Книга: Зимняя дорога в осень



Зимняя дорога в осень

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

 Ноябрь 2009г. Санкт - Петербург

Так вот… теперь , спустя год я совсем запуталась .Представить себе не могла, что писать искренне и честно так трудно. Казалось своего, выстраданного, живого столько… а что получается , банальность . В мыслях всё написано , выстроено, прочувствовано, а целого и главного нет. Перебрала свои истории, обдумала, составила план и мучаюсь: что хочу передать, кому послать сигнал и какой? Но возможно только влюблённый знает наверняка: чего он хочет и как достичь цели. И всё же, мне было светло и радостно на душе от предчувствия перемен. Купила ежедневник и аккуратно вписывала текущие дела и планы , события и наблюдения. Мне непреодолимо захотелось писать. Но одно дело мечтать, хотеть, а получится ли? Жизнь стала посылать знаки . В поезде Санкт-Петербург- Киев, ко мне обратилась милая женщина, она оказалась писательницей, её имя Альбина Кэфри и ехала она на презентацию своей книги. Мы долго и интересно проговорили , ей первой я дала почитать свои записи, и она их одобрила. Моя мечта стала обретать реальные очертания. По интернету нашла несколько издательств, остановилась на одном, которое находится вблизи «моей» улицы Казанской, просто включила интуицию и не ошиблась. И вот год назад я искала питерское издательство « ЛИК», просто шла по переулку и заглядывала в каждый подъезд , так как не запомнила номер дома. Не нашла. Приехав в Питер через месяц, я опять отправилась по тому же адресу. Решительно зашла в парадную, поднялась на шестой этаж, от волнения тряслась, как щенок. Одним словом, совершила поступок для меня равный полёту на луну или выходу в открытый космос. Учитывая длительное сидения дома в окружении семьи, состоящей из четырёх поколений. И какого же было моё удивление, когда, переступив порог издательства и объяснив что я хочу, мне предложили обратиться к сотрудницы, имя которой совпало с названием моей первой повести!? Все эти совпадения, намёки и знаки создали ощущение не случайности. Я решила преодолеть свои сомнения, слабости, страхи. Ведь самый большой путь начинается с первых, маленьких шагов. Из издательства вышла с ощущением счастья, смело отдавая себя зябкому осеннему ветру долгожданных перемен. Я человек не быстрых решений , но первый робкий шаг к неуловимому новому сделан. А для того , чтобы сделать шаг вперёд мне необходимо оглянуться назад .

Вот, собственно, и всё .Осталось последнее, сообщить, что я даже писем никогда не писала, а тут вдруг пригвоздила себя к стулу и ночами стучу по клавишам. Найду ли я внятное объяснение этому явлению и нужно – ли всё объяснять?.. 

ноябрь 2009год.

 

Л Е Н И Н Г Р А Д К И

 

Моросит дождь, уютно и спокойно начинается новый день, крепкие стены старого дома надежно оберегают меня от осенних порывов ветра. За окном поздняя питерская осень, низкие набухшие облака опустились на крыши домов, на плечи людей, на притихшие сады и скверы .Загрустили пожелтевшие листья. Уныло падают капли дождя, стучат по крышам , стучатся в мой мир. Струйки воды рисуют на стекле расплывчатые узоры серой акварелью. Как же мне здесь хорошо! Старенький мудрый чайник - свидетель и участник нашей прошлой жизни , потихоньку пыхтит, по доброму ворчит и беспокоится , напоминая о себе. Не спеша пью кофе, и представляю, как закрываю дверь этой квартиры и ухожу отсюда навсегда… Все, что окружает меня, скоро останется только в воспоминаниях- глубинных и важных. А сейчас, пришло непреодолимое желание вспомнить о людях родных и близких, живших здесь, о важных событиях, которые повлияли и изменили их судьбы. О нашем любимом городе. 

 Итак, я сижу в старой питерской квартире, горит лампочка, передо мной чистый лист – экран и неделя осени.

 Все хорошо - были твои последние слова, которые ты повторяла и повторяла. -Что хорошего, Тонечка? Лежишь, встать не можешь, видно, что жизнь уходит из тебя. - Две жизни никто не живет, я всем довольна, у меня всё хорошо - убеждала ты нас. Нос заострился, тело почти невесомо, волосы сбились как у воробышка, вокруг лица венец из тонких русых волос. Жизнь теплиться только в глазах, ясных и волевых. Они даже цвет поменяли, стали темнее, может, глубже? Вот уже месяц, как Тонечка ничего не ест, только пьёт из ложечки водичку, которую мы подносим, приподнимая её голову на подушке. Звонят подруги, они равнялись на тебя . Ты для них первая, сильная и никто не верит, что ты слегла навсегда. Ведь думали, что ты всех переживешь, и долго ещё будешь жить одна. А что ? Ты привыкла, что для других трагедия, для тебя просто жизнь…

По утрам, как всегда вставала, одевала старые ветхие тапки, шла на кухню и ставила чайник. Ничего, что хлеб с сизым налётом, его можно наколоть вилочкой и подержать над огоньком газовой плиты – даже вкуснее будет, намазать маслице, да в чашку кипяток.

-Вот и позавтракала, вот и весь праздник. Любую еду нужно уважать... говорила ты.

Теперь нужно цветочки напоить. Сам не ешь, а цветочки нужно залить так, что из старых треснутых тарелок, на которых стоят горшки с цветами, лилась тонкой струйкой с подоконника на провалившийся пол чистая вода, а кому она мешает? Из окон, а их два, больших облупленных, но таких добрых и родных, выходящих в питерский двор-колодец, видна живая радостная картина. С противоположной стороны расположена глухая стена неопределённого цвета, палитра которой меняется от положения солнца, утром яркого, а вечером поменяло солнышко направление своих лучей – и освещение мягкое, теплое, точно топлёное молоко.

В тесном и уютном дворике растут девять старых клёнов. Их ветви переплелись, создавая особый мир, где городские птицы вьют свои гнёзда и ранним утром начинают петь звонкие песни, смело раскачивая корявые прутья и заглядывая в распахнутые окна людей. Можно просто сесть у окна и смотреть, думая о своём . Я знаю, это то, что ты любила всей душой – цветы на подоконнике, и всё, что за окном.

 -Вот центр, а тихо, - повторяла с гордостью ты.

 Как мы смеялись и хихикали совсем недавно, приехав на твои 85 лет. А всё из-за деревьев. Когда утром, ты вдруг серьёзно сказала:

 -Смотрите , деревья мне «написали» хор. - Мы с сестрой переглянулись, я заметила у сестры на лице недоумение:

- В своём ли уме старая тётушка?. .подумали мы.

- А что это значит, Тонечка? –спросила сестра. 

- Что значит, что значит… ну…Тоня хорошая, вот что значит!.. ответила серьёзно она.

Мы просто покатились со смеху. Громче всех смеялась Тонечка и было так хорошо, что лучше не бывает. На старости у неё появилась страсть всё дарить.

- Заберите, статуэтку балерины, это сейчас ценится - продолжала Тонечка.

- Пусть стоит, мы к ней привыкли - выкручиваюсь я.

- Пушкина тоже забирайте и платье моё бархатное, помните? Кто возьмёт? Я его и носила - то мало, куда мне в нём…

 У нас началась смеховая истерика.

- Дай померить - предлагаю я . -Сестра крутит у виска .

- Давай, давай вытаскивай! Ему лет сто?» подначиваю я.

- А носить будешь? Или провесит.? - с недоверием спрашивает Тонечка.

- Да буду, буду! Вот прям сегодня и одену в театр! – давясь от смеха сказала я. Тонечка с сомнением открывает шкаф и исчезает в нём.

 Запах нафталина, старушечьего скарба заполняет территорию любви. Мы с сестрой переглядываемся. Я подмигиваю:

- Не украли?..

- Наконец, счастливая Тонечка торжественно обрушивает на меня нарядное бесформенное платьишко с шёлковой отделкой. Я прыгаю до потолка, танцую и громко пою:

- Платье, платье…!

 Крепко обнимаю и чмокаю Тонечку в розовую макушку, подхватываю её костлявую руку и мы в ночных рубашках самозабвенно кружимся по комнате.

 Раз , два, три, раз, два, три…

- Носи на здоровье, у меня ведь кроме вас никого нет. Ну хватит, хватит а то ..завалишь…Уймись , - добродушно ворчит Тонечка.

- Как же хорошо , - говорю я громко и падаю на ветхий диван.

 Так начиналось утро. Тонечка вставала и шаркала вокруг моего лежака стоптанными тапками. Терпения у неё не было никогда. Сквозь сладкую утреннюю дрёму я всё слышала и знала, главное не пошевелиться. Тогда Тонечка шла и врубала радиоточку. Какое это блаженство, лежать по середине огромной светлой комнаты, где в уголке спит старшая сестра, а вокруг кружит Тонечка , по радио звучат правдивые, бодрые, голоса, призывающие купить что–то очень важное и нужное…

 Не спеша мы с сестрой вставали, когда солнце уже светило в другое окно, ставили чайник, накрывали на стол, доставали из бесцветного буфета синие чашки, делали бутерброды, пили кофе со сгущёнкой. Всё было вкусно. 

- Тонечка, бери пирожное, в «Cевере» купили, вкуснятина неземная, корзиночка, эклер - говорит сестра.

- Я уже брала , в три горла не съешь , - со смыслом ворчала она .

- Тонь, поехали к нам в Киев, чего ты здесь одна и нам будет спокойнее, начинаем мы вечный разговор.

- Никуда не поеду, это наш город и вы любите приезжать в Питер, вы здесь родились, а так к кому приедете? – - заканчивает тему Тонечка.

 Почему так бывает, именно в этой комнате, где всё вокруг ветхое и устаревшее , старомодное и отжившее, а на душе праздник? Не знаю я другого такого места на земле . Казалось так будет всегда, потому что с самого моего младенчества было именно так. Сто зим прошло, а здесь ничего не поменялось. 

Главным в комнате был стол - круглый, с увесистой треногой, скрипучий, просторный, одетый в белоснежную, накрахмаленную скатерть. При жизни бабушки, Екатерины Ивановны, на столе всегда стоял графин с кипячёной водой, чистый гранёный стакан и чайник, укутанный в мягкие лоскуты, со свежезаваренным, душистым, терпким чаем. А в буфете было всё: и белый кусковой сахар и вкусное брусничное варенье в вазочке , но, главное, конфеты «Старт» и «Кавказские». Это было настоящее сладкое счастье, правда. Настенные часы ,которые бабушка берегла и любила ,они были единственным богатством и украшением комнаты. Она сама их заводила, никому не доверяла, -

- Бой у них особенный. Часы это память, они связывают времена и тикают так уютно - говорила бабуля.

 Жили Тонечка с бабушкой очень скромно, но с умом. Своей семьи у Тонечки никогда не было, она была старой девой и жила с бабушкой в одной комнате. Однажды зашёл жених. Бабушка так запугала его своими вопросами: не женат ли, не пьющий ли, какая зарплата, что его и след простыл. А ведь дело было послевоенное, невест полным полно и жених положительный. Бабушка недоумевала, как же так, мы ведь его не знаем… Со стены смотрел портрет дедушки…Светлая любовь грела бабушку всю её жизнь…

История такова. Дедушка приехал в Петроград в 1917 году из деревни Машкино, что под Боровичами. После училища, которое окончил с льготой, работал проводником на Октябрьской железной дороге, направление – Тифлис –Петроград. Весельчак, добряк, энергичный, смекалистый, обидно, но это почти всё , что я о нём знаю… Так вот, пришло время и поехал он в свою деревню невесту искать, женихом он был завидным. Его и надоумили ,что живёт на хуторе невеста. Дом работящий, семь братьев и сестра Катерина, её и бери в жёны, не пожалеешь. За три дня и свадьбу сыграли, в часовне обвенчались и молодые уехали в Питер. Жильё было – две комнаты, правда в коммунальной квартире. Дед отправлялся в дальний рейс, бабушка ждала, жили дружно. Пришло время бабушке родить, она решила ехать в деревню к своим. Роды были долгие ,тяжелые, в часовню её понесли: «Ой, помрёт баба, не родит» - шептались люди- «пусть батюшка исповедает и причастит, а там Бог разберётся!» Так и родилась Тонечка по дороге к храму, в понедельник, шестого августа, 1921 года. Определила дата и характер – трудоголик, Лев по гороскопу, везде первая, бесстрашная, бескомпромиссная, справедливая, как все сильные существа на земле. В скором времени родила бабушка ещё двоих , дочь Валеньку, мою маму, и сына Витеньку. С радостью и любовью бабушка вспоминала недолгое своё счастье. Трогательные дедушкины записки, единственную семейную фотографию, сделанную в фотоателье на Невском 9, она хранила всю жизнь. А в 1927 году дедушка неожиданно заболел, язва желудка, понадобилась срочная операция .Положили в больницу. Ночью бабушке приснился сон, как будто дедушка приходит домой и говорит: «Береги детей и прощай». В ужасе она оделась и выскочила на улицу. Стояла морозная зима, метель , пурга. Несчастная бабушка шла по длинным ночным улицам в больницу, тряслась от страха, но собрала всю волю в кулак . Дошла, до больницы когда издалека уже слышался грохот трамвая, - было раннее утро. Дежурная усадила бабулю на стул и сообщила, что её муж ночью «приказал долго жить»… Трудно представить, что пришлось пережить молодой женщине, волею судьбы оказавшейся в огромном городе совершенно одной с тремя маленькими детьми. Было ей 27 лет. Забегая вперёд скажу, что ни один мужчина ни разу не вошёл к ней в дом, не могла она предать свою светлую любовь.



 Время было трудное, а жить надо, детей кормить, учить. Отопления не было, дрова купить, нарубить, в сарай перенести, ранним утром сходить, поднять на третий этаж, растопить печку. Три рта накормить. А зимы длинные, холодные. Хваталась за любую работу, устроилась на железную дорогу кочегаром. Вагоны мыла, обстирывала семьи, тянула бабуля воз – совсем замкнулась. Слава Богу, соседка тётя Матрёша помогала, детей когда присмотрит, когда и супу нальёт, особенно любила Валеньку. Она как солнышко – ласковая, симпатичная, ко всем подход найдёт. А Тонечка длинная, сутулая, грубоватая, у неё было прозвище-дразнилка Павел Долов. Придут, бывало, со школы, а тётя Матрёна и говорит : «Валя, Витя, идите суп поешьте». Тоня гордая, ничего не просящая, вдруг спросит – «с чем суп -то?», тётя Матрёна, хитро: « С таком» - хочет что б попросила. Тогда Тоня с перекошенным лицом как завопит: «Дайте-ка мне вашего с таком!» Через много лет мы всегда, когда хотели повеселиться, кричали: «Дайте вашего с таком!» - сразу становилось смешно. И дети наши, и внуки знают эту знаменитую фразу – голод не тётка, захочешь есть и не так заорёшь!

 Так и росли. Топили печку, ходили в школу, учились хорошо, получали похвалу. Бабушка гордилась детьми и радовалась их успехам. На всё лето отправляла их в деревню к брату Степану, набраться сил и попить парного молока. Лето - это целая жизнь: собирали грибы, лесные ягоды, ловили рыбу, помогали по хозяйству. Но мечтали о доме. Какое было счастье ждать бабушку в конце лета, а она тридцать километров шла пешком к детям, с перекинутыми через плечо чемоданами, перевязанными ремнём сквозь ручки. Несколько дней подряд дети бегали дети далеко на околицу, где кончался хутор и просматривалась извилистая, длинная дорога к лесу. Терпеливо смотрели в одну сторону, откуда должна показаться живая точечка - мамин красный платочек. Наконец, кто - то один кричал: «вижу» и тут же вихрем срывались босые ноги с места, вместе с ногами летели их счастливые сердца. Над полями и лугами разносилось радостное :«ММААММАА», в руках – яркие цветы, а в глазах чистая детская любовь ! «Ненаглядные мои…» - только и могла сказать растроганная бабушка, других ласковых слов она просто не знала. Обнимала детишек натруженными руками, целовала пересохшими губами , из сердца её лилась любовь простая и вечная.

 Время шло. Наступил 1937год. Год террора и сталинских репрессий. У одноклассников и соседей по ночам стали мужей и отцов забирать, а семьям давали 24 часа на выезд. Одноклассница Валеньки пришла утром в школу заплаканная. Оказалось, ночью отца арестовали, а мать повесилась, чтобы дети остались в Ленинграде. Страшное было время, как жить? За опоздание на работу судили. Бабушка сама заседала в народном суде и если от неё зависело, всегда защищала провинившихся. Держались вместе, был бы дедушка жив, что было бы с ним, с ними? Вот такие мысли приходили к бабушке, когда тревожной тёмной ночью просыпалась, внизу под домом хлопала дверь машины, оцепенев от страха и тихонько выглянув в окно видела, у подъезда остановился «чёрный воронок»… Даже смотреть было страшно. Успокаивали только поезда, которые проходили недалеко, стучали громко колёсами, бабушка всегда уточняла: «московский прошёл», вспоминала о чём-то своём и засыпала. У бабушки было три класса образования, но что-то изнутри подсказывало ей, как жить, как детей растить, как держать равновесие. Строгая внешне и внутренне, со стиснутыми губами, с прозрачными глазами, высокая , с зализанными гребнем волосами, воплощение порядка и дисциплины, она с детства не знала ласки и тепла. Рано осталась без матери, всё что помнила - это последние слова матери: «доченька, я поправлюсь и сошью тебе юбочку с оборочкой»… Вот и всё. Не требовались годы, повзрослеть. Похоронили маму, отец собрал детей и приказал – не плакать, теперь вы самостоятельные. Было бабушке пять лет, шёл 1905год. Но самая страшная потеря была у неё впереди…

 Наступил 1941 год, встречали его с радостью и надеждой. Бабушка испекла пирог с капустой , приготовила студень, селёдочку, винегрет. Дома тепло и уютно, дети выросли: Витеньке –пятнадцать, Валеньке – восемнадцать, Тоне –девятнадцать. Статные , красивые ,здоровые, с отличными аттестатами –гордость матери. Стало немного легче. Тоня устроилась на работу счетоводом, Витя получал стипендию в ремесленном училище, Валеньку взяли секретарём в суд. Неожиданно для всех Валенька превратилась в настоящую красавицу, прямо как Людмила Целиковская. Шла по улице словно королева , люди расступались и смотрели в след , стан в волнующих изгибах , синеглазая блондинка , с белоснежной кожей , на щёчках и подбородочке милые ямочки, как- будто из цветного фильма, а главное - добрый и лёгкий характер. Иметь такую внешность и приятно, и обременительно для женщины. Да и для семьи, больше минусов, чем плюсов. Но об этом потом .А в этот момент солнце светило ярче, восемнадцатая весна была замечательной, а жизнь только начиналась…По субботам бегали в кинотеатр «Победа» на Лиговку, а там перед вечерним сеансом играл оркестр и пел артист. Он сразу заметил Валеньку, дождался когда закончится сеанс , подошёл и сказал: «у вас такой нежный румянец, а глаза – как звёзды, давайте познакомимся, моё имя - Николай Рубан, вы мне очень понравились». Через много лет этого человека будут знать миллионы людей, он станет королём московской оперетты, народным артистом. Также и Валенька проживёт долгую жизнь, которая поделиться на ряд периодов, в каждом из них рядом будет талантливый мужчина, интересные и состоявшиеся личности. Через тридцать лет жизнь подарит им мимолётную встречу, он узнает в зрелой женщине, симпатичную юную ленинградку, подойдёт и скажет добрые, искренние слова о том, что всё помнит и счастлив встречи.

 А пока молодой артист провожает девушку домой, им весело, они молоды, шутят и смеются. Дойдя до дома и поднявшись по лестнице, они увидели поджидающую бабушку с веником в руках. Она без всякого стеснения обрушила на артиста все свои нехитрые угрозы, что называется спустила его с лестницы, он еле успевал увернуться. «Нечего шлятцы по ночам» - ворчала строгая бабушка. А дома Валенька пристыдила мать : «это же артист, в кинотеатре поёт, а ты его с лестницы…» - все дружно смеялись. «Ну ладно, я же не знала, думала Лёшка из восемнадцатой» - оправдывалась бабуля, вздыхала и продолжала : -

- совсем взрослая стала, надо бы тебе пальто перелицевать, будет как новое.

- А мне? - спрашивала Тонечка.

- А тебе-то зачем? -удивлялась бабуля.

 Опять раздавался дружный смех.

 -Мамуль, кого ты больше любишь? - подтрунивала Тоня.

 - Я вас не делю - закрывала тему бабуля.

 Но Тонечка улавливала лукавство. Возможно именно в этот момент возник внутренний конфликт между сёстрами, который и станет двигателем в жизни Тонечки. А пока садились за круглый стол, доставали варенья ,чай, свежие слоечки. Вокруг печки на верёвочки сушились Тонины нарукавники, чулки, белые воротнички, связанные из простых ниток крючком, на маленькой скамеечке сидела усталая бабушка грела руки , спину и слушала повзрослевших детей. Было светло на душе, в то же время было предчувствие, что счастье жизнь посылает перед суровыми испытаниями для того, чтобы человек потом знал, где черпать силы, чтобы выстоять . Родные мои не предполагали, что ожидает их и город Ленинград нечеловеческие, чудовищные испытания - девятьсот дней блокады, холод, голод, смерть Витеньки. Если бы не их стойкость и сила, не писала бы я эти строки, не зародились бы в будущем девять жизней, которые в своё время тоже потянут свои веточки. Выжили эти женщины потому, что были вместе, любили , преодолевали то, что встречалось им на жизненном пути , умели радоваться жизни, тем и спасли наш род.

 

 22июня 1941 год. Люди узнали из репродукторов о начале войны. Рухнули мечты и надежды. Нужно было выживать. Бабушкина рабочая карточка, да Тонин столярный клей, который выдавали на работе, варили из него суп. Подошла страшная, холодная, голодная зима. Ранним утром Валенька одевала три пальто, шапку, сверху повязывала платок и звонила соседу Лёхе. Он уже ждал, они брели в40 –градусный мороз к Старому Невскому, отоваривать карточки. Однажды Валенька подобрала на улице воробышка, засунула его за пазуху и говорит: «Воробей, воробей я тебя спасу, а ты меня спаси…»Пришла домой, посадила воробышка на подоконник, сняла пальто, оглянулась и.., о ужас! Сосед живьём засунул его в рот и жуёт, только перья летят…В другой раз воришка вырвал у неё из рук хлеб, на него набросились с кулаками люди, стали вырывать, cбили c ног. А он мёртвой хваткой вцепился в кусок хлеба и в рот, хоть убейте. 

 Валенька за водой ходила на Неву. Однажды привезла на саночках воду, а домой не попасть, дверь заперта, это её насторожило, она побежала за управдомом, подошли соседи, вызвали милицию. Вскрыли дверь, а там все стены коридора залиты кровью. Они к соседке – Мальвине, а та сидит по середине комнаты с безумными глазами над мёртвой тётей Матрёшей: «Не отдам! Мне на месяц еды хватит!» Как она могла убить, ведь она в два раза меньше, рассуждали соседи. Похоронили Тётю Матрёшу в гробу, помянули.

 А следом Витенька слёг, укрыли его всеми пальто, одели шапку. Бабушка не отходила:

 -Сыночек, вставай возьми наш хлеб, только встань, ненаглядный мой! - она целовала его в почерневшие губы, вдыхая в него жизнь, гладила полудетские длинные руки , - сыночек, сыночек , ангел мой… А он только и смог сказать: «Девчонки лучше вы мой хлеб возьмите, он мне уже не нужен…» Три женщины завязали его туго двумя белыми простынками и повезли на двух саночках на Пискарёвское кладбище в братскую могилу. Там и остался сыночек навечно в1942году. Всю жизнь, рассказывая про последний час жизни брата, Валенька, Тоня и бабушка говорили одно –с этим хлебушком он передал нам свою жизнь – «вот возьмите и проживите её за меня». Они выполнили его завет.

 Разбирая семейный архив, аккуратно перевязанный верёвочкой , мы с сестрой нашли бумажку, пожелтевшую от времени, в четверть тетрадного листа, это свидетельство о смерти Витеньки - полных лет - 16, причина смерти – дистрофия, и дата , 24 марта,1942 год. Никогда раньше мы не видели этого документа военных лет. Представили, как бабушка получила , невыносимый по боли, написанный от руки, клочок горя.

 Шла война. Смертельная опасность возникала повсюду. Как-то отправились сёстры на барахолку, в надежде что повезет и удастся выменять что -то на еду. Подошёл к девушкам мужик странного вида, лицо круглое, брови густые, глаза -буравчики . Но заговорил дружелюбно: «Девчонки, мне с фронта посылку прислали, продам не дорого, немного хлеба и сгущёнка , тут не далеко». Голод заглушал все мысли и чувства, решили идти, вдвоём всё таки не так страшно. Мужик впереди хромал, шёл без оглядки, они за ним, еле поспевают. Кругом сугробы, ухабы, пронизывающий ледяной ветер. Зашли в подворотню, дальше через проходной двор. Наконец, свернули в подъезд. Люди нечистоты выливали прямо из дверей и все это растекалось и замерзало, превращаясь в сплошную ледяную горку. С трудом поднялись по грязной лестнице. Зашли в квартиру, где стояла жуткая вонь, темнота и мрак. Стало страшно, неожиданно щелкнул засов. Девушки оказались в ловушке. Мужик бодрой походкой пошёл по коридору, приказав ждать. Тонечка и Валенька в оцепенении замерли на месте, не в силах шевельнуться. Увидели под дверью топор. Первой пришла в себя Валя . Схватив топор, она ударила им засов, дверь поддалась, не помня себя они бросились наутёк. Скатились на попах по лестницам со всех ступеней. Оказавшись внизу, подняли головы, в проёме сверху на них смотрели злые звериные глаза и хриплый голос прорычал: «Что, догадались?» . Бежали без оглядки мелькали торцы домов, мрачные дворы и подворотни , сердца выскакивали.

Скорее, скорее домой гнал страх перепуганных девушек. Открыв дверь квартиры , бабушка ахнула: -

- что случилось? –

- ой, мама , дай передохнуть, еле спаслись, от сумаcшедшего людоеда сбежали, наперебой рассказывали девушки.

- Ну точно, точно хотел зарубить и съесть.

 Судьба уберегла. Ночью выл ветер, разгуливал по тёмным дворам – колодцам, проникал в души несчастных людей не давая спать, заставляя ворочаться в холодных кроватях.

 

 Наконец -то , самая страшная зима заканчивалась. Несмотря на все ужасы, холод, голод, город продолжал жить. Выпускались танки, автоматы, строились суда. По городу передвигались слабые опухшие люди, шли медленно, останавливаясь, некоторые падали, не в силах подняться.

 Как- то Валенька увидела, как упала их соседка, тётя Соня. Валенька пошла скорее за помощью к её мужу. Долго стучала, за дверью послышались шаркающие старческие шаги. Безучастно выслушав, он только заплакал: «Деточка, меня уже нет, простите…» и закрыл дверь. А ведь они прожили всю жизнь вместе. Валенька собрала людей, на саночках привезли коченеющую тётю Соню домой. Её отогрели, дали горячего супу .Спасли.

В осаждённом фашистами Ленинграде, сёстры ночами дежурили на крышах домов, тушили фугасные бомбы. Зимой бегали на поле, перерывали руками заиндевевшую землю, в надежде найти хоть один сгнивший лист капусты. Негнущимися руками копали противотанковые рвы , чтобы не вошли немецкие танки в город, ведь немцы стояли на последней остановке трамвая. 

 Потихоньку зима сдавала свои позиции. Боясь эпидемии, комсомольцев бросили на объект - «нечистоты». Глыбы обледенелого дерьма долбили ломом, а потом грузили в машины. Вот за этим занятием застал Валеньку военнослужащий.

Подойдя поближе, по-отцовски спросил: « откуда вы?, Есть ли родные?»,- выслушав девушку, вдруг спросил: «Жить хочешь?» - «Да» - последовал ответ, - «Тогда говори адрес». Подумала мгновение и выпалила где живёт. Через несколько дней этот человек пришёл к ним домой и протянул справку о том, что они из семьи военнослужащего. А с этой справкой можно получить эвакоудостоверение. Так они получили надежду, чужой человек спас им жизнь!

 Эвакопункт находился на Фонтанке, где и получили необходимые бумаги и бегом домой. Бабушка оставалась в Ленинграде: « Обо мне не беспокойтесь, мне одной хлеба хватит, проживу, с Софьей объединюсь, она одна осталась. Вместе теплее, а вам будет куда вернуться». Так и решили. Перекрестила бабуля дочек и стала собирать в дальнею дорогу.

 Ехали девушки по «дороге жизни» через Ладожское озеро, шёл апрель 1942 года. Машина, в которую удалось залезть, была открытой, они промёрзли до костей. Колёса машины находились наполовину в воде .Ночь, обстреливали со всех сторон, машины уходили под лёд вместе с людьми и с детьми. Из открытых машин, в случае чего, можно было выпрыгнуть. Водитель посоветовал: «укутайтесь, а то отморозите лица, оставьте только глаза. Только -бы лёд выдержал…»

 Когда показалась земля, люди стали целоваться и обниматься – кажется спаслись! Их встречали военные , отдавали всё, что было: кто тушёнку, кто шоколад -«только сразу не ешьте, а то умрёте» -предупреждали они.

 Расспрашивали, как там, в Ленинграде. « Трудно, но паники нет» - отвечали изголодавшиеся, измождённые люди. Плакали, кто от радости, кто от горя, ведь в Ленинграде оставались родные. И всё- же люди не теряли самообладание, даже в самые тяжёлые моменты.

 Несмотря на усталость, надо было двигаться дальше в деревню, к дяде Степану, бабушкиному брату. Добрались до вокзала. В вагоне было тесно, трясло, людей много, дети кричат, все с мешками, вещами. Еле протиснулись, узнать направления было невозможно, состав неожиданно тронулся, без всякого расписания, так и поехали в неизвестность.

 Казалось, так много перестрадав, счастья должно улыбнуться, но жизнь продолжала испытывать сестёр. Когда поезд подолгу стоял, девушки бегали за водой. Однажды Валеньке удалось раздобыть баланду. Радостная она бежала через вокзальный мост и вдруг увидела хвост уходящего состава. Без документов и без денег девушка, глядя в сторону уходящего поезда, стояла и не знала , что делать. Не было ничего страшнее, чем потерять близких и отстать от поезда. Села на ступеньки вокзала и горько заплакала. Как быть ? Побежала на станцию, никуда не пробиться. Люди посоветовали: садись в поезд , все в одном направлении едут, может и отыщешь сестру на следующей станции.

 Еле втиснулась в тамбур поезда, темно, ночь, села на пол, грохотали колёса , отхлебнула холодную похлёбку, да так и заснула, пониже натянув платок на глаза. Проснулась, когда поезд стоял, было утро. Отыскала начальника вокзала: « так и так, еду из Ленинграда, отстала…как теперь быть? Так вот же этот поезд! – Беги скорее, пока не тронулся.» -сказал начальник.

 Валенька, задыхаясь от волнения, бежала вдоль длинного состава, сквозь толпу людей, разыскивая сестру. Увидев заплаканную Тонечку, скорбно сидевшую у окна, бросилась к ней, обхватила, расцеловала, какое счастье, нашлись!



- А я всю ночь проплакала , - всхлипывала несчастная девушка, - никуда больше не уходи, а то я умру.

Так и ехали, с потолка вагона сочилась вода, из щелей бил злой ветер, голодные, холодные, беззащитные, измученные девушки, думали об одном: -

- Неужели этот кошмар никогда не кончиться ?

 Поезд то замедлял ход, то подолгу стоял, объезжал опасные участки. Тем временем люди успели раззнакомиться, в дороге были уже двадцать дней. Шарили по вагонам и воры. Добравшись, наконец, до места , сёстры обнаружили, что ни денег , ни документов нет. Пошли в комендатуру, объяснили ситуацию. «Девчонки, езжайте домой, только адрес оставьте, деньги и вещи заберут, а документы подбросят». Так и вышло. Не успели доехать до дяди Степана, а вслед гонец с их паспортами.

 Одежду с девушек сразу всю сняли и сожгли, всё было во вшах, отмыли, привели в чувства. Собралась родня, расспрашивали, поплакали, помянули Витеньку. - Светлая память мальчику! Ведь он и с девчонкой-то ни с одной ещё не дружил, вздыхали женщины, - горе…

 Дядя Степан, бабушкин брат, уходя на работу переживал, чтобы девчонки не переели, это ведь смерть! Приставил человека, чтобы выдавал пищу понемногу. Был он председателем колхоза. Дел невпроворот. «Набирайтесь сил, родимые, и на работу, а там видно будет»

 Через некоторое время девчонки похорошели - деревенская жизнь сделала своё дело. Устроились в воинскую часть вольнонаёмными, им дали комнату у хозяйки.

 

 А в Ленинград пришла долгожданная весна .Бабушка посеяла под окном лук, как она радовалась, когда увидела первые всходы! Собирала листья с деревьев, какие они были вкусные! Ведь хлеб был белый из бумаги, он что есть , что его нет. От недоедания пили воду и пухли. Поэтому весной 1942 года все деревья, липы и берёзы, были голые, из первой зелени варили суп, заваривали чай. Худо-бедно снабжение налаживалось. Хоть редко, но приходили весточки от дочерей. Прислали бабушке с фронта карточку (так называлась фотография). На ней две девушки в наглухо застёгнутых гимнастёрках , с кожаным ремешком через плечо .Уставшая и измученная бабушка подолгу рассматривала изображение и прятала за икону.

 Лётные военные части ,где служили девушки располагались в деревне Окуловка. Прибалтийский Фронт…

Однажды был такой случай. На квартиру к сёстрам стал захаживать офицер. Очень красивый молодой человек. Тоня узнала, что он не к одной заглядывал… Строго предупредила Валю об этом. Вдруг видят в окно , уверенной походкой он идёт к ним … Валенька стремглав спряталась за печку. Заходит.

-Здравствуйте, а сестра дома? - приветливо обратился военный.

 - Нет и неизвестно когда будет, - последовал ответ.

Военный задорно рассмеялся, сел на табурет, закинул нога на ногу: «я не тороплюсь» - сказал дружелюбно. Перед ним стояла высокая, сутулая, близорукая девушка, « прирождённый бухгалтер», почему – то подумал он.

- А вы откуда? - растерянно повела беседу Тоня, а про себя подумала « Что делать?»

- Из Ленинграда. Я художник, перед войной закончил Академию художеств.

Печку только что истопили, жарко…Валенька сидела, сидела за пылающей печкой и потихоньку стала скидывать с себя одежду. Когда оказалась в одном нижнем белье, красная и распаренная не выдержала, и с криком «а вот и я», выпрыгнула на середину комнаты. Офицер долго смеялся, а уходя сказал:

 -Никуда ты не денешься, всё равно моей будешь, я обязательно напишу твой портрет.

- Его слова, почему – то показались такими искренними…а лицо…Какой же он красивый, даже страшно,…- подумала взволнованная Валенька. Так познакомились мои родители…

А Тонечка, компенсируя неуспех у мужчин, с головой ушла в работу. Вскоре её приняли в партию. Она действительно безупречно работала в …бухгалтерии. Забегая наперёд скажу, что у мамы всю жизнь на первом месте будет личная жизнь , а у Тонечки, кроме работы и нас с сестрой – ничего и никого. Работала она в Ленинграде в Академии Тыла и Транспорта, а с 1946года , с повышением, её пригласили в Главный Штаб на Невском, где она была незаменима.

Фронт начал перемещаться. Армия шли в наступление по разным направлениям , предстояла разлука навсегда. Офицер и Валенька были в разных частях. Времени на сборы дали до утра, офицер, нарушая субординацию пошёл к начальнику части, для того, чтобы решить вопрос о ленинградке, но тот слышать ничего не хотел. О чём они проговорили никто не знает. Дело в том, что мужчины при оружии делили любимую . Начальник части тоже был влюблён в неё . Однако, под утро в часть солдаты перекатили несколько бочек горючего и столько же спирта , отвоевал офицер девушку. Прибежал к ней домой , она и знать ничего не знает, вещи собирает , ничего понять не может, сколько было слёз :

 -Отпусти, -умоляла девушка .

 -Не отпущу, я люблю тебя , - глядя в глаза, твёрдо ответил офицер. 

 На следующий день он оформил перепуганную девушку зав .клубом к себе в часть. Там же быстро сыграли свадьбу.

 Началась масштабная передислокация войск. В январе 1944 года удалось прорвать кольцо блокады . Счастью не было предела, 900 дней блокады Ленинграда закончились.

 Бабушка вместе со всеми радовалась, счастливые люди вышли на улицы города. Из оставшихся радиоприёмников звучал голос Левитана : «Поздравляю с Победой над немецко- фашистскими захватчиками. Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин». В небе гремел салют .Ура!!! – сливались голоса тысяч ленинградцев. Люди плакали , то ли от радости, то ли от горя и потерь. Ведь жертвы были поистине неисчерпаемы. До войны в Ленинграде проживало 2мил. 400человек,1 мил. эвакуировались. После снятия блокады осталось 700тыс.

Выдали каждому по кулёчку конфет, дома поставили чайник, вот так и отпраздновали. А утром - на работу , город очищать, самый главный и любимый на земле . Тяжелейшая работа по восстановлению разрушенного города в основном легла на плечи женщин.

 Все 900 дней блокады бабушка была в Ленинграде, выдержав нечеловеческие испытания, голод холод, смерть сына .

В июне 1944года Валенька вернулась в Ленинград, а через десять дней на свет появилась моя старшая сестра Регина.

 Тонечка закончила войну в Риге и вернулась с орденами и медалями в1945году и

до фанатичности сосредоточилась на работе, начались партсобрания, отчёты, годовые, квартальные, целиком поглотили её жизнь. Тем более шекспировских страстей хватало в жизни сестры. Но, в целом, мирная жизнь текла ровно и спокойно. Тонечка жила вдвоём с бабушкой и они были по своему счастливы.

 Папа закончил войну в Вене. Демобилизовался он в августе1946года. Один из немногих офицеров, кто имел «жён» в Окуловке. Он сдержал слово и вернулся с полными чемоданами подарков к Валеньке и маленькой дочке.

Наступил 1952год, жизнь изменилась и в Ленинграде, и в нашей семье. Страна поднималась из руин .Все с энтузиазмом работали и с радостью праздновали - 7 ноября, 1Мая, Новый год. Ходили в гости , людям хотелось общения, радости .

 Пятидесятые годы в Ленинграде, везде рыли траншеи ,прокладывали газопровод. Парового отопления не было. Во дворах стояли огромные столешницы с распилиными дровами. Квартира по улице Плеханова дом 33 кв. 5, дом, в котором родилась я ,описан в книге «Улица Казанская». Кто только здесь не жил. Чьи только ноги не ходили по этим просторным мраморным ступеням. Между этажами окна из цветных витражей. Огромные двери по две на этаже, с множеством звонков. Белая кнопочка на черном кружке…квартира номер пять, огромная коммуналка.

 В нашей квартире собрался цвет ленинградской творческой интеллигенции – балерина Мариинского театра, искусствовед, экскурсовод Эрмитажа , зубной врач с семьёй, известный учёный , спортсмен – лыжник(могу ошибиться) , мой отец, Петров Борис Николаевич и многие другие уважаемые люди, востребованные обществом. Люди ходили в театры, музеи, читали, учились, возрождались и тянулись к прекрасному. У нас была огромная светлая комната с пятью окнами, высокие потолки, с замысловатой лепниной, пол из разных пород дерева, пахло дровами, красками. Папа любил работать дома, повсюду стояли подрамники, на стенах висели наброски картин, тут и выставка и мастерская, приходили художники, увлечённо спорили, обсуждали, вспоминали, атмосфера незабываемая. Папа был членом Союза художников Ленинграда и как – то получил государственный заказ на многофигурную картину « Выступление Ленина на съезде Партии», и следующий, для меня главный ,–« Киров разъясняет рабочим «Апрельские тезисы». Папа когда работал, был настолько увлечён , что не видел ничего вокруг, забывая о еде и сне. Однажды произошёл забавный случай. Он работал над картиной. По размеру это было достаточно большое полотно, завершив фрагмент, он отходил на несколько шагов , прищуривал глаз и как –то сбоку долго смотрел в одну точку. Я тихонько подползала и пальчиком мазала там, где могла достать холст. Заметив мои художества, папа подхватывал меня и начинал подбрасывать высоко – высоко: «Доченька, доченька что ж ты наделала! Папа неделю трудился. Ну что ж, придётся брать тебя в соавторы!» - смеялся он и весёлые лучики озаряли его глаза, а мне передавалось его настроение . Вот оно счастье , семья, любимое дело ,что ещё надо!

 Интересно то, что папа в этот период просто писал мою судьбу! Киров, Киров, слышала я в раннем детстве. А через много лет, уже живя в Киеве, я повстречала молодого человека, который мне очень понравился. Выяснилось, что он родился в городе Кировограде, и копия папиной картины, которая экспонировалась в местной филармонии , куда он часто ходил, необыкновенно привлекала его детское внимания и запомнилась навсегда. Юноша стал моим мужем. И ещё один знак свыше – дата дней рождения у нас совпала, и не смотря на расстояния в две тысячи километров между нашими городами при появлении на свет, мы встретились. Вот так папа направил меня в нужном направлении , хотя ему не суждено было об этом узнать. 

 В моей памяти образ папы остался ярким , светлым . Его рассказы о войне были только весёлые. Он помнил множество забавных случаев. В Будапеште и Вене познакомился с шедеврами мировой культуры .На войне ему везло, чего нельзя сказать о мирной жизни.

 В вихре новой любви закружилась мама. Ближе к шестидесятым она ушла от папы, сбежала в Киев, прихватив меня . Новый мамин муж - большой учёный с мировым именем, Моравский Владислав Эдуардович, был человеком строгим и требовательным. Жизнь у них была не простой, тем не менее прожили они вместе 25 лет . Со сводной сестрой, человеком редкой порядочности и интеллигентности, мы стали родными людьми.

После сложного развода с мамой, папа вновь женился . В семье родились сын и дочь. Но несмотря на это, прожили они вместе недолго и несчастливо. Его неожиданная смерть потрясла всех. Я благодарна своей младшей сестре по отцу Вере, она выросла и разыскала меня. Много лет мы поддерживаем тёплые отношения и помогаем друг другу.

 Мама пережила трёх мужей и по – прежнему нуждается в восхищении и требует к себе внимания. Дожив до глубокой старости, имеет достойного поклонника, который скрашивает её старость и говорит, что особая волна света исходит от неё.

 Я полюбила город Киев всей душой , он принял меня и стал родным. Жизнь послала мне людей, которыми я очень дорожу. Здесь вышла замуж. Родились мои дети и внуки. Это самый близкий круг моего общения. И всё же, в душе, я считаю себя ленинградкой.

 Прошли годы. Тонечка категорически отказывалась переезжать к нам, в Киев, хотела доживать свой век в родном Питере. И хоть мы ездили к ней несколько раз в году, жили в тревоге за неё.

 Наступил апрель 2008 год, мы, как обычно, засобирались в дорогу. Взяли билеты, набрали номер телефона, услышав длинные гудки заволновались.

На следующий день мы были в Питере. Не помня себя примчались домой . Дверь она нам открыла еле-еле. Сразу поняли , что пришёл Тонечкин час.

 Мы с сестрой сидели возле её постели вот уже примерно два месяца. Тонечка умирала. Она была в сознании, но было понятно , что ей уже известно то, что нам ещё рано знать. Она как бы присутствовала в двух реальностях, сознание было смешанное . Наступил солнечный летний день, неожиданно я засобиралась в церковь , буквально скатилась с лестницы, о чём-то говорила с батюшкой, молилась и просила о помощи Тонечки, со свечечками бросилась домой. Открыла сестра и сказала: « ей очень плохо».Когда мы зашли в комнату поняли, всё кончено, она ушла, тихонько обняв себя худыми руками за плечики. Я тихо позвала : «Тонечка…Тонечка !» по моему лицу текли слёзы .

В последний путь провожали Тонечку Регина, её две подруги Алла, Тома и я. «Любимые мои девчонки», cказала она, глядя на нас за несколько дней до смерти. 

 Спустя несколько дней мы с сестрой разбирали вещи в шкафу, в глаза бросилось бархатное платье, старые фетровые шляпки, аккуратно сложенное бельё, полка со штопанными чулками, всё старушечье добро , бережно хранящееся всю жизнь. Ну что с этим всем делать? Из плюшевого альбома достали фотографии Тонечки, старые письма, из коробочки часы, они давно стояли, но, удивительно, стрелки показывали точное ВРЕМЯ смерти …

 Возвращаясь с кладбища мы остановились , чтобы запомнить дорогу, перед нами был указатель «УЛИЦА КИЕВСКАЯ.. Ну как это понимать?» - недоумевали мы.

 Ночью мне приснился сон. Будто перевожу я Тонечку на новую квартиру. Дождливо, слякотно, кружатся листья , мы едем в открытой машине. Дорога неизвестная. Въезжаем в старый парк, подъезжаем к деревянному дому, на крыльце стоит бабушка и приветливо улыбается. Я обнимаю бабушку и говорю: «встречай доченьку», торопливо прощаюсь и по узкой песчаной дороге еду в гору, оглянувшись, вижу, как они радостно машут мне рукой, ласковый ветерок подхватывает их свободные платья, смыкается прозрачный воздух , растворяя и унося в неведомые дали родные силуэты .

 Когда я проснулась, вся комната была заполнена солнечным сиянием. 

Санкт – Петербург, 2009год.

 

 ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ

 

 Это был один долгий дождливый день на исходе осени. Ко мне в Питер из Киева приехал муж на пару дней .Впрочем, всё по порядку.

 Некоторое время я жила в разлуке с семьёй. После смерти питерской тётушки у меня осталась куча бумажных дел, которые нужно было закончить. Временами я ходила по улицам родного города и ловила себя на мысли, что мне грустно от того, что Питер меняется. Мне дороже тот, привычный город, каким он был раньше. Приезжая сюда, я бродила по своим любимым уголкам, подпитываясь воспоминаниями. Они наполняли мою душу, помогали, когда было тяжело, давали ощущение стабильности. И всё- таки, это удивительный город, созданный как единый ансамбль стиля и духа по настоящему дорог и близок мне.

 Стояла осень, я ходила по музеям, выставкам, часто заглядывала в книжные магазины. Вечерами вязала сыну свитер, вплетая свою любовь и очень тосковала по семье. Ведь ты там , где твои мысли, сердце.

 Вечером неожиданно раздался телефонный звонок.

-Лена … здравствуй, я не поздно ?- услышала голос мужа.

- Нет, конечно, хорошо что позвонил. Как вы? –спрашиваю я. 

- Нормально , я завтра приеду на пару дней в Питер . Всё, спокойной ночи .

 После такого сообщения мне не спалось, всё думала, как бы поинтересней провести следующий день. Наши отношения никогда не были безоблачными, что – то не складывалось. Это наше большое упущение. Время от времени я пыталась вытащить на поверхность свои переживания. Но муж был сдержан и холоден, а мне не хватало мудрости поговорить откровенно.

 Промучившись часа два, я , наконец задремала и увидела сон.

 Светило неяркое солнце, золотясь и отражаясь в прозрачной неглубокой речке, высокие ветвистые деревья уносились в небесную высь. Багряный дождь из кружащихся пятнышек вальсировал в такт осеннему ветерку, который подхватывал и уносил по сторонам отлетевшие пёстрые листочки…в сторону моста…

 Проснувшись в часов пять, я вспомнила сон и уже знала куда мы поедем. 

 Когда к дому подъехал Виталий в такси, я были искренне рада встречи с ним. На кухне наспех попили кофейку с капустным пирогом из «Штолле» и торопясь, перебивая друг друга, рассказывали новости.

 Погода стояла слякотная, хмурая, в самый раз для долгих экскурсий.

 Поехали в Павловск. Автобус отправился от Гостиного Двора. Устроившись поудобней ко мне пришёл покой. Всё правильно, мы вместе. Я поняла, как устала от многолетнего противостояния. Ну зачем нам воевать? Стало легко, не хотелось шевелиться, не хотелось торопиться , ах, так бы всегда!. .

 Автобус едет по историческому центру города, мне здесь всё знакомо. Я снова с интересом рассматриваю, как меняется город. Я - страстная путешественница, испытываю прилив сил и тихо улыбаюсь, а распетые гласные экскурсовода переносят нас в другое время, в другую реальность.

 Вскоре выехали на Пулковское шоссе :« Мы едем по знаменитой царской дороге. За окном мелькают верстовые столбы, попутные теплицы-гостиницы, поилки для лошадей. Впереди показались возвышенности Пулковских высот –Главная астрономическая обсерватория Академии наук, где находится зенитный телескоп, откуда город виден как на ладони. Строительство начал Николай 1, затем продолжил Струве и Карл Брюллов» - увлечённо поёт экскурсовод. 

 Места очень живописные, поистине Северная Швейцария. Минуя Пушкин бывшее Царское Село, мы въезжаем в прекрасный Павловск.

 «Существует предания о том, что Павел, ещё будучи наследником престола, часто забавлялся охотой в этих местах . Ему нравились леса по берегам Славянки и в них, по повелению императрицы, были выстроены небольшие охотничьи домики Крик и Крак. Екатерина Вторая оценив эту местность, решила построить на берегах Славянки дачу, а обширные леса – превратить в сады и парки. В 1777г. Она подарила этот участок земли сыну Павлу, по случаю рождения первенца – будущего Александра 1»-продолжает экскурсовод.

 В последнее время меняется отношение к Павлу. Великая Екатерина тридцать четыре года правила Российской империей, сына воспитывала на немецкий лад –никакой ласки, только муштра и наука .Даже собака не могла виться у ног цесаревича, чтобы не вызывать нежности. С детских лет Павел, сын Петра111, отличался неуравновешенным характером, но поражал умом и сообразительностью. Мать императрица, рано его женила, чтобы отвлечь от престола. В период владычества подарила три поместья Павловск, Гатчину и Каменный остров.

 Цесаревич Павел был поистине счастлив женившись на принцессе Вюртембергской Софии-Августе-Луизе, в православии великой княгине Марии Фёдоровне. Императрица воспитывала детей, четверых сыновей, в том числе будущих императоров Александра 1 и Николая 1, и шесть дочерей, в строгости и любви к Отечеству с истинно немецким педантизмом. С большой теплотой и любовью она относилась к Павловску.

 Въезжаем в царство золотой осени –парковый заповедник. Красота! Багровые, золотые, рыжие и зелёные деревья встречают нас. Они перестали стесняться своей яркости и органично слились с садовыми скульптурами поражая своим величием. На первый взгляд создаётся ощущение дикости, хотя сажали лучшие ботаники мира.

 Мы прошли весь парк, влажный воздух впитал запах палой листвы. Некоторые парковые скульптуры были уже надёжно упрятаны в деревянные ящики на зиму. По безлюдной дорожке мы подошли к павильону «Трёх граций»- фигуры из мрамора (ск.Трискони). Завораживает открывающийся вид на пруд. Состояние сопричастности наполняет радостью и покоем. Налетевший промозглый ветер вихрем разметал жёлтые листья.

 Мы продрогли , я потуже завязала шарф. В аллеях опустевшего парка время полилось сквозь нас и мы стали его частью. Начинаешь понимать, как всё же быт , круговерть и суета заедают и не позволяют быть настоящими, приходиться маскироваться, закрываться . Смелости не хватает сказать: «Понимаешь, я нежная, хорошая, надёжная, ты люби меня, пожалуйста и я тебя очень люблю». Вот такое у меня было настроение .

 Мы продолжали путь в сторону красивейшего моста Кентавров через Славянку. Рядом с мостом находится Храм Дружбы , Большой Каскад, Памятник Марии Фёдоровне – хозяйке Павловска, которая при жизни и после оберегла это удивительное место.

 Обрадовались горячему шоколаду в пластиковых стаканчиках. У памятника Павла попросили одинокого прохожего нас сфотографировать. Затем зашли во дворец.

 Поднялись по великолепным мраморным ступеням .

 Завораживала красота, роскошь и одновременно простота. Быт семьи, дворец, парк , всё это наша русская культура. Такое устройство жизни наводит на глубокое размышление о силе личности в нашей истории. Соприкоснувшись с уникальным, прекрасным миром, созданным и восстановленным тысячами людей, понимаешь, сколько поколений было воспитано и облагорожено семьёй Романовых.

 Слушая экскурсовода, я слегка щурю глаза и чуть качаю головой, создаётся впечатление, что оживают лампочки на увесистых кованых люстрах, будто мерцают и горят настоящие свечи . Кругом много диковинных часов. В каждом зале камины в бело - синих израсцах, потрясающие гобелены ручной работы, персидские витиеватые ковры, необыкновенные индийские вазы, тяжёлая мебель из редких пород дерева, тончайший фарфор, серебряные приборы с вензелями, все произведения искусств ручной работы. Уникальная библиотека говорит о всесторонних интересах Марии Фёдоровны.

 В галереи в золочёных объёмных рамах предстают портреты великих князей и княгинь с умными, пронзительными глазами с благородными, возвышенными линиями лиц. Прелестные трогательные барышни, утончённый цесаревич. Ловишь их взгляд и сопоставляешь день сегодняшний, и нас…что можно поведать о себе миру, будущему поколению?

Становится грустно. Да, ни хлебом единым.

Наступили сумерки. Осенью темнеет рано, сели в тёплый автобус и отправились в город, за окном мелькал серый с синевой пейзаж, из радиоточки звучала приятная музыка. Вдруг с пронзительной остротой ощущаешь то, что было понятно всегда , стало ясно впервые и по новому. Как озарение! Павловск, словно камертон, настроил нас на нужную волну. На историю Павла и Великой Княгини я посмотрела с неожиданной стороны. Всё не вечно в этом мире. Как нужно ценить и беречь то хрупкое равновесие и те мгновения, когда мы вместе. Ведь завтра может уже ничего не быть.

 Утром я провожала мужа на вокзал и он сказал, что этот день, проведённый вместе надолго запомнится и останется в памяти, как один из самых замечательных дней в нашей жизни. Мы стояли на перроне и как тридцать лет назад нам не хотелось расставаться. Я смотрела вслед уходящему поезду сквозь слёзы, мне было и радостно, и грустно одновременно. Дорога от души к душе оказалась трудная и длинная, но мы её одолели. Непонимание и невзгоды остались позади, в моей душе поселился мир и покой. Дождливый день на исходе осени стал ясным и счастливым для нас.

 Спасибо, Павловск, за пробуждение!

Зимняя дорога

Моя мама разошлась с отцом, потому что в её жизни случилась большая, страстная любовь. Семь долгих лет она с ней боролась. Чего только не пришлось пережить ей за эти годы : слёзы, обещания, бесконечные выяснения отношений, разорванные платья, тайные любовные письма на ста листах, фотографии-улики, наконец, угрозы. Выставлялся основной аргумент – дети, а их, то есть нас, было двое, я и сестра. Папа отказывался отдавать нас матери в случае развода . Любой ценой он хотел удержать маму. Но она ничего не могла с собой поделать, и в один из осенних дождливых дней мама бросила в сумочку своё любимое сиреневое платье, наспех одела меня и в последний раз взглянула на то, что навсегда оставляла – просторную, светлую комнату, швейную машинку «Зингер», стол, где старшая дочь делала уроки, папин мольберт, которым он гордился - сам Левитан писал на нём пейзажи. Всё это уже не имело к ней никакого отношения. За окном родной город Ленинград, где родилась и выросла, где прошла блокадная юность. Старенькая мать, дочь-подросток, близкие люди, всё в один миг перестало существовать, она безоглядно убегала от прошлого, бежала в другой, незнакомый мир, врываясь в чужие жизни и судьбы.

Поезд громко стучал колёсами, так же громко билась мамино сердце. Если бы она знала тогда, сколько страданий принесёт её бегство, если бы только знала… , но она ехала к любимому, в другой незнакомый город, сделав свой выбор, сжигая за собой все мосты, ехала, чтобы никогда не вернуться…

С тех пор прошло много лет. Уже выросли мои дочь и сын. Понимать их научили меня воспоминания моего детства.

 Я всё помню. Лет в девять –десять я часто ездила в поезде одна, на зимние каникулы, к папе в гости. Мама договаривалась с проводницей и просила пассажиров в вагоне присмотреть за мной. Дорога предстояла длинная, две ночи и день. Трогался поезда «Киев-Ленинград», мама сначала шла, потом бежала, пока платформа не кончалась. Она улыбалась и махала мне рукой,а я стояла и смотрела на маму. Было у меня чувство страшной тоски и одиночества. Чтобы не заплакать, я принималась считать столбы, цеплялась глазами за всё - крутые берега Днепра, золочёные купола церквей, деревья, оголившие свою извилистую суть, успевшие одеть бесформенные снежные одежды.

Я стояла и смотрела в окно, наглые слёзы катились по щекам прямо на кофту, мне было жалко оставлять маму.

 Время останавливалось. В начале пути дорога казалась бесконечной. Хлопот я не доставляла, попутчики попадались разные, если назойливые – делала вид, что сплю, но, в основном, были люди сердечные, понимали: что-то не так, в душу не лезли.

 Поезд подъезжал к Ленинграду. Ночь уже была на исходе. До сих пор перед глазами картина– поезд медленно въезжает в заснеженный сонный город, вот уже Обводный канал, гостиница «Южная», дом из красного кирпича. А вот и перрон, появившейся, как всегда, неожиданно. Я не знала, рада или нет приезду, ведь через десять дней мне нужно уезжать обратно.

 Наконец, дорога кончалась, вместе с ней и мои мучения. Я видела вначале любимую сестру Регину, потом мамину сестру Тоню. Они бежали , всем видом показывая мне, что очень рады. К поезду они шли пешком, замёрзли, но теперь всё хорошо, все волнения позади. Выхожу из вагона : «опять Валя не одела ребёнку теплую шапку», - ворчит тётушка и кутает меня в бабушкин пуховый платок. Мне не очень нравится, но терплю и улыбаюсь, меня тискают, целуют. Регина берёт мои вещички, благодарит проводницу, которая с явным интересом наблюдает за нами.

 Раннее утро, трамваи ещё не ходят, мы идём по Загородному к Пяти углам, сворачиваем на Лиговку, мимо кинотеатра «Победа». На улице трещит мороз, скрипит под ногами свежий снег, мне не холодно, а тепло и радостно, сердечко переполняет счастье - меня любят. Скоро Новый год, бабушка испечет пирог с капустой, Регина купит торт «Сказка». Папа и Тоня возьмут билеты в театр на детские спектакли, на новогодние елки. Обязательно пойдем в баню. Запах бани я заполнила тоже на всю жизнь. Бабушка даст березовый веник, еще ранней весной высушенный, мы будем стоять в длинной очереди, ведь суббота – банный день, очередь тянется до верха, между вторым и третьим этажами Тоня пойдет в парикмахерскую, густо накрасит брови урзолом и когда выйдет, я буду бояться её грозных бровей до самого входа в отделение «мать и дитя». Мыться мы будем долго. Гул тазиков, парная, душевая, круглый маленький бассейн посередине с амурчиком, вода в нём прохладная, ласковая. Наконец, оденем на себя чистое бельё и не спеша пойдём домой. На улице мороз, предновогодняя суета, люди торопятся – несут домой ёлочки. Тоня с Региной расспрашивают про маму, я подробно рассказываю.

Дома пьём чай с бабушкиными пирогами, с брусничным вареньем. Бабушка то ругает маму, то начинает хвалить – снова и снова просит рассказать про нашу киевскую жизнь.

 Еду в гости к папе. Я успела отвыкнуть от него. Но когда вижу, понимаю, как соскучилась. У папы новая семья, молодая жена и маленький сын. Про маму он не спрашивает, но я понимаю, и сама говорю то, чего он ждёт от меня. Чувствую, что папе плохо, он несчастлив, как и мама, впрочем, тоже. Мы с папой идем в ДЛТ – большой красивый универмаг, там можно купить абсолютно всё. Широкая лестница посередине торгового зала, в пролёте настоящая ёлка с игрушками и разноцветными огоньками. Я стою, не в силах сдвинуться с места, подставляя ладошку иголочкам, чтобы понять – это не сон. Папа бережно берёт меня за руку и мы идём в отдел одежды. Примеряем платье, длинное, теплое, с пуговками, круглым воротничком и белой отделочкой. Покупаем ботинки, тоже на вырост, портфель с двумя замочками по бокам, идём в отдел игрушек, выбираем самую красивую куклу.

 Всё новое одето на мне, старое сложено в коробку, завёрнуто в бумажные пакеты. Папа ведёт меня к бабушке на Лиговку. Ближе к дому он закуривает, мы долго стоим у входа в подъезд. Войдя, он бодро скажет : «Здравствуйте, мамаша! Вот дочку одел, обул». Когда он уйдет – бабушка проворчит : «О… Полубелые-то… Жену не мог удержать, небось деньги на одёжу одолжил, у него их отродясь не было. Эва, хулиган! Ещё говорят женилси… на молодой. Чего удумал, может Валенька бы одумалась, вернулась, а он уже и детишек успел сделать…» Я не спорила с бабушкой – чувствовала, ничего изменить нельзя.

 Тот отъезд я запомнила на всю жизнь. Память возвращала меня в комнату маминой тётки Зои, которая приютила нас, когда мама сбежала из дома, прихватив меня. Там мама ждала своего возлюбленного, для принятия окончательного решения. Он приехал. Помню, как они подолгу закрывались в маленькой комнате. Тётя Зоя, глядя на меня, тихо вздыхала. Я бесконечно спрашивала – а когда этот дядька уедет? Он пугал меня, был чужим и холодным, с большими суровыми глазами. Время тянулось, заняться нечем. Мама выскивала из комнату с заливистым смехом, чмокала в щёчку и исчезнет, было непонятно, отчего она такая радостная. За два дня я извелась, превратилась в маленькую старушку, сидящую на стуле, обречёно смотрящую на дверь, за которой мама. Наконец, настал день и тётя Зоя сказала: «Сегодня». Я осмелела, вспыхнула надежда – скоро всё кончится, мы вернёмся домой, к папе и сестре.

Мы поехали на вокзал. Вокруг было много людей. Мне стало совсем радостно от того, что скоро поезд навсегда увезёт от нас этого чужого человека. Возвращаясь в памяти, не могу понять, как не догадалась… Ведь тётя Зоя незаметно утирала слёзы, прижимая меня к себе и бросала отчаянные взгляды на маму.

 Вошли в вагон, когда поезд тронулся,я стала биться в окно, кричала до хрипоты, цеплялась до крови, не могла удержать меня мама, хватали чужие руки, зажимали рот, вырывалась и колотилась до тех пор, пока силы не покинули меня. 

 Мысленно, возвращаясь в зимние каникулы, где уютно устроившись у бабушки, рассматриваю папины подарки, бабушкино сердце смягчается, просит ещё рассказать про маму, хочет понять из детских рассказов что-то своё, взрослое, сравнивая свою жизнь, ведь разве по-людски так поступать – сбежала, детей разлучила, о своей матери не подумала. Но хоть счастлива? Может быть, вспоминала свою жизнь – тяжёлую, сложную, когда осталась вдовой с тремя детьми, младшему годик. А время-то какое?! Работала на железной дороге, вагоны мыла, бригадир, бывало, скажет : «Катя, что ж ты себя так не жалеешь?» В единственный выходной ходила, обстирывала чужую семью. Перекинет через плечо два мешка белья и в прачечную, к вечеру только разогнётся. Придёт домой – даже чаю нет сил попить. Сама воз тянула, не один мужик не вошёл к нам в дом.

В блокаду тоже ужасы пережили… Голод, холод, дорогого сыночка схоронила, никто не видел её слез – замкнулась в себе. Как ей понять, откуда такой барынькой дочка выросла? Профессора ей подавай.

Зимние каникулы набирали обороты, вот и пришло время уезжать обратно в Киев. Теперь меня провожал папа. Покупал печенье и апельсины в буфете, целовал в лоб, поручал проводнику, и опять я молча плакала. Было жалко оставлять папу, бодро шагающего за уходящим поездом. За окном мелькали пригороды, Пушкин, Павловск, Вырица. Горькая дорога, страшное детское одиночество предстояло пережить заново. Я смотрела в окно и думала – до свидания, Ленинград, до свидания, папа. Я ещё не знала, что скоро его не станет, он умрёт прямо на улице, выйдя из дома и не дойдя до мастерской, сердце не выдержит…

 Став взрослой, я часто думала, как хорошо, что детство закончилось. Прошли годы, многих нет в живых. Но периодически, воспоминания уносят меня в позднюю осень, опустевший Александровский сад, желтые листья тронутые дождём. Мама крепко держит меня за руку, мы бежим и растворяемся в густом тумане лет…

 Санкт-Петербург-Киев

Вперёд-назад

повесть

Киевская жизнь с самого начала складывалась непросто. На это было множество причин. По приезду из Ленинграда маму ожидало разочарование. Жилище выглядело удручающе. Дом, барачного типа, маленькая неудобная квартирка без удобств, состоящая из двух тёмных комнат, старые родители и двенадцатилетняя дочь – это то, куда нас с мамой привёз отчим .

 Уходящий 1958год запомнился мне тем, что коренным образом, изменилось абсолютно всё и сразу. Вместо папы, рядом с мамой был чужой строгий дядя, вместо старшей сестры, другая незнакомая девочка, вместо бабушки и тёти Тони, недовольная бабушка и пугающий, больной непонятной болезнью дедушка, который неподвижно сидел в кресле и молча следил за мной бесцветными глазами. Вместо светлой прекрасной комнаты с большими окнами и видом на Исаакиевскую площадь, в тупике длинного двора чужая тёмная комната на первом этаже двухэтажного, вытянутого на целую улицу, дома. Под окнами росла сирень и высокая акация, отпугивая меня незнакомым ароматом , который я судорожно вдыхала. Во второй комнате жили бабушка с дедушкой и внучка. Бедному больному старику доставалось от активной бабушки, которая постоянно оттаптывала его длинные ноги, он просто не успевал их убрать.

 Первое время спать меня укладывали между стариками составив два чемодана на полу. Ночью особенно было страшно, мамы рядом не было, а трясущийся , согнутый, ветхий дедушка издавал страшные звуки. Однажды, проснувшись среди ночи, я отчаянно стала колотить стену , мне показалось, что эта новая жизнь, среди чужих людей страшный сон и стоит проснуться, как всё станет по – прежнему, мы окажемся в привычной обстановке, - папа работает у мольберта, в печке весело потрескивают дрова, вокруг мои игрушки, добрые соседи в своих красивых комнатах, мама накормит завтраком и пойдём гулять в скверик, у гостиницы «Астория». Из школы прибежит сестричка Регина со своими неразлучными подружками Аллой и Томой, всем нам хорошо и весело, в доме мир и покой.

 Когда зажгли свет , чемоданы разъехались, мама недовольно и резко стала меня стыдить: «Тебе шесть лет, большая девочка, чего ты испугалась, как ты себя ведёшь? Весь дом разбудила». Я, чувствовала что мама рассердилась и все вокруг тоже, но это было полбеды, моя трагедия была вселенского масштаба, я находилась ни там, где хотела быть и ничего не могла изменить. Было очень страшно, что сейчас выключат свет и мама снова уйдёт, я вцепилась в неё и отчаянно зарыдала .

 После этой ночи меня переселили в другую комнату, в кабинет отчима, в их спальню. И много лет я провела за ширмой, в дальнем углу комнаты. Здесь сосредоточилась вся моя жизнь. Так и назывался «мой угол».

Помню, как проснувшись, пугалась безудержных бурных страстей взрослых людей. Боясь вздохом выдать себя, обнаружить, я не понимала, что происходит и от этого было ещё страшней. С открытыми глазами неподвижно смотрела в потолок, хотелось уменьшиться, исчезнуть, совсем и навсегда, cо своими не детскими страданиями, с ощущениями непосильной тяжести и жестокости взрослого мира. Это был самый глубинный уровень моих ранних переживаний. Я часто просыпалась от кошмаров и долго не могла уснуть, свет луны проникал сквозь ставни, тревожил и страшил.

Думаю, тяжело было всем. Ночи сменялись ожесточёнными ссорами с бабушкой. Мама, попав в другой мир, в другую социальную среду, не могла наладить отношения со свекровью. Отчим встал на сторону мамы, которую нужно было делить со мной. Он рьяно взялся за моё перевоспитание, был излишне строг и требователен, что усугубляло ситуацию. Мама пыталась защищать меня. Я боялась до потери пульса этого человека, но как–то внутренне сопротивлялась. Первое время мама уговаривала называть его папой, но я, расценив это как предательство своего папы, стала избегать обращений на прямую. Единственным счастьем была новая сестра. Мы подружились, хотя были не в равном положении , во –первых она была старше , во –вторых, любимица этой семьи, радость и надежда . Помню как бабушка говорила : «Внуки, это мстители за слёзы родителей». Бабушке было обидно за внучку и за себя, она не могла простить сыну эту всепоглощающую, сильную любовь к женщине из другого мира. Бабушка целыми днями готовила полезные блюда для внучки, рядом с тарелкой клала нож и пугала, что зарежется если та не съест. Я с замиранием следила за процессом, про себя шептала: «пожалуйста, съешь ложечку, очень тебя прошу».

И по темпераменту и внешне бабушка была похожа на Фаину Раневскую. Статная, высокая пожилая дама, маму она называла исключительно именем прежней невестки, ссылаясь на старческий склероз. Хотя её памяти позавидовал бы любой. На досуге она распутывала сложные ребусы и задачи из журнала «Наука и жизнь», потом отправляла по почте в редакцию и получала призы.

Другим бабушкиным развлечением после дневных праведных трудов, было следующее. Она часами стояла под дверью в нашу комнату и темпераментно, энергичным голосом извергала оскорбления в мамин адрес, клялась памятью погибшего сына, что не перешагнёт порог этой комнаты ни при каких обстоятельствах и в завершение многочасового монолога, театрально отрекалась от единственного сына.

Отчим придумал изощрённую месть, купил детскую музыкальную игрушку и только бабушка заводила свою музыку, мне надо было встать с нашей стороны двери и крутить музыкальную шарманку, заглушая бабушку. И вот как –то, не выдержав издевательств, бабушка со всей силы рванула дверь, задвижка с треском отлетела, едва не выбив мне глаз, и я очутилась лицом к бабушкиному животу. Холодея от ужаса, вжавшись в стену, пересохшими губами я прохрипела: «бабушка , вы же поклялись не переступать порог!» Она была вне себя от ярости, а я от стыда и отчаяния.

Надо сказать, что семья, в которую мы попали, была интеллигентная, образованная. Отчим был крупный учёный, что не помешало ему отчаянно влюбиться, ни на жизнь, а на смерть в мою маму. Разыскивать её повсюду, дарить цветы вёдрами, писать письма на ста листах в течении восьми лет. И несмотря на непреодолимые препятствия, добиться своего. Ни в его характере было отступать.

После случая с «шарманкой», отчим придумал более искусный метод воздействия на свою мать. Когда она, переделав свои домашние дела, начинала свою вечернюю «молитву» под дверью, они тихонько одевались и вылезали через окно, благо жили на первом этаже, и шли в театр. Но бабушка, не зная об этом, тоже запаслась своей музыкой в виде сковородки и крышки. Это было убедительным дополнением к речам. Как взъерошенный старый репер, целый вечер скороговоркой выкрикивала речи, хлопала при этом тяжёлой сковородкой, а слушала этот сумасшедший концерт только я, шестилетняя забитая девочка, тихо сидящая в своём уголке без света и тепла, совершенно одна в этом непонятном взрослом мире. Никому не было дела до детских горестей , ужаса и страшной тоски. Все выживали как могли.

 После спектакля мама с отчимом возвращались радостные, оживлённые и с шумом открывали входную дверь, чем повергали бабушку в шок. От обиды она то глотала воздух, то хваталась за сердце .На время наступала тишина.

 Тогда мы садились пить чай, и бабушка рассказывала про свою молодость, как она училась в гимназии, а молодой дед ночью шёл с длинной лестницей, которую прятал в укромном месте, залезал к окну и бросал ей живой цветок прямо на подушку, ни разу не промахнулся и так каждую ночь, пока она не созрела до записок. «Уж как я его помучила!» - удовлетворённо заканчивала бабушка свою романтическую историю. Я ей верила…дослушивала и просила рассказать сказку. Я не могла соединить безучастного дедушку и пожилую бабушку с красивой историей о любви. Когда мы были одни, бабушка иногда плакала и была совершенно беззащитной и печальной.

 Но быстро восстановившись, жаждала новых ощущений, она находила новые способы противостояния. Бабушка не была создана для тихого существования и была всё время не согласна с сыном. И не только с ним. С шести утра начинался её день. Можно долго описывать начало дня, бабушка сознательно создавала неудобства всем, чтоб не забывали, кто в доме хозяин. Поиграв на нервах у сына и удостоверившись, что он взвинченный отправился на работу, она принялась за маму. Время было предостаточно, до самого вечера. Невыразительно прошла разминка, мама совсем не реагировала. Второй заход был удачней, мама стала огрызаться. Бабушку это вдохновило, она уже вошла в раж и стала неистово прочищать невестки мозги. Учитывая большой рост и комплекцию, бабушка стала давить массой, при этом страшно выпучивать глаза и смотреть ими исключительно сверху вниз. Голова её вжалась в плечи, а седые завитые волосы распрямились и превратились в космы. Я спряталась в шкаф, потому что вместо бабушки увидела бабу ягу. А вместо помела, в руках была чугунная сковорода, которую она по утрам начищала.

Когда мамина чаша терпения, наконец, исчерпалась. Она одним прыжком оказалась напротив бабушки и поступила без затей, сняла штаны и показала голый зад, при этом оглушила словами: «Да, я простая, вот вам доказательства!». Мама явно переиграла бабушку, которая одной рукой схватилась за сердце, второй высоко подняла сковороду и на неожиданно высокой ноте заверещала: «Дикарка!!!» и потеряла дар речи. Я выскочила из шкафа и бросилась прикрывать маму, чтоб она не получила горячей сковородой по неприличному месту. Не помню, как все пришли в чувства. Но эта сцена перед глазами до сих пор.

 Жили мы в самом центре Киева на улице Владимирской. Удобства отсутствовали. Водопровода не было. За водой приходилось ходить в другой двор, там находилась колонка, которую нужно было с силой качать, набирать в ведра воду и нести довольно далеко. Поэтому, когда начинался дождь, отовсюду бежали с вёдрами, тазами и подставляли под водосточные трубы. Мы жили на первом этаже, бабушка успевала быстрее всех расставить свою утварь под трубы. Как –то раз, соседка отодвинув бабушкин таз, подставила свой. Что тут началось, описать невозможно. Их пытались усмирить соседи, на головы лилась вода из вёдер, прибежал дворник, кончилось тем, что вызвали наряд милиции. Мокрых бабушку с соседкой увезли в участок. Поздним вечером, когда бабушка вернулась, то с порога заявила: « Я это безобразие так не оставлю». На утро одев шляпку, строгий костюм, она отправилась в суд писать заявление. Назначили день суда, бабушка стала ласково агитировать соседей быть её свидетелями, соседка тоже не сидела сложа руки. Каждая хотела перетянуть побольше людей в свою пользу. Кончилось тем, что штраф присудили и той и другой. Долго во дворе обсуждали эту схватку под ливнем.

Ненадолго восстанавливался мир . Бабушка пристрастилась играть в карты с супружеской четой Пятковских, которые жили над нами на втором этаже. Играли они с азартом в 501, иногда до глубокой ночи. Как –то приходит бабушка взбудораженная, заметила обман , пожилые супруги друг другу подыгрывали. Она была возмущена и перестала с ними общаться навсегда. Такая она была принципиальная.

Бабушка была очень властной, но в отношении детей всегда справедливой .Я понемногу к ней привыкала и уже не боялась. На стене в комнате у неё висел портрет младшего сына, погибшего во время войны в шестнадцать лет. Всю жизнь бабушка его ждала и не верила в его гибель. Историю о сыне я узнала через много лет. А было дело так.

До войны жили они в Киеве на территории Киево – Печерской Лавры. Отчим закончил институт в июне 1941 года, получил диплом инженера. Началась война, его как дипломированного специалиста отправили на Урал, руководить заводом, который выпускал танки на фронт. А бабушка с младшим сыном остались в оккупированном Киеве. Так как бабушка была из «бывших», она ненавидела советскую власть и лояльно относилась к новому режиму оккупантов, тем более, что в её крови текла немецкая кровь. Порядок и дисциплина была ей свойственна. Однажды она узнала, что её младшего сына должны отправить в Германию на работы. Ей удалось добиться разрешения на сопровождение. Нужно было отмечаться в определённых населённых пунктах. Собравшись, они отправились в дальнюю дорогу. Когда добрались до пограничного города, староста, у которого делали отметку, шепнул бабушке, что вот – вот сюда придут наши войска, и она может не ехать дальше, а переждать у него в подвале .Так и решили. После ожесточённых боёв, город освободили от немцев. Бабушка с сыном вышли из подполья и отправилась в комендатуру в надежде, что их отпустят домой. Но судьба сложилась по другому. Армия шла в наступление и юношу тут же призвали послужить Родине.

 Бабушка ждала его возвращения всю свою жизнь, она не знала, что он геройски погиб в первом же бою. .. Шли годы , а она убеждала себя, что сыну удалось сбежать, он просто не может дать о себе знать, но придёт время, и он обязательно вернётся. Уже после бабушкиной смерти, отчиму сообщили место, где в братской могиле покоится его младший брат. Он поехал туда, а когда вернулся , сказал: «Второй раз потерял брата, увидев его фамилию на обелиске». Бабушка так этого и не узнала или не хотела знать. Война, война. ..

По прошествию многих лет, мы с сестрой часто вспоминаем притчу, рассказанную бабушкой : «У одной женщины был сын, рос он рос , пришло время ему влюбиться и жениться. Так и произошло, но молодая женщина не хотела делить любимого со старой матерью и приказала убить её. Достать сердце старой женщины и принести , чтобы она могла удостовериться в том, что отныне он принадлежит только ей. Сын убил мать. Чего не сделаешь когда влюблён. Несёт он сердце матери в ладонях и плачет, неожиданно споткнулся и упал, выронив материнское сердце, которое покатилось по дороге. Остановившись сердце оглянулось и с тревогой воскликнуло: «Сынок, ты не ушибся?».

У бабушки была дикая любовь к сыновьям, но одного забрала война, а другого отобрала «недостойная» женщина. Она никак не могла с этим смириться.

 Папа, оставшись в Ленинграде с тринадцатилетней дочерью, вынашивал планы, как вернуть маму и придумал. Он был обижен, унижен и жаждал возмездия. Развод он не давал, упорствовал. И, наконец, план созрел. Он прилетел в Киев. Разыскал бывшую жену отчима, пришёл к ней домой. Через много лет она лично мне рассказывала об этом визите так: «Открываю дверь, стоит красивый мужчина с выразительными серыми глазами, правильными дугами бровей, пушистыми чёрными ресницами, волевым подбородком и удивительным приятным голосом он попросил разрешения войти . Я сразу поняла кто это , прошли в комнату. Когда он заговорил, стало ясно, как тяжело он переживает, как любит семью и скучает без дочери . Тогда она ему сказала о том, что может и дочь ни его, ведь их связь длилась с1951года, а в 1952 родилась я, может всё напрасно. На что он твёрдо ответил: « нет, дочка моя, я как в роддоме увидел, сразу понял и всё простил». До утра проговорили, ведь оба пострадали и отлично понимали друг друга. А цель визита заключалась в том, чтобы узнать расположение комнат, для того, чтобы выкрасть дочь и вернуть таким образом жену. Когда отец открыл чемодан, она увидела куклу и пуховый платок… , женщина недоумевала, зачем от такого мужа уходить.

Ранним утром он громко постучал к нам в дверь.. .

-Кто там? - спросила бабушка.

 - Почтальон , вам срочная телеграмма. – бодро ответил папа.

Бабушка стала открывать дверь, не успев опомниться и что либо понять, она очутилась прижатой к стене. Ловко сорвав задвижку комнаты, он крикнул чтобы одели ребёнка и двумя прыжками очутился у ложа. Скинув одеяло, накинулся на противника используя своё преимущество внезапности, ввязался в борьбу под крики мамы и бабушки. Я проснулась от шума, а сестра с трясущимися руками натягивала на меня платье, чулочки, застёгивала резиночки. Все были перепуганы до смерти. Схватка была короткой, но убедительной. План папин удался.

- Ничего, ничего, вы у меня ещё ни так запоёте, мать его ! –выкрикнул папа и с силой лягнул дверь на прощанье. Наконец, преодолев страх и понемногу приходя в себя , я узнала папу. Мы бежали дворами к воротам, за которыми нас ждало такси .Сели в машину.

- В аэропорт - выдохнул папа и подмигнул мне, - не бойся, скоро будем дома. 

 Машина помчалась, выжимая предельную скорость.

Когда самолёт набрал высоту, папа весело сказал :

 - Смотри, над железнодорожным вокзалом пролетаем, вон мама бегает у поезда, нас ищет.

 Я стала крепиться, чтобы не заплакать.

Летели мы через Минск. Стояла зима, мы вышли из самолёта, было холодно, крупными хлопьями падал снег, из иллюминатора на меня смотрела моя кукла, а когда возвращались в самолёт, я почему – то искала её глазами .

 Прилетели в Ленинград вечером, от снега в городе было светло . Помню как мы шли по улице Герцена, вышли на Исаакиевскую площадь, и я радовалась вспомнив, как папа здесь учил меня кататься на велосипеде. Поняла как соскучилась по городу и по папе с Региной, захотелось к своей бабушке.

 Шли по переулку Антоненко, мимо Регининой школы, всё было знакомо, наш дом 33 на улице Плеханова. Зашли в подъезд с мраморной широкой лестницей , справа наш сарай с дровами, знакомый запах , между этажами витражи из разноцветных стёкол, всё на месте, на третьем этаже огромная коричневая дверь со множеством звонков, кнопочек , а под ней чёрными печатными буквами фамилии жильцов – Фельдманы, Соколовы, Станкевичи, Крыловы, Михновский , Пановы, Петровы , общий звонок, жили в то время более пятидесяти человек в этой ленинградской коммуналке, каждый со своей судьбой.

Папа открыл дверь, мне вдруг страшно немедленно захотелось увидеть сестру Регину, пытаясь унять дрожь, я толкнула ещё одну дверь, поменьше первой, и замерла на пороге. Старый зеркальный шкаф стоял на прежнем месте, затем начинался длинный коридор – лабиринт, за поворотом на стене висел массивный чёрный телефонный аппарат, стена была исписана разными записками и номерами телефонов , А – 5 – 32-62, это наш номер. За дверью, слева, жила подружка Наташа , у неё имелся кукольный домик с мебелью, в котором жили крошечные зверушки и ещё замечательные игрушечные саночки и пупс с красным бомбоном в шубке. За поворотом комната Ривеки Павловны, жила она одна и не любила детей, но пекла вкусные пироги и всех угощала. В дальней комнате жил профессор Панов , когда к телефону звали его сына, ему одевали ушанку, чтоб не простудился. А выходя на улицу, рядом всегда была няня, которая говорила: «Илья, ветер справа», он опускал ушанку справа. «Ветер слева», опускал слева. По этому поводу соседи шутили, ведь мальчик был уже взрослый. В следующем коридоре жила балерина Мариинского театра, Элеонора Станкевич ( могу ошибаться), благодаря ей соседи по очереди ходили смотреть прекрасные балеты. Я на всю жизнь запомнила «Лебединое озеро» и «Щелкунчик». Просто стала бредить балетом. Сердце замирало, когда слышала по радио музыку Чайковского. В следующем коридоре жили Елизавета Петровна и Борис Петрович с внучкой Мариной, моей подружкой, у них был телевизор и соседи по вечерам ходили смотреть передачи. За каждой дверью нашей большой квартиры, судьбы интересные и неординарные.

Дальше, за зигзагообразным поворотом ещё один коридор, упирающийся в две двери санузла с унитазами, стоящими на подставке и множеством стульчаков, которые висели на ржавых гвоздях . Бачки располагались под самым потолком, вниз свисали цепочки из мелких звеньев, заканчивавшиеся фарфоровыми ручками. И, наконец, кухня невероятных размеров с множеством столов, плит, крашеным полом, сбоку дверь чёрного хода, окна кухни выходили во двор – колодец, а на двери висел список жильцов, включая детей , где строго отмечались даты уборок мест общего пользования. Расписание висело и на двери ванной.

 Заходим тихонько в свою просторную комнату и видим. Регина сидит на маленькой скамеечки на плечи накинута кофта и читает у печки книжку, уютно потрескивают дрова, в комнате тепло и так захотелось зажмуриться от счастья. Пока мы обнимались, я обессилено повисла на сестре, уткнувшись в её родное плечо, а открыв глаза, увидела знакомые лица соседей, кто плакал, кто улыбался. Папа всех позвал .Это возвращение я хорошо помню в мельчайших подробностях, было бесконечное счастье, только очень не хватало мамы…Хотя было что – то постановочное в этой сцене, всё же папа был человеком искусства, но наши страдания были настоящими.

Комната наша была красавицей около пятидесяти метров, квадратная, на полу настоящий паркет разных пород дерева, выложенный сложным рисунком, лепной высокий потолок, мебель старинная красного дерева, кровать с красивыми овальными спинками, круглый стол, картины. Здесь я прожила первые годы своей жизни..

 Однако, через какое –то время я затосковала, бесконечно стала болеть. Как –то не налаживалась жизнь. Сестра ходила в школу, папа надолго уходил на работу в мастерскую. Меня закрывал на ключ, соседская бабушка открывала нашу дверь, давала еду и снова закрывала. Я целыми днями была одна дома, папа боялся , что мама меня выкрадет. Часами сидела на подоконнике огромного эркера. Моя родная бабушка и Тоня, мамина сестра, не приходили. Многого я не понимала.

 Как-то папа растопил печь и стал жечь мамины фотографии, сказав,

 что она умерла и у нас больше нет матери.

 Шло время, однажды мы пошли с папой в какое-то учреждение, зашли в кабинет, за широким столом сидела очень недовольная дама, с близорукими глазами и сердитым выражением лица, она задавала мне непонятные вопросы, я от испуга не могла открыть рот. Папа стал объяснять ситуацию, в конце- концов дама дала какие-то бумаги, и мы ушли. На улице гулял ветер , шёл мокрый колючий снег. Когда подходили к дому , папа присел обнял меня и грустно с болью сказал: « По мере возможности я буду забирать тебя, будем вместе гулять, в музей ходить, а сейчас…ну…так нужно…,ты потерпи…» Я ничего не понимала, но всё чувствовала. Ответом были мои бесконечные болезни . Помню как пришла пожилая женщина доктор и пристыдила папу: «ветрянка, грипп, ангина, кожа да кости, одумайтесь, отдайте девочку матери , кого вы наказываете? ».

 Но у него было своё видение, он боролся за свою семью, а дети были заложниками ситуации . По прошествии многих лет, многие моменты стёрлись в памяти, но остался образ папы любящий, трагический и яркий .

Помню как он взял и нарисовал сказку на стене нашей огромной комнаты, зимний лес с зайцами, совами, полумесяцем оранжевая луна, на ней Дед мороз в красивой шубе, в берлоге спит медведь, кругом ели, сосны , пушистый серебристый снег, на окнах голубые морозные узоры. Он так мечтал о большой дружной семье и так страдал когда всё разрушилось .

 Родился папа на Волге, рано осиротел , родителей не помнил. Куда только не бросала его жизнь и поварёнком был у рыбаков на реке Хопёр, так живописно и вкусно рассказывал, как варил тройную уху , как ложками ел икру, как прекрасна река на рассвете. Рассказывал какая огромная и холодная река Волга, какое быстрое в ней течение - « мать родная, русская река».

 Мальчишкой лет десяти на крыше поезда долго и тяжело добирался в Петроград-Ленинград , попал в детдом, сбежал и беспризорничал с такими же бездомными мальчишками, сиротами. И голодали, и замерзали в холодные северные зимы, спали на канализационных люках, завернувшись в афиши. Как -то старший мальчишка сказал: « Рисуй, Бориска, мужиков с портфелями» и дал ему карандаш, он рисовал, потому что очень любил это занятие. Затем, всё же попал в детский дом, где ему дали фамилию Петров. Там заметили одарённого, смекалистого мальчика и определили в школу Ворошиловского стрелка.

Закончил Военное училище , получил направление в Ленинградскую Академию художеств на отделение живописи. Поступил и с упоением учился. На жизнь зарабатывал, устроившись работать дворником на Петроградской стороне, там , в крошечной комнате и жил. Шёл 1938 год. На втором курсе художник Рудаков, иллюстрировавший Ги Де Мопассана, после длительного поиска, предложил папе с ним поработать. Так знаменитый образ «Милого друга» и есть мой папа. Кстати, именно эти иллюстрации во Франции были признаны лучшими. В Париже есть улица, названная в честь художника Рудакова . 

 Папа был человеком творческим, одарённым от природы, было в нём огромное мужское обаяние, но далёким от быта, от житейской суеты. С одной стороны мечтал о семье и был предан ей, с другой , ему нужна была женщина муза, которая бы вдохновляла. Такой для него была мама. Но муза не смогла быть примерной женой, матерью и обихаживать всю семью.

 Папа на всё в жизни смотрел глазами художника, прикидывал как это можно нарисовать. На лица стариков или красивых людей, на силуэты города, на Неву с плывущими льдами, на гранитные набережные, на мосты, на изменчивое небо, подолгу наблюдал, как меняется свет. При маме были созданы его лучшие работы .Он был членом союза художников. Работал в Русском музее, в Эрмитаже. У него было прекрасное цветовидение, что позволяло делать копии выдающихся художников разных эпох, разных направлений, для крупнейших музеев мира. Ему было всё по плечу. Занимал своё достойное место среди ленинградских художников послевоенного времени .Он любил повторять: «Культура это то, что не даёт деградировать». Бог помог папе не пройти мимо своего призвания .

 С уходом мамы, папа долго не мог заниматься творчеством. От отчаяния делал глупости, почва уходила из под ног, а он всё надеялся. Я болела, дома царил беспорядок, сестра ходила в школу , c подругой Томой ночами мыли огромную квартиру, когда подходила наша очередь. А Томина мама жалела девочку и заботилась о ней .Сестре пришлось в сто раз тяжелее, чем нам всем.

 Зима была на исходе, но белая метель кружилась, заметая улицы, вьюга срывала с соседних крыш пушистые шапки из снега, из труб шёл серый дым , отопление было печное , на чердаках жили коты, которые гуляли по крышам, выходя из фигурных отверстий. Я просиживала на подоконниках большого окна с утра до самых сумерек, как завороженная, смотрела вниз, люди ходили туда-сюда. Из огромного углового окна мне был виден другой кусок улицы Плеханова, где на первом этаже была булочная. И вдруг я увидела маму , она стояла в сугробе , прислонившись к витрине булочной и смотрела на меня. Почему- то я встала во весь рост, ладонями прижалась к стеклу и не знала, что делать. Так мы стояли и смотрели друг на друга, я сверху вниз, она снизу вверх. Волосы у мамы были уложены по -новому , одной рукой она держала шляпку , а в другой руке держала большую коробку, точно куклу. Глядя на неё я повторяла и повторяла : « Мама, мамочка, я знала, знала, что ты не умерла». Горло моё была завязано шарфом, косы давно никто не заплетал, их просто невозможно было распутать, из чулок торчали голые пальцы.

 Она всё не шла к нам. Я стала терпеливо ждать и папу ни о чём не спрашивала . Да и что я могла спросить: « Почему люди мучают друг друга?». Но время шло , а ничего не менялось..

Тем временем мама в Киеве тоже была в отчаянии. Удалось через посредников начать переговоры с папой, но они ни к чему не привели, он упорствовал, общие знакомые были на его стороне, соседи и общественность тоже, мамина позиция была слабой. Бесконечные суды мама проигрывала. Папа успел выписать её из квартиры и из Ленинграда. Тогда отчим ей посоветовал ждать: « Когда поймёт, что ты никогда не вернёшься, сам ребёнка отдаст». Лишь много лет спустя я узнала , что так и произошло.

Есть ещё одно моё воспоминание, связанное с папой. Как то, глядя на меня, он сказал: «Тютенька, ты такая худенькая, бледненькая, будешь пить рыбий жир и поправишься». Очень хорошо помню этот ужас, папа упорно изобретал, как впихнуть в меня то, что вызывало рвотный рефлекс. Он лил жир на чёрный хлеб, на селёдочку, заворачивал шариком с картошкой. Всё было тщетно . Я была тихим ребёнком , но этот рыбий жир вызывал во мне дикий протест, что очень огорчало папу . Кто близок ко мне по возрасту, легко представит моё отвращение.

Однажды мы с сестрой пошли кататься с деревянной ледяной горки в Александровский сад. Катались и лёжа, и на спине, и на животе, и на санках, и на корточках, и паровозиком. Вокруг горки собралось много детей . Cтаршие катались на ровных ногах, выставляли одну ногу вперёд, а руки разведя в разные стороны для равновесия. Это был настоящий экстрим . Малыши замирали от восторга, глядя на ребят. Было весело. Щеки у детей становились всё ярче, шаравары, под тяжестью снега, раздувались и выглядели очень смешно. Здорово! Настоящая русская зимушка-зима, как в сказке. И вдруг, я увидела девочку в хорошенькой шубке из белой белочки с чёрными пятнышками, на ней была такая же шапочка и варежки. А на ножках розовые, аккуратные бурочки. Я просто остолбенела от такой красоты, стояла и любовалась, ведь одежда почти у всех была одинаковая, чёрная и коричневая. Стряхнув с себя снег, я посмотрела растерянно на сестру, на её старое, выношенное пальто с короткими рукавами, на войлочные боты с грубыми металлическими застёжках по бокам, и мне показалось, что мы такие обтрёпанные, как нищенки, а девочка, как принцесса.

 Детская память причудлива . Хорошо помню, как папа водил нас в Русский музей, я с гордостью наблюдала, как прислушиваются люди к папе, как много он знает, как красиво и интересно рассказывает, из зала в зал за нами шла группа людей. Моё сознание, как губка, впитывало всё вокруг. В Ленинграде всё было пропитано атмосферой творчества, где альбомы, фотографии, наброски, картины, интересные разговоры увлечённых людей, царили вокруг.

 Во взрослой жизни мне посчастливилось побывать в лучших музеях мира и везде я смотрела на произведения искусств папиными глазами .Вспоминая его размышления о том, что искусство помогает людям увидеть, как прекрасна жизнь.

С сестрой Региной у нас большая разница в возрасте восемь лет, в детстве я постоянно ходила за ней хвостиком , с годами разница стёрлась, и мы стали близкими подругами, поддерживающими друг друга во всём. Она человек редкой незлобливости, порядочности . Во главе её жизни всегда были семейные интересы, домашний очаг и забота о близких. С детства я очень люблю её школьных подруг Аллу и Тому, которые давно стали Аллой Львовной и Тамарой Васильевной. Нас связывают глубокие человеческие отношения. Это замечательные, необыкновенные, надёжные люди , общаясь с ними всегда приобретаешь. Меня всегда тянет к ним, они мне интересны, по житейски мудрее меня , мы совпадаем друг с другом по пониманию очень важных жизненных вещей. Я каждый раз радуюсь нашим встречам .

 Наступил 60-год. Мы по –прежнему жили втроём: папа, Регина и я, в ленинградской квартире, за нашими окнами таял снег, сугробы превращались в жидкую вязкую грязь, началась весенняя капель, и небо стало светлеть с каждым днём. Комната словно раздвинулась, стала шире, впуская в себя солнечный свет и всё, что было там, снаружи отражалось на потолке, на стенах.

 И настал день, когда свершилось чудо! Сначала я услышала оживлённые голоса за дверью, потом ясный женский голос позвал меня. И , вдруг, дверь открылась, за ней стояла мама, я вижу её любящие глаза, вижу как улыбаются её губы. « Мама, как хорошо, что ты пришла, я тебя так долго жду» - хотела сказать я , но почему-то говорю: «а у меня зуб выпал».

По маминым щекам текли слёзы. Через много лет я узнала, что мама получила телеграмму от папы, в которой было два слова «забирай ребёнка».

 У неё хватило терпения дождаться. Но это мысли уже из настоящего времени.

 А если оглянуться туда, где мне лет шесть-семь , то никаких сил не хватит, описать, как я ждала маму.

 С этого момента моя судьба определилась окончательно, и сложилась так, как сложилась. Началась моя жизнь в Киеве, где я пошла в первый класс в 60-м году. Многие люди с восторгом вспоминают это время, но у меня от первых школьных лет приятных ощущений почти нет. Училась более чем средне. Начальное обучение давалось не просто, я совершенно не была готова к школе. В детский сад я не ходила, букв не знала, считать тем более не умела, смертельно боялась учителей и одноклассников. Я сидела за партой , сложа руки смирно, в полном недоумении уставившись на учительницу. В моей голове не задерживались никакие знания. А урок чистописания перьевой ручкой и чернилами, вызывал обморочное состояние. Кляксы разлетались, как грачи в небе, в разные стороны. Не помогали ни промокашки, ни чернильницы- непроливайки. Когда я приходила со школы домой, бабушка закатывала глаза: -

 - Опять чумазая пришла. Ты что, в шахте работала?

 - Да нет, просто день сегодня самый «ненавидный», был урок каллиграфии с чистописанием. Хотела нажим сделать красивый, так перо сломалось, на этом месте теперь дырка в тетрадке. А на втором уроке, чернильница разбилась. Я замерла, как будто ничего не вижу. Стояла не дышала, ни двигалась, вроде меня вообще нет, - без паузы выпалила я.

 Бабушка улыбалась, не ругала , брала щётку и оттирала мои грязные руки. 

 Но школа была уникальная, c прекрасными педагогами, которые формировали наши умы, учили самостоятельно мыслить. Не стремились сделать из нас одинаковых. Каждое утро у входа стояла директор школы и дежурные с красными повязками на левом рукаве, приветствовали каждого ученика. Учительница, Зинаида Леонидовна Юзвенко, была строгой, эрудированной, на учеников никогда не кричала, ни унижала, уважала в каждом личность. Во времена моего детства первые четыре класса все предметы вела одна учительница. Она проявляла терпение, занималась со мной дополнительно, привлекала в интересные школьные мероприятия, совершенно бескорыстно. И какого же было моё горе, когда в четвёртом классе она умерла. Мы классом пошли с ней прощаться в больницу, моему горю не было предела. Я не могла себе представить , что у нашей учительницы могли быть семья и дети. Такой она мне казалась неземной.

Впрочем, в те годы я не задумывалась о многих вещах. Я не знала , что попала в эту школу благодаря отчиму и осознала уникальность школы будучи уже взрослой. Директор школы, Любовь Петровна, была героической личностью, во время войны она совершила подвиг , спасла многих еврейских детей, прятала их в Голосиевском лесу, о ней была написана книга и поставлен спектакль, в котором играла знаменитая Наталья Ужвий. Много лет спектакль шёл на сцене украинского драматического театра Киева.

 В старших классах училась моя сводная сестра, трудно сейчас припомнить как это произошло, но она мне стала родным человеком, мы вместе всю жизнь и в горе и в радости, никогда не утаивали ничего друг от друга, c ней я могу говорить обо всём на свете , мне всегда интересно её мнение , на многие вещи мы смотрим одними мерками. Нас связывает очень многое . Ведь в те годы формировался мой характер , душа, образ мыслей, ум.

Дома отчим строго контролировал мою учёбу и свободное время. У меня были две тетради. Каждый день я их аккуратно заполняла. В первой, выполнялись дополнительные внешкольные занятия, во второй, все домашние дела, выполненные за текущий день, например я писала :

-вынесла мусор –10мин,

- помыла посуду – 20мин,

-подмела квартиру – 20мин,

-погуляла с собакой – 30мин,

и т. д.

Я вписывала и не подозревала, что меня ожидает. И вот в один «прекрасный»день, я прихожу со школы и слышу строгий голос отчима:

«Зайди ко мне». Понимаю, что предстоит неприятный разговор. Надо отметить, что отчим имел внушительную внешность, высокий рост под два метра, холодные, лишённые эмоций глаза, очень строгий и жёсткий взгляд .Он никогда не повышал голос, никогда в жизни меня не ударил, но от страха я теряла дар речи. Так , с чёткой периодичностью, начинался воспитательный процесс. Проверялся каждый пункт моих записей, тут же выявлялись приписки и моё наглое враньё. С секундомером я начинала мести и натирать мастикой пол, перемывать посуду, натирать до блеска мебель, разбирать в шкафах полочки. Я чувствовала себя ужасно, меня как воришку поймали с поличным и разоблачили. Приличный человек не должен врать, что против этого скажешь.

 На зимние каникулы я всегда ездила в Ленинград. К бабушке и Тоне, с ними жила Регина, она заканчивала знаменитую школу 239, охраняемую львами у фасада, напротив Александровского сада. Сестра стала очень красивой девушкой. Её провожал домой влюблённый одноклассник и на оконном стекле в парадной на всех этажах писал: «Рыбка золотая». Мы с подружками за ними подсматривали и мешали целоваться.

 У папы уже была другая семья, молодая жена и родился сын, хотя официальной женой оставалась мама до 63-года. Не знаю почему, в третьем классе я училась в Ленинграде в маминой школе и была одной из лучших учениц. Психика ребёнка это большая загадка. Ведь на преодоление стресса, нужны большие затраты всех функций организма. Для ребёнка глубокие потрясения, непосильный груз. Реакция может быть непредсказуемой, на себе это поняла. А в нормальной обстановке, голова стала быстро соображать. Тонечка ходила на родительские собрания и приходила очень довольная. Хвалили по всем предметам. Первая решала задачки, появился интерес к учёбе. Многие девчонки хотели со мной дружить. Учителя ставили в пример и говорили, что девочка способная.

 Лето, это целая жизнь. Днями я пропадала во дворе, играли и в лапту, и в сыщиков- разбойников, прыгали на скакалках , иногда до ночи, благо, что они в Ленинграде белые. Однажды, девчонки из нашего двора узнали, что на «Ленфильме» приглашают сниматься в массовку детей и взрослых в каком-то фильме о войне.

Нас приняли и мы день и ночь были заняты с съёмочном процессе фильма «Вступление», где главные роли играли великолепная Нина Ургант , Борис Токарев и многие известные актёры. Фильм о войне, вернее о сломанных судьбах людей. Мы были заняты в масштабных съёмках эвакуации во время блокады, нас гримировали, одевали, заплетали волосы корзиночкой. Съёмки длились довольно долго. Как –то, мы сидели на мешках, мимо по рельсам на платформе в тележке проезжал режиссер, оператор с камерой, которую навёл на массовку. Целая улица людей и вдруг, в нашу сторону пробирается человек, подходит ко мне, берёт за руку и выводит из толпы. Я вижу много глаз, обращённых на меня, режиссёр предлагает мне небольшую роль без слов. Передать, что я почувствовала невозможно.

Когда фильм вышел на экраны, мама была потрясена, многие события удивительно совпали с тем , что пришлось пережить её семье и ей. Как я туда попала, сама не знаю . Фильм вошёл в золотой фонд кинематографии, получил самые престижные призы. После окончания съёмок , на «Ленфильме» мне предложили придти ещё, так как напротив моей фамилии стояла галочка. Я получила первую зарплату, и мы с Региной поехали покупать одежду, а в театральном магазине на Владимирском проспекте выбрали большую красивую немецкую куклу. В кондитерской «Север» на Невском, купили пирожные эклер, корзиночку и торт «Сказка». Поехали домой к бабушке и Тоне, чаем отпраздновали мой маленький успех. Мне было десять лет, стояло лето, всё было замечательно. Ведь все детские переживания сидели у меня внутри, а это событие помогло отвлечься .

Наконец, мама получила развод . В Киеве она зарегистрировала новый брак, шёл 1963 год. Регина жила у бабушке в Ленинграде, а я поехала в Киев. Мама устроилась на работу в магазин «Ткани» закройщицей, на Красноармейской улице, напротив стадиона. Работала много, зарабатывала хорошо. Главное , была с людьми, материально перестала зависеть и обшивала нас с головы до пят. Ведь хорошие ткани были дефицитом, а я была одета лучше всех.

Мама не любила готовить. Когда я приходила со школы домой, меня ожидала записка: «Купи докторскую колбасу и городскую булочку», на столе лежал рубль. Я шла в магазин и покупала четыре тонких кусочка розовой колбаски, булочку и шоколадный батончик за тридцать три копейки. Дома заваривала чай. Так было всегда.

У отчима были друзья в театре оперетты, они с мамой любили вечера проводить в театре . Под сценой находилось управление электроцехом, множество разных рубильников, весь спектакль транслировали по радио, звучала прекрасная музыка, атмосфера праздника , закулисья. Они были свои в театре, знали всех артистов лично и их знали все , от директора до рабочего. Это было интересное общение.

 Отчим, Владислав Эдуардович Моравский, был человеком серьёзным, с сильным характером, занимался наукой и добился признания исключительно своим упорным, фанатичным трудом . Он не был членом партии, по национальности поляк . В 37-году, когда была «разоблачена тайная польская организация» и по постановлению Сталина, все кто представлял опасность режиму были сняты с должностей, исключены из вузов, некоторые высланы в сибирь в течении одних суток. Начались репрессии с генерала Тухачевского. Пострадал и отчим, будучи студентом пятого курса ленинградского авиационного института, был мгновенно исключён . Вернулся в Киев, и поступил заново в Электротехнический институт, ныне политехнический, и в 41-м году его закончил. 

 Будучи студентом, до войны, он подрабатывал электриком в этом театре. Он был человеком не пьющим и не курящим, но мог с одной рюмочкой просидеть час, другой за разговором. Это была его единственная вольность.

Мама по воскресеньям работала , а мы отправлялись в театр на дневной спектакль и много раз смотрели одно и тоже, «Майскую ночь». Особенно я любила в перерыве ходить в театральный буфет , попить лимонад и съесть пирожное за десять копеек. Ведь все артисты были в гриме, в костюмах и тоже пили чай, воду. Мне интересна была жизнь актёров и актрис за кулисами, казалось что они в жизни такие же, как на сцене, мне хотелось в это верить. Когда, я стала старше, я уже научилась отделять жизнь от иллюзий.

 В 1964-м году наш « римский» барак на улице Владимирской начали расселять. Отчим работал над докторской диссертацией и тут ему предложили четырёхкомнатную квартиру, но переселяться вместе с бабушкой, дедушки к тому времени уже не было. И вот я хорошо помню, как единственный раз в жизни он плакал. Все были измучены такой жизнью и не могли дождаться, когда разъедутся. Тогда он пошёл на приём к директору института, Борису Евгеньевичу Патону . Пришёл озадаченный. Фундамент следующего дома только закладывался и неизвестно, когда его построят. Мама в слезах, это была настоящая трагедия. Они хотели общего ребёнка, устали от скандальной бабушки, ни жизнь, а ад. И всё же, он принял решения ждать следующего дома.

 Дом 2, на бульваре Леси Украинке , предназначался для профессорского – преподавательского состава института Электросварки . Строительство шло медленно, мы с мамой ходили на субботники, убирали, выносили строительный мусор. Бабушка поняла, что скоро останется одна, cникла и отношения стали налаживаться. А когда мы, наконец, переехали, то стали совсем тёплые.

 Чего не скажешь о маме и отчиме, которые бесконечно выясняли отношения. Помню, как отчим в сердцах сказал маме: « Не понимаю, как у простой женщины-труженицы могла вырасти такая барыня как ты». Мы с сестрой, стоя в ночных рубашках под дверью, прислушивались, а из спальни доносилась ругань, в обидных выражениях взрослые не стеснялись. Мы очень переживали, но между собой становились ближе и ближе , просто неразлучны . Иногда, до самого утра могли проговорить, делясь самыми сокровенными секретами. Потом тихонько пробирались на кухню, ставили чайник, намазывали на хлеб масло, посыпали сверху зелёным лучком и, с упоением, продолжали беседу. Я многому научилась у сестры. Вязать, читать хорошую литературу , немного шить, готовить, она занималась музыкой и имела хороший вкус . Сестра всегда и во всём имела своё мнение и могла сказать: « Я не согласна». А я не научилась себя отстаивать, хотелось быть хорошей и уступать. А со временем поняла, что даже самые близкие перестают считаться c твоими интересами. Надо уметь проявить твёрдость, но для этого надо правильно понимать для чего тебе это нужно .

 В 66-м году произошли два события в нашей семье. Первое, отчим защитил

докторскую диссертацию и стал профессором. А второе, мы переехали в новую квартиру. Мама записалась на мебельные гарнитуры, бегала отмечалась в списках. Сумасшедшей удачей было приобретение югославской спальни и немецкой гостиной. Всё было новое, красивое , а главное, отдельная большая квартира.

 Первого сентября я пришла в новую школу. Для меня наступило время осознанного взросления. Мне исполнилось тринадцать лет . Ещё одно событие, которое запомнилось, произошло приблизительно через пару недель.

 Осень уже была в полном разгаре, но в Киеве стояла неимоверная жара. Дорога из школы проходила между центральным стадионом и новым Дворцом спорта. Мне нужно было подняться по «собачей горке», чтобы сократить путь. И вот идя по горке, я вдруг почувствовала страшную слабость и чтобы не упасть села в зелёную траву прямо в школьной форме, потом от неимоверной боли я легла.. Когда боль проходила я смотрела вверх , небо было ослепительно голубым. С передышками я плелась домой, портфель сделался неподъёмным, ноги ватными, но я всё же дошла до своей квартиры .Боль то отпускала, то наваливалась вновь новыми толчками, ещё более тяжёлыми, , более резкими, чем предыдущие. Меня выворачивало, выкручивало наизнанку. А потом что –то стало меняться. Возникло мелькание людей в белых халатах. Надо мной горела огромная яркая лампа.

 Даже через закрытые глаза, я ощущала водоворот внутри живота, который усиливался возвращая боль, которую я никогда не испытывала раньше, которая поглощала всё моё тело и разрывало на куски. Когда боль , наконец, начала отступать, унося с собой сознание, так и не успев ничего понять, я погрузилась в долгую ночь.

 На протяжении многих дней и ночей мне снился один и тот же сон: огромный водопад, окружённый водяной пылью, обрушивался с самой высокой точки неба в пропасть, где его подхватывал широкий ледяной поток реки и уносил в бескрайнюю даль горизонта…Весь мир превратился в прозрачную воду.

 Я никак не могла соединить сон с возникающим и ускользающим сознанием, пересохшие губы с незнакомым, хриплым голосом , бесконечно повторяющим : « Пи -ть, пи-ть, пи –ть». Затем водяной поток снова уносил за собой вниз.

 Потом я увидела окно, оно было очень большое, высокое, сквозь него виднелось небо и уходящая осень .Эта картина была настолько отчётливой, захотелось подняться, но сил не было даже двинуть головой. Я могла только лежать и, не моргая смотреть распахнутыми глазами на окно, за которым медленно падали и кружились осенние листья, cлушать стук дождя по железной крыше и снова погружаться в долгий сон.

 Но чудо свершилось! Правда, так бывает. Это было именно настоящее чудо, после которого мне захотелось жить. Медсестра принесла цветы и поставила их рядом со мной со словами : « Голубоглазик принёс и просил передать, чтобы ты выздоравливала скорей». Огромная радость вдруг подступила к сердцу. Это был первый знак внимания . Мысль о том, что я кому – то нужна, наполняла таким счастьем! Я непрерывно смотрела на цветы. Неожиданное пробудившееся чувство, сделало невероятное. Юность взяла своё. Я стала поправляться. Неизвестный голубоглазик в буквальном смысле спас меня. По прошествии многих десятков лет я уже не уверена, что был реальный мальчик, возможно это был ангел, посланный с небес , а впрочем… может это был сон, который я запомнила на всю жизнь. Долгое время я находилась под влиянием этого сна , и однажды у меня возникла мысль: « Может это не случайно?»

 Тем не менее эта история имеет продолжение …и длиться до сих пор. Есть такой человек на Земле, он появляется в самые сложные периоды, когда жизнь загоняет меня в угол , он всегда возникает и протягивает руку...

 Затем снова исчезает на годы. Судьба.

 Пролежала в больнице я сорок семь дней. Безутешная мама восприняла мою болезнь, как свою кару. У меня лопнул аппендицит, начался перитонит, а затем заражение крови, лейкоциты зашкаливали , температура не сбивалась. Врачи сказали маме, что медицина бессильна, надежда только на молодость , жизнь висела на волоске. Бог не допустил, послал ангела…

 Трудно передать моё состояние, когда при выписке, доктор Любарский по –отечески гладил меня по голове и приговаривал : « Ну вот, опять косички, бантики, будь здорова девонька и живи долго-долго». Я молча смотрела на его хитровато-умные глаза , наконец-то до меня стало доходить, сколько хороших людей вокруг.

 Мне было тяжело дома в атмосфере не любви. Так хотелось тепла, душевности. Я очень скучала по папе. Ведь дети не умеют защищаться, психологически они открыты. Я была втянута в бесконечные разлады, разводы, во взрослые конфликты , считая себя виновной. В какой-то момент произошёл перебор. Моя тяжёлая болезнь тому подтверждение.

 И всё же, Киев стал потихоньку принимать меня и главным местом стала новая школа. Во –первых, я стала присматриваться, кто приходил ко мне в больницу. Понять было не сложно. Это была наша тайна. Во-вторых, у меня появилась подруга Ира, к которой я привязалась навсегда. Я дневала и ночевала у неё, полюбила её родителей, сестру, мне было тепло и уютно в их доме, открытом и дружелюбном. В школе мы сидели за одной партой и стали неразлучными, доверяли все свои девичьи тайны, готовились вместе к контрольным, делились всем, что было. В целом наши отношения переоценить невозможно .Смелая, боевая, активная, в ней присутствовали все те качества, которых не хватало мне. Забегая вперёд, не могу остановиться, Ириша подруга моего детства, её слова «я тебя понимаю», просто бриллиантовые. Мы прожили вместе все этапы взросления, она всем нужна, как –то всем хватает места в её жизни , в её сердце. Она всегда в центре жизни. В отличие от моей обочины.

 Школьные годы были наполнены разными событиями и впечатлениями, я пробиралась сквозь дебри таинственных наук, сочинения писались очень легко, c русским языком трудностей не было, я знала хорошо литературу. Сколько упоительных ночей я провела с книгой в руке, накрывшись с головой одеялом и как лучиной подсвечивая маленьким фонариком завораживающие странички. Утром , укрывшись одеялом, мне так не хотелось вставать и идти в школу. С точными науками я была «списочница». В целом, проблем особых в школе не было. А одноклассники были замечательные. В какой-то момент мне стало понятно, что я имею власть над мальчиками, вообще это чувство невозможно объяснить. Но девичьи победы грели и придавали уверенность. А будущее казалось светлым и радостным.

 Всё что требовалось по возрасту пришло ко мне вовремя. Я шла по солнечной стороне улицы, замечая своё отражение в витринах магазинов. «Кто это там шагает такой симпатичный?» - услышала я вслед. Оглянувшись, я узнала мальчика из выпускного класса. Мы болтались по городу, было весело и интересно. Он знал обо всём на свете и говорил без умолку. Читал стихи , подарил мне трёхтомник Ивана Бунина, мне так нравилось:

 Зачем и о чём говорить,

 Всю душу с любовью, с мечтами

 Всё сердце стараться открыть 

 И чем -же , одними словами?

 Да если б в словах-то людских

 Ни так уж всё было избито,

 Значенья не сыщите в них,

 Значение их позабыто…

В отличие от меня, знал блестяще математику и собирался поступать в Ленинградский Университет, считалось, что там лучшая математическая школа страны. Мне было шестнадцать лет, а ему семнадцать. Мы были полны розовых надежд, мечтали и строили планы нашей студенческой жизни в Ленинграде.

 По окончанию школы он без труда поступил в Университет на механика - математический факультет, я была в Ленинграде и ждала его после каждого экзамена. Когда вывесили списки поступивших, где была его фамилия, нашей радости не было предела. Омрачало только то, что предстояла разлука, ведь у меня десятый класс впереди. Запомнился этот год тем, что каждый день, после школы, я шла на почту и получала чудные, остроумные письма. Читала их по многу раз и сердце замирало, ведь скоро я уеду отсюда навсегда, буду учиться в Ленинграде и жить в общежитии.

 У папы было уже двое детей. Жена была намного моложе его, очень своеобразная, умная, но папу не любила. Когда я к ним приходила, она поджимала губы и молчала со смыслом. Я понимала, что лишняя , но ради папы терпела. С папой я тоже обсуждала, что через год, после окончания школы вернусь в Ленинград, хотя было понятно, что жить мне негде. Жизнь не складывается как в сказке. Всё сложилось иначе. Впрочем, не всё.

 В Ленинграде жизнь шла своим чередом, в Киеве своим. Две параллельные жизни, никогда не пересекающиеся шли скачками, родители были поглощены своими переживаниями, своими вторыми половинками, никто из них не думал о моём образовании, о моём будущем, о том, чтобы помочь сделать первый шаг во взрослую жизнь.

 Иногда, по прошествии многих лет, я удивляюсь, как мне удалось выжить, не сломаться, самой выбрать верное направление, без всякой поддержки следовать ему, не поддаться соблазнам, которые встречаются молодым, привлекательным девушкам. Вероятней всего, получив в детстве свою «прививку» и точка отсчёта у меня совершенно другая .Наблюдая за семьями своих родителей, я многое прочувствовала и поняла.

 Старшие сёстры потрясали своими нарядами, причёсками и неузнаваемыми лицами. В Ленинграде подруга сестры Тамара , проявляла настоящие чудеса изобретательности, сама делала лак для волос, искала неповторимые оттенки красок и делала сногсшибательные причёски. Помню, как она возводила Регине «бабетту», сначала каждую волосинку нужно было начесать, а затем ловким движением пропустить сквозь консервную банку и сложно уложить, покрыть мебельным лаком, разведённым одеколоном и одной ей ведомо чем. На эту красоту требовалось часа три, зато держалась такая причёска неделю . И всю неделю девушки были неотразимы. Когда они шли по Невскому, ловили на себе восхищённые взгляды . Это был грандиозный успех. Я любила идти сзади и отслеживать сражённых . Тамара была как шоколадка, шёлковая кожа, ухоженная, с потрясающими стройными ногами на высоченных шпильках, а Регина нежная блондинка, стройная, с правильными чертами лица . Обе яркие, разные, роскошные, чтобы так выглядеть при минимальном вложении денег, необходим был талант.

 Киевская сестра тоже была в расцвете своей девичьей красоты. Высокая, c чувством стиля и фигурой модели, при этом от неё шли неуловимые флюиды отстранённости. Она любила одиночество, музыку , книги и жила в своём мире, на мой взгляд, немного замкнутом. Я помню, как она познакомилась со своим будущим мужем и была поражена его знанием её любимой настольной книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Он сыпал цитатами в подходящие моменты . Ему удалось найти ключик к её сердцу и растопить лёд.

 Когда сестра привела жениха к бабушке и их познакомила, умная бабушка быстро подвела черту: «Этот Бендер точно будет морду тебе бить, вы же не пара».

 Жизнь подтвердила бабушкину правоту. Но кто же слышит, когда влюблён.

 Бабушке не довелось этого узнать, в 69 году, в марте месяце, она скоропостижно скончалась. А послужило такому неожиданному концу необычные события.

 После того, как мы переехали в новую квартиру, деятельная бабушка затосковала. Некуда было применить бурные порывы души. Прошла долгая зима, наступила весна. С первыми ласковыми лучами весеннего солнца, бабушка, одев свою старомодную шляпку, отправилась в парк, излюбленное место старых интеллигентных киевлян . Там, над озером, склонились плакучие ивы, плавали грациозные белые лебеди, по аллеям парка любили гулять Ванда Василевская и Максим Рыльский. Можно было найти интересного собеседника, которого она и нашла. Павел Иванович Флоринский стал её последней страстью. Они по долгу бродили вместе, читали стихи, обсуждали городские новости и во всём их взгляды совпадали, бабушка помолодела. Отчим облегчённо вздохнул.

 И всё бы ничего, но вдруг этот человек пропал, исчез бесследно. Горю бабушки не было конца. Она пришла к нам домой , совершенно потерянная, не зная что думать и что делать, где теперь его искать. А то, что надо искать ни у кого не было сомнений. И вот, в результате сумасшедших поисков выяснилось, что он под следствием и по очень пикантной статье, за изнасилование. Дети отказались брать ему адвоката . Начала бабушка с того, что добилась невозможного – свидания . Как она сказала: «Мне нужно посмотреть ему в глаза». После этого остановить бабушку было невозможно, она встала на путь защиты невиновного. Она была принципиальная во всём и всегда.

Сомнений у неё не было. Она узнала, что он занимался репетиторством, а эту девочку в школе знали как вольную. Бабушка разыскала мальчиков, c которыми она проводила время, встречалась с учителями, родителями, прорывалась на приём в высшие инстанции, собирала подписи . Убеждала, что человека оговорили и подшивала в папку нужные бумаги. Она не сдавалась. Прошло года два, и вот однажды, на исходе зимы, на бабушкином пороге появился старый человек в ватнике, его полностью оправдали, но идти ему было некуда , кроме неё. Измученный, тяжело больной, у него была последняя стадия рака. Теперь бабушка стала, с такой же неистовостью, его лечить. И вместо двух месяцев , отпущенных врачами, он прожил семь .Когда его похоронили, бабушка тут же сдала. Отчим договорился со своим другом детства , Фибихом дядей Жоржиком, главным врачом кардиологического отделения Октябрьской больницы и бабушку положили на обследование. Через несколько дней бабушка, присев на краешек кровати, скончалась.

 В Киев пришло лето , Крещатик превратился в разноцветный праздничный бульвар с нереально красивыми девушками, оживлёнными прохожими, фантастическими запахами цветов, каштанов, сирени. Мне шёл семнадцатый год и казалось , что жизнь будет длиться вечно , мальчик, которого я люблю лучший, а предательства вообще не существует.

 Наша семья готовилась к свадьбе сестры. Ждали из Ленинграда Регину, а киевская сестра ждала своего старшего сводного брата по матери, он закончил романо-германский факультет Киевского Университета с отличием и работал переводчиком в Индии. Какие повороты делает жизнь. Подъезжая к ЗАГСу , неожиданно начался ливень, невозможно было выскочить из машины. Такой и увидел брат сестры, мою сестру Регину впервые и влюбился с первого взгляда. Оба красивые стройные, голубоглазые с белокурыми волосами, как персонажи из голливудского кино . Хоть оба были не свободны, это обстоятельство не помешало им преодолеть расстояния и множество преград, в том числе недовольство матерей, которые из соперниц должны были перейти в новые отношения. Им суждено было встретиться, создать семью, родить и воспитать сына и дочь, прожить счастливо тридцать три года и только смерть смогла разлучить их. Но это было значительно позже.

 Пришла весна 70-го года, мне оставалось сдать выпускные экзамены и ехать поступать в Ленинград. Я была совершенно наивна, понятия не имела о блате, о невероятном конкурсе, казалось, просто не могло быть иначе, только так, как мне надо.

 Получив хороший аттестат, я отправилась в Ленинград. Жизнь била ключом. Первая любовь придавала уверенность, всё складывается чудесно. Подала документы на философский факультет. Первый экзамен история. Вытянув билет, обрадовалась безмерно. Мне достался билет именно тот, что и на выпускном школьном экзамене, кроме того, я любила историю и читала много литературы, посвященной тем событиям.

 Без всякого страха я принялась излагать события, ожидая от пожилого экзаменатора похвалы. Но преподаватель повёл себя непонятно, начал хмуриться и перебил меня словами:

- На первый вопрос вы не ответили, переходите ко второму.

 Я стушевалась и не в силах вымолвить слова, стала теребить подол юбки. Отвечала с комком в горле.

 Он скрипя зубами задавал очередной каверзный вопрос.

 Только я открывала рот, тут же дядька морщился, стучал ручкой по столу. Я была в недоумении: почему он меня возненавидел?

 Потом он поднёс экзаменационный лист к глазам, бросил на меня злобный взгляд и сказал:

- Ступайте, историю вы не знаете. Что у вас в Киеве вузов нет? –

- Зачем вы в Ленинград приехали?

Для меня это было полной катастрофой, из Университета я вышла на деревянных ногах и ничего вокруг не видела. Очнулась на университетской набережной, вцепившись в гранит я захлёбывалась от отчаяния и обиды. Я родилась в знаменитой больнице Отто, в двух шагах от Университета и завалить меня только оттого, что я чужая. Мне не хотелось жить. Я не в силах была двинуться с места.

 Постепенно стало доходить, что нужно позвонить папе, пожаловаться, в руках я держала черновик своих ответов, я была уверена , что отвечала верно. Мне нужно было срочно услышать папу. Ещё не поздно, вдруг что – то можно исправить. Я бросилась искать автомат. Дрожащими руками набрала номер и вдруг услышала: « Он в больнице, в крайне тяжёлом состоянии, обширный инфаркт, к нему нельзя» .

 Из моих рук выпал исписанный листок, в кармане я нащупала двадцать копеек, помню, что стояла дикая жара , я шла по набережной и, как заведённая, повторяла: «Папа, папочка, не уходи».Я испытывала душевное потрясение.

 Мне казалось, что я совсем одна со своим горем, в этом огромном враждебном мире. Этот день, ещё одна точка отсчёта моей жизни и запомнился на долгие годы.

 Через несколько дней мне выписали пропуск к папе. В это же время папина жена выбросила папину старинную кровать, со словами: « Спать всё равно на этой рухляди некому, из больницы он не выйдет». Эти слова мне передали возмущённые соседи.

 Август я провела в больнице . Было ли жарко, холодно или дождливо, но была отрада, рядом папа, он шутил, мы опять строили планы и о многом говорили, он рисовал медсестёр и постоянно нарушал режим. В это время для меня круг замкнулся, хотя за ним оставался целый мир, но уже в другом освещении. Когда я поднималась к папе в палату, ощущала внутренний страх и молилась об одном, чтобы ничего не случилось.

 За полгода до окончания школы, папина жена, без его ведома , выписала меня из квартиры, убедив работников ЖЭКа, что я живу в Киеве с матерью, так что нет смысла платить за меня лишние деньги . Когда папа об этом узнал, для него это стало ударом. Все годы , он ждал, что я вернусь. Ведь прописаться в Ленинграде было невозможно, а лишившись прописки означало навсегда потерять право проживания. Он считал себя виновным, что так получилось .

 Я ещё не знала какие испытания ждут меня впереди. Но это было началом . В конце августа я стала собираться обратно в Киев. Планы с учёбой в Ленинграде рухнули. На работу без прописки никуда не брали. Денег не было совершенно.

 Провожал меня мой киевский мальчишка. Он перешёл на второй курс и всё у него было отлично. Заботливая, любящая семья, родители врачи, интеллигентные и порядочные люди. Я даже представить себе не могла, что бывает всё так складно и достойно. И совсем без тревог .

 Ленинград был ко мне холоден, безжалостен. Я была слишком слабой для этого сурового города. Хотя это мой родной город и уезжать так не хотелось.

 В Киеве, после свадьбы, муж сестры переехал к нам, они ждали ребёнка. Стало тесно, невыносимо всем вместе. Все друг друга тихо ненавидели, но выхода никакого не было . Новый человек внёс свои, непонятные, загадочные привычки .

 С понятием «время», у него были свои , особенные отношения. Он мог утром часами закрываться в ванной . Как-то мама не выдержала, подставила стул и тихонько стала заглядывать через окно кухни в ванную и чуть не рухнула от удивления . Долго приходила в себя и в конце концов выдала : « Он там с аквалангом ныряет». Мы были совершенно ошарашены его поведением.

Странности были во всём, они каким-то непостижимым образом совмещались- душевная теплота и хамство. Муж сестры был внешне большой, простоватый, очень обаятельный, со сложным внутренним миром , который защищал любыми способами. Трудно входил в нашу семью, многого не принимал и не понимал. Но как показала жизнь, был послан нам порядочнейший и чрезвычайно тонкий человек.

 Время шло, я устроилась на работу в библиотеку, где с удовольствием работала . Готовилась к поступлению в институт. В июне 1971 года родился мой первый племянник, чудо-чудесное. Новый человек принёс в семью свет и радость.

 Целый год я жила письмами из Ленинграда. Но ехать поступать снова не решилась. Папа потихоньку поправлялся. Его жена, сразу же подала на развод.

Расчётливая, с холодным сердцем, она не понимала для чего ей нужен пожилой, больной человек. После перенесённого инфаркта ему дали инвалидность без права работы. Он страдал, жил в мастерской, положение его было катастрофическое .

 Летом, успешно сдав вступительные экзамены, я поступила в институт Культуры, на новый факультет, научно- технической информатики и библиографии . Конкурс был огромный, счастливая я примчалась домой.

 Вместо похвалы услышала от отчима сдержанные слова: «Подумаешь, третьесортный институт».

 В это же лето, мы с моей первой любовью, решили больше никогда не расставаться и подали в тайне от всех заявление в ЗАГс .Мне казалось, что ближе у меня никого нет. И ещё была одна причина, мне скорее хотелось вырваться из дома, где я мешала.

 Мама сшила мне белое платье, фату. На регистрации брака 31августа,1971-го года не было ни его родителей, ни моего отчима. В этот день жениху исполнилось девятнадцать лет, а на следующий день новоиспечённый муж уехал в Ленинград, а у меня началась установочная сессия в институте. Я поступила на заочное отделение.

 Отчим, после моей свадьбы, вообще перестал со мной общаться. При первой же возможности я взяла билеты в Ленинград и уехала, в надежде никогда не возвращаться.

 В Ленинграде, первое , что мы с папой предприняли, решили добиться прописки. Папа нуждался в уходе, был одинок. Хорошо помню это время . У него была мастерская на улице Римского-Корсакова 3, на верхнем этаже была огромная отселенческая квартира, где в каждой комнате свой, неповторимый мир. За окном папиной мастерской открывался чудный вид на Сангальский сад и

 улицу Садовую . На один рубль мы устраивали целый пир. Он шёл в магазин на проспект Майорова, покупал макароны на 20 копеек, сливочного масла на 28 копеек, длинный батон, кусковой сахар , две конфеты «Ласточка» по 7 копеек и папиросы «беломорканал»за 22копейки.Большой самодельный стол папа накрывал белым ватманом, в стареньком чайнике заваривал чай, который переливал три раза из чайника в чашку, колдовал над ним. Когда наливал чай в гранёный стакан, он был красного насыщенного цвета, терпкого вкуса и имел тонкий аромат. Макароны были такие вкусные, а булка с маслом да со сладким чаем, заваренным с душой, имела непревзойдённый вкус. На чай подтягивались художники- Саломонов, Чистяков, Добрынин Иван Иванович. Папа с удовольствием всех угощал. Мне так было приятно находиться среди этих талантливых, работящих людей, которые уважали мягкого и доброго папу . Сколько часов я высидела на стуле неподвижно, глядя в одну точку. Запах скипидара, красок, лака до сих пор греет мою душу. Именно тогда я поняла, одним людям даётся энергия творческая, другим материальная, денежная.

 В мастерскую часто захаживал один необычный человек. Звали его Жора Корвацкий. Он был лет на пятнадцать старше меня, художник-авангардист . Старшее поколение по-доброму подшучивало над ним, а он подмигивал мне и продолжал творить свои «шедевры». Помню, он принёс своё детище, на нём была изображена сковородка, а к подрамнику прибита гвоздём рыба. Внешне он был невысокого роста, с лицом Христа, тонкие губы, вытянутое лицо. Он мне всё время что-то предлагал, хотел помочь. Как-то говорит: «Леночка, чего ты мучаешься, давай я нарисую в паспорте тебе ленинградскую прописку, никакая экспертиза не подкопается и завтра же устроишься в салтыковку». Я , жутко испугалась, конечно и слышать не хотела ни о каких махинациях. В следующий раз он предложил другой вариант: «Борис Николаевич, давайте я распишусь с вашей дочкой и пропишу к себе». Папа отвечал, что это невозможно, и я, и он в браке. Через какое – то время он снова завёл об этом разговор: «Так можно же развестись». Жил он на углу улицы Якубовича и Иссакиевской площади .Как то мы с папой отправились к нему в гости, когда я зашла в комнату глаза мои округлились от изумления. Шторы, состоящие из металлических звеньев цепей и цепочек были ручной художественной ковки, резная деревянная мебель, необыкновенные светильники , всё сделано по своим эскизам и своими руками . Окна комнаты упирались в колонны Иссакиевского Собора.

 Познакомились с его женой Надей, она почти моя ровесница, приехала из Углича и училась в художественном училище. На стеллажах её работы, ,бюсты, барельефы. Творческая мастерская двух одарённых людей. 

 Мы встречались с мужем на час, другой, бежали в кино и разбегались, он жил в общежитии на Детской улице, я жила у бабушке и Тони. У него была своя студенческая жизнь, у меня своя.

 В начале января 1972 года я поехала сдавать зимнюю сессию в Киев.

У моей сестры Регины и Вовы , 18 января родился сын, это случилось ночью, радовались до утра, перезванивались, поздравляли друг друга . А утром, когда пришли в роддом, увидели список, родившихся в эти сутки, напротив фамилии- Варламов, была пометка «срочно зайдите к главному врачу». Мама с зятем на дрожащих ногах зашли в кабинет. И услышали, что мальчик родился обкрученный пуповиной, наглотался околоплодных вод , у него началась двухсторонняя пневмания, состояние тяжёлое. Вся семья сплотилась вокруг маленького, слабого мальчика. Выхаживали как могли, мама став бабушкой, делала всё ,что было в её силах, доставала дефицитные отрезы врачам, шила и кроила платья медсёстрам . Отработав целый день и купив по дороге самого вкусного, мчалась в больницу. Ночами шила на заказ, чтобы заработать деньги на лечения внука.

 Только выписывали из одной больницы, ребёнок начинал задыхаться, очередная скорая везла в следующую.

 В моей жизни было тоже всё не складно. В Ленинграде я старалась помочь папе, его жена бесконечно подавала в суд на выселение папы из нашей комнаты, суд постановил разделить комнату и выделить ему угол . Он жил в мастерской без всяких удобств, работал день и ночь, у него ничего не было, ни белья, ни подушки. Спал на старом диване, укрывшись пальто. А он был тяжело болен и ему требовался уход. Когда я вечером выходила из мастерской на улицу, поднимала голову , сердце сжималось от жалости. Только в его окнах горел одинокий свет.

 Зимой 1973 года папа, наконец, отделил себе угол в комнате, поставив перегородку. Но приходить домой тоже было проблематично, бывшая жена, прикрываясь детьми, тут же вызывала милицию, устраивала скандал. Как только папа заболел и перестал обеспечивать, он сразу же стал не нужен. Соседи и художники очень переживали и сочувствовали папе, давали советы, просили меня защитить отца. А что я могла? Мне было девятнадцать лет и я тоже не была бойцом и не знала методов противостоять подлости.

 Так я ждала в Ленинграде непонятно чего. Помню, как шла по Загородному проспекту, не доходя Пяти Углов, я вдруг увидела в витрине мебельного магазина «стенку». Я как завороженная стояла , не могла двинуться с места, так запала в душу уютная мебель, я стала ходить и заглядывать в окна домов и представлять себя хозяйкой.

 Одно короткое время мы с мужем снимали маленькую комнатку на Звенигородской улице, в жуткой коммуналке с алкоголиками, на самом верхнем этаже . Помню страшную, пугающую парадную без света, кошачью вонь и мусор. Пересиливая ужас, я без оглядки скатывалась вниз по лестнице или, на одном вдохе, мчалась наверх. В квартире жило тринадцать человек, половина из них не «просыхало» ни в какое время суток. Из окна комнаты просматривался насквозь скверик ТЮЗа и потрёпанные дома с ржавыми крышами на противоположной стороне. Это было первое наше общее жильё. Радовало одно, что родители мужа простили нас и стали присылать посылки с едой, где было всё: и дефицитные консервы, и варенье упакованное в полиэтиленовые кульки, и растворимый кофе, и конфеты. Отношения наладились, они не были против меня, просто считали, что рано. И вот как-то, я выхожу на кухню, а соседи перешёптываются за моей спиной. Потом и говорят: «Дурёха ты дурёха, ведь ты только за порог, как твой, хороводы домой водит и чего ему не хватает...»

 Решили мне глаза открыть, я же к такому обману и предательству не была готова. Примчалась к папе, помню как взахлёб рассказываю ему о том, что только услышала и спрашиваю в слезах: « Пап, разве так бывает? ».

Папины неторопливые слова мне врезались в память: «Выброси всё из головы, Всё это кухонные разговоры».Тем ни менее, в тайне от меня, с мужем он поговорил по-мужски.

 

 Приближалась весна 73-ого года, папе заработки давались с трудом, но все деньги он отдавал на младших детей. Как-то произошёл курьёзный случай. Я пришла в мастерскую к папе, а его не было. Ожидание затягивалось, я стала волноваться, ведь он болел. И, наконец, услышала как открывается замок входной двери и заходит папа. Я только и вымолвила: «Не знала, что и думать, ну где ты был так долго?» Он рассеянно посмотрел на меня и сказал: « Не знал, что ты ждёшь, я очередь отстоял за апельсинами».Тогда я удивлённо спросила, где же они . На что он ответил, что отнёс детям, высыпал на кухне в кастрюлю и ушёл. Потом смутился, что не подумал обо мне… и не принёс ни одного.

 На 9 Мая приехала мама и я её уговорила придти в мастерскую. Был солнечный день, мы с папой помыли окна, надраили пол, на стол постелили чистую белую бумагу. Папа сходил на Сенной рынок и купил крупную, белую картошку, укроп и жирную селёдку. Отварил картошку в мундирах, она оказалась рассыпчатой и вкусной, порезал крупными кусками селёдочку, а лук тонкими кольцами.

 Мама зашла , лучистая, улыбающаяся. Я смотрела на них и меня переполняло счастье. Сидели, вспоминали как встретились в 42-м году, как он её «выкупил» за бочку с горючим. Вспоминали все свои радостные моменты, мама привезла фотографии общего внука Вовы. Папа побежал хвастаться, всем показывать внука, художники узнав, что пришла такая гостья заходили, приносили вино, чтобы выпить за победу, за встречу. Ели картошку с селёдкой, много смеялись, говорили и говорили. Я смотрела и понимала, эти двое созданы друг для друга… вместе прожили пятнадцать лет, но уже пятнадцать лет каждый жил своей несчастливой жизнью.

 Этим солнечным майским днём папа и мама простили друг другу все обиды и попрощались навсегда.

Сдав летнюю сессию, я с мамой поехала по её путёвки в Алушту, в Рабочий Уголок. Это был пансионат работников ТОРГа . Роскошные полные дамы, шикарные директора баз. Вечерами лилось шампанское, у мамы тут же появился поклонник. Всё было чудесно, кроме одного, нам катастрофически не хватало денег. Потому что мама на набережной купила себе дорогой шиньон из натуральных волос и вышла из бюджета. Экономить она не умела. Помню, как на пароходике мы поплыли в Ялту. На набережной зашли в ресторан и заказали на двоих одну порцию салата из молодых огурчиков.

 Пошли в музей-дачу Чехова и вдруг, в одной из комнат, я увидела уютный уголок из книжных полок, кожаный диван и письменный стол. Это был кабинет Чехова. Я представила, как одинокий больной человек, ходил из угла в угол, раскладывал пасьянс, писал свои чудесные рассказы, пьесы, смотрел на море из окна мансарды, гулял по своему дивному саду, думая о любимой женщине и тихо страдал. «Может талант и страдание не отделимы?»- подумала я

 Вышла из музея совершенно потрясённая. С тех пор А.П.Чехов, мой любимый писатель. Во всём, что бы я не читала, я чувствовала боль писателя и его гениальность .

 Не успели мы вернуться в Киев, как ко мне позвонила моя свекровь, Надежда Степановна, и попросила заехать. Я помчалась к ним . Встретила меня бабушка, Вера Илларионовна, попили чай с клубничным вареньем, пришли с работы родители и стали уговаривать меня поехать с ними на машине по Прибалтике.

 Их сын, мой муж, со стройотрядом отправился в Тюмень и не собирался в Киев. Мне не хотелось ехать, но отказаться было неудобно. В июле мы отправились в путешествие. Машина комфортная, «Волга», поехали втроём: папа, сестра Наташа и я. Ехали через Белоруссию, въехав в Литву, мне показалось, что я попала заграницу. Прекрасные дороги, чистые города. Вильнюс, Друскининкай, Тракай, Алитус, Игналина, Клайпеда. Чистейшие голубые озёра, сосны, море . А главное, я увидела в лице свёкра необыкновенного человека, скромного и умного и настоящего интеллигента и трепетные отношение в семье. Я поняла, что так бывает. Помню всё в мельчайших подробностях и благодарна за эти впечатления.

 Не покидала тревога за папу. Я знала, что он летом поехал в Сланцы писать портреты передовиков сельского хозяйства, и рассчитывал заработать хорошие деньги . По приезду я заметила, что папа совсем похудел и осунулся. Денег не было, но я понимала, что у него все мысли о детях, о маленькой дочке, которая пошла в первый класс. Всё, что зарабатывалось, до последней копейки он отдавал туда. Себе не оставлял даже на лекарство. Но он меня обрадовал тем, что записался на приём в Большой дом, на Литейном. И уверен, обязательно решится вопрос с пропиской, а ещё новость - в силу вошёл закон о расселении фронтовиков из коммунальных квартир, таким образом, мы с ним получим отдельную квартиру если добьёмся моей прописки.

 Ждать оставалось недолго. Наконец, мы отправились на приём к важному начальнику. Когда зашли в кабинет, папа первое что сделал, задрал штанину и показал свои распухшие ноги. Мне стало неловко за папу и грустно. Потом он сказал: « Прошу Вас , помогите прописать дочь, я больной, одинокий человек, чувствую вину перед ней. Вы , поймите, ей нужно жить, работать и мне помощь нужна». Затем достал военный билет и каталоги, c перечнем своих работ. Когда, мы вышли и посмотрели на красную резолюцию «ПРОПИСАТЬ», папа заплакал.

 Я счастливая побежала на остановку, а папа пошёл пешком . Подъехал мой трамвай, проезжая мимо папы, сердце моё сжалось, по улице, среди оживлённых людей, еле переставлял ноги немолодой, смертельно усталый человек с отстранённым взглядом. Изо всех сил я вытянула шею, чтоб ещё секунду видеть папу и запомнить навсегда.

 Через три дня его не стало. Накануне он почувствовал себя лучше, из под его кисти выливались чудные русские пейзажи c церквями, бегущими босоногими мальчишками, стогами сена в лучах утреннего солнца, улетающие птицы над осенним золотым полем…он нашёл свою тему и в ней уложил простую формулу прожитой жизни.

 На похороны художника Бориса Николаевича Петрова, пришло море людей.

Огромное количество белых хризантем слились с золотом осени, с замирающей природой, которую он так любил.

 Я очень боялась увидеть папу в гробу, вся тряслась, пытаясь держать себя в руках и совладеть собой. Сердце разрывалось от жалости и горя. Невозможно было поверить, что я не увижу папу никогда, его больше нет.

 Похоронили папу на Охтинском кладбище 9 октября 1973 года. По православному обычаю в часовне его отпевал батюшка. Когда вышли из церкви , зарядил холодный дождь, переходящий в снег, налетел пронизывающий ветер. Гроб везла лошадка, она неторопливо шла по длинным лужам, мимо берёзовых рощ и опавших мокрых листьев, покрытых первым снегом. Было невыносимо осознавать, что это последний путь и папа останется здесь один навсегда.

 Я никогда больше не зашла в нашу комнату, не стала бороться за свои права и через сорок дней уехала в Киев. В это тяжёлое для меня время, муж мой как в воду канул, навсегда.

 Есть этапные моменты в жизни человека. Мне исполнился 21год и я отчётливо поняла, что стала взрослой.

 По приезду в Киев многое изменилось. Во-первых, сестра с мужем вступили в кооператив и строили трёхкомнатную квартиру. Во-вторых, отчим принял решение и мне выделить жилплощадь, путём размена нашей квартиры.

Это было судьбоносное решение, и я всю жизнь благодарна отчиму за этот поступок. Ведь он мог этого не делать, его всё устраивало и район, и дом, и квартира. Рядом институт, стадион, он был болельщиком киевского «Динамо», театр оперетты. Мог сказать: « вышла замуж и иди живи к мужу». Ведь жилищный вопрос в то время был самым главным в жизни.

 Человек сдержанный, строгий он вывел уравнение с единственно правильным решением. Поступил по-отцовски. Время всё расставило на свои места и моя благодарность честная.

 Я устроилась на работу заведующей технической библиотекой и стала искать обмен. Самое главное было найти родителям то, что надо . И этаж, и место, и вид из окна, и нужную планировку, и сам дом. После упорных поисков я всё-таки нашла. Сама поехала посмотрела и осталась довольна. Меня же устраивало почти всё, лишь бы им подошло. Так и получилось, в июне стали готовиться к переезду. Мне досталась комната в коммуналке на первом этаже, с четырьмя семьями, зато телефон персональный в комнате и центр города. До сдачи кооперативного дома, нам с сестрой , её мужем и малышом, нужно было жить вместе в одной комнате.

Но моему счастью не было предела. Всё равно это было моё жильё. Мы так дружно жили, передать невозможно.

 В глубине души я не могла понять истинного мотива предательства моего «мужа», это была рана по живому. На годовщину папиной смерти, я отправилась в Ленинград и первый раз за год, позвонила мужу и ничего не объясняя, договорилась о встрече у Главпочтамта. По приезду в Ленинград на меня нахлынули мучительные воспоминания. Но на встречу я пришла в полном порядке. Он шутил, делал комплименты, никаких душещипательных разговоров между нами не могло быть. Мы поехали в ЗАГС подавать заявление о разводе без единого слова упрёка.

 Подав заявление и наспех попрощавшись, он побежал к троллейбусу. А я пошла в другую сторону .Из последних сил держалась, чтобы не разрыдаться. Горечь утраты, разочарование и обида захлестнули меня одновременно и целиком. На улице моросил дождь, облака лежали на крышах тусклых домов, стояла ленинградская осень. В этот момент я думала о папе, ведь только он умел чувствовать сложное со всеми оттенки. Невозможно передать, как остро мне его не хватало в этот пасмурный день.

 К вечеру я доплелась домой, увидев меня Тонечка ахнула: -

- Встречу, убью негодяя, - заверила она.

 - Да что же это такое… – развела руками бабушка и пошла утиной походкой на кухню за кипятком.

В тепле, рядом с родными, свернувшись калачиком на старом диване, ко мне пришло облегчение .

 Царапина оставалась долго, но постепенно от неё не осталось и следа. Он исчез из моей жизни, просто испарился .

 Что бы закрыть эту тему, скажу, что на протяжении более трёх десятков лет, мы случайно сталкивались раза три, четыре и каждый раз я благодарила Бога за то, что нас ничего не связывает.

 В Киеве у меня появились новые друзья, новая волна подхватила меня. Было ощущение завоевания позиций, я жадно навёрстывала то, что упустила. Закружилась в вихре людей, дел, проблем. Влилась в большой коллектив, расцвела, работала, училась. Жили мы по-прежнему вместе с сестрой и её семьёй, ночами шили наряды, хохотали, утром я убегала на работу, радость приносил каждый день. Вечерами обсуждали новости. Так прошло лето, осень, зима, весна и снова наступило лето. Мы прожили вместе почти три года и тесно в одной комнате нам не было.

В 1975 году сестра Регина решилась и родила девочку. В нашем женском полку прибыло. Девочка, слава Богу, родилась здоровенькая и спокойная. В семье облегчённо вздохнули.

 Жизнь шла своим чередом. В окно светило весёлое солнышко. Подоконник у окна был широким. Мы ставили на него швейную машинку, на полу раскладывали журналы мод «Силуэт», « Москвичка» и начинали фантазировать. На работу я приходила, благодаря сестре, как с картинки. Теперь пришло моё время подсчитывать сражённых . Однажды вечером, одновременно, у театра Франко, я назначила одиннадцать свиданий. Это был мой рекорд. Просто хотелось похулиганить. Пережив боль от предательства, обмана, я осталась романтичной девчонкой и не разуверилась в людях. И как-то моя начальница, Нина Васильевна, сняв очки и пристально взглянув на меня своими близорукими глазами , сказала,

- Лена, вокруг тебя столько хороших кавалеров вьётся . Тебе надо улучшать породу.

- А как это? - удивилась я.

- Вот так, подумай, чего тебе не хватает, такого и ищи.

Правда, я задумалась и поняла. Не хватает ума.

Стало ясно в каком направлении двигаться.

У сводной сестры брак трещал по швам. Когда мы жили с родителями, она скрывала многое. Тихая и сосредоточенная , чувствовалось, что она все страдания держит внутри. Права была бабушка, - они не пара. Да и муж страдал, потому что любил её по-своему. Как то, я взяла и рассказала отчиму о том, что происходит в семье его любимой дочери. Доходило и до рукоприкладства. Настроение зятя часто менялось, от весёлости к задумчивости, а порой и к агрессии был один шаг. Он был человеком сложным.

Какое-то время отчим не вмешивался. Но вскоре твёрдо сказал: -

 - Расходись, он не изменится. Как больной зуб нужно вырвать и забыть, а иначе будет болеть всю жизнь. Внука я возьму на себя.

 Тем ни менее, к Новому 1977 году, они вместе , наконец, въехали в свою квартиру. А я осталась одна в совершенно пустой комнате.

В это же время сестра Регина с мужем и маленькой дочкой улетели в Индию на несколько лет, а пятилетнего сына оставили на попечение свекрови. Брать его в жаркую страну ослабленного, с тяжелой астмой, врачи не советовали. На Новый год мы поехали с мамой к бывшей жене отчима, которая и была свекровью Регины. Мы все объединились вокруг ребёнка. Я переоделась в Снегурочку, а бабушка в Деда Мороза и устроили мальчику настоящий праздник.

Так женщины сплотились и на многие годы стали близкими людьми. То, что объединяло стало сильнее, прежних обид. Ведь это был их первый внук, выстраданный.

 Однажды, февральским морозным вечером, я отправилась в Питер, через Москву. Нужно было заехать к знаменитому гомеопату, по фамилии Пертуя, взять новую партию лекарств, он лечил племянника от астмы.

 Захожу в купе, проводник принёс бельё, горячий чай. Я нырнула в постель и закрыла глаза. Вдруг дверь открывается, и входит мужчина средних лет.

- Вы в Москву, мадам?

- Да. А вы куда путь держите?

- Тоже в Москву, -улыбнулся он.

Перебросились несколькими незначительными фразами и улеглись спать, поезд прибывал в шесть утра.

Прибыли, когда было ещё темно и мороз стоял градусов двадцать. У меня в руках был адрес, я спросила у попутчика, не знает ли он, какой это район. Он взял записку и вдруг перевернул мою ладонь, долго смотрел и говорит :-

- А ведь у вас, мадам, скоро большие перемены в жизни произойдут.

Попрощались, я побрела к такси и через двадцать минут была на месте. Приёма у врача нужно было ждать ещё два часа. В подъезде было сыро и холодно, а идти некуда. Два часа показались вечностью. Наконец, дверь открылась, и я зашла в квартиру. Доктор выписал лекарства, объяснил как принимать и как добраться до аптеки. С чемоданом я отправилась в метро. Когда в аптеке протянула рецепт, из окошка мне стали выставлять неимоверное количество пузырьков.

 Еле-еле упаковав, вышла на улицу. Мела пурга, ноги проваливались в сугробы. Города не знаю. Добралась до центра, и чтобы согреться , зашла в первый же магазин «Фарфор ,фаянс».

 Людей было видимо-невидимо, всё ведь было в дефиците. И вдруг стали выносить коробки со столовыми сервизами на двенадцать персон Дулёвского завода. Они совсем не дорого стоили, учитывая количество предметов . И вдруг я встаю в очередь и на меня находит умопомрачение. Я покупаю сервиз. Мне вынесли огромную, неподъёмную коробку. Что делать? С чемоданом, с лекарствами, c сервизом, голодная, замёрзшая, со слезами, начинаю двигаться к дороге. Долго стояла с поднятой рукой. Еле уговорила остановившегося таксиста подвезти меня на Ленинградский вокзал. Когда приехала, пришлось скатываться в длинный, скользкий подземный переход. Народ бежит, все торопятся, Москва! Я, как бурлак на Волге, чуть ли не в зубах тащила свою ношу и не могла понять, зачем я купила этот сервиз. Когда, наконец, взяла билет до Ленинграда, без памяти брякнулась на свободное место. Поезд мой уходил в два часа ночи. Так и просидела целый день на вокзале , ругая себя и не понимая, зачем я это сделала. Ночью пришлось добираться до вагона перебежками, перенося по очереди свою неподъёмную ношу . Стояли февральские трескучие морозы, я продрогла до костей . Сервиз доставил мне столько хлопот, что я навсегда запомнила этот эпизод . Но, вероятно судьба, помучив как следует, уже готовила мне награду…

 Итак, был месяц февраль, 1977года. Тонечка и бабушка по прежнему жили в своей комнате на Съездовской линии. Жизнь их текла ровно и спокойно. Тонечка, ездила на ревизии в Военные Округа , работала главбухом в Генштабе на Невском, без её подписи не проходил ни один платёж. Служба была для неё всем. После работы любила идти домой пешком. Через Дворцовый мост, сворачивала к Университету, дальше путь лежал мимо Академии Тыла и Транспорта, по Биржевому переулку, ныряла в свой глухой Тучков переулок. Приходила с мороза румяная, свежая, в пальто на двойном ватине, с воротником чернобуркой с хвостиками, а дома царил порядок и уют. Не спеша входила, рассказывала новости, бабушка ждала дочку со своими фирменными кислыми щами- объедение неземное. Наевшись, Тонечка брала книгу и устраивала своё длинное тело на «атаманку», на зелёной настольной лампочке «грибок» нажимала кнопочку и завернув себя в плед, с упоением погружалась в очередную «cагу о Форсайтах»:-

- Мамуль, чаю, - ласково командовала сытая Тонечка.

- Со слоечками?

- Да, и с брусничным вареньем.

Так, под оранжевым абажуром и уютным тиканьем ходиков протекали их длинные зимние вечера.

У меня было своё место за столом, около окна , своя тарелка синего цвета с золотым ободком, своя старинная китайская чашечка с жар птицами и райскими деревьями. Когда я уезжала, бабушка прятала мою посуду в буфет. Странно, но я помню все детали замысловатого рисунка. Дома у Тонечки и у бабушки, мне было свободно и спокойно.

 Отпуск мой подходил к концу. На 23февраля, День Советской Армии, Тонечка взяла путёвку выходного дня в Комарово . Поехали втроём, её подруга Ольга Михайловна, Тонечка и я. Мы взяли финские сани и катали друг друга по очереди. Вокруг голубые сосны, тишина, выпало много снега, он скрипел под полозьями санок. Тонечка когда шла, ставила ноги выкидывая их вперёд, мне было смешно, потому что она и меня научила такой чудной походке. Потом был обед и концерт в честь праздника для военнослужащих. Необыкновенно красивая Людмила Сенчина выступала в бархатном платье бутылочного цвета, которое ей очень шло. Дивный голос и удивительный образ русской артистки остался в памяти.

 На следующий день я уезжала в Киев, мы с Тонечкой тащили сервиз на Витебский вокзал и еле справились вдвоём. Когда я стояла в вагоне у окна, а она на перроне, на нас напал смех:

 -Правда, породу надо улучшать, - подумала я.

 Пришла весна. В Киев она всегда приходит неожиданно. Было то ветрено и холодно, cнег то таял, то снова падал на землю. То вдруг выглядывало солнце и

становилось тепло, высыхали лужи на тротуарах, на улицах становилось людно и шумно. Я ехала на работу и прикидывала, как изловчиться на сто рублей в месяц прокормиться, заплатить за квартиру, выплатить рассрочку, одеться и обуться.

 Но было предчувствие, что это весна особенная. Я стала присматриваться к окружающим ухажёрам. Но всё было ни то. Один женат, другой не нравится внешне, третий ни так умён, четвёртый со странностями. Вот бы всех перемешать!

 Однажды подружка уговорила меня заехать домой к одному парню, где её ждал муж .Вот просто взяла за руку и затянула. Там собралась молодёжь, недавнее студенческое прошлое ещё не отпускало, хотя все уже работали, они часто собирались вместе. Пели под гитару, шутили, болтали о том о сём, я и не заметила как прошёл вечер. И когда стала собираться, мгновенно определился провожатый, им был резвый симпатичный молодой человек. Когда подошли к моему дому, я удивилась , что он не спросил мой телефон, хотя чувствовала взаимную симпатию.

Все же скоро он позвонил, мы стали встречаться, и я поняла - это ОН.

 Ну, конечно, когда-нибудь это должно было случиться. Когда-нибудь он должен был возникнуть. То, что произошло этой весной мне кажется вполне закономерным.

 Он учился в аспирантуре и оказался очень серьёзным молодым человеком. С золотой медалью окончил школу, затем с отличием Университет . Обладал редкостным трудолюбием и целеустремлённостью, совмещая учёбу, научную работу на кафедре с весёлыми вечеринками.

 Однажды, ко мне домой неожиданно зашёл отчим, и я смутившись, их познакомила. Через некоторое время, отчим позвонил и сказал:

- Я физиономист и могу уверенно сказать, это наш человек.

 После первого неудачного похода замуж, мне было важно услышать такое мнение. Жизнь показала, что он оказался, как всегда, прав. Невероятная схожесть характеров, отношения к жизни и к работе .

Вспомнился недавний московский попутчик, который увидел на моей ладони линию моей судьбы. Всё у меня изменилось в нужном направлении и сервиз, кстати, оказался предчувствием добрых перемен.

Мы стали жить вместе и не расставались ни на один день. Хотя порой изводили друг друга нещадно. Началось бесконечное душевное движение.

 Даты рождения наши почти совпали. Оба Драконы, Скорпионы, только я появилась на свет шестого, а он девятого ноября. Цифры эти в лото называются туда-сюда. Неделимы.

 Думаю, наша встреча была предопределена и послана свыше. Я уже говорила о том, что мой папа в Ленинграде написал картину о Кирове, а мой парень родился в Кировограде и будучи школьником подолгу рассматривал папину картину, которая висела в городской Филармонии. Удивительным образом она его притягивала.

Поселились мы в моей комнате, купили необходимое, и стали вить своё гнездо. Сама собой сложилась особая атмосфера нашего общего дома. Он взял на свои плечи то, что положено взять настоящему мужчине, даже больше. Теперь я не мыслила себя в одиночестве и без защиты. Он оберегал и охранял меня, ведь я была слабее духом, а он сильный и абсолютно самостоятельный человек.

 

 В нашей коммунальной квартире жило двенадцать человек . Из них пять старух, два старика, сорокалетний холостяк врач-хирург, школьница c мамой, уборщица и мы. Утром в уборную выстраивалась очередь, дамы в ночных рубашках с горшками, старики в вытянутых кальсонах, каждый включал свой свет и снимал с гвоздя свой стульчак. Старики ворчали, торопили друг друга. Но в целом, отношения были тёплые и уважительные. Доживали свой век старые киевляне.

Чтобы попасть к себе в комнату, нам нужно было пройти сквозь прихожую, завернуть налево, открыть и закрыть две двери в коридоре, в самом тупике находилась наша комната.

 Старики любили делать мне замечания:

 - Лена, ваш муж не имеет совести, скажите чтоб не хлопал дверьми .

 Он смеялся и отшучивался: -

- Вот видишь как хорошо, проснулись и есть тема для разговора на кухне, обо мне.

 Я возмущалась, но всё повторялось сначала и было уже смешно. Зато , когда мы вечером приходили домой голодные, старушки наперебой предлагали нехитрую еду. И были рады, видя как мы с аппетитом уплетаем. Помогали по первой просьбе друг другу . Я освоила украинскую, грузинскую, еврейскую кухни.

Это были лучшие годы нашей жизни. У нас было своё жильё, мы его обустраивали, что-то придумывали, изобретали. И жилось нам в этой комнате совсем не плохо.

 В квартире жила женщина лет под сорок , звали её Ада Анатольевна Рутенко. Её фигура, лицо, манеры уникальны, а она сама настолько ушла вперёд от нашего времени и сыграла такую важную роль в моём становлении, что вряд ли я смогу точно это описать. И всё же, именно она раздвинула моё представление о мире, о жизни, о культуре. Научила на всякие ситуации и вещи смотреть с разных сторон и в конце концов понимать больше. Мы прожили в одной квартире двенадцать незабываемых лет, вместе пережили и горе и много радости, испытаний и минуты счастья . Сколько вечеров мы просидели вместе за чашечкой кофе, я очень ценила эти моменты, мы знали всех родственников, друзей, сотрудников друг друга.

 Однажды, в выходной, я с усердием занялась домашними делами и никак не могла их закончить. Хорошо помню, как утром Ада вдруг сказала обычным тоном: 

- Вот так можно пробегать с тряпкой всю жизнь.

 Посмотрев друг на друга мы рассмеялись. И всё же, я поняла смысл сказанного и сделала вывод. Над бытовыми мелочами необходимо приподниматься, заботясь прежде всего о внутреннем мира.

Вместе мы летали в Тбилиси, , бродили по этому замечательному городу, ездили по Военно-Грузинской дороге, посещали в горах потрясающие храмы, сверху любовались прекрасными виноградниками, пили волшебное грузинское вино- «сок земли» и путешествовали по старому городу.

 Горе тоже было общим .Вместе перехоронили всех наших стариков. На кухне накрывали общий стол, выносили еду, бежали за бутылочкой и до глубокой ночи не расходились.

 Осенью, 1977года ещё одно важное событие произошло в моей жизни. Я перешла на новую работу. В Киевский политехнический институт, на кафедру технической кибернетики. Это время полноценного общения и интересной работы. Я пошла снова учиться, чтобы прикрыть cвой гуманитарный диплом.

 Мне исполнилось двадцать пять лет и, наконец-то, всё сложилось как надо .

 В институте у меня появились верные подруги Наташа и Танюшка. Обе незаурядные личности c которыми меня свела судьба на всю жизнь.

Наташа, Наталья Ивановна, её особенность, среди прочих достоинств заключается в том, что у неё неотразимая красота в сочетании с сильной волей и острым умом. Её советы и оценки точны, объективны и взвешены. Это мудрый, порядочный и очень родной мне человек.

Танюшка, Татьяна Капитоновна, нам суждено было пережить вместе очень много сложных жизненных ситуаций. Трудно представить, как бы я жила без неё. Надёжная, заботливая, умница, человек чистейшей души и глубокой веры. C ней можно молчать, говорить, плакать, смеяться, в общем, быть собой.

Большое счастье и наслаждение иметь таких подруг.

Наша дочка родилась 2марта, 1980года. Я лежала в родзале и плакала. Это был самый счастливый день , без всякого преувеличения! В окна светило яркое весеннее солнце, был полдень. Я испытывала каскад эмоций, величайшее потрясение и гордость. Тяжелейшие мучения, длившиеся семнадцать часов забылись сразу, как только я увидела вытянутую огурцом маленькую черепушечку. Ничего нет сильнее чувств матери к родившемуся первенцу.

 Забирать нас приехали мама с отчимом, сёстры, племянники. Медсестра торжественно вручила молодому отцу дочь. Дома ждали соседи, в комнате всё блестело и сверкало. Несколько дней мама и Виталий готовили жилище к нашему возвращению . Доченька родилась на радость всем нам , желанная, долгожданная, любимая.

 Начался новый этап , новые заботы поглотили целиком и полностью. Муж заканчивал работу над диссертацией, я занималась малышкой и училась. Это было время внутреннего подъёма. Мы были молоды, красивы, любили друг друга и строили свою жизнь. Надо сказать, ни все были настроены благожелательно, некоторых, глядя на нас, била зависть . Жизнь ведь разная, никогда нельзя изменить злых людей. Нужно научиться не обращать внимание на пустяки и смотреть на многие вещи с юмором. Всё равно хороших людей намного больше. У меня есть один способ против зла, я на него не отвечаю.

 Было много чего в моей жизни, об этом я уже рассказала. Наконец, у меня было всё хорошо.

 Быстро пролетел год и 2марта, в день рождения доченьки, я вышла на работу.

Доченьку мама забрала к себе. После работы я мчалась к ним, а в пятницу забирали дочь домой. В это время Виталий защитил диссертацию. Как- то мы пришли домой, а соседи загадочно улыбаются. Когда все собрались, Ада достала долгожданное письмо, которое пришло из Москвы, и торжественно зачитала подтверждение из ВАКа о присвоении мужу кандидатскую степень. Быстро накрыли стол, что-то приготовили, нарезали салатики, купили бутылку вина и устроили праздник. Радость была искренней, и несколько дней вся квартира была под впечатлением этого события.

Много интересного пережили мы вместе в этой квартире. На третьем году нашей жизни, после смерти одной бабушки, жившей ближе к нам, в её комнате поселился двадцатипятилетний внук, который освободился из заключения.

В его комнате начали собираться наркоманы и уголовники разных мастей.

Однажды мне пришлось с маленькой двухлетней дочкой выпрыгивать из окна в чём была. Кто-то из соседей вызвал милицию, он в ярости подумал на меня. Стал ломиться в дверь, угрожать ножом. В квартире он устроил зону.

 Сосед, Анатолий Павлович Дитковский, заслуженный и уважаемый человек, врач хирург, как-то грустно пошутил: -

- Ну что ж, он по мелочёвки сидел, а прибьёт кого-нибудь из нас, тогда сядет надолго.

Мы находились в напряжении день и ночь.

Впрочем, полное отсутствие врагов расхолаживает. Квартира мобилизовалась.

Рядом чужой, пугающий мир и было реально страшно. Развлекались хулиганы днями и ночами. Громко играла музыка, прокурена вся квартира, непонятные мужчины и женщины на изрядном подпитии жаждали новых приключений . Никто из них не работал, просто гуляли на воле до очередной отсидки. Года два мы так и жили, деваться-то некуда. Потихоньку привыкли.

 Однажды утром, я не смогла выйти из комнаты, оказывается в общем коридорчике расположилась группа захвата с автоматами, мне приказали не высовываться. Сосед отчаянно сопротивлялся, отбиваясь и нещадно матерясь.

Я с маленькой дочкой оказалась в заточении . В коридоре слышался жуткий грохот, моя дверь ходила ходуном. Когда всё же его забрали, перепуганные соседи высыпали на кухню и долго обсуждали захват. Больше мы его не видели, зато нас затаскали в милицию. В суде от нашей квартиры присутствовали трое, Ада, Анатолий Павлович и мой муж. Вот такая у нас была коммунальная жизнь.

К Новому 1984 году, я неожиданно получила поздравительную открытку от папиной дочки. Прошло десять лет с тех пор, как я уехала из Ленинграда и ничего о папиных детях не знала. Перевернув эту страницу своей жизни. Ещё свежо было в памяти издевательство над больным папой , непорядочной женой. При всей нашей нелюбви к мачехе, я понимала, что это папина дочь, о судьбе которой он так переживал. Девушка появилась в период, когда у меня всё, наконец, сложилось. Я уже прошла свои «университеты». Было жильё, семья, образование, работа, и у них я ничего не взяла. Не скрою, мне не хотелось снова соприкасаться с тем миром, который оставил сильные и глубокие раны. Моим близким тоже казалась эта связь ненужным тяжёлым напоминанием. Были опасения по поводу того, что девочка росла в другой среде, в других человеческих взаимоотношениях, которые серьёзно влияют и формируют. Тонечка говорила: «Яблочко от яблони не далеко падает, не приближайся». Ответственный шаг принять в семью нового человека. И всё же, я не смогла ответить «нет», когда девушка искренне с непосредственностью сообщила, что уже взяла билет и едет к нам в Киев. Я постаралась убедить близких не отталкивать её, ведь ни чужая .А что касается её матери, то ни нам судить. Ведь жизнь настолько справедлива и никому не удаётся миновать расплаты, оказывающейся зачастую гораздо страшнее совершенных грехов. Она настигает через годы, через десятилетия. Что пошлёшь в этом мир, то и вернётся.

 Прошло много лет, я ни разу не пожалела, что стала поддерживать младшую сестру, проявляя заботу и опеку. С радостью мы встречаемся, бродим по городу, заходим в кафешки, посещаем театры и музеи .Нам всегда есть что рассказать друг другу. Даны мне судьбой близкие люди –родители, дети, муж, сёстры. Они все мною любимы, они часть меня. В наших отношениях нет неравенства. Я живу возможно старомодно, но у меня повышенное чувство ответственности за родных. Такое у меня видение мира.

Всё это я могу выразить сейчас, а в те времена мне было не до философии, просто я инстинктивно чувствовала именно так надо жить .

 Настало лето 1985года , как -то придя домой с работы, я застала соседей в радостном настроении.

 Принято решение о расселении нашего дома. Мы все получим отдельные квартиры . Мы радовались и грустили одновременно. Столько вместе пережито!

Тем ни менее, страсти бурлили, ощущалось важность момента , все находились в приподнятом настроении. Пресловутый квартирный вопрос заполнил собой лето и осень 1985года. Не вхожу в дополнительные подробности на эту тему.

Мечты о собственной квартире были из разряда самых несбыточных. И вдруг сбылось! Это было счастье, 24 марта 1986 года мы въехали в свой «дом».

В двухкомнатную квартиру в спальном новом районе Троещина.

Через месяц мы справляли новоселье, собрались друзья, соседи, знакомые. Мы наготовили много вкусной еды – салаты , фаршированную рыбу, плов, фрукты накрыли стол , чокались, шутили и смеялись. Царило приподнятое настроение.

 

А на следующий день мы узнали о том, что взорвался Чернобыль. Надо сказать, что буквально за пару дней до этого события, мама с дочкой уехали в Ленинград на Пасху и майские праздники к Тонечки в гости . Это страшная новость облетела город в понедельник, 28апреля. Утром в институте об этом событии знали все. Люди были в панике, все думали только об одном, как можно скорее вывезти детей из города. Тем ни менее официальных заявлений не было, и 1Мая мы все пошли на демонстрацию, маршировали по Крещатику, приветствуя наших « вождей».

 4 Мая стала появляться скудная официальная информация, а 6 Мая я , стоя на балконе увидела картину, которая потрясла. Детей вывозили из города. Автобусы с детьми медленно двигалась по шоссе, и им не было конца. Стало так страшно, я бросилась на Главпочтамт заказать междугородний разговор с мамой. Долго ждала своей очереди. Какого же было моё удивление, когда я услышала спокойный голос мамы. Они понятия не имели, что у нас творится. Пришлось им задержаться в Ленинграде на полгода, вместо двух недель.

 В нашем институте информацию мы знали достоверную. Учёных не обманешь.

И то, что мы узнавали каждый день, было чудовищно.

Со своими институтскими подругами мы расставались только на ночь. Столько пережили в это время вместе, не передать. Я звонила своим в Ленинград, чтобы услышать дочкин голос и не знала что ответить, когда она спрашивала: «Мам, а когда поедим на море?» А мы в Киеве реально боялись ядерного взрыва.

Время разделилось надвое. Но мы не выбираем времена, жизнь, слава Богу, пошла дальше и как-то постепенно вошла в привычное русло.

В середине октября я поехала в Ленинград. Нужно было возвращаться домой и готовить к школе дочку. Тонечка предлагала: « живите здесь, куда ехать под радиацию». Бабушки недавно не стала и ей было тоскливо одной. Так хорошо с Валенькой и маленькой внучкой. Подставить плечо, впрячься в проблему, это обычные отношения в нашей семье. Я с благодарностью вспоминаю многие моменты. Стояла осень, 19 октября, день Лицея. Тонечка, мама, дочка и я поехали в Пушкин. Гуляли по прекрасному парку, любовались пейзажем и обсуждали сложившуюся ситуацию.

На следующий год, ранней весной, мама с дочкой опять поехали в Ленинград к Тонечки. Она сняла дачу в Зеленогорске и они прекрасно прожили лето на берегу Финского залива.

 Прошло три года. 

 Дочка заканчивала второй класс, отлично училась. На работе всё складывалось хорошо, я получила ощутимое повышение и финансовое, и моральное в институте. Коллектив был замечательный, ведущая кафедра, одного из лучших вузов страны. Иметь такую работу огромная удача. Но, смутное беспокойство не оставляло…потому что предвиделись большие изменения в нашей семье и в моей жизни .

Мы ждали сына. 

Июнь 1989года выдался жарким. Беременность протекала тяжело. Роды начались на три недели раньше. Когда ехали в роддом, налетела гроза. А я просто теряла сознание от невыносимой боли и напряжения. Вокруг меня собралось много врачей. Что-то пошло ни так, началась паника. В какой-то момент я поняла, что самой мне не справиться . Я лежала у открытого окна и просила у неба помощи , а гром заглушал мои страдания. Малыш не мог пройти в узкие бёдра. Ситуация становилась катастрофической. Кесарево сечение делать было поздно. У ребёнка стало пропадать сердцебиение.

Это были страшные минуты. Казалось, что конца мукам не будет .Два огромных амбала мне просто выдавили полуживого мальчика. Ему понадобилась реанимация и мне тоже.

Через несколько дней нас перевели в детскую больницу, где я провела месяц в страхе за жизнь малыша. Эта больница мне снится в кошмарных снах до сих пор Полуподвальное старое двухэтажное здание, на одном этаже мамы, на другом орущие дети. Кормление каждые три часа круглосуточно грудным молоком, но из бутылочек, чтобы контролировать норму. Молока не хватает, молишься за каждую каплю, cтоит положить голову на подушку, тут же бутылочку с молоком украдут. В палате больше двадцати женщин, все в стрессовом состоянии. Отделение патологии новорожденных самое тяжёлое. Ежедневно у какой-нибудь мамочки сдают нервы. Невероятная усталость. Реакция непредсказуемая, одни лезут в драку и с диким криком выясняют отношения, другие начинают биться в истерики. Удобств никаких, помыться негде. Водопадами с неба лился нескончаемый ливень. Всё, что пришлось пережить в этот период описать сложно и хочется в этом месте поставить точку. Скажу одно, сын достался дорогой ценой.

После того, как мы оказались дома вместе с малышом, на меня дождём посыпались болезни. Обострился бронхит, тяжелейшая астма, жуткие головные боли. Совсем не было сил. Врачи разводили руками: -

- Что вы хотите, Чернобыль, поздняя беременность, тяжёлые роды, стресс, организм не справился.

 Наступил 1990 год. Пришло время перемен.

 Тревога, неуверенность в завтрашнем дне захлестнула страну. Рухнуло представление, что тебя защитит государство. Институты и предприятия не финансировались. Перестали платить зарплаты, пенсии. В магазинах с прилавков смели все товары . Ввели купоны на продукты питания.

Люди остались без ориентиров, распадались семьи. Некоторые сходили с ума от эйфории, другие от безысходности, бросаясь в разные крайности, ломались.

 Людям надо было понять, как встать нормально на ноги и куда идти дальше. Вот был вопрос, который затронул каждую семью. Все были поставлены на грань выживания.

В голове нужно было перестроить представление о мире, об обществе. Изменить менталитет.

 Коснулась эта проблема и нашей семьи. Эти годы стали годами испытания на прочность, верность , жизнестойкость.

 Всё, что творилось вокруг, было за гранью моего понимания. Если взять краски и нарисовать это десятилетие, то получилось бы мрачное, серое полотно.

 Перед мужем встали новые задачи, как выжить семье в изменившихся условиях. Чем заниматься, ведь наука перестала существовать. Сколько это всё продлиться. Благодаря неимоверному упорству и его трудоспособности в дом пришли деньги . Но с ними пришли новые испытания, сложные и коварные.

 После тяжелых родов и перенесённого стресса, мне никак не удавалось восстановиться. А помочь было некому. Бессонные ночи, боль, страх, не давали вздохнуть. За ребёнком приходилось ухаживать день и ночь одной. Мучительный кашель, переходящий в приступ астмы, бесконечные скорые. Я едва передвигала ногами. Не могла понять, что со мной происходит и как справиться.

Однажды, зимой произошло то, что навсегда изменило моё сознание.

Вот как это было.

Проснувшись , не сразу поняла где я. Осознала, что я дома, лежу на диване, глубокая ночь, мне необыкновенно легко. Вдруг, чудо! Я поднимаюсь к потолку и зависаю, затем с огромной скоростью влетаю в окно, боли нет и стекло не разбилось. Отлетаю в противоположный угол. На космической скорости бьюсь снова и снова как птичка о форточку, мысль ясная: «форточка закрыта». Начинаю метаться по комнате под потолком, бьюсь о стены, углы, потолок, но ничего не чувствую. На телевизоре стоит стеклянная вазочка, от моего взгляда, как от удара молнии стекло громко трещит, раскалываясь зигзагообразной чертой. Ничего не понимая, продолжаю сумасшедшее метание… Проносится мгновенная мысль и я еле успеваю её додумать: « входную дверь кто-то приоткрыл». Страха нет, лечу к двери, охватывает желание вырваться, вылететь на волю, беру разгон от окна и подлетаю к двери. Вдруг вижу маленького старичка с длинной седой бородой. Он спокоен и улыбается, стоит, не уходит. Я его где-то видела, но некогда вспоминать где. Совершаю еще несколько попыток, всё безуспешно, старик не двигается с места, поглаживая бородку. Окидываю взглядом комнату и прощаюсь, всё в прошлом, мне очень надо улететь. Набираю скорость , но что-то или кто-то не пускает. «Ещё не время»- доходит до меня. От нового состояния приходит азарт «вырвусь», но нет…не получается. Было хорошо и легко.

 В это время каменное тело, прикованное к дивану, напомнило о себе. Руки свинцовые, ноги- пудовые гири. Вдруг тело начало дрожать, мышцы свела судорога , навалилась тяжесть. Мне захотелось снова летать, я потянулась, но тело не слушалось . Мгновение спустя, почувствовала удар в грудь. Моя душа втискивалась в тело? Воздух замер, попыталась вздохнуть. Захотелось поднять голову, но какая-то сила не пускала. Я лежала неподвижно, пока не наступил рассвет. Первый луч света упал на стеклянную вазочку, на ней была глубокая трещина.

 В голове крутились ужасные мысли . Что со мной было? Может я схожу с ума? Или смерть посмотрела мне в глаза? Я прибывала в невероятном изумлении. Ослабленная, я тихонько встала и подошла к кроваткам детей. 

 После этой ночи я стала молиться и повторять : «Господи, дал ты мне детей, дай мне силы их вырастить». Эти слова я повторяла как заклинания.

 Мысли о детях спасли меня. Ведь это был самый болезненный период моей жизни. Иногда подступало отчаяние, огромными внутренними усилиями я пыталась справиться. Хваталась за любую соломинку, барахталась как могла. Обессиленная, не понимала как выкарабкаться. Делала всё, что могла, пила лекарства, лечилась, заваривала травы, обливалась ледяной водой. Повторяя и повторяя как заклинание : « Царица-водица, помоги возродиться».

 На время наступала ремиссия, но стоило подхватить простуду, организм не справлялся, снова и снова находилась на грани.

Депрессия, обиды, слёзы просто душили меня. Я старалась при детях держаться, загоняя вглубь болезнь.

 Внешне наша жизнь выглядела вполне благополучно.

Муж стремился к успеху , начались заграничные командировки, много новых людей пришло в нашу жизнь. Были среди них деловые, уверенные, напористые, коммуникабельные, вместе с тем , исключительно порядочные и интересные люди. В это же время пришлось столкнутся и с неимоверной завистью, которая обрушилась лавиной и приобрела различные уродливые формы. Злопыхатели, лгуны, озлобившиеся мстители, обманщики, вымогатели, кружили вокруг нашей семьи. Откуда они взялись и куда сгинули уже не имеет значение.

 На меня навалились другие проблемы. Мне казалось, что я плыву против течения и выбиваюсь из сил. Было тяжело и скучно ведь рутина и однообразие тоже враги. Длинные одинаковые зимы сменялись такими же длинными вёснами. Несмотря ни на что, я боролась за семью, оберегая её от зла . Я должна была выстоять, ради самых родных, самых любимых, тех, кому дала жизнь. Но был предел и у меня, все ресурсы были исчерпаны.

 В этот тяжёлый период, судьба свела нас с одним замечательным человеком. С доктором, Захаровым Александром Ильичом. Сколько он сделал для нашей семьи, переоценить невозможно. Он стал нашим семейным доктором и другом.

Талантливый, чуткий, порядочнейший человек, стоило ему появиться и дети , и взрослые сразу начинали выздоравливать. Профессионал высшего уровня, он просто спас мою жизнь. Когда потребовалось, организовал лечение, доставал лекарства, договаривался о консультациях. Необыкновенный жизнелюб и оптимист, заряжал положительной энергией и просто невозможно было «киснуть» в его присутствии. На таких людях держится всё. А в мою жизнь он пришёл в самый сложный период.

 Организовал качественное обследование. Был поставлен верный диагноз.

Необходима была срочная операция, собрали консилиум. Трудно принимали решение. Болезнь была сильно запущена. Решили рисковать.

 Я панически боялась операции. Вдруг начнётся приступ астмы и я умру прямо на столе. 

 В больницу легла в конце января.

Ночью перед операцией я не спала и изо всех сил старалась не рыдать. Утром, завернувшись одеялом, я пешком пошла в операционный блок.

Долго сидела в палате, операций было много. А тяжёлых оставляли на последок.

Наконец, пришёл мой черёд. Мне сделали наркотический укол и повели в зал.

Страх пропал, я легла на стол, руки мои привязали. Последние , что запомнилось врачи в голубых хирургических халатах и медсестра делает укол в вену.

Когда пришла в себя после глубокого наркоза, пожилой профессор Степаненко, сказал: -

- До лета бы не дожила, опухоль влезла между трахеей и пищеводом, крючком задавила, оставался маленький просвет. Одному Богу известно, как сердце выдержало.

Я попыталась ответить, но язык не слушался.

 Когда дошло, что всё позади, я облегчённо вздохнула и погрузилась в сон .

 Виталий в это время не отходил от меня, поил морсом, кормил . Мои сёстры готовили бульон, кашки. Младшая сестрёнка Вера, примчалась из Питера и дом взяла на себя. Ириша поддерживала мой дух. Я бесконечно благодарна всем людям за то, что они были со мной , морально поддерживали, проявляли заботу, любовь и тепло. Из окна струился свет, я лежала и радовалась: «кажется, выжила, скорее бы домой».

 Новая волна накрыла в начале марта, сын заболел коклюшем. Жизнь продолжала испытывать. Передать невозможно как он тяжело болел. Мы поехали в санаторий и рано утром выходили к реке дышать туманным влажным воздухом. Приступы были страшные. Я не выключала свет и сидела ночами у кровати сына. Никогда не забуду, как мы с сынишкой отчаянно выкарабкивались из болезней и спасали друг друга. Часто приезжал муж и подменял меня. А я падала на кровать, лежала молча, мокрая от слёз, не знала, как помочь ребёнку и себе.

 

 Прошло два месяца, потихоньку мы стали оживать и сын начал поправляться.

 Было ощущение, что мы выжили после сражений, крушений и катастроф. Пригревало солнышко, весна входила в свои права. Подруга Танюша взяла сына в деревню на парное молочко и свежий душистый воздух. Дочка готовилась к выпускным экзаменам. И сдала их отлично. 

Мы выбирали ей выпускное платье, хлопоты были такими приятными. После окончания школы дочка поступила в институт, где учился её молодой человек.

Жизнь снова стала приобретать краски и радовать. Мы переехали в новую квартиру, оставив в старой боль, обиды, болезни, горечи и жуткие девяностые перестроичные годы. Уезжать, если честно, было не жалко.

 

 Моя дочь, светлый человечек, родной и любимый, ей пришлось рано повзрослеть и стать самостоятельной. С собственным мнением, за которое может постоять. Никогда никому ничего не навязывающая, не зазнайка. Умница и красавица. Ещё в школе подружилась с мальчиком, c которым не разлучалась. Так они вместе взрослели, вместе поступили в один институт. Их постоянству можно поучиться взрослым. Пришло время и юноша пришёл просить руки дочери. Всё было очень хорошо .Подали заявление, назначили день свадьбы. Настроение было приподнятое. Это было счастье для всех. Очень волновались перед знакомством с семьёй новых родственников. С первой же минуты стало ясно, это НАШИ люди, близкие по взглядам, по- настоящему интеллигентные, красивые, мудрые с живой душой. Весной 2000 года, c хорошим настроением наши две семьи стали готовиться к свадьбе. Обсуждали все детали, подробности и когда пришёл день свадьбы, все были абсолютно счастливы. Большая удача породниться с такой семьёй .

 В этом же году у молодых родился сын, наш внук Дмитрий. Принимал нового человека Александр Ильич Захаров. От него мы узнали, что стали дедушками и бабушками. Волнение сменилось удивительной нежностью. Пили шампанское, смеялись и много шутили. Жизнь продолжается!

Маленький человек появился в семье и началась новая жизнь. Опять всё закрутилось, завертелось и обрело смысл. Дочка мужественный человек.

 Прошло пару лет и на свет появилась внучка Машенька. Теперь в семье полный комплект. Я активная бабушка и рада, что много времени провожу с внуками.

Они мои ордена и награды.

Это нормальная женская жизнь, полная забот, я считаю очень достойная. Ведь вырастить воспитанных, ухоженный, здоровых детей это большой труд и большое счастье. День мой расписан по минутам, ведь неизвестно сколько активных лет впереди. Многое надо успеть сделать.

Могу сказать огромное спасибо жизни. Когда-то, у меня был очень трудный период, я ходила по улицам, заглядывая в окна, мечтая о семье и жилье. Я написала о детстве, потому что считаю , это самое главное время в жизни. Ведь весь мир познаётся впервые. И первый снег , и ветер, и радость и первые слёзы. Всё ярко и пронзительно. Наблюдая за своими внуками, я многое понимаю и помню.

Они растут окружённые любовью и заботой. Дай Бог, им счастья!

Машенька первоклассница. Старательная, сообразительная. Я очень люблю её слушать. Дмитрий учиться в третьем классе. Мальчик со стержнем и с ярким огоньком в глазах. Сын заканчивает институт, на школьном выпускном вечере, одна девочка написала ему: « Такие люди как ты, делают Мир лучше и зажигают Звёзды». Он талантливый музыкант, пишет серьёзную музыку. Добрый, отзывчивый человек, способный сопереживать слабому.

 Дочь, сильный, яркий человек, свободна от чужих мнений и суждений. Она сама поставила себя на ноги и крепко на них стоит. Прекрасная и ответственная мама, заботливая, чуткая дочь и внучка. Дети и внуки мои единомышленники, нам интересно вместе.

 Мы с мужем много путешествуем и научились радоваться тому, что имеем.

Когда дети подросли, у меня появилось время для себя и я с радостью открылась всему новому. Я пошла в автошколу и записалась на курсы вождения. Три месяца, день и ночь, было полное «погружение» в тему. Я сумела разобраться в том, о чём понятия не имела. Оказывается всё ни так сложно. Просто нужно хотение и не взирая на возраст, не бояться браться за незнакомое дело. Ведь всему можно научиться. Получив водительские права, вся семья гордилась мной, а я увереннее cтала делать шаги вперёд. Взяла и пошла в спортивный зал на танцы. Встала на горные лыжи .Закончив компьютерные курсы, стала полноценным пользователем сети. И мне открылся весь мир! Мои одноклассники в Израиле, в Америке, в Европе, в Киеве, вышли в эфир. Не зная друг о друге ничего сорок лет, мы стали общаться с щемящей добротой и искренностью. Рассказывая чем живём, про ситуации в странах, о работе, о детях, о культуре, о быте, в общем, о жизни .Ведь проблемы у всех одни. Я нашла родных людей из далёкой юности. Вернуться в юность оказывается очень полезно, ведь пока знаешь, что ты часть чьей то жизни, возраст не пугает.

 Вот и сейчас, глубокая ночь, а я работаю над книгой. Когда я задумала писать, предположить не могла, что это такой тяжёлый и одновременно захватывающий труд. Как сказала моя внучка: - « Ты что великая? Что ты всё пишешь». Внук тоже удивился: - « А это кому- нибудь нужно?»

 Я задумалась. Так ради чего, всё-таки неведомая сила заставляла меня сидеть до утра за компьютером. Вспоминать, размышлять, писать и вычёркивать, перечитывать и начинать сначала, погружаться в свои эмоции, мысли, переживания. Думаю, ответ понятен.

 Я начала писать книгу летом на даче, грело солнышко, детский смех и щебет птиц окружали меня. А сейчас, за окном февраль, зима снежная и холодная. Мне радостно оттого, что скоро придёт весна и распустятся подснежники.

Год назад я бродила по Питеру заглядывая в те уголки , где жили мои родные, где родилась и взрослела я. Долго стояла во дворе бабушкиного дома и представляла, как она поджидала на лестнице дочку с веником в руках и прогоняла ухажёров .

 Как пришла война и началась блокада. Сколько горя пришлось пережить моим родным. . Представила, как связав саночки, обессиленные мама, бабушка и Тоня, в страшный мороз везли своего любимого мальчика в последний путь на Пискарёвское кладбище . Вспоминала, как приезжала на зимние каникулы.

В Юсуповском саду каталась на коньках, как по субботам ходили в баню. Бабушкины щи и пироги с капустой, лото с соседями по вечерам. Как ездила к папе на трамвае в мастерскую на улицу Римского Корсакова .

 Шла на улицу Плеханова, где ветреным, тёмным ноябрём я появилась на свет. Здесь, среди мольбертов, холстов и красок, сделала свои первые шаги и произнесла первые слова. Запрокинув голову, я долго смотрела на широкое окно нашей комнаты. Вспоминая, как маленькой девочкой я просиживала на подоконнике и глядя на улицу, ждала маму. Как весело жили мы в этой квартире в пятидесятые годы, папа , мама сестра и я. Счастливые глаза папы, когда он подбрасывал меня высоко и смеялся до слёз. Как топили печку дровами и какие ёлки приносил папа на Новый год. С какой любовью и нежностью папа писал мамин портрет!

По переулку Антоненко, вышла на самое красивое место города, Иссакиевскую площадь и вошла в Александровский сад. Стояла осень, дети радостно бегали по аллеям парка, собирая жёлуди и разноцветные листья.

Вот я и вернулась сюда, через пятьдесят лет . Именно здесь круто изменилась моя судьба. Я оказалась в Киеве. Время меняет отношения ко многому. Думаю, оглядываться назад присуще каждому человеку, ведь попытка разобраться в себе, в своей жизни важна. 

 

Свою повесть я назвала « Вперёд-назад», и на протяжении года хотела изменить название. Теперь, когда работа движется к концу, перечитывая, название мне кажется вполне закономерным. Не стоять на месте, а слиться с потоком времени и нестись вперёд. Что может быть увлекательнее и интереснее!

 Вот, пожалуй, и всё. Благодарю всех, кто взял мою книгу в руки и потратил на неё своё время. Всего Вам доброго! А главное, верьте в себя и будьте счастливы!

 До свидания! До новых встреч!

 ВАША Елена Петрова.

 

 

Киев – Санкт-Петербург.


на главную | моя полка | | Зимняя дорога в осень |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 3
Средний рейтинг 4.3 из 5



Оцените эту книгу