Книга: Ветлужская Правда



Ветлужская Правда

Андрей Архипов

Ветлужская Правда

Волжане-3

Ветлужская Правда

Название: ВЕТЛУЖСКАЯ ПРАВДА

Автор: Андрей Архипов

Жанр:Фантастика

Издательство: АЛЬФА-КНИГА

Страниц:74

Год издания: 2013

ISBN: 978-5-9922-1539-7

Формат: fb2

АННОТАЦИЯ

Что произошло бы со всеми нами, если бы давным-давно на окраинах Киевской Руси и Волжской Булгарии объединились неравнодушные люди и понесли миру свою Правду, отсеивая безучастных и привлекая сострадающих? Изменился бы мир или такое сообщество неминуемо погибнет под гнетом зависти, мелочности и даже любви… Любви к себе, таким неповторимым и точно знающим, как нужно жить?

Сколько продержатся ветлужцы, прежде чем их уничтожат? Как сделать, чтобы злоба и корысть не пробрались в их ряды? И какой должна быть Правда этих людей, чтобы выдержать проверку временем?

Глава 1

Вставать было тяжело. Перед глазами Трофима стояла мутная пелена, изредка покачивающаяся в такт его неровной поступи по выскобленному дощатому полу. Голова казалась пустой, тело странно расслабленным, а мышцы рук вялыми.

Распахнув дверь наружу, воевода с наслаждением вдохнул прохладный предрассветный воздух и рывком перевалил свое тело за порог дружинной избы, с наслаждением вставая босыми ногами на влажные доски крыльца. Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, но уже окрасило небо на восходе мягкими тонами, высветив темную границу убегающих вдаль дождевых туч. Пахло прошедшей грозой и тягучим сладковатым запахом черемухи, обильное цветение которой принесло недавние холода и уверенность в дождливом лете.

Тихонько скрипнула доска под весом переминающегося на вышке дозорного. Откуда-то издалека донесся жалобный визг несмазанного дерева, возвестивший о том, что трудовой день уже начался и вскоре улица будет наполнена звенящими голосами спешащих по своим делам хозяек. Двигаться не хотелось, и Трофим пристроился на перилах, собираясь еще немного остудить не отошедшую от вчерашней попойки голову. Поток холодной воды, обрушившийся сбоку и сразу же залепивший ему глаза, оказался неожиданным.

-- Убью, паскуда!! -- Мгновенно отскочив в дальний угол крыльца, воевода стал утираться одной рукой, в то время как другая привычно потянулась к засапожнику. Не нащупав ножа, как собственно и сапог, он мотнул головой, пытаясь таким образом придти в себя, и огляделся.

-- Воевода, стряслось что?! -- Встрепенулся дружинник на стоящей рядом вышке. Однако через мгновение его тревога прошла и в голосе появилась толика ехидства, указывающая на немалое количество соли, съеденное вместе. -- Не сбегать ли тебе за рушником, Игнатьич? Мигом обернусь!

Только тут воевода уловил почти беззвучный смех, доносящийся из-под высокого крыльца. Злой больше на свою невнимательность, чем на шутника, Трофим резко перегнулся через перила и, повиснув на одной руке, попытался поймать мелькнувшую там тень за вихры или ворот рубахи. Однако ее зыбкие очертания расплылись, и пальцы скользнули лишь по плечу, не прикрытому одеждой.

-- Тебе надо было еще пару дней назад остановиться! -- донесся до воеводы смешливый возглас бесцеремонного полусотника. -- А теперь ты и хромую козу не поймаешь!

-- Много ты понимаешь в питии! -- успокоено уселся на ступеньки Трофим, осознав, кто устроил ему такую помывку. -- Сам попробуй отказаться от хмельной чаши, когда на кону стоят дела важные! Любой обидится, да попрекнет, что ему уважение не оказали...

-- Неужели? Как всё знакомо... -- Иван подошел поближе, бросил рассохшуюся бадейку под крыльцо и оглядел своего товарища с головы до ног, не скрывая усмешки. -- Как же тогда князья с соседями общаются? Надираются вдрызг?

-- Я пока не в том положении, чтобы гнушаться выпить со старейшинами мало-мальски значимых черемисских родов! Или предлагаешь мне делать вид, что прикладываюсь к братине, а самому лишь губы мочить? Грех обманывать новых родичей, когда они от всего сердца высказывают свое почтение...

-- Так и спиваются лучшие сыны отечества!

-- Да ладно, у меня все-таки повод был! Двойней жена порадовала, тетеря ты бестолковая!

-- Близнецы? Нет, тройняшки... -- бестолково хмыкнул каким-то своим мыслям Иван, присаживаясь рядом. -- Ну-ну, наслышан, поздравляю.

Улина на днях разродилась сыном и дочкой, так что почти четыре дня Трофим, которого на время выселили в дружинную избу, отмечал рождение детей. Сама же молодая жена осталась в том самом пятистенке, который почти год тому назад начали строить как пристанище для заблудившихся во времени путников, и который им оказался не нужен: кому-то было недосуг таскаться сюда из Болотного, а кому-то вполне хватало места в Переяславке.

Недалеко от этого дома уже давно крутилось подливное колесо водяной мельницы, возводились сопутствующие ей постройки, а также складские помещения под зерно и муку, на которые уже положили глаз некоторые особо предприимчивые селяне. Но присутствие воеводской жены не давало им даже малейшей возможности воспользоваться "хлебным" местом. На все потуги некоторых переяславцев помочь ей с мельничным хозяйством на постоянной основе она удивленно вскидывала густые брови и задавала единственный вопрос, ласково поглаживая свой большой живот: "Выселить меня с детьми хочешь?".

Однако в настоящий момент Улине было не до хозяйственных дел: роды прошли тяжело, и знахарка даже решила переселиться на время к ней, чтобы присмотреть за пациенткой, а заодно и помочь по дому. Кроме того, черемиска сразу же после похода в воронежские земли перевезла остальных своих детей к мужу, так что помимо домашних дел на лекарку возлегла забота о малышне -- непоседливых мальчишек трех и пяти лет.

Воевода же настолько разволновался по поводу здоровья своей жены, что о чем-либо другом думать уже не мог. Пришлось звать Лаймыра, который деланно обиделся, что рождение его правнуков отмечается не с должным размахом, и сразу же увел Трофима исправлять этот недочет. Сначала праздновали со своими, а потом с низовьев Ветлуги пришлось принимать одну делегацию за другой. Повод был более чем весомым: воевода породнился с одним из могучих родов, а кровь в эти времена связывала гораздо сильнее, чем дружба или общее дело.

Трофим после рождения детей уже не воспринимался ветлужскими черемисами как чужак, вознесшийся на вершину власти в близлежащих землях. Он был почти своим -- к нему можно было воззвать как к родичу и попросить о помощи. Это налагало ответные обязательства, но в неспокойном мире такие отношения всегда были самыми надежными. А уж когда подрастут дети, в чьих жилах течет общая кровь... Возможно, к тому времени рядом будут жить друзья, которые придут на помощь в трудную минуту, встанут плечом к плечу при вражеском нападении, поделятся хлебом в голодный год.

Однако такой фундамент будущего благополучия и добрососедства сам по себе не вырастет. В самом начале любые слова необходимо наполнять поступками или хотя бы изъявлением всяческого желания развивать родственные отношения. И черемисские рода с низовьев прилагали все усилия, чтобы наладить связи с неожиданно укрепившимся соседом. Договаривались о покупке недорогого железа, досок, черепицы, более умные пытались забрасывать удочки на тему постройки у себя домниц и лесопилок.

А воевода вместе с единомышленниками, жалуясь на нехватку людей, требовал за это рабочую силу и воинов. Он настаивал на том, чтобы черемисы присылали свою молодежь в школу, объясняя это тем, что для литья железа и производства досок просто необходимы новые знания. Он предлагал строить новые мастерские на паритетных началах и просил разрешения на строительство укреплений на черемисских землях, которые смогли бы защитить совместное имущество и оградить его от чужого глаза.

На что-то из предлагаемого уже было получено "добро" от ветлужского князя, кое-что оказалось за рамками соглашения, но было во власти старейшин. В любом случае, черемисы усиленно пользовались и тем и другим. Лаймыр всегда честно предупреждал сородичей, если какие-то условия могли вызвать недовольство кугуза, однако выгода чаще всего перевешивала любые колебания. Да и сам княжеский представитель в ограничениях не упорствовал, и это говорило знающим людям, что тут затевается более тонкая игра. Так что начало взаимодействию было положено, а то, что воеводе потом приходилось мучиться похмельем, являлось совсем малой платой за будущие преференции.

-- Явился, говоришь... Ну так не томи, рассказывай! -- Трофим толкнул локтем своего замолчавшего собеседника, отсутствовавшего в веси больше месяца. -- Не верю я, что ты на меня бадейку воды опрокинул, дабы просто позлить!

-- А то, что ты сам меня головой в прорубь окунал после того, как я поведал все подробности своего осеннего похода? Обещал же, что припомню потом?

-- Надо было остудить твою буйную головушку, иначе ты тут такого натворил бы... -- намекнул воевода про обряд кровного побратимства и спохватился. -- То есть решил должок отдать?

-- Да нет, правильно делаешь, что не веришь -- должок еще за мной. Просто твои пьянки в любом случае надо прекращать, а то делегации выпить нахаляву к тебе никогда не прекратят ходить! -- Иван с преувеличенной завистью вздохнул, словно сожалея, что не успел попасть в число этих гостей, и перешел к сути вопроса. -- По пути мы обогнали булгарский караван со старыми знакомыми. Завтра утром купцы будут здесь, да не одни: с ними движется рать немалая.

-- Насколько немалая?

-- Думаю, что вместе с людишками Юсуфа полторы сотни душ наберется.

-- И все к нам?

-- Нет, четыре судна идут за данью к кугузу. Рискну предположить, что дальше двинутся волоком на Вятку к другим черемисским князькам: самое время зимнюю пушную рухлядь собирать.

-- Как бы он их не прогнал... с суздальцами разбираться! А ты ночью шел, чтобы весточку быстрей доставить?

-- Именно так, прибыли пару часов назад, -- согласился полусотник. -- Почти на ощупь пробирались ради этого. Ничего, вот наладит мне мастер Жум катамараны делать, так мы за двое суток про таких гостей узнавать будем!

-- Какой такой мастер? И что он наладит? -- не понял половину из сказанного Трофим.

-- Какой? Давай лучше отложим этот разговор ненадолго, -- поднялся с лестницы Иван. -- Вестников в Болотное и Сосновку я послал сразу же, но до того, как все соберутся, часа три еще точно пройдет. Так что можем пробежаться поприщ десять для разминки, заодно и остатки хмеля у тебя выбьем! А то у меня пролежни скоро будут от бесконечных речных походов: целый день лежишь и смотришь по сторонам...

-- Знаю я твои пролежни! Опять всех своих воев загонял до изнеможения? Кстати, как новички?

-- Ничего, будет у тебя к осени еще два десятка диверсантов. Я ими, кстати, почти и не занимался, переложил все на Пельгу и Кокшу.

-- Второй совсем молодой!

-- Зато талантливый и упертый, а за зиму я из него неплохого бойца подготовил. Из черемисов Лаймыра у меня выделяются он да Курныж: свою молодую поросль они как раз и обучают.

-- А Вараш и его вои? Гондыр про них лестно отзывался по осени, -- заинтересованно взглянул на полусотника воевода.

-- На тех черемисов у меня отдельные планы... Кстати, помимо обычных занятий эта спевшаяся парочка должна была по весне со своими ребятами все поселения на среднем течении Ветлуги облазить.

-- Зачем? Дабы показать за кем сила? Так вои Вараша пока нам не подчиняются в отличие от черемисов Лаймыра -- те роту дают. Да и то, если дойдет дело до свары с кугузом...

-- Затем, чтобы рассказать, к кому нужно обращаться в случае опасности и что надо делать, дабы в карманах завелось звонкое серебро. Ну не в карманах, так в мошне! А если дело дойдет до размолвки с ветлужским князем, то неизвестно еще на чью сторону встанет сам Лаймыр... Так! Ты прекращай мне зубы заговаривать! Побежали!

-- Ишь, какой горячий и нетерпеливый! Сам же мне описывал, как вреден бег после возлияний! Помнишь, как после свадьбы Николая просил оставить тебя в покое? Что-то про печень мне толковал... -- воевода неторопливо поднялся и потянулся, разминая застоявшиеся косточки в соскучившемся по движению теле.

-- Кхм, так мы почти шагом, да и не в броне я тебя заставляю бежать! А если еще освежимся купанием, то потом сможешь мыслить почти здраво! Или ты уже взбодрился моим ведром? Думаешь, одного было достаточно? Ладно, ладно! -- Миролюбиво поднял руки Иван, отступая от поднятого в показном замахе кулака Трофима. -- Я что? Я ничего! А майская водичка еще никому вреда не приносила! А уж дел, которые нам на малом совете предстоит обсудить -- просто уйма!

-- Окунуться не мешало бы, но уж бежать... Давай просто пройдемся не торопясь до дальней заводи, дабы в такой темени на речку через кусты на лазить. Там и дно хорошее и песочек на бережку. Все-таки я не последний человек в веси, чтобы куда-то стремглав нестись среди ночи! Еще подумают люди, что беда случилась... Заодно ты мне по пути расскажешь про свои новинки и про поход к мордве.

Воевода сошел с крыльца и направился к воротам, осторожно ступая босыми ногами между старыми навозными лепешками. Иван двинулся за ним трусцой, в какой-то момент опередил и открыл калитку, дурашливо склонившись в поклоне:

-- Слушаюсь и повинуюсь, мой воевода! Разреши понести тебя на закорках, дабы ты не утруждал свои ножки?!

-- Тебе бы только на торгу рожи корчить, напялив лохмотья скомороха на потеху толпе! -- скривился Трофим. -- Еще раз напомни, где этот мастер находится?

Выждав, когда дозорный спустится с вышки и закроет за ними засов, Иван пустился в обстоятельный рассказ:

-- Так у черемисов, в устье Вола. Наши это селение Вольным называют, чтобы каждый раз язык не ломать. Помнишь подробности того, как прошлой осенью Свара и Гондыр по этой речке дорожку протоптали почти до самой Унжи? Вараш, кстати, потом ко мне в Солигалич целое посольство привел из разных поселков: так, мол, и так, обещали нам заказ на лодьи и обустройство волока, а что делать и где взять монетки на найм людишек -- не сказали. Неужели забыл?

-- Забудешь такое, Свара целую зиму вспоминал, как мальцов в лесную засаду завел...

-- Да и у меня было, что помянуть добрым тихим словом. Если бы не пришедшие с Варашем меряне, то съели бы нас местные с потрохами еще в самом начале. Там же не только черемисы сидят, с которыми мы общий язык более-менее нашли, но еще костромская меря и остатки чуди на Чухломском озере. Вон они нас и донимали первое время, пока Вараш со своим разношерстным ополчением за наш острог не вступился. Пришлые меряне рассказали буйному местному населению, как вы их спасли от новгородцев, и попросили нас не только не трогать, но и помогать всячески. Родичи друг с другом почти всегда могут договориться...

-- И сразу же все бросились вам помогать?

-- Ну почему же... Много чего пришлось пообещать помимо разных товаров. В первую очередь то, что никаких ограничений в их допуске к тем местам не будет. Да это было бы и неправильно! Жили-жили, а потом пришли чужаки и забрали у них соляные источники! Так что высказанное позднее кугузом недовольство меня трогает мало, сам бы попробовал отношения с местным людом наладить!

-- Ладно, про это я помню, -- кивнул Трофим, вновь недовольно скривившись при упоминании черемисского князя. -- И про лодьи кое-что тоже. Ты же целых десять гривен серебра попросил для задатка и половину зимы санями туда доски возил по реке! Как тут забыть! А вот что за диковинное название ты упомянул вкупе с мастером Жумом?

-- Катамараны? У-у-у! Если говорить попроще, то это корабль из двух корпусов, соединенных друг с другом. Иногда их бывает даже три, но это уже называется как-то по-другому... С нашими материалами прочную конструкцию получить трудно, но если все-таки удастся все соединить в одно целое, то получим очень устойчивое судно! А значит, можем поставить парус повыше и увеличить скорость! Кроме того, между корпусами можно наложить груз, который не будет мешаться под ногами! Думаю, что до грузовых катамаранов дело в ближайшее время не дойдет, но быстроходную лодочку, которая минует почти любую мель, вполне можем сделать. Сейчас там Ишей безвылазно сидит и доводит с Жумом конструкцию до ума.

-- Хм... не верю я, что две скрепленные меж собой лодки будут плыть быстрее, чем одна, но... Как я понял, основная часть монет все-таки пошла на новые лодьи с защитой для гребцов, так?

-- Новшества не только в этом. Во-первых, построим несколько грузовых судов с водонепроницаемыми переборками на случай затопления какой-нибудь части. Улавливаешь, зачем? А во-вторых -- лодьи будут строиться в разных вариантах. Некоторые с небольшой осадкой пойдут для мелких речек, а парочку замышляем сделать для боевого охранения на глубоких. Как ни странно, главное во всех этих делах то, что с соседями контакт налаживается, и на нас не смотрят как на чужаков.

-- А как сходил к мордве? Эти боевые лодьи ты ведь для походов в ту сторону задумал? Так?

-- А то! -- полусотник отклонил ветку на узенькой тропинке и повернулся к воеводе. -- Дикий край! И булгарцев можно встретить, и суздальцев, и муромских людишек. Знаешь, сколько желающих найдется нас на зуб попробовать, после того как они про железо узнают? А сходил туда... да почти без толку. Так и не согласился эрзянский князь на наши совместные с ним дела!



-- Так! Ну-ка давай подробнее о нем! -- воевода свернул на боковое ответвление, которое вело к речной заводи, и тут же остановился, подав знак своему спутнику. Порыв ветра донес запах дыма, приправленный какой-то прогорклостью. Перейдя на шепот, Трофим обернулся к Ивану. -- Еще не успокоились, что ли? -- И видя недоумение своего собеседника, пояснил. -- Вечор праздновали Вешнее Макошье, чествовали землицу после зимнего сна. Людишки как раз отсеялись и решили себе роздых дать. Может, после хмельного пира и игрищ кто-то загулял до утра?

Стараясь не шуметь, воевода с полусотником осторожно пробрались вдоль тропы, и вышли на берег заводи. Запах резко усилился, но зато стала понятна его причина: вдоль берега стояли несколько котлов, исходящих паром и неприятным ароматом чего-то подгоревшего. Вокруг костров вповалку лежали мальчишки, невозмутимо посапывающие на еловых подстилках...

-- Так! Гвардия, к бою! -- не удержался Иван и невольно улыбнулся, глядя, как над поляной взметнулись взлохмаченные чумазые физиономии.

-- Ероха! Спиногрыз несчастный! Опять заснул на посту?! -- С дальнего конца поляны мимо воинского начальства метнулась знакомая фигура и тут же полезла проверять кипящие котлы, старательно размешивая палкой их содержимое. -- Эх, смотри сюда! А еще говоришь, что не спал... Сказано было, что надо разбудить через полчаса! -- Поляна сразу наполнилась суетой и гомоном, в то время как Вовкин голос продолжал распекать нерадивого мальчишку, стоящего в клубах дыма посреди поляны и растерянно оправдывающегося на все упреки. -- Какая разница, что ночь и по солнечным часам не проверишь? Смотри на звезды, читай "отче наш"... Да и без этого ты уже должен был привыкнуть к разным временным отрезкам! Точно спал! Теперь ты не отбрехаешься тем, что тятьке на пахоте помогал! Вчера к земле прикасаться вовсе нельзя было! Ни пахать, ни сеять, ни-че-го! Хотя, по моему мнению, все эти указания -- полная ерунда!

-- Э! Вовчик! -- Полусотник решил разрядить накалившуюся обстановку, вызванную их появлением. -- Что тут у вас происходит? Почему спите на берегу? И вообще, что ты тут делаешь вдали от мастерских?

-- Дядя Вань, ты? -- Поинтересовался Вовка, выныривая из царящего на берегу смрада. -- Да вот, проспала, малявка! Теперь поташ от котла отскребать придется!

-- Э... А поподробнее? -- Только и смог вымолвить Иван.

-- Днем некогда, так мы тут ночное дежурство устроили, -- следом за своим подчиненным стал многословно оправдываться молодой мастер. -- Нам для опытов поташ необходим, поэтому мы всю золу из печей, накопившуюся за зиму, в бочках настаиваем, а потом воду сливаем и выпариваем. Получившийся осадок перекаливаем на сковородах и получаем то, что нам надо!

-- Калите печную золу? Для этого Николай велел ее в одно место собирать? -- вмешался воевода, видя, что его полусотник впал в ступор от вывалившихся на него сведений. -- А как же бабы? Они же ее при стирке используют...

-- Хватит им, Трофим Игнатьич! Они же не всю ее в наши закрома несли!

-- Ну-ну, не мне волосья на голове рвать будут. Так зачем вам этот... поташ?

-- Мыло делать и стекло варить... -- вздохнул Вовка, вытирая руки о подол рубахи. -- Для мыла его надо, конечно, опять разводить и подогревать, а потом еще и мешать с известковым молоком, чтобы получить щелочь...

-- А не проще ли вам дрова пережигать, чем бабам каждый раз золу в одно место собирать? -- прервал ненужные ему подробности Трофим. -- Леса вокруг полно...

-- Не проще. Дрова надо еще заготовить, а нам деревья валить не под силу! Золу же любой малец пяти лет от роду в нужное место отнесет. Да и лес лишний раз рубить жалко! Не успеем оглянуться, как на пустом месте жить будем! Вот когда папоротник подрастет, тогда его начнем пережигать, а пока используем печные отходы.

-- Хм... А воняет чем?

-- Жир и сало перетапливаем для мыла, -- нехотя пояснил молодой мастер, указывая на один из котлов. Зачерпнув оттуда ложкой маслянистую жидкость, он попробовал ее на вкус и сморщился. -- Сначала мешаем их со щелочью, следом добавляем соли, чтобы осадить глицерин э... мягкие масла и примеси. Их спускаем, а верхний слой заливаем в деревянные формы, студим и дней через пять... Ероха, нормально уварилось, на вкус как подсоленное сало! Давай следующую порцию щелочи!

-- Чего вы, говоришь, добавляете? -- настороженно вскинулся воевода, услышав, что мальчишка упомянул о попытках перевести драгоценный продукт непонятно на что. -- Соль?!

-- Ну да, нам дядя Ваня немного зимой привез! А что? -- Удивленно вскинул глаза Вовка. -- По-другому твердое мыло у нас не получается -- одна размазня выходит! И то приходится несколько раз этот процесс повторять... А про соль дядя Коля вспомнил, по его словам и делаем. Потом, может быть, найдем что-то другое, но пока только так!

-- Э, Трофим! -- подтолкнул закипающее начальство к выходу с поляны Иван. -- Пойдем! Он дело говорит: без мыла нам никак, Вячеслав уже ругаться устал... А первый караван с солью уже вот-вот должен подойти! Подумаешь, изведем малую ее часть на полезное дело!

-- Дядя Вань, идите купаться выше по течению, там вода почище! -- донесся им в спину Вовкин голос. -- А сам я утром зайду, принесу заказ Трофима Игнатьича...

-- Пойдем, пойдем, -- полусотник подтолкнул в спину воеводу, который обернулся, чтобы прояснить долетевший возглас про какой-то непонятный ему заказ. -- Не будем мешать мальчишкам. Придет и узнаем, что он тебе приготовил... На чем мы остановились?

-- Э... На эрзянском князе, -- помрачнел лицом Трофим и сразу же свернул в просвет, показавшийся в ивовых зарослях.

-- Точно! Так вот, меня до него даже не допустили! Овтай всеми руками вцепился и запретил напрямую с инязором общаться. Сначала, говорит, со мной породнись! А то зарежут мимоходом, и он даже не сможет вступиться.

-- Сам князь хочет лапу наложить на железо? Что ты про него знаешь?

-- Практически ничего. Род у него изревле самый могучий, поэтому он и шишку держит среди окрестных племен. А еще у него наемники попадаются из тех соседей, кто ему личную вассальную клятву принес, ну... ротники его. Как я понял корни у многих немного другие, чем у остальной мордвы. Говорят, что их предки пришли сюда из южных земель, из Руси. Вот только не пойму, из Киевской или еще той, древней, про которую Вячеслав все уши прожужжал...

-- Да и меня наш лекарь пытал про какую-то Пургасову Русь в мордовских землях. Не знаю -- не слышал... Вот и пришли!

-- Бррр... Ох! Холодна водичка! -- Скинув одежду, Иван сразу же упал спиной в темную гладь заводи и попытался окатить брызгами своего воеводу.

-- А ну, не балуй! Сам зайду... -- Трофим окунулся с головой и лег на воду, пытаясь удержаться против течения. -- Так что вы с Овтаем решили?

-- Князь эрзянский Волжской Булгарии держится, что само по себе правильно в его положении, поэтому пока мы не докажем свою полезность или значимость -- помогать не будет, хотя подарки и принял. Он даже отступного Овтаю предлагал, чтобы самому встрять в сей процесс, но тот сразу со всем почтением отказался. Знает, что придут булгарцы, а связываться с ними себе дороже -- не заметишь, как лишишься всего. Так что мы с ним подумали и решили делать все своими силами. Его род за нас, земля в полном их распоряжении, так что он уже начал ставить небольшую крепостицу недалеко от устья своей речки и углублять русло под наши лодьи.

-- И зачем тогда надо было затевать спрос у их верховного князя?

-- Если на наши мастерские кто польстится, то оберегать их придется лишь своими силами. Помощи других родов не дождемся, потому что чужие залежи руды у них бельмом в глазу сидеть будет. Мол, сами вылезли со своим железом, как чирей на видном месте, сами и защищайтесь! Так что спрос этот затевался, чтобы раскола между эрзянами не допустить и заинтересовать всех в наших делах. Ну, хотя бы их князя... А теперь многие могут испугаться усиления рода Овтая, и будут пытаться всячески ему навредить. А уж если развяжут меж собой войну за это самое железо, то...

-- Угу. Чем еще опечалишь?

-- Как ни странно, порадую. Емеля еще до моего отъезда белую руду нашел на двух речушках, Железнице и Выксунке. Обогащения почти не требует, плавится легко и очень богата железом. Так что сразу начали копать... правда, в основном глину, потому что привезенного кирпича даже для одной домницы не хватит. Еще решили, что пока муть не осядет в отношениях с эрзянским князем, почти все чугунные болванки будем свозить к нам, а на месте лишь лить посуду.

-- Хитро задумано.

-- А то! Даже если кто-то позарится на местные мастерские или наши грузовые лодьи, что они потом с чугуном будут делать? Не расковать эти болванки, ни отлить чего-то из них без наших технологий они не смогут. Правда, пришлось пообещать Овтаю, что мы будем делиться доходами от изделий из этого железа, но такое решение меньшее из зол...

-- А зачем делиться? -- Недоуменно вскинулся Трофим. -- Ведь делать будем мы?

-- Работа наша, но чугун общий, так? А про то, что конечный продукт имеет более высокую цену, я уже всем объяснил... Да и не в этом дело, тем более наш труд в любом случае будет оплачен, а свою дополнительную прибыль они отработают охраной на лодьях или чем-нибудь другим. Тут не деньги важны, а то, что от нас не уйдут технологии! Кроме того, мы с ними изначально весь доход решили делить по справедливости, как равноправные партнеры э... товарищи. Любые же попытки перетянуть на себя одеяло приведут к косым взглядам и новому переделу. Слишком мы зависим друг от друга...

-- Ладно. Сколько воев оставил с Емелей?

-- Троих, только для личной охраны и обучения воинов Овтая если у того появится такое желание. Прямо от сердца оторвал!

-- Сам Емельян не сбежит к себе на старую родину?

-- Николая я точно в эти края не пошлю -- слишком опасно. Кроме того, без него мы как без рук, да и... просто мне будет очень тяжело, если с ним что-нибудь случится. Собой гораздо легче рисковать. А Емеля... в душу каждому не заглянешь, но за него я почти ручаюсь. Наш человек, да и жена на сносях у него тут осталась... Куда он денется с подводной лодки?

-- Опять твои шуточки? Это как лодка может плавать под водой?

-- Пока не может, согласен.

-- Когда железо оттуда ждать? -- воевода успокоено фыркнул и стал выбираться из заводи на берег, позвав за собой собеседника.

-- Чугун? Ближе к концу лета, и это в лучшем случае... А на что ты надеялся? Человек двадцать всего у Овтая было. Правда, после того как я ему руду показал, он с горящими глазами еще столько же обещал, но... Опять те же самые проблемы, что и у нас в прошлом году -- страда.

-- Как думаешь решать?

-- Как и у нас. Попрошу у Мстиши ребят посмышленее и зашлю того же Свару с Мокшей школу организовывать со всеми вытекающими трудовыми повинностями. Думаю, что слухи о прошлогодних заработках школьников нам с организацией этого дела сильно помогут. Да и беловежцам надо кого-нибудь послать для обучения. Так что скоро вновь уеду... Но на этот раз скорее всего без захода в Дивногорье.

-- Что у воронежцев? -- вскинулся воевода. -- Все нормально? Ясских ребятишек сдал на руки родичам?

-- Все путем. Ждана поставил к их воеводе на довольствие -- будет там нашими глазами. Приняли его хорошо, сразу стали вспоминать ваш осенний поход. Железо тоже приняли на ура, почти к началу сева поспели. К новым делянкам они еще даже не прикасались.

-- Что так? Позднее пахать начали?

-- Просто повезло. У нас Ветлуга рано вскрылась ото льда, да и они с севом припозднились из-за дождей. Добрались мы туда примерно за полторы недели до конца апреля... По вашему, вроде, березень?

-- У кого как. У нас березень на начало весны приходится, так что прошлый месяц -- цветень, а нынешний -- травень.

-- Угу, -- кивнул головой Иван и сразу же нахмурился. -- С ясами же... Сам не пойму. Вроде от наших ребят я ни одного плохого слова о них не услышал, но как стали перебираться по волоку на Воронеж, будто чужими стали...

-- Не чужими, просто степь почуяли! Понимаешь? Степь! Ладно, сам когда-нибудь постигнешь... Как тебе воронежский воевода?

-- Да ничего, только чумной какой-то. Может из-за смерти жены?

-- Отмучилась, бедолага... -- Трофим вздохнул и широко перекрестился. -- А что не так с ним?

-- Все время смотрел на меня настороженно, словно ждал подвоха.

-- Да я сказывал ему, что ты с Вячеславом из одного теста слеплен...

-- Не так мы страшны, как нас малюют! -- весело блеснув глазами в сторону Трофима, Иван стал пробираться к тропе, отсвечивая в рассветных сумерках невысохшими каплями на мокром теле. -- Эх, не взяли холстину, чтобы вытереться!

-- На ходу согреешься! Вот оружия я не захватил с собой, на твой меч понадеявшись, это да... Совсем расслабились мы тут за зиму! Даже детишки без надзора ночью шляются! -- Трофим удрученно мотнул головой и продолжил предыдущую тему. -- А лекарь наш и меня в страхе держал. Я все время боялся, что он чего-нибудь выдаст этакое! Значит, явилось ясское племя к Дивногорью?

-- Прибыли, родимые, но пока ничего не говорят. Посмотрим, как железо на них подействует...

-- На заставах муромских и рязанских не пытались лишней пошлины взять?

-- Бог миловал, но с этим надо что-то делать, иначе разоримся. Еще Муром я могу миновать нахрапом -- все-таки большая часть правого берега Оки за мордвой, однако Рязанское княжество пройти по краешку никак не получается. Тут хочешь, не хочешь, а провозное мыто выложи. И так уже припоминали, как вы осенью нагло проскочили мимо мытников. Не ожидали они поздней осенью купцов... Правда, я в отказ пошел: мол, знать ничего не знаю, не наше было судно! Но каждый раз такой финт ушами не повторишь, так что другой проход в воронежские земли надо обязательно искать.

-- Сызнова все в мордву упирается?

-- Ага, надо подумать, как лучше поступить. Во-первых, можно ходить под их флагом, если вообще здесь такое практикуется... Короче, взять и объявить наши суда эрзянскими! На Оке мимо Мурома им плавать никто не запрещал, а вмешается Ярослав Святославич, так опять получит от наших друзей по зубам. Во-вторых, мордовские земли простираются почти до воронежских и туда есть речные пути, насколько я знаю. Сидят там, правда, не эрзяне, а мокшане, но все равно почти один народ. Договоримся.

-- Не спеши ругаться с Муромом, -- покачал головой воевода. -- Любая свара в тех краях прервет наше общение с родом Овтая. Кстати, свадьба твоя когда?

-- Хотели осенью, но из-за трений с эрзянским князем решили ее сыграть как можно быстрее, так что через несколько недель меня уже того... окрутят.

-- Невеста пригожа?

-- Важена? Не то слово, как хороша, но чувствую, что хлебну я с ней... -- отмахнулся Иван и стал сворачивать неприятную ему тему. -- Давай лучше поговорим о том, что надо сегодня обсудить. Кажется, Вовка у нас за старшего среди мастеров остался?

***

-- Так... -- воевода подошел к двери, пинком раскрыл ее и стал внимательно вчитываться в слегка расплывающийся текст, отпечатанной на грубой бумаге, более похожей на картон, чем на саму себя. -- Ры... Ры... О! Ры-ба! Таки своими буквицами напечатали, стервецы! А я же просил!

-- Да уже все привыкли к нашему алфавиту, дядька Трофим! -- В глубине дружинной избы стоял Вовка и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, искоса поглядывая чуть в сторону. Там, за накрытым столом расположилась целая комиссия из шести человек по приему первого печатного ветлужского издания, которое представляло собой четыре листа серого картона и переплет из полоски грубой кожи, собранные вместе с помощью рыбьего клея. Уловив из сумрака комнаты подбадривающий кивок отца, Вовка продолжил. -- Даже старосты с грехом пополам по слогам читают, а уж наши ребята только так и умеют! Не церковным же языком писать без пробелов между словами и без гласных, а? Только язык сломаешь!

-- Хм, ну ладно, -- Трофим еще раз недоверчиво повертел грубую поделку в своих руках и вернулся к столу, небрежно бросив подобие книги на стол. -- Хоть бы обложили ее, да завитушки нарисовали...

-- Так это первый опыт! Будет и обложка, и картинки в букваре! Мы для пробы всего тридцать штук этого вашего сборника отпечатали, и то почти половина в брак ушла! Правда, не пропала -- черемисы с удмуртами растащили по своим селениям... -- Вовка облегченно вздохнул и шагнул к открытой двери, собираясь улизнуть по своим неотложным мастеровым делам. -- Ну, я пошел, а? Меня ребята дожидаются. Мы с Мокшей одни на всю школу остались, даже папка со своими лекарками все время в лесу проводит...

-- Вроде обучение грамоте и счету пару седмиц назад мы отменили до самых холодов? Лишь воинскую и трудовую повинность сохранили...

-- Так я самых смышленых и рукастых ребят оставил при себе именно в качестве трудовой повинности! -- Зачастил молодой мастер, вновь оправдываясь перед собравшимися. -- Да вы сами утром видели! Что толку им добывать руду или лепить кирпичи, если они могут сделать что-то большее? Один у меня стеклом начал заниматься, точнее мы пока бусинки цветные пытаемся лить. Еще двое следят на полях за теми механизмами, которые дядя Коля к страде подготовил. А остальные вместе со мной пытаются твердое мыло получить, а заодно бумагой занимаются... Но для этого их все равно приходится учить! Только не письму и счету, а механике, геометрии, химии! Раньше я сам в этом почти ничего не понимал, но папка и дядя Коля мне всю зиму лекции читали... всё, что вспомнили, конечно!



-- Кхе... с ума все посходили, что ли? -- воевода с недоумением огляделся по сторонам и наткнулся на ухмыляющегося лекаря. -- Что смешного? Или детишки у нас стали умнее опытных мужей? Так, что ли?

-- Мы все зимние месяцы с желающими в школе опыты ставили, Трофим Игнатьич. -- Вячеслав мгновенно перестал веселиться, нервно облизнул губы и попытался вступиться за сына. -- Наиболее башковитые теперь всё сами до ума доводят, поскольку нам просто некогда. А как еще из ребятни получить мастеров? Только если самостоятельно мозгами будут ворочать!

-- Ну-ну, дерзайте... Ишь ты, на стекло замахнулись! А чего, ты говоришь, я просил тебя сделать? Вот это? -- недоуменно спросил воевода, вновь подтягивая к себе печатное издание и оглядываясь на Вовку.

-- Ну да, это же... это свод законов или по-другому -- Ветлужская Правда!

-- Какая еще правда? Чего ты мелешь?

-- Дядька Трофим! -- Вовка начал заводиться, не понимая, что от него хотят. -- Четыре дня назад! В этой избе! Вы, почти в том же составе отмечали рождение ваших детей, так?

-- Ну...

-- Под самый вечер позвали меня, и я полночи записывал то, что нужно было напечатать! А вы мне все вместе диктовали!

-- Етыть! -- Трофим оглядел собеседников и озадаченно заскреб пригоршней в затылке. -- И что?

-- И то! -- не выдержал Вовка. -- Сначала вы мне по очереди совали какие-то исписанные листки, но я ваши каракули на этой трофейной бумаге не разобрал, а уж резы на бересте тем более! Тогда вы стали мне сообща диктовать, а в процессе записи еще и правили неоднократно! Вот!

-- А ну, цыть, малец! -- Стукнул кулаком по столу воевода, и уже напряженно оглядел собравшихся. -- Так... Ивана еще не было, Николай уже давно в верховьях Ветлуги. Вячеслав, ты помнишь? А ты, Пычей? Кхм, да...

Напряженная тишина сгустилась за столом, и лишь Свара невозмутимо продолжал рвать зубами кусок мяса, сбрасывая кости на пол возившимся там собакам.

-- А ну хватит поганить мне избу! Завели привычку! Для чего новые доски тут настелили?! -- Трофим с яростью уставился на главу воинской школы, выбрав его в качестве того, на ком можно было бы сорвать свое недовольство.

-- Вроде бы Иван тут обычно обитает, а он молчит...

Нож воеводы с размаха припечатал сочащийся мясной кусок в руке Свары к столу, прервав того на полуслове.

-- А теперь объясни мне, отрок, -- Трофим медленно повернул голову к Вовке и тяжелым взглядом пригвоздил того к месту. -- Какое первое слово в нашей Правде, а? Рыба?!

-- Ну... да! -- недоуменно ответил тот, стараясь все-таки отодвинуться подальше от разъяренного воеводы. -- Сами же так продиктовали! А мы, между прочим, почти не спали с ребятами, ваши тексты набирая!

-- Да? -- Пальцы Трофима забарабанили по столешнице. -- Тогда садись и читай! Я точно помню, что первый закон гласил про воеводскую власть и выборных людишек.

-- Ты прости, Трофим Игнатьич, -- вмешался Пычей. -- Но у меня в памяти другое отложилось: "Люди рождаются вольными и должны таковыми оставаться до конца жизни. Каждый муж должен отстаивать нашу свободу с оружием в руках. А если..."

-- Напраслину возводишь! -- Свара невозмутимо отодрал недоеденный кусок от столешницы и засунул его в рот. Прожевав малую его часть под напряженными взглядами собеседников, он слегка удивился. -- Чего уставились? Вячеслав не даст соврать: Николай всегда говорил мне про это... самоуважение! Каждый человек, мол, должен работать в поте лица своего, а бесплатных подачек не должно быть, вот так-то! Но и бросать старых и увечных никак нельзя! Как по писанию все излагал. Лекарь эти его слова в точности передал, а от себя добавил лишь про школы и про то, как монеты тратить... И все это просил записать первыми строками! Помнится, я был с ним согласен по поводу обучения малолеток, хотя и доказывал, что надо вначале их кое-чему обязать... Что им вменяется делать, да наказания за пререкания с начальством! Тогда и самоуважение ваше появится!

-- Ладно, хватит скоморошничать! -- Подвел итог пререканий воевода, хлопнув ладонью по столешнице. -- Читай, печатник, до чего мы там договорились...

-- Ветлужская Правда! -- сипло начал Вовка, но сразу же прокашлялся и вывел молодым задорным голосом. -- Параграф первый! Рыба гниет с головы!

Глава 2

Вовка скептически осмотрел свой развалившийся башмак, нагло выпятивший стельку из дыры на носке, и тяжело вздохнул:

"Да, правильно мама говорила: дешево хорошо не бывает! Однако починить ботинок еще можно, тем более толстая резиновая подошва вполне сохранилась. Только вот как? Возвращаться в Переяславку и просить кого-нибудь зашить дыру? Ха! Засмеют! Скажут: что это за мастер, если он не может отремонтировать свою обувку! Эх, настоящее натуральное хозяйство! Придется придумывать что-то совсем легкое, летнее... Гениально! Пущу в дело свои собственные нежные пятки: буду ходить босиком, как и остальные ребята! Тяжело с непривычки, зато не надо заботиться о том чего утром надевать. Ну, в крайнем случае, попрошу кого-нибудь сплести мне лапти. Не откажут! А дыру заштопаю потом, у бати должны быть иголки и нитки".

Решив возникшую проблему, молодой гений разулся и, повесив ботинки на шею, медленно похромал по извилистой тропинке в сторону Болотного. Скакать ретивым конем и стучать палкой по окружающим деревьям, не глядя себе под ноги, уже не хотелось. Во-первых, не дай бог кто-нибудь увидит. А во-вторых, одно из последствий такого неподобающего для мастера поведения в настоящее время болталось на связанных шнурках и поочередно с целым собратом било ему в грудь оторванной подошвой, напоминая о доме.

О доме... Маму в последнее время он вспоминал часто, и почему-то всегда такие воспоминания были светлыми и приятными, хотя сам год назад мечтал уехать подальше от ее постоянных нотаций и ругани. Сам себе Вовка это объяснял тем, что плохое быстро забывается, а хорошее остается навсегда, напоминая о детстве. Том самом счастливом периоде, который у каждого человека прекращается в разное время. У кого-то и в тридцать лет это самое младенчество играет где-то там... в пятой точке, а вот у него оно закончилось в начале прошлого лета. И не сказать, что он был сильно против такого развития событий, просто лицо мамы нет-нет, да и всплывало в памяти. А в последнее время -- постоянно.

"Это ничего, я переживу, даже плакать почти не хочется... Зато с батей мы теперь не разлей вода! А уж какую аферу провернули! Это был самый настоящий заговор!"

Вовка зажмурился от удовольствия, но тут же одернул себя, чтобы счастливое выражение не оставило даже малейших отпечатков на его лице. За то, что они сотворили, не только не погладят по головке, а спустят три шкуры и прогонят на все четыре стороны! И это в лучшем случае.

Однако деваться было некуда: все говорило о том, что вскоре из-под пера воеводы выйдет новая Русская Правда, выдержки из которой часто приводил Радимир на вечерних посиделках. Это было лучше, чем жить без закона, но ветлужцам на первых шагах был необходим не сборник по уголовному праву, а нечто совсем другое: краткий свод привлекательных правил, который легко запоминается и может разойтись по селам и весям без каких-либо усилий с их стороны. Такой закон, который может сплотить ветлужцев в одно целое и привлечь новых людей из окрестных мест! А что можно взять из Русской Правды помимо запретов и наказаний?

Конечно, помимо всяких слов нужны дела, лучшие условия жизни для людей и защита новых поселений. Кроме того, необходимы хоть какие-нибудь "рецепты" на все случаи жизни, чтобы любой спор не превратился бы в кровавую баню, в которую, несомненно, вовлекутся родичи и соплеменники с обеих сторон. То самое уголовное право, которое сдерживало бы людей, и которым был занят воевода. Но пока население было небольшим, вполне можно было обойтись и собранием копы. Главное сейчас -- костяк правил для общего сосуществования, а уж мясо в виде законов на него -- нарастет! Это в русских княжествах вся власть "от бога", освящена долгими годами и традициями, а ветлужцы начинают жить заново!

Приблизительно так рассуждали участники небольшого заговора, который начал свой отсчет в конце зимы вскоре после прихода полусотника с Костромы-реки. Иван появился в Переяславке вместе со своими воинами, вышагивающими по речной излучине на небольших четвероногих животных. Назвать их конями не поднимался язык из-за малого роста, но неприхотливые существа в отличие от своих высокорослых собратьев весьма стойко держались на ледяной поверхности, крепко вцепившись в нее своими шипастыми подковами. За всадниками следовал обоз из четырех саней, на которых они везли свое имущество и несколько мешочков соли, выпаренной в небольших котлах еще осенью. На вопрос, где полусотник достал лошадей, тот ожидаемо махнул рукой: "Э... Махнул не глядя!". После этого вопросы об ушкуе не задавались, а сам он на целый вечер поступил в полное распоряжение воеводы и его ближников. И даже, по слухам, успел на пару с Трофимом искупаться в ближайшей проруби.

А рано утром в дружинной избе собралась теплая компания из пяти человек. Еще год назад они не представляли себе, что ближе друг друга на этом свете у них никого не будет. А теперь даже подумать об ином не могли... Перед Вовкиными глазами надолго запечатлелась картинка того дня. Русская печка, сложенная еще осенью на месте старого подтопка, ласково грела горницу, отсекая зимние февральские морозы. На столе горкой лежали политые медом плюшки, позаимствованные со вчерашних затянувшихся посиделок. На шестке пускал пар неказистый чугунный чайник, изготовленный Николаем пока лишь в единственном экземпляре. Жгли лучины, поскольку на улице было еще темно, и тихонько говорили обо всем. Мальчишки сначала молчали и слушали, как взрослые обсуждают насущные вопросы будущего бытия, а потом Вовка встрепенулся и предложил осуществить свой замысел, вынашиваемый им с середины осени.

Точнее, это был отчасти осуществленный план того, как довести "Ветлужскую Правду" до своих "восторженных" поклонников. Несколько десятков листков белесой бумаги из конопли уже были вынуты из-под пресса и сушились в мастерской. Свинцовые квадратики с буквами тоже ждали часа, когда их заправят в наборную доску, смажут чернилами и обрушат по направляющим на плотные листки картона. Ничего хитрого Вовка не выдумал, и до настоящего печатного станка было еще далеко, но одновременно подготовить два десятка страниц, пользуясь наборной кассой, уже было можно. А уж отпечатанный текст мог вполне случайно разойтись по окрестным весям. За это поругают и все.

Проблема заключалась в другом. Что нужно изменить в документе и как сделать, чтобы данный печатный экземпляр не только отражал чаяния собравшихся, но и был выдан за истинный текст ветлужского закона? На это Вовкин отец заявил, что берет все на себя: скажет, что перепутал листки бумаги и все. Не убьют же!

Вячеслав даже достал черновики, которые сам же и набрасывал под диктовку ветлужского воеводы, и стал зачитывать свой вариант по каждому пункту, как неожиданно для всех полусотник встал на дыбы:

-- Негоже нам обманом внедрять здесь свои правила! -- Иван привстал и поднял руку, прерывая негодующие восклицания, одновременно вырвавшиеся от остальных собравшихся. -- Да это и бесполезно: местное общество просто не примет идеи из нашего времени, они ему чужды. Вот скажи, Слава, на кой ляд ты вписал туда выдержки из нашей конституции: право на жилище, на образование? Они и у нас были филькиной грамотой, а тут и подавно станут пустым местом. Даже в наше время наука была нужна лишь каждому пятому, а то и десятому!

-- Да ну? -- ощетинился Вячеслав, пытаясь выдержать взгляд нависающего над ним полусотника.

-- Ну да. Части школьников вообще хватило бы того факта, что они научились писать и считать! Большинство просто просиживали штаны в средней школе, не давая заниматься другим ребятам! Да и вся методика преподавания была рассчитана на отстающих! Я понимаю, что у нас окружающий мир требовал все более и более подготовленного человека, но все равно даваемый уровень знания был для многих чрезмерным, а для немногих желающих учиться -- недостаточным! А здесь вообще другие, более низкие требования, пойми! Учить надо, но не всех, а только желающих постигать науку! Причем так, чтобы они не голые факты запоминали, а могли рассуждать и развивать эту самую науку дальше! Сначала по конкретным специальностям, а уж потом дело дойдет и до классического советского образования!

-- Всестороннее развитие личности? Да уж, это как раз то, что мы потеряли. В последнее время у нас знания преподавались на уровне "прочитал-запомнил", -- пробурчал Вячеслав, нехотя соглашаясь с приведенными доводами. -- Точнее, давалось столько сложного в весьма кратком изложении, что голова пухла, читая детские учебники... Мол, заучите наизусть и применяйте по надобности! Без всяких рассуждений! А внутрь не лезьте! Хорошо еще, что у Вовки было желание читать познавательную литературу и смотреть развивающие каналы по телевизору, а не какие-нибудь убогие иностранные мультики...

-- А что вы хотите? -- включился в разговор Николай, немного сопя от переполнявших его эмоций. -- Я как-то по телеку смотрел нашего министра образования, так он с честными глазами сказал, что они пытаются взрастить квалифицированного потребителя! Етыть! При советской власти растили творца, созидателя, а стали... оболваненного придурка, который с открытым ртом и бутылкой пива будет смотреть в новостях, как эти прилизанные господа из кожи лезут, чтобы нам сделать хорошо!

-- Ну, с местной наукой разобрались, -- вновь уселся на свое место полусотник, гася вспыхнувшие страсти. -- Так что, товарищи мастеровые, берите желающих и обучайте их тому, что знаете. И не надо устраивать никаких выпускных экзаменов -- жизнь все сама расставит по местам. Придумал что-то новое, внедрил -- получи звание подмастерья, потом первый разряд, второй... А с ним и разные бонусы, зависящие от полученной обществом прибыли. Особо одаренные получат звания мастера, а...

-- А фундаментальная наука? -- Вмешался Вячеслав, нетерпеливо постукивающий свинцовым стилом по столу. -- Какое тут внедрение? От нее никаких бонусов не получишь!

-- Это сами мастеровые решать должны... -- Иван с сомнением посмотрел на Николая. -- Степаныч, как считаешь, сколько вы на это дело от своих доходов можете выделить?

-- Хм... А сколько нам оставят? -- тут же получил он встречный вопрос. -- Сейчас мы вообще денег почти не видим! А если по уму, то на нас нужно выделять половину от зарабатываемой нами суммы!

-- Ого-го!

-- А что ты хотел? -- разгорячился Николай. -- Если платить за все, что мы сейчас получаем задарма, и переходить на самоокупаемость, то так и выйдет. А еще учти, что без нашего ускоренного развития общество вообще не получит ничего. Ничегошеньки! Металл лет через десять только ленивый лить не будет, технологию изготовления стекла тоже в секрете долго не удержишь, если ставить производство у соседей! Как бумагу делать и книги печатать -- сами всем своим друзьям расскажем! Или ты хочешь все в тайне держать и на этом себе барыши зарабатывать, строя великую державу и гнобя будущих соотечественников?! А, Ваня?

-- А что, ты собираешься отдать наши секреты суздальским или киевским толстопузам? Нет?! Только тем, кто живет по нашим законам? И кто по ним живет? То-то же... Другое дело, что технологии все равно уйдут, даже если мы их будем беречь как зеницу ока! Так что ты там говорил про распределение денег?

-- Что-что... Разве заранее скажешь, куда вложиться нужно? Если вчерне, то из выделенной нам суммы четверть мы отдадим на разработку новшеств, сулящих немедленную прибыль, четверть на фундаментальные исследования, а половину на постройку новых производств.

-- А себе? -- ехидно задал резонный вопрос Вячеслав. -- Что сами кушать будете?

-- Шиш с маслом на хлеб будем намазывать! -- неожиданно взорвался Николай. -- Если мы еще сами себе платить будем, то точно превратимся в монстра, который будет озабочен лишь своей прибылью! Как бы мы не относились в свое время к советской власти, но она нам честно говорила про гнилое нутро общества, построенного на наживе! Хватит, наелись! Пусть общество платит, и оно же устанавливает правила! Даже если не очень эффективно получится, то хоть какое-то равноправие соблюдаться будет!

-- Ша! Распалились! -- стукнул ладонью по столу Иван. -- Степаныч, если ты так считаешь, то делай! Я тебя поддержу... А теперь о наших баранах, то бишь тех, кто пойдет по крестьянской или воинской стезе... хм, как я! Помимо некоторой специфической подготовки, мы им будем давать лишь самый минимум. Пусть учатся читать, писать и считать, по здешним меркам это уже очень приличное образование! Можно и в Правде это запечатлеть, но только самыми простыми словами, а не "каждому гарантируется образование"... Ты еще, Слава, про названный мной минимум там упомянул бы!

-- Угу, -- понуро кивнул Вячеслав. -- А куда же ты врачей денешь? Как крестьян будем учить культуре земледелия?

-- Все туда же пошлем -- к мастеровым людям. Будете зваться школой, как сейчас и заведено.

-- Понятно...

-- А что касается жилья... -- продолжил полусотник, немного горячась, -- так местный мужик при поддержке своих родичей сам возведет себе пятистенок, и не будет ждать ни от кого милости. Ему нужна свобода и защита! Он должен знать, что если придет на наши земли, то получит и то и другое, кем бы он раньше не был! Я не говорю об убийцах, ворах и прочей швали! Если вскроется подобная ложь, то мы сами повесим такого наглеца или выдадим головой по первому требованию!

-- А если холоп прибежит? -- вскинулся на этот раз Николай.

-- Тогда община должна понимать, что берет на себя ответственность за его укрытие. В первую очередь финансовую! А что ты хочешь? Бодаться с суздальским князем и сдерживать нашей сотней его вооруженные тысячи? А следом воевать с Волжской Булгарией, Новгородом, Киевом?.. То-то же! Брать надо, но и нести ответственность -- тоже. И еще... я Трофима никогда не предам, и он это знает. А у нас с вами получается самый настоящий обман. Да и бороться с ним легко -- достаточно заявить, что данный документ никакого отношения к воеводе не имеет!

-- И что ты предлагаешь? -- хмыкнул Вячеслав.

-- Да ничего нового, то же самое, о чем мы с вами рассуждали. Обязанности человека и его права! Свободу, мол, получишь, но для этого должен брать в руки топор и идти ее защищать! Без исключений! А не идешь по каким-то причинам, пусть и весьма весомым, то лишаешься права голоса и возможности занимать какой-нибудь пост! Единственным исключением могут быть немногочисленные мастеровые, -- Иван бросил взгляд на одобрительно кивающего Николая и добавил. -- Однако им тоже нежелательно вставать над местным людом, поскольку через некоторое время они закопаются в своих железках и перестанут понимать его чаяния! Пусть гильдию организуют и там устанавливают свои порядки!

-- Пусть так, -- кивнул Тимкин отец, оглаживая свою бороду. -- Мастеровым власть над людьми не нужна.

-- Вот и хорошо, -- удовлетворенно щелкнул пальцами полусотник. -- Но надо все это обсуждать вместе с местным населением, а не сидя по углам как заговорщики. Только тогда получится что-то работоспособное! Кроме того, данную писанину разводить на десятки листов не надо, должно получиться что-то емкое, но вместе с тем краткое. А потом надо запускать этот документ втихомолку в массы, как Вовка и предлагал! В основном к черемисам, их чада уже обучаются в нашей школе языку, так что проблем быть не должно! Пусть пропагандирует у них ветлужский образ жизни! Это будет уже не обман, а уловка... да еще по отношению к соседям, а не к родичам! Здесь такое одобряется. А уголовное и административное право напишутся сами собой, постепенно! Возьмем что-то из традиций нашей копы, что-то из Русской Правды, римских законов...

-- Может быть, нужно на каждый пункт создать свой лозунг? -- подал голос Тимка, молчавший все это время. -- Чтобы легче запоминался? Например, "Век живи -- век учись", "Без наук -- как без рук"...

-- А что? -- смутился Вячеслав. -- Тимка прав. Так до людей дойдет быстрее. Могу еще предложить... "Человек без знаний -- все равно, что гриб: хотя на взгляд и крепкий, а за землю плохо держится".

-- Вот! -- Подвел итог одобрительным возгласам Иван, посмеиваясь. -- Так и пиши перед словами об обучении! А в конце документа добавим: "Закон -- что дышло: как повернул, так и вышло"... -- После того, как оживление, вызванное новыми предлагаемыми поговорками, угасло, полусотник обернулся к лекарю. -- Так что, давай, Слава, формируй новый документ вместе с Трофимом, и обсуждайте его на малом совете. А я прямо сегодня попробую ему словечко замолвить за такой подход к делу. Думаю, что он не погнушается принять к сведению мое мнение... Все это одобряют? Отлично! А наши лозунги... для того, чтобы их предложить, надо просто найти подходящий момент, вот и все... Хм.

Вовка опять улыбнулся, вспоминая их с Тимкой дальнейшие ухищрения по поиску новых поговорок. Здорово было! Они даже организовали школьный конкурс, где в качестве главного приза выступал самострел с плечами, сделанными из единой железной пластины. Многократно прокованная сталь упруго подавалась под нажимом мальчишеских ладоней, томно отзывалась звоном на несильные удары и причудливо отсвечивала на солнце завитками узоров и жирным глянцем нанесенного воска.

Первый опыт кузнецов вышел на загляденье и вызвал такой шквал новых предложений, что устроители конкурса были бы погребены под их весом, если бы они подавались в письменном виде. Правда, большой пользы это не принесло, зато в течение двух недель почти каждый ученик обзавелся деревянной заготовкой для будущего арбалета, набором тетив из конского волоса и болтами с самым разнообразным опереньем.

Все свободное время мальчишки с горящими глазами обсуждали достоинства и недостатки спусковых механизмов, хвастали точеными ложами и ждали, когда же у кузнецов дойдут руки до новых пластин, "козьих ножек" для взвода самострелов и наконечников для болтов. А сколько стрел было потеряно в мартовском снегу, когда начались пристрелки грозного оружия! Сколько конских хвостов было основательно прорежено темными ночами! Сколько слез украдкой было пролито, если выстраданная конструкция не желала посылать стрелы точно в цель или вычурный спусковой механизм, который был "самым-самым" среди всех остальных, рассыпался грудой обломков! Приходилось утешать и помогать, советовать и ругаться... Но что это было за время!

Неожиданно под ногами у Вовки оказалась прошлогодняя еловая шишка, и он стал ее гонять, пытаясь не попасть голыми пальцами по выступающим массивным корням, вылезшим почти на середину тропы. Как же хорошо! Скоро он придет в Болотное, и там они с ребятами попробуют получить настоящее стекло!

Первые опыты были поставлены на основе довольно распространенных среди местного населения рецептов. Мешали одну часть песка с суриком, плавили в печи и получали стеклянную массу, которую можно было вытягивать, накручивать, куда-то заливать. Сам сурик представлял собой окись свинца, из которой мастеровые люди иногда делали красно-оранжевую краску, распыляя раскаленный металл в воздухе, быстро его охлаждая и в дальнейшем перемалывая в мельницах. Однако такая масса не поддавалась дутью -- она была слишком жидкой. Таким образом, ветлужцы в лице их мастеров могли получать лишь глазурь на посуде, стеклянные бусы и браслеты. Уже зная, что производство стекол в Киеве было поставлено на широкую ногу, хотя и держалось в строжайшем секрете, Вовка недоумевал: кто мог поделиться таким рецептом изготовления, который является фактически тупиковым? Византийцы, которых местные называют ромейцами? А для чего? Чтобы у них не было конкурентов?

Точные ингредиенты для изготовления стекла вспомнили сообща. Точнее, сначала Мокша упомянул расстроенному Вовке, будто он слышал про золу, которую добавляют в стеклянную массу. После этого был устроен мозговой штурм, в который вовлекли главного технолога ветлужцев. Но на удивление всех, точный рецепт изготовления вспомнил не дядя Коля, а Вовкин отец.

Довольный тем, что его сын собирается получать поташ для мыла, которое ему было необходимо позарез, он заявил, что и для стекла такой рецепт годится. По крайней мере, золу или соду, нужные для плавки и выделки, в стекло точно добавляли, как и известь для блеска и химической стойкости. А вместо золы можно ведь использовать тот же поташ, хотя для килограмма этого сырья нужно переработать почти целую тонну древесины... После этого и дядя Коля часто закивал головой, добавив лишь, что сода лучше, а с золой стекло должно получаться зеленоватым и надо что-то использовать для его обесцвечивания. Про известь он не слышал, но охотно верил, что такое возможно. А еще сказал, что можно получить разноцветное стекло, используя определенные добавки. Раз местные используют сурик, который является оксидом, судя по способу его получения нагревом в воздухе, то можно попробовать другие окиси металлов, той же меди...

-- А ну, стоять!

Вовка даже не заметил, что тропа почти привела его в сторону Болотного, и он наткнулся на кого-то из охранения, состоящего из учеников воинской школы.

-- С какой стати? Это же я, Вовка, своих не узнаешь?

Такой ответ он выдал лишь из-за того, что пребывал в сильной растерянности. Обычно сидящие в засаде даже не отвлекались на местных и приставали лишь к удмуртам, приходящим из дальних гуртов к родичам. А уж его самого они не знать не могли: каждый день он общался с отбывающими трудовую повинность ребятами, проверяя качество работы, а уж скольких переучил письму и счету... Тем не менее, кусты раздвинулись и тропу загородил здоровый вислоухий паренек, сопровождаемый двумя дружками более скромной комплекции.

"Янган, пятнадцатилетний дылда из зимнего черемисского набора с низовьев Ветлуги. -- Констатировал печальный факт Вовка. - Тот еще лентяй и неряха, постоянно приходится за ним переделывать. Если есть возможность что-то сделать спустя рукава, то так и будет: инструмент будет валяться прямо в грязи или под снегом, на каждое замечание я получу лишь высокомерный взгляд и вид, что меня не понимают..."

-- И что вы тут делаете? -- Вовка недоуменно пожал плечами. -- С каких это пор в лесную стражу ставят троих? Одного я забираю с собой на трудотерапию...

Вообще, с подобным клиническим случаем в лице Янгана он столкнулся первый раз. Окрестные переяславские ребятишки всегда были под присмотром Мстиши, а тот любую лень и непослушание не спускал с рук. Да и не было ничего такого -- заразительный пример командира окрестных пацанов действовал на них лучше всякого окрика. С удмуртскими мальчишками тоже установился контакт: после первых драк и разборок их лидеры были выдвинуты в десятники, а сами по себе оказались совсем неплохими ребятами. Кроме того, их отцы в большинстве своем чувствовали расположение к переяславцам и прививали уважение к тем в своих семьях.

А с черемисами с самого начала получались какие-то несуразности. Лаймыр выбил для своей молодежи кое-какие привилегии, и ее объединили в три отдельных десятка, не смешивая с остальными. Четыре месяца пролетели как один миг, но до сих пор многие из них почти не могли внятно общаться с хозяевами школы. Постоянно приходилось любой приказ доводить сначала до особо одаренных в языках, а те уже в свою очередь объяснялись со своими соплеменниками. На любые жалобы по этому поводу Свара лишь пожимал плечами и мрачнел лицом: договоренности воеводы он был отменить не в силах. Янган был одним из трех черемисских десятников, с которым можно было хоть как-то разговаривать, но вот желания общаться обычно не было никакого...

-- Послушай, мастеровой, -- без всяких предисловий начал черемис, поигрывая боевым ножом, который выдавали лишь дозорным. -- Дело у меня к тебе...

-- Это ты меня послушай! -- неожиданно для себя закипел Вовка, обычно не обращающий на такие мелочи внимания. -- Кто тебе разрешил обнажать оружие? Или тебя Свара не приучил оплеухами, в какие моменты это можно делать?

Удар кулаком в живот опрокинул молодого мастера на землю, заставив скорчиться от боли, и над ним тут нависло крупное лицо Янгана:

-- Хотел же по-хорошему предупредить, а теперь придется... немножко побить. А теперь слушай! Ты наш десяток больше не ставишь на грязные работы: добычу руды и торфа, а за меня попросишь Свару. Он тебя слушает э... к тебе прислушивается. Пусть возьмет меня к тем ребятам, которых он мечом учит владеть. Ты все понял? Если сделаешь, то я тебя больше не трону.

-- Да пошел ты... - стал подниматься Вовка, но последовавший удар ногой вновь опрокинул его наземь. Шнурки порвались и сорвавшиеся с шеи ботинки укатились куда-то в сторону. Сам он ощутимо приложился копчиком, а выступающие древесные корни прошлись тяжелым катком по его спине. Чувствуя, что не может ничего противопоставить своему великовозрастному обидчику, Вовка резко передвинулся к нему и обхватил ударившую его ногу двумя руками.

-- Решил сапоги мне целова?.. -- фразу Янган не закончил, потому что выше голенища по его ноге неожиданно разлилась сильная боль, захватывая все новые и новые участки тела. Он тут же изо всех сил ударил кулаком в голову укусившего его до крови мальчишку и проорал подельникам на своем языке нечто, понятное без перевода. -- Бей его!

На Вовку обрушились удары со всех сторон. Сначала он сопротивлялся, пытаясь отмахнуться, но потом лишь скорчился на лесной тропинке, прикрывая лицо от мелькавших иногда в поле его зрения ног. Выдохлись нападающие довольно скоро, минут через пять, но к этому времени на его теле не осталось ни одного живого места. Ребра с правой стороны болели особенно сильно, однако Вовка все же поднялся и пошел, едва перебирая ноги, в сторону мастерских. Прилетевший сзади пинок вновь опрокинул его на землю:

-- Попробуй только кому-нибудь рассказать, падаль! Найду и убью!

Последующий путь до школы Вовка запомнил с трудом. Шел он долго, спотыкаясь и падая, а под самый конец помутившееся сознание заставило его встать на четвереньки. Так он и вполз в лагерь, не обращая внимания на сгрудившихся вокруг него ребят, которые пытались оказать ему помощь, но не понимали, как это можно сделать. Они просто не смели его тронуть, потому что просвечивающее сквозь разорванную рубаху тело представляло собой один сплошной кровоподтек. Последнее, что Вовка заметил, было дрожащее лицо Тимки, рухнувшего перед ним на колени прямо в кучу пыли, густо усеянную каплями крови из его собственного разбитого носа.

***

Гулко бил большой барабан, ритмичное звучание которого распространялось по всему селению и проникало в самые укромные его уголки, созывая всех на общий сбор.

"Бум-бум, бум-бум!"

Звук проникал на лесные делянки, где подростки заготавливали дрова и даже на дальние болотистые участки, где они же собирали руду и торф для того, чтобы впоследствии пережечь его на кокс.

"Бум-бум, бум-бум!"

Удары разносились вдоль маленькой лесной речушки под названием Люнда, где в другое время постоянно толпился народ: с верховьев сплавляли заготовленный зимой лес, а с низовьев по очищенному руслу двигались однодеревки с углем из окрестных сел.

"Бум-бум, бум-бум!"

Здание школы стояло пустым, и звук носился по его коридорам, врываясь внутрь через открытые волоковые оконца.

"Бум-бум-бум, бум-бум! Бум! Бум! Никакой опасности нет, но я хочу видеть всех, кто свободен, -- сообщал большой барабан. -- У вас осталось совсем немного времени, чтобы добраться до точки общего сбора".

Из Сосновки спешили последние жители, которые были по каким-либо причинам не заняты на сельскохозяйственных работах. Дома остались лишь одни старики да малые дети, совместно присматривающие за хозяйством.

"Бум-бум, бум-бум!"

"Да когда же ты заткнешься, ненасытный мешок из кожи! -- поморщился Дмитр, пытаясь унять головную боль, иногда возникающую у него после бессонной ночи. -- Уже выпил все мое терпение! Доколе?!"

Наконец удары затихли, и перед рядами молодых подростков на поляне, которая была облеплена подошедшими людьми, показался мрачный воевода. Пройдя до середины открытого пространства, он замер перед выстроившимися десятками. А те в свою очередь изо всех сил пытались перед ним тянуться, но вот выходило это у них плохо. Да и сами они тоже выглядели не очень. Прямо можно сказать -- неважно выглядели: подбитые физиономии, руки на перевязи, двое вообще еле стоят... А приходилось держаться, потому что воевода сказал собрать всех. Черемисская молодежь вообще выглядела загнанными в угол волчатами, мрачно скалящими зубы на разворачивающееся действие. Если бы не Свара, стоящий рядом с ними, то давно бы разбежались, несмотря на последствия...

"Да, забавный вчера был денек!"

Мысли Дмитра покатились куда-то вдаль, отвлекая его от молчания, которым была заполнена ровная поляна или, как ее называли местные, плац.

Зима прошла для него вполне неплохо, оторвался он на всю катушку и ничуть не пожалел, что согласился на предложение ветлужцев. Точнее, у него не было другого выхода, но... За это он лупил местное воинство почем зря! Все дни подряд с тремя перерывами на еду в здании школы. Гридни сначала смотрели на него с озлоблением, но потом втянулись и некоторые даже стали показывать зубы. Сразу лупить стало тяжелее. А уж когда сюда на пару месяцев явился Гондыр и этот черемис, как его... Вараш, то совсем осмелели, а до него самого дошли неясные слухи, что эта парочка сотворила на волоке с его земляками! Да, те еще сорвиголовы! Однако он им устроил баню с веничком! Пусть знают, что не все такие размазни, как его бывший хозяин. Только эти двое не унялись и попросили еще! Потом подошли со всем уважением и...

"Эх, хорош медок был! А после вечернего загула они даже попросили все подробно объяснить и показать в замедленном движении. О как! А следом прогнали через меня свои десятки. Эх, жалко, что по весне эта братия ушла в верховья Ветлуги, но... перед уходом они вновь проставились! Молодцы! Добрые вои!

Теперь приходится соображать на двоих с Алтышем, другим учителем оставшихся вялых скоморохов! Он тот еще волчара, вон стоит с другого края плаца, наблюдая за порядком. Тоже неплохой вой, может взять у меня один, а то и два поединка из пяти. Не больше. И то, если я расслаблюсь. Жалко только, что с воеводой клинки скрестить не получилось -- тот рогом уперся, что невместно ему, а вот с полусотником...

И этот тут! Стоило только упомянуть. Оперся на подходящее дерево и делает вид, что спит, а все происходящее его не касается! Разгильдяй еще тот, почти как я! Может, поэтому у меня с ним не заладилось? Нет, первые два боя я у него взял, как и ожидалось, а вот потом... потом как будто натолкнулся на какую-то стену! В итоге так разъярился, что почувствовал -- еще немного и зарублю, не сдержусь, а он... В общем, этот гад ползучий сошелся со мной в рукопашную, выбив каким-то чудным образом оружие, а в ближнем бою я против него почему-то ничего поделать не смог... Ну а в четвертый раз он просто перерубил мое окованное топорище своим мечом, а потом сам же этому и удивлялся, рассматривая срез! Правда, взамен старой секиры подарил другую, тоже неплохую, да и разрубленная мне осталась... Еще рукопашному бою пообещал научить в обмен на мои уроки, но почти сразу усвистал куда-то на Оку. Ничего, раз прибыл -- не отвертится!"

-- Ну что, допрыгались?! -- прокатился рык воеводы по плацу, заставив затрепетать почти стройные ряды подростков.

"О! Сейчас прорабатывать будет! -- повторил недавно услышанное словечко Дмитр, незаметно ухмыляясь в усы. -- Да чего они так испугались?! Подумаешь, подрались сопляки! Не убудет от них!"

На самом деле он прекрасно понимал, что дела обстоят гораздо хуже, и вчера не дошло до смертоубийства только потому, что они со Сварой вмешались и прекратили от имени воеводы распрю между местными и черемисскими подростками.

После того, как по горячим следам было проведено расследование и ботинки нашлись прямо около того места, где стоял дозор, дальнейшее выяснилось довольно легко, несмотря на то, что главный виновник произошедшего, Янган, упирался до последнего. Смотрел честными глазами на вопрошающих и даже пытался гадать, кто мог такое сотворить. Мол, прошел мастеровой по тропе, а что дальше было -- не ведает. Лишь мелькнувшая на лице удовлетворенная и злая улыбка расставила все по своим местам: поганец еще не до конца научился сдерживать свои чувства.

Дальше все пошло как по маслу. Припугнутые Дмитром подельники раскололись быстро, посмотрев на дыбу, сооруженную им на скорую руку. А всего то и требовалось: веревка, перекинутая через сук и разожженный под ней костер. Бог весть чего они надумали по этому поводу! А он, может быть, просто котелок собирался повесить над огнем таким забавным образом! Или в своем воображении они уже висели на этой веревке с заломленными назад руками? Ладно, это их дело! Хотя... Кто знает, к чему пришлось бы прибегнуть, если нашкодившие малолетки продолжили бы упорствовать.

К моменту разоблачения Алтыш уже убежал за лекарем и к воеводе, поэтому думать, что делать дальше, им пришлось со Сварой. Дело-то непростое! Побитый мальчишка остался за главного среди мастеров, так что речь шла о нападении на представителя власти! Не больше, не меньше! Однако, пока суть да дело, страсти у недорослей разгорелись нешуточные: взяв за пример осенний поход Гондыра, шесть десятков местных сорвиголов окружили место проживания черемисских мальчишек и стали требовать с них поединки, подкрепив свои претензии несколькими самострелами. Вызов проводили по-честному, как удмурт в свое время и делал: приглашать в круг можно было по очереди от сторон, а выбор оружия оставался за вызывающим. Как и осенью, местная пацанва тоже указывала почти на одного и того же.

"Вот он, кстати, едва стоит на ногах! -- Взгляд Дмитра невольно метнулся на ближний к нему десяток. -- А уж рожа... Васильки и то среди ржи бледнее смотрятся. Ха! Ладно, хоть местные заводилы решили, что черемисская мелюзга еще не готова использовать настоящее оружие, поэтому предлагали им драться лишь деревянными мечами или просто голыми руками! Все-таки Свара и Алтыш проводили занятия с наиболее подготовленными из них на железных клинках, могли и..."

Дмитр вздохнул, вспоминая, как вчера под вечер прибежал на место действия, где разгорячившиеся малолетки уже начали доставать ножи. Пришлось ему поработать руками, чтобы предотвратить намечающуюся свалку. А потом еще всю ночь бдеть вместе с Алтышом, чтобы расшалившиеся юнцы чего-нибудь не напортачили до прихода воеводы. Правда, заняться было чем: за свое дежурство они успели угомонить приличную бутыль, а заодно обсудить не очень хорошую новость, которую буртас принес из Переяславки. Воевода за что-то рассердился на своих ближников и объявил им, чтобы без его соизволения они даже взгляд не смели бросать в сторону хмельного.

"Ну да ничего, этих не жалко, пусть помучаются! Лишь бы на простых воев такие порядки не спустились! Или хотя бы минула чаша сия их учителей!"

-- Решили сами наказать своих обидчиков, забыв, что есть я, поручившийся за их жизнь своим словом? -- продолжал тем временем воевода, стоя перед переяславскими и отяцкими мальчишками. -- Или, может быть, есть желание подменить собой копу, на которой ваши отцы и деды вершат правосудие общины?! Я обещаю, что лично повыдираю клыки тем волчатам, которые заиграются! Понятно?.. Ваше наказание еще наступит, а пока слушайте, что я думаю насчет минувших событий!

Воевода подошел к черемисским десяткам и медленно повел вдоль них глазами, заставляя отроков опускать свои взгляды или прятать лица за спинами впереди стоящих.

-- Ваши жизни не в моей власти, но вы на моей земле! На нашей земле! И никто не позволит вам устанавливать тут свои порядки! Шакалье из ваших рядов подняло руку на моего человека! Моего!!! И только за это я лично спрошу немалую виру в его пользу! Кроме того, ваши рода ответят за то, что мы потерпели убытки и теперь находимся не в такой безопасности как прежде! У нас не так много мастеров, чтобы мелкая шваль точила о них свои зубы! Они неприкосновенны, понятно?! Мы не сможем делать оружие и новые товары без них! Это сотни и сотни гривен серебра, и вы понесете за это ответ! -- Уловив тень насмешки, мелькнувшую на лицах злополучной троицы, Трофим придвинулся к ним поближе и отчетливо прошипел. -- Решили, что я безмерно добр и лишь языком могу трепать в вашу сторону? Попробуйте еще раз ухмыльнуться -- вздерну сомневающегося в моем праве карать и миловать тут же!

Воевода развернулся к стоящему недалеко Мстише и уже более спокойным голосом закончил:

-- Он заговорил? Ты его спросил, что я велел? Доведи до всех, какое наказание он хочет для обидчиков!

Мстислав подбежал к ощетинившимся черемисским десяткам и стал отрывисто передавать содержание своего разговора с Вовкой:

-- Они пытались его запугать, чтобы освободиться от трудовой повинности. Хотели, чтобы другие за них руду добывали. Били все трое. Ногами. Потом угрожали убить, если что-то расскажет. Наказание для них ему не важно, но видеть их лица он более не желает. Зачинщик -- Янган. Наши ребята о нем весьма нелестного мнения: лентяй, других за грязь держит, и весь десяток за собой вниз тащит. Моя вина, что не уследил. -- Мстиша покаянно кивнул головой и продолжил. -- Еще Вовка просит, чтобы всех молодых мастеров и их учеников обучали рукопашному бою и обращению хотя бы с ножом. -- Скосив глаза на полусотника, стоящего в стороне и дождавшись ответного кивка, он закончил доклад. -- У меня все.

-- Что ж, его слова я услышал. А насчет вины... Все мы повинны в произошедшем и я в том числе. Однако исправлять некоторые ошибки никогда не поздно... -- Трофим прищурился и оглядел расслабившихся черемисских мальчишек. -- А посему говорю свое решение. Судить эту троицу будут их родичи, но свое мнение до них я донесу. Да и нам никто не может помешать относиться к ним так, как они это заслуживают! Теперь они для нас никто! И никогда не будут своими! Никогда и нигде! -- Воевода выждал волну оживления, пронесшуюся по строю и продолжил, глядя на десятки черемисов. -- За понесенные потери я еще спрошу с ваших отцов, но свой заработок, считайте, вы потеряли! Все! Раз вы на особом положении и вас пальцем не тронь, то и отвечать вам за свои грехи всем вместе. Те же из вас, кто пожелает остаться и начать все заново, отныне распределятся в другие подразделения и будут подчиняться нашим законам... Слышишь, Мстиша? За их обучение и знание языка отвечать всем остальным в десятках! Это уже вам как часть наказания! Учите как своих, и руки не распускайте! Лично спрошу, если услышу недовольство из чьих-то уст. Всем по-новому разделиться и как прежде в одну седмицу назначать десятников из местных ребят, в другую -- из черемисов. Через три месяца назначишь постоянных. Скоро прибудет еще пополнение -- их распределить так же. А теперь... Кто-то из вас желает покинуть наши ряды?

Последний вопрос был адресован черемисским подросткам, настороженно внимающим воеводе. Всю его речь они постоянно шушукались, но на это никто не обращал внимания -- многие из них просто не понимали произносимых слов и соседи им досконально все объясняли. Трое обвиняемых сразу же вышли из рядов, слегка прихрамывая и морщась от боли. Янган уже почувствовал себя в безопасности, поэтому сразу же обернулся и прикрикнул на стоящих позади него. После резких слов еще четверо из его десятка выбрались вслед за ним.

Остальные выходить не рискнули, опасаясь гнева своих родных. Все-таки их посылали сюда не затевать распри. Хотя вполне возможно, что им было просто противно, когда один из них попытался себе силой выбить лучшие условия жизни, либо они действительно хотели остаться в рядах ветлужских мальчишек, уже понемногу превращающихся на их глазах в полноценных воинов.

-- Все вышли? -- продолжил воевода. -- Хорошенько подумали? А теперь слушайте те, кто остался, и запомните на долгие годы! Честь дороже жизни! Именно так завещал нам Святослав, говоривший, что "мертвые сраму не имут"! Сменятся поколения, но эти слова будут повторять самые отважные и честные души, эта фраза в трудные времена станет греть многие сердца. Многие, но не все. Всегда останутся выродки, которые будут силой или обманом добиваться для себя легкой работы и сладкой жизни. Они будут лгать вам в лицо, красть у вас честно заработанный кусок и даже посылать вас на смерть, чтобы потом с презрением сплевывать в вашу сторону! В сторону тех, кто надрывается в тяжком труде, чтобы родичи жили в безопасности! Про них будут говорить, что они умеют жить и кое-кто даже позавидует их благополучию, однако помните, что такое умение означает лишь одно -- эти люди не отличаются особой честностью. И лишь от вас зависит, чтобы они не затесались в ваши ряды!

Трофим немного помедлил, прошелся вдоль строя школьников и решительно махнул рукой:

-- Я не хотел этого говорить, но все-таки скажу... Я горд тем, что вы вступились за своего товарища, хотя как воевода должен вас наказать за это. Однако честная драка всегда была развлечением для мужей и таких, как вы, недорослей! Вызвать на поединок соперника и победить его один на один -- такое лишь прибавит вам чести. Но победить, а не унизить! И я рад, что вы пошли по этому пути! Поэтому я прощаю тех, кто вознамерился обойти меня и самостоятельно воздать должное обидчикам. Однако не спущу этого в следующий раз -- повыдираю клыки, как и озвучил! Более того, я разрешаю в нашей воинской школе решать мелкие обиды посредством поединков! Условие одно -- увечий быть не должно, а за справедливостью вызова должен следить старший среди учеников! Ему и решать, состоится поединок или нет. А теперь... Дмитр! Свара!

Новгородец поспешил приблизиться, отойдя от своей вальяжной привычки пропускать приказы мимо ушей.

"Да, вроде бы он оставил все на усмотрение черемисов, а на самом деле... -- Дмитр хмыкнул, останавливаясь около ветлужского главы и осмысливая прозвучавшие слова. -- На самом деле наказал их самым страшным образом, хотя те этого еще не понимают. Надо же так испортить себе жизнь -- весь свой век принимать косые взгляды от родичей! Такое шило в мешке не утаишь! Что там говорил Алтыш? Три вещи нельзя скрыть: любовь, беременность и езду на верблюде... Ох, как он был не прав: невозможно спрятать от окружающих лишь свою глупость!"

Следующий приказ заставил Дмитра расплыться от удовлетворения:

-- Этих четверых, желающих нас покинуть поскорее, спровадьте в Переяславку, их родичи скоро должны будут прибыть на торги. Хм... Почему только половина осталась, кто-то вернулся в строй? Ладно, пусть так. А вот этих смутьянов... в колодки и на работы, какие им по силам. Прямо сей же час! Я Лаймыру не обещал, что буду эту троицу бесплатно кормить до того времени, как он соизволит обеспокоиться их судьбой! И, Свара... выбери что-нибудь погрязней!

Глава 3

После того, как лодьи миновали возвышающийся на берегу Батлика1 холм и подошли к обрывистому песчаному берегу, неподалеку от которого завершала свой бег маленькая лесная речушка, Юсуф был готов увидеть все, что угодно. В его фантазиях крепость ветлужцев представала нерушимой твердыней с высокими бревенчатыми стенами, сложенными из мореного дуба, крытыми галереями, защищающими людей от навесного обстрела, и глубокими рвами с плескающейся в них водой. Про мощные земляные валы можно было не говорить -- они сами собой подразумевались. Чтобы такая воинская сила да не имела массивных укреплений за своей спиной? Однако действительность оказалась до неприличия прозаичной: кусок убогого тына в два человеческих роста заставлял сомневаться в здравом уме местных обитателей. И это именно то место, в которое он так стремился?!

# # 1 Б а т л и к -- Ветлуга (булг.)

С другой стороны надо признать, что за Вису2 на море Мраков3 есть область, известная под названием Йура4, где летний день очень длинен и солнце не заходит сорок дней. В этих землях тоже не строят укреплений, а люди совсем дикие. Но все же и там торгуют, хотя весьма странным образом: когда булгарские купцы подходят к селению, то им приходится класть товар около определенного, обычно очень большого дерева. После этого каждый из торговых гостей делает на своих вещах особые знаки, объясняющие, что он хочет приобрести и лишь потом уходит, чтобы утром найти на этом месте именно то, что заказывал. Если купец соглашается на такую сделку, то забирает принесенное, а если нет, то уносит свой товар. Все честь по чести, никаких уловок и в помине нет.

# # 2 В и с у -- Верхнее Прикамье.

# # 3 М о р е М р а к о в -- Северный Ледовитый океан

# # 4 Й у р а -- югра или угра русских летописей (предки хантов и манси)

Обычно для обмена булгарские купцы везут знатные мечи с запада Хорезма5 в виде клинков, совсем без украшений и рукоятей. Такое железо звенит от одного лишь к нему прикосновения -- такая у него крепкая закалка. Используют же эти мечи странным образом: местный люд бросает их в море Мраков, а за это Аллах выводит им из моря диковинную рыбу6 вроде огромной горы, мясом от которой они заполняют сотни тысяч домов. Однако главное богатство у жителей Йуры другое: бесконечные леса, в которых много меда, а также соболей с мягким шелковистым мехом. Как раз от драгоценных шкурок купцы и получают большую часть прибыли, несмотря на то, что хорезмийский товар не дешев. Остальной доход приносят невольники, которых тоже частенько предлагают в обмен на клинки. Пути Аллаха неисповедимы, может быть, и ветлужцы окажутся тем золотым тельцом, который приведет Юсуфа к процветанию? Хотелось бы надеяться...

# # 5 Х о р е з м -- древний регион на месте современного Ирана, западного Афганистана и Средней Азии с центром в низовьях Амударьи.

# # 6 Д и к о в и н н а я р ы б а -- речь идет о китах. М е ч и -- гарпуны.

Между тем обшивка лодьи заскребла о дно, и вездесущие мальчишки притянули судно к вынесенным далеко в реку мосткам, сбитым из смолистых сосновых досок. Таких притыков, как иногда называли ульчийцы7 свои причалы, было несколько: место нашлось для всего каравана. Кроме того, в отдалении несколько полураздетых работников настойчиво загоняли тяжелой "бабой" дубовые сваи для нового сооружения. Юсуф одобрительно крякнул и уже в более приподнятом настроении спрыгнул на помост, начав копаться в привязанной к поясу мошне.

# # 7 У л ь ч и е ц -- славянин, русский (булг.).

По старой доброй традиции он любил бросать самую мелкую монетку в стайку собирающихся сопляков и смотреть, как они дерутся за желанную добычу. Этот раз не был исключением: чья-то чумазая узкая кисть сразу же бросилась на перехват его серебряной чешуйки, стараясь поймать ее, прежде чем она ускользнет между досок в мутную речную воду. Грязные пальцы тут же засунули желанную добычу за щеку, а осчастливленный владелец расплылся в неземной улыбке. Вот только дальнейшее несколько отличалось от обычной истории: подзатыльник все-таки прилетел и влепился в юную вихрастую голову от более взрослого собрата, но вот последовавшие за этим слова...

-- Микулка! Тебе сколько раз говорили: не бери грязь в рот, всякая зараза именно к деньгам любит липнуть! Карманы есть -- там и носи. Ну-ка, бери лопату в зубы и веди своих архаровцев холм ровнять! Там по тебе Вышата уже, наверное, соскучился: кран надо передвигать на другое место! -- После этого распекающий мальца мальчишка повернулся к Юсуфу и оглядел его с головы до ног, вызвав у того законное недоумение, засвербевшее в кулаках. Словно почувствовав недовольство купца, юнец все-таки выдавил из себя слова приветствия, а затем представился сам. -- Зовите меня Тимкой или Тимохой, по вашему усмотрению. Воевода просил вас встретить, поскольку сам с полусотником отбыл по весьма срочным делам! Вообще мы ждали вас с самого утра, но даже лучше, что вы явились именно сейчас: Трофим Игнатьич вскоре будет, с ним и пообедаете. Идите за мной, я вас размещу!

Подросток, стоящий перед Юсуфом, отличался от других необычной одеждой с множеством пуговиц, а также тяжелым боевым ножом на поясе: сразу было заметно, что у него несколько иное положение, чем у остальных мальчишек. К нему стоило присмотреться и даже, несмотря на чесотку в кулаках, попытаться выудить какие-нибудь сведения, воздав скупую похвалу оружию. Однако купец успел бросить в сторону этого юнца лишь мимолетный взгляд, поскольку все его внимание неожиданно было привлечено сопляком, поймавшим монету.

Сразу же после вынесенного ему выговора тот переложил монетку в кулак и ринулся исполнять порученное ему дело. Но примечательной была не его исполнительность. Во-первых, он был чумаз с головы до пят, что впрочем совсем не удивительно для детворы в любом месте и времени. Однако это была не грязь, а липкая глина, осевшая на его портках сухими потрескавшимися разводами. А во-вторых, вместе с десятком таких же оборвышей малец метнулся к куче инструмента, сложенной около причала, а там... Сердце Юсуфа захолонуло, на миг ему показалось, что все это сон, но в очередной раз блеснувшие на солнце железные лопаты говорили о том, что он все-таки нашел свое золотое... нет, железное дно! Купец непроизвольно обернулся на соседние мостки и встретился глазами с Ильясом:

"И зачем я взял тебя с собой? Такого товара много не бывает, а делить прибыль на двоих что-то уже не хочется! Надо же, в обычной захудалой веси вместо обычных деревянных лопат используют... Это кто такое мог выдумать, а? Или они не знают цену железа или оно у них настолько дешево, что... -- Юсуфа одернул себя и постарался мыслить здраво. -- Так... Судя по озвученной осенью цене на утварь, не похоже, что у них тут можно слишком хорошо поживиться, однако и без навара не останусь. А раз нет огромных барышей, то и рисковать опрометчиво не следует. Все буду делать с оглядкой и перепроверив не один раз! Так что правильно я взял с собой Ильяса: помимо всего прочего возвращаться вдвоем будет веселее. Еще бы дождаться каравана, с которым шли в эту сторону, но когда тот еще вернется с верховьев Батлика! И пойдет ли обратно тем же путем? Хорошо, что он вообще тронулся в путь, и нам удалось к нему присоединиться!"

Надо признаться, что у Юсуфа были весомые сомнения по поводу того отправит ли наместник Балус своих воев собирать дань с черемисов, аров1 и живших на другой стороне Кара-Идели2 сербийцев. Причина для неуверенности была нешуточной -- неожиданная смерть правителя Волжской Булгарии. После скоропостижной кончины царя Адама на трон был поднят его сын Шамгун, и казалось, что ничто не может подкосить устои страны. Тем не менее, новое правление сразу же ознаменовалось крупными волнениями среди земледельцев и ремесленников, требующих снижения налогов. Первыми выступили жители столичной провинции Байтюба3. Пока дело ограничилось лишь изгнанием билемчеев, занимающихся сбором податей, но для сведущих людей было ясно, что этим не закончится.

# # 1 А р ы -- удмурты, с е р б и й ц ы -- предки чувашей (булг.)

# # 2 К а р а - И д е л ь -- Волга от истока до устья Камы, А к а - И д е л ь -- Ока (булг.)

# # 3 Б а й т ю б а, М а р т ю б а, М а р д а н -- провинции Волжской Булгарии (булг.)

Среди купцов ходили разнообразные слухи о смуте, однако такие обрывочные сведения при всем желании не могли помочь им узнать, будет ли наместник северо-западной провинции Мартюба, простирающей свои границы от окрестностей Учели1 до устья Ака-Идели, отсылать своих ак-чирмышей2 на сбор дани, в то время как они могли понадобиться в другом месте.

# # 1 У ч е л ь ( О ш е л ь ) -- название Казани с 1103 по 1220 гг. (булг.)

# # 2 Ч и р м ы ш и -- государственные военнообязанные крестьяне. А к - ч и р м ы ш и -- привилегированные государственные военнообязанные крестьяне. В военное время они были обязаны участвовать в войнах, где могли получать часть добычи, а в мирное время платили такой же по размеру налог, как субаши. С у б а ш и -- привилегированные государственные крестьяне-мусульмане, призывающиеся в ополчение лишь в крайнем случае и платящие минимальные налоги. Субаши и ак-чирмыши были причислены к рыцарскому сословию и могли носить оружие. К а р а - ч и р м ы ш и -- государственные крестьяне-язычники, обязанные платить повышенный налог либо государству, либо царскому дому. Кара-чирмыши платили двойной субашский налог, налог в пользу мечети и, кроме того, несли прочие повинности. К у р м ы ш и -- самый низший разряд крестьян, плативших большие налоги феодалам. К у р с ы б а й -- профессиональное войско булгар, набранное из добровольцев мусульман (булг.)

Дело еще осложнялось тем, что Балус всего три года назад был правителем другой, более могучей юго-западной области Булгарии -- Мардана, которая находилась на границе со степными владениями кипчаков и постоянно подвергалась их атакам. Царь Адам тогда посчитал, что наместник не справляется со своими обязанностями, и передвинул его в захолустную Учель, поменяв местами с беком Селимом Колыном. Тот с блеском заманил половцев в ловушку и хан Айюбай вместе со своими сыновьями был уничтожен. Балус же остался на задворках истории и его обида на несправедливую судьбу, а также на отца нового правителя никуда не делась. И это был еще один повод, чтобы нынешний глава Мартюбы не распылял свои силы.

И все-таки дань надо было собирать, поэтому караваны, чуть замешкавшись, тронулись в путь. Но на этот раз воинов было не очень много, хотя их и хватало благодаря прозорливому беку Колыну, прежнему наместнику провинции. Да-да, именно сын свергнутого сорок лет назад царя Ахада Селим Колын, ранее отметившийся на русской службе, сделал многое для Мартюбы. Именно он долгое время являлся в здешних местах правой рукой умершего в этом году правителя Адама. Насмешка судьбы -- подчиняться тому, кто сверг твоего отца! Однако служил, и достойно, создав на месте трех крепостиц настоящий городок!

Хотя надо признать то, что первым в Учеле был Субаш. Именно его усилиями пятнадцать лет назад на месте небольшого поселения начали воздвигаться укрепления, которые потом использовались не только для походов на русских князей, но и в качестве опорного пункта для сбора дани с окрестных племен. И именно его имя Юсуф упомянул, рассказывая ветлужцам прошлой осенью про наместника. Точнее, он назвал его сардаром, то есть командующим войском курсыбаевцев в городе и окрестностях. А что было делать? Как было проверить, знают ли они что-нибудь про булгарское царство или наводят тень на плетень? А те даже ухом не повели! Больше он не врал, но заметку себе на носу зарубил: ничего эти ульчийцы не понимают в окружающей жизни, а еще туда же -- бороздить речные просторы!

На самом деле Субаша через три года правления сменил Селим, добившийся того, чтобы Учель стала столицей Мартюбы. Когда первый наместник покинул крепость со своим курсыбаем, в городе осталось всего лишь тридцать наемных воинов из числа служилых людей и около двух сотен ак-чирмышей! Разве можно было с таким войском собирать дань? Таким количеством лишь небольшой городок оборонять, да и то не на всякий хватит сил. Пришлось Селиму добиться от царя Адама перевода в разряд ак-чирмышей двух племен, живших среди аров. В предках у одного из них были угры1, так что почти все они были превосходными наездниками и воинами.

# # 1 У г р ы -- предки венгров, прародиной которых считаются степные области к востоку от Урала. Большая часть из них ушла в IX веке с нижнего Прикамья на Дунай, где потом и создала государство.

Именно эти ратники и составляли ныне костяк четырех из шести лодей, зашедших в селение. Несколько лет верной службы еще не превратили их в матерых вояк, однако постоянные пограничные стычки все-таки основательно закалили дух этой сотни, отсеяв самых неумелых или нестойких. И нынешний поход по Ветлуге был для угров всего лишь рутиной, слегка скрашиваемой заходами в редкие прибрежные селения, где вместе с данью можно было разжиться приключениями на свою голову или же потискать местных баб что, впрочем, не исключало друг друга.

А вот на двух оставшихся лодьях прибыли булгарские купцы, и Переяславка была для них конечным пунктом путешествия. В это селение Юсуфа с Ильясом кроме торговых дел вела воля наместника, которому они пересказали слова ветлужцев про павшую буртасскую сотню. По итогам разговора Балус отправил сюда Масгута, своего доверенного человека, который и должен был разобраться в происшедшем. От купцов требовалось лишь одно -- оказать посильную помощь и свести посланника с участниками событий. Все остальное этот скользкий тип, напяливший в дорогу вместо обычного длиннополого кафтана расшитый золотыми нитями халат, брал на себя. Юсуф задавался лишь одним вопросом -- как он собирался это делать?

Весь путь купцы наблюдали его невозмутимо кислую физиономию и лишь иногда удостаивались еле различимого движения век, говорившего о том, что кто-то из них был замечен столь знатной особой. Нагнуть свою голову и склонить островерхую шапку, отороченную соболиным мехом -- для Масгута был поступок невероятный. Что уж говорить о радушных словах, которыми любой истинный мусульманин первым одарит своего единоверца!

Все распоряжения тот и вовсе отдавал через сотника ак-чирмышей, считая это само собой разумеющимся. Из-за уважения к наместнику провинции такие приказания исполнялись неукоснительно, однако Юсуф в глубине души надеялся, что расследование подноготной прошлогоднего дела пройдет быстро и Масгут уберется с глаз долой. Все-таки в такое неспокойное время вряд ли кто-нибудь будет всерьез интересоваться судьбой пропавших разбойников, шаливших около Хорысданского и Артанского торговых путей. Правда, в таком утверждении была одна закавыка: Ибраима и его людей нельзя было целиком и полностью отнести к этому висельному сословию.

В любом случае, если распутать клубок получится до вечера, то посланник на следующий день уйдет к кугузу вместе с воинами Балуса. А если нет... С него станется отослать ак-чирмышей в верховья Ветлуги одних и тогда купцам придется запасаться терпением и заботиться о его безопасности на обратном пути в Учель.

Юсуф поймал себя на мысли, что уже давно стоит на причале, задумавшись. На него уже стали недоуменно поглядывать, в том числе и выделенный им в провожатые подросток. Тот даже прокашлялся, чтобы отвлечь купца от тягостного молчания, а уж то, что топтание гостя на месте вызывает у него раздражение, заметно было невооруженным взглядом. Купец встрепенулся, махнул рукой Масгуту и сотнику Бикташу, возглавляющему воинов наместника, и вместе с Ильясом решительно двинулся вслед за наглым мальчишкой, сопровождая свои шаги мстительными мыслями.

"Мелкая шавка! Щенок! Ты у меня еще побегаешь, чтобы услужить!.."

Тропинка привела их к небольшому домику на пажити, крыша которого была одета в красную черепицу. Рядом с этим срубом тремя рядами расположились вытянутые деревянные строения, которые были предназначены для размещения менее знатных гостей и в силу своей незначительности были покрыты лишь дранкой.

Юсуф уже хотел было недовольно возразить, что все избы находятся слишком далеко от лодей, но внимание провожатого отвлек свист, и купеческой компании поневоле пришлось пару мгновений вслушиваться в его переливы. Вполне естественно, что значение сигнала понял лишь мальчишка, однако ему пришлось поделиться информацией с ними, поскольку оказалось, что скоро прибудут новые гости, и на причале требуется его присутствие. Одергивать торопыгу и требовать к себе большего внимания было неуместно, да и провожатый, словно чувствуя свою вину, начал исправляться:

-- Вода в колодце, уборная за домом, отобедать вас позовут через час-другой, так что пока располагайтесь и отдыхайте. За пределы пажити старайтесь не выходить, да это у вас и не получится, в нужных местах дозор стоит. Лучше посетите торговые ряды, там и перекусить чего-нибудь можно, если обеда ждать невмоготу. В любом случае я вам сейчас пришлю мелюзгу, которая все покажет и принесет по мере надобности! -- в этом месте рассказчик не удержал вздоха, словно ему наскучило выполнять обязанности по встрече гостей, но все-таки продолжил. -- Не обессудьте, что воевода не встретил вас лично! Он приносит свои извинения и обещает скоро быть. Вечером специально для вас баньку организует, да и остальные блага сухопутной жизни предоставит... если захотите.

Мимо упомянутых мальчишкой торговых рядов они проходили по пути сюда: в полусотне шагов раскинулась площадь с навесами, где суетились мелкие лавочники, расхваливая покупателям свои товары. От гостевых домов до этого места были даже проложены широкие дорожки из теса, позволяющие миновать пятна невысохшей грязи, еще остающиеся после весеннего паводка. При этом настилы были огорожены не узкими жердями, а массивными перилами с подпоркой из толстых брусьев. Такой расточительностью хозяева явно показывали, что с обработкой бревен у них нет никаких проблем.

"Может быть, они тут бродят во хмелю и просто сносят все хлипкие подпорки? А дорожки сделали такими широкими, чтобы стенку на стенку ходить невозбранно? -- неожиданно зародились веселые мысли у Юсуфа. -- А что? С ульчийцев станет бушевать в пьяном угаре! Недаром они отказались от нашей веры. Веселие Руси есть питие! Так, кажется, их князь ответил? Ничего, они еще сполна за свой выбор расплатятся! Те, кто останется живым и здоровым после веков беспробудного пьянства... Однако придумали они со своими дорожками на диво! Не придется сапогами грязь месить по пути на торг! Эх, не всякий князь так свой двор застелет, как они расстарались на пустом месте!"

Даже торговая площадка, расположившаяся у подножия холма, была выстлана светлым деревом, и такая аккуратность несколько скрадывала тягостное впечатление от неказистого деревенского тына. Юсуф даже расслабился, вздохнув спокойнее, однако желание наказать мальчишку не пропало. Такое чересчур вольное поведение должно быть уничтожено под корень.

"Хорошо, что Масгут с нами не пошел. Вот бы он посмеялся над тем, что какой-то недоросль меня чуть ли не ровней считает! С другой стороны, не стоит себя принижать, обижаясь на какого-то юнца, да и неизвестно, кто у него отец! Вдруг воевода послал на пристань своего сына и потом возмутится, заметив проявленное к тому неуважение? Хотя вряд ли это так, одежка у мальчишки простая, нож -- вроде бы тоже без изысков... Сын кого-то из ратников? Тогда нечего и думать!"

Перца в его недовольство добавила и холодная встреча со стороны возможных торговых партнеров, поэтому купец хмыкнул и полез в мошну за новой крошечной порцией серебра. А что? Самое лучшее решение для всех ситуаций: монета чуть большего достоинства, чем на пристани, тут же упала в ноги наглому подростку и наполовину закопалась в пыли.

"Поройся в грязи, щенок, раз такой гордый! -- другого названия для мальчишки Юсуф так и не смог подобрать, поэтому ограничился в своих мыслях лишь этим. -- Ну?"

Тот почему-то не стал нагибаться, а сначала медленно полез в дыру, прорезанную в его странных портках, и достал оттуда слиток металла.

-- Вообще-то у нас не сорят деньгами, да и не заслужил я такого подарка, но... -- подросток продемонстрировал изумленным собеседникам продолговатый брусок серебра и лишь затем медленно поднял с земли рубленый кусок старой арабской монеты. -- Но раз предлагаете от чистого сердца, то придется взять. Пойду для пацанов разных вкусностей накуплю! У меня самого лишь гривна в кармане лежит, а ее никто на торгу менять не желает! Ой, да на вашем огрызке арабская вязь сохранилась! Тогда малявки обойдутся сухпайком, вот! Мой дружок интересуется разными алфавитами и ему, как оклемается, такая монета точно пригодится... Так что если еще что-нибудь будет для коллекции -- зовите, я сегодня до темноты дежурю на пристани.

Последняя фраза прозвучала уже глухо: мальчишка торопливо возвращался обратно к реке, резво перебирая своими босыми ногами и изредка подкидывая вверх кусок брошенной ему монеты. А ошеломленный Юсуф на этот раз даже не стал обращать внимания на речь уходящего недоросля, он был слегка растерян и не мог найти слов, чтобы выразить переполнявшие его ощущения. И дело даже было не в том, что многие из виденных им за долгую жизнь людей за показанную сейчас серебряную гривну могли этого сопляка удавить в кустах! Так сказать, перераспределить собственность в пользу того, кому нужнее. В конце концов, тут могут царить патриархальные нравы, и юнец просто привык к тому, что его никто не трогает.

Была важна не сама гривна, а то, как мальчишка копался в своих штанах! Он как будто не знал где у него лежит серебро, а между тем идет сейчас в самой простой одежде и босиком... С таким богатством обычному человеку можно безбедно прожить пару лет! А их провожатый к драгоценному металлу отнесся совершенно так же, как ветлужский полусотник во время злопамятного осеннего похода: сказки о булгарском царстве были для него важнее, чем доспехи, взятые в бою!

Юсуф неожиданно понял, что ему тогда не показалось -- местные жители были другими. Не хуже, не лучше, а просто другими. Они осознавали ценность вещей и изрядно торговались за то, что было им нужно, однако в их жизни главным было что-то иное! Но что?! Жить можно по разным законам, но суть у человека одна: ему важен он сам, его семья, достаток... дом, друзья и родная земля, наконец! Нужно всего лишь найти то, что ветлужцам дорого, и тогда можно будет понять, как себя с ними вести!

***

Спустя два часа недобрые предчувствия, терзавшие Юсуфа с самого прибытия, оправдались, хотя начиналось все довольно неплохо. По прибытию воеводы хозяева устроили гостям пышный прием, закончившийся обильным обедом. После трапезы купцы наметили проверить, как устроились их люди и пройтись по торговым рядам, предвкушая изрядную прибыль. Масгут тоже вроде бы не собирался откладывать дела в долгий ящик и вскользь упомянул, что сразу же займется расследованием дела сотни Ибраима, отправившись на разговор с его бывшим десятником. И все-таки встреча затянулась, и именно доверенное лицо наместника был тому причиной.

Он неожиданно отбросил свой спесивый вид и завел нескончаемую круговерть из нелепых на взгляд Юсуфа вопросов, изрядно помотав такой задержкой нервы булгарским купцам. Масгута интересовало буквально все. Какая погода стояла на Ветлуге в прошлом году, и как она повлияет на нынешний урожай? Сколько хозяева собрали ржи и хотят ли увеличивать для нее посевные площади? Как обстоят дело с пушниной, и на сколько дней пути приходится уходить охотникам, чтобы им попадался непуганый зверь? Не испытывают ли ветлужцы проблем с окрестными жителями и насколько дружественные отношения у них сложились с кугузом черемисов? Вопросов было более чем достаточно, и многие из них касались действительно важных вещей: как, скажите, собирать дань с будущих подданных, если не знаешь, сколько их всего? Но зачем Масгуту сведения о том, из какой ткани у ветлужцев паруса на лодьях или чем они торгуют с местным населением? И почему он выспрашивает, как воевода и его соратники относятся к разным религиям?

Сам Юсуф не любил юлить, и если бы перед ним стояла задача привести ветлужское население к повиновению, то он так бы и сделал безо всяких дурацких разговоров. Да и чем эта беседа могла помочь, если хозяева веси на все расспросы отвечали весьма уклончиво, одновременно вываливая на доверенное лицо наместника все свое любопытство!

Надо признать, и спрашивали они более конкретно, вызывая иной раз у Масгута непроизвольное подергивание щеки. Как самочувствие царя Адама и его сына Шамгуна? Неужели умер? Как? От чего? Кто теперь занимает трон? А как здоровье Селима Колына? Он ведь, кажется, приходится сыном предыдущего царя Ахада и тоже достоин вести за собой народ Булгарии? Или не очень скромно спрашивать об этом? А какие у него отношения с ростовским князем? Говорят, что Юрий может выставить семь или восемь тысяч рати. А сколько, к примеру, город Булгар или, как его еще называют в киевских землях, Бряхимов сможет выставить воинов? Так мало? А ходят слухи, что ваш Великий Город, он же Биляр, может снарядить около десяти тысяч всадников! Наверное, и Булгар с окрестных земель сможет собрать почти столько же? Уж если Аепа, тесть ростовского князя, отравленный в прошлом году в ваших землях, владел в степях почти стотысячным войском, пусть и довольно разношерстным, то и вы, возможно, при полном напряжении ваших сил смогли бы выставить против него схожую рать... Ну хотя бы половину? Нет?

Юсуф даже вспотел от усталости, выслушивая нескончаемый поток заковыристых вопросов и не менее замысловатых ответов. Если бы было удобно встать и оставить представителя наместника одного, то он уже давно сел бы в свою лодью и отплыл далеко-далеко. Правда, с одной оговоркой: сначала нужно было наполнить судно товаром и лишь потом пускаться в плавание в сторону Биляра. Да-да, если дело обстоит так, как он подумал на причале, стоило идти именно в Великий Город, зачем размениваться на мелочи!

А тут еще Масгут попросил показать ему некоторые достопримечательности: высказал пожелание осмотреть фундамент для новой крепости и место, где хозяева делают свою железную посуду...

"Да зачем ему нужно все это! -- стал понемногу звереть Юсуф. -- Подумаешь, копаются малолетки на соседнем холме за небольшой лесной речкой! Что они там могут соорудить?! Тем более ветлужцы уверяют, что они лишь собираются переносить свое селение на новое место из-за того, что нынешнее вместе с холмом сползает в воды Батлика. Даже если они лет через пять закончат возводить какой-нибудь невзрачный детинец, то к этому времени он уже будет под нашей пятой! Уж тогда можно будет без проблем выяснить, кто и как делает такие замечательные вещи! Конечно, посмотреть на кузнечную слободу и сейчас не мешало бы, но, как и следовало ожидать, ветлужцы сразу же завели сказку про белого бычка: посуда не наша, железо привозим из дальних краев..."

В этот момент Масгут и проявил себя на всю катушку: с сахарной улыбкой на устах он заявил, что для наместника такой поворот дела подходит даже больше. Раз, мол, сей товар заморский, то это означает, что он ввезен в булгарские земли и поэтому его десятая часть должна оседать в казне царя Адама... то есть, конечно, его сына Шамгуна, взошедшего на трон. А если воевода захочет вывезти этот товар в балынские земли1 или куда-нибудь подальше, то пошлина составит еще столько же. Местное же население будет возведено в ранг кара-чирмышей и ему придется отчислять разные налоги серебром, скотом или железом, а также блюсти обязанности по возведению крепостей и дорог.

# # 1 Б а л ы н с к и е з е м л и: Балын -- Суздаль. Также: Джир -- Ростов, Кан -- Муром, Кисан -- Рязань (булг.)

Юсуф даже поднял бровь, с недоумением слушая речи Масгута. Во-первых, десятина бралась раньше, а теперь всем чужеземцам, кроме некоторых садумцев1, запрещено провозить товары через страну и можно лишь торговать с булгарскими купцами. Это введено для того, чтобы богатели именно подданные, которые платят налоги в казну, и такой подход к делу он одобрял. А во-вторых...

# # 1 С а д у м ц ы -- скандинавы. Г а л и д ж и й ц ы -- новгородцы (булг.)

"Неужели Масгут сошел с ума и собирается дать оружие кара-чирмышам, то есть язычникам-земледельцам? Или наоборот: хочет низвести этих воинов до положения низшего сословия? Он что, не слушал рассказ о речной западне, в которую я попал вместе с Ильясом или просто относится к своим купцам как к тупоголовым баранам, которые не могут отличить неплохих воинов от вооружившейся черни? Если наместник хочет прибрать это селение к своим рукам, а не просто его завоевать, то им надо предлагать сразу воинский ранг ак-чирмышей и весомую долю в добыче! Хотя это сословие и состоит в основном из мусульман, но в таких делах всегда есть исключения и сопровождающие Масгута ратники служат этому примером! Правда, Селиму Колыну для этого пришлось изрядно постараться, но дело того стоило!

Жалкий, напыщенный индюк! Может быть, ты еще оставишь тут десяток своих людей, дабы те следили за исполнением воли наместника провинции?! Глупец! Их же вырежут тотчас после нашего ухода! Кто же потерпит такое неуважение к себе! Или на это и рассчитано? Понимает, что часть из них христиане и скорее пойдут под балынцев, чем под булгарского наместника? И это лишь повод для того, чтобы сравнять тут все с землей?

Лучше бы ты ограничился данью и не лез глубже -- тогда тебе что-нибудь и перепало бы. А переводить людишек сразу в подданные, да еще в такие... В любом случае, каким бы лестным предложение не было, так сразу его никто не делает! Оно должно быть наградой, а не наказанием! Причем для данников, а не для свободных от каких-либо обязанностей чужеземцев! Сначала нужно дать им привыкнуть, что они находятся под чьей-то властью, а уж потом они сами должны захотеть иметь от этого какие-либо выгоды... Что, наместник хочет выслужиться перед новым царем? Хм, это все-таки не внутренняя Булгария, а внешняя провинция, где граница меняется столь часто, что иногда не разберешь, где твои данники, а где подданные русов. Как бы не было хуже... Вот, даже ветлужцы опешили от такой наглости и только молчаливо переглядываются. Ан нет!"

-- Уважаемый Масгут! -- прервал высокопарную речь посланника полусотник, криво улыбнувшись тому прямо в глаза. -- Прежде чем воевода ответит на твои... без сомнения кажущиеся тебе самому справедливыми требования, разреши мне немного поразмышлять вслух. Все это так неожиданно для нас... Не далее как прошлой осенью мы помогали кугузу черемисов собрать дань для ростовского князя. Для тебя это не является новостью?

Масгут нехотя кивнул в ответ и махнул рукой, давая понять ветлужцу, что он может продолжать.

-- Это хорошо, что ты в курсе событий. Значит, твои люди недаром едят свой хлеб. Спешу тебе сообщить, что и мы получили от суздальцев недвусмысленное предложение. Сам я могу только гадать, но мне кажется, что они намереваются распространить свое влияние не только на Унжу и Кострому, но и на Ветлугу. По крайней мере, нам дали настойчивый совет пойти под руку князя Юрия, раз уж мы тут закрепились. -- Уловив презрительную усмешку на устах посланника, полусотник пояснил. -- Я понимаю, что булгарский наместник сметет любой дальний форпост суздальцев в одночасье, но зачем доводить дело до крови между двумя великими народами? Неужели мы не можем договориться с тобой и остаться тут в том же положении, что и раньше? Кроме того, большинство наших воинов -- удмурты, среди которых долгие годы жили пришедшие с тобой ак-чирмыши. Да-да, вы называете этот народ арами... Так вот, их старые предания гласят, что до черемисов только они в здешних краях и жили. А это было ой как давно! И сохранились наши удмурты в этих местах только чудом! Что, за эти годы они как-то побеспокоили твою страну? Сомневаюсь... Поверь, мы может стать хорошими союзниками, которые не позволят тем же суздальцам здесь закрепиться!

-- Нет, -- скривился Масгут, исподтишка бросив взгляд на своего сотника.

Лицо Бикташа, с падающими ниже уголков губ усами хранило невозмутимое спокойствие, он даже не пошевелился при упоминании своего воинства, продолжая хранить молчание. И все-таки речь ветлужца каким-то краем задела предводителя угров, просто Юсуф не мог этого разглядеть. Это было заметно хотя бы по той горячности, с которой посланник наместника вновь бросился возражать на прозвучавшее предложение.

-- Нет! Я и так снизошел к вам, дав возможность работать на благо Великого Булгара!

-- Но ты же предлагаешь нам разоружиться...

-- Здесь нечего делать ульчийцам с мечами в руках!

-- Неужели?.. -- удивился полусотник. -- Насколько я слышал, вашего царя в древности называли также маликом ас-сакалиба -- царем людей словенского языка. Да и теперь они вам не чужды, учитывая, что я видел среди вас воинов разной крови...

-- Ты читал арабские книги? Может быть, записи Ибн Фадлана?-- удивленно вскинул брови Масгут.

-- Не сам! -- уточнил полусотник. -- Но у нас есть один знаток арабской словесности, вот с его слов...

-- Тогда послушай меня! -- перебил ветлужца Масгут и досадливо поморщился. -- Арабы никогда не утруждали себя познанием отличий нашего народа от дунайских булгар. Иначе бы не писали, что от нас до хазар дальше, чем от ромейских границ до упомянутых тобой ас-сакалиба! При всем своем могуществе ваш Царьград столь близко к нам не приближался...Так что ты неверно оцениваешь это название! Нет никакого величия в том, чтобы быть царем диких племен, погрязших в своем невежестве! -- Булгарец поймал недоуменный взгляд своего сотника, до сих пор безразлично прислушивающегося к разговору и поправился, натужно рассмеявшись. -- Я имею в виду именно людишек словенского языка, тобой упомянутых. Однако ты прав, мы совсем не против ими владеть и брать с них подати...

-- Хорошо! -- вмешался воевода, пытаясь пресечь спор на корню. -- Приходи осенью, и мы дадим тебе дань! Точно такую же, что вы берете с ветлужского кугуза.

-- Нет! -- резко осадил его посланник наместника, презрительно выпятив нижнюю губу. -- Вам пристало платить так же, как и остальным земледельцам-язычникам! Вы без спроса осели на нашей земле, но я не буду вас гнать отсюда, как и требовать подати за весь прошедший срок! Наш наместник слишком добр для этого и поэтому я ограничусь лишь одним годом! Но учти, что для кара-чирмышей это вдвое от того, что платят в мирное время воины на моих лодьях!

"Заманивает? -- недоверчиво хмыкнул Юсуф и тут же ответил на свой вопрос. -- Заманивает! Ему нужно, чтобы ветлужцы сами предложили свои услуги!"

-- Кроме того, я возьму оброк на мечети и заставлю вас исполнять прочие повинности по первому моему требованию! -- продолжал гнуть свою линию Масгут. -- И не забывай про пошлину на иноземное железо! Лишь булгарским купцам позволено торговать на нашей земле!

"Вот ты и выпустил джинна на волю своим болтливым языком! -- Юсуф успокоился и стал заинтересованно ждать продолжения спора. -- Теперь жди ответа!"

-- Кхе... Но ты же считаешь нас теперь булгарскими подданными, раз требуешь подати за этот год? А это значит, что такого мыта мы платить не должны! -- Тут же подтвердил купеческие мысли полусотник. -- Эх! Все-таки придется нам писать грамотку царю Шамгуну с перечислением всех обид и пошлин, взысканных задним числом э... то есть не поставив нас заранее в известность. В знак уважения к вашему правителю мы даже попробуем написать один из вариантов арабским письмом... И предвосхищая твой вопрос сразу отвечу, что весточку доставят точно по назначению: у нас есть кое-какие торговые связи в Булгаре, а серебро преодолеет остальные препятствия.

По нахмурившемуся лбу посланника было заметно, что решение неожиданно возникшей проблемы требует от него некоторых неординарных умственных усилий. Спустя минуту размышлений он все-таки выдал ответ:

-- Что ж... я не требую с вас подати немедленно. Ныне я лишь поставил вас в известность, а возьму их, как только наступят холода. Как раз исполнится год, за который с вас причитается оброк! К этому времени вы вполне успеете собрать весь урожай и набить свои закрома, хотя должен признаться, что серебро, мех и железо будут мной оцениваться гораздо выше, чем все остальное. Тогда же я привезу сюда своего человека, который и будет подсчитывать, сколько нужно с вас брать! Поэтому не пытайтесь меня обмануть в первый же раз! Также вам следует подготовить жилье для посадника и его охраны, да и их прокорм на вашей совести... Что же касается мыта на ввезенные товары, то я в своем праве! Железо сие появилось у вас задолго до начала года, не так ли? Я не буду вас карать за нарушение наших законов, но уж десятую часть от привезенного вы должны будете в казну заплатить! И немедля!

-- Хм... Судя по всему, уважаемый Масгут, ты отсчитываешь для нас год не с прошлой весны, как принято у многих племен словенского языка, а только с начала осени?

-- Именно так, ульчиец, подсчитывают у вас на Руси дни! Вы переняли в Царьграде не только веру, но и счет времени!

-- Даже при таком положении вещей получается, что товар у нас появился в этом году, в самом его начале, -- невозмутимо соврал полусотник, бросив мимолетный взгляд на купцов. -- А это по твоим словам означает, что мы его ввезли уже булгарскими поданными, так? Ведь Юсуф был нами встречен аккурат осенью, да и утварь в Суздаль попала, минуя границы Булгарии. Как мы шли? Ну, скажем... Сначала пересекли Варяжское море, потом новгородскими землями спустились в верховья Волги, а уж дальше одна прямая дорога по воде в Джуннэ-Кала, и она явно проходит мимо вашего царства... Ты собираешься спорить? Тогда делай это с суздальцами, а не с нами! Остальной товар к нам попал позже, и мы сразу же начали продавать его окрестному черемисскому населению. Сроки нетрудно проверить, но поверь, что все случилось, когда листьев на деревьях почти не было. Кто привез? Хм... Ты же видел, что следом за вами к пристани подошел ушкуй? Вот и в прошлом году у нас побывали новгородские гости, хотя мы и остались недовольны расчетом с ними... Ты, наверное, слышал про свару между нами, затеянную именно в то время?

-- Я уточню то, о чем мне поведали, -- нехотя проглотил ложь Масгут и поставил точку в споре. -- А также взыщу мыто в многократном размере, если все будет выглядеть несколько по-другому.

"Ага, и для этого тебе придется взять несколько больше воинов, чем сейчас! - злорадно подумал Юсуф. -- Что же, каждый остался при своем мнении, но зато я успею расторговаться, раз вы отложили ваши дрязги на несколько месяцев".

-- Что же, достопочтенный Масгут, -- решил убрать неприятный осадок от разговора воевода. -- Тогда нам тоже нет необходимости что-то писать и о чем-либо жаловаться. Но, может быть, ты все-таки взглянешь на наше воинство, прежде чем вынесешь решение о нашей полезности для Великого Булгара только в качестве земледельцев и торговцев?

"Ох, как свирепо стрельнул глазами полусотник на своего предводителя! -- хмыкнул Юсуф про себя, отстраненно наблюдая, как Масгут покровительственно кивает на такое предложение и небрежно отодвигает показ на вечер. -- Да, не все так просто у ветлужцев, не все... Кое-кто может не пожелать пойти под нас. А, казалось бы, для них это довольно удачное стечение обстоятельств! Как были рады угры, когда Селим Колын предложил им статус ак-чирмышей и свое покровительство! Правда, к этому времени они уже долгие годы платили дань, и новое положение вещей считали своим возвышением...

И все равно! Ветлужцам нужно лишь поторговаться и несколько поправить предлагаемое им соглашение. Так многие себя ведут в наше неспокойное время, тем более Булгария не самая дикая страна! Да что там говорить, после Константинополя, Рима и арабов мы самые развитые в науках и ремеслах! Лучше пойти под сильную руку, чем постоянно получать тумаки со всех сторон! В чем прелесть быть мелким князьком на задворках, когда можно стать блистательным вельможей в могучей державе? Богатство? Несмотря на их доходы с железа, они получат больше, если станут булгарскими подданными и смогут торговать им по всему свету!

Судя по всему, воевода понимает, что другого выхода у него нет, а вот полусотник... Иван будет упираться до последнего, хотя за его упрямством стоит вроде бы не глупость, и даже не вера во Христа или приверженность каким-нибудь замшелым языческим традициям! -- Купец поймал себя на мысли, что впервые называет ветлужца по имени, и задумался о своем к нему отношении. -- С момента нашего знакомства он меня забавляет своим поведением. Иногда невозможно предугадать, как он поступит в следующее мгновение, а значит... И опять я прихожу к выводу, что перед ним стоят цели, которых мне пока не постичь! Он также непонятен, как юнец с гривной!

Но что может так покорежить человека, чтобы его ценности изменились? Что вообще заставляет людей рассматривать серебро как средство для достижения своих целей и не более того? И почему полусотник ветлужцев, обеспечив себе на речной засеке бескровную победу, не стал рассматривать меня как врага, а постарался приобрести если не друга, то вполне лояльного доброжелателя? Что за цели стоят перед этими людьми, а? Есть о чем подумать..."

Глава 4

Сразу по приходу в торговые ряды Юсуф понял, что явился сюда не зря! Уже битый час он пытался определиться, на каком из предлагаемых товаров ему испытать свою удачу, но так и не мог выбрать.

Чего только тут не было! Лопаты, вилы, ножи разного размера и формы, а также уже виденные им чугунки, котлы и сковородки были свалены прямо на земле. На прилавках присутствовали невиданные им прежде орудия для вспашки земли, серпы, а также литовки -- косы, весьма отличающиеся от обычных кривых горбуш. И это не говоря уже о всякой всячине, начиная от больших заточенных секир и разнообразных пил длиной до двух метров и кончая мелким инструментом для кузнечного дела, скобами и гвоздями разных размеров. Назначения некоторых предметов купец даже не мог постигнуть, отложив это на потом и пытаясь сначала оценить весь ассортимент предлагаемого товара. А воспринять все было непросто: помимо изделий из железа было много всего другого, причем не только местного производства. На ветлужский торг, казалось, собрались люди изо всех окрестных селений, привезя с собой мед, воск, пеньку, пушнину, а также изделия гончаров и разных умельцев, вырезающих по дереву. Однако данные товары были обыденными для этих мест, Юсуфа же привлекли два необычных прилавка.

За одним из них лежал штабелями тес разного размера и толщины. Как оказалось, его пилили из бревен, а не тесали топором, поэтому доски получались на удивление ровными, а некоторые даже ласкали взгляд обрезанными краями. Кроме того, весь древесный материал был высушен и поражал своей легкостью. Рядом с продавцом лежала толстая железная пластина с насечками и знакомыми арабскими цифрами, которую тот называл метром и которой как раз и измерялся размер теса. Доски можно было заказать заранее нужной толщины, длины и даже попросить доставить купленное в определенное место. Итоговая стоимость была на удивленье небольшая, хотя в Булгарию их, конечно, никто не собирался везти... Как выразился продавец, цена-то им за охапку куна, да в гривну встанет перевоз. Да и сколько их всего может на лодье убраться! Крохи! Так что пока, мол, досками снабжаются лишь местные жители.

На свой недоуменный вопрос по поводу того, почему нельзя снарядить плоты, ответа купец не дождался. Точнее ему просто посочувствовали, одновременно объяснив, что воеводой запрещен вывоз необработанного леса. Юсуф на это только недоуменно пожал плечами, поскольку не мог понять, как в здравом уме можно отказаться от явной прибыли. Да и обойти такой запрет легко -- достаточно вывезти доски чуть ниже по реке и там уже немного потрудиться, свалив несколько десятков деревьев и сбив плоты для дальнего путешествия. Заставы по сбору мыта нигде не наблюдалось, как и самих мытников.

Однако дальше эту тему купец поднимать не стал: он тут же переключился на следующий прилавок, крыша которого была сложена, как и остальные, из черепицы. От них он отличался лишь тем, что тут как раз и продавали этот материал для кровли. Никаких особых изысков в нем не было, но вот форма изделий в виде волны была весьма привлекательной. Да и прилегали глиняные заготовки друг к другу достаточно плотно, не говоря уже о том, что верхняя пластина могла опираться на нижнюю, создавая себе дополнительную опору и удобство для монтажа. Положил черепицу, тут же прибил ее гвоздями и готово...

Да-да, железными гвоздями с широкими шляпками, которые входили в набор, и которыми каждая глиняная пластинка при желании могла прибиваться к кровельной обрешетке через отверстия в верхней своей части. И что было особенно приятно, цена у них не кусалась, хотя отдельно по соседству они продавались гораздо дороже. А еще прямо перед покупателями была разложена конструкция в разрезе, показывающая как надо крепить разные дополнительные "элементы": именно так называл продавец вычурные черепичные формы на конек крыши и на ее боковины, слегка запинаясь при произношении их названий.

Да и сами деревянные бруски на стропила и обрешетку продавались тут же. Хочешь -- бери у соседей, хочешь -- вместе с черепицей, цена будет одинаковая. Юсуф взял себе товар на заметку, но не стал узнавать всех подробностей, потому что еще один прилавок отвлек его внимание.

Там в основном толпились представители хлопотливой половины рода человеческого, по-простому именуемые бабами, щупая невзрачную шерстяную и льняную материю. Ткань была явно не здешней выделки. Вроде бы ничего особенного в этом не было, но какие-то несуразности все-таки бросились в глаза Юсуфу. Во-первых, судя по лаптям и немудреной еде, которую продавец доставал из берестяного лукошка, он был местный, а во-вторых, рядом с тканью почему-то лежали музыкальные инструменты. Первое еще можно было объяснить тем, что кто-то из окрестного населения перекупил несколько штук полотна и теперь пытается продать его в розницу, а вот второе... Подойдя поближе, Юсуф, потер ткань между пальцев, посмотрел ее на свет и заинтересованно взглянул на стоящего за прилавком отрока, сразу же отложившего поглощаемую снедь в сторону:

-- Свое сукно?

-- Наше, удмуртское... С нижнего гурта мы, а если по-новому величать, то с Нижней слободы, -- кивнул парнишка лет пятнадцати, вытирая губы и разглядывая покупателя. -- А сами вы откуда? Нешто с самой Булгарии?

Неожиданно подросток стушевался, стрельнув глазами в сторону, и попробовал раствориться в тени навеса, стараясь при этом не отходить далеко от заинтересовавшегося товаром купца. Две совершенно противоположные вещи у него получались плохо, и он обреченно махнул рукой. Юсуф обернулся на причину такого переполоха и понятливо кивнул, заметив приближающегося полусотника. Тот только что закончил разговаривать с двумя воинами и теперь пробирался по торгу в его направлении. Судя по удаляющемуся цокающему говору, пришлые ратники были из Новгорода, и именно они оказались теми гостями, на которых в свое время отвлекся их провожатый.

Продираясь через столпившихся людей, полусотник постоянно с кем-то переговаривался, отпускал шуточки и даже полез обниматься с каким-то черемисом. Наконец, он пристроился к купцу и стал рассматривать товар, который тот держал в своих руках. Совсем помрачневший подросток, переминающийся за прилавком с ноги на ногу, стал оправдываться:

-- На самом деле это не совсем наша ткань! То есть наша, но... Иван Михалыч нам мастера привез, который и соорудил ткацкий станок. Да и шерсть нам воевода...

-- Да не смущайся ты, Сяла, ваша это ткань, ваша! Вы же делаете! -- улыбнулся полусотник, слегка проведя пальцами по губам, что вызвало новый приступ замешательства у парня. -- В общину вы Одинца приняли? Приняли! Половину прибыли в волостную копилку отдаете, как водится? Отдаете! Хоть горшком ее называйте, только в печь не ставьте... Ха! Слушайте, а почему бы ткань не назвать Одинцовской, а? -- Иван подмигнул Юсуфу и развернул в его сторону дальний кусок полотна, где были заметны узелки и просветы в неплотно прилегающих нитях. - Видишь, купец, какой еще брак идет? А если именем Одинца ее назвать, то он в лепешку разобьется, а сделает отменное качество! Пока же я вместо доброго полотна вижу лишь баловство музыкальное ... Понял, Сяла? Передай этому разгильдяю привет и скажи, что сначала нормальный станок, а потом уже гитары! Иначе металлические струны он никогда не получит!

-- Хм... что у вас за оброк такой? -- Юсуф нахмурился и попытался вспомнить точные слова ветлужца. -- Неужто мастеровые половину того, что сделали, воеводе отдают?

-- Почти так, купец, почти так, -- рассмеялся полусотник, перебирая струны на одном из упомянутых им музыкальных инструментов. -- Есть лишь одно отличие... Это не оброк. Просто мастерские наполовину принадлежат воеводству, которое помогло мастерами и станками, построило крышу над головой, поставляет шерсть, а остальным владеет община, которая выделяет людей для работы. Справедливо? Мне кажется -- да. Кто-то вложился знаниями и серебром, кто-то своими руками, а прибыль делят поровну. Сам подумай, воевода ведь мог захапать все себе, а людям платить лишь за работу! Ан нет, забирайте половину, но зато решайте за это все свои местные проблемы. Глядишь, еще что-то захотите построить, уже свое собственное. А из копилки воеводства, кстати, монеты вновь идут на развитие новых мастерских, и так дальше, до бесконечности... А упомянутого тобой оброка в этом деле вовсе нет! Ноль! Зачем воеводству у самого себя подати брать? Да и вервь фактически является его малым подобием... Непонятно? Как бы попроще... На общине держится все наше общество, ради чего нам ее притеснять налогами? Кроме того, чем меньше людей отвлекается на разные подсчеты, тем больше их занимается полезным делом.

-- И что, для любого у вас такие условия будут?

-- Нет, нулевая ставка лишь для земледельческих общин, либо если мастерские создаются на паях с воеводством. А для единоличника, что на себя трудится, все зависит от того, использует ли он наемную силу или вместе с родичами горбатится. И еще оттого, что именно делает! Если на земле пот свой льет, то обычно ссыпает в закрома ближайшей к нему верви двадцатую часть зерна для общих запасов на случай неурожая. Однако может отдать туда всего лишь одну сотую часть семян, но отборных, для селекции. Ну, для того, чтобы потом вывести лучшую рожь или пшеницу... Тут уже приходится договариваться, поскольку необходимо доказать, что у тебя есть что-то необычное: крупное семя или удачно пережившее сильные холода. Однако если ударили по рукам, то все довольны, особенно землепашец. Сам посуди, отдал в пять раз меньше, а через несколько лет самое урожайное зерно за небольшую мзду вновь к тебе вернется -- семенами.

-- Непонятно мне такое хлопотное дело.

-- Многим неясно, но поверь мне на слово, что без этого никак. Тяжелый у нас для земледелия регион, без долголетнего отбора не обойтись.

-- А что ремесленники у вас?

-- Ну, если дела не касаются полей и огородов, то для самостоятельных хозяев налоги за десятину никогда не зашкаливают. Просто нельзя больше взять с человека, запрещено.

-- У нас лишь субаши столько платят, и это для них одновременно засчитывается как закят1. Не мусульмане и по трети от дохода отдают... Верно, есть другая мзда или тяглая повинность для твоих людишек?

# # 1 З а к я т -- обязательный годовой налог для мусульман в пользу неимущих.

-- Лишь в одном случае: если он будет проживать в городке свыше трех тысяч человек, то с него возьмется десятина на обустройство мостовых камнем и уборку улиц, дабы исключить распространение всяких болезней и мора. Остальное исключено, да и городков таких у нас пока нет. Зато из налога любого ремесленника вычитается по десять кун на прокорм каждого из его малолетних детей.

-- За десять кун я полкади2 зерна куплю, работника прокормить можно, а не малолетку!

# # 2 К а д ь -- мера объема, для ржи составляет примерно 230 кг.

-- У нас хлеб дороже чуть ли не в два раза, но у землепашцев вычет идет именно по твоей стоимости: из расчета две короби3 ржи на младенца до двенадцати лет.

# # 3 К о р о б ь -- чуть меньше 60 кг. В кади 4 короби, или старых четверти.

-- Так иной настругает десяток детишек, ему и платить ничего не надо будет!

-- И пусть! Воеводство в основном прибылью со своих мастерских живет и с торговли, поэтому сильно заинтересовано именно в их развитии. Правда, на некоторые из особо выгодных занятий мы отдельное разрешение требуем, но это связано либо с большими затратами, либо с такой прибылью, которая все общество кормит! Например, пока это касается всего железа и полотна, но через год-два хотим оставить за воеводством лишь добычу металла и ткацкие станки: их надо еще до ума довести, а это непосильно для обычного смертного. -- Полусотник неожиданно улыбнулся и поправился. -- Под добычей я имею в виду привоз железа из дальних земель, не смотри на меня так хитро, Юсуф!

-- Хм... А с моих покупок точно не будет пошлин?

-- Не будет! Ни с тебя, ни с продавца: ни за взвешивание товара, ни за клеймо скотине. Никакого побережного, гостиного, да и за провоз тоже ничего не возьмем! По желанию запишем тебя в общую амбарную книгу -- мол, купил то-то, такого цвета и формы. Как везде, чтобы потом подтвердить, что ты это нигде не украл, вот только за это тоже платить не надо! Кстати, ты пока не торопись покупать, просто походи по торгу, да присмотрись к товару...

-- Что так?

-- Как отплывет Масгут, приходи ко мне в дружинный дом, будет у нас с воеводой для тебя выгодное предложение. И не только к тебе, но и к наместнику, однако с его человеком мне что-то не хочется иметь дело, какое-то тягостное он производит впечатление... Ну ладно, я побежал! Да... Ильяса тоже можешь захватить с собой, если хочешь!

Полусотник хлопнул купца по плечу, отложил в сторону гитару и стал пробираться на выход, оставив Юсуфа размышлять над своими словами. Купец, однако, долго раздумывать не стал, еще раз помял шерстяную ткань между пальцев и двинулся дальше, потихоньку пробираясь на зычный голос, который доносился с дальнего конца торга и вещал всем собравшимся о несправедливом устройстве жизни. Имея, как и многие торговые люди, склонность к языкам, Ильяс за зиму ощутимо продвинулся в своей возможности общения с ульчийцами и теперь старательно использовал свое новое знание. Чем ближе Юсуф подходил, тем яростнее препирался его товарищ, у которого прямо из-под самого носа увели какой-то необходимый ему товар...

-- Ты ведь кузнец, человече, так? Тебя по рукам видно...

-- Ну...

-- И сын твой кузнец, что рядом стоит?

-- И он. Да что ты хочешь?

-- А откуда будете?

-- Суздальские мы... были.

-- Ага. Чужой товар продаешь или свой?

-- Дык... сквозь волочильную доску самолично пропускал, а вот прутки железа мне другие мастера поставляли.

-- Значит, все-таки свой труд? Так?

-- И свой, да не только... Всем миром решали мы сей товар выставить на всеобщее обозрение!

-- Но все-таки распоряжаешься им ты?

-- Я...

-- Так что ж ты убираешь его обратно в сундук?! Разве я не обещал тебе за все заплатить честь по чести, а?!

-- Нет!

-- Как нет?! Я же цену тебе называл!

-- Ну...

-- Что ну? Цену называл?!

-- Так ты торговался...

-- А что? Нельзя?

-- Так не успел ты... Вестник от воеводы прибежал и поведал, что нашелся тот, кто дело новое придумал.

-- Ну? И что это меняет?

-- Что ну, булгарец? Все меняет по нашим законам! Тому выдумщику мой товар понадобился, и воевода сказал все остатки отложить в сторону! Так у нас с зимы повелось: если кто-то решил новое дело затеять и на нем еще большую выгоду можно иметь, чем на полуф... фаб... заготовках этих, то первым делом ему товар идет. Он дело обустраивает и с него потом целый год двадцатую часть дохода получает! А то и больше, если работает лишь сам, да родичи. Иди теперь к воеводе и у него проси!

-- Хр-р-р... А вот это что?! Под прилавком лежит!

-- Этот товар новгородец уже присмотрел...

-- Только присмотрел?

-- Цену выслушал, торговаться не стал и ушел за монетами. Да вон он -- ведет кого-то...

С дальнего конца торгового ряда в направлении прилавка протискивался упомянутый кузнецом покупатель, оживленно жестикулирующий в полуобороте себе за спину. Следом, молча выслушивая откровения своего собеседника, степенной походкой выступал невысокий новгородец. Расшитая рубаха вкупе с красной однорядкой, доходящей ему почти до щиколоток, отделанные серебром ножны, рука на оголовье меча с массивными золотыми перстнями -- все выдавало в нем чрезвычайно богатого человека. Посреди толпы, сливающейся в одно светло-серое пятно, он выглядел очень вызывающе и одним лишь ярким цветом рассекал ее надвое.

Суетящиеся на торгу люди старались отойти в сторону и не связываться с носителем столь дорогого наряда, просто кричащего о силе и власти. Те, кто не замечал или по простоте душевной не понимал этого, ненавязчиво получали тычки от следующих по пятам за знатным новгородцем охранников, облаченных в полный доспех. Они вроде бы и не выскакивали поперед своего хозяина, но и не отставали от него ни на шаг, действуя подобно массивной лодье поздней осенью, когда та ломает в мелкое крошево тонкий ледок на реке и оставляет за собой широкий проход, заполненный темной, слегка волнующейся водой. С опаской глянув на приближающуюся процессию, Ильяс перевел полный надежды взгляд на подошедшего Юсуфа и обрушил ладонь на прилавок:

-- Раз по рукам не ударили -- даю цену на четверть больше его! Соглашайся!

Между тем новгородцы подошли к прилавку, и охрана стала постепенно оттеснять булгарцев в сторону.

-- А ну, отступись! - взревел Ильяс, хватаясь за оголовье меча.

-- Это ты мне? -- невозмутимо повернулся к нему голову охранник, но был тут же перебит своим хозяином.

-- Илюша, отступись, в самом деле! Зачем напираешь на людей? Не видишь, что кроме меня еще покупатели есть! -- столь вежливую фразу обладатель красного плаща сопроводил, тем не менее, хищным оскалом, после чего повернулся к своему провожатому. -- Ну что, Федор, где тот товар?

Пока охранники освобождали пространство для булгарцев, пока те пытались успокоиться, видя, что иметь дело придется с дюжими лбами и лишь потом с наглым чужаком, продавец вытащил из-под прилавка тяжелую бухту проволоки и водрузил ее прямо перед носом покупателей. Новгородец озадаченно посмотрел на своего спутника и с некоторым недоверием воззрился на предъявленный ему товар. Однако через некоторое время любопытство взяло вверх: он придвинул моток к себе и стал разглядывать железную нить, теребя ее пальцами. А еще через пару мгновений не выдержал:

-- Меня можешь называть Костянтином Дмитричем, мастер. -- Почтительно кивнув кузнецу, новгородец тут же поинтересовался: -- А тебя как величать прикажешь?

-- Пехтой звали до сего времени, -- крякнул тот, разглаживая свои усы.

-- А по батюшке?

-- Батюшка мой с твоим одно имя носил -- Дмитр.

-- Ну что ж, Дмитра сын, поведай мне, как ты железную проволоку такой длины сумел сотворить? Саженей пять будет каждый кусок, так?

-- Эту проволоку я забираю! -- тут же встрял Ильяс, пытаясь придвинуть бухту к себе.

В ответ на недоуменный взгляд Костянтина и гневный вскрик Федора, кузнец лишь пожал плечами:

-- Товарищ твой выспросил цену и попросил отложить сей кусок, пока за монетами сходит. По рукам не били, так что весь торг еще впереди... однако булгарец на четверть назначенную мной цену перебил.

-- Тогда поторгуемся! - Новгородец сделал вид, что не заметил попытки Ильяса взять проволоку под свой контроль и продолжил. -- Но меня этот моток вовсе не как товар интересует... разве что для того, чтобы оценить крепость железа. Сколько тут будет?

-- На длинную кольчугу с запасом хватит.

-- Гляжу, что волоченная она, а не кованная... Так что главный спрос: как сумел такую длину вытянуть без обрывов и почему такая низкая цена?

-- Кха... Волочильный станок мы с сыном изготовили, -- крякнул кузнец и кивнул себе за спину, где пристроилась точная его копия, разве что немного моложе и без седины в бороде. -- Не без помощи нашего главного мастера, но и за это нас званиями оделили. Теперь мы тоже не последние среди местных людишек, да и оплата нам идет добрая. А почему без обрывов... Отменное железо! Так что мы с помощью редуктора, другой механики и крепкого слова эту проволоку сразу через несколько отверстий подряд в волочильных досках пропускаем. А в остальном все как обычно делаем: отжигаем ее и воском мажем. Да и прутки нам поставляют одинаковой длины, а выходят они не шибко дорогими.

-- А их как получают?

-- Хм... Не обессудь, Костянтин Дмитрич, это тебе лишь воевода расскажет.

-- А он что, понимает?

-- Не особо, но разрешение языком направо и налево трепать только он может дать.

-- А про свой волочильный стан чего тогда мелешь первому встречному?

На эти слова Пехта лишь рассмеялся в густую поросль на своем лице, прикрываясь темной, сожженной в нескольких местах рукой, более похожей на медвежью лапу, чем на человеческую часть тела.

-- Ха... А ты что-то понял, боярин? Я сам целую зиму мудреным словам учился!

-- Ну-ну... -- Новгородец усмехнулся в ответ и махнул рукой. -- Хорошо, за полуторную цену беру. Сколько сам хотел? Гривну кун? Сойдет! За такое количество в Новгороде по четыре просят учитывая что короткий доспех в восемь выходит... Если железо доброе, то в следующий раз возьму все, что на торг вынесешь! Так что припасай!

-- А ну-ка убери руки от товара! Я еще своего слова не сказал!

Рык Ильяса заставил новгородских купцов податься в сторону, и в образовавшийся просвет сразу же встряли их охранники, нетерпеливо положившие руки на оголовья мечей. Костянтин раздосадовано рванул бронзовые литые пуговки на воротнике рубахи и стал закипать:

-- Как же ты мне надоел, булгарец! Хочешь -- бери половину, мне надо лишь оценить товар.

-- Я возьму все! А ну прочь от прилавка!

Юсуф, все это время спокойно наблюдающий за необычным торгом, поморщился. Горячий нрав Ильяса он знал прекрасно, как и то, что галиджийцев, как в Булгарии звали новгородцев, тот не переносил на дух. Однако товарищ всегда выручал его самого в любой потасовке, и ему пришлось шагнуть вперед, становясь рядом с ним. Краем глаза Юсуф заметил несколько пробирающихся через толпу соотечественников и успокоено вздохнул -- теперь у них будет даже некоторый перевес. Как бы дело не закончилось, просто так их в толпе не прирежут. Однако меч все-таки из ножен потащил: охранники новгородцев уже прикрылись щитами, а кончики их обнаженных клинков чуть дрожали от нетерпения. Между спорщиками было всего метра три: достаточно любого резкого движения, чтобы противник пустил в ход свое оружие. Однако намечающаяся бойня была прервана в самом зародыше, и Юсуф облегченно выдохнул, увидев, кого прислал Аллах.

-- Эка у вас тут дружба -- топором не разрубишь! -- протяжный окрик, раздавшийся чуть в стороне от прилавка, заставил всех обратить внимание на появление новых лиц в разыгравшейся драме.

На место действия из замершей толпы выбрался полусотник, а следом за ним стали выходить ветлужцы, каждый из которых держал в руках короткий заряженный арбалет. После этого площадка перед прилавком стала быстро пустеть, словно люди только в эту минуту поняли, что здесь происходит что-то неприятное, а раздававшиеся перед этим крики будто бы являлись обычной торговой суетой. Между тем полусотник продолжил свою речь, попеременно обращаясь то к одной стороне конфликта, то к другой.

-- Не успеешь в одном месте разнять братающиеся народы, как тут же в другом углу начинаются дружеские объятия! Выходи по одному, сейчас мирить вас будем! Юсуф, уйми своего друга, не злите меня... Костянтин Дмитрич, ай-яй-яй! Вы же всего на пару минут отошли и вот на тебе! Пехта! Забери моток и убери с глаз долой! Куда-куда! Запехтярь куда-нибудь! Раз не могут по-хорошему, то дырку им от бублика, а не проволоку... Шучу, шучу, все вам будет, гости дорогие, но не сейчас, а осенью -- один каравай на все село не нарежешь! А что это у вас такие удивленные лица: разве к нам после сбора урожая никто не приедет? У нас хлеб чистый, квас кислый, ножик острый...

Сразу после того, как полусотник показался из толпы, Ильяс слегка поник, будто из него разом вышел весь заполнивший его гонор. Пока ветлужец заговаривал всем зубы, остальные его вои вклинились между противоборствующими сторонами и стали потихоньку оттеснять их в разные стороны. Спустя пару минут все было закончено. Полусотник оглядел противников, уже вложивших свое оружие в ножны и добавил:

-- Да, други мои сердешные, учудили вы! Как дети малые, честное слово... Таких даже болтами в назидание закидывать грех, хотя очень хочется.

-- А не боишься?.. -- донесся хохоток от Ильи, одного из новгородских охранников, который пару минут назад теснил булгарских купцов. -- И тебе что-то жалящее может прилететь!

-- Отбоялся уже свое, дитятко! -- парировал ветлужец, вызвав у собеседника серьезное покраснение физиономии, произошедшее из-за обиды за столь курьезную оценку его возраста. Однако полусотник тут же с восхищением оглядел стать молодого телохранителя и добавил, вызывая усмешки со стороны его спутников. -- Хотя с тобой, хлопец, я бы на кулачках не рискнул связываться! Эх, как тебя мамка раскормила!

-- Ладно, Илюша, не сердись! -- Костянтин Дмитрич положил руку на плечо своего дюжего охранника, удерживая того от опрометчивых поступков, и вышел из-за его спины. -- Полусотник все-таки тебя постарше раза в два будет! Для него ты и вправду еще молод... А что, Иван Михалыч, мог бы ты закидать нас стрелами? Извести гостей напрочь, не дать им потешить свою удаль молодецкую? Кому бы тогда товары свои продавал?

-- Зато решил бы другую задачу! -- засмеялся тот в ответ. -- Знаешь такой принцип: "бей своих, чтоб чужие боялись"? Под такое дело всех купцов не жалко под нож пустить!

-- Своих? -- Неожиданно для себя произнес Юсуф, уловив оговорку ветлужца, и тут же пояснил скорее для недоумевающих новгородцев, чем стоящего рядом Ильяса. -- Хочешь сказать, что ты нас всех считаешь своими?

-- Понимаешь, какое дело, купец... -- полусотник как-то неловко улыбнулся и потер рукой щеку, заросшую жестким волосом. -- В свое время я стоял в одном строю и с булгарцами и с новгородцами. Не спрашивай только где!

-- Тогда кто же для тебя чужой?

-- Кто? Так сразу и не ответишь... Да ты сразу увидишь по моим словам и поступкам. Ну ладно, поточили лясы, и будет! Костянтин Дмитрич, тебя Завидка на пристани уже, наверное, обыскался! Юсуф, заходи со своим товарищем ко мне сразу после торга, нечего утра дожидаться! Постараюсь чем-нибудь ваши мозги занять, иначе вы нам тут все раскурочите! А теперь расходимся, братцы...

"А ведь я его смутил, -- задумался Юсуф, уводя Ильяса мимо застывших новгородцев, тоже весьма озадаченных произнесенными словами. -- Видимо раньше он даже себе не признавался в таком положении вещей! А что касается одного строя... Общего врага найти не сложно, мало ли какие выверты нам судьба преподносит! Против тех же кипчаков или садумцев доводилось сражаться и нам и галиджийцам, а уж в наемниках кого только нет! Это многое объясняет... За исключением одного -- с каких это пор отношение к своим бывшим соратникам распространяется на всех их соплеменников?"

***

Юсуф подождал, когда дружинник доложит о его приходе, протиснулся в дверной проем и шагнул вперед, давая место своему напарнику. В горнице царил полумрак, скрашенный неровным светом из волокового окошка, поэтому ему пришлось прищуриться и лишь потом, найдя глазами хозяев, меланхолично их поприветствовать:

-- Ассаляму алейкума1.

# # 1 А с с а л я м у а л е й к у м а -- "мир вам" (при обращении к двум мусульманам любого пола). У а а л е й к у м а с с а л а м -- и Вам мир (араб.)

Следом за ним в дружинную избу ступил Ильяс и ограничился лишь кивком головы, мрачно покосившись на него самого. Юсуф прищелкнул языком и скривился: действительно, уже виделись. Более того, хозяева не являлись единоверцами, и он просто не имел права так здороваться. Что тут поделаешь, задумался и ошибся: теперь по всем правилам придется брать слова назад. Тем больше было его недоумение, когда со стороны ветлужцев донеслось ответное:

-- Уа алейкум ассалам! -- полусотник заработал подозрительные взгляды со всех сторон и попытался оправдаться, неловко пожав плечами. -- Я хоть и не мусульманин, но на пожелания мира всегда отвечу тем же, сколько бы раз за день это не прозвучало. Не знаю, получит ли Юсуф за свое приветствие двойной саваб2 от Аллаха, но я и в мыслях не держал кого-то оскорбить! По крайней мере, я надеюсь, что обид меж нами в связи с этим не возникнет. Если что -- валите все на скудость моего ума... Кхе.

# # 2 C а в а б -- благость Аллаха. Мусульмане, приветствуя единоверца в положенной форме, получают двойной саваб. Один саваб - за то, что приветствуют, второй - за то, что создают условие другому человеку получить саваб.

"Саваб за приветствие человека другой веры? Вряд ли, хотя не думаю, что где-то рядом найдется человек, разбирающийся в этом вопросе... -- удивился Юсуф, но тут же его мысли перескочили на более насущную проблему. -- И откуда ты такой знающий взялся? Я уже слышал краем уха, что пришел сюда год назад откуда-то со стороны, но откуда именно? И почему знаешь арабские слова? Как все запутанно..."

Между тем ветлужец продолжил:

-- А теперь, гости дорогие, прошу по нашему обычаю к столу: обсудим дела наши грешные, а заодно и подкрепимся после тяжелого дня.

Под пристальным взором своего воеводы полусотник перекрестился на резную деревянную икону и придвинулся ближе к квашеной капусте, кислый запах которой на мгновение перебил гостям все остальные ароматы. Юсуф пригляделся к накрытому столу и непроизвольно поморщился: куски запеченного мяса с прожилками сала, аккуратными ломтями разложенные на тарелке, выглядели привлекательно, однако это была свинина. Ветлужец поймал его взгляд и понимающе кивнул, убирая плошку в сторону на лавку.

"Хм, надо же, и это понимает... А сам пару мгновений назад смотрел на эту снедь с вожделением: как будто она уже таяла во рту, положенная на корочку ржаного хлеба... Кстати, еще теплого!"

-- Иван, неужто пожалел для гостей съестного? -- Воевода с ухмылкой посмотрел на своего подчиненного и перевел вопросительный взгляд на купцов. -- Или вы не только хмельное не пьете, но и мяса не едите?

Юсуф хотел ответить, но полусотник успел перехватить инициативу:

-- Для мусульман свинья нечистое животное, да и у нас в библии об этом что-то сказано... На самом деле они правы: жрет она все подряд, так что вся зараза через нее в человека проникает! -- поймав недоверчивый взгляд своего воеводы, он пояснил. -- В другом мясе всякие паразиты, там обитающие, погибают после термообработки э... ну, после сильного нагрева, а в свином остаются живыми. Думаю, что даже наш лекарь от таких болезней не всегда сможет помочь. Так что ты имеешь полное моральное право своим ближникам запретить не только крепкий мед пить, но и поросятину потреблять. Для здоровья полезнее! Так что готовься нас кормить говяжьей вырезкой! -- Полусотник посмотрел на своего насупившегося предводителя и весело добавил. -- Ну, хотя бы лосятиной или медвежатиной!

-- Балаболка! -- только и смог выдохнуть воевода, после чего поднял руку, чтобы махнуть ею в сторону излишне разговорчивого подчиненного. Однако неожиданно наткнулся на совершенно серьезные лица булгарских купцов. -- Что, все так и есть? Гм...

Отмашка неловко перешла в жест приглашения к столу: рассаживайтесь, мол, чего дальше в ступе воду толочь! Однако подойти к яствам никто не успел: снаружи донесся чей-то вскрик, и входная дверь с грохотом отскочила в сени.

В горницу ворвался тот самый малец, который на пристани оказался всех удачливее и поймал у Юсуфа монетку. Таща за собой облако пыли и негромкую ругань дружинника, сторожившего избу по случаю прихода гостей, он выскочил на середину комнаты и неожиданно замер, во все глаза уставившись на булгарских купцов. Запыхавшегося мальчишку тут же догнал стражник и обхватил поперек туловища рукой.

-- Еще кусаться вздумал! Вот батя взгреет тебя, Микулка, как останетесь одни... Воевода, моя промашка! Этот шалопай даже слушать не захотел, что гости у вас! Сразу ринулся между ног, да еще и зубы свои в ладонь по пути успел засадить!

Чувствуя, что через мгновение его унесут из горницы прочь, мальчишка еще раз затравленно взглянул на купцов, стоявших чуть в сторонке, и бросился на колени перед воеводой, ужом выскользнув из цепких лап охранника. Дружинник только охнул, оглядывая свой очередной укус, в то время как малолетний волчонок заторопился, захлебываясь скороговоркой:

-- Трофим Игнатьич! Алтыша потравили! Булгарцы!

-- Ты что несешь, полоумный? -- воевода тут же наклонился к нему, в то время как полусотник попытался успокоить нахмурившихся купцов, осторожно отступивших к стене. -- Какие булгарцы?

-- Эти! -- Указующий перст мальчишки вытянулся в сторону Юсуфа. -- С этими двоими приплыл важный боярин, я их вместе на пристани видел! Он с Алтышом говорил наедине около пажити, а потом они пошли к Агафье на постоялый двор и там сели вечерять! Я на торгу прибирался и видел, как тот булгарец что-то все время подливал буртасу из своей баклажки! А теперь Алтыш катается по земле, и судороги его бьют...

-- А Масгут... боярин тот?

-- Не знаю, я сразу сюда побежал! -- мальчишка бросил озлобленный взгляд на купцов и ожесточенно добавил. - Чтобы остальных не потравили... Еще я шум на пристани слышал, но решил сначала сюда податься, а ребята за знахаркой побежали!

Воевода тут же развернулся к купцам и вопросительно поднял бровь, слегка склонив голову набок. Мягкость из глаз исчезла, как испарился и неловкий хозяин, удивлявшийся чужим обычаям. Остался лишь воин, спокойно оценивающий -- куда ударить. Юсуф тут же почувствовал, как сердце глухо стукнуло и провалилось куда-то в пятки, а холодная капелька пота скользнула ему по спине. Он все-таки постарался взять себя в руки, понимая, что еще не все потеряно, но в голове продолжала суматошно биться одна мысль:

"Заломает голыми руками! Ну, Масгут, ну... Если ты нас оставишь им на растерзание!.."

Тем не менее, остатки самообладания у него все-таки остались, и купец решился заговорить.

-- В баклаге виноградное вино, я лично слышал от Масгута, что он хочет развязать им язык вашему пленнику. Однако я видел и то, что он сам прикладывался к этому зелью... после захода солнца, -- нехотя произнес Юсуф. Со стороны казалось, что он выдержал взгляд ветлужца довольно-таки стойко, но на самом деле спокойствием у него в душе и не пахло и это вылилось в многословное толкование событий. -- Я простой купец и ничего не понимаю в делах наместника, однако уверен, что вам дадут ответ на все предъявленные обвинения. Только поторопитесь донести до Масгута свои печали -- в верховьях Ветлуги его ожидают срочные дела и вполне вероятно, что он отплывет не попрощавшись! И еще... Помните, что любой неверный шаг с вашей стороны будет донесен до наместника Мартюбы в самом невыгодном для вас свете!

Дверь вновь с грохотом распахнулась, и на пороге возник очередной черный вестник. Им вновь оказался подросток, всклоченные вихры которого разметались по лицу, закрывая глаза.

"Тот самый, что встречал нас на пристани... Ого! Да он уже в полном доспехе! И откуда у этого несмышленыша кольчуга? -- чуть не вырвалось вслух у Юсуфа. -- У ак-чирмышей лишь каждый пятый или шестой имеет хоть что-то похожее на это одеяние! А тут..."

Тем временем мальчишка даже не пытался отбросить волосы в стороны или отереть лицо от выступившего пота и лишь вглядывался в полумрак избы, пытаясь кого-то найти. Наконец его глаза остановились на воеводе и он, не обращая внимания на выскользнувший из рук и покатившийся по полу шлем, зачастил:

-- Трофим Игнатьич, как ты и повелел три часа назад, Дмитр привел четыре детских десятка с самострелами и с ходу вмешался в раздрягу на пристани: десяток охранения не справлялся и...

-- Что там? -- оборвал подростка воевода, хотя тот и так докладывал довольно толково и сжато.

-- Говорят, что булгарцы потребовали досмотра у новгородцев, а те, естественно, отказались. Мол, это не ваша земля, валите, откуда пришли... Короче, я побежал сюда, по пути дернув ребят Вышаты.

-- Этих зачем?

-- Тротуары в баррикады выставляем с помощью полиспастов1!

# # 1 П о л и с п а с т -- грузоподъёмное устройство, состоящее из нескольких подвижных и неподвижных блоков огибаемых веревкой, канатом или тросом, позволяющее поднимать грузы с усилием в несколько раз меньшим, чем вес поднимаемого груза.

-- Яснее говори! Не время мне голову морочить! -- повысил голос воевода. -- Загородки для скота на пажити поставили на свое место, что ли?

-- Да, воевода, а еще... Еще я твоим словом объявил боевую тревогу в веси: через пару минут все будут изготовлены перед воротами.

-- Так... Иван! Ты с торга ратников увел?

-- Да, ты же сам сказал, чтобы лишние вои булгарам глаза не мозолили! -- Полусотник скосил глаза на купцов и безмятежно добавил. -- Да не тревожься, у меня по первому слову полусотня на рысях из веси выскочит! Им только подпруги затянуть!

-- Да на кой ляд нам кони на пристани! -- Рявкнул в ответ воевода, не обращая внимания на подаваемые знаки. -- Только ноги поломают на обрыве... Так справимся! Лишь бы детишек ненароком не задеть. А, черт! И угораздило меня позвать их сюда! Да еще Дмитра над ними поставить! Этот так вступится за своих земляков, что потом костей не соберешь...

В наступившей тишине громкое сопение воеводы было прекрасно слышно всем. А перекошенное гневом лицо, покрытое россыпью красных пятен, лучше всяких слов выдавало его состояние. Юсуф даже дышать старался через раз, чтобы не привлечь внимание главы ветлужцев. Попасть под горячую руку хозяев веси совсем не хотелось: купец приезжает торговать, а не драться за чужие доходы.

"Будь ты проклят, Масгут! И зачем я только решил плыть с твоим караваном!"

Слова, вырвавшиеся следом из уст ветлужского предводителя, прямо вторили мыслям Юсуфа в части характеристики доверенного лица наместника:

-- Чертов Масгут, решил нас сразу сломать! А все ты, Иван! Новгородцы у тебя, оказывается, возят железо... Микулка, дуй за лекарем в школу! Тимка, постарайтесь с недорослями не встревать в свару, ваши головы важнее! -- воевода выдохнул, провожая взглядом убежавших мальчишек, и вскинул голову, направив кривую улыбку склонившемуся над столом соратнику. -- Похоже, Иван, судьба сама все за нас решила. Ну что, облачаться будешь или сначала все-таки голод свой утолишь?

-- Заметь, не я это предложил! -- неожиданно для всех согласился полусотник и огорченно добавил, хрустя подхваченным со стола огурцом. -- С другой стороны, избыток пищи мешает легкости ума, а нам некоторое изящество сейчас очень пригодилось бы... Эй, купцы, не хмурьтесь! Никто вас не тронет, если глупостей не наделаете! Да и предводителя вашего мы особо задирать не будем... Пока не будем! Не самоубийцы же мы! А насчет судьбы, Трофим, ты погорячился... Пойду переговорю с Масгутом, раз виноват! Вот только действительно надену доспех на тот случай, если этот посланник совсем невменяемый!

***

Юсуф молча оглядывал раскинувшуюся перед ним пажить и в очередной раз удивлялся: казавшийся мирным пейзаж изменился буквально за несколько минут. Даже если он захотел бы сейчас вмешаться в намечающуюся потасовку, то у него это так сразу не получилось бы. Причин было две.

Первая заключалась в том, что весь луг, прежде сияющий белизной своих тесовых дорожек, превратился в ощетинившиеся укрепления, построенные из них же. Причем сделали это несколько пар подростков, в руках у которых были небольшие свертки с двумя или тремя деревянными блоками, через которые были продеты веревки. Что они собой представляли, Юсуф так и не понял, но итоговые результаты были на лицо: там, где требовались усилия четырех-пяти дюжих воинов, мальчишки справлялись вдвоем, хотя им и требовалось чуть-чуть больше времени.

Основания у дорожек были сделаны в форме обрешеток из бревен толщиной примерно в обхват ладоней. На эти квадраты в свою очередь были положены доски, прибитые расточительными хозяевами гвоздями. Разбежавшись по пажити, подростки цепляли один конец своей веревочной конструкции за далеко выступающие концы бревен на краю настила, а второй тянули на другой конец дорожки и крепили за верхние части толстых вертикальных брусьев, служивших опорой для перил. По всей видимости, те были глубоко вкопаны в землю, поэтому даже не пошевелились, когда на них обрушилась весомая нагрузка.

А та была немалой. Стоило мальчишкам потянуть за одну из веревок, как зацепленная сторона настила длиной метров в шесть начала приподниматься вверх и в итоге встала вертикально, образовав гладкий забор высотой почти в рост человека с узкими горизонтальными амбразурами посередине. Нижние концы бревен провалились в глубокие ямы, до этого момента находящиеся под слоем мутной воды, еще не высохшей после весеннего разлива, и зафиксировали конструкцию в устойчивом положении.

Через некоторое время часть пажить оказалась разделена на неровные прямоугольники, охватывающие полукольцом торговые ряды и в конечном итоге большую часть веси на холме. Дома на заливном лугу, где ветлужцы поселили своих торговых гостей, оказались отрезаны от пристани, а крытые черепицей лавки, кольцом окружающие торг, теперь представляли собой единый монолит с узкими бойницами, в которых иногда мелькали жала толстых арбалетных болтов.

Кроме того, подходы к торговой площадке могли простреливаться расположившимися в веси ратниками: несмотря на то, что изгородь была невысокой, само поселение стояло на склоне внушительного холма. Конечно, если бы не самострелы, то и дело мелькающие среди местного населения, то столь затратные сооружения были бы высмеяны не только Юсуфом, но и всеми его воинами, однако смеяться было некому. Кстати, именно отсутствие людей в его распоряжении и было второй причиной, которую он мог бы привести в качестве оправдания за свое бездействие.

Вскоре после объявленной тревоги к булгарцам была приставлена вооруженная охрана, и купцам пришлось провести несколько неприятных минут в горнице, гадая о судьбе своих товарищей. Однако через некоторое время им все-таки позволили к ним присоединиться. На опустевшей улице к этому времени бродили лишь куры да пестрый петух, донельзя довольный тем, что в одиночестве расхаживает по пыльной дороге, не опасаясь, что под хвост ему может прилететь чей-то лыковый лапоть. Немногочисленные бородатые ополченцы стояли лишь на стенах, стесывая остроту своих хмурых взглядов на выходящих из дружинной избы булгарцах.

Ветлужские ратники вывели купцов за тын и препроводили к домам, где расположились их судовые команды. Там тоже было пусто. Сердце Юсуфа на мгновение дрогнуло, и разыгравшееся воображение показало ему неприглядную картину возможного побоища: окровавленные тела, лежащие на полатях, разбросанные на полу вещи, в которых копаются торжествующие победители. Расположившиеся на отдых люди не смогли бы оказать сопротивление неожиданному нападению, да и отбиваться от него им пришлось бы в одиночестве.

Причина этого была простой и заключалась в том, что купцы пожелали комфортного отдыха для своих людей. В отличие от них ак-чирмыши наместника булгарской провинции даже не пытались заселяться в такие избы и остались около своих лодей, где вполне вольготно расположились на песчаном мысу под невысоким речным обрывом. Юсуф печально вздохнул, не зная, сожалеть ли ему о содеянном или нет, но все-таки помотал головой, чтобы отогнать непрошеное видение. Все-таки ветлужцы и в более тяжелой ситуации на Оке не стали пользоваться своим преимуществом.

Действительность оказалась немного сложнее: местные мальчишки, до этого постоянно бегающие на посылках у расположившихся на отдых булгарских воинов, что-то проделали с дверьми, и те заклинились в закрытом положении. Всего около сорока человек оказались в ловушке, отправившись отсыпаться после тяжелого перехода, и теперь лишь дозорные были на свободе. Когда купцы приблизились, охранение еще даже не поняло, что большинство воинов заперто внутри глухих срубов, предназначенных им в качестве места отдыха. Подумаешь, мальчишки прикрыли дверь, чтобы шум не тревожил покой булгарских ратников!

Ветлужское сопровождение сразу же попросило купцов оставить все как есть: не будить людей, не портить топорами толстые дверные доски, не пытаться выбраться через потолок. Хозяева мотивировали это тем, что тес стоит дорого, а расплачиваться за него придется без всяких скидок. А чтобы это отложилось в умах булгарцев отчетливее, вручили свои самострелы оставшимся на охране мальчишкам. Тем самым, которые до этого что-то делали на холме, вооружившись железными лопатами, потом возводили укрепления, а теперь смотрели на них через узкие бойницы неожиданно выросших заборов. С одной стороны это был знак доверия -- вряд ли юнцы могут сдержать купеческих людей, с другой -- без пригляда не оставили.

Всё вместе это было на руку торговому братству -- оно всегда могло оправдать свое бездействие сложившейся ситуацией. На самом же деле причина его пассивности была самой что ни на есть обыденной: свои шкуры купцам были заведомо дороже, чем все планы бесноватого Масгута. Кроме того, любую прореху в военной силе им пришлось бы заделывать месяцами: для дальних походов голытьбу на весла не наймешь, а надежных людей всегда приходится собирать по зернышку, постоянно отбрасывая шелуху и разлагающиеся экземпляры, способные заразить своей гнильцой остальных членов судовой команды.

Такие рассуждения вкупе с туманным обещанием полусотника, озвученным в последний момент перед расставанием, привели к тому, что Юсуф успокоил своих дозорных, оставил Ильяса рассказывать им о происшедшем, а сам присел к бревенчатой стене. Поскольку шум, доносящийся с пристани, слегка затих, ему оставалось лишь отрешенно наблюдать за развитием событий и время от времени бросать подозрительные взгляды на малолетнюю охрану, которая явно чувствовала себя не в своей тарелке. Даже за толстыми досками укреплений купец чувствовал, как мурашки ползут по детским спинам, а потные ладони все сильнее сжимают деревянные ложа самострелов. И от этого ему было тоже не по себе: он знал силу этого оружия, а дрожащие руки юнцов вполне могли нажать на спуск в самый неподходящий момент.

Взгляд Юсуфа поймал выстроившиеся на берегу Ветлуги десятки таких же недорослей, что сейчас целились в него в прорези бойниц, и он вздрогнул:

"А вот им суждено погибнуть! Рано или поздно, есть у них какая-то неведомая ему цель или нет... Если сейчас они уступят, то сломаются. А если поднимут оружие против воинов наместника, то их будут уничтожать как бешеных собак! И я так и не разгадаю эту загадку..."

Юсуф неожиданно для себя сплюнул, поднялся на ноги и двинулся на пристань, не обращая внимания на препятствия, стоящие на его пути, а также направленные в спину наконечники самострелов. Шкура шкурой, но купца, как и волка, кормит нечто другое. Да и какой смысл в существовании безо всякого риска? Что сможешь вспомнить под конец жизни, если на всем ее протяжении вместо удовлетворения своего любопытства отлеживался в теплой уютной норке, превращаясь в рыхлое, безвольное существо непонятного среднего рода? Разве это достойно для мужчины?


на главную | моя полка | | Ветлужская Правда |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 32
Средний рейтинг 4.4 из 5



Оцените эту книгу