Затем наш герой отправился в город Нью-Йорк, чтобы разыскать мистера Самьюэла Цукермана. Путешествовал он пешком, спал под заборами, питался ягодами и лекарственными травами, и на то, чтобы добраться до этого громадного города, у него ушло шестнадцать дней.

— Какое сказочное место! — воскликнул Лексингтон, остановившись на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню и оглядываясь вокруг. — Нигде нет ни коров, ни цыплят, и ни одна из женщин нисколько не похожа на бабушку Глосспан.

Что же до мистера Самьюэла Цукермана, то таких Лексингтон вообще никогда не видывал.

Это был маленький, рыхлый человечек с лиловато-синей челюстью и огромным красным носом, и, когда он улыбался, в разных точках его рта самым чудесным образом сверкало золото. Приняв Лексингтона в своем роскошном кабинете, он горячо пожал ему руку и поздравил со смертью бабушки.

— Полагаю, вы знали, что ваша любимая, дорогая опекунша обладала значительным состоянием? — спросил он.

— Вы имеете в виду коров и цыплят?

— Я имею в виду полмиллиона зелененьких.

— Сколько?

— Полмиллиона долларов, мой мальчик. И все это она оставила вам.

Мистер Цукерман откинулся в кресле и стиснул руки, положив их на свое рыхлое брюшко. При этом он принялся незаметно просовывать свой правый указательный палец за жилетку и под рубашку, намереваясь почесать кожу около пупка — любимое его упражнение, доставляющее особое удовольствие.

— Разумеется, мне придется удержать пятьдесят процентов за мои услуги, — сказал он, — но тем не менее у вас останется двести пятьдесят кусков.

— Я богат! — вскричал Лексингтон. — Это прекрасно! Когда я могу получить деньги?

— Хм, — пробормотал мистер Цукерман, — да вам везет. К счастью, я в весьма сердечных отношениях с налоговой службой и смогу убедить их отказаться от обязательств, сопряженных и со смертью, и с выплатой налогов.

— Как это любезно с вашей стороны, — пробормотал Лексингтон.

— Естественно, я должен буду выплатить кое-кому кое-какой гонорар.

— Как скажете, мистер Цукерман.

— Думаю, сотни тысяч будет достаточно.

— Боже праведный, а не чересчур ли это много?

— Никогда не скупитесь на чаевые налоговому инспектору или полицейскому, — сказал мистер Цукерман. — Запомните это.

— Но сколько же у меня останется? — робко спросил юноша.

— Сто пятьдесят тысяч. Однако из этого вам придется понести и похоронные расходы.

— Похоронные расходы?

— Вам нужно рассчитаться с бюро похоронных принадлежностей. Вы, конечно, знаете об этом?

— Но я сам ее похоронил, мистер Цукерман, за коровником.

— Не сомневаюсь, — сказал адвокат. — И что же?

— Я не обращался в бюро похоронных принадлежностей.

— Послушайте, — произнес мистер Цукерман. — Вы, может, и не знаете, но в этом штате существует закон, который гласит, что ни один владелец завещания не имеет права получить ни единого гроша из своего наследства, пока полностью не расплатится с бюро похоронных принадлежностей.

— Вы хотите сказать, что таков закон?

— Разумеется, таков закон, и к тому же очень хороший. Бюро похоронных принадлежностей — один из самых замечательных национальных институтов. Его следует защищать всеми доступными средствами.

Сам мистер Цукерман вместе с группой патриотически настроенных докторов руководил корпорацией, которая владела в городе сетью из девяти всегда готовых принять посетителей бюро похоронных принадлежностей, не говоря уже о фабрике по изготовлению гробов в Бруклине и высшей школе мастеров бальзамирования на Вашингтонских холмах. Вот почему торжества по случаю смерти были в глазах мистера Цукермана глубоко религиозным процессом. Все это волновало его так же, можно сказать, глубоко, как рождение Христа волновало лавочника.

— Вы не имели права вот так вот пойти и закопать свою бабушку, — сказал он. — Ни малейшего.

— Мне очень жаль, мистер Цукерман.

— Вы же погубили все дело.

— Я исполню все, что вы скажете, мистер Цукерман. Я только хочу знать, сколько же я в результате получу, когда все будет оплачено.

Наступила пауза. Мистер Цукерман вздохнул и нахмурился, продолжая незаметно водить кончиком пальца по краям своего пупка.

— Как, скажем, насчет пятнадцати тысяч? — предложил он, сверкнув широкой золотой улыбкой. — Хорошая круглая цифра.

— Могу я взять эти деньги сегодня же?

— Не понимаю, почему бы и нет.

И мистер Цукерман вызвал старшего кассира и велел ему выплатить Лексингтону по мелкой статье расходов пятнадцать тысяч долларов и взять расписку в получении этой суммы. Юноша, который рад был получить хоть что-то, с благодарностью принял деньги и спрятал их в своем заплечном мешке. Потом он горячо пожал мистеру Цукерману руку и поблагодарил его за помощь.

— Теперь весь мир передо мной! — вскричал наш герой, выходя на улицу. Пока не закончена моя книга, буду жить на пятнадцать тысяч долларов. А потом, разумеется, у меня будет гораздо больше.

Он остановился на тротуаре, размышляя, куда бы ему пойти, повернул налево и медленно побрел по улице, рассматривая городские достопримечательности.

— Какой отвратительный запах, — произнес он, нюхая воздух. — Он мне не нравится.

Его чувствительные обонятельные нервы, которые были настроены только на то, чтобы воспринимать самые тонкие кухонные ароматы, терзал смрад выхлопных газов, исторгавшихся дизельными автобусами.

— Поскорее бы убраться отсюда, пока мой нос окончательно не испортился, — сказал Лексингтон. — Но прежде надо бы что-нибудь съесть. Умираю от голода.

В последние две недели бедный мальчик питался только ягодами и лекарственными травами, и желудок его требовал основательной пищи. Хорошо бы сейчас котлету из мамалыги, подумал он. Или несколько сочных козлобородниковых оладий.

Он пересек улицу и вошел в небольшой ресторан. Внутри было душно, темно и тихо. Сильно пахло жиром и рассолом. Единственный посетитель в коричневой шляпе на голове низко склонился над своей тарелкой и даже не взглянул на Лексингтона.

Наш герой уселся за угловым столиком и повесил свой заплечный мешок на спинку стула. Это должно быть интересно, размышлял он. Все свои семнадцать лет я ел пищу, приготовленную только двумя людьми — бабушкой Глосспан и мною самим, если не считать няню Макпоттл, которая, наверное, подогрела несколько раз для меня бутылочку с молоком, когда я был младенцем. А сейчас я ознакомлюсь с искусством совершенно не знакомого мне шефа и, быть может, если повезет, возьму на заметку какую-нибудь полезную идею для своей книги.

Откуда-то из темноты к нему приблизился официант и встал возле столика.

— Здравствуйте, — сказал Лексингтон. — Я бы хотел большую котлету из мамалыги. Подержите ее двадцать пять секунд на каждой стороне на раскаленной сковороде со сметаной, а прежде чем подавать, бросьте щепотку измельченных лекарственных трав — если, конечно, вашему шефу не известен более оригинальный способ, в каковом случае с радостью с ним ознакомлюсь.

Официант склонил голову набок и внимательно посмотрел на посетителя.

— Жареную свинину с капустой будете? — спросил он. — Другого ничего нет.

— Жареное… что с капустой?

Официант достал из кармана брюк грязный носовой платок и что было сил взмахнул им, будто щелкнул кнутом. После чего громко высморкался и прыснул.

— Так будете или нет? — спросил он, вытирая ноздри.

— Не имею ни малейшего представления, что это такое, — ответил Лексингтон, — но хотел бы попробовать. Видите ли, я пишу поваренную книгу и…

— Одну свинину с капустой! — крикнул официант, и где-то в глубине ресторана, далеко в темноте, ему ответил чей-то голос.

Официант исчез. Лексингтон полез в заплечный мешок за своим ножом и вилкой из чистого серебра. Это был подарок бабушки Глосспан, он получил его в шесть лет, и с тех пор никаким другим прибором он не пользовался. Ожидая, когда подадут еду, он с любовью протер нож и вилку мягким муслином.

Вскоре вернулся официант с тарелкой, на которой лежал толстый кусок чего-то горячего. Едва блюдо поставили на стол, как Лексингтон тотчас же потянулся к нему, чтобы понюхать. Ноздри его широко расширились, втягивая запах.

— Да это просто божественно! — воскликнул он. — Какой аромат! Грандиозно!

Официант отступил, внимательно глядя на посетителя.

— Никогда в жизни не нюхал ничего более изысканного и восхитительного! — вскричал наш герой, хватаясь за нож и вилку. — Из чего, черт побери, это приготовлено?

Мужчина в коричневой шляпе оглянулся и пристально посмотрел на него, потом снова принялся есть. Официант между тем пятился в сторону кухни.

Лексингтон отрезал маленький кусочек мяса, пронзил его своей серебряной вилкой и поднес к носу, чтобы еще раз понюхать. Затем сунул кусочек в рот и стал медленно жевать, прикрыв глаза и напрягшись.

— Фантастика! — вскричал он. — Совершенно новый вкус!

О Глосспан, моя любимая бабушка, как бы я хотел, чтобы ты была сейчас со мной и попробовала это замечательное блюдо! Официант! Идите сюда скорее! Вы мне нужны!

Изумленный официант смотрел на Лексингтона из другого конца зала и, похоже, приближаться не желал.

— Если вы подойдете и поговорите со мной, я вручу вам подарок, — сказал Лексингтон, размахивая стодолларовой купюрой. — Пожалуйста, подойдите сюда и поговорите со мной.

Официант бочком подошел к столику, выхватил деньги и поднес их близко к лицу, рассматривая купюру. Потом опустил ее в карман.

— Чем могу быть полезен, мой друг? — спросил он.

— Послушайте, — сказал Лексингтон. — Если вы мне скажете, из чего приготовлено это восхитительное блюдо, я дам вам еще сотню.

— Я уже сказал вам, — ответил тот. — Это свинина.

— А что такое свинина?

— Вы что, никогда не ели жареную свинину? — спросил официант, уставившись на него.

— Ради бога, приятель, не держите меня в напряжении.

— Это свинья, — сказал официант.

— Свинья!

— Свинина и есть свинья. Вы разве не знали?

— Вы хотите сказать, что это свиное мясо?

— В этом я ручаюсь.

— Но… но… этого не может быть, — запинаясь, проговорил юноша. Бабушка Глосспан, которая знала о еде лучше всех на свете, говорила, что любое мясо отвратительно, омерзительно, ужасно, противно, тошнотворно и гадко. Однако кусок, который лежит тут у меня на тарелке, без сомнения, самая вкусная вещь, которую я когда-либо пробовал. Так как же вы это объясните? Бабушка Глосспан наверняка не стала бы мне врать.

— Может, ваша бабушка не знала, как готовить свинину.

— А как?

— Со свининой нужно осмотрительно обращаться, иначе ее нельзя есть.

— Эврика! — вскричал Лексингтон. — Клянусь, именно так и было! Она неправильно ее готовила! — Он протянул официанту еще одну сотенную бумажку. — Сведите меня на кухню и познакомьте с тем гением, который приготовил это мясо.

Лексингтона немедленно проводили на кухню, и там он встретился с поваром — пожилым мужчиной с сыпью на шее.

— Это будет стоить вам еще одну сотню, — сказал официант.

Лексингтон был только рад исполнить такую просьбу, однако на сей раз деньги пришлось отдать повару.

— Теперь выслушайте меня, — сказал юноша, — должен признаться, то, что мне сейчас говорил официант, меня несколько сбило с толку. Вы вполне уверены, что восхитительное блюдо, которое я только что ел, приготовлено из мяса свиньи?

Повар поднял свою правую руку и принялся почесывать сыпь на шее.

— Хм, — произнес он, поглядывая на официанта и хитро ему подмигивая, могу лишь сказать, я надеюсь, что это мясо свиньи.

— То есть вы не уверены?

— Никогда нельзя быть ни в чем уверенным.

— Тогда что же это могло быть?

— Хм, — произнес повар, по-прежнему глядя на официанта и медленно произнося слова. — Может быть, и так, знаете ли, что это был кусочек человечины.

— То есть мужчины?

— Да.

— Господи помилуй.

— Или женщины. На вкус они одинаковые.

— Вы меня просто удивляете, — заявил юноша.

— Век живи — век учись.

— Вот уж верно.

— По правде, в последнее время мы его много получали от мясника вместо свинины, — заявил повар.

— Вот как?

— Вся беда в том, что свинину и человечину невозможно отличить друг от друга. Обе хороши.

— То, что я только что съел, было просто великолепно.

— Рад, что вам понравилось, — сказал повар. — Но если быть до конца честным, я думаю, это скорее свинья. Почти уверен.

— Уверены?

— Да.

— В таком случае мы должны допустить, что вы правы, — сказал Лексингтон. — А теперь расскажите, пожалуйста, — и вот вам еще сто долларов за хлопоты, расскажите, пожалуйста, подробно, как вы ее приготовили.

Спрятав деньги, повар пустился в красочное описание того, как следует жарить филейную часть свинины, а юноша, не желая пропустить ни единого слова из столь замечательного рецепта, уселся за кухонный стол и записал каждую подробность в свою записную книжку.

— Это все? — спросил он, когда повар закончил.

— Все.

— Но наверняка есть что-то еще?

— Для начала нужно иметь хороший кусок мяса, — сказал повар. — Это уже полдела. Боров должен быть упитанный, и разделать его надо правильно, иначе, как ни готовь, выйдет скверно.

— Покажите, как это делается, — сказал Лексингтон. — Разделайте свинью прямо сейчас, чтобы я научился.

— Мы не разделываем свиней на кухне, — сказал повар. — То мясо, что вы сейчас ели, поступило с завода в Бронксе.

— Так дайте же мне адрес!

Повар дал ему адрес, и наш герой, многократно поблагодарив их обоих за любезность, выбежал на улицу, вскочил в такси и направился в Бронкс.