее, так что… Вот он вход в метро.

«Слушай, извини, но сейчас придется намордник надеть».

«Да нормально все. Только знаешь, давай тот намордник, который с медными цветками на заклепках, хорошо?»

«Как скажешь. Он тебе, что, нравится, да?»

«Да».

«Считаешь, что он тебе идет?»

«В смысле?»

«Ну, ты в нем красивый…»

Вауыгрр насмешливо фыркнул:

«Ага. А еще его, если что, разорвать легче всего будет…»

…Через полчаса Сашка вышел на станции «Парк Победы». У вестибюля на улице он приостановился, достал один из своих мобильных телефонов: «общий». Вызвал из памяти номер, нажал вызов:

— Лидия Алексеевна? Здравствуйте. Ваш телефон мне сестра дала, сказала, что о квартире с вами договорилась.

Голос пожилой женщины в трубке подтвердил, что приходила четыре дня тому назад сестра Анастасия и оставила задаток за квартиру для брата.

— Очень хорошо. Я сейчас подъеду, если вы не возражаете?

Хозяйка квартиры не возражала. Она продиктовала адрес и любезно пояснила, что добираться лучше шестьдесят третьим автобусом. Найдя взглядом автобусную остановку, Сашка уверенно пошагал в сторону толпы, ожидавшей милостей городского транспорта.

Автобус был по-утреннему заполнен чуть ли не по самую крышу. Еще не проснувшиеся до конца люди торопились на работу и появление в салоне человека с собакой встретили с неописуемым восторгом. А уж если еще учесть, что в руках у этого человека был солидный чемодан, а через плечо — туго набитая спортивная сумка, восторг просто переходил в состояние эйфории…

— …Сумку-то сними! Не видишь, людям не пройти!

— Сразу видно — бездельник! С собачиной своей вперся, чай, не на работу!

— Ну, ты! Убери своего кабыздоха, пока я его не убрал! — Здоровенный детина расправил плечи и угрожающе занес руку. — Чего молчишь, не слышишь, что ли?

«Можно я его? Ну, пожалуйста, я намордник уже почти снял?»

«Не вздумай! Нам только этого не хватало…»

— Руку опусти! — Сашка впился взглядом в глаза детины. — Пока я тобой морг не пополнил.

Мужик внезапно съежился, словно сдулся воздушный шарик:

— Ты чего? Ну, ты чего? — забормотал он и начал продираться к выходу.

Это происшествие неожиданно настроило весь автобус на мирный лад. Раздались высказывания, что, поди, парень — из Чечни и вместе со своим псом «чехов» резал и правильно делал, хотя, может быть, он — из ментов, причем — из честных, и с этой собакой только что с дежурства. Не смущало даже наличие вещей — версии высказывались самые фантастические:

— Я его вроде в отделении видел. Точно! Он с собакой оттуда и выходил…

— У нас всегда так: те, кто пашет, — своими ножками, а жулье — в тачках…

— Депутаты-суки! Довели!..

Сашка и Вауыгрр слегка обалдели от такой перемены настроения пассажиров. Люди раздались и пропустили обоих охотников к окну. Тут было место, куда поставить вещи и где усесться волку. Сашка облокотился на поручень и посмотрел в окно. За окном пробегали дома, на одном из которых он прочитал «Бассейная улица» и невольно хмыкнул.

«Что?»

«Да так. Жил человек рассеянный на улице Бассейной…»

«Что это?»

«Воспоминания счастливого детства…»

«А-а-а. Я тоже был щенком…»

Сашка наклонился потрепать Вауыгрра по голове, но тот вдруг напрягся, поднял шерсть на загривке:

«Враг!»

«Где?»

«Здесь, рядом… Враг!»

Сашка огляделся. Нет, никого похожего на ликантропа поблизости заметно не было…

«Он точно здесь, или мы проехали мимо него?»

«Здесь, — волк принюхался, — впереди…»

«Черный враг?»

«Нет. Не Черный. Помнишь, как та лиса с семью хвостами?»

«Кицуне? Здесь?»

«Да. Впереди».

«Так. Вот только этого и не хватало…»

Подхватив вещи, Сашка двинулся вперед. Вауыгрр пошел за ним, расталкивая мордой стоящих у него на пути. Почему-то это развеселило пассажиров, послышались смешки, шуточки. Сашка пер вперед, как танк, раздвигая спрессованную человеческую массу плечом. При этом он старался незаметно разглядеть тех, мимо кого он проходил. Нет… нет… опять нет… А ну-ка… Есть!

В сторону сдвинулась девушка, похожая не то на китаянку, не то на японку. Сашка мгновенно зафиксировал ее облик до мельчайших деталей. Яркий сарафан, легкомысленная сумочка, блестящие босоножки. Смоляные волосы забраны в тугой пучок. И самое главное: совершенно необычные на скуластом, раскосом лице ярко-голубые глаза…

Должно быть, девушка почувствовала его взгляд на себе и, окатив его презрением, отвернулась. Вауыгрр ткнулся носом в Сашкину ногу и, когда тот взглянул на него, молча кивнул. Сашка оказался перед сложным выбором. С одной стороны, надо действовать, с другой — с вещами и всем остальным преследовать будет сложновато, а устраивать бой в автобусе просто невозможно! И что прикажете делать?..

«Южное шоссе», — сообщил динамик. Сашка дернулся: на этой остановке им надо было выходить. Что же делать?..

Кицуне неожиданно шагнула вперед и вышла на остановке. Сашка рванулся вслед за ней, Вауыгрр — за ним. Волк успел выскочить из автобуса в тот самый момент, когда двери уже закрывались. Оказавшись на остановке, Сашка огляделся: кицуне быстро шла в направлении пустыря. Интересно, куда это она собралась?

«Там дальше — пустошь. Догоним и убьем?»

«Мы совсем не знаем этих мест. Если заметят?»

«Уйдем. Не в первый раз…»

«Ладно, попробуем хотя бы проследить…»

Девушка шла легко, несмотря на не самую подходящую для ее обуви дорогу. Сашка подхватил сумку и поспешил за ней. Чемодан на колесиках он волок за ручку сзади, от чего делался похож на бойца Великой Отечественной, тащащего за собой пулемет «максим». Вауыгрр, уже без намордника, трусил чуть впереди.

Чемодан, зацепившись за какую-то незаметную кочку, сильно рванул руку Сашка тихо выругался: догнать кицуне, нагрузившись почище вьючной лошади, не представлялось возможным.

«Догони ее. Главное, не потерять след».

Вауыгрр широким махом легко догнал девушку, обогнал и, словно играя, заскакал вокруг.

— Ай! — Девушка шарахнулась в сторону.

Но это не слишком ей помогло: волк, наращивая скорость, нарезал вокруг нее круг за кругом…

— Ну, ты! Убери своего зверя!

— Да не волнуйся ты так! Он вообще не кусается!

— Ну да — не кусается! Волк — и не кусается?

Сашка тем временем подошел поближе, поставил на землю чемодан:

— Смотри-ка, грамотная… Ты — первая, кто сообразил, что это волк, а не собака.

Девчонка смешно наморщила курносый симпатичный нос-пуговку:

— Па-а-адумаешь! Что, я зверя в тайге не видела, что ли?

— В тайге? — изображая удивление, протянул Сашка. — Это, прости, откуда ж ты родом? Из Маньчжурии, что ли?

— Ишь ты! — встречно изумилась девчонка. — Маньчжурию знаешь? Бывал?

— Да нет. — Сашка якобы расстроенно махнул рукой. — Где уж нам. Дальше, чем Красноярск, на восток не забирался…

— Охотился? Или кто из родичей?

— Да какой из меня охотник? — снова махнул рукой Сашка. — Так, иногда с ружьишком баловался. Когда дед с собой брал. Да и то, ничего крупнее лисы бить не доводилось…

Последнюю фразу он ввернул специально, посмотреть реакцию. И не обманулся: глаза девчонки на мгновение полыхнули коротким злым пламенем.

— И много ты лисиц убил? — спросила она скучающим голосом. — На шубку-то хватит?..


Да что я с ней цацкаюсь? Уж в любом случае она — не чета той, которую мы с Вауыгрром уходили на полигоне. Сейчас разработаем тебя, как милую, как родную…

— Пожалуй, еще и осталось бы, — протянул я, стараясь, чтобы мой взгляд был одновременно и одобрительно оценивающим, и нагло раздевающим. — Одних хвостов — да еще каких! — семь штук отдай и не греши. Вышла бы и шубка и капюшон… Еще и на муфточку бы осталось. Ну, если, конечно, шубка нужна такой миниатюрной красавице, как ты…

— Да-а? — вот теперь она явно заинтересовалась. — Это где ж ты такую добычу роскошную взял?

— А у нас там, в Красноярском крае…

Сказав это, я выжидательно замолк. Девчонка замялась, видимо, что-то обдумывая, но, наконец, выдала:

— Слушай, охотник, а звать-то тебя как?

— А чего? Шубку захотелось?

— Ну, а то!

Девчонка улыбнулась. Широко и по-доброму. Почти искренне…

— Да у тебя, поди, папаша и братья, если сильно попросишь, и соболью организуют?

— Ой! — Девчонка закатилась в самом натуральном смехе, в котором только дважды проскользнули фальшивые нотки. — Ты что, решил, что я — из этих? Из талабайцев? Которые в Институте Народов Севера обучаются?

— Ну так… А что? Волка ты опознала, в тайгу, сама говоришь, ходила…

— Ой, нет. Просто я — из Читы. Мы — корейцы. Вот меня, например, зовут Света. Света Ким. А тебя?

— Саша. Саша Волков.

— Ты здесь учишься или работаешь?

— Учусь… то есть буду учиться. Я поступать приехал.

— А-а… А я — учусь. В Институте культуры…

Я чуть не завопил: «Где-е-е?!!» Вот это — приятное известие. Прямо-таки лучше и не придумаешь…

— Нет, правда? Обалдеть!

— А чего тебя так удивило, Саш? — Света заинтересовалась мной всерьез. — Что, думаешь, я в культурологи не гожусь?

— Да нет, что ты, что ты! Еще как годишься! Просто понимаешь, какая штука: я приехал учиться в Институте культуры.

«Ты, сошел с ума? Зачем ты ей это говоришь?!»

«Спокойно, серый брат, спокойно. Она нас еще на свое логово выведет…»

Вауыгрр тряхнул головой и заскакал вокруг нас с кицуне с самым беззаботным видом, притворяясь, что ловит какую-то ему одному видимую бабочку.

— Не может быть. — Девушка обиженно надувает губы. — Прикалываешься…

— Да точно!

— Ой, ну вот так уж и точно! Ну, хорошо, если точно, то куда тебе документы нести? Приемная комиссия где?

— Тоже мне секрет! На Дворцовой.

— Хм. И на какой же ты факультет поступаешь?

— Культура стран Востока.

— Врешь! Какой же ты язык знаешь?

Так, вот с этого момента — поосторожнее! Хоть она и соплячка против нас с Вауыгрром, а рисковать все же не стоит. Ни к чему ей знать все мои возможности…

— Хинди. Тибетское наречие. Арабский… чуть-чуть. Немножко на твоем родном балакаю…

— Дангсин-ен ачим синсеон-юи налаюи ен-еле-ул хал жул асейе?[33]

— Кквае, алеумдаун![34] — Змей говорил, что кицуне падки на лесть и комплименты. — Наега чодаехалвеонеун геос-и дангсин-уи единга-есео…[35]

Господи боже! Как же сложно коверкать язык, который и так знаешь не слишком хорошо. Но вроде бы все удачно. Кицуне-Света засмеялась:

— Да уж, корейский ты действительно знаешь не очень. Но, — она лукаво посмотрела на меня, как бы обещая нечто большее, чем просто принять приглашение «в куда-нибудь», — понять тебя, во всяком случае, можно. Ладно, так и быть: пиши мой телефон.

Она быстро надиктовала мне десять цифр своей мобилки и дождалась, пока я не позвоню с «общего», чтобы запомнить мой.

— Свет, а может, мы сегодня вечерком пересечемся? Ну, так: походим, город посмотрим. А?

Кицуне снова мнется, но теперь уже плохо скрывая торжество:

— Ну-у, город я уже тыщу раз видела. Давай вот что сделаем: ты мне… Слушай, а ты вообще-то где живешь, а?

Я назвал адрес на Космонавтов, который выучил еще в Красноярске. Света задумчиво прикусывает губку, показывая кипенно-белые острые зубки:

— Так это же совсем рядом! — поразмыслив, радостно восклицает она. — Вот, а я — тут, — машет она рукой куда-то, на другой конец пустыря. — За Южным рынком…


Через несколько минут, договорившись о вечерней встрече, охотники и дичь разошлись каждый в свою сторону Сашка и Вауыгрр проводили кицуне взглядами и бодро зашагали назад к автобусной остановке.

«Как ты думаешь: их там много?»

«Кого и где?»

«Этих лисиц. — Волк приостановился и задумчиво почесал за ухом. — Хорошо бы, если еще штуки три-четыре…»

«Точно. Тогда можно будет взять живьем не одну, а парочку!»

«А всех — слабо? — Волк насмешливо оскалился. — Уж если мы тех Черных врагов так взяли, как мы этих взять сможем, представляешь?»

На мгновение Сашка вообразил, как он гордо предъявляет четверых кицуне, захваченных — внимание! — в первый же день работы в автономке. Такое, пожалуй, даже Тень одобрит…

«Хорошо бы, — вздохнул человек. — Ладно, давай не будем обольщаться. Возьмем двоих живыми — тоже неплохо. Ну а больше — нам только в зачет…»


За такими разговорами и мечтаниями они быстро миновали пустырь, перешли улицу, обогнули две высокие шестнадцатиэтажные башни, и через несколько минут Сашка уже звонил в дверь квартиры стандартной обшарпанной пятиэтажки.

Дверь распахнулась почти сразу. На пороге стояла сухонькая пожилая женщина на вид около шестидесяти лет.

— Здравствуйте, — Сашка чуть поклонился. — Лидия Алексеевна?

— Да, здравствуйте, Саша. — Женщина отступила в сторону, пропуская Сашку и Вауыгрра внутрь квартиры. — Ваша сестра уже звонила, волновалась. Что же это вы так задержались?

Она суетилась, взволнованно и торопливо показывая и нахваливая маленькую, под стать всему дому обшарпанную квартирку. Старенький телевизор в углу вызвал у хозяйки бурю эмоций — его покупал еще покойный муж, а продавленный диван оказался связан с таким множеством историй, что Сашка всерьез перепугался: успеет ли он на встречу с кицуне, если попробует выслушать хотя бы половину этих бесконечных повествований. Скосив глаза, он увидел, как Вауыгрр, весело скалясь, пригнулся и прикрыл лапами голову.

Чтобы прервать поток красноречия хозяйки, Сашка вытащил деньги, торопливо отсчитал остальную часть оплаты за квартиру и, извинившись, сообщил, что ему надо еще успеть отвезти документы в приемную комиссию, а потом он хочет проведать сестру. Лидия Алексеевна все поняла и заторопилась к выходу.

Но стоя уже на пороге, она вдруг обернулась:

— Знаете, Саша, вы тут будьте, пожалуйста, поосторожнее. Район у нас был раньше тихий, а вот теперь, — она со вздохом покачала головой, — теперь совсем испортился. Вот я почему вам квартиру сдала? Потому что у вас собака есть. Случись что — хоть какая-то защита…

«Какая умная женщина!»

«Брат, уймись, хоть на секунду, очень прошу!»

— Лидия Алексеевна, а что ж тут со мной случиться может? Район и впрямь тихий. Домов особенно много нет, людей, наверное, тоже…

— Ох, Сашенька, вот я вам сейчас расскажу, а вы потом от квартиры откажетесь. Ведь у нас тут место нехорошее, — Лидия Алексеевна жалобно улыбнулась. — Вот вы когда с автобуса вышли — пустырь видели?

— Да, конечно. Я там еще своего пса погулять выпустил…

«Кого-кого?»

«Заткнись!»

— Вот-вот. На этом-то самом пустыре у нас нехорошие дела творятся. — Хозяйка тяжело вздохнула. — Что ни месяц — обязательно кого-нибудь убитым находят. У нас там за пустырем — рынок, там, знаете, этих… с Кавказа… Просто какое-то нашествие!

Лидия Алексеевна взмахнула руками, словно бы желая показать, как много кавказцев болтается на Южном рынке.

— Вот они-то, наверное, и убивают — вздохнула она. — Хотя вот собачники у нас там гуляют. И ничего! Наверное, эти собак бояться… Так что, надеюсь, с вами и вашим питомцем ничего не случится!

С этими словами Лидия Алексеевна вышла, аккуратно притворив за собой дверь, оставив Сашку и Вауыгрра размышлять над свежеполученной информацией.

«Как ты считаешь, это дело лап кицуне?»

«Кто знает? Может, и эти, с рынка, тоже отметились?»

«Проверь. У вас где-то ведь должна храниться информация? Приди, покажи свои бумаги, тебе все покажут».

«Ну, можно, конечно, и так, хотя мы сделаем проще…»

Сашка вынул второй телефон — «для внутреннего употребления» — и набрал номер. Эти несколько номеров он не заносил в память — запомнил их еще перед выездом. Когда на другом конце ответили, он назвал номер-пароль и запросил информацию по трупам, обнаруженным в районе его нового адреса. После чего отключился, высыпал в найденную на кухне тарелку полпакета собачьего корма для Вауыгрра и отправился в душ.

Через пять минут, переодевшись во все свежее, он прочитал эсэмэску, пришедшую на телефон. Это был сайт, который он незамедлительно запросил на ноутбуке, извлеченном из чемодана, и погрузился в изучение. Почувствовав, чем занят человек, волк перестал хрустеть кормом на кухне, перебрался в комнату и уселся у ног своего друга. Вауыгрр читал с большим трудом, а потому Сашка максимально открыл свое сознание для того, чтобы волк мог получать информацию одновременно с ним.

Еще через полчаса человек отложил компьютер в сторону, и охотники в полном недоумении уставились друг на друга.

«Или я чего-то не понимаю, или во втором и пятом случаях это — уводень!»

«Не знаю, брат, но одно могу сказать точно: кицуне тут вообще не было! Все случаи — совершенно не то!»

«Нет, Вауыгрр, думаю, ты не прав. Первый и седьмой случаи — похоже…»

Волк посмотрел на человека взглядом, в котором мешались изумление, недоверие и даже толика презрения:

«Первая жертва — Черный враг! Последняя — еще может быть, а первая — черный враг! Я чувствую!»

Сашка опустил глаза. Там, где дело касалось ликантропов, с волками спорить не стоило. Они действительно чувствовали оборотней «своей» породы каким-то верхним чутьем.

«Хорошо, не будем спорить. Итак: что мы имеем в результате?»

«Первый случай — Черный враг! — волк издал глухое рычание. — Второй — наверное, как ты сказал…»

«Уводень?»

«Похоже».

«Так, тогда дальше. Третий случай — упырь. Типичный. Хотя похоже, что молодой, неопытный…»

Волк кивнул лобастой башкой:

«Опытный не оставил бы труп».

«Вот именно. Идем дальше…»

…По окончании обсуждений и споров перед охотниками вырисовалась следующая картина. Местный пустырь был каким-то удивительным местом, где резвилась самая разнообразная нечисть. Уводни, оборотни, упыри, даже цмок…

«Знаешь, мне кажутся странными две вещи. Первое: ни хрена непонятно, что все эти жертвы забыли на этом пустыре. — Сашка потряс головой. — Они все — нездешние. Один — так аж с другого конца города! И второе: такое впечатление, что всю здешнюю нечисть объединяет одна черта: все какие-то неопытные. Молодые…»

Вауыгрр подскочил так, словно его ударили. Движение, которое он сделал, напоминало попытку человека хлопнуть себя по лбу:

«Молодняк! Это натаскивают молодняк!»

«В смысле?»

«Слушай, меня ведь мать и отец так же тренировали! Принесут какого-нибудь зайца полупридушенного, бросят на поляну, а я — лови. А они сидят по сторонам и смотрят».

«В смысле подсказывают, что делать?»

«Да нет! — волк яростно замотал головой. — Смотрят, чтобы заяц этот не удрал. Если я поймать не могу, они зайца отловят, а мне — взбучку».

Сашка потер переносицу. Мозаика сложилась. Местная нечисть воспитывала свое «подрастающее поколение». Да уж. Даже одна эта информация стоила того, чтобы привезти их с Вауыгрром в Питер из Красноярска на лимузине! Детский сад нечисти! А кицуне, вероятно, решила пополнить ими коллекцию «тренажеров»! Ну, это мы еще посмотрим: кто кем коллекцию пополнит…

По дороге в приемную комиссию Сашка размышлял. Конечно, об открытии надо бы сообщить местным коллегам. Ну и что из этого выйдет? Охотников здесь сейчас: он да Тень. Пригонят кучу защитников? Так уже наверняка пригнали. А результат? Нет его… Защитники просто не в состоянии определить: когда и где произойдет следующее «натаскивание». Это могут только охотники. Даже он, если быть честным до конца, не понял бы, в чем тут дело, если бы не волк…

Вызвать Тень? Ну, это, конечно, разумно, но… Нечисть ведь тоже, хоть и не слишком разумная, но насторожится, если обнаружит какое-то подозрительное шевеление возле своей «площадки молодняка». И, скорее всего, свернет свою «воспитательную работу», перенеся ее в другое место или вовсе отложив до лучших времен.

Да и, в конце-то концов, он что — не полноправный охотник? Настоящий, принятый в элиту борцов против нечисти? Нет, не этому нас учили отец Сергий и все остальные наши преподаватели! О том, чему его учил Тень, Сашка благоразумно предпочел не вспоминать…

Он благополучно добрался до Дворцовой набережной и отыскал дом номер два, где располагалась приемная комиссия Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств. Неулыбчивая суровая женщина, которая приняла у него документы, начала было задавать какие-то вопросы, но к ней внезапно подошел некий мужичок неопределенного возраста, что-то прошептал на ухо, и женщина тут же сбилась, просто-таки расцвела в улыбках и заворковала о том, какой Сашка сделал правильный выбор и как замечательно ему будет учиться в стенах их прославленного учебного заведения. Поймав взгляд мужичка, Сашка заметил, как тот слегка кивнул и незаметно приложил руку к груди. И тут охотник почувствовал на месте памятного ожога легкое, приятное тепло. Метка давала знать, что рядом с ним — свой…

На обратной дороге Сашка почувствовал, что его «ведут». Ведут грамотно, умело, стандартной командой из шести человек. Хотя, возможно, и больше. Разбираться с тем, кто это был, он не имел ни малейшего желания и просто стряхнул «хвост» в одном из тех мест, которые выучил еще при подготовке к поездке.

Возвратившись домой, Сашка прошелся с Вауыгрром по пустырю, внимательно вычисляя все возможные места засад, затем зашел в магазин, где потряс продавцов своим выбором, закупив полуфабрикатов чуть ли не на месяц вперед, и, вернувшись домой, занялся приготовлениями к вечерней встрече. Она не обещала быть ни легкой, ни приятной, но нечисти она тем более не сулила ничего хорошего…


— …Ну, Катя, докладывай. Как там наши подопечные?

Катерина стояла то бледнея, то краснея. Полковник Серова уже наверняка все знает, так что врать бессмысленно, а запираться — глупо. Она набрала в грудь побольше воздуха, точно перед прыжком в воду, собралась, напряглась…

— Елена Николаевна! Оба от наблюдения ушли. Причем если Саша ушел уже в городе, оторвавшись в проходном дворе, то его старший… Наши и питерские до сих пор друг на дружку кивают, никак не могут понять, кто его упустил…

— В смысле?

— Старший — присвоено условное обозначение «генерал» — зафиксирован в поезде, вел себя спокойно, попыток выявить слежку не предпринимал. Всю дорогу тихо-мирно проспал в своем купе вместе с Сашей и его волком. По прибытии поезда на Московский вокзал совершенно спокойно забрал свою часть багажа, вышел из поезда и двинулся к выходу с перрона. Наши сотрудники следовали за ним в пределах прямой видимости. — Катя помолчала, тяжело вздохнула и продолжила: — В момент передачи от нашей группы питерцам генерал исчез…

— То есть как это «исчез»? Что, он в воздухе растворился, что ли?

— Непонятно. Наши дали условный сигнал, питерские должны были его «подхватить», но подхватывать было некого! Видеокамеры этот участок вокзала не просматривают, так что определить, куда он делся, невозможно…

Елена Николаевна задумчиво посмотрела на Катерину. Сказать, что генерал — мастер, вообще ничего не сказать. Нет, она слышала про такое умение. Вроде как глаза преследователям отводят. Но видеть воочию — не приходилось…

— Да-а… Такому, пожалуй, исполнитель не нужен, — задумчиво протянула она. — Этот сам кого хочешь исполнит…

— Лен… — Катя снова набралась храбрости и вклинилась в размышления начальницы. — Лен, я вот чего думаю. Может, это и не начальник, а… наставник? Может такое быть, а?..

— Вывез курсанта на натуру? Может, конечно, только вот что им в Питере понадобилось? — Елена Николаевна задумчиво подняла глаза. — Было бы это два года тому назад, можно было бы считать, что они на саммит Большой Восьмерки прибыли. Либо прикрыть, либо…

Она не договорила, но и так все было понятно. Ликвидатор ТАКОГО класса мог попробовать уничтожить кого-нибудь из руководителей стран Большой Восьмерки. А может быть, и всех, причем не без шансов на успех… Но, слава богу, ничего серьезного в ближайшее время в городе не ожидалось. А тогда зачем они приехали? Мальчик с познаниями серьезного убийцы и серьезный убийца с познаниями Вольфа Мессинга и Гарри Гудини?..

— Вот что, Катя, — после долгого раздумья решила Серова. — Поезжай-ка ты, девонька, в Питер и выходи на прямой контакт с Сашенькой. На правах старой близкой знакомой…


Сашка разобрал, еще раз смазал и снова собрал оба пистолета: уже ставший привычным «гэша» восемнадцать, и новый, «баярд» двадцать третьего года, к которому он только-только успел привыкнуть. Этот небольшой, свободно умещающийся в ладони пистолет вручил ему при выпуске Капитан. На кожухе пистолета была надпись «Nomen sanctum sic firmat dextera!»[36] Сашка удивленно посмотрел на Капитана. Пистолет был явно не новый, под старый, не слишком мощный патрон, емкость магазина оставляла желать много лучшего — короче говоря, было непонятно, зачем его вообще вытащили из музея!

— Бери-бери, — улыбнулся Капитан. — Из Ватикана просили лично тебе передать.

— Разрешите вопрос?

— Давай-ка я лучше тебе сам все объясню. Скажи-ка, тебе знакомо такое имя Арнот Амори?[37]

— Это который аббат Сито? Руководитель первой Альбигойской войны?

— Именно он. Был в его свите такой Роберт Маленький. Серьезный человек, в дальнейшем присоединился к ордену доминиканцев и охотился на нечисть, так сказать, с открытым забралом. После его гибели труды его принял на себя племянник, Робер де Аквилла. Так вот, правнук того самого Роберта Маленького, тоже Робер де Аквилла, был одним из лучших охотников Престола Святого Петра. К сожалению, он умер бездетным и его ветвь прервалась. Но в день его смерти один охотник принял посвящение. Догадываешься, кто?

— Я?..

— Именно ты. И Святой Престол попросил нас вручить тебе оружие Робера де Аквилла, которое верой и правдой служило ему восемьдесят пять лет…

Сашка вспомнил это и, примериваясь, покачал в руке «баярд». Ну, вообще-то, не так уж и плохо. А если еще учесть, что он прекрасно умещается в ножную кобуру…

Следующим номером оказались сюррикены, которые были подарены японцами. Сильная вещь, особенно если умеешь ими пользоваться. Сашка пристроил пояс через плечо, аккуратно застегнул широкую рубаху:

«Не видно?»

Вауыгрр поднял голову, придирчиво и внимательно оглядел охотника:

«Порядок. Совсем не заметно».

Сашка занялся дальнейшим разбором холодного оружия. Катану взять с собой, разумеется, не выйдет, а вакидзаси? Но подумав, охотник и его отложил в сторону, правда, при этом слегка вздохнул. Без пары японских клинков он чувствовал себя несколько неуютно…


Еще раз с сожалением взглянув на мечи, я взял длинный широкий кинжал, на клинке которого извивались арабской вязью суры Корана, насеченные серебром. Опять примерил клинок в руке, покачал… Годится. Кинжал ушел под брюки, а рукоять удобно расположилась в прорезанном кармане. Подвигаться… Нет, что-то не так. Придется дополнительно пристегнуть ножны к бедру. Вот теперь то, что надо!

Так, а вот это я даже и не знаю: брать или не брать? Больно уж вещь странная, да и получена она… хм… Очень уж она непонятно получена…

В тот день, когда Капитан и все остальные поздравляли меня с выпуском, я зашел в свою комнату. В последний раз перед отпуском, который собирался провести — да и провел, и еще как! — с Ленкой.

Комната, которая была моим домом последние два года. И вместе с тем не была им никогда! Разве можно считать домом то место, куда приползаешь полумертвый от усталости и хватает тебя только на то, чтобы упасть на койку и провалиться в сон. Ну, иногда еще можешь душ принять… И все-таки это был дом. Мой дом.

Я знал каждую трещинку на краске стен, каждую неровность на сиденье стула, каждую щербинку на крышке стола. Точно помнил, в каком раз и навсегда заведенном порядке висит в шкафу моя одежда. Даже складки на одеяле вдруг показались мне родными и какими-то удивительно уютными…

Только на столе лежал некий сверток. Блестящая упаковочная бумага, розовая ленточка перевязана кокетливым узелком. Женщина заворачивала? Без сомнения, только вот кто? Может, Лена с Катей каким-то чудом меня отыскали? И преподнесли прочувствованный подарок к выпуску? Ой, вряд ли! Ленка? Тем более. Во-первых, она еще ничего не знает; во-вторых, откуда у нее хоть что-то, что она могла бы подарить? Не говоря уже о том, что там, где ее обучают, отыскать упаковочную бумагу и розовую ленточку много сложнее, чем алмаз на тысячу каратов или самородок золота в пару кило весом… Кто же это мне удружил, а?..

Развернув сверток, я с удивлением принялся разглядывать странный предмет, оказавшийся у меня в руках. Похож на тюбик губной помады, только увеличенный раза в три. По виду — из серебра, и на полированных гранях золотом выведены непонятные значки и письмена. Посередине — щель, которая делит «тюбик» на две части. На торце одной — выпуклая золотая звездочка на три луча. А на другой части, на грани, у самого торца — выпуклый шлифованный синий камень. На ощупь чувствуется — можно нажать…

Подумав, я положил предмет на стол отверстием к стене и несильно хлопнул Библией по камню. Тихий щелчок, и в стенку шкафа, что оказался напротив, вонзилась серебряная стрелка. Ого! Стрелка впилась в прочное дерево с такой силой, что я с огромным трудом выковырял ее оттуда с помощью ножа…

Дальнейшее изучение странного предмета показало, что это — миниатюрный метатель вот таких серебряных стрелок. Причем — многозарядный. Тюбик можно было разъединить на две половины и запрятать внутрь восемь острых стрелок, которые можно выпулять по одной или даже очередью, если не отпускать камушек-кнопку. Взводился метатель после сборки, для чего надо было несколько раз повернуть части тюбика друг относительно друга. Словно заводишь часы…

Слов нет, игрушка казалась полезной и вполне серьезной. Возможность почти бесшумно послать восьмиграммовую серебряную стрелку метров на двадцать и довольно прицельно — полезная возможность. Двух таких стрелок вполне хватит на то, чтобы обездвижить ликантропа средних габаритов, а очередь на полный «бэка» перенесет разве что Асфуал или подобные ему по габаритам твари. Но откуда он взялся и кто мне сделал такой царский подарок, я не имел ни малейшего понятия…

Никто из тех, кому я показывал этот стреломет, тоже ничего не знал. Вот разве что Тень…


— …Слушай, Тень, разреши спросить? — Сашка протянул ему свой непонятный подарок. — Это вот что за штука?

Тень, сосредоточенно копавшийся в своем чемодане, со вздохом повернулся и… сделал странное движение. Словно собирался схватиться за карман. Но преодолел себя и с опозданием лишь на долю секунды спокойно произнес:

— Занятная вещица. Стреломет. Многозарядный. Семь стрелок в магазине. Каждой хватает на то, чтобы угробить нечисть среднего размера. Запасные у тебя есть?

— А? Нет, запасных стрелок у меня нет…

Не отвлекаясь от чемодана, Тень извлек откуда-то небольшую картонную коробку и протянул Сашке:

— Вот. Возьми себе на две обоймы. А на месте сходишь в иконописную мастерскую при Александро-Невской лавре — там себе еще закажешь.

Сашка аккуратно отсчитал из коробочки шестнадцать стрелок и завернул их в бумагу, разделив на две пачечки по восемь. Тень равнодушно принял коробку обратно, мельком взглянул в нее и, уже убирая, обронил:

— Жадина. Две лишние все-таки спер…

— Какие две лишние? — Александр развернул стрелки, еще раз внимательно пересчитал. — Ничего не лишние. Ровно шестнадцать взял, как ты и разрешил.

Тень коротко взглянул на него, покачал головой и ничего не сказал. Лишь много дней спустя, когда они уже сидели в купе поезда, он вдруг попросил:

— Лейтенант, а дай-ка мне свой стреломет поближе рассмотреть.

Сашка вынул тюбик из кармана и протянул его Тени. К его несказанному удивлению, Тень извлек из кармана почти такой же и начал их сравнивать. Внезапно он протянул парню свое оружие и приказал:

— Держи. Прицелься и стреляй в меня.

Обалдев от такой команды, свежеиспеченный охотник начал было упираться и отнекиваться, но Тень впился в него взглядом своих стальных глаз, и Сашке ничего не оставалось делать, как поднять оружие, прицелиться так, чтобы не зацепить никаких жизненно важных органов, и нажать на спуск. К его удивлению, ничего не произошло. Камушек-кнопка, который на стреломете Тени был красным, исправно поддавался, но выстрела не было. Оставив свои бесплодные попытки, Сашка протянул стреломет Тени обратно:

— А мой тоже можно на предохранитель поставить? А то я не нашел, — виновато признался он.

Вместо ответа Тень поднял Сашкин тюбик и надавил на синий камушек. Золотая звездочка не сдвинулась, и стрелка не вылетела.

— Он только от твоей руки действует, — сообщил Тень, забирая свой стреломет. — Так уж их эта… короче, так они сделаны. Только в твоем магазин на восемь, а в моем — на семь… Вопросы?

Вопросов была масса, но Сашка точно знал: задавать их все равно бесполезно…


…Подумав, он все же сунул стреломет в карман. Мало ли что… Вслед за стрелометом были взяты с собой два баллончика с аэрозолем из святой воды и чесночной эссенции. Один баллончик был изготовлен в мастерских Патриархии, другой — в мастерских Congregatio pro Doctrina Fidei,[38] если верить надписи на боку.

Наконец Сашка опоясался четками из черного камня, которые преподнесли ему суфии, и критически осмотрел себя. Все? Он несколько раз подпрыгнул — все тихо. Не звенит, не гремит…

«Не видно?»

«Нет. Все хорошо».

К серебряному ошейнику волка человек пристегнул длинную цепочку-поводок. Толстые звенья из потемневшего металла на вид были несокрушимы. Никому со стороны и в голову бы не пришло, что эта цепь — чистое серебро без малейших примесей. Вауыгрр мог легко оборвать ее, после чего обрывок, висящий на ошейнике и развевающийся при каждом прыжке, превращался для волка в дополнительную защиту, а для нежити — в страшное оружие с непредсказуемой траекторией удара…

Но Вауыгрр неожиданно воспротивился цепочке:

«Сдурел?! Если мы вместе выйдем — она тут же удерет!»

«Почему это?»

Волк уселся и печально посмотрел на Сашку:

«Вот как ты думаешь: если я к Хуугррре в гости пойду, я тебя с собой возьму?»

«Ну-у… Нет, пожалуй…»

«Ну а тут какая разница? Ты же к ней вроде как подбиваешься, вид делаешь, что гон у тебя. Так что видеть она меня не должна. Выйдем заранее, а там я на пустоши спрячусь…»

Сашка кивнул, соглашаясь, отстегнул цепочку, а потом взял мобильный телефон и уже начал искать номер Светы, как она неожиданно позвонила сама:

— Ну, охотник! — Голос в трубке звучал игриво, хотя и слегка раздраженно. — Ты что, телефон мой потерял или раздумал?

— Да что ты?! Я вот только-только собирался тебе позвонить…

— Ври больше! — В трубке раздался короткий смешок. — Ну, выходи, раз уже собрался. Давай так: встретимся там, где расстались, ага?

— В смысле на пустыре?

— Именно в этом смысле. Тебе до него как раз идти столько же, сколько и мне. А я уже выхожу…

Охотники вышли в светлый питерский вечер. «Вот странно, — подумалось Сашке. — Белые ночи, почитай, только-только завершились, а уже в темноте нечисть развернулась». Видно, не зря их сюда пригласили, ой не зря…

Вауыгрр приглядел себе симпатичную ложбинку, прыгнул в нее и залег, мгновенно растворившись в серых сумерках. Человек показал большой палец в знак того, что волк замаскировался надежно. Он не сомневался, что зверь его видит, и поэтому не удивился, услышав самодовольную мысль: «А то!»…

Расставшись с Вауыгрром, Сашка поспешил туда, откуда уже явственно ощущалось приближение кицуне. Еще через мгновение он различил девичий силуэт, приближавшийся к нему.

На этот раз Света была одета в удобный, не стесняющий движения балахон и легкое пончо. Она приветливо улыбнулась парню, и если бы он не был охотником, то и не разглядел бы, какой ненавистью полыхнули ее голубые глаза…

— Привет! А волка своего где потерял?

— Дома оставил. — Сашка постарался сделать вид, что очарован девушкой. — Зачем он нам?

Света-кицуне кивнула и, по-хозяйски беря парня под руку, поинтересовалась:

— Ну, куда пойдем?

Сашка пожал плечами:

— Ты выбирай, я в Питере вообще первый день.

— И раньше никогда не бывал? — Девушка недоверчиво посмотрела на охотника. — А как же сестра? Ты что ж ее ни разу не навещал?

— Да она сама здесь всего полгода, — выкрутился Сашка. — Раньше-то она в Москве училась, а тут… Замуж вышла — вот они к мужу и уехали…

— Ага, — понимающе протянула Света. — Ну, раз ты ничего еще не знаешь… Слушай, а ты вообще сегодня ужинал?

— Где? Сестра с мужем укатили, меня не дождались. В квартире у них мать ее мужа живет, а у меня с ней как-то… не заладилось, в общем. Так что днем в кафешке перекусил — и все!

— Отлично! — Кицуне явно обрадовалась. — Тогда сделаем так: сейчас пойдем на рынок к Ашоту. У него шашлыки — блеск! А потом что-нибудь придумаем. В киношку пригласишь?

— Ну, так! Я весь год работал, так что с бабками — порядок…

Света повисла на Сашкиной руке, и они двинулись через пустырь на рынок. Охотник старательно отмечал путь, но особо не опасался: время было совсем не позднее, то тут, то там мелькали люди, так что пока нападения можно было не опасаться…


Молодая кицуне, которой только-только минуло сто лет, просто обожала играть со своими жертвами. Она считала, что игра эта придает дополнительные краски в жизни, и не хотела отказываться от своих привычек. Даже несмотря на то, что ее очередная мишень была совсем не простым мясом. Едва заметный запах смерти явственно донесся до ее чуткого носа, когда она приблизилась. Молодой защитник, да еще Чистой Крови… Будет что рассказать подругам. Она представила, как сделает из сердца защитника очередной амулет Жизни, и внутри нее что-то сладко заныло, словно посмертный дар уже впитывался организмом. Амулет выйдет что надо. Лан Хуангжин снова прижалась к плечу защитника. Но перед тем как подарить ей, дочери Звездосветной Шан, еще сто, а может, двести лет жизни, он очень многое расскажет…

Наличие оружия у добычи она не считала существенным. Пистолет, очертания которого она разглядела сквозь куртку, не поможет защитнику. Ведь оборотни намного быстрее, а главное, умнее любого куска мяса…


Шашлыки действительно оказались выше всяких похвал. Сухое вино, которое они прикупили тут же, из пластиковой канистры — тоже. Потом была темнота кинозала, и Светка прижималась ко мне как-то по-особенному, словно стремясь слиться со мной воедино. От ее волос исходил такой одуряющий аромат, что на мгновение мне вдруг стало досадно: почему я не могу просто, как все, наслаждаться близостью с красивой девчонкой, пусть даже и не совсем девчонкой, но которая так красива, так упоительна…

Но память услужливо подсунула мне воспоминания о малышах в доме ликантропа, о виварии и Змее, о том, что нечисть питается не только нашими плотью и кровью, а еще и нашими страданиями, и потому никто из тех, кто попадает в их лапы, не умирает быстро…

Я аккуратно пошевелил плечом, ощутил приятную тяжесть кобуры и стал думать о том, что вот эту кицуне можно попробовать взять живьем. И даже нужно попробовать, а по-хорошему и не пробовать, а просто обязательно взять живьем. И еще кого-нибудь из тех, кто придет нас встречать на пустырь…

О-па! Она, кажется, лезет ко мне целоваться? Ну, вот уж нет. Знаем мы, какую силу имеет поцелуй кицуне. Но отказать-то ведь тоже нельзя… Эх, была не была! Змей говорил, что Чистая Кровь может устоять, если только поцелуй не затягивать. А ну-ка…


Сашка порывисто обнял Свету и, ткнувшись ей в губы, тут же начал покрывать быстрыми поцелуями ее лицо, руки, плечи… Одновременно он потянулся руками ей под балахон, рассчитывая, что уж что-что, а соитие в кинотеатре в планы кицуне явно не входит. И не ошибся: девушка словно бы шутливо, а на самом деле изо всех сил начала отбиваться, шепча что-то про то, какой он — Сашка — нетерпеливый, что ей хочется досмотреть фильм до конца и вообще, не много ли он позволяет себе для первого свидания? Сашка отпустил ее с расстроенным видом, а внутренне ликуя: поцелуй кицуне — ее чуть ли не главное оружие — не сработал!..

Из кино они вышли в обнимку и так и пошли не торопясь вдоль пустеющей улицы. Девушка возбужденно болтала, охотник отвечал, но мысли его были заняты другим. Как быть дальше. Идеально было бы пригласить ее к себе домой якобы «на чашку чая». Там он спеленает этого оборотня на раз, и можно будет прогнать в хорошем темпе допрос с применением серебра, святой воды и огня. Сведения о засаде на пустыре они с волком вытряхнут из этой заносчивой лисицы быстрее быстрого, а уж дальше… Дальше можно будет просто обойти все засады и каждого, кто там сидит, постараться «слепить теплым», как выражается Тень. Вауыгрру он даст знать при подходе к дому, и тот будет уже ждать у подъезда…

В этом плане было только одно слабое место: кицуне знает, что дома их ждет волк, и может не рискнуть пойти одна на такое дело. Пообещать, что выгонит волка погулять, мол, сам побегает, а мы пока?.. А это — мысль! Может и сработать…

— Светка, а пошли ко мне, а? Чайку попьем, у меня конфеты есть. — Сашка очень старался, чтобы его голос звучал убедительно. — Я вот только Аякса своего гулять выгоню и чайник сразу поставлю…

— Кого выгонишь?

— Аякса, ну, волка моего…

Девушка приостановилась, словно бы размышляя…

— Давай, — наконец решила она. — Только знаешь, я конфеты — не очень. Может, пройдемся до рынка? Там круглосуточные палатки есть…

— О'кей! Давай до рынка!

«Черт! Не сработало!»


Пустырь был тихим. В этот час тут уже никого не было, лишь где-то далеко слышался шум машин. Сашка шагал, обнимая Свету, которая все говорила, говорила, говорила… В ее речи было что-то монотонное, усыпляющее, обволакивающее…

«ТЫ ЧТО, СПИШЬ?!! СДУРЕЛ?!! — разорвалось бомбой в голове. — Тебя уже окружают!»

Двигавшихся сзади охотник заметил, угрозу слева — тоже, но вот насчет «окружают»…

«Спасибо, Вауыгрр. Будь наготове!»

«Всегда готов!..»

— …Ну, вот мы и пришли. — Голос кицуне стал холодным, как сталь на морозе. — Вот и все…

— Как пришли? Куда пришли? — Сашка изобразил недоумение. — До рынка еще вон сколько топать.

— Скажи. — Света отстранилась от него и теперь смотрела ему прямо в глаза. — Скажи, когда ты убивал лисицу, что ты чувствовал?

Краем глаза Сашка заметил шевеление справа. Кто это у нас такой: мелкий, широкий да еще и глаза посверкивают? А-а, знаем: кила-закрут. Редкая нечисть. Выглядит, как маленький, очень толстый динозавр. И лапы с когтями…

— Что чувствовал? Да ничего особенного. Лиса — она ведь и есть лиса. То ли дело — кицуне!..

Суфийские четки хлестнули девушку-оборотня по плечам и, словно змея, обвились вокруг туловища, прижимая руки, спутали ноги и превратились в несокрушимый узел. Каждый камушек тянулся к другому с силой хорошего заводского электромагнитного подъемника. Света застыла столбом, не в силах пошевелиться. Сашка толкнул ее, роняя, точно статую с пьедестала, и развернулся к набегавшим из темноты жутким харям.

Хлестко ударил выстрел, и темнота огласилась жутким воем подыхающего от серебряной пули. Но второй раз охотник выстрелить уже не успел: крикса со здоровенными клыками, не помещающимися в пасти, с размаху врезалась в поднятую руку. С воплем отлетела в сторону, шерсть задымилась от соприкосновения с серебряным браслетом, но дело свое она сделала: прицел сбила. Вторая пуля ушла в никуда. И тут же Сашку захлестнула темная, буквально смердящая ненавистью волна нечисти. Он пригнулся, защищая лицо, ударил пистолетом в оскаленную пасть…

«Я — здесь!»

Жуткий рык атакующего волка, и серая молния врезалась в толпу. Вауыгрр метался, точно ошпаренный, сбивая мелких тварей грудью, а тех, что покрупнее, приветствовал клыками или когтями мощных лап.

На мгновение Сашке удалось высвободить руку, и он яростно разрядил «гэша», ведя стволом, обеспечивая пулям разлет веером. Вопли, хрип бульканье… Бесполезный пистолет улетел в бурьян, чувствительно приложив напоследок медлительного уводня, а из рук охотника уже выхлестнулись серебристыми молниями сюррикены. Зажав лапами разорванную глотку, свалился другой уводень, покрупнее. Выл, катаясь по земле, здоровенный вервольф, пытаясь дотянуться до серебряной звездочки, засевшей у него под лопаткой. Плакали и рыдали мелкие криксы, разорванные серебром надвое…

«Вовремя ты, брат!..»

Волк рыкнул и прыгнул во тьму. Сашка напрягся: до победы было еще ох как далеко…


Бой кончился как-то сразу, резко и неожиданно. Только что еще человек бил здоровенного вервольфа с серебристой шерстью заговоренным ножом, одновременно уворачиваясь от когтей и зубов нечисти; только что рычал волк, яростно набрасываясь на неизвестно откуда взявшегося болотника и раздирая клыками его податливое, воняющее тиной тело, — и вдруг все закончилось. Упала тишина, мягким войлоком забрав все звуки, и охотники наконец осмотрелись…

«Ой, мама моя серая! Никогда такого не видал!»

Пустырь был просто-таки усеян отвратительными останками. Валялись изуродованные до неузнаваемости, жутко скрюченные тела — целые и фрагментами. В основном — поодиночке, но в нескольких местах — прямо-таки кучами. Несколько крикс, разорванных серебром, переплелись в странного вида клубок с совсем уж непонятным созданием. Возможно, Сашка и сумел бы его классифицировать, если бы оно было целым, а так…

Отдельной группой лежали четыре оборотня: связанная четками кицуне, свирепо поводящая глазами по сторонам, и два вервольфа. Одного из них настигли два сюррикена, второго — длинный кинжал «Убийца джиннов». Четвертым был очень редкий, практически не встречающийся в России вакохоко.[39] Что заставило его бросить родной Бенин и приехать в Санкт-Петербург, Сашка не знал, но намоленные схимниками серебряные пули поставили точку в любых планах этого существа…

«Похоже, они пытались ее освободить».

«Само собой. — Волк уселся и начал зализывать длинную рану на боку. — Они друг друга чувствуют».

«Что-то мне никогда не рассказывали, — человек подобрал пистолет и снова зарядил его, — что терриантропы[40] разных пород помогают друг другу».

«Помогать — это да. Но она, — волк изогнулся сильнее, чтобы дотянуться до самого дальнего места, — она — их вожак. По крайней мере — была».

«Ясно. Пытались отбить командира…»

«Ну, что? — Волк поднялся. — Берем ее — и в логово?»

Сашка вдруг ощутил странное беспокойство. Как будто что-то идет не так…

«Слушай, брат. Если это — полигон, то кого мы только что уделали?»

«Как кого? — Вауыгрр потянулся. — Сторожей…»

«А где ученики и наставники?»

Кицуне вдруг замычала и забилась в своих путах. Видимо, она пыталась освободиться самостоятельно, возможно, с помощью каких-то заклинаний, но четки, изготовленные специально для обуздания нечисти, обладали неким подобием разума. Они сдвинулись и заткнули оборотню рот, так что теперь девушка могла только мычать.

Охотники обернулись на эти звуки:

«Похоже, ты прав, брат!»

«Это меня вовсе не радует. Сейчас явится вторая волна. Будь начеку!..»

И вторая волна не замедлила появиться, но вовсе не такая, какую ожидали человек и волк…

…Вспыхнул яркий, слепящий свет.

— Так, граждане, а что это мы тут делаем? — уверенный и наглый голос из темноты.

— Сержант Юняев! Документы предъявите! — другой голос, еще более наглый.

Из темноты к охотникам шагнули четыре фигуры. Милиционеры. Один держал в руках мощный фонарь, стараясь направить его свет в глаза человека. Остальные, вооруженные автоматами, настороженно осматривались. Один из автоматчиков заметил лежащую связанную кицуне и что-то шепнул «фонарщику». Тот кивнул головой и заорал:

— А ну, мордой вниз! Ложись, сука! Сопротивление милиции?!

— А ну, не ори, сержант! — Сашка постарался вложить в свой голос максимум уверенности. — Я — сотрудник ФСБ, лейтенант Волков-Райский! Вот только сорви нам спецоперацию — в лагерях сгною!..

Он не договорил. Что-то подсказало ему, что так «вовремя» появившиеся милиционеры сейчас откроют огонь, и он прыгнул в сторону, кувырком уходя с линии огня. И вовремя!

Пули прошли почти вплотную над ним. Не раздумывая, он выхватил пистолет и, катясь по земле, четыре раза выстрелил, ориентируясь по вспышкам выстрелов. Судя по тому, что стрельба резко оборвалась, он попал. Минимум в двоих…

Наступила долгая пауза. Ни одна из сторон не рисковала открыть огонь первой. Наконец Сашка решил, что перерыв слишком затянулся, и аккуратно начал смещаться в сторону, намереваясь по широкой дуге обойти залегших милиционеров и оказаться у них в тылу.

Его ни капли не удивило, что эти патрульные сотрудничают с нечистью. Не зря ведь многих милиционеров называли «оборотнями в погонах». А на занятиях ему рассказывали о случаях, когда в органы МВД внедрялись самые настоящие оборотни и вампиры…


Я перекатился еще раз и бесшумно пополз, прижимаясь к земле и стараясь не слишком сильно задевать высокую траву и лопухи. Пусть это будет не быстро, но уж зато с уверенностью…

«Брат, ты где?»

«Здесь. — Я дал Вауыгрру возможность посмотреть моими глазами. — Ты как, серый брат? Не зацепило?»

Ответом была веселая мысль:

«Как ты любишь говорить — зацеплялка у них сломалась!»

А через минуту волк добавил:

«Одного вижу. Ползет вправо от тебя».

И через мгновение я увидел глазами Вауыгрра, как человек в серой форме ползет, цепляя автоматом за траву и смешно отклячивая зад.

«Достанешь?»

«Попробую…»

Я сориентировался, перевернулся на спину, поднял пистолет и выпустил веером три пули. Ответом послужили хриплый крик и отчаянный мат.

«Есть. В аккурат туда, откуда хвост расти должен!»

Это хорошо. Ранение в задницу кажется смешным, но на самом деле это очень серьезная рана. Если удачно попасть, человек довольно быстро потеряет сознание от большой кровопотери. Самое главное, что жгут не наложишь, а тампон, скорее всего, не поможет. Значит, остался один…


«Брат, ты еще кого-нибудь видишь?»

«Нет. Я поищу… запах слева от меня, значит, почти перед тобой…»

Надо быть очень осторожным. Выстрелами я раскрыл свое местонахождение, и сейчас мой последний противник знает, где приблизительно меня искать…

— Брось ствол, урод! — резкий голос сзади ударил, точно плеть. — Брось, сука!

Сашка медленно положил пистолет на траву. Откатиться в сторону с такой скоростью, чтобы этот черный прислужник не попал из автомата, нереально. Оставалась одна надежда на Вауыгрра…

— Вставай, чего разлегся?! — Сильный пинок в голень подтвердил приказ. — Сейчас пойдешь, Свету развяжешь. У, падла, чуть не задушил!..

Сашка начал вставать, но тут новый пинок, уже в ребра, снова свалил его. От удара он скорчился, чем вызвал радостный гогот противника:

— Что, гаденыш, вкусно? Па-а-адумаешь, лейтенант…

Он не договорил. Охотник молниеносно вырвал из ножной кобуры «баярд» и всадил пули в горло милиционера. Одновременно он откатился в сторону, и очередь, выпущенная по нему уже мертвым врагом, прошла мимо.

«Однако, — подумал Сашка. — Вот тебе и «укрепится десница моя»! Правильныйподарочек, Gloria Domini nostri Iesu Christi et Apostolicae sedi!»[41]

«Брат, что случилось?»

«Ничего. Ты чуть-чуть ошибся, Вауыгрр. Он был не передо мной, а позади…»

«Цел?!!»

«Кто? — дурачась, поинтересовался Сашка. И, почувствовав страх и душевную боль волка, быстро ответил: — Цел, серый брат, цел. Не волнуйся…»

Они снова сошлись около пленной кицуне. Сашка достал мобильный телефон, набрал номер Тени. Тот откликнулся сразу:

— Ты где, Бука?! Что случилось?!

Скупыми фразами Сашка обрисовал создавшееся положение, сообщил о пленнице и о вмешательстве милиции. Попросил помощи в очистке территории от скверны. Тень слушал его внимательно, не перебивая, а затем коротко бросил:

— Через двенадцать минут мы у тебя, — и нажал отбой, прежде чем Сашка успел хотя бы сообщить, что понял сообщение.

«Вожак? Придет на помощь? Когда?»

«Уже очень скоро…»

И в этот момент на них напали всерьез…


Я не успел даже понять, откуда появился новый враг. Лишь по манере двигаться сообразил, что это — вампир. Причем из высших…

Он атаковал так стремительно, что я не успел даже поднять пистолет. На всех занятиях мне говорили одно и то же: «Вампиры чрезвычайно быстры. Интенсивность их метаболизма превышает человеческий в несколько раз. Поэтому вступать в ближний бой с вампирами не рекомендуется даже при наличии значительного количественного и качественного перевеса». Правильно, в общем, говорили…

Тяжелый удар отбросил меня в сторону. Еще один?! Попали…

Следующие несколько секунд я только и мог, что пытаться уклоняться от ударов. Иногда у меня получалось. Ни на что другое времени просто не оставалось. Правда, противникам тоже досталось: несколько раз они попадали по браслетам и ожерелью, и завывания обожженных серебром вампиров свидетельствовали, что им несладко. Но все равно: мне показалось, что это — конец…

Вауыгрра, пытавшегося прийти мне на помощь, первым же ударом отоварили так, что он улетел куда-то и пока не подавал признаков жизни. Так что я остался один против двух вампиров. Высших вампиров… Эх, мне бы оторваться от них хоть метров на пять-шесть… Я бы вам устроил, кровососы проклятые!..

Уход вниз, прыжок, перекат в сторону… уй! Достал, гад! Аж в глазах потемнело! Нет, насесть на себя я тебе не дам… Перекат, еще перекат… Прыжком вскочил на ноги…

Из глаз — искры! Второй сумел дотянуться когтями — вот, кажется, и все… Нет? Еще побарахтаюсь? Уход, блок, еще блок… Как тебе серебро, красавец? Блок, блок, блок… Пропустил… Господи, прими душу мою!..


Сашка лежал на земле, пытаясь вдохнуть, извивался, скреб пальцами землю в тщетной попытке вырваться, подняться. Один из вампиров прочно прижал к земле его ноги, второй вампир и подошедший к ним на помощь берендей,[42] стараясь не коснуться серебряных браслетов, придавили руки, а кто-то невидимый возился, урча, возле спеленутой кицуне. Охотник понимал: вот сейчас тот, что возле кицуне, плюнет на все, подойдет и просто вспорет ему живот. Но оказалось, что он ошибся…

К животу потянулся упырь, что держал ноги. Наваливаясь всем телом, не давая ни малейшего шанса освободиться, он полз по Сашке, и человек содрогался от омерзения. Страха же смерти, как ни странно, не было. В конце концов, ну убьют, ну и что? Им тоже досталось, а с минуты на минуту появится Тень, и вот тогда…

Неожиданно пальцы натолкнулись на какой-то твердый, явно металлический предмет, лежащий на земле. Сашка быстро ощупал находку и аж вспотел от счастья: то был серебряный стреломет. Должно быть, вылетел из кармана от удара и отлетел в сторону. Не сам же он, в конце-то концов, подполз под руку хозяина?

Вурдалак уже примеривался вонзить клыки в живот беспомощной, распятой на земле жертвы, когда его напарник, прижимавший правую руку охотника в районе локтя, дико взвыл и покатился по земле. Щелчок, еще щелчок, и две стрелки вошли второму вампиру точно в распяленную пасть. Сашка рванулся в сторону, берендей наткнулся на браслет, подскочил и получил оставшиеся стрелки точно в грудь. Он рухнул, точно сноп, и больше не двигался.

Охотник уже мчался к той твари, что возилась с лисицей-оборотнем. На бегу вырвав из кармана баллончик с аэрозолем, он от души даванул на клапан… Н-на!.. Тварь взвизгнула, схватилась за обожженную морду, зацарапала ее когтями, пытаясь содрать с себя жгущую огнем субстанцию… Клинок «Убийцы Джиннов» располосовал ее на части, она упала и затихла…

Охотник огляделся, пригляделся… Суффийские четки лежали на земле, точно брошенная за ненадобностью черная веревка. Кицуне не было…

— Да-а… Теперь я понимаю, как тебе удалось одолеть подругу повелителя нашего клана, нашу духовную мать — Звездосветную Шан…

Голос шел из темноты. Сашка замер, пытаясь определить, где находится его обладательница, но тщетно. Казалось, что голос идет со всех сторон…

— Ты сильный, охотник, но я еще сильнее. — Голос словно накрывал Сашку незримым куполом. — И нет тебе прощения за сотворенное тобой. Тебя ждет смерть.

Человеку показалось, что голос идет откуда-то слева, и он резко обернулся. Ответом ему послужил легкий, мелодичный смех.

— Ты ищешь меня, охотник? Зачем? Так или иначе, я все равно выйду к тебе. Не торопи меня. Ведь у тебя есть еще и другой путь…

— Какой?

Сашка облизнул пересохшие губы. Ему нужно было выиграть время. Из оружия у него остались полупустой «баярд» и кинжал. Явно недостаточный арсенал для боя с кицуне, даже с двухвостой. Но ведь скоро прибудет Тень, и тогда они поговорят по-другому…

— Ты ждешь помощи, охотник, или тебе действительно интересно? — опять послышался смех. — Если первое, то не жди. Твои друзья сейчас ведут тяжелый бой, и им не до тебя — самим бы живыми остаться…

Охотник облился холодным потом. Наставники… всего четверо… Для полигона явно маловато. Значит, были еще…

— Но если вдруг тебе интересно — я расскажу. — Голос вдруг как-то потеплел. — Не в первый раз случится то, что может случиться.

Из темноты на человека вдруг повеяло теплом, чем-то приятным, успокаивающим…

— Наш глава клана уже стар. Пора ему уступить место более молодым. И ты можешь мне в этом помочь. — Голос приобрел ласковые интонации. — Помоги мне, охотник, и твоя жизнь будет тепла и безоблачна. Стань моим мужем, убей старого Хозяина, и наши дети завоюют весь мир. Чистая Кровь и Сила Кицуне — кто может справиться с такой силой?

Теперь голос звучал точно нежная арфа. Он ласкал, успокаивал, обещал…

— Взамен ты получишь все, что я могу тебе дать. Здоровье, долголетие, богатство… И это еще не все. Ни одна женщина-человек не сравнится со мной в искусстве любви. Как я буду любить тебя, охотник! О, как я буду любить тебя!..

«Брат, не слушай ее! Она врет!»

«Серый брат! Ты жив?! Ура!»

«Не слушай ее, брат. Она боится тебя и хочет усыпить твою волю…»

— Что случилось? Ты не веришь мне? — В голосе появились обиженные интонации. — Но почему? Зачем мне лгать тебе?

«Вот она, смотри!»

Один глаз волка был, должно быть, залит кровью, но Сашка все равно разглядел тонкий девичий силуэт. Похоже, Света-кицуне избавилась не только от пут, но и от одежды, чтобы легче было трансформироваться. Так, она направо от Вауыгрра, а от него? Где же она?

И тут волк завыл. Он выл, задрав морду туда, где должна была быть скрытая облаками луна. Волчье солнышко…

Кицуне зашипела и метнулась к Вауыгрру, а за ней прыгнул и Сашка. Они столкнулись, сцепились и покатились по земле, все втроем, яростно грызя, царапая, ломая друг друга.

Кицуне удалось отбросить волка, и человек снова остался с оборотнем один на один. Лисица обвила хвостами руку с кинжалом, когтистыми лапами содрала с ноги кобуру… Сашка врезал ей свободной рукой по носу, надеясь, что от болевого шока она выпустит вооруженную руку, но тщетно. Ему осталось только схватить ее за горло и попытаться удержать оскаленные клыки подальше от себя…

С воем, похожим на стон, поднялся волк и вцепился гигантской лисице в основание хвостов. Целых пяти. Два хвоста яростно замолотили по волку, точно дубины, но он намертво стиснул челюсти и не собирался отпускать добычу Голова Вауыгрра моталась под ударами, он хрипел, но только сильнее и сильнее сжимал зубы…

В отчаянии Сашка с такой силой сдавил горло кицуне, что та, несмотря на всю нечеловеческую мощь своих мышц, взвизгнула от боли. Человек попытался встать, надеясь, что ему удастся придавить гигантскую лисицу своим весом к земле…

В воздухе мелькнуло нечто, и тут же все кончилось. Кицуне обмякла, а возле Сашки оказались двое в монашеском облачении. Один из них, поглаживая Вауыгрра по голове, стал аккуратно разжимать ему зубы, а второй, точно так же ласково поглаживая охотника, разжимал ему пальцы…

«Мы победили, брат?»

«Да! Кажется, да…»

«А вот и вожак. — Сашка почувствовал, как сознание волка затопляет темнота. — Вожак пришел…»

Перед ним точно из-под земли вырос Тень.


Очнулся Сашка в небольшой светлой комнате с белым потолком. На попытку хоть немного шевельнуться тело отозвалось такой вспышкой боли, что он мгновенно прекратил движение и лишь, скосив глаза, попытался осмотреть помещение. Небольшие окна, забранные толстенными решетками, а рядом еще одна лежанка, где на боку, весь перевязанный бинтами, лежал Вауыгрр. Судя по пятнам крови, проступающим сквозь повязку, досталось волку очень крепко.

Сделав еще одну попытку, Сашка все же сумел, пусть немного, но сдвинуться и теперь мог видеть и комнату целиком, и кресло, что стояло посередине, в котором спал некто, накрытый пушистым пледом.

Личность незнакомца недолго оставалась тайной. Он потянулся, высовывая из-под покрывала крепкие руки в камуфляжной куртке и низ шнурованных полусапог.

— Очнулся? — Тень отбросил в сторону плед и скупо улыбнулся. — Как состояние?

— Все болит, — прошептал одними губами Сашка, но наставник понял.

— Конечно, болит. — Теперь его усмешка была жесткой. — Шесть ребер, переломы рук и ног, повреждения позвоночника, внутренние кровоизлияния, ну и всего по мелочи. Если бы не отец Серафим и гм… еще кое-кто, инвалидность и переход на бумажную работу гарантированы. А так… Неделя постельного режима, и в бой.

— А Вауыгрр?

— А что ему? — Тень пожал плечами. — Пара переломов не в счет. Через какое-то время отойдет от снотворного и побежит местных дам окучивать. Ты мне лучше скажи, ради чего я тогда, на киче, целую лекцию прочитал? — Наставник встал и, словно кошка, потянулся, разминая затекшие мышцы. — Доколе будешь партизанить? Пока башку не проломят?

— Боялся, спугнете… — Голос Сашки уже прозвучал почти нормально.

Наставник помолчал.

— Наверное, тебя нужно вздрючить, как Сидорову козу, но мне почему-то не хочется. — Тонкие губы наставника сжались. — Получишь свое от Капитана. Но мое мнение, если оно, конечно, тебя интересует, ошибок ты наделал более чем…

Он снова замолчал.

— Сам бы погиб и друга своего погубил. Но как охотник ты был в своем праве. Так что выволочки от меня не будет. — Тень вздохнул. — Будет лишь просьба. Всегда помни о тех, кто рядом с тобой. Помни о том, что отвечаешь ты не только за себя, но и за всех тех, кого поклялся защищать. И о том, что главная твоя задача не погибнуть с честью, а заставить сдохнуть всю эту черную шваль, что еще ползает по нашей земле. Хотя… — он широко улыбнулся, — недаром говорят, что Господь бережет дураков. Дураков и героев. На моей памяти, такого, чтобы стажер завалил столько черных, еще не было. Святой Престол уже предлагал перевезти тебя для лечения в их клинику, а далай-лама вообще прислал своего врача. Так что выздоравливай побыстрее, а то нам от них не отбиться. Сживут со свету, даром что святые.

— А кицуне?

— Жива, хвостатая. — Тень нехорошо оскалился. — Оч-чень ценная тварюшка. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что я успел вовремя. — Он с усмешкой закатал рукав курки и показал длинный шрам на предплечье. — Чуть голову мне не снесла. Кстати, от чистильщиков тебе особый поклон. Они сказали, что еще никогда не разгребали такое количество дерьма.


Эпилог

В просторном кабинете на восемьдесят восьмом этаже Гонконгского международного финансового центра сидел Питер Фэй и смотрел, как в бронзовой пепельнице догорает листок рисовой бумаги. Совсем недавно это было сообщением, которое хозяин кабинета помнил наизусть. «В России, в Санкт-Петербурге, исчезла Лан Хуангжин, одна из дочерей госпожи Шан, отправившаяся туда для выяснения обстоятельств известного вам дела. Примерно в это же время в Санкт-Петербурге произошло массовое убийство братьев. Фактически полностью уничтожен «Северный анклав». Восстановление узла влияния в ближайшее время невозможно. Подробности выясняются».

Бумага стлела до легкого невесомого пепла, а Питер Фэй взял тонкую палочку из слоновой кости и перемешал остатки. Затем долго-долго рассматривал фотографию в нефритовой рамке, стоявшую у него на столе.

«Северный анклав» был очень важен. Особенно после того как Центральный, находящийся в Москве, был значительно ослаблен местными защитниками. Влияние на происходящее у северного соседа обеспечивалось несколькими подобными узлами, из которых два — Московский и Санкт-Петербургский, были не только самыми крупными, но и самыми важными. Таким образом, ситуация становилась критической. Под угрозу ставились очень многие проекты, которые при должной реализации могли бы влиять на все происходящее в России. Требовалось принять быстрые и эффективные меры, пока все не стало еще хуже, и уже бесповоротно.

Секретарь распахнул дверь, и в кабинет вошел высокий мужчина, напоминавший своим видом красивого холеного зверя. Тигра…

Не тратя времени на долгие приветствия, Питер Фэй произнес:

— Поезжай в Россию, Дин. Придумай что-нибудь для поездки в Санкт-Петербург. Например, предложи им выставку древнего китайского фарфора. Узнай, что случилось с Лан Хуангжин. И еще. — Он протянул мужчине небольшую шкатулку. — Прочтешь это, когда будешь на месте.

Мужчина молча поклонился.

— Ступай. — Питер Фэй проводил взглядом своего эмиссара, затем со вздохом посмотрел на портрет. Рядом стоял другой, в простой рамке из почерневшего от времени вишневого дерева. Уходит радость, и уходят годы, а камни остаются вечно…


Примечания

1

Дию пэрие — в мифологии казанских татар низшие Духи, чаще злые. Объединяют две их разновидности: дэвов и пэри. Согласно мифам казанских татар, дию пэрие живут под землей и на дне моря, где имеют свои города и царства, а по земле странствуют, оставаясь невидимыми. Могут, однако, и показаться людям в каком-либо облике, чаще всего человеческом. В облике девицы выходят за людей замуж и живут с ними.

2

Луп-гарро — волк-оборотень из западноевропейских преданий. Сходен со славянским волкодлаком.

3

Грант — в западноевропейском фольклоре оборотень, который чаще всего является смертным под видом лошади. Встреча с грантом предвещает несчастье — пожар или что-нибудь еще в том же духе.

4

Бусидо (путь самурая) — древний японский трактат, представляющий собой свод правил и установлений, регламентирующих поведение и повседневную жизнь самураев

5

Федор Юрьевич Ромодановский (ок. 1640–1717) — князь, русский государственный деятель. Приближенный Петра I, глава Преображенского приказа разыскных дел, кроме того, руководил Сибирским и Аптекарским приказами. Первым в России формально получил из рук государя высший чин, стоявший вне системы офицерских чинов — генералиссимус.

6

Бранибор — древнее название Бранденбурга.

7

Преподобный Сергий Шухтомский (в миру Стефан) родился в Казани. Известно, что он три года ходил по святым местам Палестины и Греции, обучаясь монашеской жизни. В 1603 году принял схиму в Череповецком Воскресенском монастыре. Приняв схиму, преподобный возложил на себя строгий подвиг, пребывая день и ночь без сна в коленопреклоненных молитвах. За святую жизнь Господь удостоил Своего угодника дара чудо-творения и пророчества. По официальной версии, преставился преподобный Сергий Шухтомский 19 мая 1609 года.

8

Асы — одна из двух главных групп древнегерманских богов.

9

Не видели ли вы бородатого мужчину с большой черной собакой? (ирл.)

10

Эта дорога ведет в деревню или нет? (яп.)

11

Скажите, как вам удалось вырастить такие прекрасные ромашки? (нем.)

12

Служба военной разведки императорской Японии.

13

Из-за эмблемы медслужбы, изображающей змею, обвившуюся вокруг чаши, медиков в армии поголовно именуют Змеями.

14

Оборотень, превращающийся в волка.

15

Лиса-оборотень в японской и китайской мифологии соответственно.

16

Возможность человека превращаться в диких животных.

17

Я не могу оставить тебя одну —

Внезапный поцелуй, неожиданная разлука…

Я касался ее в своих мечтах,

Прошлое, слезы, признание… (яп.)

18

Ягайло (ок. 1351–1434) — князь Витебский, Великий князь Литовский (1377–1392) и король Польши (1386–1434). Родоначальник династии Ягеллонов.

19

Минамото и Тайра — самурайские роды в средневековой Японии, которые вели борьбу за власть в XII веке, завершившуюся победой Минамото.

20

Сюрикен (яп.) — дословный перевод: «лезвие, скрытое в руке». Японское метательное оружие скрытого ношения, представляет собою небольшие клинки, изготовленные в виде звездочек, игл, гвоздей, ножей, монет и так далее. Обычно — в виде трех- или четырехлучевой звездочки с прямыми или изогнутыми лучами.

21

Сибирский хаски — порода собак, выведенная как ездовая собака, одна из древнейших пород собак. В настоящее время также используется как собака-компаньон и шоу-выставочная собака. Характер обычно дружелюбный и спокойный. Собака категорически не пригодна для использования в качестве охотничьей (охотится, но не приносит добычу), сторожевой (инстинкт охраны территории сведен к минимуму) и охранной (в норме у этих собак начисто отсутствует агрессия на человека).

22

Из поэмы А. С. Пушкина «Медный всадник».

23

По преданию, в районе города Губбио жил свирепый волк, которого укротил и обратил в веру Христову св. Франциск Ассизский (1182–1226).

24

Братья, достоин ли сей юноша того пути, что он избирает (лат.)?

25

Достоин (лат.)

26

Во имя Отца, Сына и Святого Духа (лат.)

27

Встань, брат мой, и ступай смело по пути, тобою избранному! Да пребудет с тобой благословение престола святого Петра (лат.).

28

Кунта-Хаджи, сын Киши (около 1830–?) — чеченский святой, шейх суфийского братства Кадирия-Хаджи-мюридия, суфийский шейх. Политический противник Шамиля, выступал против его учения и антирусского восстания.

29

Братья, достоин ли этот юный великого пути, на который он желает встать (яп.)?

30

Достоин (яп.)!

31

В мифологии ненцев повелитель подземного мира и злых духов.

32

Верховное божество у ненцев, селькупов и прочих самодийских народностей.

33

Неужели ты говоришь на языке Страны утренней свежести (кор.)?

34

Совсем немного, о прекраснейшая (кор.)!

35

Я бы хотеть пригласить твоя в куда-нибудь (иск. кор.).

36

Именем святым да укрепится десница моя! (лат.)

37

Папский легат, возглавивший в 1209 г. Крестовый поход против катаров — еретической секты, процветавшей на юге Франции.

38

Конгрегация доктрины веры (лат.). Современное название Святой инквизиции.

39

Человек-леопард в преданиях Бенина и Уганды.

40

Общее название оборотней.

41

Слава Господу нашему Иисусу Христу и Святому Престолу! (лат.)

42

Медведь-оборотень в мифологии восточных славян.


на главную | моя полка | | Восхождение |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 109
Средний рейтинг 4.1 из 5



Оцените эту книгу