Книга: Операция «Танк времени». Из компьютерной игры – на Великую Отечественную



Операция «Танк времени». Из компьютерной игры – на Великую Отечественную

Олег Витальевич Таругин

Операция «Танк времени». Из компьютерной игры – на Великую Отечественную

Операция «Танк времени». Из компьютерной игры – на Великую Отечественную

Олег Таругин

ОПЕРАЦИЯ «ТАНК ВРЕМЕНИ»

Из компьютерной игры – на Великую Отечественную

Ты чемпион компьютерной онлайн-игры "Мир танков"? Ты возомнил себя настоящим танковым асом, настреляв в "виртуальной реальности" тысячи панцеров и ганомагов? Ты согласился протестировать новый танковый симулятор с "максимальным погружением" и "полным эффектом присутствия"? Ну так будь готов истекать кровью и сгорать не понарошку, а заживо. Потому что игры кончились, и это не просто компьютерная стрелялка, это танк времени, перебрасывающий геймера на Великую Отечественную, где и жить, и умирать придется не играючи, а всерьез, - полученные там раны продолжают кровоточить и после отключения компьютера, виртуальные "тигры" грозят реальной смертью, а сгорев в подбитой "тридцатьчетверке", жизнь уже не перезагрузить. И тебе выбирать - отсиживаться ли в "светлом будущем", оправдывая собственную трусость тем, что один человек все равно не в состоянии изменить историю, или день за днем добровольно спускаться в ад танковых сражений, чтобы хотя бы на миг приблизить День Победы.

Автор выражает глубокую признательность за помощь в написании романа постоянным участникам форума «В Вихре Времен» (forum.amahrov.ru) Константину Щелкову, Николаю Пакулину, Александру Кулькину, Воронкову Александру, Сергею Акимову, Андрею Колганову, Борису Каминскому, Николаю Тоскину, Евгению Попову, Сергею Кокорину и всем другим, пожелавшим остаться неизвестными.

Отдельная благодарность Андрею Туробову за финальную правку текста, а также Ольге Амбарцумовой и Татьяне Философ за помощь в написании отдельных эпизодов романа.

Спасибо большое, друзья!

Посвящаю эту книгу всем героямтанкистам Великой Отечественной войны, как дошедшим до Победы, так и навечно оставшимся на полях сражений…

Слава вам и вечная благодарность потомков!

ПРОЛОГ

Россия, недалекое будущее, за несколько месяцев до описываемых событий

На черной глади монитора, перешедшего в режим ожидания, как и много лет назад, кудато неслись звезды. Тысячи, миллионы звезд подобно отлетающим душам стремились в иллюзорную заэкранную бесконечность. И человек не мог оторвать взгляда от их бесконечного полета, хотел – и не мог…

…Ну, вот и все… Дело всей жизни завершено, если, конечно, такие высокие слова подходят к сложившейся ситуации. Вот только ожидаемое облегчение отчегото так и не пришло, скорее, наоборот, в глубине души поселилась какаято не до конца осознаваемая тяжесть. Нет ни радости, ни торжества, зато нежданно появилась неуверенность: а стоило ли вообще затевать все? Нет, боль за страну, за попранную и перевранную историю, за разрушенные судьбы никуда не делась, как и горечь за проигранную, по сути, борьбу за умы нескольких выросших после крушения Советского Союза поколений молодых людей. Борьбу информационную, к которой никто никогда не готовился.

По правде говоря, именно после окончательного осознания столь неприятного факта и пришла в голову идея попытаться все изменить. Нет, не грубо, не насилием, что вы! Никаких новых бессмысленных путчей, кровавых переворотов или свержений правительств. Ударить нужно именно тем оружием, что обеспечило победу противника в информационной войне. Молодежь только и делает, что шарится по Сети да рубится в онлайновые игры? Что ж, отчего бы не пойти им навстречу, одарив еще одной, абсолютно бесплатной игрушкой, равной которой еще нигде и никогда не было. Игрой, которой, если все пойдет, как задумано, предстоит стать поистине Последней. Тем более что после столь широкого внедрения технологий трехмерной графики и виртуального погружения не так уж трудно создать и коечто еще, особенно если вспомнить о секретном проекте «14–30», известном в узких кругах как «Слияние».

К счастью, почти забытом.

О проекте помнили только те, кому он был действительно необходим. Помнили о внезапном прорыве, похожем на откровение свыше, о работе на грани фола – не только административного, но и морального, психологического.

Тогда, десять лет назад, тему «Слияние» заморозили ввиду «бесперспективности, излишней себестоимости и отсутствия соответствующих компьютерных и программных мощностей». Именно так им и объявили официально. А неофициально – ненавязчиво рекомендовали поскорее все позабыть и никогда не вспоминать. Ради собственного же блага, разумеется. Очень ненавязчиво рекомендовали.

Что ж, вполне понятно: осознав, какие перспективы открывает проект, те, кто отдавал приказы и курировал проект, попросту испугались. Не за страну, разумеется, и уж тем паче не за народ, а за себя любимых, за свои тепленькие уютные креслица и солидные счета в европейских банках. Одно дело – с кривой ухмылочкой почитывать ставшие популярными те же десять лет назад книжки про меняющих историю к лучшему «попаданцев» в прошлое, сидя перед камином и потягивая дорогущий коньяк, и совсем другое – вдруг понять, что все это может оказаться реальностью. Реальностью, в которой им вряд ли нашлось бы место…

Многие сотрудники «Слияния» поступили именно так, как им и было рекомендовано ; многие – но не все. И последних оказалось больше. Десяти лет им хватило для создания в абсолютной тайне проекта «Игра». Причем работали, ни от кого не таясь, прикрываясь полностью легально основанной фирмой ООО «Танковый клуб», позиционировавшей себя в качестве разработчика игрового 3Dсофта нового поколения. Разумеется, программисты компании не видели и не понимали всей картины в целом, выполняя лишь крохотные кусочки работы, которым в недалеком будущем предстояло стать чемто доселе непостижимым. И уж тем более понятия не имели, кто именно разрабатывает техзадания и тестирует написанные кусочки некой программы. В Сеть выкладывались поражающие воображение рекламные проморолики и картинки; уставшие от приевшихся игр геймеры, глотая слюни, записывались в добровольные бетатестировщики и ждали выхода релиза программы, будучи в уверенности, что разрабатывают ее где угодно, но уж точно не в родной стране. Фирма исправно платила налоги, имела официальный сайт, форум и банковский счет, раз в год участвовала в благотворительных акциях по переводу средств малоимущим семьям и детским домам и не привлекала особого внимания ни со стороны налоговой службы, ни силовых структур, ни «софтваровых» конкурентов.

И вот теперь проект, наконец, подошел к своему логическому завершению. Релиз был готов к выкладке в Сеть, а бетатестеры? Зачем им знать, что обкатывать программу вовсе не нужно? Что она начнет саморазвиваться с каждым новым зарегистрировавшимся пользователем? И что коекому из игроков предстоит в будущем испытать вовсе уж полное погружение ?

Им этого знать вовсе не нужно.

Как и всем остальным участникам из разных уголков этого маленького свихнувшегося мира под названием «планета Земля»…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Игра

ГЛАВА 1

Украина, лето 1941 года

Под днищем противно заскрежетало, и боевая машина заметно качнулась, перевалившись с борта на борт. «Не застрять бы, – мелькнуло в голове. – БТ – не „тридцатьчетверка“ и уж тем более не КВ. Сяду на брюхо – и все, сливай воду. Расстреляют как сидячую утку, тут и обычной „колотушки“ за глаза хватит». Не застрял. Танк снова дернулся, в скрежете просквозила истерическая нотка рвущегося металла, и выровнялся. На что именно они наехали, мехвод так и не понял, не то раздавленное кемто из предшественников немецкое ПТО, та самая помянутая секундой тому назад PaK35, не то какойто другой военный хлам, опять же уже побывавший под чьимито гусеницами. Над головой ахнула родная пушка, смотровая щель на миг затянулась дымом, истерично пролаял спаренный пулемет. Куда стреляли и попали ли (что вряд ли, командир выпалил явно наугад, даже не скомандовав «короткую»), он не видел. Вопервых, не до того было, да и тот невеликий обзор, что давал закрытый побоевому люк, перекрывала подбитая несколькими минутами раньше бэтэшка их роты, со зверски развороченным бортом и скособоченной детонацией боекомплекта башней, увенчанная чадным султаном прибиваемого ветром к изрытой земле дыма.

Притормозив правой гусеницей, налег на рычаг, обходя подбитую машину справа, со стороны импровизированной дымзавесы. Из смотровой щели дохнуло вонью горящего бензина и резины, смешивавшейся с заполняющей боевое отделение кислой пороховой гарью. Жаль, люк не откроешь, а оба башенных, хоть и не на стопорах, а прихвачены ремнями в приоткрытом положении – в июле сорок первого они уже начали коечему учиться на собственных ошибках – особой вентиляции не добавляли.

Вырвавшись из полосы дыма, танк оказался на открытой местности. В смотровой щели мелькнула полоса недалекого уже леса, к которому он и стремился, надеясь найти укрытие как от немецких орудий, так и от господствующей в небе уже второй месяц вражеской авиации. Сколько до него, полкилометра? Или больше? Шоссе, на котором попала в засаду их колонна и сейчас все еще полыхали первые подбитые машины, осталось позади. Успевшие вырваться из артиллерийского капкана танки рассыпались по полю, в самоубийственном порыве атаковав замаскированную противотанковую батарею. И снова повторилось то, что уже случалось раньше. Быстроходные БТ опередили тяжелые танки («тридцатьчетверок» в колонне до боя насчитывалось лишь две, и обе сейчас чадно дымили на насыпи), напарываясь на бронебойные снаряды немецких противотанковых орудий, против которых на столь близкой дистанции у них просто не было шансов даже в лобовой проекции. За пять минут боя из бэтэшек остался только их танк, да и то потому лишь, что мехвод вовремя понял, что происходит. Зато уж три уцелевших из разгромленной сводной колонны КВ оттянулись по полной, утюжа гусеницами немецкие орудия. А затем в бой вступил ктото не в пример более могущественный, нежели 37мм «Panzerabwehrkanone», и все три «Ворошилова» застыли на поле. Одному порвало гусеницу и вырвало направляющий каток, после чего он крутнулся на месте, подставив под снаряд борт. Второму прилетело в двигатель, когда он маневрировал, объезжая преграду. Третий же и вовсе скрылся в огненнорыжем облаке детонации: машины шли на передовую, под завязку забитые снарядами. Вот и получается, что сейчас единственной боеспособной единицей оставался одинокий БТ7, на всех парах рвущийся к лесу, своей последней и казавшейся иллюзорной надежде на спасение…

Справа ударило, вздыбилась земля, комья заколотили по броне. Случайность? Ох, не похоже. По ним бьют, точно по ним, вот только кто и откуда?! И явно чемто покрупнее немецких 3,7см! Шарахнуло еще раз, почти перед самым танком, щедро запорошив смотровую щель пылью и дымом.

«Почти попали… – пришла запоздалая и какаято отстраненновялая, равнодушная мысль. – Еще бы с метр – и пипец котенку. Или б гусянку порвало, или б в аккурат в мой люк влетело…»

– Налево давай!!! – истерично заорал не то командир, не то заряжающий, от избытка чувств шарахнув сапогом по спинке его кресла. Ну, понятно, сверхуто им всяко виднее. – Самоходка, ммать…

Он поспешно вошел в разворот, словно плугом выворачивая узкими гусеницами покрытую пожухлой травой украинскую землю, однако это уже ничего не могло изменить. Немецкая самоходка, угловатая StuG III, которой в Красной Армии еще не успели присвоить неофициальное обозначение «артштурм», застыла метрах в тридцати, укрывшись за невысоким пригорком, поросшим редкими кустами. Кургузый, но не ставший от этого менее опасным ствол семидесятипятимиллиметрового орудия смотрел точно им в лоб. Орудие над головой снова ударило, командир успелтаки выстрелить еще раз, явно не слишком прицельно, но и это уже не имело никакого значения. Мехвод, яростно скрипнув зубами, навалился на жалобно скрипнувший рычаг, вбил в полик педаль в наивной попытке отвернуть, рывком выбросить танк из сектора поражения, но жерло вражеской пушки уже озарилось коротким сполохом.

Вспышка. Боль. Темнота…

Россия, недалекое будущее

Голова ощутимо гудела, когда Кирилл Иванов стягивал с нее… нет, вовсе не окровавленный и пробитый осколком отколовшейся брони шлемофон, как казалось мгновение назад, а шлем мнемопроектора. Точнее, даже не шлем как таковой, а широкий, сантиметров восьми высотой, обруч, прикрывающий лоб и глаза, с непрозрачным забраломэкраном и короткой антенной коннектора сбоку. Отдышался, ощущая, что футболка насквозь промокла от пота, как и коротко стриженные, по армейской еще привычке, волосы. Сморгнул несколько раз, возвращаясь в реальность. С каждым разом оное возвращение отчегото давалось все тяжелее. Если в первые «погружения», с месяц назад, он просто отключался и шел на кухню пить кофе или пиво, в зависимости от времени суток и настроения, то сейчас приходилось прилагать определенное усилие, чтобы понять, где граница между виртуальностью игры и реальностью жизни. Странно, хотя, если честно, одновременно и прикольно. Нет, сначала даже страшновато бывало, особенно когда в первые секунды не мог понять, где он находится, а сейчас привык, вот только выходить все сложнее. Не физически, конечно, с этимто проблем нет, если он чрезмерно заиграется, верный комп полюбому его в «суровые будни» выбросит, а… морально, что ли? За несколько часов игры сживаешься с героем так, что мама не горюй! Как говорилось в какомто старом фильме, одном из первых снятых в архаичном «триДэ» («четверка» вошла в обиход только в две тысячи четырнадцатом, а эффект «полного погружения», по сути, и был создан на ее основе двумя годами позже), «присосался к своему аватару, что и не оторвешь». По сути, так оно и было – эффект «двух П» изначально предполагал, что виртуальный игрок не просто управляет танком или, допустим, истребителем, стреляя в создаваемые компьютером мишени, а в определенной мере психологически полностью ассоциируется со своим «вигом», виртуальным героем, становясь способным воспринимать большинство испытываемых последним чувств – запахи, боль, тактильные воздействия, жару или холод – и так далее.

Официально «Танковый клуб», первую в мире игру с эффектом «полного погружения», разработала небольшая софтовая фирма с аналогичным же названием, расположенная гдето за Уралом. Однако в среде геймеров, особенно профессиональных, упорно бродили «абсолютно точные слухи», что к этому приложили руку не то военные, не то сотрудники госбезопасности. А коекто и вовсе уверял, что симулятор основан на некоем сверхсекретном проекте, от которого вояки отказались изза дороговизны и бесперспективности в современной войне. Так ли оно было на самом деле, никто, ясное дело, не знал. Непреложным же фактом оставалось лишь одно: как бы оно там ни было, первый в мире ППсимулятор разработали вовсе не в какойнибудь Кремниевой долине, а в России.

Вторым непреложным фактом было то, что одним из первых и лучших игроков «Танкового клуба» оказался именно он, Кирилл Иванов, студент третьего курса Бауманки, не лучший и не худший, типичный середнячок, бывший сержант танковых войск РФ. Ага, именно так. Три года назад он благополучно отслужил, между прочим, по собственной воле – и молчаливому согласию отца – в армии, попав именно туда, куда и собирался. Чем некогда премного удивил военкома, давнего знакомого его отца, ожидавшего, что парень станет «косить» от ратной службы всеми доступными и недоступными способами. Почему удивил? Просто отец Кирилла, средней руки бизнесмен, занимающийся компьютерными технологиями, при желании вполне мог отмазать сына от «выполнения долга перед Родиной», не особенно при этом и обеднев. Мог, но не стал. Да сын особенно и не протестовал: с детства Кирилл мечтал именно о бронетанковых войсках. Занимался стендовым моделизмом (в кружок ходил, а разок даже поучаствовал в выставке), качал из Сети фотографии, документальные фильмы и справочники, с упоением резался в самые разнообразные танковые шутерысимуляторы, заслужив среди сверстников кличку Снайпер, интересовался историей Великой Отечественной – но без фанатизма, так сказать, просто для саморазвития.

Потом были удивленные, но одновременно исполненные с трудом скрываемого уважения глаза военкома, учебка под Владимиром и… подмосковная Кубинка, куда он попал по распределению и, как всерьез подозревал, всетаки не без участия военкома. Два года – именно этот срок вернули еще в «две тыщи ноль тринадцатом» – срочной службы. Затем поступление в вуз, студенческие будни и пьянкигулянки (собирались у него, благо двушку в Митино, неподалеку от станции метро, отец подарил ему к дембелю, сделав совершенно неожиданный сюрприз, о котором ухитрились не проболтаться ни мать, ни младшая сестра). А год назад какойто батин не то компаньон, не то просто дальний знакомый, трудящийся на том же софтовом поприще, предложил ему попробовать первую в мире игрулю с эффектом ПП. Он и попробовал – поначалу довольно скептически, поскольку после настоящей службы и реального же Т95М, того самого, о котором столько говорили и в реальность серийного производства которого в начале «нулевых» уже почти никто не верил, совершенно потерял интерес к сетевым играм и прочим «танчикострелялкам».



Попробовал – и увяз в виртуале, словно хрестоматийная муха в хрестоматийном же варенье. Потому что это была не просто игра, а Игра с большой буквы…

Стянув следом за шлемом сенсорные перчатки, Кирилл потянулся в скрипнувшем кресле. Снова провал. Задание не выполнено, танк сгорел, экипаж погиб. В точности, как и в реальности (все предлагаемые игровым меню сражения волей разработчиков ТК основывались исключительно на реальных боях Великой Отечественной войны). Которая уже по счету попытка переиграть лето сорок первого – и всегда одно и то же. В первый раз он, разумеется, оседлал Т34 – вот еще, на какойто бэтэшке шариться! Он геймер со стажем, или где?! И был благополучно разбомблен вместе со всем эшелоном на какойто крохотной железнодорожной станции в Белоруссии. В него, собственно, не попали, и он даже успел свести свой танк с платформы, однако несколько сброшенных «Штугами» фугасок угодили прямехонько в эшелон с боеприпасами и ГСМ, загнанный на соседний путь. В результате местность в радиусе двухсот метров превратилась в настоящее месиво из искореженного металла, вспаханной земли, искромсанной человеческой плоти и горящего бензина. Не выжил никто.

Затем Кирилл, движимый все той же идеей о собственном геймерском опыте, пересел на КВ и, напевая мысленно «когда нас в бой пошлет…», двинулся в этот самый бой. В первой игре их колонна напоролась на засаду немцев и сгорела, поскольку даже броня «Ворошилова» не могла соперничать в лоб с бронебойными снарядами зенитных «ахтахт», выведенных на прямую наводку. А в борт в этот момент предательски лупили с десяток легких танков и «Штуг», грамотно замаскированных в зарослях по обе стороны дороги.

Вторая игра вышла чуть лучше, во встречном бою неподалеку от какойто безымянной белорусской деревушки, от которой остались, впрочем, лишь закопченные дымари да бродящие меж сгоревших подворий куры, ему удалось с ходу уничтожить аж три немецких танка, два чешских «38(t)» и «двойку». Судя по тактическому номеру и мощной антенне – командирскую. «Чехов» его экипаж – он по привычке играл за мехвода – расстрелял болванками на дистанции, благо два с половиной сантиметра брони никак не могли противостоять снаряду калибром в три дюйма. Ну, a PzII, сугубо в порыве хренпоймичего, видимо, обиды за прошлые поражения, и свои, и героических предков, просто раздавил. И крутился на стонущей под сорока пятью тоннами «двойке», рискуя сорвать гусеницы, пока не упали из жаркого июльского поднебесья, распластав меченные крестами крылья, «восемьдесят седьмые» «юнкерсы». Дальше – вполне ожидаемое прямое попадание. В башню. Когда вывалился в реальность, долго еще утирал кровь из прокушенной в двух местах губы…

Покинув эргономичное кресло, снова потянулся, сильно, до хруста в затекшей спине, и стянул пропотевшую футболку. Никаких предсказанных фантастами начала века геймерских сенсорных комбинезонов в реальности не случилось: программа обеспечивала эффект ПП благодаря прямому контакту с разумом игрока. Проще говоря, мозг игравшего верил, что на нем танковый комбез и шлемофон, что ему жарко или, наоборот, холодно, что в ноздри лезет смрад горящего бензина и обугленной человеческой плоти, что ноют синяки от ударов о броню, и тело в этом не сомневалось. Перчатки же простонапросто заменяли привычные клавиатуру и мышку, позволяя легкими движениями пальцев выполнять все необходимые игровые функции.

Кирилл взъерошил влажные волосы. Из распахнутой балконной двери веяло свежестью и приятной прохладой – в этом году ни леса, ни торфяники не горели, и в столице можно было нормально дышать, несмотря на довольно жаркое лето. Глянул на часы – половина третьего. Стало быть, провоевал он больше четырех часов – неслабо, а казалось, что прошло намного меньше. Всетаки время «здесь» и «там» определенно течет не равномерно. Хорошо хоть каникулы сейчас, и не нужно выкраивать время на курсовые и штудирование лекций (равно как и на игру).

Так, футболку – в стиральную машину, умыться и переодеться. И поесть, между прочим, не мешает. Там, в игре, перед самым боем, он тоже перекусил сухпайком, причем благодаря все тому же «полному погружению» его организм воспринял цепочку бит информации, словно реальную пищу, но перегибать с этим не стоит. Можно обмануть отвечающие за ощущение сытости участки мозга и доиграться до той или иной стадии истощения. Ага, именно так! Об этом, кстати, предупреждали в правилах, которые следует не просто прочитать при регистрации, поставив галочку напротив «С правилами согласен, условия принимаю», но и ответить на ряд каверзных вопросов – иначе учетная запись игрока не будет активирована. А ответить на эти вопросы, не проштудировав правила, практически невозможно. Пытаться угадать правильные ответы смысла тоже нет: за три подобные попытки следует блокировка айпишника. Естественно, играть могут только лица старше восемнадцати, поскольку благодаря ПП можно не только ощущать голод или сытость, боль или радость, но и эффект от принятого алкоголя, например. Или никотина, а то и чего похуже. А это уже, согласитесь, серьезное дело. Впрочем, особых проблем с регистрацией обычно не возникает – после введения электронных паспортов подтверждение личности и возраста геймера занимает считаные секунды и пару кликов мышью. Если ты, конечно, настолько ретроград, что еще пользуешься допотопным девайсом… Без которого, впрочем, тоже невозможно, не станешь же натягивать перчатки, чтобы проверить почту, открыть какойнибудь текстовый файл или полазить по сайтам…

Посетив санузел и натянув чистую футболку, Кирилл отправился на кухню, по дороге проверив автоответчик и несколько лет назад заменивший привычные мобильники многофункциональный коммуникатор. Пропущенных звонков не было. Уже хорошо. А то както раз Ленка – его, типа, официальная девчонка – полчаса трезвонила, стоя под дверью, пока он не удосужился «выпасть в реальность». Ох, и скандал тогда был! Разумеется, с обязательным выбором «или я, или твоя идиотская игра!». Разрулил, конечно. Правда, пришлось просить у бати денег на приличный подарок – обычно он вполне обходился своими силами, еще с армии привыкнув к самостоятельности, но вот на этот случай его ресурсов явно не хватало. Денег отец, конечно, дал, хоть и побурчал относительно того, что в его годы молодые люди больше всетаки интересовались существами противоположного пола, нежели компьютерными игрушками, пусть даже и с полным погружением. И что рано или поздно он таки не выдержит и поговорит с Санычем относительно блокировки сыновьей учетной записи, поскольку еще хочет понянчить внуков, а не носить апельсины в психушку, куда сын обязательно попадет. Санычем – точнее, Виктором Александровичем – как раз и звался тот самый папин «не то компаньон, не то дальний знакомый», что предложил парню стать одним из первых игроков ТК. Насколько Кирилл знал, тот являлся кемто вроде главного админа всего проекта «Танкоклуба», так что отцовская угроза вовсе не казалась беспочвенной, тем паче что повторные регистрации отчегото правилами категорически запрещались. Ну, не станешь же менять ipномер компа и воровать чужой epass, чтобы зарегистрироваться по новой?! Даже не смешно, это уже не виртуальный самогон, а вполне такая себе реальная статья УК. Кирилл клятвенно пообещал «не перегибать», про себя же решив, что отныне нужно завести четкий график встреч с любимой. И заодно установить функцию экстренного выхода из игры в случае, допустим, трех непринятых звонков на комм от одного абонента, занесенного в критический список.

Поставив на плиту чайник, Кирилл провел краткую ревизию содержимого холодильника. Ну, так и есть, в очередной раз заигравшись, он, естественно, совсем позабыл про хлеб насущный и прочую колбасусыр. Значит, придется одеваться и переться по жаре до ближайшего супермаркета, благо деньги на карте есть. А ведь там погибают люди, его боевые товарищи, пусть и каждый раз новые, поскольку больше двух боев с одним экипажем он еще ни разу не выдержал. Правильно ктото сказал: танк живет в реальном бою от трех до пяти минут, при условии, что ему противостоит более подготовленный противник. Если трезво прикинуть все его, Кирилла, успехи в игре – то именно так и выходит. Трипять минут. Потом либо тебя рембатовцы соскребают пехотными лопатками со стенок боевого отделения, либо получаешь новую машину, загружаешь боекомплект и горючее и снова вступаешь в бой.

Ага, в томто и прикол: есть в игре и особисты, и тыловики, и ремонтные батальоны. Никакая «дополнительная броня», «снаряды» и «жизни» с виртуального неба на парашютиках не падают и в тылу врага не обнаруживаются. Да и отремонтироваться, просто подъехав к мастерским, не удастся, приходится и своей очереди ждать, и с рембатовцами ругаться, и редкие запчасти доставать. И выигравший бой вовсе не пересаживается на более крутой и мощный танк. Все это осталось там, в прошлой жизни, в примитивных «стрелялках» начала двухтысячных. Поскольку полное погружение, знаете ли! То есть все вполне жизненно и реально. Как в той старой песне поется: «нас извлекут изпод обломков, поднимут на руки каркас» – ну, и так далее. Или в другой, найденной Кириллом еще в доармейской жизни на бескрайних просторах благословенного инета: «и вот нас вызывают в особый наш отдел: „Скажи, а почему ты вместе с танком не сгорел?“» Именно так.

Кирилл раздраженно дернул головой: что это он? Какое еще, на хрен, «там»?! Виртуальная реальность – виртуальной реальностью, но… Онто здесь? Вот стоит, злясь на самого себя – а за что, собственно? За то, что не сумел оказаться круче предков? Тех самых, что – несмотря на разгром сорок первого – сумели свернуть шею фашистской гадине? Тех, что горели в танках, но все равно «вращали землю назад, оттолкнувшись ногой от Урала», если слегка перефразировать слова Владимира Семеновича? Как там писали авторыальтернативщики годков эдак десять тому: убить «подонка Гудериана», перепеть песни Высоцкого, репрессировать Хрущева и ввести промежуточный патрон? Кто ее, Игру, в смысле, знает, возможно, что она и допускает нечто подобное… Вот только хрен он займется всем этим! Он будет рубиться до последнего снаряда в боеукладке и патрона в штатном ДТ или ППД! Он сможет. Он обязан…

«А обязан ты пожрать, – язвительно сообщил внутренний голос. – Ибо голодный ты такой же танкист, как и пуля из сам знаешь чего. Так что одевайся и вали в магазин, благо Ленка сегодня точно не придет».

Парень усмехнулся: ну, да, ну, правда. И поесть нужно, и «официальная девчонка» в ближайшие дни на горизонте появиться не должна: умотала к матери в Подмосковье на побывку. Ладно, решено, идем в супермаркет. Вот только сначала посетим балкон и посмотрим, так сказать, на родной город с высоты… нет, не птичьего полета, конечно, но пятого этажа стандартной хрущевки. Мозги нужно проветрить, поскольку во рту – попрежнему вязкий привкус сгоревшего бензина и кислая пороховая гарь, за месяц игры уже успевшая вызвать оскомину. Глупо звучит, но тем не менее это именно так! Вот подышит воздухом и пойдет за продуктами. И закупится на сей раз как минимум на неделю, честное слово…

ГЛАВА 2

Россия, недалекое будущее

Ну, все. Поели, теперь можно и поиграть… Кирилл домыл последнюю тарелку, поставил ее в сушилку над раковиной и привычно оглядел кухню. Вроде все прибрал. Порядок в танковых войсках, как говорится. Даже ненавистный доставучий сержант Юркевич, пожалуй, удовлетворился бы, урод. Смешно, но до армии парень и помыслить не мог, что после еды будет сразу мыть посуду и даже – страшно сказать! – протирать кухонный стол. А уж о том, что станет самостоятельно готовить?! Скажи ему кто нечто подобное раньше, высмеял бы, наверное. Зачем, если есть мамадомохозяйка и сестрица, младше его всегото на пару лет? А уборка квартиры? Ох, сколько скандалов происходило в той, доармейской жизни. И по поводу бесконечных крошек и разбросанной одежды в его комнате, и по поводу нежелания помогать в уборке квартиры… да мало ли! А вот поди ты, всегото два года в камуфляже да берцах – и вправились мозги, нормальным человеком, если терминологией сержанта Юркевича оперировать, стал. Или, может, так на него повлияло наличие новоприобретенной самостоятельной жилплощади, где, хошь не хошь, а нужно заниматься хозяйством? Как бы там ни было, но вернулся Кирилл и вправду другим человеком. Школьные друзьятоварищи, из которых, по иронии судьбы (и давших денег на «откос» родителей), никто не попал под призыв, отсеялись както сразу и навсегда. Точнее, он сам их отсеял. Не изза какихто высоких соображений или глупой юношеской обиды, что вы! Просто Кириллу вдруг стало с ними неинтересно.

Постоянной девчонки у него до армии не случилось, как он теперь понимал – к превеликому счастью. Поскольку на всю жизнь запомнил, как матерился начмедслужбы, вынимая из петли повесившегося парня из их взвода, получившего классическую эсэмэску в духе «прости, ждать не буду, больше не пиши».

Зависать в инетах, сжигая нарисованные вражеские «танчики» и пополняя боезапас и топливо на бездонных «базах», тоже стало неинтересно и даже скучно. И в самом деле, какой в этом прикол, когда он сам управлял пятидесятитонной машиной, будучи одним из лучших мехводов, прошедших «вэченольсемьдванулявосемь», иначе говоря – Сорок четвертый гвардейский орденоносный танковый полк имени Сухэ Батора. Да и стрелял неплохо, поскольку ко времени его срочки в армии уже ввели обязательное обучение по курсу «полная взаимозаменяемость членов экипажа в боевых условиях». Да и что там особенно учиться, когда у «девяносто пятого» полностью автоматизированный процесс заряжания и бортовой баллистический компьютер наведения пятого поколения? А как иначе, если весь экипаж – аж два человека, водила да командир? Ну, а что такое выстрел из гладкоствольной пушечки калибром всего какихто сто пятьдесят два мэмэ, этого он уж и вовсе до конца жизни не забудет. Развлекались на полигоне, было дело – армейский ящик от ДМ11 у среза ствола ставили, когда танк стрельбы из капонира отрабатывал. Ствол примерно на метр выше располагался. Добротный такой ящик, из полуторасантиметровых досок на металлических уголках и щеколдах. Одни щепочки остались, а уголки и вовсе не нашли…

Вот и получилось, что прошлая жизнь дембельнувшегося танкиста Кирилла Иванова както не сильно и тянула. Когда отец предложил поступать в МГТУ им. Баумана, парень не спорил, испытав колебания лишь один раз, при подаче документов. Никак не мог выбрать между факультетом робототехники и информатики и систем управления, всетаки отдав предпочтение второму. Не то чтобы «пошел стопами отца», как некогда говорилось, просто решил, что там ему будет поинтереснее… Поступил с первой попытки и безо всякого блата, сдав экзамены пусть и не блестяще, но все ж набрав проходной в том году балл. Да и льготы, как отслужившему срочную службу, свою роль сыграли. Учился… ну, учился как учился, так сказать. Как уже говорилось – типичный середнячок, из которых в итоге и получаются крепкие специалисты своего дела. По крайней мере сессии сдавал без «хвостов», в деканат приходил не по вызову строгого владыки факультета, а исключительно по своим студенческим делам, бухим со скамьи на лекции не падал, стипуху по причине неуспеваемости ни разу не терял – ну и так далее. Познакомился с Ленкой, миловидной студенточкой с параллельного, встречался… ну, то есть встречается. О свадьбе пока и речи не идет, разве что о возможном совместном проживании, ну а дальше – кто его знает? Короче говоря, самая обычная история самого обычного парня, отличавшегося от сверстников разве что тем, что никогда не курил, да и к алкоголю равнодушен, даже на шумных студенческих вечеринках предпочитая бокалдругой хорошего пива.

А потом Саныч предложил поиграть в новую игру…

Кирилл вытащил из холодильника бутылочку светлого чешского – пока готовил обед, как раз успела остыть до требуемой кондиции. Свернул пробку и сделал приличный глоток. Интересно, что это его на воспоминания вдруг пробило? Стареет, видимо. Фыркнув последней мысли, Кирилл отправился в комнату. Верный комп мирно урчал под столом, здоровенный – отцовский подарок на прошлый день рождения – плоский монитор занавесился стандартной заставкой из набора неизбежной, как дембель, восьмой «Винды». «Девятку», вышедшую год назад, Кирилл терпеть не мог, пользуясь проверенной старенькой «моськой» ноль тринадцатого года. Сделав еще глоток, парень опустился в кресло. Встроенная в рамку монитора вебкамера «узнала» хозяина, и экран приветливо засветился, высветив заставку рабочего стола: родной Т95 (кто бы сомневался, танкист – это навсегда; это, как говорилось в одном вовсе уж старом фильме, «не профессия, а половая ориентация») с наведенной в камеру пушкой. Допивая пиво, неторопливо проверил почту, пробежался по новостным порталам. За прошедшие сутки ничего в мире радикально не изменилось: Ближний Восток вяло бурлил, варясь в собственном соку под неусыпным надзором мирового оплота демократии, омываемого двумя океанами. Европа без особой паники переживала очередной технический дефолт. Япония торжественно рапортовала о завершении нового этапа комплексной программы ликвидации ядерной катастрофы две тысячи одиннадцатого года.



«Приврали, конечно, – отметил Кирилл без особого интереса. – Вон янкесы на своем ТриМайлАйленде при гораздо меньшем разрушении зоны почти пятнадцать лет провозились».

Китай, как водится, молчал. Родная же держава, вкупе с прилегающими «бывшими союзными республиками», к счастью, тоже ничем особенно катастрофическим за истекшие сутки не отметилась. Очередная автомобильная авария с участием губернаторского кортежа, горящая тайга под Красноярском, разбившийся во время учебного полета старенький МиГ31 (пилоты успели катапультироваться), еще один теракт без человеческих жертв на Северном Кавказе. Все привычно и, увы, очень грустно. Позитивом новостная лента явно порадовать не могла, разве что сообщением о том, что астрономы в очередной раз обнаружили в космосе планету, по их мнению, «очень похожую» на Землю. Учитывая, что возможности добраться до нее не имелось даже чисто теоретически, позитивной новость тоже могла считаться с большой натяжкой. Рутина, одним словом.

Телевизор в квартире хоть и присутствовал, и не самый плохой, но включался исключительно во время крупных футбольных матчей. Ну, или когда Ленка изъявляла желание посмотреть какойнибудь фильм по каналу «Ностальгия» (девушка любила старые фильмы) или на DVD. Причина столь слабого внимания к «зомбиящику» была проста, как дважды два: просматривая сетевые новости, можно хотя бы выбирать, смотреть видеоролики или нет. Телевидение же подобного выбора не предлагало.

Ладно, раз ничего особенно страшного в мире не произошло, можно спокойно вернуться в ставший привычным, а гдето даже и родным, виртуальный мир. В котором тоже идет бесконечная война, но нет ни исламских террористов, ни бомбящей мирные города демократической авиации НАТО, ни «вошедшего в фазу стабилизации» экономического кризиса, ни разгоняемой ОПОНом «несистемной» оппозиции.

Кирилл отнес на кухню опустевшую бутылку и, вернувшись в комнату, вошел в игру – надевать перчатки откровенно поленился, сытный обед и пиво сделали свое дело, так что воспользовался той самой «морально устаревшей» мышью. Развернулось главное меню, предлагающее выбрать дату, тип танка и место боевых действий. Почти не задумавшись, парень выбрал зиму сорок первого – так уж вышло, что раньше он отчегото все время «воевал» исключительно летом. С одним и тем же результатом. Так, может, зимой повезет больше? Просмотрев предлагаемые варианты, выбрал битву за Москву, Калининское направление, декабрь. Поколебавшись между КВ и «тридцатьчетверкой», всетаки остановился на последней. Развернувшаяся менюшка второго уровня предложила определиться с типом танка – на выбор были машины производства СТЗ, Харьковского завода № 183 и несколько «Сормовских уродцев» с бензиновым двигателем М17. Просмотрев весь список, Кирилл с удивлением обнаружил даже два танка с пушкой Л11, выпущенных Харьковским заводом еще в 1940 году, чему немало и удивился. Ничего себе, получается, к зиме сорок первого эти машины еще воевали? Впрочем, за месяц игры он уже научился доверять предлагаемой «Танковым клубом» информации – проверял, чего уж там. Если сказано, что эти «тридцатьчетверки» воевали на Калининском фронте – значит, так оно и есть! Ну, то бишь было семьдесят с лишком годков назад…

Выбрав танк, знакомый по прошлым играм Т34 Сталинградского производства, Кирилл уже привычно замер, дожидаясь, пока программа выведет на монитор историческую справку и задание. Именно в таком порядке, ага – пока геймер не изучит описание боя или войсковой операции, в которой собирается участвовать, в игру он не войдет. Вот такой своеобразный исторический ликбез: хочешь рубиться в игрулю с эффектом ПП – изволь проштудировать предлагаемую программой историческую справку. Кирилла эта особенность ТК нисколечко не напрягала: историю он любил, да и осознание того, что он пытается переиграть реальный эпизод той страшной войны, лишь подогревало боевой азарт. Ну а вдруг, да и сможет? Вдруг, да его танк с номером, ну, допустим, «125», в реальности сгоревший от прямого попадания в подмосковных лесах, сумеет уцелеть и дойти до… ну, не до Берлина, конечно, но хоть дожить до сорок второго? Шансы, безусловно, малы, поскольку Игра воссоздавала реальную историческую обстановку вплоть до мелочей, температуры за бортом и высоты снега, действий вражеской авиации и запаздывания тылового снабжения, но… А вот играть он сегодня, пожалуй, станет за командиранаводчика – хватит уже сидеть за рычагами, наблюдая в триплексе привычное мельтешение земли и неба. Отчаянно хотелось самостоятельно засадить фрицу болванку в борт или окучить осколочнофугасным какойнибудь окоп или огневую точку.

Закончив читать, парень ответил на контрольный вопрос «фамилия командующего армией, в состав которой входит ваш танк? Варианты ответа: Рыбалко, Рокоссовский, Бирюзов» и нажал «продолжить». Интерфейс игры снова изменился, выведя на экран сугубо тактические данные: состав экипажа (вплоть до личных дел танкистов, просматривать которые Кирилл откровенно ленился), загрузка ГСМ и боекомплектом, изношенность моторесурса, краткая боевая сводка за последний час, погода на день и час игры, новости с фронтов. Внизу экрана заманчиво мерцала виртуальная клавиша: «ВСТУПИТЬ В БОЙ!» Всего лишь набор пикселей, на который нужно навести курсор и нажать «ввод». И новая «маленькая жизнь», как пел ктото из древних бардов. Маленькая жизнь для него, геймера с ником Кир_007, – и реальная жизнь для его аватара, сержанта Василия Крашенинникова, в реальной истории оборванная попавшей в борт немецкой болванкой…

Кирилл вздохнул, натягивая перчатки и шлем, и вошел в Игру…

Короткий миг Перехода, когда сознание переносится в разум аватара, подчиняя его себе, заполняя , словно вода – пустой сосуд. Или ассоциируясь с ним, если говорить совсем уж поумному. Ощущения – и не передать, просто не хватит слов. В некое не фиксируемое человеческим мозгом мгновение ты, оставаясь самим собой, внезапно превращаешься в другого человека. Осознаешь себя – и в то же время осознаешь и его; знаешь прошлое своего аватара, адекватно воспринимаешь его настоящее. Самое сложное – первый миг, когда вместо привычной тишины и запахов родной квартиры на тебя обрушивается водопад ощущений виртуального героя. Запах отработанной соляры и горячего металла, тухлая вонь сгоревшего кордита, тяжелый аромат давно не мытого потного тела. Вместо привычного урчания кулера – оглушающая в первое мгновение какофония звуков: рев пятисотсильного дизеля, грохот танковой пушки, клацанье затвора, лязг откатника и падающих на пол боевого отделения гильз (мешок гильзоулавливателя прогорел еще в прошлом бою – теперь он это тоже знает), торопливое тарахтенье ДТ, звон рикошетирующих от брони пуль и осколков. Вместо мягкого кресла – жесткое сиденье под задницей, вместо залитой солнечным светом комнаты – тусклодымная полутьма боевого отделения и мутноватые стекла смотрового прибора или прицела, помимо всего прочего еще и запорошенные снегом.

И главное в этот миг – успеть сориентироваться, переключиться, мгновенно отбросить принадлежащую его миру шелуху, перестав быть Кириллом Ивановым и став Василием Крашенинниковым. Многим из геймеров, даже достаточно опытным, именно этого мгновения и не хватало, и они вылетали из игры, даже не успев ее начать…

Калининский фронт, декабрь 1941 г.

Вражеский танк оказался куда ближе, нежели он ожидал. Угловатая, с кургузым стволом семидесятипятимиллиметровой пушки «четверка». Наспех вымазанная белилами, сквозь которые проглядывали пятна серой краски, ползла по изрытой взрывами целине, засыпанной сегодняшним снегом, до самой земли проминая узкими гусеницами свежий, не успевший еще слежаться снег. Несмотря на невысокую скорость, пехота заметно отстала, увязая в глубоком снегу и стараясь бежать по проторенным колеям, заодно прикрываясь корпусом машины от ведущегося со стороны вражеских позиций огня. Сколько до нее? Триста метров, триста пятьдесят? Да сколько б ни было, блин – борт ведь подставил, сука крашеная, борт! Ну, сейчас мы ему:

– Бронебойный! Да быстрей же, б… быстрей!

Сбоку и чуть позади негромко звякнул о край лотка унитарный выстрел, сочно клацнул смазанный замок затвора.

– Готово, – отрапортовался «затыкающий».

– «Короткая»! Огонь! – последнюю команду он отдал самому себе, поскольку до появления на фронте Т3485 с его увеличенным на одного человека экипажем командир танка выполнял и функции наводчика.

«Тридцатьчетверка» плавно притормозила, механик выжал сцепление, однако полностью останавливаться не стал. Кирилл – или, скорее, Василий – аккуратно, словно на полигонных стрельбах, поймал силуэт вражеского панцера в перекрестье прицела, прикинув расстояние, чуть сместил марку, чтобы болванка ударила в борт пониже башни. И, сдавленно выдохнув, выжал спуск. Вслед за щелчком в наушниках оглушительно грохнула пушка, подсвеченный трассером снаряд унесся к цели. Успевший уже койчему научиться за неделю боев механик, не дожидаясь команды, рванул машину вперед, прекрасно понимая, что неподвижный танк не столько боевая единица, сколько братская могила для четверых. Кирилл не отрывался от обрезиненного налобника. Есть! Короткий высверк прямого попадания – и «четверка» сбросила ход, метров через пять и вовсе замерев на месте. И спустя долгую секунду, будто приняв окончательное решение, всетаки взорвалась. Он уже не раз видел подобное – и все равно никак не мог привыкнуть к этому одновременно и жуткому, и притягивающему зрелищу. Сначала вышибло люки и дверцы башни, затем сама башня, махнув на прощанье куцым стволом, поднялась в воздух, нелепо кувыркнувшись кудато за корпус. И спустя неизмеримо малое мгновение танк утонул в огненном облаке мощного взрыва.

– Есть! Вот так тебе, падла! Размочили счет! – выкрикнул, не сдержав эмоций. И добавил, припомнив старый фильм: «Горишь, бубновый!»

Одернув себя – рано радуешься! – Кирилл торопливо осмотрелся. Бой они и вправду начали неплохо, но исключительно оттого, что выломились в аккурат во фланг к атакующим наши позиции фрицам. Случайно, если уж совсем честно, выломились. Опоздали они. И, вместо того чтобы занять предписанные позиции до начала немецкой атаки, ухитрились попасть в самый ее разгар. Похоже, что и вовремя; по крайней мере, немцев их неожиданное нападение явно застало врасплох. Атакующие танки притормаживали, неуклюже разворачиваясь навстречу новой угрозе. Пехота залегла, укрываясь в глубоком снегу. Быстро немцы сообразили, молодцы. А вот наши? Неужели у них нет хоть одной батареи ПТО под рукой? Ведь они, твари, сейчас на них отвлекутся и борта подставят, бей – не хочу! Полкилометра до наших позиций, самое то для противотанковой пушки, даже для «сорокапятки», не говоря уж о дивизионных ЗиС3!

Снова звякнулоклацнуло, заряжающий, не дожидаясь приказа, перезарядил орудие, отпихнув в сторону курящуюся дымом стреляную гильзу. Молодец, понимает, что к чему! Те, кто этого не понимал, до зимы просто не дожили, еще летом и ранней осенью переселившись в лучший мир. Дробно застучал курсовой пулемет: радист тоже решил повоевать, хоть толку от этого, скорее всего, будет ноль. И далековато, и пехотинцев в снегу не особенно разглядишь, по крайней мере, с его места.

В стороне взметнулся дымный султан снега, разлетелись в стороны комья мерзлой земли. И тут же ударило еще дважды. Не факт, что стреляли именно по ним, но кто ж поймет сумрачный тевтонский гений? Механик резко отвернул в сторону, и не ожидавший подобного маневра Кирилл ощутимо приложился плечом о массивный откатник. Зашипев от боли, парень выпрямился на жесткой сидушке, вновь приникая к прицелу. Похоже, за несколько минут боя успел отметиться и еще ктото из их взвода: в полукилометре чадно дымилось нечто неопределяемое, изломанное слепой яростью детонации боекомплекта, не то танк, не то самоходка. Сожгли ли кого из ребят, он не знал: «сто двадцать пятый» вырвался вперед, а времени на оглядку «на все триста шестьдесят» просто не было.

БДЗЗЫНК! По ушам оглушительно ударило, двадцативосьмитонная машина легонько вздрогнула всем своим могучим бронированным телом. Ого! Попали в них таки! Хорошо, в лобовую проекцию и, похоже, по касательной, но попали. Интересно, кто ж это такой меткий? Секунду спустя до ушей донесся приглушенный броней и шлемофоном грохот, прицел запорошило рукотворной метелью, поднятой близким, буквально в метре от лобовой брони, разрывом. Точно, их прицельно гасят, но кто, кто?!

«Конь в пальто, – мрачно сообщил внутренний голос. – Вперед не судьба поглядеть? Ага, воон там, справа, видишь, смертничек? Подарочек под елочкой?»

Кирилл и на самом деле увидел: танк стоял между двумя скособочившимися елками. Осыпавшийся с лап снег надежно замаскировал машину, превратив угловатую коробку PzIV в здоровенный сугроб. И по центру этого импровизированного сугроба вспыхнул огонек нового выстрела.

– С…сука! – прошипел он себе под нос, самым краешком сознания отметив, что, похоже, начинает нервничать. А это плохо, херово даже. Неврастеники и истерички в бою долго не живут. Суровый практицизм никто, знаете ли, не отменял.

Танк ощутимо мотало, однако парень уже подвел марку прицела под вражий силуэт, прикинув в уме все необходимые поправки. Скомандовал механику:

– Давай короткую через пять. Плавненько, как ты умеешь.

И подумал про себя: «Четыреста метров, глупо промахнуться. Попаду, конечно. Если только он не опередит…»

– «Короткая»! – рявкнул мехвод, и танк снова притормозил. Теперь главное не спешить. Слиться с машиной, стать единым целым. Танк – он тоже живой, просто этого не знает, не осознает. Ему тоже не хочется умирать. А значит… Есть! Перекрестье легло точнехонько под погон башни. Огонь! Орудие грохотнуло, взметывая снег в радиусе десяти метров, откат швырнул казенник назад.

– Ходу, Семен, жми!

Приникнув к прицелу, Кирилл, по старой привычке закусив губу, отсчитывал в уме секунды. Ослепительнобелая, видимая даже в дневном свете вспышка, сноп искр. Попал. Пробитие? Нет? Да, мать вашу японскую, пробитие, сто пудов, пробитие!

Из башенного люка – Кирилл не заметил, был ли тот раскрыт до того, или его распахнуло при попадании – лениво, словно бы нехотя выплеснулся клуб серого дыма. Один, другой… И будто прорвало невидимую плотину: дым потемнел, повалил густо, страшно. Секунда, и корма танка окуталась жарким пламенем вспыхнувшего бензина, еще одна – и из башенного люка выметнулся метра на три столб огня. Ого, это куда ж им болванка угодилато? Никак рикошетом во внутренний бак ушла?

– Ну, вот так гдето… – удовлетворенно хмыкнул парень. Остальные молчали: мехвод занят своими рычагами, заряжающий тянет из укладки новый выстрел, радист упоенно лупит кудато короткими очередями. Удушающе пахнет пороховыми газами – какая система продувки ствола, вы о чем? Не угореть бы. Хотя от двух выстрелов? Даже не смешно… Ну, кто на очереди? Кто еще хочет получить свое? «Получить свое» – это откуда? Американизм какойто, что ли? Или, может, Хайнлайн с его мобильной пехотой? Любил он в детстве эту книжку. Фильм по мотивам не любил, а вот книгу – да. Блин, что за чушь лезет в голову?! Клацнуло. Снаряд в стволе, отлично. А вот где остальные машины? Их никто не обогнал – это понятно, они изначально в авангарде шли. И все же… Такое ощущение, что стреляют в основном они и фрицы. Кирилл приник к перископу, разворачивая его назад. Ах, вон оно как… Два дымных костра посреди белого поля, еще один танк, номера не разглядеть, застыл, отчегото отвернув башню в сторону, едва ли не пушкой к корме, люк распахнут. Пятая машина их взвода пока двигалась, вздымая буруны снега, и стреляла. Ладно, с этим понятно…

А механик у него молодец, грамотный. Вот и сейчас ведет машину так, чтобы между ними и оставшимися немцами числом четыре оказался первый сожженный в этом бою танк, все еще курящаяся дымом развороченная «четверка». Интересно, он реальный игрок или созданный компьютером виртуальный персонаж? Да, впрочем, какая разница? Неважно все это. А важно за фрицами приглядывать, да стрелять первыми. Вон хотя б по той «тройке» с двузначным номером командира роты на башне, что к лесу отходит. Отходит?! Драпает, стало быть?! Впервые за месяц игры – и драпает?! Неужели у него получилось переиграть этой бой? Бой, в котором танк Т3476 с номером «125» сгорел на безымянном поле Подмосковья?! Неуже…

Удар. Ощущаемый каждой клеточкой молодого, не желающего умирать тела, удар. Ослепительная, словно недавно виданная в прицел, вспышка; правда, на сей раз не на вражеской броне, а в собственной голове. Вышибающая сознание вспышка – видимо, со всей дури ударился мордой лица о закраину прицела – и боль. Чтото липкое и теплое на лице. Кровь? Наверное, да, кровь. Короткий стон внизу – заряжающий? Или ктото из сидевших впереди? В них снова попали, на этот раз в борт. В борт , мать твою, как и в той, реальной, истории! Боевое отделение начало быстро заполняться дымом: похоже, болванка финишировала в МТО, разрушив двигатель и вызвав пожар. Нужно выбраться из танка, нужно поскорее покинуть подбитую машину. Иначе сгорит. Или задохнется.

Слабая, совершенно ватная рука слепо зашарила над головой, нащупывая намотанный на стопор люка ремень. Скорее. Если взорвутся баки, уже не спастись, даже если выползет на броню. Откудато снизу полыхнуло, окатило горячей волной, ощущаемой даже сквозь комбинезон и сапоги. Полуослепшие, залитые кровью глаза увидели яркокрасный огненный всплеск под ногами. И еще один. И еще. Горячо, как же немыслимо горячо! Ногам особенно, словно засунул их в основательно разогретую духовку. Да скорее же, скорее! Открыть люк, оттолкнуться ногой, вымахнуть на башню, кулем рухнув в спасительный снег. В холодный, восхитительно холодный снег. Даже если комбез и успеет загореться, снег мгновенно его потушит, соляр – не напалм, во враждебной среде гореть не станет. Всего три простых движения, и он спасен. Всего три. Простых. Движения. Всего…

Хлынувшая внутрь горящая солярка в считаные секунды превратила танк с бортовым номером «125» в жаркий костер. Несколько минут сквозь приоткрытые люки выплескивался лишь жирный, с алыми огненными прожилками дым, оседавший черными пятнами копоти на девственнобелом снегу, затем рванули оставшиеся в боеукладке снаряды. Сорванная с погона башня лениво сползла на землю, растапливая пушистый декабрьский снег, пока не уткнулась хоботом сорванного с люльки орудия в промерзшую подмосковную землю.

Бывший сержант танковых войск Российской Федерации Кирилл Иванов снова проиграл свой бой…

ГЛАВА 3

Россия, недалекое будущее

«Твою мать!» – именно с этим глубоко интернациональным возгласом, пусть и не произнесенным вслух, Кирилл выпал в реальность. Сорвал с головы шлем, раздраженно сдернул с рук перчатки, отбросив их в сторону. И немедленно зашипел от с трудом сдерживаемой боли. Саднило ушибленное плечо, болели разбитые об прицел губы, да и ноги, опаленные огнем вспыхнувшего дизтоплива, тоже не добавляли особого оптимизма. Во рту ощущается солоноватый, железистый привкус крови. Так, стоп, это в каком смысле?! В каком, мать ее, смысле?! Почему болят?! Ведь это же просто игра, пусть сверхнавороченная, пусть с эффектом полного погружения, но игра ! Нет, там, внутри виртуального пространства, когда его мозг верил в происходящее, ему и должно было быть больно, но здесь? Он что, настолько глубоко погрузился, что его разум даже здесь продолжает верить во все произошедшее?

Парень автоматически провел ладонью по губам, поморщившись от боли, и несколько секунд тупо разглядывал окровавленные пальцы. Снова губу прокусил, как уже разок случалось? Или… Медленно, словно от скорости этого движения чтото зависело, задрал рукав футболки, уставившись на свежую ссадину, вокруг которой уже начинал наливаться роскошный синяк. Бросился в ванную, к зеркалу, уже догадываясь, что увидит: губы окровавлены, под носом – две начинающие подсыхать темные полоски. Так, совсем интересно…

Кирилл умылся холодной водой и медленно вернулся в комнату. В голове царил полный и абсолютный сумбур. Того, что произошло, случиться никак не могло. Нет, он, конечно, слышал о стигматах, причем не только религиозного характера, но… Неужели он и на самом деле НАСТОЛЬКО поверил в реальность сетевой игры, что в этом перестал сомневаться не только разум, но и тело? Вот так ничего ж себе, вот так здравствуйте! Это что ж получается, Ленка хоть отчасти, но права в своей ненависти к Игре и откровенном страхе перед ней? Помнится, совсем недавно она в очередной раз выпалила в сердцах: «Ох, доиграешься ты, Киря, когданибудь, чует мое сердце – доиграешься. Так там навсегда и останешься, в игре этой своей идиотской…» Что она имела в виду, парень тогда так и не понял, как обычно переведя все в шутку и поскорее уйдя от опасной темы. Да и позабыл благополучно. До этого вот момента, получается…

Воспоминания о возлюбленной, как ни странно, немного успокоили, внесли в хаотически скачущие мысли некое подобие порядка. И парень, совершенно для себя неожиданно, вдруг вспомнил, как он познакомился с Леной…

Собственно, это не он с ней познакомился, а она его нашла. Случайно. Да еще и при таких обстоятельствах, что, если кому рассказать, ни в жизнь не поверят. К Кириллу она подошла в институтской библиотеке. Сейчас уже сложно сказать, что он тогда забыл в огромном зале, где стеллажи с книгами окружали множество столов с мониторами. То ли в инете нужных данных не нашел, то ли самого инета у него тогда временно не было, вот и сидел, выискивая срочно понадобившиеся сведения в универовском сетевом информатории. Неожиданно прямо за спиной раздался звонкий разгневанный голос, заставивший вздрогнуть. Он обернулся и… получил пощечину. Хорошую такую, сильную, аж голова дернулась. Сморгнул от удивления – и увидел перед собой это чудо. Невысокая, стройная, с непослушной копной светлорусых волос девушка в ужасе закрывала ладошками рот. В ее широко распахнутых глазах, огромных, кажущихся почти черными в полутьме библиотечного зала, плескалась такая огромная масса самых разнообразных чувств, что он не выдержал и рассмеялся, хоть ситуация к подобному явно не располагала.

– Простите… – сдавленно пискнула незнакомка, часточасто моргая своими огромными глазищами. – Ох, какая стыдобища… Простите меня, пожалуйся, я… я обозналась. Глупо звучит, да? А почему… почему вы смеетесь?

– Да так, – Кирилл задумчиво потер пылающую щеку. – Просто ситуация уж больно, гм, нестандартная. Кстати, первый раз в жизни пощечину получаю.

– Простите, – снова повторила девушка, убирая ладошки от лица. – Я и вправду обозналась… Ну, хотите я… искуплю вину?

– А вот хочу! – шутливо кивнул он, успев уже оценить и высокую грудь, и всю ее ладненькую фигурку, и волосы, и словно заглядывающие в душу глаза, на деле оказавшиеся зелеными. (О том, что девушка близорука, он тогда еще не знал. Впрочем, Лена носила контактные линзы, самые обычные, не цветные, ставшие модными в последние годы. Изящные очки в тоненькой золотистой оправе она надевала лишь иногда, становясь при этом невероятно домашней и милой). Отчего бы и не воспользоваться «нестандартной ситуацией»? Откажет так откажет.

– Выпейте со мной кофе… – и когда она торопливо закивала в ответ с наигранным смирением, жестко добавил:

– …у меня дома…

Глаза девчонки сузились, подбородок вздернулся, появившаяся было робкая улыбка мгновенно исчезла. Но вместо ожидаемой гневной тирады и гордого отказа, которых он, собственно, и ждал, она лишь тихо спросила:

– Когда?

Позже он узнал, что девушка действительно обозналась. Причем «воевала» она не за себя, как подумалось в первое мгновение, а за подругуодногруппницу, мягкую и нерешительную. Парень, со спины очень похожий на Кирилла, заставил девушку сделать аборт. И это после того, как Лена столько сил положила, всеми возможными и невозможными способами всетаки уговорив подружку не брать на душу страшного греха и оставить малыша…

Вот такая она, Ленка, борец за справедливость, вспыльчивая, страстная и одновременно ранимая. Кирилла она понимала, как никто другой. Но затем в его жизни появилась Игра, и количество недомолвок, а то и откровенных ссор между молодыми людьми, возросло, что называется, «в прогрессии»… Игру она не то что не любила, а терпеть не могла. Точнее сказать, ненавидела всей своей пылкой натурой. Сколько разговоров было на эту тему, даже слез – и это при том, что девушка по жизни плаксой вовсе не являлась. Свою позицию она объясняла тем, что Кирилл постепенно превращается в зомби, теряет связь с реальностью, меняет настоящую жизнь и настоящие чувства на электронную подделку, виртуальный суррогат – ну, и так далее, и тому подобное… Разок даже провела аналогию с резиновой женщиной из сексшопа, чем премного удивила Кирилла. Ну, а главным, конечно, было следующее: он, Кирилл, куда больше любит свою дурацкую игру, нежели ее, Ленку.

Обычно достаточным оказывалось просто начать ее целовать, в перерывах между страстными объятиями шепотом рассказывая, сколько она для Кирилла значит, как ему с ней хорошо и как он благодарен судьбе за их встречу. Ему нравилось, как она все это выслушивала, каждый раз, словно впервые. Забавная всетаки девчонка. Правда, логика у нее не всегда понятная, но это, пожалуй, вовсе и не ее вина, а гендерная особенность, так сказать. Зато с ней и на самом деле легко и хорошо, да и в постели Лена отдавалась ему каждый раз, словно боясь не успеть, торопясь получить все – и все отдать в ответ… Без остатка, до самого донышка…

Встряхнув головой, Кирилл отогнал приятные воспоминания. Пошевелил ушибленным плечом, зачемто потрогал губы. Плечо шевелилось, губы почти не болели, чего, разумеется, никак не могло быть, получи он на самом деле подобные травмы в реальности. Значит, всетаки он прав, и дело в самом эффекте полного погружения; конкретнее – в глубине слияния его разума и «разума» виртуального героя. Неприятно, конечно, но вроде бы не смертельно. В конце концов, если отбросить эмоции и рассудить трезво, он ведь в последнем бою и вовсе в танке сгорел. В реальности же отделавшись только лишь разбитыми губами да ушибом, «самоисцелившимися» за какието считаные минуты. Значит, можно продолжать воевать, хотя, честно говоря, както страшновато. Самую чуточку, капелюшечку всего, но страшновато. Еще и та Ленкина фраза, что однажды он не сможет вернуться, навсегда оставшись в виртуальной войне, занозой в памяти сидит. Казалось, выслушал тогда, посмеялся в душе, приласкалуспокоил маленькую паникершу – да и забыл благополучно, ан нет. Вспомнилась не к месту. Или, наоборот, как раз к месту, хрен разбери…

Поколебавшись, Кирилл уселся за компьютер и, бегло просмотрев сводку новостей, вышел из игры. Как бы оно там ни было, на сегодня полюбому и впечатлений, и приключений достаточно. Сходить, что ли, прогуляться? Или Ленке звякнуть? Потрепаться, благо интернетсвязь нынче практически бесплатная, хоть целый день языком мели, не обеднеешь. Об игре и сегодняшнем бое он ей, разумеется, даже под страхом смерти не проговорится, просто хочется услышать родной голос, поговорить ни о чем, выслушать пару свежих сплетен. Голос у подруги просто замечательный, всегда нервы ему успокаивает… Вот только «Скайпом» пользоваться не стоит: если она спросит про игру, соврать он не сумеет. Вернее, суметьто, может, и сумеет, если видеотрансляцию не включать. По глазам она мгновенно ложь просечет, у нее подобное здорово получается. Прямо домашний психолог, блин, взгляд аж до глубины души пробивает, что твой снаряд подкалиберный… А вообще, хорошая она у него. Может, и вправду о свадьбе подумать? Правда, об игре тогда придется забыть уже навсегда. Ладно, разберемся…

Интерлюдия

– Вызывали, Виктор Саныч? – в дверь кабинета просунулась взлохмаченная, как, впрочем, и всегда, голова Костика Рысенко, главного программиста из отдела обеспечения и техподдержки «Танкового клуба». А заодно негласного старшего помощника самого директора.

– Входи, – махнул рукой тот. – Падай в кресло.

– Ага, – программер занял указанное место. – Чтото с отчетом не так?

– Да нет, – ответил, кивнув в сторону монитора, хозяин кабинета. – С отчетом как раз все нормально, я уже просмотрел. Просто хочу твое личное мнение услышать, первые впечатления о развитии проекта, ведущих игроках – ну, и все такое прочее. Всетаки уже месяц от запуска прошел.

– Двадцать восемь дней, – улыбнувшись, поправил тот. – Сегодня двадцать девятый.

– Неважно. Давай выкладывай своими словами, что у нас и как. Наверняка ж уже сложил какоето мнение?

– Ага, – любимым словечком ответил Рысенко, сверкнув узкими очочками в стильной золоченой оправе. – С чего начинать?

– Неважно, – Виктор Александрович, официальный директор общества с ограниченной ответственностью «Танковый клуб» и один из создателей игры (о том, что задолго до этого он являлся ведущим разработчиком еще и некоего проекта «Слияние», курируемого Министерством обороны и ФСБ, знали считаные единицы, в том числе и Рысенко, разумеется), откинулся в кресле, по старой привычке полуприкрыв глаза:

– Давай, Костя, не тяни. Излагай.

– Ага, ага. Ну, значит, так: в принципе, все идет по плану, по крайней мере, от графика развития игры мы пока не отклонились. Это было в отчете, так что подробно расписывать не стану. Зарегистрировавшихся геймеров уже порядка четырех с хвостиком сотен, однако тех, кто полностью соответствует заданным критериям, всего десяток. Зато у всех из этих десяти – практически стопроцентная психосоматическая ассоциация с аватарами. Ваш человечек, кстати, в первой пятерке, то ли второй, то ли вовсе первый, точно не помню. Он хорошо играет, даже очень хорошо. А уж степень слияния – это ж просто сказка! Честные сто процентов, без дураков! Кстати, в нескольких последних боях он уже начал опережать реального прототипа процентов на двадцатьтридцать.

– Погоди, что ты имеешь в виду? – заинтересовался директор. – Объясни подробнее. Чтото мне такой термин не знаком вроде?

– Ну, то есть благодаря именно его участию в бою танк жил на поле боя почти на треть дольше того времени, что наблюдалось в реальной истории. Полагаю, с каждой новой игрой этот показатель будет расти. Не быстро, конечно, скорее уж «подрастать», но будет определенно. Это нечто вроде накопления боевого опыта, можно и так сказать. Ну, а на реакцию ему и вовсе грех жаловаться.

– Интересно. А остальные из пятерки?

– Примерно так же. Между прочим, трое из пятерки – бывшие танкисты, один отслужил в десантуре и одна… – Костя улыбнулся. – И одна девчонка, никакого отношения ни к армии, ни к спорту не имеющая.

– А спортто тут каким боком?

– Ну, я в том смысле, что хорошие снайперы, например, получаются из бывших биатлонистов. А она, по нашим данным, оружие в руках никогда не держала, да и в среде профессиональных геймеров нигде не засветилась. Самородок, понимаете ли…

– Ладно. Сбросишь мне личные файлы этих пятерых… или нет, Кость, давай всех десяти, прогляжу на досуге. Что о развитии самой игры думаешь?

– Так сказал же, все четко по плану. Обкатываем летний разгром в Белоруссии и Украине и танковые бои сорок второго. Как и договаривались, исключительно проигранные сражения, где экипажи полностью или частично погибали, а машины выходили из строя. Выигранные боестолкновения пока не активировали, сначала поглядим, на что способны наши ребятки в абсолютно тупиковых ситуациях. Те, кто пройдет первый отбор, получат расширенный доступ. Пакеты на сорок третий и сорок четвертый полностью готовы к загрузке. Сорок пятый пока дорабатывается. Там есть свои сложности, но успеем, не волнуйтесь.

– Все?

– Ну… – Рысенко на миг замялся. – Не совсем. Понимаете, эти пятеро лучших ребят… Они уже слишком близки к точке невозвращения. Критически близки, если честно. Ваш Кирилл, кстати, среди них. Боюсь, у него уже были первые, ээ, признаки. Не исключаю, что происходящее отпугнет их от участия в игре.

– Так быстро?!

– Ага. Сами знаете, «Танкоклуб» – не примитивная бродилкастрелялка, пусть даже и исполненная в 3Dформате. Она слишком реальна, слишком соответствует действительности. Бой для нашего участника ничем не отличается от настоящего боя. Шансы абсолютно те же самые, плюсминус тричетыре процента. А в бою учатся быстро. Кто ничему не научился или не хочет этого делать – просто выбывает. Там – навсегда, в могилу, здесь – до следующего боя… Они прошли порядка десятка боев, и этого хватило, чтобы подойти к черте. Так что, Вик Саныч, вы уж подумайте, что делать дальше. Еще дватри погружения – и они останутся ТАМ, – голос главного программиста звучал твердо, даже жестко. – А может, и меньше, в случае, если уцелеют в бою и захотят продолжить именно эту линию игры. Тут все от личностных характеристик человека зависит, а при таком уровне слияния с аватаром… Пока еще можно притормозить, скажем, временно заблокировать их аккаунты под видом плановых технических работ на серверах, например. Откуда бы они ни вошли в игру, будут видеть только новости и заставку с извинениями за временные неудобства. Но это все, сами понимаете, полумеры, не более. Вопрос, в общемто, в ином: мы самито готовы перейти ко второй фазе? Я «попаданца» имею в виду, – Рысенко был одним из немногих, посвященных в тайну «Слияния», и прекрасно знал об истинных целях «Танкового клуба». – И, кстати, пора начинать работать по специализированным геймерским форумам и блогам, когда все начнется, нам лишняя огласка ни к чему.

Несколько минут в кабинете царила тишина, лишь негромко шелестел вентилятор системного блока под директорским столом да доносились сквозь неприкрытое окно приглушенные третьим этажом звуки улицы огромного города. Молчание первым нарушил Виктор Александрович:

– Не знаю, Костя, честное слово, не знаю. Ты иди, пожалуй, а я подумаю, хорошо?

– Конечно, только не долго думайте. Не забудьте, еще максимум дватри боя – и возврата не будет. Вернее, он будет, конечно, но тогда мы уже навсегда потеряем перспективного оператора… ну, то есть игрока. И придется все начинать с начала и с новыми людьми. Так я пошел?

– Да, иди. Я сам с тобой свяжусь. Не забудь сбросить мне файлы на этих ребят, все, что у тебя есть.

– Ага, минут через десять. Отправлять не буду, просто скопирую по сетке. Да, вот еще что: если вы решите перейти ко второй фазе, считаю, стоит снять блокировки с успешных боевых операций сорок второго года. Иначе это будет просто нечестно по отношению к нашим ребятам. Все, ушел.

Коротко кивнув, программист покинул кабинет, тихонько прикрыв за собой дверь.

Россия, недалекое будущее (продолжение)

Проснулся Кирилл против обыкновения поздно, почти в одиннадцать. Вчерашний разговор с Леной затянулся далеко за полночь, девушка была настроена «на поговорить», да и он, в свете известных событий, отнюдь не спорил. Вот и проболтали почти до двух ночи, обменявшись новостями, сообщив друг другу о том, как соскучились, и даже построив предварительные планы на конец лета. Особых сбережений у молодых людей не было, лишь то, что отложили за год, а у отца просить не хотелось, хоть на такое дело он бы наверняка денег дал без второго слова, лишь бы об игре речь не зашла, но на скромный отдых дикарями гденибудь в Крыму должно хватить. Можно, конечно, и куданибудь поближе теми же самыми дикарями махнуть, да хоть в родном Подмосковье, но Крым – это всетаки Крым. Ленка, правда, та еще туристка, но он и не собирается ее по всему ЮБК с полной боевой выкладкой гонять, чай, не сержант Юркевич. Так, матрацный поход выходного дня, пару ходовых дней – и какаянибудь живописная стоянка у ручья или водопада. Главное, чтобы вокруг никого не оказалось, а уж они найдут, чем себя занять. А потом – к морю, конечно, благо знакомые по турфоруму подкинули несколько мест, еще не до конца испохабленных цивилизацией и курортным бизнесом. Главное, визы не нужны, несмотря на периодически возникающие газовые микровойнушки с «незалежной» соседкой. Проезд для граждан обеих стран оставался свободным в обе стороны, даже без былого трехмесячного ограничения срока пребывания. А спальникипалаткурюкзаки он у Юрки одолжит, сослуживца бывшего, чтобы лишние деньги не тратить. У того всегда парочка лишних отыщется…

Распрощавшись с подругой (проводы растянулись еще на добрых полчаса), Кирилл отправился, было, спать, но по дороге решил проверить почту и новости на нескольких любимых литературных, военноисторических и поисковых форумах, зависнув в Сети почти на час. Короче, до постели он добрался уже в начале третьего, сразу же провалившись в темный омут лишенного всяких видений сна. Зато и выспался на славу, поскольку последнее время спал он, честно говоря, не очень, вновь и вновь переживая во сне картины проигранных боев. Бывало, даже просыпался с криком в поту посреди ночи, словно вернувшийся домой бывалый фронтовик, повидавший на своем веку множество того, о чем хочется раз и навсегда забыть, навечно выбросив из памяти. Поначалу это здорово пугало, затем както привык, да и кошмары приходили не столь уж и часто. Вот только Ленка, став невольной свидетельницей парочки подобных снов, каждый раз устраивала форменный скандал… впрочем, к чему повторяться…

Но этой ночью, несмотря на вчерашние приключения, ничего подобного не случилось. С наслаждением потянувшись, он встал с кровати и отправился в ванную, принимать по старой привычке прохладный душ. Приготовив завтрак, поел и прикинул план сегодняшних дел, поскольку не игрой единой жив студент Кирилл Иванов, он же геймер Кир_007, в концето концов, стоило бы заняться генеральной уборкой квартиры, разобрав, наконец, скопившиеся за учебный год залежи какихто бумажек, тетрадей, методичек, дисков и прочей тряхомудии. Прибраться он клятвенно обещал Ленке еще в июне, сразу после сдачи сессии, да вот както руки так и не дошли. Да и приготовить себе чтонибудь более основательное, нежели поднадоевшие пельмени, салаты и жареная картошка, не мешало. Котлет, например, или даже супа какогонибудь. Короче, чегото долгоиграющего, что позволит не думать о готовке хотя бы несколько дней – подогрел на плите или в микроволновке, и свободен.

В общем, решено: сходит за покупками, приберется и займется готовкой. И ни слова об игре! Даже думать не сметь! Нет никакого «Танкового клуба», по крайней мере, до вечера. Работы по дому полно, так что есть чем занять руки. А мозги? Мозги займем музыкой, включив погромче компьютерный проигрыватель и загрузив в плейлист любимые песни, в том числе и те, которые Ленка терпеть не может. Ну, а вечером – посмотрим. Может, и заскочит в «ТК» ненадолго, повоюет буквально с полчасика, чтобы, так сказать, сноровку не потерять. Хотя раньше подобные обещания заканчивались известно чем: очередной пропотевшей футболкой, полным сумбуром в голове и всеми прочими прелестями эффекта полного, мать его, погружения. А со вчерашнего вечера еще и…

Так, стоп, стоп, танкист! Тормози. Решил же: до вечера об игре не думать, не вспоминать и произошедшее не анализировать! А пацан, как известно, сказал – пацан сделал. Все, собираемся, тащ сержант – и шагоом арш в супермаркет…

ГЛАВА 4

Воронежское направление, рн Ельца, июль 1942 года

На сей раз Кирилл решил не повторять прошлых ошибок, когда он, уверенный как в собственной небесталанности, так и в том, что «Танковый клуб» существует всетаки по неким игровым законам, выбирал точкой отсчета начало выбранного боя или подготовки к нему. Нет, сейчас он поступит хитрее и начнет игру в ночь на 3 июля, когда соединения недавно сформированной пятой танковой армии еще только завершали сосредоточение к югу от Ельца. Согласно полученной генералмайором Лизюковым директиве Ставки ВГК, в течение ближайших дней армии предстояло перехватить коммуникации немецкой танковой группировки, уже прорвавшейся к Дону, и ударом по тылам сорвать переправу. По большому счету, операция провалилась, поскольку не оправдался расчет на то, что немцы, форсировав Дон в направлении на Воронеж, рванут дальше на восток. Фрицы же, просто не имея такой задачи, остановились и заняли оборону, противопоставив трем наступающим корпусам сотню своих танков при поддержке артиллерии и авиации. С другой стороны, Лизюкову удалось существенно затормозить замену столь ожидаемых Паулюсом танковых соединений на пехоту, что ограничило возможности немцев на ЮгоЗападном фронте.

Однако хитрая игра отказалась принять выбранную дату, предложив на выбор три других – шестое июля, начало наступления Седьмого танкового корпуса, восьмое (Одиннадцатый корпус) или десятое – Второй ТК. Пожав плечами, Кирилл выбрал десятое июля – особой разницы он, честно говоря, не видел. Прочитав высветившееся дополнение к исторической справке, уведомившее, что полностью завершить сосредоточение частей, равно как и провести глубокую разведку вражеской обороны, не удалось, а пойма реки Сухая Верейка в этом году сильно заболочена, он нажал привычное «вступить в бой». Нажал, постаравшись максимально сосредоточиться, прогнав все посторонние, абсолютно неважные по ту сторону мысли…

«Темная ночь, только пули свистят по степи». Слова из старой песни оказались первым, что пришло в голову Кириллу сразу после того, как он осознал себя после переноса. Пуль, правда, не наблюдалось, зато ночь имела место быть во всей красе, темная летняя ночь, утыканная мириадами звездных булавок. Очень такая шумная ночь, наполненная сочным ревом дизелей, лязгом и скрежетом гусениц, гнусавыми гудками обгоняющих танки автомашин, криками и матом людей, отчаянно пытавшихся переорать всю эту какофонию. И все это – практически в полной темноте, поскольку колонна шла с выключенными фарами, горели лишь кормовые габариты да посверкивали узкими лучиками света фонарики регулировщиков и командиров танков. В нос шибало уже ставшей привычной (ага, аж до боли!) вонью недогоревшей соляры и поднятой сотнями гусениц, колес и сапог дорожной пылью. Корма впереди идущего танка периодически освещалась снопиками вылетающих из выхлопных труб искр, и на миг становились видны сизоватые клубы дыма.

Он сидел на краю башенного люка, свесив вниз ноги и придерживаясь за массивную крышку. Под задницей покоился сложенный в несколько раз ватник, что, впрочем, не столь уж и помогало. Шлемофон сдвинут на затылок, легкий ветерок приятно холодит вспотевшую, покрытую копотью кожу. Сейчас его звали Андреем Морошкиным, лет ему от роду насчитывалось двадцать два, а в черных петлицах тускло отблескивали новенькие алые кубари, по одной штуке на каждой. Младлей, стало быть, прямо из училища – и в командиры взвода. Ну, что ж, знакомое дело. Покопавшись в чужой памяти, ныне ставшей и его собственной, Кирилл без труда нашел необходимые сведения: родом он происходил из села Дальник Одесской области, окончил восьмилетку, поступил в танковое. Комсомолец, разумеется. Все это неплохо, конечно, весьма неплохо, вот только есть одно здоровенное «но»: в бою парнишка пока не бывал. А значит, полагаться придется только на свой опыт и рефлексы, «память» «вигааватара» ему ничем не поможет. Ну, что ж, бывало и хуже…

Так, что там с доставшейся ему машиной? Т3476 Сталинградского завода, выпуск уже этого года, в бою, как и ее командир, не бывала. Пушка Ф34, необрезиненные катки с внутренней амортизацией – ага, вот почему такой грохот, понятно! – моторесурс, загрузка топливом и БК – полная. Экипаж? Тут сложнее. Мехвод и заряжающий уже успели повоевать, для каждого из них это третий экипаж, радист в бою впервые. Ладно, сойдет. Что с диспозицией? Итак, сегодня двенадцатый день ВоронежскоВорошиловградской операции, завершающий этап, тот самый контрудар Пятой танковой армии, начавшейся шестого числа. Хрен его знает, куда ведет эта дорога – параллельно ли, перпендикулярно линии фронта, Морошкину о том не докладывали – но не позднее, чем утром, им предстоит повоевать, оттого и такая спешка. Их корпус вступает в бой последним, танкисты из Седьмого и Одиннадцатого ТК (смешно, аббревиатура совпадает с названием игры) дерутся с гитлеровскими панцерманами уже четвертый день, «украшая утренний пейзаж» вокруг Воронежа остовами сгоревших и подбитых танков, и чужих, и своих. Будет ли им от этого легче? А хрен его знает, вступят в бой, увидят. Взглянул на наручные часы, большую редкость для этого времени, даже для командира – начало пятого, вотвот начнет светать.

Справа противно заныл клаксон, и мимо, обгоняя танковую колонну, прошло несколько реактивных установок с угловатыми кабинами и бесформенными горбами затянутых пыльным брезентом направляющих. Ага, вот и знаменитые «Катюши», они же БМ13, из состава гвардейского минометного полка, их артусиление. Ну, хоть чтото… Брезент во многих местах прожжен и изодран осколками, на кабинах заметные даже в темноте пулевые сколы – ну, ясно, успели повоевать. Следом пропылили полуторки с боезапасом, судя по внешнему виду, тоже побывавшие на передовой. Грузовики шли с открытыми кузовами, брезентом были укутаны лишь штабеля ящиков с реактивными снарядами. О чемто подобном Кирилл то ли слышал в игре, то ли читал в воспоминаниях ветеранов: в отличие от фрицев, в Красной Армии тентованные автомашины особой популярностью не пользовались, так как не позволяли разгружать транспорт на все три борта. В условиях полного господства в воздухе Люфтваффе, от скорости разгрузки зачастую зависело количество жертв среди бойцов.

Поглубже натянув на лоб шлемофон, Кирилл нашел взглядом светлую полоску приближающегося утра, вздохнул и устало прикрыл глаза – в отличие от него самого, лейтеха Морошкин не спал уже вторые сутки. Спать он, разумеется, не собирался – не идиот, знаете ли, повоевал уже, пусть и виртуально. Или под гусеницы свалится, или просто шею свернет. Да и не заснешь тут, в таком грохоте, да когда под исхудавший на тыловых пайках зад ежесекундно лупит не слишкомто мягкая броня… Вообще, самое паршивое время, конец «собачьей вахты». А ведь они на марше уже пять часов, как бы мехвод за рычагами не уснул. Впилятся в когонибудь со всей дури, или «махру», вдоль обочин шагающую, на гусеницы намотают – и все, отвоевались, соколики. Под трибунал как два пальца залетят, а трибунал вкупе с особым отделом – это, знаете ли, вовсе не выдумка либеральнодерьмократических историков конца девяностых и не происки кровавосталинской гебни, а самая что ни на есть суровая необходимость любой войны! И на передовой, и в тылу и трусов хватает, и саботажников, и откровенных предателей, поскольку отнюдь не все «в едином порыве» и «до последней капли крови». Встречаются и другие, знаете ли… И комуто нужно всю эту грязь за наступающими войсками по мере сил прибирать. Короче, подменить водилу нужно. И пофиг, что лейтенант Морошкин двое суток без сна: онто, Кирилл Иванов, в своем чистеньком и почти безоблачном будущем выспался? Значит, его не должна волновать усталость аватара, его новое тело должно верить лишь ему.

Встряхнув головой, Кирилл привычно соскользнул в башню, втянув следом принадлежавший механику потертый ватник – казенное имущество, как иначе? Боевое отделение оказалось выкрашенным веселенькой белой краской, еще не потемневшей от копоти и пороховых газов, ничем не исцарапанной, не изгвазданной промасленными комбезами и далекими от стерильности ладонями танкистов. Ну, точно, новехонькая машина, только с завода. Если проживет хотя б с месяц, вся эта праздничная белизна превратится в самую что ни на есть заслуживающую уважения понимающего человека серость.

Обогнув казенник, парень наклонился, пролезая вперед. Радист благополучно дрых, сжавшись в комочек на неудобной сидушке и привалившись к борту, механикводитель пока держался, хотя и подозрительно кивал головой. Вовремя он, похоже, успел.

– Петро, – хлопок по плечу заставил механа испуганно дернуться – хорошо, хоть только его, а не весь танк. Ну, точно, почти заснул. – Давай сменю, отдохни.

– Та я, товарищу лейтенант, й не втомився…

Ага, как же, «не втомився». Прямо сейчас…

– Сменю, говорю. Вон радиста нашего распихай, и сам на его место вали. А он пусть на башню идет, проветрится, совсем со сна опух, бедняга. Сказано, давай…

Спустя пару минут Кирилл уже сидел на водительском месте, высматривая в квадратном проеме распахнутого попоходному люка габариты идущего перед ними танка, периодически скрывающиеся в дымных облаках выхлопа и поднятой гусеницами пыли. А Петро молодец, ничего не скажешь, хорошо держался. Укачивает внизу куда сильнее, нежели на башне. Там хоть и трясло, зато ветерок обдувал…

Июльский рассвет стремительно вступал в свои права, за бортом заметно посветлело, и теперь даже отсюда можно было рассмотреть все еще обгоняющую колонну неповоротливых бронированных динозавров технику. В основном полуторки и куда реже новенькие лендлизовские «Студебеккеры» с прицепленными орудиями, сорокапятками и дивизионными «ЗиС3», или полевыми кухнями. Пару раз мимо танковой колонны проносились командирские «Виллисы», санитарные автобусы и даже старенький БА10, чему Кирилл откровенно подивился – смотрика, уцелел!

По левой обочине нестройно топала измученная долгим переходом взмыленная пехота, гимнастерки, сапоги и каски которой приобрели совершенно не отличимый от дорожной пыли цвет. Этих обгоняли уже танки, покрывая бойцов все новыми слоями пыли. Казалось, даже лица бойцов стали одинаковыми, серокоричневыми, застывшими, словно шли не живые люди, а отлитые из светлой пластмассы игрушечные солдатики вроде тех, что он собирал в модельном кружке. Рядовые рабочие войны, основа будущих побед, без которых вся эта грохочущая машинерия почти что ничего и не стоила…

«Да, не повезло вам, ребята, – мрачно подумал Кирилл. – Все ножками да ножками. Хотя, если уж по справедливости, немцыто тоже в основном пешкодралом топают, вот хотя бы если того же Ремарка вспомнить. Это только в старом кино да в книжонках либеральных „историков“ их всю войну исключительно на машинах да бронетранспортерах возили. А на самом деле, механизированные части шли, как правило, в прорыв, да и было их не так, чтобы очень уж много».

Ночной марш закончился в начале шестого, когда их роту загнали в небольшую рощицу с густым, но уже изрядно измочаленным гусеницами подлеском, где и без них оказалось не протолкнуться. Зря, конечно. Если немцы просекут и наведут бомбардировщики, кисло им станет, но у командования на этот счет, надо полагать, свои соображения. В смысле, не насчет бомберов, а насчет их нынешней диспозиции…

Оставив танк под присмотром экипажа и раздав касающиеся текущего обслуживания распоряжения, Кирилл отправился размять ноги. И заодно оглядеться. Ни карты, ни какоголибо четкого распоряжения относительно грядущих событий у него не было, кроме полученного накануне выступления приказа «выступить ровно в… на марше соблюдать строжайшую светомаскировку… прибыть в указанную точку… ответственность… под трибунал». Справедливости ради можно, конечно, припомнить, что приказ получал еще Андрей Морошкин, а не Кирилл Иванов aka «Кир_007», но какая теперь разница? Скоро бой, а в нем все равны. И лишь совсем чутьчуть «равнее» тот, кто успеет первым выстрелить или первым вывести машину изпод удара, на доли мгновения предугадав замысел противника. Ничего особо интересного ему высмотреть не удалось. Спешно маскируемые под деревьями танки, заправщики, машины со снарядами. А ведь они и без того загрузились по полной, в танке буквально не протолкнуться, пришлось даже снять металлические крышки с ящиков боеукладки, впихнув в них на треть больше выстрелов, в основном бронебойных. Опасно, конечно, и совершенно против инструкции, но кто ее, инструкцию ту, в реальном бою выполняет? Полевой кухни, увы, не обнаружилось, снова придется довольствоваться сухпаем. Ни артиллеристов, ни минометчиков нигде видно не было, видимо занимали свои позиции. Кирилл догадывался, что в атаку они пойдут после артподготовки, вряд ли, увы, особенно продолжительной.

Вернувшись обратно, он построил экипаж и провел первый в этой игре (или уже не игре ? Или не совсем игре ?) инструктаж, припомнив то, чему научился за прошлые виртуальные сражения и о чем читал в воспоминаниях ветерановтанкистов.

– Петро, Коля, – он поочередно обратился к обоим «ветеранам». – Вы уже успели с фрицем повоевать, так что полагаюсь на ваш боевой опыт. Петро, при команде «короткая» машину полностью не останавливаешь, плавненько сбрасываешь скорость до минимума, а после выстрела, неважно, попали мы или нет, снова набираешь ход. Ясно?

– Так точно, товарищу лейтенант. Зробимо.

– Николай, – теперь Кирилл обращался к заряжающему. – Снаряд всегда должен быть в стволе. Бронебойный. После выстрела моей команды не ждать, перезаряжаться сразу. Если я молчу, заряжаешь болванку, если командую – осколочнофугасный.

– Так точно, тащ лейтенант, – меланхолично отрапортовал «затыкающий», могучего сложения парень в расхристанном комбезе.

– И приведи себя в порядок, что ли…

– А я, товарищ лейтенант? – подал голос радистпулеметчик – Мне что делать?

– А вам, товарищ боец, связь поддерживать. Да по фашистской гадине (не переборщить бы, иди, знай, вдруг тут такие эпитеты еще не в ходу?) из курсового пулемета стрелять, ежели она в прицеле окажется. Но связь – важнее, – Кирилл припомнил имя четвертого члена своего экипажа. – Понял, Михаил Батькович? Передатчикто в порядке?

– Иванович я… То есть, простите, товарищ командир, понял! Первым делом связь, вторым фашистская гадина. Танковая радиостанция 9Р, так точно, в порядке, – на едином дыхании выпалил паренек, вызвав на лицах товарищей короткие понимающие усмешки.

– Первый бой?

– Так точно. Прибыл в расположение части три дня назад.

– Вот и ладненько. Тогда разойтись и продолжать подготовку боевой машины к предстоящему бою. Давайте, мужики, говорите, чем помочь? – «товарищ командир» демонстративно засучил рукава танкистского комбинезона и распахнул пошире ворот, под которым на петлицах новехонькой гимнастерки вспыхнули необтершейся зеленью в первых лучах утреннего солнца новенькие лейтенантские кубари…

Начался новый день, один из тысячи четырехсот восемнадцати дней…

Ничего особо экстраординарного от них на первый взгляд не требовалось. Силами взвода скрытно выйти к немецкой батарее ПТО, уничтожить ее и, заняв позицию, подавлять любые огневые точки противника, расположенные в пределах действенного огня, дожидаясь подхода с фронта основных сил прорыва. Всегото. Если, конечно, не учитывать, что против его пяти машин будут четыре орудия, и вовсе не «колотушки», а весьма неплохие PaK40 с длиной ствола в сорок шесть калибров. Да что там «неплохие» – отличные! Между прочим, если Кирилл не ошибается, именно эта пушка и положила конец броневому превосходству «тридцатьчетверок» на поле боя. Четыре орудия, да на заранее подготовленной укрепленной и замаскированной позиции, да вполне возможно, еще и с пехотным прикрытием. Нда. Вот именно «всегото»…

Почему батарею нельзя было подавить огнем артиллерии или полковых минометов, что казалось куда более логичным, нежели танковой атакой с непредсказуемым результатом, Кирилл понял из объяснений. Сведения получили от пленного немецкого пехотинца, который, хоть и описал все достаточно подробно, точного расположения батареи ПТО на карте указать не смог, только квадрат. А высланная ночью разведгруппа на открытое пространство соваться не решилась, чтобы не спугнуть немцев раньше времени. Вот потому «бог войны» и не мог ничем помочь – не станешь же гвоздить по всему квадрату, надеясь случайно попасть именно туда, куда нужно? Да и время поджимало, поскольку атака начнется сразу после артподготовки, и батарея к этому времени уже должна перестать существовать…

Задачу ставил сам комбат, усатый майор с покрасневшими от недосыпа глазами смертельно уставшего человека. Карты Кирилл отчегото так и не получил, вместо этого майор долго и подробно объяснял ему задачу по своей трехверстке.

– Все ясно, лейтенант? Справишься? Вопросы есть? – По голосу видно, что ему ужасно хочется, чтобы вопросов не оказалось.

– Ясно, товарищ майор. Справлюсь. Вопросов не имею. Разрешите еще раз посмотреть карту?

– Разрешаю, – комбат сунул ему планшет и вытащил из кармана помятую полупустую пачку «Беломора». – Кури, лейтенант.

– Спасибо, не балуюсь, – вежливо отказался Кирилл, поскольку ни он, ни Морошкин и на самом деле не курили.

– Вот и правильно, что не балуешься, значит, дольше проживешь, – майор смущенно кашлянул, видимо уловив скрытый смысл фразы, и торопливо зачиркал спичкой. – Мать твою, сука…

Относилось ли последнее к строптивому коробку, или к тому, что предстояло выполнить Кириллу, парень так и не понял.

– Запомнил, – он отдал планшетку. – Разрешите выполнять?

– Погоди. Звать как?

– Андрей, товарищ майор, – как он ухитрился не ляпнуть «Кирилл», парень и сам не понял. Сразу прошиб холодный пот. Впрочем, комбат ничего не заметил.

– Ты, Андрюш, особо не геройствуй, – майор старательно прятал глаза за клубами сизого папиросного дыма. – Там у них серьезные пушки стоят, ПАКсорок называются. Серьезные, точно тебе говорю. Семьдесят пять мэмэ, мать их! Тебе такое в учебке вряд ли говорили, а я скажу, прямо скажу: попрете в лоб – пожгут всех. Расстреляют на дистанции, как мишени. Ты точно карту запомнил?

– Точно.

– Видел там такой овражек заболоченный? Его ночью наши разведчики весь излазили, клянутся, что танки пройдут. Вот по нему и идите. Можно, конечно, застрять, не спорю, но если хитровы… вернуться, то пройдете. И вломите им. Когда обнаружите, они ж суки, наверняка неплохо замаскировались. А иначе никак во фланг не выйти, уж поверь мне, я еще в Финскую воевал. Попрешь в лоб – минус пять машин и два десятка ребят. Понял меня?! – майор неожиданно взглянул ему прямо в глаза, и Кирилл неожиданно почувствовал, как по спине поползли щекотные мурашки. Неужели и вот это – тоже не более чем «эффект полного погружения»? Но ведь его глаза живые, настоящие, яростные! Никакая, даже самая совершенная, программа не сможет передавать таких чувств. Да что там программа – вряд ли подобное под силу даже несуществующему пока искусственному интеллекту! В глазах майора читалась не только смертельная усталость, но и неподдельная боль за всех тех, кого он вынужден уже год отправлять на смерть ради выполнения боевой задачи, ради будущей далекой победы. Ну, не может он быть вигом, виртуальным героем, созданным программой аватаром, просто не может – и все тут ! Тогда что же все это? Что вообще происходит?!..

– А если понял, парень, то бегом к машине. Через десять минут начнется артподготовка, вот под шумок и проберетесь, на ее фоне хрена лысого фриц вас услышит. Но имей в виду – двадцать минут, потом тишина. Если застрянете и станете друг дружку из болота тягать, они просекут и успеют развернуть пушки. Все понял? Тогда бегом, мать твою за ногу да об угол, бегом!!!

ГЛАВА 5

Воронежское направление, рн Ельца, июль 1942 года

В «заболоченном овражке» они оставили всего одну машину, увязшую левой гусеницей настолько всерьез, что вытаскивать своими силами означало бы однозначно демаскировать себя и, как итог, не выполнить задание. И он отдал приказ двигаться дальше, благо до цели оставались считаные сотни метров, а до конца артналета – всего семь минут. Когда они уже почти выползли на склон оврага, внезапно наступила звенящая тишина. Все, их время пришло. Пора. «Расклад перед боем», как пел все тот же Высоцкий, песни которого Кирилл частенько вспоминал во время погружений, ясен, как хрестоматийный пень. До батареи, пока еще не обнаруженной визуально, – полкилометра ровного, как блин, пространства. Четыре танка. И четыре пушки, любая из которых с такого расстояния возьмет их в лоб, если не случится чегото вовсе уж нереального.

– Коля, временно забудь, что я перед боем говорил, сейчас стреляем только осколочными. Заряжай без команды, выстрел – снаряд, выстрел – снаряд. Петро, сам знаешь, что делать, но на всякий случай напомню. Как выломимся наверх, сразу набираешь максималку и прешь вперед, маневрируя по курсу зигзагом. Миша… Иванович, давай канал. Всем – атака. Готовы, мужики?

В шлемофоне, подключенном к ТПУ, щелкнуло и забурчало, видимо соглашаясь.

– Помните, батарея замаскирована, так что максимальное внимание. Огонь вести по мере обнаружения целей. Вперед!!!

Подминая бронированными лбами росшие по краю оврага березки, танки выползли на открытое пространство и сразу же врубили максимальную скорость, стремясь поскорее сократить расстояние. В казенниках танковых пушек ждали своего часа осколочнофугасные снаряды. Чтобы бить наверняка, в упор, чтобы рвать иззубренными осколками разорванных тротилом стаканов хрупкую человеческую плоть, чтобы мстить за погибших за год войны товарищей, женщин, детей… чтобы выжить в этом бою и крутануть землю на Запад. Хоть на метр, но крутануть.

Всетаки тренировали немцев на совесть – или им, на беду, попались уже обстрелянные противотанкисты. Они не стали ждать, пока атакующие бронемашины приблизятся, здраво рассудив, что лучше раньше времени демаскировать себя и расстрелять танки с максимального удаления, чем быть раздавленными. Пока они барахтались с этими березками и переваливали откос, фрицы успели отреагировать. Повалились на землю высокие кусты, маскирующие орудия, прислуга торопливо растащила в сторону ветви и масксети, и батарея предстала во всей красе. Правда, тут танкистам все же немного повезло: пушки левого фланга стояли таким образом, что правофланговые ПТО напрочь перекрывали им сектор огня. А выкатить полуторатонную пушку из полукапонира за те минуты, что отмерила им судьба, просто нереальная задача. Зато те два орудия, позиции которых располагались с правого фланга, со стороны которого и атаковали танки, успели. И первым же снарядом сожгли крайнюю слева машину. Снаряд попал кудато под погон башни, и «тридцатьчетверка» вздыбилась, в долю мгновения превратившись в безразличную даже рембатовцам или трофейщикам груду металла, перекореженную, с отлетевшей далеко в сторону башней, напрочь разбитой ходовой, охваченную высоченным рыжедымным пламенем…

Одновременно со стороны батареи ударил неслышимый за грохотом дизеля пулемет, пули звонко застучали по броне, сдирая свежую краску, покрывая металл крохотными оспинками и разлетаясь брызгами расплавленного свинца.

– Огонь! – заорал самому себе Кирилл, стреляя. Он был абсолютно уверен, что промажет, поскольку прицельная марка, несмотря на поданную мехводу команду, сумасшедшей белкой скакала вверхвниз, однако судьба решила иначе. И дальнее орудие, то, что не имело никаких шансов развернуться к фронту, исчезло в круговерти мощного – сдетонировали ящики со снарядами – взрыва. Одинодин!!! И тут же, словно равняя счет, выпалило второе орудие, разорвав гусеницу и вырвав направляющий каток еще одного атакующего танка. Лишенный подвижности Т34 беспомощно крутанулся на месте, подставляя борт – и взорвался, получив болванку от успевшего перезарядиться «первого номера». Кирилл отметил потерю второй машины самым краем сознания, старательно вжимаясь в новенький, еще остро пахнущий резиной налобник прицела.

– Короткая.

Танк послушно притормозил, но резко, слишком резко! Качнулся, снова начал движение. Зачем?! Поле прицела заполнило небо, земля, снова небо… ага, можно попробовать! Бабах! Кирилл видел, что почти попал – фонтан земли взметнулся буквально в полутора метрах от вражеского ПТО, ударная волна изломанной куклой отбросила когото из обслуги в сторону, сверкнул в лучах утреннего солнца покатившийся по земле выстрел с черной головкой бронебойного снаряда. Сознание выхватывало из общей картины боя лишь отдельные, порой крошечные и вовсе не важные момента. Вот этот катящийся по земле снаряд, нелепо вздернутую над дымящимся бруствером руку, огненный жгут трассирующей пулеметной очереди, черный зрачок двухкамерного дульного тормоза PaK40, глядящий прямо в прицел…

«Калибр 7,5 см, – услужливо подсказало настроившееся неведомо на какую волну подсознание. – Темп стрельбы четырнадцать в минуту, дульная скорость…»

– Вправо, Петро, вправо!!! – кричал не он, определенно не он. Разве он, Кирилл Иванов, смог бы заорать ТАК разрывая в лохмотья голосовые связки, надсаживая легкие?!

Танк… нет, не повернул – отпрыгнул в сторону. И пятикилограммовая болванка лишь снесла фару и ящик ЗИП и чиркнула по броне, высекая сноп видимых даже в дневном свете яркофиолетовых искр. Или не в дневном, а в утреннем? Что там, снаружи? Утро, день? Вечная ночь?

– Дави гада! – ему казалось, что он кричит, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Но механикводитель с украинским именем Петро его услышал, ударил по газам, швыряя машину навстречу орудию, казенник которого был восхитительно пуст.

Словно запущенная исполинской пращой, «тридцатьчетверка» перемахнула бруствер и всем весом обрушилась вниз. Скрежет. Оглушительный, ласкающий слух нежный скрежет под днищем, словно тогда, когда он воевал на БТ, страшным прошлым летом, пахнущим гарью, тротилом, сладковатым трупным запахом и безнадежностью. Все тем же краешком сознания Кирилл отметил, что и второй танк уже ворвался на позицию, с ходу проутюжив дальнее орудие вместе с расчетом, все еще пытающимся его развернуть в сторону атаки.

Все. Они сделали это. Смогли, несмотря на прячущего взгляд за папиросным дымом комбата. Потеряли две машины, но заставили немцев расплатиться за это всеми четырьмя… Стоп… Четырьмя?! Одно он подбил, два раздавили, значит… три?!

– Петро, вперед вправо!!!

Кирилл судорожно крутанул маховик разворота башни, уже понимая, что если орудие уцелело, он все равно не успеет. По броне дробно простучала пулеметная очередь, в ответ заполошно затарахтел курсовой ДТ. Башня начала разворот одновременно с рывком в ту же сторону всего танка.

Это был даже не грохот, а первый аккорд вселенской катастрофы.

Маленькой вселенской катастрофы, строго индивидуальной для четверых запертых в броневой коробке молодых парней.

Выпущенная практически в упор, метров с тридцати, болванка прошила танк насквозь. Боевая машина судорожно дернулась, словно напоровшийся на тяжелую охотничью пулю зверь, проползла еще несколько метров и замерла, раздавив штабель снарядных ящиков и уткнувшись лбом в край капонира. Мотор заглох, и наступила тишина, оглушающая, как всегда после боя. Впрочем, наслаждаться ей было уже некому. Как и некому было услышать хлесткий танковый выстрел, поставивший точку в судьбе последнего орудия прекратившей свое существование батареи, запоздавший лишь на несколько секунд…

Сознание возвращалось тяжело. Точнее, возвращаться оно вовсе не хотело, но Кирилл сделал над собой усилие и вынырнул из давящей тьмы небытия в душную полутьму боевого отделения. Как ни странно, гарью не пахло. Сгоревшим дизтопливом, кордитом, горячим металлом, маслом – но не дымом. И еще пахло тем самым, уже знакомым, почуешь раз – и запомнишь на всю оставшуюся жизнь – железистым запахом свежей крови. И еще почемуто спиртом. Да, именно спиртом. Снаружи раздавались приглушенные броней выстрелы: характерный, похожий на звук работающей циркулярной пилы, гул немецкого пулемета, стрекот танкового Дегтярева и, финалом, резкий удар танковой пушки. Похоже, конец пулеметчику. Получается, без сознания он провалялся совсем недолго, считаные минуты, если не секунды – много ли времени нужно, чтобы навести орудие и влупить с сотни метров по пулеметной точке?

Света в боевом отделении хватало – башенный люк, перед боем прихваченный ремнем, распахнулся от удара болванки. Парень лежал на ящиках с выстрелами к родной пушке, и лежать было неудобно, поскольку крышки они сняли перед боем, загружая дополнительный боекомплект. Спиной он ощущал продолговатые округлые гильзы, наспех уложенные в ящики. По бедру струилось нечто жидкое и отчегото прохладное. Кровь?! Нет, вряд ли кровь. Кровь теплая и спиртом не пахнет. Ну, или, как правило, не пахнет. Блин, что за бред лезет в голову?!

Голова сильно кружилась, по вискам со всей дури дубасили крохотные злые молоточки, а затылок словно заполнили расплавленным свинцом. И еще очень тошнило. Сотрясение, что ли? Или контузия? Прямо над ним косо нависало поломанное командирское сиденье, с которого он и рухнул вниз. Значит, сотрясение, наверняка, падая, не только спиной, но и затылком о боеукладку приложился. Кирилл попытался приподняться, перевернувшись на бок. И сделал еще одно крайне неприятное открытие: ног он почти не чувствовал. Неужели поврежден позвоночник?! Каждое движение вызывало в голове настоящий тошнотный шторм, и, едва он перевернулся на бок, его немедленно вырвало. И еще раз, и еще. Полегчало, но не намного. Коекак сев, придерживаясь за борт (на девственнобелой краске остался грязный отпечаток), он первым делом осмотрел ноги. Хреново: штанины комбинезона ниже колен изодраны осколками отколовшейся брони и уже успели пропитаться кровью, незаметной на темной ткани. Один сапог слетел, не первой свежести портянка размоталась до пола, постепенно приобретая алый цвет. Значит, позвоночник цел, просто множественные осколочные. Хотя, учитывая, что антибиотики пока широко не применяются, а до медсанбата еще хрен знает сколько времени, это почти стопроцентная ампутация. Вот и еще один комиссованный «обрубок» готов. Суки фрицы, мать их – как там усатый комбат говорил? – «за ногу да об угол»? Вот именно так. Надеюсь, ребята из уцелевшего танка зачистят бывшую позицию как следует…

Нужно на чтото решаться, иначе тупо истечет кровью. До башенного люка с такими ногами не долезть, это ясно. Значит, будет выползать через драплюк в днище. Но сначала нужно осмотреть ребят, вдруг не он один уцелел… Да что ж так спиртягойто воняет?! По бедру все так же струилось нечто прохладное, опускаясь все ниже, и неожиданно он взвыл от жуткой боли, разом почувствовав ноги, да так, что едва сознание не потерял. Матьперемать! Печетто как! Словно в детстве, когда разбитые коленки зеленкой заливали. Торопливо ощупав себя, Кирилл наткнулся рукой на притороченную к поясу алюминиевую флягу в матерчатом чехле. Б… вот оно что! Выданная вчера фляжка со спиртом тоже получила боевое повреждение, и сквозь отверстие, пробитое осколком, потихоньку вытекала семидесятиградусная жидкость.

Дрожащей рукой Кирилл продел пуговицу сквозь петельку и торопливо содрал с пояса поврежденную емкость. Хотел было отбросить в сторону, однако вовремя одумался. Вопервых, нужно обработать раны хотя бы таким варварским способом, вовторых, принять внутрь в качестве противошокового. Нет, вопервых и вовторых лучше всетаки местами поменять. Говорят, крепкий алкоголь понижает болевой порог и может использоваться чуть ли не в качестве своеобразного анестетика. Что ж, попробуем… впервые в жизни.

Неумело свинтив колпачок – когда он служил там, в будущем, фляги были совсем другими – парень резко выдохнул и сделал несколько приличных глотков. По пищеводу рванулась вниз горячая волна, все более разгораясь по пути, и взорвалась в желудке огненным вихрем. С трудом отдышавшись, Кирилл смахнул набежавшие слезы – охренеть! Так вот каково оно – пить неразбавленный спирт, оказывается? Ну, тогда, еще глоток… Да, неслабо…

Поколебавшись секунду, он аккуратно отложил флягу в сторону. Раны обрабатывать? Так это сначала нужно штанины ножом разрезать, а где он, тот нож? Выбираться нужно, вот что главное. И ребят проверить.

Постанывая от боли, Кирилл сполз с боеукладки, опустившись на колени. Развернулся. Николай, их заряжающий, мешком лежал под самой перегородкой МТО. Остекленевшие глаза, в которых более не ощущалось ни капли жизни, равнодушно глядели на видимый сквозь проем люка кусок иссиняголубого неба. «Глаза нужно закрыть, положено так вроде», – отрешенно подумал парень. И, сглотнув вязкую слюну, попытался проделать это, словно в какомто виденном фильме, однако ничего не вышло. Веки Николая лишь слегка опустились, дрогнули – и Кирилл испуганно отдернул руку. Может, он еще жив?! Торопливо сдернув с головы товарища шлемофон, парень медленно убрал руки. Ранка на виске оказалась совсем небольшой, от нее тянулась к уху тоненькая струйка темной, почти черной крови.

Не оглядываясь, он пополз вперед, увидев, наконец, куда им попали. Болванка вошла в борт на уровне сиденья радиста – сквозь совсем небольшое отверстие, сантиметров пять в диаметре, проникал сизоватодымный, пыльный луч света. На то, что осталось от Миши, смотреть не хотелось. Петро сидел, согнувшись в три погибели, навалившись грудью на рычаги. Поколебавшись мгновение, Кирилл протянул руку и несильно дернул его за плечо. Механик грузно завалился вправо, в узкое пространство между двумя сиденьями. Голова нелепо запрокинулась, открыв взгляду залитое кровью, неузнаваемое лицо, похожее на уродливую маску. Окончательно мертвое лицо.

Кирилл сморгнул, до боли зажмурившись. Что ж, понятно… Сидящие впереди получили основную порцию осколков, образовавшихся при пробитии, а радиста и вовсе зацепило самой болванкой. Броня на «тридцатьчетверках» – когдато он об этом читал – ломкая, а не вязкая, как у английских «Матильд», дает уйму сколов, даже при неполном пробитии. А до подбоя в этом времени пока не додумались. Дальше болванка прошла – едва ли не против воли он оглянулся – по диагонали и вышла вон там, в аккурат пониже его сиденья, напичкав ноги второй порцией осколков. А заряжающий? Видимо, судьба. Он мог бы уцелеть, но крошечный кусочек металла, пересекшийся в некой точке пространства с его виском, решил иначе…

Все, пора уходить. Здесь, в этом царстве смерти, его больше ничто не держит. Снаружи, впрочем, тоже. Выпитый алкоголь приятно туманил разум, и Кирилла неожиданно пробило. Кто, кто, б… он для этого времени? Игрок? Игрок, еб вашу мать?! И во что ж он тут играет? В офигенно навороченный реалитишутер с реальными же персонажами?! А если они и не персонажи вовсе, а самые настоящие люди?! Если… если не все так просто? Комбат, его экипаж, даже вон те фрицы на позиции – вдруг все они не просто компьютерные симуляции, набор тэгов или горсть пикселей, а? Вдруг они живые… были? Тогда что же все это, что?! Что ж за хрень такая этот «Танковый клуб»? Или он ошибается и все вокруг – просто обман сознания, иллюзия, морок, в который верит его мозг? Но откуда он, не воевавший парень первой четверти двадцать первого века, может знать такие подробности, откуда?!

Стопор драплюка подался на удивление легко – и Кирилл, на миг позабыв про боль в ногах, инстинктивно отшатнулся. Затем вгляделся в увиденное – и согнулся в пароксизме неудержимой рвоты. Пустой желудок судорожно сокращался, исторгая наружу лишь вспененную темную желчь.

Вот об этом он и размышлял всего минуту назад: подобное тоже предусмотрено хитрой программой?

Немного успокоившись, парень сползал в боевое отделение, прихватив автомат и пустую противогазную сумку, куда запихнул два запасных диска и пять лимонок. Подумав, забрал и флягу, уложив ее дыркой кверху – ребятам уже без разницы, а ему? Да тоже, наверное… С опаской подполз к люку, судорожно вздохнул и полез наружу. Стараясь, конечно, максимально прижиматься к правой гусенице. Поскольку под левой лежал… лежало то, что еще недавно было человеком, одним из обслуживавших немецкую пушку артиллеристов. Видимо, уже словив болванку, движущийся по инерции танк переехал его наискосок, от паха к груди. И сейчас Кирилл наблюдал результат. Очень такой неприглядный результат. Лопнувшее по швам окровавленное фельдграу, и кишечник, нашедший новый выход… наружу. Помятая каска откатилась в сторону, позволяя в полной мере насладиться картиной.

Прикрыв глаза, Кирилл выполз изпод танка и огляделся. Тишина, лишь откудато издалека доносятся приглушенные расстоянием звуки боя. Странно… Метрах в десяти – раздавленная их танком пушка, та самая PaK40, с трудом угадываемая в сюрреалистических переплетениях измочаленного траками металла. Раздавленные снарядные ящики, сплющенные гильзы, перевитые маскировочной сетью ветви. Вдавленные в глину трупы орудийного расчета, вид которых больше не вызывал рвотных позывов.

Почти не вызывал…

И возникший над бруствером силуэт в мышиносерой форме и глубокой каске, и на самом деле похожей на горшок – не врали мемуаристы. Если снизу смотреть, так чистый горшок и есть. Даже рукава закатаны, словно в старом советском фильме о войне. Кирилл дернул к себе автомат, припоминая, где у него предохранитель. Стыдно, но так и не вспомнил.

Осклабившись, немец деланонебрежно передернул затвор, загоняя патрон в патронник, и вскинул карабин. Равнодушно прицелился – черный зрачок дула засасывал, словно омут – и спустил курок. Последней мыслью Кирилла было: «Да где ж уцелевший танк, тот, что упокоил пулеметный расчетто?! Где ребята?!»

Карабин коротко рявкнул, выплюнув свинцовую смерть в латунной оболочке, и упала темнота…

ГЛАВА 6

Россия, недалекое будущее

Кирилл пришел в себя, лежа на полу рядом с перевернутым креслом. Шлеммнемопроектор слетел с головы и валялся рядом. Под столом мирно урчал системник, по монитору плавала стандартная заставка из набора Win8 – комп перешел в ждущий режим. Значит, прошло не меньше получаса, как он вышел из игры. Или выпал, учитывая его нынешнее местоположение.

С трудом приподнявшись на дрожащих от слабости руках, парень тупо уставился на успевшую подсохнуть лужицу блевотины на ковре. Коекак сел, упершись спиной в перевернутое кресло. Во рту стоял мерзкий привкус, то самое классическое: словно кошки нас…ли. Футболка тоже оказалась обильно испачкана рвотой. Голова раскалывалась от боли и кружилась, хотелось снова лечь и закрыть глаза. Лечь и расслабиться, и по фигу, что под лопатками твердые цилиндры нерастраченных выстрелов к танковой пушке. Что?! Дернувшись в приступе внезапного страха, Кирилл взглянул на ноги. Выглядывавшие из застиранных домашних бриджей голени покрывали бурые пятна, вызывающие в памяти определенные ассоциации… кровь?! Боли, впрочем, не было, разве что неприятный зуд пониже колен, как бывает, когда начинает заживать полученная рана. Нижний край брючин тоже заляпан отдельными брызгами, на светлые носки и вовсе страшно смотреть, пропитались кровью, будто та памятная портянка в игре… Таак… Похоже, доигрался ты, товарищ геймер Кирдванолясемь, на этот раз – точно доигрался!

Борясь с тошнотой, парень поднялся на ноги, дрожащие ничуть не меньше рук, и добрел до ванной. Сбросив одежду на пол, влез в душевую кабинку и, включив воду в полную силу, уселся на дно поддона. Обхватив руками колени и пригнув к ним голову, сжался в комочек. Теплые струи приятно молотили по спине, голове, плечам. Вода под ним сразу стала розовой, но вскоре посветлела, с веселым равнодушным журчанием унося в сток некую крохотную частичку его прошлой жизни. Подняв лицо, Кирилл подставил его горячим струям – и неожиданно беззвучно заплакал. От непонимания, от обиды, от… да хрен пойми, от чего! От тех воспоминаний, например, что отныне навеки поселились в его памяти. От осознания того, что прошли их предки семьдесят с лишним лет назад, чтобы их внуки и правнуки могли резаться в навороченные компьютерные игры, в перерывах расслабленно попивая пивко, лениво перепихиваясь с подружками и обсуждая очередной пройденный уровень! Вода смывала слезы, мягко колотила по лицу сотнями падающих капель, успокаивала напряженные нервы. Вместе с утекающей водой в сток уходило и немыслимое напряжение последнего боя; реального, несмотря ни на что, боя. Он был там на самом деле, и больше нисколько в этом не сомневался! Был – и все тут! Каким образом – неважно, главное – был. И в том бою он победил. Пусть и дорогой ценой, разменяв, словно в сорок первом, три своих танка на четыре немецких пушки, но – победил. Батарея была уничтожена и не смогла ударить во фланг наступающим танкам. Как там у Твардовского (ага, читал он, читал, незачем удивляться, все ж таки танками увлекался. Да и отец в патриотическом плане правильно сына воспитывал, подсовывая порой вовсе не те книжки, что взахлеб читали сверстники):

…И эту пушку, заодно с расчетом,

Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозем…

Вот и они вмяли. Не в чернозем, правда, чернозем фрицы срыли, отсыпав на брустверы. Но в том, что вмяли, размазав по утрамбованной подошвами кованых немецких сапог глине, сомневаться не приходилось. Сам видел. И теперь уже никогда не забудет…

Выключив воду, Кирилл обтерся махровым полотенцем, вместе с испачканными вещами запихнув его в стиральную машину. Внимательно осмотрел отмытые от крови ноги, не обнаружив никаких следов осколочных ранений. Чувствовал он себя гораздо лучше, голова еще немного кружилась, но боль прошла. Одевшись, тщательно затер мокрой тряпкой предательские следы на ковре и проветрил комнату, настежь распахнув не только балконную дверь, но и окно. Вернув в нормальное положение кресло, Кирилл выключил компьютер, не заходя в игру и даже не проверяя почту. Все, хватит. Поигрался – и будет. Ленка оказалась кругом права, к добру его увлечение явно не приведет.

Вспомнив о любимой, бросил взгляд в сторону комма, но решил пока не звонить. Часы показывали десять вечера, а созванивались они обычно в районе одиннадцати. Прикинув, сколько времени он провел в Игре, присвистнул: получалось, больше четырех часов. А ведь собирался, помнится, зайти на полчасика и лечь спать, чуть ли не клятвенно обещал. Блллин, геймер хренов…

Поколебавшись, Кирилл двинулся на кухню. Есть не хотелось абсолютно, перед глазами все еще стояли виденные в игре картины, с трудом совместимые с нормальным процессом пищеварения, да и подташнивало немного. А вот коечто другое… Парень открыл дверцу кухонного шкафчика и, покопавшись внутри, извлек квадратную бутылку Jack Daniel’s (черная этикетка, белые буквы – производитель свято хранил традиции), давнымдавно подаренного на днюху одноклассником, уже несколько лет как эмигрировавшим под сень звезднополосатого флага мирового гаранта демократии. Смешно, но за все это время Кирилл ни разу не испытал желания открыть заветную литровку. Собиравшиеся на вечеринки друзья, правда, не раз намекали, но он был неумолим: мол, придет время, и вот тогда… Вот и пришло, б… время!..

Неумело раскурочив хитрую амерскую укупорку, Кирилл свинтил черную пластмассовую пробку и набулькал себе полный стакан. Подумал было насчет закуски, но лишь криво ухмыльнулся: он что, ради удовольствия пить собрался?! Party устраивать, мать ее за ногу да об угол? Он за павших пьет, за тех, кто с ним в одном экипаже смерть принял. И не раз. За вас, мужики! В три глотка осушив стакан, задохнулся, конечно, кинулся к бутылке с минералкой. Свирепо вращая глазами, коекак отдышался. Голова приятно закружилась, вовсе не так, как несколькими минутами раньше. Парень криво усмехнулся: вот ведь, бывает же! Даже после армии не пил, а тут? А с другой стороны… Ох, да какая разница!

Кирилл взглянул на лежащий на краю стола коммуникатор. А почему бы и нет? В концето концов, не бате же звонить?

– Привет, Ленусь. Говорить можешь? Как у тебя?

– Привет, Кирка. Могу, конечно, – бессмысленный, в общемто, обмен ничего не значащими фразами. Просто приятно слышать родной голос, вот и все. И никакого скрытого смысла.

– Кирилл… Что случилось?

– А почему ты считаешь, что чтото…

– Да потому, что чувствую. Знаю. Что случилось, милый? – Вот же ж психолог доморощенный! Почуялатаки чтото. – Давай выкладывай. Иначе, ты ж меня знаешь, сейчас вызову такси и приеду. И наплевать, что потрачу на это все отложенные деньги. Крым подождет, ты мне, знаешь, както важнее…

– Ленк, да ничего не случилось, честно! Просто позвонил, – неискренне ответил парень.

– А что с голосом? Ты что, пил?! – сказано было с интонациями жены с, как минимум, десятилетним стажем, способной унюхать предательский «выхлоп» еще до того, как благоверный переступил порог.

– Да, пил. Короче, неважно это. Ленк, я не потому звоню, – Кирилла будто прорвало; словно снесло в душе несуществующую плотину: – Ленк, ты была права! Совсем права. Заигрался я. И игра эта страшная. Знаешь, не буду я больше в нее играть. Честное слово.

Несколько секунд в трубке царило молчание, затем девушка ответила. Голос любимой был непривычно тихим:

– Утром приеду, первой же электричкой. Не, вру, второй, первая рано, надо ж еще вещи собрать и маме чтонибудь убедительное соврать. Часам к десяти буду, жди. Встречать не нужно, на вокзале такси возьму. А ты ложись и выспись как следует.

– Леен…

– Неа, никаких разговоров. Ложись и спи. И не пей больше. Приеду – обо всем поговорим. Но не по телефону, понимаешь?

– Понимаю, – соврал Кирилл, хоть ничего и не понял. В голове ощутимо звенело. Не привык он пить, что ж тут скажешь? Виски – не пиво…

– Иди и ложись спать. Целую. Я буду о тебе думать и обязательно приснюсь этой ночью, обещаю. Договорились?

– Ага, – вяло согласился парень.

– Целую, милый. Главное, дождись меня, хорошо? Дождешься? Не полезешь в свою игру?

– Дождусь. Не полезу.

– Вот и здорово. Тогда пока. Целую страстно, – хихикнув, девушка первой разорвала соединение.

– И я тебя… – автоматически пробормотал он в пикающий гудками отбоя динамик комма. Странный у нее был голос, да и прощалась она както необычно, вроде как спешила завершить разговор. Интересно, почему? Действительно почувствовала, что с ним и на самом деле чтото не так? Переживает? Надеюсь, не попрется в город на ночь глядя – с нее станется учудить нечто подобное. Вроде бы сказала, что нет, но кто ее поймет? Вызвать такси можно и из Подмосковья, какие проблемы, были б деньги. Ладно, утром разберемся…

Пожав плечами, Кирилл, поколебавшись, наполнил стакан еще наполовину и выпил. На сей раз виски пошло легче, наполнив тело блаженной истомой. Ну и все, хорошего понемногу. Закрутив пробку, спрятал бутылку в шкаф и на слегка заплетающихся ногах побрел в комнату. Несмотря на легкий шум в голове, мысли оставались вполне четкими, хоть и не настолько, чтобы размышлять о серьезных материях. Положил комм на пол возле дивана, где обычно спал, когда Лена ночевала не у него, а у себя в общаге, и растянулся на простыне. Голова приятно кружилась, и даже недавние страхи отошли кудато на второй план. Глаза слипались, и парень сам не заметил, как уснул…

Утро началось с длинной, словно пулеметная очередь курсового ДТ, трели дверного звонка – прибытие любимой он, вполне ожидаемо, проспал. Впрочем, и неудивительно, после вчерашнегото. Честно говоря, он уже давно подумывал о том, чтобы дать девушке второй комплект ключей, но пока не созрел на столь решительный шаг исключительно изза дурацких страхов лишиться некой «личной свободы». Зевая, Кирилл прошлепал в прихожую и отпер дверь. Ленка ввалилась, подобно маленькому, но весьма шумному вихрю – едва переступив порог, швырнула под стену дорожную сумку и с визгом повисла на шее. Ага, давно не виделись. Аж целых пять дней, если память не изменяет. Практически вечность…

Отстранившись, девушка внимательно взглянула в глаза:

– Кирка, ну и выхлоп от тебя. Ты ж вроде вообще не пьешь?

– Не пью, – глуповато мотнул головой парень, еще не совсем придя в себя. – А вчера выпил. Так вышло, понимаешь?

– Пошли, – Лена потянула его в комнату, усадила на диван. – Ты вчера хоть кушал?

– Ага, – Кирилл снова зевнул. – Даже и котлеты пожарил, там, в холодильнике.

– Ясно, – девушка покачала головой. – Ладно, завтрак я сейчас приготовлю, а ты посиди пока, проснись окончательно. Договорились?

– Угу, – Кирилл с глуповатой улыбкой откинулся на диванную спинку. Лена, смерив его оценивающим взглядом, задумчиво хмыкнула и ушла на кухню. Особенного похмелья не чувствовалось, так, небольшой диссонанс в голове. Парень прикрыл глаза. Вчерашние события уже не казались чемто настолько уж путающим. Утро вечера мудренее, все дела. Ленка звенит на кухне посудой, словно взаправдашняя жена, в распахнутую балконную дверь веет летний ветерок… жизнь прекрасна, не правда ли? В голове легкий похмельный шум – ну, нужно же когдато начинать, верно? А игра? Да и хрен с ней, с той игрой! Включить компьютер, войти на сервер – да и стереть на фиг свой аккаунт. Несколько кликов мышью – и все это станет не более чем никому не нужными воспоминаниями…

– Кирилл!!! – ого, что за тон? Нечто новенькое, однозначно…

Раскрыв глаза, парень взглянул на ворвавшуюся в комнату девушку, держащую в руках окровавленные носки и заляпанные бурыми пятнышками домашние бриджи. Оппа… Вот он идиот, ну что стоило вчера не просто запихнуть их в стиралку, но и включить машину?! Или просто выбросить? Таак, судя по виду любимой, придется объясняться прямо сейчас, ничего хорошего ее взгляд и напряженные губки определенно не сулят.

– Ленк… Понимаешь…

– Может, и пойму, если объяснишь. Погоди, я только плиту выключу и это вот, – девушка потрясла штанами, – обратно в машинку запихну.

Резко развернувшись, Лена покинула комнату, гордо воздев к потолку подбородок. Впрочем, минуту спустя она вернулась. Голос девушки был непривычно тихим:

– Кирка, так ты это вчера имел в виду, да? Ну, когда звонил мне вчера?

Парень молча кивнул. Помолчав несколько секунд, она ответила:

– Ладно уж, собирайся пока с мыслями… геймер. Я пока завтрак доготовлю, глупо, если пропадет. А потом ты мне всевсевсе расскажешь, от начала и до конца. Но имей в виду, будешь врать – я просто развернусь и уйду. Вообще уйду, навсегда. Это ясно?

– Это ясно, – серьезно кивнул Кирилл. – Не буду я врать. Честно. Куда уж тут вратьто… Ленк, в холодильнике пиво есть, принеси, а?

– Ладно, – голос девушки чуть потеплел. – Принесу уж, чего там. Но потом…

– Вот, собственно, и все… – закончив рассказ, Кирилл с удовольствием отхлебнул пива, смачивая горло. Рассказ занял почти полчаса, давно он столько не говорил. Поначалу он рассказывал сухо, но затем его словно прорвало, и два последних боя он описал в мельчайших подробностях. Не во всех, конечно, пугать девушку раздавленными танком телами он не собирался. Ленка слушала молча, не перебивая и не задавая никаких вопросов, лишь изредка сжимала кулачки.

Несколько секунд царило молчание, затем девушка произнесла то, чего Кирилл меньше всего ожидал услышать:

– Слушай, Кирка… Если все настолько реально, как ты рассказал… ты в инете не пробовал искать?

– Чего?! Как это – искать?

Лена грустно усмехнулась и пояснила:

– Да вот хотя бы фото того боя? Знаешь – кажется, я тебе этого не рассказывала – я на семидесятилетие Победы доклад готовила, ну, и копалась в Сети. И нашла неплохой фотоархив. Немецкий, любили они, уроды, фоткаться на память, особенно на фоне наших танков. Подбитых, разумеется, или трофейных.

– И что? – все еще непонимающе спросил парень. – Ято тут при чем?

– Да не знаю… Вот просто подумалось… Ты рассказывал, а у меня перед глазами картинки стояли. Вроде знакомое чтото… Место и день известны… Короче, Кирка, не мешай, я сейчас…

Девушка включила компьютер и запустила поисковик. Поколебавшись секунду, выбрала среди результатов одной ей известный адрес, кликнула кнопкой мыши. Кирилл лениво допивал пиво, вполглаза наблюдая за подругой. Что за сайт она открыла, парень под таким углом не видел, просто любовался знакомым профилем, окруженным ореолом русых волос. Зрелище было, скажем прямо, весьма приятным и гдето даже эстетичным.

– Ага, вот оно, ВоронежскоВорошиловградская операция, да? Контрудар Пятой танковой армии? – девушка обернулась, крутанувшись в кресле.

– Да. Чтото нашла?

– Похоже. Я в немецком не сильна, но тут в подписи вроде чтото об уничтоженной батарее говорится. Kanone – это ж «пушка» переводится, да? A Panzer – это танк, даже я знаю. Тут пять фоток, фрицы снимали друг друга на фоне подбитых «тридцатьчетверок».

– Вроде бы так, – кивнул Кирилл, поднимаясь с дивана. – Если уж совсем точно, то Panzerabwehrkanone – противотанковое орудие.

Обняв подругу за плечи, он на миг зарылся лицом в пахнущее шампунем невесомое русое облако, дотянулся губами до шеи.

– Кирилл, ну… Нашел время, – отмахнулась она. – Слушай, а какой номер был у твоего танка? – не отрываясь от монитора, неожиданно спросила Ленка.

– Двести восемьдесят восемь. На башне – тактический знак, треугольник, – пробормотал он, не отрываясь от густых и душистых волос.

– Не может быть! Кирилл! – Ленкин голос выражал крайнюю степень возбуждения. С тяжелым вздохом парень перевел взгляд на экран, всмотрелся – и замер, ощутив, как шевельнулись волосы на голове, а по спине пробежал неприятный холодок. Медленно протянув руку, увеличил второй по счету снимок во весь экран.

На фотографии стоял ЕГО танк.

Запечатленная равнодушным объективом «лейки» картина до мелочей повторяла то, что навсегда врезалось в его память. Замерший посреди разгромленной орудийной позиции танк с отвернутой вбок башней и распахнутым люком, отчетливо заметное входное отверстие бронебойного снаряда на правом борту, рядом с антенным выходом. Справа в кадр попал задравшийся вверх искореженный упор раздавленной пушки. Земля усыпана обломками ящиков, сплющенными гильзами, ветками, еще какимто мусором. А возле гусеницы лежит на боку танкист. Голова нелепо вывернута, мертвые глаза смотрят в объектив камеры. Одна нога согнута в колене, вторая вытянута, отчетливо видна размотавшаяся портянка в темных пятнах засохшей крови. В полуметре валяется распотрошенная немцами противогазная сумка, рядом с ней рассыпавшиеся по глине запасные диски для автомата, фляга и несколько лимонок. «Пять, – мелькнула мысль. – Их было пять штук, именно столько я и брал». Трофейный автомат с интересом вертит в руках один из попавших в кадр немцев, второй заглядывает внутрь танка, придерживаясь за крышку башенного люка. Фото явно не постановочное, оператор просто щелкнул осматриваемый товарищами подбитый русский танк. А вот соседний снимок уже другое дело, теперь три пехотинца именно позируют на фоне «тридцатьчетверки», встав так, чтобы труп танкиста оказался перед ними…

Подпись под фотографией тоже не оставляла никаких сомнений: «Bundesarchiv. Juli, 1942».

Остальные фотографии Кирилл смотреть не стал, медленно выпрямившись. Глаза защипало, в голове настойчиво билось: «Гранат было пять штук, именно пять». Почемуто казалось, что это важно.

– Кирилл! – испуганно вскрикнула девушка. – Что с тобой?! У тебя стало такое лицо…

– Это… я, – парень кивнул в сторону монитора. – В смысле, погибший танкист на снимке – это я. Все совпадает, понимаешь? Совпадает до мелочей! Автомат, гранаты, фляжка… даже размотавшаяся портянка. Значит, все было на самом деле.

Лена сдавленно охнула, приложив к губам обе ладошки и глядя на парня с совершенно непередаваемым выражением лица, смесью ужаса, шока и недоверия. Последнего, впрочем, было куда как меньше…

Кирилл тяжело опустился на диван. Взглянул на побледневшую девушку, криво усмехнулся:

– Вот такие дела, Ленусь. Получается, я там и на самом деле был. И меня там убили. А вот что все это означает, понятия не имею, даже предположить не берусь. Ясно одно: это не просто игра…

ГЛАВА 7

Россия, недалекое будущее

Кирилл блаженно растянулся на скомканной простыне. Как и всегда бывало с Леной, он ощущал себя одновременно и опустошенным, и счастливым. Дыхание медленно приходило в норму, дурные мысли в голове таяли, словно апрельский снег под солнцем, кудато кануло беспокойство, шок и боль…

Как они оказались в постели? Трудно сказать. Он помнил только, что ушел в себя, не в состоянии забыть, выкинуть из памяти жуткий снимок на мониторе, сделанный три четверти века назад безымянным немецким солдатом. А затем вернулась сбежавшая кудато Ленка, без слов, нежно и в то же время твердо потянула за руку, поймав и больше уже не отпуская. Приковав к себе взглядом, как говорится…

И теперь, когда это произошло, он был невероятно благодарен ей за все – за понимание, за невероятную самоотдачу, за чуткость…

– А знаешь, Кирка, мне страшно… – едва слышно прошептала Лена, зябко, несмотря на летнюю жару за окном, поежившись. И посильнее прижалась к парню, умостив голову на его груди. Рассыпавшиеся волосы приятно щекотали голую кожу. Он хмыкнул, запуская руку в шелковистую гриву. Ей нравилось, когда он так делал. Девушка пробормотала совсем уж неразборчиво, пытаясь настроить его на серьезный лад:

– Ты, правда, больше не будешь в это играть?

Кирилл вздохнул, постаравшись, впрочем, чтобы вздох не прозвучал слишком уж явственно. Говорить совершенно не хотелось, но ради Ленки он на многое был готов.

– Игратьто не буду, конечно, – медленно начал он, аккуратно подбирая слова. Хотелось не только, чтобы она поняла, но чтобы и он сам для себя расставил все по своим местам. – Но вот разобраться, что происходит, хотелось бы.

– Разобраться? – повторила Лена вслед за ним. Ее расслабленная поза не могла его обмануть, и Кирилл был абсолютно уверен, что с этого момента девушка прямотаки обратилась в слух. Вот в этом она вся, ничего не делает наполовину…

– Понимаешь, это либо грандиознейший прорыв в науке, либо… либо даже не знаю что. Провокация? Какойто хитрый эксперимент, о сути которого мы ничего не знаем? Знаешь, теперь я, пожалуй, готов поверить во что угодно, хоть в пришельцев, машину времени или параллельные миры…

– Ох… – девушка медленно поднялась, упершись ладонями в его грудь, и села сбоку. Привычным жестом отбросила с лица мешающие смотреть волосы и взглянула в глаза:

– А зачем, Кирка? Какой смысл?

Любуясь ее разгоряченным лицом, еще не от отошедшим от крайне приятных событий последнего часа, парень лениво пожал плечами:

– Ленк, ну вот честно, не знаю. Просто терпеть не могу, когда чегото категорически не понимаю. Ты ж сама убедилась, что это не просто игра, верно? Вот и хочу понять, что происходит – и зачем происходит.

Она кивнула с самым серьезным видом, отвела взгляд. И неожиданно протянула руку, рисуя пальчиком замысловатую фигуру на его груди:

– Кирилл… послушай. Ведь тебе хорошо со мной?

– Ну, ты прямо, как товарищ Сухов из того фильма, помнишь, мы смотрели? «У тебя ласковые жены, мне хорошо с ними…».

– Кирилл! – Зеленые, будто затянутые ряской озера глаза возмущенно полыхнули, вмиг потемнев. И куда подевалась вся эта внешняя скромность и неуверенность? – Прекрати! При чем тут это?

– Да так, вырвалось, – притворно смутился парень, в душе откровенно усмехаясь. – Сказал и сказал. Ну, да, мне с тобой просто обалденно. И я вот что подумал, – он схватил девушку за талию, перемещая Лену на свой живот. Девушка возмущенно фыркнула, но, впрочем, вовсе и не противилась, сноровисто изменив диспозицию. – Подумал… может, хватит тебе в общаге куковать? Переезжай ко мне, а? Ключи лишние есть, готовишь ты классно…

– Что?! – на короткий миг она всетаки растерялась. И тут же возмущенно вскинулась, встряхнув роскошными волосами… и не только ими. – Кирка, прекрати уходить от темы!

И после небольшой паузы добавила серьезно и почти спокойно:

– Если хочешь, перееду, конечно. Вот только не думай, что это многое изменит в наших отношениях. Я такая, какая есть, и меняться не собираюсь. Ну, почти не собираюсь… И не думай, что сумел сменить тему. Меня волнуешь ты – и твоя идиотская игра. Если тебе со мной хорошо, то… зачем тебе нужно понимать, что происходит? Зачем, Кирка? Тебе не приходило в голову, что это просто опасно?

– Не знаю, Лен… – В голосе парня послышалась настоящая мука. – Просто хочется понять, зачем все это…

– Хочется ему! – чуть раздраженно буркнула подруга, на самом деле начиная понимать, насколько это важно ее мужчине. Нет, она и раньше понимала, догадывалась , просто не позволяла себе об этом думать. Почему? Трудно сказать, скорее всего, окончательного ответа на этот вопрос у нее и не было… ну, глупо ведь ревновать парня к неодушевленной программе?!

– А больше тебе что, ничего не хочется? – вздернула она подбородок, совершенно точно не имея в виду ничего этакого. Однако Кирилл так вовсе не считал. По крайней мере, не сейчас:

– Представь себе, хочется, – без особого труда он опрокинул испуганно взвизгнувшую от неожиданности девушку на спину и зловеще зашептал в нежное ушко: – И сейчас я тебе расскажу об этом…

Она почти сразу же сдалась и счастливо рассмеялась, расслабляясь от напора ласк и напрочь забывая, что хотела возразить. И совсем скоро обоим стало вовсе не до смеха – и уж тем более не до споров…

…А потом, когда все закончилось и Лена отправилась в ванную, Кирилл неожиданно поймал себя на мысли, что все в человеческой истории повторяется. Все уже давнымдавно известно и описано. Сколько он читал о том, что лучшим средством снятия стресса в боевых условиях является секс – и вот, пожалуйста. Ну, если, конечно, о водке не упоминать… Вот только с Ленкой у него не просто секс, а нечто куда как большее и важное…

Понял он и еще коечто: гдето в глубине души он и на самом деле чувствовал себя вернувшимся с войны солдатом.

Вот только не мог понять, навсегда – или в отпуск…

Интерлюдия

Виктор Александрович Ларушев задумчиво глядел на раскрытый на экране файл, самый обычный текстовый файл, содержащий сведения об игроке. Кирилл Иванов, двадцать три года, коренной москвич. Бывший сержант танковых войск, ныне – студенттретьекурсник. Сын его старого товарища и сокурсника, Сереги Иванова, трудящегося на том же самом «софтваровом» поприще, что и он сам. На том же, да не совсем. Можно даже сказать, «совсем не совсем»… А вообще? Зря он, наверное, предложил Сережиному сыну стать участником проекта. Как ни крути, втемную сыграл, что уже само по себе не есть хорошо, какие бы цели при этом ни преследовались. А ведь он его с раннего детства знал…

С другой стороны, парень не подкачал, показав именно тот результат, что и ожидался. Полное слияние, полнейшее даже. Уровень ассоциации с аватаром – термин «виртуальный герой» Ларушев отчегото не любил – девяносто девять и пять десятых процента. Во вчерашнем бою парню как раз и не хватило этой самой половины процента, чтобы окончательно перейти черту. Либо второй вариант – если бы он уцелел, выиграв сражение под Воронежем, это произошло бы автоматически. Поскольку в реальности все именно так и случилось: из пяти танков один увяз в болоте, три расстреляли немецкие пушки, а последний… Последний – об этом геймер узнать просто не успел – погиб по совершенно нелепому стечению обстоятельств, впрочем, не столь уж и редкому на войне. Расправляясь с последним уцелевшим противотанковым орудием, машина порвала гусеницу. Экипаж попытался отремонтировать потерявший подвижность танк, но подоспевшее пехотное прикрытие попросту расстреляло ребят, захватив целехонькую «тридцатьчетверку» с полным боекомплектом.

Так по всем параметрам и выходит, что если Кирилл еще раз войдет в игру, то почти наверняка останется по ту сторону. Нет, телото, разумеется, никуда не денется, а вот сознание, разум…

Свернув файл, Виктор Александрович задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, размышляя. Пару кликов мышью, и аккаунт «Кир_007» окажется заблокированным. Хоть временно, хоть навсегда, в конце концов, не зря же в правилах «ТК» предусмотрен соответствующий пункт, касающийся не подлежащих обсуждению решений администрации. Но вот дальше? Потеря одного из лучших игроков не окажется, конечно, катастрофой всего проекта в целом, но… Зачем они тогда все это затеяли? Нет, нужно идти до конца. Иначе получится, что все было зря; что все эти годы и вложенные людьми силы потрачены впустую, потрачены на создание просто сверхнавороченной компьютерной игрушки, одной из множества прочих сетевых стрелялок, занимающих умы нынешней молодежи…

Перед Серегой, конечно, неудобно, он его, почитай, тридцать лет знает, но… неужели бы тот не понял, ради чего все это затеяно? Сергей, который даже раньше самого Ларушева разобрался, что происходит со страной и к чему все это приведет в итоге? Понял бы, наверняка понял. Понял – и простил. Может быть… Наверное… Ибо чужая душа – потемки, как известно…

Да и вообще, только ли в старом товарище дело? Чем, например, вот эта девчонка со смешным ником «ФилькаТ34», тоже вошедшая в первую пятерку, хуже его сына? У нее ведь тоже есть родители, парень, с которым она встречается… Нет, будь у нее малолетние дети (зря они, что ли, заставляют вводить данные электронного паспорта при регистрации – не только ведь ради подтверждения совершеннолетия), он бы заблокировал аккаунт, не задумавшись. Но маленьких детей у нее не оказалось, а играла она весьма хорошо. Хотя, конечно, женщины в столь жесткой игре – в определенном смысле нонсенс. Но не станешь же запрещать регистрации по половому, так сказать, принципу? Еще более явный нонсенс…

Нет, отступать нельзя. Никак нельзя. Поскольку отступить сейчас – сродни поражению. Нужно переходить ко второй фазе, а уж там? Неважно, что будет там. Главное – решиться сейчас.

Да и не так уж много у них времени осталось, прежде чем правда – пусть не вся, пусть лишь часть – выплывет наружу, попав в том числе и к другим заинтересованным лицам. К тем самым, что десять лет назад расправились со «Слиянием». Конечно, сразу даже они не свяжут «Танковый клуб» с давним секретным проектом, однако если начнут разработку всерьез, если за них возьмутся , то весьма скоро выйдут и на настоящих организаторов. Остальное, понятно, уже дело техники. Противостоять системе они не смогут, и вовсе неважно, что от «просвещенных столиц» их отделяют тысячи километров и Уральский хребет. Остается лишь надеяться, что до этого момента авантюрный проект всетаки приведет к ожидаемым результатам. Ну, а если нет? Что ж, тогда им не в чем будет упрекнуть себя. По крайней мере, они попытались, и не ради себя, а ради страны…

А доноры , все эти ничего не подозревающие ребята, которым предстоит, хоть они пока об этом даже не догадываются, изменить саму прошлую историю Родины? Возможно, изменить…

Пожалуй, это самый щепетильный момент всего проекта. Самое обидное, что научный отдел (официально называвшийся «отделом удаленного контроля психосоматического состояния участников» и располагавшийся, разумеется, совершенно в другом городе) так и не определился, что же должно произойти с игроком после окончательного слияния его разума с сознанием аватара.

Собственно, предположений оказалось всего два. Либо донор впадает в мозговую кому на весь срок пребывания в сознании реципиентааватара. Без органических повреждений, разумеется; слияние – это всетаки не инсульт, не черепномозговая травма и не опухоль. Либо – куда как более предпочтительный, но практически нереальный вариант! – продолжает жить как ни в чем не бывало. Вот только периодически его будут посещать некие воспоминания, разумеется, не имеющие ничего общего ни с реальной жизнью, ни с его собственным прошлым. Впрочем, последнее, увы, вряд ли: судя по собранным учеными данным, разум подошедшего к черте игрока с определенного момента начинал верить в происходящее настолько, что это сопровождалось явно выраженными соматическими изменениями. Значит, «жить как раньше», одновременно находясь в прошлом, они просто не смогут… А жаль…

Возвращение же полной памяти произойдет лишь после окончательного разрыва ментальной связки геймераватар. По крайней мере, последнее научный отдел мог гарантировать, причем вполне аргументированно: полное восстановление памяти и физического здоровья. Критическим оставался лишь сам момент переноса сознания, когда человек мог, упрощенно говоря, упасть и сломать руку… или шею.

Над этой проблемой они бились не один месяц, но так ни к чему конкретному и не пришли. Единственной «конкретикой» был основанный полгода назад благотворительный реабилитационный центр, куда предполагалось отправлять впавших в кому игроков. Ну, и подготовленные заранее пакеты документов для алчущих крови виновников родственников, подкрепленные солидными компенсационными выплатами, на что ушли практически все наличные и безналичные активы.

Хотя если все пойдет как задумано, особой нужды во всем этом и вовсе не возникнет. Если история изменится, «ООО „Танковый клуб“» почти наверняка никогда не будет основано в обновленной реальности. Или будет, но это окажется совсем иная компания… наверное. Если же нет? Что ж, они сделают все возможное, чтобы позаботиться о своих игроках. Для них же самих в любом случае все будет кончено. Такого им не простят…

Вздохнув, Виктор Александрович щедро плеснул себе коньяка из стоящей на столе бутылки и залпом выпил. Поколебавшись, убрал бутылку в ящик стола, вытащил из пачки сигарету и закурил, пододвинув поближе пепельницу. Несколько минут молча курил, откинувшись на спинку кресла. Затем коснулся клавиши настольного интеркома:

– Костя? Зайди. Сегодня запускаем «попаданца». Пакеты с историческими справками и заданиями по каждому из первой десятки готовы? Отлично. Ого, даже оттестировал в соответствии с псикартой и личностными параметрами? Тогда совсем хорошо. Ладно, давай, я жду у себя…

Россия, недалекое будущее (продолжение)

– Кирилл, иди скорее! – Ленкин крик оторвал парня от столь важного занятия, как чистка картошки. – Да иди же, твоя тема!

Пожав плечами, парень бросил в раковину нож, отпихнул мусорное ведро, куда перед тем бросал очистки, и, наспех сполоснув руки, двинулся в комнату.

Лена стояла, опираясь на трубу пылесоса и до боли напоминая виденную гдето на просторах Сети старую советскую статую «девушка с веслом». Напоминая настолько, что Кирилл не выдержал и громко фыркнул.

– Что смешного? – не поняла девушка, присаживаясь на краешек уже собранного после утренних событий дивана. – Смотри, в Белоруссии снова танк времен войны из болота подняли. Ты ж таким интересуешься вроде?

Присев рядом с любимой, Кирилл вгляделся в показываемую сорокадюймовой панелью картинку. Полупрозрачный логотип в правом верхнем углу экрана ненавязчиво напоминал, что смотрит он Первый канал:

– …конец начинается подъем танка времен Великой Отечественной войны из болота. Подготовка к подъему обнаруженной благодаря помощи старожилов боевой машины заняла почти пять дней. И вот сейчас два мощных армейских тягача («ИМР2», – машинально поправил про себя парень воодушевленную предстоящим действом журналистку. – «Самая обычная инженерная машина разграждения на базе „семьдесят второго“») извлекут танк Т34 из семидесятишестилетнего плена. Согласно рассказам местных жителей и архивным данным, летом сорок первого года танк не сумел преодолеть заболоченный участок, съехал с гати и затонул. Спустя месяц немецкие трофейщики попытались вытащить грозную боевую машину, но «тридцатьчетверка» еще глубже ушла под воду.

Облаченная в канареечножелтую ветровку девушка, сжав в ручках микрофон, щебетала и еще чтото, предусмотренное сценарием, однако Кирилл ее не слушал, во все глаза глядя на происходящее на экране. Упершись бульдозерными отвалами в землю, две стоящие под углом друг к другу ИМР начали выбирать лебедки. Тросы уходили в мутнозеленую, взбаламученную воду небольшого болотца. Несколько секунд ничего не происходило, затем вода покрылась рябью, стальные тросы тревожно напряглись, ослабли, снова напряглись. Камера показала крупным планом, как ножи инженерных машин с белорусскими тактическими обозначениями на броне вгрызлись в измочаленную траками землю, выхлопные патрубки окутались облаками удушливого солярочного дыма. Ну, еще бы, суммарное усилието тонн в двести будет, вряд ли меньше! Стоял бы танк на гусеницах, куда легче б пришлось, вряд ли катки настолько приржавели к ступицам, чтобы не провернуться под весом боевой машины…

Болото заволновалось, нехотя отдавая давнюю жертву, мутная вода плеснула на берег. Сначала над поверхностью показались гусеницы, мелкозвенчатые, «лысые», типичные для танков довоенных выпусков, забитые илом и тиной, затем корма, на крюки которой водолазы и завели тросы. Танк выходил из многолетнего плена кверху брюхом, одновременно и жалкий, и несломленногрозный…

«Сорвут башню, точно сорвут. Задолбаются потом отдельно доставать. Да и останки экипажа, если он там был, уже не соберут, – подумал Кирилл, не отрываясь от экрана. Смотрика, оказывается, и от „зомбиящика“ бывает польза. Нет, конечно, можно и в Сети ролик просмотреть, но выложат его дня через два, не раньше. – А, может, и нет, не сорвут, приварилась к погону за столькото лет…»

Между тем «тридцатьчетверка» уже полностью оказалась на берегу, оставив позади себя широкую полосу вывернутого в стороны дерна и спрессованной рыжей глины. Танк был абсолютно цел, немилосердное время лишь источило надгусеничные полки, не пережившие подъема и висящие вдоль бортов ржавыми лохмотьями. Поисковики сноровисто перезавели тросы, одна из ИМР развернулась, оставив на траве очередную проплешину, пыхнула темносизым облаком, сдавая назад, и Т34 тяжело перевалился через борт, приняв привычное положение. Из приоткрытого примерно на треть люка механикаводителя мутным потоком потекла болотная жижа. И все равно, даже спустя семь с половиной десятилетий, танк все еще был красив. В строгих обводах корпуса и башни, в забитой илом и глиной до самого казенника пушке все еще ощущалась грозная мощь, которой так и не удалось реализоваться летом огненного и кровавого сорок первого… Или удалось, кто знает, что предшествовало его затоплению? Кто знает…

Камера продолжала снимать.

От стоящей неподалеку пожарной машины подтащили брандспойт, и мощная струя воды ударила в броню, смывая ил и грязь. Прошлась по башне, и еще раз, и еще. Стали видны номер и тактический знак, полустершиеся, конечно, но вполне различимые – белый ромб и цифры «334». Забитая глиной, быстро размываемой подаваемой под высоким давлением водой, ходовая сохранилась прекрасно, уцелели и гусеницы, и резиновые бандажи катков. Никаких видимых глазу повреждений не обнаружилось, похоже, танк и на самом деле затонул целехоньким. Насколько Кирилл мог судить, это была типичная Харьковская «тридцатьчетверка» образца сорокового года с «короткой» пушкой Л11, впоследствии замененной более мощной и эффективной Ф34. Повезло белорусам, машинка не просто редкая – редчайшая! Как навскидку, так вроде такой ни в одном музее нет…

Пожарники смотали брандспойт и отошли в сторону, с интересом разглядывая бронемашину. Неуклюжие в общеармейских бронежилетах саперы из состава 52го отдельного специализированного поискового батальона[1] (Кирилл мысленно усмехнулся – они б еще костюмы для разминирования натянули!) полезли на башню, ломом поддели люк, с трудом отвалив массивную железяку. Возникла вполне ожидаемая пауза – армейцы поняли, что лезть внутрь в бронежилетах, мягко говоря, не совсем рационально. Один из поисковиков, немолодой, седоволосый, в перемазанном глиной камуфляже, коротко переговорив с саперами, самостоятельно спустился в боевое отделение. Спустя несколько минут он выглянул обратно, вылез на башню и спустился вниз, прямо в размокшую от выливающейся из танка воды глину.

К нему немедленно подлетела журналистка, просочившаяся вместе с оператором за периметр ограждения, обозначенный натянутой на колышки краснобелой лентой. Впрочем, никто этому и не препятствовал:

– Какие ваши первые впечатления от находки? В танке есть снаряды? Экипаж успел спастись?

Поисковик раздраженно дернул было щекой, но вовремя вспомнив о полученных накануне указаниях, изобразил на лице нечто вроде вымученной улыбки. Заговорил с легким белорусским акцентом:

– Пока рано говорить о, ээ, впечатлениях… Это достаточно редкая машина довоенного выпуска образца, ээ, одна тысяча девятьсот сорокового года… Да, танк поднят с боекомплектом… К сожалению, экипаж не успел покинуть машину, и после разминирования мы займемся, ээ, эксгумацией погибших бойцов…

Репортерша, глядя в камеру исполненным искренним сопереживанием взглядом, говорила еще чтото глубоко правильное и патриотичное, но Кирилл уже не слушал.

Вот и еще одного подняли. Точнее, еще пятерых. Четырех ребят и танк. Вечная им память, ведь теперьто он знает, как оно было на самом деле. Знает, как пахнет горящая плоть и как выглядит человеческое тело, намотанное на гусеницы и опорные катки. Много чего знает. Вот только вспоминать об ЭТОМ особой охоты нет…

– Кирка? – Лена легонько сжала его плечо, потрясла. – Все нормально?

– Ага, – парень с трудом стряхнул с себя оцепенение, возвращаясь в реальность. – Да нормально, Лен, нормально, честное слово. Просто немного… накатило. Понимаешь?

– Теперь понимаю, к сожалению, – тихонько ответила девушка, внимательно глядя в его лицо. – Ладно, иди на кухню, заканчивай с картошкой, я сейчас доубираю и приду…

А из телевизора уже неслась замечательная песня барда Михаила Калинкина «Танк из болота», выбранная телевизионщиками в качестве завершающего аккорда сюжета. Как бы там ни было, весьма подходящая по теме песня, нужно признать…

По экрану ползли титры и реклама владельцев телеканала, а из динамиков неслось:

Меня подцепили за оба крюка,

Расклеила веки трясина,

И я увидал над собой облака

И ветер, летящий в осинах.

И время мое побежало опять,

Как будто вчера заводили,

И снова услышал я «ерш твою мать»,

И понял, что мы победили.

И понял – пожить мне еще предстоит,

Пускай не герой – победитель,

Пробитые немцами братья мои,

Простите меня и поймите.

Простите – не смог показать мастерство

Красивой военной работы,

Из всей из бригады, но лишь одного

Меня сохранило болото.

Не сжег меня пушки немецкой расчет,

И «Тигр» меня не искалечил.

Меня не расплавил товарищ Хрущев

В огромной мартеновской печи.

Резон здесь, конечно, отыщется свой,

Сегодняшним людям подарки,

Вы можете запах глотнуть боевой

Моей краснозвездной солярки.

Залезьте, не бойтесь испачкать штаны

В крови и солярочной прели,

Почувствуйте кожей дыханье войны,

На чем ваши деды горели.

Я – брошенный в землю военный посев,

Я – памятник сгинувшей роте,

И мирная техника прет по шоссе,

Поскольку я был в том болоте.

Я с пушкой торчащею наискосок,

Для вас непонятен и страшен,

Соляркою пахнущий правды кусок

Истории Родины нашей.

Что я уцелел – экипаж виноват,

Да наша родная природа,

Я танк – я убитый советский солдат

Второго военного года.

Я танк – я убитый воскресший солдат

Второго военного года.

Я дед твой, убитый воскресший солдат

Второго военного года.

ГЛАВА 8

Белоруссия, недалекое будущее

Телевизионщики уехали, и поисковики с армейцами из пятьдесят второго ОСПБ с облегчением вздохнули, после короткого отдыха принимаясь за рутинную работу. При помощи пожарных размыли скопившийся внутри танка ил (то, что было заснято на камеру, являлось лишь вершиной айсберга – основная часть донных отложений находилась как раз внутри боевой машины) и приступили к разминированию, отпустив огнеборцев восвояси. Проще говоря, начали не спеша извлекать из танка боекомплект, сохранившийся прямотаки идеально. Наспех отмытые от грязи гильзы отблескивали латунью, словно и не было этих самых семи с половиной десятков лет, и они только что сошли с конвейера. Болото, что возьмешь. Бывает, что и тела сохраняются, словно забальзамированные. А уж если почва богата торфом, то и вовсе чудеса случаются, вплоть до того, что удается без труда прочитать найденные в остатках одежды документы…

Снаряды – или, если придерживаться официальной терминологии, «76,2мм унитарные танковые патроны» – укладывали длинным рядком прямо на земле, откуда их забирали саперы, в отсутствие репортеров снявшие никому не нужные броники. Засыпанный песком кузов «Урала» постепенно заполнялся смертоносным грузом, которому предстоял недолгий путь на ближайший полигон. Всего семьдесят выстрелов – семь танкисты успели расстрелять. Пару запасных дисков к ДТ интереса ради распотрошили: патроны выглядели ничуть не хуже снарядов, отблескивая розоватыми бочками, покрытыми грязными разводами. Тоже почти полный штатный боекомплект к обоим пулеметам, за исключением двух пустых дисков в укладке и одного в курсовом Дегтяреве: перед своим последним боем поднятая из болота «тридцатьчетверка», видимо, под завязку загрузилась боеприпасами.

Среди оставшегося в танке ила, полностью вымыть который в полевых условиях было совершенно невозможно, обнаружилось и оружие, причем на удивление много. Два проржавевших автомата, трофейный МП38 и отечественный ППД, пара немецких пистолетов и родной наган в остатках кобуры. И, что самое интересное, целых три карабина с истлевшими ложами и прикладами, в которых поисковики без особого труда узнали пехотные К98.

Покончив с боекомплектом и присоединив к извлеченным снарядам обнаруженные в танке «эфки» и РГД33, саперы убыли с чувством выполненного долга, оставив на месте лишь троих наблюдателей из поискового батальона. Впрочем, последнее было вполне объяснимым: торчать тут и дальше у них ни малейшего резона не оставалось. По большому счету, все прекрасно понимали, что тертые ребятапоисковики справились бы и своими силами, но вот законодательство и телевидение, да еще и российское? Приходилось держать марку и вывозить снаряды на полигон, вместо того чтобы потихоньку притопить их в том же болоте, откуда их уже никто и никогда бы не извлек, ни местные жители, ни охотники за дармовым тротилом. Как бы то ни было, приняв «сто фронтовых» за павших, капитан инженерных войск Республики Беларусь отмахнул своим бойцам и отбыл в кабине того самого «Урала», что вез в кузове извлеченные из танка снаряды. Следом двинулись и обе ИМР – до расположения было чуть больше семи километров, так что трейлеры за ними никто гонять не собирался.

Перекурив, поисковики занялись погибшим экипажем. Развернув на измочаленном траками тягачей дерне видавший виды брезент, они извлекли из остро пахнущего тиной и мокрым металлом танка останки, раскладывая их на брезенте. Четверо, как и предполагалось. Черепа в изголовье, ниже все остальное. Кости конечностей и таза отдельно, ребра, лопатки, позвонки и прочие мелкие косточки – отдельной горкой. После переворачивания танка и поданной под давлением водяной струи определить, где чьи останки, оказалось затруднительно, да в принципе и не особо нужно: породнившийся в смерти еще семь десятилетий назад экипаж вряд ли обиделся бы на поисковиков…

Комбинезоны, в отличие от сапог, ремней и шлемофонов, практически не сохранились, и слизисторасползающиеся в руках лохмотья складывали отдельной кучкой, тщательно проверяя бывшие карманы на наличие документов. Личных вещей почти не было: фляга, полностью проржавевшая губная гармошка, алюминиевые ложки, трофейные часы, компас.

А потом тот самый седовласый поисковик вытащил покореженную временем и водой планшетку, принадлежавшую командиру танка. Внутри которой и обнаружились не найденные в карманах личные вещи – слипшиеся от воды красноармейские книжки, немецкая картакилометровка, тощая стопочка захваченных в бою трофейных «зольдбухов», кожаное портмоне с остатками купюр и несколькими позеленевшими монетами… И то, что заставило поисковиков испытать кратковременный шок. Выдернутый из обычной школьной тетрадки сложенный в два раза листок с едва различимым, поблекшим от времени текстом, убористо написанным от руки химическим карандашом, сохранившийся благодаря тому, что оказался вложенным между страницами разбухшей от воды книги в твердой обложке с еще различимой надписью «Устав бронетанковых войск РККА, часть первая (УТВ138 г.)». Ничего необычного на первый взгляд, написал боец письмо домой, а отправить не успел, решив сделать это после боя. Вот только содержание никоим образом не увязывалось с летом сорок первого года. На одной стороне листка был записан текст двух песен. Тоже ничего необычного на первый взгляд, верно? Вот только песни эти назывались «На братских могилах» и «Старая солдатская» и написаны были Высоцким и Окуджавой спустя несколько десятилетий после войны… А вот на второй стороне обнаружилось нечто и вовсе уж невероятное: краткий список основных крупных битв ближайших двух лет войны вместе с датами их начала и окончания (многие даты записаны с ошибками). А вот названия некоторых войсковых операций – «Марс», «Уран», «Полярная звезда» – записаны были совершенно верно. Проблема крылась в том, что тогда, в июле сорок первого, этих названий просто не существовало даже в самых засекреченных директивах и планах ГКО…

Ни о каком случайном совпадении не могло быть и речи: дата гибели танка и экипажа была установлена абсолютно точно. Подлог или неудачную шутку когото из поисковиков также пришлось исключить: и командирский планшет, и бумаги вскрывались по правилам, послойно, при помощи всех необходимых инструментов и специальных растворов, нашедшихся в поисковом лагере. Да и сам листок выглядел именно так, как и должна выглядеть бумага после многолетнего пребывания в болотной воде.

В общем, к тому времени, когда за танком пришел большегрузный трейлер и кран, никакой ясности с загадочным документом не прибавилось…

Россия, недалекое будущее

Кафешка с гордым именем «Династия» имела целых три неоспоримых преимущества: недорогая, достаточно уютная, да и располагалась всего в пяти минутах ходьбы от дома Кирилла. Особых кулинарных или алкогольных изысков тут не предлагали, но перекусить и выпить разливного пива, весьма недурного, можно было вполне. Чем молодые люди сейчас и занимались. Летний вечер потихоньку вступал в свои права, жара спала, коегде уже зажглись фонари и окна домов. Что может быть лучше, чем сидеть с любимой девчонкой в таком вот кафе, известном главным образом завсегдатаям из числа местных жителей, потягивать ледяное пиво, еще и разлитое в правильные бокалы, выдержанные в морозилке? Конечно же, ничего. Вот только разговор то и дело возвращался к пугающей теме, сводя на нет и прелесть летнего вечера, и вкус светлого пива, и всю прочую романтическую атмосферу…

– Кирка, послушай… – Лена задумчиво переставила с места на место полупустой бокал, по пузатому боку которого скатывались на пластиковый стол капли конденсата. – Я ж понимаю, что ты все равно не успокоишься, пока не поймешь, что происходит. Короче, знаешь что? Давайка уж вместе, ладно? Так… безопасней получится. А то снова вляпаешься в какоенибудь дерьмо…

– Давай, – меланхолично кивнул головой парень. – И с чего начнем?

– С Интернета, разумеется, – подозрительно быстро сообщила девушка, видимо, заранее продумав ответ. – Давай полазаем по форумам, посмотрим, кто и что из геймеров пишет про этот твой «Клуб танков».

– «Танковый клуб», – автоматически поправил Кирилл, отпив глоток из своего бокала. – А в принципе ты права. Мне както это и в голову не приходило – играл себе да играл. Народ в Сети наверняка ведь уже вовсю обсуждает и саму игру, и все эти… странности. Поможешь?

– Конечно, – Ленка выдохнула с явным облегчением – видимо, готовилась к долгим убеждениям, не ожидая столь быстрого согласия. – Я ж помню, что ты не шибко любишь по Нету шариться, сидишь на своих любимых форумах, как приклеенный. Между прочим, там полно и всяких других интересностей…

– Это ты про своих «Одноклассников», что ли? – подколол любимую парень, заранее зная результат.

– Кира, прекрати! Ну, что ты к ним прицепился?! Всяко лучше твоей дурацкой игры!

Кирилл шутливо воздел перед собой руки:

– Молчу, молчу. Просто с теми, кто мне интересен, я както и без социальных сетей с их рекламой и сообществами могу пообщаться. Аську, скайп или комм пока никто, к счастью, не отменял. Ладно, проехали. Начнем прямо сегодня?

– Ага, – девушка хитро усмехнулась, призывно облизнув кончиком розового язычка губы. – Если нам, конечно, коечто не помешает…

– Нуу… будем надеяться на лучшее. В конце концов, не столь и долгий процесс. Тудасюда, обратно, обоим нам приятно… Еще по пивку?

– Кирилл!!! – подскочила на стуле Ленка, едва не сбросив на пол бокал. – Фу, как пошло! Обижусь.

– Мне можно. Я практически в танке контуженный, мозги набекрень, – вдоволь насладившись видом разъяренной подруги, парень деланоравнодушно пожал плечами:

– Не, ну не хочешь, как хочешь… Ладно, шучу я, шучу. Напряжение, так сказать, сбрасываю. Серьезно, давай еще по бокальчику, и домой, а? Кстати, заметь, как звучит: «домой». Скоро, чую, начну получать по башке скалкой, пить с мужиками пиво по гаражам и ныкать скромную мужицкую заначку…

– Решил меня всетаки достать? Не выйдет, милый. Я тебя уже поняла. Все равно сегодняшний вечер пройдет по моему сценарию, товарищ танкист. Это ясно? А пиво – бери, если хочешь.

– Это – ясно, – с расстановкой ответил он, с трудом скрывая ухмылку. Настроение все больше и больше улучшалось, властно оттесняя кудато на задний план недавние проблемы. Хотелось делать глупости, беззлобно подначивать Ленку – или просто неспешно пить ледяное пиво, имея в ближнем прицеле то, чем обычно занимаются наедине два молодых человека противоположного пола, когда спешить им ровным счетом некуда…

* * *

– Значит, по геймерским форумам сама побродишь? – Кирилл, лениво откинувшись на подушку, провел кончиками пальцев по бархатной коже девичьего плеча. – А мне оставляешь любимых альтисториков и военных археологов?

– Ага, – девушка томно потянулась. – Все равно я в этом ничего не понимаю, а уж с игроками какнибудь разберусь. Гляну, так сказать, незамутненным взглядом. Если с кемто происходило то же, что и с тобой, народ просто не мог не проболтаться. Сам понимаешь, такие новости по Сети разлетаются мгновенно, за считаные часы. И еще я тебе ссылок на открытые военные архивы накидаю, глянешь, вдруг еще что знакомое сыщешь…

– А комп как делить станем? Он у меня в некотором роде один.

– А мой ноутбук уже не в счет? – в тон ему ответила Лена. – Вон он, в сумке в прихожей валяется. Законнекчу через комм, все равно у меня безлимит. Главное, чтобы зарядка у мамы не осталась, но я ее вроде точно клала, когда вещи собирала.

– Снимаю вопрос, как дурацкий. Все время забываю, что ты обалденно продвинутая в техническом плане девчонка с параллельного, и тебе вовсе не нужно объяснять, что такое беспроводное соединение по протоколам…

– Стукну! Нет, Кирка, вот точно стукну! Так что лезем в Сеть – или спать?

– Могу я предложить компромиссный вариант? – с хищной ухмылкой на лице парень щелкнул выключателем бра. Комната погрузилась в романтическую полутьму, размываемую лишь падающим из коридора светом.

Ойкнув, – ага, всетаки не ожидала! – Ленка приличия ради посопротивлялась несколько секунд, зная, что и любимый любит подобные игры, и с удовольствием сдалась…

* * *

Вполне ожидаемо, до Интернета они в этот вечер и ночь уже не добрались, после всех впечатлений и потрясений последнего времени решив отправиться спать. Утром проснулись поздно, и пока Лена готовила завтрак, Кирилл всетаки включил компьютер, привычно загрузив игровой клиент. Никаких особых новостей не обнаружилось, разве что администрация «Танкоклуба» информировала о подключении новых модулей с танковыми баталиями до конца сорок третьего года, существенно расширив и линейку боевых машин. Теперь игроки могли выбирать Т34 всех модификаций и заводов, а невеликий до того выбор тяжелых танков пополнился, наконец, КВ1C, КВ85 и первыми серийными ИСами. Команда лендлизовских машин осталась в прежнем составе – «Валентайн», «Матильда» и «Черчилль» – поскольку до «Кромвелей» дело пока не дошло. Не у разработчиков, конечно, а, согласно реалиям игры, у жителей Туманного Альбиона.

Совершенно нежданно для завсегдатаев «ТК» – до сего момента ничего подобного отчегото не предлагалось – стало возможным воевать и на самоходных артустановках. Правда, всего на четырех – СУ76, СУ85, СУ152 и созданной на базе трофейных «троек» СУ76И. Более того, игровой «модельный ряд» пополнился и трофеями, что и вовсе не лезло ни в какие ворота! Нет, Кирилл прекрасно знал, что и наши воевали на захваченной и отремонтированной бронетехнике и автомобилях, хоть и не в таких впечатляющих масштабах, как главные трофейные халявщики войны – немцы, но отчегото не ожидал от создателей игры ничего подобного.

Бросив косой взгляд на лежащие на краю стола шлем и перчатки, Кирилл вздохнул, поскорее выбросив эту мысль из сознания. Может, и зайдет он в игру – в последний раз, как и обещал Ленке. Но – не сейчас! Сначала он… нет, теперь уже они, он и Лена, разберутся, что происходит, а уж там? А уж там – «будем посмотреть», как говорят в Одессе, где он ни разу в жизни не был…

После завтрака молодые люди не полезли в Сеть, как планировали накануне, отправившись вместо этого прогуляться по утреннему городу. Несмотря на извечную столичную суету, родной район, где вопреки привнесенному новой веткой метро укладу все еще узнавались знакомые с детства черты неспешной жизни московской околицы, расположенной за МКАД, жил по своим законам и особой дневной суетностью не отличался. Вечерней, к слову, тоже – одно слово, спальный. Впрочем, таким его Кирилл и любил. А потом они както совершенно неожиданно оказались в поезде, идущем в направлении Поклонной горы, благо доехать из Митино до Парка Победы можно было без пересадок. Купив билеты и, к немалой грусти кассира, отказавшись от видео и фотосъемки, зашли на территорию музея со стороны площадки с трофейной техникой и знаменитым именным Т34 «Доватор», вместе со «Снайпером» поднятым из болот больше десяти лет назад. «Доватор» встал на вечный прикол на Поклонке, а вот «Снайпер» вроде бы и до сих пор бегает по территории Кубинки. Хотя Кирилл мог и ошибаться. Ему просто внезапно захотелось постоять рядом с погибшим на той войне танком. Тем более что немногим дальше стоял на невысоком постаменте и еще один реликт войны, танк выпуска сорок первого года, с запомнившимися парню нестандартными рукоятками, приваренными на лобовую броню. Ровным счетом, никакого особо глубокого смысла в посещении музея не было. Парню вдруг захотелось прикоснуться рукой к легендарной броне, ощутив… а хрен его знает, что именно! Просто он воевал на подобном танке, и это навеки врезалось в его память. И сейчас… да вот просто захотелось постоять рядом! А заодно чуть свысока взглянуть на корпус PzIII с разваленной детонацией боекомплекта башней, от которой осталась лишь передняя часть, ощетинившаяся острыми сколами крупповской брони и высоко задранным стволом пушки. Застывшая рядом точно такая же «тройка», только абсолютно целехонькая, все еще внушала уважение: Кирилл хорошо помнил, как ее всегото пятидесятимиллиметровая пушка порой проламывала с близкого расстояния броню «тридцатьчетверок». Не смертельный был противник, но опасный, чего греха таить. В принципе все от выучки и опыта вражеского экипажа зависело, конечно. Но и получить в упор, про борт и вовсе не стоит вспоминать, бронебойный, с защитным и баллистическим наконечниками, подарок PzGr. 39 калибром в пять сантиметров – тоже мало приятного. Точнее, почти верная смерть – или долгий отдых в лазарете, без антибиотиков и прочих медицинских изысков. Спирт, стрептоцид, йод, аспирин и вываренные после прошлого страдальца бинты многоразового пользования с не до конца отстиравшимися бурыми пятнами. И морфий, если спящий на ходу от усталости военврач сочтет необходимым назначить обезболивание…

Сморгнув, Кирилл наткнулся на взгляд девушки. Лена глядела в его лицо очень так понимающе. По крайней мере, раньше он подобного не замечал.

– Что, Кирка, снова накатило ? – она умело интонировала последнее слово. – Вот только давай без очередного вранья, ладно? Мы же вроде все с тобой решили… Было, да?

– Похоже… – кисло согласился парень. – Вон, на фрица глянул, – он кивнул на никому уже не опасный панцер, размалеванный узкими зелеными полосами по песочножелтому фону. – И вспомнил, каково это было на самом деле с ним на поле встретиться.

– Ага, – не слишком понятно ответила Лена, все еще не отводя внимательного взгляда, пронзительного, как и всегда. – Кира, пошли дальше, а? Или поехали домой? Может, тебе все это, – девушка мотнула головой. – Слишком… больно? Неприятно?

Кирилл помедлил, прежде чем ответить. Обнял любимую, притянув к себе:

– Да нет, Ленк, в томто и дело, что не больно, и уж тем более не неприятно. Просто… ну, вот не знаю, как объяснить! Просто я ЗНАЮ, как это было на самом деле. Ты не поймешь…

– Почему, Кирка? В смысле, почему не пойму?

– Потому что я сам этого пока не понимаю. Ты права, поедем домой, ладно? Прости, что испортил прогулку, но, наверное, не стоило нам приезжать именно сюда…

– Поехали, – решительно тряхнула роскошной гривой девушка.

И, внимательно приглядевшись к его лицу, докончила:

– Машину поймаем.

– А зачем деньгито тратить? – не понял парень.

– Затем, что пора нам все это закончить, – отрезала подруга. – Лезем в Сеть и работаем, пока хоть чтото не выясним. То, что с тобой происходит, определенно ненормально, знаешь ли!

Вернувшись домой и наскоро пообедав, молодые люди уединились в комнатах. Кирилл засел за свой компьютер, Лена же, заявив, что пребывание в одном помещении закончится очередной постельной сценой, что хоть и безумно приятно, но все же несколько мешает исполнению задуманного, ушла со своим ноутбуком в спальню. Кирилл углубился в архивные материалы, вскоре откровенно загрустив. Бесконечное разглядывание желтоватых фотографий, благодаря сканеру и фотошопу излишне четких, неприятно четких , повергло его в тоску. Ничего знакомого по пройденным в игре боям он не нашел, а рассматривать грустные картины брошенных или подбитых танков РККА было тяжело морально. Казалось, будто он один из тех равнодушных к чужому горю зевак, что стоят на обочине, с искренним интересом смакуя картину произошедшего кровавого ДТП и снимая разбитые автомобили и окровавленные трупы на камеры коммуникаторов.

Покинув архивные сайты, он залез на один из любимых поисковых форумов, откровенно говоря, просто чтобы немного развеяться. Открыл наиболее посещаемый за последние сутки топ, озаглавленный «Попаданцы существовали!», вчитался, начав с первой страницы – и замер, пораженный. По сути, это было продолжение увиденного по телевизору репортажа о подъеме в Белоруссии затонувшего в болоте танка. Как оказалось, программа «Память войны на Первом» шла в записи; в реальности же все произошло почти неделю назад. И сейчас ктото из белорусских поисковиков выложил в инет свои материалы. Точнее, скан исписанного химическим карандашом листка из школьной тетрадки. С песнями Высоцкого и Окуджавы – и датами главных сражений сорок первого и сорок второго годов. Несколько минут Кирилл тупо глядел на выложенные фотографии загадочного документа, уже восстановленного и отсканированного в высоком разрешении, затем зажал правую кнопку раритетной мыши (перчатками он вне игры практически не пользовался), выбрав в менюшке «сохранить объект как…». Скопировав фотографии на рабочий стол, парень включил принтер и распечатал обе стороны листка.

И только затем позвал Лену.

– Что, Кирка? Я тут как раз по вашим геймерским форумам шляюсь, считай, своей стала. Правда, почти везде региться приходится, время терять. Так что?

– Лена, – горло внезапно пересохло. – Послушай. Ты только вопросов пока не задавай, ладно? Просто продиктуй то, что здесь записано. Не все, конечно, можно выборочно, – он протянул ей распечатки.

– А зачем? – девушка непонимающе просмотрела записи. – Этото для чего, Кирка?

– Просто продиктуй, а? – жестко попросил парень, с трудом скрыв тоску в голосе. На самом деле он и так был уже почти уверен в результате, в том, что чудовищная в своей невероятности догадка верна, но хотел убедиться окончательно…

– Ладно, – Ленка непонимающе пожала плечами. – Пиши: «На братских могилах не ставят крестов, и вдовы на них не рыдают. К ним ктото приносит охапки цветов…»

– А теперь сравни и скажи, что думаешь… – закончив писать, Кирилл протянул ей исписанный едва ли наполовину лист бумаги.

– Что?!

– Ленусь, просто сравни обе записи. Ну, почерк, в смысле. Поняла?

– Нет, не поняла. Но сделаю, – девушка взяла в руки листы, распечатанные на лазерном принтере и исписанные шариковой ручкой, вгляделась. И пару минут спустя подняла на парня удивленные, ничего не понимающие глаза:

– Кирилл, и что? И там и там – твой почерк, можно подумать, я его по конспектам не знаю. Твои идиотские завитушки на «у» и «д» ни с чем не спутаешь. И что здесь такого?

– Репортаж, что мы вчера по ящику смотрели, помнишь?

– Про танк в болоте? Конечно. И?

– Почитай, – Кирилл тяжело поднялся из кресла, кивнул любимой на равнодушно мерцающий монитор. – Тут обсуждение, начинай сразу с пятой страницы. Это продолжение той истории, белорусские ребятапоисковики выложили коечего. Почитай, короче…

И, не оглядываясь, двинулся на кухню. Виски еще оставался, и сегодня он определенно имел на него право. Ведь не каждый день узнаешь свою будущую судьбу, верно? Пусть даже ничего еще не произошло, а то, что произойдет, отстоит от реальности на семьдесят шесть лет…

ГЛАВА 9

Интерлюдия

Рысенко ворвался в кабинет без обычного стука, рывком распахнув дверь. Виктор Александрович, проводивший утреннюю планерку среди не посвященного во все аспекты проекта техперсонала, с удивлением взглянул на подчиненного:

– Костя, что случилось? Ты б хоть в аську стукнул сначала, предупредил.

– Виктор Саныч, нам бы переговорить…

– Настолько срочно? – недовольным тоном осведомился директор. – Десять минут ждет?

Программист помедлил, привычным жестом поправил очки:

– Вообщето не особенно ждет, если честно, ну, да ладно. Я в приемной…

Прикрыв за собой дверь, Рысенко плюхнулся на диванчик и обратился к секретарше, самозабвенно молотящей акриловыми ноготками по клавиатуре:

– Саш, а вот если злые люди и аську, и скайп запретят, что делатьто станешь? Это ж полный информационный коллапс для тебя случится.

Сашенька, прошлогодняя выпускница местного компьютерного колледжа, принятая на работу исключительно по старому доброму блату (чья она конкретно дальняя родственница, программист понятия не имел, да и не интересовался, в общемто, поскольку в круг допущенных девушка никоим боком не входила), старательно округлила хорошенькие глазки, выглянув изза монитора:

– Чего случится? А почему запретят?!

– Да вот, ходят слухи, что Вик Саныч распорядился запретить сетевое общение. А заодно и заблокировать для всех сотрудников до кучи «Одноклассников2» и все прочие социальные сети, – Рысенко прекрасно знал, что девушка не видит никакой разницы между программистами и системниками, сиречь, системными администраторами. И потому, не усомнившись, проглотит наживку.

– Ты серьезно? – Лицо секретарши выражало столь предсказуемую гамму эмоций, что Косте пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться.

– Ага. Я ж потому к Санычу и забежал, чтоб попросить этого не делать. Неудобно мне без онлайнобщения.

– И мне тоже это… неудобно…

– Ну, вот видишь, – Рысенко откровенно издевался, поскольку секретаршу шефа терпеть не мог. Даже не мелкая – мельчайшая – сошка, а строит из себя… Коза драная, иначе и не скажешь. Интеллекта – ноль, зато понтов – грузовик с прицепом. Типичная пустышка.

– И что? – смазливое личико скривилось в горестной гримаске.

– Ну, поговорю с шефом, конечно. Может, и передумает.

Дверь в кабинет распахнулась, и Ларушев кивнул программисту:

– Заходи, Костя.

Пропустив выходящих в приемную сотрудников, программист зашел в знакомый кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Что случилось? – Виктор Александрович уже занял свое кресло, вытащив из пачки сигарету. – Рассказывай…

– Даже и не знаю, с чего начать, – чуть смущенно сообщил программист. – Тут такое дело… Я работал по геймерским форумам и наткнулся на интересную ссылочку на один поисковый ресурс… – уловив в глазах шефа непонимание, тут же пояснил, не дожидаясь вопроса: – Поисковые, это, в смысле, военная археология и все такое. А там, нужно сказать, самая настоящая сенсация, уже разлетевшаяся по всему Рунету. Недели полторы назад в Белоруссии подняли из болота танк, затонувший вместе с экипажем летом сорок первого. А в танке нашли командирскую сумку, где среди бумаг обнаружился вот этот листок, – Рысенко протянул Ларушеву сделанную на лазерном принтере двухстороннюю распечатку. – Это не подлог и не шутка, записку обнаружили при свидетелях и прочитали там же, в поле. Интернет гудит, что тот улей, уже неделю главные темы обсуждений посвящены путешествиям во времени и «попаданцам» в прошлое. Помните, лет десять назад самой популярной фантастикой была альтернативная история и эти вот самые «попаданцы»? Сейчас начинается самый настоящий бум скачиваний старых электронных книг.

– Так, стоп, Костя, не спеши. То есть ты хочешь сказать, что это както связано с нашим проектом? И нас уже привязали к этой находке? – он аккуратно положил на стол прочитанный листок.

– Связаното оно, конечно, связано, да не в том суть. Кстати, нет, пока история о «попаданцах» с нашей игрой нигде не перекликается, я полдня по ссылкам ходил. Но, повторюсь, не в том суть!

– Рассказывай.

– На этом танке никто из НАШИХ еще не воевал, понимаете? Данные абсолютно точные, я просмотрел все записи игр. Понимаете?

– Нет… Если наши игроки ни при чем, то кто написал записку?

– Вот потомуто я и спешил вам рассказать, – развел руками Костя. – Помоему, у нас определенно проблемы, очень может быть, даже серьезные! Чтото явно пошло не так…

Ларушев несколько секунд мрачно смотрел на подчиненного, затем вытянул из пачки новую сигарету, а пачку подтолкнул по столешнице Константину. Закурили.

– Предположения имеешь? Хоть какиенибудь?

– Аж два, причем одно глупее другого. Глупое предположение – в момент слияния донора и аватара мы попали в какойто параллельный мир. Очень глупое – мы гдето допустили ошибку, и проект то ли способен изменять константу времени, то ли нарушать причинноследственную связь.

– Тогда уж прими к сведению и еще одну идиотскую гипотезу… – буркнул Виктор Александрович. – Ктото из игроков уже изменил прошлое, и события начинают идти не так, как в реальности, а мы это дело благополучно прошляпили. Но в принципе ты прав: это проблема…

– Что делать будем, Вик Саныч?

– Разбираться, Костя, разбираться! И продолжать то, что начали, разумеется. Да, кстати, раз уж вокруг нас такие научнофантастические непонятки завертелись, посади когонибудь из своих ребят, пусть по тематическим ресурсам побродит, послушает, о чем военные археологи между собой говорят, лады? Вдруг да кто еще на подобные… – Ларушев покрутил в воздухе кистью, подбирая подходящее слово, – артефакты натыкался.

– Уже, – серьезно ответил программист. – Перед тем как к вам идти, я Лешку посадил, он сейчас болееменее свободен. Обо всем, что узнаем, буду сразу информировать…

Россия, недалекое будущее

Не взглянув на вошедшую в тесную кухоньку девушку, Кирилл плеснул себе еще виски, наполнив заодно и вторую рюмку. Лена присела напротив, поставив локти на стол и положив подбородок на переплетенные пальцы. Внимательно вгляделась в его лицо, вздохнула и спросила чуть слышно:

– Кирка, что же нам теперь делать? Ох, до сих пор не могу поверить!..

– Не знаю, Лен. Честное слово, не знаю, – парень кивнул Леночке на рюмку, выпил, не чокаясь. Девушка осторожно пригубила, сделав крошечный глоток, поморщилась:

– Ты точно уверен, что не воевал в том танке?

– Абсолютно…

– Но ведь тогда получается, раз там оказалась твоя записка, значит…

– Значит, мне предстоит вернуться в игру. Еще хотя бы разок, но вернуться.

Лена несколько мгновений глядела на любимого полными ужаса глазами, затем решительно помотала головой, рассыпая по плечам русые волосы:

– Даже не думай! Знаешь что? Я просто не пущу тебя! – она решительно схватила рюмку и выпила залпом. – Не пущу – и все тут! И не нужно мне говорить, что, мол, не жена, что права не имею… Очень даже имею.

– Да я и не собирался… – слегка опешил парень. – Этото тут вообще при чем? Жена – не жена… Чтоб ты знала, я и сам не хочу. Но должен, понимаешь?

– Да почему, Кирилл?! Почему долженто?! Кому и что ты должен?! Товарищам по игре, которых даже по именам не знаешь, только по идиотским никам? Или разработчикам, которые, небось, уже нашли способ нехило на ней зарабатывать и вовсю гребут деньги? «Бесплатная», как же! Все они сначала бесплатные, а потом… – девушка хлопнула по столешнице ладонью, заставив рюмки подскочить и тоненько задребезжать. – Да пофиг мне все эти подробности, если честно. Не пущу!

– Первая семейная сцена, а? – вяло усмехнулся Кирилл, вновь наполняя рюмку, теперь уже только свою.

– Да ну тебя! – девушка решительно поднялась на ноги. – Хочешь – сиди и пей, я не против. Если надерешься, по крайней мере, в игру точно не полезешь. Но лучше б сходил, проветрился, заодно и хлеб купил. Так сходишь?

– Схожу, – парень закрутил пробку и отставил бутылку в сторону. – Или, может, вместе?

– Не уж. Меня там твои друганыгеймеры ждут. Попробую все же чтонибудь выяснить, хотя пока результатов ноль. Нет, о «Танкоклубе» только ленивый не говорит, мол, игра десятилетия, гениальный прорыв, новый уровень игровых 3Dтехнологий, все дела. Сплошная патока, хвальба и прочий позитив, короче. Но вот что касается обнаруженных нами странностей? Такое впечатление, что никто не горит желанием подобное обсуждать – или все тематические форумы и чаты весьма умело и жестко модерируются. Причем делается это так, чтобы не привлечь ненужного внимания.

– Или это только я один такой… гм… уникум психованный, – невесело дополнил ее предположения Кирилл. – Так?

– Кирка! Чтоб я больше ничего подобного не слышала, ясно? Ты совершенно нормален! И не смей даже думать…

– Да понял я, понял… – отмахнулся парень. – Что нам еще кроме хлеба на вечер нужно? Пива взять?

– Если не станешь больше хлестать эту гадость, – Ленка кивнула в сторону квадратной бутылки, – то бери. Все, иди, одевайся.

Чмокнув парня в губы, она нежно погладила его на прощание по щеке и упорхнула в комнату, уже оттуда прокричав:

– Вернешься – побрейся хоть, колешься, что тот ежик…

Купив буханку хлеба, несколько бутылок хмельного напитка и коечего по мелочам, Кирилл неспешно двинулся в сторону дома. Выпитый виски приятно кружил голову, и настроение, как ни странно, оказалось не столь уж и дурным. В конце концов, что, собственно, такого в записке, написанной им летом сорок первого года и обнаруженной в этом времени еще до того , как он отправился в прошлое, чтобы ее написать? Эвон как завернул, ни разу не сбившись, аж самому приятно! Ну, да, парадокс, конечно, никто не спорит. Вернее, не парадокс, а всего лишь нарушение причинноследственной связи, так, кажется, это фантасты обзывают? Следствие, идущее впереди причины, приведшей к следствию, типа того…

Так ведь он, выходя из игры, уже не раз ловил себя на мысли, что время «там» и «здесь» течет с разной скоростью. Иногда пара проведенных за компом часов растягивалась на добрые сутки в игре, а порой случалось и с точностью до наоборот – полчаса выматывающего душу и тело боя, где каждая вырванная у смерти минута казалась вечностью, равнялись нескольким реальным часам. Одним словом, над этим можно вовсе и не заморачиваться, поскольку он не фантаст, и уж тем более не ученый. Лично для него куда важнее другое – все это, как бы ни злилась Ленка, означает только одно: ему придется еще раз сыграть. И снова погибнуть, зачемто написав перед боем записку, которую найдут белорусские поисковики через семьдесят шесть лет. И нет у него иного выхода, поскольку все это уже свершилось и спорить с историей он не собирается.

Подумав, парень вытащил из пакета бутылку пива, свернул пробку и уселся на лавочке в соседнем дворе. Ну, да, по закону не положено, конечно, вот только это – самое меньшее из того, что его сейчас волнует. Потихоньку потребляя прохладное пиво, Кирилл продолжил копаться в собственных мыслях. Итак, что он имеет на данный момент? Да не так уж и много, и главное из этого самого «немногого» – то, что он точно знает: его сознание переносится в реального бойца той страшной войны. Его можно называть виртуальным героем, аватаром – да кем угодно – но на самом деле он абсолютно реален. И что это значит? Только одно: на самом деле, это – НЕ игра! Что угодно, но не игра. Или – не просто игра. Ктото нашел способ пересаживать разум человека двадцать первого века в далеких предков, вот и все объяснение. Вполне, кстати, логичное и, пожалуй, единственное. И, что характерно, объясняющее большинство нестыковок. Чем дольше играешь – тем сильнее твоя способность… ну, пусть будет, «родниться» с аватаром. Или не с аватаром, а, как он прочел некогда в одной старой фантастической книжке про пересадку психоматрицы, «реципиентом». Гм, если придерживаться подобной терминологии, то сам он, получается, «донор»? Наверное…

В кармане джинсов мелко завибрировал коммуникатор. Не дожидаясь, пока на смену вибровызову придет мелодия, любимый Кириллом «Марш танкистов», и окрестности двора огласит полифоническое «Броня крепка, и танки наши быстры» записи 1939 года, он вытащил комм из кармана. Звонила, естественно, Ленка – уже не девушкаскоторойвстречаешься, но еще и не официальная жена.

– Ну, и где ты? Только не рассказывай, что в магазине сумасшедшая очередь, – голос девушки был вполне доброжелательным, пожалуй, даже веселым. – Кирка, давай домой, а?

– Иду, – вздохнул парень, допивая пиво и пряча пустую тару под скамейку. – Пять минут…

– Ух, ты, мороженое! И семечки! С ума сойти, ты даже мою любимую марку запомнил? – щебетала Лена, разбирая пакет с логотипом местного круглосуточного супермаркета. – Обалдеть. А ты, оказывается, заботливый муж… – девушка осеклась, с опаской взглянув на Кирилла. – Ну, не муж, конечно, это я так, сболтнула…

– А почему же, собственно, и не муж? – благосклонно хмыкнул тот, пряча пиво в холодильник. Дверца двухкамерного «корейца» сыто чмокнула, закрываясь. – Вроде решили строить семью, все дела.

– Кирка… ты вот это серьезно? – Лена замерла, машинально прижав к груди пакетики с пломбиром. – Ой, блин, холодно!

– А почему нет, Ленк? Пора и о семье подумать, не мальчик уже.

– Кирилл… знаешь что? – Лена перегрузила пломбир в морозилку, захлопнула дверцу, пересыпала семечки в пиалу, отправив пустой шуршащий кулечек в мусорное ведро. Насквозь привычные движения, призванные скрыть смятение. – Ты ж неспроста это говорил, правда? Выкладывай, что надумал?

– Лен…

– Говори?

– Да ничего я не надумал, блин! Просто заскочу в игру на полчасика, напишу эту долбаную записку и вернусь. И – все! Хочешь – при тебе аккаунт потру? Или вовсе «Винду» переустановлю, чтоб уж наверняка? Из принципа…

– Кирилл!!!

– Да что, блин, Кириллто?! Сама же понимаешь, что есть вещи, которые ты просто должен сделать. Если эту бумажку нашли, значит, я ее написал, верно? А раз я ее в прошлых играх не писал, значит, напишу в следующей? А как я это сделаю, если туда не зайду?

– А… зачем, Кирилл? – совсем тихо, едва слышно прошептала Лена. – Тебе что, настолько принципиально важно ее написать? Зачем? – В глазах девушки сверкнули слезы, и она часточасто заморгала. – Вот до того все вроде понимала, или почти все, а сейчас – перестала. Зачем, Кирилл?

Парень шагнул вперед, обнял девушку, привычно зарылся лицом в любимые волосы:

– Честно? Лен, я сам не знаю… Просто, мне кажется, что я должен, что так будет правильно… Ну, не могу я объяснить, прости… – чуть отодвинувшись, он взглянул в ее лицо и неожиданно стал торопливо, словно боясь кудато опоздать, целовать мокрые от слез щеки, глаза, губы. Торопливо, как в первый раз, и в то же время нежно. Руки опустились ниже, скользнули по стройной фигурке, намереваясь забраться под футболку, однако Лена мягко отстранилась:

– Не нужно, милый… Давай не будем откладывать. Если решил – иди…

И, помедлив секунду, девушка добавила:

– Знаешь… я отчегото совершенно уверена, что произойдет нечто очень страшное, но в итоге все будет хорошо… Прости, я понимаю, что это плохое напутствие, не так провожают на войну любимых людей, но и не сказать не могу… Просто знай, что бы ни случилось, я всегда буду рядом…

– Ленк, да прекрати ты это… нагнетать! – поморщился Кирилл. – Ну, сама посуди, ты ж тоже технарь, как и я, – ну что со мной может случиться? Даже если мой мозг в режиме полного погружения искренне верит в происходящее, это ж не значит, что здесь мне чтото реально угрожает? Реально, а не психически – или там психологически, понимаешь? В конце концов, если заметишь, что со мной чтото сильно не так, просто разорви соединение. Сними шлем или тупо выруби комп – и меня автоматически выбросит из игры. И все закончится. Это, правда, довольно неприятно и правилами по технике безопасности запрещается, но в экстренной ситуации сойдет.

– Ох, Кирка, чует мое сердце, не все так просто… Ладно, хватит переливать из пустого в порожнее. Иди, подключайся, а я уж за тобой присмотрю…

– Ага, – Кирилл чмокнул девушку в щеку, легонько щелкнул по носу. – Полчаса, Ленк! Напишу записку, засуну ее в планшет, чуток повоюю – и домой. Обещаю – навсегда! А может, и вовсе воевать не буду.

Парень ушел, а девушка, смахнув со стола несуществующие крошки, подошла к окну и несколько минут стояла у подоконника, обхватив себя руками за плечи и бездумно глядя вдаль. Затем, заглянув в комнату – Кирилл уже удобно развалился в кресле, в шлеме и киберперчатках похожий на персонажа какогото фантастического фильма начала века, – вернулась на кухню и щедро плеснула себе виски. Выпила залпом, задохнулась, с трудом продышавшисьпроморгавшись. Разыскав в прихожей свою сумочку, долго рылась в ней, в конце концов, обретя искомое – помятую, истершуюся на сгибах пачку легких дамских «слимок».

Вообщето, девушка никогда всерьез не курила, а последние годы и вовсе напрочь позабыла про сигареты. Поскольку Кирилл, на дух не переносящий сигаретный дым, еще на первом свидании ухитрился в весьма резкой и категоричной форме высказаться о курящих девушках, «которым еще рожать, идиоткам! О детях бы подумали! Да и какое вообще удовольствие целоваться с воняющей никотином?!». Самое смешное, парень при этом даже понятия не имел, что новоприобретенная подруга как раз из таких.

Верно истолковав намек Судьбы, девушка дала себе слово бросить, что благополучно и сделала, вот уже два года даже не вспоминая о сигаретах. Но сейчас? Слишком уж муторно на душе, слишком тяжело… Никотин, ясное дело, совершенно не поможет, все, якобы, антистрессовые свойства курения – полнейший вздор, не имеющий с реальностью ничего общего. Скорее уж наоборот, Лена гдето читала, что вызываемый никотином резкий спазм сосудов стресс и волнение лишь усиливает, но… Просто хотелось сделать чтото необычное, занять руки и слегка затуманить голову.

Прихватив коробок спичек, Лена на цыпочках прошмыгнула мимо Кирилла, который, впрочем, уже совершенно погрузился в игру, и выскользнула на балкон. Плотно прикрыв за собой дверь, опустилась на корточки, прижавшись спиной к прохладной стене. Заглянула в пачку, обнаружив три сигареты, слегка помятые, но вполне целые. Ну и ладно, больше ей и не нужно. Неловко прикурила – когдато изза этого над ней беззлобно посмеивались подруги: мол, вроде и куришь, а каждый раз, будто впервые! Затянулась, ощутив, как с непривычки сразу же закружилась голова. Ни о чем не думая, вытянула «слимку» до фильтра и, аккуратно затушив о бетонный пол окурок, щелчком отправила его в короткий полет.

Прислушалась к ощущениям, с грустью признав, что сигарета, разумеется, не помогла. Тяжесть с души никуда не делась, не рассосалась, подобно уносимому летним ветерком легкому сигаретному дыму. Ох, чтото будет, чтото нехорошее случится, просто обязано произойти! Что ж делатьто? Может, всетаки отключить компьютер, выбрасывая любимого обратно в реальность? Ну и пусть это неприятно и запрещено правилами, как Кирка говорил, ну и пусть! Зато он снова будет рядом, а не гдето там, в виртуальных – или уже не виртуальных? – просторах… Разозлится, конечно, ну да что поделать, если она чувствует угрозу? Объяснить не может, это так, но уж зато ощущает более чем остро. Всеми, что называется, фибрами своей широкой, способной и любить, и ненавидеть до полного самопожертвования, до опустошения, до самого конца души…

Девушка и не заметила, как оказалась за спиной погруженного в виртуал парня. Развалившийся в кресле Кирилл был попрежнему расслаблен и неподвижен, лишь руки в плотно обтягивающих сенсорных перчатках изредка коротко подергивались. Интересно, где он сейчас, что делает? Нет, наверное, все же не стоит прерывать игру – вдруг резкий разрыв соединения с разумом аватара навредит Кирке? Или как там он этот процесс называл – «ассоциация» вроде? Нужно немного обождать, ведь он обещал вернуться через полчаса, ну, пусть через час. А он ее никогда еще не обманывал, по крайней мере, во всем, что не касалось дурацкого «Танкоклуба».

Девушка грустно усмехнулась: вот именно, «во всем, что не касалось»! А этото как раз касается, очень даже касается! Ладно, решено, она ждет еще полчаса или час и вытаскивает его оттуда!

Бесцельно побродив по квартире, Лена выкурила еще одну сигарету, запрятала подальше пачку (хорошего понемногу, подруга, все равно не поможет) и решила недолго полазить по форумам в надежде всетаки найти там хоть чтото полезное, связанное с «ТК» и обнаруженными ими с Киркой странностями. Время тянулось мучительно медленно, жизнерадостные геймеры, продолжавшие восхвалять игру, уже не просто раздражали, а вызывали чистую и незамутненную ненависть и острое желание говорить с ними исключительно на «падонкаффском» языке, причем, используя самые худшие его обороты. Наконец девушка не выдержала и решительно захлопнула крышку ноута. Все, хватит! Довольно тянуть время! Кирилл полюбому уже должен был написать дурацкую записку. Разозлится? Ничего, и он, и она это уж какнибудь переживут. В конце концов, займутся сексом – или напьются в хлам, варварски мешая виски с пивом! Или проделают и то, и другое одновременно, что, пожалуй, даже предпочтительнее. А потом торжественно снесут с компа опасную игрушку и все логи с прочими куками на фиг потрут… или Винду переустановят…

Итак, решено. Вот прямо сейчас она пойдет – и…

Из соседней комнаты раздался сдавленный не то хрип, не то стон, и Лена мгновенно оказалась на ногах. Секунду спустя она уже была рядом с Кириллом, сдирая с его головы шлем. Парень сидел, напряженно вытянувшись в кресле и упираясь пятками в пол, какойто совершенно прямой, одеревеневший. Голова откинута на спинку кресла, глаза закрыты, из уголка рта тянется по подбородку, пятная темную футболку, ниточка вязкой слюны. Не слишком соображая, что делает, Лена стянула с него перчатки, зачемто машинально выключила компьютер. Осторожно коснулась плеча:

– Ки… Кирилл, – горло внезапно пересохло, слова проталкивались сквозь него с трудом, словно она долго дышала сухим и жарким воздухом. – Кирка? Киирочка…

Парень оставался совершенно неподвижным, равнодушное лицо ровным счетом ничего не выражало, став похожим на лицо пластмассового манекена из магазина одежды. Мышцы уже расслабились, и Кирилл растекся по креслу, как глубоко заснувший или изрядно выпивший человек.

«Пульс, нужно же проверить пульс…» – мелькнуло в голове, и Лена, торопливо опустившись на колени, обхватила запястье любимого. Пульс был, как и дыхание. Вроде бы ровный, ритмичный, вполне отчетливый, но так ли это на самом деле, девушка не знала, имея о медицине самое отдаленное представление.

– Кирилл же!!! – вскочив на ноги, девушка затрясла его за плечи, несколько раз хлестнула по щекам, заставив голову безвольно мотнуться из стороны в сторону. – Кирка, ну пожалуйста, приди в себя! – Перед глазами все расплылось, но Лена даже не осознавала, что плачет. – Давай же, давай! Ну, пожааалуйста…

Последующие события отложились в памяти какимито отдельными картинками, разрозненными кадрами, вырезанными шутникоммонтажером из цельной отснятой пленки. Вот она катит кресло – как здорово, что оно на колесиках! – к дивану и с превеликим трудом перекладывает туда Кирилла. Снова и снова щупает пульс, слушает ровное, как у глубоко спящего, дыхание. Ищет свой коммуникатор, не находит и звонит в «Скорую» с Киркиного. Потом она бессмысленно мечется по квартире, чтото разыскивая. Замирает в отчаянии. Вспомнив детство и добрые мамины руки, хватает в ванной полотенце и, намочив, бежит в комнату, зачемто кладя его Кириллу на лоб, словно у того жар. Не зная, что еще предпринять, просто ложится рядом, прижимаясь к такому сильному и беспомощному сейчас телу, гладит, целует родное лицо, шепчет, чтоб потерпел еще немного, что все будет хорошо. Ее сильно трясет, но она даже не пытается унять дрожь. Наконец слышит звонок и бросается к дверям, дрожащие пальцы никак не могут отпереть замок, девушка чуть не плачет и, наконец, открывает, не замечая сломанного ногтя.

Вот девушке чтото настойчиво объясняет пожилой врач в светлозеленой хирургической пижаме, пока фельдшер и водитель перекладывают неподвижного парня на складную каталку. Что же он ей говорил? Разговор почти полностью стерся из памяти, остались лишь вырванные из контекста фразы: «мозговая кома… вероятно, нервное перенапряжение… второй случай… в отделение интенсивной терапии… можно и дома, при должном уровне ухода… надеяться на лучшее, всетаки не черепномозговая или инсульт… позвонить родственникам… нет, сейчас с нами нельзя, приезжайте попозже, адрес больницы…».

Окончательно Лена пришла в себя, сидя на кухне с зажатой в пальцах сигаретой, превратившейся в дотлевший почти до самого фильтра столбик сизого невесомого пепла. Заплаканные глаза страшно опухли, и видок наверняка у нее был тот еще. Впрочем, сейчас все это нисколечко Лену не волновало. В голове настойчиво билась всего одна мысль:

«Ведь чувствовала, ведь знала, что добром не закончится! И все равно ничего не смогла изменить, не настояла на своем, не запретила ему, не защитила Кирку. Или, что еще обидней, просто опоздала, возможно, всего на несколько минут, но опоздала…»

В голову неожиданно полезли какието назойливые воспоминания, не имеющие, в общемто, совершенно никакого отношения к событиям сегодняшнего дня – эдакая аберрация сознания, честное слово (откуда в ее мозгу взялось это мудреное словечко – «аберрация», девушка даже и понятия не имела). Их первая встреча – тогда, в библиотеке, когда она перепутала Кирку с тем подонком и влепила ему звонкую пощечину. Их первые посиделки на кухне, когда она согласилась выпить у него кофе. Кстати, кофе оказался совершенно замечательным, не растворимым и даже не заварным, а самым настоящим зерновым кофе, который он при ней прогрел на сковороде, смолол и сварил по какомуто особому рецепту, с корицей, кардамоном и еще фиг знает с чем. Подобного ей до сих пор пробовать не доводилось; а может, дело было вовсе и не в кофе, а в том, что она уже тогда влюбилась в Кирилла, только старалась не показать даже самой себе, поскольку считала, что ничего не может быть глупее, чем влюбиться в человека, о котором толком и не знаешь ничего… А первая серьезная ссора, случившаяся изза какойто совершеннейшей ерунды? Она кричала, он тоже постепенно повышал тон, а потом они ненароком глянули друг на друга и рассмеялись, а потом так и ржали, как ненормальные. Кажется, они повздорили изза какихто институтских проблем, ведь тогда в жизни Кирилла еще не было этого злосчастного «Танкового клуба»…

Тяжело, до стона вздохнув, девушка бросила потухшую сигарету в мусорное ведро и стала собираться. Сидеть в одиночестве в ставшем пустым и чужим доме – да и успел ли он стать ей своим? – она не собиралась. Как там она совсем недавно говорила Кириллу? «Что бы ни случилось, я всегда буду рядом», так? Значит, будет. Всегда. Рядом.

А его родителям она позвонит уже из больницы, когда узнает хоть чтото конкретное…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Война

ГЛАВА 10

Белоруссия, лето 1941 года

Одуряюще пахло свежей травой. Еще не отцветшей, не пожухлой, не прибитой летней жарой. То самое воспетое поэтаминатуралистами русское «многотравье». Правда, в данном случае с приставкой «бело». Белорусское, в смысле. Запах был знаком даже ему, типично городскому жителю, выросшему в каменных джунглях огромного города. Именно так пахло, когда в расположенном неподалеку от дома сквере работники «Горзеленхоза» косили газоны. И арбузный запах свежескошенной травы причудливо смешивался с бензиновым выхлопом газонокосилок. Вот и сейчас свежий, живой аромат перемолотой траками зелени смешивался с удушливой гарью сгоревшей солярки.

Все, время. Вздохнув, Кирилл раскрыл глаза. Над головой, насколько хватало взгляда, исполинским куполом раскинулось прозрачноголубое небо, ближе к горизонту испятнанное невесомыми ватными шариками облаков. Смачно хэкнув, парень принял сидячее положение. Родной танк за номером 334 застыл метрах в пяти, гусеницы обильно залеплены травой, отполированные, непривычно гладкие траки влажно блестят на полуденном солнце. Привал они сделали на лесной опушке, решив все же не загонять машину под деревья – Кирилл побоялся застрять, пересекая неширокий, но глубокий овражек с бегущим по дну ручейком. Тем более немецких самолетов сегодня отчегото в воздухе не наблюдалось – то ли они оказались в глубоком тылу, то ли «соколов Геринга» с ближайших аэродромов в массовом порядке перебросили на другой участок фронта.

Выдернув изза спины командирский планшет, новенький, еще хрустящий свежей кожей («ага, тот самый»,  – услужливо сообщил внутренний голос, заставив поморщиться), и шлемофон, которые он использовал в качестве импровизированной подушки, Кирилл поднялся на ноги. Что ж пора… Отдых он и экипажу, и машине дал, пора и честь знать.

– Экипаж, подъем! Хватит отдыхать, на том свете выспитесь! По машинам… ээ, короче, дуйте в танк, мужики. Немцы по своему графику воюют, а мы – по своему. Нам еще к своим выбираться…

Экипаж, трое небритых уже который день, осунувшихся от недоедания парней с не подетски чумазыми лицами, без особого восторга поднимался с земли, вяло отряхивая комбезы от налипшей травы. Никто из них на самом деле не считал машину с номером «триста тридцать четыре» своей. Танк они, четверо выходящих из окружения танкистов, попросту подобрали в лесу. Целехонький Т34, заправленный и с практически нетронутым боезапасом, непонятно отчего брошенный родным экипажем.

Утвердившись на ногах, Кирилл скептически оглядел сводную команду. Механик оказался с «бэтэшки», сожженной попаданием в двигатель – один и выжил, когда полыхнул карбюраторный М17Т, повезло, что успел распахнуть люк и вывалиться наружу. Самое ценное приобретение, ага. Тем более когда выяснилось, что изначально он обучался водить как раз «тридцатьчетверку», волею военной судьбы оказавшись в первом бою за рычагами колесногусеничного танка. Остальные двое, наводчик с Т26 и радистпулеметчик с такой же «тридцатьчетверки», большой ценности не представляли. Один впервые видел Т34 вблизи, второй – просто бессмысленное дополнение к экипажу, поскольку радиостанции на танке не обнаружилось, а в низкой эффективности курсового пулемета Кирилл уже успел убедиться за прошлые бои. Но не бросать же ребят? Глупости какие… Да и экипаж должен быть укомплектован, не самому ж ему, случись бой, и за обстановкой следить, и пушку наводить, и выстрелы в казенник пихать?..

Представившись старшим сержантом Виктором Говоровым, двадцати одного года, командиром подбитого немцами танка, в одиночку выходящим из окружения – по документам, обнаруженным в той самой злополучной планшетке, с которой все и началось семьдесят шесть лет спустя, так оно, собственно, и было – Кирилл принял командование. И вот они уже который час перли в направлении линии фронта, ориентируясь исключительно на отдаленные раскаты канонады, поскольку понятия не имели, где эта самая линия фронта сейчас находится. Солярки оставалось еще километров на семьдесят, а уж там или доберутся до своих, или придется бросить танк, предварительно сделав все необходимое, чтобы боевая машина не досталась противнику. Учитывая почти полный боекомплект, ничего особенно сложного Кирилл не видел: можно просто подорвать, а можно и оставить фрицам неплохой сюрпризец, благо в штатной укладке нашлось аж целых десять гранат Ф1. Всегото три простенькие растяжки – и совершенно незабываемые ощущения для доблестных зольдат вермахта обеспечены. Ахнет так, что работы похоронной команде, определенно, прибавится. А вот трофейщики останутся ни с чем. Конечно, на срочной службе Кирилл особой подготовки по минновзрывному делу не проходил, но уж на то, чтобы грамотно поставить несколько ловушек, его талантов хватит. Да и мужикиконтрактники, успевшие повоевать на Кавказе в начале нулевых, кое о чем рассказывали. Раскрыв «молодым» несколько профессиональных хитрушек, о существовании которых в этом времени даже не подозревали…

Разместившись, завели успевший слегка остыть дизель и двинулись. Сначала неторопливо ползли вдоль леса, готовые, случись что, рывком уйти под деревья. Примерно через полчаса обнаружили какуюто пыльную грунтовку, измочаленную траками и колесами. Судя по отпечатавшимся в глубокой светлокоричневой пыли следам, прошедшая по дороге техника была немецкой. Немного поколебавшись, Кирилл решился, и выползший на дорогу, ведущую, судя по солнцу, почти точно на восток, танк увеличил скорость, наматывая на пыльные гусеницы километр за километром. Весьма рискованное решение, откровенно говоря, поскольку теперь, появись в небе самолетохотник или повстречайся им немецкая колонна, спрятаться было негде. Но ничего другого в голову не приходило: не станешь же бесконечно держаться поблизости от леса, если фронт совсем в другой стороне? Зато теперь не оставалось сомнений, что движутся они в верном направлении, что тоже радовало – никаких охотников в тылу быть не должно. Жаль только, карты нет. Между прочим, в найденном поисковым отрядом планшете карта вроде бы была, если он ничего не перепутал.

Но все же Кирилл оставался начеку, сидя на краю башенного люка с биноклем в руках, и ежеминутно ворочал головой, осматривая окрестности. В такой ситуации их единственный шанс – успеть опередить противника, заранее подготовившись к боестолкновению. Вот только жаль, пушечка слабовата, короткоствольная Л11 – отнюдь не «эф тридцать четыре», не говоря уж о более серьезных стволах. Зато качество сборки откровенно радует, всетаки довоенная машина – она и есть довоенная. И двигатель, и ходовая просто в идеальном состоянии, на свежеокрашенной броне – ни единого следа от рикошетов, даже пулевых и осколочных отметин нет. Просто удивительно, как он вообще уцелел в безжалостной мясорубке первых недель войны, как ухитрился не получить ни единой царапины? А еще более интересно, куда делся родной экипаж, почему бросил такую отличную машину? Похоже, этому вопросу предстояло остаться без ответа: даже заходя в игру и выбирая танк, Кирилл вопреки ожиданиям никаких сведений о боевой машине не нашел. Хотя движок «Танкового клуба» без малейших колебаний принял его запрос именно на этот танк.

Усевшись поудобнее на тряской броне, нагретой нещадно палящим солнцем, парень снова оглядел окрестности на все триста шестьдесят и опустил бинокль, отрешенно прокручивая в памяти недавние события, отстоящие от этого времени на семьдесят с лишним лет…

Оставив Лену на кухне, Кирилл торопливо уселся за компьютер. Торопливо – вовсе не потому, что так уж хотел играть, скорее как раз наоборот. Хотелось поскорее выполнить задуманное – и забыть о событиях последнего месяца, словно о страшном сне, с завидным постоянством возвращавшемся каждую ночь. Но и иначе было никак нельзя. Никак. Почему, он так и не понял, просто знал, что должен это сделать – и все. А свои долги парень привык всегда отдавать вовремя…

Знакомый до последней кнопки, ссылки и подраздела интерфейс «ТК» сегодня откровенно раздражал. Может, права Ленка? Может, и на самом деле, плюнуть на все, войти в профиль и нажать неприметную кнопочку в самом низу страницы, озаглавленную лаконичным «удалить запись», кликнув ОК в выпавшем поверх экрана окошке «Вы уверены, что хотите полностью удалить профиль „Кир_007“?». А затем зайти в главное меню и, как и обещал любимой, деинсталлировать на фиг программу «вместе со всеми дополнительными компонентами». Пару минут, несколько кликов мышью – и все. На сей раз уже навсегда…

На мгновение Кирилл засомневался. Может, и вправду так поступить? Ленка будет рада, аж до потолка прыгать станет. Да и ему самому – неужели ему самому не хватит?! Окровавленные футболки, вовсе даже не виртуальная боль, воспоминания, которые и так уже навсегда останутся с ним, пугающие Лену пробуждения с криком по ночам, на мокрой от холодного липкого пота простыне… Неужели ему всего этого не достаточно?! Честное слово, это уже не сетевая зависимость, не игромания, а мазохизм какойто…

Но с другой стороны…

Ведь он ТАМ был, воевал, побеждая и погибая, в этом уже нет ни малейших сомнений. Не станет ли его малодушный, чего уж там, уход самым настоящим предательством тех, кто погибал в танках рядом с ним? Настоящих, реальных героев, а не оживленных программой аватаров? Пожалуй, как ни крути, а будет!

Раздраженно дернув щекой, Кирилл решительно напялил мнемопроектор, натянул перчатки, привычно проверил устойчивость соединения. Высветившееся в правом нижнем углу монитора сообщение уведомило, что беспроводная связь установлена, канал свободен на 100 %. Вошел в меню, выбирая боевую машину. На список акций и впечатлившую его накануне новую технику даже не взглянул: сейчас его интересовал одинединственный танк, «тридцатьчетверка» производства Харьковского паровозостроительного завода с бортовым номером «триста тридцать четыре» и тактическим знаком в виде белого ромба.

Несмотря на скользнувшую краем сознания робкую и подленькую надежду на то, что подобной машины в регистре просто не окажется и он с чистой совестью сможет выйти из игры, искомый танк нашелся почти сразу. Правда, ни какихлибо данных о самом танке, ни привязки к конкретной боевой операции не было, текстовое поле пересекала лаконичная надпись: «дополнительная информация в стадии обработки». В принципе, подобное уже пару раз случалось, так что Кирилл не слишком и удивился. Да и не до того ему было, если уж честно.

Оставалось последнее, та самая мерцающая в трехмерном пространстве шлема клавиша «Вступить в бой», которую парень уже нажимал, едва шевельнув пальцем в сенсорной перчатке, множество раз. А вот сейчас отчегото колебался… Или нет, скорее, не так: не мог себя заставить сделать это простое движение. Разумом понимал, что все уже давно решено, что он не имеет права поступить иначе, но руку словно парализовало, свело несуществующим, как и весь виртуальный мир, спазмом.

Зло скрипнув зубами, Кирилл Иванов отдал команду начать игру…

И оказался вовсе не там, где ожидал.

Не в искомом танке, а на лесной опушке, лежа в зарослях какихто колючих кустов с биноклем в руках. Память аватара услужливо подсказала, кто он и что произошло незадолго от переноса сознания. Виктор Говоров, единственный уцелевший из экипажа подбитой «тридцатьчетверки». Точнее, разбомбленной внезапно налетевшими немецкими «Юнкерсами» вместе с жалкими остатками прорывающейся к линии фронта танковой роты. Спасла его чистая случайность, не столь уж и редкая на войне. Отойдя по нужде, услышал вой пикирующих самолетов и торопливую скороговорку единственного зенитного пулемета и плюхнулся, не раздумывая, в ближайший овражек, вжимаясь в дрожащую под ударами фугасок землю и прекрасно осознавая, что добежать по открытому пространству до своей машины попросту не успеет. Когда спустя пять минут все закончилось, он осторожно вышел изпод посеченных осколками деревьев, но лишь затем, чтобы навсегда запечатлеть в памяти три дымных костра и полностью развороченный прямым попаданием корпус единственного тяжелого танка. Живых не оказалось, и он в одиночку двинулся в том направлении, где, как ему казалось, находилась линия фронта. Без еды и воды, все запасы сгорели вместе с танком, только с биноклем, наганом и планшеткой.

И сейчас он, уже не Виктор, а Кирилл, лежал на опушке, разглядывая в бинокль наспех замаскированный не успевшими еще засохнуть ветками танк, загнанный под деревья. Разглядывал уже минут десять, все более убеждаясь, что внутри боевой машины никого нет. Наконец, решившись, он осторожно подобрался к танку, разглядев сквозь переплетенье ветвей знакомый номер. Сердце тревожно сжалось – нашелтаки! Сбросив с башни часть маскировки, залез внутрь, убедившись, что танк вполне исправен, по крайней мере, внешне. Боеукладка практически полная, прицел не снят, оба пулемета и запасные диски на месте. Правда, определить, на ходу ли машина, можно было, лишь заведя двигатель.

Уже вылезая, различил в окружающих зарослях шорох и негромкий разговор и в ответ на собственное грозное «Стой, кто идет, стрелять буду!» с нескрываемым облегчением услышал испуганное: «Свои мы, окруженцы». Вот так они и познакомились…

…Задумавшись, Кирилл едва не проморгал опасность – изза далекого поворота, до которого оставалось не меньше километра, показалась короткая, всего в четыре машины, колонна, окутанная клубами поднятой пыли. «Пыль – это хорошо, это просто замечательно даже, – машинально отметил парень, поднося к глазам бинокль, вместе с полевой сумкой доставшийся ему от старшего сержанта Говорова. – Меньше шансов, что они нас заметили. А если и заметили, то хрен рассмотрят во всех подробностях. Мало ли кто прется в сторону фронта? Глядишь, за своих примут, на трофейном танке едущих. А нам главное поближе подойти, чтобы наверняка и в упор».

Пихнув локтем сидящего рядом бывшего наводчика, ныне перепрофилировавшегося в заряжающие, глядящего в противоположную сторону, Кирилл коротко скомандовал, дополнив команду недвусмысленным жестом:

– Вниз давай. Осколочную гранату в ствол, – он бросил в сторону колонны еще один усиленный ломовской оптикой взгляд. Ага, не ошибся: первым идет чтото легковое, затем два тентованных грузовика и замыкающий полугусеничный бронетранспортер. – Как выстрелю, снова заряжай осколочные. Команды не жди, выстрел – снаряд, выстрел – снаряд. Понял? Как выстрелы выглядят, помнишь? Не забыл, чему я тебя учил? Ничего не напутаешь?

– Понял, тащ командир. Все помню.

– Смотри у меня! – Кирилл качнул перед носом подчиненного увесистым кулачищем – особой субтильностью сержант Говоров, в отличие от самого Кирилла, не отличался. – Главное, запомни, от тебя и зависит, нас они спалят – или мы их. Ясно?!

– Да, ну понял, чо вы, тащ старший сержант! – обиженно пробухтел тот, ссыпаясь в боевое отделение.

Кирилл спустился следом и, против собственного, приобретенного за время игры обыкновения, наглухо задраил люк. Вопервых, лишнего ремня под рукой нет, вовторых, им предстоит разнести в пух и прах всегото четыре небронированные цели. Вспомнив о «Ганомаге» (или «Демаге», с такого расстояния и в такой пылюке хрен их один от другого отличишь), поправил себя со снисходительной для истинного танкиста усмешкой – «три небронированные и одну легкобронированную».

Подключившись к ТПУ, раздал указания экипажу. Да, собственно, какие тут могут быть указания? Подойти максимально близко (жаль, нет фрицевского флага, можно было б накинуть тряпку на броню, хай думают, что танк трофейный, такое сейчас наверняка сплошь и рядом случается), влепить в упор по бронетранспортеру, а машины попросту раздавить. Дветри минуты боя, никак не больше. Затем наскоро обшмонать колонну, поскольку они уже почти сутки вообще ничего не ели. Да и в легковушке вполне могут оказаться важные документы. Ну, накинем еще десять минут. И – вперед, пока никто не спохватился. Ах да, еще коечто – припомнил читаные книги Кирилл – вроде бы еще нужно собрать оружие и «зольдбухи» упокоенных фрицев, чтобы потом отчитаться у своих, что они тут, в тылу, не прохлаждались, а совсем даже наоборот, воевали. Или жетоны принято собирать? Не помню… Блин, да какая разница?!

– Все готовы? Тогда стоп, – парень поймал в перекрестье поворот дороги, скрытой от них невысоким холмом, поросшим травой и кустами. Танк затормозил, качнулся и замер. Прикинул расстояние и высоту идущей первой легковухи, внес нужные поправки. Если он не ошибся, глядя в бинокль, это обычный приземистый «Кубельваген», любимое транспортное средство полевых офицеров победоносного вермахта. Ага, он самый. Вон и типично расположенное на скошенном капоте запасное колесо виднеется. Ну, уж на этогото он снаряд точно тратить не станет. Если изгиб дороги позволит и немцы не всполошатся раньше времени, влупят, как и планировалось, по бронетранспортеру, если нет – по первому в колонне грузовику. А уж там – гусеницами, товарищи танкисты, гусеницами…

– Товарищи бойцы, – просто чтоб не молчать, обратился Кирилл к сводному экипажу. – Никакой опасности для нас нет, зато есть возможность нанести врагу существенный урон и вернуться к своим с ценными трофеями. Так что собрались, мужики! Сейчас расчихвостим этих клоунов – и на прорыв. Пулеметчик готов?

– Го… готов, – пискнул в переговорнике ломающийся – сколько ж ему годковто? – голос радиста.

– Вот и ладно. После того, как я выстрелю, открывай огонь из курсового. Патронов не жалеть, пусть их немчура экономит, а не мы. Заряжающий – перезарядка, механик – полный вперед, на таран. Если решу стрелять, скомандую «короткую». Все, внимание, танцы начинаются. Кавалеры приглашают дамов, там, де брошка, там пирод…

Ага, вот и они, долгожданные наши, мать их тевтонскую за ногу да об угол, как говаривал памятный комбат. Первым тот самый «Кубельваген», отблескивающий запыленными стеклами. Не хотят херы офицеры пыль глотать – так кто ж им доктор? Снаряда не дождетесь, пулеметом справимся. Или гусеницами, что куда менее эстетично, зато уж наверняка. Следом шел тупорылый грузовик, выгоревший на солнце тент ритмично колыхался из стороны в сторону в такт движению по белорусским колдобинам. Неспешно отсчитывая про себя секунды, Кирилл приспустил прицельную марку, наводя орудие точнехонько чуть повыше капота, прямо в бликующее в солнечном свете стекло кабины. Досчитав до нуля, плавно выдавил спуск. Вслед за щелчком в наушниках, орудие сговорчиво рявкнуло, вышвыривая навстречу обреченному «Опелю» осколочнофугасную гранату. Одновременно затарахтел курсовой ДТ, и Кирилл увидел, как раскаленный свинцовый хлыст наискось прошелся по открытому, со скатанным тентом, вездеходику, выбивая из лобового стекла крохотные белесые фонтанчики искрошенного пулями стекла. Двигатель взревел, бросая машину вперед – механ прилежно выполнял приказ. И в этот самый миг тупоголовый снаряд, пробив кабину грузовика, ударил в передний борт, сплющив алюминиевый колпачок взрывателя о выкрашенные серой краской доски. Приглушенно бухнуло; брезентовый тент раздался в стороны, вздыбился, распираемый взрывной волной, и унесся кудато вбок. Полыхнуло, разлетевшись огненнодымным облаком, расщепленными досками, какимито непонятными ошметками. Попадание! А дальше стало не до наблюдений – танк рванулся вперед, стремительно сокращая расстояние…

Потерявший управление грузовик протаранил «Кубельваген», подмял и вместе с ним съехал в кювет. Стрелять по идущему следом произведению германского автопрома Кирилл не стал, хотя заряжающий вполне сноровисто воткнул в казенник новый выстрел – слишком близко, да и смысл? Механик выжимал из пятисотсильного двигателя все возможное, и «тридцатьчетверка» смертоносным тараном неслась вперед. Скачущая в командирской панораме картинка навсегда врезалась в память: летящий в лоб радиатор «Опеля» и совершенно очумевшие глаза водителя, пытающегося уйти от столкновения. Как он все это разглядел, Кирилл понятия не имел, видимо, очередная причуда обостренного опасностью восприятия. Мгновением спустя танк с ходу ударил в грузовик, сминая левую надгусеничную полку и сбрасывая его с дороги. Раздался скрежет раздираемого металла – отчегото Кирилл думал, что они подомнут грузовик, словно в кинофильме, но «тридцатьчетверка» просто спихнула его с дороги, разворотив кабину и скособочив кузов. По броне звонко простучала, разлетаясь брызгами расплавленного свинца и клочьями латунной оболочки, очередь, следом еще одна – опомнился пулеметчик идущего в арьергарде бронетранспортера. Ну, пусть себе лупит, вреда им от этого никакого, разве что краску попортит, гад. Ну, ему за это рейхсмарки платят… платили, ага – Кирилл поймал в перекрестье приземистый, похожий на колун темносерый корпус и выстрелил с ходу, даже не командуя «короткую». С тридцати метров трудно промахнуться – вот он и не промазал. Граната вошла в защищенный противопульной броней борт «Ганомага» (или «Демага», Кирилл так и не определился с маркой), словно нож в хрестоматийное масло, и взорвалась, разворотив БТР, в тот же миг занявшийся неярким бензиновым пламенем. Ну, вот так гдето…

Танк остановился, словно гордый тигр, походя разметавший свору нападавших бродячих шавок. Еще не отошедшему от горячки короткого боя парню казалось, что все именно так и есть, что бронированные борта грозно вздымаются в такт дыханию могучего мотора, но только казалось, конечно же. Почти минуту осматривал поле боя, но все оставалось попрежнему. Выдохнув сквозь плотно сжатые зубы, Кирилл коротко скомандовал:

– Механик на месте, остальные со мной. Серег, – это был заряжающий, – возьми автомат и пару гранат. Все, пошли. На все про все – максимум десять минут. Любые обнаруженные документы забираем, оружие, награды – тоже. И смотрите у меня, на дурную пулю не нарвитесь, вдруг кто уцелел, – парень первым выбрался на башню, прикрываясь ее броней, спустился на корпус и спрыгнул на землю с противоположной от разгромленной колонны стороны. Вытащив из кобуры наган, Кирилл механически взглянул на корпус: выпуск 1934 года, новье, можно сказать. Снова вздохнув, первым пошел вперед.

Бронетранспортер можно было не осматривать – над расколотым снарядом корпусом гудело, разгораясь все сильнее, жаркое пламя, не оставлявшее экипажу ни малейшего шанса. Тяжело воняло бензином, пузырящейся на бортах краской и горящей человеческой плотью. Отправив товарищей к грузовикам, Кирилл двинулся к упавшему в кювет «Кубельвагену». Позади прошелестела короткая, захлебывающаяся очередь из ППД, похоже, заряжающий упокоил когото из недобитых фрицев. Что ж, как говаривал Карлсон, дело житейское. Комуто жить, комуто умирать. Ни сам он и никто из его товарищей немцев сюда не звал, сами пришли, нежданными. А значит, вполне закономерный итог…

Смятый бампером расстрелянного грузовика вездеход лежал на боку. Из пассажиров в живых остался только один, немолодой мужик в окровавленном кителе с витыми погонами гауптмана. Капитана, то бишь, ежели понашему. Остальные? Ну, не повезло, что и говорить. Три трупа… возле танка, блин! Дополнят утренний пейзаж… Что ж, тоже бывает… Кирилл поспешно отвернулся: к виду трупов он так и не смог привыкнуть, тем более что одного выбросило из открытого салона и основательно сдавило между капотом грузовика и кузовом, а водителю тяжелая пулеметная пуля попала в голову. Уцелевший фриц оказался живучим – окровавленной рукой лапал клапан кобуры, тщетно пытаясь достать пистолет, и с ненавистью зыркал заплывшим глазом на Кирилла. А вот это уже совсем нехорошо, – парень поднял руку с револьвером и, поморщившись, спустил курок, все же не удержавшись и сморгнув. Наган коротко дернулся в руке, выплевывая свинцовую смерть. Все…

К горлу подкатил тошнотный комок, и Кирилл несколько раз торопливо сглотнул вязкую слюну, уже привычно отдающую пороховой гарью и соляркой. За спиной еще раз пролаял автомат, и вдруг раздалось несколько негромких, какихто неправильных выстрелов. Не очередью, но и не одиночными. Ого, этото еще что?! Парень присел, укрываясь за корпусом вездехода, и закрутил головой, не понимая, откуда стреляют. Да и стреляют ли? Уж больно звук странный, скорее, громкие пистонные щелчки, нежели именно выстрелы. Неужели в кузове одного из грузовиков всетаки ехали солдаты? Тогда чего ж они ждали, почему не атаковали сразу? Поколебавшись, крикнул:

– Серег? Что там у вас?

– Нормально, тащ сержант! – заряжающий отозвался почти сразу. – То не фрицы, то патроны в броневике стреляют, – и, подтверждая его слова, раздалась новая серия крохотных взрывов, завершившаяся несколькими гулкими хлопками. Ага, а это, надо полагать, начали взрываться гранаты в укладке. Кстати, на будущее, нужно подобные моменты учитывать – а ну как фрицы будут, к примеру, мины везти? Или вовсе, подожгут они подвозчик боеприпасов, выйдут, а тут оно и рванет. Глупая смерть.

– Документы собирайте давайте. И в кузовах пошарьте. Я сейчас тут закончу…

Стараясь не смотреть в лицо застреленного человека, Кирилл расстегнул тугую пуговицу и вытащил из кармана френча какието бумаги, торопливо охлопал остальные карманы, стараясь не измазаться в чужой крови, вытащил из кобуры пистолет, обычный пехотный «парабеллум». Едва ли не против воли задерживая дыхание, чтобы не слышать железистого запаха свежей крови, обыскал остальных, не глядя запихивая документы в планшет. Подобрал оружие – еще один пистолет, похоже, «вальтер», и валявшийся в пыли, но вполне целый с виду автомат МП38. «Машиненпистоле образца одна тыща тридцать восьмого года», иначе говоря. Принадлежавший, надо полагать, комуто из пассажиров, поскольку рядовые пехотинцы, вопреки множеству кинофильмов, вооружались почти исключительно карабинами Маузера. Вроде все? Ах да, у немца ж тоже полевая сумка должна быть. Точно, вот она. Теперь точно все…

Сзади тяжело затопали шаги, и запыхавшийся заряжающий, на плече которого висело целых три карабина, а в руке был зажат немецкий пехотный ранец, торопливо доложил:

– Готово, тащ сержант. Там только водители были, и еще пару человек в кузове, по которому вы с пушки ахнули, тех сразу насмерть, мы даже смотреть не стали, клочья одни.

– В кузовах что? Ну, то есть во втором грузовике, – припомнив, как разлетался щепками кузов первого, поправился парень.

– Ящики со стреляными гильзами в основном. Видать, фрицы какуюто батарею обслуживали, пустышки в тыл везли. И еще какоето барахло, мы не смотрели.

– Документы собрали?

– А как же, вы ж приказали…

– Хорошо. Слушай приказ – трофеи в танк, грузовик поджечь. И заводитесь, я сейчас. Гранаты есть? Давай сюда. Все, бегом, товарищ боец, бегом.

Закинув за спину трофейный автомат, а пистолеты пошло запихнув за пояс, словно герой дурного кинобоевика, Кирилл наскоро соорудил из обеих Ф1 две простенькие, но вряд ли знакомые в начале сорок первого ловушки. Не совсем, конечно, этично минировать трупы, но этой страшной войне еще столько раз предстоит нарушить все правила цивилизованного ведения боевых действий, что сделанное на общем фоне казалось сущим пустяком.

Отерев всетаки испачканные кровью руки о комбез, буркнул уже ставшее привычным «ну, вот гдето так» (и откуда к нему прицепилось выражение?) и, поддерживая автомат, чтоб не бил по спине, побежал к танку…

ГЛАВА 11

Белоруссия, лето 1941 года

После короткого боя настроение экипажа заметно улучшилось. Успевшим сполна вкусить горечь поражения первых недель войны, научившимся терять друзей и боевые машины танкистам совершенно нежданно выпал шанс взять реванш. Пусть крохотный, вряд ли способный хоть чтото изменить в ходе войны, но реванш. Конечно, уничтоженная колонна практически ничем танку не угрожала, это была игра в одни ворота, но важен был сам факт победы. Их победы, и ребят, и танка…

И потому он, пожалуй, ничуть не погрешил перед истиной, выражая экипажу благодарность от лица командования (эх, знать бы еще, где оно, то командование?) за разгромленную вражескую колонну, уничтожение немецкофашистских захватчиков числом до отделения и четырех единиц техники. Количество погибших он взял из головы, поскольку понятия не имел, сколько фрицев получили свое в сгоревшем бэтээре. Подчиненные нестройно прогудели «Служим трудовому народу», после чего отправились по местам.

– Куда мы теперь? – Вопрос заряжающего заставил Кирилла поморщиться.

– Не закудыкивай! Да я и сам не знаю, честно говоря. К нашим, конечно, этото понятно, но вот как? Нашумели мы изрядно… Может, хоть у фрица карта найдется? – выдернув фиксирующий язычок, он раскрыл трофейную полевую сумку. – Ага, есть! Хозяйственный немец. Вот что, валяй на башню и наблюдай. Держи бинокль.

Развернув километровку, Кирилл привстал, чтобы на карту падало больше света из раскрытого попоходному башенного люка. Отличная карта, кстати, покруче наших трехверсток – возможности аэрофотосъемки у немцев всегда были на высоте. Обычные бумажные карты его в армии читать, разумеется, учили, несмотря на вполне совершенную электронную начинку «девяносто пятого» со встроенной системой позиционирования и привязки в системах GPS и ГЛОНАСС. Проблема крылась в ином: парень понятия не имел, где сейчас находится. Ни его собственные наблюдения, ни память реципиентааватара ничем не могли помочь. Впервые в жизни он с особой остротой понял, как порой важны пленные. С другой стороны, ну потащил бы он с собой того гауптмана – и толку? Вопервых, немец получил две пули из ДТ, одну в грудь, другую в плечо, и вряд ли был готов к допросу. Ну, а оказывать ему медпомощь по всем правилам – это сколько времени уйдет. Плюс – болевой шок, ага. Да и нечем ее, ту помощь, оказывать, как выяснилось, у них даже завалящего перевязочного пакета не нашлось. По прошлым боям Кирилл смутно помнил, что в танке должна иметься аптечка, такая квадратная коробка с несколькими ИПП, какимито ампулами, вроде бы с йодом, и еще чемто перевязочноантисептическим, однако в этой «тридцатьчетверке» ничего подобного отчегото не обнаружилось. А вовторых? Вовторых, немецкого парень, как ни прискорбно, не знал вообще. И весьма сомневался, что знает и ктото из его собранного с бору по сосенке экипажа, наверняка имеющего за плечами лишь школьную программу. Раздраженно выматерившись своим мыслям, он высунулся из башни, пихнув в бок заряжающего: подвинься, мол. Осмотрелся, отобрав у подчиненного бинокль, и длинно плюнул с борта.

– Не волнуйтесь, тащ сержант, – посвоему истолковал тот его действия. – Я внимательно смотрю, если что, сразу…

– Да при чем тут это, – Кирилл в сердцах потряс картой, которую так и держал в руке. – К местности привязаться не могу. Линия фронта у немца отмечена, а вот где мы сейчас? Хрен поймешь. Хоть бы речка какая или там деревня! Даже компаса нет… ориентируйся, блин, как хочешь!

– Деревня? – вскинулся тот. – А вона там, за холмом, сейчас не видно, вроде поселок какой, километра с два до него. И это… – танкист заметно смутился. – Я как раз хотел вам отдать, трофей, так сказать. Вы ж не говорили, что нельзя брать, – покопавшись в кармане комбинезона, Сергей протянул ему немецкий компас, простенький, но, надо полагать, вполне работоспособный.

– Поселок? – Кирилл машинально взял протянутый прибор. – Вот даже как? Ладно, сиди пока, – он торопливо спустился вниз, пролезая под казенником в отделение управления. Коротко объяснил мехводу задачу, и танк сполз с дороги, низом огибая скрывающий замеченную деревню холм. Минут через пять машина остановилась, и водитель заглушил двигатель.

– Экипаж, ко мне, – механик и радист шумно завозились, перебираясь в боевое отделение. В проеме люка показалась перемазанная копотью физиономия заряжающего.

– Значит, так, мужики… Первое. Пять минут на разбор трофеев. Документы, награды, письма, все такое прочее – сдать мне. Ценные вещи брали?

– Тащ сержант, вы ж не запрещали… – снова подал голос Серега.

– Боец, я не спрашиваю, запрещал или не запрещал. Я спросил, брали или нет?

– Ходунцы еще, – грустно вздохнув, заряжающий передал ему часы на простеньком ремешке. – Ложку ихнюю взял, удобная, с вилкой вместе склепана, чтоб не потерять, значит. И гармошка вот губная. Жалко ж, все равно пропадет инструмент…

Часов у Кирилла и у самого не было – помнится, в мемуарах он читал, что наручные часы для бойцов и младших командиров РККА были весьма большой редкостью. Криво усмехнувшись, он вернул бойцу и то, и другое:

– Ладно, владей. Компас себе оставлю. Но на будущее, смотрите у меня, так можно и за мародерство под трибунал залететь. Это всех касается. Что еще строфеили? Пожрать нашли?

– А как же, – танкисты откровенно расслабились, заулыбавшись. – Мы у немчуры еще два сидора прибрали, там и тушенка, и хлеба немного, даже сало есть.

– Ну, хоть поедим, – удовлетворенно кивнул Кирилл.

И неожиданно для бойцов резко добавил:

– Алкоголь?

Крохотной, едва заметной паузы между вопросом и ответом ему вполне хватило:

– Сдать, – он забрал протянутую флягу, против ожидания вовсе не немецкую, с кружкой, а самую обыкновенную отечественную, в выгоревшем матерчатом чехле. Взболтнув емкость, услышал внутри негромкий всплеск: фляжка оказалась почти полной. Наверняка спирт. Трофейный трофей, так сказать. Сначала немцы у наших разжились, затем мы – у немцев. Судя по отсутствию характерного амбре, никто из экипажа к ней еще не присосался, что определенно радовало.

– Ребята, мы ничего не ели уже хрен знает сколько времени. Если сейчас выпить, все, пиши пропало, мы просто перестанем быть боеспособной единицей Красной Армии. Это, надеюсь, ясно? Вот и ладно. В одно рыло пить не собираюсь, крысятничать не приучен, будет привал, перекусим да примем по чутьчуть для бодрости духа. Но чтоб впредь подобного не было. Тоже понятно? Тогда слушайте сюда…

Опустив бинокль, Кирилл, лежащий на вершине пологого холма, скрывавшего от посторонних взглядов затаившийся у подножия танк, передал его механику. Бинокль, конечно, не танк. Пусть тоже поглядит, машинойто ему управлять. Как ни странно, соединив воедино все видимые ориентиры – кромку далекого уже леса, дорогу и полуразрушенную прошедшим фронтом деревушку, парень наконецто привязался к карте. Если нанесенные покойным Гауптманом отметки актуальны, до передка оставалось километров с тридцать, может, чуть больше. Примерно с час интенсивного движения. Вот только если карта не врала (с чего бы, собственно? Немцы, как известно, те еще педанты, воевать «на два лаптя от воон той горушки до воот той фигни на холме» не приучены), другой дороги тут не имелось. Справа небольшая деревня, и через пять кэмэ – еще одна, покрупнее; слева, километров через семь, начиналась заболоченная местность, соваться куда, понятно, последнее дело. И машину угробишь, и людей.

Еще раз сверившись с картой, Кирилл ощутил затылком неприятный холодок. Он, конечно, понятия не имел, где именно белорусские поисковики подняли танк, название населенного пункта, старожилы которого помогли в его обнаружении, просто не отложилось в памяти, но сам факт? Неужели все это гдето здесь и произошло? Попытался было припомнить местность, виденную по ТВ, но не преуспел: и смотрел невнимательно, и семьдесят с лишком лет минуло, где уж тут узнать? Да и ландшафт просто не мог не измениться за прошедшие годы, равнина, да еще и болотистая, это вам не вечные горы. Так что не факт, вовсе даже не факт… вот только, холодок в затылке отчегото не проходит…

Забрав у механикаводителя бинокль, Кирилл кивнул ему в сторону танка:

– Все, ползем назад. Время поджимает, хорошо, если колонну еще не обнаружили.

Бросил короткий взгляд на недалекую деревеньку. Совсем небольшая и очень зеленая, дворов в двадцать, из которых уцелела от силы половина. Больше никаких подробностей рассмотреть не удалось, мешали пышные по летнему времени кроны садовых деревьев. Впрочем, вовсе не обязательно, что в деревне расположились немцы, так что у них имеются все шансы проскочить незамеченными. Вот в той, что побольше и поближе к линии фронта, там да, наверняка разместился какойнибудь рембат или тыловая часть, а то и дальнобойная батарея. Ладно, что гадать? Подъедут, разберутся.

Закинув ремень трофейного автомата – совершенно рабочего, кстати, жаль, патронов всего один магазин: не догадался поискать в разбитом вездеходе запасные – на руку, чтоб не цепануть стволом землю, пополз следом за механом. Метров через десять, убедившись, что со стороны дороги их уже не разглядишь, свистнул бойцу, и они припустили бегом.

Первые следы недавних боев обнаружились в полукилометре перед въездом в деревню: обочины изрыты воронками. Да и не только обочины – несколько пришлось и на дорогу. Последние, впрочем, с истинно немецкой аккуратностью уже присыпаны землей и камнями. По обеим сторонам – искореженная, обгорелая техника, в основном автомашины, попавшие под бомбежку. Разбитые полуторки со смятыми, рыжими от огня кабинами и разнесенными в щепки кузовами, раскорячившиеся погнутые станины «сорокапятки», перевернутая выгоревшая «эмка», лежащий на крыше угловатый автобус с иссеченным осколками и крупнокалиберными пулями корпусом. А вот и бронетехника, стоящий на опутанных нитями корда ободьях броневик БА10 с сорванной башней и несколько легких танков. Командирский Т26 с выбитыми взрывом люками и сорванными броневыми плитами, размотавший обе гусеницы «пятый» БТ, рядом еще один, перевернутый набок, с нелепо торчащей кверху пушкой. Нечто вовсе уж трудноопределимое, искореженное, перекрученное чуть ли не «восьмеркой» – результат прямого попадания фугасной авиабомбы. Черная, горелая земля с пятнами мазута и солярки усеяна обломками, кусками рваного металла, разбитыми ящиками, обрывками брезента и одежды, гильзами…

Что ж, знакомое, увы, дело: идущая без воздушного прикрытия колонна отступающих войск попала под авианалет немецкой авиации. Наверняка «Штуги» поработали, уж больно прицельно били, твари, да и бомбы, суда по воронкам, среднего калибра. Наши, конечно, пытались съехать с дороги и рассредоточиться, но куда там. От пикирующего бомбардировщика разве уйдешь? А отбомбившись, пилоты прошли на бреющем, прочесав остатки колонны из пушек и пулеметов…

И трупов не видно, разве что несколько сваленных в кучу и уже успевших раздуться на жарком солнце лошадок чуть поодаль – видимо, немцы подсуетились, пригнав из деревни стариков да баб, чтобы те схоронили в ближайших воронках погибших. Эпидемии, суки, боятся… Вот так и появлялись по всей стране тысячи безымянных, никому не ведомых могил, чьи обитатели навеки оставались пропавшими без вести. Хорошо, если кто из местных хотя бы примерно запомнит место, рассказав о нем после войны. Детям, внукам, ребятам из поисковых отрядов. Тогда еще есть шанс, что через энное количество лет или десятилетий погибших героев поднимут и перезахоронят. Безымянными, в основном, перезахоронят, конечно. Да и не велик этот шанс, если честно. Сколько из тех свидетелей дождется победного мая сорок пятого, пережив оккупацию и немецкое отступление, когда гитлеровцы и их пособнички из местных предателей особо зверствовали? И сколько таких вот деревушек будет полностью уничтожено вместе с жителями, которые лягут в землю рядышком с безвестными могилками своих защитников…

Выругавшись под нос, сидящий на краю люка Кирилл зло буркнул высунувшемуся из башни заряжающему:

– Чего пялишься? Неужто еще не насмотрелся? Лезь вниз и давай осколочный в ствол. Башню развернуть вправо на полкорпуса.

Уловив настроение командира, тот молча нырнул в башню, уже без былой суетливости выдернул из укладки унитар, загоняя его в казенник. Потянулся к штурвалу ручного поворота, с хеканьем закрутил, разворачивая башню в указанном направлении. Разглядев сквозь просветы в деревьях, скрывавших поворот дороги, угол покосившийся ограды и белую стену крайней хаты, Кирилл не торопясь спустился в боевое отделение. Наглость – она, конечно, второе счастье, но нарываться на случайную пулю перепуганного появлением русского танка фрица глупо. Прикрыл люк, уже привычно набросив на стопор ремень, приник к обрезиненному налобнику командирской панорамы, с небольшим усилием ворочая бронеколпак, и осмотрелся.

Замеченная за деревьями беленая известью стена именно стеной и была. В том смысле, что больше от дома ничего и не осталось, только эта стена с черным квадратом выбитого взрывной волной окна да приличных размеров воронка вместо всего остального. Двор был усеян битым камнем, расщепленными досками, обломками крыши. То ли немецкий пилот ошибся, отбомбившись по околице, то ли сделал это умышленно, что скорее, но с десяток фугасок упало на западную часть деревеньки, разметав несколько домов вместе с подворьями. Зрелище мрачное – расплескавшаяся вокруг воронок земля, изломанные, лишившиеся крон деревья, остатки стен с черными следами копоти, торчащие над ними разрушенные печные трубы, поваленные плетни. Людей нигде не видно, то ли попрятались, то ли погибли под бомбами. На обочине, съехав правыми колесами в неглубокую сточную канаву, замерла телега, придавленная вывороченной взрывом развесистой яблоней с наспех обрубленными, чтоб не мешали движению, ветвями, брошенными тут же. В память отчегото врезались разбросанные в пыли яблоки, частично раздавленные, но в основном целые, которые никто не подобрал.

Миновав разбомбленную окраину, танк въехал в центр села, и Кирилл увидел то, что меньше всего ожидал и хотел увидеть. Немцы в деревне всетаки были. Вот только… Над довольно большим зданием с высоким крыльцом, видимо, бывшим сельсоветом или клубом, развевался флаг с красным крестом. А перед домом, на небольшой площадке, стояли два санитарных автофургона и несколько подвод, возле которых суетились с носилками санитары в халатах и солдаты в фельдграу, но без пилоток и ремней, видимо выздоравливающие легкораненые. Чуть в стороне приткнулся к покосившемуся, увитому плющом штакетнику знакомый по недавнему бою полугусеничный транспортер, правда, без пулеметов и с намалеванными на бортах красными крестами, вписанными в белые круги, эвакуатор переднего края, надо полагать. Неподалеку от него застыла парочка мотоциклов с колясками. Возле бэтээра, опираясь на запыленный капот, неспешно перекуривали пятеро солдат – у этих и пилотки, и ремни имелись. А в дополнение к ним – еще и карабины, небрежно прислоненные к борту.

Медсанбат, стало быть. Вот это они попали!

Левая ладонь автоматически нащупала штурвал поворота башни. Прикинул в уме: они идут километров под тридцать, цель по правому борту, куда и повернута башня. Крутануть штурвальчик еще на пару оборотов, доворачивая, и через несколько секунд лазарет окажется в прицеле. Снаряд уже в стволе, влупить по зданию, протаранить БТР и мотоциклы, развернуться и ворваться на площадь. Несколько минут, и все будет кончено. На борту транспортера, если он не ошибся, висит нечто краснобелочерное, наверняка сложенный в несколько раз флаг. Если прихватить да накинуть сверху на башню или МТО, с воздуха сойдут за фрицев. А можно еще и каску найти, и сидеть в люке с довольной мордой – свой я, мол, вон, какой трофей на передок перегоняю! Но решать нужно быстро, травящиеся табачком солдаты уже удивленно переглядываются, указывая пальцами на неспешно едущий по центру улицы танк…

В следующий миг парень яростно скрипнув зубами: да, они расстреливали госпитали и бомбили санитарные поезда, они, а не он! Он не станет этого делать! Не станет, и все! И плевать ему на все на свете конвенции и соглашения, не в том суть – лично он этого делать не станет! Лично, понимаете?!

– Командир, – раздался в наушниках тревожный голос заряжающего, видящего со своего места почти все то же самое. – Чего делатьто будем?

Кириллу отчаянно захотелось ответить отборной матерной тирадой, одной из тех, что намертво запали в память за время его собственной срочной службы, и которую вряд ли слышали в этом времени, однако он сдержался, коротко буркнув, обращаясь к механику:

– Едем мимо. Медленно едем, как свои. Если попытаются остановить, тараним броневик – и ходу. Но только по моему приказу! По госпиталю стрелять запрещаю. Это тоже приказ!

И добавил – зная, впрочем, что ему никто в любом случае не возразит (а вот в том, что не доложат в особый отдел, буде им всетаки удастся пробиться к своим, он, честно говоря, уверен не был: так, мол, и так, имея возможность нанести противнику урон, принял решение уйти от боя… ну и так далее):

– Мужики, бойцы Красной Армии с ранеными не воюют. Даже если эти раненые – фашисты. Хочу, чтобы вы это накрепко запомнили. Ясно? Вот и ладно. Все, полное внимание…

Показав кулак удивленному заряжающему – мол, без вопросов, знаю, что делаю! – Кирилл сдернул с головы шлемофон и разблокировал люк, отваливая тяжелую крышку в походное положение. Подтянув за ремень трофейный автомат, снял с предохранителя, выведя рукоятку затвора из фигурного выреза в ствольной коробке. Приклад раскрывать не стал, рассудив, что с единственным магазином все равно много не навоюет, а для того, чтобы полоснуть в упор, если его план не сработает, особой точности не требуется.

Мысленно перекрестившись, парень решительно высунулся из люка, приветливо помахав автоматом стоящим у бронетранспортера солдатам. Ну, а что? Шлемофон он снял, волосы у него русые, морда, как и положено порядочному танкисту, чумазая… Ну, а комбинезон? А что комбинезон? Вопервых, его почти полностью скрывает крышка, вовторых, немцы в подобной ситуации, скорее, обратят внимание на его улыбающееся «во все тридцать два» лицо и знакомый автомат. Сам бы он, наверное, вряд ли усомнился, что танк не трофейный. Противно, конечно, этим гадам вот так вот лыбиться после всего, что он успел уже повидать, но другого выхода, похоже, просто нет. Ну, не давить же, в самом деле, беспомощных раненых, уподобляясь этим самым ребятишкам в фельдграу?..

За штанину отчаянно задергал мало что понимающий заряжающий, но Кирилл, опустив вниз левую руку, снова показал ему кулак. Дерганье прекратилось. Интересно, надолго ли? До немцев, уже отлепившихся локтями от капота, оставалось метров десять. Кирилл, словно бы невзначай, положил автомат на край люка с таким расчетом, чтоб мгновенно перехватить его уже не ради приветствия «kämpferische genossen», а совсем даже наоборот, ради окончательного переведения их в совершенно иное физиологическое состояние. Нервы были напряжены до предела, и парень едва не подскочил на месте, ощутив в левой руке, так и опущенной вниз, ребристую тяжесть гранаты. Ого, похоже, Серега тоже въехал в пикантность момента. Вот только, если ему сейчас придется стрелять, куда он гранатуто денет? Одной рукой из МП40, знаете ли, не постреляешь… Торопливо запихнув «эфку» в карман комбинезона, Кирилл освободил левую руку. Прикинул оставшееся расстояние: если сейчас фрицы ничего не предпримут, то они благополучно проедут мимо. И – все…

Ближайший к танку немец неожиданно призывно махнул рукой: тормози, мол. И весьма недвусмысленно потряс фляжкой с отвинченной крышечкой. Ага, вон и кружки на капоте стоят. Ну, твою же ж мать!!! Б…!!! Вот не зря Кирилл никогда не злоупотреблял алкоголем: все беды от него! Ну, или не все, а через одну…

Парень снова широко улыбнулся, шутливо разведя руками, и похлопал ладонью по левому запястью, намекая, что нет времени. Немец прокричал чтото, совершенно не различимое в гуле дизеля, и внезапно заступил танку, до которого оставалось метров пять, дорогу, уверенный, что бронированное чудовище остановится.

Ну, вот и все, собственно. Останавливаться им никак нельзя. Может, и глупый был план, но ведь почти удалось, разве нет? Сволочи эти фрицы всетаки! Выпить им с танкистами захотелось, блин! Нашли время…

Судорожно вздохнув, Кирилл поднял автомат и нажал на спуск. Когдато он читал, что опытные бойцы ухитрялись стрелять из не имеющего переводчика огня автомата чуть ли не одиночными выстрелами, но проверять это на практике не стал, израсходовав штатные тридцать два патрона несколькими короткими очередями. Конечно, классическая «серия по три», как при стрельбе из штатного АК12М, не получилась, но нечто подобное – вполне. Короче, попал, разумеется, «тридцатьчетверка» как раз проезжала мимо транспортера, и от противника его отделяло буквально метра тричетыре. Сначала девятимиллиметровые пули швырнули под гусеницу любителя выпить, затем разбросали остальных четверых в стороны, лупанули в борт, выбили из земли крохотные пыльные султанчики. Все. Ну, и на десерт… Кирилл рванул из кармана гранату, выдернул кольцо и, полуобернувшись, забросил ее в бронетранспортер. Торопливо нырнул в башню, рывком захлопывая люк. Вот и проехали мимо, блин… Все это заняло считаные секунды, и механик только сейчас успев среагировать, резко бросил машину в сторону, подминая правой гусеницей оба мотоцикла. За кормой глухо бухнул взрыв, почти не слышимый за ревом двигателя, и танк рванулся вперед, набирая скорость.

«Тоже неплохо, ни байков, ни бэтэра у фрицев больше нет, не на чем за нами гнаться, – отрешенно, как и всегда в боевой обстановке, подумал Кирилл. – А вот радиостанция есть наверняка. Значит, в следующем селе нас определенно будут ждать. Похоже, не судьба до своих дотянуть…»

По кормовой броне несколько раз звонко шлепнули винтовочные пули, разумеется, не принеся никакого вреда. Кирилл приник к смотровому прибору кругового обзора на люке, оглядываясь. Над бронетранспортером еще курился дым, но совсем слабый, тающий с каждой секундой – взрыва лимонки не хватило, конечно, чтобы всерьез повредить или поджечь машину. Впрочем, не факт, что ее удастся сразу завести, оборонительная граната рванула гдето в районе отделения управления, наверняка хоть чтото, да раскурочив осколками. Рядом с бронемашиной виднелось несколько фигурок с оружием, однако больше никто не стрелял, убедившись в тщетности усилий. Танк уже почти миновал деревеньку, на этой окраине практически нетронутую войной, разве что стекол в стоящих вдоль улицы домиках не осталось да на подворьях не виднелось ни одной живой души, ни людей, ни собак, ни даже кур.

На выезде их снова обстреляли, на сей раз – видимо, для разнообразия – из пулемета. В первое мгновение Кирилл даже не понял, откуда стреляют, но секундой позже заметил в кустах метрах в двадцати от дороги ритмичные желтоватые вспышки. Ага, нечто вроде поста на въездевыезде из деревни. Похоже, просто замаскированный ветками мотоцикл и двоетрое солдат. Услышали пальбу и взрыв, увидели танк и сделали выводы… на свою голову.

– Короткая!

«Тридцатьчетверка» плавно сбавила ход, и Кирилл, довернув башню, влепил в заросли осколочную гранату, наводя прямо по вспышкам. Бухнуло, полетели в стороны ветки и какието обломки, из дымного облака вырвался косой столб пламени, тут же и опавший, растекшийся по земле невысокими язычками. Сбоку клацнул запираемый затвор, но тратить еще один снаряд сержант не стал, пройдясь по затянутым сизоватым тротиловым дымом кустам из спаренного пулемета. Без особой, впрочем, надобности: судя по полыхнувшему пламени, в мотоцикл они попали, это, как говорится, непреложный факт.

– Вперед. Давай максимальную, уходим, – поколебавшись, Кирилл открыл люк. Ворвавшийся в башню теплый ветерок быстро выдавил из боевого отделения пороховую гарь, дышать стало легче…

Деревня осталась позади. Петляющая между невысокими холмами дорога была пуста, лишь по обочинам изредка встречалась разбитая или брошенная техника, опятьтаки наша, до которой пока не дошли руки у хозяйственных немецких трофейщиков. Пара КВ с башнями, обшитыми дополнительной броней, посаженной на здоровенные болты, съехавший в кювет трехтонный «ЗиС5» с изодранным пулями брезентовым тентом, обгорелая «бэтэшка», вместо бандажей опорных катков – кучки беловатого пепла. Немецкий, точнее, чешский, танк Кирилл увидел лишь раз – 38 (t) застыл у самой обочины, нелепо скособочив утыканную заклепками, закопченную башню с едва различимым на фоне выгоревшей краски тактическим номером. Похоже, напоролся на чьюто болванку, вон какая дырень в борту, даже отсюда видно. Интересно, это кто ж его так приголубил?..

Развернув на коленях карту, парень в который уж раз всмотрелся в нанесенные покойным гауптманом условные обозначения. Увы, ничего волшебным образом не изменилось, и деваться им попрежнему было некуда. Или через парутройку километров уходить к болотам, или двигаться к фронту по дороге. Оба варианта, если уж честно, откровенно проигрышные: через трясину уйти вряд ли удастся, а в селе, обозначенном на трофейной карте как Krinichnoye, их, после всех недавних подвигов, просто не могут не ждать. А раз ждут, значит, и встретят как следует – слишком большой поселок и слишком близко от линии фронта, немцы там определенно имеются, и наверняка не какиенибудь санбатовцы, как здесь. Ну, никак они не могут оставить без присмотра единственную крупную дорогу, идущую прямиком к недалекому фронту, никак! Ох, но как же не хочется соваться в это самое Криничное, как же не хочется…

Так, а это что? Кирилл повернулся на неудобном дерматиновом сиденье, чтобы на карту падало больше света. Странно, что не заметил раньше. Тонкая пунктирная линия, обозначенная непонятным сокращением «unpas.weg». Что сие означает, Кирилл понятия не имел, помнил лишь, что на туристических «пятисотках» из его времени примерно так обозначались труднопроходимые тропы, не включенные в официальные маршрут. Или он перепутал, и пунктир – это русло пересохшей реки или ручья? Хрен его знает. Вспомнить никак не удавалось, да и бывал он в тех походах от силы раз пять, проходя с товарищами простенькую «единичку» по горнолесной местности.

Так, а если это все же дорога? Правда, идет она как раз через заболоченную низину, куда он соваться не хотел, но зато выводит прямиком к передку, причем там, где на карте нет никаких вражеских отметок. Последнее, впрочем, вполне объяснимо: ну, не могут фрицы ждать прорыва со стороны болот. Да и какой, если уж честно, прорыв?! В этих местах они еще несколько недель будут именно наступать, где медленней, где быстрее, но оттесняя советские войска на восток.

Прикинул расстояние, даже не доставая из планшетки прозрачной целлулоидной линейки, – до непонятного «пунктира» оставалось меньше километра. Что ж, посмотреть стоит. Если это и впрямь какаято заброшенная дорога, ведущая через болота, рискнуть можно. Стремно, конечно, но все ж лучше, чем напороться в Криничном на немецкие ПТО – или что там у них под рукой отыщется? Между прочим, если по карте, то так даже короче выходит…

Аккуратно сложив карту, Кирилл убрал ее в раскрытый планшет, лежащий на подрагивающем в такт движению колене. Вытащил книжку в твердой желтоватой обложке, озаглавленную «Устав бронетанковых войск РККА, часть первая (УТВ138 г.)», не глядя, раскрыл на сотой странице, коснувшись кончиками пальцев сложенного вдвое листка из школьной тетрадки в линейку. Послание потомкам, ага. То самое. Собственноручно им написанное сразу же после обнаружения танка. Зачем? А хрен его знает, зачем… Ведь его нашли там, в будущем? Нашли. Значит, нужно. Не для предков, увы, поскольку его все равно никто здесь не прочитает – для потомков. Хм, это что ж, он окончательно смирился с тем, что им предстоит сгинуть в безымянном болоте, так выходит?!

Кирилл раздраженно засопел, запихивая в полевую сумку книгу. Да какая разница, в концето концов?! Чему быть, того не миновать, разве не так? Он сам? Да он давно ничего не боится, вот только ребят жалко.

Выглянув из люка, парень осмотрелся, боясь пропустить съезд с дороги, поскольку никаких указателей, разумеется, ожидать не приходилось. И почти сразу же услышал выбивающийся из монотонного гудения мотора звук, поднял голову: довольно высоко пролетел самолет, похоже, «Мессершмитт». Ушел далеко вперед, превратившись в черную черточку на голубом фоне, развернулся, возвращаясь. Не факт, что по их душу, но ощущение не из приятных, тут мемуаристы явно не врали. Если влупит с бреющего, мало точно не покажется, особенно, если по двигателю попадет. Снизился, промелькнув смазанной тенью метрах в ста, и ушел кудато назад. А может, и по их, кто тут разберет? Хотя для разведки в этот период войны немцы обычно всетаки использовали «Хеншель126», тот самый хрестоматийный «костыль». Да нет, точно «мессер», на такой высоте грех не узнать хищно вытянутый фюзеляж и типичной формы крылья. Что ж ему всетаки было нужно?..

Ага, вот и поворот, надо полагать. Невысокий холм прорезала не так чтобы шибко наезженная дорога с едва заметными колеями, явно пробитыми колесами телег, уж никак не автомобилей. Если не знать, так и не заметишь, просто проедешь мимо даже при скоростях середины двадцатого столетия. Торопливо нырнув в люк, Кирилл выдал механу порцию цэу. Выбросив клуб дыма, «тридцатьчетверка» свернула, походя выворотив выросший на обочине куст. Похоже, теперь любой маломальски внимательный преследователь с легкостью поймет, что беглый русский танк свернул именно сюда. Плюс следы траков, разумеется. Ну и ладно, изменить все одно ничего нельзя.

С полчаса танк ехал по вполне сносной дороге, разве что излишне узкой для его габаритов, никак не напоминающей болото, а вот затем… Местность стала ощутимо понижаться, по сторонам понемногу потянулось редколесье, а набитые тележными колесами колеи наполнились темной водой. Росшая по обочинам и между ними трава тоже все больше и больше напоминала типичную для болот растительность, яркозеленую, сочную, несмотря на жаркое лето. Сидящий на башне Кирилл все чаще оборачивался, с тревогой наблюдая за продавленными гусеницами глубокими колеями, обрамленными вывороченными траками пластами жирной, почти черной почвы, мгновенно заполнявшимися мутной водой. Болото – штука коварная, это знал даже он, типично городской житель. Телега, а то и автомашина, пусть и с трудом, но пройдет, а вот танк вполне может неожиданно пойти на дно. Хоть бы ходовая выдержала, можно только представить, сколько грязюки они уже намотали на гусеницы. Едва ли не против воли парень вспомнил виденный в танковой учебке намертво застрявший Т90 с напрочь забитой глиной ходовой. А «девяностый», знаете ли, малость помощнее «тридцатьчетверки», да и дело было на обычном разъезженном владимирском проселке после неслабого летнего ливня, а не на болоте…

Впереди сверкнула нетронутая водная гладь, отражавшая небо и стволы чахлых березок и сосенок, росших по сторонам дороги. Ровная, будто стекло, вода скрыла и колеи, и росшую между ними траву. Дороги больше не было, одно направление, обозначенное этой самой водицей. «Метров тридцать, – машинально отметил парень. – А дальше вроде бы гать начинается, вон бревна виднеются». Танк, не дожидаясь команды, остановился. Из своего люка выбрался механик и, придерживаясь за пушку, выпрямился во весь рост, устойчиво стоя на наклонной лобовой броне:

– Командир, чего делать станем? Не потонуть бы…

– Сейчас, – поколебавшись, Кирилл вылез на корпус и спрыгнул вниз. Сапоги сразу же погрузились в липкую грязь по середину голени, под подошвами противно чавкнуло.

– Палку нужно, да подлинней, – посоветовал с брони мехвод, не изъявляя, впрочем, особого желания последовать вслед за командиром.

– Разберусь, – буркнул тот. Порывшись в заляпанном болотной грязью ящике ЗИП, парень вытащил топор. Срубив ближайшую березку, наскоро очистил тоненький стволик от веток и двинулся вперед, прощупывая дно. Как ни странно, уже через пару метров под ногой ощутилось нечто твердое и покатое, на чем он немедленно и поскользнулся, ухнув в болотину почти по пояс. Всласть выматерившись – мехвод одобрительно хмыкнул – выпрямился, опираясь на шест. Ощупал дно. Ага, уложенное поперек дороги бревно, что ж еще? Гать, конечно, просто бревна со временем опустились ниже уровня воды. Вот только вовсе не факт, что настил выдержит многотонную машину…

Пройдя еще метров с десять и убедившись, что под водой, буквально сантиметрах в тридцати, все те же уложенные одно к одному бревна, Кирилл повернул обратно. В сапогах противно хлюпало, намокшее нижнее белье и штанины комбинезона липли к коже. Нет, ну надо ж было навернуться, на ровном месте, блин! Забросив шест на крышу моторного отсека, забрался на танк.

– Давай вперед, только осторожненько. Старайся держаться точно по центру, бревна должны выдержать. Ширина гати метра три, нам хватит. Ясно? Экипаж, из машины! Поехали…

Затопленный участок проехали на удивление легко, «тридцатьчетверка» не погружалась выше ступиц, вот только гнилые бревна порой проседали под весом, заставляя танк опасно крениться или зарываться носом. А затем пошла «сухая» гать, очень похоже, проложенная еще до исторического материализма, то бишь во времена канувшей в историю Российской империи. Почерневшие, замшелые от времени бревна плотно прилегали одно к другому, и лишь изредка встречались разрушенные, в однодва бревна, участки, залитые водой. Подобная гать может служить десятилетиями, проблема лишь в том, что проложившие ее вряд ли рассчитывали на танки, которых в те времена и вовсе не существовало.

«Тридцатьчетверка» упрямо перла вперед на первой передаче, бревна с легким хрустом ложились под гусеницы, вдавливаясь в грунт, но пока держали. Кирилл, на правах командира, уже привычно сидел на башне, свесив ноги в люк, заряжающий и радист разместились на крыше моторного отсека, держась руками за рымболты по краям башни – неведомо почему, но Харьковский танк оказался напрочь лишенным каких бы то ни было поручней. Взведенный ППД лежал на коленях – так, на всякий случай. Места хоть и глухие, но фронт совсем близко, мало ли кто может шляться по этим болотам, от таких же, как они, окруженцев, до немецких поисковых групп.

Развернув поверх автомата карту, Кирилл всмотрелся в знакомые до боли отметки. До линии фронта еще километра четыре, что с их скоростью растянется не на один час. И это при том, что…

Додумать мысль парень не успел: над головой пронесся, завывая мотором, распластанный силуэт. Чернобелые кресты на голубом фоне, окрашенный желтым кок и концы крыльев. «Мессершмитт», не факт, конечно, что тот же самый, но теперь явно по их душу. Иначе что ему, собственно, делать над этим болотом? Разведчик? Нет, скорее, свободный охотник.

– В машину! – Кирилл первым соскользнул в башню, прижался к борту, освобождая место для товарищей. В принципе ничем особенным «сто девятый» им навредить не может, бортовые 7,92мм пулеметы опасны в воздушном бою, но двадцать миллиметров танковой брони никак не пробьют. А вот мог ли «худой» нести бомбовую нагрузку, Кирилл, как ни старался, вспомнить не мог. Если судить по кинофильмам, вроде бы мог, а как оно обстояло на самом деле? Хрен его знает…

«Интересно, у него вроде еще и пушка должна быть? Между цилиндрами двигателя? – испуганно сообщил внутренний голос. – Или нет?».

Не закрывая люк, парень наблюдал за самолетом. «Мессер» ушел вперед, лихо развернулся через крыло и, наклонив нос, понесся назад. Похоже, на атаку заходит, сука! Кирилл рванул крышку. И в тот же миг по обеим обочинам протянулись фонтанчики влажной, перемешанной с измочаленной травой земли. Несколько пуль угодили в торцы выстилавших гать бревен, разнося их в щепу. Самолет снова развернулся, теперь заходя со стороны кормы. Свинцовые строчки прошлись точно по центру гати, звонко пробарабанив по броне. Мгновением спустя донесся рев тысячесильного мотора – самолет прошел совсем уж низко, едва не задевая плоскостями верхушек деревьев.

«Мог, сволочь, – неожиданно вспомнил Кирилл. Память, как уже не раз бывало в минуту крайней опасности, услужливо подсказала, „разархивировав“, казалось бы, навсегда забытое, отложенное на самое дно сознания. – Модификация „Эмиль“ поднимала до двухсот пятидесяти килограмм бомб. А нам и однойединственной за глаза хватит. Бронирование крыши два сантиметра, от пуль защитят, от двадцатимиллиметрового снаряда или бомбы – нет. Даже если боеукладка не рванет, нас полюбому по стенкам размажет. Правда, там, в будущем, танк вроде бы целым подняли…»

Со своего места Кирилл не видел, как «Мессершмитт» снова развернулся, набрал высоту и вошел в пологое пике, роняя в тридцати метрах впереди черную каплю пятидесятикилограммовой фугасной бомбы. Взрыв взметнул фонтан грязи, перемешанной с обломками бревен и сизым дымом сгоревшего тротила. Коротко выматерившись под нос, механик, перед мысленным взором которого все еще стояла та, виденная на околице деревни, сожженная авиаударом колонна, резко свернул с дороги, уходя на безопасную с виду поляну, совершенно сухую, с несколькими кочками, поросшими осокой и невысокими чахлыми сосенками в руку толщиной. Воды нигде видно не было, но это уже ничего не могло изменить. Откуда ему, городскому жителю, было знать, что это – самое страшное место в любом болоте, так называемое «сонное озеро». Сверху типичнейшая луговина и редкий лесок, а под слоем дерна – многометровая водная пропасть. Успев проехать буквально метров пять, «тридцатьчетверка» завалилась вправо, со вполне объяснимой для ее веса быстротой уходя под воду. Поняв, что происходит – в распахнутый люк механикаводителя уже вовсю хлестала вода с лохмотьями сорванного дерна – Кирилл рванулся было к башенному люку, но танк неожиданно резво завершил переворот и башней вниз ухнул на четырехметровую глубину.

«Спасательный люк!» – было последним, о чем успел подумать старший сержант Виктор Говоров, он же – Кирилл Иванов, прежде чем Т34 мягко опустился на дно белорусского болота. Он еще успел рвануться вперед, натыкаясь на контейнеры вертикальной боеукладки, внезапно оказавшиеся над головой, на разлетевшиеся по боевому отделению трофейные карабины и вещмешки, но ударился в темноте о казенник пушки, теряя сознание. Его затянутое в мгновенно промокший комбинезон тело глухо плеснуло, погружаясь под воду, уже успевшую залить башню по самый погон и продолжавшую стремительно подниматься. Кириллу и допустившему последнюю в своей жизни ошибку механикуводителю повезло, и они захлебнулись сразу – в отличие от товарищей, тщетно пытавшихся раздраить заклинивший драплюк…

Немецкий самолет сделал крут над пятиметровой угольночерной полыньей, еще парой минут назад казавшейся поросшей редколесьем невинной поляной, и, качнув крыльями, ушел в сторону своего аэродрома, доложив по рации об уничтожении натворившего столько бед русского танка вместе с экипажем. На постепенно успокаивающейся поверхности воды плавала сорванная тонущим танком болотная трава, ветки и обломки бревен разрушенной гати. Точно по центру полыньи медленно расползалось радужное пятно солярки.

Через месяц немцы пригонят к уже почти полностью затянувшемуся «окну» полугусеничный восемнадцатитонный тягач Famo и инженерную машину на базе PzIV. Несмотря на глубину, им удастся завести тросы на кормовые буксирные серьги, однако «тридцатьчетверка» в руки врага пойти не захочет, едва не утянув вслед за собой съехавшую с гати Bergepanzer.

А еще через семьдесят шесть лет танк с первой попытки поднимут на поверхность белорусские поисковики…

ГЛАВА 12

Россия, недалекое будущее

Из «Склифа» Лена вернулась далеко за полночь, вызвав по комму такси. Бросив на полочку в прихожей связку ключей – вот и обзавелась собственным комплектом, ага – девушка бездумно прошлась по комнатам, зажигая везде свет. Зачемто включила Кирюшин комп и свой ноутбук – и окончательно пришла в себя уже на кухне, захлебываясь слезами.

Лечащий врач в целом ничего страшного не сказал, даже, наоборот, в определенной мере обнадежил. Сообщил, многозначительно глядя в потолок, что Кириллу ничего особо ужасного и не грозит, организм, мол, молодой, здоровый. Ну, и все такое прочее. Вот только когда он выйдет из комы, науке, как говорится, неизвестно, увы. Может, завтра с утра, а может, и через год. Забрать домой? Да, скорее всего, будет возможно через пару дней. Уход? Конечно, ктото постоянно должен находиться рядом. Иск к создателям игры? А смысл? Ведь он согласился с правилами, особо оговаривавшими любые форсмажорные ситуации, подтвердив свое согласие регистрацией электронного паспорта… Ну, и так далее…

Потом был довольно сумбурный разговор с родителями любимого – вернее, с его отцом – и молчаливый таксист, не проронивший за всю дорогу ни слова. Видимо, не в первый раз возит из больницы заплаканных родственников.

Перед Леной стояла все та же бутылка виски, определенно заколдованная, появляющаяся из шкафчика именно в такие моменты. А в пальцах дымилась сигарета – девушка понятия не имела, откуда взялась лежащая на столе пачка. Вроде шофер подвез ее к самому подъезду, а вот же… И когда она успела до магазина пробежаться, ведь на часах уже половина второго ночи?

Лена со злостью затушила едва раскуренную сигарету в блюдце. На фиг! Глупости все это, ничего оно не помогает! И вообще, хватит рыдать, как ни избито звучит, слезами делу все равно не поможешь. Отчаянно хотелось чтонибудь разбить, так, чтобы только осколки в стороны полетели. Или прямо сейчас позвонить своему бывшему парню, сообщив, что он, в общемто, никогда не был эталоном мужской силы, и вообще, едваедва чтото мог в горизонтальной плоскости. Или сделать еще какуюто совершенно немыслимую глупость, за которую утром станет ужасно стыдно перед самой собой…

Вытерев слезы, девушка умылась холодной водой, убрала с глаз долой сигареты и бутылку, напоследок плеснув себе еще «на два пальца», как говорят американцы. Поморщившись, решительно выпила залпом. Все, поревела – и будет. Нужно собраться и взять себя в руки. И для начала – как следует выспаться, поскольку завтра тяжелый день, предстоит встретиться с родителями Кирилла и вместе с ними ехать в больницу. С этой мыслью Лена и отправилась в спальню, но не дошла, наткнувшись взглядом на мирно урчащий кулером компьютер Кирилла, который сама и включила, вернувшись домой. Шлем и перчатки мирно лежали на краю стола.

«А почему бы и нет?» – мысль представлялась, разумеется, совершенно дурацкой, но захмелевшей от выпитого виски, усталости и переживаний девушке отчегото пришлась по душе. Найдя на рабочем столе знакомый (век бы не видеть!) значок, запустила игру; нервно барабаня пальцами по столешнице, дождалась окончания загрузки обновлений. Ввела в окошко логина привычное «Кир_007» – и неожиданно столкнулась с проблемой: для входа под Кирилловым ником требовался пароль. «Танковый клуб», по желанию разработчика, не позволял операционной системе запоминать пароль, чтобы не допускать в игру незарегистрированных геймеров, выходящих в Сеть с чужой машины. Входя в игру, приходилось каждый раз заново вводить и ник, и пароль. Надув губки, Лена задумчиво поглядела на пустое окошко password. Никаких особых секретов друг от друга у них с Кириллом никогда не было, просто вот както не видела раньше необходимости узнавать такую мелочь, как игровой пароль. «Может, воспользоваться функцией восстановления забытого пароля? – подумала девушка, наводя курсор на соответствующий раздел меню. И тут же раздраженно отпихнула в сторону ни в чем не повинную мышку. – Ах да, я ж не знаю, с какого ящика Кирка регился, у него их штук пять! Да и пароля к его почте не знаю. Блин… Ну и ладно…»

Всетаки наведя курсор в соответствующее окошко, она, уже из чисто женского упрямства, набрала первый из пришедших в голову вариантов – «Лена». Отказ в доступе. Ну, конечно, с чего бы Кирке использовать именно ее имя в качестве пароля? При воспоминании о любимом глаза немедленно защипало, и картинка на мониторе расплылась. Так, стоп, подруга, стоп! Договорились же взять себя в руки и прекратить жевать сопли! О Кирилле и думать не смей! А что, если… Но ни «Ленка», ни «Елена», ни тем более «любимая» ни к чему не привели. Разве что к тому, что игра высветила на мониторе:

Уважаемый пользователь Кир 007! Вы уже четыре раза ввели неверный пароль. Пожалуйста, обратите внимание, у Вас осталась одна попытка, после чего аккаунт будет временно заблокирован, и Вам придется подтвердить регистрацию при помощи электронного паспорта и ответа на контрольный вопрос! В случае еще одного неверного ввода пароля, на Ваш email будет выслано письмо с инструкциями. Удачи!

«Ну и похрен! – мысленно отмахнулась Лена, окончив читать. – И пусть себе блокируется, кому оно нужно!»

И, решительно набрав последний вариант – свою собственную фамилию, «Горобченко» – нажала «Ввод». Секунду поразмыслив, электронный страж «Танкоклуба» принял «пропуск». «Вот даже как? – мимолетно удивилась девушка, изучая перезагрузившийся игровой интерфейс. – Всетаки я…» Потянулась, было, к шлемумнемопроектору и перчаткам, но вовремя сообразила, что понятия не имеет, как ими пользоваться. Так что уж лучше по старинке, мышкой и клавиатурой. А, собственно, что именно делать и с чего начинать? И зачем она вообще сюда полезла? Вроде бы Кирилл объяснял, что сперва нужно выбрать бой и бронемашину, затем изучить историческую справку и задание… или нет? Тогда ее не особенно интересовали эти подробности, слушала исключительно, чтобы не обижать любимого, взахлеб делящегося с ней игровыми новостями и деталями пройденных виртуальных боев. Куда больше девушку волновали их отношения и робкие планы на совместное будущее, в котором не было места никаким идиотским танковым симуляторам. А уж о том, чем все это закончится, ей и в страшном сне не могло пригрезиться…

Потратив минут пять на ознакомление с предлагаемым игрой меню, девушка болееменее разобралась, по крайней мере, поняла, как выбирать задание и танк. Снова скользнув взглядом по шлему и сенсорным перчаткам, решила не усугублять и навела курсор на мерцающую в самом низу экрана надпись «Вступить в бой!». Несколько мгновений все же колебалась: а ведь чуточку страшно, правда, подруга? С другой стороны, чего боятьсято? Без виртуального шлема это не более чем игра с обалденной графикой и немыслимой проработкой деталей. Так что нечего бояться, дорогуша!.. Пожав плечами, Лена всетаки кликнула левой клавишей. Кликнула – и… ровным счетом ничего не произошло. Ну, почти ничего: игровое поле пересекла мигающая надпись «НЕВОЗМОЖНО ВОЙТИ В ИГРУ. ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ С ТАКИМ НИКОМ УЖЕ АКТИВЕН. ВЫЙДИТЕ И ПОВТОРИТЕ ПОПЫТКУ ИЛИ ЗАЙДИТЕ ПОД ДРУГОЙ УЧЕТНОЙ ЗАПИСЬЮ».

Лена задумалась. Вот даже как? Интересно, что это означает? Ведь Кирилла там нет, последний игровой сеанс (при слове «последний» снова захотелось плакать) она сама и завершила, разорвав соединение и выключив компьютер, когда парень потерял сознание. Или… или он все еще там ?! И причина комы как раз в том, что его разум так и остался в игре… нет, не в игре, в томто и дело, что не в игре, а на войне ! Конечно, ведь перед тем, как все это произошло, они с Киркой убедились в реальности происходящего… Кошмар… Ох, что же делать? Может, войти в учетные записи и удалить его аккаунт? И тогда его отпустит ? Нет, опасно, вдруг это ему чемнибудь навредит?! Хотя глупости, конечно. Очень похоже, что сама по себе игра уже и вовсе ни при чем, тут все куда сложнее. Намного сложнее…

Вздохнув, девушка закрыла игру и выключила компьютер. Все, довольно на сегодня и впечатлений, и потрясений, и размышлений. Нужно выспаться, а уж завтра станем думать…

Комм вдруг запиликал. Лена торопливо схватила трубку – кто, что? Неужели чтото с Кириллом? Ведь она оставила номер мобильного дежурному врачу… Ох, как страшното как…

– Алло? – Голос срывался, а взглянуть на табло девушка просто не догадалась.

Звонила мама. Она задавала какието вопросы, интересовалась Лениными делами и здоровьем, а дочь, впервые в жизни, была не рада материнскому звонку. И думала лишь о том, как бы побыстрее окончить разговор. А то вдруг всетаки из больницы перезвонят, по поводу Кирки…

– Доча, ты что, заболела? – мамин голос звучал испуганно. – Или у тебя чтото случилось? Сорвалась так неожиданно, в город рванула, едва вещи собрав, даже свой любимый фен забыла и плойку… Что произошлото? Почему не объяснила?

Вот только не хватало ей сейчас выкладывать все подробности, ага! Тогда еще и мама спать не будет. Но ведь почувствовала чтото, не просто ж так позвонила среди ночито… Блин, что ж придуматьто?

– Нет, мамочка, у меня все в порядке. Абсолютно.

– Елена, не лги! Когда у тебя все в порядке, у тебя не бывает такого голоса… Доча, скажи мне, что произошло? Может, мне приехать?

Ну да, вот только мамы сейчас и не хватает для полного счастья! Супер! Жених в коме, завтра его родители приедут, она одна в его квартире – и родная мама для полного счастья…

– Мамуль, у меня все в порядке, – твердо ответила Лена. – Честное слово. Просто… просто тут работу одну надо очень срочно сделать. Неожиданно работа нарисовалась, за деньги. Я и в прошлую ночь почти не спала, и в эту, наверное, не буду… и Кирюша мне помогает, бедный…

Лена жутко не любила врать, тем более матери, да еще и поминая при этом лежащего в реанимации любимого, но это был как раз тот случай, когда правду говорить категорически не следовало. Ни в каком случае.

– Работа? – Мама, судя по голосу, не оченьто поверила, что было и не удивительно, поскольку девушка старалась ей никогда не врать. Наверное, чуткое материнское ухо просто не могло не уловить фальши.

– Мам, ну, честное слово, ничего не произошло! Я просто взялась за одну работу, для второкурсника с нашего факультета. За деньги. У него богатые родители и серьезный «хвост», который нужно срочно сдать до сентября. Не сдаст, вылетит из универа, вот и весь секрет. Мне что, двести долларов лишние? Да это полдороги нам с Киркой в Крым!..

Мама, кажется, всетаки успокоилась.

– Ну, ладно. Если за деньги, то конечно… Но если вдруг что…

– Мамуль, если у меня чтото случится, я сразу же тебе позвоню!

Мама, наконец, поверила. И быстро свернула разговор, чтобы не мешать дочери зарабатывать деньги на поездку к Черному морю…

Девушка же, тоскливо взглянув на часы и тяжко вздохнув, побрела к дивану.

Примостившись в уголке, Лена свернулась, как любила делать в далеком детстве, калачиком и мгновенно провалилась в тяжелый сон, позабыв выключить в комнатах и на кухне свет…

Интерлюдия

За окнами было темно. И в кабинете тоже было темно, лишь мягко светился монитор работающего компьютера. Два человека, один постарше, другой помоложе, сидели друг напротив друга за столом и пили коньяк. Настенные электронные часы показывали без четверти одиннадцать; казалось, рубиновые цифры высвечиваются прямо на стене. Кроме них в двухэтажном офисном здании никого не осталось, только охранник на первом этаже, дремавший в кресле у своего, подключенного к местному телеканалу, монитора. Помимо бокалов и бутылки коньяка на поверхности стола стояла лишь полупустая тарелка с нарезанным тонкими, уже успевшими подсохнуть ломтиками лимоном и заполненная окурками пепельница.

– Что думаешь, Костя? – негромко спросил тот, что постарше. Глубоко затянувшись, он зашелся в приступе негромкого застарелого кашля курильщика. Раздраженно выругавшись, затушил наполовину выкуренную сигарету. – Получилось у нас?

– А, пожалуй, – кивнул головой Рысенко. – По крайней мере, в первой части. «Слияние» сработало именно так, как и планировалось, все десять ребят сейчас там, в прошлом. Информационные пакеты пока активировались только у пятерых, но это ничего еще не означает. Психотехники утверждают, что задержка может объясняться чем угодно – личностной акцентуацией характера реципиента, его эмоциональным состоянием на момент подселения сознаниядонора, контузией… короче, они еще много чего говорят, не вижу смысла перечислять… – главный программист пожал плечами и, сделав небольшой глоток коньяка, бесшумно поставил бокал на столешницу.

– А сами ребята? Ну, в смысле, здесь?

– Я ж вам отправил сводку, утром еще? – удивленно поднял голову Рысенко. Стильные очки легонько бликанули в размытом мониторном свете, словно легендарное пенсне «лучшего кризисного менеджера всех времен». – Легальной опасности ни для кого нет, на данный момент все десятеро помещены в клиники. Наши юристы уже связались с родственниками относительно компенсации ущерба и покрытия затрат на лечение. В моем файле есть все адреса, и домашние, и лечебных учреждений. Если будет нужно, мы…

– Да читал я, читал, конечно, – перебил собеседника Ларушев. – Просто, как ни крути, втемную мы их использовали, ведь, пока инфопакеты не сработают, они и подозревать ни о чем не будут. А после? Окончательныйто выбор, как поступить, им самим сделать предстоит, и отчитываться за него они только перед собственной душой станут. Или помочь предкам, или… И потому тяжело, Кость, на душе, ох, как тяжело! Мне сегодня Кирюхин отец звонил, почти час проговорили, а я ведь его с самого рождения знаю.

– Кого? Отца? – совершенно искренне не понял тот.

– Да Кирилла же, при чем тут Сергей?! С Сергеем мы просто учились на параллельных, дружили даже, пока он не уехал. Пареньто меня почти не помнил, конечно, они в Москву перебрались, когда ему лет пять было. Ох, как неудобно… И зачем я ему тогда предложил участвовать в проекте?

Виктор Александрович горестно махнул рукой и залпом допил коньяк, опустив бокал на стол куда как более громко, нежели Рысенко, едва не разбив хрупкую посудину. Насколько программист мог судить, эта бутылка была для шефа уже не первой за сегодня.

– Так ведь лучший игрок, между прочим, – негромко ответил Константин, не глядя на Ларушева. – Не удивлюсь, если он – единственный, кто хоть чегото реально добьется…

– Хотелось бы верить, – негромко пробормотал тот. – А вообще, как думаешь, если у нас все получится, как это будет, гм, происходить ?

– А я почем знаю, Вик Саныч? Фантасты, вон, пишут, что изменения реальности не бывают мгновенными; что, мол, развиваются лавинообразно, но лишь спустя определенное время от момента, ээ, приложения воздействия. Или от точки бифуркации. Ну, гдето так.

– Ладно, наливай, все равно ни к чему мы с этим разговором не придем. Кстати, а как там наши оппоненты ? Зашевелились?

– Молчат пока, хотя ребята, что Сеть мониторят, отмечают определенный, так сказать, интерес. Да и мой человечек в главном управлении этот самый интерес тоже подтверждает, еще утром мне с левого ящика пару строк отписал, как и договаривались. Ну, иносказательно, разумеется. Конкретных подозрений у них пока нет, но боюсь, когда сведения о десяти впавших в кому игроках попадут в газеты или Интернет, они быстро два и два сложат. Мы, конечно, работаем по родственникам, но это лишь вопрос времени, сами понимаете. Чтото в любом случае вскоре наружу выйдет, ну а там уж – только вопрос времени. Если у них найдется толковый аналитик – а он, ясное дело, найдется – они довольно быстро свяжут нас со «Слиянием». И придут поздороваться…

– Кость, ты прости старика, что втравил тебя во все это, – Ларушев поднял бокал. – Но, сам же понимаешь…

– Понимаю, – совершенно серьезно ответил тот, тоже поднимая бокал. – И не за что извиняться. Это было мое личное решение, остаться с вами или уйти. Я – остался. И ни о чем не жалею, честно. А когда они придут? Вы ж в курсе, их ждет парочка сюрпризов. Боюсь, они недооценивают современные сетевые и компьютерные технологии. Ну, а дальше? Да неважно. Мы неплохо поработали эти годы, и, я уверен, поработали не зря. Так что за вас, Виктор Александрыч! И за наш Проект…

Украина, район Харькова, весна 1942 года

– Больно, товарищ лейтенант? Вы потерпите, потерпите, я сейчас, – мелодичный, чуть задыхающийся девичий голос Кириллу был решительно незнаком. Уж точно, что не Ленкин. Так, стоп, стоп, стоп… какой девичий голос, почему лейтенант?! Он четко помнил погружающийся в болото танк, свой отчаянный рывок к люку и лишивший сознания удар о казенник. Почему лейтенант, если там он остался старшим сержантом, командиром танка с бортовым номером «334»?! И, если «тридцатьчетверка» погибла в белорусском болоте, почему он не вернулся, почему его не выбросило из игры?! Или вмешался некий посторонний, неизвестный ему фактор? Да и отчего ему, собственно, должно быть больно? Ничего подобного, ничуточки ему и не…

В следующий миг парень едва не заорал от внезапно нахлынувшей боли, буквально заполонившей все его существо. Он дернулся, выгибаясь дугой, но чьито маленькие ладони легли на грудь, решительно опуская напрягшееся тело обратно. Под лопатками ощущалось нечто неровное, словно он лежал на земле, а в поясницу упиралось чтото твердое, наверняка кобура с ТТ или наганом.

– Тише, товарищ лейтенант, да тише же! Вам пока нельзя, не вставайте! Контузило вас, и осколочное… и ожог еще…

И Кирилл вспомнил. Память, секунду назад еще чужая, а теперь уже его собственная, вернулась одновременно с болью, правда, уже потихоньку угасавшей. Виктора Говорова больше не существовало, он так и остался на семь с лишним десятилетий в покоящейся на дне болота бронированной коробке. Теперь его звали Анатолий Логов, лейтенант, комвзвода Т34 из состава 5й гвардейской танковой бригады, совсем недавно переброшенной под Харьков, в состав Шестой армии ЮгоЗападного фронта для проведения майской наступательной операции. Той самой, что некоторые историки впоследствии назовут «последним триумфом вермахта» и про которую Сталин скажет: «ЮгоЗападный фронт, благодаря своему легкомыслию, не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику восемнадцатьдвадцать дивизий… Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с вами поступили бы очень круто».[2] «Харьковский котел», приведший к прорыву гитлеровских войск к Волге и Кавказу и стоивший нам тысяч бойцов и сотен потерянных подбитыми и брошенными при отступлении танков и другой боевой техники…

Память аватара услужливо делилась с Кириллом событиями нескольких последних дней. Ночная разгрузка с платформ на небольшой станции, название которой в памяти не отложилось изза безумной спешки. Запомнились лишь тонущие в сиреневых клубах выхлопов лучи фар, похожие на сужающиеся световые клинки, рокочущий лязг сцепок, яростный, кто кого переорет, матперемат танкистов и железнодорожных бригад, рев моторов да свистки паровозов. Неразбериха тогда была – просто жуть, ведь одновременно разгружалась и пехота, и артиллерия, и тыловые службы, и хренразберивтемнотектотамеще.

И все торопились, орали, матерились и всеми силами старались не мешать друг другу, разумеется, внося в происходящее еще куда большую сумятицу. Затем – короткий марш в условиях полной светомаскировки, по счастью, обошедшийся без серьезных происшествий, и, уже на рассвете, когда апрельское утро робко высеребрило восточный край небосвода, рассредоточение в куцем лесочке, почти полностью порубанном в целях все той же маскировки. В итоге часам к семи утра опушка на протяжении нескольких километров приобрела весьма своеобразный вид: сиротливые стволы деревьев, лишившиеся крон на высоте в два человеческих роста – и исполинские рукотворные холмы из забросанных ветками танков. Полевые кухни, как ни странно, на сей раз не затерялись в хитросплетениях полевых дорог и прочем прифронтовом хаосе, и ближе к обеду им щедро выделили по порции гречневой каши с мясом. Из напитков предлагался чай без ограничений и скудный глоток спирта из нашедшейся у родного экипажа фляги.

Никакой задачи им пока не ставили, хотя на уровне солдатского радио все прекрасно знали, что буквально через несколько дней предстоит масштабная наступательная операция по освобождению Харькова от немецкофашистских захватчиков. Учитывая виденное утром на станции, в это вполне верилось, тем более что составы с войсками разгружались не только здесь, но и по всей линии фронта, и ЮгоЗападного и Южного. Настроение среди личного состава Пятой гвардейской царило самое что ни на есть победное, в духе: «Вот ужо мы им вломим, как зимой под Москвой!»

Несколько дней прошли для лейтенанта Логова (в отличие от Кирилла, вовсе не имеющего никакого боевого опыта, поскольку под Харьков Анатолий попал прямо из танкового училища, тот самый «ускоренный выпуск») в блаженном почти что ничегонеделании, прерываемом лишь получением боеприпасов, техобслуживанием давно требующих замены, порядком изношенных танков взвода и занятиями с экипажами, касающимися не столько предстоящего наступления, сколько поддержки морального духа необстрелянных в основной своей массе бойцов. Единственным понастоящему интересным оказалось краткое знакомство с лендлизовской техникой, впервые столь масштабно применяемой на Восточном фронте, английскими пехотными «Валентайнами» и «Матильдами» и штатовскими средними М2А1 и М3, пока еще не успевшими заслужить скорбного прозвища «братская могила на семерых». Как ни странно, союзнических танков оказалось довольно много, почти треть от общего числа, правда, в основном на южном направлении.

Наконец наступило двенадцатое мая, когда в половине восьмого утра, после часовой артподготовки и длившегося около двадцати минут авианалета на разведанные позиции и опорные пункты противника, северная ударная группировка, в состав которой входила и 5я гвардейская бригада, начала наступление в общем направлении Ефремовка – Охочое.

Ширина фронта оказалась довольно значительной, в пятьдесят пять километров. Одновременно в атаку пошла и южная группировка, начав наступление в те же самые семь тридцать утра. Как нечасто бывало в начальный период войны, наступающие войска ЮгоЗападного фронта действовали при массированной поддержке авиации, взлетавшей с аэродромов в Крыму. Несмотря на успех первых дней наступления, атакующие советские войска столкнулись с упорным сопротивлением врага, большинство опорных пунктов которого, как выяснилось, не подавила ни артиллерия, ни авиационные налеты. И все же немецкая оборона была прорвана практически по всему фронту, и танки при поддержке пехоты углубились в нее на двадцатьтридцать километров. Но к исходу четырнадцатого мая северная группировка уже практически исчерпала возможности для дальнейшего наступления; ее ударные силы истощились при прорыве главной полосы обороны и сдерживании контратак противника. Не хватало боеприпасов и горючего, боевая техника в значительной мере требовала замены, да и авиаподдержка почти в полном составе была переброшена на южное направление. Южная ударная группировка в первые дни наступала не менее удачно, с ходу проломив немецкий фронт на 25–30 километров в глубину. Об успехе наступления говорили не только сотни пленных немцев, румын и венгров, но и достаточно значительное количество захваченной трофейной техники, танков и самоходок, часть из которых удалось использовать в бою. И все же темп наступления постепенно снижался. Да и впервые появившиеся на Восточном фронте новые фашистские «четверки» модификации F2 с длинноствольной пушкой в сорок три калибра оказались весьма неприятным сюрпризом, поскольку могли жечь наши Т34 на дистанции, неподвластной родным «эф тридцать четвертым». Пятая гвардейская теряла машины и людей, но все еще продвигалась вперед вместе с приданными стрелковыми подразделениями.

А затем танк комвзвода Логова получил от укрывшейся в засаде «Штуги» болванку в борт. Спустя несколько секунд справедливость восторжествовала, и самоходка, напоровшись на снаряд подобравшегося с фланга танка, вздыбилась, разбрасывая сорванные взрывом бронелисты, но это уже ничем не могло помочь чадно дымящей командирской машине. Да и не помнил он этого, если уж честно. Последним отложившимся в памяти событием короткого боя оказалось выбивающее сознание оглушительное «блямс!» ударившей в броню болванки. А после – лишь навалившаяся душным межвременьем тьма…

Единственный выживший из экипажа, лейтенант Логов пришел в себя на руках хрупкой девушкисанинструктора, ухитрившейся под огнем оттащить его подальше от горящего танка, вокруг которого уже разлилось солярочное озерцо из пробитого бака, укрыв в крохотной ложбинке, слишком тесной для двоих людей…

Все эти кажущиеся долгими воспоминания промелькнули в голове пришедшего в себя Кирилла за считаные секунды ассоциации с памятью лейтенанта. Миг, и личности аватара больше не существовало, остался лишь он один, Кирилл Иванов, – но знающий и помнящий все то, что знал и помнил недавний выпускник училища автобронетанковых войск, свежеиспеченный лейтенант Анатолий Логов. Подобное уже бывало раньше; бывало, но както… ну, не так, что ли? И попрежнему оставался без ответа вопрос «что происходит?». Почему он не вернулся домой? Неужели же Лена оказалась права, когда бросила в сердцах «…доиграешься ты, Киря, когданибудь, чует мое сердце – доиграешься. Так там навсегда и останешься…», и он и на самом деле остался здесь навсегда?! Не в игре, конечно, как предполагала девушка, а в самом настоящем прошлом? В немыслимо далеком, героическом, легендарном и одновременно чудовищно страшном прошлом?! И не навсегда, а до своего последнего боя, где погибнет уже не только аватар, но и он сам?! Погибнет, как гибли предки, единожды и навсегда?! Не только телом, но и сознанием, разумом, своим единственным и неповторимым «я»? Но как это возможно, каким образом?! И что с ним сейчас ТАМ, в тихом и уютном двадцать первом столетии, в сытом и тихо гниющем изнутри обществе всеобщего потребления, где о прошедшей войне помнят и знают разве что некоторые историки, бойцы поисковых отрядов да считаные ветераны, несмотря на все перипетии последних десятилетий, ухитрившиеся перевалить девяностолетний рубеж.

Боль потихонечку отпускала, «локализовалась», так сказать. Она больше не захлестывала все тело, с каждой прожитой секундой концентрируясь в левом предплечье и гдето чуть ниже пояса. Руку дергало острой болью, правое бедро пекло и саднило. Голова кружилась, и периодами накатывала тошнота, но уже както не остро, что ли. Зато возвратилось зрение, правда, смотреть Кирилл мог только правым глазом, поскольку левый совершенно заплыл – сквозь слипшиеся от крови ресницы виднелась лишь мутноватая светлая полоска неба и размытое розовое пятно лица его спасительницы.

Парень распахнул здоровый глаз, с трудом сфокусировав зрение и вглядываясь в перемазанное сажей, со светлыми дорожками пота на висках лицо санинструктора. На вид девчушке было лет восемнадцать, вряд ли больше. Выбивающиеся изпод пилотки коротко стриженные русые волосы, миловидное, с тонкими чертами лицо, глубокие карие глаза. Тонкая шейка трогательно торчала из воротника вылинявшей гимнастерки со скромной ефрейторской петличкой. Тот самый, воспетый в песнях и фильмах о войне санинструктор, рядовой ангелхранитель переднего края с неизменной сумкой с красным крестом на белом фоне.

«На Ленку похожа, пожалуй, даже очень похожа, – мелькнуло в голове. – Только глаза совсем другие и прическа».

Девушка на него не смотрела, торопливо и не слишком умело перебинтовывая раненую руку. Периодически было довольно больно, но Кирилл стоически терпел, беззвучно шипя сквозь плотно сжатые зубы. Помнится, она упоминала осколочное ранение – значит, задело сколами брони, хорошо, если сквозное и никакая септическая мерзость не засела в мышцах или кости. Что там еще? Контузия? Тоже понятно, профессиональная, можно сказать, болезнь танкиста, в машину которого со всей дури влупили болванкой. А вот ожог совсем нехорошо. Ожоги – вторая профессиональная болезнь танкиста – в полевых условиях сплошь и рядом заканчиваются быстрым нагноением вплоть до заражения крови или гангрены, знаете ли, это прекрасно понимал даже далекий от медицины Кирилл. Руку снова ощутимо дернуло болью – санинструкторша затянула последний узел на повязке. Больше не сдержавшись, парень застонал, до скрежета сжав зубы.

– Простите, тащ лейтенант, – пискнула девушка, отбрасывая в сторону упаковку израсходованного перевязочного пакета. – Больно, да? Ну, нет у меня ничего против боли, все уколы только на сборном пункте… если остались еще. Раненых много и обожженных…

– Как… зовут? – слова с трудом проталкивались сквозь саднящее, обожженное горячим дымом горло. Попытался приподняться, но не преуспел, поскольку снова замутило. Да и на затянутую обгоревшим комбинезоном грудь вновь легли маленькие, но удивительно сильные девичьи ладошки:

– Не вставайте пока, не надо, нельзя вам! Сейчас мы вместе потихонечку, помаленьку, тут не так и далеко. Рядом с рембатом мы, километра с два отсюда. А зовут меня Лена. Просто Лена. С Ярославля я. Да и зачем вам? Все равно забудете…

– Красивое имя, правда. Елена, Леночка… мою невесту так зовут. Она там, ээ, дома осталась, в Москве.

– Ой, правда? Так вы из самой Москвы, товарищ лейтенант? – девушка на миг замерла, рефлекторно сделав движение, словно собиралась поправить выбивавшиеся изпод пилотки русые пряди. И задала самый, пожалуй, неожиданный в данной ситуации вопрос: – А она какая, ваша невеста? Красивая, наверное, да?

– Ну… на тебя сильно похожа. И лицо, и волосы. Только глаза другие. Но такая же красивая.

– Ой, да бросьте вы! Нашли тоже краса…

Она так и не успела договорить. Сначала прозвучал совсем негромкий, но сочный шлепок, а затем лицо Кирилла оросило чемто теплым и… страшным. И лишь в следующее мгновение, когда ее совсем легонькое, но уже безжизненное тело мешком навалилось сверху, парень осознал, что произошло. Шальная пуля, всего лишь долбаная шальная пуля, пулеметная или винтовочная, прилетевшая откудато с немецкой стороны. В голову. Окровавленная пилотка отлетела кудато в сторону, разметавшиеся русые волосы мгновенно приобрели алый цвет, а на все остальное… На месиво из вывороченных костей черепа и мозговой ткани Кирилл просто не смог заставить себя посмотреть, торопливо и пошло зажмурившись…

Не соображая, что делает, и совершенно не замечая боли, парень аккуратно перевалил вялое, словно лишившееся некоего внутреннего стержня тело санинструкторши на спину. Борясь с тошнотой, приподнялся, с трудом встав на колени, перемазанный в своей и ее крови, непослушными пальцами поднял пилотку, прикрыв изуродованное лицо. Левую руку, неумело замотанную издевательски белым бинтом, он прижимал к телу.

И вот тут его пробрало.

Единственное, что Кирилл успел сделать, захлебываясь рвотой, так это отодвинуться в сторону, чтобы никоим образом не осквернить крохотный клочок украинской земли, последний приют тезки его Ленки, едва ли не впервые в жизни названной «невестой». Рвало его долго, почти минуту, выворачивая наизнанку, как никогда в жизни. И вследствие контузии, и от всего пережитого несколькими минутами раньше, и вообще… ТАКОЙ войны он еще не видел. Да, он привык, что на настоящей войне гибнут люди. Привык к разорванным взрывами телам, к превратившимся в угольночерные головешки сгоревшим танкистам. Он даже почти привык к размазанным по гусеницам и опорным каткам внутренностям. Но он совершенно не был готов к тому, что только что произошло! Не был, и все тут! Война – дело мужчин! Она, эта едва знакомая девушка, была слишком красива и чиста, чтобы вот так буднично, походя превратиться в обезображенный, почти что обезглавленный труп… Смерть шла, невидимая, но вполне осязаемая, рядом с ним все эти бои, и под Воронежем, и под Москвой, и в Белоруссии, и здесь, под Харьковом. Но это была какаято другая смерть. Тогда погибали боевые товарищи и противник, а вовсе не хрупкие девочки, наверняка еще даже не познавшие мужской любви и ласки… Нет, так нельзя, нельзя так, нельзя…

Окончательно парень пришел в себя, лежа на спине в нескольких метрах от погибшей девушки. Его уже не тошнило, да и раненая рука почти не болела. Железистый запах свежей крови, казалось, перебивал даже тухлую тротиловую вонь и давно уже ставший привычным тяжелый аромат горелой солярки и масла, но Кирилл, поборов приступ тошноты, подполз к девушке. Торопливо, отчегото отчаянно стесняясь касаться мертвого тела – не боясь или брезгуя, а именно стесняясь, – вытащил из нагрудного кармана документы и тоненькую стопочку истертых на сгибах треугольничковписем. Смертный медальон искать не стал, а вот сумку забрал, вовремя вспомнив, что нужно будет обработать обожженную ногу.

Осторожно выглянув из ложбинки – не хватало и ему словить дурную пулю! – Кирилл осмотрелся. Родной танк, «Сталинградская» «тридцатьчетверка» с необрезиненными катками, застыл метрах в десяти, из двигателя и башенного люка еще шел дым, но огня, как ни странно, уже видно не было. Люк механика так и остался задраен побоевому. Боекомплект не сдетонировал – нечему было там детонировать, подсказала память Логова, последний их снаряд так и остался нерасстрелянным в стволе. Атаковали последним, что еще оставалось, планируя пополнить боекомплект и горючее после боя. Чуть поодаль замерла и вторая жертва немецкой самоходки – полностью разваленный взрывом легкий Т60 из их же бригады. Сорванная граненая башня лежала кверху погоном в стороне. На левом фланге, но достаточно далеко, тактического номера не рассмотреть, дымил БТ, один из немногих уцелевших к этому дню.

Подбитой самоходки, натворившей столько бед, отсюда видно не было, она стояла в неглубокой балочке, где и осталась навечно, напоследок неплохо разменяв свою жизнь. Бой уже сместился южнее, на окраину большого села, где еще грохотали отдельные взрывы, кажущиеся совсем игрушечными на таком расстоянии, и раздавалась заполошная пулеметная дробь. Собственно, именно это село и было целью их атаки, не слишком грамотно организованной, проведенной практически без предварительной разведки и вовсе без воздушного прикрытия. Вот и напоролись на замаскированную в невеликих складках местности засаду из всегото нескольких StuG III…

Над головой прошла девятка «восемьдесят седьмых» «юнкерсов», узнаваемых по неубирающимся шасси в массивных обтекателях и изломанным крыльям. Штурмовики летели довольно высоко и, судя по построению, особой опасности сейчас не представляли – их цель лежала гдето за спиной, видимо, фрицы собирались отбомбиться по тыловым объектам. Хреново – после того, как авиаподдержку в основном передали южной группировке, Люфтваффе снова полностью перехватило инициативу, чувствуя себя в воздухе, как дома. Точнее, как на полигоне, где опасность попасть под реальный зенитный огонь чрезвычайно мала, а вот шансы уничтожить все до единой цели – чрезвычайно же высоки… Поневоле задумаешься, в чью голову пришла идея оставить их без воздушного прикрытия?

Закончив изучать окрестности, Кирилл поудобнее устроился на склоне ложбинки и осмотрел ожог на бедре, видимом сквозь прожженную прореху в штанине комбеза. Приобретшую зловещий багровый цвет кожу жутко пекло, однако в целом картина, насколько он мог судить, оказалась не столь катастрофической. Видимо, плеснуло горящей солярой, но огонь удалось быстро сбить, недаром руки такие закопченные. Вот только странно, что он этого, хоть убей, не помнит, ни как из танка выбирался, ни как тушил загоревшийся комбинезон… Ладно, хрен с ними, с теми потерявшимися воспоминаниями, нужно наложить повязку и топать на сборный пункт, ведь погибшая санитарка упоминала, что он гдето неподалеку. Ну, а куда ж еще? Ни танка, ни экипажа у него больше нет, из оружия – один пистолет да полтора десятка патронов, плюс ранение… Разрезав штанину нашедшимися в санитарной сумке ножницами, Кирилл продезинфицировал ожоговую поверхность, щедро плеснув спиртом из склянки с притертой крышкой, и присыпал стрептоцидом. С трудом разорвав зубами оболочку перевязочного пакета, коекак перебинтовал ногу – повязка получилась топорной, но, хотелось надеяться, могла защитить рану от попадания грязи. В дополнение к той, разумеется, что уже успела туда попасть…

Копаясь в сумке, парень сделал и еще одно открытие, заставившее его скрипнуть зубами: во внутреннем кармашке он нашел простенькое зеркальце, расческу и почти пустую жестяную пудреницу со стершимся рисунком на крышке. И еще затертую по углам тетрадь в черном коленкоровом переплете. Отчегото парень сразу понял, что это ее девичий дневник, хотя подобное и строжайше запрещалось и командованием, и, главным делом, особистами. И читать его он не вправе… или, может, как раз наоборот? Теперь это уже просто память… Машинально раскрыл на первой странице, где круглым девичьим почерком было выведено: «Боевой дневник санитарного инструктора Елены Николаевны Сазоновой. Адрес – город Ярославль, улица…» Что ж, хоть адрес известен, будет куда похоронку отправить. Ладно, и с этим тоже позже разберемся. Все, откладывать больше некуда, нужно поскорее добраться до сборносортировочного пункта, а уж там… А уж там как получится…

Проводил взглядом возвращающиеся «Юнкерсы», под выкрашенными сероголубой краской крыльями и фюзеляжами которых уже не осталось бомб. Отбомбились, «лаптежнички», мать их арийскую за ногу! Одно радует, из девяти летевших туда вернулось лишь восемь, когото наши зенитчики все ж таки опустили на землю! Кирилл тяжело поднялся и, прихрамывая, двинулся в сторону медсанбата…

ГЛАВА 13

Украина, район Харькова, весна 1942 года (продолжение)

До сортировочного пункта бригадного медсанбата Кирилл, как ни странно, добрался почти без приключений. Причем добрался не в одиночку, а в качестве временного командира сводного отряда из пяти рыл. С тремя пехотинцами и танкистом, правда, не из его бригады, он встретился на развилке измочаленной траками дороги, где они без особой надежды ждали попутку. Собственно, ранеными оказались только пехотинцы, а оставшийся без машины наводчик с КВ просто возвращался в расположение, заодно помогая брести раненному в ногу бойцу, опирающемуся на винтовку с расщепленным прикладом, словно на костыль. Убедив их, что данное мероприятие вряд ли сулит успех, Кирилл скомандовал подъем, поскольку в его праве командовать никто не усомнился и документы не потребовал.

Шли долго, каждые полчаса делая привалы, на одном из которых Кирилл, впервые в жизни, сделал – при помощи коллегитанкиста, разумеется, поскольку одной рукой както не слишком удобно накладывать бинт – аж три перевязки, израсходовав почти все нашедшиеся в сумке покойной санитарки перевязочные пакеты, йод и стрептоцид. Себя парень чувствовал, как ни странно, куда лучше, тошнота и головокружение почти прошли, рука, хоть и болела, но вполне терпимо. Бедро попрежнему пекло, но ходить почти не мешало. Соорудив из опустевшей санитарной сумки импровизированную перевязь, Кирилл уложил на нее раненую руку и топал наравне со всеми, подбадривая случайных попутчиков неизвестными в этом времени анекдотами и рассказами о том, как совсем уже скоро по Москве пройдут, шаркая разбитыми сапогами и ботинками, многотысячные колонны пленных, вслед за которыми поедут пожарные машины, смывая с асфальта грязь. И ничуточки он не врал, между прочим! Просто, гм, перенес реальные события на пару годков вперед, вот и все…

А потом на него снова накатило. Правда, он даже с шага не сбился, как ковылял себе, так и ковылял дальше, припадая на обожженную ногу. Зато в голове словно семидесятишестимиллиметровая осколочная граната рванула. И все сразу стало на свои места. И игра, и эффект полного погружения, и все эти попадания в прошлое, и то, что он так и не вышел из последнего боя… Все оказалось именно так, как они с Ленкой и предполагали. То есть понастоящему. Он и на самом деле воевал, пытаясь переиграть проигранные в реальности бои – и проигрывал их, как и его предки до того. Зато теперь он знал, что такое закрытый в две тысячи седьмом году проект «Слияние», и знал, почему его свернули власть имущие. Знал, что он не одинок; что еще десять ребят в этот самый момент делают все возможное и невозможное, чтобы совсем немного подкорректировать историю, сами того не желая… или, наоборот, желая – ведь теперь и они тоже знают правду! И одна из них, незнакомая ему девчонка с ником «ФилькаТ34» воюет гдето совсем рядом, в составе южной группировки.

Но самое главное, он знал, зачем он здесь и что ему надлежит сделать. В его сознании отпечаталась полная хронологическая справка последних дней Барвенковской операции… ну да, все верно, буквально через несколько дней наступательная операция станет оборонительной, и немцы замкнут кольцо окружения, сформировав тот самый знаменитый «Харьковский котел». Из ослабленной оборонительными боями и попытками контратак Пятой гвардейской к своим выйдет всего лишь пять изношенных танков, две полуторки, одна трехосная машина с зенитной пулеметной установкой и сто пятьдесят пять бойцов из тысячи двухсот одиннадцати. Раненый командир Пятой гвардейской танковой бригады попадет в плен, а комиссар погибнет в бою. И сейчас он, Кирилл Иванов, может переломить ситуацию, может, поскольку знает, что, как и когда будет происходить. Вот такой вот нетипичный «попаданец», если пользоваться литературной терминологией десятилетней давности. Не «с ноутбуком к Сталину», а все своими силами, ручками, так сказать…

Бухающие по южноукраинской пыли разношенными кирзачами боевые товарищи так ничего не поняли и не заметили, разумеется. А Кирилл ощутимо воспрянул духом. И что с того, что там, в будущем, он лежит в коме на функциональной кровати в реанимации Склифа? Да ровным счетом ничего! Если Ленка окажется именно тем человеком, с которым стоит на всю жизнь связать собственную судьбу, она сделает все как следует. Да и родители помогут. А в том, что все именно так и обстоит, он отчегото нисколько не сомневался. На Лену можно положиться, она девчонка правильная и, что куда как важнее, надежная. Справится. А он сам? И он тоже должен справиться, просто права такого не имеет – не справиться!

Затем они вышли к железнодорожной станции и расположению медсанбата. И Кирилл понял, куда летели давешние «Штуги» и что оказалось их целью. Станцию смело можно было считать бывшей, как и скудные запасы горючего и боеприпасов, столь необходимые остаткам бригады. Всего этого больше просто не существовало в природе. Остались лишь разбитые пути, искореженные рельсы да остовы догорающих вагонов. И разгромленный санбат, по расположению которого немецкие асы прошлись уже напоследок, не особо и прицельно, просто высыпав нерастраченный остаток бомб…

Летний ветер лениво прибивал к почерневшей, усеянной обломками и трупами земле дым; все, что могло гореть и взрываться, уже отгорело и взорвалось. Неподалеку от развороченной фугасными бомбами станции застыло в поле несколько танков – «тридцатьчетверка», КВ, парочка «шестидесятых» и аглицкая диковина по имени «Матильда». Судя по всему, танки не сумели пойти в атаку, оставшись для поверхностного ремонта на СПАМе – сборном пункте аварийных машин, где и попали под бомбежку, не особенно, впрочем, и пострадав. Ремонтникам, видимо, просто повезло, поскольку основной целью штурмовиков всетаки была сама станция. У «Ворошилова» размоталась гусеница и оказалась поврежденной ходовая, у Т34 был поднят люк МТО – перед самой бомбежкой ремонтники, видимо, ковырялись в запортачившем дизеле. Еще один Т34 лежал на боку по другую сторону невысокой насыпи, уткнувшись стволом в землю: фугаска угодила достаточно близко, чтобы перевернуть двадцатисемитонную махину, но вряд ли всерьез ее повредила. «Хотя пушку почти наверняка со станка своротило», – профессионально отметил Кирилл. Еще один танк, похоже, тоже английский, смело можно было вычеркивать из списка боевых единиц: прямое попадание; уже не танк, собственно, а так, груда искореженного металла и метров двадцать утонувших в пыли и пепле гусеничных лент…

Между снесенными взрывами палатками санбата и перевернутым набок помятым автобусом со здоровенным знаком Красного креста на крыше бродили санитары в замурзанных, некогда белых халатах, собирая на пропитанный кровью брезент носилок не то уцелевших раненых, не то оставшееся от тех, кому не повезло. Помнится, ктото из историков новой волны убеждал, что немцы не бомбили госпиталя и санитарные суда, а если и бомбили, то исключительно по ошибке или в результате провокации самих же медиков или раненых? Ага, ага, вот именно так! Эх, жаль только, ни одного из них сейчас тут нет, хотелось бы взглянуть на его рожу! После того, как основательно проблюется за кустиком, разумеется, зрелище, откровенно говоря, не для слабонервных… На месте крайней, самой близкой к железнодорожной насыпи палатки осталась лишь пятиметровая воронка, тоже прямое попадание. Собирать там уже нечего и некого, разве то, что поместится в этой самой воронке – еще и место останется…

И, стоя на вершине невысокого холма и разглядывая все это жуткое разорение, Кирилл неожиданно принял решение. Да, нужно собрать выживших и прорываться из окружения, до которого остались считаные дни. Где там они начали прорыв в реальной истории? В районе села Лозовенька, ага. Что ж, поскольку исход всей операции уже не вызывает у него ни малейших сомнений, он постарается коечто изменить. Вот только… хватит ли авторитета юного лейтенанта Логова, недавнего выпускника танкового училища? А, неважно. В званиях и должностях на войне быстро растут, а петлиц под комбинезоном не видно. Представиться майором, комбатом вон хоть тех же легких Т60 их бригады, и возглавить прорыв. Проверять все одно никто не станет, не та ситуация… Что еще? Исторические данные из неожиданного и, нужно полагать, последнего подарка разработчиков «Танкового клуба», информационного пакета, с удивительной легкостью приходили на ум. Там, в мае реального сорок второго, в прорыв пошло шесть десятков танков и двадцать тысяч бойцов. Сколько вышло – известно.

И он сделает – или изо всех сил постарается сделать! – все возможное и невозможное, чтобы изменить эту мрачную статистику…

– Суки… – прокомментировал увиденное один из пехотинцев. – Летают, б…ди, и бомбят. Кто б им леталкито поотрывал…

– А самому слабо? – обернулся к нему Кирилл, душу которого неожиданно захлестнула какаято необъяснимая, лихая и яростная веселость. – Или руки коротки? Вот мы и поотрываем, товарищ красноармеец, причем по самые помидоры поотрываем!

Судя по всему, шутку про «оторвать по самые помидоры» в этом времени еще не придумали, и все залились искренним смехом. Выждав пару секунд, Кирилл рявкнул:

– Отставить смех! Значит, так, кто считает себя достаточно дееспособным, помогает собирать раненых, остальным отдых и перевязки… если есть, кому перевязывать. Ты, – как зовут кэвэшного наводчика, он так и не спросил, поэтому просто ткнул пальцем в грудь. – Разберись с машинами, собери людей, особенно ремонтников. Узнай, насколько серьезные повреждения и можно ли отремонтить в полевых условиях. Ясно?

– Да, – слегка стушевался танкист. И неожиданно чуточку мстительно добавил: – Товарищ командир, а вы так и не представились?

Кирилл медленно обернулся, глядя на того тяжелым, как он надеялся, взглядом. И, неожиданно даже для самого себя, изрек, зная, что его скромных лейтенантских кубарей тот под комбезом всяко видеть не мог:

– Майор Иванов, командир батальона легких танков. Может быть, вам еще и документы показать, товарищ боец?

– Простите, тащ командир, виноват… Так я тогда это, побег выполнять?

– Выполняй, – буркнул парень, с удовлетворением понимая, что выдержал первый, крохотный совсем экзамен на собственную профпригодность. Те, кого он собирается повести за собой, должны ему верить. Полностью – и до самого донышка, как Ленка говорила. А иначе – профанация сплошная, а не командир, не о чем и говорить…

– Ладно, бойцы, пошли, что ли, вниз? Работы вон непочатый край, а мы ж еще и раненые…

Уцелевших на разгромленной ЖД станции оказалось не так уж и мало, как показалось вначале, почти полсотни человек. Ремонтники, танкисты, санитары, две медсестры и контуженный близким взрывом военврач в чине капитана – ну и, собственно, раненые, как легкие, «дееспособные», как выразился только что сам Кирилл, так и тяжелые. Командиров среди уцелевших не обнаружилось. Еще семьдесят человек, в основном тоже раненых, уже выведены из состава действующих войск стараниями асов Люфтваффе, уложивших пару полусотенных бомб по расположению сортировочного пункта медсанбата…

Нашелся и транспорт, целых три машины, две полуторки и трехтонный «ЗиС», замаскированные в недалекой рощице и не обнаруженные немецкими самолетами. Да и перевернутый близким взрывом автобус оказался почти не поврежденным, разве что напрочь лишившимся стекол и с издырявленным осколками кузовом и колесами. С танками, со слов ремонтников, все тоже обстояло болееменее, за сутки, максимум двое они обещали восстановить все боевые машины. Вот только заправлять их оказалось практически нечем, разве что побратски разделить на всех оставшуюся в баках соляру, чего могло хватить от силы на полсотни километров. Зато нашелся бензозаправщик, в цистерне которого оставалось почти полтонны горючего…

Ночь прошла на удивление спокойно. Кириллу сменили повязки, обработав раны чемто антисептическим, после чего он, приняв принесенные военврачом боевые сто граммов в качестве противошокового и стимулирующего в одном алюминиевом флаконе, мгновенно отключился. Капитан медслужбы, явно намеревавшийся о чемто переговорить, лишь горестно махнул рукой – мол, контузия, все понятно, – и ушел спать. Впрочем, перед сном всетаки Кирилл раздал указания ремонтникам, которые, кровь из носу, должны были поставить на колеса – ну да, гусеницы, конечно же, гусеницы! – хотя бы четыре из шести имевшихся в наличии танков.

Разбудил Кирилла на рассвете один из ремонтников, с покрасневшими от усталости и недосыпа глазами, доложив, что три машины, «тридцатьчетверка», «Ворошилов» и Т60, уже на ходу, а «Матильду» отремонтируют в течение дня. Со вторым «шестидесятым» и перевернутым Т34 обстояло намного хуже. С первого пришлось снять часть деталей для ремонта менее поврежденного собрата, а второй слишком серьезно повредил пушку, переворачиваясь, и отремонтировать ее в полевых условиях и вне передвижной мастерской не было никакой возможности. Кирилл особо не раздумывал, приказав перегрузить остатки боеприпасов и слить горючее с поврежденных машин, а сами танки бросить. Хотел было отдать распоряжение хорошенько их раскурочить, а то и вовсе подорвать, чтобы немецкие трофейщики помучились как следует, восстанавливая, но вовремя догадался, что бойцам пока рано знать все подробности. Для них ведь пока никакого краха всей операции нет, есть лишь временные трудности и упорное сопротивление противника, хотя солдатский телеграф уже наверняка начал потихоньку передавать правду…

После завтрака – пары галет и кружки жиденького, почти прозрачного чая без сахара – Кирилл на правах временного командира сводного отряда провел поверку личного состава, почти сразу же выявившую и еще одну проблему: дееспособных танкистов кроме него самого оказалось всего пятеро. А танков, соответственно, четыре. Иными словами, ехатьто они смогут, а вот воевать… Что ж, будем надеяться, до указанного военврачом городка, где разместился госпиталь и какието тыловые службы (какие именно, тот не знал), они доберутся, не напоровшись на немцев. Которых тут, по идее, еще никак быть не должно… Вот только в последнее время Кирилл все с большей опаской относился ко всяким там «по идеям» и «навернякам». Не так уж далеко до линии фронта, да и изломанная она в последние дни, линия та…

Подошедший сзади капитан медслужбы смущенно кашлянул, привлекая его внимание:

– Товарищ майор, разрешите?

– Слушаю, что у вас? – Кириллу отчаянно хотелось спать, но он прекрасно осознавал, что сон для него в ближайшие дни станет немыслимой роскошью.

– Раненые. У нас ни перевязочных средств, ни медикаментов, вы еще вчера видели. Нужно срочно вывозить. За ночь еще пятеро умерло, да и дорогу не все выдержат. Впрочем, и в госпитале уже не всем помогут… – он судорожно вздохнул, виновато взглянув парню в глаза. Глаза, как и у давешнего механика, были красные, воспаленные…

– Добро. Подгоните машины и начинайте погрузку. Ваш автобус сейчас отремонтировать нет возможности, сами видели, что с колесами, возьмем на буксир к танку. Выступаем… Сколько вам нужно времени?

– Час, не больше.

– Все, начинайте. Распорядитесь от моего имени, бойцы помогут с погрузкой. Кто не поместится, тех пусть грузят прямо на танки и в машину зенитчиков. Выступаем через час, вместе с танками, пехота, кто способен передвигаться, своим ходом.

– Спасибо, товарищ командир! – просиял медик. – Разрешите идти?..

Выступили по плану, пустив вперед достаточно шуструю «тридцатьчетверку», затем грузовики с ранеными и, в качестве арьергарда, остальные танки. Недопочиненную англичанку оставили на двух ремонтников, которые должны были догонять их, как только танк окажется на ходу. Остальных пятерых Кирилл на всякий случай забрал с собой, в глубине души надеясь, что по дороге они вполне смогут подобрать еще несколько брошенных по обочинам танков, и своих, и трофейных. Для того, что он задумал, каждый танк, даже легкий, был на вес золота. И каждый боец, разумеется, тоже…

Дорогу Кирилл запомнил исключительно плохо. Ехать ему пришлось на танке, както неудобно было занимать место в одном из грузовиков, где на счету был чуть ли не каждый сантиметр, так что почти сразу же его жутко растрясло, хоть он и сидел на своем привычном месте, наверху на башне. Снова разнылась рука и ожог, кружилась и болела голова. Все происходящее воспринималось както… ну, отрывочно, что ли. Разум выхватывал лишь отдельные детали, наотрез отказываясь складывать их в единое целое…

Две глубокие колеи, дохлая, уже раздувшаяся лошадь на обочине – пожалуй, именно она запомнится сильнее всего, если у него когданибудь будет возможность вспоминать… Как же она воняла. И даже сейчас, когда он был достаточно далеко – запах на такие расстояния просто не может распространяться – нос его хранил воспоминание об этой жуткой вони. Смешно: нос – и хранит воспоминания…[3]

Разбитая – ремонтников можно и не беспокоить, никаких шансов восстановить их скромными силами не было даже теоретически – техника по обочинам и в кюветах. Танки, и наши, и фрицевские, автомобили, перевернутые, расщепленные взрывами и траками подводы. Воткнувшийся в основание холма, но отчегото не взорвавшийся самолет, с башни отчетливо виден квадратный киль с разлапистой свастикой, отлетевшее в сторону левое крыло с желтой оконцовкой и чернобелым крестом…

Приткнувшаяся возле самой колеи «StuG III», крест наспех замазан, поверх нарисована суриком не слишком геометрическировная красная звезда. Трофей. Отчего ж бросили, интересно, даже люки открытыми оставили? Нужно послать ремонтников, пусть разберутся, если что, такая пушечка и самим пригодится…

И, наконец, люди…

Взгляд выхватывал только лица. Лица серые от усталости, лица с безнадежным выражением – и лица твердые, суровые, полные решимости, с горькой и волевой складкой у рта. Люди, пропылившиеся, казалось, насквозь, на всю оставшуюся жизнь. Пехотинцы, «безлошадные» кавалеристы и «бестанковые» танкисты, артиллеристы… И на фоне всего этого – буйное цветение яркой украинской весны.

А еще было четкое, острое понимание того, что именно он должен сделать. Пытаясь отрешиться от мелькания этих отдельных дорожных кадриковслайдов, он в который раз прокручивал в голове известную ему информацию. Попытка наступления, окончившаяся окружением и практически полным уничтожением наступающих сил Красной Армии. Не будь этой катастрофы, разве смогли бы фашисты столь стремительно продвинуться на южном участке фронта? Второй раз взять РостовнаДону, в результате чего город вошел в десятку самых пострадавших во время войны городов. Двадцать семь тысяч мирных жителей, уничтоженных в Змиевской балке, – в том числе и его, Кирилла, двоюродная прабабка, укрывавшая у себя еврейскую девочку и погибшая вместе с ней. Об этом ему еще в юности рассказывала мама. И известный психоаналитик Сабина Шпильрейн, ученица Юнга, состоявшая в переписке с самим Фрейдом… Возможно, останься она в живых, и развитие психоанализа в нашей стране пошло бы совсем другими путями… С другой стороны, кто знает, что важнее для истории, для изменения ее хода – спасение жизни одного, пускай и весьма выдающегося, человека, или спасение десятков тысяч простых людей, обычных – или тоже, может, выдающихся в чемто, но попросту не успевших открыть, проявить свой талант?.. Не говоря уже о том, что павший РостовнаДону открывал прямой путь на Кавказ, к Грозненской и Бакинской нефти…

Словом, именно Харьковская операция была тем моментом, изменив который можно было надеяться изменить ход не только самой войны, но и послевоенной жизни. Он знал, или считал, что знает, кто и что виновато в этой ситуации. Успехи нанесения контрудара и последующее наступление под Москвой зимой 1941/42 года породили преувеличенные представления о возможностях Красной Армии и преждевременные надежды на возможность достижения победы уже в 1942 году. Несмотря на очевидный недостаток сил и средств, а также ожидание нового крупного наступления противника на Москву, в Ставке преобладали настроения на проведение наступательных операций. Вот и донастраивались до того, что поражение советских войск под Харьковом лишило нас возможности осуществить практически все до единой намеченные на лето наступательные операции…

Кирилл с юности отчегото недолюбливал маршала Тимошенко. Вот смотрел фильмы о войне – как старые, так и новые, – и прямотаки изнывал от своей нелюбви к маршалу. Нелюбви, порожденной, может быть, тем, что ему не нравились актеры, исполнявшие роль маршала, но от этого не менее сильной. Нелюбви интуитивной, которая потом, когда он стал серьезно интересоваться событиями Великой Отечественной, переросла в нелюбовь совершенно осознанную. Вот и в провале Харьковской операции Кирилл считал виновным именно Тимошенко. Да еще и незабвенный Никита Сергеевич постоянно рядом обитался, а уж о том, чего стоил сей великий стратег, Кирилл помнил более чем хорошо. И когда однажды в какойто компании, когда они затронули этот вопрос, ктото попытался возразить – дескать, была такая ситуация, когда приказ маршала был доведен до исполнителей только лишь спустя двенадцать часов, Кирилл же ответил, что и это – тоже очевидная вина маршала: кто виноват, что тот не сумел должным образом наладить работу своих штабистов?! Впрочем, он и сам сейчас уподобляется этим самым штабистам, то бишь мается одним из двух основных славянских вопросов, пытаясь найти ответ «кто виноват», в то время как правильнее было бы задать себе другой основной вопрос: «что делать». Тем более что и ответто он знал. Другой вопрос – как это сделать.

Он – обычный лейтеха, его попросту никто и слушать не станет! Или, если еще глубже копнуть, то он и вовсе всего лишь старший сержант, никаких училищ не заканчивавший. Нет, училито его в двадцать первом веке всяко лучше, нежели на ускоренном выпуске образца сорок второго года, но… Разному их учили, вот в чем главнаято проблема!

Нет, можно, конечно, всетаки попытаться доложить в штаб – а кстати, где он? Тоже вопрос… – о том, что немцы готовят наступление. Дескать, экипаж захватил пленного, он лично его допросил, а пленный возьми да и помри в условиях экстренного допроса, потому предъявить его он ну никак не может.

Вот только даст ли это хоть какойто результат? Вопервых, могут попросту не поверить, что, скорее всего, и случится. И это еще в лучшем случае! В худшем же его попросту обвинят в паникерстве или, что еще хуже, в оставлении боевой позиции и скоренько отдадут под трибунал.

С другой стороны, даже если предположить, что поверят. Вот вдруг возьмут – и поверят! «Все вдруг», как говорится… И что? Общеизвестный факт, что когда пришло время срочно принять меры по ликвидации прорыва, маршал принял решение только во второй половине дня девятнадцатого числа. Да еще и штаб Шестой армии «постарался», так что, когда приказ всетаки дошел до войск, предпринимать чтолибо, в общемто, оказалось уже поздно…

Нет, этот метод точно не годился. Если, конечно, он не решил сознательно пожертвовать своей жизнью и тем самым «послезнанием» ради того, чтобы в результате все равно ничего не получилось…

Впрочем, гимнастерка, как он уже говорил, под комбинезоном, а петлицы – соответственно на гимнастерке. И отличить лейтенанта в комбезе от, скажем, майора в таком же точно комбезе не такто и легко… если, конечно, комбинезон не снимать. А чего его снимать, если совсем уже скоро начнется такой кровавый форсмажор с немецкими прорывами, что и поестьпоспать не удастся. Но особенно раздумывать, анализируя ситуацию на нескольких уровнях, некогда. Иначе и он уподобится маршалу Тимошенко и чэвээсу Хрущеву, которые все думалидумали, да и про…ли ситуацию…

…А затем изнурительный переход – жара в конце мая стояла уже почти летняя – завершился. Как ни странно, они не потеряли ни одной машины, да и немецкая авиация их ни разу не потревожила. А уже на подъезде к городку их догнали рембатовцы на восстановленной «Матильде» и трофейной «Штуге», как оказалось, брошенной изза пустых баков.

Кирилл на дрожащих ногах, но всетаки сам спустился с танка, столкнувшись с разыскивавшим его военврачом:

– Товарищ командир, спасибо вам за раненых! Почти всех довезли. Вам бы на перевязку, я категорически настаиваю, и отдохнуть, на вас вовсе лица нет…

Кирилл, борясь со слабостью и тошнотой, начал было спорить, но затем вынужден был признать правоту капитана. Если загноятся раны, он ничего путного сделать не сможет, сляжет с температурой – и все, кранты всему их неначавшемуся прорыву…

Госпиталь располагался на противоположном конце улицы, в здании бывшей городской больницы, куда Кирилл дошел вместе с военврачом. Капитан толкнул обшарпанную дверь, пропустил вперед парня, на которого немедленно обрушился целый водопад запахов. Нет, не запахов – вони, даже – воней, хотя, конечно, такого слова попросту не существует в природе. Хотя, пожалуй, и следовало бы придумать, как раз для таких вот случаев. Потому что этих, гм, запахов было слишком много, но они отчегото не смешивались, существуя как бы каждый по отдельности, и определить, какой из них был кошмарнее, казалось просто невозможным. Кисловатый запах давно не мытых, грязных и потных тел, железистый – крови, сладковатый гнойный, запах обгорелого человеческого мяса – тоже сладковатый, но совсем другой, и какой из них тошнотворнее, не поймешь. И еще неизменный запах карболки, изо всех местных «ароматов» наиболее приятный, хотя в детстве, когда он разок попал в инфекционную больницу, его от карболки не то что тошнило, а просто выворачивало наизнанку. Оххх… да, такого он еще не видел за все свои игрыбои… точнее, не ощущал. Там, возле подбитого танка, после гибели санинструктора его вырвало, сейчас он такого позволить себе не мог. Хотя и очень хотелось, если честно…

Искоса взглянув на него, врач торопливо потянул за рукав здоровой руки:

– Идемте за мной, товарищ майор…

Капитан привел его в относительно чистую перевязочную и сдал с рук на руки немолодой медсестре с совершенно пустыми от усталости глазами, которая споро обработала и перевязала рану и ожог. Никаких книжнокиношных штампов в духе «потерпи, милый» или «вот сейчас будет немножечко больно» не произносилось – человек просто выполнил свою работу, автоматически, словно робот. Не от врожденной жестокости, разумеется, просто от смертельной усталости и немыслимой нагрузки последних дней…

Больно, между прочим, и на самом деле было, особенно когда она снимала (отдирала, скорее) плохо отмоченные, присохшие за сутки повязки, и разок Кирилл даже сдавленно вскрикнул, до крови прокусив губу. Хотя и прекрасно понимал, что кроме него, женщине сегодня предстоит оказать помощь еще не одному десятку, если не сотне, раненых и обожженных страдальцев.

– Посидите минуток пять, товарищ лейтенант, в себя придите. А потом ступайте на воздух, незачем вам все это нюхать. Да и помещение потребуется, сейчас станем ваших разгружать. Да, и порошок примите, вот вода запить, – таким же равнодушноусталым, как и взгляд, голосом сообщила медсестра. И молча вышла из перевязочной, прикрыв за собой хлипкую дверь.

«Товарищ лейтенант», ну конечно! Видела петличкито во время перевязки! Блин… Превозмогая боль и слабость, парень оправился, скрыв под отворотами комбинезона ворот гимнастерки. С трудом поднявшись, вышел в коридор, собираясь выйти на улицу. Сестричка права, незачем ему все это… нюхать…

– Ну, шансов у него примерно процентов сорок. Организм здоровый, должен выкарабкаться…

Кирилл повернул голову. Из дальнего конца короткого коридора приближался врач, пожилая женщина в очках и с небольшими усиками над верхней губой. Она разговаривала со своим, по всей видимости, помощником, совсем юным доктором; на вид доктор тянул лет на семнадцать, но изпод халата виднелся уголок воротника гимнастерки – видимо, вылез, а врач не поправил, либо не заметил, либо не до того было. А на воротничке – петлицы с капитанскими нашивками. Капитан медицинской службы, надо же!

– Легкое, конечно, пробито, и контузия ребра, но если жить захочет, выживет…

Она заметила Кирилла, шагнула навстречу:

– Голубчик, вы чтото хотели?

От этого слова «голубчик» на мгновение повеяло чемто домашним, даже детским: помнится, когда он был маленький, его участковый врач так называла всех, и детей, и их родителей. Кто его знает, как там это происходило у других, но когда простуженный Кирюшка, лежа в постели, приоткрывал один глаз и видел Зинаиду Михайловну – надо же, даже имя вспомнилось, – когда она клала ему на лоб прохладную руку и говорила протяжно: «Голубчик, ну, и что же это ты?», он сразу чувствовал себя много лучше, и страх, который порой одолевал его, когда он был совсем маленьким, страх, что он вдруг может вот так вот взять и умереть, сразу отступал, бежал позорно, и мальчик сразу понимал, что все будет в порядке, что он непременно поправится и что все в его жизни будет хорошо.

Теплая волна откудато из самого нутра поднялась к сердцу, а потом… потом его взгляд ненароком упал на руки женщины и на ее фартук, надетый поверх халата. Рукава халата в буквальном смысле были по локоть в крови – видимо, военврач не успела сменить халат после операции или просто не осталось уже запасных. Да и моющийся прорезиненный фартук был обильно покрыт красными, бурыми и уже почти коричневыми пятнами… Вдобавок ко всему гдето совсем рядом начала надсадно гудеть муха. Муха? В мае месяце? Хотя здесь для мух просто пир горой, конечно…

Его снова замутило.

Военврач кивнула своему помощнику. Тот сделал шаг вперед, готовый, видимо, подхватить Кирилла, если тот вдруг начнет терять сознание, и парень постарался взять себя в руки. В этот момент входная дверь распахнулась, и раздался чейто грубый голос:

– Эй, медицина, так что, новеньких разгружать? Недавно приехали, вон, товарищ майор и привез…

– Разгружать, и на сортировку, – последнее относилось уже к молоденькому помощнику в капитанском чине. Затем военврач обратилась к тому, что стоял в дверном проеме.

– Много еще?

Тот, видимо, просто кивнул, потому что ответа не последовало.

– Хорошо, давайте. Если вы, голубчик, – снова обратилась она к Кириллу, – ничего не хотите, то уж простите, работы непочатый край. А вам следует немедленно выйти на воздух и подышать. Посидите гденибудь в тенечке, придите в себя. Вон какой вы бледный…

Кирилл кивнул, направляясь к выходу.

Справа протяжно стонали. Слева раненый в окровавленном х/б бубнил себе под нос нечто непонятное, а стоящая перед ним на коленях медсестричка, совсем молоденькая, то и дело вытирала его лицо влажным ватным тампоном. Ктото на одной ноте просил пить. Откудато из глубины госпиталя покричали, прося пилу – видимо, собирались делать ампутацию…

Кирилла вновь передернуло. Господи, лучше – и куда проще! – идти в атаку с пехотой или вдыхать запах горячего масла и соляры, ведя свой танк навстречу немецким пушкам и понимая, что тебя могут подбить в любой момент. Честное слово, лучше! Или даже вовсе гореть вместе с танком, чем вот так вот, в крови, грязи, гное! Среди безнадежных, которым надо хотя бы постараться внушить хоть какуюто надежду, понимая при этом, что ее, этой самой надежды, нет и быть не может… Среди тех, кто мучается от жажды и кому нельзя пить, поскольку кишечник пробит пулей или разорван осколком… Среди тех, кому отрезаешь руки и ноги, спасая жизнь, и кто может в порыве отчаяния проклясть тебя, потому что именно ты превращаешь его в инвалида, и это превращение – уже навсегда…

Кирилл мотнул головой, прогоняя жуткие мысли, и вышел – нет, вывалился – во двор…

Поглядев на снующих бойцов и санитаров, начавших спешно разгружать раненых, он уселся, как и было присоветовано, в тени под невысоким забором. Оперся спиной на некогда беленую гипсовую изгородь и закрыл глаза. Нужно и вправду посидеть минут десять, в себя прийти да от дороги, перевязки и увиденных в госпитале ужасов отойти хоть немного. А то из него сейчас не командир, а амеба какаято, право слово…

Воспоминания пришли абсолютно неожиданно – и это оказались вовсе не его воспоминания. Не Кирилла Иванова. Эти воспоминания определенно принадлежали его аватаруреципиенту, Толику Логову, недавнему выпускнику училища бронетанковых войск. Сначала вспомнился он сам – не Кирилл, понятное дело, а Анатолий. В новехоньком защитного цвета френче с надписью «ОБТУ» на петлицах (пожалуй, старый, серостальной, образца тридцатых годов, смотрелся лучше, но и так довольно неплохо), в синих форменных брюках. На голове новенькая суконная пилотка, а вокруг – «В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир расцветает миндаль»…

В городе Майкопе нет парка «Чаир», зато есть памятник жертвам белогвардейских репрессий – на вокзальной площади в восемнадцатом году было расстреляно свыше трех тысяч человек. Но влюбленные почемуто чаще всего назначают свидания именно около этого памятника, хотя в городе с романтическим названием, переводящимся на русский как «долина диких яблонь», полно куда более романтических мест…

Девушка рядом одновременно и не похожа на его Ленку, и похожа, чемто совершенно неуловимым, но – похожа. Может, им с Логовым просто нравится один и тот же типаж девушек? Им с Логовым… Смешно звучит! Он и есть – Логов, по крайней мере, сейчас, а девушка? Возможно, она просто кажется ему похожей на Елену?

Девушка смущенно теребит косу, заходящее солнце освещает ее волосы, выбившиеся из прически, они золотятся – и оттого вся она кажется такой легкой, невесомой, трогательной. Кирилл – да нет же, Анатолий! – осторожно берет ее за руку. Она не отнимает руки, заливаясь яркой краской…

– Ты выйдешь за меня замуж после войны, Маш? – спрашивает Анатолий. В первый раз он обращается к девушке на «ты», в первый раз берет ее за руку – через несколько дней ему предстоит отправка на фронт, и это свидание вполне может оказаться последним…

Кирилл потряс головой, приходя в себя. Попрежнему матерились санитары и приданные им в помощь бойцы, стонали раненые, гдето неподалеку рычал танковый двигатель…

Эх, знали бы разработчики «Слияния», как тяжело воспринимать вот такие, накатывающие периодически, чужие воспоминания! С одной стороны, ты точно знаешь, кто ты, с легкостью пользуясь памятью вигааватара в своих целях. А с другой? Чуть расслабишься, поплывешь, вот, как он сейчас, и в голову лезут совершенно ненужные подробности чужой жизни. Ощущение, словно копаешься в чужом белье. И гдето глубоко в душе начинаешь сомневаться, кто ты на самом деле, Кирилл или Анатолий… А может, все это просто игра воображения, слишком уж разбушевавшегося под воздействием стресса?..

– …пуговицы латунные, – чьято грязная трясущаяся рука с силой провела по его затянутой в комбинезон груди. Кирилл в недоумении распахнул глаза, уставившись на возникшего непонятно откуда человека в грязной и оборванной форме без знаков различия. Что за бред?! Какие пуговицы?! Никаких пуговиц на комбезе не было и быть не могло…

– Комплект металлической фурнитуры состоит из поясной бесшпеньковой пряжки, которая в свою очередь состоит из рамки шириной 58 мм, длиной 48 мм, толщиной 2,5 мм, при ширине стенок рамки в 6,5 мм, – продолжал бормотать человек, не отпуская из цепких пальцев промасленный комбинезон Кирилла. Интендант какойто свихнувшийся, что ли?

– Простите, товарищ командир! – еще одна девчушкасанитарочка, личико крохотное, зато глазищи!

– Он в машине ехал, и их разбомбили. Все погибли, кроме него. Там и жена его с ними ехала, вот ее у него на глазах и… Его бойцы нашли, а в руках – голова жены, целует ее, целует… Осколком, видно, срубило. К нам привезли, а у него и раненийто нету, только контузия, да вот это вот… Ну, и оставили помогать с ранеными, куда ж его, юродивого… Да только он сбегает все время, ищет чегото или когото, к людям цепляется…

Она обняла мужчину рукой за талию, потянула за собой:

– Идем, миленький, идем, нас там раненые ждут. Идем, хороший, расскажешь, чем новое обмундирование от старого отличается…

Мужчина послушно поплелся за девушкой, загребая пыль разношенными солдатскими ботинками.

– А он кто хоть? – громко спросил вдруг Кирилл, когда девушка и сумасшедший отошли уже достаточно далеко.

Девушка остановилась и обернулась, чуть виновато улыбнувшись:

– Не знаю, товарищ командир. И никто не знает. Даже как зовут, неизвестно, а документов при нем никаких не обнаружилось, а сам он не помнит… Так что – просто человек…

ГЛАВА 14

Украина, район Харькова, весна 1942 года (продолжение)

Глядя вслед ушедшей санитарке, торопливо уводящей юродивого, Кирилл сильно, до боли зажмурился и несколько раз сморгнул. Что ж, все это тоже вполне подходит под некогда абстрактное для него, а ныне более чем осязаемое понятие «война». Поскольку война – это не только корпение над картами, планирование многоходовых наступательных и оборонительных операций и ударный труд заводов в тылу. Нет, настоящая война, она всегда тут, рядышком с тобой, «в поле», так сказать. Настоящая война, она всегда на уровне рядового пехотинца, летчика или танкиста. И вот этот госпитальный смрад, эти потухшие от усталости глаза медиков, этот потерявший разум несчастный – это тоже война. Может, даже и в большей степени. Пожалуй, он верно рассудил там, внутри вонючего госпитального коридора: куда легче идти в лобовую атаку или сидеть под артобстрелом, чем вот так… Эх, да ладно, и так все понятно, чего уж тут душу рвать… Жаль, он не курит, вот сейчас ему впервые в жизни захотелось… Глупость, конечно, и тем не менее…

Так, все! Нужно собраться – и вперед. Порассуждать о войне можно и позже, уже там, у себя. А здесь и сейчас нужно подготовить грамотный прорыв. Или, скажем так, более грамотный , чем произошел в реальной истории. Вывести раненых и боеспособных солдат, которых скопилось в этом городке уже почти что без счету. И еще технику, которая понадобится в грядущих боях – его пять танков, считая с трофейной САУ, и десяток наспех отремонтированных коробок, нашедшихся уже тут. Плюс автотранспорт, разумеется, машин с десять в сумме. Это для раненых, поскольку царица полей, пехота, и ножками сможет, коль жить захочет. А пехтуры той скопилось, скажем прямо, немерено. И, что особенно приятно, никто точно ничего не знает и не понимает. Неразбериха полная, что ему, не существующему в действительности «майору Иванову», лишь на руку. Ну и гужевые средства передвижения, конечно, лошадки раненых тягать могут ничуть не хуже железных коней, а порой и пушки огого, как по бездорожью прут… В общем, если сейчасто бишь в ближайшие сутки – ничто не помешает, есть все шансы устроить фрицам очень неожиданный прорыв из почти что замкнутого колечка, озадачив ихних командиров вопросом «а откуда русские узнали»… А вот оттуда. Из будущего, блин! Узнали – и узнали. И пошли на прорыв. Гораздо раньше, чем в реальной истории…

– Товарищ майор, вы ж вроде командование на себя приняли? Так тут это, поговорить с вами хотят…

Кирилл с трудом разлепил веки. Ладно, что уж греха таить, он еще при перевязке видел собственные раны. Не идиот, как говорится. Скорее всего началось заражение, началось, это и ежику понятно, вон как все покраснело, пока его та медсестричка перевязывала, взгляд пряча. У него дня два, вряд ли больше. Антибиотики уже изобрели, но в этом заштатном госпитале их наверняка нет. Так что, два дня. Ну, плюсминус сутки, если у медицины аспирин и паратройка ампул морфия найдется. Найдется, разумеется, вот только это ни разу не выход… Блин, ну как же глупо! Столько всего вынести, и подохнуть, не выполнив задания, вот так, совершенно негероически, от загноившейся в асептических условиях раны!

С трудом приняв вертикальное положение, парень вгляделся в подошедшего. Отчегото он ждал появления местного особиста, эдакой тыловой крысы в новеньком мундире и звании не старше старшего сержанта. Нет, к сотрудникам особого отдела он, перечитавший кучу исторической литературы, относился с должным пиететом и прочим уважением. И, в отличие от множества любителей исторических сенсаций, твердо знал, что эти ребята свое дело знали туго и «запросто так» никого к стеночке не прислоняли. Но вот ждал же, отчегото – и все тут…

Перед ним стоял такой же смертельно уставший, с серым лицом командир, которому могло быть и около двадцати, как Кириллу, и все сорок. Война, как известно, всех ровняет своей гребенкой, и гребеночка у нее, ох, какая жесткая! Кому просто волосы выбелит, а кому и башку начисто снесет, аки бритвой. На нем был такой же безликий видавший виды комбез, что и на Кирилле. И поди узнай, что там за петлицы под отворотами – Кирилл, в общемто, тоже ни разу не майор, ежели на прямоту…

– Товарищ майор, – незнакомец изобразил нечто вроде отдания чести. – Капитан Елисеев. После немецкого контрудара отступал, виноват, вышел к вам. Имею в наличии три боеспособных танка, две «тридцатьчетверки» и БТ и около сотни бойцов, по дороге прибились. Боекомплект есть, хоть и не полный, и горючки километров на тридцать. Готов поступить в подчинение…

– Ел хоть чтото, а, капитан?

– Позавчера только, тащ майор.

– Вот пойди и поешь. И своих ребят накорми, чем найдешь, тем и накорми. Нам скоро неслабо повоевать предстоит, так что готовься. И танки чтоб готовы были, ясно? Вопросы?

– Никаких, тащ майор. Разрешите идти?

– Нет, постой. Карта есть?

– Имеется, – капитан присел, раскрыв на колене планшет, вытащил карту. Кирилл присел рядом, вглядевшись в трехверстку:

– Капитан, ранен я. Не знаю, сколько продержусь. Слушай и запоминай, хорошенько запоминай. Если что, принимай командование. Разведданные мы от фрица одного получили, когда в атаку шли. Оберст, кажется, полковник, значит, понашему. Смотри, вот отсюда и отсюда они уже начали контрудар, чтобы вот здесь, – он ткнул пальцем в бумагу, – замкнуть колечко. Понимаешь, что в итоге?

– Ага. Котел?

– Котел, капитан. И – все. Вообще все. Доставить эти сведения в штаб мы уже не успеваем. Если промедлить или продолжать ждать директивы от вышестоящего командования, то к нашим прорвутся считаные танки и люди. Но если ударить прямо сейчас, ночью – а фриц, он правильный, ночью ему воевать страшно, – есть шанс вывести всех. И людей, и технику. Ну, или почти всех.

– Понимаю.

– Тогда слушай дальше. Танки построим клином, пехоту и всех способных самостоятельно передвигаться – внутрь построения. Особенно предупредим, что остановок не будет, кто отстанет – бросать машину и догонять пешком. А теперь немного конкретики. Смотри, вот тут, на юговостоке, размещена Первая горнопехотная дивизия немцев, а вот тут – ее артбатареи. И они для нас представляют самую серьезную опасность…

В передаваемых капитану данных Кирилл нисколько не сомневался, поскольку родом они были из родного будущего.

В реальности именно изза этой самой Первой горнопехотной и ее артиллерии большая часть окруженцев и не смогла выйти, прорвались лишь две группы, которые выходили севернее и южнее ее позиций. А вот если спланировать все так, чтобы, бросив в прорыв остальные силы, еще и провести к штабу дивизии ударный кулак из десятка танков с десантом, а затем еще и наподдать с тыла артиллеристам…

Ох, до чего б это было красиво! Без артиллерии и управления родные солдатики фрицев просто числом сомнут, потеряв при этом куда меньше, нежели оказалось на самом деле…

А вот если затем развернуться и рвануть на восток, в поисках штаба Шестидесятой моторизованной дивизии немцев, то, после разгрома и этого штаба, перед советскими войсками на некоторое время образуется широкий, аж километров в двадцать, коридор. По которому почти наверняка и смогут выйти не те пять тысяч бойцов с пятью танками, а чуть ли не все пятьдесят тысяч окруженцев и под сотню танков. Которые совсем скоро смогут существенно усилить нашу оборону на Осколе и Дону, в результате чего немцы и вовсе – тьфутьфу через левое плечо! – не доберутся до Сталинграда…

– …Понял теперь? – переспросил Кирилл капитана Елисеева. – Тот оберст, видать, ох какой важной шишкой у своих был, раз мы все это знаем. Тут в одном проблема: немцы, зная, что и он, и документы при нем пропали, могут чтото изменить, и тогда все эти сведения мгновенно потеряют ценность. Вот потому я, капитан, и не спешу со штабом связаться. Пока то да се, в аккурат урочный день, то бишь завтрашний, и наступит. Прорыв начнем сами, остальные присоединятся по ходу. Ты насчет горной дивизии четко уразумел?

– А как же, – с каждой секундой с лица капитана уходила усталость, сменявшись робкой, с трудом скрываемой надеждой.

– Зовутто тебя как?

– Серега.

– Ну так вот, Серега. Так уж карты выпали, что штаб и артиллерия этих самых горных стрелков, мать их арийскую да за ногу, за тобой. Кровь из носу, раскатай их, сук фашистских, в тонкий такой блин!

– А вы?

– Ну, а я, коль жив буду, в сторону штаба Шестидесятой мотодивизии свои коробочки поверну, пока они дислокацию не изменили. А уж там, пока мы с тобой фрицев ударными темпами громить станем, солдатики наши, глядишь, между этими двумя ударами и просочатся, потихоньку да помаленьку. Уяснил диспозицию, Сережа? Опять же, раненых вывезти нужно, видал, сколько их?

– А получится?

Кирилл несколько секунд глядел в усталые, но уже светящиеся некой уверенностью в завтрашнем дне глаза собеседника:

– Серег, а выход у нас есть? Что такое котел, ты, я думаю, представляешь. А ведь мы, коль уж тут не вышло, и на других направлениях нужны. Чтоб фриц ни к Сталинграду, ни к Ростову, ни на Кавказ не вышел. А там и назад его погоним, аж до самого сраного Берлину…

– Разрешите идти? – поняв, что разговор закончен, капитан поднялся на ноги, захлопнув планшетку.

Кирилл лишь плечами пожал – ступай, мол. А вообще, это здорово. Еще парутройку таких вот капитанлейтенантов, и он соберет тот самый кулак прорыва, о котором рассказывал Елисееву и который вполне сумеет отвесить Клейсту и Маккензену очень даже увесистую плюху. А разве нет? Очень даже да… Уже потихоньку начинающие понимать, что к чему, бойцы и их командиры потихоньку копят злость. И с превеликим удовольствием выплеснут ее в бою. И проломят, честное слово, проломят не успевшие полностью сомкнуться немецкие клинья прорыва, стремящиеся замкнуть «котел»! Проломят, разметав в стороны, а следом выйдут те самые бойцы, что в реале полегли при прорыве у реки Берека и о которых после уже не напишут, как «о тысячах бойцов, заполнивших собственными трупами, грузовиками, подбитыми танками каждую воронку, каждую яму, каждый отрезок реки»…

Хрен вам, не будет ничего подобного в этой, новой истории!

И герр генерал Ланц, командующий той самой Первой горнострелковой дивизией вермахта, что держала оборону по берегу этой реки, уже не внесет в свой дневник (интересно, что за мания была у фрицевских генералов, от полевых до начальника генерального штаба Гальдера, дневники вести? Или не мания, а, скорее, комплекс собственной значимости? Типа, чтобы гарантированно оставить потомкам свои гениальные, единственные и неповторимые мысли?) страшное описание первого прорыва:

«…Через несколько часов после того, как Первая горная дивизия заняла свои позиции, ночью (…) начался первый прорыв окруженных войск. С чудовищным рокотом, в озаряемой осветительными ракетами ночи, русские колонны, плотно сжатые, под пронзительные команды своих офицеров и комиссаров катились на наши позиции. Мы открыли бешеный оборонительный огонь. Вражеские колонны пропахали нашу тонкую линию обороны, забивая и закалывая все, что стояло на их пути, оступаясь и спотыкаясь о собственные трупы, пройдя еще пару сотен метров, и, наконец, падают под нашим огнем. Оставшиеся в живых отошли по долине реки Берека. Через некоторое время – уже светало – от нас были посланы разведгруппы в долину Береки с целью выяснения обстановки. Но разведчики ушли недалеко, везде вокруг были русские. Всюду лежали трупы – неописуемая, жуткая картина. Но бои в „котле“ еще не окончились, там внизу, на берегу Береки, были еще десятки тысяч тех, кто не желал сдаваться. Атаки наших танков не имели успеха – их тут же контратаковали советские Т34. Это выглядело как в кино. (…) Чудовищные крики и рев известили о начале нового прорыва. В мерцающем свете ракет было видно, как они идут. Плотную толпу сопровождали танки. На этот раз противник атаковал нас несколькими клиньями по всему фронту. (…) Вламывались они то тут, то там, в нашу оборону. Ужасны были их следы. С расколотыми черепами, заутюженными до неузнаваемости гусеницами танков, находили мы своих товарищей на этой „дороге смерти“».[4]

Кирилл мотнул головой, прогоняя воспоминания, явно не его и уж точно не лейтенанта Логова, а привнесенные в его сознание информационным подарком из будущего. А вот интересно, остальные игроки«попаданцы» тоже ведь наверняка получили подобные подарочки? И сейчас каждый из них ведет свою маленькую войну, оперируя знаниями, которых в этом времени еще не существует? А вот, кстати…

Пришедшая в голову мысль, наверное, была совершенно гениальной. А, главное, дико своевременной, будто могла чтото изменить: вот если бы разработчики создали не исключительно танковую игру; если бы можно было, к примеру, подключить сюда авиацию. Даже не надо много, достаточно одногодвух игроков, готовых рискнуть понастоящему… Которые, к примеру, тупо разбомбили бы штаб той самой Первой горнопехотной дивизии и ее артиллерию, а затем – еще и штаб дивизии Шестидесятой моторизованной… Ага. Прямо сейчас. Как будто такое под силу одному или двум самолетам. А про фронтовую ПВО ты, братец, и забыл? Конечно, забыл, ты ж по жизни танкист до самого мозга костей…

Да их просто собьют, и все. «Вы провалили миссию, game over, все дела», хоть за ней, за той миссией, и стоят тысячи реальных жизней. Это как минимум должен быть массированный авианалет, совершаемый десятками самолетов, и штурмовиков, и фронтовых бомбардировщиков. Тут не одиндва и даже не несколько «одиноких игроков», тут надо бы «заслать» целый авиаполк. Угу, всегото целый авиаполк. Гы. Может, ему следовало обратиться к разработчикам проекта и рассказать, что нужно сделать, а еще лучше – как сделать ? Ага, какие мы все умные задним числом: лучше строителей знаем, как строить, лучше актеров, как играть, и лучше программистов, как программировать…

С другой стороны… Ведь получается, что, рассуждая так, он приходит к выводу, что лучше военачальников знает, как воевать? А вот и хрен, на самомто деле он просто знает, чем все кончилось – и почему. И потом, он ведь не просто дает советы, он готов отдать свою жизнь, чтобы хоть както повлиять на ход событий. Свою – да, этото понятно. Но ведь он сейчас распоряжается и жизнями других людей… Не десятков и не сотен, а тысяч… Готов ли он взять на себя такую ответственность? Опять же, если он не вмешается, люди все равно погибнут. Много людей. Очень много. Куда больше, чем… чем, если у него получится. Но если он вмешается, погибнуть могут совсем другие люди. Те, которые на самом деле дожили до конца войны, вернулись домой, к семьям, или создали семьи, обзавелись детьми… Это ведь не шахматы, чтобы разменивать одни фигуры на другие…

Кирилл невесело усмехнулся. Философ, блин… Не поздновато ли вам приходит все это в голову, уважаемый Кирилл Сергеевич; не поздно ли вы соизволили сомнения испытывать? Или такими размышлениями вы попросту прикрываете собственную неуверенность, а то и страх? Ну да, ну да, до сих пор вы не сомневались и не боялись особо – но ведь до сих пор и не было опасности погибнуть навсегда, перестав существовать уже понастоящему…

Да нет, глупости все это. Какой еще, на хер, страх?! Вопервых, он осознанно пошел на все это, вовторых, прекрасно понимает, что уже потихоньку умирает от попавшей в раны инфекции. Так, все. Немедленно отбросить глупые мысли и сомнения, и собраться! Слишком многое еще предстоит сделать… и слишком мало осталось сил. И руку, несмотря на перевязку, дергает. Хреново…

Закурить, что ли? Угу, обязательно. Табачный дым развеет все сомнения и заставит думать логично… Бред… Нет уж, пожалуй, от папиросы он воздержится, тем более табачокто откровенно дрянной. Да и Толик Логов не курил. Так что, если затянется, наверняка закашляется так, что все местные санитары сбегутся…

С трудом поднявшись на ноги, парень вышел с госпитального двора.

Все дальнейшие события отложились в памяти Кирилла разрозненными кусочками рассыпанного пазла. Собрать которые воедино у воспаленного и перегруженного действием мозга просто не оставалось ни времени, ни сил, ни, пожалуй, желания.

В сознании парня остались лишь ключевые, как принято говорить, моменты.

Пошлое, конечно, сравнение, и пазл этот, и ключевые моменты. Штампы, если уж честно говорить. Причем донельзя забитые…

Вот только, несмотря на все вместе взятые штампы, левой руки он уже почти не чувствовал и твердо знал, что, несмотря на захваченные в госпитале порошки аспирина, завернутые в сероватые бумажки, долго не протянет. Тело, казалось, пылало огнем, внутри тоже было горячо, и, найдись у него градусник (бред, конечно, какой градусник у возглавившего одно из направлений грандиозного прорыва танкиста?!), ртутный столбик наверняка б подскочил далеко за отметку в тридцать восемь градусов Цельсия…

Но ведь люди на войне не болеют, верно?

Организм просто отторгает всякую заразу, изо дня в день существуя в условиях постоянного стресса?

Ага, не болеют. Именно так.

Они просто умирают от ран. Поскольку те крохотные осколочки стали, что выбила немецкая болванка и что пробили насквозь его плечо, несли на поверхности просто до омерзения много микробов. Которые с превеликим удовольствием принялись размножаться в ослабленном недоеданием и хронической усталостью организме Кирилла… нет, Анатолия Логова. Всего одна доза примитивнейшего пенициллина, с которым пока не знаком организм его аватара, и Кирилл вышел бы из этого состояния за какието сутки.

Но пенициллина в спешно эвакуируемом госпитале просто не было. Как и морфина, на который он надеялся недавно. Боль приходилось просто терпеть, делая перед самим собой вид, что ее попросту не существует.

Да и какое все это имело значение, если он все же находил в себе силы держаться и командовать?

Ровным счетом, никакого значения не имело…

Он просто знал, что выдержит, что просто права такого не имеет не выдержать…

Вот и все, собственно…

И вот эти отдельные картинки, «пазлы», коль уж использовать современные аналогии, намертво отпечатались в его памяти…

– …Прорываться будем ночью.

– Как ночью, тащ майор? Но ночью никто не…

– Никто не воюет, лейтенант? А вот в свое время Александр Македонский это успешно опроверг.

Кажется, на самом деле это был вовсе и не Александр Македонский, но какое это сейчас имело значение? Кто оспорит его слова? Вот этот самый младлей с его двумя уцелевшими легкими танками? Не станет он ничего опровергать. Он и без всего этого герой, поскольку вывел эти самые два танка, «шестидесятку» и вовсе уж раритетный Т26, из окружения. А с ним вышли еще и полсотни бойцов с двумя десятками раненых на руках. Герой? Еще какой герой, хоть сам пока этого не понимает, ощущая себя всецело виноватым – ну как же, не смог, не сумел… Не понимает пока, что против трех PzIIIL с их длинноствольной пушкой в пятьдесят миллиметров его «двадцать шестые» и Т60 – просто подвижные мишени…

– Что с топливом?

– Топлива хватит… на один конец, – шутит ктото.

– А нам больше и не надо, – невесело усмехается Кирилл, баюкая руку. На несколько секунд зависает пауза, и неловкий шутник быстро старается исправить положение:

– У фашистов заправимся.

– Неверный ответ, боец. Заправимся мы уже у наших, причем так заправимся, чтобы после фрицу всадить по самые его волосатые помидорины!

Смех. Это здорово, что смех…

Блин, качаетто как. Не упасть бы… Ну, топлива и в самом деле должно хватить до конца прорыва. В один конец. А там… Если они останутся живы, а они останутся, просто права такого не имеют, в живых не остаться… И никаких «если»…

Механики самозабвенно ковыряются в танковых внутренностях. Чтото подкручивают, чемто звенят, многозначительно матерятся, чтото протирают ветошью. Митька – и откуда он запомнил имя этого промасленного с ног до головы паренька – проверяет дюритовую трубку маслопровода. Вроде бы все в порядке, но на всякий случай надо проверить еще раз. К тому же, когда занят делом, ожидание не кажется столь мучительным. Да и жрать не так хочется, поскольку жрать, собственно, и нечего…

– Фильтр промой, – советует плотный усатый водитель соседнего танка своему коллеге, который подошел чтото уточнить.

– Может, поспать? – задумчиво интересуется стрелокрадист; ему никто не отвечает, но он, похоже, и не ждет никакого ответа. Ох, дурной вопрос, могут и морду за подобное намять. Поспать, конечно, не получится, хотя времято еще есть, но нервное напряжение не даст… И товарищи косо смотрят, ага… нет, на хрен, какое там спать! И почему он не заряжающий или механикводитель…

Словно в противовес подобным мыслям, откудато раздается оглушительный храп. Стало быть, у когото с нервами полный порядок. Ну, и слава Богу… Чем крепче нервы сейчас, тем проще будет в прорыве. А уж после… Храпи – не хочу…

Все.

Время.

Двинули.

«И отсюда – до самой Победы».

Откуда взялась эта запавшая в память Кирилла фраза – из какойто книги о войне, что ли?..

…Черное ночное небо озарено огнем – гдето справа пожар. Земля изрыта воронками и заплывшими окопами прошлых боев, и танки пробираются между ними медленно, боясь застрять…

– Командир! Справа! Что это?!

Темный силуэт прекрасно различим на фоне пожара. Чточто… Немцы это, а конкретнее, знакомая аж до боли самоходка на базе PzIII. Та самая «Штуга», ага. Пушка 7,5см, короткоствольная, но от этого не ставшая менее опасной. Она же «артштурм», ежели по отечественной классификации. А ребятато, похоже, впервые это приземистое угловатое чудо видят…

«Огонь!» – хочет скомандовать Кирилл, но слова почемуто вдруг застревают в горле. Неужели – все? Неужели сейчас будет конец ?!

Два залпа сливаются в один. Кто именно выстрелил, Кирилл сообразить не успевает, сознание словно отключается на какоето мгновение, но самоходка вдруг вспыхивает, а следом – и еще одна, не замеченная им, но взятая на прицел кемто из товарищей. Испугались ребята или нет, но не растерялся никто. Кроме него, Кирилла. Хорошо еще, что в танке темно и никто не видит его физиономии. Впрочем, а какая должна быть физия, когда температура под сорок?..

Танки – свои, родимые, – движутся рядом, и вдруг на одном из них… Да нет, не может такого быть! На броне башни – грубо намалеванный карикатурный «медвед», смешно растопыривший верхние лапы. Тот самый, который из будущего. И надпись корявыми печатными буквами, даже сквозь триплекс видны потеки белой краски: «ПРЕВЕД, МЕДВЕД!»

Охренеть. Так, стоп! Откуда в этом времени может появиться этот самый «медвед», да еще и с подобной надписью? А если появился, то это означает, что там, в этом танке, такой же, как и он, Кирилл, «попаданец», выбравший, самостоятельно или по подсказке разработчиков игры, именно это сражение, именно этот бой…

Помнится, в инфопакете были сведения о том, что какаято девчонка с ником «Филька» сражается здесь же, под Харьковом – может, это она и есть? Но она вроде воевала в южной группировке…

Что ж, если они смогут прорваться, если все окончится хорошо, он обязательно разыщет этот танк. И сумеет найти земляка… или землячку. Тьфу ты, блин, не земляка, конечно, а одновременца. Жуткое словечко, конечно, но как хочется верить, что он здесь не одинок… Узнать его – или ее – будет легко – с помощью всегото парочки простеньких наводящих вопросов, которые не поймут люди сороковых годов.

Вот только для этого нужно сделать самую малость – выжить…

…Механикводитель раздраженно – и самому, между прочим, спать хочется! – пихнул придремавшего рядом радиста. Тот вскинулся, готовый то ли драться, то ли мчаться кудато спросонья, но, моментально проснувшись, тут же виновато кивнул головой. Правильно толкнул, но мало, нужно было со всей дури… А вот не хрен спать рядом с мехводом! Это вообще почти преступление – заснуть рядом с водителем. Тому и так не сахар, да еще когда ктонибудь придремлет в экипаже, например, справа от тебя, вдвойне спать хочется.

Полуторка с ранеными впереди частенько буксует, но опытный водитель к помощи танкистов не прибегает, справляясь своими силами. Пожалуй, можно прикрыть глаза и подумать о чемто отвлеченном. Прижаться пылающим лбом – а ведь температура снова подскочила, и аспирин еще вечером закончился! – к прохладной шершавой броне и подумать. Да вот хоть о Лене, например, подумать. Ведь кто их, разработчиков «Слияния», знает, вполне возможно, что они с любимой больше и не увидятся. Останется он тут навсегда – и амба. Блин, голова просто раскалывается! Полцарства за пару таблеток анальгина. Кстати, интересно, его уже изобрели в реальности сорок второго года?

Танк резко дернулся, и Кирилл чувствительно приложился и без того гудящей головой о борт башни.

– Ты чего…

Хотелось сказать «офигел», но, кажется, в сорок втором такого выражения еще не употребляли.

– …охренел, что ли?

– Извини, командир, не смог я, – бормочет себе под нос Федор, и проснувшийся радист, язва языкатая, немедля уточнил:

– Чего не смогто, Федь? Танк разучился водить?

– Не смог по покойнику проехать. Аккурат под правую гусеницу б попал… – чуть смущенно ответил механик, после чего весь экипаж ненадолго замолкает. Ага, именно экипаж. Поскольку на прорыв Кирилл пошел в составе полностью укомплектованной «тридцатьчетверки», подобрав себе новый – и, скорее всего, последний – экипаж. Даже рация на борту имелась. Вполне работоспособная. Правда, он сразу же приказал ее временно отключить…

Короткая реплика механика вызвала в памяти парня намертво врезавшуюся картину, виденную им во время одного из боевпогружений: лежащий точно в колее, раскатанный в блин труп, по которому уже не раз проехались и гусеницами, и колесами, и прошлись ногами. Определить, кем он был до смерти, фрицем ли, нашим, уже просто физически невозможно, даже каска превратилась в нечто абсолютно неузнаваемое…

В танке трудно дышать – а может, это просто температура?

Кирилл выбирается наверх. Стрелокрадист – даром что язык без костей, зато сердце – доброе, – протягивает ему засаленный ватник, и Кирилл удобно устраивается на краю люка, подложив импровизированную подушку под зад и покрепче ухватившись рукой за край застопоренной крышки – свалиться под гусеницы родного танка ох, как не хочется. Кажется, все это уже когдато было – в одном из погружений… нет, не погружений, боев… Люк старый бушлат под задницей, ночь, постепенно уступающая рассвету свои права… Воронеж, кажется…

Парень повернул голову, разглядывая сброшенную с дороги, чтобы не мешала движению, технику. Ой, е… Сколько ж вас тут – черных, закопченных, покореженных. Со свернутыми набок башнями, с вырванными катками, с дырами в бортах, с сорванными, встопорщенными бронелистами. И сколько ж ребят полегло внутри?..

…Все, момент истины, как говорится. В полутора километрах впереди – крохотная деревенька, где именно в эту ночь временно остановился на ночлег штаб Шестидесятой мотодивизии. Сведения точные, поскольку получены оттуда, из родного будущего. Если их не сожгут на подходе, то все получится, просто не может не получиться. А вот удастся ли уйти – это да, это вопрос. Что ж, чему суждено случиться, пусть то и случится…

Все, начало атаки. Вот теперь, когда точка невозвращения пройдена, как говорится, хорошо бы всетаки связаться со штабом – помешать уже не смогут, а вот поддержать… Но не сложилось, пробовали, да в наушниках только треск помех.

Отмашка рукой, и – пошли!

Впереди он на своей «тридцатьчетверке», или, как тут порой говорят – «тричетыре», следом еще несколько, а дальше – более легкие танки. Долго оставаться незамеченными не получилось, хотя так хотелось… Череда желтоватых вспышек, визг рикошетов от брони, не слышимый в реве дизеля вскрик, когда танк с ходу таранит, подминая под себя немецкий пулеметный расчет, выставленный в охранение на окраине деревушки. А вот это уже серьезнее – всполох орудийного выстрела, легкое журчание пронесшегося мимо снаряда. Ох, как же они быстро оклемались! Даже одеться не успели, так в кальсонах к орудию и рванули. Хорошо еще, что промазали. Впрочем, на подобное «хорошо» рассчитывать не приходится. Не бывает такое «хорошо» долго, проверено уже…

Пехота рассыпалась и залегла, открыв огонь. Правильно, он так и приказывал, не лезть на рожон. Танки на то и существуют, чтобы огневые точки подавлять.

– Есть! Засек!

Хорошие ему попались ребята. И экипаж, и пехота, все эти, готовые идти за ним люди, верящие ему просто потому, что не желают отдавать родимую землю на растерзание немецким стервятникам…

– Засек, товарищ майор!

Выстрел. Все, нет у фрицев больше пушки на въезде в деревню. Вперед!..

С пленными не срослось, хотя так хотелось прихватить с собой какогонибудь генерала или хотя б полковника… Поторопились ребятки с идущего следом танка, уложив осколочнофугасный прямехонько в окно хаты, где разместился штаб. Вон они рядочком лежат, пехотинцы подсуетились, вытащили, пока дом всерьез не разгорелся. И командир дивизии, и заместитель его. Зато коекакие бумаги удалось спасти из огня, что радует…

Ну, вот и все, пора уходить. Ага, сейчас: немцы всполошились уже всерьез, и уйти, очень на то похоже, будет труднее, нежели представлялось…

И снова – набор отдельных картинок, кадров прокручиваемого в голове Кирилла документального фильма…

– Беглый огонь! Стрелять без команды!

Следуя его примеру, танки открывают огонь – с такой скоростью, с какой заряжающие могут загонять в казенник очередной унитар, но Кириллу кажется: медленно, редко…

Орудия – сколько до них? Полкилометра или всетаки больше? Суетятся, сволочи, выкатывают на прямую наводку. Сейчас будут стрелять. Ну, что же… Онито будут, конечно, зато мы – уже стреляем!

Бабах! Дзинь – гильза. Снова – бабах! Ну же, твари, прячьтесь! Неужто жить надоело?

Бабах!

Некоторые немецкие расчеты и в самом деле не выдерживают лобовой танковой атаки, бросаясь в укрытие. А ведь серьезную опасность для них представляют лишь «тридцатьчетверки», которых осталось всего несколько штук. А легкие Т60 их пушки могут просто перещелкать один за другим.

– Огонь!

Кирилл больше не человек, он часть танка, он слит с ним в единое целое, такого с ним, пожалуй, не происходило еще ни разу.

– Стоп!

Водитель послушно тормозит и толькотолько оборачивается, чтобы спросить, почему – и вдруг в том самом месте, в котором они оказались бы, если б не затормозили, взметается в воздух огненнопыльный столб взрыва. Глухо барабанят по броне комья вырванной тротилом земли, звонко – осколки. Пусть барабанят, главное – они живы, и продолжают бой. «Озаряет» его и еще несколько раз, и он командует: «Влево!», «Еще влево!», «Стой!». Механик больше ничего не спрашивает, только бормочет себе под нос. Бормочи, братишка, только слушайся своего командира, твой командир и твой танк сейчас – одно и то же, единое живое существо с хорошо развитым инстинктом самосохранения. И остается только надеяться, что инстинкт этот не подведет в самый неподходящий момент. Хотя – разве может быть подходящий для смерти момент?..

– Огонь!..

…Ну, вот и все. Они вышли, вырвались! Вырвались, понимаете?! С потерями, конечно, но вырвались. Вывели и людей, и технику. Они уже почти у своих…

Мимо прошла последняя машина колонны. А люди прошли еще раньше. Охранение из сборной солянки почти всех видов танков, в том числе и трофейных, немецких, двинулось вперед, по обочинам дороги, продолжая прикрывать колонну с боков.

Танк Кирилла шел замыкающим. Механик газанул, включая передачу, и тут Кирилл увидел, как на пригорок выползла длинноствольная «четверка», отчетливо различимая в свете разгорающегося майского утра.

«Немцы! Догналитаки! Мы такую машину точно не затрофеили, уж он бы, несмотря на жар, запомнил», – обожгла мысль. Догнали, будь они неладны! И ведь совсем чутьчуть времени не хватило, самую капелюшечку… Еще совсем немного, и арьергард огромной, растянувшейся на километры колонны выходящих из окружения войск оказался бы под прикрытием своей артиллерии…

– Федор, перекрой дорогу, развернись поперек, и стоп. Экипаж, из машины!

– В чем дело, командир?! – механик смотрит непонимающе, остальные тоже, ведь танк видит пока лишь один Кирилл.

– Покинуть машину! – зарычал парень, лихорадочно крутя механизм поворота башни. Мля, последний бронебойный в стволе, остальные фугасные, а Сашка, заряжающий, уже выскочил…

Машина развернулась и встала точно посередине дороги, закрыв собой «Захара», в кузове которого сидели ребята из ремонтных мастерских. Триста метров… Попасть бы еще теперь, с одногото выстрела… Ну, еще чутьчуть… Если б не жар, попал бы наверняка, как в тире, а сейчас – вовсе не факт. Хорошо хоть рука больше не болит, словно ее просто нет.

По воле извечной шутницысудьбы, танки выстрелили одновременно…

В кузове грузовика стояли уставшие, грязные и оборванные рембатовцы, глядя на исковерканную сдетонировавшими снарядами «тридцатьчетверку», в трех сотнях метров от которой чадил горящий немецкий танк…

Все остальные вышли из окружения, так и не успевшего сомкнуться как следует. Почти пять тысяч бойцов и два с лишним десятка танков. Пехота, танкисты, артиллерия, саперы, способные самостоятельно передвигаться раненые. Остальных раненых везли на автомашинах и просто на броне танков…

Россия, недалекое будущее (окончание)

Для себя одной готовить не хотелось, и Лена закупила в супермаркете полуфабрикатов,[5] которые обычно не жаловала, да и Кирку ругала за них. Брала с полок, не глядя, на автомате, набивая корзинку морожеными котлетами, картофелем фри, пельменями. На кассе удивленный взгляд знакомой продавщицы заставил поиному окинуть взором гору не слишком полезных продуктов, но ничего менять девушка не стала. Смысл? Это раньше ее заботила только здоровая пища, а теперь… Разве теперь, когда он совсем рядом и одновременно так немыслимо далеко, это имеет хоть какоето значение? Конечно же, нет. Подруги, отдых в санатории, музеи и театр, даже любимая, все понимающая бабуля, все както сразу отошло на второй план. И эта долгожданная поездка в Крым… Все стало неважным, незначительным, мелочным. Остался только Кирилл, любимый, самый важный, глупый, смешной, умный… И его, только его самочувствие. Даже на себя стало наплевать. А улучшений никаких не было, впрочем, как и ухудшений, или как там это зовется? Всегото два коротких слова, «состояние стабильное», которые раз за разом, успокоительно улыбаясь, повторял лечащий врач, вызывали такое бешенство, что Лена едва сдерживалась, чтобы не нагрубить. Медперсонал вызывал изжогу, никого не хотелось видеть.

На пятый день пребывания в больнице, после того, как откладывали уже, казалось, сотню раз, Кирилла, наконец, разрешили забрать домой. И только тогда Лена, как ни странно, почувствовала огромное облегчение. Да, пусть медсестра будет приходить домой раз в день, пусть врач будет навещать не реже, чем раз в три дня, это уже совсем другое, почти что и неважное. Дом – это дом, дома и стены помогают. Смешно, и когда вдруг Киркина квартира стала ей домом? А ведь стала, честное слово, стала…

Родители Кирилла приехали проследить за переездом, чтобы все было в порядке. То ли не доверяли ей, то ли просто хотели помочь. Ленку немного тяготило их присутствие, девушка просто не знала, как себя вести. Да и побаивалась Киркиного отца, если честно. Очень уж суров оказался внешне Сергей Степанович Иванов, как выяснилось, и глаза, хоть такие же, как у сына, спокойные и проницательные, а от взгляда изпод кустистых бровей все время както не по себе становилось. И вроде ласково к ней обращаются, а мама его, так вообще, при встрече каждый раз обнимаетцелует, как родную, а все равно чтото не то.

На этот раз они еще и дочку захватили, Киркину младшую сестру, Алису. Лена видела ее впервые и особого дружелюбия уж никак не ждала. Так и получилось. Алиса смотрела чуть свысока, хоть выше была всего сантиметров на пять. Спортивная и собранная, в камуфляжных штанах и берцах, в черной футболке с неприметной надписью «Я помню!», она казалась вышедшей совсем из другого времени. Ни помады, ни другой косметики, правда, ей это и не нужно было – от природы яркие краски. Глаза карие, почти черные, брови темные, скулы широкие, как у брата. Красавицабрюнетка, одним словом, с короткой шапочкой курчавых волос. Кирилл рассказывал, что сестренка занимается экстремальными видами спорта и оторва еще та. Видимо, совсем не преувеличил.

Ленке разрешили ехать в машине рядом с любимым только потому, что девушка наотрез отказалась отходить от носилок, чем заслужила презрительную усмешку сестренки. Или показалось? Да и какая разница? Пусть как хочет, так и смотрит. Она обещала – и не отойдет от него, даже ради возможности наладить отношения с семьей и соблазна прокатиться на комфортном джипе, принадлежавшем Сергею Степановичу. Вот уж никогда она на крутые тачки не западала и западать не собирается! Не настолько дешево себя ценит, знаете ли!

А вот дома, когда сестра из больницы поставила первую капельницу и подробно объяснила родным, как снимать систему, как протирать тело, делая легкий массаж, и, оставив два номера телефона – свой и врача, ушла, Ленка вдруг почувствовала страшную слабость и головокружение. Родители о чемто негромко переговаривались на кухне, слышалось хлопанье дверец, звук открываемого холодильника, а в комнате возле Кирилла сидела только сестра. Ленка ухватилась за спинку кровати, ощутив странную темноту в глазах.

– Лен, – голос Алисы донесся, словно сквозь вату. – Что с тобой? Тебе плохо?

– Я… – ничего больше сказать девушка не смогла, темнота сгустилась, стало страшно и трудно дышать, и Лена потеряла сознание, впервые в жизни. Она не почувствовала, как сестренка любимого мгновенно оказалась возле нее и успела подхватить на руки. Не слышала, как Алиса негромко позвала родителей и как на все их испуганные возгласы твердо велела успокоиться и принести ей мокрое полотенце и нашатырь. Нашатырь нашелся среди лекарств, которые оставили медики. И вскоре уложенная на диван Леночка пришла в себя и испуганно спросила, порываясь встать с кровати:

– Что случилось? Что с ним?

Лена решительно не помнила ничего, кроме того, что Кирилл, наконец, дома.

– С ним все в порядке, милая, – ответила, улыбаясь самой доброй улыбкой, в которой больше не ощущалось ни капли фальши, Татьяна Александровна. – А вот с тобой… Ты просто переутомилась, вот и потеряла сознание. Мы тут, хм, спросить хотим…

Она глянула на мужа и дочь, словно ища их поддержки, и осторожно осведомилась:

– Подумай, Леночка, и ответь честно: когда ты последний раз ела? И когда последний раз спала?

Девушке очень хотелось соврать, но все понимающий взгляд отца Кирилла не позволил это сделать.

– Вчера, – выдавила Лена. – Кажется…

– И что ты ела? – это уже Алиса решила уточнить.

Лена покраснела и отвела взгляд. На самом деле она только собиралась вчера утром съесть бутерброд с сыром. Но кусок не лез в горло, и девушка ограничилась чаем и маленьким кексом. Потом только кофе, много одноразовых стаканчиков из аппарата в фойе больницы. Надолго оставлять Кирилла девушка просто не могла, только рядом с ним обретая какоето подобие спокойствия.

– Значит, так, – решительно произнесла Татьяна Александровна, прервав затянувшееся молчание, – для Кирилла ты и так все сделала, что нужно на данный момент. Сейчас он в порядке, насколько это возможно. И мы рядом. А вот если ты и дальше хочешь за ним ухаживать, тебе надо нормально питаться, а для начала хорошенько выспаться!

– Но я должна…

– Никаких возражений. Сегодня отдыхаешь, подежурит Алиска. Я сейчас приготовлю обед. Ты поешь и ляжешь спать. А завтра будешь сама за ним следить. Потом мы с отцом. Потом снова Алиса. Поверь, мы тебя понимаем, но не хотим, чтобы сын, придя в себя, увидел вместо любимой девушки бледную тень. Договорились?

Последние слова матери Кирилла так тронули Лену, что бурный протест ушел сам собой. И Алиса смотрела сочувственно и подоброму. Жизнь налаживалась. Жаль, что голода она совсем не чувствовала и боялась, что придется их обидеть, когда придет время есть приготовленный для нее обед… Ее кивка оказалось достаточно. Все оживились. Отца семейства отослали в магазин, Алиса с Татьяной Александровной пошли на кухню, а Лене позволили вернуться к Кириллу. Присев рядом на кресло, девушка гладила коротко остриженные волосы любимого, тихонько рассказывая все, что накопилось в ее душе. В основном то, как сильно она его любит.

Капельница закончилась, и Леночка не стала никого звать, сняла сама – видела уже множество раз, как делают это в больнице. Взяв в руки ноутбук, быстро нашла знакомый сайт и место, где остановилась, читая воспоминания танкистов о войне. Той войне, где сражается сейчас Кирка, пусть и звучит это нелепо, но она в это поверила уже окончательно. Читать было страшно и больно, погибшие в сражениях за родину как живые вставали перед ее глазами. Лишения, страшные смерти, нечеловеческие условия жизни, нехватка лекарств, продуктов, теплой одежды… Сама не замечала, как по лицу текут слезы. Алиса тронула ее за плечо, тихонько велела идти кушать, заявив, что читать и сидеть с братом теперь ее очередь.

Густой наваристый борщ со сметаной на вкус был просто божественным, таким же, как варила бабуля, и Лена честно проглотила несколько ложек в компании Татьяны Александровны. Хорошо хоть Ивановстарший уехал по неотложным делам, оставив дам одних. Мама Кирилла немного огорчилась, что Леночка смогла съесть так мало, а после того, как девушка метнулась в туалет, опорожнив свой и без того изголодавшийся желудок, впала в задумчивость. Подождав девушку возле ванны, где та долго умывалась и приводила себя в порядок, она спокойно спросила, нет ли у нее задержки.

Лена в ответ лишь ахнула, даже не подумав о деликатности момента, спросила, какое число, и зажала ладошками рот, испуганно глядя на Татьяну Александровну.

– Так сколько?

– Больше двух недель. Точнее сказать трудно. Я и не думала, честно говоря. Столько всего накопилось…

– Вот и отлично, – сделала вывод мама любимого и махнула в сторону спальни. – Теперь немедленно спать, а завтра сходим в женскую консультацию. Организм изза стресса и не такое вытворять может, как банальная задержка, так что раньше времени радоваться не будем.

– Радоваться?

– А ты как думала, глупышка? Нам уже давно хочется внуков. Думали, и не дождемся. А то, что Кирилка тебя любит, так это и невооруженным взглядом видно…

– П… правда? – промямлила Лена, ощущая, что снова готова грохнуться в обморок. – Татьяна Александровна, а разве он любит? – пожалуй, более глупого вопроса и придумать было нельзя.

– Дурочка, – совершенно искренне улыбнулась женщина. – А разве не видно? Ну, конечно, да…

Наутро Алиса настояла на том, что пойдет вместе с ней в поликлинику. Врач, вся из себя деловая, назначила срочные анализы и произвела осмотр на кресле. После этого, усадив Леночку напротив себя, долго задавала разные вопросы.

Тихонько вошедшая сестра Кирилла положила перед доктором бланки ответов, та удовлетворенно кивнула и улыбнулась пациентке.

– Ну, что ж, могу только поздравить! Как я и думала. Срок еще небольшой, но следить за собой, хорошо питаться и принимать витамины необходимо начать прямо сейчас. Теперь ты отвечаешь не только за себя.

– Так я, что, беременна? – Леночка все равно никак не могла в это поверить. И с Кириллом они этот вопрос не обсуждали, и предохранялись вроде бы всегда. Пусть и без банальных «резинок», но все ж таки…

– Да. Восемь недель.

– Как – восемь? Но задержка всего две…

– Ну, такое бывает. Редко, конечно, но анализ ХГЧ достаточно точный.

Ее отправили на УЗИ, где все сомнения Леночки окончательно развеялись. Алиса ждала в коридоре и, заглянув в сияющие глаза, бросилась обнимать, немало удивив Лену. Доброта сестренки Кирилла умилила до слез.

– Ну, ну, – засмеялась та, – мне, конечно, известно, что в положении женщины становятся нервными и излишне эмоциональными, но не настолько же!

Та же реакция ждала дома уже от родительницы Алисы. А поздно вечером, в кухне Кирилла, состоялся самый настоящий семейный совет. К радости Лены, дежурств у постели Кирилла ее не лишили, настояв лишь, чтоб она не забывала о себе и выполняла все рекомендации врача. Дежурить решили по очереди, как и задумали раньше, до приятного известия.

– Сразу не говорите ему, – вдруг попросила девушка, краснея. – Ну, когда он придет в себя.

– Ну, конечно, – Татьяна Александровна закивала. – Сама скажешь, когда посчитаешь нужным. Только читать про войну прекращай. Лучше поищи сайты по уходу за ребенком или уж фильмы смотри какие. Нехорошо в таком состоянии…

– Это не болезнь, – неожиданно вмешался отец семейства. – Пусть смотрит то, что считает нужным. А я Кириллом горжусь. Нормального парня воспитали. И вообще, Витька – ну, ты ж помнишь его, еще до нашего переезда в Москву? – мне звонил, объяснил коечего. Короче, потом расскажу, наедине. Тут все не так просто, Тань…

И Алиса тут же его поддержала, уведомив всех, что когда она будет беременна, не позволит никому указывать, что ей делать. А на Лену сразу навалилось тысячи забот, сомнений, как воспримет новость Кирилл, переживаний по поводу и без. Радовало, что вернулся вдруг аппетит, причем зверский, и теперь даже приходилось себя сдерживать. У постели Кирилла девушка временами забывала о своем положении, но стала больше плакать, молясь за него, упрашивая побыстрее вернуться. Спать стала больше, но сны стали беспокойными, она часто просыпалась среди ночи, не понимая, где находится, и без оснований пугаясь. Ей безумно не хватало любимого, даже будущее материнство не могло заглушить тоску по его голосу, рукам, внимательному взгляду, дурацким шуткам, умным разговорам. Нет, она, конечно, не скажет ему сразу, даст хоть немного окрепнуть. Или, может, как раз наоборот – лучше сразу сказать? Нет, это было бы так эгоистично! И будет ужасно, если сразу после этого Кирка предложит жениться. Ведь тогда она будет всегда думать, что он это сделал из чувства долга. А ей и без женитьбы с ним хорошо. Лишь бы живой, только бы вернулся он со своей войны, вроде бы такой виртуальной, а на самомто деле – совершенно настоящей…

* * *

Кирилл с нескрываемым удивлением глядел на свои руки, некогда сильные, а сейчас исхудавшие, бледные, с сизыми следами внутривенных инъекций на локтевых сгибах. Долго держать их перед собой он не смог, бессильно уронив на простыню. Взглянув над собой, сразу же узнал родной потолок с желтоватым пятном протечки, «подарком» соседки тети Иры, год назад позабывшей выключить в ванной воду, который он так и не удосужился побелить, хоть многократно и обещал самому себе. Да, нужно будет заняться, пока каникулы… Так, стоп, это что же, значит, он дома?!

Медленно повернул набок голову. Простейшее движение, казалось, потребовало просто немыслимых сил, – и замер. Ленка стояла на коленях возле кровати и беззвучно плакала, закрыв лицо ладонями. Волосы собраны в пучок на затылке, худенькие плечи под знакомой застиранной футболкой со смешной надписью «I love VVV» содрогаются в такт рыданиям. Парень ощутил заполонившую грудь горячую волну, смесь нечеловеческой, заставляющей сердце тоскливо сжиматься нежности – и вины за то, что заставил ее все это перенести. И еще любви, конечно. Пожалуй, только сейчас он окончательно осознал, как ее любит и как она для него важна.

– Ле… на, – позвал Кирилл, ужаснувшись тому, как звучит его голос. Губы почти не слушались, горло напоминало наждачную бумагу, а уж привкус во рту и вовсе не описать. Словно неделю бухал без просыху. Классические какающие во рту кошки из народной присказки просто нервно курят в сторонке…

– Леноч… ка… Милая…

– Кирка… – девушка подняла заплаканное лицо, схватила мокрыми от слез руками его руку, прижала к губам. И повторила невнятно, целуя его ладонь с коротко подстриженными синюшными ногтями: – Кира, любимый… – девушка судорожно всхлипнула, торопливо утерев последние слезы свободной рукой.

– Сколько я… так?

– Почти две недели. И перед тем еще несколько дней в больнице.

– Нор… нормально. И… и ты что, все это время?

Лена пожала плечами и поднялась на ноги, машинально одернув футболку:

– Да какая разница, Кирка? Я ведь сказала, что буду рядом, что бы ни случилось. Зато, знаешь, как я внутривенные уколы делать научилась и капельницы ставить? – девушка невесело усмехнулась, все же постаравшись придать лицу беззаботное выражение. – Считай, профессиональной медсестрой стала, честночестно, хоть иди в поликлинику устраивайся. Может, ну ее на фиг, ту Бауманку? Окончу медучилище да устроюсь гденибудь…

– А… зачем капельницы?

– Смешной. Нужно ж было тебя хоть както подкармливать, глюкоза там, витамины, еще чтото… Ну, я не одна, конечно, сидела, родители твои тоже помогали, и сестричка. Молодцы они у тебя, ты даже не представляешь, как мы подружились за это время, практически одной семьей стали… – осознав, что сказала чтото не то, Лена залилась пунцовой краской, торопливо изменив тему: – Так что, танкист, навоевался, наконец? Победил хоть?

– Не меняй тему, Лен… – речь постепенно восстанавливалась, и теперь парень уже мог говорить вполне членораздельно, без дурацкого причмокивания пересушенными губами и действующих на нервы пауз. Похоже, его и на самом деле отпустило. Во всем теле ощущалась приятная легкость, казалось, еще миг, и он воспарит над постелью, невесомый и совершенно опустошенный изнутри, словно банальный воздушный шарик. Так бывало когдато давно, в детстве, когда у заболевшего ОРЗ Кирилла наконец падала сбитая лекарствами высокая температура, и он ощущал себя почти что заново родившимся.

– Да ну, какую там тему? – вскинулась та, без нужды принявшись перебирать разложенные на компьютерном столе (скосив взгляд, парень заметил, что клавиатура убрана вовсе, а монитор сдвинут в сторону, чтоб освободить побольше свободного места) запаянные в пластик системы для переливания крови, одноразовые шприцы и какието ампулы и флаконы, надо полагать, с той самой недавно помянутой глюкозой и физраствором.

– О семье. Ленк, ты только не взрывайся, как умеешь, я ж пока еще типа больной. Ты выйдешь за меня?

– Что?! – выпущенный из рук двухсотграммовый флакон с десятипроцентной глюкозой глухо плюхнул об пол и, естественно, не разбился, поскольку был пластиковым.

– Я серьезно. Выходи за меня замуж, а? Я ж не такой уж и дурак, честное слово. А с игрой завязал, я ведь обещал, помнишь?

– Кирилл…

– Я серьезно, Лен. Ну, нет у меня ни кольца, ни денег, чтоб его купить. Представляю, сколько вы на меня денег потратили, пока я бревном валялся. И Крым наш наверняка накрылся, по той же причине. Выйдешь?

– Дурак ты, Кирка, ох, какой же ты дурак…

– Это, типа, да?

– Конечно, глупый… – бросив на столешницу флакон, Лена шагнула вперед, снова опустившись возле кровати на колени. Обняла парня, положив голову ему на грудь. Кириллу стало жутко стыдно за свое давно не мытое тело, но девушку это, похоже, нисколечко не волновало. Потерлась щекой, как бывало раньше, особенно после секса:

– Кирка, а ты хорошо подумал? Нет, я все понимаю, сейчас ты одновременно ощущаешь и вину, и благодарность, но если хоть раз об этом напомнишь, я жутко обижусь. И вообще, я ведь далеко не подарок, сам знаешь.

– При чем тут это?! А подумал я хорошо, – твердо ответил тот. – У меня было время кое о чем поразмыслить, знаешь ли…

– Ну, и хорошо. Даю тебе неделю. Если не передумаешь, подаем заявление. Подходит?

– Подходит, конечно. Вот только заявление подадим, как только я смогу самостоятельно ногами передвигать. Сегодня у нас какой день? Я както мимо ЗАГСа проходил, смотрел – в четверг заявления точно принимают.

– Среда, – грустно усмехнулась девушка, глядя на парня влюбленными глазами. – А ты не изменился, танкист мой неисправимый. Ну, так что, ты ТАМ хоть победил?

– Кажется, да… Понимаешь, не в победе дело, Ленк. И, наверное, даже не в возможности чтолибо изменить в нашей истории… – пришедшая в голову мысль оказалась неожиданно четкой, вовсе не соответствующей его общему печальному состоянию. – Я только сейчас и понял окончательно… Дело было во мне, Лен, во мне самом, понимаешь? Просто теперь я знаю цену жизни и цену будущему. Нашему с тобой будущему. А самое главное, теперь я точно знаю, сколько нам за него пришлось заплатить и чего я стою сам… Ну, вот гдето так, наверное…

– Ох… – только и произнесла в ответ девушка. – Даже спрашивать не хочу, что ты там пережил…

– А я и не отвечу, Лен, так что ты права, не спрашивай. Только, знаешь что? Нам обязательно нужно в Ярославль съездить.

– Зачем? – Лена с искренним интересом взглянула в лицо жениха.

– Должок один отдать. И память вернуть. Она этого заслуживает…

Девушка несколько секунд смотрела в закаменевшее лицо любимого, затем коротко кивнула, соглашаясь:

– Хорошо, милый. Расскажешь, когда захочешь, да?

– Расскажу, конечно. Но позже, ладно?..

– Конечно, Кирка. Самое смешное, что и мне есть о чем тебе рассказать. И, обещаю, ты очень сильно удивишься…

ЭПИЛОГ

Позволив жалюзи вернуться в исходное положение, Ларушев отошел от окна, опустившись в жалобно пискнувшее кресло. Хорошее, кстати, кресло, как приобрел лет пять назад, так ни разу и не пожалел. Натуральная кожа, между прочим… блин, о чем он думает?!

Ну что ж, вот и все. Вполне ожидаемый и предсказуемый финал. Все вышло, как и предсказывал Костя – у оппонентов тоже нашлись умные головы, с похвальной оперативностью догадавшиеся, что к чему. А может, и среди геймеров с самого первого дня были их люди, всехто не отследишь, не проверишь, ООО «Танковый клуб» полюбому ни разу не спецслужба! Вот прикол бы вышел, если б один из лучших ребят, оставшихся там , оказался засланным казачком… Кстати, вполне возможно. Если ктото из госбезовских внештатников неожиданно погрузился в кому, то это просто не могло не подвигнуть их на определенные действия. Например, тупо пробить по своим, несуществующим для большинства смертных, базам именафамилии сотрудников и основателей компании. Его, Костика или еще когото из двух десятков допущенных…

Настольный интерком назойливо запищал, и Виктор Александрович, поморщившись, принял звонок, переключив на громкую связь:

– Слушаю?

– Саныч? – Голос главного программиста был абсолютно спокоен. – Гости уже тут. Все, как Вадик и нашептал. Мне запускать сюрприз или погодить?

– Погодить пока, – секунду поколебавшись, неожиданно даже для самого себя ответил Ларушев. – Если я не выйду на связь через, – он мельком взглянул на часы, – десять минут, стирай на фиг все пароли и доступы. Базы почистил?

– Подчистую. И еще вчера, – фыркнул Рысенко. – Хрена кто разберет, на каких именно серваках и в каких странах лежат компоненты игрули… да и не фиг ли с ней? Кому она теперь интересна?

– Давай без лирики. Отбой – и жди звонка…

Потянув на себя ящик стола, он сдвинул в сторону какието бумажки, старые диски и прочую фигню, скопившуюся за эти годы, и коснулся кончиками пальцев прохладного металла. Пистолет, старенький ПМ выпуска одна тысяча девятьсот восемьдесят дремучего советского года, был приобретен нелегально и именно для подобного случая. Ствол абсолютно левый, да еще и со сбитым серийным номером, но… Противозаконно? Конечно. Но столь ли уж законной была вся деятельность «Танкового клуба»? И то, что они сделали? Смотря, с какой стороны смотреть. Если с точки зрения законности и прочей общепринятой морали – нет. Если же взглянуть со стороны всех тех, кто в немыслимо далеком уже восемьдесят пятом – тире – девяносто первом потерял все, не получив взамен практически ничего, то определенно, да…

Собственно, вот уже больше года, как пистолет лежал в столе с загнанным в ствол патроном. Вот и долежался. Криво усмехнувшись, Ларушев вытащил оружие, взвел курок и положил справа от себя, прикрыв несколькими листами бумаги с какимто напечатанным на лазерном принтере текстом. Семисотграммовая смертоносная игрушка глухо стукнула о ламинированную «под ольху» поверхность столешницы. Хочется верить, что до этого не дойдет, но мало ли…

В дверь без стука просунулась хорошенькая головка секретарши:

– Виктор Александрович, тут к вам это… посетители… срочно, говорят… приглашать?

– Давай, – Ларушев откинулся в кресле, насколько возможно придав себе равнодушный вид не ожидавшего посетителей директора преуспевающей фирмы. Туфта, конечно, полная, ну, а вдруг да сработает? Хотя какая уж теперь разница?

Вошедших оказалось всего двое. Оба, несмотря на лето, в добротных темносерых костюмах и примерно его возраста. Дождавшись, пока за спиной закроется дверь, тот, что стоял справа, вежливо осведомился:

– Виктор Александрович? – тот кивнул в ответ. – Нам представляться по всей форме или все ж таки не стоит? И, кстати, пистолет под бумагами справа от вас, это, право же, моветон. Слишком заметно… да и откровенно глупо. Стреляться надумали?

– Ну, не в вас же пулять, – буркнул совершенно сбитый с толку Ларушев, сердито отпихивая в сторону листки. И замер, не веря своим глазам. Вместо «пээма», который он выложил на стол несколькими минутами назад, там лежал совершенно незнакомый ему пистолет, угловатый, чемто отдаленно напоминавший помесь нового «вальтера» и «глока». Вот только звезда на темнокоричневой пластиковой рукоятке, в точности такая же, что украшала рукоять непонятно куда исчезнувшего «Макарова», выглядела совершеннейшим диссонансом.

Виктор Александрович Ларушев сморгнул и пораженно взглянул на посетителей.

– Чтото не так?

– Документы… Могу я все же взглянуть на ваши документы? – и после крохотной паузы, уже понимая, но боясь поверить, все же добавил, казалось бы, навсегда забытое слово:

– Товарищи.

Посетители недоуменно переглянулись, и «правый», пожав плечами, вытащил из внутреннего кармана пиджака темновишневые корочки с золотой тисненой надписью «КГБ СССР» на обложке. Раскрыл, дав вчитаться в заламинированные строчки: «полковник Старев Игорь Вениаминович… служба по противодействию компьютерному шпионажу и вредительству… Второе главное управление КГБ СССР… начальник отдела».

– Получилось… – пораженно прошептал Ларушев, голова которого неожиданно закружилась. – Неужели… получилось?! Но почему именно сейчас?! Да, надо же Костику позвонить, предупредить…

– Что, простите? – Старцев, спрятав удостоверение в карман, удивленно взглянул на него. – Что получилосьто, товарищ Ларушев?

– Да все… Все получилось, понимаете, мужики? ВСЕ У НАС ПОЛУЧИЛОСЬ…

КОРОТКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ…

ИЗ ИНТЕРНЕТА

…В спорах о влиянии видеоигр с повышенным уровнем насилия на людей постоянно приводятся новые доводы. Американские ученые предоставили доказательство того, что геймеры мужского пола всетаки подвергаются негативному воздействию, созерцая кровь и насилие в виртуальных мирах.

Свидетельства, указывающие на вред, исходящий от видеоигр, базируются на результатах недавно проведенного исследования. Оно заключалось в проведении магнитнорезонансной томографии испытуемых до и после нескольких сеансов погружения в виртуальное пространство. Исследователи заявили, что показатели МРТ, снятые до и после проведения эксперимента, отличались у каждого его участника, несмотря на то что разница по времени составляла всего семь дней.

Доклад об исследовании ученые опубликовали на ежегодной встрече Радиологического общества Северной Америки. Это одно из немногих научных доказательств того, что видеоигры с высоким содержанием насилия изменяют наше сознание, подсознание и внутренние органы. Ученые считают, что на это следует обратить самое пристальное внимание.

Одним из специалистов, работающих над изучением видеоигр и их воздействия на людей, является доктор медицинских наук Ян Ван, научный сотрудник медицинского университета в Индианаполисе. Он заявил: «Мы давно заметили, что у молодых людей преимущественно мужского пола функциональность некоторых долей головного мозга меняется, если те часто играют в жестокие видеоигры, пусть даже в домашних условиях. Эти области мозга напрямую связаны с контролем эмоций и агрессивного поведения»… [6]

1

По действующему в Белоруссии законодательству поисковые работы на местности могут выполняться только военнослужащими 52го ОСПБ – или как минимум в их присутствии.

2

Реальное высказывание И. В. Сталина, касающееся провала наступательной операции 12–29 мая 1942 года под Харьковом.

3

Эта и последующая главы написаны совместно с Татьяной Философ (aka Юрий Гарда).

4

Реальный текст из личного дневника генерала Ланца, командира Первой горнострелковой дивизии Вермахта, воевавшей под Харьковом весной 1942 года.

5

Эпизод написан с участием Ольги Амбарцумовой.

6

По материалам портала www.internetua.com за декабрь 2011 года.


на главную | моя полка | | Операция «Танк времени». Из компьютерной игры – на Великую Отечественную |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 26
Средний рейтинг 4.7 из 5



Оцените эту книгу