Oliver Bowden

ASSASSIN’S CREED: UNDERWORLD

© 2018 Ubisoft Entertainment. All Rights Reserved.

Assassin’s Creed, Ubisoft and the Ubisoft logo are registered or unregistered trademarks of Ubisoft Entertainment in the U.S. and/or other countries.

***

Эта книга вам понравится, даже если вы не играете в ^«Assassin’s Creed^». В ней оживают персонажи, их вымышленные судьбы вырастают в реальную историю.

Из отзывов читателей на сайте amazon.com

Особенно радуют те моменты, которые не вошли в игру, словно открываешь ранее не замеченную дверь.

Из отзывов читателей на ozon.ru

Часть первая

Город-призрак

1

В сумрачном углу рынка Ковент-Гарден, прислонившись к ящику, невидимый за телегами торговцев, сидел ассасин Итан Фрай. Левая рука его покоилась на груди, ладонь правой подпирала подбородок. Глубокий капюшон плаща скрывал голову. День неспешно переходил в вечер, а Фрай, молчаливый и неподвижный, сидел, наблюдал и ждал.

Редко кто из ассасинов отваживался вот так упираться подбородком в бойцовую руку. Особенно когда к ней прикреплен наруч со скрытым клинком, кончик которого находился всего в паре сантиметров от неприкрытого горла, как было сейчас у Итана. Ближе к локтю располагался легкий, но мощный пружинный механизм, выталкивающий стальное, невероятно острое лезвие, стоит лишь чуть качнуть запястьем. Сейчас Итан в самом прямом смысле держал себя на острие ножа.

Зачем ему это понадобилось? Ведь никто, даже ассасины, не был застрахован от несчастных случаев или сбоев механизма. Мужчин и женщин, вступавших в братство, учили держать бойцовую руку подальше от лица. Иначе подобная беспечность могла привести к позору или и того хуже – смерти.

Но Итан отличался от собратьев по ордену. Во-первых, он прекрасно владел искусством шпионажа. Подбородок, упершийся в бойцовую руку, вполне мог обмануть потенциального врага. А во-вторых, заигрывание с опасностью доставляло Итану извращенное наслаждение.

И потому он сидел, упершись подбородком в руку, наблюдал и ждал.

«А это еще что?» – встрепенулся Итан. Он мгновенно выпрямился, встряхнул затекшие мышцы. В щель между ящиками ему было видно, как торговцы убирали товар с прилавков, готовясь покинуть рынок. Но внимание ассасина привлекли вовсе не они. Кое-что еще также пришло в движение. Игра началась.

2

По переулку, неподалеку от места, где притаился Итан, остановился некий субъект по кличке Бут. На нем были поношенная охотничья куртка и измятая шляпа. Он внимательно разглядывал карманные часы, только что украденные у какого-то джентльмена.

Бут вертел в руках добычу, не зная, что как раз сегодня прежний владелец часов собирался отнести их в починку. Вполне обычное намерение, которому вскоре предстояло коренным образом изменить жизнь Итана Фрая, самого Бута, одного молодого человека, именующего себя Призраком, а также многих других, вовлеченных в извечную борьбу между орденом тамплиеров и братством ассасинов. Не знал Бут и того, что часы отставали почти на час.

Не подозревая об этом, Бут щелкнул крышкой часов, почувствовав себя вполне респектабельным человеком. Он вышел из переулка, огляделся и двинулся в сторону рынка, где уже заканчивалась торговля. Вор шел ссутулившись, держа руки в карманах, и поминутно оглядывался – не следят ли за ним. Миновав рынок Ковент-Гарден, Бут направился к притону «Сент-Джайлз», расположенному в трущобах Олд-Никол. В этом квартале даже воздух был иным. Каблуки сапог уже не стучали по булыжникам. Они погружались в зловонное месиво из гниющих овощей и человеческих испражнений. Это месиво делало тротуары осклизлыми, а воздух – спертым. Бут прикрыл шарфом нос и рот: хоть и неполная, но все же защита.

Вдруг рядом с воришкой возник оголодавший пес и потрусил сбоку. Впалое пузо, просвечивающие ребра, воспаленные глаза. Пес умоляюще посмотрел на Бута, но тот угостил его лишь пинком. Четвероногий попрошайка проворно отскочил и исчез. Неподалеку в проеме открытой двери сидела женщина. Ее одежда состояла из лохмотьев, подвязанных веревкой. Женщина прижимала к груди младенца и смотрела на Бута остекленевшими, мертвыми, «трущобными» глазами. Возможно, она была матерью юной проститутки и сейчас ждала, когда дочь вернется с заработком. И горе несчастной девчонке, если явится домой с пустыми руками. А может, эта женщина с ребенком заправляет шайкой воров и сладкоречивых вымогателей, которые вот-вот принесут ей дневную добычу. Или же она – хозяйка одной из многочисленных ночлежек. Большие дома, в которых некогда жила знать, со временем разделили на квартиры и комнаты, сдавая тем, кому требовалась крыша над головой – беглым каторжникам и семьям со скудным достатком, проституткам, торговцам и рабочим. Тем, кто платил подороже, доставалась кровать, остальным – место на полу. Большинство ночевало на матрасах, набитых соломой или опилками. Нельзя сказать, чтобы жуткая теснота и детские вопли среди ночи способствовали крепкому сну постояльцев.

Заметная часть населения трущоб не могла или не хотела работать, но большинство где-то работало. Кто натаскивал собак, кто ловил птиц. Иные торговали луком, водяным крессом, сельдью или разной мелкой рыбешкой. Хватало лотошников и подметал, подавальщиков в дешевых кофейнях, расклейщиков афиш и тех, кто таскал плакаты с разными объявлениями. Свои товары и орудия ремесла они, как правило, хранили там же, где жили, что лишь усиливало тесноту и скученность, а также добавляло зловония. На ночь двери домов запирались, разбитые окна затыкались тряпьем или газетами из-за ядовитой атмосферы ночного Лондона. Говорили, что от дыма в ночном воздухе задыхались целые семьи. Во всяком случае, ходили такие слухи – а в трущобах быстрее болезни распространялись только они. Флоренс Найтингейл^[1] могла бы целыми сутками выступать перед здешними обитателями с лекциями о гигиене, и все равно они бы ложились спать, плотно законопатив окна.

«Вряд ли их можно за это упрекать», – думал Бут. Если живешь в трущобах, шансы загреметь на тот свет велики. Болезни и насилие цвели здесь пышным цветом. Маленьких детей вполне могли задушить во сне собственные родители, неудачно повернувшись и придавив ребенка своим телом. Чаще такое случалось накануне выходных. Тогда все, на что хватало денег, было уже выпито, и после закрытия пивной чьи-то родители нетвердой походкой брели домой. Они поднимались по осклизлым ступеням, толкали дверь, оказываясь в душном зловонии комнаты, где наконец-то могли преклонить головы и уснуть…

А утром, когда солнце уже поднялось, но еще не успело разогнать смог, трущобы оглашались стенаниями осиротевших бедолаг.

Бут все дальше углублялся в лабиринты Олд-Никол. Здесь высокие здания заслоняли скудный свет луны, а пелена тумана делала свет редких фонарей зловещим. Из какой-то пивнушки доносилось хриплое пение. Когда дверь заведения открывалась, впуская или выпуская посетителей, пьяные вопли делались громче.

Но на этой улице заведений не было. Только двери и окна, заткнутые газетами. На веревках, натянутых между домами, сушилось белье, и сейчас застиранные простыни были похожи на паруса кораблей. Издали доносилось нестройное пение, где-то шумела вода. Было так тихо, что Бут слышал свое дыхание. Он был… совершенно один.

По крайней мере, так ему казалось.

Теперь даже пение смолкло. Остался лишь звук капающей воды.

Еще через мгновение послышался шорох, заставивший Бута подпрыгнуть.

– Кто здесь? – громко спросил он, уже зная ответ.

Крыса. Всего-навсего крыса. И даже она покажется красоткой, если за секунду до этого от страха ты чуть не наложил в штаны.

Воришка успел испытать мимолетное облегчение, прежде чем звук повторился. Бут резко повернулся, и плотный спертый воздух колыхнулся вслед за ним. Затем туман немного разошелся, словно раздвинули половинки портьер. Буту показалось, что он различил в тумане какую-то фигуру… Но быть может, это лишь обман зрения?

Потом воришке почудилось, будто он слышит чужое дыхание. Его собственное было коротким и поверхностным, почти напоминающим спазмы. А чужое – громким и равномерным. Вот только откуда оно доносилось? Вроде бы спереди. Нет, сзади. Опять этот шорох. Громкий звук, от которого внутри Бута все замерло, был всего лишь звуком хлопнувшей двери на верхнем этаже одного из соседних домов. Там началась словесная перепалка. Жена кричала на мужа, снова вернувшегося пьяным. Нет, это муж кричал на жену, поскольку пьяной вернулась она. Бут слегка улыбнулся. Звуки чужой ссоры несколько успокоили его, притушив недавние страхи.

Воришка повернулся, готовый продолжать путь. Но в этот момент туман впереди заколыхался и оттуда появилась фигура в плаще. Бут не успел и глазом моргнуть, как незнакомец схватил его и отвел свою руку, словно для удара. Однако его не последовало. Незнакомец качнул запястьем, и из рукава с мягким щелчком выпорхнуло лезвие.

Бут зажмурился, потом, не выдержав, снова открыл глаза. Незнакомец никуда не исчез. Лезвие его кинжала застыло в паре сантиметров от глаза неудачливого воришки.

И тут уж Бут наложил в штаны в буквальном смысле слова.

3

Итан Фрай немного полюбовался точностью проведенного маневра, затем опрокинул Бута на грязные камни мостовой. Сам же ассасин опустился на корточки, придавив свою жертву коленями и приставив к ее горлу скрытый клинок.

– А теперь, дружище, почему бы вам не назвать себя? – с улыбкой спросил Итан.

– Меня зовут Бутом, сэр, – пропищала жертва, чувствуя, как острие больно впивается в кожу.

– Умница, – похвалил Итан. – Правда – это всегда хорошо. Не возражаете, если мы немного поговорим?

Бут вздрогнул. Итан расценил это как знак согласия.

– Вас отправили за фотопластинкой. Я прав, мистер Бут?

Бут снова дернулся всем телом. Итан счел это вторым «да». Пока все шло нормально. Сведения, имевшиеся у Фрая, были надежными: Бут являлся одним из звеньев цепи, которая снабжала порнографическими картинками ряд лондонских пабов.

– Если я не ошибаюсь, вы спешили к Джеку Симмонсу, чтобы забрать у него означенную фотопластинку?

Бут кивнул.

– А как зовут человека, с которым вы должны были встретиться после?

– Я… я не знаю, сэр.

Итан улыбнулся и еще ниже склонился над Бутом:

– Мой дорогой мальчик, врун из вас еще более никудышный, чем курьер. – Фрай сильнее надавил на лезвие. – Вы чувствуете острие моего клинка?

Бут заморгал, показывая, что понимает.

– Он упирается в артерию. В вашу сонную артерию. Если я ее вскрою, вы, дружище, окрасите весь город в красный цвет. Во всяком случае, этот кусок улицы – наверняка. Однако вы не хотите, чтобы я так поступил. Я и сам не хочу. Зачем же портить такой прекрасный вечер? И потому вместо нелепой смерти почему бы вам не рассказать мне, с кем вы собирались встретиться?

– Если я скажу, он меня убьет, – заморгал Бут.

– Возможно. Но если не скажете, вас убью я. И сейчас лезвие у вашего горла держу я, а не он.

Итан надавил еще сильнее:

– Делайте выбор, дружище. Решайте, умереть вам сейчас или потом.

В это мгновение слева от Итана что-то зашумело. Не прошло и полсекунды, как в другой его руке оказался кольт, сдернутый с пояса. Скрытый клинок никуда не делся от горла Бута. Револьвер был нацелен на источник шума.

Им оказалась девчонка лет шести или семи, возвращавшаяся от колодца. Она смотрела на Итана широко раскрытыми глазами, держа в руках ведро, до краев наполненное грязноватой водой.

– Прошу прощения, юная мисс. Я вовсе не хотел вас напугать, – улыбнулся Итан.

Он мгновенно спрятал револьвер и показал девочке пустую руку, убеждая, что ей нечего бояться.

– Я причиняю вред только негодяям и ворам вроде этого человека. Полагаю, дома тебя уже заждались.

Итан кивнул, показывая девчонке, чтобы шла своей дорогой, но она не трогалась с места. И лишь смотрела на взрослых полными страха глазами, которые на фоне чумазого лица казались белыми.

Итан мысленно выругался. Меньше всего он нуждался в зрителях, особенно таких, как эта девчонка, безотрывно глядящая на лезвие у горла Бута.

– Вот что, мистер Бут, – понизив голос, сказал Итан, – ситуация изменилась, и теперь я настаиваю, чтобы вы немедленно назвали мне имя того, с кем собирались встретиться…

Бут открыл рот. Возможно, он готовился сообщить Итану требуемые сведения. А может, осмелев перед смертью, решил сказать, куда Итан может засунуть свои угрозы. Но, вероятнее всего, он стал бы хныкать и утверждать, что не знает.

Итану было не суждено услышать ответ. Едва только Бут попытался заговорить, его лицо разлетелось в клочья.

Мгновением позже Итан услышал выстрел. Ассасин отскочил от мертвого Бута, выхватил револьвер, и в этот момент грянул второй выстрел. Итан слишком поздно вспомнил про девчонку и, повернувшись в ее сторону, только и успел заметить, как она оседает на землю. По ее платьишку расплывалось красное пятно. Потом несчастная выронила ведро и замертво рухнула на грязные булыжники. Пуля, сразившая ее, предназначалась Итану.

Ассасин не решился на ответный выстрел, боясь увеличить число невинных жертв. Ведь где-то поблизости могли оказаться другие люди. Он припал к земле, замер, внутренне собрался и приготовился к третьему выстрелу противника.

Однако его не последовало. Противник пустился в бега. Итан вытер с лица осколки костей и сгустки мозгов Бута, убрал кольт, задвинул клинок, после чего прыгнул на стену. Его сапоги едва успели коснуться влажных кирпичей, как он уже схватился за водосточную трубу и вылез на крышу дома. Здесь было светлее. К тому же, передвигаясь по крышам, Итану было легче преследовать пытавшегося скрыться стрелка. По крышам он пришел в трущобы, по крышам и уйдет. Ассасин перепрыгивал с крыши на крышу. Он пересекал мир трущоб, молчаливо и безжалостно преследуя неведомого противника. Перед мысленным взором Итана стояла чумазая девчонка, словно ее образ вплавили ему в мозг, а в ноздрях до сих пор ощущался металлический запах мозгов Бута.

Сейчас, однако, Итана занимало только одно: убийца еще до полуночи должен испытать на себе остроту скрытого клинка.

Стрелок торопился поскорее выбраться из трущоб. Его сапоги то стучали по булыжникам, то плюхали, попадая в лужи. Итан неотступно следовал за ним. Самого противника он не видел, но знал, что теперь уже убийце от него не уйти. Итан добрался до края крыши. Убедившись, что направление выбрано правильно, он стал быстро спускаться, цепляясь за наружные подоконники. Спрыгнув вниз, Итан вжался в стену и замер.

Убийца появился через считаные секунды. А чуть раньше завеса тумана поднялась, словно театральный занавес, и в новой «мизансцене» перед Итаном появился человек в твидовом костюме. У него были пышные усы и такие же пышные бакенбарды.

В руках он держал пистолет, ствол которого не дымился, но вполне мог бы.

И хотя позже Итан скажет Джорджу Уэстхаусу, что убил стрелка в рамках самозащиты, это будет правдой лишь отчасти. У Итана было преимущество – внезапность. Он мог бы (и должен был бы) обезоружить противника, допросить и лишь потом убить. А вместо этого он, пробормотав что-то об отмщении, ударил убийцу клинком в сердце и удовлетворенно наблюдал, как у того стекленеют глаза.

Убийство усатого незнакомца ассасином Итаном Фраем было ошибкой. Безрассудством.

С Джорджем Уэстхаусом Итан встретился на следующий день.

– Моим намерением было выудить из Бута все необходимые сведения и занять его место, – закончил пересказ вчерашних событий Итан. – Я и понятия не имел, что Бут опоздает на встречу. Подвели часы, которые он перед этим украл. Отставали почти на час.

Джордж жил в Кройдоне. Разговор этот происходил в гостиной его дома.

– Так, – сказал он, выслушав рассказ. – И в какой момент ты это понял?

– Ну, точно не скажу. Скорее всего, это был момент, когда уже слишком поздно что-то менять.

Джордж кивнул и задал новый вопрос:

– А огнестрельное оружие было какой марки?

– Обычный кольт с Пэлл-Мэлл^[2]. Такой же, как у меня.

– И ты его убил?

В камине затрещало полено. Воцарилась пауза. С тех пор как Итан помирился со своими детьми Джейкобом и Иви, он стал задумчивее. И на этот вопрос ответил не сразу.

– Да, Джордж, я его убил. Большего он не заслуживал.

– Такие понятия, как «заслуживал», здесь неуместны, и ты это знаешь, – поморщился Уэстхаус.

– Джордж, у меня и сейчас перед глазами стоит та девочка. Видел бы ты ее. Совсем пигалица. Вдвое младше Иви.

– И тем не менее…

– У меня не было выбора. Он держал в руке пистолет.

Джордж с искренним сочувствием смотрел на старого друга.

– Итан, ты назвал не одну, а две причины. Ты убил этого человека, потому что он этого заслуживал или потому что у тебя не было выбора?

Итан раз десять, если не больше, мыл лицо и тщательнейшим образом сморкался, однако запах мозгов Бута все равно чувствовался даже сейчас.

– Разве эти причины обязательно должны быть взаимоисключающими? – спросил Фрай. – Мне тридцать семь лет, и список убитых мной достаточно внушителен. Я знаю, что понятия справедливости, объективности и возмездия – весьма дальние родственники навыка, но последний всегда подчиняется удаче. Когда фортуна поворачивается к тебе лицом и пуля убийцы летит мимо, когда противник дает слабину в обороне, нужно успеть воспользоваться шансом, пока эта леди не отвернется снова.

«Интересно, кого ты пытаешься одурачить?» – подумал Уэстхаус, но промолчал и решил двинуться дальше.

– Необходимость пролить его кровь тебя отнюдь не оправдывает. Согласись, что вначале нужно было бы побольше разузнать об этом усатом убийце.

Итан улыбнулся и шутливым жестом стер со лба несуществующий пот.

– Кое-что я узнал. На футляре с фотопластинкой была надпись, удостоверяющая личность фотографа. Я предположил, что убитый мной был именно им. Имя этого человека – Роберт Во. Он был связан с тамплиерами. Порнографические картинки с его фотографий по одному каналу поступали к ним, а по другому – через Бута – попадали в пивнушки и трущобы.

Джордж тихо присвистнул:

– Ну и опасную же игру вел мистер Во…

– И да, и нет…

– Что ж, рано или поздно он встретил бы свой бесславный конец.

– Именно так.

– И всю эту информацию он предоставил тебе посмертно?

– Не смотри на меня так, Джордж. Я в курсе, что мне просто повезло и что в любой другой день импульсивное убийство мной мистера Во могло иметь весьма плачевные последствия. Однако сегодня этого не произошло.

Джордж нагнулся, чтобы пошевелить поленья в камине.

– Чуть раньше я высказал предположение, что этот Во вел опасную игру, на что ты ответил: «И да и нет». Как это понимать?

– А так, что Во играл в двух нестыкуемых мирах и в каждом получал деньги. Я сегодня еще раз навестил трущобы и освежил свои представления о жизни тамошней бедноты. Их мир настолько далек от тамплиерского, что удивляешься, как оба мира существуют в одной стране, не говоря уже об одном городе. Наш покойный друг мистер Во был абсолютно уверен, что пути его деловых интересов никогда не пересекутся. Миры, в которых он действовал, находились на разных полюсах. Тамплиеры ничего не знают о трущобах. Их дома стоят на той же реке, что и фабрики, отравляющие воду бедняков, но только выше по течению. Туда не долетает ни фабричный дым, ни копоть, и потому воздух там чист.

– И мы тоже, Итан, живем «выше по течению», – с грустью произнес Джордж. – Нравится нам или нет, но наша жизнь протекает в мире мужских клубов и гостиных, храмов и комнат для совещаний.

– Не у всех, – глядя на огонь, возразил Итан.

Джордж с улыбкой кивнул:

– Ты имеешь в виду этого парня, Призрака? Я и не надеюсь, что тебя вдруг потянет рассказать мне, кто он на самом деле и чем занимается.

– Это должно оставаться моей тайной.

– Пусть так. Так что же насчет этого таинственного парня?

– Я разработал план, связанный с ныне покойным мистером Во и Призраком. Если все пойдет гладко и Призрак справится со своим заданием, мы сумеем подобраться к артефакту, за которым охотятся тамплиеры.

4

Джон Фаулер устал и озяб. Тучи, собиравшиеся над головой, предвещали, что вскоре он еще и промокнет.

Дождь не замедлил пойти. Вскоре первые капли забарабанили по шляпе Фаулера. Инженер плотнее прижал к груди кожаный футляр с чертежами. Он проклинал погоду, шум и вообще все и вся. Рядом с ним стояла супружеская чета: главный солиситор Лондонской городской корпорации Чарльз Пирсон и его жена Мэри. Дождь заставил супругов поморщиться. Окруженные кучами красно-коричневой глины, все трое смотрели со смешанным чувством безысходности и благоговения на громадный шрам в земле – новую линию метрополитена.

Метрах в пятидесяти от этой троицы находилась неглубокая шахта, выводящая в так называемую траншею шириной восемь и длиной сто восемьдесят метров. Далее она переставала быть траншеей и становилась туннелем. За кирпичной аркой ворот находился участок первой в мире подземной железной дороги.

Более того, это был действующий участок. По недавно проложенным рельсам день и ночь ходили поезда. Паровозы тянули составы, нагруженные гравием, глиной и песком, вывозя все это с мест, где велась дальнейшая проходка туннеля. Поезда двигались в обоих направлениях. Пар и дым удушающе действовали на бригады землекопов, работавших в местах проходки. Они нагружали землей кожаные ведра конвейера, а тот, в свою очередь, поднимал ее на поверхность.

Идея подземки принадлежала Чарльзу Пирсону. Почти двадцать лет главный лондонский солиситор ратовал за ее строительство, позволяющее уменьшить растущие заторы на дорогах Лондона и пригородов. А строительство являлось уже детищем Джона Фаулера. Помимо своих впечатляющих бакенбард, Фаулер обладал огромным опытом инженера-путейца и был наиболее вероятным кандидатом на должность главного инженера столичных железных дорог. Однако когда Пирсон нанимал его на работу, Фаулер честно признался, что весь его прежний опыт может оказаться совершенно бесполезным. Железная дорога под землей – на такое еще никто и нигде не замахивался. Начинание не то что громадных – гигантских, невиданных масштабов. Некоторые утверждали: сооружение подземной железной дороги – самый дерзновенный замысел со времен строительства пирамид. Возможно, такое утверждение было преувеличенным, но в иные дни Фаулер вполне с этим соглашался.

По расчетам инженера, основная часть линии должна пройти на небольшой глубине, а потому ее можно строить открытым способом. В земле прорывалась траншея шириной восемь метров и глубиной пять. Далее сооружались кирпичные подпорные стены толщиной в три кирпича. В некоторых местах, где требовалась особая прочность, потолок туннеля укреплялся стальными поперечными балками. Во всех остальных он тоже был кирпичным, арочным. Затем сверху туннель засыпался землей, и поверхность становилась почти такой же, какой была до строительства.

Подобный способ неизбежно влек за собой уничтожение существующих дорог, снос зданий и в некоторых случаях – постройку временных дорог, чтобы затем восстановить существующие. Это означало выемку сотен тысяч кубических метров земли и всевозможного мусора, что угрожало проложенным водопроводным и газовым трубам, а также существующим сточным каналам. Добавьте сюда кошмарный нескончаемый шум от сноса зданий, а главное – от самой стройки. С чем сравнить такое? Пожалуй, со взрывом бомбы где-нибудь в местах протекания зловонной лондонской речки Флит, причем взрывы эти происходят ежедневно на протяжении последних двух лет.

Работы велись круглосуточно. Когда темнело, освещение давали факелы и жаровни. Землекопы трудились в две смены. Начало и окончание смен возвещали три удара колокола в полдень и полночь. Были и смены покороче – дежурные, когда работники делали то, что нужнее всего в данный момент, переключаясь с одной изнурительной монотонной работы на другую. Но туннели никогда не пустовали.

Основную часть шума производили семь конвейеров, используемых на строительстве. Один из них находился неподалеку от места, где сейчас стояли Фаулер и чета Пирсонов. Сооружение представляло собой деревянный помост, выходящий из шахты и возвышающийся над поверхностью на семь с лишним метров. Он доставлял наверх землю с места проходки, загрязняя поверхность и производя пронзительный, звенящий шум. Конвейер обслуживали бригады землекопов. Часть находилась в шахте, часть на поверхности, а некоторые, словно лемуры, висели на стенках. Их обязанностью было следить, чтобы качающиеся ведра с землей исправно поднимались на поверхность и не застревали по дороге.

Землекопы на поверхности трудились возле гор выброшенной земли. Их лопаты мелькали без устали, нагружая землей телеги. Над каждой из четырех телег, ожидавших погрузки, кружились чайки, рассчитывая поживиться. Они ныряли вниз, затем снова взмывали вверх, совершенно равнодушные к начавшемуся дождю.

Фаулер повернулся к Чарльзу, который казался больным – по крайней мере, он прижимал платок к губам, – но в остальном выглядел довольно бодрым. Фаулера изумляла неукротимость Пирсона. Размышляя о ней, инженер-путеец так и не мог понять, называть это решимостью или безумием. Над Пирсоном смеялись почти двадцать лет; с того самого дня, когда он впервые предложил построить подземную железную дорогу. «Поезда в сточных канавах»^[3], – заявил какой-то острослов. А потом насмешки над Пирсоном стали частью лондонской жизни. Смеялись над ним и когда он выдвинул идею пневматической железной дороги, где вагоны приводились бы в движение сжатым воздухом. «Толкотня в трубе» – так это виделось шутникам. Неудивительно, что более десяти лет кряду Пирсон являлся постоянным персонажем журнала «Панч», который недурно зарабатывал, печатая карикатуры и анекдоты об «отце» подземки.

Затем, когда публика еще потешалась над самой идеей строительства, Пирсон обнародовал уже вполне конкретный замысел: построить подземную линию между Паддингтоном и Фаррингдоном. Проект включал в себя снос трущоб в долине той самой Флит. Обитателей предлагалось переселить в лондонские пригороды. Пирсон считал, что подземка позволит быстро перемещаться между двумя вокзалами и будет удобна жителям пригородов, работающим в Лондоне.

Неожиданно проектом заинтересовались Большая западная железная дорога, Большая северная железная дорога и Корпорация лондонского Сити. Они вложили деньги, и идея стала воплощаться в жизнь. Фаулера, который к тому времени был достаточно известен, пригласили на должность главного инженера «Столичных железных дорог». Работа началась с первой шахты в Юстоне. С тех пор прошло без малого полтора года.

А что же лондонцы? Они продолжали смеяться?

Продолжали, только это был нервный, безрадостный смех. Представления Пирсона о сносе трущоб… не соответствовали действительности, и это еще мягко сказано. В пригородах не появилось ни одного дома для переселенцев. Никто и не горел особым желанием браться за их строительство. А такого понятия, как «малонаселенные трущобы», просто не существовало. Все, кто лишался жилья, отправлялись искать пристанище в других трущобах.

Трудности строительства перекликались с трудностями, вызванными строительством. Улицы сделались непроходимыми, по перекопанным дорогам было не проехать. Магазины, лавки, мастерские и конторы закрывались, а их владельцы требовали компенсации. Жизнь тех, кто жил вблизи стройки, превратилась в сущий хаос. Грязь, грохот. Хуже всего приходилось живущим возле конвейерных шахт. Там к прочему шуму добавлялось скрипучее пение конвейерного механизма, шум лопат и переругивание землекопов. Окрестные здания постоянно сотрясались, и их обитателей не покидал страх, что однажды крыша над их головой может рухнуть.

Покой не наступал и ночью. Вокруг шахты зажигали костры. Ночная смена заступала на работу, а дневная отправлялась пить до самого утра и устраивать потасовки. Казалось, Лондон наводнен землекопами и чернорабочими. Где бы те ни появлялись, они вели себя бесцеремонно. Их притоку радовались лишь владельцы питейных заведений и проститутки.

Были и происшествия. Первое случилось на путях вокзала Кингс-Кросс. Пьяный машинист задремал и не заметил, как его паровоз сошел с рельсов и рухнул в строящийся туннель. Обошлось без жертв, зато для редакции «Панча» это были «именины сердца». Не прошло и года, как на Юстон-роуд обрушились укрепления над арками туннеля, увлекшие за собой тротуары, клумбы и телеграфные столбы. Были повреждены водопроводные и газовые трубы. Невероятно, но и на сей раз жертв не было. Естественно, «Панч» снова получил повод для зубоскальства.

– Джон, сегодня я надеялся услышать хорошие новости, – сказал Пирсон.

Вернее, крикнул, ибо в таком грохоте говорить нормальным голосом было невозможно. Чарльз снова поднес ко рту платок: изящный, больше похожий на кружевную салфеточку. Фаулеру было сорок четыре, Пирсону – шестьдесят восемь, но выглядел Чарльз гораздо старше. Двадцать лет борьбы за подземку не прошли бесследно. Он всегда приветливо улыбался, но даже тогда его глаза не покидало выражение постоянной усталости. Кожа на подбородке висела складками, словно восковой наплыв на свечке.

– Что мне вам сказать, мистер Пирсон? – крикнул в ответ Фаулер. – Что бы вы хотели услышать помимо…

Фаулер выразительно обвел рукой стройку.

– Грохот механизмов действует ободряюще, – засмеялся Пирсон. – Но быть может, к этому вы добавите известие, что мы снова движемся строго по графику? Возможно, от вас я узнаю, что все лондонские юристы, занимающиеся исками по компенсациям, вдруг погибли от удара молнии. Или, быть может, я не успел прочитать заявление ее величества. Приятно было бы узнать, что наша королева благосклонно относится к подземке и собирается воспользоваться ею при первой же возможности.

Фаулер смотрел на Пирсона, с которым успел сдружиться, и в очередной раз поразился силе его духа и чувству юмора.

– Боюсь, мистер Пирсон, я могу вам сообщить лишь плохие новости. Мы по-прежнему отстаем от графика. Погода вроде нынешней еще больше задерживает работу. Скорее всего, дождь загасит паровую машину конвейера, и все, кто его обслуживает, будут только рады внеочередному перерыву.

– Значит, одна хорошая новость все-таки появится, – засмеялся Пирсон.

– Это какая же? – крикнул Фаулер.

– Нам будет дарована тишина.

Словно по волшебству, паровой двигатель несколько раз чихнул и замолк.

Поначалу тишина была пронзительной. Мир приспосабливался к забытому отсутствию шума. Дождевые капли мягко шлепались в раскисшую землю.

Затем раздался крик из шахты: «Простой!»

Все посмотрели вверх. Башня шахты чуть накренилась, и люди, следившие за конвейером, застыли в весьма опасных позах.

– Выдержит, – видя тревогу Пирсона, успокоил его Фаулер. – Она крепче, чем кажется.

Суеверный человек на его месте скрестил бы пальцы. Рабочие не собирались искушать судьбу. Все, кто находился на башне, стали торопливо спускаться вниз, цепляясь за распорки, как пираты за веревочные лестницы на мачтах. Потом из шахты стали вылезать рабочие, трудившиеся внизу. Фаулеру показалось, что их несколько сотен. Он молил судьбу, чтобы опора шахты выдержала дополнительную нагрузку. Она должна выдержать. Обязана… И она выдержала. Рабочие кричали и кашляли. Они размахивали лопатами и кирками, которые берегли не меньше, чем собственные руки и ноги. Потом они стали собираться группами. Все были одинаково перепачканы в глине.

Фаулер и Пирсон смотрели, как свои прибиваются к своим. Этого и следовало ожидать. Под землей работали уроженцы Лондона, ирландцы, шотландцы, выходцы из деревень. Были и еще какие-то группы. Все стояли, засунув руки в карманы и обхватив себя за плечи, чтобы согреться. Шапки и шляпы были натянуты по самые уши, но мало спасали от дождя.

В это мгновение раздался крик. Фаулер повернулся, увидев непонятное оживление возле траншеи. Все рабочие окружили кромку шахты, глядя вниз.

– Сэр, идите сюда! – крикнул Фаулеру начальник строительства Марчант.

Не зная, слышал ли Фаулер его слова, Марчант сложил ладони рупором и снова крикнул:

– Сэр! Вам это нужно увидеть.

Фаулер и Пирсон зашлепали по грязи в сторону траншеи. Рабочие расступились, пропуская их. Они встали у края шахты и заглянули вниз – дальше распорок и замерших ведер конвейера. Внизу успело образоваться озерцо мутной воды. Оно ширилось на глазах.

На воде покачивался труп.

5

Слава богу, дождь прекратился. Уровень воды в траншее понизился, однако машины по-прежнему молчали. Придерживая шляпу, Марчант поспешил известить о находке своего непосредственного начальника Кавана – директора «Столичных железных дорог». Но еще раньше он отправил помощника на поиски полицейского. Долго искать не пришлось. Полицейским оказался молодой констебль с густыми бакенбардами. Представившись Фредериком Абберлайном, он откашлялся и снял полицейский шлем, чтобы тот не мешал осматривать тело.

– Скажите, сэр, спускался ли кто-нибудь к телу? – спросил у Пирсона констебль.

– Нет, констебль. Все поспешили подняться наверх, как только заметили труп. Можете представить, как это подействовало на рабочих.

– Конечно, сэр. Такое зрелище перед завтраком не способствует аппетиту.

Собравшиеся наблюдали за действиями полицейского. Он осторожно наклонился, заглядывая в траншею, затем подозвал к себе одного из рабочих.

– Дружище, сделайте одолжение, подержите вот это.

Констебль протянул рабочему шлем, затем отстегнул пояс, дубинку и наручники. После этого Абберлайн спустился по лесенке вниз для внимательного осмотра трупа.

Сгрудившись, рабочие смотрели, как молодой полицейский обошел вокруг мертвеца, подняв сначала одну, а потом и другую его руку. Далее констебль опустился на корточки. Зрители затаили дыхание, ожидая, что сейчас он перевернет тело.

Абберлайн, не привыкший быть объектом внимания, проглотил слюну. Он сожалел, что ранее не попросил рабочих удалиться. А зрителей у него хватало. Они толпились по обеим сторонам траншеи. Даже Фаулер и супруги Пирсон подошли. Все пристально смотрели на него, находящегося пятью метрами ниже.

Хватит. Он пришел сюда работать, а не стесняться зрителей. Отбросив подобные мысли, Абберлайн сосредоточился на осмотре трупа.

Мертвец лежал ничком, приподняв одну руку, словно намеревался поймать кеб. Одет он был в твидовый костюм. Коричневые сапоги имели подковы на каблуках. Пусть и густо покрытая грязью, обувь покойного была в приличном состоянии. «Судя по одежде, отнюдь не бродяга», – подумал Абберлайн. Осматривая труп, он успел запачкаться в мокрой глине. Равнодушный к этому, полицейский набрал в легкие побольше воздуха и, кряхтя от натуги, перевернул мертвеца на спину.

Сверху послышались негромкие возгласы. Абберлайн закрыл глаза, желая оттянуть момент, когда он увидит мертвое лицо. Потом, не без внутреннего трепета, открыл и увидел пару других глаз, пристально смотрящих, но уже ничего не видящих. Покойному было под сорок. Густые усы, как у принца Альберта, тронутые крапинками седины. Чувствовалось, бедняга за ними тщательно ухаживал, как и за своими не менее густыми бакенбардами. Он не принадлежал к числу богачей, но и рабочим тоже не был. Подобно Абберлайну, он относился к недавно возникшему среднему классу.

Кем бы ни был этот человек, у него наверняка остались близкие, и когда им сообщат, они наверняка захотят узнать, почему жизнь их родственника оборвалась в строительной траншее на Нью-роуд.

Это непременно случится. При мысли о расследовании Абберлайн не смог прогнать легкое возбуждение и такое же легкое чувство стыда.

Констебль заставил себя оторваться от созерцания открытых глаз покойного и стал осматривать пиджак и рубашку. Даже глина не могла целиком скрыть кровавое пятно с аккуратной дырочкой в центре. Если Абберлайн не сильно ошибался, это свидетельствовало о колотой ране.

Констебль повидал немало ножевых ранений. Он знал, что те, кто наносил такие раны, обычно не ограничивались одним ударом, а наносили их сразу несколько, один за другим.

Этого ударили один раз, метя прямо в сердце. Такое называется чистым убийством.

Теперь Абберлайн дрожал от волнения. Уже потом ему станет неловко. Ведь перед ним был труп. В такой ситуации добропорядочные люди чувствуют сострадание к покойному и его близким, но никак не волнение. И тем не менее…

Констебль принялся исследовать содержимое карманов убитого и почти мгновенно обнаружил при нем револьвер. «Боже милостивый, – подумал Абберлайн. – И как же этот чудак, имея револьвер, не справился с пыряльщиком?» Он быстро положил оружие обратно в карман.

– Необходимо поднять тело на поверхность, – крикнул Абберлайн, обращаясь к строительному начальству. – Джентльмены, пожалуйста, распорядитесь, чтобы мертвеца чем-нибудь прикрыли и помогли донести до телеги. Его мы отвезем в полицейский морг.

Сказав это, констебль стал подниматься по лестнице. Строительное начальство отдало соответствующие распоряжения. В траншею опустили еще несколько лестниц. Одни рабочие действовали быстро и сноровисто, другие – с робостью и опаской. Выбравшись наверх, Абберлайн обтер грязные руки о верхнюю часть брюк. Это занятие позволило ему внимательно оглядеть собравшихся рабочих. Не было ли среди них убийцы, тайно наслаждавшегося содеянным? Пока что констебль видел лишь множество перепачканных лиц. Все они внимательно следили за каждым его движением. Впрочем, не все. Другим было интереснее смотреть, как тело поднимают на поверхность, а затем несут и укладывают на дно телеги. Несколько рук прикрыли мертвеца брезентом, заменившим саван. Вскоре лицо убитого скрылось под грязным полотнищем.

Снова пошел дождь, причем сильный, но Абберлайн даже не обратил на него внимание. Констебль смотрел на щеголевато одетого человека, который шел в их сторону по дощатым мосткам. За ним вприпрыжку двигался слуга с большой конторской книгой в кожаном переплете. Ее завязки подпрыгивали вместе со слугой, безуспешно старавшимся не отставать от хозяина.

– Мистер Фаулер! Мистер Пирсон! – крикнул щеголь, размахивая тростью и сразу же обращая на себя внимание.

На строительной площадке вновь стало тихо, однако это была какая-то другая тишина. Рабочие переминались с ноги на ногу, внимательно разглядывая заляпанные глиной сапоги.

«Интересно, – подумал Абберлайн. – И кто же это перед нами?»

Подошедший был одет по той же моде, что Фаулер и Пирсон, но костюм свой носил с бо́льшим изяществом. Чувствовалось, он привык ловить на себе женские взгляды. У него не было выпирающего живота, а плечи он держал расправленными – они не сгибались под тяжестью забот и невзгод, как плечи его коллег. Когда этот человек снял шляпу, под ней оказались густые и длинные, почти до плеч, волосы. Он дружелюбно поздоровался и улыбнулся, но улыбка у него была какой-то механической и исчезла так же быстро, как и появилась, не достигнув глаз. Наверное, стоило женщинам увидеть его холодные, сверлящие глаза, и все очарование от его одежды и манер тут же испарялось.

Когда этот человек и его слуга подошли и остановились, Абберлайн мельком взглянул на Пирсона и Фаулера. Чувствовалось, обоим стало неуютно. Не укрылось от констебля и то, с какой неохотой Чарльз Пирсон представлял Абберлайну обладателя сверлящих глаз.

– Позвольте вам представить нашего коллегу мистера Кавану – директора компании «Столичные железные дороги». Он следит за исполнением графика работ.

Абберлайн приложил руку к шлему, подумав: «И что ж ты за птица?»

– Я слышал, в траншее обнаружили мертвое тело, – сказал Кавана.

Правую сторону его лица портил крупный шрам, словно когда-то ему ножом прочертили борозду под глазом.

– Увы, сэр, это так, – вздохнул Пирсон.

– Позвольте мне взглянуть, – не попросил, а потребовал Кавана.

Абберлайн откинул брезент. Кавана скользнул взглядом по лицу убитого и покачал головой:

– Слава богу, он мне незнаком. И к нашим рабочим он тоже отношения не имеет. Похоже, пьянчуга вроде того неугомонного, что услаждает нас пением.

Кавана указал туда, где по другую сторону забора стоял хлипкого вида выпивоха. Он что-то пел нестройным голосом, размахивая бутылкой дешевого пойла.

– Марчант! – крикнул Кавана, поворачиваясь спиной к телеге. – Позаботьтесь о том, чтобы все рабочие вернулись на свои места и возобновили работу. Мы и так уже потеряли достаточно времени.

– Нет! – раздался голос миссис Пирсон. Она шагнула вперед. – Здесь умер человек, и в знак уважения к его душе нужно приостановить работы до утра.

У Каваны включилась автоматическая улыбка. Лицо мгновенно приняло елейное выражение. Он снял цилиндр и низко поклонился.

– Миссис Пирсон, пожалуйста, простите меня. Как опрометчиво с моей стороны забыть о том, что среди нас находятся более чуткие души. Однако на строительной площадке часто происходит что-то неприятное и даже трагическое. Ваш муж это подтвердит. Боюсь, что обнаружение мертвого тела – не такое событие, из-за которого нужно прекращать работу в туннеле.

Миссис Пирсон выразительно посмотрела на мужа. Но тот лишь опустил глаза. Его руки, обтянутые перчатками, теребили набалдашник трости.

– Дорогая, мистер Кавана прав. Тело этого несчастного уже подняли на поверхность. Работы нужно продолжать.

Мэри испытующе посмотрела на мужа. Тот отвел глаза. Приподняв подол, миссис Пирсон повернулась и направилась прочь с места строительства.

Абберлайн проводил ее взглядом. От него не укрылось чувство тайного ликования, испытываемого Каваной. Директор принялся деловито раздавать указания Марчанту, требуя возобновить работы. Заметил констебль и печаль на лице сокрушенного Чарльза Пирсона. Повернувшись, тот двинулся вслед за женой.

Меж тем Абберлайну предстояло везти труп на Белль-Айл. При мысли об этом у него сжалось сердце. На зеленой Божьей земле едва ли существовало более скверное место, чем трущобы Белль-Айла.

Среди рабочих, которых приказами, понуканиями, угрозами и посулами начальник строительства возвращал сейчас на рабочие места, был и молодой индиец. В ведомости он значился под именем Бхарата и так же представлялся при знакомстве. Но для самого себя у этого человека было другое имя.

Он именовал себя Призраком.

Внешне Призрак ничем не отличался от остальных рабочих. Одевался, как и они: рубашка, шейный платок, железнодорожная фуражка, жилетка и спецовка. Вот только сапог он не носил, предпочитая босые ноги обутым. Молодой человек был умелым и добросовестным рабочим, не лучше и не хуже остальных. Если с ним заговаривали, он включался в беседу. Однако первым разговор обычно не начинал, но и склонности отмалчиваться за ним не водилось.

Отличала Призрака наблюдательность. Он постоянно за всем следил и все подмечал. Именно индиец заметил тело в воде, а поскольку находился довольно близко, успел разглядеть мертвеца раньше, чем прозвучал приказ покинуть траншею. Призрак также заметил пьяницу у забора и поймал его взгляд. Суматоха на площадке нарастала. Воспользовавшись ею, индиец подал выпивохе знак – он слегка почесал грудь, – едва заметный и не вызывающий никаких подозрений жест.

Призрак видел, как на строительной площадке появился Абберлайн. Не ушел от его внимания и вновь прибывший Кавана; особенно же индиец подметил тот момент, когда начальник Марчанта приказал откинуть брезент. Взглянув на лицо мертвеца, Кавана умело скрыл, что этот человек ему знаком.

Призрак отдавал должное способности Каваны ничем не выдавать своих чувств. В этом они были почти равны.

Сейчас Призрак наблюдал за отъезжавшей телегой. Абберлайн наверняка отправил тело на Белль-Айл.

Не укрылось от внимания Призрака и то, что вскоре после отъезда констебля пьяница тоже куда-то удалился.

6

Принц Альберт скончался несколько месяцев назад, и хотя мода на усы и бакенбарды, которую он ввел, сохранялась, его приверженность к благопристойности и хорошим манерам так и не сумела укорениться среди простого народа. Казалось, произошло нечто противоположное и над Лондоном нависла темная туча, делавшая обстановку в городе такой же мрачной и зловещей. Некоторые считали, что это вызвано отсутствием королевы. Она по-прежнему находилась в Шотландии, где скорбела по супругу. Иные видели причину в перенаселенности Лондона. Город тонул в жутком зловонии, увязал в бедности и становился рассадником многочисленных преступлений. Мало того – нашлись безумцы, решившие, что строящаяся подземная железная дорога наилучшим образом разрешит городские проблемы. Находились и те, кто утверждал: дело не в перенаселенности, а как раз в строительстве подземки, превратившей городскую жизнь в хаос. Эти люди подчеркивали, что строительство и спровоцировало перенаселенность. Снос кварталов вдоль речушки Флит, где находились самые обширные лондонские трущобы, лишил жилья тысячи и тысячи бедняков. Последнее точно было правдой.

«Зато мы избавились от крупнейших городских трущоб», – утверждали сторонники подземки.

«Ничего подобного, – возражали противники. – Вы просто перенесли трущобы в другое место».

«Имейте терпение», – уговаривали первые.

«И не собираемся», – заявляли вторые.

Все эти мысли кружились сейчас в голове Абберлайна, который ехал в телеге с мертвецом. Поводья констебль держал в одной руке, не слишком их натягивая. И думал, думал. Как это людям из высших слоев общества в своих клубах и залах заседаний удается принимать решения, которые влияют на жизнь всех остальных, включая и его, Абберлайна? Ради чего принимаются такие решения? Ради всеобщего блага? Или ради их собственной выгоды? Вспомнилась строчка из стихотворения лорда Теннисона, посвященного атаке бригады легкой кавалерии: «Участь их – не рассуждать, участь их – действовать и умирать»^[4].

Лязгая колесами, телега перевалила через железнодорожную линию, которая уходила туда, где на горизонте, похожие на пятна грязи, высились огромные, увенчанные башенками фабричные корпуса Белль-Айла. Ноздри констебля уже щипало от зловония, исходящего от конских живодерен, котлов, где кипятились кости и топился жир, химических заводов и фабричонок, изготавливающих фейерверки и спички.

Слева какой-то не то идеалист, не то идиот предпринял доблестную попытку устроить огород. Но участок густо порос сорняками, которые сумели перебраться даже через железную ограду. Такие ограды тянулись по обе стороны дороги. Там, где они обрывались, были пустыри, на которых играли грязные полуголые дети. Они бросались друг в друга старыми консервными банками. Иные просто носились между домишками, в каждом из которых было по нескольку комнат и прачечная. По вечерам домовладельцы и жильцы набивались в эти домишки и запирались изнутри, как в трущобах Олд-Никол.

Теперь телега Абберлайна ехала мимо конских живодерен. В открытые ворота загоняли живых еще лошадей, чей инстинкт и обоняние безошибочно подсказывали, что́ их ждет в ближайшие минуты. Их умертвят, сдерут шкуры, а мясо будут варить в медных котлах, чтобы потом сделать из него кошачью еду.

Во дворах живодерен потные, голые по пояс мужчины кувалдами дробили конские кости. За ними через заборы наблюдала вездесущая ребятня в грязных лохмотьях. Из-за сернистых испарений в воздухе их одежда приобретала желтоватый оттенок.

Абберлайну встретилась стайка детей, которые явно устали глазеть на дворы живодерни. Работа там отнюдь не отличалась разнообразием. Ребята развлекались игрой в крикет. Настоящих бит у них, естественно, не было, и потому битой служила доска от старой кровати, а вместо мяча… Присмотревшись, Абберлайн даже вздрогнул. Мячом этим сорванцам служила голова котенка.

Констебль хотел было крикнуть живодерам, чтобы поискали замену мячу, как вдруг увидел мальчишку, снующего перед самой мордой лошади Абберлайна. Полицейский поневоле натянул поводья.

– Эй, сорванец! – крикнул констебль, раздраженно махнув рукой маленькому оборванцу. – С полицией шутки плохи. Уйди с дороги и дай проехать.

Но чумазый мальчишка не шелохнулся.

– Куда направляетесь, сэр? – спросил он, обеими руками гладя лошадиную морду.

Это зрелище немного смягчило сердце Абберлайна. Он смотрел, как мальчишка чешет лошади уши. Наверное, малец любил лошадей, а животные любили его.

– Так куда вы едете, сэр? – повторил мальчишка, поворачивая немытое лицо в сторону Абберлайна. – Надеюсь, не на живодерню. Я угадал?

Боковым зрением констебль засек какое-то движение. Повернувшись, он увидел еще троих шалопаев. Они подлезли под ограду, выбрались на дорогу и теперь обхаживали телегу сзади. Однако в полицейской телеге не было ничего ценного – только грязный брезент и труп в мокрой одежде.

– Угадал, сынок, – ответил Абберлайн мальчишке. – Я еду в полицейский морг и везу покойника.

– Настоящего покойника? – послышалось сзади.

Это спросил один из троих.

Подошло еще двое мальчишек. Вокруг телеги собралась пусть и маленькая, но толпа.

– Нечего меня задерживать, – прикрикнул на них Абберлайн. – Говорю вам, нет там ничего интересного.

– Сэр, а можно все-таки посмотреть?

– Нельзя! – рявкнул Абберлайн, оборачиваясь через плечо. – Отойдите от телеги. А если слов не понимаете, придется вас угостить дубинкой.

Первый мальчишка снова гладил лошадиную морду. Животное стояло, не шелохнувшись.

– Сэр, почему этим покойником занялась полиция? Видно, не своей смертью умер?

– Можно сказать и так, – ответил Абберлайн, начинавший терять терпение. – Теперь, сынок, отойди и дай мне проехать.

Телега качнулась и даже подпрыгнула. Вот паршивцы! Наверняка полезли под брезент. Эти понимают только подзатыльники и зуботычины. Телега снова качнулась. Рассерженному Абберлайну захотелось поскорее сбыть свой груз и убраться с этого чертового Белль-Айла. Он решительно дернул поводья, заставив лошадь двигаться.

– Пошла! – прикрикнул на нее Абберлайн.

Если любитель лошадей вовремя не ушел с дороги, пусть пеняет на себя.

Телега тронулась, и мальчишке поневоле пришлось отскочить в сторону. Абберлайн все-таки посмотрел на него. Сорванец как-то странно ему улыбался.

– Удачи вашему мертвецу, сэр, – сказал мальчишка и насмешливо отсалютовал Абберлайну.

Констеблю было наплевать на эти шуточки. Он лишь сердито хмыкнул и снова дернул поводья. Миновав остальные дома, Абберлайн подъехал к воротам полицейского морга, где громко кашлянул. Работник морга, дремавший на стуле, подскочил, приподнял шапку и открыл ворота.

– Что на сей раз? – спросил вышедший из боковой двери второй работник.

Абберлайн слез с телеги. Тем временем соня закрыл ворота. Трущобы Белль-Айла за спиной работника казались закопченным отпечатком пальца на оконном стекле.

– Тело нужно поместить в ледник. Хорошо бы прозектор не мешкал.

Абберлайн закрепил поводья. Второй работник подошел с задней стороны, приподнял брезент и тут же опустил.

– Вам надо не сюда, а на живодерню, – равнодушно заявил он.

– Как вы сказали? – удивился Абберлайн.

– Я сказал: если вам не вздумалось дурацким образом пошутить над нами, тогда ваш груз надо везти на живодерню.

Абберлайн побледнел и сразу подумал о своей встрече с трущобной ребятней. Теперь понятно, почему телега дважды подпрыгивала. А этот юный любитель лошадей очень умело отвлек его внимание.

Абберлайн уже догадывался, что́ увидит под брезентом… Мертвец, найденный в траншее, исчез. Вместо него констебль привез в морг тушу дохлого пони.

7

Каждый вечер Призрак возвращался домой одним и тем же путем. Он шел по Нью-роуд мимо Мэрилебонской церкви, к которой примыкало кладбище. Там среди неупорядоченных, обвалившихся и обветшалых надгробий его внимание привлекал один камень. Оказываясь там, Призрак непременно обращал внимание на положение камня.

Если камень стоял прямо (чаще всего так и было), это говорило об отсутствии посланий. Если оказывался наклоненным вправо, его положение сигнализировало об опасности, и только. Что это за опасность и с какой стороны – выясняй и доискивайся сам.

Камень, наклоненный влево, означал желание наставника встретиться с Призраком. Время и место их встреч не менялось.

Проверив положение камня, Призрак начинал путь домой длиной целых восемь километров – в лондонский район Уоппинг, где индиец жил в туннеле под Темзой.

Когда-то этот туннель называли одним из величайших чудес света. Даже его наземная часть заметно отличалась от окружающих домов. Здание, служившее своеобразным вестибюлем, было построено в форме восьмигранника и увенчано шпилем. Войдя в двери, которые никогда не закрывались, Призрак пересекал мозаичный пол и останавливался возле будки контролера. Днем пешеходы платили один пенни за право спуститься в туннель. Вечером движение по туннелю прекращалось, и медный турникет закрывался. Однако Призрак, как и все прочие обитатели туннеля, попросту перелезал через турникет.

Вниз вела винтовая мраморная лестница. В это время года ее ступени покрывал лед, что вынуждало Призрака двигаться осторожнее. Лестница была разделена площадками. Призрак прошел их одну за другой, пока не оказался в просторном круглом помещении на глубине примерно восьмидесяти метров под землей. Помещение это называлось ротондой. Некогда оно поражало не только размерами, но и богатством отделки. Однако годы взяли свое: стены и статуи покрылись толстым слоем грязи.

Правда, и сейчас ротонда оставалась впечатляющим сооружением с многочисленными нишами в оштукатуренных стенах. В нишах, устроившись на мешках и подстилках, спали обитатели ротонды: некроманты, предсказатели судьбы, фокусники и жонглеры. Днем они предлагали свои услуги и развлекали путешественников, посещающих знаменитый туннель под Темзой. Восьмое чудо света.

Он был первым в мире туннелем, построенным под судоходной рекой, и тянулся от Уоппинга на северном берегу Темзы до Ротерхайта на южном. Строительство этого гиганта заняло более пятнадцати лет. Туннель существенно подорвал силы автора проекта, инженера Марка Брюнеля и чуть не стоил жизни его сыну Изамбарду. Во время строительства туннель часто заливало, и Изамбард едва не утонул. Отец и сын надеялись, что по их детищу будут передвигаться кареты и повозки, но эту затею пришлось оставить из-за дополнительных расходов. И потому туннель остался пешеходным и быстро сделался достопримечательностью для путешественников, приезжавших в Лондон. Те охотно платили за возможность пройти четыреста метров под Темзой. Неудивительно, что в туннеле быстро обосновались всевозможные торговцы, лицедеи и предсказатели, зарабатывающие на туристах.

От ротонды Призрак двинулся к входу в туннель. Две темные арки глядели на него, как дула пистолетов. Туннель был достаточно широким, с высокими потолками, однако кирпичные стены все равно сдавливали пространство, а каждый шаг отдавался гулким эхом. Изменился и сам воздух, что было еще одним признаком сумрачного мира, куда вступал молодой индиец. Днем газовые фонари разгоняли темноту, но ночью единственным освещением было колеблющееся пламя свечей тех, кто сделал туннель своим домом: торговцев, предсказателей, танцоров, дрессировщиков мелкого зверья, певцов и клоунов. Туннель открыли около двадцати лет назад, и каждый год по нему проходило не менее двух миллионов человек. Торговцы чуть ли не зубами держались за свои места, боясь покинуть их хотя бы на день. Ведь пока тебя не было, твое место вполне мог захватить кто-нибудь другой.

Призрак шел дальше, поглядывая на спящих торговцев и артистов. Его шаги гулко звенели по каменному полу. В туннеле существовала строгая иерархия. Места у самого входа принадлежали торговцам. За ними располагались разного рода изгои общества, бездомные, бродяги и отщепенцы. Еще дальше – жулье, ворье и беглые личности.

Торговцы больше, чем кто-либо, были заинтересованы, чтобы днем в туннеле не толкались бродяги. Заботило их и поддержание относительной чистоты. Поэтому, едва наступало утро, они с энтузиазмом помогали полицейским очищать туннель от прочих «ночлежников». Воры и беглые сами убирались из туннеля, когда было еще темно. А вот бродяг, попрошаек и проституток приходилось выпроваживать. Они ворчали себе под нос, прижимая к груди пожитки и щурясь на свет. Каждый был готов к очередному дню сражения за жизнь.

Призрак остановился перед очередной нишей под арочной перегородкой, посветил керосиновым фонарем. Здесь уже кто-то спал. Соседняя ниша была свободна. Фонарь Призрака тускло освещал арки перегородок. На полу не было никого. Света его фонаря хватало лишь на пространство вокруг. Дальше была темнота. Отсветы, плясавшие на кирпичных стенах, тоже были призрачными.

Из темноты донеслось шарканье. Призрак шагнул вперед и в свете лампы увидел детскую фигурку, притаившуюся в укромном уголке.

– Здравствуйте, мистер Бхарат, – прошептал мальчишка.

Призрак подошел к нему и достал из кармана спецовки толстую корку хлеба.

– Здравствуй, Чарли, – сказал он, подавая еду мальчишке.

Тот слегка вздрогнул. Ему было куда привычнее получать от взрослых тычки и шлепки. Но хлеб он взял. Глядя на Призрака благодарными глазами, мальчишка осторожно вонзил зубы в хлеб.

Так повторялось из вечера в вечер. Мальчишка неизменно вздрагивал и всегда начинал есть хлеб с осторожностью. Призрак не знал, кто он и где жил прежде. Чувствовалось, что над мальчишкой сильно издевались, и это приучило его остерегаться взрослых. Призрак всегда улыбался ему и говорил:

– До завтрашнего вечера, Чарли. Береги себя.

У Призрака сердце разрывалось, когда он оставлял мальчишку на полу и шел дальше.

Пройдя еще немного, Призрак снова остановился. В этой нише лежал человек со сломанной ногой, которую повредил, упав на обледенелых ступенях ротонды. Призрак вправил бедняге поломанную кость и наложил шину. Сейчас, морщась от едкого запаха мочи и кала, индиец проверил состояние ноги. Шина держалась на месте. По всему чувствовалось, что кость начинает срастаться.

– Бхарат, ты замечательный парень, – пробурчал его пациент.

– Ты ел сегодня? – спросил Призрак, продолжая осматривать ногу.

Молодой человек не отличался особой брезгливостью, но сейчас даже ему стало худо. От Джейда воняло, как из отхожего места.

– Мэгги принесла мне хлеба и фруктов, – ответил Джейд.

– Что бы мы делали без Мэгги? – почти риторически спросил Призрак.

– Передохли бы, сынок. Все до одного.

Индиец выпрямился. Он сделал вид, что вглядывается в темноту, хотя на самом деле пытался глотнуть относительно свежего воздуха туннеля, не зараженного зловонием калеки.

– Твоя нога, Джейд, успешно срастается. Еще пара дней, и, пожалуй, сможешь вымыться.

– Это что же, мне еще два дня… благоухать? – усмехнулся Джейд.

– Боюсь, что так, – ответил Призрак, потрепав своего пациента по плечу.

Призрак двинулся дальше, пока не добрался до самой последней ниши, где обитали они с Мэгги. Ей было шестьдесят два года, и по возрасту она годилась Призраку в бабушки, что не мешало им заботиться друг о друге. Призрак приносил еду и деньги. Каждый вечер он при свете свечи учил Мэгги читать.

Женщина была кем-то вроде «туннельной матери». Все, что Призраку требовалось сообщить местному населению, он делал через Мэгги. Она могла направить настроения людей в нужную сторону. Ее уважали и побаивались. Все знали, что с Мэгги шутки плохи.

Заходить за их нишу отваживались немногие. Дальше начиналась тьма в прямом и переносном смысле. То, что Призрак избрал для ночлега самую последнюю нишу, не было совпадением. Это углубление в стене являлось чем-то вроде пограничной заставы и защищало «законопослушную» часть туннельного населения от всякой швали и отребья, находившего себе прибежище в дальних частях.

Пока в туннеле не появился Призрак, там царил произвол. Не получая отпора, двуногое зверье грабило тех, кто слабее, одновременно глумясь над ними. Порядок удалось навести не сразу. Не обошлось и без кровопролития. Но Призрак положил конец произволу.

8

В тот вечер, когда Призрак впервые встретился с Мэгги, он, как всегда, возвращался домой (если, конечно, нишу в туннеле, где он ночевал, можно назвать домом).

Так случилось, что по дороге он позволил разуму отправиться в далекий индийский город Амритсар, где Призрак родился и вырос.

Он вспоминал, как в детстве бродил по саду, окружавшему родительский дом, а когда подрос, познакомился с другими замкнутыми на себе кварталами Амритсара (такая система городского планирования получила название «Катрас»). Память умеет сбивать нас с толку, преподнося события прошлого лучше или хуже, чем они были на самом деле. Призрак это ясно сознавал. Он понимал, как опасно идеализировать собственное детство. Тогда легко забываешь, что Амритсар, в отличие от Лондона, еще не обзавелся канализацией, и потому в городе редко пахло жасмином и терпкими травами (а в память Призраку врезались именно эти запахи). Улицы, казавшиеся такими широкими и длинными, отнюдь не были таковыми. И в домах за высокими стенами, что стояли на этих улицах, жило ничуть не меньше злых, жадных и жестоких людей, чем в других городах Индии. Наконец, солнце никак не могло сутки напролет заливать город золотистым светом, нагревая камни, заставляя сверкать струи фонтанов и расцвечивая улыбками лица горожан.

Вряд ли все это было так. Но Призраку детство запомнилось именно таким, и, если быть честным с собой, он предпочитал, чтобы его воспоминания не менялись. В туннеле они согревали его по ночам.

В Амритсаре Призрака звали по-другому – Джайдип Мир. Как и все мальчишки, он обожествлял своего отца Арбааза Мира. Мать говорила, что от отца пахнет пустыней. Призрак запомнил и этот запах. С ранних лет Арбааз рассказывал сыну о том, какое великое будущее его ожидает. Однажды Джайдип станет почитаемым ассасином. В устах отца это звучало как нечто будоражащее кровь, как событие, которое обязательно наступит. Джайдип рос в уютном и удобном доме любящих родителей и все больше проникался уверенностью в своем будущем.

Арбааз с удовольствием рассказывал разные истории, а Джайдип с таким же удовольствием их слушал. Самой интересной была история о том, как Арбааз встретил свою будущую жену Пьяру. Вместе с Резой Сурой – молодым немым слугой – отец Джайдипа пытался отыскать знаменитый бриллиант Кохинур. На языке хинди у камня было и другое название – «Гора света». При попытке выкрасть бриллиант из императорского дворца Арбааз и познакомился с Пьярой Каур – внучкой Ранджита Сингха, основателя Сикхской империи.

Кохинур был одним из древнейших предметов, называемых «частицами Эдема». Разбросанные по всему земному шару, они были единственными остатками таинственной цивилизации, знаниями и могуществом превосходящей нынешнюю.

Джайдип знал о силе частиц Эдема по рассказам родителей, а они видели ее собственными глазами. В ночь пробуждения бриллианта рядом с камнем находились Арбааз, Пьяра и Реза. Все они стали свидетелями божественного свечения, исходившего из камня. Рассказывая об увиденном, родители Джайдипа упоминали и о том, какое воздействие оказал на них пробужденный Кохинур – он укрепил их преданность учению ассасинов и убедил в том, что такая могущественная сила не должна попасть в руки их врагов-тамплиеров. Те же мысли родители заботливо пестовали в сыне.

Маленький Джайдип рос в Амритсаре, расцвеченном золотым солнцем, обучался у отца, который был для него равен Богу. Он и вообразить не мог, что однажды назовется Призраком и будет ночевать, скрючившись в темном промерзшем туннеле, один-одинешенек в целом мире…

Обучение началось, когда Джайдипу было не то четыре, не то пять лет. Оно требовало большого напряжения физических сил, но мальчишка никогда не воспринимал учебу как тяжелую обязанность. Джайдип никогда не жаловался и не пропускал занятия. Причина была проста: у него все получалось очень хорошо.

Нет, даже не так. У него получалось все просто великолепно. Едва в руках Джайдипа оказался деревянный нож кукри, он уже знал, как обращаться с оружием. У него был врожденный дар к поединкам; такое не часто видели в индийском братстве. В атаке Джайдип был чрезвычайно, почти сверхъестественно быстр. Его оборона очень быстро превращалась в наступление. Джайдип отличался редкой для его возраста наблюдательностью и предвидением. Словом, сын виделся Арбаазу таким совершенством, что отцу не оставалось иного, как… пригласить к Джайдипу другого учителя.

Так в жизнь мальчишки вошел Итан Фрай.

Знакомство с Итаном Фраем принадлежало к числу наиболее ранних воспоминаний Призрака: меланхоличный, усталого вида человек в западной одежде. Казалось, она давила новому учителю на плечи.

Джайдип был еще слишком мал, и потому ему и в голову не пришло расспросить отца об Итане Фрае. Пожалуй, у него и любопытства не возникло. Фрай приехал из Англии, но с таким же успехом мог свалиться с небес. Угрюмый ангел, явившийся омрачить жизнь Джайдипа, которая во всем остальном была идиллической.

– Это и есть твой мальчик? – спросил Итан.

Они сидели в тени двора. Шум, долетавший с окрестных улиц, сплетался с птичьим щебетанием и мягким журчанием фонтана.

– Да, это и есть наш мальчик, – с гордостью ответил Арбааз. – Это Джайдип.

– По твоим словам – великий воин.

– Он постепенно превращается в великого воина. По крайней мере, я так думаю. Я сам обучал сына и был просто изумлен. Я не преувеличиваю, Итан: я был изумлен его врожденными способностями.

Арбааз встал. За спиной отца Джайдип мельком увидел мать. Возможно, само присутствие этого угрюмого иностранца позволило Джайдипу столь ярко ощутить красоту и изящество отца и матери. Он увидел в них не столько своих родителей, сколько выдающихся людей.

Не сводя глаз с Джайдипа, Итан Фрай сцепил руки на животе, обернулся через плечо и спросил Арбааза:

– Ты назвал его способности сверхъестественными?

– Да, Итан, что-то вроде этого.

– Сверхъестественными, а? – переспросил Итан Фрай.

– Джайдип всегда думает на два-три хода вперед, – пояснил Арбааз.

– Так и надо делать.

– Шести лет от роду?

Итан снова посмотрел на Джайдипа:

– Готов признать: твой сын развит не по годам, однако…

– Я знаю, какие слова ты сейчас произнесешь. Ты скажешь, что Джайдип упражнялся со мной, а между отцом и сыном существует определенная связь. Я допускаю… я допускаю, что мальчик получает от меня нечто вроде… интуитивных подсказок, и они подталкивают его к тем или иным действиям. Ты это хотел сказать?

– Что-то вроде того, да.

– Потому-то я тебя и пригласил. Я хочу, чтобы ты занялся обучением Джайдипа.

Заинтригованный способностями Джайдипа, Итан Фрай согласился на предложение Арбааза. Он поселился в их доме и принялся обучать мальчика искусству сражения на мечах, кинжалах и иных видах холодного оружия.

Джайдип мало знал о причинах, заставивших Итана заняться наставничеством. Поначалу мальчика смущали грубые манеры учителя и такой же грубый тон. Джайдип охотно выполнял отцовские распоряжения, но сопротивлялся дисциплине, навязываемой ему иностранцем. Прошло несколько месяцев, прежде чем между учителем и учеником сложились отношения, где уже не было угрюмых «ремарок в сторону» (Итан), резких слов (Итан) и слез (Джайдип).

На самом деле все это время Джайдип считал, что он просто не нравится Итану Фраю, что стало для мальчика настоящим культурным шоком. Джайдип был обаятельным и приветливым ребенком, почти ничего не знавшим о мире взрослых. Хотя он и не подозревал о существовании таких понятий, как «обольстить» и «убедить», интуитивно он прекрасно владел и тем и другим искусством. Ему ничего не стоило вить веревки не только из слуг, но и из родителей. Джайдип был из тех мальчишек, которых взрослые обожают тискать. Мужчины постоянно ерошили ему волосы. Не проходило и получаса, чтобы какая-нибудь служанка не похвалила его красивую улыбку и не чмокнула в щечку. От Джайдипа пахло детством и свежестью. Женщины млели от этого запаха и втайне восхищались бархатистостью его кожи.

Джайдип был чем-то вроде наркотика. Каждый, встречавший его, попадал в зависимость от его облика, голоса, улыбки.

Все, кроме Итана, с лица которого не сходило задумчивое и озабоченное выражение. Конечно, порой и в мире этого угрюмого англичанина проглядывало солнце. Когда такое случалось, Джайдипу казалось, что он мельком видел «прежнего» или, возможно, «настоящего» Итана; словно существовал какой-то другой Фрай, отчаянно пытающийся выглянуть из сумрака. Во всех остальных случаях чары Джайдипа, дурманящие других взрослых, на его учителя просто не действовали.

Вот на такой, довольно шаткой основе строились отношения между учителем и учеником. Итан, пребывающий в глубокой задумчивости. Джайдип, ошеломленный новой разновидностью взрослого, который не проникается к нему симпатией и не расточает похвал. Разумеется, Итан был вынужден хвалить успехи Джайдипа в поединках. Вначале скупо, затем вполне искренне. Да и мог ли он не хвалить мальчишку, если Джайдип показывал превосходные результаты во всех видах искусства ассасинов? В конце концов это и стало решающим фактором перемены в их отношениях. Если кто и способен вызвать восхищение опытного ассасина, если к кому он и может проникнуться симпатией, так это к многообещающему ученику. Нечто подобное происходило и с Итаном. Он видел раскрывающиеся возможности Джайдипа.

Шли годы. Учитель и ученик вели учебные поединки в тени дворовых деревьев, обсуждали теоретические вопросы у дворовых фонтанов, а потом шли на городские улицы заниматься практическими упражнениями. Казалось, Итан начал оттаивать по отношению к своему подопечному. Когда он говорил, что мальчишке пора переходить с деревянных мечей на стальные, в его голосе звучала искренняя гордость.

И Джайдип начинал лучше понимать характер своего задумчивого учителя. Он убедился: слово «угрюмый» не годилось для описания Итана; правильнее было называть учителя «отягченным заботами». Даже в столь раннем возрасте Джайдип был удивительно проницателен.

А затем в один прекрасный день мальчик подслушал разговор женщин на кухне. В тот день они с Итаном упражнялись в бесшумном подкрадывании. Местом упражнений служила территория вокруг дома. Итан велел Джайдипу пойти и тайком разузнать какие-нибудь секретные сведения.

Когда впоследствии Призрак мысленно возвращался к заданию Итана, оно виделось ему не только странным, но и опасным. Юный шпион мог узнать нечто, совсем не предназначенное для его ушей.

Так оно и случилось.

Уже потом Джайдип понял, что Итан, вопреки своему мрачному и задумчивому облику, бывал склонен к поспешным и необдуманным решениям. Более того, его учителя порой охватывало стремление напроказничать. Скорее всего, задание, которое Итан тогда дал Джайдипу, и было проявлением этой, доселе скрытой, черты его характера.

Джайдип отправился выполнять задание и через пару часов вернулся к фонтану, возле которого сидел Итан. Он уселся на камень рядом с учителем. Тот пребывал в задумчивости и, по обыкновению, предпочел не заметить возвращения ученика. С этой чертой характера Итана, как и со всем, что касалось учителя, Джайдип свыкся не сразу. Он прошел несколько стадий: обида, смущение и… неожиданное открытие. Джайдип вдруг осознал, что отсутствие теплоты в отношениях было, как ни странно, общей чертой, сближавшей их – людей разного возраста и культуры. Вдобавок один уже был опытным убийцей, а второй пока лишь учился этому.

– И что же ты узнал, мой дорогой мальчик? – наконец спросил Итан.

Итан сравнительно недавно начал называть Джайдипа «мой дорогой мальчик», и это обращение нравилось юному ученику.

– Я кое-что узнал о вас, учитель.

Возможно, впоследствии Итан и сожалел, что дал своему юному подопечному такое опрометчивое задание. Трудно представить, чтобы это входило в его планы, но разве кто-то мог проникнуть в замыслы Итана? Да и можно ли проникнуть в разум другого человека? Джайдип вряд ли тогда задумывался о подобных вещах. Однако, будучи добросовестным учеником, развивающим природную склонность к наблюдательности, он, конечно же, внимательно смотрел за учителем и по едва заметным признакам пытался понять, не обиделся ли Итан, не переступил ли сам Джайдип какую-то черту в их отношениях.

– Сынок, наверное, ты подслушал разные то да се?

– Какие «то да се», учитель?

– Так называют сплетни, а я всегда тебе говорил, что сплетни и слухи могут быть весьма действенным инструментом для сбора сведений. Ты сумел из обрывков составить некоторую картину. Это хорошо.

– И вы не сердитесь?

По лицу Итана промелькнуло странное спокойствие, пришедшее на смену мимолетному смятению.

– Нет, Джайдип, я на тебя не сержусь. Давай рассказывай об услышанном.

– Вам это может не понравиться.

– Не сомневаюсь. И все равно рассказывай.

– Женщины говорили, что у вас в Англии была жена. Она родила вам двоих детей, но сама умерла в родах.

Мальчику показалось, что окружающий мир замер. Он ждал ответа учителя.

– Это правда, Джайдип, – наконец сказал Итан. – Моих детей зовут Иви и Джейкоб. Мне было тяжело даже смотреть на них после случившегося. Потом меня пригласили в Индию. Пожалуй, правильнее сказать, что я сбежал сюда. Да, Джайдип. Я сбежал из городка Кроли, где у меня есть дом и дети, и приехал сюда, чтобы жариться на солнце вместе с тобой.

Джайдип подумал о своих отце и матери. Сколько любви и заботы дарили ему родители! У него сжалось сердце при мысли о тех двух детях. Джайдип не сомневался, что они окружены заботой, однако у них не было главного – отцовской любви.

– Но мое пребывание здесь скоро закончится, – сказал Итан, словно прочитав мысли Джайдипа, и поднялся. – Пора возвращаться в Англию, в Кроли, к Джейкобу и Иви. Прежде чем уехать, мы с тобой сменим деревянное оружие на стальное. Я успею порадоваться тому, что ты вполне готов к настоящим поединкам, и только тогда вернусь домой. А там, Джайдип, я сделаю то, что должен был бы сделать с самого начала: я стану отцом своим детям.

Слова Итана были насквозь пронизаны смыслом, который Джайдип, невзирая на свою интуицию, не мог постичь. Итан косвенно признавался Джайдипу, что их дружба пробудила в нем отцовский инстинкт, угасший сразу после смерти жены. И так же косвенно он благодарил мальчишку.

Однако Джайдип из всех слов услышал только одно – «поединки».

А вскоре после этого, фактически сразу же, как только в руках Джайдипа оказалось настоящее оружие, Итан обнаружил у своего ученика один недостаток. Серьезный недостаток.

9

В тот вечер, когда Призрак впервые встретился с Мэгги, он, как всегда, возвращался домой, в нишу туннеля. Путь лежал через кладбище при Мэрилебонской церкви, где молодой индиец, по обыкновению, хотел проверить положение сигнального камня, однако все его внимание неожиданно оказалось приковано к кое-чему другому.

Это случилось почти год назад. Как и сейчас, дни тогда были короткими и холодными. В такую темень и холодину вы едва ли потащитесь на кладбище, если только на это у вас нет какой-нибудь весьма серьезной причины. Причины, которую нельзя назвать иначе, как темные делишки.

Звуки, долетавшие до ушей Призрака, свидетельствовали именно о таких делишках.

Он остановился у прохода возле низкой церковной стены и прислушался. Темные делишки могут быть как относительно невинными (например, встреча искателя плотских утех с проституткой), так и весьма опасными. И по всему выходило, что на кладбище происходит что-то весьма дурное. Судя по голосам, там собралось не меньше пятерых мужчин. Один из них хохотал и убеждал других не стесняться. До ушей Призрака долетали и другие звуки. Звуки насилия. Похоже, кого-то били сапогами (наверное, сапожник, тачавший эти сапоги, и подумать не мог о таком их применении). И похоже, этот «кто-то» был женщиной. Призрак сразу почувствовал, что ей очень-очень больно.

Разумеется, мимо проходили и другие люди. Они тоже слышали шум на кладбище и крики женщины, на которую градом сыпались удары и которая умоляла о пощаде. Но из всех прохожих остановился только Призрак. Он не должен был останавливаться. От него требовалось всегда и всюду оставаться незаметным. И все же он остановился, поскольку был ассасином… настоящим ассасином, прошедшим обучение у Арбааза Мира и Итана Фрая и с детства усвоившим ценности братства.

И будь он проклят, если сейчас пройдет мимо того места, где пятеро мерзавцев развлекались, избивая женщину.

Призрак перемахнул через низкую каменную стену, служившую границей кладбища, и устремился в сумрак. Шум не прекращался. Чувствовалось, пьяная компания наслаждалась этой гнусной игрой. Их голоса подсказывали Призраку: двое – из «сливок общества». Принадлежность остальных определить он не мог.

Света фонарей, которые эта компания принесла с собой, вполне хватало, чтобы разглядеть на фоне массивного здания церкви двух хорошо одетых мужчин и женщину, лежащую на каменных плитах.

– Как ты это назовешь? – спрашивал один.

Он стоял, широко расставив ноги, между которых и лежала несчастная. Он нагибался и бил ее по лицу. Второй хохотал, прикладываясь к фляжке.

А впереди замерли трое рослых мужчин в котелках. Они стояли спиной к господам и жертве. Телохранители. Все трое напряглись, увидев парня, который шел к ним, огибая поваленные надгробия. Арбааз и Итан посоветовали бы подкрасться незаметно. Двоих Призрак сумел бы убить почти мгновенно, не дав им и вскрикнуть. Но увиденное пробудило в индийце какую-то первобытную злость, в нем взыграло чувство справедливости, ему захотелось драки. Призрак желал не просто восстановить справедливость, но сделать это открыто.

– Проваливай отсюда, дружище, – сказал один из телохранителей. Он стоял, скрестив руки. – Тебе, парень, здесь не на что смотреть.

Товарищи говорившего чуть сместились. Один держал руки в карманах пальто. У второго они были сцеплены за спиной.

– Отпустите женщину, – потребовал Призрак.

Пьяные джентльмены прекратили забаву и отошли от распростертого, кровоточащего тела женщины. Перевернувшись на бок, она стонала от боли, радуясь, что в череде ударов возникла пауза. Из-под измятого, перепачканного грязью подола торчали ноги. Копна спутанных грязных волос закрывала окровавленное лицо. Бедное, жалкое существо лет шестидесяти, если не больше.

– Отойдите от нее, – велел мужчинам Призрак.

Один из «сливок общества» захихикал и передал фляжку приятелю. Тот, радостно сверкая глазами, поднес горлышко к губам и принялся жадно пить. Вид у обоих был такой, словно они ждали начала увеселительного спектакля. Один против пятерых. То-то будет потеха. Призрак надеялся, что не обманет их ожиданий.

Он также надеялся, что высокие мысли о восстановлении справедливости не помешали ему трезво оценить обстановку и собственные силы.

Первый телохранитель чуть наклонил голову и заговорил снова. Его слова, будто камни, падали на притихшее кладбище.

– Слушай, парень, проваливай отсюда по-хорошему, не то мы тебе поможем.

Призрак обвел глазами всю компанию:

– Я уйду, когда удостоверюсь, что эту женщину больше никто пальцем не тронет.

– В таком случае…

– И еще, когда удостоверюсь, что издевавшиеся над ней двое мужчин будут достаточно наказаны.

Телохранители громко расхохотались, однако первый из них (вероятно, он был главным) махнул остальным, требуя замолчать.

– А вот этого не случится. Видишь тех джентльменов? Они щедро платят за услуги мне и моим коллегам. В особенности за то, чтобы с их головы не упал ни один волос, когда они совершают прогулку по не слишком благополучным местам нашей великой столицы. Надеюсь, ты улавливаешь смысл сказанного. Чтобы добраться до наших господ, тебе вначале нужно миновать нас, а мы свое дело знаем.

Искатели развлечений чувствовали себя как за каменной стеной. Они оживленно болтали, передавая друг другу фляжку и наслаждаясь происходящим. Для них это было чем-то вроде аперитива. Настоящий спектакль начнется потом. Пьяные, слабые ничтожества. Призрак мог бы одной рукой расправиться с обоими, но…

Вначале нужно устранить телохранителей. У третьего пальто было расстегнуто, однако руки по-прежнему находились за спиной. Скорее всего, он был вооружен револьвером или кривой саблей, прицепленной сбоку. Опасный противник, но держится расслабленно, поскольку излишне уверен в себе.

То же Призрак мог сказать и о втором. Этот был в длиннополом пальто, застегнутом на все пуговицы. Левая рука елозила внутри кармана. Правая застыла неподвижно. Значит, в правой руке зажата свинчатка или нож.

Отлично. Покрой пальто у второго лишь мешал рукопашной схватке. К тому же этот громила имел глупость показать Призраку, где находится его оружие. Учтя все это, индиец решил, что атаку на телохранителей начнет именно со второго верзилы. Расправиться с ним будет легче, чем с двумя другими. И потом, Призраку требовалось оружие. Он надеялся, что в кармане у молодца в длиннополом пальто спрятан нож.

Первый был умнее. Он не считал парня безумцем, у которого благородные побуждения перевешивали чувство реальности. Руки этот телохранитель держал скрещенными на груди (наплечная кобура?), а глаза обшаривали пространство за спиной Призрака. Значит, главарь этой шайки не исключал, что парень явился сюда не один.

Не увидев никого, первый стал рассматривать Призрака с еще бо́льшим интересом, подозрением и осторожностью. Его коллегам было невдомек, а он догадывался, что этот индийский парнишка не так прост, как кажется. Этот верзила явно был сообразительнее остальных, и потому с ним будет труднее всего.

Призрак оглядел своих противников. Жаль, что при нем нет кукри, а к другой руке не пристегнут наруч со скрытым клинком. Тогда исход сражения был бы очевиден. Оно бы вообще уже закончилось. Однако Призрака и сейчас не покидала уверенность в победе. На его стороне был ряд преимуществ. Во-первых, противники крупно его недооценивали; во-вторых, он был рассержен увиденным и горел желанием восстановить справедливость. И в-третьих, он много лет усердно упражнялся, многое умел, отличался поразительной быстротой и способностью четко оценивать расстояние, окружение и противников.

– Парень, даю тебе последний шанс убраться отсюда… – заговорил первый.

Призрак увидел еще одно свое преимущество – внезапность атаки.

Второй телохранитель даже не успел вынуть руки из карманов, когда Призрак лбом ударил его в нос. Арбааз не одобрял подобных ударов, считая их «грязным трюком», зато Итан восхищался простотой и действенностью подобного приема. Он вызывал сильную боль, мгновенную и обильную потерю крови, временную слепоту и дезориентацию. Сражение едва началось, а второй телохранитель уже был выведен из игры. Он утратил способность сопротивляться. Не ограничившись ударом в нос, Призрак локтем ударил телохранителя по горлу, одновременно сунув другую руку в карман его пальто… Свинчатка, черт бы ее побрал.

Конечно, это не нож, но свинцовая дубинка, обтянутая кожей, была достаточно тяжелой. Вооружившись ею, Призрак ударил третьего телохранителя в висок со всей силой (на какую был способен) и едва не снес противнику верхушку черепа. В момент удара третий телохранитель лез за оружием в карман пальто, но вытащить его было верзиле не суждено: он зашатался, клонясь вбок. Рот его широко распахнулся, как у рыбы, выброшенной на берег. Из раны на голове пошла кровь. Удар Призрака не был смертельным, но из-за полученной мозговой травмы остаток дней этот телохранитель проведет в кресле на колесах, пуская слюни. Его будут кормить с ложки жидкой пищей, а поврежденный мозг не позволит даже задуматься о том, как этот заурядный с виду парень сумел так легко его одолеть. Призрак для верности пару раз ударил телохранителя по горлу. Противник скрючился на земле, а Призрак резко повернулся к главарю этой шайки.

Первый телохранитель успел достать оружие. Однако между противниками раскачивался второй. Невзирая на удары, он оставался на ногах и, похоже, потихоньку приходил в себя. Этого Призрак никак не мог допустить. Ему самому такая гуманность могла стоить жизни. Призрак взмахнул свинчаткой. Удар был не слишком сильным, но вполне достаточным, чтобы сломать телохранителю челюсть. Одновременно Призрак лягнул противника, сломав ему ногу – та подкосилась, и второй телохранитель растянулся на грязных, щербатых плитах. После такой травмы этот человек уже не сможет ходить без костылей, а сломанная челюсть сделает его речь малоразборчивой.

Другой ногой Призрак поддел фонарь, метнув его в лицо последнему противнику. Телохранитель сумел отшвырнуть фонарь, но маневр, задуманный им, провалился. Он было решил, что обнаружил брешь в обороне парня, и собрался этим воспользоваться. Телохранитель даже вскрикнул от удивления и досады. Оплошность противника подарила Призраку столь нужные ему секунды.

Поваленное надгробие могло стать препятствием. Призрак отошел подальше, проверил стойку и несколько раз переложил свинчатку из одной руки в другую.

Телохранитель вполне опомнился. Он был вооружен кривой абордажной саблей. Подняв ее, телохранитель встал между Призраком и своими нанимателями.

– Господа, бегите! – крикнул он через плечо.

Джентльменов не понадобилось уговаривать. Толкая друг друга и спотыкаясь о могильные камни, они шумно бросились наутек. Даже фляжку с выпивкой кинули на землю.

Призрак стиснул зубы. Он не мог позволить этим негодяям скрыться.

– Вам незачем умирать ради таких, как они, – сказал он телохранителю.

– Ошибаешься, приятель, – невесело рассмеялся тот. – Такие, как я, только этим и занимаются: умирают ради таких, как они. Так устроен мир.

Несмотря на молодость, Призрак знал подобные схемы. Богатые покупали себе офицерские звания, что давало им возможность быстро делать карьеру в британской армии. Они достигали положения, позволявшего держаться подальше от кровавых сражений и наслаждаться всем мыслимым комфортом.

– Так не должно быть, – упрямо произнес Призрак.

– Должно или нет, но пока что это так, парень. Когда твой жизненный опыт сравнится с твоими боевыми навыками – а в последнем, приятель, ты здорово поднаторел, – ты поймешь.

Призрак замотал головой. Он понапрасну терял время.

– Меня это не заботит, сэр. Мой противник – не вы, а те, кому вы служите.

– И все равно, сынок, я не могу подвести тех, кто мне платит, – с грустью признался телохранитель. – Я не могу выпустить тебя отсюда.

Его абордажная сабля была направлена в сторону Призрака. Верзила держался уверенно, однако его выдавали глаза. Призрак увидел в них ощущение неминуемого поражения. Так смотрит человек, понимающий, что проиграл. Здесь уже никаких «если». Только «когда».

– У вас нет выбора, – сказал Призрак и бросился на противника.

Он двигался, словно вихрь. Телохранитель видел, как всколыхнулась окружающая тьма, приспосабливаясь к невероятной скорости молодого ассасина.

Призрак знал, насколько опасно недооценивать противника. Он предвидел возможный способ обороны телохранителя. Догадывался он и о том, каких действий ожидает от него противник. Призрак совершил первый обманный маневр, затем второй. Он ощутил гибкость и текучесть своего тела, вынужденного одновременно двигаться в двух направлениях. Надгробие послужило Призраку трамплином. Он прыгнул, бросился на противника с неожиданной высоты и под неожиданным углом.

Атака Призрака оказалась для телохранителя слишком умелой, слишком быстрой и блестяще продуманной. Чувствовалось, что верзила успел послужить в английской армии. Сильный и выносливый от природы, он оттачивал эти свои качества в многочисленных сражениях за пределами Англии. И все равно не был для Призрака серьезным противником. Совсем не был. Свинчаткой, липкой от крови второго телохранителя, Призрак ударил первого по затылку. Телохранитель разинул рот, выпучил глаза и повалился на землю, потеряв сознание.

Где-то через час или позже он очнется с больной головой, но в остальном целый и невредимый. Его, конечно же, начнут расспрашивать о случившемся, а он не сможет толком объяснить, как внешне заурядному парню удалось одолеть троих сильных, имевших боевой опыт телохранителей.

Но пока что он лежал, не шевелясь.

Перепрыгнув через могильный камень, Призрак подошел к женщине. Та успела подняться и теперь смотрела на него со смешанным чувством страха, изумления и благодарности.

– Черт тебя дери, парень, кто ж ты такой, твою мать? Демон какой-то или что?

– Уходите отсюда, – сказал Призрак, не отвечая на вопрос. – Вам нужно покинуть это место раньше, чем кто-либо из этих троих очнется и сообразит, что к чему.

Призрак поднял валявшуюся саблю. Распухшее, окровавленное, исцарапанное лицо женщины побуждало его догнать двоих любителей развлечений. Оно не давало погаснуть его гневу. Призрак бросился в погоню.

Он легко нагнал двоих джентльменов. Шли они медленно и шумно, пьяно раскачиваясь из стороны в сторону. Наверное, им и сейчас было страшно, но они не сомневались, что нанятый ими защитник сумеет расправиться с молодым наглецом. Люди их круга не привыкли беспокоиться о чем-либо. Им было кого нанять для грязной работы. За них беспокоились слуги и лакеи.

Да, Призрак легко их нагнал. Он толкнул того, кто тащился позади. Любитель жестоких развлечений упал, но быстро вскочил и побежал. Страх и затуманенная выпивкой голова лишили его способности ориентироваться, и он почему-то бросился в обратную сторону, к кладбищу. Что ж, тем лучше. Когда они вбежали на кладбище, Призрак снова сбил аристократа с ног, мгновенно перевернул на спину, сжал коленями туловище и занес над горлом саблю. Ярость ассасина получила выход. Готовясь убить пьяного аристократа, Призрак напоминал себе, что этот человек… да, этот человек еще совсем недавно смеялся, глумясь над беззащитной женщиной.

10

Для Итана настало время покинуть Амритсар, но его всерьез беспокоила одна особенность, проявившаяся в характере Джайдипа, и он решил переговорить о ней с родителями ученика. Исход разговора вызвал настоящее потрясение в семье Арбааза. Он ожидал услышать от Итана, что англичанин выполнил свое обещание: развить таланты младшего Мира и направить их в нужное русло, чтобы Джайдип смог перейти на следующую ступень обучения. На этой стадии не было никаких постановочных боев или предопределенного итога схваток, эта новая для молодого ассасина глава должна была определить его будущее… Иными словами, Арбааз ожидал услышать от Фрая, что Джайдипу предстоит испытать свои навыки в реальном деле.

Однако…

– Я сомневаюсь в его готовности, – без обиняков заявил англичанин.

Арбааз взял в руки кусок хлеба.

– Тогда, Итан, ты никак не можешь уехать, – с улыбкой произнес он, надламывая хлеб. – Таково было наше соглашение.

Джайдип часто, лежа в своей кровати, слышал разговоры Арбааза и Итана, доносившиеся со двора их дома, о приключениях прошлых лет: о бриллианте Кохинур, об охоте Арбааза за этим камнем. Иногда к беседам присоединялась мать Джайдипа, и тогда все трое погружались в воспоминания. Джайдипу имена Александра Бернса и Уильяма Слимэна^[5] не говорили ничего, однако для его родителей они были дверями в другой мир, полный опасных и волнующих событий.

– Я уже сообщил, что возвращаюсь, – сказал Итан. – Меня ждут, и я не смею обмануть их ожиданий. Можешь не сомневаться, Арбааз: я все равно уеду.

– Тогда я чего-то недопонимаю. По нашему соглашению ты брался обучать Джайдипа, пока он не будет готов испытать полученные навыки в реальном деле.

Джайдип сидел рядом с матерью, ощущая себя невидимкой. Взрослые обсуждали его будущее и, казалось, даже не замечали присутствия ребенка. Такое случалось далеко не впервые: чем важнее тема, тем меньше вероятность, что взрослые поинтересуются его мнением. С ним никогда не говорили о его будущем, да Джайдип и не ждал подобных разговоров. Он прочно усвоил: пока тебе не позволили высказаться насчет собственной судьбы, молчи.

– В таком случае, мой старый друг, я жду от тебя более подробных объяснений, – сказал Арбааз. – На протяжении нескольких лет, проведенных с нами, ты уверял меня, что Джайдип – самый талантливый юный ассасин из всех, какие тебе встречались. Зная твою сдержанную манеру, мы понимали: ты хотел сказать, что Джайдип – самый талантливый ассасин в мире. И это отнюдь не преувеличение! Вначале он обучался у меня, потом перешел под твое заботливое крыло. Я и сам видел: мальчик необычайно одарен и у него практически нет недостатков. Насколько я понимаю, ты придерживался такого же мнения, если только… твои слова не были медоточивой лестью. И вдруг накануне отъезда ты объявляешь, что мой сын не готов. Прости мне мое замешательство. В чем же именно заключается неготовность этого одаренного и хорошо обученного мальчика, чей наставник собирается отплыть домой? И главное, почему он оказался не готов?

В отцовском голосе, с каждым словом становившемся все громче, отчетливо звучало раздражение. И даже хлебная крошка, приставшая к нижней губе, не делала отца менее грозным. Джайдип сжался. Мать также казалась обеспокоенной.

Только Итан сохранял невозмутимость. Он смотрел на обескураженного Арбааза, и взгляд англичанина оставался непроницаемым.

– Согласен, твой мальчик обладает изумительными врожденными способностями. Верно и то, что из его природного таланта мне удалось вылепить юного ассасина, чей уровень значительно превышает обычные требования. Я же, со своей стороны, многому научился у Джайдипа. Это отчасти является причиной моего отъезда. Я намерен вернуться в Англию, и хлебные крошки, летящие от тебя, мой старый друг, не заставят меня изменить решение.

Понимая двойной смысл сказанного, сконфуженный Арбааз вытер рот. Губы его начали складываться в улыбку.

– Но почему? – требовательно спросил он. – Почему ты покидаешь нас в такое ответственное время, когда мог бы еще очень многому научить моего сына?

Итан улыбнулся. Это была не столько улыбка, сколько добрый, заботливый взгляд. Англичанин посмотрел вначале на родителей Джайдипа, потом на своего ученика.

– У вашего сына нет инстинкта убийцы. Мальчик способен на убийство и, несомненно, будет убивать, но у него нет того, что есть у нас, у тебя и у меня. Или же, наоборот, он обладает тем, чего лишены мы.

Арбааз наклонил голову. Его лицо стремительно краснело.

– Ты говоришь, что мой мальчик – трус?

– Ради бога, Арбааз! – со злостью почти прикрикнул на старого друга Итан. – Ничего такого я, черт побери, не говорю. Джайдип такой, какой он есть. Если отправить его на реальное задание, он либо провалит миссию, либо…

– Я не провалю задание, – вдруг возразил Джайдип.

Он и сам удивился произнесенным словам. Теперь его наверняка отчитают или подвергнут более серьезному и болезненному наказанию: во-первых, за то, что заговорил без разрешения, а во-вторых, за столь хвастливое, ничем не подкрепленное заявление.

Но отец с гордостью посмотрел на сына и даже потрепал его по плечу, отчего Джайдип преисполнился уверенности в себе и своих силах.

Итан словно не видел этого. Его внимание было обращено к Пьяре.

– В этом нет ничего постыдного, – сказал он.

Ее глаза потеплели. Она втайне лелеяла надежду, что, быть может, ее семья наконец-то перестанет проливать кровь.

– Джайдип может служить братству иными способами. Из него выйдет прекрасный учитель. Непревзойденный тактик. Человек, определяющий политику братства. Он вполне может стать великим лидером. Кто-то должен заниматься всем этим. У Джайдипа это получится. Но воином он… не станет никогда.

Арбааз больше не мог сдерживаться. Пьяра сохраняла спокойствие и решимость. Она не впервые видела вспышки мужниного гнева, но никогда не уступала ему.

– Знай же, Итан Фрай! Мой Джайдип будет великим воином. Он станет непревзойденным ассасином, наставником индийского братства…

– Для этого не обязательно…

– Нет, обязательно! Вначале он проявит себя в настоящих сражениях. Там он покажет себя воином и ассасином.

– Он не готов, – покачал головой Итан. – Прости, Арбааз, если мои слова разбивают тебе сердце, но мое мнение таково: он никогда не будет готов.

Арбааз хмыкнул, потом встал, велев подниматься и Джайдипу. Пьяра украдкой смахнула слезу и тоже встала. Она разрывалась между тревогой за сына и честью семьи. Второе удерживало ее от возражений вслух.

– Что ж, Итан, ты высказался. Но это лишь твое мнение. Как ты думаешь, Джай, не пора ли показать нашему английскому другу, что он ошибается?

Джайдипу тогда не было и десяти. Он еще не знал, что станет Призраком, но ему отчаянно хотелось порадовать Арбааза. Ведь отец был для него всем.

– Да, отец.

11

Расшифрованный текст письма Итана Фрая Арбаазу Миру:

Дорогой Арбааз!

Шесть лет прошло с тех пор, как я покинул Индию и вернулся в Англию. Столько же лет минуло с момента нашего последнего разговора. Слишком уж долго мы не общались с тобой, мой старый друг.

Боль, связанная с утратой моей любимой жены Сесилии, по-прежнему велика, но я понял, что выражать скорбь можно по-разному. Я избрал способ, который Сесилия, несомненно, одобрила бы: отбросил все свои прежние обиды и предрассудки и стал выстраивать отношения с Иви и Джейкобом. Мне стыдно и горько, что когда-то я считал их виновными в смерти жены. Я делаю все, что в моих силах, дабы возместить им годы, проведенные без отца.

На это меня подвигло время, проведенное с твоим удивительным сыном Джайдипом, за что я вечно благодарен вам обоим. Джайдип помог мне встать на путь просветления, а это, в свою очередь, заставило меня произвести переоценку своих взглядов. Арбааз, как ни печально признаваться, но это укрепило мою решимость в вопросах, что тогда вбили клин между нами. И это же побуждает меня ныне возобновить наши контакты.

Поясню. Становясь ассасинами, мы усваиваем определенную философию. В отличие от тамплиеров, делящих население планеты на пастухов и овец, мы видим миллионы ярких пятнышек. Мы видим разумных существ, наделенных чувствами, и у каждого – свои способности и свои возможности трудиться на общее благо.

Во всяком случае, нам так нравится думать. Нынче меня не покидает вопрос: всегда ли мы следуем этой философии на практике? Обучение юных ассасинов начинается с ранних лет; мы вкладываем меч в их ручонки, едва они научатся ходить. Мы учим их ценностям, унаследованным от прежних поколений. Мы лепим из них людей, склонных к определенным предубеждениям и дискриминации. Но прежде всего, в нашем конкретном случае, мы растим из наших детей убийц.

То, что мы делаем, – правильно. Прошу тебя, не считай мои слова признаком идеологических сомнений. Моя убежденность в том, что братство выступает за свободу и справедливость во всем мире, сейчас крепче, чем когда-либо. Однако, дорогой Арбааз, я сомневаюсь в правильном применении нашей идеологии, и эти сомнения не дают мне спать по ночам. Не калечим ли мы наших детей, пытаясь лепить их по нашему образу и подобию, когда, по сути, мы должны были бы учить их идти собственным путем? Не получается ли, что мы только на словах следуем принципам, которые считаем основополагающими?

В воспитании своих детей я попытался пойти иным путем; не тем, каким в прошлом шел сам, и не тем, каким мы шли с Джайдипом. Вместо того чтобы преподносить им наше учение, я постарался дать им инструменты для самообучения.

Мне приятно видеть, что траектория их пути совпадает с моей. Как ты знаешь, в Лондоне влияние ассасинов сильно уменьшилось. Мощь нашего братства здесь невелика, тогда как тамплиеры во главе с великим магистром Кроуфордом Старриком действуют весьма успешно. Их проникновение в ряды городской элиты превзошло наши худшие опасения. Мы уверены: они что-то замышляют. Что-то грандиозное. Наступит день, когда Иви и Джейкоб включатся в борьбу против тамплиеров.

Но не раньше, чем они будут готовы. Арбааз, обрати внимание на эти мои слова. Я позволил детям идти их собственным путем, и принцип, которого я придерживаюсь, таков: настоящими ассасинами они смогут назвать себя не раньше, чем я удостоверюсь, что они не только физически, но и умственно подготовлены к выполнению своей миссии. Я поступаю так, ибо сознаю индивидуальные особенности каждого человека. Кто-то из нас лучше подходит для движения в одном направлении, а кто-то – в другом. Мы можем называться ассасинами, однако не все из нас по своей природе могут быть ассасинами.

Сказанное относится и к Джайдипу. Я представляю, как все это сокрушает твое сердце. Ведь он – твой сын. Ты сам великий ассасин, и у Джайдипа есть задатки стать таковым. Но в одном я уверен: каким бы опытным и одаренным он ни был в том, что касается способов убийства, Джайдипу не хватает желания убивать.

Он может убить. Да, если понадобится, Джайдип убьет. Он сделает это не задумываясь, если ему самому или тем, кого он любит, будет грозить опасность. Но станет ли твой сын убивать во имя идеологии? Во имя нашего учения?

Способен ли он на хладнокровное убийство?

Вот почему я взялся за перо именно сейчас. До меня дошли тревожные вести о том, что Джайдипу дано первое настоящее задание.

Однако прежде всего я хочу выразить горячую признательность за то, что шесть лет назад ты всерьез отнесся к моим предостережениям и отложил пролитие первой крови до тех пор, пока Джайдипу не исполнится семнадцати лет. Я искренне благодарю тебя за это и восхищаюсь твоей мудростью и выдержкой. Но, по моему мнению, Джайдип и сейчас не обладает внутренней решимостью, необходимой для выполнения такого задания, и она у него никогда не появится.

Попросту говоря, Джайдип отличается от нас с тобой. Возможно, и от Иви с Джейкобом тоже. Далее. По моему убеждению, которое целиком согласуется с основополагающими ценностями братства, нам следует признать в нем это отличие. Нам следует порадоваться его индивидуальности и найти ей полезное применение, а не пытаться ее отрицать и избавляться от нее, загоняя молодого человека в грубые, уродливые рамки.

Иными словами, отправляя Джайдипа на задание, ты провоцируешь нечто худшее, нежели твоя гневная досада (воображаемая, спешу добавить) по поводу того, что сын не в состоянии идти по твоим прославленным стопам. Здесь речь идет уже о настоящем позоре из-за полного провала.

Прошу тебя: пожалуйста, освободи Джайдипа от этого задания. Взгляни на мальчика по-новому. Твой сын обладает необычайными способностями. Обрати лучшие из них во благо братству, но не пытайся уповать на то, чего ему не дано. От этого будет только хуже.

Надеюсь, что в ответном письме ты сообщишь о принятом решении. Я очень рассчитываю на проявление тобой мудрости и выдержки, о которых я с похвалой отзывался выше. Арбааз, ты доверял мне в прошлом. Прошу тебя, поверь мне и на этот раз.

Как всегда твой,

Итан Фрай

Лондон

12

Расшифрованный текст письма Арбааза Мира Итану Фраю:

Итан, благодарю тебя за письмо. Однако меня огорчает, что ты взялся строить мосты через столь бурные воды. Способности Джайдипа как ассасина бесспорны. Ты отточил его навыки. Я за эти годы развивал в нем моральные качества, необходимые для применения этих навыков на практике. Ты, Итан, любишь выражаться просто, а потому я напишу без обиняков. С тех пор как ты в последний раз видел Джайдипа, прошло шесть долгих лет, и потому не тебе судить о его пригодности к ремеслу ассасина. Мой сын изменился. Да, Итан, он вырос и обрел то, чего ему недоставало. Уверен, он готов совершить кровопролитие и выполнит порученное задание. Его цель – тамплиер низкого ранга, устранение которого продиктовано необходимостью предупредить наших врагов, что мы не потерпим усиления их присутствия в Индии. Прости, если мои дальнейшие слова заденут тебя и нашего лондонского друга Джорджа Уэстхауса, но мы считаем, что здесь тамплиеры не должны чувствовать себя столь же вольготно, как в Лондоне, ибо мы знаем, к чему это приводит.

Еще раз благодарю тебя за письмо, Итан. Я верю и надеюсь, что фундамент наших отношений достаточно крепок и расхождение во взглядах не станет концом нашей великой дружбы. Однако решение я принял, и подобно тому, как ты придерживаешься своих принципов, я придерживаюсь своих.

Как всегда твой,

Арбааз Мир

Амритсар

13

Расшифрованный текст послания, отправленного Джорджу Уэстхаусу в Лондон:

Прошу немедленно сообщить Итану Фраю: Джайдип Мир помещен во «Тьму».

14

Дверь за ним шумно закрылась. Факелы на стенах освещали каменные ступени, ведущие ко второй двери.

Итан шел вслед за Аджаем – стражем и хранителем комнаты собраний. Лица обоих скрывали глубоко надвинутые капюшоны, что лишь подчеркивало мрачный характер темного и холодного места, по которому они шли. Вдобавок на поясе Аджая висел кривой меч, а когда хранитель открывал дверь, Итан мельком увидел скрытый клинок. Да, если понадобится, Аджай исполнит свой долг. Потом наверняка будет сожалеть о содеянном, но тем не менее он не отступит.

Это место называлось «Тьмой» и представляло собой подземелье под зданием штаб-квартиры братства в Амритсаре. Подземелье разделялось на тесные комнатки. Формально они предназначались для хранения документов и арсенала, но их сумрачная атмосфера и схожесть с тюремными камерами наводили на мысль, что в прошлом здесь обсуждали заговоры и допрашивали врагов. Поговаривали, будто однажды во «Тьме» даже родился ребенок, но этой истории не слишком верили.

Однако сегодня «Тьма» оправдает свою репутацию, ибо именно сегодня она принимает гостя.

Аджай провел Итана через вторую укрепленную дверь. За ней был тускло освещенный коридор, по обеим сторонам которого находились еще две двери. Дойдя до конца коридора, хранитель отпер дверь с маленьким смотровым отверстием. Он отступил в сторону и слегка поклонился, пропуская посетителя внутрь. Итан переступил порог. Каким бы надобностям ни служила эта комнатка прежде, ее превратили в тюремную камеру. Обстановку дополняла деревянная койка.

Из уважения к Итану Аджай оставил ему фонарь, после чего вышел и закрыл дверь. Лампа осветила угрюмые каменные стены, и Итан смог разглядеть лицо своего повзрослевшего ученика. Последний раз они виделись более шести лет назад. У Итана защемило сердце. Такого унижения он не ожидал.

Джайдип сидел в углу, скрестив ноги. Пол камеры был устлан грязной соломой. Все время, пока Итан плыл из Англии в Индию, парень провел здесь. Несколько недель. Разумеется, здесь не пахло жасмином, да и пребывание в холодной темной камере не способствовало здоровью Джайдипа. И все равно Итана поразил облик бывшего ученика. За эти годы Джайдип превратился в обаятельного юношу с блестящими проницательными глазами, темными волосами, что иногда налезали ему на лоб и мешали смотреть, и безупречной кожей каштанового цвета. «Он разобьет не одно сердце», – подумал Итан, стоя возле двери.

Англичанин отогнал посторонние мысли. Вначале надо исполнить то, ради чего он здесь.

Он поднес к лицу кулак, закрыв нос и рот и пытаясь привычным запахом собственной кожи несколько заглушить зловоние камеры. Но этот жест выдавал и его смятение при виде жутких условий, в каких содержался бывший ученик. Мысль о том, что он мог бы вмешаться раньше и предотвратить сложившуюся ситуацию, лишь обостряла в Итане чувство вины, которое вспыхнуло с новой силой, когда Джайдип оторвался от созерцания своих коленей и поднял глаза. От его взгляда сердце Итана было готово разорваться. Благодарность, облегчение, печаль и стыд – все это английский ассасин прочел в глазах узника.

– Здравствуйте, учитель, – просто сказал Джайдип.

Итану было не слишком приятно садиться на грязную солому, но он все-таки опустился рядом с Джайдипом. Они снова были вместе. Только обстоятельства сильно изменились. Прошлое, когда они вели беседы, наслаждаясь ароматом жасмина, было далеким и недостижимым.

Итан потрогал лохмотья, в которые был одет Джайдип.

– Тебе даже не позволили остаться в своем платье?

Джайдип бросил на Фрая печальный взгляд:

– Это еще не все.

– В таком случае почему бы тебе не рассказать о случившемся? – предложил Итан.

Теперь Джайдип усмехнулся.

– Вы хотите сказать, что ничего не знаете?

Прибыв в Амритсар, Итан сразу же почувствовал раздрай, царивший в местном братстве. Присутствие ассасинов было заметно сильнее обычного, поскольку они вовсю пытались замять последствия случившегося. Фрай, конечно же, знал, что́ произошло с Джайдипом. И тем не менее…

– Я хочу услышать эту историю из первых уст.

– Мне трудно об этом говорить.

– А ты постарайся.

Джайдип вздохнул:

– Учеба у вас укрепила мои тело и разум. Я отлично умел мгновенно откликаться на действия противника, атаковать и защищаться, рассчитывать, предугадывать и выстраивать стратегию. Я был готов для настоящих действий. Готов во всем, кроме одного. Учитель, вы оказались правы: во мне не было желания убивать. Как вы сумели разглядеть это во мне?

– Если бы я тебе сказал, что понял это, когда ты сменил деревянный кукри на настоящее оружие, ты бы в это поверил?

– Я бы подумал, что вы чего-то мне недоговариваете.

– И ты был бы прав, Джайдип. Правда в том, что в твоих глазах было то же выражение, какое я видел во взгляде моих жертв. У них не хватало духу убивать самим. Это была слабость, которой я пользовался, чтобы вонзить в них скрытый клинок.

– И то же самое вы увидели во мне?

– Да. И оказался прав, не так ли?

– Мы тогда подумали, что вы ошиблись. Отец считал, что готовность убивать – просто черта характера и ее тоже можно развить. Он показывал мне, как это надо делать. Мы упражнялись… на животных.

– Убийство животного очень сильно отличается от…

– Теперь я это знаю, – довольно резко ответил Джайдип.

Но тень прежних отношений учителя и ученика проскользнула между ними, и юноша опустил глаза в безмолвной просьбе о прощении.

– Теперь я это знаю, учитель, и, поверьте мне, сожалею о случившемся.

– Однако вы с отцом считали, что ты готов оборвать жизнь человека. Сделать напрасными прожитые им годы, отобрать у него те, что он бы еще мог прожить, принести горе его семье. Это могло ограничиться скорбью и страданиями, а могло бы породить ответную месть, и она бы растянулась на десятилетия. Возможно, и на столетия. Вы с отцом чувствовали, что готовы запустить цепь таких событий?

– Учитель, прошу вас, не усугубляйте моих страданий. Да, вы были правы, и в свете того, о чем вы говорили, наши приготовления показались бы вам ужасающе хлипкими. Какой ассасин решился бы утверждать обратное? Однако все навыки остаются теорией, пока не применишь их на практике. Пришел мой черед стать практиком. Первой жертвой был избран индийский тамплиер по имени Тжиндер Дани. По нашим сведениям, этот человек намеревался устроить в Амритсаре тамплиерский форпост.

– Чем было приказано его казнить?

– Гарротой.

Итан мысленно выругался. Гаррота. Из всех орудий выбрали именно ее. Особых навыков для пользования гарротой не требовалось, зато требовалась решимость. Навыков Джайдипу было не занимать, чего не скажешь о решимости. Чем, черт побери, руководствовался Арбааз при выборе оружия?

– Поздно вечером мы с отцом верхом отправились туда, где жил Дани, – продолжал Джайдип. – Один из наших людей подкупил ночного сторожа и добыл ключ. Мы остановились невдалеке от дома Дани, получили ключ, заплатили нашему агенту и, поблагодарив за работу, отправили восвояси.

«Свидетель», – подумал Итан. Уже лучше.

– Я знаю, о чем вы думаете. Я бы и сам мог открыть замок.

– Ты же прекрасно владеешь отмычками.

– Агент нам сообщил, что Дани ожидал нападения, а потому в течение дня он пребывал под неусыпным вниманием телохранителей. Наши враги почему-то рассчитывали на дневное покушение, которое наверняка спровоцировало бы публичное столкновение наших сил. Вот почему нужно было любой ценой избежать вовлечения многих ассасинов и тамплиеров в это дело. Поэтому мы выбрали ночное вторжение и стали собирать сведения. Разузнали, что́ наша жертва делает по вечерам и когда ложится спать.

– И сбором сведений занимался не кто иной, как ты?

– Да. Я узнал, что на ночь Дани запирает входную дверь на засов и ставит сигнальные приспособления. Если кто-то попытается вторгнуться к нему через дверь или окно, Дани будет оповещен. Ключ, который мы заполучили, был не от комнаты Дани и даже не от входной двери его дома. Рядом с домом находился склад. Вот туда-то я и смог беспрепятственно войти, воспользовавшись ключом. Раз есть склад, неудивительно, что его охраняют трое сторожей. Так это выглядело внешне. Но я знал: «сторожами» были тамплиеры. Они следили за тем, чтобы никто из ассасинов не забрался по стенам дома или склада. В предусмотрительности им не откажешь. Они охраняли оба здания снаружи, тогда как внутри у Дани тоже была устроена сигнализация. Проникновение внутрь требовало умения передвигаться бесшумно и прочих тактических хитростей. С этой задачей я справился.

Я затаился в тени, собираясь с силами и подбадривая себя тем, что неподалеку меня ждет отец с лошадьми. Когда я выполню задание, мы немедленно скроемся отсюда. Одновременно я наблюдал за караульными, изучая их особенности.

Естественно, я не раз бывал здесь ночами. Я узнал, что караульные согласовывают свои действия. Главным для них было не позволить противнику влезть на стены. Под плащами они прятали арбалеты и метательные ножи. Делая обход, держались на безопасном расстоянии друг от друга. Это предотвращало быстрое двойное убийство. И потому, убей я одного караульного, остальные сразу бы об этом узнали. Я не сомневался в опытности и подготовленности тамплиерских караульных. Вот почему мне понадобился ключ.

– Ключ от двери склада?

– Да. Еще утром я тщательно смазал замочную скважину. Оставалось дождаться благоприятного момента. Затем я начал действовать. Бесшумно пересек площадку за складом и оказался возле задней двери, достал ключ, вставил в замочную скважину. Звук был приглушенным: всего-навсего тихий щелчок густо смазанного механизма. Мне же он показался громким, как ружейный выстрел, хотя в действительности этот звук растворился среди прочих ночных звуков, на которые обычно не обращают внимания. Войдя, я запер дверь изнутри, но ключ оставил себе. Уходить отсюда я собирался тем же путем… Во всяком случае, так мне тогда казалось. Но я ошибся.

Джайдип уронил голову на грудь и стал заламывать руки, мучимый воспоминаниями.

– Склад внутри был пуст. Только дощатый стол и несколько стульев. Возможно, тамплиеры нашли помещению иное применение. Трое сторожей охраняли пустой склад. Кому скажи – посмеется. А вот разместить еще одного караульного в самом помещении – такое тамплиерам и в голову не пришло… Итак, оказавшись внутри, я стал подниматься наверх, затем по лестнице выбрался на крышу склада. Там, прячась в тени, я развязал и снял шейный платок. Вы спрашивали, почему мне не оставили одежду ассасина. Я ее не надевал. На мне не было плаща с капюшоном. Я был одет так же, как сейчас. Попадись я на глаза караульным, меня бы сочли заурядным уличным бродягой, влепили бы затрещину и велели проваливать. Если бы им вздумалось меня обыскать, они бы тоже не нашли ничего подозрительного. Только монету в кармане. Но разве у бродяги не может быть монеты?

Итан понимающе кивал. Он знал это оружие. Монета помещалась внутрь платка, тот сворачивался в несколько слоев, превращаясь в лумаль – разновидность гарроты, или удавки. Монета упиралась в горло жертвы, повреждала глотку и вызывала быструю смерть. Вдобавок монета не позволяла жертве закричать. В арсенале ассасинов лумаль считался простым, но весьма эффективным оружием. Только теперь до Итана дошло, почему Арбааз выбрал именно это оружие и поручил убийство тамплиера не кому-нибудь, а Джайдипу.

– Продолжай, – попросил Фрай.

– Я легко перепрыгнул на крышу дома Дани. Там, стараясь держаться в тени и помня о троих караульных внизу, я подполз к задвижке люка. В комнате Дани имелся выход на крышу. У меня за ухом было припрятано немного жира для смазки. Я воспользовался им для задвижки, которую открыл с величайшей осторожностью. Оставалось спуститься в темное пространство комнаты.

Кажется, я перестал дышать. Сердце громко стучало. Но вы всегда меня учили, что легкий страх полезен. Он заставляет нас быть осторожными и помогает остаться в живых. До сих пор ничто в моей миссии не давало оснований для беспокойства. Все шло по плану.

Я оказался в комнате Дани и увидел сигнализацию, протянутую от двери и окна. Это были тонкие веревки, которые через систему блоков соединялись с колокольчиком. Он висел на потолке, неподалеку от люка. До сих пор я обычно входил в дома через парадный вход.

Человек, которого мне надлежало убить, спал в своей постели. За несколько недель приготовлений я успел многое узнать о нем… Мне стало тяжело дышать. В висках стучало. Кровь пульсировала в одном ритме с моим учащающимся сердцебиением. У меня начинали сдавать нервы.

Итан прервал рассказ Джайдипа.

– Пока ты собирал сведения о Дани, он в твоих глазах все больше становился человеком, не так ли? Ты незаметно стал думать о нем как о личности, а не как о цели.

– Оглядываясь назад, я понимаю, что и здесь вы правы, учитель.

– И кто бы мог подумать, что все так обернется? – спросил Итан, тут же пожалев о своем неуместном сарказме.

– Даже если бы я и подумал, было уже слишком поздно. В смысле, слишком поздно что-либо менять. Я не мог повернуть назад. Я, ассасин, находился в комнате спящего человека. Моей жертвы. Я должен был действовать. У меня не оставалось иного выбора, как только выполнить порученное задание. Вопрос о том, готов я или нет, утратил значимость. Точнее, вопрос о моей готовности сменился вопросом о действии. Или убить, или провалить задание.

– Учитывая, где мы сейчас с тобой находимся, думаю, легко догадаться, что произошло потом.

И вновь Итан пожалел о легкомысленно произнесенной фразе. Когда их разговор окончится, он встанет, отряхнет с плаща грязную солому, позовет хранителя и уйдет, а Джайдип останется в этой темной сырой камере. Нет, сейчас не время для остроумных комментариев. Итан постарался представить ту ночь. Темная комната, спящий человек. Недаром говорят, что невиннее всего человек выглядит во сне. А рядом – Джайдип, который стоит, затаив дыхание, и мнет в руке платок. Он собирается с духом, чтобы удавить тамплиера, торопливо засовывает в платок монету и…

Монета выпала из юношеских рук и громко зазвенела, коснувшись пола.

– Тебя подвела твоя гаррота? – спросил Итан своего ученика. – Монета выпала из платка?

– Откуда вы узнали? Я никому не рассказывал.

– Визуализация, мой дорогой мальчик. Разве я не учил тебя этому искусству?

Впервые за все время их разговора губы Джайдипа тронула улыбка.

– Учили. И очень тщательно. Я постоянно применяю эту технику.

– Но тогда тебе было не до нее?

Едва появившуюся улыбку сменила глубокая печаль.

– Да, тогда мне было не до визуализации. Я слышал лишь бурление крови в голове. И еще – отцовский голос, требовавший сделать то, ради чего я послан. Стук упавшей монеты был для меня полной неожиданностью. Дани проснулся, и его реакция была быстрее моей.

– Тебе нужно было удавить Дани сразу же, как только ты очутился в его комнате. – Итан вдруг почувствовал злость. – Нужно было воспользоваться шансом и действовать. Ты замешкался и все провалил. О чем я всегда тебе говорил? Что ты постоянно слышал от отца? Замешкался – считай, погиб. Проще не скажешь. Убийство – это не рассуждение, а действие. Подготовка к убийству требует тщательного обдумывания. Тогда ты перебираешь варианты, взвешиваешь каждую мелочь, стремишься образно представить себе, как это будет происходить. Тогда еще допустимы и разные задние мысли, и сомнения. Потом наступает момент, когда ты достигаешь уверенности. Ты чувствуешь, что справишься с заданием. Ты не просто уверен, ты абсолютно уверен в своей готовности. И когда ты оказываешься перед своей целью, то не рассуждаешь, не колеблешься, не мешкаешь. Ты только действуешь.

Глаза Джайдипа были полны слез.

– Теперь я это знаю, – сказал он, глядя на своего учителя.

Итан коснулся руки юноши:

– Понимаю. Прости меня… Расскажи, что было дальше.

– Дани оказался проворным. В этом надо отдать ему должное. И не только в этом. Во многом другом тоже. Он был быстр и к тому же силен. Дани молниеносно выскочил из постели, что при его возрасте и комплекции стало для меня полной неожиданностью. Я в тот момент был практически безоружен. Он схватил меня и толкнул спиной к окну.

Мы оба вылетели из комнаты. Пробили ставни и оказались на уличных булыжниках. Спасибо кустарникам – они смягчили падение. Я потом думал о нашем поединке. Наверное, тогда я надеялся, что во мне пробудится все, чему я учился. Инстинкт, если хотите. Ничего подобного. Я сумел расцепиться с Дани. Все тело ломило. Я находился в ступоре, тщетно пытаясь прийти в себя. А на нас уже смотрели из окон соседнего дома. Затем послышался топот бегущих ног. Сюда спешили караульные.

У меня нестерпимо болела голова. Ничуть не меньше болело ушибленное бедро. Дани подскочил ко мне. Его зубы были оскалены, выпученные глаза горели ненавистью. Он схватил меня за горло.

Ни он, ни я не слышали цокота приближающихся копыт. Отправляясь туда, мы с отцом обернули копыта наших лошадей мягкими тряпками. И теперь отец скакал по камням беззвучно, словно призрак. Я первым увидел его – всадника в плаще. Еще мгновение, и отец поравнялся с тамплиером. Одна рука держала поводья, вторая была согнута в локте. Отец шевельнул пальцами, и под луной блеснула сталь скрытого клинка. Потом он намотал поводья на руку и дернул, заставив лошадь встать на дыбы. На мгновение мне показалось, что я вижу не отца, а грозного воина-ассасина из легенды. Его глаза блестели, предвещая смерть. Его намерение убить было под стать оружию – таким же сильным и непоколебимым. Я увидел человека, уподобиться которому не смогу никогда. Возможно, тогда я и понял, что потерпел сокрушительное поражение.

Наверное, и Дани – моя несостоявшаяся жертва – почувствовал смерть, надвигавшуюся сзади. Но было слишком поздно: отцовский клинок вонзился Тжиндеру в макушку и достиг мозга. Смерть наступила через мгновение. У Дани закатились глаза, челюсть отвисла. Затем по лицу промелькнула судорога неимоверной боли, и… все.

Отец поспешно выдернул клинок. С лезвия сорвались капельки крови, и сейчас же отец снова пустил свое оружие в ход, полоснув по горлу подбежавшего караульного. Тот рухнул в красную пелену собственной крови, даже не успев выхватить меч. Не останавливаясь, отец взмахнул рукой в другом направлении. Его клинок встретился с мечом второго караульного. Громко и резко зазвенела сталь. Наверное, так бы зазвенел колокольчик в комнате Дани, если бы я задел веревки. Караульный попятился назад. Я и глазом не моргнул, как отец спрыгнул с лошади и быстро выхватил меч, успев нанести еще один удар клинком.

Поединок со вторым караульным кончился в считаные секунды. Отец двигался с молниеносной быстротой. Я видел сплошное мелькание лезвий и складок его плаща. Караульный оборонялся против отцовского меча, отставляя другой бок неприкрытым. Отец воспользовался этим, воткнув клинок в подмышку караульного.

Тот упал. Его мундир был весь в крови. Булыжники вокруг него влажно блестели. Я знал: еще несколько минут, и он умрет от потери крови. Или захлебнется ею, если…

– Если лезвие пробило легкие. Да, я учил тебя таким ударам.

– Возможно, остальные люди Дани припоздали. А может, увидев, как сражается отец, решили, что благоразумие превыше храбрости. Не знаю. Отец молча вскочил на лошадь, усадил меня позади, и мы умчались из этого ада.

Повисла долгая пауза. Итан ощущал душевную травму Джайдипа почти как свою собственную. Тут было о чем задуматься. Своими действиями юноша нарушил два из трех основополагающих принципов ассасинов. Ему не удалось скрыться у всех на виду, и, хуже того, он подставил под удар братство.

– Я знаю, о чем вы думаете, – нарушил молчание Джайдип. – Вы думаете, что я трус.

– В таком случае ты не знаешь, о чем я думаю, ибо думаю я совсем о другом. Между мыслью и действием лежит целый мир различий. Но одно я знаю наверняка: ты, Джайдип, вовсе не трус.

– Тогда почему же я не смог нанести смертельный удар?

Итан закатил глаза. Неужели тогда никто, черт побери, не слышал ни слова из того, что он говорил?

– Потому что ты не убийца.

И вновь стало тихо. От Джайдипа веяло такой печалью, что Итан невольно подумал: «В каком же это мире мы живем, если скорбим о неспособности убивать?»

– Что сказал тебе отец по пути домой?

– Ничего, учитель. Он не произнес ни слова. Но его молчание было куда красноречивее, и оно продолжается до сих пор. Он ни разу меня не навестил. И мать тоже не приходила.

Итан почувствовал нарастающее раздражение. «Чертов тиран, запихнувший собственного сына в эту дыру».

– Ассасины наверняка запретили твоей матери навещать тебя.

– Да.

Итан вполне понимал и то, какие чувства испытывал Арбааз. Он живо представил, как отец и сын подъехали к дому, где Джайдип пошел к себе молча переживать позор, а Арбааз поехал к Хамиду, наставнику братства. В ту же ночь Джайдипа подняли с постели, набросили на голову черный капюшон и поволокли сюда, во «Тьму». Неужели и Арбааз участвовал в заключении собственного сына? А может, он и руководил арестом?

Итан встал.

– Джайдип, я приложу все силы, чтобы вытащить тебя отсюда. В этом можешь быть уверен.

Он позвал Аджая: сначала по-английски, затем на хинди. И пока Итан ждал хранителя, он поймал на себе печальный взгляд юноши, утратившего всякую надежду.

Итан с Аджаем проделали короткий обратный путь наверх и снова поднялись в комнату собраний. Здесь англичанин увидел второго хранителя – впечатляющего вида женщину. Она стояла, слегка расставив ноги. Обе ее руки сжимали эфес громадного меча, острие которого упиралось в каменные плиты пола возле ног. Стражница бесстрастно взирала на Итана из-под капюшона.

– Это Кулприт, – представил женщину Аджай, кивнув щетинистым подбородком в ее сторону. – Она лучше всех в братстве владеет мечом.

Однако меч, с которым она стояла, вряд ли годился для сражений: его длинное и плоское лезвие…

– Когда? – спросил у стражницы Итан.

– Завтра утром, – ответила Кулприт.

По ее глазам Итан понял, что говорит с палачом Джайдипа.

15

– Спасибо, что согласился встретиться со мной.

Итан имел все основания опасаться, что Арбааз откажет ему во встрече. Хотя Фрай не был виноват в случившемся с Джайдипом, но, по мнению самого Арбааза, часть вины все же лежала и на Итане. Свою роль сыграл и их обмен письмами.

Но даже если бы Итану отказали во встрече, это бы его не остановило. Он приехал в Амритсар для спасения жизни Джайдипа Мира и не собирался уезжать, пока не выполнит намеченное.

Неудивительно, что старый друг встретил Фрая настороженно. Лицо Арбааза было изможденным и осунувшимся, глаза – уставшими от тревог и бессонных ночей. Итан представил, какие муки и терзания испытывал этот человек. Попробуй устоять, когда тебя разрывает между сыновним позором, родительской любовью и долгом перед братством!

Тяготы последних недель освобождали Арбааза от роли гостеприимного хозяина. Итану не предложили ни хлеба с оливками, ни вина. Не было и теплой встречи. Фрая повели по прохладным мраморным коридорам дома Арбааза, и он был разочарован тем фактом, что Пьяра не вышла его встречать – тогда бы у него появилась союзница. Англичанина привели в одну из комнат задней части дома, где он когда-то занимался с Джайдипом. Тогда помещение приглянулось Итану спартанским убранством и отсутствием украшений. Ничего лишнего. Сегодня здесь не было даже горячего чая. Простой тканый ковер на стене, два стула с жесткими спинками, дощатый стол и, конечно, особая атмосфера этого места.

– Итан, не стоит превратно истолковывать причины, заставившие меня согласиться на встречу с тобой. Мне нужно кое о чем тебя спросить.

Такое начало насторожило Итана и в то же время обнадежило. Может, он сумеет изложить свою точку зрения на случившееся?

– Я тебя слушаю, Арбааз.

– Как ты намерен осуществить задуманное?

– Задуманное… что?

– Освобождение Джайдипа, что же еще. Ты собираешься умыкнуть его из «Тьмы»? Или спасти прямо с места казни? И скольким ассасинам предстоит проститься с жизнью в процессе твоей операции?

На Арбааза было жутко смотреть.

– Вначале я надеялся поговорить с тобой – одним из моих самых давних и дорогих друзей.

Арбааз замотал головой:

– Нет. Никаких дебатов у нас не будет. Должен сразу тебя предупредить: в течение всего срока твоего пребывания в Амритсаре… надеюсь, недолгого… ты будешь находиться под наблюдением. Это делается с целью пресечь все твои попытки освободить Джайдипа.

– Арбааз, а каковы, по-твоему, мои причины освобождать Джайдипа? – спросил Итан, придав своему голосу оттенок спокойной рассудительности.

Арбааз пытался поддеть ногтем крохотный сучок в доске стола, словно тот был ядовитой мошкой, способной ужалить.

– Жизнь на Западе сделала тебя мягкотелым. Потому-то братство в Лондоне практически сведено на нет и вы с Джорджем – просто бунтовщики, пытающиеся воевать с крепкой, сплоченной армией тамплиеров.

Ты слаб, Итан. Ты и Джордж позволили английскому братству превратиться в нечто бесхребетное. У вас это называется прогрессивной политикой. И теперь ты думаешь, что я позволю тебе распространить ее и на нас?

Итан подался вперед:

– Арбааз, речь сейчас идет не о противостоянии тамплиеров и ассасинов. Речь идет о Джайдипе.

Арбааз отвел глаза и помрачнел:

– Слушая тебя, я еще отчетливее понимаю, что он должен заплатить сполна за свое…

– За что?

– Неподобающее поведение. – Арбааз заговорил громче. – Да, неподобающее поведение, неумелость и небрежение.

– Но за это его незачем казнить.

– Ты так считаешь? Ты приехал ходатайствовать о помиловании?

Итан пожал плечами:

– Не стану скрывать. Я действительно приехал ходатайствовать о его помиловании, но ты ошибаешься, считая меня мягкотелым и выступающим против жесткой позиции, которую занимаешь ты. Совсем наоборот. Я восхищаюсь твоей внутренней силой и решимостью. Как-никак мы говорим не просто о члене братства, а о твоем сыне. Я не помню случая, чтобы кто-то из ассасинов оказывался в столь трудном положении, в каком оказался ты, когда это положение вынуждает тебя ставить долг выше интересов семьи.

Арбааз бросил на друга резкий косой взгляд, будто сомневаясь в искренности слов Итана. Увидев, что Фрай не лукавит, индиец немного обмяк, и на его лице проступили морщины.

– Я теряю сына и жену, – с нескрываемым отчаянием признался Арбааз. – Пьяра больше не посмотрит в мою сторону. Она недвусмысленно высказалась на этот счет.

– Тебе незачем приносить такую страшную жертву.

– А что еще мне остается?

– Отправить его в изгнание. И не просто в изгнание. Под мой присмотр. У меня для него есть важное дело. В случае успеха это поможет восстановить позиции братства в Лондоне. Задуманное мной требует осторожных, скрытых действий, а Джайдип с его способностями просто идеально подходит для такой работы. Пойми, его смерть бессмысленна. Он может отправиться со мной в Англию, и ваша честь не будет замарана. Да, он подвергнется суровому осуждению, но останется жить. И не думай, Арбааз, что я создам ему те же условия, к каким он привык. Ни в коем случае. Это я могу тебе обещать. Дело, которое я намерен ему поручить, предполагает жизнь в крайне стесненных обстоятельствах. Можешь считать это частью наказания. Тебе незачем рассказывать об этом Пьяре. Просто скажешь ей, что он отправится со мной, поступив в мое распоряжение.

Надеясь на положительный исход, Итан наблюдал, как по лицу его друга скользнула тень сомнения.

– Мне необходимо обсудить это с Хамидом, – задумчиво произнес Арбааз.

– Обязательно, – ответил Итан, подавляя захлестывающее его чувство облегчения.

Арбаазу, конечно же, не хотелось казнить Джайдипа. Итан предлагал ему выход из ситуации, грозившей разрушить его семью. Соглашаясь на предложение, Арбааз сохранял не только жизнь сыну, но и не терял лица.

– И мне думается, Арбааз, разговор с Хамидом пройдет легче, чем тебе кажется. Сегодня я видел Аджая и Кулприт. Если их настроение созвучно настрою всего братства, они, как и мы с тобой, вовсе не хотят казни Джайдипа. Пусть наказанием твоему сыну будет изгнание. Многие считают, что это хуже смерти.

– Нет, – вдруг сказал Арбааз.

– Как тебя понимать? – насторожился Итан.

– Наказанием должна быть смерть.

– Мы же только…

– Дело, которое ты собираешься ему поручить, – по сути, тайная миссия. Тебе же выгоднее, если твоего агента как такового не существует. Кто заподозрит в нем Джайдипа Мира, если Джайдип Мир мертв?

Лицо Итана расплылось в понимающей улыбке.

– Значит, призрак? – радостно спросил он. – Арбааз, это гениальное решение, достойное великого ассасина, каким ты был всегда.

Арбааз встал, подошел к Фраю и вдруг обнял старого друга.

– Спасибо, Итан, – сказал он ошеломленному англичанину. – Спасибо за все, что ты делаешь.

Итан ушел, думая о том, что сегодня неплохо потрудился. Ему не понадобилось вынимать из кармана свой главный козырь – ответное письмо Арбааза, которое наглядно доказывало, что обвинения в неумелости и небрежении нужно предъявлять не Джайдипу, а его отцу. Более того, Итан спас жизнь парню, который был ему дорог ничуть не меньше своих детей. Спас он и брак Арбааза, оказавшийся на грани развала.

А еще у Итана появился тайный агент. И не просто агент, а едва ли не самый многообещающий из всех ассасинов, которых ему доводилось обучать.

16

Спустя два года Джайдип, а нынче Призрак (по имени и делам), придавил незадачливого любителя развлечений к стылой земле Мэрилебонского кладбища и поднял чужую саблю, чтобы оборвать жизнь этого аристократа.

И в этот момент, как и тогда, в ночь несостоявшегося первого кровопролития, он застыл.

Он вспомнил Дани и тусклый блеск окровавленного отцовского клинка, торчащего изо рта умирающего. Он снова увидел, как жизнь покидает тамплиера и наступает смерть: быстрая, жестокая, не ведающая сожалений. И юноша не мог заставить себя стать орудием смерти для пьяного аристократа.

Последний же увидел в этом свой шанс. Этому человеку никогда не приходилось драться за свою жизнь. Попади он в армию, там его служба проходила бы преимущественно в офицерском клубе, где он пил бы за собственную удачу, а нижние чины отправлялись бы умирать во имя королевы. Но у этого джентльмена, как и любого живого существа, был инстинкт самосохранения, и он говорил ему, что проявление нападающим слабости может быть шансом на спасение.

Аристократ принялся дергаться и извиваться всем телом. Его ляжки ударяли по Призраку с такой внезапной, отчаянной силой, что юноша невольно вспомнил, как в свое время объезжал у себя на родине диких пони. Через мгновение его отшвырнуло в сторону. Призрак находился в каком-то оцепенении. Его разум не мог оправиться после проявленной слабости. Сабля выпала из пальцев. Противник сразу же потянулся к ней. С пьяных губ сорвался торжествующий возглас. А затем аристократ бросился на Призрака, готовый без колебаний пустить оружие в ход.

– Ах ты, паршивец, – процедил он, направляя острие сабли на горло юного индийца.

Но сталь так и не коснулась нежной кожи. Слева послышался громкий крик. Из темноты выскочила седовласая женщина. Ее космы развевались на ветру, и старуха, не переставая вопить, налетела на аристократа, толкнув его со всей силы.

Атака была неуклюжей и неубедительной, однако при этом убийственно эффективной. Вскрикнув от удивления и боли, высокородный пьяница потерял равновесие и упал, откатившись к ближайшему опрокинутому надгробию. Он попытался снова взмахнуть саблей, но женщина его опередила. Она что есть силы наступила мерзавцу на правую руку, сломав ее. Другой ногой женщина наступила на лицо аристократа.

Тот с рычанием вырвался. Лицо его блестело от крови. Джентльмен поднялся на ноги, оттолкнув храбрую женщину, и та упала. Левой рукой аристократ потянулся к сабле, готовый вновь броситься на Призрака и довершить начатое, однако юноша, успевший к этому времени прийти в себя, тыльной стороной ладони ударил противника в правое плечо. Тот взвыл от боли, но крик резко оборвался. Призрак нанес второй удар тыльной стороной ладони, сломав аристократу нос. Осколки кости проникли в мозг, вызвав мгновенную смерть.

Злосчастный аристократ упал, гулко ударившись головой о могильный камень, откатился и замер среди пожухлой травы. Из ноздрей потекли струйки крови и мозговой жидкости. Веки дрогнули в последний раз.

Призрак стоял, успокаивая дыхание. Его плечи тяжело вздымались. Рядом, прислонившись к надгробию, лежала старуха. Какое-то время оба настороженно разглядывали друг друга: странного вида седовласая пожилая женщина с исхудавшим лицом, на котором запеклась кровь недавних избиений; и не менее странный индийский парень, не успевший вымыться после своей грязной работы землекопом. Одежда обоих была рваной и грязной. Оба устали. Обоим нужно было зализывать раны.

– Вы спасли мне жизнь, – тихо сказал Призрак.

Его слова вместе с паром, вырывающимся изо рта, таяли в тишине и сумраке кладбища. Женщина, успокоенная тем, что парень совсем не похож на скотов, которые чуть не убили ее, приподнялась на одной руке, морщась от боли.

– Только потому, что вначале ты спас мою, – сказала она, шевеля окровавленными губами.

Эти мерзавцы сломали ей несколько зубов.

Призрак сразу понял, что женщина серьезно ранена. Судя по тому, как она прижимает руку к груди, у нее было сломано ребро или даже несколько ребер. Одно неосторожное движение, и осколок пронзит легкое.

– Вам не тяжело дышать? – спросил Призрак.

Он перелез через тело аристократа, подошел к женщине и принялся осторожно ощупывать ее ребра.

– Эй! – возмутилась она, подумав, что рано успокоилась. – Что это ты себе позволяешь?

– Пытаюсь вам помочь, – ответил Призрак, нащупавший место перелома. – Вам нужно пойти со мной.

– Ишь разбежался. Уж не знаю, что у тебя на уме, но шел бы ты своей дорогой…

– А вы можете предложить что-то другое? Мы с вами находимся в компании мертвеца и троих раненых, один из которых скоро может очнуться. Дружок убитого, возможно, успел позвать полицию или подкрепление. Не исключено, что и тех и других. Вас не только избили, но и сломали ребро. Оставайтесь, если хотите, но я бы советовал вам уйти отсюда.

Женщина продолжала опасливо глядеть на юношу.

– И куда же ты меня зовешь? Никак у тебя есть комната в пансионате? Что-то не похож ты на богатенького паренька.

– Жилье у меня есть, но не в меблированных комнатах, – ответил Призрак с лукавой улыбкой.

Для женщины, которую звали Мэгги, эта улыбка была лучом солнца, пробившегося сквозь густую облачность. Женщина давно уже вышла из возраста, когда заглядываются на молодых парней. Но может, потому, что этот парень спас ей жизнь, а может, из-за его улыбки, похожей на свет солнца и блеск луны, Мэгги поддалась его чарам и отправилась вместе с ним в туннель под Темзой. От парня она узнала, что его зовут Бхарат и что он работает на строительстве подземки возле Риджентс-Парка.

Мэгги довольно быстро привыкла к жизни в туннеле. По ночам они с Призраком ложились спина к спине – так теплее было спать. Однако мысли у каждого были свои. Мэгги редко думала о людях, встретившихся ей в тот страшный вечер. Одного давно похоронили. Двое других наверняка влачили жалкое существование в лечебницах, окруженные равнодушными лицами врачей и сиделок. Но еще двое уцелели: телохранитель и второй аристократ. Они оба видели Призрака в действии и оба понимали, с каким в высшей степени необычным парнем столкнула их судьба.

17

Когда Абберлайн снова отправился в Белль-Айл, у него в ушах еще звенели насмешки коллег-полицейских.

Не так давно они называли его Усердным Фредди за энтузиазм и неустанное стремление к торжеству справедливости. В этом они были правы: Абберлайн, еще не успевший обзавестись семьей, все силы отдавал работе. Сам он считал коллег лентяями, которые всегда готовы двинуться по пути наименьшего сопротивления и свалить дела на таких, как он.

А что за прозвища дают ему теперь? Фредди-растяпа, Без-телесный констебль, Трупотерятель. Были и другие, более многословные. Однако полицейское остроумие не шло дальше обыгрывания двух слов, одним из которых было слово «полицейский», а другим – «труп». Но от сознания убогости прозвищ легче Абберлайну не становилось. И потом, все эти колкости были отнюдь не беспочвенны. Он ведь действительно потерял тело убитого. Нет тела – нет факта убийства. А это означало…

Абберлайну очень хотелось отыскать исчезнувший труп.

Потому-то он и предпринял второе путешествие в Белль-Айл. На этот раз он поехал туда не на телеге. Абберлайн поступил мудрее и предусмотрительнее, ибо в трущобах можно ожидать любых сюрпризов. Он пошел туда пешком с мешком на плече. Внутри мешка лежало его тайное оружие.

Констебль быстро достиг той части Белль-Айла, где воздух почти целиком состоял из зловония фабрик и живодерен. Вдобавок обитателей трущоб сегодня накрыло густым туманом. Настоящим трущобным туманом, слои которого угрожающе покачивались и гремели, а внутри кружились хлопья копоти и вихри удушливого дыма. Дыхание дьявола.

То тут, то там Абберлайн различал в тумане фигуры. Ему показалось, что они сбиваются вместе и следят, как он все дальше и дальше углубляется в этот заброшенный мир.

Прекрасно. Все складывалось так, как он и хотел, поскольку дальнейшие его действия требовали зрителей.

Констебль достиг места, где в прошлый раз ребятня остановила его телегу и где, скорее всего, они совершили подмену, запихнув под брезент тушу мертвого пони.

Абберлайн остановился.

– Эй, на палубе! – крикнул он, удивляясь себе. С чего это его потянуло изъясняться, как моряк? – Уверен, вы меня помните. Я – тот самый ротозей, у которого вы сперли труп.

Может, ему показалось, а может, он и впрямь услышал хихиканье по ту сторону туманной завесы.

– Мне нужно поговорить с парнишкой, который в прошлый раз любезничал с моей лошадью. Чую, вы не сами додумались подменить труп дохлым пони. Вас кто-то на это подбил, и я бы очень хотел знать кто.

Туман молчал, храня свои тайны.

– Он дал вам денег? – допытывался Абберлайн. – Я тоже готов заплатить…

Констебль достал горсть монет и побренчал ею. Это было похоже на тихое дребезжание колокольчика посреди удушающей тишины.

Молчание затягивалось. Абберлайн уже намеревался пустить в ход свое тайное оружие, когда ему ответили. Казалось, голос этот принадлежит не ребенку, а бестелесному призраку:

– Мы боимся того, что он может с нами сделать.

– Понимаю, – ответил Абберлайн, вглядываясь туда, откуда, по его мнению, слышался странный голосок. – Я и не сомневался, что этот человек вам угрожал. Вот только боюсь, что вы сейчас находитесь между молотом и наковальней. Если я уйду отсюда без нужных мне сведений, в следующий раз я вернусь не один. Со мной сюда приедет крытый фургон. Один из тех, что въезжают и выезжают из ворот работных домов… – Для большего эффекта Абберлайн сделал паузу. – Но если я получу необходимые сведения, ни о каких фургонах не будет и речи. Более того…

Опустив мешок, Абберлайн неторопливо развязал его, достав крикетную биту и мяч. Мяч констебль поднял над головой.

– Вы получите еще и это. Хватит играть в крикет головами несчастных котят. Должен сказать, эти штучки стоят приличных денег, но зато они – лучшие среди всех, что есть.

Ему снова ответили. Теперь Абберлайн досадливо вертел головой, пытаясь засечь источник звука.

– Мы боимся того, что он может с нами сделать, – повторил голосок. – Он словно демон.

У Абберлайна участился пульс. Значит, верно тогда сработала его интуиция: с этим убийством не все так просто.

– Я сделал вам предложение, – сказал полицейский, обращаясь к своему невидимому собеседнику. – За готовность мне помочь вы будете вознаграждены, тогда как ваш отказ повлечет за собой печальные последствия. Я не шучу и не запугиваю вас. Я говорю как есть. Кроме крытого фургона… возможно, их приедет сюда несколько… я распущу слух, что получил необходимые сведения. И гнев этого демона… хотя никакой он не демон, а такой же человек, как я… его гнев все равно ударит по вам.

Абберлайн ждал, пока туман примет решение.

Наконец туманная завеса сначала заколыхалась, а затем расступилась, и навстречу констеблю вышел тот самый мальчишка, что в прошлый раз остановил полицейскую лошадь. Грязное лицо. Рваная одежда. Голодный блеск в не по-детски пустых глазах. По всему чувствовалось, что жизненный путь ребенка будет недолгим. Абберлайну стало не по себе. Этот мальчишка, как и его товарищи, не знал ничего, кроме помыканий и издевательств. Абберлайн устыдился своих недавних слов: он вздумал грозить им работным домом, а ведь угрозы, голод и холод – вот и все, что знали в жизни эти оборвыши.

– Я тебя не трону. Слово даю, – сказал констебль, кладя на землю биту и мяч.

Мальчишка посмотрел на принадлежности для крикета, потом на полицейского. Абберлайн уловил ожидание тех, кто находился по другую сторону тумана.

– Вы сердитесь, что мы утащили у вас труп, – сказал мальчишка.

Казалось, он обдумывает каждое слово, стараясь произносить их поменьше. Видно, жизнь научила помалкивать.

– Ты прав, я совсем не в восторге оттого, что вы подменили тело, – согласился Абберлайн. – Но послушай меня. Я понимаю, почему вы это сделали. Скажу больше: будь я сейчас на вашем месте, я бы сделал то же самое. Я пришел сюда не морали вам читать. Я просто хочу знать правду.

Мальчишка шагнул вперед. Сделано это было, в основном чтобы продемонстрировать растущее доверие к Абберлайну.

– Тут, сэр, особо и говорить нечего. Вы правы. Нам заплатили. Велели попридержать телегу, пока труп меняли на пони. Зачем это надо – нам не объяснили. А мы не спрашивали. Горсть медяков – вот и все, что нам заплатили за кражу трупа.

– А револьвер?

– Сэр, я никакого револьвера не видел.

– Он лежал в кармане мертвеца.

– Значит, там и остался.

– Куда перетащили тело?

Мальчишка понурил голову. Его рука ткнула в направлении живодерни, которую сейчас закрывал смог.

– Наши видели: тот человек затащил труп туда, а сам быстро вышел, уже без трупа.

– Как выглядел этот человек? – спросил Абберлайн, безуспешно пытаясь скрыть охватившее его волнение.

Вскоре констебль покинул удушливый мир Белль-Айла и вернулся в свой квартал, где воздух был сравнительно чистым. Он дал мальчишкам немного денег и оставил им мяч и биту. Обратно Абберлайн возвращался с чистой совестью: он получил словесный портрет «демона», чьи мотивы оставались полной тайной. Зато описание этого человека давало богатую пищу для размышлений. Абберлайн уже слышал разговоры о человеке, одевавшемся столь странным образом. Он участвовал в заварушке, произошедшей в Олд-Никол примерно неделю назад.

Эти мысли заставили Абберлайна ускорить шаг. Нужно побеседовать с тамошним полицейским. Возможно, он что-то знает. Человек в длинном плаще с капюшоном – такого нельзя не заметить.

18

Итан никогда и ничего не рассказывал Призраку о своей семейной жизни. Юноша знал только имена покойной жены Фрая, Сесилии, и близнецов. А также то, что Иви с Джейкобом младше его на несколько лет.

– Надеюсь, однажды я тебя с ними познакомлю, – как-то сказал Итан, лицо которого приняло странное, непроницаемое выражение. – Но это случится не раньше, чем я удостоверюсь в их готовности примкнуть к нашей борьбе.

Вот такие скупые сведения. Расспрашивать Итана Призрак не пытался, но и о себе рассказывал лишь то, что касалось его работы на строительстве. Итан ничего не знал о Мэгги и обитателях туннеля. Не знал он и о том, что его подопечному часто не спится по ночам. Дрожа от ночного холода, Призрак вспоминал отца, мать и пахнущий жасмином Амритсар, и тогда его глаза становились влажными. Когда удавалось заснуть, Призрака нередко мучили кошмары. Ему по-прежнему снилось лицо умирающего Дани. Оттопыренные губы. Окровавленные зубы. Неестественно изогнутый рот с торчащим из него острием отцовского клинка.

Молодой индиец влачил довольно жалкое существование. Отработав смену, Призрак прятал в укромное место лопату и возвращался в другой туннель, где ждали его помощи и заботы.

За четыре дня до обнаружения мертвеца в траншее Призрак, как обычно, отработал смену и отправился к своей нише. Проходя мимо кладбища, он привычно взглянул на сигнальный камень и увидел, что тот наклонен влево.

Возвращение домой откладывалось. Призрак развернулся и двинулся в противоположном направлении. Теперь его путь лежал в Паддингтон. Идти было далеко, но он привык. Все это было частью его искупления, расплатой за…

Трусость. Такая мысль иногда мелькала у Призрака на исходе ночи, когда тьма гуще всего, а стылый рассвет еще не пришел в туннель.

Но разве он был трусом, спасая Мэгги? Он сражался за справедливость.

Хорошо, пусть не трусость. Тогда как это назвать? Неспособность действовать в нужный момент. Нерешительность или нежелание – но ведь что-то удержало его руку в ночь первого кровопролития, и в результате он крупно опозорился сам и опозорил честь семьи.

По существующим законам, Призрак должен был бы расплатиться за позор собственной жизнью и расплатился бы, если бы не вмешательство Итана Фрая. Он согласился на предложение английского ассасина. Не было ли это крайним проявлением трусости? Такая мысль тоже посещала Призрака.

Оглушающий грохот копыт, крики уличных торговцев, жалкое пиликанье уличного скрипача… окружающие звуки исчезали, стоило Призраку погрузиться в свои мысли. Он продолжал шагать, вспоминая то утро в камере. Когда в двери заворочался ключ, Призрак думал, что сейчас увидит палача. Но в камеру вошел Итан Фрай, да еще улыбающийся во весь рот.

На лице Джайдипа отчетливо читалось ожидание скорой смерти. Итан притушил улыбку, затем присел на грязную солому. Англичанин сообщил Джайдипу, что вместо того света юноша отправится в Лондон для выполнения важной миссии и что Арбааз дал на это свое благословение.

Действовать Джайдип будет тайно. «Под прикрытием», как сказал Итан. Прежде чем Джайдип решил про себя, что его помиловали из жалости, – Итан просто сделал все возможное, чтобы спасти юного индийца от казни, – учитель сказал, что выбрал Джайдипа потому, что считал его своим лучшим учеником.

– Помнишь, я возражал против того, чтобы тебе поручали обычные задания ассасинов?

Джайдип печально кивнул.

– Я увидел в тебе человеческие качества, которые могут оказаться полезными братству. Вот только дело, что я намерен тебе поручить, приятным не назовешь. Ты станешь совершенно другим человеком, Джайдип. Твоя прежняя личность сгинет, уступив место новому обличью. Ты перестанешь быть Джайдипом Миром. Это тебе понятно?

Джайдип кивнул. Итан ушел, но на этот раз дверь осталась открытой. Джайдип не сразу сообразил, что он тоже может выйти из камеры и наконец-то покинуть «Тьму».

– Твоя миссия начинается прямо сейчас, – сказал Итан Фрай на следующий день.

Утренние сумерки еще не успели растаять. В глазах учителя Джайдип не увидел привычной теплоты. Радость Итана по поводу его освобождения была недолгой. Наступало время их новых отношений. Операция, задуманная Фраем, переходила в следующую фазу.

Кроме учителя с учеником, у стенки причала не было никого. На легких приливных волнах покачивались лодки, ударяясь друг о друга бортами. В небе с криками носились чайки.

– Здесь мы с тобой расстанемся, – сказал Итан, придирчиво оглядывая Джайдипа, которому было приказано одеться, как бедняк. – До Лондона доберешься самостоятельно. Там найдешь жилье, какое может себе позволить человек с очень скудными средствами. Вот, возьми… – Он протянул Джайдипу небольшой кошелек. – Это тебе на пропитание. Денег тут не ахти сколько, так что трать их с умом. И запомни: с этого момента ты перестаешь быть Джайдипом Миром, сыном Арбааза Мира и Пьяры Каур из Амритсара, привыкшим жить в достатке и роскоши. О прежнем внимании и уважительном отношении к себе забудь. В Лондон ты приедешь наравне с остальными отбросами общества, которые стекаются туда. Смуглокожий неудачник, у которого нет ничего, кроме имени. А звать тебя в Лондоне будут Бхарат Сингх. Но я тебя буду знать под другим прозвищем – Призрак.

Бхарат Сингх. Это имя Джайдип возненавидел сразу. Новое прозвище было гораздо более подходящим.

– Когда найдешь, где жить, устроишься на работу, – продолжал Итан. – И не куда-нибудь, а в одно особое место. Через несколько месяцев оно станет очень значимым. Мне нужно, чтобы ты устроился чернорабочим в «Столичные железные дороги». Скоро они начнут строительство в северо-западной части города.

Джайдип ошеломленно мотал головой. Лавина перемен. Новая жизнь? Новая работа? То и другое – в далекой чужой стране, где он даже не может назваться своим именем. Один, без отцовских наставлений, без подсказок Итана. Казалось, от него требуют невозможного. И в довершение ко всему – какая-то железная дорога.

– Ты не волнуйся понапрасну, – сказал Итан, словно прочитав его мысли. – В Лондоне быстро поймешь, что к чему.

Загибая пальцы, Итан называл очередность действий.

– Вначале найдешь жилье соответствующего уровня. А твой уровень – самая нижняя ступенька социальной лестницы. Затем освоишься и устроишься чернорабочим на стройку в «Столичные железные дороги». Это понятно?

Джайдипу оставалось лишь кивать и надеяться, что со временем все эти тайны раскроются.

– Хорошо. На все, о чем я сказал, у тебя есть три месяца. А прежде чем ты окажешься в Лондоне, внимательно изучи вот это…

Итан достал из плаща кожаную папку с завязками.

Джайдип взял папку, гадая о ее содержимом.

– Советую ознакомиться с ее содержимым во время долгого плавания в Англию. Папку затем выбросишь в океан. Главное, чтобы ты запомнил прочитанное. Мы встретимся ровно через три месяца в саду приюта на Грейс-Инн-Лейн-роуд в полночь… А теперь – самое важное. Ни при каких обстоятельствах ты не должен показывать способности, которыми обладаешь. Твое поведение должно соответствовать поведению семнадцатилетнего индийского бедняка. Научись ходить с опущенной головой. Ты не ассасин, а потому забудь о том, как вел себя прежде. В случае опасности пусть все видят, что тебе страшно. Если вдруг окажешься смышленее и проворнее остальных рабочих, сразу умеряй прыть. Ты не должен выделяться абсолютно ничем. Понятно?

Призрак кивал. Волны бились о стенку причала, а солнце неспешно поднималось, готовясь начать новый день.

19

Воспоминания о последнем утре в Индии поглотили Призрака настолько, что он едва не прошел дом, служивший местом встречи с его наставником.

Дома под номерами 23 и 24 по улице Лейнстер-Гарденс в Паддингтоне внешне ничем не отличались от остальных домов, но только соседи, строители и, конечно же, Призрак с Итаном знали, что оба дома имеют фальшивые фасады. Их построили, чтобы замаскировать дыру в земле.

Идея принадлежала Чарльзу Пирсону. Начав строительство подземной железной дороги, он сразу же столкнулся с серьезной проблемой. Нужен был паровоз, способный работать под землей. Обычные паровозы, выбрасывавшие дым и пар в окружающее пространство, не годились. Первая же поездка оказалась бы последней для машинистов и пассажиров. Пирсон вовсе не собирался строить душегубку, а потому стал искать решение. Он предложил двигать вагоны с помощью тягловых тросов. Когда расчеты показали всю непрактичность этой идеи, он предложил другую – движение за счет сжатого воздуха. И она тоже оказалась непрактичной, хотя дала лондонским сатирикам богатую пищу для насмешек над отцом метрополитена.

Пирсону помог Джон Фаулер, который предложил конструкцию паровоза, где дым и пар отводились в специальную цистерну в задней части локомотива. Однако время от времени такая цистерна требовала опорожнения. Этой цели и служил открытый участок туннеля на улице Лейнстер-Гарденс, заслоненный фальшивыми фасадами домов 23 и 24. Там проезжающие паровозы сбавляли ход и в буквальном смысле «выпускали пар».

До открытия подземной магистрали оставалось больше года. Скрытая от посторонних глаз яма как нельзя лучше подходила для встреч Призрака со своим наставником.

– У тебя все нормально? – спросил Итан.

Он сидел на краю ямы и смотрел туда, где чуть ниже его свешивающихся ног тянулись деревянные перекрытия.

Призрак коротко кивнул. Он привык к скрытности. Юноша молча сел рядом с бывшим учителем. Ступни босых ног замерли рядом с сапогами Итана. Дно туннеля скрывалось в глубокой темноте.

– Тебе будет приятно узнать, что мы переходим к следующей фазе операции, – сказал Итан. – События приближаются к критической точке. Ты окажешься под наблюдением. Не сомневаюсь, что наши друзья-тамплиеры будут следовать за тобой по пятам и проверять тебя с ног до головы. Ты уверен, что твое убежище абсолютно надежно?

Призрак задумался. Не рассказать ли Итану про Мэгги и его роль неофициального миротворца в туннеле? Мысленно он не раз прокручивал этот разговор, давая воображаемые ответы на воображаемые вопросы. Конечно, тогда придется рассказать и о том, как однажды он нарушил строжайший приказ ни во что не вмешиваться, поскольку у него на глазах попирали справедливость. Наставник наверняка… Даже если бы Итан и не одобрил действий бывшего ученика, он бы их понял. И потом, не то чтобы лицо Призрака печатали на первой полосе «Иллюстрированных лондонских новостей».

Юноша и на этот раз не сказал ни слова о своей жизни в туннеле. Они встретились для дела, значит и говорить будут о деле.

– Что это за фаза? – спросил Призрак.

Глаза его бывшего учителя озорно блеснули. В детстве Призрак очень любил этот блеск. Но то было в другой жизни – его безопасной мальчишеской жизни в Амритсаре. Сейчас, когда под ним расстилалась тьма, а впереди лежала неизвестность, Призрак уже по-иному отнесся к блеску в глазах Итана.

– Тебе нужно будет написать письмо нашему другу, мистеру Каване. Для большей достоверности воспользуйся тем, что тебе известно о нем. Детали оставляю на твое усмотрение. Теперь о цели самого письма. Ты сообщишь мистеру Каване, что в его рядах завелся предатель, имя которого ты готов назвать. Это должно выглядеть как стремление снискать его благосклонность.

Призрак кивал, глядя в темноту.

– Понятно, – сказал он, когда Итан закончил объяснения. – А что потом?

– Дождись, когда в траншее обнаружат тело.

– Когда?

– Трудно сказать. Думаю, в ближайшие несколько дней. Это зависит от дождей.

– Понятно. Мне позволено узнать, чье тело найдут?

– Помнишь нашего старого друга-тамплиера, мистера Роберта Во?

Призрак хорошо его помнил.

– Порнофотограф?

– Он самый. Мистер Во не был до конца честен со своими собратьями. Оказывается, он имел побочный доход, продавая эротические картинки на сторону. Минувшим вечером я это выяснил.

– Когда вы его убили? – спросил Призрак.

– Я его не убивал. Его убил ты, – ответил Итан, весело хлопая юношу по плечу.

20

Возвращаясь после встречи с Итаном, Призрак думал о человеке, которого теперь ежедневно видел на стройке. Имени его Призрак не знал. Этого человека все называли только по фамилии – Кавана. Еще по пути из Амритсара в Англию Призрак познакомился с ним, прочитав, как и было велено, содержимое кожаной папки, отданной Итаном в гавани.

Пояснительная записка учителя сообщала, что в папке находятся расшифрованные депеши тамплиеров, к которым ассасины имели временный доступ. Затем все бумаги были возвращены на место, и тамплиеры даже не подозревали, какими ценными сведениями теперь располагают их противники.

Депеши были составлены на основе непосредственных донесений, собранных тамплиерскими хроникерами. Начальный документ не содержал никаких ошеломляющих сведений и представлял собой фактический отчет об отступлении англичан из Кабула в 1842 году.

Призрак много знал о том марше. Да и кто о нем не знал? Марш был одним из крупнейших поражений во всей английской военной истории. Он же ознаменовал поворот в затяжной, безнадежной войне, которую англичане вели в Афганистане. Шестнадцать тысяч человек, среди которых были солдаты, их семьи и гражданские лица, обслуживающие армию, в январе 1842 года выступили из Кабула, направившись в Джелалабад. Но одолеть эти сто пятьдесят километров пути удалось лишь очень немногим.

Поход представлялся легким и быстрым, а потому продовольствия взяли всего на пять дней. Мало того, командовавший походом генерал-майор Уильям Эльфинстон^[6] по прозвищу Эльфи-бей был слаб не только телом, но и умом. Слабоумие сочеталось в нем с легковерием, и он принимал за чистую монету каждую ложь, услышанную им от афганского предводителя Акбар-хана^[7].

А ложью Акбар-хан потчевал Эльфи-бея постоянно. Так, он пообещал: если британская армия сдаст афганцам бо́льшую часть своих мушкетов, англичанам будет гарантирован безопасный переход и даже сопровождение на перевалах. Он также заверил, что больным и раненым, оставляемым в Кабуле, не причинят вреда.

Обещания, данные Акбаром, продержались от силы час. Англичане едва успели покинуть казармы, как афганцы принялись грабить, жечь палатки и убивать раненых. Более того, люди Акбара атаковали тыл англичан. Они убивали носильщиков, маркитантов и индийских солдат. Почти не встречая сопротивления, афганцы стали предпринимать все более дерзкие вылазки и довольно быстро опустошили вещевой обоз. Едва покинув Кабул, англичане уже понесли заметные людские и материальные потери.

В числе преступно глупых распоряжений Эльфи-бея был и приказ брать с собой как можно меньше палаток. В них разместили на ночлег женщин, детей и офицеров. Остальным пришлось спать прямо на снегу. Морозная ночь умножила число трупов. Промерзшие и голодные, англичане продолжали идти вперед, надеясь справиться с разгулом природной стихии и постоянными набегами афганцев.

По причинам, ведомым только ему, Эльфи-бей приказал устроить привал всего в два часа пополудни. Он категорически не желал внимать советам офицеров, предлагавших еще засветло пройти опасный перевал на пути между Кабулом и Хордом. Похоже, к этому времени великовозрастный мальчик Эльфи-бей окончательно потерял рассудок. Его нелепый приказ о раннем привале фактически приглашал афганских снайперов занять позиции на уступах перевала, а афганскую кавалерию – готовиться к дальнейшим развлечениям.

Наутро, едва колонна достигла перевала, с окрестных склонов загремели выстрелы. Это вынудило англичан остановиться и начать переговоры. Акбар-хан согласился пропустить колонну в обмен на заложников, однако его вероломство не знало границ. Едва только англичане вернули афганских заложников, обстрел возобновился. Тем временем всадники в очередной раз атаковали колонну, заставив англичан разбегаться во все стороны. Афганцы без разбора убивали военных и гражданских, а детей увозили с собой.

Перевал унес три тысячи жизней и лишил англичан всех припасов. Палаток осталось всего четыре, но ночующим в них было нечего есть и нечем обогреться. Остальным предстояло в который уже раз ночевать на снегу. Ночь, не сделав ни одного выстрела, погубила еще несколько сотен.

Истребление англичан продолжалось и в последующие дни. Не желая погибать от афганских пуль и мечей, кто-то кончал жизнь самоубийством, иные дезертировали. Однако афганцы убивали и дезертиров. Щадили лишь тех, за кого впоследствии можно было получить выкуп: офицеров, их жен и детей. Солдат, слуг и маркитантов убивали.

К началу пятого дня в живых оставалось не более трех тысяч англичан. Солдат среди них было всего пятьсот. Эльфи-бей сдался, чтобы впоследствии умереть в плену. Офицерские жены тоже сдавались вместе с детьми. Поход продолжался. Число идущих неумолимо уменьшалось. Но англичан впереди ждал новый кошмар – Джугдуллукский гребень, где афганцы устроили настоящую бойню. Стычки с небольшими афганскими отрядами начались еще вечером и продолжались всю ночь. В довершение ко всему снежный покров в этих местах был очень глубоким. К утру, когда англичане достигли Гандамака, их оставалось менее четырехсот человек.

Едва они успели занять позицию на склоне холма, как были окружены афганцами, требовавшими сдаться. «Не дождетесь!» – хмуро бросил им какой-то сержант, и его слова стали девизом уцелевших англичан. Он остался верен своему слову, и потому перед завершающей атакой за дело принялись афганские снайперы.

Да, к случившемуся на Джугдуллукском гребне подходило только одно определение – бойня. Бежать оттуда сумели лишь шестеро офицеров, пятеро из которых были убиты по пути в Джелалабад, куда добрался один Уильям Брайдон^[8]. Удар афганского меча снес ему часть черепа. Брайдона спасло то, что для тепла он затолкал в свою шляпу номер журнала «Блэквуд».

– Никогда бы не подумал, что эта старая пустопорожняя писанина про остров Лоллан может так пригодиться, – шутил он потом.

Из шестнадцати тысяч, покидавших Кабул шесть дней назад, до конечного пункта этого похода добрался он один.

Впрочем… реальная картина была несколько иной. История о том, как старина Уильям Брайдон один только и добрался до Джелалабада, выглядела очень впечатляющей. Настолько впечатляющей, что какое-то время она преобладала в общественном сознании. Увы, полной правдой назвать ее нельзя, поскольку уцелевших было больше, чем один. Однако средства и методы их выживания были не столь благородными, как у доктора Брайдона. Человек сделает что угодно, только бы остаться в живых, снова увидеть рассвет, поцеловать жену и детей и посмеяться за бокалом вина в дружеской компании. Да, были и другие, кто выжил в том губительном походе, хотя их подвиги едва ли вызвали бы рукоплескания. Им бы не воздали почестей, о них не сложили бы песен, а художники едва ли согласились бы запечатлеть их для потомков. Поступки этих выживших нельзя даже назвать «приключениями» в привычном понимании слова. Не было там ни приключений, ни безумной храбрости. Просто действия, направленные на выживание и не преследовавшие более никаких иных целей. Грязные, жестокие, безжалостные. Словом, сохранение собственной жизни за счет чужих.

Случилось так, что одним из участников того похода был полковник Уолтер Лавелл. Он являлся рыцарем ордена тамплиеров, где занимал не слишком высокое положение и не относился к числу тех, кто вызывал интерес братства. Но ассасины знали о существовании этого человека.

Почти перед самым уходом из Кабула к Лавеллу подошел некий капрал по фамилии Кавана.

– Сэр, мне бы очень хотелось поговорить с вами, – сказал этот Кавана утром накануне марша.

Видя в глазах капрала несомненную серьезность намерения, а также, если быть честным с собой, чувствуя некоторую опасность, исходящую от подчиненного, Лавелл кивнул. При других обстоятельствах полковник бы не снизошел до разговора с простым капралом. Но сейчас Лавелл пригласил Кавану отойти под тень кипариса, подальше от слуг и маркитантов, нагружавших телеги и навьючивавших лошадей. Казарменный двор напоминал потревоженный улей. Мужчины отдавали приказы, ругались и кряхтели под тяжестью переносимого груза. Женщины плакали, заламывая руки. Но все эти звуки перекрывали увещевания леди Флоренции Сейл – жены генерал-майора Роберта Генри Сейла^[9], – которую лучше всего описывало слово «грозная». Леди Сейл, без сомнения, считала поход на Джелалабад заурядной экскурсией, рядовым маневром, призванным продемонстрировать мощь английской армии. Следовательно, думать по-иному означало вести себя не по-английски и «праздновать труса».

– Прошу, перестань реветь, Флоренс, и займись чем-нибудь полезным, – увещевала она. – Эй, ты, осторожнее! Это самая лучшая мадера в моем походном винном погребе… А ты поаккуратнее с этим фарфором, иначе мои званые вечера в Джелалабаде утратят изящность. Я планирую устроить званый ужин через два дня. Уверена, познакомиться с высшим светом Джалалабада будет весьма занятно.

Стоя возле кипариса, капрал Кавана повернулся к Лавеллу и, глядя холодными, немигающими глазами, произнес:

– Ну и дура.

Двое мужчин находились на достаточном расстоянии от чужих ушей, однако полковник сердито зашипел в свойственной полковникам манере:

– Вы никак умом тронулись? Или дали увольнительные всем вашим правилам приличия? Капрал, вы знаете, с кем вы говорите? А о ком вы такое говорите, вам известно? Это же…

– Я прекрасно знаю, с кем я говорю о ком, сэр, – спокойно ответил Кавана. (Хладнокровия этому человеку, по-видимому, было не занимать.) – И как раз потому, что я знаю, с кем говорю, мне подумалось, что я могу говорить открыто. Прошу меня извинить, если я неверно оценил ситуацию. Тогда я вернусь к моим солдатам и продолжу готовить их к маршу.

Капрал приготовился было уйти, однако Лавелл из любопытства задержал его:

– Я готов вас выслушать. Только следите за своим языком.

Кавана и не подумал это сделать. Он намеревался изложить собственный взгляд на происходящее и при этом его совсем не заботила учтивость изложения.

– Вы знаете, каково расстояние до Джелалабада? До него сто пятьдесят километров. Отсюда выйдут шестнадцать тысяч человек, и только четверть из них – солдаты. Хорошо, если четверть. Остальные – весьма разношерстная публика: носильщики, слуги, женщины и дети. Искать среди них бойцов – занятие неблагодарное. А вам известно, сэр, в каких условиях будет совершаться поход? Двигаться придется по колено в снегу. Местность – хуже не сыщешь. Добавьте к этому крепчающий мороз. Теперь обратимся к Акбар-хану. Что сказать о нем? Он даром времени не терял. Путешествовал по горам, повсюду встречаясь с вождями местных племен и собирая подкрепление для своих грядущих злодеяний. Акбар-хану нарушить обещание – раз плюнуть. Едва мы выйдем за ворота, он начнет методично нас истреблять. Леди Сейл думает, что уже через два дня она устроит в Джелалабаде свой первый званый вечер. А я думаю, нам крупно повезет, если мы доберемся туда через две недели. Нам недостает оружия и боеприпасов. Такое же положение с едой, топливом и прочими необходимыми вещами. Поймите, сэр: этот поход обречен. Он погубит и нас, если мы не объединим силы и не начнем действовать.

Далее капрал рассказал Лавеллу, что в достаточной мере владеет языком пушту, и предложил поступить к полковнику денщиком. Но Лавелл еще не исчерпал весь запас гневных слов. Негодуя на капрала, он устроил тому разнос, велев впредь не быть столь наглым, а предательские мысли о дезертирстве – держать при себе.

– Жалкий подхалим! – гремел полковник. – Должно быть, вы надеялись втереться ко мне в доверие. Не знаю, зачем я вообще с вами говорю, но знайте, что я был и до конца останусь верным слугой генерала Эльфинстона.

В первый же день похода стало ясно: Акбар-хан вероломно нарушил все обещания, а Эльфи-бей действительно глуп. Ночью на привале, когда отовсюду слышались голоса раненых и умирающих, когда люди засыпали прямо на снегу, не зная, проснутся ли утром, всерьез перепуганный Лавелл пробрался в палатку Каваны и спросил, согласен ли капрал стать его денщиком.

– Я? Жалкий подхалим? – вопросом на вопрос ответил Кавана.

Он ничем не выдал мрачного удовлетворения при виде испуганного полковничьего лица. Кавана сделал вид, что раздумывает, затем ответил Лавеллу отказом и притворился обиженным. Так продолжалось, пока трясущийся полковник не извинился.

Наутро, когда британские уланы устремились на позиции афганцев в бесплодной попытке прекратить дальнейшие атаки противника, Кавана, Лавелл и верный полковнику сипай, чье имя в записях не упоминалось, дезертировали.

Их путь через холмы и перевалы был тяжелым и опасным. Они не отваживались подходить слишком близко к колонне, опасаясь, что их могут заметить. И в то же время удаляться от существующих дорог тоже было опасно. Из всех уголков исследованного мира горы и долины Афганистана считались едва ли не самыми суровыми и враждебными. Картину дополняли беспощадные январские морозы и опасность наткнуться на многочисленные кочующие племена.

Дезертиры накормили лошадей и двинулись дальше. Пройдя очередной отрезок пути по утесам и каменистым склонам, они вдруг обнаружили, что им самим нечего есть. В спешке они не позаботились о припасах. Когда на исходе третьего дня холодный ветер принес запах жарящегося мяса, их желудки насторожились вместе с остальными чувствами.

Вскоре они увидели пятерых горцев, устроивших привал рядом с тропой. Горцы сидели у костра, на котором жарилась дикая коза. По одну сторону – сплошные скалы, по другую – головокружительный обрыв.

Как и все английские солдаты, Кавана и Лавелл с должным уважением относились к афганским бойцам. Здешние места населяли воинственные племена. Ловкие, умелые афганские мужчины одним своим видом вызывали страх. Под стать им были и женщины. Сдирание кожи заживо и «смерть от тысячи ран» считались еще не самыми изощренными и жестокими.

Троица дезертиров пряталась за большим валуном. Суровый сипай был полон решимости, хотя и знал, как афганцы обращались с пленными сикхами. Лавелл молча уступил командование Каване, а тот благодарил Бога, что горцы не догадались выставить дозорного. Осторожно выглядывая из-за валуна, капрал оценивал обстановку.

Никаких обходных путей в этих местах не было и быть не могло. Продвижение вперед почти неминуемо означало сражение с горцами. Возвращение к колонне – расстрел за дезертирство.

Значит, сражение.

Все пятеро горцев были в длиннополых халатах. На голове – тюрбаны. Поблизости переминались с ноги на ногу лошади, нагруженные припасами, среди которых была и туша второй козы. По другую сторону от костра стояли поставленные шалашиком джезайлы – афганские ружья.

Кавана хорошо знал джезайлы. Имея длинные стволы, эти самодельные ружья стреляли дальше мушкетов «браун бесс», которыми были вооружены солдаты Эльфинстона. Колонну обстреливали почти исключительно из джезайлов, а при таком скоплении противника каждая пуля попадала в цель. Афганские снайперы стреляли не только пулями, но и гвоздями и даже мелкими камешками. Все это летело в отступающих англичан, чья потрепанная колонна находилась сейчас на двести пятьдесят метров ниже, в долине. По афганской традиции приклады всех джезайлов были затейливо украшены. На одном даже красовались человеческие зубы.

Но джезайлы заряжались с дула. Приглядевшись к ружьям, Кавана с облегчением заметил, что они не готовы к сражению. Впрочем, и заряженные, они не годились для ближнего боя. Горцы, конечно же, схватятся за хиберы – тесаки, висевшие у них на поясе. Великолепное оружие для поединков.

Кавана взглянул на своих спутников. Относительно сипая ему было известно, что это храбрый и опытный солдат, а вот насчет Лавелла он сомневался. Сам Кавана обучался в школе фехтовального искусства, основанной Доменико Анджело Тремамондо, и прекрасно владел холодным оружием.

(Здесь Призрак наткнулся на пометку, вероятно приписанную человеком, составлявшим досье на Кавану. Ассасин недоумевал: как это простому капралу посчастливилось обучаться в школе фехтования, находившейся в лондонском Сохо, в одном из особняков квартала Карлайл-Хаус? Вероятно, вопрос нужно было ставить по-другому: как выпускник знаменитой фехтовальной школы вдруг опустился до простого капрала? На листе с запиской Итан добавил одно слово. Его Призрак знал, поскольку в детстве изучал латынь, включенную в программу благодаря настойчивым просьбам Фрая. Слово «cave» на этом языке означало «Будь осторожен».)

Кавана понимал: ему выпал шанс показать Лавеллу, что он отнюдь не простой дезертир. Днем ранее Лавелл спросил о причинах, заставивших Кавану добиваться полковничьей благосклонности. Кавана промолчал. Но причины были. Кавана прекрасно знал, какое положение Лавелл занимает в ордене, и хотел воспользоваться этим. Кавана бесшумно вытащил саблю. Армейский мушкет он передал сипаю, жестом показав Лавеллу, чтобы готовил свой.

Молча Кавана объяснил спутникам ставившуюся перед ними задачу: убрать двоих горцев, находившихся слева.

Кавана чуть приподнялся на корточках, разминая икры. Затекшие ноги или судорога могли подвести его при внезапной атаке.

Которая тут же и состоялась. Кавана верил, что Лавелл и сипай не промахнутся. Он верил в элемент внезапности и, конечно же, в свое отточенное мастерство фехтовальщика. Почувствовав, что пора, Кавана выскочил из-за валуна.

Хлопнул мушкетный выстрел. Самый крайний левый горец с криком повернулся и рухнул. Следом раздался второй выстрел, не настолько меткий, но достаточный, чтобы другой горец упал, держась за живот. Пока третий горец тянулся за своим хибером, Кавана одним ударом вскрыл ему сонную артерию и проворно отскочил, дабы не попасть под фонтан крови.

Англичанин намеренно выбрал именно этот удар. Афганские воины отличались большой стойкостью и выдержкой, но даже они не могли спокойно смотреть на ярко-красную дугу, что пламенела в гаснущем свете дня. Оставшиеся горцы растерялись. Один левой рукой вытирал с лица кровь убитого товарища, а правой тянулся к своему кривому ножу.

Нож схватить он успел, но не более того. В воздухе сверкнуло лезвие сабли. Кавана ударил слева, полоснув по горлу неудачливого горца. Тот покачнулся, уронил тюрбан и упал сам. Кровь с шумом заливала его халат. Кавана попросту не успел развернуться и убить последнего афганца. Сзади послышался выстрел, однако пуля промчалась мимо, не задев горца. Боковым зрением Кавана увидел занесенный над ним хибер, но полностью увернуться от удара не сумел. Боли он не испытал, зато почувствовал обжигающее тепло собственной крови, струящейся по лицу.

(Приписка составителя досье: «NB. Этот шрам заметен на лице Каваны и по сей день».)

Сумей афганец сполна воспользоваться преимуществом, возможно, он покинул бы это место живым. Возможно, он даже сумел бы убить английского капрала, отомстив за смерть соплеменников. Но вместо этого горец бросился к лошадям. То ли он надеялся умчаться к своим за подмогой, то ли среди поклажи был спрятан заряженный пистолет. Афганские лошади отличаются такой же невозмутимостью, как и их хозяева. Но эти пятеро скакунов, увидев перепуганного человека, взвились на дыбы, разорвали поводья и понеслись кто куда.

Кавана мог лишь досадливо выругаться, глядя, как лошади исчезают из виду, а вместе с ними исчезают далеко не лишние припасы, включая и козью тушу.

Оскалив зубы, уцелевший афганец повернулся к Каване, замахнувшись хибером. Но Кавана был начеку. Он взмахнул правой рукой, чуть наклонив саблю и… Ему было приятно видеть ошеломленные глаза афганца, успевшие взглянуть вверх, затем повернуться влево. А секундой раньше острие сабли вонзилось горцу в щеку.

Наступила почти полная тишина. Горец, раненный в живот, корчился и стонал. Кавана оборвал его мучения, после чего вытер саблю о халат убитого, густо перепачканный кровью и уже ни на что не годный.

– Так, а теперь раздевайте их и поживей, пока их халаты не пропитались кровью, – велел он Лавеллу и сипаю, вышедшим из-за валуна.

Сипай проявил себя с лучшей стороны, и Кавана поздравил его с победой. Лавелл поздравил Кавану. Самого полковника не поздравил никто.

Они досыта наелись жареной козлятины. Правда, пока шло сражение, мясо успело немного пережариться, но зверски голодных англичан это не волновало. Они ели, набивая животы до предела, затем быстро переоделись в халаты и тюрбаны убитых, наскоро затерев следы крови. Тела горцев они завалили камнями, после чего двинулись дальше.

Весь следующий день дезертиры ехали, на пару километров опережая остатки колонны. Но даже на таком расстоянии их уши постоянно ловили звуки выстрелов. Порой холодный ветер доносил чей-то отчаянный крик. Кавана чувствовал себя все увереннее. Им удалось отыскать новую дорогу, пролегающую выше прежней. Теперь можно будет забыть о существовании колонны. На пятый день они снова наткнулись на афганцев. Только это уже были не одиночки, а достаточно крупный кочевой военный лагерь. Кавана и его спутники оказались на задворках лагеря, где их ожидало еще одно, самое трудное испытание.

21

Размышляя о той встрече, Кавана придет к выводу, что они наткнулись на кочевой лагерь одного из военачальников Акбар-хана. Племенной вождь, командующий лагерем, мог перемещать его в нужное место и уже оттуда отправлять снайперов, которые занимали позиции по пути следования колонны и обстреливали англичан из своих джезайлов, сея смерть и панику. Зная тайные тропы, афганские конники спускались в ущелье и атаковали тыловые, наименее охраняемые части колонны, безжалостно убивая слуг, женщин и детей и забирая то немногое, что еще оставалось в обозе.

Здесь-то и пригодилось знание Каваной пуштунского языка. Фактически оно спасло им жизни. Дезертиры едва успели перебраться на другой склон холма – их лошади скользили и спотыкались на обледенелой каменистой дороге, – как вдруг их окрикнул дозорный.

Слава богу, что на них были халаты и тюрбаны. Издали дозорный принял их за своих. Едва он прокричал приветствие, Кавана, быстро сориентировавшийся в сложившейся ситуации, сделал то же самое. Замешательство или, хуже того, попытка скрыться могли окончиться трагически.

Меж тем дозорный подал сигнал остановиться. Расстояние между ним и дезертирами было метров двести. Сам дозорный только что вышел из-за скалистого прикрытия. За спиной у афганца висел джезайл. Кавана силился разглядеть черты его лица, но дозорный поднес ко рту сложенные ладони и снова прокричал на языке пушту:

– Привет!

Кавана лихорадочно соображал, как им вести себя дальше. Подъезжать ближе было опасно: в них сразу распознают самозванцев. Если молча повернуться и поскакать обратно, это вызовет еще больше подозрений. Афганцы, конечно же, пустятся в погоню, а поскольку все они – прекрасные наездники, исход преследования можно было легко предсказать заранее.

– И что нам теперь делать? – с беспокойным блеском в глазах спросил Лавелл, сидевший позади Каваны.

– Заткнитесь, – прошипел капрал, которому не было дела до взвинченных полковничьих нервов. – Я думаю. Что бы ни случилось, оба молчите и следуйте моим указаниям.

Дозорный опять поднес руки ко рту и окликнул невидимых соплеменников. Вскоре появились и они. Их было шестеро или семеро. Кавана мысленно выругался. Похоже, это никакие не задворки, а едва ли не центр афганского лагеря. Афганцы молча рассматривали пришельцев. Один или двое прикрыли ладонями глаза, чтобы низкое зимнее солнце не мешало смотреть. И наверняка у каждого в голове вертелся вопрос: почему трое путников мешкают, не подъезжая ближе.

Но Кавана по-прежнему не мог решить, что же им следует предпринять. Повернуть назад нельзя. Подъехать ближе – тоже. Если с ним завяжут более обстоятельный разговор, сразу выяснится его недостаточное знание местного языка.

Один из афганцев снял со спины ружье. Кавана опередил возможное развитие событий. Раньше, чем афганский воин поднес ружье к плечу, Кавана крикнул:

– Мой добрый друг, мы возвращаемся после охоты на английских трусов. С нами пленный сикх. Этот мерзавец раздобыл нашу одежду и пытался сбежать от своих.

Афганцы засмеялись. Сипай, не знавший ни слова на пушту, невозмутимо сидел в седле. Привыкший доверять англичанам, он и представить себе не мог, какую участь готовит ему Кавана.

– Что вы им говорите? – не выдержал Лавелл.

– Тише! – шикнул на него Кавана и снова заговорил на пуштунском: – Наш трофей мы оставляем вам в качестве подарка вашим женщинам, а сами налегке двинемся дальше.

С этими словами Кавана вытащил украденный хибер и быстро взмахнул им, делая вид, будто обрезает веревки, стягивавшие руки сипая.

– Сэр, что вы делаете? – обеспокоенно спросил он, поворачиваясь к капралу.

Кавана нагнулся, схватил сипая за ногу и выдернул из седла, одновременно полоснув кривым афганским ножом по ахиллову сухожилию солдата. Движение было точным и безжалостным.

Пока афганцы хохотали и глумились над пленным, Кавана помахал им на прощание, после чего он и Лавелл развернули лошадей. Сипай попытался встать, но покалеченная нога подвернулась. Из раны хлынула кровь, и он снова повалился на мерзлую землю, всхлипывая и бормоча: «Сэр! Сэр!»

Однако англичане бросили его, отдав жизнь сипая в руки афганских женщин, чтобы те заживо содрали с него кожу или нанесли тысячу ран. Кавана и Лавелл оставили безымянного сипая умирать страшной смертью, чтобы самим остаться в живых.

– Боже правый, капрал, это все-таки было жестоко, – заметил Каване Лавелл, когда через некоторое время они устроили привал.

– Иначе афганцы убили бы всех троих, – ответил капрал.

Ночью они слышали звуки выстрелов. Обоим казалось, что ветер доносит издалека крики сипая, за которого принялись афганские женщины.

22

Внутри Призрака все бурлило от ненависти к Каване. Когда через месяц он на кладбище вступился за жизнь Мэгги, пьяный аристократ наглядно показал ему силу инстинкта самосохранения. Стремление остаться в живых – это было Призраку понятно. Но как можно с легкостью погубить другого человека, оставив умирать вместо себя? Обречь на смерть того, кто служил тебе верой и правдой? (Наверное, потому он никогда и не сможет по-настоящему выполнять задания, связанные с хладнокровным устранением людей.)

Интересно, преследовало ли Кавану во сне лицо этого сипая? Способен ли вообще Кавана что-либо чувствовать?

Призрак читал дальше. Кавана и Лавелл прибыли в Джелалабад через день после триумфального возвращения туда Уильяма Брайдона. Однако появление полковника с капралом было окутано тайной и слухами и особо не афишировалось.

По пути в Джелалабад эти двое сочинили правдивую и достаточно подробную историю о том, как их отсекли от кавалерийского подразделения, а потом они сбились с пути. Оба крепко держались своей версии, однако в джелалабадском гарнизоне ходили слухи о дезертирстве. Лавелл никогда не считался особо храбрым офицером, но когда 7 апреля 1842 года джелалабадский гарнизон атаковал позиции Акбар-хана, Кавана проявил себя с самой лучшей стороны, сражаясь умело и неукротимо.

Следующей заметной вехой в биографии Каваны стали события, произошедшие через несколько лет после его возвращения в Англию, когда он занял определенное положение в ордене тамплиеров. Вскоре после этого полковник Уолтер Лавелл погиб в результате несчастного случая. По мнению ассасинов (что явствовало из досье), Кавана не только порекомендовал собратьям устранить полковника, но и сам участвовал в экзекуции.

Вплоть до этого момента Призрак недоумевал: зачем ему знать о каком-то Каване?

Вскоре он понял зачем. Ассасины вновь заинтересовались Каваной, когда тот нежданно-негаданно занял солидный пост в компании, ведущей строительство первой в мире подземной железной дороги. Кавана был назначен директором столичных железных дорог и стал непосредственно руководить земляными работами.

Теперь Призрак потихоньку начинал понимать, что же происходит вокруг него.

Приехав в Англию, он выполнил требования Итана: нашел себе жилье в туннеле и устроился на работу в «Столичные железные дороги», хотя и не на столь высокую должность, как Кавана. Призрак видел закладку шахты на Нью-роуд. Видел деревянные домики на колесах, телеги, груженные балками и досками, и людей с лопатами и кирками. Эти шагали рядами, словно армия на марше.

В пабе Призрак купил у какого-то пьянчуги лопату, вырезал на ней «Бхарат Сингх» и примкнул к армии землекопов. Усилиями таких, как он, туннель становился с каждым днем все длиннее, а Нью-роуд – свидетельница лондонского прошлого – превращалась в важную часть лондонского будущего. Никогда еще эта улица не видела столько лошадей и телег, не говоря уже о сотнях землекопов. С каждым днем на Нью-роуд делалось все шумнее. Шуршали лопаты, звенели кирки. Вскоре к ним добавился грохот различных механизмов, приводимых в действие паровыми машинами. Работы велись круглосуточно, и на ближайший год о тишине можно было забыть.

Посередине туннеля через равные промежутки ставились мощные деревянные опоры. Намечались места устройства вентиляционных шахт. Выкопанной землей нагружали железные ведра, чтобы затем медленно, словно нехотя, поднять их на поверхность, перегрузить в телеги и отправить на починку наземных дорог и засыпку ям. Чаще всего ямы засыпали где-то поблизости, и это вносило свою ноту в неумолчную какофонию стройки.

Призрак был свидетелем всех проблем, возникавших в процессе строительства. На бумаге все выглядело сравнительно просто. Строительство велось сразу на двух участках: от Паддингтона до Юстон-роуд и от долины речушки Флит до центра города. Но земля была нашпигована газовыми, водопроводными и канализационными трубами. Почва вдоль Юстон-роуд состояла преимущественно из песка и гравия и требовала дренажных работ. А в районе Маунт-Плезант строительство открытым способом оказалось невозможно, и там пришлось рыть настоящий туннель.

На глазах у Призрака менялся и окружающий мир. Исчезали грязные, убогие улочки, теснившиеся возле речушки Флит. Там снесли тысячу домов, и двенадцать тысяч их обитателей (жуткая статистика, если вдуматься) перебрались в другие трущобы.

Некоторые нашли пристанище в туннеле под Темзой. Наверное, им пришлась по душе тамошняя безопасная обстановка, созданная стараниями Призрака. Во всем этом процессе наблюдалась определенная цикличность, доступная его пониманию.

Призрак всегда работал босиком. Естественно, это бросалось в глаза, как и цвет его кожи. Во всем остальном он ничем не отличался от прочих землекопов. Зная, что он способен на большее, Призрак помнил наставления Итана и никогда не старался прыгнуть выше головы или взвалить на себя груз потяжелее. Если рядом кто-то шутил, он смеялся; правда, не слишком громко, чтобы его голос не выделялся среди остальных смеющихся. Все это позволяло и ему самому не выделяться из толпы. Призрак не делал себе никаких послаблений, постоянно оставаясь бдительным. Эта бдительность отнюдь не была излишней. Благодаря ей, когда настанет время глубже проникнуть в стан противника, он сумеет выдержать любые проверки. В нем должны видеть Бхарата – нищего, но добросовестного индийского работника, которого не за что презирать и не в чем подозревать. Это обличье он обязан поддерживать постоянно.

Оно – залог его выживания.

Призрак помнил день, когда впервые увидел Кавану. Индиец тащил из траншеи ведро с землей, чтобы опорожнить в телегу. Напротив открылась дверца передвижной конторы, и в проеме появилось знакомое Призраку лицо. Это был не Кавана, а Марчант – начальник стройки. Он торопливо называл имена и передавал ведомости расчетчикам, которые приходили на стройку по пятницам, садились за стол и выдавали жалованье. Расчетчики всегда болезненно морщились, отдавая честным трудягам деньги, словно платили землекопам из собственного кармана. Марчанта Призрак хорошо знал. Проныра с льстивым гнусавым голосом.

Вслед за Марчантом из передвижного офиса вышел Кавана.

Призрак узнал его по шраму, что тянулся под правым глазом почти на пять сантиметров. Сами глаза бывшего капрала были жесткими. Острый подбородок. Всякий раз, когда Призрак видел Кавану, он не мог понять, о чем думает этот человек.

– Я хочу выяснить, что́ они затевают, – сказал тогда Итан.

Простившись в индийской гавани, они встретились через три месяца в саду приюта. Итан увел Призрака в ту часть сада, где листва полностью скрывала их от посторонних глаз. Там учитель пристально осмотрел бывшего ученика, уделив внимание нищенской одежде Призрака и всему его облику.

– Очень хорошо, – закончив осмотр, произнес Итан. – Очень хорошо. Ты ничем не отличаешься от всей прочей бедноты.

– Я работаю землекопом, как вы и велели, – пояснил Призрак.

– Знаю, – улыбнулся Итан. – Я все время слежу за тобой.

– Благоразумно ли это?

– А почему, собственно, нет?

В ответ Призрак пожал плечами и развел руками.

– Потому что может ненароком раскрыть тайну, которой я себя окружил.

– Вижу, я хорошо тебя научил, – улыбнулся Итан.

– Вам стоит следовать тем же правилам.

– Думаю, ты не обидишься, если я не приму совет от такого щенка, как ты.

Итан улыбнулся, стараясь выдать свои слова за добродушное подшучивание, но глаза у него оставались каменными.

– А знаете, вам не стоит подпирать подбородок основной рукой, – сказал Призрак. – Это опасно.

– Ого! – удивленно вскинул брови Итан. – Никак ученик превратился в учителя? Какие еще азы премудрости ассасинов мне стоит постичь?

– Вы рискуете пораниться своим же клинком.

– Я намеренно обманываю моих потенциальных противников.

– Здесь нет никаких противников.

– Так кто из нас беспечный?

– Учитель, я не называл вас беспечным. Я лишь сказал, что ошибки иногда случаются даже у самых лучших из нас.

Призрак не хотел придавать своим словам большого значения, это вышло само собой. Юноша понадеялся было, что наставник пропустил последнюю фразу мимо ушей. Но когда Итан Фрай пропускал что-либо мимо ушей? А если и пропускал, то интуиция и инстинкты уж точно никогда его не подводили.

– Ты считаешь меня беспечным? – спросил Итан.

– Я этого не говорил.

– Тебе и не нужно было говорить.

Призрак отвел взгляд. Он так ждал этой встречи. Часть его рассчитывала на похвалу учителя. И вот непонятно каким образом их разговор зашел совсем не туда.

Когда юноша снова отважился взглянуть на своего старого друга и учителя, его взгляд наткнулся на жесткие и даже злые глаза Итана. И все же Призрак решился обратиться к нему с просьбой.

– Учитель, можно мне примерить ваш скрытый клинок?

Лицо Итана смягчилось.

– А почему тебе этого хочется? Наверное, интересно проверить, хорошо ли я за ним слежу?

– Я просто хочу снова ощутить клинок на своей руке. Напомнить себе, кто я.

– Напомнить, что ты – ассасин? Или пробудить воспоминания о родном доме?

– Может, то и другое, – смущенно улыбнулся Призрак.

Итан снова нахмурился:

– Лучше не стоит. Клинок точно настроен под мою руку.

Призрак вздохнул и понимающе кивнул.

– Ты как будто кол проглотил! Нельзя же воспринимать все так буквально, – расхохотался Итан. – Конечно, ты можешь примерить мой клинок.

Итан завернул рукав плаща и потянулся к пряжкам…

Через некоторое время, уладив разногласия, о которых вслух не было сказано ни слова, Итан и Призрак снова замолчали. Сквозь листву просвечивали бронзовые огни приюта. От них веяло покоем. Не верилось, что всего в нескольких сотнях метров шумит и гремит стройка подземной железной дороги. Ее линия напоминала согнутую руку, и место встречи находилось вблизи локтя. Грейс-Инн-Лейн-роуд, Нью-роуд – средоточие шума и грохота.

Итан закончил перенастройку скрытого клинка, щелкнул пружиной. Такой знакомый звук. Фрай был прав: скрытый клинок пробуждал в Призраке тоску не по ремеслу ассасина, а по покинутому родному дому.

Англичанин согнул руку, проверяя механизм на случайный выброс лезвия. Убедившись, что все в порядке, он удовлетворенно похлопал себя по бокам.

– Может, настало время узнать о цели моей миссии? – спросил Призрак.

– Думаю, ты уже догадался, что она как-то связана с нашим приятелем Каваной.

Призрак кивнул:

– Досье на него оказалось занимательным чтением.

– Его положение в «Столичных железных дорогах» – пример того, какой огромной силой нынче обладают лондонские тамплиеры. Их звезда стремительно восходит. У тамплиеров есть неоспоримые преимущества. Они знают о том, что орден ассасинов в Лондоне слаб, хотя сомневаюсь, что им известно, насколько мы слабы. Говоря «мы», я имею в виду себя и еще одного члена братства, живущего не так далеко отсюда. Теперь к нам добавляешься ты.

– И все?

– И все, мой дорогой мальчик. Наши возможности бросить вызов превосходству тамплиеров невелики. Самое лучшее, на что мы способны, – это совершать маленькие вылазки и мешать их побочным действиям. Такое нам по силам, и мы будем это делать. Действуя подобным образом, мы попытаемся узнать, что́ же в этом районе их так заинтересовало.

– В этом районе?

– Да. Они интересуются определенным участком на северо-западе Лондона. Мы думаем, тамплиеры пытаются что-то откопать. Возможно, одну из частиц Эдема.

– Такую же, как бриллиант Кохинур?

– Возможно, что-то вроде того. Кто знает? Предположительно, тамплиеры ищут нечто, связанное с Первой цивилизацией, с Теми-Кто-Пришел-Раньше. К сожалению, мы не располагаем ресурсами для исследований данного вопроса на любом из верхних уровней. В этом наша беда.

Но в этом, конечно же, есть и свое преимущество. Пока мы не вмешиваемся, тамплиеры считают, что мы не усматриваем в их действиях ничего подозрительного. В результате они теряют бдительность. И все равно нынешнее состояние дел весьма печально. Мы ведь и представления не имеем, насколько глубоко орден тамплиеров проник в лондонское общество. Нам известна лишь горстка имен.

Призрак кивал. Услышанное отчасти удовлетворило его любопытство, но не развеяло всех сомнений. Итан расстегнул плащ, внутри которого находился обширный карман для документов, стянутый коричневым кожаным ремешком. Приподняв клапан, Фрай вытащил еще одно досье. Внешне оно выглядело так же, как досье на Кавану. Протянув документ Призраку, Итан молча смотрел, как парень принялся листать страницы, впитывая сведения об именитых и деятельных лондонских тамплиерах.

Начинался список, конечно же, с нынешнего великого магистра английских тамплиеров Кроуфорда Старрика, владельца нескольких заводов, телеграфной компании и компании Миллнера. Не кто иной, как Чарльз Диккенс, однажды назвал Старрика великим рельсовым бароном. Далее следовал Бенджамин Раффлс, одна из ключевых тамплиерских фигур, «глава службы безопасности» у Старрика. Еще одно имя, напрямую связанное со Старриком, – Хэтти Кэдуолладер – хранительница Национальной галереи, где находилась внушительная коллекция произведений искусства, принадлежащих великому магистру.

Следующая ключевая фигура – Честер Суайнборн, сумевший проникнуть в лондонскую полицию. Далее шли имена Филиппа «Плутоса» Тапенни и Фрэнсиса Осборна – управляющего и одного из менеджеров Банка Англии соответственно.

Правой рукой Старрика была Люси Торн. Она специализировалась на оккультизме. Призраку доводилось видеть на стройке и ее, и Старрика. Далее шел Руперт Феррис – владелец металлургических заводов. Его тоже видели на стройке. Появлялся там и некто Максвелл Рот. Он не состоял в рядах тамплиеров, но помогал создавать подконтрольные им лондонские шайки.

Доктор Джон Эллиотсон. Итан знал его лично. Этот доктор прославился созданием «панацеи» – «Успокоительного сиропа Старрика».

Далее в списке шел Пёрл Аттауэй – владелец транспортной компании и родственник Старрика. Фигурировал там и главарь шаек Рэксфорд Кейлок. Наконец, еще одно имя – подлый фотограф Роберт Во, которого Призрак знал уже довольно хорошо.

А перечень имен продолжался: сэр Дэвид Брюстер, Джонни Бойлер, Малькольм Миллнер, Эдвард Ходсон Бейли, Джеймс Томас Браднелл, известный также как «лорд Кардиган», какой-то лейтенант Пирс, ученый Рейнольдс…

Список казался бесконечным.

– Слишком обширное досье, – сказал наконец Призрак.

– Да уж, обширное, – печально улыбнулся Итан. – И это лишь те, о ком нам достоверно известно. А кто им противостоит? Только нас трое. Но у нас есть ты, мой дорогой мальчик. Однажды ты начнешь вербовать своих осведомителей. И кто-то из них вполне может оказаться среди этой пестрой компании.

23

Время перевалило за полночь. День, когда в траншее нашли тело, стал позавчерашним. Отработав смену, Призрак отправился домой. Проходя мимо кладбища, он по привычке взглянул на могильный камень, с помощью которого Итан общался с ним. Как всегда, камень…

Нет, не как всегда. Сегодня камень был наклонен вправо. «Опасность». Не что-то вроде слежки людей Каваны, о которой Призраку и так было известно, а что-то куда более серьезное. В том числе и то, что Итан, как и раньше, продолжал исподволь следить за своим подопечным.

Призрак решил пока сосредоточиться на более насущной задаче. За ним действительно шли трое. Один из них покинул стройку на несколько минут раньше Призрака. Едва ударил колокол, возвещавший пересменку, Призрак заметил, как Марчант слегка кивнул одному из троих мо́лодцев, которые постоянно околачивались то возле конторы, то возле рабочих. Звали их Харди, Другой Харди и Смит. Привычку называться по фамилии они либо добровольно, либо принудительно переняли от Каваны. Официально эти трое были наняты для охраны, хотя многие именовали их «карателями». Особый сорт людей, готовых отделать кого укажут, если хорошо им заплатить. Призрак не сомневался, что этим троим не чужды обязанности палачей. Они служили тамплиерам, являясь боевой силой ордена, и Призрак также об этом знал. К тому же они были профессионалами. Рослые, крепкие, бдительные. Никто не видел, чтобы они, позевывая, обменивались анекдотами или заигрывали с проститутками, которые постоянно бродили вдоль забора в поисках клиентов. К своей работе эта троица относилась весьма серьезно.

Однако с самого начала слежки Призрак убедился: действовать скрытно они не умеют. Другой Харди (это он покинул стройку по сигналу Марчанта) теперь стоял, привалившись к ручной тележке, и демонстрировал наигранное безразличие, как будто он и не высматривал Призрака в толпе рабочих, расходившихся после смены. Заметив индийского парня, Другой Харди тут же расстался с тележкой и «непринужденно» двинулся дальше. Всем своим видом он показывал, что просто идет по своим делам и вовсе не собирается держаться на должном расстоянии впереди Призрака.

Вряд ли слежка ограничивалась одним «карателем». Кто-то должен был «пасти» Призрака сзади. Возможно, оба: Смит и Харди. И такой расклад вполне устраивал юношу, поскольку вынуждал всех троих играть по его правилам.

«Надеюсь, друзья мои, вам понравится эта чудесная длительная прогулка», – сказал Призрак себе.

Он то прибавлял шагу, то шел совсем медленно. Призраку хотелось порядком измотать «карателей» и в то же время ничем себя не выдать. Пусть думают, что он не знает о своем «эскорте».

Так продолжалось, пока он не подошел к туннелю под Темзой. Людные места давно остались позади. Другой Харди теперь выглядел одиноким пешеходом. Когда Призрак достиг входа в туннель, громила нагнулся, делая вид, что завязывает шнурок. Проведя целый день под землей, Призрак вновь спускался туда, чтобы провести там и ночь.

Оказавшись в ротонде, Призрак остановился возле закопченных статуй и обветшалого убранства этого некогда красивого и даже роскошного места. Юноша стоял, задрав голову, и словно наслаждался видом ночного туннеля. Довольно скоро вверху послышались шаги. Призрак улыбнулся. Отлично. Пока все шло по плану. Пусть посмотрят, где он живет.

– В ближайшие дни здесь могут появиться незваные гости, – сказал Призрак Мэгги, добравшись до их ниши.

По пути он проведал Чарли и, как всегда, дал мальчишке хлеба. Потом заглянул к Джейку. Сломанная кость на ноге старого бедолаги успешно срасталась. Пожелав калеке спокойной ночи, Призрак отправился дальше, во тьму туннеля, отчасти похожего на склеп. Он шел мимо ниш, и в каждой ночевали люди. Одеялами им служили те же лохмотья, в которых они проводили дни.

Кто-то спал. Кто-то молча провожал юношу взглядом. Иные приветственно махали руками: «Привет, Бхарат», «Здравствуй, парень». Другие просто подмигивали.

Одних Призрак знал по именам, других еще и по роду занятий. К примеру, Олли был «собачьим золотарем»^[10]. Он собирал по улицам собачье дерьмо и продавал на рынке Бермондси. Скверно только, что непроданный товар Олли приносил домой. Всякий раз, проходя мимо него, Призрак задерживал дыхание, но все равно не забывал приветливо махнуть рукой. У кого-то в нишах горели свечи, и Призрак был благодарен им за свет. Но хватало и тех, кто экономил каждый пенс. Эти лежали в темноте, дрожа от холода и глотая слезы. Еще несколько часов, и наступит стылый рассвет, начнется очередной день выживания, губительного для тела и души. Как и вчера, вокруг будет шуметь и бурлить Лондон – самый современный город мира. Сияющий бриллиант великой империи ее величества.

Мэгги сидела возле костерка. По вечерам она варила жиденький суп, наливая его в миски всем желающим. Этот суп называли хлёбовом. Обитатели туннеля благодарили Мэгги: кто вслух, кто простым кивком. Но все они – щедрые на похвалы и молчуны – опасливо поглядывали туда, где в нескольких шагах от Мэгги свет проигрывал сражение с тенями. Там в прямом и переносном смысле правила тьма. Обитатели туннеля молча благодарили Бога, пославшего им этого индийского парня. Кто знал его имя, кто называл его просто «парнем Мэгги». Главное, он навел в туннеле порядок, и теперь в нишах можно спать, не опасаясь ночных нападений.

Мэгги и Призрак сидели рядом, прислонившись к влажной стене туннеля. Возле их ног догорал костер. Мэгги подтянула колени к подбородку и обхватила плечи, чтобы было теплее. Ее длинные седые волосы («мои ведьмины волосы», как говорила она) свешивались на подол грязного серого платья. Башмаки Мэгги не имели шнурков, поскольку так ее устраивало больше. Она постоянно твердила, что ненавидит ощущение «связанности». Давным-давно («гораздо раньше, чем у твоего отца в известном месте появился намек на тебя») Мэгги увидела картинки, изображавшие китаянок. Больше всего ее ужаснули колодки на ногах тех женщин. После этого она навсегда избавилась от шнурков. Мэгги умела сопереживать другим.

Вот и сейчас, услышав от Призрака новость, она искренне опечалилась и испугалась за юношу.

– Чего это им понадобилось приходить за тобой? – спросила старая женщина.

– Не за мной. Они станут расспрашивать обо мне, и кто-то наверняка укажет на тебя, – объяснил Призрак.

– Это уж как пить дать! – горделиво фыркнула Мэгги. – Меня здесь всякий знает.

Мэгги было недостаточно помогать людям. Ей нравилось, что люди знают о ее помощи и ценят ее усилия.

– Еще бы тебя не знали, – улыбнулся Призрак. – Я лишь прошу тебя быть осторожной и не наговорить лишнего.

– Что значит лишнего? – нахмурилась Мэгги.

– Кто-то из здешних обязательно скажет, что я защищаю тебя от воров и бродяг. Словом, от всего сброда, что гнездится в самом конце туннеля. Такие слова мне на пользу. Те, кто будет спрашивать, поймут: в случае чего я могу и кулаки в ход пустить. Ничего страшного в этом нет, но вот приукрашивать мои способности ни в коем случае не стоит.

– Не забывай, я видела, как ты дерешься, – понизила голос Мэгги. – Никакое это не приукрашивание.

– Вот об этом, Мэгги, я и толкую. Я совсем не хочу, чтобы ты им рассказывала о таких вещах. Тот, кто может дать сдачи, совсем не обязательно мастер этого дела. Теперь тебе понятно?

– Да вроде начинает доходить.

– Наверное, они будут дотошно расспрашивать о нашей первой встрече… Говори, что захочешь. Например, нашла меня пьяным в канаве. Только не рассказывай им про события на кладбище.

Мэгги потянулась к его руке. Призрака удивило, что ее высохшая рука почти такая же смуглая, как его собственная.

– Бхарат, неужто ты попал в беду?

– Я тронут твоей заботой.

Женщина усмехнулась:

– Я ж только что сказала: видела я, как ты дерешься. Это другим беспокоиться надобно, но…

– Но… что? – опустив голову, спросил юноша.

– Я видела и другое. Помню, с какой неохотой ты убивал того высокородного мерзавца. Видела, как весь твой пыл куда-то делся, будто вылили его из тебя, как вино из бутылки. Поняла я тогда: ты здорово умеешь убивать, но совсем не любишь это занятие. А злодеев на своем веку я пересмотрела более чем достаточно. Им кому-нибудь зубы выбить – плевое дело. И не то чтобы их кто-то оскорбил, а так – пива перебрали и руки зачесались. Но не такие они безмозглые, чтобы на всех без разбора с кулаками лезть. Они горазды бить тех, кто послабее, кто отпора не даст. Бог мне свидетель, у меня двое таких мужей было. Но видела я и других. Те никогда первыми не лезли, но уж если их тронули – в долгу не останутся. Может, кто-то из них и гордился, что проучил разную дрянь да пьянь. А может, сделал дело и забыл.

Призрак молчал.

– А вот такого, как ты, я видела впервые… чтобы человек так умело сражался и делал это с такой неохотой. – Мэгги тряхнула седыми кудрями. – Я потом много про тебя думала. Все пыталась угадать, откуда тебя принесло. Может, думаю, он из армии дезертировал. Но не из-за трусости. Таких храбрецов, как ты, еще поискать. Тогда, наверное… как это у них называется? Кажется, «по соображениям совести». Но правды я все равно не знаю, а теперь тебя послушала и поняла: лучше и не знать. Зато я знаю другое: у тебя большое сердце. В этом мире нет места для таких, как ты. Этот мир пожирает людей с большими сердцами. Высасывает все соки, а потом выплевывает кожуру. Спрашиваешь, беспокоюсь ли я? Да, парень, беспокоюсь. Спросишь почему? Вот по этому самому.

24

Вместе с другими землекопами Призрак дожидался начала смены. Он думал о тамплиерах. Удалось ли им найти вожделенный предмет, оставленный древней цивилизацией? Какой громадной силой может он обладать?

Призрак мысленно перенесся в Амритсар, что делал очень часто. Воспоминания были его единственным богатством. Он навещал Амритсар своего детства и юности с благоговением верующего, замершего перед святыней. Призрак думал о бриллианте Кохинур, о необыкновенной силе этого камня, которую видели его родители и Итан. Кохинур казался ему дверью в другие миры, источником более глубоких знаний и понимания. Картой, указывающей человечеству путь в лучший мир.

Но что было бы, попади этот могущественный предмет не в те руки?

Воображение рисовало Призраку страшные картины. Он видел десятки мужчин и женщин, превращенных в рабов. Их положение было еще хуже, чем у землекопов в туннеле. Возможно, даже хуже, чем у рабочего скота. Ими помыкали наглые, ухмыляющиеся хозяева, что жили в роскошных домах. Смысл древних символов они извращали в угоду своей идеологии. Призрак видел мир, полный боли и страданий. Мир, лишенный надежды.

Ударил колокол. Заступающая смена едва обращала внимание на уходящую. Они казались двумя армиями на встречном марше, у которых не было побуждения сражаться и которые одинаково месили грязь, унося драгоценные орудия труда. Дальнейший путь Призрака пролегал по нескольким лестницам. Спустившись в шахту, он подошел к месту, где уже трудились землекопы. За счет промежуточных смен работа не прекращалась ни на минуту. Рыть землю – работа грязная. Вскоре и Призрак, и остальные землекопы покрылись земляной пылью. Под землей не обращали внимания на цвет кожи. Главное – твои способности к работе и скорость, с которой ты ее выполняешь. И когда сосед здоровался с тобой или подбадривал добрым словом, его не волновало, откуда ты родом.

Согласно правилам, колокола должны были звонить каждый час. Но либо Марчант игнорировал правила, либо Призрак не слышал звона. Время для него тянулось непередаваемо долго. Копать, копать, копать. Неумолчно скрипели лопаты, звенели кирки. Далеко не все землекопы были молчунами. Люди переговаривались. Чьи-то голоса звучали громче остальных. Таких рабочих звали «комедиантами». По их словам, они не давали остальным впасть в уныние.

Многие предпочитали работать на кранах, где была возможность видеть солнечный свет. Стрела крана напоминала стрелку часов, а ее движение отмечало прохождение времени. Но Призрак не рвался на поверхность. Казалось, под землей он отдыхал от надземного шума и грохота. Копать, копать, копать, словно землеройная машина. Его разум уносился домой, где он снова был Джайдипом.

И потом, находиться под землей вошло у него в привычку.

25

– Если меня не подводит зрение, передо мной не кто иной, как констебль полиции Обри Шоу, личный номер семьдесят второй, подразделение F Ковент-Гардена, – сказал Абберлайн. – И что же он делает здесь, на Риджент-стрит, интересно знать?

Круглолицый, толстый и довольно угрюмый на вид полицейский оторвался от пивной кружки и с нескрываемой неприязнью уставился на Абберлайна. Усы и верхняя губа толстяка блестели от пены.

– А если меня не подводит зрение, передо мной не кто иной, как констебль полиции Фредерик Абберлайн, личный номер пятьдесят восемь, подразделение D Мэрилебон. И он тоже забрел довольно далеко от того места, где ему положено находиться, а потому может взять свои домыслы и засунуть их куда подальше, – язвительно отозвался Шоу.

– Какие еще домыслы? – отозвался Абберлайн. – Я прямо заявляю, что ты, дружище, отлыниваешь от службы и я застукал тебя на месте преступления.

И это было чистой правдой. Оба констебля находились далеко от участков несения службы, поскольку встретились в пабе «Зеленый человек» на Риджент-стрит. Не найдя Обри на участке, Абберлайн направился сюда, зная, что тот является завсегдатаем заведения. Обри обожал крикет, а «Зеленый человек» был пристанищем игроков и поклонников этой игры. В витрине красовались биты, стойки и прочие атрибуты крикета. Это очень устраивало Обри и позволяло ему потягивать пиво вдали от посторонних глаз.

– Я вовсе не отлыниваю от службы.

– Тогда как называется твое времяпрепровождение? Не нравится слово «отлынивание», назовем это по-другому: ты смотался в «Зеленого человека». Или улизнул, чтобы нагрузиться пивом. Перемена слов не меняет их смысла.

Обри понурил плечи:

– Я не отлыниваю и не увиливаю от службы. Это больше похоже на… заползание в укромное местечко. Туда, где никто не заметит твоего дрянного настроения. Вот как это называется.

– А в связи с чем у тебя дрянное настроение, Обс?

Обри сидел у стойки. Абберлайн присел на соседний табурет. К нему тут же подошел бармен в чистом белом фартуке, но Абберлайн покачал головой, поскольку Усердный Фредди на службе не пил.

Шоу достал из верхнего кармана мундира сложенный листок бумаги и протянул Абберлайну. В верхней части листка крупными печатными буквами на манер броского газетного заголовка было написано: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Дальше шел рисунок углем, изображавший человека в длиннополом плаще и с невероятно длинным ножом в руке.

– Парни в отделении сейчас вовсю гогочут надо мной, – вздохнул Обри.

– С чего бы это?

– Двойное убийство в трущобах Олд-Никол. Думаю, ты слышал. Я нашел свидетельницу, которая видела…

– Человека в длиннополом плаще. Слышал.

Обри в отчаянии всплеснул руками.

– Теперь-то ты понимаешь? Весь чертов Лондон знает о человеке в длиннополом плаще с громадным ножом в руках, но видела его только одна старая карга из трущоб. И больше никто. Представляешь? Ни одна скотина. Я вот тебе еще что скажу… – Он бросил косой взгляд на Абберлайна. – О твоем пропавшем трупе, Фредди, тоже все знают. Ты уж меня прости за такие мысли, но когда я услышал, как у Фредди Абберлайна прямо с телеги сперли труп, то понадеялся, что это отвлечет внимание от моей проблемы.

– Но тебе не повезло? – сухо рассмеялся Абберлайн.

– Не повезло. Как и тебе. Не потому ли ты и оказался здесь? Тоже зализываешь душевные раны?

– Нет. И кстати, выяснилось, что твой человек в плаще может быть причастен к моей истории с исчезновением трупа. Можешь поверить в такие совпадения?

Изумленный взгляд Обри тут же снова сменился прежним, ехидным и насмешливым.

– Я знаю, куда ты клонишь.

Он глянул в зал за спиной Абберлайна, словно ожидая, что откуда-то вот-вот выскочат сообщники Фредди по розыгрышу.

– Кто тебя надоумил?

– Успокойся, Обс. Говорю тебе: я верю в твоего человека в длиннополом плаще. Это уже что-то, согласен?

– В таком случае ты будешь первым и пока единственным. Представляешь? Кроме той старухи, больше никто этого клоуна не видел. Я расспросил всех торговцев на рынке Ковент-Гарден. Может, мне нужно расспросить половину обитателей этих трущоб? Он как будто из воздуха возник и в воздухе же растворился.

Абберлайн слушал Обри и думал, как странно все это перекликается с другим человеком, нагнавшим страху на мальчишек Белль-Айла. Таинственная фигура в тумане и с такими же туманными намерениями.

– Кто стал жертвами? – спросил Абберлайн.

– Один тип. Некто Бут. Мелкий воришка. Был на посылках у разных шаек Ист-Энда.

– Наверняка и сам умел ножичек в руках держать.

– Да. Вот только… Его не ножом убили. Застрелили.

– Застрелили? А кто второй?

– Вот тут, Фредди, все становится совсем грустно. Второй была девчонка лет шести. Похоже, просто угодила под раздачу.

– Значит, и ее тоже застрелили?

Обри с упреком посмотрел на Абберлайна:

– Фредди, только ты можешь хладнокровно задавать вопросы. Большинство людей хотя бы на секунду замолкают, думая о трагично оборвавшейся юной жизни.

– Так ее застрелили?

– Да, – буркнул Обри.

– А старуха-свидетельница видела человека в длиннополом плаще и с устрашающе длинным ножом?

– Вдобавок нож был тонким. Больше похожим на рапиру для фехтования.

– Лезвие, которое не режет, а наносит колющий удар. И тем не менее воришка Бут и несчастная малышка застрелены?

– Да.

– Стало быть, ты ищешь таинственную личность в длинном плаще, сумевшую застрелить человек из… ножа?

– Я думал, у тебя бока лопнут от смеха.

– Оружие нашли? – вздохнув, спросил Абберлайн.

– Нет.

Обри припал к кружке, а Фредди стал думать о револьвере, найденном вместе с трупом. И об аккуратной маленькой дырочке на груди убитого.

– У тебя только одна свидетельница?

– Вторая лишь видела, как он убегал.

– А она видела на нем странную одежду?

– Нет.

– Так, может, вторая видела убегающего стрелка?

Обри смущенно поглядел на Абберлайна:

– Очень может быть. Я как-то об этом не задумывался. Засел у меня в мозгу этот в длиннополом плаще и с ножом. Тогда получается…

– Да, Обс, получается. – Абберлайн соскочил с табурета. – Допивай свое пиво и пошли. Мы снова навестим трущобы Олд-Никол.

Прошел всего час, а на душе у бедняги Обри Шоу стало еще мрачнее. Его первая свидетельница – старуха, видевшая человека в длиннополом плаще, – как сквозь землю провалилась.

– Исчезла, как и сам призрачный убийца с ножом, – скулил Обри.

Хотя оба полицейских знали, что обитатели трущоб редко надолго задерживаются на одном месте. Вот и старуха, наверное, собрала свои нехитрые пожитки и перебралась в другое место.

Бог немного сжалился над констеблями: вторая свидетельница никуда не исчезла. Если бы не это, Абберлайну пришлось бы утешать сокрушенного коллегу.

– Вот она, – прошептал Обри, когда они подошли к дому под номером тридцать два.

На ступенях крыльца этого довольно высокого, с облезлыми, закопченными стенами дома сидела женщина с изможденным лицом и совершенно мертвыми глазами. Она кормила младенца, заголив одну грудь.

Обри кашлянул и опустил глаза. Абберлайн отчаянно старался держаться непринужденно, но почувствовал, что краснеет, и поспешно перевел взгляд на белье, сушившееся неподалеку. Оба полицейских повели себя, как и положено джентльменам в подобной ситуации: они сняли головные уборы.

– Прошу прощения, мадам, – заговорил Абберлайн. – Насколько я знаю, вы уже говорили с моим коллегой, констеблем Обри Шоу, о человеке, которого вы могли видеть в тот вечер, когда в Олд-Никол произошло страшное двойное убийство. Скажите, мое предположение правильно?

– Пресвятые небеса, – улыбнулась женщина. Ее зубы были похожи на могильные камни, изъеденные временем. – А понятнее говорить вы умеете?

Абберлайн не знал, то ли ее раздражает чересчур вежливая речь, то ли она готова вступить в разговор, но не понимает, о чем ее спрашивают. Меж тем лицо женщины оживилось, глаза потеплели. Не теряя времени, Абберлайн спросил:

– Мадам, видели ли вы человека, убегавшего по этой улице в ночь убийства?

Казалось, вопрос поверг женщину в раздумье. Она посмотрела на головку младенца, затем придвинула ребенка ближе к соску и только тогда подняла глаза на полицейских.

– Ну видела.

– И он действительно убегал?

– Еще как.

– А можете рассказать, как он выглядел?

Женщина презрительно фыркнула:

– Я уже вашему приятелю говорила, что не могу. Хотя пара пенсов могла бы освежить мою память…

Хмурясь, Абберлайн повернулся к Обри:

– И ты умолчал, что за пару пенсов мог узнать, как он выглядел?

– Но мы же говорили про человека в длиннополом плаще! – словно защищаясь, выпалил Обри, покраснев еще сильнее.

– А теперь впору говорить о твоем дурацком скупердяйстве.

– Откуда мне было знать, что ты вдруг заинтересуешься улепетывающим молодчиком? Я вообще не понимаю: с чего это ты к нему прилип? Ну, шел себе, увидел кровь. Или, что вероятнее, увидел того, с ножом, ну и решил дать деру. А ты бы не убежал?

Абберлайн его больше не слушал. Он поднялся туда, где сидела женщина, положил ей на ладонь несколько монеток, при этом всячески избегая смотреть на обнаженную грудь.

– Теперь вы расскажете, как выглядел тот человек?

Женщина посмотрела на деньги, словно решая, не запросить ли больше. Потом заговорила:

– В костюме он был, с большими пышными усами, как у принца Альберта были, пока не преставился, да упокоит Господь его душу. А еще у того типа бакенбарды были, тоже густые, как у вас.

– А скажите, мадам, он что-нибудь держал в руках?

Судя по взгляду женщины, вопрос ее насторожил и испугал.

Абберлайн наклонился, по-прежнему отводя глаза от обнаженной груди, и прошептал женщине на ухо:

– Может, у него в руках был револьвер?

Ее глаза сказали «да». Абберлайн взглядом поблагодарил женщину и спустился с крыльца.

На обратном пути из трущоб Абберлайна охватило возбуждение. Клубок начинал разматываться.

– Обс, ты понимаешь, что́ все это значит? Скорее всего, твой убегающий человек и мой труп – одно и то же лицо. А человек в длиннополом плаще потом появлялся на Белль-Айл. Дружище, это загадочное дело начинает проясняться.

– Слава богу, если так, – вздохнул Обри. – Может, я смогу восстановить свою репутацию.

Абберлайн тоже вздохнул:

– Речь не только о твоей репутации, Обри, но еще и о торжестве справедливости и правосудия. Давай не забывать об этом.

Обри – старший из них двоих – выразительно посмотрел на Абберлайна. «Твоя проницательность – это одно, но тебе еще надо многому учиться».

– Вот только, Фредди, справедливость и правосудие не воскресят ту девчонку.

В отделении Абберлайн попросил у дежурного сержанта журнал регистрации происшествий. Обри отправился заваривать «честно заработанный чай». Абберлайн положил журнал на конторку, а сам взгромоздился на табурет и стал листать толстые страницы. Он разыскивал заявления о людях, пропавших в ночь двойного убийства…

Ага, вот и оно. Черт побери! Как раз в этих местах. Жена заявила о пропаже мужа через сутки после его исчезновения. По ее словам, муж отправился… надо же! Он отправился в трущобы Олд-Никол, где у него были дела. Обещал скоро вернуться и не вернулся.

Пропавшего звали Роберт Во. Он жил не слишком далеко от отделения полиции.

Когда Обс появился с дымящимися кружками в руках, Абберлайн замотал головой:

– Чаи распивать будем потом, прежде нам надо нанести кое-кому визит. Мы с тобой отправимся в дом Роберта Во.

26

– Бхарат Сингх!

День уже клонился к вечеру, когда вдруг прозвучало его имя. Словно мяч, брошенный в шахту, оно понеслось дальше, повторяемое снова и снова:

– Бхарат Сингх… Бхарат Сингх… Бхарат Сингх…

Призрак всегда откликался на это имя, придуманное ему Итаном. Но сейчас он так глубоко ушел в свои мысли, что молчал до тех пор, пока сосед, на секунду прервав работу, не пихнул его рукояткой киркомотыги и не сказал:

– Эй, индус! Тебя наверх требуют.

Призрак торопливо поднялся по лестницам. Наверху его дожидались Марчант и трое палачей Каваны. Все четверо повели его по дощатым настилам, проложенным среди жидкой грязи, прямо к подвижному офису. Внутри был только Кавана. Ни мистер Пирсон, ни мистер Фаулер сегодня на стройке не появлялись. Только Кавана, восседавший за широким дубовым столом с полированной крышкой. На ней лежал всего один листок бумаги, который Призрак сразу же узнал. Это было его письмо директору «Столичных железных дорог».

День за окошками конторы быстро догорал, делая шрам под глазом Каваны не столь заметным.

– Тебя зовут Бхарат Сингх, – сухо произнес Кавана. – Ты родом из Бомбея и являешься также автором данного письма. Верно?

Внутри конторы Кавана держался совсем не так, как на строительстве. Там он выплескивал распоряжения Марчанту и десятникам. Здесь Кавана говорил спокойнее и вообще чувствовал себя увереннее.

– Все верно, сэр, – ответил Призрак с поклоном.

Марчант встал рядом с хозяином. На лице застыла неизменная масляная улыбка. Казалось, Марчанту очень хотелось дотронуться до Каваны, чтобы заполучить крупицу его величия. К этому времени в кабинет вошли трое подручных Каваны и встали на равном расстоянии.

«Началось», – подумал Призрак. Если у Каваны есть подозрения, он не замедлит действовать. Призрак оценил свои возможности. Он знал, кто из пятерых сильнее и слабее всех. На последнее место он ставил Марчанта. Первое, конечно же, принадлежало Каване. Еще читая досье, Призрак знал, насколько умел, быстр в сражении и безжалостен этот человек.

– И, как ты пишешь, твой отец был сипаем, который в тысяча восемьсот сорок втором году находился в Джелалабаде. Это тоже верно? – спросил Кавана.

Призрак кивнул.

– Сипаи были чрезвычайно храбры, – продолжал Кавана. – Я знал одного, редкостного храбреца.

Призрак смотрел на директора и едва верил своим ушам, вспоминая того несчастного безымянного сипая. Но Кавана задал новый вопрос:

– И твой отец был знаком со мной?

– Он знал о вас и был бы рад познакомиться лично. В этом я уверен. Сейчас он бы мне завидовал.

– Да ну? – слегка удивился Кавана. – И почему бы он тебе завидовал?

– Отец очень высоко отзывался о вас, сэр. Он говорил о вас как о герое, о великом воине, сумевшем пережить тяжелейший марш из Кабула. Отец говорил, что я должен крепко запомнить ваше имя, поскольку вам предначертано величие.

– Твой отец считал, что мне предначертано величие? Только потому, что я умею переносить холод и держать в руках саблю? Достаточно выйти наружу, и ты найдешь сотню таких же, как я. Они сражались столь же яростно. Подобно мне, они служили своей стране и делали все, чтобы остаться в живых. Никто из них не достиг величия. Может, ты считаешь большим достижением иметь под боком Марчанта, который кричит на вас день и ночь? Никто не достиг моего положения. Так какого же черта твой отец думал, будто я достоин каких-то особых почестей?

– И все же мой отец был прав, не так ли, сэр?

Кавана чуть наклонил подбородок, словно соглашаясь с мнением неизвестного ему сипая. Однако…

– Ты не ответил на мой вопрос.

Призрак взволнованно сглотнул. «Вот он, момент истины».

– Сэр, я не сомневаюсь в героизме других людей, которые тоже сражались во славу Англии. Но отец говорил о некоей организации, которую заинтересовали ваши таланты. Это очень могущественная организация, сэр. И ее высокая оценка – лучшее доказательство, что вам уготован великий путь.

– Так. И как же называется эта организация?

– Орден рыцарей-тамплиеров, сэр.

Масленая улыбка не покинула губ Марчанта, но, услышав про тамплиеров, он сощурился. Трое подручных Каваны тут же напряглись. Может, готовились к неожиданным выпадам со стороны Призрака? Или собирались, в случае чего, прийти на помощь Каване?

– Что ж, твой отец был прав.

На бесстрастном лице Каваны мелькнула и тут же исчезла улыбка. Шрам на мгновение изогнулся.

– Приятно узнать, что и среди нижних чинов были люди, не лишенные понимания.

Кавана откинулся на спинку стула, оценивающе глядя на Призрака и словно пытаясь уловить какие-то тайные сигналы. Однако сигналов не было. Какое бы решение директор сейчас ни принял, оно должно быть его собственным и ничьим больше. Основанным на доверии и инстинктах Каваны. Завоевать его доверие было для Призрака наиважнейшей задачей.

Кавана несколько расслабился и кивнул на письмо:

– Второй интересный момент твоего послания. Ты пишешь, что располагаешь сведениями о моем сотруднике, которого ты намерен изобличить в предательстве. Скажи, это как-то связано с Робертом Во, чье тело пару дней назад нашли в траншее? Он работал на меня.

Призрак кивнул.

– А как ты узнал, что он связан со мной?

– Я видел, как он несколько раз приходил к вам в контору, сэр.

Услышав это, Кавана многозначительно посмотрел на Марчанта.

– Затем я увидел его в питейном заведении и сразу узнал.

– И это дало тебе основания думать, что он занимается предательской деятельностью?

– Да, сэр. Я заподозрил его в этом.

– Но что тебя заставило сообщить об этом мне?

Для Призрака настал еще один момент истины, который мог обернуться как удачей для юноши, так и гвоздем в крышку собственного гроба. Все зависело от того, во что решит поверить Кавана.

– Сэр, когда после всех отцовских рассказов я увидел вас собственными глазами, то не мог поверить в свою удачу. Слышать ваше имя, увидеть знаменитый шрам. Отец говорил, что эту отметину вы получили все в том же походе на Джелалабад… Судьба привела меня в ваш широкий круг, а дальнейшие шаги уже зависели от меня. В свое время рыцари-тамплиеры обратили внимание на вас и сочли, что ваши таланты могут быть им полезны. Надеюсь, сейчас вы так же смотрите и на меня.

– Возможно. Твоя целеустремленность похвальна. Но пока что все, чем я располагаю, – это твои слова и мертвое тело. Едва ли то и другое слишком уж мне полезны.

– Сэр, Роберта Во убил я. В надежде, что рано или поздно вы дали бы мне такое задание.

– Не слишком ли ты самонадеян? – усмехнулся Кавана. – Возвращаясь к недавно сказанному: у меня есть лишь твое словесное утверждение о предательстве Во.

– Он продавал ваши товары в пивных, а всю грязную работу поручал мелкому воришке Буту.

Кавана пожал плечами:

– Звучит правдоподобно. Но у меня по-прежнему нет конкретных доказательств.

– Сэр, я убил его в трущобах Олд-Никол. При нем была улика – фотопластинка. Она находится у меня дома.

– В туннеле под Темзой?

Призрак изобразил удивление:

– Сэр, вы знаете, где я живу?

– Представь себе. Похоже, тебе нравятся туннели? Мои люди побывали там и порасспросили о тебе. Оказалось, ты – не просто обитатель туннеля. Судя по отзывам, ты у них вроде предводителя.

– Сэр, я умею читать и писать. Меня научили этому во время долгого плавания из Индии в Англию. От отца я перенял умение оказывать несложную медицинскую помощь. И потом… Как-то раз мне пришлось поставить на место распоясавшихся мерзавцев, которые тоже живут в этом туннеле. Наверное, потому кто-то и считает меня своим другом.

Кавана натянуто улыбнулся:

– И все равно получается весьма лестная картина. В находчивости тебе не откажешь.

Решив, что сейчас – самый благоприятный момент, Призрак с волнением в голосе произнес:

– Сэр, перед вами человек, который может быть вам полезен. С моей стороны было бы дерзостью напрашиваться к вам на службу. Надеюсь, сэр, вы сами увидите во мне что-то, полезное вам.

– Ну, это мы еще посмотрим.

Кавана сделал второй легкий кивок подбородком. Призрак расценил это как решение, принятое в его пользу.

– Смит, отправляйтесь в туннель и заберите фотопластинку, о которой говорил Бхарат. И прошу вас, Смит, будьте повежливее с той пожилой леди. Как я понял, они с Бхаратом находятся в приятельских отношениях.

Кавана многозначительно посмотрел на Призрака (и юноше стало не по себе от одной мысли о визите Смита в туннель), выждал паузу и продолжал:

– А в это время ты, Бхарат Сингх, вместе с Марчантом и мистером Харди навестишь дом недавно овдовевшей миссис Во. Мистер Харди, вы меня слышите? Я склонен думать, что все сказанное нашим новым помощником подтвердится. А потому любезностей в обхождении с миссис Во от вас не требуется. Можете вести себя с этой старой перечницей так, как пожелаете.

Харди улыбнулся, показав золотой зуб. Его голос напоминал скрип лопат, вгрызавшихся в почву.

– С большим удовольствием, сэр.

27

– Сомневаюсь, парень, чтобы ты умел править каретой, – просипел Харди, когда все трое вышли за ворота стройки.

Призрак был великолепным наездником. В родном Амритсаре он легко управлял самыми различными повозками, включая и кареты. Конечно же, он сразу узнал «кларенс» – четырехместную карету, в которой ездил Кавана. Отличные рессоры, богатая обивка внутри. Ему стоило усилий изобразить тупицу, не знающего, с какого бока подойти к карете, каким он виделся Харди. Призрак пожал плечами, растерянно глядя на кучерское сиденье.

– То-то и оно, – щуря каменные глаза, ухмыльнулся Харди.

Подручный Каваны поскреб щетину на подбородке, затем поправил шляпу.

– Править каретой мистера Каваны позволяется только мне, Смиту и Другому Харди. Это понятно?

– Вы все четко объяснили, сэр, – ответил Призрак. – Можно мне сесть вместе с мистером Марчантом внутрь кареты, сэр? Там тепло.

Харди бросил на юношу предостерегающий взгляд, словно говоря: «Ты не очень-то искушай судьбу». Потом надел пальто, шарф и рукавицы, приготовившись к недолгой поездке до Бедфорд-сквер.

Призрак стоял у дверцы «кларенс», дожидаясь Марчанта. Когда тот появился, юноша молча распахнул дверцу. Марчант и не думал его благодарить. Начальник строительства забрался внутрь, сел и тут же поспешно закутался в широкий плед, забыв, что другому пассажиру тоже может быть холодно. Призрак уселся напротив. Устроившись, Марчант дернул шнурок звонка и повернулся к окошку, напрочь игнорируя Призрака. Харди натянул поводья, и карета покатила к дому миссис Во.

Вскоре они приехали на место. Призрак с нескрываемым интересом смотрел, как Харди спрыгнул с кучерского сиденья, снял рукавицы и надел пару кожаных перчаток. Он сгибал и разгибал пальцы, успевая злобно поглядывать на Призрака. «И чтоб без глупостей, парень. Я слежу за каждым твоим шагом».

Далее Харди полез в багажник кареты и извлек оттуда кастет, который нацепил поверх перчатки. Следом он вытащил толстую деревянную дубинку с кожаной петлей, которую он накинул на руку, а саму дубинку запихнул в рукав. Из внутреннего кармана пальто Харди вынул нож. Он повертел оружие в руке, даже не глядя на тусклый блеск лезвия. Глаза подручного безотрывно смотрели на Призрака.

«И чтоб без глупостей, парень. Я слежу за каждым твоим шагом».

Теперь все трое рассматривали дом на другой стороне дороги. Жалюзи были опущены. Из-под них пробивался тусклый свет. Дом казался пустым, однако…

Через окошко над входной дверью Призрак заметил тень, промелькнувшую по потолку комнаты. Он махнул рукой Харди и Марчанту, чтобы ждали здесь, а сам быстро перебежал дорогу. Он не видел, но живо представлял сердитые физиономии спутников. Новичок вздумал отдавать им приказы! Мальчишка. Индийский мальчишка. Изгой.

Призрак бесшумно поднялся на крыльцо, где притаился возле двери. Изнутри доносились голоса. Подергав ручку и убедившись, что дверь заперта, он вернулся к карете.

– Вдова фотографа не одна, – сообщил Призрак Марчанту и Харди. – Похоже, у нее в гостях полицейские.

– Давненько я не шмякал синемундирников, – криво усмехнулся Харди.

В сумерках зловеще блеснул его зуб.

– Думаю, они сейчас находятся в задней половине дома, – сказал Призрак. – Возможно, на кухне. Прежде чем вламываться в дом, стоит выяснить, сколько их там.

– Выяснить? – язвительно переспросил Харди. – А не проще ли сделать по-другому? Постучаться в дверь и застать их врасплох?

Он изобразил пару коротких боксерских ударов, наглядно показав, что́ в его понимании означает «застать врасплох».

– Их может быть больше, – предостерег Призрак, сосредотачивая внимание на Марчанте. – Нас всего трое.

Марчант задумался и наконец высказал свое решение.

– Так, Харди, спрячьте вашу жуткую игрушку, пока ее не увидели. Здесь как-никак респектабельный квартал. Ты, индус, отправляйся на задворки дома. Мы с мистером Харди будем ждать твоего сигнала. А затем мы с Харди войдем через парадную дверь, ты же проследишь, чтобы никто не улизнул через заднюю. Устраивает такой расклад?

Призрак и Харди согласились. Условным сигналом юноша выбрал крик совы, который и продемонстрировал спутникам. Сам он быстро пересек улицу, нырнув в проход вдоль террасы дома Во, и остановился возле боковой двери. Вероятно, эта дверь тоже была заперта, но Призрак даже не стал проверять. Оглянувшись по сторонам, он схватился за стенной карниз и очутился на крыше.

Там Призрак ненадолго затаился, превратившись в темный силуэт на фоне свинцово-серой вечерней темноты. Он радовался, что его навыки никуда не исчезли. На считаные секунды юноша вернулся в прежнюю жизнь, от которой давно был отрезан. Жаль, что на нем сейчас не было плаща с капюшоном, а рука не чувствовала приятную тяжесть наруча со скрытым клинком. Однако пока его радовало и простое лазание по крышам.

Призрак бесшумно спрыгнул вниз, очутившись по другую сторону дома. Там он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, которая была здесь не столь густой. У него за спиной тянулся ухоженный садик. Все это стоило денег. Чувствовалось, продажа «эротических картинок» приносила чете Во неплохой доход. Слева темнел задний фасад дома. Несколько окон были освещены. Определив, какое из них кухонное, Призрак подобрался ближе и притаился, слившись с окружающей темнотой.

Затем – с величайшей осторожностью – заглянул внутрь.

На кухне, держа в руках шлемы, стояли двое полицейских. Один – толстый и краснолицый – был Призраку незнаком. Вторым оказался Абберлайн – констебль, вызванный на стройку, когда в траншее нашли труп. Призрак помнил, что Абберлайн обратил пристальное внимание на рану в груди Во. Как ни парадоксально, но Итан, всегда такой внимательный к мелочам, с этим убийством допустил промашку. «Чистое» убийство, конечно же, показалось Абберлайну подозрительным.

Наверное, потому констебль сейчас и стоял в кухне дома Во.

Полицейские вели разговор с возбужденной и, похоже, рассерженной женщиной в чепце. Поверх домашнего халата у нее был повязан фартук. В руках она держала скалку, которую, казалось, вот-вот пустит в ход, и совсем не для раскатывания теста. Без сомнения, это была миссис Во. Рта ее Призрак не видел и прочитать по губам не мог. Впрочем, этого не требовалось: громкий голос миссис Во был слышен и по другую сторону оконного стекла.

– Я всегда говорила, что он увязает там все глубже и добром это не кончится. Я всегда знала, что он играет с огнем.

Потом Призраку стало не до речей миссис Во. В сумрачном проеме кухонной двери пряталась фигура. Призрак узнал Харди. Каким образом подручный Каваны сумел пробраться в дом, он не знал, зато намерение Харди говорило само за себя. В руке поблескивал нож.

Оба констебля стояли спиной к двери. Шансов оказать сопротивление Харди у них не было. Миссис Во продолжала сердито размахивать скалкой и не смотрела в сторону входа на кухню.

Все трое были обречены.

Ситуация требовала от Призрака мгновенного решения: спасать ли полицейских, ставя под удар поручение Каваны, или дать им погибнуть ради «высшего блага».

28

Они всегда неплохо ладили, и тем не менее Абберлайн и Обри были отнюдь не в восторге друг от друга. Начать с того, что Абберлайн считал Обри весьма заурядным полицейским. Со своей стороны Обри полагал, что его младшему коллеге недурно бы научиться элементарному человеческому состраданию.

Обри вновь заговорил об этом по пути к дому супругов Во на Бедфорд-сквер.

– Ты же знаешь, Фредди: наша служба связана с работой с людьми, – говорил он Абберлайну, когда они шагали по шумной Тоттенхэм-Корт-роуд. – Служение справедливости и правосудию – это замечательно. А как насчет служения людям?

– Для того, Обри, и существуют правила, – напомнил Абберлайн. – Они созданы для всеобщего блага.

Полицейские обогнули двух «собачьих золотарей», не поделивших довольно большую кучу собачьего дерьма. Конкуренты были готовы затеять драку, но, увидев приближающихся констеблей, разыграли встречу старых приятелей. Обри наградил их хмурым взглядом.

– Возможно, и так, – продолжал Обри, когда «аромат» кучи остался позади и можно было снова дышать. – Все хорошо, пока ты не начнешь ставить правила на первое место, а благополучие людей – на второе. Вот о чем я говорю. И потом, в правилах всего не предусмотришь. Если наша теория верна, получается, что человек с револьвером хладнокровно застрелил ту несчастную девчонку. Спрашивается, справедливо ли арестовывать другого человека, расправившегося с ее убийцей?

– Давай сначала выясним, как все было на самом деле. Тогда и поговорим насчет справедливости.

Дом, ради которого полицейские затеяли это путешествие, относился к категории особняков, выглядящих богаче, чем они есть на самом деле. Это было здание в георгианском стиле, с фасадом, выложенным плоскими кирпичами. Таких обманчиво богатых домов здесь хватало. Бедфорд-сквер находилась в достаточной близости от Тоттенхэм-Корт-роуд, что позволяло элегантно одевающимся жителям пешком добираться до своих контор. И в то же время площадь была достаточно удалена от упомянутой улицы, чей неумолчный шум и лязг мог свести с ума тех, кто на ней жил.

Полицейские стояли, засунув большие пальцы за форменные ремни, и разглядывали дом супругов Во. Жалюзи в эркере были опущены. Но окошко над входной дверью тускло светилось. Значит, в доме кто-то был. Абберлайн и Обри поднялись на крыльцо. Воображение рисовало Абберлайну миссис Во рыдающей по пропавшему мужу…

– Так где этот мерзавец?

Предположение Абберлайна подтвердилось лишь отчасти. Миссис Во действительно была дома и намеревалась что-то печь. Ее лицо и руки покрывал белый мучной налет. Однако никакого намека на слезы полицейские не заметили.

– Входите, – произнесла миссис Во, впуская их.

Обликом своим она напоминала упитанную жену мясника. Картину дополняло красное лицо и белый фартук с пятнами неизвестного происхождения.

– Где его носит, черт побери?

– Мы не знаем… – выпалил Абберлайн, обескураженный ее свирепостью.

Разговор начался не самым лучшим образом. Полицейские были почти уверены, что перед ними сама миссис Во, если только экономка супругов не обладала столь скверным характером и не была столь дерзкой, чтобы вести себя подобным образом с посторонними. В любом случае женщина завелась не на шутку.

– Как это вы не знаете, где он? Тогда зачем явились ко мне? Вам надо не здесь околачиваться, а искать его.

Она досадливо всплеснула руками и стремительно двинулась вглубь дома, оставляя мучные следы на терракотовых плитках.

Абберлайн и Обри переглянулись, потом молодой констебль смерил старшего коллегу взглядом и сказал с улыбкой:

– Твой тип женщин.

– Прекрати, – нахмурился Обри. – Мы последуем за ней или здесь будем толкаться?

Они закрыли дверь на задвижку и прошли на кухню, где миссис Во скалкой вымещала свою досаду на внушительном куске теста. В воздухе плавали мучные облака, почти скрывая хозяйку дома из виду.

На кухонной стене висела фотография, запечатлевшая миссис Во с мужчиной, чье тело Абберлайн потерял в Белль-Айле. «Мы пришли по адресу», – подумал констебль и слегка толкнул локтем Обри.

– Мадам, – снова попытался начать разговор Абберлайн, надеясь, что теперь держится увереннее. – Человека, по описанию похожего на вашего мужа, видели в трущобах Олд-Никол, там, где…

– Все верно. В тот вечер… в смысле, когда он пропал… он собирался в Олд-Никол, – ответила она, продолжая дубасить тесто скалкой.

«Вот он, новый средний класс», – думал Абберлайн. Эти ели досыта, не уступая аристократам. Единственное, им все приходилось делать самим. Потом в голову ему пришла одна мысль, и он спросил хозяйку дома:

– А какой род занятий был у вашего мужа?

– Фотограф он, – ответила миссис Во таким тоном, что стало сразу понятно, какого она мнения о ремесле своего благоверного.

– Значит, фотограф? – продолжал Абберлайн. – И какое же дело могло быть у фотографа в трущобах Олд-Никол?

Все еще яростно раскатывая скалкой тесто, миссис Во презрительно посмотрела на Абберлайна:

– Чего вы ко мне прицепились? Откуда мне знать, какие делишки он проворачивал в трущобах, да еще в такое время? Мне он не рассказывает, чем занимается, а я, по правде говоря, и не спрашиваю.

Во всем ее поведении было что-то театральное. Абберлайн не любил таких выплесков. Но сейчас его занимало не собственное мнение, а еще один вопрос:

– Миссис Во, неужели вы не беспокоитесь о своем муже?

Она пожала плечами:

– Да не особо. Как бы вы себя чувствовали, если бы ваша жена улизнула из дома? Поди, вечеринку бы на радостях закатили?

– Я не женат.

– Когда женитесь, приходите снова и поговорим.

– Хорошо. Если вас не волновало исчезновение мужа, тогда зачем вы обратились в полицию с заявлением?

Голос негодующей миссис Во зазвучал еще громче. Из него исчезли все театральные интонации.

– А кто будет за все это платить, если он сквозь землю провалился?

– Миссис Во, я вот что хотел сказать. В Олд-Никол и днем-то не слишком безопасно, не говоря уже про вечер. Вряд ли такому уважаемому фотографу, как ваш муж, стоит посещать подобные места.

– Ну так он потому и прихватил свою пушку.

Абберлайн и Обри переглянулись. Они едва верили своим ушам.

– Вы хотите сказать, он взял с собой огнестрельное оружие?

– А какое же еще?

– Миссис Во, дело в том, что человек, по описанию похожий на вашего мужа, мог быть причастным к инциденту со стрельбой, произошедшему в трущобах.

– Понятно, – мрачно произнесла миссис Во, наконец-то выпустив скалку из рук.

– Вы бы нам очень помогли, если бы рассказали, зачем вашему мужу понадобилось отправляться в Олд-Никол. Может, у него там с кем-то была назначена встреча? А кроме револьвера, он брал с собой еще что-нибудь? Он вам говорил, когда ждать его возвращения?

Все вопросы женщина пропустила мимо ушей.

– Вы говорили, там стрельба была, – сказала миссис Во, буравя глазами Абберлайна. – Кто-нибудь пострадал?

– Зафиксирована гибель двух человек. Маленькой девочки…

Миссис Во вздрогнула и закрыла глаза. Абберлайн замолчал, давая ей время справиться с душевной болью.

– Вторым был уличный воришка по кличке Бут.

– Бут? – Миссис Во снова открыла глаза. – Роберт как раз и шел встречаться с этим типом. Насколько я знаю, Бут был его… деловым партнером.

– Простите, миссис Во, но из ваших слов, сказанных ранее, я понял, что муж никогда не рассказывал вам о своих занятиях, а вы никогда не спрашивали.

– Ну, узнала я случайно. Что вас удивляет? Про подробности я не в курсе, но дело у него там имелось…

– Дело?

У миссис Во забегали глаза. Она поняла, что сболтнула лишнее.

– И чего вы удивляетесь? Да, дело. Он же фотограф. Он…

– …делает снимки, – договорил за нее Абберлайн. – Именно этим и занимаются фотографы, делают снимки мужчин, женщин и детей этих мужчин и женщин. Широкие кринолины, сапоги, начищенные до зеркального блеска, сюртуки, застегнутые на все пуговицы, и туго накрахмаленные воротнички. Люди смотрят в фотокамеру серьезно и сосредоточенно, боясь шевельнуться и испортить снимок. Вот чем занимаются фотографы. Они не ходят по трущобам, особенно после наступления темноты, и не заводят дел с уличными воришками.

– Постойте… вы еще не сказали… раз нашли двоих убитых, значит Роберт до сих пор жив?

Абберлайн и Обри снова переглянулись.

– Мадам, боюсь… Конечно, это всего лишь предположения, не подкрепленные доказательствами. Теория, не больше того. Но, по нашей версии, ваш муж мог быть убит кем-то другим вскоре после тех выстрелов. Полагаю, у вас найдется фотография мистера Во. Мне нужно удостовериться, что это его тело было обнаружено в северной части города, на строительстве подземной железной дороги.

Просьба о фотографии была формальностью, чтобы официально сообщить миссис Во о смерти мужа. Услышав о подземке, она помрачнела.

– Класс. Лучше не придумаешь, – качала головой миссис Во, проникаясь страшной правдой. – Я всегда говорила, что он увязает там все глубже и добром это не кончится. Я всегда знала, что он играет с огнем.

Обри будто бы пропустил слова вдовы мимо ушей, Абберлайна же они порядком взволновали.

– Как понимать «все глубже»? Миссис Во, расскажите нам обо всем, что вам известно…

Окно в кухне дома Во было высоким и черным, как ночь. Оно напоминало витраж, но без цветного стекла. Миссис Во смотрела на Абберлайна, собираясь заговорить, как вдруг что-то отвлекло внимание полицейского.

А еще через секунду стекло со звоном разбилось.

29

Нерешительность Призрака длилась меньше секунды. Он понял, что не может замарать руки кровью двух невиновных полицейских, и осуществил свой маневр.

Успеху маневра способствовала, во-первых, его меткость, а во-вторых – шум, производимый миссис Во. Тут и мертвый проснулся бы.

Расчет Призрака оправдался.

Перед ним стояли две задачи: спасти жизнь полицейским, одновременно помешав им увидеть его, Марчанта или Харди. Оглянувшись в поисках камня, Призрак быстро нашел, что искал. Цветочную клумбу окаймлял бордюр. Вытащив оттуда камень покрупнее, Призрак сжал его в ладони, а затем, увидев напрягшегося Харди и блеснувшее серебром лезвие, осуществил свой маневр.

Лохмотья Призрака не могли уберечь его от осколков, и потому, когда он стремительно влетел через разбитое окно в кухню, в его тело впились, словно миниатюрные ножи, тысячи острых стеклянных зубцов и деревянных шипов от сломанной рамы. Приземлился он прямиком на столик с фаянсом по другую сторону окна.

Кухня освещалась единственной лампой, висевшей под потолком. В нее-то и целил Призрак. Его камень, пробив оконное стекло, попал в ламповое. Цель была поражена: фитиль мигнул и погас. Тьма наступила стремительно, как быстрая смерть. И в эту же секунду послышались громкие вопли миссис Во.

С опрокинутого столика посыпалась посуда, и ее звон лишь добавил шума, но Призрак уже двигался дальше. Он метнулся к сушильной доске, потом, обогнув миссис Во, прямо к полицейским. Призрак перемещался по кухне, не касаясь пола. Это напоминало детскую игру. Мальчишкой он так играл в родном Амритсаре. Следующий прыжок: с сушильной доски – на полицейских, которые его не видели и не слышали. Времени на сопротивление у них тоже не было. Призрак быстро ударил Абберлайна по горлу, лишив полицейского сознания, затем проделал то же самое с толстяком. Все это заняло считаные секунды и сопровождалось неумолчными криками миссис Во.

Маневр Призраку удался блестяще. Кроме него самого, никто толком не знал, что́ случилось, и это его очень устраивало. Всеобщее замешательство было ему только на руку.

– Хватайте ее, – скомандовал он своим подельникам, ворвавшимся в кухню.

Даже в темноте Призрак видел, что лицо Харди перекошено яростью.

– Выволакивайте ее отсюда, пока на ее крики сюда не сбежались другие полицейские.

Затем уже приказания стал отдавать Марчант. Всего минуту назад он хлопал глазами, беспомощно наблюдая, как ситуация неумолимо выходит из-под его контроля. Теперь он снова почувствовал себя главным.

– Харди, вы слышали? Тащите ее отсюда, но предварительно заткните ей рот.

Харди, которого лишили главного развлечения, решил отыграться на несчастной вдове. Хрустя обломками посуды, он прошел туда, где стояла вопившая миссис Во. Призрак увидел блеснувший кастет и отвернулся. Через мгновение крики прекратились.

Им пришлось втроем вытаскивать миссис Во из дома и запихивать в «кларенс». Призрак, который намеренно покидал дом последним, плотно закрыл входную дверь.

В разбитое окно кухни дул ледяной ветер. На полу зябли двое полицейских, еще не успевших прийти в сознание.

30

Это был день взаимных обвинений.

Имя Бхарата Сингха вновь разнеслось по туннелю метро, и снова Призрак поднимался по лестницам и шел по дощатым настилам к передвижному офису. Как и вчера, за столом восседал Кавана. Марчант, Смит и оба Харди стояли на своих привычных местах.

Но обстановка в конторе изменилась. Если вчера Харди смотрел на Призрака в лучшем случае с любопытством, сегодня в его взгляде сквозила нескрываемая ненависть. Зато Марчант разглядывал землекопа с куда бо́льшим интересом.

– У меня, юный Бхарат, есть для тебя важная новость, – сказал Кавана, глаза которого оставались полузакрытыми. – Мы повышаем тебя по службе. Отныне – никакого ковыряния в земле. О своей лопате можешь забыть. С этого дня ты будешь работать здесь, под началом Марчанта. Мы нашли достойное применение твоему умению читать и писать. Поздравляю. Ты достиг того, о чем всегда мечтал твой отец.

Кавана изобразил на лице фальшивое «отеческое» восхищение. Вместо радости Призрак ощутил волну поднимающейся ненависти к этому человеку.

– Возможно, тебе интересно узнать, почему мы решили тебя повысить, – продолжал Кавана. – Разговор с миссис Во подтвердил достоверность всего, о чем ты говорил. Тебе наверняка уже известно, что мистер Смит побывал в туннеле под Темзой и забрал упомянутую фотопластинку. Таким образом, твое первое задание – исполнить смертный приговор мистеру Во, предавшему нас. Но поскольку приговор уже приведен в исполнение, я убедился: тебе можно доверять.

– Благодарю вас, сэр, – ответил Призрак. – А что со вдовой моей жертвы?

– О ней позаботились.

В лице Призрака ничего не изменилось, но мысленно он записал на счет Каваны еще одну невинную жертву.

Меж тем Харди, стоявший за его спиной, выразительно кашлянул.

Кавана кивнул и вновь обратился к Призраку:

– Мистер Харди недоволен твоими вчерашними действиями. Он толком ничего не понял.

Кавана посмотрел на Марчанта, затем на Харди.

– Оба твоих вчерашних спутника считают, что ты действовал импульсивно и подверг их риску.

Призрак открыл рот, приготовившись защищаться.

– Но… – Кавана махнул рукой, показывая, что сказал еще не все. – В данном случае я склонен не соглашаться с мистером Марчантом и мистером Харди. В траншее нашей стройки был обнаружен труп, и это породило вопросы. Меньше всего нам нужны новые трупы, особенно полицейских. У нас не столько возможностей, чтобы выдерживать лавину вопросов. И вам, мистер Харди, это следовало бы знать.

– Может быть, и так, – прорычал Харди, – но парень как с цепи сорвался. Ведь решено же было: мы с мистером Марчантом вламываемся в кухню, а он следит, чтобы никто не улизнул через заднюю дверь. А он что сделал? Разбил камнем это чертово стекло. И это у него называется «застать врасплох»?

Кавана улыбнулся одними губами:

– Интуиция мне подсказывает: наш новый учетчик точно знал, что́ делает.

31

У очнувшихся Абберлайна и Обри раскалывались головы. Они поспешно убрались с развороченной кухни дома Во. В отделение они вернулись, ощущая себя сильно побитыми псами. Никому ничего не объясняя, констебли улеглись спать.

Сон был недолгим. Едва рассвело, дежурный поднял их на ноги. Чумазые, по-прежнему усталые и не избавившиеся от головной боли, оба смотрели на испуганную женщину, выкрикивающую слово «самоубийство».

– Где? – догадался спросить дежурный.

– Да на Бедфорд-сквер, по соседству с моим домом…

Потрясенные известием, констебли разинули рты. Затем, переглянувшись, поспешили к двери.

Не прошло и получаса, как Абберлайн и Обри снова стояли на хорошо знакомой двум констеблям кухне. Уходили они в темноте. В разбитое окно дул холодный ветер. Терракотовые плитки пола были усеяны битым стеклом. Среди осколков валялась скалка.

Сейчас на кухне было достаточно светло. Сама кухня находилась в прежнем состоянии, вот только на этот раз миссис Во не кричала и не размахивала скалкой. Она висела на потолочном ламповом крюке. Петля из свернутой простыни туго стягивала шею. Голова мертвой вдовы была запрокинута, между синими губами торчал язык, а на полу, прямо под ногами, блестела лужа мочи.

«Увидеть мертвеца перед завтраком – испортить себе аппетит», – подумал Абберлайн и торопливо покинул злополучную кухню.

– Они мочатся себе под ноги!

Кавана, трое его «карателей», Марчант и Призрак по-прежнему находились в передвижной конторе, когда в дверь постучали. Стук был громким и требовательным: «Открывайте, полиция!» Но Обри и Абберлайн не стали дожидаться, пока им откроют. Они ввалились сами и тут же заговорили о людях, которые мочатся себе под ноги.

Лицо Обри в любом состоянии оставалось красным. Но сейчас таким же красным было и лицо разгневанного Абберлайна. Пылающие глаза «Усердного Фредди» поочередно оглядели всех и наконец остановились на Призраке.

– Вы! Где вы получили эти порезы? – рявкнул Абберлайн.

– Констебль, – заговорил Кавана, упреждая ответ Призрака, – мистер Сингх – землекоп. Он не настолько владеет английским, чтобы ответить на ваш вопрос. Поэтому я отвечаю вместо него: вчера вечером в туннеле произошел несчастный случай. Это и стало причиной порезов.

Кавана не делал попыток понравиться Абберлайну или расположить констебля к себе. Он просто констатировал факты. Закончив говорить, Кавана кивнул Другому Харди. Тот повернулся, собравшись уйти.

– Куда это вы направились? – встрепенулся Абберлайн.

– Мой подчиненный идет туда, куда я его посылаю или куда хочется ему самому. Возможно, даже в ваше отделение, если у него вдруг возникнет сильное желание поговорить с вашим сержантом… Он волен покинуть это место, если только вы не намерены его арестовать. В таком случае нам всем будет интересно узнать причину ареста и доказательства его виновности.

Абберлайн зашипел от досады. Ему было нечего возразить. Идя сюда, он не очень представлял, в каком русле потечет разговор. Уж точно не в этом.

– Вы что-то говорили… о людях, которые мочатся себе под ноги, – сухо напомнил Кавана. – О каких людях речь?

– О тех, что болтаются в петле, – резко ответил Абберлайн.

– Самоубийцы?

– Не только они. Подвесить к потолку можно и насильно. Но и у тех, и у других внизу под ногами непременно будет лужа. Мочевой пузырь, понимаете ли, не выдерживает. – Для большего эффекта Абберлайн сделал паузу. – Иногда не держат и кишки. Но, к счастью для миссис Во, не в ее случае.

Взгляд констебля скользил по тесному помещению конторы. Кавана сидел с непроницаемым лицом, Марчант маслено улыбался, трое подручных Каваны явно потешались на Абберлайном. И этот… индус.

Абберлайн мог поклясться: в глазах парня что-то мелькнуло. Что-то искреннее и не зловещее. Обри всегда говорил, что Абберлайн, если постарается, тоже научится проявлять чувства.

Констебль медленно переместил взгляд с индуса на рослого подручного с золотым зубом.

– Вы, – сказал Абберлайн. – Это ведь вы, честное слово. Вы были в ее доме.

Харди. Кажется, так звали молодца с золотым зубом. В ответ на слова полицейского Харди улыбнулся еще шире, показывая не только золотой, но и остальные зубы, белые и крепкие.

– Нет, мистер Синий Мундир, я все время находился здесь. Мистер Кавана вам это подтвердит.

– Врете! Вы только посмотрите на этого наглеца! Он… – продолжал свирепствовать Абберлайн, тыча пальцем в сторону Харди.

– Мистер Харди, – сочувственно вздохнул Кавана, – не стоит злить нашего гостя. Он и так уже порядком зол. А вам, констебль, я могу повторить еще раз: мистер Сингх, мистер Харди, Марчант, Смит и Другой Харди вчера вечером находились со мной… Абберлайн, похоже, за вами пришли.

– Абберлайн! – послышалось у констебля за спиной.

Он сжался, узнав голос сержанта.

– Что это ты тут, черт побери, устроил?

32

По-прежнему злой, Абберлайн стремительно покидал строительную площадку. Обри едва за ним поспевал.

– Осади назад! Куда ты так несешься? – вопрошал его краснолицый спутник, силясь перекричать грохот рабочих машин.

– На Бедфорд-черт-побери-сквер – вот куда! – крикнул Абберлайн через плечо.

Подойдя к деревянным воротам, он стремительно распахнул створку. Сонный сторож даже не пошевелился.

– Я все видел по их глазам. Они насквозь пропахли всем этим дерьмом.

Выйдя за ворота, констебли очутились в пестром и разношерстном людском потоке. Кого здесь только не было: уличные торговцы всех мастей, проститутки, карманные воришки – всех их стройка манила возможностью продать, заработать, украсть. Были и те, кто приходил и приезжал сюда совсем по другим делам, никак не связанным с подземкой. Сквозь эту толпу констеблям пришлось пробиваться назад, к дому несчастной четы Во.

– Ты считаешь, они там что-то задумали? – спросил Обри.

Стараясь поспевать за Абберлайном, он придерживал шлем, чтобы тот не свалился в уличную грязь.

– Этого я не знаю. Если бы знал, жизнь была бы куда проще. – Абберлайн остановился, повернулся к Обри и поднял палец, будто школьный учитель, читающий нотацию своим оболтусам. – Но попомни мои слова, Обри Шоу: они причастны к случившемуся. – Тот же палец переместился в сторону забора стройки. – И наверняка затевают что-то нехорошее.

Абберлайн двинулся дальше все тем же бодрым шагом.

– Ты помнишь, с какими лицами они все стояли? Чуют, что виноваты. А этот молодой индус? Весь в крови, даже смыть не успел. «Несчастный случай в туннеле». Так я им и поверил. Парень поранился, когда прыгнул в разбитое окно кухни миссис Во.

– Думаешь, это был он?

– А кто же еще? – взорвался Абберлайн. – Мне и думать не надо. Я знаю: это был он. И они знают. Даже ты знаешь, что это был он. Вот только с этими чертовыми доказательствами у нас затор, но вчера индус был там. Он прыгнул в разбитое окно. Лампу расколотил тоже он. А потом и нас с тобой вышиб из сознания.

Обри задыхался от быстрой ходьбы. Он глотал воздух ртом, одновременно выплевывая слова.

– Фредди, ты хоть понимаешь, что́ ты сейчас сказал? Тут уже твоя теория ни в какие ворота не лезет. Индус никак не мог проделать такие головокружительные трюки. Для этого надо быть акробатом или как там у них называется.

Казалось, они и не покидали дома на Бедфорд-сквер. Абберлайн вошел внутрь. Обри остановился в проеме. Пытаясь восстановить дыхание, он схватился за косяк, скрючился и замер.

Из кухни доносились бормотания Абберлайна, сменившиеся громким возгласом.

– Что там? – спросил Обри.

Держась за бок, он поплелся на кухню.

Абберлайн стоял в дальнем конце помещения, под разбитым окном. Увидев Обри, он торжествующе указал на покореженный посудный столик.

– Посмотри сюда. Что ты видишь? – спросил Абберлайн.

Обри не увидел ничего, кроме засохшего пятна крови, о чем честно и сказал напарнику.

– Правильно. Пятно, оставленное тем, кто влетел через окно. Согласен? Тебя ведь не удивляет, что при таком прыжке немудрено пораниться?

– Конечно. Вон какие острые зубцы.

– Кровь явно принадлежит тому странному индусу. У Каваны он стоял тише воды ниже травы. Дескать, я вообще ни при чем. Но я готов побиться об заклад: это его кровь, – сказал Абберлайн.

– Фредди, это всего лишь предположение. А нас всегда учили искать доказательства. Не строить догадки, а находить улики.

– Но бывает и по-другому: сначала у тебя появляется теория, потом ты находишь факты, которые ее подтверждают. Что скажешь по этому поводу? – спросил Абберлайн, глаза которого возбужденно блестели.

«А ведь надо отдать ему должное, – подумал Обри. – Когда он начинает излагать…»

– Продолжай.

– Ты заметил, что этот индийский чудак ходит босым?

– Заметил. Должно быть, экономит на пошиве ботинок…

– Теперь, помня, что индус ходит босым, посмотри еще раз на засохшее пятно крови.

Обри послушно вгляделся в пятно. Абберлайн наблюдал, как до напарника медленно начинает доходить смысл его изысканий.

– Боже милостивый, да ты прав: это след.

– Верно, Обри. Не просто след. След босой ноги. Теперь давай порассуждаем. Мы с тобой вчера стояли вон там.

Абберлайн повел Обри на то место, где менее суток назад они оба стояли, переминаясь с ноги на ногу и слушая разгневанную миссис Во.

– Напряги воображение и представь оконное стекло целым. Когда темно, оно становится зеркалом. Согласен? Черным зеркалом. Так вот: перед тем как это черное зеркало разлетелось вдребезги и на нас обрушились семь бед, я кое-что на нем разглядел.

– Ты увидел нападавшего раньше, чем он бухнул камнем по стеклу?

– Нам сейчас кажется, что нападавшим был индийский парень. Иначе зачем ему разбивать стекло, так? Но я видел не индуса. Тот, кого я увидел, был более рослым и плотным. И это наводит меня на мысль… А не видел ли я отражение?

Абберлайн потер лоб, словно выдавливая ответ из собственных мозгов.

– Обри, а как тебе такая мысль? Что, если один или двое молодцев Каваны находились у нас за спиной? Что на это скажешь?

– Мы дверь закрыли на задвижку. Как они могли попасть внутрь?

– Сейчас покажу.

Абберлайн потащил Обри к двери угольного подвала. Она была приоткрыта. Ничего подозрительного. Но посередине погреба начиналась борозда, явно оставленная чьими-то ногами. Она тянулась вверх, прямо к дверце, выходящей на улицу.

– Понял! – воскликнул Абберлайн. – Пошли…

Они вернулись на кухню и снова встали на свои вчерашние места.

– Если мы правильно стоим и если вчера я действительно видел в оконном стекле отражение, получается… Этот громила лишь ждал момента, чтобы нас прикончить. Он ведь был совсем рядом. А мы, не забывай, стояли к нему спиной. Ты понимаешь, Обри? Мы были для него удобной мишенью. Пара раскормленных уток, ждущих, когда им свернут шеи. Он мог проломить нам черепа дубинкой. Мог полоснуть ножичком по горлу… А индус, зная, что этот громила находится у нас за спиной, вдруг взял и расколошматил окно.

Абберлайн посмотрел на ошеломленного коллегу:

– Как ты думаешь, зачем ему это понадобилось, Обри? За каким чертом он разбил стекло и прыгнул в кухню?

Часть вторая

Потерянный город

33

У пятнадцатилетней Иви Фрай, дочери Итана и покойной Сесилии, появилась новая привычка. Нельзя сказать, что Иви слишком уж ею гордилась, но и сопротивляться тоже не пыталась. С какого-то момента эту любопытную девчонку потянуло подслушивать разговоры отца с Джорджем Уэстхаусом, когда тот приезжал к ним домой.

А почему бы и нет? Не ее ли отец постоянно говорил, что скоро она включится в «борьбу»? И не была ли его любимой присказкой поговорка «лови момент»?

Иви и ее брат-близнец Джейкоб уже несколько лет учились премудростям ассасинов, проявляя изрядное рвение. Джейкоб, больше тяготевший к спорту, обожал учебные поединки. В них он чувствовал себя как рыба в воде, хотя, в отличие от сестры, не имел природной склонности к поединкам. По вечерам брат и сестра любили поговорить о будущем. Оба с волнением и восторгом ждали дня, когда отец наконец-то покажет им знаменитый скрытый клинок.

Однако интересы Иви простирались дальше упражнений с оружием. То, что давалось легко, не захватывало ее так, как брата. Стоило отцу показать им утром новый прием в сражении на мечах, как Джейкоб потом весь день проводил во дворе их дома в Кроли, бешено кружась, словно дервиш, и осваивая полученные уроки. Иви же частенько сбегала с таких занятий, заявляя, что ей скучно без конца повторять одни и те же движения. Если старшего Фрая не было дома, она пробиралась в его кабинет, где отец также хранил книги.

Получение новых знаний – вот что воспламеняло воображение Иви. Она зачитывалась летописями, оставленными великими ассасинами прошлого и, прежде всего, легендарного Альтаира ибн Ла-Ахада, чье имя в переводе с арабского означало «летящий орел». Ее захватывали мемуары смелого и обаятельного флорентийца Эцио Аудиторе, англичанина Эдварда Кенуэя, француза Арно Дориана, африканца Адевале, мулатки Авелины де Грандпре и, конечно же, Арбааза Мира, с которым отец в молодости провел много времени вместе.

Все эти люди вели неустанную борьбу, не давая тамплиерской заразе расползаться по миру. В разные века и в разных странах они боролись за свободу. Нередко их борьба сопровождалась поисками очень древних предметов. Но не таких, что пылятся на полках музеев. Предметы, за которыми в равной степени охотились ассасины и тамплиеры, остались от невероятно древней цивилизации – цивилизации Тех-Кто-Пришел-Раньше. Особый интерес для обоих орденов представляли частицы Эдема. Они являлись источниками поистине сказочной силы и якобы заключали в себе обширнейшие знания о прошлом, настоящем и будущем. Но не все знаменитые ассасины верили в упомянутые свойства древних артефактов. Альтаир ибн Ла-Ахад подозревал, что эти предметы – не более чем забавные безделушки. Иви внимательнейшим образом прочитала перевод его рукописи и поняла: чужого мнения ей недостаточно. Ей захотелось самой увидеть частицы Эдема, подержать их в руках и почувствовать связь с цивилизацией, существовавшей в незапамятные времена. Иви хотелось понять эти неведомые силы, что помогли сформировать человечество.

И потому, когда однажды вечером из-за дверей отцовского кабинета девушка уловила слово «артефакт», она остановилась и стала слушать разговор взрослых. Потом еще раз, и еще. Так повторялось всякий раз, когда к отцу приезжал Джордж Уэстхаус.

Порой в мозгу Иви вспыхивал вопрос: знает ли отец о ее подслушиваниях? Очень по-отцовски было бы знать и ничего не говорить. Совесть Иви несколько успокаивало то, что отец не обязательно стал бы возражать. И потом, она всего лишь раньше времени узнавала сведения, которые ей так и так предстояло узнать.

– А твоему парню в смелости не откажешь, – говорил Джордж Уэстхаус.

– Да. Его помощь повышает шансы на усиление нашего влияния в Лондоне. Тамплиеры считают, что от нас почти ничего не осталось. Пусть пребывают в такой уверенности. Зато в их рядах действует наш агент, и это дает значительные преимущества.

– Конечно, – согласился отцовский гость, – но только если он узнает что-то полезное для нас. Может, уже узнал?

– К сожалению, нет, – вздохнул Итан. – Нам известно, что к Каване регулярно наведывается Кроуфорд Старрик. И еще мы знаем о необычайном интересе Люси Торн к строительству подземки. Она проводит там немало времени…

– Раз Люси Торн там пасется, значит мы на верном пути.

– Конечно. Я в этом и не сомневался.

– Весь вопрос в том, когда тамплиеры надеются найти то, что они так упорно ищут?

– Пока ответа на этот вопрос у меня нет. Но когда они найдут искомое, Призрак украдет его для нас.

– А если уже нашли?

– Он продолжает завоевывать их доверие и потому наверняка узнает о находке. И потом, он все равно сейчас там, где нужно, и сумеет вырвать древнюю вещицу из тамплиерских лап, чтобы передать нам.

– Что это ты тут делаешь? – послышалось у Иви за спиной.

Иви вздрогнула от неожиданности и с тихим хрустом в ногах обернулась на шепот. Джейкоб, как всегда, улыбался во весь рот. Иви поднесла палец к губам и поспешно увела брата наверх. Время было позднее, и близнецам полагалось спать.

Иви всегда рассказывала Джейкобу о том, что сумела узнать. Ее поражала особенность брата: он требовал подробных рассказов, а сам слушал вполуха. История ассасинов, их политика и тактика в разные эпохи, предметы, оставленные загадочной древней цивилизацией, – все это Джейкоб охотно откладывал на потом. Когда отец сочтет их готовыми, тогда и расскажет.

Иви была другой. Иви жаждала знаний.

34

Со времени трагедии в доме Во прошло несколько месяцев. Все эти месяцы Абберлайн не переставал размышлять. Иногда в одиночку. Иногда в компании Обри, который был не так склонен к размышлениям, как Абберлайн, но стремился поддержать напарника и заодно пропустить пару кружек пива в «Зеленом человеке».

Они садились в дальнем углу, склоняясь над кружками и стараясь не выглядеть как парочка констеблей, уклонившихся от служебных обязанностей. Обри пытался развлечь напарника шутками, подслушанными в мюзик-холле.

– Фредди… Фредди, я к тебе обращаюсь. Скажи, почему портные всегда заискивают перед заказчиками?

– А я почем знаю?

– Потому что, если у портных не будет заказов, они зашьются с долгами.

И это еще был не самый плохой из его анекдотов.

– Фредди… Фредди, я к тебе обращаюсь. Скажи, когда лодка бывает меньше дамской шляпки?

– Не знаю. А когда она бывает меньше дамской шляпки?

– Когда она берет правильный курс. «Берет» – понимаешь, Фредди?

Иногда Обри пытался втянуть Абберлайна в более глубокий философский разговор.

– В жизни всякое случается, – изрек Обри в один из дней.

– Это ты к чему? – спросил Абберлайн, который давно уже забыл свое собственное правило не пить на службе и залпом прикончил свою пинту. – Если бы что-то случилось… скажем, в силу стечения обстоятельств, я бы так не мучился. Знаешь, Обри, что́ бесит меня больше всего? Незнание того, как все это было на самом деле. Меня бесит, что вруны и убийцы вышли сухими из этой истории и думают, будто обвели вокруг пальца всю полицию… Да о чем я говорю? Ни один констебль, кроме нас с тобой, не поверит, что пропажа трупа и человек в длиннополом плаще могут быть связаны. Будут считать это несчастливым стечением обстоятельств.

– Фредди, хочешь знать, в чем твоя проблема? – печально качая головой, спросил Обри. – Ты хочешь, чтобы мир четко делился на черное и белое. Тебе нужны ответы на все вопросы. А иногда ответа-то и нет, Фредди. Белое перемешано с черным, и мы видим разные оттенки серого. В мире полно событий мрачных, как дно Темзы, и таких же зловонных. Ты можешь что-нибудь сделать с Темзой? Нет, не можешь. Потому и некоторые вопросы остаются без ответа.

– Ты не прав, – поспешно возразил Абберлайн, но тут же умолк и задумался над словами напарника. – Точнее, прав, но только наполовину. Если рассуждать о том, что правильно и неправильно, там действительно есть оттенки серого. Здесь я с тобой согласен и даже угощу пинтой пива за проницательность.

Абберлайн поднял два пальца, и его сигнал был немедленно принят.

– А вот насчет ответов ты ошибаешься. Ответы существуют. И я хочу их узнать.

Обри кивал, пытаясь взбодрить напарника еще какой-нибудь шуткой, но припоминалась разная неуместная чепуха вроде «отсутствие плохих новостей – это хорошая новость». И потому констебль не сказал ничего. Коллеги молча выпили по пинте, продолжая размышлять.

Выйдя на Риджент-стрит, они попрощались и собирались уж было разойтись в разные стороны, когда Абберлайн задумался, за кем из них двоих последует человек, которого полицейский заприметил еще в пабе, – незнакомец проявлял к ним с Обри повышенный интерес.

Абберлайн отправился своей дорогой, продолжая гадать, когда в витрине одного из магазинов увидел отражение незнакомца.

35

– Может, скажете мне наконец, почему вот уже несколько дней подряд вы таскаетесь за мной по пятам?

Этот разговор происходил в переулке близ Нью-роуд, где сильно раздосадованный Абберлайн оказался один на один со своим преследователем. А раздосадован он был по той причине, что не далее как сегодня утром его вызвали в кабинет сержанта, командующего их подразделением. Сержант дал ему нагоняй… пожалуй, правильнее сказать, устроил настоящую взбучку. И все потому, что некий мистер Кавана из «Столичных железных дорог» – этот мерзавец с мертвыми глазами – подал на него жалобу. Оказывается, констебль Абберлайн проводит на строительной площадке слишком много времени, докучая своим присутствием. Более того, позволяет себе клеветнические утверждения, что Кавана и пятеро его работников причастны к убийству.

Сержант потребовал, чтобы Абберлайн раз и навсегда забыл дорогу на стройку.

Поэтому сейчас Абберлайн, которому досада лишь придала сил, смотрел, как стремительно багровело лицо незнакомца, поскольку шею этого незнакомца сжимала рука констебля в синем саржевом мундире. Преследователь был одет в темный костюм и шляпу-котелок, немного поношенную, но сохранявшую вполне респектабельный вид. Так одевались детективы в подразделении, где служил Абберлайн.

Но Фредди прекрасно знал детективов своего подразделения, равно как и детективов из других подразделений. Этот фрукт не был никем из них. Может, он не был и детективом. Другой рукой Абберлайн обыскал незнакомца и нашел небольшую кожаную дубинку, которую тут же опустил в карман мундира.

– Стало быть, частный проныра? – спросил Абберлайн.

Незнакомец шумно закивал. Вероятно, это означало «да».

Абберлайн ослабил хватку.

– Да, констебль Абберлайн, я действительно частный детектив, и вы только выиграете, если позволите мне высказаться, – прохрипел незнакомец.

Любопытство заставило Абберлайна убрать руку от шеи незадачливого проныры.

– Извольте представиться, – потребовал констебль.

– Леонард. Леонард Хейзлвуд.

– А теперь, мистер Хейзлвуд, выкладывайте, почему вы таскаетесь за мной по пятам, и постарайтесь, чтобы причина была убедительной.

Хейзлвуд вначале распрямил плечи, затем поправил шляпу, воротничок и одернул костюм. Только после этого он заговорил.

– Вы правы. Я действительно частный детектив, нанятый одним аристократом. Он – виконт, щедро оплачивающий мои услуги. При этом его не волнует, кому он платит. Надеюсь, вы понимаете, что́ я имею в виду.

– Да, прекрасно понимаю. А если я арестую вас за попытку подкупить констебля ее величества?

– Кто вас подкупает, констебль? Я свое дело знаю. Мне также известно кое-что и о вас. Коллеги зовут вас Усердным Фредди. Вы – приверженец закона. Я даже в курсе, что на дежурстве вы не позволяете себе завернуть в паб и пропустить кружечку…

Абберлайн виновато кашлянул. «Знал бы ты, приятель, чего только теперь я не позволяю себе на службе…»

– И что с того? – спросил он.

– Насколько могу судить, раскрытие преступления интересует вас ничуть не меньше, чем содержимое вашего кармана. Возможно, даже больше. И если я помогу вам в одном, что будет означать помощь и в другом, тогда это будет выглядеть уже не как подкуп, а как признание вашей безупречной полицейской работы. Закон не запрещает одному человеку облагодетельствовать другого.

– Давайте без хождений вокруг да около. Говорите прямо, что к чему.

– Виконт, на которого я работаю, и его друг подверглись нападению. Это случилось около полутора лет назад на кладбище при Мэрилебонской церкви. Друг виконта был жестоко избит и скончался на месте.

– Смотрите, как удобно. Даже на кладбище везти не пришлось, – вырвалось у Абберлайна.

– Простите, констебль, но это довольно сомнительная шутка.

– Согласен. Но чем еще мне ответить на чепуху, которую вы сейчас несете? Если двое аристократов подверглись нападению на кладбище, относящемся к нашему участку, и один из них был убит, я бы знал об этом.

– Мой наниматель и семья убитого предпочли не обращаться в полицию, чтобы не предавать случившееся широкой огласке.

– Вот как? – скривил губы Абберлайн. – Значит, у самих рыльце в пушку?

– Я не спрашивал. Меня наняли, чтобы найти и задержать нападавшего.

– Говорите, задержать? А потом? Передать в руки полиции? Не смешите меня. Вы намеревались сами расправиться с виновным.

– Так ли уж это важно? – скорчил гримасу Хейзлвуд. – Главное, чтобы свершилось правосудие.

– Правосудие вершится в судах, – сказал Абберлайн, хотя теперь уже он не был так сильно в этом уверен.

– Не всегда.

– Вы правы. Не всегда. И не в отношении молодых аристократов, которые напились, взяли проститутку или даже двух, поволокли на кладбище, а потом вдруг нарвались на сутенеров этих девиц. Я угадал? Надеюсь, вы не будете пытаться уверить меня, что эти милые мальчики возлагали цветочки на могилу? У знати есть одна характерная особенность: они любят развлекаться за счет тех, кого считают ниже себя. Возможно, в тот раз удача показала им задницу.

Детектив пожал плечами:

– То-то и оно, что напавший не был сутенером. И дело не касалось денег. Однако малец убил друга моего нанимателя и покалечил двух его телохранителей…

– Так они были с телохранителями? Черт побери, умеете вы вызвать сочувствие у других!

Хейзлвуд нахмурился и снова взялся поправлять воротник. У него покраснела шея. Все шло совсем не так, как он себе представлял.

– Поймите, констебль: напавший – опасный человек. По их мнению, его и человеком назвать было нельзя. Думаю, в наших общих интересах, чтобы подобное существо навсегда исчезло с лондонских улиц.

Абберлайн думал об оттенках серого, про которые говорил Обри. О превратностях правосудия, когда двое аристократов берут телохранителей и устраивают пьяные развлечения в не слишком благополучных частях города. Если нашелся одиночка, сумевший проучить этих высокородных мерзавцев, а заодно и их телохранителей, с какой стати нужно его искать? Молодец, в одиночку отдубасил четверых. Абберлайн знал, что́ сказал бы Обри по этому поводу. Он бы пожелал смелому парню удачи и сил.

Впервые в жизни Абберлайн понял, что ему не только все равно. У него почти иссякла способность приходить на помощь всем без разбора, как то надлежало бы хорошему полицейскому. Поэтому, выслушав Хейзлвуда, Абберлайн лишь усмехнулся:

– Тогда скажите, любезнейший, как же выглядел этот человек, которого и человеком назвать нельзя? Кого мне высматривать? Может, чудовище ростом под два метра, с острыми зубами, длинными когтями и рыком, от которого стынет кровь?

Частный детектив выпучил глаза:

– Знаете, констебль, если бы не ваша репутация, я бы решил, что вы выпили лишнего. Нет, констебль, когда я говорил, что напавшего нельзя назвать человеком, то имел в виду только то, что это совсем молодой парень. Мальчишка.

– Молодой парень? – переспросил Абберлайн.

– Представьте себе. Молодой босоногий индус. Мне говорили, он дрался, как дьявол. И двигался, как акробат.

Абберлайн больше не улыбался. Он смотрел на частного детектива во все глаза.

– Как акробат, говорите?

36

На следующий день Призрак стоял у шахты и следил за работой остальных землекопов. Он прижимал к груди несколько папок, набитых всевозможными списками, накладными, распоряжениями и графиками работ. Марчант переложил на него едва ли не всю канцелярскую рутину. Призрак очень скоро почувствовал ее тяжесть. Обилие навалившихся мелочей, которые требовалось помнить и держать в голове, не шло ни в какое сравнение со всеми его прежними занятиями. Даже с тонкостями владения ножом кукри, чему в детстве учил мальчика Итан Фрай.

Подошел десятник и, вытерев рукавом нос, спросил:

– Мистер Сингх, мне уже можно звонить пересменку?

Призрак смотрел на подошедшего, стараясь не вглядываться в лицо, а сосредоточиться на непривычных словах. В особенности на обращении «мистер Сингх».

– Да, конечно, – наконец выдавил из себя юноша. – Спасибо.

Десятник отошел, озабоченно почесывая в затылке. Как и многие, этот человек не успел привыкнуть к столь внезапной перемене. До сих пор Призрака окликали не иначе как «индус». А теперь… «мистер Сингх». В этом обращении чувствовалось уважение. У Призрака появилась власть, ибо что есть уважение, как не разновидность власти? Впервые в жизни он ощутил ее притягательность и понял, почему люди постоянно добиваются обладания этим даром. С властью приходили деньги, влияние и, что еще важнее, – возможность быть услышанным. Все это влекло ничуть не меньше, чем любовь, дружба, семья. Возможно, даже больше, поскольку власть обращалась не к кротости сердца, а к корыстной стороне человеческой природы.

«В другом мире я бы вполне мог привыкнуть к такому обращению, – думал Призрак. – Я бы даже наслаждался, слушая, как меня называют мистером Сингхом».

А в этом мире у него попросту не было выбора. Его повысили, и юноше не оставалось иного, как приспособиться к своему новому положению.

Кавана через Марчанта распорядился, чтобы Призрака приодели. Харди вручил парню коричневый бумажный сверток с одеждой.

– Держи. Тут кое-какие шмотки: брюки, сапоги, рубашка и пиджак. Есть и шляпа, если она тебе понадобится.

Ночью, вернувшись в туннель под Темзой, Призрак надел все это на себя и показался Мэгги.

– Да ты прямо щеголем городским заделался, – сказала она, разглядывая приодевшегося парня. – Теперь тебе проходу от женщин не будет. А может, они уже на тебя вешаются?

Призрак улыбнулся Мэгги и почувствовал, как улыбка открыла сердце старой женщины. Точно как в ночь их знакомства. Мэгги смотрела на своего друга и наверняка думала: «Эх, была бы я лет на сорок моложе…»

Только со шляпой Призрак так и не смог «подружиться». Он и фуражку, которую выдавали всем землекопам, отдал одному из обитателей туннеля. Брюки оказались короче, чем нужно. Возможно, Харди решил разыграть нового фаворита, однако громила был бы раздосадован, узнав, что его шутка не удалась. Брюки, оканчивающиеся выше щиколоток, великолепно устраивали Призрака. Тем более что носить башмаки он тоже не собирался. Их он отдал Мэгги. Та, сияя от радости, быстро выдернула шнурки и надела обновку. Ее старые башмаки тоже перейдут к кому-то из здешних жителей.

На следующий день стройка увидела нового Призрака.

Работа поглощала все его внимание. Час за часом, пока длилась смена, юноша вписывал имена и цифры в столбцы многочисленных графиков, врученных ему Марчантом. Призрак должен был следить за постоянным смещением времени промежуточных смен и общаться с десятниками, которые не слишком-то одобряли новое назначение начальства. Юноша обнаружил интересную особенность: его слова, произнесенные мягко, но с должной настойчивостью, и подкрепленные оглядкой на домик конторы, действовали даже на самых упрямых десятников. Призрак понимал: уважением тут и не пахло. Сговорчивыми людей делал страх.

Однако главной целью его нахождения на стройке были не размышления об идеологии управления и не стремление освоить все тонкости работы учетчика. Призрак помнил: он – разведчик братства. Ему необходимо точно узнать истинные замыслы тамплиеров, а в этом он пока мало преуспел. Новая работа поглощала все его время и внимание. У юноши редко находилась причина, чтобы зайти в контору, где хранились планы и чертежи.

В один из дней, стоя на своем обычном месте возле кранов, Призрак поднял голову и увидел Кроуфорда Старрика и Люси Торн. Пройдя по дощатому настилу, они поднялись в контору и исчезли за дверью.

«Пора», – решил Призрак и двинулся следом. У него был предлог: отдать Марчанту несколько ведомостей. Но Смит и Другой Харди, охранявшие вход в святилище, не пустили молодого индийца дальше порога. Взяв бумаги, они спровадили Призрака. Получалось, его вхождение во внутренний круг Каваны было лишь теоретическим. Возможно, юношу до сих пор проверяли. Вскоре произошел еще один случай, над которым Призрак до сих пор иногда размышлял.

Это случилось под вечер. Призрак разыскал Марчанта. Поблизости разгружали состав с землей, и пыхтящий паровоз вынуждал кричать. Как всегда в конце смены, юноша принес начальнику строительства ведомость.

– Все в порядке, сэр, – крикнул Призрак, обведя рукой стройку.

Безостановочно двигались краны, облепленные рабочими. На фоне серых, быстро густеющих сумерек чернели качающиеся силуэты ведер с землей. Чумазые землекопы промежуточной смены покидали стройку, унося на плечах свои лопаты и кирки, чем-то напоминая отступающую армию. И гремел, не умолкая ни на секунду, конвейер.

Обычно Марчант брал ведомость и уходил в контору. Но сегодня он лишь пожал плечами и кивнул в сторону домика на колесах.

– Мне сейчас некогда. Отнеси сам. Положи на стол к остальным планам. Я потом посмотрю.

Призрак ничем не выдал охватившее его волнение. Кивнув, он послушно отправился в контору. Там не было ни Каваны, ни обоих Харди, ни Смита. Призрак открыл дверь и вошел. Он не помнил случая, чтобы внутри домика на колесах было пусто. Ведь это же сердце всей тамплиерской операции.

Юноша заставил себя умерить пыл. Ему устроили проверку, оттого в конторе и пусто. Марчант наверняка засек время. Помня об этом, Призрак зажег лампу и прошел к столу.

Марчант не просто так сказал, куда положить ведомость. Естественно, стол был завален листами с планами.

Поставив лампу на краешек стола, Призрак склонился над свернутыми в трубку документами. Ловушкой вполне мог быть порядок, в каком они лежали. Или… вот оно! Из одного из свитков торчал тоненький черный волос. У Призрака заколотилось сердце. Он осторожно вытащил волосок, зажав между ногтей, затем, моля богов, чтобы это оказалось единственной ловушкой, подстроенной тамплиерами, развернул свиток.

Это были планы строительства подземной железной дороги и планы очередности земляных работ, но только… неофициальные. Официальные Призрак уже видел, когда вместе с остальными землекопами вытягивал шею, слушая рассказ Чарльза Пирсона и Джона Фаулера об их детище. Чертежи, лежавшие сейчас перед ним, были очень похожи на те, но имели одно существенное отличие: в правом верхнем углу вместо эмблемы «Столичных железных дорог» красовался герб ордена тамплиеров.

Задерживаться в конторе было рискованно; это могло вызвать подозрения Марчанта. Призрак быстро нашел на плане участок, где сейчас велись земляные работы. Там он увидел слегка заштрихованный кружок, а внутри кружка – маленький тамплиерский крест.

Призрак быстро свернул бумаги, вложив волосок туда, откуда он был вытащен, загасил лампу и покинул контору. Увиденное еще стояло у парня перед глазами, а мысли вернулись к другому событию, произошедшему несколько дней назад… Тогда из пустых ящиков соорудили подобие помоста, куда забрались Кавана, Марчант и подручные, вставшие по обе стороны от хозяина. Поднеся к губам рупор, Кавана сообщил, что, к великому сожалению, на стройке завелись воры, в результате чего несколько землекопов лишились своих орудий.

В толпе послышались возгласы. Рабочие пеклись об орудиях труда не меньше, чем о собственных семьях. Зачастую даже больше. Призрак едва ли не с первых дней работы стал прятать свою лопату прямо в туннеле, однако для очень и очень многих их кирки и лопаты были не просто средством заработка, а еще и символом. Шагая по улицам, рабочие важно несли на плечах орудия своего труда. Они шли с гордо поднятыми головами, показывая прохожим: это не толпа замарашек, а люди, выполняющие тяжелую и очень нужную городу работу. И вот какие-то негодяи позарились на чужие орудия. Это воспринималось как воровство еды прямо изо рта. Кавана умел играть на человеческих эмоциях. Когда он предложил, чтобы отныне рабочих после смены обыскивали, его слова вызвали больше одобрительных реплик, чем ожидалось. Пусть пересменка теперь длится в три раза дольше, зато рабочие могут быть уверены: «Столичные железные дороги» искренне о них заботятся.

Призрак с самого начала считал все это спектаклем, но не мог понять, с какой целью Кавана разыграл представление. Теперь он точно знал, что́ стояло за принятым решением. Земляные работы наконец достигли места, обозначенного заштрихованным кружком. Строительство неумолимо приближалось к концу. Всем рабочим было строжайше приказано сообщать о любых необычных находках. Им обещалось вознаграждение, сопоставимое со стоимостью найденного. Но кто-то мог скрыть находку, оставив себе или рассчитывая продать подороже в другом месте. Значит, тамплиеры наравне с ассасинами не знали, как выглядит артефакт, который они рассчитывали найти, и, естественно, не хотели рисковать.

Было еще одно обстоятельство. Пусть и незначительное, оно тоже осложняло Призраку жизнь. Констебль Абберлайн постоянно наведывался на стройку и, если верить Марчанту, выдвигал обвинения против «вашего индийского парня».

– Ты не беспокойся. Мы тебя прикроем, – пообещал Призраку Марчант.

Разумеется, за «прикрытие» с него потребуют определенную плату.

Что ж, он постарается им отплатить. Да, он им непременно отплатит.

И вот Абберлайн снова явился на стройку, но не один, а с подкреплением. Двое были Призраку знакомы: напарник Абберлайна по имени Обри и их начальник-сержант. Еще двоих он видел впервые: щеголевато одетого человека, без конца поправлявшего воротник, и…

Призрак мысленно поправил себя: впервые он видел только щеголя. Другой человек показался ему странно знакомым. Юноша силился вспомнить, где и когда они встречались…

К Призраку направился Марчант и, подойдя чуть ближе, с обычной масленой улыбкой окликнул юношу:

– Эй, ты, поди-ка сюда.

Однако Призрак продолжал смотреть на странно знакомого человека. Тот стоял чуть в стороне от других. Наконец их глаза встретились.

Это был телохранитель, которого Призрак тогда пощадил на кладбище.

37

Абберлайн наблюдал за индийским парнем.

Сегодня утром Фредди буквально ворвался в кабинет сержанта. Он был не один, а вместе со своим новым приятелем, частным детективом Хейзлвудом. Прямо с порога констебль объявил сержанту, что у него есть новые сведения по поводу индуса, работающего на строительстве подземки.

– Расскажите сержанту то, что сообщили мне, – потребовал от частного детектива Абберлайн.

Судя по лицу Хейзлвуда, он вовсе не горел желанием общаться с сержантом. Все пошло вопреки его замыслам. С Абберлайном он разоткровенничался в надежде, что тот понял намек и поможет ему найти индуса. А Усердный Фредди, сверкая глазами от возбуждения, потащил его к своему начальству.

Неудивительно, что сержант оглядел пришельца с ног до головы, затем снова повернулся к Абберлайну:

– И кого ты мне привел, Фредди?

– Это частный детектив, располагающий кое-какими сведениями по поводу наших друзей со строительства подземки.

– Только не эта чертова подземка, – вздохнул сержант. – Пожалуйста, только не эта чертова подземка. Опять!

– Постойте, джентльмены. Дайте мне сказать, – не выдержал Хейзлвуд, пытаясь остановить перепалку между Абберлайном и сержантом. – Мне поручили разыскать молодого преступника, виновного в жестоком нападении на члена аристократической семьи. Он желает, чтобы обидчик понес заслуженное наказание. Это не имеет никакого отношения к строительству подземки.

– Еще как имеет, приятель. Еще как имеет, – заверил его Абберлайн. – А теперь расскажите сержанту все то, что сообщили мне. Иначе я сам ему обо всем поведаю, не упустив ни одной мелочи, услышанной от вас. Возможно, я даже кое-что добавлю от себя, и это отразится не лучшим образом на вас и ваших нанимателях.

Частный детектив сердито посмотрел на Абберлайна, затем обратился к сержанту:

– Как я уже рассказывал присутствующему здесь… – Хейзлвуд сделал выразительную паузу, – констеблю, меня нанял некий джентльмен из высшего общества. Этот джентльмен рассчитывает с моей помощью найти и задержать одного очень опасного человека.

– Очень опасного человека! – передразнил детектива Абберлайн. – Тут вопрос спорный. Вы говорили, что телохранителей было трое. Двое серьезно пострадали и теперь находятся в лечебнице. Но ведь третий вполне здоров?

– Да. Ему повезло.

– Значит, он бы мог опознать того парня. Мы приведем его на стройку и попросим опознать человека, напавшего на него и вашего нанимателя.

– Полагаю, мы могли бы это сделать… – неуверенно произнес Хейзлвуд.

– А зачем нам это? – прорычал из-за стола сержант. – Мне хватило разноса, учиненного этим чертовым мистером Каваной из «Столичных железных дорог». И все из-за тебя, Абберлайн. Или ты думаешь, что я жажду новой взбучки? Или, того хуже, чтобы он пожаловался Джону Фаулеру или Чарльзу Пирсону, а я бы потом получил выволочку уже от своего начальства? Если ты так думаешь, Фредди, то жестоко ошибаешься.

– Сержант, наш друг может сделать так, что ваши усилия не пропадут даром, – сказал Абберлайн, подмигивая сержанту.

Тот сощурился.

– Это правда? – спросил он у Хейзлвуда.

Детектив признался, что да. Он действительно мог поспособствовать, чтобы сержанта отблагодарили за потраченные усилия. Сержант задумался. Конечно, он рисковал получить еще один нагоняй. Но в этом случае козлом отпущения он сделает Абберлайна. А если учесть, что у жены сержанта близился день рождения, неожиданно свалившиеся деньги будут как нельзя кстати.

Подумав, начальник Абберлайна согласился. Если они явятся на стройплощадку вместе с тем телохранителем, индусу не избежать очной ставки.

И вот теперь этот индийский парень шел через грязь стройплощадки прямо к ним.

«Черт побери, а он успел у них выслужиться», – подумал Абберлайн. Обзавелся новыми штанами. Рубашка без воротника, с открытой шеей. Наряд, правда, довольно странный: брюки короткие, даже до щиколотки не дотягивают. По-прежнему ходит босиком. Однако взгляд темных, непроницаемых глаз паренька, казалось, пригвоздил к площадке всю компанию.

– Бхарат Сингх, я полагаю, – сказал Абберлайн, обращаясь ко всем. – Помнится, когда мы виделись в прошлый раз, у тебя все тело было в ссадинах и порезах. Рад, что они зажили.

Констеблю показалось, что парень едва его узнал. Призрак стоял перед полицейскими, прижимая к груди папки с бумагами и недоуменно поглядывая на пришедших. Абберлайн заметил, что взгляд парня не задержался на телохранителе, и напомнил себе: если хотя бы половина сведений об этом Бхарате – правда, они имеют дело с очень скользким и весьма опасным субъектом. Абберлайн внутренне приготовился. К чему – он и сам не знал. Но приготовился.

– А теперь, – обратился к Призраку Абберлайн, – с вашего разрешения, мы займемся тем, ради чего сюда пришли.

Он незаметно опустил руку, нащупав рукоятку дубинки, затем повернулся к телохранителю:

– Скажите, не этот ли человек атаковал на церковном кладбище вас и двух ваших нанимателей? Присмотритесь к нему повнимательнее. Прошло уже достаточно времени, и его облик несколько изменился. Но мне думается, такие лица обязательно врезаются в память. Посмотрите внимательно и скажите: это он или нет?

Теперь Призрак сосредоточил внимание на телохранителе, глядя тому в глаза. Телохранитель был рослым, как и трое подручных Каваны. Однако, в отличие от них, в нем не ощущалось гонора и высокомерия. У него был вид сокрушенного человека. Происшествие на кладбище изменило его, но сейчас ему давался шанс частично вернуть утраченную гордость и достоинство.

Пальцы Абберлайна сжали рукоятку дубинки. Обри тоже приготовился. Люди Каваны стояли, сощурившись, опустив руки по швам и готовые схватиться за оружие, спрятанное в карманах. Они ждали распоряжений, предвкушая побоище.

Все были готовы к тому, что телохранитель скажет «да».

Но ко всеобщему удивлению, он покачал головой и произнес:

– Это не он.

38

– И что же там произошло на самом деле? – спросил Абберлайн.

– Это вы о чем?

Встреча на строительстве подземки окончилась провалом. Абберлайн удалился, поджав хвост. Потом, в отделении, сержант устроил ему новую выволочку, после которой Усердный Фредди, невзирая на свое препаршивейшее состояние, отправился искать телохранителя.

Зачем? Да потому что и по лицу этого чудака, и по лицу Бхарата Сингха было видно: они заключили нечто вроде молчаливой сделки. «„Не он“, – рассерженно думал Абберлайн. – Не смешите мою задницу. Они прекрасно узнали друг друга». Просто они… как бы странно это ни звучало, прониклись взаимным уважением. Абберлайн видел это собственными глазами.

И теперь он хотел поговорить с телохранителем. Абберлайн знал, где его искать: в том же заведении, где они встречались днем ранее. Но сейчас опозорившийся констебль шел туда один, без Хейзлвуда. Заведение находилось в Уайтчепеле, на Коммершал-стрит, и называлось «Десять колоколов». Здесь любили собираться проститутки, воры и им подобная публика. Иногда сюда заглядывали констебли полиции и бывшие телохранители, пытавшиеся утопить в пиве жизненные невзгоды, жертвами которых они стали.

– Думаю, вы его выгораживаете.

Телохранитель молча взял кружку и двинулся в укромный уголок. Абберлайн последовал за ним и сел напротив.

– Кто-то вам платит за его выгораживание. Так ведь? Случайно, не человек в длиннополом плаще?

Телохранитель не ответил.

– А может, вы оберегаете его, так сказать, по доброте душевной? – спросил Абберлайн.

Глаза телохранителя были полны печали. Абберлайн понял, что нащупал верный путь, и продолжил атаку.

– А если бы я вам сказал, что у меня есть собственные подозрения насчет этого индийского парня? А если бы я вам признался, что однажды он спас мне жизнь и мне вовсе не хочется упрятывать его в тюрьму? Знаете, какие мысли меня посещают? Мне думается, этот индус гораздо честнее и порядочнее многих англичан.

Телохранитель не торопился отвечать. Потом заговорил, не поднимая головы:

– В этом вы правы, констебль. Если хотите знать мое мнение, он и впрямь гораздо честнее и порядочнее многих. Хороший человек. Нам с вами такими никогда не стать.

– Говорите за себя. Так это он был тогда на кладбище?

– Разумеется, он. Только там не было никакого жестокого нападения. Мне хорошо платили, и я за деньги занимался нечестивым делом. Стыдно в этом признаваться, но так оно и было. А индийский парень поставил мне мозги на место. Тогда я служил двоим шишкам. Они решили поразвлечься. Нашли проститутку из тех, у кого это не ремесло, а способ подработать. Но им она понадобилась не для известных дел, а чтобы поиздеваться над ней. Попинать ногами, поскольку они могли себе позволить такие развлечения. Я еще с двумя парнями должен был оберегать аристократов от разных случайностей, не задавая лишних вопросов.

Абберлайн едва заметно улыбнулся. Чувства телохранителя ему были понятны.

– И вот, шел себе парень мимо. Услышал крики. Завернул на кладбище. Слегка удивился. Потребовал у шишек прекратить их отвратительную игру, а когда те и ухом не повели, вмешался уже всерьез.

Еще скажу: никогда прежде я не видел, чтобы кто-то двигался с такой умопомрачительной быстротой. Ни мальчишка, ни взрослый, ни зверь какой-нибудь. Он превосходил всех нас, да и ваши против него не выстояли бы. Мы и глазом моргнуть не успели, как он расправился с нами. Да и поделом нам. Всем нам. Такие похождения добром не кончаются.

Конечно, вас удивляет, почему я не опознал его там, на стройке. Потому и не опознал. Вы назвали его порядочным человеком. Надеюсь, не слукавили, чтобы ко мне подмазаться. Тут, в пивнушке «Десять колоколов», могу повторить еще раз: это тот же парень, и удачи ему в жизни. Но ни на стройке, ни в вашем отделении, ни перед судьей я и слова против него не скажу.

– Разумеется, это один и тот же человек.

Марчант и Кавана пригласили Хейзлвуда в Клуб путешественников на Стрэнде. Сейчас все трое сидели в курительном салоне с видом на Карлтон-Гарденс.

Кавана состоял членом клуба по рекомендации Уолтера Лавелла и вступил в него незадолго до смерти полковника. Марчант, как правая рука Каваны, тоже был вхож в это место. Хейзлвуд попал сюда впервые и потому находился в крайнем возбуждении. Он потом признавался жене, что «чувствовал себя словно кобель, окучивающий двух сук сразу». Без приглашения сюда было не попасть. Хейзлвуд почуял запах денег и увидел шанс посредством сделки завершить эту поганую историю. Возможно, не только завершить, но и сорвать куш.

Частный детектив ни на секунду не забывал, что находится в самом модном и старинном месте Лондона.

Вокруг слышался смех и громкие голоса пьяных лордов и прочих аристократов. «Сливки общества» становились все пьянее, но Кавана едва ли обращал на них внимание. Его руки покоились на подлокотниках массивного кожаного кресла. Кавана был в черном костюме и белой рубашке с кружевным воротником и длинными манжетами. Однако даже здесь, среди лондонской знати, Кавана излучал определенную опасность. Джентльмены, иногда проходившие мимо, приветственно махали ему рукой, но их улыбки тут же гасли, словно они торопились отдать дань уважения и поскорее отойти.

– Значит, вы думаете, что человек, напавший на вашего нанимателя, и мой работник Бхарат Сингх – одно и то же лицо? – спросил Кавана у Хейзлвуда.

– Я в этом уверен, сэр.

– А чем вызвана ваша уверенность?

– Когда я слышу стук копыт, то рассчитываю увидеть скорее лошадь, чем зебру.

Марчанта такой ответ смутил, но Кавана понимающе кивнул.

– Иными словами, вы считаете, что по всем законам логики это должен быть один и тот же человек.

– Да. Потом я еще раз побеседовал с телохранителем и убедился: он узнал вашего работника, но по каким-то причинам умолчал об этом.

– Что ж, мы постараемся сделать телохранителя более сговорчивым, – сказал Кавана, а Хейзлвуд тут же подумал: «Деньги» – и стал прикидывать, сколько может перепасть ему.

– Если некий индус ни с того ни с сего вдруг напал на этого телохранителя и… сколько еще человек там было? Четверо? Тогда почему телохранитель пытается выгородить нападавшего?

У Хейзлвуда забегали глаза. Он не торопился отвечать. Кавана кивнул Марчанту. Тот выложил на стол внушительную пачку купюр.

«Я не ошибся», – подумал Хейзлвуд, принимая взятку.

– Я знаю лишь то, что мне рассказывал мой наниматель. Индус напал на них не просто так. Он вступился за уличную шлюшку, с которой мой наниматель и его покойный друг развлекались.

Кавана кивал. Его взгляд скользил по салону, стены которого украшали деревянные панели. Он знал этот тип высокородных шалунов.

– Значит, двое вовсю развлекались, а трое их охраняли?

– Похоже, что так. Но индийский парень… он кинулся на них, как сущий дьявол. Всех разметал, спас побитую шлюшку и куда-то ее увел.

– Понятно, – резюмировал Кавана. Он подождал, пока утихнет хохот за одним из соседних столов. – Я благодарю вас, мистер Хейзлвуд, за вашу честность и за обращение к нам. Теперь, с вашего позволения, мы проведем собственное расследование. По его завершении, если результаты подтвердят ваши подозрения, мы сможем объединить усилия, дабы гнилой плод не портил здоровые, и вы получите своего индуса.

Хейзлвуд, ошалевший от счастья, ушел, а Кавана сказал Марчанту:

– Марчант, мы сдержим обещание. Теперь мы будем самым пристальным образом следить за нашим индийским коллегой.

39

День Абберлайна все чаще начинался с осмотра нового трупа. Сегодняшнее утро не стало исключением. Абберлайн смотрел на распластанное перед ним мертвое тело. Рядом стоял Обри. Потом оба констебля сняли шлемы, отдавая убитому последнюю дань уважения. Они сразу поняли, кто́ перед ними, хотя лицо мертвеца было превращено в кровавое месиво. Распухшие веки не позволяли увидеть глаза. Сломанная челюсть придавала лицу какое-то глумливое выражение.

Это был телохранитель с кладбища.

– Кто-то явно хотел заткнуть ему рот, – сказал Обри.

– Нет, – задумчиво возразил Абберлайн, глядя на труп и размышляя о том, скольких еще мертвецов ему предстоит опознать. – Вряд ли они хотели заткнуть ему рот. По-моему, они как раз хотели заставить его говорить.

А в другой части города Кавана, как всегда, сидел за столом своей передвижной конторы в окружении Марчанта и Харди.

Напротив, на неудобных жестких стульях и с такими же жесткими лицами, сидели великий магистр ордена тамплиеров Кроуфорд Старрик и Люси Торн. Они ждали от Каваны очередного доклада. Этот человек обещал им в кратчайшие сроки найти частицу Эдема, но до сих пор так и не выполнил обещанного. Хотя каждый раз Кавана предоставлял им подробный и обнадеживающий отчет о своих действиях.

– Мы близки к обнаружению, – подытожил Кавана свой ответ.

Люси вздохнула и принялась расправлять складки на платье. Старрика услышанное оставило равнодушным.

– То же самое вы говорили и в прошлый раз, и в позапрошлый, – напомнил он.

– Мы близки к обнаружению как никогда, – добавил Кавана, словно не замечая раздражения великого магистра. – Иначе и быть не может. Мы находимся в непосредственной близости от местонахождения артефакта.

В дверь постучали, затем она приоткрылась, и в проеме появилось лицо Другого Харди.

– Сэр, извините за беспокойство, но на стройку пожаловала чета Пирсон.

Старрик закатил глаза, но Кавана махнул рукой, показывая, что гостям не о чем беспокоиться.

– При всех своих недугах Пирсон предпочитает общению с нами компанию землекопов. Сейчас «его величество» устроит обход своих владений. Так что можете не беспокоиться.

– И все равно нам с мисс Торн не стоит здесь задерживаться, – сказал Старрик. – Позаботьтесь, чтобы в следующий раз вам было о чем нам рассказать.

Когда они ушли, Кавана посмотрел на Марчанта и злобно прошипел:

– Старрик дурак. Ведь знает, что его дни сочтены.

– Но он – великий магистр, сэр, – ответил Марчант и, угодливо улыбнувшись, добавил: – Пока что.

– Вот именно, пока что, – подхватил Кавана. – До тех пор, пока частица Эдема не окажется в моих руках.

Сказав это, он позволил себе едва заметно улыбнуться.

Пока Кавана, Марчант и остальные беседовали со Старриком и Торн, а Призрак готовился заступить на свою смену, Пирсон повел себя так, как и предсказывал Кавана. Вместе с женой он спустился в шахту.

Рабочие любили Пирсона и в этот раз решили показать ему, сколь велика их любовь. Старрик и Торн покидали строительство, а Марчант с неудовольствием наблюдал, как рабочие собрались вокруг четы Пирсон, самовольно прекратив работу. Они явно что-то затевали.

Облокотившись о перила, Марчант подозвал к себе Другого Харди.

– Спуститесь-ка вниз. Посмотрите, что еще они там задумали…

40

У констебля полиции Обри Шоу выдался редкий свободный день.

Впрочем, сказать так означало бы погрешить против правды. Во-первых, потому, что свободные дни у Обри выпадали достаточно часто, а во-вторых, – сегодняшний день никак нельзя было назвать свободным. Официально никто не давал ему выходного. Констебль полиции Обри Шоу попросту переоделся в цивильную одежду и смотался со службы.

Самовольная отлучка Обри, как всегда, была связана с крикетом. Только на этот раз он отправился не в «Зеленого человека», чтобы посидеть за кружкой пива. Сегодня был особый день. Обри пошел на стадион «Лордс», где проводился ежегодный матч между командами Итона и Харроу. День был теплым и солнечным. Такой день не грех провести на трибунах (хотя и переполненных по случаю знаменательного события), угостившись пирожками и несколькими кружками пива. Подобные матчи собирали и множество женщин, что позволяло мужскому взгляду вдоволь налюбоваться на хорошенькие личики под шляпками. Ну и конечно же, белая форма игроков ослепительно сияла на ярком солнышке.

По правде говоря, Обри не был таким уж любителем крикета, но его жене нравился этот благородный вид спорта, и она не возражала против походов мужа на стадион. К тому же походы сопровождались пирожками и пивом – теми двумя вещами, жизнь без которых Обри считал бессмысленной.

Констебль подумал об Абберлайне. Неженатом, вечно думающем только о работе. По мнению Обри, эти обстоятельства были взаимосвязаны.

– Жениться тебе надо, – как-то сказал он Фредди за очередной кружкой пива в «Зеленом человеке».

– Мне нужен толковый напарник, которого больше волнует работа, а не то, как с нее улизнуть, – ответил ему Абберлайн.

Слова эти задели Обри. Странная история, которую они пытались распутать, интересовала его почти так же, как Фредди, и…

«Нет, довольно, – подумал Обри, занимая свое место на трибуне. – Сегодня я не вспоминаю ни про какого Фредди. Сегодня Фредди для меня не существует». Желая оборвать поток докучливых мыслей о работе, Обри принялся подбадривать свою команду. Он – один из зрителей, и только. Все заботы пусть убираются прочь.

Но как ни старался Обри, быть просто зрителем у него не получалось. Мысли снова вернулись к Абберлайну и «грязным делишкам на строительстве подземки», как называл их Фредди. Обнаружив мертвого телохранителя, оба задались вопросом, кто забил его насмерть.

– Кто-то из подручных Каваны, – предположил Фредди, и Обри был вынужден с ним согласиться.

Он тоже чувствовал: Кавана и компания занимались не только строительством подземки. Прикрываясь им, они проворачивали какие-то неблаговидные дела. Да только ли они? Аристократы, промышленники, политики – все были не прочь на чем-нибудь нажиться. А что касалось нарушения законов… это мелочи, когда у тебя есть власть и влияние, чтобы расправляться с теми, кто тебе мешает.

«Черт побери, до чего же я докатился?» – подумал Обри. Он начал думать, как Фредди. Распутывание клубка захватило и его.

Похоже, они знают. Так говорил ему Абберлайн. Если убийство телохранителя – дело рук Каваны и компании, тогда они должны знать, что Бхарат Сингх и есть тот кладбищенский герой.

– А им не все равно, он это или не он? – спросил тогда Обри.

– Может, и все равно. Кто знает, – ответил ему Абберлайн.

На состояние, в каком сейчас пребывал Обри, влияло несколько факторов: его мысли, выпитое пиво, обилие зрителей и то, что он устроил себе самовольный выходной. Он решил, что никому до него нет дела и никто его не хватится. Словом, Обри утратил бдительность и не заметил троих мужчин, протолкнувшихся к трибуне, на которой расположился полицейский. Сидячих мест уже не было, и потому все трое встали, привалившись спиной к забору, надвинув на глаза шляпы-котелки и скрестив руки на груди. Классическая поза для тех, кому нежелательно чужое внимание.

Но смотрели эти трое отнюдь не на поле. Их взгляд застыл на Обри Шоу.

41

Последним узником «Тьмы» был Джайдип Мир, проведший там несколько недель. Почти три года комнаты подземелья пустовали, но их все равно требовалось содержать в порядке. Поэтому Аджай и Кулприт, действуя с точностью часового механизма, постоянно спускались в подземелье, чтобы его подмести и проветрить. И тогда сырая мгла ненадолго отступала, теснимая свежим воздухом.

Аджай уподоблялся часам еще в одном. Словно заведенный, он постоянно запирал Кулприт в подземных комнатах, считая это остроумной шуткой.

Вот и сейчас он бочком выбрался из комнаты, где Кулприт мела пол, и щелкнул замком. Но на этот раз Аджай не остался по другую сторону двери, отпуская насмешки в адрес рассерженной напарницы. Судя по шагам, он покинул коридор и выбрался наверх.

Кулприт устало опустила плечи, обреченная на утомительное безделье, да еще и в темноте. Интересно, надоест ли когда-нибудь Аджаю эта нелепая детская забава? Похоже, что нет. Он так и останется вечным мальчишкой. Возможно, он был немного влюблен в Кулприт, хотя и знал, что она замужем и у нее растет маленький сын. По мнению этой женщины, сочетание легкой влюбленности и склонности к дурацким шуткам делало мужчину редкостным занудой.

Устав ждать, Кулприт прильнула к смотровому отверстию.

– Аджай, довольно! – крикнула она, ругая себя за потерю бдительности.

В коридоре было тихо. Аджай ушел. Кулприт мысленно бормотала проклятия. Оставалось надеяться, что сегодня его шутка не затянется. Однажды этот великовозрастный ребенок запер ее на целых полчаса. Хвала небесам, с тех пор она всегда клала в карман свечу.

– Аджай! – снова крикнула Кулприт.

Ответом ей было глухое эхо, порожденное сырыми каменными стенами. Кулприт забарабанила в дверь. Звук унесся в темноту.

– Аджай, это не смешно. Хватит дурака валять. Открывай!

Однако в подземелье по-прежнему было тихо. Кулприт поймала себя на мысли, что не слышит вообще никаких звуков. Аджай вовсе не был любителем тишины. Даже поднявшись наверх, он продолжал бы отпускать шуточки, чтобы ее позлить. Когда она в последний раз слышала другие звуки, помимо собственного голоса? Так можно потерять всякое представление о времени.

Звук, раздавшийся снаружи, заставил Кулприт подпрыгнуть.

– Аджай! – сердито выкрикнула она.

Запястье ее правой руки напряглось само собой, придя в состояние готовности.

В смотровом отверстии появилась ухмыляющаяся физиономия Аджая.

– В этот раз я здорово тебя напугал, – хвастливо заявил хранитель «Тьмы». – Ты ведь уже подумала, что они пробрались сюда и вот-вот расправятся с нами.

Такая мысль у нее тоже мелькала. Ничего не говоря Аджаю, Кулприт поднесла руку к глазку с таким расчетом, чтобы лезвие клинка, когда оно выскользнет наружу, оцарапало шутнику ноздрю.

Среди ассасинов индийского братства Кулприт славилась не только виртуозным владением мечом. Столь же виртуозно она владела и скрытым клинком, умея точно определять расстояние удара. Это умение не подвело ее и сейчас.

– Впечатляюще, – заявил Аджай, голос которого обрел некоторую гнусавость.

Острие лезвия пригвоздило его к месту. Аджай знал: малейшее движение, и клинок располосует ему ноздрю. А клинок Кулприт всегда был острым. Она не уставала смазывать свое оружие и настраивать точно по руке.

– Мой клинок, Аджай, никогда не застревает, – любила повторять Кулприт. – Не то что у некоторых, – добавляла она, укоризненно глядя на собрата.

Но сейчас Кулприт не торопилась убирать клинок.

– Давай ключи, – потребовала она.

Аджай подчинился. Выбравшись из комнаты, Кулприт сердито прошла мимо товарища и поспешила наверх. Аджай поплелся следом. Они заперли дверь в подземелье и собрались уходить. Кулприт подчеркнуто не замечала Аджая, зная: для него это наказание хуже, чем клинок возле носа.

Как всегда по вечерам, Кулприт поставила свой меч с плоским лезвием в оружейную стойку и, поцеловав пальцы, дотронулась до тонкой индийской стали. Потом двое ассасинов вышли и заперли входную дверь.

Наступил вечер. Как всегда в это время, на улице было людно. Ни Аджай, ни Кулприт не заметили, что кое-кто дожидался их появления и теперь двинулся следом.

42

«Какой сегодня замечательный день», – думал Обри, вместе с тысячами зрителей покидая стадион «Лордс». Если не кривить душой, ему сегодня было весело. Настолько весело, что он решил купить у ближайшей цветочницы букет, принести жене и сказать, как он любит свою Марджори. Веселье заставило Обри забыть об индийских парнях, выделывающих акробатические трюки, и о людях в длиннополых плащах, исчезающих неведомо куда. Веселье сделало его беззаботным, и потому он не замечал, что за ним по пятам следуют трое мужчин. Они шли, склонив головы и держа руки в карманах. Это была классическая манера поведения для тех, кто старался выглядеть неприметным.

Веселье сделало Обри не только беззаботным, но и бесшабашным. Ему даже захотелось дружески помахать проносящимся мимо открытым экипажам, но он быстро передумал. Лучше вести себя чуточку серьезнее. Всего чуточку. Обри продолжал шагать. Ему надоела людная и шумная улица, и он свернул на боковую, где ему не докучали голоса и цокот копыт. Здесь было тише и сумрачнее. Следующая улица оказалась еще тише и еще сумрачнее. Откуда-то доносилось журчание воды. Мочевой пузырь Обри напомнил о себе и потребовал опорожнения. Констебль свернул в узкий переулок, чтобы облегчиться.

В человеческой жизни поворотными бывают не только крупные события, но и разные мелочи. То краденые карманные часы отстанут на целый час, то потребность справить малую нужду вдруг застигнет в самом неподходящем месте.

Войдя в переулок, Обри осознал изменения в освещении улочки не раньше, чем застегнул ширинку и одернул брюки. Только тогда он поднял голову и увидел, что кто-то загородил собой вход в переулок. Обри оглянулся назад. Вторая фигура теперь загораживала и выход.

Констебля бросило в дрожь. Случись это не сегодня, он бы подумал, что нарвался на «обнимальщиков». Так называли уличное ворье, грабившее тех, кто был изрядно пьян и не мог оказать надлежащего сопротивления. Но с ними Обри мог бы расправиться даже в пьяном виде.

Однако те, кто запер его в переулке, были куда опаснее «обнимальщиков». Обри их узнал.

Двое направились к нему, а у входа в переулок появился третий. Обри искренне жалел, что при нем нет дубинки, одновременно сознавая ее бесполезность. Вот если бы на стене, возле которой он мочился, вдруг появилась железная лесенка! Убедившись, что чуда не произошло, констебль снова посмотрел на двоих головорезов. Они были уже совсем рядом и ухмылялись, предвкушая забаву.

Потом у Обри потемнело в глазах. За мгновение до этого он успел понять, что́ его ждет.

Кулприт и Аджай шагали в своих длиннополых плащах по амритсарским улицам. Каждый думал о своем, не обращая внимания на окружающий мир, а когда собратья по ордену спохватились, было уже слишком поздно. Прохожие словно растворились в воздухе. Осталось лишь семеро человек в одинаковых коричневых одеждах. Они стояли цепью, перегораживая улицу.

Только этого еще не хватало!

Кулприт и Аджай обернулись. Прохожие торопились убраться подальше, опасливо косясь на вторую цепь людей в коричневых одеждах. Это напоминало волны от брошенного в пруд камня. Страх подстегивал прохожих; особенно когда люди в коричневом начали доставать кукри. Ассасинов было всего двое, их противников – более дюжины.

Ассасины переглянулись. Ободряюще улыбнувшись, Кулприт накинула капюшон. Аджай сделал то же самое. Он трижды постучал по руке Кулприт и сжал ей предплечье. Она понимающе кивнула. Оба знали, как им действовать.

Мысленно сосчитав до трех, ассасины встали спина к спине, одновременно выдвинув лезвия своих клинков. Вокруг было настолько тихо, что и они, и противники услышали шелест выдвигаемых лезвий. Оппоненты ассасинов держались уверенно: при виде скрытых клинков никто не вздрогнул и даже не выказал беспокойства.

Предводителем «коричневых» был человек в середине цепочки. Он свистнул и покрутил пальцем в воздухе. Остальные двинулись в наступление. Края обеих цепочек начали сближаться. Видимо, противники рассчитывали взять Аджая и Кулприт в кольцо.

– Пора! – шепнула Кулприт и бросилась к деревьям, что росли слева.

Аджай метнулся в противоположную сторону. Оба сумели достичь намеченных мест, сломав замысел противников.

Возле стены Аджай убрал лезвие. Упираясь босыми ногами в камни, ассасин схватился за выступ и подтянулся. Кряхтя от натуги, он вскоре оказался на крыше здания, откуда спрыгнул и быстро побежал по проходу, выводившему к уличной стене, что разделяла проезжие части. Достаточно взобраться на стену, а там – ищи-свищи.

Однако взобраться на спасительную стену ассасину было не суждено. Увы, «коричневые» предвидели его маневр. Едва Аджай достиг конца прохода, противники появились словно из воздуха, застигнув его врасплох. Блеснули лезвия кукри. Аджай попятился назад. Запястье инстинктивно повернулось, приводя в действие пружину спускового механизма…

Но лезвие так и не выскользнуло.

Его заклинило.

43

Обри не понимал, где находится, но чувствовал: это не самая главная из его забот.

Куда больше его сейчас заботила собственная неподвижность. Обри накрепко привязали к стулу в каком-то полутемном помещении. Впрочем, оранжевого колеблющегося света двух настенных ламп вполне хватало, чтобы разглядеть трех подручных Каваны – равнодушно улыбающихся палачей, готовых взяться за дело.

Харди шагнул вперед. Натянув черные кожаные перчатки, он полез в карман и приладил на правую руку кастет. Его спутники переглянулись и отошли в тень. Харди приблизился к Обри и дотронулся до лица констебля, будто скульптор, проверяющий вязкость глины перед началом лепки.

Затем Харди немного отошел и уверенно, как опытный боксер, встал в стойку. Обри подумал, что ему лучше всего закрыть глаза. Обычно, когда он находился вне дома, констеблю было трудно представить лица жены и детей. Он всегда сокрушался по этому поводу. Но сейчас Обри держался за лица родных в его воображении как за спасительную соломинку, пока на него градом сыпались удары. Дорогие образы хотя бы отчасти помогали переносить избиение.

Спасибо Господу за эту малую милость.

Кулприт очнулась с больной головой. Оглядевшись, она увидела, что находится внутри огромного, похожего на пещеру, пустого склада. На улице хлестал дождь, и вода струями текла на пол из дырок в крыше. На потолочных балках гнездились птицы. Вдоль стен ярусами тянулись ветхие, полусгнившие полки. Их опоясывали узкие проходы, куда вели проржавевшие лесенки.

Кулприт обнаружила, что связана, но необычным образом. Она сидела в торце длинного дощатого стола, куда на званых обедах обычно сажают почетных гостей. Вот только почетных гостей, как правило, не привязывают. Стул, к которому привязали женщину, был задвинут за стол. Ног своих Кулприт не видела, однако чувствовала, что они привязаны к ножкам стула. Меж тем ее руки, тоже связанные кожаными тесемками, лежали на столе ладонями вниз, словно для маникюра.

Отчасти так оно и было. С ее ногтями действительно собрались поработать. В нескольких сантиметрах от пальцев, так чтобы они непременно находились в поле зрения жертвы, лежали проржавевшие щипцы, какими вытаскивают ногти.

Разумеется, Кулприт знала о такой пытке. С каждым вырванным ногтем боль становилась все нестерпимее. Одному ассасину вырвали пять, прежде чем он сломался.

Насколько Кулприт могла судить, еще трое людей в коричневых одеждах были вместе с ней на этом складе. Стиснув зубы, женщина наблюдала, как один из них разглядывает ее скрытый клинок. Это добавило ей злости. Кулприт не могла себе простить, что ее схватили и обезоружили. Масла в огонь ее внутренней ярости подлило и язвительное сообщение противников о гибели Аджая. По их словам, его зарезали, как уличного пса, и теперь второй тамплиер-головорез, стоя у края стола, вертел в руках оружие ее собрата.

– Эту штуку заклинило, – сказал он, и двое других захохотали.

«Идиот безмозглый, – подумала Кулприт. – Лезвие ты не можешь выдвинуть совсем по другой причине». Для этого требовался особый поворот запястья, особое напряжение мышц и сухожилий. Нужно в точности действовать так, как Аджай, или снять клинок с предохранителя. Вот только искать предохранитель тамплиеры могли до самого конца их поганой жизни.

– Каждый клинок настроен под руку своего хозяина. Так что не тратьте время, – сказал подручным главарь.

Он повернулся к Кулприт. Тамплиерам надоело возиться с чужим оружием, и они бросили клинки на стол. Кулприт хотелось узнать, на каком расстоянии от нее, но взглянуть она не решалась.

Женщина думала о предохранителе.

– Глядите-ка, очнулась, – произнес с улыбкой инквизитор. – Похоже, самое время начинать.

Он взял щипцы, повертел в руках, а затем шумно бросил их обратно на стол, будто передумал использовать это пыточное оружие.

– Возможно, они мне не понадобятся, – сказал палач, словно размышляя вслух. – Не такой уж и трудный вопрос я собираюсь задать. Это ты казнила Джайдипа Мира три года назад? Или смертный приговор заменили изгнанием и он отправился в Лондон?

Главарь посмотрел на Кулприт. Если он и надеялся получить от женщины немедленный ответ, его ждало глубокое разочарование. Тогда палач продолжил:

– Видишь ли, красавица, у нас в Лондоне есть коллега. В прошлом – британский офицер, служивший в Индии. Он много слышал о необычайно даровитом молодом человеке по имени Джайдип Мир. Нынче, уже в Лондоне, он встретился с молодым индийцем, тоже необычайно даровитым. «А вдруг это и есть Джайдип Мир?» – подумал наш коллега. Что ты скажешь по этому поводу?

Кулприт по-прежнему молчала, но, когда главарь отошел в сторону и снова взял щипцы, она быстро подняла глаза и успела приметить место, где лежат клинки. Теперь требовалось проверить прочность стола. Кулприт разыграла приступ ярости. Она затряслась на стуле, пытаясь освободиться. Тамплиеры с любопытством поглядывали на нее. Пусть глазеют. Женщина узнала то, что хотела: стол не привинчен к полу. Но одной, да еще со связанными руками, такую тяжесть ей все равно было не наклонить без посторонней помощи.

– Воды, – тихо произнесла Кулприт.

– Прошу прощения? – Палач вертел в руках щипцы, с восторгом глядя на их заржавленную поверхность. – Кажется, ты что-то сказала?

– Воды… – с трудом прохрипела пленница, словно у нее во рту все пересохло.

– Что-что? – переспросил тамплиер, наклонившись к Кулприт.

Сумеет ли она вцепиться в него зубами? Сейчас у нее была редкая возможность это сделать. Но если она все испортит…

Нет. Лучше подождать и попытаться усыпить его бдительность.

Кулприт продолжала разыгрывать спектакль. Якобы из последних сил она достаточно внятно произнесла: «Воды!» Тамплиер услышал и, весь сияя, отступил на шаг.

– Я почему-то так и подумал.

Он махнул одному из подручных. Тот ушел и вскоре вернулся с глиняной кружкой, которую поставил перед Кулприт.

Она попыталась дотянуться до кружки зубами, потом умоляюще посмотрела на тамплиера. Тот улыбнулся и поднес кружку к губам Кулприт. Палача приятно будоражило сознание, что эта красивая женщина находится в полной его власти. Без него она не могла даже сделать глоток воды. А как он насладится тем, что будет потом. Тамплиер был опытным палачом, настоящим виртуозом в причинении…

Боли.

Которая тут же прожгла его руку. Зубы Кулприт не просто вцепились в пальцы тамплиера. Она не кусала палача. Она его поедала. Пожирала заживо.

Тамплиер завопил от боли. Кружка опрокинулась, но не разбилась. Кулприт не разжимала зубов. Рука тамплиера была потной и грязной. Преодолевая отвращение, женщина повернула шею, чтобы усилить его боль. Все имевшиеся силы Кулприт тратила сейчас на то, чтобы притянуть палача поближе. Одновременно она клонила стул вбок, перенося свой вес на предплечья. Маневр, задуманный Кулприт, был не из простых: ударить ножками стула по голеням палача и лишить его равновесия, – однако он удался. Тамплиер стремительно рухнул и распластался на столе, угодив лицом в кружку. Кружка разбилась. «Это тебе еще один подарочек», – злорадно подумала пленница. Но ее главной целью было…

Кулприт навалилась на палача. Под тяжестью обоих тел стол наклонился, и скрытые клинки поползли прямо к ее нетерпеливо ждущим пальцам. Палач загораживал обзор. Кулприт не видела клинков, а только почувствовала, как один из них ткнулся в ее пальцы. Тамплиер сумел вырвать руку из ее рта. Кулприт сама засопела от боли: вместе с рукой он выдернул и ее глубоко вонзившийся зуб. Рот наполнился кровью из покалеченной десны, но сейчас Кулприт было не до своих ран. Ее пальцы поворачивали скрытый клинок, нащупывая предохранитель. Подручные главаря не сразу поняли, что к чему, и только теперь схватились за кукри. Но как сражаться, когда ты связана по рукам и ногам? Ситуация была явно не в пользу Кулприт. Ее сейчас не могли спасти ни навыки, ни опыт. На чудо она не надеялась. И пленница, и ее мучители знали, чем это кончится. Ее заставят рассказать все, что им нужно, а потом убьют.

Кулприт и не рассчитывала вступать в сражение с тамплиерами. Клинок был ей нужен, чтобы оборвать собственную жизнь раньше, чем начнутся пытки.

Однако судьба распорядилась иначе. Кулприт сообразила, что может отправиться на тот свет не одна. Ее большой палец нащупал предохранитель. Со стороны действия пленницы выглядели очень странно: она приникла к горлу палача, который до сих пор пытался вырваться из ее хватки. Казалось, они вместе что-то внимательно разглядывают. Это даже походило на игры влюбленных.

Один из тамплиеров спохватился, но было поздно. Кулприт уперла паз клинка в шею палача и, не сводя глаз с его горла, нажала предохранитель. Длины лезвия хватило, чтобы поразить тамплиера и саму Кулприт.

В оставшиеся мгновения жизни Кулприт думала обо всем, что успела сделать. Она думала о муже и маленьком сынишке, заждавшихся ее дома. Она даже подумала о бедняге Аджае. «Скоро мы с тобой встретимся, мой старый друг». И конечно же, она думала о братстве, желая его членам успеха в борьбе за лучший и более справедливый мир. Одно отягчало ее сердце: сознание того, что эта борьба продолжится уже без нее.

Насквозь пробив шею тамплиера, лезвие скрытого клинка вонзилось Кулприт в глаз и достигло мозга. Угасающим сознанием она понимала: такая смерть лучше, чем та, что готовили ей тамплиеры. Но была ли это благородная смерть? Кулприт ничего не рассказала врагам и надеялась, что это ей зачтется. Она надеялась, что совет братства объявит: Кулприт погибла с честью.

44

Через пару дней трое мужчин в коричневых одеждах перехватили в Амритсарской гавани курьера ассасинов. Убив его, они завладели посланием, которое несчастный должен был доставить в Лондон, а тело бросили в повозку, чтобы затем скормить свиньям.

Выполняя распоряжение, они передали послание тамплиерским дешифраторам, и те, промучившись неделю, сумели раскрыть содержание депеши:

Срочно! Миссия под угрозой. Аджай и Кулприт убиты. Возможно, во время пыток. Предлагаю немедленно свернуть миссию.

Внизу была еще одна строчка: «Итан, позаботься о моем сыне».

45

Сегодня Абберлайн пришел в «Зеленого человека» не для ради выпивки, раздумий и попыток утопить в пиве свои печали. Его привело сюда куда более важное дело.

– Привет, Сэм, – поздоровался он с барменом. – Ты сегодня видел Обри?

– Понимаешь, Фредди… – запнулся бармен. – Ладно, не буду врать. Он заглянул ненадолго, а потом отправился на «Лордс».

Фредди недоуменно посмотрел на бармена.

– Зачем вообще ты наведываешься в крикетный паб, если ничего не знаешь о крикете? – проворчал Сэм. – Сегодня же матч между Итоном и Харроу.

– Ладно, не кипятись. Значит, Обри заходил сюда по пути на стадион?

Сэм насупился, сообразив, что сболтнул лишнее.

– Вообще-то, нет. У него же сегодня дежурство, не так ли?

Теперь настал черед Абберлайна возмущаться:

– Слушай, я знаю Обри как облупленного. Он опять улизнул со службы?

Сэм шумно забросил полотенце на плечо и неохотно кивнул. Такой кивок был неофициальным признанием и не имел никакой силы в суде.

– Так. Это уже больше похоже на правду, – усмехнулся Абберлайн. – Обри заходил сюда… Я даже знаю зачем. Переодеться в цивильное. Что, угадал?

Последовал второй неохотный кивок.

– Отлично. – Абберлайн спрыгнул с табурета, намереваясь покинуть заведение. – Когда он вернется за формой, передай ему, что он мне нужен.

– Черт побери, сегодня старина Обри ну просто нарасхват!

Абберлайн замер.

– Как ты сказал? – спросил он, поворачиваясь к бармену.

– Похоже, сегодня всем приспичило поговорить с Обри, – пробормотал Сэм и отвел глаза, решив, что опять сболтнул лишнее.

– Дружище, ну почему я должен вытягивать из тебя каждое слово? Кто еще спрашивал про Обри?

– Заходили тут три странных типа вскоре после того, как он двинул на матч.

– Как они выглядели? – спросил Абберлайн.

Сэм описал троих мужчин. Абберлайну стало не по себе. Судя по описанию бармена, это были трое подручных Каваны.

Не зная, что́ предпринять, Абберлайн пошел к стадиону и сразу же пожалел о своем решении. Ему пришлось пробиваться сквозь толпы зрителей, возвращающихся с матча. Даже кебы были вынуждены останавливаться и поворачивать назад. Поблизости фыркала и била копытами перепуганная лошадь. Владелец уличной игры «Тетушка Салли» торопливо сворачивал свои нехитрые пожитки, опасаясь, что людской поток их растопчет. Уличный торговец отчаянно защищал свою тележку, рискуя быть опрокинутым вместе с ней. «Ну куда лезете? Тележки не видите?» И все равно пронырливые ребятишки успевали стащить какое-нибудь дешевое лакомство. Другой торговец прочно застрял в толпе. Ему было не совладать с этим морем мужских котелков, дамских шляпок и малышей, восседающих на отцовских плечах. Абберлайна дернули за штанину. Посмотрев вниз, он увидел собаку, пробиравшуюся сквозь лес человеческих ног.

Невзирая на толкотню и шум, настроение у толпы было отличное. Люди наслаждались погожим днем, все еще находясь под впечатлением игры. Абберлайн думал о том, что они вполне искренне поддерживали и подбадривали высокородных отпрысков, участвовавших в ежегодных состязаниях. Пройдет время, и повзрослевшие дети аристократов станут делать то же, что делает вся знать: набивать свои карманы за счет низших сословий, развлекаться, в том числе и жестоким образом, издеваясь над теми, кто не может дать отпор. А если их забавы сломают чью-то жизнь, деньги позволят им выйти сухими из воды.

Но Обри в этом людском море не было. Абберлайну встречалось множество подвыпивших и пьяных мужчин. Женщины наперебой предлагали ему купить спички и букетики цветов. Ему встречались чопорные леди и джентльмены, брезгливо косящиеся на пьяниц и торговок спичками. Кто угодно, только не Обри.

Абберлайн вернулся в «Зеленого человека».

Сэм покачал головой. Обри в пабе не появлялся, и та троица – тоже.

«Подручные этого Каваны как есть палачи», – думал Фредди. Если в ближайшее время Обри не объявится, констебль Абберлайн снова нанесет визит на эту чертову стройку. Но вначале нужно заглянуть к Обри домой. Приняв такое решение, Абберлайн зашагал в Степни, где жило семейство его товарища: он сам, жена и двое детей.

Жилище Обри во многом напоминало комнаты, в которых обитал сам Абберлайн. Они также располагались на втором этаже здания с видом на залив, в ряду домов с тем же видом, похожих на особнячок четы Во. Только дом, в котором жила семья Шоу, сдавался отдельными комнатами для большей доходности. Такое жилье – это все, что можно было себе позволить на скромную зарплату констебля. К сожалению, полицейский труд оплачивался меньше, чем работа порнофотографа.

Дверь открыла миссис Шоу. Полицейская форма подействовала на нее успокаивающе.

– Кажется, я знаю, кто вы, – сказала она. – Вы – Фредди Абберлайн?

Констебль кивнул, и женщина обрадованно затараторила:

– Мы ведь столько о вас слышали! Дети, идите сюда! Познакомьтесь со знаменитым Усердным Фредди.

У миссис Шоу были румяные щеки. Только этим она и походила на мужа. Дальше начинались сплошные различия. Обри был коренастым, крепко сбитым, а его жена – худощавой. С его лица не сходило нервозное выражение, словно он вечно находился в замешательстве. Миссис Шоу имела совсем другой характер. Она приветливо улыбалась, не забывая поправлять волосы.

– Что же вы стоите на пороге? Проходите.

В переднюю выбежали мальчик с девочкой, оба лет пяти или шести. Увидев незнакомого человека, дети остановились как вкопанные, вцепились в материнский подол и с откровенным любопытством, свойственным их возрасту, стали разглядывать знаменитого Усердного Фредди.

Абберлайн и так не на шутку тревожился за Обри. Увидев семью напарника, он еще сильнее пал духом. Лучше было бы сюда не приходить и не видеть близких твоего напарника. Глядя на улыбающуюся миссис Шоу и любопытные детские рожицы, Абберлайн не хотел даже думать, каково будет им, если его страхи подтвердятся. Как часто он завидовал мужчинам вроде Обса, которых дома ждали жены и дети. Но только не сегодня, когда знаешь, что́ оставил за порогом.

– Миссис Шоу, я всего на минутку. – Абберлайну очень не хотелось обижать эту гостеприимную женщину. – Я зашел спросить: не знаете ли вы, где сейчас может находиться Обри?

Улыбка мгновенно покинула лицо миссис Шоу, сменившись тревожным взглядом. Дети, почувствовав перемену в настроении матери, еще крепче уцепились за ее подол.

– Он как с утра ушел, так и не возвращался, – сказала миссис Шоу.

– А пошел ли он на стадион «Лордс»?

Женщина закусила губу:

– По правде говоря, я не знаю.

– А я знаю, миссис Шоу: он собирался на стадион. Но игра уже закончилась, вот я и зашел узнать, не вернулся ли он.

– Может, оттуда он завернул в «Зеленого человека», чтобы пропустить кружечку?

– Конечно, – подхватил Абберлайн. – Как я сразу не подумал? Теперь я, с вашего разрешения, уйду. Всех благ вам и детишкам. Когда Обри вернется, пожалуйста, передайте, что я его искал.

С этими словами Абберлайн ушел. На всякий случай он снова наведался в «Зеленого человека». Но Сэм покачал головой: нет, не появлялся. Затем Абберлайн заглянул в отделение. Дежурный сержант тоже покачал головой и подозрительно посмотрел на Фредди. Казалось, сержант знал, что Обри улизнул с дежурства. Покинув отделение, Абберлайн отправился на стройку. Встав возле забора, он стал наблюдать. Как всегда по вечерам, на строительной площадке развели костры. Внизу перемигивались угли в жаровнях. Пока Абберлайн смотрел, подошел состав, вывозящий землю. Деревянные краны лихорадочно задвигались. Землекопы взялись разгружать вагонетки.

Но объектом пристального внимания Абберлайна была не стройка, а передвижная контора. Он смотрел на ее дверь. Через какое-то время та открылась, и из нее вышел индус с несколькими пухлыми папками.

Это успокоило Абберлайна. Если индус здесь, с Обри ничего плохого не случится. Мысль была странной, но Абберлайн за нее уцепился.

«Он и впрямь гораздо честнее и порядочнее многих. Хороший человек. Нам с вами такими никогда не стать».

Дальнейшее наблюдение за конторой еще больше успокоило Абберлайна. Оттуда вышло трое подручных Каваны. Держались они непринужденно, будто на прогулке. Раз эти молодчики здесь, они никак не могли быть в другом месте и издеваться над Обри. Может, как и Абберлайн, они пытались пройти на стадион, но из-за напора толпы были вынуждены повернуть назад?

Убедив себя, что так оно и есть, Абберлайн оторвался от забора. Здесь ему больше делать нечего. Будем надеяться, что Обри уже дома, в объятиях своего улыбчивого семейства…

Хозяйка дома, в котором Абберлайн снимал квартиру, жила на первом этаже.

– Что, констебль, хлопотный день выдался? – спросила она, едва он вошел.

– Можно сказать и так, мэм, – ответил Абберлайн, снимая шлем.

– Настолько хлопотный, что вы не предупредили меня о доставке?

– О какой доставке? – насторожился констебль.

– О доставке ковра. Трое джентльменов привезли его вам. Ну и чертовски тяжелый ковер вы заказали, если им втроем пришлось тащить его наверх…

Абберлайн не дослушал хозяйку и во всю прыть помчался по ступенькам наверх.

Эти мерзавцы усадили тело на стул – дожидаться возвращения Абберлайна. Ему оставили предупреждение.

Преступники забили Обри насмерть. Абберлайн с трудом узнавал лицо коллеги, превращенное в распухшую синевато-багровую маску, испещренную ранами и ссадинами. Глаза Обри были плотно закрыты. Из вмятин, оставленных кастетом, и сейчас сочилась кровь.

– Обри, – прошептал Абберлайн.

Они не то чтобы были друзьями… Хотя погодите: нет, они были друзьями, поскольку друзьям свойственно оказывать взаимную поддержку. К друзьям можно обратиться за советом. Они помогают взглянуть на что-то под совершенно новым углом. Таким был Обри. Он постоянно чем-то помогал Абберлайну; даже когда его не просили.

У Абберлайна затряслись плечи.

– Обри, Обри, – повторял он, глотая слезы.

Фредди хотелось обнять тело этого несчастного человека, его друга. И в то же время что-то останавливало Абберлайна. Ему было страшно прикасаться к лицу, больше похожему сейчас на кусок отбивного мяса.

Абберлайн стал представлять прежнего Обри. Вспоминать, как они сидели в «Зеленом человеке» и Обри сыпал не самыми остроумными шутками. Следом вспомнилось, как искренне Обри горевал о гибели девчонки из трущоб. Он был слишком сострадательным и имел слишком большое сердце, непригодное для этого мира.

Абберлайн пытался представить последние минуты жизни Обри. Палачи Каваны, конечно же, выбивали из него сведения. Но об индусе они узнали раньше, от телохранителя. Тогда о чем они расспрашивали Обри? Возможно, о человеке в длиннополом плаще. Совсем недавно Абберлайн сказал себе, что убийства должны прекратиться. И вот оборвалась еще одна драгоценная жизнь.

Возможно, Обри был прав и не на все вопросы есть ответы. С этим придется смириться.

А пока что Абберлайн просто стоял рядом со своим другом Обри Шоу. Плечи Фредди все так же тряслись, и слезы катились у него по щекам.

– Прости меня, дружище, – повторял Абберлайн. – Я так сильно перед тобой виноват.

И в этот момент Обри открыл глаза.

46

Прошло несколько месяцев. В мае канцлер казначейства Уильям Гладстон совершил первую поездку по всей подземной железной дороге и во всеуслышание заявил, что доволен путешествием. Вместе с ним ехали те, кто имел непосредственное отношение к самой идее подземки, ее проектированию и строительству, включая Джона Фаулера, Чарльза Пирсона и Кавану. Их путь начался на станции «Бишопс-роуд» в Паддингтоне и закончился на Фаррингдон-стрит. Поезд без остановки прошел мимо недостроенных станций «Эджуэр-роуд», «Бейкер-стрит», «Портланд-роуд», «Гауэр-стрит» и «Кингс-Кросс». Вся поездка длилась чуть больше восемнадцати минут.

Одобрение, высказанное Гладстоном, серьезно подняло репутацию «Столичных железных дорог» и послужило противовесом неоднократным заявлениям премьер-министра Палмерстона. Тот всегда пренебрежительно относился к идее подземки и говорил: «Благодарю покорно, но остаток своих дней я предпочитаю ездить по земле». Мнение Гладстона прозвучало как нельзя кстати, ибо в массе своей лондонцы относились к проекту новой дороги с апатией и легкой настороженностью. Но были и ярые противники этой затеи.

Новый удар по репутации «Столичных железных дорог» нанесла речушка Флит, упрятанная в кирпичные трубы. Земляные работы не лучшим образом сказались на прочности «речной тюрьмы», и лондонская «черная вонючка», пробив обветшалые стены, хлынула в туннель дороги, неся туда грязную воду и нечистоты. Глубина затопления достигала трех метров. Восстановительные работы начались сразу же, но открытие подземной дороги отодвинулось на месяцы.

Утром одного из последних дней июля четырехместная карета «кларенс», принадлежавшая директору «Столичных железных дорог» Каване, отъехала с места своей обычной стоянки и направилась в сторону доков Сент-Кэтрин.

Карета достигла причала, у которого стоял корабль. С него сошли двое индийцев в коричневых одеждах, которые под руки вели третьего. Усадив его в карету, сопровождающие поклонились и вернулись на корабль.

Пассажир корабля уселся напротив Каваны. Тот расстегнул несколько пуговиц на сюртуке. Это была его единственная уступка июльской жаре.

– Здравствуй, Аджай, – произнес Кавана.

Хранитель «Тьмы» окинул своего спутника унылым взглядом:

– Мне обещали деньги. Жилье. Новую жизнь в Лондоне.

– А нам были обещаны твои обширные знания, касающиеся Джайдипа Мира, – ответил Кавана.

Он дернул шнурок звонка. Харди натянул поводья, и карета тронулась с места.

– Давай проверим, как мы оба выполняем условия нашего соглашения.

Поездка не заняла много времени. Когда карета остановилась возле забора стройки, Аджаю было велено выглянуть в окошко. Согласно договоренности, Марчант подвел ничего не подозревавшего Бхарата Сингха достаточно близко к забору. Расстояние между ним и каретой было не более сотни метров.

– Вот наш человек, – пояснил Кавана.

– И как он у вас зовется? – спросил Аджай.

– Он отзывается на имя Бхарат Сингх.

– Представляю, какое унижение он пережил, – сказал Аджай, опуская занавеску и откидываясь на сиденье. – Настоящее имя этого человека – Джайдип Мир.

– Замечательно, – сказал Кавана. – А теперь почему бы тебе не рассказать все, что ты о нем знаешь?

В преступном мире существовал жестокий трюк для выуживания нужной информации. Назывался он «Две птички». Двух пленных, отказывавшихся говорить, втаскивали на крышу, затем одного сталкивали вниз, а другого заставляли смотреть.

Две птички. Одна летает, вторая поет.

Индийские тамплиеры немного изменили этот трюк. Аджая держали за дверью во время допроса Кулприт, и он видел героическую смерть женщины. Хранитель понимал: сейчас наступит его черед. Ему устроят жуткий «маникюр», заставят говорить, а потом все равно убьют.

И тогда Аджай предложил тамплиерам сделку. Они могут долго его пытать, но ассасин будет держаться до последнего. Возможно, инквизиторы и вытащат из него то, что им нужно, но у них не будет никакой гарантии, что хранитель «Тьмы» сказал правду.

Или… если они согласятся на его предложение, он не только ответит на все их вопросы, но и расскажет гораздо больше.

Тамплиеры пустили слух, что Аджай был убит при попытке к бегству. Его – бывшего ассасина, а теперь предателя братства – отправили в Лондон.

Сейчас, сидя в карете Каваны, Аджай выполнил свою часть соглашения и рассказал все. Человек, известный им под именем Бхарата Сингха, – это Джайдип Мир. В свое время его должны были казнить за провал миссии. Джайдипа подвела неспособность хладнокровно убить человека. Эта особенность очень заинтересовала Кавану. Аджай также сообщил, что казнь Джайдипу заменили изгнанием. Он отправился в Лондон. Итан Фрай взял его под свою опеку для выполнения какой-то новой миссии, о которой Аджай ничего не знал.

– Миссия, – размышлял вслух Кавана. Это заставило его по-новому взглянуть на Призрака. – Тайная миссия, надо понимать?

Кавана вспомнил события недавнего прошлого. Оба Харди и Смит «с пристрастием» допросили констебля Обри Шоу и узнали, что Роберта Во убил человек в длиннополом плаще. После рассказа Аджая все части головоломки наконец сложились в цельную картину.

По странной иронии их новый сотрудник, снискавший к себе доверие тем, что убил предателя, на самом деле осуществил вероломный замысел. Убийство совершил вовсе не он.

Впрочем, такой расклад событий тоже устраивал Кавану. Когда он убьет Кроуфорда Старрика и станет великим магистром, когда в его руках окажется частица Эдема, он приобретет колоссальную власть не только в Лондоне, но и во всем тамплиерском мире. И тогда Кавана сделает то, что задумал уже давно: уничтожит все остатки ассасинского сопротивления в городе.

Теперь же Кавана усмотрел для себя шанс добиться обеих целей одновременно. Он с гордостью возложит на себя титул великого магистра, а владение частицей Эдема лишь подтвердит его право на трон. Одним махом этот коварный человек завоюет власть в ордене и уважение собратьев. То и другое виделось Каване вполне достижимым.

– Я выполнил свою часть соглашения, – сказал Аджай. – Теперь ваш черед.

– Да. Теперь мой черед.

Дверца кареты распахнулась. Снаружи стоял Харди.

– Я обещал тебе богатство и жилье в Лондоне. Ты все это получишь, но при одном условии, – сказал Кавана.

– И какое это условие? – спросил Аджай, в голове которого крутились мысли обмануть англичанина и сбежать.

– Ты и дальше будешь рассказывать нам все, что тебе известно о братстве.

У Аджая отлегло от сердца. Пока он им нужен, его не убьют. У него будет достаточно времени, чтобы сбежать.

– Договорились, – ответил он Каване.

47

Все это время Обри жил на квартире Абберлайна, и Фредди выхаживал его. Обри лишился нескольких зубов. Его манера говорить тоже изменилась, словно язык вдруг оказался слишком большим для рта. Имелись и другие последствия встречи с подручными Каваны, но главное, он был жив. А также Обри был прекрасным товарищем, и это тоже было немаловажно, как понял для себя Абберлайн.

Где-то недели через две после расправы над Обри Абберлайн принес ему бульон, поставил на прикроватный столик и, решив, что друг спит, собрался уйти. Но Обри не спал. Его лицо было мокрым от слез.

Абберлайн деликатно кашлянул, затем посмотрел на ноги Обри, торчавшие из-под одеяла.

– Дружище, тебе не о чем беспокоиться. Наверное, опять какая-нибудь ерунда вспомнилась? Все никак не можешь перестать думать о произошедшем?

Обри поморщился от боли, кивнул и, открыв рот, в котором недоставало зубов, ответил:

– Фредди, я им все рассказал. Пусть я знал немного, но я щебетал, как пташка.

– Ну и черт с ними, – пожал плечами Абберлайн. – Надеюсь, им эти сведения пригодятся больше, чем нам.

– Но я им рассказал. Понимаешь? Все рассказал, – всхлипнул Обри, и его покалеченное лицо сморщилось от стыда.

– Да будет тебе. – Абберлайн присел на краешек кровати и взял Обри за руку. – Пойми, дружище, это не имеет никакого значения. И потом, у тебя не было выбора. Знаешь, что-то мне подсказывает – этот человек в длиннополом плаще сумеет за себя постоять.

Фредди еще немного посидел в тишине, благодарный за душевное тепло, которое они с Обри дарили друг другу. Потом он помог Обри выпить бульон и стал собираться в участок.

– Тебе надо больше отдыхать, – сказал он другу на прощание.

В полиции Обри числился пропавшим без вести.

– Без вести пропавший, от полицейской службы уставший и навсегда осевший в «Зеленом человеке», – злословили бывшие коллеги Обри.

Абберлайн молчал. Он ни с кем и словом не обмолвился о нападении на Обри. Избиение его друга было недвусмысленным посланием Абберлайну и остальным: «Не суйтесь не в свое дело». Отныне – никаких визитов на стройку. По счастливому совпадению, сержант подразделения перевел Абберлайна на другой участок, подальше от подземки, со словами: «Это чтобы тебя не искушать».

«Ты по уши увяз в этом дерьме сам, не так ли?» – подумал Абберлайн, глядя на начальника и сдерживая закипавшую ярость. Он отправился на новый участок, а потом, окончив дежурство, зашел домой проведать Обри, переоделся и, игнорируя предостережения сержанта, снова пошел по знакомому маршруту на стройку. Абберлайн ходил туда каждый вечер. В тени какого-нибудь растения или строения он нес свой дозор, сам не понимая, зачем это делает.

Ко времени открытия подземки Обри встал с постели, хотя и передвигался с заметным трудом. Зато теперь по вечерам они с Абберлайном нередко садились у камина и наслаждались дружеской беседой. Абберлайн говорил о деле, которое поглощало все его мысли. Обри говорил почти исключительно о своей семье и все спрашивал коллегу, когда ему можно будет повидаться с домочадцами.

– Прости, Обс, но это невозможно, – сказал ему однажды Абберлайн. – Приспешники Каваны уверены, что забили тебя насмерть. Если окажется, что ты жив, они захотят исправить «оплошность». Ты останешься здесь, пока все не кончится.

– Но когда оно кончится, Фредди? – спросил Обри. Он попытался было поудобнее устроиться в кресле и поморщился от боли.

Лицо Обри зажило на редкость удачно; только на щеке осталась «елочка» шрамов от кастета. Его тело заживало не так быстро и не так хорошо. У Обри все еще болел бок. Это мешало ему при ходьбе. Порой ему было трудно даже сидеть. В такие моменты Обри морщился от боли, а перед глазами всплывала полутемная комната, где по его далеко не мускулистому телу гуляли кулаки Харди.

Второго такого избиения Обри не перенес бы. Благодаря тому, что Харди не слишком усердствовал, а Абберлайн, наоборот, проявлял большое усердие, Обри был сейчас жив, о чем он помнил постоянно. Но что это за жизнь, если он разлучен с семьей?

– И как по-твоему, когда все это… вся эта история кончится? – спросил Обри.

Абберлайн поворошил поленья в камине и печально улыбнулся:

– Сам не знаю, Обс. Честно, не знаю. Но не думай, будто я все пустил на самотек. Я не могу управлять событиями, однако постоянно слежу за ними. И попомни мое слово: как только наступит благоприятный момент, ты незамедлительно вернешься к семье.

А пока из соображений безопасности они решили, что жена и дети Обри не должны знать, что он жив. Однако для всех четверых это был сущий ад. Уступая желаниям друга хоть издали взглянуть на своих, Абберлайн одолжил полицейский тарантас. В сумерках они поехали в Степни и остановились напротив дома, где жил Обри. Он жадно вглядывался в окна, где мелькали дорогие ему силуэты. Выдержав часа два, Обри признался Абберлайну, что это превращается в пытку, и они уехали.

Абберлайн несколько раз навещал семью Обри, принося деньги и подарки. Он также отнес им и форму Обри. Миссис Шоу встречала Фредди с погасшими глазами. Однажды она сказала, что от этих визитов ей становится еще тяжелее. Всякий раз, видя на пороге Абберлайна, она думала о худшем. Когда Абберлайн спросил почему, она сказала:

– Я знаю: будь он жив, он был бы с вами. А когда я вижу вас одного, мне думается, что Обри… больше нет.

– Возможно, он по-прежнему жив, – сказал Абберлайн. – Надежда все еще есть.

Миссис Шоу будто не слышала его.

– Самое ужасное, у меня даже нет тела, чтобы похоронить.

– Миссис Шоу, я вам глубоко сочувствую, – пробормотал Абберлайн и поспешил уйти.

Ему был невыносим этот груз скорби по живому и относительно здоровому Обри, который сейчас наслаждался теплом и уютом холостяцкой квартиры своего друга. Абберлайн чувствовал себя виноватым перед этой несчастной женщиной, которой был вынужден врать.

Пусть он знал, что это делается ради безопасности их всех. Кавана и компания считали Обри покойником, и им нельзя давать повод усомниться. Но мысли мыслями, а чувство вины не проходило.

48

– Ты будешь принят в орден рыцарей-тамплиеров, – объявил Призраку Кавана.

С Каваной были Марчант, Смит и Другой Харди. Юношу отвели в сравнительно тихий угол стройки. Со стороны это выглядело обычным совещанием.

– Благодарю вас, сэр. – Призрак низко поклонился, ненавидя себя в это мгновение.

Когда юноша снова поднял глаза на Кавану, ему показалось, что он уловил во взгляде директора скрытую насмешку.

– Но вначале тебе нужно выполнить одно задание.

– Да, сэр.

Внешне Призрак сохранял бесстрастие, но внутри у него все бурлило. В висках стучало. «Момент настал», – думал он.

Кавана махнул остальным, чтобы оставались на месте, а сам отвел Призрака поближе к забору, где можно было говорить чуть громче, не опасаясь быть услышанными. По другую сторону перегородки стоял директорский «кларенс», лошадей которого в этот момент усердно расчесывал Харди.

– Я намерен сообщить тебе сведения, доступные лишь членам ордена, – продолжил Кавана. – Ты туда еще не принят, и я отчасти нарушаю правила. Но ты как нельзя лучше подходишь для задуманной операции, и задание – из числа тех, что не терпят отлагательств. Иными словами, оно должно быть выполнено раньше, чем совет ордена соберется и узаконит твое вступление. Я верю в тебя, Бхарат. Я вижу в тебе молодого себя.

Призрак торжествовал. Он позволил себе эти мгновения триумфа. Все, что юноша делал до сих пор, вся эта жизнь под именем Бхарата Сингха с ее беспросветной работой в одном туннеле и прозябанием в другом, было подготовкой к наступающему моменту.

– Работая на строительстве, ты, возможно, догадывался, что мое пристальное внимание к нему имеет не только видимые причины, но и другие, скрытые от посторонних глаз. Подземку мы, конечно же, построим, и это будет несомненный успех. Какими бы невероятными ни казались тебе мои слова, однако сооружение дороги преследовало иные, куда более высокие цели.

Призрак кивнул.

– Лондонские тамплиеры занимаются поисками одного очень древнего предмета. По нашим предположениям, искать его нужно в тех местах, где пролегает подземка. Установить точное местонахождение этого предмета было очень и очень непросто. У меня сложилось мнение, что Люси Торн не полностью оправдывает свое высокое положение в ордене. Во всяком случае, в поисках она не преуспела.

– Кто такая Люси Торн, сэр? – спросил Призрак.

Кавана мельком взглянул на него, и Призрак едва не поперхнулся. Не пытался ли директор застичь его врасплох?

– Все в свое время, – ответил Кавана. – Ты узнаешь имена тех, кто входит в совет. Пока тебе достаточно знать, что Люси Торн входит в число высокопоставленных тамплиеров, занятых поиском упомянутого артефакта.

– А этот… артефакт, сэр. Для чего он нужен?

– Видишь ли, разного рода летописи всегда напускают тумана. Написанное там можно понимать по-разному. Подробности зависят от собственного воображения. А если пробиться к сути того, что витиевато излагается в этих свитках… она проста: тот, кто завладеет этим предметом, получит огромную силу и власть. Вряд ли тебя удивит, что его владельцем намереваюсь стать я. И мне очень важно знать, на кого я смогу положиться, когда этот день наступит.

– Надеюсь, сэр, одним из таких людей буду я, – сказал Призрак.

Украдкой он взглянул туда, где стояла карета Каваны. Харди как раз убирал конский гребень в багажный ящик. Но Призрак успел заметить, как следом Харди что-то достал оттуда и спрятал в карман.

– Что ж, это зависит от того… – Кавана не договорил и жестом пригласил юношу пройтись вдоль забора.

Призрак принял приглашение, продолжая следить за Харди. Теперь подручный Каваны проверял крепления упряжи. Закончив проверку, Харди двинулся к воротам, оттолкнув плечом торговку спичками. У ворот, привалившись к забору и надвинув фуражку на глаза, дремал сторож. Харди грубо встряхнул его.

– От чего это зависит, сэр?

– От того, насколько успешно ты выполнишь свое задание.

Харди уже шагал по строительной площадке, метрах в пятидесяти от места, где стояли Кавана и Призрак.

– А что я должен буду сделать, сэр?

– Убить Чарльза Пирсона.

Встречаться становилось все рискованнее, и потому свидания Призрака со своим наставником пришлось временно прекратить. В большей степени это была инициатива самого Призрака, старавшегося не рисковать даже в мелочах. Однако ситуация коренным образом изменилась. События стремительно набирали оборот, и юноше требовался совет Итана. Известив друг друга с помощью все того же могильного камня на Мэрилебонском кладбище, ассасины встретились на Лейнстер-Гарденс.

– Но почему? – недоумевал Итан. – Зачем им понадобилось убивать Пирсона?

– По словам Каваны, этого требуют правила ордена.

– Ну да. Слишком большой филантроп. Такое им не по нраву. Черт побери, они даже не позволят Пирсону увидеть, как заработает его детище.

– Кавана подробно рассказал мне свой зловещий план. Последствия аварии с прорывом реки Флит устранены. Работы возобновились. Кавана хочет показать мистеру Пирсону, что линия между Кингс-Кросс и Фаррингдон-стрит вполне пригодна. Он собирается устроить поездку до Фаррингдон-стрит и обратно. В конце путешествия, когда супруги будут выходить из вагона, я должен убить мистера Пирсона.

– А миссис Пирсон пощадить?

– Да.

Они надолго замолчали, затем Призрак спросил:

– Что вы думаете об этом?

– Это явно не ловушка, – ответил Итан, втягивая в себя воздух. – Расправиться с тобой они могли бы и на строительстве. Достаточно было позвать тебя в контору. Кавана устраивает тебе испытание.

Ладони Призрака стали влажными от пота. Он шумно сглотнул. Память перенесла юношу в Амритсар, в комнату, напоенную ароматами трав. Он заново почувствовал вкус страха… Лезвие, оборвавшее крик Дани. Зловещий блеск луны на окровавленном клинке.

Слова, которые затем произнес молодой индиец, потребовали напряжения всех его душевных сил:

– Если это испытание, я его наверняка провалю.

Итан с грустью прикрыл глаза и прошептал:

– Джайдип, мы ведь почти у цели.

Призрак кивнул. Ему тоже очень хотелось увидеть частицу Эдема. Годами он мечтал посмотреть на разливающийся неземной свет. И в то же время…

– Этот артефакт может оказаться бесполезной безделушкой. Даже тамплиеры ничего не знают о его истинной силе.

– Летописи полны загадок и намеков. Такова их особенность. Они дошли до нас из глубины веков. Похоже, наши далекие предшественники считали себя умнее нас. Возможно, им все это было предельно ясно.

– Примерно то же говорил мне Кавана.

– В проницательности ему не откажешь. Возможно, он рассказал тебе и другое. Не столь важно, является ли частица Эдема могущественным артефактом или бесполезной безделушкой. Ее истинная сила не так важна, как сознание того, что она наделена этой силой. Я вполне допускаю, что под землей лежит просто очень древняя игрушка, способная подействовать лишь на чувствительных старух и впечатлительных детишек. Но ассасины и тамплиеры веками сражались за обладание частицами Эдема. Мы все слышали легенды об их огромной силе: бриллиант Кохинур, яблоко Аль-Муалима… А вдруг эти легенды за века сами обросли преувеличениями? Какими бы могущественными ни были частицы Эдема, ни одна не оказала решающего влияния на исход войн. Да и летописи, помимо иносказаний и недомолвок, нередко приукрашивают действительность.

– Мои родители…

– Твои родители – удачный пример того, о чем я говорю. Они баюкали тебя на коленях, забивая голову сказками о невообразимой силе частиц Эдема.

Итан посмотрел на него. Ошеломленный Призрак взглянул на учителя и сухо рассмеялся, не веря своим ушам.

– Вот и Иви такая же, как ты. Заворожена самой идеей существования частиц Эдема. В свое время и тебя зачаровали этим глупым бриллиантом.

Призрак молчал, подавляя нарастающую злость.

– Зачарованность – вот главный компонент веры. Понимаешь? Она-то и наделяет древние вещицы силой талисманов. Что ассасины, что тамплиеры – мы все продаем идеи народным массам. Все мы думаем, что именно наши идеи спасут мир. Нас объединяет уверенность, что эти странные штучки содержат в себе тайны Первой цивилизации. Оглянись вокруг…

Как обычно, они сидели по другую сторону фальшивого фасада. Под ногами темнела яма – открытый участок туннеля, по которому вскоре пойдут подземные поезда. Подумать только: подземные поезда!

– Мы покорили силу пара. Скоро нам будет подвластна сила электричества. Мир развивается с немыслимой, умопомрачительной скоростью. Двадцатый век не за горами. А двадцатый век, Джайдип, – это будущее. Появятся технические достижения, которые нам сейчас трудно представить. Люди будут возводить мосты, прокладывать туннели, сооружать железные дороги. Но наша цивилизация устроена так, что техника будет служить не только созиданию. Появятся новые виды оружия, куда разрушительнее нынешних. Таково будущее. И если мы не хотим, чтобы горстка тиранов поработила человечество, мы должны отстоять будущее для наших детей и грядущих поколений. Потомки прочтут в учебниках истории о наших подвигах и поблагодарят нас за то, что мы не позволили ввергнуть мир в рабство и деспотизм.

Призрак молчал.

– Иными словами, Джайдип, мы должны любой ценой победить. А значит, ты убьешь Пирсона, и миссия продолжится до тех пор, пока мы не добудем частицу Эдема.

Итан произнес вдохновенную речь. Призрак мысленно прошелся по всем ее положениям, затем сказал:

– Нет.

Итан вскочил как ужаленный.

– Как это «нет», черт тебя побери? – воскликнул он.

В ночной тишине его восклицание прозвучало громче обычного. Итан отвернулся от темнеющей дыры туннеля. Перед ним были кирпичи обратной стороны фальшивого фасада, но ассасин едва ли их сейчас замечал.

– Я не могу хладнокровно убить невиновного, – стоял на своем Призрак. – После всего, что произошло, вы должны это понимать. Или желание заполучить частицу Эдема делает вас слепым к правде, как когда-то – моего отца?

– Мой дорогой мальчик. Слеп к правде был не только он, – заметил Призраку Итан. – Насколько помню, ты считал себя готовым.

– Сейчас я лучше знаю свои особенности. Вы требуете от меня выполнить то, чего я попросту не в состоянии сделать.

Голос Призрака заставил Итана ослабить хватку. Он видел перед собой парня, раздираемого отчаянием. Парня, которого с ранних лет учили убивать ради интересов братства и который не мог это сделать. Как и несколько лет назад, Итан сокрушенно вздохнул о плачевном положении мира, где мы скорбим о неспособности человека убивать.

– Сообщи Каване, что ты собираешься устранить Пирсона с помощью духового ружья. Стрелять из такого ружья ты научился в Бомбее.

– Но, учитель, я не могу убить невинного человека.

– Тебе не придется никого убивать.

49

Вечером, затаив дыхание, Иви Фрай снова оказалась возле отцовского кабинета. Сегодня отец и Джордж Уэстхаус говорили так тихо, что она едва разбирала слова. Откинув мешавшие волосы, любопытная Иви приложила ухо к двери и продолжала подслушивать.

– Значит, завтра, – произнес Джордж.

– Да, завтра, – ответил ее отец.

– И если все пройдет благополучно, то частица Эдема…

– Они говорят, что подобрались совсем близко.

– Логика подсказывает, что так оно и есть. В конце концов, туннель уже построен.

– Но есть еще десятки недостроенных служебных туннелей. Еще не закончилась обводная прокладка канализационных и газовых сетей. И потом, не они ли сами устроили прорыв вонючей речки Флит?

– Верно…

И тут во входную дверь дома постучали. Иви вздрогнула, быстро выпрямилась во весь рост и, испытывая легкое замешательство, спустилась вниз, на ходу расправляя платье. Прислуги у них не было. Итан и не позволил бы держать в доме слуг, считая это противоречащим учению братства. Так что юной Иви Фрай пришлось самой открывать дверь.

На ступеньках стоял молодой индиец в коричневой одежде. Он показался бы Иви симпатичным… если бы не странное выражение лица: настороженное и какое-то загнанное. Он не поднялся на крыльцо, а остановился несколькими ступеньками ниже. Иви смутил его взгляд. Индиец смотрел на нее и словно не видел. Однако это не помешало ему поздороваться и назвать девушку по имени. Затем парень протянул ей письмо. Оно было без конверта – просто сложенный лист бумаги с надписью на внешней стороне: «Вниманию Итана Фрая».

– Передай отцу, что приходил Аджай, – сказал индиец, приготовившись уйти. – Еще скажи: Аджай сожалеет, что все так вышло, и надеется на встречу в следующей жизни.

Ошеломленная Иви только обрадовалась, когда странный визитер исчез. Закрыв дверь, она поспешила в отцовский кабинет.

Через мгновение уютный дом превратился в потревоженный улей.

– Джейкоб! – крикнул отец, выскакивая из кабинета и на ходу прикрепляя наруч со скрытым клинком. – Вооружайся. Пойдешь со мной. Иви, ты тоже. Джордж, нам надо спешить. Каждая минута дорога.

Предчувствуя недоброе, Итан развернул письмо. Оно было написано шифром. Тратить время на расшифровку – непозволительная роскошь. Но имя Аджай и это непонятное извинение… Передавший письмо никак не мог быть тем Аджаем, хранителем «Тьмы», иначе Итана заранее известили бы о его приезде в Лондон… Но кем бы еще мог быть неизвестный посланец?

Вчетвером они выбежали на улицу. Итан ухитрялся на бегу прилаживать кобуру с револьвером и натягивать длиннополый плащ. Дети с волнением смотрели на отца, которого впервые видели в действии.

– Дорогая, в какую сторону он ушел? – спросил у дочери Итан.

– К Бродвею.

– Тогда нам повезло. На Бродвее сейчас чинят канализацию. Этому Аджаю придется свернуть на Окли-Лейн. Иви, Джейкоб и Джордж – оправляйтесь за ним. Думаю, он примет Джорджа за меня и даже не заподозрит, что я могу оказаться не позади, а впереди него. Давайте действуйте!

Юные ассасины и Джордж поспешили к Бродвею. Итан бросился к кирпичной стене, за которой был сад соседнего дома. Он запрыгнул на стену, словно у него были за спиной крылья, и бесшумно приземлился в саду.

Оказавшись там, Итан огляделся и испытал секундный приступ зависти. Ему всегда было любопытно, большой ли сад у соседей. Теперь он получил ответ. Оказалось, что большой; раза в два больше его собственного. Держась в тени деревьев, Итан достиг дальнего конца сада. Эта часть пребывала в запустении. В эти дебри садовники, наверное, боялись заходить даже днем. Выдвинув скрытый клинок, Итан стал прорубаться сквозь кустарники. Заросли окончились стеной. Итан легко взобрался и на нее, спрыгнув в проход по другую сторону ограждения.

Здесь было тихо, если не считать вездесущего звука капающей воды. Итан напряг слух. Шум города сюда почти не долетал. Довольно скоро Фрай уловил ритмичные звуки бегущих ног. Они раздавались с правой стороны.

«Прекрасно», – подумал Итан. Он быстро добежал до конца прохода, остановился и снова прислушался. Бегущий приближался. Курьер, кем бы он ни был, заметил слежку и попытался скрыться. Все его внимание было сосредоточено на опасности за спиной.

Водосточная труба, кирпич, торчащий из стены, внешний оконный козырек. Через мгновение Итан был уже на крыше одного из домов. Его силуэт четко выделялся на фоне лунного неба, но ассасин знал: тот, за кем они охотились, смотреть наверх не станет. Итан поравнялся с посланцем, бегущим внизу, и прибавил скорости. Добежав до края дома, он перепрыгнул на крышу соседнего.

Распластавшись на черепичных плитках, Итан глянул вниз. Человек в коричневой одежде нырнул в переулок, постоянно оглядываясь.

Итан неслышно достиг края крыши и спрыгнул вниз. Полы его плаща мягко шелестели на ветру. Оказавшись на влажных булыжниках переулка, ассасин сел на опрокинутый ящик, упер подбородок в ладонь и стал ждать появления «Аджая».

50

Когда Аджай сообразил, что к чему, было уже слишком поздно. Он застыл на месте. Покинув братство, он все равно продолжал думать как ассасин. Мгновенно оценив ситуацию, хранитель «Тьмы» выхватил кукри и побежал. Он видел, где находится Итан Фрай, видел позу английского ассасина. Тело расслаблено, правая рука болтается у пояса – знаменитый ассасин вел себя так, словно присел отдохнуть, совершенно не думая о прикрытии. Аджай решил атаковать сбоку, веря в правильность своих расчетов и внезапность атаки.

Но расчеты Аджая оказались неверными. Ситуация разворачивалась так, как предвидел Итан. Едва Аджай замахнулся на него своим кукри, рука Итана, подпиравшая подбородок, метнулась в сторону. Механизм выбросил лезвие. Скрытый клинок не дал оружию противника продвинуться ни на сантиметр. Следом раздался крик боли. Резким нисходящим ударом Итан отсек Аджаю половину правой руки, сжимавшей кривой нож.

Кукри упал на булыжники вместе с обрубком руки. Боль была невыносимой. У Аджая потемнело в глазах, но сказывалась привычка действовать инстинктивно. Аджай сумел отбросить обрубок подальше, пригнуться, стремительно повернуться и ускользнуть от новой атаки Итана.

Фрай вскочил на ноги и сделал пару шагов в сторону Аджая. Итан никак не мог оправиться от шока: «Это был Аджай. Это действительно был Аджай. Каким ветром его занесло в Лондон?» Меж тем хранитель «Тьмы», морщась от боли и прижимая к груди культю правой руки, левой сумел вырвать кукри из омертвевших пальцев.

– В этом сражении тебе не победить, – крикнул Итан.

За спиной Аджая появилось еще трое ассасинов. Убедившись, что путь к отступлению закрыт, хранитель снова повернулся лицом к Итану. Англичанин был прав: индиец проиграл.

– Зачем ты приходил ко мне домой? Почему пытался напасть?

Итан подошел ближе. Уверенно. Угрожающе.

– Я не хочу снова причинять тебе боль, но сделаю это, если мне придется.

Аджай еще раз обернулся на Итана. Затем выпрямился, расправил плечи и, подавляя рыдания, вызванные раздирающей его внутренней болью, сказал:

– Я виноват. Перед вами. Перед Кулприт. Простите за все, что я натворил.

Произнеся эти слова, Аджай полоснул себя кукри по горлу.

51

Иви и Джейкобу было не прогнать страшную картину: искалеченный самоубийца, захлебывающийся собственной кровью, которая стремительно окрашивала булыжники мостовой в зловещий ярко-красный цвет. Когда отец велел близнецам ложиться спать, они послушно ушли к себе. Итан с Джорджем вернулись в кабинет. Оба были потрясены случившимся. Обоих мучили вопросы, не имевшие готовых ответов. Итан достал бутылку «Хайлэнд парк» – лучшего шотландского виски, какое у него было. Друзья выпили по два стакана, и только тогда к ним вернулась способность говорить.

(Разумеется, Иви опять затаилась по ту сторону двери, готовая подслушивать…)

– Новый поворот в событиях, – произнес Джордж.

– Можно сказать и так.

– И весьма паршивый.

Итан смотрел в пространство. Перво-наперво требовалось отправить послание в Амритсар. Сообщить тамошнему братству, что они лишились своего ассасина, и расспросить про судьбу Кулприт.

– Если случившееся и имеет светлую сторону… оно готовит моих близнецов к первой крови.

Джордж сухо рассмеялся.

– Письмо. – Уэстхаус протянул своему другу листок бумаги. – Может, теперь мы расшифруем послание Аджая?

Они уселись за письменный стол, достав несколько шифровальных книг. Вскоре стало ясно, что текст записки гласил следующее: «Положение угрожающее. Нужно всё прекращать. Друг».

– «Друг», тело которого нынче лежит неподалеку от Окли-Лейн, – сказал Джордж, кладя записку на стол.

Вскоре тело обнаружат. Ассасины с минуты на минуту ждали появления полицейских, опрашивающих жителей окрестных домов.

– Аджай умер позорной смертью, – сказал Итан.

Иви, сидевшая на корточках, слушала и думала об Аджае, жизнь которого оборвалась столь нелепо и постыдно. Из хроник ассасинов она знала: давным-давно такую смерть избрал для себя Ахмад Софиан. Он тоже перерезал себе горло, понимая, что игра проиграна.

– Позор. Другого слова не подберешь, – говорил Джордж. – Предатель братства. Важно выяснить: много ли он рассказал нашим врагам? Даже не так: много ли он знал сам? Ты всегда очень скрупулезен насчет сведений, передаваемых мне. Я затрудняюсь представить, что именно Аджай мог сообщить тамплиерам.

– Видишь ли, Джордж, если сведения, известные тебе и Аджаю объединить, в ваших руках оказалось бы немало важных данных. А порознь… только обрывки.

– И все равно ты должен немедленно сообщить Призраку.

– Сомневаюсь, – задумчиво покусывая губу, возразил Итан. – Я знаю Призрака. Он из осторожности свернет миссию.

– Что и предлагается нам в записке. – Джордж поморщился. – Итан, я не знаю, как относиться к тому, что слышу собственными ушами. Если ты известишь Призрака и он решит продолжать миссию, тогда его действия можно счесть в лучшем случае проявлением необузданного и опасного оптимизма, а в худшем – самоубийственными. Если же он свернет миссию, то поступит правильно. Мы бы и сами порекомендовали ему это, если бы руководствовались доводами разума, а не сердца. В любом случае нужно ему сообщить, а там пусть сам выбирает.

Итан покачал головой. Он уже принял решение.

– Я доверяю Призраку. Я знаю: он сумеет о себе позаботиться. И что самое важное – я верю, что он сумеет добыть нам частицу Эдема.

– В таком случае ты должен доверить ему и принятие решения, которое он сочтет правильным.

– Нет, Джордж. Извини, но этого я сделать не могу.

Издали донесся знакомый звук полицейской трещотки.

52

Этот день настал. Необычайно волнующий день. Накануне «Столичные железные дороги» поместили в вечерних газетах сообщение о начале нового этапа в жизни подземки. Нынче вечером Чарльз Пирсон совершит поездку по восстановленному после ремонтных работ участку линии между Кингс-Кросс и Фаррингдон-стрит. Более того, «отец» подземки проедется в закрытом вагоне, в котором воплотились все последние достижения по части комфорта подземных поездов. В сообщении говорилось, что вместе с мистером Пирсоном в путешествие отправятся и другие уважаемые люди, причастные к строительству подземки. Жителям города предлагалось стать свидетелями этого грандиозного события, но при условии, что они не будут делать попыток перебраться через забор.

Желающих стать свидетелями триумфа Пирсона со товарищи нашлось с избытком. Лондонцы словно забыли, что земляные работы превратили их жизнь в сущий ад, наполненный шумом и грязью. Они забыли о перекрытых улицах, по которым не проехать; о тех, кого строительство лишило работы и дохода, вынудив искать новые места. В преддверии этого события забылись и тысячи бедняков, оказавшихся бездомными. Подземка опрокинула жизнь низших слоев лондонского общества, но не затронула высшие. Этот факт тоже растворился в туманном воздухе столицы наряду с двумя другими: более чем годичной задержкой окончания строительства и существенным увеличением его стоимости, которая теперь составляла один миллион триста тысяч фунтов.

Зрители у этого спектакля все равно будут.

Целая артель плотников строила лестницы для спуска в шахту на Кингс-Кросс. В отличие от станции «Бишопс-роуд», где началась и окончилась ознакомительная поездка Гладстона, подземная станция «Кингс-Кросс» еще не была построена. На следующий год она станет дополнением к одноименному вокзалу наземной железной дороги, открытому десять лет назад. Предполагалось возвести фронтоны с обоих концов, соорудить крышу павильона и парапеты. Пока же пассажирам комфортабельного вагона придется довольствоваться наспех сколоченными лестницами и дощатым помостом, заменяющим платформу. Зато через год здесь появятся настоящие платформы с каменными лестницами, соединенные пешеходными мостиками, и билетные кассы. В нишах стен откроются киоски, торгующие всякой всячиной.

Однако в своем нынешнем виде станция «Кингс-Кросс» немногим отличалась от уродливой дыры в земле. И потому для удобства именитых пассажиров соорудили деревянные лестницы и дощатое подобие платформы. Вместо жаровен и факелов, применявшихся для работы в темное время суток, возле спуска в шахту и на импровизированной платформе развесили фонари.

Все это создавало атмосферу праздника. Когда в полдень трижды ударил колокол, новая смена не заступила на работу. Рабочим подарили свободное время. Естественно, они могли остаться и наблюдать за приготовлением к торжествам, но только с внешней стороны забора. Им не возбранялось посидеть за кружкой пива в заведениях вроде «Маринованной курочки», «Любопытного апельсина» или «Восходящего солнца». Наконец, они могли отправиться домой и провести это время с семьей. Выбор был за ними. Как бы там ни было, впервые за два года в северо-западной части Лондона стало тихо. Смолк шелест лопат и лязг кирок, не пыхтели паровозы. В воздухе не ползли, покачиваясь, кожаные ведра с землей, ставшие привычной деталью местного пейзажа. Конвейер тоже временно затих.

Нельзя сказать, чтобы возле шахты совсем не осталось рабочих.

– Мы хотим, чтобы «важные шишки» увидели настоящих рабочих, а не разный сброд, – заявил Марчант.

И «рабочие» появились. Их было три или четыре десятка. На первый взгляд они ничем не отличались от обычных землекопов. Та же одежда, чей стиль не менялся веками. Но, присмотревшись более пристально, сразу можно было заметить смышленость лиц и серьезность в поведении. Ожидая прибытия именитых гостей, эти «рабочие» не отпускали шуточек, не ходили вразвалочку вокруг шахты и не устраивали импровизированных игр в крикет. Призрак понял, откуда их набрали. «Рабочих» изображали тамплиеры.

Когда день сменился вечером, юноша понял для себя и другое. Он не покусится на жизнь невинного человека. Он просто не мог допустить, чтобы Пирсона убили.

53

Абберлайн, конечно же, знал об этом помпезном путешествии и собирался наведаться к шахте на Кингс-Кросс. Но вначале он зашел домой – проведать Обри.

– У тебя бы хватило сил дойти до стройки? – спросил он друга.

– Нет, Фредди. Но ты, если хочешь, прогуляйся туда. Поздоровайся за меня с этой шайкой. Ты ведь в форме пойдешь?

Абберлайн кивнул, оглядев себя с ног до головы:

– Думаю, у наших друзей сегодня будут дела поважнее, чем высматривать меня. И потом, в форме легче пробраться сквозь толпу. Еще остались люди, уважающие закон… Да, чуть не забыл.

Из ящика письменного стола Абберлайн достал морскую подзорную трубу, выдвинул на всю длину и с легким щелчком снова сложил.

– Думаю, она может мне пригодиться, – с этими словами констебль ушел.

Сентябрьский вечер выдался теплым. Абберлайну было несколько совестно оставлять Обри одного в квартире. Не так уж и давно он сам пребывал в унынии, обуреваемый мрачными мыслями, а Обри из кожи лез, чтобы его развеселить. И чем Абберлайн отплатил другу за те героические усилия? Верно: ничем. И сейчас он шел поглазеть, как «сливки общества» будут кататься в роскошном подземном вагоне. Говоря по совести, он должен был бы выяснять, каким образом Каване удается проворачивать свои делишки. Скорее всего, посредством обмана, мошенничества и хитроумных афер, позволявших безнаказанно расхищать средства. Незнание – вот что мешало Абберлайну схватить Кавану за руку и благополучно вернуть Обри к жене и детям.

Погруженный в раздумья, Абберлайн шагал по оживленной улице. Воздух буквально разрывался от цокота копыт и поскрипывания колес. Проехал переполненный омнибус. Цилиндры пассажиров на верхней площадке напоминали трубы. А в отдалении пыхтели настоящие трубы Ист-Энда, выбрасывая ленты густого черного дыма.

Как констебль и предполагал, возле Кингс-Кросс яблоку было негде упасть. Абберлайн не раз мысленно поблагодарил форму полицейского, позволявшую ему на законных основаниях проталкиваться к забору вокруг шахты. «Лицемер, – ругал себя Абберлайн. – Когда тебе выгодно, ты не прочь воспользоваться своим статусом». Вокруг была обычная толпа, какая собирается в предвкушении захватывающего зрелища: зеваки, дети на отцовских плечах, мужчины в костюмах, женщины в шляпках. Абберлайн пробрался к самому забору, положил руки на деревянные доски и, ощущая себя узником за решеткой, заглянул за ограждение.

Строительная площадка заметно преобразилась. В дыру шахты уходила новенькая деревянная лестница. Прежнего хаоса и грязи как не бывало. Повозки и телеги были аккуратно составлены в дальнем конце площадки. Не высились горы земли, ожидающие погрузки. Только утрамбованная полоса от ворот до шахты. Спуск в шахту освещался красивыми фонарями на деревянных столбах. Да, сегодня все это выглядело даже симпатично, напоминая ярмарочную площадь.

Туннель почти соответствовал значению этого слова. То, что долгое время было лишь траншеей в земле, превратилось в настоящую железнодорожную линию. Открытым оставался лишь участок возле спуска на импровизированную платформу. Во всем остальном это была самая настоящая железная дорога. Только подземная.

Возле лестницы собрались и будущие пассажиры. Все они в той или иной степени способствовали превращению подземки из безумной идеи в реальность. Некоторых Абберлайн не знал, но были и знакомые лица: Кавана, Марчант, Смит, Другой Харди. (Интересно, куда же подевался «очаровательный» Харди?) Шайка мошенников и убийц, но надо отдать им должное: дорога существует. Какими бы ни были их аферы и махинации, какую бы гнусную роль ни играл каждый из них, какие бы преступления ни совершали они, прикрываясь строительством подземки, они ее построили. Дорога стала частью лондонской действительности.

С ними был и этот индус Бхарат Сингх. Абберлайн навел трубу на смуглое суровое лицо юноши и заметил на нем некоторую перемену. Не в самом лице. В глазах. В них Абберлайн уловил беспокойство. Пока он смотрел, вступительная часть закончилась. Приглашенные двинулись по утрамбованной земле к лестнице. Работники «Столичных железных дорог» вежливо зааплодировали.

У самой лестницы выстроились десятники. Чету Пирсон попросили выйти вперед. Снова начались рукопожатия. С десятниками их знакомил Бхарат Сингх. Когда окончилась и эта часть церемонии, Кавана поблагодарил десятников, и те, сняв фуражки, ушли. Бхарат хотел уйти вместе с ними, однако Кавана тронул его за плечо и кивком указал на лестницу.

Они скрылись внизу. Десятники почтительно отошли в сторону, все еще не надевая фуражек. Именитые гости поглядывали на часы, ожидая своей очереди. Цепь рабочих стояла, не шелохнувшись, словно почетный караул, а возможно, и охрана. Воцарилась напряженная тишина. Потом из туннеля послышался свисток паровоза. Над ямой повисли клубы дыма. Видно, машинист подбросил угля в топку.

Поезд был готов отойти от временной платформы.

Чуть дальше от места, где стоял Абберлайн, выстроились кареты именитых пассажиров. Их кучера болтали между собой, покуривали трубки или проверяли упряжь.

Вполне обычная картина, но подзорная труба Абберлайна так и приклеилась к этому месту. Ему показалось, будто он увидел нечто необычное. Почему возникло это ощущение – он и сам не знал. Но он словно вошел в знакомую комнату, откуда вынесли что-то из мебели.

Потом констебль понял, в чем дело, и удивился, почему не заметил этого раньше. Рядом с кучерами, совершенно не таясь, стоял человек в белом длиннополом плаще. Как и Абберлайн, он наблюдал за событиями в туннеле.

54

Призрак видел будущее. Там его принимали в тамплиеры, и чем больше доверия он завоевывал, чем ближе подвигался к их внутреннему кругу, тем ценнее становился он для ассасинов.

Это означало, что так просто они его не отпустят. Даже когда операция закончится, они заставят его остаться и он будет вынужден подчиниться. А за вход в чистилище он заплатит жизнью ни в чем не повинного Чарльза Пирсона.

Призрак не был к этому готов и потому решил: как только Кавана и его свита отправятся вниз, он без промедления пойдет к каретам, возле которых стоял Итан, и объявит, что выходит из игры.

Если понадобится, он разоружит Итана. Даже причинит боль, если по-иному не получится. Но с этой затеей нужно кончать, и немедленно.

Меж тем Кавана не собирался его отпускать. Директор «Столичных железных дорог» кивком указал на лестницу.

– Знаешь, я передумал, – сказал Кавана. – Едем с нами. Ты должен это увидеть.

Произнеся эти слова, Кавана стал спускаться вниз. Призрак вопросительно поглядел на начальника. «У меня еще остались дела», – говорил его взгляд. Кавана, угадав вопрос, быстро мотнул головой. «Не волнуйся», – означал этот жест. Почему Кавана передумал? Мозг Призрака лихорадочно искал ответ. Какую игру затеял Кавана на этот раз? Может, очередной этап проверки на прочность?

Или это что-то совсем иное?

Возле дощатой платформы стоял паровоз с двумя вагонами. Кавана направился к первому. Все последовали за ним.

– Вагон, в котором вы находитесь, – новейший образец вагонов для подземной дороги, – сказал Кавана, приглашая чету Пирсон внутрь. – Он куда просторнее прежних образцов. Места в первом классе разделяются на секции. Они, а также наличие подлокотников позволят упредить переполненность вагона. Обратите внимание: сиденья как в первом, так и во втором классе обиты кожей, и потому, даже если вы поедете вторым классом, ваша поездка будет в высшей степени комфортной.

– Но в вагоне нет окон, – сказала миссис Пирсон.

По голосу чувствовалось, что это ее несколько пугает.

– Да, миссис Пирсон, – улыбнулся Кавана. – Окон в вагоне нет. Но в подземном поезде они и не нужны. К тому же пассажиры первого класса смогут насладиться газовым освещением. Газ находится в резиновых мешках, а сами мешки размещены в особых ящиках на крыше вагона. Когда мы отъедем от станции, вы убедитесь, насколько ярок газовый свет. Такого освещения вполне хватит, чтобы читать утреннюю газету.

Пассажиры заняли места. Чета Пирсон и Кавана прошли в начало вагона, остальные расположились в конце, где имелся проход в соседний вагон.

Пирсон возбужденно постучал тростью о пол. В двери вагона появилось улыбающееся лицо машиниста в перчатках. Приветствовав Пирсона, машинист закрыл дверь и вернулся на паровоз. Газовые фонари помаргивали, но, как и обещал Кавана, освещали вагон вполне неплохо.

Поезд с лязгом и грохотом отошел от платформы.

Призрак поймал на себе взгляд Марчанта. Смит с Другим Харди тоже смотрели на него. У всех троих были голодные глаза, словно они намеревались поужинать молодым индийцем. Но куда мог подеваться Харди? До сих пор никто не обмолвился о причинах его отсутствия, и это начинало всерьез тревожить Призрака. В другом конце вагона Пирсоны и Кавана вели учтивую беседу. Однако Призрак их не слушал, он пытался понять, чем вызвана откровенная злоба в глазах его спутников.

Поезд достиг Фаррингдон-стрит и остановился, выпустив густые клубы дыма. В дверях вагона снова появился машинист. Он убедился, что с пассажирами все в порядке, и выслушал комплименты четы Пирсон, которым понравилась «нетряская» езда. Вскоре поезд двинулся в обратный путь. Мистеру Пирсону захотелось узнать, сколько времени заняла поездка. Он полез в карман за часами и…

– Где же мои часы? – растерянно бормотал мистер Пирсон, роясь в карманах.

Поезд двигался в сторону Кингс-Кросс.

– Что случилось, дорогой? – спросила миссис Пирсон.

Кавана подался вперед, делая вид, будто встревожен. Призраку вдруг стало не по себе. Он еще питал надежду, что солиситор Лондонской городской корпорации просто засунул часы не в тот карман, однако интуиция подсказывала ему другое: часы исчезли не просто так, и это каким-то образом связано с ним.

Теперь уже все смотрели на Пирсона, недоуменно водящего рукой по животу.

– Как же так? Их нет. И цепочка исчезла.

– Дорогой, когда в последний раз ты брал их в руки? – спросила миссис Пирсон.

Шум паровоза заставлял говорить громче, и голос женщины, казалось, дрожал вместе с качающимся вагоном.

– Не помню.

– Это было на платформе, сэр, – крикнул Пирсону Другой Харди. Он сделал короткую паузу, зловеще улыбнувшись Призраку. – С вашего позволения, сэр, я сам видел, как вы доставали часы и проверяли время.

– Что ж, хорошо, если так. Тогда они, должно быть, где-то здесь…

Пирсон опустил трость на пол и не без усилий поднялся с сиденья. Качающийся вагон был тяжким испытанием для его ног.

– Чарльз, сядь, – увещевала мужа миссис Пирсон. – Мистер Кавана, будьте так любезны, попросите ваших людей поискать часы…

– Непременно, мадам.

Марчант и оба подручных занялись поисками. Мозг Призрака лихорадочно пытался найти решение. Сам он незаметно проверил карманы пиджака на случай, если часы подбросили ему. Подняв голову, Призрак увидел рядом с собой ухмыляющихся Смита и Другого Харди.

Нет, они не подбросили ему часы. Пока не подбросили.

– Часов нигде нет, – объявил Марчант, держась за стенку вагона.

Призрак сидел неподвижно. Он как будто наблюдал за происходящим сквозь прозрачное стекло. Кавана твердо придерживался сценария, выказывая фальшивую озабоченность пропажей любимых часов бедняги Пирсона.

– В таком случае я вынужден просить, чтобы присутствующие вывернули свои карманы, – сказал Пирсон. – А еще лучше… пусть они вывернут карманы друг у друга.

Присутствующие повиновались. Они добросовестно старались разгадать загадку исчезновения часов. Призрак оцепенел от напряжения. Он уже знал дальнейшее развитие событий, но был бессилен что-либо сделать.

Его потянули за пиджак.

– Разрешите вас побеспокоить, сэр…

Это был Смит, а может – Другой Харди. Кто именно – значения не имело. Западня уже захлопнулась.

– Кажется, я нашел часы мистера Пирсона. Они оказались в кармане юного Бхарата.

Смит (это все-таки был он) передал часы мистеру Пирсону, а тот вернул их в свой карман, печально посмотрев на Призрака. Кавана вскочил на ноги. Теперь он был воплощением праведной ярости. Мало того что его предали; его еще и гнусно опозорили!

– Это правда? – спросил Кавана, метая молнии в Призрака. – Это ты украл часы?

Призрак молчал и лишь смотрел на директора, ощущая внезапную немоту.

Кавана повернулся к гостям:

– Мистер и миссис Пирсон, примите мои самые искренние извинения. Это поистине беспрецедентное происшествие. Мы поместим Бхарата под арест. Миссис Пирсон, вы не откажетесь перейти в другой вагон, подальше от этого молодого вора? Мистер Марчант вас проводит. Боюсь, Бхарат может повести себя непредсказуемым образом.

– Да, дорогая, – подхватил встревоженный Пирсон. – Тебе лучше перейти в соседний вагон.

Марчант, пошатываясь, добрался до миссис Пирсон и маслено ей улыбнулся, затем взял под руку и повел в соседний вагон, дабы избавить ее от лицезрения неприятных событий. Женщина шла с овечьей покорностью. Проходя мимо Призрака, миссис Пирсон посмотрела на него со страхом и непониманием.

Теперь они остались одни.

Поезд уже подходил к платформе Кингс-Кросс, когда Кавана выхватил кинжал с перламутровой рукояткой и всадил его мистеру Пирсону в грудь.

55

Кавана приоткрыл дверь вагона. Позвав машиниста, он поздравил того с успешной поездкой и сказал, что пассажиры скоро покинут вагон.

Закрыв дверь, Кавана вернулся к лежащему на полу мистеру Пирсону, ноги которого еще слегка дергались в предсмертных судорогах. Кавана не сразу извлек кинжал из тела жертвы. Он постарался вогнать лезвие в самое сердце. Пирсон умер без малейшего стона. А миссис Пирсон, находившаяся в соседнем вагоне, даже и не подозревала, что директор «Столичных железных дорог» только что собственноручно убил ее мужа.

Предвидя возможное сопротивление Призрака, подручные схватили его, накрепко прижав к сиденью.

– Подумать только, – улыбнулся Кавана. – Молодой индийский злодей убил Чарльза Пирсона.

Он вытер кинжал об одежду убитого и убрал в ножны.

– А ведь у тебя не хватило бы решимости сделать это, – сказал Кавана, поднимая глаза на юношу.

Призрак старался ничем себя не выдать, но чувствовал: все его ухищрения бесполезны.

– Духовое ружье. Чудесная затея, – продолжал Кавана. – Мне она понравилась. Когда ты сказал, что намерен стрелять из духового ружья, это дало мне все необходимые сведения. И мистеру Харди тоже. Тебя, должно быть, удивило его отсутствие в вагоне. Но у него более чем уважительная причина. Вместе с отрядом помощников ему предстоит задержать и, возможно, даже убить твоего друга и моего врага Итана Фрая. Не скажу, чтобы меня очень волновало, как они с ним обойдутся.

Казалось, паровоз отдыхал, выпуская клубы пара. Призрак подумал об Итане. Прирожденный воин, человек с громадным боевым опытом, полученным в бесчисленных поединках. И в то же время человек, отличающийся странной беспечностью и склонный допускать ошибки.

– Да, Джайдип, считай, он уже покойник, как и ты. О, удивлен, что я знаю твое настоящее имя? Представь себе, знаю. И не только имя. Я знаю твое слабое место, из-за которого твой покровитель собрался сам выполнить то, на что у тебя кишка тонка. Но это уже не имеет значения. Игра окончена. Ты играл достойно, но не победил. Мистер Пирсон мертв, с ассасинами покончено, а частица Эдема у меня в руках.

Призрак не смог скрыть своего удивления.

– Да, артефакт у меня, – улыбнулся Кавана, явно наслаждаясь моментом. – Правильнее сказать, теперь он у меня.

Кавана нагнулся за тростью убитого. В набалдашник был вделан шар около восьми сантиметров в диаметре. Внешне шар казался сделанным из бронзоватого стекла.

– Вот он. – Глаза директора вспыхнули, губы изогнулись. Странная, отталкивающая гримаса, выражающая… любовь с первого взгляда. – Это и есть частица Эдема. Землекопы нашли ее около месяца назад и преподнесли мистеру Пирсону в знак уважения. Подарок так понравился старику, что он велел вделать шар в набалдашник трости. Но теперь мистер Пирсон шествует в окружении ангелов, и трость ему больше не нужна.

Стоя возле карет именитых гостей, Итан Фрай наблюдал за тем, как сами гости спускаются по наспех сооруженной лестнице в шахту. Но почему они взяли с собой Призрака? Итан чувствовал: что-то пошло не так, – однако гнал от себя тревожные чувства.

Вскоре из жерла шахты выплыли густые облака паровозного дыма. Поезд покинул Кингс-Кросс. Итан ждал, когда состав достигнет Фаррингдон-стрит и двинется обратно. Он ждал выхода четы Пирсон, еще позволяя себе верить, их план сработает. «Простите меня, мистер Пирсон», – подумал Итан, доставая из плаща духовое ружье.

А в это время за ним тоже следили. Возле одной из карет стоял человек, внимательно наблюдавший за каждым движением Итана. Человек этот вытащил кинжал. В холодном свете луны сверкнуло лезвие. Потом человек улыбнулся, и у него во рту сверкнул золотой зуб.

Подходя ближе к участку, выделенному для карет, Абберлайн заметил, что не он один держит туда путь. Откуда ни возьмись, появилась компания рабочих, которым почему-то тоже понадобилось пробраться к каретам. Абберлайн остановился, достал подзорную трубу. Прислонившись к забору, он навел трубу на человека в белом плаще. Тот стоял на прежнем месте, даже не подозревая о приближающейся опасности: видимой и одновременно незаметной. А в руках у него было… Боже милостивый, никак духовое ружье?

Абберлайн переместил трубу в сторону карет. Землекопы продолжали двигаться в том направлении. И среди них…

Абберлайн затаил дыхание. Никак это его давний друг Харди? «Каратель» стоял к нему спиной, но констебль чувствовал, что не ошибся. Вскоре он увидел, как Харди подмигнул кому-то из землекопов.

Западня, расставленная на человека в белом плаще, была готова вот-вот захлопнуться.

Абберлайн начал еще энергичнее пробираться к каретам. Его больше не заботили люди в длиннополых плащах. Они могли сражаться на стороне добра или зла. Ему было все равно. Абберлайном двигало единственное желание: передать Харди горячий привет от Обри. И потому он проталкивался сквозь толпу, пока не достиг ограды, возведенной вокруг места стоянки карет. Перемахнув через нее, Абберлайн пошел дальше. Форма полицейского снова выручила его. Землекоп, шедший ему навстречу, вдруг резко повернулся назад и сделал вид, будто что-то рассматривает. Абберлайна отделяло от Харди всего несколько метров. Палач по-прежнему стоял к нему спиной, следя за человеком в плаще. Тот и другой считали себя охотниками, а не дичью, что позволило Абберлайну незаметно подойти к Харди.

– Простите, сэр, позвольте узнать, что вам понадобилось на стоянке карет?

– Что понадобилось? – Харди повернулся к нему. – Сейчас я тебе…

Слово «объясню» он произнести не успел.

Абберлайн что есть силы замахнулся дубинкой и ударил Харди в лицо. Удар был жестоким, недостойным служителя закона, но Абберлайн и не рассуждал сейчас как служитель закона. Он думал о неделях, наполненных болью. О шрамах, оставленных кастетом. О человеке, брошенном умирать. Все это придало ему сил, сделав удар его дубинки сокрушительным. Харди рухнул на землю. Рот палача наполнился кровью, в которой плавали выбитые зубы.

Справа к Абберлайну с руганью спешил землекоп, сжимая дубинку-свинчатку. Похоже, эти «рабочие» намеревались взять его в кольцо. Шум привлек внимание человека в белом плаще. Абберлайн видел, как тот повернулся и застыл. Еще через мгновение свинчатка соприкоснулась с виском констебля. Абберлайн упал. Глаза заволокла пелена. Голова взвыла от боли. И снова он оказался в нескольких метрах от Харди. Палач поднимался с колен. Подбородок Харди был свернут на сторону, глаза горели яростью. Кинжал, уже знакомый Абберлайну, теперь смотрел прямо на него.

Абберлайн откатился, но вскоре его придавили колени и ноги верзилы со свинчаткой. Тот застыл над ним, держа наготове нож.

– Он мой, – просипел Харди.

Из-за поврежденной челюсти это прозвучало как «оной», но верзила понял и убрал руку с ножом. Харди, чья нижняя часть лица превратилась в кровавую маску, заковылял к Абберлайну, отводя руку для удара.

– А ну, стой! – произнес человек в плаще.

Рука Харди застыла в воздухе. Он почувствовал, что в шею ему уперся паз, из которого в любое мгновение могло выскользнуть лезвие скрытого клинка.

– Останови своих людей, – потребовал Итан.

Сломанная челюсть и выбитые зубы мешали Харди говорить. Он что-то произнес, но Абберлайн не разобрал слов. Зато Итан Фрай их понял и привел в действие механизм клинка. Лезвие проткнуло горло палача насквозь, выйдя под искореженным подбородком, ярко-красное от блестящей крови. Другой рукой Итан выхватил револьвер и выстрелил. Верзила, удерживавший Абберлайна, откатился в сторону. Револьвер Итана выстрелил еще несколько раз – и столько же тел упало возле карет. Толпу зрителей охватила паника. Крики перепугали лошадей. Не менее перепуганные кучера сочли за благо лечь на землю.

Итан растратил все патроны, но атака захлебнулась, и это позволило ему броситься к лежащему Абберлайну.

– Меня зовут Итан Фрай, – представился он, помогая Абберлайну встать на ноги. – Судя по всему, я перед вами в долгу. Этого я не забуду, констебль Абберлайн. Братство исправно выплачивает свои долги. А теперь, с вашего позволения, я займусь неотложными делами.

Он перемахнул через забор и побежал к шахте. Видя развевающиеся полы его плаща, люди в костюмах бросились врассыпную. Подставные землекопы тоже видели приближение ассасина, но их на пути к шахте было всего четверо. Для Итана – сущий пустяк. На бегу он вытащил духовое ружье и два дротика. Первый дротик он вогнал в ствол ружья, хвостовик второго зажал между зубами. Оставалось лишь выстрелить в ближайшего противника.

Тот упал. Наконечники дротиков были смазаны ядом. Из уважения к Пирсону Итан смазал их дорогостоящим ядом: безболезненным и быстродействующим. Пирсон почувствовал бы легкий укол, и только. Знай Итан, что стрелять придется по тамплиерам, он бы смазал дротики зельем подешевле.

Перезарядив ружье, Итан выстрелил вторично. Двумя противниками меньше. Третий выхватил абордажную саблю и с руганью бросился на ассасина. Рот нападавшего блестел от слюны, движения были медленными. Итан равнодушно отразил первый удар, предвидя последующие. Через несколько секунд с третьим противником было покончено. Итан отскочил, чтобы умирающий не забрызгал его кровью. Оставался последний противник, тоже вооруженный абордажной саблей. Этот был проворнее и опытнее, но и он действовал по заученной схеме. Итан парировал его рубящий удар, затем еще два, после чего скрытый клинок добрался до шеи тамплиера.

Остальных подручных Каваны Итан в расчет не принимал. Они были довольно далеко, а он – у самого входа в шахту. Итан не стал тратить время на спуск по ступенькам. Он скользнул вниз по лестничным опорам, оказавшись на импровизированной платформе. Там стоял поезд: два вагона и тихо шипящий паровоз. На первый взгляд – ничего странного.

Затем ассасин почувствовал, как у него из-под ног уходит земля. Послышался гул. Движение не почудилось Итану. Он и сам покачнулся. А наверху начали рушиться балки недостроенной туннельной крыши.

Внутри вагона Кавана с силой ударил тростью о пол. Шар выскочил из оправы. Трость Кавана отшвырнул и, улыбаясь, поднял руку с зажатой в ней частицей Эдема. Жадные глаза директора смотрели то на бронзовый шар, то на Призрака. У Смита и Другого Харди открылись рты. Даже Призрак ощутил странное дрожание в воздухе. Казалось, древний артефакт обрел своих почитателей и собирался вознаградить их захватывающим зрелищем. Призраку подумалось об удивительных картинах, о безграничном знании и понимании, сокрытых внутри бронзовой сферы. Но потом юноша увидел смерть и разрушения, чудовищные взрывы на полях сражений – и в ужасе замер. Что за дьявольская сила пришла в этот мир, причем не без его помощи? Призраку поручали найти и тихо забрать эту древность либо сделать так, чтобы она не оказалась в руках врагов. А он провалил это задание.

– Вы чувствуете? – торжествующе вопрошал Кавана.

Шар в его руке начал светиться. Если происходящее не было массовой галлюцинацией, то да, они чувствовали силу древнего артефакта.

Послышалось негромкое жужжание.

И вдруг перегородка, соединяющая их вагон с соседним, распахнулась. Вбежал Марчант. Он сразу же захлопнул за собой дверь, оставив миссис Пирсон недоумевать, почему они так долго не могут выйти из вагонов.

– Сюда идет Итан Фрай, – прошептал Марчант.

И сразу же свечение шара усилилось, а пульсации его энергии сделались ощутимее.

– Что? – только и мог спросить Кавана.

– Миссис Пирсон захотела выйти из вагона. Я открыл дверь. Смотрю, наверху стоит Итан Фрай.

– Он вас видел?

– Нет. Он стоял спиной ко мне. Он…

Теперь уже отворилась дверь вагона. Кавана с молниеносной быстротой повернулся и метнул туда свой кинжал. Снаружи кто-то вскрикнул.

«Итан», – с замиранием подумал Призрак. Но это был машинист, тело которого рухнуло в вагон.

Все вдруг почувствовали, как земля под рельсами куда-то поползла. Послышался отчетливый гул. Кавана смотрел на частицу Эдема: завороженно, отрешенно. Он был опьянен ее могуществом. Возможно, Призраку показалось, а может, шар действительно вспыхнул еще ярче. Древняя вещица будто хвасталась своим могуществом и требовала: «Посмотрите на меня. Посмотрите на то, что я могу».

Затем окружающий мир начал рушиться.

56

Подвижки грунта сказались и на насыпи между крышей туннеля и поверхностью. Стены туннеля выдержали, а вот деревянные конструкции его крыши начали с шумом и треском рушиться, падая прямо на вагон. Часть их пробила вагонную крышу, засыпав сидящих внутри вихрем щепок. Призрак усмотрел в этом шанс на спасение. Он сумел высвободиться из когтей оторопевших псов Каваны.

– Итан! – крикнул юноша.

Он бросился в соседний вагон, где визжала перепуганная миссис Пирсон. Увидев Призрака, она обхватила голову и завопила еще громче.

Юноша рванул дверь вагона, выпрыгнул на платформу и едва не столкнулся с Итаном Фраем.

– Убейте его! – закричал Кавана.

Его голос звучал словно из глубин преисподней.

– Убейте их обоих!

Подручные Каваны выскочили на платформу, преграждая путь к отступлению. Сзади слышались голоса «землекопов»-тамплиеров, торопливо спускавшихся в шахту. Другой Харди выхватил револьвер, направив на Призрака.

Но юноша продолжал стоять. Жаль, на нем сейчас не было наруча со скрытым клинком, но сгодилась и огрубевшая подошва левой ноги. Призрак подпрыгнул и, чуть повернувшись, одним ударом выбил револьвер. Правой ногой он ударил Другого Харди в подбородок.

Револьвер отлетел в сторону. Противники грохнулись на платформу. Призрак оказался быстрее. Он нанес еще один удар – теперь под самый подбородок Другого Харди. Там что-то хрустнуло. Казалось, подручный Каваны был мертв или доживал последние секунды. Призрак не стал проверять.

Итан в это время «наслаждался» обществом Смита. У того в руках оказался шотландский кинжал. Смит размахивал длинным лезвием во все стороны, думая хоть так одолеть ассасина. Итан благоразумно отступил, затем взмахнул рукой. Раздался щелчок, и через мгновение скрытый клинок впился в шею Смита.

А земля вокруг сотрясалась все сильнее. На платформу выскочил Кавана. Его кинжал оставался в груди убитого машиниста, но директор и не нуждался в оружии. Его рука сжимала частицу Эдема. Шар светился, распространяя волны пульсирующей энергии.

Итан и Призрак находились метрах в шести от Каваны. Директор держал шар в высоко поднятой руке, словно приношение богам. Вокруг отчаянно скрипело ломающееся дерево. Земля, сыпавшаяся сверху, вдруг превратилась в настоящую лавину. Снаружи доносились испуганные крики зрителей, никак не ожидавших стать свидетелями землетрясения. А оно лишь усиливалось, и причиной тому был древний артефакт. Он сверкал все ярче. Улыбка Каваны превратилась в гримасу одержимого. Всю жизнь он уничтожал в себе человеческие качества в угоду алчности и честолюбивым замыслам. Что ж, он преуспел: в нем более не осталось ничего человеческого.

Кавана не замечал приближающегося к нему Марчанта. Не видел, как минутой ранее Марчант вытащил из тела машиниста кинжал с перламутровой рукояткой.

– Привет от Кроуфорда Старрика! – выкрикнул этот вечно угодливый клерк и вонзил кинжал Каване под мышку.

Глаза директора округлились от боли и потрясения. Он был ошеломлен внезапным поворотом событий. Мерцание частицы Эдема начало тускнеть. Кавана рухнул на колени. Его сюртук был липким и блестящим от темной крови. Он успел взглянуть на Марчанта, потом на обоих ассасинов и замер, распластавшись на платформе. Возможно, наступающая смерть пробудила в нем остатки прежней личности и он раскаялся в содеянном. Кавана умер, захлебнувшись собственной кровью, которая еще продолжала наполнять его легкие. Призрак надеялся, что безымянный сипай устроит Каване достойную встречу в аду.

Тамплиерам все же удалось спуститься на платформу. Марчант нагнулся, чтобы забрать у мертвого Каваны частицу Эдема. Итан Фрай бросился наперерез, чтобы отобрать у злодея артефакт… Секундой позже обломком дерева пробило хранилище газа на крыше вагона. Новенький вагон без окон, чьи достоинства совсем недавно расписывал Кавана, вспыхнул громадным факелом.

57

Итану и Призраку не оставалось иного, как прыгнуть в туннель. У них за спиной разверзся настоящий ад. Возможно, тамплиерам удалось сбить огонь, поскольку все звуки на мгновение смолкли, и в этой относительной тишине послышались приказы Марчанта:

– Бегите за ними! Догоните их!

Ассасины помчались в сторону Паддингтона.

– Я должен кое-что тебе сказать, – на бегу начал Итан.

Они бежали между рельсов, в полной темноте, полагаясь только на свое обостренное чутье. Бежали в полную силу, не останавливаясь, пока не достигли открытого участка туннеля в Лейнстер-Гарденс. Там они благополучно вылезли. Внизу толпа тамплиеров пронеслась мимо. Никто из преследователей не удосужился посмотреть наверх.

Какое-то время ассасины сидели молча, безуспешно пытаясь понять суть случившегося.

– Так что вы должны мне сказать? – спросил Призрак.

Плечи его все еще судорожно вздымались и опускались. Юноша заранее опасался слов своего учителя.

– Это всецело моя вина, – со вздохом признался Итан. – Меня предупреждали.

– Что значит «предупреждали»?

Итан рассказал Призраку про Аджая. Лицо юноши помрачнело.

– Как вы могли? – только и мог спросить он.

– Я посчитал это наилучшим решением, – сокрушенно признался Итан.

– Ваши суждения были ошибочными.

Они снова замолчали. Первым заговорил Итан.

– Разве только мои суждения были ошибочными? – тихо спросил он. – Тогда как тамплиеры сумели разоблачить тебя, Джайдип?

Призрак сердито посмотрел на него:

– Все, что я делал, было продиктовано желанием помочь ближнему. Разве это неправильно? Разве не так поступают ассасины?

– Так. Но если ты нашел оправдательные доводы для себя, ты должен оправдать и мои действия. Поверь, они были направлены на благо всего человечества.

– Вы были одержимы древним артефактом ничуть не меньше самого Каваны.

– Возможно, но я прилагал все усилия, чтобы он не попал в руки тамплиерского властолюбца. Ты сам видел, на какие разрушения способна эта древняя вещица. И я знаю, что был прав.

Призраку обещали, что частица Эдема покажет ему величественные картины или станет красивым талисманом. В действительности же юноша стал свидетелем чего-то абсолютно нового и непонятного.

– Однако теперь эта вещица в руках тамплиеров, – сказал Призрак.

– Ненадолго.

Снизу послышался крик:

– Друзья, нечего терять время. Нас еще ждет туннель.

– Вскоре мы исправим положение, – сказал Итан, досадливо отряхивая землю с ладоней. – Но пока что частица Эдема находится на полпути к Старрику.

Призрак не слушал. Пусть Итан гоняется за своими древностями. Юношу это больше не заботило. Он думал о выкрике, донесшемся снизу. Речь шла о туннеле под Темзой. Тамплиеры знали о Мэгги. Скорее всего, они рассчитывали через нее добраться до него, а потом и до Итана. Видно, частицы Эдема им было недостаточно. Им требовалось уничтожить ассасинов.

– Мне нужно к Мэгги.

– А мне нужно вызволять артефакт, – сказал Итан. – Точно так же, как твоя совесть велит тебе бежать в туннель, моя советует мне отправиться за частицей Эдема.

– Тогда вам не стоит заставлять артефакт ждать, – ответил Призрак и поднялся.

От Лейнстер-Гарденс до туннеля под Темзой было около десяти километров. Тамплиеры направились туда раньше и к тому же они ехали в карете. Призрака подхлестывала решимость, он прекрасно знал дорогу и сумел добраться за час.

Но все равно опоздал. Возле мраморного восьмиугольника, обрамлявшего вход в туннель, уже стояли повозки. Вокруг бегали люди с факелами и фонарями. Другие люди пытались от них спастись, получая удары дубинками и свинчатками. Кто-то кричал от боли. Обитатели туннеля привыкли к вторжениям в их жилище, но они впервые сталкивались с такой жестокостью и злобой. И никогда в туннель не вторгались целенаправленно, с одним-единственным намерением.

Добраться до Мэгги.

Призрак знал: этого он допустить не мог. И здесь он не потерпит поражения.

У входа в туннель был настоящий хаос, однако это не помешало Призраку за частоколом тел разглядеть Другого Харди. Последний, все же уцелевший, палач Каваны стоял возле кареты, держа в руке револьвер. Вторую он прижимал к искалеченному лицу.

– Найдите старуху и притащите ее сюда! – требовал «каратель».

Марчанта с ними не было. Значит, Итан оказался прав: древний артефакт сейчас везли Кроуфорду Старрику. «Удачи тебе, Итан. Ты свой выбор сделал».

Пробежав мимо нескольких мелких стычек, Призрак ворвался в восьмиугольный зал. Обстановка здесь была накалена до предела. Ему постоянно загораживали обзор. Потом юноша все-таки разглядел знакомые седые волосы Мэгги. Ее окружала целая толпа, состоявшая из местных обитателей и незваных гостей. Мэгги громко кричала и ругалась, сопротивляясь тамплиерским громилам. Те пытались протащить ее через турникет. Обитатели туннеля отбивали свою «мамашу», но силы были неравными. Тамплиеры пустили в ход дубинки и ножи. Возмущенные крики сменились воплями боли и страха, усиленными эхом. Призраку почудилось, что в толпе мелькнуло лицо частного детектива Хейзлвуда. Потом он вдруг перестал слышать истеричные выкрики Другого Харди.

– Ага, вот и наш маленький ублюдок… – послышалось у Призрака за спиной.

Другой Харди был правшой. И его пистолет системы «уэбли» тоже висел справа.

Призрак учел оба этих обстоятельства. Нагнувшись, он быстро повернулся назад. Его целью была правая рука Другого Харди. За мгновение до выстрела юноша услышал, как расступился воздух над его головой. Затем послышался выстрел и крик. Вместо Призрака пуля угодила в громилу-тамплиера, и тот упал. Одним мерзавцем меньше. Призрак думал об этом, ломая Другому Харди правую руку. Потом он выхватил шотландский кинжал из ножен на поясе палача, который и всадил противнику в грудь.

Другой Харди еще пытался сопротивляться. Он потянулся к Призраку. Их лица оказались совсем рядом. Жизнь покидала «карателя». Его глаза стекленели. Призрака обдало волной болезненного отчаяния. Следом пришло ощущение стремительно надвигающейся пустоты. Плата за оборванную чужую жизнь.

Мэгги увидела его.

– Бхарат! – закричала она, перекрывая шум потасовки возле турникета.

Тамплиеры мигом обернулись, увидев Призрака и своего начальника, чье мертвое тело замерло на мозаичном полу. Забыв о Мэгги, они двинулись к индийскому юноше.

Призрак перебросил кинжал в другую руку, и это сбило с толку первого громилу, храбреца и глупца в одном лице. Он умер через считаные секунды. Теперь в руках Призрака были кинжал с длинным лезвием и абордажная сабля. С их помощью он перерезал горло второму противнику, после чего повернулся и ударом сабли, которая была у него в левой руке, вспорол живот третьему. Призрак умело владел различными видами оружия и хорошо знал, как эффективнее убивать каждым из них. То и другое не доставляло ему никакого удовольствия. Просто его долго и основательно учили этому ремеслу.

Обитателям туннеля удалось отбить Мэгги и увести вниз, в спасительную темноту. Похоже, тамплиерские прихвостни сообразили, что игра проиграна. Трое их товарищей пали от рук босоногого индуса, не успев и глазом моргнуть. Оставшиеся в живых, вероятно, сочли осмотрительность лучшим проявлением доблести. Возможно, их решимость подкосила гибель Другого Харди. Как бы то ни было, но кто-то крикнул:

– Пора убираться отсюда, ребята!

Остатки тамплиеров заторопились к своим повозкам.

Вскоре восьмиугольный зал опустел. Опустело и пространство вокруг него. Обитатели туннеля могли вздохнуть спокойно.

Призрак стоял, тяжело дыша. Увидев, что руки до сих пор сжимают кинжал и саблю, он бросил оружие. Эхо несколько раз повторило глухой лязг металла. Призрак перемахнул через турникет и сбежал вниз.

В ротонде было людно. Призрака встретили приветственными криками.

– Где Мэгги? – спросил он у знакомой женщины.

– Ее отвели в безопасное место, – ответила женщина, чмокнув Призрака в щеку и похлопав по спине.

Обитатели туннеля продолжали радоваться победе. Призрак поспешил в туннель, оставляя позади весь этот шум – странную смесь радости и потрясения.

Еще по пути к туннелю Призрак решил, что больше не хочет иметь ничего общего ни с братством, ни с Итаном Фраем. Пусть ассасины и тамплиеры и дальше воюют между собой. Он останется здесь, со своими. Это его дом, его семья.

«Ее отвели в безопасное место». Почему-то он не придал значения ответу женщины.

Кто отвел?

Призраку вспомнилось лицо частного детектива, мелькнувшее среди неразберихи в восьмиугольном зале.

– Мэгги! – крикнул Призрак.

Он бежал по туннелю к их нише. Туда, где она зажигала свой костерок, варила бульон и получала ответную любовь нищих и бродяг. Мать туннеля.

Там Призрак ее и нашел.

Мэгги лежала на грязном полу. Убийца нанес ей множество ударов, располосовав платье. Ее седые «ведьмины» волосы были забрызганы кровью. Глаза, сверкавшие яростью, весельем и страстью, тускло и безжизненно смотрели в темноту.

На грудь ей пришпилили записку: «Мы квиты».

Призрак опустился на корточки, приподнял голову Мэгги, положив ее себе на колени… Туннель задрожал от его стенаний, полных горя и отчаяния.

Часть третья

Возрождение столицы

58

Ассасин Джордж Уэстхаус стоял на одном из запасных путей сортировочной станции Кройдон. Холод и сырость пробирали его до костей, вызывая дрожь. Под стать было и душевное состояние ассасина. Джорджа снедала меланхолия. Неужто над всей Англией навис покров усталости? Или только над ним? «Надвигается буря, – думал он. – В прямом и переносном смысле».

На дворе был февраль 1868 года. С момента трагических событий в недостроенной подземке прошло уже пять с половиной лет. Тогда Итан Фрай и Призрак потерпели неудачу. Последний, оборвав всякие контакты, погрузился в сумрак туннеля под Темзой, предаваясь скорби и самобичеванию. Он сам себе построил тюрьму, из которой не желал выходить. Джордж, выражаясь морским языком, подтягивал узлы в Кройдоне, а Итан посвятил себя воспитанию следующего поколения ассасинов, не обремененного разочарованиями и провалами, от которых страдали они с Джорджем. Да, на арену должно выйти новое поколение, полное энтузиазма и амбиций. И свои дела они будут вершить по-новому.

«Какая досада, что Итану было не суждено увидеть их в действии», – думал Джордж.

Итан умер от плеврита чуть больше месяца назад. Ему было всего сорок три года. Джордж немало времени провел у постели Итана и с грустью наблюдал, как его старый друг увядает, будто лоза, уже неспособная дать виноградные грозди.

– Джордж, обязательно найди частицу Эдема, – однажды потребовал Итан. – Пусть Иви и Джейкоб займутся поисками. Будущее Лондона теперь в их руках. Близнецы, ты и Генри – вот и все ассасины Лондона.

– Не говори так, Итан, – сказал Джордж и откинулся на спинку стула, пряча обжигающие слезы. – Ты сам нас поведешь. Ты неукротим, Итан. Ты прочен, как эти чертовы поезда, что днем и ночью гремят по Кройдону.

– Надеюсь, Джордж. Я искренне на это надеюсь.

– И потом, совет не давал разрешения на какие-либо операции в Лондоне. Они считают нас слишком слабыми.

– Я лучше любого совета знаю, когда мы готовы. Уверяю тебя, мы готовы. Генри сделает свою часть работы, а затем в дело включатся Джейкоб и Иви.

– В таком случае поторопись с выздоровлением. Сам и поставишь совет в известность, – сказал Джордж, изображая упрек.

– Непременно, Джордж. Непременно…

Итан не договорил. У него начался приступ кашля, и на муслиновом платке, который он держал возле рта, запестрели капельки крови.

– Джордж, а мы ведь были совсем близко, – со вздохом заговорил он в другой раз. Итан сильно ослаб и угасал буквально на глазах. – Представляешь, частица Эдема находилась всего в нескольких метрах от меня. Ближе, чем сидишь сейчас ты. Я уже протягивал к ней руки.

– Ты сделал все, что в твоих силах.

– Значит, не все, Джордж, если операция провалилась. Я потратил силы на провальную операцию.

– Не забывай, возникли обстоятельства, над которыми ты был не властен.

– Я подвел Призрака.

– Он и сам допускал ошибки. Не знаю, согласится ли он их признать. Не знаю я и того, в какой мере его ошибки способствовали провалу операции. Но факт остается фактом: тогдашняя наша миссия провалилась, и сейчас нам нужно сосредоточиться на перегруппировке сил.

Итан повернулся к нему, и единственное, на что был способен Джордж, – это не поддаться горестным чувствам. Он сознавал: достижения ассасина Итана Фрая никогда не поставят в один ряд с подвигами Альтаира, Эцио или Эдварда Кенуэя. И тем не менее Итан Фрай честно служил братству. Это был человек, который даже в минуты тягот и потрясений сохранял жажду жизни. Глядя на Итана, казалось, будто у него внутри шла неутихающая война с самим собой, которая толкала его на поиски и эксперименты, не давая успокоиться. Он всегда мчался вперед.

Так было. А сейчас перед Джорджем лежал бледный, осунувшийся человек. Не верилось, что еще совсем недавно кожа его лица и рук была гладкой и упругой. Глаза, в которых пылала страсть, потускнели и ввалились. Итан больше не искал жизненных приключений; он двигался по длинному пути, оканчивающемуся смертью.

Все началось с инфлюэнцы. Итан переболел ею и уже считал, что поправился, когда появились боли в груди и постоянный сухой кашель. Последний сменился кашлем с кровью. Итан обратился к врачу, и тот поставил диагноз: плеврит. Врач флегматичным тоном сообщил, что от плеврита умерли Бенджамин Франклин и Уильям Вордсворт.

Тем не менее врач уверил Итана и близнецов: плеврит – это всего лишь воспаление в груди. Пациенту нужно побольше отдыхать, и велика вероятность, что плеврит пройдет сам собой. Медицине известны многочисленные случаи самопроизвольного излечения от плеврита.

Правда, Бенджамин Франклин и Уильям Вордсворт не вошли в число счастливчиков.

Позже стало ясно, что и ассасину Итану Фраю тоже не повезло. С каждым днем плеврит все сильнее утверждал свою власть над его телом. Это было видно по его бледнеющей коже. Еще более наглядным свидетельством торжества болезни был надсадный кашель, вырывающийся из груди, которая давно разучилась бесшумно дышать. Зрелище кашляющего Итана наводило ужас. Он перебрался в мансардную комнату, заявив:

– Не хочу, чтобы моя болезнь становилась обузой для близнецов.

Это не помогло. Его кашель был слышен и на лестнице, и в комнатах нижних этажей, где Иви и Джейкоб озабоченно кусали губы, опускали глаза или переглядывались, черпая силу друг в друге.

Ужасную историю болезни отца во многом можно было проследить по реакции детей. Вначале близнецы лишь закатывали глаза, считая, что отец преувеличивает серьезность своей болезни. Они думали, будто Итану захотелось, чтобы с ним возились, охали и ахали возле его постели. Затем, когда действительность со зловещей прямотой показала: отец не выздоровеет ни в ближайшие дни, ни даже в ближайшие недели, в глазах брата и сестры появилась тревога.

Теперь же приступы отцовского кашля заставляли близнецов вздрагивать. Их глаза наполнялись слезами. Через какое-то время они смотрели друг на друга так, словно желали, чтобы отцовские мучения прекратились раз и навсегда.

Итан запретил им приходить к нему в любое время. Они бы охотно просиживали возле его постели дни и ночи, как когда-то он сидел у постели своей любимой жены Сесилии. Возможно, прежний опыт подсказывал Итану: стул возле ложа любимого человека – не лучшее место для времяпрепровождения.

Меж тем, когда ему становилось лучше, он сам звал детей, велел стереть с физиономий всю тревогу и беспокойство (он же еще жив, черт побери) и учил, как в новых условиях вести борьбу с тамплиерами. Иви и Джейкобу предстояло сделаться авангардом этой борьбы. От него они узнали, что отец обратился к совету с письмом, прося допустить Иви и Джейкоба к настоящим делам.

Итан знал: дни его сочтены и он покинет этот мир. Он действовал как шахматист, подготавливая фигуры для последней атаки, которую уже не увидит. Но он хотел, чтобы фигуры стояли на нужных местах.

Возможно, это было его искуплением за ошибки прошлого.

Итана привел в ярость отказ совета позволить близнецам участвовать в делах братства. Совет вообще запрещал какие-либо действия в Лондоне до тех пор, пока положение не изменится и они не убедятся в оправданности действий. В шахматах это называлось патовой ситуацией.

Джордж постоянно навещал друга. Тот вечер ничем не отличался от всех прочих вечеров. Как всегда, они поговорили. Потом Итан задремал. Прикорнул и Джордж, убаюканный приятным теплом мансарды. И вдруг какое-то шестое чувство вырвало его из дремы. Итан лежал, скрестив руки на груди. Глаза больного были закрыты, а из открытого рта текла тонкая струйка крови, пачкая мокрые от пота простыни.

С тяжелейшим сердцем Джордж подошел к телу, изменил позу покойного, натянув одеяло до подбородка. Достав носовой платок, Джордж стер кровь с губ друга.

– Прости меня, Итан, – шептал он, вытирая кровь. – Прости, что позволил себе заснуть в те мгновения, когда должен был находиться рядом и помогать тебе перейти в мир иной.

Джордж тихо спустился вниз. Близнецов он нашел на кухне. С некоторых пор Иви и Джейкоб стали надевать длиннополые плащи. Этим они словно подтверждали, что готовы принять и понести дальше факел борьбы с тамплиерами. В тот вечер брат и сестра были в плащах. Они сидели за пустым кухонным столом, при свете единственной свечи. Их лица прятались в глубине надвинутых капюшонов. Они вели молчаливый горестный диалог, продолжавшийся не одну неделю.

Джордж заметил, что они держатся за руки и смотрят друг на друга из-под капюшонов. Возможно, они уже знали; возможно, и они почувствовали всплеск энергии, который разбудил Джорджа. Он остановился в дверях. Близнецы повернули головы. По их глазам он понял: они знают о смерти отца.

Никто не произнес ни слова. Джордж просто сел рядом с ними. Когда рассвело, он отправился домой, чтобы уведомить совет о кончине одного из братьев.

В дом приходили письма с выражением соболезнования, но по традиции ассасинов сами похороны прошли тихо и незаметно. Помимо Джорджа, Иви и Джейкоба, был только священник, предавший тело Итана земле. Пепел к пеплу, прах к праху.

Какое-то время все трое находились в оцепенении, вызванном не только кончиной Итана, но и неопределенностью дальнейших действий. Затем Джордж получил известие: частица Эдема, упущенная Итаном в подземке, находится совсем близко. У Уэстхауса не было времени испрашивать разрешение Совета на операцию изъятия. В любом случае там потребовали бы более детальных сведений. Зато Джордж точно знал желания Итана. Друг успел сообщить ему свою последнюю волю.

Иви и Джейкоб готовы. Им пора начинать действовать.

59

Все это объясняло место, выбранное Джорджем для первой после смерти Итана встречи с близнецами. Сортировочная станция Кройдон, принадлежащая металлургическим заводам Ферриса: сумрачный мир дымящих паровозов, лязгающих вагонов и скрипящих тормозов.

Увидев близнецов, Джордж не мог скрыть изумления. Джейкоб унаследовал отцовское обаяние; те же глаза, в которых плясала странная смесь детской проказливости и взрослой решимости. Иви была точной копией матери. Возможно, даже красивее. У нее был чуть скошенный властный подбородок, веснушчатые щеки, красивые проницательные глаза и полные губы, которые слишком редко растягивались в широкой улыбке.

Джейкоб был в цилиндре. Иви откинула свой капюшон на плечи. Одежда обоих не стесняла движения и в то же время была подогнана по фигуре. Для сегодняшней операции брат и сестра выбрали длиннополые плащи с поясами, надев под них жилетки, обдуманно дополненные защитным слоем. Их сапоги имели бесшумные подошвы и скрытые стальные пластины в носках. Оба были вооружены наручами со скрытыми клинками, оба прекрасно владели этим оружием. (Итан утверждал, что Иви превосходит брата.) В их арсенал входили и стальные напалечники, способные откидываться и превращаться в кастеты.

Воздух трещал от приближавшейся бури. Прячась за вагоном, Джордж смотрел, как близнецы шагают через пути. Одежда и черты лиц должны были бы привлекать к себе внимание. Однако Иви и Джейкоб прошли у отца прекрасную школу. Как и Уэстхаус, близнецы Фрай умели виртуозно скрываться у всех на виду.

Они поздоровались. Чувствовалось, что мысли всех троих обращены сейчас к Итану. Об этом задании Джордж известил близнецов письмом, предупредив обо всех опасностях. При жизни Итан очень скупо рассказывал детям о частице Эдема, являвшейся целью его неудавшейся миссии в 1862 году. И потом, это был отнюдь не самый славный эпизод в истории братства. Близнецы лишь знали, что древний предмет обладает редкостной силой и ее опасно недооценивать. Да и вряд ли можно было сказать что-то еще до начала операции.

Их первой настоящей операции.

Все трое опустились на корточки. Цилиндр Джейкоба сполз набекрень. Сыну Итана было не занимать дерзости. Он был резок в суждениях и нетерпелив, а когда говорил, в голосе ощущались интонации мальчишки, выросшего на улице. Иви отличали рассудительность и более утонченные манеры. Однако под внешней мягкостью скрывалась сталь.

– Продукцию вывозят вот оттуда, – пояснил Джордж, указав в сторону металлургического завода. – Сейчас у тамплиеров всем заправляет Руперт Феррис, наша цель номер один. Цель номер два – сэр Дэвид Брюстер, завладевший древней безделушкой. Вы считаете, что справитесь?

Близнецы были молоды, бесстрашны и полны сил и желания действовать. Они молча влезли на крышу вагона. Джордж следил за их ловкими движениями, и ему хотелось думать, что детям Итана хватит и смышлености.

– Леди и джентльмены, – произнес он с улыбкой. – Перед вами – неукротимые брат и сестра Фрай. Выступают каждый вечер в Ковент-Гардене.

Иви посмотрела на Уэстхауса. «Можете не волноваться», – говорил ее взгляд.

– Джордж, ну сколько можно? Я изучила план его лаборатории вдоль и поперек. Все подступы туда продуманы до мелочей.

– А у меня при себе есть все, что нужно, – заявил Джейкоб, выталкивая лезвие скрытого клинка.

Он повернулся на свисток паровоза. Нужный им поезд приближался.

– Джейкоб… – начал было Джордж.

– Я передам Феррису привет от вас, – ответил парень.

Теперь они с сестрой внимательно следили за поездом, который шел по соседнему пути. Оба пригнулись, готовые прыгнуть.

– Иви…

– Потом поговорим, Джордж. Нам нужно успеть на поезд, – сказала Иви.

Они прыгнули: бесшумно, с грациозностью хищных кошек. Прыжок перенес их на крышу одного из проходящих вагонов. На прощание близнецы махнули Джорджу руками. Миссия началась.

– Пусть кредо укажет вам путь, бродяги! – крикнул им Джордж, но они вряд ли слышали.

Он смотрел им вслед, испытывая смешанные чувства. Джордж завидовал их молодости, ловкости и грациозности. И в то же время его обуревали страхи. Возможно, Итан ошибался и близнецы еще не готовы к настоящим делам. К операции такого масштаба.

Но зависть и тревогу перевешивала надежда. Джордж искренне надеялся, что двое удивительных молодых ассасинов сумеют переломить ход событий в пользу братства.

60

– Бедняга. Таким напуганным я его еще не видела. Видно, годы берут свое, – сказала брату Иви, перекрикивая пыхтенье паровоза и лязг вагонов. Последние слова Джорджа близнецы почти не расслышали в таком шуме.

– Иви Фрай, откуда это в тебе? – с упреком спросил Джейкоб.

– Оттуда же, откуда оно в тебе, – ответила его сестра.

Близнецы переглянулись. Это был удивительный, непонятный другим разговор глаз. Оба вспомнили и почтили память родителей. Оба еще раз осознали: они – это все, что осталось от их семьи.

– Желаю поразвлечься, – сказал сестре Джейкоб.

Поезд приближался к металлургическому заводу. Вдоль путей стояли мрачные заводские корпуса. Их трубы выбрасывали удушливый дым. Джейкоб сорвал с головы цилиндр, сдавил и спрятал его внутри плаща, после чего заученным движением набросил капюшон. Иви также набросила капюшон на голову. Они были готовы.

– Желаю не умереть, – сказала Иви брату.

Невзирая на самообладание, она с замиранием сердца следила, как Джейкоб присел на корточки, уперев растопыренные пальцы в вагонную крышу. Вагон поравнялся со стеной нужного Джейкобу здания. Перед глазами потянулась закопченная кирпичная кладка. Рельсы здесь имели уклон, отчего все вагоны чуть накренились. Джейкоб прыгнул. Прыжок привел его на оконный козырек второго этажа. Еще через секунду он окажется внутри.

Иви следила за братом, пока Джейкоб не исчез в проеме окна. Теперь она услышит о нем по грохоту взрыва, после чего брат должен будет покинуть завод, забрызгав плащ кровью Руперта Ферриса.

Девушка встала на одно колено. Ее руки в перчатках упирались в вагонную крышу. Ветер трепал ее капюшон. Поезд уже шел через предместья Кройдона. Дальше начиналась верфь. Согласно планам, полученным от Джорджа, на территории верфи находилась лаборатория, в которой и хранилась частица Эдема. С ней, если полагаться на полученные сведения, проводил какие-то опыты сэр Дэвид Брюстер. Иви знала об артефакте только то, что прочла в переводах древних свитков. Однако сведения, содержавшиеся в манускриптах, почти сплошь состояли из обтекаемых фраз и туманных намеков. Но ее отец видел частицу Эдема в действии и подробно описывал близнецам невероятное свечение и то, как древний предмет будто впитывал внутреннюю энергию своего владельца, превращая чью-то злобу и ненависть в разрушительную силу.

Иви вспомнила, как с раскрытым ртом слушала тогда отцовский рассказ.

– Иви, сотри восторг с физиономии, – с некоторым раздражением бросил ей отец. – Это не предмет, которым восхищаются и который жаждут заполучить. Частица Эдема требует крайне осторожного обращения. Это опасное оружие, и его никак нельзя оставлять в руках врагов.

– Да, папа, – послушно ответила Иви, не раскрывая мыслей, будоражащих ее.

Восхищение древним предметом перевешивало возможную опасность. Нет, она не отметала отцовские предостережения. Возможно, частица Эдема по-своему страшна и требует внимательного отношения. И тем не менее…

Впереди уже виднелись очертания верфи, куда направлялся поезд. Иви на четвереньках двинулась по крыше, пока не достигла люка. Он открылся без помех. Девушка спрыгнула вниз, откинула волосы с лица, натянула капюшон и огляделась по сторонам.

Ее окружали ящики, и на каждом значилось: «Старрик индастриз».

Кроуфорд Старрик. От одного этого имени ее отец болезненно морщился и впадал в тягостное раздумье. Иви с Джейкобом решились низвергнуть ни много ни мало великого магистра английских тамплиеров. Что бы там ни говорил Джордж, какие бы решения «за» или «против» ни выносил совет, близнецы приняли свое решение. Лучшей данью уважения отцу, лучшим продолжением начатого им будет смещение Кроуфорда Старрика с поста великого магистра. Они похитят частицу Эдема, устранят ближайших помощников Старрика, разрушат его империю. Все это виделось близнецам ступенями, которые должны привести Кроуфорда Старрика к смерти.

В это время открылась внутренняя дверь вагона. Иви спряталась за ящиком. Внутрь вошел человек, чей силуэт почти сливался с окружающей темнотой. Человек этот был коренастым и довольно плотным. Чиркнув спичкой, он зажег фонарь. Иви поняла, что не ошиблась относительно его комплекции.

– Где он? – спросил новоприбывший, оборачиваясь к открытой двери. – Где груз для Брюстера?

Это имя было ей знакомо. Иви отодвинулась поглубже в тень и стала ждать. Толстяк станет ее первой жертвой. Первым убитым ею человеком. Иви шевельнула запястьем, ощущая успокоительную тяжесть наруча со скрытым клинком. Лезвие выскользнет плавно и бесшумно. Иви напомнила себе, что этому ее учили. Следом ей вспомнились слова, которые часто повторял отец: сколько ни учись, никакие упражнения не подготовят тебя к лишению человека жизни. Убить человека означало «сделать напрасными прожитые им годы, отобрать от него те, что он бы еще мог прожить, принести горе его семье; это могло ограничиться скорбью и страданиями, а могло бы породить ответную месть, и она бы растянулась на десятилетия, возможно, и на столетия».

Отец знал, что́ такое внутреннее ощущение готовности и что́ такое готовность действовать.

Внутреннее ощущение у Иви было. Но готова ли она по-настоящему?

Должна быть готова. У нее не оставалось выбора.

Толстяк обзывал кого-то трусом. Иви выдвинула лезвие своего скрытого клинка, а затем негромко свистнула.

– Кто тут? – спросил толстяк.

Он приподнял фонарь и сделал еще пару шагов в темноту вагона. Теперь он находился напротив Иви. Она затаила дыхание, выжидая момент. Ее взгляд переместился с клинка на точку под ухом охранника, куда ударит лезвие. Оттуда сталь проникнет в мозг. Мгновенная, безболезненная смерть…

Но все равно смерть. Иви привстала. Каблуки ее сапог приподнялись над вагонным полом. Ее левая рука упиралась в пол, правая вытянулась для удара. Иви напомнила себе: этот человек – ее враг. Он служит страшным людям, готовым порабощать и издеваться над каждым, кто не разделяет их целей.

Возможно, охранник и не заслуживал смерти. Но он все равно умрет, и она сделает это ради дела, важность которого была выше жизни их обоих.

Держа эту мысль в голове, Иви выскочила из укрытия и вонзила клинок охраннику под ухо. Толстяк едва слышно захрипел, больше не издав ни звука. Через мгновение Иви уже поддерживала его тело, бесшумно оседающее на грязный пол вагона. Иви не выпускала тело из рук, пока незнакомый ей человек не умер. «Ты стал моей первой жертвой», – подумала она и закрыла ему глаза, отдав последний долг.

– Убийство никогда не бывает личным делом убийцы, – так однажды сказал ей отец и тут же поправил себя: – Почти никогда.

Иви опустила тело, оставив лежать на полу.

Поезд приближался к зданию лаборатории. «А теперь мне необходим отвлекающий маневр», – подумала Иви. Если бы она смогла отцепить вагоны…

В тамбуре стоял второй охранник; вероятно, дружок убитого. Он спал стоя. С ним Иви покончила без труда. Отец говорил, что после первой жертвы ей будет легче, и оказался прав. Второго Иви убила без каких-либо раздумий. Она даже не стала желать ему благополучного пути на тот свет и закрывать глаза, а пошла дальше, в сторону паровоза. В соседнем вагоне ей пришлось прятаться в тени, чтобы не попасться на глаза еще двум охранникам. Те сплетничали на ходу.

– И как только сэр Дэвид ладит с этой мисс Торн?

– Она – что заноза в заду: если попала, не сразу вытащишь, – ответил напарник. – Ставлю пять фунтов на то, что дела идут не так хорошо, как ей хотелось бы.

– Тогда я очень не завидую сэру Дэвиду. Бедный старикан.

Люси Торн. Это имя также было знакомо Иви. Может, Торн помогает Брюстеру?

Иви подождала, когда охранники уйдут, и побежала дальше. Этот вагон был последним. Она перебралась на сцепку между вагоном и паровозом. Времени у нее было в обрез: совсем скоро охранники наткнутся на тела убитых. Перчатки оказались как нельзя кстати. Иви перебралась на паровозную часть сцепки, расставила ноги и потянула за кольцо стыковочной планки. В складках капюшона свистел ветер, под ногами тянулись стальные нити рельсов. Кряхтя от натуги, Иви сумела вытащить стыковочную планку.

Она осторожно перебралась на паровозный тендер, наблюдая дело рук своих. Вагоны постепенно замедляли ход. Кто-то уже бежал выяснять, почему вдруг состав отцепился от паровоза. Иви влезла на крышу паровозной будки, оглядываясь по сторонам. Меж тем паровоз, скрипя тормозами, остановился. По одну сторону поблескивала темная гладь Темзы, образовавшей здесь небольшую бухту. По другую находилась собственно верфь с кранами, подъездными путями, многочисленными конторскими зданиями…

И кое-кем знакомым.

Почти слившись с окружающей действительностью, Иви заметила две фигуры, в которых безошибочно узнала сэра Дэвида Брюстера и Люси Торн. Шум и суета на подъездных путях заставили парочку ненадолго остановиться, но вскоре они продолжили путь к воротам верфи, где стояла карета и виднелся силуэт кучера.

Иви спрыгнула с паровоза. Ей было приятно, что ее отвлекающий маневр удался на славу. Нравился ей и дым, что погребальным саваном висел над верфью. «Индустриализация все же имеет свои положительные стороны», – думала Иви, тайком следуя за парой и всматриваясь в обоих.

Люси Торн одевалась в черное. Черная шляпа, длинные черные перчатки, черный кринолин и черный, наглухо застегнутый турнюр. Эту молодую женщину можно было бы назвать привлекательной, если бы не хмурое выражение лица. Впрочем, оно неплохо сочеталось с ее мрачным нарядом. Люси шла, раздвигая слои дыма, которые, подобно корабельным гамакам, раскачивались в воздухе тускло освещенной верфи. Мисс Торн казалась олицетворением тьмы, отталкивающей свет.

Сэр Дэвид Брюстер, семенивший рядом, был примерно втрое старше своей спутницы. У старика было капризное лицо с длинными бакенбардами. Он выглядел испуганным, под стать мрачной натуре своей спутницы. Брюстер прославился изобретением калейдоскопа и еще одного прибора под названием «призматический стереоскоп», который Иви ни разу не видела. Нервный по природе или нервничающий в присутствии Люси Торн (казалось, он испытывал чрезмерное благоговение перед этой женщиной), Брюстер старался не отставать ни на шаг.

– Мне нужно еще две недели, – мямлил Брюстер.

– Ваши сомнительные опыты и так уже начинают привлекать нежелательное внимание, – сердито отвечала ему Люси Торн. – У вас, сэр Дэвид, было более чем достаточно времени. Но я по-прежнему не вижу результатов.

– Никак не думал, что вы ждете от меня трюков на манер дрессированной собачки.

– Позвольте вам напомнить о ваших обязательствах перед орденом.

– Мисс Торн, вы гоните меня, словно лошадь на скачках, – в отчаянии воскликнул Брюстер.

Парочка подошла к карете. Кучер снял треуголку и с низким поклоном открыл дверцу. Люси Торн величественно кивнула ему, забралась внутрь и неторопливо расправила складки кринолина.

– Сэр Дэвид, завтра я вернусь, – сказала она на прощание. – Если к тому времени вы не раскроете секрет этой игрушки, вам уже не придется сравнивать себя ни с собачками, ни с лошадьми. Я отдам вас на растерзание волкам. Счастливо оставаться.

Тамплиерская оккультистка подала знак кучеру, который закрыл дверцу, нагловато подмигнул Брюстеру, после чего забрался на сиденье. Лошади тронулись, увозя Люси Торн из хаоса верфи.

Брюстер изумленно хмыкнул, глядя вслед удаляющейся карете. И почти сразу его внимание переместилось на группу охранников. Они вели человека, одетого пестро и даже кричаще. Пленник шумно возмущался:

– Милорды, мне просто обещали экскурсию по вашему чудному местечку.

– Кто тебя послал? – спросил один из охранников.

– Ясное дело: это шпион Грина, – подхватил другой.

– Отведите его на допрос, – распорядился Брюстер. – Затем доставьте ко мне в лабораторию.

Брюстер остановился и замер. Иви посмотрела на небо. Скопившиеся тучи не оставляли сомнений в скором приходе грозы. Об этом же говорил и наэлектризованный воздух. Наверное, и Брюстер подумал о грозе. Резко повернувшись, он подошел к предмету, который Иви поначалу даже не заметила. Это был металлический штырь, врытый в землю. Может, громоотвод? Еще раз взглянув на скопление туч, Брюстер довольно резво побежал и скрылся в дверях ближайшего здания, оставив грозу и хаос верфи позади. С неба упали первые капли дождя. Рабочие все еще пытались снова прицепить вагоны к паровозу и наверняка чесали затылки, недоумевая, кто и зачем вытащил стыковочную планку.

Иви, сотворившая эту часть хаоса, лишь улыбнулась и поспешила за Брюстером. Прогремел гром, и сейчас же вспыхнула ослепительно-белая молния.

Оказавшись внутри, Иви старалась держаться у стены, подальше от ламп. Она выдвинула лезвие скрытого клинка, действуя так, как ее учили: осматривала незнакомое помещение, выявляя опасные и уязвимые места и подчиняя свое мышление стратегии настоящего ассасина, каковым себя и ощущала.

Но увидела Иви совсем не то, на что рассчитывала.

61

Иви рассчитывала увидеть лабораторию. У себя дома в Кроли она провела немало времени над планами Джорджа Уэстхауса, запоминая каждую деталь. Согласно чертежам, лаборатория должна была находиться там, где сейчас стояла девушка.

Но лаборатории в этом месте не было. Иви оказалась в круглом помещении наподобие передней и без каких-либо признаков лабораторного оборудования. Она не увидела ни опасных, ни уязвимых мест. Она вообще ничего не увидела.

Зато услышала. Крик, раздавшийся из двери, что располагалась напротив входа. Иви обернулась. Снаружи вовсю хлестал дождь. Там кто-то на кого-то кричал, кто-то с кем-то переругивался. Закрыв входную дверь, Иви на цыпочках приблизилась к внутренней, которая была приоткрыта.

Девушка встала, стараясь дышать бесшумно, и осторожно заглянула внутрь. Подручные Брюстера выполняли приказ: они привязали щеголевато одетого пленника к стулу и начали его допрашивать.

Возможно, пленный ожидал, что его приведут к джентльмену из высших слоев общества, который будет долго извиняться за грубость охранников, а потом, прежде чем начать допрос, пригласит в уютный кабинет и предложит рюмочку бренди и сигару. Ничего подобного. Щеголя усадили на стул, связали, и дюжий охранник приготовился задавать вопросы.

– Я вас спрашиваю, милорд: разве джентльмену не позволено бродить вдоль железнодорожных путей? – не унимался пленный.

– Лучше расскажи, как ты пробрался в лабораторию? – прорычал один из охранников. – Вход туда замаскирован.

Охранник стоял спиной к Иви, но это не помешало девушке разглядеть, как детина натягивает черные кожаные перчатки. Пленный при виде их растерянно взглянул на палача. Неужели щеголь все еще рассчитывал на какое-то милосердие? Тогда он явно искал не там.

– Что вы желаете узнать от меня, милорд?

Подобострастные интонации свидетельствовали о том, что пленный наконец-то сообразил: шутить с ним здесь не намерены.

– Кто тебя послал? – спросил палач и выразительно согнул пальцы, обтянутые перчатками.

Кто-то хихикнул, предвкушая забавный спектакль. Смешливого охранника Иви не видела.

– Никто меня не посылал, милорд. Я сам пришел сюда, на своих двоих.

Теперь в поле зрения Иви появился и второй охранник. Спины обоих головорезов загородили пленника.

– Дай-ка я займусь его пальчиками.

– Успеешь, – возразил первый охранник. – Никуда этот красавец от нас не денется.

Он снова повернулся к пленнику и спросил:

– Тебя послал Грин?

– Не знаю я ни Грина, ни Блэка, ни Брауна^[11], – ответил пленник.

– Генри Грин, – уточнил охранник, лица которого Иви так и не видела.

– Ах Генри Грин… Кто он такой?

– Бросай паясничать, – пригрозил охранник. – Твоя жизнь висит сейчас на волоске… Признавайся, иначе за дело возьмется мой приятель, а он долгих разговоров не любит и предпочитает действовать по-своему. После него ты вернешься с пустыми руками… в буквальном смысле слова.

Иви услышала звук, который не спутаешь ни с чем, – звук кинжала, вынимаемого из ножен.

Естественно, девушка не могла допустить осуществления угроз в отношении пленного. Она привела в боевую готовность свое оружие и собралась вмешаться.

Их было трое. Миссия превращалась в проверку ее способностей. Что на этот раз? Бой с несколькими противниками.

Оценив обстановку, Иви танцующей походкой двинулась к охраннику, стоявшему справа. Он улыбался во весь рот. Но в последнюю секунду Иви вдруг нагнулась и косым движением ударила в грудь другого, стоящего посередине. Откатившись назад, она совершила новый бросок и теперь ударила в нагрудник тамплиерского головореза справа. Палача девушка оставила напоследок. Он оказался медлительнее всех и едва успел выхватить меч. Иви ударила его носком сапога, в который были вделаны стальные пластины.

«Что за черт?» – сердито подумала Иви, видя, как ее противник лишь пошатнулся. Плащ снизил высоту удара. Девушка рассчитывала свалить охранника насмерть, но не смогла даже сбить с ног. К ее удивлению, охранник быстро опомнился и сам бросился в атаку. Он оказался хитрее и смекалистее, чем думалось Иви.

«Дура. Глупая дилетантка!» – мысленно обругала себя девушка. Еще секунда, и меч охранника полоснул бы ей по лицу. Иви торопливо отступила. Столь же торопливо убрала она клинок в паз, постучав левой рукой по правой. Охранник приготовился к новой атаке, выставив руку с мечом. Движения Иви отчасти были похожи на танец, отчасти – на объятие. Только это объятие несло смерть и окончилось ударом в лицо. Выскользнувший клинок пронзил охраннику глаз.

По его опавшей щеке потекла кровь вперемешку со сгустками мозгов и студенистыми остатками глаза. Охранник повалился на пол. Иви отряхнула кровь с клинка, убрала его в паз, затем повернулась к пленнику. Тот смотрел на нее с веселым изумлением.

– Премного вам благодарен, – сказал он. – Не ожидал, что попаду в такой переплет. И вдруг – откуда ни возьмись – появляетесь вы и спасаете меня.

– Где тайная лаборатория Брюстера? – спросила Иви.

На полу умирали трое охранников-тамплиеров. В их телах что-то булькало и хрипело. Подошвы их сапог царапали кирпич. Эти звуки угасающей жизни служили фоном для разговора Иви с пленным.

– Добрая леди, сначала развяжите меня, и тогда поговорим, – пытался торговаться он.

Иви села на него верхом, отвела кулак для удара. Лицо щеголя превратилось в маску страха и нерешительности. Он видел, как сражалась Иви, видел смертоносную силу ее клинка. Пленному не хотелось, чтобы его лицо украсил синяк, не говоря уже о знакомстве с лезвием. Обаятельные люди (особенно женщины) часто казались ему безобидными. Он многократно поплатился за эту ошибку и не хотел новой расплаты.

– Время поджимает, – напомнила Иви, показывая, что не собирается вести светских разговоров. – Я спрашиваю: где лаборатория?

– Она под землей.

Пленный сглотнул и подбородком указал на панель в стене:

– Нужен ключ. Мой украл один из охранников. Подлец шелудивый.

– Спасибо.

Иви собралась уходить.

– А теперь развяжите меня, – взмолился пленный.

Девушка покачала головой:

– Сами впутались в это дело, сами и выпутывайтесь.

– Не беспокойтесь, миледи, – крикнул он ей вслед. – Я когда-то выступал на ярмарках и еще помню несколько трюков.

«Тогда удачи тебе», – подумала Иви. Она вышла через другую дверь и пошла искать охранника, у которого мог оказаться ключ.

Слава богу, тамплиерские охранники были чрезвычайно болтливы. Спрятавшись в сумраке коридора, Иви подслушала разговор двоих. И говорили они как раз о ключе.

– Ты что задумал? Немедленно спрячь этот ключ в карман, не то мисс Торн устроит тебе выволочку.

– Тогда поищем какой-нибудь другой. Мне страсть как хочется увидеть этот артефакт, о котором столько разговоров.

«Мне тоже», – подумала Иви Фрай, лишая жизни еще одного человека и завладевая ключом.

Она вернулась назад. Если ключ подойдет, тогда (но никак не раньше) она освободит пленного. Однако девушка опоздала. Пленный исчез. На полу валялся опрокинутый стул и веревки. А вдруг он где-то затаился, чтобы напасть на нее? Иви напряглась. Нет, этот странный человек точно исчез. Иви разыскала едва заметную замочную скважину, вставила и повернула ключ… Наконец-то она попала в святилище Брюстера.

Стены лестницы, ведущей вниз, были темными и сырыми. Они заглушали звуки грозы, однако воздух здесь был сильно наэлектризован.

Как такое возможно? Иви вспомнился штырь. Он наверняка собирал энергию атмосферного электричества и передавал ее сюда, вниз. Быть может, энергия требовалась для опытов?

Пройдя еще несколько шагов, Иви поняла, что не ошиблась в своих предположениях. Она находилась в самом эпицентре грозовой энергии, текущей по рукотворному руслу.

Частица Эдема была совсем близко.

62

От двери, возле которой стояла Иви, тянулась дорожка, выложенная плитками. Она вела в просторное подземелье с высокими сводчатыми потолками. На столах, среди катушек Теслы и вертикальных грозовых разрядников, стояли научные приборы. Разрядники и катушки пульсировали электрической энергией. Ее сила постоянно нарастала.

Но не было ли напряжение чрезмерным? Под потолком висели сооружения, напоминающие платформы. Вокруг них трещали электрические разряды, испуская снопы искр. Вспышки заливали помещение фосфоресцирующим белым светом.

В другом конце лаборатории находился аппарат, похожий на большую смотровую трубу. Частица Эдема была помещена внутрь его. Рядом с трубой стояли сэр Дэвид Брюстер и его ассистент. Оба смотрели сквозь толстое жаропрочное стекло на золотистый шар. Это же яблоко Эдема! Даже издали оно завораживало и манило к себе. Иви годами читала о свойствах этого артефакта. И теперь наконец-то увидела его вживую.

Девушка стояла у самого входа. Вспышки молний постоянно выхватывали из коридорного сумрака ее фигуру, однако Брюстер с ассистентом были слишком поглощены работой. Иви стала подбираться к ним. Яблоко по-прежнему гипнотизировало ее, но девушка помнила, зачем явилась сюда. Она стала вслушиваться в разговор мужчин.

– Ей-богу, в голубом свете оно делается совсем прозрачным! – воскликнул ученый.

В Брюстере не осталось ничего от слабого, ничтожного человека, каким он был на мрачном фоне Люси Торн. Здесь он находился в своей стихии. К нему вернулась уверенность. Он даже позволил себе несколько колких замечаний в адрес Торн.

– Что за дерзкая и бесцеремонная особа! – фыркнул Брюстер, перекрикивая гудение разрядников, шипение катушек Теслы и ритмичное пыхтение механических мехов. – Мне стоило бы похитить эту чертову древность и увезти в Эдинбург.

– Позвольте заметить, что это на редкость скверная затея, – возразил ассистент.

– Почему? Это яблоко Бога, а не ее собственность. Я бы показал артефакт широкой публике, и Дарвин был бы побежден. Изгнан с позором на свои проклятые Галапагосские острова. И сидел бы он там на ветках вместе со своими любимыми зябликами.

– Мисс Торн оторвала бы вам голову, а мистер Старрик растерзал бы ваше тело, – усмехнулся ассистент.

– А знаете, Рейнольдс, быть может, игра стоит свеч! – воскликнул Брюстер.

– Сэр Дэвид, вы же это не всерьез?

– Конечно, Рейнольдс. Всего лишь шутка, причем неудачная. Как только мы разгадаем секрет яблока Эдема, тамплиеры безраздельно утвердятся в Лондоне. С ассасинами будет покончено, а Дарвин превратится в замшелое воспоминание.

Иви подобралась еще ближе. Здесь ее легко могли увидеть. Яркость яблока возросла. Оно светилось изнутри, а снаружи его освещали все возраставшие потоки искр.

Пора было вырвать яблоко Эдема из рук тамплиеров.

Иви ассистента убила одним ударом. Его тело сползло с окровавленного лезвия, и только тогда Брюстер заметил присутствие ассасина. Он посмотрел на убитого Рейнольдса, затем снова на возбужденную Иви Фрай, пытаясь понять смысл внезапного и необъяснимого появления этой юной особы.

Не теряя времени, Иви ударила клинком и Брюстера.

– Сэр Дэвид Брюстер, для вас настало время упокоиться с миром, – сказала она, опуская его тело на пол.

– Но меня еще ждет великое множество открытий.

Его ресницы дрогнули. Дыхание сделалось прерывистым.

– Не бойтесь, – сказала ему Иви.

– А я и не боюсь. Бог защитит меня.

– Я продолжу ваши эксперименты, – заявила Иви и вдруг отчетливо поняла, какой жизненный путь открывается перед ней.

Девушка начинала с чтения книг из отцовской библиотеки. Теперь же она продолжит собирать знания. Ее миссией станет поиск частиц Эдема, подчинение их силы и последующее использование этой силы для блага человечества. Древние предметы будут творить добро, а не злодеяния.

– Вам не остановить Старрика, – сказал Брюстер, голова которого покоилась у Иви на коленях. – Мисс Торн уже нашла другую частицу Эдема, еще более могущественную, чем эта.

– Я отберу от нее и новую находку, – уверенно пообещала Иви.

– Мы сражаемся за обладание тем, чего не в состоянии забрать с собой, – вздохнул Брюстер. – Такова природа человека.

С этими словами он умер. Иви вынула платок и совершила ритуал, переданный ей отцом. Ритуал нисходил к самому Альтаиру, имевшему привычку обмакивать перо в кровь убитого противника. Впоследствии перо заменили платком. Иви увлажнила платок кровью из раны Брюстера, потом сложила ткань и убрала внутрь плаща.

Дальнейшие события произошли почти одновременно. В лабораторию вбежало трое охранников. Иви выпрямилась, щелкнула механизмом клинка и приготовилась к сражению. В то же время воздух переполнился электричеством. Не выдержав нового притока энергии, яблоко Эдема стало пухнуть и вдруг взорвалось.

Иви инстинктивно нагнулась, спрятавшись за постаментом, на котором стояла смотровая труба. Охранники оказались не такими удачливыми. Они попали под град осколков и обломков, и их скрыло пеленой кроваво-красного тумана. От взрыва оборвались крепления платформ под потолком, и они полетели вниз. Иви бросилась к двери. У нее за спиной началась цепная реакция разрушений. Вспыхивали разрядники, глухо взрывались научные приборы.

Иви выбежала наружу, присоединившись к тем, кто торопился убраться подальше от здания фабрики, где продолжали греметь взрывы и рушились стены.

63

– А взрывы-то из-за чего начались?

Близнецы условились встретиться на той же сортировочной станции. Чувствовалось, что Джейкобу тоже досталось. Каждый из близнецов пролил свою первую кровь.

– Частица Эдема сдетонировала и потянула за собой лабораторию, а потом и все здание, – объяснила Иви.

– Этот волшебный кусок гиперболического металла? – скривил губы Джейкоб. – Я потрясен.

Иви закатила глаза. Она столько вечеров читала брату про частицы Эдема. Рассказывала все, что узнавала сама. Получается, знания падали в глухие уши.

– Если ты никогда не понимал ценности частиц Эдема, это еще не значит…

Давний спор вспыхнул бы с новой силой, если бы не появление Джорджа Уэстхауса.

– Полагаю, все прошло согласно плану? – с изрядной долей иронии спросил он.

– Были некоторые… осложнения, – ответила Иви, сразу почувствовав себя проштрафившейся девчонкой.

– Совсем пустяки. Лаборатория взорвалась, только и всего, – сказал Джейкоб, кивая в сторону сестры.

«Нужен виноватый? Моя сестрица подходит по всем статьям».

– А ты заставил поезд сойти с рельсов, только и всего, – напомнил парню Джордж.

– Неужто, Джейкоб? – притворно удивилась Иви.

– Ну, сошел поезд с рельсов, – пожал плечами Джейкоб. – А я по чистой случайности оказался на нем. Я же убил намеченную цель, не так ли?

Итак, Руперт Феррис, владелец металлургических заводов, которые не только полностью контролировались тамплиерами, но и эксплуатировали детский труд, был мертв.

– Брюстера тоже больше нет в живых, – сказала Иви.

– В таком случае, невзирая на огрехи каждого из вас, миссия прошла успешно, – резюмировал Джордж.

– А как насчет Лондона? – спросил Джейкоб.

Иви посмотрела на брата. События этого вечера были для нее чем-то вроде крещения. Вехой в начале большого пути. А для Джейкоба?

– Что насчет Лондона? – осторожно переспросил Джордж.

– Мы торчим здесь, понапрасну теряя время, – заявил Джейкоб, указывая на станцию и окрестности.

Лондон был близок, но в то же время недосягаем.

– Ты не хуже меня знаешь, что вот уже сто лет Лондон остается оплотом тамплиеров. Пока что их позиции там очень сильны. Нужно проявлять терпение, – сказал Джордж.

«Итан думал по-другому», – вспомнил он, видя, что убеждения отца целиком передались детям.

– Но тамплиеры нашли еще одну частицу Эдема, – сообщила Иви.

Джордж встретил новость спокойно.

– Сэр Дэвид мертв, а без него они не сумеют пустить ее в дело. Дальнейший ход наших действий должен определяться советом. Запаситесь терпением. Думаю, ваш отец согласился бы со мной. До встречи в Кроли.

Близнецы смотрели вслед уходящему Джорджу. Ликование в их душах сменилось унынием и раздражением. Получалось, без совета им и шагу ступить было нельзя. Своей осторожностью Джордж загасил огонь, ярко пылавший у них внутри. Иви и Джейкоб знали: их отец ни за что бы не согласился с мнением членов совета, находящихся так далеко от Лондона. Тогда почему они должны соглашаться? Оба не имели ни малейшего намерения согласовывать свои действия с Джорджем Уэстхаусом, не говоря уже об этом чертовом совете.

Мимо, разрывая гудками воздух, проезжал поезд.

– Что нас удерживает? – спросил Джейкоб, кивком указывая на поезд. – Лондон ждет освобождения. Забудем о Кроли.

– Отец посоветовал бы нам прислушаться…

– Ой, сомневаюсь. А в Лондоне ты могла бы продолжить начатое отцом.

– Избавление грядущих поколений от тирании города, управляемого тамплиерами. Знаешь, Джейкоб Фрай, возможно, ты прав.

– Тогда поехали?

– Поехали.

Близнецы запрыгнули в поезд, направлявшийся в Лондон. Там им предстояла встреча с Генри Грином – «ассасином, присматривающим за городом».

Они ничего не знали о настоящей жизни этого человека.

64

После случившегося в недостроенной лондонской подземке и последующих событий того страшного вечера Призрак более чем на год сделался добровольным узником туннеля под Темзой.

Для обитателей туннеля само его присутствие было гарантией спокойствия и безопасности, хотя Призраку уже почти не приходилось во что-то вмешиваться. Он был скорее живым символом. Бо́льшую часть года Призрак провел под землей, сидя или лежа в своей нише. Он по-прежнему скорбел по Мэгги и другим невинным жертвам, погибшим из-за его неспособности забрать у тамплиеров частицу Эдема. Призрак проклинал многовековую охоту за безделушками. Он презирал ассасинов и тамплиеров за их одержимость диковинными вещицами.

К нему в туннель как-то наведался Итан Фрай, но Призрак не пожелал видеть своего бывшего учителя. Разговор не состоялся.

Приходил к нему и Джордж. Мистеру Уэстхаусу повезло больше: Призрак удостоил его разговором. Джордж рассказал, что братству нужен свой человек в городе.

– Если хочешь, Джайдип, это еще одна тайная миссия. Занятие, наиболее подходящее твоим талантам.

Услышав эти слова, Призрак усмехнулся. Что-то похожее он уже слышал несколько лет назад от Итана Фрая. И что из этого получилось?

– Для устройства нашего тайника от тебя понадобилось бы просто жить под чужим именем. И больше ничего, – говорил ему Джордж. – Тебе не потребуется никуда внедряться. Твоя задача – прямо противоположная. Мы хотим, чтобы место, где ты обоснуешься, было достаточно неприметным и не вызывало подозрений. И в то же время не настолько закрытым, чтобы ты не мог создать сеть шпионов и осведомителей. Тебе, Джайдип, нужно стать сосудом, куда стекаются сведения, и не более того. У тебя это получается. – Джордж обвел рукой сумрачное пространство туннеля. – Люди тебе доверяют. Люди верят в тебя.

Призрак слушал его, уронив голову на колени. Почувствовав, что гость ждет ответа, юноша поднял голову и сказал:

– Поймите, мистер Уэстхаус, я гожусь на роль лидера.

Джордж тоже опустился на корточки, морщась от ломоты в костях. Призраку это напомнило времена его заключения во «Тьме», когда вот так же, на корточках, перед ним сидел Итан.

– Тебе и не нужно становиться лидером в традиционном смысле этого слова, – продолжал Джордж. – От тебя потребуется воодушевлять людей – то, чем ты уже занимаешься не первый год. Братство нуждается в тебе, Джайдип. Так было в прошлом, так обстоит дело и сейчас.

– Я дважды подводил братство.

– Прекрати эти самобичевания, – фыркнул Джордж. – Ты виноват ничуть не больше нас с Итаном и совета, который осторожничает, выжидает, а наши враги тем временем бесконтрольно наращивают силу. Прошу тебя, окажи мне такую услугу. Ты хотя бы согласен подумать над моим предложением?

Призрак покачал головой:

– В этом туннеле я нужнее, чем на любой войне.

– Дни туннеля сочтены, – сказал Джордж. – Нет, его никто не собирается уничтожать. Его купила Восточная лондонская железнодорожная компания. Да ты посмотри вокруг. Туннель пустует. Сюда уже не спускаются пешеходы. Исчезли торговцы. Остались лишь самые отчаявшиеся. Кто тебя окружает? Кучка пьяниц, которые проспятся, а потом отправятся по домам и будут врать женам, что на них напали грабители и отобрали полученное жалованье. Ты прав: когда-то население туннеля нуждалось в тебе. Но те люди разбрелись кто куда, а ты даже не заметил. Эти пьянчуги обойдутся и без тебя. Ты хочешь служить людям? Посвяти себя соблюдению принципов нашего кредо.

Призрак медлил с ответом. Его сумрачные раздумья продолжались, пока через несколько месяцев к нему снова не пришли посетители.

Призрак не верил своим глазам. Сколько ночей юноша провел в этом туннеле, думая о родителях и родном доме. Увидев отца и мать стоящими перед ним, Призрак решил, что это галлюцинация. Арбааз и Пьяра никак не могли оказаться здесь, в сыром и холодном туннеле.

Родителей он не видел лет пять, если не больше. И вот они стоят перед ним: блистательные, какими он их помнил. Их фигуры излучали свет, заставляя отступать промозглую тьму туннеля. Отец и мать были в шелковых одеяниях индийского братства. Цепочка, протянувшаяся от кольца в носу матери до уха, переливалась в мягком оранжевом свете фонаря. Неудивительно, что Призрак вначале счел их галлюцинацией. Они казались созданиями из иного мира. Воспоминаниями, обретшими плоть.

В сумраке проступали еще две фигуры, в которых Призрак узнал Джорджа и Итана. Их появление развеяло его сомнения в реальности происходящего. Опираясь о сырую туннельную стену, юноша встал и вдруг почувствовал слабость и головокружение. Только сейчас Призрак понял, как же он ослаб за эти месяцы. От чувств, захлестнувших его при виде родителей, у него подкосились колени. Отец шагнул к сыну, чтобы поддержать его. То же сделал и Итан. Четверо ассасинов вывели Джайдипа из туннеля. Из тьмы.

65

Родители остановились на Беркли-сквер. Впервые за все эти годы Призрак спал на кровати, ел досыта и наслаждался материнскими поцелуями, каждый из которых был для него истинным блаженством.

А отношения Призрака с отцом были отравлены ядом прошлого. Участвовал ли Арбааз в аресте Джайдипа и заключении его во «Тьму»? Какой была позиция отца, когда он узнал о смертном приговоре, вынесенном сыну?

Эти вопросы никогда не звучали вслух. Никто не давал на них ответов. Даже спустя несколько лет сомнения и подозрения, владевшие Призраком, никуда не исчезли. Естественно, он тянулся к матери, ставшей посредницей между ассасинами старшего поколения и молодым упрямцем. От нее Призрак узнал, что ни о каком его возвращении в Амритсар не может быть и речи. Во всяком случае, сейчас. Возможно, путь на родину ему закрыт навсегда. Его возвращение породило бы слишком много вопросов. Он куда успешнее послужит интересам братства, оставшись в Лондоне.

За этими решениями Призрак угадывал руку Итана Фрая и Джорджа Уэстхауса, но мать разделяла их мнение. Уже только находясь в Лондоне, Пьяра и Арбааз сильно рисковали. Если Джайдип вместе с родителями отправится на родину, риск непомерно возрастет.

Конечно же, юноша думал о возвращении в Амритсар. Но он оставался ассасином и не мог повернуться спиной к нуждам братства. Призрак собственными глазами видел разрушительную мощь частицы Эдема и знал, что ее обязательно нужно отобрать у тамплиеров. Тогда они с Итаном потерпели неудачу, задание осталось невыполненным, однако не утратило своей важности.

В один из дней той благословенной поры жизни на Беркли-сквер мать позвала Джайдипа на прогулку. Они шли по шумным улицам британской столицы. Лондонцы глазели на Пьяру так, словно она была не иностранкой, а существом совершенно иной породы. Шелковая одежда матери, лишенная украшений, резко отличалась от кринолинов, корсетов с пластинами из китового уса, громоздких шляп и вычурных зонтиков столичных жительниц. Но никакие изысканные наряды не могли затмить красоты матери Призрака. Никогда он так не гордился ею, как в тот момент.

– Думаю, тебе известно о стратегии, которую выстраивают Итан и Джордж? – спросила мать.

В ее походке не было суетливости, руки не совершали бессмысленных движений. Пьяра шла, расправив плечи, с высоко поднятой головой, с одинаковым достоинством встречая каждый взгляд, брошенный в ее сторону.

– Да, мама. И они хотят, чтобы я стал тем, кем я не являюсь.

– Ошибаешься, – возразила мать. – Тебе не надо становиться кем-то иным. Ты уже являешься нужным для них человеком. Достойным членом братства.

Слова матери вызвали в Призраке не гордость, а тягостные воспоминания. Он опустил голову.

– Никогда я не был достойным членом братства и, боюсь, никогда не буду.

– Не говори глупостей! – отчитала его мать. – Разве мы тебя учили опускать руки после поражений? Почему в твоих глазах я не вижу ничего, кроме готовности сдаться на милость судьбы? Если ты не прекратишь себя жалеть, у меня скоро лопнет терпение смотреть на все это.

– Я себя жалею? Ты всерьез так думаешь?

Она улыбнулась, наклонив голову:

– Может, совсем немного, дорогой.

Призрак задумался о словах матери.

– Понимаю, – буркнул он.

Их прогулка продолжалась. Шумные улицы остались позади. Преуспевающая часть Лондона – тоже. В квартале, по которому шли мать с сыном, жили люди среднего достатка.

– Я тебя обидела? – спросила Пьяра.

– Никому не нравится думать о себе как о капризном ребенке, – признался Джайдип.

– Ты никогда не был капризным ребенком. Приехав сюда, я увидела, что мой малыш превратился в мужчину.

Призрак фыркнул:

– Хорош мужчина, который не может убить, когда нужно.

– Ты опять за свое…

– Прости, мама.

Извилистые улочки привели их в район Уайтчепел. Возле здания какого-то магазинчика мать остановилась, повернулась к Призраку и протянула руки к его лицу.

– Ты теперь намного выше меня.

– Да, мама.

– Понимаешь, что я хочу сказать? Ты теперь мужчина. Мужчина, готовый отбросить детские потуги на безупречность и перестать выговаривать себе за каждую ошибку. Готовый освободить свой разум от чувства стыда, вины и прочей умственной отравы. Пора двигаться к новому этапу твоей судьбы.

– Это то, чего ты от меня ждешь?

Пьяра опустила руки и засмеялась.

– Ты еще спрашиваешь, Джайдип! Мой дорогой, любимый Джайдип, которого я носила в себе, а потом родила и вскормила. Какая мать мечтает о том, чтобы ее сын вырос убийцей?

– Ассасином, мама. Великим ассасином, а не убийцей.

– Джайдип, ты можешь быть великим ассасином, не становясь убийцей. На это я как раз и надеюсь. Потому и привела сюда. И теперь, когда ты простился со своей прежней жизнью, я ввожу тебя в новую.

Она указала на магазин, напротив которого они стояли. Призрак смотрел на замызганные окна, за стеклами которых громоздились пыльные вещи – в основном старые безделушки.

– Антикварная лавка? – спросил Призрак.

– Не только. Лавка редких и диковинных вещей. Вполне подходящее место для такого пытливого ума, как твой.

– Значит, теперь я должен стать лавочником, – сухо заметил Призрак.

– Давай-ка сначала зайдем внутрь, – предложила Пьяра.

Она достала ключ, и вскоре они уже входили в тесное, но довольно уютное помещение магазина. Казалось, отсюда начинался длинный путь, уводящий в таинственные глубины. Стоило закрыть дверь, и внутри стало совсем тихо. В лучиках света, что проникали сквозь грязные, захламленные окна, кружились стаи пылинок. Полки были готовы обломиться под тяжестью всякой всячины, разглядеть которую в этом сумраке было невозможно. Призраку здесь сразу понравилось.

Но лавка есть лавка.

– Кажется, Наполеон назвал Англию страной лавочников, – улыбнулась мать.

Она видела, что сын заинтригован этим магазинчиком. Да и дом ему очень понравился, а потому бурных возражений можно было не опасаться.

– В этой стране очень удобно быть лавочником, – добавила Пьяра.

Проход между полками был совсем узким, а на самих полках чего только не было! На одной громоздились пыльные книги, другая едва не рушилась под тяжестью фарфора. Призрак увидел рамки, за стеклом которых застыли цветы. Удивительно, он и сейчас помнил их названия. Уроки матери не прошли даром. Он посмотрел на Пьяру. Женщина улыбнулась. Конечно же, эти рамки появились в лавке не просто так. Чувствовалось, мать уже бывала здесь, и не раз.

Они пошли дальше. Увидев поднос со всевозможными деталями от часовых механизмов, Призрак ощутил мальчишеское волнение. Когда-то он любил возиться с неисправными часами и заводными игрушками, пытаясь вернуть их к жизни. Неподалеку, на зеленом сукне бюро (естественно, пыльном), лежали хрустальные шары. Их было больше дюжины. Похоже, здесь побывала целая компания поиздержавшихся предсказателей, вынужденных продать свои сокровища. Шары были еще одним воспоминанием из детства Призрака. Как завороженный, он тогда смотрел в их хрустальные недра.

В задней части магазина был большой – от пола до потолка – занавес, отделявший зал от подсобного помещения. Войдя туда, мать взяла со стола и протянула сыну большой травник.

– Одно из типично английских увлечений.

Призрак открыл кожаный переплет. Альбом был пуст.

– Ты его заполнишь, – улыбнулась Пьяра.

– Мама, я вспомнил, как дома мы с тобой собирали цветы.

– Тогда ты должен помнить, что они имеют символическое значение.

– Ты мне это часто говорила.

Юноша положил альбом на стол и огляделся по сторонам.

– Ну, что ты обо всем этом думаешь? – спросила Пьяра.

Призраку казалось, что его сердце разорвется от любви к матери.

– Мне нравится, – признался он.

На том же столе лежала стопка сложенной одежды и свиток.

– Это документ на право владения, – пояснила мать, подавая ему свиток. – Магазин принадлежит тебе.

– Генри Грин, – прочитал юноша, развернув свиток. – Значит, теперь меня зовут так?

– Тебе всегда нравилось имя Генри, и ты ходишь в зеленой шляпе, – сказала Пьяра. – Кстати, фамилия Грин очень распространена среди английских лавочников. Добро пожаловать в новую жизнь, Генри. Отсюда тебе будет удобно следить за действиями ассасинов в городе и управлять сетью осведомителей. И потом, кто знает? Возможно, ты даже сумеешь продать какую-нибудь старую безделушку. А теперь…

Она придвинула одежду к сыну:

– У лавочника должен быть пристойный вид.

Ее сын был взрослым мужчиной, и Пьяра отвернулась, чтобы не смущать его, пока он переодевается. Призрак преобразился. Теперь на нем был просторный шелковый халат, расшитый золотом, кожаный ремень и мягкие туфли.

– И чтоб больше не ходил босиком. Ты понял, Джайдип… точнее, Генри? А для полноты картины…

Мать потянулась за шкатулкой. Такие шкатулки он уже видел и знал, что́ в них лежит. Со смешанным чувством волнения и благодарности он поднял крышку. Внутри лежал его старый клинок. Юноша тут же прикрепил наруч, наслаждаясь еще одним ощущением, вернувшимся из прошлого.

В этот момент он перестал быть Призраком. Отныне его звали Генри Грин.

66

– Итак, двое ассасинов, – сказал Генри, стоя на крыше, с которой хорошо просматривался весь город. – Одинакового роста. Судя по лицам, брат и сестра. Лет двадцати. С дьявольскими ухмылками. Должно быть, вы близнецы Фрай.

Он мгновенно понял, кто перед ним. Их улыбки были слишком «итановскими». Однако характеры брата и сестры отличались. Джейкоб показался Генри излишне самоуверенным, нетерпеливым и несколько грубоватым. Ничего более определенного об этом парне он сказать не мог. А вот Иви…

– А вы… – начала Иви.

Ветер развевал полы его плаща.

– Генри Грин к вашим услугам, мисс, – сказал он, слегка поклонившись. – Сожалею о кончине вашего отца.

– Благодарю вас.

Напоминание об отце заставило Иви опустить глаза. Потом она подняла их снова. Генри погрузился в них и с неохотой вынырнул на поверхность.

– Что вы можете нам рассказать о Кроуфорде Старрике? – спросил Джейкоб.

Генри, еще находившийся под впечатлением глаз Иви, был вынужден повернуться к ее брату и еще раз оценить задиристого Джейкоба.

– Полагаю, совет жаждет новостей, – сказал Генри, напомнив себе, что близнецы явились к нему по делу.

– Лондон необходимо освободить. Его жители заслуживают лучшего будущего.

Иви говорила с жаром. Глаза светились убежденностью в правоте этого дела, отчего она становилась еще красивее.

– Хвала небесам, что совет это понял и послал вас нам на помощь.

– Да, хвала небесам, – подхватил Джейкоб.

Какие знакомые интонации. Подобным тоном разговаривали с ним молодые покупатели, считавшие его невежественным индийским лавочником. Погасив легкое раздражение, Генри продолжал:

– Боюсь, у меня нет для вас приятных новостей. Сегодня Старрик управляет сложной и разветвленной тамплиерской сетью. Едва ли западный мир знал такие сети прежде. Его влияние простирается на весь Лондон. Оно пронизывает все сословия, все части города, всю промышленность. Всю жизнь, вплоть до уличных банд…

Последние слова заставили Джейкоба горделиво вскинуть голову.

– Я всегда считал, что из меня получится великолепный главарь банды. Суровый, но справедливый. Строгие правила в одежде. Объединение толпы опустившихся неудачников в мощную организацию.

Сестра посмотрела на брата с привычной укоризной.

– Иви, не смотри на меня так. Мы вполне можем перетянуть этих людей на нашу сторону.

– Не таким ли способом, каким ты перетягивал картежников из таверны «Дубовый ручей»? Столкнуть их в реку – лучший метод убеждения.

– Была причина. Они переиграли меня в вист. – Джейкоб смотрел не на сестру, а вдаль. – Я уже вижу эту банду. Мы назовем ее «Грачи».

– Ты и в шахматах никогда не был силен, куда тебе управлять целой бандой, – сказала Иви.

Она мельком взглянула на Генри, словно извиняясь за брата.

– У тебя есть план получше? – с вызовом спросил Джейкоб.

И вновь Иви посмотрела на Генри, почуяв в нем родственную душу.

– Конечно. Найти частицу Эдема.

Джейкоб презрительно хмыкнул.

– Ну что ж, – вежливо кашлянул Генри. – Будем считать знакомство состоявшимся…

67

Генри пригласил близнецов в свой магазинчик. С тех пор как мать впервые привела его сюда, здесь ничего не изменилось. Торговля старинными и диковинными вещицами шла ни шатко ни валко, но она не являлась главной его целью. Зато процветала другая сторона деятельности Генри, включавшая поиск частиц Эдема и наблюдение за действиями тамплиеров с помощью растущей сети добровольных помощников. Джордж Уэстхаус оказался прав. Врожденные таланты Генри, когда-то снискавшие ему симпатии обитателей туннеля под Темзой, помогли и в Уайтчепеле. Местные бедняки и обездоленные почувствовали в нем свою опору. Действия Генри были незаметными и внешне не связанными между собой. Кому-то он пришел на выручку. Где-то проучил зарвавшихся ростовщиков. Напомнил сутенеру о существовании более достойных занятий. Вскользь заметил одному жестокому папаше, что ремнем детей не воспитаешь. Там, где не помогали увещевания, Генри пускал в ход угрозы. Воплощать эти угрозы в жизнь Генри приходилось крайне редко. Он даже радовался, что его боевые навыки не находят применения. Молодой человек никогда не был воином. У Генри не поворачивался язык назвать группу сплотившихся вокруг него людей бандой. Банды Ист-Энда строились на принципах власти и насилия. (Такими Джейкоб видел своих «Грачей».) Генри действовал более гуманными методами. Его организация строилась на уважении и любви к руководителю, причем то и другое было не навязанным, а заработанным.

– За эти годы мне удалось наладить контакты в разных частях города, – сообщил Генри, не вдаваясь в подробности.

– Замечательно! – воскликнула Иви. – Нам понадобится целенаправленная помощь…

– Целенаправленная помощь? – поморщился Джейкоб. – Нам нужно взять верх над шайками Старрика и сломать его контроль.

– Твои цели не идут дальше улиц, – сокрушенно вздохнула Иви. – Влияние Старрика распространяется на все слои общества. Мы должны не уступать ему в этом.

– Иви, так и я о том же говорю. Нам нужны «Грачи».

Иви покачала головой. Вероятно, подобный разговор происходил между близнецами не впервые.

– Нам нужно не сколачивать банду под названием «Грачи», а искать местонахождение частицы Эдема.

– Нет. Нам нужно отобрать у Старрика власть над Лондоном. Назови мне цели, и я…

– Нет, Джейкоб.

– Почему?

– Потому что пока еще рано.

– Я приехал сюда не за древностями гоняться.

– «Чтобы стать танцором, вначале нужно понять суть танца».

Иви повторяла слова, которые они с братом слышали много-много раз.

– Значит, перенимаешь отцовскую эстафету?

– Кто-то же должен.

68

– Как же мы рады тебя видеть, Фредди.

Чета Шоу по-прежнему жила в Степни, и сейчас Абберлайн сидел в знакомой гостиной. Он вспоминал, как однажды пришел сюда и миссис Шоу радушно приняла его, а дети с интересом смотрели на дядю-полицейского, который хотел бы прийти с новостями получше.

Все как тогда. Вот только на этот раз…

– Фредди, вы не откажетесь выпить с нами чая? – спросила миссис Шоу.

Не дожидаясь ответа, женщина вышла, оставив мужчин вдвоем.

– Я действительно рад тебя видеть, Фредди, – повторил Обри. – Сержант Фредерик Абберлайн, разрази меня гром! Выходит, Усердный Фредди возмужал? Я всегда знал, что у тебя это получится, дружище. Из всех нас только ты и мог сделать карьеру.

Обри нынче был владельцем мясной лавки, находящейся в двух шагах от его дома. Абберлайн быстро почувствовал, как хорошо иметь друга-мясника. Особенно когда дело касалось установления контактов. Обри был прав: Абберлайн сделал карьеру в полиции. Пусть и не головокружительную, но все же карьеру. Некто по имени Итан Фрай познакомил его с мистером Генри Грином, в котором Абберлайн сразу же узнал индийца со строительства подземки. Это обстоятельство его настоятельно попросили сохранить в тайне. Абберлайн без колебаний пообещал, что так оно и будет. Ведь Итан Фрай спас ему жизнь. И потом, Фрай и Генри боролись против Каваны и компании. Одно это позволяло Абберлайну уверенно занести их в список своих друзей.

По странной иронии Абберлайн так и не узнал, что же в действительности произошло тогда в рухнувшем туннеле подземки. Итан говорил о каком-то «могущественном предмете». Абберлайн вообразил, что речь идет о некоем оружии, которое и вызвало взрыв. С какой целью? Этого он не знал до сих пор. Кавана был мертв. Трое его головорезов – тоже. Был еще клерк с угодливой улыбочкой. Оказалось, что тот работал на третью сторону, отчего все и закрутилось в неожиданном направлении. Итан вскользь упоминал о многовековой вражде, о людях, боровшихся за власть над судьбой всех и каждого.

Этого Абберлайну было более чем достаточно. Случившееся отбило у него желание задавать вопросы. Он был горячо убежден в существовании неких высших сил, неподвластных людям и манипулирующих человеческими судьбами. Обри был не менее горячо убежден, что не на все вопросы есть ответы. Прежде Абберлайн спорил с другом, но в какой-то момент их убеждения совпали.

И потому Фредерик Абберлайн признал: да, есть то, чего человек не в силах изменить. Но сам он с прежним усердием менял то, что поддавалось изменениям, и благодарил судьбу за возможность отличать одно от другого. Тем временем Генри Грин сумел создать из жителей Уайтчепела целую сеть добросовестных поставщиков сведений. Абберлайн негласно примкнул к этой сети, порой черпая оттуда нужные сведения и делясь своими.

Иными словами, между ним и Грином сложились отношения, которые можно было назвать взаимовыгодным сотрудничеством. И впервые за все время после событий в подземке новоиспеченный сержант Абберлайн подумал, что делает успехи. Помогает миру стать чуточку лучше.

Потом ему встретилась Марта – женщина, которую он полюбил и на которой женился… А вскоре, к великому сожалению, удача повернулась к нему спиной.

– Фредди, у тебя что-то случилось? – спросил Обри.

Заметив отрешенный взгляд друга, он сразу перестал улыбаться.

– Скажи, ты заглянул к нам просто так? Ты ничего не хочешь мне рассказать? Да ты никак поссорился с Мартой?

Фредди сидел, зажав руки между коленей. За эти годы он научился мастерски менять свой облик. Успех его действий в Уайтчепеле порой зависел от способности ходить по улицам неузнанным и неприметным. Бывали случаи, когда это оказывало неоценимую помощь людям Генри. И сейчас, в гостиной супругов Шоу, Абберлайну отчаянно хотелось сменить облик. Не быть таким открытым, уйти в тень.

– Нет, Обс. Мы не поссорились. Я был бы несказанно рад поссориться с ней, поскольку это означало бы, что моя дорогая Марта жива.

– Ох, Фредди! – послышался от дверей голос миссис Шоу.

Она торопливо поставила на стол поднос с чайником и чашками, а сама опустилась на колени возле Абберлайна, взяв его за руку.

– Мы с Обри ничего не знали. Примите наши соболезнования.

Обри поднялся:

– Вы же были женаты всего несколько месяцев. Как это случилось?

– Скоротечная чахотка, – глухо ответил Абберлайн.

– Фредди, у меня просто в голове не укладывается, – всхлипнула миссис Обри. – Мы с Обри считали вас такой прекрасной парой.

– Мы и были прекрасной парой, миссис Шоу. Поверьте мне, были.

Некоторое время они сидели молча. Потом миссис Шоу, не зная, как вести себя в подобной ситуации, разлила чай. Чаепитие тоже проходило в молчании. Супруги Шоу помогали Фредерику Абберлайну справиться с его горем.

– И что теперь, Фредди? – осторожно спросил Обри.

Абберлайн поставил чашку с блюдцем на стол. Чаинки на дне сложились в узор. Наверное, только они знали, какое будущее его ожидает.

– Время покажет, Обри, – сказал он. – Время покажет.

69

Дни складывались в недели. Теперь уже о близнецах знал практически весь Лондон. Вопреки протестам Иви, Джейкоб все-таки создал банду «Грачи» и сумел сделать своих парней заметной силой в городе. Они освободили уличных мальчишек от дани, наложенной на тех другими бандами. Рэксфорд Кейлок – главарь «Висельников» – потребовал разобраться с дерзкими новичками, но был убит Джейкобом. У близнецов появилось свое тайное пристанище на железной дороге. Они заручились поддержкой Фредерика Абберлайна, пообещавшего закрывать глаза на их действия.

Пока внимание Джейкоба было сосредоточено на упрочении репутации «Грачей», Иви продолжала поиски частицы Эдема.

– Еще один волнующий вечер, который Иви Фрай проводит в научных изысканиях, – ухмыльнулся Джейкоб.

Стол Иви был завален всевозможными бумагами, среди которых попадались и топографические карты. Джейкоб не сразу заметил, что сестра не просто сидит за столом, а прикрепляет свой наруч со скрытым клинком.

– Только этот вечер я проведу не дома, – сказала Иви, не особо скрывая гордость. – Я нашла частицу Эдема.

Джейкоб, не разделявший энтузиазма сестры, закатил глаза. Он часто так делал, когда Иви заводила разговор о древних предметах.

– И на что годна эта штучка? Исцелять больных? Отклонять пули? Контролировать рост населения?

– Не знаю, Джейкоб. Но все частицы Эдема – опасные игрушки. Особенно в руках тамплиеров.

– Ты говоришь совсем как отец.

– Мне бы еще научиться действовать, как он.

Среди бумаг лежала фотография Люси Торн. Иви не первый день разглядывала изображение этой женщины, вспоминая, какой устрашающей показалась ей Люси на дворе верфи.

– Эту особу зовут Люси Торн, – сказала Иви, пододвигая фотографию Джейкобу. – Сведущая в оккультных делах. Ближайшая помощница Старрика. Сегодня она ожидает груз. Я почти уверена, что это частица Эдема, о которой упоминал сэр Дэвид Брюстер.

– Похоже, будет весело, – сказал Джейкоб, сразу поняв, что сестра говорит о новой миссии. – Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?

– Обещаешь четко придерживаться плана?

– Клянусь.

Вскоре близнецы уже были в районе доков, затаившись на крыше склада, откуда просматривались главные причалы. Внизу вовсю шла разгрузка.

«Вот и она», – взволнованно подумала Иви, увидев Люси Торн. Как и в прошлый раз, оккультистка была вся в черном. Может, это был траур по яблоку Эдема, сгинувшему вместе с Брюстером?

До ушей близнецов донеслись слова Люси, обращенные к охраннику:

– Содержимое этого ящика стоит дороже, чем ваша жизнь и жизнь всей вашей семьи, – резко говорила одетое в черное женщина, указывая костлявым пальцем на один из ящиков. – Это вам понятно?

Человек, отвечавший за разгрузку, кивнул. Он удвоил охрану, после чего обратился к Люси:

– Мисс Торн, там еще пришли документы для мистера Старрика. Соблаговолите пройти со мной…

Оккультистка неохотно пошла за говорившим. Иви и Джейкоб оценивали сложившуюся ситуацию.

– За чем бы ни гонялась эта женщина, – шепотом проговорила Иви, – оно хранится в этом сундуке.

Близнецы были не единственными, кто затаился на крыше. Беглый осмотр показал, что на крышах окрестных зданий прячутся тамплиерские стрелки. Меж тем сундук, столь драгоценный для Люси Торн и ее собратьев, грузили вместе с прочими ящиками на обычную телегу. Охранник держал поводья. Еще двое стояли позади. Близнецы слышали их разговор, касавшийся «этой ведьмы» и догадок о содержимом ящика.

Джейкоб сплющил цилиндр и поднял капюшон. Это стало его ритуалом перед началом действий. Затем, подмигнув Иви, он отправился уменьшать число тамплиерских стрелков.

Несколько секунд Иви следила за братом, потом начала действовать сама. Она бесшумно переползла к краю крыши и спрыгнула вниз, примостившись за большой бочкой у водосточной трубы. Оттуда лениво капала вода. Поглядывая на телегу и трех охранников, Иви успевала следить за действиями брата. Вот он оказался рядом с ничего не подозревавшим стрелком. Взмах клинка, и стрелок без единого крика повалился на крышу. Чистое убийство.

– Поздравляю, Джейкоб, – прошептала Иви и замерла.

Видя гибель товарища, второй стрелок прижал к плечу приклад винтовки.

Возможно, он был хорошим снайпером, но уступал Джейкобу в скорости. Брат настиг его раньше, чем тамплиер успел прицелиться и нажать курок. Решив, что и ей пора переходить к активным действиям, Иви выскочила из-за бочки. Охранники стояли к ней спиной. Развернувшись, она ударила первого ногой в шею.

Умница Иви. На этот раз она расстегнула плащ, чтобы не стеснял движений. Бедняга-охранник с размаха ударился лицом о телегу, разбив губы и сломав нос. Через секунду он сполз на землю. По стенкам ящиков протянулась кровавая полоса.

Не теряя времени, Иви повернулась влево и кулаком ударила второго охранника в скулу. Жить ему оставалось считаные секунды. Возможно, он успел почувствовать боль и начал терять равновесие, когда клинок Иви вонзился ему в висок. Третий охранник посчитал благоразумным сбежать. Оба стрелка на крышах были мертвы. Однако появление близнецов не прошло незамеченным. Тревога поднялась в тот момент, когда Иви вскочила на телегу и попыталась лезвием клинка отодрать прибитую крышку ящика. Джейкоб спрыгнул с крыши склада и опрометью бросился к телеге.

– Думаю, нам лучше поскорее убраться отсюда, – сказал он.

Иви не стала спорить. На этот раз брат был совершенно прав. Вокруг царила суматоха. Двери нескольких складов распахнулись, и оттуда выскочили люди в одинаковых шляпах-котелках и твидовых костюмах. Эти двуногие псы злобно рычали, и у каждого в руках был пистолет или кинжал. С тех пор как действия Иви и Джейкоба привлекли внимание лондонских тамплиеров, для охраны орден нанял самых отпетых и кровожадных негодяев, каких только могли найти. И сейчас этот сброд толпился вокруг Люси Торн, выкрикивавшей распоряжения.

Оккультистка была в бешенстве. Ее руки вцепились в подол кринолина. Стоило ей отлучиться на несколько минут, и эти болваны упустили драгоценный груз. Щеки Люси пылали, а голос напоминал скрежет шестеренок.

– Догоните их! – требовала она. – Догоните во что бы то ни стало!

Лицо Люси Торн превратилось в маску ярости. Иви видела его лишь мельком. Разглядывать было некогда: за ними вот-вот могла начаться погоня.

Джейкоб натянул поводья. Лошади понеслись. Вскоре доки остались позади, сменившись пустырями. Телегу мотало. Иви руками и ногами держалась за ящики. Встречный ветер раздувал ее капюшон. Лошади бежали все быстрее. Иви хотела крикнуть брату, чтобы не гнал, но в этот момент увидела вторую повозку, полную тамплиеров и их наемников.

Вместе с головорезами ехала Люси Торн. Сейчас она была похожа на ворону. Кринолин заменял ей крылья. Она не до конца потеряла самообладание, но чувствовалось: внезапное исчезновение драгоценного сундука стало для нее ударом ниже пояса. Люси что-то кричала, без конца указывая на беглецов. Ветер относил ее слова назад, но их смысл и так был понятен: догнать эту дерзкую парочку.

Обе телеги вывернули на Ратклиффское шоссе. Застройка здесь была разномастной: высокие здания соседствовали с домами более ранней эпохи. У этих фасады были сложены из плоских кирпичей. Между теми и другими втискивались невзрачные магазинчики. Темные окна безучастно глядели на улицу, обычно запруженную телегами и фургонами, едущими в сторону доков и обратно. Преступления на Ратклиффском шоссе были повседневным явлением, и потому никто из жителей домов не обратил особого внимания на две несущихся телеги.

Колеса обеих телег оглушительно грохотали по щербатым булыжникам мостовой. Иви побаивалась, как бы колеса их телеги не соскочили с осей. Это не мешало ей думать над содержимым ящика, куда она все-таки успела сунуть нос. Какие-то документы и книга с эмблемой братства на переплете. К тряске добавились выстрелы. Пуля просвистела возле самой щеки Иви. Глаза инстинктивно повернулись в сторону Джейкоба: не ранен ли?

К счастью, пуля не задела брата. Его капюшон развевался на ветру. Руки он держал широко разведенными. Джейкоб подгонял лошадей, не забывая выкрикивать ругательства в адрес преследователей.

Несущиеся телеги распугивали пешеходов. Лотошники запрыгивали на свои тележки, боясь, что те опрокинутся. Кучера других повозок сердито потрясали кулаками, а близнецы и их преследователи мчались дальше.

Новый выстрел заставил Иви вздрогнуть. Пуля угодила в стену ближайшего дома, отколов кусок кирпича. Но ни грохот колес, ни крики испуганных пешеходов, ни ржание еще более испуганных лошадей не могли заглушить панических воплей Люси Торн. Глаза мисс Торн и мисс Фрай встретились. Как же Люси ненавидела эту дерзкую девчонку в плаще ассасина. Она была готова любой ценой вернуть ящик, что лишь делало его еще значимее для Иви.

Только бы суметь довезти ящик до безопасного места!

Однако желание Иви упиралось в большое «если». Джейкоб выжимал из лошадей все, что мог, но и преследователи не отставали. Их телега почти догнала телегу близнецов. Тамплиеры доставали пистолеты, готовясь окончить эту гонку. Иви вспомнила, что стараниями Генри Грина у нее теперь тоже был пистолет.

Держась одной рукой за драгоценный ящик, Иви достала из-за пазухи кольт, прицелилась в того, кто пытался поймать ее на мушку, и выстрелила.

Иви было привычнее сражаться клинком, чем стрелять, но и это она тоже умела. Выстрел получился меткий и наверняка пробил бы дырку в тамплиерском лбу. Но колеса телеги преследователей попали в выбоину. Телега накренилась. Тамплиер выронил пистолет, схватившись за плечо. Только чудом он сумел удержаться и не вылететь на мостовую.

Меж тем выбоина оказалась протяженной, и кучер тамплиеров предпринимал отчаянные усилия, чтобы телега не опрокинулась. Даже Люси Торн перестала вопить и обеими руками цеплялась за борт. Ее шляпу давно сдуло, и ветер ерошил ей волосы.

Кучеру удалось выровнять телегу, и теперь он шел на боковой таран. Прогремело еще несколько выстрелов. Часть тамплиеров готовилась перескочить на телегу близнецов. Люси Торн снова завопила, не скупясь на угрозы. Она чувствовала, что у ассасинов есть все шансы улизнуть с ее бумагами, и воображение уже рисовало ей мрачные картины.

– Гляди, – окликнул сестру Джейкоб, указывая вперед.

По Блэкуоллской железнодорожной линии тащился поезд, который ассасины сделали своим тайным убежищем.

У Джейкоба возникла идея. Можно свернуть на Розмари-Лейн, а там, если верно рассчитать время, ничто не помешает им перепрыгнуть с телеги в вагон. Правда, забрать с собой ящик не получится, но близнецы поняли друг друга без слов. Сейчас это было наилучшим вариантом.

Они достигли места пересечения Ратклиффского шоссе с Розмари-Лейн. Джейкоб резко свернул направо. Не выпуская поводьев, он встал на ноги, готовясь перепрыгнуть в вагон.

Телега ехала вровень с поездом. Иви не оставалось иного, как последовать за братом. Чуть не плача от досады, она схватила большую записную книжку с эмблемой ассасинов. Книжка отправилась во внутренний карман плаща, а Иви вслед за братом прыгнула в открытую дверь товарного вагона.

Они оба шумно плюхнулись на жесткий пол. Джейкоб пребывал в радостном возбуждении. У него раскраснелось лицо. Настроение Иви было мрачным. Потратить столько усилий, так рисковать из-за потрепанной записной книжки. Ей этого было мало.

70

Иви и Джейкоб продолжали влиять на расстановку сил в Лондоне. Позиции ассасинов стали едва ли не самыми сильными за минувшие сто лет. Близнецы даже участвовали в раздаче лекарств беднякам Уайтчепела. Подобно Генри, они завоевывали сердца и умы.

Разумеется, все это злило тамплиеров. В кабинете великого магистра Кроуфорда Старрика шел доклад об очередных вылазках ассасинов. Старрик слушал его, восседая за письменным столом красного дерева.

– Джейкоб Фрай с помощью своей банды намерен установить контроль над всем Лондоном, – говорил Джеймс Браднелл, один из ближайших помощников Старрика.

Великий магистр молча добавил кусочек сахара в чай.

– Этот мальчишка вряд ли способен что-то замышлять, – вкрадчиво произнес Филипп Тапенни. – Возможно, ему просто нравится забавляться жизнями наших собратьев.

Старрик поднес чашку к носу, вдыхая аромат чая. Усы тамплиера, закрученные на концах, дрогнули.

– Джентльмены, – сказал он, – этот чай мне привезли на корабле из Индии. Покинув гавань, он отправился на фабрику, где его расфасовали и в фургоне доставили сюда, пополнив запасы в кладовой. Опытный слуга заварил его и принес в мой кабинет. Все эти мужчины и женщины работают на меня и обязаны мне – Кроуфорду Старрику – тем, что у них есть работа. Следовательно, они обязаны мне жизнью. Сейчас на моих фабриках работают они, а через какое-то время там будут работать их дети. И что я слышу от вас? Вы приходите с рассказами о некоем Джейкобе Фрае – этом недоноске, именующем себя ассасином? Ваши слова отдают неуважением к Лондону, который денно и нощно трудится, чтобы мы могли пить это чудо. Этот чай.

В кабинет вошла Люси Торн и села возле стола хозяина. Сейчас она ничем не напоминала фурию, какой ее видели близнецы во время погони. К ней вернулось самообладание. Исчезнувшую шляпу сменила другая.

– Я приближаюсь к концу моих изысканий, – сообщила она. – Нашему дорогому Лондону осталось недолго страдать от этого докучливого дурня.

– А что вы скажете насчет мисс Фрай – его сестры? – спросил Старрик.

Люси Торн скривила губы:

– С мисс Фрай будет покончено, и довольно скоро.

71

Словно забывая о том, что противники не останутся в долгу, Иви и Генри продолжали свои исследования, встречаясь то в его магазинчике, то в убежище на железной дороге.

– Пусть вы и не нашли частицу Эдема, но этой записной книжке поистине нет цены, – сказал Генри, пытаясь утешить Иви.

Она с благодарностью взглянула на него и смотрела до тех пор, пока, смущенно кашлянув, не отвела глаза. Потом оба снова углубились в чтение, листая страницы единственного трофея Иви.

– Смотрите! – воскликнул Генри. – Здесь сказано, что лондонскими ассасинами был найден некий саван.

Плащаница.

Иви читала, стоя у Генри за спиной. Она находилась ближе, чем было необходимо. Оба это знали, однако не пытались отодвинуться. Оба чувствовали странные волны, пробегавшие по их телам.

– Здесь написано, что плащаница Эдема способна исцелять даже самые тяжелые болезни, – удивленно прошептала Иви. – Но если бы ассасины нашли нечто подобное, отец наверняка бы знал.

«Нет, твой отец был одержим поисками в подземке», – подумал Генри. Яблоко Эдема стало ему ближе собственного глазного яблока.

– Должно быть, мы что-то упускаем из виду, – сказал он.

Иви восприняла его слова как подсказку. Она осторожно потрясла книжку. Оттуда выпало несколько листочков. Вместе они составили подобие карты. Вглядевшись, Иви быстро собрала листочки и встала, готовясь уйти.

– Вы не пойдете со мной? – спросила она Генри.

Он смутился:

– Вообще-то, практическая работа – не по моей части.

– Но у нас появился ключ к артефакту предтеч. Неужели вам не интересно, куда он нас приведет?

Конечно же, Генри было интересно. И потом, ему не хотелось так быстро расставаться с Иви.

– Раз так, я не могу отказать вам.

Они шли, сверяясь с листками карты, возбужденные новым открытием и… обществом друг друга. Карта привела их в один из аристократических районов Лондона. Улицы здесь не были столь людными, а здания отличались величественностью. Генри осенила догадка: уж не на Куин-сквер ли они идут?

– Похоже, карта ведет нас к особняку Эдварда Кенуэя, – сказал он Иви.

– Кенуэя? Знаменитого пирата?

– Он был не только пиратом, но и главой английского братства ассасинов.

– Тогда удивительно, почему мой отец и Джордж еще раньше не перешерстили весь дом Кенуэя. Они же знали, что он был ассасином.

– Хэйтем – сын Эдварда – стал тамплиером. И особняк сейчас принадлежит им.

– Получается, тамплиеры владеют домом, где спрятаны сокровища ассасинов, и до сих пор ничего не нашли?

– Должно быть, мы умеем прятать сокровища лучше, чем наши противники, – усмехнулся Генри.

Вскоре они подошли к площади. Даже Генри знал, что годы изменили облик этого места. Прежде оно называлось площадью Королевы Анны. Тогда ее со всех сторон окружали особняки, одним из которых был особняк Кенуэев. Правда, статуя королевы сохранилась. Сохранилась и пивная «Погреб королевы», существовавшая здесь с незапамятных времен, но в особняках разместились больницы, благотворительные заведения, типографии и книжные магазины.

Особняк Кенуэя входил в число немногих зданий, оставшихся жилыми. Иви знала, что Эдвард Кенуэй поселился здесь по завершении «пиратского» этапа своей жизни. Прошло чуть больше десяти лет, и в результате нападения на дом ассасин был убит. Хэйтем воспитывался убежденным тамплиером. Словом, это была долгая и неприглядная история о том, как тамплиеры настроили сына против идеалов отца.

В этом доме жила Дженнифер Скотт – дочь Эдварда и сводная сестра Хэйтема. Она одинаково поносила ассасинов и тамплиеров, однако поддерживала контакты с теми и другими. Это в значительной степени помогало ей содержать большой особняк. К тому времени имя королевы исчезло из названия площади, которая стала называться просто Куин-сквер.

Время от времени Дженнифер призывала ассасинов и тамплиеров к примирению. Умерла она в глубокой старости, после чего лондонские тамплиеры (а возможно, и ассасины) вздохнули с облегчением.

Иви и Генри прошли мимо здания «Католического общества помощи престарелым беднякам». Соседний особняк занимала другая благотворительная организация – «Общество святого Викентия де Поля». И вдруг Иви, резко остановившись, потащила Генри в сторону. Правда, металлическая ограда, окаймлявшая площадь, не очень-то позволяла спрятаться.

– Смотрите, – прошептала Иви, почти прильнув к уху Генри.

Перед особняком Кенуэя остановилась карета, и оттуда вышла не кто иная, как Люси Торн.

– Я буду в кабинете, – донеслись слова, обращенные к ее спутнику. – Прошу меня не беспокоить… разве что появятся новости насчет пропавшей записной книжки.

Тамплиеры скрылись за дверями особняка. Иви и Генри озабоченно переглянулись. Проникновение в особняк было и так непростой задачей. Люси Торн создавала дополнительные трудности.

Но ассасины зашли уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад.

72

Окна второго этажа были открыты. Ассасины легко и быстро влезли по стене и оказались в музыкальном салоне. Посередине стоял громоздкий рояль, а за ним, на стене, висел портрет Эдварда Кенуэя, запечатленного вместе с маленьким Хэйтемом. Другие полотна изображали море и корабли, намекая, что первый владелец особняка провел немало времени в плаваниях.

– Что мы ищем? – спросил Генри, наклоняясь к уху Иви.

– Пока не знаю, – сказала она, оглядывая помещение.

Осмотр музыкального салона не дал результатов. Иви и Генри повсюду натыкались на сборники нот.

– Чего не видят тамплиеры? – спросил Генри, рассуждая вслух.

– Того, что способны увидеть только мы.

– Эдвард Кенуэй был пиратом. Где пират стал бы прятать свои сокровища?

– Я бы свои спрятала в библиотеке, – сказала Иви.

Генри усмехнулся.

– Для меня сама библиотека была бы сокровищем, – признался он.

Они снова переглянулись, чувствуя родство душ.

– Какой чудесный рояль, – сказал Генри.

– Вы умеете играть?

– Нет, о чем жалею. А вы?

– Немножко. Ровно столько, чтобы сойти за благовоспитанную юную леди, если понадобится.

– Я бы с удовольствием послушал, как вы играете, если представится такая возможность, – сказал Генри.

У Иви покраснели щеки.

Генри подошел к роялю, крышка которого была открыта.

– Взгляните. Некоторые клавиши чуть приподняты по сравнению с остальными, – сказал он.

Генри стал вглядываться, пытаясь найти какую-то закономерность в расположении приподнятых клавиш. Может, ее и не было, а вся причина объяснялась возрастом и состоянием инструмента?

Генри нажал одну из приподнятых клавиш. Иви вздрогнула и повернулась к нему. Она уже хотела отчитать его за потерю бдительности, когда рояль вдруг заиграл сам. Иви и Генри даже не успели ужаснуться возможным последствиям, поскольку одновременно с играющим роялем произошло и другое, не менее странное событие. Часть паркета сдвинулась, открыв ступени, ведущие в подвал.

Так вот где находилась сокровищница Кенуэя!

– Вам все это не кажется несколько… театральным? – спросил Генри.

– Наверное, Эдвард Кенуэй любил представления, – ответила Иви.

Они спустились в хранилище. У обоих захватило дух. Их окружали вещи, которым было более ста лет.

– Невероятно, – прошептал Генри. – По-моему, это «Галка».

При виде модели легендарного пиратского брига у него по-мальчишески вспыхнули глаза.

– Подумать только! Все это лежало здесь больше века.

Но Иви смотрела не на модель корабля. Она подошла к высокому столу, где лежал диск с гравировкой и некий документ. Иви взяла лист пергамента в руки.

– История лондонских ассасинов… Тайные пристанища… Подземелья… Спрятанный ключ… – взволнованно перечисляла она. – Кажется, мы нашли то, что искали.

Генри подошел к столу и встал рядом с коллегой. И снова они стояли, испытывая радость от почти интимной близости. И вдруг сверху, из музыкального салона, раздался голос Люси Торн.

– Говорите, вы слышали музыку? – раздраженно спрашивала она у невидимых охранников. – Прежде здесь не было никакого люка в полу.

Иви и Генри переглянулись. Подземелье имело вторую дверь, которую Генри запер на засов, представляя, какую досаду это вызовет у Люси и ее подручных.

– Помогите мне! – крикнула мисс Торн. – Нужно придавить это место чем-нибудь тяжелым.

Оккультистка не хуже ассасинов понимала важность внезапно обнаружившегося тайника.

Люк в полу закрылся. Иви и Генри оставалось гадать, как быть дальше.

Такие тайники никогда не делались с одним входом. Значит, где-то должен быть второй. Ассасины начали ощупывать стены. Вскоре Генри повезло: он нашел искусно спрятанную дверь. За ней была винтовая лестница, уводившая в еще более глубокое подземелье. Свет фонаря не мог высветить дна.

Осторожно спустившись вниз, они попали в подземный ход, тянувшийся под особняком. Им удалось выскользнуть из когтей Люси Торн, и тем не менее…

– Сначала сундук, а теперь целый подвал, заполненный историей ассасинов. И опять ничего толком не посмотрела, – жаловалась Иви.

– Нам нужно будет найти еще один тайник. Или потом забрать из этого все, что в нем хранится, – сказал Генри.

– «Нам»? – удивилась Иви. – Вы говорили, что не занимаетесь практической работой.

– Я… я имел в виду вас и вашего брата. Я бы помог вам с подготовкой.

– На Джейкоба сейчас бесполезно рассчитывать, – сказала Иви. – Он со своими «грачами» устраивает вылазку за вылазкой. Так что если вам надоест сидеть в вашем магазинчике, место свободно.

– Я подумаю, – дипломатично ответил Генри.

– Вы только и делаете, что думаете, – с легкой усмешкой сказала ему Иви. – А теперь давайте искать выход на поверхность.

73

– Значит, в доме Кенуэя ты обнаружила подсказки, и они привели тебя сюда…

Джейкоб с заметным пренебрежением махнул в сторону массивной колонны, поднимавшейся неподалеку. Они стояли на вершине холма, колонна располагалась ниже, но даже отсюда было видно, что у памятника внушительные размеры. Это монумент в память о Великом лондонском пожаре. Колонну поставили на Пудинг-Лейн, невдалеке от места, где 2 сентября 1666 года начался знаменитый пожар. Памятник внушал благоговение и страх, соизмеримые с эпохальным событием двухсотлетней давности.

Он начинался с основательного, украшенного барельефами постамента, к которому притулилась будка билетной кассы. Над постаментом вознеслась дорическая колонна со смотровой площадкой и куполом. В свое время площадку обнесли сплошной металлической сеткой, дабы предотвратить самоубийства. Это была самая высокая в мире свободно стоящая колонна. Она словно подминала окрестные здания, казавшиеся значительно ниже. В ясный день памятник был виден из всех точек города. Вблизи он просто завораживал. Неудивительно, что близнецы несколько минут молча смотрели на него.

Жаль, что с ними не было Генри. Едва подумав об этом, Иви тут же отчитала себя за «вероломную» мысль. Ведь Джейкоб – ее брат-близнец. С ранних лет они умели понимать друг друга без слов. Монумент в память о Великом пожаре невольно заставил Иви подумать о самом ценном, что она спасала бы из огня. Номер один – скрытый клинок. Номер два – брат. Бывали дни, когда Джейкоб вел себя на редкость учтиво, и тогда Иви ставила его на первое место.

Но сегодняшний день был явно не из таких. Учтивость напрочь покинула Джейкоба. Он высмеивал каждое слово сестры. Основной мишенью его нападок стала растущая симпатия между Иви и Генри Грином.

Индиец в это время изучал добытый материал и даже не знал, что над ним ехидно посмеиваются. А Джейкоб все больше входил в раж.

– Да, мистер Грин, это великолепная идея, – говорил он, подражая голосу сестры. – Пожалуйста, мистер Грин, взгляните на эту книгу. Встаньте поближе ко мне, мистер Грин. Так вам будет удобнее смотреть.

– Я не… – вспыхнула Иви, но быстро совладала с собой. – Тебе просто нечем заняться, у меня же есть дела поважнее, например защищать интересы ассасинов.

– Да неужели? Кстати, что наш отец говорил по этому поводу?

– «Не позволяйте личным чувствам ставить под удар выполнение миссии». Ты про это? – спросила Иви, сердито закатив глаза.

– Совершенно верно, – усмехнулся Джейкоб. – А сейчас, с твоего позволения, я уйду. Если найдешь еще гусей, которых можно подразнить, я охотно присоединюсь.

Джейкоб откинул капюшон, достал цилиндр, неторопливо распрямил головной убор и цирковым жестом закинул себе на голову. В каждом его движении сквозило недовольство сестрой. Затем он молча удалился.

Иви смотрела брату вслед. Хорошо, что он ушел. Она устала выслушивать его насмешки. И в то же время ее огорчала напряженность, возникшая с недавних пор между ней и Джейкобом. Но сейчас ее ждало дело. Иви направилась к монументу. В одной из стен пьедестала была небольшая круглая ниша, сделанная, казалось, специально для диска, который Иви похитила из дома Кенуэя. Каменная стена скрипнула, открыв проход. Иви проскользнула внутрь и оказалась у основания винтовой лестницы. Это была не та лестница, по какой поднимались посетители, самоубийцы и Джеймс Босуэлл^[12]. Последний, одолев половину пути, вдруг отчаянно испугался высоты. Правда, он все же заставил себя подняться на самый верх и объявил вид, открывающийся оттуда, чудовищным. Нет, эта лестница предназначалась для того, в чьих руках был диск.

Площадка находилась на высоте шестидесяти двух метров. Сегодня памятник был закрыт для посетителей, и потому Иви встретил лишь шум ветра. Он ударял ей в лицо. Панорама, когда-то испугавшая Босуэлла, поразила девушку. Трубы заводов и фабрик, шпили церквей. Земное и вечное тесно переплетались в этом городе. Насладившись видом, Иви обошла площадку и увидела второй диск. Он был больше первого и, подобно нише в стене, тоже имел круглое отверстие. Иви держала оба диска в руках, затем, не особо задумываясь, решила вставить первый диск во второй.

Они идеально подошли. Ветер трепал ее капюшон, а Иви с неподдельным изумлением смотрела на картину, составившуюся из линий обоих дисков. Если памятник Великому пожару был одной из известнейших лондонских достопримечательностей, то картина указывала на второе известнейшее творение сэра Кристофера Рена – собор Святого Павла.

Иви направилась туда. Она бы охотно взяла с собой Джейкоба или Генри (последнее было бы предпочтительнее). Но куда отправился брат, Иви понятия не имела, а Генри тоже могло не оказаться дома. Вскоре она забралась на крышу громадного собора. Для девушки с ее способностями это не составило труда.

Возле статуи святого Павла Иви увидела круглую нишу и вставила туда второй диск вместе с первым. Она почувствовала, а может, и услышала, как внизу открылась дверь. Спустившись по лестнице, Иви оказалась в помещении на уровне второго или третьего этажа.

Оно было достаточно большим. Посередине возвышался стол. На одной из стен был изображен символ ассасинов. Иви поняла, что попала… наверное, она попала в святилище братства. Свет давало высокое окно с цветными стеклами. Напротив него, в нише, висел предмет, вначале показавшийся Иви изящным ювелирным украшением. Она подошла ближе и осторожно дотронулась до цепочки, между звеньями которой блестели шарики размером с жемчужину. Их покрывали странные клиновидные письмена. Цепочка оканчивалась кулоном. Иви положила его себе на ладонь. От кулона, как и от самой цепочки, исходило ощущение чего-то бесконечно древнего и драгоценного. Казалось, мастер, делавший их, не принадлежал ни к роду человеческому, ни к человеческому времени. Скорее всего, Иви встретилась с еще одним наследием Первой Цивилизации.

Возможно, кулон и был ключом. Странно, что кто-то отважился выгравировать на древней вещи латинскую надпись. Познаний Иви в латыни хватило, чтобы понять изречение: «Лекарство хуже болезни»^[13]. Она принялась рассматривать ожерелье под разными углами. Иви не помнила, чтобы где-то ей встречалось упоминание о цепочке с кулоном. Пока что перед ней была просто красивая вещица – и не более того. Нужно порыться в отцовской библиотеке…

Иви едва успела повесить цепочку себе на шею, как дверь распахнулась и в святилище ассасинов вошла Люси Торн.

– Здравствуйте, мисс Фрай. А это я у вас заберу, – заявила тамплиерская оккультистка.

Сейчас она была похожа на черную пантеру. Хищно озираясь вокруг, Люси направилась к Иви. Сюда она пришла одна, явно уверенная в своем превосходстве.

Иви разжала пальцы. Она накинула капюшон и опустила руки, приготовившись к поединку.

– Вы стремитесь заполучить плащаницу Эдема для упрочения своего могущества, – сказала Иви. – А что, если она откажется вам подчиниться?

Люси скривила губы:

– Ну а вам зачем эта плащаница? Просто чтобы она не досталась тамплиерам? Держать в руках силу вечной жизни и дрожать от страха, боясь ею воспользоваться? Это очень в духе ассасинов.

Люси остановилась в нескольких метрах от Иви, на расстоянии, достаточном для удара. Противницы оглядывали друг друга. Вроде бы Люси явилась без оружия, но поди узнай, что́ скрывается в карманах и складках ее траурной одежды.

– Вечная жизнь, – повторила Иви, напрягаясь всем телом. – Вы думаете, это и есть дар плащаницы Эдема?

– То, что думаю я, вас уже не касается, – заявила Люси.

Глаза выдали ее намерение на мгновение раньше, чем оно осуществилось. Молниеносным движением Люси выхватила из-за голенища тонкий кинжал и метнулась к противнице, резко выбросив вперед правую руку. Этот маневр почти застиг Иви врасплох.

Почти, поскольку Иви умела читать по глазам. Она успела отскочить и нажать пружину скрытого клинка. Иви внутренне усмехалась, видя, как скривилась физиономия Люси Торн. Расчет на быструю победу оказался грубейшим просчетом. Оккультистке с ее кинжалом было не выстоять против Иви Фрай. При всей напористости атаки Люси она строилась в расчете на внезапность. Эта надежда не оправдалась. Что еще было в арсенале мисс Торн? Только желание победить и инстинкт самосохранения. Этого было недостаточно, чтобы превзойти мисс Фрай.

Кинжал схлестнулся с клинком. Зазвенела сталь. Каменные стены вторили эхом. Оскалив зубы, Люси попыталась сделать новый выпад, но и он был легко парирован. Иви не торопилась. Она внимательно следила за движениями противницы, выбирая время для смертоносного удара.

Однако Люси Торн не собиралась сдаваться. Дав Иви приблизиться, она взметнула руку. В зажатых пальцах засветился шар. Неужели Люси Торн решила атаковать ее частицей Эдема? Нет, конечно. Это была всего-навсего дымовая бомба.

Ослепленная вспышкой, Иви попятилась назад. Впрочем, она быстро справилась с замешательством, восстановила равновесие и приготовилась отразить новую атаку. Люси не заставила себя ждать. Сражалась она неумело, однако ее храбрость и решимость с лихвой покрывали отсутствие навыков. «А ведь в смелости этой особе не откажешь», – подумала Иви. Люси бросилась к ней, размахивая кинжалом. Движения были хаотичными; оккультистка надеялась скорее на удачу, чем на точность маневра. Но дымовая завеса в сочетании с неукротимостью почти обеспечили Люси успех.

Почти.

Клубы дыма не помешали Иви повернуться боком, расправить плечи и парировать удар Люси. Теперь ничто не мешало Иви атаковать самой. Удар, который она нанесла, отнюдь не украшал поведение благовоспитанных леди, но входил в число почитаемых Иви Фрай. Это был удар коварный, плечом в челюсть. Глаза охотницы за плащаницей Эдема полезли из орбит, зубы громко застучали, а сама она зашаталась и попятилась назад. Иви убрала клинок и шагнула к Люси, готовя новый удар.

Ее движения были безупречными. Иви считала, что выиграла поединок с Люси. Но она, как и Джейкоб, унаследовала от отца излишнюю самоуверенность. Удар получился сильнее, чем требовалось. Люси не рухнула на пол; отчаянно размахивая руками, она отлетела к окну.

Иви знала, что́ произойдет в ближайшие мгновения. Она поняла свою ошибку, но уже не могла ничего изменить. Метнувшись вперед, девушка сама потеряла равновесие. Пальцы Иви безуспешно пытались ухватиться за одежду Люси Торн. Противницы на мгновение вцепились друг в друга, стараясь предотвратить неизбежное.

Увы! Стекло под спиной Люси Торн разлетелось вдребезги, что означало падение и верную смерть. Последним отчаянным усилием она схватилась за цепочку на шее Иви. Это была единственная «соломинка», способная спасти Люси от падения. Иви тоже оказалась в ловушке. Цепочка впилась ей в шею, заставив вскрикнуть от боли.

– Пойдете со мной? – насмешливо спросила Люси Торн, и вновь Иви была вынуждена отдать должное храбрости своей противницы.

Но…

– У меня другие планы, – ответила Иви и клинком перерезала цепочку, отпуская Люси Торн.

Оккультистка с воплем упала, забрав с собой ключ. Иви отбросило в помещение. Она встала, тяжело дыша и кашляя от остатков дыма, затем подошла к окну.

Камни внизу были усеяны осколками. Люси Торн исчезла.

– Черт бы тебя побрал, – досадливо пробормотала Иви.

74

Иви сидела, погрузившись в раздумья. Конечно, ей было радостно услышать об успехах Джейкоба. Он убил банкира Филиппа Тапенни, существенно перекрыв денежный поток тамплиеров. Другие, не настолько крупные операции, тоже оказались успешными.

А вот Иви похвастаться успехами не могла.

С одной стороны, у нее появилась возможность проводить больше времени с Генри Грином. Даже язвительные насмешки Джейкоба не могли испортить ей удовольствия от общения с этим человеком. Их отношения становились все более близкими.

Но с другой – результаты их совместных изысканий были весьма скромными. Чем глубже Иви и Генри погружались в книги, чем усерднее вчитывались в страницы украденной записной книжки… тем меньше узнавали.

Иви постоянно раздумывала над словами Люси. Как плащаница Эдема могла дарить вечную жизнь? Записи сообщали, что она «предположительно излечивала даже самые тяжелые болезни». Но нигде не было и намека на вечную жизнь. Тогда чем обусловлены слова Люси?

Самое отвратительное, что эта Люси улизнула с ключом, который Иви уже считала своим.

– Что толку в ключе, если не знаешь, от какого он замка? – устало спросила Иви в один из дней.

Они с Генри провели еще несколько бесплодных часов, сидя при свечах и листая книги, способные лишь множить загадки.

– Рискну заметить, что мисс Торн столкнулась с аналогичной трудностью, – сухо произнес Генри, не поднимая головы от книжных страниц.

Здравое замечание, которое Иви приняла со вздохом и тяжелым сердцем. Она погрузилась в чтение. А потом, как с ней уже не раз бывало, вдруг увидела ответ. Он находился у нее прямо под носом…

– Генри! – воскликнула Иви, порывисто схватив его за руку.

Ей тут же стало стыдно. Она быстро убрала руку, откашлялась и сказала:

– Я нашла. Смотрите, вот он.

Генри посмотрел на изображение ключа, в который утыкался палец Иви. Интуиция подсказывала: это действительно тот ключ. Взбудораженный находкой, Генри потянулся к другой книге. Его мозг уже связывал обрывочные догадки воедино.

– Этот ключ соотносится с коллекцией, принадлежащей королеве, – сказал Генри, торопливо листая страницы.

Найдя нужное место, он сияющими от волнения глазами посмотрел на Иви:

– Коллекция находится в лондонском Тауэре.

75

Несколько часов спустя Лондон окутал вечерний туман. Этот вечер Иви Фрай встречала, затаившись между зубцами стены. Внизу простирался внутренний двор Тауэра. Слева темнели окна Фонарной башни, которая в 1774 году сильно пострадала от пожара и до сих пор не была отремонтирована. По этой причине башня пустовала, плохо освещалась и представляла собой наименее охраняемое место во всем Тауэре. А значит – идеальное место для Иви.

Отсюда ей были хорошо видны строения в центре внутреннего двора, в том числе и знаменитая Белая башня, которую называли «цитаделью». Вокруг виднелись фигуры бифитеров – солдат королевской стражи, охранявших Тауэр днем и ночью. Одного из них Генри считал союзником. Следующей задачей Иви было найти этого человека.

Иногда Иви потягивалась, разминая затекшие мышцы. Ее наблюдение длилось уже четыре часа. За это время она основательно изучила порядок движения бифитеров. Ее поразило, что они разделились на две группы. Похоже, неспроста. Иви казалось, что она даже знает причину.

Потом девушка на какое-то время забыла про солдат, сосредоточив все внимание на появившейся Люси Торн. Женщина вышла из кареты и двинулась в направлении цитадели. Остановившись на ступенях, Люси внимательно оглядела стены внутреннего двора. Иви затаила дыхание, когда глаза тамплиерской оккультистки скользнули по ее укрытию. Не заметив ничего подозрительного, Люси Торн поднялась на крыльцо и скрылась внутри.

Иви решила выждать еще некоторое время. Внизу проходила ежевечерняя церемония передачи ключей от ворот Тауэра, но Иви смотрела не на старинный ритуал. Неподалеку двое солдат королевской стражи куда-то тащили… коменданта. Тот возмущался, осыпая их бранью, однако его проклятия не давали результата.

Впрочем, не все были глухи к крикам коменданта. Иви увидела еще одного стражника. Тот с беспокойством поглядывал на задержанного. Скорее всего, коменданта волокли в казармы Ватерлоо, расположенные в западной части цитадели. Солдаты бесцеремонно подталкивали его с обеих сторон.

Судя по настороженному взгляду, этот стражник и был союзником Генри.

Иви бесшумно спустилась вниз, подойдя как можно ближе к бифитеру. Тот по-прежнему находился в нерешительности. Прячась в тени, Иви негромко свистнула, а когда стражник обернулся, назвалась союзницей Генри. Стражник облегченно вздохнул.

– Слава богу, что вы пришли, – сказал он и начал быстро излагать ей положение дел в Тауэре.

Итак, щупальца тамплиеров дотянулись даже досюда. Многие бифитеры были тамплиерскими ставленниками. Правда, хватало и тех, кто оставался верным короне, но умело распространяемые слухи и подозрительность делали свое дело. По словам союзника Генри, баланс сил сдвигался в пользу тамплиеров.

– Люси Торн отправилась в часовню Святого Иоанна. – Стражник показал туда, где просматривалась апсида часовни. – Я помогу вам туда проникнуть.

Иви кивнула. «Сделай все, что в твоих силах», – подумала она.

– Но для этого нужно будет притвориться, что я вас арестовал.

Не дожидаясь ответа, стражник взял Иви за руку и повел по двору к казармам Ватерлоо, введя в главный вестибюль.

Едва очутившись там, Иви воочию увидела, сколь глубоко тамплиеры сумели проникнуть в структуру Тауэра. Ей смеялись в лицо, говоря:

– Приятно наконец-то увидеть плененного ассасина.

Издеваясь над Иви, они явно чувствовали себя хозяевами.

– Лондоном владеют тамплиеры. Крепко запомни это, красотка.

Союзник Генри вывел Иви в коридор, ведущий к камерам. Насмешки остались за дверью. В конце коридора стояли двое часовых. Те тоже принялись насмехаться над Иви, еще не зная, что это последние в их жизни насмешки. Иви сделала вид, будто ей удалось вырваться из рук сопровождающего. Подскочив к ближайшему караульному, она выдвинула клинок, воткнув лезвие в мундир оторопевшего солдата. У его напарника не было никаких шансов. Пригнувшись, Иви ударила его в бедро. Солдат скрючился от боли. Воспользовавшись этим, Иви нанесла новый удар – в уязвимый участок между ключицей и шеей. Захлебываясь кровью, караульный упал на каменный пол. Через несколько секунд он был мертв.

Союзник Генри восторженно следил за действиями мисс Фрай. Когда с караульными было покончено, он сообщил, что должен ее покинуть, поскольку сегодня они решили дать бой тамплиерским предателям. Бифитер исчез, и вскоре снаружи послышались звуки сражения.

Бой был коротким и проходил под аккомпанемент возмущенных криков коменданта, запертого в камере. Почувствовав, что в коридоре кто-то есть, он крикнул:

– Есть тут кто, кроме этих псов?

Толстая дубовая дверь приглушала его голос.

Иви прильнула к замочной скважине.

– Есть. Ваша союзница, – ответила она.

– Прекрасно. А вам по силам выпустить меня отсюда?

Иви хорошо умела открывать замки. Отец тщательно учил ее этому искусству. Немного повозившись, девушка распахнула дверь, выпустив из камеры краснолицего, возбужденного коменданта.

– Благодарю вас, мисс, – сказал он. – Я скажу вам, как все это называется. Государственной изменой. И осквернением часовни. А мисс Торн заявила, что я еще должен быть им благодарен. Они могли бы убить меня на месте. Как вам такая наглость?

– Люси Торн охотится за предметом, имеющим громадную ценность, – сообщила коменданту Иви. – Нельзя допустить, чтобы она похитила этот предмет.

Комендант побледнел:

– Неужто что-то из королевских регалий?

Иви покачала головой:

– Пожалуй, это даже значимее регалий.

Союзник Генри «навел порядок» в казарме, о чем свидетельствовали окровавленные тела. Иви вместе с комендантом выбежали наружу. Комендант сразу же обратился к верным ему бифитерам.

– Итак, джентльмены, у нас завелись враги, о которых мы даже не подозревали. Предатели в наших рядах.

Комендант принялся излагать план действий и сигналы, услышав которые его люди должны будут ударить по тамплиерским прихвостням.

Бифитеры рассредоточились. Иви подала сигнал. Атака началась. На участках внешнего и внутреннего дворов, на пространстве за цитаделью люди коменданта быстро одолевали тамплиерских ставленников. Кое-где вспыхивали незначительные схватки, но по всему чувствовалось: общее сражение будет недолгим и окончится победой сил, верных королеве. Иви даже не пришлось пускать в ход свой клинок. Она беспрепятственно добралась до Белой башни.

Быстро вбежав по ступеням крыльца, Иви постучалась в дверь. Сейчас ею владело одно желание: чтобы находившиеся внутри по-прежнему ничего не знали о сражении во дворе.

Она напряженно ждала ответа, готовая устранить каждого, кого угораздит ответить. Ответа не было. Тогда, внутренне приготовившись к любым неожиданностям, Иви взялась за массивную дверную ручку. Та повернулась. Приоткрыв дверь, Иви проскользнула внутрь.

Черт!

Иви успела сделать всего шаг, как в шею ей уперлось острие пики. Ловушка! Еще через мгновение в правое предплечье уткнулось острие другого лезвия. Это был острый, как бритва, уилкинсоновский меч – оружие королевских гвардейцев. По расцарапанной шее поползла теплая капелька крови, но боль заглушалась досадой на себя. Так легко и глупо попасться!

– Глядите-ка, теперь эта девица-ассасин пожаловала к нам, – засмеялся один из тамплиерских ставленников. – Но от нас тебе уже не уйти. От нас не сбежишь, как от того ротозея. И комендант, которого ты так лихо освободила, не придет тебе на помощь со своими молодцами. Мы отведем тебя прямо к мисс Торн. Пусть делает с тобой, что захочет.

«А она захочет меня убить», – подумала Иви. Но, как говорится, нет худа без добра. Девушка же сама искала встречи с Люси. Та сейчас находилась в часовне, занимаясь поисками плащаницы Эдема. «Наши желания совпадают, – следом подумала Иви. – Ведите меня к Люси Торн. Я все равно к ней собиралась».

Иви решила, что сбежать она всегда успеет, и внутренне расслабилась, стараясь не делать резких движений. Не хватало, чтобы тамплиеры принялись ее обыскивать и обнаружили скрытый клинок.

Пока что все шло по намеченному плану. Караульные повели ее прямо в часовню. Постучавшись, они открыли дверь и втолкнули Иви внутрь. Люси Торн не ожидала их появления и вздрогнула. Вид у нее был рассерженный и злой. Щеки пылали. Судя по всему, плащаницы Эдема в часовне не оказалось.

– Добро пожаловать, мисс Фрай, – прошипела Люси, увидев, кого ей привели. – Не подскажете ли, где находится плащаница?

Иви молчала. Она и сама не знала где.

– Как вам угодно, – пролаяла Люси. – Я найду ее и без вашей помощи. А потом задушу вас ею.

Люси вернулась к прерванному занятию. Она ощупывала стены, прижималась ухом к деревянной поверхности, стремясь почувствовать полость, которая могла оказаться вожделенным тайником.

Тем временем Иви готовилась к сражению, оценивая противников. Их у нее было трое. Люси Торн она в расчет не брала, поскольку знала слабые места оккультистки. Девушка следила за поведением караульных. Внутри часовни они утратили бдительность, посчитав свою задачу выполненной.

Иви немного опустила руку, избавив бедро от непосредственного соседства с мечом. Затем, не теряя ни мгновения, опустилась на колено и, выдвинув клинок, вонзила его в пах ближайшему караульному.

Маневр не отличался изяществом, но оказался шумным и кровавым, чего Иви и добивалась. Отец часто говорил ей, что обилие шума и крови – залог успеха внезапной атаки.

Караульный с воплем рухнул на пол. Его товарищи закричали. Но пика больше не утыкалась Иви в шею. Опершись о каменную плиту, девушка резко повернулась, готовясь сразиться со вторым противником. Со стороны казалось, будто она просто ударила караульного кулаком в живот. Но к кулаку добавился удар клинком. Схватившись за живот, караульный отлетел в сторону. Жить ему оставалось считаные минуты.

А вот с третьим караульным Иви пришлось повозиться. Заколоть противницу пикой он не мог. Не дожидаясь, пока его постигнет участь товарищей, караульный взмахнул древком, словно дубиной, и ударил Иви по голове, чудом не задев висок. Девушка пошатнулась, зная, что ее вот-вот обожжет волной боли, и отчаянно ударила клинком.

Иви пропорола караульному мундир и ранила, но противник не сдавался. С неожиданным проворством отскочив в сторону, караульный попытался еще раз ударить Иви древком.

Он промахнулся, зато ее удар достиг цели. Клинок вонзился караульному прямо в сердце, вызвав мгновенную смерть. Двое других громко стонали, находясь при последнем издыхании. Иви бросилась к Люси Торн, с легкостью выбив кинжал, который та успела выхватить из сапога. Иви было приятно видеть удивление и страх в глазах противницы. Девушка почувствовала, как клинок входит в тело Люси, и испытала мрачное удовлетворение.

Люси Торн умирала на каменном полу часовни. Иви смотрела на нее и удивлялась тому, что не испытывает ни малейшей жалости.

– Вы искали средство исцеления, чтобы превратить его в средство укрепления вашего могущества, – сказала она Люси.

– Не моего. Нашего. До чего вы, ассасины, близоруки. Накапливаете силу, но почему-то не пользуетесь ею. Мы лучше приспособлены к управлению человечеством. Надеюсь, вы никогда не найдете плащаницу. Вы даже не представляете, на что она в действительности способна.

– Так расскажите, – попросила Иви, склонившись над умирающей.

Ей стало любопытно.

Но Люси Торн осталась верной себе до конца.

– Нет, – прошептала она и умерла.

Иви достала платок, который смочила кровью Люси Торн, и поспешно убрала. Следом она убрала ключ и равнодушно оглядела пространство часовни. На полу в лужах крови лежали караульные. Лицо мертвой Люси Торн сделалось почти безмятежным. Иви мысленно пожелала всем им счастливого пути на тот свет и двинулась по тускло освещенным коридорам к выходу. На крыльце она остановилась. Комендант созывал своих бифитеров. И здесь сражение с тамплиерами закончилось поражением ордена.

Пусть она не нашла плащаницы Эдема. Зато Тауэр был очищен от тамплиерской заразы, а значит, Иви Фрай сегодня неплохо потрудилась.

На обратном пути она думала над словами Люси. Наивно было полагать, что тамплиеры охотились за плащаницей, мечтая исцелять безнадежно больных. Ведь артефакт мог дарить вечную жизнь. Быть может, Люси Торн знала что-то, чего не знает Иви Фрай? Девушке вспомнилось кое-что, прочитанное где-то давным-давно. Тогда она не придала этому значения. Чувствуя, что ей требуется помощь Джорджа Уэстхауса, она безотлагательно написала ему письмо.

76

Кроуфорд Старрик уже и не помнил, когда в последний раз он спокойно наслаждался своим любимым чаем. Его жизнь лишилась былой упорядоченности. В нее все сильнее вторгался хаос. Число неприятных сюрпризов увеличивалось.

Поиски плащаницы Эдема ни к чему не привели; в основном из-за вмешательства Иви Фрай. Но и братец этой девчонки тоже исправно доставлял Старрику хлопоты. (Великого магистра мутило при одном только имени Джейкоба.) Тот безнаказанно убивал тамплиерских агентов. Планы, которые орден вынашивал годами, а потом годами осуществлял, оказались под угрозой. Дошло до того, что Старрик начал пугаться стука в дверь своего кабинета. С недавних пор это означало очередную плохую новость: убийство еще одного члена ордена или крушение еще одного плана тамплиеров.

Старрик поднял голову и посмотрел на нервничающего секретаря. Тот сидел по другую сторону стола, заваленного бумагами, и терпеливо ждал, когда же хозяин начнет диктовать. Старрик глубоко вздохнул, затем сказал:

– То, что я продиктую, записать и хранить в надежном месте до получения моих новых распоряжений.

Старрик закрыл глаза, собрался с мыслями и начал диктовать:

– «Уважаемая мисс Торн. Вы дали мне средство, гарантирующее безопасность Лондона. Город благодарит вас. Орден вас благодарит. Примите и мою благодарность. Но носить плащаницу может только кто-то один. Поэтому я разрываю наше партнерство. Обещаю обеспечивать вас постоянным доходом, дабы вам не грозила голодная старость. Но это все, что я могу для вас сделать. Да ведет вас отец понимания».

Вот так. Он подвел черту. Старрик слушал, как поскрипывает перо секретаря, добросовестно записывавшего каждое слово. «Да. Носить плащаницу может только кто-то один», – думал великий магистр. Эта мысль вызывала у него чувство глубокого блаженства и даже какой-то сонливости. Кем-то одним будет, естественно, он. Таково его предназначение.

Стук в дверь выбил его из блаженного состояния. Старрик вздрогнул, и у него сжалась челюсть. Реальность снова вторгалась в его жизнь. Сейчас ему доложат об очередной пакости, учиненной этими зарвавшимися близнецами.

Ожидания его не обманули.

– Ну что еще? – рявкнул Старрик.

Вошел помощник. Вид у него был такой же нервозный, как и у секретаря. Одной рукой он теребил воротник, силясь расстегнуть пуговицу.

– Мисс Торн, сэр… – дрогнувшим голосом произнес он.

– Что с ней?

– Мне жаль, сэр, но она… мертва.

Окружение Старрика знало об одной его особенности: скверные новости вызывали непредсказуемые последствия. Кое-кто прочувствовал эту особенность на своем горбу. Секретарь и помощник затаили дыхание, наблюдая за хозяйскими плечами. Плечи поднялись, затем тяжело опустились. Старрик закрыл лицо руками, переваривая новость.

– Где ключ? – вдруг спросил он, раздвигая пальцы.

Помощник откашлялся.

– На ее теле, сэр, не нашли никакого ключа.

Пальцы Старрика сомкнулись. Вторая новость была еще хуже первой. Взгляд великого магистра упал на вазу, стоявшую на столе. Схватив вазу, он стал вертеть ее в руках. Лицо Старрика багровело. Окружение знало, чего ожидать в ближайшие секунды. Одного из выплесков гнева их начальника. Стены кабинета задрожали от пронзительного крика, но это была лишь часть досады, вырвавшейся наружу. Напомаженные волосы Старрика разлохматились и торчали в разные стороны. Он высоко поднял злополучную вазу, готовый расколотить ее о крышку стола. Но…

Крик замер. С нарочитой осторожностью Старрик поставил вазу на прежнее место.

– Плащаница все равно будет моей, – произнес он, обращаясь не столько к присутствующим, сколько к самому себе. – Даже если ради этого мне придется вызвать адское пламя.

77

– Пожалуйста, повторите еще раз, куда мы направляемся, – попросила Иви, когда они с Генри миновали чугунную ограду и оказались на зеленой, поросшей деревьями площадке, в дальнем конце которой виднелись ряды скамеек.

На самом деле она наслаждалась этой прогулкой. Время, проводимое с Генри, было спасительным душевным противоядием. Спасительным противовесом убийствам, которые ей приходилось теперь совершать так часто, что они… страшно подумать, начинали входить в привычку. А ведь отец всегда говорил ей, как опасно привыкнуть убивать. «Клинки и пистолеты – это машины для убийства, но мы, ассасины, машинами не являемся». Отец даже взял с нее обещание никогда не терять способности к состраданию. Никогда не забывать о своей человечности.

Иногда Иви удивлялась, как она вообще отважилась убивать. Ведь ее же воспитывали в уважении к жизни. Почему же она не мучилась, отнимая жизнь у других? Но неизбежное уже случилось. Иви убедилась: единственный способ «примириться» с убийством – отстраниться от него, закрыть доступ к тем участкам мозга, что хотели размышлять над творимым ею. Это был самый простой и действенный способ, многократно проверенный на практике. Вот только девушку пугала такая простота. Иви боялась, как бы инстинкт самосохранения не задавил в ней истинное «я».

Генри был ее спасительным канатом. Чувства к нему помогали Иви восстанавливать равновесие, а его нежелание брать в руки оружие напоминало ей о существовании иного пути. Генри рассказывал Иви о своей жизни до встречи с ней. Когда-то он занимался тем же, чем и она сейчас, но сумел вернуться. Жизнь успела его побить, однако не сломила. Иви считала его примером для подражания.

Между тем миссия ассасинов по освобождению Лондона от влияния тамплиеров перешла на новый уровень, и чувства, которые Иви питала к Генри, могли подождать. Восстановление позиций братства стояло на первом месте среди ее приоритетов.

Ассасины были близки к победе. Очень близки. После событий в Тауэре близнецы постоянно наносили удары в самое сердце ордена тамплиеров. Пожалуй, наиболее болезненным был удар по кошельку. Устранив Тапенни, Джейкоб положил конец изготовлению фальшивых денег, что способствовало восстановлению финансового порядка в городе. А с убийством Браднелла (опять-таки заслуга Джейкоба) тамплиеры лишились мощного юридического прикрытия. Браднелл препятствовал принятию законов, пагубных для ордена.

Каждая успешная операция повышала престиж ассасинов в глазах жителей Ист-Энда и других районов. Численность организации Генри росла в геометрической прогрессии. Тамплиеры рассчитывали завладеть Лондоном, внедряясь в средние слои общества. Ассасины начали действовать с самых низов, уверенно пробиваясь наверх. Дети бедняков, не знавшие ничего, кроме улицы, видели в ассасинах своих защитников и были рады помочь, чем могли. Их родители вели себя осторожнее (сказывался страх), но относились к действиям ассасинов с молчаливым одобрением. Возвращаясь к себе, Генри нередко находил на ступеньках крыльца то что-то съестное, то вещь, полезную в обиходе.

Все это, конечно же, радовало. Но, по мнению Иви (Джейкоб был иного мнения), главным по-прежнему оставался поиск плащаницы Эдема. Они имели ключ, однако не знали, где находится дверь с замком. Единственное, что они знали наверняка: Тауэр из поисков можно исключить. Тогда где еще искать?

– Генри, вы так и не сказали, куда мы идем.

– В бумагах Люси Торн я нашел письмо принца-консорта, датированное тысяча восемьсот сорок седьмым годом.

Принц-консорт. Принц Альберт, по которому до сих пор скорбела королева.

– Письмо двадцатилетней давности?

– Да. В тот год принц Альберт затеял реконструкцию Букингемского дворца, – пояснил Генри.

– И вы думаете, он распорядился устроить тайник для плащаницы? – взволнованно спросила Иви.

Генри с улыбкой кивнул, наслаждаясь благосклонным отношением девушки.

– Как вы понимаете, на общедоступных планах дворца нет помещения с пометкой «тайное хранилище»…

Они подошли к скамейке, на которой сидел весьма колоритный человек. Это был индийский джентльмен с круглым упитанным лицом, которое делало его похожим на мальчишку. Но обаяние, распространяемое индийцем, было вполне взрослым, а дорогая шелковая одежда свидетельствовала о его богатстве.

Отложив газету, он встал.

– Приветствую вас, ваше высочество, – произнес Генри, отвесив короткий поклон. (Иви заметила, что кланялся он весьма неохотно.) – Разрешите вам представить мисс Иви Фрай. Мисс Фрай, познакомьтесь с махараджей Дулипом Сингхом.

Иви и Сингх обменялись приветствиями. Лицо Сингха приобрело серьезное выражение.

– Друг мой, у меня для вас неутешительные вести. Планы, о которых вы спрашивали, были изъяты, – сказал он, поворачиваясь к Генри.

– Изъяты? Кем?

– Силами Кроуфорда Старрика. Или кем-то, кого он нанял.

Сингх видел, как помрачнели лица Иви и Генри.

– Я предполагал, что вам знакомо это имя. Я знаю, где сейчас находятся планы, но то место тщательно охраняется.

Иви сразу воспрянула.

– Это не самое сложное, – заявила она, расправляя плечи.

Сингх смерил ее взглядом:

– Я бы так не сказал.

Действовать решили незамедлительно. Сейчас Иви и Генри находились на крыше, куда они поднимались наперегонки (Иви победила). Оттуда открывался вид на старинную крепость. Нынче это был оплот тамплиеров.

Там хранились документы, похищенные по приказу Кроуфорда Старрика. Магистр тамплиеров явно пришел к тому же выводу, что и Генри. Но у Старрика не было ключа, а у них был. И теперь они хотели заполучить и планы.

Сложностью номер один было то, что, как правильно отметил Сингх, эта небольшая крепость хорошо охранялась. Стражники стояли возле окон, стерегли ворота и прилегающую территорию.

– Нам надо что-то придумать, – без обиняков заявила Иви.

– Я могу отвлечь внимание охраны, а вы тем временем проникнете внутрь, – сказал Генри.

Слова Генри удивили и насторожили Иви. Неужели он готов так рисковать?

– Вы серьезно? – спросила она.

Интересно, ей показалось или Генри действительно покраснел?

– Для вас, Иви, я сделаю это.

– Хорошо, – согласилась она. – Мне бы только попасть внутрь. Там я найду того, кто знает, в каком месте хранятся планы.

– До встречи, – сказал Генри, приготовившись уйти.

– Берегите себя, – тихо ответила Иви.

Отвлекающий маневр удался как нельзя лучше. Охранники сбежались на шум, и это позволило Иви беспрепятственно подняться по стене к окну второго этажа. Она оказалась в административном помещении. Если девушка не ошиблась, планы должны находиться где-то здесь.

Вскоре Иви поняла, что ошиблась. Планов здесь не было. Она еще раз оглядела помещение. Никакого намека. «Ладно, – подумала Иви. – Приступаем к плану Б: найти кого-нибудь и допросить».

Она встала возле двери, внимательно прислушиваясь к звукам из коридора. Через какое-то время послышались шаги. Скорее всего, охранник. Дождавшись, когда он окажется рядом, Иви стремительно распахнула дверь. Ударив охранника по горлу, она быстро втащила его внутрь и плотно закрыла за собой дверь.

Охранник распластался на полу, корчась от боли. Увидев, кто так обошелся с ним, он не мог поверить своим глазам. Но боль действовала убедительнее всего. Иви склонилась над охранником. Тот испуганно таращился на нее и бубнил:

– Клянусь вам, мисс, я не знаю, куда они его забрали.

Иви намеревалась ударить охранника снова и еще больнее, как вдруг до нее дошел смысл произнесенных им слов. «Забрали… его?»

– Кого забрали? – резко спросила она.

– Человека, одетого, как вы. Охранники его куда-то потащили…

«Черт! Они захватили Генри в плен». Секундная растерянность прошла.

– Планы, украденные вами. Где они? – спросила Иви.

Охранник отчаянно замотал головой:

– Я ничего не знаю, мисс. Честное слово.

Иви поверила ему, но все-таки ударила, и охранник потерял сознание. Нужно было решать, что́ делать дальше. Искать планы? Или вызволять Генри?

Как будто у нее был выбор!

78

Первые сведения Иви получила от уличного мальчишки – одного из добровольных помощников Генри.

– Мисс, его увезли, – услышала она. – Они забрали мистера Генри, а мы не смогли им помешать. Его повезли в красной повозке. Правда, далеко они не уехали. У них одно колесо хлябало – того и гляди соскочит. Ищите по следам колес. Они сплошь дерганые.

Иви поблагодарила мальчишку, а потом и судьбу. Как здорово, что ассасины могут рассчитывать на поддержку простых горожан. Пусть-ка тамплиеры попробуют проследить за движением повозки по лондонским улицам без помощи множества глаз и ушей. Да, пусть попробуют.

Иви двинулась по следу, оставленному вихляющим колесом на мокрых мостовых. Она почти бежала вдоль оживленных улиц. Вряд ли кто-то обращал на нее внимание. В Лондоне полным-полно спешащих людей. Следы привели ее на площадь Ковент-Гарден, где стояла брошенная повозка.

Иви метнулась на площадь, рассчитывая увидеть Генри и его пленителей. Никого. Лотошник, торговавший поблизости, восхищенно поглядывал на юную леди, и Иви решила употребить свои женские чары.

– Вы, случайно, не видели людей, приехавших на той повозке? – спросила она, сопровождая вопрос самой кокетливой улыбкой, на какую была способна.

Лотошник глуповато улыбнулся ей в ответ:

– Да, мисс. По-моему, их друг был мертвецки пьян. Они повели его в сторону церкви. Может, хотели, чтобы проспался в тихом месте?

По соседству торговали растительным маслом. Владелец лотка почтительно приподнял шапку и сказал:

– Я их тоже видел. У них колесо соскочило. А дружка своего они действительно повели в церковь. Сказали, голову ушиб. Только непонятно, зачем его в церковь вести? Но они пошли туда.

Оба торговца указывали на западный край площади, где стояла хорошо знакомая Иви церковь Святого Павла. Фасад церкви украшал портик с колоннами. Даже высокие здания, выстроенные по обеим сторонам, не сделали ее ниже. В другой день Иви остановилась бы, чтобы полюбоваться этой лондонской достопримечательностью. Однако сейчас церковь вдруг показалась ей мавзолеем. У девушки по спине пробежал холодок.

Поблагодарив двух мимолетных воздыхателей, Иви быстро пошла к церкви. Задний фасад имел не менее внушительный портик. Далее тянулся мрачноватый двор, куда и поспешила Иви. Услышав голоса, она пошла медленнее, стараясь двигаться бесшумно.

За двором никто не следил. Кусты в его дальней части превратились в настоящие заросли. Чувствовалось, тамплиеры облюбовали это место, превратив его в подобие своего лагеря. Там, привязанный к стулу, сидел Генри. Вокруг стояли охранники из крепости. «Неужели его убили?» – с ужасом подумала Иви. Голова молодого индийца склонилась на грудь. Секундная паника прошла. Из разговоров охранников Иви поняла, что Генри жив.

– Зачем вы притащили его сюда? – спросил один из тамплиеров.

– Этот человек – ассасин. Мы думали, вы захотите его вначале допросить, а потом уже… все остальное.

Напарник говорившего заметно нервничал.

– Там его было легче стеречь. Говорил тебе: не надо его сюда везти.

– Дело уже сделано. Лучше приведи его в чувство.

Пока охранник тряс Генри, Иви выскочила из кустов с клинком наготове. Трое противников не успели оказать ей сопротивление. У нее не было желания продлевать сражение, давая тамплиерам возможность погибнуть с честью. Тешить собственную гордость девушка тоже не желала. С противниками она расправилась быстро и безжалостно.

Ей вспомнилась ее первая миссия. Как разительно она тогда отличалась от себя прежней. «Ассасинский птенец» успел опериться и научиться летать.

Покончив с пленителями Генри, Иви торопливо перерезала веревки, стягивавшие его руки и ноги.

– Вы ранены?

Генри покачал головой:

– Я практически не пострадал. Я слышал: они кого-то отправили перепрятывать планы. Надеюсь, вы их опередили?

Теперь уже Иви покачала головой.

– Взялся вам помочь и только все испортил, – вздохнул Генри, когда они покидали злополучное место.

Обратно оба возвращались в подавленном настроении.

79

Кроуфорд Старрик готовился к торжеству. Очень важному торжеству, с которым у него были связаны далеко идущие планы.

Вокруг него суетился слуга: поправлял смокинг и жилетку, смахивал пылинки, колдовал над узлом галстука.

Старрик любовался своим отражением в зеркале и наслаждался звуком собственного голоса, рассуждая вслух:

– Порядок породил беспорядок. Морские волны поднимаются, угрожая затопить пабы и загасить уличные фонари. Наш город умирает. Тапенни потерпел неудачу. Как и Люси, Браднелл, Эллиотсон, Аттауэй. Все они сгинули в ночи. Как быть дальше – решать мне. Ассасины принесли в наши жилища гнев природы. Люди превратились в чудовищ, готовых бросаться на нас, оскалив зубы. Наша цивилизация должна пережить это нападение.

Слуга закончил возиться с нарядом хозяина. Старрик приготовился уйти.

– Чтобы не допустить возвращения темных веков, я все начну заново, – сказал он. – Лондон должен возродиться.

80

Иви и Джейкоб снова спорили. Наблюдая за ними, Генри испытывал смешанные чувства. С одной стороны, его совсем не радовало зрелище двадцатилетних близнецов, готовых вцепиться друг другу в глотку. С другой – он ловил себя на том, что все сильнее влюбляется в Иви Фрай, и хотел, чтобы ее внимание целиком принадлежало ему.

Эгоистичное желание. Конечно эгоистичное. Генри и не пытался это отрицать. Да, он хотел, чтобы все время и внимание Иви Фрай уделяла ему, и если ее разногласия с братом приведут к крупной ссоре… пусть этот день наступит как можно быстрее.

Меж тем словесная перепалка близнецов продолжалась.

– Старрик готовится сделать свой ход, – говорила Иви. – Плащаница Эдема спрятана где-то внутри Букингемского дворца.

– Ну и пусть забирает свою тряпку, – отвечал Джейкоб.

По мнению Генри, Джейкоба переполняло чисто мальчишеское самомнение. Во многом оно было вполне оправданно. Джейкоб провел десятки успешных операций. Его недавней победой стало устранение Максвелла Рота. Генри вспоминал, как листал бумаги Итана, пестревшие именами тамплиеров. Стараниями Джейкоба большинство этих людей (если не все) были выведены из игры или из жизни. Так что парень имел основания гордиться собой.

Но Иви, поглощенная исключительно поисками плащаницы, видела в действиях брата прежде всего их разрушительную сторону.

– Я вдоволь насмотрелась на твои художества по всему Лондону, – сердито говорила она Джейкобу. – И знаешь, что мне вспомнилось? Вот эти слова: «Наказанием за чрезмерную спешку является черепашья скорость в перемещении».

– Нечего цитировать мне отцовские высказывания, – огрызнулся Джейкоб.

– Это Платон, – укоризненно заметила брату Иви. – Мне так жаль, что с изречениями невозможно разобраться, как с тамплиерами. Но отец был прав. Он никогда не одобрял твоих методов.

– Иви, отца уже нет…

Генри почувствовал, что настало самое время вмешаться.

– Хватит ссориться! Мои шпионы сообщили важные сведения. Нынче вечером в Букингемском дворце состоится бал, во время которого Старрик намеревается похитить плащаницу Эдема, а затем устранить первых лиц государства и церкви.

Спор мигом утих.

Иви и Джейкоб посмотрели друг на друга и поняли… Старрик шел ва-банк, делая последнюю, отчаянную попытку вернуть все, чего успели его лишить близнецы. Великий магистр и не догадывался, какой «адский механизм» запустил, соединив фанатичное желание Иви найти плащаницу и потребность Джейкоба наводить порядок более традиционным способом.

Понимание близнецов было мгновенным. Оба сознавали необходимость совместных действий. Пусть и неохотно, но сознавали, а это главное.

– Ну что, еще раз вспомним старые добрые времена? – спросил Джейкоб и приподнял бровь.

Знакомый жест напомнил Иви прошлое, и ей вдруг стало горько. Она понимала: тех, прежних отношений между ней и Джейкобом уже не будет. Кто бы мог подумать, что выполнение отцовской воли так оттолкнет их друг от друга?

– И больше – никаких совместных действий, – с тяжелым сердцем произнесла Иви.

– Согласен целиком и полностью, – подхватил Джейкоб и тут же спросил: – Так какой у нас план?

Генри предложил воспользоваться недавно сложившимися дружескими отношениями с премьер-министром Бенджамином Дизраэли и его женой Мэри Энн и выкрасть приглашения, которые предназначались – подумать только – для четы Гладстон.

Иви отправилась на очередную встречу с махараджей Сингхом, а Джейкоб – красть приглашения. Такие дела получались у него идеально. Джейкоб смог не только похитить приглашение у одураченной Кэтрин Гладстон, но и украсть карету семейства. По правилам бала, являться на него следовало без оружия, о чем черным по белому было написано в приглашении. Здесь близнецы полагались на помощь Фредерика Абберлайна, который обещал помочь тайком пронести оружие во дворец. Но для этого Джейкобу требовалось украсть полицейскую форму. От Дулипа Сингха Иви узнала, что архитектурные чертежи, за которыми они с Генри охотились, перемещены в Белую гостиную, где хранятся личные документы королевы.

Итак, Иви знала нынешнее место хранения чертежей. Благодаря Джейкобу у них появилась карета. Возможность пронести оружие во дворец у них тоже была. И конечно же, у них имелись приглашения.

Игра начиналась.

81

Прежде чем отправиться в Букингемский дворец, Иви тщательно изучила все доступные ей планы: восточный фасад, с которого им предстояло войти, западное крыло, где бальная терраса вскоре заполнится танцующими, и, наконец, внутреннее пространство дворца. А там было пять этажей и более семисот комнат.

Но ее интересовала только одна из них – Белая гостиная. Иви намеревалась попасть туда без промедлений, едва представится возможность. В Белой гостиной она похитит чертежи, по ним установит местонахождение тайника и найдет плащаницу Эдема.

Сейчас Иви сидела с Джейкобом в карете, крепко сжимая в руках чужое приглашение. Их карета была одним из множества экипажей, двигавшихся к западной оконечности улицы Пэлл-Мэлл, где находился дворец. Может, Иви просто показалось или в воздухе действительно ощущалось какое-то возбуждение? После смерти принца Альберта королева избегала появляться на публике. Постепенно это стало вызывать насмешки. Однако все считали, что сегодня ее величество непременно появится, поскольку бал устраивался в ее честь.

Подъехав к воротам, Иви сразу поняла: появление королевы будет не единственной темой сегодняшних разговоров. Карета проехала мимо супругов Гладстон, которые вели оживленную беседу с дворцовыми гвардейцами. В своих медвежьих шапках, вооруженные винтовками со штыками, те выглядели внушительно и грозно. Супруги Гладстон были настроены решительно и отступать не собирались. Королевские гвардейцы – тоже. Когда карета проезжала мимо, Иви слегка пригнулась. К счастью, Гладстоны не заметили ни ее, ни своей кареты. Они продолжали диалог с королевскими гвардейцами, пуская в ход то угрозы, то уговоры.

Постукивая колесами по каменным плитам, карета въехала в центральный двор. Там распоряжались безупречно одетые лакеи. Одни сердито покрикивали на кучеров, другие распахивали дверцы карет, помогая выбираться именитым гостям, чей дальнейший путь лежал в главный вестибюль. Оттуда гости поднимались по парадной лестнице в бальный зал или на террасу. Празднество уже было в полном разгаре.

Но пока что близнецы сидели в ворованной карете и дожидались, когда подойдет их очередь пополнить ряды высшего общества. Иви и Джейкоб переглянулись, молчаливо признаваясь, что нервничают. «Удачи. Береги себя», – говорили их взгляды.

– Я сразу отправлюсь искать плащаницу, – сказала брату Иви.

– Как тебе угодно, – скривил губы Джейкоб. – Меня ждет встреча с Фредди.

Наконец дверца их кареты распахнулась. Лакеи с бесстрастными лицами поклонились им, как до этого кланялись другим гостям. Слуги выстроились и по обеим сторонам лестницы, что вела к открытым дверям дворца. Близнецы влились в поток гостей, чинно идущих наверх.

Одежда близнецов вполне соответствовала уровню торжества. Джейкоб раздобыл смокинг. Иви надела шелковое, отделанное кружевами платье с высоким лифом и пышным подолом. Наряд дополняли шелковые туфли и искусственные цветы. Иви чувствовала себя как… жареная индейка, которую вот-вот подадут к рождественскому столу. Главное, она не выделялась среди остальных женщин. Точнее, почти не выделялась, поскольку на шеях большинства из них сверкали бриллиантовые ожерелья. Украшением Иви был ключ. Цепочку с ним она повесила себе на шею, скрыв ключ под платьем. Слишком дорого он ей достался, и потому Иви хотела постоянно ощущать его своим телом.

Едва близнецы вышли из кареты, темноту прорезал крик:

– Это же моя карета!

К счастью, возмущенный и сокрушенный голос будущего премьер-министра Гладстона остался неуслышанным.

Пути близнецов дальше расходились. Джейкоб исчез, чтобы встретиться с Абберлайном, вооружиться и сорвать зловещий замысел Старрика, решившего уничтожить верхушку лондонской знати. Иви нужно было поскорее попасть в Белую гостиную. Вместе с потоком гостей она поднялась по парадной лестнице, стараясь затеряться в их гуще. Вокруг здоровались, кланялись, вежливо переговаривались и вполголоса сплетничали. Иви улыбалась, кивала, если к ней обращались. Словом, добросовестно играла роль дебютантки, начавшей свой путь к совершенству.

Увидев слева от себя коридор, Иви свернула туда.

– Дорогая, бальный зал находится не там, – сказала у нее за спиной какая-то дама, действуя явно из благих побуждений.

Иви сделала вид, что не услышала подсказку, и двинулась дальше, ступая своими сатиновыми туфельками по роскошному аксминстерскому ковру.

Она двигалась как призрак. Ее слух был напряжен до предела, чтобы услышать караульных раньше, чем те ее увидят. Навстречу ей кто-то шел. Иви слышала шаги и приглушенные голоса. Толкнув дверь ближайшей комнаты, девушка скрылась внутри. Комната была скудно обставлена. Сквозь опущенные жалюзи пробивался свет со двора. Другого освещения не было. Иви замерла возле двери, оставив маленькую щелочку, чтобы слышать, когда пройдут гвардейцы.

Щель позволяла девушке не только слышать, но и видеть проходящих. Все они были в форме королевской гвардии, однако Иви что-то насторожило. Их движениям недоставало отточенности и выучки настоящих гвардейцев.

Самозванцы. Тамплиерские ставленники.

Ничего удивительного. Люди Старрика просочились в ряды королевской гвардии. Они находились внутри и снаружи дворца, готовясь начать задуманную бойню. Иви проглотила слюну, надеясь, что Джейкоб сейчас получает от Абберлайна те же сведения.

Выбравшись из комнаты, Иви двинулась дальше по коридору, устланному аксминстерским ковром. Ей довольно быстро удалось отыскать Белую гостиную. Войдя туда, Иви принялась искать планы, постоянно прислушиваясь к звукам извне.

Она нашла планы. Торопливо разложила на столе и от волнения закусила губу. В отличие от планов, которые она изучала, на этих было изображено абсолютно все. Каждая комната, коридор и проход. Это были личные планы принца-консорта.

И… Она затаила дыхание. Там был обозначен тайник.

Жаль, что Генри этого не видит. И у него бы сейчас от волнения перехватило дыхание. Эта мысль доставляла Иви наслаждение. Но еще большее наслаждение доставляла ей другая мысль. Когда все кончится, она станет проводить с Генри Грином гораздо больше времени.

Иви отогнала посторонние мысли. Она искренне уповала на то, что Джейкоб уже начал расправляться с людьми Старрика. А ей надо поскорее добраться до тайника. Прежде чем покинуть Белую гостиную, Иви посмотрела на себя в зеркало, поправила бальное платье. Нужные листы плана она засунула внутрь лифа.

Выйдя в коридор, Иви поспешила туда, где находился тайник. Ей опять пришлось прятаться, чтобы не столкнуться с караульными. Дальше на ее пути снова оказались толпы гостей. На этот раз Иви никому не улыбалась и не кивала. Навыки ассасина позволяли ей оставаться невидимой. Еще немного – и она свернет в коридор, продолжив путь к тайнику…

– Так вот вы где, – послышалось сбоку.

Иви остановилась как вкопанная. «Тебя мне только не хватало», – мысленно чертыхнувшись, подумала она. Это была Мэри Энн Дизраэли. Друг. Союзница. Женщина, занимающая высокое положение в обществе; женщина, которой не скажешь: «Извините, мне сейчас некогда».

– Я просто умираю от желания вас кое с кем познакомить! – воскликнула миссис Дизраэли.

Взяв Иви за плечо и лавируя среди гостей, Мэри Энн повела ее не в зал, а прямо на террасу. Там стояла женщина, которую Иви мгновенно узнала. Ее бы узнал любой. Женщина эта была настолько известной, что Иви просто не верила своим глазам.

Мэри Энн чуть сдавила плечо Иви, напоминая о реверансе.

– Ваше величество, позвольте вам представить мисс Иви Фрай.

Ее королевское величество была в темном одеянии. Светлых тонов она теперь не носила. Выражение лица у королевы было под стать одежде. Она посмотрела на Иви с безразличием и даже с неприязнью и вдруг спросила:

– Так это по вашей вине приключилась неприятность с мистером Гладстоном?

Иви побледнела. Игра закончилась, едва успев начаться. Их обнаружили.

– В-ваше величество, примите мои извинения… – запинаясь, пробормотала она.

Между тем королева… улыбалась. Чувствовалось, «неприятность» с Гладстоном ее очень удивила и позабавила.

– Торт сегодня на редкость вкусный, – сказала ее величество Иви. – Желаю хорошо повеселиться.

Затем королева удалилась в сопровождении лакея. Ошеломленная Иви просто стояла и смотрела во все глаза. Пусть и ненадолго, она вдруг сделалась центром внимания. Оказалась как на ладони, не постаравшись скрыться сразу после ухода королевы.

Иви поспешила исправить свой промах, но было слишком поздно. Ее снова взяли за плечо. Прикосновение не было дружеским и ободряющим. Мэри Энн Дизраэли к этому времени упорхнула общаться с другими гостями. А плечо Иви сдавливали жесткие, неумолимые пальцы Кроуфорда Старрика.

– Вы потанцуете со мной… мисс Фрай? – спросил он.

Это было нарушением протокола и вызвало удивленные восклицания находившихся рядом, но Кроуфорд Старрик не заботился о соблюдении этикета. Он потащил Иви на самую середину террасы. Оркестр в это время заиграл мазурку.

Иви не оставалось ничего иного, как включиться в танец.

– Мистер Старрик, вы хорошо повеселились, но игра окончена, – сказала она.

Иви говорила увереннее, чем чувствовала себя в возникшей ситуации.

Однако Старрик ее не слушал. Полузакрыв глаза, он, казалось, целиком подчинился музыке. Иви внимательно разглядывала противника. Темные круги под глазами и морщины свидетельствовали об усталости и тревогах. Действия ассасинов не прошли бесследно для великого магистра. Будь на его месте другой предводитель, тот всерьез задумался бы о капитуляции. Но только не Кроуфорд Старрик.

Иви пыталась представить, о чем он думает сейчас. Этот человек был настолько одержим победой, что не мог признать поражение.

– Один, два, три, – произнес Старрик.

Иви поняла: он имеет в виду участки крыши, окружавшие переполненную гостями террасу. Она посмотрела туда же, куда глядел Старрик. Да. Они затаились там – люди в форме королевских гвардейцев. Снайперы тамплиеров. Их было полдюжины или больше. Иви видела, как они вскинули винтовки, прицелились и замерли, ожидая сигнала.

Бойня должна была вот-вот начаться.

– Время, мисс Фрай, – удивительная субстанция, – продолжал Старрик. – Оно лечит все раны. Мы можем допускать ошибки, пока танцуем, но мазурка кончается, и мы потом начинаем заново. Беда лишь в том, что все об этом забывают. Людям свойственно без конца повторять одни и те же ошибки.

Иви смотрела на притаившихся снайперов и каждую секунду ждала начала стрельбы. Почему Старрик медлил? Словно уловив ее вопрос, он сказал:

– Танец близится к концу. Вскоре люди забудут и поколение тех, кто заполняет эту террасу, и хаос, в который вам почти удалось ввергнуть Лондон. Как только смолкнут звуки музыки, ваше время, мисс Фрай, окончится, а мое начнется заново.

Это и был сигнал, которого ждали его люди.

Оркестр продолжал играть.

82

Когда мазурка кончилась…

Взгляд Иви снова метнулся к крыше, и у нее радостно замерло сердце при виде знакомой фигуры Джейкоба. Он успел поменять смокинг на привычное одеяние ассасина и сейчас, прямо на глазах у сестры, перереза́л горло последнему снайперу.

Иви знала своего брата. В одном она всегда могла на него положиться: если он брался устранять живые помехи, то обязательно доводил дело до конца.

И это дело он тоже довел до конца. Звуки мазурки смолкли, но к тому времени на крыше уже было некому стрелять. Это выбило Старрика из транса. Ошеломленный, он в ярости обвел глазами крышу и увидел, что там пусто. А партнерша по навязанному танцу озорно улыбалась.

– Чувствую, кто-то собирается вмешаться… – сказала Иви.

Старрик оскалил зубы:

– Тогда я с сожалением отпускаю вас.

Почти молниеносным движением он сорвал с ее шеи цепочку. Иви лишилась ключа, не успев даже опомниться, не то что помешать Старрику. Столь же поспешно великий магистр скрылся, оставив Иви ловить воздух ртом и потирать шею.

– Вы это видели? – возмущенно кричали вокруг. – Каков наглец!

Иви бросилась вслед за Старриком, но он растворился в толпе. У нее за спиной разгорался скандал. Не поднимая головы, Иви добралась до края террасы. Джейкоб был уже там. В суматохе никто не обратил на него внимания.

Вытащив из лифа бумаги, Иви бросила их Джейкобу.

– Держи, – шепнула она. – Здесь указано, где тайник. Иди туда.

– Что, просто взять и пойти? – удивленно сдвинул брови Джейкоб. – Никакого плана действий?

– У нас нет времени на планы. Я туда подойду, как только избавлюсь от этого, – кивнула она на ненавистное платье.

Джейкоб протянул сестре ее клинок и мешок с одеждой ассасина. Схватив то и другое, Иви отправилась искать место для переодевания.

Джейкоб бежал вниз. Тайник, помеченный на плане, находился рядом с винными погребами. Возможно, и строился одновременно с ними, а потом… исчез. Дверь тайника была искусно замаскирована под фрагмент стены; тем более что деревянные панели изобиловали прихотливой резьбой. Но Джейкобу не пришлось разыскивать дверь. Она оказалась приоткрытой. Кроуфорд Старрик открыл ее не чем иным, как ключом, украденным с шеи Иви.

Многолюдный бал остался далеко позади. Наверное, перепуганные дамы и сейчас еще судорожно хватались за свои драгоценности, посчитав Старрика грабителем, у которого могут быть сообщники. Эта часть дворца была пустой и тихой.

Впрочем, не совсем тихой. За дверью скрывался узкий проход, ведущий непосредственно к тайнику. Двигаясь по нему, Джейкоб услышал глухой взрыв. Старрик вскрыл тайник.

Джейкоб напрягся. Хрустнули костяшки пальцев. Лезвие клинка выскользнуло почти бесшумно.

С еще большей осторожностью он подошел к распахнутой двери тайника. Переступив порог, Джейкоб оказался в старинном помещении. Оно явно было старше винных погребов, а они появились сто лет назад, в процессе реконструкции дворца. У Джейкоба мелькнула догадка, что нынешний дворец построен над тайником.

Он подавил невольную улыбку, вспомнив, как Иви мечтала сама совершить это открытие.

Но сейчас в центре тайника стояла не она, а великий магистр ордена тамплиеров. Он открывал не то ящик, не то большую шкатулку. Эти слова пришли Джейкобу на ум лишь потому, что он не знал, как назвать увиденный предмет. Предмет имел строгую прямоугольную форму. Темно-серые стенки покрывали странные клиновидные пазы и возле каждого – такая же непонятная надпись. С боков выступали ручки для переноски. Какое-то время Джейкоб мог только смотреть. Подобно Старрику, он был заворожен увиденным. Джейкоб не сомневался: он действительно видел нечто, принадлежащее иному миру и едва ли постижимое умом современных людей. Возможно, Иви не напрасно возилась с изучением этих древностей.

Кроуфорд Старрик по-прежнему был в смокинге, но его плечи покрывала сверкающая ткань. От нее, как и от темно-серого хранилища, исходили мощные волны энергии наряду с ощущением неведомой опасности. Ткань была золотистого цвета. Пока Джейкоб смотрел, на ней стали отчетливо проступать узоры, сплетаясь в орнамент и меняя цвет. Внутри древней шкатулки лежали мелкие предметы, которые Джейкоб мысленно назвал безделушками. Они тоже излучали энергию или отражали ту, что исходила от шкатулки. Все эти древности гипнотически действовали на Джейкоба. Он вдруг почувствовал их зов и стал проникаться глубокой верой в них… пока не вспомнил, зачем он здесь. Джейкоб тряхнул головой. На губах появилась знакомая самоуверенная улыбка, и он шагнул навстречу Кроуфорду Старрику.

– А не поздновато ли нам верить в магию? – спросил Джейкоб.

Старрик поднял голову. Как и во время танца с Иви, он находился в трансе, что было видно по его лицу. Однако сейчас лицо великого магистра излучало почти блаженство.

– Полноте, – улыбнулся он. – Позвольте старику иметь свои маленькие слабости.

– Я вам ничего не позволю, – ответил несколько смущенный Джейкоб и шагнул вперед.

Старрик не делал попыток защищаться. Он лишь снисходительно улыбался. Так улыбаются настоящие мудрецы.

– Молодые думают, что они с легкостью покорят этот мир и переделают под себя. Они думают, будто мир существует исключительно для их подвигов и достижений.

Джейкоб покачал головой. Он был главарем могущественной банды и сюда пришел не для философских разговоров с противником.

– А я, старик, ни о чем таком не думаю. Я это просто знаю.

Лицо Старрика посуровело. Он вернулся в действительность и теперь черпал древнее могущество из найденного источника.

И тогда Джейкоб бросился на него.

83

Генри принял решение. Он покинет ассасинов, которым стал в тягость. Он расстанется с Иви, поскольку и для нее успел стать помехой. Всю жизнь Генри бегал от правды о своей непригодности к ремеслу ассасина. Когда его захватили в плен и привезли на задворки церкви Святого Павла, он наконец признал эту правду.

Обуреваемый воспоминаниями, Генри закрыл магазинчик, погасил лампы в зале и прошел в помещение за занавеской. Тиканье часов заставило его подумать об Иви. Близнецы наверняка уже едут на королевский бал. Их возвращение подведет черту. Победят они или потерпят поражение, это все равно станет завершающим этапом битвы. Ассасины продолжат укреплять свои позиции, а владычеству тамплиеров в Лондоне наступит конец. Но может случиться и так, что ассасинам придется отступить, произвести перегруппировку сил и выстраивать новую стратегию.

А Генри? Он сидел за большим столом, густо заваленным бумагами, планами, картами. Сколько времени они с Иви провели за этим столом, листая книги и всматриваясь в планы! Сжав ладонями голову, Генри вспоминал о детстве и о тех годах, когда его звали Призраком. Целая жизнь, полная заблуждений, разрушенных мечтаний и неудач.

Он еще несколько лет назад думал о выходе из братства. Но тогда это казалось ему предательством. «Ты не сможешь повернуться спиной к идеалам братства», – так это виделось ему в те годы.

Но теперь он решил. Он сможет. Братству не нужен балласт.

Генри взял чистый лист бумаги, пододвинул чернильницу и, обмакнув перо, вывел: «Дорогая Иви!»

В дверь магазинчика постучали. Потом еще и еще. Генри встал и пошел открывать, на ходу прикрепляя скрытый клинок. Босые ноги бесшумно ступали по половицам. У двери Генри опустил рукав, спрятав оружие. Гостя он узнал сразу, едва увидев в дверное стекло.

– Входите, – сказал Генри, по привычке оглядывая шумную улицу, на которой стоял его магазинчик.

Шум и тепло вечера остались за порогом. Переступив его, Джордж Уэстхаус попал в сумрачную атмосферу тесного торгового зала. Сегодня она показалась гостю особенно гнетущей.

– А ты вооружен, – вместо приветствия произнес наблюдательный Джордж.

– Мы загнали тамплиеров в угол, – пояснил Генри. – Что делает крыса, загнанная в угол?

– Нападает на лавочников? – спросил Джордж.

Генри попытался улыбнуться, но улыбки никогда не давались ему легко. Вот и сейчас мышцы лица отказывались ему подчиняться. Снова заперев дверь, Генри повел гостя за занавеску. Он отодвинул начатое письмо подальше и предложил Джорджу сесть. Раньше на этом стуле всегда сидела Иви Фрай.

Джордж уселся, поставив на стол кожаный портфельчик, который принес с собой.

– Надеюсь, ты расскажешь мне о последних событиях в городе? – спросил он.

Генри стал рассказывать… Джейкоб проявил недюжинные дипломатические способности. Он сумел помирить несколько соперничающих шаек Ист-Энда, что не в последнюю очередь способствовало расширению его сети информаторов. Джейкоб провел ряд блестящих операций против тамплиеров, существенно ослабив их позиции. Иви установила вероятное местонахождение частицы Эдема. В данный момент Иви и Джейкоб уже во дворце, на балу ее величества, но вместо танцев Иви будет разыскивать тайник, где сокрыта плащаница…

Услышав про плащаницу, Джордж оживился. «Да, – подумал Генри, – опять эти проклятые древние вещицы. Опять смерти ради безделушек».

– Смотрю, в лице Иви Фрай ты обрел усердную помощницу? – спросил Джордж.

– Да, хотя у нас были разные причины искать частицу Эдема. Иви хотела ее увидеть собственными глазами. Убедиться в могуществе Первой Цивилизации. Я уже видел это могущество, и для меня было важно, чтобы оно ни в коем случае не оказалось в руках тамплиеров.

– Ты говоришь, «были».

Генри не понял, почему гостя это так зацепило.

– Ты только что сказал, что у вас с Иви были разные причины искать частицу Эдема. Почему ты относишь эти события к прошлому?

– Я полностью уверен в способностях близнецов. Даже если Иви и не сумеет добраться до артефакта, Джейкоб непременно остановит Кроуфорда Старрика. В любом случае частица Эдема останется вне досягаемости тамплиеров.

– А это что? – спросил Джордж, указывая на начатое письмо. – «Дорогая Иви!» И это все?

– Да, – ответил Генри, посмотрев на гостя. – Это все.

– Что ж, хорошо, – рассудительно кивнул Джордж. – Тебе и Итан, и мать говорили: братство нуждается в людях с аналитическим складом ума ничуть не меньше, чем в воинах.

– Настоящий ассасин должен сочетать в себе то и другое, – сказал Генри, избегая смотреть Джорджу в глаза.

– Ни в коем случае, – покачал головой Джордж. – Тогда это не человек, а автомат. Пойми, Генри: наша организация, как и вообще любая организация, нуждается в людях, которые бы являлись ее совестью. Похоже, мы это далеко не сразу осознали, но факт остается фактом: нам такие люди жизненно необходимы. И я хочу, чтобы ты об этом помнил во всех своих делах.

Генри кивнул.

– Так. Это мы прояснили. Перехожу ко второму пункту моего визита…

Джордж вынул из портфельчика книгу в кожаном переплете и пододвинул ее к Генри.

– Иви спрашивала меня о ней. Она смутно помнит, что видела в отцовской библиотеке книгу, где якобы были сведения о плащанице Эдема.

Генри хмуро посмотрел на гостя.

– Да, я знал про плащаницу, – пожал плечами Джордж. – Я просто хотел услышать о ней из первых уст. Точнее, еще из одних уст.

Заинтригованный, Генри раскрыл книгу и сразу же почувствовал знакомое возбуждение. В книге были собраны сведения о подробностях сражений, что велись в разные века, об убийствах противников, о добытых и утраченных сокровищах. Это была летопись английского братства, начиная с самых ранних лет.

Может, Иви тогда случайно наткнулась на какое-то повествование о плащанице? Прочла, не придала значения, но прочитанное отложилось в памяти, чтобы всплыть через несколько лет?

Джордж с улыбкой смотрел, как меняется лицо Генри.

– Должен тебе признаться, я не сразу сумел найти эту книгу. Надеюсь, затраченное время того стоило.

Он встал, собираясь уйти.

– Уверен, ты захочешь немедленно взяться за чтение, поэтому не буду тебе мешать. Ты действуешь правильно, Генри. Твои родители будут тобой гордиться. Итан тоже гордился бы.

Закрыв за Джорджем дверь, Генри вернулся к книге. Получается, английские ассасины уже давно знали, что плащаница Эдема якобы способна дарить вечную жизнь. Отсюда предположения Иви о целительных способностях артефакта.

Но что-то убедило Иви в существовании у плащаницы и другой стороны: более могущественной и опасной. Любопытство пробилось к хранилищу памяти, а та пробудила мысли о книге.

Генри быстро листал книгу. Казалось, он уже знал, какие сведения встретятся ему на ее страницах… А вот и рассказ о плащанице Эдема, написанный в высшей степени туманными, обтекаемыми фразами. Но даже они подтверждали: да, плащаница могла подарить своему владельцу вечную жизнь.

Иви не ошиблась: у артефакта действительно была другая сторона, являющаяся недостатком… а может, преимуществом (для кого как). Плащаница наделяла своего владельца способностью забирать жизненные силы у каждого, к кому он прикасался.

По утверждению книги, это были все более или менее достоверные сведения о плащанице Эдема. Остальное не заслуживало внимания, будучи обыкновенными слухами и домыслами. Но Генри хватило и туманных фраз, чтобы сразу подумать об Иви, которая отправилась в тайник, не зная об истинной силе плащаницы.

84

Наконец-то Иви вернула себе обличье ассасина. Отшвырнув дурацкое платье, она надела плащ, одновременно поправляя наруч с клинком. Местом переодевания ей служила небольшая комната – вероятно, прихожая или что-то в этом роде. Зеркала здесь не было. Иви довольствовалась отражением в оконном стекле, но сейчас она нравилась себе гораздо больше.

Довольно с нее этого наряда самозваной дебютантки. В плаще она была сама собой. Дочерью своего отца.

Теперь – в тайник. Иви успела запомнить его местоположение. Как и Джейкоб, поначалу она бежала туда со всех ног. Шум, голоса, музыка – все это осталось далеко позади. Увидев приоткрытую дверь, Иви нырнула в нее, оказавшись в наклонном проходе. Одолев его в несколько прыжков, девушка замерла перед распахнутой дверью тайника.

Изнутри доносились звуки борьбы. Похоже, Джейкобу приходилось нелегко. Он даже стонал от боли. Клинок Иви был уже выдвинут. Она вбежала в открытый проем и увидела странную картину: Старрик с наброшенной на плечи плащаницей придавил Джейкоба к полу.

Несколько секунд Иви недоуменно моргала. Такого просто не могло быть. Человек возраста Старрика и его телосложения попросту не удержал бы Джейкоба, да еще одной рукой. Однако так оно и было. Иви показалось, что Старрик не только черпает силу от плащаницы, но и высасывает ее из Джейкоба.

– Вы меня не слушаете, – выговаривал брату Старрик.

За спиной великого магистра Иви увидела необычную шкатулку. Украшения на стенках поражали странностью узоров. Внутри шкатулки лежали блестящие предметы, похожие на драгоценные камни. Пока Иви на них смотрела, они вдруг сами собой начали подниматься, а их свечение в сумраке тайника стало зловещим. Механические стражи – так мысленно окрестила их Иви. Сердито жужжа, эти переливчатые жуки образовали защитный периметр вокруг великого магистра и его беспомощной жертвы.

Иви собиралась проверить силу древних «насекомых» и успела сделать несколько шагов, как в помещение вбежал запыхавшийся караульный.

– Сэр, там… – начал он.

И не договорил. Воздушная волна, поднятая караульным, насторожила жуков. Один из них метнул в караульного молнию. Удар пришелся прямо в лицо. Караульный был мертв раньше, чем его тело упало на пол.

Глядя на его обожженное и местами обуглившееся лицо, Иви догадалась: резкие движения – вот что вызвало реакцию механических стражей. Она стояла неподвижно, поглядывая на смертельно опасных «насекомых» и одновременно следя за центральной частью тайника, где Старрик продолжал высасывать жизнь из ее брата.

Положение Джейкоба было отчаянным. Он пока еще держался, но надолго ли хватит его сил?

– Вскоре Лондон будет избавлен от вашего хаоса! – гремел Старрик.

Выпученные глаза его дико сверкали. На губах блестела слюна.

– Этот город был тихой гаванью. Маяком для человечества. Вы стремились уничтожить саму основу общества. Что вы можете предложить взамен? Всеобщее безумие?

«Свободу», – подумала Иви, но промолчала. Сейчас все ее усилия были направлены на помощь Джейкобу. Боль брата она ощущала как свою собственную.

– Джейкоб, не поддавайся! – крикнула Иви дрожащим от отчаяния и беспомощности голосом.

Глаза Джейкоба были готовы вылезти из орбит. Жилы на его шее напряглись, угрожая лопнуть.

– Иви, не приближайся, – сумел произнести он.

– Вы не умеете пользоваться плащаницей! – сказала Иви Старрику. – Плащаница не для таких, как вы.

Но Старрик ее не слушал. Он еще сильнее сдавил шею Джейкоба. Воздух вокруг Старрика дрожал от переполненности энергией. Великий магистр вцепился в свою жертву мертвой хваткой и даже рычал, как зверь.

Словно почувствовав, что дело движется к концу, механические стражи отступили. Их мерцание потускнело. Иви с негодующим криком бросилась на Старрика, замахнувшись клинком. Но тамплиеру помогали объединенные усилия всех этих немыслимых древностей, и потому он легко парировал удар. И все же Иви лишила его равновесия. Джейкоб откатился в сторону. Брат хрипел, держась за шею, но он вырвался из мертвой хватки Кроуфорда Старрика.

Однако теперь Иви сама попала под совместное излучение плащаницы, шкатулки и механических стражей. Она потеряла ориентацию и, подобно Джейкобу, оказалась в плену у Старрика.

– Вот и сестрица. Пир продолжается, – торжествующе воскликнул Кроуфорд.

Перед ней был настоящий маньяк. Его глаза буравили Иви. Еще во время танца она усомнилась в трезвости его рассудка. Сейчас все сомнения отпали. Если от прежнего Кроуфорда Старрика что-то и осталось, это было погребено где-то глубоко. Тот человек исчез.

– Меня восхищает ваша смелость, – брызгая слюной, говорил «преобразившийся» Старрик. – Но вашим подвигам настал конец. Я теперь бессмертен, как Иисус. Узрите могущество плащаницы.

– Иисус нашел бы ей лучшее применение, – заметила Иви.

Возможно, Старрик слышал ее слова, но пропустил мимо ушей, продолжая свой безумный монолог.

– Я начну заново. И новый Лондон будет еще великолепнее. Первыми падете вы оба, затем – королева.

Механические стражи опять закружили над Иви. Их полет стал более угрожающим. Похоже, они реагировали на возросший эмоциональный накал Старрика. Или, что вероятнее, они попросту были связаны с плащаницей и тоже питались безумством великого магистра.

Джейкобу удалось подняться на ноги, однако древние жуки не подпускали его к сестре. Теперь уже он призывал Иви не поддаваться мертвой хватке Старрика. Энергетические удары древних стражей вынуждали Джейкоба держаться поодаль.

– Все ваши планы бесполезны. Никакой мощью вам меня не одолеть, – продолжал неистовствовать Старрик. – На моей стороне – сама история. Лондон заслуживает бдительного правителя, который не даст городу соскользнуть в хаос.

– Это ваши затеи обрекают Лондон на хаос! – крикнула Иви.

Она рассчитывала увернуться от стражей и ударить Старрика клинком.

Древние жуки оказались проворнее. Их удар отшвырнул Иви к стене.

Воспользовавшись этим, Старрик бросился к ней, нанеся удар немыслимой силы. Его рука сжала шею Иви.

Близнецы оказались в плену у великого магистра тамплиеров. Казалось, энергия плащаницы Эдема текла по плечам Старрика, по рукам и пальцам, превратившимся в когти. Эта энергия держала близнецов мертвой хваткой, поднимая их в воздух, будто охотничьи трофеи. Она выкручивала их, выжимая все соки. Джейкоб и Иви беспомощно болтались, как тряпичные куклы. Их плечи были вывернуты. Выставив подбородки, они пытались кричать, но древняя энергия отказывала им даже в праве на крик.

Иви чувствовала, как из нее уходит жизненная сила. Ей было тяжело дышать, зрение затуманилось. Мозг еще посылал слабые требования сопротивляться, но мышцы ему не подчинялись. Пальцы-когти Старрика сдавливали Иви горло, но ей казалось, что в шею упирается острие пики.

– Убирайтесь… прочь… из… моего… города, – с расстановкой прорычал Старрик.

Иви вдруг поняла, что это последние слова, которые она слышит. Хватка Старрика усиливалась, а ее сознание угасало. В умирающем мозгу проносились мысли. Иви жалела, что уже не сможет рассказать Генри о своих чувствах к нему. А ей так хотелось поехать с ним в Амритсар. И с Джейкобом ей уже не помириться. Не сказать, что она по-прежнему его любит и сама не понимает, почему их пути разошлись…

85

Наверное, у нее начались галлюцинации. Откуда взялась эта фигура у двери? Предсмертное видение? Скорее всего. Туманный образ неосуществленного желания? Иви решила, что унесет этот образ с собой. Лучше эта фигура с размытыми очертаниями, чем потная, ухмыляющаяся физиономия безумного Старрика.

Эта фигура будет сопровождать ее на пути из нынешнего мира в мир иной. Наверное, ей привиделся Генри.

Потом ей привиделось, что он вскинул руку, и из нее выпорхнуло что-то серебристое и полетело в их сторону.

Старрик вскрикнул от боли. Его хватка ослабла. Иви сумела повернуть шею и увидела рукоятку ножа, вонзившегося в грудь великого магистра. По его рубашке красным цветком расплывалось пятно крови.

Знакомый голос. Генри. Он пришел. Это он появился в дверном проеме. Генри был в своем плаще ассасина. Выдвинув клинок, он бросился к Старрику, который пытался, но уже не мог удержать близнецов.

«Механические стражи, – подумала Иви. – Генри, берегитесь этих светящихся жуков». Сил произнести эти слова у нее не было.

Один из жуков метнул молнию. Она ударила Генри в плечо, сбила с ног и лишила сознания. Близнецы в это время высвобождались из-под энергетических оков и принимали боевую стойку, готовясь обнажить свои клинки.

Их опасения были напрасными. Триумф Старрика сменился поражением. Механические стражи пока еще подчинялись его воле, но чувствовалось: скоро все это кончится.

– Он слабеет, – крикнул обрадованный Джейкоб.

Сердитый жук выплюнул молнию, но Джейкоб сумел увернуться.

– Старрик, вам уже не удержать древнюю силу!

Он был прав. Рубашка Старрика блестела от крови. Лицо великого магистра приобрело смертельную бледность. Механические стражи светились намного тусклее, а их полеты стали неуверенными.

– Плащаница вас не защитит, – сказала ему Иви.

– Ошибаешься, – возразил Старрик, скаля окровавленные зубы. – Жители этого города, мои люди… получат ее энергию.

Однако сам он стремительно терял энергию, дарованную плащаницей.

– Этот город больше любых ваших амбиций, – сказала Старрику Иви.

Они с Джейкобом сделали выпад. Старрик торопливо попятился. Плащаница слетела с его плеч, опустившись на пол тайника.

И сейчас же механические стражи потеряли недавнюю прыть. Казалось, и они знали, что Старрик проиграл. Древние жуки вернулись в шкатулку – их дом, сохранившийся со времен Первой Цивилизации. Теперь они были похожи на зрителей, которые рассаживаются в ложе, собираясь насладиться спектаклем.

Старрик рухнул на колени. Сгорбился, опустил голову, уперев взгляд в окровавленную рубашку. Оставив Джейкоба стеречь великого магистра, Иви поспешила к Генри. Усевшись на пол, она положила его голову на колени и прощупала пульс. Пульс был сильным. Генри приходил в себя. Его ресницы уже вздрагивали.

– Генри, – прошептала Иви.

Пусть знает, что она рядом. Иви нагнулась и поцеловала его, пообещав себе, что таких поцелуев будет великое множество.

Но вначале…

Осторожно опустив голову Генри на пол, Иви прошла туда, где Джейкоб стоял над истекающим кровью Старриком.

Близнецы хмуро переглянулись. Невелика честь – убивать смертельно раненного человека. Но постыдно было бы оставить его медленно умирать, истекая кровью на каменном полу.

Они поступят так, как надлежит поступать в подобных случаях: даруют Старрику быструю и гуманную смерть. Так поступал отец. Так поступают ассасины.

Они подошли к великому магистру.

– Вместе, – шепнула Иви.

Лезвия их клинков одновременно вонзились в грудь Старрика.

– Без меня Лондон погибнет, – прохрипел умирающий Старрик.

– Вы себе льстите, – сказал ему Джейкоб.

– Я бы превратил этот город в рай земной.

Иви покачала головой:

– Этот город принадлежит людям. Вы – лишь один из них.

– Но я нахожусь на самой вершине ордена, – прошептал Старрик, и это были его последние слова.

– В таком случае пусть тамплиерская вершина запирается на все засовы, – усмехнулся Джейкоб. – Мы – ассасины.

«Да», – подумала Иви. Она смотрела на тело Старрика и пол, залитый его кровью. Цепь убийств прекратилась. Пусть не насовсем. Хотя бы на время. Через несколько минут близнецы обмакнут свои платки в кровь Старрика, а потом они и Генри покинут тайник, снова запечатав его. Они видели истинную мощь плащаницы Эдема и поняли: лучше оставить наследие Первой Цивилизации под охраной английской короны. А завтра Лондон проснется обновленным городом, и трое ассасинов продолжат делать все, чтобы у столичных жителей оставалась надежда на лучшее будущее. Иви знала: ее, Джейкоба и Генри ждут новые битвы. Но пока…

– Мы – ассасины.

Эпилог

Генри заметил, что слегка дрожит. Этого следовало ожидать. Ведь такие события происходят не каждый день…

Внутренне собравшись, он вошел в комнату, где сидела Иви, удивленно разглядывая присланный им букет. Выражение ее лица насторожило Генри. А вдруг он жестоко ошибся в своих суждениях? Если да, то сумеет ли он оправиться после такого удара?

Генри ни капли не сомневался в своих чувствах к Иви. Даже тени сомнения не было. Увидев ее впервые, он уже тогда немного в нее влюбился. Проводя с ней время, Генри убеждался, что легкая влюбленность превращается в более сильное чувство. Оно ощущалось как сладостная боль, как драгоценная ноша. У него появилась потребность видеться с Иви каждый день, чтобы просто побыть рядом, подышать одним с ней воздухом. Ее интересы захватывали и его, а то, над чем смеялась Иви, и его смешило. Возможность работать рядом с ней доставляла ему счастье, какого он не испытывал с детства. Девушка очистила его душу от наслоений тех лет, что он прожил под именем Призрака. Можно сказать, Иви отскребла всю кровь, какая была на его руках, заставив почувствовать себя цельным и обновленным. Генри не переставал удивляться своей любви к ней. Ее красота вызывала у него благоговейный восторг, какой способен вызвать редкий цветок или редкая бабочка с яркими переливающимися крылышками.

Но, подобно бабочке, любовь могла с необычайной легкостью вспорхнуть и улететь.

Генри был почти уверен, что Иви питает к нему такие же чувства. Но «почти» и «абсолютно» – понятия разные, и здесь он мог бы вслед за Гамлетом повторить: «Вот в чем загвоздка вся». Время, проведенное в поисках сведений о плащанице Эдема, сблизило их, и дружеская симпатия к Иви быстро переросла в любовь. Эта любовь расцвела внутри Генри, и он чувствовал себя обновленным. А что чувствовала Иви? Ровно месяц назад она наградила его поцелуем за спасение жизни ее и брата. Но не слишком ли много он усмотрел в поцелуе, который мог оказаться всего лишь торопливым выражением благодарности?

Спустя несколько дней после эпохальных событий, произошедших в королевском дворце, Генри навестил Иви. Она сидела в кабинете, засунув ногу под себя. Ее руки лежали на столе, а сама девушка, подавшись вперед, читала какую-то книгу. Генри была очень хорошо знакома эта поза. Когда он вошел, Иви слегка покраснела. Он был в этом уверен.

(Опять-таки, а вдруг он принял желаемое за действительное и никакого румянца на щеках Иви не появилось?)

Генри выложил на стол травник, полученный в подарок от матери. Альбом так и оставался пустым. Иви оторвала глаза от книги, взглянув на папку.

– Травник? – удивилась она. – Вы для кого-то собираете цветы?

– Для себя, – ответил Генри. – И еще не начинал. Просто я слышал, что сбор трав – излюбленное английское занятие. А вы знаете, что у всех цветов есть символическое значение?

– Что-то такое слышала, – ответила Иви.

– Не могли не слышать. К сожалению, мне все было недосуг заполнить этот альбом.

– Если вы готовы принять мою помощь, я с удовольствием подберу… экспонаты для вашего травника.

– Спасибо, мисс Фрай. Я был бы вам очень признателен.

За три недели они собрали внушительную коллекцию. Им хотелось понять смысл своих отношений с такой же ясностью, с какой они понимали послания языка цветов.

– Резеда: ваши добродетели превосходят ваши чары, – сказала Иви в один из дней, когда они рассматривали содержимое заметно потолстевшего альбома.

– Я вот только не уверен, считать ли это комплиментом. У резеды есть и другое название – «Любовь в тумане». Мне оно нравится больше.

– Я знаю еще одно, противоположное этому: «Дьявол в кустах».

Они переглянулись и засмеялись.

– Нарцисс. Означает самовлюбленность, – сказала Иви, вынимая следующий лист. – Надо будет подарить Джейкобу букет нарциссов.

– Это жестоко, мисс Фрай, – засмеялся Генри, хотя ему было радостно сознавать, что близнецы помирились и что Иви смогла расширить свои представления о способностях брата.

– Как ни увлекателен язык цветов, но я вынуждена вернуться к своим делам. Если я вам понадоблюсь…

– Я пришлю вам букет, – подсказал Генри.

– Букет ирисов.

– Конечно. Ведь ирисы означают послание.

Так Генри и сделал. Он собрал замечательный душистый букет из ирисов, подснежников, цветков земляники и красных тюльпанов. Он тщательно выбирал каждый цветок. Букет должен был сказать Иви то, что он сам не решался произнести. Дома, смотрясь в зеркало, Генри отчитал себя за неуверенность и нерешительность. «Иви, конечно же, питает к тебе такие же чувства. Не зря она тебя поцеловала в тайнике». Мысленно произнося эти слова, Генри по-прежнему не был уверен, что они соответствуют действительности.

– Послание… – Пальцы Иви коснулись ирисов, затем дотронулись до подснежников и цветков земляники. – Послание надежды. Намек на совершенство?

Добравшись до красного тюльпана, Иви замерла в недоумении. Тюльпанов в гербарии Генри не было, и их значения на языке цветов она не знала.

Генри, по-прежнему стоящий возле двери, набрал побольше воздуха, затем прочистил горло и сказал:

– А это… признание в любви.

Иви вскочила со стула и подбежала к нему.

Генри заговорил, спотыкаясь на каждом слове:

– Я… мисс Фрай, вы должны знать, что я о вас самого высокого мнения. Я вас очень уважаю. И сейчас я хочу спросить: не окажете ли вы мне честь… Согласны ли отдать мне вашу руку… и сердце?

Иви Фрай сжала ладони Генри и посмотрела в лицо человека, которого успела полюбить. Ее глаза были влажными от слез.

Теперь Генри не сомневался: Иви питала к нему те же чувства.

Действующие лица

Аджай – ассасин, хранитель «Тьмы»

Арбааз Мир – индийский ассасин, отец Джайдипа

Бенджамин Дизраэли – политический деятель

Бут – никудышный воришка и еще более никудышный курьер

Дэвид Брюстер – шотландский ученый, тамплиер

Джайдип Мир, известный также как Призрак, Бхарат Сингх и Генри Грин – агент ассасинов, действующий под прикрытием

Джейк – бродяга со сломанной ногой, живущий в туннеле под Темзой

Джейкоб Фрай – ассасин, брат-близнец Иви, сын Итана, главарь банды «Грачи»

Джеймс Томас Браднелл – тамплиер, помощник Старрика

Джон Фаулер – главный инженер «Столичных железных дорог», отвечавший за строительство первой в мире подземной железной дороги

Джордж Уэстхаус – ассасин

Другой Харди – второй подручный Каваны, палач

Дулип Сингх – махараджа, контактное лицо ассасинов

Иви Фрай – ассасин, сестра-близнец Джейкоба, дочь Итана

Итан Фрай – ассасин, наставник Джайдипа Мира, отец Иви и Джейкоба

Кавана – директор «Столичных железных дорог», тамплиер

Кроуфорд Старрик – великий магистр английских тамплиеров

Кулприт – индийская женщина-ассасин, хранительница «Тьмы»

Кэтрин Гладстон – жена Уильяма Гладстона

Леонард Хейзлвуд – частный детектив

Люси Торн – тамплиер, оккультистка

Марджори – жена Обри Шоу

Марта – жена Фредерика Абберлайна

Марчант – начальник строительства «Столичных железных дорог», тамплиер

Миссис Во – жена Роберта Во

Мэгги – приятельница Призрака, «мать» обитателей туннеля под Темзой

Мэри Пирсон – жена Чарльза Пирсона

Мэри Энн Дизраэли – жена Бенджамина Дизраэли

Обри Шоу (Обс) – полицейский

Олли – обитатель туннеля под Темзой

Пьяра Каур – жена Арбааза Мира, мать Джайдипа

Рейнольдс – ассистент Дэвида Брюстера

Роберт Во – порнофотограф, связан с тамплиерами

Руперт Феррис – владелец металлургических заводов, тамплиер

Смит – третий подручный Каваны, палач

Телохранитель – бывший солдат, увидевший ошибочность своего жизненного пути

Тжиндер Дани – индийский тамплиер

Уильям Гладстон – канцлер казначейства

Уолтер Лавелл – полковник, тамплиер

Филипп «Плутос» Тапенни – управляющий Банка Англии, тамплиер

Фредерик Абберлайн – полицейский, впоследствии сержант

Харди – один из подручных Каваны, осуществлявший обязанности палача

Чарли – мальчик, живущий в туннеле под Темзой

Чарльз Пирсон – лондонский солиситор, «отец» лондонской подземки

Благодарности

Те, кого я хочу поблагодарить особо:

Ив Гийемо

Аймар Азайзия

Анук Бахман

Ришар Фаррез

Эндрю Холмс

А также:

Ален Корр

Лоран Деток

Жоффруа Сарден

Ксавье Гильбер

Томми Франсуа

Сесиль Рюссель

Джошуа Мейер

Юридический отдел компании «Ubisoft»:

Крис Маркус

Антуан Цешински

Мари Кошон

Тьери Дансеро

Джеймс Надигер

Сери Янг

Джеффри Йохалем

Клеман Превосто

Ромен Орсар

Сара Мойсон

Алекс Кларк

Хана Осман

Виола Хайден

Вирджиния Серджент

Клеманс Делёз

Художники обложки:

Уго Пуццуоли и Грант Хиллиер

От переводчика

Книга «Assassin’s Creed. Преисподняя» – восьмой роман Оливера Боудена, основанный на серии игр «Assassin’s Creed». Книга представляет собой частичную новеллизацию игровых сценариев «Assassin’s Creed: Синдикат». Роман условно можно разбить на две части (хотя как таковых частей в книге три), в первой из которых (части первая и вторая самого романа) повествуется о жизненном пути ассасина Джайдипа Мира, одно время действовавшего под псевдонимом Призрак. Вторая же часть романа (часть третья в книге), в которой Джайдип Мир действует уже как Генри Грин, сосредоточена на событиях жизни другого ассасина – двадцатилетней Иви Фрай. Сюжет романа разворачивается исключительно в XIX веке без каких-либо упоминаний о событиях наших дней.

В романе представлена сокращенная версия жизненного пути Джайдипа Мира с акцентом на психологическую составляющую образа героя и мотивацию его поступков. Дело в том, что Джайдип – первый в серии главный герой, который, по сути, не является ассасином в прямом смысле этого слова: он не наемный убийца и убивает исключительно в целях самозащиты или защиты близких ему людей.

Что же касается Иви Фрай, то вся ее деятельность как ассасина сведена к одной миссии – поискам плащаницы Эдема. Брат Иви, Джейкоб, – наряду с Иви центральный персонаж игры «Assassin’s Creed: Синдикат» – упоминается лишь вскользь, а его миссии даются читателю как свершившийся факт, без каких-либо подробностей их выполнения. При этом в игре – где в основном можно переключаться между близнецами в ходе миссий – заданий, которые доступны только Джейкобу, примерно в три раза больше, чем миссий, доступных только Иви.

Ниже приведены самые значительные отличия книги от игры.

События и персонажи

В книге представлена неполная биография «неудавшегося ассасина» Джайдипа Мира – с раннего детства и до его помолвки с Иви Фрай. При этом очень подробно описана жизнь юноши, когда он действовал под именем Призрака, и схематично показана его работа как Генри Грина.

Игровые миссии описаны в книге не очень подробно (так, например, в ходе поисков лаборатории Иви приходится сражаться с меньшим количеством охранников, чем в игре, и т. п.).

Многие персонажи игры, в том числе и ключевые фигуры помощников ассасинов (например, Клара О’Ди, Александр Белл) или жертв (например, Чертовка Нора, Клетус Стрейн), в книге не упоминаются.

Миссия по поиску плащаницы Эдема заканчивается в книге убийством Старрика, тогда как в игре всех троих, Джейкоба, Иви и Генри, спустя какое-то время после успешного выполнения задания королева сделала рыцарями Благороднейшего ордена Подвязки.

1

Известная английская просветительница XIX века, немало сделавшая для организации и развития службы сестер милосердия. (Здесь и далее примечания переводчика.)

2

На лондонской улице Пэлл-Мэлл, в доме № 14, в те годы находился оружейный магазин, торговавший револьверами Кольта.

3

В английском языке слова рифмуются: «Trains in drains».

4

Стихотворение, написанное известным английским поэтом Альфредом Теннисоном в 1854 году. Оно посвящено одному из эпизодов Крымской войны – атаке бригады британской легкой кавалерии на позиции русских войск; атаке героической, но совершенно бессмысленной.

5

Александр Бернс (1805–1841) – английский дипломат. Уильям Слимэн (1788–1856) – английский военный, начальник колониальной администрации. Известен своей непримиримой борьбой с индийской сектой душителей.

6

Уильям Эльфинстон (1782–1842) – английский генерал, участник Первой англо-афганской войны.

7

Акбар-хан (1816–1845) – афганский военный и политический деятель времен Первой англо-афганской войны.

8

Уильям Брайдон (1811–1873) – английский военный хирург, участник Первой англо-афганской войны.

9

Роберт Генри Сейл (1782–1845) – британский генерал, счастливо уцелевший (вместе с семьей) во время Первой англо-афганской войны.

10

Наиболее удачный русский аналог английского слова pure-finder. Покупателями этого «товара» были кожевенные фабрики, занимавшиеся выделкой кожи для книжных переплетов.

11

Игра слов. Распространенные английские фамилии Грин, Блэк и Браун означают также и названия зеленого, черного и коричневого цветов соответственно.

12

Джеймс Босуэлл (1740–1795) – шотландский писатель и мемуарист.

13

Изречение приписывают Фрэнсису Бэкону.