Глава 56

Когда он вошел, все репортеры дружно встали со своих мест и выжидательно посмотрели на него. Они напоминали оркестрантов, которые ждут первого взмаха дирижерской палочки.

– Я намерен сделать объявление. – Репортеры открыли записные книжки. – Виновницу ДТП в Оито зовут Ханако Кикуниси. Ха-на-ко Ки-ку-ни-си. Ей тридцать два года. Проживает по адресу: один-пятнадцать-три, улица Саяма, Оито.

В ответ послышалось скрипение ручек. Через несколько секунд все всё записали и вскинули взгляды на него. Настал миг их победы. Они добились своего! Им удалось узнать имя и адрес виновницы ДТП. Однако они не ликовали. Все остыли и успокоились. Миками показалось, что спокоен даже Акикава.

– Могу сообщить вам еще кое-что, – продолжал Миками, мысленно подбираясь. – Ханако Кикуниси – дочь Такудзо Като, председателя «Кинг цемент».

Вначале все недоуменно молчали. Постепенно до них начало доходить…

– Като из «Кинг цемент»… Разве он не?..

– Он ведь в комитете общественной безопасности!

Все зашумели:

– Вы поэтому скрывали, кто она такая?

– Решать предоставляю вам.

– Что?!

Несколько репортеров повскакивали с мест.

– Вы, должно быть, шутите! Неужели у вас все настолько прогнило?

Уцуки, Усияма и Суду по очереди выкрикивали язвительные замечания.

– То, что она – дочь члена комитета общественной безопасности, в данном случае не столь важно, – продолжал Миками, стараясь отвлечься от шума. – Факт остается фактом: Ханако Кикуниси на восьмом месяце беременности. После ДТП она находится в шоковом состоянии. Вот почему я снова прошу вас воздержаться от обнародования ее имени в репортажах о происшествии.

Голос Миками тонул среди недовольных возгласов. Он поймал на себе взгляд Акикавы и не отвел глаза в сторону. Он не понял, какое выражение на лице у Акикавы – гнев или безмятежность.

– У меня еще не все.

Шум утих; репортеры смотрели на него, как стервятники, жаждущие новой жертвы.

– Пострадавший, Риёдзи Мэйкава, скончался в больнице шестого числа, через два дня после происшествия.

– Вы и это тоже скрывали от нас?

– Решайте сами.

На сей раз новых криков не последовало. Напряжение в пресс-центре немного спало.

– Это уже не шутки, – сказал кто-то.

Через несколько секунд на лицах всех репортеров появилось ошеломленное и недоверчивое выражение. Те, кто стоял, с шумом принялись рассаживаться по местам.

– Значит, вот в чем дело… вот она, правда!

– Черт бы побрал этих полицейских!

Акикава не спеша поднялся. Казалось, он олицетворял воцарившуюся в комнате атмосферу ожидания.

– Как мы и подозревали, вам нельзя доверять. С вами нельзя садиться за стол переговоров. Очень жаль, что приходится это говорить, но это единственный вывод, к какому мы можем прийти.

– Вы как заезженная пластинка, – не удержался Миками. – Сейчас речь идет вовсе не о полиции в целом; и я не призываю вас верить в какие-то абстрактные понятия. Я пришел к вам, отбросив всякое притворство. А теперь вам предстоит решить, можете вы мне доверять или нет.

– Миками, мы не…

– Вам тоже нужно разоружиться. Я пришел к вам как частное лицо, и я не могу вести нормальный разговор с организациями, нематериальными сущностями – «Тоё», «Ёмиури», «Майнити», «Асахи»…

– Хватит с нас на сегодня!

– Я здесь для того, чтобы наладить свою работу. Хотя бы выслушайте меня!

Только Акикава держался по-прежнему вызывающе. Остальные постепенно сдавались; они отворачивались, но слушали его.

– Я вас не узнаю! Вы победили, добились того, чего хотели, добились полной открытости. Почему бы не воспользоваться плодами своей победы? Почему вы с такой готовностью выпускаете победу из рук? Может быть, вы предпочитаете драку? В этом дело? Я хочу добиться вашего доверия; вот почему я сообщил вам все, что можно было сообщить. По-вашему, этого недостаточно? Вы заранее решили, что полиция насквозь прогнила и недостойна вашего доверия. Значит, вы теперь даже руки мне не подадите? Вам так не терпится вернуться к началу и вновь приступить к военным действиям, которые ни к чему хорошему не приведут! Если таков ваш замысел, – что ж, вперед! Вы превращаете то, что происходит между нами, в войну между организациями. Идите и передайте все, что я вам сказал, вашему начальству. Подайте жалобу моему руководству. Не успеете глазом моргнуть, как получите нового директора по связям с прессой. И тогда вы вольны снова затевать войну.

Казалось, в пресс-центре пусто – такая воцарилась тишина. Все словно оцепенели. Одни смотрели в сторону. Другие закрыли глаза. Некоторые закрыли лица руками. Многие задумчиво смотрели куда-то в одну точку: на пол, в записную книжку, на свои руки.

– Вот и все, что я хотел сказать о ДТП в Оито, хотя… – Миками нахмурился. – Хотя есть еще кое-что. – Он достал из прозрачной папки, которую держал в руках, лист бумаги. – Вот что нам стало известно о скончавшемся Риёдзи Мэйкаве. Причиной смерти стало обширное внутреннее кровотечение. Он возвращался домой, выпив пару стаканчиков сётю в соседнем баре. – Миками пробежал глазами содержимое страницы, и ему неожиданно захотелось прочесть все. – Мэйкава родился в Томакомаи, на Хоккайдо. Он из бедной семьи и с трудом окончил начальную школу. Уехал из родного городка в поисках работы, когда ему еще не было двадцати лет. Сорок лет, до выхода на пенсию, проработал на заводе, где изготавливали бобовую пасту. После того едва сводил концы с концами. Восемь лет назад умерла его жена. Детей у них не было. И родственников, которые жили бы поблизости, тоже. Мэйкава жил в маленькой квартирке… – Миками понятия не имел, слушают ли его репортеры, но все же продолжал: – Квартира записана на его имя, земельный участок взят в аренду. Мэйкава увлекался выращиванием овощей в горшках. Он не играл ни в казино, ни на игровых автоматах; единственной роскошью, которую он позволял себе раз в месяц, был поход в бар «Мусаси», где он выпивал пару стаканчиков сётю…

Миками перевернул страницу. Там была дополнительная информация, которую только что принес ему Курамаэ.

– По словам владельца бара, Мэйкава начал заходить к нему пять лет назад. Обычно он вел себя тихо, но переносимость алкоголя с возрастом ухудшалась, поэтому в последние годы Мэйкава, выпив, начинал делиться с ним подробностями своей жизни. Мать у него была добрая, но умерла после болезни, когда ему было восемь лет. Об отце он никогда не говорил. Была у него старшая сестра, но он потерял с ней связь. По словам Мэйкавы, из родного городка он сначала поехал в Токио. Неизвестно как и почему, он в конце концов очутился в префектуре Д. Здесь он прожил больше пятидесяти лет, в Томакомаи больше не возвращался. Мэйкава был дальтоником, но на работе это скрывал. Из-за своей скрытности он так и не обзавелся близкими друзьями среди сослуживцев. Много у него было неприятностей из-за красного цвета, зато у него была повышенная чувствительность к синему. Он мечтал о том, чтобы стать фотографом, снимать небо и море…

У Миками защипало глаза.

– Бывало, он говорил: лучшее, что случилось с ним в жизни, – знакомство с женой. Иногда он тяжело болел, зарабатывал мало; жена видела от него мало радостей, но всегда хранила ему верность и никогда не жаловалась. Он возил ее в отпуск на какие-то горячие источники, но за границу они вместе никогда не выезжали. Он заказал для нее величественную надгробную плиту; плита стала самой дорогой покупкой за всю его жизнь после дома. Когда его жена умерла, он почти целыми днями смотрел телевизор – в основном эстрадные представления и концерты. Он не находил их особенно интересными, но ему нравилось, что там все такие веселые и оживленные.

Голос у Миками охрип. Записка Курамаэ со всей очевидностью доказывала: скрыв от общественности данные Ханако Кикуниси, они как будто отрицали само существование Риёдзи Мэйкавы. Старик встретил печальный конец, но конфликт из-за персональных данных не позволял напечатать его имя в газетах. Если бы родственники – пусть даже и дальние – увидели его имя, они, может быть, оплакали бы его.

– По словам владельца бара, – продолжал Миками, – в день ДТП Мэйкава пришел к нему в хорошем настроении. Он сказал: несколько дней тому назад, вернувшись домой из магазина, он вдруг увидел, что мигает его автоответчик на телефоне. Звонивший не оставил сообщения. Но, по его словам, вряд ли ему что-то предлагали купить. Ему не звонили по ошибке; ему вообще почти никто не звонил. Аппарат у него был старый, без определителя, поэтому Мэйкава не знал, с какого номера поступил вызов. «Кто же это мог быть? Кто же это мог быть?» – все время повторял он, склонив голову набок. По словам владельца бара, он еще ни разу не видел Мэйкаву таким счастливым.

«Это очень важно… для него».

Все, что он читал, казалось ему важным. В двух последних строчках приводились результаты официального расследования. Миками пришлось сделать над собой усилие, чтобы прочесть их вслух:

– Послали запрос в полицию Хоккайдо; выяснилось, что сестра Мэйкавы уже умерла. Связались с дальними родственниками, но они отказались забирать его прах.

Миками уронил руку вдоль корпуса вместе с листком бумаги. Репортеры по-прежнему пребывали в состоянии оцепенения, но все проследили за его рукой. Они теперь смотрели прямо на него. Миками очень захотелось сказать еще что-нибудь – то, что он не собирался говорить. То, что он не мог бы сказать, если бы ему казалось, что его слова хоть чуть-чуть могли бы повредить покойному.

– Мне очень нужно, чтобы вы осветили визит комиссара. Не знаю, надеется ли Амэмия на то, что ваша работа позволит обнаружить новые следы. Но он согласился принять комиссара у себя; согласился и на то, чтобы вы написали об этом. Пожалуйста… помогите нам исполнить его пожелания.