Пролог

Люциан

Валахия, 1400^[1]

Деревня была слишком маленькой, чтобы противостоять армии захватчиков, быстро приближающейся к ней. Ничто не могло замедлить продвижение турков-османов^[2]. Они разрушали все, что стояло у них на пути, убивая каждого, жестоко убивая. Тела они насаживали на колья и оставляли на растерзание стервятникам. Кровь текла реками. Не жалели никого — ни младенцев, ни стариков. Захватчики жгли, мучили и калечили. Оставляя после себя только крыс, огонь и смерть.

Деревня была пугающе молчаливой, даже ребенок не смел заплакать. Люди могли только взирать друг на друга с отчаянием и безнадежностью. Помощи ждать им было неоткуда, а остановить резню не было возможности. Они падут, как и многие деревни до них, под силой этого страшного врага. Их было слишком мало, и в их распоряжении имелось только крестьянское оружие, с которым невозможно было противостоять превосходящим силам наступающей орды. Они были беспомощны.

А затем из наполненной туманом ночи появились два воина. Они двигались как одно целое в полном согласии, в совершенной гармонии. Они двигались с необычной животной грацией, плавной и упругой, и в полном молчании. Они оба были высокими, широкоплечими, с длинными развевающимися волосами и с глазами смерти. Некоторые говорили, что видели, как огненные всполохи ада горели в глубинах их льдисто-черных глаз.

Взрослые мужчины отходили с их пути, женщина дрожали в тени. Два воина не смотрели ни влево, ни вправо, хотя их глаза видели все. Власть облегала их подобно второй коже. Они перестали двигаться, молчаливо замерев, как и окружающие их горы, когда старейшина деревни присоединился к ним чуть впереди перед разбросанными хижинами, где они могли видеть раскинувшуюся долину, отделяющую их от леса.

— Какие новости? — спросил старейшина. — Мы слышали о резне со всех сторон. Теперь наш черед. И ничто не сможет остановить эту бурю смерти. Нам некуда идти, Люциан, негде спрятать наши семьи. Мы будем сражаться, но, как и остальные, мы будем уничтожены.

— Этой ночью мы передвигались очень быстро, старик, поскольку нужны в другом месте. Говорят, наш Принц был убит. Мы должны вернуться к нашему народу. Вы всегда были хорошим и добрым человеком. Габриель и я сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам этой ночью, прежде чем двинемся дальше. Враги могут оказаться очень суеверным народом.

Его голос был чистым и красивым, подобно бархату. Любой, слыша этот голос, не мог не сделать то, что повелевал Люциан. Все, кто хоть раз слышал его, хотели слышать его вновь и вновь. Один этот голос мог очаровать, мог соблазнить, мог убить.

— Идите с Богом, — прошептал старейшина деревни в знак благодарности.

Двое мужчин двинулись дальше. В идеальном ритме, плавно, молчаливо. Как только деревня скрылась из виду, они в одно мгновение приняли другой облик, не говоря ни слова, и продолжили путь в формах сов. Крылья с силой ударяли по ночному воздуху, когда они кружили над границей леса, выискивая спящую армию. В нескольких милях от деревни земля была устлана сотнями мужчин.

Появился туман, густой и белый, стелящийся чуть выше земли. Ветер затих, поэтому туман застыл густым и неподвижным слоем. Без предупреждения совы молчаливо полетели к земле, острые как лезвия когти были направлены прямо в глаза часовых. Совы, казалось, находились везде, работая в точной синхронизации, приближаясь и удаляясь прежде, чем кто-либо смог прийти на помощь охранникам. Крики боли и ужаса разорвали тишину ночи, и армия поднялась, хватая оружие и выискивая врага в густом белом тумане. Но увидела только своих охранников, с пустыми глазницами, по лицам которых текла кровь и которые слепо бежали в различных направлениях.

Среди солдат раздался треск, затем еще один. Треск слышался за треском, и две линии мужчин упали на землю со сломанными шеями. Создавалось ощущение, что невидимый в густом тумане враг быстро двигался от одного человека к другому, ломая голыми руками шеи. Ночь взорвалась хаосом. Мужчины, крича, бежали в окружающий их лес. Но, словно ниоткуда, появились волки, разрывая мощными челюстями разбегающуюся армию. Мужчины падали на свои собственные копья, словно их направляли. Другие кидались с копьями на товарищей по оружию, неспособные остановить себя, несмотря на то, как сильно они противились искушению. Воцарились кровь, смерть и ужас. Голоса шептали в солдатских головах, в самом воздухе, нашептывая о поражении и смерти. Кровь пропитала землю. Ночь подходила к концу, и не было ни одного места, где можно было бы спрятаться от невидимого ужаса, от призрака смерти, от диких животных, пришедших уничтожить армию.

Утром жители Валахии вышли на битву — и обнаружили только смерть.

* * *

Люциан

Карпатские горы, 1400

В воздухе господствовала смерть разрушения. Вокруг лежали дымящиеся руины человеческих деревень. Древние карпатцы тщетно пытались спасти своих ближайших соседей, но враг наносил удар, когда солнце вставало из-за гор. В час, когда древние становились беспомощными, а их сила была ничтожна. Карпатцев было уничтожено столько же много, сколько и людей, — мужчин, женщин, детей. Только те из них, чьи семьи находились очень далеко, избежали сокрушительного удара.

Джулиан, молодой и сильный, хотя все еще мальчишка, смотрел на все это печальными глазами. Как же мало представителей его народа осталось. И их Принц, Владимир Дубрински, был убит, как и его Спутница жизни Саранта. Это была катастрофа, удар, который его народ может никогда не пережить. Джулиан стоял высокий и прямой, его светлые волосы развевались за его спиной.

Димитрий подошел к нему сзади.

— Что ты делаешь здесь? Ты же знаешь, как опасно находиться на таком открытом месте как это. Так много тех, кто может уничтожить нас. Нам сказали держаться поближе к остальным, — несмотря на свою молодость, он защищающе пододвинулся поближе к более молодому парню.

— Я могу позаботиться о себе, — твердо заявил Джулиан. — А что здесь делаешь ты? — мальчик крепко схватил за руку более старшего подростка, стоящего рядом с ним. — Я видел их. Я точно видел их. Люциана и Габриеля. Это были они, — благоговение слышалось в его голосе.

— Не может быть, — прошептал Димитрий, вглядываясь во все стороны. Он одновременно испытывал восторг и страх. Никто, даже взрослые, не упоминали вслух имена близнецов-охотников. Люциан и Габриель. Они были легендой, мифом, выдумкой.

— Да, я уверен. Я знал, что они придут, когда услышат о смерти Принца. Что еще им оставалось делать? Я уверен, что они прибыли повидать Михаила и Грегори.

Старший мальчик задохнулся.

— Грегори тоже здесь? — он последовал за младшим через густой лес. — Он поймает нас за шпионажем, Джулиан. Он все знает.

Блондин просто пожал плечами, озорная улыбка изогнула его рот.

— Я хочу увидеть их вблизи, Димитрий. И я не боюсь Грегори.

— А должен. И я слышал, что Люциан и Габриель настоящие немертвые.

Джулиан взорвался смехом.

— Кто тебе такое сказал?

— Я слышал, как об этом говорили двое мужчин. Они сказали, что никто не может прожить так долго, как они, охотясь и убивая, и не обернуться.

— Люди находятся в состоянии войны, в которой гибнет и наш народ. Даже наш Принц погиб. Вампиры повсюду. Кто-либо кого-либо убивает. Я не думаю, что нам следует волноваться насчет Габриеля и Люциана. Будь они настоящими вампирами, мы все давно были бы мертвы. Никто, даже Грегори, не смог бы устоять против них в битве, — защищаясь, произнес Джулиан. — Они настолько могущественны, что никому не удастся уничтожить их. Они всегда были верны Принцу. Всегда.

— Наш Принц мертв. Им нет никакой необходимости хранить верность Михаилу, как к его наследнику, — очевидно, цитировал взрослых Димитрий.

Джулиан раздраженно покачал головой и продолжил путь вперед, на этот раз в полном молчании. Он потихоньку двигался через густую растительность, пока в поле зрения не показался дом. Вдалеке завыл волк, чей вой прозвучал одиноко. Ему ответил второй, затем третий — оба раздались намного ближе. Джулиан и Димитрий изменили форму. Им не хотелось пропустить появление двух легендарных фигур. Люциан и Габриель были величайшими охотниками на вампиров за всю историю их расы. Так же было известно, что никто не может противостоять им. Вести о том, что они в одиночку уничтожили целую армию в ночь перед приходом сюда, долетела задолго до их прибытия. Никто не знал точное количество их жертв за несколько прошедших веков, но что оно было огромным, никто не сомневался.

Джулиан принял облик небольшого сурка, пробираясь поближе к дому. Но зрение сделал таким же острым, как у совы, когда достиг крыльца. Где он и услышал их. Четыре голоса что-то тихо бормочущих внутри дома. Несмотря на свою молодость, Джулиан уже обладал необычайным слухом истинного карпатца. Он использовал его, чтобы не пропустить ни одного слова. Четыре великих карпатца собрались живьем в этом доме, и он не желал пропустить это событие. Он едва осознавал, что Димитрий присоединился к нему.

— У тебя нет выбора, Михаил, — сказал тихий голос. Этот голос был неподражаем, чистейшим бархатом, но, тем не менее, нежной командой. — Ты должен принять мантию власти. Это тебе диктует кровь. Твой отец предвидел свою смерть и его указания были ясны. Ты должен стать лидером. Грегори будет помогать тебе, а мы будем выполнять работу, которую поручил нам твой отец. Но мантия власти не принадлежит нашей семье. Она твоя.

— Ты — древний, Люциан. Один из вас должен управлять нашим народом. Нас так мало, наши женщины потеряны для нас, наши дети умерли. Без женщин, что наши мужчины должны делать? — Джулиан узнал голос Михаила. — У них нет выбора, кроме как искать рассвет или становиться немертвыми. Господь знает, как много из них выбрали этот путь. А я еще не обрел мудрости, чтобы руководить нашим народом в такое трудное время.

— У тебя кровь Принца и власть, и, что важнее всего, наши люди верят в тебя. Они боятся нас, нашей власти и знаний — всего того, что мы несем, — голос Люциана был прекрасным, убедительным. Джулиан влюбился в звук этого голоса и готов был слушать его вечно. Неудивительно, что взрослые боятся его власти. Даже Джулиан, в свои юные годы, осознал, какое это оружие. А ведь Люциан просто разговаривал. Что будет, если он начнет отдавать команды всем тем, кто окружает его? Кто сможет сопротивляться этому голосу?

— Мы клянемся тебе в верности, Михаил, точно также как и твоему отцу, и мы предоставим тебе все знания, которые сможем, чтобы помочь тебе в твоем трудном задании. Грегори, мы знаем тебя как великого охотника. Твоя связь с Михаилом достаточно сильна, чтобы провести тебя через эти смутные годы? — голос Люциана, несмотря на свою мягкость, требовал правдивого ответа.

Джулиан задержал дыхание. Грегори был кровным родственником Габриеля и Люциана. Темным. Тем, чья семья всегда служила защитниками их расы, тем, кто нес возмездие немертвым. Грегори мог не отвечать и был бы прав. Казалось невероятным, что его принуждают к ответу, который он и дал.

— Так долго, как Михаил будет жив, я буду служить ему, обеспечивая безопасность как его, так и его семьи.

— Ты будешь служить нашему народу, Михаил, а наш брат будет служить тебе, как мы служили твоему отцу. Это правильно. Габриель и я будем продолжать сражаться, противостоя засилью немертвых как среди людей, так и среди нашего народа.

— Их так много, — заметил Михаил.

— Да, так и есть, слишком много смертей, слишком много сражений, и наши женщины, бывшие для нас всем, также истреблены. Мужчинам нужна надежда на Будущее, Михаил. Ты должен найти способ обеспечить их ею, или у них не будет причин держаться дальше, когда темнота охватит их. Нам нужны женщины, чтобы обеспечить наших мужчин Спутницами жизни. Наши женщины — свет в нашей тьме. Наши мужчины — хищники, темные, опасные охотники, с каждым прошедшим веком становящиеся все опаснее. К сожалению, если мы не сможем найти Спутниц жизни, то все из карпатцев превратимся в вампиров, и наша раса вымрет, так как мужчины откажутся от своих душ. Начнутся такие разрушения, которые невозможно даже представить. Твоя миссия — предотвратить все это, Михаил, и она является наиважнейшей.

— Как и ваша, — тихо проговорил Михаил. — Забрать так много жизней и остаться одними из нас — нелегкая задача. Наши люди в долгу перед вами.

Джулиан, в теле сурка, отполз назад в кусты, не желая быть пойманным древними. Позади него послышался шорох, и он обернулся. Там в полнейшей тишине стояли двое высоких мужчин. Их глаза были темными и пустыми, их лица — словно высеченными из камня. Туман вокруг него, казалось, спустился с самого неба, поразив его и Димитрия до самого основания. Джулиан с трудом отдышался, изумленно глядя на все это. Чуть впереди обоих мальчишек материализовался Грегори, словно защищая их. Когда Джулиан поднял голову, чтобы оглядеться, то мистические охотники ушли, словно их никогда и не было, и мальчики остались лицом к лицу с Грегори.

* * *

Люциан

Франция, 1500

Солнце скрылось с неба, оставив позади себя яркие цвета. Которые постепенно сменились угольно-черной ночью. Глубоко под землей начало биться одинокое сердце. В богатой, исцеляющей земле лежал Люциан. Его раны от последней жестокой схватки были исцелены. Он ментально сканировал местность, окружающую место его отдыха, замечая лишь движения животных. Земля взорвалась фонтаном, когда он вырвался из ее объятий в небо, втягивая в себя ночной воздух. Сегодня ночью его мир изменится навсегда. Габриель и Люциан были идентичными близнецами. Они выглядели совершенно одинаково, думали одинаково, сражались одинаково. На протяжении столетий они впитывали знания обо всех местах и вещах и делились ими друг с другом.

Все карпатские мужчины, становясь старше, теряли свои эмоции и способность видеть в цвете, продолжая жить в темном, сером мире, где только чувство верности и чести удерживало их от того, чтобы обратиться в вампира, пока они не найдут свою Спутницу жизни. Габриель и Люциан заключили друг с другом пакт. Если один из них обернется в вампира, второй должен будет начать на него охоту и убить своего близнеца, прежде чем самому встретить рассвет — свою собственную смерть. Люциан уже в течение некоторого времени знал, что его брат борется со своим внутренним демоном, с темнотой, распространяющейся внутри него. Постоянные битвы требуют свою плату. Габриель был слишком близок к обращению.

Люциан сделал глубокий вдох, вбирая в себя чистый ночной воздух. Он был решительно настроен сохранить Габриелю жизнь, сохранить в безопасности его душу. Был только один способ сделать это. Если только ему удастся убедить Габриеля, что это он присоединился к рядам нежити, у того не останется иного выбора, кроме как начать на него охоту. Это позволит предотвратить борьбу Габриеля с кем бы то ни было, кроме Люциана. Но будучи не в состоянии убить его из-за равенства в силе и при наличии конкретной цели Габриель сможет продержаться. Люциан взмыл в воздух, ища свою первую жертву.

* * *

Люциан

Лондон, 1600

На углу улицы стояла молодая женщина, улыбка словно застыла на ее лице. Ночь была холодной и темной. Она дрожала. Где-то в темноте бродил убийца. Он уже убил двух женщин, которых она знала. Она умоляла Томаса не посылать ее сегодня ночью, но он несколько раз ударил ее, прежде чем вытолкнуть за дверь. Она сложила руки на груди и постаралась сделать вид, что наслаждается своей работой.

В конце улицы появился мужчина. У нее перехватило дыхание, а сердце заколотилось. Он был одет в темное пальто и шляпу, в руке нес трость. Он выглядел, как представитель знати, прогуливающийся по ее бедному району. Она приняла позу и стала ждать. Он прошел прямо мимо нее. Она знала, что Томас изобьет ее, если она не окликнет его, привлекая к себе его внимание, но не могла заставить себя сделать это.

Мужчина замер и обернулся. Медленно обошел вокруг нее, осмотрел ее сверху донизу, словно кусок мяса.

Она постаралась улыбнуться ему, но что-то в нем пугало ее. Он вытащил пригоршню монет и помахал ими перед ней. Его улыбка была заманчивой. Он знал, что она напугана. Он указал тростью на аллею.

Она пошла. Она знала, что это глупо, но больше всего она боялась возвращаться домой к Томасу без денег, чем идти в аллею с незнакомцем.

Он оказался беспощадным, заставив выполнить все, что он захочет, прямо здесь в аллее. Он намеренно причинял ей боль, и она терпела, поскольку у нее не было иного выбора. Закончив, он отбросил ее на землю и ударил своим элегантным ботинком. Она подняла взгляд и, увидев в его руке бритву, поняла, что он и был убийцей. Кричать было поздно. Она была почти мертва.

Из темноты позади ее убийцы появился еще один мужчина. Он был самым красивым мужчиной, когда-либо виденным ею. Высоким и широкоплечим, с длинными развевающимися волосами и ледяными черными глазами. Он появился словно из ниоткуда и так близко к напавшему на нее, что ей стало интересно, как он смог оказаться здесь, незамеченным никем из них. Мужчина просто протянул руки, поймал убийцу за шею и с силой свернул ее.

Беги. Беги сейчас же. Она очень четко услышала слова в своей голове и не стала ждать, чтобы поблагодарить своего спасителя. Она побежала так быстро, как могла.

Люциан подождал, пока не убедился, что она послушалась его приказа, прежде, чем склонить свою голову к шее убийцы. Крайне важно было обескровить свою жертву и оставить доказательства, которые бы нашел Габриель.

— Я знал, что найду тебя здесь, Люциан. Тебе не спрятаться от меня, — тихий голос Габриеля раздался позади него.

Люциан позволил телу упасть на землю. За долгие годы это превратилось в игру «кошки-мышки», в которую играли только они одни. Они так хорошо знали друг друга, так часто сражались вместе, что каждый знал, о чем подумает другой прежде, чем сама мысль об этом придет тому в голову. Они знали сильные и слабые стороны друг друга. За последние годы они наносили друг другу так много смертельных ран, что им ничего не оставалось, кроме как разделяться и уходить под землю для исцеления. Люциан повернулся к брату-близнецу, медленная, невеселая улыбка смягчила уголки его твердого рта.

— Ты выглядишь усталым.

— На этот раз ты оказался слишком жадным, Люциан, убив свою жертву до того, как начал питаться.

— Возможно, это была ошибка, — тихо согласился Люциан. — Но обо мне не волнуйся. Я более чем способен найти себе теплое тело. Никто не может противостоять мне, даже мой брат, который дал мне слово сделать одну маленькую вещь.

Габриель нанес удар быстро и сильно, как и ожидал Люциан. И они слились воедино в смертельном бою, в котором практиковались в течение тысячелетий.

* * *

Люциан

Париж, настоящие дни

Габриель пригнулся, принимая бойцовскую позу. Позади него, его Спутница жизни полными сочувствия глазами наблюдала за появлением высокого элегантного мужчины. Он выглядел тем, кем и был — темным, опасным хищником. Его черные глаза опасно мерцали. Много повидавшие глаза. Глаза смерти. Он двигался с животной грацией, с волнением силы.

— Стой там, Люциан, — тихо предупредил Габриель. — Ты не причинишь вред моей Спутнице жизни.

— Тогда ты должен сделать то, что поклялся сделать много веков назад. Ты должен уничтожить меня, — голос представлял собой бархатистый шепот, мягкую команду.

Габриель распознал спрятанное давление, лишь бросившись вперед с целью нанести удар. В последнюю секунду, с возражающим криком своей Спутницы жизни в своем сознании, лишь когда его когтистая рука вцепилась в горло его близнеца, он понял, что Люциан широко раскинул руки, принимая свою смерть.

Нет, вампиры на такое не способны. Никогда. Немертвые борются до последнего вздоха, убивая всех и все вокруг себя. Самопожертвование несовместимо с вампирами.

Понимание этого пришло слишком поздно. Брызнули темно-красные капли крови, разлетаясь. Габриель постарался отойти назад, дотянуться до своего брата, но сила Люциана была слишком велика. Габриель был не способен двинуться, не способен противиться воле Люциана. Его глаза от удивления расширились. Люциан оказался таким могущественным. Габриель был древним, более сильным, чем большинство карпатцев на земле — равным Люциану, сказал бы он до этого момента.

— Ты должен позволить нам помочь тебе, — тихо проговорила Франческа, спутница жизни Габриеля. Ее голос был кристально чистым, успокаивающим. Она была великой целительницей. Если кто и мог предотвратить смерть Люциана, то это только она. — Я знаю, что ты пытаешься сделать сейчас и здесь. Ты считаешь, что твой конец близок.

Блеснули белые зубы Люциана.

— У Габриеля есть вы, чтобы хранить его. Именно это было моей задачей, и теперь она выполнена. Я ищу покоя.

Кровь пропитала его одежду, стекала по его рукам. Он даже не пытался остановить ее. Он просто стоял, высокий и прямой. Ни одного обвинения не было ни в его взгляде, ни в голосе, ни в выражении лица.

Габриель покачал головой.

— Ты делал это ради меня. В течение четырехсот лет ты обманывал меня. Предотвращая от убийства и обращения. Почему? Почему ты ради этого рисковал своей душой?

— Я знал, что у тебя есть Спутница жизни, которая ждет тебя. Кто-то, кто знал об этом, сообщил мне об этом много лет назад, и этот человек врать не стал бы. Ты терял свои чувства и эмоции не так быстро, как я. У тебя это заняло столетия. А я был всего лишь неоперившимся птенцом, когда они начали угасать во мне. Но ты сливался своим сознанием с моим, и я мог чувствовать твою радость от жизни, видеть твоими глазами. Ты заставлял меня помнить о том, что я никогда не имел, — Люциан пошатнулся.

Габриель словно ждал момента, когда его брат ослабеет, чтобы этим воспользоваться, поскольку в ту же секунду, как тот пошатнулся, он оказался возле него, проводя языком по зияющей ране, которую сам же и нанес, закрывая ее.

Его Спутница жизни была рядом с ним. Очень нежно она взяла руку Люциана в свою.

— Тебе кажется, что тебе больше не для чего жить.

Люциан устало закрыл глаза.

— Я охотился и убивал в течение двух тысяч лет, сестра. Моя душа так истерлась, что напоминает решето. Если я не уйду сейчас, то позже возможно не смогу, и мой любимый брат будет вынужден уничтожить меня. А это нелегкая задача. Он в безопасности. Я выполнил свой долг. Позволь мне отдохнуть.

— Есть другая, — тихо сказала ему Франческа. — Она не такая, как мы. Она смертная. На данный момент она очень молода и испытывает сильнейшую боль. Могу сказать тебе только одно, если ты не найдешь ее, то она проведет остаток жизни в агонии и отчаянии, какое нам и не снилось, даже с учетом наших способностей. Ты должен жить ради нее. Ты должен терпеть ради нее.

— Ты говоришь, что у меня есть Спутница жизни?

— И ее потребность в тебе велика.

— Я не добрый человек. Я так долго убивал, что не знаю другого способа существования. Привязать ко мне смертную женщину — это то же самое, что приговорить ее к жизни с монстром, — даже отрицая все это, Люциан не сопротивлялся, когда спутница жизни Габриеля начала заниматься его страшными ранами. Габриель наполнил комнату целебными травами и начал древнее исцеляющее пение, старое как само время.

— Сейчас я исцелю тебя, брат мой, — ласково сказала она. — А такой монстр, каким ты, как думаешь, являешься, вполне может защитить женщину от злодеев, которые, в противном случае, погубят такую, как она.

Габриель сделал надрез на своем запястье и прижал рану к губам своего брата.

— Я по доброй воле предлагаю тебе свою жизнь. Возьми то, что необходимо тебе, чтобы исцелиться. Мы положим тебя глубоко в землю и установим защитные чары, пока ты не исцелишься и не наберешься сил.

— Это твой первостепенный долг перед своей Спутницей жизни, Люциан, — тихо напомнила ему Франческа. — Ты должен сделать все, что в твоих силах, чтобы найти ее и избавить от опасности.

* * *

Джексон, 5 лет

Флорида, США

— Посмотри на меня, дядя Тайлер, — гордо позвала Джексон Монтгомери, маша с вершины деревянной башни, на которую она только что взобралась.

— Ты сумасшедший, Мэтт, — покачал головой Рассел Эндрюс, щуря от яркого солнца глаза и смотря на точную копию высокой платформы, используемой для тренировки новобранцев в «морские котики». — Джекс может сломать шею, если упадет, — он перевел взгляд на хрупкую женщину, лежащую на шезлонге и обнимающую новорожденного сына. — А что скажешь ты, Ребекка? Джекс еще нет пяти лет, а Мэтт уже тренирует ее для спецназа, — сказал Рассел.

Ребекка Монтгомери рассеянно улыбнулась и посмотрела на мужа, словно спрашивая его мнения.

— Джексон молодчина, — незамедлительно ответил Мэтт и, потянувшись, поймал руку жены, поднес ее к своим губам, поцеловав костяшки. — Она любит такие вещи. И начала заниматься ими, фактически, еще до того, как начала ходить.

Тайлер Дрейк помахал крошечной девчушке, зовущей его.

— Я не знаю, Мэтт. Может быть Расс и прав. Она еще так мала. И так похожа на Ребекку внешностью и телосложением, — он усмехнулся. — Естественно, нам повезло в этом смысле. В остальном она похожа на тебя. Сорвиголова, маленький борец точно так же, как и ее папа.

— Я не уверен, что это говорит в ее пользу, — сказал Рассел, нахмурившись. Он не мог отвести от ребенка взгляда. У него замирало сердце. Его собственной дочери было семь лет, и он никогда не позволил бы ей приблизиться к башне, которую его сотоварищи, Мэтт Монтгомери и Тайлер Дрейк, построили на заднем дворе Мэтта. — Знаешь, Мэтт, невозможно заставить ребенка расти быстрее. Джексон все еще младенец.

Мэтт рассмеялся.

— Этот ребенок может приготовить завтрак для своей матери, и отнести ей в кровать, и поменять подгузники у младшего. Она читает с трех лет. Я говорю серьезно — читает. Ей нравятся физические упражнения. Нет ничего в учебном курсе, чего бы она не смогла сделать. Я учу ее боевым искусствам, а Тайлер преподает ей уроки выживания. Она любит их.

Рассел нахмурился.

— Не могу поверить, что ты поощряешь Мэтта, Тайлер. Он же никого кроме тебя не слушает. Этот ребенок обожает вас обоих, но это никого из вас не волнует, — он решительно воздержался, чтобы не добавить, что Ребекка никудышная мать. — Очень сильно надеюсь, что вы не учите ее плавать в океане.

— Может быть Рассел прав, Мэтт, — тревога прозвучала в голосе Тайлера. — Джексон маленькая актриса с сердцем льва, но, может, мы слишком сильно давим на нее. И я понятия не имел, что ты позволяешь ей готовить для Ребекки. Это может быть опасно.

— Кто-то должен делать это, — Мэтт пожал своими широкими плечами. — Джексон знает, что делает. Когда меня нет дома, она знает, что несет ответственность за уход за Ребеккой. А теперь у нас появился и Мэтью младший. И к вашему сведению, Джекс уже сейчас хороший пловец.

— Ты слышишь, что говоришь, Мэтт? — потребовал ответа Рассел. — Джексон — ребенок, пяти лет — дитя. Ребекка! Во имя всего святого, ты ее мать, — и как всегда ни один из родителей не ответил на то, что им не хотелось слышать. Мэтт трясся над Ребеккой, как над фарфоровой куклой. Не обращая должного внимания на свою дочь. Раздраженный, Рассел обратился к лучшему другу Мэтта. — Тайлер, хоть ты скажи им.

Тайлер медленно кивнул, соглашаясь.

— Ты не должен так давить на нее, Мэтт. Джексон исключительный ребенок, но она, тем не менее, ребенок, — его глаза следили за маленькой девочкой, машущей и улыбающейся. Без единого слова он поднялся и направился к башне, с которой его настойчиво звала малышка.

* * *

Джексон, 7 лет

Флорида, США

Крики, доносящиеся из комнаты ее матери, было невозможно слушать. Ребекка была безутешна. Бернис, жена Рассела Эндрюса, вызвала врача, чтобы ввести ей транквилизаторы. Джекс закрыла уши руками, чтобы заглушить ужасные звуки горя. Мэтью младший уже некоторое время захлебывался рыданиями в своей комнате, и, вполне очевидно, мама не собиралась идти к своему сыну. Джексон вытерла постоянно текущие из ее глаз слезы, подняла подбородок и пересекла холл, направляясь в комнату своего брата.

— Не плачь, Мэтти, — тихо, любяще напевала она. — Ни о чем не беспокойся. Сейчас здесь я. Мамочка сильно расстроена из-за папочки, но мы сможем пройти через это, если будем держаться вместе. Ты и я. Мы и мамочке поможем пройти через это тоже.

Дядя Тайлер пришел в их дом с двумя другими офицерами и сообщил Ребекке, что ее муж больше никогда не вернется домой. Что-то ужасное произошло на их последнем задании. С тех пор Ребекка кричала, не переставая.

* * *

Джексон, 8 лет

— Как она сегодня, милая? — тихо спросил Тайлер, опускаясь, чтобы поцеловать Джексон в щеку. Положив на стол букет цветов, он все свое внимание обратил к маленькой девочке, которую любил с самого ее рождения.

— Сегодня у нее был не слишком хороший день, — неохотно призналась Джексон. Она всегда говорила «дяде Тайлеру» правду о своей матери и ни кому больше, даже «дяде Расселу».

— Думаю, она снова приняла слишком много тех таблеток. Она не встает с постели, а когда я пытаюсь рассказать ей о Мэтью, она просто смотрит на меня. Он, наконец-то, перестал нуждаться в памперсах, и я так им горжусь, но она ничего ему не говорит. Если она даже и берет его на руки, то так сильно сжимает, что он начинает плакать.

— Я должен кое о чем спросить тебя, Джекс, — сказал дядя Тайлер. — Очень важно, чтобы ты сказала мне правду. Твоя мама больна большую часть времени, и ты вынуждена заботиться о Мэтью, следить за домом, ходить в школу. Я подумал, что мог бы переехать сюда, чтобы немного помочь тебе.

Глаза Джексон загорелись.

— Переехать к нам? Как?

— Я мог бы жениться на твоей матери и стать твоим отцом. Не как Мэтт, естественно, а как твой отчим. Думаю, это поможет твоей матери, да и я буду рад находиться рядом с тобой и маленьким Мэтью. Но, если этого захочешь ты, сладенькая. В противном случае, я даже не буду заводить об этом разговор с Ребеккой.

Джексон улыбнулась ему.

— Именно поэтому вы принесли цветы, да? Вы думаете, она действительно захочет этого? Есть шанс?

— Думаю, что смогу убедить ее. Единственный раз, когда ты получила перерыв от этого, это когда я взял тебя на наши тренировки. Ты становишься довольно хорошим стрелком.

— Снайпером, дядя Тайлер, — поправила его Джексон с внезапной поддразнивающей улыбкой. — А прошлым вечером на занятиях по каратэ я надрала задницу Дону Джейкобсону, — единственный раз, когда она смеялась еще больше, это когда дядя Тайлер вывез ее на тренировочную базу спецназа, где они играли в войну. Женщина или нет, Джексон начала становиться той, с кем считались, и это заставляло ее гордиться.

* * *

Джексон, 13 лет

Книга была полна загадок и прекрасно подходила для этой штормовой ночи. Ветки дерева царапали оконное стекло, а по крыше тяжело барабанил дождь. Когда она в первый раз услышала шум, то подумала, что это шутки ее воображения, потому что книга была очень пугающей. Она замерла, а ее сердце бешено заколотилось. Он вновь принялся за это. Она знала. Как можно тише она слезла с кровати и открыла дверь.

Звуки, доносившиеся из спальни ее матери, были приглушенными, но она все равно их слышала. Ее мать рыдала, умоляла. Затем раздался характерный звук, который Джексон хорошо знала. Сколько она себя помнила, она всегда посещала занятия по каратэ. И знала, что означает этот звук — что кто-то получил удар кулаком. Она побежала по коридору к комнате своего брата, чтобы вначале проверить его. И испытала облегчение, увидев, что он спит. Когда Тайлер находился в таком состоянии, она всегда прятала от него Мэтью. Создавалось ощущение, что в эти моменты он ненавидит мальчика. Его глаза становились холодными и злыми, когда останавливались на ребенке, особенно когда Мэтью начинал плакать. Тайлер не любил, когда кто-нибудь плакал, а Мэтью был еще довольно маленьким, чтобы плакать даже от маленькой царапины или от воображаемой боли. Или каждый раз, когда Тайлер смотрел на него.

Сделав глубокий вдох, Джексон замерла перед дверью в спальню матери. Ей трудно было поверить, что Тайлер может так вести себя с ее матерью и Мэтью. Она любила Тайлера. Она всегда любила его. Он проводил часы, тренируя Джексон, словно она была солдатом, и все в ней отзывалось на физическую подготовку. Ей нравились курсы, которые он разрабатывал, чтобы развивать ее. Она могла взобраться на самые невероятные скалы и за рекордно-короткое время проскользнуть по крошечному туннелю. Она была в своей стихии во многих областях: от стрельбы из оружия до рукопашного боя. Теперь она даже могла выследить Тайлера, то есть сделать то, на что многие из его окружения не способны. Этим она гордилась больше всего. Тайлер, казалось, всегда был доволен ею, относясь к ней с теплом и любовью. Она верила, что и ее семью Тайлер любит с той же силой и защищающей верностью, как и ее. Теперь же она находилась в смятении, страстно желая, чтобы ее мать была человеком, с которым она могла поговорить, обдумать все. Джексон начала понимать, что за очарованием ее отчима скрывалась его потребность контролировать свой мир и все в нем. Ребекка и Мэтью не соответствовали его стандартам, какими они должны быть, и он заставлял их жестоко расплачиваться за это.

Джексон глубоко вздохнула и слегка толкнула дверь, приоткрывая. Она стояла совершенно тихо, так, как и учил ее делать Тайлер во время опасности. Тайлер прижимал ее мать к стене, одной рукой сжимая ее горло. Глаза Ребекки были огромными и расширенными от ужаса.

— Это оказалось так легко сделать, Ребекка. Он всегда читал себя таким умным, считал, что никто ничего не сделает ему, а я сделал. Теперь у меня есть ты и его дети, как я ему и говорил. Я стоял над ним, смотрел, как жизнь покидает его, и смеялся. Он знал, что я сделаю с тобой — я позаботился об этом. Ты всегда была такой бесполезной. Я говорил ему, что дам тебе шанс, но ты им не воспользовалась, не так ли? Он баловал тебя, точно так же, как и твой отец. Ребекка, маленькая принцесса. Ты всегда смотрела на нас сверху вниз. Ты всегда думала, что намного лучше нас лишь потому, что у тебя были все эти деньги, — он наклонился еще ближе, так, что его лоб уперся в лоб Ребекки, а брызги слюны попадали ей на лицо, когда он выговаривал слова. — Теперь все твои драгоценные деньги перейдут ко мне, если с тобой что-нибудь случиться, а? — он затряс ее, как тряпичную куклу, что было легко сделать потому, что Ребекка была маленькой женщиной.

В этот момент Джексон поняла, что Тайлер собирается убить Ребекку. Он ненавидел ее, ненавидел Мэтью. Джексон была достаточно умна, чтобы из всего услышанного сделать вывод, что Тайлер, скорее всего, убил ее отца. Они оба служили в «морских котиках» и их нелегко было убить, но ее отцу и в голову не могло прийти, что лучший друг может его предать.

Она видела, что глаза ее матери пытались отчаянно предупредить ее держаться подальше. Ребекка боялась за Джексон, боялась, что если та вмешается, то Тайлер набросится на нее.

— Папочка? — Джексон специально произнесла это слово очень тихо, учитывая наполненную угрозой ночь. — Что-то разбудило меня. У меня был кошмар. Не посидишь со мной? Ты же не будешь возражать, не так ли, мамочка?

Потребовалось некоторое время, чтобы напряжение отпустило застывшие плечи Тайлера. Его пальцы медленно соскользнули с горла Ребекки. Воздух ворвался в ее легкие, хотя она продолжала прижиматься к стене, съежившись и замерев от страха, стараясь подавить кашель, появившийся в ее больном горле. Ее пристальный взгляд остановился на лице Джексон, отчаянный, молчаливый, старающийся предупредить дочь об опасности. Тайлер оказался совершенно сумасшедшим, убийцей, от которого невозможно было скрыться. Он предупредил ее, что произойдет, если она попытается покинуть его, и Ребекка знала, что у нее не хватит сил, чтобы спасти их. Особенно Мэтью младшего.

Джексон улыбнулась Тайлеру с детской доверчивостью.

— Сожалею, что побеспокоила вас, но я действительно что-то слышала, а сон был таким реальным. Когда ты со мной, я всегда чувствую себя в безопасности, — ее желудок сжался, протестуя против ужасной лжи, ее ладони вспотели, но, тем не менее, она держалась превосходно, с широко-раскрытыми невинными глазами.

Через плечо Тайлер послал Ребекке жестокий взгляд, беря Джексон за руку.

— Отправляйся в постель, Ребекка. Я посижу с Джексон. Господь знает, что ты никогда не делала этого, даже когда она болела, — его рука была сильной и все еще напряженной на ощупь, но Джексон также ощущала тепло, излучаемое им, когда они находились вместе. Что бы не владело ее отчимом до этого, оно ушло, когда он прикоснулся к Джексон.

В последующие два года Джексон с Ребеккой старались скрыть свое растущее беспокойство относительно состояния рассудка Тайлера от Мэтью младшего. Они держали ребенка как можно дальше от Тайлера. Мальчик, казалось, являлся неким катализатором, который изменил некогда любящего мужчину. Тайлер часто жаловался, что Мэтью смотрит на него. И Мэтью научился отводить взгляд, когда в комнате находился мужчина.

Тайлер смотрел на ребенка с холодностью, без всяких эмоций или с откровенной ненавистью. На Ребекку он также смотрел странным взглядом. Только Джексон, казалось, могла с ним общаться, могла заставить его сконцентрироваться. Это пугало ее — эта ужасная ответственность. Она видела, что зло внутри «дяди» Тайлера становится сильнее, а спустя некоторое время ее мать полностью положилась на нее в отношениях с ним. Она перестала покидать свою комнату, только принимала таблетки, которыми ее снабжал Тайлер, полностью игнорируя обоих своих детей. Когда Джексон пыталась рассказать ей о своих опасениях, что Тайлер может нанести вред Мэтью, Ребекка закрывала голову одеялом и раскачивалась взад и вперед, причитая.

От отчаяния Джексон попыталась поговорить с «дядей Расселом» и остальными членами команды Тайлера о том, что с ним не все в порядке. Но мужчины только рассмеялись и передали ее слова Тайлеру. Он пришел в такую ярость, что Джексон испугалась, что он убьет всю их семью. И хотя именно Джексон разговаривала с мужчинами, он всю вину возложил на Ребекку, вновь и вновь повторяя, что это она заставила Джексон оболгать его. Он так сильно избил Ребекку, что Джексон хотела отправить ее в госпиталь, но Тайлер отказался. Ребекка несколько недель провела в постели, после чего ее передвижения были ограничены только домом. Джексон прикладывала огромные усилия, создавая для Тайлера волшебный мир, делая вид, что в их доме все в порядке. Своего брата она держала как можно дальше от него и по максимуму отводила от матери его гнев. Все больше и больше времени она проводила с Тайлером на полигоне, узнавая как можно больше о самообороне, об оружии, о том, как скрываться и выслеживать. Это было единственное время, когда она знала, что ее мать и брат по-настоящему в безопасности. Остальные «морские котики» с готовностью помогали в ее обучении, и в эти моменты Тайлер казался нормальным. Ребекка все больше и больше теряла связь с реальным миром, и Джексон не решалась на побег вместе с Мэтью, поскольку знала, что покинь она мать, Тайлер попытается убить Ребекку. У маленького Мэтью и Джексон был свой собственный тайный мир, о котором они никому не решались рассказывать — они жили в постоянном страхе.

* * *

Джексон, ее пятнадцатилетний день рождения

Сидя в научном классе, она почувствовала подавляющее предчувствие опасности. Она постаралась сделать вдох, но легкие отказывались работать. Джексон выбежала из класса, сбросив со стола все книги и тетради, так что они остались лежать позади нее на полу. Учитель окликнул ее, но Джексон проигнорировала его, продолжая бежать. Ветер шумел у нее за спиной, когда она неслась по улице, срезая, где только можно.

Приблизившись к дому, Джексон резко остановилось, сердце заколотилось у нее в груди. Передняя дверь была распахнута настежь, словно приглашая войти. Тут же темнота охватила ее сознание. Она почувствовала острую потребность остановиться, вернуться назад, предчувствие настолько сильно захватило ее, что она на некоторое время замерла. Мэтью остался дома и не пошел в школу, поскольку заболел. Маленький Мэтью, так похожий на отца, от вида которого Тайлер легко впадал в убийственную ярость. Ее Мэтью.

У нее во рту все пересохло, а вкус страха был таким сильным, что она испугалась, как бы ей не стало плохо. В желудке все сжалось, а шум в голове увеличился до такой степени, что чуть не подавил охватившее ее чувство самосохранения. Джексон заставила себя передвинуть правую ногу вперед. Один шаг. Он был трудным, словно она шла по зыбучим пескам. Она должна посмотреть, что творится в доме. Должна сделать это. Тяга к этому была сильнее, чем инстинкт выживания. До нее донесся запах, незнакомый ей запах, хотя все ее инстинкты твердили ей, что это был за запах.

— Мам? — прошептала она, с надеждой, что ее мир вновь вернется на круги своя, не желая принимать правду и знание, бьющееся у нее в голове.

Она могла двигаться, только держась рукой за стену, и делать болезненные, дюйм за дюймом, шаги вперед. Она сражалась со своими собственными инстинктами, сражалась с нежеланием столкнуться с тем, что находилось в доме. Крепко закрыв рот рукой, чтобы сдержать крик, она медленно повернула голову и позволила своим глазам заглянуть в дом.

Гостиная выглядела так же, как и всегда. Знакомой. Удобной. Но этот вид не успокоил ее страха. Наоборот, она испытала ужас. Джексон заставила себя пройти дальше по коридору. На косяке двери спальни Мэтью она увидела пятно ярко-красной крови. Ее сердце заколотилось с такой силой, что она испугалась, что оно может вырваться из груди. Джексон продолжила свой путь, пока не оказалась прямо перед комнатой Мэтью. Со страстной молитвой она пальцем медленно распахнула дверь в его комнату.

Ужас того, что она увидела, должно быть, навечно отпечатался в ее памяти. Стены были покрыты брызгами крови, ковер пропитался ею. Мэтью лежал на боку на кровати, свесив голову с матраса под прямым углом. Его глазницы были пусты, его смеющиеся глаза ушли навсегда. А количество колотых ран на его теле не поддавалось подсчету. Джексон не стала входить в комнату. Не смогла. Что-то более могущественное, чем ее желание останавливало ее. На какое-то время не смогла устоять на ногах и бесформенной кучей опустилась на пол. Молчаливый крик полного отрицания разрывал ее тело.

Ее не было здесь, чтобы защитить его. Спасти его. Это было на ее ответственности. Она была сильнее, но, тем не менее, потерпела неудачу, и Мэтью с его блестящими кудряшками и любовью к жизни заплатил непомерную цену. Джексон не хотела двигаться, ей казалось, что она не сможет этого сделать. Но затем ее сознание словно превратилось в чистый лист, и она смогла найти силы подняться по стене и проследовать дальше — к спальне матери. Она уже знала, что там найдет. Она говорила себе приготовиться.

На этот раз дверь была открыта. Джексон заставила себя заглянуть в нее. Ребекка, съежившись, лежала на полу. Она поняла, что это ее мать по копне светлых волос, которые подобно венцу переливались вокруг смятой головы. Остальная часть ее тела была слишком искалечена и окровавлена, чтобы быть узнанной. Джексон не могла отвести от нее взгляда. В горле образовался комок, душа ее. Она не могла дышать.

Она услышала звук. Всего лишь намек на звук, но он заставил ее вспомнить все годы тренировок. Она отпрыгнула в сторону и, развернувшись, оказалась лицом к лицу с отчимом. Его руки по локоть были влажными от крови, его рубашка — в брызгах и пятнах крови. Он улыбался, его лицо было беззаботным, глаза лучились теплом и доброжелательностью.

— Они, наконец-то ушли, милая. Нам больше не придется слушать их постоянные стоны, — Тайлер протянул к ней руку, очевидно ожидая, что она ее примет.

Джексон осторожно сделала шаг назад в коридор. Ей не хотелось встревожить Тайлера. Он, казалось, даже не замечал что весь в крови.

— Я должна находиться в школе, дядя Тайлер, — даже для нее самой ее голос не казался естественным.

Внезапная гримаса пересекла его лицо.

— Ты не называла меня дядей Тайлером с восьми лет. Что случилось с «папочкой»? Твоя мать настроила тебя против меня, да? — он направился к ней.

Джексон стояла тихо, очень тихо, с выражением невинности на лице.

— Никто не может настроить меня против тебя. Это просто невозможно. И ты знаешь, что мама не хочет иметь со мной ничего общего.

Тайлер зрительно расслабился. Он приблизился к ней достаточно близко, чтобы дотронуться. Джексон не могла позволить этого. Даже ее великолепный самоконтроль не распространяется так далеко, чтобы позволить ему коснуться ее руками, на которых кровь ее семьи. Она ударила без всякого предупреждения, нанося удар ему прямо в горло и с силой ударяя по коленной чашечке. Сделав это, Джексон развернулась и побежала. Не оглядываясь назад. Не осмеливаясь. Тайлер учил ее отвечать на удар, невзирая на ранения. В любом случае, она была слишком маленькой по сравнению с ее отчимом. Ее удары могут оглушить его, но никогда полностью не выведут из строя. Если повезет, то своим ударом она сломает ему колено, но она сомневалась в этом. Джексон пробежала по дому и выбежала на улицу. Ребекке всегда нравилось жить на защищенной военно-морской базе, и сейчас Джексон была благодарна за это. Крича во всю силу своих легких, она перебежала улицу, направляясь к дому Рассела Эндрюса.

Жена Рассела, Бернис, выбежала ей навстречу с тревогой на лице.

— Что случилось, дорогая? Ты ранена?

Рассел присоединился к ним, обнимая Джексон за плечо.

— Заболела твоя мама? — он знал лучше — он знал Джексон.

Она всегда была сплошной контроль, спокойствие под огнем, всегда задумчивая. Если бы Ребекка заболела, то Джексон вызвала бы скорую. Но прямо сейчас ее лицо было таким бледным, что она походила на призрак. В ее глазах был ужас, на лице — страх. Рассел бросил взгляд через улицу на молчаливый дом с распахнутой настежь дверью. Поднялся ветер, и воздух стал колючим и холодным. По какой-то неизвестной причине от вида дома у него побежали мурашки.

Рассел собрался было перейти улицу, но Джексон схватила его за руку.

— Нет, дядя Рассел, только не один. Вы не сможете спасти их. Они уже мертвы. Вызовите полицию.

— Кто мертв, Джексон? — тихо спросил Рассел, зная, что Джексон не лжет.

— Мэтью и моя мама. Тайлер убил их. Он рассказал маме, что также убил моего отца. В последнее время он стал таким странным и жестоким. Он ненавидел Мэтью и маму. Я пыталась вам рассказать, но никто из вас не поверил мне, — Джексон зашлась в рыданиях, закрыв лицо руками. — Вы не захотели выслушать меня. Никто из вас не захотел выслушать, — ей вдруг стало так плохо, ее желудок сжался, а перед глазами все вставали виденные ею картины, пока она не решила, что так недолго и сойти с ума. — Там так много крови. Он выколол Мэтью глаза. Почему он это сделал? Мэтью всего лишь маленький мальчик.

Рассел подтолкнул ее к Бернис.

— Присмотри за ней, милая. Она в шоке.

— Он убил всех, всю мою семью. Он забрал у меня всех. Я не спасла их, — тихо проговорила Джексон.

Бернис обняла ее покрепче.

— Не волнуйся, Джексон, ты с нами.

* * *

Джексон, 17 лет

— Эй, красавица, — Дон Джейкобсон наклонился, ероша макушку буйных светлых волос Джексон. Надеясь, что не выглядит собственником. Джексон всегда ставит на место всех, кто старается подойти к ней слишком быстро. Она словно возвела вокруг себя высокую стену, чтобы никто не мог проникнуть в ее мир. С того момента, как погибла ее семья, она, казалось, смеялась только в присутствии Рассела, Бернис Эндрюс и их дочери Сабрины. Сабрина, которая была старше Джексон на два года, приехала домой на весенние каникулы. — Куда ты так торопишься? Старший сержант сказал мне, что твое время было намного лучше, чем у последних новобранцев.

Джексон почти рассеянно улыбнулась.

— Мое время всегда лучше, чем у его последних новобранцев каждый раз, когда он получает новую группу. Можно сказать, в тренировках прошла вся моя жизнь. Не будь я лучше, старший сержант давным-давно бы исключил меня. Очень плохо, что женщины не могут служить в «морских котиках». Я для этого просто создана. Я уже экстерном закончила колледж, получив все необходимые зачеты, и теперь я не имею понятия, чем хочу заниматься, — она небрежно провела рукой по волосам, еще больше спутав их. — Я моложе, чем большинство остальных студентов, но, скажу тебе по правде, я чувствую себя старше большинства из них, так что хочется кричать.

Дон испытывал испепеляющее желание обнять ее, успокоить.

— Ты всегда была умной, Джекс. Не позволяй никому добраться до себя, — он знал, что ее горе было подлинным, потому что она не могла оправиться от травмы, от того, что случилось с ее семьей. Да и могла ли она? Он сомневался, что кто-либо мог. — Так что, куда ты так летишь?

— Сабрина дома и сегодня мы идем в кино. Я обещала, что на этот раз не опоздаю, — Джексон скорчила гримаску. — Я всегда опаздываю, когда возвращаюсь из тренировочного центра. Создается ощущение, что я никогда не могу уйти оттуда вовремя, — тренировки были единственным, когда ее ум был занят чем-то другим, не позволяя ей вспоминать. Она усердно тренировалась, держа демонов подальше хотя бы несколько минут.

Джексон так давно не чувствовала себя в безопасности, что уже и не помнила, что такое хороший ночной сон. Тайлер Дрейк был где-то поблизости, скрываясь. Она знала, что он близко, она чувствовала, как он иногда наблюдает за ней. Только Рассел верил ей, когда она говорила об этом. Теперь Рассел знал ее. Джексон не давала воли своему воображению. Она не была склонна к истерике. У нее было сильно развитое некое шестое чувство, которое предупреждало ее, когда опасность близка. Она годы тренировалась рядом с Тайлером. Если она говорила, что он близко, Рассел полностью верил ей.

— Что показывают? — спросил Дон. — Я не был в кино довольно давно, — он, очевидно, напрашивался на приглашение пойти вместе.

Джексон сделал вид, что не заметила этого. Она пожала плечами, внезапно отвлекаясь.

— Я не знаю. Сабрина собиралась выбрать, — ее сердце вдруг заколотилось. Это было сумасшествие. Она стояла на открытом пространстве с парнем, которого знала всю свою жизнь, но в то же время чувствовала себя обособленной, далекой и невероятно одинокой. Темнота начала распространяться внутри нее, а вместе с ней и невероятный ужас.

И тогда Дон прикоснулся к ней. Она стала такой тихой и бледной, что он испугался за нее.

— Джексон? Ты здорова? Что случилось?

— Что-то не так, — она прошептала эти слова так тихо, что он чуть не пропустил их.

Джексон бросилась бежать мимо него, сметая его в сторону. Он неохотно побежал рядом с ней, не желая покидать ее, когда она в таком состоянии. Джексон всегда была такой хладнокровной и замкнутой, что Дон с трудом верил, что видит ее такой. Она не взглянула на него, вместо этого направляясь прямиком к дому своих опекунов. После смерти матери и брата, и таинственного исчезновения ее отчима, Рассел и Бернис Эндрюс взяли Джекс к себе и подарили ей любящий дом. Рассел и остальные члены его команды «морских котиков» продолжали ее тренировать, понимая, что она нуждается в физических упражнениях, чтобы смягчить воспоминания о своем травмированном прошлом. Отец Дона был членом этой команды и часто рассказывал сыну об этой трагедии. Ни у кого не было абсолютной уверенности в том, действительно ли Тайлер Дрейк убил Мэтью Монтгомери, как он хвастался Ребекке, но ни у кого не возникло и тени сомнения, что он убил Ребекку и Мэтью младшего.

Доном овладело нехорошее предчувствие, когда он бежал рядом с Джексон. Это было не так уж и трудно — держаться рядом с ней, он был в хорошей форме и намного выше, чем она, и, тем не менее, уже начал потеть. Взгляд на лицо Джексон убедил его, что она знает что-то, чего не знает он. Что-то ужасное. Как бы ему хотелось иметь при себе сотовый телефон. Но повернув за угол, он заметил полицейских.

— Эй, следуйте за нами! Ну же, что-то не так! — уверенно закричал он, даже не волнуясь о том, что выставляет себя полным дураком. Теперь и он знал это, знал точно так же, как и Джексон, когда они бежали вверх по улице по направлению к дому ее опекунов.

Джексон резко остановилась на подъездной дорожке, уставившись на дверь. Та была полуоткрыта, словно приглашая войти. Дон начал было обходить девушку, но она схватила его за руку. Джексон сотрясала дрожь.

— Не входи. Он все еще может быть там.

Дон попытался ее обнять. Он никогда не видел Джексон такой потрясенной. Она выглядела хрупкой и опечаленной. Она отодвинулась от него, пристальным взглядом осматривая двор, обыскивая территорию.

— Не прикасайся ко мне, Дон. И больше нигде не подходи ко мне. Если он решит, что ты меня интересуешь, он найдет способ убить и тебя.

— Ты не знаешь, что произошло в доме, Джекс, — запротестовал он. Но какая-то часть его не желала входить, чтобы убедиться, что она права. Было ощущение, что зло накрыло дом.

Полицейские с важным видом подошли по подъездной дорожке.

— Вам, дети, лучше не тратить наше время попусту. Что здесь происходит? Вы знаете, чей это дом?

Джексон кивнула.

— Мой. И Эндрюсов. Будьте осторожны. Я думаю, Тайлер Дрейк где-то поблизости. Я думаю, он вновь начал убивать, — она резко опустилась на газон, ноги не держали ее.

Двое полицейских переглянулись.

— Да ну? — каждый слышал о Тайлере Дрейке, бывшем оперативнике «морских котиков», якобы убившим свою семью, избежавшем поимки и все еще где-то скрывающимся. — Зачем ему возвращаться сюда?

Джексон не ответила. Темнота в ней была ее ответом. Тайлер убил семью Эндрюсов, потому что они приняли ее. Она была его, и в его извращенном сознании они заняли его место. Ей следовало сообразить, что это может произойти. Он убил ее отца, считая, что тот не имеет на нее никаких прав. То же самое произошло и с ее матерью и братом. Конечно, он бы убил Эндрюсов. Это было вполне в его духе. Она подняла колени и начала раскачиваться взад и вперед. Она только подняла взгляд, когда два сотрудника полиции выбежали из дома и начали вываливать содержимое своих желудков на безукоризненный газон.

Глава 1

Джексон Монтгомери вставила обойму в свой пистолет и посмотрела на напарника.

— Это приказ, Барри. У меня странное предчувствие. Просто удивительно, что ты не имеешь об этом ни малейшего понятия. Где твое шестое чувство?.. Я думала, мужчины рождаются с неким встроенным инстинктом выживания.

Барри Рэдклифф насмешливо фыркнул.

— Ты руководишь этой вечеринкой, милая, а мы всего лишь следуем за тобой.

— По мне, напарник, у тебя нет чувства самосохранения, — Джекс через плечо подарила ему дразнящую улыбку. — Большую часть времени большинство из вас совершенно бесполезны.

— Все так, но у нас прекрасный вкус. Ты выглядишь просто великолепно сзади. Мы, мужчины, сладенькая, и ничего не можем поделать с гормонами.

— Это твое извинение? Взбесившиеся гормоны? Я думаю, тебе просто нравится жить на грани, ты — безрассудный камикадзе, сорвиголова.

— Вот это как раз о тебе. Мы попросту следуем за тобой и вытаскиваем твою миленькую задницу из всех тех бед, в которые ты вечно попадаешь, — отплатил ей Барри. Он посмотрел на свои часы. — Тебе решать, Джекс. Делаем попытку или все отменим?

Джексон закрыла свое сознание, отрешаясь от всего — от темной ночи, от адреналина, гуляющего по ее крови, от потребности действовать. Склад казался слишком легкодоступным; невозможно было обыскать второй этаж, не раскрыв при этом себя… Ей никогда не нравилось работать с информаторами. Все в ней кричало, что это ловушка и что она и ее собратья-полицейские направляются прямо в западню.

Не раздумывая, она проговорила в крошечную рацию.

— Отбой, парни. Я хочу, чтобы вы все отступили. Сообщите, когда будет чисто. Барри и я будем прикрывать, пока не получим от вас сообщение. А теперь уходите.

— Так решительно? — она услышала насмешку в голосе Барри. — Изумительная женщина.

— Ох, заткнись, — резко ответила Джексон, ее голос был тихим, но в нем слышалась тревога. Ее глаза были беспокойными, постоянно перемещаясь с предмета на предмет, охватывая все вокруг них. Ощущение опасности нарастало.

В крошечном приемнике в ее ухе раздался треск.

— Неужели из-за перенервничавшей женщины, мы позволим провалиться самой крупной облаве за всю историю? — это сказал новый парень. Тот, кого включили в ее команду против ее воли. Тот, у кого были какие-то связи в департаменте, и который быстро продвигался наверх. Бентон. Крейг Бентон.

— Оставайся на месте, Бентон. Это приказ. Обсудим все позже, — приказала Джекс, с тяжелым сердцем понимая, что именно он был причиной внутренней тревоги, сотрясающей ее. Бентон хотел быть героем. Но в ее работе таким не было места.

Рядом с ней выругался Барри, его тело замерло. Он испытывал то же самое, что и она. Барри был ее напарником уже довольно долгое время и знал, что когда Джекс говорит, что у них проблемы, то их ожидает самый настоящий ад.

— Он входит. Он входит. Я вижу его в боковой двери.

— Уходи, Барри, — рявкнула Джекс, одновременно двигаясь вперед. — Я постараюсь вывести его. Ты же вызови подмогу, поскольку здесь намечается бойня. И держи наших парней подальше, пока не подоспеет помощь. Это ловушка.

Она была такой маленькой и изящной, а в черной одежде и кепке Барри вообще едва мог разглядеть ее в темноте ночи. При движении она никогда не издавала ни звука. Что было жутко. Он обнаружил, что постоянно смотрит на нее, чтобы убедить себя, что она все еще рядом с ним. Теперь начал двигаться и он тоже. Ни при каких условиях его напарница не войдет в это здание без него. Он передал приказ, а сам последовал за ней, говоря себе, что это не имеет никакого отношения к Джексон Монтгомери, что все дело в партнерстве. Что это не имеет никакого отношения к любви, что это только работа.

— Вы должны увидеть это место, — радио потрескивало в их ушах. — Входите. Здесь столько химикатов, что можно взорвать полгорода.

— Идиот, в нем достаточно химикатов, чтобы взорвать здание вместе с тобой внутри. Теперь убирайся к чертовой матери оттуда. — В этом была вся Джекс. Ее голос был тихим и резким, настоящим бичом презрения. Любой, слыша этот голос, становился верующим.

Крейг Бентон тревожно посмотрел направо, потом налево. От вида этого места его неожиданно охватила дрожь. Он начал медленно отступать, пятясь к двери. Неожиданно кто-то укусил его за ногу, крупный и уродливый, сбил его с ног и повалил на спину. Он обнаружил, что лежит на холодном цементном полу, уставившись вверх. Здание продолжало пребывать в тишине. Он опустил руку и прикоснулся к ноге и, обнаружив месиво разорванной плоти, закричал.

— Я ранен, я ранен! О, Господи, я ранен!

Джексон хотела первой пройти в дверь, но Барри слегка толкнул ее плечом, отодвигая в сторону. Проникнув на склад, он откатился вправо, ища какое-либо прикрытие, при этом услышав, как мимо него просвистели пули и вошли в ящик позади него. Он не был уверен, послал ли он предупреждение Джекс, но сейчас ничего не мог поделать, поскольку полз к Бентону. Все происходило слишком быстро, и его глаза были сосредоточены только на его цели — вытащить глупого ребенка и к чертям собачьим убраться отсюда.

Он добрался до Бентона.

— Заткнись, — рявкнул он. И почему новобранец оказался таким же большим, как и полузащитник^[3]? Тащить его отсюда будет трудновато, а если Крейг продолжит и дальше кричать, то он сам застрелит его. — Давай выбираться, — он подхватил Бентона под руки, стараясь держаться как можно ниже и под прикрытием, и начал двигаться назад к двери. Это оказался долгий путь. Сейчас они пересекали место, находящееся под обстрелом, и на котором преднамеренно были распылены химикаты, отчего повсюду начали раздаваться взрывы. Вспыхнули пожары. Он почувствовал резкую боль, когда первый удар пришелся на его череп. Второй тоже достиг цели. Его левая рука онемела, в результате чего он уронил Бентона и сам очутился на полу.

А затем рядом с ними оказалась Джекс. Джексон Монтгомери, его напарница. Джексон никогда не останавливалась, пока все не заканчивалось, и никогда не бросала напарника в беде. Джексон готова была умереть на этом складе прямо рядом с ним. Она открыла встречный огонь, спеша к ним.

— Вставайте, вы, ленивые тупицы. Вы не ранены. Вытаскивайте отсюда свои задницы.

Да, это его Джекс, всегда полная сочувствия к его проблемам. Бентон, черт бы его побрал, потихоньку полз к двери, стараясь спасти себя. Барри тоже пытался было, но он был сильно дезориентирован, а дым и жара нисколько не помогали. Что-то не так было с его головой, она раскалывалась и пульсировала, и все казалось словно в дымке и таким далеким. Маленькая фигурка Джекс опустилась рядом с ним, ее прекрасные глаза от беспокойства стали огромными.

— Ты вовлек нас в самую гущу дерьма, мой друг, — тихо проговорила она. — Давай двигаться. — Она быстро осмотрела его, определяя размер повреждений и игнорируя их ради более важных вещей. — Я серьезно, Барри. Сейчас же убирай отсюда свою задницу! — это была ничем не прикрытая команда.

Джекс вставила еще одну обойму в свое оружие и перекатилась по полу, отвлекая огонь от своего напарника, и, встав на колени, начала стрелять в сторону верхнего этажа. Таща свое вялое тело к выходу, Рэдклифф поймал тень падающего человека. Удовлетворение тотчас охватило его. Джекс была великолепным снайпером. То, во что она стреляла, всегда падало вниз. Даже, если они умрут здесь, то, по крайней мере, заберут одного врага с собой. Но что-то заставило его повернуть голову как раз в тот момент, когда пуля сразила Джекс, войдя в ее тело и отбросив его на несколько футов назад. Она упала подобно тряпичной кукле, темное пятно образовалось вокруг ее тела.

Разъяренный и взбешенный Барри попытался было достать свой пистолет, но его рука отказывалась действовать. Единственное на что он был способен — это ползти вперед или назад. Он пополз назад, волоча свое тело по полу к ней. Она просто лежала там. Потом слегка повернула голову, чтобы взглянуть на него.

— Не надо, Джекс. Не делай этого, ради меня.

— Убирайся отсюда.

— Я серьезно, черт возьми. Не делай этого, — он отчаянно старался дотянуться до нее, чтобы заставить ее двигаться. Она должна двигаться. Должна выбраться вместе с ним.

— Я устала, Барри. Я так невероятно устала. Теперь кто-то другой будет спасать остальных, — она пробормотала эти слова так тихо, что он едва расслышал их.

— Джекс! — Барри попытался было взять ее на руки, но руки его не слушались.

Слева от него небольшая дверь неожиданно захлопнулась, запирая их внутри. Что ж Бентон был прав, здесь достаточно химикатов, чтобы взрывом разнести их по всему городу. Он ждал, поджидая смерть в любой момент.

Затем он услышал крик, ужасный, выворачивающий внутренности крик страха. Он увидел тела, падающие сквозь дым и зарево огня. Он увидел то, чего не могло быть. Волка, огромного и дикого, запрыгивающего на убегающего человека, чьи мощные челюсти проникли в грудь, стараясь добраться до сердца. Волк, казалось, был везде, роняя мужчину за мужчиной, разрывая на куски ткани и кожу, кроша своими челюстями кости. Барри видел, как этот же самый волк замерцал, меняя форму и принимая вид огромной совы с когтями и клювом, которым он, спикировав на очередного мужчину, выклевал у того глаза. Это был невероятный кошмар, состоящий из крови, смерти и возмездия.

Барри понятия не имел, что внутри него скопилось столько жестокости, что могли привидеться такие ужасные картины. Он знал, что, по крайней мере, две пули попали в него; он мог ощущать, как по его лицу, а также по руке, текла кровь. Очевидно, у него начались галлюцинации. Иначе, почему это он не сделал попытки выстрелить, когда волк, наконец-то, направился в тот угол склада, где находились они. Он наблюдал за его приближением, восхищаясь тем, как он двигается, игрой его мускулов, тем, с какой легкостью он перепрыгивал через препятствия на своем пути. Он направлялся прямо к нему, без всяких сомнений, привлеченный запахом крови, или, как размышлял Барри, это было розыгрышем его невероятно яркого воображения.

Волк в течение долгого времени смотрел на него, смотрел в его глаза. Глаза волка были очень странными, почти черными. Умные глаза были пусты, без всяких эмоций. Барри не ощущал никакой угрозы, разве что странное чувство, словно волк смотрел прямо ему в душу, возможно, судя его. Он лежал неподвижно, чувствуя только желание сделать то, что потребует от него создание. Он почувствовал сонливость, его веки стали слишком тяжелыми, чтобы держать их поднятыми. Уже находясь в полусне, он готов был поклясться, что волк снова замерцал и начал принимать облик человека.

* * *

Джексон Монтгомери проснулась от звука сердцебиения. Оно билось так быстро и сильно, так испуганно и громко. Она автоматически потянулась к своему оружию. Девушка никогда не убирала его слишком далеко, но теперь она обнаружила, что его нет ни под подушкой, ни рядом с ее телом. Сердце заколотилось еще сильнее, а во рту появился медный привкус страха. Сделав глубокий вдох, она заставила себя открыть глаза. И в изумлении уставилась на комнату, в которой находилась. Это была не больница, и, определенно, не спальня в ее крохотной квартирке. Эта комната была великолепна. Стены были нежно-лилового оттенка, такого светлого, что нельзя было точно сказать действительно ли они такого цвета или это игра ее воображения. Ковер был толстым насыщенно-лиловой окраски и приобретал цвета, отбрасываемые витражами, расположенными высоко в трех из четырех стен. Рисунок был успокаивающим и замысловатым. Он давал Джекс иллюзию безопасности, чего, как она знала, не могло быть. Только для того, чтобы точно убедиться, что она проснулась, она впилась ногтями в ладони.

Она повернула голову, чтобы осмотреть остальное убранство комнаты. Мебель была антикварной и тяжелой, кровать на четырех столбиках оказалась намного удобнее всего, на чем ей доводилось спать за свою жизнь. Комод был большим, и на нем лежало несколько женских вещей — щетка для волос, небольшая музыкальная шкатулка и свеча. Все вещи были красивыми и старинными. В комнате было еще несколько свечей, и все они горели, от чего комната, казалось, утопала в мягком свете. Она часто мечтала о такой комнате, такой красивой и элегантной, с витражами. И вновь мысли о том, что это сон, что она не проснулась, пришли ей в голову.

Но громкий звук сердцебиения убедил ее, что она, бесспорно, проснулась, и что кто-то, должно быть, заботился о ней. Кто-то, кто не знает об опасности, которую она несет с собой. Ей придется найти способ защитить их. Джекс лихорадочно оглянулась в поисках своего оружия. И обнаружила, что, скорее всего, получила ранение, поскольку не могла толком двигаться. Она произвела проверку, пробуя осторожно пошевелить сначала руками, потом ногами. Тело не слушалось. Джексон могла бы шевельнуться, если бы приложила все свои усилия, но сомневалась, что это стоящее дело. Она очень устала, а голова беспрестанно болела. Беспрестанное биение того сердца сводило ее с ума.

На кровать упала тень, и ее собственно сердце заколотилось так сильно, что вполне могло причинить боль. И лишь тогда она поняла, что звук все время доносился из ее собственной груди. Джексон медленно повернула голову. Над ней возвышался мужчина. Очень высокий, сильный. Хищник. Внезапно поняла она.

Она повидала много хищников, но этот был вне конкуренции. Об этом свидетельствовала его полная неподвижность. Терпение. Уверенность. Властность. Опасность. Он был опасен. Более опасен, чем различные преступники, с которыми она до сих пор встречалась. Она не могла сказать, откуда все это знает, но она знала. Он верил в свою неуязвимость, и ее терзало смутное подозрение, что он, вероятнее всего, прав. Он был ни стар, ни молод. Его возраст было невозможно определить. Его глаза были черными и бесчувственными. Пустые глаза. Его рот — чувственным, эротичным; зубы — невероятно белыми. Плечи — широкими. Он был красивым и сексуальным. Более чем сексуальным. Всецело возбуждающим.

Джекс задохнулась, стараясь не поддаться панике. Стараясь не позволить своим мыслям отразиться на лице. Он определенно не был похож на врача. Он определенно не был похож на человека, которого она могла бы победить в рукопашной. А потом он улыбнулся, и на краткий миг изумление затронуло его глаза. От этого он стал похож на совсем другого человека. Дружественного. Сверхсексуального. У нее появилось ощущение, что он читает ее мысли и смеется над ней. Под одеялом ее руки не прекращали движения, безостановочно ища пистолет.

— Ты устала, — заявил он. Его голос был прекрасен. Ласковый, подобно бархату, манящий, невероятно соблазнительный. У него был странный акцент, который она не смогла распознать, а манера произносить слова напоминала Старый Свет.

Джексон часто заморгала, пытаясь скрыть свое смущение, удивленная направлением, которое приняли ее мысли. Она никогда не думала о сексе. И не понимала, почему отождествила этого незнакомца с эротизмом^[4]. К ее собственному удивлению, ей пришлось приложить усилия, чтобы найти слова и заговорить.

— Мне нужно мое оружие, — это был своего рода вызов, проверка его реакции.

Эти черные глаза внимательно изучили ее лицо. От его испытующего взгляда ей стало неловко. Эти глаза видели слишком много из того, что Джексон хотела бы спрятать. Его лицо ничего не выражало, хотя Джекс умела неплохо читать по лицам людей.

— Ты собираешься застрелить меня? — спросил он тем же самым нежным голосом, только на этот раз в нем проскользнул намек на удивление.

Она чувствовала себя невероятно уставшей. А держать глаза открытыми с каждой минутой становилось все труднее. Она заметила странный феномен. Ритм ее сердца замедлился, подстраиваясь под его. Точно. Два сердца бились в унисон. Она могла слышать их. Его голос был таким родным для нее, хотя сам он оставался полнейшим незнакомцем. Никто не смог бы забыть такого мужчину, хоть раз повстречав его на своем пути. Она же точно не была знакома с ним.

Она увлажнила губы, поскольку ее мучила страшная жажда.

— Мне нужно мое оружие.

Он направился к комоду. Не пошел. Заскользил. Она готова была бесконечно смотреть, как он двигается. Он напоминал животное, волка или леопарда, двигаясь по-кошачьи тихо и властно. Плавно. Полностью бесшумно. Он двигался непрерывно, а когда движение прекратилось, он вновь замер возле нее, вручив ей ее пистолет.

Тот привычно лег в ее руку, словно был продолжением ее. И почти сразу же один из ее страхов испарился.

— Что произошло со мной? — на автомате она попыталась было проверить магазин, но ее руки были словно налиты свинцом, и она даже не могла поднять оружие, чтобы сделать это.

Он забрал у нее пистолет, ласково скользнув пальцами по ее коже. Волна тепла оказалась такой неожиданной, что она отпрянула от него. Он никак не среагировал на это, но осторожно разжав ее пальца, продемонстрировал ей полный магазин с патронами, прежде чем вернуть оружие в ее ладонь.

— Ты получила несколько огнестрельных ранений, Джексон. И ты все еще больна.

— Это не больница, — она всегда была подозрительной, и это помогало ей оставаться в живых. Но она не должна была выжить. — Находясь рядом со мной, ты подвергаешься огромной опасности, — она постаралась предупредить мужчину, но слова прозвучали почти неслышно, ее голос затихал.

— Спи, милая. Просто засыпай, — он проговорил это очень тихо, но, тем не менее, его бархатистый голос проник в ее тело и разум, оказывая такое же мощное воздействие, как и любое лекарство.

И тогда он прикоснулся к ней, погладил ее волосы. Его прикосновение было родным и слегка собственническим. Он дотрагивался до нее, словно имел на это все права. Это напоминало ласку. Джексон оказалась в смятении. Она знала его. Он был частью ее. Она знала его на уровне подсознания, хотя он был совершенным незнакомцем. Она вздохнула и, неспособная удержать глаза открытыми, опустила ресницы, уступая их настойчивому требованию погрузиться в сон.

Люциан присел на краешек кровати, наблюдая, как она спит. Она оказалась полнейшей неожиданностью, с какой он только мог столкнуться за все века своего существования. Он ждал этого момента почти две тысячи лет, но она оказалась совсем не такой, какой он представлял ее в своем воображении. Женщины его расы были высокими и элегантными, с темными глазами, с роскошными черными волосами. Они были созданиями силы и мастерства. Он прекрасно сознавал, что его вид находиться на грани вымирания и что их женщины нуждались в защите, поскольку были их самым большим сокровищем, но, тем не менее, они были сильными, а не хрупкими и уязвимыми, как эта девушка.

Он дотронулся до ее бледной кожи. Спящая, она была похожа на пикси^[5], фею из легенд. Она была такой маленькой и изящной, что одни глаза, казалось, занимали пол-лица. Прекрасные глаза. Глаза, в которых мужчина мог запросто утонуть. Ее волосы состояли из нескольких оттенков светлого, были густыми и мягкими, но короткими и лохматыми, словно она безжалостно обрезала их ножницами, когда они начинали ей мешать. Он предполагал, что у нее будут длинные волосы, а не эти космы. Он обнаружил, что постоянно дотрагивается до ее волос. Волос, которые были мягкими, как нити шелка. Волос, которые были дикими, торчащими, в какую хотели сторону. Но он оказался неравнодушен к ее буйным волосам.

Она жила в страхе. Страх был ее миром. Он стал им с того времени, когда она была еще ребенком. Люциан и понятия не имел, что в нем есть такая оберегающая жилка. В течение многих веков он не испытывал никаких чувств. Сейчас же, в присутствии этой человеческой женщины, он испытывал слишком много. Те, кто пытался причинить ей вред, заплатили за это своей жизнью на том самом складе. Когда Люциан выносил ее из того места разрушения и смерти, то погрузил в глубокий сон, замедлил работу сердца и легких. Он также спас и ее напарника, вложив в его сознание воспоминания о машине скорой помощи, увозившей ее прочь. Люциану удалось спасти ее, дав ей свою древнюю, могущественную кровь. А, превратившись в свет, он проник в ее избитое тело так, как принято у его народа, и исцелил ее изнутри. Ее раны были серьезны, а потеря крови огромна. Только дав ей свою кровь, можно было спасти ее жизнь, но это было слишком опасно для них обоих. Открыв существование его вида кому-либо из ее окружения, он вынесет смертельный приговор всему своему народу. Но сейчас его первостепенной задачей являлась ее защита, и лишь потом — гарантия дальнейшего существования его расы. Его долгом всегда была защита обоих видов.

Он выиграл себе немного времени, скрыв следы своего пребывания в больнице, откуда забрал ее, обеспечив воспоминания о вызове вертолета «Lifeflight»^[6] и отправки ее в травматологическое отделение. Документы оказались потерянными, а компьютеры сломанными. И никто не сможет сказать точно, что произошло.

Люциан обнаружил, что снова погрузил пальцы в ее волосы. У нее даже нет приличного имени. Что за имя «Джексон» для женщины? Он покачал головой. Он в течение некоторого времени наблюдал за ней, решая, как лучше всего к ней приблизиться. Будь она представительницей его расы, то он просто объявил бы ее своей, связал их воедино, позволив природе идти своим чередом. Но эта девушка была человеком и очень хрупкой. За последние несколько недель он много раз дотрагивался до ее сознания своим, занимаясь обстановкой дома. Он обнаружил, что у нее слишком много тайн. Недаром же Спутница жизни Габриеля говорила ему, что он найдет свою женщину где-то в этом мире и что она будет очень сильно в нем нуждаться. Франческа оказалась права. Жизнь Джексон не была легкой. У нее не было как такового детства, если уж говорить об этом, то только воспоминания о борьбе, смерти и жестокости. Джексон верила, что несет ответственность за безопасность тех, кто окружает ее. По сути, она провела так все свое детство. Неся ответственность за других. О ней же никто толком не заботился. И он намеревался исправить эту ситуацию. У него было ощущение, что она не сообразит, как в данном случае ответить на его вмешательство.

Ее первой мыслью после пробуждения была мысль о защите остальных. Его. Это заинтриговало его. Люциана согрела мысль, что она пыталась предупредить его о возможной опасности. Она знала, что он является хищником, что может быть опасным, но все, что имело для нее значение, — это его защита. Он был от нее в восторге. Что-то в ней перевернуло его сердце и заставило его желать улыбнуться всего лишь при одном взгляде на нее. Что он и сделал. Посмотрел на нее и почувствовал себя счастливым. Он никогда не испытывал таких эмоций, и ему не оставалось ничего иного, как исследовать их.

С первыми звуками ее голоса, он начал видеть цвета. Яркие, насыщенные цвета. Прожив так много веков в черно-белом мире, — что происходит с карпатскими мужчинами, когда они теряют свои эмоции, — Люциан чуть не ослеп от разнообразия цветов. Синих и красных, оранжевых и зеленых — куда бы он ни посмотрел, везде какой-нибудь оттенок цвета. Он потер светлую прядь ее волос между большим и указательным пальцами, неосознанно ласково. Испытываемые им чувства были невероятно сильны.

Голод медленно пробрался в его мысли. Исцеляя ее, он потратил огромное количество энергии, и его кровь нуждалась в восстановлении. Он послал еще одну сильную команду, убеждая ее находиться во сне, пока он будет на охоте. Город был полон добычи, только и ждущей его. Он вышел на балкон и сменил форму, принимая облик совы. Могучие крылья пронесли его над городом. Зоркие глаза, которой были созданы, чтобы видеть в темноте, а острый слух — улавливать любой звук, доносившийся снизу. Он слышал биение сердец, бормотание голосов, звук бьющей ключом жизни. Его манили к себе движение и шум города, звук крови, несущейся по венам и взрывающейся от жизни.

Он направился в парк — идеальное место для охоты. Сова опустилась на вершину дерева и осторожно сложила крылья. Она осматривала окружающую ее местность. Справа от себя он услышал голоса двух мужчин. Вмиг приняв свой естественный вид, он плавно спустился с дерева, как и много раз до этого, и послал молчаливый призыв, требуя, чтобы его жертвы подошли к нему. Он провел слишком много веков, предавая убийц в руки смерти, поэтому ему требовалась невероятная самодисциплина, чтобы ограничить себя простым питанием.

Мужчины ответили на его зов, оба оказались здоровыми и коренастыми агентами, разминающими ноги после поздней встречи. От них не пахло ни алкоголем, ни наркотиками. Он питался быстро, желая как можно скорее вернуться к Джексон. Она и так находилась без сознания дольше, чем ему бы хотелось. Но теперь, когда она спала, Люциан понял, что она никогда не позволит себе погрузиться в нормальный человеческий сон, так необходимый их телам. Когда она засыпала без его команды, то металась и волновалась всю ночь. Люциан прекрасно знал, что Джексон большую часть ночей проводила за работой, изматывая себя, доводя до изнеможения. Сны же ее были беспощадны. Люциан разделил с ней некоторые из них, слившись с ее сознанием своим, поэтому мог лично познакомиться с ее демонами. А их у нее было предостаточно, и он собирался изгнать всех их до одного.

Больше того, Люциан не хотел находиться вдали от нее дольше, чем это было необходимо. Он не мог находиться вдали от нее. Он обнаружил, что ему нужно быть с ней. Ему, ни в ком никогда не нуждавшемуся. Ему было необходимо дотронуться до нее, узнать, что с ней все в порядке. Теперь, когда она находилась под его заботой, он намеревался привязать ее к себе так, чтобы никто — ни человек, ни другой карпатец — не смог бы забрать ее от него. Джексон не сбежать от него. Он дал ей свою кровь и взял толику ее, необходимую, чтобы соединять их сознания по своей воли.

Он возвратился к ней, вновь полный сил. И сила его была огромна. Ему придется быть с ней нежным. Если, конечно, какая-то нежность осталась в нем, если нежность когда-либо была в нем, то он намеревался воспользоваться ею ради Джексон. Если кто-нибудь и заслуживает этого, то она.

Он присел на край кровати, разрешая ей проснуться и привлекая в свои объятия.

— Я — твой Спутник жизни, птенчик. Но ты понятия не имеешь о том, что это значит, и ты не карпатка, поэтому я предполагаю некоторое сопротивление с твоей стороны, — Люциан потерся подбородком об ее макушку. — Я обещаю быть мягким и терпеливым, насколько это возможно, но долго ждать не смогу. Эмоциям, которые я ощущаю, не приручить живущее во мне дикое животное.

Ресницы Джексон, затрепетав, поднялись. Она чувствовала себя смущенной, неуверенной, словно находилась во сне. Успокаивающий голос, который она слышала, был прекрасным и таким родным. Он держал демонов на расстоянии и позволял ей чувствовать некое подобие безопасности.

— Кто ты? Откуда я тебя знаю?

— В душе ты знаешь, кто я. Твое сердце и душа узнали меня, — его палец ласково прошелся по линии ее скулы, всего лишь потому, что он любил чувствовать ее кожу под своими пальцами. — Я должен связать нас воедино, Джексон, у меня нет иного выбора. Ожидание опасно. Я сожалею, что не могу дать тебе больше времени.

— Не понимаю, — она взглянула прямо в его черные глаза, и от увиденного там ей захотелось почувствовать страх. Он смотрел на нее собственнически, так, как ни один мужчина до него не осмеливался посмотреть. Джексон не поощряла таких чувств в мужчинах. Но, тем не менее, по какой-то странной причине, этот опасный незнакомец заставил ее почувствовать себя оберегаемой. Желанной.

— Я знаю, что сейчас ты этого не понимаешь, но со временем поймешь, — Люциан своими сильными пальцами взял ее за подбородок так, что его темные глазами поймали ее взгляд.

Это напоминало падение в черную, бездонную пропасть. Бесконечное. Вечное.

Люциан ласково прошептал ее имя и склонил свою голову к ее горлу. Вдохнул ее запах. Теперь, куда бы она ни отправилась, он всегда найдет ее. Его руки так властно сжались вокруг нее, что ему пришлось напомнить самому себе, что она невероятно уязвима. Она казалась невероятно маленькой и легкой в его объятиях, но в тоже время теплой и соблазнительной. Она всколыхнула в нем вещи, которые лучше было бы оставить в покое. Он был поражен этими внезапными настойчивыми желаниями. Она была молодой и уязвимой, и в данный момент он должен был испытывать желание защитить ее.

Его рот дотронулся до ее кожи в нежной, мягкой ласке. И сразу же страстное желание пронзило его, сильное и настойчивое. Он слышал, как ее сердце бьется в одном ритме с его. Слышал, как кровь бежит по ее венам, манящее тепло которой влекло к себе, вызывая огромный физический голод по ее телу. Закрыв глаза, он смаковал свою способность чувствовать, не обращая внимания на ужасный дискомфорт и мольбы своего тела об облегчении. Его язык нашел ее пульс, прошелся по нему раз, второй. Его зубы нежно царапнули ее вену, а затем глубоко погрузились в нее.

Одновременно с этим она в его руках беспокойно пошевелилась и застонала, от этого интимного звука его тело напряглось еще сильнее. У нее был сладостно-пряный, неописуемый вкус, с которым он никогда до этого не сталкивался. Она была наркотиком, словно специально созданным, чтобы удовлетворить все его потребности. Ему всегда будет ее мало. Но дисциплина взяла вверх над его страстной жаждой экстаза, который обещало ее тело. Движением языка он закрыл крошечные следы сделанного им укуса, не оставляя после себя не единого следа, который мог бы обнаружить врач.

Осторожно, держа ее под своим контролем, Люциан расстегнул свою рубашку и переложил ее так, чтобы можно было обхватить ее затылок своей ладонью. Его тело пылало желанием, и под воздействием его чар пробудилась ее природная чувственность. Один из его ногтей удлинился и превратился в острый, как лезвие, коготь, которым он разрезал кожу над своим сердцем. После чего прижал к своей груди ее рот, чтобы продолжить ритуал, связывающий ее с ним.

При первом же прикосновении ее губ, по его телу промчался огонь, а желание стало таким сильным, таким напряженным, что Люциан, отличавшийся жестким самоконтролем, чуть не поддался искушению взять то, что принадлежит ему по праву. Он обнаружил, что дрожит, а его тело покрылось испариной. Склонившись чуть ближе к ее уху, он прошептал слова, — в ночь, в ее сознание, — после которых никто не сможет разлучить их, после которых она не сможет находиться вдали от него, дольше, чем несколько скудных часов.

— Я объявляю тебя своей Спутницей жизни. Я принадлежу тебе. Я предлагаю тебе свою жизнь. Я дарю тебе свою защиту и верность, свое сердце, душу и тело. Я обязуюсь хранить то же самое, что принадлежит тебе. Твоя жизнь, счастье и благополучие будут стоять над моими на все времена. Ты — моя Спутница жизни, связанная со мной навечно и всегда под моей защитой.

Испытанное им облегчение было огромным, даже несмотря на тот факт, что его тело еще не соединялось с ее. Его и ее сердца стали единым целым, связанные вместе, как две половинки одного целого. Их души слились так, что ее женственный свет ярко сиял в нем, изгоняя невыносимую темноту, которая угрожала ему веками. В этот момент он понял, почему тому, кто прожил почти всю свою жизнь в темноте, в тусклом, ужасном аду существования, встреча со Спутницей жизни является пределом мечтаний.

Джексон Монтгомери фактически была его сердцем и душой. Без нее не было никакого смысла продолжать свое существование. Он никогда больше не сможет вернуться в пустоту и темноту, в которой прожил так долго. Ритуальные слова соединили их так, что теперь никто из них не сможет сбежать от другого.

Люциан не обманывал себя. Он нуждался в ней больше, чем она когда-либо будет нуждаться в нем. Хотя с его точки зрения, она нуждалась в нем больше. Ему пришлось остановиться и подумать, прежде чем продолжать ритуал дальше. Очень нежно он остановил процесс ее питания и закрыл рану на своем теле. Его кровь свяжет их воедино и поможет ее исцелению. Она также начнет изменять ее тело, обращая ее в его расу. Обращение было рискованным процессом, трудным как для тела, так и для души. Однажды пройдя через него, обратного пути не нет. Джексон станет такой же, как и он — будет нуждаться в крови, чтобы выжить, будет искать укрытия от солнца в радушных руках земли. И если она не обладает особыми психическими способностями — только такие человеческие женщины могут быть обращены в карпаток — то этот эксперимент подтолкнет ее к краю безумия, и Джексон придется убить. Люциан откинулся назад, освобождая ее от своих темных чар.

Ее ресницы затрепетали как раз в тот момент, когда он укладывал ее обратно на подушки. Люциан знал, что лишь немногие люди могли быть обращены успешно. Но он верил, что она входит в это число, поскольку является его истинной Спутницей жизни. Ее сердце соответствовало его. Он знал это. А когда он произнес ритуальные слова, то почувствовал, как невидимые нити связали их. Но, даже понимая это разумом, он не мог заставить поверить в это свое сердце. Он не хотел рисковать ее безопасностью. Для полного обращения необходимы три обмена кровью. Но уже теперь ее слух и зрения станут более острыми, больше похожими на карпатские. Очень скоро у нее возникнут проблемы с потреблением в пищу мяса и большинства остальных продуктов. Она будет нуждаться в его присутствии. На данный момент он изменил ее жизнь настолько, насколько осмелился.

— Я все еще не знаю, кто ты такой, — под прикрытием одеяла пальцы Джексон сжались вокруг рукоятки ее пистолета. Она была невероятно вялой, а он слишком уж беспардонным. Она не любила загадки. Она понятия не имела, где находилась, зная лишь то, что больна и что у нее были странные сны о темном принце, берущем ее кровь и связывающем их навечно. В сидевшем на ее кровати мужчине было что-то необычное и иностранное.

Что-то элегантное и утонченное, но в тоже время дикое и неприрученное. Джексон обнаружила опасную комбинацию чувственности и непреодолимого влечения.

Люциан улыбнулся ей, и вспышка белых ровных зубов смягчила твердые черты его лица.

— Я Люциан Даратразанофф. Это очень старое и уважаемое имя, но трудное для правильного произношения в этой стране. Можешь звать меня просто Люциан.

— Я знаю тебя? — как же Джексон не хотелось быть слабой. Как же ей не хотелось видеть такие эротические и необычные сны об этом мужчине. — Почему я нахожусь здесь, а не в больнице?

— Тебе необходима необычная забота, — правдиво ответил он. — Ты чуть не умерла, Джексон, и я не хотел рисковать твоей жизнью.

— Моего напарника, Барри Рэдклиффа, подстрелили. Но я помню, он вернулся за мной, — все остальное было как в тумане. Она не знала, как выбралась со склада, учитывая то, что Барри был не в состоянии вынести ее.

— Он в больнице и идет на поправку. Он сильный мужчина и очень храбрый, — Люциан отдал должное ее напарнику, но при этом не добавил, что этот мужчина влюблен в нее.

— Я думала, что умру. Я должна была умереть, — тихо пробормотала она, почти про себя.

Она хотела умереть. Ужасная ответственность, лежавшая на ее хрупких плечах, оказалась более тяжелой ношей, чем она могла вынести. Она заставила свои ресницы подняться, чтобы посмотреть на него.

— Ты в большой опасности. Тебе не следует находиться рядом со мной. Где бы мы ни находились, здесь небезопасно. Для тебя небезопасно.

Люциан улыбнулся и, потянувшись, отбросил упавшие ей на лицо волосы. Его прикосновение было невероятно нежным и давало ей странное ощущение безопасности. Его голос был таким красивым и чистым, что ей захотелось, чтобы он говорил вечно. Его акцент был сексуальным, от чего дрожь желания прошлась по ее телу, и которую она с трудом узнала.

— Не волнуйся обо мне, птенчик. Я способен защитить нас обоих. Я знаю, кого ты боишься, и пока ты находишься в этом доме, ты в безопасности. Хоть он и хорошо натренирован, но на эту территорию ему не войти незамеченным.

— Ты не знаешь его. Он убьет каждого, не раздумывая и без угрызений совести. Даже то, что ты только помог мне, он расценит как угрозу себе, — она заволновалась, с беспокойством глядя на него.

— Если не веришь мне в остальном, Джексон, поверь, хотя бы, в этом. В мире нет более опасного человека, чем тот, который сейчас находится с тобой в одной комнате. Тайлер Дрейк не сможет добраться до тебя. Он больше не влияет на твою жизнь, поскольку теперь ты под моей защитой, — он сказал это по-деловому, не высокомерно, не хвастливо.

Она вновь затерялась в его темных глазах. Его красивых и очень необычных глазах. Джексон почувствовала себя немного потерянной и, чтобы избавиться от гипноза, часто заморгала.

— Я знаю, что ты так думаешь. Но мой отец был из «морских котиков», также как и Рассел Эндрюс, мой опекун. Тайлеру Дрейку удалось убить их обоих. Пока ты находишься рядом со мной, ты не можешь считать себя в безопасности, — ее ресницы стали слишком тяжелыми, чтобы держать их поднятыми. Поэтому они опустились вниз, несмотря на все ее намерения переубедить его. У нее не было сил, чтобы защитить его. Это пугало, и сердце болезненно заколотилось у нее в груди.

— Успокойся, Джексон. Сделай глубокий вдох и расслабься. Именно я забочусь о тебе, а не наоборот, хотя я невероятно ценю, что ты хочешь защитить меня. В любом случае, никто не знает, где ты. Ты в полной безопасности. Просто засыпай, милая, и выздоравливай.

Его голос был таким успокаивающим и убедительным, что вскоре она обнаружила, что ее дыхание подстраивается под его. Почему ей хотелось поступить так, как приказывает он, она не знала, но желание подчиниться было слишком велико, чтобы его можно было игнорировать. Она позволила себе закрыть глаза.

— Надеюсь, ты действительно так хорош, каким считаешь себя. Для тебя же будет безопаснее, если ты позвонишь моему начальнику и попросишь его приставить к тебе пару парней для охраны, — ее голос постепенно затихал, и остаток фразы прозвучал невнятно. — А еще безопаснее будет, если ты простой покинешь меня и никогда не оглянешься назад.

И вновь пальцы Люциана запутались в ее волосах.

— Ты думаешь, так я буду в большей безопасности, да?

В его голосе прозвучал намек на удивление. И по какой-то причине это заставило сердце Джексон вздрогнуть. Он был таким родным, словно она знала его давно, хотя совсем не узнавала. Разве что его прикосновение. Она знала его прикосновение. И звук его голоса. Она знала звук его голоса. Акцент со своим бархатистым соблазнением, то, как он строит фразы. Казалось, все это есть в ее сознании. Самым безумным было то, что Джексон начинала верить в него.

Он видел, как она умирала, не тратя сил на борьбу. Она не хотела, чтобы ее жизнь спасали, но, беспокоясь об его безопасности, приняла вызов стать его охранником. Она была готова защитить его, даже не зная, кем он является. Он провел довольно много времени, слившись своим сознанием с ее. Сначала, это было необходимо для поддержания ее жизни. Затем он делал это, потому что хотел узнать ее, ее воспоминания, узнать, как она думает, о чем мечтает, узнать, что важно для нее. В ней было намного больше сострадания, чем требовалось. И она нуждалась в нем, чтобы соблюсти баланс.

Он был поражен, насколько сильным было его сексуальное влечение к ней. Такого с ним никогда раньше не случалось. Он редко смотрел на женщин, кроме случаев, когда надо было удовлетворить голод. Теперь его голод был иным и намного сильнее, чем он мог себе представить. Ради интереса Люциан иногда сливался своим сознанием с людьми, чтобы посмотреть, что из себя представляет секс. Но настойчивое требование, яростно бушевавшее в его теле, совсем не было похоже на виденное им. Оно, казалось, полностью завладело им, вытеснив все здравомыслие.

Защищать. Люциан знал, что все мужчины-карпатцы рождались с огромным чувством долга по защите женщин и детей своей расы. Желание защитить Джексон было совсем другим. Люциан посвятил свою жизнь защите, как людей, так и карпатцев, и все же сила его эмоций по отношению к Джексон была во много раз сильнее. Он оказался не подготовлен к мощнейшему чувству привязанности, которое почувствовал к ней. Он, проживший почти всю свою жизнь в темноте и в тени, привыкший и хорошо знакомый с насилием. Он, являющийся самой темнотой и опасностью. Теперь он жаждал познать нежность и доброту. Люциан знал себя слишком хорошо. Он знал, что является могущественным и опасным, и принимал это в себе. Теперь же рядом с Джексон, такой хрупкой и уязвимой, лежавшей в его постели, он более чем соответствовал этому описанию.

Со вздохом он опустился на постель рядом с ней. Пока она остается человеком и вынуждена оставаться на поверхности земли, чтобы выжить, он был не в силах полноценно защитить ее в течение дня, поскольку солнечный свет уменьшал силы карпатцев. В обычных обстоятельствах он бы ушел под землю до наступления ночи. Что сейчас представляло проблему для них обоих. Она не могла находиться вдали от него так много часов, не испытывая ужасных страданий. Поэтому он растянулся на кровати рядом с ней, приказав ей спать до следующего заката. Тем временем защита, которой он окружил их, и волки, которых он выпустил, обеспечат им безопасность от различных созданий — людей или прочих, — которые могут попытаться причинить им вред. Он притянул ее хрупкое тело под защиту своего большого и зарылся лицом в шелковистый аромат ее волос.

Глава 2

Вначале Джексон уловила его запах. Чистый. Свежий. Сексуальный. Про себя она покачала головой, поражаясь самой себе. Теперь она его знала. Знала его прикосновение, его голос, его запах. Раньше даже во сне ее рука крепко сжимала такую родную рукоять пистолета. Теперь же она ослабила хватку на нем, почти позволяя ему свободно упасть на простыню рядом с собой. Она чувствовала себя в безопасности и, лежа с закрытыми глазами, размышляла над всем этим. Ощущение безопасности. Девушка не помнила, чтобы когда-либо раньше испытывала подобное чувство. Ее заинтересовало, почему, не смотря на то, что она была слаба и ранена, наедине с совершенным незнакомцем, не имея представления о том, где находится, она чувствовала себя в безопасности.

Она открыла глаза и увидела его, склонившегося над ней, и именно на том месте, где она точно знала, он будет. Она чувствовала его внутри своего сознания, знала, что не глядя сможет найти его в толпе. У нее перехватывало дыхание только от одного взгляда на него. Он был очень высоким, и власть обтекала его подобно второй коже. Нет. Это было не совсем так. Он сам был властью. Джексон ждала, когда же он заговорит, страстно желая услышать его голос. Она полюбила звук его голоса. И это пугало ее — ее невероятная реакция на него. Она приучила себя ничего ни к кому не чувствовать, в особенности к мужчине. Она не сомневалась, что Тайлер Дрейк незамедлительно появится, если она проявит интерес к парню.

— Сегодня вечером ты чувствуешь себя лучше? — рука Люциана прошлась по ее лбу.

Джексон почувствовала, как тепло его прикосновения, подобно лаве, пронеслось по ее телу.

— Ты выглядишь усталым, — она нахмурилась. — Неужели ты заботился обо мне, без передышки, не тратя времени на сон? — мысль о том, что, пока она спала, за ней ухаживал незнакомец, должна была бы привести ее в замешательство, но на самом деле она совсем была не против, когда это делал он. Джексон внимательно изучила его. Физически он был очень красив, почти как мифические греческие боги. Но его уставшие глаза повидали слишком много, и она всерьез обеспокоилась тем, что он недосыпал. Ее охватило странное желание подняться и дотронуться до его закрытой бородой челюсти.

— Я единственный, кто заботится о тебе, сладкая, — легкая улыбка изогнула его прекрасно очерченный рот. — Ты не должна думать ни о ком, кроме себя. Твои раны заживают прекрасно. Еще день и мы сможем вернуть тебя в больницу, так что твои друзья смогут убедиться, что ты жива и выздоравливаешь. Я успокоил их, но они все равно должны увидеть тебя своими собственными глазами.

Люциан с легкостью контролировал людские умы, не особенно об этом задумываясь. Он делал это на протяжении множества веков. Но сейчас это было чуть более изматывающим — контролировать стольких людей и на таком расстоянии. Он был не готов уступить заботу о Джексон персоналу больницы, пока не будет уверен, что они незамедлительно выпишут ее и отправят домой. Он не хотел, чтобы ей делали анализ крови, и кроме того он знал, что в больнице она будет невероятно уязвима, что позволит Тайлеру Дрейку или врагам, которых она приобрела из-за специфики своей работы, закончить работу, которую кто-то когда-то начал.

— Я хочу сесть, — она попыталась сделать это, удивленная тем, что чувствует себя такой слабой.

Люциан мгновенно подхватил ее хрупкое тело своими руками и помог принять сидячее положение. Он осторожно подложил ей под спину подушки и завернул ее в одеяло. Она была намного бледнее, чем обычно.

— Дыши глубоко, и тогда не упадешь в обморок, — заявил он.

Она обнаружила, что улыбается.

— Ты хотя бы представляешь, как все это неправильно? Я знаю, что это не больница. Это даже не санаторий, я права? А ты не врач.

Он пересек комнату мягкими, плавными, совершенно бесшумными шагами. Она не могла не сравнить его манеру двигаться с движениями большой дикой кошки. Он одновременно был и каким-то угрожающим, и в тоже время довольно чувственным. Он дарил ей ощущение защиты и безопасности, хотя и нес ощущение угрозы, с которой она никогда раньше не сталкивалась. Так как? В безопасности она или нет? Если он является таким хищником, то почему ее внутренняя система безопасности не предупредила ее об этом? Она выдохнула медленно, осторожно. Опасность грозила ей, как женщине, а не как стражу порядка, поняла Джексон.

Люциан повернулся к ней лицом, стоя спиной к окну. Снаружи была ночь — темная и штормовая. Она слышала, как в постоянном ритме льется дождь, и как сквозь деревья дует ветер, заставляя их ветви стучать по стенам.

— Может быть, я и не врач, в общепринятом смысле этого слова, но я исцеляю людей. Я исцелил тебя.

И вновь Джексон поняла, что он говорит правду. Ей было известно о нем многое. Вещи, которые ей не следовало знать. Интимные вещи. Она знала, что он проехал весь мир, все континенты и не один раз. Он говорит на многочисленных языках. Он богат, хотя деньги для него ничего не значат, что они лишь средство, ведущее к цели. Она знала, что он искал ее в течение долгого, долгого времени.

Пока она оценивала всю эту ситуацию, черные глаза Люциана рассматривали ее осторожно, не мигая, это были глаза хищника, рассматривающего свою жертву. Его сознание тенью скользило в ее, изучая ее мысли, то, как работает ее мозг, то, как она анализирует свои собственные чувства.

Джексон было известно об этом странном феномене, о том, как ее сердце билось в одном ритме с его, о том, как ее дыхание, казалось, начало замедляться, чтобы соответствовать его. Откуда ей столько известно о Люциане, когда он для нее является полнейшим незнакомцем? Она знала, что он любит искусство и старину. У него были обширные познания как художников, так и ремесленников, создавших все это, и лишь совсем недавно он начал находить удовольствие и радость в живописи и скульптуре, антиквариате и музыке. Он исцелил бесчисленное множество людей, исцелил их немного странным и уникальным способом. Но эта часть была скрыта от нее некой дымкой, заперта где-то в ее голове от дальнейшего исследования. Он исцелил ее таким же способом, как и многих остальных.

— Ты разговаривал со мной, пока я спала, — пробормотала она, стараясь прийти к логичному объяснению, почему так много знает о нем. — Именно так я узнала о тебе все эти вещи?

Люциан слегка пожал плечами, с текучей и безупречной небрежностью.

— Разве это имеет какое-либо значение? — хватало одного взгляда на нее, чтобы у него появлялось желание улыбнуться. Просто удивительно, как одно лишь ее присутствие так изменило его жизнь. Ему хотелось все время смотреть на нее. На форму ее лица, на изгиб ее скул, на ее длинные ресницы, на все. После темной невзрачности, по-настоящему дьявольских вещей, свидетелем которых он был на протяжении веков, Джексон была для него настоящим чудом.

Все в Люциане очаровывало Джекс. Ей ни за что не хотелось покидать его. Ей хотелось остаться здесь, запертой в своем собственном мире, невероятно далеком от того, который она знала как реальность. Она чувствовала себя в безопасности и обогретой. Ей нравилось то, как он смотрел на нее. Изредка в его глазах она видела неожиданные вспышки — вспышки желания, собственничества, тепла и нежности. Ей хотелось сохранить все это. Удержать его возле себя.

— Думаю, что не имеет, — нашла в себе силы ответить она.

Его голос был таким нежным. Когда она слышала его, то создавалось ощущение, что она завернута в бархат. Но она не обманывалась на свой счет. Каким бы сексуальным и волнующим не был Люциан, у нее было чувство, что если она окажется достаточно глупой, чтобы протянуть ему руку, он превратится в настоящего мужчину, властного и высокомерного, от которого ее бросало в дрожь.

Он расхохотался, звук прошелся по ее коже подобно прикосновению пальцев. Вспышка желания ударила по ней, превратившись в ничем не прикрытую жажду. Это напугало ее. Она была не готова к таким сильным эмоциям. Интересно, отразилась ли эта ее реакция на него на ее лице? Она почти огляделась вокруг, виновато, боясь, что кто-то еще мог заметить, как она смотрит на Люциана.

— Ты должен вернуть меня домой, — сказала она. Ее голос был хриплым. Она почувствовала, как слезы встали у нее в горле. Реальность была суровой и уродливой. Ее присутствие здесь приведет к тому, что такой красивый мужчина будет убит. Он заплатит высокую цену только потому, что она посмотрела на него с желанием. Потому что он был достаточно мил, чтобы помочь ей.

Люциан скользящей походкой пересек комнату, да так быстро, что она даже не видела его движений. Он был высоким, мускулистым мужчиной, элегантным во всех отношениях, молчаливым во время ходьбы, но ей по-прежнему было необходимо видеть его. Все, на что она оказалась способна — это просто моргать, когда он остановился, возвышаясь над ней, и, протянув руку, дотронулся до ее подбородка двумя пальцами. Он откинул ее голову, заставляя взглянуть прямо в его черные глаза. Незамедлительно она почувствовала, как проваливается в него, становится частью его, чувствуя себя в тепле и безопасности.

— Нет никакой необходимости расстраиваться, сладкая. Я не могу этого позволить. Ты причиняешь боль моему сердцу, — его большой палец прошелся взад и вперед по ее коже, посылая волны тепла танцевать в ее крови. — Никто не сможет причинить тебе вреда.

— Я волнуюсь не о себе, ты, идиот, — взорвалась Джексон. Он, казалось, не понимал, в какой опасности оказался. Он действительно был высокомерным.

Внезапно его манера поведения разительно переменилась. Улыбка исчезла с его лица, а глаза стали холодными как лед. Голова повернулась в сторону окна. Теперь она отчетливо видела в нем хищника. Охотника. В нем не осталось ни мягкости, ни доброты, он был воином без какой-либо совести, которая могла помешать ему.

— Оставайся здесь, Джексон, — почти рассеянно пробормотал он, явно ожидая повиновения. — Я вскоре вернусь.

И сразу же после этого ушел. Не успела она моргнуть и глазом, как его не стало в комнате. Она осталась сидеть здесь, неосознанно ища под покрывалами свой пистолет. Ее пальцы сжались вокруг него — напряжение, охватившее ее руку, было таким родным. Теперь и она почувствовала то же самое, что и Люциан — темноту, проникающую в их мир. Она вползала медленно, проникая в ее сознание так вероломно, что по-первости она даже не заметила этого. Опасность нашла их и в этом безопасном месте.

Ощущение было настолько подавляющим, что Джексон едва могла дышать. Кем бы ни был подкрадывающийся к ним человек, он был по-настоящему дьявольским. Она не сомневалась, что Тайлер Дрейк вновь нашел ее. Он был упорен в своем преследовании. Неукротим. Никто так и не смог приблизиться к нему на достаточно близкое расстояние, чтобы хотя бы ранить его. Он убивал ради удовольствия.

Однажды, впервые после убийства как ее родной, так и приемной семьи, он убил ее соседку, с которой Джексон нравилось проводить время за чашечкой кофе — молодую женщину в инвалидном кресле, радующуюся жизни и обладающей смелой улыбкой. С тех пор Джексон зареклась иметь настоящих друзей. Даже на работе она старалась как можно чаще менять напарников. В публичных местах она никогда не улыбалась им и не общалась с ними, не желая вызывать убийственную ярость Тайлера. Но эта ситуация — Джексон одна и в доме мужчины — оказалась великолепным сценарием для провоцирования Тайлера еще раз, и мстительный маньяк решил убить Люциана.

Люциан очевидно не представлял степень подготовленности Тайлера, приобретенную в «морских котиках». Он был хамелеоном, сливающимся с любым ландшафтом. Он был величайшим снайпером, способным поразить цель с невообразимого расстояния. Но и Люциана Джексон определила, как опасного человека. Это было видно по его глазам, по развороту плеч, по уверенности, с которой он ходил, по тому, как он двигался. Но это не означало, что Тайлер Дрейк не сможет к нему подобраться, точно так же, как он подобрался к таким прекрасно натренированным людям, как ее родной отец и приемный отец, Рассел Эндрюс.

Джексон отбросила покрывала в сторону. Она была одета только в мужскую шелковую рубашку. А поскольку она была невысокого роста, рубашка спадала ей чуть ниже колен, да и какая разница, о скромности она будет тревожиться в последнюю очередь. Сейчас ощущение опасности стало намного сильнее, чем прежде. Люциан был в беде, и ей было необходимо добраться до него. Он еще плохо знал ее, не имел представления о степени ее подготовки и о том, какой полезной она может быть.

Встать оказалось намного труднее, чем ей думалось. Она не принимала стоячее положение в течение нескольких дней. Ее ноги дрожали, и она испытывала невероятную слабость. Игнорируя протесты своего тела, она направилась к двери, стараясь не производить ни звука. Джексон не знала планировку дома, но судя по размеру ее комнаты, здание было огромным, но она не сомневалась, что сможет найти Люциана. Она чувствовала связь с ним. Она не позволит ничему произойти с ним. Для Джексон это было не сложно. Она не позволит, чтобы его ранили, и меньше всего из-за нее.

Ее спальня выходила на широкую длинную площадку, по обеим сторонам которой находились лестницы. Ковры были толстыми и выглядели новыми. Каждая деталь в доме выглядела идеально. Джексон заметила все это только потому, что все было настолько совершенным, словно Люциан покупал каждый предмет с любовью и лично. Каждая картина, каждая скульптура, обои и ковры, витражные окна — все выглядело точно так же, как и в ее мечтах, вплоть до ее предпочтений в антикварной мебели.

Джексон шагала мимо всего этого в полном молчании, когда она начала спускаться по лестнице, ее босые ступни не издавали ни звука. На полпути она обнаружила небольшой альков, вырезанный в стене, декоративная стеклянная дверь в котором вела на небольшой балкончик. Она открыла дверь, постаравшись сделать это в полнейшей тишине. И сразу же дождь промочил ее насквозь, а ветер был таким холодным, что ее охватила дрожь. Но она едва заметила это. Ее глаза привыкали в темноте, ища свою цель.

Сначала она ничего не видела. Но затем зигзагообразная вспышка молнии пронзила небо, освещая расположенный внизу двор, и она увидела Люциана, неподвижно стоявшего в самом центре большого патио^[7]. В нескольких ярдах от него, в глубокой тени, находилась другая фигура, полностью завернутая в длинный плащ с капюшоном. Она обнаружила, что ее глаза, довольно быстро привыкли к отсутствию света, поражая великолепным ночным зрением, а ее острый слух, новый и непривычный для нее, улавливал странный разговор между этими двумя мужчинами.

Голос Люциана был намного прекраснее, чем обычно, становясь низким и приобретая бархатистую чистоту, которая скользила под кожей и проникала в разум.

— Я могу, как никто другой помочь тебе, Энрике, — сказал он, — особенно, когда ты прошел такой долгий путь, чтобы обратиться ко мне со своей настолько очевидной проблемой.

— Я не знал, что это ты, Люциан, — голос второго был ужасен, он напоминал резкий звук, получающийся, когда по доске проводят ногтями. — В течение последних пяти столетий все считали тебя мертвым. Более того, считалось, что ты присоединился к нашим рядам.

Фигура повернулась, и Джексон смогла прекрасно разглядеть его. Вид был устрашающим. Его голова была невероятно бледной, покрытой ямками, череп был вытянутым, с несколькими прядями длинных волос, беспорядочно разбросанными по макушке. Его глаза пылали темно-красным светом, его нос был ничем иным, как зияющей дырой. Его десны были опухшими, зубы кривыми и в пятнах. Когда создание подняло руку, его длинные ногти стали похожи на когти. Он выглядел отвратительным.

Джексон захотела криком предупредить Люциана. Незнакомец старался казаться льстивым, но она чувствовала, как от него исходят волны ненависти. Глубоко в душе, она знала, что монстр, стоявший лицом к лицу с Люцианом, только и ждет возможности напасть.

— Проблема в прислушивании к слухам, Энрике, заключается в том, что они могут быть совершенно ложными. Я — носитель правосудия для нашего народа. Я всегда был и буду верен нашему Принцу. Ты решил нарушить как наши Карпатские законы, так и всего человечества.

Голос Люциана был таким красивым, что Джексон почувствовала себя полностью погруженной в него. Ей пришлось несколько раз встряхнуть головой, чтобы сосредоточиться на том, что было наиболее важным. Этому в значительной степени способствовал и собачий холод, и проливной дождь. Она направила дуло пистолета вниз, ее руки ощутили привычную тяжесть оружия. Она собиралась выстрелить в голову, не желая рисковать, так как у незнакомца может оказаться собственное оружие, где-то припрятанное.

Энрике начал медленно двигаться, его ноги плели странный узор на булыжнике, которым был вымощен дворик. Казалось, от него осталась только одна оболочка, ужасная и дьявольская, как в фильмах ужасов. Люциан, создавалось впечатление, ни разу не повернулся, хотя все время оставался лицом к лицу с Энрике. Джексон обнаружила, что движения ног незнакомца приводят ее в восторг. Она перегнулась через сделанные из кованого железа перила, чтобы лучше видеть. Дождь намочил взлохмаченную копну волос у нее на голове. Капли дождя повисли на ее длинных ресницах, а ветер задувал их в ее глаза. И вновь погода помогла Джексон освободиться от странной увлеченности, которую вызвали в ней движения незнакомца. Оружие снова оказалось твердо направленным в голову незнакомца. Сделав еще один шаг, он уже никогда не сможет причинить вред Люциану.

Но без всякого предупреждения высокая худая фигура мужчины замерцала. Джексон пришлось подавить крик, когда мужчина превратился в животное, дикого волка, пятнистого и лохматого, и челюстью, полной острых клыков, потянулся к Люциану. Мощные задние лапы уперлись в камень, позволяя животному прыгнуть на Люциана в попытке разорвать кожу и артерии.

Люциан поднялся в воздух так быстро, что превратился в размытое пятно. Джексон постаралась успокоиться, несмотря на невероятность этого феномена, уставившись на ужасное чудовище. С его клыков капала слюна, а красные глаза пылали ненавистью. Раздался грохот грома, такой гулкий, что у нее заложило уши, а потом вспышки молний одна за другой осветили небо. В то время как она думала, что Люциан свалится на твердые камни, и волк разорвет его на части, он приземлился с легкостью, почти случайно, на спину чудовища, а его руки свирепо свернули ему шею. Треск сломанной шеи прозвучал очень громко в ночном воздухе. А затем Люциан отпрыгнул прочь от животного.

Оно взревело от боли, снова изменилось, опять становясь человеком, чья голова отвратительно свисала с одной стороны, чьи бесцветные зубы щелкали и рычали на Люциана. Она видела, как Люциан своими сильными руками сломал ему шею, но создание, каким-то образом, все еще было невероятно опасным. Она нажала на курок и увидела, как круглое отверстие появилось в центре этого омерзительного лба, как раз тогда, когда Люциан, казалось, на мгновение испарился.

Джексон чуть не свалилась в обморок, увидев, как Люциан вновь появился рядом с созданием. Ей хотелось крикнуть ему, чтобы он убирался от этой мерзкой твари, но ее горло сжалось от ужаса, и ни одного звука не вырвалось из него. К ее ужасу чудовище все еще продолжало тянуться к Люциану своими невероятными когтями, которые были у него вместо ногтей. Люциан выбросил вперед одну руку и быстрым мощным движением погрузил ее в грудь создания. Джексон услышала противный всасывающий звук, и когда Люциан вынул свою руку, на его ладони лежало пульсирующее сердце. Люциан отпрыгнул назад, когда тело с пронзительным криком шлепнулось на камни. Невероятно, но создание продолжало извиваться, жадно протягивая к Люциану руки. Оно начало безостановочно ползти по камням.

Умом она понимала, что ничего этого не могло быть, — все это выходило за грани разумного, — но, тем не менее, она продолжала целиться в омерзительную тварь, ползущую по направлению к Люциану. Она видела, как ее темная кровь подобно пятну расползается по булыжнику. Неожиданно с неба упал огненный шар и ударил в жуткую, внушающую ужас фигуру, барахтающуюся во внутреннем дворе, сжигая ее. Огонь полностью уничтожил, как все следы этого создания, так и крови, вылившейся из него. Она наблюдала, как Люциан небрежно бросил в пламя сердце, а потом подержал над огнем свои руки. Кровь, попавшая на его руки, исчезла, словно ее никогда и не было, а самым чудесным было то, что он не получил ни одного ожога. Джексон уставилась на разворачивающуюся внизу сцену. Буря стихла, а ветер унес пепел далеко на юг. И вскоре во дворе остался один Люциан. Он развернулся и посмотрел прямо на Джексон.

Она не смогла сделать ни единого вдоха. Она могла только стоять и смотреть на него, открыв рот. Внезапно девушка поняла, что все еще целится из пистолета. Ей неожиданно захотелось выстрелить в него. Неужели она сошла с ума, или это он делает невозможные вещи? Она медленно начала отступать в дом. Ему потребуется всего несколько минут, чтобы пересечь двор и войти в дом, к тому же он знал местность и планировку дома, в то время как она нет. Джексон легко сбежала по лестнице и повернула в противоположную от внутреннего двора сторону. И сразу же нашла дверь. Рывком распахнув ее, она выбежала в ночь. Джекс стремилась к возвышенности, где могла бы спрятаться, но в тоже время заметить, если он направится в ее сторону. Но, занятая своими мыслями, она не заметила, как врезалась в то, что ей показалось каменной стеной.

Незамедлительно, она была остановлена двумя сильными руками. Прямо перед ней стоял Люциан — еще одна невозможная вещь. Он никак не мог так быстро добраться со двора сюда, где находилась она. Их разделял целый дом.

Джексон попыталась было направить на него пистолет, но прямо возле своего уха услышал его смех.

— Не думаю, что это очень хорошая идея для любого из нас, сладкая, — он вырвал пистолет из ее рук, с легкостью овладевая им, и притянул ее в свои объятия, прижимая к своей груди, так что верхняя часть его тела склонилась над ней, защищая от дождя. — Тебе совсем не склонно повиновение, я прав? — спросил он с теми же самыми нотками легкого развлечения, от которых с ее сердцем всегда творилось нечто странное.

— Я хочу уйти, — она так сильно дрожала, что у нее даже застучали зубы, но что было причиной этого — холод и дождь или страх перед Люцианом и перед тем, кем он был, — она не знала. Поскольку совершенно ясно было одно — он не обычный человек. И неважно, что он был красивым и сексуальным и обладал прекрасным голосом.

Он быстро направился в дом. Дверь позади них плотно закрылась.

— Я сказал тебе оставаться в постели.

— Я хотела помочь, — она уткнулась лицом в его плечо, потому что идти уже было некуда, а она замерзла, была напуганной и уставшей. Он был теплым и сильным и дарил ощущение, что с легкостью сможет справиться со всем. Он дарил ей ощущение, что рядом с ним она в безопасности. — Я не могла позволить тебе встретиться с тем, что тебя там ожидало в одиночестве, — к ее ужасу это прозвучало как извинение.

— Ты сумела запугать саму себя до смерти, — без всяких интонаций заметил он.

Она подняла голову и обвиняюще посмотрела на него.

— Я этого не делала. Что это было? Я выстрелила прямо в лоб. Ты сломал шею. Даже после того, как ты вырвал его сердце — и не вздумай рассказывать мне, как это тебе удалось, — это продолжало ползти к тебе.

— Это был вампир, — он ответил тихо, и, как всегда до этого, спокойно и прозаично.

Все внутри Джексон замерло, даже дыхание, казалось, остановилось. Ей не хотелось в это верить, но то, чему она стала свидетельницей, было неоспоримо. Дыхание вырвалось у нее в долгом шипение, и она подняла руку.

— Не говори мне больше. Ничего. Я не желаю слышать ни единого слова.

— Твое сердце бьется слишком быстро, Джексон, — ласково заметил Люциан. Он, толкнув, открыл дверь в большую ванную комнату, также элегантно обставленную.

— Скажи мне только одно. Я в санатории? Если я сошла с ума, то все в порядке, ты можешь сказать мне об этом. Думаю, хоть это-то я имею право знать.

— Ты ведешь себя глупо, — тихо проговорил он своим бархатистым голосом.

Она закрыла глаза, отдаляясь от него, от той невероятной власти, которую он, казалось, имеет над ней. В связи с тем, что она замерзла и была слаба, а ее оружие было у него, единственной вещью, которую она могла сделать, чтобы задержать его на достаточно долгое время и успеть сбежать, было выцарапать ему глаза. Но он обладал невероятно красивыми глазами. И уничтожить их будет самым настоящим грехом. Да она и не знала, смогла бы заставить себя сделать это или нет.

Раздался его смех, низкий и интимный.

— Хвала Господу, что подарил мне такие красивые глаза. Мне бы не хотелось, чтобы ты пыталась сделать что-то столь ужасное со мной.

Ее ресницы взметнулись вверх, и она уставилась на него скорее обвинительно, чем удивленно.

— Ты можешь читать мои мысли! Вот как ты узнал, через какую дверь я буду убегать. Ты читаешь мои мысли!

— Должен сознаться, что это правда, — на этот раз его голос прозвучал очень радостно. Он усадил ее на свои колени, прижимая к своему теплому телу и одновременно наполняя огромную ванну горячей водой. Потом добавил соли для ванны из красивого фигурного флакона и взмахом руки зажег несколько ароматических свечей.

— Я не видела, как ты сделал это, — отказалась признавать увиденное Джексон, отворачиваясь от него. — Но мое внимание привлек тот факт, что тебе нет необходимости постоянно говорить со мной вслух. Ты смеешься и разговариваешь со мной, но только у меня в голове, в моих мыслях, — она уткнулась лбом в ладони. — Сейчас я в самой настоящей беде, да? — ее охватила сильная дрожь, но в этот раз она не сомневалась, что ее причиной был страх, а не холод. По крайней мере, она все еще могла полагаться на свои способности, которые говорили ей, что она должна его бояться.

— Ты также способна разговаривать со мной мысленно, милая, — ответил он, его голос был успокаивающим. — Джексон, взгляни на меня. Не прячься от этого. Какой в этом смысл? — Люциан обнаружил, что она все в нем перевернула с ног на голову. Она привнесла радость в его некогда унылый, жестокий мир.

Она подняла голову так, что ее большие шоколадно-карие глаза смогли встретиться с его.

— Ты не боишься меня, — продолжал настаивать он. — Загляни внутрь себя. Конечно, неприятно узнать, что в твоем мире есть вещи, о которых ты и понятия не имела, и что это, понятно дело, пугает, но меня ты не боишься.

— И как ты узнал это? — ей бы не хотелось затеряться в его глазах и, тем самым, позволить ему загипнотизировать ее. Именно в этом-то все дело, да? Он обладал какой-то черной магией, которую творил своими глазами. Она просто не будет больше смотреть в них.

Его совершенный рот изогнулся в улыбке.

— Я делю с тобой твое сознание. Я знаю о тебе все. Точно так же, как ты знаешь всевозможные вещи обо мне.

— Но, я не хочу знать их, — фыркнула она. — Я не хочу иметь с этим ничего общего. Я выстрелила этой твари прямо в середину лба, точку смерти, но она не умерла.

— Существует только один способ убить вампира и убедиться, что он не восстанет вновь. Ты должна извлечь его сердце и сжечь. Его кровь, попадая на кожу, действует подобно разъедающей кислоты или яду, если попадает в кровеносную систему. Она также должна быть уничтожена. Даже после своей смерти вампир может нанести огромный вред, если его не уничтожить должным образом.

Она уставилась на него.

— Я же сказала, что не хочу ничего об этом знать.

Он начал расстегивать ее рубашку, осторожно вынимая пуговицы из петель. Его теплые пальцы легко касались ее нежной кожи, оставляя после себя танцующие язычки пламени. Она схватила его за руки, останавливая их движение.

— Что, по-твоему, ты делаешь? — она постаралась выглядеть возмущенной, а не шокированной и напуганной реакцией своего тела на него.

— Снимаю с тебя мокрую одежду. От нее все равно никакой пользы, сладкая, даже если ты и намереваешься спрятать под ней от меня свое тело. Она промокла под дождем и стала полностью прозрачной, — он указал на очевидное без каких-либо изменений в своем бархатисто-мягком голосе. — Ты сильно замерзла, и должна согреться. Думаю, ванна подойдет для этого лучше всего. Но я буду более чем рад выбрать другое, если ты этого пожелаешь.

Она заколотила по его твердой, как стена, груди, краснея от его предположений. Он оказался прав, влажная шелковая рубашка ничего не скрывала.

— Убирайся. Я не собираюсь принимать ванну с тобой в одной комнате.

Он всмотрелся в ее лицо. Она была очень бледной. Одни глаза выделялись на ее лице. В ее сознании были смущение и страх, но никакого реального сопротивления. Она была не из тех, кто выбрасывается из окна.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты поскользнулась и упала, птенчик.

— Ты оскорбляешь меня, обращаясь ко мне «птенчик», словно я ребенок. Я взрослая женщина, — надменно сделала она ему выговор.

Он улыбнулся, от чего у нее чуть не остановилось дыхание.

— Именно этого я и боялся, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, Джексон, что я слишком стар для тебя, — глаза Люциана скользнули по ее лицу с собственническим блеском, который нельзя было не заметить. — И все же для меня не существует никого иного, для обоих из нас. Мы связаны друг с другом.

— Убирайся, — она вновь нетерпеливо толкнулась в его широкую грудь. — Я собираюсь погрузиться в ванну на как можно более долгое время и убедить себя, что всего этого не было. Я, должно быть, напичкана наркотиками или чем-то подобным. Или пребываю в замешательстве из-за удара по голове.

— Ты никогда не получала удара по голове, — от веселья его теплый бархатистый голос превратился в настоящий соблазн. — Его получил твой напарник.

— Уходи! — на этот раз она указала на дверь.

Он осторожно поставил ее ногами на кафель. Покачав головой над ее глупостью, он небрежно выскользнул из комнаты.

Джексон сделала глубокий вдох, успокаивая дыхание, затем медленно выдохнула. В мире просто не может быть таких вещей, как вампиры. Они просто не могут существовать. Отбросив сторону мокрую рубашку, она благодарно опустилась в горячую воду.

— Нет, могут. Ты недавно видела одного. Его звали Энрике, и он оказался не слишком умелым. А их еще немало. Но ты не беспокойся, Джексон. Я являюсь охотником на немертвых и смогу защитить тебя.

Он вновь оказался в ее сознании. Она тряхнула головой, словно так могла избавиться от него.

— Я не хочу ничего знать о вампирах. Я прожила почти всю свою жизнь, не зная о них, и была совершенно счастлива. Я не хочу знать, — что если Люциан сам является вампиром? Он смог переместиться из внутреннего дворика к двери, через которую она пыталась сбежать, а между ними находился целый дом. Как ему удалось это? — А как же все мои сны о темном принце и крови, и прочих неприглядных вещах? — пробормотала она сама себе вслух.

— Неприглядные вещи? — он определенно смеялся над ней. — Я не вампир, хотя и притворялся им на протяжении нескольких веков, чтобы помочь своему брату. Я — карпатец, охотник на вампиров, на тех представителей моего вида, которые предпочли продать свои души темноте, живущей в каждом карпатском мужчине.

— Несколько веков? Так сколько же тебе лет, в конце концов? Подожди! Не отвечай на этот вопрос. Я не хочу знать. Просто прекрати со мной разговаривать. Это сводит с ума. Должно быть, я нахожусь под воздействием сильнейших лекарств и скоро проснусь в больнице, и все станет как прежде. Я тебя выдумала. Все, что я планирую делать, так это игнорировать тебя и принимать ванну. Вампиры и ты навсегда исчезнете из моей головы. Поэтому не разговаривай со мной.

Люциан обнаружил, что смеется вслух. Звук поразил его. Он не помнил, что такое смех, но почувствовал себя хорошо. Он положил ладонь на дверь, ведущую в ванную. Он прожил почти две тысячи лет в пустоте, в темноте и жестокости. Без эмоций. Без всего. Его собственные люди, те, которых он защищал, стали так бояться его власти и умений, что шепотом произносили его имя и прятались, когда он проходил через их землю. Но одной маленькой женщине удалось сотворить чудо, вернув в его жизнь смех.

У него не было никаких сомнений относительно того, кем он был. Машина для убийства, созданная как для защиты карпатцев, так и для людей от зла. Он был более чем хорош в этой роли. Он уничтожал с легкостью, без гнева и сомнений.

Но Джексон Монтгомери оказалась самым красивым созданием, которое он когда-либо встречал. Она была его, и он никогда не отпустит ее. Но изменила ли она его? Его ладонь ласково прошлась по двери, за которой она принимала ванну, а сердце дрогнуло, странно, неожиданно.

Горячая вода согрела Джексон изнутри, одновременно пощипывая ее заживающие раны. Она нахмурилась при виде свидетельств последней перестрелки на складе. От таких серьезных ран она должна была умереть. И все ее невзгоды, наконец-то, должны были закончиться. Она подняла колени и уперлась в них подбородком. Теперь же ее бремя ответственности стало хуже, чем когда-либо. Ей придется защищать мир не только от преступников, но и от существ из кошмаров. Она не сможет сделать это. Никогда больше. Она просто не может больше находиться в этом мире и быть совершенно одинокой. Сама мысль об этом заставляла ее испытывать боль и жестокость.

— Ты никогда больше не будешь одна, сладкая, — голос, такой нежный и красивый, был наполнен сочувствием.

Джексон постаралась овладеть собой.

— Я же сказала тебе не разговаривать со мной.

— Я думаю, а не разговариваю, — нежность, смешанная с удивлением в его голосе, заставила вздрогнуть ее сердце, почувствовать себя более уязвимой.

— Ну, тогда и не думай, — она пробежала руками по своим мокрым волосам. Такое просто не происходят с нормальными людьми. Ну почему она всегда притягивает к себе такие странные вещи?

— Я не вещь.

— Я не слушаю тебя, — но вопреки самой себе, она улыбнулась. В нем было нечто располагающее к себе, если такое пугающее создание можно назвать милым. Ее глаза внезапно расширились. Он знал, что она была там. Все время. Он знал, что она была на том балконе.

— Ты знал, не так ли? — прошептала она, не сомневаясь, что он услышит ее. Если она могла слышать его в своей голове, то он мог услышать ее шепот.

— Да.

— И ты мог бы стереть все это из моей памяти, — это имело смысл. Как же еще кто-то, подобный Люциану, мог оставаться скрытым от остального мира? — Почему ты позволил мне увидеть все эти отвратительные вещи? Я больше никогда не смогу выкинуть это из головы.

— Ты бы не позволила мне стереть свои воспоминания. Ни одно из них. Я знаю это. Соблазн, конечно, был, но ты бы не захотела этого, а я слишком сильно уважаю тебя, чтобы принимать за тебя решение.

Она потерла ноющий лоб. Он оказался прав. Каким же сильным было искушение позабыть весь увиденный ею ужас. Ей хотелось крикнуть ему, что никто не смог бы принять такое знание. Но он был прав. Она бы возненавидела его за такое самоуправство и никогда не выбрала бы неведение. Но что это новое знание означает для ее будущего? Что оно могло значить?

Без всякой видимой причины Джексон начала плакать. А начав, уже не смогла остановиться. Сильные рыдания охватили ее, потрясая своей глубиной. Она никогда не плакала. Никогда! Джексон сознательно погрузилась под воду, желая смыть долой слезы. Будет просто унизительно, если Люциан услышит, что она плачет. И сразу же пришло понимание, что он и так это знает, поскольку присутствует в ее сознании, тенью следя за ее самыми тайными мыслями и воспоминаниями. Она поднялась так быстро, что ударилась головой о кран. Завопив, Джексон встала во весь рост в огромной ванне, по ее телу стекала вода.

Прямо перед ней материализовался Люциан, в его глазах стояла тревога, когда он потянулся за большим банным полотенцем. Джексон громко ахнула.

— Мой Бог, ты появился словно из ниоткуда! Ты даже не проходил через дверь!

Он завернул ее в полотенце. Она представляла собой слишком сильный соблазн, стоя здесь обнаженной, смущенной, со своими огромными глазами и водой, стекающей по ее изящному телу. Притянув ее под защиту своего большого тела, он начал вытирать ее.

— Двери не всегда необходимы, сладкая.

— Очевидно, запирать их без толку, — заметила она. Подняв голову, она принялась изучать его красивое лицо. — Я устала, Люциан. Мне нужно полежать.

Он поднял ее на руки. Она выглядела такой хрупкой. Один хороший сильный ветер мог бы запросто унести ее.

— Если ты и дальше будешь плакать, милая, мое сердце разобьется, — и он не шутил. Его сердце действительно болело из-за нее. У нее под глазами залегли темные круги. Прижав ее к своей груди, к своему бьющемуся сердцу он зашагал через дом вверх по лестнице назад в ее спальню, где очень аккуратно уложил ее на кровать.

— Теперь ты поспишь, Джексон, — приказал он. Его голос заставлял ее желать сделать все, чтобы он не попросил. Нет, не приказал ей. Вот что это было — команда — и она оказалась настолько загипнотизированной красотой и чистотой его голоса, что не устояла перед его властью.

— Я права? Именно это ты и делаешь? — она позволила ему помочь ей надеть другую рубашку. И вновь язычки пламени затанцевали везде, где к ее коже прикоснулись его пальцы, когда он застегивал рубашку. Он решительно натянул на нее одеяло до самого подбородка.

— Да, с помощью своего голоса и своих глаз я легко могу контролировать других, — без ложной скромности признался он точно так же, как делал все остальное, прозаично, со своими мягкими и нежными интонациями.

Слабая улыбка на короткий момент осветила ее большие глаза.

— Ты так легко признаешься в этом. Как много подобных тебе существует в нашем мире?

— Уже не так много. Мы, карпатцы, вымираем. Лишь немногие из наших мужчин могут найти своих Спутниц жизни.

Она закрыла глаза.

— Я знаю, что не должна спрашивать. Знаю, что не имею права, но ничего не могу с собой поделать. Что такое Спутницы жизни? — ее длинные ресницы поднялись — в ее глазах осторожно плескался смех, и это несмотря на слезы, все еще блестевшие на ее ресницах.

Он взъерошил ее волосы, а затем его пальцы попытались привести их в некое подобие порядка.

— Ты являешься Спутницей жизни, сладкая. Моей Спутницей жизни. Мне потребовалось почти две тысячи лет, чтобы найти тебя, и я все еще не осмеливаюсь поверить в такое чудо.

Она подняла руку, выставив вперед раскрытую ладонь.

— Я знаю лучше. Знаю, что не хочу ничего этого слышать. Почти две тысячи лет, ты сказал? Это делает тебя абсолютно старым. Ты прав — ты слишком стар для меня.

Сверкнули его крепкие белые зубы. Они были совершенно ровными, а рот — чувственным. Все в нем было самим совершенством. Она пристально посмотрела на него.

— Не мог бы ты, по крайней мере, выглядеть сморщенным и усохшим, и чтобы у тебя не хватало большинства зубов?

Люциан рассмеялся, и этот звук был таким прекрасным, что она почувствовала, как у нее в животе затрепетали крылья бабочек. Он был невероятно харизматичным^[8]. Она поняла, что попала под его чары. Были ли ее эмоции настоящими, или их ей навязал он? Она никогда ни к кому не испытывала таких чувств. Становилось страшно от того, насколько сильными были эмоции, которые пробудил в ней он.

— Я тоже ничего подобного прежде не чувствовал, — ответил он резко. Честно. Чистота его голоса не давала ему возможности солгать. — Я никогда не хотел ни одну другую женщину, Джексон. Для меня существуешь только ты.

— Но ты не можешь иметь меня. Я живу в мире, в котором нет места любви. В котором нет места для тебя. Тайлер Дрейк может и не вампир, но также невероятно опасен. Я больше не хочу быть ответственной за чью-либо смерть. У меня на руках достаточно крови, которой хватит на целую армию, — она решила, что не будет верить во всю эту чепуху о вампирах. И незачем об этом больше говорить. В противном случае она окажется связанной. Силы небесные, может она хочет быть связанной.

Он взял ее руки в свои, перевернул их ладонями вверх и внимательно осмотрел. Затем поднес ее ладони к своему теплому рту и поцеловал каждую прямо в середину.

— Я не увидел ни капли крови, сладкая. Ты никогда не была ответственна за то, что предпочел сделать Тайлер Дрейк.

— Ты не слушаешь меня, — печально проговорила она, поглубже зарываясь в подушки. Она снова почувствовала себя в безопасности, хотя знала, что это не может быть правдой. — Я не хочу рисковать твоей жизнью.

Люциан вновь рассмеялся. В его голосе Джексон смогла расслышать искреннее удивление.

— Ты так и не поняла меня, птенчик, но скоро поймешь.

Глава 3

Звуки и запахи сообщили Джексон, что она находиться в больнице. Осторожно открыв глаза, она поняла, что лежит на постели, но ощущение, что в ее руке находится пистолет, сохранилось. Поблизости вертелась медсестра.

Женщина улыбнулась Джексон.

— Вы проснулись. Хорошо. Сегодня вечером доктор собирается вас выписывать. Он был обеспокоен тем, что вы отправитесь домой одна, но ваш жених убедил его, что прекрасно позаботится о вас.

У Джексон упало сердце. Она надеялась, что вампиры и темный, сексуальный незнакомый «карпатец» ей всего лишь приснились, и она была абсолютно уверена, что до ранения у нее не было никакого жениха. Девушка замерла, поскольку не знала, что сказать, и как реагировать. Она даже не имела понятия, как оказалась в больнице. Медсестра засуетилась вокруг нее, открывая занавески и позволяя Джексон увидеть, что солнце почти село.

Джексон поняла, что больше не чувствует себя в безопасности. Она находилась в ситуации, которую практически не могла контролировать. Если Тайлер Дрейк захочет до нее добраться, то без проблем это сделает. Он мог изменить свою внешность и с легкостью проникнуть в ее палату. И она опять будет одна. Всего на несколько драгоценных моментов она разделила свою жизнь с кем-то другим, — с Люцианом, — каким бы странным это событие не было. Теперь она осталась одна и вновь несет ответственность за безопасность окружающих ее людей.

— Ты плохо слушала, Джексон, — раздался тихий, успокаивающий голос. — Либо это, либо я переоценил твой интеллект, и ты нуждаешься в более тщательном и осторожном разъяснении некоторых вещей, — она услышала легкий намек на мужское веселье.

Джексон быстро огляделась вокруг. Кроме медсестры в комнате никого не было. А она, казалось, не услышала бестелесного голоса.

— О, теперь я слышу голоса. Поэтому я сейчас же отправлюсь в ближайшую психиатрическую клинику, где стану настаивать на незамедлительной помощи, — она тщательно подбирала слова, желая, чтобы он услышал ее ответ.

Он рассмеялся. Она услышала его искреннее удивление. Его бархатисто-мягкий, прекрасный, идеальный голос, казалось, ласкал ее, и не важно, дотрагивался ли он при этом до нее или нет. Он был таким родным, был частью ее, которую ей совсем не хочется терять.

— Но ты должен уйти, — она была решительно настроена настоять на этом. Либо она была совершенно сумасшедшей, а он плодом ее воображения, потому что она отчаянно нуждалась в ком-то. Либо он был реальным, а, следовательно, дополнительной проблемой, которую ей придется решать.

— Я сомневаюсь, что тебе по силам справиться с таким деспотом, как я. Тебе хотелось бы какого-нибудь щеголя, которому ты могла бы приказывать, и таким образом поддерживать свою уверенность, что по-прежнему всех защищаешь.

— Это не смешно, Люциан. Ты понятия не имеешь, что собой представляет Тайлер Дрейк. Самые лучшие люди страны пытались поймать его и не смогли. Твоя высокомерность тебя погубит. Ненавижу такую черту в мужчинах. Это не храбрость, а явная глупость. Я знаю, что Дрейк опасен, поэтому всегда наготове и не воображаю себя лучше его, — ее голос стал резким. Высокомерие Люциана начало раздражать ее.

Его голос не изменился, продолжая оставаться таким же нежным и успокаивающим, как и всегда.

— Это не высокомерие, Джексон, когда один знает способности другого. Я уверен в себе, потому что знаю, кто я, что я. Я — охотник. Это то, чем я занимаюсь.

— Он — убийца. Это то, чем занимается он.

— Ты начинаешь расстраиваться. Скоро я буду рядом с тобой, чтобы забрать тебя домой, где у нас будет предостаточно времени, чтобы обсудить все это. Пока же, выполняй все указания врача, необходимые для выписки.

Джексон поняла, что медсестра уставилась на нее. Ей пришлось хорошенько проморгаться, чтобы сосредоточиться на том, что говорила женщина.

— Извините, я погрузилась в свой маленький мир. Что вы говорили? — она заставила себя выдавить небольшую улыбку.

— Я думаю, любая имея такого жениха, как ваш, захотела бы погрузиться в свой собственный маленький мир. Он на самом деле миллиардер? На что это похоже? Я не могу представить миллиард долларов. Прошлым вечером он встретился с правлением больницы и сделал огромное пожертвование в благодарность за такую хорошую заботу о вас. Он позаботился, чтобы эту палату охраняли день и ночь, — ее голос стал мечтательным. — Он сказал, что вы — весь его мир и что без вас он не сможет дышать. Представьте себе, мужчина осмелился заявить об этом вслух в комнате, полной других мужчин. Я бы отдала все на свете, чтобы мой муж испытывал ко мне такие же чувства.

— Он, вероятно, испытывает, — пробормотала Джексон, опасаясь сказать что-нибудь еще. Она не была помолвлена с Люцианом. — Он назвался моим женихом?

— Что еще мне оставалось делать, милая? Сослаться на то, что ты моя Спутница жизни? Они понимают, что являясь твоим женихом, я имею полное право управлять твоей жизнью, пока ты больна. Они бы никогда не поняли, что будучи моей Спутницей жизни, ты являешься второй половинкой моей души. И не паникуй пока. Я просто обеспечиваю твою безопасность.

— Я не понимаю, что значит быть Спутницей жизни.

— Я смогу объяснить тебе это… — торжественно предложил он.

— Нет! Я не хочу об этом ничего слышать! Ни единого слова, Люциан, — она чертовски хорошо знала, что серьезности в нем ни на грош, а его раздражающая привычка смеяться над ней принесет ему огромные проблемы. Он позволял себе это только потому, что она была такой маленькой и не в состоянии поквитаться с ним. Но она намеревалась изменить это впечатление, если он и дальше будет продолжать в этом же духе. — Миллиардер? Не слишком ли вызывающе? А если кто-нибудь попросит тебя доказать это? Я считала, что в данном случае надо вести себя как можно скромнее, — она вела себя нарочно нагло, стараясь этим скрыть свое счастье от того, что он был очень реальным.

— Самый лучший способ что-то скрыть — выложить это у всех на виду. А жизнь на протяжении многих веков предоставила мне возможность скопить состояние. Что довольно легко. Чем больше денег у человека, тем больше у него возможностей спрятать свою истинную сущность. От тех, у кого есть деньги, люди ожидают определенную долю эксцентричности. Таким образом, это еще один инструмент, который я использую, добиваясь своих целей.

— Ты не можешь быть миллиардером вдобавок ко всему прочему. От тебя я совершенно точно скоро свихнусь. И ты знаешь об этом, не так ли?

— Джекс! — Барри Рэдклифф появился в дверном проеме, его крупное тело прислонилось к косяку, а на лице расцвела огромная улыбка облегчения. — Слава Господу. Они все время говорили мне, что ты поправляешься, но по тем или иным причинам не позволяли взглянуть на тебя. И все это время они потчевали меня сплетнями о каком-то твоем женихе. Я пытался сказать им, что у тебя его нет, но никто не слушал меня, даже капитан. Он утверждал, что знаком с этим парнем, неким иностранным миллиардером, и что все слухи правдивы. Я думал, что пуля в голове перенесла меня в другой мир.

Медсестра ушла, оставляя их наедине.

— По крайней мере, ты мог бы извиниться, — Джексон испытала облегчение, видя хоть кого-то нормального, что чуть не заплакала вновь. — И почему ты не убрал свою задницу из того склада, как я тебе велела? У тебя тоже комплекс героя, Барри?

Он медленно и осторожно пересек комнату, словно у него дрожали ноги, и ему было трудно управлять ими, и обнял ее одной рукой.

— Забыл упомянуть, что я очень ревнивый мужчина, сладкая. Не заходи слишком далеко в своей радости видеть этого парня, — тон голоса Люциана в ее голове был тем же самым, но не совсем. Он был мягче, чем когда-либо, бархатом поверх стали. Завуалированным предупреждением.

— Привыкай к этому. Он мой напарник, — и Джексон умышленно обняла Барри в ответ, хотя в обычных обстоятельствах никогда бы этого не сделала.

— Ты сама от себя скрываешь свои чувства. А к нему ты относишься с большой привязанностью.

— Если это так, то с твоей стороны довольно мило указать мне на мои истинные чувства, особенно теперь, — сладко проговорила она, позволяя Барри взять ее за руку, когда он присел на краешек кровати. — Ты помнишь, что произошло, Барри? Потому что я ничего не помню, после того, как в меня попала пуля, — ей было любопытно. Она не имела представления, как они выбрались из здания склада, когда оба были серьезно ранены.

Смущение затуманило глаза Барри.

— Знаешь, по этому поводу меня преследуют кошмары. И я тоже не знаю. Но в моих кошмарах огромный волк убивает всех подонков, словно какой-то ангел-мститель, затем превращается в человека, вытаскивает оттуда мою задницу, после чего выносит тебя. Не говори об этом боссу, хотя… он уже и так поручил какому-то психиатру шататься возле моей двери, — Барри потер руками свое лицо. — Я не помню мужчину, только волка, его глаза. То, как он смотрел на меня. Но я клянусь, что мужчина появился из ниоткуда, чтобы спасти нас.

— Это был ты. Ты спас нас. Я должна была знать, — и она знала. Глубоко внутри было воспоминание — Люциана или ее собственное, она не была уверена, — дотронувшись до которого, она тут же отбросила его прочь. Там была кровь и смерть, и что-то такое эротичное, но вместе с тем неправильное, — некая разновидность странного исцеляющего ритуала, возможно? — чего Джексон больше никогда не хотела касаться вновь.

— Я бы не позволил тебе сбежать от меня, даже через смерть, Джексон. Мне так нравится твое чувство юмора, — в этом было столько нежности, что у нее дрогнуло сердце, и ей стало ясно — он знал, что она была напугана, одинока и крайне смущена.

Джексон охватило ощущение, что сейчас он гораздо ближе, его присутствие в ее сознании стало сильнее, перестало быть тенью. Невольно она нервно посмотрела на дверь.

— Не волнуйся, Барри, я думаю нам обоим надо держаться как можно дальше от психиатров. Они, возможно, попробуют и мне навязать свою помощь, поскольку я тоже страдаю ночными кошмарами.

Барри пододвинулся к ней, наклоняясь ближе и понижая голос.

— Пока мы здесь одни, я могу тебе рассказать, что это не первый таинственный случай, который со мной произошел. Помнишь серийного убийцу, терроризировавшего город несколько месяцев назад? Конечно, помнишь. Так вот, когда было обнаружено третье убийство, я первым оказался на месте преступления. Я был не на службе, но в том районе. И я клянусь, что видел там волка. Он повернул голову и посмотрел на меня своими умными глазами. Действительно умными. Это было жутко. Он смотрел на меня, словно оценивая или что-то вроде этого, решая, стоит ли меня убивать. Точно так же, как на складе. А затем волка не стало, на его месте появился мужчина, и, клянусь своей жизнью, я не могу вспомнить, ни как он выглядел, ни даже его телосложения. Ты знаешь меня, Джекс, я запоминаю все до малейшей детали, но уже дважды я видел волка там, где его не должно было быть. И я не могу описать мужчин, которых видел, ни того на месте преступления, ни того, кто спас наши жизни.

— О чем ты говоришь, Барри? — сердце Джексон тревожно забилось. Был ли это Люциан? Что такое Люциан? Мог он создавать проекцию волка?

Барри пожал плечами.

— Я не знаю, о чем говорю. Я только знаю, что видел, черт знает что. Волк был реальным. И выглядел как две капли воды похожим на того со склада. Он был огромным, хорошо откормленным. Не какой-нибудь беспризорной шавкой, как предположил капитан. У него были странные глаза. Очень черные, не похожие на глаза животных. Они горели угрозой, действительно горели. И в них таился почти… человеческий ум, — он провел рукой по волосам. — Я проверил, не убегал ли волк из зоопарка или заповедника, но нет. И самое главное — больше его никто не видел. Возможно, волка и вовсе не было, но… я не знаю, куда мне с этим обратиться, и ты единственный человек, которому я рассказал об этом.

— Я там охотился на вампира, Джексон. Перестань запугивать себя.

— Волка я не видела, Барри, но у меня были странные кошмары. Может быть, мы оба свихнулись, — она выдавила слабую улыбку. Звук ее сердцебиения был таким громким, что грозил свести с ума.

— Вероятно, он ушел, Джекс. Ну да ладно, скажи, все сплетни, которые я слышал о тебе, правдивы, или это еще один ночной кошмар? Я твой напарник. Почему мне ничего неизвестно, что у тебя есть жених? Особенно, если он один из этих миллиардеров?

В его голосе Джекс услышала боль, почувствовала, как его боль, подобно ножу, пронзает ее.

Люциан почувствовал ее ответную боль.

— Вот в этом-то и проблема, сладкая. В тебе слишком много сочувствия. Но ты не ответственна за его чувства.

— Он мой напарник, и я задолжала ему хотя бы свою честность. Наша маленькая шарада причинит ему боль, поэтому я скажу ему, что это все не на самом деле, — вызывающе заявила она.

— Джекс? — подтолкнул Барри, его глаза уставились на ее лицо.

— Ты знаешь, какой трудной была моя жизнь, Барри, — неохотно начала она, не зная, что сказать дальше.

Широкие плечи Люциана заполонили дверной проем. Он был одет в безупречный, сшитый на заказ костюм, его длинные волосы, блестящие, как вороново крыло, были собраны сзади и связаны кожаной ленточкой у основания шеи. От его вида захватывало дыхание. От одного его присутствия комната как будто сразу стала меньше. Он двигался легко, плавно, власть словно прилипла к нему. Он пересек комнату и склонился над ней, целую ее в макушку. От прикосновения его губ на нее накатила легкая слабость. А затем ее сердце уловило медленный, успокаивающий ритм его сердца.

— Добрый вечер, мой ангел. Как погляжу, твоему напарнику позволили навестить тебя. Барри, я — Люциан Даратразанофф, жених Джексон. Примите мою благодарность за спасение ее жизни.

Барри повернулся и обвиняюще уставился на Джексон своими серыми глазами.

Люциан присел на краешек кровати, его большое тело защищающее заслонило ее.

— Джексон хотела рассказать вам обо мне, постоянно мучаясь из-за этого, но не могла. Страх, что Тайлер Дрейк каким-то образом узнает обо мне или о том, что вы являетесь ее близким другом, и причинит вам вред, оказался сильнее, — он обвил рукой плечи Джексон. — У нее была трудная жизнь, и те из нас, кто ее любит, понимают, что она старается защитить нас, даже когда мы предпочли бы, чтобы она этого не делала. Надеюсь, вы понимаете, почему она хранила молчание.

Барри не мог не вслушиваться в модуляции потрясающего мужского голоса. Переведя взгляд с Джексон на Люциана, он обнаружил, что проваливается в глубокое, бездонное море спокойствия. Конечно, он все понимал. Джексон всегда защищала тех, кто окружает ее. Да и как она могла поступить по-другому? А Люциан ему понравился, Барри видел, что этот мужчина подходит Джексон, что он способен позаботиться о ней. Они могли бы стать хорошими друзьями.

— Только посмей что-то вложить в его голову! — возмущенно сказала Джексон, пытаясь перегнуться через Люциана и вывести Барри из транса. Тот, казалось, с неким восторгом смотрел в глаза Люциана.

Люциан не отвел своего пристального взгляда от Барри. Он лишь осторожно удержал одной рукой Джексон.

— Этот мужчина играет важную роль в твоей жизни? — молчаливо спросил он.

— Прекрасно знаешь, что да. Не засоряй его голову!

— Если он важен для тебя, то крайне необходимо, чтобы он принял меня. Хорошенько выслушай меня, Джексон. Я не могу позволить, чтобы кто-либо еще узнал о существовании моего вида. Ты понимаешь, о чем я говорю? Я готов взять этого мужчину под свою защиту, но лишь потому, что ты благоволишь к нему. А это не мало. Но для этого он должен принять наши взаимоотношения.

— Наши отношения не принимаю я. У нас нет никаких отношений. Ради Бога, я разговариваю с тобой мысленно, а не вслух, как все нормальные люди. Я стала видеть и слышать намного лучше, чем прежде, и мы оба знаем, что я должна была умереть. Я права? Ты сотворил со мной что-то непонятное, чтобы вернуть меня назад, и теперь я зомби или еще что, — она закончила говорить почти с истерическими нотками в голосе.

Люциан тихо рассмеялся и, наклонившись, поцеловал уголок ее рта.

— Ты такая красивая, милая.

Он не должен обладать таким ртом. Это настоящий грех, иметь рот, как у него. Также следовало бы запретить и его голос.

— Нет, я не красивая, но я благодарна тебе за эти слова, — никто никогда не описывал ее, как красивую.

— Потому что никого не было. Теперь у тебя есть я, — он еще раз взглянул на напарника Джексон.

Барри обнаружил, что улыбается мужчине.

— Как бы мне ни хотелось, чтобы она рассказала мне раньше, но я, конечно, все понимаю. Дрейк — угроза, из-за которой мы вынуждены держаться подальше от ее жизни. Я полагаю, вы понимаете, что вам все время придется быть начеку. Если вы придете в участок, я покажу вам все, что мы имеем на него. Очень важно, чтобы вы узнали его, поскольку вероятность, что он попытается вас убить, огромна.

Джексон выдернула свою руку из руки Барри и отвернулась от Люциана, уходя в себя.

— Думаю, вам обоим лучше уйти. Это публичное место и весьма вероятно, что сейчас он наблюдает за нами.

Люциан вновь притянул к себе небольшое тело Джексон, защищающе прижимая к своему боку и делая вид, что не замечает ее попыток вырваться.

— Ты слишком сильно волнуешься по поводу Тайлера Дрейка, сладкая. Он не является непобедимым.

— Так же, как и ты, — ее огромные темные глаза прошлись по его лицу почти с любовью, хотя она и не осознавала этого. Она поняла, что ей нравится иметь рядом с собой кого-то, с кем можно спорить. О ком можно волноваться. Дразнить и смеяться.

— Я знал, что вырос в твоих глазах, — вновь раздался его смех, бархатисто-мягкий, соблазнительный.

— Я просто одинока, — она вызывающе вздернула подбородок. — С тем же успехом вполне подошел бы и пещерный человек, так что не начинай надувать свою грудь, — по правде говоря, у него была чертовски прекрасная грудь.

От его смеха у нее резко подскочил пульс, а тепло его дыхания на ее затылке заставило дрожь желания пронестись по ее телу. Она повернулась к своему напарнику, решительно настроенная игнорировать Люциана и то, как он влияет на нее.

— Когда тебя отпустят, Барри? Меня выписывают сегодня.

— Ты чуть не умерла. О чем они думают? — потрясение явственно проступил на лице Барри. — Неужели все врачи идиоты?

— У меня связи, — вступил в разговор Люциан, нежно, плавно, и вновь его голос и глаза околдовали Барри. — Я заберу ее к себе домой, где установлена очень надежная система безопасности и куда никто не сможет проникнуть без моего ведома. Я также прослежу, чтобы Джексон получила всю необходимую медицинскую помощь. И нам не придется так сильно беспокоиться о ней. А сейчас, запишите мой личный номер и адрес. Вы можете связаться с нами в любое время по вечерам, поскольку я в основном работаю вечером и ночью, так как имею дело со многими странами и временными зонами. Просто оставьте свое имя, и либо Джексон, либо я свяжемся с вами при первой же возможности. Когда вас планируют выписать?

— Они говорят, что дня через три. Потом месяца на три, из-за потери трудоспособности, я останусь без работы. После чего на некоторое время меня ждет канцелярская работа. Как насчет тебя, напарник? Как скоро ты вернешься?

Пальцы Люциана переплелись с ее. Он сознательно поднес ее костяшки к своим теплым губам.

— Я бы предпочел, чтобы она не отвечала на этот вопрос и даже не думала об этом в данный момент. Вы же прекрасно знаете, какая она упрямая.

— Нет никаких сомнений, что я вернусь на работу. Ею я зарабатываю себе на жизнь, — негодующе промолвила Джексон.

Барри откинул голову назад и рассмеялся.

— Тебе посчастливилось быть помолвленной с одним из богатейших людей на земле. И я не думаю, что зарабатывание себе на жизнь станет для тебя проблемой.

Она уставилась на него.

— К твоему сведению, Люциан не так богат, как все считают. Да и в любом случае, мне нравится работать. Мы пока не женаты, и все еще может пойти не так. Может быть, нашего брака никогда и не будет. Ты об этом подумал? А что, если мы поженимся, но у нас ничего не получится? Ты хотя бы представляешь, как много браков распадается?

— Это так похоже на тебе, Джекс. Она уже считает свой брак провальным, — заметил, обращаясь к Люциану, Барри, — еще не связав себя его узами. Маленькая мисс Пессимистка.

— Я реалистка, Барри, — тихо ответила она.

Руки Люциана чуть сильнее сжались вокруг нее, словно защищая от поддразниваний Барри. Он чувствовал боль внутри нее. Она смеялась, но душа ее была печальна. Барри и понятия не имел об этом, хотя был ее напарником, причем довольно долгое время. Люциан был уверен, что никто из тех, кто думал, что довольно хорошо знает ее, на самом деле совсем ее не знали. В ее жизни не было настоящего смеха, она старалась находить моменты радости, где только возможно, но всегда осознавала угрозу для тех, с кем становилась слишком дружна. Она никогда не покидала ее сознания — эта ужасная ноша. Мысль разделить с кем-то свою жизнь, была для нее ничем иным, как прекрасной мечтой. Неосуществимой мечтой.

Пальцы Люциана нашли ее затылок и начали медленный, успокаивающий массаж. От Джексон он просил совсем немного — принять вещи, которые она видела, то, о чем он ей рассказывал. Она не закрывала свое сознание, отрицая возможность существования еще одного человекоподобного вида. Она также не закрывала свое сознание от возможности того, что она, вероятно, сходит с ума, или что он может оказаться врагом.

— Я рада, что твои раны были не такими страшными, как мне показалось, Барри, — тихо и серьезно промолвила Джексон.

— Там, на складе, ты посоветовала мне перестать быть таким занудой, — возразил Барри.

— Я только старалась заставить тебя двигаться, убраться оттуда, — заметила она.

— Да, конечно, — сказал Рэдклифф, над ее головой подмигивая Люциану. — Конечно, доктора полагали, что им придется отнять мне руку, — проинформировал ее Барри. — Первый рентген показал такие раздробленные кости, что врачи сказали, что внутри моей руки сплошное месиво и что возможности спасти ее нет. Но мне повезло. Проснувшись несколько часов спустя, до того, как они доставили меня в операционную, я услышал, что произошла путаница. Что у меня сломано плечо, но в остальном пуля просто прошла насквозь, не причинив каких-либо серьезных повреждений. Никто не мог объяснить этого, да я и не настаивал. Я решил, что произошло чудо, и с радостью принял его.

Внутри Джексон все замерло. Она знала, что произошло. Люциан произошел. Он вылечил Барри, потому что тот был важен для нее. Она знала это на уровне подсознания, знала это, не спрашивая. Но ей не хотелось этого знать, так как это означало, что Люциан действительно мог делать вещи, о которых он говорил. Джексон намеренно не стала смотреть на него. Как много Барри в действительности видел на складе? Было ли в его воспоминания что-то, что могло каким-то образом нанести вред Люциану? Или, что хуже всего, мог ли Люциан решить, что там может быть что-то, что уличит его? Девушка потерла свои внезапно заболевшие виски.

— Барри, — тихо проговорил Люциан, — Джексон быстро устает, а я все все-таки намерен забрать ее домой сегодня вечером. Я понимаю, что вам хочется наверстать упущенное, но для нее еще рано так изматывать себя, — в свой голос он добавил тонкий ментальный «толчок», создавая легкую команду, но не повиноваться ей было нельзя.

Барри незамедлительно кивнул и, наклонившись, поцеловал ее в макушку. Джексон фактически ощутила, как внезапно замер Люциан. Он стал похож на огромную дикую кошку, замершую, готовую к прыжку и одновременно неподвижную, как скала. Она обнаружила, что безо всякого повода задержала дыхание.

Люциан улыбнулся, как могло показаться, с искренней теплотой, пожал Барри руку и проводил его до двери. Затем, когда Барри ушел, он повернулся и посмотрел на нее.

— Ты не доверяешь мне.

— Ты говоришь так, словно это тебя забавляет, — Джексон устала притворяться. — Я не знаю тебя, Люциан, совсем не знаю. Честно говоря, я не провожу много времени с другими людьми. У меня вошло в привычку быть одной. Я не уверена, что буду чувствовать себя уютно с незнакомцем, который столько всего знает обо мне, тогда как я ничего о нем не знаю.

— Тебе вполне по силам прочитать мои мысли, ангел. Слейся своим сознанием с моим и узнай все, что только захочешь.

Она покачала головой, решительно настроенная не поддаваться магии его голоса.

— Я хочу отправиться домой в свою собственную квартиру и некоторое время поразмышлять обо всем об этом.

Телефон зазвенел раньше, чем он смог ответить. Джексон была благодарна за это. Она не была уверена, хочет ли, чтобы он согласился с ней или возразил. Мысль о разлуке с ним легка тяжким грузом на ее сердце. Она подняла трубку телефона, ожидая услышать голос капитана.

— Джекс, солнышко? Это папочка.

Тайлер. От одного его голоса ей стало плохо. Вернулись все подробности жизни с ним. Ужасная ответственность ее детства, защита матери и брата в конце концов провалившаяся. Вина перед семейством Эндрюсов, лишившихся своих жизней просто потому, что дали ей дом. И перед Кэрол Тэйлор, чьим единственным грехом было то, что она любила делить с Джексон чашечку утреннего кофе. В то давнее утро Дрейк позвонил ей и сказал, что Кэрол такая же слабая и бесполезная, как и Ребекка, что она играет на чувстве сострадания Джексон, что эта женщина не что иное, как пиявка, ненужное бремя. Джексон сразу же поняла, что найдет Кэрол мертвой, но все равно бросила телефон и побежала в ее квартиру.

Теперь она молчала, и хотя в животе у нее все взбунтовалось, ее рука автоматически шарила в поисках пистолета, а глаза безостановочно двигались, ища окна. Мог ли Дрейк видеть, что происходило в комнате? Была ли у него возможность? Дрейк был первоклассным снайпером. Не раздумывая, она соскользнула с кровати и заняла место между Люцианом и окном. Люциан же, без единого слова, задвинул ее себе за спину, удерживая ее там одной сильной рукой.

— Этот мужчина пытается разрушить нашу семью, Джекс, — пролаял в трубке голос Дрейка — ты не можешь позволить ему сделать это. Скажи ему, чтобы уходил. Ты не знаешь, что из себя представляют мужчины и чего они хотят. Ты не можешь доверять ему, — его голос был непреклонным и властным.

Люциан забрал у нее телефон, что было довольно легкой задачей, хотя она и пыталась помешать ему.

— Приди и получи меня, Дрейк, — и как всегда тон его голоса был тихим, почти нежным. — Я не собираюсь расставаться с ней. Ты не имеешь над ней больше власти. Джексон находится под моей защитой, и время твоего террора закончилось. Сдавайся. Это то, что ты хочешь сделать. Хотел сделать давным-давно.

Люциан услышал, как Дрейк положил телефон, тем самым обрывая их разговор.

Мужчина повернулся и окинул Джексон пристальным взглядом своих черных глаз. В них не было ни угрызений совести, ни страха. Не было ничего, кроме горящей темноты его глаз и твердого, немного жестокого уголка его рта. Джексон почувствовала себя бледной и хрупкой. Он же выглядел крепким, спокойным, надежным, непобедимым. Очень нежно он потянулся вперед и дотронулся до ее лица.

— Джексон?

— Почему ты сделал это? Почему бросил ему вызов? — ее голос был едва слышным шепотом. — Ты не понимаешь. Я не смогу защитить тебя от него. Он умеет выжидать. Месяц, год — для него это ничто. Даже если я больше никогда не увижу тебя, он все равно придет за тобой. Ты не знаешь, что ты натворил.

Джексон заметно задрожала. Она выглядела такой потерянной, такой несчастной, такой юной и уязвимой, что Люциан почувствовал, как его собственное сердце сжалось от боли. Он нагнулся, обхватил ее несопротивляющееся тело своими руками и защищающее прижал к своему сердцу. Люциан просто обнимал ее, пока тепло его тела проникало в ее. Пока ее бешено бьющееся сердце не стало соответствовать устойчивому, спокойному ритму его. Пока ужасное волнение в ее животе не утихло.

Как он сделал это? Джексон лежала на его большом, тяжелом, мускулистом теле, позволяя себе положиться на него еще на несколько минут. Он заставил ее чувствовать, что все будет в порядке так долго, как она будет находиться рядом с ним. У Люциана, казалось, была способность передавать ей свою полнейшую уверенность в себе.

Наконец, Джексон оттолкнулась от него, и он поставил ее на ноги.

— Ты с самого начала собирался стать его целью, не так ли? Ты представился мои женихом и у тебя есть все эти деньги, что делает тебя заслуживающим внимания прессы. И именно этим пестрят все газеты? Красивый миллиардер с полицейским. Бьюсь об заклад, получилась сказочная история. Ты знал, что Дрейк прочитает ее и придет за тобой.

Он совершенно равнодушно пожал плечами и своими черными глазами уставился на ее лицо. Движение его широких плеч было плавным и мужественным, отголоском небрежной силы и подтверждало верность ее умозаключений.

— У меня не было возможности выследить его до тех пор, пока я не узнал о нем больше. Благодаря твоим воспоминаниям, я смог начать делать это. А сейчас он еще больше упростил мне задачу. Если он и не сдастся, то сойдет с ума достаточно для того, чтобы совершать ошибки. Он обнаружит себя. У него больше не будет его обычного терпения, поскольку он потерял над тобой контроль. Всегда, еще с того времени, когда ты была всего лишь младенцем, Тайлер Дрейк верил, что может контролировать твою жизнь. Но ничего похожего на то, что произошло сегодня, никогда не случалось с ним прежде.

— Он не сдастся, — с полнейшей убежденностью сказала Джексон.

— Надо полагать, что нет, — самодовольно согласился он. — Дрейк неуравновешен, и я оказался не в состоянии связаться с ним.

— Почему я? Что во мне такого, что он так одержим мной? — ее огромные темные глаза прошлись по лицу Люциана. — Почему ты нашел меня? Почему это… эта тварь пришла в твой дом, когда он так явно не хотел иметь с тобой ничего общего? — с неожиданным пониманием она отступила от него. — Это была я? Это я каким-то образом притянула его туда.

В его ответной улыбке почти не было веселья, она скорее выражала его высокую оценку ее способности рассуждать логически.

— Твоя осведомленность значительно выше, чем ты представляешь себе, сладкая. От слияния наших сознаний, ты получила намного больше информации, чем я планировал тебе дать.

— Просто скажи мне, — Джексон почти затаила дыхание, ожидая его ответа, но, точно так же, как она знала об опасности, она знала и правду.

Люциан вздохнул.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Джексон, но все намного сложнее, чем кажется. Среди своего вида ты уникальна, истинный экстрасенс. Наш народ может обращать только людей, по-настоящему психически одаренных, все остальные при попытке их обращения становятся душевнобольными. Нашим мужчинам необходимо найти своих Спутниц жизни. И как я уже говорил тебе, вампиры — это те карпатцы, которые предпочли потерять свои души, те, которых невозможно спасти. Но они все еще делают попытки. Все еще ищут Спутниц жизни, хотя для них это слишком поздно. Само твое существование будет притягивать их.

Она закрыла глаза.

— Серийный убийца. Он был вампиром?

Он кивнул.

— Я нашел его жертву как раз перед прибытием твоего напарника. В тот момент я не был уверен, кто являлся убийцей, так как вампиры часто используют злодеев в самых разных делах. Подобно карпатцам, вампиры не могут выносить дневного света. И люди выполняют определенные задачи, неподвластные вампирам, поэтому последние используют людей в качестве марионеток.

— Они могут заставить одних людей убивать других? Ты это имеешь ввиду?

Он медленно кивнул, внимательно следя за ней. У нее был такой вид, словно она была готова удрать в любой момент.

— Помимо всего прочего, да, они могут запрограммировать одну из своих марионеток на убийство, — если бы она могла стать еще бледнее, то стала бы.

Джексон встряхнула головой.

— Это безумие. Ты знаешь об этом? Просто поверить не могу, что купилась на все это. Я даже не хочу ничего знать об этом.

— Ты хорошо держишься, ангел. Я не ожидал, что ты воспримешь все сразу. А теперь, у меня есть разрешение врача забрать тебя с собой домой. Я не хочу вызывать подозрения, задерживаясь здесь на слишком долгое время.

— Я хочу к себе домой, — упрямо проговорила она.

— Ты хочешь защитить меня.

— Я хочу уйти от тебя, — она избегала смотреть ему в глаза. Она отчаянно нуждалась во времени, чтобы подумать. Ей нужно было уйти от него, от притягательной силы его присутствия.

Люциан передвинулся так быстро, что она и не заметила, в мгновение ока преодолев разделяющее их расстояние.

— Нет, не хочешь, Джексон. Я могу читать твои мысли. Для этого слишком поздно. Он придет за мной. И ты все же захочешь защитить меня.

— Да, он придет за тобой, — вспыхнула она, — я не хочу войти в комнату и обнаружить тебя мертвым на полу, а твое тело искалеченным и окровавленным. Я не смогу вновь пройти через все это. Не смогу. Поверь мне, Люциан.

Его руки легко обвились вокруг нее, притягивая ее обратно в его объятия и успокаивая своим прикосновением.

— Ты такая красивая, Джексон. Меня поражает, как решительно ты настроена отдать свою жизнь за других. Пойдем со мной домой, где ты будешь в безопасности, где мы сможем узнать друг друга. Посмотри на это следующим образом — если Дрейк придет за мной, ты, по крайней мере, будешь там, чтобы предупредить меня.

Она подпала под магию его волшебного, бархатисто-черного голоса. Погружаясь в глубины его черных сексуальных глаз. Загипнотизированная изгибом его чувственного рта.

— В моей квартире находятся очень ценные для меня вещи.

— Вещи твоей матери, — тихо сказал он. — Я забрал их из твоей квартиры. Они находятся в безопасности твоей комнаты.

Ее глаза метали молнии.

— Ты не имел права.

— У меня есть все права. Ты — моя Спутница жизни, всегда находящаяся под моей заботой. Я не могу иначе, кроме как следить за твоим счастьем. Ты всегда будешь под моей защитой. Вещи, которые важны для тебя, также важны и для меня.

— Если это так, то почему ради всего святого, ты провоцируешь Дрейка? — ее пальцы нервно смяли ткань его безукоризненной рубашки.

Его рука накрыла ее, удерживая ее ладонь напротив своего сердца.

— Я не могу позволить, чтобы этот мужчина и дальше угрожал твоей жизни. Ты бы не оставила меня наедине с угрозой для моей жизни.

Джексон вздохнула, у нее на сердце было тяжело.

— Ты прав, Люциан, не оставила бы. А сейчас у меня нет выбора. Я должна попытаться найти его.

Люциан обнаружил, что улыбается. Он не мог ничего с собой поделать. Джексон уже для самой себя решила, что именно она должна быть той, кто будет заботиться о нем. Он покачал головой, затем склонился и прикоснулся губами к ее волосам.

Сердце Джексон екнуло. И какой смысл был спорить с ним? Она не могла остаться в больнице. Каждый врач и медсестра, которым она улыбнется, окажутся под угрозой. Кто знает, что взбредет в больное сознание Дрейка? Что она теряет? Кроме того, кому-то необходимо выяснить, кем на самом деле является Люциан и чего он хочет. И он не умрет. Она в долгу перед ним — за спасение Барри, если ни за что иное. Ни она, ни Барри не смогли бы выбраться с того склада живыми. Она останется с Люцианом, как его телохранитель, по крайней мере, до тех пор, пока Дрейк не будет найден.

Рука Люциана обхватила ее затылок, а его пальцы запутались в густой копне ее светлых волос. Пряди были подобны шелку.

— Ты волнуешься о безопасности своего напарника.

— Дрейк может нанести удар по нему. Я всегда волновалась по этому поводу. Я привыкла постоянно менять напарников, пока не остался один Барри. Он отказался от перевода, и капитан прислушался к нему, несмотря на то, какой это был риск. Дрейк может разозлиться достаточно сильно, чтобы посредством него причинить мне боль.

— Он никогда не пытался причинить тебе боль, ангел, — тихо промолвил Люциан. — Его мотивы не имеют ничего общего с причинением тебе вреда или наказанием. В своей душе он является твоим спасителем, своего рода, защитником. Ты его обожаемая дочка. Вот как он думает. Все остальные просто стараются разлучить вас.

— Даже теперь, спустя столько времени? Как он может так думать?

Его рука не могла лежать спокойно, его пальцы беспрестанно ласкали ее волосы. Почему он так неравнодушен к этой короткой неприрученной копне было выше его понимания, но он пришел к выводу, что не хочет больше без нее жить. Она была жизненно необходима ему. И его невероятно забавляло, что она не понимала, кем он был — карпатским охотником, обладающим огромной силой и знанием. Его навыки превосходили возможности человека. Он мог стать тенью, туманом. Он был намного сильнее любого смертного, мог читать ветер, приказывать небесам. Он мог бежать подобно волку и лететь подобно хищной птице. Он мог контролировать мысли окружающих его людей, притягивать их к себе одним своим голосом и добиваться их согласия в любом деле. Он мог уничтожать на расстоянии, даже приказать своей жертве покончить жизнь самоубийством. Он мог выследить всех и вся. Никто не мог ускользнуть от него — ни немертвые, ни, конечно, человеческие жертвы.

Для Люциана Тайлер Дрейк уже не жилец на свете. Этот мужчина убил всех, кто что-либо значил для Джексон. В Люциане не было гнева, только полнейшее спокойствие, которое всегда было частью его. Он был судьей для своего народа, исполнителем их законов. Но, тем не менее, превыше своего принца, превыше своей собственной жизни, превыше своего брата и их народа, он дорожил жизнью и счастьем Джексон Монтгомери. Тайлер Дрейк был обречен, и жить ему осталось недолго.

— Пора отправляться домой, Джексон, — тихо пробормотал он, зная, что вечер уступает место ночи. В прошлый раз он получил хорошее питание. В конечном счете, он будет вынужден раскрыть ей многое, что она найдет трудным для восприятия. И хотя, Джексон была храброй и понимающей, а ее сознание открытым для возможности существования других форм жизни, она была не готова принять одну из них в непосредственной близости от своей собственной жизни.

В ее сознании он смог прочитать, насколько она была измучена. Смог прочитать затаившуюся в ней печаль, вину. Смог прочитать ее решимость защитить не только его, но и Барри Рэдклиффа. Слегка вздохнув, он поднял ее на руки.

Бумажная волокита, через которую приходилось проходить при выписке из больницы, грозилась стать еще одним кошмаром, который Джексон терпеть не могла, так же как она терпеть не могла работать с документами, но Люциану каким-то образом удалось проделать все это совершенно гладко. Окружение из числа персонала больницы и репортеров, казалось, выросло во много раз, когда она оказалась у выхода из больницы. Пару раз она бросала на Люциана многозначительные взгляды, но он делал вид, что не замечает этого. Создавалось ощущение, что он был в своей стихии, старым другом многих репортеров, и даже ее капитан присоединился к толпе, желая пожать ему руку. Она заметила, что капитан не взглянул в ее сторону, вероятно, будучи слишком занятым поиском средств на тот случай, когда он решит баллотироваться на пост мэра города.

— Не очень-то это мило, — вновь раздался этот смех. Смех, от которого по ее коже начинали танцевать язычки пламени, а в центре живота разгорался пожар. Она огляделась вокруг, чтобы убедиться, что никто пристально не наблюдает за ней, поскольку румянец смущения окрасил ее лицо.

— Не могу поверить, что все эти люди пресмыкаются перед тобой. Это отвратительно, — молчаливо сказала ему она. Возможно, все дело в его голосе. Или в глазах. Или, может быть, его внешность притягивает их. А особенно его идеальный рот.

Он склонился, чтобы прикоснуться этим совершенным ртом к ее уху, и намеренно, перед всеми этими камерами, его руки собственнически обхватили ее за затылок.

— Все дело в деньгах, милая. Нет никакой другой причины, только деньги. Только ты видишь меня как сексуального и красивого мужчину.

— Я никогда не говорила сексуальный. И я точно знаю, что не говорила красивый, — прошипела в ответ она. Джексон не собиралась еще больше раздувать его эго, указывая ему на женщин, которые говорили только о нем. Он и так слышал их. Она могла слышать их. Девушка опустила голову. Люциан, казалось, действительно, не видел в своей внешности ничего особенного. Он нес свою привлекательность точно так же, как нес атмосферу уверенности, власти, словно она часть его и всегда ею была.

Перед больницей был припаркован огромный белый лимузин. У двери, поджидая, стоял шофер. Джексон закрыла глаза. Это было так нелепо, так бессмысленно. У нее не было ничего общего с лимузином. Какой бы не была жизнь Люциана, Джексон не вписывалась в нее.

Знание ударило по ней без всякого предупреждения, когда она вместе с Люцианом направлялась к шоферу. Ощущение пришло из ниоткуда. Темное. Ужасное. Интенсивное. Было темно, свет, падающий с неба, сменился ночью. Облака закрыли луну, и легкий моросящий дождик затуманил улицы. Вокруг звучали смех, разговоры, тысячи голосов, и все же внезапно она осталась одна в центре зоны военных действий.

Автоматически Джексон вырвалась из-под руки Люциана, отталкивая его крупное тело подальше от себя, тем самым увеличивая между ними расстояние. В ее руке незамедлительно появился пистолет, а глаза выслеживали, перемещались, искали цель. Он был здесь. Он был близко. Это был ночной кошмар каждого копа. Огромная толпа и убийца.

Глава 4

Где Барри? Не был ли он целью? Джексон не рискнула прекратить поиск причины тревоги даже для того, чтобы убедиться, что Барри остался внутри больницы, от греха подальше. Ее острый взгляд скользил по крышам близлежащих домов, тревожно прошелся по толпе. Все внутри нее было напряжено. Ей было знакомо это состояние. Это был ее образ жизни.

Люциан так и не отошел от нее, несмотря на все ее попытки держать его в безопасности. Уловив излучаемую ею тревогу, он понял, что угроза исходит от человека, а не от немертвого. Присутствие последнего он почувствовал бы намного раньше нее. Люциан про себя тихо выругался на древнем языке. Ему следовало бы проверить территорию вместо того, чтобы наслаждаться ее реакцией на него. Это была первая ошибка, которую он мог припомнить за всю свою жизнь, и он был этим очень недоволен. Одной мощной рукой он легко задвинул ее себе за спину, где она будет в полной безопасности. Его большое тело с легкостью заслонило изящное ее, оттесняя ее к лимузину с его пуленепробиваемой крышей и тонированными стеклами.

Она боролась, стремясь предупредить его об опасности, но он был слишком поглощен своими мыслями, чтобы обращать на это внимание. Его разум исследовал толпу на признаки враждебности. Ее систем тревоги работала превосходно. Три типа старались занять наиболее выгодное положение, чтобы поймать ее под свой перекрестный огонь. В их задачу входило удостовериться, что на этот раз она умрет. Их босс приказал им либо завершить начатое, либо броситься в бега. Джексон Монтгомери стала слишком большой занозой в деле их босса, чтобы ее можно было терпеть и дальше. Их второй целью был Барри Рэдклифф. Люциан с легкостью прочитал все их намерения.

Он сосредоточился на своем нападении, как и много раз до этого, спокойно, без гнева или ярости. Сначала он извлек информацию, которая гарантировала бы, что он сможет остановить любое дальнейшее покушение на жизнь Джексон. Сделав это, он тщательно разработал совершенно другой сценарий, чем тот, который был в голове у босса убийц. Все трое мужчин обнаружили, что вытащили свое оружие на всеобщее обозрение. И сразу же вокруг них раздались крики. Ни один из них не видел их цель четко, их оружие, казалось, жило своей собственной жизнью, нацелившись друг на друга. Один из мужчин постарался разжать руку и бросить пистолет, но рука не слушалась его, продолжая сжимать оружие, а его палец медленно сгибался. Он почувствовал, как оружие выстрелило. Звук одновременно раздавшихся выстрелов громким гулом разнесся по ночи. Разверзся хаос, столпотворение, люди разбегались во всех направлениях в поисках укрытия.

Люциан продолжал стоять прямо, одной рукой подталкивая Джексон к машине, где никто не мог увидеть ее за его широкой спиной. Он хладнокровно наблюдал, как трое мужчин валятся на землю, вода с потемневшего неба крошечными ручейками унесла их кровь прочь. На краткий момент небо, от облака до облака, озарила молния, которая затем в полном облегчении ударила в землю, запечатлев Люциана, неподвижно и спокойно стоявшего в середине хаоса, в памяти Джексон на все времена. Капитан, несколько полицейских и охранников пригнулись к земле, выискивая каких-либо еще нападающих.

— Думаю, вам следует приставить дополнительную охрану к Рэдклиффу, — тихо посоветовал капитану Люциан, используя то самое «подталкивание» в своем голосе, которое заставляло повиноваться. — Заберите его из этой больнице и поместите в такое место, о котором никто не знает. У Джексон и Рэдклиффа есть враги, и склад был ловушкой, чтобы избавиться от них. Эти трое находились здесь, чтобы закончить то, что начали тогда, и убить их обоих, — он говорил так тихо, что только Джексон и капитан слышали его. Капитан еще кивал в знак согласия, когда Люциан повернулся к нему спиной.

Она все еще пыталась выглянуть из-за него, чтобы увидеть, что происходит, но он просто скользнул в машину, передвинув ее так, чтобы сесть возле нее. Шофер сразу же закрыл дверь, и они остались наедине, уносимые прочь от разыгравшейся сцены.

Джексон привычным жестом, выдававшим ее волнение, провела дрожащей рукой сквозь свои короткие светлые волосы. От чего мягкие, шелковистые пряди разлетелись во все стороны, дико, как и любил Люциан.

— Поверить не могу, что ты это сделал. Люциан, ты должен был позволить мне защитить тебя. У меня есть оружие. Вместо этого ты просто стоял там, не двигаясь. Ты был великолепной мишенью, об этом ты хотя бы подумал? Снайпер на крыше мог убить тебя прежде, чем ты успел бы моргнуть глазом.

Она действительно боялась за него. Он чувствовал это в ней, как живую дышащую сущность, которая почти душила ее. Люциан автоматически прислушался к своему дыханию, специально настроенному на ее, от чего его сердце заколотилось, а легкие заболели. Он решительно начал замедлять сердцебиение их сердец, спокойно дыша за обоих.

— У тебя, кажется, совсем нет инстинкта самосохранения, — обвинила она его. — Неужели ты так долго охотился на всех этих ужасных созданий, защищая остальных людей, что перестал задумываться о своей собственной жизни? — ее глаза наполнились слезами. Страх огромным комком встал в ее горле. Она видела лишь мелкие проблески его жизни, но и это причиняло ей боль. Он приучил себя быть лишним, приучил становиться на пути опасности, защищая других. Он стоял там высокий и прямой, с расправленными плечами и ничего не выражающим лицом. Ей было страшно думать о нем в таком плане. В тот момент он был более одинок, чем она за всю свою жизнь.

Люциан притянул ее одеревенелое и сопротивляющееся тело к своему боку и обнял рукой. Его чудо. Свет в его безжалостном темном мире. Вид ее страха за него растопил его сердце так, как не могло ни что иное. Она думала, что не знает, кем он был, но на самом деле она знала его лучше его самого. Люциан защищающе опустил свою голову поверх ее, его руки надежно обвились вокруг нее, так что они словно вцепились друг в друга. Как ему удалось прожить в такой блеклой пустоте в течение всех этих веков без нее? Он знал, что никогда не сможет вернуться к этому. Желания и решимости, воспоминаний о любви и верности, клятв защищать или уничтожать, которые он дал и которые сдерживал все эти столетия, будет недостаточно, чтобы удержать его, если он потеряет ее. Если ее заберут у него, он до конца своих дней будет способен нести только смерть и возмездие. Он никогда не сможет спокойно встретить рассвет. Руки сжались чуть сильнее, и улыбка тронула темную пустоту его глаз. Радость теплом пронеслась по всему его телу. Да, не сможет. Он будет всюду следовать за ней. Если Джексон последует в другую жизнь, он без колебаний пойдет за ней.

Джексон поняла, что ее сердце стало биться медленнее, что его ритм соответствует ритму, с которым бьется сердце Люциана. Ей сразу же стало легче дышать. Тепло его тела проникало в нее, и она чувствовала себя в невероятной безопасности. Закрыв глаза, она перестала сопротивляться эмоциям, которые он вызывал в ней. Ей нравилось находиться в его объятиях. Ей нравилось чувствовать себя в безопасности и не такой одинокой. Более того, Джексон была решительно настроена не позволить Люциану вновь почувствовать себя таким невероятно одиноким. Она знала, что значит быть одинокой, но прикоснувшись несколько раз к его сознанию, она поняла, что его одинокое существование было крайне холодным и блеклым. И неважно было, что она не могла объяснить почему, девушка только знала, что ничто не имело для нее такого значения, как его безопасность.

— Я прекрасно знаю, что ты что-то сделал с теми людьми, — пробормотала она в его грудь, сонливые нотки проскальзывали в ее голосе. — Этот шофер работает на тебя?

— Он предоставлен взаймы.

— Я заметила, что он не упал на землю в поисках укрытия. Он чуть присел, ища что-то в своем пиджаке. Как ты думаешь, что именно? — Джексон открыла глаза и принялась изучать потемневший подбородок Люциана. Бессознательно ее пальца поползли вверх и дотронулись до его нижней челюсти.

— Понятия не имею, что в подобных обстоятельствах делает большинство шоферов, — невинно ответил Люциан. — Возможно, у него был сотовый, и он собирался позвать на помощь.

— Половина полицейского департамента уже была там, — она поближе прижалась к нему. Ей нравилось прикосновение рук Люциана к своим волосам, нравилось то, как они ласкают шелковистые пряди, нравилось, как его пальцы дотрагиваются до ее шеи. — Кто одолжил его тебе?

— Он сын домовладельцев одного друга.

— Сын домовладельцев? — переспросила она, подозрение в ее голосе возросло.

Он вздохнул.

— Это начинает походить на допрос. Ты при любых обстоятельствах остаешься полицейским?

— Совершенно верно. Рассказывай мне всю историю. Я люблю длинные истории.

Его руки сжались вокруг ее шеи в шутливой угрозе.

— Могу сразу сказать, что ты доставишь мне массу неприятностей.

— Никто больше и не осмелится. Тебе не пойдет на пользу, если все будут относиться к тебе с почтением. Так ты и сам поверишь, что заслуживаешь этого, — она рассмеялась, ее тело расслаблено и гибко прижималось к его.

Это было ее место. Он чувствовал это. Знал в глубине души. Не было ни капли сомнения, что Джексон была его второй половинкой. Созданной для него. Предназначенной для него. Каждый раз, когда он глядел на нее, он находил, что хочет улыбаться. Каждый раз, когда он глядел на нее, его внутренности превращались в расплавленную лаву.

Кованные железные ворота распахнулись перед лимузином, высокие и замысловатые, и такие же красивые, как и все поместье. Машина плавно проехала через открытые ворота, а затем вверх по подъездной аллее к дому. Высокие кустарники по обеим сторонам создавали дикий, похожий на лес, вид. Куда бы ни пал ее взгляд, везде были различные деревья, папоротники и кусты. Посмотрев вверх, она смогла увидеть несколько этажей с башенками и балконами, расположенными в самых неожиданных местах. Повсюду были вставлены всяческих форм и размеров витражные окна. Это было так красиво и старомодно.

— Большую часть витражей прислала Спутница жизни моего брата-близнеца Габриеля. Она делает невероятную работу. Она великая целительница, и это отражается в ее изделиях. Многие кусочки прошли через руки Франчески и их подопечной Скайлер. Изображения предлагают защиту тем, кто находится в доме, — он проговорил это спокойно, констатируя факт, словно вел светскую беседу.

Джексон поняла, что то, что он говорит ей намного важнее, чем кажется с первого взгляда. Она приняла руку, которую он предложил ей, и вышла из огромной машины.

— Хочу, чтобы ты знал, я больше не поеду в этой штуковине. Это такое расточительство, такой грех. А если ты не знаешь, как водить, то я делаю это превосходно.

Шофер прочистил горло, доблестно стараясь скрыть улыбку.

— Извините, мисс, вы же не пытаетесь лишить меня средств к существованию?

Она склонила голову на бок и посмотрела на него проницательным, оценивающим взглядом. Он двигался, как боксер, его походка была совершенной. Под его абсурдной униформой угадывались крепкие мускулы. Кем бы этот мужчина ни был, но только не шофером.

— Как ваше имя? — обладая этой информацией, ей ничего не стоило выяснить о нем больше.

Он усмехнулся, приподнял фуражку и скользнул обратно в машину.

— Трус, — прошептала она в ночь. Затем посмотрела на Люциана, стоявшего неподвижно, как статуя. — А ты. Что мне делать с тобой?

— Это был не я, кому грозила опасность, ангел. Это была ты, — его рука обхватила ее за шею, заставляя подняться вверх по лестнице к входной двери.

— Не имеет значения, за кем из нас они пришли, Люциан, — терпеливо объяснила она. — Ты мог бы стать тем, по ком они бы нанесли удар. Я пыталась убрать тебя с дороги, но ты был неподвижен и как всегда упрям.

— Не было никакой опасности, Джексон. У них были отвратительные намерения. Со стороны их босса было довольно отчаянно послать трех таких некомпетентных стрелков, как ты считаешь? — он стоял достаточно близко к ней, чтобы она могла почувствовать тепло его кожи, хотя на ее шее покоилась только его рука.

Джексон услышала свой собственный смех. Этот звук удивил ее. Он вел себя, ох, так невинно. Ничто не раздражало его, ничто не беспокоило. Его голос был неизменным — тихим и красивым, не несшим никакой ответственности за интриги и правонарушения. Потянувшись, он открыл тяжелую дверь. На краткий миг его рука легка на ее плечо, после чего упала, а он отошел от нее.

— На сей раз ты не больна. Ты входишь в мой дом по собственной свободной воле? — спросил он со всей серьезностью, от его обольстительного голоса у нее растаяло сердце.

По какой-то причине она заколебалась, продолжая стоять снаружи. Она могла видеть холл, выложенный мрамором. Он манил ее, притягивал своим убежищем. Почему он спросил так официально? Почему он не стоит спокойно и не позволяет ей войти? Джексон прокрутила его слова у себя в голове. В этом была какая-то формальность, чувствовался какой-то ритуал. Люциан продолжал сохранять молчание, нагнетая дурное предчувствие, что было что-то, чего она не понимала.

Джексон повернулась к нему лицом, отбрасывая голову назад, чтобы заглянуть в его глаза. Бездушные. Потерянные. Одинокие. Он стоял в полнейшей тишине, высокий и прямой, его лицо скрывала тень.

— Если я войду по собственной свободной воле, это даст тебе какую-нибудь власть надо мной? — она не могла скрыть дрожь в голосе.

Он не рассмеялся над ней, что, как она опасалась, он может сделать. Он просто наблюдал, не моргая, не отрываясь. Джексон облизнула свои внезапно ставшие сухими губы.

— Ответь правдиво. Это как-то свяжет нас или сделает так, что я окажусь здесь пленницей?

— Если ты так сильно меня боишься, то почему думаешь, что я открою истину лишь потому, что меня об этом просишь ты?

— Просто знаю, — она деликатно пожала плечами. — Я знаю вещи, и ты никогда не лгал мне. Так что говори.

— Я уже связал нас воедино особыми ритуальными словами. Ты больше не сможешь покинуть меня, точно так же, как я тебя.

Она моргнула.

— Ритуальные слова? — прежде, чем он смог ответить, она встряхнула головой. — Не продолжай. Я не позволю сбить себя с толку. Буду ли я пленницей?

— Что касается положения пленницы, то ты можешь приходить и уходить, когда тебе заблагорассудиться, — она продолжала смотреть на него. Люциан слегка улыбнулся, его озорная мальчишеская улыбка, похоже, часто выручала его из всяких бед. — Если только, тебе не грозит опасность.

— Не могу дождаться, чтобы услышать, кто решает, что представляет собой опасность. И ты не облегчаешь мне этого. Не понимаю, почему я позволила тебе войти в мою жизнь и взять ее под контроль. И, Люциан, — она сладко улыбнулась ему, — я не такая, как ты. Кем бы ты ни был, а я не готова еще это выяснить, твои ритуальные слова не могли связать нас. В вопросах взаимоотношений, я сама принимаю решения. Да, я вхожу в твой дом по собственной свободной воле.

Она переступила порог и чуть не впала в панику.

Что-то внутри нее пошевелилось и ожило. Оно было таким сильным, что она чуть не развернулась и не выбежала наружу, неспособная определить, что это такое, но, тем не менее, ее тело, ее сердце и ее душа узнали это место, этого мужчину. Дверной проем загораживало большое тело Люциана. Он поймал ее за талию и запросто удержал ее. Сила в его руках была огромной, но, тем не менее, он был так нежен, что не смог причинить ей боли.

— Что случилось?

— Я не знаю. У меня такое чувство, что я больше не я. Словно ты каким-то образом потихоньку завладеваешь мною. Ты это делаешь? — она не пыталась освободиться. Она даже не была уверена, что хочет освободиться. Ее большие глаза серьезно всматривались в выражение его лица.

— Я бы никогда не завладел тобою. Ты именно такая, какой тебе и предполагается быть. Просто мы слишком много времени провели порознь, каждый сам по себе, поэтому, возможно, довольно странно разделить с кем-то столько всего и так быстро. Но мы — Спутники жизни и мы приспособимся.

Она прислонилась к нему, одновременно поворачиваясь лицом к огромной комнате.

— Я чувствую, словно здесь мое место, словно я знаю его.

— Ты действительно принадлежишь этому дому. Иди, исследуй. Если захочешь, что-нибудь изменить, то не стесняйся делать это, — он разжал руки, позволяя ей отойти от него.

Дом оказался намного красивее, чем Джексон помнила. Она старалась не озираться в полнейшем благоговении. За время свой работы в полиции ей пришлось побывать более чем в одном особняке, но этот был нечто. В некотором смысле он вызывал ассоциации с элегантностью Старого Света, с забытым временем. В доме даже был бальный зал с паркетным полом. Но ее любимой комнатой оказалась громадная библиотека с большим камином, перед которым стояло два удобных стула и антикварный журнальный столик между ними. Три стены от пола до потолка были заняты книжными полками, единственным способом добраться до верхних была передвижная лестница. Разнообразие книг потрясало воображение — от фантастики до науки, от старых до новых. Она отметила, что книги, в основном старые, были на других языках. Это была настоящая сокровищница. Джексон чувствовала, что могла бы провести добрую часть своей жизни в этой комнате и быть счастливой.

Дом был намного больше, чем она предполагала, даже больше, чем казался снаружи. Одна кухня превосходила своими размерами всю ее квартирку. К ней сзади подошел Люциан, да так тихо, что она чуть не подпрыгнула от испуга.

— Квартира больше не твоя. Я сказал твоей домовладелице, что она может сдать ее, — тихо проговорил он, доказывая, что все еще молчаливой тенью присутствует в ее сознании.

— Ты не сделал этого, — Джексон развернулась и, уперев руки в бока, смело уставилась на него, заставляя сказать правду.

— Конечно, сделал. Это было не твое место. Никогда не было твоим, — самодовольно ответил он.

— Ты бы не осмелился отказаться от моей квартиры. Ее не так-то легко найти, особенно на мою зарплату, — Джексон уставилась на Люциана, пытаясь прочитать выражение его лица. — Ты не мог, Люциан, — она старалась убедить себя в той же степени, что и его. — Несомненно, домовладелица будет настаивать, чтобы аренда была оплачена полностью.

Он пожал плечами, ни капельки не взволнованный.

— Она согласилась принять наличные. Я давно обнаружил, что в большинстве случаев лучше них ничего нет. Разве ты не пришла к аналогичным выводам?

— Не может быть, ты действительно сделал это? О, мой Бог, мне нужно позвонить ей. Где, в этом доме телефоны? Ты не можешь просто взять и сделать это. Не можешь, — она уставилась на него. — Тебя даже не мучают угрызения совести. Я смотрю на тебя и не вижу ни одного намека на раскаяние. Ты никогда его не испытывал, я права?

— Не вижу смысла испытывать такие эмоции. Ты в нашем доме, где тебе и полагается быть. Старуха была более, чем довольна, получив наличные в качестве откупных, и теперь она сможет немедленно найти нового арендатора. Это прекрасное решение для всех.

— Но не для меня. Мне нужен мой собственный уголок, Люциан. Действительно нужен, — раздраженная, она покачала головой. Какой в этом смысл? Он, казалось, не понимает, что натворил.

— А здесь разве недостаточно места? — он выглядел озадаченным, его глаза обыскивали каждый угол комнаты. — Здесь столько всего, чего ты еще не видела. Окрестности огромны, а во многих стенах есть потайные ходы, соединяющие различные комнаты. И я уверен, что прямо здесь у тебя достаточно места, — на случай, если Джексон дотронется до его сознания, он постарался запрятать веселье как можно глубже. Люциан продолжал сохранять невинно-серьезное лицо.

Джексон покачала головой и сдалась. Он был несносен, а она слишком сильно устала, чтобы разбираться с ним. Она займется этим в другой день — позвонит своей домовладелице и вернет себе свое жилище. Прямо сейчас она невероятно утомлена и смущена. Возможно, из-за того, что была голодна. Она должна была быть голодна, но каждый раз задумываясь о еде, она чувствовала легкое недомогание. Вид холодильника внушал страх. Она встала перед Люцианом.

— Когда я была ранена, пострадал ли при этом мой желудок?

Впервые за все время она почувствовала его колебания. У Джексон перехватило дыхание.

— Почему ты спрашиваешь? Тебе больно? — его голос, совершенно нейтральный, не выдавал ничего.

— Я голодна, но при мысли о еде у меня начинаются рвотные позывы. В действительности, я не могу вспомнить, чтобы что-нибудь ела или пила с тех пор как проснулась. Со мной что-то не так или я становлюсь параноиком?

— В твоем голосе я снова слышу страх. Страх неизвестности. Это ведь самый худший страх? — он промолвил это так тихо, что она задрожала. Что бы он ни намеревался ей открыть, она не желала этого знать.

Джексон подняла руку и покачала головой, не глядя на него.

— Я думаю прогуляться снаружи. Окружающая местность выглядит красивой. В любом случае, я должна узнать окрестности.

Она направилась было, чтобы обойти его, подныривая под его руку, но рука Люциана опустилась вниз, подобно воротам. Он обвил ее вокруг нее, прижимая к себе.

— Не бойся правды. Она необычна, но в ней нет зла.

Она распрямила плечи.

— Тогда скажи мне. Покончи со всем этим. Да говори же в чем дело, что бы там ни было. Я взрослая, а не ребенок, как ты думаешь.

Под давлением тела Люциана она была вынуждена покинуть кухню и войти в его логово. От взмаха его руки в каменном камине затанцевали язычки пламени. Она ахнула, одновременно очарованная и напуганная его магией. Вырвавшись от него, Джексон встала перед мерцающими язычками тепла, так как ей было необходимо расстояние, чтобы все четко осмыслить. Он был так невероятно могущественен.

— Я карпатец, как я уже объяснял тебе. Наш вид существует с начала времен. Я не дьявол, ангельское личико, но темнота, потеря способности различать цвета и ощущать эмоции, медленно завладевающие нашими мужчинами, которым не хватает света их Спутниц жизни, росли во мне на протяжении многих веков, заставляя бороться, чтобы приручить хищника, живущего во всех нас. Мы и похожи на людей, и нет. Мы благословлены и прокляты невероятно долгой жизнью, часто называемой бессмертием. После того, как мы находим Спутниц жизни, к нам возвращаются эмоции, которые неуклонно растут на протяжении столетий. Если это не происходит… мы можем стать самыми настоящими хищниками, немертвыми. Нам принадлежит ночь, а вот солнечный свет мы едва можем выносить. Но, как ты уже начала понимать, мы обладаем колоссальной властью. Теперь в твоих венах течет моя кровь, ангел. И она уже влияет на твою переносимость солнечного света, не до такой степени, как на меня, тем не менее, для тебя станет невозможным находиться на солнце без специальных солнечных очков.

Раздался стук сердца. Один. Второй. Джексон сделала глубокий вдох, потом медленный выдох.

— С этим я справлюсь.

Моя кровь течет в твоих жилах. Переливание? Она не будет оспаривать это, не будет спрашивать. Ей не хочется знать, как его кровь попала в ее вены.

— Солнце будет жечь твою кожу. Солнцезащитные средства помогут, но не очень. Тебе придется научиться оставаться внутри дома в определенные часы дня, да и в любом случае в это время твое тело будет сонным.

Она слышала глухой стук своего собственного сердца. Ее пальцы нервно стиснули хлопковую ткань надетой на ней рубашки.

— О чем ты говоришь? Ты думаешь, я никогда прежде не читала «Дракулу»? Ты же описываешь вампира? — ее подбородок решительно вздернулся, она открыто бросала ему вызов.

Люциан видел ее храбрость в ее борьбе со своими страхами. Она была хрупкой, такой уязвимой, ею нельзя было не восхищаться. И он хотел ее. Он остро осознавал, что они одни. Мужчина наблюдал за происходящей в ней борьбой, за тем, как работают ее инстинкты, борющиеся с узами, которыми он связал их воедино.

— Я говорил, что я не вампир, но повторюсь еще раз. Если наши мужчины устают от темноты, довлеющей над ними со времен их юности, и решают продать или осквернить свои души, то они становятся вампирами. Именно они настоящие дьяволы, убивающие свои жертвы ради мимолетного всплеска удовольствия и власти, которую несет насилие, а не просто кормящиеся от них, оставляя их живыми и невредимыми. Я жил, как они, имитируя их образ жизни, но я никогда не убивал ради крови и никогда не брал кровь, когда было необходимо убить. Моя кровь не сделает тебя вампиром. Ты, как и все люди в целом, несешь свет.

Джексон потерла свои ноющие виски. В том, что он говорил, что-то было ошибочным.

— Почему мне невыносима сама мысль о пище, Люциан?

— Твой организм в состоянии принять воду, некоторые овощи и фруктовые соки. Ты должна начать с растительного отвара, постепенно приучая свой организм. Не пытайся есть мясопродукты, тебе от них станет плохо.

— Именно так ты и живешь? На соках и отварах?

— Не спрашивай о том, с чем не сможешь пока справиться, любовь моя, — нежно сказал он, его глаза пристально смотрели на жилку, бешено бьющуюся у нее на горле.

И тогда она все поняла. В обморок Джексон не упала, хотя все ее тело охватила слабость, а ноги стали как ватные. Она не упадет в обморок.

— Люциан, пожалуйста, отойди от двери.

Его гипнотизирующий взгляд прошелся по ее лицу, подобно ласке.

— Думаешь сбежать от меня? — его голос был таким нежным и чувственным, что она едва-едва сдерживалась, чтобы не побежать в поисках утешения к нему.

— Именно об этом я подумываю. Ты сам сказал мне, что я не пленница, поэтому я приняла решение уйти, — она постаралась, чтобы это не прозвучало вызывающе. Джексон заметила, что он все еще загораживает дверной проем, его тело было неподвижно как гора, а лицо ничего не выражало. Если бы только у него не было такого голоса.

— Куда пойдешь, Джексон?

Она вздернула подбородок.

— Куда я пойду не твое дело, — наступило молчание, пока он ждал неподвижно, наблюдая за ней своими черными глазами. Джексон считала удары своего собственного сердца. Тихо вздохнув, она капитулировала. — В квартиру Барри. Его там не будет, помнишь? Капитан поместит его в безопасное место.

— Я не согласен. Там будет небезопасно.

Какой-то двойной смысл был в этих тихо сказанных словах. Джексон задрожала, замерзнув, несмотря на тепло огня, пляшущего позади нее.

— Ты сказал, я могу уйти.

— Я не сказал «сбежать». Между нами не будет лжи, малышка, как бы трудно это не было. Ты сильная женщина. Я не буду ничего от тебя скрывать.

— Предполагается, что я должна быть тебе за это благодарна? — она дрожащей рукой провела по волосам, создавая живописный беспорядок. — Не хочу.

— Нет, хочешь, — возразил Люциан, мягко, как и всегда.

Если до этого его глаза были черными и загадочными, то теперь она в них увидела голод и ничем не прикрытое чувство собственности. Ее рука потянулась к успокаивающей рукояти пистолета. Как вообще можно сопротивляться таким голодным глазам?

— Почему ты это делаешь? В моей жизни и так достаточно проблем и без твоего ожидания, чтобы я приняла вампиров и еще Бог знает что. Я не смогу сделать этого, Люциан.

— Сможешь, — спокойно сказал он. — Сделай глубокий вдох и расслабься. Сядь, прежде чем упадешь.

Ее темные глаза вспыхнули.

— Ты действительно думаешь, что я в таком бедственном положении, что готова продать те остатки чувства собственного достоинства, которые у меня еще остались, только для того, чтобы быть с кем-то? Я чувствую изменения в своем теле. Это то, как я слышу, то, как я могу контролировать громкость. В темноте я стала видеть лучше, чем днем. И постоянно я чувствую тебя. Со мной. Нуждающимся во мне. Зовущим меня, — она опять потерла виски. — Как ты можешь разговаривать со мной, не произнося ни слова? И намного важнее, как я могу разговаривать с тобой таким же способом?

— Моя кровь течет в твоих венах, точно так же, как твоя в моих. Мы делим одно сердце и одну душу. Наши сознания ищут возможности слиться, в то время как наши тела взывают друг к другу.

— Мое тело не взывает к твоему, — возразила она, больше испуганно, чем сердито.

— Маленькая лгунья.

— Возвращаясь к крови, текущей по венам. Каким образом твоя кровь попала в мои вены, а моя в твои? Ты мне сделал переливание крови или что-то типа…? — она умолкла, поскольку на нее нахлынуло воспоминание о неясном, эротичном сне. Ее рука в защитном жесте взметнулась к горлу. — Ты не пил мою кровь. Господи, скажи мне, что ты не пил мою кровь. Нет, вначале скажи, что я не пила твою кровь, — на этот раз ее ноги точно грозились подвести ее. Она посмотрела на пол, готовясь упасть. Только мысль показаться боле хрупкой, чем она уже была, помешала ей упасть в обморок.

Он быстро приблизился к ней, желая помочь, но Джексон была настолько встревожена, что подняла пистолет. Ей пришлось вцепиться в него двумя руками, чтобы удержать его ровно из-за трясущихся рук. Это был ночной кошмар, безумие. Ей бы не хватило воображения придумать все это. Пистолет был нацелен прямо ему в сердце.

— Пожалуйста, отойди от двери, Люциан. Я не хочу причинять тебе вред. Действительно не хочу. Я просто хочу выбраться отсюда, чтобы иметь возможность свободно дышать, — она умоляла его, а не отдавала приказы, как привыкла делать в такой ситуации. Ей так сильно хотелось быть с ним. Так сильно. Он был высоким, сексуальным и ужасно одиноким, равно как и она. Ей было знакомо это чувство. Она хотела сделать все, что было в ее силах, чтобы избавить его от этого ужасного голода. Но иметь рядом с собой мужчину, подобного Люциану, постоянно смотрящего на нее с теплом и страстью, с желанием и чувством собственника, было тем, что она никогда не сможет себе позволить. Люциан не был настоящим человеком. Он был чем-то еще. Чем-то, что она не хотела когда-либо определить.

— Джексон, опусти оружие, пока случайно в кого-нибудь не выстрелила, — в его голосе отсутствовали какие-либо интонации.

— Это будет не несчастный случай, Люциан. Пожалуйста, еще раз прошу тебя. Просто сделай шаг в сторону и позволь мне пройти.

— Мой народ смотрит на поедание людьми мяса с тем же самым отвращением, с каким ты на наше использование крови для питания.

Она сделала пробный шаг, стараясь отгородиться от его слов и важности того, о чем он рассказывает. Она обошла его справа, надеясь, что он сдастся. Но Люциан оставался таким же неподвижным, как и горы.

— Просто представь, что от того, что ты стараешься рассказать, мне становится плохо. Мы не совместимы, — сейчас она заговорила на полном серьезе. Если он не отойдет в сторону, ей придется найти способ обойти его. Стрелять в него она не собиралась. Мысль о боли, нанесенной ему тем или иным способом, была ей невыносима.

Люциан преодолел расстояние так быстро, что превратился в расплывчатое пятно. Нет, даже не пятно. В один момент он стоял в дверном проеме, а в следующий — завладел ее оружием и обнял ее.

— Ты думаешь, что это омерзительно, ангел, лишь потому, что не встречалась ни с чем, кроме зла.

Находиться в непосредственной близости от него было опасно. Его тело было крепким, горячим и нуждающимся. Она почувствовала ответный отклик в своем теле вплоть до кончиков пальцев. Ее выдало дыхание, бешеный стук сердца, все ее тело. Джексон ощутила, как на глаза наворачиваются слезы.

— Скажи, что ты контролируешь мою реакцию на себя, — прошептала она, поднимая голову, чтобы изучить его лицо, представляющее собой ничего не выражающую маску.

Незамедлительно его суровые черты смягчились, его твердые как сталь руки прижали ее к нему так нежно, как только возможно.

— Сама знаешь, что нет. Я силой добивался твоего согласия лишь тогда, когда лечил тебя, когда привязывал к себе, и в тех случаях, когда тебе был необходим сон. Ты вторая половинка моей души. Я не смогу быть вдали от тебя, Джексон. Я не смирюсь с этим, — его рука прошлась по ее лицу с невыразимой нежностью. — Ты думаешь, я хотел так тебя расстроить? Посмотри в мое сознание и увидь правду. Я хочу только одного — твоего счастья. В действительности, сладкая, я бы с радостью пожертвовал своей жизнью, если бы знал, что ты этого хочешь и будешь без меня счастлива, но это не так, — его рот дотронулся до ее лба, век. — Это не так, любимая. Не так.

— Ты не можешь просить меня принять это.

— У меня нет иного выбора. Это мой образ жизни, Джексон. Я карпатец, и этого не изменить. Да я и не хотел бы ничего менять, — его рот нашел ее, бережно, его губы едва коснулись уголков ее рта. От чего глубоко внутри нее зародилась дрожь. — Моя жизнь зависит от крови, любовь моя, но я не убиваю. Я посвятил свою жизнь защите обоих наших видов.

— Но, Люциан, — попыталась было запротестовать она.

— Это разные вещи, все это. Это что-то неизвестное тебе.

Она уткнулась лицом ему в грудь.

— Ты ведь не спишь в гробу? — это должно было прозвучать как шутка, но прозвучало намного трезвее, чем она планировала.

Люциан тщательно подбирал слова для ответа.

— За все века своего существования, я не нашел ни одного вампира, который бы спал в гробу, хотя я выследил и уничтожил многих. Если бы кто-то решился воплотить эту идею в жизнь, то первыми это сделали бы немертвые.

— Хоть одна хорошая новость, — Джексон была готова отстраниться от него, осторожно отодвигаясь, словно прикасаясь к нему, она может заразиться некой странной болезнью. — Не думаю, что когда-нибудь смогу привыкнуть к гробу. Ты можешь отменить то, что сделал? — она постаралась, чтобы ее голос прозвучал нейтрально. Она устала и хотела прилечь куда-нибудь, и больше ни о чем не думать. — Ты не можешь, я права?

— Я хотел бы, но не могу. Я не хочу бросать тебя, — его руки упали вдоль тела. — Я понимаю, что с моей стороны это чистейший эгоизм, но не могу. И не только ради себя, Джексон, а ради тебя… и ради остальных.

Она подняла руку и одарила его слабой улыбкой.

— С меня хватит, Люциан. Я больше не выдержу. Давай займемся чем-нибудь нормальным, — Джексон прикусила нижнюю губу, небольшая морщинка пересекла ее лицо. — Я не знаю, чем занимаются нормальные люди, а ты?

Его руки обхватили ее лицо, большой палец ласково прошелся по бархатисто-мягкой коже в небольшой ласке. Он должен был дотронуться до нее. Это было сильнее его.

— Ты выглядишь усталой, Джексон. Тебе следует отдохнуть.

— Я думала, мы могли бы прогуляться по твоему имению. Я бы с радостью осмотрелась снаружи.

— Разведка. Естественно, ты захотела бы сделать это. Это так нормально.

Она обнаружила, что улыбается.

— Может быть, ты и прав. В конечном счете, ни один из нас не знает, что делать, в то время когда мы не занимаемся выслеживаем очередного убийцы.

Его улыбка была едва заметной и сексуальной.

— Я не сказал, что у меня на уме нет других, более интересных идей, как провести время.

У нее захватило дыхание. Он смог с такой легкостью приблизиться к ней. Это было неестественно. Он нашептывал в ее сознании, делил эротические видения и заставлял ее размышлять о таких вещах, до которых Джексон никогда не додумалась бы самостоятельно. Девушка покачала головой.

— Ты невыносим, Люциан. И что мне с тобой делать?

— Будь со мной. Живи со мной. Научись любить меня. Прими меня таким, каков я есть, — прошептал его бархатистый голос, а его слова тронули ее до глубины души.

Она, потянувшись, взяла его за руку, переплетя свои пальцы с его.

— Я думаю тебя надо объявить вне закона. Ты со своим голосом можешь добиться чего угодно, — у нее не было сил противиться ему. Не тогда, когда он мог сказать такие вещи своим прекрасным голосом и с такой неприкрытой правдой в глазах.

Он перевернул ее руку и поднес ладонь к своим губам. Его черные глаза горели собственническим огнем.

— Включая тебя?

Джексон обнаружила, что улыбается.

— Я подумаю над этим. Прогуляйся со мной.

— Ты желаешь выйти на воздух?

Она кивнула головой.

— Существует вполне определенная причина, почему ты так решительно настроен не выпускать меня наружу. Что там? Я знаю, что это не гроб. Так как с этим вопросом, я думаю, мы почти разобрались.

— Никакого гроба, — признался он.

— Так что там? — потребовала она. — Снаружи.

— Волки, — с непроницаемым лицом ответил он.

Джексон вырвала свою руку.

— Верни мне мое оружие. Волки? Мне следовало бы знать. Конечно, у тебя есть волки. Что-нибудь еще? — она щелкнула пальцами. — Оружие, Люциан. Верни его. Я приняла решение, что, в конце концов, должна застрелить тебя. Это единственный способ сохранить свой рассудок.

Его руки обвились вокруг ее шеи в шутливой угрозе.

— Не думаю, что когда-либо верну тебе твое оружие. Оно подкидывает тебе враждебные идеи.

Она остро осознавала его присутствие рядом с собой, когда они направились вглубь дома. Почему его дом должен быть таким совершенным? Всем, что она когда-либо хотела иметь?

Почему она чувствует себя в безопасности, хотя должна ощущать угрозу от такого могущественного и опасного мужчина, каким, как она знала, был Люциан? Как она могла с таким спокойствием принять его отличия от нее? Ну, может быть и не спокойно, но она принимала их.

Люциан получал наслаждение, наблюдая за тем, как работает ее ум. Джексон была немного подавлена обилием информации, которую он вывалил на нее, но она не позволяла себе паниковать. Ей требовалось время, чтобы усвоить все, что возможно, после чего ее ум нуждался в небольшом перерыве, прежде чем на него выльется новый поток информации. Она использовала юмор, чтобы пройти через пугающие ситуации. Она никогда не осудит его без оснований.

Но Джексон не знала его. Она не понимала, кем он в действительности был. Она и понятия не имеет о том, чего ему стоило уничтожать остальных на протяжении многих веков. Этот его мрачный, темный мир был таким холодным и туманным, что он готов был сделать что угодно, лишь бы не возвращаться в него. Он был хищником, ужасная темнота находилась в нем, а в ней было слишком много света, чтобы понять, что каждое убийство отнимало кусочек его души. Только Джексон могла сделать его целым.

Глава 5

В тот момент, когда Джексон ступила на землю и вдохнула свежий воздух, ужасная тяжесть, грозившаяся раздавить ее, рассеялся. Воздух был холодным и бодрящим, дождь на некоторое время прекратился. Над головой проплывали облака, темные и зловещие, закрывающие лунный свет, но вид, тем не менее, был прекрасен. Она любила бури и звуки дождя. Она любила облака и запах воздуха после ливня.

Девушка знала, что сильное тело Люциана придвинулось поближе к ее, как только они вышли из дома. Но Джексон лишь небрежно собрала волосы одной рукой, оставляя их в полнейшем беспорядке, и осмотрела акры леса, раскинувшегося позади имения.

— Это худший кошмар телохранителя, Люциан. А Дрейку здесь бы понравилось. Он мог бы находиться прямо сейчас где-нибудь здесь, среди деревьев. Это в его духе.

— Ты слишком сильно беспокоишься о моей безопасности, сладкая, — его пальцы запутались в ее волосах под предлогом придания им некоторой видимости порядка. — Я бы узнал, если бы на моей земле появился человек. Эта территория прекрасно защищена, но не той системой безопасности, которой пользуются люди, а древними средствами, могущественными и опасными. Тайлер Дрейк не сможет обойти их. Все то время, пока ты находишься на этой земле, ты в полной безопасности от него.

— Как насчет пули снайпера? Ему не обязательно находиться на территории, чтобы застрелить тебя, Люциан. Все, что ему требуется — это вершина холма и ты в пределах видимости.

— Меня не так легко убить, ангел. Только ты предпочитаешь делать вид, что не знаешь, кто я, да и то лишь потому, что не хочешь задумываться об этом, — он был в ее сознании. Она избегала мыслей об их разделенной крови, главным образом из-за того, что это вызывало темные эротичные воспоминания, к которым она не хотела возвращаться. Да, ее определенно беспокоила мысль о том, что она брала его кровь. Это беспокоило ее намного сильнее, чем ей хотелось бы признаться, но, тем не менее, она снова и снова прокручивала это в голове.

Люциан посмотрел на нее сверху вниз. Джексон откинула голову назад, чтобы встретить его взгляд, и от ее больших темных глаз со смешанными эмоциями все его внутренности превратились в расплавленное тепло. Больше всего на свете ему хотелось почувствовать вкус ее нежных губ. Это желание было таким свирепым и настойчивым, что на этот раз он уступил ему без борьбы. Он просто обвил руками ее тонкую талию и притянул ее к себе, его голова склонилась и завладела ее ртом.

Время остановилось. Земля под ее ногами вздыбилась. Повсюду вспыхнул обжигающий жар, электрические разряды с треском проносились между ними. Однако его рот скользил медленно и нежно, скорее выпрашивая ее ответа, чем требуя его. Его руки легли на ее затылок, держа так, чтобы можно было исследовать ее шелковистый рот, затеряться в нем. Для него она была всем. Тайным миром света и тепла, цветов, эмоций и магии. Он никогда не хотел быть где-либо еще. Ему хотелось, чтобы этот совершенный момент продолжался вечно.

Люциан медленно поднял голову, словно боясь остановиться, боясь, что это мгновение не было реальным, не было таким совершенным, боясь, что она растворится, вновь оставляя его в одиночестве. Его руки запутались в ее волосах.

— Я знал, что в этом мире осталось еще несколько тайн, которые я мог бы раскрыть, ангел, но на разгадывание загадки, почему я заслужил такую как ты, мне потребуется вечность.

Кончики ее пальцев дотронулись до его совершенного рта. Правда была в том, что Джексон испытывала перед ним трепет. Она знала, что если он дотронется до нее, если его рот найдет ее, она никогда не сможет быть действительно свободной от него. Она страстно желала его на все времена. Его вкус, его силу, его запах. Все.

— Мне не следовало позволять тебе это, Люциан, — прошептала она. — И что нам теперь делать? — он сказал, что она может уйти в любое время, что она не пленница, но она знала — это не так. Она каким-то образом была привязана к нему, была связана с ним чем-то более могущественным, что не могла себе даже вообразить. Ее ресницы поднялись, и она посмотрела на него с огромной печалью. — И что нам теперь делать?

Люциан ладонью обхватил ее за основание шеи и привлек к себе.

— Когда ты смотришь на меня с такой грустью, Джексон, то разбиваешь мне сердце, — ветер донес до них тихую музыку, и он задвигался в ее совершенном ритме, шевелясь вместе с ней так, словно они были одним целым. Она пристроила свою голову на его груди, и, казалось, растворилась в нем, податливо и нежно, хотя должна была бы протестовать.

— Наша судьба решена за нас, сладенькая, — сказал он как можно нежнее. — Нет Люциана без Джексон, и нет Джексон без Люциана. Мы должны найти способ соединить наши миры. У нас нет выбора. Это было прописано задолго до того, как мы пришли на эту землю. Нам посчастливилось найти друг друга, в то время как у многих нет даже надежды.

— Ты так думаешь, Люциан? Ты действительно думаешь, что нам повезло? Я вовлекла тебя в безумный мир, где кто-то преследует меня и убивает любого, кто хоть сколько-нибудь важен для меня. Ты же вовлек меня в кошмарный мир, в котором существуют создания из страшных сказок, — невероятная печаль звучала в голосе Джексон, который приглушал белый шелк его рубашки. — Я даже не знаю, хочу ли я быть с тобой. Я не знаю, нахожусь ли я под воздействием каких-либо твоих чар или нет, — их тела синхронно покачивались, находясь так близко друг к другу, как только это было возможно, их разделял только тонкий слой одежды.

Люциан обнаружил, что снова улыбается. Он был, более чем вероятно, самым могущественным созданием на поверхности земли. Он мог командовать небесами. Она же была не больше чем метр с кепкой и весила, скорее всего, не более ста фунтов^[9], однако, не раздумывая, перечила ему.

По-правде, Люциан привык к полнейшему благоговению и уважению. Даже среди наиболее сильнейших мужчин своей расы к нему относились с почтением. Никто не осмеливался бросать ему вызов на протяжении столетий. Он задумался над этим. Никто кроме врагов, которых он был вынужден уничтожать, никогда не бросал ему вызов. Ни разу за все эти века никто не осмелился не подчиниться его воле. Люциан привык добиваться своего во всех делах. В его руках Джексон казалась такой маленькой и хрупкой. И он неожиданно осознал всю свою силу, власть, все то, что всегда считал само собой разумеющимся. Он вдохнул ее запах, она была самим воздухом, которым он дышал. С каждым проходящим мгновением связь между ними становилась все сильнее и сильнее.

Их побеспокоил звук, тихий крик, музыка на ветру. Волки знали, что он находится на улице, и подошли поближе, чтобы поприветствовать его. Но увидев, что он не один, они отошли в лес, темными тенями наблюдая за ним, ожидая сигнала. Нападать или отступать? Он дотронулся до их сознаний, посылая им картины. Джексон стала частью их семьи, их стаи, его женщина, идущая рядом с ним. Она находится под его защитой. Под их защитой. В первую очередь они всегда должны приглядывать за ней.

Джексон подняла голову.

— Они сейчас здесь и наблюдают за нами? Где ты взял их? Чтобы содержать диких животных, ты должен был получить разнообразные лицензии. Я думаю, что даже тебе было затруднительно получить разрешения на это, поскольку ты живешь в такой близости от города. Как тебе это удалось?

Он беззаботно пожал своими широкими плечами.

— Я просто сказал чиновнику, что он собирался выдать мне разрешения, он и выдал.

Джексон вздохнула и перестала танцевать.

— Мне необходимо уйти от тебя. Необходимо. Я не могу поверить, что кто-то с такой совершенной логикой и приземленный, как я, купился на созданный тобой фантастический мир. Люциан, ты не можешь просто походя проникать в сознания людей и гипнотизировать их, заставляя делать то, что ты хочешь.

В его черных глазах замерцало то, что она назвала бы весельем.

— Джексон, я делаю это с самого начала своего существования.

— Что это значит?

— Века. Я делал это в течение многих веков.

Джексон подняла руку.

— Прекрати говорить века. Больше не используй это слово. Что-то наподобие этого сводит меня с ума, — она прижала руку к животу. — Отдай мне мое оружие прежде, чем подзовешь к себе этих животных, — она видела волков, видела их глаза, отражающиеся в темноте. Незаметно для себя она вернулась назад, под защиту широких плеч Люциана. — Ты знаешь, я чувствую себя лучше.

— Волки — мои братья. Они никогда не будут искать способ причинить вред мне или тому, что принадлежит мне, — спокойно сказал он. — Они благородные существа, Джексон, с твердыми принципами. Они отдадут за нас свои жизни. Не бойся их.

Ее сердце бешено заколотилось. И сразу же она заметила, что его сердцебиение стало соответствовать ее, а затем ритм обоих сердец стал нормальным. Она взглянула на него.

— Что ты такое?

— Не вампир, любимая. Что ты, — все его инстинкты требовательно просили сгрести ее руками и убежать с ней, заявить права на ее тело, безвозвратно привязать ее к себе. Сознание Люциана тенью скользило в ее. Он знал, что она будет не способна сопротивляться ему, но это было не то, чего она бы хотела. Она все еще изо всех сил старалась понять способ его существования и странную связь между ними. С тихим вздохом он обнял ее изящное тело и опустился на одно колено.

— Подойдите ко мне, братья и сестры. Подойдите и поприветствуйте мою Спутницу жизни.

Волки выбежали из леса, стремясь принять ее в свою стаю. Люциан держал ее крепко, подбадривая как физически, так и ментально. Его голос в ее голове был тихим и успокаивающим, его сердце и легкие управляли ею так, что она могла сохранять спокойствие в середине этой большой стаи. Животные толкались в ее ноги, терлись об ее бедра, стремились почувствовать ее руки на своем меху. Когда она не захотела сделать этого по собственному желанию, руки Люциана направили ее, и ее ладонь погрузилась в густой мех одного из самых крупных волков.

Джексон почувствовала, как улыбка тронула уголки ее рта, как радость охватила ее сердце. У нее появилось чувство, что она словно заглянула в сознания животных. Смогла увидеть изображения того, что они чувствуют и о чем думают. Их мех был невероятно мягким и густым. Было просто поразительно находиться так близко к диким животным, дотрагиваться до них, чувствовать их принятие. Джексон повернула голову и посмотрела на Люциана.

— Это так чудесно. Ты занимался этим всю жизнь?

— Я бы сказал на протяжении веков, но знаю, насколько тебе неприятно это слово, — поддразнил ее он.

Она скорчила гримаску.

— Ты ужасен.

Он взъерошил ей волосы, стараясь обращаться с ней как с ребенком, а не как с женщиной, которой, он знал, она и была. Она была уставшей. Он мог чувствовать ее утомление. Ее раны еще полностью не зажили, и она нуждалась в пище, хотя ее сознание уклонялось от этой насущной потребности. Поэтому он отослал волков обратно в лес, поднял Джексон на руки и вернулся в дом, прижимая ее к своей груди.

— Я вполне способна идти, — заметила она.

— Так быстрее. У тебя короткие ноги.

— Нисколько они не короткие! — всерьез обиделась она. — Не могу поверить, что ты такое сказал.

Он рассмеялся и бросил ее на мягкие подушки дивана, стоявшего в его кабинете, где было тепло.

— Мне сегодня вечером на некоторое время придется отлучиться. Ты, конечно, останешься дома, от греха подальше.

Она посмотрела на него с широко распахнутыми невинными глазами.

— И куда ты думаешь я планирую отправиться в это время ночи? На танцы? С этим я могу подождать пару дней.

— Пообещай, что постараешься что-нибудь съесть.

— Клянусь, — решительно кивнула она.

Люциан наградил ее взглядом сквозь полузакрытые глаза.

— Почему у меня такое чувство, что я не могу тебе доверять?

— У тебя самые длинные и самые темные ресницы, которые я когда-либо видела, — ответила она, стараясь не смотреть в его глаза. — Тебя следует запереть. А подпускать к женщинам вообще не безопасно.

— Я не заметил, чтобы ты падала при виде меня, ангел.

— Спасибо Господу за это, — Джексон глубже зарылась в подушки и улыбнулась ему. — Заметь, я даже не спрашиваю тебя, куда ты пойдешь. Я просто счастлива на некоторое время избавиться от тебя.

— Это нехорошо.

— Помни об этом, когда будешь думать о таких вещах, как «спутники жизни». Я совсем не милая, — самодовольно сказала она.

Он тихо рассмеялся.

— Не следует ли мне подкрепить свою просьбу, что ты должна оставаться в помещении, незначительной помощью?

Ее темные глаза полыхнули огнем.

— Ты не осмелишься!

— Испытай меня, — его голос был нежен, как никогда.

Джексон сделала все, что в ее силах, чтобы выглядеть серьезной.

— Разве похоже, что я в подходящей форме, чтобы бегать как идиотка? Но тебе необходима пара телохранителей. Возьми шофера. Он выглядит так, словно может справиться с трудной ситуацией. Не то, чтобы я беспокоилась о тебе…

Он улыбнулся в ответ на такую откровенную ложь.

— Если я понадоблюсь тебе, сладкая, просто потянись ко мне своим сознанием. Мы в любой момент сможем поговорить друг с другом.

Она взмахнула рукой.

— Уходи. Это единственная безопасная вещь, которую ты можешь сделать. И оставь мне мой пистолет на то время пока тебя не будет. Я не хочу находиться здесь в одиночестве и без оружия.

— У тебя целый арсенал наверху в твоей спальне. Никогда в жизни не видел столько оружия. И это заставило меня задаться вопросом: с каким типом женщины меня угораздило связаться. Надеюсь, когда я вернусь домой, не будет никакой стрельбы в меня, никаких несчастных случаев, — поддразнил он, кладя пистолет на столик, стоявший рядом с ее диваном. Он наклонился и прикоснулся своим теплым ртом к ее виску, прежде чем уйти, тихо посмеиваясь.

Убедившись, что его не видно, высокое тело Люциана призрачно замерцало, медленно растворяясь в миллионе крошечных капель, и туманом поднялось от земли. Он двигался быстро, перемещаясь со сверхъестественной скоростью и направляясь прямиком к городу.

Все трое мужчин, посланные убить Джексон, работали на одного человека. Сэмюэля. Т. Барнса. Этот мужчина был банкиром, богатым и очень известным. Он был завсегдатаем всевозможных вечеринок, поддерживал местного мэра, конгрессмена и сенатора. Он, казалось, не имел никакого отношения к наркотикам, но именно он приказал этим троим убийцам избавиться от Джексон. Она добилась слишком больших успехов в приостановлении торговли наркотиками в своем городе. Ее команда фактически затянула петлю на пути их транспортировки. Она находила и изымала партию за партией.

Люциан выяснил, что кондоминиум Барнса находится в привилегированном районе. Потоком тумана облетев вокруг дома, он проверил его систему безопасности. Каждое окно было запечатано, каждая дверь заперта. Люциан вернулся к входной двери и вновь замерцал, принимая вид из плоти и крови. Он стоял высокий и прямой, слабая улыбка скользила по его губам, но глаза оставались совершенно пустыми. В течение минуты он прислушивался, запоминая местоположение всех людей в доме и то, чем они занимаются. Его стук был решительным и властным, требующим незамедлительного ответа.

Дверь открыл молодой человек, чей костюм плохо скрывал выпуклость под его пиджаком, указывающую, что он вооружен. Люциан вежливо кивнул.

— Я Люциан Даратразанофф, пришел к мистеру Барнсу. Мне не назначено, но я был в этом районе и решил попытать удачи.

Мужчина несколько раз удивленно поморгал. Очевидно, имя оказалось ему знакомо.

— Пожалуйста, входите, сэр. Я сообщу ему, что вы здесь.

Люциан не двинулся.

— Я бы не хотел тревожить его, если он занят. Кроме того, уже довольно поздно. Я подожду здесь.

— Мистеру Барнсу это не понравиться, сэр, — настаивал мужчина. — Я слышал, как он часто говорил о вас. Пожалуйста, входите.

— Вы уверены, что у вас есть право приглашать меня в его дом? — голос Люциана был тихим, а акцент ярко выраженным.

Мужчина кивнул.

— Да, сэр. Пожалуйста, входите. Мистер Барнс лишит меня работы, если я оставлю вас ждать на пороге.

Люциан снисходительно позволил мужчине уговорить его войти в холл. Он стоял неподвижно, пока мужчина торопливо направился к Сэмюэлю Барнсу. Он отчетливо слышал перешептывания в комнате над ним.

— Вы уверены, что это Люциан Даратразанофф? Мой Бог, где мой пиджак? Быстро, Брюс, смешай пару напитков и принеси их в библиотеку. Нет, подожди. Проводи Даратразаноффа в главную гостиную. Я сам сделаю напитки.

Люциан сохранял неподвижность, дожидаясь, когда за ним придет Брюс.

— Мистер Барнс сказал проводить вас прямо наверх, — объявил он, указывая на лестницу.

Люциан, не колеблясь, начал подниматься по лестнице. Он не использовал свой голос, чтобы убедить или очаровать. В этом не было никакой необходимости. Его имени, имени неуловимого иностранного миллиардера, было достаточно. Для такого человека, как Барнс, у него был статус знаменитости. Люциан двигался молчаливо, продолжая следить за местоположением всех обитателей дома. В нем находилось четверо мужчин, включая Барнса. Брюс был прямо позади него, двое других играли в бильярд в комнате отдыха на первом этаже в задней части дома.

Сэмюэль Барнс встретил его посередине комнаты, протягивая правую руку. Он был худым мужчиной с быстрой, отработанной улыбкой и редкими волосами.

— Люциан Даратразанофф, какой сюрприз. Чем могу быть полезен?

Черные глаза Люциана были жесткими и непреклонными.

— Я думаю, у нас есть что обсудить в приватной беседе.

Барнс кивком головы указал Брюсу на дверь. Парень незамедлительно вышел, плотно закрыв за собой дубовую дверь. Барнс подошел к бару.

— Что вам налить?

Себе он налил виски с водой.

— Ничего, спасибо, — тихо ответил Люциан. Он подождал, пока Барнс удобно устроиться напротив него прежде, чем наклониться вперед и уставиться своими черными глазами прямо в глаза мужчины. — У нас небольшая проблема, мистер Барнс, — очень вежливо начал Люциан. — Я знаю, вы будете более чем рады помочь мне с ней.

— Конечно, мистер Даратразанофф. Все, что пожелаете.

— Я бы хотел, чтобы вы откровенно сказали мне, почему хотите видеть Джексон Монтгомери и ее напарника Барри Рэдклиффа мертвыми, — голос Люциана снизился на одну октаву, так что его звук обернулся вокруг второго мужчины, гипнотизируя точно так же, как и пустые черные глаза.

— Мы с партнерами сделали несколько попыток подкупить ее или кого-то из ее команды, но они все невероятно преданы ей. Создается ощущение, что она знает, где будет груз задолго до его прихода. Она перекрыла поток денежных средств. Я говорил компаньонам, что мы не можем избавиться от пары копов, но они сказали, что мы должны сделать это, иначе они найдут более сговорчивых партнеров. У меня не было иного выбора.

Люциан серьезно кивнул, словно они обсуждали такую прозаичную тему, как погода.

— И кто эти люди, так настойчиво требовавшие ее смерти? Потому что, как вам самому известно, вы в действительности не хотите этого.

— Деннис Патнэм и Роджер Альтман. У них большие связи в Колумбии и Мексике.

— И где я могу найти этих двоих?

— К ним трудно подобраться. Они постоянно окружены телохранителями. Мне кажется, в этом доме у них есть свой человек, но я не могу вычислить кто это. Они всегда знают, чем я занимаюсь. У них база в Майями.

— Запишите для меня адрес.

Барнс незамедлительно это выполнил, после чего Люциан поднялся с непринужденной плавной грацией.

— Мужчины в доме — сколько из них осведомлены о том факте, что ваши партнеры хотят видеть мисс Монтгомери мертвой?

— Все они.

— Спасибо. Я ценю вашу помощь. Я хочу, чтобы вы подождали, пока я покину комнату, прежде чем начнете задыхаться. Вы поняли?

— Да, мистер Даратразанофф.

Барнс проводил его до двери и протянул на прощание руку.

— Приятно было иметь с вами дело.

Люциан взял предложенную руку и уставился прямо в глаза Барнса, убеждаясь, что все его инструкции будут быстро выполнены.

— Не могу сказать того же про вас, но вы ведь обманщик и убийца, чего еще от вас ожидать?

Барнс нахмурился и потер свои виски.

Блеснули белоснежные зубы Люциана.

— Прощайте, мистер Барнс.

Брюс поджидал его за дверью.

— Пожалуйста, следуйте за мной, мистер Даратразанофф. Я покажу вам, где выход. Надеюсь, все прошло хорошо…

Люциан дружелюбно положил руку мужчине на плечо.

— Пожалуйста, покажи мне бильярдную. Это сделает меня невероятно счастливым.

Брюс несколько раз быстро моргнул.

— Конечно, сэр. Сюда.

Когда они спускались вниз по длинной лестнице, сверху раздался слабый шум. Хрипы, затрудненное дыхание, а затем глухой звук, словно кто-то упал на пол. Брюс быстро развернулся. Но Люциан всего лишь улыбнулся.

— Ты не придешь ему на помощь, потому что я не хочу этого. Покажи мне бильярдную.

Брюс кивнул и повел его дальше по коридору к двойным дверям.

Люциан взмахнул рукой, и двери широко распахнулись. Двое мужчин оторвались от игры, положив руки на оружие в своих плечевых кобурах, но, увидев Брюса, заметно расслабились.

Люциан прямиком направился к первому мужчине.

— Я хочу, чтобы вы сели в свою машину и поехали очень осторожно, соблюдая все правила дорожного движения, пока не приблизитесь к выезду на горную дорогу. Вы подниметесь по ней, а затем, не раздумывая, съедете вниз. Вы меня поняли?

— Да, сэр.

— Ты сделаешь это незамедлительно.

Без возражений мужчина взял пиджак, ключи от машины и покинул комнату.

Люциан повернулся ко второму.

— На твоей совести много убийств.

— Да, сэр.

— Ты ведь сожалеешь об этом? Как же трудно с этим жить — забирать невинные жизни. Я никогда не делал этого за все долгие века своего существования. А те, кого я приговорил к смерти, были такими же убийцами, как и вы. Вы — дьявол. Вы знаете об этом и больше не желаете продолжать свою никчемную жизнь. Возвращайтесь в свой дом и положите конец страданиям, которые вы несете другим людям. Вам понятно?

— Да, сэр, — второй мужчина взял свой пиджак и, не оглядываясь, вышел.

Люциан изучил Брюса.

— Вы не убийца.

— Нет, сэр.

— Тогда почему вы работаете на такого человека, как Барнс?

— Когда мне было пятнадцать, я оказался в банде, промышляющей угоном автомобилей. Я отсидел, но когда вышел на свободу, никто кроме мистера Барнса не захотел взять меня на работу.

— Тебе не нравиться ни Барнс, ни то, чем он занимается.

Брюс был не в силах отвести взгляд от этих гипнотизирующих глаз. В любом случае звук этого голоса требовал сказать правду.

— Он отвратителен мне. Ради денег он убил бы свою собственную мать. Но у меня есть жена, которую надо содержать, и мы со дня на день ожидаем близнецов. Я должен заработать достаточно, чтобы обеспечить им нормальную жизнь, но никому не хочется нанимать уголовника.

— Вы отправитесь домой, и проведете там несколько дней, раздумывая о своем будущем. Вы избавитесь от оружия, скажите своей жене, что нашли законную работу и позвоните вот по этому номеру. Человек задаст вам несколько вопросов и предоставит честную работу. Вы поняли меня? Вы ничего не будете помнить о моем посещении этого дома, а также о том, что мисс Монтгомери и ее напарник когда-либо были в списке на уничтожение.

Брюс взял клочок бумажки, аккуратно свернул его и положил в карман пиджака. Когда он поднял взгляд, то обнаружил, что в полном одиночестве находиться в бильярдной, не помня, как здесь оказался. Он устал от своей работы, устал от Барнса. Мери вот-вот должна была родить. Она ненавидела его работу у Барнса и постоянно умоляла его уволиться. Может быть, сейчас самое подходящее для этого время. Может быть, ему стоит просто уйти и как следует обо всем подумать, пока они ожидают рождения близнецов. Должно же быть для него что-то лучшее. Что-то законное. Брюс поднялся наверх, чтобы сказать Барнсу, что он у него больше не работает. И обнаружил его на полу с посеревшим, частично синим лицом. Брюс незамедлительно вызвал 911 и начал делать ему искусственное дыхание. Все то время, пока он этим занимался, мужчина понимал, что Барнсу уже ничем не поможешь, но в его сердце не было ни капли сочувствия.

Джексон подождала, пока не убедилась, что Люциан покинул не только дом, но и территорию поместья. После этого она сразу же бросилась искать телефон, чтобы позвонить Дону Джейкобсону, своему другу с детства.

— Дон, я хочу, чтобы ты кое-что выяснил для меня. Мне звонил Дрейк.

— Господи Боже, Джекс, а чего ты ожидала? О твоей помолвке с денежным мешком растрезвонили по всем новостям. Для Дрейка это было подобно пощечине. О чем ты только думала? Если ты собиралась сбежать и обручиться, то с таким же успехом могла остаться здесь и выйти замуж за меня.

— Ты бы развелся со мной через неделю, — рассмеялась Джексон. — Я все еще могу надрать тебе задницу, а твое мачо-эго этого не перенесет.

— Как насчет денежного мешка? Ему ты можешь надрать задницу?

— Хотелось бы. В любом случае, мне нужна информация. Выясни что происходит, попроси парней осмотреться и поискать какие-либо признаки того, что Дрейк был поблизости. Ты же знаешь его — он часто посещает те холмы. Может тебе повезет.

— Будь осторожна, Джекс. Дрейк безумен. Он с таким же успехом может переключиться на тебя.

— Я всегда осторожна. К сожалению, до Люциана так и не доходит, какой уровень подготовки у Дрейка, и он не воспринимает меня всерьез, когда я говорю ему, как опасно осознанно привлекать внимание Дрейка.

— По твоим словам выходит, что ты нашла еще худшего адреналинового наркомана, чем ты сама.

Она издала резкий звук и дала ему свой номер телефона.

— Позвони мне, если кто-нибудь найдет хоть малейший признак того, что, по их мнению, он мог быть здесь.

— Конечно, Джекс. Но и ты пообещай не делать ничего опасного.

— Осторожность — мое второе имя, — тихо сказала она и повесила трубку. Обнаружив свои вещи в спальне наверху, Джексон тщательно оделась, натянув темную одежду и темную кепку, чтобы скрыть свои светлые волосы.

Девушка была благодарна Люциану за то, что он принес ее оружие, включая снайперскую винтовку с прибором ночного видения. Взяв ее и повесив через плечо, она наполнила карманы пулями, также добавив к своему обмундированию пару ножей, пистолет с несколькими дополнительными обоймами и веревку. Люциан не поверил, что Дрейк представляет для него самую настоящую угрозу, поэтому Джексон решила лично проверить территорию вокруг его собственности на наличие местечек, в которых сможет залечь в ожидании снайпер.

Неожиданно страшная усталость накатила на Джексон. И хотя ее раны почти зажили, она все равно была не такой сильной, какой привыкла быть. Винтовка казалась намного тяжелее, чем она помнила. Джекс задержалась у входной двери, уставившись на сложный рисунок витражного окна. Он был не только красив, в нем было что-то еще, что-то, что она не могла понять. Рисунок, казалось, манил, успокаивал, затягивал. Она могла провести вечность, просто разглядывая его.

Встряхнув головой, чтобы прочистить мозги, Джексон открыла дверь и вышла в ночь. Вновь зарядил мелкий дождь. Бури не было, но туман был густым и подобно пару поднимался от земли. Волки находились в лесу позади дома, поэтому двор и фасад были свободны от диких животных. Рядом с Люцианом, обнимающим ее, командующим волками, она чувствовала себя в безопасности, но оставшись в одиночестве, она боялась, что будет вынуждена уничтожить этих прекрасных созданий.

Спускаясь вниз по подъездной дороге, Джексон обнаружила, что ей трудно идти. Воздух стал тяжелым и душным. Казалось, она шагает по зыбучим пескам. Девушка с трудом дышала, тяжесть в ее груди создавала иллюзию, что она не может сделать ни одного вдоха. Иллюзия. Это была какая-то иллюзия. Или часть особой системы безопасности Люциана, которая воздействовала на нервную систему человека. Но чтобы это ни было, Джексон не собиралась позволить этому остановить ее. Она должна осмотреть местность ради собственного душевного спокойствия.

Джексон отнеслась к своему состоянию, как к любому другому дискомфорту, который только может возникнуть посередине операции.

Она выкинула его из головы и двинулась дальше, шаг за шагом. О том, что она справиться с этим, что иного выхода у нее нет, и вопроса не возникало. Джексон специально училась преодолевать все препятствия. Пот выступил у нее на лбу, но это не имело значения. Она подошла к воротам и открыла их.

Очутившись за воротами, она смогла дышать более легко, а тяжесть в ее груди исчезла. Кошмар телохранителя. Именно так она назвала дом Люциана и была права. В этом фешенебельном районе каждое поместье занимало по нескольку акров земли, следовательно, поблизости было всего несколько домов. Большая часть местности была занята деревьями и густым кустарником. Тайлеру Дрейку это было на руку. Но что встревожило ее, так это вид высоких скал, возвышающихся над домом на милю или около того. Какое прекрасное место для наблюдения как за домом Люциана, так и за всей территорией.

Джексон вздохнула и быстро пошла вдоль дороги, держась в тени деревьев. Движущуюся цель было легче заметить, чем неподвижную, поэтому все преимущества были у Дрейка, если он уже начал следить за местностью. Ей не хотелось думать о Люциане и о том, что он рассказал ей. Вампиры. Их не существует. Их просто не может быть. Скорее всего, она была свидетельницей какого-нибудь таинственно трюка… Но она же выстрелила в эту тварь, а она никогда не промахивалась. Никогда. Джексон видела, как пуля вошла ему прямо посередине лба. Даже не замедлив его движения.

Чем ближе подходила Джексон к возвышенности, тем медленнее она шла. Ей не хотелось быть замеченной. Если уж она этой ночью вышла на охоту, то Дрейк мог и подавно. Девушка начала тщательно изучать землю, ища следы того, что Дрейк прошел этим путем. Она бы везде узнала его работу. Холодный воздух проникал под ее одежду, и Джексон обнаружила, что дрожит, несмотря на тот факт, что движение должно было ее согреть. Однако ее способность видеть в темноте стала во много раз лучше, и она была благодарна за это замечательное качество. Джекс постаралась сконцентрироваться на этой мысли, чтобы не замечать пробирающего до костей холода.

Девушка изучала землю, ее глаза безостановочно двигались туда-сюда, ища хоть одну вещь, которая была бы здесь неуместна. Только одну. Это все, в чем она нуждалась, чтобы убедиться, что Дрейк здесь. Первые несколько лет Джексон пыталась спрятаться от него, пока не поняла, что это бесполезно. Теперь, она жила не таясь, чтобы он мог последовать за ней, если захочет этого. Но он никогда не делал попыток причинить ей вред, он причинял боль только тем, кто окружает ее. Только тем, кого он считает угрозой для себя. Люциан обозначил себя как цель. Благодаря прессе, раструбившей об их помолвке, теперь всем стало известно, где он живет.

Она легла на живот и поползла по мокрой траве верх к вершине холма. Там, используя прицел винтовки, она изучила территорию поместья. С этого угла не было никакой возможности сделать выстрел. Густая листва и деревья защищали дом со всех сторон. Даже балконы были полностью скрыты от глаз. Она внимательно осмотрела окружающую ее местность, выискивая следующую возвышенность, куда мог направиться Дрейк.

Она была на полпути к следующей скале, когда ею овладело то странное чувство, которое всегда ею овладевало, когда она знала, что впереди ее поджидает опасность. Это было большее, чем инстинкт. Дар. Проклятие. Но чтобы это не было, Джексон знала: Дрейк поджидает ее впереди. Она замедлила шаг, стараясь сохранять полнейшую тишину. Чтобы даже шелест одежды не выдал ее присутствия. Медленно поднимаясь вверх, девушка уделила особое внимание изучению скал. Она нашла отпечаток обуви, он был легким, но все равно был. Дальше, почти у самой вершины, глубоко в грязи виднелся явственный след веревки, а рядом отпечаток большого пальца. Эту отметку она видела и раньше. Все ее детство прошло в тренировках с Дрейком. Она знала, как он передвигается, как взбирается по веревке, и как он ее отвязывает. Костяшка его большого пальца всегда прикасается к земле, когда он это делает.

Вот сейчас ее сердце заколотилось. Он вполне мог находиться наверху, тем самым ставя ее в невероятно уязвимое положение. Она довольно долго колебалась, прежде чем вытащить из ботинка нож и, зажав его между зубами, предпринять последнюю попытку взобраться на утес. Она лежала неподвижно, выжидая пока восстановится дыхание и вслушиваясь в звуки ночи. Слушалось пение насекомых, как бы говоривших ей, что она здесь одна. Но Джекс не двигалась, она не была дурой. Дрейк бы никогда не побеспокоил насекомых так, чтобы они полностью замолчали. Он был профессионалом, он точно знал, что делает. Он никогда не выдаст свое местоположение неосторожными движениями.

Когда Джексон начала двигаться, то делала это медленно, дюйм за дюймом, на животе, прижимаясь как можно ближе к земле и используя локти для продвижения вперед. Преодолев открытое пространство, она нашла относительное укрытие в густом кустарнике. Джекс очень осторожно скинула с плеча винтовку. Оказавшись в ее руке, та дарила ощущение надежности и безопасности, но ее предназначение было в стрельбе на расстоянии, а не для рукопашной схватки. У нее может быть лишь одна возможность избавить мир от Тайлера Дрейка. Если он там, приняла решение она, то только один из них спустится вниз. Поскольку Дрейк никогда не позволит арестовать себя.

Она преодолела последние дюймы и поняла: Тайлер пробыл здесь некоторое время. Она чувствовала повсюду его запах. Действительно чувствовала. Он вернул все ночные кошмары, этот запах. Следы были достаточно свежими, что означало, что Тайлер Дрейк, должно быть, наблюдал за имением, пока Люциан находился вместе с ней в больнице. В них стрелял не он, да и сейчас она не чувствовала опасности, значит он ушел до их прибытия. Убедившись, что Дрейка на скале нет, она позволила себе на мгновение расслабиться. От такого количества нежелательных воспоминаний все в ее животе свернулось в тугой узел. Ей становилось плохо от одного его присутствия, поэтому сделав глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, Джексон быстро пересекла открытое место, направляясь к краю скалы, чтобы еще раз взглянуть на дом. Отсюда вид был намного лучше.

Достав винтовку с оптическим прицелом, она навела ее на цель. Зеленый растительный покров большей частью загораживал двор перед домом, но вот верхние этажи возвышались над деревьями. Она смогла частично заглянуть в пару комнат, и это несмотря на витражи. Джекс была недостаточно хорошо знакома с планировкой дома, чтобы знать, какие комнаты она видит, но ни одна из них не являлась ее спальней. С этого места Дрейк вполне мог выстрелить и попасть в Люциана, если бы тот зашел в одну из этих комнат. Развернувшись, она достала небольшой блокнотик и вдумчиво внесла все расчеты.

Спуск и обратный путь к дальней стороне дома занял довольно много времени. Лес был густым, и повсеместно росли кусты. Винтовка становилась все более и более обременительной. До Джексон наконец-то дошло, что она намного слабее, чем ей казалось вначале. Начали ныть раны, которые, как она думала, полностью зажили. Дыхание стало затрудненным. Ребенком, тренируясь на базе, она научилась преодолевать любые трудности, в том числе и различную боль или дискомфорт. Она быстро проверила состояние своего тела, оценила нанесенный ему вред, и… отогнала от себя все мысли об этом. Защита Люциана была намного важнее. Он не захотел поверить ей, когда она сказала, что Дрейк представляет для него опасность, что он профи, хамелеон, когда этого требуют обстоятельства.

Поместье было громадным. Люциан был прав, говоря, что даже с высокого места Дрейк не сможет сделать приличного выстрела. Но были и другие возможности. Она пошла вдоль массивной каменной стены, окружающей участок. Она была очень высокой и очень толстой. По другую сторону которой бегали волки. Она не могла их видеть, но то, что они там, чувствовала. Это было странно, но у нее создавалось ощущение, что они окликают ее. Дрейк проходил здесь. Джексон положила руку на стену. Отравил бы он волков? Это не составило бы для него проблему. Была ли система безопасности, на которую рассчитывал Люциан, такой надежной? Наличие волков не остановило бы Дрейка.

Глава 6

Джексон склонила голову, словно оценивая, можно ли взобраться на стену. Отнюдь. Она вздохнула. Интересно, какую часть дома можно увидеть с вершины стены? Когда девушка искала возможность взобраться наверх — за что можно было бы зацепиться пальцами, и куда можно было бы поставить ноги, — холодный ветер закружил листву и веточки возле ее ног, и в эпицентре этого мини-смерча, прямо позади нее, появился Люциан. Его большое тело находилось так близко к ее, что она оказалась в ловушке между ним и высокой стеной.

С тихим тревожным криком Джексон резко развернулась, пытаясь поднять руку с зажатым в ней ножом, но пальцы Люциана твердо обхватили ее хрупкое запястье, прочно удерживая его. Он склонился над ней, вжимая ее изящное тело прямо в стену. Его рот дотронулся до ее уха.

— Ты не дожидаешься меня дома.

Ее сердце заколотилось. Она не была уверена от чего именно — от близости его тела или от неожиданности его появления.

— Формально, я могу отмазаться, сказав, что все еще нахожусь на территории поместья. Что просто пошла проверить кое-что, — она попыталась посмотреть ему в лицо, чувствуя себя очень уязвимой, будучи зажатой между стеной и его мускулистым телом. Он уже забрал нож из ее руки, но она по-прежнему была прикована к нему, его пальцы крепко обхватывали ее запястье.

— Ты совершенно точно находишься не там, где я тебя оставил, милая, — прошептал ей на ухо Люциан, от его теплого дыхания у нее на шее взметнулись завитки волос, и нежелательное возбуждение пробежало по телу. Стянув с ее головы кепку, он позволил светлым шелковистым волосам дико разлететься во все стороны.

Она больше не мерзла. Ему удалось согреть ее всего лишь несколькими словами.

— Что дела идут не так, как ты планировал в своем маленьком списке? — сладко спросила она.

Его рука обхватила ее за горло так, что ее пульс бился прямо ему в ладонь. Его большой палец поглаживал изящную линию ее подбородка.

— Он был здесь задолго до тебя, ангел. Ты напрасно подвергла себя опасности, — Люциан промолвил это своим самым нежным голосом, тем не менее, она уловила в нем нотки выговора. Даже более того. Предупреждения.

— Не напрасно. Ты просто не наткнулся на него. Он, вполне вероятно, наблюдает за нами прямо сейчас, — поняв, что она только что сказала, Джексон попыталась развернуть их так, чтобы прикрыть его большое тело своим.

Благодаря присутствию в ее сознании, Люциан с легкостью узнал об ее намерениях. Она безумно хотела защитить его от Дрейка.

— Успокойся, Джексон, — выдохнул он, его голос был успокаивающим бальзамом, наполняя ее душу теплом. Он прижимал ее к себе со всей своей невероятной силой. Защищая ее. Смакуя ее близость. — Его сейчас нет поблизости. Я просканировал территорию, и будь он рядом, я не был бы так нежен с тобой. Тебе нет никакой необходимости защищать меня. Тайлеру Дрейку не по силам причинить мне вред.

Его рука на ее горле была теплой и собственнической, заставляя растопленное тепло бежать по ее венам, где до этого текла только кровь.

— Не знаю, что означает «просканировал территорию», но я обыскала ее, найдя свидетельства его присутствия в двух местах. В первом случае мы сможем с легкостью защитить себя, а вот во втором — нет.

Люциан склонился над ней.

— Ты плохо меня слушала, — он, казалось, совсем не обращал внимания на их разговор, отвлеченный другими вещами. — Не дергайся, Джексон, — пробормотал он.

Она совершенно неподвижно замерла. Джексон не знала, каким образом, но чувствовала его внутри себя и как раз в том месте, где ныли ее раны. Его пальцы, широко раздвинувшись, накрыли ее живот. Он ничего не делал, просто положил на нее свою ладонь, и боль сразу же исчезла. Люциан притянул ее в свои объятия.

— Больше этого не делай. Ты без всякой необходимости устала и замерзла, — он ладонями обхватил ее лицо.

Джексон наблюдала, как его глаза меняют цвет от льдисто-черного до обжигающе-собственнического, когда он наклонял свою голову к ее. Загипнотизированная, она стояла, ожидая прикосновения его губ. Джексон чувствовала его дыхание, жар, притягательность. Она чувствовала, как он дотрагивается до ее сознания с нежностью и теплотой. Его рот скользнул по ее, уговаривая, пробуя. Мир исчез. Осталось только шелковистое тепло, расплавленный огонь. Джексон закрыла глаза, отдаваясь чистому удовольствию. Чувственности. Темному огню.

Он еще ближе притянул ее к себе, поднимая своими сильными руками ее изящное тело и что-то нашептывая ей. Она не слышала что, не могла слышать. Его рот был самим совершенством. Лишая ее последней здравой мысли, последнего чувства ответственности и заменяя все это жгучей магией. Земля исчезла из-под ее ног, а мимо пронесся ветер. Она почувствовала его в своих волосах, на своем лице. Головокружительное ощущение, словно на американских горках, охватило ее. Но его рот был всем, что действительно имело значение.

Когда Люциан поднял голову, у Джексон перед глазами все плыло, и ей пришлось несколько раз проморгаться, прежде чем она смогла сфокусироваться на окружающей обстановке. После чего она сразу же задохнулась и оттолкнула его. Он поставил ее на ноги, которые были как ватные, но она устояла, благодаря полнейшему шоку. Они находились около дома, прямо возле кухонной двери. Девушка с силой прикусила нижнюю губу, выдавливая крошечную капельку крови и чувствуя ее вкус на своем языке.

— Как мы здесь оказались? — она подняла одну руку, удерживая его на расстоянии.

Люциан проигнорировал ее жест, подходя ближе и наклоняясь, чтобы еще раз найти ее рот, его язык прошелся по ее губам, лаская, исцеляя, впитывая ее вкус. Джексон ударила по его твердой, как стена, груди, не желая вновь попадать под его черную магию.

— Ответь мне. Как мы здесь оказались?

Он выглядел удивленным.

— Не так уж и трудно перемещаться по…

— Прекрати! — Джексон закрыла уши руками. — Не говори ничего, пока я не обдумаю все это. Каждый раз, когда ты что-нибудь говоришь, ты заставляешь меня чувствовать себя еще большей идиоткой.

Его глаза беззастенчиво смеялись над ней, когда он лениво потянулся, чтобы снять с ее плеча винтовку. Для него она была безумно красивой и неправдоподобно привлекательной, стоя здесь со своими огромными шоколадными глазами и неприрученными волосами. Но поскольку ее сознание пыталось найти ответы на вопросы, то, учитывая ее склонность насилию, оружие надо было забрать.

Раздался волчий крик, нотка радости в ночи.

— Там, — она махнула в сторону леса. — Твои маленькие друзья зовут тебя. Беги, поиграй с ними немного. На данный момент ты меня подавляешь, и мне нужна передышка.

Он протянул к ней руку.

— Бегать с волками — действительно большая радость, ангел, — его рука покрылась мехом. Черным блестящим мехом. Его рука исказилась, изменив форму.

Джексон услышала свой собственный крик. И не смогла поверить, что этот странный звук вырвался из ее горла. Она развернулась, распахнула дверь на кухню, проскочила внутрь и с грохотом захлопнула ее за собой. Закрыв все без исключения замки, девушка соскользнула на пол и, подняв колени, начала раскачиваться взад и вперед, стараясь успокоиться.

Этого не было. Этого просто не могло быть.

— Что ты такое? — мысленно прокричала она. Что он такое? Что она должна делать? Если она позвонить в полицию, никто ей не поверит. В альтернативе, если даже и поверят, то правительство поместит Люциана в лабораторию и начнет исследовать. Джексон уткнулась лицом в руки. Что же ей делать? Может быть, это еще один фокус. Другая иллюзия. Просто потому, что он назвал то отвратительное создание вампиром, еще не означает, что это правда. Это была иллюзия. Должна была быть. Он ведь мастер-маг. Именно так он заработал все свои деньги, верно? Разве не все фокусники миллиардеры? Пожалуйста, пусть они все будут миллиардерами.

Что-то заставило ее поднять голову. Она была невероятно осторожной, удерживая руки возле лица и смотря между пальцами. Через дверь, ведущую в холл, проникало что-то вроде низко-стелющегося тумана. Он, казалось, на мгновение тихо завис. Джексон прикусила костяшки пальцев. Туман. В доме. Ну конечно, в доме Люциана был туман. Разве не в каждом доме есть туман?

Затем высокая элегантная фигура Люциана заполнила дверной поем, закрывая от нее холл. Пристальный взгляд его черных глаз медленно прошелся по ее лицу. В нем она увидела ничем неприкрытое собственническое чувство. Она узнала его, хотя все, чего она хотела, так это удрать. Но она не могла даже встать на ноги, не говоря уже о том, чтобы сбежать.

— Уходи, Люциан.

— Я напугал тебя, милая. Сожалею. Я всего лишь дразнил тебя.

Ее ресницы на мгновение затрепетали, прежде чем она нашла в себе храбрость вновь посмотреть на него. Ну почему у него должен быть такой вид? Он источал власть.

— Все, кого я знаю, могут превращаться в волка. Именно это ты делал? Превращался в волка? — ее зубы с силой прикусили костяшки.

Он пересек комнату неслышными, легкими шагами. Ее сердце болезненно сжалось. Она постаралась сделаться меньше. Люциан же просто уселся на пол рядом с ней, оперевшись спиной на дверь, прижавшись к ее боку и подняв свои колени. Каждое движение было медленным и осознанным, чтобы не напугать ее еще больше.

— Я хвастался, — его рука дотронулась до ее волос. — Ничего более, ничего зловещего, простое хвастовство.

Джексон поморщилась.

— Что ж, не делай этого больше. Люди на это просто не способны, Люциан. Они не могут этого делать, о’кей? Поэтому прекрати думать, что тебе это по силам. Это невозможно.

Его рука снова нашла ее шелковистые волосы, его пальцы нежно перебирали пряди, пока его ладонь не легла на ее затылок. Он начал легкий успокаивающий массаж, частично снимая охватившее ее напряжение.

— Ангел, мы обсуждали это во время твоей беседы с Барри по поводу волка. Ты знаешь, что это был я.

Она решительно покачала головой.

— Я не думала, что ты подразумевал это буквально. Я полагала, что у тебя, возможно, был волк или собака. Ты же можешь заставить людей поверить в оптический обман. Я подумала, что ты просто заставил Барри увидеть иллюзию, что в действительности ты не был волком. А это никогда не приходило мне на ум. Ты не можешь превращаться в волка. Никто не может этого делать.

— Я карпатец, не человек, хотя ты упорно продолжаешь считать меня им. У меня много различных способностей, о чем я тебе не раз говорил, — его голос был преднамеренно мягким и успокаивающим.

— Да ты просто псих, вот и все. Людей подобных тебе просто не существует в природе, Люциан, так что выкинь это из головы, — она потерла свой лоб. — Ты не можешь больше поступать подобным образом.

— Ты не дышишь, милая. На минутку прислушайся к своему телу, — посоветовал он, сохраняя свой голос мягким и убедительным.

И сразу же она поняла, что ее сердце бьется слишком часто, что ее легкие задыхаются от нехватки воздуха. Мгновением позже Джексон ощутила его сердцебиение, медленное и стабильное, ощутила воздух, с легкостью проходящий через его легкие. И ее тело незамедлительно начало подстраиваться под его. Джексон подняла руки, сбрасывая его ладонь со своей шеи.

— Видишь? Вот! Ты не можешь делать этого. Никто не может синхронизировать сердцебиения так, как это делаем мы. Чтобы ты ни делал, прекрати сейчас же. Ты сводишь меня с ума.

Его рука не покинула ее затылок, и это необычайно интимное прикосновение она, не смотря ни на что, находила довольно успокаивающим. Джексон вздохнула и откинула голову на его руку.

— Ты сводишь меня с ума, — вновь пробормотала она устало.

— Ты считаешь, что не сможешь принять то, о чем я тебе говорю, но, в конечном счете, твое сознание преодолеет человеческие ограничения, — он промолвил это так нежно, что у нее дрогнуло сердце.

В тот момент, когда она уступила неизбежному и расслабилась возле него, ее сердце и легкие незамедлительно подхватили медленный и спокойный ритм его. Люциан привлек ее в свои объятия и начал покачивать, как ребенка, от чего она почувствовала себя защищенной и в безопасности. Джексон посмотрела в его лицо, такое неподвижное, словно высеченное из камня, такое красивое, что он мог бы позировать для статуй греческих богов.

— Я не хочу ничего чувствовать к тебе, — она очертила его совершенную челюсть кончиком пальца. — Это слишком сильно ранит.

Он тенью скользил в ее сознании, осторожно, стараясь, чтобы она не распознала его прикосновения, и успокаивая хаос ее мыслей. Он с легкостью распознал ее ужасный страх за него. За него. Она боялась не его.

— Послушай меня, Джексон, и на этот раз услышь то, что я скажу. Тайлер Дрейк — человек. Он не вампир. У него нет сверхъестественных способностей. У Дрейка нет ни единого шанса против такого, как я. Я нахожусь в твоем сознании, я был рядом с тобой, когда ты исследовала места, который он выбрал, чтобы следить за домом. Ты действительно думала, что я оставил тебя в одиночестве и без защиты? Неужели ты веришь, что я не знаю о том моменте, когда ты приняла решение покинуть этот дом? Я бы узнал о его присутствии, едва он снова приблизился бы к нашей собственности. В любом случае Тайлер Дрейк не сможет мне навредить.

— Если ты знал, что я покинула дом и разыскиваю Дрейка, ты не опасался, что я могу столкнуться с ним? — с вызовом спросила она. Человек подобный Люциану обеспечил бы ей защиту, если бы действительно об этом знал.

Легкая улыбка тронула жесткие уголки его рта.

— Я бы уничтожил его издали. Я нахожусь в твоем сознании, милая. Я могу «видеть» твоими глазами. А все, что я могу увидеть, я могу уничтожить. Если я общаюсь с человеком, и он слышит мой голос, я могу уничтожить его. И, как я уже говорил, у меня есть определенные способности.

Она спокойно лежала в его объятиях, стараясь осознать то, что он говорил ей.

— Люциан, как что-либо из этого возможно? Как кто-то, подобный тебе, может существовать все это время, и при этом ни один человек не знает о тебе?

— Некоторым известно о нас. Мы родом с Карпатских гор, и называем себя карпатцами. Есть люди, которые охотятся на нас, стараются убить. Есть ученые, которые с радостью поместили бы нас в лабораторию. Они боятся, что мы вампиры, и, хотя нас немного, они боятся нашей силы.

— Ты напугал меня до смерти.

— Не думаю. Просто твоему сознанию трудно принять различия. Не путай это со страхом. Как тебе известно, я никогда не причиню тебе боли. Я не способен причинить тебе боль. Ты — мое сердце и душа. Воздух, которым я дышу. Ты несешь свет в ужасную темноту моей души, — он взял ее руку и поднес к своему теплому рту. — Бывают моменты, когда я чувствую, что ты можешь собрать все пропавшие частички моей души и поставить их на место, тем самым вновь сделав меня целым.

— Это так ты видишь меня, Люциан? — большие глаза Джексон уставились в темные, пустые глубины его глаз.

— Это то, кто ты есть, Джексон, — тихо ответил он. — Я нуждаюсь в тебе. Весь остальной мир не нуждается в тебе так, как я. Чтобы жить. Дышать. Ты — мой смех и, как я подозреваю, мои слезы. Ты — вся моя жизнь.

— Ты не можешь чувствовать ко мне всего этого, так как повстречал меня совсем недавно. Ты совсем не знаешь меня.

— Я побывал в твоем сознании много раз, Джексон. Как я могу не знать тебя? Ты уже пленила мое сердце. Именно я должен найти способ заставить тебя полюбить меня, не смотря на все мои грехи.

— У тебя их так много? — мягко спросила она. Он вывернул ее наизнанку своим признанием. Он казался таким независимым, как он вообще мог нуждаться в ком-либо, и менее всего в ком-либо с ее проблемами?

— Моя душа так запятнана, любовь моя, что реальной возможности когда-либо очистить ее нет. Я темный ангел смерти. Я выполнял свой долг в течение стольких столетий, что не знаю иного образа жизни.

— Опять это слово. Столетия, — слабая улыбка прогнала тени с ее лица. — Если ты настолько темная, страшная персона, то почему я не чувствую зла, когда нахожусь рядом с тобой? Я знаю, что у меня нет твоих…, — она на мгновение запнулась, не в силах подобрать верное слово, — …талантов, но я обладаю врожденным чувством настроенности на какое-либо зло. Я незамедлительно ощущаю его присутствие. Ты никак не можешь иметь черную душу, Люциан.

Затем он поднялся, всего лишь легкое движение мышц, и вот он стоит на ногах с Джексон в своих объятиях.

— Ты должна поесть, малышка. Иначе зачахнешь прямо на моих глазах.

— Учитывая то, с какой легкостью ты меня поднял, я думаю, ты должен оценить, что во мне нет лишних фунтов.

Люциан усадил ее на кухонный стол:

— Надеюсь, ты не собираешься сказать мне, что не ела из-за опасения, что я буду не в состоянии тебя поднять?

Она скрестила ноги и подняла одну бровь.

— Меня больше волновало, что ты потянешь спину, — она старалась не смотреть, как под тонкой шелковой рубашкой играют его мускулы.

Люциан тихо посмеивался над этим ее возмутительным намеком, собирая ингредиенты для супа.

— В вопросах безопасности ты отныне всегда будешь повиноваться мне, Джексон.

— «Повиноваться»? Интересное слово. Не думаю, что в полной мере поняла его смысл, хотя и являюсь взрослой женщиной.

— Взрослая женщина? Ты в этом уверена? Ты думаешь, что раз взрослая, то имеешь право так поступать? Какая пугающая мысль.

— Надеюсь, ты действительно не думаешь, что я буду повиноваться тебе, — тихо, на полном серьезе проговорила Джексон. Она наклонилась, привлекая его внимание. — Не думаешь?

Он пожал плечами с такой естественной грацией, от которой у нее всегда захватывало дух.

— Мне никогда не приходилось просить больше одного раза.

Она выпрямилась, нахмурившись.

— Что это означает? Ты бы не осмелился использовать этот свой угрожающий голос на мне.

Он оторвался от своего занятия, его черный пристальный взгляд встретился с ее.

— Но ты бы никогда не узнала, поступи я подобным образом, не так ли? — его голос был очень, очень нежным.

Джексон спрыгнула на пол, едва удержавшись от того, чтобы не пнуть его в голень.

— С меня достаточно. Знаешь, ты просишь меня смириться вовсе не с чудаковатой тетушкой из своей семьи или с чем-нибудь еще. И, несмотря на то, что ты не обычный, среднестатистический жених, я не собираюсь ради тебя меняться. Меня приняли на эту работу, потому что я хороша в ней. Очень хороша. Имей немного уважения.

Он помешал суп, не меняя выражение лица.

— Ты считаешь, что у меня нет уважения ни к тебе, ни к тем вещам, с которыми ты была вынуждена бороться на протяжении всей своей жизни? Как тебе это только пришло в голову? Джексон, для гнева нет никаких причин. Я также не могу изменить того, кто я есть. Заботиться о тебе — моя священная обязанность. Это было заложено в меня задолго до моего рождения. Думаешь, раз ты смертная, то это изменится?

— О, Господи, опять «смертные». Но, по крайней мере, хоть кто-то дал тебе жизнь. Какое облегчение, — она провела рукой по волосам. — Посмотри на меня, Люциан.

Он послушно повиновался ее приказу. Она внимательно изучила его лицо, плавные изгибы его чувственных черт, прежде чем ее пристальный взгляд задумчиво остановился на его темных глазах.

— Я знаю, ты никогда не стал бы ничего от меня скрывать. Ты бы чувствовал себя виноватым.

— Я никогда не буду чувствовать себя виноватым, заставляя тебя заботиться о своем здоровье, ангел. Не совершай ошибки, оказывая мне слишком много доверия. Но я бы, действительно, чувствовал вину, что-либо утаив от тебя. Между Спутниками жизни это не принято. В любом случае, тебе стоит только изучить мое сознание.

От этого предложения Джексон рассмеялась.

— Я едва могу осмыслить то, что ты говоришь мне. И я совершенно точно не намерена шнырять по мозгам, которым несколько столетий. Это только напрашиваться на неприятности. Как ты можешь выглядеть таким современным, если ты, вроде как, такой чертовски древний?

Люциан вновь вернулся к супу.

— Это не трудно. Я учусь и быстро адаптируюсь к новой действительности. Это необходимо, когда желаешь приспособиться. Садись за стол.

Она топнула ногой.

— От запаха мне не становится плохо. Это твоя работа, да? Ты что-то делаешь, чтобы я могла чувствовать запах еды, не ощущая себя больной.

— Да, — подтвердил он, не видя резона отрицать это. — Необходимо, чтобы ты поела. Я не хотел бы принуждать тебя, лишь потому, что ты не способна принять пищу. Это будет неправильно.

Принуждать тебя. Джексон нашла стул и довольно тяжело опустилась на него. Почему это прозвучало как цитата из романа про вампиров? Она удручающе взмахнула рукой.

— Не надо больше об этом. Не думай, и даже не говори этого снова. Я начинаю привыкать к «столетиям», но «принудить тебя» — это уж слишком.

Люциан поставил перед ней чашку с супом. Его сознание, как всегда связанное с ее, начало управлять ею. Он вызвал в ней чувство голода. Заставил появиться мысль, что похлебка пахнет восхитительно и что она хочет ее съесть. Он приказал ее телу не отвергать ее и дополнительно подкрепил приказ «толчком», чтобы не было никакой ошибки. После чего очень нежно положил руку ей на плечо, нуждаясь в физическом контакте с ней.

Ни разу до этого он не позволил себе выразить то, что почувствовал, когда понял, что она покинула дом. Рассматривая ее сейчас, здесь на кухне, он вновь и вновь анализировал незнакомые для него эмоции. Страх. Он боялся за нее. Не того, что Дрейк найдет ее, а того, что придется использовать ее, чтобы уничтожить Дрейка. Ему не хотелось бы, чтобы она сталкивалась с этим. Страх. Страх, что вампиры обнаружат ее за пределами защиты, которой он окружил земли и дом. Страх. Он никогда не испытывал такой эмоции. От нее выворачивало внутренности.

Пальцы Люциана запутались в богатстве ее светлых волос. Она откинула голову назад, чтобы посмотреть на него, удивленная тем, что он стиснул ее волосы в кулаке.

— Что? О чем ты думаешь? — по его лицу ничего нельзя было прочесть, ничто в его глазах не выдавало его, но Джексон уже начала узнавать его. Этот маленький, но верный признак напряжения говорил о том, что его мысли были далеко не приятны. — Скажи мне.

— Я боялся за тебя. Раньше, когда ты была вдали от этого безопасного дома, — Люциан и не думал избегать правды.

Джексон отреагировала незамедлительно, обхватив пальцами его мощное запястье.

— Ты сам сказал, что я была в полнейшей безопасности.

— От Дрейка ты была в безопасности, — признался он, с удивлением глядя на ее руку. Ее пальцы не обхватили даже и половины его запястья, тем не менее, она обладала огромной властью над ним. — Дрейк не сможет причинить тебе вред.

— У него есть власть. Он может добраться до Барри. Я знаю, ты думаешь, что неуязвим, но пуля снайпера может убить с немалого расстояния, а Дрейк первоклассный стрелок. Ему даже нет необходимости встречаться с тобой лицом к лицу, — она опустила голову. — Именно так Дрейк может ранить меня. Именно так он постоянно делает — через кого-то другого, кого-то, кто важен для меня. Именно поэтому я не хочу быть с тобой.

Возвышаясь над ней, он обнаружил, что улыбается.

— У тебя появляются ко мне чувства.

— Ну и продолжай твердить себе это, — буркнула она. — Этот суп вкусный. Я удивлена, что ты знаешь, как готовить, — ей не слишком сильно хотелось обсуждать или каким бы то ни было образом упоминать о том, что беспокоит его, поэтому она осторожно встала, отодвинувшись от него в чисто женском отступлении, которое он в тайне нашел невероятно забавным.

Все, что она делала, походило на это. Освещало его изнутри. Наполняло теплом. Заставляло желать улыбаться. Даже более того, он был вынужден улыбаться. Люциан наблюдал, как она очень осторожно и тщательно вымыла чашку и ложку.

Джексон поймала его взгляд.

— Что? — защищаясь, спросила она.

— Мне нравится смотреть на тебя, — с легкостью признался он. — Мне нравится видеть тебя в своем доме.

Она постаралась не показать ему, как его слова польстили ей. Может быть, она была просто одинока. Может быть, она была слишком восприимчива к его красивым глазам. Его голосу. Или, может быть, его рту. Или, может быть, из-за того, что он был чертовски привлекателен. Она громко вздохнула.

— Я собираюсь подняться наверх и немного отдохнуть. Жизнь с тобой слишком эмоциональна для меня.

Люциан последовал вслед за ней наверх, неся ее снайперовскую винтовку.

— Эта штука весит почти столько же, сколько и ты, Джексон.

— Ты сказал, что знал, что меня не было в доме, — неожиданно начала размышлять она вслух. — Почему же я не знала, что ты делаешь?

— Ты не смотрела.

Она бросила на него взгляд через плечо, в ее больших глазах красноречиво читалось осуждение.

— Смотреть? На что?

— В мое сознание, — он произнес это монотонным голосом без каких-либо интонаций. — Я тенью присутствую в твоем сознании. За исключением того факта, что для меня так гораздо безопаснее — знать, что ты делаешь каждую минуту, нам необходимо дотрагиваться друг до друга, чтобы чувствовать себя спокойно.

— Ты знаешь, Люциан, будь у меня хоть капля мозгов, я бы не позволила тебе втянуть меня во все это. Ты бросаешь эти свои небрежные высказывания, и мое любопытство, как всегда, берет надо мной вверх, — она швырнула свои ножи и оружие на комод, достала из кармана кепку и добавила к образовавшейся куче.

Люциан наблюдал за ней полуприкрытыми глазами, легкая улыбка скользила по его губам.

— Посмотри на себя, ты — ходячий арсенал.

— Ну, по крайней мере, я знаю, как защитить себя. Ты же считаешь себя таким могущественным, что даже пуля снайпера не сможет достать тебя.

— Мы опять вернулись к этому. Сладенькая, я могу управлять небесами, двигать землю, перемещать свое тело сквозь время и пространство. Я всегда более вооружен, чем когда-либо будешь ты. И не смотри на меня своими большими карими глазами с легкой гримаской на лице. Ты в страшной опасности, а все, чего хочу я — поцелуем стереть это выражение с твоего лица.

Джексон так быстро от него отпрянула, что упала навзничь на постель, с тревогой на лице.

— Стой, где стоишь, чудовище, — она подняла руку, удерживая его на расстоянии. — Не говори и даже не смотри на меня. Ты используешь нечестную тактику, чтобы добиться своего.

Он крадучись пересек комнату, подобно завоевателю склонившись над ее маленькой фигуркой.

— Ты заслужила небольшое наказание за то, что покинула этот дом после своего такого искреннего обещания остаться на месте.

— Я заверила тебя, что у меня нет никакого желания идти танцевать, — виртуозно выкрутилась она. — Понятия не имею, откуда ты взял, что я собираюсь сидеть без дела и дожидаться тебя. У меня были дела. Современные женщины не сидят дома, когда их мужчины уходят и развлекаются.

Он дотронулся до ее лица кончиком пальца, проведя им по ее нежной коже, изящной линии ее высоких скул.

— Я сказал тебе остаться здесь.

— Я всего лишь вышла прогуляться. Свежий воздух полезен для здоровья, разве ты этого не знал? А ходьба — самое лучшее упражнение. Им можно заниматься где угодно и когда угодно, — она выглядела совершенно уверенной в этом. — Прогулка не расценивается как уход.

Люциан сел на кровать, притянув ее к себе.

— Прогулка, — рассеянно пробормотал он, его пальцы запутались в ее волосах. Ощущение их на своей коже отвлекало его. — Не рискуй собой больше, ангел. В следующий раз я приму меры.

Она пихнула его в грудь, в основном, чтобы получить передышку, чем по какой-либо иной причине. Казалось, он был способен начисто лишить ее воздуха.

— Надеюсь, ты не думаешь угрожать мне. Я офицер полиции, Люциан. Угрозы не лучший способ добиться расположения.

— Я не нуждаюсь в расположении, и меня не очень-то заботит твой довольно-таки необычный выбор работы. Сейчас, вероятно, не лучшее время заводить об этом разговор, но ты, кажется, иначе не понимаешь. Никто никогда не обсуждал мои решения. Ты больше не подвергнешь себя риску, — Люциан не повысил голоса, даже наоборот, тот стал нежнее, мягче, чем был до этого. Его голос звучал спокойно, почти рассеянно, когда он отдавал ей приказ.

Джексон нахмурилась.

— Чем лучше узнаю тебя, тем хуже мне кажется твое поведение. Я не люблю властных мужчин.

Его рука плавно опустилась на ее затылок, лакая пальцами нежную, чувствительную кожу. Он, казалось, этого не заметил, а она сидела очень тихо, не желая привлекать внимания к тому факту, что он разбросал ее разум во всех направлениях.

— Я не считаю себя властным. Существует огромная разница между властностью и командованием.

— Тогда иди, командуй кем-нибудь другим, Люциан, потому что за свою жизнь отвечаю я сама. Полностью отвечаю. Если я решу покинуть дом, то сделаю это в любое время, когда захочу. Не думай, что если будешь вести себя как диктатор, то это сойдет тебе с рук, лишь потому, что ты… — слово совершенно ускользнуло от нее. Кто он?

— Я уже ответил на этот вопрос, — он умышленно воспользовался интимной формой общения, которую его раса привыкла использовать между Спутниками жизни. Не в силах удержаться от соблазна, он склонил голову к ее чувствительному затылку. — Я карпатец, твой Спутник жизни.

И вновь чувственный голод прошелся по его телу. Его внутренности горячо сжались, и он закрыл глаза, смакуя вкус и ощущение ее кожи. Смакуя ощущение сильного голода. Его большое, сильное тело склонилось над ней, медленно заставляя ее опуститься на кровать. Она была такой хрупкой, такой изящной под его изучающими руками, когда он запечатлял ее в глубинах своей души на все времена.

— Люциан, — его имя прозвучало тихой, произнесенной шепотом мольбой, как будто она просила его о помощи.

Люциан поднял голову и посмотрел в ее невероятно огромные глаза. Она выглядела смущенной, сонной и очень, очень сексуальной.

— Я не обижу тебя, ангел, всего лишь уступи громадной потребности в тебе, которую я испытываю.

Потянувшись, она дотронулась до его волос, небольшая улыбка изогнула ее полную нижнюю губу.

— Да, я заметила. Просто я думаю, что все это немного опасно. Я все еще стараюсь свыкнуться с мыслью, что ты не человек. Ты говоришь мне всю эту научно-фантастическую чепуху, я слушаю тебя, но мой разум не желает сводить воедино все факты. Ты определенно внушаешь страх, Люциан.

— Но не тебе, — возразил он, его голос был ленивым, когда он склонился, чтобы прикоснуться своим ртом к ее шее. Она была так хороша на вкус. Ее кожа была как атлас. — Я был неизменно нежен с тобой, — его рот прошелся по совершенству ее кожи вниз к горлу и по ключице. Она была такой невероятно хрупкой. Он не представлял, как что-то столь маленькое может соединять в себе такое совершенство.

— Ты всегда так сдержан. Не могу представить тебя вышедшим из себя. Но когда ты смотришь на меня и… — она закрыла глаза, как только его губы начали бродить ниже, отодвигая в сторону тонкий материал ее топа, открывая больший участок ее кожи для исследований своего рта.

— Что ты говоришь? — пробормотал он напротив манящей возвышенности ее груди. — Я смотрю на тебя? — его зубы нежно, эротично царапнули ее чувствительную кожу, и она услышала свое собственное затрудненное дыхание, одновременно прижимая к себе его голову.

Что она говорила? Он так всегда спокоен. Даже теперь, когда она лежала в его объятиях и могла чувствовать, как его тело страстно желает ее, жаждет ее, он сохранял полный самоконтроль. Она слегка повернулась, теснее прижимаясь к его невероятно сильному телу. На что это будет похоже, принадлежать? Действительно принадлежать кому-то? Не испытывать постоянного страха? Когда она находилась рядом с Люцианом, она никогда не боялась.

Люциан чувствовал ее тело, мягкое и уступчивое, прекрасно подходящее к его. Отодвинув дальше раздражающую его ткань, он подставил ее маленькую, прекрасно сформированную грудь прохладному воздуху. Своему темному собственническому взгляду. Теплу своего рта. Она действительно была чудом, все в ней. Джексон беспокойно пошевелилась, и он переместил свой вес так, чтобы ее тело полностью оказалось под его, желая ощутить, как каждый его дюйм впечатывается в его кожу. Склонившись, он дотронулся ртом до ее груди, лениво проводя по ней языком, дразня соски, пока те не превратились в острые пики.

Он слышал, как по ее венам бежит кровь, взывая к нему, маня его сладостным приглашением. Он тихо пробормотал ее имя, лаская ее кожу, очерчивая каждое ребро, находя изгиб ее тонкой талии. В его ушах слегка шумело, а чудовище, живущее в нем, подняло свою голову и заревело, требуя свободы. Требуя заявить права на то, что принадлежит ему.

Джексон почувствовала изменения в нем. Это проявлялось и в жесткой собственнической хватке его рук, и в неожиданной агрессии его тела. В первый раз она испугалась. Зажав его густые черные волосы в кулаке, она издала звук, выражающий нечто среднее между покорностью и протестом.

— Люциан, — она прошептала его имя, как талисман, зная, что он всегда будет защищать ее.

Он сразу же поднял голову. У нее перехватило дыхание. В самой глубине его глаз притаилось примитивное животное; она увидела его, огненные всполохи в его глазах, жар и голод, слившиеся в неистовый пожар. Ее сердце дико загрохотало.

— Люциан, — она усилила свою хватку в его волосах, обеими руками цепляясь за жизнь.

— Все в порядке, ангел, — чутко проговорил он. Люциан нежно поцеловал ее в горло, прошелся языком по ее бешено бьющемуся пульсу. — Я никогда не смог бы причинить тебе боль. Ты моя жизнь, воздух, которым я дышу. Иногда я могу вести себя больше как животное, чем как человек, но, в конце концов, я настоящий мужчина.

— Но не человек, — едва слышно сказала Джексон.

— Не человек, — согласился он. — Карпатец, в данный момент необычайно сильно нуждающийся в своей Спутнице жизни.

Неожиданно Джексон резко осознала, в каком беспорядке ее одежда.

— Думаю, что было бы хорошо, если бы ты удалил себя из моей спальни.

— Хорошо для кого? — в его голосе прозвенело удивление. — Не для меня, — очень осторожно он привел в порядок ее черный топ, скрывая ее кремовую кожу. — Ты хотя бы представляешь, как много значишь для меня? — он покачал головой. — Невозможно, чтобы ты могла знать.

Она боялась дышать. Все ее тело взывало к его, полностью лишая благоразумия.

— Люциан, мне действительно надо некоторое время побыть в одиночестве.

— Так ты можешь отвергать, что хочешь меня?

— Безусловно, — охотно согласилась она. Не было никаких оснований отрицать это. Ему повезло, что у нее не было опыта. Иначе она могла бы просто сорвать с него одежду. От этой идеи захватывало дух.

Он выразительно поднял бровь.

— У меня тоже захватывает дух, — пробубнил он в ее горло, тем самым доказывая, что был тенью, прочно обосновавшейся в ее сознании.

Ей хотелось рассердиться на него. Он не имел никакого права подслушивать все ее мысли до единой. Но вместо этого она обнаружила, что смеется. Это казалось так интимно — лежать рядом с ним на кровати, в то время как его рука обнимает ее за талию, а глаза скользят по ней с таким абсолютным голодом.

— Ты ужасен, Люциан.

Джексон устало закрыла глаза. Какое же чудо просто лежать и не двигаться. Не думать. Не делать ничего, кроме как впитывать его тепло и силу.

— Я так устала. Должно быть почти рассвет. Почему мы всегда болтаем до самого рассвета?

— Потому что в этом случае ты неимоверно устаешь и спишь целый день, когда я наиболее слаб. И это неплохой способ держать тебя, прикованной к своему боку, — Люциан лениво вытянулся. — Я намереваюсь спать здесь, с тобой, так что успокаивайся и не пытайся спорить.

Джексон ударила его по плечу, а затем повернулась и пристроила на нем свою голову.

— Я не собиралась спорить с тобой. Как это вообще пришло тебе в голову? Я никогда не спорю.

Люциан улыбнулся. Она была такой маленькой, но, что его всегда удивляло, такой сильной личностью.

— Конечно, ты не споришь. О чем я только думаю? Засыпай, дорогая, и позволь отдохнуть и моему бедному телу.

— Я уже сплю. Это ты мелешь языком.

Люциан сосредоточился на безопасности поместья. И обнаружил, что это довольно трудно сделать с Джексон, притулившейся у него под боком, чье тело прекрасно вписывалось в изгибы его. Она думала, что он сдержан, и, возможно, так это и было в отношении всех прочих, за исключением самой Джексон. Он сомневался в своей способности защитить ее от своих собственных желаний и потребностей.

— Люциан? — от сонных ноток в ее голосе его внутренности сжались в огненный шар, который начал растекаться подобно расплавленной лаве.

— Засыпай, — он положил на нее руку, полностью обхватывая ее. Непроизвольно его пальцы запутались в густой копне ее неприрученных волос. А его собственный голос был хриплым от желания.

— Ты ведь не спишь под землей или где-нибудь еще? Я знаю, ты не пользуешься гробом, но это кажется вполне естественным для тебя, — в ее голосе слышалось подозрение.

Люциан заколебался. Между Спутниками жизни не могло быть лжи, да и он всегда был осторожен, рассказывая ей об особенностях своей жизни, о которых она спрашивала. Но это. Как он должен ответить?

— Засыпай.

Джексон незамедлительно попыталась поднять голову. Люциан сделал вид, что не заметил этого. Его рука продолжала неподвижно лежать на месте.

— Скажи мне, Люциан, или я буду доставать тебя целый день.

Он вздохнул.

— Я думал, тебе не очень нравится слушать все кровавые подробности моего существования, — его пальцы осторожно скользили в ее волосах с нежной лаской, которая согревала ее сердце, как ничто иное.

То, как он дотрагивался до нее, то, как смотрел, словно говорило Джексон, что во всем мире она единственная для него женщина. Он был обольстительным. Темный колдун, которому невозможно сопротивляться. Как и сейчас, когда его рот легко и плавно скользил по ее макушке, и он вдыхал ее запах, словно вбирая ее жизненную сущность в свое тело.

— Я уже начинаю слегка любить твой фантастичный мир, Люциан, — веселье исчезло из ее голоса, и она стала очень серьезной. — Я хочу знать о тебе все. Не сразу, может быть, но, в конечном счете, все.

Он лежал здесь, напряженный, разгоряченный, испытывающий дискомфорт. Он должен был бы находиться в горящем аду, но вместо этого был наполнен радостью. Ее слова тронули его, расплавили его внутренности, так что демон внутри него был благополучно связан. Он знал, что она будет его, знал, что никогда не позволит ей сбежать от него, тем не менее, он никогда не верил, что она сможет полюбить то, кем он является, чем он является. Может быть, этого еще и не произошло, но Джексон хочет узнать его, его реальность.

Рука Люциана соскользнула ей на затылок, обхватив его пальцами.

— Для восстановления наших тел, например, когда мы получаем смертельные раны или используем слишком много энергии, чтобы излечить другого, нам жизненно необходима земля. Хотя острой необходимости спать в объятиях земли нет. Это безопаснее, поскольку немногие враги смогут достать нас там, — и вновь он замялся, поскольку был неуверен, как она воспримет очередную часть информации.

Джексон легонько ударила его кулаком в грудь. Она не побеспокоилась открыть глаза и хмуро посмотреть на него, будучи уверенной, что ее жест скажет сам за себя.

— Скажи мне.

— Обычно мы спим немного по другому, чем люди. Мы останавливаем наши сердца и легкие, и лежим словно мертвые. Но это опасно делать в таких местах как это. Под домом у меня есть спальня. Если что-то произойдет и мои меры безопасности не выдержат, то неприятелю будет намного легче уничтожить меня здесь, чем в той спальне, которую они не смогут найти.

Джексон отбросила его руку и села, ее волосы буйной копной окружали ее лицо, ее глаза были огромны.

— Тогда почему ты не делаешь то, что должен делать? Меня не приводит в восторг мысль проснуться рядом с кем-то, кто выглядит как мертвый.

— Я не буду спать, как принято у моего народа, Джексон. Мы связаны воедино. Мы должны постоянно мысленно прикасаться друг к другу, иначе это грозит нам неудобством, даже опасностью. Твое сознание привыкло к прикосновению моего. Без этого ты будешь испытывать сильное горе, намного сильнее того, какое могут выдержать люди. Карпатские эмоции необычайно сильны, Джексон, должно быть, без сомнений, из-за нашей долгой жизни. Я не могу точно описать, что ты почувствуешь, но я не могу так рисковать тобой. В этом нет никакой необходимости. Я буду спать сном твоего народа.

— Тогда почему ты не спишь, как мы, всегда?

Он вздохнул и в который раз решительно притянул ее к себе.

— Ты слишком много болтаешь, в то время как должна была бы спать.

— Ты делаешь это, не так ли? Спишь рядом со мной как человек, вместо того чтобы делать то, что лучше для тебя, — проницательно догадалась Джексон. — Вот почему ты иногда выглядишь таким усталым. Твое тело при этом не отдыхает?

— Да, оно не отдыхает, — это прозвучало как нечто среднее между раздражением и смехом.

— Отправляйся в свою спальню или как ты ее там называешь, — требовательно заявила она.

— Я не могу находиться вдали от тебя.

— Если твои легкие и сердце останавливаются, то ты в принципе не способен ничего чувствовать, — логично заявила она.

— Ты вновь стараешься позаботиться обо мне, — заметил он, желая, чтобы его сердце не реагировало так сильно на ее заботу. За все бесконечные века своего существования, он не мог припомнить ни одной личности, за исключением своего брата-близнеца Габриеля, которая бы беспокоилась о нем. А это было не одно и тоже.

— Кто-то должен же заботиться о тебе, поскольку сам ты не можешь, — ответила она. — Я серьезно, Люциан. Я вижу, как ты устал. Пожалуйста, иди туда, где ты сможешь хорошо выспаться.

— Без тебя никуда не пойду.

Ответом стало молчание.

— Я могу пойти туда?

— Да, — тихо промолвил он. — Я говорил тебе, это не в земле. Это чуть ниже фундамента дома, но не в земле.

— Если я проснусь, я запросто могу выйти оттуда? Не хочу сказать, что страдаю клаустрофобией^[10], но ненавижу быть где-то запертой.

— Я покажу тебе путь. Но, Джексон, ты не должна думать, что я умер. Если ты проснешься без меня, до того, как сядет солнце, твой разум сыграет с тобой злую шутку. Я буду выглядеть, да и ощущаться при прикосновении, мертвым. Ты должна будешь не позволить своему сознанию обмануть себя и сотворить какую-нибудь глупость. Спутники жизни часто предпочитают покончить с жизнью, чем прожить ее в одиночестве, после того как они бывают связаны. Ты должна пообещать мне, что проснувшись, ты не покинешь дом, и если станет невыносимо, ты постоянно будешь обращаться ко мне, как принято у нашего народа.

— Ты сможешь услышать меня, хотя твои сердце и легкие не будут работать?

— Большинство не может. Но я не большинство. Если ты будешь страдать и позовешь меня, то я услышу.

— Тогда пошли, — решительно заявила она.

— Ты уверена, что хочешь сделать это? В этом нет необходимости.

— Да. Тебе необходимо выспаться и быть сильным и здоровым для всех тех сверхъестественных вещей, которыми ты занимаешься. Я начинаю привыкать к ним и буду скучать, если ты не сможешь больше их делать.

Люциан с легкостью поднял ее, одновременно вставая с кровати и прижимая ее к себе.

— Закрой глаза, ангел. Я знаю, как тебе ненавистен такой способ передвижения.

— Скоростной.

— Точно, — его голос был беспредельно нежным.

Она закрыла глаза и плотнее прижалась к его телу, ее сердце бешено забилось. Здесь был и порыв ветра, и ощущение путешествия сквозь пространство и время, когда они маневрировали по запутанным коридорам к его спальне, расположенной под домом.

Как только он положил ее на постель, Джексон с благоговением огляделась. Комната была прекрасна, не имея ничего общего с пещерой, какой она себе ее воображала. Это было помещение с мебелью, свечами и хрустальными камнями, которые отражали танцующее пламя, образовывающее интригующие тени. Аромат свечей был успокаивающим, и Джексон обнаружила, что может лежать рядом с Люцианом без страха.

Люциан склонился над ней, его руки очертили горячо любимые черты ее лица.

— Спокойных снов, ангел. Если приснятся сны, то пусть только обо мне, — он наклонил голову и в последний раз прижался к теплому шелку ее рта, заявляя о своих правах, своих намерениях. Поднимая голову, он приказал ей спать, спать глубоким беспробудным сном, пока не сядет солнце.

Только когда он убедился, что защитные меры на своем месте и, послал волкам приказ охранять территорию, он позволил дыханию покинуть свое тело, а сердцу остановиться.

Глава 7

Джексон с трудом продиралась сквозь плотные слои тумана, просыпаясь с ноющей головной болью и неприятным ощущением в желудке. Из-за тьмы, стоящей в комнате, нельзя было сказать день сейчас или ночь. Ни один лучик света не проникал сквозь толстые стены. Она лежала совершенно неподвижно, глубоко под землей, стараясь разобраться в том, что произошло, и ощущая рядом с собой Люциана. Его тело было холодным, не ощущалось ни сердцебиения, ни поднятия и опускания его груди. Лежать рядом с ним было жутковато, особенно зная, что он не дышит.

На какой-то момент ей показалось, что она задыхается от вероятности того, что он лежит рядом с ней мертвый, но Люциан предупреждал ее о такой возможности, поэтому она постаралась вернуть логику в свой охваченный паникой мозг. Что же разбудило ее? Инстинктивно она знала, что была запрограммирована, что ей было внушено Люцианом, не просыпаться раньше него.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы избавиться от остатков тумана. Но даже потом ее головная боль отказывалась исчезнуть вместе с ним, а воздух, казалось, был слишком плотным, чтобы можно было дышать. Сев, она запустила руку в свои густые волосы. И ее желудок болезненно сжался. Она схватилась за него обеими руками и неподвижно замерла. Дрейк. Был ли причиной этого Дрейк? Что-то дьявольское притаилось вблизи от них. Что-то злобное. Что-то ужасное подстерегало их. Подкрадывалось к ним.

Она бросила взгляд на Люциана. Он был просто великолепным образчиком мужской породы. Он был невероятно красивым и чисто по-мужски чувственным. Она дотронулась до длинной черной пряди его волос, нежными пальцами отодвигая ее с его лба. Дрейк не причинит ему вреда, если в ее силах помешать этому. Джексон знала, что если позовет Люциана, то он проснется, но она была уверена в своих способностях, да и мужчине было намного безопаснее находиться здесь, под землей, где никто не сможет найти его, пока он не восстановит все свои силы. В результате она соскользнула с высокой кровати и на цыпочках пересекла комнату. Тьма стояла кромешная, но ее ночное зрение стало феноменальным.

Дверь оказалась тяжелой, и ей потребовались все силы, чтобы открыть ее. Но, даже сделав это, пройти через нее оказалось сложновато. Это напоминало прогулку по зыбучим пескам или какому-то болоту. Джексон поспешила по узкому коридору, замечая, что он под небольшим наклоном идет вверх, извиваясь и огибая каменные породы. Наконец она подошла к подвалу, но не смогла обнаружить ни намека на дверь. Лишь спустя некоторое время она нашла ее, аккуратно замаскированную в скале. Ощущение в центре ее живота стало сильнее. Что-то определенно подкрадывалось к ним.

Она легко пробежала через кухню и поднялась в свою комнату, где торопливо натянула тонкие черные джинсы и темно-синюю рубашку из полицейской академии. Эта одежда была не только ее любимой, но и удобной, поэтому она часто ее носила. Джексон снова задумалась над идеей разбудить Люциана, воззвать к нему, что, по его словам, она могла сделать, но отбросила эту мысль. Даже сквозь плотные шторы в своей комнате она могла видеть, что солнце еще не покинуло небо. Он должен был как можно лучше отдохнуть. И если он не будет полон сил, то его с большей вероятностью ранят. Да и она еще мало знала о нем, чтобы решить, что случится, если он проснется во время солнечного дня. Мысль, что он растает или с ним произойдет что-то еще, была смехотворной и в тоже время неприятной.

Она натянула теннисные туфли, повесила на шею полевой бинокль и нашла свой любимый браунинг^[11]. Если это Дрейк, то он не доберется до Люциана. Молчаливо перемещаясь от окна к окну, Джексон изучала окружающую дом местность, стараясь, чтобы ее не было видно с той стороны, откуда, она знала, с далекой вершины прекрасно просматривается строение. Раздался одинокий крик волка, через некоторое время ему ответил второй, но этот звук был не такой, как если бы они охотились, или их каким-либо образом потревожили.

Джексон поняла, что чтобы это ни было, оно не могло напасть на дом со стороны леса, не потревожив при этом волков, поэтому она сосредоточилась на переднем дворе и главном входе. За высокой стеной она уловила какое-то движение. Достаточно далеко, чтобы определить, кто это был, но достаточно близко, чтобы быть полностью уверенной, что там точно кто-то есть.

Она спустилась до половины винтовой лестницы туда, где был балкончик с витражной дверью. Бесшумно открыв ее, девушка, перекатившись, очутилась на балконе, спрятавшись от посторонних глаз за ограждением. И сразу же ужасное предчувствие яростно ударило по ней, причиняя физическую боль. Она знала, что была на правильном пути. Ну почему она не вызвала подмогу? Потому что не сможет никому объяснить причину отсутствия Люциана. Да и не могла она позволить, чтобы полиция шныряла по округе.

Джексон осторожно подняла голову и осмотрела участок перед поместьем. Затем подняла бинокль, для лучшего обзора. И сразу же увидела руку и ногу, судя по всему принадлежащие большому мужчине. Он двигался вдоль стены, и спустя время она смогла его полностью рассмотреть. Приближенный биноклем, он оказался страшен. Он выглядел гигантом, а его голова была несколько деформирована, напоминая по форме пулю. Его глаза были мутными и безжизненными, зубы — черными и острыми до уродливых концов, а выражение лица — пустой маской безумия.

Он с силой ударял ладонями по высокой каменной стене, от чего каждый раз летели искры, и поднимался дым. Он каждый раз вскрикивал и убирал ладони прочь, чтобы, сделав вдоль стены всего лишь шаг, повторить попытку с тем же самым результатом. Стена просто не могла быть под напряжением, но создавалось ощущение, что так оно и было, так как взрывалась каждый раз, когда незнакомец дотрагивался до нее. Он был настойчив, и его нисколько не сдерживал тот факт, что он получал ожоги.

Джексон встала, чтобы взобраться на перила, а оттуда на крышу. Но у нее был слишком маленький рост, и ее пальцам не хватало нескольких дюймов^[12]. Раздраженная, она уставилась на карниз. Должен же быть путь наверх, и она найдет его, если потратит минутку и подумает. Ей не хотелось, чтобы этот странный незнакомец исчез из поля ее зрения. Он был сомнительной личностью, и от него у нее мороз бежал по коже. Как только она повернулась, ее тело автоматически переместило вес, чтобы сохранить равновесие, а ее глаза посмотрели на небо, чтобы определить местоположение солнца.

И слишком поздно увидела переливающуюся серебристую сеть, которая, искрясь, падала на нее с облаков, чтобы подобно паутине поймать в ловушку. Страх пронзил ее.

— Люциан!

Она сделала это автоматически — позвала его, потянулась к нему, — импульсивно, не раздумывая. За исключением работы, ей бы это никогда и в голову не пришло: позвать кого-то на помощь. Странная сверкающая сеть остановилась в воздухе, на мгновение замерев там, после чего безопасно рухнула на землю.

Джексон почувствовала, как невидимые руки подняли ее небольшое тело и опустили на безопасный балконный пол. Она почти почувствовала его руки на своей талии. Тотчас же подталкиваемая невидимыми руками, девушка была вынуждена зайти назад в дом. Раздвижная дверь плотно закрылась и крепко заперлась. Положив обе ладони на толстое стекло, она уставилась вниз на странную личность, безуспешно пытающую на прочность обороноспособность стены. Теперь вместо рук, он бился об твердую поверхность всем своим телом, и в угасающем свете вокруг него разлетались искры.

Он поднял к ней голову и его мертвые глаза встретились с ее. В результате его усилия стали еще более безумными, он начал биться своим телом намного сильнее и решительнее, чем до этого. Джексон могла только беспомощно стоять, запертая в доме, когда намного ниже ее безопасного местечка разворачивалась ужасная сцена. Как только солнце село, незнакомец начал рычать, копать землю под забором и бросать беспокойные взгляды в сторону неба.

Ее сердце глухо забилось, когда она увидела высокую элегантную фигуру, появившуюся из-за кустов с северной стороны дома. Люциан шагал ни быстро, ни медленно, его безупречный темно-серый пиджак подчеркивал широту его плеч. Его волосы разметались вокруг плеч, а на ничего не выражающем лице блестели глаза. Он остановился в нескольких футах^[13] от ворот и взмахнул рукой. И сразу же искры прекратили лететь, а незнакомец понял, что с поместья снята защита. Ворота, покачнувшись, открылись.

Внимание Джексон привлекло зловещее появление темных облаков, стремительно движущихся по небу. Что-то было ужасно неправильным. Она попыталась открыть дверь, боясь за Люциана, боясь, что он не заметит опасности, угрожающей ему сверху, когда к нему по земле целеустремленными шагами тащилось это создание. Она беспомощно колотила по стеклу, пыталась развернуться и сбежать вниз по ступеням, но была не способна передвинуться больше, чем на пару футов. Тяжело сглотнув, она вытащила браунинг, молясь, чтобы Люциан не установил пуленепробиваемые стекла.

Мысленно же она отчаянно потянулась к нему.

— Люциан, над головой! Что-то приближается, и это более дьявольское, чем то, что стоит перед тобой. Позволь мне помочь тебе! — с ним ничего не случится. С ним ничего никогда не случится.

Она почувствовала мгновенное тепло, подбадривание, проникающее в ее сознание. На какой-то миг она даже ощутила, как ее обняли его руки, притянув к себе. Одну ладонь Джексон прижала к стеклу, сжимая в другой руке браунинг, и наблюдая за легкой и плавной походкой Люциана. Он двигался с полнейшей уверенностью, решительно, его голова была высоко поднята, а волосы развевались за спиной. От его вида захватывало дух. Наблюдая за ним, она видела, как поднялась его рука, почти небрежно, и темные вращающиеся облака над его головой исчезли, словно их никогда и не было. Что-то упало на землю — искривленное, скорчившееся тело какой-то рептилии с крыльями.

— О, мой Бог, — вслух прошептала Джексон, ужасно боясь того, чем это было. От волнения она закусила нижнюю губу.

Странный мужчина почти добрался до Люциана, раскручивая рукой цепь с тяжелым, покрытым шипами, шаром на конце. Шар со свистом, но безвредно, пронесся по тому месту, где до этого стоял Люциан, исчезнувший из вида Джексон в доли секунды. Когда он вновь появился, то находился уже позади огромного незнакомца. Джексон с ужасом наблюдала, как голова незнакомца свесилась на одну сторону, и ярко-красная улыбка, подобно ожерелью, расцвела вокруг его горла. Голова нелепо закачалась из стороны в сторону, а затем медленно соскользнула с плеч, разбрызгивая кровь во всех направлениях. Тело споткнулось и рухнуло на землю, от чего голова подскочила и покатилась прочь от ног Люциана.

Рептилия набросилась на Люциана так быстро, что превратилась лишь в размытое пятно когтей и зубов. Ее хвост хлестал туда-сюда подобно плети, а хлопанье крыльев создавало небольшую бурю, поднимая вверх листья и пыль, подобно дымовой завесе. Предупреждающий крик Джексон застрял у нее в горле, чуть не задушив ее. Люциан же стоял, казалось, совершенно неподвижно, его ничего не выражающее лицо было спокойным, даже безмятежным, словно он просто наслаждался окружающими его видами. Джексон прицелилась в отвратительную ящерицу. Но создание, создавалось ощущение, напоролось на невидимую стену прежде, чем успело дотянуться до Люциана, и завизжало, когда вокруг него вспыхнуло пламя. Обугленная кожа пластами слезала с ящерицы. Тело раскололось на части. Джексон едва могла поверить своим глазам, когда увидела, как из треснувшей кожи, словно из кокона, появляется мужчина.

Вампир отлетел подальше от Люциана, в то время как ветки деревьев и камешки просвистели по воздуху, целясь в него. Люциан заскользил по траве, переходя от полной неподвижности к движению с невероятно скоростью. Джексон охватило чувство, что она наблюдает за безжалостным хищником, машиной, созданной для убийства, дикой рысью с рельефными мускулами, предназначенными для поимки жертвы. Но каким бы быстрым не был вампир, расшвыривающий со своего пути препятствия, Люциан был быстрее. Мусор ни разу не коснулся его, отклоняясь от легчайшего прикосновения его сознания, когда он почти догнал немертвого.

Поняв, что ему не сбежать, вампир повернул голову и уставился прямо на Джексон: с ненавистью в глазах, с хитростью и злорадством на лице. Стекло раздвижной двери начало выгибаться внутрь, по направлению к ней, как раз в тот момент, когда Люциан проник рукой в грудь создания и достал пульсирующее сердце. Джексон отпрыгнула назад, подальше от двери, но продолжала наблюдать за разыгравшейся внизу драмой.

Люциан отбросил сердце подальше от извивающегося тела и поднял взор к небу. И сразу же над его головой собрались тучи, повинуясь его призыву. Пораженная, Джексон наблюдала, как он создает бурю. От тучи к туче, как на ярком дисплее, электрической дугой пронеслась молния. Он раскрыл руку, которой извлекал сердце, и с неба, прямо ему на ладонь, упал огненный шар. Какое-то время оранжевое пламя танцевало на его коже, отражая черноту его глаз, затем он бросил шар прямо на сердце и взмахнул рукой, распространяя пламя.

Ядовитый черный дым поднялся к небу. В нем она смогла увидеть картины смерти и темноты, жестокости, безобразных чудовищ, шипящих и что-то кричащих небесам. Они медленно растворились в дыме, и ветер унес их прочь. Огонь танцевал на земле, перепрыгнув с одного тела на другое, сжигая оба существа на все времена, уничтожая все следы их существования, словно их и не было вовсе.

Джексон видела, как выпрямилось стекло, когда дождь начал стучать по окнам дома, а снаружи Люциан поднял голову и взглянул на нее. Ее сердце смущенно застучало. И незамедлительно она поняла, что барьер, удерживающий ее в доме, был убран. Она положила оружие и бинокль на верхнюю ступеньку и торопливо сбежала вниз по винтовой лестнице на первый этаж.

Люциан пугал ее — сила, которой он обладал, тот факт, что он с такой легкостью может уничтожить жизнь, что он может приказывать небесам, что он может удерживать в своей руке огонь и не обжечься при этом. И, тем не менее, она хотела дотронуться до него, — нет, ей было необходимо дотронуться до него, — узнать, что он не получил ни единой царапины.

Люциан прошел прямо в дом, высокий, властный и опасный сверх ее воображения. Его лицо ничего не выражало, было спокойным — как всегда полнейший контроль. Но что-то в том, как он двигался, выдало его, заставило пошатнуть ее желание сломя голову броситься к нему. В результате она осталась дожидаться его в гостиной. Люциан продолжал двигаться быстро, не останавливаясь ни на секунду и пересекая комнату подобно воде, только его глаза жили чем-то, с чем она никогда раньше не встречалась.

— Люциан, — ее рука в защитном жесте поднялась к горлу.

Он ничего не ответил, только схватил ее хрупкое запястье своей железной хваткой и направился вниз, в холл, ведя ее в свое логово. Когда они пришли туда, он взмахнул рукой, и в каменном камине ожил огонь. Люциан развернулся одним движением, и его пальцы сжали ее за горло. Он подошел к ней, прижав к стене, поймав в ловушку своим высоким тяжелым телом.

Сердце Джексон пропустило удар, она могла только взирать на него широко раскрытыми глазами. Он внезапно стал походить на опасного хищника, которым, в сущности, и был.

— Ты больше никогда не будешь игнорировать меня, и подвергать себя опасности, — его голос был таким тихим, что она едва могла расслышать слова, хотя стальной приказ в них распознала. Его черные глаза прошлись по ее лицу, задумчиво, собственнически, мерцая чем-то неизвестным, от чего ее сердце забилось в страхе. Неожиданно он прикоснулся своим ртом к ее, и ее сердце почти остановилось.

Сама земля качнулась под ее ногами. Она чувствовала невероятную силу в пальцах, сомкнувшихся вокруг ее горла, чувствовала безжалостную агрессию его тела, и знала о его внезапном решении. Ей следовало бы остановить его — она должна была остановить его — но его тело было горячим и напряженным от желания, а его голод затопил, подавил ее. Она тут же оказалась охвачена огнем, с его губами, прижимающимися к ее, и с его рукой, грозящейся выдавить из нее жизнь в наказание за ее желание защитить его. Не способная четко мыслить, она издала тихий звук протеста, в то время как ее тело расслаблено прислонилось к его.

— Послушай меня, любимая, — он обхватил ее лицо своими большими руками, прислоняясь своим лбом к ее, — ты еще не любишь меня, я это знаю. Но ты сильная женщина, и даже увидев моего монстра, твоя первая мысль была о моем здоровье. Я пугаю тебя только потому, что ты еще не совсем постигла, что я такое. Ты — моя жизнь, единственная причина моего существования. Мое сердце и душа, воздух, которым я дышу. Я прожил, не испытывая радости, почти две тысячи лет, но за то короткое время, что мы провели вместе, ты сделала каждую ту темную, бесконечную минуту стоящей этого. Сейчас тебе не дано понять всю глубину моих чувств к тебе, я понимаю это, но пообещай, что попытаешься. Ты принадлежишь мне. Я в этом абсолютно, без тени сомнения уверен. И с течением времени мои чувства будут становиться только сильнее.

Его пальцы прошлись по так любимому им лицу, дотронулись до волос и запутались в шелковистых прядях.

— Я нуждаюсь в тебе всецело, Джексон, и на все времена. Мне необходимо, чтобы ты была в безопасности и под защитой, и чтобы я не просыпался с ощущением, что ты рискуешь своей жизнью. А ты будешь делать это, снова и снова. Это не вызов, это заложено в твоей натуре — защищать остальных. И когда я говорю, что нуждаюсь в тебе всецело, ты должна знать, что я отчаянно нуждаюсь в твоем теле.

Страх стоял в ее глазах, в предательском биении её сердца.

— Я никогда ни с кем не была, Люциан, а ты такой подавляющий, — она прикусила нижнюю губу, не желая уходить от него, мечтая остаться и утолить страшный голод, застывший в его глазах, в его теле. До этого она хотела увидеть его хоть немного потерявшим контроль, но теперь знала, к чему это приведет. Люциан собирается овладеть ею. Она желала его, но и побаивалась той темной силы, которая была внутри него. Он казался таким спокойным, но пламя, тлеющее под поверхностью, было темным и смертельным. Она чувствовала это, знала, что выпустила на волю что-то могущественное, что не могла остановить.

Черные глаза Люциана нашли ее и задержали ее взгляд.

— До того как я сделаю это, до того как ты станешь моей на веки вечные, я хочу, чтобы ты знала: в этой жизни только я сделаю тебя счастливой, никому другому это не под силу. Ради тебя я передвину небеса и землю, если потребуется.

Его черные глаза нашли и поймали в плен её. Она увидела в них ужасный голод, такой невероятно сильный, такой острый и обжигающий, изобилующий отчаянной нуждой. Здравомыслящей частью Джексон понимала, что он говорил что-то важное, что-то, что она должна проанализировать прежде, чем посмеет уступить темному, манящему огню, но было слишком поздно. Ее руки уже скользили вокруг его шее, а свой рот она отдала на растерзание его. Тепло и огонь. Вулкан невероятной жажды, казалось, поднимался из ниоткуда. Его потребности, ее потребности — она не видела разницы. Не могла сказать, где начинается он, а где заканчивается она.

Кожа Люциана была горячей и чувствительной, слишком чувствительной, чтобы можно было вытерпеть ощущение ткани, скользящей по ней. Он нуждался в ощущении нежной кожи Джексон, прижимающейся к нему и не отделенной от него раздражающим клочком материи. Ничто и никогда больше не будет стоять между ними.

Его решение было окончательным и неизменным. Она больше никогда не окажется в такой опасности. Она принадлежит ему, создана для него, она его чудо, предназначенное для любви и защиты. Она была больше, чем его жизнью. Она была его душой.

Силой мысли Люциан избавился от своей рубашки, что было легче легкого. Но именно его руки ухватили подол ее блузки и медленно подняли его над ее головой. Она была так красива, что захватывало дух. Его дыхание стало учащенным, а сердце забилось в бешеном ритме. Или это было ее сердце? Он не мог точно сказать. Он только знал, что она была горячим шелковистым огнем, в котором он так хотел сгореть. Уже начал гореть. Его руки прошлись по ее коже. Такой мягкой. Такой совершенной. Прикасаясь к ней, Люциан едва мог сдерживать себя. Он ждал ее так долго, никогда не веря, что она существует для него. Он жил в темном, бесконечном вакууме без надежды, без мысли о свете. Без перспективы на Джексон. Действительно ли она реальна?

Его рот прикоснулся к ее, горячий, напряженный и голодный, втягивая ее в другой мир, где был только Люциан и его твердые мускулы, прикосновение его рук, агрессивность тела. Он был повсюду, заполняя ее, находясь в ее сознании, в ее сердце. Прикосновения его рук были интимными, они изучали каждый дюйм ее тела. Его рот творил настоящую магию, так что весь ее мир сузился до одних эмоций, и не было возможности думать, только чувствовать.

Люциан с легкостью ее поднял, не отрывая своих губ от ее, чтобы она не воспринимала ничего кроме него. Да для нее и не существовало ничего иного, он знал это. Его сознание избавилось от последнего барьера между ними — от еще остававшейся на них одежды — поэтому, опуская ее на восточный ковер перед камином, он знал, что своей уже ставшей чувствительной кожей она почувствует его всего. Подняв голову, мужчина взглянул на девушку, наблюдая, как свет от камина ласкает ее лицо. Она была так красива, что от простого взгляда на нее подчас становилось больно.

Ее большие глаза пристально посмотрели на него с манящим приглашением, сексуально и в то же время невинно, словно она не знает, на что соглашается. Его мир. Его женщина. Его Спутница Жизни на все времена. Неторопливо он наклонил голову, чтобы найти ее мягкий рот, чтобы вкусить шелковистого тепла, так соблазняющего его. Она была его. Он едва мог осознать реальность этого. Ее кожа была нежной, как бархат. У нее были совершенно пропорциональные формы. Для него она была чудом, и он не спеша поклонялся ей. Его рот блуждал по ее горлу, такому уязвимому для такого, как он. К другим людям она относилась с опаской, а с ним была так доверчива.

Он нашел возвышенность ее груди и услышал, как она задохнулась, когда он, да и весь мир вокруг него, потворствуя себе, затерялся в ее теле. Ее талия была такой тонкой, такой совершенной, а находящийся чуть ниже треугольник светлых жестких волос невероятно манил его. Он вдохнул запах ее желания, дикой, неприрученной жажды, растущей, чтобы соответствовать его. Зубами прошелся по внутренней стороне ее бедра, раздвигая ее ноги, пока его руки не нашли влажное тепло, приветствующее голод в его теле.

Джексон услышал слабый стон, вырвавшийся из ее собственного горла, когда Люциан начал медленное, интимное исследование, находя все секретные местечки на ее теле. Он не торопился, за столетия он научился быть терпеливым, да и этого момента он ждал слишком долго, поэтому намеревался сделать первый раз для нее незабываемым. Его сознание полностью слилось с ее, чтобы она почувствовала его возрастающую жажду, волнами накрывающую его с головой, огненную лаву, текущую в его теле там, где должна была бы быть кровь. Она же чувствовала болезненное наслаждение и полнейшее удовольствие, когда он вытворял с ее телом все эти эротические вещи. Найдя его длинные волосы, она вцепилась в них, стараясь удержаться, поскольку ее тело начало извиваться от все накатывающего и накатывающего на нее блаженства.

Мир вокруг нее, казалось, рассыпался на части, когда глубоко внутри нее зародились, а затем распространились по всему телу волны удовольствия, пока она не уцепилась за него как за якорь. Люциан склонился над ней, его широкие плечи, мышцы его рук и спины были напряжены от его попыток действовать помедленнее. Он осторожно вошел в нее, медленно, дюйм за дюймом, пока не встретил на своем пути легкую преграду. Она была такой узкой и горячей, что он чуть не вспыхнул. Его руки обхватили ее небольшие бедра. Даже теперь, в этот момент, когда его тело настойчиво требовало от него глубоко погрузиться в нее, когда у него в ушах шумело и красная пелена желания застилала его сознание, он понимал, насколько она маленькая, какая хрупкая в его руках.

— Люциан, — прошептала она его имя, и он наклонился, чтобы еще раз вкусить ее рта, одновременно подавшись вперед. Ему навсегда запомнится ее первый вздох при этом первом проникновении, при первом слиянии их тел и сознаний.

— Расслабься, ангел, — тихо объяснил он, прокладывая огненную дорожку от ее горла к груди. Он подождал, пока ее тело не приспособится к его размеру, не привыкнет к чувству его вторжения, — ты создана для меня, ты вторая половинка моей души.

Его зубы двигались взад и вперед по ее бьющейся жилке. Он что-то нежно нашептывал ей, сметая сопротивление из ее сознания так, чтобы там осталось только принятие всех его потребностей.

Ногти Джексон впились в его спину, когда раскаленная добела боль пронеслась по ее телу, оставляя после себя то-то темное и эротичное, когда его зубы глубоко погрузились в нее. Его бедра ринулись вперед, и он перенес ее в мир чувственности, о какой она могла только мечтать. Его рот, питающийся от нее, был таким родным и сексуальным, что она прижала голову Люциана к себе, предлагая свою грудь, желая, чтобы он вобрал в себя саму ее жизненную суть на все времена. Его тело двигалось в ее медленными уверенными толчками, каждый из которых был глубже и сильнее предыдущего, создавая такое жаркое трение, что они оба оказались в огне, в одном живом и дышащем пламени. Его язык прошелся по небольшим следам от укуса на ее груди, и он начал двигаться внутри нее быстрее, погружаясь глубже, стараясь добраться до самой сердцевины.

Обхватив ладонью ее затылок, в своем сознании он создал нестерпимую жажду, а если подумать, превратился в эту жажду, пока не стал единственной вещью, о чем она могла думать. Джексон должна была погасить ту ужасную потребность, которая тлела в красной дымке его сознания. Он приблизил ее голову к крепким мускулам своей груди, где незамедлительно появилась небольшая рана. Люциан прижал ее рот к себе, его разум контролировал ее, заставляя пить из темного колодца. Ощущение ее рта, питающегося от него, было не похоже ни на что, когда-либо испытанное им. Ее тело, горячее и узкое, бархатисто окружало его, огненные ножны, испытывали на прочность его силу воли.

Пока она пила, Люциан очень тихо еще раз декламировал ритуальные слова. Он хотел этого, этой справедливости, полноты. Она была его истинной Спутницей жизни навечно, и он желал, чтобы церемония была точна, чтобы у нее не было ни единого шанса ускользнуть от него. Чтобы не было ни единой возможности причинить ей вред.

— Я объявляю тебя своей Спутницей жизни. Я принадлежу тебе. Предлагаю тебе свою жизнь. Даю тебе свою защиту, свою верность, свое сердце, душу и тело. Я обязуюсь хранить то же самое, что принадлежит тебе. Твоя жизнь, счастье и благополучие всегда буду нежно хранимы и стоять над моими во все времена. Ты — моя Спутница жизни, связанная со мной навечно и всегда под моей заботой.

Теперь он всегда будет находиться с ней, и незамедлительно узнает о грозящей ей опасности. А она будет присутствовать в нем, уравновешивая его, в результате чего у монстра, живущего внутри него, не будет шанса вырваться на свободу.

Его тело горело в огне. Он мог чувствовать, как быстро теряет контроль над самим собой. Поэтому тотчас же был вынужден остановить процесс ее питания, будучи уверенным, что дал ей достаточно крови для полноценного обмена. С завершившимся ритуалом — их третьим обменом крови и их спариванием — он позволил себе роскошь затеряться в ее теле. Он погружался в нее, раз за разом, чувствуя ее тепло, ее огонь, принимающие его, удаляющие черноту из его души. Все эти одинокие столетия, все эти ужасные поступки, хотя и необходимые, все пропавшие частички — все это ей каким-то образом удалось собрать воедино. Экстаз, полученный ее телом, был тем, что он едва мог выдержать. Он чувствовал, как ее мышцы сжимаются вокруг него, крепче и крепче, все глубже затягивая его в этот пламенный вихрь, сдавливая его так, что он взорвался, разлетевшись на части, беря ее с собой в неизвестность.

Джексон вцепилась в Люциана в целях безопасности, как за спасительную бухту в шторме таких ощущений, которые почти шокировали ее. Она и понятия не имела, что способна почувствовать такое, понятия не имела, что ее тело способно на такие вещи. Люциан лежал на ней, стараясь не раздавить ее своим весом, хотя его тело внутри нее по-прежнему было твердым. Все это было таким сексуальным, эротичным и ужасно родным. Она смаковала его вкус у себя во рту, слегка медный аромат, мужской и соблазнительный. Она лежала под ним, удивленно взирая на него.

В ее памяти сохранилось смутное воспоминание об ее рте, двигающемся по его груди. Как раз когда она пыталась поймать его, мимолетная мысль принесла ей мгновенное осознание, что его напряженная плоть все еще погружена глубоко в нее. Он начал осторожно двигаться, словно должен был это делать, словно едва мог пассивно выносить ощущение ее плоти, окружившей его. Его руки обхватили ее лицо.

— Ты такая красивая, Джексон, по-настоящему красивая.

Она задвигалась под ним, ее тело было таким же разгоряченным и нетерпеливым, как и его, испытывало такое же желание, как и его. Ворсинки ковра ласкали ее спину подобно пальцам. Его рот снова заскользил по ее телу, его язык кружился вокруг ее груди, его мужское начало упивалось своей способностью брать ее снова и снова, потакая себе.

Она была теплом, шелком — всем, чего он когда-либо желал. И она хотела его с той же самой насущной потребностью, с какой он хотел ее. Он смотрел, как свет от камина играл на ее теле, лаская впадинки и задерживаясь на мягких линиях ее изящного тела. Он наблюдал, как его тело то входило, то покидало ее, и эта эротическая картина только усиливала его удовольствие. Он склонил свою голову к кончикам ее грудей, в то время как его руки ласкали ее тонкую талию и плоский живот. И все это время его бедра двигались медленно, лениво, наращивая жар между ними, пока они оба еще раз не сгорели в пламени наслаждения. Ему хотелось, чтобы эти неторопливые, глубокие и довольно легкие движения длились вечность. Ему хотелось провести жизнь здесь, в безопасном раю ее тела, где чудеса действительно случались.

— Люциан, — пробормотала она с придушенным изумлением, лаская руками его плечи, успокаивая его.

Он был нежен с ней, любил ее, дарил ей удовольствие, но в тоже время она чувствовала, как он пристально наблюдает за ней, чего-то ожидая. Ожидая ее обвинения. Она уловила эту его мысль прежде, чем он смог скорректировать ее, и сразу же подняла голову и нашла своими губами его рот, желая стереть его страх насчет ее неудовольствия. Люциан не должен думать, что причинил ей боль, и что она никогда не сможет простить ему этого. Все, что произошло между ними, было красивым и правильным. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Как он мог думать иначе? Как он мог обвинять себя, когда обращался с ней так нежно и осторожно?

— Я не хочу, чтобы ты испытывала ко мне отвращение, ангел, — наклонив голову, он поцеловал ее уязвимое горло, — я просмотрел твои воспоминания, твое сердце и душу, и не нашел там следов ненависти — даже к твоим самым худшим врагам. Это единственная вещь, которая дает мне надежду.

Джексон обхватила руками его голову, когда он начал двигаться более агрессивно, более сильными, быстрыми толчками. Ее тело, казалось, подхватило ритм его, поднимаясь навстречу ему, так, что она могла более глубоко ощущать его в себе, ощущать его частью ее самой. Ей было нужно чувствовать его рядом с собой, когда огненный шторм охватывал все ее тело, когда пламя перескакивало с него на нее и обратно, становясь все сильнее и сильнее, жестоким пожарищем проносясь по их телам, пока наконец не разорвалось на тысячи фрагментов, угольками осыпавшись на них.

Люциан перевернулся, захватив ее с собой, так, что она оказалась сверху. Отблески от камина танцевали на их телах, тогда как воздух, казалось, охлаждал их тела. Он откинул ее волосы, которые золотым водопадом рассыпались вокруг ее лица, и посмотрел ей в лицо.

— Знаешь, ты — моя, — заявил он.

Ее тело определенно это знало. Она чувствовала его каждой клеточкой, живого, живущего в ней. Джексон улыбнулась, лаская руками твердые мускулы его груди.

— Ты ведь злился на меня за то, что я вышла наружу?

— Честное слово, я не думаю, что когда-нибудь смогу рассердиться на тебя, — задумчиво промолвил он, — ты моя жизнь. Мое чудо. Я боялся за тебя, а к таким чувствам я не привык. Я никогда не знал страха. Я охотился и уничтожал, сотни раз вступал в сражения, но никогда не испытывал такой эмоции. Теперь же знаю, и это мне очень не нравится.

Его рука все еще лежала на ее волосах, лаская их, запутываясь в них, его пальцы, совершенно случайно найдя ее затылок, начали массировать его.

— Это заложено в твоей природе — защищать остальных. Ты совершенно не такая, какой я тебя себе представлял, как только узнал о твоем существовании.

Джексон приподняла голову.

— Действительно? И какой же ты меня себе представлял?

Он улыбнулся, глядя в ее темные глаза.

— У меня такое чувство, что из-за своего ответа я попаду в беду. Поэтому лучше промолчу.

— Э-э, нет, ты этого не сделаешь. Ты все мне расскажешь об этой чудо-женщине, — для большего убеждения она ударила его в грудь.

— Женщины моей расы высокие и элегантные с длинными черными волосами и темными глазами. Они бы никогда не отправились на охоту за вампиром, вурдалаком или даже сумасшедшим, особенно когда их Спутник жизни попросил их остаться в определенном месте. И прежде чем ты начнешь считать их зашуганными, скажу тебе, что эти женщины так поступают, поскольку полностью уверены в способностях своих Спутников жизни защитить их. Ты же сломя голову бросаешься навстречу опасности, твоя первая мысль о моей безопасности, а не о своей. Я — самый могущественный охотник, которого когда-либо знала наша раса, тем не менее, ты думаешь о том, чтобы спасти меня от простого упыря, — он улыбнулся и, потянувшись, поцеловал морщинку на ее лице. — Я не жалуюсь, ангел. Я просто констатирую факт, к пониманию которого я пришел.

— Высокие? Элегантные? Что ты имеешь в виду? Что ты подразумеваешь под словом «элегантные»? Тот факт, что я небольшого роста, не означает, что я не могу быть элегантной. Я ношу джинсы, потому что люблю их, и они удобные. Длинные черные волосы может быть и красивы на твой взгляд, но и в светлых волосах нет ничего плохого. Или в коротких волосах. За ними очень удобно ухаживать, — негодующе высказалась она.

Его рука скользила в ее волосах. Он любил ее волосы, шелковистые дикие пряди, разлетающиеся во всех направлениях. Люциан обнаружил, что улыбается безо всякой причины. Джексон было все равно, что женщины его расы могут оставаться в безопасности жилища, пока мужчины охотятся. Ее взволновало, что он описал их как высоких и элегантных с длинными темными волосами. Он обнаружил, что это довольно забавно. Джексон была Джексон, маленькой пороховой бочкой, готовой спасти весь мир. Никто не сможет изменить этого, и менее всего ее собственный Спутник жизни. Ее следует принимать такой, какая она есть.

Решение Люциана сделать ее карпаткой обуславливалось его знанием ее натуры. Это был единственный путь защитить ее от нее самой. Он будет спать тогда, когда будет спать она, он всегда будет знать о малейшем ее движении. Он будет находиться в ней, с ней, если что-нибудь или кто-нибудь будет угрожать ей. Это был единственный оставшийся ему путь, если он хотел позволить ей оставаться тем, кто она есть, хотя его решение вполне может заставить ее презирать его.

— Что не так, Люциан? Ты сожалеешь, что занялся со мной любовью? — неожиданно Джексон стало неуютно. Она не была достаточно опытной, чтобы знать, доставила она ему удовольствие или нет. Она думала, что да, но вполне может статься, что и нет. Он был таким страстным. Возможно, она не смогла удовлетворить его голод. В конце концов, он принадлежал к совершенно иному виду.

— Как я могу когда-либо пожалеть, что сделал то, о чем мечтал больше всего на свете? К твоему сведению, ангел, до конца этой ночи я намереваюсь еще не раз заняться с тобой любовью. И никто и никогда больше не сможет удовлетворить меня. Для меня есть только ты. Других женщин нет. И не будет. Я не хочу ни высокую, ни элегантную, ни с длинными черными волосами. Я полюбил твои короткие светлые волосы и небольшое, но такое совершенное тело. Тебе нелегко будет отделаться от меня.

Джексон улыбнулась, и в который раз опустила голову ему на грудь. Глубоко внутри нее, где она чувствовала себя так чудесно, начались медленные и мучительные сокращения ее внутренних мышц. Прижав ладонь к животу, она замерла, стараясь понять, что происходит. Было ли это нормально? Это было похоже на спазмы, нет, это было хуже, чем спазмы, что-то живое двигалось внутри ее тела, распространяясь по всем органам.

Рука Люциана легла на ее затылок, расслабляя ее вдруг ставшие напряженными мускулы. Сам он был совершенно неподвижен, словно чувствовал, что что-то не так. Но не спросил ее, в чем дело. Он ничего не сказал. Он просто крепко прижимал ее к себе, бережно, властно.

Глава 8

Джексон тихо лежала в его объятиях, уставясь в лицо Люциана широко распахнутыми, темными глазами. Затравленными. Объятыми ужасом.

— Я неожиданно почувствовала себя плохо, — она резко села, безуспешно пытаясь оттолкнуть его, увеличить между ними расстояние. Ужасное жжение в ее желудке увеличивалось с каждой секундой. Увеличивалось и распространялось по ее телу подобно пожару: — Люциан, что-то действительно не так.

Она потянулась к телефону, стоявшему на журнальном столике.

Люциан перегнулся через нее и забрал из ее рук трубку.

— Твое тело начинает меняться, — и вновь его голос абсолютно ничего не выражал. — Твоему телу необходимо избавиться от присущих человеку токсинов.

Он проговорил это тихо, прозаично.

Джексон отшатнулась от него, ее глаза стали еще больше. Она прижала обе ладони к своему животу. Было такое ощущение, что кто-то поднес паяльную лампу к ее внутренностям.

— Что ты сделал, Люциан? Что?

Огонь промчался по ее телу, от чего все ее мышцы сжались, и она обнаружила, что беспомощно падает на пол, испытывая сильнейшую боль, словно при каком-то приступе. Но Люциан оказался быстрее, прижав ее к себе, его сознание слилось с ее, принимая на себя основную тяжесть ужасающей боли, которая волна за волной обрушивалась на ее тело. Джексон могла только цепляться за него, напуганная агонией, медленно скользящей по ее телу.

Казалось, прошли часы, хотя боль начала спадать всего через несколько минут. Маленькие капельки пота покрывали ее кожу, а сама Джексон чувствовала себя больной и, как никогда до этого, изможденной.

— Огонь, Люциан. Я не могу выносить этот огонь. Так больно. Все болит, — даже глаза болели.

Он взмахнул рукой, и пламя погасло. Прохладный ветерок пронесся по комнате, овевая ее кожу. Ногти девушки впились в его руку. Снова началось. Он почувствовал это в ее сознании — нарастающую боль, скручивающую все внутренности, впивающуюся в нее. Люциан пришел в ужас от силы приступа, от которого изогнулось и резко опало ее изящное тело. Не будь его рук, поддерживающих ее, она бы свалилась на пол. Этот спазм был хуже предыдущего, под кожей ее мышцы завязывались узлом и сжимались. Она постаралась произнести его имя, прошептать его, как она делала, когда нуждалась в точке опоры, но не смогла произнести ни слова, даже хрипа. Лишь в своем сознании она кричала и звала его.

Люциан был вокруг нее: вокруг тела и сознания. Он покинул свое тело и вошел в ее. Ее органы менялись, ткани и клетки деформировали. Он делал все, что было в его силах, чтобы облегчить ее боль, но Джексон была слишком хрупкой, очень маленькой, от чего сила приступов буквально разрывала ее тело, а ее мышцы были так напряжены, что превратились в тугие канаты. Он дышал вместе с ней, за нее. Он обнимал ее, когда ее тело избавлялось от последних остатков человеческой пищи, и Джексон снова и снова тошнило. Люциан обмывал ее лицо, удалял капельки крови с ее лба, которыми она потела, и покачивал, когда приступы боли спадали.

Джексон безучастно лежала, собираясь с силами. Она больше не сражалась с болью, ее сознание было пустым. Ее глаза расширились, и она взглянула на него беспомощно, безнадежно, когда очередной приступ начал овладевать ею. Люциан обнаружил, что ругается сквозь стиснутые зубы на древнем языке. Он дождался, пока ее не перестало тошнить, когда последние токсины выходили из организма, и лишь потом погрузил ее в сон.

Пока она спала, он осторожно вымыл ее тело, а затем убрал из комнаты все следы ее мучений. После чего нежно поднял Джексон на руки, прижав к своей груди. Она была такой легкой, такой изящной, ее косточки были такими хрупкими. Люциан зарылся лицом в ее волосы, скрывая слезы, блестевшие в его глазах, обжигающие их. Он пронес ее через подвал в свою спальню и положил в центр постели. Под простыней, которой он аккуратно укрыл ее, девушка была похожа на маленького ребенка.

Люциан присел и в течение долгого времени наблюдал за ней задумчивыми глазами. Когда она проснется, то будет полноценной карпаткой, нуждающейся в крови для поддержания своей жизни. Она будет не способна гулять под солнцем, ее кожа и глаза станут слишком чувствительными, чтобы можно было выносить свет. Будет ли она смотреть на него с ненавистью, с отвращением?

Мужчина выждал еще один час, чтобы убедиться, что она спокойно спит, прежде чем покинул ее. Он оделся, скользя вверх по лестнице и через дом. Ночь была прохладной и ясной, ветер на его лице — свежим. Он вдохнул его, вспоминая истории, рассказанные ему. Тремя быстрыми шагами он поднялся в небо, летя к центру города. Ему нужна была кровь, которой хватило бы для них обоих. Его жертвой станут те никчемные люди, которые рыскают по городу в поисках простаков и думают, что темнота дарит им безопасность и власть. Но он мог видеть их так отчетливо, словно светило яркое солнце.

Он опустился на тротуар и, не останавливаясь, зашагал — высокий, элегантный мужчина, одетый в темно-серый костюм. Он выглядел богато, выделяясь на фоне окружающих его окрестностей. Он не смотрел ни налево, ни направо, делая вид, что ничего не слышит, хотя слышал все, даже тихий разговор, доносившийся из-за постройки на другой стороне улицы. Он слышал звук шагов позади себя. Одного человека, затем второго. Шаги разделились, нападающие на него решили приблизиться к нему с двух сторон. Это были люди, которых он часто использовал на протяжении столетий, те, которые пытались напасть на него в надежде поживиться деньгами. Он всегда позволял им напасть, прежде чем выносил им приговор. Он всегда сначала убеждался в их гнусных намерениях, хотя прочесть их мысли было легче легкого.

Люциан знал их мысли, знал их планы, знал, кто из двоих был главарем — более жестоким, тем, кто нападет первым. Он продолжал идти ни быстро, ни медленно, смотря только вперед, выжидая, когда они сделают первый шаг. Он почти прошел улицу, приблизившись к небольшому проходу между многоквартирными домами, когда главарь набросился на него. Мужчина, оказавшийся большим и сильным, обхватил одной рукой Люциана за шею, втягивая в переулок.

Люциан не сопротивлялся, следуя в том направлении, куда его тянул главарь, пока оба нападающих не скрылись из поля зрения возможных наблюдателей, смотрящих в окна.

В переулке Люциан развернулся, выбил нож из руки главаря и обхватил мужчину своими невероятно сильными руками, останавливая обоих нападающих тихой командой. Два отморозка застыли в ожидании. Он без промедления отпил от каждого из них, не заботясь о том, что они будут чувствовать слабость и головокружение. Ему всегда требовался невероятный самоконтроль, чтобы оставлять мужчин, подобных этим, в живых. Временами, когда он читал их извращенные мысли, ему это казалось почти невозможным. Но он твердил себе, что является стражем карпатцев, что у людей свои собственные законы.

Мужчина не побеспокоился вложить правдоподобные воспоминания в преступников. Они будут помнить о попытке ограбить его, а затем их ожидает черный провал в памяти, который им никак не удастся заполнить. Он оставил их там же, в аллее, лежащими на земле, стонущими и недоумевающими, что с ними случилось.

Когда Люциан вернулся, в доме было прохладно и темно. За эти дни Люциан полюбил возвращаться домой. К Джексон. Почти все в доме было почерпнуто из ее воспоминаний: вещи, которые ей нравились, цвета, которые она находила успокаивающими. Художественные картины, которые она видела и которыми восхищалась. Даже витражные окна, невероятные произведения искусства, созданные женой его брата, были сделаны специально для Джексон. В каждый кусочек была вплетена сильная защита для дома и успокаивающее приглашение доброжелательности и тепла для тех, кто в нем обитает. Франческа настоящий целитель, и этот ее дар присутствует даже в ее работах.

В спальне, прежде чем отдать Джексон команду просыпаться, он снял одежду и обнял девушку. Обращение было завершено, и она отдыхала почти два часа. Ему хотелось, чтобы любые споры были разрешены до следующего восхода. Джексон пошевелилась, тихо простонала, словно что-то вспоминая, а потом он почувствовал, как заколотилось ее сердце. Она полностью проснулась, но отказывалась открывать глаза и встречаться с правдой того, что произошло. Люциан ощутил, как екнуло его собственное сердце, как у него перехватило дыхание. Наступил тот самый момент. Ей придется столкнуться с тем, кем она стала. Ему придется столкнуться с ее неприязнью к нему.

Люциан держал ее в своих объятиях, наблюдая, как различные эмоции одна за другой сменяют друг друга у нее на лице. Невероятно длинные ресницы Джексон затрепетали, потом поднялись, и он уставился в ее огромные темные глаза. Он не увидел никакого осуждение или чего-то подобного. Она просто смотрела на него. Очень медленно девушка подняла руку и разгладила морщинку на его лице, о существовании которой он даже не подозревал.

— Что ты сделал на этот раз? — спросила она.

Его рука прошлась по ее лицу, отбрасывая волосы с ее изящных скул.

— Думаю, ты и так знаешь.

— Если это то, о чем я думаю, то мне, вероятно, придется прибегнуть к насилию.

Она вновь делала это — не желала иметь дела с тем, к чему ее сознание еще было не готово. Вместо этого подушечкой указательного пальца она в небольшой ласке прошлась по его рту.

— Не смотри так обеспокоенно, Люциан. Я сделана не из фарфора и не собираюсь ломаться. У тебя такой вид, словно наступил конец света. Хотя, должна сказать тебе, это было дьявольски больно, и когда я почувствую себя чуточку сильнее, то, скорее всего, приму ответные меры.

— Я люблю тебя, ангел, и я бы не провел тебя через муки обращения, если бы это не было так необходимо.

Джексон покачала головой.

— Не говори «обращение». Я не думаю, что нам стоит обсуждать это прямо сейчас. Обращение. Напоминает фильм, который я как-то смотрела. Там были вампиры и прочие неприглядные вещи. Это поистине отвратительное создание кусало героиню, а потом давало ей свою кровь, — ее голос на мгновение дрогнул, и он почувствовал, как трепет прошелся по ее телу, но который она решительно прогнала. — Он превратил ее в обольстительную сексуальную маньячку. Она бегала по округе, присасываясь к шеям мужчин и убивая маленьких детей. Не совсем в моем вкусе. По крайней мере, убийство маленьких детей. Насчет присасывания к шеям мужчин, не знаю.

Мелкая дрожь охватила ее тело.

Одной рукой он поглаживал ее волосы, в то время как другой собственнически прижимал ее тело к себе.

— Я никогда не позволю тебе присасываться к шеям других мужчин, поэтому насчет этого можешь не волноваться.

— Я очень рада. С другой стороны, это могло бы мне понравиться, — она попыталась поддразнить его.

Это была одна из тех вещей, которые восхищали его в ней. Она была напугана, ее сердце билось быстрее обычного, но она держалась, была храброй. Его уважение к ней продолжало расти.

— Сожалею, ангел, но в этом случае тебя ждет разочарование. Я обнаружил, что помимо всего прочего невероятно ревнив.

Она прижалась к нему, подсознательно ища успокоения.

— Люциан, ты выглядишь как до конца уверенный в себе мужчина. Не могу поверить, что ты можешь ревновать. Да, никто другой и не хочет меня.

Он приподнял брови.

— Разве ты не замечаешь, как мужчины увиваются вокруг тебя? Даже тот юный глупец, который не повиновался твоему приказу и вошел на склад, выставив себя идиотом, ты думаешь, его героический поступок был ради саморекламы? На самом деле он хотел, чтобы ты заметила его.

— Не может быть, — Джексон была шокирована, и это было заметно. — У него есть влияние, и он использовал его, чтобы попасть в мою команду, хотя я была категорически против. Он был не готов и не был командным игроком. Он мечтал о славе и газетных заголовках. Обычно мою команду никак не выделяют среди других, насколько это возможно, но во внутренних кругах она известна, как одна из самых лучших. Бентона определенно кто-то продвигал, и это не я, как он думал, — уверенно пояснила она некоторые факты.

Люциан склонил голову и нежно дотронулся до кончика ее рта своими губами. От этого легчайшего прикосновения ее сердце перевернулось, и она почувствовала ответный удар его сердца. И хотя его губы всего лишь скользнули по ее, она ощутила, как тепло сворачивается в центре ее живота.

— Он хотел, чтобы именно так это и выглядело, но у него на уме было совсем не это. Он хотел выделиться, хотел, чтобы ты заметила его.

— И определенно показывал это самым интересным способом. Я хорошо его изучила. Из-за него нас с Барри чуть не убили, — ее голос выдал ее неприятие оценки Люциана.

— Я был там, милая. Я тщательно изучил его мысли. Одним своим присутствием ты сеешь хаос среди мужчин в своем департаменте, и сейчас, к сожалению, ты будешь делать это с еще большей силой.

Джексон тихо рассмеялась над ним.

— Ты сражен мною, не так ли? Никто не хочет меня. Они всего лишь думают, что я сильна в своей работе, что соответствует действительности, — промолвила она без ложной скромности.

— На своей работе ты постоянно окружена мужчинами. А для карпатской женщины неприлично находиться без защиты в компании мужчин.

Теперь поднялись ее брови.

— К счастью для меня, я простая маленькая человеческая женщина, которая работает, чтобы иметь средства к существованию.

Его рука прошлась по ее волосам в небольшой ласке, потом спустилась вниз, чтобы погладить ее нежную кожу, прежде чем вновь вернуться к неприрученным светлым прядям, которые так интриговали его.

— Больше нет. Я не современный мужчина, ангел. Я свято верю в обязанности, которые поклялся исполнять. Ты моя истинная Спутница жизни, мое сердце и душа, свет в моей темноте. Я не думаю, что рысканье по округе в поисках опасности — это то, что я хочу для света в моей темноте. Поразмышляй, что это будет значить для мира, любимая, если что-нибудь приключиться с тобой. Я противостоял темноте в течение такого количества веков, что страшно сказать, но если что-то случиться с тобой, я действительно превращусь в самого настоящего монстра. Даже для охотников в моей семье будет невозможно выследить и уничтожить меня.

— Я так не думаю, Люциан. Ты забыл, что я начинаю привыкать находиться в твоем сознании. Ты не станешь монстром. Ты просто попытаешься заставить меня сделать то, что тебе хочется.

— Похоже, ты думаешь, что знаешь меня, — его голос стал тише обычного.

Джексон незамедлительно нахмурилась и сделала острожную попытку сесть, проверяя реакцию своего тела.

— В том-то и дело, Люциан. Я не знаю тебя, ты не знаешь меня. Я даже не знаю, как оказалась здесь. Я не знаю, как позволила тебе взять под свой контроль мою жизнь. А теперь это. Я не в курсе того, что ты сделал, но точно знаю, что это не то, чего бы мне хотелось, а ты не потрудился посоветоваться со мной. Это что, пример старомодного воспитания? Привитого столетия назад? Когда маленькая женщина не имела мнения по поводу своей собственной жизни? — ее рука в защитном жесте взметнулась к горлу. Она стала не такой как прежде. Джексон чувствовала различия. Реальность прокрадывалась, хотела она того или нет.

Она находилась в постели в чем мать родила с мужчиной, которого едва знала. Он даже не был мужчиной. Он был каким-то могущественным хищником, которого она находила сексуальным. Сделав резкий вдох, девушка оттолкнулась от твердой мужской груди, хватая простыню и заворачиваясь в нее.

— Я совсем тебя не знаю. Поверить не могу, что спала с тобой.

Лицо Люциана стало более чувственным, чем когда-либо, легкая, задумчивая морщинка делала его таким привлекательным, что Джексон захотелось объявить его вне закона здесь же, на месте.

— Разве современные женщины не спят со своими мужьями?

— Мы не женаты. Я не выходила за тебя замуж. Я бы знала, если бы сделала это. Но этого не было, правда? — она провела рукой по волосам, заставляя их разлететься во всех направлениях, но затем поспешно подхватила простыню, так опасно соскальзывающую. Она посмотрела на него, осмелился ли он улыбнуться ее затруднительному положению.

Люциан понял, что все века, в течение которых закалялось его самообладание, сослужили ему хорошую службу. Мужчине удалось сохранить бесстрастное выражение лица, когда ему отчаянно хотелось улыбнуться от радости, наполняющей его сердце. Она растопила его внутренности, превратила его в нечто нежное, хотя он был так уверен, что ему не дано испытать такое. Люциану хотелось обнять ее и целовать до тех пор, пока ее глаза не потемнеют от желания, а ее тело не вспыхнет.

— Как ты думаешь, что такое «Спутники жизни»? Мы женаты по традициям карпатского народа. Мы связаны на веки вечные, один с другим, телом и душой.

Девушка спрыгнула с постели, стараясь сохранить достоинство в простыне, обмотанной вокруг ее тела подобно тоге, сковавшей ноги и мешающей свободе движения.

— Опять ты со своими словечками, такими как «вечность». Понимаешь? Именно об этом я и говорю. Мы ни капельки не совместимы. И я не распутничаю. Ты что-то сделал со мной. Какой-то магический ритуал. Вуду. У меня твердые моральные принципы. Я не сплю с кем попало.

Ему все труднее было сдерживаться, чтобы не улыбнуться. Черные глаза Люциана блеснули на нее, пройдясь по ней с медленным, обжигающим собственничеством, что сказало больше, чем когда-либо могли сказать слова.

— Я — не кто попало, Джексон, и я невероятно рад, что ты не «распутничаешь», — затем он пошевелился: откормленный дикий кот лениво потянулся.

Сразу же ее сердце бешено заколотилось, и она отступила от кровати с широко раскрытыми глазами.

— Ты просишь меня быть тем, кем я не являюсь, Люциан. Ты не дал мне возможности серьезно все обдумать.

— Что? Что обдумать? Я должен отдыхать под землей, но я не могу этого делать, если рядом со мной нет тебя. У тебя есть склонность попадать в неприятности.

Незамедлительно ее темные глаза полыхнули огнем.

— Ну, все! Я была вместе с тобой, но ты, кажется, не понял, что сделал. Ты не выказал ни тени раскаяния. Я единственная, кому приходится идти на компромисс, хотя здесь им и не пахнет. Ты просто принимаешь решение, что я буду что-то делать, и я делаю это. А это чертовски ранит! — с этими последними словами она стремительно вылетела из спальни. Конец простыни, вившийся позади нее, зацепился за край двери и резко остановил ее. Джексон просто позволила простыне упасть на пол, давая Люциану последний проблеск ее мягкой, бледной кожи и восхитительных изгибов, прежде чем исчезла из поля его зрения.

Люциан снова потянулся, упиваясь ощущением своих сильных мышц, тем, как его тело чувствовало себя живым. Он снова хотел ее. Он будет хотеть ее все время. И дня не хватит, чтобы он полностью насытился. Мужчина улыбался, не в силах остановиться. Для него она была таким совершенным чудом. Даже прямо сейчас, когда большинство женщин билось бы в истерике при мысли об обращении, она дала ему нагоняй за то, что он оказался таким высокомерным карпатцем. Люциан знал, что ей придется смириться с тем, кем она стала. Для нее это будет нелегко, но это было необходимо для обеспечения ее постоянной безопасности. Джексон была не из тех женщин, кого можно поставить на полку. Она всегда будет в гуще событий, что бы он ей не указывал. Смирившись с этим фактом, приняв ее личность, ее защищающую натуру, Люциан выбрал единственный для него путь — предотвращение катастрофы.

Он босыми ногами пересек комнату и, остановившись, подобрал сброшенную ею простыню. Снова улыбнулся. Ему никогда не приходило в голову, что он будет испытывать чувство ревности, но оказалось, что ему не нравится мысль о других мужчинах, находящихся рядом с ней. Ему не хотелось, чтобы они даже думали о ней, мечтали о ней. Более того, он не хотел, чтобы она улыбалась им своей невинной сексуальной улыбкой, или дотрагивалась до них, как это принято у людей. Жить с эмоциями оказалось интересным опытом. Но наихудшим было то, что став полноценной карпаткой, способность Джексон привлекать мужчин возрастет многократно. Ее голос станет более заманчивым, более запоминающимся, поэтому те, кто хоть раз услышит его, захотят слушать его вновь и вновь. Ее глаза будут притягивать к ней мужчин, если уже не делали этого. Люциан вздохнул и покачал головой.

Мужчина прошел через дом и поднялся вверх по лестнице в ее комнату. Ящики были выдвинуты так, словно она быстро повыхватывала из них какую-либо одежду. Джексон была в просторной ванной комнате. Мужчина мог слышать, как бежит вода в душе. Люциан очень осторожно дотронулся до ее сознания. Девушка была в панике и старалась успокоить себя привычными человеческими действиями. Слезы были в ее сознании, бежали по ее лицу. Тотчас же он обнаружил, что ему необходимо быть рядом с ней.

Но дверь в ванную была заперта на замок, а под дверь она положила свернутое полотенце. Несмотря ни на что Люциан снова улыбнулся. Она и понятия не имела об его реальной силе. Он мог мысленно отдать ей приказ открыть дверь. Одно его прикосновение, и дверь треснула бы по швам. Он мог открыть ее тысячей способов. Его мощное тело замерцало за мгновение до того, как он стал нереальным, прозрачным, а потом растворился в тумане, капельками проникая сквозь замочную скважину в двери и собираясь в ванной, смешиваясь с паром от душа.

Люциан выступил из тумана, его тело снова стало твердым. За стеклянной дверцей душевой кабинки он смог четко разглядеть Джексон. Она стояла, прислонив лоб к стене, а вода лилась на ее голову и сбегала вниз по спине. Она выглядела красивой, бледной и хрупкой. От ее вида перехватывало дух. Молчаливо он ступил в ванну и потянулся к ней, своими сильными руками притягивая ее к своей груди, не давая возможности запротестовать.

— Мне невыносим вид твоих слез, любимая. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, и я это сделаю. Все. Ты единственная, кто в этом мире имеет для меня значение, — его руки обхватили ее лицо, поднимая ее голову. Наклонившись, он ощутил вкус ее слез. У него внутри все ныло, а сердце сжималось от физической боли.

Джексон ощутила его реакцию на свои слезы и поняла, что она была неподдельной. Ее печаль огорчала его. Его губы скользили по ее, туда и сюда, в нежной, убедительной ласке. Она сразу же почувствовала ответную реакцию своего тела, то, как ритм ее сердца подстроился под ритм его, то, как кровь начала нагреваться, требовать. Что вызвало новый поток слез. Она хотела его, хотела быть с ним. Люциан обнимал ее так бережно, так нежно. Он был невероятно сильным, но, тем не менее, с ней он был так осторожен, так ласков. Она любила в нем это, любила то, как он нуждается в ней, как страстно жаждал ее, как хотел только ее. Но она не хотела желать его. Она не хотела желать вообще кого-либо.

— Я хочу, чтобы ты желала меня, — прошептал Люциан, читая ее мысли, — я хочу, чтобы ты узнала меня так, как я знаю тебя.

Его губы блуждали по ее шее, нежному горлу.

— Я знаю о тебе все, и я безумно влюблен в тебя. Хотя «любовь» не достаточно сильное слово, чтобы выразить все то, что я чувствую к тебе. Потрать время, чтобы узнать меня, Джексон. Попытайся ради меня, ангел. Просто попытайся.

Его рот создавал мир полный тепла и цветов, место, где существовали только они вдвоем. Его руки двигались по ее телу с изысканной заботой.

— Я сейчас такая же, как и ты? — едва слышно прошептала Джексон в его грудь.

Его пальцы легли на ее затылок, прошлись по ее волосам, их прикосновение было властным.

— Ты — карпатка, милая, обладающая всеми способностями нашего народа. Земля взывает к нам, ветер, дождь, небеса над головой. Это прекрасный мир. Мы можем бегать с волками, летать с хищными птицами, плавать в реке с рыбами, если только захотим. Я покажу тебе чудеса, никогда не виденные человеческим взглядом. Ты сможешь делать невероятные вещи, не будешь знать ничего кроме радости.

Она позволила ему поцелуями убрать слезы с ее лица, позволила его голоду стать ее. То, что произошло, было безумием, но это больше не имело для нее никакого значения. Она не могла изменить того, что было. Ей не отменить того, что он сделал. И она не могла ненавидеть его за это. Джексон хотелось затеряться в темной страсти, которую только он мог ей дать. Она хотела, чтобы он желал ее так отчаянно, чтобы она никогда не столкнулась с тем, чем стала.

Ее руки скользили по ее телу, очерчивая каждую мышцу. Люциан обхватил ее голову своими руками так, что она еще ближе придвинулась к нему, а ее рот заскользил по его влажной коже, ловя языком крошечные капельки воды. Его тело напряглось от невыносимой боли, требуя удовлетворения насущных потребностей, хотя все, чего он хотел: успокоить ее, сказать, как сильно он ее любит, чтобы она не осуждала его. Ему хотелось держать ее в своих объятиях, хотелось позволить ей выплакаться, если ей это было необходимо, чтобы принять то, что произошло с ней.

— Ты здесь не для того, чтобы удовлетворять мои желания, ангел. Это я должен удовлетворять твои. Позволь мне поддержать тебя. Задай мне вопросы.

Ничем не прикрытый ужас на краткий миг промелькнул в ее глазах, прежде чем затеряться в знойном пламени абсолютной чувственности. Теперь ее руки двигались по его бокам, лаская его ягодицы, изучая его бедра.

— Я хочу почувствовать себя живой, Люциан. Хочу почувствовать, что у меня есть немного власти. Немного контроля над моим собственным миром. Я просто хочу чувствовать, — ее руки нашли твердое, мощное свидетельство его желания, слегка прошлись по нему ногтями, получая удовольствие от изучения его формы и строения.

Голова Люциана откинулась, глаза закрылись. Даже испытывая явный экстаз от ее пальцев, ласкающих его так интимно, он полностью сливался своим сознанием с ее, выискивая ее самую большую потребность, ее самое большое желание. Отбросив реальность, она сосредоточила все свои мысли на нем: как она любила находиться рядом с ним, как ей нравилось смотреть на его глаза, меняющие цвет от льдисто-холодного до расплавленного тепла, чувствовать, как напряжено его тело, хотя он продолжает оставаться таким невероятно нежным. Ее мысли владели его дыханием, его сердцем. Она восхищалась его храбростью, желала забрать прочь мрачность его былого существования, и она была решительно настроена не позволить никому причинить ему вред. Ей хотелось, чтобы он жил в мире, чтобы ему больше не приходилось уничтожать ужасных созданий, которые свободно разгуливали по их миру. Ей хотелось доставить ему удовольствие, и она беспокоилась о своей неопытности.

Воздух вырвался из его легких, когда ее рот — шелковистое, влажное тепло — сомкнулся вокруг него. Она могла читать его эротические фантазии, могла чувствовать то, что делала с ним. Джексон потерялась в своей новообретенной силе, и Люциан отреагировал нарастающим желанием, страстной, сильной жаждой. Его зубы сжались. Девушка поймала ритм его бедер, упиваясь тем, как беспомощно он двигался. Время перестало существовать. Реальность была отброшена. Джексон исчезла, а на ее месте оказалась сирена, соблазнительница, проверяющая свою способность лишить его самообладания.

Люциан стиснул в своих руках ее волосы и заставил ее подняться, впиваясь в ее рот. Она потерлась об него, ее груди мучили его, руки ласкали и воспламеняли. Он проложил огненную дорожку от ее горла до кремовой возвышенности груди. Его ладонь нашла тугие светлые завитки в месте соединения ее бедер и проникла в них, ища влажное, радушное тепло. Его пальцы вошли внутрь, чтобы проверить ее готовность, и он почувствовал, как разгоряченный бархат сжался вокруг него, показывая, что в ней пылает такая же страсть, как и в нем. Ее дыхание вырвалось с придыханием.

— Поторопись, Люциан!

Ее приглушенный крик послал волну острого удовольствия по его телу. Она действительно желала его, никто другой не был создан для нее. Он был ее истинным Спутником жизни, и ее тело взывало к нему. Он хотел всю ее. Ее сознание и сердце точно так же, как ее тело и душу. Ее мысли были заполнены горячей, нестерпимой жаждой его.

Мужчина обхватил руками ее тонкую талию, поднял ее и опустил на себя, словно совершенные ножны для меча. Раздался тихий вскрик — его или ее? Ни один из них не знал, кто был Люцианом, кто был Джексон. Она была тугой и идеальной, он заполнял ее полностью, удерживая в своих сильных объятиях. Своими руками Джексон обвила его шею, вплотную прижимаясь к нему, кожа к коже, сердце к сердцу. Девушка закрыла глаза и позволила красоте их единения унести ее прочь, пока она не закружилась в пространстве, свободно паря вместе с Люцианом, желая, чтобы это длилось вечность. Чтобы они были только вдвоем в своем собственном мире эротических фантазий.

То, как он держал ее, было так правильно. Нежно, любяще. Одновременно двигаясь внутри нее, каждым ударом создавая огненное трение, заставляя их обоих тянуться к бесконечно большему. Люциан склонил голову, окружая ее любовью, теплом и комфортом, в то время как ее тело дарило ему такой совершенный экстаз.

Джексон почувствовала, как сжались ее внутренние мышцы, как все нарастали и нарастали ощущения, как нахлынувшее на нее удовольствие превысило то, что она могла вынести. Ее зубы нашли его плечо, она задыхалась, стараясь продлить этот момент, даже когда все ее тело раскалывалось, разлеталось на части и выходило из-под контроля. Сознание Люциана было крепко связано с ее. Он мог чувствовать реакцию ее тела на его, и это поспособствовало его собственному раскаленному добела взрыву, усиливая ощущения для них обоих. Он мог чувствовать дрожь отголосков, мог чувствовать, как ее тело сжалось и отпустило его.

Люциан развернулся так, что вода теперь омывала их обоих. Джексон вцепилась в него, не желая разрывать ощущение их единения. Поэтому Люциан просто бережно держал ее в своих руках, стремясь успокоить. Наконец, девушка подняла голову и посмотрела в его бархатисто-черные глаза.

Она выглядела такой хрупкой, такой уязвимой, что он испугался, что может сломать ее.

— Я с тобой, Джексон, — нежно прошептал он. И очень осторожно начал разъединять их тела, ощущая себя почти обделенным: — Ты больше никогда не будешь одна. Я обитаю в тебе, как ты обитаешь во мне.

Мужчина нежно покачивал ее в своих руках.

— Я не могу об этом думать, Люциан. Если я попытаюсь, то сойду с ума.

— Все в порядке, ангел. Чего же ты ожидала от себя? Мгновенного принятия? Никто не может с легкостью свыкнуться с этим. Это темный дар. Да, мы живем в прекрасном мире, но мы и платим высокую цену за те особенные способности, которыми мы одарены. А у твоего Спутника жизни есть обязанности, которые ставят тебя под угрозу. Я бы изменил это, если бы мог, — темный ангел смерти, как называет меня мой народ, — но я охотник на немертвых, и я боюсь, что всегда им буду.

Ее огромные глаза вспыхнули с неожиданным гневом.

— Они так тебя называют? Темным ангелом смерти? Как они могут так говорить, когда ты дал им так много? Какое они имеют право судить тебя? — она немедленно встала на его защиту, его молоденькая тигрица, и он внезапно увидел ее с их детьми.

От этой мысли ему захотелось улыбнуться, но вместо этого он выключил воду и вынес ее из душа. Когда она оказалась стоящей на кафельных плитках пола, она завернул ее в большое банное полотенце. Завязав концы, он привлек ее к себе.

— Я древний карпатец, обладающий невероятными знаниями и силой. Мой народ знает, как опасна эта комбинация. Мы — хищники, любимая, и без Спутницы жизни можем в любой момент обернуться. Большинство мужчин оборачивается через намного меньшее количество веков, чем я просуществовал.

Она уставилась на него.

— Не извиняйся за них. Я была в твоем сознании, и ты не больший убийца, чем я.

Он рассмеялся, просто не мог ничего с этим поделать. Она была такой невинной, даже теперь, после всего того, что они разделили. Ей никогда не стать тем, кем был он — хищником, с легким налетом цивилизованности и невероятной самодисциплиной. Она была светом в его темноте, его спасением, его чудом, и она не могла этого видеть. Она никогда не взглянет на себя его глазами.

— Рассвет приближается, Джексон, — он знал об этом, не глядя на часы; его народ всегда знал о моменте восхода или заката солнца, — пойдем со мной в спальню.

Люциан почувствовал ее мгновенное нежелание, неожиданный страх, охвативший ее. Реальность вторглась в ее мысли, слишком решающая, чтобы принять ее. Он протянул руку.

— Пойдем со мной, — проговорил Люциан тихо, нежно, его голос был словно бархат.

Джексон уставилась на его руку, не желая идти с ним, как будто оставаясь в главной части дома, она может остаться человеком. Она чувствовала, как разрывается на части: желая остаться и в то же время, не желая ранить Люциана. Очень медленно, неохотно, она вложила свою руку в его. Его пальцы сжались вокруг ее, теплые, уверенные.

— Со мной ты всегда будешь в безопасности, Джексон. Если поверишь в это, то сможешь пройти через все.

Он притянул ее к себе, пока она не оказалась под защитой его широкого плеча, и он не смог обнять ее одной рукой. Они вдвоем прошли через дом, вниз по широкой винтовой лестнице, через кухню, в подвал. Он почувствовал ее колебания, когда они вошли в узкий коридор, ведущий вниз, в его спальню. Она постоянно присутствовала в ее голове — мысль убежать назад, вверх по ступеням. Люциан всего лишь немного усилил свое объятие, склонив голову, чтобы коснуться своим ртом ее виска в легком жесте ободрения.

— За все столетия своего существования я никогда не встречал женщину, подобную тебе, Джексон, — его восхищение и любовь к ней слышались в мягкой чистоте его голоса. Сознательно он подстроил свое дыхание под ее, биение своего сердце под ее, чтобы уменьшить ее панику. Он незаметно скользил в ее сознании, удаляя хаос, легкими прикосновениями неся спокойствие, принятие, облегчая трудный переход.

Люциан был достаточно осторожен, чтобы не лишать ее свободной воли, но он не мог вынести ее страданий. Это трогало его как ничто иное за всю его жизнь. Он бы сделал для нее все, что угодно, все, чтобы защитить ее. Он был в силах стереть каждое ее ужасное воспоминание, всецело уничтожить ее прошлое. У него была способность убедить ее принять себя как карпатку, заставить поверить, что она всегда была ею, но, тем не менее, он знал, что это не правильно. Хотя идея продолжала крутиться у него в голове. Он презирал себя за то, что заставил ее страдать, за то, что послужил причиной физической боли во время обращения и теперешней муки принятия того, что он натворил.

— Я бы возненавидела это. В конце концов, ты не смог бы жить с ложью, Люциан, — спокойно сказала она.

Он посмотрел на нее сверху вниз, любовь сияла в его глазах. Она глядела на него широко распахнутыми карими глазами, с намеком на смех в их глубинах.

— Ты не ожидал, что я так быстро научусь читать твои мысли? — она покачала головой, — нет, ты не думал, что я захочу читать их.

Она была невероятно довольна, уловив эту информацию.

Мужчина открыл дверь в спальню и отступил, пропуская ее вперед. Его обрадовало, что она решила прочитать его мысли. Между Спутниками жизни это был интимный процесс — обмен мыслями и чувствами без слов. Личный путь для двоих.

— Ты не перестаешь поражать меня, — признался он. Что действительно так и было. Она изумляла его своей способностью приспосабливаться к любой новой ситуации. Один тот факт, что она могла улыбаться, был удивительным.

Джексон, удерживая полотенце, отчаянно огляделась в поисках того, что можно было накинуть, чтобы она не чувствовала себя такой уязвимой. Люциан протянул ей чистую шелковую рубашку, и она скользнула в нее руками. Ее длинные ресницы опустились, скрывая выражение ее глаз, а когда он начал застегивать на ней пуговицы, костяшки его пальцев задевали ее обнаженную кожу.

— Что это было за создание, кидавшееся на стену? Это ведь был не вампир, потому что казался невероятно глупым.

— Это был упырь. Ходячий труп. Не немертвый, подобно вампиру, а его миньон^[14]. Слуга. Марионетка. Как я тебе и говорил, вампиры могут использовать людей для выполнения их распоряжений в дневное время, пока сами отдыхают. Упырь живет до тех пор, пока не выполнит желания вампира. Он питается кровью вампира и плотью мертвецов.

Джексон задохнулась и прикрыла рукой рот.

— Не знаю, зачем задала этот вопрос. Ты всегда говоришь что-то дикое. Словно не зная того, что ты собираешься сделать это, я сломя голову бросаюсь вперед и спрашиваю, — она провела рукой по волосам, от чего влажные пряди разлетелись во всех направлениях.

Люциан автоматически потянулся, чтобы вернуть ее волосам прежний вид.

— Упырь опасен тем, что никогда не останавливается, пока не будет полностью уничтожен.

Она кивнула, обдумывая информацию.

— Что насчет стены? Какую систему безопасности ты установил в ней? Тебе когда-нибудь приходило в голову, что на стену может попытаться взобраться ребенок?

— Если на стену попытается взобраться ребенок, то ничего не произойдет, — ответил он, — стена реагирует только на зло.

Девушка снова кивнула, прикусив нижнюю губу.

— Естественно. Этого следовало ожидать. И почему я подумала о чем-то другом?

— Пошли в постель, ангел, — тихо пригласил он.

Она не смотрела на него, ее глаза внимательно изучали стены. Он тщательно продумал конструкцию этой комнаты, стараясь, чтобы она выглядела в точности так же, как спальня на поверхности. Люциан слегка дотронулся до ее сознания, желая поправить то, что могло пойти не так. И ему с трудом удалось сдержаться и не улыбнуться. Ее реакция не имела ничего общего ни с комнатой, ни с ее обращением. Все, что ее волновало — это его обнаженное тело и все те вещи, что они проделали вдвоем.

Люциан скользнул в постель и прикрыл нижнюю часть своего тела простынею.

— Ты собираешься весь день расхаживать по спальне?

— Может быть, — ответила она, дотрагиваясь до стен, пробегая по ним пальцами, чтобы почувствовать их структуру, — как глубоко под землей мы находимся?

Люциан пожал своими сильными плечами, случайное движение мускулов, его глаза внезапно стали настороженными.

— У тебя проблемы с нахождением под землей?

Присутствуя тенью в ее сознании, он знал, что она не испытывает ни малейшего страха, находясь под землей. Ей не хотелось ложиться в постель, она боялась засыпать и просыпаться, боялась столкнуться с правдой.

Она посмотрела на него, чувствуя себя более уверенной, когда его нагота была прикрыта. В ее поведении не было никакого смысла. Почему она так отчаянно желала находиться рядом с Люцианом? Это было так не похоже на нее. Он был честен с ней с самого начала по поводу того кем и чем является, и она просто соглашалась со всем тем, что он говорил, со всем тем, что он делал.

— Ты моя Спутница жизни, Джексон. Ты была рождена, как вторая половинка моей души. Твое тело и сознание узнали меня. Твое сердце и душа взывают ко мне. Так принято у нашего народа.

— Я не карпатка, — решительно заявила она, в защитном жесте прижав руку к горлу: — Почему это произошло?

— Для меня это такая же загадка, как и для тебя. Все, что мне известно, так это то, что лишь некоторые человеческие женщины с особыми психическими способностями являются истинными Спутницами жизни для наших мужчин, — он смягчил свой голос, вызывая успокоение, безмятежность, — очевидно, так оно и есть.

Он еще раз полностью слился своим сознанием с ее, замедляя ее сердце и легкие, позволяя ей найти силы, чтобы подойти и лечь на кровать рядом с ним.

Люциан защищающее обхватил ее руками, привлекая ее небольшое тело под прикрытие своего. Она незамедлительно расслабилась, его прикосновение успокаивало волну ужаса, охватившую ее. Она чувствовала себя измочаленной как морально, так и физически. У нее было так много вопросов, но она не желала получать на них ответы, боясь своей собственной реакции на то, что он может рассказать ей.

— Я просто хочу поспать, Люциан, — проговорил она, пристраивая голову у него на плече, — мы можем просто поспать?

Он почувствовал, как она затаила дыхание. Она не хотела спать, она хотела сбежать. Мужчина обрушил град поцелуев на макушку ее головы, его пальцы запутались в ее волосах.

— Спи, ангел. Ты будешь в безопасности со мной.

Он взял все под свой контроль, незамедлительно погружая девушку в глубокий сон, не давая ей шанса воспротивиться его команде.

Этой ночью они не будут спать в этой спальне и в этой кровати. Ее тело нуждалось в восстановлении, оно нуждалось в исцелении, которое истинным карпатцам могла дать только земля. Люциан не собирался заставлять ее сталкиваться с данной реалией их существования. Он был ее Спутником жизни, поэтому он, и никто другой, должен позаботиться об ее здоровье, об ее счастье. Но он также хотел избавить ее от подробностей, в которых не видел надобности на столь ранней стадии.

Он взял на руки ее изящное тело и сосредоточился на стене, находившейся слева от него. Стена отодвинулась, открывая узкий проход, ведущий глубоко вниз, прямо к центру земли. Он прошел по нему, пока не приблизился к кровати из темной богатой земли, окруженной камнями. Взмахнув рукой, он открыл ее. Потом опустился в нее, прижимая к себе хрупкое тело Джексон. Защита установлена, волки бегают на свободе, он закрыл все двери так, что его логово останется в тайне от любых вторжений. Вдобавок он установил защитные меры на каждую дверь, вдоль самого коридора, и на каменную кровать над ними. Только после этого он погрузил Джексон в глубочайший сон своего народа, остановил ее сердце и легкие, чтобы в земле она лежала неподвижно, подобно мертвой. Взмахом руки он закрыл почву над ними и погрузил свое тело в глубокий карпатский сон. Его сердце вздрогнуло и прекратило биться. Земля продолжала сдвигаться над ними, пока не легла на место, не потревоженная, словно находилась здесь на протяжении веков.

Глава 9

Солнце медленно двигалось по небу. В доме, возвышающемся на холме, стояла тишина, а его прекрасные витражные окна отражали лучи света назад к солнцу. В самом жилище царило спокойствие, безмолвие, даже воздух замер. Создавалось ощущение, что дом был живым существом и замер в ожидании чего-то. Когда солнце начало садиться, глубоко под землей забилось одно сердце. Люциан, едва земля над ним раскрылась, начал проверять территорию вокруг своего поместья. Все было спокойно. Он переместился из-под земли назад в свою удобную спальню. Кладя Джексон на постель, он одновременно взмахом руки зажег свечи. Пляшущее пламя отбрасывало успокаивающие тени, а аромат трав наполнял комнату.

Люциан внимательно осмотрел тело девушки, убеждаясь, что на ней не осталось ни одного пятнышка земли, что она проснется чистой и отдохнувшей. Покинув свое тело, он вошел в ее, чтобы осмотреть ее внутренние органы и лично убедиться, что она полностью исцелилась. Только когда мужчина удостоверился, что все в порядке, он освободил ее от сна, присущего карпатцам, переводя в более легкий сон смертных. Он почувствовал, как она сделал свой первый вдох, услышал первое биение ее сердца. Его руки проскользнули под тонкий шелк ее рубашки, и он смог ощутить мягкий бархат ее кожи.

И сразу же почувствовал, как в ответ на это прикосновение волна тепла промчалась по его телу. Он лениво потянулся. Она была рядом с ним. Она будет с ним при каждом восходе. Люциан отодвинул рубашку с ее живота и наклонил голову, чтобы вкусить ее кожи. Его руки прошлись по сладким изгибам ее бедер. Он все лучше узнавал ее хрупкое телосложение, линии ее тела. Ее кожа под его изучающими руками и губами была теплой. Он опустился ниже, желая вкусить ее там, желая разбудить ее эротическим удовольствием, которое только он мог дать ей.

Она была горячим жидким медом, таким мягким, что он хотел затеряться внутри нее. Люциан точно определил тот момент, когда она проснулась, тот момент, когда она совершенно четко осознала, что он рядом, когда поняла, что он делает, почувствовала нарастающую волну желания, несущуюся по ее телу подобно шаровой молнии и соответствующую расплавленной лаве, текущей в нем.

— Люциан! — выкрикнула она в интимной манере их вида, ее тело, страстное и нетерпеливое, ныло от вожделения. Страстно желало его. Она нуждалась в нем. В том, что он делал с ней, в ощущении его горячего, напряженного и толстого члена внутри нее, ослабляющего ужасную бурю. Ее тело пульсировало от жизни, от такого невероятного удовольствия, что она вновь выкрикнула его имя, а ее руки вцепились в его волосы в попытке подтянуть его выше.

Он незамедлительно накрыл ее тело своим. Ее вход был горячим, кремовым приглашением для него. Когда он прижался к ней, проскользнул в ее тугие ножны, она задохнулась, и ее тело, отвечая ему, раз за разом изгибалось навстречу ему, сжимало и стискивало его. Тогда он начал двигаться в ней, сильно и быстро, его бедра погружали ее в огненный шторм, который становился все сильнее и сильнее.

Джексон стискивала его руки, пряча лицо у него на груди. Она чувствовала манящее тепло его кожи, слышала биение его сердца, зовущий ритм его пульса. Она почти беспомощно уткнулась в его грудь. Ее рот скользил по его коже. Ее тело сжималось вокруг его, требуя большего. Ее зубы прикусили кожу у него на груди прямо над бившейся жилкой. Девушка почувствовала, как та ударила ей в ответ, почувствовала, что внутри нее он стал еще больше: толще, тверже, тяжелее, его бедра ринулись вперед, еще глубже зарываясь в нее. Ее язык прошелся по его пульсу. Раз. Два.

— Господи, ангел, сделай это. Я нуждаюсь в этом, — шепотом проговорил его голос в ее сознании, на ее коже, сексуальный, тихий, умоляюще-страстный.

Теперь он вел себя дико, свирепо, его тело исступленно овладевало ее. Всей ею. Ее язычок еще раз обвел его пульс, и он застонал, вновь и вновь погружаясь в ее огненные ножны.

— Джексон. Пожалуйста.

Его руки обхватили ее небольшие бедра, чтобы он мог погружаться в нее глубокими сильными толчками.

Наслаждения было так много, что Джексон позволила ему омыть ее, поглотить ее. Его пульс приводил ее в восторг. Она услышала его хриплый крик, почувствовала, как его сознание прочно слилось с ее, и как раскаленная добела вспышка молнии пронеслась через него, когда ее зубы погрузились в него, и сущность его силы, его древняя кровь хлынула в нее. Девушка чувствовала, что ее тело делает с его, чувствовала обжигающий огонь, окружающий, туго сжимающий его. Она чувствовала силу его удовольствия, такую глубокую, такую реальную, чувствовала его желание, чтобы последнее длилось вечность.

Ее язык ласкал его грудь, закрывая крошечные следы укуса, когда его мускулы под ее руками напряглись, а ее собственное тело разлетелось на части, забрав его с собой. Девушка услышала свой собственный голос, всего лишь звук в горле, мягкий и хрипловатый. Она испробовала его на вкус, и ужасный голод, терзавший ее, утих, в то время как ее тело пульсировало и горело, взрываясь в ночи, чтобы стать частью времени и пространства.

Джексон обнаружила, что лежит, уставившись на него, и ее темные глаза широко распахнулись. Она не могла поверить в те вещи, на которые оказалось способно ее тело. Она не могла поверить, что сделала это добровольно. Ей хотелось, чтобы ее организм избавился от этой пищи, но он впитал ее. Его вкус был у нее во рту, на губах, как вызывающий привыкание нектар. Она толкнула в его твердую как стена грудь, решительно настроенная отодвинуться от него, чтобы спокойно подумать. Его пристальный горящий взгляд, бархатисто-черный, темный и опасный, медленно прошелся по ее лицу. Острое чувство собственности горело в его глазах. Голод. Темное желание. Склонив голову, он провел языком по ее нежной шее.

— Я не уверен, что этого пробуждения будет достаточно, чтобы удовлетворить мой голод. Снова. Я хочу тебя снова.

— Это невозможно! — задохнулась она, но он уже ласкал ее тело, заставляя ее быть нетерпеливой и умирать от желания к нему.

— Мы не связаны никакими ограничениями, — мягко прошептал он, утыкаясь в кремовую впадинку на ее горле, — у меня есть много чего, чему я могу научить тебя.

Несколько часов спустя, Джексон сидела в кресле в кабинете Люциана. Ее тело восхитительно ныло, все еще сохраняя чувствительность после его бесконечного обладания. Он поочередно был то ласковым и нежным, то буйным и неприрученным. Всегда глядя на нее голодными глазами. Лишь когда Люциан осознал, что она совершенно измотана, он отнес ее наверх, в душ, где вымыл ее своими чересчур ласковыми руками. В данный момент девушка не была уверена, что когда-либо сможет вновь посмотреть на него. Стараясь вести себя непринужденно, она взяла газету и бегло просмотрела различные заголовки. Ее глаза в удивлении расширились.

— Вчера умер Сэмюэль Барнс.

Люциан прекратил работать на компьютере. Он делал все, что было в его силах, чтобы обеспечить ей немного простора, одновременно читая ее мысли. Его Джексон оставалась застенчивой с ним даже после тех эротических часов, которые они провели вместе. Подняв одну бровь, он посмотрел на нее через плечо.

— Банкир? — его голос был полностью нейтральным.

— Да, банкир, мистер захвативший-все-мировые-заголовки-банкир. Он просто умер в своем доме. Служащий нашел его и попытался сделать ему искусственное дыхание, но было поздно. Я подозревала, что он был одним из главных действующих лиц в торговле наркотиками в нашем городе, но мне никогда не удавалось найти на него что-нибудь стоящее.

— И как он умер?

Огромные глаза Джексон внимательно посмотрели на него поверх края газеты.

— Преступлением и не пахнет, так как ничто на него не указывает, — но в ее голосе, тем не менее, слышалось подозрение, — ты ведь не был знаком с Барнсом?

— Джексон, — он проговорил ее имя нежно, интимно, его голос обернулся вокруг нее атласными простынями, эффективно останавливая ее сердце, — ты ведь ни в чем не обвиняешь меня?

Она обнаружила, что покраснела без всякой на то причины, лишь от одного его взгляда на нее. Контроль — вот второе имя Люциана. Он мог быть смертельно-опасным, но предпочитал молчать об этом. Казалось, ничто не могло вывести его из себя. Пока он не смотрит на нее. Лишь каждый раз, когда его пристальный взгляд останавливался на ней, она видела страшный голод, тлеющий внутри него. Он был таким сексуальным, что одного взгляда на него хватало, чтобы у нее перехватывало дыхание. Но сейчас было не время задумываться о том, что происходит между ними. Джексон чувствовала себя довольно неплохо, когда сохраняла благоразумие. Ей успешно удавалось избегать правды относительно того, что своим «обращением» сделал с ней Люциан и что она сделала с ним с того момента. Должно быть, карпатские женщины являлись сексуальными маньячками, поскольку сама Джексон ею определенно не была. Она покачала головой, решительно настроенная не потерять нить рассуждений. Известно ли Люциану об ее связи с Барнсом? Да о чем она вообще думает? Откуда Люциану знать про Барнса? Она не может его ни в чем обвинить.

— Нет, конечно, нет.

Девушка наблюдала, как мужчина вернулся к экрану компьютера. Казалось, он был невероятно увлечен своей работой, хотя она и понятия не имела, чем он занимается. Как-то она видела, что он получил Е-мэйл от Габриэля, своего близнеца. Двое таких, как он, в этом мире! Эта мысль пугала.

Она вернулась к чтению. На второй странице была небольшая статья о машине, съехавшей с обрыва. Пассажир не выжил. Джексон вздрогнула, когда прочитала имя. Слишком много совпадений.

— Люциан.

Незамедлительно все его внимание оказалось сосредоточено на ней. Она любила это в нем, словно все, что она говорит или делает, крайне важно для него.

— Так и есть.

Его голос интимно прошептал в ее сознании, ласковым звуком пройдясь по ее внутренностям, пока она защищающее не обхватила руками живот, где, казалось, бесконечно трепетали крылья бабочек.

Джексон наградила его самым устрашающим взглядом:

— Держись подальше от моей головы, умник. Я единственная, кто имеет доступ к моим мыслям, — она неожиданно нахмурилась. — Все твои люди могут читать мысли друг друга?

Он пожал плечами, и от этого небрежного движения его мускулов ее живот еще раз совершил сальто.

— «Да» и «нет». Это не совсем так, как со Спутником жизни. Существует общий канал связи для наших людей, и более личный, основанный на обмене кровью. Я могу читать мысли Габриэля, да и всегда мог, но какой смысл делать это сейчас? Все о чем он думает — это Франческа. Ну, Франческа и девочки. Скайлер — их воспитанница, когда она была подростком, над ней жестоко надругались. Она человек, экстрасенс. Теперь у них есть и маленькая дочка, ей нет и года. Габриэль неистово ее защищает, не замечая, что тем самым превращается в суетливого старика.

Джексон рассмеялась.

— Не могу представить кого-то, выглядящего в точности как ты, в роли суетливого старика.

— Не знаю, как Франческа выносит его, — Люциан испытывал радость от факта чувствовать привязанность к своему близнецу. Это было не воспоминание о привязанности или желание почувствовать ее, а действительно глубокое чувство. И дала ему это Джексон. Его Джексон. Его чудо. Его пристальный взгляд ревниво остановился на ней. Она так быстро перевернула его мир с ног на голову.

Все стало другим. Каждый раз, когда он глядел на нее, его сердце плавилось снаружи, а внутри — смягчалось и теплело. Он может смотреть на нее вечность и никогда не устать от этого. У нее на лице была ямочка, которая неожиданно появлялась из ниоткуда, а потом терялась в ее улыбке. Ее глаза смеялись, когда она поддразнивала его. Она поддразнивала его. Это было чудо, на которое никто не осмелился бы. Она ничего не знала об этом, доставляя ему неприятности при первой же возможности. Он любил то, как она двигалась. Ее фигура была маленькой, но пропорциональной. Девушка была само спокойствие и плавность, изящество и женственность, хотя сама себя считала жесткой. Все в ней заставляло его улыбаться: все от кончиков ногтей на ногах до макушки. Особенно ее нахальный маленький ротик. Он любил ее рот. Всякий раз, смотря на нее, в его теле мгновенно просыпалось желание. Он радовался ему: горячему, неистовому голоду, который появлялся от одного взгляда на нее.

В него полетела скомканная газета, которую он почти рассеянно поймал на лету.

— Ты слушаешь меня? Только я подумала, как здорово, что ты ловишь каждое мое слово, как ты начинаешь сидеть, как изваяние, и смотреть в никуда. Ты где? — спросила Джексон.

— Ты ничего не говорила.

— Говорила, — решила прибегнуть к маленькой лжи девушка, чтобы доказать, что он не слушал. Она раздраженно посмотрела на него.

Только что он сидел за компьютером на некотором расстоянии от нее и вот возвышается над ней, словно мстительный ангел.

— Ты не произнесла ни слова, — повторил он. Он выглядел изумленным и терпеливым. Он напоминал лениво вытянувшегося дикого кота. У него был вид, говорящий, что она больше, чем кто-либо находится в опасности. Он, казалось, с такой легкостью обошел ее оборону. От него все внутри нее превратилось в расплавленную лаву, и эротические картинки затанцевали у нее в голове.

Джексон вновь погрузилась в мягкие подушки и помахала перед ним рукой, отгоняя его.

— Тебе стоит прекратить так приближаться.

Он поднял бровь и посмотрел на нее. Ей захотелось кончиками пальцев дотронуться до его красивого лица, проследить каждую его бровь, темную поросль вдоль его челюсти. Очень осторожно Джексон положила под себя руки и села на них, ее глаза были совершенно невинными. В данный момент ему лучше было бы не читать ее мысли. Она впилась в него взглядом, чтобы показать ему, что она серьезна, на случай, если он все-таки читает ее мысли.

— А ты не лезешь за словом в карман.

Ей нравилось наблюдать за его глазами. Они могли в считанные секунды изменить цвет от холодного как лед обсидиана до сверкающих драгоценностей.

— Здорово, правда? — она выглядела довольной.

— Я не уверен, что сказал это как комплимент, — усмехаясь, заметил он.

— В газете упомянули о несчастном случае, — со вздохом она сменила тему разговора.

— Ты говорила.

— О другом несчастном случае. Мужчина вел машину по краю утеса. Полиция штата думает, что он просто съехал с дороги. Не было никаких следов заносов.

— Ну и какой в этом смысл? — подтолкнул ее он.

— Этот мужчина работал на Барнса. Слишком много совпадений в том, что они оба умерли так внезапно. Может быть, наркокартель из-за чего-то разозлился на них. Я должна осмотреть места происшествий. Если бы я могла знать наверняка, что ты будешь в безопасности от Дрейка, пока я работаю… — Джексон замолчала, уставившись в потолок, словно там могла найти ответы на свои вопросы.

Небольшая улыбка смягчила его рот и добавила теплоты его глазам.

— Получается, что именно ты следишь за моей безопасностью. Я благодарю тебя, Спутница жизни, за то, что моя безопасность всегда возглавляет список твоих приоритетов. Это показывает, насколько я важен для тебя, — он понял, что успешно покончил с любыми проявлениями неповиновения с ее стороны по вопросам безопасности. Если сейчас она волновалась о нем, то он просто купался в этом знании.

— Тебе так только кажется. У тебя невероятно высокое самомнение на свой счет, — она возмущенно фыркнула. Чтобы выхватить газету, ей пришлось достать руки из-под своих ягодиц: — Я просто не хочу предавать гласности, что такая важная шишка, как ты, была убита на моих глазах. Знаешь ли, мне надо думать о своей репутации.

— Коли речь зашла о репутации, то кто такой Дон Джейкобсон?

Она была поражена.

— Откуда ты узнал о Доне?

— Прошлым вечером ты разговаривала с ним по телефону, а поднявшись сегодня, думала о нем.

— От тебя невозможно ничего скрыть, я права? — ей не хотелось думать, как часто она предавалась мечтам о Люциане. Как правило, в такие мгновения, когда она думала о нем, смущенный румянец появлялся на ее лице.

Люциан не собирался сдаваться.

— Кто он?

— Я выросла вместе с ним во Флориде. До того, как Дрейк начал свои первые серийные убийства. А Тайлер всегда возвращается туда, где все началось. Для него это вроде ритуала. Он несколько раз повторял тренировочный курс, ночуя на открытом воздухе, играя в кошки-мышки с новыми новобранцами. Никто никогда не мог обнаружить его, да и он никого не убил там, но при этом оставлял свои знаки, как бы насмехаясь и говоря, насколько он умнее всех.

— Флорида на другом конце страны.

— Это не имеет значения. Он всегда начинает там. Я надеялась, что он все еще может находиться там, когда звонила Дону. Конечно, шансов было мало, но я должна была попытаться. Мы могли бы перехватить его в аэропорту или остановить его машину на пути сюда. Но не тут-то было. Дрейк уже осматривал твой королевский дворец, как ты и ожидал от него. Теперь же я должна остаться и защищать тебя от твоего собственного высокомерия.

— Я невероятно счастлив, что я такой высокомерный мужчина. Мне нравится, что у тебя есть причина «остаться и защищать меня», — Люциан потянулся и с утонченной мягкостью обхватил ладонью ее лицо. — Ты не ответила мне, кем этот парень, Дон Джейкобсон, является для тебя.

Его голос был тихим и сокровенным.

— Я не обязана оправдываться перед тобой.

Он сеял хаос внутри нее, растапливая ее как масло. Один взгляд на него, и она чувствовала себя слабой и неуверенной.

— Здесь становится жарко, — пожаловалась она, — ты включил отопление?

— Карпатцы могут регулировать температуру своих тел.

Она кивнула.

— Конечно, могут. И почему я не подумала об этом?

Люциан наклонился к ней, так что тепло его кожи проникло через тонкий материал ее блузки. Он отбросил ее платиновые пряди.

— У тебя действительно небольшой жар, — он нахмурился, проверяя ее лоб. Прикосновение к ее коже было чистейшим соблазном. Чем чаще он это делал, тем сильнее в этом нуждался: — Думай об ощущении прохлады, ангел, и она придет.

Она толкнула его в грудь. Как можно думать о прохладе, когда он стоит так близко к ней?

— Отойди, Люциан, и прекрати так смотреть на меня.

— И как же я смотрю на тебя?

— Ты знаешь как, — резко ответила она, сознательно схватив оставшуюся часть газеты, — уходи. Если еще раз дотронешься до меня, я разобьюсь на миллион кусочков.

— Я всего лишь хочу поцеловать тебя, — невинно пробормотал он, его голос был бархатисто-мягким и преднамеренно соблазнительным. Склонив голову, он своим теплым ртом прикоснулся к бешено бьющейся жилке на ее шее. Он почувствовал, как под его изучающим языком подпрыгнул ее пульс. Его пальцы ласкали ее кожу, отодвигали в сторону тонкий хлопок ее рубашки, проходясь пальцами по ее хрупким ключицам. Она напоминала ему атлас, невероятно мягкий. И сразу возросло его желание, острое и требовательное. Прижавшись к ней своим тяжелым телом, он заставил ее изящное тело откинуться на спинку кресла. Люциан одной рукой обхватил ее полную грудь, в то время как его рот властно завладел ее губами.

Он вдыхал ее, вбирал ее запах в свое тело. Под его блуждающими руками она была маленькой, но так идеально сложенной, чудом из мягкой кожи и шелковистых волос. Даже когда его тело предъявляло свои требования, мужчина чувствовал ее согласие, ее желание и готовность утолить его голод, он чувствовал ее усталость. Она все еще испытывала боль. Он должен был лучше заботиться о ней, такой маленькой, хрупкой и неопытной. Он оказался слишком требовательным к ней. Ей надо быть осторожнее, ведь он чуть было не потерял самообладание.

— Я сожалею, милая. Мне следовало бы быть более бережным с тобой, — он поцеловал ее в висок, потом провел рукой по ее шелковистым волосам: — Я могу вылечить тебя, — предложил он.

— Ты не причинил мне боли, Люциан, — сразу же запротестовала она, краснея при мысли о том, что он делал, от полученного ею удовольствия, — мне нравится, как себя чувствует мое тело. — Словно я принадлежу ему.

— Ты принадлежишь мне.

Ей нравилось это: интимность его бархатистого голоса, шепчущего ей в ее сознании. Тайный мир тепла и темноты. Она больше никогда не будет одна. Больше никогда не столкнется с монстрами в одиночку. Джексон знала, что когда она смотрит на него, в ее глазах сияют звезды, и это раздражало ее. Она отвела взгляд, делая вид, что находит газету более интересной.

Люциан тихо рассмеялся с чисто мужским весельем, обнаружив, что его женщина даже после многочасовых занятий любовью все еще сохраняет свою застенчивость. Длинные ресницы Джексон на мгновение поднялись, когда она окинула его обвиняющим взглядом, прежде чем вернуться к своему чтению. И почти сразу же заметила следующую статью, от чего ее тело замерло.

— Послушай вот это, Люциан. В своем доме застрелился Джеймс Этвотер. Он оставил записку, в которой сообщил, что больше не может больше существовать, после того, как по приказу Сэмюэля Т. Барнса, забрал такое огромное количество жизней. Он фактически дал показания против Барнса. Но я ни за что не поверю, что у него внезапно проснулась совесть. Он не из таких. Должно быть, в их рядах идет чистка, а эти ребята наверняка совершили ошибку, и какая-то важная шишка приказала их убрать. Кто бы ни убил их, он проделал большую работу, чтобы коронер^[15] посчитал их смерть естественной, несчастным случаем и суицидом. Именно из-за связи Барнса с Этвотера, я вышла на первого, а последний был профессиональным убийцей.

Рука Люциана запуталась в ее волосах, перебирая пряди между пальцами. Раздалась серия коротких гудков. Джексон взяла свой пейджер с журнального столика.

— Это из департамента, Люциан. Я должна позвонить.

— Мы еще не закончили наш спор, — лениво проговорил он и последовал за ней к телефону.

Он шагал так тихо, что ее охватило жуткое чувство.

— Какой спор? — она быстро и привычно нажимала на клавиши.

— Тот, в котором ты говорила, что собираешься уйти из полиции и остаться со мной дома.

— Ах, тот, — девушка рассмеялась, — не рассчитывай на это.

Люциан смог расслышать ответ на том конце провода, суматоху, а потом рокочущий голос капитана. И ему сразу же стало понятно, что что-то не так. Он придвинулся поближе к Джексон, оберегающе заслоняя ее своим телом, обвивая руками ее талию.

— Что случилось, Дэрил? Да говори же в чем дело, — тихо сказала она.

Люциан мог слышать слова, словно мужчина находился с ними в одной комнате. Резкие. Неприглядные.

— Я отправил за тобой и Даратразаноффым машину, чтобы доставить вас на твою старую квартиру. Дрейк снова нанес удар, Джекс, и это ужасно.

Находясь в ее сознании, Люциан почувствовал, как она замерла. Замер даже воздух вокруг них. Джексон съежилась, стараясь отодвинуться от него. Но Люциан решительно сжал свои руки вокруг нее, его хватку невозможно было разорвать. Он не позволял ей убежать от него: ни физически, ни духовно.

— Я с тобой, ангел. Вместе мы справимся со всем.

— Скажи мне, — тихо попросила Джексон в трубку, ее пальцы сжались вокруг шнура так сильно, что побелели костяшки пальцев, выдавая ее нервозность.

— Миссис Крамер, Джекс. Дрейк убил ее. И пару из соседней с твоей квартиры — Тома и Шелби Шнайдер. Они также мертвы, — капитан прочистил горло, — он также лишил жизни старика из квартиры через две двери от твоей.

Они услышали, как щелкнули его пальцы.

— Ну же, Джон, как имя того старика?

— Его зовут Сид Андерсон. Ему около семидесяти, и он писал самые замечательные стихи, какие я когда-либо читала, — тихо ответила Джексон, — Карла и Джейкоб Робертс? Что насчет них?

Ее голос превратился в шепот. Внутри нее все кричало, снова и снова, но голос оставался таким же спокойным, как и всегда.

— Мы сейчас ищем их, — напряженным голосом ответил Дэрил Смит, — но до сих пор не можем найти.

— Тогда они живы, — промолвила Джексон, — Дрейк никогда не меняет свои методы. Он невероятно разозлен и наказывает меня. Он как бы говорит: избавься от Люциана, или я заберу всех до одного, кто хоть сколько-то важен для тебя. Попытайтесь поговорить с матерью Карлы. Они часто навещают ее. Поищите их в отеле или где-нибудь еще. Дрейк наверняка последовал за ними. Он любит доводить все до конца. Полностью. Я встречусь с вами в доме.

— Дождись сопровождения.

— У меня есть личная служба безопасности. Скажи ему, пусть не разбрасывается сотрудниками, — сказал у нее в сознании Люциан.

— У Люциана есть неплохие ребята, Дэрил. Не надо беспокоиться и присылать кого-либо еще. Мы доберемся без проблем. Через пятнадцать минут.

— Это небезопасно, Джекс.

— И никогда не было, — она медленно положила трубку на место и, развернувшись, устроила голову на груди Люциана. Закрыла глаза и молчаливо замерла в его руках.

— Даже не начинай думать о том, чтобы оставить меня, Джексон. В твоем сознании я чувствую печаль и страх. Ты веришь, что если покинешь меня, то он остановится. Но это не вариант. И никогда им не будет. Во всех этих преступлениях виноват Дрейк, а не ты.

— Он не остановится, Люциан. Пока он будет знать, что я с тобой, он будет продолжать убивать. Все, с кем я знакома, в опасности, потому что мы вместе.

Он крепко ухватил ее за подбородок.

— Они находятся в опасности, потому что социопат^[16] гуляет на свободе. Это никак не связано с тобой. Он зациклен на тебе, но ты ни в чем не повинна. Ты не можешь позволять этому монстру указывать тебе всю твою жизнь. Он расставляет ловушку, а не наказывает тебя. Я найду его. Обещаю, я найду его.

Ее большие глаза в течение долгого времени изучали его лицо. В их глубинах блестели слезы, готовясь пролиться, сверкая на ее длинных ресницах.

— Он может убить множество народа, прежде чем мы найдем его. Он прекрасно натренирован, Люциан, и он умен, невероятно умен. Он сливается с окружающей его обстановкой, он может часами неподвижно выжидать, лишь для того, чтобы сделать единственный выстрел в свою цель. Он не отличает добро от зла. Он может убить ребенка с такой же легкостью, как мужчину или женщину.

— Я уберу его из твоей жизни, Джексон. Это мое обещание тебе, а я всегда сдерживаю свои обещания, — он взял ее под локоть, — пошли, ангел. Шофер приехал.

— Ты так быстро послал за ним? Не используя телефон? Или это был почтовый голубь?

— Ему посчастливилось оказаться в этом районе.

— Не сомневаюсь, — ответила Джексон, направляясь вместе с ним к двери. Ее ноги были словно налиты свинцом. Она и раньше видела работу Дрейка, и каждый раз вместе с ужасом от его последнего преступления, воспоминания об убийстве матери и брата воскресали в ее памяти.

Лимузин стоял у ворот, шофер ждал около открытой двери.

— Добрый вечер, Джексон, Люциан, — мужчина чуть приподнял свою фуражку, легкая улыбка играла на его лице. Но веселье не затронуло его глаз. Они были наблюдательными, осторожными, сострадательными.

— Я думаю, неплохо было бы представиться в ответ, — сухо предположила девушка.

Люциан кивнул.

— Это Антонио. Сын Стефана и Мэри, которые являются друзьями и членами семьи одного из нас, Эйдана Сэвэджа и его Спутницы жизни Александрии. У Антонио есть множество особых талантов.

— Он такой же, как и ты? — с каждым разом ей становилось намного легче общаться с ним по их личному каналу, что было особенно удобно, когда они были не одни.

— Ты имеешь в виду, похож ли он на нас? Нет, Антонио человек, как и его родители. Члены его семьи по собственной воле служат Эйдану Сэвэджу в течение сотни лет. Лишь немногим людям позволено знать о нашем существовании, но они проносят это знание через поколения: от матери к дочери, от отца к сыну.

Джексон протянула Антонио руку.

— Приятно наконец-то познакомиться с вами. Люциан объяснил вам, кто такой Тайлер Дрейк и как он опасен?

Антонио подмигнул ей.

— Люциан всегда говорит откровенно, когда отдает свои приказы.

— Просто будьте осторожны, — Джексон проскользнула в машину и успокоилась, когда большое тело Люциана опустилось рядом с ней на сиденье. Он казался решительным и уверенным в себе.

Мужчина обнял ее за плечи.

— Не трать понапрасну время, волнуясь по поводу Антонио. Это сказывается твое все возрастающее стремление защищать.

— Я не смогу вынести, если его из-за меня убьют.

— Антонио — профессионал, ангел, и он находиться под защитой нашего народа. Его не так-то легко убить.

Джексон покачала головой, борясь со слезами, и невидяще уставилась в окно, в то время как элегантная машина ехала сквозь ночь по направлению к месту смерти и аду в одном лице. Ее личному аду. Читая мысли девушки, Люциан еще ближе притянул ее к себе, его темная голова в защитном жесте склонилась к ее, его рот прикоснулся к ее макушке. Она чувствовала излучаемую им любовь, чувствовала, как она окружает, заполоняет ее, пока страшная боль, угрожающая подавить ее, не уменьшилась. Она понятия не имела, как Люциану удалось это сделать, но она была ему за это благодарна. Она знала, что ей предстоит увидеть. Она знала и волновалась о каждой очередной жертве Дрейка.

— Я с тобой. Оставайся со мной.

Девушка тяжело сглотнула и кивнула. Автомобиль остановился позади группы из полицейских машин и фургона коронера. Стоило ей выйти из машины, как тошнота скрутила ее внутренности, она ощутила запах, болезненно-сладкий запах смерти.

— Дыши, ангел. Слушай биение моего сердца, и позволь своему телу воспользоваться моим, чтобы выровнять работу своего сердца и легких. Ты больше не одна. Мы пройдем через это вместе.

Джексон кивнула, не глядя на него, позволяя своему телу подстроиться под его. Это помогло избавиться от неприятных ощущений в животе. Или, может быть, это Люциан что-то делает, чтобы не допустить этого. Тем не менее, когда все прошло, ей стало немного легче. Она старалась держаться внешнего края тротуара, небольшого барьера между Люцианом и остальным миром, но у него были другие намерения. Он притянул ее под защиту своего широкого плеча, своим большим телом успешно заслонив ее от любопытных взглядов собравшихся репортеров. Антонио занял место с другой от нее стороны, тем самым успешно зажав ее между ними двумя.

Она не протестовала, поскольку знала, что это бесполезно. Когда они вошли в квартиру миссис Крамер, навстречу им вышел капитан Дэрил Смит.

— Джекс, здесь ужасно неприглядно. Да ты и сама лучше всех нас знаешь его работу. Оглядись и посмотри, что ты сможешь сказать нам.

Антонио остался стоять в дверях, не желая нарушать место преступления. Джексон натянула перчатки и бросила на Люциана долгий страдальческий взгляд, прежде чем занялась работой. Настороженные глаза Люциана ни на секунду не упускали из виду ее маленькую фигурку. Он все видел ее глазами. Чувствовал ее эмоции. Здесь жили ее друзья. Эти люди играли немалую роль в ее еще такой короткой жизни. Он уловил воспоминания, которые она старалась подавить. Смех миссис Крамер, когда Джексон проскальзывала в дверь, пыталась схватиться за спинку стула и всегда падала на задницу. Джексон, которая всегда была такой изящной. Миссис Крамер часто дразнила ее по этому поводу, используя это в качестве дружеского шантажа.

Ему хотелось притянуть ее в свои надежные объятия и навсегда забрать из этого места смерти и страданий. Ему хотелось стереть каждое болезненное воспоминание из ее души и памяти. Джексон это никак не прокомментировала. Когда другие что-то шепотом говорили ей, она едва обращала на это внимание. Она полностью сосредоточилась на месте преступления, стараясь не пропустить и малейшей детали. Она переходила из комнаты в комнату, маска профессиональной беспристрастности застыла на ее лице, бледном, но, тем не менее, спокойном. Джексон, непревзойденный коп и защитница людей. Его Джексон.

Он мог слышать мысли всех окружающих его людей, мог улавливать разговоры в различных комнатах, коридоре и даже снаружи. Теперь такая же способность была и у Джексон. Она знала, о чем ее коллеги боялись говорить с ней, знала, кто беспокоился за свою собственную семью, кто считал ее бездушным роботом. Это все продолжалось и продолжалось, бомбардировка симпатии и обвинений, крови и смерти от квартиры к квартире.

Воспоминания. Шелби Шнайдер, испекшая торт к ее дню рождения и принесшая его. Том, чинивший ее раковину и ударившийся головой, в результате чего вода брызнула на его лицо, а Шелби и Джексон рассмеялись над ним. Он отнесся к этому доброжелательно, как и ко всему до этого. Ночи, проведенные с Сидом, поскольку ни он, ни она не могли уснуть. Она была так осторожна, не появляясь ни с кем из них на публике, даже прокрадывалась в квартиру Сида в заранее условленное время. Она рассказала Сиду Андерсону о своем прошлом.

Он был из тех людей, которые внушают доверие. Смерть Сида стала для нее страшным ударом.

Люциан наблюдал все это, ощущал ее силу, ее решимость, вес ответственности, тяжкой ношей лежавшей на ее плечах. Его восхищение ею росло. Ее мозг анализировал мельчайшие детали. Она не увиливала от внушающих ужас результатов безумия Дрейка, эти жертвы были ее друзьями, что еще сильнее укрепляло ее решимость поймать его. Ей было плохо: в животе все сжималось, голова гудела, и он слышал крик ее души, но, несмотря на это, ее лицо было само спокойствие, и она ни разу не отказалась от осмотра кровавых сцен.

Дэрил Смит последовал вслед за ней и Люцианом, когда она покинула последнюю квартиру, стаскивая перчатки.

— Ну и что ты думаешь, Джекс?

— Первый удар он нанес миссис Крамер. Он поджидал ее, когда она вернулась из магазина. Продукты все еще стоят у нее на столе. Она всегда первым делом убирала продукты. Он проник через окно в спальне. Оно было заперто, но для Дрейка это не составило проблемы. Убивая ее, он воспользовался своим ножом. Это его любимое оружие, личное. Я насчитала восемнадцать глубоких колотых ран и несколько мелких порезов. Прежде чем уйти, он вырезал ее глаза. Его стандартный фирменный знак, — она нахмурилась, — это был он… но не совсем.

— Что ты хочешь сказать? — спросил капитан.

Люциан находился в ее сознании, поэтому почувствовал ее смущение.

— Не могу сказать точно, но его стиль изменился. Но это определенно был Дрейк. Я думаю, что потом он направился в квартиру Карлы и Роберта и обнаружил, что их нет дома. Разозленный, он в убийственной ярости раскромсал их постель. Из квартиры Карлы он перешел к Тому и Шелби. Он поймал их в душе, вдвоем. Тому он нанес пятьдесят восемь ран, а Шелби по крайней мере восемьдесят. На голове Шелби обнаружена шишка. Он, вероятно, сначала ударил ее и отбросил в сторону, пока убивал Тома. Во время этого убийства его ярость только возросла. Я так говорю, потому что раны, полученные ими после смерти, более глубокие и более жестокие. Не сомневаюсь, что медэксперт^[17] согласиться со мной на этот счет. Он вырезал их глаза и распластал их спальню. Одежду, одеяла, матрас, даже ковер. В квартиру он проник через заднюю дверь. Они не запирали ее. Все выглядит так, словно он просто вошел, без всяких проблем.

Внезапно Джексон потянулась к Люциану, первый публичный жест, который она позволила по отношению к нему. Она была измочалена и без колебаний переплела свои пальцы с его: теплыми, уверенными. Он был прав. Она больше не чувствовала себя одинокой.

— Я несу ответственность за столько смертей, Люциан. Такое ощущение, что моя душа черная.

— Ты не несешь никакой ответственности. Послушай меня, Джексон. Тайлер Дрейк убивает людей, потому что является больным человеком, а не из-за тебя. Не будь тебя, он зациклился бы на ком-нибудь другом.

Ее губы дрогнули в пародии на улыбку, которая даже не думала затрагивать ее глаз.

— Ты так уверен в этом? Ты не знаешь, каково это, когда люди, о которых ты заботился, умерли лишь потому, что единственным их преступлением было то, что они являлись твоими соседями. Люциан, я не желаю, чтобы это произошло и с тобой.

— Я был судьей и палачом приблизительно в течение двух тысяч лет. Я уничтожил столь многих, что и сосчитать не могу, да и не хочу. Я — хищник, сладкая. Ты — милый, сочувствующий ангел. Чудо. Мое чудо.

— Спасибо, — сказала она.

— Я люблю тебя, ангел, — ответил Люциан своим бархатисто-черным волшебным голосом, и он не кривил душой.

Намек на улыбку коснулся ее губ, прежде чем она продолжила высказывать свои умозаключения начальству.

— После этого Дрейк отправился убивать Сида. В коридоре, возле двери Сида, остались следы крови. Держу пари, она принадлежит Шелби. Кровь никогда не беспокоила Дрейка. Сид открыл дверь. Он никогда не смотрел в глазок, хотя я неоднократно предупреждала его по этому поводу. Он был замечательным человеком. Всем доверял. Занимался с детьми в парке, учил их играть в шахматы, половину своей ежемесячной зарплаты тратил на продукты для детей в квартале. Он предоставлял им занятия и место, куда можно было прийти, когда родителей не было дома или когда они попадали в беду. Он не заслуживал того, как с ним поступил Дрейк.

Люциан почувствовал ее заминку. Внутри нее все опадало, а ее молчаливый крик стал намного громче, чем был до этого. И хотя внешне девушка казалась спокойной, на самом деле ей было очень плохо, она сражалась с подступающей тошнотой. Незамедлительно он обхватил ее своими руками, притягивая к своей груди. Его сердце подстроилось под биение ее.

— Ты не одна и никогда не будешь. Дрейку ни за что не разлучить нас. Ты сможешь дотянуться до меня сквозь время и пространство, и я буду рядом с тобой.

— Я не могу вынести этого. Сид был таким милым. Он бы тебе понравился. Приятными людьми были Том и Шелби. У них не было своих детей, и они обращались со мной, как с дочерью. Их единственный грех был в том, что они любили меня. А миссис Крамер ты встречал. Не было никого милее ее. Это все из-за меня. Если бы я не перебралась в твой дом, не позволила опубликовать объявление о нашей помолвке в газетах, Дрейк не совершил бы этого.

— За это ответственность всецело лежит на Дрейке, а не на тебе, милая, — он был терпелив, повторяя это раз за разом, желая, чтобы его слова дошли до нее.

— Он доберется до тебя. У него это получится. До тебя и до Барри, — она вздрогнула, ее глаза расширились от ужаса. — Он отправился за Барри, капитан. Дрейк сделает это… я уверена. Он получит доступ к вашим компьютерам, пытая кого-то или каким-то иным образом, я не знаю, но он доберется до Барри. Дрейк изменился. Я не могу объяснить этого… просто чувствую. Что-то не так во всем этом. В прошлом он всегда убивал, потому что воспринимал остальных, как угрозу его семье. На этот раз он был в ярости. На этот раз он хотел убивать. Часть его оставалась Дрейком, так как он вел себя, как Дрейк, забирая глаза, но он был не таким, как прежде. Его гнев во время убийства был другим. Он стал другим.

Девушка покачала головой.

— Я должна добраться до Барри. Он в опасности.

— Никто не знает, где мы спрятали Рэдклиффа, — запротестовал Дэрил: — Я хочу, чтобы ты поехала в участок и написала отчет. Подробный. Нам это необходимо, Джекс.

— Кто-то знает, где он. Документальные свидетельства. Всегда есть документальные свидетельства. Вы думаете, он не сможет найти Барри? Он занимается этим прямо сейчас. Я еду к нему, — она была непреклонна.

— Он не сможет найти его, — повторил капитан.

— Я смогу найти Барри, — уверенно заявила Джексон, — Люциан, мы должны защитить его.

— Ты отправишься в участок, Джексон, — проговорил тихо Люциан, его голос, как всегда, был мягким. Такому голосу никто не мог сопротивляться: — Я же с капитаном Смитом отправлюсь за Барри и доставлю его в безопасное место. Антонио также поедет со мной, поэтому не стоит волноваться о моей защите. Я позабочусь, чтобы с ним все было в порядке, Джексон, — бархатисто-черный голос стал нежным, — в участке ты будешь в безопасности, а я сосредоточусь на поиске Дрейка.

Она вцепилась в его руку, понимая, что он прав, но в тоже время, опасаясь, что именно этого и добивается Дрейк. Опасаясь, что Дрейк, угрожая Барри, старается выманить Люциана на открытое место. Ей стало так плохо.

— Не знаю, что буду делать, если с тобой что-нибудь произойдет, Люциан.

Он поднес ее руку к своим теплым губам.

— Ничто не сможет причинить мне вред, ангел. Отправляйся в участок, где безопасно, и позволь мне сделать эту небольшую работенку для тебя.

— Дрейк стал другим, Люциан. Я не знаю как, но это меняет все и делает его более непредсказуемым. Он монстр, настоящий монстр, со всеми навыками наших лучших солдат и с хитростью дикого животного. Наша помолвка, должно быть, совершенно свела его с ума.

— Он уже сошел с ума, — спокойно промолвил Люциан, преднамеренно позволяя своему голосу звучать на октаву ниже, чтобы он мог утешить и успокоить ее. Люциан проводил Джексон до припаркованной машины: — Я останусь с тобой до тех пор, пока не удостоверюсь, что ты находишься в безопасности участка, где никто не сможет причинить тебе боль. Потом мы отправимся за Барри.

— Ты должен поспешить, Люциан. Дрейк может преследовать его прямо сейчас, — она волновалась, но его голос оказывал тот странный, гипнотизирующий эффект, который заставлял ее чувствовать, что все будет в порядке.

Дэрил Смит прочистил горло, решительно настроенный запротестовать. Он допустил Люциана Даратразаноффа на место преступления, потому что Джексон явно нуждалась в нем, но позволить ему очутиться в эпицентре затруднительной для полиции ситуации — это чересчур. Но что-то опасное было в Люциане, что-то могущественное, и это были не его деньги. Его глаза были слишком наблюдательными, лицо слишком спокойным. Смит откровенно опасался отказать этому мужчине в чем-либо.

Даратразанофф повернул голову в сторону капитана, словно читая его мысли.

— Конечно, вы хотите, чтобы Антонио и я поехали с вами, — спокойно сказал он, его голос был так тих, что Смит едва его слышал, но, тем не менее, сказанные Люцианом слова проникли глубоко в душу капитана. Ему было необходимо, чтобы Даратразанофф поехал с ними. Было чрезвычайно важно, чтобы он находился там.

— Да, конечно, мистер Даратразанофф, — согласился капитан.

— Пожалуйста, зовите меня Люциан, — почти рассеянно проговорил тот. Все его внимание опять было сосредоточено на Джексон, единственной персоне, которая была действительно важна для него.

Люциан придержал для нее открытую дверь. Он намеренно проводил ее до той машины, водителем которой был офицер искренне сочувствующий ей в своем разговоре с другими стражами правопорядка. Это была мелочь, но ей не было никакой необходимости чувствовать себя неуютно с коллегами, которые втайне побаивались появляться рядом с ней на публике или которые обвиняли ее в действиях, совершенных Тайлером Дрейком.

Джексон держала голову прямо, ее лицо превратилось в ничего не выражающую маску. Вспышки от телекамер сверкали со всех сторон. Она не посмотрела ни на одну из них, садясь в машину.

Антонио и Люциан сели по разные стороны от нее, эффективно заслоняя ее, защищая от любопытных взглядов. Девушка прижалась к Люциану, к теплу его тела, к теплу его сердца.

— Мы найдем его, сладкая.

— Но их мы никогда не сможем вернуть назад, я права? — слезы наполняли ее голос, ее мысли, ее сердце.

Люциану захотелось зарыдать вместо нее. Она не заслужила этого. Она была такой юной и полной сочувствия, полной противоположностью того, кем был он. Монстры приходили не за ним, они хотели ее. Как люди, так и карпатцы, они желали Джексон. Он не вдавался в подробности, рассказывая ей о вампирах, потому что на нее и так давило чувство вины. Но вампиры в своем прошлом были карпатцами, которые предпочли потерять свои души после столетий мрачной безысходности. И также как и мужчины-карпатцы, ищущие своих Спутниц жизни, вампиры обыскивали человеческие ряды в поисках таких женщин, как Джексон. Ее присутствие на этой территории привлекало их.

По своей природе вампиры являются одиночками, не доверяющими никому, тщеславными, жестокими, дикими. Они не способны на верность, хотя иногда объединяются в надежде избежать или наоборот — уничтожить охотника в той или иной местности. В остальное время Мастер вампиров, самый древний и самый опытный, просуществовавший в качестве немертвого на протяжении столетий, берет в подмастерье более молодого, только что обращенного вампира. Он использует его для черной работы, в качестве пешки, которой можно пожертвовать, в качестве передового в достижении своих конечных целей. Своим одиноким существованием Джексон привлекла внимание более чем одного вампира на данной территории.

Люциан поймал и уничтожил трех таких вампиров, которых люди ошибочно принимали за серийных убийц, прежде чем заявил о своих правах на Джексон. Он обустроил свой дом, наблюдая за ней, выясняя, что ей нравится, а что нет, узнавая о ней все, что возможно, прежде чем решил приблизиться к ней. Если бы она узнала, что вампиры пришли в город из-за нее, то была бы решительно настроена покончить со своей жизнью, лишь бы защитить остальных. Он не мог позволить этому произойти. Узнай она всю правду, ее страдания стали бы намного больше, чем были в настоящее время, а он не мог поступить по-иному, кроме как защитить ее. Он был ее Спутником жизни и нес ответственность за ее счастье, здоровье и полную безопасность.

Люциан и Антонио проводили ее до дверей полицейского участка, открыли перед ней дверь и подождали, пока она не оказалась внутри.

— Оставайся внутри со всеми этими офицерами до тех пор, пока я не вернусь с Барри, — сказал Люциан, — и на этот раз, ангел, я ожидаю, что ты сделаешь так, как я прошу тебя. Мне не понравится, если вернувшись, я обнаружу, что ты покинула это безопасное здание.

— Я никуда не уйду, — заверила она, цепляясь за его руку, — просто постарайся, чтобы с тобой ничего не произошло. Или с Барри. Вернись с ним, Люциан.

— Обещаю, — он склонил голову, его рот нашел ее в неописуемой нежности, — я вернусь быстро.

Глава 10

Джексон, прижав обе руки к животу, наблюдала, как Люциан уходит прочь. Она чувствовала себя как никогда больной. Находясь рядом с Люцианом, она могла контролировать эти ужасающие ощущения, которые без него становились невероятно сильными. Потом девушка медленно побрела по знакомому коридору, взмахом руки отзываясь на приветствия пары своих коллег, которые сидели за своими столами, и отвечая другим, которые похлопывали ее по плечу и бормотали слова утешения.

Шум, стоящий у нее в ушах, отбойными молоточками отдавался в голове. Но она решительно продолжала идти, хотя создавалось ощущение, что ее стол находится за миллион миль от сюда, а ее ноги стали как ватные. Способность так остро слышать стала проклятием. Все ее коллеги-офицеры обсуждали убийства, она на каждом этаже могла слышать всевозможные разговоры на эту тему. Ей не хотелось этого… не хотелось знать, что люди думают об ее участии в этой кровавой бойне.

Хоть в глубине души Джекс и признавала, что большинство услышанного ею было словами доброты и сочувствия, но это не уменьшало ее боли. Она никогда ни у кого не искала сочувствия. Когда девушка села за свой стол, ее желудок снова сжался, и ощущение зла чуть не раздавило ее. Она знала о направленных на нее людских взглядах, коллеги были не в силах удержаться и не смотреть. Ей отчаянно хотелось остаться одной, рыдать и разбрасываться вещами, кричать, сидеть на полу в ванной и обнимать унитаз, ожидая, когда ее вырвет. Вместо этого она разложила перед собой на столе свои записи. Фотографиями она займется позже. Сейчас она была не в силах смотреть на них.

Как же трудно было находиться без Люциана. Джексон была рядом с ним почти каждую минуту, начиная с пробуждения после катастрофы на складе. Теперь, когда она больше всего нуждалась в нем, нуждалась в его утешающем присутствии, он ушел, чтобы спасти ее друга. Из-за нее он оказался в опасности. Джексон ладонью потерла свой ноющий лоб.

— Мне не грозит никакая опасность, ангел. Это просто невозможно. Ты должна уже понять это. Успокойся и позволь мне забрать твою головную боль.

— Достаточно того, что я знаю, что ты здесь, когда бы я ни потянулась к тебе, — так оно и было. Джексон чувствовала спокойствие, безопасность. Она чувствовала, как он обнимает ее своими сильными руками. — Верни Барри целым и невредимым, Люциан. Мне все еще кажется, что Дрейк собирается сделать что-то ужасное, — ее желудок был в беспорядке, сжимаясь и завязываясь в узел.

— Мы почти подъехали к дому, где, по словам капитана, укрыли Барри. Я постоянно сканирую окружающую территорию, и здесь что-то не так. Я чувствую присутствие зла, но оно не похоже на то, которое ты ощущала в квартирах.

Джексон плотно закрыла глаза, стараясь оторваться от реальности, хоть на мгновение. Если Дрейк уже знал, где находиться Барри, то шансы, что они успеют спасти его, были ничтожно малы. Она могла только надеяться, что Дэрил успел сообщить офицерам, охраняющим Барри, что Дрейк начал очередную серию убийств и что он выслеживает их.

Она склонилась к своим записям, пытаясь сосредоточиться, пытаясь прочесть слова, но чернила, казалось, расплывались перед ее глазами. Как, скажите на милость, она сможет составить приличный рапорт, если не может прочесть даже свою собственные записи? Прошло несколько минут, прежде чем до нее дошло, что у нее в глазах стоят слезы. Молчаливо обругав саму себя, она встала и направилась вниз по коридору, в душевую.

Каждый сделанный ею шаг только усиливал предчувствие смерти. Маленькие капельки пота выступили у нее на лбу.

— Люциан? — в отчаянии потянулась она к нему.

— Я здесь, — его голос был спокойным и нежным, успокаивающим как никогда ранее, орудием гипноза, от чего она сразу же успокоилась.

— Он убивает кого-то прямо сейчас. Я чувствую его. Пожалуйста, доберись до Барри.

— Это не Барри. Твой капитан в данный момент разговаривает с Рэдклиффом по телефону. Мы будем там через минуту. Здесь ощущается чье-то присутствие, но я не уверен, что это Дрейк. Это ощущение совсем не такое, какое было у тебя, когда ты вновь прокрутила свои воспоминания. Похожее, но другое.

— Как в квартирах?

— Нет, и не такое… Мы на месте. Я защищу Барри от этого монстра, — с этим последним обещанием Люциан разорвал их связь.

Она задумалась об этом — о неожиданности его ухода. Он раньше никогда так не делал, никогда не отделялся от нее так, как сделал только что. Он всегда делал это медленно, почти неохотно, его присутствие не исчезало полностью, она всегда ощущала его, не зависимо от того, действительно ли он уходил или тенью присутствовал в ее сознании. В этот раз все было по-другому. Он полностью исчез, и она фактически ощутила эту потерю. Наконец-то она поняла, что он имел в виду, когда говорил о Спутниках жизни и их настойчивой потребности друг в друге.

Со вздохом она открыла дверь в душевую. И снова ощущение темноты и зла накатило на нее, она согнулась вдвое, хватаясь за живот и жестоко блюя.

Вокруг нее обвилась рука, и Том Андерсон помог ей войти в душевую, подальше от любопытных глаз.

— Все будет хорошо, Джекс. Позволь мне дать тебе немного воды.

Том долгое время был верным членом ее команды, поэтому она приняла его помощь, хотя чувствовала себя униженной от того, что он видел ее в таком состоянии. Она тренировалась с этими мужчинами, сражалась бок о бок, руководила ими. Она нуждалась в их уважении, если хотела и дальше работать с ними. Холодная вода, сбрызнутая на лицо, немного помогла снять рвотные позывы в горле, но желудок был по-прежнему завязан в тугой узел. Ощущение не пропадало. Дрейк был занят этой ночью. Барри? Она не перенесет, если Барри будет убит.

— Я сожалею по поводу всего этого, — проговорил Том, — но Рэдклифф крепкий орешек. Никому не удастся подобраться к нему с легкостью. Кроме того, там везде охрана.

— Спасибо, Том, — тихо пробормотала она и наклонилась, чтобы сделать глоток воды. И вновь это ощущение ударило по ней. Оно было слишком сильным для расстояния между участком и местом, где находился Барри.

Она выпрямилась, прижимая руку к животу, и, повернувшись, посмотрела через плечо на Тома.

— Он здесь.

— Что? Кто? Кто здесь?

— Дрейк здесь. Где-то в здании, в этом здании, — протолкнувшись мимо Тома, она быстро зашагала по коридору к своему столу.

— Ты что, сошла с ума? Джекс, это полицейский участок. А он самый разыскиваемый в этих краях человек. Ты действительно думаешь, что он настолько туп? — шептал Том, стараясь защитить девушку от ее невероятно разыгравшегося воображения. Он не обвинял ее, но также не хотел, чтобы кто-нибудь еще стал свидетелем ее срыва.

Джексон не ответила ему, какой в этом смысл? Как она могла все это объяснить? Она просто знала это. Знала, что Дрейк находится в здании, выискивая очередные жертвы — людей, с которыми она работала. Может быть, выслеживая самого Тома. Достав из ящика стола пистолет и запасную обойму, сунув последнюю в карман, Джексон обошла Тома.

— Просто оставайся в этой комнате. Он не посмеет войти сюда, где так много свидетелей. Он, вероятно, нацелился на каждого, кто входит в мою команду.

— Ты в этом уверена? — Том начинал ей верить. Может, Джексон и чувствовала себя больной, но в тоже время она была как никогда спокойна. В ее глазах был тот взгляд, который всегда удерживал их задницы от попадания в беду. — Ты думаешь, он здесь?

— Я знаю, что он здесь. Ты в страшной опасности, Том. Оставайся здесь и позвони остальным из нашей команды, предупреди их. Каждый, кто находится в этом здании, должен прийти сюда. Будет безопаснее, если вы будете друг у друга на глазах. Я же собираюсь найти Дрейка.

— Только не в одиночку, — Том был потрясен: — Мало того, что капитан и Рэдклифф пинками прогонят меня до ада и обратно, так еще твой жених с радостью сломает мою шею. Он не из тех, с кем можно шутки шутить, Джексон. Он велел беречь тебя.

— Заткнись, Том, и выполняй то, что я сказала. Сейчас речь идет о Дрейке, и никто не знает его так, как я, — она уже прошла полкоридора, направляясь к лестнице. Над ней возвышался второй этаж. А поскольку была ночь, то дежурило не слишком много офицеров — там находилась пара детективов из отдела по расследованию убийств, отряд полиции нравов и несколько штатских. Ниже, в подвальном помещении, было два, от силы три, офицера, да кучка заключенных, посаженных в камеры предыдущим вечером.

— Ты не правильно мыслишь, Джекс. Ты — коп. Вот и веди себя как коп. Ты не можешь согнать нас всех в одно безопасное место, в то время как сама займешься выслеживанием. Давай действовать организованно.

Джексон нетерпеливо, но твердо провела рукой по волосам.

— Ты прав, Том, спасибо. Думаю, мне просто очень хотелось посмотреть ему в лицо.

— Тогда давай сделаем это прямо сейчас.

Джексон кивнула и направилась назад по коридору к телефону.

— В таком случае созови всех, используя наш внутренний код, и вручи каждому рацию, — притоптывая ногой, она ждала, пока Том выполнял ее приказ, отчаянно желая заняться делом. Когда группа была собрана, девушка внимательно осмотрела всех, убеждаясь, что Дрейк не проник в их ряды. — Мы прочешем все здание. Том, веди всех наверх. Смотрите везде, как бы глупо это ни выглядело: вентиляционные шахты, под столами, в любом месте, где можно спрятаться. Он может скрываться на самом виду, и при этом никто его не заметит. Каждому из вас будет присвоен порядковый номер, и вы будете регулярно отчитываться. Это необходимо, чтобы Дрейк не смог присоединиться к вам. Никто никуда по одному не ходит — не забывайте, Дрейк профессиональный убийца. Если представится случай, убивайте его, не раздумывая, иначе он, не колеблясь, убьет вас. Начинайте искать с верхнего этажа и ничего не оставляйте на волю случая. Я буду держать связь по рации. Сама же спущусь в подвал, чтобы посмотреть, что там твориться. Кто-нибудь знает точное количество заключенных?

— Пьяный водитель, пара щипачей и Терри Стивенс^[18], ожидающий отправки.

— Офицеры?

— Двое — Киттер и Халибу, — ответил Том.

— Тогда, за дело, — промолвила Джексон, — только будьте осторожны. Он чрезвычайно опасен.

— Возьми кого-нибудь с собой, Джекс, — настойчиво попросил Том.

— Я просто собираюсь убедиться, что там все в порядке. С собой я возьму Киттера и Халибу.

В подвале находился целый лабиринт труб, картотека и камеры. У Джексон было сильное предчувствие по поводу подвала. Конечно, существовала вероятность, что Дрейк будет наверху, но она сильно сомневалась в этом. Она больше не допустит смерти еще одного своего друга лишь потому, что он работал или разговаривал с ней.

Это началось с нее. Она не могла вспомнить в своей жизни времени, когда бы она не знала Тайлера Дрейка. Он был более постоянной величиной, чем ее собственные отец или мать, пока не превратился в разрушительную, извращенную и одержимую силу. Дрейк убил ее отца, чтобы занять его место в ее жизни. Ее мать и брат были уничтожены с одной лишь целью — чтобы она принадлежала только ему. Именно она была тем, кто должен положить конец его убийствам, раз и навсегда.

Выбросив из головы все ненужное, Джексон начала спускаться по лестнице. Она двигалась бесшумно, не позволяя даже шелесту одежды выдать ее присутствие. С каждым шагом ее желудок сжимался все сильнее. Она была на правильном пути. Освещение на лестнице было тусклым, а к тому моменту, когда она спустилась к основанию лестницы, стало еще хуже. Но это не имело значения. Ее зрение теперь стало феноменальным.

— Люциан? — она потянулась к нему прежде, чем подумала об этом, прежде, чем поняла, что собирается делать.

— Он был здесь, ангел. Мы нашли в патрульной машине двух мертвых офицеров. Их несколько раз ударили ножом.

Она на некоторое время замолчала, раздумывая над его сообщением.

— Ты уверен, что это работа Дрейка?

Она не могла ошибиться. Как же так? Возможно ли, чтобы спустя столько времени она начала терять свою особую чувствительность, которая давала ей возможность ощущать близкое присутствие зла? Возможно ли, что она испытывает отсроченные последствия нахождения в непосредственной близости ко многим убийствам?

— Ощущения такие же, как и раньше, в квартирах. И у них отсутствуют глаза. Самое странное в том, что я не могу уловить запаха. Поэтому не могу выследить его. Я заметил это еще в том доме. Словно нечего выслеживать.

— Что дает сканирование? Ты, кажется, всегда знаешь, кто где находится.

— Несколько людей внутри, но я не могу сказать, кто они такие. Никто не разговаривает. Телевизор включен. Я собираюсь войти.

— Будь осторожен, Люциан. Это ловушка. Дрейк хочет твоей смерти больше, чем чьей-либо еще. Другие для него ничто. Все это затеяно ради тебя.

— Никто не увидит меня, если я сам не захочу этого.

— Просто будь осторожен, — она позволила их связи медленно разорваться. Ощущения в ее животе были сильны, как никогда. Что-то дьявольское притаилось в этом здании, преследуя ее друзей, и она не сомневалась, что это Дрейк. Возможно, Дрейк уже побывал на конспиративной квартире Барри, пытаясь выманить их из участка.

Джексон продолжила двигаться, а ее чувства неслись впереди нее, ища офицеров, заключенных и, если повезет, нарушителя. Вдруг за углом от своего местоположения она уловила движение. Прижавшись к стене, не единым звуком не выдавая себя, девушка дюйм за дюймом начала приближаться к источнику тихого шума. Она подошла ближе и ее глазам предстала бесформенная куча, лежащая на полу справа от нее. Джекс замерла. Ужасная темнота заполонила ее. Дрейк был здесь, и он уже начал убивать.

— Люциан? Он здесь.

Она направилась к темной фигуре, драматично брошенной на пол. Девушка видела, что мужчина был мертв, что его форма была равномерно пронизана дюжиной ножевых ударов. Его голова была повернута под странным углом. Это был Халибу. Его глаза отсутствовали. Отличительный знак Дрейка.

— Ты уверена? — его голос оставался прежним: спокойным, уверенным, утешающим своей непоколебимостью.

— Абсолютно. Я прямо сейчас стою над телом его очередной жертвы и ощущаю его присутствие.

— Здесь что-то не так, любимая. Он также и здесь… След его энергии… Ты можешь ее у себя почувствовать?

— Я не совсем уверена, что ты имеешь в виду.

— Это должно быть похоже на ту же самую силу, которую ты ощущала при появлении упыря, а позже вампира. Она также присутствовала в квартирах. И здесь она тоже есть. Но я больше не думаю, что Дрейк побывал хоть в одном из этих мест. Не сомневаюсь, что мы имеем дело с марионетками, запрограммированными вампиром, клонами Дрейка, призванными продолжать его дело. Мне кажется, что в опасности все люди, у которых есть хоть одно воспоминание о тебе.

Джексон двинулась дальше. Она не слишком хорошо знала Киттера, так мимоходом здоровались, а из остальных заключенных никто не был с ней знаком, за исключением Терри Стивенса. Стивенс был закоренелым преступником, уличным торговцем, крепко повязанным с одним известным адвокатом. Если, как она думала, злоумышленник находится в подвале и если Люциан не ошибается, то Стивенсу грозит огромная опасность. Он частенько встречался с Джексон.

— Похоже, ты прав. Ощущение немного другое, но и в доме оно также отличалось. Означает ли это, что Дрейк мертв? С чем же мы тогда имеем дело?

— Просто убирайся оттуда. Я буду у тебя, как только разделаюсь со своим — не могу покинуть этих людей перед лицом опасности, которую представляет для них эта тварь. И мне не хочется, чтобы и ты столкнулась с таким могущественным созданием.

— Я офицер полиции, Люциан, и не собираюсь сбегать при малейшем намеке на опасность. Здесь находятся заключенные и еще один офицер. Я должна позаботиться об их безопасности.

— У меня нет времени на споры, ангел. Пока мы с тобой разговариваем, убийца делает свое дело. Я отправляюсь на помощь людям, а тратя время, добиваясь твоей уступчивости, я только подвергну тебя опасности. Поэтому неизменно оставайся со мной, чтобы я мог оказать тебе любую помощь, которая может тебе понадобиться, — в тихом голосе Люциана прозвучало нечто большее, чем его обычная нежная команда. В нем было принуждение, чтобы подчинить ее волю его, уверенность, что она поступит так, как он прикажет.

Было так странно находиться в двух местах одновременно. Если бы она пожелала, то могла бы «видеть» глазами Люциана, когда он молчаливо скользил по зданию, невидимый смертными. Она видела, как двое мужчин в штатском прошли в непосредственной близости от него и даже не заметили. Используя свою возможность двигаться с невероятной скоростью, он превратился в расплывчатую тень. Одно прикосновение его ладони, и дверь распахнулась, а Люциан столкнулся лицом к лицу с тем, что выглядело как Тайлер Дрейк.

У Джексон перехватило дыхание.

— Это он. Это Дрейк!

Рука Дрейка опускалась вниз, окровавленный нож был зажат в его кулаке. Но сознание Люциана быстро установило преграду между орудием убийства и потенциальной жертвой Дрейка. Нож, не причинив вреда, упал на пол. Когда взгляд Люциана мимоходом скользнул по жертве, Джексон мельком увидела Барри Рэдклиффа.

Руки Барри были все в порезах, словно он пытался отразить удары. На его правом бицепсе виднелась ярко-красная полоска, а на правой стороне рубашки — размытое подсохшее пятно.

Как раз в тот момент, когда Люциан направился к Дрейку, что-то отвлекло Джексон — не звук, а скорее движение воздуха. Она развернулась, автоматически поднимая пистолет. Недалеко от нее, почти возвышаясь над нею, стоял Дрейк, в его глазах горело злорадство и безумие. В руке он сжимал нож, на котором Джексон увидела следы крови, капавшей и с его рук. Девушка сделала три быстрых выстрела, прямо ему в сердце и, не медля, отскочила в сторону, прокатившись под столом и встав позади него на ноги.

Все три пули попали точно в цель. Дрейк замер, слегка покачнувшись, потом отвратительная, едкая усмешка расползлась по его лицу. И он снова двинулся в ее сторону. Она выстрелила еще два раза, на этот раз целясь в лоб, в мертвую точку, боясь, что на нем был надет бронежилет. Два красных круглых отверстия расцвели в центре его лба. Он снова замер. Кровь потекла вниз, затем брызнула непрерывным потоком, заливая его лицо, попадая ему в глаза. Но он продолжал ей улыбаться, выражение его лица ни капельки не изменилось, и он опять начал двигаться в ее сторону.

— Киттер? Ты здесь? Это Джексон Монтгомери. Халибу мертв. Дрейк убил его. Отзовись, если ты жив, — прокричала Джексон. Она двигалась, стараясь держаться так, чтобы между ней и Дрейком находилась мебель. Девушка пыталась увести его от камер, в которых содержались заключенные.

— Я прикрываю тебя, — прокричал в ответ Киттер. — Замри, Дрейк! Еще один шаг в ее сторону, и я стреляю.

Дрейк даже не подал вида, что слышал. Его глаза, не отрываясь, смотрели на Джексон. Он не мигал и не делал попыток стереть с лица кровь. Он продолжал двигаться вперед. Киттер выстрелил, выстрелы раздались так быстро, что прозвучали как один. Полицейский готов был поклясться, что спина Дрейка распалась на части, но мужчина продолжал двигаться вперед.

— Что за черт? Джекс? Что происходит?

— Выведи заключенных отсюда, Киттер. В первую очередь позаботься о Стивенсе. Я думаю, он в большей опасности, чем все остальные. Давай же, торопись.

— Он должно быть «под мухой»… — озадаченно пробормотал сам себе Киттер.

— Делай, как я сказала. Выведи заключенных, — Джексон отдала приказ своим самым строгим голосом, возвращая Киттера к их насущным проблемам. Действительно, заниматься перемещением заключенных было проще, чем иметь дело с нереальностью существования человека с наполовину отстреленной головой и преследующего другого офицера.

— Люциан, скажи, что мне делать, — она даже не осмелилась «посмотреть» глазами Люциана. Было слишком проблематично иметь дело с двумя Дрейками в двух разных местах. Она и так была достаточно сбита с толку.

Он вновь был с нею. Его дыхание объединилось с ее, замедляя его так, что она смогла расслабиться и взять себя в руки. Его сердце вернуло ее к нормальному устойчивому ритму. Его тепло наполнило ее тело уверенностью и полнейшей верой.

— Сосредоточься, ангел. Смотри прямо на него. Он не сможет причинить тебе вред на расстоянии. Не отрывай от него взгляда, что бы ни случилось. Помни, ты больше не человек с их ограничениями. Ты — карпатка, со всеми способностями карпатской расы. Ты можешь превратиться в туман, если возникнет такая необходимость.

Джексон скользила с непринужденностью карпатцев, даже не осознавая этого. Она быстро и молчаливо передвигалась по комнате с картотекой, в то время как существо, которое, как предполагалось, было Дрейком, не переставая преследовало ее. Девушка, не отрывая взгляда от окровавленной мерзости, почувствовала, как в нее начала вливаться сила Люциана, наполняя ее уверенностью и властью.

По мере того, как она смотрела на Дрейка, пламя начало танцевать на его коже, лизать его руки и плечи, грудь и даже голову, так что его волосы почернели и истлели. И сразу же по воздуху поплыл запах горелой плоти. Напуганная, Джексон постаралась отвернуться.

— Оставайся спокойной, Джексон. Оставайся сосредоточенной. Ты должна уничтожить это. Он инструмент немертвого, ничто не остановит его от поставленной перед ним цели.

Девушка обнаружила, что не может отвести глаз.

— Люциан, пожалуйста. Я не могу никого убить, особенно таким образом.

Крик вырвался из самой глубины ее души. Дрейк не боролся, он просто зашелся в высоком, непрерывном, почти неземном вопле. Этот звук резал ей по ушам, рвал на части сердце. Дрейк же продолжал приближаться к ней, и с каждым его шагом пламя поднималось все выше и выше, пока полностью не поглотило его.

— Я знаю, что ты не можешь, любимая. Ты — свет в моей жизни. И это не ты убила его, Джексон, а я. Это я уничтожил то, что уже было мертво. Я — темный ангел смерти, и был им на протяжении двух тысяч лет. Всю ответственность за это несу я.

Джексон не могла не смотреть на внушающее ужас зрелище. Страшное создание горело в огне, но, тем не менее, продолжало преследовать ее. Поскольку пламя сжигало его дотла, некоторые части его тела начали в виде пепла опадать на пол. Она обратила внимание, что огонь не перекинулся ни на пол, ни на полки, на которые натыкался Дрейк, кружа вслед за ней по подвалу. Девушка знала, что у основания лестницы столпились офицеры, которым, казалось, что-то мешало войти в комнату. Она могла слышать их отчаянные попытки прийти ей на помощь.

Слезы заструились по ее лицу, когда на ее глазах почерневшие остатки, некогда бывшие человеком, наконец-то рухнули в вихре пламени. Но, даже очутившись на полу, тварь пыталась дотянуться до нее, рассыпаясь по пути.

— Люциан, пожалуйста, остановись. Оно уже не сможет выжить, — прокричала она, страшно боясь, что никогда не сможет забыть этого.

— Оно должно быть уничтожено полностью, любовь моя, или будет снова и снова восставать, чтобы служить своему создателю. Мне жаль, поскольку я понимаю, как это для тебя трудно.

Джексон чувствовала его глубокое сожаление из-за того, что он был вынужден использовать ее для такого неприятного дела — убийства на расстоянии, использования ее глаз, — но он не смягчился, продолжая удерживать ее на месте, пока тварь, буквально не превратилась в груду пепла. И как только он отпустил ее из-под своего влияния, она сразу же рухнула на пол. Ее волосы были влажными от пота и прилипали к лицу. Дрожь сотрясала ее тело. На краткий миг она закрыла глаза, испытывая счастье, что может сделать это. Как Люциан мог проживать день за днем, месяц за месяцем, год за годом, терпя такие мучения? Ее сердце потянулось к нему, точно так же, как оно тянулось к уничтоженному им созданию.

Люциан, тенью присутствовавший в ее сознании, позволил себе вздохнуть, позволил своему сердцу забиться. Ему бы следовало знать, что Джексон именно так и отреагирует — с полным сочувствием к нему. Она думала о нем и об его унылом образе жизни, а не о том, что он только что сделал — уничтожил нечто, используя для этого ее. Он сосредоточился на ней, закрыв глаза и наслаждаясь своим собственным чудом. Джексон. Она была чистым свежим ветерком, уносящим зловоние смерти из его сознания.

Он медленно повернул голову, чтобы еще раз взглянуть на гору пепла рядом с Барри Рэдклиффом. Барри был все еще жив, приятно удивляя своим желанием жить. Упыри редко терпели неудачи в выполнении поставленных перед ними задач. А Барри пришлось довольно долго сражаться с тварью, тем самым давая Люциану время проникнуть сюда и уничтожить это создание. Очутившись рядом с Рэдклиффом, Люциан замедлил его сердцебиение и работу легких, предотвращая гибель офицера от кровопотери, пока сам разбирался с клоном Дрейка. Теперь он склонился над телом мужчины.

— Он точно будет жить?

Люциан обнаружил, что улыбается. Джексон и понятия не имела о том, как быстро восстанавливает свои силы. Она с такой легкостью прикасалась к его сознанию, используя их личный, интимный канал связи, словно делала это всегда. Она начинала привыкать к изменениям в своем теле, к силе, обладательницей которой стала. Она была женщиной с невероятным чувством самоконтроля, которая использовала особые таланты карпатского народа, почти не осознавая этого.

— Вне всяких сомнений. Кровотечение я остановил. Главной же проблемой станет ликвидация последствий. Барри будет помнить только нападение Дрейка. Я вложу ему в голову воспоминания о том, что это всего лишь была неудавшаяся попытка подражателя. Ты должна будешь ясно дать понять, что то же самое произошло и у тебя.

— Один из офицеров стрелял в упыря, марионетку, клона, как хочешь, так и называй. Он чуть не снес ему голову выстрелом. Киттер также видел, как я выстрелила в эту тварь. Три раза в сердце и дважды в лоб. Сам же он два раза выстрелил ему в затылок. Он знает, что это существо не упало.

— Постарайся найти его как можно быстрее. Я вложу ему воспоминание, что от расстройства ему все показалось. Что вещи часто выглядят иначе, чем есть на самом деле.

— А пепел в обоих случаях?

— Пепел будет только в полицейском участке. Отсюда он исчезнет.

— Временные рамки не совпадут.

— С этим разберемся позднее. Они поверят, что в обоих местах нападение совершил один и тот же человек, и что теперь он мертв. Что он облил себя какими-то химикатами, лишь бы не попасть в тюрьму. Анализ пепла только подтвердит твой рассказ. Сам я не смогу прийти к тебе прямо сейчас, поскольку должен доставить Барри в больницу и убедиться, что наши временные рамки совпадают, но все это время я буду с тобой.

Джексон встала и медленно побрела к лестнице. Как же она устала. Шум, поднятый офицерами, пытающимися добраться до нее, заставил ее понять, что прошла минута или чуть больше, хотя ей это время показалось бесконечным. Вечностью. Заклинившая на лестнице дверь внезапно распахнулась, освобождая дорогу, и полицейские хлынули в помещение. Девушка прислонилась к стене, позволяя им окружить ее. Это была всего лишь человеческая компания, но какое же успокоение она оказывала!

Девушка нуждалась в поддержке. И как только мысль об этом промчалась в ее голове, Джексон сразу же ощутила, как ее обняли руки Люциана, крепко прижимая к его теплому телу. Иллюзия оказалась настолько реальной, что она неподвижно замерла, наслаждаясь чувством быть частью кого-то еще. Мужчины, осмотрев ее и убедившись, что она не ранена, заговорили все сразу, но для нее их голоса слились в один непонятный гул.

Через остальных протиснулся Том Андерсон.

— Дайте ей немного пространства. Джекс, ты в порядке? — он слегка встряхнул ее за руки. — Что здесь произошло?

Джекс с трудом сглотнула. Запах горелой плоти был отвратительным.

— Ад произошел здесь, Том. И это был не Дрейк. Какой-то подражатель… не знаю. Он выглядел как Дрейк, да и его М.О.^[19]. был так невероятно похож на его, что ввел меня в заблуждение, но это был не Дрейк.

— Киттер сказал, что выстрелил в него дважды, снеся половину его затылка. Он рассказал, что и ты выстрелила в него три или четыре раза, но это его не остановило.

Джексон кивнула.

— Киттер, действительно, попал в него. Я в этом уверена, поскольку видела кровь. Я редко промахиваюсь, но он точно продолжал двигаться, — она увидела Киттера и направилась прямо к нему. Она встала перед ним, и ее широко раскрытые шоколадные очи поймали его взгляд: — Он вел себя так, словно был накачен наркотиками. Какими-то сильнодействующими, ты так не думаешь?

Сила Люциана так и излучалась через нее. Джексон могла чувствовать его внутри своего сознания, чувствовать, как он берет Киттера под свой контроль. Офицер кивнул медленно, задумчиво.

— Не вижу, в чем еще может быть дело. Я повидал множество ужасных вещей, связанных с креком^[20] на основе PCP^[21]. Я выстрелили в него, но он даже не моргнул.

Джексон отвела взгляд от мужчины. Она чувствовала, как поток информации — созданная Люцианом история — прошли через нее к Киттеру. Сила Люциана внушала ей благоговение. Он сделал это так гладко, так эффективно, казалось, совсем не прилагая усилий. Впервые за все время она позволила себе задуматься над этим — что это значило.

— Нет никакой необходимости искать причины, чтобы бояться своего Спутника жизни, сладкая, — от его чисто мужского удивления она чуть не улыбнулась. — В твоем воображении и так достаточно причин. Если бы я намеревался обернуться в вампира и начать преследовать людей, то давно бы это сделал. Ты — свет в моей тьме. Для меня больше нет возможности обернуться.

— Тебе нет необходимости обращаться, чтобы обманывать людей. Ты и так это делаешь годами. Веками. Ты всегда поступаешь по-своему.

Джексон сразу же почудилась похожая на волчий оскал усмешка, хищный блеск зубов. Она даже услышала, как он низко зарычал.

— Позер!

И решительно вернулась к стоящим перед ней проблемам. Ее коллеги изучили пепел, и теперь вновь собрались вокруг нее, требуя ответы на свои вопросы.

Она подняла руку, призывая к тишине.

— Понятия не имею, что произошло. Одно мгновение он приближался ко мне, весь окровавленный с ножом, зажатым в его руке, а в следующее мы услышали, как вы столпились на лестнице. Он что-то сказал, но я не поняла что именно. Думаю, это было что-то типа «никто не возьмет его живым» или какие-то еще слова в этом духе, но я не уверена. Все произошло так быстро. У него была какая-то жидкость, которую он вылил на себя, а потом поджег сам себя. Это было ужасно. Я подумывала выстрелить в него, чтобы прекратить его мучения, но не смогла, и теперь его крики будут преследовать меня всю мою оставшуюся жизнь.

— Ты хотя бы видела это? Тела нет… от него ничего не осталось. Ничего кроме кучки пепла. Люди не сгорают подобным образом. Да и на полу или где-нибудь еще нет ни следа от пожара, — заметил Том.

— Он сгорел быстро, слишком быстро, — ответила Джексон. Потом встряхнула волосами: — Мне нужно куда-нибудь сесть. Это ночка оказалась дьявольской. Кто-нибудь слышал: от капитана есть новости?

— Диспетчер только что позвонил и доложил, что примерно пятнадцать минут назад поступило сообщение о том, что на Рэдклиффа напал какой-то маньяк. Рэдклифф боролся с ним, в результате чего его пришлось доставить в больницу. На месте происшествия обнаружили двух полицейских, убитых в патрульной машине. Преступник скрылся. Может быть, это был точно такой же парень, как наш малый. Они считают, что это был Дрейк.

— Кто-нибудь знает, как дела у Барри? — взволнованно спросила Джексон. Она так устала, что споткнулась на лестнице, и Том обнял ее рукой за талию, чтобы помочь ей.

— Я позвоню в больницу, Джекс. А ты, тем временем, прежде чем свалишься, сядешь сюда. Ты невероятно рисковала, спускаясь в подвал одна. И как дверь умудрилось заклинить? Нам пришлось выламывать ее. Разобрав на части, — заметил Том, доказывая свою точку зрения, потом помог ей дойти до ее стола. Когда она с отвращением посмотрела на разложенные там записи, он быстренько собрал их. Прямо сейчас ей ни к чему было смотреть на напоминание о смерти своих соседей и друзей. — Позволь мне принести тебе стакан воды.

— Спасибо, Том. Это была долгая ночь, — она оценила его внимательность.

Том передал Джексон стакан воды и стал смотреть, как она пьет. Он всегда считал ее красавицей, но сейчас в ней появилось что-то новое. Она стала загадочной, какой-то неземной. А ее голос был настолько красив, что он готов был слушать его вечность. У нее были классически кокетливые глаза. Он слышал их описание, но никогда в действительности не понимал, что это означает, пока не заглянул в ее глаза. Она двигалась с летящим изяществом, сексуально-невинно. Он с трудом мог оторвать от нее свой пристальный взгляд и не пожирать глазами.

Джексон широко улыбнулась ему, совершенно не представляя о том хаосе, который создавала. Том так пристально наблюдал за ней, что она смутилась. Пробежав рукой по волосам, она проговорила:

— Знаю, что выгляжу ужасно. Знаю, что в полнейшем беспорядке.

Она выглядела такой хрупкой, что ему ужасно захотелось притянуть ее к себе и защищать все время. Не задумываясь над своим поступком, Том положил руки ей на плечи, намереваясь легким массажем снять ее напряжение. Но прежде чем он смог сделать это, холодный ветер пронесся по комнате, ледяной сквозняк зловещего предупреждения. Когда Джексон и Том подняли глаза, над ними, возвышаясь, стоял Люциан.

Вначале Джексон едва могла дышать. Что-то дикое и неприрученное было в нем, что-то темное и опасное мерцало в глубинах его черных глаз. Не ярость. Ледяная смерть. Когда он посмотрел на Тома, Джексон внезапно испугалась за мужчину, а почему — не могла сказать.

— Люциан? — она тихо произнесла его имя, молчаливо спрашивая.

Люциан даже не повернул головы в ее сторону, он просто встал так, что его тело оказалось между нею и офицером полиции. Он улыбнулся, почти приятно, но эта улыбка все равно напоминала волчий оскал.

— Не помню, чтобы мы встречались. Я — Люциан Даратразанофф, жених Джексон, — он протянул руку, а его черные бездонные глаза, казалось, гипнотизировали. Его голос как всегда был мягким и нежным: — Вы должно быть Том. Джексон часто вас упоминала. Я невероятно ценю, что вы приглядели за ней, — сделав шаг вперед, шепотом проговорил он. Том несколько раз кивнул, улыбаясь в ответ.

Сердце Джексон забилось так сильно, что это напугало ее. Она не могла обвинить Люциана в невежливости, хотя его демонстрация власти прямо перед всеми, заставила всех в комнате замолчать. Они были полицейскими, детективами, жестокими копами, привыкшими к опасным ситуациям, но что-то в Люциане вынудило их замереть на месте. Это напугало ее. Неужели она избавилась от Дрейка только для того, чтобы связаться с кем-то намного хуже? У Люциана, безусловно, достаточно сил, чтобы быть еще хуже. Что же в ней такого, что в мужчинах пробуждаются их худшие качества?

— Ничего, ангел. Для меня ты само совершенство. Я — карпатец, и мне не изменить того, кем я являюсь.

Она потянулась, чтобы расчесать свои волосы, чтобы привести их в некое подобие порядка — раздражающая привычка, от которой она не могла избавиться. Она чувствовала, что находится не в выгодном положении, выглядя такой лохматой. Люциан поймал ее руку и поднес к своему теплому рту, его пристальный взгляд целиком и полностью сосредоточился на ней одной.

— Не надо, милая. Ты прекрасна такая, какая есть, — тотчас же лед в его темном взгляде превратился в бархатисто-черный голод, откровенную любовь, которую он не побеспокоился от нее спрятать. А когда он притянул ее под защиту своего тела, его прикосновение было невероятно нежным.

— Благодарю всех вас за то, что присмотрели за офицером Монтгомери, и за то, что положили конец этому кошмару, который отказывался покидать ее жизнь. Вы все очень преданы ей, и я ценю это, точно так же, как и она. Если когда-нибудь мы сможем что-нибудь сделать, чтобы отблагодарить вас за это, не стесняйтесь и сообщите нам. Барри Рэдклифф, как только его осмотрят в отделении неотложной помощи, будет перемещен в никому неизвестное место. С ним все будет в порядке. Он прекрасно держался до нашего прибытия. Кто бы ни напал на него, он, должно быть, услышал, как мы подъезжаем и сбежал. Он ушел до того, как нам представился случай поймать его.

Он наклонил голову и поцеловал Джексон в макушку головы.

— Я забираю Джексон домой. Уже почти рассвет, и она невероятно устала. Она может вернуться вечером, чтобы закончить свой рапорт. Доктора заявляют, что очень важно, чтобы она отдыхала, поэтому я не могу сделать ничего иного, кроме как проследить, чтобы она выполнила это предписание. Я уверен, что капитан все поймет.

По поводу этого раздалось несколько насмешливых фырканий.

— Не рассчитывайте на это, — проговорил один детектив, — он не из тех, кто понимает.

Люциан соответствующе улыбнулся, но его глаза стали пустыми и холодными, когда его взгляд покинул Джексон и переместился на говорившего.

— На этот раз он поймет.

Гарольд Докинс вызывающе посмотрел на Люциана.

— Джексон, мне необходимо поговорить с тобой минутку наедине. Надеюсь, вы понимаете, мистер Даратразанофф, работа есть работа.

Люциан небрежно пожал плечами, едва заметная улыбка тронула уголки его рта. Но вместо того, чтобы смягчить его жесткие линии, улыбка наоборот придала его внешности более надменный, более опасный, чем когда-либо до этого, вид. Он стал казаться опытным, неприрученным и свирепым воином.

Джексон неохотно покинула убежище, которое ей давало тело Люциана, и последовала за Докинсом в другой конец комнаты.

— В чем дело, Гарольд? Я устала, и если капитан не понимает этого, то очень плохо, — она работала вместе с Гарольдом Докинсом несколько лет. Его возраст приближался к пенсионному, и он всегда поглядывал на Джексон, как на дочь.

— Кто этот парень? Что ты о нем знаешь? Он ведь даже не из этой страны. Мне кажется, что он опасен, Джекс. Это просматривается в том, как он двигается, как держится. Ты ничего не видишь за всем этим европейским шармом. Он вполне может забрать тебя куда-нибудь за границу и спрятать так, что никто не сможет помочь тебе. Такие вещи случаются сплошь и рядом.

— Если серьезно, Гарольд, то я не думаю, что это произойдет, — Джексон постаралась не рассмеяться, ласково похлопав пожилого человека по руке. Люциан действительно выглядел так, что готов в тайне утащить ее в гарем. — Я не та милая жертва, которая не может защитить себя. На самом деле, Люциан считает, что я немного безумна. Он говорит, что я ходячий арсенал.

— Я хочу, чтобы ты меня выслушала, Джекс. Не бросайся никуда очертя голову. Подумай, прежде чем начать действовать. Этот парень…

— Мой жених, Гарольд. Он только выглядит пугающим. На самом деле он плюшевый мишка, — солгала она.

Люциан напоминал ей скорее огромного волка, хитрого, опасного и невероятно умного. По отношению ко всем, но за исключением ее. С ней он всегда был неизменно ласковым. Ей хотелось защитить Люциана. Он спас Барри. Он на протяжении многих веков защищал людей. Но она не могла сказать этого, не могла объяснить Гарри, что Люциан посвятил свою жизнь защите остальных людей.

Она повернулась в сторону Люциана, который незамедлительно пересек комнату, направляясь к ней. Взяв ее маленькую ладошку в свою руку, он поднес ее к своей груди, удерживая напротив сердца, когда они направились к выходу из участка.

Глава 11

— Ты так непринужденно ведешь себя в компании мужчин.

Джексон посмотрела Люциану в лицо. Его голос был бархатисто-мягким, ничего не выражающим. Черты его лица, по которому ничего нельзя было прочесть, были одновременно суровыми и беспощадными, подобно ветру, дробящему гранит, и такими чувственными, что у нее захватывало дух. По какой-то необъяснимой причине в ее животе настойчиво затрепетали крылья бабочек, и она тот час же занервничала. Джексон заставила себя небрежно пожать плечами, досадуя на свою реакцию на его простое утверждение.

— Я все время работаю с мужчинами. Тренировалась вместе с ними. Выросла в их окружении. Среди моих знакомых очень мало женщин, — теперь на нее накатило раздражение, поскольку это напоминало речь дерзкого ребенка. У нее не было никаких оснований чувствовать вину. Она не сделала ничего плохого. Это он вел себя как ревнивый муж.

Она прикусила губу. На самом деле он не вел себя так, он просто таким образом запугивал. Власть до такой степени приникла к нему, что он стал выглядеть опасным. Настолько опасным, что милый Гарольд решил предупредить ее насчет него. Может, Люциан и не имел в виду ничего такого, может все дело в его акценте, из-за которого его слова и прозвучали такими угрожающими… Может, все дело в его ничего не выражающем лице… Когда они направлялись к поджидающей их машине, Джексон вновь посмотрела на него.

Антонио держал дверь открытой, но на этот раз он не улыбался. Он посмотрел на нее, а потом покачал головой, как будто она совершила какой-то тяжкий грех.

— Что? — выпалила она, переводя взгляд с одного мужчины на другого: — Что?

Рука Люциана скользнула ей на затылок, нажимая достаточно сильно, чтобы она автоматически скользнула в салон лимузина.

— Она ходячее бедствие, — прошептал Антонио, достаточно громко, чтобы девушка смогла расслышать.

Джексон подождала, пока Антонио сядет за руль автомобиля и они быстро направятся в сторону их дома.

— Я не такая. Да и вообще, что вы имеете в виду? Эти мужчины мои друзья, мои коллеги. Я работаю вместе с ними.

— Именно поэтому тот пожилой джентльмен позаботился сообщить тебе, что я опасный человек, с которым тебе не следует иметь дел? Я достаточно четко слышал его предупреждение тебе держаться от меня подальше, — и опять в его голосе не было слышно никаких интонаций, только этот мягкий, бархатистый шепот, предупреждающий о неприятностях.

— А чего ты ожидал, стоя там и одним своим видом внушая всем ужас, словно какой-то инфорсер^[22] мафии, или наемный убийца, или еще кто? Тебе следует выглядеть более… Даже не знаю, как-то по-другому.

— Щегольски? — тихо предложил он, намек на страдание послышался в его голосе.

— Что это за слово «щегольски»? Антонио, вы когда-нибудь слышали слово «щегольски»?

— Антонио не слышит нас, — заметил Люциан.

Джексон принялась нажимать на различные кнопки.

— Какая из них делает так, чтобы он мог нас слышать? Люциан, учитывая, с какой легкостью ты управляешь сознаниями, неужели ты контролируешь и меня тоже?

Необычайно нежно Люциан положил свою руку поверх ее, чтобы остановить безумное движение ее пальцев.

— Успокойся, Джексон. Ты страдаешь напрасно. Я не управляю твоим сознанием. Если бы я это делал, то ты не подвергала бы себя опасности ни при каких обстоятельствах. Веришь ты или нет, но я стараюсь учитывать твою натуру. Карпатским мужчинам трудно примириться с присутствием других мужчин рядом с их женщинами. Это давно доказанный факт. Поэтому не стоит бояться того, что естественно. Мои эмоции новы и непривычны для меня, но я никогда не причиню вреда ни тебе, ни тем, о ком ты заботишься.

— Но я не карпатка, так что тебе просто-напросто надо привыкнуть к этому, — упорно пробормотала она, — и я не боюсь тебя. — В тесном пространстве салона автомобиля, с его рукой, лежавшей поверх ее, с его большим пальцем ласково поглаживающем ее запястье, было очень трудно думать о чем-либо еще, кроме Люциана. — Я — коп. Те мужчины мои напарники. Мы прикрываем друг другу спины. Это то, как я живу, как все мы существуем, — не смотря на всю свою решимость не делать этого, она обнаружила, что пустилась в объяснения.

— Я с самого начала знал, что была причина, по которой я не хотел, чтобы ты занималась выбранной профессией, — безо всякого выражения проговорил Люциан. Он склонился к ней, а его рука нашла ее подбородок, заставляя Джексон поднять голову. — Мне не нравится видеть тебя в опасности. Это больше того, что может вынести мое сердце. Добавь сюда свою печаль и чувство вины, которое ты взвалила сама на себя, и мое сердце узнает, каково это, когда его разбивают. Если какой-либо другой мужчина, человек или нет, решит взглянуть на тебя с желанием, а потом положит на тебя свои руки, мне не хотелось бы за считанные секунды потерять самообладание.

Джексон обнаружила, что от его совершенной искренности на ее губах появляется улыбка.

— Ты заставил Тома поверить, что я выгляжу, как старая сморщенная карга или что-то наподобие этого?

— Соблазн был велик, — его рука вновь легла ей на затылок и принялась ласкать лежащие там завитки волос, — у меня было прямо таки примитивное желание отбить у него всякую охоту домогаться тебя.

Она, моргая, подозрительно уставилась на него.

— Я не хочу знать, что ты имеешь в виду, поэтому не трудись объяснять.

Легкая улыбка согрела черный лед его глаз.

— Ты начинаешь узнавать меня.

— Спасибо, что спас Барри. Когда я мельком видела его, он выглядел просто ужасно. Представляю, как было трудно уничтожать упыря там, помогать мне и работать над ним, причем делать все это одновременно, — Джексон чувствовала его усталость. И хотя она никак не отражалась на его лице, в душе он не мог скрыть ее. Он невероятно устал, потратив за эту ночь огромное количество энергии. Даже кто-то столь могущественный, как Люциан, может уставать.

Она не сомневалась, что также устала, но ее усталость выражалась скорее в печали. Слишком сложно было осмыслить потерю стольких людей, которых она знала и о которых заботилась. На мгновение реальность всего этого затронула ее душу, и она не смогла сделать ни вдоха, ее легкие словно отказались работать должным образом.

— Если человек в квартирах не был Дрейком, не был им и человек в участке, то кем они были и как они так точно знали, что со своими жертвами делает Дрейк? Как они узнали, кого убивать? И почему, они вообще хотели их убить, Люциан?

— На данный вопрос только один ответ, ангел, — голос Люциан стал более невыразительным, чем когда-либо. Это заставило Джексон с дурным предчувствием посмотреть на него. — Во все это должен быть вовлечен вампир, Мастер вампиров, один из древних. Только это создание способно на такое.

— Дрейк у него? Он мертв? — неприкрытая надежда прозвучала в ее голосе.

Люциан покачал головой.

— Вероятнее всего Дрейк все еще где-то на свободе, возможно, озадаченный этими убийствами. Вампир прочитал твое сознание, выудил факты из твоей головы, и именно поэтому ты чувствовала, что что-то не так. Детали были совсем не свойственны Дрейку. Вампир создал этих упырей и отослал их с приказом убивать каждого, у кого есть хоть какое-то воспоминание о тебе.

Пальцы Джексон сжались, а желудок превратился в напряженно-горячий узел боли.

— Почему? Чего он добивается?

Черные глаза Люциана — бездонные, тоскующие, собственнические — прошлись по ней.

— Именно того, чего достиг. Боли. Вампиры наживаются на боли других людей. Должно быть, он перехватил тебя на открытом месте, вдали от защищенной территории, и прочитал твои воспоминания. Будь я поблизости, ему бы не удалось скрыть от меня своей грязной энергии.

У Джексон появилось чувство, словно он со всей силой ударил ее прямо в живот. Ощущение было таким реальным, что она действительно сгорбилась, закрыв лицо ладонью одной руки.

— Значит это я причина всего этого. Всего-навсего выйдя из дома, я спровоцировала все эти события. Попросту говоря, именно об этом ты говоришь, да?

Рука Люциана прошлась по ее хрупким плечам. Ее боль так лилась из нее, обхватывая его, что он почувствовал себя так же ужасно, как и она.

— Конечно, нет, Джексон. Не вздумай даже думать, что ты несешь ответственность за продиктованные больным сознанием действия других.

Джексон уклонилась от его руки, не в силах вынести прикосновения. Она все усилия прилагала к тому, чтобы дышать.

— Люциан, прикажи Антонио сейчас же оставить машину. Мне необходимо выйти. Остаток пути я пройду пешком. Здесь недалеко.

— Почти рассвело, любовь моя, — промолвил он тихо без всяких интонаций, не будучи, очевидно, ни «за», ни «против» ее решения.

— Я не могу здесь дышать, Люциан. Останови машину, — ей хотелось бежать так быстро, как только это возможно, будь то от себя или от того, что случилось этой ночью, она не знала. Она знала лишь то, что должна оказаться на свежем воздухе. — Мне необходимо побыть одной. Пожалуйста, просто останови машину и позволь мне самой вернуться в дом. Я должна побыть одна.

Черный пристальный взгляд Люциана еще раз прошелся по ее лицу — задумчивый, подозрительный. Его сознание скользило в ее. Он прочитал настойчивую потребность Джексон побыть в одиночестве, побыть на свежем воздухе, иметь возможность свободно дышать. В ее сознании был такой хаос, что у нее возникли проблемы с дыханием.

Автомобиль сразу же повернул к обочине, и Джексон поняла, что Люциан приказал Антонио остановиться. Мгновенно выбравшись из машины, она бросилась бежать, оставляя позади себя покрытую асфальтом дорогу и направляясь к открытому лугу, тянущемуся до самых холмов и южной стороны поместья. Она бежала параллельно дороге, пока машина не скрылась за поворотом и не исчезла из вида. После чего молниеносно сменила направление и побежала вверх по холму, подальше от дома, в сторону утесов. Дважды она была вынуждена останавливаться, склоняясь, так как ее тело протестовало против ужасного преступления, совершенного просто потому, что кто-то знал ее. Кто же она такая? Магнит для монстров? Что-то, внушающее ужас, внутри нее так и притягивает демоническую сторону в других людях. И не она платит за это цену, а прочие невинные лица.

Джексон слышала разговоры, как в многоквартирном доме, так и в общей комнате в участке. Шепот, молчаливое осуждение. Большинство ее друзей боялись заговорить с ней, никто не хотел быть замечен рядом с нею, все они боялись за свои семьи… и правильно делали. Последняя резня была намного хуже всего того, что когда-либо совершал Дрейк. Этот вампир оказался способен на массовое убийство в двух местах одновременно.

Она продолжила бежать так быстро, как могла. Когда тропинка стала более крутой, и она стала спотыкаться на каждом шагу, из ее глаз брызнули слезы, заливая лицо и затуманивая зрение. В голове у Джексон не осталось ни одной разумной мысли, она действительно не знала, что собирается делать дальше. Знала только то, что убийства не могут больше продолжаться. Ее отец. Ее мать. Ее обожаемый младший братишка Мэтью. Вся семья Андерсонов, даже бедная Сабрина, приехавшая домой на каникулы. Потом ее соседка Кэрол. Милая Кэрол, единственным преступлением которой было наблюдать каждое утро восход, умерла от того, что разделила эту радость со своей соседкой. А теперь все эти невинные жертвы.

Продолжая рыдать, она карабкалась по крутой скале к вершине утеса. Но едва она оказалась на верху, как земля вздрогнула и ушла у нее из-под ног, как на американских горках. Над головой кружились темные облака, кипя, словно в котле. От облака к облаку проносилась молния, ударяя в землю раскаленной добела зазубренной стрелой, а звук грома почти оглушал ее. Закричав, она бросилась к краю утеса. Если не будет Джексон, то у Дрейка пропадет необходимость вновь кого-либо убивать.

Она попыталась двигаться вместе с землей, раскачивающейся под ее ногами, приближающей ее все ближе и ближе к краю. Но едва ее нога ступила в пустоту, крепкая рука обвилась вокруг ее талии и полностью подняла ее над поверхностью.

— Люциан, — прошептала она его имя, цепляясь за него, ее единственное здравомыслие в безумии этого мира. Ее хрупкие руки обвили его шею, и она уткнулась лицом в успокаивающее тепло его плеча.

Она чувствовала, как дрожь сотрясала его тело. Джексон подняла голову и увидела ничем не прикрытый ужас, горящий в темных глубинах его глаз. Он наклонил свою голову и властным поцелуем впился в ее рот как раз в тот момент, когда небеса над ними разверзлись и дождь пролился на землю.

— Я нуждаюсь в тебе, Джексон, — тихо, но отчетливо произнес он каждое слово. — Ты не можешь оставить меня одного в этом мире.

Вспышки молнии шипели и танцевали вокруг них. Раскатывался и грохотал гром:

— Ты не можешь оставить меня одного.

— Я знаю, знаю, — прошептала она в ответ, прижимаясь ближе, жертва в гуще мира, рушившегося сейчас вокруг них. — Просто я понятия не имею, что произошло, о чем я только думала. Мне так жаль, Люциан, мне так жаль.

— Ты не должна так говорить. Никогда так не говори, — его рот вновь заскользил по ее, горячий и страстный от страха и поднимающегося желания: — Мне необходимо знать, что ты сейчас здесь, со мной.

— Я здесь. Я не покину тебя. Дело не в тебе, — рыдала она, ее руки проскользнули под его рубашку, чтобы дотронуться до его твердого тела. Он был настоящим, и именно он был ее единственным утешением, ее единственным благоразумием. А она причинила ему боль, Джексон чувствовала, как эта боль сочится из него, глубокая и сильная, вместе с ужасом, охватившим его душу. Девушка подняла голову, отвечая поцелуем на поцелуй, полностью отдаваясь ему, желая успокоить и быть успокоенной.

Люциан поглощал ее, пожирал, его рот был повсюду, как дождь на ее обнаженной коже, на их обнаженной коже. Он избавил их от одежды так быстро, так легко — одной нетерпеливой мыслью в своем сознании.

Джексон потребовалось несколько минут, чтобы понять, что он в ярости, что ужасная свирепость бури является отражением его мрачного настроения. Но его невероятно сильные руки держали ее так бережно, что у нее дрогнуло сердце.

— Мне необходимо быть с тобой, ангел. Ты все еще этого не видишь, не зависимо от того, как бы часто я не пытался поговорить с тобой, показать тебе это, — вся земля вокруг них двигалась и раскалывалась, открывая огромные зияющие трещины в скалах. — Без тебя мне незачем будет жить. Я нуждаюсь в тебе. Очень нуждаюсь… А теперь обхвати меня ногами за талию, — одновременно с этой шепотом отданной командой его зубы легко покусывали ее бешено бьющуюся жилку: — Джексон, я хочу тебя прямо сейчас, хочу быть внутри тебя, хочу, чтобы ты окружила меня своим теплом и светом. Хочу чувствовать, что ты в безопасности и живая, и что ничто не сможет причинить тебе вред.

Он был повсюду, его руки исследовали, воспламеняли, его тело было таким твердым и настойчивым, напряженным от невыносимого желания, от страшного голода, в результате чего Джексон почти вслепую повиновалась ему. Его голод был настолько сильным, что шторм вместо того, чтобы утихать, только возрастал, служа настоящим барометром его настойчивого желания.

— Ты не можешь оставить меня одного, чтобы жить в мире без света и смеха. Ты не можешь оставить меня одного.

Его голос был грубым, его прекрасный голос был грубым от его страха и неослабевающего голода к ней одной. Его волосы были мокрыми, густые эбеновые пряди свисали вдоль его спины. Он выглядел диким и неприрученным. Он выглядел тем, кем он и был: опасным и непредсказуемым хищником. Однако Джексон не боялась. Она вцепилась в него; желая его с той же самой силой. Желая чувствовать силу его рук и его обладание, его тело, движущееся в ее, его рот, питающийся от ее груди, его душу, служащую ей спасительным якорем в море этого хаоса.

Ноги Джексон обвили его талию, и она медленно опустилась на его напряженный член. Он мгновенно заполнил ее, заставив задохнуться от невероятного удовольствия. Шторм усилился, молнии пронзали серое небо. Солнце отважно попыталось подняться, но зловещие кружащиеся тучи были низкими и темными, препятствуя проникновению света на их чувствительную кожу, тем не менее, Джексон ощутила первое покалывание неудобства от приглушенного света. Слезы продолжали бежать по ее лицу, глаза горели, легкие задыхались от рыданий, грозящих сокрушить ее, когда они вцепились друг в друга в диком танго жизнеутверждающей любви.

Его руки, словно стальные, безопасно удерживали ее. Его тело настойчиво двигалось в ее, тем не менее, его нежность надрывала ей сердце, его рот на ее коже был теплым и любящим.

— Прекрати плакать, ангел. Ты должна остановиться сейчас же, — прошептал он в ее мокрые от дождя волосы, — до тех пор, пока мы вместе, мы пройдем через что угодно. Я больше не смогу когда-либо быть без тебя. Ты воздух, которым я дышу. Ты моя душа, мое сердце. Посмотри в мою душу, в мои воспоминания, увидь мою жизнь, бесконечно пустую без тебя. Ты бы никогда даже не стала задумываться об этом, если бы знала, как я нуждаюсь в тебе. Я больше не смогу быть один.

— Я не знала, что творю, — возразила она.

Он поверил ей. В тот момент ее сознание пребывало в таком хаосе, было наполнено такой печалью, что она бежала вслепую, без единой здравой мысли. Но она ни разу не подумала о том, чтобы уничтожить то, чем стала. Все ее помыслы были целиком сосредоточены на произошедшей трагедии. Люциан понял, что может спокойно дышать, вбирая воздух в свои легкие, позволяя сердцу сделать еще один удар.

— Ты больше никогда не сделаешь подобного, — его бедра продолжали двигаться в едином ритме с разбушевавшейся стихией.

Когда огонь начал распространяться по ее телу, по его телу, Джексон осознала, что слез стало меньше. Язычки пламени поднимались все выше и выше, достигая неба, достигая облаков, кружившихся над ними, так что вспышки молний затанцевали вместе с ними, через них. Она услышала, как ее крик слился с его, когда они одновременно взорвались, цепляясь друг за друга, как двое напуганных детей, когда их сердца и легкие бешено работали, стараясь не отставать от их взмывших ввысь тел.

Джексон лежала на нем, прижимаясь как можно ближе, ища успокоения, поскольку сил контролировать приступы слез у нее было не больше, чем сил сдержать огненную бурю желания, охватившую их обоих. Она чувствовала трепет и содрогания его тела, а его руки держали ее крепче, чем когда-либо. Она чувствовала слезы в его душе, агонию страха, все возрастающий ужас, когда до него дошло, что она чуть было не сделала.

Теперь настала очередь Джексон утешать Люциана, и она, обхватив его голову руками, обрушила град поцелуев на его лицо.

— Я и не думала совершать такой безумный поступок, Люциан. Дело было не в тебе, и не в том, чем я стала. Просто я не могла здраво мыслить. Это не имеет ничего общего с нами. Я просто не смогла вынести мысли о том, как много смертей я принесла стольким семьям.

— Джексон, Джексон, — тихо промолвил он, его боль так и терзала ее. — Что же мне с тобой делать? И как часто я должен напоминать тебе, что ты не несешь ответственности за все эти смерти? Ты действуешь так стремительно, не раздумывая. Подумывая покончить с такой красивой, важной жизнью, надеюсь, ты хотя бы знала, что сбросившись с этой скалы, не умерла бы?

Она, моргая, уставилась на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Если бы я не поймал тебя, или, не слившись своим сознанием с твоим, плавно не опустил вниз, или не остановил каким-либо другим способом, ты бы действительно свалилась вниз, ударившись об землю, и ужасно страдала от сломанных костей и множества внутренних повреждений. Однако твое тело точно так же, как и мое, не позволило бы тебе умереть. Наши люди часто получают смертельные раны, но земля быстро исцеляет нас.

Джексон уткнулась в его грудь лицом, не желая больше об этом говорить. Было очень трудно усвоить всю ту информацию, которую он сообщал ей, когда в ее мыслях был такой кавардак. Только сейчас она начала осознавать, что ее кожу покалывает, и это несмотря на свирепый шторм, зависший над этой территорией и снижающий эффект от восходящего солнца. Боль в ее глазах, с каждой проходящей секундой, становилась сильнее. Как только он позволил ее ногам коснуться земли, она сразу же закрыла глаза руками. Было такое чувство, что тысяча игл своими убийственными кончиками воткнулась ей в глаза. Девушка с силой прикусила нижнюю губу и сильнее уткнулась лицом в его грудь.

— Люциан, как насчет той невероятной скорости, которая тебе так нравится? Сейчас для нее самое подходящее время.

Люциан также, несмотря на темные облака, закрывающие дневное светило, ощущал последствия влияния солнца на его кожу. Поэтому, подхватив Джексон на руки, он начал двигаться со своей сверхъестественной скоростью так, что мир завертелся вокруг них, а дождь остался хлестать пустое место, на котором они недавно были.

Люциан вошел в дом через балкон на втором этаже и, продолжая держать в своих объятиях Джексон, заскользил по жилищу к самой нижней комнате, где до них не могли дотянуться солнечные лучи. Лишь оказавшись там, он позволил шторму затихнуть.

— Что нам делать? — спросила Джексон. — Как мы сможем остановить все эти смерти?

Она оглядела комнату в поисках одежды.

Люциан передал ей халат, с легкостью читая ее мысли. Он создал его из воздуха, в то время как Джексон смотрела на него своими огромными доверчивыми глазами. Девушка просунула в плотный хлопок руки и запахнула лацканы. Ее глаза неотрывно смотрели на его лицо.

— Ты мог бы также надеть халат.

Он покачал головой, поражаясь ее скромности, но покорно создал еще один, намного больше и длиннее, лишь бы угодить ей. Он заметил, что она расслабилась, едва его тело оказалось прикрыто. После чего был вынужден отвернуться, чтобы спрятать улыбку. Джексон же принялась расхаживать взад и вперед по комнате, не в силах успокоиться из-за бушующего в ней адреналина.

— Скажи, что нам делать, Люциан. Как нам остановить этого монстра, убивающего всех, о ком я забочусь?

— У нас два выбора, — тихо проговорил он, его голос, как всегда спокойный, помогал усмирить тревожную энергию, бегущую по ее венам. — Мы можем остаться здесь и попытаться выманить вампира. Это будет нелегко. Он стар и прекрасно знает, кто я такой. Он вполне может неоднократно засылать своих упырей или иную нечисть, чтобы сражаться с нами, прежде чем покажется сам. А появится он только в том случае, если будет уверен, что преимущество на его стороне, и что оно огромно.

Джексон провела рукой по своим влажным волосам, обнаружив, как дрожат ее руки, и поспешно спрятала их за спину. Крепко переплетя пальцы, она приняла свой самый бесстрастный вид.

— А второй выбор?

— Мы можем уехать из этого города. Отправимся как можно дальше и будем надеяться, что наши враги последуют за нами, уведем их от твоих невинных друзей. Не сомневаюсь, что Дрейк последует за нами. Вполне вероятно, что и вампир тоже. Существует всего несколько женщин подобных тебе, и он не захочет тратить время на поиски другой. Вполне вероятно, что он уже следил за тобой, когда я нашел тебе, и сейчас думает, что я украл тебя у него. Если дело в этом, то он точно последует за нами.

— А если нет, то мы оставим всех без защиты, — отчаяние прозвучало в голосе Джексон. — Я не понимаю, Люциан. Что во мне такого, что монстры так и липнут ко мне? — Она повернулась, чтобы посмотреть на него, не подозревая о ничем не прикрытой боли в глубинах своих глаз.

Люциан встретил ее взгляд открыто, уверенно. Он сам был монстром. Мрачным монстром, прожившим больше веков, чем кто-либо из его вида. Он совершал преступления, нес ответственность за многие смерти. В поисках ее он обыскал весь мир, и теперь ни за что не позволит ей оставить его, никогда не бросит ее сам, никогда и никому не позволит забрать ее от него. Чем же он отличается от других, столь же отчаянно желающих ее? Неужели она видит его таким? Монстром?

Джексон обвила свои руки вокруг него и притянула его к себе.

— Ты не монстр, Люциан. Ты добрый, благородный и хороший человек. Не вздумай относить себя к той же категории, к которой относится Тайлер Дрейк и это ужасное существо, которое ты называешь вампиром.

Он склонил свою голову поверх ее, крепко прижимая к себе ее тело. Она ошибалась, считая, что хорошо его знает. Он обладал настолько огромной властью, что за все века существования его неоднократно называли монстром. Просто поразительно, что Джексон, прочитав его душу, даже не заметила этого факта. Она заставила его поверить, что его душа не проклята на веки веков, что его поступки будут судить с сочувствием. Она заставила его поверить в чудеса.

Он прошептал ей, что любит ее, используя для этого древний язык. Он прошептал эти слова в ее сознании, будучи не в силах произнести их вслух и заставить ее отвернуться от него. Его руки властно скользили в ее волосах.

— Я узнал значение слова «страх», ангел. Это был трудный урок, и мне не хотелось бы его повторения, но он показал мне проблеск того ада, который ты пережила в детстве. Выбирай, Джексон. Оставляем ли мы след, по которому последует вампир? Заманиваем ли его подальше от твоих друзей? Или остаемся и будем сражаться здесь?

Он спрашивал ее мнения. Джексон сморгнула слезы. Действительно, она не слишком хорошо его знала, но каждый раз, когда он сливался своим сознанием с ее, она ловила проблеск его присутствия и видела достаточно, чтобы понять, что он является настоящим мастером в планировании боя. Более того, единственное, что имело значение — это то, что он спрашивал ее мнения.

Она тщательно обдумала каждый план.

— Думаю, защитить каждого будет слишком сложно. Мы не сможем находиться с ними в течение дня, поэтому они становятся уязвимыми для Дрейка или любого существа, которое вампир решит создать. Если мы уедем, я не представляю, какой смысл вампиру убивать здесь людей. И мы должны подумать о месте, где сможем затаиться в засаде и без труда защищаться, — она вдруг заметила, что неудержимо дрожит, ее волосы оставались влажными, в то время как он стоял перед ней в полном порядке в своем халате. Джексон воззрилась на него: — Почему ты совершенно сухой, а я мокрая и дрожу от холода?

Люциан взял ее руки в свои и ласково потер их, согревая. Едва заметная улыбка тронула его скульптурно очерченный рот.

— Подумай о том, чтобы высохнуть и согреться. Представь и удерживай в своем сознании такую картинку, где у тебя сухие волосы и кожа, а тело согретое, — он слился с ней, успокаивая ее беспорядочные мысли, помогая построить картину тепла и сухости.

Джексон выдернула свою руку из его и, потянувшись, с благоговением дотронулась до своих волос.

— Я сделала это? Это так просто? Никаких фенов и полотенец?

— Да, это так просто, — внутри него снова появилась улыбка, расцветая, наполняя его радостью. Она напомнила ему о первых днях, когда он еще неопытный юнец, пытался научиться делать вещи, которые с такой легкостью удавались взрослым представителям его расы.

— Я смогу делать все то, что можешь делать и ты?

Он медленно кивнул, наблюдая за ней из-под полуприкрытых глаз. Он выглядел вялым, но Джексон чувствовала, что он весь внимание.

— Чтобы ты хотела научиться делать? — спросил он.

— Сейчас? — она обхватила себя руками, чувствуя, как кожа сопротивляется поднимающемуся солнцу.

— Твоя кожа становится более жесткой, Джексон. В конце концов, ты сможешь наблюдать восход солнца, но только в солнцезащитных очках. Ты должна взять за правило носить их с собой везде, куда бы ни пошла. Таким образом, если тебя застигнет утро или потребуется подняться раньше, твои глаза будут в безопасности от солнечных лучей. Я — древний, и мы чувствуем боль намного острее, чем более молодые члены нашей расы, но, тем не менее, я могу находиться под утренними лучами солнца, испытывая лишь небольшие затруднения. Это одно из преимуществ, которое охотник имеет над вампиром. Вампир не может подняться, пока солнце полностью не скроется за горизонтом. Он вообще не переносит солнечный свет.

— Мы действительно совершенно беспомощны в течение дня? — тихие нотки в ее голосе выдавали ее страх.

Его пальцы нашли ее шелковистые волосы, потом легли ей на затылок, медленным массажем снимая внезапно охватившее ее напряжение.

— Совершенно верно, на это время наши тела погружаются в летаргический сон, но мы не совсем беспомощны и можем защитить себя. Я невероятно могуществен, ангел, нет ни единого шанса, что кто-то сможет причинить тебе вред. Я бы никогда не позволил этого.

Джексон пошевелилась в его руках, прижимаясь ближе. Находясь тенью в ее сознании, он мог видеть, каким страшным местом видится ей его мир — такой древний и отличный от ее, такой наполненный мифами и предрассудками, насилием и существами ночи. И Люциан еще крепче обнял ее.

— Если нам когда-либо потребуется помощь, Джексон, мой брат всегда поможет нам.

— Мне неприятно лишать тебя иллюзий, Люциан, но твой брат живет в Париже. Я видела его адрес. Это не просто за углом, даже по твоим стандартам.

— Если ты окажешься в большой беде, он сможет прийти тебе на выручку так же, как и я, но издалека. «Видя» твоими глазами он поможет тебе, одолжит свою силу, даже уничтожит врага, угрожающего тебе.

Мысль о любом другом мужчине, роющемся в ее мыслях, стала внезапно отвратительна ей. Почему-то она не возражала против Люциана, читающего ее мысли, почему-то это казалось ей естественным, она не могла понять, но знала точно — ей не хотелось бы, чтобы кто-нибудь еще узнал про нее те же вещи, что и он.

Люциан был до смешного доволен ее размышлениями, несмотря на то, что она так свободно чувствовала себя в компании мужчин, которые раздражали его больше, чем он этого желал. Ему хотелось, чтобы она хотела его, нуждалась в нем, точно так же, как он нуждается в ней. Не потому что ритуал связал их вместе, и их тела взывают друг к другу, а потому, что для нее был важен он. Люциан. Никто другой. Однако она с неохотой читала его мысли, исследовала его воспоминания или изучала личность, которой он был. Спутники жизни быстро узнают все друг о друге, всего лишь исследуя сознания друг друга, хотя она почему-то предпочитала увиливать от этого.

— Ты выглядишь печальным, — она положила ладонь на его руку и кончиком пальца другой руки дотронулась до его рта: — Твои глаза, Люциан. Иногда ты выглядишь таким печальным, что это разбивает мне сердце. Я знаю, что являюсь для тебя большим разочарованием, потому что не могу делать те вещи, которые всегда делали женщины твоей расы, но я стараюсь. Действительно стараюсь.

— Ты никогда не смогла бы разочаровать меня, ангел. Даже не вздумай позволять таким мыслям появляться в своей головке. Каждый проведенный с тобою миг доставляет мне огромную радость, — он направил ее к кровати, попросту тесня ее своим большим сильным телом. Солнце поднялось в небе, он мог чувствовать это, чувствовать его влияние на свое и так уставшее тело. — А твое обучение еще не один раз доставит мне радость.

Джексон почти рассеянно села на постель, в глубокой задумчивости прикусив нижнюю губу.

— Я не хочу, чтобы ты расстраивался из-за меня. Ведь все дело в этом? И не надо жалеть меня, Люциан, я не выношу этого.

Не отвечая, он стащил с нее махровый халат, хотя она сделала попытку удержать его, сохраняя приличие. Его собственный халат свалился на пол бесформенной кучей. От легкого толчка его руки она упала на кровать, уставившись на него своими большими глазами.

— Как я вообще могу испытывать чувство жалости к женщине, у которой в Спутниках жизни сам Люциан Даратразанофф? Он невероятно красив… мне известно об этом из надежного источника. Сексуален. Но по мне лучше использовать определение — горяч.

Джексон знала, что покраснела всем телом. Его руки двигались по ее коже нежно, в ленивом исследовании, словно он не мог удержаться и не дотрагиваться до нее. Она закрыла глаза и целиком отдалась ощущениям его рук на своем теле.

— Он горяч, но также и весьма высокомерен.

— У него прекрасные глаза, — прошептал он, его губы нашли уголок ее рта, дразня, пробегая, нежно прикусывая зубами, — тебе нравятся его глаза.

Удовольствие, которое он доставлял ей, было непередаваемым. Она не могла подобрать слов, чтобы описать ощущения, охватившие ее тело. Теплота. Счастье. Люциан потворствовал себе, проводя руками по ее коже, восхищаясь ею. Обхватил кремовую возвышенность ее груди, получая ничем несравнимое удовольствие от ощущения, как ее соски умоляюще толкались в его ладони. Наклонив голову, он запечатлел поцелуй прямо посередине ее горла. Его волосы, в изысканном мучении, скользнули по ее груди.

Ее руки обхватили его голову. Ее ноги беспокойно пошевелились. Ей нравилось, как он выражал свое желание к ней. Это ощущалось в его прикосновениях, словно он поклонялся ее телу. Она могла чувствовать тепло его дыхания, когда он передвигался по ней, ища языком на ее горле пульс, от чего ее сердце подпрыгнуло, а тело замерло в ожидании. Она чувствовала, как ныла ее грудь, требуя его прикосновения, чувствовала кремовую влажность, когда ее тело звало его. Его рот нашел ее грудь, ощущение было таким изысканным, что она услышал свой собственный тихий стон. Его руки прошлись по ее талии, по бедрам, лаская. Этого было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Она упивалась тем, как он дотрагивался до нее — с такой абсолютной любовью. Никогда не будет никого другого, кто смог бы так дотрагиваться до нее, жить внутри нее. Пристально наблюдая за ней, он медленно ввел в нее два своих пальца, нежно продвигаясь вперед.

Зажав в кулаках его длинные рассыпавшиеся волосы, Джексон изогнулась всем телом, испытывая полный экстаз, который только он мог дать ей. Он выжидал время, вновь и вновь погружая ее в обжигающее, слегка колеблющееся пламя. Но, несмотря на все это, ей хотелось большего. Она нуждалась в большем. Ей хотелось ощутить его рот на своей коже, ощутить, как его тело заполняет ее. Ей хотелось, чтобы ее кровь текла в нем, связывая их, делая их одним существом. Чтобы они никогда не смогли бы по-настоящему расстаться… Теперь она поняла это, признала, что всегда должна быть с Люцианом. Чтобы он ни сделал, чтобы связать их, это сработало. С этого момента и впредь мысль о разлуке с ним стала для нее невыносима. А огонь между ними, чем дольше они оставались вместе, казалось, становился все жарче, более неконтролируемым.

Она закричала, когда он соединил их тела, дыхание вырвалось из ее легких. Ей нужно было нечто большее, чем его тело, такое толстое и горячее, погруженное в нее. Она нуждалась в чем-то большем. Требовала чего-то большего. Его грудь оказалась напротив ее лица, его руки обхватили ее голову, удерживая ее напротив его сердца.

— Если тебе что-то нужно, ангел, я тебе это даю. Вкуси меня, я твой. Вкуси же. Ты так голодна, что тебе нужно питание. Тебе нужен я. У меня просто замечательный вкус, помнишь, сладкая? — шепот был тихим и соблазнительным, нежно лаская ее душу. Он был приглашением. Искушением. Чистым соблазном.

Ее рот прошелся по его коже. Она почувствовала, как напряглось его тело.

— Я нуждаюсь в этом, ангел, точно так же, как и ты. Мне необходимо, чтобы ты сделала это, — в его сознании она чувствовала невыносимое ожидание, темное желание, чувствовала, как все его тело ожидало этого с бешеной одержимостью. Ему было необходимо, чтобы она сделала это, так же, как ей было необходимо сделать это. — Ради меня, Джексон, ради меня. Я хочу этого, как никогда ничего не хотел. Тебе тоже этого хочется.

Он был повсюду — в ее сознании, в ее сердце, в ее теле, в самой ее душе. Он нуждался в этом, и она не могла поступить иначе, не могла не дать ему этого. Ее рот заскользил по его коже по своей собственной воле, без принуждения, желая только одного — порадовать его, дать ему то, что он хочет. Джексон почувствовала, как напряглось его тело, когда ее зубы прикусили его кожу, а ее язык прошелся по ней, снимая боль.

— На этот раз ты должна сделать это сама, — умолял он, в то время как его бедра подавались вперед в диком ритме сладострастного обладания. Он двигался над ней, вокруг нее, в ней, желая непрекращающимся потоком пронестись через нее.

Он затопил ее таким эротическим желанием, что Джексон оказалась полностью поглощена им. Почувствовав, что ее клыки удлинились, она погрузила их в его плоть, пока они не оказались связаны во всех отношениях. Раскаленные добела вспышки молнии пронеслись через его тело в ее. Она услышала его голос, эхом повторяющий ее имя в его сознании. Интимно. Сексуально. Вне себя от страсти. Она чувствовала пылающий жар его тела, двигающегося в ней, когда он подавался вперед, с каждым ударом проникая все глубже и глубже.

Его вкус оказался диким. Разгоряченным и сексуальным. Его кровь текла по ее венам, неся с собой его древнюю силу, наполняла ее изголодавшие клетки и затопляла ее тело такой бурей танцующего пламени, что она взмолилась об облегчении. Почувствовав, что взрывается, разлетаясь на части, она все плотнее и плотнее стала прижиматься к нему, стремясь взять его вместе с собой.

— Используй свой язык, чтобы закрыть следы укуса. Я хочу тебя. Я хочу ощутить весь твой вкус в своем теле. Я хочу постоянно наслаждаться тобой, — его голос был оружием темного волшебника, бархатисто-черным обманом, который она не могла игнорировать. В чем бы он ни нуждался, она даст ему это.

— В чем бы ты ни нуждалась, я дам тебе это. А ты нуждаешься вот в этом, — повторил он ее слова, его зубы нашли пульсирующую жилку у нее на шее и глубоко погрузились в нее. Лежа под ним, Джексон тихо застонала, ее тело сжалось вокруг него в конвульсиях жаркого удовольствия. Она полностью отдалась ему, погружаясь в его страсть, в горячие движения его тела, в его напрягшиеся мускулы, в потягивания его рта, в пламя, поглощающее их обоих.

Это длилось бесконечно, целую вечность, пока Джексон не решила, что вполне может умереть от этой красоты. От них. Она крепко обнимала его, покачивая его голову, наслаждаясь ощущением его волос на своей чувствительной груди. Он все входил и входил в нее, пока она не стала сонной и пресыщенной, полностью удовлетворенной, совершенно целостной.

Лишь спустя некоторое время Люциан очень-очень нежно позволил их телам разъединиться. Солнце полностью взошло, даже в этой спальне, находящейся глубоко под землей, он мог точно указать его местоположение. Бросив взгляд на густые ресницы Джексон, на красоту ее лица, на последствия его любовных игр, он понял, что она не знает или ее не волнует, где сейчас находится солнце. Он наклонил голову и прикоснулся своими губами к ее роскошному рту.

— Je t'aime^[23], ангел, — нежно прошептал он, погружая ее в сон. Это было последнее, что она слышала, именно эти слова она унесла с собой, когда воздух покинул ее легкие, и ее сердце прекратило биться.

После этого Люциан раздвинул пол в спальне и вместе со своей Спутницей жизни спустился вниз, в глубокую манящую землю. Она лежала в его руках, неподвижность увековечила ее красоту, когда он раскрыл землю и устроил их на отдых.

Глава 12

Неблагозвучные звуки заполонили безмолвие земли под спальней. Под слоями почвы раздалось медленное зловещее шипение, которое просочилось сквозь темную плодородную землю прямо в воздух над ней. Оно пронеслось по поместью, заполняя окружающее пространство угрозой. Глаза Люциана резко распахнулись, и он, лежа совершенно неподвижно, начал вслушиваться в звуки насекомых и животных. Где-то поблизости в поисках пищи копошилась крыса. Что-то раздраженно проурчал своим братьям по стае волк. Что же это был за звук, настолько не сочетающийся с остальными, что смог достигнуть самого центра земли и разбудить его?

Треск каменной стены сказал ему, что злоумышленники проверяют на прочность его меры безопасности. Люциан лежал совершенно тихо, прислушиваясь. Дотянувшись до альфа-пары, он предупредил их ни в коем случае не дотрагиваться ни до какого мяса или еды, брошенной им из-за стены посторонними. Он попросил их позаботиться о других членах стаи — молодых и глупых, любящих бросать вызов власти. В его сознании появилось явное предупреждение о яде, несущем стае смерть. Поэтому он отдал альфа-паре указание увести своих собратьев как можно дальше в лес, где оружие не сможет их достать. Мужчина обнажил свои клыки и издал предупреждающий вой, поторапливая стаю.

Удовлетворенный проделанной работой, Люциан продолжил слушать. Незваный гость был настойчив. Поняв, что ему не удастся проникнуть ни через ворота, ни через каменную стену, он залез на дерево, избегая задней части поместья, так как там находились волки. Без сомнения он видел, что его «подарок» в виде отравленного мяса остался нетронутым, и он не осмелился совершить нападение рядом с хитрыми животными. Люциан закрыл глаза и покинул свое тело. Он стал таким же легким, как воздух, перемещаясь в виде чистой энергии, вырываясь на свободу из-под земли. Пройдя по узкому коридору, он оказался в подвале, а потом на кухне.

Как всегда тяжелые портьеры предотвращали попадание солнечного света на интерьер помещения. Представляя собой сплошную энергию, он с легкостью прошелся по дому, пока не оказался на балконе — превосходном наблюдательном пункте. Прекрасно выполненное Франческой витражное стекло маскировало слишком яркий свет, поэтому он мог хорошенько рассмотреть нарушителя, стремящегося попасть в дом. Наконец-то. Тот, кто уничтожил семью Джексон. Но был ли он человеком? Люциан подождал, пока сквозь густую листву не разглядел лицо.

От разочарования тихое рычание Люциана завибрировало в воздухе. Этот нарушитель совершенно точно не был Тайлером Дрейком. На нем был надет темно-синий костюм и шелковый галстук. Люциан отметил легкость, с которой он карабкался по веткам дерева, чтобы заглянуть за каменную стену. Потом мужчина что-то проговорил по двусторонней радиосвязи:

— В доме, кажется, никого нет, но проникнуть внутрь будет ой как нелегко, особенно если мы не хотим дать им знать, что они не одни.

Мозг Люциана заработал быстро. В течение нескольких веков он проспал глубоко под землей, и за то время, пока лежал, запертый в земле, с его народом много чего произошло. До него доносились слухи о сообществе человеческих охотников, которые считали себя учеными.

Они заявляли, что у них есть доказательства существования вампиров, и они поклялись уничтожить всех их. На данный момент лишь несколько людей воспринимало их всерьез. Поэтому они были решительно настроены поймать живого вампира. Но была одна проблема — они, казалось, не делали различий между карпатцами, вампирами и людьми с необычными способностями. Могли ли члены этого сообщества охотников на вампиров найти его?

Он решил, что лучший способ получить ответы на свои вопросы — это позволить нарушителю или нарушителям войти в дом. К тому же солнце начало садиться. Если они желают приготовить для него сюрприз, он был более чем счастлив угодить им. Подойдя вплотную к витражному стеклу, он сосредоточился на своих мерах безопасности. Он решил избавить свой дом от смертельных ловушек и заклинаний только снаружи, чтобы можно было проникнуть на территорию поместья. Это не должно быть слишком легко, иначе у них возникнут подозрения, но ему также не хотелось, чтобы они лишились мужества и слишком быстро сдались.

Сделав все, что хотел, Люциан промчался через дом, подвал, узкий коридор, огибающий скалу, назад в спальню, а затем вниз в свое логово в земле. Он вернулся в свое тело, лежащее глубоко под землей. Чтобы свободно покидать свое тело, требуются огромные затраты энергии, и ему хотелось, чтобы восстанавливающие силы почвы укрепили его.

Он заставил себя уснуть, положившись на свои внутренние инстинкты, которые скажут ему, когда нарушители действительно потревожат неприкосновенность его жилища. Мужчине понадобилось чуть больше часа после захода солнца, чтобы попасть во внутренний двор. Оттуда он открыл ворота для двоих своих коллег. Когда Люциан почувствовал вторжение, то немедленно проснулся и взмахом руки раздвинул землю. Волна ненависти, эхом пронесшаяся по его дому, была усилена витражным стеклом, созданным Франческой. Она нарушила успокаивающую атмосферу дома.

Рядом с ним без его согласия или команды сделала вдох Джексон. Ее сердце начало биться, и она тихо, но расстроено, простонала. Люциан бы никогда не поверил, если бы кто-нибудь в свое время ему сказал, что ее внутреннее чувство опасности будет так велико, что сможет побеспокоить ее сон так быстро после ее инициации. Даже неопытные карпатские юнцы не часто просыпаются от одного лишь присутствия зла. Он слился с ней прежде, чем она успела открыть глаза, намереваясь отправить ее спать.

— Не смей! — резко сказала она. Ее ресницы поднялись, а в глазах кипела ярость. — Ты обманул меня, — она оттолкнула его тело от своего и осмотрелась.

Люциан смог почувствовать поднимающуюся в ней тошноту, когда до нее дошло, что она находится в земле, а не в спальне. Когда он попытался успокоить ее, она подняла обе руки, останавливая его.

— Я не хочу, чтобы ты дотрагивался до меня. Ты закопал меня заживо, Люциан. Ты закопал меня, заставив при этом поверить, что мы спим в нормальной постели.

— Джексон, — проговорил он тихо, настойчиво. — Я не лгал.

Она постаралась выбраться из земляной ямы.

— Называй это как хочешь, это все равно грех, — прошипела она через плечо.

Но когда Люциан схватил ее за талию и притянул к себе, она не сопротивлялась, скорее замерла. Она была бледной, ее кожа — липкой, и он мог слышать, как колотится ее сердце.

— В доме кто-то есть, — она схватилась за живот, понимая, что их преследуют, — я думала, ты сказал, что никто не сможет проникнуть внутрь.

— Незваные гости — это люди. Фактически, если ты прислушаешься, то сможешь услышать, что их больше чем один. Теперь они разделились, обыскивая второй этаж. Я позволил им войти, намереваясь узнать, кто они такие. Всегда лучше знать, кто твои враги, — его голос был мягким и привлекательным, окружая ее теплом и спокойствием, — я не позволил им войти в твою комнату, поскольку не хотел, чтобы они дотрагивались до твоих вещей.

Она подавила свой гнев.

— Это должно заставить меня забыть о том, что ты сделал? Я так зла на тебя, Люциан. И прямо сейчас ненавижу твое спокойное и безэмоциональное состояние. Сколько еще сюрпризов ты мне приготовил?

— Как я понял, ты намекаешь на наше место отдыха, а не на незваных гостей.

Она подумала было ударить его, но его тело напоминало дуб, и вероятнее всего, в конечном итоге именно она останется с синяками на кулаках.

— Где моя одежда? — сквозь зубы пробурчала она.

— Твой обычный женственный наряд? — когда она упрямо отказалась посмотреть на него, Люциан небрежно пожал плечами. — Твоя одежда в твоем сознании. Ищите и обрящете^[24].

И намеренно выплыл из отверстия в земле, глубина которой была чуть больше восьми футов^[25], что не позволяло Джексон выбраться самостоятельно.

— Хочешь поспорить? — пребывая в ярости, Джексон встала и принялась исследовать стены их могилы. Именно так она и думала об этом месте. Их могила. Вышагивая взад и вперед, она не раз молчаливо выругалась, костеря его почем зря. По стенам взобраться было невозможно.

— Помощь нужна? — промолвил он с выводящей из себя мужской колкостью.

— Ни в коем случае. Я лучше останусь здесь внизу с червяками, чем попрошу твоей помощи, — отрезала она.

Люциан провел рукой вдоль своего тела и тот час же оказался одет в черные джинсы и черную футболку. Его длинные волосы были распущены и сияли в темноте подобно крылу ворона. До Джексон внезапно дошло, что она может прекрасно видеть в темноте, словно здесь, глубоко под землей, над ними ярко сияло солнце.

Она вздернула подбородок. Если он мог это сделать, то она и подавно. Все, что для этого требовалось — это подумать, во что она бы оделась. Представить в своем сознании картину. Она закрыла глаза, отсекая все остальное. Ей понадобилось несколько минут, чтобы избавиться от мыслей о пауках и прочих противных ползучих тварях, прежде чем девушка начала выстраивать картину того, чтобы хотела носить. Кружевное нижнее белье, удобное и ее любимое. Тонкие синие джинсы и топ из тонкого хлопка. Черный, под стать ее настроению. Когда она открыла глаза, то поразилась, что ей это удалось. Она была полностью одета. За исключением туфель. Она напрочь позабыла про туфли.

Джексон подавила начавшуюся было появляться улыбку. Это было просто потрясающе — быть способной на такие фантастические вещи. И тут же подумала о чистоте волос и зубов, всего тела, убеждаясь, что она была чистой, словно после только что принятой долгой ванны. Потом начала исследовать похожую на могилу комнату.

Она могла слышать биение сердец наверху, звук шагов, когда незваные гости гуляли по дому. Она слышала, как воздух входит и выходит из их легких. Когда она посмотрела на Люциана, то обнаружила, что он усмехается ей своей приводящей в бешенство чисто мужской улыбкой.

— Я вернусь, чтобы помочь тебе выбраться. Чуть позже, когда разберусь с нашими гостями.

Он действительно развернулся и пошел прочь от нее. На момент у нее дыхание застряло в легких. Ей хотелось окрикнуть его и попросить вернуться, но гордость не позволила этого. Она не боялась пауков. Не совсем. Ее слух уловил, как поблизости кто-то что-то царапает. Слишком близко. О’кей. Крысы.

— Здесь крысы, Люциан. Я не выношу крыс.

— Я уверен, что ты справишься, пока я не вернусь. По крайней мере, я знаю, что ты здесь безопасно заперта. Если какие-нибудь крысы осмелятся приблизиться, то попытайся с ними поговорить.

— Они вероятно в родстве с тобой, — сыронизировала она. Положа руки на бедра, она дважды обошла свою «камеру», пытаясь выяснить, сможет ли самостоятельно отсюда выбраться. Она должна выбраться, и она должна кого-нибудь застрелить, лучше всего Люциана. Как он это сделал? Как он смог так взмыть в воздух? Должна ли она представить себе картину, на которой она взмывает вверх? Она попыталась, но ничего не получилось. Дважды подпрыгнула. Все равно ничего не получалось.

Смех Люциана прошелся по ее сознанию подобно крыльям бабочек. Интересно, получится ли у нее задушить его? Если она подумает о том, как душит его, сработает ли это? Она совершенно точно знала, где он находится. На кухне. Он двигался абсолютно бесшумно, не было слышно ни одного его шага, но она знала, где он был. Когда дышал он, дышала и она. Как это получилось? Как она могла так вдруг нуждаться в нем, нуждаться в прикосновении его сознания к ее, чтобы она просто могла дышать?

Джексон на мгновение замерла, ожидая, что Люциан будет делать дальше. Ей не хотелось, чтобы он противостоял злоумышленникам без нее, но она понимала, что именно это и было его намерением. Неожиданно на ее губах появилась улыбка. Как что-то летает? Это не слишком и трудно. Всего лишь надо быть легче воздуха. Настолько легче, чтобы можно было перемещаться в пространстве, поднимаясь вверх к небу. В данном случае, скорее к полу спальни, но она старалась испробовать все, что только можно, потому что…

— Ха! Я сделала это!

Она почувствовала, как его руки погладили ее по лицу, его прикосновение было нежным. У нее внутри разлилось тепло, как если бы он похвалил ее. В своем сознании она почувствовала его улыбку.

— Я не сомневался, что ты справишься. А сейчас оставайся там, где находишься, пока я поинтересуюсь у этих джентльменов относительно цели их визита.

Джексон закатила глаза к небу.

— Это прозвучало так, словно я об этом только и мечтаю — просто сидеть здесь и бить баклуши, пока ты идешь приготовить нашим гостям чай.

— Чай не был моим первым выбором, к тому же прошло слишком много времени с тех пор, как я предположительно играл в вежливость, — в его голосе было что-то такое, словно тонкий налет цивилизованности стерся, а бархатные перчатки слетели.

Джексон обнаружила, что дрожит.

— Не принимай поспешных решений. Я — коп, помнишь? Мы арестуем этих людей за взлом и проникновение. Они уже одной ногой в тюрьме. Может они репортеры, решившие покопаться в любовном гнездышке миллиардера.

— Держись подальше, пока я не возьму их под контроль.

Но Джексон уже бежала по коридору, ведущему в подвал и вверх по лестнице на кухню.

— Ты уже контролируешь ситуацию, Люциан. Я больше волнуюсь о них, чем о тебе. Я чувствую вес твоей… — она постаралась подобрать подходящее слово, чтобы описать это. Ничего. Он не был сердит. В нем не было ярости. Только медленно тлела угроза, сам же он оставался спокойным, скорее безмятежным. Ничто не могло взволновать его или поколебать его полнейшую уверенность в своих силах.

— Они представляют угрозу для тебя, мой ангел, не для меня.

— Ты читаешь их мысли!

— И это тоже. Наши гости из другого штата. И не волнуйся ты так, любимая. Я не сделаю ничего, что смутит тебя или нанесет вред твоему статусу офицера полиции.

— Просто хочу, чтобы ты знал, я арестую тебя в мгновение ока, если ты прикоснешься к ним хоть одним пальцем.

Его смех был тихим и чувственным, лаская ее сознание и тело подобно прикосновениям его ласковых пальцев.

— Мой обожаемый ангел, я никогда не был настолько тупым.

От протянувшейся в его словах угрозы, ее сердце почти остановилось. Сейчас она его знала. Она знала, что в этот момент он был более опасен, чем в тот, когда так небрежно уничтожил вампира, который выследил его вплоть до этого дома. Что он там сказал по поводу опасности? «Они представляют угрозу для тебя, мой ангел, не для меня». Вполне естественно, что он бы удалил любую нависшую над ней угрозу. Он верил, что она является его сердцем и душой. Она чувствовала его невероятную потребность в ней. Он бы никогда не позволил никому или ничему угрожать ей.

— Люциан, я знаю, что в твоем мире принято по-другому разбираться с делами, но это мой мир. Эти мужчины — люди. С ними необходимо обращаться в рамках закона.

— Я — носитель справедливости, любимая. И в этот раз я не буду уничтожать их.

Джексон почувствовала, как ее сердцебиение вновь стало нормальным. Он бы не осмелился солгать ей. Она представила, как он сжигает их прямо там, на ковре. И как бы тогда она объяснила еще одну кучу пепла Барри Рэдклиффу и капитану Смиту?

Люциан знал ее точное местоположение, знал, как близко она была, поднимаясь по лестнице. Он резко увеличил скорость своего перемещения и нашел первого мужчину в свободной спальне. Обхватив его за шею, он впился зубами в яремную вену и начал пить. Злоумышленник не имел возможности бороться и не мог вырваться из железной хватки.

— Молчи. Повинуйся.

Тихий голос незамедлительно успокоил мужчину, и он уступил невероятно сильной хватке. Потом Люциан попросту отшвырнул его на пол и оставил лежать там, превращаясь в туман, в виде которого пересек холл и вошел в другую комнату.

Второй мужчина, тот в синем костюме, подавился тревожным криком, когда Люциан неожиданно материализовался перед ним, схватил его в железные тиски, зверски прилипая к его шее и начиная запоем пить.

— Повинуйся. Молчи.

Его порабощение было полным. Оба мужчины будут повиноваться его приказам днем или ночью, едва услышав его голос, и будут полностью выполнять порученные им задания. Он позволил второму мужчине, испытывающему головокружение и слабому от потери крови, упасть на пол. Переступив через него с легким презрением, он пронесся через дом к башне, где третий мужчина изучал старые бумаги в личном столе Люциана.

Он позволил чудовищу, живущему в нем, на мгновение завладеть собой, пока ярость не заполонила его. Эти мужчины явились, чтобы убить его Спутницу жизни. По справедливости он должен был бы вырвать их сердца. К счастью, у него для них была припасена важная работенка, но это не означает, что он должен относиться к ним по-человечески любезно. В его мире для таких тонкостей было мало места.

По его команде все трое мужчин направились вслед за ним вниз по лестнице. Все трое были бледными, а один даже пошатывался, но они шли, как он им и приказал, с довольными улыбками на лицах. Ради него они бы сделали все, что угодно, они нуждались в прикосновении его сознания и в звуке его голоса. Они жили, чтобы служить ему. Джексон как раз поднималась вверх, когда увидела этот небольшой парад, и замерла на середине лестнице. Она выглядела такой напуганной, что Люциан не сдержался и улыбнулся.

— Я обнаружил наших гостей, гуляющими по верхним этажам, Джексон, но они будут вести себя как джентльмены и посетят вместе с нами гостиную. В некоторых отношениях я довольно старомоден. Принятая в Америке традиция позволять гостям расхаживать по всему дому вне сферы моих интересов. Надеюсь, господа, вы не против? — его голос был очень мягким, очень приятным.

Все трое покачали головами, пробормотав различные варианты согласия с его предложением. Джексон в течение некоторого времени подозрительно изучала их, но поскольку они выглядели нормальными, она пошла впереди них вниз по лестнице и провела их в небольшую уютную комнату рядом с холлом. Трое мужчин вежливо подождали, когда она сядет первой. Люциан сразу же сел рядом с ней, его пальцы переплелись с ее.

— Возможно, вы хотели бы представиться, — тихо завел разговор Люциан.

Джексон нервно взглянула на него. Мужчины сидели спокойно, ничуть не взволнованные тем фактом, что были пойманы за руку за нарушение границ частной собственности. Они все были в костюмах, и, если она не ошиблась, все трое были вооружены.

Заговорил мужчина в темно-синем костюме, очевидно выбранный докладчиком:

— Я — Хэл Бартон. Это Гарри Тиммз и Денни Шелдон.

Люциан вежливо кивнул в ответ, словно люди каждый день незвано шныряют по его дому.

— Это моя невеста Джексон Монтгомери. Джексон, эти господа приехали сюда из Флориды с интересным деловым предложением.

Джексон приподняла одну бровь, выражение ее лица было откровенно скептическим.

— Вы проделали весь этот путь через Соединенные Штаты только для того, чтобы вломиться в дом Люциана и сделать ему деловое предложение?

Люциан откинулся и улыбнулся. Все трое мужчин торжественно кивнули. Хэл Бартон снова взял на себя инициативу.

— Вообще-то говоря, да. Мы думали, что если бы смогли взломать систему безопасности и вломиться в дом Люциана Даратразаноффа, то он, возможно, выслушал бы нас и субсидировал нашу новую систему безопасности. Ее создали мы, но для массового производства и сбыта у нас нет средств.

Джексон повернула голову и встретилась своими карими глазами с темным взглядом Люциана.

— Это просто гениально. И в такие короткие сроки. Я на самом деле под впечатлением, — она повернулась к мужчинам, — что он вам предложил за то, чтобы вы солгали мне? Свободу от уголовного преследования. Я — коп. Он упоминал об этом?

Хэл Бартон покачал головой.

— Вы, кажется, не поняли мою мысль. Если нам удастся уговорить мистера Даратразаноффа субсидировать нас, мы сможем заработать невероятные деньги. Мы все смогли бы стать миллионерами. Наш продукт просто уникален.

Джексон попыталась дотронуться до сознания Бартона так, как это делал Люциан. Его «сканирование», как он это называл, совсем не напоминало тот интимный процесс, когда она сливалась с Люцианом. Такая интимность требовала обмена кровью. Ее сердце екнуло, и она поспешно выбросила эти мысли из головы. Она не решалась слишком сильно думать о том, что произошло прошлой ночью между ней и Люцианом. До тех пор, пока она не будет слишком много думать об этом, все будет в порядке. Как бы она ни старалась просканировать мужчину, Бартон, создавалось ощущение, был предельно искренен с ней. Джексон вздохнула. Это было настолько неправдоподобно. Взрослые мужчины не могли быть настолько тупы.

— Деньги часто заставляют людей делать вещи, на которые они в обычной жизни не решились бы.

— Ты можешь читать их мысли намного лучше, чем когда-либо смогу я. Ты всерьез полагаешь, что они говорят нам правду? — Джексон обеими руками пробежалась по волосам. Что-то здесь было не так. Эти мужчины никогда не должны были проникнуть в ее дом. Да и она, едва проснувшись, ощутила вибрацию жестокости. Это ощущение было ей знакомо. Она всегда знала, когда кто-то жесток по своей натуре. Их излучения были достаточно сильны, чтобы разбудить ее. Но теперь она ничего этого не чувствовала. — Мог еще кто-нибудь проникнуть на территорию?

— Нет, — с полнейшей уверенностью заявил Люциан.

Джексон покачала головой. Ее жизнь стала совершенно странной. Люди в ее жизни были совершенно странными. Что тогда говорить про нее?

Ладонь Люциана легла ей на затылок:

— То, что ты очень терпимая женщина, — его голос ласкал ее, пробегая по ней подобно прикосновениям его пальцев, и в тоже время его большой палец ласкал ее нежную кожу вдоль края рубашки.

— Следует признать, что нам удалось обойти вашу систему безопасности, — продолжал тем временем Хэл, нетерпеливый в своем рвении, — конечно, это было намного сложнее, чем я предполагал. Я никогда раньше не встречался ни с чем подобным.

— Я сам создал ее, — ответил Люциан, — скажем так, я любитель.

Джексон вздохнула и встала.

— На этом я покину вас. В противном случае буду вынуждена арестовать каждого. Включая тебя.

Весь этот разговор был совершенно неинтересен ей. Когда трое мужчин уважительно поднялись, ее подозрения укрепились еще больше. Взмахом руки она отклонила их благородный жест и, не спеша, направилась прочь из комнаты. Люциан никогда не ошибается. Никогда. Он сказал, что они представляли угрозу для нее, не для него. Что означало, что именно она была в опасности. Они пришли в ее дом с намерением причинить ей вред, а не представлять какую-то систему безопасности Люциану. Что он такого сделал, чтобы заставить их собраться всех вместе и так быстро? И что он планирует делать дальше? Он точно не убьет их?

На кухне она заварила себе кофе, решительно настроенная заполучить их отпечатки пальцев. Ей следовало бы с самого начала арестовать их, а потом незамедлительно выяснить, кто они и с какой целью сюда явились.

Находясь в гостиной, Люциан обнаружил, что улыбается. В этом была вся Джексон — быстрая и умная. Никто и не собирался ее долго дурачить. Отпечатки пальцев. Она думала как детектив, коим в действительности и была. Он наклонился к трем мужчинам.

— Вас отправили сюда, чтобы убить Джексон. Знаете, это ужасно неправильно. Она должна жить. Именно она стоит между вами и верной смертью, — на краткий момент он позволил им увидеть себя — свою силу, свои клыки, свою способность превращаться, прежде чем их перепуганные глаза уставились на зверя с горящими глазами и потребностью уничтожать, убивать.

Парализованные от ужаса, они сидели совершенно неподвижно, словно аршин проглотив. Именно он вложил им в голову эту историю, именно он контролировал их веру на протяжении всего того времени, пока в комнате находилась Джексон. Она становилась слишком способной, и он не хотел рисковать, чтобы она узнала об их намерениях.

— А теперь послушайте меня, все трое. Чего бы это ни стоило, вы должны защитить ее жизнь. Вы вернетесь к двум мужчинам, которые послали вас сюда, и сделаете все возможное, чтобы гарантировать, что они больше никого и никогда не пошлют, чтобы причинить ей вред. В случае неудачи, на земле не найдется такого места, где я бы вас не отыскал. Я уничтожу вас. Убирайтесь отсюда, садитесь на самолет и избавьте Джексон от тех двоих, которые угрожают ее жизни.

Его голосу невозможно было не повиноваться. Он взял их кровь. Он мог с легкостью следить за ними с любого расстояния. Он точно определит тот момент, когда их боссы будут мертвы или они пошлют за ней других. Люциан проводил их до двери и смотрел, как они уходят. Он глубоко укоренился в их умах. Они будут помнить только его приказы. Приказы будут жить в них, как острая необходимость, всегда занимая их умы.

Почувствовав приближение Джексон, он развернулся. Она всегда ходила легко, но теперь, с его кровью текущей в ее венах, она перемещалась так бесшумно, словно родилась карпаткой. Она несла огромный поднос с четырьмя чашками кофе. Она была такой маленькой, что поднос, казалось, перевешивал ее. Он забрал его у нее.

— Что ты делаешь?

— Ты знаешь, что я делаю. Снимаю отпечатки пальцев. Но ты постарался избавиться от них как можно быстрее, как только понял, что я не купилась на твою нелепую историю. Если в следующий раз решишь пошутить надо мной, Люциан, то тебе лучше научиться лгать.

Он, не раскаиваясь, улыбнулся.

— Я не сказал неправду.

— Нет, ты приказал им солгать и даже зашел так далеко, что заставил их самих поверить в эту абсурдную историю.

— Ты ведь не планировала распивать вместе с ними кофе?

— Естественно, я была бы вежливой.

— Ты не сможешь выпить эту жидкость. Джексон, ты теперь не человек. Твое тело отвергнет ее. Ты больше не можешь делать вещи подобные этому.

— Я предполагала, что от этого мне может стать плохо, но ты ведь ел пищу прежде?

Откуда она это узнала? Люциан отвернулся от ее широко распахнутых карих глаз и плавно направился назад на кухню. Она слишком быстро обо всем узнает. Она еще не готова. Он хотел ввести ее в свой мир осторожно, медленно. Она уже и так была погружена в жестокость и смерть. Ей совершенно не было нужно, чтобы ее посвящение в карпатский образ жизни был таким печальным. Большинство их людей жило спокойной, благополучной жизнью. Джексон с такой легкостью скользила по его сознанию, подбирая случайные воспоминания, что он был не готов к этому. В его прошлом были не самые приятные вещи, ужасные вещи. Как мог кто-то из современного времени когда-либо понять, на что это походило в те ужасные времена? Враги были повсюду. Кровь, смерть и болезни окружали их. Женщин и детей убивали. Как Джексон могла понять порочность настоящего вампира, само зло, способное влиять на людей? Угрозу, которую немертвые несли такому виду, как карпатцы?

— Точно так же, как я узнала об остальных вещах — увидела в твоих воспоминаниях, — ее голос был тих и красив, почти любящим. И, несомненно, ласкающим. От чего у него чуть не остановилось сердце и не оборвалось дыхание.

— Не пей кофе и не ешь человеческую еду. Ты только недавно прошла через обращение и твоему телу будет непросто избавиться от содержимого. Вместо этого, ты почувствуешь страшную боль, — он не позволит, чтобы это произошло. Было очень тяжело наблюдать, как ее мучают вещи, которые он не в силах контролировать.

Джексон посмотрела, как он ставит поднос на кухонный стол.

— А теперь расскажи мне о том, что ты не хочешь, чтобы я знала. Кем были эти мужчины, и зачем они явились сюда?

Люциан вылил содержимое кофейных чашек в раковину, и сполоснул их.

— Это так важно? Они ушли, и я сомневаюсь, что вернутся.

— Это важно, если ради меня ты поставил под угрозу свою жизнь, — поскольку он не смотрел на нее, она прикоснулась к его руке. Люциан всегда был таким прямолинейным.

Он посмотрел на ее руку, лежащую на его крупной руке. Такая изящная ручка, а сколько в ней силы. Он накрыл ее пальцы своей ладонью, прижимая ее к себе, сохраняя между ними физический контакт.

— Они люди, Джексон, а во мне течет древняя кровь. Для меня будет трудновато оказаться в положении, в котором мне будет угрожать опасность. На моей стороне знания, умения и особые способности, намного превосходящие их возможности. Нет, я никогда не окажусь в таком положении.

— Но они представляли угрозу для меня, — уверенно заявила она.

— Мы покидаем этот дом, милая. И поскольку я не хочу, чтобы принадлежащие тебе вещи потерялись в случае проникновения грабителя, пока мы отсутствуем, то перенеси все свои наиболее ценные вещи и оставь их в нашей спальне. Во время нашего отсутствия за домом присмотрит Антонио.

— Те мужчины представляли угрозу для меня, — упорно настаивала на своем она.

Он переместил руку ей на спину, и, слегка надавливая, заставил выйти из кухни.

— У нас только ночь, чтобы уехать. Мы должны найти место, которое будет надежно укрыто от солнечных лучей и которое будет легко защитить. Идея состоит в том, чтобы выманить тех, кто желает загнать нас в ловушку, и не дать этому стать достоянием гласности.

Она пошла вместе с ним. Не смотря на то, что она доставала ему только до плеча, ее шаги соответствовали его.

— Мы можем все обсудить, пока будем переносить мои вещи.

— Упорство не всегда добродетель, Джексон, — он постарался казаться суровым, но в глубине души восхищался тем, как она разбиралась во всем.

Она поддразнивающе улыбнулась ему.

— Как скажешь. Но это единственный способ узнать вещи, которые ты предпочитаешь, чтобы я не знала. Итак, они угрожали мне, и каким же образом тебе удалось превратить их в таких милых мужчин, у которых на уме одни только деньги, а не грязные делишки?

— Я взял у них кровь.

Она удивленно заморгала.

— Но я не слышала ничего. А ведь я была прямо позади тебя. Как ты смог сделать это так быстро? Они все были в разных комнатах. Ты же не можешь быть таким быстрым, а?

— Представь себе, могу, если пожертвую изяществом ради скорости. Я — древний, ангел. И для меня сделать подобную вещь довольно легко. К тому времени, когда ты начала подниматься по лестнице, я уже взял их под свой контроль. Вложить историю в ум Бартона, заставить остальных поверить во все это и хранить молчание было проще простого.

— Почему? Ты знаешь, почему они хотели моей смерти? — она как раз собирала те несколько драгоценных для нее вещей. Фотографии матери и брата. Любимое одеяло маленького Мэтью. Ее пальцы с любовью автоматически прошлись по тонкому материалу, что сообщило Люциану, что она делала это довольно часто.

Он погладил ее по волосам.

— После его смерти, это одна из тех немногих вещей, которые мгновенно тебя успокаивали.

Она поднесла одеяло к своему лицу и сделала глубокий вдох. После всех этих лет она все еще могла уловить запах Мэтью.

— Он был таким маленьким, таким забавным. В его глазах плясало озорство, когда он старался пошутить. Он был таким милым, Люциан. Иногда я едва могу думать о нем. Это все еще причиняет мне боль, словно произошло только вчера. Все говорят, что время смягчает боль, но когда я думаю об этом, боль остается такой же острой и неприятной, такой же ужасной, что я едва могу дышать.

Он притянул ее в свои объятия, при этом забирая одеяло. Одновременно стирая причиняющие боль воспоминания и заменяя их на решимость узнать, кем были их незваные гости и что он сделал, чтобы справиться с ситуацией. Люциан очень быстро сложил одеяло, прекрасно понимая, какие болезненные воспоминания несет с собой прикосновение к нему. Переплетенные волокна содержат в себе крики мальчика, и Джексон, будучи такой восприимчивой, не могла не ощущать их. Он не мог выносить агонии, так глубоко отпечатавшейся в ее сердце. Не видел необходимости для нее постоянно страдать, когда он мог с легкостью остановить это.

Джексон моргнула и положила руку себе на горло. О чем она думала? Что-то расстроило ее, когда она была решительно настроена выяснить, что происходит в этом доме. Люциан, должно быть, серьезно хотел скрыть от нее правду. Она потянулась к ювелирной шкатулке.

— Почему эти мужчины хотели убить меня, Люциан? И на этот раз дай мне правдивый ответ.

— Я не спрашивал их об этом, — он взял из ее рук шкатулку. В ней хранились украшения ее матери, драгоценные камни. Он видел их. Ребекка Монтгомери происходила из богатой семьи. У нее были бриллианты, рубины, изумруды и звездчатые сапфиры^[26], которые были вставлены в ожерелья, серьги и браслеты. Джексон никогда не носила их, только смотрела на них.

— Тебе незачем было их и спрашивать, — заметила Джексон, — все, что тебе требовалось — это прочитать их мысли.

Ее темно-карие глаза бросали ему вызов.

Люциан покачал головой.

— За все века своего существования, меня никто и никогда не спрашивал так, как это делаешь ты. Когда я решаю, что что-то должно быть сделано, я просто делаю это. И никто не подвергает мои действия сомнению.

— Ты не Бог. Ты не можешь всегда быть правым, — ее глаза полыхнули огнем, предупреждая об ее взрывном характере.

— Я и не говорю, что являюсь Богом, но я прекрасно осведомлен об огромной ответственности, которую несу, и о тех способностях, которыми меня наградили, чтобы я мог выполнять поставленные передо мной задачи. Я могу определить степень важности проблемы, не примешивая к этому ни гнева, ни каких-либо иных эмоций, которые могу повлиять на мое решение.

— Получается, что ты берешь на себя роль судьи, присяжных и палача, Люциан. Никто не имеет такого права.

— Ты ошибаешься, ангел. На протяжении всей истории многие из моего народа нуждались именно в таком существе. Это нелегко, да и ложится тяжким грузом на наши души, но мы принимаем на себя это обязательство — защищать наш народ и человеческую расу. Я тот, кто я есть, и я не могу изменить того, что было, или того, что есть сейчас. Когда кто-то угрожает нашему существованию, мы делаем все возможное, чтобы удалить их воспоминания, не применяя жестокости, но если возникает такая необходимость, нам не остается ничего иного, кроме как сражаться. Мы имеем такое же право ходить по этой земле. Мы также были созданы по Его образу и подобию. Перед нами поставили множество сложных задач и испытаний, и мы их приняли.

— Что если кто-то совершенно невинный узнает о твоем существовании, и ты не сможешь стереть его воспоминания? Ты считаешь, что будешь вправе забрать его жизнь?

Едва заметная улыбка коснулась уголков его рта.

— За все столетия моего существования, такого ни разу не происходило. Если такой человек найдется, и его невозможно будет контролировать, мне хотелось бы иметь веские основания для существования такого феномена. А в нашем случае я хотел провести небольшое расследование. Я не могу вынести решения, не имея достаточной информации.

— Как невероятно удобно для тебя, — она обнаружила, что следует за его высокой фигурой вниз по лестнице на самый нижний этаж.

Его черные, совершенно невозмутимые глаза прошлись по ней.

— Сарказм тебе не к лицу, ангел. Признаю, у меня есть слабость к твоему грешному ротику, но сарказм по поводу такого серьезного вопроса ниже твоего достоинства.

Она покраснела. С ее стороны было нечестно быть такой субъективной. Во время своей работы она привыкла с легкостью и в мгновение ока принимать решения: стрелять или не стрелять. В некотором смысле, она тоже выполняла роли судьи, присяжных и палача. Она никогда не сталкивалась с трудностями в принятии решений, подобных этим, но она знала пару офицеров, преследовавших подозреваемого, который в свою очередь держал в руке что-то блестящее, и ими было принято решение стрелять. Потом ни один из офицеров не смог смириться с тем, что застрелил безоружного подростка. Один покончил жизнь самоубийством, а второй оставил службу и до сих пор борется с ночными кошмарами и алкоголизмом. Как бы она сама справилась с жизнью, заполненной такими темными решениями? Ее ум отказался отвечать на такой вопрос.

— Я сожалею, Люциан. Ты прав. Я рада, что я не ты, и я никогда не смогла бы прожить твою жизнь или принимать твои решения. Мне хватает и моих трудностей, — она положила свою ладошку на его руку, — я говорю совершенно серьезно.

— Тебе нет необходимости извиняться передо мной, Джексон. Мы быстро принимаем жестокие решения, и это влияет на нас больше, чем сама жизнь. Я знаю, как это трудно для тебя, и, в конце концов, ты все еще знаешь меня не очень хорошо.

Лишь некоторое время спустя Джексон поняла, что Люциан так и не дал ей никакой информации, которой она интересовалась. Она все еще понятия не имела, почему эти трое мужчин вломились в их дом, и чего они хотели. Или что сделал Люциан, чтобы справиться с ситуацией.

Глава 13

В первую очередь Люциан позаботился о волках, помогая Антонио загнать их в клетки и подготовить к перевозке. Благодаря его успокаивающему прикосновению, волки были вполне готовы совершить обратное путешествие — назад, в канадские леса. Люциан, казалось, не торопился, уделяя тщательное внимание каждому животному, особенно альфа-паре. Он смотрел в глубины их глаз, обменивался с ними чем-то диким и примитивным, чего, как была уверена Джексон, ей никогда не понять, но что представлялось ей невероятно прекрасным. На ее глаза навернулись слезы, когда она смотрела, каким нежным он был с животными. Люциан не переставал поражать ее.

Когда они наблюдали, как грузовик отъезжает от поместья, Джексон взяла его за руку, испытывая чувство печали от того, что такие создания покидают их. Они были частью Люциана. Такие же дикие и неприрученные.

— Не будь меня, тебе не пришлось бы отсылать их.

Незамедлительно все внимание Люциана оказалось сосредоточено на ней. Склонив свою темноволосую голову над ее светловолосой, он одной рукой обвил ее узкую талию.

— Ты — моя жизнь, единственное, что действительно имеет для меня значение. Я смогу прожить без волков. Смогу прожить без моего народа и вдали от моего дома, но я не смогу прожить без тебя. Это было наше совместное решение. Мы не навсегда покидаем наш дом, всего лишь навсего берем небольшой рабочий отпуск. Волкам было бы трудно находиться за пределами их естественной среды обитания без меня. Если кто-либо еще попытается отравить их, а меня не будет поблизости, чтобы дать им соответствующие советы, некоторые из самых молодых смогут съесть отравленное мясо.

Ее темно-карие глаза прошлись по его лицу.

— Те люди дали волкам яд?

Он потянул ее за руку, заставляя идти рядом с собой к длинному белому лимузину.

— Да, дали.

Антонио помог ей сесть в машину. Она улыбнулась ему, почти рассеянно, обдумывая полученную информацию.

— И ты позволил им уйти? Это так не похоже на тебя. Куда мы направляемся? Мы же не возьмем с собой этого монстра, куда бы мы не ехали? У меня есть небольшая машина. На ней самое то ездить на большие расстояния, — добавила она с надеждой.

Люциан склонился к ее уху и тихо прошептал:

— Там, куда мы едем, нам не потребуется машина, ангел. В данный момент мы просто привлекаем к себе внимание.

Небольшая улыбка тронула уголки ее рта.

— Эта машина определенно привлекает внимание.

— Разве не в этом был весь смысл? Тайлер Дрейк узнает, что мы уезжаем. И что самое важное — немертвый должен быть осведомлен о каждом нашем шаге.

— Но нам действительно необходимо использовать этот лимо^[27] на всем пути к месту нашего назначения, о котором, кстати, мне ничего не сказали? Ты хотя бы точно знаешь, где оно?

Машина с безмолвной быстротой двигалась по улицам по направлению к полицейскому участку.

— Я владею кое-какой собственностью на границе Вашингтона и Канады. Мы можем безо всяких проблем завести там хозяйство.

Джексон покачала головой, но воздержалась от высказывания своих опасений о нахождении в глуши, когда на них охотится Тайлер Дрейк. Они обсуждали все это уже не один раз. Она знала, об уверенности Люциана, что Дрейка будет легко поймать, но он не понимал всей степени подготовки последнего. Тайлер Дрейк был человеком, но не простым, а экстраординарным. И единственное, что сейчас, похоже, имело для него значение — это убийство Люциана. Один на один оно было невозможно, а вот на расстоянии… Она не сомневалась, что Дрейк способен застрелить человека с очень большого расстояния… намного большего, чем Люциан может себе вообразить. Дрейк был великолепным стрелком, и таким же великолепным мастером в установке бомб с дистанционным управлением.

Джексон отвернулась от Люциана и уставилась в окно, смотря на проносящиеся улицы. Даже ночью тротуары были полны людей. Она была знакома с их образом жизни. Подъемы и спады преступлений независимо от времени, погоды, месяца всегда находились в центре ее внимания, в ее жизни. Теперь же она чувствовала себя не в своей тарелке в том мире, который так хорошо знала. Она могла слышать вещи, недоступные ранее ее уху, шквал звуков от криков насекомых до произносимых шепотом разговоров. Иногда воздействие на ее уши было намного сильнее, чем она могла вынести, пока не вспоминала, как уменьшить громкость всего этого. Ей было известно о вещах, которые она раньше даже не замечала. Текстура. Цвета. Маленькие ежедневные занятия, такие как прикосновение волос к ее щеке. Биение сердца. Бег крови в венах. Кора на деревьях. То, как сквозь листву дует ветер.

Внутри нее росло беспокойство, которого она никогда ранее не испытывала. Дикая, неприрученная душа, казалось, завладевала ею, требуя большего, требуя вещей, о которых она и понятия не имела. Джексон знала, что ночь — это то время суток, когда под покровом тьмы совершается большая часть преступлений, но теперь она соблазнительно звала ее, постоянно что-то нашептывала ей. Обними меня. Обними меня. Она стала частью ночи. Та обернулась вокруг нее своей темнотой, как мягчайшими одеялами. Звезды над головой напоминали мерцающие брильянты, калейдоскоп невероятной красоты.

Машина остановилась на парковке около полицейского участка, и Антонио вежливо открыл им дверь. Чувствуя смущение и, надеясь, что никто из ее друзей не видел ее, Джексон торопливо выбралась из лимо.

Люциан схватил ее за руку, не давая ей опередить его.

— Следуй моему примеру, ангел. Это то место, где мы распространим слухи так, чтобы те, кто должен последовать за нами, непременно сделали это.

Она кивнула и вошла вместе с ним в участок. Как всегда, Люциан незамедлительно привлек всеобщее внимание. Она не считала, что он кем-либо манипулировал, все дело было в том, как он держался. Высокий и стройный, полностью уверенный в себе. Мрачный и опасный. Загадочный. Словно из Старого Света. Может даже немного готический. Темный лорд или принц. Он автоматически вызывал уважение. Даже капитан незамедлительно вышел из своего офиса и протянул руку. Люциану. Не ей. Она встряхнула головой, и позволила разговору идти мимо нее. Она даже прошлась немного, пока не услышала слово «брак». И сразу же заморгала, возвращая мужчин в поле своего зрения.

К ее ужасу, Люциан рассказывал капитану, что они только что тихо поженились, и теперь он забирает ее. Он признался, они надеются, что Дрейк последует за ними, тем самым отвлекая подражателей прежде, чем они смогут нанести удар. Официальной версией было то, что они уезжают в медовый месяц. Капитан должен будет разнести по всему участку, что они направляются в уединенный дом Люциана, расположенный на границе. А потом, бормоча поздравления и предупреждения быть осторожной, капитан ее даже обнял. У Джексон появилось ощущение, что она живет в Волшебной стране, как Дороти из страны Оз.

— Мы не женаты, — твердо заявила она, поскольку это была единственная вещь, в истинности которой она была уверена.

— Конечно, женаты. Что еще такое, по-твоему, Спутники жизни? — он опроверг ее утверждение с ловкостью искусного фехтовальщика.

— Мы не женаты, — упрямо повторила она. На этот раз в ее глазах вспыхнул огонек предупреждения.

Он улыбнулся ей озорной мальчишеской улыбкой, слишком сексуальной улыбкой, от которой у нее внутри все расплавилось.

— Ритуальную церемонию я помню до мельчайших деталей. Если ты не помнишь, я буду счастлив повторить ее. Ритуал связывает нас во всех отношениях.

Едва они вернулись в лимузин, она, вздернув подбородок, посмотрела на него.

— Для тебя возможно, но я человек, не забыл? Я выхожу замуж. Вот так дела обстоят у нас.

— Может ты этого и хочешь, но реальность совершенно другое дело, — это прозвучало чисто по-мужски, невероятно самодовольно.

Джексон сидела рядом с ним, медленно закипая. Не потому что мечтала об обручальном кольце. Или самой свадьбе. Мысль о том, что он всегда прав, была возмутительна. Считал, напомнила она сама себе. Он считал, что всегда прав. Официально они не были женаты, так что это делало ее технически правой. Она расслабилась, чувствуя себя достаточно самодовольной. Пусть думает, что ошибалась она.

— Ты очень даже замужем за мной, Джексон. Не заблуждайся на этот счет, — чуть заметная железная нотка проскользнула в его бархатисто-мягком голосе, словно она хотела дезертировать и смыться подальше от него.

Джексон сознательно беззаботно пожала плечами.

— Думай, что хочешь, Люциан. Вполне очевидно, что мы не придем к единому мнению по этому поводу. И что мы будем делать сейчас?

— Убедимся, что устроили неплохое представление с нами в главной роли, и что каждый в городе видел нас или слышал о нашем отъезде. И поскольку ты так непреклонна, мы также оставим бумажные доказательства.

— Что ты имеешь в виду? — его голос, внезапно ставший тихим и обволакивающим, насторожил ее. Он звучал слишком чистым и красивым. Что было не к добру.

— Карпатцы после себя оставляют как можно меньше документальных доказательств. Такие вещи, как, например, паспорт, способны спустя несколько сотен лет стать уликами. Теперь же, благодаря компьютерам, оказаться пойманным в ловушке лабиринта документов стало намного легче. Нам не нравится создавать документы, если только они не предназначены для получения собственности, денег или бизнеса, который мы постоянно оставляем самим себе после нашей периодической «смерти». Именно по этой причине мы часто переезжаем из страны в страну, если не находимся у себя на родине. Людям часто сложно признать, что мы являемся нашими собственными предками, где-то пятьдесят или шестьдесят лет спустя.

Она тихо рассмеялась.

— Думаю, я заслужила этот ответ. Но я просто спросила: «Что мы будем делать сейчас?»

— Жениться по законам твоего народа. Есть человек, который может сделать это, один мой знакомый судья, он подготовит все необходимые бумаги. Деньги и власть творят чудеса даже на ночь глядя. Он, конечно, все поймет, учитывая все те преступления, которые так и происходят вокруг нас. Новости могу просочиться в газеты уже завтра, что только окажется нам на руку.

Ее ресницы опустились, скрывая выражение ее глаз.

— Надеюсь, ты шутишь.

Длинный белый лимузин уже давно припарковался у обочины, словно Антонио получил приказ и сейчас просто выжидал. Она откинулась на кожаное сиденье, ее лицо скрывалось в тени. Люциан своими нежными пальцами дотронулся до ее щеки.

— Эта церемония очень важна для тебя, — заявил он.

— Не очень. — Джексон старался вести себя также непринужденно, как и он. Что если, как и всякая девушка на планете, она мечтала о белом свадебном платье, о церкви, заполненной семьей и друзьями? Но ее семья была мертва, как и большинство друзей. Любой гость, пришедший на ее свадьбу, поставит свою жизнь под угрозу, как и человек, который будет проводить церемонию. Она покачала головой. — Я не хочу этого. Дрейк примет ответные меры прежде, чем последует за нами.

Люциан некоторое время рассматривал ее повернутое лицо, лишь потом кивнув в знак согласия. И сразу же машина влилась в поток и направилась обратно к их дому. Она была права. Тайлер Дрейк действительно бы воспринял любого человека, оказавшего содействие их свадебной церемонии, как угрозу своему вымышленному миру. Люциан медленно выдохнул. В воспоминаниях Джексон было слишком много вещей, которые он не совсем понимал. Человеческая церемония не несла для него всей той красоты и завершенности, как карпатская, тем не менее, он не мог выбросить ее тоску из своих мыслей. Настанет день, поклялся он, и она получит свою церемонию в церкви в окружении друзей и семьи, эта церемония будет именно такой, какой он увидел ее в сознании Джексон. Сейчас же, все что он мог сделать, это притянуть ее к своему теплу и держать в своих объятиях.

В их доме он оставил примерную, неполную карту, изображающую его собственность глубоко в Каскадных горах^[28], вместе с тремя черно-белыми фотографиями старинного изысканно украшенного охотничьего домика, которым он владел. На видном месте лежала записка, написанная его размашистым почерком. Аналитик бы определил, что он старинный, дерзкий, что это написал мужчина с полнейшей уверенностью в себе. В записке находились инструкции Антонио, как заботиться и управлять поместьем в отсутствие Люциана. Антонио был прекрасно осведомлен о своих обязанностях.

Люциан взял Джексон за руку и повел в укромный уголок на заднем дворе.

— Ты готова? Мы должны уехать как можно раньше, если планируем путешествовать этой ночью?

Внезапно в ее глазах появилась настороженность. Она была слишком спокойна во время их подготовки, ни разу не задала ему ни одного вопроса. Ее молчание беспокоило его намного сильнее, чем все ее вопросы.

— Не знаю почему, Люциан, но у меня странное предчувствие, что мы больше не воспользуемся лимузином.

— Нет, не воспользуемся, мы гораздо быстрее и в большей безопасности продолжим путь сами. Когда нас не будет, Антонио возьмет машину и направится в аэропорт.

— А мы… — она замолчала и выжидающе посмотрела на него.

— Полетим, — тихо проговорил он.

Джексон проглотила комок, неожиданно вставший в ее горле. Почему-то она знала. Где-то по ходу дела она поняла, что они не собираются пересекать границу ни на самолете, ни пересекать страну в белом лимузине. Она не была уверена, откуда об этом узнала, может быть, просто прочитала в сознании Люциана. Может быть, она присутствовала в его сознании намного чаще, чем сама осознавала это.

Поняв, что нервно переплетает пальцы, она немедленно спрятала обе руки за спину. Он думает, что она может сделать это. Он ожидает, что она сделает это. Он рассматривал возможность полета, как обыденное явление.

— Как супермен? — ее попытка улыбнуться с треском провалилась.

— Не совсем. По небу плывут облака… великолепное прикрытие. Я помогу тебе раствориться тумане, и мы воспользуемся воздушными потоками, чтобы перемещаться по воздуху.

Ее сердце тяжело застучало в груди. Ее зубы еще сильнее прикусили нижнюю губу.

— Довольно тяжело начинать сразу с тумана. Давай попробуем что-нибудь полегче?

— Что, например? — ласково подтолкнул ее продолжать Люциан.

— Мы могли бы воспользоваться нашими ногами. Знаешь, просто идти вдоль проезжей части, держа большой палец отставленным в сторону, — она снова попыталась улыбнуться. Но быстрое биение сердца выдало ее.

— Посмотри на меня, ангел, — всю силу своих черных глаз он обратил на нее. — Ты доверяешь мне. Ты знаешь, что делать. Я бы никогда не попросил тебе сделать того, что тебе не по силам. Ты вполне способна сделать это.

Она кивнула, понимая, что он прав, но в это же время, мысль, как ее тело растворяется в каплях воды, пугала ее.

— Не могу ли я попробовать что-нибудь другое сначала? Что-нибудь более легкое? — ее пальцы были нервно переплетены, но она стояла решительно.

Люциан поколебался. В виде тумана было легко передвигаться сквозь пространство и время, быстро, невидимыми даже для немертвых в темноте ночи.

— Для превращения в туман требуется столько же энергии, как и для превращения в сову или в хищную птицу с огромными крыльями. По существу это то же самое.

— Как наши тела могут втискиваться в маленькие тельца птиц? — ее голос дрожал. Джексон слышала это, но ничего не могла с собой поделать. И неважно было, насколько сильно она желала принять это, она находила эту идею ужасающей.

Руки Люциана обвились вокруг нее.

— Я могу помочь тебе, Джексон. Готова ли ты доверить мне сделать это для тебя? Я могу облегчить тебе принятие всего этого.

Ее первой реакцией было решительно покачать головой, но зубы так сильно сжали ее нижнюю губу, что появились крошечные капельки крови. Мысль о том, что кто-то будет контролировать ее, не пришлась ей по душе, но когда ей наконец-то удалось сделать глубокий вдох, она почувствовала совершенно иное. Теперь это стало частью ее жизни. И нравится ей это или нет, она больше не человек. Она карпатка. Назад пути нет, только вперед. Она должна научиться делать это тем или иным способом. Иначе она будет не в силах контролировать ситуацию.

Люциан наблюдал за тем, как она нервно покусывала свою нижнюю губу. Одного этого зрелища было достаточно, чтобы задеть тайные струны его души. Его ладонь скользнула ей на затылок, нежно поглаживая пальцами ее кожу, ее пульсирующую жизнью жилку. По своей собственной воле кончики его пальцев прошлись по ее светлым волосам, успокаивая. Он склонил свою голову к ее, а его рот с легкостью нашел ее губы. Его язык прошелся по ее полной нижней губе в исцеляющем прикосновении, одновременно с этим Люциан вобрал в себя аромат ее крови.

— Просто помоги мне, успокой меня, — едва слышно промолвила Джексон. — Я не хочу, чтобы ты полностью завладел моей душой.

Его рука с любовью прошлась по ее лицу. Завладеть ею было соблазнительно. Не потому что ему было жаль времени. Он провел добрую часть ночи, подготавливая волков к отправке, подготавливая их к разлуке, которую придется пережить стае. Он был готов провести каждую минуту этой ночи, потворствуя Джексон, давая ей столько времени, сколько потребуется, чтобы принять то, что должно произойти. Чтобы принять великолепный дар, который она унаследовала. Тем не менее, его невероятно искушала мысль взять ее сознание под контроль, уничтожить ее страхи, чтобы она перестала себя понапрасну мучить. Он действительно с трудом выносил ее боль.

Девушка выдавила слабую улыбку, словно дотронулась до его сознания и прочитала его мысли.

— Я смогу сделать это. Знаю, что смогу. Если сейчас я сделаю это с твоей помощью, то не сомневаюсь, что в следующий раз смогу сделать это сама. Это бы мне пригодилось, когда в полицейском участке я столкнулась с тем упырем. Я могла бы просто испариться.

— Ты почувствуешь невероятное ощущение свободы, Джексон, — нежно сказал он, и полностью слился своим сознанием с ее. И сразу же его невозмутимость передалась ей, его спокойное сознание стало центром ее. Он создал картинку в ее голове, в своей.

Джексон почувствовала, как ее тело начало исчезать… ну, не совсем исчезать, а становиться легче и невесомее. Ей захотелось схватить его за руку и крепко сжать ее. Он был якорем в ее сознании, который, к ее ужасу, начал подниматься; она чувствовала тепло и силу его рук, сжавшихся вокруг нее. Если не считать того, что никакой Джексон больше не было. Она стала паром, ярким туманом, подобно радуге. Каплями в воздухе. А вокруг нее был Люциан. Не из плоти и крови, не из костей и жил, а виде похожего на брильянт блика, быстро перемещающегося, чтобы защитить ее, когда они начали двигаться по небу.

Это было неожиданно опьяняюще. Страшно, но опьяняюще. Они быстро мчались ввысь, прямо к облакам. Джексон никогда не испытывала ничего даже близко напоминающего это чувство. Сила проносилась по ней и выходила в ночное небо.

Она знала о находящихся внизу достопримечательностях, хотя это совсем не походило на то, когда смотришь на них своими собственными глазами. Правильнее сказать, она видела их через Люциана, в то время как они неслись по ночному небу. Они двигались слишком быстро, а она была слишком неопытной, чтобы быть в состоянии сконцентрироваться на чем-нибудь одном, что находилось внизу. Каждый раз, когда она отвлекалась, разум Люциана возвращал ей сосредоточенность, делая так, чтобы образ тумана занимал все ее мысли. Для него это было легко, словно вторая натура, поэтому он не особо раздумывал над механизмом превращения, который для него был все равно, что ходьба. Для Джексон это была энергоемкое, да к тому же и дикое путешествие.

К тому времени, когда Люциан объявил привал, Джексон была так измучена, что едва смогла принять свою истинную форму. Ее покачивало, ее кожа была бледной, почти прозрачной. Без поддержки Люциана, она просто свалилась бы на землю. Она понятия не имела, где находится, да ее это и не заботило. Вокруг нее был лес, высокие деревья и темная густая растительность. Они находились в горной местности, крутой и дикой. Сквозь ветки и листья свирепо дул ветер, создавая свист, который странно напоминал стон.

Находясь в объятиях Люциана, Джексон чувствовала легкость, почти нереальность. Он опустил ее на землю так, чтобы она смогла отдохнуть, оперевшись спиной на широкий ствол дерева.

— Ты сделала все правильно, любовь моя. Превращение оказалось не таким тревожным, как казалось на первый взгляд, ведь так?

Обхватив колени, она покачала головой, испытывая головокружение, ее голова была слишком тяжелой, чтобы ее можно было держать прямо. Она была голодна, голод бился в ней, словно пульс, словно ее сердце. Он звучал в ее ушах, трепетал в ее венах. Он болезненно охватывал ее. Она слышала сердцебиение Люциана, сильное и заманчивое. Приливы и отливы крови внутри него, его жизненная сила напоминали сок, движущийся внутри деревьев. Она могла чувствовать его запах, зовущий ее, саму его суть, манящую ее. Она чувствовала тепло его кожи, излучаемое прямо к ней, окружающее ее подобно шелковой паутине. Ей было необходимо почувствовать его, сильного и властного, удерживающего ее рядом с собой.

Люциан наклонился к ней. Звук крови, бегущей по его венам, лопающимся от горячей сладкой жизни, мучил ее. Не глядя на него, Джексон оттолкнула его одной рукой. Ей не хотелось, чтобы он видел в ее глазах ненависть, которую она испытывала сама к себе. Это из-за того, что она так слаба, так энергетически истощена. Она никогда прежде не чувствовала себя такой усталой и такой эфемерной. Она бы смогла взять свой голод под контроль, если бы он просто отошел от нее и оставил ее в покое.

— То, что ты чувствуешь, нормально, маленькая любовь. Тебе нужно питание, — его голос ласкал ее, мягкий, соблазнительный, намеренно интимный.

— Я совершенно точно знаю, что это неправильно, Люциан. Для тебя это совершено нормально. Для меня это отвратительно, — она слишком сильно устала, чтобы говорить вслух, чтобы бороться за свою человечность. — Я хочу немного вздремнуть. Мы можем найти местечко на сегодняшнюю ночь?

Люциан медленно выпрямился. Он знал, что их преследуют. Один на некотором расстоянии следовал прямо за ними, осторожно, стараясь не попадаться в поле зрения Люциана. В двух местах в нескольких милях от них Люциан почувствовал странную пустоту. Только сильнейшие способны на это, поскольку когда карпатец сканирует местность на наличие различных форм жизни, лишь немногие могут успешно скрыть свое присутствие. Люциан был древним. Он был достаточно чувствительным, чтобы ощутить отсутствие жизни также четко, как и ее наличие.

— Послушай меня, сладкая, — тихо проговорил он, его голос был таким мягким и нежным, что ее сердце затрепетало. — Наш план замечательно сработал. С севера и с запада к нам приближаются два мелких вампира. Также за нами следует еще одно, более могущественное существо. Я могу уловить тень его присутствия, но определить точное местоположение без опасения встретиться со всеми ними тремя не могу.

Джексон подняла голову и посмотрела на него своими огромными глазами. Она так неимоверно устала, что, чтобы заговорить, ей пришлось приложить силы.

— Только не в одиночку, только не так. Куда ты, туда и я. Давай же, Люциан. Займись этим своим «контролем сознания». Это единственный способ, благодаря которому я смогу поесть. Или питаться, или как там еще ты называешь эту отвратительную процедуру, — решимость была написана на ее лице, просматривалась в глубинах ее глаз.

Люциан незамедлительно почувствовал ответ в области своего сердца. Она была совершенно измождена и подавлена всеми новыми вещами, с которыми столкнулась. Тем не менее, когда в этом появилась потребность, она оказалась на высоте, преодолевая свое естественное отвращение к процессу питания. Она знала, что ей потребуются все ее силы, чтобы при случае помочь ему, и была решительно настроена сделать все необходимое, чтобы достичь этого.

Пока она не успела переменить свое решение, Люциан начал действовать — полностью объединил их сознания, взял ее под свой контроль, приказал ей подойти к нему и взять все, что ей требуется от своего Спутника жизни. Джексон поднялась одним плавным движением — чувственная, распутная, истинная карпатская соблазнительница. Она подошла к нему безмолвно, словно струящаяся вода, грациозная и красивая. Ночная тьма была не в силах спрятать ее невероятную красоту, белизну ее зубов, ее запах, ее безупречную кожу или стройное тело. Люциан услышал, как из его горла вырвался тихий стон, и даже здесь, когда враги приближались к ним со всех направлений, один ее вид заставил его тело сжаться от настойчивого желания.

Ее небольшое тело, мягкое и податливое, нетерпеливо двигалось напротив его, теплая бархатная кожа растворилась в его крепких мускулах. Одежда сразу же стала казаться ему тесной и грубой на его чувствительной коже. Ее пальцы поглаживали его, когда она медленно расстегивала его рубашку, ища соприкосновения с его теплой кожей. Изящные руки обвились вокруг его шеи, когда она прижалась ближе. Его сердце подхватило ритм ее, его желудок огненно сжался. Она двигалась так соблазнительно, что он подумал, что будет не в силах выдержать этого. Она что-то тихо прошептала в его грудь, ее дыхание согрело его и так разгоряченную кожу. Ее рот двинулся вверх по его горлу — к пульсу, заманчиво бившемуся на его шее. Ее язык прошелся по нему раз, два, легко скользя, покусывая, царапая, пока его тело не напряглось от настойчивого желания, такого горячего и необходимого, что он обнаружил, что ему становится трудно сосредоточиться на сканировании территории.

— Ангел, ты убьешь меня, если сейчас же не начнешь питаться, — его голос был хриплым, выдавая его отчаянную потребность в ней.

И сразу же он почувствовал, как раскаленные добела копья наслаждения-боли пронзили его тело, превращая его внутренности в расплавленную лаву. Экстаз пронесся по нему, словно огненный шар, распространился подобно дикому огню, в то время как его кровь вливалась в нее. Они были связаны на веки вечные. Люциан закрыл глаза и смаковал ощущения, испытываемые его телом, горячие, напряженные и тревожные, одновременно с этим погружаясь в одну за другой волны чистого удовольствия.

За все время своего существования он никогда не испытывал сексуального желания или удовольствия, когда брал или отдавал кровь. С Джексон он не мог отделить одно от другого. Он не был уверен, что сможет спокойно стоять и наблюдать, как она будет кормиться от другого мужчины. Мысль о ней, соблазнительно подходящей к другому мужчине, об ее руках, обвивающих его шею, об его голове, откидывающейся назад и позволяющей ей найти его сильно бьющийся пульс, была отвратительна для него. Ее рот, скользящий по чьей-то еще коже, ее язык, дотрагивающийся, дразнящий, ее зубы, глубоко проникающие, соединяющие их двоих — такой тревожный образ на мгновение проскользнул в его сознании.

Дикое рычание вырвалось из его горла, его глаза ярко заблестели, а в их глубинах затанцевали красные огоньки. Язык Джексон прошелся по крошечным следам укуса, закрывая их, и она посмотрела на него.

— В чем дело? — в ее рту остался острый, немного медный привкус, наркотический и неуловимо мужской. Поднеся тыльную сторону ладони к своим губам, она тайком вытерла их, желая, чтобы ее желудок не взбунтовался, хотя разум кричал ей об обратном. Она, моргая, уставилась на Люциана, отчаянно стараясь выглядеть нормальной. Ему и без попыток успокоить ее страхи забот хватало.

Люциан обвил свои руки вокруг нее, крепко прижимая к себе.

— Ты самая важная персона в моей жизни.

— Я также становлюсь самым большим ребенком в мире. Не могу поверить, как я всего боюсь, — она попыталась улыбнуться, но они оба знали, что она говорит правду. — Обычно, в перестрелках я сохраняю ледяное спокойствие, Люциан. Я понятия не имею, почему сейчас веду себя так глупо.

— Не делай этого, Джексон. Не извиняйся передо мной, когда именно я принял за тебя это решение. Тебе пришлось многому научиться и со многим справиться за короткий промежуток времени. Ты все еще узнаешь о вещах, которые совершенно чужды тебе. Я считаю, что у тебя все получается просто замечательно, учитывая обстоятельства, — его руки принялись ласкать ее волосы. — Я ничего не имел против того, как ты восприняла все те вещи, которые я требовал от тебя, и я исключительно горжусь тобой, — он наклонился ближе. — Разве ты не чувствуешь того, как я отношусь к тебе? Ты достаточно побывала в моем сознании, чтобы понять это.

— Думаю, что все еще боюсь слишком близко посмотреть. Я все еще привыкаю к новой себе, — почти застенчиво призналась она.

— Возможно, ты намного больше узнаешь о самой себе, если посмотришь на себя моими глазами, — предложил он, его голос был бархастисто-настойчивым.

Легкая улыбка тронула ее нежный рот.

— Я начинаю верить, что ты просто чуть предвзят на мой счет.

Его брови взлетели в элегантной, старосветской манере, которую она нашла милой.

— Это не правда. Ты самая красивая, самая желанная и самая храбрая женщина на свете. Это факт.

Она уткнулась в его грудь, наслаждаясь его теплом и силой, тем, как он дарил ей спокойствие в мире, который она больше не понимала.

— Готова держать пари, что твой брат так не думает. Он, вероятно, считает Франческу самой желанной женщиной в мире.

— У него никогда не было моего невероятного интеллекта или моей проницательности, — торжественно заявил он.

Джексон обнаружила, что смеется.

— Обязательно скажу ему об этом, когда наконец-то познакомлюсь с ним.

Люциан беззаботно пожал плечами, это случайное движение мускулов заставило ее подумать о громадной лесной кошке, лениво потягивающейся.

— Я неоднократно говорил ему это, но он выставляет себя глупцом, считая, что знает больше чем я.

Она тут же рассмеялась, ее молодой голос, нежный и беззаботный, разлетелся по ветру.

— Он действительно так считает? Я все больше и больше хочу с ним встретиться. Вполне вероятно, мы двое разделяем одну и ту же точку зрения.

Его пальцы ласково взъерошили ее волосы, прежде чем нежно сжать шелковые пряди.

— Не думаю, что когда-нибудь познакомлю тебя с ним.

— У меня же ощущение, что я повстречаю твоего брата довольно скоро. Для меня очевидно, что ты сильно заботишься о нем. А пока, что нам делать с нашей компанией? Ты можешь взять на себя большого парня… не хочу ни частички его. А вот более мелкие как раз мне по силам.

Она выжидательно посмотрела на него снизу вверх, ее темные глаза были ясными и серьезными. Она планировала вступить в бой вместе с ним, была полностью готова делать все, что бы он ни сказал.

Люциан склонил голову и поцеловал ее притягательные губы. Она манипулировала им. И с такой легкостью. Как же она была уверена, что сможет помочь ему. Она была для него ярким светом, согревающим его, когда ничто иное было не способно на это. Для него было просто поразительным, что она все еще была решительно настроена помочь ему, хотя знала о его силе и его способностях. Она не желала, чтобы он сражался в одиночку.

Ее длинные ресницы опустились вниз, скрывая выражение глаз.

— Ты никогда не должен был быть один все эти годы, — она вздернула подбородок, — мы теперь команда.

Люциан обнаружил, что улыбается.

— Совершенно верно, — в иных обстоятельствах он бы отправился за двумя меньшими вампирами, чтобы избавиться от угрозы, но Джексон была в опасности, и он не мог оставить ее в одиночестве, пока сам будет биться. — Сражаться с вампирами не так просто, сладкая. Упыри, с которыми ты сталкивалась до этого, ничто по сравнению с вампирами. Даже тот, кто только что «обернулся» невероятно опасен. Помни, на протяжении многих веков они все были полными сил мужчинами-карпатцами. За это время они овладели огромными знаниями и навыками. В качестве вампиров они поддерживают свои силы в основном грязными делами. Их всех следует рассматривать как особо опасных.

Она решительно кивнула.

— Я не жду этого с нетерпением, как тебе это показалось. Я бы не возражала против оборотней… я могла бы пустить серебряную пулю в сердце. Я великолепный стрелок. Будет какой-нибудь прок от серебряных пуль с этими существами?

— Мы не будем сражаться с ними сейчас. Мы не готовы. Нам необходимо полное преимущество. Давай позволим им следовать за нами. Вскоре им придется искать укрытие. Я знаю эти горы, а они нет. Мы сможем путешествовать чуть дольше — в утренних лучах, а они нет. Мы подготовим поле битвы и начнем сражение, когда будем полностью подготовлены.

Ему хотелось вызвать более слабых вампиров, уничтожить их немедленно, поскольку Люциан знал, что сможет это сделать, но он прекрасно сознавал присутствие еще одного существа, залегшего в ожидании, расплывшегося от навыков и знаний, полученных им за многовековую жизнь вампира. Это было ужасное создание, настоящее зло, использующее смертных и бессмертных для достижения своих грязных целей. Он сознавал, что Люциан был способен вызвать меньших вампиров к себе. Он знал, что Люциан прекрасно сознавал, что немертвые преследуют их, и ожидал, что Люциан разберется с ними.

— Ты говоришь так, лишь бы воспрепятствовать мне пойти за ними вместе с тобой. Я учусь быстро, Люциан, действительно быстро. Просто скажи мне, что делать.

— Ты скоро все узнаешь, Джексон. Легче всего это делать, читая мои мысли, когда мы сливаемся вместе. Информация, которую ты ищешь, находится там и всегда к твоим услугам. Прямо сейчас мы должны продолжить наше путешествие. Мы должны найти укрытие, пока солнце не встало слишком высоко.

— Я задерживаю нас? — озабоченно спросила она.

— У нас уйма времени, Джексон. В спешке нет никакой необходимости. Мы высоко в горах. Я досконально знаю эту местность. Прежде чем спуститься в города, карпатцы всегда искали высокорасположенные места. Каскадные горы — это огонь и лед… превосходный дом для таких как мы.

Ее брови поднялись.

— Сделаю вид, что не слышала этого. Огонь и лед? Мне не нравится звучание этих слов.

— А должно. Они описывают тебя.

— Нет, не описывают! — возмутилась она.

Он тихо засмеялся, глубокий, сексуальный звук немедленно послал волну тепла, спиралью пронесшейся по ее телу.

— Сейчас ты огонь, любовь моя, но когда ты находишься под обстрелом, ты настоящий лед.

Она ни с того ни с сего покраснела, единственной причиной чего она посчитала его голос. То как он говорит, его акцент, бархатисто-темное волшебство, которое могло заставить ее думать, что она единственная женщина в мире, одна единственная на протяжении многих веков. Это было в его голосе, в его глазах, в том, как они менялись от льдисто-холодного цвета до цвета расплавленного тепла в мгновение ока. Он заставлял ее чувствовать себя невероятно желанной. Он нуждался в ней, ему нужно было быть с ней. Что бы она ни сделала, что бы она ни сказала — все имело для него огромное значение.

Люциан наклонился к ней, одной рукой обхватывая за талию, чтобы иметь возможность притянуть ее хрупкое тело как можно ближе к теплу своего тела.

— Я заставляю тебя испытывать эти ощущения, потому что так оно и есть, а не потому, что в моем голосе содержится магия.

Кончиком пальца она дотронулась до его губ.

— Ты волшебник, Люциан.

Его тело напряглось от невыносимого желания, и впервые его сердце болезненно забилось в груди. В ее голосе он услышал что-то, чего там не было прежде. Она не сказал, что любит его, просто потому, что в глубине своей души не верила этому. Ее душа была связана с его, и у нее не оставалось иного выбора, кроме как принять это. Ее тело взывало к его; ему было прекрасно известно об этой физиологической химии. Но его ожидала долгая битва за ее сердце.

Тем не менее, они были. Эти три коротких слова, которые ничего не значили, но которые он услышал. Тихие. Застенчивые. Скорее неосознанные. «Ты волшебник, Люциан». Это было в этих словах… капитуляция ее сердца перед его. Он прижал ее к себе, крошечный ходячий динамит, и закрыл глаза, наслаждаясь этим моментом. Это сохранится в его памяти навсегда. Джексон с ее нелепым именем, небольшим, женственным телом и с мужеством давно позабытых воинов.

— Со мной ты в безопасности, — прошептал он, его губы касались ее виска.

Она была довольна, находясь рядом с ним. Несмотря на солнце, которое вот-вот поднимется, дикую местность, окружающую их, и их врагов, она чувствовала себя в полнейшей безопасности. Он обнимал ее в течение нескольких минут, расслабляясь в прохладном воздухе гор, прежде чем начать следующий этап их путешествия.

Глава 14

От представшего вида захватывало дух.

Джексон сидела на плоском камне и наблюдала за каскадным водопадом, низвергающимся вдоль стены пещеры облаком белой пены. Люциан был вынужден еще раз приостановить их полет, на этот раз в глубине изобилующей пещерами горы. Она оказалась под землей раньше, чем у нее нашлось время подумать о том, сколько гранита и земли находится у нее над головой. Пещера была огромна, а глубокий бассейн под водопадом создавал иллюзию еще большего пространства. Кристаллы, свисающие в виде длинных копий, сверкали подобно брильянтам. Она могла видеть все это так четко, словно при дневном свете. Джексон страшно устала, но одновременно с этим была странно счастлива.

Когда они летели по небу, Джексон удалось поддерживать облик тумана самой, без помощи Люциана. Он все еще был полностью слит с нею, но позволял ей быть тем, кто удерживал четкий образ в ее мыслях. На первом этапе их путешествия она испытывала тревогу и слишком хорошо осознавала, что они делают. Это казалось ей совершенно противоестественным. Во второй раз она приняла эту манеру путешествия как разумную и более легкую, чем привычные для нее до этого способы передвижения. Когда они вместе мчались по небу, она обнаружила, что ее тело расслабилось, а сознание успокоилось. Это без сомнения было утомительно, но, как она поняла, напоминало всю остальную работу: требовалась практика, чтобы выполнять ее в совершенстве. Теперь она была готова попробовать остальное. Волков. Птиц. Все и вся.

Но все это может подождать до лучших времен. Она невероятно устала, да и знала, что там, над землей, встает солнце. Это объяснялось тем, что еще до того, как они вошли в пещеру, ее глаза пронзила острая боль, как будто тысяча игл воткнулась в них. А самым безумным было то, что она продолжала оставаться в образе тумана, не имея ни кожи, ни глаз, ничего, к чему могло прикоснуться солнце. Тем не менее, она чувствовала боль, и от этого ей было не по себе.

Она сидела, скрестив ноги, на высоком плоском булыжнике и оглядывала серию бассейнов. Находящийся выше и чуть левее нее большой водопад наполнял пещеру оглушительным ревом. Джексон, уже наловчившаяся уменьшать громкость окружающих ее звуков, поступила так и в этот раз. Как же хорошо было сидеть на чем-то твердом и чувствовать себя в безопасности и вдали от солнечных лучей.

Люциан был занят установкой защитных мер, чтобы быть уверенным, что их не побеспокоят. Она была не в курсе, что именно он делает, но знала, что он был достаточно сильным, чтобы защитить их от всего, что может встретиться на их пути. Джексон постучала пальцами по поверхности камня, желая, чтобы у нее был доступ к телефону.

— Почему? — звук его голоса напугал ее.

Джексон повернулась, чтобы увидеть, как он плавно направляется к ней. От того, как он двигался, у нее перехватило дыхание.

— Я подумывала позвонить капитану и убедиться, что с момента нашего отъезда у них ничего не произошло.

Его рука безошибочно нашла ее волосы.

— Ты все еще беспокоишься по поводу Дрейка, — его голос был тихим и полным сочувствия.

Она кивнула.

— Я знаю, что это, вероятно, лучшее, что мы могли сделать — уехать. Особенно, если нас действительно преследуют… вампиры, — она запнулась на последнем слове, поскольку сама мысль об этом все еще напоминала ей наполненные ужасом рассказы! — Но я не могу избавиться от ощущения, что бросила всех остальных.

— Дрейк последует за нами, милая, — нежно проговорил он, его пальцы прошлись по изящной линии ее ключицы. — Я знаю. У него не осталось никакой причины причинять боль кому-либо еще.

— Я просто хочу быть уверенной, что мы поступили правильно, — взволнованно сказала она.

— Слейся со мной, — ласково пригласил он.

Джексон на мгновение поколебалась, да и то потому, что его сознание становилось такой родной, такой естественной частью ее. Она постоянно проскальзывала и выходила из него, ее разум частенько дотрагивался до его, почти неосознанно. Это приводило в замешательство — то, как страстно она желала быть частью его. Люциан терпеливо ждал, не торопя ее с решением, просто наблюдал за ней своими темными, бездонными глазами. Джексон позволила своему сознанию раствориться в его. И сразу же почувствовала себя в безопасности, защищенной, любимой. Почувствовала силу и уверенность. Почувствовала завершенность.

— Антонио? У вас все хорошо?

Джексон была поражена. Мысленный канал связи, по которому Люциан связался с мужчиной, был совершенно не похож на тот, который он использовал для связи с ней. Она нашла руку Люциана и переплела свои пальцы с его.

— Да, а у вас и леди?

— С нами обоими все в порядке. Она беспокоится, что Дрейк нанесет ответный удар.

— Здесь все тихо. Я стараюсь не высовываться, ожидая, что сегодня ночью он нанесет визит в ваш дом. Скажите ей, чтобы не волновалась.

— Спасибо, Антонио, и хорошего тебе дня.

Джексон обнаружила, что улыбается тому, как старомодно и вежливо удается говорить Люциану даже в мысленных переговорах.

— Он может связаться с тобой в любое время?

Люциан покачал головой.

— Нет, хотя я уверен, что почувствовал бы его беспокойство, если бы он оказался в ситуации, когда его жизнь была бы под угрозой. Его семья служит Эйдану Сэвэджу на протяжении сотен лет. Они люди, но осведомлены об особенностях нашей расы. Насколько мне известно, они единственная горстка людей, которым доверено знание о существовании карпатской расы. Антонио — исключительный молодой человек. Я считаю его своим другом.

— Ты уверен, что главный вампир также следует за нами?

— Совершенно, Джексон. Он сошел с нашего следа раньше, чем это сделали те два более слабых вампира, но он следовал. Не сомневаюсь, он думает, что мы не подозреваем об его присутствии. Он знает, что я ощущаю присутствие тех двоих, следующих за нами, но он очень высокого мнения о себе и своей способности скрыться от меня.

— Возможно, потому что он заслуживает этого, — тихо предположила она.

Люциан поднял свою элегантную черную бровь, высокомерным жестом, говорившим больше, чем слова.

Джексон рассмеялась над такой его высокомерностью.

— Что? — требовательно спросила она. — Разве это невозможно, если ему удавалось оставаться в живых на протяжении веков, потому что он действительно очень хороший вампир? Может быть, он более могущественный, чем…

— Я знаю, ты не собиралась сказать, что он более могущественный, чем я, — его голос заставлял ее бросать ему вызов.

Она ударила по его твердой, как камень, груди.

— Разве это невозможно?

— Ни в коей мере.

— Ты действительно веришь в это, да?

— Я знаю это, ангел. Не существует вампира, равного мне по могуществу. Я обладаю невероятным самоконтролем, огромной дисциплиной и владею знаниями, не подвластными другим. Только мой брат, Габриэль, почти равен мне по знаниям и способностям, которыми я владею.

Он не хвастался, просто констатировал факт, безразличный к своей силе. Он принимал ее, как принимал все остальное в окружающем его мире. Как данность.

— Что, если ты ошибаешься? Что, если ты недооцениваешь его?

Люциан с ленивой небрежностью пожал плечами.

— Я могу с легкостью недооценивать его, не становясь менее могущественным. Некоторые вампиры достаточно хитры, все они безжалостны и полностью порочны. Я уверен, что этот прожил очень долго и приобрел многочисленные знания. Но это не принесет ему пользу. Это мой долг — уничтожить его, и я сделаю это.

— Как ты смог продержаться так долго, когда другие мужчины обернулись?

Люциан коснулся ее лица нежными кончиками пальцев.

— Я мог бы сказать, что знал, что ты родишься, и держался ради тебя, но это неправда. Я никогда не верил, что буду так вознагражден. Много веков назад я встретил мужчину. Одни говорили, что он был Божьим Сыном. Другие — что он вообще не существовал, прочие же считали его всего лишь хорошим человеком, который прожил образцовую жизнь. Знаю лишь то, что однажды ночью мы вместе с ним шли и разговаривали. Я прикоснулся к его сознанию своим. За все то время, что я ходил по земле, я никогда не встречал такого, как он. Он был похож на меня, но в тоже время был другим. Он был похож на человека, но в тоже время был другим. В нем была только доброта. Только она. Он знал вещи, неизвестные другим. В нем была нежность и сочувствие. Я почти потерял свою способность чувствовать, тем не менее, находясь в его присутствии, я успокаивался, — Люциан тихо вздохнул и покачал головой. — Он спросил меня, если бы все в мире было к моим услугам, чего бы я попросил. Я ответил — Спутницу жизни для Габриэля. Он ответил мне, что у Габриэля уже есть Спутница жизни, и он найдет ее, но нам надо будет продержаться намного дольше, чем остальным из нашего рода. Я знал, что он имеет в виду — без моей помощи Габриэль бы не прожил так долго.

— И ты поверил ему?

— Ты не поняла. Этот человек не мог сказать неправду. Он был не способен на обман. Я пообещал себе, что не позволю своему брату пойти по пути немертвых. Это требовало от нас многого — постоянных убийств представителей нашего вида, изоляции, которую вынуждены выносить охотники. Габриэль был другим, он испытывал эмоции намного дольше, чем это было принято для мужчин нашей расы. Я считаю, это потому, что его Спутница жизни была жива. Она представительница нашего народа. Но мы так часто переезжали с места на место, охотясь и уничтожая, сражаясь, что Габриэль не смог найти ее. В конце концов, когда я понял, что мой брат близок к обращению, то был вынужден притвориться, что стал вампиром. Этот мой шаг предотвратил его от дальнейших убийств, что опасно приближало его к обращению. Вместо этого он был вынужден охотиться на меня. После многолетних сражений со мной и преследований меня через все континенты, Габриэлю удалось запереть нас обоих в земле, — его едва заметная улыбка была печальной. — Просчет с моей стороны. Габриэлю действительно удалось удивить меня. Просто счастье, что мы выбрались на поверхность как раз перед тем, как его Спутница жизни решила встретить рассвет.

— Ты сделал это для своего брата.

Джексон пришла в благоговение от его жертвы. Он рассказал историю так обыденно, простыми словами, но поскольку она была тенью в его сознании, то отчетливо видела его болезненные воспоминания. Все яркие подробности, тщательно сконструированные сцены смерти и кровавой бойни, чтобы убедить своего близнеца — мужчину, который был смертельно-опасным и прекрасно знал, как выглядят убийства, совершенные вампиром, — что он обернулся. Это было трудное существование, если не сказать больше.

— Даже когда я больше не мог чувствовать эмоции, я знал, что любил своего брата и что он следует за мной. Это было мое решение сражаться за наших людей, вступить битву с турками-османами и уничтожать немертвых. Габриэль следовал за мной и оставался верным и преданным всю свою жизнь. Он заслужил счастье. Это был мой долг — убедиться, что оно пришло к нему.

— Чьим долгом является убедиться, что твое нашло тебя? — тихо спросила она.

Он улыбнулся тому, как мгновенно она встала на его защиту.

— Я невероятно одарен, сладкая. Я силен и намного лучше других способен продержаться против сгущающейся тьмы. И даже более того, я прикоснулся к свету, тогда как никто другой никогда этого не делал. Я не смогу забыть тот момент, когда прикоснулся к сознанию, такому чистому и красивому, такому невероятно хорошему. Это был дар, от которого я никогда не смогу отказаться. После этого у меня больше никогда не было возможности потерять свою душу. Я никогда не смогу предать что-то настолько полное света. Я знаю правду. Я знаю, что мы здесь с определенной целью, и что наши жизни для чего-то нужны.

Она пораженно покачала головой.

— Ты поражаешь меня, Люциан, тем, как мало ты просишь для самого себя.

Он рассмеялся, тихим звуком любви.

— Я бы никогда не предал тебя, Джексон. Ты для меня все. Ты единственное, что сейчас имеет для меня значение. Поверь мне, любимая, я не святой и не мученик. Я больше не буду просить твоего присутствия в моей жизни, я буду его требовать.

Его взгляд, чья темная сила сосредоточилась целиком на ней, внезапно стал горячим. Она почувствовала себя разгоряченной и слабой, скрученное возбуждение расцвело внутри нее.

Джексон нетерпеливо тряхнула волосами, от чего под тонким материалом блузки приподнялась ее грудь.

— Почему я с такой легкостью приняла наши отношения, если прежде я никогда и никому не позволяла находиться рядом с собой?

— Еще до того, как ты стала одной из нас, твое сердце и душа по-прежнему были вторыми половинками моих. Когда же я произнес ритуальные слова, мы наконец-то оказались связаны, как одно целое, — он поднял ее руку и поцеловал ее костяшки в знак восхищения. Его язык прошелся по внутренней стороне ее запястья. Это был сексуальный и интимный жест. — Мы часть друг друга. Мы теперь единое целое. Ты свет в моей темноте. Я хищник, ты сочувствие. Ты нужна мне, чтобы чувствовать эмоции, видеть цвета мира, наслаждаться каждым днем и каждой ночью. Я нужен тебе, чтобы защищать и лелеять тебя, чтобы быть уверенным в твоем счастье. Это не совсем такие отношения, какие бывают между людьми; они более сильные и продолжают усиливаться с годами.

Его взгляд собственнически обжег ее, его пальцы прошлись по ее бедрам, массируя ее напряженные мускулы.

— Ты в это веришь? В то, что нам было предназначено быть вместе задолго до нашего рождения? В то, что я единственная женщина за все века твоего существования, созданная для тебя? Что для меня есть только ты? — Джексон едва могла дышать, едва могла вымолвить слова, слишком хорошо осознавая его ладонь, скользящую меж ее ног, поглаживающую сосредоточие ее женственности прямо через ткань джинсов.

Взгляд его черных глаз был сексуальным, задумчивым, отчего внутри нее все плавилось.

— А ты? — он нажал сильнее, погладил, лаская до тех пор, пока тихий стон не вырвался из ее горла.

Она раздумывала над этим вопросом в течение нескольких минут, прикидывая так и эдак, прежде чем ответить. Верит ли она, что им суждено быть вместе? Она не могла представить своей жизни без него. Она, которая ни разу не делила свою жизнь ни с одним человеком, не хочет никогда покидать его. Ей хочется делить его сознание, его воспоминания, она хочет всегда испытывать это чувство принадлежности. И когда она дотронулась до его сознания, то обнаружила там пылающую энергию, нуждающуюся в ней так же, как и в способности дышать. Он думал только о ней, ни о какой другой женщине. Она не ощутила никаких воспоминаний ни о какой другой женщине. Она была его жизнью. Джексон медленно кивнула.

— Должно быть, сказывается твое дурное влияние на меня, но я больше не могу представить своей жизни без тебя.

— Это хорошо, ангел, так что не стоит говорить, что такая судьба хуже смерти, — он наклонил голову, и его зубы прикусили ее плечо. — Снимай блузку, Джексон. Я так напряжен и горяч, что вот-вот взорвусь. — Он наклонился еще ниже, его губы коснулись ее уха. — Я хочу попробовать тебя, влажную, возбужденную и пылающую для меня. Ты… я чувствую это.

Джексон любила, когда он был горяч и напряжен. Любила слышать, как он признается в этом, любила тихие заминки его голоса, слегка хрипловатые нотки, которые трогали ее изнутри. Она послушно сняла топ и отбросила в сторону кружевные лямки бюстгальтера, открывая его горящему взгляду свою грудь. Она наблюдала, как его рубашка последовала за ее бюстгальтером и беспомощно наклонилась вперед, чтобы слизнуть крошечную капельку пота на его коже. Его тело дрожало.

— Ложись, сладкая, и вытяни руки над головой, — он отдавал инструкции мягко, но в том, как его темный взгляд скользил по ее телу, не было ничего кроткого.

Сердце Джексон подпрыгнуло, но она легла спиной на плоский камень, вытягивая руки над головой, пока не дотронулась до длинной толстой палки. Она обвила пальцы вокруг нее и крепко сжала, зная, что это именно то, чего хочет он. В результате она, затаив дыхание, лежала, вытянувшись, под его горячим взглядом, предлагая ему свое тело. Маленькие капельки пота сбежали вдоль округлостей ее груди в ложбинку между ними.

Люциан отбросил в сторону свои брюки и взялся за пояс ее джинсов, стягивая материал с ее тела. Его вниманием завладели небольшие завитки, расположенные внизу и уже влажные от желания.

— Я все время представлял тебя в такой позе. Раздвинь для меня ножки, ангел. Пригласи меня внутрь.

Он был твердым и толстым, испытывающим боль от своего собственного неотступного желания.

Джексон пошире раздвинула ноги, преднамеренно медленно в чувственном соблазне, крепче вцепившись в кусок дерева в ожидании его реакции. Он выглядел таким большим, таким отчаянно нуждающимся в ее теле. Это было невероятно сексуально, и она была больше шокирована самой собой, тем, что чувствовала себя такой раскованной.

— Ты не представляешь, как сильно я тебя хочу. Дотронься до меня, Люциан. Мне необходимо ощутить твое прикосновение, — ее язык облизнул нижнюю губу; ее соски были твердыми вершинами, манившими его.

Он погладил ее ноги, бедра, его пальцы задержались на влажных кудряшках так, что ее тело подпрыгнуло, а бедра изогнулись навстречу ему. Люциан улыбнулся, блеснув белыми зубами.

— Не вздумай отпускать, ангел. Я хотел тебя такой, именно такой — раскрытой для меня.

Пристально смотря на нее, он погрузил один палец в ее горячее влажное лоно. И сразу же его тело сжалось вокруг него, бархатисто-мягко, крепко. Он почувствовал ее ответ, ее внутренние мышцы обхватили его палец. Он двинулся глубже, видя, как она задохнулась от удовольствия.

— Я знаю, что ты устала Джексон, поэтому просто лежи и позволь мне сделать так, чтобы тебе было хорошо, — он поднес палец к своему рту, слизывая языком захваченный сок. Люциан сделал вдох, вбирая в себя ее пряный запах.

Ее глаза потемнели, трепеща от невероятного желания.

— Люциан, — мука прозвучала в ее голосе.

В ответ он положил ее ноги себе на плечи, проходясь языком в горячей ласке вдоль крошечных завитков. Она вскрикнула, звук был хриплой, страстной, мягкой, безмолвной мольбой. Его язык проник глубже: то погружаясь, то отступая в грешной игре, которая захватила ее в кружащем голову восторге. Ее тело сжалось, вышло из-под контроля, безудержное, пойманное в серии сокрушительных землетрясений.

Люциан переложил ее ноги себе на талию и уперся своим пульсирующим, ноющим членом в ее горячий влажный вход, внимательно наблюдая за ней, когда начал медленно входить в нее. Она была маленькой, узкой и такой горячей, что он вздрогнул от удовольствия, когда ее тело принимало его все больше и больше, дюйм за дюймом.

— Еще, — тихо промолвил он, — ты можешь принять всего меня. Мое место здесь, внутри тебя, любимая. Я принадлежу ему.

Его убежище, его рай.

Он начал двигаться, погружаясь в нее длинными, сильными толчками, входя все глубже и глубже, соединяя их, с бешеной скоростью наращивая трение, безжалостный в своей страсти. Он потворствовал себе, овладевая ее телом и без оговорок отдавая ей свое тело, вновь и вновь заставляя ее содрогаться в экстазе. Он чувствовал нарастающее тепло, мог ощущать бесконечное сжатие ее мышц вокруг него, тугих и горячих, обхватывающих его, пока он не потерял контроль, пока его тело не воспарило вместе с ее.

Джексон чувствовала измождение, была не в силах пошевелиться, ее глаза были закрыты, тело бесконечно содрогалось, туго обхватывая Люциана, удерживая его внутри нее. Он наклонился к ней, языком слизнув капельку пота с маковки одной ее груди. От этого действия ее тело вновь содрогнулось, но она так устала, что могла всего лишь лежать под ним, горя в огне. Он лежал на ней, вдыхая ее запах, ее тело было полностью скрыто под его. Их сердца бились как одно, их легкие работали совместно. Джексон медленно отцепила пальцы от дерева, и ее руки беспомощно легли по бокам. У нее не было сил даже прижать к себе Люциана, она могла только наслаждаться ощущением его рта на своей груди. Они лежали вместе, их тела были переплетены, его губы скользили по ее в молчаливом поклонении. Она провалилась в туманное мечтательное состояние и была поражена, когда он пошевелился, неохотно отодвигаясь от нее.

Люциан сел, его руки обвились вокруг ее плеч, поднимая ее и прижимая к нему. Они добрались до пещеры как раз к тому моменту, когда начала подниматься заря. Над землей, должно быть уже вовсю светит солнце. Затратив огромное количество энергии во время своего первого полета, Джексон была невероятно уставшей к моменту их прибытия на место. Их любовная игра была долгой и грубой. Он чувствовал, как в нем бьется ее утомление.

— Нам следует подумать об отдыхе.

Ее сердце дико подпрыгнуло. Здесь не было спальни с уютной постелью. Она знала, что он похоронит их обоих глубоко в земле и не извинится. Эта мысль внушала тревогу, несмотря на всю ее усталость.

— Я ведь совсем не похожа на остальных карпатских женщин? — это прозвучало печально. Ее беспокоило то, что она не могла с готовностью приспособиться ко всем требованиям своей новой жизни.

Он нашел ее рот своим, его язык закружился в танце с ее, ища, пробуя, любя ее, успокаивая. Его глаза собственнически мерцали, когда он поднял на нее взгляд.

— Ты другая во многих отношениях, ангел, но не в тех, о которых ты думаешь. Наши женщины никогда не охотятся на вампиров вместе со своими Спутниками жизни, как желаешь делать это ты. Охота на вампиров — это больше того, что я хочу для тебя. Если бы дело было только в этом, то я бы отказал в такой возможности. Но это желание — часть твоей личности, твоей натуры. Я могу только принять тебя такой, какая ты есть, а не такой, какой я хочу, чтобы ты была — спокойной и в безопасности под моей защитой. Это единственное различие, которое всегда призывает меня идти на компромисс.

Она покачала своей головой, отрицая это, потом потерлась носом об его грудь, ее ресницы опустились.

— Я — коп. Я всегда была копом. Это то, кто я есть.

— Ты моя Спутница жизни, а не коп. Когда мы охотимся — охотимся вместе, ты будешь следовать за мной, — это было больше, чем утверждение, это была команда, приказ. Он сказал это со всей своей многовековой уверенностью в голосе.

Джексон прислонилась к нему, вжимаясь своим хрупким телом в его по-мужски сильное тело. Если ему хочется отдавать ей приказы, что ж, ей все равно. Она никогда не будет охотиться на вампиров без него. Сама мысль об этом была пугающей. В своей работе она руководила мужчинами, потому что была асом в том, чем занималась. Но в охоте на вампиров она с радостью уступит роль лидера Люциану. Он сражался с немертвыми в течение веков и был мастером в этом.

— Все в порядке, Люциан, давай покончим с этим и отправимся спать, пока я не свалилась.

Люциан снова нежно поцеловал ее в губы.

— Ты будешь в безопасности, моя любовь.

— Знаю, — пробормотала она ему в шею, ее длинные ресницы опустились вниз, — я просто не хочу знать подробности. Я считаю, что кое-какие вещи лучше оставить в покое.

— Под моей защитой ты в безопасности, — повторил он, желая убедить ее. И всегда будет. Он любил ее. Каждая его мысль была о ней. Он бы сделал все что угодно, лишь бы ее переход был легким, но он также хотел, чтобы это было ее собственным шагом. Он медленно склонил свою голову к ее, его тлеющий взгляд остановился на ее губах. Он желал ее. Даже с солнцем, поднимающимся все выше и выше, и телом, приобретающим свинцовую тяжесть, он все еще желал ее. Он поцеловал ее нежно, лениво, словно в его распоряжении было все время мира, чтобы насладиться ею.

Джексон расслабилась рядом с ним, отдаваясь чудесам и магии его поцелуя. Это была последняя вещь, которую она помнила, последняя вещь, которую она взяла с собой в свой сон.

— Спи спокойно, ангел. Возьми меня с собой в свои сны. Ты не проснешься, пока я не прикажу тебе. У тебя не будет страха ни перед землей, ни перед ее доброжелательными руками.

Губы Люциана поймали ее последний вдох, когда она уступила его требованию и уснула. Его желудок огненно сжался, каждая мышцы в его теле натянулась. Она была так красива, так совершенна. Ему никогда не привыкнуть к мысли, что она ставит его желания, его безопасность и его счастье превыше своих собственных. Она приглядывала за ним, беспокоилась о нем, нуждалась в нем. Тихий стон вырвался у него. Она думала о нем только хорошее, у нее и мысли не возникала, что его надо бояться. Ей и в голову не приходило, что он способен на массовые разрушения, если что-нибудь будет угрожать ей. Она слепо доверяла ему. Всецело верила в него. И не понимала, что это значило для него. На протяжении веков все люди, чьей защите он посветил свою жизнь, боялись его. У Джексон были все основания бояться его, включая изменение, через которое он заставил ее пройти, тем не менее, она подарила ему свое доверие, что наполняло его смирением.

— Люциан? — голос Габриэля заставил его вздрогнуть. Он пришел издалека. — Ты нуждаешься во мне?

В том месте, где находился Габриэль, солнце почти село и наступала ночь.

— Я действительно нуждаюсь, но не в тебе Габриэль. С тобой, Франческой и Скайлер все в порядке? Что относительно малышки Тамары? — Тамара, насколько было известно Люциану, все еще находилась в зоне риска.

— Жак и Шиа Дубрински, брат принца и его Спутница жизни, прибыли, чтобы помочь нам найти способ сохранить жизнь Тамаре. Она хорошо справляется. Скайлер просто умница, да ты и сам это знаешь. Она скучает по тебе, но счастлива, что ты часто дотрагиваешься до ее сознания. Франческа стала более счастливой с тех пор, как приехала Шиа. Шиа разработала формулу, и она, кажется, работает.

— Я приеду к вам, если в этом возникнет необходимость, — ни к чему заверил его Люциан. Он еще не рассказал Джексон об ужасной реальности: иметь столь желанного ребенка, а потом смотреть, как он уходит, несмотря на все старания целителей. Он, как и многие другие карпатцы, рассчитывал на Шиа, Франческу и Грегори, рассчитывал, что они найдут ответы на вопрос, почему их вид теряет так много новорожденных девочек после их рождения, что несет угрозу существования самой расе.

— Я благодарен тебе за это. Но ты волнуешься по поводу своей Спутницы жизни.

— Я буду защищать ее. Я не могу иначе.

— Я помогу, если возникнет необходимость, — Габриэль мгновенно сделал ответное предложение.

Люциан улыбнулся, счастливый, что смог ощутить силу своей любви к своему брату-близнецу, а не просто помнить о ней, искреннюю и реальную.

— Я знаю, что ты придешь, Габриэль, и я позову, если в этом возникнет необходимость. Но в данный момент в тебе больше всего нуждаются Франческа и дети. Нас с Джексон преследуют трое немертвых. Но Джексон боится их намного меньше, чем монстра в человеческом обличье, которого мы стараемся выманить.

— Возможно, у нее есть все основания бояться человека. Будь внимателен. Я мог бы отправиться сегодня, и быть у тебя к следующему пробуждению.

— Спасибо за предложение, но ты нужнее там. Я смогу позаботиться об этих дьяволах без всяких проблем.

— А как насчет человека?

— Не начинай, Габриель. С меня достаточно, что моя Спутница жизни думает, что такое ничтожество сможет уничтожить меня. Не хватало, чтобы и ты встал на ее сторону.

Тихий смех был ответом на его заявление. Дневные часы начали сказываться на самочувствии Люциана. Он был древним и очень чувствительным к воздействию солнечных лучей. Его тело нуждалось в земле. Он установил дополнительные меры безопасности, чтобы держать как людей, так и бессмертных подальше от их места отдыха. Покинув пещеру с озерами, держа Джексон на руках, Люциан направился по узкому туннелю вглубь земли. Пройдя мимо бассейнов с расплавленным металлом, он нашел богатую, темную почву, изобиловавшую исцеляющими, омолаживающими минералами, и создал кровать на несколько футов ниже этого богатства. Опускаясь в ласковые руки земли, он сосредоточил все свое внимание на сканировании окружающей местности. Потом, прижав Джексон как можно ближе к себе, оберегающе обернулся вокруг нее своим телом и заснул с удовлетворенной улыбкой на губах.

Солнце отважно пыталось искупать гору в своем свете, стремясь добраться сквозь густую листву к расположенной внизу земле. В полдень, когда солнце стояло в зените, начал подниматься ветер. Собрались облака, двигаясь с юга. К четырем часам облачность стала такой высокой, что смогла скрыть солнечный свет. К пяти часам ветер стал достаточно сильным, чтобы сгибать деревья и заставлять ветки танцевать в диком безумном танце. Глубоко под землей, в самых недрах гор, взволнованно проснулся Люциан.

Он с легкостью отодвинул закрывавшую его землю и потянулся с ленивым удовольствием, его пальцы безошибочно нашли шелковистые пряди волос Джексон. Она лежала совершенно неподвижно, ее лицо было бледным, биение сердца не прослушивалось. Очень осторожно он выбрался из того места, где лежали их переплетенные тела. Он всплыл на поверхность и в течение мгновения тихо стоял, размышляя. Ему не хотелось, чтобы она проснулась и обнаружила, что он ушел, оставив ее лежать, закопанной в земле. Она еще не готова к этому. Хотя его команда погрузила ее в сон, и она не должна была проснуться, пока он не прикажет этого. Формально. Волны тревоги коснулись его сознания. Джексон была сильной и умной, была силой, с которой уже необходимо было считаться, хотя она и была еще неопытным юнцом. Она снова и снова доказывала ему это, и всегда делала это неожиданно.

Он медленно повернул голову и его мысли сосредоточились на плане сражения. Самой важной частью которого было найти логово Мастера вампиров. Сейчас, пока солнце не село, он был заперт под землей. Но он узнает, что Люциан начал на него охоту и будет рычать под землей, считая секунды до того момента, когда окажется на свободе. Поднимаясь на поверхность сквозь пещеры и туннели, Люциан усилил бурю, удерживая ее над горами, чтобы обеспечить помощь в своих поисках. При таких темных и многочисленных тучах, его глаза могли смотреть на свет без помощи темных очков.

Он поднялся в небо как раз в тот момент, когда тучи разверзлись, и серебряной стеной хлынул дождь. Он начал свои поиски, посылая свои чувства на мили по небу, сканируя окрестности.

Как таковых вампиров было трудно обнаружить. Их чаще всего выдавали мелочи: чрезмерное количество насекомых, летучие мыши, выгнанные со своих привычных мест обитания, огромные сборища крыс. Вампиры рассредоточиваются и ничего не знают о логовах друг друга. Мастер вампиров вообще держится втайне от всех остальных, не доверяя свою безопасность никому. Вампиры живут за счет боли и страданий других, являются самим злом и не способны ни на что, кроме обмана и предательства. Они бы никогда не доверили остальным такую важную информацию, как месторасположение места их отдыха.

К северу от своего местоположения, он обнаружил слабое пятно силы. Это был признак одного из более слабых вампиров. Ни один древний не совершил бы такой ошибки. Люциан направился дальше, расширяя территорию поиска. Небольшое волнение среди летучих мышей выдало ему месторасположение второго вампира. Он воспользовался пещерой, расположенной в более высокой части в южной оконечности гор. Люциан перенес все свое внимание на запад и восток.

Джексон ни о чем не догадывалась. Но потом темная, маслянистая масса, в действительности нереальная, начала проникать сквозь покровы земли, ища путь к ней. Она просочилась сквозь ее поры и заполнила ее сознание, двигаясь через ее тело, чтобы завладеть ее сердцем, с силой сжимая его подобно руке массажиста. Один удар. Второй. Джексон проснулась вся в поту, в земле, окружающей ее повсюду. Она могла чувствовать каждый дюйм, каждый фут земли, и интуитивно точно знала — как глубоко она закопана.

Когда Джексон проснулась, Люциан сразу же узнал об этом. Он был невероятно поражен ее внутренним ощущением опасности, силой их связи, которая позволила ей преодолеть его команду спать. Надо признаться, он не использовал всю свою силу, но и Джексон не была его марионеткой, и он никогда не будет так к ней относиться. Он ждал, молчаливой тенью присутствуя в ее сознании, чтобы посмотреть на ее реакцию. Если возникнет необходимость, он сможет нанести внезапный удар, взяв ее под свой контроль.

Сначала звук ее сердца был подобен грому в ее ушах, был таким сильным, что почти оглушал. Ее горло было закрыто, от чего она задыхалась. Здесь не было воздуха, чтобы дышать, она была похоронена заживо. Инстинктивно она подняла руки, чтобы попытаться прокопать себе выход из могилы. В ее мыслях был хаос от криков, паники и страха. Но плотная, маслянистая масса, вторгшаяся в ее душу, была непреодолима, отодвигая в сторону даже панику. В ней было что-то злобное, темное и дьявольское, что-то, замершее в ожидании… Люциана.

На мгновение ее сердце остановилось, потом снова начало биться. Под землей было жарко, но ее разум стал тих и спокоен, вновь способный функционировать и действовать. Землю можно было сдвинуть. Не пройти сквозь нее, а именно сдвинуть. Люциан так и сделал, когда она впервые обнаружила, что они спали под землей. Что надо сделать? Надо подумать. От нее потребовались огромная сила воли, чтобы не обращать внимания на свое сознание, которое говорило ей, что она не может дышать под давящими на нее слоями земли, душащими ее.

В своих мыслях она создала картину, точную, продуманную до крошечных деталей, на которой земля открывает выход на поверхность, достаточно большой, чтобы она смогла сбежать из этого ограниченного пространства. К ее удивлению и невероятному облегчению земля над ее головой аккуратно раздвинулась, открывая высокий свод пещеры. Слегка шокированная, Джексон сделала сильный вдох, наполняя свои легкие воздухом, и подняла лицо, стараясь получить хоть какое-то облегчение от ужасной жары. Она вновь проснулась, несмотря на приказ Люциана спать. Что же оказалось достаточно сильным, чтобы достучаться до нее?

Джексон всплыла на поверхность пещеры и, испытывая ни с чем не сравнимый восторг, направилась к теплому бассейну. Потом начала бежать по узкому проходу. Только одно могло разбудить ее, только одно желание. Что-то следило за Люцианом, угрожало ему.

Она чувствовала черное злорадство, чувствовала дьявольскую жадность, протянувшую невидимые руки, готовые нанести удар.

— Люциан, ты сволочь. Вот тебе и совместная с партнером охота. Ты подумал, что просто позаботишься о проблеме, пока я сплю, а? Ты скотина. Ты в страшной опасности.

Туннель разветвлялся во всех направлениях. Пришлось раздраженно вспоминать, какой коридор куда вел.

— В страшной опасности? Не думаю, что использовал бы слово «страшной», моя обожаемая Спутница жизни, — в его голосе не было ни капли раскаяния. Если что и было, то только едва заметная мужская насмешка.

Этот тихий звук заставил ее стиснуть зубы и более решительно искать выход из этого лабиринта, чтобы помочь ему. Она закрыла глаза и сосредоточилась на Люциане. На его запахе, на его тепле. Его энергии и силе.

Что поразило ее, так это количество информации, хлынувшее к ней. Она узнала, как выбраться отсюда мгновенно и безошибочно. Она узнала, где он находится и что делает. Она почувствовала, что он ищет логово Мастера вампиров, что он передвигается медленно, деля местность на сектора и ища подозрительное. Стремительно двигаясь через гору, направляясь к выходу, она также бросила в небо свою сеть, ища. Ее тело напоминало камертон^[29] для всякого зла.

— Чуть левее, Люциан. — она передала информацию автоматически, не задумываясь. Он, должно быть, знал, что она проснулась. Нет, она была уверена в этом. Он, вероятно, помог ей успокоить хаос в ее мыслях. Она была благодарна, что он не вмешался и позволил ей самостоятельно открыть землю. Двигаясь вверх сквозь массивную твердыню горы, она нахмурилась. Возможно, он помог ей даже тогда. — Ты почти у входа. Я могу чувствовать его отвращение, его гнев. Он находится недалеко от тебя, Люциан.

— Нашел! Что, по-твоему, ты делаешь? — как всегда голос Люциана был нежным и спокойным. Он не выказывал признаков волнения даже в эпицентре самой опасной ситуации.

Она уловила проблеск твердой гранитной стены, которую, казалось, не тревожили веками. Как и прежде, когда она «видела» глазами Люциана, она немного растерялась. Джексон запнулась и в поисках поддержки схватилась за каменную стену коридора.

— Будь осторожен, Люциан. Он знает, что ты там. Он каким-то образом наблюдает за тобой.

— Он заперт под землей, пока солнце не сядет. А оно сядет очень скоро. Ты не ответила мне. Что, по-твоему, ты делаешь?

— Иду к тебе на помощь, конечно. Это называется прикрывание спины напарника, — она сладким голосом объяснила ему эту концепцию, проговаривая каждое слово в своем сознании. — Возможно, ты помнишь, что это такое. Помнится, ты работал со своим братом, так что должен знать, как действовать сообща. Мы партнеры. Что означает — не сбегать и не оставлять второго в неведении.

Ласковый смех прошелся по ее сознанию. Люциан не мог ничего с собой поделать. Она наполняла его теплом при любых обстоятельствах. Он самым тщательным образом осмотрел скалу.

— Как это привыкла делать ты? — он выдохнул эти слова в ее разум, одновременно с этим начав двигаться в определенной манере, его ноги нашли ритм многовековой давности. Это были древние защитные меры, не особенно сильные и установленные главным образом с целью задержания. Они не требуют особых усилий, но необходима уйма времени, чтобы разобраться. Он бросил взгляд на небо. Один он бы никогда не добрался до злодея прежде, чем село солнце.

Но сейчас для него это не имело никакого значения. Его темп оставался неизменным, спокойным, чтобы он не совершил ошибки. Движения — преднамеренно точными, рассчитанными на то, чтобы свести на нет все, созданное вампиром. Люциана не обманула примитивная структура защиты. Он обладал безграничным терпением и еще большей уверенностью. Единственное, о чем он беспокоился, была Джексон. Она ни за что не станет стоять безучастной, где-нибудь в безопасном месте, пока он охотится и уничтожает немертвого. Она была решительно настроена помочь ему.

— Не беспокойся, Люциан. Я многому научилась из твоих воспоминаний. Все, что от тебя требуется, это направлять мои действия, как ты поступал со своим братом. Я вполне способна делать то, что делал он, — ни тени сомнения не проскользнуло в ее голосе. Она рассматривала это как долг, как ответственность. Он не сомневался, она говорила то, что имела в виду.

Первая защита была снята. Он начал устранять более сложные ловушки, поставленные на неосторожных охотников. Этот рисунок был более запутанным и сложным. Он не видел, чтобы его использовали ранее, но это не имело для него значения. Именно иллюзия скрывала вход в пещеру, иллюзия, использующая западню, чтобы защитить проход. Когда он начал распутывать ее, гранит треснул и простонал в ответ. Дождь из булыжников посыпался сверху, чтобы смять место, где он трудился. Люциан всего лишь отпрыгнул в сторону, не прекращая работать руками, несмотря на продолжающийся камнепад. Поскольку лавина все продолжала падать, увеличиваясь в силе и размерах, Люциан просто улучил момент и выставил невидимый щит, чтобы отклонить падающие камни.

Джексон задыхалась, чувствуя ненависть и гнев, волнами исходящие из-под земли. Она все еще была довольно далеко от того места, но продолжала двигаться к нему, хотя злоба испускаемая этим созданием, заставляла ее чувствовать себя физически больной. Она знала, что Люциану грозит серьезная опасность со стороны ожесточенного монстра, чье сознание и сила, чья воля была направлена на уничтожение Люциана. Чем ближе она приближалась к его логову, тем грязнее становился воздух. Он был плотным от ядовитых, вредных газов, отравляющее сочетание злобы и ненависти грозило задушить ее. Все это было направлено на Люциана, там, где он стоял, облако было еще плотнее, так что даже не было видно движения воздуха, несмотря на дикое завывание ветра.

Она чувствовала, каким спокойным был Люциан, не теряющим головы, неторопливым, лишь его ум в постоянном ритме трудился, чтобы открыть вход в логово внушающего отвращение создания, которое поджидало его с вытянутыми клыками и убийством на уме. Сама же Джексон, обученная продолжать работу, несмотря на боль и неудобство, знала, что никогда бы не смогла заставить себя войти в царство немертвого, если бы не было Люциана.

Ничто, казалось, не волновало его. Он работал, словно не замечая мерзкого запаха, густого, ядовитого газа, вьющегося вокруг него. Он просто работал: спокойно и эффективно. Джексон пришлось приложить усилия, чтобы сделать то же самое, используя Люциана, как якорь, когда она двигалась через полосу дьявольского газа.

— Подходи с юга, ангел. Он почувствует твое присутствие, а ты ощутишь его триумф. Он воспримет тебя как слабое звено, через которое сможет сбежать. Он знает, что я, возможно, не смогу добраться до него вовремя, чтобы противостоять ему в его логове, таким образом, он отправится за тобой, планируя задержать меня своими ловушками. Ты должна быть готова. Едва он попадет в поле твоего зрения, ты не должна будешь упускать его из вида. Ты поняла меня? Если ты собираешься сделать это, то должна будешь четко следовать моим указаниям.

— Этот монстр пугает меня до смерти. Так что, поверь мне, все будет сделано так, как ты скажешь.

— Он попытается поймать тебя. Если не сможет этого сделать и увидит, что ему не сбежать, он станет невероятно опасным и попытается уничтожить тебя.

— Я доверяю тебе, Люциан. Просто скажи мне, что делать, чтобы задержать его на достаточно долгое время, чтобы ты успел подобраться к нему.

Сердце Джексон бешено заколотилось, и она была вынуждена сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Она сама успешно открыла свою земляную могилу. Она верила в это. Она с невероятной скоростью прошла через гору, следуя за ментальной тропой, которую оставил Люциан, чтобы направлять ее. Да и сейчас она следовала по небу в форме нематериального тумана, держа картину в своем собственном сознании, одновременно разговаривая с Люцианом. Она сможет сделать все, что он потребует от нее. Это не слишком отличалось от работы полиции. Ей следует именно так смотреть на все это — как на необходимость прикрыть спину напарника.

— Ты могла бы остаться в безопасности, где тебе и место, — тихо, почти рассеянно, предложил Люциан, занимаясь вторым препятствием. И сразу же огромные скорпионы хлынули из крошечной трещины, которая только начала появляться в скале. Брешь была тонкой, но огромное полчище ядовитых насекомых прямо брызнуло из отверстия, наступая друг на друга, протягивая свои хвосты к Люциану в попытке достать его.

Джексон подавилась тревожным криком, когда уловила вид этих созданий из сознания Люциана. Они двигались намного быстрее, чем, как она думала, это возможно. И они были ужасными и пугающими. Но именно смех Люциана успокоил ее, позволил ей продолжить путь к условленному месту. Он никогда не менялся, никогда не проявлял беспокойства по поводу того, что вампир выбрасывал на него. Все это делалось раньше, все было видено ранее. Люциан отреагировал на поток насекомых с молниеносным рефлексом — поднялся в воздух, выдохнул огонь, словно был драконом, и превратил их всех в дымящуюся кучку пепла.

— Это всего лишь уловка, чтобы задержать меня, — заверил он Джексон.

— Эта уловка могла быть смертельной, — Джексон замерцала, принимая твердую форму в южной части горы, и делая глубокий вдох, чтобы сохранить спокойствие. И сразу же пожалела об этом. Воздух был таким плотным и противным, что ей стало плохо. Хотя, лучше это, чем насекомые. Если бы стая гигантских скорпионов появилась из горы, чтобы поприветствовать ее, она бы незамедлительно сбежала в поисках убежища.

— Ты намного храбрее, чем думаешь.

— Надеюсь, ты прав, — она совершенно точно знала, чем он занимался в данный момент. Именно он поддерживал их связь, а не она. Она прикасалась к его сознанию время от времени, но именно Люциан был тем, кто оставался связанным с нею, кто был тенью в ее сознании. Он разбирался с очередным препятствием, меняя сложный узор вампира и одновременно не спуская глаз с садящегося солнца.

Она почувствовала, как вампир потянулся к ней, стараясь накрыть ее страхом, ужасом. Джексон оставалась невосприимчивой, способной заблокировать волны страха точно так же, как и ядовитый газ, который создание выделило в воздух. Джексон просто крепко держалась за Люциана, отчаянно желая, чтобы у нее был пистолет, а еще лучше два, хотя знала, что пули бесполезны против немертвого. Оружие бы просто дало ей ощущение безопасности, в котором она нуждалась прямо сейчас. Солнце садилось быстро.

И снова поднялся ветер, шторм набирал силу, становясь свирепым, мчась сквозь ветки и листья во всех направлениях. Теперь гора взорвалась, извергая на Люциана горячую лаву, смесью выбрасываясь в небо, ища свою цель. Эта выброшенная расплавленная и раскаленная горная порода заставила Люциана искать укрытия. Джексон прижалась к земле, всматриваясь в небо и терпеливо ожидая, когда появится демон.

Создание вырвалось из-под земли всего в нескольких футах от нее, без всякого предупреждения, и полетело прямо на нее с вытянутыми когтями. Из-за падающей на нее грязной земли, у Джексон были только доли секунды, чтобы среагировать, чтобы увидеть заостренные черные зубы, мерцающие красным глаза и острые как бритва когти, тянущиеся к ней. Она отпрянула в сторону, перекатившись, стараясь не отнимать глаз от страшного создания. Это было нелегко — двигаться быстро и продолжать смотреть на монстра. Он был невероятен, был самой омерзительной тварью, которую она когда-либо видела. Дыхание вампира чуть не сшибло ее с ног. От него воняло гнилью.

Немертвый повертелся вокруг нее, стараясь схватить ее, его рука, направленная в ее сторону, вытянулась, становясь перед ее напуганным взглядом тонкой и уродливой. Она заставила себя оставаться совершенно спокойной, доверяя Люциану. И незамедлительно почувствовала невероятную силу, текущую в ней, через нее. Вампир почти дотронулся до нее одним длинным ногтем. Ноготь был чудовищно деформированным, длинным и уродливым, тусклого серо-желтого цвета. Он оказался примерно на расстоянии дюйма от ее кожи, как вдруг поднялся дым, черный и густой, и ноготь, сморщившись, почернел, шипя в холодном ночном воздухе. Обугленная чернота распространялась подобно пожару, поднимаясь вверх по серой кисти и дальше по скрюченной руке. Вампир закричал, высокий звук резанул ей по ушам.

Джексон стояла на месте, не двигаясь ни на дюйм, уставившись на монстра. Его глаза были черными пустыми провалами, его нос отсутствовал, кожа слезала с костей. Он зашипел на нее, уродливым звуком, полным ненависти, вызова и обещанием возмездия. Пламя вспыхнуло на теле создания, охватывая всего его, когда он с криком поднялся в небо. С небес полился дождь, казалось, только для того, чтобы подлить масла в огонь.

Вампир помчался прочь от Джексон, двигаясь по ночному небу огненной полосой оранжево-красного цвета. Девушка прислонилась к тонкому стволу дерева, ее ноги дрожали. Чудовище сбежало, испугавшись силы Люциана. Когда же она позволила себе выдохнуть, то почувствовала следующую волну зла в воздухе.

Глава 15

— Люциан! Ты чувствуешь это? Остальные, его друзья, идут ему на помощь, — предупреждающе выкрикнула Джексон, ее глаза тревожно всматривались в небо в попытке обнаружить сбежавшего вампира. Если остальные спешили ему на помощь, Мастер вампиров определенно должен вернуться, чтобы принять бой.

— У немертвых нет друзей. Каждый из них преследует свою собственную цель. Мастер вампиров будет использовать остальных, чтобы ослабить меня. Но и мы можем использовать их.

— Как? Что нам делать?

— Они ищут тебя, любовь моя. Они желают найти женщину, чтобы стереть свои прегрешения и восстановить свои души. Это невозможно, но они не желают понять этого.

— Что я должна делать?

Тепло наполнило ее тело, сила вливалась в нее с приближением Люциана; она могла чувствовать его.

— Просто выгляди красивой и сексуальной. Выбери одного для флирта, но не позволяй ни одному из них дотрагиваться до себя, даже в легком касании. Постоянно держи обоих в поле своего зрения.

— И мой большой настоящий мужчина придет и спасет меня? — она была раздражена, это проскользнуло в ее саркастичном тоне.

Его смех, раздавшийся в ее сознании, был тихим и сексуальным, лаская ее кожу подобно нежным пальцам.

— Они вероятнее всего начнут сражаться друг с другом, тем самым избавив меня от хлопот. Я подожду более сильного.

— Ты думаешь, древний вернется?

— Трое против одного? Ему понравится такой расклад сил, и он незамедлительно вернется.

— Против двух. Нас двое, — она рассердилась на него даже больше, чем раньше.

— Вампиру никогда и в голову не придет, что женщина может принимать участие в сражении, ангел. Ни за что. Наши женщины полны сострадания, а не склонности к насилию.

Вместо того чтобы продолжать сердиться на него, Джексон обнаружила, что смеется.

— Тогда его ждет сюрприз, да? Но ты считаешь, что у меня есть склонность к насилию? Я всегда была милой по натуре, в то время как ты — высокомерным и невозможным.

— Ты не понимаешь разницы между высокомерием и уверенностью, но я покажу ее тебе.

— Жду не дождусь этого урока, — внутреннее чувство безопасности Джексон теперь срабатывало постоянно, от волн жестокости воздух начал становиться невероятно густым.

Всматриваясь в небо над своей головой, Джексон отошла от деревьев, чтобы иметь достаточно открытого пространства для маневра. Было так странно сталкиваться с настолько развращенным врагом, как вампир, без какого-либо оружия. На мгновение ее уверенность дрогнула, но она незамедлительно ощутила Люциана, движущегося в ней, сильного и надежного. Он был рядом; ощущение его присутствия было слишком сильно для человека, находящегося далеко. От этого девушка почувствовала себя лучше, к тому же у нее были воспоминания об его сражениях, которыми она могла воспользоваться. Пока она ждала, стоя на открытом месте под моросящим небом, она изучила так много его стычек с вампирами, как это только было возможно, обращая особое внимание на стратегию, которую Люциан использовал совместно со своим братом. Один из них чаще всего залегал в укрытии, в то время как другой заманивал к ним их врагов. Люциан, по существу, использовал точно такую же стратегию.

Леденящий кровь ветер пронесся прямо через центр шторма, опустившись на землю примерно в ярде^[30] от того места, где стояла Джексон. В поле зрения, замерцав, появился высокий, тощий человек. У него был удивительно элегантный и утонченный вид, его одежда была безупречна, — это было совсем не то, что она ожидала увидеть. Он был довольно бледен, и его зубы белоснежно блеснули, когда он ей улыбнулся. Он был красивым и притягательным, совершенно непохожим на остальных представителей своего вида, с которыми ей пришлось столкнуться. Пристально следя за каждым его движением, Джексон старалась обнаружить спрятанные признаки развращенности.

— Он только недавно обернулся, ангел, — тихо проинформировал ее Люциан. — Не слушай его голос человеческим ухом, — предупреждающе добавил он.

Вампир отвесил низкий поклон.

— Добрый вечер, мэ-эм. Это неподходящее место для женщины, чтобы быть одной, — его голос казался мягким и музыкальным.

— Ты слышишь его так, как он желает, чтобы ты слышала. Он может манипулировать одним своим голосом.

Именно голос Люциана позволил ей разоблачить немертвого и его иллюзию мягкой нежности. Он сам по себе был чистым, звуча так совершенно, словно не от мира сего. Теперь, по сравнению с ним, голос вампира коробил, как ногти по классной доске.

Джексон слегка кокетливо вздернула голову.

— Мне нравится умиротворенность гор. Даже во время бури, здесь, наверху, так красиво. А вы откуда? Из ближайшего городка?

Вампир немного передвинулся, возмущая силы, сверкая глазами и красными веками.

— Где тот, кто должен защищать вас?

Джексон пожала плечами.

— Он часто надолго уезжает. Кто-то довольно могущественный бросил ему вызов, а Люциан не любит, когда ему бросают вызов.

Поднялась элегантная бровь.

— Люциан? Вы говорите о том, кого давно считают мертвым. Этого не может быть. Люциан — вампир. Все карпатцы знают это.

— Я знаю лишь то, что он сам себя называет Люцианом и говорит, что я всегда буду с ним. Его обращение со мной не оправдало моих ожиданий.

— Скажите, как вас зовут.

— Джексон, — она отодвинулась от него, чуть в сторону и назад, чтобы сохранить между ними дистанцию, поскольку он начал плавно двигаться вперед. Она двигалась грациозно, чисто по-женски чувственно, что заставило внимание вампира сосредоточиться целиком на ней. Ее желудок завязался в тугой узел, сжимаясь и разжимаясь. Девушка прикладывала невероятные усилия, чтобы держать руки по бокам. Она чувствовала в своем сознании Люциана, сильного, могущественного и совершенно уверенного. Поэтому у нее не было иного выбора, кроме как поверить в себя. Они были одним целым, одним сознанием, одним сердцем и душой.

— А кто вы? — это прозвучало чрезмерно кокетливо. Джексон почувствовала, как Люциан поморщился, и перестала улыбаться.

Вампир еще раз склонился, его манеры были вежливы, как и всегда.

— Я — сэр Роберт Таунсенд.

Джексон распахнула глаза и уставилась на него с притворным благоговением.

— Вы рыцарь? Правда?

Наверху вздрогнули и закачались ветки. С верхушки дерева спустился второй мужчина. Он был таким же бледным, худым и высоким, каким повсеместно описывают Дракулу. Когда он улыбнулся, показались его заостренные желтые зубы. Его глаза были пустыми и холодными, но вместе с тем горели красным огнем. Его пристальный взгляд был сосредоточен на втором мужчине.

— Добрый вечер, Робби. Надеюсь, ты не угощаешь эту юную леди ложью, стараясь произвести на нее впечатление своими фальшивыми титулами?

Тихое шипение вырвалось из горла Таунсенда. Красные огоньки начали танцевать в глубинах его глаза.

— Покинь это место, Филиппе. Твое присутствие здесь нежелательно. Мы с леди разговариваем. Иди и найди себе свою собственную женщину.

Новоприбывший улыбнулся, с вызовом, с ничем не прикрытым предупреждением.

— Я терпел твое присутствие, Робби, лишь потому, что ты мог быть полезен. Но теперь у меня есть то, что я искал, и от тебя больше проблем, чем пользы. Я сказал тебе, убирайся.

Таунсенд снова зашипел, в глубине его горла зародилось рычание. Он сделал шаг в сторону Джексон. Она старалась быть острожной, чтобы не оказаться между ними. Трудновато будет защитить себя от них обоих; она бы предпочла встретиться лицом к лицу с одним зараз. Все ее внутренности дрожали от осознания того, с какими монстрами она столкнулась. Не людьми. Они были дьяволами, двое из которых выследили ее, а третий находился где-то невидимый. Близко. Она чувствовала, что он был близко.

— Женщина пришла сюда, чтобы быть со мной, Филиппе, не с тобой. Я слишком долго терпел твое возмутительное эго.

Джексон одарила сэра Роберта Таунсенда провокационной улыбкой, прикрыв глаза ресницами. Кончик языка высунулся и увлажнил нижнюю губу, привлекая внимание к ее желанной полноте.

Филиппе зарычал и бросился на более молодого вампира, пролетев по воздуху с невероятной скоростью, большей, чем Джексон ожидала. Она видела воспоминания в памяти Люциана, но действительность оказалась пугающей. Два вампира сцепились в один клубок из когтей и клыков. Зрелище было ужасным. Сражаясь друг с другом, они постоянно меняли форму, принимая облик одного животного за другим, злобное рычание вырывалось из их глоток.

Джексон стояла совершенно неподвижно, не в силах отвести взгляда от двух скрюченных тел, покрытых мехом и вздрагивающих от зубов до рогов. Эта сцена словно сошла из фильма ужасов. Кровь летела во всех направлениях. Инстинктивно она ушла из зоны досягаемости этой ядовитой жидкости. Джексон с силой прикусила нижнюю губу, сосредотачиваясь на боли, чтобы не позволить себе попасть под гипнотизирующее действие этой картины.

Единственное предупреждение, которое она получила, — это когда внезапные тиски обхватили ее за лодыжки, и она неожиданно начала проваливаться под землю. Бессознательно Джексон растворилась в каплях воды. После никто из них не знал, кто это сделал, Люциан или Джексон, только то, что испарение занимало все ее мысли, все их мысли. Джексон взмыла в небо, затерявшись в облаке густой дымке и тумане, который мгновенно создал Люциан, чтобы прикрыть ее. С этого выгодного положения она наблюдала за разворачивающимся сражением, наблюдала, как на секунду материализовался Люциан, лишь за тем, чтобы нырнуть под землю и с быстротой молнии направиться в сторону ранее сбежавшего Мастера вампиров.

Два меньших вампира рвали друг друга на части зубами и когтями. Ядовитая кровь летела во все стороны. Над головой вспышка молнии дугой пронзила небо, промелькнув от одной темной тучи к другой, потом ударила в землю заостренной стрелой. И сразу же Джексон учуяла запах паленой плоти и увидела искры, разлетевшиеся от двух вампиров. Один из них издал пронзительный крик боли, и когда дым рассеялся, Джексон смогла увидеть создание, едва ползущее по земле, огромная открытая дыра зияла в его груди, где должно было быть сердце. Обжигающий жар молнии опалил плоть монстра, и хотя ядовитой крови не было видно, она чувствовала, что вампир все еще представлял опасность.

Второй вампир, сэр Роберт Таунсенд, лежал неподвижно, дым все еще поднимался от его груди, где аналогичная дыра сожгла его сердце. Джексон наблюдала за Филиппе, ползущем по траве со стонами и шипением. Звук резал ее уши. Будучи туманом, она никоим образом не могла приглушить шум, пока до нее не дошло, что можно полностью выключить громкость. Часть ее все еще была слита с Люцианом, наблюдая за его успехами, когда он пронесся сквозь землю за немертвым. Она старалась не отвлекаться, сосредоточившись на том, что делать с Филиппе. Он же должен быть мертв, должен неподвижно лежать рядом с Таунсендом.

— Возможно, удар молнии не попал прямо в его сердце. Если хоть какая-то часть его останется в живых, он сможет воскреснуть. Не позволяй ему закопаться в землю.

Она узнала уверенность Люциана, и это дало ей чувство партнерства, которое ей было так нужно от него. Джексон сосредоточилась на вампире. Он действительно зачерпнул полные пригоршни богатой минеральными веществами земли и закрывал ею свою открытую рану. Используя воспоминания Люциана в качестве инструкции, она сконцентрировала свою энергию в небе над своей головой, почувствовала силу, движущуюся в ней. Даже делая это, часть ее слышала биение сердца вампира. Оно совсем не напоминало человеческое. Оно казалось холодным, мертвым, без реального ритма, смахивая скорее на вялое беспорядочное течение жидкости по помещению. Она собрала из воздуха электрические частицы, двигая их своим сознанием, образовывая из них огненный оранжево-красный шар. Когда он стал достаточно большим, чтобы подходить для ее целей, она сфокусировалась на Филиппе. По ее молчаливой команде он повернулся лицом к небу, слишком ослабленный из-за своей раны, чтобы сопротивляться принуждению. Шар сорвался сверху и ударил прямо ему в грудь, с легкостью проникая сквозь плоть и сжигая сердце одним ударом.

Джексон обнаружила, что сидит на земле в нескольких ярдах от двух тел. Она была бледной, утомленной, не в силах даже встать. От нее потребовались колоссальные усилия, чтобы использовать свой разум для совершения такого физического действа. Но из воспоминаний Люциана она знала, что еще не закончила здесь. Оба тела и все свидетельства сражения, все капли крови должны быть полностью уничтожены.

Внезапно девушка поняла, что ужасно голодна, что голод скользит в ней как живая дышащая сущность. Ее клеточки кричали о питании, о восполнении своей энергии после сна, после сражения, после использования такого количества энергии.

— Не смей! — раздался резкий приказ в ее голове.

Джексон понадобилось мгновение, чтобы понять, что ее слабость и голод сказываются на собственных способностях Люциана. Она незамедлительно стала думать о власти и силе, о любви и успехах, не оставляя в голове места ни для чего иного. Она обнаружила, что сделав так, к ней вернулись ее собственные силы. Она оказалась в силах еще раз собрать частицы электрической энергии вместе и направить их на тела, оставляя после них только мелкий пепел, который развеет ветер. Была найдена и уничтожена каждая капелька крови, поскольку все свидетельства существования вампиров или карпатцев запрещены. Когда дело было сделано, Джексон устроилась на открытом лугу, подняв голову к освежающему дождю, льющемуся с небес, и ветру, уносящему все мысли, кроме мыслей о поддержке Люциана во время его битвы с самым злым монстром из всех.

Люциан знал, преследуя вампира по только что выкопанному туннелю, что этот вампир невероятно опасен. Он был старым, древним, накопившим за свою жизнь немало опыта и знаний. Он на протяжении многих веков избегал правосудия и его будет нелегко убить. Не раздумывая, он давал инструкции Джексон точно так же, как давал их в свое время Габриэлю.

— Будь впереди него. Он снова направляется к поверхности. Он попытается появиться примерно в ярдах четырехсот или около того от скалы, возвышающейся слева от тебя. Ты должна заставить его двинуться назад ко мне.

— Без проблем, — Джексон представления не имела, что будет делать, чтобы предотвратить появление создания на поверхности, но раз Люциан сказал, что это надо сделать, то так тому и быть. Она пересекла поляну, определяя их местоположение по вибрациям под землей. Если бы она прислушалась, то смогла бы услышать стоны земли от прикосновения насквозь прогнившего существа, прокладывающего путь сквозь почву. Ощутив, как под ее ногами вздыбилась и опала земля, девушка поняла, что вампир стремится в ее сторону, чтобы выбраться на поверхность подальше от Люциана.

Джексон взмыла к небу, посылая на землю завесу огня, сжигающего все на своем пути. Она знала, что опередила пронзительный крик и ядовитый запах, которые последовали бы, потом внезапно наступила тишина, словно тварь зарылась обратно в землю. На всякий случай она направила пламя вниз, удерживая его так долго, как могла, прежде чем измождение заставило ее рухнуть на землю.

Что-то было не так. Люциан отстранился от их мысленной связи. Она осталась одна в грозовой тишине. Слишком уставшая, чтобы двигаться, Джексон даже не могла собрать необходимую энергию, чтобы соединиться с Люцианом. Без предупреждения из всей земли появились щупальца, длинные усаженные шипами руки, напоминающие конечности осьминога, но острые и заостренные как копья. Они прорвали поверхность повсюду, вытягиваясь, извиваясь, ища ее. Джексон подпрыгнула, накативший ужас придал ей сил двигаться, когда одно из щупалец обвилось вокруг ее лодыжки. Она с ужасом уставилась на него. И пока она молчаливо взирала на него, придаток вдруг зачах, сморщился и безболезненно отпал от нее.

Джексон развернулась и чуть не врезалась в высокого, худого мужчину. В один миг он был молодым, а в следующий — старым. Он выглядел то красивым, то становился отвратительным и злым. Он улыбнулся ей.

— Надеюсь, вы прекратили свои ничтожные попытки нанести мне вред. Это невозможно сделать. Я слишком могуществен. В конце концов, моя дорогая, вы заплатите за свои прегрешения передо мной, — его голос был низким. Кому-то он мог бы показаться красивым, но Джексон расценивала его как нападение.

Она слегка пошевелилась, стараясь держать руки по бокам. Она была вынуждена избегать ищущих копьеподобных щупалец, одновременно удерживая взгляд на своем враге. А он был ее врагом. Каким бы нежным ни казался его голос, каким бы красивым ни старалось выглядеть его лицо, Джексон знала, что он был монстром без чести, без души. Она вздернула подбородок, ее тело стало неподвижным, как и горы вокруг них. Внутри себя она обнаружила море спокойствия и безмятежности, и просто осталась там, пока раковина, которой было ее тело, стояла лицом к лицу с вампиром.

Он улыбнулся ей, его зубы блеснули словно иглы.

— Выдумаете, он придет за вами, но вынужден вас заверить, он до конца жизни заперт в ловушке под землей. Вы сделаете так, как я вам скажу, и я приму это во внимание, когда буду решать, что с вами делать, — его голос гипнотизировал, излучал власть.

Джексон продолжала не сводить с него глаз, напряжение покинуло ее тело. Она начала тихо смеяться.

— Не можете же вы всерьез верить, что ваш голос заставит меня поверить в эту чушь? Люциан не заперт под землей. Он везде, вокруг вас, — она взмахнула рукой, и древний охотник появился со всех сторон — с востока, запада, севера и юга. Он витал в облаках над их головами и стоял, прислонившись к скалам с ленивой праздностью. Люциан, высокий и красивый, его черные глаза мерцали.

Вампир обернулся вокруг и его длинный черный плащ завертелся как у фокусника. Джексон воспользовалась возможностью, чтобы еще немного увеличить между ними расстояние. Большая голова немертвого начала колыхаться как у рептилии, долгое тихое шипение вырвалось у него, выдавая его гнев. Покрасневшие глаза уставились на нее, подобно душащей маске зловредности.

— Вы думаете напугать меня своими детскими фокусами, — он махнул рукой, и картины исчезли, словно их никогда и не было. Одновременно с этим, из отверстий на щупальцах осьминогов появились скорпионы. Они покрыли всю поверхность, от чего создавалось впечатление, что земля сама движется к ней. Она могла слышать щелканье, когда противные насекомые наступали на нее.

Джексон попыталась было подняться в воздух, но что-то угнетающее заставило ее опустить вниз. Казалось, от приближающейся к ней тучи не было никакого спасения, их жала отравлены и наготове. В течение одного удара ее сердце болезненно сжалось в груди, а потом она расслабилась, мило улыбнувшись вампиру.

— Тогда я вынуждена сделать это? — она махнула рукой, и густая масса насекомых дрогнула, они начали нападать друг на друга, вонзать жала в себе подобных. — Забавно, но довольно глупо.

— Подойди ко мне, — он протянул к ней свою руку.

Джексон подняла бровь.

— И только-то? Вы думаете, победа достанется вам с такой легкостью? Не думаю, что хочу, чтобы все оказалось так просто. Вы никогда не сможете в полной мере оценить меня, — она старалась не обращать внимания на пятна на его подобных кинжалам ногтях. При взгляде на темно-коричневые пятна, у нее сводило живот. Скольких людей он убил? Как много охотников было уничтожено? Сколько невинной крови на его руках? — Меня не так легко одолеть, — она знала, что Люциан придет. Знала это.

Джексон хотелось дотянуться до него, слиться своим сознанием с его, но она была слишком уставшей. Она берегла энергию, поскольку была уверена, что та ей скоро понадобится. Что бы ни сделал вампир, чтобы заманить Люциана в ловушку и избавиться от него, это его долго не удержит.

На нее налетел ветер, кружащееся миниторнадо, которое подталкивало и дергало ее, стараясь сдвинуть ее в сторону немертвого. Красота его лица начала разрушаться, его черты становились серыми и дряблыми, кожа свободно свисала, словно его больше не волновало поддержание внешности. Кости черепа теперь более резко выделялись, глаза тонули в черных беспощадных ямах.

— Вы сделаете так, как я прикажу.

— Вы так думаете? — Джексон снова рассмеялась. — Вы хотя бы знаете, кто он?

Вампир пошевелился, взметнулся плащ, раздался скрежет зубов.

— Это не имеет значения. Он умрет так же, как умерли все те, кто приходил до него.

— Вы, действительно, не знаете? Как забавно. Он Люциан. Древний. Самый известный из всех охотников, — она промолвила это тихо, сладко, ее голос был почти также нежен и чист, как голос, который, как она слышала, использовал Люциан.

Вампир неподвижно замер, за исключением очевидного нервного тика под левым глазом.

— Люциан давно мертв, как я слышал. Но я не верю в это. Также говорят, что он стал одним из нас. В это я верю.

Джексон пожала плечами, элегантным, чисто женским жестом.

— Тем не менее, это Люциан, и он непревзойденный охотник на остальных, — она подняла руки, как только опять почувствовала связь со своим Спутником жизни, полное слияние, силу, вливающуюся в нее. Она уловила воспоминания об ужасном сражении, которые все еще были свежи в его памяти. Хотя именно он уничтожил ужасное щупальце, которое вначале схватило ее, именно он помогал ей в создании иллюзий, одновременно с этим он боролся за свою жизнь. И снова она взмахнула руками, охватывая всю окружающую их местность, говоря вампиру: — Разве вы не чувствуете его присутствия? Не чувствуете его? Он везде, одновременно. Со всех сторон. Нет способа уничтожить такого, как Люциан, — она взмахнула рукой, и снова во всех направлениях появилось изображение Люциана, выстроенное в ряд подобно бумажным куклам^[32], он стоял высокий и прямой, лениво прислонялся к скалам, тянулся к облакам, его руки были опущены по бокам.

— Достаточно! — прошипел вампир, его голос скрипел и трещал от тлеющего гнева. — Я не поддамся на твои детские провокации. Повторение скучно. Я не удивлен.

— Я не пыталась удивить вас, — тихо промолвила Джексон. — Я пыталась предупредить вас. В этом все различие.

Изображения Люциана начали двигаться, сначала слегка покачиваясь на ветру вперед и назад, потом по кругу, их ноги подхватили своеобразный танцевальный ритм. Незамедлительно вампир сосредоточил все свое внимание на Джексон, его губы скривились в ухмылке.

— Как смеете вы пытаться обмануть меня! — голос трещал и ломался, словно мел по классной доске. Слюна летела во всех направлениях, когда он выплевывал в ее сторону слова.

Вампир уставился на нее, его глаза, прищурившись, пристально смотрели на ее горло, выражение его лица было полно мрачной решимости и ненависти, когда он преднамеренно перекрывал доступ воздуха в ее легкие. Или попытался сделать это. Джексон ощутила всего лишь легчайшее прикосновение его пальцев, когда он попытался задушить ее издали, но потом его хватка исчезла, и Джексон увидела, как глаза вампира в ужасе расширились, как его руки взметнулись, чтобы защитить свое собственное горло.

Все клоны Люциана, окружающие их, начали тихо смеяться.

— Ты ведь не настолько глуп, чтобы положить свою руку на Спутницу жизни другого. Закон стар и понятен, как само время. Теперь я тебя вспомнил. Маттиас. Ты участвовал в битве с турками, но дезертировал, едва солнце начало подниматься. Ты слишком рано начал искать укрытия в земле, и я понял, что когда-нибудь столкнусь с тобой в нашей собственной битве.

Вампир пытался убрать невидимую руку со своего горла. Его лицо начало краснеть. И он сразу же растворился, только для того, чтобы появиться перед Джексон; его руки попытались обвиться вокруг нее, ядовитые когти были нацелены на ее шею, подобно ножам. Но натолкнулись на что-то твердое и отскочили. Его руки схватили пустое пространство.

Люциан проговорил:

— Можешь попытаться, но сам прекрасно знаешь, что это бесполезно. Я никогда не позволю, чтобы к моей Спутнице жизни притрагивался кто-либо, подобный тебе.

В то время пока клон говорил, вампир почувствовал, как его ударили сзади, удар был неимоверной силы, рука сломала ребра, разорвала мускулы и сухожилия, направляясь к уязвимому сердцу. Вампир взвыл от боли и ярости, развернулся кругом и столкнулся лицом к лицу с охотником, прощаясь с надеждой использовать в качестве заложницы Джексон.

Женщину окружило некое силовое поле, а времени на поиск слабого места у него не было. Прямо сейчас его жизнь висела на волоске. Крутанувшись, он начал наносить по охотнику удары своими ядовитыми когтями, не интересуясь, куда бьет, лишь бы ввести в организм противника как можно больше яду. Но Люциана позади него не было. Перед его лицом стояли клоны, или иллюзия клонов. Десять из них стояло подобно статуям, их лица ничего не выражали, они не двигались, чтобы тем самым не выдать, был ли среди них по-настоящему живой.

Кровь сочилась из его зияющей раны, и вампир знал, что вздумай он подняться в воздух, охотник с легкостью выследит его. У него не было выбора, кроме как стоять и сражаться за свою свободу. Он отошел от женщины, а также от сочувствия и сострадания в ее огромных глазах. При взгляде на нее ему становилось плохо, ее вид причинял ему боль. Она верила, что для него все кончено. Он силен и могущественен и не позволит вере Спутницы жизни в способности охотника преуменьшить свои способности. Но, даже говоря так самому себе, он знал, что победа будет за Люцианом. Никто не мог уничтожить такого могущественного охотника или сбежать от него. Это невозможно.

Маттиас выругался вслух, звук его голоса был грубым и ужасным в чистой прохладе воздуха, принесенной штормом. Он слышал эти резкие неблагозвучные нотки, которые не мог больше сдерживать, не мог больше контролировать. Он ясно видел себя таким, каков он есть — кожу, слезающую с костей, заостренные окровавленные зубы, пустые темные глаза. Его голова замоталась из стороны в сторону в отчаянной попытке стряхнуть правду с его глаз.

— Прекрати! Это ты делаешь все это со мной, играешь в игры с моим сознанием. Именно так ты уничтожаешь своих врагов? Люциан великий. Люциан могущественный. Ты не встречаешься с нами лицом к лицу, как положено благородному человеку. Ты используешь трюки и иллюзии.

Один из клонов справа от вампира отвесил ему легкий поклон.

— Ты думаешь покарать меня, старик? У тебя нет чести, поэтому нет никакой чести в том, чтобы стоять перед лицом такого, как ты. Это полнейшая трата времени.

Вампирская ядовитая кровь падала на землю, растекалась, ища жертву. Она медленно целенаправленно двигалась в сторону Джексон, впитываясь в землю на своем пути, ища ее ступни. Вампир сделал большой круг, позволяя своей крови разбрызгиваться по более широкой дуге, чтобы капли смог подхватить ветер.

На этот раз другой клон поднял руку, взмахом руки небрежно останавливая ветер, чтобы те капли крови упали на землю. Бумажные куклы, изображающие Люциана, сохраняли на лицах ничего не выражающие маски. Ничто, казалось, не трогало их, не волновало их.

От ярости и раздражения вампир закричал, начав вертеться все быстрее и быстрее, в результате чего поднялся ветер, и дикое торнадо задуло с ураганной силой на ряд окружавших его клонов. Фигуры замерцали до полупрозрачности, но полностью не исчезли. Нападение пришло сверху, прямо с неба, в самый центр циклона, на вампира спикировала птица.

Джексон закрыла уши руками, когда пронзительный крик достиг новой высоты; он был таким ужасным, что ей захотелось расплакаться. Слезы стояли в ее глазах и висели на ресницах. Ей хотелось сбежать, раствориться в дымке и спрятаться в густом покрывале тумана. Она полностью верила в Люциана, знала, что он уничтожит этого древнего вампира, но непривычные звуки и картины сражений пугали.

Едва эти мысли вошли в ее голову, как она почувствовала ободрение и тепло, вливающиеся в нее. Было довольно странно чувствовать, как сильно они были связаны, как Люциан мог сражаться за свою собственную жизнь и одновременно с этим знать, как себя чувствует она, и находить возможность успокаивать ее. Именно в этот момент она поняла, что полюбила Люциана. Действительно полюбила. Она не была одержима, не сошла с ума и не была загипнотизирована. Если бы нужно было выбирать, она бы выбрала всегда быть рядом с ним, и дело не в их сильном притяжении, а в том, кто он есть. Люциан. Задумчивый, добрый, любящий. Она на самом деле любила его.

Вампир выскользнул из-под нижнего края торнадо, полетев прямо на Джексон, выпустив свои скрюченные, заостренные как бритва когти. Она безучастно уставилась на него, хотя ее сердце бешено колотилось. Он намеревался вырвать ее сердце, использовать ее, чтобы уничтожить Люциана, его единственный реальный шанс для мести. Его изможденное лицо было прорезано темно-красными линиями, вокруг его горла было кольцо из рубиновой крови. На месте глаз зияла пустота, безжизненные впадины, кровоточащие ямы, пострадавшие от действий разрушителя.

Когда вампир бросился на нее, ненависть и отвращение вырвались из его горла, злоба проступила в каждой черточке его лица, Люциан спокойно появился перед ней, в твердой форме, неподвижный, непробиваемый, спокойный, как окружающие их горы. Это произошло так быстро, что у вампира не было времени увернуться, не было времени вступить в бой. Он просто насадил себя на вытянутую руку Люциана.

Джексон отвернулась, чтобы не смотреть на финальную часть этой сцены, но она знала, что хлюпающий звук и пронзительный крик будут отдаваться эхом в ее голове еще в течение долгого времени, когда Люциан извлек сердце создания и отбросил его на некоторое расстояние от тела. В Люциане не ощущалось ни гнева, ни ненависти, ни сожаления, ни чувства вины. Не было ни презрения, ни отвращения, не было вообще никаких чувств, которые смогла бы обнаружить Джексон. Он просто ответственно выполнял свою работу, отбросив эмоции в сторону. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он не мог позволить себе эмоции на протяжении нескольких веков, что в сражении его разум просто действовал, как делал это на протяжении двух тысяч лет.

Джексон была так утомлена, что едва могла, спотыкаясь, дойти до камня, где села, чтобы избежать реки отравляющей крови, впитывающейся в землю. Ей не хотелось смотреть на тело вампира, рухнувшее и извивающееся в постоянном поиске своего пульсирующего сердца. Она продолжала смотреть в сторону, когда Люциан собрал с неба энергию и направил ее прямо в сердце, в результате чего орган превратился в едва заметный пепел. Она почувствовала тепло от раскаленного добела шара пламени, промчавшегося по земле, очищая ее от ядовитой крови, определила точный момент, когда он уничтожил тело вампира.

Ветер разнес пепел и унес противный запах прочь от них. Люциан подошел к ней и сел рядом так, что их тела соприкоснулись.

— Все закончилось.

Джексон услышала его голос, тихий и нежный, как всегда, и когда она посмотрела на него, его черты были теми же самыми — красивыми, мужественными, грубоватыми — прекрасными. Тем не менее, Джексон чувствовала его утомление, голод, бившийся в нем, который он держал в узде своей твердой силой воли. Это было в его сознании. Она также обнаружила причину его задержки появления на поверхности. Вампир придумал ловушку, грубую, но эффективную. Когда Люциан следовал по тоннелю за вампиром, вслед за ним неслась стая крыс, нападая, кусая, замедляя его. Когда он разобрался с ними, землю над ним и вокруг него заполонила куча щупалец, запирая его в земле на достаточно долгое время, чтобы гадюка успела ввести в его организм яд.

Джексон задохнулась, ее сердце заколотилось от взрыва боли, которую она нашла в его воспоминаниях. Это был смертельный яд, чей сложный состав разработал вампир, и который с огромной скоростью двигался по нервной системе, вызывая мучительную боль, пожирая клетки, чтобы воспроизвести самого себя. Люциану потребовалось несколько минут, чтобы замедлить продвижение яда, проанализировать его и выработать необходимые антитела, чтобы вывести его из организма.

— Поверить не могу, что ты способен на такое, — сказала она, с благоговением, — как это вообще возможно? Вывести яд из своего собственного тела?

— Это не так уж и необычно для нашего народа. Иногда яд выводят через поры. Это больше напоминало отдельную битву в самый разгар боя, потому что яд являлся комбинацией нескольких невероятно смертельных компонентов. Довольно необычно для вампира. Я сожалею, что был вынужден разорвать связь. Иначе ты бы почувствовала боль, а я не мог позволить этому произойти, — его рука обвила ее изящные плечи. — Кроме того, я знал, что ты справишься с тем, что происходило на поверхности, пока я не смогу связаться с тобой.

— Ты следил за мной даже тогда, когда я не могла сказать, что произошло с тобой, — проговорила она с некоторым раздражением. — Это так ты мне помогаешь? Как ты узнал, что я делаю, если наша связь была разорвана? Я спрашиваю на тот случай, вдруг эта информация когда-нибудь мне пригодится… например, когда я устану от твоего высокомерия и решу устроить пожар. Или еще лучше, когда я захочу быть уверенной, что ты не околачиваешься рядом со мной, — она пробежала руками по его телу, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

Его рука обхватила ее за подбородок, чтобы он мог посмотреть в ее огромные глаза, глаза, содержащие намек на горящий в ней огонь.

— Ты кажешься взволнованной, сладкая, — его голос был тягучей подразнивающей лаской.

— Совершенно верно, — поклялась она, но была вынуждена отвести от него взгляд, иначе взорвалась бы смехом.

Или это, или поцеловала бы его.

— Ты «позволяешь» мне быть твоим напарником, но в тоже время оборачиваешь меня ватой, словно я фарфоровая куколка. Я должна постоянно знать, что происходит с тобой, на тот случай если понадоблюсь тебе.

— Я понимаю твой характер, ангел, возможно намного лучше, чем понимаешь ты сама, и я с радостью поделюсь с тобой всем, что может сделать тебя счастливой. Но ты должна понять, что я никогда не позволю, чтобы твоей жизни хоть что-то угрожало. Если я не смогу адекватно защитить тебя в какой-либо ситуации, тебя там не будет. Все очень просто. Тебя не должно там быть, — сказал он мягко, нежно, как любовник. От звука его голоса что-то внутри нее перевернулось, крылья бабочек затрепетали в животе.

Она вздохнула и покачала головой, понимая, что проиграла. Он не понимал значения слов «справедливость», «равенство». Он понимал, что она была женщиной. Его женщиной. Все его существо требовало, чтобы он защищал ее. Для него, «компромисс» означал, что она могла быть с ним, могла даже помогать ему, но делать это она будет при определенных условиях. Джексон снова покачала головой, прежде чем прислониться к его руке.

— Я устала, Люциан. Я никогда не чувствовала себя такой уставшей. Сколько часов до восхода солнца, когда я смогу поспать?

— Тебе нужно питание, любовь моя. Мы оба в нем нуждаемся. Делать то, чем мы сегодня занимались, отнимает огромное количество энергии. У тебя нет выносливости для таких сражений. Ты такая… — он заткнулся, когда она резко подняла голову и посмотрела на него.

— Если ты хочешь сказать «маленькая» или «небольшая» или еще как-нибудь в этом роде, я покажу тебе склонность к насилию, которая по твоему заявлению у меня есть.

Его длинные ресницы на мгновение опустились вниз, скрывая смех в его глазах. Он посчитал это более разумным, чем показать ей.

— Думаю, мы должны убраться отсюда и найти жертву.

Она закрыла лицо руками и застонала.

— Ты понял, какое использовал слово? Ты, наверное, делаешь это нарочно, чтобы свести меня с ума. Я не охочусь на жертву. Люди не жертвы.

Он улыбнулся ей, блеснув своими безупречно белыми зубами.

— Мне нравится возбуждать тебя, сладкая. У тебя на лице появляется такое выражение, что у меня внутри все сжимается, — он поднялся, плавным течением мышц и власти, протягивая ей руку. — Пошли, нам предстоит долгий путь этой ночью. И не чувствуй слишком большую жалость к таким, как они, — он взмахом руки охватил территорию, на которой были убиты трое вампиров. — Именно он был тем, кто руководил нападением на полицейский участок, и старался добраться до твоего напарника Барри. У этих созданий нет души. Они воплощение зла. Я чувствую твою печаль, любимая, и мне до слез жаль тебя. Мне не по себе, когда тебе так грустно.

Она всунула свою руку в его.

— Со мной все в порядке, Люциан. Действительно, в порядке. Просто в мире полно развращенности, полно больных людей.

Он поднес ее руку к своему теплому рту.

— Не здесь. Только не там, где мы находимся.

Глава 16

Люциан, тихо ступая, вернулся в подземную пещеру. Он поел хорошо, поскольку знал, что Джексон крайне необходимо поддержать свои жизненные силы. Его первоочередным долгом — первоочередной потребностью — было позаботиться о своей Спутнице жизни. В нескольких милях от них он нашел группу отдыхающих и насытился медленно и основательно, чтобы потом поделиться с Джексон.

Она стояла на плоском камне и смотрела на бассейн. В пещере было жарко, поэтому девушка создала себе длинную газовую юбку, которая свободно вилась вокруг ее хрупкую фигуры, прилипая к ней то здесь, то там, показывая ему интригующие проблески ее стройных ног, когда она двигалась. Верхнюю часть тела закрывала тонкая блузка, завязанная узлом под грудью, оставляя живот обнаженным. Маленькие капельки пота заманчиво стекали по ложбинке между грудями.

Люциан позволил своему телу отреагировать, став твердым, разгоряченным и нуждающимся. Он пересек пещеру, по пути к ней сбрасывая на пол рубашку. Не дотрагиваясь до нее, он склонился и прошептал ей в шею:

— Я чувствую, как твой голод бьется во мне, — его голос был нежным, соблазнительным. Его руки прошлись по ее плечам, скользнули вниз по рукам, пробежались по позвоночнику до талии. По обнаженной атласной коже. Он ласково погладил ее изящную спину, линию бедер под газовой юбкой, обхватил ее ягодицы… только чтобы обнаружить, что под тонким материалом ничего нет.

Дыхание застряло у него в горле, расплавленная лава потекла по его крови, распространяя тепло и огонь, который собирался внизу настойчивой и пульсирующей болью. Она прислонилась к нему, откинув голову назад, открывая ему уязвимую линию своего горла и приглашающе поднимая свою грудь, когда еще больше откинулась назад, одной рукой обнимая его за шею.

— Почувствуй, ангел, мою кровь, зовущую тебя. Я горячий и твердый, и мне необходимо, чтобы ты насытилась, — ему было необходимо почувствовать на себе ее рот, почувствовать эротическое ощущение того, что она делит с ним сущность его тела, его жизни.

Люциан обнял ее, обхватывая рукою ее груди, чтобы ощутить их вес через тонкий материал блузки. Только небольшой узелок удерживал их, не давая выпасть в его ладони.

— Я хочу тебя, любовь моя, прямо сейчас, — прошептал он ей в затылок, одной рукой двигаясь вниз, очерчивая изгиб ее бедра, находя разрез в ее газовой юбке, чтобы можно было обхватить ее ногу, приласкать бедро, найти влажное тепло, манящее его в гнезде крошечных завитков.

Она тихо застонала. Его желание слилось с ее, его эротические фантазии танцевали в ее сознании, увеличивая ее собственную страсть, согревая кровь. Прижавшись к нему спиной, девушка чувствовала его напряженную плоть, ощущала соблазнительный ритм его пальцев, когда он проник ими в ее потайные бархатистые ножны. Тепло и пламя. Пламя лизало ее кожу. Ее тело все туже и туже скручивалось. Его желание, подобно отбойным молоточкам, колотилось в ее голове, в самой ней. Она прекрасно сознавала, что его руки занялись узлом блузки; материал неожиданно распахнулся, открывая его голодным глазам ее ноющую грудь. Одна рука нашла эту мягкость, большим пальцем лаская сосок, пока он не превратился в напряженный пик.

— Ты хочешь меня, Джексон? — тихо спросил он, от желания его голос был хриплым.

— Очень, — ответила она, с трудом выдавив из горла слова. — Я хочу тебя Люциан. Хочу ощутить тебя в себе, хочу, чтобы твоя кровь текла во мне, чтобы твое тело находилось во мне, — она не лгала. Больше всего ей хотелось ощутить, как его тело овладевает ее. Тепло пещеры было в ее теле, было вокруг нее, ее горло жаждало ощутить его кровь. Она хотела его именно таким, твердым, страстным, желающим ее. Она хотела, чтобы эти картины постоянно присутствовали в ее сознании.

Джексон еще сильнее откинула голову назад, в то время как он склонился над ее телом, одной рукой привлекая его голову как можно ближе к своей, чтобы можно было найти его горло, его крепкую мускулистую шею. Джексон безошибочно нашла его пульс, неистово бьющийся, красноречивое доказательство его возбуждения. Своей спиной она чувствовала тепло его кожи, мускулы его груди, биение его сердца в одном ритме с ее. Она сильнее прижалась своей грудью к его ладони, ее бедра подхватили ритм его пальцев. Ее рот двигался по его бьющейся жилке, выдыхая теплое соблазнение, отчего, как она почувствовала, под ее кружащимся язычком подпрыгнул его пульс. Она плотнее прижалась к нему, чтобы почувствовать силу его возбуждения через ткань их одежды. Ее зубки покусывали, царапали, дразнили. Джексон улыбнулась, когда он простонал и предложил ей свое горло, когда его рука сильнее сжала ее нежную грудь, когда его пальцы вошли еще глубже. Ее тело соблазнительно сжалось вокруг его пальцев, вбирая его глубже, сильнее надавливаясь на его ладонь. Она двигалась в беспокойном, бессмысленном приглашении.

На его огромное желание она ответила старым как мир способом их народа: глубоко погрузила в него свои зубы, в результате чего раскаленные добела молнии затанцевали по его телу, по ее, захлестывая их огненными всполохами. Он снова простонал, этот звук, эротически-хриплый, вырвался из его горла, когда ее бедра двигались по его руке, когда ее тело задрожало от наслаждения. Ощущение ее рта сводило его с ума. Его слаксы слишком сильно стесняли его чувствительную кожу, становясь все теснее и теснее, по мере того, как его член увеличивался от желания. Она кормилась так чувственно, ее тело двигалось туда-сюда возле его, ее ягодицы прижимались к нему, соблазняя, искушая.

Потом она развернулась в его объятиях, закрывая следы укуса поглаживаем язычка, ее руки легли на пуговицы на его брюках, костяшками пальцев лаская его теплую кожу. Его рука нашла ее волосы и сжала их в кулаке, в то время как он закрыл свои глаза и откинул голову назад, впитывая свободу, когда его член вырвался наружу — горячий, пульсирующий, толстый и напряженный. Ее ногти слегка пробежались по нему; ее пальцы скользили по нему именно так, как он и воображал. Ее руки прошлись по его талии, по его плоскому твердому животу, большие пальцы захватили его брюки и стащили их с бедер. Ощущение ее рук сводило его с ума. Сам воздух вокруг них стал тяжелым от их смешанных запахов, от силы их желания.

Благодаря его сознанию, присутствовавшему в ее, она точно знала, чего он хочет, чего требует его тело, что подведет его к краю. Тело Люциана задрожало, когда ее язычок поймал капельки пота, скатывавшиеся по его животу, прошелся по их следу и еще раз нашел его член. Он напоминал железо, обтянутое бархатом, был горячим и желанным.

Рот Джексон был узким, влажным и совершенным, куда он беспомощно вновь и вновь входил, сжимая в кулаках ее волосы. Когда он бросил на нее взгляд, представшее перед ним зрелище было невероятно эротичным: ее блузка была распахнута и груди свободно подавались вперед, ее соски были напряжены, тонкая, почти прозрачная юбка, открывала ее ноги и бедра. Ее руки двигались по нему, не останавливаясь, оценивая его вес, впиваясь в твердые мускулы его ягодиц, пробегая вверх и вниз по его бедрам. Она выглядела эротично-красивой и доставляла им обоим такое невиданное наслаждение, что он подумал, что запросто может сгореть в пламени.

Он был вынужден поднять ее, прижать к своему сильному телу, крепко удерживая, чтобы можно было прочувствовать каждый дюйм ее атласной кожи. Под его изучающими руками она была такой хрупкой, изящной, настоящей женщиной, и он прошелся по каждой линии, каждому изгибу, запоминая их. Он обнаружил, что шепчет ей на древнем языке слова любви, ободрения, слова, которые он до этого никогда и никому не говорил за все века своего существования.

Эти слова были для нее. Слова, смысл которых поймет лишь она. Что он любит ее, любит каждый дюйм ее тела, боготворит ее телом, разумом и душой. Его руки были нежными, когда он осторожно положил ее на спину, создавая мягкую постель из богатой земли и используя газовую юбку вместо простыни. От вида ее, лежащей здесь и смотрящей на него так доверчиво, так любяще, у него перехватило дыхание. Время и пространство отступили. Осталась только Джексон. Ее жажда его, ее голод, направленный на него, проступающий в ее глазах, на ее лице. В ее сознании. Куда бы он ни направился, она последует за ним готовым к сотрудничеству партнером.

Люциан склонил голову к ее груди, наслаждаясь ощущением ее кремовой кожи. Он хотел посвятить всю эту ночь занятию любовью. Возможно, и следующий подъем также. Он хотел насладиться роскошью брать ее снова и снова, без спешки, без страха, что им помешают. Ему хотелось иметь время учить ее, дразнить ее, угождать ей. Ему хотелось познать всю красоту их совместной жизни. Заниматься любовью с ней раз за разом. Его руки заскользили по ее ногам, бедрам.

— Ты хотя бы представляешь, как важна для меня? — его черные глаза прошлись по ее лицу, осмотрели ее тело, в его глазах горел огонь, и тлело желание.

Она улыбнулась, ей нравилось то, как его глаза поглощали ее с таким голодом, с таким неистовым желанием. Его тело было твердым и напряженным, излучая настойчивое требование. Его руки ласкали ее бедра. С легкостью перевернув ее, он начал изучать чистую линию ее спины, крошечную талию и упругие ягодицы. Люциан склонился над ней, накрывая ее изящное тело своим. Его зубы прикусили ее плечо, его руки прошлись вдоль ее ребер, мягкой груди, изгибов бедер, гладкой линии ее округлой ягодицы. Он схватил ее за бедра, поднимая и прижимая спиной к своему ноющему члену. От одного ощущения ее атласной кожи, ее тела, расплавленная лава растеклась по нему, пламя затанцевало на его коже.

— Я хочу тебя, ангел, прямо сейчас, — тихо пробормотал он, его бархатисто-черный голос омыл ее подобно его рукам, поклоняющимся ее телу.

Он навалился на нее, прижимаясь как можно ближе, его рука еще раз нашла ее влажное, манящее тепло, убеждаясь, что она готова. Он прижался к ее кремовому входу, горячему и скользкому. Она была тугой, ее нутро крепко обхватило его, когда он проник глубже, вторгаясь в ее тело своим, его руки удерживали ее бедра на месте, в то время как он все глубже и глубже зарывался в нее, длинными твердыми толчками чистого экстаза.

Цвета танцевали за его закрытыми глазами. Его сердце колотилось. Его бедра жестко подавались вперед. Его зубы впились в ее плечо в древнем господстве карпатских мужчин. Огонь бушевал внутри него, вокруг него. Удовольствие было едва ли не больше того, что он мог вынести. Она начала двигаться; ее тело, хрупкое, мягкое и женственное, было полной противоположностью его. Он поделился с ней своим наслаждением, увеличивающимся, переходящим в огненный шторм, который грозился поглотить его.

Джексон придвинулась обратно к нему, издав тихий стон покорности, потворствуя все увеличивающейся дикости в нем. Они оба потеряли контроль, ее тело все туже и туже сжимало его, его бедра исступленно погружались в нее, соединяя их, все ближе и ближе притягивая их друг к другу. В его сознании она улавливала все, чего он желал, и инстинктивно двигала телом так, чтобы дать ему это, как он давал ей. Ее тело, казалось, натянулось, сжалось, после чего по нему прошлась дрожь огненного освобождения. Его крик был чуть приглушен бархатистой кожей ее плеча. Это было похоже на взрыв красок и цвета, словно сама земля содрогнулась под ними.

Люциан поближе притянул ее к себе, крепко вжимаясь своим крупным телом в ее, пока волны чувственного наслаждения не омыли их, не прошлись через них. Они оба были покрыты бисеринками пота. Он слизнул несколько их них, пройдясь по линии ее позвоночника туда и обратно.

— Ты такая красивая, Джексон, — он скорее выдохнул эти слова, чем сказал их, его легкие напряженно работали. Он уткнулся головой во впадинку на ее плече, его тело все еще было глубоко внутри нее.

Ему хотелось навсегда остаться здесь: в ее сознании, в ее сердце, в ее теле. Его руки переместились, безошибочно находя ее полную грудь.

— В тебе все совершенно — это и ощущение твоего тела напротив моего, и то, как ты двигаешься, и твой вкус. Не представляю, как я мог прожить все эти бесконечные столетия без тебя. Как мне это удалось?

Джексон прижалась к нему спиной, становясь на четвереньки. Еще несколько недель назад она нашла бы эту позу неловкой, теперь же она казалась ей красивой, чувственной, эротичной. Она вслушивалась в звук их сердец, бьющихся в унисон. Он был повсюду, окружая ее, засасывая своей мужественностью, своей огромной силой. Ощущение его тела поверх ее, в ней, было, откровенно говоря, очень сексуальным.

— Я люблю это, Люциан. Действительно люблю. Люблю каждый момент, проведенный с тобой.

Неохотно он отпрянул, откинувшись на спину, утянув ее за собой, в результате чего она оказалась поверх него. Его черные глаза тлели от внутренней силы. Она была так красива. Он обхватил ее руками, желая сохранить между ними это чувство единения.

— До тебя никто не осмеливался поддразнивать меня.

— У тебя опять этот взгляд, — она подняла голову, чтобы иметь возможность заглянуть в его глаза. Глаза, которые так любила. Потом девушка нежно обвела кончиком пальца его рот. — Словно ты чем-то напуган. Хотя, как мне представляется, большинство людей запугано тобой.

Его брови взлетели.

— Я не пугаю людей, — сказал он.

Джексон рассмеялась.

— Ты пугаешь людей повсюду, и делаешь это намеренно.

Люциан поднял ее одним плавным движением, вставая на ноги с непринужденной легкостью. И без всяких церемоний бросил ее в сверкающий бассейн.

Джексон всплыла, ругаясь, ее темные глаза смеялись над ним.

— Мы планируем остаться здесь на некоторое время?

Он кивнул, его тлеющий взгляд ласкал ее тело под прозрачной водой.

Джексон улыбнулась ему с соблазнительным приглашением.

— Мне нравится то, как красиво отвечает твое тело, Люциан.

— Как и мне, — ответил он, его голос был шепотом соблазна. — Я думаю, мы останемся здесь, в этой пещере, на несколько восходов. На медовый месяц.

— Мы не женаты, — заметила она.

— Конечно, женаты. Мы связаны карпатским ритуалом, любимая, а его связь намного сильнее, чем у человеческой церемонии. В нашем обществе нет слова «развод». Это не выход, — хотя тон его голоса оставался мягким, в его темных, тлеющих голодной страстью глазах не было ничего мягкого.

Она дернула одним белым плечиком.

— Тогда ты женат не на мне. Я была человеком, когда все это произошло.

— Тогда мне придется что-то предпринять, чтобы ты поняла, что хорошо и крепко связана со мной навсегда, — он улыбнулся ей, блеснув белыми зубами, и эта улыбка напомнила ей оскал хищника.

Джексон едва успела издать один короткий вопль, прежде чем он пронесся по воздуху и плавно нырнул в воду, появляясь позади нее. Смеясь, она попыталась отплыть от него, только для того, чтобы оказаться пойманной сильной рукой и притянутой к его телу.

Они провели три ночи в этой поражающей своим великолепием пещере, три райских ночи наслаждения друг другом. Они занимались любовью ночи напролет, разговаривали тихим интимным шепотом, летали по небу в облике сов, превращались в волков, чтобы Люциан смог разделить с Джексон радость от свободного бега по лесу. Каждый миг этого времени они провели вместе, держась за руки, смеясь, просто любя друг друга.

Их изначальная цель путешествия — старый дом, который купил Люциана — был сделан из огромных бревен, имел высокие кессонные потолки^[33] и открытую площадку на втором этаже. Он был простым на вид, но довольно красивым. Дом был построен чьими-то любящими руками, кто жил в нем достаточно долго, прежде чем он стал использоваться как охотничий домик какого-то богатого спортсмена. Люциану было достаточно одного взмаха руки, чтобы исчезли пыль и грязь, копившиеся здесь годами. Джексон была невероятно счастлива, не увидев рогов оленя или чучел голов диких животных. При мысли о том, сколько животных стало жертвой спортивного интереса, ей становилось плохо.

Мебель была интересной, в хорошем состоянии и грубой, под стать домику. Джексон прошлась по комнатам, задаваясь вопросом, что с ней не так. Ее желудок сжался в тугой узел, и она не могла избавиться от ощущения смерти и насилия, обосновавшегося в ее душе. Ей хотелось, чтобы они вернулась назад в пещеры, к чистым бассейнам, куда не могло проникнуть зловоние насилия, чтобы дотянуться до них.

Из охотничьего домика открывался прекрасный вид на озеро, а вокруг росли деревья, травы и папоротники. Он находился в невероятно красивом месте, далеко от цивилизации, до ближайших соседей было несколько миль. Джексон хотелось почувствовать себя здесь, словно в домике для молодоженов, но пещера с ее кристаллами и бассейнами больше походила на такое место, чем этот дом. В доме ей было неуютно, словно она ощущала эхо давно минувших событий. Может дело в животных, убитых на спор? Может, она стала слишком чувствительной для охотничьей хижины? Неужели что-то ужасное произошло здесь в былые дни? Возможно ли, что предыдущий владелец совершил какое-то преступление в этом красивом, но отдаленном доме, и тот до сих пор содрогается от жестокости?

Она прошлась по огромному строению, восхищаясь его архитектурой, но сам дом не любя. Джексон обнаружила, что дрожит, и это не смотря на свою способность с легкостью регулировать температуру своего тела. Пробежав ладонями вверх и вниз по рукам, чтобы согреться, она осознала, что дрожь не имеет ничего общего с холодом.

— Как ты себя здесь ощущаешь? — тихо спросила она, не желая ранить Люциана, если он действительно любит этот дом.

Люциан пристально наблюдал за ней, являясь тенью в ее сознании. Он мог чувствовать ее все возрастающую тревогу, хотя в коттедже не ощущалось реального отзвука зла. Он подошел к ней, молчаливой, плавной походной, которая была свойственна только ему, и приобнял одной рукой за плечи.

— В чем дело, сладкая? Тебе почему-то здесь страшно, — он знал, что она обладала удивительным внутренним чувством ощущения приближающейся беды, тем не менее, он ничего не чувствовал. Но на всякий случай просканировал окружающие их окрестности. Ближе всех, на расстоянии мили^[34] или чуть больше, находился одинокий турист. Он смотрел на озеро, высматривая выдру, все его мысли были поглощены дикой природой. Он что-то тихо напевал про себя, звук мягкой вибрацией отдавал в его сознании. В небольшом домике в нескольких милях отсюда находилась группа людей. Они смеялись, играя в какую-то игру. В трех остальных направлениях находились лагеря отдыхающих, все в пределах дневного перехода от охотничьего домика, но они, казалось, не представляли ни для кого угрозы. Он не уловил ни единой злой мысли в окружающих их людях, а вампиров или упырей здесь не было и подавно. Об этом он бы узнал мгновенно.

— Я не знаю в чем дело, Люциан, только то, что от этого места у меня мороз по коже. Такое чувство, что кто-то ходит по пятам.

Он поднял брови.

— Призраки?

Ее локоть ударил его в грудь, ее темно-карие глаза осуждающе уставились на него.

— Очень смешно, Люциан. И не вздумай сказать мне, что твой лучший друг — призрак. Не желаю этого знать.

— Я никогда не встречал призраков, — заверил он ее со своей самой очаровательной улыбкой. — Мне нравится это место. Оно довольно отдаленное, дает чувство уединения, красивый вид, и мы в самом центре гор, рожденных из огня и льда. Чего еще желать?

Джексон позволила притянуть свое тело под защиту его. Он был теплым и сильным. Она чувствовала, как он омывает ее, оборачивается вокруг нее… но тревога не исчезала. Ей не нравился домик, но она не знала почему.

— У тебя уже есть потайная спальня? — еще говоря это, она попыталась поступить так же, как и он, — просканировать домик, выискивая что-то сокрытое, что-то заставляло ее нервничать. С момента последнего визита Люциана, здесь никого не было. На этот домик не набредали ни туристы, ни отдыхающие. Она знала, что Люциан незамедлительно узнал бы об этом, да и отголоски чего-либо другого она не слышала. Поскольку ей была противна мысль, что кто-то ради спортивного интереса убивает диких животных, это, скорее всего, и являлось ответом на то, почему ей так тревожно, решила Джексон.

— В этих горах под поверхностью земли сокрыто множество пещер. Мы можем легко воспользоваться одной из них для сна. Изучи карту в моем сознании и узнай их месторасположение, чтобы не оказаться пойманной в ловушку без знания возможных путей отступления.

Она получила огромный объем информации, поражаясь насколько точным все было. Люциан был ходячей картой, детальной и совершенной, и он передал информацию ей точно так же, как всегда передавал ее своему близнецу. Она тихо рассмеялась.

— Ты все еще делаешь это?

— Что? Делюсь знаниями с Габриэлем? — Люциан смущенно улыбнулся. — Это была единственная вещь, от которой я, даже разыгрывая из себя вампира, не смог отказаться. Даже тогда, если я узнавал что-то новое, что-то ценное, мой разум автоматически дотрагивался до его. Но и он делал то же самое.

— И ты до сих пор делаешь это, — заявила она. Она изучила канал связи в его сознании, по которому он общался с Габриэлем. Там царила безграничная любовь. Люциан не понимал всей силы своей привязанности к брату. Это было так естественно для него, так естественно для Габриэля. Люциан и Габриэль были так близки, что Джексон не сомневалась, что сможет с легкостью дотянуться до Габриэля, хотя она никогда не обменивалась с ним кровью.

— Ты городская девочка, Джексон? — нежно поддразнил Люциан. — Может деревья и открытое пространство для тебя уже слишком? — он прекрасно сознавал, что чувство тревоги никак не отпускает ее, и попытался воспользоваться юмором, чтобы уменьшить это ощущение.

Они вдвоем вышли на огромную опоясывающую дом террасу, которая с одной стороны нависала над обрывом. От открывшегося вида захватывало дух. Джексон положила обе руки на перила и перегнулась через них, чтобы заглянуть в разверзнувшуюся внизу пропасть. Снежные одеяла покрывали пики, возвышающиеся над ними, и полосами испещряли протянувшийся внизу каньон. В морозном ночном воздухе деревья казалась замерзшими и искусственными. Какая же это была красота! Воздух был холодным и студеным, пах рыбой и чистотой.

Она оказалась зажата между Люцианом и ограждением.

— Так что? Это правда? Ты скучаешь по тем высоким зданиям и звукам движения? — он развернул ее, одной рукой обводя окружающие их красоты. — Я дарю тебе все это, а ты предпочитаешь город?

Джексон рассмеялась и, протянув руку, коснулась его потемневшей челюсти… как вдруг его тело содрогнулось. Ярко красные брызги покрыли ее голову и плечи, а Люциан повалился вперед, как огромная набивная тряпичная кукла, сбитая с ног. Он был таким большим, что утащил ее прямо за собой на пол, закрыв ее. Лишь после этого до нее донесся звук, в котором она опознала свист пули.

У нее сердце подскочило к горлу, когда она выбралась из-под его безжизненного тела. Девушка сразу же поняла, что Дрейк нашел их. Должно быть, он летел самолетом и оказался здесь раньше их. Она не понимала, как ее мозг умудряется собирать информацию, в то время как она могла лишь снова и снова слышать собственный крик, хотя у нее не вырвалось ни одного звука. Стоя на коленях, девушка начала осматривать Люциана. Не было ни пульса, ни признаков жизни. Он лежал, не шевелясь, не дыша, его сердце и легкие были совершенно неподвижны. Ей потребовалось мгновение, чтобы успокоить хаос, творившийся в ее голове, чтобы понять, что крови должно было бы быть намного больше. Люциан остановил свое сердце, чтобы свести потерю крови к минимуму! Время ползло со скоростью улитки. Этот мужчина был ее жизнью, воздухом, которым она дышала. Он не был мертв. Люциан сказал, что его нельзя убить, и она должна верить в это. Он доверил ей сделать то, что необходимо было сделать.

— Что? Что я должна сделать? — прокричала она ему, желая биться в истерике, кричать, швырять вещи. Но она должна спасти его.

— Насколько все плохо? — голос пришел из ниоткуда, прямо в ее голову, по странному каналу связи, которым она раньше никогда не пользовалась. Тон голоса был таким же спокойным, как и у Люциана. Он служил якорем, успокаивая страшную панику, которая захватила ее, этот голос невероятно напоминал голос Люциана.

До Джексон дошло, что этот далекий голос принадлежал Габриэлю. Он сразу же почувствовал, что Люциан ранен, в тот же миг, что и она, он почувствовал ту же самую ужасную пустоту, черный вакуум, с которым она никогда прежде не сталкивалась.

— Дыши, Джексон. Мой брат не умер. Сейчас он как никогда нуждается в тебе. Ты должна как можно быстрее исцелить его. Ему понадобиться кровь.

— Скажи мне, что делать. У меня мало времени. Сюда направляется Дрейк. И я не знаю, сколько времени это займет у него. Говори сейчас же.

— Ты должна представить, что состоишь из света и энергии. Сосредоточься только на этом, больше ни на чем, твое тело должно остаться позади. Войди в тело Люциана и найди рану. Излечи ее изнутри. Ты же должна была пройти кое-какие медицинские курсы. Франческа, моя Спутница жизни, целитель. Описывай мне, что ты видишь, а она передаст тебе инструкции, как действовать дальше. Я знаю, что это превышает твои способности, но у тебя нет выбора.

— Я смогу сделать это, Габриэль. Люциан не умрет! — она сказала это на полном серьезе. Если за всю свою жизнь она и сделает что-нибудь правильное, то это будет именно этим. Она спасет его, чего бы ей это ни стоило.

— Позволь мне поддерживать ментальную связь между нами. Тебе потребуются все твои силы, чтобы исцелить моего брата. Я буду с тобой. Ты не одинока.

Сейчас было не время для разговоров. Она должна торопиться. Девушка отбросила знание о том, что Дрейк преследует ее, что в настоящее время преодолевает разделяющее их расстояние так быстро, как это только возможно. Джексон последовала инструкциям, данным ей Габриэлем, взяв из его головы необходимы картины. Она закрыла глаза, отбросив хаос и панику, молчаливый крик, ужас от вида Люциана, бледного и безжизненного, лежащего на полу. Она позабыла про кровь на своих волосах и на своей одежде. Ее мир сузился до спокойного безмятежного бассейна, в котором она стала легкой, как воздух. Яркой. Белой. Чистой энергией. Она медленно двинулась, в этом своем бестелесном состоянии, слилась с Люцианом, прошлась по его телу, пока не нашла открытую рану в основании его черепа. Пуля прошла сквозь позвоночник, насквозь, разрушив все на своем пути. Она не представляла, как можно исправить такую ужасную раны.

— Франческа направит тебя. Сохраняй картину в своей голове. Доверься ей, как бы трудно это не оказалось.

Вен, артерий, кусочков плоти было так много, что она растерялась. Она была вынуждена заставлять свое сознание оставаться спокойным, хотя ее тело содрогалось, всеми фибрами ее души пребывая в ужасе. Этого не должно было произойти. Люциан был ее жизнью. После столь долгих лет одинокого существования, после боязни завести друга, не говоря уже о семье, он вновь сделал ее мир прекрасным. Он вернул ей ее мечты, обращался с ней так, словно она была самой замечательной женщиной на планете. Он был великим человеком, человеком, который боролся с демонами и защищал остальных без единой мысли о награде. Он не умрет.

— Ты не умрешь, — ее приказ был настолько же сильным и авторитетным, как и все те приказы, что когда-либо отдавал Люциан.

Стиснув зубы, она начала трудный процесс восстановления его внутренностей. Это напоминало пазл, состоящий из кучи крошечных фрагментов. Она не позволяла себе думать, что может совершить ошибку. Она должна верить голосу, который тихим шепотом звучал в ее сознании, говоря ей что делать. Она должна верить, что брат Люциана любит его так же, как и она, и сделает все, чтобы спасти его. Она работала тщательно, неторопливо, отбросив на край сознания знание о том, что Дрейк преследует ее. Она могла сосредоточиться только на том, что делала.

— Ты будешь жить, Люциан, — вновь и вновь шептала она про себя, словно литанию^[35]. Где бы он ни был, она будет там с ним. Мысль о том, чтобы жить без него была невыносима.

Она не была ни врачом, ни медсестрой. Ее знаний явно было недостаточно. На курсах первой медицинской помощи она научилась, как закрывать раны, но не такому. Она была в благоговении от неизвестной Франчески, которая точно знала, что делать, как исправить такое разрушение. Карпатцы занимались ранами изнутри — исправляя, соединяя, прижигая, проверяя, что инфекция не проявится снова.

Находясь в бестелесном состоянии, Джексон совершенно потеряла счет времени, ничто ее не интересовало, за исключением поставленной задачи.

— Ты будешь жить, — мысленно страстно шептала она, — попробуй только умереть тут у меня, ты высокомерный идиот. Я же говорила тебе, что что-то не так, но, ах, нет, ты — да и прислушаешься к женщине? Не бывать такому, я права, большая шишка? — выговаривала она в своем сознании, продолжая работать в устойчивом темпе, следуя указаниям Габриэля. Это было так странно — говорить Габриэлю, что она видит, а Франческа, разделяющая его сознание, в ответ передавала через своего Спутника жизни, что именно Джексон должна сделать.

Когда Франческа убедилась, что все сделано как надо, она велела Джексон уйти из тела Люциана и обеспечить его кровью. Джексон обнаружила, что сидит на полу, а тело ее Спутника жизни лежит рядом. Она невероятно устала, ее тело покачивалось от слабости. Она осторожно склонилась над Люцианом.

— Проснись, любимый. Ты должен проснуться прямо сейчас.

Но он лежал неподвижно, такой бледный, что это испугало ее. Джексон потянулась к Габриэлю.

— Он не шевелится, Габриэль. Я сделала что-то не так. Может быть, я описала что-то неправильно, и Франческа дала мне неправильный совет.

— Успокойся, Джексон. До сих пор ты держалась просто замечательно. Не паникуй. Напомни ему, что Дрейк преследует тебя. Потянись к нему всей своей сущностью. Он услышит и проснется, — спокойно ответил Габриэль.

Джексон сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Люциан, я в страшной опасности. Почувствуй мой страх. Проснись, — она наблюдала за его грудью. Когда ничего не произошло, она схватила его за руки и нежно встряхнула. — Проснись, ты, высокомерный мужчина. Мне здесь угрожает опасность. Твоей задачей является поднять свою задницу и спасти меня. Франческа говорит, что с тобой все в порядке. Просыпайся!

Она склонилась над ним как раз в тот момент, когда его ресницы дрогнули. Одна рука взметнулась вверх, поймав ее и притянув вниз к нему.

— Он выстрелил в меня.

— Рада, что до тебя дошло, Шерлок. Он прямо сейчас направляется сюда. Он может оказаться здесь в любую минуту. Тебе нужна кровь, Люциан.

Он быстро оценил полученные ранения, после чего просканировал территорию.

— Ты права, Джексон. Он очень близко.

Его рука поднялась и ласково прошлась по ее волосам, после чего спустилась на затылок. Его рот скользнул по ее горлу, ища ритмично, если не сказать, слишком быстро бившуюся там жилку. Его язык неторопливо погладил ее, подготавливая ее к шоку, когда его зубы войдут в нее. Она вскрикнула, ее руки обвились вокруг его головы, прижимая ее к себе. Потом она закрыла глаза и расслабилась. Это был Люциан. Раненый, даже серьезно, он все еще мог взбудоражить ее кровь и заставить ощущать себя в полнейшей безопасности при любых обстоятельствах.

Чувствуя себя и до этого слабой, она почувствовала, как на нее накатила сонливость, и она начала затихать, погружаясь в сказочное состояние. Ее руки отпустили его и свесились по бокам. Она прислонилась к нему, не способная устоять на ногах, и не заботящаяся по этому поводу. Девушка услышала, как он тихо пробормотал ее имя, услышала любовь в его голосе, когда он закрывал крошечные следы укуса на ее горле. Его руки были невероятно нежны, когда он устроил ее более удобно.

— Ты назвала меня, высокомерным идиотом, Джексон. Это было не очень приятно. Твои манеры обращаться с больным нуждаются в невероятном улучшении.

— Будь счастлив, что я не пнула тебя. Ты напугал меня до смерти. И запомни, мистер Высокомерие, тебя чуть не убил человек.

— Так и знал, что ты относишься к тому типу женщин, которые любят повторять «Я же тебе говорила», — несмотря на усталость, в его голосе чувствовался намек на смех.

Будь у нее силы, она бы его ударила, но она слишком устала, чтобы даже пытаться. Джексон лежала на полу, неподвижно.

— Я знал, что у тебя склонность к насилию, — поддразнил он.

Вдруг Джексон почувствовала это, ее желудок сжался, словно от сильного удара.

— Он здесь.

— Да, любимая, я знаю. Не беспокойся. Этот монстр больше никогда не причинит вреда ни тебе, ни тому, кого ты любишь, — его голос, его красивый, бархатисто-черный голос, был как всегда спокойным. Он не сказал ей, поскольку не видел в этом необходимости, что он невероятно слаб, и что Габриэль с Франческой помогают ему издалека, вливая в него свои смешанные силы.

— На этот раз ты должен быть осторожным, — ее слова, даже не произнесенные вслух, были невнятными.

— Спи, любовь моя, и не беспокойся обо мне.

— Нет! — резко прозвучал ее протест. — Не пытайся погрузить меня в сон. Я должна быть в курсе на случай, если тебе понадобится моя помощь.

Люциан не стал ей указывать, что она слишком слаба, чтобы нормально драться. Он осторожно сел, не желая, чтобы вся так тщательно проделанная Джексон работа пошла насмарку. Чтобы обрести прежнюю силу, ему необходимо несколько дней провести в исцеляющей земле.

Теперь Дрейк находился на расстоянии нескольких ярдов. Люциан мог слышать, как он продирается сквозь кусты, направляясь к дому. Он ждал, сидя рядом с Джексон, одной рукой зарывшись в копну диких шелковистых светлых прядей, которые так любил.

Это был он, монстр, который контролировал жизнь Джексон с самых ранних лет. Тайлер Дрейк. Люциан чувствовал ее напряжение, хотя она и пыталась его скрыть.

Люциан послал ей волну ободряющего тепла, после чего сосредоточил все свое внимание на приближающемся монстре. Он послал в ночь свой голос, свое самое совершенное оружие.

— Вы придете ко мне невооруженным, Дрейк.

Невозможно было не повиноваться такому голосу, который с такой легкостью очаровывал. Находясь под его воздействием, Дрейк вышел на открытое место, обе его руки были пусты и находились на виду. В его глазах сквозило беспокойство, он часто и беспрестанно моргал. Он был болен, его сознание было искажено, мыслительные процессы неестественны. Люциан понял, почему принял Дрейка за туриста или отдыхающего, — этот мужчина совершенно не думал об убийстве кого-либо. Он не планировал его. Он считал себя хорошим человеком, мужчиной, любящим своего ребенка.

— Вы принесли Джексон за всю ее жизнь слишком много горя, мистер Дрейк, — спокойно сказал Люциан, его голос был нежен, — я не могу поступить по иному, кроме как сказать, что вы больше не имеете права ходить по одной с ней земле. Вы должны отправиться в то место, где кто-то более великий, чем я, сможет вынести вам приговор.

Изящное тело Джексон заметно дрожало. Она была слишком слаба, чтобы сидеть рядом со своим Спутником жизни. Она лежала на полу, ее голова устроилась у него на коленях, а его рука запуталась в ее волосах. Дотронувшись до сознания Люциана, она обнаружила, что он спокоен, безмятежен. Даже в присутствии такого, как Дрейк, он не чувствовал ни гнева, ни сочувствия, ни раскаяния. Он выполнял свои обязанности без эмоций, как и всегда. Она проскользнула в его сознание, позволяя его миру омыть ее, пройти сквозь нее. Она не испытывала к Дрейку ненависти, но и не чувствовала к нему сочувствия, она знала лишь то, что Люциан должен уничтожить его.

Люциан уставился на Дрейка, не желая произносить свой приказ вслух, чтобы его не услышала Джексон. Дрейк поднял свои руки к горлу, словно испытывая нехватку воздуха. Люциан сосредоточился на груди человека. Находящееся внутри мужчины сердце перестало биться, его сердечные камеры забились резко загустевшей кровью. Вены разрушились, артерии покрылись трещинами, и Тайлер Дрейк содрогнулся и резко рухнул вниз, осев на покрытую снегом землю, затем опрокинулся навзничь и замер.

Джексон могла только с изумлением взирать на все это, чуть-чуть приподнявшись. И это все? После стольких лет, прожитых в муках, она не могла поверить, что так легко стала свободной. И так спокойно. Она уставилась на Люциана.

— Все кончено? Он действительно мертв?

Люциан бережно обнял ее.

— Он мертв, — вслух проговорил он, зная, что она желает услышать, как будут сказаны эти слова.

Джексон закрыла глаза и снова соскользнула на пол, впервые за всю свою жизнь упав в обморок. Люциан передвинулся со своей сверхъестественной скоростью, его рука успела подхватить ее голову прежде, чем та ударилась об дерево. Она не будет счастлива от того, что свалилась в обморок.

Утомленный сверх всякой меры, Люциан позволил Габриэлю проделать почти всю работу, когда он собрал из неба энергетические частицы и послал их, чтобы сжечь тело Тайлера Дрейка. Когда от него не осталось ничего кроме пепла, он лег рядом со своей Спутницей жизни, положив ее голову себе на плечо. Лишь сейчас заметив, что она покрыта его кровью. Последнее чего ему хотелось, так это чтобы Джексон проснулась в таком виде. Ему придется признаться, что он оказался немного высокомерен в том, что касалось Дрейка. Она никогда не позволит, чтобы это сошло ему с рук.

— Прямо сейчас тебе необходимо отправиться под землю, — это был Габриэль, ведущий себя так, словно только что застукал его за пресловутым амбаром.

Габриэль, с легкостью уловив мысли Люциана, довольно грубо, насмешливо фыркнул.

— Я не думаю, что это произойдет в ближайшее время. Франческа велит незамедлительно отправляться под землю, захватив с собой свою Спутницу жизни. Она потратила слишком много сил, исцеляя тебя.

Люциан покачал головой, поднимая Джексон на руки. Габриэль привык, чтобы последнее слово оставалось за ним. Он любил это.

— Потому что я всегда прав.

Глава 17

Джексон свернулась на небольшой софе, стоящей прямо перед камином. Из одежды на ней был лишь тонкий халатик, — ее небольшой бунт против грядущего события. Тепло от камина успокаивало. Ей также нравилось смотреть, как отблески пламени мерцали и танцевали на стене, в результате чего полировка дерева казалась золотой. Она нервничала, стремясь вернуться в нормальное состояние и нуждаясь в чем-то, на что можно было отвлечься, чтобы не думать слишком много.

Развернув газету, она начала просматривать ее, читая как полицейский, ища незначительные детали, которые могут быть полезны в любом из ее открытых дел. Часто странные статьи в газете помогали свести воедино фрагменты информации, полученной в результате полицейской работы.

Найдя статью на второй странице, она едва смогла поверить глазам. Девушка узнала три имени, которые принадлежали трем великим филантропам. «Хэл Бартон. Гарри Тиммз. Денни Шелдон». Трем мужчинам, которые «навещали» их дом не так давно.

— Люциан, ты читал вечернюю газету?

Он посмотрел на нее, вопросительно подняв черные брови.

— Что еще? — он спрятал улыбку, прекрасно зная, что она делает, чего пытается избежать.

— Занятно. Кажется, те три твоих друга, что вломились в наш дом и хотели, чтобы ты вложил деньги в их надежную систему охраны, стали довольно-таки состоятельными и сами по себе.

— Я рад за них. В конце концов, им не понадобились мои деньги.

— Они и не были им нужны. Я не идиотка, знаешь ли. Ты ведь что-то сделал с ними, я права? Что ты сделал?

Черные глаза Люциана смеялись, но его голос был невинным.

— Что я мог сделать? Ты была там же. О чем говорится в статье?

— Они втроем работали на пару «бизнесменов», — ее огромные карие очи впились в него. — Ха! Вероятно на наркобаронов. Как ты думаешь, я права?

Она была слишком умна. Находиться на шаг впереди нее всю оставшуюся жизнь потребует от него невероятных усилий. Люциан пожал плечами, хитрая улыбка поддернула уголки его рта.

Джексон нашла его невероятно сексуальным. Похоже, он всегда….

— В любом случае, эти два «бизнесмена», очевидно, встретили свой конец во время морского плавания и оставили свои компании этим трем парням, которые теперь, похоже, ведут дела законно и отдают огромную часть прибыли на благотворительность. По словам репортера их тщательно проверили, и полиция убедилась, что они совершенно законопослушны.

— Хорошо для них. И почему это беспокоит тебя? Объясни мне.

Она уставилась на него.

— Неужели ты такой наивный, а, Люциан? И знаешь что? Я не желаю знать, что ты сделал. Это, вероятно, незаконно.

— Ты сказала, что их тщательно проверили.

— Что невероятно удобно для тебя. Никто не будет знать, что ты что-то сделал, так ведь?

— Ангел, — голос Люциан был тих и нежен, словно он, как невинный младенец, не был замешан ни в каких интригах. — Они живут практически через всю страну. Я не всемогущ.

— Если даже и так, то я пока этого не заметила, — ответила она и вновь развернула газету, высоко поднимая ее и закрывая ею свое лицо.

Люциан тихо рассмеялся.

— Я считаю, что у тебя просто предсвадебный мандраж.

Предупреждающе зашуршала бумага.

— Я не волнуюсь.

— Нет, волнуешься. Не забывай, я присутствую в твоем сознании, сладкая. Ты очень нервничаешь. И должен заметить, это интересный феномен, когда ты уже безвозвратно привязана ко мне. Мы вместе побывали в самых страшных переделках, да ты и сама знаешь, что тесно связана со мной. И почему ты так опасаешься маленькой церемонии?

— Я не нервничаю, — это была откровенная ложь. — Люциан, я не понимаю, почему ты настаиваешь на этой церемонии. Сам же говоришь, что мы уже женаты. Для меня этого достаточно. А как насчет твоей тревоги по поводу бумажных доказательств? Ты говорил, что карпатцы очень осторожны с такими вещами.

— Ты стараешься увильнуть от этого, — обвинил он ее, — но это не сработает. Я знаю твои мысли, знаю, как много значит для тебя свадьба.

Джексон аккуратно сложила газету и отложила ее в сторону.

— Люциан, посмотри на меня, — когда он повернулся, она поймала его взгляд своим, — это много значило для меня, Люциан. Теперь я знаю, что дело не в самой свадьбе, а в том, что она собой представляет. Я знаю, что мы принадлежим друг другу, что твоя церемония, несмотря на свою убийственную сексуальность, связывает нас точно так же, как и человеческая.

— Даже более того, — тихо промолвил он.

Она улыбнулась.

— Может быть.

— Но, тем не менее, человеческая церемония невероятно красива, да и мой брат проделал весь этот путь со своей женой, чтобы встать рядом со мной. С меня довольно его глупых ухмылок и злорадства. Я и так терпел их достаточно долго. Он считает, что ты обвела меня вокруг своего маленького пальчика. Ты пройдешь через все это, Джексон, чтобы заплатить хотя бы за это.

— Может нам удастся скрыться в горах, Люциан, — Джексон встала и направилась к нему, обвивая руками его талию, соблазнительно прижимаясь. — В каком-нибудь местечке, где мы будем одни.

Он немедленно развернулся и взял ее руки в свои.

— Ты явно пытаешься меня соблазнить на то, чтобы пропустить нашу свадьбу и расстроить наших гостей. Как тебе не стыдно, ангел. Я очень чувствителен к твоему очарованию, — в его голосе проскальзывали хриплые нотки желания, от которых у нее всегда перехватывало дыхание.

— Огромному очарованию, — поправила она, вытягивая губы для поцелуя.

Он угодил ей, немедленно склонив голову, его рот заскользил по ее губам медленно, вдумчиво. Его губы были горячими и влажными, его язык соблазнительно танцевал с ее. Ее пальцы с любовью прошлись по его длинным, густым эбеновым волосам, потом скользнули под его рубашку, сбрасывая ее с его плеч, позволяя ей уткнуться в его кожу.

— Меня не волнует, будут ли наши гости скучать без нас. Я хочу тебя, Люциан.

— Не можешь подождать несколько часов? — поддразнил он ее. — Я уже занимался с тобой любовью в этот подъем.

Ее глаза потемнели, и она позволила своему халатику соскользнуть с плеч.

— Тогда займись со мной более горячим, сумасшедшим сексом. Это поможет мне.

Его темные брови приподнялись, но он послушно кивнул и взмахнул рукой, от чего дверной замок защелкнулся. Его тело болезненно напряглось, став твердым и пульсирующим от предвкушения.

— Ты, в конце концов, моя Спутница жизни, и я не могу поступать иначе, кроме как делать тебя счастливой, — его одежда мгновенно полетела на пол.

Прижимающаяся к нему Джексон ощутила толстое свидетельство его согласия, соблазнительно упирающееся в ее обнаженную грудь. Она обхватила его рукой, ее пальцы скользили, ласкали, поглаживали, пока его дыхание не стало прерывисто вырываться из легких.

— Мне кажется, раз я настояла на своем, то должна помочь тебе… прийти в нужное настроение, — ее дыхание омыло его теплой волной. Она выдохнула мягко, нежно, ее язычок, ласково поглаживая, скользил по всей его длине.

Резкое рычание вырвалось из его горла. Джексон тихо рассмеялась. Он толкался в нее.

— Я не совсем уверена, чего ты хочешь, — дразнила она.

Его кулаки сжали ее взъерошенные волосы.

— Мои действия говорят сами за себя, — тихо сказал он, — открой рот.

Он откинул голову назад, входя как можно дальше в нее, в то время как ее рот, горячий и влажный, плотно сомкнулся на самой чувствительной его части. Ее язык дразнил и танцевал, одновременно с этим ее рука сжалась, скользя по нему раз за разом.

— Джексон, — простонал он, забывая про свадьбу, про гостей, про все, кроме ее рта и ее руки.

Упиваясь его реакцией, Джексон забыла, что соблазняла его намеренно, отблеск его наслаждения эхом отдался в ее сознании. Она хотела его так сильно, что едва могла ясно думать. Это уже была не уловка, чтобы отвлечь его, а необходимость.

— Ты готова принять меня? Тебе следует быть готовой, — выдавил он сквозь стиснутые зубы.

Она медленно подняла к нему голову и сексуально улыбнулась. Потом сознательно провела рукой вниз по своему телу, привлекая его внимание к своей груди, узкой талии, животу. Она слышала, как у него перехватило дыхание, когда он наблюдал за тем, как ее пальцы исчезают меж ее ног. Она пошевелилась, чувственно вздрогнув телом, после чего вытащила свои пальцы и протянула вверх к нему. Блестящие. Горячие.

Люциан наклонил голову и втянул ее пальцы в свой рот, его черные глаза обожгли ее. Безо всяких дальнейших разговоров он просто поднял ее руками. Джексон обвилась ногами вокруг его талии и начала опускаться на него, принимая его в свое тело, дюйм за изысканным дюймом, пока он не наполнил ее, не растянул ее.

— Всего меня, сладкая, возьми всего меня, — шептал он, подбадривая. Ее дыхание вырывалось в небольших, судорожных вздохах, когда она приняла его в свои ножны, горячие и влажные, и такие узкие, что он задрожал от удовольствия. На этот раз именно ее желание и страсть вели их, и Люциан позволил ей задать темп.

Он наблюдал, как она движется на нем, наблюдал за ее телом, гибким и сильным, за ее руками, обвившими его шею, за ее кожей, обласканной огненным светом, мерцающей. Она начала увеличивать ритм, напрягая свои мускулы, сжимая и сдавливая, пока он не стал таким же бездыханным, как и она. Одной рукой обхватив ее небольшую ягодицу, он прижал ее к себе и начал двигаться, вновь и вновь погружаясь в нее. Быстро. Яростно. Сильно. Безумно сексуально. Именно так, как она и хотела, как хотел он.

Он обхватил рукой ее затылок и притянул ее лицо к себе, дико погружая свой язык в ее ротик. Его разум вторгся в ее, делясь своим возбуждением, ее вкусом, делясь силой своего удовольствия и страстью ее тела. Они двигались вместе в совершенном согласии. Огненный шторм, горячий и яркий, пронесся сквозь них, посылая их парить, вцепившись друг в друга, в то время как их сердца едва не взорвались от общего наслаждения.

Джексон положила голову ему на плечо, удерживая его глубоко внутри себя.

— Я люблю тебя. Знаю, что люблю. Давай просто сбежим вместе, исчезнем на время, Люциан, только мы вдвоем, как это было в пещере.

Очень осторожно он опустил ее на пол, разделяя их тела. Его руки обхватили ее лицо.

— Ты действительно боишься выйти за меня замуж, — он поцеловал ее ласково, нежно.

Ее длинные ресницы опустились вниз, срывая выражение глаз.

— Дело не в том, что я не хочу выходить за тебя, Люциан, дело в самой свадьбе. Она превратилась в такое важное событие! — она запричитала. — Все будут смотреть на меня. А я не знаю даже половины гостей. Ты пригласил таких важных шишек. Эйдана Сэвэджа из Сан-Франциско. Дезари, известную певицу, которая будет петь на моей свадьбе. Как это получилось?

Почти автоматически, не задумываясь, Джексон привела в порядок свое тело и одежду так, как это принято у карпатцев. Она все еще старалась восстановить дыхание и снизить сердцебиение.

Глаза Люциана загорелись от гордости. Она приняла свою новую жизнь, как и все остальное до этого — всеобъемлюще и страстно. Он подогнал ритм своего дыхания и сердцебиения под ее, после чего выровнял их. Затем мягко ответил на мучающие ее сомнения.

— Спутник жизни Дезари, брат-близнец Эйдана, Джулиан. Когда я попросил Эйдана и Александрию принять участие наряду с Антонио, который практически член семьи, Эйдан спросил, не будем ли мы возражать, если Дезари споет. Очевидно, она и Джулиан были у них в гостях. Из того, что мне известно, она невероятно мила, — он оделся и сам, потом улыбнулся, когда Джексон провела рукой по волосам, еще больше взъерошивая свою короткую шелковистую макушку. — С твоей же стороны будут присутствовать в основном полицейские.

— Я уверена, что Дезари очень мила, Люциан, но она знаменитость, — Джексон изо всех сил сдерживалась, чтобы не пнуть его в голень. С ним стало намного труднее общаться, чем раньше. И он выглядел великолепно… как кто-то, кто заслуживает высокой, элегантной, красивой женщины. — И это будут вовсе не полицейские, а мои коллеги и друзья. Я не хочу, чтобы на меня смотрели незнакомцы.

— Ты будешь великолепна в своем свадебном платье, ангел. Мечтой, — искренне сказал он. — Моей мечтой. Я нахожу тебя очень красивой и невероятно сексуальной.

Она уставилась на него.

— За всю свою жизнь я никогда не носила ни одной пары туфель на высоком каблуке. Я свалюсь и сломаю себе шею, — она всплеснула руками.

Он с небрежной грацией пожал плечами, властно завладел ее левой рукой и, перевернув ее ладошку, поцеловал прямо в середину.

— Зачем тебе носить что-то неудобное? Твое платье длинное. Надевай, под него что хочешь.

— И когда ты будешь снимать мою подвязку перед всей толпой, они увидят мои элегантные теннисные туфли, — она вырвала свою руку и нервно начала грызть ногти.

Он чувствовал, что она вот-вот заплачет. Его руки обхватили ее маленькое тело и притянули под защиту его груди.

— Сладкая, не будет никакой проблемы с твоей обувью. Носи свои теннисные туфли, пока не придет время снимать подвязку, а я позабочусь, чтобы на тебе были элегантные туфли с высоким каблуком, когда подойдет время.

— Что, если ты забудешь?

Он наклонился и прикоснулся к ее виску своими теплыми губами.

— Я никогда не забываю ничего, что имеет для тебя важность, Джексон. Ты должна усвоить это с этого момента, — его рот нашел пульсирующую жилку на ее шее, почувствовал, как она бьется под кожей. — Ты должна знать это.

Она кивнула, уткнувшись лицом в твердые мускулы его груди.

— Ну и, кто еще придет на нашу свадьбу?

— Мэр. И еще несколько известных тебе людей.

— Я спрашиваю не о них. Я спрашиваю о твоих друзьях. Наша свадьба будет проходить в середине ночи, чтобы подстроиться под твоих людей.

— Под наших людей, — настойчиво поправил он. — Естественно, будет брат Дезари и его Спутница жизни, еще один член ее группы — Бэрак и его Спутница жизни Синдил, которая также в группе. Единственная персона, чье имя тебе может быть известно — Саванна Дубрински, фокусница. Она Спутница жизни одного из величайших целителей и охотника на вампиров, правой руки принца, Грегори. Они также будут присутствовать.

— Я не сделаю этого. Не смогу. Эти люди знамениты. И что там по поводу правой руки принца? Он кажется очень важным. Почему он приехал?

Люциан тихо рассмеялся.

— Ангел, самым важным человеком в нашем мире считают меня. Грегори — мой родственник, и будет присутствовать на нашей свадьбе из уважения. Принц также бы приехал, но в настоящее время его нет в Штатах. Вполне естественно, что Грегори будет представлять его, если они успеют сюда вовремя. Саванна, кстати, дочь принца Михаила.

Джексон покачала головой.

— Не говори мне больше ничего. Я не смогу этого принять. Ты действительно обладаешь всеми этими деньгами? — последнее предложение прозвучало как обвинение.

— Для наших людей деньги ничего не значат, Джексон. Это только инструмент, чтобы заставить вещи двигаться в нужном нам направлении в данный период времени.

Она ударила в его грудь кулаком.

— Тем не менее, все эти люди кажутся такими важными. Почему они приехали? Тебе следовало сказать им оставаться дома.

— На самом деле, я заинтересован во встречи с Дезари и ее братом, Дариусом. Я их родственник. И так уж случилось, что Грегори мой брат, который младше меня примерно на тысячу лет или около того. Когда он был молодым, я дал ему много советов, и мне очень хочется посмотреть, что из него получилось.

— Твои родственники? — с укоризной проговорила она. — Они все твои родственники? Твоя семья? Теперь действительно, Люциан, я не смогу этого сделать.

— Конечно, сможешь, ангел. Я буду рядом с тобой. Вместе. В твоем сознании, в твоем сердце. И, технически, мы уже женаты, так что они и твои родственники тоже. Когда это закончится, ты почувствуешь, что они твоя семья. Ты узнаешь, что мы одна семья. Ты полюбишь это, ангел. Это свадьба твоей мечты.

Ей удалось выдавить нервную улыбку.

— Иногда мечта лучше, чем реальность, правда? Это звучит пугающе.

— И это я слышу от женщины, которая помогла мне уничтожить вампира и упырей, которая как сумасшедшая бегает в поисках преступников? — его пальцы запутались в ее светлых волосах. — Успокойся, ангел. Франческа спускается в холл, чтобы помочь тебе одеться.

— Поцелуй меня, Люциан, или я сбегу.

Он не сомневался, что проделал отличную работу.

Свадьба была сказочной. Барри Радклифф проводил Джексон по проходу, и она не заметила ни единого лица, которое заставило бы ее нервничать, когда она медленно шла к алтарю. Ее глаза все время были сосредоточены на Люциане. Он выглядел высоким, красивым и невыносимо изысканным. Рядом с ним стоял его близнец, каждой черточкой напоминая Адониса. Тем не менее, она могла различить их в любое время в любом месте. От Люциана у нее перехватывало дух. И, когда она шла, опираясь на руку Барри, она знала, что это правильно. Она любила Люциана, и это навечно. Они были двумя половинками одного целого. И теперь, после всех этих одиноких лет, он дал ей семью.

Пойманная в плен его темным тлеющим взглядом, Джексон положила свою маленькую ручку на его большую без колебаний, всецело готовая принести их клятвы.