СЕМЬЯ КАНЕЛЬ
Предисловие
В нашем семейном архиве сохранилась фотография, которую я долго принимала за открытку: необычайно красивая, похожая на кинозвезду девушка, одетая по моде тридцатых годов, рядом со спортивного вида молодым человеком, на фоне крымского пейзажа. Оказалось, что это ближайший друг моих родителей Надежда Вениаминовна Канель (для друзей – Диночка) с её первым мужем. Я никогда не спрашивала Диночку, почему она с ним рассталась – достаточно было взглянуть на ее второго мужа, Адольфа Сломянского. В великолепном хоре, собиравшемся за столом моих родителей, Адольф был одним из солистов. Талантливый инженер – создатель советских тепловозов, живой и остроумный рассказчик, глубокий знаток музыки, живописи, истории, Адольф хорошо пел и был замечательно красив.
В моей жизни они появились в начале хрущевской оттепели, когда Диночку освободили из тюрьмы.
В тридцатые годы Диночкина мать Александра Юлиановна Канель была главным врачом Кремлевской больницы. Как дочь своей мамы, Диночка потом отбывала два тюремных срока: с тридцать девятого по сорок пятый и с сорок восьмого по пятьдесят третий.
По непонятной прихоти властей предержащих, Адольфа не арестовали, и все Диночкины тюремные сроки он преданно ее ждал и заботился об оставшихся в живых осколках ее необычной семьи.
Адольф умер в середине восьмидесятых годов. Давно нет в живых и остальных друзей моих родителей. Оставались только мой папа и Диночка – «последние из могикан».
Когда в марте 1996 года умер мой отец, Диночка не нашла в себе сил пойти на его похороны. Но в этот вечер она приехала к нам домой и рассказала мне свою историю. Я знала ее и раньше от родителей, но как-то отрывочно, лоскутно. В этот вечер Диночка связала для меня все концы в одну целостную, чудовищно страшную ткань. Вот что она рассказала.
Как погибла Надежда Аллилуева
Девятого ноября тридцать второго года, вернувшись вечером с работы, Александра Юлиановна Канель сказала дочерям, Диночке и Ляле:
– Минувшей ночью Аллилуева покончила с собой.
Утром девятого ноября Александра Юлиановна, как обычно, отправилась на обход: она лечила многих кремлевских жен.
Ее первой пациенткой в этот день была жена Молотова, Полина Жемчужина. Молотова и Жемчужину Александра Юлиановна застала очень взволнованными. Со слов Александры Юлиановны, Молотов якобы сказал ей:
– Сегодня ночью Аллилуева покончила с собой. Через много лет в камере Новосибирской пересыльной тюрьмы Диночка услышала иную версию того, что сообщил тем утром Молотов ее матери. Рассказала ей об этом латышка по фамилии Аустрин. Латышка эта сначала сидела на Лубянке, в одной камере с женой Уборевича и с Диночкиной сестрой Лялей. Уборевич рассказала латышке подробности гибели Аллилуевой и попросила запомнить этот рассказ, а когда выйдет из тюрьмы – записать и сохранить. У латышки был небольшой срок, и она выполнила данное Уборевич обещание: выйдя из тюрьмы, она записала рассказ Уборевич и спрятала у себя в саду, под Ригой.
Вот что рассказала Диночке латышка в сорок девятом году в Новосибирской пересыльной тюрьме.
Восьмого ноября тридцать второго года на квартире у Ворошилова в Кремле был вечер, посвященный ноябрьским праздникам. На этом вечере Сталин был с Аллилуевой очень груб, бросил в нее то ли хлебным мякишем, то ли вишневой косточкой, а потом побежал вдогонку за женой Уборевича. Утой была на шляпке вуаль, Сталин догнал ее и сорвал эту вуаль.
Аллилуева обиделась и ушла. С ней пошла Жемчужина, и минут сорок они гуляли по Кремлю. Аллилуева страшно жаловалась, что Сталин очень по-хамски себя ведет.
Минут через сорок после ухода Аллилуевой с банкета ушел Сталин. А еще через двадцать минут он позвонил Уборевич и сказал:
– Приходите сейчас же ко мне.
Придя к Сталину, Уборевич увидела, что Аллилуева лежит на полу, и у нее рана в виске. В левом виске! Аллилуева левшой не была. Как-то трудно себе представить, что человек будет стрелять себе в левый висок, держа пистолет в правой руке…
Сталин говорит:
– Уберите ее. Положите ее на постель.
Уборевич перенесла Аллилуеву на постель, кое-как прикрыла волосами рану в виске и ушла.
Рассказ латышки впоследствии подтвердила Анна Сергеевна Розенталь, кремлевский врач и подруга Александры Юлиановны. Розенталь лечила Светлану Сталину и была очень дружна с Молотовым и Жемчужиной. Когда Диночка вышла из тюрьмы, Розенталь рассказала ей, что Сталин Аллилуеву убил, и Александра Юлиановна знала это от Молотова и Жемчужиной.
…Сталин вызвал к себе Молотова и Жемчужину и рассказал им о самоубийстве Аллилуевой, а они утром сообщили это Диночкиной маме.
Возможно, Молотов сказал ей так:
– Сегодня ночью Сталин убил Аллилуеву. Но надо говорить, что она покончила с собой.
Александра Юлиановна спросила:
– Можно всем говорить, что она покончила с собой? Молотов сказал:
– Да, конечно.
Именно эту версию, вернувшись домой вечером девятого ноября, сообщила дочерям Александра Юлиановна Канель.
Александра Юлиановна вскоре скоропостижно умерла, а Диночку, Лялю, Лялиного мужа Северина Вейнберга, Уборевич и еще многих, имевших отношение к этой истории, арестовали в конце тридцатых. Все погибли. Чудом уцелела только Диночка.
Александра Юлиановна Канель
Узнав от Молотовых о гибели Аллилуевой Александра Юлиановна поехала к другой своей пациентке, Ольге Давыдовне Каменевой. Каменев в это время был уже в ссылке. Когда Каменева сослали, Ольгу Давыдовну выселили из Кремля, и она жила на Неглинной улице. Александра Юлиановна рассказала ей, что Аллилуева ночью покончила с собой, и та тотчас написала об этом открытку Льву Борисовичу Каменеву в ссылку.
От Каменевой Александра Юлиановна поехала в Кремлевскую больницу. За несколько часов, минувших после гибели Аллилуевой, Сталин изобрел новую версию смерти своей жены, и в два часа дня в кабинет к Александре Юлиановне явились два врача, Абросов и Погосянц. Это были врачи ЦК при Кремлевской больнице, вроде контролеров.
– Подпишите протокол, что Аллилуева умерла от аппендицита.
Александра Юлиановна изумилась:
– Как я могу подписать такой протокол, если я Аллилуеву не видела?!
Александра Юлиановна наотрез отказалась подписывать протокол.
Тогда названные «врачи» предложили подписать этот протокол двум другим выдающимся кремлевским врачам, Д. Д. Плетневу и Л. Г. Левину. Оба отказались. Сталин потом всем им страшно отомстил. Александра Юлиановна внезапно умерла, а Плетнев и Левин были арестованы и погибли в тюрьме.[10]
Конечно, в Кремлевке нашлись более услужливые врачи, и по официальной версии Аллилуева умерла от аппендицита.
Зимой тридцать пятого года Александру Юлиановну освободили от обязанностей главного врача Кремлевской больницы. Главным врачом был назначен профессор-невропатолог Кроль. Александра Юлиановна осталась в Кремлевке диспансерным врачом. У нее было десять диспансерных больных: Жемчужина, Каменева, Калинина, Постышева, Мария Ильинична Ульянова, Крупская, кто-то еще – всего десять человек. Она их принимала в поликлинике и навещала дома.
…Пятого февраля тридцать шестого года у Диночки и Адольфа были гости: Николай Николаевич Вильям-Вильмонт (переводчик с немецкого и поэт) и сестра Ляля с мужем, Северином Вейнбергом. Они, особенно Вильмонт, потом помогли Диночке восстановить события этого вечера.
Александра Юлиановна была простужена, у нее был насморк, температура тридцать восемь – в общем, ничего особенного, она даже сидела со всеми за столом. В это время вдруг приезжает из Горького младший сын Ольги Давыдовны Каменевой, пятнадцатилетний Юра Каменев. Ольгу Давыдовну Каменеву арестовали в тридцать пятом году, несколько дней было следствие, потом ее выслали в Горький. Жила она в Горьком вполне сносно, даже работала.
Юра Каменев пришел часов в семь вечера и сказал, что ему надо поговорить с Александрой Юлиановной наедине. Александра Юлиановна вышла с Юрой в кабинет и провела там минут десять, не больше. Когда она вышла из кабинета, у нее был ужасный вид, на ней просто лица не было. Юра сразу ушел. Диночка спросила:
– Мама, что с тобой? Что случилось? Она ответила:
– Мне очень жаль Ольгу Давыдовну. Она в ссылке, одна. Диночка возразила:
– Ну что ты так огорчаешься? Она же там работает, и с ней Юра. Почему ты так взволнована?
Александра Юлиановна произнесла странную фразу:
– Ольга Давыдовна. Многострадальный Иов.
А утром Диночка нашла маму без сознания. Пришли врачи, сделали пункцию, сказали, что у нее будто бы стрептококковый менингит. Через два дня она умерла, не приходя в сознание. Это случилось восьмого февраля тридцать шестого года.
Была ли смерть Александры Юлиановны как-то связана с визитом Юры Каменева? Об этом Диночка узнала спустя пять лет в Орловской тюрьме, оказавшись совершенно случайно в одной камере с матерью Юры, Ольгой Давыдовной Каменевой.
Диночку привезли в Орловскую тюрьму четырнадцатого июня сорок первого года и поместили в камеру с очень милой женщиной Тамарой Грин. У обеих был срок пять лет. Они просидели вместе июнь, июль, август, а в сентябре к Орлу подошли немцы, стали слышны выстрелы.
Когда началась война, заключенным сразу же перестали давать газеты, чтобы они, не дай Бог, о войне не узнали. Норму хлеба им тоже урезали сразу: раньше давали семьсот грамм, теперь двести, стало очень голодно. А в начале сентября в окно Диночкиной камеры попала шальная пуля, и заключенных перевели в нижний этаж. Диночка входит в нижнюю камеру и видит там Ольгу Давыдовну Каменеву и еще какую-то женщину, у обеих срок двадцать пять лет. Ольга Давыдовна необычайно обрадовалась Диночке, она ведь очень хорошо относилась к Александре Юлиановне. А Диночка с Лялей ее не любили, потому что она отнимала у их матери массу времени.
Теперь, спустя пять лет после смерти Александры Юлиановны, в камере Орловской тюрьмы Ольга Каменева рассказывала Диночке:
– Для меня очень дорога память о твоей маме. Я специально послала Юру из Горького предупредить Александру Юлиановну, что когда меня в Москве арестовали, то на следствии все время спрашивали только о ней. Спрашивали, почему и как она мне рассказала, что Аллилуева покончила с собой, откуда она это узнала и почему я сейчас же написала об этом открытку Льву Борисовичу в ссылку. Только об этом и спрашивали, только этим и интересовались.
– Возможно, – сказала Диночка, – что из Юриного сообщения мама поняла, что она обречена. У нее в это время была простуда, и, наверное, от этого стресса у нее нарушился гематоэнцефалический барьер, стрептококки проникли в мозг и сделался менингит. Так я объясняю ее внезапную смерть. На прямое убийство это все-таки не похоже.
Лагерь смерти в Кремлевской больнице
– Теперь я понимаю, – рассказывала Диночка, – что мама видела, какие ужасы тогда творились в Кремлевской больнице, только ничего нам не говорила.
Например, в тридцать втором году убили Курского. У Курского был какой-то конфликт со Сталиным. В двадцать восьмом году Курского отправили послом в Италию. Тогда опальных обычно назначали послами. Курский[11] прожил в Италии несколько лет и был очень доволен жизнью, но в тридцать втором году его вызвали в Москву. В Москве ему говорят:
– Вам надо лечь в больницу, подлечиться. Он удивился:
– Зачем? Я прекрасно себя чувствую! Ему говорят:
– Нет, вам необходимо обследоваться и подлечиться (у Курского, кажется, был диабет). После этого вам дадут очень важное задание.
Его положили в Кремлевскую больницу, и через два дня он там скончался.
К Александре Юлиановне примчалась вдова Курского, Анна Сергеевна. Александра Юлиановна знала Курских с восемнадцатого года, она их лечила. Вдова Курского стала кричать:
– Вы убили моего мужа! Он был совершенно здоров! Вы его убили!
Александра Юлиановна тогда сказала Диночке, что была страшно возмущена ее визитом. Но она, видимо, поняла, что Курского действительно убили в больнице. Диночка видела, что мать была в очень подавленном состоянии, и попробовала с ней поговорить.
– Мама, если тебе так трудно, уходи оттуда! Тебе же как раз шестьдесят лет, ты можешь выйти на пенсию.
Александра Юлиановна ответила:
– Нет, меня никто оттуда не выпустит. Я оттуда уйти никуда не могу.
Но Диночке, конечно, не могло тогда прийти в голову, что в Кремлевской больнице вот так запросто убивали.
Наверное, это была установившаяся практика, потому что Курского убили в тридцать втором году, а Фрунзе погиб еще в двадцать пятом.
Об убийстве Фрунзе теперь многое известно.
Несмотря на протест Александры Юлиановны Канель, главного врача Кремлевской больницы, дружившей с Фрунзе, на протесты его лечащих врачей и знаменитого хирурга Розанова, постановление о необходимости операции Фрунзе по настоянию Сталина вынесло Политбюро.
Поскольку Розанов был против операции и не хотел ее делать, из Ленинграда специально вызвали хирурга Грекова. Оперировали Греков с Розановым, ассистировал им Мартынов.
По-видимому, врач-анестезиолог Очкин во время операции отравил Фрунзе наркозом, хлороформом.
Когда на следующий день после операции Фрунзе умирал, навестить его пришли Сталин с Ворошиловым. Сталин написал ему записку: «Дорогой! Мы пришли тебя навестить, но врачи нас не пустили. Мы к тебе еще придем, поправляйся скорее!» – или что-то в этом роде. Фрунзе с улыбкой читал эту записку и через пять минут после этого умер.
Все врачи, присутствовавшие на этой операции, были потом убиты в разные и довольно поздние сроки: Сталин обычно долго выжидал.
Греков, здоровый человек, неожиданно умер в тридцать шестом году, а Розанов, тоже совершенно здоровый, внезапно скончался в тридцать седьмом. Неожиданно умер Мартынов.
Диночку теперь часто уверяют, что Александру Юлиановну Сталин тоже убил. До тридцать седьмого года он ведь в большинстве случаев убивал просто так, без комедии суда.
Подробную статью о гибели Фрунзе[12] и судьбах ее участников, написанную на основании архивных материалов, недавно опубликовал Виктор Давидович Тополянский, врач-психиатр психосоматического отделения Боткинской больницы, в интереснейшей книге «Вожди в законе» (издательство «Права человека», 1996 год). Тополянский пишет, что Александра Юлиановна Канель тоже, по-видимому, была убита за активный протест против операции Фрунзе. Потом арестовали ее дочерей; одна дочь погибла, другая чудом уцелела.
Поводов убрать Александру Юлиановну и ее дочерей у Сталина было значительно больше, чем предполагает Тополянский. Сталин ненавидел Александру Юлиановну за отказ подписать протокол о смерти Аллилуевой от аппендицита и за дружбу с Жемчужиной. Но была ли она убита по указанию Сталина или действительно умерла от менингита, мы уже никогда не узнаем.
Ляля
Дочери Александры Юлиановны Диночка и Ляля были арестованы в тридцать девятом году. Ляле в это время было тридцать четыре года, Диночке – тридцать пять. К моменту ареста Ляля работала в Институте эндокринологии у Шерешевского, защитила диссертацию, а Диночка работала на кафедре микробиологии в 1-м медицинском институте. Обе были очень красивы, обаятельны и любимы. У Ляли было двое детей – тринадцатилетний Юра и полуторагодовалый Саша, а Диночка была беременна.
Ляля и ее муж Северин Вейнберг близко дружили с Молотовым и Жемчужиной. После смерти Александры Юлиановны Молотов устроил им поездку за границу. Вейнберги поехали по так называемому безвалютному паспорту: валюты им не дали, потому что они имели за границей родственников, которые могли их содержать. У Северина в Париже был брат, в Палестине сестра. Это потом сыграло свою роль на следствии.
Ляля и Северин провели в Париже и Палестине два месяца.
А в мае тридцать девятого, по инициативе Берии, Лялю и Диночку арестовали. Сестрам предъявили обвинение, что их мать была шпионкой, агентом сразу трех разведок: французской сюртэ, польской дефензивы и английской интеллидженс сервис. Основания для этого обвинения были следующие. В Польше у Александры Юлиановны жила сестра. Во Францию она ездила с Калининой: у Калининой была саркома на слизистой, ее облучали в Париже, и Александра Юлиановна ее сопровождала. В Англии Александра Юлиановна не бывала, так что английскую разведку приплели, по-видимому, потому что Палестина в то время принадлежала Англии.
Диночку и Лялю обвинили в том, что когда Ляля ездила в Париж, она получила там деньги за шпионскую деятельность Александры Юлиановны, на эти деньги купила Диночке подарки, и Диночка якобы об этом знала.
Еще там было обвинение, что Александра Юлиановна хлопотала и освободила нескольких человек, которые якобы были неправильно раскулачены. Следователь утверждал, что все они были настоящие кулаки. Председателем комиссии по неправильному раскулачиванию был назначен некто Кутузов, с которым Александра Юлиановна была дружна, и с его помощью ей действительно удалось спасти несколько человек. Но это обвинение было, конечно, пустяком по сравнению со шпионажем.
Лялю держали месяц в страшной Сухановской тюрьме, переделанной из монастыря. О чудовищных пытках в Сухановской тюрьме много написано. Через месяц у Ляли хлынула горлом кровь. Может быть, у нее был скрытый туберкулез, который в тюрьме обострился, может быть, она его там и приобрела. Когда началось кровохарканье, Лялю срочно перевезли во внутреннюю тюрьму Лубянки. Там она оказалась в одной камере с Алей Эфрон, дочерью Марины Цветаевой. Так случилось, что с Алей Эфрон сначала сидела Диночка. Они провели вместе почти полгода, с момента ареста Али и Сергея Эфрона в сентябре тридцать девятого года до января сорокового. Потом Диночку перевели в Бутырскую тюрьму, а Алю Эфрон – в другую камеру на Лубянке, куда впоследствии поместили и Лялю.
В сорок шестом году ненадолго освобожденная из тюрьмы Диночка встретилась в Москве с Алей Эфрон и узнала от нее о последних месяцах Лялиной жизни. Ляля провела во внутренней тюрьме Лубянки два года, пока длилось ее следствие, вплоть до расстрела в сорок первом году.
На следующий день после перевода на Лубянку Лялю вызвал на допрос Берия. Берия тогда охотился за Жемчужиной.
Ляля рассказала Але Эфрон, что, когда ее привели на допрос к Берии, она сразу почувствовала, что Берия ее гипнотизирует: все, что он говорит, она сейчас же повторяет. Он ей говорит:
– Жемчужина была шпионкой, и вы это знали. И Ляля это подтверждает.
– Ваша мать была шпионкой, и вы это знали. Ляля и это подтверждает.
Через несколько дней Берия вызвал Жемчужину и Лялю на очную ставку. Жемчужина бросилась к ней и говорит:
– Ляля, неужели ты сказала, что я была шпионкой?! А Ляля хочет сказать – нет, меня заставили так сказать, но Берия в упор смотрит на нее, и она говорит:
– Да, ты шпионка. Жемчужина закричала:
– Ляля, ты с ума сошла!
И Лялю увели.
А Жемчужину тогда не арестовали, это случилось только через десять лет.
Когда кончалось Диночкино следствие, ей дали читать Лялины показания. Ляля там все признает – что Жемчужина была шпионкой, что мать их была шпионкой, что она, Ляля, получила в Париже деньги за мамину шпионскую деятельность и что сестра ее Дина об этом знала – словом, абсолютно все…
Диночка теперь точно знает, когда Лялю расстреляли. Это произошло в октябре сорок первого года, когда немцы подходили к Москве. Как Диночке потом рассказывали, какое-то время Ляля была в одной камере с Уборевич и Тухачевской. В это же время там в тюрьме был муж Марины Цветаевой и отец Али, Сергей Яковлевич Эфрон. И вот недавно в газете «Труд» был опубликован найденный в архиве приказ Сталина от октября сорок первого года. Обращается Сталин к заместителю министра внутренних дел Кабулову: приведите в исполнение приговор… смертная казнь… Первым номером стоит Сергей Яковлевич Эфрон, пятым – Юлия Вениаминовна Канель (Ляля), одиннадцатым и двенадцатым – Уборевич и Тухачевская. Так что все они даже попали в один список. И в октябре сорок первого года Ляля была расстреляна. Немцы как раз подходили к Москве. Может быть, если бы не война, их бы не расстреляли… Их долго держали.
В пятидесятых годах Диночке с Адольфом дали справку, что Ляля умерла в январе сорок второго года от сердечной недостаточности…
Так погибла Ляля. А Диночку спасла случайность.
Диночка.
«Счастливая случайность»
Когда Диночку арестовали, у нее была уже довольно большая беременность. В тюрьме ей сказали: надо делать аборт. Диночка ответила:
– Не хочу!
Но тюремные власти продолжали настаивать на аборте. Диночке в камеру подсадили стукачку, молодую девчонку-комсомолочку, она непрерывно долбила – вам надо делать аборт, вы не сможете здесь родить, здесь невозможно родить. А у Диночки до этого уже были неудачные роды, ребенок погиб. В конце концов она вынуждена была согласиться, и ее отвезли в больницу Бутырской тюрьмы. Пришел врач-гинеколог из какой-то другой больницы. Диночка сказала врачу:
– У меня большой срок, я не хочу без наркоза! Гинеколог начал готовиться к операции, но наркоза что-то не было видно. Диночка спрашивает:
– А наркоз? Гинеколог отвечает:
– Наркоза никакого не будет. Диночка запротестовала:
– Я без наркоза не дамся!
Она не хотела терять ребенка и все еще на что-то надеялась. Гинеколог сказал тюремным властям:
– Раз больная не хочет, я не буду делать аборт. Но бутырский врач приказывает:
– Нет, делайте, начинайте!
И гинеколог начал операцию. Это была адская боль. Диночка стала истошно кричать, она кричала прямо-таки диким голосом. Врач сказал:
– Вы мне мешаете работать. Перестаньте кричать, я не могу как следует работать из-за вашего крика.
Но Диночка продолжала кричать и кричала до самого конца. Потом ее увезли в палату, и через пять дней доставили обратно во внутреннюю тюрьму Лубянки. А еще через день ее вызвали на допрос к следователю и сразу же начали бить по пяткам резиновой палкой. Бил не сам следователь, бил специально приглашенный для этого профессионал, молодой человек лет двадцати по фамилии Зубов. Он бил Диночку этой палкой минут пять или десять, и Диночка почувствовала, что не может выдержать. Она закричала:
– Я все вам расскажу, только перестаньте бить! Они прекратили побои, и Диночка сказала:
– Я все вам расскажу, но не сейчас, сейчас я не могу, мне очень плохо.
Следователь говорит:
– Нет, говорите немедленно, сейчас же.
– Не могу, мне очень плохо.
Диночке действительно было очень плохо: от побоев у нее открылось страшное маточное кровотечение. Следователь отправил ее в камеру. Там Диночка потеряла сознание. В одной камере с ней в это время сидела немецкая коммунистка, она стала звать на помощь. Диночку отвезли обратно в Бутырскую больницу, вызвали того же врача, который делал аборт, он сделал чистку. На этот раз Диночка ничего не чувствовала, была без сознания. После чистки она пролежала неделю в Бутырской больнице, потом ее снова перевезли на Лубянку, в ту же камеру, к той же немке. Немка бесконечно обрадовалась:
– Боже мой, я была уверена, что вас уже нет в живых! Вы были такая бледная, вы совершенно умирали. Какое счастье, что вы живы!
Как это ни пародоксально, но кровотечение не погубило Диночку, а спасло ей жизнь. За ту неделю, что Диночка пролежала в Бутырской больнице, в ее деле что-то кардинально изменилось. Диночку перестали вызывать на допросы.
А произошло вот что: за эту неделю Советский Союз вступил в союз с Гитлером, Молотов был назначен министром иностранных дел, и Жемчужину тогда решили не арестовывать (ее арестуют в сорок девятом). Поскольку Жемчужину решили не арестовывать, исчезла необходимость выколачивать из заключенных показания о том, что она шпионка. Это спасло Диночке жизнь. Ее били «всего» два раза, и не успели выколотить признание в шпионаже, так что в ее деле шпионажа не было. Был самый легкий, почти невесомый пункт – недонесение об антисоветской деятельности близких. Диночка не сомневается, что если бы она подписала шпионаж, ее бы расстреляли, как Лялю.
Когда кончалось Диночкино следствие, ее вызвал заместитель Берии Меркулов. Меркулов начал читать ей бумагу, что у них в доме велись антисоветские разговоры, что мать ее была в преступной связи как с правой, так и с левой оппозицией. Потому что среди тех, кого Александра Юлиановна лечила, были Каменев – левая оппозиция, и Станислав Коссиор – тоже левая оппозиция, а правой оппозицией были Леплевский, Цурюпа, Лешава. В тридцать девятом все они были уже репрессированы.
И тут Диночка совершила ошибку, которая могла стоить ей жизни. Она прервала Меркулова и сказала:
– Между прочим, это все неправильно. Я подписала это под давлением, потому что меня избивали.
И смотрит, как Меркулов будет реагировать. Он как будто бы взял трубку телефона. А Диночкин следователь, еврей по фамилии Визель, довольно красивый брюнет невысокого роста, похожий на Наполеона, – шипит:
– Если ты хочешь переделать протокол, ты мне такое подпишешь, что будет гораздо хуже!
Наступает молчание, проходит какое-то время, Меркулов кладет трубку и говорит:
– Можете уходить.
И Диночка поняла, что совершила страшную ошибку. Она вернулась в камеру в жутком состоянии. В это время с ней в камере сидела Аля Эфрон. Диночка ей рассказала, что отказалась от показаний. Аля сказала:
– Какое мужество.
Но Диночка всем существом чувствовала, что это было не мужество, а глупость. Она в отчаянии металась по камере:
– Что мне теперь делать?
С ними в камере сидела еще одна женщина, Ася Михайловна Сырцова. Ее муж Сырцов когда-то был председателем Совета Министров РСФСР, к этому моменту он был уже расстрелян. Сырцова знала Диночкину маму. Она посоветовала Диночке:
– Немедленно напишите следователю, что вы признаете ваш протокол правильным, а то будет гораздо хуже.
Диночка послушалась ее совета и попросила, чтобы ее вызвал следователь. Диночка сказала ему:
– Я сейчас признаю свои показания, но в суд я не хочу, я буду опять отказываться.
Следователь сказал:
– У вас будет Особое совещание.
В мае сорок первого года Диночку вызвали на Особое совещание и дали ей пункт двенадцатый – недонесение об антисоветской деятельности близких, пять лет тюрьмы. Диночка сначала была очень огорчена, что ей предстоит тюрьма, а не лагерь, но потом оказалось, что ей опять повезло: тюрьма в это время была значительно лучше лагеря. Сначала Диночка была в Бутырке, а четырнадцатого июня сорок первого года ее отправили в Орловскую тюрьму отбывать наказание.
Когда в сорок четвертом кончился Диночкин срок, была война. Ее освободили, но перевезли в лагерь в Кемерово, где она работала вольнонаемным врачом. Потом ее перевели в лагерь для военнопленных.
Вот там она наверняка бы погибла от голода и холода, если бы за ней не приехал верный Адольф. Ему удалось выхлопотать, чтобы Диночке дали отпуск, и она уехала с ним на месяц в Москву. Там она заболела воспалением легких, ее лечил Мирон Семенович Вовси[13] в Боткинской больнице. Оттуда Диночку направили на военную комиссию и дали три месяца инвалидности. В это время война уже кончилась, ее демобилизовали, и она оставалась в Москве вплоть до нового ареста в сорок девятом году.
В пятьдесят четвертом году Диночка была на суде над Абакумовым в Ленинграде. Суд над Абакумовым был направлен против Берии. И снова выплыло дело Жемчужиной. Диночка выступала на суде как свидетельница. Генеральный прокурор Руденко сказал, что Берия в тридцать девятом году арестовал двадцать пять человек, которые должны были оговорить Жемчужину. Из этих двадцати пяти осталась в живых одна Надежда Вениаминовна Канель, то есть Диночка, остальные погибли. Юлия Канель была расстреляна, муж ее был расстрелян, сестра и брат Жемчужиной были арестованы и умерли в тюрьме, какая-то приемная сестра Жемчужиной была расстреляна. В общем, двадцать четыре человека погибли.
В сорок девятом году по делу Жемчужиной арестовали новых двадцать пять человек, в том числе и Диночку. Из этих новых двадцати пяти человек остались в живых четверо: кроме Диночки, еще писательница Галина Серебрякова (ее арестовали потому, что у Жемчужиной нашли книгу с ее автографом), управделами Жемчужиной Мельник и муж племянницы Жемчужиной. На суде над Абакумовым все они выступали свидетелями.
В пятидесятых годах Диночка подала на реабилитацию, и их с Лялей реабилитировали…