Мой Эдмон Дантес

Дядя Миша был судовым врачом. И мы с сестрой всю жизнь были в него влюблены. Нет, неправильно. Влюблена была сестра. Я только так, как всегда, подвизалась за компанию.

Сестра – это святое, это вслух можно сказать, что все, что она делает, нам не интересно. Ну а в душе, естественно, шаг в шаг. Что она читает, туда и мы заглянем, что она слушает, тем и мы восхитимся. Если сегодня она будет восхищаться дядей Мишей, выбора у нас нет и другого пути тоже.

Хотя, безусловно, дядя Миша заслуживает восхищения. Я бы тоже в него влюбилась, только мне зачем, мне это совсем ни к чему. Только чтобы сестру поддержать. Но в принципе вариант, конечно, что надо.

Во-первых, красив. Ну просто очень красив. Эдмон Дантес, по-другому и не скажешь. Высокий, мужественный брюнет. Ну, если уж не Эдмон Дантес, то по крайней мере Вячеслав Шалевич. Просто актер из фильма.

Потом все-таки врач. А врач – это все знают – немного из другого общества. И врачи эти, они что-то такое знают про нашу жизнь, что всем нам не ведомо. Превосходство явное.

А дядя Миша не просто врач, он врачом служит на огромных кораблях, то есть, по-нашему, еще и моряк, а по-моему, так просто почти что капитан. Только лучше, все-таки капитан – это военный, а врач – это интеллигенция. И при этом эта интеллигенция не просто оперирует в провинциальной больнице, а постоянно ходит в плавание, причем в заморские страны.

И еще было одно достоинство у дяди Миши. Он был не женат. Да, конечно, уже не юн, и такие мужчины, как правило, нас с сестрой не интересовали. Но этот был каким-то другим. И еще – он был другом наших родителей.

Наши родители – сибиряки – люди на редкость душевные и гостеприимные. И друзья у них все как на подбор такие же. Все заводные, рассказчики прекрасные. И есть им дело до нас с сестрой. То есть не только с родителями общаются, но и на нас времени хватает. И подарки нам обязательно привозят.

Дядя Миша привозил подарки заморские, это всегда было что-нибудь из ряда вон. И не просто жвачка. Например, колготки тонкие цвета необычного, или купальники, или перчатки какие-нибудь. Все это вызывало небывалую зависть наших подруг и ставило нас на недосягаемую высоту.

Но все это было не важно. Дядя Миша был необыкновенный рассказчик. О морях и заморских странах рассказывал часами. Интереснее любого кино. Потому что это была абсолютная правда. Человек сам видел, сам испытал.

– Эх, Наталья, расти быстрее. Ну сколько стран объездил, сколько морей избороздил, нигде такой красивой девчонки не видел. Вырастешь, сразу женюсь на тебе. Даже вот сейчас и искать ничего не буду.

Наташка краснела до ушей.

– Дядя Миша, а вы сейчас женитесь! Она уже давно не растет, думаю, уже и не вырастет. Она как в двенадцать лет перегнала всех в классе по росту, так и все. Вот за два года ни на сантиметр не выросла. Так что женитесь. Больше все равно не вырастет!

Дядю Мишу смешила моя детская наивность.

– Мы ж не в мусульманских странах, Аленка, живем! У нас браки разрешены с восемнадцати лет. Наталья, сколько тебе – четырнадцать?

Наташа могла только кивать головой.

– Уже четырнадцать с половиной, – поддерживала я сестру что было сил.

– Ну вот, осталось каких-то три с половиной года. Родители, вы как, кстати, не против?

– Мы, кстати, пока еще не «за», – вставляла наша мама. Ты же, Мишка, все время в плавании. Тебе сколько лет уже, 35? И до сих пор не женат. Тебе же на берег даже ради этого сойти времени нет. То Куба, то Австралия. А когда на побывку приезжаешь, у тебя сил ни на что не хватает!

– Ну на вас же время всегда есть. Тамар, ну ты это зря. Ну скажи, когда это я к вам не приходил, когда из плавания возвращался?

– Да, хорош муж! Три раза в год видеть его по неделе. Все, Мишка, не дури девчонкам голову. Думаю, быть твоей женой счастье небольшое. Приехал, пыль в глаза пустил, на белом лимузине прокатил, подарками осыпал. А дальше что?

Мы с Натальей слушали маму, раскрыв рот. А дальше нам было и не надо. Это целых три раза в год. Да по неделе! Да на белом лимузине. Разве может быть счастье большее? О чем еще мечтать-то? А вот это самая настоящая мечта и есть. И больше в жизни ничего не надо.

Дядя Миша видел наши восхищенные глаза и хохотал еще больше.

– Вот видишь, Томка, ты мне, сама того не желая, сейчас еще большую рекламу сделала. Ну Елене меня, конечно, точно не дождаться. Тебе, Аленка, семь?

– Я бы вас, дядь Миш, всю жизнь ждала. Но уступаю место старшей сестре. Я на заднем сидении в лимузине буду. Можно?

– Можно, все, девчонки, решено. Три с половиной года не срок, всего-то десять раз в плавание сходить. Аленка на заднем сидении в лимузине сидеть будет. Ну а ты, Наташа, на переднем, как королева. Нет, ну правда, ну зачем мне нужна какая-то тетка чужая? Я и не знаю ее совсем. А тебя, Наталья, знаю с пеленок. Мама у тебя вон какая труженица. Отец – мой друг закадычный. Не одну бутылку с ним распили. Нет, даже не отговаривайте меня. Решение принято. Исполняется восемнадцать лет, – прихожу с огромным букетом. Ну выгоните меня, значит, выгоните. Значит, такая моя судьба. Значит, так и буду плавать вокруг земли.

Наташка сидела, затаив дыхание. Я радовалась предстоящей возможности три раза в году кататься на лимузине, мама качала головой. Ей эта затея не нравилась. Беззаботно подливали себе вино только дядя Миша и папа. Дядя Миша продолжал развивать красивую тему, папа воспринимал это все как шутку.

После таких вот посещений нашего общего друга мама пыталась как-то со всеми эту тему обсудить:

– Натуля, я надеюсь, ты это всерьез не воспринимаешь? Ты ж понимаешь, дядя Миша шутит.

– Ничего он не шутит. Сколько лет об этом говорит. Вы его когда-нибудь с девушкой видели? Никогда. Это потому, что он всю жизнь влюблен в меня!

– Николай, – мама призывала папу, – ты послушай, что она только говорит. Ну это же уму непостижимо!

– Что, значит я некрасивая?! Я знала, меня никто и никогда не полюбит.

Огромные глаза сестры начинали медленно наливаться слезами.

– Ой, да почему же не полюбит? Только при чем здесь дядя Миша? Он тебя старше на двадцать лет. Что у вас с ним может быть общего? Не женат он, потому что ему было просто некогда. Его же нет никогда. А на корабле одни мужчины. А в Москву он когда приезжает, дел много. Ну посмотри, что у него за жизнь? Нужна она тебе? Разве это семья нормальная. Семья – это когда все вместе. А это – пыль в глаза!

– Мама, он такой красивый! Эдмон Дантес! Это ж мне все завидовать будут всегда. И я его любить буду всю жизнь!

– Коля! Скажи что-нибудь. – У мамы опускались руки.

– Послушайте, что вы тут все сейчас обсуждаете? Глупости какие-то. Даже про это думать сейчас не буду. Наталья, не забивай себе голову и, вообще, неси дневник, что-то я давно его не видел. Тамара, что у нас на ужин? Алена, где мои сигареты?

Папа умел вовремя прекратить споры, быстро переключить нас совершенно на другие дела. И через полчаса все уже не вспоминали про дядю Мишу. Мама накрывала на стол. Папа объяснял Наташке параграф из истории, я крутилась у всех под ногами.

Родители про будущую свадьбу не помнили, мы с сестрой не забывали никогда, изредка это предстоящее нам всем событие с восторгом обсуждая.

Известие о дяди Мишиной женитьбе прогремело, как гром среди ясного неба. Он позвонил папе и рассказал, что с холостяцкой жизнью покончено. Поскольку оба с невестой они не юны, свадьбу не делали, просто расписались в городе, из которого дядя Миша был родом, и все. Избранницей дяди Миши была артистка цирка, наездница. Познакомились они в какой-то компании. Она была как раз в перерыве между гастролями, он – между плаваниями. Рассудили оба, что времени на ухаживания у них нет, лет обоим уже немало, друг другу они очень понравились. Что де время-то тянуть. Расписались в присутствии друзей Бэлы (так звали невесту), цирковых, и каждый уехал в свою сторону.

Про эту новость, как что-то интересное, но не имеющее к нам прямого отношения папа рассказал за ужином. Сестра сначала перестала есть, замолчала, потом пулей выскочила из-за стола.

– Николай, ну как ты мог? Надо же было хотя бы предупредить, – мама укоризненно смотрела на папу.

– Тамара, не придумывайте вы! Что вы развели тут сопли какие-то. При чем тут Миша? Какое Наташа могла иметь к нему отношение? Что вы в самом деле? Человек наш с тобой ровесник. Ты что, объяснить ей, что ли, не могла? С чего это эти бессмысленные переживания?

Папа по-мужски не мог понять ни Наташу, ни маму, ни меня. А мне тоже было за сестру ужас как обидно. Нет, ну как он мог?! Ну никто ж его за язык не тянул, никто перед ним не кокетничал. Он же сам говорил «женюсь», сам даты устанавливал. Наташку настраивал. А она же верила, ждала! И я верила. И про лимузин мечтала.

Наталья рыдала неделю. Мы с мамой ее успокаивали. Папа ругал маму, де неправильно дочерей воспитываешь, вбивая им в головы всякую романтическую дурь. Наташке было пятнадцать лет.

На окончание школы дядя Миша прислал Наташе из Франции потрясающий материал на выпускное платье. Купил в Париже и выслал прямо из Марселя, напомнил о Мерседес и Дантесе: не все невесты дожидаются своих женихов, но кто сказал, что они от этого становятся менее счастливыми? Платье получилось шикарное, такого не было ни у кого. Наталья была в нем настоящей принцессой. Практически Мерседес. Или лучше. Такой же красивой и такой же печальной.

Еще долго имя дяди Миши было у нас под запретом, Наталья не хотела о нем слышать, он практически не появлялся в нашем доме. Родители теперь ездили в гости домой к нему и его жене Бэле в те редкие случаи, когда не совпадали их поездки и они оба оказывались дома.

Дядя Миша так никогда и не узнал, какой трагедией обернулось его веселое обещание для юной девочки. Думаю, не очень хорошо понял, что произошло, и наш папа. И только наша мама была рядом и, как могла, поддерживала своих дочерей. Одну с неразделенной любовью, другую – переживающую за компанию.