Глава четырнадцатая

Забытый архив

Едва войдя в атрий, Федор остановился на пороге. Все здесь напоминало ему о Юлии. Он невольно стал снова осматривать внутренне убранство атрия, вспоминая как все было тогда. Несмотря на вечернюю пору из комплювия^[19] падало еще достаточно света, чтобы хорошо различать предметы. Неглубокий резервуар прямо под ним, был предназначен для стекающей с крыши воды. Вокруг небольшого бассейна, подпирая деревянный потолок, стояли колонны. А в специальных настенных нишах помещались встроенные шкафы.

«Там должны быть посмертные маски», – вспомнил Федор, как тогда при нем раб открыл один из них, и Чайка успел заметить искусно сделанные маски и бюсты, в которых была запечатлена вся родословная Клавдиев, предков сенатора. Он инстинктивно шагнул к одному из шкафов и открыл его. Тот был пуст. Но слой пыли не успел стать слишком толстым. Значит, сенатор или его слуги, действительно недавно еще были здесь.

Подняв опрокинутое кресло с гнутыми золочеными ножками, Федор скользнул взглядом по стенам. Они были покрыты штукатуркой, побелены и украшенные фресками, с которых на морпеха глядели грозные боги Рима. «Ничего, – молча отвечал им Федор, – я вас не боюсь. Скоро вы все у меня будете вот здесь!».

И он сжал кулак, погрозив римским богам.

Пол Атрия был устлан каменными плитами, на которых валялись черепки нескольких разбитых ваз, видимо, задетых в спешке побега. Зато вся мебель действительно была на месте. Небольшой круглый столик, несколько кресел с выгнутыми на греческий манер спинками и вычурные лектусы, – спальные ложа, со спинкой в голове и сбоку. Большинство роскошных предметов было украшено слоновой костью, черепаховым панцирем, и золотом.

«Все, как тогда, словно и не прошло нескольких лет, – подумал Федор, все больше впадая в грустное настроение, – а вот здесь, у колонны она тогда и стояла».

– Шикарно живет какая-то римская сволочь, – раздался прямо над ухом громоподобный голос Летиса, пожиравшего глазами убранство атрия, быстро погружавшегося в полумрак. Федор мгновенно вышел из романтических грез, вернувшись в свое обычное состояние.

– Это вилла сенатора Марцелла, – просто заметил он.

– Как! – воскликнули в один голос друзья, – того самого Марцелла, нашего врага? Того, что недавно тебя едва не убил своей рукой?

– Да, это его жилище, – спокойно ответил Чайка, – другого Марцелла я не знаю.

– Давай сожжем этот дом! – предложил Летис.

– Нет, – отрезал Федор, – уже почти ночь, а это может привлечь римских солдат, которые, наверняка, где-то неподалеку. Кроме того, эта вилла будет хорошим подарком Ганнибалу, если уцелеет. Пусть он решает, что с ней делать: сжечь или поселится здесь самому. А мне она не по рангу.

Летис обижено засопел, – ему очень хотелось немедленно что-нибудь здесь уничтожить. Не дожидаясь разрешения, он вдруг схватил один из лектусов, легко поднял над головой и с размаху ударил об стену. Золоченая кушетка сенатора разлетелась в щепки. Летис схватил второй.

– Обожди, – осадил его Федор, – Для начала надо осмотреть, есть ли здесь другая спальная мебель. А то придется лечь на полу.

– Да мне все равно, где спать, я солдат, – ответил здоровяк, но нехотя подчинился, с грохотом поставив лектус обратно на каменные плиты пола.

– Пошли со мной, пока совсем не стемнело, – приказал Федор, покидая атрий, – надо осмотреть библиотеку. Там Марцелл работал с документами из сената.

Урбал молча повиновался. Летис, пнув на прощанье оствшийся лектус, тоже последовал за ними.

Быстро сориентировавшись, Чайка по внутреннему коридору прошел в таблинум, дверь в который была заперта. Вот где нашла выход ярость сына владельца гончарной мастерской из Утики. Хватило одного движения плечом, и дверь слетела со своего места, вырвав «с мясом» петли из косяка.

Посреди архивного кабинета бывшего хозяина виллы стоял массивный стол, на котором виднелось несколько небольших искусно сделанных шкатулок. Узкий шкаф, разбитый на квадратные отделения, полные свитков, находился позади столь же массивного кресла. Еще парочка шкатулок побольше, похожих скорее на большие ящики, обитые железными пластинами, стояла на полу. Все шкатулки, к удивлению Федора, была закрыты. В кабинете царил порядок.

– Ничего не понимаю, – удивился Федор, – неужели сенатор так спешил, что забрал посмертные маски своих предков, но позабыл вывести свой архив. Или что-то ему помешало?

– Точнее кто-то, – ехидно заметил на это Урбал, – и я даже знаю кто.

Пройдясь по кабинету, Федор приказал:

– Летис, достань кинжал и вскрой пару шкатулок. Одну большую и одну поменьше.

Летис с радостью выполнил этот приказ, мгновенно расковыряв первый замок лезвием всегда имевшегося при нем кинжала отменной прочности и остроты. В малой шкатулке был всего один свиток.

– Так, – пробормотал Федор, разворачивая его и пытаясь прочесть документ, – записка от сенатора Кастора относительно нападения на галлов в северных провинциях. Это ясно.

– Может пожечь пару свитков? – предложил заботливый Летис, видя, как мучается в сгущавшейся темноте Федор.

– Не надо, – отрезал Федор, сворачивая свиток и опуская его обратно в шкатулку, – лучше вскрой вторую.

Летис быстро взломал очередной замок массивной шкатулки, больше напомнившей Федору передвижной сейф. Там действительно оказались деньги, дно было завалено множеством разнокалиберных кожаных мешочков, в которых оказались денарии. А сверху лежало несколько свитков.

– Деньги на строительство трех кораблей для флота Сицилии, – проговорил Федор, поднеся свиток близко к глазам, – а также приказ претору Марцеллу немедленно явиться в Остию с флотом.

Федор задумался, что-то не сходилось.

– Так, это что же, получается, – произнес он вслух свои сомнения, – Марцелл прикарманил это серебро или просто забыл построить три корабля для сицилийской эскадры?

– Может, не успел, – подал мысль Урбал, – а только собирался. Тут мы ему и помешали.

– Да все сенаторы одно ворье, – авторитетно заявил Летис, который с интересом изучал в углу чей-то бюст, установленный на небольшой декоративной подставке в виде колонны, – уж я-то знаю.

Федор опустил свиток в шкатулку, и снова подозвал Летиса.

– Вскрывай следующую! – указал командир двадцатой хилиархии, наугад ткнув пальцем в шкатулку, стоявшую на средней полке шкафа.

Там оказались закладные на какой-то дом в Риме на Авентинском холме, отданный неким Всадником сенатору Марцеллу за долги. Там же находилось еще с десяток долговых расписок от людей не бедных и знатных. Похоже, у Марцелла половина Рима ходила в должниках. «Скоро мы спишем все долги, – недобро ухмыльнулся Чайка, – когда займем Рим. А бумажки-то интересные. Если покопаться на досуге, может, и нарою что-нибудь полезное для дальнейшей жизни».

– Все, закончим с этим, – сказал он вслух, – Похоже, нам повезло.

Затем обернулся к Урбалу и добавил:

– Наверняка, сенатор, бросаясь в бега, захватил все самое важно, но, может быть, тут тоже кое-что осталось. Надо захватить все это с собой. Урбал, забери все бумаги и отдай Терису, пусть хранит их в моей походной повозке, пока не доберемся до Ганнибала. Летис, помоги.

– Будет сделано, – кивнул рослый финикиец.

– Как закончите, идите отдыхать. Лагерь должен быть уже разбит.

Федор, сам собиравшийся ночевать в одной из комнат виллы, добавил, немного подумав.

– А то возвращайтесь потом, переночуете разок на вилле сенатора в порядке исключения. Велю вам подыскать комнатку.

Но друзья отказались.

– Не по чину нам на таких виллах ночевать, – к удивлению первым отказался Летис, – вот когда Рим возьмем, тогда уж все будет наше. Я себе такую же отгрохаю. Или у другого сенатора отберу.

– Ну, как знаете, – не стал напирать Федор и вышел во двор, по которому сновали африканские пехотинцы с факелами. Остановив один из дозоров, Федор уточнил готов ли лагерь. Ему ответили, что Карталон разместил всех солдат с восточной стороны и приказал ставить палатки в парке. «Молодец, Карталон, – мысленно похвалил Федор помощника, – парк огромный. Там, среди деревьев, можно было даже костры разводить, никто не заметит, пока не подойдет совсем близко. С дороги точно не видно, холм и вилла закрывают».

– Осторожнее с огнем, – все же предупредил Федор дозорных, – не показываться с факелами за пределами двора.

Встретив неподалеку Териса, который с адъютантами разыскивал его, Федор отправил их помогать Урбалу с архивом, а сам вдруг вспомнил, что еще не побывал в том самом доме для важных курьеров и прислуги, где они с Юлией первый раз дали свободу чувствам. И немедленно направился туда. Идти было не очень далеко, но когда Федор Чайка приблизился к строению, уже тонувшему во мраке, то обнаружил, что его заняли солдаты для ночлега. Причем разместились здесь бойцы не какой-нибудь, а его родной, седьмой спейры, первыми обнаружившие дом.

«А чего я собственно ждал, – отругал себя Федор за лишние сантименты, – сам же приказал устраиваться на ночлег. Ну не я, так хоть Урбал с Летисом тут заночуют».

Посмотрев на дом издалека, Федор, решил не рассказывать друзьям, чем он тут занимался с дочкой сенатора. Слишком личный был вопрос. Пока Чайка стоял, мимо несколько раз проскакали нумидийские всадники, тоже ночевавшие в парке неподалеку. Кельты устроились с западной стороны от дальних ворот. Убедившись, что дозоры не дремлют, удовлетворенный командир двадцатой хилиархии отправился обратно на виллу, где занял спальню сенатора, выставив у дверей охрану из десяти пехотинцев, и с удовольствием заснул.

В ту ночь ему снилась не война. Снилась ему, конечно, Юлия. Она плыла на большом корабле по морю, в котором начинался шторм. Огромные волны накатывали на борт, одна за другой, желая перевернуть и утопить квинкерему. Сильный ветер развевал длинные платиновые волосы девушки. Юлии было страшно за свою жизнь, но еще больше она переживала за крохотного ребенка, которого прижимала к своей груди, стремясь спасти его от налетавшего ветра. Глядя на нее, Федор знал, что она ждала его, ждала уже давно. Ждала всегда, с тех самых пор, как они расстались. Когда он вынужден был бежать в Карфаген, стремясь избегнуть гнева ее воинственного отца и обманутого жениха. И стал предателем Рима, который успел к тому моменту возненавидеть.

Глядя откуда-то сверху на палубу корабля, словно с небес, Чайка видел девушку, как наяву и верил, что скоро найдет ее, несмотря ни на что. Преодолеет любые преграды, что уготовила им судьба. Очередной порыв ветра вдруг поднял огромную волну, вознесшую корабль на самый верх, и разломил его пополам. Раздался страшный треск, заглушивший раскаты грома и заставивший онеметь сердце морпеха.

Чайка проснулся в холодном поту. Прислушался. Снаружи раздавался, какой-то треск, гул и звон одновременно. Наверное, именно он его и разбудил. Приходя в себя, Федор еще некоторое время продолжал лежать на пастели, где вчера устроился в исподнем, прикрывшись походным плащом скинув доспехи на пол. Никакого белья гостеприимный сенатор ему не оставил.

Вдруг в окно со звоном влетел камень, и шлепнувшись о стену, упал на пол.

– Черт побери, – вскочил Чайка босыми ногами на каменный пол, мгновенно проснувшись, – там же драка идет! Влюбленный морпех, твою мать, расслабился!

– Почему меня не разбудили?! – наорал он на охранников, прильнувших к окну на лестнице, когда, наспех натянув без посторонней помощи кирасу, поножи, сандалии и нахлобучив на голову шлем, распахнул дверь.

– Только что началось, – попытался оправдаться охранник, взбежавший на глазах Федора по лестнице, – нас атаковали сразу со всех сторон. Я как раз бежал доложить вам.

– Кто напал? – уточнил Федор, успокаиваясь и переходя на деловой тон, – и сколько их?

– Римляне, – охранник развел руками.

Федор оттолкнул его в сторону и сбежал по лестнице во двор. Там его повстречал Карталон с несколькими офицерами, но еще раньше Терис.

– Римляне атаковали нас со стороны дороги, – успел шепнуть Терис, прежде чем, оттолкнув его, приблизился Карталон, обрубленное ухо которого налилось багровой краской. Но внешне бородатый финикиец был спокоен.

– Что происходит? – спросил Федор, поправляя наброшенный через плечо ремень от ножен фалькаты.

– Мы почти блокированы превосходящими силами, – бесстрастно завил Карталон, – судя по всему, ночью подошел целый легион. На нас наседают отовсюду, но первые стычки говорят о том, что его солдаты абсолютно не умеют воевать. Они плохо обучены и дерутся, как…

– Преступники, – закончил за него Федор Чайка, – что же, это действительно может быть легион преступников, выпущенных римлянами на свободу. Атарбал предупреждал меня.

– Дерутся они плохо, – продолжал Карталон, – но, их все равно втрое больше, чем нас. Каков будет приказ: оборонять виллу?

– Нет, – отрезал Федор, – вилла нам не нужна. Это не крепость. Уходим. Прорываемся на запад, в сторону моря. Терис, архив погружен?

Верный ординарец кивнул в сторону двух повозок. Они стояли у главных ворот, запряженные лошадьми, оставшимися от убитых во вчерашнем бою римских катафрактариев.

– Тогда вперед, время дорого.

– Атаковать мне? – на всякий случай спросил Карталон.

– Нет, пустить вперед кельтов, – пояснил свою мысль Федор Чайка, – а ты прикрывай наше отступление. Вернее, поддерживай прорыв.

Карталон кивнул и быстро удалился за ворота. А Федор, прислушался к нараставшему шуму, и ему показалось, что драка действительно идет со всех сторон. Не теряя больше времени, Чайка вскочил на подведенного коня, приказал Терису с адъютантами следовать за ним, и поскакал через парк. Прискакав к знакомому домику в его глубине, он быстро разыскал Урбала, который выстраивал напротив свою спейру и узнал от него, что три спейры уже дерутся с римлянами, сдерживая их атаки на том же поле, где вчера произошел бой.

– Передай им, что мы будем прорываться на запад. Следуй со своими солдатами за мной. Впереди пойдут галлы. Карталон прикроет отступление.

– Все ясно, – кивнул Урбал, и добавил, так, чтобы никто не слышал, – зря мы здесь заночевали, Федор. Могли бы дальше пройти. Глядишь, сейчас бы не пришлось отбиваться.

– Не зря, – отмахнулся Федор, – оно того стоило.

– Ну-ну, – ухмыльнулся с пониманием Урбал, но больше ничего не сказал.

Направление для удара Федор выбрал верно. С дальней стороны имения Марцелла скопилось меньше всего солдат противника и кельты, которых осталось две неполные спейры, смогли разорвать окружение, легко прорубив в нем брешь. Даже, слишком легко. Когда Федор со своей двадцатой хилиархией, так же потерявшей немало людей за последние недели боев, показался на поле, то успел увидеть, как разбегаются римские легионеры, при одном виде разъяренных кельтов.

Затем Чайка увидел странную сцену: кельт, смертельно ранивший своего противника, вдруг отбросил свой меч и стал вырывать у полумертвого римлянина его оружие. Сделав это, он сорвал с легионера шлем и даже отобрал щит, разукрашенный какими-то фигурками. И, нагрузившись этим железом сверх меры, воин побежал догонять своих, уже почти втянувшихся в лес, который начинался невдалеке.

Путь на запад из усадьбы Марцелла был свободен и в образовавшуюся брешь устремились нумидийцы, которых Федор отправил вперед на разведку, а затем и двадцатая хилиархия. Проезжая мимо мертвых римлян, Федор присмотрелся и понял в чем дело. То-то издалека ему показалось, что легионеры как-то странно одеты. Теперь он видел, что большая часть из них вооружена трофейным галльским оружием, которое римляне были вынуждены собирать по всем своим храмам. В таком виде римский легион преступников, а Федор не сомневался, что это был он, представлял собой довольно живописное зрелище.

«Да, – не без удовольствия подумал Федор, – тают запасы великого города. Представляю, как разъярились кельты, увидев перед собой этих новобранцев».

К счастью противник им попался не из сильных. Несмотря на свою превосходящую численность, легионеры не смогли удержать карфагенян в пределах почти окруженной виллы сенатора. Большая часть финикийских солдат уже покинула окружение, тяжелее всего приходилось Карталону, на бойцах которого легионеры вымещали обиду за упущенную победу. Карталон отступал с боями, оставив себе всего четыре спейры, и прикрывая отход основных сил к лесу.

Оказавшись в лесу, Федор разрешил сделать короткий привал: она ждал, что нумидийцы принесут ему недостающую информацию. Лесок был жиденький, укрыться здесь было особенно негде, и следовало немедленно двигаться дальше. Чайка решил попытаться уйти и к ночи оторваться от преследователей, чтобы сохранить как можно больше людей для предстоящей операции. Положить всех прямо здесь, не входило в его планы.

Угурта не обманул его ожиданий. Прискакав вскоре с десятком всадников к повозке с архивом, рядом с которой разместился на отдых командир двадцатой хилиархии, он через переводчика сообщил, что если взять чуть правее, то скоро будет река. Она течет с гор и довольно бурная, имеет крутые берега. Брода нумидийцы не успели найти, но зато нашли целый деревянный мост. На несколько километров вверх и вниз по течению другого моста нет. Римлян тоже нет. А из обжитых мест нашли только две деревни, покинутые жителями. Дальше за мостом поля, переходящие в холмы средней величины. А еще дальше предгорья.

– Отлично, – повеселел Федор, – если переправиться и разрушить этот мост, то римляне поотстанут на некоторое время. Это то, что нам нужно. Показывай дорогу.

Он встал с повозки и снова вскочил в седло.

– Подъем! – и, обернувшись к адъютантам, добавил, – сообщить кельтам и всем командирам новое направление. Отправить связного к Карталону, а здесь оставить половину спейры, как проводников к мосту, чтобы дожидались его прихода. Остальные немедленно выступают.

Спустя час, разведчики доложили, что мост обнаружен. Это было не сложно, поскольку сильно разбитая лесная дорога, на которой они оказались, пройдя опушку леса, выходила строго на него. Похоже, в мирное время римляне здесь валили лес, по пути Федору попалось на глаза несколько делянок, и сплавляли его по реке вниз к Тибру. Чуть ниже моста имелась небольшая пристань. А, может быть, все это тоже принадлежало оборотистому сенатору.

– Хилиархия должна переправиться на ту сторону как можно быстрее, – приказал Федор, – Здесь, со мной, останется спейра солдат с лучниками.

Когда переправа была почти закончена, Федор подозвал к себе одного из адъютантов и отдал новый приказ:

– Занять оборону на мосту, забаррикадировать подступы. Подпилите пару балок или разберите его часть, так, чтобы можно было быстро разрушить, после переправы солдат Карталона.

Финикиец кивнул и ушел исполнять приказание.

Спустя еще пару часов, когда все солдаты Федора были уже на другой стороне, а нумидийцы снова отправлены в разведку, со стороны леса послышался лязг, и скоро показались отступающие солдаты Карталона, на которых по-прежнему наседали римляне. Оставленные для связи бойцы вывели их к самому мосту, но и враг не отставал, вися на пятках. Особенно не понравилось Чайке, что к преследованию подключились конные римляне.

– Лучникам приготовиться, – сообщил он стоявшему рядом адъютанту.

И стрелки, человек тридцать, выстроившиеся вдоль берега, быстро натянули тетиву своих луков, приладив к ним стрелы.

Две спейры бойцов Карталона быстро перебрались по мосту, простучав по нему подкованными башмаками. Третья втянулась, а четвертая последняя, увязла на подступах в драке с римской конницей, далеко обогнавшей собственную пехоту. Катафрактарии рубли своими длинными мечами африканцев и давили их лошадьми.

– А ну, охладить этих вояк, – приказал Чайка.

И в конных римлян, представлявших собой отличные мишени, полетели стрелы. Федор видел, как одному из них стрела вошла в шею. Всадник выронил щит и меч, схватившись за древко стрелы, и рухнул лицом в грязь. Еще десяток всадников постигла та же участь. Но они не отступали, желая захватить мост. Однако, в пылу преследования слишком далеко оторвались от пехотинцев, и скоро были наполовину уничтожены. Увидев, что несет большие потери, командир римской конницы, приказал отступить в лес, чтобы возобновить атаку уже превосходящими силами. А Федору только того и надо было.

Едва последний солдат Карталона перешел на другой берег бурной реки, а его примеру последовал Федор с лучниками, как середина моста обвалилась. А затем обломки моста на дальнем берегу загорелись, подожженные умелыми руками. Обернувшись назад, Чайка заметил раздосадованное лицо командир римской конницы, снова показавшегося на берегу. Какое-то время можно было не опасаться преследования.