Глава одиннадцатая ЗНАК СРЕДНЕГО ПАЛЬЦА
– Как ты смотришь на то, если я буду выходить замуж в красном брючном костюме? – спросила Елена, паркуясь на полупустой по раннему времени стоянке гипермаркета «О’ШОП», в который они с Даниловым приехали за провизией на неделю, а то и на две.
– Резко отрицательно, – не раздумывая, ответил Данилов.
– Почему? – Елена вытащила ключ из замка зажигания и открыла дверцу.
– Потому что я вправе рассчитывать на невесту в классическом свадебном наряде. Платье колоколом...
– Фата?
– Фата непременно!
– Что она будет символизировать? Мою утраченную еще в прошлом веке невинность?
– Чистоту и непорочность твоих помыслов! К тому же красный цвет – это цвет агрессии, тотального доминирования... Совершенно неуместно...
– А если розовый?
– Слушай, а это вообще можно делать?
– Что?
– Обсуждать со мной свадебный наряд.
– Можно. Считается, что не к добру, когда невеста показывается жениху в свадебном наряде до свадьбы. А обсуждать можно. Кстати, а ты в чем будешь жениться?
– Надену костюм, серый...
– Ты хочешь начать новую жизнь в старом костюме? – Елена остановилась и обернулась к Данилову. – Ты чего, Данилов? Давай устроим себе полноценный праздник в новых нарядах...
– Праздник – он в душе, а не в нарядах! – возразил Данилов. – Насчет белого платья колоколом я, конечно, пошутил. Против красного брючного костюма тоже ничего не имею. Но только прошу не рядить меня во фрак!
– Фрака не будет, – пообещала Елена. – Но вот черный костюм будет как нельзя более уместен.
– Красное и черное! Совсем по Стендалю. Ладно, черный костюм куплю... В конце концов я уже немолод, он мне, помимо свадьбы, еще один раз точно пригодится...
– Данилов!
– Давай, Новицкая, пойдем, а то холодно здесь торчать на ветру...
До входа шли молча.
– Во вторник принимаю дела на новом месте, – сказала Елена. – Представляешь, Старчинский просится, чтобы я забрала его с собой.
– Он выполняет мое задание, – пошутил Данилов. – Тебя же нельзя оставлять без поддержки.
– Мою поддержку зовут Михаил Юрьевич Гучков, – Елена не захотела поддержать шутку.
– Главный врач – это сила, – согласился Данилов. – Но нужен еще и свой человек в толпе. Так положено. Послушай, а ты сделай Старчинского старшим врачом!
– Выслуга лет у него не та, – усмехнулась Елена. – И характер чересчур легкий. Старший врач должен быть другим...
– Помесью цербера со Змеем Горынычем.
– Если бы тебе не предстояло бы сейчас таскать тяжелые сумки, то я бы тебя убила! – пообещала Елена, когдато работавшая старшим врачом.
– За правду часто убивают, – ответил Данилов. – Но правды от этого меньше не становится. Послушай, а могу я увеличить список приглашенных на одно лицо?
Список приглашенных был невелик – незамужняя подруга Елены, Полянский, не исключено, что со своей новой пассией, Никита. Вот и все.
– Хочешь пригласить Старчинского?
– Что я – дурак? – хмыкнул Данилов. – Он будет затмевать меня и ростом, и молодостью, и красотой. Я, возможно, приглашу одного человека из поликлиники, если решу, что это будет уместно.
– Конечно, приглашай! – согласилась Елена. – Лишний гость – лишний подарок.
Они вооружились тележками и пошли вдоль стеллажей.
– Ты не находишь, что когда жених и невеста вместе ходят за покупками, это както внушает надежду? – спросил Данилов.
– Надежду на что?
– На правильность их взаимного выбора. На то, что их семейной лодке не суждено разбиться о быт!
– Возможно, – согласилась Елена. – Совместные покупки сближают больше, чем постель.
– Но удовольствия приносят меньше.
– Это уж кому как.
– На что ты намекаешь? – Данилов попробовал изобразить возмущение. – А нука, поясни свою мысль!
– Ну вот сейчас, например, мы пройдем мимо «Зефира в шоколаде», и я с тоской обернусь, чтобы хотя бы посмотреть на него, а ты, не слушая моих возражений, положишь в свою тележку две, нет – три коробки зефира... и я их съем, а потом буду рыдать у тебя на груди и говорить, что я толстая и ты не захочешь на мне теперь жениться...
– Я тебя понял и съем весь зефир сам! Я, по крайней мере, не буду рыдать у тебя на груди и жаловаться, что поправился, а просто пойду и куплю джинсы на размер больше.
– Нет в тебе, Данилов, романтики, – упрекнула Елена. – Не понимаешь ты, как иногда хочется почувствовать себя совсем юной, преисполниться легкомыслия, нести с упоением какуюнибудь чепуху... Твои джинсы на размер больше, это как раз и есть то, обо что разбиваются семейные лодки... Выложи сейчас же зефир! Я пошутила! Я его есть не буду! Куда нам пять коробок!
– Мы с Никитой любим зефир в шоколаде.
– Слипнется у вас с такого количества!
– Как слипнется, так и раскроется. Дело житейское.
Данилов обогнул Елену, попытавшуюся выхватить из его тележки коробки с зефиром, и пошел вперед. Елене не оставалось ничего другого, как последовать за ним...
– Инвалидность – это полная или частичная потеря трудоспособности вследствие заболевания. Заболевания, а не возраста!
Разбуди Татьяну Алексеевну ночью, она бы без запинки выдала все, что касается инвалидности и ее оформления, еще не успев проснуться. Что вы хотите – почти столько лет, изо дня в день талдычить одно и то же. Громким поставленным голосом и с паузами между предложениями. Чтобы лучше поняли.
– Так я и есть нетрудоспособная...
– По возрасту! Пенсию от государства получаете? Получаете пенсию?
– Получаю.
– Вот на нее и живите. Тем более что в случае получения второй группы прибавка у вас будет небольшая. На полкило сосисок!
– Так и полкило сосисок на дороге не валяются, Татьяна Алексеевна! А лекарства? Цены такие, что не подступишься...
– Вы не думайте... Мария Юрьевна, что вам будут выписывать все, что только душенька пожелает! Есть утвержденный перечень препаратов, которые можно выписывать льготникам. И выписывается все в очень разумных пределах. Вы меня хорошо понимаете?
– Понимаю, чего там непонятного. Все соседки, у кого группа есть, так и говорят – вымаливать приходится каждую таблетку чуть ли не на коленях!
– Давайте не будем заниматься демагогией! Мое решение такое – показаний для оформления группы инвалидности у вас нет.
– То есть вы отказываете? Так же, как и Малярчук?
– Я полностью согласна с участковым врачом – у вас нет показаний. Всего хорошего!
– Эх! – Мария Юрьевна нарочито медленной походкой пошла к двери. – А вот матери моей сразу вторую группу дали...
– Тогда время было другое! Кто следующий, заходите!
В начале девяностых группу инвалидности и впрямь давали всем пенсионерам чуть ли не автоматически. Пришел, пожаловался на немощность, обошел всех врачей, посидел в очереди на комиссию – и получай свою вторую нерабочую, дающую право на бесплатное получение лекарств и прочие льготы! Со временем халява закончилась, но память о ней еще живет.
– Татьяна Алексеевна, можно?
– Можно! Я же приглашала! Что у вас?
– Участковый врач, Коканова, направила к вам за разрешением. Чтобы посыльный лист открыть.
Конечно, зачем же еще можно прийти к заместителю главного врача по клиникоэкспертной работе? Только за посыльным листом, да продлением длительного больничного листа. Или с жалобой на когото из врачейспециалистов.
– Садитесь.
Пахомцева бегло просмотрела амбулаторную карту. Коканова – идиотка, направляет за разрешением на открытие посыльного листа всехвсех. Нет бы сразу объяснить человеку, что инвалидность ему «не светит», а не посылать на четвертый этаж к заместителю главного врача.
– Какие у вас жалобы?
– Ой, доктор, жалоб много... Голова кружится...
– Часто кружится?
– Головато? Да постоянно. Иногда сердце прижимает, потом отпускает...
– Сердце прижимает в покое или при нагрузках?
– Если делаю чего... Когда лежу – не прижимает. В правом боку у меня тяжесть постоянно. Делала УЗИ, сказали – холецистит. Это все, чтобы мелочами вас не грузить.
– Живете одна.
– Одна.
– Обслуживаете себя сами?
– Чего?
– Ну, готовите, стираете, убираете дома сами?
– Сама, все сама, доктор. Кто же мне что сделает? Дочка отдельно живет, да на двух работах работает, разве что на выходных забежит...
– Ясно. В поликлинику, как я посмотрю, вы не часто обращаетесь?
– А что в нее обращаться? Разве новую голову пришьют? Это вот, пришла уж сейчас, чтобы группу оформить.
– Какие препараты постоянно принимаете?
– Никаких, доктор. Не люблю я всю эту химию. Так, чаем целебным спасаюсь. На смородиновых листьях.
– Хорошо. Только вот я не поняла, какие у вас основания для выхода на инвалидность? Вам не требуется постоянное лечение, вы полностью обслуживаете себя, выглядите неплохо. Я не вижу оснований для открытия посыльного листа!
– Как же так, Татьяна Алексеевна. Молодым, значит, даете инвалидность, а нам, старикам, нет!
– Давайте не будем обобщать. Лично вам инвалидность в настоящее время не положена. Вопросы ко мне есть?
– Есть! Кто над вами начальник?
– Главный врач, Загеройский Антон Владимирович. Направо по коридору и до конца. Следующий, заходите.
– Здравствуйте, Татьяна Алексеевна!
– Здравствуйте. Садитесь. Слушаю вас.
– Меня к вам направил доктор Комординцев. Моя мама хотела бы оформить группу и просила меня узнать, с чего надо начинать.
– С посещения участкового врача. Затем ко мне, я оцениваю показания и даю или не даю разрешение на открытие посыльного листа. Только почему для этого надо было отправлять вас ко мне? Комординцев что, сам не мог сказать это?
– Отправил к вам.
– Ладно, разберемся. Еще вопросы есть?
– Нет.
– До свидания. Скажите, пожалуйста, чтобы никто пока не заходил.
– Хорошо. Спасибо, Татьяна Ивановна.
– Пожалуйста.
Телефон в триста двадцать первом кабинете, где сидел Комординцев, был занят, поэтому Пахомцева перезвонила заведующей:
– Татьяна Ивановна, у меня к вам просьба. Объясните вашему Комординцеву, что порядок открытия посыльного листа, как и всю прочую информацию, он должен сообщать людям сам, а не слать их ко мне.
– Объясню, Татьяна Алексеевна. Вы уж не сердитесь, он недавно работает, еще не освоился.
– Спасибо.
Лампочка над дверью кабинета перегорела, завхоз Мария Осиповна сегодня взяла отгул, а кроме нее, новую лампочку никто не даст, вот и приходится орать:
– Следующий!
Народто в основном пожилой, слышат плохо. Так вот посидишь день без лампочки и голос сорвешь.
– Татьяна Алексеевна! – в кабинет вошла участковый терапевт Голованова. – Я не знаю, что мне делать с Конышевой! Она опять сидит у меня и требует направить ее на освидетельствование!
– Скандалит?
– Не то слово, начала визжать уже в коридоре. И такие мы, и сякие, раздаем группы за деньги, а несчастную женщину не отправляем на комиссию. Я завела ее в кабинет, попросила молча подождать и бегом к вам. Она намерена искать правды не только в департаменте, но и в прокуратуре...
– Это ж сколько здоровья иметь надо! А Татьяна Ивановна с ней говорила?
– Только что. Она сначала к ней сунулась, а потом устроила истерику в коридоре. Татьяна Алексеевна, эта сволочь от нас не отвяжется! Измором возьмет! Я уже как ее вижу, так меня сразу трясти начинает!
– Присядьте, Любовь Петровна... Не знаю, что и делать. Она какаято невменяемая, эта ваша Конышева... Ладно, давайте ее ко мне, я напишу в карте, что мы неоднократно проводили разъяснительную работу, но она не возымела эффекта, и дам разрешение открыть посыльный лист по настоянию больной. Вы меня понимаете?
– Понимаю, все то же самое, анализы, рентген, ЭКГ, УЗИ органов брюшной полости, консультации всех специалистов, но я должна буду написать: «по собственному желанию пациентка направляется на освидетельствования в БМСЭ». (БСМЭ – бюро медикосоциальной экспертизы.)
– Именно так! Пусть она катится на комиссию и там с ними скандалит, сколько ей вздумается! Только не забудьте написать, иначе я не подпишу посыльный лист. Чему вы улыбаетесь, Любовь Петровна?
– Представила, что она таким же макаром может и их на измор взять и вернуться к нам со второй группой. Вот будет номер.
– Не беспокойтесь – там все строго. Решение сообщили, и топай себе. Будешь скандалить – охранник выведет. Там народ закаленный. Это у нас с вами одна Конышева, а на Бюро таких дур в день по сто приходит. Гоните ее ко мне, пусть заходит без очереди... Нет, лучше не так...
Пахомцева взяла из стопки чистый листок для записей формата «Ачетыре», написала на нем несколько строк и отдала Головановой.
– Вклейте в карту и открывайте посыльный. Не надо ее ко мне. Потом придет посыльный лист подписывать, тогда и талон на нее заполню!
– Спасибо, Татьяна Алексеевна.
Как только Голованова вышла, в кабинет вломились сразу трое – две женщины и один мужчина. Все – пожилые, все – возбужденные.
– Сейчас моя очередь!
– Нет – моя!
– Моя сейчас очередь! Потому что мне без очереди положено! Я – инвалид войны!
– Садитесь все на кушетку и помолчите! – рявкнула Пахомцева. – Взрослые люди, а не можете сами разобраться, что к чему.
– Я – инвалид войны...
– Вам действительно положено без очереди. Какое у вас ко мне дело?
– Мне бы группу усилить. Вот моя карта.
Пахомцева заглянула в карту и тотчас же вернула ее.
– У вас же установлена вторая группа! О каком усилении может идти речь?
– Как о каком? На первую, разумеется. Если на третью, так это уже ослабление будет...
– Не смешите меня – сами пришли в поликлинику и требуете пересмотра на первую группу! Первая группа вам никак не светит! Это я вам официально заявляю!
– Ну не светит так не светит, – неожиданно легко согласился мужчина. – Я вообщето на рентген пришел, дай, думаю спрошу...
Не обращая больше на него внимания, Пахомцева посмотрела на одну из женщин:
– Что у вас?
Обидевшись на недостаток внимания, мужчина ушел не простившись.
– Посыльный лист подписать, – женщина пересела с кушетки на стул, стоявший сбоку стола Пахомцевой, и протянула ей амбулаторную карту со вложенным в нее посыльным листом.
Минутой позже она вышла из кабинета с подписанным Пахомцевой листом и, довольная и умиротворенная, пошла к лифту.
– Что у вас? – спросила Татьяна Алексеевна оставшуюся в кабинете посетительницу.
– Я к вам с жалобой, – ответила та, словно с неохотой цедя слова.
– Садитесь поближе и рассказывайте, – Пахомцева указала рукой на стул. – На кого жалоба?
– На уролога Сабурова, – сев на стул, женщина попыталась было водрузить на стол Пахомцевой свою, не блиставшую ослепительной чистотой сумку.
– Сумку поставьте на пол! – велела Пахомцева, брезгливо морщась. – Так что у вас произошло с урологом?
– Хам он, вот что у нас произошло! – выпалила женщина и замолчала.
– У меня нет времени вытягивать из вас каждое слово, – Татьяна Алексеевна нахмурилась и строго посмотрела на посетительницу. – Излагайте вашу жалобу. По существу.
– Цистит меня замучил, бегаю помаленькому каждые полчаса, а то и чаще. Вот, пока у вас в очереди сидела, два раза отходила в туалет, оттого и очередь свою чуть было не пропустила. А то, видишь, что придумали – без очереди лезть...
– Давайте по существу жалобы!
– Пришла я к нему, к урологу, и говорю – так, мол, и так, выпишите мне, доктор, лечение. А он сидит, рожа красная, шары навыкате, духом спиртным на три метра разит, и говорит мне, иди, старая, к терапевту, пусть тебе выпишет чегоничего.
– То есть вы видели, что доктор был пьян?
– Да это и вы можете увидеть, если охота. Я у него час назад была, за час он не протрезвеет. К терапевту, значит, иди. Я удивилась. Вы же, – говорю, – уролог, кому, как не вам, мочевой пузырь мой лечить? А он скалится, весело ему очень, и отвечает: «Была бы ты на пятьдесят лет моложе, уж тогда бы я тебя полечил. Во все природные отверстия!»
– Так и сказал?! – ахнула Пахомцева.
– Дословно передаю, как магнитофон. «Во все природные отверстия». Н у, и как прикажете это понимать? Если вы мне не верите, то я могу и при нем то же самое повторить! Давайте, спустимся к нему и...
– Спускаться мы не будем! Я вам верю.
По собственному печальному опыту Татьяна Алексеевна знала, что от сильно пьяного Игоря Сергеевича хорошего ждать не стоит. Еще и ее саму при свидетелях пообещает оприходовать во все отверстия. С него станется.
– Расскажите мне, что вас беспокоит, и я назначу вам лечение, – сказала Пахомцева. – А поступок Игоря Сергеевича мы обсудим на ближайшем собрании...
«И как только Фантомас (про себя Татьяна Алексеевна тоже звала главного врача Фантомасом) не боится проблем, которые ему рано или поздно создаст Сабуров?» – удивилась про себя Татьяна Алексеевна.
Она, конечно, догадывалась, что главный врач смотрит сквозь пальцы на поведение уролога только потому, что имеет с него какуюто прибыль, но прибыль прибылью, а должность должностью. «Этот же отморозок рано или поздно отколет нечто такое, отчего лишится своего места не только главный врач, но и его заместители. Нет, надо еще раз поговорить с Фантомасом!»
С самим Сабуровым Татьяна Алексеевна никаких бесед вести не собиралась. Не видела в том никакого смысла. Однако любую информацию надлежит по возможности проверять, поэтому, отпустив женщину, страдавшую циститом, Татьяна Алексеевна попросила следующего по очереди подождать в коридоре и позвонила в кабинет уролога.
Трубку, как и ожидалось, сняла медсестра Людмила.
– Люд, это Пахомцева. Поднимись ко мне прямо сейчас!
– У нас прием, Татьяна Алексеевна...
– Я знаю, что прием. Разве ты не можешь доктора одного оставить?
– Сейчас, отпущу больного и приду, – пообещала Людмила.
Появилась она только через четверть часа. Пахомцева уже собиралась звонить снова. Вошла, села на кушетку и стала ждать, пока Пахомцева освободится.
– Что у вас там творится, Людмила? – накинулась на нее Пахомцева, опустив очередного пациента. – Только что женщина приходила жаловаться...
– А мужчина не приходил? – спокойно поинтересовалась Людмила.
– Мужчины пока не было.
– Значит, прямо к Антону Владимировичу пошел.
– А мужчину чем обидели?
– Да он пожаловался на боль, когда Игорь Сергеевич простату смотрел, а Игорь Сергеевич сказал, что может для сравнения что другое вставить. Открытым текстом...
– Чтото его сегодня все на сексуальные темы тянет, как я посмотрю.
– Так его же жена выгнала, еще на Рождество. Грозилась на развод подать. И с Кокановой они поругались. Вот и мается наш Игорь Сергеевич.
– Ясно. Жена, говоришь, выгнала. А где он сейчас живет?
– В кабинете, – как нечто само собой разумеющееся, сказала Людмила.
– Как – в кабинете?
– Так. А что, ему нормально, тем более что в подвале душ есть. Сдвинул две кушетки – и вот тебе кровать...
– Надо же, – Пахомцева покачала головой. – Уролог вторую неделю живет у себя в кабинете, а я только сейчас узнаю об этом! Это же непорядок! А вдруг он заснет с сигаретой в зубах и спалит поликлинику? А охрана в курсе?
– Конечно – в курсе, Татьяна Алексеевна, – улыбнулась Людмила. – И санитарки в курсе. Они же по утрам у нас убираются.
– Боже мой! – Пахомцева в ужасе схватилась за голову. – Куда мы катимся?
– Да не переживайте вы, – Людмила махнула рукой, словно говоря: «Пустяки все это». – Жена ему уже звонить начала, еще деньдва, н у, максимум – пять, и обратно примет. Можно подумать, что это в первый раз...
– Люда, а Дерюгиной, которая с циститом к вам приходила, он так и сказал: «Была бы ты на пятьдесят лет моложе, тогда бы я тебя полечил во все отверстия»?
– Да, – кивнула Людмила. – Она переспросила, так Игорь Сергеевич повторил. Погромче.
– Боже мой, куда мы катимся? – вздохнула Пахомцева. – Ступай к себе, а то он без тебя когонибудь изнасилует.
– Можно подумать, что он меня сильно стесняется! – фыркнула Люда. – Он у нас человек простой, без комплексов.
Пахомцева вышла следом за ней, заперла дверь (ее медсестра вчера слегла с гриппом) и, энергично стуча каблуками по полу, пошла к главному врачу.
– Антон Владимирович занят, – сказала Юлия Павловна, увидев в дверях Пахомцеву.
– Кто у него.
– Мужчина с претензией...
– От Сабурова.
– От Сабурова.
– Прекрасно. Скажите, пожалуйста, Антону Владимировичу, как только он освободится, что и ко мне сегодня приходила женщина с жалобой на Сабурова. А еще скажите, что Сабуров, который день уже ночует у себя в кабинете. Если Антон Владимирович пожелает узнать подробности – у меня они есть.
– Все передам, – пообещала Юлия Павловна. – Мне кажется, что Антон Владимирович в курсе того, что Сабуров ночует в своем кабинете.
– Тем лучше!
Татьяна Алексеевна вернулась в свой кабинет и продолжила прием.
Подписала три посыльных листа, разрешила продление длительного больничного листа пациенту с обострением язвенной болезни двенадцатиперстной кишки, отказала в открытии посыльного листа бодрому пенсионеру, пообещавшему пожаловаться на нее президенту... Рабочий день подходил к концу, а она все никак не могла выкроить хотя бы четверть часа, чтобы составить план завтрашнего занятия по выдаче врачебных свидетельств о смерти.
«Ладно, обойдусь и без плана, – решила она, в очередной раз поглядев на часы. – Проговорю правила, а потом начну задавать вопросы. Не в первый раз. А план составлю потом, вместе с отчетом о занятии».
План был нужен не столько ей, сколько окружному управлению здравоохранения. Для галочки.
Врачи второго терапевтического отделения закончили прием и вместе с медсестрами разбежались по участкам. Их места в кабинетах заняли врачи первого отделения.
– Не помешаю? – в кабинет просунулась голова Ларисы Грач, старшей сестры первого отделения.
Обида на доктора Данилова, оставшегося совершенно безучастным к ее перезрелым прелестям, бурлила в душе Ларисы, требуя мщения.
– Если по делу, то не помешаешь, – не очень приветливо сказала Пахомцева.
Был за Ларисой такой грех – прийти и начать жаловаться на свою якобы очень тяжелую жизнь.
– По делу, Татьяна Алексеевна, по делу.
Лариса села за «сестринский» стол и стала ждать, пока Пахомцева отпустит очередную кандидатку в инвалиды второй группы.
– Давай свое дело! – сказала Пахомцева, когда женщина ушла.
– Я насчет нашего физиотерапевта Данилова. Создается впечатление, что он очень щедр на больничные листы.
– Много их выдает? – сразу же насторожилась Пахомцева. – Или есть факты?
– Фактов, разумеется, нет, – повела плечами Лариса, – но уже есть шушуканья в коридоре. Относительно его доброты. Не бесплатной.
– Он толькотолько вышел на участок – и уже шушуканья? – усомнилась Пахомцева, внутренне радуясь тому, что ей, кажется, предоставляется возможность «уесть» Данилова.
– Значит, там дело пошло на всю катушку, – возразила старшая сестра.
– А что именно ты слышала?
– Ну, – Лариса слегка замялась, – что в отделении появился новый доктор, очень добрый на больничные. Таксу не называли. Расспрашивать я, сами понимаете, не стала. Все равно ничего не скажут. Но карт с больничными он Ирине Станиславовне на проверку приносит много.
– Спасибо за информацию, – Пахомцева всячески поощряла доносительство. – Узнаешь чтото новенькое – дай знать.
– Всенепременно! – обнадежила Грач и павой выплыла из кабинета.
Пахомцева позвонила в стол приема вызовов и попросила дать ей завтра во второй половине дня на полторадва часа служебную поликлиническую машину.
– Мне надо посетить пару не ходящих бабушек для оформления посыльных листов, – соврала она, не желая сообщать истинную причину.
А то сразу же пойдет по поликлинике: «Пахомцева завтра поедет на контроль», и никто ни одного левого больничного на дому не выдаст. Ни сегодня вечером, ни завтра. Если попросить машину без объяснения причин, то все решат, что она едет на контроль. Лучше уж так – прикрыться невинной ложью и попробовать поймать когонибудь из врачей на «горячем».
Кроме Данилова, Пахомцева намеревалась проверить Лебедева, давно бывшего у нее на подозрении, но еще ни разу не попавшегося «на крючок».
Пахомцева ловила с умом. Никогда не посещала на дому тех, кому больничный был выдан вчера. Какой смысл? Найдешь больного совершенно здоровым – услышишь сказочку о чудесном исцелении, которую невозможно опровергнуть. Вообще не застанешь его дома – услышишь ту же самую сказочку, только после, когда позвонишь ему домой или выловишь его на приеме. Ловить следовало только «на горячем», то есть на больничных листах, выданных в день проверки.
Обычно она действовала так – выписывала из журналов вызовы, сделанные людьми трудоспособного возраста и отправлялась к ним незваной гостьей. Звонила в дверь, представлялась, осматривала больного и делала выводы. Если же узнавала, что больничный лист или справка в учебное заведение не выдавались, извинялась и разворачивалась от порога.
Абсолютная удача – обнаружить мнимого больного совершенно здоровым. Неплохо застать его уходящим из дому или, наоборот, возвращающимся. Больной пьян вдребадан и вместо жалоб на самочувствие интересуется: «Ты меня уважаешь?» Так это вообще здорово! Попадание в десятку. Получайте, добрый доктор, ваш строгий выговор с занесением в личное дело и благодарите судьбу, что вас не взяли с поличным оперативники. Тогда бы цена вопроса была бы на несколько порядков выше, чем лишение премии на год, на срок действия выговора.
Пахомцева, подобно большинству врачей, была склонна доверять своей интуиции. Она так и чувствовала, что завтрашняя охота будет удачной.
«Если не придет машина, пройдусь по четыремпяти адресам пешком», – решила она.
Служебные машины в поликлиниках не свои. Машины, вместе с водителями, предоставляет по договорам сторонняя организация. Утром машины приезжают из гаража, а вечером отправляются обратно.
Пахомцева подошла к висевшему над раковиной зеркалу и показала своему отражению оттопыренный кверху средний палец правой руки. «Ни пуха, тебе, Таня, ни пера. Короче говоря – счастливой охоты!»