на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 12

В течение часа убитые и раненые были вывезены вертолетами с территории лагеря. Растерянных представителей местной полиции успокоили федеральные власти. Соседи, весьма немногочисленные, испуганные отдаленным грохотом выстрелов и взрывов, потребовали объяснений, и они их получили. Были поспешно состряпаны «секретные» данные о задержании группы наркоторговцев, оказавших сопротивление. Четыре окрестных поместья тотчас же были выставлены на продажу, несмотря на заверения в том, что успешная «операция» полностью завершена.

По записям локаторов слежения было установлено, что лже-«Молчаливый конь» прошел прямо на восток над побережьем Бетани-бич штата Делавар и далее в открытый океан, где исчез с экранов. Подтверждение этому было получено от базы военно-морской авиации «Петаксент-ривер» в Нантикоке, к юго-востоку от острова Тейлорса. Радиолокаторы базы зафиксировали неопознанный летательный аппарат, быстро удалившийся в сторону Атлантики и бесследно исчезнувший над открытым морем.

Профессионалы, знакомые с тактикой террористических группировок, сошлись во мнении в следующем: вертолет-убийца улетел в условленное место в открытом океане, где его экипаж подобрало маленькое судно. Кроме того, предположительно, перед тем как покинуть вертолет, экипаж привел в действие бомбу замедленного действия, которая через считаные минуты разорвала летательный аппарат на мелкие куски, тотчас же отправившиеся на дно. Матарезе были скрупулезны во всем.


Фрэнк Шилдс шел вместе со Скофилдом по лагерю, еще недавно такому мирному и уютному. Повсюду виднелись следы кровавой бойни, в основном дымящиеся обломки разрушенного особняка. Выбитые двери и оконные рамы, закопченные обломки стен и колонн были разбросаны на удалении до шестисот футов, длины двух футбольных полей.

– Такое ощущение, будто идешь по полю боя, где столкнулись две армии, – угрюмо произнес Брэндон, – вот только в данном случае мы даже не знали, что воюем. Ублюдки!.. И это я во всем виноват! В моих силах было не допустить побоище, и я никогда не прошу себя. – Он умолк, погруженный в скорбь.

– Не думаю, Брэндон, что ты мог что-либо предотвратить…

– Нет, Фрэнк! Ты настаивал на том, чтобы мы перебрались отсюда, а я ответил категорическим отказом. Повел себя упрямым, тупоголовым старым дураком, не понимающим, что ему уже давно пора перестать командовать! Я слишком долго был оторван от жизни и лишился этого права.

– Я вовсе не пытаюсь тебя успокоить и тем более избавить от ответственности, – прервал его Шилдс. – Я просто хочу сказать, что ты не мог ничего предотвратить.

– Ну как ты можешь так говорить?

– Потому что то же самое все равно произошло бы, где бы ты ни находился… Брэй, у нас дырявое все, вплоть до внутренних кодов и закрытой корреспонденции с другими ведомствами.

– С чего ты так решил?

– Как только поступил сигнал тревоги и мы узнали о том, что здесь происходит, я связался с Министерством внутренней безопасности и устроил разнос. Куда, черт побери, подевалось прикрытие с воздуха, перехватчики, патрулирующие над лагерем? Они же обязаны в шесть утра и в шесть вечера охранять воздушный коридор.

– И действительно, куда они подевались? – спросил разъяренный Скофилд. – Проклятие, нам приходилось слушать их рев всякий раз, когда прилетала «вертушка»! По утрам они не давали Антонии спать. Так где же они были?

– В Министерстве внутренней безопасности мне ответили, что получили от нас сообщение со стандартным кодом, в котором предписывалось не поднимать в воздух самолеты сопровождения, поскольку из-за серьезных технических неполадок вылет «Молчаливого коня» был отменен.

– Что? И кто отдал такой приказ?

– Уж конечно, не я, Брэндон.

– Но он поступил из твоего ведомства? Кто мог его отдать?

– Ты ничего не понимаешь. Это мог сделать любой, но кто осмелился?

– Разорви своих людей на части! – заорал взбешенный Брэндон. – Вздерни всех сукиных сынов и дочерей на дыбу так, чтобы они истекли кровью! Меньшим ограничиться нельзя – можно считать, эти люди сами нажимали гашетку пулемета и сбрасывали бомбы. Восемь человек убиты, еще четверым скорее всего не выкарабкаться. Сделай же что-нибудь, Фрэнк! Я не могу, но ты можешь. Черт побери, это же твоя епархия!

– Да, это моя епархия, и все будет сделано так, как я скажу, потому что я в ответе за все. Но я не собираюсь принимать решения, основываясь на чистом упрямстве или желании проштамповать своим клеймом все, что угодно.

– Вот как?.. – Скофилд осекся; помолчав, он схватил Шилдса за руку. – Ну хорошо, Косоглазый, я это заслужил.

– Да, полагаю, заслужил.

– Пойми, я зол как сто чертей!

– Как и я, Брэндон, – сказал заместитель директора, не отрывая от Скофилда взгляда своих прищуренных глаз. – Но тот внутренний разгром в Управлении, который ты предложил, лишь загонит наших врагов еще глубже под землю, при этом создав для них атмосферу максимального процветания. Междоусобные распри могут быть очень эффективным отвлекающим маневром.

– О господи, – пробормотал Брэндон, выпуская руку Шилдса. Они медленно двинулись дальше. – Наверное, вот почему ты аналитик, а я – нет… Но вот что я никак не могу взять в толк: раз именно я встал поперек горла, почему бы просто не натравить на меня наемного убийцу, который решил бы проблему одной пулей в голову? Просто, чисто и быстро, с минимальным риском и максимальной вероятностью успеха. Видит бог, среди нас есть предатель. Красный шарик повесил не один из эльфов Санта-Клауса.

– Да, но ты сам ответил на свой вопрос. Тот, кто это сделал, знал, что ты, Антония и Прайс крайне редко находитесь вне зоны наблюдения службы безопасности лагеря.

– Это правда?

– Абсолютная. Мы постарались предугадать все мыслимые варианты. Такие огромные силы и средства, не говоря про финансовую составляющую, были затрачены не для того, чтобы с тобой расправились так просто.

– Но почему я ничего не заметил? Ни я, ни Тони, ни Камерон? Как-никак, мы далеко не любители.

– В основном наблюдение осуществлялось издалека. Какой-нибудь сержант связывался по рации с капралом и докладывал, что Бомба – это ты – покидает сектор шесть, встречайте его в седьмом. Мы разделили территорию лагеря на квадраты – остальное сам знаешь.

– Слежка сменяющими друг друга машинами, – согласился Скофилд. – «Коричневый седан сворачивает с Восьмой авеню, ведите его по Сорок шестой улице».

– Совершенно верно. Подобная тактика до сих пор не потеряла своей эффективности.

– Все старое, как правило, оказывается лучшим, Фрэнк… Черт побери, о чем это мы разглагольствуем? Мы сидим по уши в дерьме и рассуждаем, словно два практиканта!

– Мы разговариваем о таких вещах, Брэндон, для того чтобы иметь возможность думать. Это все, что нам осталось.

– Нам пора перестать думать и начать действовать, Младший.

– Знаешь, Брэй, «Косоглазого» я еще как-то терпел, но «Младший» – это уже слишком. К тому же, как я уже говорил Прайсу, я старше тебя.

– Неужели?

– Если быть точным, на восемнадцать месяцев и одиннадцать дней, мальчик… Поскольку думать ты не хочешь, что ты можешь предложить насчет действий?

– Во-первых, – заговорил Скофилд, – надо сложить воедино все, чем мы располагаем. Моледой капрал, убитый на проселочной дороге; убийца, проникший на территорию лагеря и карабкавшийся вверх по стене, чтобы замочить Тони и меня; Брэкет и Денни убиты, отравлены завтраком, который предназначался мне; воздушный налет, который невозможно проследить, и шарик-целеуказатель, вывешенный предателем, которого невозможно вычислить. И, наконец, есть еще эта Монтроз, связанная с кем-то в Белом доме. Что все это дает?

– Ты все-таки решил сначала подумать, – печально усмехнулся Шилдс. – Однако, что касается Лесли Монтроз, она чиста, хотя она и находится на грани паники. Уму непостижимо, как она еще может работать. По-моему, у нее все мысли должны быть только о сыне.

– Каким образом она вышла на дом 1600?[37]

– Через полковника Брэкета. Он и его жена являются близкими друзьями Монтроз – разумеется, в случае полковника нужно употребить прошедшее время. После похищения, когда с Монтроз связались, как можно смело предположить, представители Матарезе, она была близка к срыву. Обратиться за помощью ей было некуда – определенно, не к нашим болтливым бюрократам. По словам миссис Брэкет, которая сейчас сама находится в стрессе, Монтроз открылась ее мужу, Эверетту, сослуживцу и в каком-то смысле наставнику.

– Получается разумно, – заметил Брэндон, кивая на пятачок бетона, мимо которого они проходили, служивший взлетно-посадочной площадкой для «Черного ястреба». – Она выложила ему все начистоту, потому что он был ей другом, товарищем по академии Вест-Пойнт, близким человеком; Монтроз ему доверилась. Но при чем тут Белый дом?

– Брэкет учился в аспирантуре при Йельском университете, и одним из его однокурсников был Томас Кранстон…

– Это имя мне знакомо, – прервал его Скофилд. – Он ведь был одним из нас, не так ли?

– Совершенно верно. Свое дело он знал чертовски хорошо и поднялся по служебной лестнице на самый верх. Помимо природного дарования, Кранстон был еще чертовски отличным дельцом. Если бы он остался в Лэнгли, его непременно выдвинули бы в директора, и я поддержал бы его кандидатуру обеими руками.

– Косоглазый, но это место должно принадлежать тебе! Неужели в твоем тщедушном теле не осталось ни унции нормальной, завистливой ненависти?

– Об этом не может быть и речи, поскольку, во-первых, я знаю, что на этой должности не справился бы, и, во-вторых, мне нравится то, что я делаю, – а делаю я это хорошо. Уйдя из Управления, Кранстон возглавил один из «мозговых центров»,[38] финансируемых международными консорциумами. Оттуда оставался уже один шаг до политического водоворота. В настоящее время Кранстон является главным советником президента по вопросам национальной безопасности.

– Значит, Брэкет направил Монтроз к нему.

– Да, этот шаг был логичным, и в свете последних событий он оказался здравым. У нас есть опыт, у нас есть средства, но, очевидно, мы поражены раковой опухолью. Если бы Монтроз обратилась к нам, ее сын погиб бы.

– Но что может этот Томас Кранстон?

– Понятия не имею, но, что бы это ни было, все это очень засекречено.

– В том числе и от нас?

– Не знаю.

– Так узнай.

– Я попросил о личной встрече с Кранстоном. Быть может, мы узнаем что-нибудь такое, о чем Белый дом не собирается ставить нас в известность – пока.

– Разве мы не на одной стороне, черт побери? – повысив голос, спросил Брэндон.

– Иногда нам приходится работать друг против друга.

– Но это же бред какой-то!

– Полностью с тобой согласен, но таков порядок вещей.

– Ну хорошо, хорошо. Естественно, я настаиваю на своем присутствии на этой встрече. А также на присутствии Прайса и Антонии. Мы ведь эксперты, ты не забыл?

– Вы обязательно примите в ней участие, – согласился Шилдс. – Но только не подполковник Монтроз. Кранстон беспокоится, сможет ли она держать себя в руках.

– Понятно… Ну а теперь вернемся ко всем этим финансовым сделкам, слияниям, объединениям, поглощениям, следствиями которых, как мне это видится, становится полная монополизация рынка. Здесь я могу кое-чем помочь. Хоть я и не компьютер, но я помню имена, связи, друзей Матарезе, а также врагов, которых они или поглотили, или уничтожили. Мне нужны только полные данные о сделках – это очень важно, это жизненно необходимо. Главная слабость Матарезе заключается в кровосмешении: они пользуются услугами только своих, добиваясь подчинения или подкупом, или шантажом. Так было все эти годы. И хотя полная картина хранится в строжайшей тайне, общие черты просматриваются, и я их увижу.

– Наши аналитики уже работают над всем тем, что может тебе понадобиться. Результаты будут готовы через несколько дней. Они будут переправлены тебе в Северную Каролину.

– Еще один лагерь?

– Нет, на этот раз уединенный поселок в горах Грейт-Смоки, состоящий из десятка жутко дорогих кондоминиумов. Вам будет там очень уютно за счет ничего не ведающих налогоплательщиков.

– Стой! – вдруг воскликнул Скофилд, не отрывая взгляда от кусочка серебристого металла на взлетно-посадочной площадке. Нагнувшись, он подобрел блестящий осколок. – Это от того вертолета, который разбомбил нас ко всем чертям. – Плюнув на металлическую поверхность, он потер ее ногтем.

– С чего ты взял? – спросил заместитель директора ЦРУ.

– Когда мерзавец совершал второй или третий заход, наши ребята открыли ответный огонь и, судя по всему, зацепили его за брюхо. Ничем другим это быть не может.

– Ну и?

– Краска относительно свежая. Отправьте этот кусок на завод «Сикорский». Быть может, удастся установить, что это был за вертолет.

– Я тебя все равно не понимаю, Брэндон.

– Конечно, тут все будет зависеть от везения.

– Что все?

– Машина, что бомбила и расстреливала нас, была перекрашена Матарезе. Выясните на «Сикорском», кто в течение последних полутора месяцев покупал или брал в лизинг боевой вертолет «Эм-эйч-60К».

– А я думал, ты полностью расстался с этим миром.

– Антония задала кое-какие вопросы. Один из ребят из СБР опознал ублюдка.


Камерон Прайс и Антония собрали личные вещи погибших и раненых – убитый чувством вины Скофилд отказался принимать участие в этом скорбном занятии. Закончив с неприятным, они присоединились к Брэндону и Фрэнку Шилдсу, которые вместе с подполковником Лесли Монтроз стояли у взлетно-посадочной площадки.

– В Северную Каролину нас будут сопровождать четыре «ф-шестнадцатых», два спереди и два сзади, – сказал заместитель директора, когда четыре бывших обитателя лагеря уложили свои вещи на борт вертолета.

Вертолет «Блэк хок» по крутой спирали поднялся в воздух. Шилдс занял место в кабине вместе с летчиком и штурманом, Скофилд устроился рядом со своей женой, и Прайс оказался вынужден сесть вместе с Монтроз. Эти двое первые минуты полета чувствовали себя неловко, не зная, что сказать друг другу. Наконец Камерон нарушил молчание:

– Я приношу свои извинения – я очень сожалею, что все так произошло.

– И я тоже, – холодно ответила женщина-офицер. – Неужели вы действительно позволили бы мистеру Скофилду убить меня?

– Непростой вопрос. Я считал вас виновной в воздушном налете… вероятно, в тот момент позволил бы. Погибли люди, многие были ранены. Я был вне себя от ярости.

– Наверное, на вашем месте я чувствовала бы себя так же. Я вас прекрасно понимаю.

– В таком случае, какого черта вы ни словом не обмолвились нам о том, в каком положении находитесь?

– Мне было сказано ничего не говорить – категорически приказано.

– Кто отдал такой приказ? Некий Томас Кранстон?

– Вижу, вы уже все знаете. Да, Томас Кранстон, властью, данной его шефом, президентом.

– Но почему?

– Потому что Кранстон не верил в то, что ЦРУ сможет надежно защитить лагерь. Как выяснилось, он оказался прав, вы не согласны?

– Мой хороший друг, который сейчас находится в кабине, мучительно переживает по этому поводу. Он не находит себе места.

– Они повсюду, мистер Прайс, кто бы они ни были! Они повсюду! И мы не можем их видеть, не можем найти!

– И вы не знаете, кто эти люди?

– Я знаю только то, что мне звонят из Каира, Парижа и Стамбула и пугают жуткими вещами, которые могут произойти с моим сыном! А как бы вы поступили на моем месте?

– В точности так же, как вы, дорогая миссис Монтроз. По возможности, обратился бы на самый верх, минуя безвольную, дырявую середину.

– Кранстон рассказал мне о среде, находящейся над разведывательным сообществом или, если вам так больше нравится, под ним, способной на самые страшные преступления. Я мать, я хочу вернуть своего сына! Его отец погиб, сражаясь за родину, и кроме него, у меня больше никого не осталось. Если даже я и не смогу его спасти, то, по крайней мере, умру с сознанием того, что сделала все возможное. Собственная смерть меня не пугает. Я солдат, я готова рисковать своей жизнью. Вот почему, хвала господу, я смогла подняться на самый верх. Вы работаете в зараженной организации, мистер Прайс, и я, для того чтобы вернуть своего мальчика, буду действовать в обход вас. Мы с моим мужем и так принесли достаточные жертвы!

– Можно мне сделать одно предложение? – спросил Прайс, дождавшись, когда эмоции несколько утихнут.

– Я прислушаюсь к любому совету, если он будет исходить от того, кого я считаю одним из своих.

– Я на вашей стороне, подполковник Монтроз. Как и Фрэнк Шилдс, как и супруги Скофилды.

– Не сомневаюсь, вы будете идти вместе со мной – до тех пор, пока нам по пути.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– У вас свои задачи, и вам приходится думать о том, чтобы прикрыть свою задницу – выражаясь мягче, сохранить свою репутацию. Передо мной же стоит одна-единственная цель – добиться благополучного возвращения сына.

– Вовсе не собираюсь с вами спорить, – тихо промолвил Камерон, – и у меня даже нет такого желания, но, по-моему, со своими обязанностями в лагере вы справлялись как нельзя лучше. Хотя это и не была ваша первостепенная задача.

– Томас Кранстон предупредил Эва Брэкета, что одно может быть связано с другим, поэтому они вдвоем добились моего назначения в лагерь.

– Может быть связано? И это все, что вам известно?

– Мне известно только в самых общих чертах о существовании некой террористической организации, заинтересованной в устранении вас и супругов Скофилдов, в первую очередь, мистера Скофилда. В подробности меня не посвятили, посчитав, что мне незачем их знать.

– И вы поверили в эту брехню? – сердито воскликнул Прайс. – Прошу прошения за свою речь, но это чистейшей воды брехня – пустые слова, если вам так больше нравится.

– В эту брехню, или в пустые слова, я поверила потому, что привыкла подчиняться приказам. Согласна, что в таком подходе также есть свои недостатки, однако плюсов в нем гораздо больше, чем минусов. Информация в руках человека неопытного или несведущего может быть очень опасной.

– Постарайтесь быть поконкретнее.

– По-моему, лучше всего эта мысль выражена в плакате времен Второй мировой войны: «Болтливые языки топят корабли».

– Даже если речь идет о тех, кто ведет эти корабли в море?

– Если им необходимо что-то знать, они это знают.

– А вам не приходило в голову, что если капитана хотя бы одного судна держать в неведении, он может наскочить на другой корабль?

– Не сомневаюсь, подобные соображения всегда принимаются в расчет… Но к чему вы клоните, мистер Прайс?

– Подполковник Монтроз, вы являетесь одним из ключевых игроков, и если у вас нет полной картинки… значит, вы должны ее получить. Я полагал, вы сами потребуете объяснений – после смерти Эверетта Брэкета, если точнее, его убийства. Как-никак, он ведь был вашим другом, близким другом. На вашем месте я был бы переполненным горем и злым как черт.

– Мистер Прайс, я скорблю, но по-своему. Я потеряла мужа, вы не забыли? А что касается гнева, поверьте, он вот здесь… Так что у вас за предложение? Кажется, вы что-то говорили об этом.

– И вы только что укрепили меня в мысли любыми средствами убедить вас принять его.

– Прошу прощения?

– Четкое выполнение приказов, от которого вы в таком восторге… так вот, все это было самым грубым образом нарушено и растоптано. Имеется договоренность о встрече с участием меня, Скофилдов и Кранстона; на этом настоял Шилдс. Но вас на ней не будет.

– Вот как? – В глазах Лесли отразилось непроизвольное подозрение, тотчас же сменившееся соглашением с неизбежным.

– Лично я считаю, вам обязательно нужно присутствовать на этом совещании, – тихо продолжал Камерон. – Повторяю, вы являетесь одним из ключевых игроков, у которого на карту поставлено очень много. И вы должны видеть общую картину, а не отдельные, разрозненные фрагменты. Иногда стремление довести число посвященных до абсолютного минимума доходит до абсурда, когда левая рука перестает знать о том, что делает правая. Поверьте, мне самому доводилось бродить в потемках, и я знаю, что это такое. Вы должны присутствовать на совещании.

– Тут я ничего не могу поделать, – деланным небрежным тоном произнесла Монтроз. – Решение принял советник президента Кранстон. Не сомневаюсь, у него были на то причины.

– Совершенно глупые. Его беспокоит то, что вами движут личные чувства. Он боится, что вы можете сломаться.

– Мне очень неприятно, что он так обо мне думает.

– И мне тоже. Но еще больше мне не нравится то, что Кранстон фактически сводит на нет ваш возможный вклад в общее дело.

– Чем же я могла бы помочь?

– Все зависит от того, что именно говорят вам звонящие. Вы не смогли записать хотя бы один из разговоров?

– Нет. Те, кто мне звонит, а это разные люди, предупредили меня, что у них есть оборудование, способное определить наличие звукозаписывающей аппаратуры, и если подобная аппаратура будет обнаружена, последствия будут самыми суровыми. Однако все до одного разговоры дословно отпечатаны у меня в памяти и, кроме того, записаны в блокноте, который хранится в сейфе у меня дома.

– Кранстон видел этот блокнот или хотя бы снятые с него копии?

– Нет, я просто пересказала ему содержание разговоров в общих чертах.

– И он этим удовлетворился?

– Больше он ни о чем не просил.

– Да он не глупец, он просто полный идиот! – возмутился Прайс.

– Я считаю его умнейшим человеком; и он принял мое горе близко к сердцу.

– Может быть, так оно и есть, но при этом он полный идиот. Ну как вы этого не понимаете? Кранстон не пригласил вас на важное совещание, которое напрямую связано с судьбой вашего сына.

– Я повторю еще раз, – сказала подполковник Монтроз, – у него были на то свои причины. Быть может, Кранстон прав; насколько объективным может быть мое отношение?

– А я скажу, что вы продемонстрировали выдающееся самообладание. Не знаю, что значит быть родителем в вашем положении, но зато я могу сказать, что я никогда не говорил матери, отцу, брату или сестре, куда отправляюсь и чем занимаюсь… Неужели вам не хочется присутствовать на совещании?

– Мне бы хотелось этого всей душой…

– В таком случае, вы на нем будете, – решительно прервал ее Камерон. – Для этого мне достаточно будет пойти на небольшой шантаж.

– Ничего не понимаю. Какой еще шантаж?

– Черт побери, самый настоящий. Я пригрожу Шилдсу, что мы со Скофилдами отказываемся встречаться с Кранстоном без вас, и ему придется надавить на помощника президента.

– С какой стати он на это пойдет?

– Во-первых, мы им нужны, и, что гораздо важнее, во-вторых, Кранстон не просил у вас блокнот с записями разговоров, удовлетворившись пересказом их сути. Одного этого хватит, чтобы Шилдс, опытный аналитик, и Скофилд, бывший оперативник, полезли на стену.

– А разве пересказов недостаточно?

– Об этом не может быть и речи.

– Но почему? Все необходимое они передают. А что еще нужно?

– Подбор слов, странные обороты речи, упоминания каких-то фактов – все, что угодно, от чего может быть хоть какой-то толк, – профессиональным тоном ответил Прайс. – Насколько я понимаю, – тихим голосом продолжал он, склонившись к сидящей рядом Монтроз, – этот Кранстон, наверное, чертовски хороший стратег в геополитическом плане, вроде Киссинджера, но сам он никогда не был на оперативной работе. Есть лес, а есть отдельные деревья. Вероятно, Кранстон лучший специалист по защите зеленых насаждений, но он не отличит настоящее дерево от пластмассового муляжа с заложенной внутрь тонной взрывчатки… Вы будете участвовать в совещании, мадам… прошу прощения, подполковник Монтроз. И он сдержал свое слово.


Турбовинтовой самолет военной авиации поднялся в воздух с военно-воздушной базы «Эндрюс» в пять часов утра, имея на борту двух пассажиров, помощника секретаря президента Томаса Кранстона и заместителя директора ФБР Фрэнка Шилдса. Точкой назначения был частный аэродром в Чероки, штат Северная Каролина, расположенный в семи милях к югу от поселка Соколиное гнездо, затерявшегося в горах Грейт-Смоки. Оба пассажира не хотели торопить события в преддверии встречи, до которой оставалось уже меньше двух часов, поэтому разговор велся на отвлеченные темы, но тем не менее определенная информативность в нем присутствовала.

– Ребята, как вам удалось отыскать такое место? – спросил помощник секретаря.

– Одна строительная компания размахнулась, возводя приют для игроков в гольф, позволить себе который могли только самые состоятельные. Но, к несчастью, самые состоятельные, как правило, слишком стары, чтобы переносить высокогорье и трудную дорогу, – усмехнувшись, ответил Шилдс. – Компания разорилась, и мы выкупили поселок за символическую плату.

– По-моему, Конгресс не напрасно беспокоится, обсуждая бюджет вашего ведомства. У вас чертовски крепкая деловая хватка.

– Увидев выгодную сделку, мы не проходим мимо, господин помощник секретаря.

– И на что это похоже?

– Очень уютное и элегантное местечко, и очень уединенное. Мы держим там минимальный штат обслуживающего персонала, который обеспечивает полную безопасность объекта. В былые дни здесь научились играть в гольф многие советские перебежчики.

– Такая игра – один из символов капитализма…

– Большинство агентов КГБ привыкли к ней так же быстро, как и к прожиганию фондов своего ведомства в роскошных вашингтонских ресторанах.

– Да, помню, мне показывали копии этих счетов на баснословные суммы. В былые дни… Где состоится встреча?

– В так называемом владении номер четыре, туда нас доставит гольф-кар. Это с четверть мили вверх по горной дороге.

– Мне не понадобится кислородная маска?

– В вашем возрасте – нет. Вот в моем, возможно, и понадобится.


Все устроились в уютных креслах гостиной роскошного коттеджа, затерявшегося в предгорьях Аппалачей, среди отрогов хребта Грейт-Смоки. Скофилд сидел рядом с женой, Прайс и подполковник Монтроз уселись слева от них. Молодая женщина переоделась в штатское: на ней были темная юбка в складку и белая шелковая блузка. Заместитель директора Шилдс и помощник секретаря Кранстон разместились напротив.

Томас Кранстон оказался мужчиной средних лет, немного полноватым, с лицом, словно высеченным Бернини. Довольно мягкотелый, но с орлиными чертами, он чем-то напоминал университетского профессора, который успел услышать все, но сохранил здравый скептицизм. В его огромных глазах, еще больше увеличенных стеклами очков в роговой оправе, читалось стремление понимать своего собеседника, на конфликт с которым нужно было идти только в случае крайней необходимости.

– Как только ваши друзья перестали на меня кричать, они объяснили мне мои ошибки. Я снова приношу свои извинения.

– Томас, я не настаивала ни на чем…

– Вы не настаивали, зато настаивал я, моя девочка, настаивал и буду настаивать, – сердито пробурчал Скофилд.

– Меня зовут Лесли Монтроз, и я – подполковник армии Соединенных Штатов, а не ваша девочка!

– В любом случае, разведчик из вас получился хреновый, как и из присутствующего здесь мистера Политика. Боже милосердный, у вас были дословные записи этих телефонных звонков, а этот клоун довольствовался пересказом общей сути?

– Позвольте напомнить вам, мистер Скофилд, – по-военному строго промолвила Монтроз, – что помощник секретаря Кранстон является советником президента Соединенных Штатов Америки.

– А вам нравится швыряться упоминанием Соединенных Штатов, не так ли? Не сомневаюсь, что он лишь помощник секретаря. Лично я не взял бы его секретарем даже к своему коту!

– Достаточно, Брэндон! – вскочил с кресла Шилдс.

– Брэй, заткнись, – подался вперед Прайс.

– Милый, ты уже ясно выразил свое мнение, – добавила Антония.

– Хо, не берите в голову, – сказал Кранстон, и его тонкие губы изогнулись в легкой усмешке. – Агент Скофилд имеет полное право злиться на меня. Я не считаю себя всезнайкой, и, как уже было отмечено, мне не приходилось заниматься оперативной работой во враждебном окружении, и я не вправе давать советы тем, у кого есть соответствующий опыт. Моя работа заключается в другом, и, по большому счету, вам от меня особой помощи ждать нечего. И все же кое-какими успехами я могу похвастаться.

– Какими же? – спросил Камерон.

– Я изучил блокнот, который мне дала Лесли – подполковник Монтроз, а затем ввел записи в компьютер и запустил программу текстового процессора, обладающую неисчислимыми возможностями. Мой бывший коллега Фрэнк Шилдс, обладающий значительно большими познаниями в данной области, объяснил, что нужно искать, и поскольку так было проще, я, разумеется, с позволения Лесли, забрал у нее из сейфа блокнот и приступил к работе.

– Подумать только, – язвительно заметил Скофилд. – И что же вам удалось обнаружить?

– Брэндон, прекрати, – устало промолвил Шилдс, усаживаясь в кресло.

– Ничего не могу с собой поделать, Косоглазый. Эта братия приняла решение о моем устранении.

– Мистер Скофилд, когда принималось это вопиющее постановление, мне еще не было и двадцати лет. Ознакомившись с отчетом, я заявляю, что, если бы в то время от меня что-либо зависело, я выступил бы категорически против. Можете принимать мои слова, можете не принимать.

– Должен признать, говорите вы убедительно, – ответил Брэндон. – И я вам верю, хотя и сам не могу понять, почему. Итак, что вам удалось установить?

– Во всех посланиях, полученных подполковником Монтроз от похитителей ее сына, встречаются два выражения. С небольшими вариациями, однако определенный минимум присутствует всегда.

– В таком случае, выражайтесь яснее, – сказал Скофилд.

– С подполковником…

– Том, зовите меня Лесли, – прервала его Монтроз. – Всем присутствующим известно, что мы с вами друзья, и упоминание воинских знаний в настоящий момент действует на нервы. От них ведь веет каким-то холодом, вы не согласны?

– Мы подтвердим под присягой, что ни о чем не слышали, – сказал Прайс, ласково улыбнувшись молодой женщине, и та смущенно улыбнулась в ответ. – Пожалуйста, продолжайте, господин помощник секретаря.

– Ну хорошо, с Лесли похитители ее сына связывались всего семь раз, дважды из Нидерландов – из Вормервеера и Хильверсума, но, как мы полагаем, в действительности речь идет об Амстердаме, а остальные звонки были из Парижа, Каира, Стамбула, и два из Штатов, из Чикаго и из Седжуика, штат Канзас. Такой глобальный разброс был необходим для большего устрашения. Кто эти люди? Откуда они? Все специально делалось для того, чтобы запугать Лесли. Во всех случаях звонившие выкладывали инструкции, которые она должна была выполнить, оказавшись в лагере. Она должна была делать все, что ей прикажут, в противном случае ее мальчика ждала смерть… долгая и мучительная.

– О господи, – пробормотала Антония, сочувственно глядя на Монтроз.

– И что это за выражения? – спросил Шилдс. – Те два выражения, которые вы выявили?

– Первое содержалось во всех инструкциях, полученных Лесли. Все они должны были быть выполнены «с неукоснительной точностью». Вторая фраза была неотъемлемой частью угроз о мерах воздействия.

– Не надо, Том, – вмешалась Лесли. – Речь шла о том, что моего сына замучают до смерти.

– Да, – смущенно отвел взгляд Кранстон. – А слова были следующие. Начнем с самого первого звонка, из городка Вормервеер в Нидерландах…

– Который, как вы предположили, на самом деле был из Амстердама, – прервал его Скофилд. – Почему?

– К этому я вернусь позднее, – ответил советник президента.

– Будьте добры, какие слова употребил звонивший из Вормервеера, – сказал Фрэнк Шилдс, сосредоточенно прищурившись.

– «Сохраняй спокойствие», типичное американское выражение, употребленное человеком из Нидерландов.

– Если точнее, родилось оно в среде американских негров, – добавил Прайс, – хотя с тех пор оно распространилось далеко за пределы первоначальных рамок. Извините, продолжайте.

– Из Хильверсума, из уст также голландца: «Помни, главное – это спокойствие». Звонившие из Парижа и Каира снова повторяли фразу «сохраняй спокойствие»; затем из Стамбула прозвучало «очень важно сохранять спокойствие» – произнесенное турком. Весьма примечательное совпадение, вы не находите?

– Все зависит от того, кто употребляет эти слова, – заметил Беовульф Агата. – Что еще?

– Далее звонили отсюда, из Штатов, из Чикаго и из Седжуика, штат Канзас: «не теряй спокойствие» и «спокойствие, подполковник, иначе не миновать беды».

Монтроз закрыла глаза; на щеке у нее мелькнула слезинка. Шумно вздохнув, она уселась в кресле по-военному прямо.

– Итак, подведем итог тому, что у нас есть, – резко произнес Скофилд, бросив сочувственный взгляд на молодую женщину, затем повернувшись к человеку из Белого дома. – Как я уже успел понять, вы очень любите подводить итоги, так занимайтесь же своим любимым делом.

– Текст сообщений был составлен заранее и передан тем, кто должен был зачитывать их по телефону. По словам Лесли, голоса звонивших были разные, акценты менялись, причем звучало все это естественно. Но неестественным выглядит постоянное употребление фразы «с неукоснительной точностью» и различных вариаций на тему «спокойствия».

– Думаю, Томас, тут мы с вами согласимся, – сказал Шилдс. – Но к чему вы клоните?

– Согласны вы также с тем, что слово «спокойствие» американского происхождения?

– Разумеется, – нетерпеливо вставил Брэндон. – И что с того?

– Оно предназначается для американского слуха, служит для эмоционального усиления…

– Похоже на то, – согласился Прайс. – Какой вывод вы хотите сделать?

– Очевидный, – ответил Кранстон. – Инструкции были составлены американцем, человеком, занимающим положение в высшем руководстве Матарезе.

Подполковник Монтроз вскочила с кресла.

– Где? – воскликнула она.

– Так их зовут, Лесли, – сказал помощник секретаря. – Людей, похитивших вашего сына, зовут Матарезе. Я подготовил для вас папку, здесь все, что у нас есть на эту тему, в основном материалы, предоставленные присутствующим здесь мистером Скофилдом, известным Матарезе под именем Беовульф Агата.

Резко повернувшись к Брэндону, Монтроз начала было говорить, но ее остановил Фрэнк Шилдс.

– Томас, я понял, к чему вы клоните, – сказал он, не обращая внимания на ужас молодой женщины. – Высшее руководство, иерархия.

– Мелким сошкам информацию такого уровня ни за что не доверили бы. Они даже понятия не имеют, кто такая наша подполковник Монтроз.

– И если Брэндон прав, у нас, в Штатах, есть группировка Матарезе, марширующая под команду тяжеловеса, который и составил эти инструкции… Чикаго я запомнил, а откуда был второй звонок?

– Из Седжуика, штат Канзас.

– Я засажу своих аналитиков собирать для Брэндона все материалы относительно Иллинойса и Канзаса. – Встав с кресла, заместитель директора ЦРУ направился к телефону.

– Быть может, это никуда не приведет, Фрэнк, но это уже хоть что-то, – кивнув, сказал Кранстон.

– Хоть кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – воскликнула Монтроз, вскакивая с места. – Какие материалы? Что это за Матарезе?

– Ознакомьтесь с тем, что в этой папке, подполковник, – ответил Скофилд, сознательно делая ударение на воинском звании в противовес уничижительному «девочка». – Когда закончите, мы с Тони дополним рассказ о Матарезе чем сможем, а этого, обещаю, окажется очень много.

– Спасибо, но какое это имеет отношение к моему сыну?

– Самое непосредственное, – ответил Беовульф Агата.


Глава 11 | Возвращение Матарезе | Глава 13