на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 33

Гостиница «Вилла д'Эсте» выслала в миланский аэропорт лимузин для своих новых американских гостей, мистера и миссис Поль Ламберт. Брэндону Скофилду и Антонии паспорта на эту фамилию были любезно предоставлены Фрэнком Шилдсом, который также позаботился о перелете через Атлантику на военно-транспортном самолете. Самолет совершил посадку в десять часов утра по местному времени, и к полудню супружеская пара, измученная долгой дорогой, уже была у себя в номере. Мистер Ламберт сразу же принялся жаловаться на совещание в Лондоне, затянувшееся до самой ночи.

– Джеффри просто не умеет высказывать свои мысли за один раз; ему приходится повторять одно и тоже раз тридцать!

– Брэй, но ты же постоянно с ним спорил.

– Совершенно верно, черт побери, потому что он мне не нужен! У меня есть Тогацци.

– От чего Джефф, если ты помнишь, был не в восторге.

– Он настроен антиитальянски.

– Нет, просто ему как-то не по себе работать с человеком, которого все считают влиятельным мафиози.

– Это же чушь собачья! Итальянская секретная служба набирает своих лучших сотрудников именно в мафии. Кроме того, Сильвио вот уже много лет не имеет с мафией никаких дел. Он удалился на заслуженный покой.

– Как это мило с его стороны. – На старинном столике, обтянутом кожей, зазвонил телефон, и Антония сняла трубку. – Да?

– Должно быть, это блистательная Антония, жемчужина Средиземноморья, с которой я до сих пор не имел счастья познакомиться, однако все последнее время я только и думаю о том, что мне будет оказана величайшая честь сделать это.

– Английский ваш просто превосходный… если не ошибаюсь, синьор Тогацци?

– Совершенно верно, и большая часть этого английского была выучена у стоп великого мастера, вашего несравненного спутника.

– Да, я так и подумала. Ну а сейчас я передаю трубку… великому мастеру.

– Прекраснейшая из прекраснейших, я слышу в вашем голосе нежный плеск прибоя Лигурийского моря! – не унимался Тогацци.

– Очень мило, я уже столько лет пытаюсь от него избавиться.

Она протянула телефон Скофилду, хотя тот отчаянно тряс головой, с мольбой указывая на подушку. Но ему все-таки пришлось взять трубку.

– Привет, макаронник!

– Ты как всегда очень любезен, Брэндон. А как поживает подонок янки, кажется, я так должен тебя величать? Насколько я понимаю, вы уже приехали.

– Нет, я клон, которому до смерти необходимо поспать несколько часов.

– Только не сейчас, мой старинный друг, нас ждет работа. Из почтового отделения в Милане сообщили, что поступила еще одна посылка из Барселоны, на этот раз некоему синьору Дельмонте Четвертому. Дельмонте в Италии фамилия очень распространенная, так что указание «четвертый» совершенно неуместно; на самом деле это лишь код получателя. Следующая машина отправится развозить почту в три часа дня. Мой человек придержит посылку и скажет, что она прибыла со следующей партией. А нам нужно срочно отправляться в Милан.

– Да я только что оттуда! Что, среди твоих подручных не найдется никого, кто смог бы проследить за получателем этой проклятой посылки?

– Последнее сообщение из Барселоны было шесть дней назад. Когда будет следующее?

– О господи, ты прав! Лавочка на Кайзерсграхт прикрыта…

– Что? Che cosa?[101]

– Неделя выдалась очень бурная, я потом тебе все расскажу. Но ты прав, другого случая выйти на миланского связного у нас может и не быть. Как ты меня заберешь?

– Выходи из западного входа, словно собираясь прогуляться по саду. Затем сверни на дорожку, идущую в обход виллы, и направляйся в сторону Белладжио. Там я тебя встречу.

– У меня нет оружия – черт бы побрал эти металлоискатели! А мне бы хотелось вооружиться – у тебя есть что-нибудь?

– А в Лигурийском море есть вода?

– Так я и думал. Встречаемся через пятнадцать-двадцать минут. – Положив трубку, Скофилд повернулся к Антонии: – По-моему, ты все слышала.

– Ты не ошибся, и мне очень не понравилось упоминание про оружие.

– Вероятно, оно нам вовсе не понадобится, но я бы предпочел запастись какой-нибудь огневой мощью, поскольку нам предстоит находиться на вражеской территории. Ты ведь помнишь старые дни, да, девочка моя?

– Да, дорогой. Я также не забыла, что тогда ты был значительно моложе. А Тогацци еще старше тебя. Два старика берутся за роли, оставшиеся в далеком прошлом.

– Раз уж ты так считаешь, почему бы тебе не забальзамировать нас и не положить в мавзолей? Где мои ботинки на резиновой подошве?

– В шкафу.

– Отправляясь на работу, надо обязательно надевать ботинки на резиновой подошве.

– Вы ведь будете не одни, правда? Старикам не помешает помощь молодых.

– Не сомневаюсь, Сильвио захватит кого-нибудь с собой.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Знаю.

Дорога обратно в Милан заняла рекордно короткое время. Скофилд и Тогацци, тряхнув стариной, принялись вспоминать искусство наружного наблюдения. На переднем сиденье сидели двое телохранителей дона Сильвио, еще трое приехали во второй машине. Они остановились за квартал от главного почтового отделения Милана. Человек Тогацци предоставил подробный план этажа, на котором располагался отдел доставки; для предстоящей операции это был решающий момент. Телохранителям дона Сильвио, всем с рациями, с микрофонами в петлице, предстояло занять места на пути от столика выдачи корреспонденции до входных дверей. На улице оставался один водитель, дежуривший у машины Тогацци. Как только почтовый служащий возьмет посылку из Барселоны, человек дона Сильвио подаст условный знак ближайшему телохранителю; тот, в свою очередь, предупредит остальных и покажет объект.

Тогацци оставался в машине, вооруженный фотоаппаратом с мощным телеобъективом, а Скофилд стоял в нескольких шагах от него, наблюдая за дверью и слушая переговоры охраны. Наконец прозвучали долгожданные слова:

– Растрепанный мужчина в рваном пиджаке и мятых брюках.

– Есть, – ответил Брэндон, увидев, как курьер Матарезе, неопрятный коротышка, быстро выходит из дверей почтового отделения. – Сильвио, ты его видишь?

– Конечно. Он направляется к стоянке велосипедов. Ребята, кто-нибудь, быстро за ним! Возьмите мотороллер и следите за ним.

Один из телохранителей, опередив остальных, вытащил мотороллер из стойки, завел двигатель, вскочил в седло и поспешил вдогонку укатившему на велосипеде курьеру. Через несколько минут по радио послышался его взволнованный голос:

– Синьор Тогацци, бродяга въехал в один из самых дурных кварталов города! Мотороллер у меня новый и очень дорогой. Я опасаюсь за свою жизнь!

– Если ты потеряешь курьера, друг мой, жизни у тебя больше не будет, – заявил дон Сильвио Тогацци.

– Проклятие, он передал посылку другому оборванцу!

– Не упускай его из виду! – приказал дон Сильвио.

– Синьор, второй оборванец бежит по улице к старинной церкви. Навстречу ему на крыльцо вышел молодой священник! Оборванец передал ему пакет. Это церковь Святого причастия!

– Спрячь мотороллер и оставайся там. Если священник покинет церковь, следуй на ним, но на расстоянии, capisce?

– Всем сердцем и душой, дон Сильвио.

– Grazie. Ты получишь щедрое вознаграждение.

– Prego,[102] мой господин… Священник уходит! Он спускается с крыльца, приближается к машине, это очень старая машина, побывавшая во многих авариях.

– В этом квартале – самая безопасная, – заметил Тогацци. – Какой марки?

– Не могу определить. Она вся помятая и поцарапанная. Маленькая, решетка радиатора оторвана. По-моему, это «Фиат».

– Номера?

– Номер мятый и тоже поцарапанный… Священник сел за руль и завел двигатель.

– Следи за ним покуда сможешь. Наши люди во второй машине, мы будем в этой. Сообщай нам, куда едешь, называй каждый поворот… Брэндон, живо садись сюда!

То, что произошло дальше, явилось большой неожиданностью, поскольку поместье Паравачини было по сути дела закрыто, и в нем оставался лишь минимальный обслуживающий персонал. Династическое знамя не трепетало на флагштоке, красноречиво свидетельствуя о том, что никого из членов семейства здесь в настоящий момент нет. Жуткая, кровавая смерть Карло Паравачини потрясла и напугала соседей. Одни молились за душу погибшего, другие проклинали его последними словами; между двумя этими крайностями почти никого не было. Однако маленькая убогая машина быстро проехала по шоссе до Белладжио и через тридцать миль к северу свернула на дорогу, ведущую в поместье Паравачини. Судя по всему, там все же был кто-то, член высшей иерархии Матарезе, кто-то достаточно могущественный, чтобы получить посылку из Барселоны.

– Возвращаемся как можно скорее ко мне домой! – распорядился Тогацци, обращаясь к Скофилду. – У меня на веранде установлены мощные подзорные трубы, возможно, нам удастся что-нибудь выяснить.

К счастью, это оказалось так. Телескопы, нацеленные на поместье Паравачини, показали внушительную яхту у причала, позади которой простиралась пустынная лужайка. Ни один из многочисленных фонтанов не работал. Поместье выглядело неестественно пустым, словно уютный парк требовал не холодные изваяния из белого мрамора, а живых людей в вечерних туалетах. И вдруг люди появились – двое мужчин, идущих вдоль особняка по вымощенной кирпичом тропинке. Один из них был пожилым, другой значительно моложе; оба были в темных брюках и свободных рубашках спортивного покроя.

– Кто это такие? – спросил Брэндон, отрываясь от подзорной трубы, чтобы уступить место дону Сильвио. – Ты их знаешь?

– Одного я знаю очень хорошо, и вот ответ, кто заправляет делами Матарезе в Италии. Второй мне незнаком; но я могу высказать свою догадку: мы уже видели этот затылок, хотя и на расстоянии.

– Так кто же это?

– Водитель той старой развалюхи, следом за которой мы и приехали сюда.

– Священник?

– Эти люди оба священники. Тот, что постарше, – это кардинал Рудольфо Паравачини, прелат, пользующийся значительным влиянием в Ватикане.

– Значит, это он возглавляет итальянское отделение Матарезе?

– Он родной дядя покойного Карло Паравачини, того самого, которого живьем сожрали птички.

– Но при чем тут Ватикан?

– Полагаю, родственные узы сильнее крови Христа. Определенно, в данном случае это так.

– Прайс и Лесли упоминали о нем. Но ничего конкретного у них не было.

– Зато теперь есть, Брэндон. Вот, смотри. Они поднялись на борт яхты, прошли под навес на корме. Говори, что видишь.

– Хорошо. – Скофилд прильнул к окуляру подзорной трубы. – Боже милосердный, старик вскрыл пакет из Барселоны. Ты был прав!

– Вопрос стоит в том, – задумчиво произнес Тогацци, – что нам делать дальше?

– Судя по виду, это поместье не слишком укреплено. Почему бы нам не наведаться в гости к твоему кардиналу, пока он не передал содержимое посылки дальше или не уничтожил его, что также весьма вероятно?

– Согласен.

Тогацци пригласил на веранду своих людей, и каждый по очереди посмотрел в подзорную трубу. Был быстро составлен и подправлен план действий. Скофилд и Тогацци, словно вернувшись назад на много лет, вспомнили те дни, когда вдвоем проникали в расположение врага. Двое телохранителей, получив четкие распоряжения, ушли; трое остались с доном Сильвио и Брэндоном.

– Ты остаешься здесь, – по-итальянски приказал Тогацци одному из них, кивая на будку у шлагбаума, закрывающего дорогу к затерявшемуся в лесу убежищу. – Держи с нами связь. Если пожалуют незваные гости, что маловероятно, ты знаешь, что делать.

– Si, мой господин. Сначала противопехотные мины по внешнему периметру.

– Мины? – Скофилд, подавшись вперед, едва не свалился с плетеного кресла. – То же самое, что было в горах под Портофино?

– Вижу, ты не забыл, – подтвердил дон Сильвио. – Тогда мы окружили наш лагерь минным полем, и те, кто нас искал, парализованные страхом, не осмелились идти дальше.

– А пока они отходили назад и искали другие пути, мы переносили свой лагерь в другое место, – усмехнувшись, закончил Брэндон. – Все обошлось без жертв, без международных скандалов. Взрывы были списаны на необнаруженные мины, оставшиеся со времени партизанских войн.

– Я добавил одно усовершенствование, – скромно объяснил дон Сильвио. – Теперь здесь есть и внутренний периметр мин, расположенных значительно ближе к дороге. Все они также приводятся в действие из будки охранника.

– Восхитительно, – рассмеялся Скофилд.

– А вы двое, – продолжал по-итальянски Тогацци, обращаясь к двум оставшимся телохранителям, – поедете с нами. Отвезете нас к поместью, высадите в паре сотен метров от ворот. Затем отгоните машину на стоянку и занимайте свои места.

– Будет исполнено.


Первая машина свернула с дороги в четверти мили от владений Паравачини. Телохранители успели переодеться. Вместо обычных неприметных костюмов, которые были на них в Милане, теперь они были одеты в то, что лучше всего описать как наряд, в котором бедные крестьяне ходят по воскресеньям в церковь: старый, мешковатый, но чистый. Оба несли корзины с местными сортами цветов – подношение влиятельному землевладельцу. Выйдя на пыльную дорогу, телохранители направились под жаркими лучами солнца к особняку Паравачини. Оба взмокли, рубашки у них потемнели от пота. Последние две сотни ярдов перед домом дорога покрылась асфальтом. В домике привратника с окошком, закрытым толстым стеклом, никого не было; шлагбаум был поднят, опять-таки указывая на то, что в поместье никого нет.

Лжекрестьяне, тяжело ступая, поднялись на величественное крыльцо и позвонили в дверь – по пустынным помещениям раскатились гулкие отголоски. Дверь открыл слуга, в расстегнутой рубашке, с многодневной щетиной на щеках и подбородке. Увидев крестьян, он грубо крикнул им по-итальянски:

– Что вам нужно? Дома никого нет!

– Piacere, signore, мы бедные крестьяне, живущие в горах под Белладжио, – заговорил тот, что справа. – Мы пришли, чтобы отдать дань памяти великого дона Карло, который по праздникам всегда щедро одаривал наши семейства.

– Он умер несколько недель назад. Что-то вы припоздали.

– Мы не смели прийти сюда, когда здесь было так много важных людей, – подхватил тот, что слева. – Синьор, можно нам внести корзины? Они довольно тяжелые.

– Оставьте их здесь! В доме и так уже слишком много цветов, замучаешься поливать все.

– Синьор, откройте свое сердце, – добавил тот, что справа, заглядывая за спину высокомерному слуге.

– Нет!

– Как тебе угодно.

Этот же телохранитель внезапно прыгнул вперед и, схватив слугу за плечи, с силой согнул его пополам, одновременно ударяя в лицо коленом правой ноги. Обливаясь кровью, слуга повалился на пол, теряя сознание. Люди Тогацци быстро оттащили тело в соседнюю комнату, закрыли дверь и начали быстрые, но тщательные поиски. В библиотеке они обнаружили горничную; в строгом платье с передником, она сидела, развалившись в кресле, листая энциклопедию и разглядывая в ней картинки.

– Scusi, signori![103] – поспешно воскликнула она, вскакивая с кресла. – Нам сказали, – продолжала она по-итальянски, – что, после того как мы закончим все дела, нам можно будет немного отдохнуть и расслабиться.

– Кто вам это сказал?

– Его высокопреосвященство господин кардинал, синьоры.

– Кто еще дома?

– Кардинал Паравачини, синьор Росси и…

– Синьор Росси? – прервал горничную тот телохранитель, который расправился со слугой при входе. – Он священник?

– Боже милосердный, синьор, нет! Синьор Росси по несколько раз на неделе приводит сюда женщин, и все время разных. Он просто кобель. Из уважения к кардиналу синьор Росси отсылает женщин домой рано, еще затемно.

– Кто еще есть в доме? – спросил второй телохранитель Тогацци. – Насколько я понял, есть еще кто-то.

– Да, Бруно Давино. Он отвечает за безопасность поместья.

– Где он сейчас?

– Почти все время синьор Давино проводит на крыше, сэр. Там есть навес, защищающий от солнца. Синьор Давино утверждает, оттуда видны озеро и все ведущие к нему дороги. Он называет это своей сторожевой вышкой.

– Пошли наверх, – сказал первый телохранитель.

– Che cosa? – вдруг послышался из дверей крик.

Обернувшись, телохранители увидели крупного, широкоплечего мужчину с лицом, искаженным в ярости.

– Я видел, как вы, два жалких червя, тащились сюда по дороге, но я не видел, как вы отсюда выходили! Почему вы до сих пор здесь?

– A spiacente, signore,[104] – ответил второй телохранитель. Подняв руки ладонями вверх, он медленно направился к охраннику, продолжая жалобным голосом: – Мы принесли цветы, чтобы почтить память великого дона Карло…

Продвигаясь вперед, он оказался перед охранником, заслоняя собой своего товарища. Этот прием был отработан до совершенства. Первый телохранитель сунул руку в карман и быстро выхватил пистолет с глушителем. Как только его товарищ, продолжая двигаться, открыл застывшего в дверях охранника, он один за другим сделал два убийственно точных выстрела. Сраженный наповал, глава службы безопасности рухнул на пол.

Горничная попыталась было закричать; второй телохранитель Тогацци в два прыжка подскочил к ней и одной рукой с размаху зажал ей рот, а другой ударил в солнечное сплетение с такой силой, что весь воздух тотчас же вышел из легких, оборвав звук. Достав из кармана моток тонкой веревки и плотную изоленту, он связал горничную и заклеил ей рот.

– Она никуда не денется.

– Все чисто, – сказал первый телохранитель. – Здесь больше никого нет. Можно продвигаться на следующую позицию.


Вторая машина остановилась. Скофилд и Тогацци, выйдя из нее, направились через лес, так быстро, как только позволяли их старческие ноги. Машина с выключенным двигателем проехала дальше и, свернув с дороги, оказалась на лужайке слева от огромного особняка, невидимая тем, кто находился на борту яхты. Третий и четвертый телохранители, выйдя из машины, бесшумно прошли по траве к входным дверям. Прокравшись вдоль стены дома на юг, они остановились, достигнув открытого пространства. Каждого, кто шагнул бы на эту лужайку, тотчас же заметили бы с палубы яхты. Допустить это было нельзя, поскольку цели находились на яхте и требовалось отрезать все пути отхода. Вот почему машина первых двух телохранителей дона Сильвио осталась справа от особняка, в десяти шагах от вымощенной кирпичом дорожки. Нападающие взяли врага в клещи, перекрывая фланги.

Такая тактика применялась по двум причинам. Первым и главным соображением было то, что точная численность неприятеля оставалась неизвестна. Не было никаких способов установить, с каким количеством врагов придется иметь дело. Кроме того, нельзя было исключать вероятность того, что кардинал Паравачини, заметив людей Тогацци, немедленно уничтожит доставленные из Барселоны материалы, скорее всего предав их огню. Поэтому ключевым моментом было не дать никому ускользнуть; не менее важную роль играл и фактор внезапности.

Для того чтобы обеспечить второе, Скофилд и дон Сильвио, пройдя лесом к берегу озера, разделись. Под костюмами у них были плавки и пояса с небольшими водонепрониг цаемыми сумочками, куда они спрятали оружие. Учитывая свой возраст, оба захватили дыхательные трубки, позволяющие плыть под водой, не показываясь на поверхности. Целью их был правый борт яхты, откуда в воду спускался хромированный трап, готовый принять купальщиков, желающих подняться на палубу. Повторяя все то, чем им много лет назад приходилось заниматься в Италии, на Сицилии и на Черном море, двое бывших оперативников вошли в воды озера Комо.

Особое неудобство доставляли дыхательные трубки, но в остальном старики держались достаточно бодро. Брэндон и Тогацци добрались до трапа. Тут дона Сильвио охватил кашель, поэтому Скофилду пришлось погрузить его с головой под воду. Тогацци вынырнул, сверкая глазами, но Брэндон многозначительно поднес палец к губам, и дон Сильвио все понял. Сейчас было не время шуметь, в особенности если речь шла о шуме, произведенном человеком. Открыв сумочку, Скофилд достал пистолет; Тогацци последовал его примеру. Они переглянулись, и Брэндон начал взбираться по хромированному трапу. Когда он был уже на полпути к палубе, престарелый дон Сильвио больше не смог сдерживать кашель, следствие воды, которой он наглотался, дыша через трубку.

На палубе яхты послышались встревоженные голоса, говорившие по-итальянски.

– Что это было?

– На трапе кто-то есть! Сейчас я присмотрюсь получше…

– Нельзя терять ни минуты. Вот, возьмите это и бегите! Вернитесь в дом и кричите, призывая на помощь Бруно.

Рывком поднявшись по трапу, Скофилд перелез через леерное ограждение и направил пистолет на кардинала Паравачини.

– На вашем месте, священник, я бы стоял не шелохнувшись. Вдруг мне покажется, что вашей церкви без вас будет лучше? – Обернувшись, он крикнул: – Остановите его, он бежит по дорожке! Заберите пакет!

Показался Тогацци, с трудом перетаскивая через ограждение свое старое, иссохшее тело, сочно ругаясь по-итальянски на неумолимое действие времени. Перейдя на английский, он пожаловался:

– Что произошло с нашими телами? Прежде они обходились с нами гораздо добрее.

– Дон Сильвио! – воскликнул кардинал. – Вы заодно с этим американским боровом?

– О да, ваше высокопреосвященство, – ответил Тогацци, – вы совершенно правы. Мы с ним дружим уже много лет, еще с тех пор, когда вы оскверняли церковь, делая себе карьеру в Ватикане.

Вдалеке на лужайке, к которой яхта была обращена левым бортом, между статуями показались фигурки людей, охотников, преследующих священника или лже-священника с посылкой из Барселоны. Внезапно прогремели выстрелы, запели рикошетом пули, отразившиеся от мраморных изваяний. Скофилд выбежал на нос яхты.

– Ради всего святого, только не убейте его! – взревел он. Раздался пронзительный крик, и выстрелы прекратились. С лужайки донесся голос, кричащий по-итальянски:

– Слишком поздно, синьор! У мерзавца был пистолет, и он стрелял в нас, серьезно ранив Паоло в ногу. Нам пришлось открыть ответный огонь, и мы его застрелили.

– Тащите пакет сюда, а Паоло отвезите к врачу. Поторопитесь! – Брэндон вернулся к притихшему кардиналу, которого теперь держал под прицелом Тогацци. – Больше всего на свете мне бы хотелось лично отвести вас к папе римскому и рассказать про ваши злодеяния. К несчастью, у нас есть более неотложные дела.

– Эту честь возьму на себя я, мой старый друг, – предложил дон Сильвио. – Благословение его святейшества мне придется очень кстати.

По сходне на борт яхты взбежал один из телохранителей, держащий в руке посылку из Барселоны. Вручив пакет Скофилду, он вкратце объяснил, что должен спешить назад, чтобы отвезти раненого товарища к одному «частному врачу», с которым лично знаком дон Сильвио. Разорвав плотную коричневую бумагу, Брэндон достал пачку листов и, усевшись в кресло на палубе, погрузился в чтение, чувствуя на себе пристальный взгляд кардинала Паравачини.

Через несколько минут Скофилд положил документы на колени и поднял взгляд на священника.

– Вот как все переменилось, вы не находите?

– Понятия не имею, о чем это вы, – ответил Паравачини. – Я не читал то, что в этом пакете, поскольку он мне не принадлежит. Если вы обратили внимание, посылка адресована некоему Дельмонте; это не моя фамилия. Читать чужую почту – все равно что разглашать тайну исповеди.

– Вот как? В таком случае, почему пакет был доставлен вам?

– Это сделал мой молодой помощник, которого вы безжалостно убили. Я буду молиться за упокой его души, как и за души его убийц, подобно тому как Иисус молился за римских палачей, распявших его.

– Все это прекрасно. Но все-таки почему ваш молодой помощник доставил пакет именно вам?

– Об этом следовало бы спросить его самого; к несчастью, это невозможно. Полагаю, пакет по ошибке положили в мой почтовый ящик в Белладжио, которым я пользуюсь, приезжая сюда из Рима.

– «Дельмонте» даже отдаленно не похоже на «Паравачини».

– В спешке нетрудно и ошибиться, особенно если юноша стремится услужить своему пожилому наставнику.

– Значит, он был священником?

– Нет, не был. Этот многообещающий молодой человек, к сожалению, не уделял должного внимания вере, посвятив себя служению закону…

– Ваше высокопреосвященство, – бесцеремонно оборвал кардинала Тогацци, – вы напрасно тратите свое красноречие, и новая ложь лишь усугубит ваши грехи. Я сделал фотографии, на которых последовательно засняты трое ваших курьеров, от того момента, как первый из них забрал посылку в почтовом отделении Милана, до того, как последний привез ее вам в Белладжио, не заезжая на почту. На последнем снимке ваш «молодой помощник» в белом воротничке священника сворачивает на дорогу, ведущую к поместью Паравачини.

– Дон Сильвио, вы меня просто поразили. Я понятия не имею обо всем этом, и все ответы погибли вместе с моим молодым помощником, которого убил этот сумасшедший американец.

– И ты, мой старинный друг, не трать напрасно красноречие, – сказал Тогацци, обращаясь к Брэндону. – У нас есть методы борьбы с подобным вопиющим ipocriti.[105] О каких переменах говорил ты?

– Для нас новости плохие, – ответил Скофилд, поднимая лежащие на коленях бумаги. – Наши враги решили ускорить события – за этим стоит он, Матарейзен… Вот, послушай. «В самое ближайшее время я объявлю новую дату, возможно, из другого места. Я не могу связаться с нашим человеком в Лондоне, и это меня очень тревожит. Не попался ли он в сети МИ-5? Если так, не сломается ли он? Его жена клянется, что ей ничего не известно; с другой стороны, она действительно никогда ничего не знала. Все это весьма тревожно. На следующих страницах вы найдете закодированные сообщения, которые надо будет передать в коротковолновом диапазоне в указанные сектора, подавая сигнал к действию. Сектора обозначены лишь в самых общих чертах; все подробности вам должна будет подсказать ваша память. Для расшифровки воспользуйтесь компьютерным доступом. Если я приму решение перебраться на новое место, возможностей у меня достаточно. Все мои базы оборудованы надлежащим образом, и меня там никто не найдет. Оставайтесь на месте. Час пробил. Мир переменится». Это все. Разумеется, подписи нет, но это писал Матарейзен. По иронии судьбы, лондонского связного, того самого, которого он никак не может разыскать, убил Гуидероне, его собственный человек, если не сказать больше. Должен сказать, я проделал отличную работу с этим Леонардом Фредериксом, вбив клин между двумя долбаными козлами… Надеюсь, священник, моя речь не оскорбит ваш слух; вы сами в каком-то смысле так же в точности поносите свою церковь.

– Я не только оскорблен, – ледяным тоном произнес кардинал, сохранивший остатки мужской красоты. – Я вне себя от ярости. Мало того, что я являюсь князем Святой церкви, служению которой посвятил всю свою жизнь. Пытаться связать меня с каким-то безумным всемирным экономическим заговором – это полный бред, и его святейшество, вне всякого сомнения, увидит истину. Ваше вздорное обвинение – лишь еще одна напалка на католическую церковь, от которых нам приходится постоянно страдать.

– Ого, милейший мой кардинал, вот вы и выдали себя. Разве я хоть словом обмолвился о всемирном экономическом заговоре?

Широко раскрыв глаза, Паравачини резко повернулся к Брэндону. Он понял, что сам загнал себя в ловушку.

– Мне больше нечего вам сказать.

– В таком случае, мне придется уродовать ваше лицо до тех пор, пока вы не соизволите заговорить. – Положив бумаги и конверт на палубу, Скофилд поднялся с кресла и с угрожающим видом двинулся на князя церкви.

– Мой старый друг, тебе не нужно покрывать ссадинами свои хрупкие руки, – вмешался Тогацци, отходя от ограждения. – Я отдал фотоаппарат одному из своих людей. Для полноты картины. Не сомневаюсь, он сфотографирует труп на лужайке, и вместе с остальными снимками это позволит восстановить полную картину. Доказательства будут неопровержимыми. У меня есть друзья в римской курии. Этот изменник, предавший веру, станет позором церкви, изгоем в своем кругу.

Внезапно, без предупреждения, кардинал Паравачини вскочил с кресла и вырвал пистолет из старческой руки Тогацци. Не успел Скофилд опомниться, как священник приставил дуло себе к виску и выстрелил, разбив череп на тысячу осколков.

– Morte primo di dishonore, – заметил дон Сильвио, глядя на обезображенный труп. – Надеюсь, ты знаешь эту итальянскую пословицу, восходящую к шестнадцатому веку.

– «Смерть лучше бесчестья», – тихо промолвил Брэндон. – Убогие татуировки опошлили эти слова, но они не потеряли своего значения. У кардинала были власть, богатство и огромное влияние, как в церкви, так и за ее пределами. Лишенный всего этого, он стал бы ничем.

– Rispetto, – добавил Тогацци. – Он пользовался уважением, а без уважения он потерял бы свое достоинство. А в Италии мужчина, особенно священник, должен любой ценой беречь свое достоинство.

– На этом в истории итальянского отделения Матарезе можно поставить точку. Нам следует переправить эти материалы нашим компьютерным чародеям в Амстердам. Быть может, им удастся что-нибудь вытащить. Пока что это все, чем мы располагаем.

Вдруг на борту яхты зазвонил телефон, и оба старика вздрогнули от неожиданности. Пять звонков разорвали тишину, прежде чем Брэндон отыскал аппарат.

– Buon giorno,[106] – сказал он, готовый передать трубку Тогацци, если звонящий будет говорить по-итальянски слишком быстро.

Однако женский голос отчетливо произнес по-английски, хотя и с акцентом:

– Вы пролили кровь Паравачини, достойнейшего человека. Вы за это дорого заплатите.


В особняке, в библиотеке у окна горничная повесила трубку и положила бинокль на столик. Затем собрала обрывки скотча и веревок, окинула взглядом библиотеку и, выходя, аккуратно прикрыла за собой дверь. По щекам женщины текли слезы; ее возлюбленного больше нет в живых, и ее жизнь никогда уже не будет такой, как прежде.


Глава 32 | Возвращение Матарезе | Глава 34