Аннотация

Повесть на постапокалипсичную тему

Глава 1. Письма.

Синий ящик, с заскорузлой краской на своих порыжевших боковинах практически ничем не выделялся среди своих многочисленных собратьев, разбросанных по городу, кроме пожалуй, содержимого, да и странно-лаконичной надписи белой краскою на крышке – «Для всех».

Но, в итоге, эти «все» так и не сумели воспользоваться этой привилегией, ибо содержимое ящика было нерушимо, никто не потрошил его поутру, когда приходило время фасовать почту по таким близким тогда – и таким далеким сейчас – городам.

Но нам это наруку, и покопавшись среди этажей разнокалиберных конвертов, мы, пожалуй, вытащили бы для начала самое нижнее, первое, порядком подстарившееся, письмо…

«….Я знаю. Я должен. Вспомнить, как начиналось. Это нужно людям, если они еще остались. Вчера я впервые вышел на улицу. Да. Они все мертвы. Я не знаю сколько, но запах ужасающ. Обожравшиеся собаки и черви. Черви и собаки. Боже. Что творится.

Моя голова набухает, взор заливает нестерпимый яркий свет – и бум! – взрывается болью. И так постоянно. Если я не считаю эти бумы, у меня есть несколько минут отдыха, или подумать. Если я начинаю считать, наивно полагая, что им есть конец мучения истощают меня. Я болею? Болею? Руки покрыты струпьями, а ногти черные или я их измочалил о стену когда пытался выбраться на улицу. Тогда я еще не вспомнил, что для этого есть двери. Черт перед глазами плывет все эти маленькие вещи, я чуть не потерял карандаш пожалуй, я покушаю немного отдохну.

Притомило и я поспал немного. Первый раз за четыре дня… Или пять. Сны были такие плохие и воспоминания некоторые вернулись. Я помню:

Орава сумасшедших кричит завывая под окнами: Эти толстожопые ублюдки исчезли из телевизора, значит правда, что война у нас началась. Они кричали: Они совсем исчезли! По ящику один балет!

Они жаловались, что консервы из магазинов вывозят военные. Многие из крикунов были больные и не могли ходить. Многие могли, но прятали красные, словно обожженные лица и руки под плащами. Я помню.

Я был здоровый и наблюдал за ними с крыши. На улице было опасно. Я видел, как больные люди с диким хохотом кидались на еще здоровых и лапали и кусали их. Видно, в одиночку болеть им было скучно. Говорят, это вирус. Ведь почему еще военные в противогазах и химзе? Он сводит с ума. Но я знаю, теперь точно, что он и убивает. Сосед напротив сегодня скончался, спустившись с лестницы. И трупы уже на улицах никто не убирает. Военные стреляют по любому, кто приближается ближе чем любая стена дома или забор. Теперь они ездят только на своих машинах. Вчера на караван напали зараженные. Крики военных, попавших в западню обезоруженных и смятых количеством напавших в тесном переулке, раздавались очень долго. Я вспомнил. Тогда я спустился. Я думал достать автомат. Я тоже хотел избежать зараженных. Зря я шел туда. Военные скончались, и эти безумцы насиловали их трупы. Все было в крови. Амуниция была испорчена и подрана в клочки. Зря я шел. Я убежал от нескольких преследователей. Зря я шел.

Заражены все. Трупов все больше. Собаки грызут их. Марево запаха смерти медленно усиливается. Я думал, я здоровый. Вирус. Вирус, похоже был в воздухе. Заражены все. Я вижу это. Ходячие трупы разбивают окна и в припадках агрессии кидаются на себе подобных, они визжат и плачут, воют и стонут, и не прекращается это даже ночью. Жгут костры из бензина и запах горелого мяса стелется, смешиваясь с вонью падали.

Боже, когда это кончится. Я заражен, это точно. Кожа покраснела, а жар волнами гуляет по всему телу. Когда подкатывает к голове, мир начинает качаться, и плыть. В моем мозге огненный маховик, который раскручивается все чаще и сильнее, отрывая меня от земли. Я не чувствую ветра, и когда он бросает горсти пыли мне в глаза, я не зажмуриваюсь – мне теперь все равно…

… Мне все хуже. Сегодня я с трудом поднялся на ноги. Во второй раз мне это не удалось. Надо спустится в подвал…

Эти воспоминания мне подарил сон. Пожалуй, это плохие воспоминания… Я тут подумал о моей Насте, но мне не думается об ней. Странно, ведь она была вроде бы красивая, и я любил. Ее за то, что она относилась ко мне с пониманием. Черт. Какие слова непонятные лезут. Где она?

……………..

Я звал ее до вечера. В итоге охрип, а она не пришла. И зачем я ее звал? Горло теперь болит, а есть хочется. И пить.

Я сделал свое обещание и вспомнил…. Теперь пробовать буду спать, и не будите меня…»

Пусть письмо на истлевшем тетрадном листе так и покоится снизу, на самом первом месте. Ведь мы не хотим нарушать порядка в этой пирамиде писанины, да и вдруг – кто знает? – вдруг объявятся эти загадочные «все», и потребуют, что им принадлежит по праву, положенному автором. Но ведь нам стало интересно, что же делают остальные письма, может автор, написавший первое послание, не уснул тогда навеки? Что же, кроме нас здесь, в этот пасмурный день на усыпанной битым и стеклом и осколками костей площади никого нет, поэтому инкогнито посмотрим еще письмецо… Нет, не это… Вот это, ближе к серединке «для всехных» посланий…

«…Каждый раз мое отражение, схваченное мимоходом, в лужах, в битых стеклах, на полированном металле моих вещей напоминает мне, какую цену я заплатил за право жить. Вряд ли я похож на человека. Хотя ирония, может быть, и заключается в том, что, насколько мне известно, именно я наиболее подхожу к определению «Человек». Последний раз я слышал это слово семь лет назад – именно тогда моя радиостанция последний раз ловила радиосигнал. Правда слово это было на английском. «Хуман». Да, они говорили это слово через раз. Я выучил английский, я плакал, когда шло вещание, в эти минуты я готов был простить за все, этих чудовищ, этих гробовщиков цивилизации, просто за то, что они владеют человеческой речью.

Будь они прокляты вовеки! И они не смогли сдержать распространение вируса. Он стремительно мутировал, как я понял по их сообщениям, и они не успевали создавать сыворотки. Черви! Их становилось все меньше, пока наконец их чистенькие лизанные лаборатории и исследовательские центры однажды не остались без электричества, научного персонала и необходимых материалов. И чека последней гранаты была выдернута. Эти «хуманы» продержались еще почти год, до того момента, когда эфир последний раз наполнили рыдания и мольбы. Затем все затихло. Да. Прошло уже семь лет. С тем, как это быстро произошло у нас, я считаю, что им повезло прожить так долго. Впрочем, можно сказать и наоборот, кому как нравится. Боевой штамм вируса «Parcel» уничтожил все население моей страны за месяц. Соседи за счет большей территории продержались почти год, их радиопередатчики передавали постоянно классическую музыку. Это фарс, похоже был у них в крови, я не нахожу аналогий, кто бы еще так поступал. Их сводки о демографическом состоянии областей были сладкой ложью, призванной умастить сходящие с ума остатки нации да маразм представителей власти, окопавшихся в герметичных подземных бункерах. На самом деле ситуация была плачевна – я ловил также и индивидуальные передатчики – люди рассказывали правду. Как их жены и дети покрываются нарывами. Каково это, когда язык уже не вмещается во рту… Впрочем, оставим.

Так же, насколько мне известно, самый первый опустел Китай и иже с ними. Я полагаю, «Parcel» изначально был разработан и адаптирован против этих азиатов, но политические и экономические катастрофы подтолкнули использовать это оружие и против европейцев. Против России. Зацепило и нас. А после и весь мир. Доллары и евро, рубли и йены стали бесполезным бумажным хламом. Вирус показал высший пилотаж, сумев распространятся с движущимися воздушными массами. «Хуманы» пытались остановить распространение упреждающими ядерными ударами, но было поздно – когда все кругом заражено, бесполезно мыть руки. Радиация подстегнула эволюцию вируса. Россия так и не смогла ответить достойно – слишком быстро все произошло, и когда стало понятно, что вирус не обуздать, власть отдала приказ на запуск баллистических ракет, но уже не было вменяемого персонала на стратегических точках, а малочисленный строй все-таки запущенных дьявольских машинок европейское и американское ПРО сумело перехватить. Весь не сложивший оружие ядерный флот покоился на дне, предусмотрительно спущенный туда орбитальным оружием «хуманов». И после, изобретение Попова – радио – передавало в основном молитвы погибающего человечества, да сладкую ложь не желающего признавать поражение титана на подрезанных ногах, по эту сторону океана.

Человечество выпустило на волю джинна, с которым не смогло совладать.

Задавая себе вопрос, почему я остался жив, по происшествии столького времени, я, пожалуй так и не могу ответить со стопроцентной уверенностью. Писать речитативы, что это подарок судьбы, длань бога, или священное провидение, особенно в моем, тет-а-тет, положении, глупо и попахивает маразмом. Мы же не хотим скатиться в маразм? Нет? Ну тогда пожалуй, я попробую ответить на это вопрос по мере своих сил.

Пожалуй, таких, как я, я более нигде не встречал. Начало того фундамента, того задела, который помог мне выжить, покоилось в ранние студенческие годы. Водка, курево и разгульная жизнь закончилось спустя пол-года студенческой жизни. Почему? Я слишком рано понял, что мне это не нужно. Я не стал тратить ресурсы своего организма и финансового положения на ненужные вещи. Спорт был куда более полезен и менее затратен, а изучение психологии, стрелковых вооружений, психологии вкупе с древней историей (потрясающая пряная смесь – попробуйте, если еще сможете), вообще обходилось мне только в затраты времени. И где-то, по происшествии года таких интересных дел (а мои сокурсники уже косо на меня посматривали), я вдруг отчетливо понял, что в будущем ЧТО-ТО произойдет. Я смотрел на здания, людей, дорогу, и отчетливо, отчетливей не бывает, ЯСНО ощущал, что будущее не столь беззаботно и красиво, как вещают нам из теле-ящиков, радио-коробок, и туалетных СМИ.

Еще одним щелчком по носу – «Ты прав, мудак!!» – послужил необъяснимый интерес ко мне многих представителей женской половины общества. Все таки, при неприлично частом отсутствии логики в поведении, женщины феноменально интуитивны, и, верно, именно интуиция заставляла их привлекать мое внимание. Ха-ха. Мудака, который вечно был небрит, нечищен, одевался с таким практицизмом, что пожалуй был на грани фиаско отношений с устоявшимся социумом – ну скажите, вы знаете мудаков, которые бы носили на пары-лекции под свитером оперативную кобуру для ПМ, купленную за всю жалкую стипендию, что бы заранее к ней привыкнуть? – и которого хватало лишь на то, что бы проявлять как можно более равнодушие на упругие женские соблазны, ибо я никому не хотел разбивать сердце. Правило малой крови. Первый признак Человека. Да, я прошу прощения у этих костей. Я был слаб перед женской красотой. Грызть глотки и бить с размаху по лицу размазанными движениями рук противника для меня легче, чем обидеть женщину. Более того, от них натерпелся я и в «той» жизни. Но это другая история.

В итоге, я начал готовится. День за днем я заставлял себя правильно питаться, заниматься спортом. Я тратил нищенскую зарплату на дозиметры, отыскивал противогазы и фильтры к ним, учился стрелять. Я не тратил деньги счета мобильника на бессмысленную болтовню и не покупал модную сезонную обувь. Моим выбором стали неприметная серая одежда из качественного хлопка, армейский ремень на поясе, и берцы. Самые прочные выдержали у меня почти полгода каждодневной носки. Шляпки заклепок поистерлись вусмерть и одним днем я оставил в грязи каблук, перепрыгивая лужу.

Я сам паял, строгал, пилил и варил. Я перестал солить пищу, и мой пот перестал пахнуть так, как нас пугают в рекламах. Скажите, вы знали еще таких мудаков?...

Когда я захожу в очередное жилище или очередной объект, и вижу разбросанные почерневшие кости, каждый раз я вменяю вам в вину ваши исчезнувшие судьбы.

Ибо что вы сделали, что бы быть похожими на людей? Что? Я недосыпал, я мерз на улице зимою, болтался на турнике, когда вы, разместившись на мягком диване, смотрели вечерами очередную мыльную оперу. Я натирал себе плебейские мозоли на ладонях, когда вы, любовно используя инструмент из обеззараженной нержавеющей стали, наводили свои маникюры. Каждый день я боролся с собою, преодолевая свою лень и боль растянутых связок, негибкость ума, проводя за книгами свободное время, преодолевая подножки на работе и депрессию от безденежья. Я научился бегать, не думая при этом, что я бегу и должен буду устать. Десять километров для меня, за тридцать пять минут, была тогда легкой разминкой. Я переболел всеми этими гриппами и инфекциями, которых вы так боялись, от которых прятались за стеклами личных авто, шарфами и теплой одеждой, аптечной химией.

Разве можно меня винить, что я дошел до той степени, когда от напряжения несколько раз практически терял зрение, того состояния тонкости ощущений, когда отчетливо ощущал при беге работу сердца, легких, состояния мышц. Много воды в тканях тела или мало воды. Когда заболел, опасно или нет. Когда выздоровею… Для общества я был мудаком. Ну и ладно. Я не обижаюсь на них. Более, тем, их кости сейчас хрустят под моими подошвами. Они дождались того момента, что все их жизни и их прижизненные мечты послужили лишь легкому учащению моего сердцебиения, когда мой фонарь выхватывает из темноты заломы и черноту их костей.

Сказать, что из-за этого я выжил, значит, недоговорить. Я переболел. Но какой ценой…

Год после катастрофы я только мучился… А, что говорить, вы же сами читали это в письмах.

Только я не говорил вам, как я теперь выгляжу. Время пришло, и хоть шансы найти выживших мизерны, я не теряю надежды. Все время мира теперь у меня. Если увидите меня, не пугайтесь, я хожу на двух ногах, а зверей, передвигающихся похожим образом, я не видел. Точнее, не хожу, а практически постоянно бегаю, это необходимость – зверья теперь много, а при беге реакция у меня выше…

Итак, кожа моя черная, почти как у негров, и покрыта твердыми гибкими чешуйками. Они отлично чувствуют тепло, и по инфракрасному излучению я могу на расстоянии нескольких метров обнаружить животное величиной с довирусной кошкой. Современная обнаруживается с десяти-пятнадцати.

Лицо также черно, и бороду я сбриваю редко, раз в год, когда начинает мешать, ибо отлично определяю ей малейшее движение воздуха. Это очень полезные свойства, не раз спасали мне жизнь.

Белки глаз красные, от постоянно циркулирующей между оболочками крови. Раз в месяц я бываю у здания этой почты, чтобы опустить в ящик очередное письмо.

Если ты прочтешь письмо, и захочешь связаться, я дам координаты одного места, в котором бываю каждый день, это башня около центральной дороги у здания банка. Она одна и самая высокая. Прикрепи на ее двери (я запираю их) листок со своими координатами, если захочешь связаться. Я гарантирую со своей стороны ненападение, также требую это и от тебя. При агрессии с твоей стороны я буду вынужден защищаться, вплоть до убийства агрессора. Если вас несколько, никаких засад и снайперов. Я почувствую это сразу, и это будет сразу расценено как враждебность. Только открытое общение без оружия.

Да, я бываю в башне вечером, до темноты.

Р.S. Будь осторожен и внимателен. Хищников достаточно много. Я надеюсь на обоюдное благоразумие…»

Гм… Похоже, наш автор все-таки остался жив. Не сказать, что он пляшет от радости, как бы на его месте сделал бы любой нормальный человек, если бы ему предоставили в безвозмездное пользование целый город, который строила и обживала многотысячная армия ударников социалистического труда. Но, как мы уже поняли, с головой у товарища явно не все в порядке. Как и со всем остальным – только послушайте: негры, чешуйки, красные глазки. Однозначно, что-то не так.

Ну и пожалуй, что бы в этом окончательно убедится, пожалуй, вскроем верхний конвертик… Вот он:

«… Видел вчера драку двух собак. Одна была покрупнее. Килограмм под двести. Дрались за территорию. Наблюдал впервые. Ловкое зверье. При атаке их тела разогреваются, видимо, они делают это для скорости и силы работы мышц. Мелкая тварь уже успела использовать когти, и большая, когда я прибыл и приступил к наблюдению, уже потеряла много крови, впрочем, неразвитый мозг подавлял возможную боль.

Это продолжалось двадцать три минуты. Потрясающая выносливость. В итоге крупный пес истек кровью, и мелочь загрызла. Мелочь, конечно условно, на глаз полтора центнера. Как выглядят твари эти, я уже писал. Стреляй им в шею – как только пуля заденет любой из широких позвонков, нокдаун. Подходи и добивай в голову… Пока жрала собрата, долго думал, решил пристрелить. Патронов, конечно, жалко, но мясо химеры заканчивается. А времени нет – скоро надо будет решать вопрос со складом, и потом, есть наводка по документам из военной части на возможно нетронутый склад боеприпасов. Но это через недельку-другую. Склад-склад-склад. Иначе насекомые эти пожрут все. Четыре выстрела решили все.

Стандартный результат.

По радио снова глухо. Слушал по часу через день. Бесполезно.

Дизель-генератор мой продолжает работать, это японское чуда удивляет меня все больше и больше, протухшая соляра намертво закоксовывает цилиндры техники, и теперь я даже не могу завести свой джип. Не говоря уже о бензине – он уже банально не горит. Ну, кроме разве того, которым я заправляю свою зажигалку, работающую, как часы.

А японцы молодцы, такой аппарат сотворить!...»

Гм… Как, однако, непатриотично… Японцы. Самую лучшую отечественную соляру поносит. Да на этой соляре – почитайте газеты, полмира ездит, и горя не знает. Что ж, диагноз остается под вопросом, и читаем дальше, уже немного осталось:

«… Два дня назад вечером на наблюдательной башне обнаружил на северо-востоке, примерно в районе шелкового комбината странное слабое пульсирующее свечение, и вроде был треск. Интересно. Вчера залез пораньше, наблюдал до самой полночи, свечение было, даже «гуляло» немного. Интерес возрос. Наконец-то разобрался с шайкой мутантов, облюбовавших территорию пятого убежища. Мелкие, перестрелял, двух ножом прирезал. Ерунда, никакой силы и реакции, похоже, выживают за счет количества – были среди них две беременные самки, и в их утробе оказалось по двенадцать зародышей – похвальная плодовитость.

Убежище номер девять успешно эвакуировал. Интерес зудит на это свечение. Никогда подобного не видел. Так что чищу автомат и готовлю снарягу, и завтра, после почты, внеплановый рейд на комбинат…

Глава 2. Рейд.

Рейд на комбинат был запланирован на вечер. Я не случайно выбрал это время. Любой рейд, особенно внеплановый, начинается с серьезной подготовки. Любой, кто прожил бы с мое, усвоил бы это правило. По началу, я любил прогуливаться налегке, щекотать себе нервы. После, когда мутировавшие звери стали более опасные и непредсказуемые, до меня быстро дошло, что легкомыслие здесь неуместно.

… Я расстелил старое засаленное покрывало на верстаке. По порядку разложил оружие. Да. Сначала оружие.

Нож. Я взял его в руки, аккуратно, любое оружие не любит небрежного отношения. Проверил заточку клинка и посадку в ножны. Этот отличный нож достался мне от бойца спецназа, который в составе маленькой группы пытался эвакуироваться из карантина, обустроенного в заводском убежище. Сирена несанкционированной эвакуации подсказала тогда мне, где их искать. Пока бойцы, не желая подыхать взаперти, резали автогеном внешние гермоворота, я успел добратся до завода и разместится на чердаке складского помещения. Когда солдаты выползли на свет божий, я сразу определил, что они не жильцы.

Когда твои волосы выпали, а язык распух черной булкой, можешь считать, твоя песенка будет спета в ближайшее время. Вирус не оставляет шанса. Я и сам тогда, только переболев, был очень слаб. Но не настолько, что бы подыхать с голоду в провонявшем падалью городе. Не настолько, что бы руки не вспомнили, как держать оружие.

Спецназ пытался выгнать с заводского гаража УАЗ с припасами. Я пристрелил троих солдат. Ведь я не мог допустить, что бы УАЗ уехал. Завтрашним трупам припасы не пригодятся.

Мне не надо было торопится и боятся адекватного огня – болезнь сделала их медлительными; это была последняя стадия, им оставалось жить совсем чуть-чуть. Четвертый, увидев меня, застрелился сам. Дурак. Потратил мой патрон. Именно у него я забрал этот нож. Прекрасный клинок со штампом «Рэндл Мэйд» не раз оказывал мне жизненно важные услуги.

Нож – оружие последнего шанса. Последний шанс для меня слишком дорог, что бы я брезговал им, и я закрепил ножны на поясе. Проверил легкость извлечения. Полированный клинок и кожа ножен идеально подходили друг к другу.

На освободившееся место на скатерть я положил три пистолета. ПМ, Беретта и Глок.

Натовских боеприпасов у меня маловато, но ведь и рейд-то внеплановый. Я выбрал Глок. Оттянул затвор, глянул в казенник. Все идеально вычищено и смазано собственноручно. На ремнях наплечной кобуры имеются также места для двух запасных магазинов. Вот они – покрытые пластиком, не звякают при ходьбе и беге.

Немножко подумав, я отложил СВД в сторону и взял в руки АКМС. Надежное и неприхотливое оружие. Отказало у меня лишь раз – перекосило патроны в рожке. Впрочем, тогда я успел вогнать в глазницу напавшей раненой рыси нож. С хрустом он пробил кость до мозга, но эта тварь конвульсировала, заливая землю кровавой пеной несколько минут. Я отжалел лишний патрон и прострелил ей череп, прежде чем извлечь застрявший клинок.

У меня нет оружия, которое не помогает мне. Я не обременяю себя бесполезными вещами – малейшее нарекание, брак или подозрение на него – и они летят в канаву.

Разобравшись с оружием, я приступил к перебору остальной снаряги. В этом убежище у меня находилась снаряга специально для рейдов по пром-зонам. Быстро упаковав рюкзак всем необходимым, я приподнял оконный роллет и глянул на улицу. Темнело, и пора было выдвигаться. У меня было два часа перед представлением, если все пойдет по расписанию. Я хмыкнул и проверил перед выходом свой налобный фонарик. Именно: если... А если нет?

Ну что же, импровизировать мне не привыкать. Сыто заурчал электродвигатель под защитным кожухом, приподнимая металлический лист транспортных ворот. Приоткрыв их немного, я отпустил кнопку. Под своей тяжестью ворота стали медленно закрываться. На то и рассчитано. Я проскользнул под ними наружу.

Промозглый северный ветер заставил поплотнее запахнутся, и я неспеша, легкой трусцой двинулся к тепломагистрали. Если не прочь немного поподтягиваться, это лучший путь в восточную часть города.

… Я размеренно бежал, и трубы плавно покачивались перед глазами. Снизу промелькнули последние дома частного сектора, обильно сдобренного у края промзоны гаражами, и серая тень, которая преследовала меня последние два километра по земле, отстала – псы и химеры были знакомы со мной, и опасались преследовать в одиночку на открытой местности. На трубах и стая не страшна; виртуозность в этом случае состоит в том, что бы подвести поближе стаю к убежищу, маскируясь жертвой, лучше продуктовому, да и пострелять побыстрее. По-первости нервы у меня были не такие крепкие, и зверей я стрелял как придется. Так вот пока одну тушку до убежища донесешь, оставшихся невесть откуда взявшееся монстрьё с голодного Поволжья пожрет в пять минут. Прибегаю, помню, раз, для второго захода, а там одни косточки от моих химерок, только в середине арены офигевшая гиена сидит, глаза на лоб, обожралась так, что ходить не может. После выстрела по требуху она взорвалась!... Ей-богу, не вру!

Да и кстати, естественно, она не с Африки-то, эта гиена. Мне не хочется придумывать новым мутантам названия, и я беру в основном, название предка. Если конечно, предок может быть определим. В данном случае, один из вид мутировавшей собаки, короткошерстная костлявая уродца с большой тупой черно-пегой окраски мордой, да с массивными тупыми зубами падальщика. Очевидно, первопредок, какой-нибудь доапокалипсичный комнатный пудель или бульдог. Из тех пород, которые я и тогда не переносил. Тех пород, которые человек вывел, производя постоянную селекцию и скрещивание собак с отклонениями.

Но собака-то есть у меня и стандартная, это крупное существо, напоминающее отдаленно своего предка, только вот крупнее значительно, и проворнее. Обладает способностью преодолевать отвесные препятствия, видит в темноте. В зимнее время необычайно прожорливы, так как затрачивают много энергии на поддержания высокой температуры тела. Живучи. Мясо невкусное и жесткое, зато полезное…

… Однажды на старой городской свалке, я одно престраннейшее существо раз с СВД завалил. Вел стрельбу с вершины обрыва в карьер. Так вот, завалил, и ради науки мутантологии решил поближе изучить…

Уже с карьера почти спустился… Чует сердце, дело нечисто. Странный карьер. Как будто марево над песком. Замер я, переждать решил, и не зря – утонула в песочке моя тварь, то ли насекомые-мутанты постарались, то ли кто еще.

Короче, мутации от первого человеконенавистника «Parcel» идут постоянно. Только растения вроде какие надо, а вот животные… Приспосабливаются быстро, но первое потомство мутантов настолько занятно, что, без сомнения, снимало бы Оскара за лучшие роли в фильмах ужаса. Первый выплодок, насколько я видел, почти весь нежизнеспособен, после может появляться по два-три детеныша. У стабильномутировавшего зверья малыши здоровые, и по всем законам генетики наследуют папины клыки вкупе с маминой улыбкой.

Правда, до тех пор, пока их не достанет новая волна в бесконечный раз мутировавшего «Parcel».

Когда я бегу в относительно безопасной обстановке, я люблю покопаться в памяти. Размеренный бег умиротворяет, и мозг работает совсем по другому. Физиология мутанта, етить!...

Вскоре безопасные трубы заканчивались обрушением нескольких пролетов – их гнутые колена проходили в этом месте как раз над бывшим шоссе, и очевидно, это дело рук военных, атаковавших инфицированных, устроившихся наверху для нападения. Я улыбнулся – засадисты, очевидно, рассчитывали, что шибко похожи на вороньё. Но военных еще похоже не «достало», и они разрушили коварный план безумцев, обстреляв пролеты не останавливаясь, прямо на марше. Не слишком удачная идея, если учесть, что одна из маршевых МТЛБ сейчас ржавеет, придавленная пятнадцатиметровым коленом магистральной трубы. Видимо, на такую спешку у вояк были веские причины.

Здесь и я спрыгиваю, и продолжаю движение по земле, забирая больше на север. Темнеет все сильнее, и ночные хищники потихоньку выползают на промысел. У разбитой, со смятыми колоннами, автозаправочной станции меня провожают две пары желтых фонариков. Ничего опасного – пара мелких гиен-падальщиц, живущих на отшибе промысловой территории более крупного зверья.

Я поправил АКМС на «быстром» ремне: до комбината было уже рукой подать, его ажурные стояки подстанции и водонапорная башня уже маячили на фоне стремительно темнеющего неба. Пожалуй, сразу я не двинусь на объект, а размещусь пока в здании напротив… Для соблюдения чистоты эксперимента…

Здание оказалось древней постройкой сталинских еще времен. В квартирах царил беспорядок – мародеры успели побывать тут. Я поднялся на верхний этаж; глянул в окно; вид отсюда открывался отличный и я выбрал угловую квартиру для наблюдения. Помещения ее были пусты, обои сожжены, и древняя кладка скалилась крошащимися черно-красными зубьями битых кирпичей в разные стороны – знаменитое качество времен Сталина, похоже, гарантировалось не везде, и не для всех. Я глянул на часы – до представления оставалось по моим расчетам около часа. Бродить по захламленному и гнилому дому охоты не было, и я достал бинокль в предвкушении тягостных минут ожидания…

Внезапно мне показалось, что кто-то вошел через парадный вход, внизу… Я тихонько щелкнул предохранителем автомата, и быстро разместился у двери: нападение со спины я не заказывал. Все затихло. Черт! Что за бред, я ясно слышал, что кто то вошел… Или пришелец тоже замер?... Я прислонил ухо к самой замочной скважине, и вдруг отчетливо услышал слабый топот ног, словно непоседа-ребенок баловался, бегая по лестничной площадке… Вот топот выше, на втором этаже… Третий... Сердце мое забухало, как только я различил краем сначала дребезжащую, словно идущий вдали поезд, а затем все более и более отчетливую странную мелодию, которую насвистывал, поднимаясь, пришелец.

Страх запустил липкие щупальца под воротник, и уже собирался хорошенько ими поработать, но силой воли я подавил его, и я, не скрываясь более, включил налобный Petzl. Пришла пора действовать. Я пнул входную дверь и вихрем вылетел на лестничную площадку … Ничего!.

Не просто ничего. Нет. Абсолютно Ничего!! Мерзкое ощущение того, что тебя оставили в дураках было донельзя отчетливым, ибо я настолько доверяю свом чувствам, что подобный финал считаю за оскорбление.

Чертыхнувшись, спустился на третий этаж… И только затем, что бы убедится, что там так же пусто (если не считать груд хлама). Ничего не поделаешь, и я медленно и осторожно направился – может наш умник уже поджидал меня там, ожидая застать врасплох, - в квартиру. Там меня ждал сюрприз, правда, иного рода – через окна фасада одного из производственных корпусов четко и ясно пробивалось то самое «электрическое» свечение. Невооруженным глазом было видно, что источник находится в глубине здания, по размерам более похожее на ангар для небольшого самолета. Я выждал немножко, размышляя как поступить.

Обстановка складывалась противоречивая и премерзкая. С одной стороны, может, я находился на пороге важного объекта, и свечение – внезапно заработавшая автоматика, со второй, пришелец, явно не встречающий меня с распростертыми объятьями, был, ибо я не курю, не употребляю наркотических и психотропных средств (у меня даже справка есть, правда, десятилетней давности), и мои ощущения ни разу меня не подводили (справки, правда, нет).

Делать нечего. Помусолив немножко бинокль, я, покрепче перехватив свой «Калашников», начал спуск во двор. Остается преодолеть еще двухметровый забор с колючей проволокой.

Полминуты работы кусачками, и я оказался на территории комбината. Территория была донельзя захламлена техникой и стройматериалами, и мне пришлось вновь включить фонарь, что бы не порезаться и не поломать ноги в уже густой темноте. Я направлялся к широким транспортным стапелям, но позже пожалел – похоже, ворота были заперты и забаррикадированы изнутри.

Патологическое невезение! Мысленно проклял это чертово фиолетовое свечение. Фиолетово почему-то не стало, и мне пришлось держать движение в сторону проходной для персонала. Двигаясь вплотную вдоль фасада, я осмотрел окна – они были столь мутными и грязными, определить, что так фиолетово светит, возможности не представлялось. Зато я узрел надпись пожелтевшей липкой бумажной лентой, сделанную изнутри на одно из огромных окон фасада – «ьседз ыМ». Гм… «Мы здесь», зеркально. Кто бы не сделал надпись, его там уже не было, ибо даже до полного имбецила за десять лет усердных размышлений дойдет, что писать надо в отражении.

Вахтенная дверь была сорвана с петель. Проходя, я заглянул в дежурку. Пусто. Драные кабеля на стенах, да изрезанный ножом письменный стол. Мой путь лежал через переход в цех.

Пожалуй, мне стоило все-таки быть осторожнее, особенно когда я впервые уловил этот запах. Да, именно он, этот странный кисловатый запах миндаля… За свою бурную постапокалипсичную жизнь я нанюхался многого, особенно по-первости. И этот запах, не найдя аналогий в памяти, был игнорирован…

… Я выключил фонарь и толкнул стволом автомата цеховую дверь. Практически бесшумно она слегка распахнулась, как раз так, что бы я пролез. В полуприсяди, сливаясь с темной стеной я двинулся вперед, именно за углом и находился источник, щедро разливающий мягкий фиолетовый свет.

Запах усилился, и стал даже приятен… Озон? Я принюхался. Очень похоже.

На долю секунды я глянул за угол и спрятался опять, переваривая увиденное. Гм… Переваривать-то было нечего – светящийся и чуть слышно жужжащий фиолетово-синий прямоугольник, дающий жидкий луч прямо вниз. Собравшись с духом, я выполз на открытое пространство и включил фонарь. Так и есть – внешне очень похожая на те кварцевые медицинские излучатели, которые способны обеззараживать ультрафиолетовым излучением. Я подошел поближе. Лампа было оснащена подвесной ножкой, которая уже на куда большей высоте крепилась к монорельсу, проходящему зигзагами по цеху. Похоже, она могла скользить по нему… Вот откуда то движение, которое я видел со смотровой башни. Только вот откуда электричество? Мне стало вдруг чертовски неуютно, словно кто-то пялился на меня сзади. Напрягшись, я резко обернулся. И тут…

Как только луч моего налобника почти соскользнул с блестящей нержавейкой лампы, я отчетливо увидел, как в луче света метнулось что-то за колонну, быстрое, кожистое, словно драный дедушкин плащ ожил, и принялся вдруг летать… Я замер на месте, вскинув автомат. Тишина.

И сзади, словно в издевку, нарастая, раздался тихий свист. Дьявольские трели усилились, вызывая парализующий страх. Я резко обернулся, практически выжав спуск. Никого. Сердце бешено стучало, отдавая в висках. Кто-то тронул лампу в темноте, и она, покачивая плафоном на пружине, сдала немножко по монорельсу назад. Новое движение! Нервы не выдержали, и я открыл пальбу наугад. Рваные вспышки запечатлели стремительно движущийся по воздуху темный силуэт, размытый и размазанный, стремительно мечущийся…

Я понял, что я фатально медленен, только когда почти опустошил весь рожок. Продолжать было бесполезно. Я прижался к стене, решив бить в упор, наверняка.

Тварь снова засвистела, на этот раз уже более уверенно, и поверьте, это был самый кошмарный свист из когда-либо слышимых мною. Он въедался в мозг, высверливая любые мысли, подменяя сознание животным страхом и паникой… Вот он совсем рядом… Рядом… Луч налобника, тщетно пытающийся «нащупать» свистуна, словно погрузили в кисель, он странно расплывался, тускнел, и был медлителен, словно с опозданием реагируя на поворот головы. Черт! Может, это у меня что-то с реакцией?! Голова раздулась на пол-цеха, я потерял ориентацию в пространстве… Это газ. Газ!! Все, конец!

Свист раздался в паре метров. Я из последних сил выжал спуск. Автомат молчал. Я ошибся. Рожок пустой.

Свистун, не прекращая своей адской песни, плавно-плавно, медленно-медленно переместился в кромешной тьме вверх, и оказался над моей головой. Я сидел, прислонившись к стене, слушая, как сверху медленно приближается нечто, что оказалось хитрее. Сил не было даже на то, что бы поднять голову, и мой верный Petzl безвольно освещал колени. Мысли путались, и только одно я ясно понимал – неуловимая тварь сейчас находится совсем, совсем рядом. Я почувствовал холодок на лице – мерзкие пальцы уже ощупывали его…

…«Мы здесь!» - человеческий голос отчетливо прошептал в моей голове, - «Здесь!!». Мысли мгновенно собрались в единый тугой узел. Я еще не сфокусировал взгляд, а рука автоматически заученным движением расстегнула ножны. Пропел клинок, взмывая вверх, живой молнией отпечатавшись в свете налобника. Отчаянный визг возвестил, что я достал цель, правда, не фатально – визг умчался во мрак цеха, метаясь где-то у потолка. И мне не было дело до него, моя цель – выбраться из отравленного цеха. Ползком, скрипя зубами, выбиваясь из сил и зарабатывая одышку, я пополз к выходу. Когда я опускал голову на кафельные цеховые плиты, их холод приводил меня в чувство, и меня снова хватало на несколько метров…

Я вывалился на улицу. Прополз еще несколько метров, и сознание покинуло меня…

… Свет. Ярчайший свет, заливающий все кругом… Я могу видеть только свои ладони, они окружены короной мечущегося огня, да, только поэтому я могу знать, что это я. Медленно из света всплывает силуэт, тоже обрамленный короною… Что-то знакомое, но настолько далекое, ужасающе, дьявольски далекое, такое, что беспричинно мне хочется рыдать…

«Настя это ты?»…Силуэт ближе. Что-то знакомое… «Ты?!» … Еще ближе. Я мучительно пытаюсь подстегнуть память, но не могу управлять ею, не могу заставить… «Где ты?!»…. «Где?!»

«Мы здесь!» - доносится близко…

«Мы здесь!» - шепчется из глубины…

«Здесь-здесь-здесь»… - весь свет наполнен этим шепотом, таким близким, таким человеческим, и я рыдаю.

«Мы здесь!» - я прихожу в сознание, и мутный взор натыкается на грубые плиты внутридворовой дорожки. Я так и не одолел порог при побеге, как мне показалось, и тело лежит, наполовину – там, наполовину – во дворе. Батарейки фонаря сели, но он и не нужен – рассвет уже занялся вовсю. Я пытаюсь подняться. Сил нет, и я валюсь снова на бетонные плиты.

Вторая попытка, и я использую «калашников» как трость, мне удается встать и сделать пару шагов, но я снова валюсь – меня выворачивает наизнанку…

Глава 3. Реванш.

Пожалуй, везением можно считать, что я добрался до убежища на своих двоих (ну, иногда на четырех). Пожалуй, необычайным везением можно считать, что я уберегся от хищников. И уже подавно чудом можно считать, что я попал именно в нужное мне убежище. Убежище №1. Самое лучшее. С медикаментами, постелью, дизель-генератором, и экстренным долгохранящимся провиантом.

Положение мое было плачевным почти неделю. У меня хватало сил только на то, что бы поесть, потея при этом, как свинья. За десяток шагов к погребу я зарабатывал дикую одышку в холодном поту и тошнотворное головокружение. О прогулке по свежему воздуху не было и речи – мой верный друг, знаменитое изделие Миши Калашникова, стало неподъемным для меня на ближайшие несколько дней.

Чертов газ! От него я оклемался достаточно быстро, но… Только для того, что бы заболеть какой-то ранее не встречаемой мною дрянью. Эта дрянь и сосала из меня силы, с методичностью умудрившей оказаться незамеченной пиявки.

Победа это или поражение?... Я, пожалуй, как и любой нормальный человек, склонен рассматривать все происходящее с двух позиций, скажем, выгодно мне или нет. Победа или поражение… Черное или белое… Это чисто человеческое свойство. Звери не думают.

Но тут… С одной стороны, я выбрался, можно сказать, из логова агрессора… С другой, явно не без помощи неких «мы здесь», а с другой, что я узнал об этом объекте? Об этой лампе? Ничего. И это факт.

Вся моя часть, основанная на рационализме и опыте, отговаривала меня даже думать о происшествии. Но вторая моя часть… чисто человеческая, расовая, сверлила неотвеченными вопросами.

В итоге, как полагается, все решил случай. После установления более-менее стабильно здорового самочувствия, я четыре ночи провел на наблюдательной башне в наблюдении.

Могу с полной достоверностью сообщить, что свечении на этом треклятом комбинате наблюдалось каждую из этих ночей. Я составил временной график его появления и утреннего погасания. График мне ничего не дал, кроме информации, что, похоже лампа срабатывает от внешнего фотореле: как только солнце садится за горизонт, то срабатывает автоматика, включающая эту сине-фиолетовую треклятую лампу…

Утром с рассветом она отключается.

Я долго думал. Действительно долго. Оценивающе перебирал свои противогазы. Катал сытенькие патроны к АКМС по верстаку. Искал трещины на рамке Глока. Но, пытаясь подкормить свой страх, я не нашел ничего, что бы мне позволило отказаться. Отказаться от реванша.

Что ж… Запасшись боеприпасами, противогазом со сменными фильтрами, и зарядив все имеющиеся аккумуляторы для налобного фонаря, я решил выдвинутся снова на этот жуткий объект.

Правда, теперь днем. Эксперимент номер один оказался весьма опасный, и второй я решил начать издалека.

Около полудня я был возле объекта. Внутренний двор был пустынен, едино что дневной свет придал большего гротеска тому хламу, которым было завалено все пространство в округе, кроме стройматериалов, обнаружились еще и пару единиц военной техники. Внутрь я заглядывать не стал – зачем будоражить воображение более, когда кругом этих самых бронекоробок щедро рассыпаны черные кости.

Перед тем, как миновать дежурку, я натянул противогаз. Фильтр с хрипом заработал, и вдыхаемый воздух приобрел тошновато-стерильный привкус резины с тальком.

…. Все, как и тогда. Тишина и спокойствие. Мои шаги гулким эхом разлетаются по коридору. Среди толстого слоя пыли я отчетливо различаю свои давнишние следы. Дверь аккуратно прикрытая, и я, как и тогда, толкаю ее стволом автомата. Только приклад к плечу, и палец на крючке, готов в любую секунду выжать его…

Запустение. Старые, затянутые паутиной станки. Пульты и кабельные вводы проржавели и облупились. Окна мутны, и я ясно различаю на фасадной стороне надпись, сделанную когда-то давно пожелтевшей бумагой для оклейки окон, «Мы здесь».

Я нервно обвожу стволом своды заводского ангара. Тишина. Пару шагов вглубь помещения, и я вижу в углу черную бесформенную кучу, в отличии от всего остального, не покрытую толстым слоем пыли.

Замерев на месте, и выждав с минуту, я «уколол» её лучом фонаря. Безрезультатно, и аккуратнейшее я подхожу ближе.

Когтистые длинные пальцы намертво обхватили стальную трубу, торчащую из бетонного пола.

Кожаная хламида серой неуместной кляксой лежала на полу, и я пошевелил ее носком ботинка, держа наготове автомат.

Труп. И это было очевидно – из него уже поползли в разные стороны опарыши. Хорошо, у меня противогаз.

«Представляю, какой тут запах…»

Я брезгливо переворачиваю хламиду и инстинктивно делаю шаг назад.

Большая голова мрази с туго натянутой серо-черной кожей болтается на тощей шее, катаясь по полу, словно тварь ожила. Огромные тусклые глаза без белков, маленькие дыры сморщенного носа, и полный игловидных зубов рот в обрамлении застывших в агонии черных ниточек губ – исключительно мрачный и жуткий натюрморт, если бы не веселый, прямобегущий глубокий разрез, проходящий аккурат через ухо на костлявый торс. Веселый, потому что я узнаю рану: мой нож в который раз выручил меня, разделав тварь как бог камбалу. Черные кожистые крылья разметались по полу драными тряпками. Черви уже успели поработать и над ними, щедро усыпав шрапнелью дыр.

Я натянул резиновую перчатку и приподнял тварь с пола за костлявую шею. Килограмм тридцать. Значит, в упитанно-здоровом состоянии будет максимум под сорок. Вполне достаточно, что бы укокошить достаточно крупного врага. Особливо если учесть оперные таланты нашего свистуна вкупе с хобби на химию отравляющих газов… Остается только гадать, кто был прародителем этой мерзости…

При воспоминании об этом оперно-химическом фиаско меня передернуло и я поспешил на всякий случай оглядеться. Никого живого. Что ж. Продолжим исследования. И под номером два в списке главных любоптыств стоит волшебная лампа. Как раз под ней россыпь моих стреляных гильз.

Лампа действительно необычная, ее медицинское происхождение подтвердилось благодаря надписи на наклейке «For disinfecting… Class of ultra-violet radiation V-I-4». Типа что-то ультрафиолетовой лампы для био-обеззараживания. Находится довольно высоковато, но стволом автомата мне удалось дотянутся до плафона. Прибор стронулся с места на монорельсе достаточно туго, видимо, у него привод от электродвигателя. Я осмотрел траекторию монорельса – он шел зигзагами через весь цех, очевидно, спроектированный так, что бы лампа перекрывала лучом света всю площадь. В отличии от подхваченных ржавчиной цеховых ферменных конструкций и колонн, монорельс свежо блестел металлом, что не двусмысленно говорило о гораздо ранней дате рождения относительно остального оборудования. Ток на электродвигатель перемещения поступал, очевидно, по этой самой рельсе.

Блестящая металлическая лента, проделав свой путь по цеху, возвращалась назад и ныряла в темноту цеховой подсобки; специально для нее в сплошной бетонной стене помещения на уровне порядка трех метров от пола было вырезано окно.

Гм… Я осмотрел дверь подсобки. Обычная крашеная дешевой краской дверь из листового металла, стандартная в таких случаях табличка на ней «Склад ЦМС №50». Чуть ниже приклепана другая, уже не совсем обычная, наталкивающая на определенные размышления: «Пульт аварийного ПУ. Посторонним вход воспрещен». И уж совсем необычно выглядел стальной метровый прут толстой строительной арматуры, узлом закрученный в проушинах двери и косяка, там, где должен располагаться замок.

Приникнув на пару минут ухом к двери, я безрезультатно вслушивался в царящую тишину, лишь ветер, завывающий во дворе, нарушал ее, спотыкаясь о ржавый хлам навсегда покинутых пенатов.

Черт возьми, как интересно!!

Подумав, я отложил недалеко автомат и вынул «Глок». В темноте да в тесноте этот на вид игрушечный пистолет куда маневреннее, а интуитивная стрельба из него результативна по максимуму.

Осмотр проушин не дал новой информации, кроме той, что они изготовлены из стали сантиметровой толщины, и легко перебить их не выйдет. И тратить патроны к «калашникову» на это дело накладно, может понадобится истратить рожок прежде чем перемычка перебьется пулями. Не исключен и опасный рикошет.

Так что оставив в покое проушины я с энтузиазмом принялся за прут. Попробовал выпрямить его, но все усилия не приносили результата. Похоже, тот, кто «законтрил» этим прутом двери, обладал недюжинной силой. Но вскоре я разгадал головоломку – у стены лежал полутораметровый обрезок трубы, его и использовали как рычаг. Мысленно возблагодарив Архимеда и всех его последователей, я без труда выровнял арматуру.

Стоп-споп-стоп!!! Уже потянули шаловливые ручки засов, неймется им, приключений хочется… Пистолет в правую руку, фонарь включить, нож в левую. Ну что ж! Я прогундел в мембрану противогаза что-то вроде «Держите меня семеро!» и пинком выбил арматуру из проушин. Прут зазвенел на полу, а створка двери… осталась на месте. Огорченный таким отступлением от жанра, я аналогичным пинком заставил дверь распахнутся. Ворвавшиеся воздушные потоки подняли целые миниатюрные смерчи из белесой пыли. Подозрительно похожей на порошок. Подозрительно лежавшей тонким слоем на всех предметах, украденных на миг у тьмы лучом моего фонарика. На миг я пожалел уже об оставленном у входа автомате, но ноги уже сами переступили порог…

Помещение было большим, чем казалось ранее, похоже, оно «съедало» застенное цеховое пространство. Идеально белый кафель стен резко контрастировал с проржавевшими трубами и арматурой у потолка. Склад здесь действительно когда-то имел место – вдоль стен располагались довольно крупные стеллажи, уставленные непонятными приборами за полиэтиленовой мутноватой ширмой. Аккуратно и внимательно я продвигался вперед, стараясь не наступать на осколки стекла, разбросанного здесь повсюду.

Помещение заканчивалось большим столом с установленном на нем, как и гласила табличка на двери, аварийным переговорным устройством. Все… Больше никого. Я развернулся, собираясь покинуть помещение, и уже было направился ко входу… Как какая-то мелочь, деталь, вдруг засверлившая мозг не дала это сделать. Я замер на месте, пытаясь понять, что же меня остановило. Осторожно огляделся. Все чисто, если так можно выразится. Но я не уходил. Я ведь доверял интуиции, не так ли? Ибо если не веришь себе, считаю, тебе больше нечего делать под этим солнцем. Я выключил фонарик, и тут же ругнулся: давно было пора так сделать. Лампочка питания на пульте ПУ тревожно мигала красным тусклым светом. Я вернулся к прибору связи, счистил пыль. Обычный промышленный транслятор, таких вал-валом на всех крупных производственных объектах.

Я с замиранием сердца поднял эбонитовую трубку.

Ничего, шипение и треск помех.

Но, все-таки, питание откуда? Даже лучшие образцы комплексов резервных источников за более чем десять лет не только истощились, они бы саморазрядились без нагрузки! Кому, как не мне это знать.

Я вспомнил о лампе на монорельсе. Черт! Пришлось возвращаться ко входу, откуда в цеховое пространство выныривал монорельс. Держа в луче света блестящий росчерк стали, я медленно двинулся вслед за его траекторией. Вот на стыке стен, где потолок помещения резко взмывал вверх, уже не нуждающийся в цеховой маскировке, монорельс плавно пошел на подъем… Пять метров… Шесть… Зачем так высоко, помилуйте…

Вот луч света миновал какой-то темный бурдюк, подвешенный за потолочную трубу… Черт! Что сегодня творится: мне показалось, что бурдюк вроде качнулся. Противный холодок пополз по спине… Я, стараясь не шуметь, взял этот проявляющий пренеприятную активность субъект на мушку. Самые плохие подозрения подтвердились: бурдюк, освещаемый лучом налобника, заволновался и зашевелился.

Медленно и бесшумно расправились покрытые редкими волосами кожистые крылья, и из подмышки, сонно зевая, выглянула складчатая морда летучей твари. Секунду ей понадобилось на то, что бы продрать зенки и оценить обстановку. Синей молнией сверкнули фонари огромных глаз, тварь оскалилась, выпятив феноменально подвижную нижнюю челюсть и угрожающе зашипела. Второй секунды я ей благоразумно не дал, проделав дырку прямо во лбу. Визжа в агонии и проявляя чудеса живучести она металась по помещению, сбрасывая с полок приборы и раскидывая хлам, пока я не угомонил ее, затратив еще три патрона. Эта тварь оказалась чуть крупнее и тяжелее предыдущей, когда я приподнял ее, окровавленные крылья еще слабо трепыхались. Мне пришлось вернутся за автоматом – монорельс как ни в чем не бывало шел дальше, и сколько еще сюрпризов меня ожидало, я не знал; а пистолет хорош против малочисленного противника. В конце концов я остановился у высокой конструкции отдаленно напоминающей ферменный лифт, и судя по всему, назначением ее было снимать лампу с монорельса и опускать ее в довольно большой прямоугольный проем в полу до следующего проезда лампы по графику: на стене рядом находилась большое электронное табло, отсчитывающее время до следующего рейса. Таймер, похоже, испортился, ибо на экране были одни нули. Чуть ниже я увидел заинтересовавшую меня приписку: «Пользование шлюзом за пять минут до, и за пять минут после процедуры дезинфекции запрещается. Администрация.» Надпись была продублирована на английском. Я хмыкнул. И где же этот шлюз?

Я подобрался к проему поближе. На грани слышимости уловил то ли стон, то ли кряхтенье. Я присел, пытаясь определить источник. Звук, уже громче, стал похож на скуление. Агрессией здесь и не пахнет. Перепроверив автомат и протерев подпотевшие стекла противогаза, я приблизился к краю… Луч моего фонаря медленно пополз про противоположной стене шахты с отрицательным уровнем относительно пола… Скулеж достиг апогея, более напоминая рыдания ребенка. Потом внезапно затих и наступила тишина.

Наконец, я свесился через край, и полностью освещая комнату, обозрел полную картину. Вид так сказать, сверху.

Это и была шлюзовая комната, о чем свидетельствовала надпись на кафеле стен. На всех стенах этой небольшой квадратной комнаты находилось по двери. Весь пол загроможден костями, тут можно было разглядеть и кости мелких зверушек, и вполне больших хищников, разных видов, из разных эпох. Были и уже высохшие, пустые и легкие, как тростник, кости давно нашедших здесь последнее прибежище, были и только начинающие разлагаться объедки, и костный мозг в них разжижался и вытекал через трещины и сколы темной густой массой. В углу я заметил лежащую на полу небольшую собаку, ее шкура была местами содрана, словно развлекался изощренный садист. Я всмотрелся – возможно собака была еще жива и именно ее плач я услышал.

Нет, кровь запеклась. Собака мертва уже по крайней мере двое-трое суток. Я еще раз тщательно прошел фонарем по костяным завалам и тут увидел ее…

Это была самка. Да, самка, в своем логове. Крупная и вся заплывшая жиром. Лоснящаяся черная шкура, покрытая редкими путанными космами свалявшейся шерсти. Сквозь сальные складки проступал ряд набухших сосков, и в них уцепилось мертвым хватом по крайней мере семь детенышей. Они висели на ней розовыми гроздьями, пока несмышленые, маленькие и безобидные, но уже, чувствуя страх матери, неуклюже трепещущие слабенькими крылышками. Я вдруг прозрел: скулила именно она. Чудовищно жирная, обремененная детенышами, она не могла летать. Но это не мешало ей слышать и чувствовать расправу наверху…

Что она пыталась вымолить? Жизнь себе? Своим детенышам? Глядя на трясущийся от страха студень жира, я с трудом сдерживал рвотные позывы. Медленно, словно отдавая дань уважения могучему материнскому инстинкту, я взял в прицел ее голову.

Она все поняла. Вряд ли кто смог бы смирится на ее месте. Даже когда шансов нет. Черный рот разверзся, являя белоснежные, острые и длинные зубы и клокочущее шипение раздалось из утробы.

Выстрел рамозжил голову, откинул бездыханное тело на костяную баррикаду. Детеныши разом истерично запищали, словно резанные. Я открыл огонь, и грохот выстрелов благоразумно перекрывал их визг. И вспышки огня дальновидно ослепляли и не давали видеть брызги, живой плоти и мертвых костей.

… Когда рожок опустел, все было кончено. Уже ничто не подавало признаки жизни в шлюзовой комнате. Я сел на пол у проема, и аккуратно наполнил автоматный магазин. Моя цель – закончить рейд.

Шлюзовой лифт дублировала лестница, предусмотренная на случай отказа оного. После спуска по ней, я принялся исследовать помещения. Первая дверь. Открыто. Комната с принадлежностями для уборки. Вторая. Закрыта. Дверь хлипкая, и вылетает после третьего удара. Химикаты и различные колбы, гора этого самого белесого порошка на полу, которым усыпана цеховая подсобка.

Я подошел к третьей двери. Толстая стальная дверь на массивном ригельном запоре… Степень герметизации на ней… Я провернул ригель и с трудом оторвал створку от насиженного места. Комната шириной в два шага и длинной в пять, безупречно чистая. Новая дверь, похожая на первую, только оснащенная электроприводом, и рядом на стене, карт-слот с мигающим светодиодом режима ожидания. «Вставьте идентификационную карту», гласила табличка.

И чуть выше, под трафарет было выведено на стене: «ОБЪЕКТ «САКУРА». OBJECT «SACURA»

Глава 4. Объект «Сакура». Начало.

Давным-давно, еще до апокалипсиса, мир был другим. По улицам города, гудящего, и подсвечающего ночное облачное небо красным заревом, сновали, как муравьи, тысячи людей. Они ели, пили, спали. Они любили и ненавидели. В мире, подобному муравейнику, где практически нет места уединению, те крохи личного, которые они могли себе позволить, ревностно охранялись ими. Зажатые в бетонную коробку своих жилищ, ограниченные финансами, законами, моралью и нормами поведения, многие находили странное хобби.

Взять допустим меня.

Когда я посещаю подобные объекты, у меня возникает острое ощущение, что я заглядываю в некую неопределенно-интимную часть государства. Ощущение, что это и есть нечто личное, нечто специально для себя, любимого, вырожденное, лелеемое – воистину показывающую степень психического здравия гигантского социального монстра, в коем мы все были обречены состоять в качестве шестеренок его организма.

С одной стороны, мне неприятно вторжение в подобного рода личную жизнь. Но с другой, подобное мародерство на трупе сдохшего монстра, обеспечивало меня найценнейшими вещами, оружием, мультивитаминами, сбалансированным провиантом, крупицами знаний о том, как «это» произошло, с чего начиналось, и чем закончилось.

Последний человек, которого я лично знал, учился. Хотя, что уж тут, к черту, скрывать, порой и его терзали сомнения, накой он это делает. Используя прагматичное рацио, он давно бы мог выбросить свою радиостанцию, забить на прогулки, забить на рейды, стреляя пищи ради из окна убежищ хозяйничающих на осколках цивилизации животных. Патронов бы ему хватило до конца жизни…

Он думал и задавал себе вопрос, имел бы в таком случае право он называться человеком?...

…«Вэлкам ан обжэкт «Сакура». Плизз, юз эн идентификэйшн кард, энд инсер э коуд» - бесцветный женский голос из потолочного динамика дублировал фразы, произнесенные сначала на русском языке.

Они что, считают меня фокусником, и ждут, когда же я достану этот пропуск из широких штанин?

Нету у меня карты. Нет, и все. Автоген есть. Пару часов варварской работы, и я на месте. Хотя… Торопится, похоже, не стоит – тщательно ощупывая стыки гермодвери, я обнаружил наверху пластиковый угольник карты, умело спрятанной в обрезинку между коробом и несущей стеной. Я снял перчатку и аккуратно вытащил пластинку.

Идентификационная карта являла собой прямоугольник добротного пластика, снабженного контактным чипом. На одной стороне содержалась информация о категории карты. У меня в руках была «S». Маленькая надпись, также дублируемая на английском: «Только для шлюзовых коммуникаций». На обратной стороне была приклеена под прозрачный скотч распечатка шрифтом, более подходящим для студенческих шпаргалок: «Забыли дома карту? В очередной раз прое…али? Фирма «Муссолини и Ко» дарит вам возможность исправить положение. Гонорар за разовое использование волшебного пропуска – стакан медицинского спирту на имя товарища Муссолини. Постоянным пользователям скидки!

Обязательно положите карту, где брали, иначе подставите очередного проеб...ка и товарища Муссолини.

P.S. Надеюсь, личный код-пароль Вы не забыли?»

Для использования такой карты ее требовалось вставить в слот. Что я и сделал, мысленно поблагодарив товарища Муссолини. Пропищал коротко зуммер, и голос диктора сообщил, что я могу начать ввод цифрового кода. Я начал вводить числа наобум. После десятой попытки до меня дошло, что шестизначное число я могу искать довольно долго. Я прикинул, где-то в районе трех месяцев. А в мои планы не входило «не еденье, не спание, лишь кодонабирание»

Тщательный осмотр комнаты ничего не дал – везде только пыль, а малейший намек на этот треклятый код так и не нашел. Что же, придется решить вопрос со взломом электронной системы…

Я достал из разгрузки универсальный инструмент, и, используя отвертку, без трудов вывинтил и снял стальной щиток модуля ввода. Он был опломбирован, но к чему теперь пломбы… Под ним обнаружилась экранированная системная плата. Гм... Я аккуратно подковырнул жестянку и снял экран. Под ним оказалась схема с контроллером модуля сверки паролей. То, что мне надо. Осталось записать себе его тип и прошивку. Все!

Теперь – в Убежище №3. Там у меня аппаратура для взлома таких вот шкатулок!...

Насвистев незатейливую мелодию, я поправил автомат. Ругнулся! Мой насвистываемый мотив продолжал жить собственной жизнью. Похоже, тараканов в голове стало слишком много, и требуется внеплановый отпуск с лечением… А может, фильтр противогаза уже плох, и я надышался? А может… Я вскинул оружие в развороте, неуклюже падая на пол.

Крупный облезлый кот замер около пороге между костяными баррикадами Его глаза, когда он изучающее ощупывал меня ими, дьявольски вспыхивали желтым в свете фонаря.

Черт бы побрал эту скотину! Ведь они никогда на меня не нападали! Я не знал что делать, для подстраховки неплохо бы подстрелить пришельца, но с другой стороны, что-то здесь нечисто, а если что-то нечисто, торопится не стоит.

Я решил переждать – животное от меня отделяло несколько метров, и я успею трижды убить его, пока оно доберется на расстояние применения своего природного оружия. Кот зевнул и присел, его заметно шатало. Причина стала ясна, как только он устало положил голову на лапы, а изо рта медленно поползли хлопья желтой пены. Он траванулся. Это факт. Нелицеприятно, если бы такое произошло и со мною тогда…

А кто все-таки свистел? А вот и разгадка: сзади, неторопясь заходил на обессилевшего зверя нетопырь, издавая тихие, парализующие волю трели. Такое названия, я пожалуй, дам этим свистунам. Неторопливый Нетопырь. Я усмехнулся и продолжал наблюдение во имя науки.

Стоило только твари прокусить шею кота, как на агонизирующее тело слетелось еще как минимум трое нетопырей. Все идет к тому, что Неторопливый Нетопырь у них работает вожаком на полставки. Только на полставки, ибо два особо злобных и крупных собрата сообща начали теснить вожака от кошачьих деликатесов. Вожак отчаянно шипел и угрожающе клацал челюстью, но и те парни не промах. Еще секунда – и они сцепятся в драке. А я, окончательно удовлетворив ее величество Науку, аккуратно разогнул проволочные усики гранатной чеки. Еще секунду господа... Пока мы вместе все… Добавим-ка огня!...

РГД-5 хлопнула зарядом замедлителя, как только вырвалась из моих рук в направлении осадивших свежий труп нетопырей. Твари напряглись, но в следующий момент бросились ловить гранату, видимо, предположив, что это чрезвычайно вкусный киви, умеющий летать, кататься и отскакивать от стен. Через секунду у шлюзового лифта образовалось свалка, откуда с победным кличем вынырнула голова вожака с гранатой во рту. Его собратья вцепились в него мертвой хваткой, очевидно, не давая взлететь. Вожак был мудр, поэтому решил не усугублять ситуацию до критического состояния, и весело хрумканул гранатой. Точнее, хрумканула не граната, а его зубы. Киви оказался «палёным». И мудрый вожак поспешил выплюнуть гадость. Куча не столь мудрых, но жадных нетопырей в едином порыве уплотнилась вокруг РГДэшки.

Взрыв разметал тела, как тряпичные куклы. Воздух вышибло из моих легких, голова зазвенела, когда оглушающее-горячий фронт ударной волны ударил в тесном переходе. Я ошеломленно потряс головой. Тьфу, дурак! Гранату, так недалеко, и в ограниченном пространстве… Кто ж так применяет? Но согласитесь, зато эффект максимальный.

Взрыв в упор моментально убил всех нетопырей, кроме вожака, который был еще жив, но находился без сознания – его конечности слабо конвульсировали. Я поднялся и прошел по коридору; после взрыва тот был весь усыпан осколками костей со шлюзовой комнаты. Осмотрел вожака – шансов выжить у него не было; обезображенные конечности сильно кровоточили. Я достал нож. Не дело животному мучиться. Осторожничая, я придавил шею ботинком к полу, направляя острие в кажущееся нежным ухо. Тварь похоже пришла в сознание и моргнула. На миг полупрозрачное веко скрыла черное глазное яблоко, и совершенно по-иному, чем доселе, явило новый, разумный взгляд. Чувствуя себя балансирующим на краю пропасти, я, с тонким хрустящим звоном, загнал клинок по самую рукоять.

Тело нетопыря вытянулось в дрожащую струнку.

- Ыыы ссдеессь… - закатывая глаза пролепетал он. И испустил дух. Тело обмякло, а челюсть, до этого судорожно сведенная, медленно опала, пририсовав к мерзким чертам лица (?) трагический провал.

Я извлек нож и очистил клинок. Дела, однако!

Лестница у потолочного люка шлюза вывела меня обратно наверх.

Наверху тишина и пылюка стояла полнейшая, и в их компании я обнаружил широкую вентиляционную шахту-вытяжку, чернеющую под самым потолком; ее величины хватило бы пройти мне, пожалуй, почти не сгибаясь. Вся стена от нее, до пола, была измазана черными и бурыми потеками, и, похоже, нетопыри использовали ее для экспресс-спуска добычи. Этим сообразительным тварям удалось вселить в меня страх – теперь я нервно обводил своды фонарем, держа наготове АКМС, опасаясь их быстроты и вертлявости. Подсобка с двойным дном оказалась крепким орешком, и мне, возможно, только предстоит раскрыть ее главную тайну – после посещения объекта «Сакура».

Сакура.

Японская вишня. Твой запах отбирает силы, а шелест листьев на ветру сводит с ума. Но и сильнее желание узнать вкус твоих плодов.

Теперь я не торопился. Для вскрытия замка нужна подготовка. А сейчас мне нужно проветрить ставшую тяжелой голову, и лучше решения в виде бытовых занятий, сложно придумать. А в моем положении и вообще нереально.

До вечера я еще успел побывать на четвертом складе – именно с ним у меня были старые пока проблемы. Насекомые, прозванные мною железными термитами, обладая мельчайшими размерами, умудрялись разлагать и сжирать железосодержащие конструктивы. Когда они только появились, за неделю стеллажи покрылись ржавыми раковинами, детали к технике и легкий транспорт пришел в негодность. Стерилизация самодельным огнеметом помогала, но ненадолго, они появлялись снова, из-под земли – высыпки грунта обнаруживались в самых разных местах земляного пола убежища. В прошлый раз, а с того момента прошло почти две недели, я испытал новый метод борьбы: адская смесь растворителя и ацетона была щедро расплескана по площади.

Разумеется, я мог плюнуть на испорченный склад, но кто мог гарантировать, что в будущем термитник не распространится или насекомые не объявятся в моих других убежищах; в том случае я оказывался в незавидной роли «вечного жида», который живет, странствуя. Я слишком долго лелеял свои убежища, подбирал оборудование, делал отопление, электрификацию и организовывал склады, что бы отступить без боя. И наконец, мое упрямство было вознаграждено: термиты прекратили свою разрушительную для металла деятельность, мало того, термитник погиб – я насчитал на перерытой вдоль и поперек земле пола двадцать три выползшие наверх, и погибшие матки, они были по сравнению с самими термитами просто гигантскими, их белесые тела достигали размеров детского кулачка.

Вонь пока в убежище стоит тоже неплохая, но химия выветрится, и придется обновить парк легкой техники, пару мотоциклов и легкий вездеход у меня временно во втором убежище, где я занимаюсь ремонтом. Правда, проблема с горючем сейчас остра, как никогда, и улучшения ситуации в ближайшем времени не предвидится, кроме, пожалуй, той эфемерной надежды, которую дает мне один из необследованный пока военных складов. Документально он существует, документы я отыскал в архивах одной из территориально близких армейских частей. В самой части, разумеется, хоть шаром покати, еще во время вирусных конвульсий человечества, вся техника, что могла двигаться, была мобилизована. Вывозились пищевые запасы, оружие, офицеры и водка. Уж не в подобной ли части родился миф о панацее в сути неумеренно-водочного лечения зараженных?

Насколько эффективна была водка, было ясно и без лозунгов: дороги, особенно густо на выездах, и чуть меньше в черте города были усеяны замершими навеки бронированными чудовищами, а на некоторых домах можно обнаружить следы арт-обработки – у «принимавших» водку пациентов напрочь сносило и без того хлипкую крышу.

Я осмотрел два цинка, которые в комплекте с тремя АКС-У, находились на объекте. Автоматы можно было смело выкидывать, а вот цинки еще блестят консервацией – насекомые их не тронули. Жалко, стеллажи только придется заново варить.

Третье убежище находилось на другом конце города, и путь к нему лежал через довольно опасные территории владения химер. Сегодня сразу два прайда начали охоту за мною, и истратив всего пол-рожка, мне удалось оторваться. Химерий шашлык с территории прайдов мне не светит – эти твари сами пожирают убитых и раненых сородичей на ходу. И, удивительно, несмотря на такие гастрономические оргии, их мясо вкусно и питательно. Собачатина по сравнению с ним, что стелька супротив собачатины.

Убежища №3 я достиг, когда уже стемнело. Это единственное из убежищ, размещенное ниже земли. Такой вариант предохраняет хранимую технику и электронику об больших сезонных перепадов температур воздуха, влажности и лишних глаз. Неприметное такое. Дверь-решетку я делал из толстой арматуры, хитроумный замок откроет только человек. Я поспешил захлопнуть решетку и скрыться за отделанной пенопластом теплоизоляционной дверью – химеры отвратительно завывали, общаясь прайдами и жалуясь на чересчур шуструю добычу. Теперь с чистой совестью можно работать до утра – выходить ночью на променад, весьма опасно, даже для меня. Теперь, когда опасность позади, следует перекусить, прежде чем браться за работу.

На подобных убежищах, где есть электрификация, а следовательно, и дизель-генератор, я использую качественные автомобильные аккумуляторы для накопления и хранения «бесшумного» электричества. Хотя, конечно, просто аккумуляторные источники находятся на всех объектах, даже не подпадающих под категорию жилых. То есть, пригодных для длительной жизни.

Мощные автомобильные преобразователи в переменное напряжение вкупе с аккумуляторными сборками на десять-двадцать штук позволяют пользоваться мне компьютером, радио, в убежище №1, например, где установлена сборка из тридцати свинцовых аккумуляторов в специальной, снабженной вытяжкой, комнатушке, у меня стоит большой холодильник. Такое электропитание позволяет мне не гонять дизель-генератор сутками, а запускать его раз в неделю для зарядки батарей, что положительно сказывается на его ресурсе, и добавляет комфорта и безопасности мне. В самом начале я использовал только генераторы, и вкусивши все «прелести» постоянного стрекота за стеною, едкого запаха отработанной соляры, и притязательного любопытства тупых от процесса мутации животных, я перешел на нынешнею схему.

Ноутбук в алюминиевом защитном кейсе, находящийся на третьем убежище, содержал всю накопленную мною информацию по практической схемотехнике, вкупе с обширным разделом, посвященному взлому кодовых контроллеров.

Что бы выбрать из комплекта приборов нужные мне, пришлось пару раз пробежаться по описанию самого процесса взлома и проверить кабели: бегать за заменой оборванной жилы слишком легкомысленно в моем положении. Я тщательно отобрал и проверил весь комплект на целостность, начиная от разъемов на моем военном ноуте, заканчивая иглами и «микрокрокодилами» рабочих частей на другом конце сложного инструмента.

«Джентльмен с автогеном смотрится не эстетично…» - в конце-концов пришел к такому выводу, уминая вторую банку консервированной жирной свинины. Пересчитал оставшиеся жестяные «мины», и тяжело вздохнул – запасы провианта из далекого «до» таяли на глазах, а применяемые мною технологии и материалы «после», к сожалению, не обеспечивали такие вкусовые качества и сохраняемость.

Я завалился на солдатскую койку спать, предварительно запустив на ноутбуке музыку, и мелодичный голос Скай Эдвардс, как всегда, погрузил меня в мягкую перину бесконечного счастья; и вот на грани, разделяющей реальность ото сна, наконец наступал – всегда! – такой момент, когда всамделишно казалось, стоит раскрыть смеженные веки, как увидишь, что цивилизация не куда не исчезла, и горят уютно мириады заоконных звездочек на могучих торсах строений, разгоняя такую густую и такую опасную тьму…

«…Flocking to the sea

Crowds of people wait for me

Sea gulls scavenge

Steal ice cream

Worries vanish

Within my dream

I left my soul there,

Down by the sea

I lost control here

Living free…»

(«…Стекаются в море

Множество людей, оно ждет и меня,

И чайки там

Похожи на сладкое сливочное мороженое

Где исчезают все заботы

Я рядом с моей мечтою

Я оставила душу там,

Внизу, в море

И потеряла контроль здесь

Теперь я живу свободно…»)

… Ноутбук за ночь набрал заряд, и его разместил в жестком рюкзаке, где у меня был заготовлены со вчерашнего необходимые инструменты и припасы.

Я посмотрел на часы.

Мой режим еще позволял затратить полчаса на чаепитие, что я и сделал, наполнив после остатками чая флягу.

Путь был изучен, и сюрпризов не наблюдалось. Отдохнувшее тело слушалось отменно и благодаря умеренной торопливости я вышел к гермодвери даже раньше, чем рассчитывал. Размещение электрических игл на плату и микрокрокодилов на вывода – ювелирная задача, и на нее я затратил около часа, постоянно сверяя правильность монтажа со схемой в моем ноуте.

Суть взлома заключалось в том, что я смешивал цифровой поток двух источников сигнала и подавал такой, смешанный, на вход, и на выходе контроллера аппаратура должна была зарегистрировать сбой. Анализируя сбой, и подбирая ключики для наиболее эффективного микширования сигналов, программа взлома должна в итоге вскрыть код. Я, пока программа просчитывала варианты, освободил от завалов одну из дверей в шлюзовой комнате; кто знает, может, придется отступать, а место спрятаться и перезарядится в таком случае не помешает. От одной мысли, что на поджидает прорва нетопырей, у меня холодели конечности.

«… Идентификация завершена. Доступ к внутренним помещениям открыт…» - сообщил мне прозрачный голос информатора, и следовало, код был успешно взломан взломан. Натужно загудел электродвигатель, страгивая с места тяжелую стальную дверь, и черный зев кафельного коридора замигал загорающимися автоматическими потолочными лампами.

Изготовившись, с автоматом, я бесшумно пересек порог.

Глава 5. Объект «Сакура». Обратный отсчет.

Тонкий, но густой и плотный слой пыли покрыл пол серым ковром. Тут не ступало ничьей ноги, наверное, с самого апокалипсиса: даже начинающему следопыту не составило бы труда разглядеть на этом ковре мышиные следы. Ртутные лампы под потолком в большинстве были уже испорчены, многие из них мигали или тлели, так что освещение врядли можно было назвать хорошим.

Высохший труп в когда-то белом лабораторном халате полулежал недалеко от входной двери, и, судя по остаткам волос, это была женщина. Рядом , угадываемой под пылью, валялся пистолет. Самоубийца? Я подобрался ближе: вот россыпи автоматных и пистолетных гильз, какие-то бумаги в потрескавшихся пластиковых папках… Правая нога ниже колена отсутствовала и я увидел остатки неумелого жгута; похоже, она просто истекла кровью. Гм. Интересно, от кого она так?!

Я посветил на персональную бирку. Пономарёва В.И.

Девственно-нетронутая паутина на потолке и вентиляционных отдушинах позволила мне убедится в отсутствии прямой угрозы нетопырей, и заняться изучением помещения.

Правда, все-таки испытывая некоторый дискомфорт, я закрыл внешнюю дверь, мало ли кто захочет навестить меня, когда я буду увлечен, а для меня подобный конец – самый нелепый.

На объекте все было сделано, как у людей, кнопка закрытия гермодвери находилась прямо рядом с проемом, и на щитке было все выведено и объяснено. «Выжмите красную кнопку, что бы закрыть». Я последовал совету, и электромотор снова ожил, запирая двери. Дверь закрылась, и заработала вытяжка: паутина, свисающая лохмотьями с перфорации окон шахт, затрепетала в потоке всасываемого воздуха.

Объект начинал потихоньку оживать, загорелись встроенные стенные лампы, защелкали электронные замки дверей.

Я оглядел огромный, уложенный кафельной плиткой коридор, и выругался – все двери были блокированы, о чем свидетельствовал красные светодиоды на панелях картридеров. Двери были заперты.

Обреченно окинув взглядом помещение еще раз, я посмотрел на часы.

Пора, пожалуй мне бежать за автогеном. До темноты успею.

Не мог же мистер Муссолини заготовить на такой случай стопку карт-пропусков? Вряд ли, ибо понимал, что очень скоро заработал бы цирроз печени.

Я выжал черную кнопку внешней шлюзовой двери. Электропривод молчал.

Я оказался надежно запечатанным в этой холодной, блестящей кафелем и темнеющей пятнами давно пролитой крови ловушке. Фильтров противогаза хватит еще на несколько часов, а дальше… Думать не хотелось, вдоль позвоночника итак ползала мерзкая холодная мокрица.

Двери во внутренние помещения были прочны, но имели окошко из плексигласа. Автоматом я смогу разбить их, но вот пролезть, даже если разденусь, вряд ли.

Да и что это даст? Внешняя дверь блокирована, а килограмма тротила, что бы совершить самоубийственный снос этой стальной махины, у меня не было.

Я обхватил голову руками. Кожа осязала лишь противную теплую резину маски.

Боже, как нелепо!

Динамик на потолке хрипнул, тресканул и ожил: «Предупреждение! В пробах воздуха обнаружен нейротоксин биологического происхождения. Класс Эйч – Дабл-ю Пять-Четыре… Текущая концентрация три тысячных процента. Химические СИЗ разрешается деактивировать. Внимание! Обнаружены споры вируса «Паркл», неизвестной модификации. Реакция на ультрафиолет нестабильная. Мутагеном не определен. Требуется дальнейшее изучение. Блокирование снято… Уорнин…» - и далее по тексту на английском. Тут что, англофилы работали?! Зачем им дубли на английском?

Я осмотрелся. Картина стала куда приятнее, даже, показалось, что ртутные лампы светят ярче, а произошло то всего-то ничего – пара-другая зеленых огоньков на месте ранее красных. Я подскочил к шлюзу – электропривод теперь заработал, но, что бы продолжать исследование при открытой двери, мне пришлось поработать вручную – та, первая дверь в лифтовой шлюз открывалась не очень-то, а закрывалась так и вообще с трудом. Изучив косяк, я понял, что в те времена, когда объект был активен, ее не закрывали, сразу пользуясь гермой с электроприводом. Теперь, изолировав служебные помещения от нетопыриного духу, я избавился сразу от двух напастей: во-первых, отнюдь не елейный голос из динамика перестал верещать, что произошла разгерметизация научного сектора; во-вторых, я стянул порядком надоевший мне противогаз. Более, тем, долгое вдыхание стерильного воздуха вызывало слабые позывы рвоты – ведь стерильный воздух тоже был необычен для организма.

С вирусом же я находился в перемирии еще с тех пор, когда слушая зубовный скрежет последних людей в городе, ползал по магазинам и складам в поисках пищи. Да, вояки мне тогда славно подсолили, вывезя по меньшей мере из черты города практически все консервы, минералку и прочие калорийные долгохранящиеся продукты. Я помню, как призванные защищать народ ополоумевшие армейцы, бряцая автоматами, жгли на улицах горы продуктов, которые не влезали в их грузовики, набитые приоритетно водкой. «Мы хотим остановить распространение заразы». Только дураки могли поверить в это, для остальных было очевидно, что достаточно одного вдоха отравленного гением «хуманов» воздуха…

Итак, я удостоверился, что для открытия других служебных помещений, мне понадобится карта доступа. Подарок товарища Муссолини, хоть я и делал вид лихой и придурковатый, когда вставлял карту в околодверные слоты, не имел полномочия здесь, динамик обижался на такую непроходимую тупость, делая все более угрожающие замечания, и в итоге, опасаясь, что с потолка вот-вот вывалится турель гранатомета для уничтожения чрезвычайно опасных в таком месте, как научный сектор, даунов, я прекратил дурачиться.

За автогеном бегать не хотелось, и пошарившись в этом пыльном коридоре с высоким потолком, мне пришлось приступить к откладываемой мною на последок процедуре – изучению мумии Пономаревой.

Запах почти выветрился, ссохшееся тело пахло прогоркло смоченным дождем асфальтом. Я натянул перчатку и вывернул карманы. Мой улов составили два патрона к Макарову, порционный пакетик быстрорастворимого (фу, я еще «до» терпеть такие не мог) кофе и тюбик гигиенической помады. Да уж. Набор №1 для безногой научной леди. Я аккуратно извлек левую, придавленную телом руку. В ней оказалось нечто куда более ценное – это была карточка, вся залитая спекшейся в глазурь кровью.

Несколько минут я отмачивал потихоньку чаем эту корку, и когда стер размягчившийся слой, я возликовал! На карте стояла золотистая буква «А» с пометкой полного доступа. Фулл эхсесс!! Безногая леди оказалась самым ценным для меня кадром, тем более что она предусмотрительно нацарапала на пластике 6-4-0-0-7-2.

Это меняло дело коренным образом.

Я подошел к первой двери и ввел код. Она отъехала в сторону. Отпуск у автогена продолжается.

Это была гардеробная. Если конечно, верить надписи. Для меня эта комнатушка была чем угодно, только не гардеробной. Гардеробы представляли собою гермоскафандры в ячейках, подсвеченные изнутри экономичным светом; в ячейках медленно клубился пар, похоже вместе с объектом запустилась химическая дезинфекция. Ровно десять штук. Вылизанных, снабженных кислородными баллонами, фонарями и камерами скафандров, более подходивших к открытому космосу, нежели к подземной хрен знает для чего сделанной лаборатории. Тем более «хуманских» - на груди каждого из них пришита надписью U.S. Scientific community. Сей факт меня слегка напряг. Ладно, двинемся дальше. Дверь напротив выводила в обширнейшую комнату, обозванную владельцем трафарета «Технический Сектор», четко расчерченную стеклопакетами на алюминиевом профиле; в каждой ячейке-комнате находились лабораторные столы, непонятного назначения оборудование и разбросанные в беспорядке бумаги. Стклопакеты были густо усыпаны белесыми язвами пулевых дыр, по местонахождению гильз я понял, что «держали» лабораторию на входе. Впрочем, с печальным финалом – все стрелки, а их было трое, полегли тут же. Одно из искалеченных тел было затащено на пятиметровую высоту у потолка, и, подвешенное там за подобный цеховому монорельс для ламп, медленно раскачивалось потоками воздуха, ворвавшимся сюда вслед за открывшейся дверью. Глазея на диковинные станки в комнатах, я прошелся вдоль, держа в луче фонаря все темные своды и углы. Отсутствие следов агрессора меня пугало.

Я задал себе вопрос, неужели трое вооруженных автоматом солдат, буквально устлав гильзами пол, так и не смогли оставить своей деятельностью хоть намек на то, в кого они стреляли?... Впрочем, одно вселяло уверенность. Я посмотрел на глянцевый плакат-календарь на стене. Он запечатлел последнюю дату в сентябре 2011 года. Пожалуй, голодать девять лет не сможет ни одна тварь. Насколько живуча она ни была. Я втянул воздух. Как здесь холодно! Градусов пять, не больше. Ничего более полезного, чем полрожка к АК-74 я не нашел, и посему с облегчением покинул помещение.

Каждая створка была снабжена электроприводом, это было необычайно удобно, держать под прицелом задверное пространство, руки были свободными. Сквозь помутневший невесть от чего плексиглас окошек было плохо видно, поэтому я держался настороже, впрочем мое терпение заканчивалось, и я жаждал узреть наконец чего-нибудь ценного. В одной из двери, оказавшейся складом, я чуть было это самое интересное не нашел: кто-то умело поставил растяжку из лески на уровне пояса. Мне пришлось обезвредить ее, что бы осмотреть склад.

Невероятно и странно, но к складу можно было смело применить то слово, в современном мире абсолютно не применимое, а именно, аккуратность. Аккуратно уставленные на хитроумно организованных стеллажах до потолка оборудование и коробки неизвестного толка, в нем по совместительству находился и серверный центр – за укрепленной конструкцией здесь жгуты кабелей в лотках сходились к объемной серверной машине, более походящей на небольшой шкаф. Питание на станцию поступало, об этом красноречиво свидетельствовало веселое перемигивание лампочек у кабельных слотов. Ничего полезного. На мой счет вносится только граната с самодельной чекой.

Но я не унывал: следующую дверцу я приметил сразу, дверцу имеющую пролет метров на пять и с красной надписью «Энергоустановка». Вот это действительно, дверца. Как говорил герой Булгакова, пора проводить разоблачения. Я активировал механизм открытия, и спрятался за стеной. Как только тяжеленные створки начали со скрипом разъезжаться, как сработала сирена.

Черт подери!! Я еле подавил желание разбить желтый маяк, принявшийся с завидным энтузиазмом стробоскопически сверкать прямо над головой; остановило меня то, что прямо под ним я углядел предупреждающий знак радиоактивной опасности.

Вездесущий динамик всхрапнул в лучших традициях советских матюгальников и донес до моего сведения, что радиоактивный фон в секторе «Си» завышен на сто двадцать микрорентген.

«Я такой заумный слов не понимать…» - я замаскировался под лицо чукотской национальности; но все-таки натянул опостылевший противогаз, прежде чем нырнуть в полумрак «Энергоустановки».

Намеки значка и волшебного динамика оказались правдой – в массивной металлической защитной рубашке со множеством подводов труб и кабелей приводов располагался небольшой реактор, впрочем, я ошарашено присвистнул, когда прочел на английском его вес – он составлял более двухсот тонн.

В этой же комнате, но за толстыми, с заявками на герметичность, перегородками из освинцованного стекла располагались небольшие парогенераторы, вырабатывающие ток. Один из четырех агрегатов трясся как припадочный, мигая аварийной лампой «разбалансировка». Гм. Девять лет без обслуживания дают о себе знать. Я отпер дверь в генераторную и осмотрел его с разумного расстояния – возможно, пар, тонкой струйкой бьющий из разгерметизировавшегося поддона, радиоактивен по самое немогу. Долго генератору не протянуть. Жаль, ведь в голове у меня уже завертелась идейка провести по основным убежищам дармовое электричество. «Мирный атом – в каждое Убежище!». Паровая турбина обиженно взвыла, видно, не имея солидарности в этом вопросе – уж очень ей, похоже, хотелось служить родине, и выбросила облако пара вперемешку с частицами смазки из сочленений своих механизмов. Я выскочил, словно ошпаренный. Тут похоже, не только халявное электричество обламывалось, тут похоже, есть опасность прибытия мирного атома в своем натуральном виде. Если контур разгерметизируется настолько, что подпитывающей воды не хватит для охлаждения реактора, то… Дальнейшее слишком хорошо известно по печальным событиям прошлого тысячелетия на ЧАЭС. Хоть агрегат и вернулся в нормально-исходное состояние лихорадочной тряски, стекла противогаза медленно, но верно запотели.

Я подошел к пульту управления. Двух больших дисплеях, дублирующих друг друга, в режиме реального времени отображалась вся важная техническая информация. Согласно ей, третий контур имел аварийное состояние, запас прочности был почти исчерпан, и выход из строя, согласно всей той куче датчиков, которыми усыпан путь мирного атома до мирного киловатта, прогнозировался через семь месяцев. Пренеприятнейшее известие. Тем более, что перегрев реактора уже составлял три процента от критического. Мне жутко восхотелось отключить этот жуткий часовой механизм с урановой начинкой.

С помощью похожего на разжиревшую не в меру компьютерную мышку манипулятора я попробовал войти в режим управления контурами. Мне это удалось, но при попытке отключить аварийный контур и задействовать замедляющие реактор элементы, адская машина запросила пароль. Я уныло взглянул до этого казавшийся волшебный пропуск: пароль реактора был десятизначным, и соответственно, волшебство карточки здесь не имело силы.

Малогабаритный дозиметр, подвешенный на моем поясе, в довершение всех неприятностей вдруг запищал, а это значило, что надо валить отсюда поскорее, или фонарик мне придется выбросить за ненадобностью – я сам буду светиться почище иных источников света.

Массивные створки стали закрываться автоматически, стоило мне пересечь порог. Умная автоматика отсекала меня от опасности толстой пластиной из обедненного урана. Спасибо и на этом, но в мозгу рисовалась и не давала успокоится страшная картина разрушения реактора и выброс сотен килограмм смертоносного топлива на многие километры. По сравнению с этой перспективой, пропахшие солярой и надоевшие трескотней дизельные японцы казались раем небесным. Я поспешал к последней двери, на ней, теша последнюю надежду поживиться чем-нибудь ценным, было нанесено строгими буквами: «Научно-административный сектор категории А». Дверь после нехитрых манипуляций послушно отперлась и я оказался в большом коридоре, имеющем два отвода.

О том, что я попал в святая святых, свидетельствовала идеальная отделка помещений и некогда царивший здесь порядок, приличное освещение и обрамленные декоративным цветником (ныне, естественно, превратившийся в сухостой) места для отдыха с дизайнерскими, на мой взгляд, излишками.

Итак: один из коридоров вел в комплекс из довольно больших помещений с клетками, клетями, бронированными стеклянными комнатами с манипуляторами и неясного назначения медицинскими устройствами; с полками и холодильниками, уставленными всевозможной химией, хирургическим инструментом и прочими средствами для издевательств над живыми и дальнейших надругательств переставших быть таковыми, существами.

Здесь повсеместно царил беспорядок, дверцы клетей были распахнуты или содраны с петель, кое-где застыли, помечая трагические события прошлого, пятна почерневшей крови, клочья шерсти, и битое стекло; мне удалось найти разбросанные останки давным-давно погибшего здесь человека.. Следы зубов на его костях рассказали, что он стал закусочной для не слишком крупного, по современным меркам, хищника.

Тем не менее, можно утверждать с уверенностью: мне сегодня однозначно не везло на хабар. Бедняга был вооружен, похоже только надеждой. И печальный финал его жизни красноречиво говорил, что в современных реалиях надежда хороша, но все-таки недостаточна. Склянки с химией с неприкрытым садизмом пестрели незнакомыми мне кодировками препаратов.

Чертыхаясь, я пробрался в последний корпус, вот здесь было интереснее… Дорогая мебель и металлоконструкции из нержавеющей стали, стекла, все было перемешано и искорежено, словно тут поработала рота давно скучающих гранатометчиков. На полу были горы автоматных гильз, и – о чудо! – даже не ополовиненный цинк с 7,62 под мой любимый АКМС. Разоренная ныне огневая точка когда-то прикрывала невысокую, на вид необычайно, даже неприлично забронированную дверь, скорее годящуюся для межпереборочного люка на подводный атомоход, чем на участие в дизайнерском коктейле бывшего великолепия научного-административного корпуса.

Во рту пересохло, когда я подобрался поближе к массивному запору. Взгляд упал на цинк с патронами. Я осмотрелся. Успели ли защитники на огневой нырнуть в люк? По меньшей мере, ни останков, ни оружия, а значит, все может быть…

Приготовив загодя гранату, я с преогромным трудом провернул запор и приоткрыл люк.

Из абсолютного мрака по ту сторону сильно тянуло сквозняком. Запах подвала со сладковатым, еле заметным ароматом бензина. И тишина… На часах было уже пол-третьего, и до темноты у меня было в запасе около четырех часов. А это значит…

Я вышагнул на грязный бетонный пол огромного помещения. Луч фонаря едва доставал до противоположных стен, таких же серых и мрачных. Шаги гулко, как в пещере, разгоняли и дробили тишину, когда я, борясь со страхом, аккуратно обходил огромную залу, держась поближе к стенам, инстинктивно защищая спину кучами наваленных бочек и старых ящиков. В луче света было видно: в середине зала, диаметром почти с десяток метров, был тщательно вырисован белой флуоресцирующей краской круг с вписанной в него буквой «Н». Черт подери! Что-то до боли знакомое.

На разгадку круга меня подтолкнуло изучение потолка. На первый взгляд он имел странную конструкцию – мощные ферменные опоры поддерживали бетонные наборные панели, и к серединам опор на шарнирах крепились просто гигантские пневматические толкатели. Я удивленно осмотрел стык панелей – тут бетонные плиты имели большую щель, забитую грунтом, и из всего этого безобразия спутанными волосами торчали во все стороны корни небольших деревьев. Гм. Я критически окинул взглядом еще раз эту несуразицу… Разводной потолок?

И тут меня пробило. Вертолет! Конечно же, секретный подземный ангар для вертолета! Вот это да!!

В подтверждение догадки рядом с белыми маркерами я обнаружил спрятанный в кармане бетонного пола стык топливозаправщика. Отброшенный в суматохе шланг свидетельствовал о том, что покидал ангар вертолет явно не на вечерний, для нагула пущего аппетиту, променад. Кто-то явно очень спешил.

Прямо в центре символа «Н» стоял одинокий стальной кейс.

Это был ноутбук, модифицированный для военных; аналогичный моему, только может быть, чуть современнее. Длинный кабель в защитной оплетке соединял его с источником тока, силовым электрическим щитом для ангарных механизмов.

Я осторожно, с замиранием сердца, и зарождающимся где-то в глубине легким волнением приоткрыл крышку.

Ноутбук ожил, загудел вентиляторами нутра, разгоняя пыль, покрывавшую его уже почти десять лет.

«Добро пожаловать на объект «Сакура». В связи с форс-мажорной ситуацией, я, администратор и главный научный сотрудник, Пономарёва В.И., беру на себя ответственность за разглашение персонифицированных и государственных сведений для Вас, так как, возможно, Вы являетесь представителем выжившего Человечества»…

… Дубль текста на английском, немецком, французском…

«Пожалуйста, нажмите клавишу ENTER для подтверждение вашего желания и Доброй Воли в получении сведений касательно объекта. Если клавиша ENTER не будет нажата, через пять минут информация, хранящаяся на ПК, будет уничтожена». Таймер неумолимо принялся отщелкивать цифры. Мое волнение достигло апогея, когда я вдавил клавишу ввода.

Ноутбук перезагрузился.

«Добро пожаловать на объект «Сакура». Вы находитесь в режиме автоматического просмотра. Пожалуйста, воспользуйтесь клавишей «Пауза» при необходимости временного останова просмотра»…

Экран со стилизованным изображением цветка вишни.

«Итак, мы начинаем»…

Глава 6.  Объект «Сакура». Архивы.

«История объекта под классификационным названием «Сакура» началась в 1979 году, одновременно со строительством комбината по производству и выделки тканей «Великий Октябрь»».

На экране возникло фото невысокой, но массивной каменной колонны, на которой неизвестный скульптор

Выгравировал на выровненном срезе камня: Здесь к концу двенадцатой пятилетки будет построен текстильный комбинат «Великий Октябрь».

Невидимый лектор, обладающий приятным женским голосом, продолжал: «…На закладке фундамента Восточного и Южного цехов при пробивке несущих опор были обнаружены многочисленные и объемные карманы карстовых пещер, обладающих, в связи со специфическим составом минералов, высоким коеффициентом радиогеологического и сейсмического экранирования (Возникло черно-белое изображение спелеолога, в телогрейке, перепоясанного вдоль и поперек ремнями. Он светил коногоном куда-то вглубь пещеры, указывая пальцем присутствующим рядом коллегам на нечто, недоступное светочувствительности пленки советского фотоаппарата). Перенос места строительства был посчитан нерациональным – в данном месте находились необходимые для технологических процессов текстильного производства водоисточники с возобновляемой базой и проточной водой. Решение о создании в этом уникальном месте спец-объекта было принято на внеплановом собрании ЦК КПСС по инициативе конгломерата Министерства Обороны СОХ (…Special defence-chemi, продублировалось титрами).

На место будущего объекта в срочном порядке были доставлены строители из подрядных МО организаций, которые и осуществляли строительство при проведении мероприятий по маскировке работ.

Фактически, именно по причине внепланового строительства стройка завода была закончена с опозданием в почти пять лет…» Прошли нечеткие кинокадры, запечатлевшие большие ворота в лесном массиве – и это значило, что по меньшей мере существовал еще один, неизвестный мне вход на «Сакуру». Гм. Хоть я и довольно тщательно пошарился по объекту, отводов, подобных снятому, широких – автомобиль проедет – я не встречал.

Кинохроника запечатлела также подписание каких-то бумаг толстым человеком в темных очках, который после процедуры, презрительно окинув разверзшиеся, покрытые дерном бронестворки секретного хода, удалился.

«…Двадцать четвертого июля 1980 года, когда комбинат только производил набор и подготовку кадров для производства, объект «Сакура» получил официальное название и приступил к научно-исследовательской деятельности в рамках программы СОХ.»

Старые кадры сменились более современными, где низкорослая темноволосая женщина на фоне огромных панелей стеклопакетов лаборатории, смущенно улыбнулась и медленно двинулась по коридору, синхронно с оператором, поясняя и рассказывая далее; на несколько секунд поверх английских титров появилась надпись «Для отчета комиссии СОХ по подрядным объектам»:

«На сегодняшний день наше исследовательское бюро занимается восьмью крупномасштабными проектами, и несколькими второстепенными. При поддержке НИИ №3 «СпецОборонХима» мы расширили техническую базу для двух отделов, закупили и используем не имеющие аналогов аппараты гибридной инкубации и неконтактного клеточного анализа… - Женщина указала рукой на агрегат, утыканный куда попало, на всю необъятную русскую придурь, гибкими гофрированными воздуховодами, змеящимися по лоткам к потолку. – А вот для изучения бистабильных процессов мы используем…» - здесь голос, подчиняясь умелому видео-монтажу, сбавил уровень, и далее уже знакомый лектор на фоне прогуливающихся и что-то натянуто-рассказывающих видео-оператору для отчета сотрудников, продолжил: «…Официально-подотчетно объект «Сакура» в доперестроечный период занимается исследованиями воздействия малых доз химических, бактериологических и радиоактивных отравляющих компонентов на организмы животных в стадии эмбрионального и внутриутробного развития, но согласно внутренним архивам, где-то с осени 1985 года, при поддержке заинтересованных лиц из правительства, вне программы СОХа, проводится ряд детальных исследований по гибридизации различных видов млекопитающих. В том числе и при агрессивных органике, условиях…» - кинооператор на этот раз запечатлел многочисленные клетки, с ревущими и мечущимися обезьянами, собаками и другими уже диковинными для меня животными из мира «До». Камера следовала за человеком в халате и с повязкой на лице, который выкатывал из экзекуционной камеры прикованную намертво – только дышать – к каталке пускавшую от истерики кровавую пену ртом, макаку. Эти кадры явно не входили в отчет. Гм... – «Определенные положительные результаты были получены по некоторым биогенезам приблизительно через полтора года исследований при применении нового разработанного вещества, в зависимости от состава, позволяющего мягко формировать мутации без летального исхода. В конце 1988 года внезапное обнаружение ревизором СОХа внепрограммных работ выливается в крупномасштабный скандал на правительственном уровне, скрытый тем не менее, от общественности; но после демонстрации результатов, на уровне Министерства обороны принимается решение о продолжении работ над программами гибридизации, а исследования по заказу СОХа урезываются под менее 20% бюджета…

Семнадцатого января 1991 года представлен первый дееспособный образец абсолютно нового существа приоритетно боевого назначения».

Диктор замолк на время демонстрации кадров атаки странного, лишь отдаленно родственного «моим» нетопырям существа. Кадры запечатлели огромную, кроваво-красную цветом, и признаться, довольно несмышленую обезьяноподобную гигантскую летучую мышь. На кадрах она с чего-то широко разевала рот, атакуя предварительно, похоже, хорошенько покалеченную немецкую овчарку. Несмотря на то, что овчарка с перебитыми лапами могла только ползать, этой летающей по огромной клети несуразице, никак не удавалось прибить отчаянно защищающуюся собаку, более, тем, охотник сам чуть не стал жертвой, когда бедной псине, собравшей остатки сил, удалось уцепиться за хвост. Обезьяно-мыша, отчаянно вереща, засучила в воздухе задними лапами, пару раз удачно достав собаку, которая, обессилев, уткнулась головой в пол, на радость этой красной гадости, которая и после смерти жертвы долго валтузила бездыханное тело по всей клети.

«… После резолюции центра МО объект «Сакура» приобрел статус особо важного закрытого объекта, и далее были утверждены к разработке следующие проекты: проект №023 «Серенада», по сути, создание летающего ночного охотника; проект № 031 «Чайный лист» - очень живучий хищник для наземных операций, и проект №101 «Стрела», суть которого не известна нынешним сотрудникам и составителю этого отчета; есть лишь информация, что вся документация по «Стреле» была изъята в 1997 году спецотделом МВД синхронно с масштабными кадровыми заменами. Это косвенно может свидетельствовать о крайней важности результатов по сто первому проекту. Забегая вперед, следует отметить, что усовершенствование образцов «Серенада» и «Чайный лист» с некоторыми, связанными с политическими катастрофами, перерывами, продолжалась практически до последнего дня функционирования объекта…

После событий перестройки интерес правительства охладел, и финансовое и материальное обеспечение для научной базы урезали практически до состояния простоя основных исследовательских мощностей, ход работ притормозился на довольно длительный период, и ученым, что бы сохранить работу и объект, пришлось заняться разработкой и производством сложных биологически-активных химических веществ, лекарств, реактивов, и тому подобное. Такие продукты всегда находил покупателя – если не на территории СНГ, так за рубежом.

Переломный момент наступил после скрытых испытаний одной из боевых модификаций по проекту «Чайный лист». Уникальность события состояла в том, что испытания прошли в реальной обстановке широкомасштабных армейских учениях «Березина», проводимых союзными государствами в 2002 году.

Боевая единица, десантированная транспортным самолетом за пять километров от базировавшейся на территории полигона бригады войск особого назначения, получила задание от оператора самостоятельно уничтожить бронетехнику «врага», и укрыться от преследования в районе аэродрома для дальнейшего авиаперелета.

«Чайный лист» успешно обнаружил и атаковал с подветренной стороны уже, как и было задумано, находящиеся на «боевом» марше войска бригады. В результате скоротечного боя были выведены из строя четыре БМП-2, повреждены два Т-85, уничтожено более двадцати человек личного состава. «Лист» успешно отступил и скрылся, избегая поражения крупнокалиберным стрелковым оружием и гранатометчиками…»

Тут пошли кадры боя, снятые спутником-шпионом, и я с отвисшей челюстью зачарованно наблюдал, как нечто, напоминающее сверху невероятно стремительную гигантскую змеею, длинною около десятка метров, атаковало охваченную беспорядочной пальбой маршевую колонну. Гибкий стремительный хлыст изворачивался в немыслимых направлениях, лавируя в стремнине гранатометного и пулеметного огня, срывал башни с БМП, рвал танковые траки и гнул пушки, обезвреживая стальных чудовищ… Когда он, потеряв гибкость от ранений, отступил, место схватки представляло собою жалкое зрелище. Выжившие солдаты двинулись, едва перегруппировавшись, назад, едва-едва не срываясь в паническое бегство. Их ждала явно незавидная судьба: нарушителей приказа о неразглашении в лучшем случае ждала чрезвычайно насыщенная и интересная жизнь в комнате с мягкими стенами среди великих знаменитостей, а худшая альтернатива была более мрачная – на расцвете сил удобрить своим телом землю…

«Задействованный в испытаниях прототип № 031-217, был одним из первых, способных управляться человеком телепатически, при использовании оператором специального прибора-излучателя. Фактически, обещав к 2009 году разработать улучшенной боеспособности версию со взаимной телепатической дуплекс-связью, и управлением напрямую без излучателя, тогдашней администрации «Сакуры» удалось сорвать грандиозный казенный куш. Финансирование и матобеспечение было восстановлено с лихвою, и началось расширение комплекса – за три года были построены два новых подземных яруса (Черт подери! Какие еще ярусы?), оснащенных новейшим оборудованием и испытательными мини-полигонами, старый же, самый верхний, оставили ученым и администрации; был опробован и задействован исскуственный программный псевдо-интеллектуальный модуль контроля состояния объекта и управления системами безопасности, регулирования кислородного снабжения, а также управления новой энергетической установкой – малогабаритной атомной электростанции совместной американо-российской разработки. Соответственно, расширили штат до двух сотен ученых и трех сотен помощников и исполнителей.

Работа закипела с новой силой, новыми средствами и новыми открытиями. Из лучших научных сотрудников была выдвинута в администраторы моя кандидатура, Пономаревой Валентины Ивановны, так как предыдущая администрация исчерпала свои возможности различными достаточно шумными рекламными акциями, для кредитования на собственные особняки и шикарные авто.

Работники объекта прыгнули выше головы, выполнив данное в 2002 году практически нереальное обещание по оснащению крупных боевых единиц телепатической дуплекс-связью. Управление самыми совершенными живыми машинами для убийства было настолько простым, что тогдашний министр внутриведомственных конфессий самостоятельно, взяв управление на себя, уничтожил стационарную цель, имитирующую стандартную мобильную базу НАТО.

Все изменилось вскоре после того, когда по приказу из министерства к нам были направлены два биолога из США. Джим Ли Ричардсон и Ребекка Ли Ричардсон. Брат и сестра. Оба талантливые, общительные и веселые, из известной в определенных кругах и богатой, не чурающейся науки, фамилии.

Кроме того, они привезли с собою много новейшего оборудования и исследовательского инструмента».

Возникло фото улыбающихся, в сдержанную обнимку, двух людей; оба черноволосые и кучерявые, девушка чуть стройнее и пониже. Старший, похоже, братец, показывал фотообъективу отливающую золоченым вензелем бирку с надписью «Inc. Object “Sacura”. Jim Li Richardson».

«Как составитель послания, и администратор «Сакуры» я не имею права быть предосудительною. Но некоторые работники охотно (до применения «Посылки») поделились своими заметками и дневниками насчет американцев. Прежде упомяну, что это действительно очень талантливые и изобретательные люди.

Их основной целью пребывания на объекте было изучение поведения некоторых простейших микроорганизмов в случайно открытом строителями при закладке третьего яруса глубокого желоба, прогреваемого теплом тектонического происхождения. На дне желоба, на глубине более двухсот метров под уровнем моря находился небольшой теплый, с активными гейзерами водоем. При исследовании водоема было обнаружено, что состав выделяемых гейзерами газов и сам состав воды весьма специфичен; проще говоря, по мнению многих биологов, это идеальный природный «первичный бульон», среда, из которой по официальной научной версии, зародилась некогда жизнь на Земле.

Основная часть проводимых американцами опытов касалась именно исследований эволюции простейших в этом самом бульоне. Ребекка, имеющая опыт и удостоверение по скалолазанию, даже спускалась туда пару раз в защитном скафандре. Эта пара понимающе проявила деликатность, абсолютно не интересуясь работой и продуктами спец-назначения объекта».

Дальше пошли фото, где с большой, более сотни человек, группой ученых, держась вместе, фотографировались на фоне прекрасно выполненного стенного панно из разноцветного мрамора «Сакуре» – 30 лет!!!» эти самые американцы.

«Вот персонифицированные данные из опросов.

Актионова, Вера: Нет, не думайте, я не американофоб… Они нормальные люди, только замкнуты как-то. Постоянно напряжены… Словно ожидают чего-то. И когда мы с Реби пересекаемся взглядами, мне становится, что-ли, страшно... Хотя после тех мутантов и уродов, с которыми мы имеем дело на участке экосинтеза, я думала, уже ничего боятся не буду…

Мусашин, Олег: Вообще, у нас по традиции считается, что не пьет либо больной, либо предатель…

Они конечно, люди хорошие, но вот по праздникам, даже – ни рюмашечки какой, ни-че-го. Девка, конечно, правильно делает, знаем мы, как бабы от водки дуреют... Вот я им бизнес предложил делать, а всем известно, что они там, за океаном, через одного дельцы; так что, никакого интереса. Только выслушал меня, покивал, эхьсъюзми-эхсюзьми… Ду но аффер Рибека… Одним словом – румыны!

Корвич, Петр: Очень умны. Очень. И лени, нашенской нет. Учатся быстро. Особенно Реби. Только вот постоянно, как будто прессом к земле давит их, хоть вон и спортом занимаются, и непьющие…

Наконец, седьмого июля, 2010 года, когда нефтяная война достигла апогея, а катарсис национальной валюты фактически лишил граждан свободы волеизъявления и право голоса в принятии важнейших решений, Соединенными Штатами были запущен таймер конца той человеческой цивилизации, которую мы все знали. Среди первых атакованных были Китай, большинство мусульманских стран-нефтеобладательниц и часть шокированной и потерявшей дар речи Европы с Россией. Малогабаритные капсулы с насыщенным «Посылкой» аэрозолем, десантируемые банальным сбрасыванием без лишнего шума и пыли со специальных орбитальных аппаратов, в течении часа – в любую точку планеты, показали себя безотказным механизмом запущенного таймера. Ну, и сама начинка…Вирус с активным мутогенезом и потрясающей вирулентностью. «Посылка» от друзей из-за океана. С воздушными массами он перенесся от российских и европейских границ до нашего города через две недели после того, как перенаселенный Китай превратился в гноящуюся язву на поверхности планеты.

Сразу после первого сообщения о атаке у Ребекки случилась истерика, а Джимми стал белый, как мел. Они так и ходили вдвоем – вечно рыдающая и молчаливая сестра, и поседевший, бледный, как призрак, брат. Импульсивное желание разодрать американцев в клочки у любого, потерявшего всю родню и обреченного теперь до голодной смерти сидеть в герметичном бункере, куда-то испарялось, стоило увидеть эту страшную пару.

Что бы избежать заражения, объект пришлось наглухо загерметизировать и запустить системы циркуляции в контуре обеззараживания, для наружного воздуха..

Это было страшное время. С помощью специальных средств наружного наблюдения мы следили за охваченным заразой городом, так ничем в итоге и не сумев помочь. Чрезвычайно быстрый цикл течения болезни увеличивал количество трупов ежедневно на десятки тысяч. Существенное понижение интеллекта у зараженных вылилось в непрекращающиеся акты насилия, каннибализма, мародерства. Спустя неделю спасать было просто нечего. Все было либо разграблено, в том числе и военными – анархистами, либо сожжено, а улицы усеяны разлагающимися трупами. Но, судя по радиосообщениям, оставались еще южные части России, Польша, малая часть Европы, избежавшие участи прямой атаки и имеющие некоторый запас времени до момента прибытия фронта эпидемии. В сложившейся обстановке, я, нынешний администратор, принимаю инициативное решение о начале работ по разработке вакцины.

Работы начались ударными темпами, даже американцы слегка отошли и оказывали неоценимую помощь своими знаниями о микроорганизмах. Довольно быстро мы выяснили, что вирус гибнет от ультрафиолетового излучения с определенной частотой. Эта плавающая частота походила на код, для обеззараживания, который, похоже, и надеялись использовать ученые-разработчики оружия из США. Инструментальный цех опустевшего завода стал нашим испытательным полигоном. Мы провели рельсовый подвес для ультрафиолетового обеззараживателя, оснащенного датчиком движения и управляющегося автоматически; в сообщающемся с зараженной средой помещении мы осуществляли эксперименты над отловленными животными и еще живыми, если таковых удавалось найти, людьми. Изучив воздействие ультрафиолета на клеточную структуру, почти через пол-года ежедневных интенсивных исследований, мы разработали и вакцину против «Посылки».

Вакцинацию прошли все сотрудники, и внешние гермодвери объекта «Сакура» впервые пропустили обитателей без защитных скафандров одинадцатого февраля 2011 года.

Это был триумф, обернувшийся катастрофой. Вирус проник в убежище… И нежданная первая мутация «Посылки», и многие последующие, стали для нас сущим проклятием.

С тех пор наша жизнь оказалась в руках удачи и умении бегать наперегонки с постоянными, следовавшими друг за другом, мутациями и модификациями. Вирус медленно и неотвратимо загонял нас в угол… Заболели и погибли сотрудники лаборатории термоанализа третьего яруса, после вспышка в стационаре №4; число жертв с каждым днем медленно, но верно, росло…» - Видеокадры с цифрового фотоаппарата запечатлели двух изогнувшихся дугой людей, с перекошенными лицами, на которых уже отцветали, дав семена, цветы смерти: язвы и бурбоны полопались, испражнившись гноем и сукровицей, а почерневшие нижняя половина лица и уже безумные взгляды бегающих независимо друг от друга глаз говорили мне, что ни одной мысли на человеческом языке у них в головах уже нет… Уф! Хорошо, что я в процессе просмотра уже перекусил.

«… Ребекка заперлась в своей комнате, а Джим однажды потерял сознание прямо за лабораторным спектрометром… Он умер в марте, более не приходя в сознание… Старуха-смерть уже стучится в мою дверь, и моя единственная, оставшаяся цель в последние отведенные мне несколько дней – оставить возможным выжившим послание о наших подвигах во имя жизни. Да пребудет с нами Бог…»

Далее, уже на черном экране, шла одна звуковая запись, без английских дублирующих титров, сделанная уже, похоже, диктофоном на ходу:

«… Семь боевых единиц сбежали из своих загонов два дня назад… Мусашин, черт подери этого алкаша, обезумел, и выпустил их…Нам было все равно, буквально до того момента, когда вчера, выйдя утолить возрастающую жажду, я вышла в коридор и увидела Ребекку! Случилось невероятное!! Она заразилась раньше меня почти на неделю… Похоже… У нее муто-активный иммунитет… Кожа огрубела и потемнела, на ощупь эпидермис уплотняется… Фактор ВиАй – четырнадцать. Решила стандартное математическое уравнение, с налета… Я радировала по закрытому правительственному каналу радиоинформационной оптоволоконной связи о наличии человека с собственным иммунитетом… Вчера… Впервые они отозвались, и сказали, что не верят. Я послала результаты тестов и видео голой Реби… Кожа уже совсем темная и образуются каналы странного чешуйчатого рисунка… Сегодня ночью пришло сообщение, что они высылают нам вертолет – транспортник. «Туда влезет около сотни человек, но у вашей американки место первостепенной важности»… Толстожопые оптимисты.... Из начальных шестиста сотрудников нас уже меньше пятидесяти… Когда начали готовится, обнаружилось, что ночью атаковала и убила трех охранников вышедшая из-под контроля «Серенада». Мы обнаружили обожравшуюся «Серенаду» застрявшей в воздуховоде. Она тоже отмутировала в какую-то чернокожую, абсолютно неуправляемую мерзость. Из-за этого я приказала раздать мужчинам оружие. Мы всерьез опасаемся «Чайного листа». Против него – только огнемет, который стационарный, весом в пару центнеров, закрепленный на дистанционно управляемой постаменте под напряжением, у загонов для этих тварей.

… Час назад пришло сообщение, что связь с вертолетом потеряна, миссия провалена… Что наземная операция невозможна – из-за разрушенных, загроможденных путей и активности животных-мутантов…

Я скрываю это от других – в последние часы нельзя отнимать надежду.

У нас есть малый вертолет в экранированном подземном ангаре. Я приказываю единственному, пока вменяемому, пилоту, и еще паре ответственных ребят из охраны вывезти Реби из страны. Она умница и сама найдет ученых. Я же вывожу оставшихся в цех, где мы будем ждать никогда не прилетящего за нами транспортника… Прости, Господи… Я просто не хочу отнимать надежду…

О! В коридоре сектора пальба! Сейчас я перегоняю в программу автозапуска данные с диктофона, и передаю ноутбук Ребекке, пусть оставит его на взлетной платформе, там безопаснее и электрощит с резервируемым питанием…» - Слышны какое-то шебуршение и слова прощания на английском, плач, прерывающийся автоматной стрельбой с коридорным эхом в отдалении.

«Да пребудет с вами Бог! Я, администратор объекта спец-назначения «Сакура», Пономарева Валентина Ивановна, доверяю Ребекке Ли Ричардсон миссию нашей последней надежды…»

…Звук выключился, программа закрылась, и я узрел стандартный рабочий стол Windows.

Я просидел в тишине еще несколько минут. Ни одной четкой мысли…

Гм… Весьма необычная такая находка. Я аккуратненько прикрыл чемоданчик и поднялся, разминая затекшие ноги. Было неуютно и холодно. В мозгу поплавком маячили черные волосы мутантки Ребекки.

- …Миссия последней Надежды, - медленно произнес я, смакуя каждое слово. Как давно я не говорил!

«… Миссия… последней… Надежды…» - произнес кто-то моим голосом у меня в голове.

Волосы на загривке зашевелились.

Согласитесь, пренеприятное событие, когда кто-то так шалит. Все-таки это моя голова.

Я невзначай кинул взгляд на предохранитель автомата.

«… Миссия последней Надежды…»

Сзади раздался тонкий, стекло-по-стеклу, скрежет…

«Миссия…» - не дав невидимке договорить, я врубил на полную мощь фонарик и осветил шалуна. От увиденного автомат самостоятельно сделал сальто в руках, и забив на хорошие манеры, я подхватил ноутбук и задал стрекача к груде хлама у стены…

Глава 7. Объект «Сакура». Схватка.

Итак, все шло к тому, что такой расклад был негож ни мне, ни той твари, которая пыталась недвусмысленно отобедать зазевавшимся человечком. «Человечком», это потому что в сравнении с нею, я бы рядом казался, как мокрица по сравнении со мною.

Вот такие вот интересные аналогии лезли в голову, когда я, спрятавшись за бочками, занимался весьма нервным занятием – оценкой обстановки.

Когда я впервые осветил ее, автомат мой занялся акробатикой весьма небеспричинно: преогромнейшее насекомое – а вот тут моментик! Мне страшно повезло – застряло в круглой дыре люка, пытаясь, очевидно, неслышно подобраться к потенциальному пока обеду.

Гм… Дано: Дыра бронированного люка в диаметре более полутора метров. Теперь калибруем ее со змееподобной, покрытой сегментарным гибким хитиновым панцирем, гигантской мокрицей. И занесем в уравнение, что часть тела, более узкого у головы, уже находилось в ангаре, метров так, с пяток. И активно лыпала челюстями (или что там у них?), шкрябало ножками по бетону, и вообще вело себя весьма непристойно. Получалась отнюдь не радостная картина – длинна этого монстра составляла не менее десяти метров. И все эти десять метров на своей середине, застряли намертво в люке. Ни взад, ни вперед. Соответственно, от этой укупорки, путь для меня, назад через люк был заказан. Так и мерещится плакат: «Проход только через пищеварительный тракт», что естественно, как вариант не рассматривалось.

Конечно, можно попробовать привалить гада (отщелкнув магазин, я злобно поелозил затвором «Калашникова», и тварь перестала шебуршать – видно, узнала звук), но судя по размерам и описанию живучести в ноутбуке, это весьма непросто. Да и вряд ли оно доверилось бы налепить себе на уши затычки из пластида. Да и если бы он у меня был…

Так что ситуация, скажем, тупиковая. Морально подготовившись, я выглянул из-за кучи хлама. Тварь застила недвижимо, злобно поблескивая на свет моего фонаря фиолетовыми огоньками глаз. Капкан надежно держал ее. Я выдохнул. Чего только не сделаешь во благо науки, особенно, касающейся самосохранения. Патрон дослан, и я, постоянно осматриваясь и держа на прицеле голову твари, скрытую, впрочем, весьма надежно, передними хитиновыми щитками, медленно приближаюсь. Настолько медленно, что это утомляет более бега. Чую, чертово создание затаилось…

Луч фонаря скользит по дугообразным хитиновым сегментам иссиня-черного цвета. Это чудо мутаций недвижимо, но я не рискую приближаться ближе трех метров. Хитин весь испесчрен волокнистыми включениями, бугорками и впадинами. На вид очень прочен – вон на стальном ободе люка бороздки выгрыз заостренными концами сегментов, когда тварь пыталась прорваться, будучи обнаруженной. Гм… Вероятно, «Чайный Лист», а это был именно он – на боку была химически прожжена теперь еле различимая надпись П-ЧЛ 031-279, был ослаблен голодом, ибо с момента своего впадения в депрессию от лязганья АКМСом, являлся олицетворением апатии.

«Мож гранатку ему подкатить… Под брюшко», подумалось мне; я сделал шаг поближе, доставая, слегка поразмыслив, Ф-1. Но едва я коснулся чеки:

«Миссия!! Последней!!! Надежды!!!» - взорвалось в моей голове. Тварь ожила и изогнулась дугой.

Две пары глаз – теперь я отчетливо увидел их, - прочертили фиолетовыми углями хаотичную вязь в рвущей мой мозг отчаянным визгом темноте…

Хлоп!! Еще один полуметровый сегмент, сопровождаемый протяжным скрипом рвущейся стали проскочил в люк, и, встопорщив головные щитки, Лист умудрился достать меня ударом по бедру. Я покатился как тряпичная кукла, расслабив тело, пытаясь лишь контролировать направление перекатов. Мне повезло - удар, нанесенный щитком плашмя, не нанес серьезных увечий, но здоровски, до онемения, отбил ногу. И самое обидное, единственная Ф-1 теперь валялась у тела этого монстра, с так и не извлеченной чекой. В крайне опасной зоне поражения, у его чертовых жвал, обрамленных выпученными от натуг зенками.

«Телепат…» - подумалось мне, когда я последовательно, шаг за шагом, вспомнил подробности стычки.

- Телепат? – спросил я у твари, массируя бедро.

«Тееелепаат?!», - аукнулось снова в мозгу слащаво-противным (мой, что ли?) голосом, - «…Миссия Последней Надежды…».

Я вытряс, поглядывая краем глаза на Листа, рюкзак. Три РГД-5, четыре магазина к АКМС… Провизия, запасные СИЗ, дозиметр, аптечка. Гранаты я оставил, остальное упаковал назад, добавив к этому богатству и ноутбук с архивами объекта. Лямки рюкзака легли как влитые, когда я поднялся; пары десятков шагов по «подиуму» под фанатично горящими глазами зрителей (точнее зрителя, но с двумя парами этих самых, фанатично горящих,)показали, что более-менее сносно передвигаться я уже был способен. Осталось поместить одну гранату в оперативный карман на разгрузке («Может пригодится» - решил я), а остальные задействовать по назначению.

Подготовка укрытия из бочек заняла пару минут, спустя которые я извлек проволочное кольцо из запала. Тварь настороженно наблюдала за моими действиями. Чует, однако.

«Ну ничего… Ты потерпи малек, я ж не садюга какой… Все сделаю быстро и аккуратно» - воззвал я мысленно к совести Чайного Листа, и прицелившись, метнул гранату в подбрюшную зону, аккурат у люка.

Проследив траекторию гранаты – убедиться, что она упадет где надо, я собирался только было нырнуть за бочки, как меня что-то остановило. Чертов Лист выкинул невиданный фортель: провернув тело в дыре люка, он стал на «ребро», словно бейсболист из кошмарных снов шизика, и отбил своей забронированной по самое не могу балдой мой гостинец в сторонку. Я рухнул на пол. «Хорошо, хоть не сюда», подумалось мне после того, как несколько бочек и фанерных ящиков совершили короткий, но гордый полет от эпицентра гранатного разрыва.

Однако! Я повертел в руках очередную РГД-5. Бейсболиста надо обхитрить, иначе – я тоскливо обвел взглядом бетонные стены и единственный надежно закупоренный Листом, выход – не видать мне ни убежищ, ни копченой химерятины, ни новых объектов аки собственных ушей.

Вся хитрость следующего трюка заключалась в использовании «затяжного» броска. Что бы исключить вероятность обратного полета к хозяину, скоба гранаты должна отскочить раньше процедуры метания. Чем ближе противник, тем дольше должна быть «выдержка». И в реальных условиях эффективность такого броска в основном определяется расчетливостью и хладнокровием гренадера.

Выдернув чеку, я окинул взглядом снова насторожившегося Листа, и спустил скобу. Хлопок – это сработал детонатор замедлителя. Я отсчитал одну полную секунду и коротко замахнулся. Весьма нервное занятие, я вам скажу. Поэтому, когда на истечении третьей секунды граната покинула ладонь, я с облегчением шлепнулся на пузо, за укрытие из баррикады всяческого хлама.

Умсс! По ушам хлестнула взрывная волна, пробарабанили по стенам осколки, и, чуть погодя, скрежещущий визг Листа возвестил, что на сей раз можно смело признавать раунд за мной. А может, и поединок.

Приложившись к «калашникову» я двинулся по широкой дуге приставными шагами, подсвечая противника узким лучом налобника.

Чайному Листу было явно больно, он выгнулся так, что вздыбленное тело доставало почти до четырехметрового потолка; раскинутые в стороны многочисленные пары заостренных на конце ног дрожали, и волны судорог то тут, то там, прокатывались по ним.

Среди подпанцирных тканей Листа выделялись переплетенные толстые и длинные канаты в сдувшемся кожаном пузыре для внутренних органов. Чудовищно жилистое тело находилось на грани явного голодного истощения – по внутренней поверхности хитиновых сегментов словно размазали тонким слоем песочного цвета живой крем, покрытый нежными волосками, – а тут еще моя граната…

Кожаный мешок в нескольких местах был пробит осколками и сочился темной жидкостью.

Я присел, и в упоре, дал очередь по этим сокращающимся канатам, позволяющим с такой легкостью насекомому управлять гибкой броней, весом куда более тонны.

Пули черными дырами пунктира расчертили тварь до головы. Оглушительный, скрежещущий скрип повторился, тварь дернулась, пытаясь дотянуться (наученный горьким опытом я атаковал теперь на безопасном расстоянии) – тщетно! Хитиновый хлыст опал, прочертил огромную дугу, плюща двухсотлитровые бочки, словно те были из фольги. Теперь подпанцирная зона была для меня недоступна, оставалась только голова, на которую я, не теряя удачной изготовки, перенес огонь. Маленькие жала, выбрасываемые «калашниковым», скользили по щиткам Листа, рисуя на нем розоватые росчерки меди. Пробивной силы явно не хватало даже на тонкую головную броню

Лист ушел в глухую оборону, он весь сжался, по-черепашьи втянул конечности под панцирь. Каждое попадание, несмотря на абсолютную безвредность, заставляло тварь вздрагивать и нервничать.

Еще б с пяток лет назад я бы кисло заметил в такой ситуации, что стрелок понапрасну жжет боеприпасы, но это может, и было верно лет так с пяток назад. Теперь же я упорно обстреливал скрытую за прочнейшим хитином голову монстра, держась на расстоянии, и в конце-концов, на двадцать третьем по счету одиночном выстреле я добился своей цели: пуля попала носиком в стык щитков и уподобляясь ломику вора, со смачным хрустом раздвинула их, прошла далее.

Чайный Лист извергнул струю черной жидкости. Это выглядело так, словно его вырвало... Натурально, желудочным соком или еще чем… Плевок бесформенной кляксой растянулся на пару метров. Щитки медленно опустились, и я узрел результат попадания – один из глаз отсутствовал напрочь; лист обмяк окончательно.

Что же. Похоже, победа за мною. Я заменил магазин автомата; в запасе осталось еще два. Тяжелая победа. Но от этого не менее сладкая – словно гора свалилась с плеч, появилась приятная, после неимоверного нервного перенапряжения, слабость. Мне чертовски захотелось пнуть застывшую недвижимо уродливую мокрицу.

Что-то дернуло меня на контрольный выстрел по голове, или что там у него. И, снова, подтверждая величайшее из неписанных уже с десять лет правил, осторожность по головам своих (или не своих?) коллег-желаний прошла бы в дамки. Заняла бы первое место. А в современном, моем, мире – просто позволила своему носителю существовать далее.

За мгновение до выстрела Чайный Лист рванулся в мою сторону стрелою, вытягиваясь из предварительно сжавшегося комка в тугую струну. Два новых хлопка подсказали мне, уже откатывающемуся назад, что еще два сегмента в ангаре. Лишний метр.

Жвалы клацнули вполне конкурентоспособно к пистолетному выстрелу, когда стальной обруч остановил тяжеленного монстра. Посыпалась бетонная крошка, от бронелюка пошли гулять змееобразные трещины.

Чайный Лист бесновался в капкане, словно пару минут назад и не подыхал от голода и ран. С адской методичностью механизма, он собирался в гармошку, и, устремляясь вперед, вытягивался в стрелу, расшатывая кольцо капкана.

Жить захотелось, как никогда. Даже дураку было очевидно, что дальнейшее нахождение в ангаре и жизнь понятия несовместимые.

Не мешкая, и стараясь не смотреть на Листа, я подскочил к силовому электрощитку. Тут все было сделано по уму – органы управления находились в одном месте, рядом с огнетушителями и «тревожной кнопкой». Я поднял вверх рычаг питания компрессоров и выжал кнопку пускателя с надписью «Экстренный подъем». Монстр замер на мгновение – где-то недалеко заработали мощные электромоторы, аж пол задрожал, послышались шипящие звуки нагнетаемого воздуха. Впрочем, наша заминка длилась секунду, и по ее истечении Лист продолжил расшатывать кольцо, а я с полубезумной улыбкой наблюдать за механизмами и делать ставки – увижу я небо или нет…

Рассерженно зашипели потревоженные толкатели, напирая на потолок. «Еще!.... Давай, давай!!».

Стык разводного потолка приподнялся на метр, и дрожа, прекратил подъем. Видимо, переплетенный корнями выросших деревьев и кустарников окрепший дерн, как живое полотно, держал створки надежнее, чем мои ладони – верный АКМС. Теперь, уже от нечего делать, я внимательно осмотрелся. Рядом со щитом, словно в насмешку, была прикреплена табличка, обязующая содержать поверхность дерна столько-то метров площадью в облике хитрого невинного газончика. То бишь, травка. А у меня тут лохмы корневищ из щели торчат, словно борода столетнего великана-мусульманина.

...Кольцо бронелюка продержалось еще с три минуты. После очередного рывка вышло за уровень стены, и почувствовавший свободу Лист, торжествующе заскрежетал и двинулся прямиком на меня. Последняя РГД-5 сама прыгнула в ладонь, разделяя желание продать жизнь подороже. Когда же еще, как не сейчас: кольцо, держащее тварь, вылезло из стены, но при этом – это отчетливо было видно –, упруго остановило массивное тело монстра на месте, отчего тот раздраженно скрежетнул и завертел головкой.

Я подсветил ему фонарем, разглядывая обруч сам, правда, мой интерес был с противоположным знаком. То есть, что раздражало Листа, несказанно радовало меня. Граната вернулась восвояси в свой карман И я возблагодарил трудолюбивых строителей, которые работали на объекте – кроме простого монтажа в бетон, прутья толстой стальной решетки, армирующей стену, были обварены по контуру на кольцо при установке бронелюка и пока надежно гасили все попытки освободится или сломать ее рывками. Решетка-амортизатор практически сводила на «нет» эффективность разгонных ударов Листа, правда, противоположные концы арматуры медленно, но верно выкрашивали бетон стены, удлиняясь; и дураку ясно, что они не бесконечны, и рано или поздно выскочат из толщи бетона.

В дыру от вырванного с корнем люка теперь относительно свободно пролезало тело монстра, и опасность стала снова ближе на пару метров. Но, тем не менее, оставался свободный проход у стен, и в самом узком месте было около двух метров безопасной зоны. Я отошел в сторонку: быть расплющенным летящей по инерции тварью, если вдруг кольцо при очередном рывке даст слабину, желания особого не было. Что такое шах и мат я начинал ощущать в полной мере. Теперь, когда Лист более не хитрил, а просто довершал начатое, было даже бессмысленно стрелять по нему – он словно считывал мои нервные импульсы, за мгновение до нажатия на спусковой крючок уходя в сторону или подставляя броню вылетающей спустя мгновение пуле. Еще магазин в минус. Хотя, какая сейчас к черту, разница!

Стальной инструментальный ящик, который Лист поддел в мое направление, пронесся снарядом, правда, мимо, но падая на пол и снося хлам, высек обильный сноп искр. Гм… Я отлично понимал, что бетон дает совсем слабую и редкую искру, а из хлама только отсыревшие деревянная и фанерная тара от механизмов и инструментов, искрить там просто нечему.

Я осторожно поворошил ворох промасленной консервационной бумаги в месте приземления ящика стволом автомата. Ничего настораживающего. Хотя… некоторые лоскуты чуть заметно шевелились. Разгреб кучу, костеря себя за лихорадочность движений, но что уж поделать, на такие мелочи, как спокойствие, нету времени. Под мусором я обнаружил совмещенный сливной трап с вытяжным воздуховодом, забранный толстой решеткой. Трап был совсем узкий, а вот воздуховод… Я было возликовал, но преждевременно: по законам суровой реальности решетка была намертво вмурована в стяжку пола. Я попробовал приподнять ее: чугунная дура шаталась, но свободный ход был слишком мал, что бы подцепить ее чем-либо.

И как назло, чертов Лист отреагировал весьма предсказуемо на мою радость – чуя, что у гастрономически интересного объекта появился шанс свалить, он удвоил усилия. Может, капкан сдержал бы его и сейчас, но теперь Лист разгонялся под углом к стене с дырою, и арматура нагружалась неравномерно.

Бооомм! Одна из арматурин оторвалась, басовито загудела.

Бах-бах… Бах! Остаток патронов я потратил, выгрызая штробу под решетку.

Бооомм! Еще арматура… Нет, две. Новый рывок. Перекошенное теперь кольцо зажало сегмент, и тот с чудовищным хрустом сломался от давления. Толстенные осколки хитина пробарабанили по стенам под аккомпанемент визгов Листа. Казалось, рана только подстегнула тварь.

Я загнал в получившуюся штробу ствол АКМСа. Мешала мушка, но кончика свободного ствола перед ней как раз хватило, что бы завести рычаг под основание чугунной решетки. И прося прощения у отслужившего верой и правдой много лет оружия, я нажал на автомат. Решетка скрипнула, приподнялась. Первыми начали гнутся стальные направляющие складного приклада, а затем и ствол… Оружие держалось до конца, ствольная коробка посыпалась только когда решетка окончательно расшаталась и вылезла из гнезда. Я подцепил конец тяжеленной чугунины, с натугой опрокинул ее, освободил зев воздуховода и скинув вниз рюкзак, выхватил Глок.

Лист бесновался, как никогда. Под его оглушающий скрежет я спрыгнул в бетонную кишку вытяжки. Толкая перед собой рюкзак, через пару метров я обнаружил, что бетонный канал закончился и дальше пошел жестяной профиль. Здесь страшный скрип и грохот сопровождал каждое движение, благо хоть места хватало. Пот заливал глаза, и движение по заполненному затхлым и пыльным воздухом коридору отнимало много сил. Впрочем, долго терпеть не пришлось – вскоре я уперся в тупик с уходящим прямо вверх черным зевом канала.

Ни отдушин, ни окон, только тупик… И Лист сзади. Я сплюнул и выругался. С трудом поднявшись на ноги, осветил вертикаль. Ствол шахты выше имел горизонтальные отводы, и, пожалуй, стоило попробовать подпрыгнуть и схватится за край нового горизонта.

Я привязал к лямке рюкзака тонкий капроновый фал, один из концов которого следом закрепил карабином на поясе. Если все пройдет удачно, я просто подтащу рюкзак следом.

Изготовившись, я подпрыгнул. Мне удалось достать до края, но вскрикнув, я разжал пальцы: острый край жестяного листа стыка сильно порезал мне их. Злоключения на этом не закончились, и:

Труба не выдержала неудачного приземления, и целый пролет вытяжного воздуховода, срезав болты на проржавевших фланцах рухнул вниз, беспомощно увлекая меня в свободное падение вниз.

Черт! Все произошло настолько быстро, что не успев сгруппироваться я пребольно шандарахнулся спиною о пол. Выроненный Глок звякнул в сторонке. Отдышавшись, я успешно нашел его лучом фонарика.

Правда, ради пущей лирики, стоит заметить, между мною и пистолетом находился разбитый и раздробленный человеческий череп. И справа еще один, и слева вон пустая скорлупа бронежилета.

Глок, перепрыгивая все рекорды, стремительно набирал цену.

Глава 8. Объект «Сакура». Бегство.

Фал, которым я ранее приторочил к поясному ремню рюкзак, запутался в ногах, и, в стремлении поддержать первозданную тишину, пришлось потратить пару драгоценных минут на распутывание, прежде чем вожделенное оружие оказалось снова на своем законном месте.

Я ни капельки не преувеличу, если скажу, что после дикого скрежета Листа и грохота жести в пыльной кишке вытяжки мои уши отдыхали. Не то слово! Царила полнейшая – и слава Богу – гнетущая тишина. Испытывая по ряду причин неуемный интерес к самочувствию Листа, я, прежде всего, подобрался к зеву рухнувшего пролета, осветил нутро, нашел рядом пустой магазин от почившего героически АКМСа, и задержав дыхание, засунул голову в пыльный жестяной тоннель. Пролет рухнул только с одной стороны, и мои надежды уловить отзвуки деятельности твари увенчались успехом: на грани слышимости что-то со скрипом и легким хрустом сновало в ангаре. Минуты «шпионажа» мне хватило, что бы убедится, что по меньшей мере живому и вполне активному Листу удалось покинуть ангар.

Под ложечкой засосало и возникло непреодолимое желание распрощаться со злосчастными катакомбами поскорее, пока Лист не обнаружил свой упущенный обед. Перспектива стать ужином также не грела душу, посему многострадальный рюкзак с хабарным ноутбуком оказался снова за спиною, Глок проверен и взведен, а луч фонаря – к этому я долго приучал себя в свое время – как приклеенный следовал за прицельной линией изготовленного оружия.

Я оказался в небольшом помещении с двумя весьма солидными видом двустворчатыми дверьми на противоположных стенах. Судя по останкам, здесь погибло не менее трех человек, двое из них – в серьезной боевой экипировке. На одном из более-менее целых бронежилетов было на спине отмаркировано: «ОБ «Сакура»; что же сделалось с хозяином этого чуда бронешития, представить фантазии не хватало, было очевидно, что его, уже мертвые – надеюсь – косточки, кто-то долго и усердно выковыривал из жесткой скорлупы армированного кевлара. Настолько усердно, что в порядочном, годящемся более для хорошей пирушке радиусе весь пол был заляпан потеками крови и черными бороздами внутреннего содержимого некогда вполне себе резвящегося организма. Я сглотнул. А не те ли это три охранника, жертвы «Серенады», о которых упоминала администратор? Тем не менее, отсутствие времени подгоняло, отсутствие признаков электричества настораживало, и я вернулся к исследованию помещения. В середине бетонной коробки находилась когда-то остекленная будка дежурного с турникетом. Давно недвижимые стальные «уши» вертушки и усыпанный пулевыми дырами плексиглас будки украшали густые полотна паутины. Я приоткрыл двери и осмотрел дежурку. Устланный девственно чистым покрывалом пыли оружейный стояк, пульт управления турникетом, переговорное устройство, кресла. Пустой сломанный АКСУ на полу, два «Грача». Я поднял одного из них. В обойме хоть шаром покати. Бесполезный хлам.

Мои шаги отдавались эхом в этих давно заброшенных стенах, рукава пропылившейся паутины встревожено махали белесыми лохмами, стоило мне пройти мимо; обесточенность, обескровленность безжизненного помещения усиливало наваждение, способствовало созданию интуитивного образа мышления и действий, с этаким мистическим налетом... Внешние двери имеют по уже знакомому мне картридеру. Без электричества –основного, резервного ли – они не откроются, хоть медитируй на них до снисхождения Будды. Ползти назад? Только от представления себе действа, в котором я, замаскировавшись под оживший невкусный ящик для вертолетных прокладок-заплаток, пытаюсь пробраться мимо чертовски злого, голодного, битого и дырявленного Листа, становилось вдвойне неспокойно. А тут еще это:

«Миссия последней надежды… Телепаат?!» - правда, чуть слышно и слабо, но уже явственно, и с такой уверенностью, что я готов заручится: тварь знает, где я и уже на всех парах несется сюда, то бишь – я уколол двери лучом налобника, - на второй ярус, сектор №2. Дверь наверняка сдержит Листа, но место подыхать взаперти от голода под аккомпанемент вечных «Миссий» и «Телепатов» я был готов поменять с доплатой на любое другое, более безопасное, место. Да кто ж предложит?!... Можно, конечно, научить Листа паре хороших песен, что бы веселей было, да вот беда, и слух, и голос у меня напрочь отсутствовали. И посему есть весьма вероятная опасность сбрендить от собственных пениев в исполнении теле-хрен-знает-как-патической мокрицы-акселерата ранее, чем склеить ласты от вполне естественного голодания.

Проклятье!! Я метнул пустой «Грач» в сторону «стекляшки».

Хлоп! Пистолет, встретившись с плексигласовым окном, выплюнул свинцовую болваночку в потолок. Я медленно и с трепетом выпал в осадок. Не оттого, что сработал патрон в казеннике, который я забыл осмотреть, а от того что я в нутре «стекляшки», освещенной на короткий миг факелом выстрела… Чудовищный, до снежной белизны бледный, с черными плошками глазниц на пол-лица, замер, словно отпечатавшись на старинной фотобумаге, человеческий силуэт. Белоснежный силуэт был настолько контрастен, что на несколько секунд после вспышки, видение отпечаталось на сетчатке, с архаически-тошнотворным сарказмом давая понять, что это не мираж: провалы глазниц и протянутая к пульту рука. Круглоголовая, с идеальными и плавными линиями, пародия на человека. Волна разливающегося от будки холода накатила, достала так, что я искренне удивился, отчего иней не выступил вдруг на валяющихся разбитых автоматах, железяках, вскрытой амуниции. На черной скорлупе закровавленных тактических шлемов. Черный «Грач», минутой ранее давший эту престранную вспышку, теперь возлежал у входа в стекляшку, и смотрел черным зрачком своего дула прямо мне в лицо. Любые попытки пробить завесь пыльной паутины фонарным лучом тщетны, пятно света лишь скользило по плотному полотну, ни на йоту не проникая далее. Не спуская глаз с будки, я подтащил один из шлемов к себе: на нем шарниром был закреплен ПНВ. Малогабаритный, легкий, только с одним окуляром – для прицельного глаза, он ожил, стоило мне повернуть колесико режимов. Я выдрал кронштейн и приник к мягко светящемуся серым операторскому зрачку. Остатков энергии литиевого элемента вполне хватило, что бы убедится – стекляшка пуста. Чертыхнувшись, я выставил переключатель на «тепловизор», глянул снова. Что же… Будка была холоднее стен – это мне в полной красе разрисовала цветным крапом электроника приборчика. Я судорожно отнял его от глаз – если вдруг промелькнет хоть разок снова этот невероятный силуэт, пожалуй, я если не отдам концы сразу, то полезу в шахту вытяжки точно. А ничего хорошего, кроме Листа (а мне его похоже, уже не завалить – если он выжил после возникновения пары десятков дыр калибром 7,62, то после «Глока», энергия пуль которого раза в четыре меньше, он только если поморщится), меня там не ждет.

Итак, будка… Холодная, но пустая. Или пустая, но холодная? Кардинальных различий вроде бы нет. Если поразмыслить, все это безобразие похоже на знак, весьма специфичный, конечно; мне представилось, как охваченный приступом шизофрении потусторонний художник старательно лепит, высунув кончик языка, указатель для дурака, вроде как дизайнер, который рисовал дорожные знаки, что бы дяди из ГАИ могли регулярно пополнять госбюджеты и в равной мере, свои карманы.

Притаранив халявный ПНВ, я опять осмотрел внутренности дежурки. На этот раз тщательнее, осторожно переступив порог. Под подошвами захрустела мешанина из пластиковой крошки, битых бутылок и стреляных гильз под тонкой глазурью давнишней пыли. Жалюзи здоровенного промышленного кондиционера на стене обозначали исток еле заметного сквознячка через его радиатор. Может, это он холодит «стекляшку»? Я смахнул ладонью пыль с крышки. «Не спи – а то замерзнешь», красовалась аккуратная подпись красным маркером поверх мацушито-электриковской лейблы. Передняя крышка-радиатор у кондиционера для удобства обслуживания была подвешена на специальных петлях; ее можно было распахнуть на манер обычного окна, открыв таким образом доступ к подводящему воздуховоду для его чистки, и к схемам настройки и питания устройства. Я рывком распахнул дверцу, и вызванный движением поток закружил в воздухе легкие желтенькие шарики. Этими легкими скорлупками был устлана вся труба воздухоподводящего короба. Легкий тычок пальцем с хрустом раздавил один из них. Эти желтые катышки мне были очень хорошо знакомы – погибшие личинки мух. Когда разлагающийся труп уже не в состоянии прокормить полчища множащихся и растущих личинок, то… Вскинутый «Глок» обвел мумию крупного животного в саване из скукожевшейся черной шкуры, щедро украшенной приклеившимися оболочками опарышей. Тело «разлеглось» довольно далеко: я прищурил глаз – метров с семь от меня, обнажив шпангоуты ребер. В свое время эта тварь, похоже, проявила недюжинное упорство, протискиваясь по трубе – кости, аки поршень в цилиндре, сидели плотнячком, обжатые круглым в сечении воздуховодом. Одна из конечностей была завернута назад, и я различил смутно знакомую кожистую сморщенную перепонку, кисть с длиннющими когтистыми пальцами… Итак, пожалуй, поздороваемся, – проект «Серенада». В отличии от проекта «Чайный Лист» вышеуказанный фрукт давно находился в неработоспособном состоянии, что несказанно меня радовало; более, тем, по размерам прототип заводского изготовления раза в полтора перемахивал размерами потомков – моих выродившихся явно не от легкой жизни, оперно-химических летунов, а по весу, похоже, и вовсе раза в два. Значит, это то самое место, которое описала администратор, Пономарева, незадолго до эвакуации…

Вот и мне есть куда эвакуироваться! Я уже приценивающе начал протискиваться в зев проклинаемого воздуховода, как сзади что-то мягко шлепнулось у окна, холодом обдало спину,. Я так и замер на месте, борясь с судорожным желанием дернуть на рекорд спринтера-ползуна по воздуховодам секретных объектов. ужасом. Посветил вперед – померещилось, кисть мумии «Серенады» медленно-приглашающе разжалась. Ну все! Дожил-таки! Окончательный слет крыши. Сзади шлепает, спереди вроде оживает… Не смотря на оптимистичный юмор, в мозг вгрызалось ощущение, что все взаправду; и сколько не внушай себе, ничего не изменится. Словно ты гость, а это проклятое место живет своей, недоступной для понимания, жизнью, затягивая в водоворот кошмара всякого, кто осмелится ступить за порог. Страх облепил жирным холодом тело, казалось, стоит отнять от распростершихся останков на миг луч налобника, как мумия оживает, глядит на меня впавшими глазницами. Мысль о том, что придется проталкивать останки летуна перед собою, если поползу по профилю, перевесила чашу весов, и пальнув вперед из пистолета (меня сразу оглушило, но подстегивающий эффект был, как никогда, хорош), я вывалился в стекляшку, обещав себе быть щедрым на боеприпасы…

Пластинка с реквиемом в нечеловеческом исполнении, похоже, заела давно и безнадежно.

Снова пустота. Ни движения, ни звука. Но кое-что, все-таки, есть.

Это фотография, в рамке на панели пульта. Ранее стоящая на проволочной подставке, она опрокинулась, влекомая ли потоком воздуха от моих движений, задетая ли нечаянно амуницией?...

Я поднял деревянную рамку с панели, смахнул пыль рукою.

Обычное фото с «мыльницы»: фотограф запечатлел четверку людей, в тренажерном зале, причем двое из них были моими новыми знакомыми: сладкая американская парочка; вот в обтягивающей водолазке братец возлежит на доске под штангой, позади него добродушно, по-нашему (мутантскому, ессно) лыбится крепкий парень в тельняшке, на подстраховке... Ребекка и еще один на скамеечке – похоже, из охраны, – обнял ее за талию, но по тени от вспышки видно, что это только шутка-имитация, без единого прикосновения. Ребекка полуобернувшись, смотрит на нежданного фотографа, похоже, даже не замечая шутника (или не обращая на него внимания?..), вопросительно приподняв бровь. В руке – пружинный кистевой эспандер.

Мой взгляд скользнул по спине, и, как водится, ниже… Слегка смутившись, я аккуратно поставил рамку на подставку. «Полновата…» Криво ухмыльнулся – еще бы! – последние десять лет женщин, упитаннее скелетов, облаченных в скафандры из истлевшей одежды, встречать не приходилось. Гм… Взгляд, окончательно соскользнул с цветного прямоугольника, зацепился вдруг за небольшую платформочку на панели с тонкой щелью. Именно на нее и опрокинулась рамка, сбив тонкое но плотное полотно серого покрывала. Я извлек из «жесткого» кармана разгрузки свою волшебную карточку и наживил на считыватель. Секунду электроника переваривала информацию, дольше, чем ранее встречавшиеся картридеры, очумев, верно, от таких высоких регалиев.

Мне даже не пришлось вводить пароль – сработала схема резервного питания, затрепетали, просыпаясь, ртутные лампы, ожила панель… После часового полутемка вокруг уже порядком прослабшего луча налобника, свет казался овеществленным, густым и плотным, режущим глаза.

«Перейти на стандартное питание?» - вдруг ласково осведомился динамик на стене.

Далее, если трезво оценить случившееся, произошел разговор двух дураков:

- Йэ, йэ, офф коурс…(*Да, да, конечно*)

- Извините, команда не понята, - подхрюкнул на конце динамик.

- Оффф коуррс, дубина стоеросовая… Ты что, человеческий язык не понимай?!

- Вопрос некорректен, команда не понята. Основное питание будет подключено автоматически по истечению резервного лимита. – Голос являл собой идеал непогрешимости.

Я подавил накатившее желание пристрелить динамик, махнул рукою:

- Хрен с тобой. Подключай!

- Команда подтверждена, команда подтверждена, - радостно вдруг заверещал Святой Динамик, - Питание… Будет подано через: три… Два… Один… Основное питание не подано! – вдруг с безапелляционностью прожженного садиста, выдал он, - нестабильное смещения фаз электротока основных вводов…

«О! – Подумалось мне, когда я вставлял карточку в считыватель одной из двери, - привет от моего «пока мирного атома».

Дверь распахнулась, я узрел коридор промеж лабораторных катакомб, и… несущегося во весь опор Листа.

- Закрыть дверь!!! – заорал я, отскакивая и вытаскивая карту. Одежда вмиг стала словно на несколько размеров больше. Створки сомкнулись, но предварительно отпечатавшуюся в мозгу картину вряд ли можно назвать радующей: многотонная тварь неслась на повороте, извиваясь, прямотоком по стене, оставляя за шилоподобными многочисленными конечностями растрескавшиеся панели прочнейших триплексов остекления лабораторных залов, глубокие выбоины в бетоне стен. Похоже, Листу без разницы, по чему бегать. Тем хуже для меня.

Глухой удар в двери. Толстенная стальная переборка слегка вспухла. Еще некоторое времени она продержится, но если я вдруг решу заночевать в комнате, то вскоре точно послужу ужином. А выбор путей отхода, надо отметить, сузился, и теперь состоял из двух вариантов: противоположная дверь, отмаркированная «Переход к сектору №3», да и жестяная кишка, по которой я приполз. Это если выдержит рухнувший с одного конца пролет. Шахта кондиционера отметалась сразу: кроме того, что мне придется что-то делать с останками «Серенады», еще не факт, что есть отдушины, через которые можно без лишнего шума и пыли покинуть шахту. Я поежился, вспомнив неожиданное обрушение пролета, на рассчитанного на прыжки загнанного мутанта…

Лист в очередной раз мягко, по мере сил аргументировано, напомнил, что время ужина все ближе: между створками двери уже образовался зазор шириною с ладонь. Быстренько проверив амуницию, я водрузил рюкзак на спину и нырнул за медленно открывающиеся створки перехода. Потускневшие лампы накаливания – их, очевидно, использовали из-за царящей сырости, давали скудный свет, но достаточно для того, что бы определить: переход транспортный. Сразу за дверьми комнаты охраны для сотрудников была развилка, где располагался натуральный транспортный пост контроля с весами, рентген-рамкой, и еще хрен знает, чем. На полу поблескивала росчерками рельс промасленная широкая колея; проследив за путями, можно было недалеко увидеть финиш: одна из ветвей развилки упиралась в огромные, на весь зев тоннеля, массивные створки, под которые и ныряла ширококолейка. Противоположная ветвь уходила вглубь, за пределы освещенного перешейка, и в непролазной тьме, ставила первые заслоны чрезмерно любопытным – нехорошие, ой, совсем нехорошие архитектурные изыски из человеческих костей являл первый плавный поворот бетонированного сооружения. Может, статься, и просто трупы погибших сюда сносили в свое время, но инстинкт настойчиво уговаривал не соваться. Что-то там недоброе. Оставался прямой, как стрела, и вполне освещенный себе переход на противоположные концы рельс – там уже призывно мигала лампочка считывателя. Стандартная процедура, стандартные результат. Сопровождаемый только невероятно оглушающим скрежетом заржавленного механизма, насилуемого электрическим током. «Потерпи маненько…» подбодрил я створку, когда она с усилием оторвалась от стальной полосы приемника на полу и рывками, и угрожающими остановками поползла наверх. Я опять-таки совершил преступление против хороших манер, и не дождавшись полного открытия, прополз под плитой.

Черт! Опять темно! Пора заменить аккумуляторы налобника, и оглядеться… Так, здесь ширококолейка ветвилась на три линии, идущие вглубь огромного помещения с установленными железными огромными ящиками, перетянутыми арматурой из тщательно проваренных толстых стальных полос и катанных уголков. Некоторые из этих гигантских емкостей состояли из нескольких, сочлененных гофрированными переходами из незнакомого материала. Я пустился в обход одного из них, присвистывая от изумления: каждый из сегментов весил пятьдесят тонн, законно освидетельствованных штампом на боковинах… О-па! Конечный сегмент-модуль моей двухсотпятидесятитонной «каморки» имел створчатую, на ригельных запорах из нержавеющей стали дверь, усыпанную всю шилоподобными электродами. Открытую дверцу размерами с торец модуля. Из нутра «каморки», более подходящей для совмещенного со взлетной полосой ангара для небольшого самолета, тянуло весьма неприятным запахом. Что именно пахнуло, выяснять не особо хотелось. А чего хотелось, так это известно. Нервный я в последнее время, становлюсь предсказуемым…

Покрепче перехватив ставший вдруг игрушечным среди этих громадин пистолет, я засеменил вдоль стены к противоположному краю. Дважды мне пришлось обходить следы кошмарного пиршества: перемолотые кости, горы раздробленного странного хлама, осколки, зубы, измаранный пол преграждали мне относительно комфортную дорогу. На второй «точке» мне удалось обнаружить целые четыре сегмента, подобные тем, которые были у моего Листа, только пожалуй – я осмотрел их потщательнее – поменьше. Четыре изуродованных, но безошибочно узнаваемых хитиновых сегмента находились на усыпанном разнокалиберными толстенными черными кусками полу; минуты исследований хватило, что бы определить эти осколки в разряд останков от раздавленного невероятной силой бронепанциря твари, подобной той, что чуть не застала врасплох в вертолетном ангаре. Кто-то очень жестоко обошелся с погибшим Листом. На покуроченном хитине остались следы острых пробойников, которые, словно бронебойный снаряд, вскрыли хитин ловко и с минимальными затратами – входное отверстие небольшое, с кулак, а вот от выходное… Бах! Осколки лопнувшего хитина разлетаются внутри с огромной силой, разрывая мягкие ткани под панцирем… Следы слишком красноречиво говорят, кто разделал тварь, как Бог камбалу.

Я стряхнул оцепенение и заспешил дальше. На объекте «Сакура», как и в каждом уголке мира, доминировал закон выживания. Выживания сильнейшего. Сомнений быть не может – это мой Лист разделался с более слабым, вероятнее всего, более мелким соперником. Не таким совершенным, как он сам. Это он вскрыл панцирь, он выжрал внутренности, был художником этих кошмарных костяных арабесок. Выжить любой ценой! Именно, поедание собратьев и позволило протянуть ему так долго. Целых девять лет! Рекорд среди живых существ, достойный внесения в Книгу Самых Страшных Рекордов…

На потолке у противоположной стены, аналогично вооруженной транспортной створкой, находилась непонятная конструкция. Короткий массивный ствол, оплетенный трубками и проводами, находился на специальном постаменте с противовесами, ко всему прочему, закрытый цилиндрическим колпаком из керамических наборных прутьев с длинными и прочными шипами, ощерившимися наружу. На них явно подано напряжение, и весьма немаленькое… Блок-пост «Огонек»… Он самый, родимый. Жаль, нет времени разбираться с этим устройством, ибо надпись на створке подбодрила меня двигаться дальше: «Тоннель выхода В-2. Транспортный класс А». А это значит, минуточку… Да! Створка поднимается, а это значит… Что скоро я покину объект, и отныне слово «сакура» вряд ли будет вызывать приятные ассоциации… Темное жерло круглого тоннеля ждало меня за створкой. Я поспешал. Призрачный шанс выбраться, словно по мановению волшебной палочки, обрастал реальностью.

… Сзади раздался грохот, скрежет, воздух в тоннеле задрожал. Кто-то очень большой и злой попал в комнату загонов для таких как он… Я моментом вспомнил, что оставил створки открытыми; дернулся было назад, но осадил себя – уже не успею. А вот к выходу, может быть… Я перешел с трусцы на быстрый, но не самый выматывающий темп. Минута, другая… Лист проник в тоннель, и теперь огромной фурией несся следом, взбивая миксером воздушные массы, так, что волнения воздуха достигали меня первым дыханием смерти. Я поднажал, и вскоре начал выбиваться из сил. Треклятый перегон и не думал кончаться.

Черт, черт!! Луч фонаря матляется сбрендившим маятником метронома, пот заливает лицо, а ведь я уже слышу шорох бетона и дробь осыпающихся камешков под конечностями твари.

На торжествующий скрежет Листа я ответил пистолетным выстрелом – игроки в смертельную игру, достигшие прямой видимости, заявили свои права на жизнь. Выдернув специальный шнур, я сбросил разом с разгрузки все, кроме боеприпасов к «Глоку» и рюкзака; пытаясь насторожить Листа, облегчить себя, увеличить шанс.

«Все мы живем шансами» - подумал я, зажмуриваясь от разъедающего глаза пота. И… Налетел на дверь. Меня откинуло, перед глазами заплясали искры, но карта была отточено извлечена, со скоростью мысли вставлена в слот… Внешние створки, с натугой преодолевая толщу дерна, начали медленно отворятся.

Успел!!! До проклятой мокрицы была около пятидесяти метров, когда я вытащив карту, проскочил в двухметровую щель наружу, выжав предварительно тумблер аварийного закрытия бронедвери. Створки замерли, но закрываться не спешили... Я окинул темное вечернее небо, втянул такой сладкий запах поверхности, и трусцой побежал к ближайшему строению. Я не слишком торопился: похоже, тварь притормозила перед приоткрытыми створками; и это объяснимо – рожденный под землей, выращенный там, брошенный на произвол судьбы самыми жестокими существами на планете, он, вероятно, испытывал банальный страх перед абсолютно новым миром, кой являл поздний вечерний закат, ветер, вой собак…

Стоп!!! Какие собаки?!

Вскидывая «Глок», я дернулся влево, переходя на спринт в направлении железобетонного забора. Клацнули челюсти, и страшная сила увлекла мой рюкзак, и меня вместе с ним в воздух. Сгруппировавшись, я оттолкнул себя ногой от хищника, в полуобороте, выпустил в пса, сколько успел до болезненного приземления, пуль.

Хищник опешил, но в возбуждении, игнорируя раны, напал снова. Проклятье! Я и забыл, насколько подвижны эти полтора центнера. Гора горячего мяса, под огнем из пистолета сделала обманный заход слева, но перепрыгнув меня, моментально напала с другой стороны, целясь схватить за лицо. И мне опять удалось увернутся, на этот раз я по-максимуму использовал преимущества ближнего боя: промахнувшись, тварь, вместо логичной новой атаки вдруг замерла, сделала несколько неверных шагов, села, попыталась почесать задней лапой ухо. В ушной раковине сидели как минимум с пяток дюймов стали моего ножа... Засыпая, хищник совсем по-домашнему, медленно, опустил голову на передние лапы. Остальные члены стаи обнюхали умирающего собрата, и… Разумеется, окружили меня.

Все. Моя песенка спета.

Одна из собак подобралась…

Грохот сзади сорвал нападение, разметав испуганную стаю. Я возблагодарил судьбу: наконец-то Лист решился! Он с разгону ввинтился в зазор, опять, повторяя старую историю, застрял; бронеплита пришла в движение. Ха! Толчком своей массы Лист разгрузил перекосившуюся бронеплиту, и створки начали закрываться. Только усилие на них, как у хорошего пресса.

Стая наблюдала за новоявленным Листом с безопасного расстояния, очевидно, пытаясь идентифицировать чужака; класс добычи или же класс охотника?

Лист судорожно дернулся в западне, и впервые, отчаянно запищал – бездушный механизм раздавливал прочные арки хитиновых сегментов. Писк перешел в отчаянный, мучительный скрежет, и под аккомпанемент хруста лопающегося бронепанциря, стая возбужденно перегруппировалась. Похоже, я у них уже не котировался. Смертельная рана Чайного Листа излила окончательную ясность в тупые мозги собак. И они не заставили себя ждать.

Я извлек нож, подобрал пистолет и начал медленно двигаться к ближайшему зданию, наблюдая за финалом. Листу удалось застать врасплох и ранить одного пса, но вот уже на спину взобрались и там хозяйничали у хитинового излома два крупных самца, еще четыре осаждали голову.

Двухцентнерная тварь вцепилась в головной щиток, уперлась лапами в землю, и когда отжала его, в мягкие ткани головы вгрызлись одновременно три хищника.

… Лист еще подергивался, пытаясь скинуть собак, но все было уже кончено. Надо уходить…

«Помоги…» - раздались в голове чужие слова. Уже совсем по другому. Уже совсем, так, осмысленно…

«Помоги… Миссия Последней Надежды» - срываясь на мольбу.

… Я обернулся, и более не задерживаясь, взял курс к ближайшему убежищу. Еще два раза долетали все менее осмысленные и внятные сообщения от умиравшего Листа, но, чувствуя себя в каком-то смысле предателем, я гнал прочь сомнения. В итоге, повезло мне. Я стал обладателем счастливой фишки, но прекрасно известно, что просто так она не выпадает. Заплатил ли я за нее, или еще придется вносить плату? Я не знал. Но впереди меня ждал отдых, еда, ванна, и рюкзак с ноутбуком «Сакуры», который мне все-таки удалось вытащить.

Глава 9. Альтернативы.

Я снял с запястья часы, аккуратно положил хромированный кусочек механического чуда на столик, и, затаив дыхание, ступил за буртик ванны.

Наполненная горячей, ароматной водой она приняла мое тело, так же нежно, как истосковавшаяся мать, младенца. Я зарылся в эту чудесную перину поглубже, и положил голову на край.

Далее следовало самое лучшее – несколько минут блаженного бездумного существования. Я вслушался в музыку в отдалении, тихо, с шепотком воспроизводимую стереосистемой. В моем лучшем убежище.

Я осоловело попытался припомнить, когда последний раз устраивал себе подобный праздник… Вот, сейчас… Два месяца назад… Да. На день годовщины апокалипсиса. Я резко открыл глаза. В голове запульсировал молоточком комок страха. Запах. Кровь. Крики. Какие это были крики. Крики без букв, без слов. Так кричат старые умирающие автомобили под прессом. Деревья, в агонизирующем падении, спиленные железными руками лесоруба. Рвущаяся бумага. И люди. Да, пожалуй, люди тоже.

Я поднял руки к глазам и осмотрел их. Черная лоснящаяся кожа. Чешуйчатый узор. Начавшие трансформироваться ногти. Худые, оплетенные жилами, запястья… Набрав воздуху, я погрузился с головой под воду. Вслушался. Вода, эта всесущая, жизнетворная субстанция, помнила все. Где-то на грани, у шестого чувства, я услышал. Стон Земли, стенания живых, свистящее дыхание смерти. Старуха славно потрудилась тогда. Я вспомнил, как, преодолевая невозможное, поднимался на ноги; но вместо победных ветров с Олимпа меня овевали рои мух и черные смрадные клубы дыма от «шашлычниц». Смерть обошла меня, но так легко, забавляясь, дохнула своим проказным дыханием. Я открыл под водой глаза. От медленно качающейся поверхности отражался чудовищный лик, обезображенный, лишь отдаленно напоминающий человеческий – такие, какие мы помним на фотографиях, вмиг постаревших теперь, которым уже более не за что уцепится, некому передавать послания, обреченных до истлевания плыть по безбрежному океану безвременья. Густая седая шевелюра расползлась в плавном ритме медленно пульсирующего первородного лона, жуткой пародией на античную гидру.

Вопрос: могу ли я называть себя человеком? Почему это важно? Нет, правда почему?!

Чувствуя, что упускаю ответ, я вынырнул. Слишком поздно. Он ускользнул. Каждый раз, лишь разбередив душу, он, находясь совсем рядом, испарялся, уносился ветром, ускользал через ставшие не человеческими руки, но постоянно был рядом. Подстерегал меня. Бывало, не давал уснуть.

…Я понежился еще несколько минут, и после, обратил внимание на поставленный рядом невысокий, когда-то мною сколоченный столик с трофейным ноутбуком. Стальной защитный кейс был немного помят, но внутренние ребра жесткости и демпфирующие элементы достойно выполнили свою цель по сбережению содержимого. Пробежав наскоро по файлам, я обнаружил множество научных данных, ценными всяким ученым-биохимикам и прочей собратии по генетике. Результаты экспериментов, синтез новых веществ, описание мутации. Короче, садизм в неприкрытом виде… «Эволюционные карты проекта «Серенада»… «Проекта «Церий»… «Чайный Лист». Ото оно как! Открой папку и сразу плюхнешься в кучу химически агрессивного дерьма и вывернутых потрохов.

И, признать, куда больший интерес вызвала раздел «Картотека». Безобиднейшая программка содержала наименование и классификацию всех тех НИИ, секретных лабораторий и складов, с которыми объекту «Сакура» приходилось иметь по долгу службы общие дела. Используя фильтр программы, я отобразил на карте все зарегистрированные объекты, удаленные от «Сакуры» менее, чем двадцать километров. Их оказалось немного, всего три: представительство «ГосТранс», транспортная компания-монополист, имеющая на штате специальные транспортные средства для перевозки ядовитых веществ и химикатов; целых четыре цеха металлообработки в одном из крупнейших предприятий радиотехнической промышленности, да склад «Дайнаус», загородом.

Я кисло улыбнулся и кликнул по карте на выбранный объект; программа послушно отобразила трехмерную модельку здания склада. Обычнейшее трехэтажное здание послевоенной постройки. Локализация объекта… Территория бывшей военной части, номер такой-то. Что-то смутно знакомое… Голова отказывалась соображать. Пришлось покинуть ванну и приготовить себе чай. Мысли поползли побыстрее, но в результате опять ничего не выходило. Я никогда не был сторонником насильственных методов, и придерживался мнения, что как только неявная мысль или догадка созреет внутри, перевариться, то сама вылезет наружу. В большинстве случаев это правило срабатывало, особенно когда времени было вдосталь. Так что я слил воду, расположился под уютным светом настольной лампы и принялся просматривать остальное содержимое «Картотеки», где была также подробнейшая карта самой «Сакуры». Например, мне удалось изучить свой путь с помощью удобной скелетной полигональной объемной модели объекта; и когда я провел красным трассером свой путь по проклятым коммуникациям, то оказалось, что я не задел и десятой части общей площади первых двух ярусов. К тому же существовал и третий, самый большой. Это был уникальный уровень, например, там, если верить модели, располагались мини-полигоны для первичной обкатки образцов, а также лаборатории, проводившие самые опасные работы. Он был весь иссечен многочисленными колоннами, а также имел вмурованные специальные взрывчатые заряды на случай возможной катастрофы. При подрыве гигантская многометровая железобетонная платформа, основание второго яруса, обрушивалась вниз, погребая под собою все живое. Попасть с первого яруса на второй можно было, воспользовавшись лифтом, который среди лабораторных секторов я просто не заметил во время своего первого променада. Мой путь лежал через ангар административного корпуса по вытяжной трубе на транспортный сектор второго яруса; через престранный контрольно-пропускной пункт на транспортную «вилку» с маневровой развязкой, и далее залу с загонами для «изделий», железнодорожными платформами и погрузочными механизмами. И выход, в районе железнодорожного вокзала, согласно виртуальной рулетке с почти двухкилометровой длинной перегона от загонов до внешних герметизированных бронестворок. Все сходится, как дважды два. Еще пару фактов о дотошности создателя подробной модели «Сакуры»: я обнаружил, что некоторые служебные и персональные помещения помечены миниатюрными значками звездно-полосатого флага. Я кликнул по одному из них: «Жилое помещение класса C. Дж. Ли Ричардсон». Такая же, комнатка рядом, положительно, его сестры. Еще две миниатюрные кабинета, да один однокомнатный научный комплекс на третьем ярусе у тектонической шахты. Негусто. Хотя смотря как посмотреть… Ядерная бомба тоже может весить меньше тротиловой. Памятуя особые заслуги администраторши Пономаревой перед Родиной в общем и перед мутантами в частности, я принялся копошится в административном корпусе… Если бы вдруг постучал ко мне в убежище тот дотошный программист, составитель моделей, то клянусь всеми оставшимися «Серенадами» и «Листами», поглоти их пучина, он, перед тем как испить гостеприимно предложенного чаю, принялся бы корректировать свои полигоны для дюжего соотношения с современностью, с задором расставляя по комнатам и залам пиктограммы венков и черепов с перекрещенными костьми. Я кликнул курсором на комнату самого главного администратора, (а ныне в миру Одноногой Леди) и сразу стал активным подраздел для выбора по категориям «Аварийная телемеханика», «Внутренняя связь», «Внешняя связь», и так далее… Тут мне пришлось чутка поразмыслить. Простым языком это: «Схемы подрыва всея Объекта к чертовой матери», «Линии раздачи приказов нашим колабашкам», «Получение ценных указаний Вышестоящего Начальства» и прочая по списку. Примерно так, но вот мои измышления перешли от общей политкорректности на частности. В частности, это упомянутая Пономаревой оптоволоконная линия правительственной связи. Я вперился в экран: схема отображала пучки линий, где разным колером были выделены эзернет для дистанционного управления оборудованием, сетевой LAN, пункты радиосвязи, подобные тем, которые я встречал в «стекляшке» и в цеховой подсобке, и прочая, и прочая. Но линия связи с начальством, как всегда, с любовью была выделена тревожно-красным, и пульсирующим червяком вылетала за пределы комплекса. Голову червя я узрел, только когда уменьшил масштаб карты настолько, что на экране отобразилось как минимум половина былой страны. Пульсирующая стрела безапелляционно стремилась к небольшому городку рядом со столицей. Я, играя с масштабированием, попытался выявить подробный план местности или даже здание, но успех мне не сопутствовал здесь: червь вгрызался в землю на небольшой глубине и обрывался на пустом месте. Описание этого оптоволоконного канала в каталоге программы ясности не добавило, лишь сведения, что канал закрытый, парольный, а противоположный объект – секретный.

Ладно. По меньшей мере координаты места я теперь знаю, и по ним, воспользовавшись имеющейся у меня подробнейшими картами всех областей страны, выясню хоть, что там имеется.

Я запустил свой настольный ПК, которым пользуюсь весьма редко (он мощный; электричества, соответственно, кушает много), и по введенным координатам моментально перенесся на подробнейше составленный политический, географический, физический, какой угодно – что выберешь – ландшафт. Червь обрывался аккурат на задворках части спецназа, обслуживавшего по ходившим тогда слухам, нужды правительственных бонз. Вот информация: местность лесистая. Площадь… Такая-то. Еще, припоминаю: вертолет-транспортник. У спецназа то бишь. «Туда влезет около сотни человек, но у вашей американки место первостепенной важности»… Если они там продержались более года с момента применения «Посылки», значит не все там так чисто.

Я задумчиво уставился на кружку с недопитым остывшим чаем.

Двести с небольшим километров по карте напрямки. Почти триста по дороге. Плохая альтернатива, если учесть общую заброшенность дорог и такое большое расстояние. Даже если будет хороший наземный транспорт, путешествие в одиночку можно с чистой душой приравнивать к самоубийству. Я припомнил свои последние рейды на транспорте: последним сдался, отказавшись есть протухший бензин, ГАЗ-66; на нем я рисковал пускаться в самые длительные по времени рейды. Это «чудо» советской инженерной мысли жрало все, что горит, отлично ползало по бездорожью и имело, что немаловажно, продуманный и добротно изготовленный кунг с небольшой печкой внутри. Так что всегда было и жаркое из какого-нибудь свежеподстреленного тушкана, и уютное и теплое помещение даже в самые лютые морозы… Так вот, спустя около трех лет после аутодафе цивилизации, я оказался в одном из областных промышленных районов, на заброшенной автобазе, севернее города на шестьдесят километров. Как-то мне удалось отрыть сведения, что там работала фирма, устанавливающее на тяжелые и не очень автомобили газовое оборудование, и, если бы все получилось – вуаля! – вместо бензина, уже тогда начинающего портиться, я смог бы использовать природный газ, нетронутых баллонов с которым было вдосталь по городу. Короче, найти оборудование мне так и не удалось, а вот заночевать, дурень, решил на месте, ибо по темноте движение по забитой хламом и остовами машин, заснеженной дороге более свойственно заядлым мазохистам в периоды обострения их этих самых особенностей. Растопил печурку, сварганил чайку, почистил автомат, лег спать. Просыпаюсь, вылезаю, как обычно, тихо и аккуратно – на снегу три серых кома каких-то, недалеко от машины, метрах в пятидесяти. Десяток запасных магазинов с собой в кабину втихаря прихватил, сижу. Ничего не происходит. Только стартер скрежетать начал, глядь – нет этих комов! Исчезли. ГАЗик, как назло, не заводится. Короче, перепугался тогда не слабо, особенно после того как машину покачивать начало. Я в зеркала – никого. По крыше кунга кто-то килограмм под пол-сотни прогуливается. Че-т на зуб пробует. Ну я автомат взвел, только вылезать, уже за ручку дернул – в боковом водительском окне на меня страхолюдина смотрит. Ушастая обезьянья морда под серой шерстью, в белых подпалинах, дниннющие шилоподобные клыки миниатюрными бивнями из пасти торчат. Как я оружие вскинул, нырнула вниз тварь со скоростью мысли. Невероятными шустриками оказались эти образины, оставляя наблюдателю лишь мгновение, что бы по истечении его длинной смазанной стрелой исчезнуть из поля зрения. Ели бы вылез, вероятнее всего, кранты. В итоге машина завелась, и я покинул их территорию, по ходу теряя все, что выступало за поверхность кузова: неуловимые твари выдрали с корнем зеркала, фары, сломали дверные ручки, шины оказались изрезаны лохмотьями почти до корда. Даже трубу печную, и ту погрызли да помяли, нелюди.

И это тогда, всего три года после апокалипсиса. А что там сейчас твориться – один Бог ведает.

Гм… Так что без надежного, лучше легкобронированного транспорта, и соваться в глухомань себе дороже… Голова гудела, как потревоженный улей. Альтернативы, етит их!

Ели верить часам, шел первый час ночи. Я выключил ПК, немножко позевал и начал готовиться к отбою. Вот тут меня как пробило. Свербящая аналогия на склад, как его там, на территории бывшей ВЧ. Сон как рукой сняло. Я подошел к письменному столу и извлек тощую картонную папку. Вот оно! С подозрительной, обещающей опять приключения на многострадальную пятую точку, дрожью рук, я расправил тетрадный лист со слегка расплывшимися буквами.

Этот листик был интереснейшим письмом одного подполковника к сыну-лейтенату, касательно некоего специального закрытого склада, о существовании которого, как он предусмотрительно указывал в тексте, не принято распостраняться. Это письмо я обнаружил в сейфе какой-то там шишки из МВД, работавшего по военным преступлениям . Хотя сейф был вскрыт значительно раньше моего совсем недавнего посещения, на эту невзрачную папку с письмами никто не позарился. Действительно, кому нужна бытовая писанина. А вот моя дотошность позволила мне обнаружить крайне интересные сведения. Итак, вот письмо, и я еще раз внимательно прочел его, отрываясь от трудночитаемого почерка, что бы в очередной раз бросить взгляд на намалеванный на экране трофейного ноутбука склад «Дайнаус».

«…Видел вчера мать, она передала мне твои фото. Как только вернешься с учений, звони.

Двадцать четвертого очередная командировка в штаб Северо-Западного округа, по административным вопросам.

Отдыхали тут на бане с большим человеком, раздобрев под «Пшеничной», он шепнул, что приказ на очередное твое повышение уже подписан Главным. Также, от Пащенко, узнал, что ты купил себе нового немца внедорожного. Поздравляю. Только вот с топливом сейчас у нас большие проблемы. Цены увеличиваются каждые три дня. На выездах из города отморозки уже грабанули две станции, одну пожгли, но в итоге менты взяли их тепленькими. На этой почве дефицита горючего Бугор взял подписку о личной ответсвенности у каждого из начальников складов для сохранности ГСМ.

Припомни один знакомый нам обоим стройбатовский лошарник, расформированный в четвертом году. Ты там еще стрелять учился. Так вот, там рядом с колючкой есть одно неприметное здание, старое казарменное, переделанное после под заводскую общагу, только дом этот не простой, с секретом. Мой хороший знакомый, должник, сидел как-то на грузообеспечении и пару раз эшелонировал на тот секрет разносортный груз, стройматериал, стальной прокат, какие-то химикаты, приборы и другой хлам, самое интересное, что, с его слов, изредка туда поставляются изделия нашего профиля, и еще бочки с топливом.

С его слов, там их храниться много, сам не знает точно, но полтыщи бочек якобы будет. Он дал мне посмотреть копию накладной. И, представь, это оказался не просто какая-нибудь там соляра, а высокооктановый бензин для авиатехники, с клеймом СпецОборонХима, и большим сроком сохранности. И через этого знакомого удалось приватизировать несколько самых старых, уже просроченных двухсотлитровых бочек. Бензин, я скажу, отличнейший, хоть и древний. Я начал разбавлять его с теми помоями, что разливают на станциях, один к трем. И мой японец выздоровел, жрет и добавки просит.

Так вот, ежели хочешь более-менее отъездить на своем керогазе, дай знать, может еще с пяток-десяток бочечек каких достану. Естественно, не за просто так. Картошку в этом году приедешь сажать.

В любом случае, будешь в наших краях, позвони. На этих ваших захолустных полигонах связь, сам знаешь какая дохлая. Будь здоров, не болей…»

Теперь все сходилось. Горючее держали в целях безопасности вне «Сакуры». И такие интенсивные поставки топлива для геликоптера могли свидетельствовать, как и о подготовке к возможному разрушению государственной инфраструктуры (что собственно и произошло), так и к большому налету аппарата, что, конечно, было весьма сомнительно.

Теперь мне даже не придется выяснять, какой там стройбат тогда расформировали, все подано на блюдечке с голубой каемочкой. С подозрительно-плотоядным дружелюбием.

Зато я вполне могу получить лишний козырной туз в руки: транспорт, Если, конечно, топливо еще есть, и склад не разграблен подчистую. Если на авиационном бензине заведется и поедет хоть одна из стоящих хладными уже пять лет машин. Если…

Чертовы альтернативы!!

Буквально, усилием воли я заставил себя лечь в постель. Сон издевательски вышагивал рядом пол-ночи, и лишь под утро подкрался, как всегда, незаметно.

Мне снились вертолеты, большие и совсем малюсенькие, они роились, и рой то заслонял солнце, то исчезал в мареве безграничного горизонта. Пришла какая-то черноволосая иностранка, и когда за ней прилетел самый большой и толстый вертолет, она стала садиться в него, но полуобернувшись на пороге, крикнула мне что-то вопросительно. Я пожал плечами – ведь я не знаю иностранный – и она залезла внутрь толстяка, сосредоточенно жужжащего с обильным белым выхлопом, который вскоре поднялся в воздух, и вызывая нестерпимую ревность, понес иностранку по воздушным волнам, пока не канул в дали.

Утренний будильник на КПК прервал мой зубовный скрежет.

Завтрак был проглочен за считанные минуты. Полдня за подготовкой экипировки пролетело как секунда. У новоприобретенного отличного ПНВ в дополнению к батарейному отсеку под стандартный, но редкий элемент я вывел разъем с фиксатором, позволяющий подключать наборные аккумуляторные отсеки в чехлах, коих у меня было множество, витым телефонным кабелем.

Конечно, склад, это все же не подземный объект, но тем не менее, ушибы и раны, на которых можно было смело ставить печати «Сделано на «Сакуре» напоминали, что мелочей в нашем деле не бывает. В итоге, когда стальной лист ворот убрал шлагбаум между убежищем и внешним миром, то можно было узреть следующего мандарина: стандартная, сделанная в Хуманской Супостатии, разгрузка с двойным запасом гранат, весловатая СВД, накрест за спиною, стволом, как водится, вниз, впереди – добротный, но не столь точный, притертый к душе, как загубленный ранее автомат, АКМ с коллиматором , в классической набедренной кобуре справа выросший по рейтингу «Глок», слева – давно уже ставший вне конкуренции, нож. И кипы, стопки и колоды магазинов на беспрестанно мучимой разгрузке. Добавьте ко всему рюкзак с инструментом и провиантом и притороченный сбоку легкий спальный мешок. Короче, красота. Я двинулся вдоль стен знакомыми тропинками, и разменяв рысцою пятую сотню метров, отчетливо себе представил, что чувствуют бойцы спецназа к завершению показушных «смотров», посвященных очередному празднику с военным душком.

Между делом, за мною увязалась пара гиен, но сделав обманку, я скинул их без лишнего шума.

Псы в такое время неактивные, так что падальщики, бывают, перехватывают инициативу по мере сил. Но конкуренты, обычно, они никакие. Куда тупее, чем, мягко сказать не шибко сообразительные собаки, умеющие хотя бы идти по следам. Ну, вот и визг этой твари в заброшенных дворах подтвердил сказанное: охотник стал добычей в чьих-то более умелых зубах.

… До склада остается совсем немного, и я покружил по реденькому кварталу в поисках дома двенадцать, дробь два. Нет, это не сам склад еще, просто по карте чердак дома – идеальное место для наблюдения.

Навьюченному оружием, подобно ишаку, было бы глупостью лезть исследовать старое – вон оно, вдалеке – здание. На своем «наблюдательном посту» я проведу некоторое время, и если все чисто, оставлю винтовку и часть боезапаса с гранатами. При отступлении всегда можно будет (если успеешь, конечно) использовать чердак как точку прикрытия с тяжелой артиллерией, провиантом и почти что телевизором со спутниковым вещанием.

Итак, мои карты не соврали – именно этот дом имел металлочерепичный крытый чердак, приемлемую высоту и нужное расположение. Конечно, почти двести метров, даже для наблюдения многовато, но выбирать не приходится – это граница жилого сектора, за которым идет ограждение: бетонный забор с пустырем, клубы колючей проволоки, да горбы потерявших побелку старых пустых гаражей для мотострелковой техники. Часть была расформирована за пятнадцать лет до событий «икс», но забор никто и не думал сносить. Впрочем, неважно.

Изготовив автомат, я аккуратно поднялся на чердак. Здание было почти «необитаемым», о чем свидетельствовал редко встречающийся помет животных, да полнейшая, без этих мутантских улюлюканий, визгов, и стонов, тишина. Оказавшись наверху и убедившись в безопасности чердачного пространства, я на всякий пожарный подпер люк толстой жердью

Оставалось открыто окно, разместить на сошках «слонобой», отсортировать боезапас с провиантом, и… Приступить к наблюдению, что же еще… И до темноты добыть нужную информацию по категории опасности объекта.

Короче, первые часы шли скучно и рутинно.

До тех пор, пока в одном из окон старого здания я не уловил первое движение. Большое расстояние надежно охраняло меня, посему, уже в наступающих сумерках я воспользовался ПНВ для продолжения наблюдения. На такой дистанции прибор был практически бесполезен, не смотря на возможность двукратного зуммирования, пока я не догадался обозревать здание, дополнив специальной конфигурации приемную линзу ПНВ оптикой «слонобоя». Вскоре движение повторилось: кто-то внаглую «гулял» по моему объекту. Вот тень мелькнула на первом этаже. Я щелкнул предохранителем винтовки: такой разброд и шатания допускать никак не можно…

Тяжелое тело СВД приятно холодило ладони, большой вес скрадывал тремор, непроизвольные подрагивания рук. Перекрестие прицельной марки сидело как влитое на одном из окон. Стоило неугомонной тени мелькнуть еще разок, как я вынес упреждение, и притопил спуск. «Слонобой» громоподобно рявкнул, дернулся, ослепив на миг и электронику ПНВ, и мой второй открытый глаз мощнейшей вспышкой. Я ошарашено потряс головой: совсем запамятовал, как это чудовище стреляет… Осмотр результата попадания обескуражил меня еще больше: пробоины, которая должна была по всем законам появится на оконном стекле после удара тяжелой пулей, просто не существовало. Зато нижний, оббитый оцинкованной жестью оконный поддон был буквально разворочен, и из проломанной толстенной деревянной балки топорщилась в разные стороны острыми усами щепа.

Вот такие вот снайперские пироги. Двести метров, и сантиметров на тридцать ниже. Забыл ввести вертикальную поправку, называется. Я осмотрел еще раз развороченную балку и рассчитав по баллистическому графику понижение для своих тяжелых пуль, крутанул барабанчик на прицеле на нужное деление. В стандартной эсвэдэшной ПСО-шке разметка приблизительных поправок по дистанции сразу на прицельной марке, но оптику я менял, подбирал помощнее. Умник, блин. И кстати, повертев ПНВ, я нашел специальный режим с управляемым фильтром, как раз для таких случаев пулеметания.

Стоит ли говорить, что, шалун, шастающий по зданию, после досадного промаха, благоразумно, не нервируя ни себя, ни меня, затихарился и более ничем не выдал себя. В конце-концов, я проверил жердь, закрыл и подпер окно, заморил червячка. После всех процедур, меня ждал вожделенный спальный мешок и еще в лучшем случае с пяток часов сна. Утро вечера мудренее, - говаривали предки. Странно, но, похоже, их правило действовало и в моем мире. Я закрыл глаза провалился в тревожные, как и водилось при ночевках вне убежищ, объятия Морфея.

Пораньше утром, когда ночные хищники уже набегались до посинения, а дневные еще толком не проснулись, я покинул чердак и, налегке, оставив «слонобой», как и планировал, на чердаке; двинулся, по бодрящему утреннему холодку, в сторону старого кирпичного здания. Я оглядел фасад. Да, только глупец мог ожидать вывески «Склад «Дайнаус», здесь. Центральные двери здания были заперты, кроме того, через дверное окошко виднелась часть забаррикадированного холла. Старое здание имело и пристроенные уже после расформирования части, большие гаражи для пожарных машин Я обошел все створки, подергал их, держа наготове оружие. Тщетно. Памятуя, сколько нежелательного внимания к моей скромной персоне может привлечь подрыв двери, я двинулся вокруг здания. Из альтернатив центральному входу – ржавая пожарная лестница, заканчивающаяся где-то на крыше. Я ухватился за нижнюю перекладину, подтянулся, и в считанные секунды оказался перед служебной дверью в здание, на втором этаже. Сама дверь с хлипким замком, общажного советского дизайна, представляла собой преграду только до первого хорошего пинка. Я перепроверил магазин автомата и приготовил налобник. Дело оставалось за малым. Я примерился к удару в область замка и скорчил кислую мину.

Гребаные альтернативы!!

Глава 10. Муха, и иже с нею.

Прогнивший лист ДСП с чавканьем переломался в районе замка, и дверца распахнулась. Распахнулась, это слабо сказано. Так, наверное, встречали гости с пиротехниками Людовика Четвертого, когда тот входил в зал для торжеств. Скрип проржавевших петель, похожий на визг тысячи чертей вторил загрохотавшему по полу с сигнализационной целью, невесть в какие времена оставленному на косяке двери жестяному ведру со стеклянными бутылками из-под алкоголя в нем. Быстренько сориентировавшись в длиннющем коридоре, и убедившись, что двери комнат не подают признаков жизни, я осмотрел ведро. Точно! «Сигналке», судя по пыли, несколько лет. И ставил явно наш человек – бутылки все пустые. А теперь еще и битые. Я навострил ушки, и, стараясь поменьше хрустеть битым стеклом, двинулся по коридору вглубь здания.

Большинство дверей были предусмотрительно прикрыты, что не мешало моему уважительному отношению к ним: я прекрасно помнил, что вчера тут кто-то мелькал. И, так это вряд ли была канистра с авиационным бензином, которая искала, кому бы отдаться, ну а мысль о встрече с шустрым (правда, вроде небольшим) созданием не приносила мне должного душевного успокоения… Я практически добрался до конца коридора, как меня насторожило отсутствие у выхода к лестничной площадке пыли на полу. Инстинкт потребовал прижаться к стене и затравленно обернуться. До светящегося дневным светом прямоугольника выхода было не менее пятидесяти метров. И до склада еще хрен знает сколько. Я развернул бумажный листик, на котором вчера набросал примерную карту здания. Трехмерная моделька в ноутбуке «Сакуры» были поразительно точна, и составленная по ней карта, тютелька-в-тютельку, соответствовала действительности… Тааак. Вот справа, бытовая комната. Я, намереваясь перепровериться, схватился рукой за дверную рукоять. Да и присел от неожиданности: внутри кто-то угрожающе всхрапнул. Тепловизор и через стену подсказал, что соваться воевать не стоит – «храпун» уваживал одними размерами. Ну и ладно, не очень-то и хотелось – не спуская с двери глаз я попятился по остаткам коридора к лестничной площадке. Приоткрыл сквозящую через тысячу щелей и дыр филенчатую дверь. На лестничной площадке чисто. Наносы мусора вперемежку с прошлогодней листвой только… Исшарпанные когда-то тысячами ног в солдатских сапогах, монолитные лестничные пролеты. Ветер, проскальзывающий через кривые стеклянные зубы выбитого, кажется, столетие назад площадного окна, набирал в широкой лестничной шахте здания скорость, и уже с воем устремлялся куда-то вверх, занося по пути различный сор с пустыря. Итак: по карте, надо мною еще два жилых этажа. Точнее, когда-то жилых. С людьми. А что сейчас там от людей?! Тем более, если когда-то казарма была заселена людьми с «Сакуры». Директора, конечно, тут не коротали тихие летние вечера, но все же… Пока я размышлял, стоит мне идти наверх или нет, случай все решил сам. Сверху донеслась непонятного толка возня, короткий визг, и центнер чьей-то массы проволокло по полу. Я сглотнул подозрительно невкусные слюни. Волоклась эта непонятность из коридора «взлетки» к лестничной площадке. Четвертый этаж, возможно, представлял нешуточную угрозу. Ну ничего, по карте мне нужно в подвал, а это в совсем другую сторону, я с облегчением, но все-же несколько нервно принялся устанавливать растяжку. Боевая польза от нее сомнительная, конечно, ведь монстры фильмов, где одной растяжкой «спецназовец-диверсант» уничтожает пол-роты олухов с автоматами, к сожалению, не смотрели; зато сигнализатор получился идеальный. Я попробовал пальцем туго натянутую леску, удовлетворенно осмотрел результат. Теперь, что бы миновать «сюрприз», придется заиметь награды в балете как минимум, или «кандидата» по спортивной гимнастике. Вероятность чего у волочащейся на четвертом этаже непонятности, разумеется, практически нулевая. «Что ни праздник, то спортивный… Что ни отдых, то активный…» - напевал я потихоньку, спускаясь на первый этаж по лестнице, осматривая подозрительные и темные углы детища советской казарменной архитектуры исключительно через трубку коллиматора на АКМе. Конечно, красная точка коллиматора это не панацея супротив тварюг, но в свое время очень понравился мне этот приборчик за небольшой вес и оперативность в «работе». Правда, семь потов вывел и диссертацию по матерному руганию, пока до ума довел комплекс прицел-автомат. Мой первый вариант заключался к установке прицела на крышке ствольной коробки. Сади на винты стандартный «ласточкин хвост» к этой самой крышке, да и пристреливай. Я извел кучу патронов, пока понял, почему у меня точка попадания плавает. Сначала грешил на коллиматор, потом смотрю – крышка-то на коробке слегка люфтит. Технологические зазоры, то бишь. Пришлось переходник на жесткую платформу для автоматного целика ваять, намучился, зато быстро пристрелял и уверенно попадал в полулитровую бутылку с сотни метров. Короче, супостату в лоб засветить, что раз плюнуть.

Ну а первый этаж не испугался моего чудо-автомата, а просто представлял собой баррикады из разносортного хлама. Сюда, похоже, сносили когда-то весь ненужный инвентарь с расформировывавшейся воинской части. Покрытые паутиной и плесенью кипы плакатов, ученические парты и стулья; шкафчики из-под оружия и коллекция разнокалиберных фанерных трибун с жестяными гербами – все в беспорядке ржавело и превращалось в труху… Я, внимательно осматривая пол, двинулся влево – помещения здесь не были, по аналогии с верхним этажам, разделанными на небольшие комнатушки малосемейного типу с помощью пенобетонных блоков, а представляли собой практически образцовую казарму. Ну если учесть, конечно, отсутствие двухэтажных коек, стоек для котелков и прочих нехитрых приспособлений. Кучи тряпья, да вечный мусор, заносимый постоянно дующими тут ветрами дополняли картину запустения. Гм! Если бы так все было просто! В окно именно этой казармы я произвел позорный выстрел «слонобоем» с чердака по какой-то мелкой, но весьма подвижной твари. Именно в этой комнате находился один из входов на склад. Мне не нужно было сверятся с картой: что-что, а подобную информацию я тщательнейшим образом изучил в убежище, перед рейдом. Оперативно осмотрев окно, я принялся искать отметину от пули на полу. Пуля пробила балку навылет, но судя по характеру пробоины, здорово деформировалась, и вряд ли залетела в казарму по прицельной линии. Тут ее траектория могла поменяться на какую угодно. Тварюга (вскинув оружие, я еще раз осмотрелся) находилась вот на этом месте, а где же пуля?... А! Вот она! – я сколупнул ножом изувеченный до неузнаваемости комок свинца на уровне поднятой вверх руки, с закрепленного в железной, примитивной декорации, оправке листа ДВП, служившего для вывешивания различной информации солдатам. Осмотр свинцовой кляксы подтвердил промах. И тварь, кем бы она не оказалась, поныне жива-здорова. Неприятно, конечно, но бывало и похуже. Я вспомнил уродливую, обтянутую темно-желтым пергаментом кожеподобного материала морду Листа и слегка напрягся, сдерживая рвотные позывы. Вот это тварь! Хитин под давлением створок бронедвери лопался поистине с пушечным грохотом… Пожалуй, одна скорлупа от него сейчас и осталась, после собачьей пирушки-то. Но есть еще кое-что, приносящее постоянное зудящее беспокойство даже в самые безмятежные минуты; кое-что пострашнее монстра-Листа и всех этих Серенад вместе взятых. Я сделал несколько шагов по стремительно завоевываемой разгорающимся ясным утром казарме, что бы получше рассмотреть надписи на стене. Призрак «Сакуры» неотступно маячил надо мною ядерной миной замедленного действия в реакторном отсеке подземной лаборатории. Сколько еще остается? Семь месяцев?. Это максимум, и в идеальном случае. А таких, как известно, не бывает. Нам же можно смело делить срок на два. Или лучше, на четыре… Хорошо, пусть; а дальше? Перебираться, изрядно перенервничав предварительно, в другой город? Без транспорта преодолевать загородную трассу очень опасно – слишком длинный путь и слишком много хищного зверья. Понятно, что с этими видами на «Дионис» я ухватился как за соломинку, но ведь если другого не остается, и она – опора…

Кроме обычных похабных царапин и прочей мазни, на стене старыми потертыми синими буквами, похоже, годящимися в одногодки самой части была сделана под трафарет надпись: «Штабной узел оперативной связи». Прямо над зияющим прямоугольным проемом в стене, над валяющейся, выдранной с мясом и помятой дверной коробкой из стального профиля. Над битой вывеской из матового стекла, на которой с трудом можно было разобрать только самые большие буквы – «Дионис». Вот он, мой «Дайнаус», с распростертыми объятьями, полной темнотой, и дрянным липким страхом, который уже пристроился за спине, неслышно сползши с покрытых плесенью стен, вылезши из катышей застарелого звериного помета, просочившись сквозь подернутые патиной запустения казарменные окна. В чем я могу быть уверен, перешагнув границу тьмы?... Ни в чем. Более, тем, проходом постоянно пользовались – пыль в горловине перехода была прибита и стоптана чьими-то конечностями. Да и так хорошо стоптана, с корочкой грязи и – я присмотрелся – шерстью? Но что такого интересного для зверья на забитых оружием, химикатами и горючим складах?... Может, это логово? Или ловушка? «Неожиданности» с ядерной начинкой, в принципе, все равно. Выброшенные со струей перегретого пара частицы уранового топлива надолго сделают город и прилегающие территории непригодным для жизни. Сама жизнь, конечно, вряд ли исчезнет, возможно, даже наоборот, радиация в какой-то мере подстегнет эволюцию, только к сожалению, не для меня. Составить конкуренцию крысам и тараканам, я, пока не могу.

Попав под пресс обстоятельств, Магомед в который раз вынужден идти к горе, все более убеждаясь, что это начинает превращаться во вредную привычку.

Я перешагнул порог и активировал ПНВ. Видимость, конечно не ахти, и под одну зенку, зато уж явно безопаснее, чем семафорить налобником: «Тута мы, тута!» А все из-за того, что хоть я четырежды и взывал еще в убежище к святым угодникам, детальный анализ карты «Дайнауса» непреклонно показал, что альтернативного пути на склад просто не существует; и функционирование транспортных ворот, замаскированных в бетонированных коробках для пожарных машин под ремонтные конструкции, было зависимо от электричества, которое по непонятным причинам бралось от городской сети, и, естественно, по нелепому недоразумению отсутствовало уже почти с десяток лет. Да и управлялись эти самые конструкции исключительно с операторской «Сакуры». Так что, вперившись в огонек коллиматора, я продолжал спуск по низенькому перекрытию с редкими, на стыках плит, ступеньками. Стены коридора, уходящего вглубь земного чрева, вскоре разнообразились и задышали на меня белесыми нитями плесневых организмов; стоило мне приблизится, как легкие «щупальца» оживали от потоков текущих за мной воздушных масс. Я тронул носком ботинка одну из порослей. Никакого сопротивления и признаков активности. Он нажатия посильнее, воздушная органика с легкостью содралась со стены, скатываясь в белый сухой комок ваты. Белый ли? Я оглянулся назад – оставшиеся за спиной купины плавно шевелили тончайшим пледом, словно дрейфующие в море медузы. Нет, налобник все-таки привычнее – я стащил ПНВ и крутнул цоколь фары находящегося, где и положено – на лбу – фонаря. Ксеноновая лампочка на свежих аккумуляторах ярким снопом разогнала тьму в коридоре. Я ошибся – плесень была кроваво-красного цвета. И притом, вполне себе активная – попадая под луч, купины с легким шорохом сворачивали свою мотню в трубочку и замирали недвижимо, как матросы перед адмиралом. Черт! Вот ведь странная штука! Я коснулся автоматом одного из «матросов». Он упруго закачался, но, застыв снова, сохранил идеальную горизонтальность. «Молодца! – подумалось мне. - Все по уставу!». А впереди уже смутно вырисовывались контуры двери перехода из спусковой шахты к остальным коммуникациям. Я поспешил, стараясь, на всякий случай, не касаться разросшейся повсеместно плесени. До двери дойти я не успел – где-то вдалеке хлопнуло, и эхо тревожно заметалось под низкими сводами. Зараза! Сработала моя растяжка на лестничной площадке; значит, кто-то напрашивается в гости. И вряд ли этот «кто-то» относится к категории жданных гостей. Я выключил налобник, и прислонившись на корточках к дверному косяку, вперился через коллиматор в далекий прямоугольник света казарменного прохода. Через полчаса у меня затекли вусмерть ноги и задвоилось в глазах, а виновники все не объявлялись. Может, уже не гости, а кости? И такой вариант не исключен, конечно, но маловероятен. Хотя, учитывая современные тенденции этикета, гость вполне мог проглотить сдуру выпрыгнувшую из-под перил гранату.

Мудро решив, что от сидения на месте можно нажить только геморрой, я, отжалев еще одну РГД и пяток метров лески, растянул новый «сюрприз», пометив, правда, середину луча сторожка маркером из белого тряпичного лоскутка – на случай, если придется драпать из «Диониса» на всех парах, чтобы была возможность перерезать сторожок на ходу; в прыжке с лошади стоя, как говориться.

В помещении, куда меня загнала нелегкая, царила вездесущая тьма. Та субстанция, с которой Человек издревле боролся, научился создавать вполне эффективные орудия борьбы с этой теткой; и пока мне удается пользоваться привилегиями прогресса, больших помех она мне, вооруженному, не создаст… Пока. Эти тысячи «пока»: пока не села батарея в ПНВ, пока цела лампа налобника, и пока есть бензин в моей зажигалке. Стечение обстоятельств – эта та вещь, утеряв взаимопонимание с которой, можно запросто превратиться из охотника в жертву. И, подгоняя себя, я принялся осматривать склад, твердо вознамерившись отыскать то, за чем пришел.

Нельзя было сказать, что склад был огромен; по сравнению с аэродромом на «Сакуре», где находились загоны для образцов – так, мелочь; налобник и тем более ПНВ «простреливал» навылет десятиметровые просторы. Я прошелся вдоль стены. Первое впечатление оказалось обманчивым: снабженное развитой колоннадой поземное (впрочем, совсем неглубокого залегания) сооружение представляло собой довольно большую комнату, разлинеенную на комнаты достроенными уже после перегородками из различных материалов: вот помещение со стенами из утепляющего пенобетона, вот из обычного, а вон – огнеупорного кирпича. Такое разнообразие не могло не радовать любителя халявы, заглянувшего всласть похомячить в бесхозных катакомбах партии. Любому грамотному любителю халявы сделалось бы предельно понятно, что склад рассчитан под разносортный контент. Что любой почетный любитель халявы только приветствовал. Я заглянул в первый попавшийся широкий проем без каких-либо намеков на двери или решетку. По оставленным на стеллажах и полу, грызунами, следам было очевидно, что здесь хранили что-то съестное. Когда-то. Сейчас все было распотрошено и разбросано, клочья оберток и фольги образовывали кучи, и из одной, пугливо реагируя на свет фонаря, метнулась в сторону вполне себе обычная по размерам крыса-альбинос.

Склад ГСМ я нашел довольно быстро – он занимал достаточно большое помещение, обложенное двойной стеной из огнеупорных материалов, да еще имел двухметровую бетонированную яму, откуда и начинали расти стойки-лотки для двухсот- и пятисотлитровых бочек. Для извлечения и загрузки емкостей использовался хитрый рельсовый механизм, использующий электричество, миниатюрный стапельный погрузочный кран с кольцевым электромагнитом.

Одного взгляда еще на входе было достаточно, что бы уличить знакомого подполковнику эшелониста в брехне: сами лотки были рассчитаны на размещение не более сотни бочек, из которых сейчас – я подобрался поближе и заглянул в яму – осталась хорошо, если пятая часть. Но и от сего впору можно было плясать джигу: почти все бочки имели опломбированные девственно-нетронутые горловины. «Дистиллят нефти с присадками, №12-88, ГОСТ-такой-то…» - вот уж не думал, что в этих словах найду столько умиления. И все эти монстро-мутанты, вечная бодяга с питьевой водой, трухлеющие чаи и даже негодяй Лист возлюбятся мною на короткий миг торжества. Еще бы! Стоящую ниже треугольного клейма «ОборонСпецХима» цифру только полный даун не смог бы соотнести с величественно проплывающими перспективами. Еще три года годности; как бальзам на душу, ей-Богу. У противоположной стены, рядом с пультом управления погрузчиком, на пару с трупом в военной форме валялась канистра – вот и бегать за тарой не придется. Я приподнял жестянку и отставил ее в сторонку. Пустая, хоть шаром покати. Это дело поправимое, но прежде, пожалуй, стоит осмотреть труп этого явно это не случайного прохожего. И взаправду, «погремушке» удалось меня удивить, когда я обнаружил на экипировке уже порядком осточертевший лейбл «Сакуры». И загнанный по самый эфес в живот длинный клинок тактического ножа. Ладонь трупа сжимала темного цвета пластиковую коробочку, оказавшейся профессиональным цифровым диктофоном. Я уважительно покосился на «репортера» - надеюсь ты не будешь возражать, дружище? – и нажал прорезиненную клавишу воспроизведения. Ноль реакции. Ну, дело тут немудреное: я открыл крышечку батарейного отсека и выбросил погрызенные коррозией солевые элементы. Надо было бы, конечно, решить вопрос с наполнением канистры, а после уж с диктофоном разбираться. Но только стоило мне закинуть пластиковую коробочку в карман разгрузки, как произошел пространственный парадокс: шибко невтерпеж засвербело где-то ниже поясу; пришлось, дав себе зарок более не отступать сегодня от плана, со вздохом выудить из запасной аккумуляторной обоймы к налобнику пару «пальчиков». Будем надеяться, моему «французу» сегодня не приспичит в самый неподходящий момент дать дуба с голодухи.

В любом случае, следуя правилу совмещать приятное с полезным, я отправился на поиски шланга для подсоса горючего с канистры, оставив справно заработавший диктофон на пульте управления. Шланг в этих переплетениях складских коммуникаций найти было несложно, и минутная работа ножом дали мне трехметровый обрезок гибкого прорезиненного шланга от кондиционера системы климат-контроля, невесть зачем смонтированной в паре складских закоулках. По дороге мне случилось задержатся у стеллажей с комплектами средств индивидуальной защиты (я искал валенки и запасные патроны к противогазам), и когда я возвращался, диктофон уже вовсю издавал странные стрекочущие звуки. Я прислушался, сердце тревожно ёкнуло, армированный резиновый удав чуть не прорвался в моих нежных пальцах, а комплект валенок выскочил из подмышек: похоже, диктофон воспроизводил запись работы вертолета. Я подскочил к коробочке и прислушался: судя по уровню и постоянству громкости звука, запись была сделана в самом аппарате. Похоже, это или просто баловство с аппаратом или, может, проба… По крайней мере, переговоры между собой людей из-за стрекота были совсем неразборчивыми.

Навострив ушки, я рассеянно оглядел одну из бочек повыше и мультитулом перекусил пломбирующую проволоку. Ни с чем несравнимый аромат качественного бензина ударил мне в нос, стоило только вывернуть пробку и удалить слой герметизирующей алюминиевой фольги в горловине. Да. Да! Я уже бодрее подобрал канистру, вытряс из нее сор и стал заполнять при помощи шланга.

Стрекот из диктофона внезапно оборвался. Кто то натужно закашлялся.

- … Сержант!... Сержант, мать твою!!! Ползи сюда, падла, мы с тобой еще не договорили… Слышишь?! Ты!... Не смей трогать Ре! Слышишь?! Я тебя и в аду найду, выродок!

Я судорожно пережал шланг – из переполненной канистры бензин потек на пол. Я на автопилоте взвесил в руке закрытую канистру. «Нормально». Бегать с ней, я, конечно не рассчитывал, и потом, если все пройдет удачно, приеду на машине, сразу бочку заберу. Или две. Нет, лучше сразу три. Для пущей надежности. А вот кто такой Ре?

- … Уполз, скотина. Всегда таким был… Какой-то бред! Сижу и говорю тут с магнитофоном… А что делать?.. Пол часа, и все, каюк. Падлюка-сержант угодил, мать растак!!...

Пока в диктофоне шла пауза, я аккуратно поставил канистру на попа и примостился на ней с автоматом, сторожа вход в топливный рай.

Снова кашель, с каким-то диким сопением и стоном.

« … Больше надо было в него свинца, бля… Ученые, эти ханурики, ласты мигом клеят, а Демидов, черт лохматый, живучий оказался… Хотя что тут говорить – еще немного… и ему каюк. Надо только, что бы Ре успела. – Автомат в моей руке попытался выполнить акробатический трюк, но пришикнув на него, и зачем-то проверив магазин на перекос патронов, я весь превратился в слух.

- … Все шло по плану… Нет, них..я не по плану, ажно сначала. Ре зачем-то вздумалось взять с собой щенка из этой проклятой лаборатории! Ну и зачем? Что бы он гадил постоянно?... Сказала: это удачный эксперимент, надо захватить… А по виду щенок как щенок, только от сиськи мамковой оторвался. Хвостик баранкой – лаечка! Ну я и разрешил. Пока Ре с компьютером возилась на платформе, мы с Демидовым проверили аппарат, подтвердили у Ивановны «взлетную». Надеюсь, у них все вышло, и они уже летят в столицу… Мы знали, что заражены оба, но Ивановна сказала: у вас есть два дня… Демид, сука, с гнильцой оказался. Летим… А он: слушай, бенза маловато, айда на склад. Я говорю: хватит… Ре на заднем сидении, со щенком сидела. А Демид шепчет почему-то, хоть без шлемов с переговорным-то и не услышишь ничего. Тварь. «Надо больше захватить на всякий пожарный! Летим, однако, далеко, хрен знает сколько еще петлять будем!». Ну и дернул меня на склад зарулить. Приземлились. Ре заодно за провиантом пошла – ну ей, конечно, может и надо, а нам… Два дня, думаю, без малого, и все…

Заправляю канистру. Демид снова шепчет: «Слушай, а ты с мутантами пробовал?». Я гляжу на него, а он совсем плох, глаза безумные. Что с ним делать? «Давай попробуем! Я свяжу, что б не брыкалась, а ты, так уж и быть, первым зачнешь…» - и лыбиться, сука, рот до ушей. Ну я ему хук слева… Вырубить хотел, да забыл, что у него первое место по рукопашной среди наших… Короче, сцепились мы на совесть, Ре на шум прибежала, бегает, плачет, руками машет. Кричу: «Беги, дура, мне Демида не одолеть!»…

Она сразу все поняла, конечно. Убежала к вертолету. Ну, я еще минуту продержался, и все... Демид и больной, а силен, черт! Нож в живот вогнал… «Что б помучился, это за черножопую тебе»… Гляжу, а Ре возвращается, с моим автоматом, что в вертолете оставил. Ну и секанула очередью по этому выродку. Тот упал, а она ко мне подбегает, пытается поднять. И щеночек рядом бегает… Лает так звонко! Лаечка!... Я улыбаюсь, а больно-то как!: «Ребекка, видишь, не жилец я уже. Лети сама, вспомни, как я учил». Она стоит, не знает что делать… Тут Демид очнулся, за ногу ее схватил. Она, дуреха , образумилась и убежала к вертолету. Демид следом ползет, зараза. Я как только стрекот услышал, только тогда отлегло. Магнитофон вот взял…»

Дела-а, однако. Диктофончик-то с сюрпризом оказался. Я посидел на канистре, переваривая новости. Даже в моем мире, как показывает опыт, могут быть новости. Но пора! Пора! Я протянул руку к пластиковой коробочке…

- Кто здесь?!! Черт!! Демид? Это ты? Выползай, сука, я тебя без приправы съем… - дальше шепотом, - Нет…Ублядская тварь! Тише надо. Он слушает, припал к двери. О Боже! Ну и пасть! Бесовы отродья... Будьте прокляты вы все… Черт!... Не шуметь, не шуметь... Ушел, вроде бы. А, черт!! Ни ногой ни двинуть, онемели…О-оо! Больно то как, братки!…Где мой «калаш»? Ре, дай мне автомат, дай его, красавица. Ре, где ты? Ре??!... Неет, ты – гуль!! Демид, сука, подмоги! Ре, ты где? Братки… Мне б подсобить, я уж не подведу… Вы же знаете… Я что, один??

Невнятное бормотание перешло в откровенное бульканье, и решил, что моему «репортеру» тут и пришел каюк, как эти самые бульки оказались трудноразличимым совершенно безумным смехом.

- Гуль!! Иди сюда тварь! Чего еб…ом хлопаешь? Сюда иди! Не видишь, я тороплюсь! Видишь, мало мне осталось! А для тебя у меня – экспресс-билет в ад, Ф-1 называется! Гуль. Гуууль! Ха-ха!! О! Ты уже тут? – удивленно. – Дай дотянуться… Боже, только дай мне дотянутся... – Такой паузе не обучали ни в одном рукотворном театральной школе. - Гуууууль!!! Гуль! Гуль!... Братки, сзади один! Гриша, стреляй, мать твою! Справа еще один на три часа! На восемь двое! Вы что ослепли, ироды?! Стой! Стас, лицо… Да ты…

Снова безумный смех, все более слабый и… Все. Тишина. «Зэ рекорд энд» - на дисплее. Умный диктофон сам останавливает запись после минутной тишины. Война с призрачными гулями была закончена. Я снял капюшон – волосы были мокрыми, словно я плечом к плечу оборонялся от полчищ тварей вместе с неизвестным мне бойцом. Пытаясь установить личность героя, я нагнулся к карманам его жилета, как сзади впотьмах раздался отчетливый шорох.

Ненавижу спонтанную эквилибристику. Одно дело крутиться на турничке, разминая мышцы и жилки, и совсем другое – до микросотрясений мозга, бездумно, бросаться, падать, валится, скакать и кувыркаться, ожидая момента проникновения клыков врага в подкожное пространство.

Проникновения клыков не произошло, более того, «шорохун» оказался не менее пугливее меня, и стремительным комком скрылся за стеной. Держа стену под прицелом, я закинул в разгрузку диктофон и подтянул ногой канистру. Пора было валить, и как можно скорее. Но засим произошли и вовсе уж невероятные вещи – морда «шорохуна» осторожно выглянула из-за стены прямо в луч света, отчетливо фыркнула, принюхиваясь. Я опустил автомат, просто не веря своим глазам – на меня настороженно пялилась… самая обыкновеннейшая собака. Нет… Не те, тупых злобных двухцентнерных ходячих окорока с клыками в четыре дюйма. А абсолютно нормальная, покрытая черной с белыми подпалинами, шерстью, псина.

Неуверенно, она вышла из-за укрытия, напряженная, готовая мгновенно дать стрекача.

- У! Какая хорошая, красивая собака! – я постарался говорить потише, и на распев; но от моего голоса псина пришла в неописуемое возбуждение, и фыркая, как паровоз, вихляя баранкой хоста, сделала, приближаясь несколько шагов. На сегодня на этом, пожалуй, прогресс и закончился, если бы я не применил тяжелую артиллерию в виде обрезка копченого химерьего кумпячка с петрушкой. Это было бескомпромиссное оружие. Пуская слюни, псина медленно, но верно приближалась, пока, наконец не обнюхала мне пальцы, и только затем принялась внимательно изучать аппетитный кусочек. От каждого произнесенного мною слова она приходила в восторг, ну и я не скупился, объясняя, как хреново стало гулять тихими летними вечерами в современном бушующем мире. «Как же мне тебя назвать?». Я внимательно, осмотрел собаку. Разумеется, никаких цивильных ошейников не было, зато в проделанной в ухе малюсенькой дырочке на маленьком стальном колечке была закреплена квадратная бирка из кусочка алюминия. «Флай» - я прочел по-английски на одной стороне пластинки, и уже до невмоготы опостылевшие сакурские лейблы, на другой.

- Будешь Мухой. – Решил я, и Муха, соглашаясь, завиляла хвостом. От второго кусочка химерятины в честь именин, она отказалась, и – странное дело, взяв меня аккуратно, зубами за рукав, попробовала стащить с облюбованной канистры.

- Муха, ты чего? – Собака, отбежав немного, требовательно фыркнула. Она, я теперь видел отчетливо, дрожала, но как-то уж дюже нервно, как и не от радости. Неблагодарная скотина, вот она кто.

- Пойдешь со мной, покажу убежище, где вот этого – я театрально обнюхал кусочек мяса, - столько, что нивжисть не пере… - не успел я договорить, как звуковая волна от второй растяжки прокатилась по складу. Я мигом подхватил канистру с валенками и всерьез вознамерился поставить рекорд Гиннеса по бегу с постапокалиптичными принадлежностями, как обратил внимание что Муха внимательно смотрела в пространство прямо надо мной. Холодея, я вскинул голову.

Прямо надо мною на потолке, разевая оснащенную внушительными рядами зубов пасть на полголовы, примостилось уродливое создание с худеньким бочонкообразным телом ребенка. Отвратительная безволосая тварюга цеплялась длиннющими костлявыми конечностями за потолочную ферму электропогрузчика. Цеплялась, пока, не издав леденящее завывание, не отпустила в падении конечности…

Глава 11.  Цена крови.

… Тревога! Тревога!! Сирена из рупоров выводила мозгодробящие завывания. Вторя ей, но уже на куда большей мощности орали механические ревуны пожарных служб и МЧС, выводя жутковатым психоделическим эхом тот же, воспаляющий любую мысленную деятельность, мотив. Когда же наконец иссякнет электричество в их источниках?... Шатаясь, я прислонился к стене здания. Тоска вцепилась в душу мертвой хваткой, повисла на ногах, опутала руки. АКС-74 с расколотым цевьем являлся ношей на грани фиаско – я уже два раза выкидывал его, но только для того, что бы, отдохнув немного, снова поднять. Я стрелял по проклятым рупорам, пока не кончились мои скудные запасы патронов… Когда это было?...

…Маленькая, с аккуратно разбитыми газонами улочка всегда было удивительно тихой и спокойной, даже когда – еще «до» – по ней сновали, тасуя колоду забот социума, тысячи людей, все выглядело чинно и неторопливо; время здесь всегда текло по-другому, даже сейчас, в надрывающихся тональностях «воздушной тревоги», она разительно отличалась от своих сестер. Здесь было мало битых машин, следов оргий и плодов страшной болезни. Налет особенного консерватизма столь длительное время хозяйничал здесь, что и сейчас не желал сползать под грузом обстоятельств… Что я здесь делаю?...

Я с трудом оторвался от стены, и вдохнув горький воздух, зашел в подъезд. Густые потемки вмиг ослепили, но я не дал им сбить себя с толку – на ошупь, поднимался я по до-боли знакомым ступеням… Здесь все, как и прежде, если не считать распахнутых дверях на этажах, разбросанного по безжизненным утробам жилищ хлама, и множества разжиревших крыс, нагло снующих по ботинкам. Удивительно, но здесь пока было абсолютно безопасно – у крыс еще вдосталь пищи… Моя цель – оббитая коричневым дерматином дверь; набрав побольше воздуха, словно лишний грамм его мог отсрочить вдыхание запаха тлена, я толкнул незапертую дверь… Удивительно, но воздух за порогом был необычайно свеж, и приятная, гудящая тишина царила в квартире. Медленно, боясь нарушить покой, я открыл дверь в спальню – это была ее комната… Да, интуиция не обманула – она уже была здесь; сиротливо сидела в углу, положив усталые руки на колени, и свесив голову на грудь. На ее таких красивых, оплетенных нежными золотистыми волосками ногах играл вечерний солнечный зайчик. Я тихонько прислонил к стене автомат и присел на стульчик. Она, очевидно, устала не меньше меня, и негоже было ее сейчас тревожить. Я мог часами наблюдать, как она спит… Почему?...

Мы познакомились, когда я еще был матерым, трепанным жизнью студентом, а она – первокурсницей с большими перспективами. Хотя, кому было дело до перспектив? Колеса событий, броня желаний, движимые пламенным мотором инстинктов не раз перемалывали в этом мире и куда большие перспективы. Говорят: противоположности сходятся. Чушь! Я множество раз доказывал ей только при свете дня, что это абсолютно ни на что не влияет! Где что сходится, пожалуй не до конца осознавал сам дедушка Фрейд. Короче, мы умудрялись удивительно уживаться. Ни на что не претендующее существование…

… Я снова скосился на Настю – да, она спала; я видел, как медленно вздымается и опадает ее грудь. Может, стоит ее уложить на кровать?.. Я подошел и нагнулся, и дунул в длинную челку, вьющимся водопадом закрывающую лицо. Настя сонно захлопала ресницами и, пробурчав что-то спросонья, опустила голову на подлокотник дивана.

- Спи, спи… Сам все отнесу. – Я с ехидцей просунул руку ей под коленки. Бедняжка, замерзла совсем! Ради просыпу стоило куснуть слегка ее за нос – и когда она поморщится, а значит, в состоянии, готовом к экзекуции…

Она не спала.

Черный, пронизывающий ледяной взгляд; прямо в душу.

- Что?... Что?!... Не молчи, скажи, что?! – Необъяснимое волнение, скатывающееся в мерзкий холодный страх.

Рот медленно отверзся, но вместо слов оттуда вылезла огромная мокрая черная крыса.

Я пошатнулся и упал: в одну секунду навалилась реальность: отвратительные миазмы гниющей плоти, в углу – вспухший, обезображенный труп в черно-фиолетовых разводах на коже, и среди разбросанного хлама, битой посуды и снующих насекомых в уши ворвался высверливающий напрочь все, кроме паники, вой городских сирен…

… Вой раскатывался по помещению, отдавал эхом, и было ясно, что источник – справа, вне досягаемости света моего сбитого с головы налобника. В потемках под аккомпанемент возбужденного визгу, шла какая-то невразумительная валтузня. Память в секунду по фрагментам собиралась в раскалывающейся голове, и спустя оное время я уже ковылял по мере сил к дислокации этих всех источников. Если собака мне не приснилась, то даю голову на отсечение, без нее сейчас там не обходиться. Я потряс звенящей головой: чертову тварь, что спикировала на меня с потолка, я только и успел ударить плашмя автоматом, удачно попал, и оглушил всего на секунду; но отродье уцепила мертвой хваткой свои мослы в мой АКМ, и повисла грушей, чередуя завывания с демонстрацией рядов мелких, но многочисленно-акульих, зубов. Хорошо так уцепилась, что развернуть ствол и использовать оружие методом, описанном в руководстве по эксплуатации не было никакой возможности. Пришлось бросить бесполезное, отнимающее драгоценное время занятие по сдиранию инородных существ с автомата, и найти упор, что бы размозжить безглазому уроду голову; я наступил на волокущиеся по полу задние конечности твари, опрокинул и придавил коленом ее дряблый торс полу. Дело оставалось за ерундой: размозжить любимым коллиматором шейные позвонки, к чему я и вознамерился. Но остался с носом – одним мгновением, можно сказать, стал свидетелем превращения пешки в дамку: вытянув длинную, с подозрением на телескопизм, шею, тварь так шандарахнула своей дубовой башкой мне в лоб, что пришлось на некоторое время отключиться. Так сказать, фонарик в одну сторону, пассатижи в другую. И если бы не оперативность лучшего друга мутанта Мухи, разбирали бы сейчас, бедного, на окорока. Но непоправимого не произошло; а всем известно, мутанты в долгу оставаться не любят. Особенно перед Мухами.

Муху осадили двое уродов, и хоть вертлявая лайка имела преимущества перед хилыми и слепыми аборигенами, ей уже досталось – на одну из лап собака заметно прихрамывала. Да, и на подходе, еще три переспелые «груши» землистого оттенка висели на потолке как раз рядом с местом схватки, поводя из стороны в сторону своими чугунными ротозявками.

Двух я срезал короткими очередями, и они, уподобившись оным фруктам, шлепнулись на стеллажи с коробками, хорошенько позагадив предварительно эпицентры падений. Третий оказался грамотеем: дал деру, по-паучьи прыгая по ферме. Но пятки так славно сверкали – словно фликеры, которых я попонавешивал на зданиях в своих промысловых зонах в качестве ориентиров-маячков и для точного определения расстояний в потемках, - что я не удержался, и послал еще немножко свинца вдогонку, впрочем, безуспешно, с ранением в конечность беглецу удалось скрыться за уставленным стеллажами извилистым коридором. Прыжком я подскочил к оставшимся. Они так были увлечены исступленным попытками схватить вертлявую собаку, что до одного я добрался практически незамеченным. Его компаньон предупреждающе взвизгнул, но было поздно: хороший пинок отправил одного недомерка кувырком на пол, а стукач получил с пяток честно-заслуженых дыр в район грудной клетки.

Муха сработала с энтузиазмом: не успели законы инерции и соударения до конца погасить энергию пинка, как зубы с хрустом сомкнулись у основания черепа только и успевшего икнуть аборигена.

Я подхватил канистру, с сожалением бросил взгляд на связку валенок (я вернусь за вами!) и потрепал Муху по загривку. Стоило поспешать: мы получили весьма небольшую передышку, и шорох множества конечностей впотьмах возвестил, что ошибки твари не повторят, и нападут на невежливых гостей, позарившихся на бензин и прочие богатства, всем скопом. Что касательно меня, то, черт подери, что бы заиметь пару бочек бензину, я был готов разворошить сотню подобных гнезд. Звук, а значит и Первый Почетный ударный корпус министерства обороны «местных» подтягивался с восточной стороны, от складов с чем угодно, но гарантированно не с парфюмерией. Перед корпусом, служа очевидно, для различаемости родов войск в темноте, катилась волна зловония выгребной ямы. Я принюхался. Похоже, в авангарде шел спецназ. Муха взяла на себя задачи разведки, и, пока я приторачивал в ременной кулак канистру, навернула пару кругов, и дала понять, что к подъему в казарменный «штабной узел связи» направляться не стоит. Действительно, разведка не подкачала: тепловизор высветил непонятной формы довольно длинное червеподобное образование, закупорившее вход на склад. И вяловато как-то сокращающееся; может, и стоит грешить на РГД… Я решил, что обязательно проверю в следующий раз, после того, как мы с Мухой наведем транспортный марафет.

Насколько мне помнилось, был еще один, грузо-эшелонный, выход. Шанс, что без электричества можно было бы проникнуть за внешнюю переборку, весьма мал, но все же выше, чем вероятность успешной ходьбы по мертвым телам доброй полсотни гулейского только спецназа и одного здоровущего, невнятного в действиях, червяка. Искать грузовой узел не пришлось бы долго даже идиоту, кой с десяток лет назад отдавал приказ на десантирование «Посылки» - жилы грузовых рельсов и стапеля различной формы и калибра ясно демонстрировали, откуда растаскивалось все по стеллажам и прочим полкам. По пути мне встретилась распахнутая дверца с загадочным названием «Геотермальный источник №4». Луч фонаря скользнул по уходящей вниз ленте бетонного лестничного пролета, залитой какой-то черной блестящей, издающей отвратный запах, субстанцией.

«Да ладно тебе!» - посмотрел я на нетерпеливо тянущую за рукав Муху, - «В конце-концов, пару минут потратить, пока эти слепые недомерки нас разыщут, можно на благо науки». Впрочем, у собаки, проведшей в этих окрестностях не один год, на этот счет были свои мнения – она подбежала к спуску, обнюхала ступеньки, подозрительно театрально подняла шерсть на загривке, и в довесок ко всему презрительно фыркнула.

- И как тебя понимать?... Квест ты ходячий!... – Я вытянул шею и рассеянно осмотрел через ПНВ первый пролет. Все было чисто, словно на днях должен был приехать ревизор из генералитета с проверкой.

Я мысленно плюнул в сторону мнительной псины, и начал спуск, мучительно пытаясь вспомнить, на кой мне вдруг сдались геотермальные источники. Особенно теперь, когда есть иные, и вовсе не гео-, источники, но тоже термальные, ядерно-задорные.

Температура и влажность начала заметно прибавлять в весе уже через пару двухметровых пролетов, конструктивно аналогичным обычнейшим лестничным маршам в жилых домах. Еще через тройку в довесок к жаре прибавился едва различимый гул. Я тревожно завертел головой и… Измерил половину ступенек шестого пролета задней точкой – поскользнулся от неожиданности, когда высветил гадливую харю Мухи, неслышно спускавшейся за мной с отставанием в полпролета. Проклиная всех богомерзких созданий, способствовавших возникновению в моем копчике пульсирующей боли, я глотнул водички, успокоился, решив на трезвую голову еще раз обдумать, на кой ляд я туда лезу. Мысль не шла, а вот отбитый копчик требовал отмщения, причем незамедлительного. Я уверенно подхватил АКМ за ремень, в который раз снова – хрен знает зачем – проверил магазин на перекос патронов. И в который раз, я даже с тоскою вздохнул, перекос отменялся.

Всего лестничных маршей было одинадцать. Последний я так не осмелился пройти – далее путь с лестницы вел в довольно большой проем, куда помимо всего остального заходили несколько десятков толстенных металлических и пластиковых трубных коммуникаций, гофрированных теплоизоляторов и прочих космических со знаком минус, технологий. Шум и гам, как и зверская жара с вонью, стояли непереносимые; я воззавидовал трусливым и богомерзким тварям, оставшимся на седьмом марше, где не хотелось еще бежать за дубовым веником. Налобник в этом пару пытался пробить пелену, но со стыда, мог более-менее толково освещать только пару метров от идиота, невесть зачем припершегося сюда, и теперь переминающегося с ноги на ногу. Можно было семьсот лет стоять и гадать, что может быть в помещении за проемом. Но можно и применить ПНВ и попытаться «прострелить» хотя бы полсотни, метров. А можно… Вот как сейчас – потрогать ножом какой-то переползший порог и начавший упорно карабкаться на ступеньки, как советский альпинист на Эверест, бесформенный, с неразвитыми худющенькими конечностями, комок рыхлой плоти. Комок обиженно пискнул и повернул было назад, но не тут то было; разве мог он уразуметь, на какие жертвы идут ради науки?… Я огляделся на отсутствие свидетелей, и достал из кармана специально для таких случаев носимый брезентовый пакет. Там лежит тряпочка, смоченная медицинским усыпляющим составом, и, к слову, играя первостепенную роль в современном научном движении, уже не один десяток единиц мелочи отправилось туда. Я, придерживая ногой отчаянно рвущуюся на родину мелюзгу, развернул пакет, и, стараясь не вдохнуть паров хлороформа, убедил пионера надежными, апробированными еще добрый век назад в НКВД методами, поступить правильно, можно сказать, в истинно-патриотическом ключе. Пионер, обреченно взваливая на худенькие плечики бремя научного прогресса, не преминул изловчиться и загадить мою ладонь темной клейкой массой. Вот так всегда с этими пионерами; я вытер ладонь о стену и ускорил уже засыпающего засранца щелбаном… Научный материал добыт, и пора делать ноги – ПНВ высветил за проемом свисающие с переплетений труб и ферм ряды горячих бурдюков; и под непрестанные визг и гвалт, аналогично мерзкую морду матерого охранника, беспокойно вертящегося в отдалении. Обобщенные факты подсказали мне, что я весьма не вовремя оказался около роддома и по совместительству, детского саду тех недомерков-акакиев, с которыми нам с Мухой довелось столкнуться на складе.

Охранник, приняв классическую, но несоответствующую гордому статусу главного дежурного позу, принялся бочком, по-крабьи, двигаться в мою сторону. «На запах», подумалось мне. И Муха, как назло, начала тихонько, требовательно потявкивать на седьмом. Заготовив гостинца в виде пары именных гранат, крашеных когда-то неизвестным мне шутником в пасхальные цвета, я, подгоняя себя мыслями о прохладе, в один миг взлетел наверх; на ходу выдернул проволочные кольца предохранителей, и отправил «пасхальные» вниз уже в конце второго пролета. Муха уже ждала на складском уровне, и – ай-да умница! – отвлекала в сторону подоспевший авангард противника. Все шло к тому, что с богомерзкости некоторых созданий придется снять несколько пунктов. Тем более, когда дублет сотряс бетонную платформу, ударный легион «Слепые Черти» в полном составе, смешав в суматохе порядки, начал оперативно сигать с потолка на первый лестничный марш спуска к геотермальному источнику, поддавшись на обманный маневр. Это было нам не только на руку, но и на ногу тоже, сим мы и не преминули воспользоваться.

А вот стоило ли все это затевать? Грузовые ворота были задраены с большей тщательностью, чем склеп Тутанхамона. Несколько секунд хватило, что бы убедиться: неприступная конструкция. Ну разве что кроме того щелеобразного окна под самым потолком над створкой, забранным растрескавшимся и пожелтевшим стеклом.

Едино Муха была свидетелем, как я перенервничал, забрасывая фал с привязанным на конце грузом на одну из труб. Ну и пусть – я злорадно принялся вязать на лайку другим свободным концом веревочный корсет, заставляя паниковать уже сие богомерзкое создание. И со словами «Тренироваться надо почаще, господа, тренироваться», полез по пружинящей капроновой нити. Долезть до потолка с амуницией, оружием и канистрой сталось несравненно легче, чем выбить стекло, уцепится за раму и вывалить себя во внутреннюю часть ремонтного цеха для крупногабаритных машин, расположенного в пристройке казармы. Да и втащить Муху за собой оказалось делом отнюдь не простым и довольно травмоопасным: выпучив зенки и вздыбив шерсть, собака в момент подтягивания к проему находилась в таком состоянии, что без раздумья цапнула бы в любого, осмелившегося протянуть руку. Но психиатрическая минутка, грамотно проведенные манипуляции с химерьей вырезкой возымели действие и псина была успешно протащена. Как раз вовремя – несколько десятков безглазых сопаток синхронно припали к щели, не успел я развязать веревочный корсет на Мухе. Мудро решив, что пугать ударные легионы злобных слепцов, демонстрируя творение Михаила Калашникова с ополовиненным магазином себе дороже, я перерезал оставшуюся веревку ножом, и, держа под прицелом точки наблюдения противника, принялся пятиться к воротам.

В итоге, споткнувшись и приложив хорошо голову о стояк, я покосился на подозрительно спокойную Муху; похоже, не пугающуюся инициативной вылазки «аборигенов» в цех. Негодяйка как ни в чем ни бывало, отправилась изучать механизмы и метить по пути территорию. Ну да, а разбираться с восемью десятками чугунных супостатских реп в окне, что, мне на десерт оставила?!.

Все знают, что взывать к совести богомерзости занятие абсолютно безнадежное; посему я, уверенно отмечая в прекрасно освещенном через застекленные люки в крыше дневным солнцем тишину и спокойствие, заменил рожок и подкрался поближе к окну. Уродцы еще были там; их неугомонные конечности и беспрестанно снующие челюсти семафорили в тени отдушины с перспективой на парочку хороших, задушевных таких кошмарных снов. Вот ведь незадача: по размерам они были намного меньше меня, и разумеется, могли легко, сразу, щедрым и пенным потоком преодолеть рассаженную раму, но… Почему-то медлили. Не вылезали, хотя синхронно поворачивали свои ротозявки на звуки бросаемых мною в жестяную трубу гаек.

Разгадка стала ясна, когда я, сфокусировав луч налобника в небольшое пятно, светанул одной из тварей прямо в лоб. Эффект был что надо: тварь взвизгнула, и так очумело замотала головой и лапами, что потеряв равновесие соскользнула с трубы, и, так и не выйдя из штопора, рухнула на пол склада, судя по звуку, балдой об рельс… Похоже, твари не переносили дневного света. Для меня… и, возможно Мухи (если, конечно, богомерзость покинет склад и пойдет со мной) это были хорошие новости.

…С цеха наружу можно было попасть вполне классическим путем – в отличии ворот для пожарной техники, чьи ригельные механизмы были даже заварены, существовала маленькая дверь, габаритами вполне для людей, и с красной надписью, подведенной пеплом от бычков «Для курения». Курильщиков не нашлось, а вот воспользоваться сией дверью для выхода желающих было, хлебом не корми. Без труда сбив гаечным ключом простецкий навесной замок, я проник на двор. Огляделся. Все было тихо и спокойно, если не считать различимую на горизонте охотящуюся стаю собак, современной модификации, загнавших какое-то крупное травоядное, и теперь осаждающую обреченную зверину. Стоило побыстрее выдвигаться; шутки на территории многочисленных хищников заканчиваются очень быстро, и если Муха останется на складе, значит, так тому и быть. Я потрусил вдоль стены к ограждению периметра, поглядывая изредка назад. Собака нерешительно мялась у курилки, так в итоге и не решившись следовать за мной. Похоже, у нее совсем немного опыта городской жизни вне забранной колючкой территории войсковой части…

А жаль! Я осмотрел подготовленную накануне снайперскую точку, и, добив ополовиненный рожок к АКМу, подновив запас гранат и двинулся к убежищу. Винтовка осталась на чердаке: я точно знал, что я еще сюда вернусь. Я аккуратно намалевал на карте в коммуникаторе, на здании казармы, жирный красный флажок – отныне это моя опорная стратегическая точка №2.

… В опорной стратегической точке №1, коей являлось мое основное Убежище, я приподнял стальную кружку со свежезаваренным чаем. Прежде, чем отхлебнуть из нее, я нажал на кнопку воспроизведения диктофона, в который раз за последние несколько часов вслушиваясь в издаваемые пластиковой коробочкой звуки. Хороший, правильно заваренный чай улучшал работу мозга. Итак…

Американка ушла. То бишь улетела – вертолет на поле с пару гектаров, пусть и заросшем бурьяном, не пропустил бы даже идиот, который отдал приказ на применение «Parcel». Далее… С Мухой, тоже вопросы – чем питается, почему жива до сих пор? Пожалуй, едино можно предположить, что находилась с тварями до моего прибытия в нейтралитете, а… Потом решила сменить политические взгляды? Не смешите!… Где труп Демида? Пожрали – пожалуй; только почему боец с ножом в животе на месте и в полной комплектации, и ни каких-либо следов схватки его с этими некими призрачными гулями. Я до звона в ушах вслушивался в его бредни, но так и не смог уловить посторонних звуков… Кто эти гули – мираж, порожденный умирающим мозгом человека с диктофоном, или может, мои нынешние темнолюбивые безглазые знакомые?... Я прикинул, что за прошедший еще тогда год с небольшим, практически нереально даже самым фантастическим троллям из сказок мутировать в моих новых знакомых. И ребенок этого племени, принесенный мною со склада, а теперь лежащий разделанным у меня на оцинкованном столе в специальной комнатушке, прямой тому свидетель. По черепу шел ясно выраженный продольный заостренный шов, непонятного мне назначения, а шея представляла собою «матрешку» из упругих хрящеподобных вкладышей, которые, вытягиваясь подобно телескопическому удилищу, позволяли удлинять эту часть тела более чем в три раза. Да, это слишком обширные мутации, что бы «гули» могли появились еще тогда. Я понюхал пальцы, словно через латекс перчаток на них мог проникнуть отвратительный запах внутренностей этой твари из геотермального источника. Естественно, пальцы пахли, как водилось в последние десять лет, сгоревшим порохом, отработанной солярой и потом, посему я спокойно допил чай, и бросил влюбленный взгляд на увесистую алюминиевую тридцатилитровую канистру, наполненную чистым, как слеза, бензином; мой главный хабар со склада «Дайнаус»… Шел первый час ночи. Осталось проверить защитные роллеты на дверях, выключить настольную лампу и залезть под одеяло.

По темному помещению, пропитанному запахами пота, промасленного металла оружия, пополз едва различимый бензиновый дух, приятно щекочущий ноздри, стимулирующий воображение на перспективы, которые смогут мне открыться, если я заимею несколько волшебных бочек… Перспективы… Но, мой друг не ранее, чем…

Я буквально подпрыгнул на кровати, когда в мою дверь отчетливо постучали.

Я протер глаза: все это чертовски похоже на издевательский сон. Стук и скрежет повторился, возня за стальными воротами стала сильнее, сместилась на крышу. Нервничая, я достал ПНВ с тепловизором, что бы убедиться, можно сказать, воочию, что в гости ко мне по темноте пожаловал тот самый гулейский спецназ, который мы с Мухой обвели вокруг пальца, словно несмышленышей. «Запах!» - гадать здесь было нечего. Я схватил АКМ, включил все имеющиеся источники (аж две лампы по 25 Ватт!) света и под учащаюся барабанную дробь по крыше и воротам, приготовился защищать, если придется, все нажитое за последнее десятилетие честным и не очень трудом; а пока оставалось только бросать тоскливые взгляды на начатый, но так и не дорытый мною до конца подземный лаз, отходной путь из убежища. Поздно пить «Боржоми», когда почки отказали…С три десятка тварей трудились над моими дверями, и, только заслышав этот жуткий барабанный грохот со скрежетом, даже металлопрокатчик, катавший пятимиллиметровые листы стали, наваренные впоследствии на жесткую раму моих ворот, не смог бы дать какие-либо гарантии.

Повторяя историю, в ситуацию опять вставила свои пять копеек собака. Нет, не та, что с подпалинами на черной шерсти и хвостиком баранкой, а та, в которой два центнера весу и клыки, в четыре дюйма. Я повеселел: от первой партии увлекшихся слесарными работами гулья шматье полетело в правильном направлении и с должной энергетикой. Правда, на этом веселье и закончилось: гули, оставив меня, похоже, на закуску, изменили род деятельности на более мокрый. Двум тварям с крыши удалось примоститься на спине, и они принялись натурально колошматить своими дубовыми чурбанами по черепу превосходящего в десять раз по весу, пса. Я ошарашено смотрел через ПНВ на впервые наблюдаемую мной подобную схватку – с глухим костяным стуком эти твари так приложили пару раз тупое животное, что хищник отчаянно взвыл и начал метаться, пытаясь сбросить уцепившихся намертво гулей. Может быть, с этими двоими он и совладал бы, да вот еще два десятка тварей умело блокировали и загоняли его точными и выверенными ударами. Жалобно скулящий, с отбитыми лапами, он вскоре обессилено упал наземь, и буквально через секунду была поставлена точка в его незамысловатой жизни: сменившиеся «наездники» свежими силами в пару ударов с хрустом проломали псу череп. От таких событий я снова было начал беспокоиться за свою судьбу, но вскоре облегченно выдохнул. Что ни говори, но все-таки, надо заметить, что к городской жизни гули совсем не приспособлены: пока они щелкали своими этими самыми, чугунными, совещались то бишь, видимо, решая, что делать с таким количеством мяса, подоспела большая стая собратьев павшего пса, вмиг рассеяла их порядки, заставляя дуболомов покинуть точку осады с четко трактуемой формулировкой: отступление.

Надо ли говорить, что я больше не уснул. Ну а как тут уснуть, когда разномастные хищники и падальщики всех калибров полночи трещат под окнами косточками неудачливого пса. Я не отважился приметить против них оружие – уж лучше тупые мясоеды, чем полные сюрпризов дуболомы…

Проблему надо было решать кардинально – раз и навсегда. Увольте, я не подписывался, что бы каждую ночь меня навещали ударные легионы этих уродов, причем без конфет, коньяка и женщин.

Рассвет я встретил с жутко болящей головою, дрожащими руками, но зато с парочкой хороших идей. Каков нынче курс перевода бензина на кровь? Не знаем?...

Имелась у меня одна очень интересная, припасенная на особый случай, штучка. Эту штучку в свое время я пригнал издалека, с территории Большого Брата, когда еще осуществлял дальние, на десятки километров от города, рейды. Короче, дай бог памяти, одна из старых вариантов БТР-70, с двумя двигателями, но самая в ней изюминка – смонтированная на довольно-таки эргономичной турели спарка из двух ПКТ, пулеметов довольно средненькой по тогдашним меркам мощности, зато с достойным боекомплектом на четыре тысячи выстрелов. Так вот, турелька эта – для какой-то выставки была сделана, эксклюзив, в единственном экземпляре. Мне удалось тогда заправить прожорливый бронетранспортер и пригнать его себе в ангар. Абсолютно новая штучка, не считая конечно, сделанных каким-то иродом пары – не ухудшающих эстетического восприятие совершенных, словно рубленых топором обводов и стремительных, по грубому сварному шву, линий – дыр из крупнокалиберной винтовки в борту.

Сейчас он там же, законсервированный с грехом пополам, собственноручно при помощи тряпок, машинного масла, банки солидола и рулончика оберточной бумаги. Мажешь – и лепишь, и лепишь, и мажешь. За первый заход я приволок канистры с бензином и маслом, за второй – две заряженные по самое горло аккумуляторные батареи. Теперь только кропотливая работа и удача на пару со святыми угодниками могла дать положительный результат. Главное в этом деле – отсутствие спешки и прочего мандражу.

Я аккуратно соскоблил просолидоленную бумагу с впускных и выпускных патрубков системы питания двигателей и прочих нужных дырок, отсоединил патрубок и ручным насосом продул конденсат в бензобаках, проверил оказавшимися удручающими состояния свеч и видимой части цилиндров, наполнил систему охлаждения антифризом. Короче, когда я залил в баки свой бензин и подсоединил аккумуляторы, я вполне имел право на чудо. Чудо произошло, но примерно через час усиленного колдовства с помпой и паяльной лампой. Керогаз заклекотал, слегка сбоя цилиндрами и окутывая ангар удушливым черным облаком выхлопных газов. Но для меня и это была песня. Я распахнул створки ворот и залез внутрь БТРа, прогревая движки на разных режимах. Особо рассусоливать не позволял скудный для этого монстра объем заправленного бензина и вскоре, паралитически дергаясь и взревывая, бронетранспортер преодолел кромку порога, которую я не переезжал на своих машинах вот уже восемь лет; неуверенно набирая скорость, отправился к убежищу №1.

…Я перепроверил еще раз багаж, пересчитал заряды, расходные материалы. Подумал и закинул еще на всякий пожарный пару аккумуляторов. Сейчас три часа дня, и самое время для первого теракта в новом мире. Когда БТР намного веселее запустился во второй раз, я облегченно нырнул в его чрево, бросив торжествующий взгляд на удивительные перемены вокруг – вот любопытные «жильцы» облепили, пожирая глазами металлического титана, окна, и на крыше расселся, удивленно вертя головами, целый каталог пернатых хищников и падальщиков; даже тупые собаки крутились в подворотнях, благоразумно не решаясь приближаться к дико воняющей, гремящей огромной твари.

… Итак, я сверился по пометкам карте – передо мной была технологическая труба «уравнивателя давления ГТЗ№4». Значит, туда три или четыре шашки. Я снял крышечки с четырех РДГ-2, активировал их по очереди и бросил в свободный полет по трубе. Ясное дело, что там стоит как минимум сеточный фильтр, который шашкам не преодолеть, и через полминуты труба начнет заполняться едким дымом; надо успеть наложить отрезок автомобильной камеры на верхний срез трубы и тщательно – вот так, - примотать плотно бандаж скотчем. Убедившись спустя минуту, что дым не проникает через верх, я отправился к последней, пятой, вентиляционной шахте.

Туда ушел остаток захваченного с собой ящика. Упеленав резиновой нарезкой выход воздуховода, я спрыгнул с крыши подсобки и занял место за подготовленной турелью. Все было сделано на совесть – трубы закрыты, все двери, кроме гостеприимно раскрытой парадной, заколочены, заблокированы или забаррикадированы. Да, кроме парадной, в ста метрах от которой и стоял БТР с нацеленными на черный зев хода, стволами. Ждать оставалось совсем не долго…

Первый легкий мутный вал белесого дымка легко перекатился через порог, мгновенно растерзанный ветрами, но спустя мгновение, уже окрепчав, повторил попытку. На ковре туманной пелены, медленно, но верно, заполняющей здание, заметались какие-то тени. Я сжал вспотевшей рукой джойстик электроспуска.

Неожиданно из тумана пулей вылетел черный комок, отчаянно фыркая и направляясь прямо на мой БТР. Инстинктивно я чуть не выжал кнопку, но в последний момент совладал с собой: это была Муха, которой я был обязан жизнью. Взлетев пружиной на броню, ошалевшая от едкого дыма собака едва дышала, шаталась, пыталась стряхнуть с шерсти ядовитый запах. Из парадных показался первый, рослый и не такой уж и хилый, гуль.

- Муха, айда!! – заорал я, открывая ногой люк пассажирского отсека. Муха не раздумывая нырнула туда, а я, выцелив беспомощного при дневном свете гуля, выжал электроспуск.

Длинные лезвия сполохов устремились вперед, пламенные истоки струй смертоносного свинца. Воздух заполнился ощущаемым телом звуками, вибрацией, пороховыми газами и летящими во все стороны гильзами. Рассерженные шмели в момент разорвали на части тварь, первую среди сотен подобных ей, отчаявшихся, задыхающихся, лезущих толпою в попытке схватить свой призрачный шанс на спасение в прямоугольник из чистого, свежего воздуха. Туда, где их косил без разбору стальной хлыст древней, как Вселенная, старухи-смерти.

На что они рассчитывали, неуклюже, преодолевая боль и шок от света, вываливаясь из молочного содержимого здания? Зачем выносили на себе десятки детенышей, уже отравившихся дымом, конвульсивно сучащими лапками и мотающих головками?

Через десять минут все было кончено. Дым струился столбом из входа, но не было движения внутри, не было движения снаружи. Перегретые стволы пулемета рассерженно шипели, а я сидел, опустив голову на локти.

Тоска навалилась сразу, дикая, неожиданная, прямо в подготовленную содеянным, пустоту внутри.

Тоска и пустота.

Не надо было идти и осматривать результаты, что бы понять, что оружейный гений человека в очередной раз одержал верх. Шеи гулей оказались не достаточно длинны, а их головы – не достаточно прочными. Среди заляпанных кровью и внутренностями стен, разодранных до неузнаваемости тел царила дикая, звенящая, пахнущая смертью, тишина.

Муха сидела, притихшая, и пялилась на меня диким, не узнающим взглядом.

Я устало вылез из кокпита спарки, забрал АКМ, и, не оглядываясь на растерянно трусящую за мной собаку, отправился домой. Еще с пару дней сюда не следовало соваться – пока плотоядные не подчистят останки. Здание будет пустовать еще очень долго – едкий запах намертво въестся в каждый миллиметр внутренних помещений.

Я вдохнул свежего уличного ветра.

Вот она, цена крови.

Пару бочек забытого, никому кроме меня не нужного, бензина.

Глава 12.  Путевой дневник.

- … Муха, етит твою!... Фашистка! – я, мокрый от пота до нитки, водрузил очередную пару канистр в на лестничную площадку первого этажа, и пробежав взглядом по давно отдыхающим от суетливого человечества коммуникациям, принялся заполнять ими бочку.

Богомерзость, выказывая абсолютно наплевательское отношение к общему делу, крутилась возле старых, отлинявших побелкой по-полной, до кривой кирпичной кладки, ангаров для мотострелковой техники. Я проследил за черным мячиком с нелепой баранкой на том самом месте, которое я неделю приучал ходить по своим делам на улицу, и с облегчением, трясущимися от усталости руками, закрутил пробку на последней бочке.

Осталось с помощью заранее положенных, от подъездного козырька, паре широких досок вкатить оную емкость в кунг моего воскресшего 66-го. Благодаря небольшому наклону, бочка покатиться сама, нужно только хорошенько выровнять ее перед процедурой. Закончив трудное дело, я присел на ступеньки, взирая через прямоугольник обрамленного грязными зубами стекла окошка на далекие верхушки центральных построек, бесстыдно раскинутые лапы похожих один на один, микрорайонов. С такого расстояния город кажется спящее - умиротворенным, провинциальным, со старческой сединкой… Отсюда не видно растерзанных и пострелянных стен, пепелищ, закопченных бетонных блоков; костяные завалы на границах охотничьих территорий хищный стай не добивают до сюда приторным тяжелым запашком падали. Растерзываемые по пути ветром, теряются бесследно дикие вскрики, вой, возбужденный рёв обороняющегося и атакующего зверья. Город заселен новыми жильцами…

Муха, оказавшись через две недели у «Дайнауса», похоже, от ностальгии твердо решила облазить все местные закоулки и злачные места, и это невзирая на то, что я пролил по семь потов на каждую из четырех двухсотлитровых бочек с волшебным содержимым, по счастью, так и не занявшись пятисотлитровыми «магнумами»…

Сидя без работы, да в мокрой одежде, я быстро продрог на сквозняке; стоило пошевеливаться и собираться домой: план-минимум по горючему был перевыполнен на одну бочку. Еще пять бочек, про запас, были вытащены мною при помощи ручной лебедки из ямы и перемещены к подъему на склад. Запасливый я… Я с завистью покосился на неугомонную баранку, летающую задорно над травою. У которой с недавних пор начали обнаруживаться индивидуальности: например, когда доходит наиважнейших работ по обеспечению транспортного марафета, то отношение одно – все по-барабану. Я поворчал для острастки, и начал спуск. Хорошо хоть, в разведке богомерзость хороша – вон, сразу учуяла мои шаги и к бело-черному кольцу его прибавилась пара треугольных звуко-локаторов, в простонародье именуемых ушами. «Это у нас, людей они уши! – обучал я азам анатомии Муху в убежище, - а у вас, у Мух, - локаторы… - В доказательство этого открытия я похлопывал собаку легонько ладонью по темечку, и тогда уши вели себя абсолютно как по теории – слаживались, распрямлялись, и совершенно непредсказуемо двигались с пятью степенями свободы в непредсказуемых азимутах, делая и без того кислую мину собаки донельзя сконфуженной. – Ну вот... Видишь?!»

Локаторы, впрочем, работали бесперебойно – богомерзость, проанализировав все поступающие данные и сориентировавшись на звук, выбежала к ГАЗону – прогулка закончена и пора двигаться дальше.

Я потрепал мокрую от росной травы холку собаки и пропустил ее в кабину, как и полагается с дамами, первой; забрался следом, только когда запер кунг и проверил состояние покрышек.

… Три дня, которые я положил сначала перед извлечением бензина из склада, превратились в почти две недели. Когда, спустя назначенные три дня я прибыл к казарме, планы пришлось поменять – место массового геноцида гулей превратилась в бушующую клоаку – во первых, передохших внутри, отравившихся и так и не доползших до выхода гулей оказалось весьма много; во вторых, хищники устроили настоящую бойню за деликатесные отбивные, пробивные, особенно за те, которые с ароматом сгоревшего пороха… Погибшие в этой бойне не пропадали втуне – шли на закуску к обмылившимся от беспрестанного пожирания гулей собакам, химерам, и падальщикам помельче – шакалам и гиенам. Я три часа, выказывая олимпийскую выдержку, наблюдал в бинокль за сим действом из чердака: то одна, то вторая, то сразу группа зарвавшихся на чужую столовую гиен, пускалась в расход, на теплые закуски. Это безобразие завершилось только когда изделие товарища Драгунова уверенно, без сантиментов, начало разговор с «местными». Сорок шесть патронов – почти пяток магазинов ушло у меня, прежде чем остатки фауны ретировались восвояси, благоразумно прихватив с собой самые лакомые конструкции для домашнего употребления… Но меня ждало разочарование – на самом складе делать еще было пока нечего; дым там еще стоял, будь здоров, настолько едкий и горький, что пришлось натягивать противогаз еще при спуске на нижние уровни, где дальше собственного носа в молоке обозревать было просто нечего.

Чертыхаясь на советских химиков-дымоделов, я посрезал с вентиляционных труб свой бандаж из автомобильных камер, извлек картонные листы-уплотнители из рам разбитых лестничных окон, да освободил все забитые мною ранее двери нараспашку.

Сначала я не брал Муху с собою, боясь за псину в суровом мире городских любителей свежих бифштексов; как быстро выяснилось, зря: мутации к большим габаритам и весу уравновесились на другом конец весов ловкостью гиппопотама и интеллектом отдавшего приказ на применение «Посылки» засранцем.

И посему, когда шустрая лайка только четырежды за прошлую неделю оставляла загонные стаи химер с носом, да так ловко, что на месте этих самых костлявых уродин любой нормальный сознательный мутант трижды утопился б от позора, я плюнул на Муху, и перестал ее вечно пасти.

Более того, мои прогулки стали более безопасными – Муха, подобно любой другой богомерзости, невнятно потявкивала, когда существовала опасность или обнаруживалась какая-либо интересная вещь. Хотя… Первой интересной вещью для богомерзости стали три яйца из замаскированного гнездовища нелетающего птеропода, которые она сожрала вместе с кожистой оболочкой, мотивировав это (в произвольной форме, ужимками морды и движениями локационных приспособлений), разумеется, тягой к естественным наукам… И мне пришлось пристрелить крупную, но довольно безобидную в нормальном состоянии бескрылую птицу, которая, не вняв научному движению, вдруг набросилась на собаку с целью явного антинаучного раздербанивания…

Туман полностью исчез по прошествии еще недели после восстановления вентиляции. Разумеется, резкий запах, от которого быстро разбаливалась голова, остался в нижних уровнях, похоже, очень надолго, но при использовании любого противогаза, выполнять работы на складе не составляло труда. Здесь конструкция потолочных ферм позволяла легко присоединять ручную тросовую лебедку, которой я вытаскивал бочки посвежее да помоложе на складскую платформу; но первая попытка по выкатыванию наружу окончилась провалом, мало того, что бочки лезли на «взлетку» только боком, так, отсутствие места для маневров, приличный уклон перехода и немалый вес емкости сжирал за метр пути столько сил, что еще на первой бочке, в переходе, меня посетила мысль спалить этот «Дайнаус» к чертям собачьим… Палить ничего, я, понятно, не стал, а, вооружившись двумя двадцатилитровыми канистрами, принялся носить на верх перелитый из бочек бензин малыми порциями. Даже с подобными ухищрениями работа заняла чуть менее десяти часов, и раннее утро давно передало вахту пасмурному вечеру, когда я на лестничной площадке, кутаясь в плащ, размышлял и гадал, побочно наслаждаясь зрелищем высоких шпилей городской ратуши, когда увижу первый ледок на утренних лужах; это было всего с десяток минут назад. А теперь я, выкручивая баранку, и играя педалями, осторожно протискивал 66-ой через плиты рухнувшего шлагбаума контрольно-пропускного пункта. Сцепление барахлило, тяга вязла из-за давно выработавшейся смазки в механизмах, одна примостившаяся на переднем сиденье богомерзость, достойно перенося угрожающий крен, по-заправски, по-штурмански развернула все имеющиеся органы пространственного ориентирования. Вряд ли, конечно, сосредоточенно выпученные зенки походили на телескоп Хаббла, а уши-лопухи на фазированные решетки радарной установки, но тем не менее, вид этой хари, как и у средневековых корабельных горгулий, смотрящих в воду перед кораблем, наводил тихий ужас на всех современных обитателей города. По крайней мере должен – я ж вот боюсь… Я рассмеялся и отвесил воздушную оплеуху «горгулье», можно сказать, и не оплеуху вовсе. Муха мягко, с вкрадчивостью врача из психиатрической клиники, скосилась на меня, не прекращая выполнять долг штурмана. Впереди нас ждал выезд на многополосную дорогу. Я включил наружный прожектор – темнело, а впереди была труднопроходимая коса на перекрестке из разносортного лома и мусора, и покрепче перехватил баранку.

… Десять лет, такой небольшой срок для жизни обычного города, оправил разительные перемены на гигантском теле вымершего муравейника. Здания теряли краску, и через витрины былых модных салонов уже проникала на неподатливый бетон первая, нежная, но такая жизнелюбивая зелень… Но особенно мрачное зрелище производил зимний город – более тоскливой картины наблюдатель, если он не был страстцем апогея одиночества и увядания, нигде не сыскал бы: черные зевы дыр-окон и провалов-дверей на бетонных панцирях безжизненных титанов; хаос раскуроченных гниющих остовов когда-то лелеемой хозяйскими руками техники, ржавыми неуместными кляксами раздирающий то тут, то там белоснежную скатерть…

Сейчас же на город окутала густая сумеречная вата – неизменный предвестник ночи.

Начинали свои игры ночные хозяева стылого города.

Из логовища, сделанного в подвале старой многоэтажки выбрался небольшой юркий зверек, и замерев на минуту у затянутого драной рабицей подвального окна, припустил пушистой стрелой по улице, держась стен домов, под водосточными трубами, остовами автомобилей. До первых, сделанных еще человеком, зеленых зон и лесопосадок было рукой подать; там еще сохранились плодоносные деревья и любители полакомиться их плодами; там и собирался попытать охотничьего счастья маленький юркий зверек. Его путь по городу был почти завершен, но странный звук из перекосившегося водостока заставил пушистого охотника вжаться тревожно в стену: может, это просто кусочек гравия, отвалившийся со старой плиты верхового перекрытия, а может быть… Зверек невидимкой подобрался к водостоку и принюхался. От жестяной трубы веяло ржавчиной, тлеющим сором и… Чужим запахом; мокрая шерсть. Опасностью. На долю секунды зверька парализовал страх, и когда он уже с отчаянием дернулся в сторону, с окна первого этажа на него коршуном набросился более крупный враг, придавил жестко к брусчатке обмякшего маленького охотника – поздно! Хищник торжествующе оскалился, зацокал, и, не торопясь, обстоятельно, принялся примеряться к удушению вяло сопротивляющейся жертвы.

В парализованное страхом неминуемой смерти сознание пришел образ логовища с его самкой и тремя еще совсем маленькими детенышами. Теперь их ждет или медленная, мучительная смерть от голода, или быстрая, если, обессилев без пищи, они попытаются выжить за пределами их скрытного уютного логова. Мир слишком жесток для еще слепых детенышей и слабой, отяжелевшей от молока, самки. От отчаяния зверек заверещал, извернулся, и изо всех сил впился в ключицу хищника. Тот, как ошпаренный, кубарем скатился, но в мгновение опомнившись, в ярости бросился на шустро, не смотря на хромоту, улепетывающий ужин. Тут все было ясно: жертве удалось выиграть лишь несколько секунд. Черная молния стремительно настигала беглеца, непостижимым образом умудрившегося вырваться из ее цепких лап.

До довершающего прыжка осталось совсем чуть-чуть, и закономерность круговорота будет восстановлена, если только… Если только, не вылетит из-за поворота огромный рычащий монстр, шарящий адски горящим глазом, громыхающий стальными сочленениями в облаке удушливой вони, вылетит, подминая огромными лапами старую листву и сор, перемалывая толстенные ветки в труху тяжелой стремительной поступью… В клейме адского света в разные стороны метнулись две молнии: черная, длинными прыжками устремившаяся к густым порослям газона, и рыжая, исчезнувшая во дворах…

Я завернул крутой вираж, обходя закопченный остов инкассаторского микроавтобуса, уткнувшегося мордой в светофорный столб на перекрестке, тревожно поглядывая по сторонам: ночь не время для прогулок даже на таком транспорте; ночь – шутки прочь! Шестьдесят шестой, это далеко не БТР, и любому достаточно крупному и «вооруженному» хищнику вполне по силам вскрыть жестянку корпуса. Так и оставшийся около «Дайнауса» БТР я решил бросить – выкормить настолько прожорливого зверя мне было не по силам. С израсходованным боеприпасом, при жестком дефиците годящихся для его пулеметов снайперских патронов к СВД, он уже был бесполезен. Кроме того, два движка в его чреве постоянно барахлили еще когда БТР был совсем новый, если только не считать, конечно, пары дыр выбитых на его борту каким-то иродом из крупнокалиберной винтовки... Мне не нужен транспорт, который придется бросить на полпути из-за поломки или израсходования горючего, уж слишком большая жертва принесена, что бы так необдуманно рисковать. Заполучив еще немного бензина, я пошел ва-банк, поставив на верой служивший мне когда-то ГАЗ-66. Около недели мы с Мухой доставали из могилы этот шестьдесят шестой, я испачкал всю свою одежду маслом и циатимом, даже эта богомерзость, эталон чистоплюйства, умудрилась посадить на морде жирное мазутное пятно. И подобно святой воде из сказок о русских богатырях, настоящий термический дистиллят из нефти воскресил хладный труп транспортного средства. Машинка, правда, за года поубавила в резвости, и четкость работы механизмов наблюдалась не везде, но, этот, с разбитыми фарами, истерзанными покрышками и добротным, оббитым стальными листами кунгом ГАЗ я бы не променял ни на какие другие вездеходы. Даже крысиная семейка, свившая гнездышко прямо в поддувале печки, не омрачала праздничного настроения. Делов-то оставалось, тьфу можно сказать: выселить решивший оборонятся до последнего крысиный выводок, собрать манатки, консервы, оружие и – вперед!

Шестьдесят шестой вышел из виража с солидным креном, адским скрипом рессор, сдобренным оперными изысками Мухи, окосевшей на секунду от прыснувших в разные стороны из-под подворотни каких-то хорьков, и подавшей с такого безобразия голос. Я немножко постукался головой о баранку, окончательно убедившись, что с собой в дорогу придется монтировать магнитолу с полным комплектом хорошей акустики, иначе эта богомерзость своим мощным чистым де-сопрано в жестяной коробке объемом пару кубометров или приобщит меня к мировой оперной классике, в чем были небольшие сомнения, либо непосредственно поспособствует окончательному слету и без того не самой крепкой крыши; сие было более вероятно, если учесть, что через стекло вездехода богомерзость принимала за удирающих монстров даже бегущие по небу облака, облаивая их с такой гордостью, словно именно она – и есть причина их убегания, а кроме того, ее почетный список входили смены муссонов и пассатов, пугливые игры магнитосферы, не говоря уж о таких мелочах, как отказ от нападения на стального монстра, и уход после сопровождения по своей территории, косяков зверья. Короче, политика у богомерзости была самая что ни на есть правильная. Я от избытка эмоций даже укусил пластик рулевого колеса, всем видом показывая, что мне от этого вряд ли легче. Пытаться научить транспортироваться богомерзость в кунге – дохлый номер. Вперед батьки эта хитрая бестия, справедливо подозревая подвох, никогда не лезла, а когда я раз, изловчившись, подхватил под пузо и отправил ее на тет-а-тет к крысиному выводку под замок, эта богомерзость за неполных полчаса заключения погрызла в лохмотья мой любимый надувной матрац, разодрала с последующими раскидываниями заботливо упакованные комплекты ЗИП, и на закуску наложила под дверью такую кучу, что я, грешным делом начал подозревать в Мухе пророческий талант, ведь без длительной подготовки, такую сразу – и не наложишь. Да, и чуть было не подружилась с крысами, коих я в итоге элегантно, без лишнего шума и пыли выселил при помощи утренних водных процедур…

… Уже второй день я ездил по своим складам, убежищам, оружейкам. И везде – тщательный осмотр и сортировка амуниции, выбор из куч только самого необходимого, что не обременяло бы транспорт и путешественников в самом длительном рейде. Простота задачи оказалось кажущейся – второй день я возвращался поздно ночью, с распухшей от боли головой, звенящей от садистки звонкого лая собаки, которая при всем своем чутье на опасных созданий, была абсолютно бесполезной у стеллажей с припасами; вот сегодня ну ни капельки не втемяшила, что 5,45, поддон с которым она, в течении получаса наблюдая, как я ношусь с баулами туда-сюда, ухватилась было тащить, не подходит к стволам под 7,62; и что куда она чуть было не сходила по-маленькому – это и есть бережно укутанный промасленной бумагой тюк с последним запасом этих самых семь-шестьдесят два. «Пристрелю сволоту!!...» - честно, как и полагается честному мутанту предупредил я Муху, вознамерившуюся оставить метку на остро пахнущей солидолом упаковке. И так как я в довершение демонстративно передернул затвор, пожертвовав на воспитательные цели вылетевший из казенника патрон, на богомерзость снизошло наконец прозрение, что дело пахнет керосином, и она ретировалась удовлетворять инстинкты по разметке территорий в менее доступные для взбешенного мутанта места. К счастью, к моменту моих злоключений с сакурами-дайнаусами, запасы боеприпасов и прочего провианта были не столь впечатляющими объемом, как скажем, каких-нибудь семь лет назад, когда я только завершал потрошить все военные объекты и брошенную технику на предмет оружия и боеприпасов.

Я припарковал шестьдесят шестой в бокс рядом с убежищем, в увешанную использованными консервными банками с камнями внутри, как новогодняя елка игрушками, «тревожную зону». Смазанная дверца кунга больше не скрипела, и ничто не помешало в полной тишине насладиться с минутку видом набранного сегодня на складах хабара.

К сожалению, во времена спонтанной мобилизации вооруженных сил, все более-менее современное стрелковое оружие и бронетехника были или порчены военными, или покинули территорию в неизвестном направлении. Ну… Направление, конечно, известное, и территория не так уж далека, только вот шариться там себе дороже: кроме более опасных лесных хищников, сама техника частенько таит сюрпризы; однажды я чудом уцелел после сработавшей старой противопехотной мины, умело установленной каким-то изувером, прямо на пути перемещения – не иначе как на карачках – к ящику с лентой боеприпасов под тридцатимиллиметровую пушку. Спасло то, что я, балуясь гимнастикой, запрыгивал в «пассажирский» отсек ногами вперед, и успел пулей вылететь обратно, оттолкнувшись от ящика, прежде, чем замедлитель сдетонировал взрывчатку подпрыгнувшей мины. Руки тряслись после такой «халявы» почти неделю.

… Я никуда не торопился, когда, стоя у распахнутых дверей кунга, осматривал его содержимое. Ящики с патронами различных стрелковых калибров, поблескивающий загадочно воронеными стволами ряд с пятью АКС-74, еще в заводской смазке, два исключительной надежности помповых американских дробовика, с десяток пистолетов под различный тип боеприпаса; находились здесь. Я не торопился – это был последний, завершающий штрих, мои последние убежища-склады, кроме опорной стратегической точки №1, остались в одиночестве, распотрошенные. Муха, приобщаясь к торжественному моменту, даже утихомирила свое буйное невежество минутой терпеливого ожидания, когда же наконец этот загадочный мутант оторвется от своих жутко воняющих железяк и накормит той вкусной, на химерьем балыке, кашей своего, без сомнения, самого лучшего друга Муху.

Завтра провиант и амуницию ждет суровый отбор. Из каждого вида вооружения я собирался оставить по два ствола на боеприпас. Объем и вес, как и в космических аппаратах так и не освоившего космос человечества, были строго ограничены. В кунге, кроме двух бочек с топливом, должно остаться спальное место, месячный провиант, одежда с маскировочными накидками на все сезоны, и самое ценное – возможно, последний работоспособный ноутбук с записями всех собранных мною и оцифрованных данных об Апокалипсисе. Начиная от записей радиоприема агонизирующего человечества, заканчивая роковыми данными с Сакуры.

…Северный ветер принес ночью низкие от тяжести облака, и они поливали с утра моросящим дождем стылые бетонные хламиды. Северный ветер проникал через щели, завывал насмешливо над трубами крыш, влетал на водяных брызгах в почерневшие силуэты чердачных окон. Ветер трепал полы длинного плаща у стоящего рядом с автомобилем человека, задумчиво глядящего в полутьму оставляемого им жилища… Может это северный ветер-непоседа холодил его, делая движения тягучими, а столь явные намерения – неуверенными?...

Мне оставалось последнее. Открыть самую верхнюю полку в столе и извлечь порядком запылившийся толстый журнал с карандашом. Это все. Все. С перехватившей дыхание тоской я активировал электрический привод ворот, и, не оборачиваясь, на ватных ногах направился к «тревожной зоне». Бесполезно задавать вопросы в пустом городе о будущем. Нулевое население – молчаливая вещь.

Я запустит прогреваться двигатель, смахнул пыль с обложки принесенного журнала, обнажив наклейку «Путевой дневник», и задумчиво пролистал несколько исписанных листов.

«… Город: Витебск.

Население до: около 390 тыс. человек

Население после: нулевое человеческое население.

Дата рейда: 14 апреля 2013 года.

Результат: Южная, и частично восточная часть города сильно разрушены, несут следы артиллерийской обработки. Активность мутантов слабая. На улицах всюду разбросано серое порошкообразное вещество, на всякий случай я использую противогаз. Много брошенных авто на центральных улицах, передвижение из-за этого крайне затруднительное. Склады армейского назначения сожжены или подорваны, гражданские объекты в основной массе пусты, по неизвестной причине разрушены все обнаруживаемые высотные коммуникации связи. Бензина нет. Хабар смешон: около полутысячи патронов 7,62х51 и полсотни упаковок снаряженных картечью выстрелов к дробовику двенадцатого калибра. Унылый и черный от пожаров город…

…Город: Минск, столица.

Население до: около 1 миллиона человек.

Население после: нулевое человеческое население.

Дата: 18 июня 2013 года.

Ох, зря я сюда приперся: по дислоцирующейся у городской границы ракетной части и огромным эшелонированным складам с боеприпасами нанесен ядерный удар; предположительно, янки. Эпицентр на восточной части города, с автомагистрали М1 в прямой видимости. Разрушение города обширные, больше половины домов «лежит». Дозиметр настрого запрещает приближаться к городу. Очевидно, мутанты еще долго будут обходить стороной пышущие зловонием радиации развалины. Хабар - семь минут отборного мата…

Город: Гродно…

… Нулевое человеческое население…

… Целые города из палаток за чертой города. Встречаются кое-как сооруженные шалаши или просто навес на жердях. Мигранты. Восемь километров от города и близость лесного массива не защитили их от «Посылки» - палатки полны костей. На ближайшей к границе леса части тряпичного города, очевидно разыгралась в свое время драма: целая баррикада из перемешанных человеческих и звериных костей. Вал первого, обезумевшего от болезни зверья. Хотя вряд ли защитники и по ту сторону баррикад чем-то отличались от осаждавших хищников. На картины, писанные безумием зараженных я вдосталь насмотрелся еще в процессе их создания. Сам город относительно цел, дороги свободные. Хабар: в сумме полных двенадцать рожков к АКСУ, охотничьих патронов ведра два. Редкий снайперский 7,62, около сорока пачек по двадцать штук. Испытал СВД по дороге назад. Результаты шепнули, что надо лучшую оптику…»

… Двигатель прогрелся. Пора было ехать.

Я взял в руки карандаш и сделал новую запись.

«Место отправления – город Х.

Население до, 112 тыс. человек

Население после – нулевое человеческое население на 18 августа 2021 года.

Дата отправления 18 августа 2021 года.

Цель: поиск выживших по данным с объекта «Сакура».

Я отложил завернутый в пакет путевой дневник и подозвал Муху.

Поливаемая моросящим дождем, принесенным северным ветром-бродягой, машина покинула стоянку и медленно покатилась по улицам. Прошло всего лишь десять минут, а ее провожал за городскую черту тысячью пар глаз зверья и птиц новый город, уже с нулевым человеческим населением.

Глава 13. У горы какой-то бабы.

Один из моих глаз продрался на самом интересном месте сна, причем в результате совершения Мухой антигуманного акта вылизывания оного. Мечтая только об одном – как еще урвать у богомерзости хоть с пяток минут божественного Морфея, и для острастки буркнув первое, что пришло в голову, я разместил лицевую часть разбуженной части тела вплотную к стенке кунга, и со вздохом облегчения зарылся в спальник поглубже – глаза теперь были под надежной защитой. Однако, тут же обнаружился и фатальный изъян такой технологии – обнажилось ухо, внимание на которое и перенесла урчащая, как трактор, богомерзость. С энтузиазмом, намекающим на то, что если я прикинусь валенком, то через десяток минут от уха мало чего останется.

Я взревел раненым медведем и соскочил с лежака. И это не смотря на то, что после неполных пяти часов сна, измотанный, с всплошную красными теперь – как стоп-сигналы – глазами, с задницей, превращенной в отбивную ненавистным сиденьем… Да! И не смотря на все это, мой подвиг богомерзкая псина оценила презрительным высовыванием языка, зеванием с воистину крокодиловым размахом челюстей, и под конец, на меня, ошеломленного таким непризнанием – фырканьем.

Нет, она издевается, что ли – фырканьем?!!

Для восстановления справедливости я решил пойти ва-банк: сотрясая воздух криком и воздев руки к потолку, громоподобным Зевесом заковылял на всех, сколько их осталось, парах к богомезости. Муха удивленно покосилась на ополоумевшего мутанта и с картинной терпеливостью, достойной педагога из школы для умственно отсталых детей, поскребла лапой двери. Я вздохнул: раскусили меня еще на подлете, и – делать уже нечего, пришлось, подтянув поближе оружие, отпереть собаке дверь. Та радостно повертела носопыркой и залихватски сиганула в пелену густого предутренний тумана, а я, окончательно чувствуя неполноценность со своими отбитыми и провонявшими бензином частями тела вперился в едва различиную серую ленту, на которой в клубах тумана поодаль варились какие-то явно искусственно сотворенные коммуникации, загромоздившие обочину и часть проезда. Яс грацией столетнего пердуна спрыгнул с шарнирной кунговой лестницы и осмотрелся, насколько позволял туман.

А позволял он совсем немногое. От попыток понять, где я пять часов назад остановил машину на ночлег, голова загудела колоколом, и махнув и на Муху, и на коммуникации, я, безмолвно выказывая презрение, обмочил заднее правое и полез назад в кунг. На стене, подальше от привычки некоторых все пробовать на зуб, висела большая карта, куда я и заносил маршрут движения по мере возможностей, на стоянках и привалах. И прикрыв один глаз, тем, который был вылизан богомерзостью накануне, я с критичностью художника уставился на жирную черную змею, обозначающую путь автотранспортного средства с благороднейшей миссией… Картина, признать, выходила очень… неординарная – во первых, непохожая на прямую линию, кои очень любили в свое время партийный руководящий состав самой прекрасной Родины на планете, и во вторых, даже Пикассо не малевал бы под мухой таких кривых и неправильных змей. Это преступление, возмутился бы генеральный секретарь КПСС, если бы, невзначай отойдя от бодуна, глянул на карту: вот же товарищ, тебе прямая дорога, широкая и ровная магистраль, летишь, душа поет… Но ведь мы с Мухой не генсеки, и в бодунах не бывали, посему вот так криво и ехали. Вот допустим точка решительно идеологически неправильного поворота под номером 2. Я полистал путевой дневник. С номерами, коими я любил обозначать все и вся у меня, бывало, происходили казусы, по забытию. Лучше перепровериться. Ага! Вот:

«… Дорога завалена бетонными блоками и наспех сооруженными треногами с колючей проволокой. Большая звезда нарисована на асфальте белой краской. Объезда нет – поле заминировано, и на нем осталось навечно около двух десятков автомобилей с хозяевами в комплекте…

… - Раз!... Два!... Три!! Пошел!! – мне легче так, когда я командую собой, и меньше страха; я вижу – так легче и Мухе; и мы вместе ныряем в только что опрокинутый мною жестяной лист, прикрывающий вход в хаотичное нагромождение защитных сооружений.

Колючка, прохудившиеся мешки с песком, солдатские котелки, и пустые гильзы. Песок странно хрустит под ногами. Химия? Я оглядываюсь на собаку, но та без подвохов увлечена осмотром траншеи на правом фланге. «Странная штуковина» - я пробую растереть песок на пальцах, но ничего, кроме необыкновенной колкости, не обнаруживаю. Льет дождь, а среди траншей – ни проезда, ни укрытия…

Солдатам, которые держали периметр, приходилось, должно быть, несладко. Я осматриваю весь левый фланг полностью – личный состав, защитников нападающих, если они, конечно, существовали, как корова языком слизнула – ни косточек, ни одежды, ни оружия. «Может, отступали?... Гм…Куда?!» - я с иронией пнул один из заплесневелых холщовых мешков с песком; тот треснул по всем фронтам, и расползаясь, обнажил содержимое – из-под ткани вывалилась часть человеческой конечности. Вот те раз! Я внимательно осмотрел останки – в мешке находились две отрубленные когда-то кисти и часть человеческой лодыжки. Проверять содержимое остальных мешках на баррикадах мне расхотелось, и я пошел за Мухой в правое крыло укреплений. Согласно карте, в трех километрах отсюда, была дорога с гравийным перешейком на параллельную трассу, заканчивающейся съездом на магистраль у какой-то захолустной деревни.

Богомерзость я обнаружил у бруствера. Используя насыпку из кирпичей как упор для передних лап, собака принюхивалась к ветру со стороны густо заросшей бурьяном ложбины. Я пожурил напряженную псину – пора было выдвигаться в объезд. Муха фыркнула и слезла с бруствера; я, разворачиваясь, скользнул по ложбине еще разок, и… Понял Муху. Или она поняла меня? В любом случае, она унюхала, я – увидел. Солдатская каска. Едва видимый отсюда полушар специфической формы и раскраски, зачерненной, похоже, жаркими бушевавшими тут боями. И не просто так, солдатская каска. В ней кто-то стоял, надежно скрытый от наблюдателей густой травой и торчащими из земли гнилыми зубами бетонных плит укреплений с переплетенной у раскрошенных краев блоков арматурой.

- Эй!! – Крикнул я, зажав в кулаке гранату без чеки.

Тишина. И вот ведь гад, даже не дернулся.

Поколебавшись немного, я успешно подавил желание предварительно продырявить скорлупу из СВД, спрятал гранату и с автоматом выполз наверх бруствера. Если это человек, вредить ему нельзя было ни в коем случае.

Что-то было здесь не так.

Муха, осмелев и опередив меня, рванулась в обход вперед, и спустя несколько секунд шаром скатилась в ложбину, не вызвав этим бурную деятельность там, чего мне было вполне достаточно: можно было выходить и так. Хоть автомат на плечо вешай. Богомерзость – верный индикатор опасности.

В каске стоял… труп.

Обуглившиеся почерневшие, мучительно протянутые вперед руки, зияющий провал рта; верный вожак своей стаи – за ним еще два десятка окаменевших от невероятного жара тел, в разных позах, кто на коленях, кто на каких-то спортивных брусьях повис подмышками, кто-то на черных растрескавшихся конечностях пытается безуспешно подняться вот уже десятилетие...

Я инстинктивно схватился за дозиметр, но то, что не радиация спекла их тела до окаменения, было очевидно любому мало-мальски опытному следопыту: брошенные на земле пару пустых емкостей от специального фосфоросодержащего топлива к огнеметам говорили обо всем и сразу. Оно давало настолько сильный жар, что песок у ног солдат спекся в грязную стеклянную корку, а автомат каждого оруженосца превратился в несуразную отекшую плюху металла.

На вопрос, кто же применил эту химию на людях, ответа от головешек можно было ждать до третьего пришествия. А можно покумекать и самому: на бетонной плите перед ними, там, куда так тянул крючья пальцев своих рук стоящий в авангарде человек было грубо, неумело высечено:

«Господи души свои отдаем тебе в руки». И осьмиконечный крест под кривыми буквами.

Произошел ли акт передачи в искомые руки, свидетельств не было, но то, что передача душ многим очень скоро светила и без применения напалма, говорили самодельные, принятые сначала мною за гимнастические брусья поддерживающие некоторых бойцов конструкции. Подозрительно выглядели проволочные ошейники и вязь, которыми были привязаны некоторые к рамам и кольям, поддерживавшие их тела.

Муха под шумок нацелилась было пометить территорию у ног одного истукана, и мне пришлось взашей гнать невоспитанную богомерзость из храма, где, возможно, произошла самая таинственная в мире сделка.

Дорога здоровски заросла, но вездеход без труда преодолел гравийный гребень и выскочил у пустынного параллельного шоссе…»

Я оторвался от воспоминаний и забросив рафинаду в чай, лениво пошевелил ложечкой, и крякнул с досады, что снова занялся дурным, но затягивающим с ушами занятием - воспоминаниями. Муха, похоже, накануне проглотила веревку (а я-то ломал голову, куда делся мой двадцатиметровый капроновый фал), а посему мне никто не мешал предаться сему неблагородному занятию. Я скользнул по карте.

С точкой номер три все куда сложнее – ее-то, как раз я и помнил хорошо.

Это было под старым железнодорожным мостом через дорогу. Обветшалые элементы жесткости, облупившаяся местами выцветшая краска. Проезд был под мостом. Точнее, там его не было. Какой-то бурелом, части деревьев, искореженный автотранспорт. Короче, подозрительное и непонятное место .И дернул же меня черт подкатить поближе, да еще и прожектором светануть. Свечу-свечу, разглядываю хаос из собранного, похоже, со всей округи хлама. А Муха сидит подозрительно тихо, ногой из кабины ни-ни, зенки вылупила. Еще бы. Когда до меня дошло, что уж шибко на гнездовище или берлогу похоже, поздно было. Только я шестьдесят шестой разворачивать принялся, как в темноте зажглись два желтых фонаря глаз разбуженной твари. Самая лучшая позиция, как всегда, оказалась у богомерзости: вздыбив шерть, она потихоньку заточилась ко мне под ноги и там затихла на время разборок. Сама скромность, етить ее! А разборки намечались не слабые.

Со стороны берлоги грацозно подтягивалась, похоже, вся разбуженная раньше, чем следовало, и сим обстоятельством исключительно озлобленная семейка: иссиня-черные тела в эластичных панцирных природных бронежилетах скользили в сумерках, нежно, как любящая мать младенца, пеленая пути отхода.

Я стал остро жалеть о оставленном у «Дайнауса» БТРе.

Окружив шестьдесят шестой, они стали нарезать вокруг круги, неторопливо отнимая у радиуса и без того нервирующие небольшие метры. Все-таки размеры «газона» заставляли их действовать с достаточной осторожностью. «Геометры хреновы!» - решил дать название тварям я, мастыря в оконном проеме упор из телогрейки для ствольной коробки РПК, кой предусмотрительно вхож в почетные пассажиры. Мне их осторожность как раз кстати – от лишних минут в моей ситуации еще никто не отказывался.

Я выцелил, держа в зубах вилку прожектора, бубен, или что там у этих «геометров», особи помельче, и нежно, как учила старушка-нужда, выжал спуск.

Не смотря на подложенный ватник, РПК, с задором отбойника выродил неплохую джигу, намекая, что вряд ли больше первых двух-трех пуль достигло искомого объекта. Но «геометренышу» и этого хватило – заверещав, словно поросенок, он сиганул прочь, солидно кренясь на правый бок, с заваливающимся на ту же сторону бубном на длинной шее. Похоже, спечется в самое ближайшее время.

… «Газон» дернулся, как паралитик, послышался скрежет раздираемого металла. Одна из взрослых тварей яростно атаковала вездеход откуда-то сзади. В мертвом для стрельбы секторе. Муха тоскливо посмотрела на меня из междуножья: «Свалить бы, идиотины ты кусок! Угробишь ведь почем-зря…» «Неплохая идея…» - согласился я с собакой, включая передачу для разворота. Машина покачнулась на рессорах, заметно просев: падла нагло вскарабкалась на крышу и принялась с энтузиазмом коверкать верх кунга.

- Ну держи, падла!! – Я выжал правую педальку до пола, и «кинул» сцепление. Взревев, стальной монстр с визгом шин пошел на разворот. Я уцепился в руль как клещ, а не ожидавшая такого резвого поворота, точнее – разворота, событий богомерзость вместе с пулеметом уединилась на противоположной от водителя половине кабины.

Сила инерции поступила с «геометром» аналогично: тяжелое тело хищника, судорожно уцепившегося в жестянку крыши, слетело , сопровождаемое нервенным визгом вспарываемой когтями толстой жести, и, надо отметить – очень удачно, прямиком под задние колеса. Панцирь только всхлипнул, когда колеса многотонного вездехода пошли с пробуксовкой «по-мягкому».

Я выровнял занос машины уже значительно повеселевший: искать объезд моста мне было куда по душе, нежели испытывать удачу с еще оставшимися полностью дееспособными «геометрами».

Мне удалось отъехать от гнездовища на пару сотен метров: когда уже все говорило, что можно расслабиться, из темноты стремительным черным снарядом на таран кинулась последняя взрослая особь-«геометр». Я подбавил газку: «Танки грязи не бояться!». А зря. Кинетический удар был настолько силен, что разогнавшаяся машина заглохла, вмомент сбавив более чем вдвое в скорости, я заработал себе приличный шишак об лобовое стекло, а Муха истерически впилась зубами в приклад ни в чем ни повинного пулемета, чего-то там ей придавившего. Одно утешало и не так болел шишак: от «геометра», заработавшего медаль героя борьбы с миссионерами, осталось только месиво. «… Лишь бы радиатор цел остался и картер не сорвало…» - и царапанная, битая всеми встерчными-поперечными машина лихо наворачивала километры.

Черти-что!! Меня опять ждал поиск объезда!...

… Я допил остатки чаю и выплеснул гущу в окно.

Календарик с аккуратно внесенными отметками вполне мог вменять мне позор – двести с небольшим километров я покоряю уже третьи сутки. И вполне заслуженно, если бы все это действо происходило лет так с пятнадцать назад. Но теперь… Постоянные петляния по загроможденному и разрушенному местами дорожному полотну, орды мутантов и беспокойные ночи, тяжелый сон. И теперь, когда до Марьиной Горки оставалось каких-то – тьфу! – с пяток-десяток километров, невесть с чего в час ночи я остановился в этом богом забытом месте.

Голова категорически отказывалась вспоминать, на чем закончился вчера тяжелый день пути. По собственному опыту я прекрасно знал, что фанатизм и гадания тут ни к чему, существует даже опасность принять ушедший лихорадочный сон за реально происходившее… Лучшее в таких случаях – прогуляться по свежему воздуху и все самому осмотреть. С этим, конечно, тоже имелись свои сложности: все тело и после чаепития и сеанса само-массажа по прежнему болело, словно исколоченное ударной ротой гулей.

Я проковылял к двери, и аккуратненько, стараясь поменьше лязгать, взвел затвор автомата.

Муха задерживалась капитально. Должна была уже как двадцать минут назад поскрестись назад в кунг. Свои дела по нужде она всегда делала быстро, особенно когда я оставался внутри и не сопровождал ее. Похоже, нештатная ситуация. Конечно, я допускал, что собака могла обнаружить у дороги какое-нибудь гнездо, кладку птиц, или чьи-нибудь останки, но я точно знал одно: Муха «отрывалась» только когда недалеко присутствовал я. Богомерзкое четырехлапое быстро убедилось в возможностях оружия, созданного людьми. Посему, лезла на рожон, уж когда совсем становилось невмоготу, только убедившись, что сзади находится матерящийся, отчего-то вечно злящийся на начинающиеся приключения мутант со своей вонючей, громоподобной, но такой необходимой в различных, полных казусов приключениях, железякой.

Туман на дороге уже рассеялся и я мог с удовольствием созерцать округу: метрах в ста от меня находился какой-то аляповатый мосток, через неширокую трещину, которую я и не отважился – конечно же, все так! – преодолевать в кромешной темноте поздней ночи. Кроме того, трещина старая, по меньшей мере, как и апокалипсис – рядом с ней ржавело несколько остовов машин и пара больших «Икарусов» весьма сохранившегося вида.

Держась начеку, я приблизился к мостику. Первое, что бросалось в глаза – это его конструктив. Было ясно, что его делали уже после того, как какой-то негодяй отдал приказ на десантирование «Посылки». Но, все равно, сказать, что он сделан абы-как язык не поворачивался: две состыкованные и сваренные между собой мощные рамы от каких-то грузовиков надежно соединяли два берега разлома. На рамах были закреплены продольные стальные листы – в них я различил родство с боковыми стенками пассажирского «Икаруса»; изрезанный автогеном корпус третьего из них, стоящий немного в стороне, подтвердил догадку. Кто-то на совесть делал переезд.

А вот ли был переезд? – я критически осмотрел около десятка брошенных у разлома машин. Все это было странно. И разлом – явно не река, каменистые края отвесно уходят вниз, и дальше двух метров взору не проникнуть – подобно воде в реке, по разлому плыл густой молочный туман.

Этот странный разлом тянулся на всем видимом пространстве, захватывал часть поля – там он было особенно широк – больше десятка метров в поперечнике местами, сужался до шести-семи метров рядом с дорогой, и шел далее, исчезая в лесном массиве со стороны столицы трещиной шириной в пяток метров.

«Даже и пытаться не стоит объехать», - я пожевал травинку и нагнулся осмотреть днище моста из рам грузовиков. Чуть, конечно-же подржавело. «Но в целом, выглядит ничего себе» - наконец подвел итог.

Я покатал подошвой одинокий человеческий череп у разлома, и легонько зафутболил его в «реку». Ни плеска воды, ни стука об камни – кость словно упала в вату. Стало как-то неуютно и холодно. Я одернул автомат, повернул к машине, и увидал Муху. Скрытая ранее от меня минивэном «Фольксвагеном», она настороженная и напрягшаяся сделала стойку у самой границы обочины, откуда уже распространялась, не стесняясь, буйная полевая растительность. Шерсть у собаки на загривке стояла дыбом. Я подкрался к псине с оружием на изготовку, всей душой мечтая, что бы это оказался какой-нибудь очередной пустяк. Муха даже не оглянулась на меня, когда я ей отвешал подзатыльник.

Нашла, на что пялиться! Косточки какого-то мутанта в траве! Будто она их в городе художества из них не выписывала, негодяйка богомерзкая!

Хотя…Я призадержался. Как-то их уж зашибко много… Я прогулялся вдоль кромки поля – и везде в траве, местами густо, местами редко, валялись кости. Кучи костей. Прямо завалы, скрытые бурьяном и не видимые с дороги. Сглотнув, я оглянулся на дорожное полотно – словно веничком пометенное, ни единого ребрышка, кроме того черепа, и то, извлеченного мною из автомобиля у самого разлома. Я тихонько подхватил Муху под брюхо и бочком двинулся к шестьдесят шестому, наверняка уж заждавшемуся пару нервно неуравновешенных личностей. Когда я оказался за рулем, как гора с плеч скатилась. «Живем!!...» - отвесил я еще одну оплеуху не разделяющей радость бытия богомерзости.

- Итак… Затея такова – я разгоняюсь и мы на скорости, как мухи, пролетаем мост и шпарим дальше… Как тебе, а?! – Щелкнул зубом я на брезгливо отодвинувшуюся богомерзость.

- Ну а если не пролетим? – богомерзость, едва сдерживая слезы, накрыла лапой она нос.

- Как это не пролетим?.. Мухой, пролетим. Ну а ежели и нет, то гостинец у нас есть на тот случай – я продемонстрировал две Ф-1.

Муха почистила лапой нос от пыли и принялась слизывать с нее нежелательные загрязнения.

Я плюнул и выругался. Вот всегда так. Всю ответственность приходится возлагать на себя.

Разгоняться правда, я не стал, и правильно – добротный мостик лишь слегка спружинил, когда вездеход уверенно преодолел конструкцию. Преодолел, что бы в следующий момент… Опять, етит ее нелегкую, заглохнуть!! Опять шишаком об стекло!

Я завел двигатель, и тот заработал без проблем, но стоило мне попробовать стронуться, как я столкнулся с проблемой. Машина положительно не хотела ехать. «Отмаялась, старушка…» - я груснел только от одной мысли, что придется копошиться в ходовой. Приподняв сидение, я вытащил ящик с инструментами. И уже хотел было покинуть кабину, как Муха вцепилась мертвой хваткой в рукав и заблокировала руку.

- Муха, ты чего?!... – Я попытался освободиться. Тщетно. Богомерзость захлопнула ротозявку как капкан. Похоже, грядет интенсивная воспитательная работа.

Стук по крыше кабины заставил меня вздрогнуть, по ней что-то прокатилось и преодолев край над лобовым стеклом, прямо перед моим носом на дорогу выкатился, делая кульбиты, человеческий череп. Тот самый, с который я использовал вместо мяча. Я сглотнул и глянул в зеркало – и справа и слева была тишь и гладь.

Ошарашенный я сидел и пытался увязать воедино события, пока машина не скрипнула колесами, дрогнула, и медленно-медленно покатилась назад, к треклятому разлому.

Ждем продолжение на: http://pajlnik.ucoz.net