СЕРЕБРЯНЫЕ ТАЙНЫ

Спарк подошла к перилам. Она раскрыла ладонь, и волнистые волосы Ланта развеял вездесущий океанский бриз. Он поднялся с бака и провел руками по остриженной голове. Глаза его были красными от слез. Когда он отошел, я сел на его место.

— Насколько коротко? — спросила она меня.

— Налысо, — ответил я хрипло.

Лант вздрогнул и повернулся ко мне.

— Он не был твоим отцом! — возразил он.

Я мог бы с ним поспорить. Но это казалось бессмысленным, боль вымотала меня. Если Лант уязвлен оттого, что я буду острижен в знак траура по Чейду, словно по отцу, — не стоит оно того. Чейд уже никогда не узнает, к тому же это не изменит глубины моей потери.

— Длиной в твою ладонь, — сказал я.

Я почувствовал, как она положила руку мне на голову. Придерживая пальцами пряди моих волос вертикально, она начала стричь. Они не были такими длинными, как у Ланта. Срезанные пряди Спарк отдавала Перу. В них оказалось намного больше седых волос, чем я предполагал.

Не мой отец. Я никогда не встречался со своим отцом, но Баррич остриг меня почти налысо в знак траура, когда умер Чивэл. Когда умер Баррич, я и вовсе не стригся. Я слушал звук ножниц и думал об этом. Тогда я был на Аслевджале, и весть о его смерти мне передали при помощи Скилла так же, как и о смерти Чейда. Почему же я не обрезал волосы тогда? Не было ножниц. Не было времени. Такой жест казался слишком ничтожным. И я все ещё немного злился на него из-за того, что он женился на Молли. Так много причин — и одновременно ни одной. Возможно, это была попытка уйти от реальности. Я уже ничего не понимал. Кем был тот молодой человек, считавший себя таким взрослым и умудренным опытом? Теперь он казался мне абсолютно чужим.

— Все закончилось, — послышался осипший голос Спарк, и я осознал, что уже какое-то время не слышу звука стригущих ножниц.

— Так и есть, — сказал я, медленно поднимаясь. И у Спарк, и у Пера в руках были пряди шириной в ладонь, вместо традиционного локона. Шут протянул мне прядь своих светлых волос. Думаю, он знал, что мне не хочется получить их от леди Янтарь. Я разжал ладонь, и ветер подхватил их, Пер сделал то же самое. Я стоял у перил и наблюдал, как ветер уносит мои волосы. Развеянные на открытом воздухе, подобно воспоминаниям Чейда. Я знал его дольше кого-либо в Баккипе. Когда умру я, часть наследия Чейда умрет вместе со мной.

Услышав шаги по палубе, я обернулся и увидел озадаченный взгляд Альтии. Я пытался ей объяснить, как смог узнать о смерти кого-то в Баккипе, но, думаю, в глубине души она считала, будто мне просто приснился слишком живой сон. Спасибо и на том, что она позволила нам уединиться для этой маленькой церемонии. Вот отведенное нам время закончилось, и, возможно, у неё уже имелись распоряжения для своих матросов.

Её взгляд скользнул по моей остриженной голове, а затем она указала на воду.

— Там, у горизонта. Под сгустившимися тучами, видишь? Мы думаем, что это внешние острова, а Клеррес — самый большой — лежит за ними. Так нам сказал Совершенный.

Я посмотрел туда, куда она указывала, но увидел лишь облака, так что просто принял на веру её слова.

— Сколько нам туда добираться?

— Всё зависит от ветра и течений. Совершенный говорит, что понадобится меньше двух дней. Из его воспоминаний мы узнали, что с одной стороны острова есть хорошая глубоководная гавань, но он хочет доставить нас прямиком в порт Клерреса. Он утверждает, что бывал там раньше — Игрот вел дела со Служителями. Какие именно, он сказать не может, но после посещения Клерреса он доставил Игрота на Остров Других, чтобы тот узнал свою судьбу, — она замолчала. Возможно, мы оба задумались о том, что тогда предсказали ему эти существа. — Ветер поднимается и крепнет; время для нас удачное. Если все так и продолжится, мы прибудем туда уже этим вечером или к завтрашнему утру.

— Этим вечером, — повторил я её слова. Я балансировал, стоя над пропастью. Думал о том, чего не мог знать и не мог предвидеть. Я изучил грубые карты, которые составил с помощью Шута. Но знание общего плана крепости Служителей никак не подскажет мне, находится ли там Пчелка или все ещё плывет на корабле. И если она там, держат ли её взаперти как пленницу или поселили вместе с другими юными Белыми?

Я также не знал, как скоро прилетит Тинталья вершить свою месть. Бросив взгляд на тень у горизонта, подумал — вдруг она уже покончила с этим? Не причалим ли мы в гавани уничтоженного драконами города? И что если Пчелка на тот момент уже находилась в Клерресе? Нет. Я не стал рассматривать такую возможность. Мне необходимо верить, что все ещё есть надежда спасти её.

Когда я узнал, что Пчелка жива, все мои планы смешались. Нельзя отравить ни колодец, ни еду так, чтобы это не попало к Пчелке. Нельзя войти туда, размахивая топором, или смазать ядом дверные ручки и столешницы. До тех пор, пока моя дочь не окажется в безопасности, я не могу учинить расправу над Служителями. Проникнуть и обыскать хорошо охраняемый замок, чтобы спасти маленькую девочку — задача совсем иная, это куда сложнее, нежели просто войти и убить как можно больше людей, прежде чем погибнуть самому. За все то время, что мне приходилось исполнять роль убийцы, впервые моя главная цель — сохранить жизнь, а не отнять её.

— Совершенный хочет бросить якорь в гавани, где вода самая глубокая. Но все же мы должны быть настороже и уйти прежде, чем окажемся на мели во время отлива.

Подошел Брэшен и присоединился к Альтии. Он молча оперся о леер, и она вновь заговорила:

— Мы будем вести себя так, как и всегда, когда заходим в новый порт. Сойдем на берег, посетим торговцев, чтобы узнать, какие товары мы можем купить. Денег у нас немного, но для небольшой уловки сойдет. Можем даже по-настоящему закупить что-то напоследок, в нашем заключительном торговом плавании с Совершенным, — она отвела взгляд. — Возможно, мы вообще заходим в новый порт в последний раз.

В этом мелькнувшем взгляде я уловил тень всего, что мы у них отняли, и мне стало стыдно. Моя судьба — как несущаяся лошадь, за которой волочится разбитая телега, сея разрушения в жизнях стольких людей. Я попытался придумать, что ей ответить. Лант и другие подошли ближе, прислушиваясь к нам.

Альтия молчала, вглядываясь в тучи у горизонта. Брэшен откашлялся:

— Мы вернемся на Совершенный до захода солнца. Экипаж будем держать наготове на случай, если вы устроите большой переполох, и нам нужно будет быстро убираться оттуда.

Я произнес то, что все и так знали.

— Вы нам ничем не обязаны. Это сделка, заключенная между вашим кораблем и Янтарь. Я не жду, что вы будете рисковать своими жизнями или жизнями своей команды ради нас, — моё сердце наполнилось страхом, когда я предложил то, что было правильным. — Как доберемся до Клерреса, мы все высадимся. Если кто-то будет спрашивать, мы скажем, что заплатили за проезд, и что вас мы едва знаем. Если вам покажется, что необходимо бежать до нашего возвращения, что ж, вы должны так и поступить, — добавил я скрепя сердце.

В этом случае для меня — хуже не придумаешь. Подумать только, вот я возвращаюсь со всей честной компанией — и, надеюсь, с Пчелкой — а деваться больше некуда.

Брэшен нахмурился:

— Мы не намерены брать вас на борт у берега. Одна из корабельных шлюпок с командой лихих бандитов королевы Этты останется у пирса. Они будут дожидаться вас, если вам придется спасаться бегством. Мы надеемся, что они смогут быстро доставить вас на Совершенный, и мы сбежим вместе.

Кривая улыбка расползлась по лицу Альтии.

— Надейтесь на лучшее, но готовьтесь к худшему. Учитывая, что нам вообще крайне мало известно о вашем предприятии, строить четкие планы сложно.

— На большее я и рассчитывать не мог, — сказал я тихо. — Спасибо.

Она открыто посмотрела на меня.

— Вы поступаете так, как поступил бы любой родитель ради своего ребёнка. Да, я бы предпочла, чтобы её спасение не означало конец Совершенного как корабля. Тем не менее, желаю вам удачи. Она необходима нам всем, чтобы пережить эту заварушку.

Брэшен добавил:

— Пер и Спарк слишком молоды для того, что, по вашим словам, вы собираетесь сделать. Нужно ли брать их с собой?

— Я бы оставил их, если бы мог, — Пер было сделал шаг вперед, а Спарк издала придушенный звук, но я вскинул руку и продолжил: — Но они могут нам пригодиться.

— Значит, у вас есть план? — надавила Альтия.

— Вроде того, — звучало жалко, и я знал это. — Мы притворимся людьми, которые пришли к Служителям в поиске пророчеств. Как только пересечем дамбу и окажемся в замке, мы попытаемся отыскать Пчелку. Янтарь уверена, что знает, где её будут держать. В случае необходимости мы спрячемся в крепости и выйдем на поиски с наступлением ночи.

— А после того, как вы её найдете? — спросил Брэшен.

— Как-нибудь мы её вытащим. И вернем на этот корабль.

— А после?

— Безопасность Пчелки — моя первоочередная задача. Я надеюсь, что мы сможем немедленно покинуть Клеррес.

Эта часть плана принадлежала исключительно мне. Месть может подождать, пока Пчелка не окажется далеко от своих похитителей. Я долго размышлял над этим решением и не говорил о нем Янтарь. Возможно, она бы со мной согласилась, но я решил не рисковать на случай, если она все-таки против. Я посмотрел на Янтарь. Её губы были плотно сжаты, а руки скрещены. Я напомнил им всем:

— Тинталья намерена уничтожить Клеррес. Возможно, окажется достаточно и того, что драконы возьмут нашу месть на себя.

Если они уже этого не сделали.

— Как ты собираешься увести от них Пчелку? — спросил Брэшен.

Я пожал плечами:

— Я надеюсь, что узнаю это, когда придет время.

Потрясение отразилось на лице Альтии:

— Вы прошли весь этот путь — и ничего получше не придумали? Кажется слишком… неопределенным.

— Так и есть.

Она натянуто улыбнулась:

— Тут планом и не пахнет!

Брэшен накрыл ладонью её руку, которой она опиралась о леер Совершенного.

— Вот что мы готовы вам предложить, — сказал он. — Хотя это такой же непродуманный план, как и ваш. Делипайские моряки знают, как сражаться, — Альтия начала возражать, но он поднял верх палец. — Как и сказала Альтия, мы оставим их ждать вас у пирса, и они будут хорошо вооружены. Если удача от вас отвернется, доберитесь до них и вместе с ними возвращайтесь на корабль. Даже если нас с Альтией не будет на бору, Клеф позаботится, чтобы корабль снялся с якоря и поднял паруса.

Лант застыл с приоткрытым ртом. Я покачал головой.

— И бросим вас в гнезде шершней? Я не могу просить о таком!

— Конечно, не можешь. Поэтому мы предлагаем сами, — странный, почти веселый блеск заиграл в его глазах. — Не впервой нам приходится прятаться или убегать от чего-то. Если такое произойдет, спасайте свою крошку, а мы сами позаботимся о себе, — он обнял её и сказал с гордостью: — У нас это неплохо получается.

— Мне этот план не нравится, — заявила Альтия. — Но я признаю, что он мне не нравится куда меньше, чем мысль о том, что вы сумеете убежать с ребёнком, но вам будет негде укрыться, — Она подняла руку, чтобы приобнять Брэшена. — Если мой корабль и моя команда смогут уйти, то меня это устроит. За нас не беспокойтесь.

Такие скупые слова:

— Спасибо вам.

Заговорила Янтарь:

— Так. Наш день настал. Время репетировать. Море спокойное, ветер благоприятный. Вы можете избавить нас всех на время от работы на палубе? Я думаю, нам необходимо вернуться в свою каюту, оценить наши запасы и одежду и потренировать свои роли.

Брэшен обвел взглядом палубу и коротко кивнул:

— Вы можете идти.

Он взял Альтию за руку и увел прочь. Её походка идеально соответствовала движениям корабля. Я попытался представить её живущей на суше, прогуливающейся по рынку с корзиной в руке. Не получилось.

— Роли? — спросил Пер.

Глаза Спарк блеснули.

— Да!

— Не уверен, что мне нужно репетировать, — сказал я Янтарь.

— Репетировать? — снова спросил Пер.

— Идем со мной, — настояла Янтарь. — И все будет ясно.

Когда мы столпились в каюте, Шут отбросил личину Янтарь с той же легкостью, с какой сбросил свои юбки и отпихнул их в сторону, оставшись в брюках.

— Когда мы высадимся, я перестану быть Янтарь, — он выглядел почти веселым, наклонившись и вытаскивая одежду из-под нижней койки. Его пальцы танцевали поверх тканей и кружев, когда он стал раскладывать вещи.

На мгновение я стиснул зубы. Конечно, это бесполезно, но я предпринял последнюю попытку его отговорить:

— Не думаю, что ты вообще должен сходить на берег. В Клерресе тебя знают. И если тебя поймают, или даже просто тебя кто-нибудь заметит, охрана будет встревожена, и ты только усложнишь мне задачу. Нет.

Он подошел ко мне.

— Как будто тебе решать. Успокойся на время и выслушай мой план, потому что я его усовершенствовал! — Его трясло от волнения. — Ты, Том Баджерлок, приехал в Клеррес, чтобы узнать, должна ли твоя любимая дочь Спаркл выйти замуж за помещика Кавала. Это ты, Лант. Пер — твой слуга, который сопровождает вас. Я же стану престарелой бабушкой помещика Кавала, прибывшей с ним, дабы убедиться, что внука обманом не лишат обещанной невесты.

Он ждал. Глаза Пера были размером с тарелки. Спарк согласно кивала и улыбалась. Лант глядел недоверчиво. Мы давно пришли к мнению, что Шуту надо сильно замаскироваться, если он собирается сходить на сушу, но это уже совершенно новый уровень лицедейства. Простой план, подразумевающий, что мы представимся и заплатим за пропуск в замок, внезапно превратился в большую игру. Я покачал головой, вяло отрицая неизбежное:

— Ты уверен, что это необходимо? Что у нас у всех должны быть роли, имена и функции?

Он улыбнулся, будто не слышал меня.

— Возражений нет? Отлично. Я буду устало плестись с вами, хорошенько закутавшись от солнца. Я возьму плащ-бабочку и несколько других вещей, которые можно легко спрятать. Мы последуем за потоком паломников к торговой площади, заканчивающейся воротами. Там Фитц заплатит за то, чтобы получить предсказание. Независимо от того, что вам посоветуют, вы должны будете выказать недовольство тем, насколько это расплывчато, и предложить значительную сумму для того, чтобы лингстра определила успешность этого брака. Я вас уверяю, они возьмут ваши деньги и выдадут нам пропускные талоны. Мы пересечем крепость и присоединимся к потоку тех, кто пришел в поисках судьбы, — он вздохнул. — Это будет сложная часть. Мы должны будем настоять, чтобы нас допустили в одну из библиотек со свитками для их толкования. Это редкая и дорогая привилегия. Я сомневаюсь, что у нас хватит на это денег, но мы можем пустить в ход вот это, — он поднял вверх браслет. Драгоценные камни ярко вспыхнули в тусклой каюте; они действительно выглядели так, будто горели. — Мы также возьмем огненный кирпич, но прибережем его на случай, если понадобится крупная взятка. Это практичный предмет. Почти любой захочет его заполучить.

— Но мы пообещали… — начал Пер.

— При острой необходимости мы могли бы расстаться с ними. Спасение Пчелки — и есть острая необходимость, — сказал Шут.

Я кивнул. Не то чтобы мне нравился его план. Просто другого у меня не было.

— В библиотеке мы должны найти способ разделиться. Возможно, я смогу сослаться на то, что мне необходимо облегчиться, и когда я начну плестись вперед, Лант и Спарк меня сопроводят. Когда мы не вернемся, ты и Пер пойдете искать нас. Вместо этого вы поищите укрытие. Быть может, вам придется разделиться…

— Я не отправлю мальчика одного, — возразил я.

— Это я смогу, — настойчиво вклинился Пер, но в его глазах я заметил скрытое облегчение.

— Как хочешь, — со вздохом сказал Шут. — Так много будет зависеть от воли случая. Но к тому времени, когда время перевалит за полдень, и первая волна посетителей должна будет уйти, чтобы могла зайти вторая, мы должны быть уже в укрытии или будем вынуждены уйти.

Это был ужасный план, когда он предложил его в первый раз. Детали его не улучшили.

— Как мы найдем друг друга после наступления темноты, когда замок будет спать? И как мы узнаем, что замок уснул?

— Вы забыли, что мы планировали раньше? Мы встречаемся в прачечной, ночью там безлюдно. Это наше место сбора. Я полагаю, вы все изучили нашу карту?

— Да, — согласилась Спарк. Никто не напомнил Шуту, что он говорил об этом раньше.

— А после? — спросил Пер.

— Как договаривались. Сначала я обыщу нижние камеры. Если она там, мы должны будем освободить её как можно скорее.

Пер выглядел так, будто занемог — ссутулился, словно ожидая удара. Шут одарил его печальной улыбкой. Я отогнал образ Пчелки, замученной в темнице. Я должен думать лишь о спасении.

— Как только мы её найдем, надо бежать. Это может быть нашей самой большой трудностью. Пока я буду обыскивать нижние камеры, мы поищем намеки на то, как мои спасители вывели меня наружу. Вход в туннель под дамбой должен быть там. Если мы его найдем, и с нами будет Пчелка, двое из нас немедленно уведут её, а один останется, чтобы встретить вас в прачечной и вывести тем же путем.

Он сел, откинувшись назад, и сложил свои руки с длинными пальцами на коленях:

— Вот он каков, мой усовершенствованный план. — Он вздохнул. — И мы должны взять с собой взрывчатые горшки Чейда и некоторые из ядов Фитца. Как только найдем Пчелку и будем уверены в своем побеге, Фитц сможет разместить их так, как считает нужным.

— Я могу помочь с этим, — спокойно сказал Пер и тихо добавил: — У меня есть собственный повод для мести. Мои отец и дед. Я слишком хорошо помню, как посланцы этих гадов расправились с теми, кто преградил им вход в усадьбу Ивового Леса. Как погиб Ревел.

После его слов последовало короткое молчание. Во мне смешались гордость и стыд. Во что я превратил своего доброго, честного юного конюха?

Шут заговорил:

— Как только Пчелка окажется вне крепости Клерреса, те, кто будет с ней, больше никого не дожидаются, а немедленно доставляют её к пирсу и спускают в шлюпку. Остальных можем подождать там. Если только… — он сделал паузу и неохотно сказал: — Если только Пчелка не окажется тяжело ранена. В этом случае её нужно срочно доставить на корабль и оказать помощь, — он вздохнул и заговорил быстро. — Тем из нас, кто отстанет, придется самим выкручиваться, кто как может. Но сегодня мы готовимся. Мы примеряем роли; мы прячем наше оружие.

— Согласен, — тихо сказал я.

— Итак, начнем, — объявила Спарк. Она явно была более информирована, чем мы, потому что начала вытаскивать из-под койки комплекты одежд.

Она вывалила кучу рядом с Шутом.

— Вот тебе шляпка для бабушки. Я нашила кружева, чтобы защитить её старое лицо от солнца. Примерьте!

Следующим для маскировки Шута она положила плащ-бабочку, сложив его и плотно упаковав. Молча она отложила сорочку служанки и головной платок — понятное дело, для Пчелки. Когда она заговорила со мной, я дернулся:

— Фитц, пожалуйста, отложите все, что осталось из вашей хорошей одежды. Пер, вот брюки и свободный жилет, и твои старые сапоги. С тех пор, как мы взошли на борт, тебе едва ли пришлось их поносить. Янтарь сказала — сойдет за одежду мальчика-слуги. Лант, раз ты ухаживаешь за мной, я придумала для тебя подходящий наряд. И для себя. Непросто было превратить старомодные вещи леди Тайм во что-то приличное!

Гордость, звучавшую в её голосе, можно было понять. Она протянула Ланту вещь, которая некогда была блузкой привередливой старухи. Теперь это была сносная мужская рубашка с прекрасными кружевами у горла и на манжетах.

— К счастью, вы с отцом примерно одинаковой комплекции, поэтому на одежду леди Тайм ткани не пожалели, — внезапно она замолчала, будто слова душили её. Она держала рубашку, уставившись в неё невидящим взглядом. — Примерь это, — сказала она, взяв себя в руки.

Тем временем Шут надел шляпку и завязал её под подбородком. И тут же бабушка сказала ворчливым старческим голосом:

— Фитц, нам надо сыграть нашу партию — будто фигуры двигать, — она остановилась и огляделась. — Что это за запах?

Я понял сразу. Копание Спарк в одежде опрокинуло мою сумку, и огненный кирпич Элдерлингов заработал. Рядом с дневниками Пчелки. Рядом со взрывчатыми горшками Чейда!

Я бросился на пол и стал рыть как собака, используя в процессе самые красочные и крепкие ругательства Баррича, вытащил свою сумку из-под вороха юбок. Обгоревшая ткань разошлась под моими ошалевшими пальцами. Я вывалил содержимое на пол. Огненный кирпич светился. Лант вылил кувшин воды на роскошно вышитую юбку, и я перевернул на неё огненный кирпич так, чтобы нижняя сторона оказалась сверху. Он сразу же зашипел, а я засунул в рот обожженные пальцы. Не так сильно, чтобы появились волдыри, но кончики обожгло. Спарк уже наклонилась и вытащила дневники Пчелки из беспорядочной груды моих вещей. Они защитили взрывчатые горшки от огня, но моё сердце болезненно сжалось оттого, что на задней обложке остался выжженный след. Спарк отдала дневники Шуту, и он прижал их к груди, словно это были дети, которые нуждались в утешении.

— Почему вы положили горшки Чейда рядом с огненным кирпичом? — недоуменно спросил Пер, и у меня не нашлось достойного ответа. За исключением того, что будь я один, моя сумка никогда бы не перевернулась.

Спарк наклонилась и стала деловито перебирать мою одежду.

— У вас остались приличные штаны? — спросила она меня, вытаскивая рубашку.

— Позволь, я сам разберусь! — сказал я. Слишком поздно.

— Это сосуды с Серебром? — изумленно спросил Лант, так как жар от кирпича повредил ткань моей поношенной старой рубашки, и флаконы стали видны. Я выхватил из обгоревших лохмотьев один сосуд и осмотрел его. Он казался невредимым. Серебро внутри задвигалось и завихрилось.

— Серебро? — вскрикнул Шут своим голосом. — Фитц, у тебя есть Серебро? — он склонился над вываленными на пол вещами, пристально вглядываясь, будто это позволило бы ему что-то рассмотреть.

Не существовало такой лжи, которая смогла бы покрыть то, что другие уже увидели. Истина сорвалась с моих губ:

— Рапскаль дал его мне.

Повисшее молчание было подобно падению холодного снега с крутого навеса.

Я чувствовал себя обязанным сказать ещё что-нибудь.

— Я не просил. Это Хеби его убедила, что так надо в интересах драконов. Он слышал, как Янтарь просила Серебро, и отдал его мне — в тот день, когда помог добраться до комнаты.

— Значит, оно предназначалось мне, — тихо сказала Янтарь. В один момент мой Шут исчез.

— Нет, он дал это мне, — ответил я твердо. — Чтобы использовать так, как я сочту нужным.

— И ты скрыл это от меня. От всех нас, я полагаю? — ответом на её обвинение послужили медленные кивки. Казалось, она даже в тишине уловила их согласие. — Почему?

— Я думал, что оно может мне понадобится.

— И ты опасался, что я могла бы им воспользоваться.

Была ли причина лгать? На самом деле, нет.

— Да. Так и есть. И, как говорится, не без оснований, — громко сказал я, не позволив ей меня перебить. — Ты посеребрила пальцы одной руки. Как я мог быть уверен, что ты не станешь и дальше использовать его для себя? Или не отдашь его кораблю, позволив ему стать больше драконом, чем кораблем, прежде чем мы будем готовы его отпустить?

— И ты думал, что оно может понадобиться тебе, — в голос Янтарь ворвались интонации Шута. — Уж не для такой ерунды, как кончики пальцев посеребрить. Руки целиком, я полагаю? Как Верити?

— Возможно. Чем это отличается от того, что сделал ты? Серебро ничуть не хуже, чем взрывчатые горшки Чейда и огненный кирпич Элдерлингов. Я не знаю, как смогу использовать эти вещи. Пока что. Но я спрятал их, чтобы они были при мне.

— Ты не доверяешь мне.

— Я доверяю Шуту. Но я не доверяю Янтарь.

— Что? — спросил Пер. У нашей ссоры были нежеланные свидетели, и его вскрик напомнил мне о присутствии остальных. Он вздрогнул, когда я бросил на него свирепый взгляд. Но больше всего я злился на себя, потому что и сам не вполне понял, что сказал. Недоумение мелькнуло во взгляде Шута, прежде чем маска Янтарь вновь скрыла его черты. Надо же! Вот оно что. Он использовал её, чтобы прятаться от меня, и мне это не нравилось. Где угодно Шут мог быть кем угодно, но когда он превращался передо мной в Янтарь, это было ложью и маскировкой. Я не стал отвечать Перу. Он откашлялся и нервно добавил:

— Мотли может использовать свой серебряный клюв для всяких штук. Она показывала мне.

Внимание всех теперь было обращено к Перу.

— Каким образом? — требовательно спросил я.

— Я следил за тем, чтобы её перья оставались черными. И вот настало время снова их покрасить — чернила-то стираются. Но когда я попросил её открыть крылья, то не увидел белого. Даже намека на серый, кроме одного маленького пера. И когда Мотли его увидела, она позаботилась о нем — своим клювом. Оно стало черным.

— Это мощная магия, — сказал я тихо. — Будь осторожен, чтобы её клюв не коснулся тебя.

— Она сама очень осторожна, — произнес он с небольшим сожалением: — Со мной она осторожничает. Но не с кораблем. Думаю, ей очень нравится Совершенный. Я видел, как она ухаживала за его волосами, словно он дракон.

— Он и есть дракон, — тихо сказала Спарк.

Я опустился на колени и положил Серебро и обгоревшую рубашку обратно в обрывки моей старой сумки и надежно завязал их. Огненный кирпич отложил в сторону. То, что осталось от моей одежды, представляло собой жалкую кучу. Я вытащил из неё штаны.

— Эти должны подойти. Мой баккский плащ слишком теплый, но я могу носить его, откинув за спину. Заодно он прикроет топор, который я собираюсь взять с собой.

Янтарь выплеснула на меня свою обиду — её голос был равнодушным, когда она сказала:

— Возьми что-нибудь поменьше. Мы не можем допустить, чтобы тебя задержали.

Я не стал спорить.

— Позаимствую корабельный топорик у Трелла, — я отыскал другую свою рубашку, положил на остальную кучу, а потом начал аккуратно закатывать взрывчатые горшки Чейда в тугой сверток.

Спарк взяла рубашку и подняла её. Она осмотрела её критически.

— Эта не подойдет. Не для дворянина, демонстрирующего свое богатство и требующего аудиенции. Придется перешить ещё одну блузку леди Тайм.

— Пожалуйста, — согласившись с этим, я полез под койку и вытащил отдельную сумку, которую принес на борт ещё в Трехоге, но с тех пор почти её не касался. Некоторые яды и инструменты убийцы пропали при нападении медведя. В этой же хранились остатки моих запасов. Я начал выбирать. Отмычки. Удавка. Маленький горшок с ядовитым жиром, которым можно смазать дверные ручки, задвижки или столовое серебро. Однажды я нанёс его на обложку книги — владелец скончался через два дня. Здесь были смертоносные порошки, не имеющие вкуса: некоторые быстродействующие, некоторые медленные. Один набор пакетиков я отложил в сторону.

— Тебе это не нужно? — спросила Спарк. Она пристально смотрела, что я выбираю, возможно, раздумывая, не нашить ли себе ещё немного потайных карманов. Но, вполне вероятно, у старой одежды леди Тайм их было предостаточно.

— Наркотики. Сонные зелья. Сомневаюсь, что мне что-то из них понадобится, но парочку возьму. — Я переложил пакеты, о которых шла речь, и добавил два маленьких ножа — острых, коротких и узких, как мой мизинец. Чейд называл их «туда-сюдашками». Чейд. Я сделал вдох, чтобы успокоиться. И вот, обернутая в клочок бумаги, ядовитая гранула, которую я сделал для Шута. Не хотелось её отдавать. Но я пообещал.

— Янтарь, сейчас я тебе кое-что дам, — предупредил я её и притянул к себе руку в перчатке. Она не вздрогнула. Я повернул ладонь и положил в неё пакет. — Это то, о чем просил меня Шут. На случай, если его схватят.

Янтарь медленно кивнула, сжав пальцы.

— Что это? — спросил Пер голосом, полным страха.

— Быстрое избавление, — ответил я.

Ещё несколько предметов отправились в стопку того, что надо взять с собой. И вдруг я понял, что больше не могу терпеть. Все пошло не так. Все. Мы приближались к цели наихудшим способом, который, как я чувствовал, был обречен на провал. Я посмотрел на шеренгу взрывчатых горшков, кучу ядов и хитрых приспособлений. Спарк уже начала распарывать шов зеленой блузки. Они все были настолько устремлены к цели и едины — подобно наивным кроликам, уверовавшим, что смогут одолеть льва. Я поднялся.

— Мне нужно немного подышать, — и я вышел вон, провожаемый их пристальными взглядами.

Оказавшись на палубе, я уставился на носовой релинг. Совершенный был один, не считая Мотли, сидевшей у него на плече. Я небрежно его поприветствовал и молча окунулся в свою боль. За мной никто не последовал, и я был благодарен им за это. Несомненно, они останутся в каюте и будут дальше строить планы, с которыми я бы не согласился. Опершись на поручни, я смотрел в сторону открывающейся суши. Клеррес, мой пункт назначения. Моя дочь. Я бросил её, а потом потерял. Более того, я хотел быть тем, кто найдет её и вернет в безопасное место. Я хотел, чтобы она увидела моё лицо, была поднята мною на руки. Мною. Я хотел, чтобы это был именно я.

Ты сбросил со счетов, что Янтарь чувствует то же самое.

Мысль Совершенного пронзила меня. Я опасливо отпрянул от его поручней.

Как будто это что-то изменит. Я говорил тебе, человечек, в любое время, когда мне захочется, я могу разделить с тобой свои мысли. Так же, как чувствую её мысли. Она винит себя за то, что ты спас её и оставил ребёнка. Она тратит свои силы на раздумья о том, как лучше поступить, чтобы другие не узнали. Но тебе я расскажу. Она видит твою смерть, но не хочет, чтобы ты погиб напрасно. Знай, если ей придется выбирать, кому умереть, она выберет тебя — потому что верит, что ты и сам бы этого хотел.

На какое-то время я застыл. Будто все внутренности похолодели. Выбирать смерть. И я понял, что Шут был прав. Если я должен умереть, чтобы он мог жить и заботиться о Пчелке — это было бы лучшим исходом. Я мысленно обратился к кораблю:

Как я умру?

В воде и огне, на ветру и в темноте. Небыстро.

Хорошо. Приятно было это узнать.

Правда? Никогда не пойму этих людей, — как отдирают повязку от раны, он отделил свой разум от моего, и я остался в одиночестве.

Весь этот день мы приближались к суше. Хотя мне мерещилось, что это не так, потому что каждый раз, когда я смотрел за носовой релинг, Клеррес словно бы не приблизился ни на йоту. Ветры были к нам благосклонны, и корабль плыл свободно, не требуя усилий команды. Слишком мало работы и слишком много времени, чтобы начать томиться в беспокойстве.

Я не был единственным, кто слонялся и смотрел. Вот Альтия и Брэшен бок о бок на крыше кормовой рубки глядят в сторону Клерреса. Он приобнял её, и пока я наблюдал, к ним присоединился их сын. Они были похожи на семью, которой предстояло опасное путешествие. Пожалуй, так и было.

Те из команды, кто остался без дела, присоединились к Совершенному на носовой палубе. Янтарь была среди них. Совершенный рассказывал, что запомнил с тех времен, когда Игрот приплывал в Клеррес. Тогда корабль ещё не был ослеплен. Он вспоминал оживленный город, предлагавший развлечения морякам. Его весёлое описание беспокоило меня, учитывая, что мне были открыты эпизоды из жизни Кеннита в бытность Игрота капитаном корабля. Моряки Делипая закидали его вопросами о публичных домах и игорных притонах, о сортах Дыма, которыми здесь можно разжиться, и о том, торгуют ли в этих местах циндином. Янтарь сидела среди них, поддерживала их вопросы и шутки, вспоминала всякие истории о похождениях на суше, тем самым побуждая остальных рассказывать о радостях и горестях таких дней. На плече Янтарь восседала Мотли и одобрительно каркала, когда все смеялись.

Я отошел, но идти мне было некуда. Пер ошивался на краю толпы рядом с Клефом, который слушал, скрестив на груди руки и слегка улыбаясь. Неохотно вернувшись в каюту, чтобы узнать, не пора ли примерять рубашку, я нашел там Ланта со Спарк. При моем появлении она очень мило покраснела, и я не стал затягивать с примеркой.

— Выглядит неплохо. Хотите, чтобы я все разложила по местам, или вы сами? — спросила она меня.

Представлял ли я когда-либо, что однажды кто-то так откровенно будет обсуждать, как я готовлюсь к убийству? Они оба молча наблюдали за мной, когда я заполнял скрытые карманы в рубашке, а затем снова надел её. Спарк нахмурилась и сказала:

— Не лучшая моя работа, но это все, что я могу сделать из имеющегося. Вы должны надеть плащ и немного сгорбиться, будто под грузом прожитых лет, — с этими словами она протянула мне своеобразный пояс с карманами-мешочками для взрывчатых горшков Чейда, которые расположились сзади на спине. Когда я надел плащ и сгорбился, как велела Спарк, они стали совсем незаметны.

После того как приготовления были завершены, я оставил их наедине. В их сердечном выборе не было мудрости. Но эта жгущая страсть была знакома мне — подозреваю, примерно то же чувствовал мой отец в отношении Пейшенс, и во власти подобного огня старый король Шрюд не слишком задумывался о последствиях своей женитьбы на герцогине Дизайер. Так что я ушел, предоставив их друг другу, пока это было ещё возможно.

День тянулся так же медленно, как сок, капающий из надрезанной ветки. Береговая линия приближалась, и с наступлением вечера мы могли разглядеть фонари, зажженные в далеком городе. Меня нашел Брэшен.

— Будет очень темно, когда мы прибудем, и, судя по тому, что вспомнил о местной гавани Совершенный, это не то место, куда бы нам хотелось заходить ночью. Мы бросим якорь вне гавани, на глубокой воде, а в порт войдем на рассвете. Луна прибывающая, и в это время года мы можем ожидать очень низких приливов. Не время рисковать в неизвестной гавани с такой громадиной, как Совершенный.

Я неохотно кивнул.

— Мы должны поступить благоразумно, — согласился я, хотя и желал ступить на сушу как можно быстрее — такой же глупец, как и мои товарищи.

В ответ на мою благодарность за новости Брэшен с серьезностью кивнул.

— Скажи своим друзьям, что никому из них этой ночью не нужно нести вахту. Предлагаю вам выспаться, насколько это возможно. Наша встреча произошла не при лучших обстоятельствах, принц Фитц Чивэл, но я все же желаю вам удачи.

С этими словами он оставил меня. Я знал, что должен к нему прислушаться, найти своих друзей и велеть им закончить с приготовлениями, а затем лечь спать. Я вернулся в каюту и обнаружил, что Пер и Янтарь уже присоединились к остальным.

— Вы видели городские огни? Это выглядело так красиво! — спросил меня Пер.

— Да, красиво, — согласился я. — И в другое время я был бы рад изучить новый город. Брэшен сказал, что поздно вечером мы бросим якорь совсем недалеко от гавани. Я собираюсь узнать, сможет ли экипаж сразу же отвезти меня на берег, чтобы провести разведку. Я бы хотел пойти в таверны и послушать сплетни.

Янтарь покачала головой.

— Разделяю твое нетерпение, — сказала она, расстегивая юбки и позволяя им упасть. К моему удивлению, потом она подняла их и подолом вытерла с лица косметику. — Но скорее всего, вас развернут ещё при выходе из доков. Улицы и гавань в Клерресе активно патрулируются. Это прекрасный город, чистый, аккуратный и очень хорошо контролируемый. Было бы так некстати, если вас задержат. — Она стерла остатки макияжа со своих губ, и уже Шут добавил: — Этим вечером мы должны поспать и уйти вместе рано утром. Я считаю очень важным придерживаться образа нетерпеливых паломников, — он провел пальцами по своим волосам, приподнимая кончики. — К тому же, сомневаюсь, что Брэшен и Альтия все это позволят. Чтобы лодка с командой отправилась к городу посреди ночи? До того, как судно закрепится в гавани? Не очень удачный план.

С неохотой я принял его доводы. Не было произнесено ни слова о моей выходке. Обычно мы именно так и мирились. Остальные обменялись взглядами, и я был удивлен, увидев, какое они испытали облегчение оттого, что мы с Шутом больше не ссорились.

Думаю, он, наконец, понял, что моя неприязнь к Янтарь реальна. В маленькой комнате он снова стал Шутом, скинув на пол платок и туфли Янтарь. Мы ещё раз разложили наши карты и изучили их. Одна из них — карта города и местоположение крепости Клеррес с его башнями и дворами. Остальные четыре представляли собой внутренние уровни крепости. На каждой карте были пустые участки, места, которые были неизвестны Шуту, или он не мог вспомнить точной планировки. Мы обсудили маршруты и возможные места, где мы могли бы спрятаться. Он, как мог, вспомнил количество охранников и где они должны находиться. Я делал вид, что наши планы имеют хоть малейший шанс на успех. Совершенно устав слушать повторение всего, что уже столько раз было обмусолено раньше, я предложил всем как можно скорее лечь спать. Ланта и Пера я отправил к своим гамакам. Шут попросил Спарк пойти на камбуз и принести чайник с горячей водой и чашками — «чашечка чая, чтобы я мог развеяться перед сном». Я улыбнулся, когда она спешно покинула комнату, подозревая, что они с Лантом ещё пожелают друг другу доброй ночи в более уединенной обстановке.

Когда мы остались одни, повисла странная тишина. Между нами чувствовалась дистанция, которую создала Янтарь. Я хотел стереть её до того, как настанет завтра, когда нам придется шагнуть навстречу опасности.

— Наш шанс на успех невелик. Я лишь надеюсь, что остальные не погибнут, следуя за нами.

Он кивнул. Его пальцы, скрытые перчаткой, на ощупь отыскали дневники Пчелки. Он расположил один на коленях и открыл наугад. Женщина с золотыми волосами ехала верхом на лошади в лесу. «Три охотника как один на краю тропы. Королева, предсказатель и конюх; они улыбаются».

— Я думаю, это отсылка ко времени, которое мы провели в горах. Ты, я и Кетриккен. Вместе на охоте.

Он грустно улыбнулся.

— Как это возможно — что я вспоминаю столь суровое и опасное путешествие с такой любовью?

— И я тоже, — признался я, и пропасть между нами исчезла.

Мы листали дневники Пчелки, я читал ему, и мы говорили о тех временах. В этот момент друг с другом мы ощущали тот комфорт, к которому стремились. И в эти часы спокойствия я, наконец, понял, что прятала маска Янтарь. Мой друг был в ужасе от возвращения в Клеррес; он с такой же неохотой собирался спуститься на сушу, как если бы я был вынужден вернуться в подземелья Регала. Свои пытки в Клерресе он мог бы описать теми же словами, что и город: организованные и хорошо контролируемые, аккуратные и точно спланированные. Те пытки, что пришлось пережить мне, не имели с ними ничего общего.

— Я был слишком доверчив, — сказал он с горечью. — Когда я впервые начал подозревать, что они обманывают нас, надо было бежать. Вместо этого мы с Прилкопом разговаривали, всё обсуждали. Я настоял на том, что тебя надо предупредить, чтобы они тебя не нашли. И я убедил Прилкопа, что мы должны уйти и сами отыскать этого «дикорождённого» нового пророка и дать ему защиту, которой в свое время не было у меня. Был ли он Нежданным Сыном? В этом никто не мог быть уверен. Но мы оба знали, что молодому Белому больше не разрешат идти своим путем. Если бы Служители привели его в Клеррес, они использовали бы его в своих целях.

Дневник Пчелки лежал забытый на его коленях. Ладонями он накрыл страницы, пока говорил.

— На следующий день мы начали планировать свой отъезд. Тайком продали некоторые полученные ранее подарки и попытались купить проезд на корабле, но для нас не нашлось кают. В тот день в гавани не было другого судна. Мы попытались подкупить рыбака, чтобы он отвез нас на соседний остров — а он сказал, что не хочет рисковать. И когда мы продолжили упорствовать, нас заманили в ловушку, избили и ограбили.

С тех пор Четверо отказались от всяких уверток. Охранники у ворот сказали, что нам запрещено покидать островную крепость. Четверо вызвали нас, спросили, чем мы недовольны. Они говорили, что для нас — большая честь жить в таких богатых условиях, и что мы обязаны остаться. Чтобы мы делились своими снами и передавали мудрость молодым Белым. Таким образом, начался первый этап нашего плена.

Это произошло, когда Прилкоп согласился с тем, что мы должны отправить ещё кого-нибудь предупредить тебя. У меня были сомнения, но мы решили, что этот новый пророк, Нежданный Сын он или нет, должен быть найден и защищен. И, кроме тебя, у нас во внешнем мире не было никого, кто мог бы это осуществить, — он сглотнул, но казалось, будто комок вины застрял у него в его горле. — И поэтому мы отправили наших посланников, двоих, потом ещё двоих. Я не осмелился дать им четких указаний и направил их загадками, чтобы замести ведущий к тебе след. Они были наивными, словно дети, желающие стать героями сказок. О, Фитц, мне сейчас так стыдно. Прилкоп и я, мы подготовили их, как могли, и они были так же полны решимости идти, как мы — их отправить. Но они ничего не знали о внешнем мире. Их воодушевляло желание помочь нам, спасти мир. И они уходили. Но никогда не возвращались и не отправляли весточки. Я думаю, что они все встретили ужасный конец.

Невозможно подобрать ответ на такие слова. Можно только слушать. Спустя какое-то время он снова заговорил:

— Однажды вечером, после ужина, мне стало плохо. Я лег в кровать. А когда проснулся, то очутился в камере. Прилкоп растянулся на полу рядом. Коултри подошел к двери нашей камеры и сказал, что нам предъявлено обвинение в развращении молодых Белых и подстрекании их к бегству. И что нам больше не разрешалось свободно перемещаться по Клерресу, но мы могли бы восстановить свое положение, если бы помогли им найти Нежданного Сына, нового Белого, рожденного в необычных условиях. Честно говоря, мы сказали, что ничего не знаем о таком ребёнке, — его улыбка была гримасой. — Они держали нас в камерах на самом высоком уровне крепости. Задние стены там были филигранные, словно кружево, и белые, будто костяные, но толстые, как моё предплечье. Нам предоставили удобные кровати и хорошее питание, а также перо и пергамент, чтобы мы могли записывать свои сны. Я знал, что мы по-прежнему ценны для них. Мы были надежно заперты на четыре замка, но обращались с нами неплохо. Первое время.

Несмотря на то, что мы лишились благосклонности, было несколько манипулоров и коллаторов, которые оставались верными нам. Мы нашли сообщение, запеченное с одним из маленьких хлебов, которые нам приносили. Это было отважное обещание, мол, они будут продолжать отправлять посланников, пока не убедятся, что те достигли цели. Было ужасно понимать, какие опасности их ждут, но попросить их остановиться не было возможности. Поэтому я осмелился надеяться.

Он затаил дыхание и закрыл книгу, лежащую на коленях. Наощупь он отыскал моё плечо и крепко сжал его.

— Фитц, однажды они нас переселили. Из приятных просторных камер — в те, что находятся в недрах крепости. Там было темно и сыро, и открывался вид на своего рода… сцену, с местами для зрителей вокруг. В центре сцены стоял стол и инструменты для пыток, оттуда несло застарелой кровью. Каждый день я боялся, что мы познакомимся поближе с оковами, клещами и раскаленным железом. Но этого не происходило. Тем не менее, такого рода ожидание и размышления… Я не могу сказать, сколько времени мы провели в таком состоянии.

На день они давали нам только маленькую буханку хлеба и кувшин с водой. Но однажды вечером, когда принесли нашу еду… — он начал задыхаться. — Кувшин с водой… был полон крови. И когда мы разломили хлеб, в нем было запечено множество крошечных костей. Костяшки пальцев… — его голос поднимался все выше и выше.

Я накрыл рукой его руку в перчатке, вцепившуюся мне в плечо. Это все, что я мог сделать.

— День за днем… кровавая вода и костяной хлеб. Невозможно было понять, скольких из них убили. На второй день от меня отселили Прилкопа. А кувшин с кровью и костяной хлеб продолжали приносить. Мне больше нечего было есть или пить, но я не сдавался. Я не сдавался, Фитц.

Он остановился, чтобы отдышаться, и это было все, что он мог делать какое-то время. Будто убегал от страшной погони, чтобы избежать этих воспоминаний. Но в конце они его все же нагнали.

— Как-то это прекратилось. Они дали мне небольшой кусок грубого хлеба, и когда я надломил его, костей в нем вроде бы не оказалось. На следующий день вместо хлеба мне дали овощи в каком-то темном бульоне. Я съел её. Костная мука и кровяной суп. В течение трех дней. Затем в хлебе — один зуб. И плавающий в супе бледный глаз. О, Фитц.

— Ты не мог знать, — меня стало выворачивать.

— Я должен был знать. Должен был догадаться. Я был так голоден. Так хотел пить. Знал ли я, догадывался ли — и отказывался признать это? Я должен был догадываться, Фитц.

— В твоем сердце нет тьмы, чтобы такое представить, Шут, — я не мог больше терзать его этой ночью. — Ложись спать. Ты рассказал мне достаточно. Завтра мы заберем Пчелку. И прежде чем мы покинем этот город, я убью стольких из них, скольких смогу.

— Если я сплю, то вижу это в снах, — сказал он с дрожью в голосе. — Они были храбрыми, Фитц. Храбрость, превосходящая ту отвагу, что когда-либо была у меня самого. Мои союзники не остановились, они помогали мне, когда могли. Это было нечасто, и не так много. Доброе слово, брошенное шепотом, когда кто-то проходил мимо моей камеры. Однажды была ткань, пропитанная теплой водой, — он покачал головой. — Боюсь, они были жестоко наказаны за эти небольшие милости.

— Завтра, как только Пчелка будет у нас, я преподнесу разного рода «милости» Четверым, — пообещал я ему.

Он не смог улыбнуться в ответ на моё экстравагантное обещание.

— Боюсь, у нас не получится их удивить. Огромное количество снов и сновидцев, с которыми они советуются, должны были выдать нас. Боюсь, они будут весьма подготовлены, чтобы вновь схватить меня и продолжить то, что тогда начали, — он спрятал лицо в ладонях. Его голос звучал приглушенно из-под перчатки. — Они считают меня изменником, — признался он мне. — И за это они ненавидят меня сильнее, чем за любую другую вещь, что я совершил. Я не боюсь, что они поймают меня и убьют, Фитц. Я боюсь, что они схватят меня — и не убьют.

Не страх я видел в нем, но мужество. Он был в ужасе, но ради Пчелки осмелился ещё раз испытать на прочность мощь Клерреса. Я потянулся к нему, схватил за манжеты и отдернул его руки от лица. Время быть честным.

— Шут, я знаю, о твоих снах. Не только о тех, что ты мне рассказал, а обо всех. И я понимаю твой выбор, — он затравленно посмотрел на меня. — Совершенный рассказал мне.

Он мягко освободил руки.

— Я должен был знать, что он осведомлен о моих мыслях. И все же не ожидал, что он рассказал тебе.

— Думаю, он беспокоился о тебе. Как он и продемонстрировал в первый день нашей встречи, он очень тебя любит.

— Он рассказал тебе все?

— Он рассказал мне достаточно, Шут. Ты прав. Если есть выбор, который нужно сделать, и один из нас должен погибнуть, то я бы предпочел, чтобы спастись смог ты. Я не был хорошим родителем для Пчелки. Думаю, у тебя вышло бы лучше. И тебе смогут помочь Риддл и Неттл. И Дьютифул подтвердит, что у тебя есть разрешение на управление Ивовым…

Он неожиданно рассмеялся.

— О, Фитц. Не такой выбор! Я не выбираю между тобой и собой, — пауза. Он спросил сдавленным голосом: — Неужели ты думал, что я выберу жизнь для себя, а тебя брошу?

— Это был бы разумный выбор. Ради Пчелки.

— О, Фитц, нет. Сны не предоставляют мне никакого выбора. Это просто расхождения в возможных путях будущего, — его голос стал тверже. — В одном сне Разрушитель умирает, а Нежданный Сын живет. В другом — Нежданный Сын погибает. Итак, если дело доходит до какого-то моего действия, чего я не могу предвидеть, но отчаянно желаю, чтобы этого не произошло, я сделаю все, что должен, дабы увидеть, что Пчелка живет. Пчелка — та, кого я сберегу во что бы то ни стало, — его голос стал хриплым. Слезы сверкали в его незрячих глазах.

— Конечно. Да. Я выбрал бы то же самое.

— Знаю, но я все равно не готов подойти к этому решению вплотную.

Стук в дверь прервал его слова, и он спешно вытер рукавом слезы. Я открыл дверь.

— Простите, что так долго. Пришлось ждать, пока вода закипит, — сказала Спарк. Она протиснулась боком, чтобы внести поднос в каюту, откинула в сторону вещи и поставила его на койку. — У нас осталось не так много чая из Кельсингры. Какой бы вы хотели?

Шут улыбнулся. Спарк осуждающе посмотрела на меня. Она знала, что он плакал. Шут заговорил:

— Вообще-то, у меня есть чай, который я привез из Баккипа. Я берег его, но думаю, что сегодня пора себя побаловать. В нем содержится мята перечная и мята колосистая из Женского Сада, а ещё — сушеный молотый имбирь. Немного бузины тоже.

— Пейшенс обычно варила его для меня, — вспомнил я, и он улыбнулся, ощупывая свое имущество и вытаскивая небольшой кожаный мешочек.

— Я получил рецепт от Баррича, — признался он. — Тут как раз хватит на чайник. Насыпь-ка его, — он протянул мешочек Спарк, и она перевернула его в томящийся чайник. Когда он заваривался, аромат дома, простых настоев и простых удовольствий заполнил маленькую каюту. Спарк разлила его для нас, и мы вместе пили чай, будто и не собирались столкнуться со смертью на следующий день. Аромат взбудоражил старые воспоминания, и Шут рассказал ей парочку историй о том, каким был когда-то Олений замок. Он говорил о своей любви к королю Шрюду, о наших с Хендсом проделках в конюшне. О Гарете — девушке-садовнице, которая любила его на расстоянии, и о превосходной еде поварихи Натмег. О Кузнечике и имбирных лепешках, и о том, как пах Женский Сад, когда лаванду нагревало летнее солнце.

Спарк лежала на своей койке, а глаза Шута были закрыты. Когда его голос упал до шепота, я тихо ушел, мягко закрыв за собой дверь. Я пошел к своему гамаку между Лантом и Пером, забрался в него, и, к моему удивлению, ко мне тут же подкрался сон.