на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 22

Двухмоторный «Бристоль фрейтер» выпуска конца сороковых годов поднялся в воздух и повернул на юго-восток, готовясь пересечь Северное море. Лютер Консидайн, занявший место за штурвалом, взглянул на часы и повернулся к Прайсу, сидящему рядом в кресле второго пилота.

– Я не в восторге от того, что это место занимаете вы, Камерон, но настало время. – Он протянул Прайсу запечатанный конверт из плотной бумаги. Красный шнурок, залитый сургучом, свидетельствовал о том, что конверт не вскрывали.

– Чем это вы недовольны? – спросил Камерон, ломая сургуч и извлекая из большого конверта два маленьких. – Сегодня утром я принял душ и почистил зубы.

– Предположим, у меня дико разболится живот. И вы поведете эту мамашу – прошу прощения, эту бабулю?

– Пока вас будет рвать, я подержу вашу голову, а затем вы объясните Джеми, что нужно делать. Вот… – он протянул один конверт Консидайну, – это для вас.

Оба вскрыли свои конверты и ознакомились с инструкциями. Консидайн заговорил первым, поскольку его приказ оказался короче.

– Ой-ой-ой, – пробормотал он, сверяясь с показаниями приборов, в первую очередь, датчиком горизонтальной скорости, альтиметром и хронометром, отсчитывающим время по Гринвичскому меридиану. Затем он бросил взгляд на полетную карту, закрепленную в пластиковом держателе над приборной панелью. – Дамы и господа, через две минуты тридцать секунд мы начинаем резкое снижение! – громким голосом, чтобы перекрыть рев двигателей, объявил Консидайн, оборачиваясь к Лесли и сыну, занявшим места у переборки. – Ничего страшного не будет, но все же советую вам заткнуть нос и выдавить воздух из ушей. Повторяю, беспокоиться нечего, все это сущие пустяки.

– Что случилось? – всполошилась Лесли. – У меня за плечами много операций, но, насколько мне известно, к подобным мерам прибегают лишь под огнем неприятеля. Чем вызван этот маневр уклонения?

– Мама, помолчи! Лютер знает, что делает.

– Приказ, госпожа подполковник. Я только что его прочитал… Пристегните ремни… – будьте добры, затяните их потуже.

– Я все объясню позже, – крикнул Прайс.

В этот самый момент рев двигателей заметно усилился, и Консидайн бросил самолет в крутое пике. Камерон тоже ознакомился со своим приказом; вне всякого сомнения, это были слова Брэндона Скофилда, он же Беовульф Агата. 

Дорогая моя гориллочка, к тебе обращается твой командир. Сейчас мы приступаем к операции «Волчья стая» – прости за непреднамеренное использование своего прозвища.[49] Ваш летчик снизится до высоты, которая исключит обнаружение радаром диспетчерской станции, обозначенной в его полетном плане как «Вектор-22». Местом назначения был указан Маннхайм в Германии, но летчик изменит курс и направится в Италию, в Милан. Когда вы приземлитесь, вас встретят мои друзья, которых я знаю еще по старым денькам. Это замечательные ребята, хотя, быть может, одеты они будут не по последней моде. Но ребята все как один толковые, они знакомы с похождениями Матарезе в окрестностях Белладжио и озера Комо. Ключ ко всему – Паравачини, фамилия одного из владельцев давно канувшей в лету компани и «Скоцци-Паравачини».

Воспользовавшись помощью моих давних друзей и той информацией, которой они тебя снабдят, начинай искать подступы к семейству Паравачини. Ублюдки по-прежнему там – никуда они не делись, мерзавцам все нипочем, – и тебе предстоит найти еще один подход к Матарезе. Предлагаю воспользоваться тем же способом, каким воспользовался я и ребята Уэйтерса из МИ-5, то есть выдавай себя за посланника Амстердама и пугай надвигающимися неудачами.

Самолет вышел из пике, и летчик и пассажиры с облегчением вздохнули. Старенький «Бристоль» заскользил буквально над самой поверхностью воды.

– И что дальше? – спросил Прайс.

– Буду держаться в трехстах-четырехстах метрах над уровнем моря до тех пор, пока не доберусь до Альп, затем на самых маленьких высотах перелечу в страну спагетти. Тот, кто составлял этот маршрут, свое дело знает. Несомненно, к его услугам прибегают контрабандисты и торговцы наркотиками.

– А что потом?

Консидайн удивленно посмотрел на Камерона.

– А вы разве не знаете? Разве в ваших инструкциях этого нет?

– Нет, нет и еще раз нет.

– Я временно освобожден от своих служебных обязанностей и прикомандирован к вам.

– Для каких целей?

– Полагаю, для таких, какие только могут понадобиться. Я умею управлять самолетами – быть может, именно это имело в виду ваше начальство.

– В таком случае, добро пожаловать в нашу компанию, лейтенант, – улыбнулся Прайс. – Наше молодое поколение о вас самого высокого мнения.

– Тут я чего-то не понимаю, – тихо промолвил Лютер, вглядываясь в приборы. – Нам пришлось чертовски потрудиться, чтобы вытащить мальчишку из Бахрейна, подальше от неприятностей, и вот теперь мы везем его обратно в самое пекло. А я как-никак чувствую себя за него в ответе. Джеми отличный парень.

– Ничего не могу вам сказать, лейтенант. Сам я об этом не задумывался, что с моей стороны непростительная глупость. Вы правы, это весьма странно. Как только мы приземлимся, я свяжусь с Шилдсом и Уэйтерсом.

Камерону не пришлось звонить в Лондон или Нью-Йорк. В Милане самолет ждал новый конверт с инструкциями. Конверт, адресованный подполковнику Лесли Монтроз, был вручен ей лично. Совершенно сбитая с толку, молодая женщина поблагодарила американского морского пехотинца в форме, взявшего на себя роль курьера, и вскрыла запечатанный конверт с эмблемой посольства Соединенных Штатов Америки в Риме в левом верхнем углу.

– Я вылетел с ним час назад, госпожа подполковник, – объяснил морской пехотинец. – Моя фамилия Ольсен, я капитан морской пехоты, возглавляю службу охраны посольства. Я ни на минуту не расставался с конвертом.

– Понятно, капитан. Еще раз спасибо.

– Всегда к вашим услугам. – Козырнув, офицер удалился.

– Это от Тома Кранстона, – объяснила Лесли, под гул десятков самолетов идя по бетону аэропорта в сопровождении Прайса и своего сына.

Консидайн остался заниматься «Бристолем».

– Вот чем объясняется посольство в Риме, – сказал Камерон. – Максимальные меры безопасности, Белый дом напрямую вышел на госдеп. Знаешь, дорогая, а твоему влиянию во властных структурах можно только позавидовать.

– Мама, я тащусь.

– Боюсь, тебе еще долго не придется мной восторгаться. Ты возвращаешься на самолет. Все готово к тому, чтобы переправить тебя во Францию, к молодым Брюстерам. Том говорит, что там ты будешь в полной безопасности, и твое местонахождение останется в тайне.

– Ну же, мама, не надо! – воскликнул Джеми, останавливаясь. – Я не хочу, чтобы меня запихнули в какую-то дыру во Франции!

– Эй, Джеми, успокойся, – тихо, но решительно произнес Прайс. – Ты должен понять, что все это делается для твоего же блага. Не думаю, что тебе захочется снова отправиться в Бахрейн или куда-нибудь еще похуже.

– Нет, черт побери, но у нас ведь пятьдесят штатов! Разве нельзя было подыскать что-нибудь поближе к дому? И в качестве компаньонов пригласить моих знакомых?

– Ты не поверишь, – ответил Камерон, – но во время такого переезда, в сопровождении матери или без, ты окажешься совсем беззащитным. Уж лучше залечь на дно где-нибудь в Европе.

– Из тех же самых соображений исходили молодые Брюстеры, – вмешалась Лесли. – Быстрый частный самолет, перелет на небольшое расстояние, полная анонимность. Можно не опасаться ни наблюдателей в аэропортах, ни осведомителей в Пентагоне, ЦРУ и британской разведке, которые смогут донести обо всех секретных приказах и подозрительных рейсах.

– Кто эти люди, которых вы так боитесь? – обреченно спросил Монтроз-младший. – По вашим словам получается, что у них просто неограниченные возможности!

– Тут ты недалек от истины, – грустно усмехнулся Прайс. – К тому же, это блестящие умы. Наши враги могущественны, очень могущественны. Но они не всемогущи.

– Ну хорошо, хорошо, – пробормотал Джеми, признавая свое поражение. – Но кто хоть такие эти ребята Брюстеры?

– Они не ребята, сынок. Это брат и сестра, которые также могут стать мишенью преступников. Британская разведка хочет исключить в будущем захват новых заложников. Молодые Брюстеры тебе очень понравятся, Джеми. Мне они понравились.

– Ну, видишь ли, бывает, англичане ведут себя заносчиво, понимаешь, что я хочу сказать?

– Это вряд ли относится к английскому парню, который первый в классе по электро- и газовой сварке, – заметил Камерон.

– По чему?

– По сварке. Ты хочешь сказать, в вашей навороченной частной школе в Коннектикуте этому не учат?

– Нет, а зачем?

– Роджер Брюстер считает, что должен обязательно овладеть профессией, как и те, кто лишен преимуществ, обусловленных его богатством и положением в обществе.

– Ого, правда?

– Правда, Джеми, – подтвердила его мать. – Кроме того, Роджер, как и ты, занимается борьбой.

– Только этого мне не хватало – чтобы меня уложил на лопатки англичанин.

Показался Лютер Консидайн, быстро идущий по бетонному полю.

– Младший, мы должны быть готовы подняться на борт через пять минут, – сказал он, подойдя к Прайсу и Монтрозам. – Полагаю, вам уже все известно.

– Лютер, и вы все знали? – изумился Джеми.

– Разумеется, малыш, я ведь сижу за штурвалом, ты не забыл? Мы уже заправились топливом, и я получил странный полетный план, но это будет интересно. Я купил тебе в пиццерии дешевый фотоаппарат-«мыльницу», будешь снимать. Такое путешествие вряд ли удастся повторить!

– Лейтенант, это безопасно? – Глаза Лесли были широко раскрыты от беспокойства.

– Безопаснее, чем прогулка за молоком до ближайшего магазина. Даже если откажут оба двигателя, мы будем лететь настолько низко, что сможем спланировать и посадить нашу «бабушку» на поле или дорогу.

– Куда вы летите? – спросил Прайс.

– Вы не поверите, Камерон, но мне запрещено раскрывать это даже вам.

– Кем?

– Белым домом. Хотите поспорить?

– Не думаю, что верх будет за мной.

– Вы совершенно правы, господин шпион. Кстати, ваши чемоданы в багажном отделении. Пошли, Младший, нам нужно добраться до взлетно-посадочной полосы номер семь, и мы даже не имеем права воспользоваться каром. Можно сказать, нас не существует в природе.

Мать и сын крепко обнялись, и Джеймс Монтроз-младший побежал догонять летчика военно-морской авиации, который быстро удалялся по аэродрому.


«Старинными друзьями», о которых говорил в своей записке Брэндон Скофилд, оказался один пожилой мужчина лет семидесяти с лишним. Дорога к нему оказалась весьма неблизкой. Началось все с того, что, когда Прайс и Лесли Монтроз подходили к зданию миланского аэропорта, их вдруг окликнул хриплый голос:

– Signore, signora![50]

Из полумрака грузовых ворот появился неряшливо одетый паренек лет восемнадцати, который направился прямо к ним. В его поведении сквозила деловитость, к которой подмешивалось стремление не привлекать к себе внимание.

– Che cosa?[51] – спросил Камерон.

– Capisce italiano, signore?[52]

– Плохо. Не было практики уже несколько лет.

– Я немного говорю английский – abbastanza.

– «Достаточно»? Хорошо. Так в чем дело?

– Я провожать вас к дон Сильвио. Торопиться!

– К кому?

– К синьору Тогацци. Rapido![53] Следовать за мной!

– Кам, а как же наш багаж?

– Подождет… Как и ты, ragazzo. Attesa![54]

– Che?[55]

– Кто такой этот Тогацци, дон Сильвио? И почему мы должны следовать за тобой? Perche?[56]

– Вы с он встречаться.

– Quali nuove?[57]

– Я должен говорить… Бей… оо… lupo?[58]

– Бей… оо… волк… Беовульф?

– Si. Vero![59]

– Идем, Лесли.

Они дошли до конца стоянки перед зданием аэропорта. Открыв дверь старенького маленького «Фиата», парень знаком предложил Прайсу и Монтроз быстро забраться на заднее сиденье, где тотчас же стало тесно.

– Как ты? – спросил Камерон, несколько запыхавшийся от быстрой ходьбы через всю автостоянку.

Лесли не дали ответить резкие виражи, которые «Фиату» пришлось заложить, уворачиваясь от других машин, внезапно рванувших с места.

– Ну как итальянцы могут делать такие крошечные машины? Они что, не видели фотографии дородных мамаш, отплясывающих тарантеллу? Отвечаю на твой вопрос: ты меня раздавил.

– Я нахожу это весьма приятным. Полагаю, надо будет купить такую малютку и нанять шофера, чтобы он возил нас с тобой.

– Ну да, нам больше заняться нечем – только кататься по Италии. – Внезапно оборванный паренек выписал несколько крутых поворотов по запруженным улицам Милана. – Кажется, я только что сломала два ребра.

– Хочешь, чтобы я пощупал?

– Нет, лучше скажи этому кретину, чтобы он ехал помедленнее.

– Lento, ragazzo, piacere lento![60]

– Impossible, signore. Don Silvio impaziente… Вы много быстро менять macchina.

– Что он говорит?

– Он сказал, что не может ехать медленнее, потому что этот дон Сильвио нас ждет. И еще нам предстоит сменить машину.

– Это будет настоящим благословением, – пробормотала Лесли.

Увы, ее ожиданиям не суждено было сбыться. Новый автомобиль оказался больше, и на заднем сиденье было гораздо просторнее, но водитель, мужчина средних лет в темных очках, с длинными черными волосами до плеч, за рулем вел себя еще более дико и необузданно, чем подросток. Лесли и Камерон перебрались к нему в машину; водитель не поздоровался, не назвал себя, вообще не произнес ни слова, а сразу рванул петлять по улицам, продвигаясь ко второму выезду на главную магистраль. Покинув пределы города, шоссе повернуло на север, на Леньяно, Кастелланцу и Галларате. Камерон узнал эту дорогу: она вела в Белладжио, город на берегу древнего озера Лако-Лариус, известного во всем мире как озеро Комо.

Через тридцать восемь минут машина подъехала к старинной деревушке, на протяжении столетий разросшейся до размеров небольшого городка, однако сохранившей обаяние позднего средневековья. Узкие, извилистые улочки с крутыми подъемами и неожиданными спусками напоминали о тех далеких временах, когда по немощеным дорогам, петляющим по полям и холмам вокруг величественного озера, передвигались на повозках, запряженных мулами, крестьяне и купцы. А вдоль этих узких улочек по обеим сторонам, так близко, что, казалось, от одного до другого можно дотянуться рукой, сплошной стеной тянулись трех- и четырехэтажные дома, построенные наполовину из камня и наполовину из дерева. Каждый похожий на миниатюрную крепость, они громоздились друг на друга, чем-то напоминая поселения индейцев пуэбло или, быть может, первые кондоминиумы. Однако общее впечатление было совершенно другим, ибо здесь не было пространства для света – камень и дерево полностью заслоняли солнце, оставляя лишь широкие полосы тени.

– По крайней мере, здесь чуть более уютно, хотя от манеры езды нашего водителя меня жуть берет, – заметила Монтроз, прижимаясь к плечу Прайса. – Странная какая-то машина, ты не находишь?

– Да, странная, – согласился Камерон, оглядываясь вокруг. – Такое ощущение, будто изнутри она полностью не соответствует тому, что видно снаружи.

Замечание Прайса как нельзя лучше описывало этот большой лимузин. Снаружи он выглядел старым, безликим, помятым и поцарапанным от бампера до багажника. Случайный наблюдатель принял бы его за замшелую реликвию, которую нещадно потрепала жизнь; это мнение сохранилось бы у него до тех пор, пока он не сел бы внутрь. Здесь, однако, все было другим: удобные сиденья, обтянутые мягчайшей дорогой кожей цвета бордо, а перед ними небольшой бар из красного дерева, содержимое которого могло удовлетворить самый изысканный вкус. Сбоку был установлен телефон, панель которого также была отделана красным деревом. Если добавить к этому тонированные стекла, становилось очевидно, что владелец лимузина постарался обеспечить машину всем необходимым, при этом позаботившись о том, чтобы внешне она не привлекала внимания.

Машина стремительно пронеслась по поднимающейся вверх улице и выскочила из некоего подобия тоннеля на яркий солнечный свет. С одной стороны вдоль дороги тянулись пастбища со стадами коров и овец, с другой – были разбросаны редкие дома и сараи. Свернув вправо, лимузин помчался по дороге, идущей вдоль бескрайнего озера Комо, и открывшийся вид вызвал у Лесли соответствующее замечание.

– Просто дух захватывает! – воскликнула она, озираясь по сторонам. – Это одно из немногих мест, которое полностью соответствует своему изображению на открытках.

– Верно подмечено, – согласился Камерон. – Ты совершенно права.

Однако наслаждаться живописным зрелищем долго не пришлось. Снова ослепительное итальянское солнце оказалось разорвано на хаотичную чересполосицу света и тени. Машина свернула с шоссе на широкую грунтовую дорогу, проложенную в лесу. Сомкнувшиеся вокруг деревья не давали увидеть ничего, кроме своих толстых стволов, увитых плющом, сочной зеленой листвы и густого кустарника, который производил впечатление непроходимого. Машина начала сбавлять скорость, и причина тому была очевидной: впереди показалась небольшая бетонная постройка, рядом с которой стоял примитивный шлагбаум, перегораживающий дорогу. Из дома неспешно вышел широкоплечий здоровяк с перекинутой через плечо двустволкой, при виде которого Прайс вспомнил Сицилию.

Кивнув водителю, охранник поднял массивный железный шлагбаум, и безликая серая машина поехала дальше. Неожиданно сквозь заросли показались очертания внушительного одноэтажного здания, сливающегося с окружающей растительностью. Дом уходил так далеко в лес, что дальний его конец терялся в зелени. И снова прочное дерево и потемневший камень, традиционные материалы окрестностей Белладжио, скрыли солнечный свет, оставив одни тени.

Не успели Лесли и Камерон выйти из машины, как их встретил другой охранник с ружьем за спиной.

– Идимо с менья, – на исковерканном до неузнаваемости английском произнес он, судя по всему, заученное приветствие.

Они прошли следом за вооруженным охранником по вымощенной гравием дорожке, то и дело поднимая взгляд вверх, восторгаясь сплошным пологом сочной зелени, который не просто прикрывал логово дона Сильвио Тогацци, а прямо-таки полностью защищал его от людских глаз.

Второй охранник кивнул, предлагая американцам подняться по короткой лестнице, ведущей к огромным двустворчатым дверям, а сам достал из кармана штанов маленький прибор. Что бы это ни было, охранник привел его в действие, и правая половина дверей распахнулась, открывая еще одного охранника. У этого ружья за плечом не было; вместо него на правом бедре висела громадная кобура, закрепленная на широком кожаном ремне, которым был перетянут его костюм горца. Охранник был просто огромный, ростом выше Прайса, с широченной грудью и бычьей шеей, которую венчала массивная голова со смуглым, непроницаемым лицом. Окинув взглядом этого человека, Камерон пришел к выводу, что он возглавляет службу безопасности дона Тогацци. Вот только от чего ему приходится беречь своего хозяина?

И к чему эти сложные, запутанные действия, направленные на то, чтобы скрыть связь между Тогацци и его гостями? Да, осторожность нужна; разумеется, и определенная доля скрытности не помешает; но углубляться в такие дебри – кто такой этот Тогацци? В мудреных инструкциях Скофилда говорилось о друзьях, которых он «знает еще по старым денькам» – из этого определения очевидно напрашивалось, что речь идет о команде дремучих стариков, лично знавших Матарезе и переживших страшные времена. Однако получалось, что друг всего один, и поступки его пока что гораздо больше напоминали поведение Матарезе, чем их заклятого врага.

Камерона и Лесли провели через просторный полутемный зал без окон, просто обставленный, с большим камином и обшитыми деревом стенами. Две арки справа вели в другие помещения. Внутреннее убранство напоминало обстановку бревенчатого сруба в горах, только больших размеров, – никаких излишеств, лишь самое необходимое. Третий охранник указал на филенчатую дверь в дальнем конце зала.

– Avanti,[61] – сказал он.

Прайс открыл дверь, пропуская Монтроз вперед. Они шагнули в дверь и застыли на пороге, ошеломленные открывшимся зрелищем. В первую очередь их поразила сама открытая веранда. В ширину она едва достигала семи футов, но в глубину имела раз в двадцать больше. Проемы, от уровня невысокой балюстрады до потолка, были забраны зелеными жалюзи, многие из которых были закрыты, создавая колышащиеся тени. В те из них, которые оставались открыты, виднелась величественная красота озера Комо, за голубой водной гладью которого поднимались горы. Деревья перед верандой были подстрижены, чтобы не заслонять пейзаж. И, словно в противовес неописуемой красоте живой природы, стояли выстроившиеся в ряд на расстоянии двадцати футов друг от друга красные подзорные трубы с широкоугольными линзами – последнее достижение оптических технологий.

Все это вошедшие впитали в течение нескольких мгновений, после чего их ждал второй шок. Они разглядели фигуру старика, сидящего в полумраке перед двумя опущенными жалюзи. Он сидел в белом плетеном кресле с подложенной подушкой – вся мебель на веранде была плетеная, – и его облик заставил Камерона раз и навсегда расстаться с его представлениями о друзьях Скофилда как о людях неопрятных и неухоженных.

На доне Сильвио Тогацци были бледно-желтый льняной костюм, белые кожаные лакированные штиблеты и синий галстук в клеточку; несомненно, этот наряд был сшит на заказ в самых дорогих ателье на виа Кондотти. Возможно, его облик не соответствовал требованиям свежего номера «Мужской моды», но он стал бы украшением журнала начала тридцатых годов двадцатого века.

– Прошу прощения, молодые люди, – начал старик, сохранивший грубое мужское обаяние, и его загорелое, морщинистое лицо, обрамленное длинными седыми волосами, озарилось улыбкой, – но давняя травма спины наконец дала себя знать в этом древнем теле. Травма, кстати, в которой отчасти повинен Бейолупо – мы называем его так, Бейолупо, – потому что он не смог должным образом поймать меня, когда я прыгал с балкона.

– Бейолупо… Беовульф, я правильно вас понял, сэр? – спросил Прайс.

– Совершенно верно. В английском слове «беовульф» для нас не было никакого смысла. Я человек образованный, но… оно даже не английское.

Лесли шагнула вперед, чтобы пожать старому итальянцу руку, но тот, перехватив ее руку, поднес ее к губам.

– Вы оказали нам большую честь, мистер Тогацци, пригласив к себе, – сказала молодая женщина.

– Благодарю вас за то, что вы не назвали меня доном Сильвио. От такого обращения мне становится тошно. Ваше американское кино настолько обесчестило титул «дон», что если кого-нибудь так называют, этот человек – записной мафиози. Pazzo![62]

– Надеюсь, мы с вами поладим. – Наклонившись, Камерон пожал старику руку. – Можно нам сесть?

– Вы могли бы и не спрашивать. Садитесь.

Пододвинув плетеные кресла, американские гости уселись напротив Тогацци – рядом, поскольку этого требовало пространство узкой веранды, заполненное перемежающимися светлыми бликами и тенями. Белладжио.

– Сэр, что вам сказал Скофилд? В своей записке он мне сообщил, что вы сможете нам помочь.

– Я смогу вам помочь, синьор Прайс. Я летал в Рим, в ваше посольство. Мы с Брэндоном долго разговаривали по защищенному телефону, прослушать который невозможно…

– Хотелось бы надеяться, – прервал его Прайс.

– Молодой человек, ни синьора Скофилда, ни меня никак нельзя считать глупцами. Как говорят у вас в Америке, мы с ним соображаем, что к чему. Так вот, мы говорили намеками, используя условные слова и выражения из далекого прошлого. Но мы прекрасно поняли друг друга, хотя посторонний человек едва ли взял бы в толк, о чем шла речь.

– Специальный агент Прайс сказал, сэр, что у вас будет несколько человек, – сказала Монтроз. – Мы будем ждать остальных?

– В этом нет никакого смысла, синьора подполковник, они не приедут. Их двое, это глубокие старики, которые сообщили мне все, что знали, но лично с вами они встречаться не будут.

– Почему? – спросила Монтроз.

– Как я уже сказал, signora, они очень старые, старше меня, и им не хочется возвращаться к былым войнам, причинившим столько страданий. Однако все, что им известно, записано специально для вас.

– Но вы сами согласились нам помочь, – заметил Камерон.

– Неприятные воспоминания есть и у меня, но у меня имеются и другие причины.

– Можно узнать, какие именно? – спросила Лесли.

– В этом нет необходимости. Бейолупо о них знает.

– Но его здесь нет, – возразил Камерон. – А мы здесь.

– Понимаю. То, как я вас встретил, показалось вам необычным и весьма неудобным. Не сомневаюсь, вы уверены, что мы могли бы поговорить где угодно, скажем, в городском парке или в гостиничном номере в Милане.

– Да, могли бы.

– Вы меня не знаете, поэтому я могу говорить, что моей душе угодно. А поскольку я использовал имя Скофилда, вы думаете, будто я не сомневаюсь, что вы поверите мне на слово.

– Что-то в таком духе, – согласился Прайс.

– Но вот теперь вы задаетесь вопросом… кто такой этот человек?

– Я уже ломал голову над этим.

– И это совершенно естественно. Теперь вы начинаете задумываться, что я, возможно, не тот, за кого себя выдаю, а лже-курьер, получивший доступ к определенной информации и определенным именам.

– Мне приходят в голову разные мысли, и я ничего не могу с этим поделать.

– Совершенно с вами согласен. Вы не можете не слушать то, что подсказывает вам многолетний опыт. Как сказал Брэндон, вы знаете свое дело – возможно, вы лучший в Управлении.

– Вы уверены, это сказал тот самый Скофилд, которого знаю я? – подавив смешок, спросил Камерон. Затем он продолжал, уже серьезно: – Вы понимаете, откуда я. Расскажите нам, почему вы согласились помочь. Дайте что-нибудь, чтобы завоевать наше доверие.

– Я могу рассказать вам только правду, – ответил старый итальянец, с трудом встав с кресла и медленно направившись из тени к открытому проему, перед которым была установлена одна из красных подзорных труб. Этот прибор отличался от остальных, поскольку над толстым красным цилиндром было закреплено еще какое-то круглое устройство. Остановившись, старик похлопал по подзорной трубе, затем обернулся к Прайсу и Монтроз: – Вы слышали о двух семействах, Скоцци и Паравачини?

– Да, – ответил Камерон, – они совместно владели корпорацией «Скоцци-Паравачини», но затем между ними пробежала черная кошка, и они разошлись.

– Не «кошка пробежала», синьор Прайс, а пролилась кровь: Паравачини пошли на кровавое преступление. Им нужно было избавиться от Скоцци, чтобы примкнуть к убийцам-Матарезе. Они убивали братьев и сыновей, подкупали и шантажировали управляющих и директоров, выливали на порядочных людей ведра клеветы, вынуждая их оставлять свои места. Союз Скоцци-Паравачини, отравленный изнутри, поразила смертельная болезнь, одержавшая победу.

– Кажется, я понимаю, к чему вы ведете, – тихо промолвила Лесли. – Вы были очень близки к семейству Скоцци.

Старик печально усмехнулся.

– Поразительная проницательность, подполковник, хотя я бы не стал использовать слово «близок». Я и есть Скоцци, последний оставшийся в живых представитель семейства Скоцци.

– Но ведь ваша фамилия Тогацци, – возразил Камерон.

– «Что в имени твоем?» – как сказала одна дама. Можно назвать розу тюльпаном, но она все равно останется розой… Нам нужно вернуться на многие десятилетия назад – в то время, когда только начались убийства. Разумеется, преступников не могли найти, ибо Паравачини пользовались значительным влиянием в Милане и Риме, а также в Ватикане. Поскольку моя мать презирала и боялась Паравачини, меня отправили на Сицилию, к cugino[63] матери, для моей же безопасности. Там я окончил школу, затем перебрался в Рим продолжать образование, взяв фамилию этого cugino, Тогацци, опять же ради собственной безопасности.

– Именно тогда вы и познакомились с мистером Скофилдом? – спросила Монтроз.

– Дорогая подполковник, как хорошо быть молодым! – усмехнулся дон Сильвио, хлопнув ладонью по телескопу. – Это случилось гораздо позже, после моих universitario[64] дней.

– К этому времени вы уже работали в итальянской разведке? – уточнил Прайс.

– Да, в «Сервицио сегрето». Меня приняли сразу же после окончания университета, благодаря друзьям из Палермо, имевшим определенные связи. Я пошел работать в секретную службу, одержимый одной мыслью, одним стремлением: помимо своих профессиональных обязанностей, я хотел проникнуть в недра Паравачини, вскрыть все их грязные тайны и, в конечном счете, выйти на Матарезе. Вот тогда я и познакомился со Скофилдом и Талейниковым. Нами двигали общие интересы, но мне для того, чтобы завоевать их доверие, пришлось раскрыть себя, как я это делаю сейчас. Естественно, вы можете подтвердить у Брэндона каждое мое слово, но для этого вам придется перебраться куда-нибудь в другое место. Здесь нет оборудования, которое обеспечит достаточную конфиденциальность.

– В этом не будет необходимости, – заметил Камерон.

– Я согласна, – добавила Монтроз.

– И здесь, в Белладжио никто не знает, кто вы такой?

– Mio Dio,[65] нет. Я для всех очень состоятельный siciliano,[66] который благодаря своим волосам, бывшим когда-то светлыми, и богатству пользуется уважением здесь, в северных провинциях. – И снова старик прикоснулся к подзорной трубе – ласково ее погладил. – Вот, я хочу вам кое-что показать. Подойдите, посмотрите вот в эту подзорную трубу. Она оснащена устройством, которое позволит вам смотреть обоим.

Прильнув к окулярам, Лесли и Камерон поразились качеству оптического прибора. Они увидели особняк на берегу озера Комо, окруженный ухоженными лужайками, причал с огромной яхтой и повсюду фонтаны. Фигурки людей сновали вокруг, настолько отчетливые, что, казалось, до них не несколько миль, а всего каких-нибудь ярдов тридцать.

– Красивое поместье, – заметил Прайс, отойдя от подзорной трубы и повернувшись к Тогацци. – Кому оно принадлежит?

– Это поместье Паравачини, и даже самые свирепые ветры с гор не в силах развернуть эту подзорную трубу. Она прочно закреплена болтами. Отсюда я могу наблюдать и при необходимости фотографировать всех тех, кто там появляется.

– Отлично сработано, дон Сильвио, – добавил Камерон. – Кстати, можно ли проследить ваше новое имя?

– Сильвио Тогацци надлежащим образом зарегистрирован – или, скажем так, вложен в книгу записей новорожденных Палермо, а данные о его крещении занесены в церковную книгу храма Блаженного спасителя, сельской церквушки к югу от Чафалы. Все эти документы выполнены на высоком уровне и выглядят такими «подлинными», как только этого можно желать.

– А кто произвел вас в «доны»? – улыбнувшись, поинтересовался Прайс.

– Когда кто-нибудь нанимает десятки людей на расчистку поместья и строительство, щедро одаривает местных жителей, оплачивает сельские праздники и строит на свои средства две-три церкви, приставка «дон» перед его именем появляется совершенно естественно. Однако хватит обо мне. Предлагаю пройти в дом, и я передам вам все то, что нам удалось подготовить. Надеюсь, вы будете довольны.

– Прошу прощения за любопытство, – сказала Лесли Монтроз, – но вы упомянули про травму спины, следствие того, что агент Скофилд неудачно вас подхватил, когда вы прыгали с балкона. Это происшествие имело отношение к вашей совместной охоте на Матарезе?

– Едва ли, дорогая моя подполковник, хотя мое поспешное отступление действительно было вынужденным. Женщина, о которой идет речь, была замужем за фанатиком-comunista,[67] который был рабски предан своей работе и не уделял должного внимания своей жене. И я лишь попытался заполнить пустоту… А сейчас идемте, информация ждет вас.


Глава 21 | Возвращение Матарезе | Глава 23