Книга: Голос монстра



Голос монстра

Патрик Несс

Голос монстра

Предисловие автора

Посвящается Шивон

— Молодость бывает раз в жизни, но долго ли длится она?

— Дольше, чем вы сможете вынести.

Хилари Мантел «Эксперимент в любви»

Никогда не встречал Шивон Доуд. [1]Знаком с ней как обычный читатель — через ее превосходные книги: четыре отличных юношеских романа, два из которых были опубликованы уже после того, как она ушла из жизни. Если вы их не читали, то немедленно исправьте это упущение.

Это сочинение могло бы стать ее пятой книгой. Она придумала героев, разработала сюжет и написала начало. Но, к сожалению, у нее не осталось времени.

Когда меня попросили превратить ее наброски в книгу, я засомневался. Чего я не мог сделать — ну никак! — это написать повесть, подражая ее языку. Это было бы неуважением к ней, к читателям, да и к самой истории. Не думаю, что это было бы правильно.

Но свойство хороших идей именно в том, что их хочется развивать. Шивон заставили меня задуматься. Еще не приступив к работе, я чувствовал зуд, знакомый каждому писателю, — немедленно начать писать, рассказывать историю.

Мне кажется — а сейчас я это знаю! — история Шивон, будто эстафетная палочка, которую она вручила мне со словами:

— Давай! Расскажи ее. Взбудоражь всех.

И я попытался. Все время работы я помнил: нужно написать книгу так, чтобы она понравилась Шивон. В первую очередь ей.

Теперь пора передать эту эстафетную палочку вам. Истории не заканчиваются после того, как автор ставит точку в конце последнего предложения, — они только начинаются. Как для Шивон, так и для меня. Бегите. И передавайте эстафету другим бегунам.

Взбудоражьте всех.

Патрик Несс

Лондон, февраль 2011.

Появление чудовища

Чудовище появилось после полуночи. Как всегда.


Конор тотчас проснулся.

Ему опять снился кошмар. Тот же самый. В последнее время он видел его постоянно. Тьма, ветер, крики. И еще руки, соскальзывающие с его запястий, как бы он ни пытался удержать их. Заканчивался сон одинаково…

— Убирайся, — прошептал Конор во тьму собственной спальни, пытаясь отогнать ужас, не дать ему выбраться в реальный мир. — Убирайся.

Конор посмотрел на часы, которые мама положила на столик рядом с кроватью. Семь минут после полуночи. Слишком поздний час для школьника, особенно накануне понедельника.

Он никому не говорил о кошмаре. Ни маме, ни папе, когда он звонил по вечерам, ни — уж конечно — бабушке. Никому в школе. Абсолютно никому.

В этом кошмаре происходило то, о чем не должен знать никто.

Сквозь сонные веки Конор всматривался во тьму комнаты. Чего-то явно не доставало. Он огляделся еще раз, постепенно приходя в себя. В ускользающем кошмаре таилось нечто такое, что необходимо вспомнить… нечто особенное…

Пытаясь уловить это нечто, он прислушивался, но вокруг царила абсолютная тишина, лишь изредка поскрипывали ступени старой лестницы и слегка шуршали простыни, на которых спала мама в соседней спальне.

Больше ничего.

Вдруг появилось что-то. Звук, от которого он проснулся.

Кто-то звал его по имени.

—  Конор.


На секунду его охватила паника, свело живот. Кто-то пришел за ним? Этот кто-то выскользнул из кошмара и?..

— Не дури, — сказал себе Конор. — Ты уже слишком взрослый для чудовищ.

Так и было. В прошлом месяце ему исполнилось тринадцать. А всякие монстры — они для малышей. Для всяких писунов. Все эти монстры для…

—  Конор.

Снова этот голос. Мальчик проглотил комок в горле. В этом году октябрь выдался необычно теплым, и окно в его комнате до сих пор было открыто. Может, это ветерок качнул занавески и те, шурша, породили звук, похожий на…

—  Конор.

Нет, не ветер. Определенно чей-то голос, только вот невозможно понять, чей. Не мамин, это точно. Вообще не женский голос. В какое-то мгновение у Конора промелькнула безумная мысль: «А может, это папа внезапно прилетел из Америки? Сейчас слишком поздно, чтобы позвонить, поэтому он…»

—  Конор.

Нет. Это не папа. Звук голоса такой… Чудовищный, дикий и пугающий.

Конор услышал, как затрещало деревянное крыльцо, точно кто-то огромный ступил на него.

Даже не хочется встать и посмотреть, что происходит. Но надо, надо взглянуть хоть одним глазком.

Окончательно проснувшись, Конор скинул одеяло, вылез из кровати и подошел к окну. В бледном свете луны можно было отчетливо разглядеть шпиль старого храма на небольшом холме и железнодорожные рельсы — их стальные линии тускло мерцали в ночи. Надгробия на кладбище рядом с церковью. Приглядевшись, можно даже прочесть надписи на них.

Посреди кладбища возвышалось огромное тисовое дерево — такое же древнее, как и камни, из которых сложен храм. Впервые о тисе рассказала Конору мама, когда он был совсем маленьким. В прошлом году заговорила о нем снова. Со странным выражением лица она посмотрела в окно. Заокно.

— Знаешь, это дерево — тис…

И снова:

—  Конор.

Нет, он не кажется, этот голос, его хорошо слышно.

— Что? — пробормотал Конор. Сердце прыгало от ужаса: вот-вот что-то случится.

Набежавшее облако закрыло луну, и весь мир погрузился во тьму. Порыв ветра с холма ворвался в комнату, надув парусами занавески. Конор вновь услышал треск дерева. И сразу после стон — так стонет огромное живое существо. Голодное. Ненасытное.

Облако унеслось, и в небе вновь заблестела луна.

На самой верхушке тисового дерева.

Оно стояло уже в садике возле дома.

Тот самый монстр. То самое чудовище из сна.

Конор увидел, как верхние ветви дерева собрались вместе, сложились в гигантское лицо: зияющая пасть, нос, глаза. Ветви извивались, потрескивая, поскрипывая, складываясь дальше. Вот уже появились две длинные руки, рядом со стволом опустилась на землю вторая нога, завязался узловатый мощный торс — казалось, он вздымается от дыхания. Хвоя покрывала тело — жесткая и колкая, точно шерсть животного.

Могучее чудовище — монстр — высился над домом и пристально наблюдал за мальчиком. Из огромного рта со свистом вырывалось тяжелое дыхание. В стену дома, по обе стороны от окна Конора, уперлись огромные руки. Монстр опустил голову и сквозь оконное стекло сверлил мальчика взглядом. Дом стонал от навалившегося веса.

—  Конор О’Молли, — проговорил монстр раскатисто, и запах гнилых листьев вместе с ветром ворвался в окно, сметая волосы со лба Конора. Ужас сковал мальчика.

—  Я пришел за тобой, Конор О’Молли, — монстр с силой навалился на дом, книги, электронная мелочь и старый никчемный игрушечный робот посыпались на пол.

«Чудовище, — подумал Конор. — С ума сойти, настоящее чудовище! Не во сне, а тут, за окном».

Пришло за ним.

Но Конор не бросился спасаться бегством.

Он вдруг понял, что даже не испугался. Все, что он чувствовал с того момента, как увидел монстра, — растущее разочарование.

Конор ждал совсем не его.

— Ну так зайди и достань меня, — предложил мальчик.

* * *

Молчание.

—  Что ты сказал? — переспросило чудовище.

Конор скрестил руки на груди.

— Я сказал: зайди и достань меня.

Монстр помолчал, но потом, взревев, вдруг обрушил кулаки на стену дома. Потолок комнаты выгнулся под ударами, стены пошли трещинами. В комнату ворвался ветер, воздух разрывали яростные завывания.

— Ори сколько влезет, — чуть громче объявил Конор, пожав плечами. — И пострашнее видал…

Чудовище заревело еще громче и сунуло руку в окно, разбив стекло, выворотив кирпичи, разломав деревянную раму. Огромная, искривленная ветка — рука — крепко обвилась вокруг пояса Конора, приподняла его и тут же выдернула из комнаты в ночь. Над темным садом. Высоко-высоко. Так, что лишь луна освещала его силуэт. Пальцы-ветки так сильно впились мальчику под ребра, что он едва мог дышать. Из открытой пасти монстра вырывалось горячее дыхание.

Помолчав, он вдруг проговорил:

—  Ты в самом деле не боишься меня?

— Нет, — ответил Конор. — Тебя — уж точно нет.

Монстр прищурился и вдруг заявил:

—  Будешь бояться. Будешь бояться, когда придёт конец.

Гигантская пасть раскрылась, чтобы проглотить мальчика… Это последнее, что он запомнил.

Завтрак

— Мам? — позвал Конор, спускаясь на кухню. Он знал, что матери там нет: не слышалось звука вскипающей воды, а ведь первое, что делала мама, оказавшись на кухне, — ставила чайник. Он всегда звал её, входя в любую комнату в доме. Но тихонько, стараясь не потревожить, — вдруг она где-то прикорнула в уголке.

Кухня пуста. Наверняка мама еще не встала. А завтрак можно приготовить и самому, что-нибудь легкое. Вот и хорошо. Отлично!Особенно в это утро.

В первую очередь Конор подошел к пластиковому ведру и бросил туда пакет, который принес из своей комнаты.

— Вот, — объявил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и глубоко вздохнул. Потом кивнул сам себе и добавил. — А теперь завтрак.

Хлеб — в тостер, пшеничные хлопья — в миску, сок — в стакан. Закончив, он присел за маленький кухонный столик. Для себя мама покупает другие продукты — в магазине здоровой пищи. Хорошо, хоть его ими не кормит — слишком уж неаппетитно они выглядят.

Конор взглянул на часы. Оставалось двадцать пять минут. Он уже был в школьной форме, а сложенный накануне рюкзак ожидал у дверей. И все это он сделал сам.

Он сидел спиной к окну. Вид за ним простирался тот же самый, что и у Конора в комнате: задний двор с маленьким садиком, железнодорожные пути и старая церковь, окруженная могилами.

И огромное тисовое дерево.

Конор зачерпнул ложку хлопьев. Во всем доме царила полная тишина.

* * *

Это же был сон. Ну, а как иначе?

Проснувшись утром, он первым делом посмотрел на окно. Целехонькое. Ну конечно — сон. Только какой-нибудь глупец мог поверить, что дерево — дерево! — спустилось с холма и напало на дом.

Конор мысленно посмеялся над собственными глупыми фантазиями и вылез из постели.

Что-то зашуршало у него под ногами.

Весь пол в спальне оказался засыпан тисовой хвоей.

* * *

Мальчик жевал хлопья и изо всех сил старался не смотреть на мусорное ведро, куда бросил пакет.

Просто в эту ночь было ветрено. Через открытое окно что угодно может влететь в комнату.

Точно.

Конор доел свой завтрак, ополоснул посуду и сунул ее в посудомоечную машину. Осталось двадцать минут. Можно вынести мусор — чтоб этот мешок с колючками не маячил перед глазами. Простыни — сунуть в стиральную машину.

Вернувшись на кухню, мальчик посмотрел на часы.

Прошло еще десять минут.

И до сих пор в доме ни шороха…

— Конор? — услышал он откуда-то сверху.

Он даже не сознавал, что задерживает дыхание, — и теперь разом выдохнул.

* * *

— Завтракал? — спросила мама, прислонившись к косяку двери.

— Да, мам, — сказал Конор, подхватив рюкзак.

— Уверен?

—  Да,мам.

Она с сомнением смотрела на сына. Конор закатил глаза.

— Тост, пшеничные хлопья, сок, — перечислил он. — Тарелки убрал в посудомойку.

— И вынес мусор, — спокойно добавила мама, осматривая кухню.

— И стирку загрузил тоже, — добавил Конор.

— Хороший мальчик, — протянула мама грустно. Конор не мог этого не заметить даже не смотря на то, что она улыбалась. — Жаль, что меня тут не было…

— Все в порядке.

— Если это…

— Да, все в порядке, — заверил Конор.

Мама помолчала, продолжая грустно улыбаться. Этим утром она не повязала на голову шарф, и ее лысая голова в ярком утреннем свете выглядела слишком уязвимой, слишком хрупкой. Словно голова новорожденного младенца. От этого зрелища у Конора засосало под ложечкой.

— А что было вчера? — поинтересовалась она.

Конор замер.

— Когда?

— Вскоре после полуночи, — сказала она, щелкнув кнопкой чайника. — Мне казалось, что я сплю, но я точно слышала твой голос.

— Может, я просто говорил во сне, — неуверенно предположил Конор.

— Возможно, — зевнула мама и сняла кружку с полки над холодильником. — Да, забыла тебе сказать: завтра приедет бабушка, — словно невзначай, бросила она.

Конор только плечами пожал.

— Угу.

— Я знаю, что ты не слишком рад этому, — продолжала она. — Зато завтракать в одиночку больше не придется.

— Не придется? — с удивлением повторил Конор. — И сколько она собирается у нас пробыть?

— Конор…

— Да не нужна она нам…

— Ты же знаешь, что мне нужна помощь, Конор…

— Нам и без нее хорошо.

—  Конор! — воскликнула мама так резко, что они оба мигом замолчали в недоумении. После долгой паузы мама снова улыбнулась. Да, выглядела она действительно очень уж измученной.

— Ладно, постараюсь, чтобы ее визит к нам был как можно короче. Знаю, ты не любишь оставлять свою комнату. Я не просила бы ее приехать, если бы в самом деле не нуждалась в уходе, понимаешь?

Всякий раз, когда приезжала бабушка, Конор спал на кушетке. Но не это главное. Конору не нравилось, какона разговаривала с ним — точно начальник, который собирался отказать от места своему подчиненному. Кроме того, они ведь с мамой всегда справлялись с хозяйством, даже если мама плохо себя чувствовала. Так зачем нужна бабушка?

— Всего на несколько дней, — добавила мама, словно прочитав его мысли. — Не переживай, ладно?

Он молча застегнул молнии на рюкзаке, стараясь думать совсем о других вещах. А потом вспомнил о пакете с хвоей, который выбросил в мусорное ведро.

Бабушка займет его комнату, так что ее визит — отнюдь не самое плохое, что может случиться.

— Люблю, когда ты вот так улыбаешься, — проговорила мама, потянувшись, чтобы выключить чайник, и добавила с наигранным испугом: — Слушай, мне кажется, я похожа на Маргарет Тэтчер, когда говорю так!

— Я уже опаздываю, — заметил Конор, покосившись на часы.

— Ладно, милый, — встрепенулась мама, едва удержавшись, чтобы не поцеловать его в лоб. — Ты — хороший мальчик, — повторила она. — Даже слишком.

Уже стоя на пороге, он заметил, как она наливает чай, подходит с чашкой к окну и бормочет:

— Ах, этот древний тис…



Школа

Поднявшись, он почувствовал кровь во рту. Видимо, лопнула губа, когда он упал на землю. Металлический, соленый сгусток, который хотелось немедленно выплюнуть.

Но вместо он проглотил его. Гарри вместе с приятелями очень уж порадовались бы тому, что у Конора пошла кровь. Он слышал, смех Антона и Салли у себя за спиной, представлял, что написано на лице Гарри. Он даже знал, что тот скажет.

— Осторожнее ходи, — менторским взрослым тоном проговорит Гарри. — Ты можешь упасть.

Да, примерно так.

* * *

Только так было не всегда.

Из года в год одноклассник Гарри слыл Белокурым Ангелочком, первым учеником, всеобщим любимчиком. Вперед всех вздергивал руку, если кого-то спрашивали, все время так и рвался затмить остальных. Но настоящих друзей у Гарри не было никогда — только подпевалы. Типа Антона и Салли, всегда стоящие за его спиной и поддакивающие каждому слову. Гарри никогда не был врагом Конора, казалось, он его вообще не замечал.

Но в прошлом году что-то изменилось.

Этот всеобщий любимчик вдруг понял, что у него есть один такой одноклассник, который… Нет, дело даже не в больной матери. Вообще, все случилось гораздо позже, когда стало ясно, что здоровье ее слишком пошатнулось. А Конор начал видеть тот самый кошмарный сон. Тот самый. И вовсе не про дерево. Тот сон, в котором он падал и кричал, в котором чьи-то руки соскальзывали с его запястий. Ни одна живая душа не знала об этом сне, но Гарри… Он точно заметил некую печать, тайный знак, который появился на Коноре, как только он начал видеть этот кошмар.

В первый же день учебного года Гарри подставил ему подножку на школьном дворе, и Конор, кувыркнувшись, полетел на тротуар.

Так все началось.

Так все и продолжалось.

* * *

Антон и Салли засмеялись. Конор повернулся, провел языком по внутренней стороне губы: глубока ли рана. Ничего страшного. Все в порядке, а если постараться, то ничего больше не случится.

Но вышло по-другому.

— Оставьте его! — услышал Конор и вздрогнул при звуке этого голоса.

Он повернулся и увидел, как раскрасневшаяся от ярости Лили Эндрю подступает к Гарри. Антон и Сали захохотали еще громче.

— Твой пудель выручит тебя, — насмешливо пропел Антон.

— Это несправедливо, — воскликнула Лили. Ее тугие кудряшки все время рассыпались, как бы она ни старалась убрать их.

— Да я смотрю, ты истекаешь кровью, — сказал Гарри, совершенно игнорируя Лили.

Конер слишком поздно заметил, как капля крови показалась в уголке его рта.

— Да, пусть его поцелует его лысая мамочка, — злорадствовал Салли.

В животе Конора, точно бомба, разорвался огненный шар. Но раньше, чем он успел что-либо сделать, Лили сорвалась с места. С яростным криком она толкнула оторопевшего Салли в кусты, и тот, пролетев их насквозь, вывалился с другой стороны.

— Лилиан Эндрю! — донесся грозный голос с другого конца двора.

Все замерли. Даже Салли замер, поднявшись с земли. К ним приближалась мисс Кван — их классная руководительница. Казалось, вот-вот разразится гроза.

— Это они начали, мисс, — переходя к защите, объявила Лили.

— Не хочу даже слышать об этом, — отрезала мисс Кван. — С тобой все в порядке, Салливан?

Салли мельком взглянул на Лили, а потом скривился от боли.

— Не знаю, мисс, — пробормотал он. — Мне нужно пойти домой.

— Даже не думай! — отрезала мисс Кван. — А ты, Лилиан — в мой кабинет.

— Но, мисс, они…

— Сейчас же, Лилиан!

— Они насмехались над матерью Конора!

Все примолкли. Еще одна бомба разорвалась в животе Конора.

В глазах потемнело…

— Это правда, Конор? — спросила мисс Кван, и лицо ее стало серьезным, как у проповедника.

От привкуса крови тошнило. Он взглянул на Гарри и его подпевал. Антон и Салли выглядели испуганными, вот только Гарри смотрел на него невозмутимо и спокойно, словно ему и в самом деле было любопытно, что скажет Конор.

— Нет, мисс, это не так, — пробормотал Конор, проглотив металлический сгусток. — Я просто упал. Они помогли мне подняться.

Лили от изумления только открыла рот, но не сказала ни слова.

— Все займитесь своим внешним видом, — распорядилась мисс Кван. — Кроме тебя, Лилиан.

Лили еще смотрела на Конора, но мисс Кван уже тянула ее прочь. Мальчик лишь отвел глаза.

Гарри протянул ему рюкзак:

— Хороший ход, О’Молли.

Но Конор резко вырвал рюкзак из его рук и отправился в класс.

Жизнеописание

Надо что-то делать, — со страхом думал Конор, возвращаясь домой.

Уроки закончились, нужно было спасаться. Оставшуюся часть дня он провел, избегая Гарри и остальных, хотя, возможно, они понимали, что устроить сразу еще одну «случайность» означало бы возбудить подозрения мисс Кван. На Лили тоже нельзя смотреть. Девочка вернулась в класс с красными опухшими глазами, мрачнее осенней тучи. Когда прозвучал последний звонок, Конор стрелой вылетел из класса, свернул на одну улицу, на другую, убегая как можно быстрее. И дальше.

Надо что-то делать, — снова промелькнуло у него в голове.

«Запишите ваши собственные истории, — объявила миссис Марл на уроке английского. — Вряд ли ваша жизнь настолько коротка, что вы не хотите ничего рассказать».

« Жизнеописание» — так звучала тема сочинения. Где главный герой — ты сам. Твой род, твоя жизнь, каникулы или счастливые моменты.

Важные события…

Конор закинул рюкзак на плечо. Он и так бесконечно думал о своих «важных событиях». Только не хочется писать о них. Отец ушел из их семьи. В один день, точно вышел погулять и больше не вернулся.

В какой-то момент — уже после ухода отца — мама сказала, что ей нужно серьезно поговорить кое о чем…

Продолжая шагать, мальчик нахмурился. Снова вспомнил день перед тем самым днем. Они вместе с мамой отправились в старый индийский ресторан и объелись там виндалу [2].

Мама смеялась и все время приговаривала:

— Страшная вещь — эта экзотика!

Животы их взбунтовались, едва они успели добраться до машины. По дороге домой оба едва могли говорить, заходясь от смеха, и оглушительно пукали.

Конор улыбнулся, вспоминая об этом. Вместо того, чтобы оправиться домой, они зарулили в кино на ночной сеанс. И не беда, что фильм оказался старым — оба видели его не раз. Но все равно продолжали веселиться и поедать попкорн. И пить кока-колу.

Конор почти догадался. На завтра, когда мама заговорила с ним кое о чем, ему стало не до смеха. Зато вечер накануне целиком остался в памяти. На всю жизнь. И он продолжал верить в чудо. Случись оно — ни мама, ни он не удивились бы ему.

Но в сочинении этого не напишешь…

— Эй! — мальчик даже застонал, услышав этот голос. — Эй, Конор, подожди!

Лили.

* * *

— Эй! — снова позвала она, догоняя Конора.

Тяжело дыша, девочка с сердитым лицом встала прямо перед ним, так что он почти налетел на нее.

— Оставь меня в покое, — сказал Конор, оттолкнув ее в сторону.

— Почему ты не сказал мисс Кван о том, что произошло на самом деле? — упорствовала Лили, следуя за ним по пятам. — Почему ты сделал так, что у меня из-за тебя теперь неприятности?

— А ты почему вмешалась не в свое дело?

— Я пыталась помочьтебе.

— Не нужно мне твоей помощи, — фыркнул Конор. — Я и сам великолепно справляюсь.

— А вот и нет! — возразили Лили. — У тебя шла кровь.

— Это не твое дело, — снова фыркнул Конор и прибавил шаг.

— Теперь меня всю неделю будут оставлять после уроков.

— Твои проблемы.

— Но это же произошло по твоей вине.

Конор резко остановился и посмотрел на нее с такой ненавистью, что она отступила, замерла от испуга и поражения.

— Сама виновата, — сказал он. — Ты сама во всем виновата.

И сошел с тротуара.

— Но мы же были друзьями, — пробормотала Лили ему вслед.

— Были, — бросил Конор, не оборачиваясь.

* * *

Он знал Лили всегда. Или с тех пор, как себя помнил, что, в общем-то, одно и то же.

Их матери дружили еще до того, как Конор и Лили родились, и Лили больше напоминала сестру, которая живет в другом доме. Матери по очереди сидели с ними двумя. И хоть никакой романтики между Конором и Лили не наблюдалось, в школе их порой дразнили. Да Конор и не воспринимал ее как девушку. Да и как такое возможно, если вы вместе — пятилетние — играли овечек на рождественском утренике? Как такое возможно, если вы отлично помните, что она все время ковыряла в носу? Как такое возможно, если она знает, что после ухода папы мальчик долго не мог спать без ночника? Так что они просто дружили. Как все обычные дети.

Но потом мама кое о чем рассказала Конору. И тогда-то — совершенно неожиданно — все изменилось.

Никто не знал о ее болезни.

Кроме матери Лили.

Узнала и девочка.

А потом все вокруг. Каждый. Буквально в один день.

И он не собирался прощать это Лили.

* * *

Улица за улицей, а вот и его дом — маленький, но отдельный. Это была единственная вещь, на которой мать настояла во время развода. Дом остался в их полном распоряжении после того, как папа со своей новой женой Стефани уехал в Америку. Это случилось шесть лет назад, так давно, что Конор и не помнил, как выглядел их дом, когда тут жил отец.

Хотя это не значит, что он об этом не задумывался…

Уже у самого дома Конор взглянул на холм — шпиль церкви буквально проткнул облачное небо.

И тис возвышался над кладбищем, словно спящий гигант.

Конору пришлось собрать в кулак всю силу, чтобы посмотреть на него, убеждая себя, что это всего лишь тис, обыкновенное дерево, точно такое же, как любое другое, растущее вдоль железной дороги.

Дерево. Просто дерево, И всегда было таким. Дерево.

Дерево же, пока он наблюдал за ним, сложило ветви в огромное лицо, которое в свою очередь уставилось на мальчика, разглядывая его в солнечном свете. А потом оно вытянуло руку и пробормотало:

— Конор.

Мальчик так быстро отпрянул, что едва не растянулся на улице, в последний момент удержавшись за крышу какого-то припаркованного автомобиля.

Когда он снова осмелился посмотреть в сторону церкви — на вершине холма росло обычное дерево.

Три рассказа

Он уже лег в кровать, но сна не было ни в одном глазу, оставалось наблюдать за часами на столике.

В этот день выдался самый долгий тягостный вечер. Приготовление замороженной лазаньи окончательно утомило его маму, она уснула в пять минут под «Истэндеров» [3], которых Конор ненавидел, но записывал специально для нее. Он укрыл маму пуховым одеялом и убрался на кухне.

Потом зазвонил мамин мобильник, но она так и не проснулась. Конор увидел, что это звонила мать Лили, и перенаправил вызов на голосовую почту. Домашнее задание он делал на кухне, на столе, но перед тем как приняться за письменное задание миссис Марл, долго раздумывал. Потом, прежде чем почистить зубы и лечь спать, он поиграл в интернете в своей комнате. Он только выключил свет, когда мать нетвердой походкой вошла в его комнату, извиняющимся голосом пожелала спокойной ночи и поцеловала.

Через несколько минут он услышал, как она возится в ванной, потом ее вырвало.

— Тебе помочь? — поинтересовался он, не вылезая из постели.

— Нет, милый, — устало отозвалась мать. — Я уже закончила.

Так было всегда. Конор к этому привык. А на второй и на третий день после лечения было ещё хуже. В те дни она быстрее уставала, ее постоянно тошнило. Это было уже почти в порядке вещей.

Через некоторое время в ванной все стихло. Потом он услышал щелчок выключателя и скрип двери спальни.

С этого момента прошло уже часа два, а Конор все еще лежал с открытыми глазами и чего-то ждал.

Вот только чего?

Его прикроватные часы показывали 00:05. А потом 00:06. Он посмотрел на окно спальни, крепко запертое, хотя ночь выдалась тёплой. И тут на часах вспыхнула цифра 00:07.

Конор встал, подошел к окну и выглянул наружу.

Чудовище стояло в саду, глядя прямо на него.

* * *

—  Открывай, — приказало чудовище, его голос звучал так четко, словно окна между ними не было. — Я хочу с тобой поговорить.

— Ага, жди, — пробормотал Конор, стараясь говорить как можно тише. Чудовища всегда только этого и хотят. Поговорить.

Чудовище улыбнулось. Ужасное зрелище.

—  Если мне придется силой прокладывать себе дорогу, я сделаю это с удовольствием, — продолжало чудовище.

Оно занесло скрюченный древесный кулак, чтобы пробить стену в комнате Конора.

— Нет! — воскликнул Конор. — Я не хочу, чтобы ты разбудил мою маму.

—  Тогда выбирайся наружу, — приказало чудовище, и даже в комнате Конор почувствовал запах земли, дерева и жизненных соков.

— И чего ты от меня хочешь? — поинтересовался он.

Чудовище придвинулось к окну.

—  Я-то ничего не хочу от тебя, Конор О’Молли, — сказало оно. — Скорее, это ты чего-то хочешь от меня.

— Мне от тебя ничего не надо, — заверил его Конор.

—  Сейчас нет, — согласилось чудовище. — Но скоро понадобится.


— Это всего лишь сон, — сказал сам себе Конор. Выйдя в садик на заднем дворе, он уставился на силуэт чудовища на фоне луны, сверкающей в ночном небе. Он крепко обнял себя руками, но не потому, что ему было холодно, а потому что до сих пор не мог поверить, что на цыпочках спустился по лестнице, открыл заднюю дверь и вышел во двор.

Он все еще был спокоен. Странное, сверхъестественное состояние. Это кошмар — потому что это без сомнения был кошмар… только немного отличный от других кошмаров.

С одной стороны, не было ни ужаса, ни паники, ни темноты.

Но было чудовище…

Это ясно, как ясная ночь. Чудовище возвышалось над Конором на десять или даже пятнадцать метров. Оно тяжело дышало.

— Это всего лишь сон, — снова повторила он.

—  Но что есть сон, а, Конор О’Молли? — поинтересовалось чудовище, наклонившись так, что его лицо оказалось рядом с лицом мальчика. — И кто сказал, что это сон?

При каждом движении чудовища Конор слышал треск дерева, скрип и потрескивание внутри огромного тела. И еще видел, насколько сильные у него руки: огромные мохнатые канаты перекрученных ветвей, свитые в мускулы, соединялись со стволом на груди; видел башню головы и зубы, которые могли перекусить его с одного раза.

— Что ты такое? — спросил Конор, еще крепче обхватив себя руками.

—  Я не «что», а «кто», —ответило чудовище.

— Тогда скажи, кто ты, — потребовал Конор.

Глаза чудовища округлились.

—  Кто я? — повторило оно, только в этот раз голос прозвучал много громче. — Кто я?

Чудовище, казалось, стало расти прямо на глазах Конора, становясь все выше и шире. Внезапно вокруг них закружил ветер, и чудовище раскинуло в стороны свои руки. Размах оказался так велик, что Конору почудилось, будто они дотянулись до противоположных краев горизонта, такие огромные, что могут обнять весь мир.

—  У меня было столько же имен, сколько лет я прожил! — проревело чудовище.  — Некоторые называют меня Герном-Охотником. Некоторые — Цернуном [4]. Другие просто — Зеленым человеком.

Огромная рука опустилась и, подхватив Конора, подняла его высоко в воздух. Вокруг засвистел ветер, и кожа-листва чудовища заходила волнами.

—  Кто я? — громко повторило чудовище. — Я спиной хребет, на котором стоят горы! Мои слезы — воды рек! Мои легкие — дыхание ветра! Я волк, убивающий оленя; ястреб, убивающий мышь; паук, убивающий муху! Я олень, мышь и муха, которые идут в пищу! Я змей мира, поедающий свой хвост! [5]Я — олицетворение всего неприрученного и неукротимого! — Чудовище проговорило все это прямо в ухо Конору. — Я — воплощение этой дикой земли — пришел к тебе, Конор О’Моллли.

— А выглядишь, словно дерево, — пробормотал Конор.

Чудовище сдавило Конора так, что тот закричал.

—  Я не часто выхожу погулять, — продолжало чудовище. — Только когда дело касается жизни и смерти. Я слушаю.

Чудовище ослабило захват, и теперь Конор мог дышать.

— И чего же ты хочешь от меня? — поинтересовался Конор.

Чудовище злобно усмехнулось. Ветер стих, наступила тишина.

—  Вот, наконец, мы перешли к главному вопросу, —объявило оно. — К причине, по которой я отправился погулять.

Конор напрягся, со страхом ожидая, что же произойдет дальше.

—  Я здесь из-за того, что случится, Конор О’Молли,продолжало чудовище. Я к тебе ещё не раз приду. — Конор почувствовал, как свело желудок, словно кто-то со всего размаха ударил ему в живот. — И я расскажу тебе три истории. Три истории о том, как я раньше приходил к людям.

* * *

Конор моргнул раз, потом второй:

— Так ты собираешься рассказывать мне истории?

—  Именно, — согласилось чудовище.

— Ладно… — недоверчиво огляделся Конор. — Ничего себе кошмар.



—  Истории — страшное дело, —пробормотало чудовище — Они преследуют, цепляют и не отпускают.

— Так всегда говорят учителя, — заметил Конор. — Только им никто не верит.

—  И когда я расскажу три истории, ты расскажешь четвертую, — продолжало чудовище, словно не слыша слов Конора.

Конор продолжал извиваться в его руке.

— Я ничего не смыслю в историях.

— Ты расскажешь мне четвертую, и это будет правда, — продолжало чудовище.

— Правду?

—  Не просто правда. Твояправда.

— Хорошо… — согласился Конор. — Но ты говорил, что я испугаюсь, прежде чем все это закончится, а звучит совсем не страшно.

—  Ты же знаешь, это — неправда, — возразило чудовище. — И знаешь, что правда. Та правда, которую ты скрываешь, Конор О’Молли, то, чего ты очень боишься.

Конор перестал извиваться.

Чудовище не могло знать…

Не могло…

Не могло оно этогознать.

Нет. Нет. Он никогда не расскажет о том, что с ним происходит в настоящем кошмаре.

— Ты расскажешь, — заверило его чудовище. — Потому что ты вызвал меня именно для этого.

Конор окончательно запутался.

—  Вызвалтебя? Я тебя не звал

—  Ты расскажешь мне четвертую историю. Ты расскажешь мне правду.

— А если нет? — спросил Конор.

Чудовище снова злобно усмехнулось.

—  Тогда я съем тебя живьем.

И рот его открылся невероятно широко, так широко, что, казалось, мог проглотить весь мир, так широко, что Конор мог сгинуть там навеки…

* * *

С криком Конор сел в постели.

В своей постели. Он снова был в кровати.

Он сердито вздохнул. Конечно, это был сон. Конечно. Снова сон.

Конор потер глаза. Как он может выспаться, если сон его так напрягает?

«Надо воды попить», — подумал он, отбросив одеяло. А потом он снова ляжет спать, и в этот раз никакие глупые сны…

Что-то хлюпнуло под ногой Конора.

Он включил свет. Пол в его комнате покрывал слой ядовитых красных ягод тиса.

Так или иначе, а попали они сюда через закрытое и запертое окно.


Бабушка


— Ты хорошо себя вел?

Бабушка Конора так крепко ущипнула его за щеки, что он решил: она хотела оставить синяки.

— Он вел себя очень хорошо, ма, — ответила мама Конора, подмигнув ему из-за спины бабушки. Вокруг головы у нее был намотан ее любимый синий платок. — И не нужно его больно щипать.

— Чепуха, — объявила бабушка, сделав два игривых шлепка по каждой щеке, и в самом деле совсем не больно. — Почему ты еще не поставил чайник для меня и своей мамы? — поинтересовалась она так, что прозвучало это вовсе не как вопрос.

Когда Конор охотно покинул комнату, бабушка уперла руки в бедра и посмотрела на его мать.

— Что же делать, моя дорогая, — продолжала бабушка, Конор услышал это, заходя на кухню. — Что нам с тобой делать?

* * *

Бабушка Конора не любила других бабушек. Он видел бабушку Лили, и она-то была настоящей бабушкой: морщинистой и улыбчивой, с белыми волосами и все такое. Она готовила горячие овощные блюда для каждого и хихикала в уголке на Рождество с маленьким бокалом шерри и с бумажным клоунским колпаком на голове.

А вот бабушка Конора носила приталенные брючные костюмы, красила волосы и говорили вещи, которые смысла вовсе не имели: «шестьдесят — ягодка опять» или «классические машины нуждаются в самой дорогой полировке». Что означают эти фразы? На день рожденья она присылала открытки по электронной почте, спорила с официантами, заказывая вино, и до сих пор работала. Дом ее был еще хуже: в нём было полно дорогущих старых вещей, которые нельзя трогать, вроде часов, с которых она не разрешала горничной стирать пыль. Вот вам, пожалуйста. Разве у бабушек бывают горничные?

— Два сахара, без молока, — крикнула она из гостиной, пока Конор заваривал чай. Словно он мог забыть об этом со времени ее последнего трехтысячного визита.

* * *

— Спасибо, мой мальчик, — поблагодарила бабушка.

— Спасибо, милый, — поблагодарила мама, улыбнувшись ему, когда бабушка не видела, словно приглашая его присоединиться к тайному заговору против её собственной матери. Он не удержался и едва заметно улыбнулся в ответ.

— А как дела в школе, юноша? — поинтересовалась бабушка.

— Прекрасно, — ответил Конор.

На самом деле ничего прекрасного не было. Лили все еще злилась на него. Гарри подложил маркер без колпачка на дно рюкзака Конора, и мисс Кван, отведя Конора в сторону, допытывалась, как он мог оказаться таким рассеянным.

— Знаете, — начала бабушка, поставив свою чашечку с чаем, — в полумиле от моего дома есть огромная частная школа для мальчиков. Я туда заглядывала. Обучение там поставлено куда лучше, чем в обычной средней школе.

Конор внимательно посмотрел на бабушку. Была еще одна причина, по которой он не любил ее приходы. Так отозваться о его школе мог только человек высокомерный.

Или дело вовсе не в школе, и это намек на ближайшее будущее.

На то, что случится после.

Конор почувствовал, как в нём начинает разгораться ярость…

— Он счастлив и тут, ма, — быстро объявила его мать, еще раз заговорщицки взглянув на Конора. — Я права, Конор?

И он процедил сквозь зубы:

— Мне тут очень нравится.

* * *

Обед был китайским, из ресторана. Бабушка Конора «не умела по-настоящему готовить». Это точно. Каждый раз, когда он оставался с ней, у нее в холодильнике было только одно яйцо и половинка авокадо. А мама Конора слишком уставала, чтобы готовить самой, и хотя Конор сам мог кое-что состряпать, бабушка, казалось, даже не представляла, что подобное возможно.

Так как он сам занимался уборкой, то спрятал пакет с ядовитыми ягодами под мешочки с мусором на самое дно полиэтиленового мешка. И тут как раз подошла бабушка.

— Мне нужно поговорить с тобой, мой мальчик, — объявила она, остановившись в дверном проёме и перекрыв выход из кухни.

— Вы же знаете, у меня есть имя, — сказал Конор, присев на пакет с мусором. — Меня зовут не «мой мальчик».

— А вот грубить не стоит, — протянула бабушка. Она стояла все в той же позе, скрестив руки на груди. Конор минуту молча смотрел на нее. А она на него. Наконец она неодобрительно фыркнула.

— Я не враг тебе, Конор, — объявила она. — Я здесь для того, чтобы помочь твоей матери.

— Я знаю, зачем вы приехали, — сказал он и, встав, взял тряпку, чтобы еще разок протереть стол.

Бабушка шагнула к нему и забрала тряпку.

— Я здесь, потому что тринадцатилетние мальчики не вытирают столы, если их сначала не попросят.

Он снова посмотрел на бабушку.

— Так вы сами будете это делать?

— Конор…

— Тогда уезжайте, — вспыхнул Конор. — Вы нам тут не нужны.

— Конор, нам нужно поговорить о том, что скоро неизбежно произойдет, — более строгим голосом продолжала она.

— Не-а. Она всегда такая слабая после процедур. Завтра ей станет лучше, — он внимательно посмотрел на бабушку. — И тогда вы можете ехать домой.

Его бабушка закатила глаза к потолку и вздохнула. Потом она потерла себе лицо, и Конор удивился, догадавшись, что она разозлилась, по-настоящему разозлилась.

Но, может, дело вовсе не в нем.

Он взял другую тряпку и снова начал вытирать стол, только чтобы не смотреть на нее. Он вытер весь стол, до самой раковины, и случайно бросил взгляд в окно.

Чудовище стояло во дворике за домом, огромное, словно заходящее солнце.

И смотрело на него.

— Завтра ей покажется, что стало лучше, — пробормотала бабушка, и голос у нее был хриплый. — Но лучше не будет, Конор.

Да ладно, это была неправда. Мальчик повернулся к бабушке.

— Лечение ей помогает, — заявил он. — Иначе, зачем она ходит на все эти процедуры?

Бабушка долго смотрела на него, словно пытаясь решить какую-то проблему.

— Ты должен поговорить с ней об этом, Конор, — наконец сказала она, но так, словно сама с собой разговаривала. — Она должна поговорить об этом с тобой.

— Поговорить со мной о чем? — спросил Конор.

Его бабушка снова скрестила руки на груди.

— О том, что ты отправишься жить ко мне.

Конор нахмурился. На секунду ему показалось, что в комнате стало намного темнее и что пол покрыт черной, липкой грязью…

Он моргнул. Бабушка все еще ждала его ответа.

— Я не собираюсь жить у вас, — заявил он.

— Конор…

— Я никогда не соглашусь жить с вами.

— А придется, — протянула она. — Сожалею, но придется. Знаю, она пыталась тебя защищать, но я думаю, жизненно важно для тебя знать, что когда все это закончится, ты будешь жить дома, мой мальчик. Жить с тем, кто тебе нравится и будет о тебе заботиться.

— Когда всё это закончится, вы уедете, и у нас все будет отлично, — ответил Конор, которого распирало от злости.

— Конор…

А потом они оба услышали из гостиной:

— Мама? Мама?

Бабушка выскочила из кухни с такой скоростью, что Конор аж подпрыгнул от неожиданности. Он слышал, как его мама закашлялась, а бабушка сказала:

— Все хорошо, дорогая. Все хорошо. Ну, ш-ш-ш…

Направляясь в гостиную, Конор бросил взгляд в кухонное окно.

Чудовище исчезло.

Бабушка сидела на диване, растирая спину его матери, которая склонилась над ковшиком, который они держали под рукой на всякий случай.

Бабушка посмотрела на Конора, но по ее лицу невозможно было понять, о чем она думает.

Дикие истории

В доме было темно. Бабушка уложила маму в кровать, а потом ушла в спальню Конора и закрыла дверь, даже не спросив, хочет ли он чего-нибудь перед сном.

Конор лежал на диване с открытыми глазами. Он не надеялся уснуть после разговора с бабушкой и того, как мама выглядела вечером. С последних процедур прошло полных три дня. К этому времени мама обычно чувствовала себя намного лучше, но в этот раз она сильно страдала приступами рвоты, до сих пор выглядела истощенной, и сколько еще она будет…

Он отгонял все подобные мысли, но они возвращались, и ему пришлось снова гнать их прочь. В конце концов, он уснул, но понял это, только когда вновь пришли кошмары.

Не сон про дерево. Кошмар.

Ветер ревел, тряслись и крепко сжимались руки, но что-то ускользало. Конор изо всех сил старался удержаться, но не мог ухватить, и кто-то падал… падал и кричал…

— НЕТ! — взвыл Конор.

Ужас, следующий за ним по пятам, сжимал ему грудь так сильно, что Конор не мог дышать. Он закашлялся, глаза наполнились слезами.

— Нет, — вновь повторил он, более спокойно.

В доме по-прежнему было темно и царила тишина. Мгновение Конор прислушивался, но ничего не шевелилось. Никаких звуков из комнаты мамы или бабушки. Конор покосился на часы на DVD плеере.

00:07. Конечно, так и есть.

Он вновь прислушался. Ничего не происходило. Никто не звал его по имени, он не слышал треска дерева.

Может, сегодня ничего и не будет.

00:08, отметили часы.

00:09.

Рассердившись, сам не понимая почему, Конор встал с дивана и отправился на кухню. Выглянул в окно.

На заднем дворе стояло чудовище.

—  Что так долго? — поинтересовалось оно.

* * *

—  Пришло время рассказать тебе первую историю.

Конор замер на дачном стуле. Он сидел, прижав ноги к груди и спрятав лицо между коленей.

—  Ты слушаешь? — спросило чудовище.

— Нет, — ответил Конор.

Он почувствовал, как вокруг него яростно забурлил воздух.

—  Ты будешь слушать! — заверило чудовище. — Я так долго живу в этих краях, что ты должен испытывать ко мне уважение…

Конор встал со стула и направился к двери, ведущей на кухню.

—  Куда ты собрался? — требовательно спросило чудовище.

Конор резко обернулся. Он был так разъярён, переполнен внутренней болью, что чудовище оторопело. Его огромные брови-листья поползли вверх от удивления.

— Что ты знаешь?! — выпалил Конор. — Ты знаешь хоть что-нибудь?

—  Я все знаю о тебе, Конор О’Молли, — ответило чудовище.

— Ничего ты не знаешь! — возразил Конор. — Если бы знал, то понимал бы, что у меня нет времени слушать глупые скучные истории глупого занудного дерева, которое к тому же не настоящее…

—  Да? — протянуло чудовище. — А ягоды на полу твоей комнаты тоже сон?

— Да какая разница! — крикнул Конор в ответ. — Это всего лишь дурацкие ягоды. У-у, как страшно! Ох, пожалуйста, пожалуйста, уберите от меня эти ягоды!

Чудовище с любопытством взглянуло на мальчика.

—  Как странно, — пробормотало оно. — Твои слова говорят мне, что ты боишься ягод, а твои поступки говорят об обратном.

— Ты стар, как сама земля, и ты никогда не слышал о сарказме? — поинтересовался Конор.

—  Слышал, — ответило чудовище, уперев руки в боки. — Но люди редко говорят со мной в подобном тоне.

— А ты не можешь просто оставить меня в покое?

Чудовище покачало головой, но так и не ответило на вопрос Конора.

—  Все это очень необычно, —пробормотало оно. — Что я ни делал, мне пока не удалось испугать тебя.

— Ты всего лишь дерево! — объявил Конор. Именно так он и думал. Хоть оно ходило и говорило, хотя оно было больше его дома и, без сомнения, могло проглотить его и выглядело как чудовище, — это было всего лишь дерево. Тис. Конор мог даже разглядеть гроздья ягод, краснеющих на локтях чудовища.

—  Есть вещи похуже, которых ты боишься, — сказало чудовище. Это был не вопрос, а утверждение.

Конор посмотрел на землю, потом на луну, а потом в глаза чудовищу. В нем зашевелился страх. Вокруг сгустилась тьма, все стало вязким и нереальным, словно его попросили поднять гору голыми руками и никто не собирался ему помогать.

— Думаю… — начал он, но закашлялся и не смог продолжать, пока кашель не прошел. — Я видел, что ты наблюдал за мной, когда я спорил с бабушкой, и я подумал…

— Что ты подумал? — спросило чудовище, так как Конор не закончил фразу.

— Забудь, — отмахнулся Конор и снова повернулся к дому.

—  Думал о том, что я мог быть тут, чтобы помочь тебе, — заметило чудовище.

Конор остановился.

—  Думалё что я могу прийти и уничтожить твоих врагов. Победить твоих драконов.

Конор больше не оглядывался на дом. Теперь он не хотел уходить.

—  Ты же почувствовал, что я не вру, когда я сказал, что это ты вызвал меня, и именно из-за тебя мне пришлось отправиться на прогулку. Разве не так?

Конор покачал головой.

— Вот только все, чем ты собираешься мне помочь, — рассказать несколько никчемных историй, — продолжал Конор, и в голосе его отчетливо прозвучали нотки разочарования, потому что чудовище угадало. Он думал именно так. Он надеялсяна помощь.

Чудовище опустилось на колени, лицом к Конору.

—  Истории, как я победил врагов, — сказало чудовище. — Истории как я убил драконов.

Конор, заморгав, уставился на него.

—  Истории диких существ, — продолжало чудовище. — Если ты их не слышал, то как можешь говорить, что они пусты и бесполезны?

Чудовище подняло глаза, и Конор проследил за его взглядом. А смотрело оно на окна спальни Конора. Комнату, где сейчас спала бабушка.

—  Давай-ка я расскажу тебе историю о том, как научился ходить, — продолжало чудовище. — Расскажу о конце злой королевы и о том, почему я уверен, что никогда не увижу ее снова.

Конор сглотнул и вновь посмотрел в лицо чудовищу.

— Ну, давай, — согласился он.

Первая история

—  Давным-давно, задолго до того, как появился этот город с дорогами и поезда с машинами, тут была зеленая долина, — повело рассказ чудовище. — Все холмы покрывали леса, а вдоль каждой дороги росли деревья. Они нависали над речными потоками и защищали дома, потому что в те времена уже были дома из камня и земли… Это было королевство.

— Что? — удивился Конор, оглядывая темный сад. — Где?

Чудовище с любопытством склонило голову на бок.

—  Ты об этом не слышал?

— Нет здесь никакого королевства, — ответил Конор. — У нас тут даже Макдональдса нет.

—  Это королевство находилось за тридевять земель, маленькое, но счастливое, — продолжало чудовище. — И правил им король, чья мудрость была несомненна. Его жена родила четверых сильных сыновей, но им пришлось отправиться на войну. Люди в то время сражались с великанами и драконами, с волками, глаза которых горели красным пламенем, с армиями, которые вели в бой великие колдуны… Эти войны сберегли границы королевства и принесли мир земле. Но победа потребовала жертв. Один за другим четыре сына короля были убиты. Погибли в огне дракона или от рук великанов, от волчьих зубов или от копий людей. Один за другим пали четыре принца королевства, оставив королю единственного наследника — внука-младенца.

— Пока все это звучит как обычная сказка, — с подозрением пробормотал Конор.

—  Ты бы так не говорил, если бы слышал, как кричит человек, которого убивают копьем, —заметило чудовище. — Или крики того, кого волки заживо разрывают на куски. А теперь не перебивай.

* * *

Вскоре жена короля от печали умерла, впрочем, как и мать молодого принца. Только король оставался с ним среди моря печали, которую не в силах вынести один человек.

— Я должен снова жениться, — решил король. — Для того чтобы принц мой рос под присмотром, да и за королевством было кому проследить, когда меня не станет.

И он женился на принцессе из соседнего королевства — практичный союз, который должен был бы укрепить оба государства. Принцесса была молодой и красивой, хотя, возможно, выглядела слишком строгой и на язык была остра. Казалось, она сделала короля счастливым.

Шло время. Юный принц вырос и стал почти взрослым, два года оставалось до его восемнадцатилетия, когда он смог бы занять трон, если бы старый король умер. Это были счастливейшие дни для королевства. Войны остались в прошлом, и будущее было в безопасности в руках храброго молодого принца.

Но однажды король заболел. Пополз слух, что он был отравлен молодой женой. Поговаривали, что она зналась с чёрными магами, чтобы выглядеть моложе, чем была на самом деле, и что за маской ее юного личика скрывалась мерзкая, старая карга. Никто открыто не обвинил ее в отравлении короля, хотя он до последнего дыхания клялся своим приближенным, что ее вины тут нет.

Он умер за год до того, как его внук стал достаточно взрослым, чтобы сесть на трон. Королева стала регентшей, чтобы управлять королевством до того, как принц повзрослеет и сможет сесть на трон.

Вначале, к удивлению многих, ее правление было хорошим. Ее лицо, несмотря на слухи, оставалось молодым и красивым, и правила она, соблюдая заветы старого короля…

А принц тем временем влюбился.

* * *

— Знаю я это, — проворчал Конор. — В таких историях глупые принцы всегда становятся жертвами любви, — и, повернувшись, он пошел к дому. — Я-то думал, ты расскажешь что-нибудь полезное.

Одним быстрым движением длинной, сильной руки чудовище схватило Конора и подняло вверх тормашками, так что майка сползла на лицо, а удары сердца отзывались в голове.

—  Так вот, как я говорил… — продолжило чудовище.

* * *

Принц влюбился. Любимая его была дочерью простого фермера, но красива и изящна, как и пристало дочери фермера, ведь фермерство — дело непростое. Все королевство умилялось их роману.

Только не королева. Ей очень понравилось управлять королевством и вовсе не хотелось отдавать власть. Было бы лучше, решила она, если бы корона осталась в семье, и если бы принц женился на ней.

* * *

— Это — отвратительно! — объявил Конор, все еще висевший вверх тормашками. — Она же была его бабушкой.

—  Не родной бабушкой, —поправило чудовище. — Не связанной кровными узами родства, а кроме того, она была молодой женщиной.

Конор покачал головой, и его волосы окончательно растрепались.

— Может, отпустишь меня?

Чудовище опустило его на землю, а потом продолжило рассказ.

* * *

Принц тоже считал это отвратительным. Он сказал, что лучше умрет, чем такое случится, и поклялся убежать с дочерью фермера и вернуться, когда ему исполнится восемнадцать лет и он освободится от тирании королевы. Однажды ночью влюбленные убежали. Они долго ехали верхом, и только на заре остановились передохнуть в тени огромного тиса.

* * *

— Это был ты? — спросил Конор.

—  Я, — согласилось чудовище. — Точнее, только часть меня. Я могу принимать разные формы, но тисовое дерево нравится мне больше всего.

* * *

На рассвете принц и дочь фермера расположились рядышком, прямо на земле. Они поклялись быть целомудренными, пока не поженятся в соседнем королевстве, но их страсть оказалась сильнее клятв, и вскоре они уснули обнаженными, сжимая в объятиях друг друга.

Они проспали весь день в тени моих ветвей, и вот снова наступила ночь. Принц проснулся.

— Вставай, любимая, завтра мы должны стать мужем и женой, — прошептал принц на ухо девушке.

Но его любимая так и не проснулась. Он попытался разбудить ее, и только когда вновь уложил на землю, увидел пятно крови на земле.

* * *

— Крови? — переспросил Конор, но чудовище продолжало рассказ.

* * *

Принц увидел, что руки его в крови, и заметил окровавленный нож на траве рядом с ними, между корней дерева. Кто-то убил его любимую и подбросил нож, словно убил ее принц.

— Королева! — закричал принц. — Королева совершила это злодейство!

А потом он услышал шорох шагов и разговоры — крестьяне шли к месту убийства. Если они найдут его и увидят нож и кровь, они решат, что это он убийца. И тогда его казнят за преступление.

* * *

— И королева станет править без помех, — добавил Конор, с отвращением фыркнув. — Надеюсь, в конце этой истории, ей отрубят голову.

* * *

Но принцу некуда было бежать. Его конь убрел куда-то, пока он спал. Тис был единственным его спасением, только в кроне его принц мог укрыться.

Мир тогда был куда моложе, чем сейчас. Граница между сказкой и былью была много тоньше, её легче было миновать. Принц это знал. И тогда, подняв голову к огромному тису, он сказал…

* * *

Тут чудовище замолчало.

— Что же он сказал? — спросил Конор.

—  Он сказал достаточно, чтобы мне захотелось отправиться на прогулку. Я сразу распознаю несправедливость, если сталкиваюсь с нею.

* * *

А потом принц побежал навстречу к крестьянам.

— Королева убила мою невесту! — кричал он. — Мы должны остановить королеву!

Уже долго по стране ходили слухи о том, что королева занимается колдовством, и все знали, как молодой принц любит свой народ, поэтому все поверили его словам. Особенно когда увидели Зеленого Человека ростом с холм, идущего следом за принцем, явившегося чтобы отомстить убийце.

* * *

Конор снова посмотрел на могучие руки и ноги чудовища, его зубастую пасть и поразился его грозному виду. Он даже представил себе, что подумала королева, когда увидела, как такое существо идет к ней.

Конор улыбнулся.

* * *

Подданные бросились на штурм замка королевы, переполненные такой яростью, что обрушились каменные стены. Башни пали, потолки просели… Королеву нашли в ее палатах. Толпа схватила ее и потащила, чтобы привязать к столбу и сжечь заживо.

* * *

— Отлично, — улыбнувшись, объявил Конор. — Она этого заслужила. — Он глянул на окно своей спальни, где сейчас спала его бабушка. — Только как мне это поможет? — спросил он. — Я хочу сказать, что не собираюсь сжигать ее и все такое, но…

—  Но история на этом не закончилась, — объявило чудовище.

Окончание первой истории

— Не закончилась? — удивился Конор. — Но королеву свергли.

—  Да, —согласилось чудовище. — Но без меня.

Конор заколебался, он был смущен.

—  А теперь обо мне. Когда крестьяне привязали королеву к столбу и уже готовы были сжечь ее, появился я и спас королеву.

— Зачем?.. — удивился Конор.

—  Я забрал ее и отнес туда, где крестьяне никогда бы ее не нашли, много дальше, чем то королевство, где она родилась, в деревню на берегу моря. И там оставил ее жить в мире.

Конор вскочил на ноги. Теперь в голосе его зазвучали нотки недоверия:

— Но она же убила дочь фермера! Как ты мог спасти убийцу? — он опустил голову и отступил назад. — Да, ты и в самом деле чудовище.

—  Я никогда не говорил, что это она убила дочь фермера, —заметило чудовище. — Я говорил, что так сказал принц.

Конор заморгал, а потом застыл, скрестив руки на груди.

— Так кто же ее тогда убил?

Чудовище развело руки, налетел ветер и принес с собой туман, которым заволокло сад на заднем дворе. Вместо него появились поле и тис. А под ним спали мужчина и женщина.

—  После любовных утех принц никак не мог заснуть…

Конор видел, как молодой принц поднялся и посмотрел на спящую дочь фермера, которая и в самом деле была прекрасна. Принц несколько мгновений смотрел на нее, а потом, завернувшись в одеяло, пошел к лошади, привязанной к дереву. Принц достал что-то из седельной сумки, потом отвязал лошадь, и, хлопнув ее по крупу, отпустил. Какое-то время принц рассматривал то, что вынул из сумки.

Нож сверкнул в лунном свете.

— Нет! — воскликнул Конор.

Чудовище сложило руки, и картину заволокло туманом в тот момент, когда принц уже стоял над спящей дочерью фермера с ножом наготове.

— Ты же говорил, что он удивился, когда она не проснулась! — закричал Конор.

—  Убив дочь фермера, принц лег рядом с ней и уснул, — продолжало чудовище. — А проснувшись, разыграл целый спектакль на тот случай, если кто-то наблюдал за ними. Это может послужить тебе уроком, —протрещали ветви чудовища. — Некоторым людям нужно лгать самим себе больше, чем другим.

— Но ты же говорил, что принц просил у тебя помощи! И ты помог ему!

—  Я лишь сказал, что услышал достаточно для того, чтобы отправиться на прогулку.

Конор широко раскрытыми глазами уставился на чудовище, стоявшее в саду на заднем дворе его дома, очертания которого постепенно стали проступать в рассеивающемся тумане.

— И что же он тебе сказал? — спросил мальчик.

—  Он сказал, что сделал это во благо королевства. Королева-регентша была ведьмой, как и предполагал ее муж — дед принца. Он подозревал об этом, когда женился на ней, но закрыл на это глаза из-за ее красоты. Принц не мог согнать могущественную ведьму с трона. Для этого ему нужны были обозленные крестьяне. Смерть дочери фермера разозлила их. Принц очень сожалел о том, что сделал, сердце его было разбито, но его отец умер, защищая королевство, так же, как его прекрасная дева. Ее смерть помогла уничтожить большое зло. Когда он говорил, что королева убила его невесту, он по-своему верил в это, и для него это было именно так.

— Дерьмо какое-то! — воскликнул Конор. — Ему не нужно было убивать свою невесту. Люди все равно встали бы на его сторону. Они в любом случае пошли бы за ним.

—  Оправдания людей, совершивших убийство, всегда слушают с изрядной долей недоверия, — ответило чудовище. — Так что причина, по которой я отправился на прогулку — королева, а не принц.

— Его потом разоблачили? — спросил ошеломленный Конор. — Наказали?

—  Он стал любимым королем, —ответило чудовище. — Он правил счастливо всю свою долгую жизнь.

Конор снова посмотрел на окно своей спальни и нахмурился.

— Так выходит, что молодой принц — убийца, а злая королева не такая уж ведьма. В этом и есть суть урока? Я что, должен к ней хорошо относиться?

Он услышал странное бормотание, ничуть не похожее на голос, который он слышал раньше, и только через минуту понял, что чудовище смеется.

—  Так ты думал, я рассказал тебе историю для того, чтобы преподать урок? — поинтересовалось чудовище. — Ты думал, я отправился погулять для того, чтобы преподать тебе урок добра?

Чудовище смеялось громче и громче, пока земля не затряслась и небо не задрожало.

— Конечно, — с недоумением проворчал Конор.

—  Нет, нет, — заявило чудовище, немного успокоившись. — Королева и в самом деле была ведьмой и рано или поздно совершила бы большое зло. Откуда нам знать? В конце концов, она ведь пыталась удержаться у власти.

— Тогда почему ты ее спас?

—  Потому что она не была убийцей!

Конор прошелся по саду, задумавшись. Потом вновь обратился к чудовищу.

— Не понимаю. А кто здесь тогда хороший герой?

—  А хороший герой не всегда существует. Не всегда есть и плохой герой. Большинство людей находятся между этими двумя крайними состояниями.

Конор покачал головой.

— Ужасная история. Одно мошенничество.

—  Это — истинная история, — возразило чудовище. — Многие истинные вещи похожи на обман. Королевства получают тех принцев, которых заслуживают. Дочери фермеров умирают без всякой причины, а ведьмы иногда заслуживают того, чтобы их спасали. В самом деле, такое случается очень часто. Ты будешь удивлен, насколько часто.

Конор в очередной раз посмотрел на окна своей спальни, пытаясь представить себе бабушку, спящую на его кровати.

— И как это поможет мне спастись от нее?

Чудовище выпрямилось, и теперь смотрело на Конора с высоты своего роста.

—  Это не от нее ты должен спастись, — объявило чудовище.

* * *

Конор сел на диване, тяжело дыша.

00:07, говорили часы.

— Черт побери! — пробормотал Конор. — Спал я или нет?

Он вскочил на ноги…

И тут же ударился обо что-то пальцем ноги.

— Что теперь, — проворчал он, щелкнув выключателем.

Из сучка в половице выросло молодое крепкое деревце в фут высотой.

Конор в недоумении уставился на него, Потом отправился на кухню за ножом, чтобы спилить росток.

Прояснение

— Я тебя прощаю, — объявила Лили, подойдя к Конору на следующий день на прогулке.

— За что? — спросил Конор, не глядя на девочку. Он все еще находился под впечатлением от истории чудовища, от обмана и того, что в конце все встало с ног на голову. И особенно оттого, что история эта оказалась совершенно бесполезной.

А потом он еще целых полчаса спиливал это дурацкое, но очень твердое молодое деревце, и в итоге сумел заснуть только незадолго до рассвета. Он неминуемо проспал бы, если бы бабушка стала кричать, что он опоздает. В итоге Конор убежал в школу, даже не попрощавшись с мамой, которая, как ему было сказано, провела тяжелую ночь и нуждалась в отдыхе. Теперь он чувствовал себя виноватым, потому что если у мамы была тяжелая ночь, это он должен был сейчас помогать ей, а не бабушка, которая сумела только отправить его чистить зубы, потом сунула в руки яблоко и выставила за дверь.

— Я прощаю тебя за то, что из-за тебя у меня были неприятности, дурак, — сказала Лили, но не слишком сердито.

— Ты сама себе устроила эти неприятности, — заявил Конор. — Это ведь ты толкнула Салли.

— Я имела в виду твою ложь, — заявила Лили. Ее тяжелые локоны были крепко перехвачены на затылке бантом.

Конор пожал плечами.

— Разве ты не хочешь сказать, что тебе жаль, ну и все такое? — спросила Лили.

— Нет, — ответил Конор.

— Почему?

— Потому что мне не о чем сожалеть.

— Конор…

— Я ни о чем не сожалею, — объявил он, остановившись. — И я тебя не прощаю.

Они смотрели друг на друга, омытые лучами утреннего солнца, и никто не хотел первым отводить взгляд.

— Мама сказала, что надо сделать скидку, — наконец заговорила Лили. — Ведь у тебя такие проблемы.

В этот момент солнце зашло за тучи. На мгновение Конору показалось, что вот-вот разразится гроза и молнии пройдут через его тело, прямо ему в кулаки. На мгновение он представил, словно скручивает вокруг Лили невидимые воздушные нити и сейчас разорвет ее надвое…

— Конор? — позвала девочка, внимательно глядя на него.

— Твоя мама ничего не знает, — фыркнул он. — И ты тоже.

А потом быстро пошел прочь, оставив Лили далеко позади.

* * *

Больше года назад Лили рассказала подругам о маме Конора, хоть он не давал ей на это разрешения. Те друзья рассказали своим друзьям, те своим, и за полдня Конор оказался посреди мертвой зоны, словно он — бомба, к которой все боятся подходить. Неожиданно те, кого он считал своими друзьями, стали замолкать, когда он проходил мимо. А еще он слышал перешептывания у себя за спиной, когда шел по коридорам или во время ленча. Даже учителя стали меняться в лице, когда Конор поднимал руку на уроке.

Так что он перестал общаться с друзьями, обычно стоял в отдалении, поглядывая на перешептывающихся, а потом махнул на все рукой.

Но этого никто не заметил. И вышло так, что Конор стал будто бы невидимым.

У него никогда не было такого трудного учебного года, и никогда он не встречал наступление летних каникул с такой радостью. Его мать была полностью погружена в лечение, которое она язвительно называла «походами на работу». Длинный список процедур постепенно подходил к концу. Планировалось, что курс лечения закончится до того, как у Конора начнется новый учебный год, и тогда они смогут начать все по новой, оставив все неприятности в прошлом.

Только вышло по-другому. Лечение матери продлилось дольше, чем они думали. Все пошло по второму кругу, потом по третьему. Учителя в новом учебном году стали вести себя еще хуже, потому что знали о болезни его мамы. И другие дети обращались с ним так, словно он сам больной, да ещё заразный, особенно теперь, когда на него обратили внимание Гарри и его подпевалы.

И вот сейчас в доме командовала бабушка, а Конору снились сны о деревьях.

Может, это все-таки не сон. Тогда все еще хуже.

Раздражённый, он отправился в школу. Он всё Лили виновата — ну, а кто ещё?

Он винил Лили, потому что ему больше некого было винить.

* * *

На этот раз Гарри ударил его в живот.

Конор упал, оцарапав коленку о бетонную ступеньку и порвав брюки. Дыра была ужасно заметная, а штопал Конор ужасно.

— Ты псих, О’Молли, — объявил Салли, засмеявшись. Сам он стоял где-то за спиной Конора. — Похоже, тебе нравится падать каждый день.

— Теперь тебе придется пойти к врачу, — добавил Антон.

— А может, он выпил, — предположил Салли, и это замечание вызвало новый взрыв смеха, хотя Конор отлично знал, что Гарри не смеётся. Даже не видя его, Конор чувствовал, что Гарри наблюдает за ним, ждет и хочет посмотреть, что он будет делать.

Встав, он увидел Лили у стены школы. Она была с другими девочками, возвращавшимися в школу после перерыва. Она не стала заговаривать с мальчиками, проходя мимо, только посмотрела на них и пошла дальше.

— Сегодня Супер-Пудель не пришел на помощь, — объявил Салли со смехом.

— Тебе, Салли, повезло, — прервал молчание Гарри. Конор не стал вновь поворачиваться лицом к своим мучителям, но знал, что Гарри даже не улыбнулся собственной шутке. Конор смотрел вслед Лили, пока она не ушла.

Зато Салли так и вспыхнул.

— Эй, смотри сюда, когда с тобой разговаривают! — крикнул он, хватая Конора за плечо и разворачивая к себе.

— Не трогайте его, — сказал Гарри, спокойно, но так многозначительно, что Салли тут же отступил. — Мы с О’Молли понимаем друг друга, — продолжал Гарри. — Только я один могу давать ему пинки. Верно?

Конор подождал мгновение и потом медленно кивнул. Теперь он, кажется, начал понимать.

Гарри с непроницаемым лицом, не сводя глаз с Конора, шагнул к нему поближе. Конор даже не вздрогнул. Вот так они стояли лицом к лицу, в то время как Антон и Салли нервно переглядывались.

Гарри слегка кивнул, словно задал ему вопрос, на который только сам знал ответ. Конор не двигался. Всё было предрешено. Повисло молчание, даже Антон и Салли затихли. Они должны были идти. Им нужно было идти прямо сейчас.

Но никто не двигался.

Гарри занес кулак, словно собирался двинуть Конору в лицо.

Тот даже не вздрогнул. Не шелохнулся. Он всего лишь смотрел в глаза Гарри, ожидая удара.

Но удара так и не последовало.

Гарри медленно опустил кулак, разжал пальцы, по-прежнему глядя на Конора.

— Да, — наконец спокойно заговорил он, как будто что-то для себя выяснил. — Я так и думал.

И тут снова раздался голос судьбы.

* * *

— Эй, мальчики! — позвала мисс Кван, направившись к ним через двор, словно ходячий кошмар. — Звонок был три минуты назад! Чем вы тут занимаетесь?

— Извините, мисс, — спокойно проговорил Гарри. — Мы тут спорили о домашнем задании миссис Марл, о жизнеописании, и потеряли счет времени, — он хлопнул Конора по плечу, словно они были закадычными друзьями. — Конор у нас прирождённый рассказчик, — Он серьезно кивнул мисс Кван. — Ну, и помогаем ему отвлечься.

— Очень правдоподобно, — нахмурилась мисс Кван. — Все получают первое предупреждение. Только попробуйте сегодня что-нибудь натворить!

— Да, мисс, — выразительно ответил Гарри. Антон и Салли пробормотали то же самое. Они потащились назад, на уроки, и Конор последовал за ними.

— Секундочку, Конор, — окликнула мисс Кван.

Он остановился и повернулся, но не стал смотреть ей в глаза.

— Ты уверен, что между тобой и этими мальчиками все нормально? — поинтересовалась мисс Кван, подпуская в голос «доброты», которая пугала почти так же, как гневный окрик.

— Да, мисс, — пробормотал Конор.

— Я не слепая и хорошо знаю выходки Гарри. Обаятельный хулиган-отличник — всё равно хулиган, — вздохнула она с раздражением. — Возможно, когда-нибудь он даже станет премьер-министром. И тогда — да поможет нам Бог.

Конор промолчал, и тишина приобрела уже знакомую ему окраску. Мисс Кван качнулась вперед и её глаза оказались на одном уровне с глазами Конора.

Он знал, что произойдет дальше. Знал и ненавидел это.

— Я даже не могу вообразить, через что тебе пришлось пройти, Конор, — так же спокойно проговорила миссис Кван, только почти шепотом. — Но если ты захочешь поговорить, мои двери всегда для тебя открыты.

Он не мог смотреть на нее, не мог вынести заботу в ее глазах и в голосе.

Потому что он этого не заслуживал.

Вновь вернулся кошмар: крики и ужас, и то, что случилось в конце…

— Со мной все в порядке, мисс, — пробормотал он, разглядывая носки своих ботинок. — Я не собираюсь делать ничего такого.

Он услышал, как мисс Кван снова вздохнула.

— Ладно, — вновь заговорила она. — Забудь о первом предупреждении и ступай на урок.

Она ласково потрепала его по плечу и отправилась через двор ко входу в школу.

Конор остался один.

Он знал, что, проведи он хоть весь день во дворе, никто не будет его за это ругать.

Странно, но от этого ему стало ещё хуже.

Маленький разговор

Бабушка ждала его, сидя на диване перед открытой дверью.

— Нам нужно поговорить, — объявила она, и лицо у неё было такое, что Конор замер на месте.

— Что случилось?

Бабушка глубоко, громко дышала, втягивая воздух носом, взгляд ее был устремлен в окно, словно она собиралась с силами. Больше всего она напоминала сейчас хищную птицу. Ястреба, высматривающего овцу на обед.

— Твоей маме нужно вернуться в больницу, — объявила она. — Так что тебе придется прокатиться и пожить со мной несколько дней. А теперь тебе надо собрать вещи.

Конор даже не шевельнулся.

— Что случилось с мамой?

Глаза бабушки расширились, словно она не могла поверить, что Конор задал такой потрясающе глупый вопрос. Потом она смягчилась.

— У нее сильные боли, — объяснила она. — Гораздо сильнее, чем раньше.

— Но у нее же есть лекарства от боли… — начал было Конор, но бабушка хлопнула в ладоши. Один раз, но громко. Так громко, что он смолк на полуслове.

— Это не сработает, Конор, — решительно объявила бабушка. Похоже, она читала его мысли раньше, чем он их начинал осознавать. — Это не сработает.

— Что не сработает?

Бабушка сложила ладони вместе еще несколько раз, только теперь без хлопков, словно испытывала их упругость. Потом снова уставилась в окно. Все это время рот ее был крепко сжат. Наконец она встала и принялась старательно разглаживать свое платье.

— Твоя мама наверху. Она хочет с тобой поговорить.

— Но…

— В воскресенье прилетает твой отец.

Конор выпрямился.

— Папа прилетает?

— Мне нужно позвонить, — продолжала бабушка. Она обошла Конора и отправилась на улицу, доставая мобильник.

— Почему приезжает папа? — бросил ей вслед Конор

— Тебя ждёт мать, — напомнила бабушка, закрывая за собой входную дверь.

Только сейчас Конор заметил, что до сих пор держит в руках рюкзак.

* * *

Приезжает отец. Его отец. Из Америки. Последний раз он видел его перед Рождеством года два назад. Казалось, та новая жена всегда в последнюю минуту выдумывала причину, чтобы отец не приезжал к нему, особенно, когда у них с отцом появился свой ребенок. Когда Конор вырос, отец стал приезжать все реже, и все реже звонить.

Его отец приезжает.

Почему?

— Конор? — это звала мама.

* * *

Матери не было у себя в спальне. Она была в его комнате, лежала на его кровати поверх пухового одеяла. Взгляд ее был устремлен вдаль, на церковь на холме.

И на тис.

Хотя сейчас тис был всего лишь деревом.

— Эй, дорогой, — позвала она, улыбнувшись Конору, но не вставая. Он заметил синяки у нее под глазами, словно ее кто-то побил. В таком состоянии он видел маму лишь однажды. Тогда она тоже отправилась в больницу и провела там почти две недели. Это случилось на прошлую Пасху, и две недели, проведенные с бабушкой, едва не уморили их обоих.

— Что случилось? — спросил Конор. — Почему ты возвращаешься в больницу?

Мама погладила край пухового одеяла, приглашая Конора присесть рядом с ней.

Но он остался стоять, не двигаясь с места.

— Что случилось?

Мама по-прежнему улыбалась, только улыбка ее была вымученной. Теперь она просто водила тонкими пальцами по картинке на пуховом одеяле — это были мишки-гризли. Конор давным-давно перерос такие штучки. Вокруг головы у мамы был повязан красно-розовый шарфик, но повязка расползлась, и Конор видел белую кожу лысой головы. Вряд ли она хоть раз пробовала примерить старые парики бабушки.

— Со мной будет все хорошо, — заверила мама. — В самом деле.

— С тобой? — недоверчиво переспросил он.

— Мы уже проходили через это, Конор, — сказала она. — Так что не беспокойся. Я в самом деле чувствую себя очень плохо и еду в больницу подлечиться. Так уж получилось, — она вновь погладила пуховое одеяло. — Ты не хочешь подойти и присесть рядом со своей старой, усталой мамой?

Конор сглотнул, но улыбка мамы стала шире и… он-то знал это… не такой натужной. Он подошел и сел рядом с мамой, лицом к окну. Она пробежала пальцами по его волосам, смахнула их с глаз. И Конор заметил, какой исхудалой была ее рука — кожа да кости.

— Зачем приедет папа? — спросил Конор.

Мама какое-то время молчала, потом убрала руку

— Ты ведь давно его не видел. Разве ты не рад?

— Бабушка не выглядит такой уж счастливой.

Мама фыркнула.

— Ну, ты же знаешь, как она относится к твоему папе. Не слушай ее. Лучше порадуйся встрече с отцом.

Несколько секунд они сидели молча.

— Ты хотела что-то еще сказать, — начал Конор. — Так ведь?

Он почувствовал, как мама выпрямила спину.

— Посмотри на меня, сынок, — мягко попросила она.

Конор повернулся и посмотрел на мать, хотя он готов был отдать миллион фунтов только для того, чтобы этого не делать.

— Последний курс лечения не помог, — начала мама. — Теперь они хотят его изменить, попробовать что-нибудь еще.

— Это так? — спросил Конор.

Она кивнула.

— Так. Они многое могут сделать. Это нормально. Не беспокойся.

— Ты уверена?

— Уверена.

— Потому что… — Конор на секунду замялся и снова уставился в пол. — Потому что ты можешь сказать мне правду, ты же знаешь.

Он почувствовал, как мама обняла его. Прикосновение ее тонкой-тонкой руки было таким нежным. Мама ничего не сказала, только лежала, обняв его. Конор посмотрел в окно, и мама заметила его взгляд.

— Ты знаешь, это — тис, — наконец сказала она.

Конор закатил глаза, но не от обиды.

— Да, мам. Ты говорила мне это сотню раз.

— Последишь за этим деревом, пока меня не будет? — спросила она. — Чтобы оно осталось там, пока я не вернусь.

И Конор понял, что это был еще один способ уверить его, что она вернется. Поэтому он кивнул, а потом они вместе долго смотрели на дерево.

Которое так и оставалось деревом, сколько бы они на него не смотрели.

Дом бабушки

Пять дней. Чудовище не появлялось целых пять дней.

Может быть, оно не знало, где живет бабушка, а может, это было слишком далеко для прогулок. Так или иначе, сада у бабушки не было, хотя сам дом был больше, чем у Конора и его мамы. На заднем дворе у неё находились навесы, облицованный камнем пруд и обшитый деревянными панелями «офис», где она делала большую часть работы. Работала она агентом по недвижимости — странное занятие, Конор его никогда не понимал. Повсюду кирпичные дорожки и цветы в горшках. Для деревьев места не осталось. Даже травы на заднем дворе не было.

— Нечего таращиться, молодой человек, — бабушка выглянула из задней двери. — Вот скоро приедет твой папаша, и съездишь навестить маму.

— Я не таращился, — возразил Конор.

— Вот как? Ну-ка зайди.

Бабушка зашла в дом, и он потащился следом. Было воскресенье, день приезда отца. Он должен был приехать сюда из аэропорта, забрать Конора, чтобы навестить маму, остаток дня они должны были провести вместе «как отец и сын». Конор ждал, что это обернётся для него ещё одним «разговором напрямую». Бабушки к моменту приезда отца здесь не будет. Это всех устроит.

— Убери свой рюкзак от входной двери, пожалуйста, — попросила бабушка и взялась за свою сумочку. — Пусть не думает, что я держу тебя в свинарнике.

Дом бабушки был намного чище маминой больничной палаты. Домработница приходила по средам, но Конор не знал, чем бы она тут могла заняться. Утром бабушка первым делом включала пылесос. Четыре раза в неделю она носила белье в прачечную, а однажды, перед тем как лечь спать, — в полночь принялась драить ванну. Она никогда не складывала обеденные тарелки в раковину — сразу отправляла их в посудомоечную машину, и один раз забрала у Конора тарелку, когда он еще и есть не закончил.

— Если женщина моего возраста, которая живёт одна, перестанет за всем этим следить, то что получится? — спросила она однажды, словно бросала Конору вызов.

Бабушка отвозила его в школу, и теперь он каждый день оказывался там куда раньше обычного, даже несмотря на то, что ехать приходилось сорок пять минут. Еще бабушка забирала его каждый день из школы, когда занятия заканчивались, и они вместе ехали в больницу навестить маму. Там они оставались час или два — меньше, если мама чувствовала себя слишком усталой, чтобы разговаривать, — такое случилось дважды за пять дней. А потом возвращались к бабушке, и она заставляла его делать уроки, а сама готовила обед.

Это напоминало лето, когда Конор и мама ездили в Корнуолл. Только там было не так чисто. И не было командира.

— Ну вот, Конор, — бабушка натянула пиджак мужского покроя. Было воскресенье и ей не требовалось куда-то ехать, чтобы показывать дома, так что Конор никак не мог понять, чего это она так разоделась ради поездки в больницу. Он подозревал, что это сделано для того, чтобы отец почувствовал себя неудобно.

— Твой отец может и не заметить, что маме настолько хуже, так ведь? Так что нам надо проследить, чтобы его визит не затянулся, — она оглядела себя в зеркале, а потом добавила тише: — Хотя беда не в этом.

Она повернулась, махнула ему и сказала.

— Веди себя хорошо.

А потом дверь за ней закрылась. Конор остался один в ее доме.

* * *

Он пошел в комнату для гостей, где ночевал. Бабушка теперь называла ее спальней Конора, но он все равно звал ее комнатой для гостей. И всякий раз, как он это говорил, бабушка качала головой и бормотала что-то себе под нос.

А чего еще она ожидала? Это место ничуть не напоминало его комнату. Оно вообще не выглядело жилой комнатой, тем более такой, где мог бы жить мальчик. Пуховое одеяло и покрывала на кровати были ослепительно белыми, а из остальной мебели — только дубовый буфет, такой огромный, что за ним можно было бы обедать.

Такая комната могла быть в любом доме, на любой планете. Конору не нравилось в неё заходить, хотя это был единственный способ укрыться от бабушки. Да и сейчас он пошел туда только для того, чтобы взять книгу, так как бабушка запретила любые компьютерные игры у себя в доме. Выудив одну книгу из своего чемодана, он посмотрел в окно, выходящее на задний двор.

Только каменные дорожки и «офис».

Там никого не было.

* * *

Гостиная была одной из тех комнат, где гости, на самом деле, никогда не задерживались. Конору не позволялось там находиться, так как он мог поставить пятно на обивке. Поэтому сейчас, дожидаясь встречи с отцом, он отправился читать именно в гостиную.

Он плюхнулся на диван с резными деревянными ножками, такими тонкими, что они напоминали высокие каблуки. Напротив стоял буфет со стеклянными дверцами, за которыми, словно музейные экспонаты, были чинно выставлены тарелки и чайные чашки с такими завитушками, что странно было, как из них можно пить, не порезав губы. Над камином висели часы, которые бабушка очень ценила. Никто, кроме нее, не мог к ним прикасаться. Бабушка получила их от своей мамы. Из года в год она угрожала отвезти их антиквару, чтобы там их оценили. У часов имелся маятник, и они звонили каждые пятнадцать минут так громко, что с непривычки можно было подскочить от неожиданности.

Комната напоминала музей из прошлого века. Тут не было телевизора. Он был в кухне, но его включали очень редко.

Конор принялся за чтение. А что еще ему оставалось делать?

* * *

Он надеялся поговорить с отцом, прежде чем тот улетит, но эти визиты в больницу, разница во времени, внезапно обострившаяся мигрень у новой жены отца вряд ли оставят такой шанс.

Всякий раз что-то мешало…

Конор следил за маятником часов. Двенадцать сорок две. Через три минуты они начнут звонить.

Три пустых, спокойных минуты.

И только тут Конор понял, что по-настоящему нервничает. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз видел отца, даже по скайпу. Может, он теперь выглядит по-другому? А может, Конор сам стал другим?

Были и другие вопросы. Почему он приехал сейчас? Мама выглядела так себе, даже хуже, чем раньше, хотя уже пять дней провела в больнице. Но она до сих пор надеялась на новую медицину. До Рождества еще было далеко, а день рождения Конора давно миновал. Так почему же именно сейчас?

Конор посмотрел на пол. Там, посреди комнаты, лежал, судя по виду, очень дорогой, старинный овальный коврик. Конор потянулся и поднял его край, уставился на полированные доски пола. В одной из половиц был сучок. Конор попытался почувствовать неровность пальцем, но паркет был таким гладким и так хорошо отполирован, что Конор не почувствовал сучка на ощупь.

— Ты там? — прошептал Конор.

И тут же подскочил — в дверь позвонили. Он встал и вышел из гостиной, чувствуя, что волнуется гораздо сильнее, чем думал. Он открыл входную дверь.

Там стоял отец. Совсем не похожий на себя, но точно он.

— Привет сынок, — сказал папа, и в голосе его послышался незнакомый американский акцент.

Конор широко улыбнулся. Так широко он, наверное, уже год как не улыбался.

Чемпион

— Как поживаешь, чемпион? — спросил отец у Конора, пока они ожидали официантку с заказанной ими пиццей.

— «Чемпион»? — не понял Конор, скептически подняв бровь.

— Извини, — замялся отец, робко улыбнувшись. — В Америке говорят на другом языке.

— Твой голос стал каким-то странным.

— Конечно, — отец взволнованно крутил в руке бокал вина. — Я рад тебя видеть.

Конор отхлебнул колы. Когда они приехали в больницу, мама выглядела очень плохо. Они подождали, пока бабушка помогала ей сходить в туалет, а потом все, что смогла сказать мама, это «привет, милый» — Конору и «привет, Лайм», — его отцу, прежде чем снова уснуть.

А потом бабушка выпроводила их из палаты, и вид у неё был такой, что даже папа не стал с ней спорить.

— Твоя мама… да… — только и сказал отец, отведя взгляд. — Она ведь борется изо всех сил?

Конор пожал плечами.

— Тебе, наверное, очень тяжело, Кон?

— Ты уже восемь сотен раз спрашивал меня об этом, — фыркнул Конор.

— Извини, — отозвался отец.

— Да все в порядке, — отмахнулся мальчик. — Мама сейчас пробует новый метод лечения. Ей непременно станет лучше. Она плохо выглядит, но раньше она выглядела еще хуже. Почему каждый…

Он не договорил и вместо того, чтобы задать вопрос, сделал еще один большой глоток колы.

— Ты прав сынок, — произнес отец. — Ты совершенно прав, — он всё крутил в руках бокал с вином. — Тем не менее… Тебе нужно набраться мужества, хотя бы ради нее, Кон. Тебе нужно стать по-настоящему… по-настоящему храбрым.

— Ты говоришь словно герой американского фильма.

Отец грустно усмехнулся.

— А у твоей сестрички все хорошо. Она уже почти научилась ходить.

—  Полусестрички, — поправил Конор.

— Я бы хотел, чтобы вы с ней познакомились. Мы скоро вернемся. Может, даже на это Рождество. Ты хотел бы?

Конор поймал взгляд отца.

— А что насчет мамы?

— Я говорил с твоей бабушкой. Она считает, что это неплохая идея, если мы приедем перед Новым годом.

Конор провел рукой по ребру столешницы.

— Так вы просто приедете в гости?

— Что ты имеешь в виду? — с удивлением спросил отец. — Это же не мешает… — Тут он замолчал, потому что понял: Конор его разгадал. — Конор…

Но Конор не дал ему договорить.

— Дерево приходит ко мне, — начал Конор. Он говорил быстро, не сводя взгляда с этикетки на бутылке колы. — Оно приходит в дом по ночам и рассказывает мне истории.

Отец заморгал. Выглядел он очень расстроенным.

— Что?

— Вначале я думал, что это — сон, — продолжал Конор, пытаясь содрать этикетку ногтем указательного пальца, — а потом, проснувшись, обнаружил листья и росток дерева, выросший прямо из паркета. Но я спрятал все следы, чтобы никто ничего не заметил.

— Конор!

— Оно не пришло в дом бабушки. Я думаю, все дело в том, что она живет так далеко…

— Что ты…

— Только какое это имеет значение, если все это — сон? Почему же сон не может пройтись по городу? Тем более, если он стар, как земля, и такой же большой, как целый мир…

— Конор, прекрати…

— Я не хочу жить с бабушкой, — объявил Конор. И голос его неожиданно стал громким и таким тонким, надрывистым, словно Конор вот-вот задохнется. Глаза прилипли к этикетке, указательный палец пытался оторвать от стекла влажную бумагу. — Почему я не могу поехать с тобой? Почему я не могу поехать в Америку?

Его отец облизал губы.

— Ты имеешь в виду, когда…

— Дом бабушки — дом для старых дам, — объявил Конор.

Его отец лишь усмехнулся.

— Хотел бы я, чтобы она услышала, как ты называешь ее старой дамой.

— Нельзя ничего трогать и сидеть где захочется, — продолжал Конор. — Нельзя оставить вещи даже на две секунды. Она только и делает, что общается через интернет из своего офиса, а мне не позволено им пользоваться.

— Уверен, мы сможем поговорить с ней об этом и обо всем остальном. Можно переделать одну из комнат так, чтобы тебе было в ней уютно.

— Не хочу я такогоуюта! — объявил Конор, повысив голос. — Я хочу иметь собственную комнату в собственном доме.

— Но ты не сможешь получить ничего такого в Америке, — заметил отец. — Мы втроем живем в одной комнате, Кон. У твоей бабушки намного больше и денег и площади, чем у нас. К тому же, ты учишься здесь, у тебя здесь друзья, здесь твоя жизнь. И было бы несправедливо забирать тебя отсюда.

— Несправедливо для кого? — поинтересовался Конор.

Его отец только вздохнул.

— Вот это я и имел в виду, — продолжал он. — Именно поэтому я сказал, что тебе нужно набраться мужества.

— Так все говорят, — отмахнулся Конор. — А когда все говорят, это ничего толком не значит.

— Мне жаль… — протянул отец. — Я знаю, что на самом деле это несправедливо, и хотел бы, чтобы все было по-другому…

— Ты?

—  Конечно,я, — его отец встал из-за стола. — Так будет лучше всего. Ты увидишь.

Конор сглотнул, но головы так и не поднял.

— Можно мы поговорим об этом, когда маме станет немножко лучше?

Отец сел назад на свой стул.

— Конечно, поговорим, приятель. Точно поговорим.

Конор посмотрел отцу в лицо.

— « Приятель»?

Отец снова усмехнулся.

— Извини.

Он поднял бокал и стал пить вино большими глотками, пока не выпил все. Поставил бокал на стол, выдохнул и с любопытством взглянул на Конора.

— Так что ты там говорил насчет дерева?

Подошла официантка и поставила перед ними пиццу.

— Американо, — Конор нахмурился, глядя на отца. — Если бы дерево могло говорить, оно бы, наверное, говорило так, как ты.

У американцев короткий отпуск

— Не похоже, что твоя бабушка уже вернулась, — заметил отец, подруливая на арендованной машине к бабушкиному дому.

— Иногда, уложив меня спать, она возвращается в больницу, — пояснил Конор. — Тогда медсестра разрешает ей поспать в кресле.

Отец кивнул.

— Может, она и не любит меня, но это не значит, что она — плохая женщина, — сказал он.

Конор смотрел из окна машины на бабушкин дом.

— Сколько ты тут пробудешь? — спросил он, боясь услышать ответ.

Его отец глубоко вздохнул. Так обычно вздыхают, когда хотят сообщить плохие новости.

— Боюсь, всего несколько дней.

Конор повернулся к отцу.

— И всё?

— У американцев короткий отпуск.

— Ты не американец.

— Но я живу там, — усмехнулся он. — Ты же весь вечер посмеивался над моим акцентом.

— Тогда зачем ты приехал? — спросил Конор, решив расставить все на свои места.

Его отец помолчал.

— Я приехал, потому что об этом попросила твоя мама, — выглядел он так, словно хотел сказать больше, но не смог.

Конор ничего не ответил.

— И я же вернусь, — попытался оправдаться отец. — Ты знаешь, я приеду, когда будет необходимость, — его голос окреп. — И ты навестишь нас на Рождество! Это хорошая мысль.

— Поеду в твой переполненный дом, где у меня не будет собственной комнаты? — с сомнением произнес Конор.

— Конор…

— Потом я вернусь и снова пойду здесь в школу?

— Кон…

— Зачем ты проехал? — тихо спросил Конор.

Отец не ответил. В машине наступила тишина, могло показаться, что они сидят на противоположных краях большого каньона. Потом отец положил руку на плечо Конора, но тот стряхнул ее и, потянувшись, открыл дверцу.

— Подожди, Конор.

Конор остановился, но поворачиваться не стал.

— Не хочешь, чтобы я побыл с тобой в доме, пока не приедет бабушка? — спросил отец. — Составить тебе компанию?

— Мне и так хорошо, — ответил Конор и вылез из машины.

* * *

В доме царила мертвая тишина. А почему бы и нет? Ведь он был один.

Конор плюхнулся на запретный диван, прислушиваясь к его треску. Этот звук порадовал его, и он шлепнулся на диван снова. Потом снова встал и прыгнул на него. Деревянные ножки застонали, проехали несколько дюймов и оставили четыре царапины на полу.

Конор улыбнулся. Теперь он чувствовал себя хорошо.

Он подпрыгнул так, чтобы диван проехал еще дальше. Мальчик тяжело дышал. Голова была горячей, словно у него началась лихорадка. Он встал и со всей силы пнул диван.

А потом ему на глаза попались часы.

* * *

Часы его бабушки, висящие над камином. Маятник, качающийся из стороны в сторону, словно жил собственной обособленной жизнью, не имеющей никакого отношения к Конору.

Конор медленно подошел к часам, сжав кулаки. Оставалось всего несколько секунд до того момента, как — бом-бом-бом — пробьет девять часов. Конор подождал, пока минутная стрелка завершила круг и достигла двенадцати. Как только должен был прозвучать «бом», Конор схватился за маятник и удержал его.

Он слышал, как механизм издал скрипящие «б» вместо звонкого «бом». Свободной рукой Конор потянулся и толкнул минутную и секундную стрелку к двенадцати. Стрелки не двигались, тогда он толкнул сильнее, услышал громкое «щелк», и звучало это не особенно хорошо. Минутная и секундная стрелки неожиданно вырвались на свободу, но Конор закрутил их, поймал часовую стрелку, зажал ее и услышал приглушенный «полу-бом», а потом болезненный щелчок где-то в глубине деревянного корпуса.

Конор почувствовал, как капли пота собираются на лбу, а в груди его словно пылал огонь.

…Словно в кошмаре, то же лихорадочное затмение и ускользающий окружающий мир, но в этот раз он все держал под контролем, в этот раз он самбыл кошмаром…

Секундная стрелка самая тонкая из трех, неожиданно щёлкнула и отвалилась от циферблата, упала на коврик, отскочила и исчезла в пепле очага.

Конор быстро отступил, одновременно отпустив маятник. Маятник не двигался. Часы скрежетали, издавали необычные тикающие звуки, но оставшиеся стрелки замерли на своих местах.

С ума сойти.

* * *

У Конора засосало под ложечкой, когда он, наконец, понял, что наделал.

«Ох, только не это, — подумал он. — Только не это».

Он сломал часы.

Часы, которые, возможно, стоили больше, чем автомобиль его мамы.

Бабушка убьет его, точно убьет…

Часовая и минутная стрелки застыли на одном времени.

00:07

—  Когда что-то разрушилось, обломки жалки, — произнесло чудовище у него за спиной.

* * *

Конор резко обернулся. Каким-то образом чудовище оказалось в бабушкиной гостиной. Конечно, оно было слишком большим и ему пришлось наклониться, слишком низким был потолок. Ветви и листья сплющились, чудовище стало намного меньше, но, казалось, своими корнями и ветвями заполнило все углы.

—  Таких разрушений я и ожидал от мальчика, —заявило чудовище, и от его дыхания волосы Конора развевались, как на ветру.

— Что ты здесь делаешь? — поинтересовался Конор, почувствовав неожиданный прилив надежды. — Я сплю? Точно как тогда, когда ты разбил окно в моей спальне, а я проснулся и все…

—  Я пришел рассказать тебе вторую историю, — объявило чудовище.

Конор сердито хмыкнул и посмотрел на сломанные часы.

— Она закончится так же плохо, как прошлая? — беспокойно спросил он.

—  Она закончится надлежащим образом, если ты это имеешь в виду.

Конор снова повернулся к чудовищу. Лицо гиганта скривилось в то, что Конор счел злобной усмешкой.

— Еще одна история, полная обмана? — поинтересовался мальчик. — Сначала вроде все так, а потом становится совершенно иным?

—  Нет, — объявило чудовище. — Это история о человеке, который думал только о себе, —чудовище снова осклабилось, но на этот раз его ухмылка была больше похожа на улыбку. — И за это его сильно наказали.

Секунду Конор стоял, глубоко дыша. Он думал о сломанных часах, о царапинах на паркете, о ядовитых ягодах, которые чудовище разбросало по чистому полу гостиной его бабушки.

И еще Конор думал о своем отце.

— Я слушаю, — наконец заявил он.

Вторая история

—  Сто пятьдесят лет назад в этой стране стала развиваться промышленность, — начало чудовище. — Фабрики росли повсюду, словно сорняки. Деревья вырубили, поля перекопали, реки повернули вспять. Небо заволокло дымом и пеплом, и люди в те дни кашляли, чесались и ходили уперев взгляд себе под ноги. Деревни выросли в городки, городки в города. И люди начали жить по большей части на земле, а не ютиться в землянках под землей… Но оставались еще островки зелени, если знать, где смотреть.

Чудовище раздвинуло руки, и туман заполнил бабушкину гостиную. А когда он рассеялся, Конор и чудовище оказались под ярким синим небом на зеленом поле, а перед ними раскинулась долина из металла и кирпича.

— Выходит, я сплю, — пробормотал Конор.

—  Тихо, —приказало чудовище. — Вот он идет.

И тут Конор увидел мрачного человека в тяжелых черных одеждах. Сильно нахмурившись, он поднимался на холм, прямо к тому месту, где стояли мальчик и чудовище.

—  На краю этого зеленого оазиса жил один человек. Не важно, как его звали, да никто и не обращался к нему по имени. Крестьяне порой звали его Провизором.

— Как? — переспросил Конор.

—  Провизором, — повторило чудовище.

— Что это такое?

—  Провизор — старинное словечко, некто вроде химика.

— А почему они его так называли?

—  Этот человек заслужил такое имя, потому что имел отношение к старинной медицине. Травы и кора, смеси ягод и листьев…

— Папина новая жена этим занимается, — объявил Конор, наблюдая, как человек выкапывает корень. — Она владелица магазина, продающего кристаллы.

Чудовище нахмурилось.

—  Это совсем другое.

* * *

Много раз ходил Провизор в зеленый оазис, собирая травы и листья. Но с годами прогулки его становились все более продолжительными, так как фабрики и дороги пришли из города, подобно сыпи, которую он лечил. И если раньше он до утреннего чая успевал собрать и подорожник, и розовые лепестки, то теперь у него уходил на это целый день.

Мир изменился, и Провизору от этого было очень горько. А точнее ОЧЕНЬ горько, потому что он был очень неприятным человеком. Жадныйи злобный, он часто требовал от пациентов больше, чем они могли заплатить. Тем не менее, он удивлялся, что его так не любят в деревне, и считал, что к нему должны относиться с большим уважением. Но поскольку он плохо относился к людям, к нему относились тоже плохо. И все это тянулось до тех пор, пока его пациенты не начали искать других, более современных целителей, которые пользовались другими, более современными средствами. А Провизор от этого становился только злее.

* * *

Туман снова окружил Конора. Теперь он оказался на лужайке, на маленьком пригорке. На склоне стоял дом священника, рядом было несколько надгробных камней, а посреди кладбища рос тис.

—  В деревне Провизора жил один пастор…

— Это же холм за моим домом, — прервал Конор. Он огляделся, но не увидел ни железной дороги, ни домов, только грязное русло реки.

—  У пастора было две дочери, в которых он души не чаял, —продолжало чудовище.

Из дома пастора выскочили две молодые девушки. Они смеялись, хихикали и пытались ударить друг друга пучками травы. Они бегали вокруг ствола тиса, прячась друг от друга.

— А это ты, — объявил Конор, ткнув в дерево.

—  Скажем так… На земле пастора рос тис… Очень красивый тис, — подумав добавило чудовище.

— Если ты так считаешь, — сказал Конор.

—  Однако теперь Провизору очень сильно понадобилось тисовое дерево.

— Ему? Зачем? — удивился Конор.

Чудовище удивилось.

—  Тис — одно из главных лечебных деревьев, — объяснило оно. — Тис живет тысячи лет. Его ягоды, кора, листья, сок, древесина — все пропитано жизнью. Он может вылечить почти любую болезнь, если сделать правильную смесь и правильный настой.

Конор нахмурился.

— Ты это выдумал.

Лицо чудовища стало грозным.

—  Ты смеешь спорить со мной, мальчик?

— Нет, — Конор отступил, испугавшись разозлившегося чудовища. — Просто я никогда не слышал об этом раньше.

Чудовище хмурилось еще мгновение, а потом продолжило рассказ.

* * *

Чтобы добыть необходимое, Провизор должен был спилить дерево. Однако священник не позволил бы ему это сделать. Тис рос на этой земле задолго до того, как люди возвели тут церковь. Дерево защищало её и от сильного дождя, и от непогоды. И пастор — сколько бы Провизор ни просил — не подпускал его к дереву.

Пастор был человеком просвещенным и очень добрым. Он желал своей пастве всего самого лучшего, и старался оградить ее от всяких суеверий и колдовства. Его проповеди убеждали народ не пользоваться услугами Провизора, а дурной характер этого человека и его жадность сделали так, что эти семена упали на благодатную почву. Дела у целителя шли все хуже и хуже.

Но однажды дочери пастора заболели. Вначале одна, потом другая девушка слегли от эпидемии, гулявшей по стране.

* * *

Небо потемнело, и Конор услышал, как в доме кашляют дочери пастора. И еще он услышал, как громко пастор молится и как рыдает навзрыд его жена.

* * *

Ничего дочерям пастора не помогало. Ни молитвы, ни лекарства современных докторов, которых приглашали из двух городов, никакие народные средства, втайне предлагаемые горожанами. Ничего. Дочери таяли, смерть их стояла уже на пороге. Наконец, когда не осталось другого выбора, пришлось обратиться к Провизору. Пастор проглотил свою гордость и пошел просить прощения.

— Разве вы не поможете моей дочери? — спросил пастор, встав на колени у его двери. — Не ради меня, но пожалейте моих невинных девочек.

— Почему я должен помогать? — поинтересовался Провизор. — Вы отвратили своих прихожан от моего лечения. Вы не отдали мне дерево тиса — лучшее средство лечения. Вы настроили людей против меня.

— Вы можете срубить и забрать дерево, — ответил пастор. — Я стану читать прихожанам проповеди о пользе вашего врачевания. Я буду посылать их к вам, какими бы болезнями они ни заболели. Вы сможете забрать все, что угодно, если только спасете моих дочерей.

Провизор был удивлен.

— Вы отдадите мне все, что я пожелаю?

— Если ты спасешь моих дочерей, я отдам тебе все, — взмолился пастор.

— Однако у меня нет ничего, что могло бы им помочь, — ответил целитель и закрыл дверь перед носом пастора.

* * *

— И что? — спросил Конор.

—  Как-то ночью обе дочери пастора умерли.

— И что? — снова повторил Конор, он страха у него засосало под ложечкой.

—  В ту ночь я отправился на прогулку.

— Отлично! — воскликнул Конор. — Тот глупый урод в самом деле заслуживал наказания.

—  И я так думал, —согласилось чудовище. — И вскоре после полуночи я оторвал дом пастора от фундамента…

Окончание второй истории

Конор аж на месте подскочил.

— Дом пастора?

—  Да, —подтвердило чудовище. — Я забросил крышу его дома в низину и разбил кулаками стены.

Дом пастыря по-прежнему стоял перед ними, и Конор увидел, как тис превратился в чудовище и яростно набросился на жилище пастора. После первого же удара дверь дома открылась, и пастор с женой в ужасе бежали. Чудовище сорвало и запустило им вслед крышу, но промахнулось.

— Что ты сделал? — удивился Конор. — Ведь это Провизор был плохим парнем!

—  Он? — спросило настоящее чудовище, которое находилось за спиной мальчика.

Раздался страшный треск: это второе чудовище разбило стену пасторского дома.

— Конечно, он! — закричал Конор. — Он же отказался помочь дочерям пастора! Они же из-за этого умерли!

—  Это пастор считал, что Провизор может помочь, — возразило чудовище. — В свое время пастор почти уничтожил Провизора, но когда ему самому стало трудно, побежал к нему за помощью. Он сказал, что отречется от веры, если безбожник спасет его дочерей.

— Да? — удивился Конор. — Но ведь так поступил бы любой! Так бы поступил каждый! А что ты ждал от него?

—  Я ждал, что он допустит целителя к дереву, когда тот просил.

Конор замолчал в недоумении. Новые трещины побежали по стенам домика, и одна из них рухнула.

— Ты позволил бы убить себя?

—  Я нечто большее, чем просто дерево, —ответило чудовище. — Да, я позволил бы срубить тот тис. Это спасло бы и дочек пастора, и многих других людей.

— Но тогда погибло бы дерево, а Провизор бы стал богаче! — воскликнул Конор. — Он ведь злой!

—  Он был жадным, грубым и ожесточенным, но он был целителем. А кем был пастор? Никем. Вера — это только часть исцеления. Вера в лекарство, вера в будущее, которое наступит. Это был человек, живший верой, но принесший ее в жертву как раз тогда, когда она была нужна больше всего. Его вера была не свободна от эгоизма и страха. И это стоило жизни его дочерям.

Конор рассердился.

— Ты говорил, что это история без подвохов.

—  Я говорил, что это история о человеке, который оказался наказан за эгоизм. Так и есть.

Закипая, Конор смотрел, как второе чудовище уничтожает домик пастора. Огромная нога одним ударом смяла крыльцо. Ударив со всего маха, огромная рука разнесла стену спальни.

—  Скажи мне, Конор О’Молли, не хочешь присоединиться? — спросило чудовище у него за спиной.

* * *

— Присоединиться? — удивленно переспросил Конор.

—  Разрушение приносит удовлетворение, ручаюсь.

Чудовище шагнуло вперед, присоединившись к своему подобию, и гигантская нога с легкостью прошла сквозь диван, ничуть не напоминающий диван бабушки Конора.

—  Что ещё разрушить? — Все поплыло перед глазами Конора, а через несколько мгновений перед ним стояло лишь одно чудовище, которое было больше двух первых. — Я жду твой команды, мальчик.

Конору стало трудно дышать. Сердце яростно колотилось, и его снова охватило странное лихорадочное чувство. Несколько долгих мгновений он не мог ничего сказать. Наконец он взял себя в руки.

— Разбейте камин.

Кулак чудовища немедленно метнулся вперед и ударил в каменную плиту над очагом у самого основания. С грохотом вывернутые кирпичи засыпали камин.

Конор задыхался, словно это он сам, а не чудовище, разрушил камин.

— Выброси их кровати! — прокричал мальчик.

Чудовище вытащило кровати из двух спален без крыши и подбросило в воздух с такой силой, что они долетели чуть не до горизонта, а потом с грохотом врезались в землю.

— Разбей их мебель! — закричал Конор. — Круши все подряд.

Чудовище потопталось внутри дома, разломав всю мебель и словно чувствуя удовлетворение от треска и грохота.

— Громи все подряд! — ревел Конор. И чудовище ревело ему в ответ, круша остатки стен — буквально втаптывая их в землю. Конор рванулся на помощь, схватил упавший сук и стал бить те стёкла, что пока уцелели.

Он вопил так громко, что сам себя не слышал. Все его мысли растворились в ярости разрушения, в бездумной жажде уничтожения. Ломать, ломать и ломать!

Чудовище оказалось право. Это приносило удовлетворение.

Конор кричал, пока не охрип, крушил, пока руки не покрылись кровью. Когда же, наконец, он остановился, то увидел, что чудовище стоит по другую сторону развалин и смотрит на него. Конор задыхался, ему пришлось опереться на сук, чтобы не упасть.

—  Вот теперь все разрушено должным образом, —подвело итог чудовище.


И тут, совершенно неожиданно, Конор вернулся в гостиную бабушки и увидел, что разгромил всю комнату.

Разрушение

Диван был разбит. Деревянные ножки оказались сломаны, обивка порвана в клочья, сорванные со стены часы превратились в неузнаваемые обломки. Конор разнёс лампы, два маленьких столика, которые стояли по сторонам дивана, а в книжном шкафу у окна были изодраны книги. Даже обои висели грязными бесформенными полосами. Дверцы застеклённого шкафа были разбиты, а содержимое опрокинуто на пол.

Конор застыл, потрясенный. Он посмотрел на свои руки, покрытые кровью и занозами. Его ногти были поломаны и окровавлены, пальцы болели.

— Боже мой, — прошептал мальчик.

Он повернулся к чудовищу, но того нигде не было.

— Что ты наделал?! — закричал Конор в пустоту. Он не мог и шагу ступить из-за обломков, раскиданных по полу.

Ему самому все это было не убрать.

Никак.

Нет выхода?

— Боже мой, — снова прошептал он. — Боже мой.

—  Разрушение приносит удовлетворение, — услышал Конор, но этот голос скорее напоминал свист ветра.

А потом он услышал, как к дому подъехала машина бабушки.

* * *

И бежать-то было некуда. Не было времени даже на то, чтобы выскочить через заднюю дверь и помчаться куда глаза глядят, туда, где бабушка никогда его не найдет.

«Но теперь, после того, что я сделал, отец точно не возьмет меня, — подумал Конор. Они никогда не позволят мальчику, сотворившему такое жить в одном доме с…»

— Боже мой, — в очередной раз повторил Конор. Сердце его едва не выпрыгивало из груди.

Бабушка повернула ключ в замке и открыла входную дверь.

* * *

Секунду, пока шла к гостиной, она играла с сумочкой… до того, как поняла, где Конор и что он сделал. Он видел, что лицо у неё усталое, но по нему ничего нельзя прочесть, ни хорошее, ни плохое: оно было точно таким же, как в больнице, в палате матери Конора.

А потом она огляделась.

— Что за?.. — начала она, но осеклась, не желая произносить слово «черт» в присутствии Конора. Она словно окаменела. Так и стояла, держа свою сумочку. Только глаза ее двигались, с недоверием отмечая разрушения в гостиной, но отказываясь принять это за реальность. Конору показалось, что она даже дышать перестала.

А потом она посмотрела на мальчика. Рот ее открылся, глаза выпучились. Она осознала, что он стоит посреди гостиной и руки у него окровавлены.

Ее рот закрылся, но не так, как обычно. Он дрожал и трясся, словно она с трудом сдерживала слезы и пыталась сохранить лицо.

А потом она застонала, и звук этот вырвался из глубины груди, хотя рот оставался крепко сжат.

Этот звук был полон такой боли, что Конору захотелось зажать уши.

Она стонала ещё и ещё. А потом громко всхлипнула. Ее сумочка упала на пол. Она зажала себе рот, словно хотела сдержать эти чудовищные стоны, так и рвавшиеся наружу.

— Бабушка? — спросил Конор, и голос его задрожал от ужаса.

А потом бабушка закричала. Она раскинула руки, сжала кулаки, широко открыла рот и изо всех сил завопила. Кричала она так громко, что Конору все-таки пришлось заткнуть уши. На него она не смотрела, а, уставившись в пустоту, вопила.

Конор в жизни своей никогда так не пугался. Он словно оказался на краю мира, словно и впрямь попал в свой кошмар, полный криков, на краю бездны…

А потом бабушка вошла в комнату.

* * *

Она метнулась вперед, словно ничего не видела вокруг. Конор быстро перепрыгнул обломки дивана и поднял руку, чтобы защититься от ударов…

Но она бежала не к нему.

Лицо у неё скривилось от рыданий, и стоны вновь рвались из груди. Она подбежала к застеклённому шкафу — единственному предмету, оставшемуся на своем месте.

Схватила его за край.

Резко дернула…

Еще раз…

В третий…

Шкаф с грохотом полетел на пол, и прозвучало заключительное « хрясь».

Потом бабушка простонала в последний раз и наклонилась вперед, упершись руками в колени, воздух со свистом вырывался из её груди.

Она даже не взглянула на Конора, не взглянула на него ни разу, просто повернулась и покинула комнату, оставив сумочку там, где та упала, отправилась в ванную и заперла двери.

* * *

Конор все это время простоял на одном месте. Он так и не решил, надо ему двигаться или нет.

Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он вошел на кухню и отыскал несколько пустых мешков для мусора. Он провозился с мусором до поздней ночи, но так и не управился с ним. Только на рассвете он сдался.

Он поднялся по лестнице, так и не смыв грязь и засохшую кровь. Проходя мимо комнаты бабушки, увидел полоску света под дверью. Выходит, она тоже не спала.

Зато он отлично слышал, как она плачет.

Невидимый

Конор ждал на школьном дворе.

Он уже видел Лили. Она была с группой девочек, которые, насколько он знал, не слишком-то походили на нее, и которых она не очень любила. Однако сейчас она молча стояла с ними, в то время как они о чем-то оживленно болтали.

Словно не видела его вовсе.

Так что он стоял один, прислонившись к задней каменной стене школы, подальше от других ребят, которые визжали, смеялись, показывали друг другу что-то в мобильниках, словно в мире все было в порядке и ничего неправильного не могло с ними случиться.

А потом Конор увидел их. Гарри, Салли и Антон шли прямо к нему, наискосок пересекая двор, причем Гарри не спускал с него глаз. И взгляд его был не насмешливым, а тревожным. А вот его дружки как будто чего-то с удовольствием ждали.

Они подошли, и Конор почувствовал облегчение и слабость.

* * *

В это утро он проспал достаточно долго, чтобы успеть увидеть кошмар, как будто ему и без того не было плохо. Все повторилось снова: ужас и падение, и отвратительная тварь, поджидавшая в конце. Проснулся он с криком. Начинавшийся день не обещал ничего лучшего.

Когда он наконец набрался храбрости спуститься, отец на бабушкиной кухне готовил завтрак.

Бабушки нигде не было видно.

— Очнулся? — поинтересовался отец, держа в руке кастрюльку, в которой варил яйца.

Конор кивнул. И хотя он совершенно не чувствовал голода, подсел к столу. Отец закончил с яйцами и разложил в две тарелки тосты, намазанные маслом — одну тарелку для себя, одну для Конора. Они принялись за еду.

Тишина на кухне была такой тяжкой, что Конор с трудом дышал.

— Ты устроил настоящий беспорядок, — наконец объявил отец.

Конор продолжал есть, стараясь откусывать кусочки как можно меньше.

— Она позвонила мне утром. Рано-рано.

Конор откусил еще один микроскопический кусочек.

— Твоей маме стало хуже, Кон, — продолжал отец, Конор быстро поднял голову. — Бабушка поехала в больницу, поговорить с врачами. А я должен отвезти тебя в школу…

—  «В школу»? — удивился Конор. — Хочу увидеть маму!

Но отец тут же покачал головой.

— Сейчас там детям делать нечего. Я заброшу тебя в школу и поеду в больницу, а сразу после уроков заеду за тобой и отвезу к маме, — Быть может, я заберу тебя раньше… если возникнет необходимость.

Конор резко выпрямился, отложив нож и вилку. Больше он есть не хотел.

— Эй! — позвал отец. — Помнишь, я говорил, что нужно быть храбрым? Вот сейчас самое время стать храбрым, сынок, — он кивнул в сторону гостиной. — Я понимаю, как ты расстроился, — потом он печально улыбнулся, но тут же вновь посерьёзнел. — Точно так же, как твоя бабушка.

— Я не хотел, — объявил Конор, чувствуя, как учащенно колотится его сердце. — Я не знаю, как все это случилось.

— Все в порядке, — заверил его отец.

Конор нахмурился.

— В порядке?

— Ни о чем не беспокойся, — продолжал отец, заканчивая свой завтрак. — В море случаются вещи и похуже.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что все мы сделаем вид, будто ничего не случилось, — твердо объявил отец. — Потому что сейчас происходят другие, более неприятные вещи.

— Это ты о маме?

Отец вздохнул.

— Доедай свой завтрак.

— Вы даже не собираетесь наказать меня?

— А смысл, Кон? — Отец покачал головой. — Есть ли в этом смысл?

* * *

На уроке Конор не слышал ни одного слова, но учителя словно не замечали его, задавая вопросы классу. Мисс Марл не потребовала у него Жизнеописание — хотя был последний день сдачи этой домашней работы. А ведь Конор так и не написал ни единого предложения.

Однако казалось, что это никого не интересовало.

Одноклассники тоже сторонились Конора, словно от него плохо пахло. Он даже попытался припомнить, перебросился ли с ними хоть одним словом с самого утра. Нет. Выходило так, что в этот день он говорил только с отцом.

Как такое может быть?

Но вот, наконец, появился Гарри. И это, по меньшей мере, было в порядке вещей.

— Конор О’Молли, — объявил Гарри, остановившись в шаге от него. Салли и Антон хихикали у него за спиной.

Конор встал у стены, опустил руки, готовый к удару, откуда бы тот ни последовал.

Только его никто не бил.

Гарри не двигался. Салли и Антон тоже, только их улыбки постепенно увяли.

— Чего ждете? — поинтересовался Конор.

— Вот именно, — обратился Салли к Гарри. — Чего ждем-то?

— Врежь ему, — прибавил Антон.

Но Гарри не двигался. Он внимательно разглядывал Конора. В этот миг Конору показалось, что в мире нет никого, кроме него и Гарри. Его ладони вспотели. Сердце учащенно билось.

«Давай», — подумал Конор, а потом только понял, что сказал это вслух.

— Давай!

— Что? — спокойно переспросил Гарри. — Что тебе нужно от меня, О‘Молли?

— Он хочет, чтобы ты его в землю заколотил, — предположил Салли.

— Он хочет, чтобы ты пнул его в задницу, — высказался Антон.

— Это так? — спросил Гарри, и со стороны могло показаться, что говорит он совершенно серьезно. — Ты в самом деле этого хочешь?

Конор промолчал. Просто стоял, сжав кулаки.

Ждал.

А потом прозвонил звонок. Громко прозвонил. И мисс Кван прошла по двору, чтобы поговорить с другой учительницей. По дороге она посматривала на учеников во дворе и особенно на Конора и Гарри.

— Думаю, мы никогда не узнаем, чего хочет этот О’Молли.

Антон и Салли рассмеялись, хотя, судя по всему, не поняли шутки, а потом все трое повернулись и отошли от Конора.

Но даже отойдя, Гарри не спускал взгляда с Конора.

А тот остался один.

Словно был невидим для остального мира.

Лекарство из тиса

— Дорогой мой, — пробормотала мама, чуть приподнявшись на постели, когда Конор вошел в палату.

Он видел, с каким трудом ей это удалось.

— Я пойду, — заявила бабушка, встала со своего места и прошла к дверям, даже не взглянув на Конора.

— А я, спортсмен, пойду поищу, чем здесь можно перекусить, — сказал отец, так и оставшийся у двери. — Ты чего-нибудь хочешь?

— Хочу, чтобы ты перестал называть меня «спортсмен», — заявил Конор, не сводя глаз с матери. Она рассмеялась.

— Ну, я сейчас вернусь, — и отец вышел за дверь, оставив Конора один на один с матерью.

— Подойди, — попросила она, похлопав рукой по постели. Конор подошел и сел рядом, так чтобы не потревожить трубки, которые шли к ее руке, и те трубки, что подавали воздух в ее ноздри, или те трубки, которые, как он знал, были подведены к ее груди: по ним подавали ярко — оранжевую химическую смесь — главное лекарство.

— Как дела у моего Конора? — спросила мама, протянув тонкую руку, чтобы взъерошить ему волосы. Конор увидел желтое пятно вокруг того места, к которому присоединяли трубку, и маленькие пурпурные точки на внутренней стороне локтя.

Но мама улыбалась. Ей было тяжело, она была измучена, но улыбалась.

— Знаю, выгляжу так, что испугаться можно, — вздохнула она.

— Нет, что ты, — возразил Конор.

Она запустила пальцы ему в волосы.

— Думаю, эту ложь я тебе прощу.

— С тобой все в порядке? — спросил Конор, и хотя сейчас вопрос этот звучал нелепо, она поняла, что он хочет узнать.

— Ну, видишь ли, милый, — начала она. — Просто какие-то лекарства, которые они испытывали, не сработали так, как им хотелось. И они не сработали намного раньше, чем они рассчитывали. Если так можно выразиться.

Конор покачал головой

— Это не только в моём случае, — заверила мама. Конор увидел, что улыбка чуть скривилась, будто маме было трудно удержать её на лице. Потом мама глубоко вздохнула и тихонько шмыгнула носом, словно пытаясь удержаться от слез.

— Все происходит немножко быстрее, чем я рассчитывала, милый, — сказала она, и в этот раз голос ее звучал глухо, так что у Конора желудок скрутило. Неожиданно он обрадовался тому, что ничего не ел с самого завтрака.

— Но есть еще одна штука, которую они собираются попробовать; говорят, даёт хорошие результаты, — продолжала мама. Голос ее остался хриплым, но она снова улыбалась.

— А почему они не попробовали ее раньше? — спросил Конор.

— Помнишь, сколько курсов лечения я прошла? — спросила она. — Потеряла все волосы…

— Конечно.

— Только что-то не сработало так, как они хотели, — продолжала мама. — Такое всегда возможно, но они-то надеялись вообще этим не пользоваться, — она опустила взгляд. — И уж особенно так скоро.

— Ты хочешь сказать, что сейчас уже слишком поздно? — эти слова вырвались у него, прежде чем он успел понять, что говорит.

— Нет, Конор, — ответила она быстро, — Не думай так. Не слишком поздно. Лечиться никогда не поздно.

— Ты уверена?

Мама снова улыбнулась.

— Я верю в каждое слово, которое говорю, — сказала она, и голос ее немного окреп.

И тут Конор вспомнил слова чудовища: «Вера — часть исцеления».

Ему казалось, что он почти не дышит, но напряжение стало понемногу спадать, в желудке отпустило. Мама, видя, что Конор расслабился, погладила его руку.

— Вот что интересно, — снова заговорила она, и голос ее зазвучал чуть бодрее. — Помнишь дерево на холме за нашим домом?

Глаза Конора расширились.

— Так вот, хочешь верь, хочешь нет, но лекарство, которое я сейчас принимаю, делается из тиса, — продолжала мама.

* * *

— Из тиса? — тихо переспросил Конор.

— Да, — ответила ему мама. — Я читала об этом, когда всё только начиналось, — Она кашлянула в руку, раз, потом другой. — Я имею в виду, я надеялась, что болезнь не зайдет так далеко, но ведь правда же невероятно, что мы все время видели тис за окном, и тут выяснилось, что именно это дерево может меня вылечить.

Мысли Конора закрутились с такой скоростью, что он почувствовал головокружение.

— Растения поистине удивительны, разве нет? — продолжала мама. — Мы так много делаем, чтобы их извести, а они потом нас спасают.

— Так это лекарство спасет тебя? — спросил Конор. Больше он ничего сказать не мог.

Мама снова улыбнулась.

— Надеюсь, — сказала она. — Я в это верю.

Может ли такое быть?

Конор вышел в больничный коридор. Мысли его неслись по кругу. Лекарство из тиса. Исцеляющее лекарство. Лекарство вроде того, что Провизор отказался делать для пастора. Хотя, честно говоря, Конор до сих пор так и не понял, почему нужно было разрушить дом пастора.

Если только…

Если только у чудовища не было на то какой-то причины. Если только оно не пришло излечить мать Конора.

Конор едва смел надеяться. Он старался не думатьоб этом.

Нет.

Конечно, нет. Так не может быть, не будь идиотом. Чудовище — сон. Все, что оно рассказывает, — сон.

А листья? А ягоды? И деревце, проросшее из пола? И разгром в бабушкиной гостиной?

Неожиданно Конор расслабился, ему даже показалось, что он не идет, а плыветпо воздуху.

Может такое быть? Может все это оказаться правдой?

Конор услышал голоса и посмотрел в коридор. Похоже, бабушка и его папа сцепились.

* * *

Конор не слышал, о чем они говорили, но бабушка яростно тыкала пальцем в грудь отца.

— И чего вы от меня хотите? — потребовал ответа отец, достаточно громко, чтобы другие люди, находившиеся в коридоре, обратили на них внимание. Конор не слышал, что ответила бабушка; она, словно порыв бури, пронеслась мимо него и, даже не взглянув на внука, исчезла в палате матери.

Отец подошел к Конору, выглядел он поникшим.

— Что происходит? — поинтересовался Конор.

— Твоя бабушка рассердилась на меня, — ответил отец, попытавшись выдавить улыбку. — Как обычно.

— Почему?

Отец скорчил недовольную гримасу.

— У меня плохие новости, Конор, — начал он. — Сегодня вечером я улетаю.

— Сегодня вечером? — переспросил Конор. — Почему?

— Малышка заболела.

— Ого, — пробормотал Конор. — И что с ней?

— Возможно, ничего серьезного. Но Стефани как безумная, отвезла ее в больницу и хочет, чтобы я летел назад прямо сейчас.

— И ты полетишь?

— Да, но я вернусь, — пообещал отец. — В воскресенье через неделю, или нет, через две. В следующий раз они отпустят меня на более длительный срок, чтобы я смог побыть с тобой.

— Две недели, — пробормотал Конор себе под нос. — Ладно. Мама сейчас начинает новый курс лечения. Ей должно стать лучше. Так что к тому времени, как ты вернешься…

Он замолчал, когда увидел лицо отца.

— Почему бы нам не пойти прогуляться, сынок? — предложил отец.

* * *

В больнице был свой маленький парк — дорожки среди деревьев. Пока Конор и его отец искали свободную скамейку, они разминулись с пациентами в больничных халатах, которые бродили по парку с родными или вышли прогуляться в одиночестве, чтобы украдкой покурить. Из-за них парк напоминал огромную больничную палату под открытым небом. Или место, где собрались на отдых призраки.

— Хочешь поговорить со мной? — спросил Конор, когда они присели на скамейку. — В последнее время все хотят со мной поговорить…

— Конор, — начал отец. — Новый курс лечения, который проходит твоя мама…

— … ей поможет, — уверенно заявил Конор.

Отец мгновение сидел молча.

— Нет, Конор, — наконец возразил он. — Возможно, вовсе нет…

— Поможет, — настаивал Конор.

— Это последняя соломинка, сынок. Мне жаль, что все происходит так быстро.

— Это вылечит ее. Я уверен.

— Конор, — продолжал его отец. — Конор, бабушка злится на меня ещё и потому, что думает, будто мы не говорим тебе правды. О том, что сейчас происходит.

— Да что бабушка об этом знает?

Отец положил руку ему на плечо.

— Конор, бабушка…

— Мама всё делает правильно, — Конор встал и покачал головой. — Этот новый курс лечения — тайна. Он поможет, есть причина. Я знаю, что говорю.

Отец, казалось, смутился.

— Какая ещё причина?

— Возвращайся в Америку, — продолжал Конор, — Возвращайся к своей новой семье, нам будет хорошо здесь без тебя. Лекарство поможет.

— Конор, не…

— Да! Оно поможет.

— Сынок, — продолжал отец, подавшись вперед. — В жизни не всегда всё кончается так хорошо, как в сказке.

Конор замер. А ведь отец прав. Разве нет? Именно это пыталось объяснить чудовище. Его истории были словно дикие, дикие звери и уводили в такие дебри, о которых ты и не подозревал.

Отец покачал головой.

— Похоже, я хочу от тебя слишком многого. Так и есть. Это несправедливо и жестоко… Такого быть не должно…

Но Конор не отвечал.

— Я вернусь через неделю, в воскресенье, — заверил отец. — Ты помни об этом, ладно?

Конор заморгал от яркого солнечного света. Октябрь в этот году выдался и в самом деле теплым, словно лето никак не хотело прощаться.

— И на сколько ты приедешь? — наконец спросил он.

— Как смогу.

— А потом ты снова уедешь.

— Да, я…

— К другой семье, — закончил за отца Конор.

Отец попытался снова коснуться плеча Конора, но тот развернулся и пошел назад, к больнице.

Лекарство сработает, именно поэтому чудовище и рассказывало все эти сказки. Оно должно сработать. Если чудовище настоящее, все так и будет.

Перед тем как войти в больницу, Конор посмотрел на часы на ее фасаде.

Еще восемь часов до 00:07.

Без истории

— Ты можешь ее вылечить? — спросил Конор.

—  Тис — лечебное дерево, —ответило чудовище. — Именно эту форму я чаще всего выбираю для прогулок.

Конор нахмурился.

— Это не ответ.

Чудовище лишь злобно ухмыльнулось.

* * *

Бабушка отвезла Конора домой, когда мама, пообедав, уснула. Она до сих пор не разговаривала с ним о разгромленной гостиной. Похоже, она вообще собиралась как можно меньше с ним говорить.

— Я поехала назад, в больницу, — объявила она, когда тот вылез из машины. — Сам себе приготовишь поесть. Знаю, что, по крайней мере, это ты умеешь.

— Как думаете, папа уже в аэропорту? — спросил Конор.

Вместо ответа бабушка только нетерпеливо вздохнула. Конор закрыл дверцу, и она уехала. Он поплелся в дом. Там теперь остались только часы на кухне — дешевые, на батарейке. Они отсчитывали время, которое приближалось к полуночи, а бабушки всё не было. Он даже подумывал ей позвонить, но вспомнил, как та накричала на него, когда таким звонком он разбудил маму. Конор ждал, пока часы не показали 00:07. А потом вышел наружу и позвал:

— Где ты?

—  Я здесь, — ответило чудовище и с лёгкостью перешагнуло через флигель, в котором бабушка устроила себе кабинет.

* * *

— Ты сможешь ее вылечить? — спросил Конор.

Чудовище посмотрело на него сверху вниз.

—  Это не моя забота.

— Почему нет? — спросил Конор. — Ты разрушаешь дома и спасаешь ведьм. Ты говорил, что каждая твоя часть — лечебная, если правильно её использовать.

—  Если твою мать можно вылечить, то тис поможет ей, — ответило чудовище.

Конор скрестил руки на груди.

— А её можно вылечить?

Тогда чудовище сделало то, чего раньше никогда не делало.

Оно село. Поместило свой огромный вес на крышу бабушкиного флигеля. Конор слышал, как затрещало дерево, и видел, как просела крыша. Его сердце едва не выскочило из груди. Если чудовище разрушит и кабинет, то неизвестно что бабушка сделает с ним. Может, отправит в тюрьму. Или хуже того, в школу-интернат.

—  Ты до сих пор так и не понял, почему вызвал меня? — спросило чудовище. — До сих пор не понял, почему я снова вышел на прогулку. Я ведь не каждый день это делаю, Конор О’Молли.

— Я тебя не звал, — ответил Конор. — Может, только во сне. Даже если и звал, то для того, чтобы ты помог маме.

—  Так ли?

— А для чего же еще? — спросил Конор, и голос его стал таким пронзительным, что даже звенел. — Уж точно не для того, чтобы слушать твои жуткие истории.

—  Ты не забыл про гостиную твоей бабушки?

Конор не смог сдержать улыбку.

—  Так я и думал, — продолжало чудовище.

— Я не шучу! — возразил Конор.

—  Так и я не шучу. Но мы ещё не готовы для третьей, последней истории. Хотя скоро время придет. А после этого ты сам расскажешь мне свою историю, Конор О’Молли. Ты расскажешь мне свою правду, — и чудовище наклонилось к нему. — Ты понимаешь, о чем я говорю.

Неожиданно их снова окружил туман, и бабушкин двор растаял. Мир изменился, стал серым и пустым, а потом Конор понял, где он — он очутился в собственном кошмаре.

* * *

Пришли чувства — те, что он не раз испытывал, и выглядело все точно так же. Края мира крошились, а Конор держал ееза руки и чувствовал, как слабеет, как онасоскальзывает…

— Нет! — закричал он. — Нет! Только не это!

Туман рассеялся, Конор снова был во дворе бабушкиного дома. Чудовище все еще сидело на крыше.

— Это не моя правда, — голос Конора дрожал. — Это просто кошмар.

— И всё же это случится после третьего рассказа, — объявило чудовище, вставая. Крыша флигеля, казалось, вздохнула с облегчением.

— Здорово, — протянул Конор. — Еще один рассказ, когда есть вещи гораздо важнее.

— Истории — важны, — заверило чудовище. — Они могут оказаться важнее всего остального. Если в них есть правда…

— Правда жизни, — скривившись, заметил Конор.

Чудовище с удивлением посмотрело на мальчика.

— Вот именно, — согласилось оно. Потом повернулось, собираясь уйти, но через плечо взглянуло на Конора. — Скоро увидимся.

— Я хочу знать, что будет с моей мамой, — сказал мальчик.

Чудовище остановилось.

— А ты всё ещё не понял?

— Ты сказал, что ты — целебное дерево. Ты нужен мне, чтобы помочь.

— Значит, помогу, — вздохнуло чудовище.

Налетел порыв ветра, и оно исчезло.

Я больше не стану за тобой присматривать

— Я тоже хочу в больницу, — заявил Конор, сидя в машине бабушки. — Я сегодня не хочу идти в школу.

Бабушка нахмурилась. Возможно, она вообще больше не желала с ним разговаривать.

— Как она чувствовала себя ночью? — продолжал спрашивать Конор. Он ждал возвращения бабушки еще долго после того, как чудовище ушло, но, так и не дождавшись, уснул.

— Точно так же, — кратко ответила она, не отводя взгляда от дороги.

— Новое лекарство помогает?

Бабушка долго не отвечала. Конор уже подумал, что она не хочет отвечать, и собрался спросить снова, но тут она сказала:

— Говорить слишком рано.

Они проехали еще несколько перекрестков, а потом Конор спросил:

— Когда она вернется домой?

На это бабушка ничего не ответила. Она молчала все оставшиеся полчаса, пока они ехали к школе.

Не было никакой надежды привлечь внимание кого — то из класса. Кроме того, ни один преподаватель ни на одном уроке не вызвал его. Его не замечал никто из одноклассников. Во время обеда он попытался припомнить хотя бы ещё одно утро, за которое он не перекинулся ни с кем словом.

Он в одиночестве сидел на дальнем краю обеденного стола, так и не притронувшись к еде. В столовой царил невероятный шум, настоящий рев — его одноклассники кричали, вопили, боролись, смеялись. Лучшее, что мог сделать Конор, — игнорировать их.

Чудовище вылечит маму. Так и будет. Иначе зачем оно приходило? Других вариантов не было. Оно же ходячее дерево здоровья, такое же дерево, из которого сделали лекарство для матери. Иначе зачем это чудовище приходило?

«Пожалуйста, — мысленно попросил Конор, глядя на свой нетронутый поднос с обедом. — Пожалуйста».

Чьи-то руки резко ударили по подносу, и апельсиновый сок Конора выплеснулся ему на колени.

* * *

Конор вскочил, но недостаточно быстро. Колени были залиты липкой жидкостью, капающей на пол.

— О’Молли обмочился! — закричал Салли, и Антон у него за спиной разразился смехом.

— Вот! — добавил Антон, смахивая лужу по столу в сторону Конора. — Это тоже твоё!

Гарри стоял между Антоном и Салли, скрестив руки на груди, и внимательно смотрел на Конора.

Конор поймал его взгляд.

Они стояли так долго, что Салли и Антон начали переминаться с ноги на ногу. Им было невдомёк, что это за соревнование и что собирается делать Гарри.

Конора это тоже интересовало.

— Думаю, стоит поработать с тобой, О’Молли, — наконец объявил Гарри. — Кажется, я знаю, что тебе нужно…

— Ты это получишь прямо сейчас, — пробормотал Салли. Они с Антоном засмеялись, поигрывая кулаками.

Конор не увидел поблизости никого из преподавателей и понял: Гарри намеренно выбрал время.

Так что Конору придется выпутываться самостоятельно.

Гарри шагнул вперед, выглядел он совершенно спокойно.

— Предстоит самое тяжёлое испытание, О’Молли. — объявил Гарри. — Самое плохое, что я могу тебе сделать.

Он вытянул вперед руку, словно хотел пожать руку Конору.

Он и в самом деле хотел пожать ему руку.

И Конор ответил на его рукопожатие — автоматически, прежде чем успел понять, что делает. Они трясли друг другу руки, словно два бизнесмена в конце деловой встречи.

— До свиданья, О’Молли, — неожиданно сказал Гарри, глядя в глаза Конору. — Я больше не стану за тобой присматривать.

Потом он отдернул руку, отвернулся и пошел прочь. Антон и Салли выглядели весьма сконфуженно, но через секунду тоже удалились.

Никто из них даже не повернулся, чтобы посмотреть на Конора.

* * *

В столовой на стене висели электронные часы. В семидесятые такие только появлялись, хотя они были старше мамы Конора. Конор смотрел вслед Гарри, который уходил, даже не повернув головы, так ничего ему и не сделав.

Вот Гарри прошел под часами.

Обед начинался в 11:55 и заканчивался в 12:25.

А сейчас часы показывали 12:06.

Слова Гарри эхом звучали в голове Конора:

«Больше я не стану присматривать за тобой».

Гарри уходил все дальше и дальше.

«Больше я не стану присматривать за тобой».

Часы показали 12:07

* * *

—  Пришло время рассказать третью историю, —объявило чудовище, невесть откуда появившись за спиной Конора.

Третья история

—  Жил да был однажды невидимый человек, который очень устал от собственной невидимости, —продолжало чудовище, хотя Конор по-прежнему не сводил взгляда с Гарри.

Конор с трудом заставил себя сдвинуться с места.

Он пошел за Гарри.

—  Это не была настоящая невидимость, — продолжало чудовище, следуя за Конором, и шум в комнате затихал, когда они проходили мимо. — Люди просто привыкли его не видеть.

— Эй! — позвал Конор. Гарри даже не повернулся. Никто из них — ни Салли, ни Антон, хотя они захихикали, когда Конор прибавил шаг.

—  Но если никто тебя не видит, существуешь ли ты на самом деле?

— ЭЙ! — громко позвал Конор.

Теперь в столовой царила тишина, а Конор и чудовище еще быстрее помчались за Гарри.

Гарри до сих пор ни разу не повернулся.

Конор догнал его, схватил за плечо и резко развернул. Гарри притворился, будто не понял, что происходит, и посмотрел на Салли, словно его потревожил тот.

— Прекрати дурить, — объявил Гарри и вновь отвернулся.

Отвернулся от Конора.

—  И однажды невидимый человек решил: «Я заставлю их увидеть меня», — продолжало чудовище, и его голос звучал прямо в ухе Конора.

— Как? — переспросил Конор. Он тяжело дышал, и даже не оглядывался, чтобы увидеть чудовище у него за спиной, не интересовался, как восприняли ребята в столовой появление огромного дерева. Краем уха он слышал нервный шепот, странное ожидание повисло в воздухе. — Как он это сделал?

Конор чувствовал, что чудовище стоит у него за спиной, знал, что оно опустилось на колени, почти вплотную прижалось к его уху, чтобы нашептать, рассказать конец истории.

—  Для этого он позвал… чудовище, —промолвил тисовый гигант.

А потом он вытянул огромную, чудовищную руку из-за спины Конора и толкнул Гарри так, что тот полетел на пол.


Подносы загремели, люди закричали. Антон и Салли ошеломленно уставились сначала на Гарри, а потом на Конора. Они переменились в лице. Конор сделал шаг им навстречу, чувствуя что чудовище башней возвышается у него за спиной.

Антон и Салли повернулись и побежали.

— Во что это ты решил поиграть, О’Молли? — Гарри поднялся с пола. Он держался за лоб, который расшиб при падении. Потом убрал руку, и несколько человек вскрикнули, увидев кровь.

А Конор снова направился к нему, и все, кто был на пути, расступались. Чудовище шло вместе с ним, шаг в шаг.

— Ты видишь меня? — закричал Конор, подходя к Гарри. — Видишь меня?

— Нет, О‘Молли! — закричал Гарри. — Нет! Никто тебя не видит!

Конор остановился и медленно огляделся. Все, кто был в зале, уставились на них, ожидая, что случится дальше.

Вот только стоило Конору повернуться к кому-то из них лицом, как они отводили взгляд, словно сильно смущались, или им больно было смотреть прямо на Конора. Только Лили на секунду задержала взгляд, и на лице ее были написаны любопытство и беспокойство.

— Думал напугать меня, О’Молли? — спросил Гарри, потирая окровавленный лоб. — Думаешь, я стану тебя бояться?

Конор не ответил, он просто двинулся к нему.

Гарри отступил на шаг.

— Конор О’Молли, которого все жалеют из-за его мамочки, — пробормотал он, и в голосе его зазвучали ядовитые нотки, — бродит по школе, делая вид, что он особенный, страдалец, которого никто не понимает…

Конор уже настиг Гарри.

— Конор О’Молли, который так хочет, чтобы его наказали, — продолжал тот. Он не сводил глаз с Конора, но при его приближении отступал на шаг. — Конор О’Молли, которому просто нужно,чтобы его наказали. Так почему, Конор О’Молли? Какие ужасные секреты ты скрываешь?

— Заткнись! — приказал Конор.

И он услышал, как чудовище сказало это вместе с ним.

Гарри отступил еще на шаг и прижался спиной к окну. Вся школа затаила дыхание, ожидая, что теперь сделает Конор. Он слышал, как их издали окликали учителя. Кто-то из них, похоже, заметил происходящее.

— Ты знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя, О’Молли? — поинтересовался Гарри.

Конор сжал кулаки.

Гарри наклонился вперед, его глаза засверкали.

— Я вижу пустое место, — объявил он.

Не поворачиваясь, Конор поинтересовался у чудовища.

— Что ты сделал, чтобы помочь невидимому человеку?

Гулкий голос зазвучал у него в голове.

—  Я сделал его видимым, — объявило чудовище.

Конор крепче сжал кулаки.

А потом чудовище прыгнуло вперед, чтобы заставить Гарри увидеть Конора.

Наказание

— Даже и не знаю, что сказать, — директор школы сердито фыркнула и покачала головой. — Что я могу тебе сказать, Конор?

Конор стоял, опустив взгляд на ковер, который цветом напоминал разлитое вино. Мисс Кван тоже была тут, сидела позади Конора, словно он мог попытаться сбежать. Конор скорее почувствовал, чем увидел, как директор наклонилась вперед. Она была старше мисс Кван. И в два раза страшнее.

— Его же в больницу пришлось отправить, — продолжала она. — Ты сломал ему руку, нос и, боюсь, зубы его никогда не будут выглядеть, как раньше. Его родители угрожают предъявить иск школе и завести дело против тебя.

Конор задумался.

— Они чересчур разволновались, Конор, — за его спиной проговорила мисс Кван. — Их можно понять. Я объяснила им, что произошло. Что он регулярно дразнил тебя, и что у тебя… особые обстоятельства.

Конор вздрогнул при этом слове.

— Только это, пожалуй, их и остановило, — сказала мисс Кван голосом, полным презрения. — Боязнь подпортить характеристику для университета.

— Но дело-то не в этом! — объявила директор так громко, что Конор и мисс Кван разом подпрыгнули. — Я не могу даже слов подобрать для того, что случилось, — она заглянула в какие-то бумаги у себя на столе — объяснительные учителей и учеников, решил Конор. — Не понимаю, как один мальчик мог сотворить такое безобразие.

* * *

Конор чувствовал, что чудовище делало с Гарри, потому что оно делало это его руками. Когда чудовище схватило Гарри за рубашку, Конор почувствовал ее ткань своими пальцами. Когда чудовище ударило, Конор почувствовал боль в костяшках пальцев. Когда чудовище заломило руку Гарри за спину, Конор почувствовал, как, сопротивляясь, Гарри напряг мускулы.

Гарри сопротивлялся, но тщетно.

Разве мальчик может одолеть чудовище?

Конор помнил крики и топот ног. Помнил, как остальные помчались за преподавателями. Помнил, как круг зрителей становился все шире, а чудовище все это время нашептывало ему историю невидимого человека.

—  Он снова стал видимым, — продолжало чудовище, одновременно колотя Гарри. — Он снова стал видимым.

Наконец настал момент, когда Гарри перестал сопротивляться — удары чудовища стали слишком сильными, слишком многочисленными, слишком быстрыми, и тогда Конор стал молить чудовище, чтобы оно остановилось.

—  Снова стал видимым, — продолжало чудовище, подняв свои ветви и хлопнув ими высоко в воздухе.

А потом оно повернулось к Конору.

—  Но были и другие неприятные вещи, которые раньше были невидимыми, — объявило оно.

И чудовище исчезло, оставив Конора одного над поверженным, окровавленным Гарри.

Теперь все в столовой уставились на Конора. Все видели его, пожирали взглядами. И еще… В столовой воцарилась мертвая тишина, ее нарушили только появившиеся учителя… Интересно, где они раньше были? Чудовище сделало так, что они ничего не видели? Или всё и в самом деле произошло очень быстро? Ветерок ворвался в окно и погнал по полу несколько острых листочков тиса.

Потом кто-то из взрослых схватил Конора и оттащил от жертвы.

* * *

— А сам ты что скажешь? — поинтересовалась директорша.

Конор только плечами пожал.

— Я не могу принять такой ответ. Ты его покалечил.

— Это не я, — пробормотал Конор.

— Что? — резко спросила она.

— Это не я, — более четко повторил Конор. — Это чудовище.

— Чудовище, — протянула директорша.

— Я Гарри и пальцем не трогал.

Директор сплела кончики пальцев и оперлась локтями на стол. Она уставилась на мисс Кваи.

— Все, кто был в столовой, видели, как ты набросился на Гарри, Конор, — сказала мисс Кван. — Они видели, как ты колотил его. Как толкнул его на стол. Как приложил головой об пол, — подалась вперед мисс Кван. — Они слышали, как ты вопил. И всё остальное видели.

Конор только медленно развел руками. Костяшки у него были разбиты, точно так же, как после уничтожения бабушкиной гостиной.

— Я понимаю, как ты разозлился, — продолжала мисс Кван, и голос ее чуть смягчился. — К тому же мы не смогли найти никого из твоих родителей или опекунов.

— Мой отец улетел назад в Америку, — объяснил Конор. — А бабушка не отвечает на телефонные звонки, чтобы маму не побеспокоить, — он сложил руки за спиной. — Думаю, бабушка вам перезвонит.

Директор со вздохом откинулась на спинку стула.

— Согласно школьным правилам мы должны немедленно исключить тебя из школы, — объявила она.

Конор ощутил, как желудок свело от боли, как тело его дрожит под тяжестью разом навалившегося веса.

Но потом он почувствовал, как тяжесть разом слетела с его плеч.

* * *

На него накатило понимание, а потом облегчение, такое, что он чуть не закричал, несмотря на то, что находился в кабинете директора.

Его собирались наказать. Наконец-то. Жизнь снова обретала смысл. Его собирались наказать.

И наказание приближалось.

Слава богу. Слава богу

— И как же мне поступить? — протянула директор.

Конор замер.

— Как я могу так поступить, а потом называть себя педагогом? — продолжала она. — После всего, что тебе пришлось пережить, — тут она нахмурилась. — И зная то, что мы знаем о Гарри, — она едва заметно покачала головой. — Но придет день и мы снова поговорим об этом, Конор О’Молли. Так и будет, уж поверь мне, — она вновь посмотрела на бумаги, лежавшие на столе. — Но не сегодня, — она в последний раз взглянула на Конора. — А тебе есть о чем хорошенько подумать

Конор сразу понял, что все закончилось. По крайней мере, на этот раз.

— Так вы не станете меня наказывать? — поинтересовался он.

Директор мрачно улыбнулась ему, почти добродушно, а потом сказала точно так же, как его отец:

— Есть ли в этом смысл?

* * *

Мисс Кван отвела его назад в класс. Два ученика, которые находились в коридоре, увидев Конора, отступили, давая ему дорогу, и застыли, прижавшись спинами к стене.

В классе замолчали, когда Конор открыл дверь, и никто не сказал ни слова, когда он шёл мимо доски к своему месту. Лили, сидящая за соседней партой, казалось, хотела что-то сказать. Но промолчала.

Весь остаток дня никто так и не заговорил с Конором.

«Хуже всего оказаться невидимым», — сказало чудовище и было совершенно право.

Теперь Конор перестал быть невидимым. Все его видели. Однако он еще больше отдалился от своих одноклассников.

Записка

Прошло несколько дней. Потом еще несколько. Трудно было сказать точно, сколько именно. Все они казались Конору длинными и серыми. Он вставал утром, но бабушка по-прежнему не разговаривала с ним, даже после звонка директора. Конор ходил в школу, но никто не разговаривал с ним. Он заходил к маме в больницу, но она была слишком усталой, чтобы говорить с ним. А если бы позвонил отец, то Конору не о чем было бы говорить и с ним тоже.

После нападения на Гарри, чудовище не появлялось, несмотря на то, что теперь настало время Конора рассказать свою историю. Каждую ночь мальчик ждал. Но ничего так и не происходило. А может, все потому, что Конор никакой истории не придумал. А даже если и знал, то не хотел рассказывать.

Засыпая, Конор вновь видел кошмар. С каждым разом он становился все хуже и хуже, если такое возможно. Три или четыре раза за ночь Конор просыпался с криком. Однажды он кричал так сильно, что бабушка постучала в его дверь, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

Но так и не зашла в комнату.

Наступили выходные, и Конор провел их в больнице, хотя новый метод лечения занимал все мамино время. К тому же она подхватила легочную инфекцию. Боли ее стали сильнее, так что большую часть времени она проводила в легкой дреме или в бессознательном состоянии под воздействием сильных болеутоляющих. Бабушка Конора всякий раз выставляла его за дверь, когда мать отключалась, и он блуждал по больнице. Один раз даже проводил старую женщину до рентгеновского кабинета.

На выходных Лили и ее мама тоже приходили к его маме, но он все время их визита читал журналы в лавке сувениров.

Потом он снова вернулся в школу. Как это ни удивительно, во всём мире время шло своим чередом.

Во всём мире, который не ждал, что будет дальше.

* * *

Мисс Марл раздала домашнюю работу «Моё жизнеописание» тем, кто ее сделал. Конор сидел за своей партой, подперев рукой подбородок и глядя на часы. До 12:07 оставалось два с половиной часа. Не это было совершенно не важно. Конор начинал думать, что чудовище ушло навсегда.

Оно тоже не хотело с ним разговаривать.

— Эй, — прошептал кто-то. Без сомнения, кто-то решил с ним позабавиться. Посмотрите, вон сидит Конор О‘Молли, пень — пнем. Настоящий урод.

—  Эй, — послышалось снова и в этот раз более настойчиво.

Он понял, что зовут именно его.

Лили сидела через проход, там же, где просидела все годы, пока они учились в одном классе. Она внимательно смотрела на мисс Марл, но ее пальцы незаметно протягивали Конору записку.

Записка для Конора.

— Возьми, — прошептала девочка уголком рта.

Конор посмотрел, не видит ли мисс Марл, но она была слишком занята сожалениями о том, что жизнь Салли ужасно напоминала жизнь супергероя с мозгами насекомого. Конор потянулся и забрал записку.

Похоже, она была сложена пару сотен раз, и развернуть ее оказалась трудно, как развязать узел. Конор наградил Лили недовольным взглядом, но она притворилась, что слушает учительницу.

Конор разгладил записку на парте. Там было всего четыре строчки.

Четыре строчки в мире полного безмолвия.

* * *

«Мне жаль, что я сболтнула лишнего про твою маму», —это была первая строчка.

«Я по-прежнему твой друг», — вторая.

«С тобой все в порядке?» —было написано в третьей.

« Явижу тебя», —четвертая, буква «Я» была обведена несколько раз.

* * *

Конор перечитывал записку снова и снова.

Потом посмотрел на Лили, которая тем временем получала похвалы от мисс Марл, но он видел, что она сильно покраснела, и совсем не от того, что говорила мисс Марл.

Мисс Марл прошла по классу и подошла к Конору.

Когда она это сделала, Лили посмотрела на Конора. Поймала его взгляд.

Она говорила правду. Она видела его, на самом деле видела.

Он сглотнул.

— Лили… — начал было он, но дверь класса открылась, вошла секретарь школы. Она подошла к мисс Марл и что-то прошептала.

А потом обе повернулись и посмотрели на Конора.

100 лет

Бабушка Конора остановилась у двери маминой палаты.

— Вы что, не пойдете? — спросил Конор.

Она покачала головой.

— Я спущусь в приемную, — объявила она, и Конор остался один.

Во рту у Конора был неприятный кисловатый привкус. Раньше его никогда не забирали из школы посреди учебного дня, даже когда мама лежала в больнице на прошлую Пасху.

Поэтому Конор не знал, что и думать.

И старался гнать от себя любые мысли.

Он рывком открыл дверь, ожидая самого худшего.

Вопреки его ожиданиям, мама не спала. Она сидела в кровати. Более того, она улыбалась — у Конора сердце едва из груди не выпрыгнуло. Наверное, лекарство сработало. Тис вылечил ее. Чудовище сделало это…

А потом он увидел, какие у мамы печальные глаза. Она была рада увидеть сына, но была испугана. И выглядела более усталой, чем в те дни, когда лежала и молчала.

Вряд ли его бы забрали из школы потому, что ей стало немножко лучше.

— Привет, сынок, — сказала мама, на глаза ее навернулись слезы, и он понял, насколько слаб ее голос.

И Конор почувствовал, как на него накатывает злость.

* * *

— Подойди сюда, — позвала она, похлопав по покрывалу рядом с собой.

Вместо этого Конор шлепнулся на стул рядом с ее кроватью.

— Как дела, мой дорогой? — спросила мама. Голос у нее был слаб, дыхание стало еще более хриплым, чем накануне. И казалось, что еще больше трубок подсоединено к ее телу. Хотя кто их знает? На голове у мамы не было полотенца, и лысая головка казалась белой под флуоресцентными больничными лампами. Конор почувствовал непреодолимое желание найти что-то, чтобы прикрыть ее, чтобы никто не увидел, насколько хрупкая и слабая его мама.

— Что происходит? — спросил он. — Почему бабушка забрала меня из школы посреди дня?

— Я захотела тебя увидеть до того, как морфий отправит меня в Страну Грёз, — ответила мама. — Не знаю, будет ли потом еще такая возможность.

Конор скрестил руки на груди.

— Ты же обычно вечерами приходишь в себя, — возразил он. — Мы могли бы, как обычно, увидеться вечером.

Он знал, что это не утверждение, а вопрос. И мама знала это тоже. Он был уверен, что мама ответит ему.

— Я хотела увидеть тебя прямо сейчас, — сказала она, и голос у неё снова стал тонким, на глаза навернулись слезы.

— Чтобы поговорить, так? — спросил Конор, намного резче, чем хотел. — Ну, и…

Он так и не закончил фразу.

— Посмотри на меня, милый, — начала она, потому что Конор сидел, уставившись в пол. Он медленно перевел взгляд на маму. Она подарила ему вымученную улыбку, и он увидел, как тяжело она опирается на подушки, словно у нее не было сил поднять голову. Только сейчас Конор понял, что они подняли изголовье кровати, чтобы мама могла сидеть.

Прежде чем снова заговорить, мама глубоко вздохнула, а потом тяжело, надрывно закашлялась.

— Этим утром я говорила с доктором, — сказала она слабым голосом через несколько долгих минут. — Новый курс лечения не сработал, Конор.

— Тот, что с лекарством из тиса?

— Да.

Конор нахмурился.

— Как он мог не сработать?

Мама сглотнула.

— Болезнь развивается слишком быстро. Оставалась слабая надежда. Но теперь эта инфекция…

— Как это лекарство могло не сработать? — снова спросил Конор, будто ожидал услышать что-то другое.

— Знаю, — ответила его мама, по-прежнему печально улыбаясь. — Когда я каждый день смотрела на этот тис, мне казалось, что у меня есть друг, который придет на помощь в трудную минуту.

Конор по-прежнему держал руки сложенными на груди.

— Но он не помог.

Его мама едва заметно кивнула. На лице ее читалось беспокойство, и Конор понимал, что мама беспокоится о нем.

— И что теперь? — спросил Конор. — Врачи будут придумывать новый курс лечения?

Мама не ответила, но это уже само по себе было ответом.

Тогда Конор сказал очень громко:

— Разве нет еще какого-нибудь лекарства? — и это уже был не вопрос.

— Мне жаль, сынок, — пробормотала мама, слезы потекли у нее из глаз, хотя она по-прежнему улыбалась. — Мне в жизни никогда не было так сильно жаль.

Конор снова уставился в пол. Казалось, он не дышит, словно кошмар отнял у него силы.

— Ты говорила, он сработает, — сказал он едва слышно.

— Знаю.

— Ты сказала. Ты верила, что он сработает.

— Знаю.

— Ты лгала, — Конор снова посмотрел на мать. — Все это время ты мне лгала.

— Я и сама верила, что он сработает, — прошептала она. — Может, поэтому я так долго и продержалась, Конор. Я верилаточно так же, как и ты.

Мама протянула к Конору руку, но он отодвинул ее.

— Ты лгала, — повторил он.

— Я думаю, в глубине сердца, ты всегда знал правду, — сказала его мать. — Разве не так?

Конор не ответил.

— Это ничего, что ты сердишься, милый, — продолжала она. — Правда-правда ничего, — мама тихонько усмехнулась. — Сказать правду, я тоже очень рассержена. Но я хотела, чтобы ты, Конор, это знал. Важно, чтобы ты выслушал меня. Ты слушаешь?

Мама снова потянулась к нему. Он позволил взять себя за руку, но ее пальцы были слабыми, совсем слабыми.

— Злись, если хочешь злиться, — продолжала она. — И не позволяй никому тебе это запрещать. Ни бабушке, ни папе, никому. Если захочешь что-то сломать, тогда, Боже тебя благослови, ломай и круши на здоровье.

Он не мог смотреть на нее. Просто не мог.

— И если однажды, — мама заплакала, — ты вспомнишь то, что было, и тебе станет стыдно за свою злость, и за то, что ты когда-то разозлился на меня так, что даже не мог говорить со мной… то помни, что всё было хорошо, Конор. Для меня — всё было хорошо, я знала это, знаю сейчас. Я знаю всё, что ты хочешь мне сейчас сказать, ты можешь даже не говорить мне это вслух. Ты понял меня?

Конор до сих пор не мог поднять на нее глаза. Не мог поднять голову, ставшую такой страшно тяжелой. Он согнулся вдвое, словно его разорвали пополам.

Но он кивнул.

* * *

Он услышал вздох матери — долгое, хриплое дыхание. И ему показалось, что в этом вздохе звучало облегчение.

— Извини, сынок, — сказала она. — Похоже, мне пора принять обезболивающее.

Он отпустил ее руку. Мама потянулась и нажала кнопку, которая регулировала подачу обезболивающего, такого сильного, что она после его приема сразу засыпала. Затем снова взяла Конора за руку.

— Хотела бы я жить сто лет, — очень тихо сказала она. — И каждый год из этих ста я посвятила бы тебе.

Конор ничего не ответил. Через несколько секунд лекарство усыпило ее, но это было не важно.

Они поговорили.

Всё, что нужно, было сказано.

* * *

— Конор? — позвала бабушка, заглянув в комнату. Сколько прошло времени, Конор не знал.

— Я хочу домой, — тихо сказал Конор.

— Конор…

— К себе домой, — объявил он, подняв голову. Его глаза были красными, а взгляд полон горя, стыда и гнева. — Туда, где рядом тисовое дерево.

Какая от тебя польза?

— Я возвращаюсь в больницу, Конор, — объявила бабушка, высадив его возле дома. — Не хочу оставлять ее одну в таком состоянии. Кстати, что такого важного тебе тут нужно?

— Просто я должен кое-что сделать, — ответил Конор, глядя на дом, где провел большую часть жизни. Дом выглядел пустым и заброшенным, хотя покинули его недавно.

Он осознал, что, возможно, это уже не будет его дом.

— Я вернусь за тобой через час. Пообедаем в больнице.

Конор не слушал. Он уже закрыл за собой дверцу машины.

— Один час, — крикнула бабушка. — Ты же хотел быть вечером в больнице.

Конор начал подниматься на крыльцо.

— Конор? — позвала бабушка. Но он даже не обернулся и едва ли слышал, как она завела машину, выехала на улицу и покатила в больницу.

* * *

Внутри дома пахло пылью, воздух был затхлым. Он даже не стал закрывать входную дверь. Направился прямо через кухню и выглянул в окно.

Церковь по-прежнему стояла на вершине холма. Тис всё так же охранял кладбище.

Конор прошел через садик на заднем дворе. Он запрыгнул на садовый столик, у которого летом его мама пила чай, а потом перелез через изгородь. Конор не делал ничего подобного с тех пор, как был совсем маленьким. Тогда отец наказал его за это. Дыру в заборе из колючей проволоки, ограждавшем железнодорожные пути, так никто и не заделал, и Конор пролез через нее — только рубашку порвал. Но ему было всё равно.

Он пересек пути, но прежде внимательно посмотрел направо и налево: не приближается ли поезд. Потом пролез в дыру на противоположной стороне забора и оказался у подножия холма, на вершине которого возвышалась церковь. С легкостью преодолев низкую каменную стенку на границе церковной земли, он начал пробираться среди каменных надгробий, направляясь прямо к огромному тису.

Всё это время тис оставался деревом.

Конор перешел на бег.

— Просыпайся! — закричал он, еще не добравшись до него. — Просыпайся!

Добежав, он заколотил кулаками по стволу.

— Я сказал: просыпайся! Мне плевать, что сейчас слишком рано!

Он снова пнул ствол.

А потом еще сильнее.

И еще.

И тут дерево отступило так быстро, что Конор потерял равновесие и упал.

—  Ты поранишься, если будешь продолжать в таком духе, — заявило чудовище, неясно маяча над ним.

* * *

— Оно не сработало! — закричал Конор, поднимаясь на ноги. — Ты же говорил, что лекарство из тиса вылечит ее!

—  Я сказал, что если возможно ее вылечить, то лекарство из тиса это сделает, —заметило чудовище. — Видимо, это невозможно.

В груди Конора разгорался гнев, сердце колотилось в рёбра. Он набросился на ноги чудовища, колотил по коре голыми руками и почти тут же набил себе синяки.

— Вылечи ее! Ты должен ее вылечить!

—  Конор, — позвало чудовище.

— Какая от тебя польза, если ты не смог вылечить ее? — продолжал Конор, отступив. — Только глупые истории, из-за которых одни неприятности. Теперь все смотрят на меня так, как будто я больной…

Он прервался, потому что чудовище вытянуло руку и подняло его в воздух.

—  Ты сам позвал меня, Конор О’Молли, — заявило чудовище, серьезно глядя на него. — Тебе и отвечать на эти вопросы.

— Я позвал тебя, чтобы ты спас ее. — Лицо Конора покраснело, слёзы бессильной ярости покатились по щекам. — Чтобы ты ее вылечил!

Листья чудовища зашелестели, словно налетел ветер, — это был долгий, тихий вздох.

—  Я пришел не для того, чтобы лечить ее, — возразило чудовище. — Япришел лечить тебя.

* * *

— Меня? — удивился Конор, перестав извиваться в крепкой хватке чудовища. — Меня не надо лечить. Это моя мама…

Но закончить он не смог. Даже сейчас он не мог это выговорить. Даже когда все знал. Не важно, что было на самом деле и что он знал, — важно, что он не хотел в это верить. И до сих пор не мог произнести это вслух.

Он не мог сказать, что его мать…

Слёзы ярости всё ещё катились по щекам, ему стало нечем дышать. Казалось, он вот-вот разломится надвое, словно что-то крутит и корёжит его тело.

А потом он снова посмотрел на чудовище.

— Помоги мне, — тихо попросил он.

— Самое время для четвертой истории, — заявило чудовище.

Конор взвыл от ярости.

— Нет! Я имел в виду совсем не это! Сейчас всё серьёзно!

—  Да, — заверило его чудовище. — Так и есть.

И оно раскрыло ладонь свободной руки.

Их снова окружил туман.

И они оказались в самом сердце кошмара.

Четвёртая история

Даже находясь в огромной сильной руке чудовища, Конор почувствовал, как ужас накатывает на него волной. Он ощущал, как темнота заполняет легкие, душит его, и куда-то проваливается желудок.

— Нет! — закричал Конор, извиваясь всем телом. — Нет! Пожалуйста!

Холм, церковь, кладбище — все исчезло. Даже солнце исчезло, оставив Конора и чудовище посреди холодной тьмы, которая преследовала мальчика с того самого момента, как его маму в первый раз забрали в больницу. Еще до того, как она стала проходить первый курс лечения и у нее выпали все волосы, до того, как у мамы начался грипп, который всё не проходил, а когда она пошла к доктору, выяснилось, что это и не грипп вовсе, даже прежде, чем она начала жаловаться, что постоянно чувствует себя усталой. Казалось, кошмар всегда был рядом, преследовал Конора, окружал его, отсекал от окружающего мира, обрекал на одиночество.

Ему вдруг показалось, что кроме этого кошмара ничего никогда не существовало.

— Забери меня отсюда! — закричал он. — Пожалуйста!

—  Пришло время для Четвертой истории, —повторило чудовище.

— Я не знаю никаких историй! — выпалил Конор, едва не сходя с ума от страха.

—  Если ты ее не расскажешь, мне придётся самому её рассказать, — вздохнуло чудовище. Оно поднесло Конора к самому своему лицу. — И поверь мне: тебе это не понравится.

— Пожалуйста, — снова повторил Конор. — Я хочу вернуться к маме.

— Но она уже здесь, — возразило чудовище, быстро повернувшись.

* * *

Чудовище резко опустило Конора на землю, и тот упал, выставив вперед руки.

Он почувствовал ладонями холодную почву, узнал полянку, где очутился, с трех сторон окруженную темным непроходимым лесом. И только с одной стороны в сгущающейся тьме возвышался утес.

И на краю этого утеса была его мама.

Она стояла спиной к Конору, но смотрела на него через плечо, улыбаясь. Она выглядела такой же слабой, как в больнице, но у нее хватило сил махнуть ему.

— Мама! — закричал Конор. Конору, как и всегда в его кошмарах, было очень трудно подняться с земли. — Спускайся сюда!

Но мама не двигалась, хотя, похоже, его слова её встревожили.

Конор, изо всех сил превозмогая себя, двинулся вперёд.

— Мам, беги!

— Все хорошо, дорогой, — заверила она. — Не о чем беспокоиться.

— Мама, беги! Пожалуйста, беги!

— Но, дорогой, там…

Она повернулась к краю утеса, словно услышала что-то.

— Нет, — прошептал Конор. Он двинулся вперед, но мама была слишком далеко, а тяжесть в руках и ногах была такой огромной…

Откуда-то с другой стороны утеса донесся низкий звук. Рокот, грохот.

Словно что-то огромное двигалось у подножия.

Что-то огромное, как вселенная.

И оно карабкалось по утесу.

— Конор? — позвала мама, оглядываясь на него.

Но Конор понял: слишком поздно.

Явилось настоящее чудовище.

* * *

— Мама! — закричал мальчик, вскочив на ноги, словно разом сбросив невидимый вес, навалившийся на него. — Мама!

— Конор! — крикнула в ответ мама и начала спускаться с вершины утеса.

Но грохот становился громче. И громче. И громче…

— МАМА!

Он знал, что не успеет.

В облаке тьмы над вершиной утеса поднялись два огромных кулака. Какое-то время они парили в воздухе, нависнув над мамой, которая пыталась удержаться.

Но она была слаба, слишком слаба…

А потом кулаки рухнули вниз, сметая ее с края утеса.

* * *

Наконец-то Конор смог побежать. С криком он пересек поляну, он бежал так быстро, что едва держался на ногах. Он бежал прямо к ней, к ее вытянутым рукам, когда темные кулаки обрушились на край утеса.

Но Конор успел поймать руку матери.

* * *

Это был кошмар. Кошмар, от которого он с криком просыпался каждую ночь. А теперь это происходило наяву, прямо здесь…

Конор стоял на краю утеса. С трудом удерживая равновесие, он держал мать за руки, стараясь изо всех сил, чтобы не выпустить ее, чтобы она не соскользнула вниз во тьму, к этому существу у подножия.

Теперь он видел его.

Это было настоящеечудовище, которого он страшился. То, которое он ожидал увидеть, когда к нему впервые явился тис, — порождение облака, пепла и темных языков пламени. Чудовище с настоящей мощью, настоящими горящими глазами, которые неотрывно смотрели на Конора, и сверкающими клыками, которые могли разорвать его мать. «Я видел и пострашнее», — так сказал Конор тису в первую ночь.

Так вот, эта тварь была и в самом деле намного хуже.

— Помоги мне, Конор! — закричала мама. — Не отпускай!

— Не отпущу! Обещаю! — прокричал Конор в ответ.

Чудовище из кошмара взревело и дернулось, его щупальца обвились вокруг тела матери Конора.

И она начала ускользать из его рук.

— Нет!

— Пожалуйста, Конор! Держи меня! — в ужасе закричала мама.

— Пытаюсь!

Он повернулся к тису, который, не двигаясь, стоял неподалеку.

— Помоги! Одному мне не удержать!

Но тис неподвижно стоял, наблюдая.

— Конор! — снова закричала мама.

И ее рука начала выскальзывать из его руки.

— Конор! — снова прокричала она.

— Мама! — крикнул он в ответ, стараясь как можно крепче ухватиться за ее руку.

Но рука ускользалаё словно мама становилась все тяжелее и тяжелее, а кошмарное чудовище тянуло все сильнее и сильнее.

— Я ухожу, — крикнула мать.

— НЕТ! — взвыл Конор.

Он упал навзничь, пытаясь побороть чудовищную хватку тянувшую его мать вниз.

Она закричала снова.

И снова.

Теперь она стала невозможно тяжелой.

— Пожалуйста, — шептал Конор. — Пожалуйста.

—  Вот и Четвертая история, — услышал он голос тиса у себя за спиной.

— Заткнись! — прокричал Конор. — Лучше помоги мне!

—  Это и есть правда, Конор О’Молли.

А его мама все еще кричала.

И все еще выскальзывала.

Так тяжело было её удержать.

—  Сейчас или никогда, — настаивал тис. — Ты должен рассказать свою историю.

— Нет! — захлебываясь, ответил Конор.

—  Ты должен!

— Нет! — в который раз повторил Конор, глядя вниз в лицо матери…

А потом неожиданно он понял правду…

Когда кошмар достиг высшей точки…

— Нет! — закричал Конор, и в тот же миг…

Его мать соскользнула в бездну.

Окончание четвёртой истории

В этот момент он обычно просыпался. Когда мать, выскользнув из его захвата, крича, падала в бездну, порожденную кошмаром, потерянная навсегда, Конор обычно садился в кровати, весь покрытый потом, а сердце его колотилось так, что ему казалось, он умирает.

Но он не просыпался.

Кошмар до сих пор окружал его. Тис стоял у него за спиной.

—  Рассказ еще не прозвучал, — объявило чудовище.

* * *

— Забери меня отсюда, — попросил Конор, с трудом встав на ноги. — Я хочу увидеть маму.

—  Ее больше тут нет, Конор, — заявило чудовище. — Ты дал ей уйти.

— Это — всего лишь кошмар, — объявил Конор, сильно покраснев. — Это не правда.

—  Это — правда, — возразило чудовище. — И ты это знаешь. Ты дал ей уйти.

— Она сорвалась, — сказал Конор. — Я не смог удержать ее. Она была слишком тяжелая.

—  И ты дал ей упасть.

— Она упала! — воскликнул Конор. Голос его звучал звонко, переполненный отчаянием. Грязь и пепел, которые поглотили его маму, вернулись, ползли по поверхности утеса усиками дыма, который он вдыхал. Этот дым забивал нос и рот, наполнял легкие, душил его. Каждый вдох давался с трудом.

—  Ты не удержал ее, — продолжало чудовище.

— Я держал ее изо всех сил! — закричал Конор, и голос его прервался. — Она упала!

—  Ты должен сказать правду или ты никогда не покинешь этот кошмар, — сказало чудовище, неясно вырисовываясь над ним, его голос звучал жутко, по крайней мере, так казалось Конору. — Ты можешь остаться тут до конца жизни.

— Пожалуйста, дай мне уйти! — завопил Конор, пятясь. Он взвыл от ужаса, когда увидел как щупальца ночного кошмара, обвиваются вокруг его ног. Они тянули его к земле и уже поднимались, чтобы связать руки. — Помоги мне!

—  Говори правду! — потребовало чудовище, его голос был безжалостным и грозным. — Говори правду или останешься тут навсегда!

— Какую правду? — завопил Конор, отчаянно борясь с щупальцами дыма. — Я не знаю, о чём ты!

Лицо чудовища неожиданно приблизились к Конору, вынырнув из темноты, и застыло в нескольких дюймах от мальчика.

—  Ты знаешь, — низким угрожающим голосом сказало оно.

А потом неожиданно наступила тишина.

* * *

Потому что это было так: Конор знал.

Он всегда знал.

Правду.

Настоящую правду. Правду о кошмаре.

— Нет, — объявил он, спокойно, в то время как щупальца темноты стали затягиваться у него на шее. — Нет, я не могу.

—  Ты должен.

— Нет, — снова повторил Конор.

—  Ты сможешь, — повторило чудовище, и голос его изменился. Звучал по другому.

Добрее.

Глаза Конора неожиданно наполнились влагой. Слезы хлынули по щекам, он не мог остановить их. Даже не мог вытереть, потому что кошмарный дым ослепил, почти полностью спеленал его.

— Пожалуйста, не настаивай, — просил Конор. — Пожалуйста, не заставляй меня говорить.

— Ты не удержал ее, —продолжало чудовище.

Конор покачал головой.

— Пожалуйста…

—  Ты не удержал ее, — настаивало чудовище.

Конор крепко зажмурился.

Но потом кивнул.

—  Ты мог и дальше держать ее, — продолжало чудовище, — но ты дал ей упасть. Ты ослабил захват и позволил кошмару забрать ее.

Конор кивнул снова, его лицо скривилось от боли и слез.

—  Ты хотел, чтобы она упала.

— Нет, — пробормотал Конор, глотая слезы.

—  Ты хотел, чтобы она сорвалась.

— Нет!

—  Ты должен сказать правду и сказать ее сейчас, Конор О’Молли. Скажи. Ты должен.

Конор снова покачал головой, его рот был крепко сжат, но он чувствовал огонь в груди, словно кто-то разжигал его изнутри, как маленькое солнце.

— Этот дым убивает меня, — задохнулся Конор.

—  Он убьет тебя, если не скажешь, — объявило чудовище. — Ты должен сказать это.

— Я не могу.

—  Ты не удержал ее. Почему?

Темнота заволокла глаза Конора, забивая нос и заполнив рот. Он начал задыхаться. Дым душил его. Убивал…

—  Почему, Конор? — поинтересовалось чудовище. — Скажи мне ПОЧЕМУ? ДО того, как станет слишком поздно!

И огонь внутри Конора внезапно вспыхнул с новой силой, словно собирался пожрать его заживо. Да, он знал правду. Стон вырвался из горла Конора, стон, который перерос в крик, а потом в громкий бессловесный вопль. И когда он открыл рот, этот огонь вырвался наружу, сжигая все, уничтожая тьму, ударил в тисовое дерево, выжигая весь мир, возвращая его в первобытное состояние, а Конор все кричал, кричал и кричал, переполненный болью и печалью…

И он сказал.

Он сказал правду.

Он закончил Четвертую историю.

— Я не мог этого больше вытерпеть! — закричал он, в то время как вокруг бушевало пламя. — Я не могу смириться с тем, что она ушла! Я просто хочу, чтобы все это закончилось! Я хочу, чтобы это прекратилось!

Огонь поглотил слова, стер все вокруг, стер самого Конора.

И только тогда Конор смог вздохнуть с облегчением, потому что наконец получил наказание, которое заслужил.

Жизнь после смерти

Конор открыл глаза. Он лежал в траве, на холме у дома.

Он по-прежнему был жив.

Но самое худшее, похоже, уже случилось.

— Почему я остался жив? — прохрипел он, закрывая лицо руками. — Я заслужил самого худшего.

—  Ты? — поинтересовалось чудовище. Оно стояло над мальчиком.

Конор начал говорить, медленно, болезненно, с трудом выговаривая каждое слово.

— Я долго думал об этом, — сказал он. — Я знал, что она не поправится, почти с самого начала. Она говорила, что ей становится лучше, потому что я хотел слышать именно это. И я верил ей. Я не возражал.

—  Нет, — объявило чудовище.

Конор сглотнул, все еще борясь с собой.

— И я захотел, чтобы все закончилось. Как сильно я хотел перестать думать об этом! Я не мог ждать больше. Я не мог вынести мыслей об одиночестве.

Конор и в самом деле заплакал, и тем сильнее, чем больше думал о том, что сделал. Он плакал даже сильнее, чем тогда, когда узнал, что мама серьезно больна.

—  Часть тебя все время хотела, чтобы все это закончилось, даже если это означало потерять ее, — продолжало чудовище.

Конор кивнул, совершенно неспособный говорить.

—  И кошмар начался. Кошмар этот всегда заканчивался…

— Я не удержал ее, — с трудом выдавил он. — Я мог удержать ее, но не удержал.

—  И это — правда, — кивнуло чудовище.

— Но я не хотел этого! — воскликнул Конор, и голос его звенел. — Я не хотел выпускать ее! А теперь она умирает, и это моя вина!

— А вот это уж точно не правда, — заметило чудовище.

* * *

Печаль сжала Конору горло, подобно удавке, мускулы свело. Он едва мог дышать, каждый вдох давался ему с большим усилием. Мальчик снова упал на землю, желая провалиться сквозь нее, раз и навсегда.

Он едва почувствовал, как огромные пальцы чудовища подняли его, сложившись лодочкой. Мягкие и нежные ветви обвили его, чтобы он мог откинуться на спину.

— Это моя вина, — сказал Конор. — Я не удержал ее. Я был слаб.

—  Это не твоя вина, —объявило чудовище, его голос поплыл в воздухе, словно ветерок.

— Моя.

—  Ты просто желал, чтобы боль закончилась, — продолжало чудовище. — Твоя собственная боль. И наступил конец твоему одиночеству. Это совершенно нормальные человеческие желания.

— Я не думал об этом, — возразил Конор.

—  И думал, и не думал, — протянуло чудовище.

Конор фыркнул и посмотрел в лицо чудовища, которое было большим, как стена.

— Как и то, и другое может быть правдой?

—  Люди — сложные существа. Как королева может одновременно быть доброй и злой ведьмой? Как убийца может быть убийцей и спасителем? Как может Провизор быть злобным, но благонамеренным человеком? Как пастор может заблуждаться, но быть добросердечным? Как невидимый человек может стать более одиноким, став видимым?

— Я не знаю, — Конор пожал плечами, хотя едва мог двигаться. — Твои истории всегда казались мне бессмысленными.

—  Ответ прост: не имеет значения, что ты думаешь, — продолжало чудовище. — В мыслях ты противоречишь себе сотни раз за день. С одной стороны, ты хотел дать ей уйти, а с другой, ты в отчаянии призвал меня её спасти. Ты верил успокоительной лжи, зная болезненную правду, которая делала эту ложь необходимой. И ты сам наказал себя за веру и в то, и в другое.

— Но как ты борешься с этим? — спросил Конор, и голос его окреп. — Как бороться с этим беспорядком, который творится в душе?

—  Говори правду, — ответило чудовище. — Как сейчас.

Конор снова вспомнил руку матери, и как она выскользнула…

—  Прекрати, Конор О’Молли, — мягко проговорило чудовище. — Вот почему я отправился погулять — сказать тебе это, чтобы ты мог выздороветь. Ты должен услышать.

Конор сглотнул.

— Я слушаю.

—  Ты пишешь свою жизнь не словами, — объяснило чудовище. — Ты пишешь ее делами. Не важно то, о чем ты думаешь. Важно только то, что ты делаешь.

Наступила тишина: Конор пытался перевести дух.

— И что мне делать? — наконец спросил он.

* * *

—  Делай то же, что и сейчас, — ответило чудовище. — Говори правду.

— И всё?

—  Ты думаешь, это легко? — огромные брови чудовища поползли вверх. — Ты готов был умереть, только бы не сказать ее.

Конор посмотрел на свои руки и наконец расцепил их.

— Потому что это была очень плохая правда.

—  Это всего лишь мысль, — объяснило чудовище. — Одна из миллиона. Она не вызвала никакого действия.

Конор сделал глубокий, долгий и всё ещё хриплый вдох.

Он не закашлялся. Кошмар больше не наполнял его, не сжимал грудь, не пригибал к земле.

Он его даже не чувствовал.

— Я так устал, — проговорил Конор, положив голову на руки. — Я так устал от всего этого.

—  Тогда спи, — приказало чудовище. — Пришло время.

— Пришло ли? — пробормотал Конор. Неожиданно он понял, что не может держать глаза открытыми.

Чудовище еще раз изменило форму руки, сделав гнездо из листьев, в котором Конор удобно устроился.

— Мне нужно увидеть маму, — запротестовал он.

—  Ты её увидишь. Обещаю.

Конор открыл глаза.

— Ты будешь там?

—  Да, — ответило чудовище. — Это будет окончанием моей прогулки.

Конор почувствовал, что его качает на волнах, одеяло сна окутало его, и он ничего не мог поделать.

Но, уже засыпая, он успел задать последний вопрос:

— Почему ты всегда появляешься в одно и то же время?

Он уснул, прежде чем чудовище ответило ему.

Что-то общее

— Слава Богу!

Он услышал этот крик, ещё как следует не проснувшись.

— Конор! — а потом еще громче. — Конор!

Голос его бабушки.

Он открыл глаза и медленно сел. Уже наступила ночь. Сколько времени он проспал? Конор огляделся. Он сидел на холме за домом, в углублении между корнями тиса, который возвышался над ним. Конор посмотрел на него. Тис был всего лишь деревом.

Но в то же время он мог поклясться, что это не просто дерево.

— КОНОР!

Бабушка бежала к церкви, он заметил ее машину на дороге внизу. Та стояла со включенными фарами и заведенным мотором. Он поднялся с земли, когда бабушка подбежала к нему. На лице ее была смесь раздражения, облегчения и еще чего-то, отчего у него засосало под ложечкой.

— Слава Богу! Слава Богу! — кричала она на бегу.

А потом сделала удивительную вещь.

Она обняла его так крепко, что они оба чуть не упали. Упали бы, если бы Конор не ухватился за ствол дерева. А потом она отпустила его и начала кричать по-настоящему.

— Где ты БЫЛ? Я искала тебя несколько ЧАСОВ! Я была В УЖАСЕ, Конор! О ЧЕМ ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДУМАЕШЬ?

— Мне нужно было кое-что сделать, — объяснил Конор, но она уже тащила его за руку.

— Нет времени, — объявила бабушка, словно не слыша его. — Надо идти. Надо идти прямо сейчас.

Она позволила ему идти самому и буквально рванулак машине, что само по себе было удивительно и тревожно видеть. Конор побежал за бабушкой, запрыгнул на пассажирское сидение и закрыл дверцу, когда взвизгнули покрышки.

Он не смел спросить, к чему такая спешка.


— Конор… — начала бабушка, когда машина уже неслась по дороге на сумасшедшей скорости. Только взглянув на нее, Конор понял, что она сильно плакала. С ума сойти.

— Конор ты не можешь… — она тряхнула головой и еще крепче вцепилась в руль.

— Бабушка… — начал он.

— Молчи, — приказала она. — Лучше молчи…

Какое-то время они ехали в тишине, проплывали мимо дорожных знаков, которые были едва видны. Конор еще раз проверил свой ремень безопасности.

— Бабушка? — позвал он, напрягшись, когда они подпрыгнули на выбоине.

Она только прибавила скорость.

— Мне очень жаль, — печально сказал Конор.

Она засмеялась печальным грудным смехом. Потом покачала головой.

— Теперь все это не важно, — отмахнулась она. — Не важно.

— Не важно?

— Конечно, — она снова начала плакать. Но она была не из тех бабушек, которые позволят слезам помешать им говорить. — Ты понимаешь, Конор? — продолжала она. — Ты и я? Мы не очень-то подходим друг другу, да?

— Угу, — отозвался Конор. — Я тоже так думаю.

— И я, — она повернула так быстро, что Конору пришлось ухватиться за ручку дверцы, чтобы усидеть на месте.

— Но нам придется учиться жить вместе, — продолжала она.

— Знаю, — Конор сглотнул.

А потом бабушка едва слышно всхлипнула.

— Знаешь? — спросила она, и сама же ответила. — Конечно, ты знаешь.

Она прокашлялась, прочищая горло, потом, быстро посмотрев налево и направо, пересекла перекресток на красный свет. Конор задался вопросом: насколько сейчас поздно? Дорога была почти пустой.

— Но знаешь ли, внучок? — продолжала его бабушка. — У нас всё же есть кое-что общее.

— У нас с тобой? — переспросил Конор, когда больница уже появилась в поле зрения.

— Да, — вздохнула бабушка, еще сильнее вдавив педаль газа. Слезы вновь покатились по ее щекам.

— Что? — спросил он.

Она заехала на пустую площадку, которую заметила с дороги, подрулила к тротуару и остановила машину.

— Твоя мама, — объявила она, внимательно посмотрев на Конора. — Вот что у нас общее.

Конор промолчал.

Но он отлично понял, что она имеет в виду. Мама была ее дочерью. Для них обоих она была самым главным человеком в жизни. Такое общее значило очень много.

Хорошее начало.

Бабушка заглушила двигатель и открыла дверцу.

— Надо спешить, — сказала она.

Правда

Бабушка ворвалась в мамину палату. На лице у неё был написан испуганный вопрос. Но нянечка, находившаяся в палате, немедленно на него ответила:

— Все в порядке, — сказала она. — Вы вовремя.

Бабушка прижала руки ко рту и всхлипнула с облегчением.

— Вижу, вы его нашли, — заметила няня, глядя на Конора.

— Да, — только и сказала бабушка.

И она, и Конор неотрывно смотрели на маму. Комната была погружена во тьму — единственным источником света осталась лампа над кроватью. Глаза матери были закрыты, и дышала она тяжело, словно на грудь ей давила огромная тяжесть. Сестра вышла, и бабушка села на стул у кровати. Наклонившись вперед, она взяла маму за руку. Подержала ее в своих ладонях, поцеловала, а потом начала покачивать, словно баюкать.

— Ма? — услышал Конор. Это заговорила его мама. Ее голос был таким слабым и низким, что едва можно было разобрать слова.

— Я здесь, дорогая, — отозвалась бабушка, по-прежнему держа маму за руку. — И Конор здесь.

— Он здесь? — мама произнесла это почти нечленораздельно, так и не открывая глаз.

Бабушка посмотрела на Конора так, что тот понял: он должен что-то сказать.

— Я здесь, мама, — сказал он.

Его мама промолчала, только протянула руку в его сторону.

Она словно просила, чтобы он взял ее за руку.

Взял и не выпускал.

—  Вот и конец истории, — пробормотало чудовище за спиной Конора.

* * *

— Что мне нужно сделать? — прошептал Конор.

Он почувствовал, как чудовище положило руки ему на плечи. Они словно поддерживали его.

—  Все, что ты должен делать, так это говорить правду, — напомнило чудовище.

— Я боюсь, — признался Конор и почувствовал, как глаза наливаются слезами. В тусклом свете он едва мог различить бабушку, склонившуюся над своей дочерью. Он видел вытянутую мамину руку. Ее глаза по-прежнему оставались закрыты.

— Конечно, ты боишься, — подбодрило чудовище, подтолкнув Конора к матери. — И все же тебе придется это сделать.

Рука чудовища медленно, но твердо подвела Конора к маме. И тут мальчик случайно посмотрел на часы. Было уже 23:46.

Двадцать одна минута до 00:07.

Конор хотел было спросить о том, что случится после, но не посмел.

Потому что чувствовал, что знает.

—  Если ты скажешь правду, ты сможешь принять любое грядущее, — прошептало чудовище ему на ухо.

А Конор все смотрел на маму, на ее вытянутую руку. Он кашлянул и заплакал.

Реальность ничуть не напоминала кошмар. Все было проще и яснее.

Но так же тяжело.

Он взял мать за руку.

* * *

Она на мгновение открыла глаза и поймала его взгляд. Потом снова опустила веки.

Но она все же увидела его.

И он понял, что все произошло именно здесь. Он понял, что на самом деле не было пути назад. То, что должно было случиться, — случится независимо от его чувств и желаний.

И еще он знал, что должен пройти через это.

Ужасно. Хуже, чем ужасно.

Но он сумеет это пережить.

Именно для этого пришло чудовище. Его присутствие было необходимо. Конор нуждался в нем и позвал его. И чудовище пришло. Но только на время.

— Ты останешься? — едва слышно прошептал Конор, обращаясь к чудовищу. — Ты останешься, пока не…

—  Я останусь, — заверило оно, по-прежнему держа руки на плечах мальчика. — Теперь все, что ты должен делать, — говорить правду.


— Не хочу, чтобы ты уходила, — сказал он. Слезы полились у него из глаз, сначала медленно, а потом хлынули рекой.

— Знаю, любимый мой, — с трудом проговорила мама. — Я знаю.

Он чувствовал, как чудовище удерживает и поддерживает его одновременно.

— Не хочу, чтобы ты уходила, — снова сказал он.

И это было все, что он должен был сказать.

Он наклонился к кровати и обнял маму.

Он держал её.

Конор знал, что это непременно случится, возможно, даже сегодня в 00:07. В этот миг она выскользнет из его объятий, как бы крепко он её ни держал.

—  Но не сейчас, —прошептало чудовище, до сих пор находившееся рядом с ним. — Ещё нет.

Конор крепче обнял маму.

Теперь, когда он крепко держал ее, он наконец мог позволить ей уйти.

Примечания

1

Шивон Доуд (1960–2007) — британская писательница. (здесь и далее прим. переводчика)

2

Национальное индийское блюдо с острыми и пряными приправами.

3

Британский сериал, идет с 1985 года по сей день.

4

Цернун (др. кельт. Cernunnos, букв. «рогатый», также встречается написание Кернун) — наиболее колоритный персонаж мифологии кельтов, не поддавшийся римской ассимиляции. В качестве одного из кельтских образов божества Земных Сил играл более значительную роль, чем Эзус.

5

Ёрмунганд, Йормунгард, «великанский посох», также именуемый Мидгардсорм — морской змей из скандинавской мифологии, средний сын Локи и великанши Ангрбоды. Согласно «Младшей Эдде», Один забрал у Локи троих детей — Фенрира, Хель и Ёрмунганда, которого бросил в окружающий Мидгард океан. Змей вырос таким огромным, что опоясал всю Землю и вцепился в свой собственный хвост. За это Ёрмунганд получил прозвище «Змея Мидгарда» или «Мирового Змея».


на главную | моя полка | | Голос монстра |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 202
Средний рейтинг 4.8 из 5



Оцените эту книгу