Книга: Цитадель Метаморфоза



Оглавление:

Данил Карабаев

Оглавление:

История 1. Начало

История 2. Алхимик

История 3. Со скоростью света

История 4. Ради знаний

История 5. Гильдия писателей

История 6. Меховые мозги

История 7. Один во тьме

История 8. Снадобье

История 9. Библиотека

История 10. Хранитель бурь

История 11. Дозор

История 12. Коллекционер

История 13. Жрица

История 14. Мальвуази

История 15. Вернуть солнце

История 16. Гильдия писателей. Часть вторая, боевая

История 17. Возвращение домой

История 18. Гонец

История 19. Путь странника

История 20. Игра с огнем

История 21. День дурака

История 22. Добро пожаловать

История 23. Лунный Фестиваль

История 24. Копыто и коготь

История 25. Морские ветра

История 26. Попечительский совет грызунов

История 27. Рыцарь во мгле

История 28. Разговор

История 29. Секреты воистину

История 30. Прогулка

История 31. Особенное утро

История 32. Все пути

История 33. Натюрморт на краю лета

История 34. Заботы редакторские...

История 35. Пора пробуждения

История 36. Праздничная суета

История 37. Немного чистки и смазки

История 38. Немного о непредсказуемости жизни…

История 39. Ветер судьбы

История 40. Святое причастие

История 41. Я проснулся утром рано...

История 42. Ужин за герцогским столом

История 43. Подземелья Цитадели

История 44. Турнир

История 45. Последний день праздника

История 46. Не время спать

История 47. Писательская конференция

История 48. Обстоятельства и перемены

История 49. Непростое задание

История 50. Радуга

История 51. Герцог на час

История 52. Верю и надеюсь

История 53. Дни увядания

История 54. Сражение с деревом

История 55. Бремя лучшего друга

История 56. Сеятель ветра

История 57. Поверь и в путь

История 58. Черный камень

История 59. Безнадежная атака

История 60. Решетки и тьма

История 61. Послеобеденный отдых

История 62. Единение

История 63. Долгий рейд



Данил Карабаев

Цитадель Метаморфоза

История 1. Начало


Мишель из последних сил старался идти вровень с другими охранниками. Горло хрипело, легкие горели, но он упорно ускорял шаги.


— На за что... не... отстану...


Свисающий с пояса меч цеплялся за все на свете, успевая при этом колотить по коленям, солнце слепило залитые потом глаза, руки тряслись, ноги... ноги... Ох-х-х...


Мишель не уставал удивляться — каким образом все эти напасти миновали остальных воинов каравана? И самое главное — как они могут идти так быстро по крутой горной дороге, и при этом едва-едва вспотеть?


Позади скрипели колеса фургонов, сухой стук лошадиных подков резко контрастировал с почти беззвучными шагами идущих рядом людей. Кони нервно шарахались, стараясь держаться подальше от обрыва, и людям приходилось идти по самому краю дороги.


«Скалы, скалы, скалы... и эта пародия на дорогу...» — думал Мишель, сдерживая невольный стон. — «Или лошадь взбесившаяся растопчет, или костей не соберешь…»


Он так боялся оторвать взгляд от тропы, что остановился, только уткнувшись головой в грудь высокого синеглазого охранника.


Охранник легонько улыбнулся и подмигнул Мишелю.


«Джерек» — вспомнил юноша.


— Первая ходка? — спросил Джерек.


— Ага… — Мишель сглотнул густую слюну, подавившись сухим горным воздухом.


— И у тебя маленькая проблема — не можешь угнаться за остальными?


— Угу...


— Хочешь совет?


— Ох... — только и смог сказать Мишель. «Помогите мне, пожалуйста!!!» — звучало бы куда лучше, но он едва мог дышать, а уж говорить...


— Просто делай так, — улыбнулся Джерек, — совсем не думай о дороге. Мечтай о чем-нибудь приятном.


— А?..


— Именно. Телом я здесь, на тропе, но душой я все еще там, в доме матушки Долли, с ее веселыми красотками… — Джерек засмеялся, и пошагал дальше.


«Мечтать…» — думал Мишель, переставляя неподъемные ноги. — «Чего я точно не могу представить, так это веселых красоток матушки Долли...»


Весь его жизненный опыт остался там, позади — в маленькой деревушке посреди Берники.


Он был младшим из троих детей. Семья жила на дальней ферме, так что гостей, кроме сборщика налогов, бывало немного.


Отца Мишель почти не помнил. Только одно отчетливое воспоминание — низкорослый, жилистый мужчина, в военной форме, уходит за ворота, а мать, захлебываясь слезами, тянет руки вслед...


Как бы то ни было, назад отец не вернулся. Мать, волевая женщина, приняла на себя заботы о ферме и семье, держа сыновей в ежовых рукавицах. Месяц за месяцем Мишель с братьями усердно трудились на ферме, успев изучить каждый квадратный дюйм их клочка земли. Скучная жизнь, но для сына фермера это был единственный и вполне естественный вариант.


Шли годы. Мишель взрослел. Вместе с братьями, в тайне от матери, он посещал сборища молодежи в соседней деревушке. Первая драка, первая девушка, первая выпивка... Так бы все и шло — шаг за шагом, день за днем, но...


Ему было семнадцать, когда на ферме появился бродяга, искавший заработка. Мать Мишеля нашла работу, и несчастный колол дрова, пока не свалился с ног. Накормленный и выспавшийся на сеновале, бродяга ушел на следующий день. К сожалению, он пришел не один — его последняя спутница задержалась на ферме чуть дольше.


Чума...


Братья умерли первыми, следом угасла мать. У Мишеля оказался иммунитет… хотя были мгновения, когда он завидовал тем, чьи тела опускал в землю.


После похорон матери юноша упаковал пожитки и навсегда покинул ферму.


Экономно тратя имевшиеся деньги, он добрался до ближайшего города. Конечно, пыльный городишко, притулившийся в излучине мелкой и грязной речушки, едва ли можно именовать столь громко. Впрочем, для парня выросшего на ферме и видевшего город впервые... В любом случае, Мишель застрял в незнакомом месте без малейшего представления, что же делать дальше. Военная служба пугала его, желания возвращаться на ферму не было никакого...


Проблему помог разрешить хозяин постоялого двора, где Мишель за два медяка в день получил охапку сена и миску супа:


— Хочешь мир посмотреть — иди в охранники каравана. Вон глянь, у окна сидят.


Крепкие парни, числом не менее десятка, пили пиво и весело смеялись, во главе стола сидела кэптан — суровая женщина с седыми косами, ястребиным носом и коротким мечом на поясе.


Мишель взглянул в серые глаза кэптана. Втянул носом запах жаркого, стоявшего на столе перед парнями.


И решился.


На следующий день, истратив остаток денег на покупку короткого меча и кожаных доспехов, юноша отправился наниматься в охранники.


«Каким я был идиотом...» — думал Мишель, из последних сил переставляя неподъемные ноги, в очередной раз поправив сбившийся на бок меч и поводя ноющими плечами. — «И теперь я буду всю оставшуюся жизнь тащиться по этой забытой богами доро...»


— Почти пришли, юноша!


Голос Джерека заставил Мишеля оторвать взгляд от тропы.


Дорога в который раз вильнула, обходя очередную скалу, и вдруг вырвалась на просторы плоскогорья. Там, удобно устроившись посреди зеленых лугов, высились стены маленького городка.


Нестройной толпой, со смехом и воплями охранники втиснулись в местную таверну. Мишель понимал, почему. Он и сам был так счастлив, покинуть осточертевшую дорогу, что чуть не заплакал от радости.


— Пива?


— Ээээ... воды.


— Умыться?!


— Пить.


— Как хочешь...


Угрюмый половничий без церемоний наполнил высокую пивную кружку водой и плюхнул на стойку.


Мишель оглянулся по сторонам — не слышал ли кто из охранников его заказ — и осторожно сделал маленький глоток. К счастью они уже здорово набрались, и совершенно не обращали внимания на сидящего в углу новичка.


Мишель потихоньку отхлебывал из кружки, прислушиваясь к болтовне товарищей, частенько краснея от услышанного, но продолжая слушать...


— Так, — кэптан сказала всего одно слово, и все разговоры за столом затихли мгновенно. — Развлечения это хорошо, но завтра последний переход. Цель всем известна?


Охранники забормотали и тихо зачертыхались, а один буркнул вполголоса:


— Земли демонских выродков. Метамор.


Кэптан повернулась к несдержанному на язык охраннику, пригвоздив его к столу ледяным взглядом.


— Да, Цитадель Метамор. Объясняю для тех, кто идет с нами в первый раз, — чуть ироничный взгляд серых глаз остановился на Мишеле. — Местные лю... жители выглядят дьявольски необычно. Но мне плевать как они выглядят. Они хорошо платят, никогда не обманывают, а их золото высшей пробы. И пока они платят, меня абсолютно не волнует, как они выглядят! Ваша задача — охранять обоз от нападения лутинов.


Когда я буду вести переговоры, не приближайтесь. Держитесь вместе. Всем понятно?


Обведя пронзительным взором подчиненных, кэптан вышла из зала.


Охранники снова взялись за кружки с элем но разговоры теперь звучали гораздо тише. Некоторые ушли из таверны поискать ночных развлечений, но большинство вскоре после наступления темноты отправились спать...


Топчан Мишеля оказался по соседству с койкой Джерека и юноша не смог сдержать любопытства:


— Джерек, — сказал он, — о чем говорила кэптан? Что за Цитадель? Почему демонские выродки? Звучало страшно!


Джерек приподнял голову:


— А ты не знаешь, малыш? Ты что, вырос на ферме?


— Ну... Да.


— О... Тут такая история... Цитадель Метамор находится в проходе между Холмами Гигантов и внутренней частью страны. Внутренняя часть — где живем мы. Холмы Гигантов — земли, где властвует злая магия, жуткие монстры и прочая мерзость. Цитадель была построена тысячи лет назад, и она разделяет эти земли. За все эти годы она ни разу не была захвачена, и лю... хм, существа которые там живут, являются самыми стойкими бойцами в мире.


— Джерек, а почему кэптан назвала их странными?


— Ну... Несколько лет назад какой-то колдун с той стороны собрал армию, здоровенную армию. Чертовски здоровенную. Хранители сумели отбросить его, но заплатили немалую цену. Жизнями и... Еще кое-чем.


Майк вздрогнул.


— А чем?


— Знаешь... Они хорошие ребята, и не слушай, что там всякие болтают... Чего тебе действительно стоит остерегаться, так это лутинов. Это отвратительные маленькие говнюки... Мда. Хранители пытаются извести их, но эти ублюдки упорные. Так что держи меч наготове...


Джерек перевернулся и вскоре захрапел. Поворочавшись немного, Мишель присоединился к нему...


Следующее утро было солнечным и спокойным.


Когда взошло солнце, Мишель был уже на ногах. Поднявшись до рассвета, он подремывал на ходу, под ритмичный скрип колес фургонов. Несмотря на все еще спотыкающуюся походку, сегодня ему не составляло труда держаться рядом с опытными охранниками — вместо обычного широкого шага они шли медленно, внимательно глядя по сторонам.


Постепенно Мишель проснулся, и зашагал бодрее, стараясь держаться рядом с Джереком. Тем временем местность в очередной раз изменилась — зеленые луга нижнего плоскогорья постепенно уступили перелескам и редкому кустарнику. Потом перелески слились, кустарник стал гуще, и вот уже по сторонам дороги тянется пока еще редкий, но уже лес, а дальние горы незаметно приблизились.


Когда фургоны остановились для короткого отдыха, кэптан обошла весь караван, а охранники осмотрели оружие и доспехи. Мишель тоже проверил, легко ли вынимается меч. Хотя толку-то — юноша все равно не умел махать этим куском острого железа. Ну, да, хоть что-нибудь...


Вскоре караван уже двигался через низкорослый лес, а горы надвигались все ближе, занимая полнеба и лес постепенно густел, превращаясь в непролазную чащобу...


После полудня караван достиг подножья гор и, подойдя к входу в узкое ущелье, Мишель прочел выбитые на камнях слова: «Цитадель Метамор». Немного постояв, караван двинулся вперед.


Не прошло и двух минут, как шелест в кустах заставил мечи покинуть ножны. Джерек и другие опытные охранники не стали хвататься за оружие, и доверяя им, Мишель тоже не стал дергаться.


— Хранители, — буркнул Джерек. — Проход через ущелье стерегут. Лутинов никто бы не услышал... до нападения. Хранители, если захотят, тоже подойдут так, что и не заметишь... Или наоборот. Так подойдут, что и захочешь не увидеть, да не сможешь. Да вон сам погляди.


Тем временем из кустов вышли две самые красивые женщины, каких Мишель когда-либо видел. В кольчугах и доспехах из кожи, только подчеркивавших своей грубостью изящество идеальных фигур. Правда вид оружия, пристегнутого к поясным и нагрудным ремням... кхм, нагрудным ремням... ремням...


Мишель наконец заметил, что Джерек машет рукой у него перед глазами и поспешно захлопнул рот.


— Это Хранители?! Они, что, все такие?!! — спросил он Джерека. Амазонки обернувшись, глянули на Мишеля, потом одна что-то сказала другой, и обе засмеялись.


— Не все… — едва слышно прошептал Джерек, — прибудем, сам увидишь.


Не обращая внимания на любопытные взгляды некоторых охранников, Хранители приступили к делу. Подозвав кэптана, они внимательно проверили ее бумаги, часто спрашивая о чем-то. В конце концов, пожали кэптану руку и исчезли, буквально растворившись в зелени подлеска.


Натужно заскрипев, фургоны двинулись вперед, а Мишель до самого поворота так и таращился на кусты, за которыми исчезли прекрасные амазонки.


— А вот теперь стоит поспешить, — сказал Джерек, — если хотим добраться до Цитадели Метамор до темноты. Ночевать на этой дороге...


До стен цитадели оставалось всего две или три мили. Солнце уже клонилось к вечеру, зазвучали шутки, смех, близость безопасного места расслабила всех. Большую часть прошедшего дня охранники сохраняли бдительность, но теперь их реакция замедлилась...


За мгновение до атаки, они все же успели получить предупреждение — от охранника заднего фургона. Его предсмертный крик.


— Лутины!!! — завопила кэптан, ответом ей стал слитный свист, выхватываемой из ножен стали.


Мишель тоже вытащил меч и выставил перед собой, боясь этот кусок стали почти так же как лутинов.


Вокруг тем временем возник жуткий бедлам. Орда визжащих маленьких созданий бросилась из чащи на охранников и коней. Размахивая маленькими ножами и короткими кинжалами, прыгая почти на высоту человеческого роста, лутины старались первым делом выколоть людям глаза или резануть горло. Ездовые хлестали коней, пытаясь составить фургоны в круг, в то время как охранники сражались против двух или трех созданий каждый.


Вокруг Джерека крутились четверо... или пятеро, но он только грозно скалился, широко размахивая мечом и успевая между делом пнуть, то одного, то другого.


Мишель нервно крутил головой, не зная, что делать. Почему-то в первой атаке его проигнорировали, а сам он не мог решиться напасть.


Затруднения разрешились, когда маленький Лутин с пронзительным воплем бросился в его сторону. Мишель непроизвольно сделал шаг назад, неуклюже махнул мечом... и все. Острое как бритва лезвие перечеркнуло шею, голова отлетела прочь, тело, сделав еще шаг, завалилось набок. На мгновение Мишелю стало дурно, но подавив тошноту, он заставил себя осмотреться.


Перевес сил все же был на стороне охранников. Некоторые из них лежали на земле, некоторые держались за глаза или горло, но двигались вроде бы все. Злобно верещащие уроды еще сохраняли численное превосходство, но охранники уже хорошо проредили их и продолжали убивать одного за другим.


Осмелев, Мишель повернулся, желая схватиться с кем-нибудь еще. Его взгляд остановился на злобно оскалившемся лутине, который раскручивал пращу. Еще мгновение глаза Мишеля зачарованно следили за полетом камня... потом его взгляд сосредоточился на звездах, закруживших перед ним в хороводе, а потом он уже больше ничего не видел...


— Кого мы потеряли, Джерек?


— Тима и Гарека... Скаррет может лишиться глаза, у всех раны от кинжалов, но это все. Мы легко отделались. Ах, да... еще Мишель...


— Проклятье... малыш… нам придется оставить его здесь.


— Кхм... Кэптан...


— Он крепкий парень, он справится. Мы все равно не сможем ухаживать за раненым в голову, так как нужно, и его единственный шанс выжить — остаться в Цитадели.


— Вы как всегда правы, кэптан. Надеюсь, он не будет против приобрести пару огромных сисек или стать малышом или покрыться...


— Хватит, Джерек! Будем надеяться...


— Ш-ш-ш-ш... Кэптан, я хочу лично иззвинитьсся за то, что насс не было рядом. Мы не ожжидали что Лутины рисскнут подобратьсся к Цитадели так близзко. Мы посстоянно исстребляем их, но... Могу я помочь вам чем-нибудь ещще?


— Премиальные были весьма щедрыми, сэр, а ваши доктора — просто чудотворцы. Вы действительно сделали все, что могли. Да, кстати — один из наших людей получил ранение в голову. Мы не сможем ухаживать за ним как следует. Мы вынуждены оставить его... здесь. В Цитадели.


— Ш-ш-ш-ш... Вы уверены? Вы жже ззнаете, что...




— Отправившись с нами, он умрет. У вас он, по крайней мере, останется в живых. Пусть даже и...


— Ш-ш-ш-ш... Хорошшо. Я не могу отказзать вам, кэптан. Но пробужждение в Цитадели Метамор будет для него нелегким исспытанием...


* * *


«Он приходит в себя?»


«Трудно сказать... сейчас посмотрим...»


Слова грубо вторглись в его сны, сны, в которых смешались женщины-амазонки, где-то потерявшие доспехи и одежды, охранники, танцующие с амазонками, под перестук пивных кружек... тут же была кэптан, потом она стала мамой, и почему-то врезала ему между глаз старой сковородой с шипящей на ней яичницей со шкварками...


«Пусть поспит еще денек».


«Во-первых, он уже совершенно здоров, во-вторых, если его не разбудить в ближайшее время, он вообще никогда не проснется, а в-третьих, мне надоело работать сиделкой!!»


«Ладно… как скажешь».


Мишель скользнул обратно в сон с амазонками, но что-то изменилось. Как будто подул холодный сквозняк, как будто ледяной ветер скользнул сквозь сон, мешая, раздражая... Мишель очень расстроился, потому что амазонки только-только начали двигаться так волнующе, что танец их действительно стал интересным, и юноша обязательно хотел досмотреть... Но ветер дул все сильнее и сильнее, и амазонки вдруг задрожали, как осенние листья на ветках, задрожали... и исчезли. Исчезли совсем, оставив его в холодной и неуютной тьме... Мишель даже чуточку всплакнул, но тут вновь послышались голоса:


«Он шевельнулся! Я почти разбудил его!»


«Дай я попробую!!»


«Коп, ты весишь полтора центнера! Ты оторвешь ему голову!»


«Я осторожно…»


ХЛЕСЬ!


— Oй!!


«Он просыпается!!»


Мишель попытался открыть глаза, и ощутил, что все его тело ужасно затекло. Он скривился, мысленно бормоча проклятия, когда кровь, быстрее побежав по жилам, принесла боль в затекшие ноги и руки, и спину, и ребра, и затылок... Даже уши каким-то образом умудрились заболеть. Невероятным усилием он открыл тяжелые веки... и тут же захлопнул обратно — свет прямо таки резанул отвыкшие глаза. Однако постепенно огненные круги рассеялись, а глаза сфокусировались на чем-то... или ком-то, стоящем прямо перед кроватью...


Всего в футе от лица находилась морда гигантской рептилии, глядя на Мишеля парой хищных глаз с вертикальными зрачками. Открылась черная пасть, обнажив ряды острых зубов...


— Привет!


— AAAAAAAAAAAAAAAAAAAAA!!!!


Мишель боролся с непослушными конечностями, пытаясь отодвинуться от монстра... но затекшие руки и ноги отказались двигаться и юноша всего лишь задергался под одеялом.


Что он делает в постели?!


Где он вообще?!


Мишель поспешно осмотрелся по сторонам, пытаясь осмыслить ситуацию, ища дорогу к спасению или хоть какое-нибудь оружие...


Наконец мозг начал осмысливать то, что увидели глаза.


Маленькая комната, серые каменные стены, белый потолок. Кровать, тумбочка, с кучей стаканов, кружек и каких-то сосудов. В углу кресло, в кресле, держа в лапах открытую книгу, сидит енот. Рядом стоит на задних лапах высоченный ящер, стоит и нервно дергает рукав плотного серого одеяния.


Енот. В кресле. С книгой.


Ящер. В одежде.


«А я действительно проснулся?» — усомнился Мишель.


Он снова посмотрел на гигантского ящера, который продолжал нервно мять одежду.


— Я так и знал, что ты его перепугаешь, Коп. Проклятье, ты испугал даже меня!


— Заткнись, Брайан... — ящер покосился на енота, потом повернул голову и, увидев, что Мишель смотрит на него, смущенно потупился.


В комнате повисло молчание.


Ящер не выдержал первым.


— Гхр... ты это, извини... меня зовут Коперник... в углу с книжкой — Брайан. Гхм... добро пожаловать в Цитадель Метамор. Да.


Мишель поморгал, вернул на место отвисшую челюсть.


— Чево? Вы кто?!


Ящер растерянно оглянулся на енота.


— Цитадель Метамор... разве ты не знаешь? Я думал, все знают...


Мишель на всякий случай протер глаза, ущипнул себя за ухо... Нет, вроде не сон.


— А-а-а... Э-э-э... Я это... В деревне вырос.


— То-то я смотрю, румяный какой... на свежем-то воздухе. И про магию Цитадели ничего не знаешь?


— Не... Ни... Не знаю.


— Это хорошо... То есть плохо, то есть ты именно поэтому так напугался. Обычно люди слегка нервничают, когда сталкиваются с Хранителем... Самую малость. Они в основном магии боятся. А ты чуть не... — ящер втянул носом воздух. — Нет, все же, кажется не...



Мишель по-тихому пощупал простыню под задницей... вроде сухая. Фу-у-у...


— ...И тогда, я проведу тебе грандиозное турне по Цитадели! — продолжал тем временем разглагольствовать нервный ящер. — Как только ты немного наберешься сил. Завтра. Тут слишком много всего, упадешь еще... на полдороге. Брайан, присмотришь за ним?


Ящер отодвинулся в сторону, и Мишель еще раз заметил, что тот нервничает. Казалось, Коперник избегает встречаться с юношей взглядом... правда Мишель и сам не горел желанием заглядывать в глаза гигантской рептилии.


Брайан только фыркнул. Коп быстро повернулся и вышел.


Мишель хотел задать еще кучу вопросов, но читавший книгу Брайан, похоже, не был расположен к разговорам. К тому же, заряд адреналина, хлестнувший в кровь от зрелища нескольких рядов зубов прямо перед носом, уже иссяк, Мишель почувствовал, как усталость накатывает волнами... накатывает... Вопросы все куда-то делись, голова опустела и, в конце концов, он уснул.


На этот раз без снов.


Мишель проснулся легко и быстро. Кажется, он уже выздоровел... Более того — он чувствует себя просто великолепно!


Мишель приписал отличное самочувствие хорошему отдыху. Рассеянно почесав лицо, он вдруг осознал, что у него отросла длинная щетина, почти бородка.


«Как же долго я был без сознания?» — удивился он.


Брайан по-прежнему читал в углу. Мишель осмотрел енота внимательнее — прошлый раз тот выглядел вроде бы чуть по-другому. Более... животным, что ли. В этот раз Брайан смотрелся почти человеком — нормальные ноги, руки, вот только морда, шерсть и когти...


— Давно я здесь? — решился, наконец, Мишель.


Опустив книгу, Брайан поднял глаза, окаймленные черным мехом.


— Больше недели.


— А... караван?! — растерялся юноша.


— Ушел.


— А... м-меня они б-бросили?.. — Мишель крепился изо всех сил, но голос все-таки предательски задрожал.


— Малыш, раненых в голову по горам не возят. С такой раной, как у тебя, вообще никуда не возят. Разве что на кладбище. И оставаться дольше они тоже не могли — без последствий.


Мишель решил не спрашивать, каких.


— А... кто ты?


Брайан пожал плечами.


— Брайан Кой Энрик... енот-морф. Немного разведчик, немного медбрат, немного картограф... здесь, в Цитадели почти каждый — мастер на все руки. Мы по очереди присматривали за тобой. Все, кроме Копа. Он здесь торчал постоянно.


— А почему?


— Когда на вас напали, он был на патрулировании. Лутины знали об этом, и послали дюжину своих, чтобы его задержать. И теперь он чувствует себя виноватым, что не смог быстро прийти вам на помощь.


— Он перебил дюжину лутинов?!!


— Тебя это удивляет?


Мишель задумался.


— Нет...


— А должно бы. Дело в том, что, несмотря на грозный вид, Коп не воин. Большинство из нас справилось бы с патрулем лутинов секунд за тридцать. А Коп, увы... Вместо того чтобы тренироваться, он слишком много времени проводит, глядя на звезды.


Мишель подумал, каким же тогда должен быть стандарт «хорошо» для Хранителя? Дюжина на одного...


— Так что не будь слишком строгим с беднягой. Он и так будет таскаться за тобой словно щенок...


Дверь сотряс громовой стук.


Вошел Коп, все еще выглядевший настолько виноватым, насколько это могла выразить морда рептилии.


— Ну, как? В силах прогуляться? — спросил он Мишеля.


Мишель сделал пару приседаний, и понял, что чувствует себя хорошо. Черт возьми, да просто отлично, словно спал целую неделю!


«Наверно так и было…» — подумал он.


— Я готов!


Мишель шел следом за Копом, одновременно разглядывая все вокруг. Для юноши с глухой фермы, все архитектурное образование которого ограничивалось лачугами, тавернами, да парой убогих церквушек, он обладал неплохим воображением. Но увиденное в цитадели совершенно не укладывалось в мозгах. Он просто не знал, что и подумать о мерцающих мраморных стенах, которые где-то в поднебесье переходили в арочные потолки. Он не знал, как реагировать на зал, дальняя стена которого уходит куда-то за горизонт, а боковые увешаны великолепными гобеленами и украшены потрясающими витражами...


— Поразительно, не правда ли? — заметил Коп, — некоторые считают, что Цитадель Метамор основали Боги. Правда, ходят слухи, будто сами боги считают создателем Цитадели кого-то Высшего. Высшего над богами. Каково, а? В любом случае, это самое красивое здание в мире, и это еще одна из причин, почему мы защищаем проход... А вот один из парадных залов. Великолепно, не правда ли? Не спеши соглашаться! Подожди, пока увидишь тронный зал! Бывали случаи, что иные посетители там от восхищения в обморок падали...


С этого момента Мишель перестал слушать Копа, целиком поглощенный разглядыванием местных жителей.


Первыми его внимание привлекли женщины. Он сразу заметил амазонок, похожих на тех, что встречали караван, да и вообще многие женщины в зале были одеты в легкие кожаные доспехи или имели оружие. Некоторые, одеждой и поведением, напоминали изящных куртизанок, выглядя воплощением женственности — короткие юбочки и большая (а иногда и очень большая) грудь...


Но в основном женщины были похожи... на самых обычных женщин, за исключением того, что почти никто не носил длинных юбок.


Потом Мишель заметил существ напоминавших человеко-енота Брайана — «животные-люди». Человек с рогами и оленьей мордой, любезно беседующий с женщиной-волчицей. Через зал прошествовал кто-то с клювом вместо носа и перьями на руках... Группа людей-кошек, о чем-то разговаривающих между собой...


Были в зале и обычные животные — собаки, коты и волки (волки!!), свободно бегающие везде. Мишель краем глаза даже увидел коня, трусцой пересекшего дальний конец зала...


Напоследок Мишель заметил детей. Вроде бы обычные девочки и мальчики, от едва вставших на ноги, до подростков. Что привлекало внимание — отношение к ним взрослых. Мишель увидел группу женщин и животных-людей, которые с огромным вниманием прислушивались к словам семилетнего мальчишки. И еще — некоторые дети были одеты в обычную детскую одежду, но одежда взрослого покроя, только маленьких размеров, встречалась гораздо чаще. Более того, у многих детей в руках были газеты, а кое-кто, вполне по взрослому, играл в настольные игры...


Чешуйчатая рука, хлопнувшая по плечу, заставила Мишеля моргнуть.


— Насмотрелся? — с легкой усмешкой спросил Коп, — Двигаем дальше. Ты не против выпить чуток?


Мишель только кивнул, все еще растерянно глядя по сторонам.


Коп наполовину вывел, наполовину вытянул Мишеля из зала в узкий коридор, со стенами из простого камня. Потом, через дверь с табличкой, на которой было написано — «Бар «Молчаливый Мул», внутрь помещения очень похожего на богатую таверну... если конечно игнорировать внешность посетителей.


Похоже, Коп оказался местной знаменитостью — большинство клиентов подняли кружки, приветствуя его, а ящер смущенно ухмыльнулся. Он утащил Мишеля к столу в углу заведения и махнул хозяину. Большой бык плюхнул на стол пару пива и отошел.


— Это Донни... — шепнул Коп, — сильный и молчаливый. Но дело знает...


Мишель пытался разглядеть вокруг все сразу, но Коп не давал ему сосредоточиться:


— Еще одно, — сказал он Мишелю, — еще одно ты должен знать. Ты можешь звать меня Коперник, Коп, Копер, Копина, или моим вторым именем, — Кевин, но никогда, никогда, никогда, не называй меня...


— ...эй, Жабий рот! Как делишки?!


Коп раздраженно оскалился, когда рядом с ним сел десятилетний мальчишка с огромной кружкой пива. Хотя Мишеля больше заинтересовала привлекательная женщина, которая тоже присела за столик.


— Все пучком, Памперс, а у тебя?


— Просто отлично, Жабий рот. Кто твой приятель?


— Ах да... разреши мне представить. Мишель, это Дженн Роуз и Марк Ван Скивер.


Юноша изумленно пожал им руки. Потом сделал очень большой глоток пива.


— Мишель здесь недавно. Он только что оправился от тяжелого ранения, и я показываю ему Цитадель.


— Так он не...


— Нет.


Марк внимательно осмотрел смущенного человека:


— Значит, в будущем у него есть шанс называться Мишелеттой… — и подмигнул озадаченному юноше.


Мишель наконец обрел контроль над языком:


— Да кто же вы все такие, люди?!


— Не те, кем кажемся, малыш, совсем не те... Например, вот этому телу, — Марк хлопнул себя по груди, — почти 26 лет. Дженн начинала карьеру с несколько большим числом конечностей и несколько меньшим объемом груди… — Марк еще раз подмигнул, — а Жабий рот, наш всеми любимый ящер, был таким же розовым, как и ты.


— Чего?! — вытаращил глаза Мишель.


— Мы все были нормальными людьми, пока не вмешалась магия. Шесть лет назад могущественный колдун Насож спустился с Холмов Гигантов в проход. Он шел завоевывать Срединные Земли, естественно, Цитадель Метамор, оказалась на его пути. Тогда Насож применил три заклинания чудовищной силы. Результат перед тобой — некоторые из нас частично превратились в животных, вот как наш ящер. Раньше он носил очки и был ростом чуть выше тебя. Некоторые, вот как я, основательно помолодели. А кое-кто, не будем указывать пальцем, изменил пол. Видишь ли, Насож считал, что женщины не смогут сражаться. Хе-хе!


Мы можем контролировать нашу форму… но не полностью. Морфы, так мы называем превращенных в животных, могут выглядеть совсем зверем, а могут выглядеть как что-то такое, вроде гибрида зверя с человеком. Попавшие под заклинание «регресс возраста», сокращенно РВ, могут изменяться от младенца до… ну скажем четырнадцати лет. «Сменившие Пол», сокращенно СП, неважно кем они были раньше — женщины или мужчины, могут всего лишь слегка изменять внешний вид. От обычной женщины, до такой… секс-бомбы. Ну, ты, наверное, сам видел. Большинство «женщин» не считают такой вид особенно полезным, но некоторым нравится...


А кто мы по существу... Все мы — защитники Цитадели Метамор. Мы удерживаем всякую нечисть, живущую к северу отсюда, мы не даем им прорваться в цивилизованные южные земли. Хотя и не могу сказать, что мы получаем за это много благодарностей.


В разговор вмешался Коперник:


— Марк и многие другие «дети» занимаются дипломатией на юге. Они единственные, кого не пытаются изнасиловать или поджарить, насадив на кол. Правда, их дипломатические методы зачастую слегка нестандартны.


— Шпионаж, — с усмешкой пояснил Марк, — А еще, все мы, бедные маленькие детки, ужасные воры! И к тому же неплохие бойцы. Ты имеешь природное преимущество, когда как раз подходящего роста, чтобы врезать противнику в пах...


Мишель хотел отхлебнуть еще глоток, но обнаружил, что его кружка пуста.


«Когда это я успел?» — удивился он.


Теперь заговорила Дженн.


— Большинство «девушек» несут воинскую службу — например, патрулируют границы. Но в действительности мы делаем все, что потребуется, а также все, что не может быть сделано теми, кто ростом чуть выше метра, или не имеет противостоящих больших пальцев.


Мы не можем позволить себе упасть духом, понимаешь? Иначе в следующий раз, когда какой-нибудь очередной Насож двинется в проход, мы не сможем его остановить.


— А... А кто всем управляет? — спросил Мишель.


— Официально правитель Цитадели Метамор — Томас Хассан, — продолжил рассказ Коперник, — но он не любит этим заниматься. По сути дела, он просто очень умный парень, которого мы придерживаем рядом на случай кризиса, парень, который указывает на то, что конкретно должно быть сделано. К тому же, правители с юга чувствуют себя гораздо комфортнее, когда имеют возможность говорить с кем-нибудь «их уровня». Эй, а хочешь с ним встретиться?


— Что, просто так войти и посмотреть?!


— Конечно. Мы тут, в Метаморе все свои. Томас иногда исполняет роль судьи в решении небольших споров, ну знаешь, бывает время от времени... сейчас он должен быть на месте.


— А... А пошли! — любопытный Мишель решил разузнать, как управляется все это странное общество.


«Может быть мне... Быть может мне... В самом деле... разрешат остаться здесь?..» — подумал он.


Почти по-приятельски попрощавшись с Марком и Дженн, Мишель вместе с Копом покинули бар.


Пока они шли через бесконечные залы и коридоры, Коп продолжил монолог:


— Цитадель Метамор всегда была пристанищем для странных, отверженных, и просто не таких как все. Мы принимаем всех, если они согласны работать и воевать. Нам нужны все человеческие ресурсы, которые мы можем получить, чтобы отражать периодические вторжения от севера.


Вообще-то, мы предпочитаем тех, кто что-то изобретает и вводит новшества, таким образом, помогая всем. Но не обязательно.




— А... Понятно. А почему вы такие... странные? Объясни, а то Марк все так быстро... Я ничего не понял.


— Еще бы. Его объяснения я и сам бы не понял. Ну, значит так. Примерно шесть лет назад с севра, через проход вторглась армия. Мощная армия, большая армия, такой большой армии Метамор еще не видел.


Лутины, великаны, гигантские жуки и сотни других созданий объединились под предводительством могущественного колдуна Насожа и образовали... Знаешь, есть такое слово — ОРДА. Очень точно.


Мы попытались остановить их севернее, защищая земли фермеров, но нас просто сметали с позиций. Тогда Томас решил отступить в Цитадель.


Мы сдерживали врага долго, но все понимали, что мы не в силах держаться бесконечно. Цитадель может сопротивляться врагу, пока в ней остается хотя бы пять человек, но все шло к тому, что могло не остаться никого вообще...


Тогда мы составили план.


У северного входа в Метамор есть гигантский двор, в который ведут главные ворота. Из этого двора выходят три прохода собственно в Цитадель.


Мы собрали всех оставшихся людей в каждом из трех входов.


А потом открыли ворота...


К этому времени орда уже сильно ослабела, а Насож был в отчаянии из-за отсутствия продовольствия. Но мы-то этого не знали! Он двинул во двор сразу всю армию, и попытался прорваться одновременно через все три прохода.


Исход битвы был неясен, никто не мог получить перевеса. Войско Насожа оказалось заблокировано в тупиках, и он мог надеяться только на магию. Защита цитадели могла отразить практически любые боевые заклятья. К сожалению, колдун знал это и применил нечто совершенно нестандартное. Он метнул заклинание bimbo, заклинание морфа, и заклинание омоложения в каждые из ворот. И это сработало…


Защитники первых ворот превратились в женщин... и рухнули на землю от невероятного веса своих... грудей.


Во вторых воротах люди претерпели трансформацию, превратившись в животных, и были полностью дезориентированы.


В третьих помолодели до возраста младенцев, неспособных даже ходить.


Наши маги отчаянно работали над антизаклинаниями, хотя тоже изменились. Но магия Насожа была невероятно мощной, и нейтрализовать ее удалось только частично. Женщины приобрели более-менее обычный женский вид. Превратившиеся в животных стали наполовину людьми. Дети стали старше, достигнув примерно 14 лет...


В общем, мы все же сумели отбить атаку. Закрыв ворота, так что враги не могли выбраться, мы уничтожили всю армию Насожа, хотя сам он успел бежать на север.


К сожалению, победив армию, мы не смогли победить заклинания. Да, магия Насожа действует до сих пор. Мы можем немного изменяться, но не можем вернуть себе наш прежний вид...


О! Уже пришли. Взгляни, вот это и есть двор его величества короля Северного Мидлендса, герцога Цитадели Метамор, Томаса V Хассана!


Убранство двора оказалось великолепным.


Золоченые кресла и диваны расставлены вдоль стен просторной залы. Арочный потолок расписан боевыми сценами, которые, по-видимому, изображали героическое прошлое Цитадели. Стены украшены шелковыми шпалерами и драпировками. В окнах потрясающие воображение витражи. Вот только вместо королевских апартаментов этот двор больше напоминал смесь зоопарка и бара...


Мишель крутил головой, пытаясь уследить за всем сразу.


Вот кролик-морф что-то небрежно черкает на листках бумаги, одновременно жуя салат. Вот кто-то, похожий на дикобраза, пронесся мимо, держа в лапах бутылки с бурлящей жидкостью.


— Фил, придворный кролик... Паскаль, придворный алхимик, — едва успевал представлять встречных Коперник.


Мимо прошел волк-морф, напевая приятным баском и бренча на банджо какую-то мелодию.


— Странник, придворный актер и поэт...


Пока они двигались по залу в сторону трона, возвышавшегося в дальнем конце, Коперник непрерывно выдавал быстрые описания и имена:


— Дж. Уэллс, придворный писатель... Артур, придворный артист... Билл Харт, придворный писатель... Дженифер Адамс, придворный писатель... Чарльз Маттиас, придворный писатель, Брайан Дирксон, придворный безумный ученый... IWP, придворный мистик... Магус, придворный маг и писатель... Джон Слиппер, придворный писатель...


— А... О... Сколько же вас здесь всех... таких... при дворе?!


— По сути — большинство из живущих в Цитадели. Можешь посмотреть в библиотеке, если интересно, там есть полный список. У нас ведь так — если имеешь какой-то талант, то двор тебя поддержит. Финансирование — большей частью твоя собственная проблема, но здесь достаточно гениев, а многие с юга хорошо платят за решение их проблем, так что деньги — не главное. Ты тоже можешь назначить себя в команду. Например, я придворный астролог, придворный маг, придворный шут, и придворная ящерица.


— Как-то странно... Я представлял придворных... не такими.


— Не многие придворные могут похвастать королем, для которого привычно вычесывать блох. К тому же, знаешь, когда смерть от следующего вторжения может постучать в дверь прямо завтра... все воспринимается гораздо проще.


Наконец они подошли к трону.


Трон разительно контрастировал с окружающей роскошью. Вытесанный из цельной глыбы мерцающе-черного камня, простой и строгий, он стоял на беломраморном постаменте, не возвышаясь, но царя над всем пространством зала.


Трон был пуст.


Зато перед троном, в простом деревянном кресле сидела женщина, почти девушка, сумевшая выглядеть одновременно и скучающей и сердитой. Она в чем-то укоряла кота-морфа, который смущенно опустил голову, слушая выговор.


До Мишеля донеслись ее последние слова:


— Это было невероятно глупо, Джейсон. Ты извиняешься?


— Да! Да! Простите меня!


— Хорошо... ты прощен. Но в наказание ты должен написать еще одну историю про ящерицу.


— Они же такие скучные!..


— А ты придумай что-нибудь! И сделай все нужного размера, чтобы на этот раз в библиотеке могли переплести.


Пристыженный и смущенный, кот отошел, и Коперник потянул Мишеля в сторону, пока женщина смотрелась в зеркальце, ожидая следующего просителя.


— Это Малиса, приемная дочь Томаса, и его наследница. Скорее всего, именно она займет трон после Томаса.


— А... А она случайно не была раньше мужчиной?


— В точку. И звали ее принц Мат. Она очень приличный маг, и к тому же хороший боец, хотя самую чуточку с характером. Эй, помнишь Дженн?


— А... Девушка в баре?


— Они помолвлены.


— Ох...


Коп направился к столу в углу зала, за ширмой. Сидевший там конь-морф, разбирал кипу пергаментов.


— Это Боб, премьер-министр. Томас управляет королевством, а Боб опекает наши финансы. Знаешь, действительно, необычно видеть его за столом. Большую часть времени он проводит, состязаясь в скорости с Дестером и Тони. Они наша кавалерия.


— Круто...


Через маленькую дверь, в дальнем конце залы, Коп и Мишель вышли во внутренний дворик.


— Да... Эта Цитадель, просто какая-то... нескончаемая!


— А ты думал! — усмехнулся Коп. — Цитадель Метамор велика настолько, насколько сможешь представить.


— Как это так?!


— Ну, понимаешь, геометрия здесь понятие довольно расплывчатое...


— Не понимаю...


— Еще поймешь. Главное, иди вперед и не бойся заблудиться. И придешь.


Отдохнув под сенью плодовых деревьев, они прошли еще немного, до большого холла с рядом одинаковых дверей и фонтаном.


— Думаю, для начального турне по Цитадели вполне достаточно. Ты видел примерно одну пятнадцатую часть всех помещений, но думаю, суть уловил. Твоя комната вот эта.


— Моя комната?


— Утром после завтрака у тебя боевая тренировка с Джеком, после обеда — магическая тренировка с Дикой Звездой. Мы хотим, чтобы ты привыкал как можно быстрее...


— Боевая тренировка?!


— Библиотеку найти очень просто, так же как гимнастический зал или бар, или куда еще ты захочешь пойти. Просто следи за указателями...


— Коп!


— В любом случае, добро пожаловать в Цитадель Метамор! Мы рады, что ты здесь. На рассвете Рыжехвостый принес тревожные вести — на севере опять зашевелился Насож. Значит, вскоре нам понадобится каждый воин, и каждый маг...


— Коп!! Какая тренировка?!! Коп! Какая магия?!! О чем ты... Ты... Ты хочешь сказать, что я здесь навсегда?!..


Коперник опустил взгляд.


— Понимаешь, Мишель... дело тут вот в чем... когда Насож использовал свои заклинания, они оказали на Цитадель и окрестности постоянный эффект. Любой, кто остается здесь больше чем на неделю, оказывается пойман. Заклинания входят в его плоть и кровь и он меняется.


Юноша ощутил холодок в животе.


— Мишель... ты здесь больше недели. Если бы это было изменение пола, или возраста, но... ты становишься морфом.


— Это ты так считаешь!


— Прости, Мишель... но у тебя уже есть мех... сзади, на шее... Когда на юге ловят животное-морфа, его обычно сжигают на кольях... так что ты здесь навсегда.


Мишель поспешно потянулся к шее, и почувствовал под пальцами короткие мягкие волосы... шерсть, которой там раньше не было...


Он вздохнул.


Да...


По крайней мере, скучно ему теперь точно не будет.


История 2. Алхимик


Тьма, застывшая в углах пещеры.


Тихий шорох шагов, резкий запах...


Порыв ветра.


На выступах каменных стен пляшут отблески факела...


Меняется танец теней — кто-то входит...


Алым мазком, на фоне сухих старых стен.


Лишь золотые кисти на концах пояса качаются в собственном ритме...


— Здравствуй сестра.


Голос хозяйки — сильный, глубокий, звучный...


Гость склоняет голову. Слабый свет свечи в руке, закутанной в алое, рождает собственный танец теней на полу...


— Здравствуй, сестра...


* * *


— И что же привело тебя сюда сегодня вечером? — серая белка-летяга поправляет складки белого одеяния, закидывает руки за голову, мимолетно замирая в статичных позах, демонстрируя изящную фигуру. — Быть может, разденешься, сестричка?


Многоцветные лапы тянут концы золотого шнура, ослабляя пояс. Потом поднимаются к капюшону, откидывая назад...


Крупные резцы, морда грызуна, разноцветные кожа и мех. Черным ониксом блестят веселые глаза, диковинные иглы топорщатся многоцветной радугой — придворный алхимик позволяет одежде скользнуть на пол, и та замирает алой грудой.


— О боги! — качая головой, белка-летяга почесывает левое ухо, и весело хихикает. — Ты превзошла сама себя!


Разноцветный дикобраз — придворный алхимик кивает.


— А почему бы и нет? Эта вселенная одарила меня столькими способностями! Я хочу применить их все!


Белка обходит вокруг, разглядывая гостя... гостью со всех сторон.


— Выпрямись, сестра, я смогу лучше разглядеть, что ты с собой сделала.


Алхимик распрямляет спину — хрусь, хрусь, хрусь... Он-на жмурится, наслаждаясь всплеском удовольствия, пронесшимся по позвоночнику. Ее восемь пальцев распрямляются, сжимаются, и распрямляются снова.


Встав во весь рост, распрямив иглы, украшающие спину, он-на улыбается брату/сестре.


— Зачем ты поменяла рост? — спрашивает та, нежно почесывая уши брату/сестре.


— Для таинственности, — улыбаясь, объясняет разноцветный дикобраз.


— Тебе видней... — хихикает белка, и тянет брата/сестру к дивану.


Белка ложится на обтянутый бархатом диван, оставляя достаточно места для своей разноцветной сестры.


— А теперь расскажи, что интересного при дворе?


Дикобраз вздыхает, вытягиваясь, его/ее длинные, разноцветные иглы эффектно колышутся.


— Все как всегда. Критиканы критикуют, интриганы интригуют. Его наимудрейшее высочество, наимудрейше правит. Вот только лорд Боб постоянно требует от меня удвоить усилия в моем исследовании превращения свинца в золото...


— Но ты же нашла время перекраситься? — хихикает белка.


Дикобраз улыбается.


— Кстати, о тебе... ты же хороший художник, наверняка могла бы иметь успех при дворе.


— Они меня не оценят... — вздыхает белка.


— О чем ты говоришь?! Тебя обязательно оценят, когда узнают, что ты умеешь делать! Я думаю, что большинство из них даже не знают о твоем существовании, Милл!


— Возможно, это будет неплохо...


Дикобраз кивает:


— Решайся, Милл, это будет весело!


— Ммм....


Дикобраз нежно целует белку в нос.


— О... у меня ведь есть подарок для тебя!


Белка настороженно приподнимает изящные ушки.


Дикобраз грациозно соскакивает с дивана и начинает обыскивать карманы своей одежды. Наконец, из дальнего, внутреннего, потайного он-на вытаскивает золотое кольцо с темно-синим камнем.


— Ну-ка примерь.


Белка разглядывает кольцо, одетое на средний палец левой лапы.


— Это кольцо морфа. Я вложила в него несколько форм. Попробуй, тебе понравятся. Потом можно будет добавить еще. А теперь закрой глаза и сосредоточь сознание на кольце... Ты «увидишь» несколько вариантов... выбери один.


Белка закрывает глаза и улыбается. Через несколько секунд ее окутывает теплый янтарный свет, очертания тела слегка меняются, сияние угасает...


Теперь ее мех черный, с белой полосой, бегущей от носа, через голову вниз по спине, до конца хвоста.


Он-на открывает глаза.


Дикобраз опускается на четвереньки, и бросается в угол комнаты, мимо бесчисленных золотых и янтарных головоломок всех форм и размеров. Из кучи хлама он-на вытаскивает зеркало и несет белке, ставшей скунсом.


Скунс оглядывает себя, смеется.


— Спасибо, сестра!


— Попробуй другие формы, — улыбается он-на. — Здесь есть даже одна для... ты знаешь кого, — говорит он-на многозначительно подмигивая.


Скунс качает головой.


— Пожалуй... не сейчас. Пока я стану собой.


Он-на закрывает глаза. Снова возникает янтарное сияние, и ее очертания возвращаются к прежним.


Он-на открывает глаза.


Брат/сестра глядит на нее с обеспокоенным выражением на морде.


— Проклятье...


Янтарно-светящаяся белка вопросительно смотрит на брата/сестру.


— Что не так?


— Ты... ты не перестала светиться...


Белка смотрится в зеркало.


— Я думала, что убрала эту проблему... проклятье! — тихо рычит ее брат/сестра, потом вздыхает, — Пока все не закончится, открывать глаза нельзя. Иначе ты застрянешь, и будешь вот такая, янтарная, пока не изменишься снова.


Белка гладит свою брата/сестру.


— Не так уж плохо... мне нравится.


— Спасибо, Милл. Ну ладно... — смущенно вздыхает дикобраз. — Лорд Боб хочет, чтобы я превращала свинец в золото. Возможно белка из янтаря — шаг в нужном направлении, а?


Белка хихикает, и заключает своего брата/сестру в теплые объятия...


* * *


Какое-то время они сидят, прижавшись, друг к другу.


Потом дикобраз гладит янтарные уши и вздыхает:


— Прости... мне пора... я говорила про мага, которому должна помочь установить генератор ВанДерГраафа?


Янтарная белка кивает, почесывая морду брата/сестры.


— Увидимся? — белка на прощанье целует разноцветного дикобраза.


— Обязательно. И скоро.


Дикобраз поднимает багряную одежду, накидывает на свое темно-бордовое, пурпурное, красно-пятнистое тело и медленно бредет к выходу из пещеры.


На пороге он-на оборачивается, машет на прощание брату/сестре...


* * *


Алым мазком, на фоне сухих старых стен.


Лишь золотые кисти на концах пояса качаются в собственном ритме...


Вновь меняется танец теней — он-на выходит, беззвучно закрывая дверь.


Порыв ветра...


На выступах каменных стен замирают отблески факела.


Тьма застывает в углах пещеры...


От автора: Для гермафродитов, автор создал термин «он-на».


История 3. Со скоростью света


Присев в углу бара, Коперник устало вытянул ноги.


Знакомя Мишеля с Цитаделью, ящер-морф изо всех сил старался выглядеть милым и жизнерадостным, но его не оставляла мысль, что это он осудил мальчика на жизнь здесь. Было бы куда легче, изменись у юноши пол или возраст, но любому морфу предопределено жить только в Цитадели. Если, конечно, не хочешь оказаться на костре...


Мишель не впал в уныние, узнав ошеломляющую новость, но кто знает, что будет дальше? Мех на шее — мелочь, основное-то впереди...


Донни отвлек Коперника от самоуничижения, хлопнув на стол большую кружку пива, и Коп с с тяжелым вздохом взглянул на большого быка.


Тот вопросительно приподнял брови.


Ящер только медленно покачал головой, и Донни, пожав широченными плечами, вернулся за стойку, протирать сверкающие кружки.


Коп уныло смотрел на пузырьки в пиве, словно пытаясь разглядеть прячущиеся за ними толпы Лутинов...


— Коперник... — пропел за спиной мелодичный женский голос. — Ты чего такой кислый?


— Насмешник!!!


— Да, мой милый ящер?


— Ты ко мне подкралась!!


— Кто, я?! Фу... Я никогда не подкрадываюсь! Я просто тихо подхожу... Но неужели ты не видел, как я вошла?! Ах! Я оскорблена!! Я привыкла к мужскому вниманию! А ты меня не заметил! Ах! Ты разбил мое сердце! Сердцеед! Сердцегрыз!


Коп кисло улыбнулся. У Насмешника просто нюх находить тех, кто нуждается в поддержке, и веселить их, неважно, нравится им это или нет...


— Расскажи мне, милый и домашний ящер, что грызет тебя? Кроме блох?


— У меня нет блох...


— Значит по первому вопросу, возражений нет?


— Какому вопросу? — захлопал глазами ящер.


— Тебя что-то грызет.


— Да, есть такое... — вздохнул Коп.


— Хочешь поговорить? — тон Насмешника стал серьезным.


— Нет... но, похоже, придется...


— Правильно, мой милый и блохастый... ах прости, просто милый, ящер. Придется, потому что твоя сила — ничто перед мощью моих... моих! — она подперла грудь руками, чуть прогнув спину, и... зловещий смех в ее исполнении выглядел невероятно эротично. — Давай, я начну за тебя. Все из-за нового паренька, не так ли?


— Насмешник, мимо твоих ушей ничто не проскользнет!


— Ни в коем случае! Девушке моего стиля приходится держать ушки на макушке!


— А ведь всего-то скромный посыльный...


— Ах, мой дорогой Коперник! Ты совершенно прав! Но если по пути я случайно подслушаю парочку горячих слушков...


— Да уж, безусловно. Сплетница ты моя... наша.


Порочная, как кошка в течку, кокетливая, как старая дева, но при всем при том, очаровательная до жути... Она запросто могла раздразнить его и уйти, оставив истекать слюной.


— Я слышала, — Насмешник уже успела переместиться Копу на колени и приобнять, — что симпатичного юного солдатика, раненого и истекающего кровью бросили соратники, и теперь он живет у нас...


— Кхе!!! Что, так и говорят?! Безобразие!


— О-о-о! Расскажи! Расскажи мне все!!


— Ну, они попали в засаду Лутинов...


— Их там были сотни? Правда?!


— Эээ... да, их там было немало.


— Там была жаркая битва?!


— Ну-у... да. Они потеряли пару охранников. Я был...


— Ты был там!! О, мой герой!


— Гм... Ну, я был рядом и хотел помочь, но попал в засаду...


— Ах! Какое коварство!! Ах! Лутины послали сотню, чтобы задержать тебя одного!!


— Нет, не сотню... Но тоже... немало.


— А сколько?


— Пять... или шесть... штук...


— И ты убил их всех? Один! И пришел на помощь воинам?!


— Нет... я и правда плохой боец... они задержали меня. Мишель был тяжело ранен, и теперь он здесь. А виноват в этом я...


Копу показалось, что он заметил намек на улыбку, в уголках ее губ...


— А теперь послушай умную женщину, мой герой. Ты говоришь так — если бы ты быстро справился с пятью или шестью лутинами, и успел к главному сражению, тогда юный Мишель не оказался бы с нами. Потому что присутствие еще одного никудышного бойца оказало бы решающее влияние на сражение.


— Э-э-э... Ну-у-у... Да, в таком изложении...


— Что?


— Ну, я...


— Большой, но глупый. Один, ты ничем не мог им помочь. А потому, хватит хныкать!


Насмешник была совершенно права. Коперник даже не мог злиться на нее, потому что, во-первых, после разговора почувствовал себя гораздо лучше, во-вторых, она слишком привлекательна, чтобы на нее злиться... и в-третьих, она уже ушла...


Коп удивленно осмотрелся. Как ей удалось?! Только сейчас он заметил стоящий на столе пустой стакан, хотя напрочь не помнил, когда его принес Донни, и не видел чтобы она пила...


С ней нельзя быть в безопасности даже в собственной постели! Хотя иногда там происходят и приятные события...


Ящер усмехнулся, и осушил кружку:


— За милых дам!


Утром Коп дал Мишелю поспать лишний час. В Цитадели все поднимались на рассвете... почти все... многие... некоторые точно, но Коперник подумал — будет слишком жестоко вытаскивать мальчика из постели так рано, в первый же день после выписки из лечебницы. Каково же было его удивление, когда он нашел подопечного уже одетым!


— Доброе утро!


— Привет, Коп! Смотри, шерсти на шее еще прибавилось... Я становлюсь похожим на человека-обезьяну!


— Нет, нет! Еще не совсем ясно, но я совершенно уверен, обезьяной ты не будешь!


Мишель усмехнулся. Похоже, он принял все случившееся неплохо, во всяком случае, пока...


— Завтрак? — предложил Коперник.


— А... вообще-то я уже поел.


Ящер приподнял то, что считалось у него бровью.


— Уже? Ого!


— Ну... я же фермер... Мы, знаешь ли, встаем рано... И еще...


Втянув носом воздух, Коперник почувствовал знакомый запах. Ага!!


— Позволь предположить... Тебя разбудили.


— А... да, та женщина, она принесла мне завтрак... Она не сказала ни слова, но... она была... это... Я хочу сказать... вся такая... — покраснев, Мишель отвернулся.


Коп усмехнулся:


— Ты не слышал как она вошла, у неё были длинные черные волосы и чешуя?


Мишель на секунду растерялся, и Коп удивился — неужели он ошибся?


— А... ну да, кроме чешуи. Она выглядела совсем как человек. Только у неё были... такие... такие... э-э-э... — он замолчал, запунцовев до самой макушки.


Ящер ухмыльнулся:


— А! Она оказала тебе великую честь — ты увидел ее полную человеческую форму! Действительно, зрелище бесподобное.


— Человеческая форма? А... я полагал, что она СП (сменивший пол), как эээ… та девушка в баре, Дженн, да?


— В какой-то степени, так оно и есть. Но этот случай более сложный. Насмешник и СП, и морф-животное... змея вообще-то.


— Но... ты говорил…


— Да, говорил, но в каждом правиле бывают исключения, так? Насмешник неповторима, потому что она одна из немногих в Цитадели, получивших два заклинания Насоджа. Понимаешь, Насмешник, — придворный гонец... во всяком случае, она хочет, чтобы так считали. В тот фатальный день ей не повезло: она передавала сообщения между проходами, и попала под два заклинания сразу. Их комбинация дала очень интересные побочные эффекты. Очень интересные и очень сложные. Теперь она может принять любую форму — от нормальной человеческой женщины, до настоящей змеи. Хотя обычно она добавляет что-то из змеиных черт к человеческой форме. В полной человеческой форме она часто преувеличивает фигуру, в чем ты убедился сегодня утром... Но готов поспорить, полного объема ты всё же не видел.


Коперник замолчал, ожидая пока юноша переварит сказанное. Вряд ли у Мишеля большой опыт в обращении с женщинами, а такой штучке как Насмешник судьбой предопределено совращать младенцев. Хотя с другой стороны, она совращала и его тоже, а ведь он далеко не младенец...


— А... как она так появляется и исчезает? Это тоже из-за заклинаний?


— Нет, это она могла делать и раньше. Дьявольски раздражает, но что поделать... Она быстра... в этом ее секрет. Ты за всю свою жизнь не видел ничего двигающегося настолько быстро. Конечно, на короткие расстояния — через комнату, за угол... ты даже не увидишь, как она убежит.


Юноша почесал затылок, потеребил недавно появившуюся шерсть...


— Не беспокойся, Мишель. Здесь много оригинальных личностей, и я уверен, со временем ты привыкнешь.


Только не забывай глядеть по сторонам!


История 4. Ради знаний


Первый луч рассвета осветил шпили и стены Цитадели Метамор, игриво скользнул по разноцветным стеклышкам бесчисленных витражей и высветлил небо, скрыв звезду, которую последние часы наблюдал с вершины высоченной башни медведь-морф. Недовольно зарычав, астроном отодвинул в сторону латунный цилиндр телескопа и повернулся, чтобы собрать остальные инструменты, но тут чьи-то лапы легли ему на плечи. Чуть не свалив телескоп, медведь схватился за грудь мохнатой лапой:


— Странник!! — прохрипел медведь. — Ты! Ты! Ты... ты меня в гроб вгонишь! Ох... Признавайся, тебе нравиться подкрадываться и пугать меня!


— Подкрадываться, о мой невнимательный медведь?! — волк-морф зубасто ухмыльнулся. — Я стою здесь почти полчаса, дожидаясь, когда же ты, наконец, заметишь мое присутствие!


— Полчаса? — самую малость удивился медведь.


Вытащив карманные часы на цепочке, он одним когтем открыл крышку и взглянул на стрелки:


— О боги! Я снова просидел здесь всю ночь... — широко зевнув и потянувшись всем телом, медведь продолжил. — Бар уже открылся?


Зубастая ухмылка Странника стала еще шире.


— Собственно, Крис, я за тем и пришел, — сообщить, что бар уже открыт. Я трижды окликал тебя с нижней площадки, но безуспешно. Тогда я поднялся наверх, и что же я вижу?! Ты как обычно глазеешь на звезды... — Странник постучал когтем по телескопу. — Никак не могу понять, как ты умудряешься хоть что-то там разглядеть своими подслеповатыми глазками?


Теперь настала очередь медведя усмехаться.


— Это просто... — медведь поднял монокль, висевший на тонкой серебряной цепочке. — Эта вещь поправляет мое зрение достаточно, чтобы сделать мелкие объекты доступными для изучения. Я, как и прежде не могу различать цвета, но после некоторых исследований... со временем — все возможно!


Странник хихикнул.


— Исследования, исследования... скажи мне, ты вообще когда-нибудь собираешься применить на практике хоть что-нибудь? Два дня назад, в библиотеке, ты размышлял над огромными магическими книгами... Помнишь? Мы тогда поспорили на десять золотых, что в течение недели ты сведешь с ума Паскаль, подсматривая, как она смешивает реактивы и делает записи! Я ведь еще ни разу не видел, чтобы ты сам использовал заклинание, или пытался сделать что-либо алхимическое. Ты так интересуешься разными тайнами, но зачем?


Крис улыбнулся и, собрав вещи — телескоп, астролябию, перо с чернильницей и журнал наблюдений — шагнул к винтовой лестнице.


Спустившись на пару оборотов, медведь продолжил разговор:


— В молодости я учился в школе магии. Мои родители были состоятельные люди, а я горел желанием стать мастером заклинаний. Да. Но... Вместо того, чтобы трезво оценить свои способности и последовать советам наставников, я преследовал фантазии и тратил деньги на несбыточные проекты. За два года я практически истратил выданные на обучение средства, так и не продвинувшись в образовании. Разумеется, кое-что я все же умею. Несколько простых фокусов, мелкие трансмутации... Ничего существенного.


Потом я учился алхимии, работая подмастерьем. Закреплял полученные знания, и зарабатывал средства к существованию.


В конце концов, я увидел, что имею тягу к теоретическим исследованиям. Я читал трактаты, объясняющие природу превращений, их принципы, и понял, что мне интересно не в практическое применение знаний, а поиск и сопоставление, изучение результатов чужих опытов и разбор их ошибок... Проще говоря, я теоретик, а не практик.


Разговор ненадолго прервался, когда они вошли в бар «Молчаливый Мул». Сев за стол, Крис и Странник приветственно махнули Донни, и продолжили:


— Ты говоришь, что наслаждаешься поиском знаний... но какая польза от знаний без их применения?


Медведь хмыкнул, и проглотил огромный кус яичницы со шкварками и ветчиной.


— Все очень просто... я никогда не стану таким магом, как Боб Стейн, или таким алхимиком, как Паскаль. Но у меня есть иное, я могу взять то, что я знаю, и научить этому других. Зачастую я не смогу использовать эти знания сам, но я могу вложить их в лапы, или руки, или головы тех, кто может. И я вовсе не плох в применении знаний... просто я не имею желания улучшать навыки. Я не получаю от этого никакого удовольствия.


Странник хихикнул.


— Так значить ты посвятил свою жизнь поискам знаний с единственной целью — передать их другим? И что, о, альтруистический искатель тайн, ты получил от этого?


Улыбка Криса стала мечтательной:


— Мне нравится учить... возможно, я чудак, но мне нравится видеть, как в чьих-то глазах разгорается свет понимания, когда он или она находят решение какой-нибудь сложной задачи или головоломки... — улыбка медведя превратилась в ухмылку. — И я признаю, что я помешан на поисках знаний, неважно насколько они бесполезны в практическом смысле...


Странный запах коснулся носа медведя — свежие нотки озона соседствовали в этом аромате с вонью горелого меха. Крис обернулся, пытаясь определить источник.


В дверном проеме стояла Паскаль... но в каком виде! Ее разноцветные дикобразьи иглы облезли и дымились, одежда щеголяла многочисленными прорехами и прожогами, а мордочка — равномерно размазанным слоем копоти.


Алхимик быстрым шагом, почти бегом, вошла в бар. Медведь с волком услышали, как она бормочет под нос что-то про ВанДерГраафа, и обязательную двойную проверку заземления...


Когда она, закопченным вихрем, промчалась к стойке с выпивкой, Крис с чуть смущенной усмешкой повернулся к Страннику:


— Странник?


Волк ухмыльнулся:


— Да, мой ученый медведь?


— Похоже, я должен тебе десять золотых...


История 5. Гильдия писателей


У Мишеля было непростое время, пока он приспосабливался к новому, очень необычному окружению. Но, как и все в этом мире, первый шок постепенно прошел. Хотя встречи, происходившие каждый день, были странными и удивительными...


В то утро Мишель продолжил изучение Метамора. Осматривая бесконечные коридоры и проходы цитадели, юноша повстречал множество фантастических и удивительных созданий. Но было среди тех существ одно, чей облик невольно заставил улыбнуться. Ростом чуть выше пояса юноши, существо было очень похоже на обычную крысу — местами коричневая, местами серая шерсть, длинный голый хвост, острая мордочка с большими резцами. Одетое в простую тунику — скорее только ради приличия — оно пыталось протолкнуть шкаф в дверной проем.


Окончательно запыхавшись, крыса-морф обернулась, и увидела Мишеля. Ее усы взволнованно передернулись:


— Ты выглядишь сильным парнем... поможешь мне с этим гробом?


Юноша примерился к шкафу, который едва достигал его груди, но был явно высок для крысы, и кивнул:


— Конечно... куда его?


Крыса отступила в сторону:


— Просто протолкни в дверь, а там я покажу.


Мишель толкнул шкаф — ничего сложного, тяжелый, но не слишком. В дверях юноше пришлось пригнуть голову, но в самой комнате потолок был достаточно высоким, сгибаться не пришлось. Крыса указала на участок каменной кладки, немного светлее остальной стены, и Мишель придвинул шкаф вплотную.


— Что дальше?


Крыса взяла кусок дерева, буквально испещренный следами зубов, и начала рассеянно жевать в промежутках между словами:


— Выглядит просто отлично... большое тебе спасибо! Мне бы пришлось потратить целый час, чтобы поставить его на место.


— А... почему никто тебе не помог? — спросил Мишель, надеясь, что это не прозвучит слишком грубо.


— Ну, все или слишком велики чтобы пролезть сюда, или находятся на собрании Гильдии Писателей, на которое я опоздал, — ответила крыса... крыс, навязчиво хрустя деревяшкой.


Мишель не мог оторвать взгляд от крыса-морфа, жующего палку... Весьма необычно. Юноша подумал — а какая привычка может появиться у него, когда завершится его мета... метаморфоза? Эх-хе... Что-то еще вылезет...


— А... Что за гильдия писателей?


— Ох, я такой невнимательный хозяин... пожалуйста, присаживайся! Меня зовут Чарльз Маттиас. А тебя? — крыс указал на подушки, лежащие на полу рядом с миниатюрным столом. Сам Маттиас сел на табурет, его хвост обернулся вокруг ножки, а ноги болтались, едва касаясь пола.


Мишель тем временем рискнул рассмотреть хозяина комнаты, обратив внимание на длинные ступни с крошечными когтями на пальцах, голый розовый хвост, узкие плечи, маленькие черные глаза и большие резцы, регулярно отгрызавшие щепки от куска дерева.


— А... да. Меня зовут Мишель, я здесь новичок.


— Я так и думал. — Маттиас наклонил голову, выковыривая застрявшую в зубах щепку.


— Э... По-моему, я тебя уже видел... И имя твое, вроде слышал. Кажется, когда меня знакомили с этим местом, — заметил Мишель.


— А, старое доброе ураганное турне Коперника! — Маттиас улыбнулся. — Помню, как он знакомил с Цитаделью меня. Я тогда потратил несколько недель, чтобы во всем разобраться... ты уже знаешь, кем станешь?


— Нет... пока только вот шерсть, на шее и спине выросла, но больше ничего. Я здесь всего вторую неделю. А... сколько ты становился... ну... этим, — Мишель робко указал на Маттиаса.


— Крысой? О, около двух недель. Должен признать, не та форма, которую бы я сам выбрал. Я был выше тебя ростом, а сократился почти в полтора раза. Мда, эти две недели были не самыми лучшими в моей жизни...


Знаешь, большинство морфов при изменении увеличивались в размере, так что я наверно являюсь исключением. Потом, когда я перестал изменяться, мне пришлось перебраться в другую комнату — в старой комнате все стало слишком большим.


— И... тебя засунули сюда?


— Ну, вообще-то я сам выбрал. Мне здесь понравилось, такая уютная комнатка... Я даже придумал ей название — «моя маленькая норка». Думаю, оно самое подходящее, — Маттиас снова пожевал палку и подмигнул юноше.


— А... ты не против быть крысой? — спросил Мишель чуть неуверенно, надеясь, что не наступает на больную мозоль Чарльза.


— О нет! Вообще-то мне даже нравится. Конечно, есть и неудобства... Но, в общем, я не хотел бы быть кем-то другим.


— Наверно, просто привык?


— Точно! И я гарантирую, неважно, кем ты станешь, ты тоже привыкнешь! — Маттиас наклонился совсем близко к Мишелю, и его глаза озорно блеснули, — и как только я выясню, что ты не кот, я буду просто счастлив!


— Они что, на тебя охотятся?! — поразился Мишель.


Маттиас кивнул:


— Охотятся и ловят. Но, по крайней мере, никто из них не пытается меня съесть. Это все просто хорошее развлечение, поэтому я не беспокоюсь, — Маттиас задумчиво погрыз палку, потом снова улыбнулся. — А скажи, кем бы ты сам хотел стать?


— Я?!


Маттиас кивнул; его усы дернулись.


— Не... не знаю... я об этом еще не думал... — Мишель вспомнил, о чем раньше упомянул Чарльз. — Ты говорил что-то про Гильдию Писателей... что это такое?


— Гильдия Писателей — это организация... Мда. Знаешь, здесь в цитадели много людей, которые считают себя писателями. Поначалу это привело к тому, что появилось множество не способных связать даже пару слов, но, тем не менее, называющих себя придворными писателями. Тогда и была организована Гильдия Писателей. Теперь только определенное количество членов гильдии может получить должность придворного писателя.


Я как раз являюсь одним из них. Нас довольно много, но большинство просто пишут, не для двора. Кстати, Гильдия была собрана по моему предложению, и управляется тремя директорами — Дж. Уэллсом, Филом, и мной.


Стать членом Гильдии очень просто — обратись к одному из нас троих, получишь пробное задание. Ты должен будешь написать историю, отвечающую нашим требованиям, которые мы тебе сообщим, и сделать это менее чем за день.


Если она будет отвечать нашим нормам, ты принят. И кстати — до сих пор мы не отвергли ни одного претендента...


— А чем вы там занимаетесь?


— Ну, мы направляем молодых писателей, подсказываем им, помогаем развивать их идеи. Наконец, когда мы считаем, что кто-то из членов гильдии имеет достаточные способности, мы подаем его имя Его Величеству, и он решает, стоит ли считать эту личность настоящим придворным писателем.


Он по-прежнему остается членом гильдии, но теперь имеет дополнительную обязанность — помогать другим членам с их работой.


— А... Э-м... Мда. Похоже, это нелегко...


Маттиас польщенно хихикнул:


— Нет, вообще-то это довольно просто, особенно после того, как привыкнешь к маленьким невинным привычкам остальных...


— Например, есть дерево? — рискнул спросить Мишель.


Маттиас улыбнулся:


— Собственно говоря, я не ем дерево — я только грызу его. Теперь это одна из моих привычек, как и тот факт, что я ниже ростом любого из морфов.


Мишель заинтересовался:


— Да... Значит, мебель тебе сделали уже после? Ну, когда ты изменился, да?


— Да, правда, не сразу. У нас хороший плотник, хотя ему бы не помешал помощник.


— И что, он только сейчас закончил твой шкаф?


— Нет, просто отремонтировал.


— А что с ним случилось?


— Он был поврежден... случайно. Я бы не хотел об этом говорить...


Мишель смутился:


— Извини...


— Ничего страшного, ты же не знал, — тут же простил его Маттиас.


Мишель кивнул, потом ему в голову пришла мысль:


— Ты вроде говорил, что должен был идти на собрание? Теперь, когда твой шкаф на месте, ты ведь можешь еще успеть хотя бы на часть его?


Уши Маттиаса поднялись вертикально, усы распушились:


— Ох, спасибо что напомнил, я стал таким рассеянным! — вытащив из ящика стола толстую пачку пергаментов, Маттиас сунул их за пазуху, пихнул деревяшку под мышку и направился к двери.


— Ты прав, мне пора идти — они наверняка будут рады видеть меня.


Мишель пригнул голову, выходя через низкую дверь «маленькой норки» Маттиаса. Юноша смотрел, как Маттиас вышел следом, заперев за собой дверь. Потом крыс прикоснулся к его руке:


— Ты можешь оказать мне услугу, и сказать Копернику, если встретишь, что я хочу переиграть партию в шахматы?


Мишель улыбнулся маленькому крысу:


— А... Да. Конечно. Приятно было э-э-э... познакомиться, Чарльз!


— И мне тоже, Мишель! До скорой встречи!


Чарльз махнул ему, направляясь в сторону зала.


Мишель помахал в ответ, потом взглянул на свою, пока еще человеческую руку. Сколько осталось времени до того момента, как она станет лапой, копытом, или еще чем-то?


Он сложил руки за спиной, и продолжил прогулку по коридору, снова удивляясь, как сильно изменилась его жизнь всего за две недели...


История 6. Меховые мозги


— Опыт 18/526-21.. Проверка непрямого реверберативного воздействия на алкоидную смесь №6...


Тихо мурлыкая, Магус отложил в сторону ступку и заглянул в свиток, придавленный к рабочему столу обломками штукатурки.


— Хм...


Почесав седой затылок, он чуточку растерянно пряднул острыми лисьими ушами, и снова заглянул в свиток.


— Мда... Не то. А где то?


Сняв со стола кусок стеновой панели, огрызок яблока, недоеденную грушу, ящичек с образцами минералов, ножницы и кучку бебехов неясного назначения, он уставился на освободившийся угол. Потом оглядел весь стол. Потом окинул взглядом лабораторию...


Дааа... в помещении царил настоящий хаос!


— Что-то я слегка зарос...


По всему залу равномерно растянулся слой сломанных инструментов, исчерканных пергаментов, упакованных и рассыпанных реагентов и алхимических смесей, вперемешку с остатками еды и обломками полок, когда-то висевших на стенах. Все эта масса была равномерно присыпана кусками штукатурки, рухнувшей с потолка после провала очередного опыта.


— Ладно, обойдусь...


Тихо мурлыкая, он снова взял ступку и продолжил смешивать и растирать...


Паскаль проходила мимо, когда стены мастерской Магуса содрогнулась от громкого хлопка.


Сначала хлопок, затем потянуло чем-то вонючим, а потом дверь распахнулась и на пороге, в клубах дыма возник хрипло кашляющий и дымящийся Магус.


Паскаль скрыла невольный смешок за деликатным покашливанием, а когда Магус вперил в нее отрешенный взгляд, проворковала:


— Что-то случилось, Магус?


— Случилось?.. А-а... Да, похоже, я превысил емкость углеродных энергетических ячеек, в то время как реверберация...


— Скорее всего, ты просто неправильно их подключил, Магус!


Магус моргнул и, осмотрев дымящийся прибор, смущенно прижал уши:


— Ну, так это...


Паскаль снова спрятала смех за покашливанием, и элегантно взмахнув алым плащом, пошла дальше.


— Послушай, Паскаль... — окликнул ее Магус, — ты не знаешь кого-нибудь, кто мог бы стать... моим помощником?


— Ты же разоришься на его лечении! — обернувшись, приподняла брови дикобраз-морф.


— Очень смешно... — вздохнул прежде седой, но сейчас слегка закопченный и дымящийся лис-морф, — я серьезно!


— А зачем тебе вдруг?


— Ну... В лаборатории неплохо бы чуточку прибраться... И еще мне нужно приносить книги из библиотеки. Лис меня и близко не подпускает, говорит — подожгу... Ну и так вообще...


Паскаль усмехнулась.


— Ты действительно склонен все поджигать... включая самого себя.


Магус тяжело вздохнул... а потом удалился в мастерскую, забыв закрыть за собой дверь.


Паскаль покачала головой, и тихо хихикнув, ушла привычной дорогой...


Не успело пройти и пяти минут, когда раздался еще один хлопок, и вспышка пламени опалила мех проходившего мимо служителя.


— Магус, ты безмозглый старый плешивый прикроватный коврик! У тебя вместо мозгов мех!!


История 7. Один во тьме


— Добрый день, Коперник — просипел я, продолжая рыхлить землю в ямках.


— Привет, Дэн. Как там караван? — спросил человеко-ящер.


— Коп, ты меня знаешь. Все уже готово. Вскрыто, проверено, задокументировано. Ведомости на оплату отосланы Бобу еще час назад...


Быть интендантом Цитадели Метамор и в лучшие времена работа нелегкая, а уж после прибытия каравана... Просто какая-то хозяйственная лихорадка. И единственной отдушиной, не давшей мне свихнуться от множества проблем, является моё хобби. Мое хозяйство.


Давным-давно, только-только появившись здесь, я обратил внимание, что Цитадель полностью зависит от регулярности поставок пищи из Мидлендса. О да, разумеется, в Цитадели есть запасы, есть кладовки, но... В общем, я убедил Его Светлость лорда Хассана построить комплекс теплиц, которые могли бы обеспечить Цитадель собственным продовольствием. Хотя бы частично.


Вырастив первый урожай, я выделил территорию и для других полезных растений. Со временем она превратилась в уютный внутренний сад, и одновременно источник растительных ингредиентов, применяющихся в лечении и магии.


Было очень сложно вырастить здесь некоторые экзотические растения, но терпеливо экспериментируя, и пользуясь магией, я сумел достичь многого. И вот теперь, ожидая, когда Коперник сообщит настоящую причину визита, я начал пересаживать кедровые саженцы. Очень, очень нежная культура. Любит тень, не любит влагу, любит холод...


— Знаешь, Дэн... а ведь ты уже давно не был в дозоре. Четыре месяца, вообще-то.


— Спасибо за напоминание, Коперник. Если ты заметил, у меня нет времени. Сам знаешь — обязанностями квартирмейстера, уход за теплицами... — проскрипел верхними дыхальцами я. Нет, я вовсе не... совсем не... А, да ладно, я оправдываюсь.


Молчание Коперника стало укоряющим.


Какое-то время мы соревновались в «кто кого перемолчит». Обычно первым не выдерживает тот, чья совесть нечиста. Вот и я...


— Коп, ну ты же знаешь...


— Знаю. Но твои обязанности никто не отменял. А лорд Хассан попросил меня напомнить, что ты тоже должен выходить в патруль. Так что, через час, в арсенале.


В ответ я только зашипел нижними дыхальцами.


— Ден Д’Алимонте, вздохи — это не ответ. Это уловки судейского крючка.


— Ну ладно, ладно. Через час, в арсенале! — проскрипел я.


После ухода Коперника, я закончил пересадку саженцев, вычистил землю из когтей...


И понял, что тяну время.


Мда.


Действительно, тяну.


Что ж, пора идти.


Большую часть жизни я стараюсь держаться в стороне от всех. Занимаюсь наискучнейшей бумажной работой, провожу свободное время с моими растениями... Одно время я убеждал себя, что причиной тому мой облик. Но, увы... подобное оправдание не выдерживает никакой критики в таком загадочном и странном месте, как Цитадель Метамор. Это наверно единственное место в мире, где гигантскую саранчу-морфа не станут бояться и избегать.


Я убеждал себя, что мне надо выходить в общество чаще, но пару раз выбравшись в Глухой Мул, я просто сидел в углу, и смотрел на мельтешащую толпу...


Добравшись до арсенала (куда быстрее, чем хотелось бы) я проскользнул к стойке. Дожидаясь оружейника, и рассеянно изучая стояки с оружием и вешалки с доспехами, я совершенно не заметил как из задней комнаты вышел начальник арсенала.


— А-А-А!!! ЯВИЛСЯ, ЗЛОСТНЫЙ ПРОГУЛЬЩИК!!! — взревел Джек.


Маленький, можно даже сказать, щуплый, он обладает потрясающими голосовыми данными. Может, потому, что он — обезьяна-ревун?


— Мне есть чем заняться, и праздное любование окрестностями не поможет мне сделать работу, — просипел я.


— ОТГОВОРКИ!!!! — праведный пыл добавил в голос Джека еще децибелов. — ВСЕ ДОЛЖНЫ ХОДИТЬ В ДОЗОР!!!! НЕ УВИЛИВАЙ!!!!


— Я уже слышал то же самое от Копа... — на фоне громогласного рева, мой голос показался мне самому едва слышным шелестом.


— И ОН ПРАВ!! ДА ТЫ ЖЕ САМ ЗНАЕШЬ! ЛАДНО, Я ЗАКЛЮЧИЛ ПАРИ, ЧТО ТЫ НЕ ЯВИШЬСЯ ПАТРУЛИРОВАТЬ, ПОКА ТЕБЯ НЕ ЗАСТАВЯТ!! ПОХОЖЕ, Я РАЗБОГАТЕЛ НА ДЕСЯТОК СЕРЕБРЯНЫХ!! СПАСИБО ТЕБЕ, ДЕН!!!


НУ, ДА ЛАДНО! ТЫ МНЕ ВОТ ЧТО СКАЖИ — ЧЕГО ТЫ ТАК УВИЛИВАЕШЬ?!! НЕТ, НУ СКАЖИ!!! ПРОВОДИШЬ ВРЕМЯ, ЗАПОЛНЯЯ НАКЛАДНЫЕ... БУ-У-У... — раздул горловой мешок Джек. — ИЛИ ПОДРЕЗАЯ ДЕРЕВЬЯ... ФУ ГАДОСТЬ!!! ТОСКА ЗЕЛЕНАЯ!!! МОЛЧИШЬ?!! ВО-ВО!! ОРУЖИЕ, КАКОЕ ВОЗЬМЕШЬ?!! БРОНЮ ТВОЮ Я УЖЕ ПРИНЕС!! — Джек указал на кучу кожи, лежащую на стойке.


— Как обычно... — просипел я, тряся звенящей головой, — средний лук, кинжал, и алебарду.


— АГА!!! ТАК Я И ЗНАЛ!!! ТЫ ВСЕГДА БЕРЕШЬ ДЛИННОЕ!!! НУ ПОЧЕМУ ТЫ НИКОГДА НЕ ВОЗЬМЕШЬ ХОРОШИЙ МЕЧ?!!!


— Мечом я только самому себе антенны пообрезаю, — просипел я, пожевав нижними жвалами.


Джек громогласно фыркнул, и ушел за оружием.


Многие жители Цитадели имеют собственное оружие, но поскольку я постоянно пытаюсь увильнуть от боя, то при нужде просто беру его в арсенале.


Оружие, но не доспехи.


Уникальные формы моего тела требуют, столь же уникальной брони. В моем случае доспехи состоят в основном из кожаных ремней, они покрывают мягкие сочленения и швы между пластинами моего внешнего скелета. В остальном я полагаюсь на естественную броню — хитин, который легко отражает скользящие удары...


Тем временем Джек уже вернулся, притащив оружие.


Отличный лук, сделанный из лучшего ясеня. Колчан стрел. Кинжал длиной в фут. И разумеется, алебарда. Чуть короче обычной — древко почти два метра, острый как бритва топор, не менее острый наконечник на другом конце. В умелых руках...


Джек подвел меня к висящей на стене карте местности.


— ТВОЙ СЕКТОР — СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ!! ТАМ ВРОДЕ ПОПРИТИХЛО!! НО ТЫ ВСЕ РАВНО СМОТРИ В ОБА ГЛАЗА!!! ПАТРУЛИРУЕШЬ ПО МАРШРУТУ!! ЯСНО?!!


Я изучил карту, запоминая главные ориентиры. Потом подошел к стойке, и натянул доспехи. Надевая их, я всегда восхищаюсь изяществом и целесообразностью. Ремни сидят удобно, и именно там, где нужно, почти не ограничивая мои движения. Это очень важно, когда прыжки — твоя главная защита.


Под конец я пристегнул кинжал и колчан со стрелами к ремням — оба в пределах досягаемости любой из моих четырех рук. С луком в одной руке, алебардой в другой, я убрался из арсенала.


Завернув по дороге в свою комнату, я прихватил сумку — плащ-палатка, немного еды, фляжка с водой, фляжка с... не знаю, что туда намешала Паскаль, воды там явно не много, но согревает хорошо. Да еще компас и прочие полезные мелочи. Нагрузившись, я направился к северным воротам.


— Явилсся, прогульщщик!! — человеко-саблезубый тигр, пришептывая из-за громадных клыков, поприветствовал меня у ворот. — Ден, сскажи, ты ссам пришшел или...


— Если ты на меня поставил, то мне положен процент от выигрыша! — просипел я.


— Очень ссмешшно! — расплылся в улыбке полосатый. — Первый разз сслышшу, как ты пошшутил!


— Я не шутил... — буркнул я под... хм... поскольку носа у меня нет, то я просто буркнул, выходя за ворота.


Покинув Цитадель, я остановился осмотреться, оценить обстановку. Уже далеко за полдень... значит, вернусь назад поздно утром. Не то чтобы меня это беспокоило — мое великолепное ночное зрение, не уступает столь же превосходному нюху, но... Серый, холодный день, низкие, набрякшие дождем тучи, северный ветер. Расправив антенны, я учуял множество несомых ветром слабых запахов... Да, ночью пойдет дождь и похолодает.


В общем, я решил надеть плащ. Не люблю носить плащи. Эти текстильные мешки мешают крыльям, а ведь крылья очень, очень важны для сохранения равновесия и управления прыжками. В то же время, плащ мне необходим — ведь я холоднокровный, и на моем теле нет шерсти, мне нечем защититься от пронизывающего, холодного ветра...


Идя по горным тропам, я напрягал все органы чувств, выискивая признаки кого-то или чего-то... врага. Да, мне не нравится патрулировать, но раз уж я вышел, надо быть настороже. В конце концов, я ведь помогаю защите всего мира. И самого себя поберечь тоже неплохо бы...


Я ветеран предыдущих кампаний в окрестностях Цитадели... тогда мы отбились. Но в любой день со стороны Холмов Гигантов может появиться новый враг. А потому я могу проводить время в теплицах, могу исполнять обязанности квартирмейстера... но в патруль идти все равно надо.


К полуночи я был примерно в пяти километрах от Цитадели. Темная громада, еще недавно видневшаяся на фоне вечернего неба, уже исчезла во мраке ночи. Ночь выдалась спокойной — никаких чужих и странных запахов, ничего кроме шума ветра...


Вскоре после полуночи пошел дождь. Слабый, почти морось, он сделал две вещи — уничтожил любой шанс услышать или учуять что-либо и понизил температуру воздуха еще на десяток градусов.


Холод. Для меня это слово — почти приговор. Холод парализует мои мышцы, замедляет мои мысли, а если я промедлю немного, холод убьет меня, столь же эффективно, как кинжал в сердце. Я хладнокровный, а потому вынужден использовать магическую защиту. Спасибо нашим магам — мне пришлось всего лишь достать и активировать маленький амулет. Не люблю его, ночью он делает меня хорошо заметным для любого ощущающего тепло существа. Но...


Это произошло на рассвете — когда ночная тьма уже ушла, но солнце еще не показалось... впрочем, оно и не покажется, весь день будет прятаться за мокрыми серыми тучами. В любом случае, к тому времени я уже подошел к концу маршрута и подумывал о возвращении. Путь мой заканчивался в маленькой долине, заросшей густым лесом. Выйдя на прогалинку, решил отдохнуть и перекусить.


Обстоятельно прожевав ломтики овощей — я, конечно же, в дозоре, но спешка нужна, сами знаете когда — и уже готов был отправиться дальше, когда заметил позади движение. Ко мне пытался подкрасться один из мерзких маленьких лутинов... Глупость какая, подкрадываться к существу, у которого область зрения почти 300 градусов...


Быстро и бесшумно я снял со спины лук, и маленький монстр получил стрелу в грудь. Но как только его тело рухнуло на землю, с окружающих поляну деревьев раздались пронзительные вопли.


Засада!!


Я выхватил из колчана следующую стрелу... каррамба!!! Мерзкий плащ!!! Захлестнув колчан, крепкая ткань зацепилась за оперенье стрел! Проклятье!! Ненавижу плащи!!


Отбросив лук, я схватил алебарду. А тем временем десяток лутинов уже бежали ко мне от деревьев.


Первому я прошиб череп рукоятью. Еще двоих лезвие топора разрезало почти пополам.


Трое.


Отлично.


Оставшиеся отступили назад, и я получил секундную передышку.


Как хорошо, что в бою они пользуются только ножами и коротенькими мечами! Пара лучников сделала бы из меня красивого ежа... А так, орудуя алебардой, я удерживаю их на расстоянии...


Атака!!


Следующий лутин упал, проткнутый насквозь наконечником алебарды. Его приятель получил по черепу изогнутым лезвием.


Пятеро.


Еще один сумел проскользнуть ближе. Алебарда была занята, и я использовал кинжал, выхватив его одной из средних рук.


Шестеро.


Осталось четверо... но последний лутин, умирая, зажал в руках мой кинжал. Теперь у меня только одно оружие, и я уже начал уставать.


До сих пор вражеские удары попадали либо по хитиновым пластинам, либо по коже доспехов, но рано или поздно один из их ножей найдет щель и заденет что-нибудь жизненно важное.


Пора менять стратегию!


Сбросив плащ, я опустился на корточки. Лутины двинулись ко мне, решив, по-видимому, что я серьезно ранен.


Когда они приблизились, я прыгнул.


Еще в полете я успел рвануть одного когтями, и рубануть второго алебардой. Приземлившись за спинами врагов, я в развороте снес голову раненному.


Восемь.


Осталось двое, притом один ранен.


Раненый лутин с диким воплем бросился на меня. Не успевая прикрыться, я попытался отпрыгнуть... но оказался недостаточно быстр.


Острая боль пронзила правый бок, на секунду я потерял контроль над телом, и инерция прыжка швырнула меня на землю.


Извернувшись, я вскочил на ноги, и увидел, как раненый лутин поднял что-то с земли, и... начал грызть!


Карррамба!!! Это же одна из моих средних рук! Быстрый взгляд вниз подтвердил опасения — маленький ублюдок оторвал мне правую среднюю руку!!!


Ох, как больно!.. Боль ввинтилась в бок раскаленным шампуром... Все вокруг поплыло...


Лутины заметили, что я пошатнулся, и тут же бросились в атаку.


Превозмогая дурноту и слабость, я снова прыгнул прочь. Споткнувшись при приземлении, упал на колени...


Пока я пытался подняться на ноги, оставшиеся в живых лутины, осторожно приблизились ко мне. Карррамба!.. Я слабею с каждой секундой... Есть! Я бросил в ближайшего алебарду.


Девять.


Проткнутый насквозь лутин, вопя, рухнул на землю, на секунду перегородив путь второму. Это дало мне время... Если бы я еще мог встать...


Каррамба!!!


Теперь передо мной вооруженный враг, а я ранен, безоружен, и почти без сил... И даже не могу подняться!!!


Лутин, с торжествующим воплем ринулся ко мне. Рано радуешься, урод... Может, я здесь и лягу, но уж тебя-то прихвачу... Поджать ноги и ждать, ждать, ждать... Слишком рано — промахнусь, слишком поздно — получу нож в живот...


Когда он оказался на расстоянии шага, я резко выпрямил задние ноги.


Десять.


Взлетев в воздух, лутин с глухим стуком врезался в ствол дерева. Все. По опыту знаю — удар ноги двухметрового кузнечика-морфа убивает лошадь.


Теперь перевязать бок... Обильная кровопотеря мне не грозит, кровеносные сосуды уже самопережались, кровь лишь чуть сочится... Но больно... Ох...


Именно в этот момент я заметил движение между деревьями.


Снова Лутины! Спешат на помощь уже мертвым приятелям!


О боги!..


Этот бой я не переживу.


Оставшийся вариант мне не нравился. Не люблю убегать. Но выбора нет — или побег, или я стану трофеем лутинов...


Попавшие под заклинание Насоджа, имеют ограниченную способность изменять форму. Я не исключение. Разумеется неприятно, сильно дезориентирует, да и вообще... Не так-то просто стать пятисантиметровым...


Впрочем, выбора нет.


Со стороны это должно выглядеть так, словно я исчез, а я смогу затаиться или отправиться в обратный путь к Цитадели.


Когда темные фигуры уже начали появляться из леса, я сосредоточился... мгновенное головокружение и вот я уже цепляюсь за ветку куста, а выгляжу как самая настоящая саранча.


Приведя в порядок чувства, и сориентировавшись, я начал путешествие домой. Это был трудный и медленный переход. Я очень устал, у меня кружилась голова и примерно через час все вокруг окуталось туманом...


Очнулся я в своей кровати, в Цитадели. Пошевелив руками, я обнаружил, что все мои раны перевязаны, да собственно и... И оторванная правая рука уже начала отрастать!!


О боги!


Сколько я здесь лежу?!!


Оглянувшись по сторонам, я увидел Джека, сидящего в кресле возле камина Начальник арсенала, удобно устроившись в кресле, смотрел на меня.


— ПРОСНУЛСЯ!! НАКОНЕЦ-ТО!! — от мощного баса задребезжали стаканы в шкафу и колыхнулись занавески.


— Давно я здесь? — прошипел я.


— НЕДАВНО! ТЕБЯ ПАТРУЛЬНЫЕ НЫНЧЕ УТРОМ ОБНАРУЖИЛИ!! НЕВДАЛЕКЕ ОТ ВОРОТ! ТЫ МНЕ ВОТ ЧТО СКАЖИ — ТЫ ГДЕ НЕДЕЛЮ ШЛЯЛСЯ?!!


— Э-э-э... Неделю?! — просипел я.


— АГА!! НЕДЕЛЮ! КАК В ДОЗОР ПОШЕЛ, ТАК И ПРОПАЛ!! МЫ УЖ ВСЕ ОКРЕСТНОСТИ ОБЫСКАЛИ, НИ ТЕБЯ, НИ ТЕЛА ТВОЕГО!!! А УТРОМ СМОТРИМ — ЛЕЖИШЬ!!


— Ну... Я попал в засаду, от одной группы лутинов смог отбиться, от второй сбежал, трансформировавшись. Полностью. Потом... потом... не помню.


— СКОЛЬКО И ГДЕ?! — спросил Джек.


— Одиннадцать в первой группе, пятнадцать или двадцать во второй. Не могу сказать точно, потому что я не стал задерживаться, чтобы это выяснить. Около пятнадцати километров к северо-востоку от Цитадели.


— ХММ... ПОСЫЛАТЬ КОГО-ТО ПРИБРАТЬСЯ ЗА ТОБОЙ ПОЗДНО... ЛАДНО, ПОСМОТРИМ!


— Рад видеть, что ты заботишься обо мне, — буркнул я.


— СЧАС!!! Я ЗДЕСЬ ЧТОБЫ УЗНАТЬ — ЧТО С ОРУЖИЕМ И ДОСПЕХАМИ!!!


— Я потерял все, когда изменялся. Извини, Джек, но скорее всего оно уже где-то в Холмах Гигантов.


— АГА-А-А!!! ПРИДЕТСЯ ОТРАБАТЫВАТЬ!!! — радостно взревел Джек.


— Вымогатель... — просипел я.


— АГА!!!


— Ладно... Пусть так — твой счет в Молчаливом Муле теперь на мне, пока не покрою стоимость оружия, идет?


— СОГЛАСЕН!!! — ухмыльнувшись, Джек протянул мне руку.


Кажется, я только что лишился всей свободной наличности. Во всяком случае, на обозримое будущее...


История 8. Снадобье


Я работала над снадобьем улучшения ночного зрения, когда в дверь постучали.


— Подождите немного!!


Оставив колбы и пробирки, я наскоро сменила облик и накинув одежду — не желаю, чтобы кто-либо видел меня обнаженной — пошлепала ко входу.


— Кто там?


— Мишель.


— Какой Мишель?


— А... новичок!


— О-о-о! Коперник мне говорил, входи.


Дверь содрогнулась.


— Тут заперто!


— Ой, извини.


Я отперла дверь. Юноша передо мной выглядел обычным человеком — краснощекий, круглолицый такой, явно только-только с полей...


— Это ты Мишель? Там, за открытым ртом? — спросила я.


Юноша похлопал глазами.


— А... мне рассказывали... и я видел тебя... вроде бы... но я не ожидал...


Я повернулась кругом:


— Тебе нравится?


Он откашлялся.


— Э-э-э... да... наверно. Но вообще-то...


— Вообще-то?


— А... собственно... я здесь... может, ты сможешь помочь?


— Может и смогу. И в чем же?


— Ну... я застрял здесь... и магия начала изменять меня... в какое-то животное. Может быть, ты сможешь... сказать в какое?


Я на пару секунд задумалась.


— Вряд ли. Хочешь выпить?


— Э... не знаю...


Достав из буфета стакан, я подошла к рабочему столу и плеснула немного снадобья.


— Пробуй.


— А... что это?


— Снадобье ночного зрения. А еще бодрит и не дает заснуть.


— Цветом похожа на деготь... — он принюхался, — и пахнет так же.


Я кивнула:


— И вкус такой же.


— А... что в нем?


— Ну, вода, семьдесят пять миллиграммов кофеина, листья Lady's Mantle Viper's Bugloss и Spiddal Stick.


— А-а-а...


— Не беспокойся, зелье совершенно безопасно.


Юноша выпил микстуру одним духом.


— Хмм... Мда... А... ниче, бодрит.


— Тебе понравилось?


— Бр-р-р... Может, хоть меда добавишь? Для сладости, — он вернул мне стакан, — но все же... значит, ты не можешь мне помочь?


— Напомни еще раз, какая проблема?


— Я хотел узнать, кем я становлюсь, — сказал Мишель слегка раздраженно.


— Ах да, это... прости, я довольно рассеяна. Нет, я ведь не маг. Вот Магус возможно сумеет тебе чем-то помочь.


— Хм...


Он задумался, и у меня было время не спеша отнести стакан к мойке.


Когда я вернулась, он все еще размышлял.


— Ты хочешь узнать еще что-то? — спросила я.


— А... я слышал, ты делаешь... э-э-э... "кольца изменения".


— Да, а что?


— А... может ли такое кольцо... ну, чтобы я остался... ну, человеком?


Я только вздохнула:


— Неужели кто-то может этого хотеть?! Впрочем... Нет, они на это не способны. Они недостаточно сильны, чтобы нейтрализовать здешнюю магию.


— У-у-у...


— Увы, тебе придется стать морфом-животным. Смирись.


— Ох...


— Некоторым нравится. Мне, например.


— Извини...


— Да ладно... знаешь, сейчас у меня в запасе нет ничего подходящего, но если хочешь попробовать некоторые животные формы, чтобы привыкнуть, у меня есть кое-что. Можешь взять. Только ненадолго!


Он вздохнул.


— Угу...


Я сунула лапу в карман, потом в другой, третий...


— Да где же оно?!! А, вот!


Достав кольцо изменения, я осторожно протянула его юноше:


— Надень, закрой глаза и сконцентрируй мысли на кольце. "Увидишь" список вариантов, выбери любой.


Он надел кольцо — изящное переплетение золотых и серебряных нитей, с вплетенным рубином — и закрыл глаза.


— А... что такое "латекс"?


Я внезапно поняла, что дала не то кольцо!


— Ох, проклятье... НЕ НА!..


Но было поздно — он уже сделал выбор. Тело юноши замерцало янтарным светом, уменьшаясь до моего роста, одежда повисла мешком... в плечах. А в груди наоборот, сильно натянулась... Лицо изменилось, превращаясь в морду грызуна, уши переместились наверх и вытянулись...


Янтарное сияние угасло, стало видно, что теперь он весь покрыт кожей из пятнистого черно-желтого латекса.


— Не стоило выбирать это, — вздохнула я.


— Почему нет?


— Я дала тебе не то кольцо. Это мое личное кольцо изменений. Ты выбрал форму, которую я использую для смешивания едких растворов, и для... ну, других вещей...


— Ой...


В тот момент слишком свободные штаны наконец свалились, обнажив гладкий пах с вертикальной щелкой...


Мишель завизжал:


— Что это такое?!!


— Успокойся, пожалуйста...


— Успокоиться?! О боги... я хочу назад! — он закрыл глаза. Потом открыл и снова закрыл.


— Вряд ли у тебя что-то получится, пока ты в таком стрессовом состоянии... и к тому же твоя предыдущая форма не записана в кольце. Ты не сможешь измениться назад с его помощью.


— О боги!! И... И что теперь?!


— Вернуть мне кольцо и успокоиться. Кольцо работает по принципу психосоматики, и когда наведенный образ полностью исчезнет из сознания, твой прежний облик вернется сам собой.


Он вздохнул, снимая кольцо.


— А... А... А если я застряну?!!


— Тьфу, тоже мне, проблема. Прими холодный душ, поспи. Это легче чем ты думаешь. Максимум завтра к утру все пройдет, — сказала я, забирая кольцо.


— И... что мне делать, до завтра?


— Во-первых, сними одежду. Она будет только мешать, и в этой форме она тебе все равно не нужна. Будешь некоторое время просто носить ее с собой. Во-вторых, теперь у тебя нет потовых желез, а латекс плохо проводит тепло. Придется принимать холодный душ каждый раз, когда перегреешься. Ты уже встречался с Маттиасом?


— Крыс-писатель?


— Он самый. Обратись к нему, он покажет тебе душевые кабинки. И еще, тебе понадобится это.


Он повертел в латексных лапах тонкую трехдюймовую трубку из нержавеющей стали.


— Для чего это?


— Это нужно, чтобы помочиться.


Он тут же выронил трубку, и она закатилась в угол, под шкаф.


— Ничего не трогай! — на всякий случай предупредила я Мишеля и полезла доставать. — Я мою ее после каждого использования... И тебе рекомендую.


Пошарив в углу, я нашла трубку и, попытавшись встать, ударилась головой о раскрывшуюся дверцу.


— Ой!!


— Ты ушиблась?


— Нет!.. Так, немного... Бывало и сильнее... — выбравшись из угла, я подошла к умывальнику и сполоснула трубку. Потом сунула ее в покрытую латексом лапу.


— Не потеряй.


Он вздохнул, и спрятал трубку в карман лежащих на рабочем столе штанов.


— Тебе стоит снять и рубашку. Она будет только мешать.


Он вздохнул, и начал расстегивать пуговицы. Но через мгновение замер, глядя на свою грудь.


— О демон! Это что такое?!


— Груди. В конце концов, я ведь женщина.


— Но... Но почему четыре?!


Я пожала плечами:


— Дикобразы имеют две пары. Что я могу поделать?


— Ты же говорила, что используешь эту форму для работы!


— Не только... — чуточку смутилась я.


Он вздохнул-зарычал и, сняв наконец рубашку, бросил поверх штанов.


— О, и раз ты все равно застрял в этой форме, ты можешь также... эээ... кое-что исследовать. Попробуй, пожалуйста, вот это... — я подошла к другому буфету, и достала маленький прибор с насадкой на конце.


— Что это?


— Грудной насос. Только не раздувай их слишком сильно.


Беря насос, он снова вздохнул.


— Оно мне надо?.. — проворчал он.


— Ну, — чуточку виновато сказала я, — если ты попробуешь, от тебя не убудет.


Он поднял груду одежды:


— А... Все?


— Кажется да. Ты еще чего-нибудь хочешь?


— Э-э-э... — пробормотал он, толкая задницей дверь, — как-нибудь в другой раз. Э-э-э... до свидания, мадам.


Я печально смотрела вслед, пока Мишель не скрылся за поворотом винтовой лестницы. У бедняги и без того куча проблем, а тут еще я...


Тяжело вздохнув, я тихонько закрыла дверь и, выбросив из головы лишние мысли, вернулась к работе над снадобьем.


История 9. Библиотека


Лис наводил порядок на полках, расставляя книги по местам, когда услышал, как кто-то хлопнул дверью. Поправив очки на длинной морде, лис-морф поспешил к конторке.


— Кхе, кхе!


Многоцветный дикобраз-морф, настоящая колючая радуга, замерший в центре холла, вздрогнул и оглянулся.


— Доброе утро. Раньше я вас здесь не видел, уважаемый... — Лис сделал паузу, надеясь услышать имя необычного посетителя.


— О... да. А я сюда раньше и не заходила, — острая мордочка, тонкие разноцветные лапы, ярко-алая накидка подвязанная золотым поясом...


Внимательно осмотрев изящную гостью, Лис позволил себе чуть улыбнуться:


— Вы недавно в Цитадели?


— Я?.. — золотистые брови удивленно приподнялись. — Я здесь с самого начала...


— Хм... Я никогда не видел вас здесь или в «Муле» раньше, уважаемая... — он сделал паузу, снова ожидая услышать имя.


— А я там редко бываю. Метамор большой, знаете ли, есть и другие места. К тому же, там шумно и много народу...


Лис снова улыбнулся:


— А как вас зовут, мисс разноцветная колючка?


— Паскаль, — теперь улыбнулась и она, — придворный алхимик. А вас?


— А я Лис Куттер, придворный библиотекарь. Я кое-что о вас слышал... это правда, что вы превратили этого новенького, Мишеля, в...


— Правда!! И давайте сменим тему! — прорычала дикобразиха, взъерошив иглы.


Лис приподнял брови.


— Ну... как скажете... хотя, по-моему, весьма забавно.


Паскаль нервно вздохнула.


— Нет, я... это совершенно безопасно и исчезнет через несколько дней, но... — она вздохнула еще раз. — Ладно, могу я взять у вас книгу?


Лис кивнул.


— Конечно! Что именно вам нужно?


— Нет ли у вас... — она смущенно сжала руки и продолжила, — нет ли у вас нотных записей?


— Ноты? — снова поднял брови Лис.


— Да, для фортепьяно. Я так давно не практиковалась...


— А, так значит, вы еще и пианист?


Она нервно хихикнула.


— Была когда-то. Не садилась уже лет десять... даже не знаю, смогу ли восемью пальцами...


Лис сочувственно покачал головой.


— Так давно?


Паскаль только вздохнула.


— Что ж, давайте посмотрим, что мы сможем для вас найти... — Лис направился в самую дальнюю секцию библиотеки.


Паскаль пошла следом, но как-то странно — она, то отставала метра на три, то снова догоняла библиотекаря. В конце концов, Лис остановился:


— Может быть, я иду слишком быстро?


Паскаль пожала плечами:


— Вообще-то да.


Кивнув, Лис снова двинулся в сторону музыкальной секции, теперь чуть медленнее.


— Боюсь что у нас здесь очень мало нотной литературы... — начал он и осекся, увидев, что разноцветный дикобраз уже обыскивает полки, доставая пыльные книги. Лис отступил в сторону, и смотрел, как придворный алхимик отобрала десяток альбомов с нотами. Она прижала их к груди, вдохнув книжную пыль, чихнула и довольно заулыбалась.


— Ммм... как раз то, что надо. Спасибо!


Коротко поклонившись, Лис сказал:


— Всегда, пожалуйста. Я могу сделать для вас что-нибудь еще?


Она сунула конец когтя указательного пальца в пасть, и задумалась.


— Хмм... да. Тут есть подробные летописи Цитадели?


— Только последних десятилетий. Более ранние в архиве... Но это же десятки томов! Может быть что-нибудь более конкретное?


— О, мне нужно провести небольшое... расследование, — сказала Паскаль. — Меня интересует один из местных обитателей. Вы знаете... придворный мистик.


— IWP? Конечно. Не могу сказать, что часто с ним общаюсь... честно говоря, я его совершенно не понимаю.


Разноцветный дикобраз скривилась.


— Потому он и является придворным мистиком... Собственно, я пытаюсь понять, почему и каким образом он все еще остается человеком.


— Возможно, он был первоначально «она»?


— Нет, этот вариант я проверила, — покачала головой Паскаль


Лис лицемерно вздохнул.


— Я наслышан о его «дружеских» шалостях... Что он сделал на этот раз?


— На этот раз он перешел черту! Он использовал заклинание или какой-то артефакт, который превратил все, к чему я прикасалась — предметы, одежду, все! — в чесоточный порошок! Мне пришлось бежать через весь двор обнаженной, расчесывая места, чтобы увидеть которые мне нужно три зеркала!! К тому же я чуть не потеряла мои кольца изменений! И мои приборы... и украшения...


Ее глаза подозрительно заблестели.


Лис вздохнул уже по-настоящему и нежно провел лапой под подбородком Паскаль.


— Почему ты не пойдешь к Его Величеству и не попросишь изгнать мистика из придворных?


— Это не в моих правилах... — тяжело вздохнула Паскаль. — Понимаешь, я очень не люблю конфронтации. Но оставить все так просто я тоже не могу... Так что, я хочу разузнать о нем все... И хорошенько подумать.


Лис кивнул и присел, оказавшись теперь на одном уровне с глазами дикобраза.


— Я уверен, ты справишься. Но знаешь... когда ты вошла... по-моему, ты была чуточку выше ростом.


Паскаль засопела и хихикнула.


— Когда ты показал мне ноты, я почувствовала себя щенком в кондитерском магазине... наверно кольцо исполнило подсознательное желание и сделало меня меньше, — она показала кольцо с рубином, сплетенное из золотых и серебряных нитей. — Хи-хи, ой... сейчас, подожди чуть-чуть...


Отступив на пару шагов, она закрыла глаза и засияла янтарным светом. Когда она подросла почти до роста Лиса, янтарный ореол угас, и Паскаль открыла глаза.


— Эти кольца изменения хитрые штуки... но иногда немного глючат, — сказала она.


Лис кивнул.


— А... да. А как ты научилась их делать?


— Идея таких колец просто... просто пришла ко мне однажды и все, — пожала плечами Паскаль. — Друзья мне говорили, что это немного странно... Ну и ладно! Я вообще вся такая странная...


Паскаль опять хихикнула и сняв кольцо с пальца, спрятала в складках багряной одежды:


— Лучше уберу, пока не стала двухметровой!


— Удивительно, — сказал Лис — твоя одежда тоже меняет размер, вместе с тобой. Как это тебе удалось?


— Один размер соответствует всем. Поразительная концепция, не правда ли? Потому-то эта ткань так хорошо накрывает мои иглы. Я алхимик, а не швея, к тому же местные портные, похоже, не знают, как шить для тех, у кого есть иглы. Поэтому я просто сделала эту ткань, а потом заставила одного из них сшить для меня накидку...


— Как интересно...


— Ничего особенного. Куда интереснее было менять расцветку кожи и игл!


— Ты хочешь сказать, что твои цвета не являются частью действия кольца изменений?


Паскаль опять хихикнула:


— Не-а... теперь это моя «естественная» форма. Хотя если хочешь, можешь увидеть, как я выглядела раньше.


Лис усмехнулся:


— Хочу.


Паскаль кивнула, и снова надела кольцо. Закрыв глаза она на несколько секунд засияла янтарным светом. Потом сияние схлынуло и стали видны коричневый мех, белесые иглы и рыжевато-коричневая кожа.


— Довольно скучно, как считаешь?


— Хм... — Лис почесал затылок, — не знаю, ты мне больше нравишься блондинкой.


Она кокетливо хихикнула.


— Признаюсь, иногда мне хочется почувствовать себя обыкновенной... Тогда я возвращаюсь к этой форме только ради ее простоты.


— Мне и в голову не приходило, что ты можешь быть такой как все!


Паскаль покачала головой и снова закрыла глаза, возвращаясь к привычному образу «пятнистого дикобраза».


— Мне нужно приходить сюда чаще,


— Да, это было бы неплохо, — согласился Лис.


— И мне нужно убрать из этого кольца безусловную особенность изменения размера. Иначе я когда-нибудь точно попаду в беду.


Лис только улыбнулся.


Паскаль улыбнулась в ответ, и подняла ноты.


— Спасибо! Приятно было познакомиться, Лис.


Он согнулся в изящном поклоне:


— Мне тоже.


Паскаль засуетилась, не зная, куда деть альбомы, и наконец, сунув их под левую лапу, протянула правую Лису.


Они обменялись лапопожатиями.


— Знаешь, — чуточку притворно вздохнула она, — я понятия не имею, как отсюда выбраться. У меня просто ужасное чувство направления...


Лис ухмыльнулся, и моментально поменял положение — одним ловким движением встал справа от Паскаль, согнув левую лапу скобкой:


— Тогда я просто обязан проводить вас к двери, мадам! — произнес он тоном заправского ухажера.


Она улыбнулась, подхватила кавалера под лапу:


— Определенно, сударь!


И они вместе направились к выходу.


Две недели спустя Лис слушал первое выступление Паскаль в «Молчаливом Муле»...


История 10. Хранитель бурь


Мишель сидел за столиком в «Глухом Муле», наблюдая, как входят и выходят посетители. Сюда его привел Коп и, усадив в углу, возле стойки, отправился за выпивкой. Он вернулся ровно настолько, чтобы, оставив пиво, тут же ввязаться в спор с группой волков.


Мишель потрогал пятно меха на затылке, которое, похоже, стало больше с того момента, когда он касался его всего пару мгновений назад...


«Это ты новичок с фермы?» — произнес голос в голове юноши, испугав так, что он дернулся, расплескав пиво.


Обернувшись, Мишель увидел массивного и очень высокого незнакомца. Темно-бронзовая кожа, вполне человеческое, правда, чрезмерно клыкастое лицо. Вот только глаза... было в них что-то такое, такое... Мишель никак не мог определить что.


«Извини... давай помогу», — снова прозвучал голос в голове.


Пока когтистые руки вытирали разлитое пиво взятой со стойки тряпкой, Мишель разглядывал незнакомца. Голова на длинной шее, на спине вяло болтается пара недоразвитых крыльев. От крестца отходит хвост, длиной чуть ниже колен, с треугольной лопастью на конце.


Вытерев разлитое пиво, странное существо взяло стул и, повернув так, чтобы спинка оказалась впереди, уселось.


«Привет, я Сарош , — улыбнувшись, не разжимая губ, существо протянуло Мишелю когтистую руку. — Будем знакомы. Я придворный Маг погоды и придворный метеоролог, а также дракон-морф».


— А... Тебе обязательно нужно делать это?! — спросил Мишель, слегка раздраженный бесцеремонным присутствием в голове чужого голоса.


«Делать что?»


— Вот так говорить в моей голове!


Сарош пожал плечами.


«Ну, я могу высказаться вслух, но боюсь, тебе не понравиться».


— А... А ты проверь!


Сарош скривил обтянутую чешуйчатой кожей морду в усмешке:


«Только не говори потом, что я тебя не предупреждал...»


Из раскрывшейся пасти раздался громкий рев, сопровождаемый пронзительным стонущим звуком, сотрясший весь бар. Перепуганный Мишель, отпрянул назад так, что свалился со стула.


Сарош встал, и помог Мишелю подняться. Поднимаясь, юноша огляделся вокруг — Донни глянул в их сторону и лишь усмехнулся, остальные клиенты оглядывались, и тоже лишь посмеивались...


После того как они снова уселись, в голове юноши опять зазвучал голос дракона-морфа:


«Заклинание морфа, изменив тело, лишило меня голоса... хотя, признаюсь, в том частично и моя вина...»


— А... как это случилось? — спросил Мишель.


«Ну, все произошло примерно шесть лет назад», — начал Сарош, его взгляд остановился и затуманился, когда он погрузился в воспоминания.


В сознании Мишеля чередой побежали живые, объемные картины, и каждая из них соответствовала истории, которую рассказывал Сарош...


«В то время я был обычным человеком, как и все остальные здесь, и обучался магии. Еще юношей я показал сноровку в предсказании и управлении погодой, хотя мои способности в управлении ограничивались вызовом небольших дождевых туч, маленьких смерчей и ударами молний — собственно, ничего действительно внушительного.


Электра — маг, мой главный наставник, помогла определить пределы моих возможностей, и попытаться выйти за них.


Другие наставники тоже пытались учить меня, но их успехи были куда скромнее...»


* * *


— Сарош!!! Serdissimo grando! Сколько раз я вам говорил!! Листья artonis lubrum sertussim и чеснок надо смешать с водой, и только потом ставить на огонь!


— Извините маэстро, я перепутал... — сказал Сарош, отступая на несколько шагов и задевая плечом полку.


Маленький ящичек, наполненный белым порошком наклонился и шлепнулся в кастрюлю...


— О-о!! О-о!! Все пропало!! Lubestento sartome !! О-о!! — отчаянно воскликнул крупный мужчина, хватаясь за голову.


— Простите! Я сейчас все попра...


— Вон из моей кухни!!! Вон!!! Dretrendo marazmo!! Убирайся!!! Вон или сегодня на ужин будет «Тушеное мясо Сароша»!!


Юноша поспешно выскочил из кухни, опасаясь, что повар действительно может выполнить угрозу...


* * *


«Так или иначе, но вскоре пришло время путешествия на земли фермеров , — продолжил Сарош, с улыбкой вспоминая встречи с шеф-поваром. — Мы ежегодно ездим на плоскогорье, закрепляем заклинания управления погодой».


— Заклинания управления погодой? — спросил Мишель.


«Это заклинания, или возможно, объект, на который были наложены чары, уточнить мы так, и не смогли, установлены задолго до появления первых известных записей в хрониках Цитадели. Заклинания ослабляют или отводят в сторону бури, они же регулируют дожди — на плато люди занимаются сельским хозяйством, и благодаря магии дождь, приносимый бурями, орошает только сухие поля. Без тех заклятий плато будет высохшей пустыней, а не богатейшей житницей страны.


Несколько столетий назад один из магов Цитадели впервые посетил те места, он то и обнаружил эти контролирующие бури заклинания. Еще он заметил, что они начинают отделяться от земли. Не было никаких признаков ослабления самих заклятий, но возник и постепенно увеличивался зазор между землей и областью контролируемой погоды. Маг решил, что если ничего не предпринять, то они могут оторваться от земли, тогда бури ворвутся на плато, и сдуют в море все — деревни, фермы, плодородную землю.


Маг действовал решительно — он создал магические скрепы, прикрепившие контролирующие силы к земле. Это было мощное заклинание, но, как впоследствии выяснилось, недостаточно прочное.


Вернувшись на плато через год, маг обнаружил, что созданные им магические якоря почти освободились, и тогда он снова закрепил их, и стал делать это каждый год, пока не умер, передав эту обязанность коллеге.


С тех пор, каждый год в определенный день кто-то из магов цитадели отправляется туда и закрепляет контролирующие чары, прежде чем они вырвутся на волю. Таких магов называют Магами Погоды.


Поверь мне, я знаю силу бурь, что приходят с моря. Если чары когда-нибудь вырвутся на волю, все в той местности будет сброшено в море при первом же сильном ветре».


— А... А почему я никогда не слышал... ничего?


Сарош пожал плечами:


«Не то чтобы мы скрывали... Но мы стараемся не болтать об этом вне стен Метамора. В конце концов, сможешь ли ты жить спокойно, зная, что единственная вещь, не дающая твоей ферме улететь в море — это древнее заклинание, которое нужно перезакреплять каждый год?»


Мишель молча почесал затылок.


«Ладно... на чем я остановился? Ах да... это было мое четвертое путешествие, и я очень волновался. В тот год я должен был первый раз принять участие в ритуале закрепления. До того я только наблюдал за действиями Электры, тогдашнего Мага погоды.


Однако вмешались непредвиденные... проблемы».


* * *


— Я только что получил последние донесения... — обратился Томас к конклаву. — Насож собирает войска. Мы ждем нападения на цитадель в ближайшие недели. Когда именно он будет здесь, мы точно не знаем, но скоро. А потому я призываю всех собраться в Цитадели и приготовиться ее защищать...


— Но как же заклинание контроля погоды?! Подходит время его закрепления! — прервала его Электра. — Сарош предсказывает в этом году сильные бури и шторма с океана. Если чары вырвутся на волю, землю с плато сдует, прежде чем его жители успеют что-либо сделать...


— Знаю! — нахмурился Томас. — Я это понимаю... но в то же время, маги нужны нам здесь, для защиты Цитадели! Ты готовила Сароша себе на замену. Сможет он сам провести ритуал?


По конклаву пробежала волна шума.


— Он знает заклинания и порядок их применения... — ответила Электра, — он в силах их применить, но... не знаю, готов ли он ментально. Сарош еще так молод... Все может закончиться еще одним Каснером...


На этот раз волна шума, прокатившаяся по конклаву, была громче, раздались даже отдельные выкрики.


Томас нахмурился сильнее:


— Нам всем известна опасность. Никому из нас не хотелось бы повторения Года бурь или Года засухи... но мы не можем рисковать. Для защиты будут нужны все наши опытные маги!


Выбора нет. Сарош поедет к горе Вигль один. Все остальные маги остаются в цитадели.


Следующий вопрос — состояние оружейной мастерской...


* * *


— Кем был этот Каснер? — спросил Мишель.


«Ты слышал о Годе бурь и Годе засухи?» — спросил Сарош.


Мишель кивнул. Те два года до сих пор иногда вспоминали на фермах, хоть и случилось это давным-давно.


«Так вот, в то время Магом погоды был Каснер. Мы не знаем, что именно произошло, но думаем, что он позволил силе захватить его, и упустил контроль. В результате якорное заклинание пошло вразнос. Произошел магический выброс, и управляющие заклинания были отброшены так далеко, что конклаву понадобилось два года, чтобы вернуть их на место, и закрепить снова. Таким образом, ошибка Каснера вызвала Год бурь и Год засухи.


Но вернемся к нашей истории.


После долгого обсуждения консилиум магов, а если честно, сам Томас Хассан решил, что я знаю и умею достаточно, чтобы закрепить заклинания погоды. Мне дали коня, двух охранников, и заклинание телепатии — поддерживать контакт с магами консилиума.


Я просто трепетал, ужасно нервничая от мысли, что мне придется закреплять заклинания погоды самому. В одиночку. Больше всего на свете я боялся подвести консилиум...


До оптимального момента для восстановления связей оставалось еще две недели, когда мы втроём не спеша направились к горе Вигль.


Через заклинание телепатии я знал, что происходит в Метаморе. Утром того дня, когда мы прибыли к горе Вигль, я уже знал, что Насож отбросил защитников к самой Цитадели, и готовился к последней атаке...


Я нуждался в полной концентрации, для подготовки якорного заклятья, а потому прервал телепатическую связь и взялся за работу, хотя многое бы отдал за возможность узнать о результате боя, и о том, будет ли мне куда возвращаться...»


* * *


— Вы двое, разбивайте лагерь здесь внизу, и ждите моего возвращения! На вершину горы могут подниматься только маги. Не беспокойтесь, я вернусь, завтра после обеда, — сказал Сарош охранникам.


Они занялись лагерем, а Сарош пошел по тропинке, ведущей на вершину горы.


За несколько столетий дорожка была хорошо утоптана, и всего через пару часов подъема он достиг цели.


Поставив сумку на землю, Сарош съел холодный ленч и, прислонившись спиной к одному из валунов, кольцом окружавших вершину холма, расслабился, ожидая нужного положения солнца. Заклинания нужно было начать на заходе солнца, и ни в коем случае не прерывать...


Наконец, когда солнечный диск коснулся горизонта, он начал творить заклинания, укрепляющие магические якоря.


Произнося слова, Сарош чувствовал, как силы природы начали кружить вокруг него. Вначале это были те же силы, которыми пользовался он, управляя погодой, но вскоре они достигли уровня, которого он никогда раньше не чувствовал.


Потрясенный их мощью, он продолжал произносить заклинания...


* * *


«Ты даже представить себе не можешь, какое невероятное ощущение — держать в руках чистую СИЛУ!» — мысленно воскликнул Сарош, явно захваченный воспоминаниями.


Тряхнув головой, он продолжил:


«Как я уже говорил, это было мое четвертое путешествие, но тогда я впервые устанавливал магические якоря сам и один! Можешь себе представить, что я чувствовал, когда мне пришлось полагаться только на себя...


В моих руках сошлись силы солнца и облаков, ветра и дождя, града и снега и все, все, все остальные, готовые... готовые... Да к чему угодно. Но и требующие взамен... всего. Всего меня, в обмен на... Блаженство? Экстаз? Не знаю. Это было... немыслимо. В одно жуткое мгновение я чуть было не отдался во власть этих сил, чуть было не бросил все... но мысль о том, что сейчас происходит в Цитадели, поддержала меня. В тот момент я очень хорошо понял, что произошло с Каснером...


Я сумел стряхнуть наваждение и закрепил заклинания управления погодой.


Усталый, но все еще наполненный силами природы, я легко восстановил связь, и узнал, что Насож атаковал Цитадель, и был разбит. Но также я узнал, сколь дорого это стоило защитникам!»


* * *


Сарош буквально сбежал вниз с горы Вигль. Фантастические картины, полученные из Цитадели, все еще стояли перед его глазами. Конклав уверял, что теперь все под контролем, и нет никакой нужды спешить, но Сарош не мог сдержать нетерпения. Он должен собственными глазами увидеть, что там произошло...


Удивленные охранники встретили бегущего мага у конца тропы. Услышав рассказ о битве у Цитадели, они свернули лагерь и пустились в обратный путь так быстро, как могли двигаться кони.


Ко входу в цитадель они прибыли неделю спустя. Сарош уверенно шагнул в ворота, но охранники остановились снаружи, не решаясь войти следом...


Войдя во двор, Сарош обнаружил, что обитатели Метамора действительно изменились... И изменились сильно.


Малыш, на вид шести-семи лет, шел рядом с упряжкой быков, которые тянули нагруженную мебелью телегу...


Три женщины — самые красивые из всех, которых он когда-либо видел — что-то обсуждали с человеком-волком и человеком-котом...


Сарош двинулся в сторону тронного зала, таращась на измененных... людей? Его окликали и поздравляли с выполненной работой, но молодой маг не отвечал, никого не узнавая...


У дверей тронного зала его встретила девочка лет двенадцати:


— Привет, Сарош! Отличная работа по закреплению. Я была уверена, что ты справишься!


— Электра?!


Девочка улыбнулась:


— Во плоти! Входи, Томас уже ждет тебя.


На троне, просматривая какие-то бумаги, сидел человек-конь.


Заметив вошедших, конь-морф отложил свитки в сторону:


— Поздравляю с превосходной работой, Сарош! Не думаю что когда-либо раньше ощущал такую силу крепящих заклинаний. Ты будешь превосходным магом погоды! — сказал он, протягивая молодому магу покрытую коричневой шерстью руку, с миниатюрными копытцами на каждом пальце.


Сарош ошеломленно пожал ее.


— М-маг погоды? Но разве это не должность Электры? — спросил он.


— Так было раньше, но я уже слишком стара для этой работы, — сказала Электра. Посмотрев на свое новое тело, она засмеялась над иронией собственных слов. — Мы оба знали, что, в конце концов, ты сменишь меня — это был только вопрос времени. Что ж... Твое время пришло, юноша. Только не вздумай задирать нос! Тебе все еще надо очень много учиться, молодой человек, и я все еще имею место в конклаве, пусть даже ты и занимаешь теперь мою должность! — строгим тоном добавила она, правда, смягчив слова улыбкой.


— Да, мэм! — отозвался Сарош.


Он повернулся Томасу.


— Спасибо сэр! Это больше чем я мог ожидать!


Томас махнул рукой, пробормотал что-то неразборчивое и снова углубился в бумаги.


Электра потащила Сароша из тронного зала.


— Тебе лучше вернуться в свою комнату и отдохнуть. Завтра мы найдем, чем тебе заняться, чтобы у тебя не закружилась голова от излишнего самомнения, — сказала она.


Уже направившись дальше по коридору, Электра о чем-то вспомнила и вернулась:


— Знаешь, держись в стороне от других магов. В цитадели еще остались последствия заклинаний Насожа, и мы сейчас очень заняты, пытаясь их вычислить и убрать...


* * *


«Всю следующую неделю я работал изо всех сил, помогая перестраивать помещения, и занимаясь другой случайной работой — «чтобы отвлечь твою распухшую от мыслей голову» — как заметила Электра.


Прошел еще один день, и я заметил на своей руке первую чешуйку», — Сарош показал место, точку, неотличимую от остальной его бронзовой кожи...


* * *


Проснувшись, Сарош сладко потянулся и неторопливо начал одеваться. Впервые за неделю ему нечего делать аж до самого ленча, и он собирается отдохнуть большую часть выходного дня. В Метаморе наконец все наладилось, и обычная жизнь потекла дальше...


Он плеснул на лицо немного воды, и в этот момент заметил на своей руке что-то странное. Подойдя к окну, присмотрелся внимательнее...


Все предплечье было покрыто сине-зеленой чешуей!


— ЭЛЕКТРА!!! — закричал он, не в силах оторвать взгляда от чешуи.


Двенадцатилетняя девочка, которая теперь жила по соседству, ворвалась в его комнату.


— Что случилось?!


— Вот!! — ответил Сарош, протягивая покрытую чешуей руку.


— О боги!.. — охнула Электра, потом шагнула ближе и начала рассматривать изменившуюся конечность. Несколько минут она щипала и мяла его предплечье, что-то хмыкая и мыча под нос.


— Ну, из-за чего это? — наконец не выдержал Сарош.


— Хм? О, да... О, хм... Мда, это определенно действие того самого заклинания, которое мы пока не определили... Похоже... оно активировало в тебе случайное изменение...


— Так что, мне теперь придется стать животным?


— Да и судя по чешуе — драконом, — ответила Электра, отпустив его руку. — Не волнуйся, то же заклинание, которое позволяет другим измениться, должно подействовать и на тебя. Но это не по моей части. И запомни, не применяй на себя никакой магии! Вообще ничего! Иначе все ужасно запутается... кстати, ты снял заклинание телепатии?


— Нет. У меня не было времени...


— Проклятье! Ну что же... теперь придется ждать, пока все не закончится. — Она повернулась, направляясь к двери. — Я собираюсь поговорить с остальными магами, во всяком случае, теперь мы знаем об этом заклинании, и значит, со временем сможем его снять. И помни! Никаких заклинаний на себя, пока мы не разрешим!


— Да, мэм, — выдохнул Сарош, оторвав, наконец, взгляд от руки...


* * *


«Я следовал ее указанию целых два дня. За это время моя рука полностью изменилась, — сказал Сарош, изогнув губы в подобии улыбки. — Но в то время мне было всего двадцать, к тому же я был нетерпелив от природы. Явно не самая удачная комбинация...»


* * *


Сидя за рабочим столом в лаборатории, с толстенной книгой в руках, Сарош готовил заклинание. Очень простое, почти примитивное, используемое для выявления магического воздействия на личность.


Он осторожно смешал ингредиенты, произнес слова активации, вложил положенную силу... и вспомнил, что забыл зажечь огонь, чтобы нагреть смесь!


Торопливо — заклинание могло разрушиться — он вызвал маленькую грозовую тучку и заставил ее ударом молнии зажечь дрова в камине.


Огонь разгорелся и Сарош потянулся к чашке с ингредиентами.


Он совсем забыл про тучку, маленькую грозовую тучку, очень недовольную тем, что её игнорируют. И она напомнила о себе — ударом молнии взметнула превращенные в пыль ингредиенты и сбежала через окно...


Разряд прошел через активную зону заклинания, преждевременно активируя и хаотически перемешивая потоки силы, вошел в реакцию с ингредиентами, окончательно сбивая настройку и превращая заклятье в магический хаос. Потом разряд пронзил руку Сароша, сбивая юношу с ног и заставляя расплескать остатки заклинания на самого себя...


Сарош с трудом приподнял раскалывающуюся от боли голову...


Приблизив руку к лицу и сфокусировав разъезжающиеся глаза, он почти сразу заметил две вещи. Во-первых — сине-зеленая чешуя сменилась шероховатой бронзовой кожей, или даже скорее шкурой, а во-вторых — помещение лаборатории, кажется, стало меньше...


Пока он ошеломленно оглядывался по сторонам, комната стала еще меньше... и еще...


«О боги, да я же расту!!!» — изумленно подумал юноша.


Затрещал стол, сминаемый неосторожным движением, рухнули стеллажи... Не раздумывая, Сарош нырнул в окно лаборатории — вернее протиснулся в жутко узкий и тесный проем — и рухнул на землю, с высоты второго этажа...


Открыв глаза во второй раз, Сарош уже не рискнул двигаться — все его тело как-то странно исказилось, глаза никак не могли сфокусироваться на одной точке, звуки то накатывали шумной волной, то в затихали в ватной тишине...


— Ты просто не можешь не создавать проблем! — сказал чей-то знакомый и очень сердитый голос... Электра!


Сарош, наконец, догадался прикрыть один глаз и оглядеться вторым. Кажется, за то время, что он лежал без сознания, преобразование завершилось, а вокруг его тела успела собраться небольшая толпа.


«Какие-то они все маленькие... — подумал юноша. — Или это я большой?!!!»


Миниатюрная Электра сердито сказала:


— Помолчи уж... ну ладно, зато теперь мы сможем применить заклинание изменения.


Сарош рискнул открыть второй глаз и поднять голову... Повернув неожиданно длинную шею, юноша увидел, каким большим он стал.


От головы, вниз по длинной шее и большому телу со слоновьей толщины лапами и громадными крыльями, до конца длинного хвоста...


«Как минимум сорок пять футов!»


— Скорее даже пятьдесят, — сказала Электра. — А теперь, пожалуйста, попытайся думать тише! Похоже, ты затронул еще и заклинание телепатии...


Сарош опустил голову на землю и расслабился.


Через несколько минут Электра приказала всем отойти подальше, и маги начали заклинание изменения.


Навалилось головокружение, все вокруг начало расти, расти, расти... Дурнота навалилась сильнее, Сарош, как сквозь слой мутной воды видел, что его ноги начали терять массивные мускулы, а крылья уменьшились до полной бесполезности. Потом он ощутил, как передние лапы изменяются, становясь более похожими на руки, правда, пальцы все еще заканчивались когтями. Большой гребень, сбегающий вниз по шее и спине, сократился и почти полностью исчез...


— Все, — сообщил один из магов. — Больше мы ничего не сможем сделать. Заклинания слишком запутаны.


Сарош приподнял голову, на все еще длинной шее, потом рискнул встать.


Единственный кому он смог смотреть в глаза не сгибаясь, был жираф-морф, семи футов ростом.


— Спасибо, — попытался сказать Сарош, но у него получился только рев, который заставил толпу попятиться.


— Что такое? — спросила Электра, проталкиваясь вперед. — Ты не можешь говорить?


Сарош пожал плечами, и снова попытался что-то сказать. Получился только пронзительный стон и очередной рев. Вспомнив о телепатии, он заговорил мысленно:


«Я не могу говорить !!»


— Успокойся, и позволь нам осмотреть тебя! — приказала Электра.


Он подчинился.


После осмотра, длительной консультации с остальными магами, еще одного осмотра и еще одной консультации, и еще одного осмотра... В общем, в конце-концов, Электра продолжила:


— Ладно. Хватит... на сегодня. Общий результат таков — не знаю, как тебе это удалось, но ты сумел удалить себе природную способность говорить. Взамен ты получил заклинание телепатии. Вместо голоса. Теперь оно стало частью тебя, это уже больше не заклинание, а естественная способность.


Но будь осторожен — твои мысли разносятся на такое же расстояние, насколько раньше твой голос. Ты больше не сможешь связаться с Цитаделью от горы Вигль, но, во всяком случае, ты способен общаться, — она покачала головой. — Ты хоть представляешь, как тебе повезло? Смешивать заклинания очень опасно, ты легко мог погибнуть! Вместо этого ты, вляпавшись по самые уши, выбрался целым и чистым, что само по себе чудо!


«А я смогу использовать заклинание закрепления в следующем году?» — обеспокоено спросил Сарош.


Над его бронзовой головой сгустилась маленькая, но очень грозная тучка.


— Пока не знаю. Нам нужно будет кое-что исследовать, чтобы выяснить... Эй!! Следи за своими тучами!! — закричала Электра, отбегая в сторону, когда над головой бронзового дракона-морфа сверкнула миниатюрная молния.


Сарош поднял глаза, и быстро развеял облако... успев, правда, совершенно промокнуть под дождем...


Как только небо над его головой очистилось, Электра вернулась:


— А пока придется поискать тебе новое жилье. Старая комната теперь явно будет мала. У тебя что-нибудь есть на примете?


Сарош посмотрел на одну из башен, которые он исследовал пару лет назад. Верх башни представлял собой одну большую комнату с выходящим на балкон большим дверным проемом, достаточно широким даже для дракона. Этим помещением никто не пользовался, потому что единственным путем наверх, кроме полета или заклинания телепортации, была узкая и очень крутая лестница.


«Во-он та!» — сказал он, показывая на башню.


Электра взглянула в ту сторону и улыбнулась:


— Надеюсь, крылья у тебя не только для красоты!


* * *


«Они настоящие.


В полной драконьей форме я легко перенес туда свои вещи. Пришлось, правда, обновить гардероб... Последующие исследования показали, что я все еще могу использовать заклинание закрепления. Этим я и занимаюсь теперь каждый год. Собственно, я как раз вчера вечером вернулся с горы Вигль», — закончил Сарош.


— Так значит, это тебя я должен благодарить за хорошую погоду?


«Если хочешь, но я, ведь только поддерживаю его. Заклинание в основном работает само... Привет, Коп. Вот, разговариваю с твоим новым другом».


Мишель слегка растерялся от внезапной смены темы разговора, тем более что Сарош по-прежнему смотрел на него.


Оглянувшись через плечо, он увидел приближающегося Коперника.


— Привет, Сарош! Какая сегодня будет погода?


Сарош помедлил, и казалось, впал в транс.


«Утром легкий ветер с юга, переменная облачность. После полудня ливень, временами очень сильный, начнется примерно во время ленча», — механическим голосом выдал Сарош.


Очнувшись от транса, дракон-морф моргнул и куда-то заторопился:


«Прошу прощения, но мне нужно спуститься в прачечную, предупредить дежурных, чтобы они успели убрать белье до начала дождя».


«Приятно было побеседовать! До встречи, Мишель!» — сказал он, на прощание крепко пожав руку юноше.


Подойдя к двери, Сарош пригнулся — чтобы пройти в низкий для него дверной проем...


История 11. Дозор


...Я проснулся оточеньнастойчивого стука в дверь.


С тихим стоном (моим и кровати) я перевернулся и опустил лапы на пол:


— ХРРРРРРРРРРРР!!


Изо всех сил потянувшись и хрустнув позвонками, я накинул одежду и открыл дверь.


С той стороны на задних лапах стоял 300-фунтовый ящер.


Наверное, лет десять назад я бы решил, что мне снится какой-то причудливый сон и вернулся бы в постель. Увы, теперь не получится...


— Уррррррргххххх! — широко зевнул я.


Ящер-морф осмотрел меня с явным беспокойством:


— Крис, ты... Ты как себя чувствуешь? Уже почти полдень!


— Хххрррмппфффф... — зевнул я еще раз.


Коперник ухмыльнулся:


— Понятно. Опять пробовал новые коктейли Паскаль. Когда лег? На рассвете? Ну, в любом случае пора вставать. Сегодня утром Дэн вернулся из патруля... он просто ужасно изрезан! Дозорные нашли его возле северных ворот.


— Дэн? Кха! Кху! Хр-р-р... Жить будет?


Я знал Дэна... встречал, пару раз. Он в основном держался отсторонь, вероятно потому, что, будучи единственной саранчой в Цитадели, малость стеснялся.


Знакомое ощущение...


Коперник поморщился:


— У бедняги оторвана правая средняя рука и очень серьезная кровопотеря. Брайан его залатал... Но для восстановления руки понадобится кто-нибудь уровня Боба или Магуса.


Я скривился:


— Ууууууу... Дозор?


Ящер кивнул, а я вздохнул про себя...


Обязанность дозорного похожа на работу золотаря.


Это совершенно необходимо, но ужасно неприятно. Все внимание постоянно сосредоточено на том, чтобы не оказаться убитым. В общем-то, я согласен, время от времени каждый должен выходить в дозор, и нести службу. Позволяет лучше узнать округу, подготовиться к следующей войне... но также делает более приятными те дни, когда в дозор идти не нужно!


Я зевнул третий раз, думая — «Все, хватит! Больше никакого варева Паскаля, как ни приятно его действие...»


— Ухху-у-у... Когда выходить? А-а-а-ах-а-а... Через час подойдет?


— Отлично, — кивнул Коперник. — Увидимся, когда вернешься!


Он повернулся и ушел по коридору, тихо шурша хвостом по каменному полу... Но метров через пять остановился и обернулся, щелкнув когтями:


— О, и еще одно, Крис!


Я высунул морду за дверь:


— Кхм?


Он улыбнулся.


Улыбку Коперника назовет хищной только тот, кто мало с ним знаком. Но все же, все же... хорошо, что я не превратился в травоядное животное...


— Возьмешь с собой Мишеля. У бедняги проблемы, никак не может приспособиться к нашей жизни.


Я закатил глаза:


— Еще один смертник? Ладно... но снаряжаешь его ты! Я буду в воротах через час.


Он кивнул, поворачиваясь, и его последние слова перед исчезновением за поворотом тихим эхом отразились от каменных стен:


— Он тебя уже ждет!


Я раздраженно фыркнул — частично от досады, частично от удовольствия, внезапно наполнившись ощущением собственной значимости...


* * *


Сборы заняли ровно на полчаса дольше, чем было дано на подготовку...


Когда я приблизился к северным воротам Метамора, новичок взглянул на меня со смесью скуки и раздражения на лице:


— Ты не торопился со сборами. Коперник оставил меня здесь два часа назад!


Я пожал плечами, последний раз проверяя груз и амуницию:


— Семь раз проверь, один отгрызи... откуси. Я это к тому, что лучше все несколько раз перепроверить, чем потом жалеть.


Про себя же я улыбнулся. Похоже, Мишель уже справился с первым потрясением. Его реакция на меня была приемлемой — он увидел что-то, что считал вполне обычным.


— Ну, если ты готов... пошагали?


Джек просил начать с того места, где на Дэна напали. Поискать лутинов, посмотреть потерянное снаряжение... В основном второе. Очень смешно. Я ему дважды повторил, что лутины никогда не оставят что-либо полезное, если только их всех не перебить, но Джек бывает таким упрямым... даже упрямее меня...


Я рассказал об этом Мишелю, пока мы шагали от Цитадели в сторону Холмов Гигантов.


Он нахмурился:


— А... Так значит, они послали нас туда, где на одного из вас напали... Они что, хотят, чтобы нас тоже порезали?


Я вздохнул и покачал головой:


— Нет, Мишель... Джек хочет, чтобы мы поискали потерянное снаряжение, а Коперник, я уверен, хочет знать, есть ли там, и где именно лагеря лутинов. Тогда их можно будет окружить и уничтожить. Лутины — они ведь как паразиты. Если их всех не убить, они снова быстро размножаются до прежнего количества.


Мишель ничего не ответил, вернувшись к изучению горизонта в поисках признаков жизни или движения...


— А... Сколько нам туда идти? И... долго мы там будем?


Я поднял глаза к небу... идем мы ходко, хотя вышли поздно...


— Доберемся ближе к сумеркам, там разобьем лагерь, и будем дежурить по очереди. Обычно мы посылаем патрули — такие как наш, боевые отряды — реже, дорого. Только когда ожидаем хороший улов...


Он остановился и недоверчиво посмотрел на меня:


— Они... они хотят, чтобы мы оставались здесь всю ночь?! Посреди этой пустыни? Одни?!


Я скрестил лапы на груди. Нет, так не пойдёт.


— Нет, Мишель. Они вовсе не ждут, что мы пробежим туда и обратно, без единой остановки. Они ждут, что мы проведем разведку и принесем достоверную и полную информацию. Иначе, рано или поздно, враг придет под самые стены... А мы и не заметим!


Я закатил глаза.


— Оба — и Коперник, и Джек знали, что мы уйдем на всю ночь... кроме того, у меня имеются кое-какие таланты. Будь уверен — мы не останемся в одиночестве, если что-то пойдет не так! — повернувшись, я двинулся дальше. — Пошли. До темноты нам надо пройти еще немалый путь...


Я быстро зашагал вперед, не дав ему возможности ответить.


* * *


Патруль — занятиеутомительное.


Что еще тут можно сказать? Так и есть. Зыркаешь по сторонам, высматривая, не подкрадывается ли кто-то к тебе, не ожидает ли за следующим поворотом, чтобы разорвать тебя, устроив потом праздник над твоими внутренностями...


А время все тянется и тянется...


О да, конечно, надо следить за тем, куда ступаешь, и запоминать ландшафт — на случай драки... или бегства. У опытного патрульного во время форсированного марша мысли бродят где-то далеко, а тело движется самостоятельно.


Но время все равно тянется.


И тянется...


И тянется...


И тянется...


Когда в дозоре двое, еще хуже. Если ты один, и не с кем перекинуться словом, тогда желание говорить пропадает. В присутствии же кого-то рядом, жажда наполнить тишину чем-то кроме звуков природы, становится невыносимой. Но болтовня будет отвлекать обоих и приходится молчать. И вот тишина, которая сначала была просто частью работы, превращается в барьер между вами, и к тому времени как вы останавливаетесь для отдыха, вы оба уставшие и раздраженные...


Очень точное описание состояния, в котором мы были, когда стемнело.


Я развел костер и вскоре обнаружил, что Мишель оказывается прирожденный повар! А может я просто был уже очень голодным? Ну... В любом случае, в его руках обычный походный рацион стал гораздо вкуснее, чем я помнил с последнего путешествия.


На мои похвалы Мишель только пожал плечами:


— Я вырос на ферме. Там и научился...


Он жевал, осматривая место, которое мы выбрали для лагеря — поляну, прикрытую с одной стороны большим скальным выступом, с других — густыми и колючими кустами... вполне безопасная стоянка.


Маленький костерок, в углублении скалы рождал танец теней, такой же умиротворяющий, как в камине моей комнаты... только здесь он казался более живым...


Я подождал, надеясь, что Мишель продолжит свою историю, но он упорно молчал.


«Ну ладно, — подумал я. — Пора знакомиться поближе...»


— Мишель, как проходит твое изменение? — спросил я нейтральным тоном, внимательно следя за его реакцией.


Юноша вздохнул и ответил с ноткой горечи в голосе:


— Понятия не имею... я даже не знаю, кем я становлюсь! Я пошел к этому... к этой... к дикобразу, узнать, вдруг она сможет сказать мне, но...


Его голос смущенно затих.


Я знал, о чем речь от Паскаль... но самого эффекта не видел. Вообще-то о том случае болтала вся Цитадель, но думаю, обсуждать эту тему с Мишелем будет... непрактично. Я ведь пытался помочь ему почувствовать себя нужным, а не оттолкнуть еще больше...


Я беспечно махнул лапой:


— Он-на не хотела причинить вреда. И он-на говорила, что пыталась остановить тебя, но не успела. Он-на мне жаловалась, что чувствует себя виноватой... — я почесал подбородок. — Знаешь, возможно, я смогу определить твой фенотип...


Мишель непонимающе уставился на меня.


— Ээ... думаю, я смогу сказать тебе, кем ты станешь, — поспешил пояснить я, мысленно проклиная себя за то, что не выразился ясней.


«...Не сбивай его с толку, идиот...»


— Можешь снять тунику?


Он пожал плечами и, повернувшись кругом, обнажил покрытую серым мехом спину. Я поднялся, и подошел ближе, рассматривая его мех. Ерошимый ночным ветерком, в свете костра он отблескивал оранжево-серым.


— Серый... почти серебристый. Возможно, волк, или какой-то вид лис. Здесь не так уж много животных с такой окраской. И определенно ни у кого из наших нет такого длинного меха...


У меня мелькнула интересная мысль и, положив когти на его затылок, я медленно провел ими сквозь мех, касаясь шкуры только самыми кончиками. Я прошелся вдоль всего позвоночника, где его спина была покрыта мехом, потом снова вверх и дальше по плечам. Мои действия были вознаграждены громким низким рычанием, выражавшим удовольствие, которое порадовало меня — и испугало его настолько, что он дернулся и отпрянул в сторону от моей лапы...


— Что... что это было?! — его голос звучал напряженно.


Он быстро натянул тунику, и сел спиной к скале, лицом к огню.


Я ухмыльнулся, увидев его реакцию и сел рядом, отвернувшись от поляны.


— Твое тело изменяется... появляются новые ощущения, которые ты можешь найти приятными... Или болезненными. Например, Странник больше не может есть некоторые сладости, они ядовиты для его собачьей природы. Мое зрение теперь едва поддается коррекции, и я не различаю цветов. Хотя слух и нюх — выше всяких похвал. Но в целом... в целом, я доволен новыми возможностями.


— Доволен?! — почти завопил Мишель. — Доволен?! Ты превратился в животное, идоволен?!


Я серьезно посмотрел на него и кивнул.


— Да. Доволен. Раньше, до приезда в Метамор, я плохо вписывался в общество. Теперь у меня есть дом — настоящий дом и семья. Скажи Мишель, у тебя есть кто-либо за пределами Цитадели, к кому ты можешь вернуться? Неужто тебя ничем не привлекает это место?


Взгляд, который он бросил на меня, был полон печали, и я понял, что затронул его за живое. Он снова уставился на огонь... и в конце концов ответил глухим бесцветным голосом:


— Нет... чума забрала у меня всех. Кроме отца. Но его я едва помню. Он ушел в армию... И больше не вернулся...


Я придвинулся ближе и опустил лапу на его колено.


— Прости меня...


Хотя мой голос грубый, я попытался максимально выразить сочувствие.


Он поднял глаза:


— Как ты догадался?


— Мало людей выбирают жизнь "живого щита", если у них есть к кому вернуться вечером. Ещё меньше принимается за эту работу в караванах, которые путешествуют по всему королевству.


Он кивнул:


— А... а ты? Ты кого-нибудь оставил, когда пришел сюда?


Я покачал головой.


— Как я уже говорил, общество было чуждо мне. Мой отец — алхимик, малоизвестный, но богатый. Мать — целитель. Они так и не придумали, что со мной делать, да я и сам не знал, чем хочу заняться, поэтому, когда я подрос, они дали мне денег и отправили в школу магии.


Я всегда говорил, что хочу быть мастером заклинаний.


Но вскоре я ушел оттуда; без денег, едва изучив самые основы колдовства. Я попробовал силы в алхимии и добился лучших успехов, но работа со снадобьями для меня была слишком скучной... И когда приблизился момент посвящением в подмастерья, я ушёл...


Мгновение Мишель смотрел на меня:


— А почему ты пришел именно сюда?


Я улыбнулся, вспоминая:


— Цитадель Метамор стоит между хорошо исследованными землями юга и дикими землями севера. Там, на севере... на Холмах Гигантов... там сокрыта темная магия и злобные демоны, там жуткие тайны и загадки... Кроме того, сама Цитадель. В этих стенах упрятаны древние секреты и не менее древняя магия...


Тайные знания всегда очаровывали меня. И вот я пришел сюда учиться, исследовать, изучать... Я пробыл в Цитадели неполный месяц, когда началась осада. К тому времени как все кончилось, идти мне было уже некуда.


— Но ты ведь мог уйти, разве нет? Какая сила держит меня здесь?


— Ничто, кроме понимания, что почти любой житель Серединных Земель, увидев тебя одного, скорее всего, захочет повесить тебя на твоих же собственных внутренностях, как предупреждение любому "грязному зверю" из Гигантских Холмов, посмевшему бродить здесь...


Те, кто переменил пол или стал подростком, могут уйти, могут даже жить в Серединных Землях. Мы же, кто стал "неуклюжими животными", как говорят на юге, мы... мы заперты здесь, в Цитадели.


Он поморщился:


— Извини... это всё так странно... Всего месяц назад я был фермером, неделю назад я был охранником, а теперь я изгнанник... Слишком много за раз...


— Ты и будешь изгнанником до тех пор, пока будешь думать о своем доме, как о чем-то, что ждет тебя за пределами Цитадели Метамор. Теперь ты часть нашей семьи. Тебе выбирать — остаться ли за ее пределами, или стать ее частью. Если ты будешь держаться осторонь, то скорее всего, будешь постоянно расстроен и раздражен тем, что тебе пришлось остаться с "уродами" и "животными". Если же ты примешь нас такими, какими мы есть, то я думаю, вскоре найдешь, что мы можем быть весьма милыми и гостеприимными.


Прибыв сюда, я не знал никого, но через месяц я уже был на "ты" со многими... Да почти со всеми.


У нас не все идеально, и тоже есть разногласия, но общие обстоятельства объединяют нас так, как я никогда не видел за пределами Цитадели, даже во время моей учебы.


Мишель вздохнул:


— А... А что делать мне? И кстати, чем занимаешься ты? Ты сказал, здесь есть куда более могущественные мастера заклинаний. В чём тогда твой вклад?


— Мой?


— Ага.


— Ну... вот, скажем, Лис — наш библиотекарь, но он знает только где какая книга стоит. Моя же обязанность — знать, где находятсязнания. Если кто-то придет ко мне с вопросом, я смогу дать ответ... или подсказку — где искать. В свободное время я также наставник, передаю умения, которыми владею, тем, кто может справиться с ними гораздо лучше меня.


Я достаточно хорошо знаю алхимию и могу связать с десяток незначительных заклинаний... и несколько не таких уж и незначительных... если у меня будут время и материалы.


Мишель снова кивнул:


— А... мне? Чем бы ты предложил заняться мне?


— Ну, если хочешь услышать совет... когда вернемся, пойди к Донни, и предложи ему помощь на кухне. Не знаю, что ты сделал с походными рационами, но в пути я еще никогда не ел вкуснее. Хотелось бы увидеть, что ты сможешь сделать, имея под рукой хороший выбор продуктов и специй.


Он улыбнулся и зевнул. Это было так заразительно, что я тоже зевнул...


Внезапно осознав, что один из нас, похоже, пропустил время дежурства, я вздохнул:


— Проклятье... Не хочется, но надо...


Мишель уставился на меня:


— Надо чего?


Я поднялся и, порывшись в мешке, достал бутылочку. Взяв ее, Мишель рассмотрел подозрительное желто-зеленое содержимое и приподнял брови:


— Э... Ты будешьэтопить?


Я кивнул.


— Паскаль сказала, что цвет — чистая случайность. В отличие от ее собственного, — фыркнул я.


Откупорив бутылочку, я выпил сладковатое снадобье.


— Надо же, только сегодня утром зарекался пользоваться этим... Уж очень у него побочные эффекты гадостные... а ты спи, Мишель. Через пару часов разбужу...


Я сел у огня, подождал, пока он свернется на своем спальном мешке, потом пошевелил угли. Воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием огня, и несколько минут спустя, храпом Мишеля...


Когда поднялось солнце, я почувствовал, что эффект варева Паскаля начинает рассеиваться... Встав и пошевелив угли, чтобы они разгорелись, я толкнул задней лапой Мишеля.


Он потянулся и тут же чертыхнулся:


— Похоже, ко мне ночью подобрались лутины и напихали под спальник острых камней, чтобы не дать выспаться!


Я ухмыльнулся:


— Сколько раз я слышал такие жалобы! За ночь никто не проник в лагерь, так что любые камни, которые ты нашел — дело твоих собственных рук.


Он хихикнул, а я улыбнулся про себя.


«Как быстро все меняется, — подумал я. — Он уже стал свободнее общаться со мной. Хорошо бы это распространилось и на остальных в Цитадели...»


Пока я упаковывал снаряжение, Мишель снова сотворил чудо из рационов. По-быстрому перекусив, мы затушили костер и, убедившись, что поляна выглядит точно так же, как до нашего прибытия, а холодное кострище надежно укрыто дерном, мы направились дальше — осмотреть местность...


В течение трех часов не было заметно никаких признаков ни лутинов, ни само собой, снаряжения, хотя место сражения мы нашли. Даже рука Дэна пропала, скорее всего, превратилась в тушеное мясо в рационе лутинов...


Я поежился при этой мысли, но не стал говорить Мишелю о подозрениях. Хотя подумал — интересно бы проверить, что же они едят, когда посторонние в дефиците? Но тут же отбросил эту мысль. Я любознателен, но отнюдь не самоубийца...


Через пять часов, не найдя поблизости никаких следов присутствия напавших на Дэна лутинов, мы отправились в обратный путь.


И снова между нами царило молчание, но на этот раз оно было совсем другим. Прежде в нем словно висело напряжение. Теперь же было просто молчание двух существ, которые возможно станут друзьями... Пусть не сейчас, пусть в отдаленном будущем, но все же...


Уже начали сгущаться сумерки, когда мы вошли в ворота Цитадели.


Коперник ждал нас:


— Нашли что-нибудь?


Мишель покачал головой:


— Ничего, только несколько пятен крови... и дом, — он посмотрел на меня и подмигнул. — Коп, я... я хотел бы поскорее сдать меч Джеку... Может, я еще успею поговорить с Донни, прежде чем он закроет "Мул" на ночь, — с этими словами он кивнул ящеру-морфу и направился к арсеналу.


Коперник приподнял бровь, глядя на удаляющуюся спину Мишеля, потом с подозрением посмотрел на меня.


— Дом? Он определенно очень быстро... что ты ему сказал?


Я зевнул.


— Только то, что он неплохо управляется с поварешкой... Спроси его сам, если тебе интересно... — я подавил очередной зевок. — Ну, все, хватит... с этой минуты снадобья Паскаля мне определенно противопоказаны... а теперь извини... я слышу, как меня зовет постель. Причем явно моя собственная...


И я прошел мимо, оставив бедного ящера стоять с удивленно поднятыми бровями...


История 12. Коллекционер


В последний раз щелкнул замок. Чуть слышно скрипнув, распахнулась тяжелая, двухдюймовой толщины дверь. Пыльный, затхлый воздух кольнул ноздри оленя-морфа, вошедшего в одну из бесчисленных кладовых Цитадели...


— Чхи!


Сегодня я занят поисками одной вещи.


Проблема том, что я не помню, где она лежит... Вернее, я точно знаю — ни в одной из упорядоченных, используемых для хранения еды, оружия и прочих вещей кладовых ее нет. Еще бы мне не знать — ведь я один из интендантов. Кроме того, я еще и придворный писатель... Но это так, к слову.


Однако эта кладовая лично моя. И в ней хранится мое второе хобби — моя коллекция. Я ведь не только писатель. Я — коллекционер! Собиратель артефактов и сокровищ давно исчезнувших цивилизаций. И мое весьма обширное собрание уже заполнило среднего размера кладовую и почти половину еще одной...


Брайан, мой волонтер, помогающий, когда нужно найти что-то особенное, скучал, прислонившись к стене, дожидаясь, когда я переберу почти сотню ключей.


— Ты уверен, что это здесь? — спросил он.


Я неуверенно кивнул, повернув одно ухо назад, чтобы лучше его слышать.


— А не может оно быть где-нибудь в другом месте? — Брайан страдающе закатил черные енотьи глаза. — Мы уже везде искали... Как ты ухитряешься вообще хоть что-то найти в этой куче мусора?


Я криво улыбнулся.


— Благодаря хорошей памяти... наверно.


— Ну да, конечно... — скептически хмыкнул енот-морф.


В очередной раз скрипнула тяжелая дверь, и мы вошли в кладовую.


Последние шесть лет (да будет проклят Насож... и его заклинания...) я почти не пополнял коллекцию. В конце концов, когда ты выглядишь как желанный трофей для охотника, требуется немалое мужество, чтобы покинуть убежище... Особенно в осенние месяцы. Ведь для большинства жителей местных городков и сел я просто оленина...


Поэтому я склонен называть Цитадель и окружающий ее лес своим домом.


Хотя если оставаться здесь долго, можно просто сойти с ума — от скуки. Пусть даже крепость размерами поболе иного городка. Пусть даже население цитадели повеселее иного цирка... Но в конце-концов, даже постоянно изменяющиеся коридоры ужасно надоедают.


И только артефакты помогают мне заполнить время между писательством и боевой подготовкой...


Я шел по проходу между полками:


— Это точно должно быть где-то здесь...


— То же самое ты говорил в последней кладовой! — фыркнул Брайан.


Я повернулся к нему, наклонившись вправо чуть больше чем надо, и почувствовал, как мои рога что-то задели. Небольшой предмет свалился с полки и с печальным звоном разлетелся на осколки, коснувшись каменного пола.


Я огорченно дернул коротким хвостом и вздохнул, приседая на раздвоенных копытах над осколками:


— Это была ваза эпохи Каладониан... три тысячи лет до нашей эры... и теперь мне придется потратить не меньше месяца, чтобы склеить ее снова...


Брайан ухмыльнулся:


— Ты всегда можешь измениться в менее высокую форму!


Я дернул ухом:


— Я-то могу, но что пользы? Рога-то останутся прежними...


Наконец я добрался до дальней полки и взял один из самых старых артефактов — как по времени его находки, так и по фактическому возрасту. Этот кусок камня когда-то положил начало моей коллекции... Каменная плитка, содержащая надписи на трех древних языках. Вернее, одна и та же надпись на двух языках (на которых я читал довольно бегло) и совсем маленький фрагмент той же надписи на третьем языке.


Самый важный фрагмент!


Потому, что один из моих артефактов, — свиток, длиной почти в три локтя, предположительно той же эпохи, написан на языке того самого, третьего фрагмента. Я сумел перевести три слова на плитке и нашел те же слова в свитке. Слова, которые соответствовали предлогам: «и», «это», «он».


Практически бесполезно...


Но я очень надеялся, что письмо, лежавшее в моей комнате, поможет понять остальные.


Мой наставник, человек по имени Смитсон, наконец, написал — впервые за последние шесть лет. Я сам написал ему почти четыре года назад, сообщив, что еще жив и детально описав, как в один, не очень приятный день очнулся с рогами, копытами и хвостом. Два года набирался я смелости, чтобы написать те строки... И вот, ответ.


Смитсон был моим наставником... Но не только. Еще он был моим старым другом, он всегда поощрял мою любовь к прошлому, и мне очень хотелось показать ему, что я сумел узнать за истекшие годы. Даже просто увидеть его снова значило для меня очень много...


Брайан небрежно крутил в руках невероятно хрупкий статуэтку, реликт культуры Тинед, — пять тысяч лет до нашей эры...


— Брайан, будь добр, поставь на место... — произнес я страдальческим тоном.


— Что? О... извини, — сказал енот, осторожно возвращая статуэтку на полку. — А у Лиса есть что-нибудь? Ну, по этим твоим камням?


— Нет. Он перерыл все, что смог в библиотеке и не нашел никаких записей старше пятисот лет. Впрочем, сам знаешь — в иные разделы Библиотеки не рискует заходить даже Лис... Правда, я все еще уверен, что старые вещи могут находиться в нижних хранилищах. В тех, которые я еще не полностью исследовал...


— Подумать только — почти двадцать лет в Цитадели и тебе не хватило времени! — фыркнул Брайан. — Хотя, не удивлен — думаю, даже если все мы дружно примемся за поиски, на переборку уйдет добрая тысяча лет! Ты же знаешь, некоторые из тех хранилищ так набиты, что без лома туда даже не войдешь!


Я угрюмо кивнул, вспомнив о последней попытке проникнуть в одну из старых кладовых. Когда я, с огромным трудом, взломал дверь, то оказался погребен под лавиной древних... Э-э-э... Ну, можно назвать их метлами... Или швабрами.


Усмехнувшись воспоминаниям, я еще раз взглянул на предмет, который мог стать... который станет краеугольным камнем работы всей моей жизни!


— Теперь, когда я знаю, где ты находишься, я могу пойти и посмотреть, что мне написал Смитсон, — сказал я к камню. — И возможно, потом я посмотрю, что сможешь сказать мне ТЫ!


Камень хранил упрямое молчание…


* * *


Я уже слегка проголодался, а потому, покинув кладовые, отправился в столовую, по дороге прихватив письмо Смитсона. Я собирался прочитать его во время еды.


Свободно организованный распорядок дня большинства из нас означает, что в столовой нет установленного времени принятия пищи, а поскольку многие из нас не являются людьми, то и пища там подается очень необычная...


Брайан подхватил немного свежих речных устриц с раздаточного стола для плотоядных, а я наполнил миску ветвями жимолости, кленовыми почками, желудями и кусочками фруктов.


Я люблю фрукты, но слишком много плодов начнут бродить в многокамерном желудке, опьяняя меня. Однажды я съел целый бочонок яблок и опьянел на несколько дней. Было чуточку забавно... Но в основном неудобно.


Увидев сидящего рядом с окном близкого родственника оленей — лося-морфа, я решил к нему присоединиться.


— Привет, Ленс. Как дела?


Ленс усмехнулся, что было едва заметно под его горбатым носищем.


— Все цветет и пахнет! В основном. Правда есть маленькая проблема с выращиванием моих любимых водяных растений. Лис дал мне несколько книг... но они мало помогли, и теперь приходится ограничивать себя... — он вздохнул, недовольно глядя на стоявшую перед ним миску с зеленью.


Я сел, пропустив хвост через специально прорезь в спинке кресла, и бросил в рот пару желудей.


— Ну, возможно в некоторых из тех свитков на неизвестном языке, которыми я сейчас занимаюсь, найдется что-нибудь полезное, — пошутил я.


Брайан сев рядом со мной с треском открыл устрицу и кивнул Ленсу.


— Ты, в конце концов, собираешься распечатать это письмо? — сварливо спросил он меня.


Я улыбнулся.


— Да, конечно…


Я открыл конверт, воспользовавшись острыми копытцами, на концах пальцев и прочел:


«Дорогой Джонатан...»


— По крайней мере, он все еще помнит мое имя, — улыбнувшись, заметил я и продолжил чтение:


«Должен признаться, что был потрясен твоим письмом. Я слышал о том, что произошло в Цитадели... и честно говоря, не знал чего бояться — твоей гибели... или худшего. Но прочтя твое письмо, я подумал, что худшее все же случилось...


Рог и эскизы, которые ты приложил к письму, подтвердили мои предположения, вот почему я так долго не решался ответить. И за это прошу меня простить...»


В этом месте чернила брызнули на страницу — словно написать эти слова стоило больших усилий…


«Прости меня, старый друг. Два года, я набирался решительности продолжить это письмо. Большую часть этого времени я провел, глядя на пахнущий мускусом рог, который ты прислал мне, и рисунки, на которых изображен ты. Я не могу этого объяснить, но мне кажется, что они пахнут тобой. И эти рисунки такие...


Но я отклонился.


Прямо сейчас я смотрю на камень, который, я уверен, может помочь тебе оставить след в этом мире. Я верю, что нашел нижнюю часть Ключевого Камня. И мне очень хочется увидеть эти два куска соединенными...


Я отправлюсь в путь через две недели. Если путешествие пройдет без происшествий, то я прибуду спустя две недели после письма. Думаю, нам стоит встретиться на той поляне, где мы нашли артефакты народа Тинед десять лет назад.


На этом остаюсь, навеки твой, Смитсон.


P. S. С нетерпением жду встречи, старый друг!»


Я пару раз перечитал окончание… и моя рука замерла на полпути к миске. Последняя доставка почты задержалась почти на полторы недели... спасибо отвратительной погоде и нападению банды разбойников... прочитал я письмо не сразу, были к тому причины... а значит, прошло уже около двух недель с тех пор, как оно должно было прибыть...


Смитсон приезжает завтра!


* * *


Утром следующего дня я стоял в оружейной комнате.


Раз уж я собираюсь выйти из цитадели, неплохо бы вооружиться. Я выбрал любимый лук, магически усиленную кожаную броню, которая может изменяться вместе с моим телом и «бесконечный» колчан стрел.


Любой охотник, который попытается меня подстрелить, будет чуточку удивлен...


Я решил — будет лучше, если я скажу о предстоящем походе только ближайшим друзьям. Поскольку я интендант, я могу пойти, куда захочу, никому ничего не говоря... ведь надо было быть просто сумасшедшим, чтобы выйти из Цитадели в это время года. Мои рога уже полностью окрепли, а охотников за трофеями вокруг хоть отбавляй...


Повернувшись к выходу из оружейной, я уткнулся носом в стоящего позади Брайана, уже облаченного в такую же броню и с коротким мечом на поясе.


Енот радостно ухмыльнулся:


— И долго же ты собирался!


— И почему я почти не удивлен? Наверное, тебе понравилось спасать мою шкуру, — улыбнулся в ответ я. — Впрочем... Думаю, тебе просто хочется опять заиметь меня в должниках!


— А то! Не каждый день удается спасти от смерти интенданта! — согласился енот. — Все выбрал?


— Такое, чтобы бежать не мешало... Складной лук в сжатом виде совсем невелик, а стрелы появятся, когда будут нужны. Ты готов?


Брайан кивнул, и мы пошли к боковому, «совершенно секретному» выходу из Цитадели…


За стенами нас ждал Бриан.


Он предпочитает называть себя «нага».


Двадцатифутовой длины змее-человек развернул чешуйчатые кольца, поднимаясь из густой травы. Коричневая, местами затейливо сменявшаяся темно-зеленой, чешуя тихо зашуршала, очкастый, как у кобры капюшон плотнее прижался к шее. Без ног — только пара тонких рук, которые он плотно прижал к длинному, почти двадцатифутовому змеиному телу. Его раздвоенный язык мелькал взад и вперед, а плоские немигающие глаза лукаво поблескивали, когда он двинулся к нам:


— Вы жжже не сссобиралисссь уйти бессс нассс?


Я смущенно дернул ушами. Брайан ухмыльнулся:


— Прости, — сказал он, — но я думал, что ты занят одним из твоих Грандиозных Проектов.


Частичное раскрытие капюшона Бриана было его вариантом улыбки.


— Фссс! Большшшшой Зззамысссел! Шшшш! Я хххочу зззнать, что написсссано на ссстелле Джжжошшшша! — он посмотрел на седельную сумку, которую нес я. — Эта вещщщщь такххххая теплая, как сссмотритссся?


Я моргнул.


Бриан ещё не привык к новому телу... А потому предпочитал передвигаться верхом. Когда-то он уже ходил со мной и Брайаном в поход, но это было давно, тогда он еще был человеком. В змеином виде он путешествовал впервые. Я развязал шнуровку на седельной сумке — в ней все равно было только немного еды.


— Конечно. Если тебе там будет удобно, я не против. Только давай я сначала изменюсь, тогда Брайан тоже сможет ехать.


Я изменил форму; доспехи изменились следом, подгоняясь к телу белохвостого оленя. Магическая броня хороша... но имеет и недостатки. В частности, она всегда немного отстает с изменением, и став четвероногим, я несколько секунд испытывал дискомфорт.


Брайан ещё раз проверил, надежно ли закреплено наше оружие и начал меняться сам. Через десять вздохов почти обычный енот вскарабкался мне на спину, ухватившись за ремни, сделанные там специально для него.


Тем временем Бриан тоже закончил полное превращение, и очкастая кобра скользнула в седельную сумку.


«Готовы?» — мысленно обратился я к спутникам.


«Готовы!» — мысленный ответ прозвучал почти в унисон.


Заклинание телепатии, стандартное для не-морфной формы, в принципе очень простое. Но требует уймы сложных расчетов от устанавливающего мага. А потому приобрести его очень непросто. И когда это Бриан успел им обзавестись?..


Я оглянулся.


Он высунул голову из седельной сумки и посмотрел на меня немигающими глазами: «Мы отправляемся или нет?»


Фыркнув, я поднялся на ноги и вошел в лес...


Тинеды... Негуманоидная раса. Таинственная, непознаваемая, почти не оставившая доступных для археолога следов цивилизация достигла пика развития примерно пять тысяч лет назад. Культура тинедов, странная и во многом непонятая моими современниками, удивительным образом замыкалась на поклонении Цитадели Метамор, как живому существу. Рисунки, сохранившиеся предметы культуры и малочисленные письменные источники позволили мне сделать столь парадоксальный вывод.


Зная по собственному опыту, как может изменяться Цитадель, я очень хорошо понимал тинедов.


Ключевой Камень я приобрел почти за двенадцать лет до атаки Насожа. Тогда мне было всего пятнадцать лет, и я купил его на городском рынке, у торговца древностями, далеко на юге.


Определив его происхождение, я тут же направился к Цитадели.


С первого же взгляда я полюбил это место... Полюбил настолько что, не задумываясь, присоединился к Хранителям. И не пожалел. Даже после Сражения я продолжал исследовать окрестности Цитадели.


Не найдя ни одного артефакта столь развитой культуры внутри самой крепости, я предположил возможность существования у тинедов табу на вход внутрь объекта поклонения и продолжил поиски снаружи. К сожалению, тысячи прошедших лет, многочисленные осады и сражения практически стерли следы ушедшей цивилизации…


Но я не собирался сдаваться.


Тем более, после того, как за четыре года до Сражения я со своим старым другом Смитсоном нашел руины, к которым мы сейчас и направлялись...


Оленья тропа стлалась под копыта, прохладный ветерок щекотал ноздри, шевеля густую шерсть, неся пахучие следы других оленей, прошедших здесь всего час назад. Я чуял запахи енотов, скунсов, индюшек, лосей, червей, грибов — пряные, густые, влекущие запахи позднего лета... В которые диссонансом вплетался запах человека.


Не одного. Многих.


«Так-так...» — сказал я.


«Я тоже чую», — отозвался Бриан. — «Ты можешь что-нибудь определить?»


Я опустил голову и глубоко вдохнул, подворачивая верхнюю губу — чтобы лучше определить запах.


«Один мне смутно знаком. Должно быть Смитсона... Еще два... нет, три незнакомых, — я прошелся по тропе вперед-назад. — Похоже, что старину Смитти преследовали. Его следы идут прямо к руинам. Остальные проходят в стороне, словно эти люди прятались, стараясь остаться незамеченными...»


«Мы все равно идем туда?» — спросил Брайан.


«Да, — ответил я. — Даже представить не могу, зачем кому-то понадобилось следить за ним, но он явно в опасности. Я не могу бросить его!»


«Еще бы! — хмыкнул Брайан. — Как будем действовать?»


Тем временем запахи изменились... Тем лучше.


«Они разошлись. По крайней мере, один ушел вправо. Брайан, двигай туда по деревьям и присмотри за ним. Бриан, сиди в сумке. Я пойду вдоль тропы и посмотрю, сможем ли мы с Брианом найти второго. Третьего... позаботимся о нем вместе!«


Я подошел к дереву, дав Брайану возможность вскарабкаться на толстую ветвь. Уцепившись покрепче, он изменился до формы енота-морфа. Тем временем я поднялся на задние ноги и тоже изменившись, подал Брайану его оружие.


Едва слышно зашуршали листья и енот-морф стремительной тенью исчез в ветвях. А я снял с пояса лук — он тут же развернулся и натянулся для стрельбы на короткие расстояния — и достал стрелу из колчана. После этого я нырнул в подлесок, стараясь шагать медленно и беззвучно.


То ползком, то тихим шагом, осторожно отклоняя рога от ветвей, я двигался к вперед. Наконец, оказавшись достаточно близко к руинам, я увидел Смитсона.


Замерев на месте, я разглядывал старого друга. Его волосы поседели, лицо приобрело «почтенные» черты, и покрылось морщинами... но добродушная улыбка осталась прежней. Знакомый запах нес доброжелательность, что была отличительной частью его души. Одетый в коричневую крестьянскую блузу, он сидел на обломке мраморной колонны, а позади него сверкали на солнце серебряные струи маленького водопадика, текущие прямо из камня...


Рядом с обломком, служившим сиденьем моему другу лежала потертая сумка.


Быть может там камень?..


В этот момент ветер переменился, неся запах чужака, прячущегося поблизости. Кем бы он ни был, я сумел разглядеть его сквозь подлесок.


Лучник. Вооруженный охотничьим луком и... очень, очень необычными стрелами. Одна из стрел, уже наложенная на тетиву, была ясно видна. Тупое, мерцающее острие... Похоже на стрелы наложены какие-то чары. Скорее всего, парализующие.


И целью должен был стать я!!


Мерзавец!!!


Я поднял лук, взяв на прицел точку чуть пониже спины. Это его не убьет, а всего лишь причинит сильную боль... Сейчас...


К сожалению, я не смог учуять другого человека до тех пор, пока острие его ножа не проткнуло шкуру на моей спине…


Его голос был грубым но странно тихим:


— Вот ты и попался, олень-демон!


— Олень-демон?! — недоуменно переспросил я.— Сэр, вы мне льстите!


— Тихо! Помалкивай! Сними сумку и брось оружие!


— Вы же не собираетесь убивать меня? — спросил я вполголоса.


— Может быть, и не убью. Но сперва я хочу видеть, что у тебя в сумке. Вы, демоны-хранители, носите на себе золотые украшения... это все знают! — он больно дернул меня за хвост. — Я всегда хотел иметь одно из таких…


Я не смог удержаться, чтобы не сказать:


— Ну, пожив немного в Цитадели, вы сможете получить их... и много чего еще.


— Молчать! — прошипел он, опасливо оглянувшись в сторону союзника... конкурента. — Сначала посмотрю, что в твоей сумке...


— Там ядовитая змея, кобра, — честно сказал я.


Он резанул ножом завязки на седельной сумке:


— Ага... так я тебе и поверил!


Чужак полез внутрь... и замер, когда Бриан вонзил зубы в его руку.


Очкастая змея — очень ядовита...


Лицо человека почернело, дыхание пресеклось и, не издав ни звука, он опрокинулся назад...


Выскользнув из седельной сумки, Бриан изменился в форму змеи-морфа:


— Гадосссссть!! Вкусссссс ужжжжасссссный!


В этот момент второй человек повернулся к нам лицом.


Я подхватил с земли лук, и пустил стрелу сквозь ветви деревьев. Послышался тихий вскрик, и шум падения тела…


Я подбежал туда, откуда донесся звук:


— Прямо в сердце. Я совсем забыл, что эти стрелы зачарованы…


— Ессстессственно, — просвистел Бриан. — Интересссссно, шшшшто у Брайана?


Ответом на этот вопрос стал появившийся из чащи связанный человек, подталкиваемый сзади енотом-морфом. Человек шатался и утирал связанными руками текущую из царапин на щеках кровь. Брайан улыбался, помахивая хвостом, и изредка покалывал пленника острием кинжала в ляжки.


— Ты же сам сказал — присмотри за ним, разве не так?


Я невольно улыбнулся.


— Да, конечно... — посмотрев в сторону водопада, я убедился, что Смитсов все еще ждет меня. — Ребята, вы не допросите нашего гостя, пока я встречусь с другом?


— Прекрасссссно, — выдохнул Бриан. — Я как расссс в насссстроении перекусссссить... — он посмотрел на человека плоскими немигающими глазами и широко развернул капюшон, показывая темные «очки». Должен признать, впечатляющее зрелище. Правда, человек почему-то не разделил моего восхищения.


Он намочил штаны...


Я пошагал к водопаду, на ходу складывая и пряча лук. Добравшись до опушки, я закричал:


— Смитти!! Привет старина!


— Джон?! — раздался ответный крик. — Где ты?


— Я... я здесь!


Смитсон повернулся, и наши взгляды встретились...Он пару раз моргнул, словно не веря своим глазам... Я попытался сказать что-то еще, а он просто разглядывал меня сверху донизу...


А потом он меня удивил.


Он улыбнулся!


— Джон, ты так и будешь стоять столбом, или, наконец, подойдешь ближе и пожмешь мне руку?


От удивления я дернул ушами, но шагнул вперед и взял протянутую руку. Пожать ее получилось не сразу, ведь у меня было меньше пальцев, чем у него.


— А разве ты не собираешься завопить и убежать? — спросил я.


— Я, знаешь ли, Джон, уже не в том возрасте, чтобы бегать от каждого рогатого мужа... Года четыре назад я мог бы так поступить. Но не сегодня. Я обдумывал эту встречу с тех пор, как получил письмо. Тот портрет, что ты приложил, очень помог…


Я слегка покраснел:


— У нас в Цитадели есть несколько хороших художников...


Непроизвольно мой взгляд притянула разбухшая сумка, лежащая на сломанной колонне. Мой хвост дернулся от предчувствия.


— Надеюсь, ты не обидишься, но... — я указал глазами на нее.


— О! Да-да, конечно! Как глупо с моей стороны!


Он быстро развязал завязки:


— Я приобрел его на том же рынке, где ты купил верхнюю половину Ключевого Камня. Примерно через год после вашего сражения с Насожем. Я думал, что ты погиб, но все равно купил его, — Смитсон достал камень и мое сердце замерло...Темный камень с белыми прожилками, верхний край слегка побит, многие из слов потеряны, но даже через пять тысяч лет большинство из надписей сохранились достаточно хорошо. Сохранились даже острые грани в верхней части, там, где когда-то был отколот принадлежащий мне фрагмент Ключевого Камня.


— Он... — прошептал я. И заорал на весь лес. — Я смогу узнать, о чем говорили Тинеды!!! Через пять тысяч лет!!


Смитсон улыбался до ушей:


— Отлично! Остается отнести его в Цитадель, и мы сможем начать работу по переводу. Ты ведь не против?


Я замер как вкопанный:


— Смитти... знаешь, я должен сказать тебе, если ты останешься...


— Знаю! — прервал меня он, — Я провел собственные исследования. И подготовился.


— В самом деле? И как же? — поднял я брови.


— Очень просто; я задержусь в Цитадели всего лишь на неделю... Ну, может быть еще пару дней, и заклинание не успеет подействовать. Потом...


Сзади раздался голос Бриана:


— Не сссстоит на это рассссчитывать, сссссэр. Шансссов осссстатьсссся в облике человека большшше, но вссссе жжже вашшша жжжжизззззнь может резззззко иззззменитьсссся…


Смитсон медленно развернулся. Побледнев, он судорожно сглотнул и попятился. Я положил руку ему на плечо:


— Вот каким ты можешь стать, если задержишься в Цитадели. Ты готов к такому?


— Э... да. А есть еще варианты? — спросил Смитсон.


Теперь настала очередь Брайана:


— Еще ты можешь стать ребенком, лет четырнадцати или моложе, или очень миловидной женщиной.


— Женщиной? Ребенком?.. Похоже... — Смитсон сглотнул. — Похоже, я не все знаю про это место...


— Теперь все, — улыбнулся я. — Ну что, хочешь помочь мне с переводом?


— Дай подумать... — помрачнев, сказал он.


Смитсон уставился в землю, сложив руки на груди. Потом отошел к прозрачным как хрусталь струйкам водопада и остановился, глубоко задумавшись...


Пока мой старый друг думал, я повернулся к друзьям:


— Ну, узнали что-нибудь полезное от нашего гостя?


Бриан раздвинул капюшон, обозначая улыбку:


— Фссс... Сссслабый, сссслабый человек. Сссстоило показзззать ззззубы...


— И остановить его словесный понос мы уже не смогли, — фыркнул Брайан. — В общем, если опустить описания тяжелого детства и денежных проблем, то выяснилось, что они были наняты кем-то по имени Сейд Шоуми. Этот тип со странным именем, содержатель цирка в одном местном городке, решил разжиться животным-морфом. В любом случае, похоже, этот Сейд совершенно не умеет выбирать наемников...


— Есть предложения, что нам теперь делать с гостем?


— Знаешь... Я не мог хладнокровно убить его, да и вообще... В общем, я его развязал и задал направление хорошим пинком, — сказал Брайан.


Бриан раздвинул капюшон, изображая усмешку:


— Фссс... В сссссторону Холмов Гигантов. Боюссссь, он долго не осссстановитсссся...


Я задумчиво почесал подбородок.


— Думаю, Лорда Хассана беспокоить из-за такой мелочи не стоит. Но сообщить Джеку ДеМуле все же придется... он пошлет кого-нибудь в город узнать, что этот «Сейд Шоуми» собой представляет... — я оглянулся на Смитсона. — А пока, подождем...


Ожидание не заняло много времени. Смитсон подошел, как только мы закончили разговор:


— Чего стоим? За работу!


Следующие две недели были заполнены напряженным трудом. В редкие минуты, когда мы не трудились над переводом, мой друг торчал в столовой, уточняя у жителей Цитадели подробности их изменений.


Смитсон расспрашивал Дженифер Пауэлл об «особенностях» превращения мужчины в женщину, приставал к другим, допытываясь, на что это похоже — иметь взрослое сознание в теле ребенка...


Частенько по утрам у него у него слипались глаза. На мои недоуменные вопросы, Смитсон сказал, что провел ночь, разговаривая с Лордом Томасом Хассаном:


— Мне всегда нравились кони! — ухмыльнулся он...


Отчет про содержателя цирка пришел через неделю после прибытия Смитсона.


— Глуп, как пробка! — презрительно сказал Джек ДеМуле, откинувшись в кресле. — Серьезной угрозы не представляет. Что он сам, что его компаньоны. Мы будем следить за ними, но вряд ли они снова осмелится мутить воду у Цитадели...


Однажды утром, к концу второй недели, со дня приезда Смитсона, я проснулся от оглушительного стука в дверь:


— Джон!! Это случилось!! Открой дверь!! — донесся сквозь дверь голос моего друга.


Я вскочил, думая, показалось ли мне, что голос звучит немного по-детски... или, скорее, по-женски...


Не угадал.


За дверью красовался мой старый друг, но с парой козлиных рогов... вернее, пока еще рожек, на голове. Черты его лица слегка исказились расплющенным носом, а уши расширились и заострились.


Он почти заблеял, но сумел сдержаться.


— Кажется, я вспомнил, как однажды ты назвал меня «старым козлом»!!


— Что-то не припоминаю, — с усмешкой соврал я.


— Не помнишь? Ну ладно, юный самец, — теперь я действительно старый козел! И, демон вас всех побери, уж я этим воспользуюсь!! — он направился в комнату, где мы работали над переводом. — А сейчас старый козел возвращается обратно к работе. Увидимся там!


Я не удержался и, рассмеявшись, начал одеваться.


Как хорошо снова быть вместе!


История 13. Жрица


Часть первая. Ритуал


Я касаюсь взглядом фитиля, и теплый огонек рождается во мраке...


Произнося слова, давно забытые миром, я шагаю вдоль бугристой стены, одним только взглядом даря свет застывшим свечам...


Как и тысячи раз до того, я приближаюсь к алтарю, шепча неподвластные времени слова.


Медленно, медленно...


Каждый жест выверен тысячелетиями.


Каждый шаг — судьбой.


Широко раскинув повернутые вверх ладони, я опускаюсь на колени — почтение и подчинение, демонстрирует мое тело силам, властвующим в мире...


Я жрица.


Я поднимаю голову, устремляя взгляд на алтарь.


На каменной плите лежит Его символ.


Простой деревянный брус, с двумя перекладинами.


В нем скрыта сила. Сила не подчиненная ни колдунам ни магам...


Я — и только я имею право и власть направлять эту силу!


Я жрица!


Едва слышно шепчу я слова, пришедшие ко мне сквозь мрак и свет прошедшего времени, пронесенные чередой моих предшественников...


Пламя свечей мерцает и колеблется, подчиняясь дуновеньям ветра, ветра из ниоткуда, ветра в никуда. Воздух потрескивает, насыщенный незримой силой и мой мех шевелится — как будто невидимая рука проводит ладонью по моим плечам.


Я снова склоняю голову...


Он пришел.


— Дитя мое... я рад видеть тебя...


Непроизнесенные слова приходят ко мне от сущности, стоящей за алтарем. Лицо его скрыто в тени, но запах... Запах его я узнаю всегда и везде!


— Мой Лорд... Вы пришли на мой зов... — шепчу я с привычной покорностью. Не подобает вести себя высокомерно перед такой могущественной сущностью.


И пусть в действительности он вынужден явится... И пусть мы оба знаем это...


Он пришел!


Он улыбается.


Всей шкурой чувствую я сияние его улыбки.


Как будто невидимая рука гладит мою шерсть, укладывая ее, шерстинка к шерстинке...


— Дитя мое, посмотри на меня...


Я поднимаю взгляд...


— Дочь моя, скажи, зачем ты звала меня?


Миг, равный вечности прошел, и я вспоминаю, кто я, и где я...


— Фермеры Метамора просят вашей милости, мой повелитель, — говорю я, опуская глаза к алтарю. — Погода этой весной очень плоха, дожди заливают поля, а лес наступает на расчищенные участки. От их имени пришла я сегодня. Прошу тебя, мой повелитель, помоги нам!


Он тихо смеется... Серебристый звук — отзвуки ласкового дождя, звон ручейка, шепот росы...


Я поднимаю взгляд!


Но в глазах Его печаль...


— Дочь моя, ты думаешь — это я послал дожди?..


Я вновь опускаю глаза...


— Лорд мой, воля Твоя направляет на эту землю дожди и солнце, когда считает необходимым...


— Это так, дитя мое... И все же... Не только я властвую в мире этом... Есть силы могущественнее... Есть силы слабее... А есть... К северу от Цитадели, на границе дубового леса умирает дриада... Один из фермеров расширил свои земли и срубил священный дуб — ее пристанище... Умирая, дриада обратила остаток жизни в месть...


— Ей еще можно помочь?..


— Дочь моя, нет такой магии, что могла бы сделать мертвое — живым... Дриада умирает, пусть даже смерть ее займет многие месяцы... И нет силы, что могла бы обратить время вспять...


— Но, что же нам делать, мой Лорд?


— Там, где была душа дриады, теперь пустота... Нельзя убить пустоту...


— Но ее можно... — я поднимаю взгляд...


— Но ее можно заполнить...— и Он вновь улыбается мне.


— Ей еще можно помочь!


— Я отметил путь, но пройти его можешь лишь ты... Ты моя длань в мире... Иди!


В последний раз Он дарит мне улыбку...


Пламя свечей опять колеблет ветер — Он исчезает.


Уходит сила, стихает ветер, гладивший мою шерсть.


Лишь на каменной плите алтаря, возле Его символа, Его знака лежит свиток. Письмо...


Я читаю имя на свитке.


Путь начался.


И вновь шепчу я слова, неподвластные времени, давно забытые миром...


Шаг за шагом, обхожу я бугристые стены святилища, взглядом гася трепетные огоньки свечей...


Медленно-медленно...


Каждый жест выверен тысячелетиями.


Каждый шаг — судьбой.


Путь начался!


Часть вторая. Тропа


Щелчки и свист разносятся по внутреннему саду. Прекрасна песня соловья... Маленькая серая птичка замерла на ветке плодового дерева и поет, поет, поет... Но существу, замершему над взрыхленной землей, некогда слушать чужие песни. Все его шесть рук заняты делом — нижние взрыхляют острыми когтями землю, средние заливают в лунки раствор, верхние сажают в грязь ростки и присыпают их корни. Ден, придворный садовник, саранча-морф, не склонен отвлекаться — дело, прежде всего!


— Смесь номер два, — скрипит Ден Д’Алимонте нижними жвалами, в такт движениям всех шести рук. — Азот, фосфор, калий, магний, бор и молибден...


— Все залить водой и вылить! — подхватывает скороговорку волчица-морф.


— В грядку, — соглашается садовник.


— Лучше в окно, — скалит белые зубы в улыбке жрица.


— Спорно, очень спорно, леди, могут пострадать невинные прохожие. Прошу прощения... Забыл ваше имя. Но все же, чем обязан вашему визиту?


— Мне нужен росток дуба. Молодой, способный прижиться на новом месте.


— Что ж леди, вы пришли по нужному адресу... и вовремя. Есть у меня такой росток, и я как раз собирался его выкинуть. Кто-то попросил меня вырастить его, а забрать не пришел. Не помню, кто... Ах, да, наш придворный алхимик, Паскаль. Интересно, зачем ей росток дуба?.. И, кстати, где ее письмо?.. — алхимик проходит к рабочему столу, стоящему прямо под плодовым деревом. — Странно, у меня никогда ничего не пропадает! Ни единой бумажки, а письма нет! Хм... Но, в любом случае, если вам нужен росток, то забирайте его.


— Как интересно... — скрывая понимающую улыбку, жрица трогает пушистой лапой практически голый, но толстый, плотный и какой-то низенький стебель молодого дубка, с розеткой свежих листьев на самой верхушке.


— Нижние листья у рассады нужно регулярно удалять, леди... — бурчит садовник, упаковывая горшок с ростком в сумку. — Тогда рассада не будет тянуться вверх, а вырастит толстый стебель и мощные корни... Вот вам лопаточка — вряд ли вы захотите копать землю вашими... коготками.


Садовник озадачено шевелит жвалами, разглядывая сумку, в особенности вышитый на боку двойной крест.


— Ладно, вот ваш росток. Еще неплохо бы заказать у Паскаль сыворотку ускорения роста... И не забудьте, высаживать нужно обязательно в сырую землю!


— Спасибо Ден Д’Алимонте! — говорит жрица, принимая сумку. Перекинув ремень через плечо, волчица-морф кладет лапу на плечо садовнику, взгляд жрицы вновь становится строгим и торжественным. — Солнцем и землей, дождем и ветром благословляю тебя, служитель жизни. Да не иссякнет источник в твоем саду, да не затмится тучами солнце, да принесет тебе ветер лишь свежесть и да уродят твои земли тучно и обильно!


Склонив голову, садовник, саранча-морф прижимает все шесть покрытых хитином рук к груди и, бормоча под нос очередную скороговорку, возвращается к работе:


— Что за пропасть? Жрица сумку вроде бы не приносила, у меня не было...


* * *


Женщина-дикобраз сидит за рабочим столом, над колбами и пробирками... Все они давным-давно чисто вымыты, и пора бы убрать их в шкаф — спрятать от пыли, но придворный алхимик все сидит, рассеянно вертя в лапах лупу и золотое кольцо с зеленовато-синим камнем, смотрит на пачку нотных книг, лежащих на уголке стола и мысли ее далеко...


— Паскаль... — пушистые волчьи лапы щекочут алхимику уши. — А ведь он красавчик, не правда-ли?


— О, да! — отвечает Паскаль. — Ой! Привет... Э-э-э... Кхм... Прости, я опять забыла твое имя... Мне говорили его сотню раз! Но я такая рассеянная... Извини меня...


Жрица, волчица-морф, скалит острые зубы в улыбке:


— Что поделать, такова моя судьба... Но хватит о личном. Мне нужна сыворотка ускорения роста, подходящая для дуба.


Паскаль встает и удивленно оглядывается:


— У меня есть такая, но откуда ты знаешь?.. — говорит она, подходя к одному из шкафов.


— Мне многое ведомо... — вновь улыбается жрица, прислушиваясь к слышимому ей одной журчащему смеху.


— А, понимаю! Это он для тебя заказал! Конечно для тебя! Зачем она Дену? Наш садовник занимается только внутренними садами Цитадели, где уж ему дубы выращивать... — алхимик на мгновение прекращает просматривать ряды реторт и оглядывается, задумчиво морща морду. — Вообще-то, мог бы и написать! Ну, что заказ для тебя. А то прислал письмо — ни здравствуй, ни прощай, сама посмотри... Хм... Где же... Я же его в карман... Ладно, потом найду. Наверное, переложила... Я такая забывчивая... Вот.


Паскаль достает из шкафа коричневую флягу. Толстостенная, тяжелая, как будто вырезанная из дубовой коры, фляга пахнет травой, теплой землей и чуть-чуть навозом. Пробка ее плотно заткнута и залита воском, а на боковине вырезан знакомый жрице символ — двойной крест...


— Странно... — опять морщит лоб Паскаль. — Я же точно помню, что переливала состав в стеклянную бутылку... Плоскую такую, зеленую... Напрочь не понимаю, откуда у меня фляга?.. Ну да ладно, свое дело сыворотка сделает, хоть ты ее в ночную вазу налей. То есть, хоть из ночного горшка под корень ростку вылей!


— Спасибо Паскаль! — улыбается жрица, бережно принимая флягу. Спрятав сосуд в сумку, волчица-морф кладет лапу на плечо алхимику, взгляд жрицы становится строгим и торжественным. — Солнцем и землей, дождем и ветром благословляю тебя, служительница разума. Да освежит тебя дождь в час жажды, да осветит солнце твой путь, да ляжет дорога тебе под ноги и да принесет тебе удачу ветер.


— Ага, пусть принесет... Удача мне пригодится! — Паскаль искоса бросает взгляд на стопку нотных книг, лежащих на столе.


— В делах сердечных, тебе удача не нужна — смеется жрица, закрывая за собой тяжелую дверь. — Все уже предопределено...


— Предопределено?! Что предопределено?! — Паскаль безуспешно дергает ручку двери, потом откидывает щеколду и выбегает на площадку винтовой лестницы. Но проход пуст, лишь журчащий, едва слышный смех тает в воздухе, да неизвестно как залетевший в древнюю башню ветерок ерошит жесткую шерсть меж длинных игл дикобраза-морфа...


* * *


Ладан горит, и пряный запах его наполняет воздух.


Свежий, зеленый дубовый лист лежит в центре пня — место концентрации сил.


Четыре стихии призываю я, четыре круга замыкаю я.


Первый круг черного песка со дна глубочайших пещер — символ земли. Второй круг синего песка со дна моря — символ дождя. Третий круг желтого песка из самого сердца южной пустыни — символ солнца. Четвертый круг голубого песка со склонов поднебесных гор — символ ветра.


Шум дождя, шорох веток, шелест ветра — все осталось там, за границами кругов. Здесь, в месте силы, лишь тишина и покой.


Я начинаю:


О Госпожа!


Хранительница леса!


Вершительница судеб жизни!


Услышь зов! Приди!


Холодный, промозглый, леденящий ветер ерошит мою шерсть.


Ветер, дующий только внутри круга.


Ветер ниоткуда, ветер в никуда...


Но как он отличен от Его ветра!


Там, в пещере, ветер нес запах весны, запах рассвета, аромат вечной юности...


Здесь, посреди летнего леса, ветер несет промозглый запах глубокой осени. Холод и стужа, без надежды и просвета. Запах будущего, которому не суждено свершится... Шелест опавших листьев, шорох ветвей. Мертвых ветвей, которым уже не суждено одеться весенней листвой...


Она пришла.


Я поднимаю взгляд от сморщенного и засыхающего листка, лежащего в центре пня. Она здесь — летящий вихрь желтых и черных дубовых листьев на миг принимает вид обнаженной женщины и тут же бессильно рассыпается полупрозрачной тенью...


И я слышу ее голос. Шуршащий, едва различимый, как шелест опавшей листвы:


— Зачем ты пришла жрица?.. Что еще вам нужно, люди?.. Вы убили мой дуб! Теперь умираю и я! Уходи!


— Госпожа... — мой голос пресекается, ибо я вижу тень смерти в ее глазах. Она еще жива, но день ее близок... — Госпожа, я пришла принести извинения... И возместить ущерб.


— В твоих силах сделать мертвое живым жрица?! — голос дриады на миг обретает силу урагана, ледяной ветер рвет из рук сумку и режет глаза. — В твоих силах оживить мое дерево?!! Ты пришла посмеяться над моей смертью! Уходи!


— Госпожа! Я... Я понимаю твое горе... Я... Я не могу исправить содеянное... И никто не может. Но... Я могу сказать — прости нас госпожа! Если это в твоих силах, прими мои слова... И мои дела.


Я открываю сумку — достаю лопатку, росток в горшке и флягу.


Вырыв ямку во влажной от дождя земле, я выливаю под корни дубовому ростку флягу.


Старый пень укроет росток от ветра.


Его корни послужат ростку удобрением.


Что ж...


Я гляжу на дриаду.


Ее тень, ее фигура, сотканная из мертвых и умирающих листьев, нависает надо мной, а ледяной, промозглый ветер рвет мою шерсть... Она шепчет, и шепот ее громом отдается в ушах:


— Как просто и как глупо! Неужели ты думаешь, жрица, что я смогу перейти в другое дерево?! Ты глупее чем...


Слова ее замирают, ибо что-то меняется в круге силы.


Меняется ветер.


Он все еще холоден и все еще несет запах безнадежной осени.


Но к запаху тлена и смерти примешивается аромат свежей зелени...


А в шелесте мертвых листьев ясно слышны отзвуки звонкого детского смеха...


В круге силы появился еще один вихрь.


Маленький и слабый, он весело скачет по мокрой траве, шурша листьями, принимая на миг облик то маленькой девочки, то пушистого котенка, тут же растворяясь кружением цветочных лепестков...


Я поворачиваюсь назад:


— Госпожа... Я не могу вернуть тебе утраченное. Я могу только дать надежду на продолжение. Так же, как люди продолжают себя в детях...


Вихрь мертвых листьев на миг замирает, принимая облик плачущей женщины... Женщина протягивает руки и навстречу ей бежит девочка. Кажется, я даже слышу голос:


— Мама, мама, смотри, что я нашла!..


Ладан погас, и пряный запах его развеялся.


Четыре круга разрываю я, четыре стихии благодарю я за защиту.


Первый круг черного песка со дна глубочайших пещер — символ земли. Второй круг синего песка со дна моря — символ дождя. Третий круг желтого песка из самого сердца южной пустыни — символ солнца. Четвертый круг голубого песка со склонов поднебесных гор — символ ветра.


Шорох веток, шелест ветра возвращаются в круг призыва.


Возвращается все... кроме шума дождя. Ибо дождя больше нет. Тучи, висевшие над Цитаделью, уходят.


Дело сделано. Путь пройден.


* * *


В Метаморе много жителей, и каждый имеет свои обязанности и свои таланты.


Одни сражаются с монстрами севера.


Другие шпионят и торгуют с людьми юга.


Я забочусь о другом — о тех невидимых сущностях, что окружают нас, проникают в каждый аспект нашей жизни. Я проситель к благожелательным божествам, защитник от злых, посол к нейтральным, неизвестным... и безумным.


Я — жрица.


У меня нет имени, ибо не нужно имя тому, чья суть — в служении.


У меня нет прошлого и нет будущего. Только вечное, непреходящее сейчас.


И сны.


В снах я вижу... себя.


Иногда у меня шесть рук и три глаза. И тогда я держу в руках копье и щит, и дротик, и лук...


А иногда я одета в странную одежду и стою на сверкающем полу, а звезды в круглых окнах колют мне глаза своим сиянием...


Но всегда я защищаю Цитадель.


Цитадель, которую сейчас называют Метамор.


И всегда я — жрица!


История 14. Мальвуази


— Что ты видишь, ученик?!


— Я...


— Ну же!! — зарычал Роберт Стейн, он же маг Пости. — Да что ты на меня уставился!! Прикрой глаза! Отринь мысли и чувства! А теперь — Что. Ты. Видишь?!


— Что-то... мигает... — растерянно пробормотал мальчик.


— Тьфу!! Это свет факела! Попробуй еще раз, ученик — и на этот раз смотри не глазами!


— А как, сэр?


Маг грозно нахмурился:


— Что значит как? Что значит КАК?!! Чем ты слушал вчерашний урок?! Задницей?! Где были твои уши?! Внутренним зрением, ученик! Магия исходит отовсюду, от каждой вещи! Но сначала ты должен увидеть ее! Ты можешь ее увидеть!! И ты ее увидишь, не будь я магом!!!


— Я... у меня... не получается...


— Madzentito marazmato! — несколько мгновений Пости раздраженно сверлил мальчика взглядом, потом тяжело вздохнул. — Ладно, маленький бездельник... придется тебе помочь.


Ученик облегченно вздохнул, на миг позволив себе расслабиться и улыбнуться, но тут же спрятал улыбку — словно свет фонаря, фитиль которого прикрутили, чтобы не заметил враг...


Тем временем, Пости направился к сундуку, задвинутому в угол у входной двери. Достав из кармана ключ, он широко раздвинул руки — и полы его плаща помешали ученику увидеть, как скользнула в сторону, открывая потайную скважину, дряхлая и пыльная на вид доска.


Щелк, щелк, щелк... Еще один поворот ключа, мелодично забренчали колокольчики, и крышка звучно ударилась в стену. Маг достал из глубин сундука плотно закрытый горшочек с мазью, снова забренчали колокольчики, едва слышно щелкнули ригели замка, встала на место отодвинутая планка...


Все.


Маг заговорщически усмехнулся сам себе. Он знал, что неофитам весь этот ритуал открытия магического хранилища казался некой мистерией. Хотя на самом деле это был еще один урок. Урок того, что даже самому сильному магу не стоит забывать о немагических средствах. В конце концов, любой базарный вор вполне владел непростым искусством отвлечения внимания. И магу оно может быть... небесполезно.


Вернувшись назад, маг открыл горшочек, и указательным пальцем подхватил чуть-чуть мази.


— Имя? — властно сказал он, подходя к ученику, который все еще завороженно смотрел на неприметный деревянный ящик.


Мальчик вздрогнул:


— Я... вы же... Рэндал, милорд.


Маг фыркнул:


— Не твое настоящее имя, олух! Имя, коим ты наречён при посвящении!


— С-Сполох, сэр…


— Сполох, хмм... — фыркнул маг, пряча улыбку. — Значит, власть над огнем?


— Да, сэр! — сказал мальчик и улыбнулся, заметив что настроение его учителя явно улучшилось.


— Гмм... ладно, посмотрим… — буркнул Пости, возвращая себе обычный хмурый вид. — Теперь закрой глаза, Сполох!


Мальчик с опаской посмотрел на мага, прищурился, но не закрыл глаза полностью.


Маг зарычал:


— Ты хочешь чему-нибудь научиться, ученик?!


— Да, сэр! Конечно, сэр!


— Тогда закрой свои треклятые глаза!!!


Теперь глаза Сполоха закрылись мгновенно.


— Сейчас, — сказал Пости, нанося драгоценное снадобье на веки мальчика, — будет немного больно. Так и должно быть — это не даст тебе привыкнуть к мази. Запомни, мальчик, магу нельзя, ни в коем случае нельзя зависеть от посторонней помощи! А иначе в один не очень прекрасный день ты даже стоять без неё не сможешь!


— Да, сэр...


— А теперь, — сказал Пости, закрывая банку, — открой глаза!


Сполох осторожно открыл глаза; его веки затрепетали, медленно поднимаясь — словно решетки крепости, не зная, кто окажется перед воротами — друзья или враги...


Свистящий вдох — глаза ученика широко распахнулись и Пости понял — его цель достигнута.


— Что это?.. — выдохнул Сполох.


Он увидел мерцающие, переливающиеся... тусклые и сияющие... фигуры... людей?! Людей... А еще... немного дальше он увидел сияющую фигуру лошади... Еще одну... еще... А вон собака... Да это же конюшня! Но ведь до нее полторы сотни шагов! А комната вся в дюжину...


Образы мерцали, словно тени без света. Плыли с места на место, переливались, меняли цвет...


— Ну, ученик? — услышал Сполох вопрошающий голос учителя. — Нравится?!


Мальчик повернулся к магу... и охнул, пораженный.


Там, где он видел дряхлого и ворчливого старика, теперь высилась светящаяся, пылающая, окутанная струящимся плащом фигура, на голову выше самого рослого воина Цитадели. Энергии, названий которых ученик еще не знал, омывали высоченную фигуру, истекали из нее струями серебряного огня, ручьями растекаясь по сторонам...


— У-учитель?..


Стейн хихикнул.


— Да, мой мальчик! Это я, твой дряхлый наставник! Вернее, мое астральное тело. Впечатлен? А теперь посмотри на себя.


Мальчик взглянул вниз, и замер...


Он увидел свои руки и грудь, переливающиеся живым огнем — вот только они пылал яркой зеленью и солнечной желтизной; как молодая листва, хорошо промытая весенним дождем, в блестках солнечных лучей; как свежая трава на тихой поляне, когда лучи солнца проникают сквозь листву старых дубов...


— Этот отблеск, — сказал маг, заметив, что мальчик сморит то на свой огонь, то на его, — свет невинности, сияние юности... К сожалению, со временем он пропадает... А теперь скажи мне, — сменил тон Стейн, — ты видишь вон те образы? Полупрозрачные, расплывчатые, разных цветов, они плавают вокруг... Вглядись хорошенько и выбери тот, что тебе нравится.


— Ч-что? О... о да, сэр!


— Хорошо, — усмехнулся маг. — Поймай один из них!


Мальчик растерянно оглянулся по сторонам.


— Да, ты!! — загремел Стейн; его голос раскатился, громыхнул горным обвалом... До невозможности громкий, в этом странном месте. — Насколько я знаю, ни других учеников, ни духов, ни демонов к которым я мог бы обратиться, поблизости нет! Так что я, по-видимому, обращаюсь именно к тебе! Ну же, попробуй взять один!


Сполох кинутся вперед... и тут же врезался в стену — та, хоть и выглядела совершенно прозрачной, но была такой же твердой, как и всегда.


Маг вздохнул:


— Потянись мыслью! Вот так! — сказал он и протянул руку вперед. Размытый, полупрозрачный клубок; синий, водянистый; сам собой поплыл к руке учителя...


Увидев это, Сполох так же потянулся вперед, и... и светящийся клубок, теплый, пушистый, уютный как рыжий котенок, лег в ладонь ученика.


— Хорошо! — сказал Стейн. — Это дух огня — выбранного тобой элемента. Теперь поднеси его к свече на столе.


Мгновение Сполох стоял неподвижно.


— Да шевелись же! — зарычал Пости.


Сполох осторожно двинулся вперед, приблизившись к конической свече, стоявшей в канделябре. Протянув руку, он поднес светящийся клубочек к свече.


— Фитиль!! — раздраженно рявкнул маг, — прикоснись к фитилю!!


Сполох передвинул образ выше... Фитиль едва слышно затрещал, затлел... и вдруг вспыхнул.


— Получилось... — выдохнул Сполох. — В самом деле, получилось!!


Внезапно пламя погасло, сбитое появившимися из ниоткуда брызгами воды. Быстро оглянувшись, Сполох заметил серьезный взгляд учителя.


— Неплохо, — сказал маг. — Неплохо... для начала. Со временем ты... но я забегаю вперед. Итак, это, — он махнул рукой в сторону размытых клубков, плавающих вокруг, — элементали.


Сполоху показалось, что от последнего слова, произнесенного учителем, дрогнул воздух в комнате, и не только воздух — по несокрушимым каменным стенам пробежала упругая волна, словно от упавшего в воду камня...


— Элементали — суть кирпичики, из которых построено все сущее. Научившись брать и использовать их — по отдельности или в комбинации с другими, маг может в широких пределах изменять все что угодно...


— Со временем, — продолжал маг, снова начиная прохаживаться, — ты научишься удерживать в руках больше элементалей, научишься их изменять и приспосабливать... Ты сможешь, потянувшись мыслью, положить элементали туда, куда захочешь, даже не прикасаясь к ним... Но сначала, — со зловещей улыбкой добавил он, — тебе придется смыть мазь с глаз и повторить сделанное без нее!


* * *


Когда Сполох закончил умываться, и вытирался грубым полотенцем, в дверь постучали.


— Входи! — раздраженно буркнул Пости.


Дверь открылась, и они увидели неприметного серого человечка — секретаря герцога Хассана.


— Маг Роберт Стейн... — прошелестел человечек, — лорд желает видеть вас немедленно.


Пости нахмурился. Он догадывался о причине столь внезапного собрания...


— Магус тоже вызван?


— Да, — невозмутимо кивнул секретарь. — А также Электра, Паскаль и прочие маги...


Пости коротко фыркнул. Он никогда не понимал придворного алхимика. Эксперименты с древесными соками и вытяжками из листьев... Смешивание, растирание... А-алхи-ими-ия. Правда, учитывая ситуацию...


Пости кивнул человечку:


— Очень хорошо. Сообщи милорду, что я буду, как только смогу... Чего ты еще ждешь?! Собираешься отвести меня силой?!


Секретарь слегка скривил губы в подобии улыбки:


— Разумеется нет, лорд чародей.


Когда он направился к двери, Пости снова нахмурился. Вести о предстоящей войне уже приходили в Цитадель и придворные маги в принципе подготовились к войне. Могла ли ситуация ухудшиться? Что ж, посмотрим, что скажет лорд герцог...


Маг повернулся к ученику.


— Итак, Сполох, я не смогу остаться, чтобы понаблюдать за твоими успехами. А в мое отсутствие ты не должен пользоваться магией...


— И поэтому, — быстро добавил он, когда Сполох расплылся в довольной улыбке, — я хочу, чтобы ты заштопал три плаща, возьмешь в моем одежном сундуке; наполнил мой личный фонарь маслом и забрал мазь у аптекаря. Еще не забудь подмести пол и смахнуть со всех углов паутину. А когда закончишь, — Пости с ухмылкой следил, как лицо ученика вытягивается по мере перечисления заданий, — до моего возвращения можешь чем-нибудь развлечься!


С этими словами маг сунул горшок волшебной мази в сумку на поясе и вышел из комнаты.


* * *


В зале собраний маг Пости сразу же унюхал экзотический букет запахов, распространяемый Паскалем. Запах горелого дерева, смешавшись с эманациями сока каких-то экзотических листьев и с ароматом чего-то непонятного, но пряного и острого, образовали совершенно особую, бьющую в нос, выжимающую слезы композицию...


Алхимик уже разместился за столом совещаний; его разноцветная одежда сегодня щеголяла прожогами и пятнами золы. Сидящий напротив Магус, как обычно одел скромную коричневую рясу и в данный момент рассеянно глядел в пространство.


Другие маги тоже заняли места.


Во главе стола неподвижно замер герцог Томас Хассан.


Маг склонил голову:


— Милорд...


— Входи, Пости, — сказал герцог.


Маг сел в конце стола напротив герцога, аккуратно расправив одежду — чтобы избежать появления складок.


Усевшись, он расслабился, ожидая первого слова Томаса.


— Думаю, вы уже знаете, о чем будет разговор, — вздохнул герцог.


— Насож, — буркнула Электра.


— Все верно. Ночью прибыл посланник — войска короля разбиты, командующий, лорд Кромарти убит. Остатки войск отступают к юго-востоку... К нам. Войско Насожа движется следом. Друзья... На его пути остались только мы. Если он прорвется к югу...


За столом воцарилась мертвая тишина.


Цитадель Метамор, веками ограждала цивилизации юга от чудовищ, злобной магии и армий севера. И веками же, северные земли, как какая-то бездна, порождали новые и новые армии, злобных магов и чудовищ...


К сожалению, магическая природа Цитадели не имела прямого защитного эффекта. К тому же Цитадель зависела от окружающих ее фермерских угодий, и от поставок продовольствия с юга...


— Помощь? — спросил Пости.


— Спешно собираются ополчения, и остатки королевских войск, но... — скривил губы лорд. — Силы Насожа будут здесь уже через несколько дней, тогда как ополчению и армии Короля только на дорогу понадобится минимум месяц. Если не больше.


— Мы сможем продержаться? — буркнул Паскаль, и его черная от сажи рука сжала подлокотник кресла. — Я хочу знать, как долго мы сможем?..


Получив кивок от герцога, заговорил неприметный серый человечек, до того стоявший позади кресла лорда Хассана:


— Имеющихся запасов пищи хватит на пять-семь недель — согласно подсчетам ДеМуле. При жестком нормировании и отсутствии непредвиденных обстоятельств, вполне возможно, что мы сумеем продержаться до прибытия подкрепления...


Слово «возможно» повисло в воздухе, словно призрак, прекращая все разговоры одним своим присутствием...


— Стены цитадели высоки и еще ни один враг не смог их разрушить. Мы сможем отражать атаки вражеских войск долго, очень долго. К сожалению, не могу сказать того же об их магии. Здесь уже придется трудиться вам.


Маги почти одновременно кивнули. Они уже мысленно перебирали свои знания в поисках чуда, способного помочь Цитадели...


— Электра, твой ученик, Сарош сообщал что-нибудь?..


— Да милорд, — улыбнулась магесса. — У него все прекрасно. Он выздоравливает от простуды и продолжит путь в течение двух-трех недель. В зависимости от погоды.


По зале прокатилась волна смешков.


— Что-ж... — улыбнулся Хассан. — Хоть у кого-то все хорошо. Продолжай пересказывать ему все происходящее. И передай мой приказ — если войска Насожа возьмут крепость... возвращаться сюда будет нельзя. Пусть скроется на подвластных королю землях. Либо... на землях захваченных врагом. В любом случае, ему предстоит перезакреплять заклинания самому, каждый год. И передать знания ученикам. Все понятно?


— Будет исполнено, милорд.


— Прекрасно. А теперь все свободны, джентльмены! — устало вздохнул герцог.


Проводив взглядом уходящих магов, лорд Хассан повернул голову к секретарю:


— Сообщи Джеку ДеМуле, что я хочу с ним поговорить.


— Да! — добавил лорд Хассан, когда тот поклонился и шагнул к выходу, — еще, вызови нового каптернамуса, Джонатана. Он, кажется, увлекается археологией. Пусть принесет записи по истории Цитадели.


— Слушаюсь, милорд...


* * *


— Вы звали меня, милорд? — длинноногий, тощий, весь какой-то нескладный и пугливый мужчина просунул голову в щель, сам оставаясь за дверью.


— Да, Джонатан, — ответил лорд Хассан. — Входи, усаживайся и подожди немного.


Ученый едва успел занять указанное кресло, как в дверь опять постучали.


— Войдите!


В комнату заглянул секретарь:


— Милорд. Мистер ДеМуле прибыл.


Томас кивнул:


— Зови.


Неприметный человечек отступил в сторону, впуская главного интенданта Цитадели. Низенький, но очень плотный, и потрясающе громогласный, ДеМуле слегка напоминал оживший каменный блок — такой же квадратный, упрямый и, в общем-то, даже красивый... Красотой каменной стены.


— МИЛОРД? — громыхнул он. Звякнули стекла, задрожала дверь, а секретарь герцога привычным движением заткнул уши.


— Входи, Джек. Садись, — сказал Томас, указывая на кресло рядом с ученым. — Итак, Джонатан расскажите нам, что вы узнали об истории Цитадели Метамор.


Джон, внезапно оказавшийся в центре внимания, на мгновение замер под внимательными взглядами, потом откашлялся:


— Откуда я должен начать, милорд?


— С самого начала, — сказал Томас.


Джон кивнул:


— Ну... — он еще раз сверился с записями и заговорил тоном лектора. — Древнейшая история Цитадели Метамор документально не зафиксирована и до сих пор не поддается восстановлению. Но однозначно установлено, что Цитадель находилась здесь еще до начала письменной истории в какой-либо форме.


В самых древних записях название Цитадели звучало несколько иначе. Тинеды не были гуманоидами и их язык поддается звуковой расшифровке с большим трудом, но можно передать их название Цитадели звукосочетанием «М'Таммур». Причем, как следует из косвенных данных, это название заимствовано из еще более древнего источника.


На протяжении прошедших тысячелетий название менялось: «М'Таммур» — «М'Таммор» — «Метаммор». И наконец, примерно четыреста лет назад, впервые зафиксировано употребление современного варианта названия — «Метамор».


Первые документально зафиксированные исследования Цитадели были проведены во времена Элдина Толстого, в архивах его царствования мы нашли описания многих необычных особенностей Метамора. К примеру, описание щита, который предохранял от проникновения внутрь в любой точке, кроме главных ворот...


— Этот щит, — прервал его герцог, — мы сможем применить его для защиты?


— К сожалению, — вздохнул Джонатан, переворачивая страницу, — в те времена магические инструменты не отличались тонкость и аккуратностью... и тогдашние маги тоже. Увы, щит исчез при попытке исследовать его структуру. Все попытки воссоздать его оказались безуспешными...


— Уточни, — обронил лорд Хассан.


— Щита уже не было во времена царствования короля Годвина, приблизительно четыреста лет назад, — сказал ученый, поправляя сбившиеся очки, — и разумеется, нет его и теперь...


— Так... — кивнул герцог. — Что-нибудь еще?


Джонатан нервно откашлялся.


— М-м... К сожалению, из-за непрерывных войн документальные свидетельства последующих исследований практически не сохранились, и многие знания были утрачены... А планомерные исследования Цитадели не ведутся даже и сейчас. К сожалению, мои разработки более чем любительскими назвать нельзя. Хотя даже они позволили мне оценить истинные масштабы того грандиозного чуда, в стенах которого мы имеем честь обитать.


— И КАКОВЫ ЖЕ ОНИ? — спросил Джек ДеМуле.


— Они невероятны! — сказал Джон, бросая оставшиеся записи на стол. — Внешняя оболочка Цитадели, кажется нам всего лишь обычной каменной структурой, и сохраняет более или менее постоянный облик... Хотя и здесь есть расхождения. Но внутренняя часть демонстрирует нам почти бесконечные изменения... и это просто чудесно!


Герцог Хассан кивнул:


— Да... Я помню, в годы моей молодости население Метамора начало увеличиваться... Но, сколько бы новых жителей замка не прибывало, комнат хватало всегда. И таверна...


— Помещение таверны появилось, когда вам было шестнадцать, милорд, — забыв об этикете, уточнил Джонатан. — А так же лаборатории алхимиков и магов, жилые комнаты магов, зимний сад, южный внутренний дворик и восточный парадный зал... Есть документально зафиксированные свидетельства, что иногда помещения появлялись еще до того, как люди узнавали о том, что приедут сюда... — ученый перевел дыхание, и собрал записи в стопку.


Лорд Томас на мгновение задумался.


— Все, что вы нам рассказали прекрасно, но может ли Цитадель производить что-либо необычное... в помощь ее защитникам?


Археолог печально покачал головой:


— К сожалению, милорд, мы не знаем... Вполне возможно, что в стенах цитадели укрыто магическое оружие неимоверной мощи, способное смахнуть наших врагов с лица земли, как пыль со стола, но увы... Ни величайшие маги прошлого, ни нынешние маги не смогли найти ничего, хотя бы приблизительно напоминающего такое. Пример тому — царствование предыдущей династии, которая не смогла противостоять силам, пришедшим с Холмов Гигантов. Вы должны знать эту историю, милорд, ведь именно ваш дед вновь отвоевал крепость. Учитывая ситуацию, мне бы тоже очень хотелось найти что-либо, способное помочь в битве нашим войнам или магам, но, увы...


Лорд Томас вздохнул, и повернулся к коменданту:


— Джек, — хмуро сказал он, — как обстоит дело с обороной?


Джек на мгновение задумался.


— ЕСЛИ НЕ СЛУЧИТСЯ НИЧЕГО, ИЗ РЯДА ВОН ВЫХОДЯЩЕГО, — сказал он, — МЫ СМОЖЕМ ПРОДЕРЖАТЬСЯ ОЧЕНЬ ДОЛГО. ВОЗМОЖНО НЕ ОДИН МЕСЯЦ. РАЗУМЕЕТСЯ, ЕСЛИ НЕ ВМЕШАЮТСЯ ВРАЖЕСКИЕ МАГИ...


Герцог кивнул.


— МИЛОРД, — вздохнул Джек, — МОЖНО МНЕ СКАЗАТЬ ЕЩЕ?


Лорд Томас улыбнулся:


— Естественно, для того мы здесь и собрались.


Джек покосился на Джонатана.


Лорд Томас, заметивший многозначительный взгляд интенданта, согласно кивнул и обратился к ученому:


— Джон, ты можешь идти!


Джонатан, заметивший обмен взглядами, вздохнул и направился к двери.


— МИЛОРД, — сказал Джек вполголоса... все равно громковато... ну, да ладно, — БУДЕТ ЛИ РАЗУМНО ДЕРЖАТЬ ЗДЕСЬ ВСЕХ ЭТИХ... ХУДОЖНИКОВ И ВСЯКИХ ПИСАК... В ТАКОЕ ВРЕМЯ?


Лорд Томас скивился:


— Джек... своими музыкантами и художниками двор Хассана известен всему королевству. Я не могу вот так просто отказать им в своём покровительстве...


Джек продолжал мрачно смотреть на герцога.


Томас вздохнул.


— Да, Джек, — наконец сказал он, — я все понимаю. Сократив двор, мы без проблем продержались бы до прибытия сил Короля. К сожалению, — сказал он, прежде чем Джек успел вставить хоть слово, — у нас уже нет времени на то, чтобы разместить их где-нибудь в другом месте, даже имей мы такое...


Джек порывисто вздохнул.


— МНЕ НЕ НРАВИТСЯ, ЧТО В ЦИТАДЕЛИ ТАК МНОГО ВСЯКИХ... ОСОБЕННО СЕЙЧАС!


— Мне тоже, — сказал Томас печально, — мне тоже...


Джек вышел из приемной герцога погруженный в мрачные мысли. Грядущее сражение обещало быть нелегким...


Внезапный толчок вырвал его из размышлений. Перед ним стоял Паскаль, придворный алхимик, все еще попахивающий едким дымом.


— А! — сказал странный маленький человек. — Господин ДеМуле! Я как раз хотел с вами поговорить!


— ПАСКАЛЬ! — громыхнул Джек. — У МЕНЯ СОВЕРШЕННО НЕТ ВРЕМЕНИ!


— Это займет всего мгновение, комендант! Пожалуйста!


Джек вздохнул:


— ТОЛЬКО БЫСТРО!


— Ээ... — сказал алхимик, отряхивая с рукава разноцветного балахона сажу, — понимаете... я только что занялся серией экспериментов, которые требуют прохлады и сухости. А моя лаборатория в нынешнем состоянии вообще ни на что не годится... Честно говоря, там жарко и сыро! И вот, я вынужден постоянно отвлекаться, чтобы поддерживать ровное пламя в ходе моего эксперимента...


— СЕЙЧАС Я НЕ МОГУ ПОМОЧЬ ВАМ С ПЕРЕСЕЛЕНИЕМ! — нахмурился Джек ДеМуле


— Нет-нет-нет!! — замахал руками Паскаль. — Я справлюсь сам! Всего лишь позвольте мне воспользоваться ненужной офицерской кают-компанией, караульным помещением или будкой часового. Какое-нибудь прохладное, сухое место без окон.


Джек раздраженно фыркнул. Ну, самое подходящее время! Цитадель может быть атакована в любой...


Ха!


— НУЖНА ПРОХЛАДА? — ухмыльнулся Джек.


— Да, да! Именно, прохлада! — закивал алхимик.


— СВЕТ?


Паскаль пожал плечами:


— Нет! Простой свечи будет вполне достаточно. Понимаете, я осаждаю вытяжку...


— ДА-ДА, КОНЕЧНО! — прервал алхимика Джек. — ЕСТЬ ПОДХОДЯЩЕЕ МЕСТО! ИДИТЕ В КАРАУЛКУ И СКАЖИТЕ, ЧТО Я РАЗРЕШИЛ ВАМ ЗАНЯТЬ КОМНАТУ ДЛЯ ОХРАНЫ МЕЖДУ ВОРОТАМИ ОДИН И ТРИ!


— Один и три?


— ДА.


— Спасибо! — сказал Паскаль, тряхнув руку Джека. — Большое спасибо! Заходите на следующей неделе, и сможете увидеть результаты! — с этими словами алхимик повернулся на каблуках, стряхнув с разноцветного балахона еще немного копоти, и ушел, в сторону караулки.


Джек насмешливо хмыкнул, потом поморщился, и вытер руки платком. Одним махом решены две проблемы — Паскаль получил лабораторию, а Цитадель — отвлекающую уловку для захватчиков, которые обнаружат дверь возле первых ворот...


* * *


Маг и его ученик готовились к очередному дежурству в заклинательной палате. Не в первый раз... И к сожалению не в последний.


— Не забудь запасной мелок для магического круга! — строго сказал Пости.


— Да, сэр, — послушно ответил Сполох.


Осада Цитадели шла уже несколько недель. Простые атаки сменялись магическими, потом снова в дело шли войска...


Укладывая в сумку негасимые свечи, он на мгновение остановился.


— Учитель?


— Да? — отозвался Пости, оторвавшись от проверки магических трав.


— Кто такой Насож?


— Кто такой...? — старик повернулся и изумленно взглянул на мальчика, но потом выражение его лица смягчилось:


— Ах да... ты же еще совсем молод, чтобы помнить те времена... — вздохнув, Пости присел на кровать и продолжил. — Что-ж, тогда послушай...


— В магии много путей ведущих к силе, — начал рассказ маг, — некоторые легкие, некоторые трудные. Некоторые простые, некоторые сложные. И велик, невероятно велик соблазн пойти легким, простым путем...


— Насож, — продолжил маг с ноткой презрения в голосе, — просто кретин... О, не смотри так удивленно! Да, Насож силен. Сильнее любого другого мага. Возможно, сильнее трех магов, действующих сообща...


Он вздохнул, когда у Сполоха отвисла челюсть.


— Насож — маг-недоучка, изгнанный собственным учителем, за... В общем, было, за что. Потом он нашел, — и освободил, — дух великой силы, и еще большего зла. В обмен на дарованную силу, дух потребовал жертвы. Кровь и жизни людей...


Как это ни прискорбно, Насожу идея пришлась по душе.


К счастью для нас, его главная слабость — отсутствие знаний. При всей его чудовищной мощи, дарованной покровителем, сам Насож разбирается в магии даже меньше тебя сегодняшнего.


— Но почему тогда все так обеспокоены? — спросил Сполох, растерянно наморщив лоб.


Пости вздохнул.


— Сполох, — сказал он, — хотя истинно то, что ни один маг не должен слишком зависеть от любой поддержки, чтобы она не стала для него костылями, — так же правда и то, что иногда костыль может обеспечить преимущество...


Маг на мгновение задумался.


— Посмотри на это таким образом, — наконец сказал он. — Ты идешь по двору, и встречаешь мальчика, старше тебя на несколько лет, и который хочет тебя побить. Ты знаешь о том, что он медленно соображает. Кто победит в драке?


— Он.


— И почему?


— Потому что он силь... о!


— Вот именно, — сказал Пости печально. — До сих пор мы отражали все атаки Насожа. Но если ему удастся всего одна-единственная хитрость, и он сумеет провести через нашу защиту, хотя бы одно заклинание — его мощь просто сметет нас... — Маг встал и взял сумку. — Когда Насож приходил в последний раз, он еще не был серьезной угрозой. В основном он использовал огонь, пытаясь сжечь все дотла — довольно примитивная стратегия, которой легко противостоять.


— А сейчас? Мы уже дежурили несколько раз, какую магию он использует сейчас? — спросил Сполох.


Пости грустно улыбнулся.


— И сейчас его магия не стала сложнее. Она столь же сильна и столь же проста, но...


— Но?


— Но три форта, на пути к Холмам Гигантов, он уже захватил. А ведь там были маги не слабее меня...


Внезапно прозвучал сигнал рога. Пости тревожно обернулся.


— Атака... — прошептал он. — Еще одна атака...


Повысив голос, он позвал ученика:


— Сполох! Быстрее! Поспешим в палату заклинаний!


* * *


Насож улыбнулся, глядя на магическую модель Цитадели Метамор; в тусклом свете дня его глаза хищно блеснули.


Казалось, само солнце сегодня избегает его взгляда, скрывшись за тучами...


— Скоро... — прошептал он. — Еще чуть-чуть... ты чувствуешь, как близка победа?


— Да... — голос, словно шипение раскаленного угля, гаснущего в воде, голос тени, тени, которой не нужен свет. — Да... Близко... Твой план великолепен...


— Не сомневаюсь! — самодовольно сказал Насож.


Он шевельнул пальцами, и иллюзия поблекла как раз в тот момент, когда в шатер вошел один из его помощников.


Насож холодно взглянул на вошедшего.


Человек торопливо поклонился.


— Очередная атака началась, повелитель Насож...


Насож улыбнулся.


— Превосходно, — сказал он. — Но в этот раз, все будет по-другому. Ты готов?


— Да, повелитель Насож, — сглотнув, ответил помощник.


— Тогда начнем!


Тень, не имевшая источника, выскользнула из ниоткуда, и часть ее, словно впиталась в тело помощника...


— ДА!!!! — выдохнул тот, когда все его, доселе тщетные мечты о власти над магией обрели жизнь... но внезапно замер, даже не дыша...


Он смотрел, — и это было всё, на что он был способен, а Насож шагнул ближе, и властно сжал ему горло.


— Одной мыслью, я могу заставить тебя не дышать. Одним жестом я могу превратить тебя в лепечущего идиота... Помни об этом, — зловеще улыбнулся Насож, — и никогда не смей даже подумать о предательстве!


Насож упивался чужим страхом. Он знал, что оба его помощника действительно верят в то, что он разделит с ними власть после того как раздавит этого глупого и ничтожного короля. Такая наивность...


— Иди! — сказал Насож, и человек исчез.


— Помни... — прошелестела тень. — Помни о договоре...


— Я помню! — сказал Насож с улыбкой. — Жизнь за жизнь!


* * *


— Поторопись, Сполох! — рычал Пости, рывком распахивая ворота заклинательного покоя. — У нас мало времени!


— Пости!! — закричал Магус, когда они возникли перед ним. — Быстрее, быстрее!!


Двигаясь с необычной торопливостью, два мага приступили каждый к своей работе. Пока Магус рисовал меловой круг на полу и дополнял его символами, Пости собрал вместе травы и порошки и приказал Сполоху наполнить древесным углем жаровню, в центре комнаты.


Внезапно Пости оглянулся по сторонам:


— Паскаль! Где Паскаль?!


* * *


В тихой комнате с каменными стенами Паскаль осторожно поставил на стол наполненный древесным соком поднос и установил проволочный каркас так, чтобы нижние проволочки были покрыты соком. Потом, достав из сумки письменные принадлежности, он начал писать в журнале:


— Эксперимент №19... — ложились на бумагу аккуратные строчки. Оторвавшись от письма, Паскаль еще раз обдумал предстоящий опыт, даже не подозревая об очередной тревоге, надежно огражденный от нее толстыми каменными стенами. — Я должен попытаться сформировать субстанцию, известную как латекс, в форму, пригодную для использования...


* * *


— Нет времени! — ответил Магус, завершая последний символ. — Начнем без него!


Пости повернулся к ученику:


— Сполох, встанешь в круг!


— Но, учитель, я...


— Да, Сполох, — сказал Пости тихо, — нам нужен третий источник силы. Просто внимательно слушай все, что я буду говорить, и делай это внутри круга. Ты понял?


— Х-хорошо, сэр...


— Вот и отлично.


Пости отвернулся и вздел руки, начиная магическое действо, а Сполох задумался — нормально ли это — так бояться своего первого обряда...


* * *


— Насмешник!


— Да, милорд?


— Насмешник, сообщение Джеку, в главные ворота. Скажи ему, что слуги не видели, чтобы Паскаль входил в заклинательный покой.


— Не обижайтесь, милорд, но почему вы думаете, что Джек может знать, где прячется этот учёный мухомор?


— Потому что если комендант крепости не знает, где находится маг, призванный защищать эту крепость, во время атаки, то грош цена и этому коменданту и этой крепости! Иди! Быстрее!!


* * *


Волна атакующих накатила и прежде чем маленькие гуманоиды были отброшены, они успели уничтожить часть защитников первой линии обороны. Маленькие, слабые и глупые лутины, поодиночке не представляли опасности для воина, но собери их достаточное количество в одном месте — и получишь армию.


Волна лутинов была похожа на поток муравьёв — она будто бы и не двигалась, но, тем не менее, переливаясь, накатывалась на всё новые и новые территории, дальше и дальше...


Взбираясь на стены, Лутины не пользовались лестницами, больше полагаясь на собственную силу и природное умение, они карабкались вверх, цепляясь за малейшие неровности, и продвигались очень, очень быстро...


Солдаты внутри Цитадели перегруппировались, сосредоточившись возле мест прорыва врага. Опомнившись, оставшиеся защитники первой линии быстро искрошили на куски первую волну, в то время как ножики карликов бессильно звякали о доспехи солдат.


На очищенные участки выдвинулись лучники, их длинные луки запели мелодию смерти, с шипением выпуская стрелы...


Находясь позади своего войска, Насож зарычал...


Если бы Лутины были более эффективны, его армия не лишилась бы припасов, которые фермеры сожгли при его приближении. Тогда Цитадель можно было бы сорвать словно зрелую сливу... Впрочем, никуда она не денется и теперь!


А перед захватом столицы стоит расспросить его союзника, быть может, он сможет изменить лутинов так, чтобы они стали сильнее и страшнее в сражении...


Его рычание стихло, и сменилось довольной улыбкой, когда он в очередной раз проверил золотистый купол защитного заклинания, окружавший Цитадель. Лишь чуть сильнее, чем в уже захваченных фортах.


«Преимущество одиночки в том, — хищно улыбаясь, думал он, — что никто не ожидает появления у тебя союзника...»


— Отзывай лутинов, — мысленно шепнул Насож своему другу. — Мы достаточно измотали врагов ложными атаками... Пришло наше время!


* * *


Так же внезапно, волна лутинов откатилась, раздвинувшись, словно вода перед носом корабля, когда в передний ряд вышли три высокие фигуры. Лучники сделали залп, но их стрелы лишь бессильно отскочили в стороны, или еще на подлете рассыпались в пыль.


Когда фигуры начали петь, и вокруг них возникла поглощающая свет аура, солдаты начали молиться...


Внезапно пение прекратилось.


И мир изменился...


* * *


В комнате с каменными стенами самка дикобраза, укутанная разноцветной тканью, лизала древесный сок с подноса — жертва наложившихся друг на друга заклинаний...


С другой стороны толстенной каменной стены, черная змея то сворачивалась в кольцо, то разворачивалась, в растерянности крутясь на месте, ибо разум покинул существо, еще недавно бывшее женщиной по имени Насмешник...


В одной из комнат замка кролик, всего мгновение назад бывший придворным писателем, лениво покусывал перо, слизывая капли сделанных из овощей чернил...


В комнате герцога конь задумчиво жевал занавеску, в то время как в оружейной крыса грызла сделанные из оленьих сухожилий тетивы висящих на стенах луков...


В библиотеке замка лис и олень растерянно оглядывали себя, больше не понимая назначения лежащих вокруг пергаментных свитков...


Во дворе на землю рухнул мул; его копыта больше не могли держаться за лестницу, и он больше не умел ею пользоваться...


Во вторых воротах воцарилось иное безумие.


Здесь на земле лежали женские тела гротескных очертаний. Распухшие словно в кошмарном сне женские фигуры, без проблеска мысли в глазах, осознававшие единственную цель — ублажить мужчин, которые придут к ним...


В третьих воротах был слышен громкий плач; младенцы, погребенные одеждой, в которую всего мгновение назад они были одеты, звали матерей, которые не придут никогда...


Насож торжествовал — потому что он уже победил.


* * *


В ритуальной палате тоже царил хаос...


В то же мгновение, когда произошло изменение в первых воротах, маг Пости пошатнулся, пытаясь устоять на ногах. Его бедра развернулись назад, ступни вытянулись, а пальцы заострились и потемнели, превращаясь в копыта. Рядом взвизгнул Магус, когда пышный лисий хвост прорвал его штаны...


Сполох потрясенно пискнул, глядя на свои руки, уменьшавшиеся на глазах, превращавшиеся в мышиные лапки.


— Нее-ее-еет!!!! — пронзительно завопил-заржал Пости. — Дее-ее-ржись!!! Не... теряй... концентраааааациииййййууу!


— Я старррраюсь!!! — прорычал Магус, кисти рук которого укоротились, а редкие волосы на коже сменились густым черно-рыжим мехом. — Кннн... — проскулил он, прежде чем снова обрел голос. — Khinn`t hha`ard’ i-innnn!..


Мысли Пости туманились под ударами чужой силы. С каждым мгновением он часть за частью терял самого себя...


И тогда он решился на отчаянный шаг...


i-innnn!..


Насож зубасто улыбнулся, когда золотистый купол над Цитаделью начал мерцать, таять, сокращаться...


Через мгновение лутины уже были на стенах, и вскоре ворота распахнулись.


Шествуя через двор, Насож развлекался, кидая клубки огня в испуганно мечущихся животных — бывших защитников его нового замка. Их крики музыкой звучали в его ушах.


Как только они откроют остальные ворота, лутины получат в награду мясо животных и детей, а женщин можно будет использовать... по-другому.


i-innnn!..


— Спо-спо-спо-спо-спооооооолох! — заржал/закричал Пости. — Дос-дос-дос-тань! Су-су-сууумка!


Когтистой лапкой Сполох проворно залез в сумку на поясе своего учителя, на котором едва держались последние обрывки клетчатых штанов.


— Скорее!!! — завизжал Пости со всем неистовством жеребца, — Намаж! Это! На! Мои! Глаза!


Магус скривился, когда, испугавшись вопля, Сполох уронил банку.


i-innnn!..


— Сейчас! — приказал Насож ближайшему лутину. — Открыть все ворота!


i-innnn!..


Став теперь куда короче, Сполох нагнулся, и зачерпнув полную лапу мази из черепка, вскарабкался на изменившегося учителя, намазав его закрытые веки. Потом — на всякий случай — он намазал ею и себя самого и Магуса.


Внезапно магический круг ярко вспыхнул, и медленно, очень медленно золотой купол начал восстанавливаться...


i-innnn!..


Насож хмыкнул и поднял руку, останавливая лутинов, уже открывших ворота.


Кто-то пытался восстановить защитное заклинание.


Насож хмыкнул еще раз и сконцентрировал поток силы своего друга...


i-innnn!..


Магус пришёл в себя первым:


— Сполох, быстрее!! — рявкнул он. — Мой жезл! Я оставил его на столе!


Продолжая поддерживать поток энергии насколько, насколько это было возможно в такой ситуации, Сполох метнулся к столу.


Когда когтистая лапа сжала рукоять, мерцающая аура, окружавшая его, вспыхнула с новой силой...


i-innnn!..


Насож нахмурился. Чародеи противника все еще сопротивлялись.


Купол еще уменьшался, да, но теперь гораздо медленнее.


Потянув вперед руки, он послал двойной луч энергии, пронзивший купол. Его поглощенные тенью помощники тоже подняли руки и метнули вперед двойные лучи, вкладывая в них энергию собственных жизней...


i-innnn!..


Магус завизжал, когда новая волна вражеской магии заставила его мех струиться под порывами невидимого ветра.


— Скорее!!! — взвыл он, повернув морду к Сполоху. — Поставь его в огонь!!


Сполох воткнул нижнюю часть жезла в угли, стараясь установить его строго вертикально. Странно, но соприкоснувшись с жезлом, пламя изменило цвет и стало холодным...


И стоило Сполоху поставить жезл вертикально, как верхний конец вроде бы деревянной палки засиял и начал менять форму. Весь жезл задрожал, качнулся из стороны в сторону, выворачиваясь из лап...


Увидев, что ученик едва справляется, Пости добавил к борьбе свои копыта и свою силу... Жезл вытянулся вверх еще на несколько дюймов, засиял сильнее, когда в его верхней части столкнулись противостоящие потоки энергии.


В этот момент и Магус положил лапы на жезл, и последним усилием они удержали его. Теперь жезл, словно рукоять огромного зонта, был увенчан куполом золотистого мерцающего света, пылающим, словно маленькое солнце...


Золотистая волна прошла от посоха к стенам палаты и дальше, прозвучал мелодичный гул — словно невидимый молот ударил в неощутимый гонг — и внезапно Пости понял, что снова может стоять прямо...


Когда золотистый свет пронесся через двор, Насож пронзительно завопил, но в тот, же миг появившаяся из ниоткуда тень накрыла его:


— Прочь!.. — прошипела тень, унося колдуна к северу, в сторону Холмов Гигантов. — Про-о-о-о-очь...


Во всех воротах золотистый свет немного изменился, в каждом проходе приняв собственный оттенок.


В третьем проходе уцелевшие лутины были изрешечены стрелами, а потом разорваны на части разгневанными амазонками, которые выместили свой гнев и унижение на отрядах Насожа...


Во втором проходе на стенах внезапно появилась молодежь, чьи юные мускулы, направляемые зрелым умом и многолетним боевым опытом, быстро очистили внутренний дворик.


А в первом проходе шло сражение, подобного которому человеческие глаза еще не видели... Зубы, когти, и копыта защитников буквально разодрали в клочья всех вошедших в ворота лутинов...


Осада Цитадели Метамор закончилась.


* * *


Со времени Сражения Изменения прошло время, и жизнь в Цитадели Метамор вернулась в привычное русло...


Почти.


— ЧТО-О?!!!!


— Джек, — возблагодарив богов и одну чудесную настойку (из неприметного старого сундука) за дарованное ему терпение, Пости в сотый раз начал с начала, — поверь, я пытался! Как ни чудесно это тело, я и сам предпочел бы снова иметь большие палцы!


— НЕТ, ТЫ ПОСЛУШАЙ! — взревел Джек, ныне уже не столь красивый, как раньше, но все еще столь же громогласный... даже более чем громогласный... и менее чем красивый... Хотя как посмотреть, самке обезьяны-ревуна он, наверное, понравился бы... — ВСЕ, ЧТО Я ХОЧУ ЗНАТЬ — ПОЧЕМУ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ИЗМЕНИТЬ МЕНЯ НАЗАД?!


Пости вздохнул, еще раз мысленно возблагодарив богов... и чудесную настойку...


— Джек, я бы и сам хотел это знать... лучшее, что я могу предположить — что заклинание Насожа как-то смешалось с защитным заклинанием, произведя частичное возвращение, которое мы теперь имеем... Сама Цитадель тоже могла повлиять на заклинания. К сожалению, мы еще не закончили исследований...


— А ТЫ ПОНИМАЕШЬ, — гневно взвыл комендант, — ЧТО ПОЛОВИНА НАШИХ СОЛДАТ НЕ ИМЕЕТ БОЛЬШИХ ПАЛЬЦЕВ? КАК ОНИ ДОЛЖНЫ ДЕРЖАТЬ МЕЧИ?!


— Джек, — устало сказал Пости, — предлагаю тебе обсудить этот вопрос с кузнецом...


— ОТЛИЧНО, И ГДЕ ОН?


— Он... он был в третьем проходе... — вздохнул Пости. — И теперь она в кузнице, надо полагать...


— Всем доброе утро! — раздался бодрый и явно женский голос. — Кто-нибудь может объяснить мне, что произошло?


Повернувшись, они увидели, большую самку дикобраза, одетую в знакомую разноцветную одежду, сейчас оттопыренную мехом, иглами и... В общем, в груди одежда ему... ей была явно мала.


— Паскаль?! — изумленно спросил Пости. — Ты... Так, похоже, ты попал под два заклинания сразу.


— Да! — восторженно ответил... ответила Паскаль. — Ты не поверишь, мне так нравится это изменение! Хотя я понятия не имею, какова его причина, я немедленно отправляюсь в назад, чтобы начать эксперименты... о, это напомнило мне... Джек, я никогда не говорил тебе о своем...


— Паскаль! — завопил Пости... похоже, благословение богов, а может благословенная настойка... в общем, они уже выдохлись. — В прошлом месяце сюда вторгся Насож!!


— Что, правда?


Маг несколько секунд таращился на алхимика... потом кивнул.


— Мы победили?


— В каком-то смысле... да, — неохотно буркнул Пости.


— БРМ! — проворчал Джек. — НЕТ БОЛЬШИХ ПАЛЬЦЕВ, УЙМА ШЕРСТИ, КАЗАРМА ПАХНЕТ, СЛОВНО ПТИЧИЙ ДВОР... НО МЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОБЕДИЛИ!


— Джек!! — зарычал Пости. — Я сделал все, что мог! Все! Моя магия позволяет нам менять форму в пределах эффекта заклинания Насожа! Большего я не могу!! Смирись! Это навсегда!


— НАВСЕГДА... — растерянно громыхнул Джек.


Пости глубоко вдохнул, и в разговор тут же встрял... встряла Паскаль:


— Ну, это же так просто! Джек, в принципе маг может наложить одно заклинание на другое, правда, рискуя смешать их, как художник рисует одну картину поверх другой. А может даже стереть заклинание вообще... Ну как художник стирает рисунок с холста. Но тут есть проблема. Маг легко может стереть свое заклинание. С чужим все сложнее... Как минимум, нужно преодолеть силу, вложенную автором.


— Угу... — буркнул Пости. — А заклинания Насожа наложились на защитные заклинания самой Цитадели. И смешались с ними! И теперь его заклинания питает силой сама Цитадель! А она сильнее любого мага!! Понимаешь?


Джек вздохнул:


— ДЕЛО ЯСНОЕ, ЧТО ДЕЛО ТЕМНОЕ...


Пости похлопал его по меховой спине.


— Могло быть и хуже! Ты слышал про нового повара, который прибыл наутро после... — Пости умолк, когда со стороны поварни донесся пронзительный, закладывающий уши свиной визг...


История 15. Вернуть солнце


Бронзовый дракон спит...


Но беспокоен сон его.


Тревожны ночные грезы.


Ибо нависают над Цитаделью тяжелые тучи.


Ибо холодный дождь трогает древние стены...


* * *


Сарош беспокойно повернулся во сне...


Придворный метеомаг и дракон-морф, он всем существом «чувствовал» беспокойное, тревожное настроение погоды вокруг Цитадели Метамор. Что-то заставляло облака оставаться на месте гораздо дольше, чем они того хотели; они отчаянно стремились уйти и Сарош ощущал их нетерпение. Облака любили блуждать по небу, плывя по воле ветра с места на место, любили разглядывать новые пейзажи и совершенно не выносили длительных остановок...


Со времени изменения, Сарош часто поднимался вверх, расслабляясь в потоках восходящего воздуха, и слушал бесконечную болтовню облаков. Не всегда понимая, о чем они говорят, он купался в их чувствах, всей кожей воспринимая восхищение, удивление, а иногда даже случайные всплески ужаса или гнева, сопровождающие рассказы...


Но с недавнего времени основными чувствами стали скука и растерянность. И Сарош забеспокоился. Он знал — если облакам надоест какое-нибудь место, то может пройти очень, очень много времени, прежде чем они захотят туда вернуться. И тогда на место дождей придет засуха...


Сарош пытался помочь облакам двинуться дальше. Он поднимался вверх и подталкивал их, используя метеомагию. Но тщетно — что-то держало тучи на месте, что-то очень сильное, намного сильнее его самого, даже когда он соединял свои силы с силой ветра.


Он проводил часы в библиотеке, изучая способы управления погодой, и пытаясь определить, кто может быть настолько силен. Список выходил коротким и пугающим.


Первым номером в нем стояли могущественные заклинания, управляющие погодой на южном плоскогорье, но они явно были не причем. Перезакрепляя их, на прошлой неделе, Сарош рискнул и рассмотрел потоки энергий настолько близко и подробно, насколько осмелился — но не обнаружил никаких отклонений. Кроме того, те чары действовали только над плато, а облака застряли в окрестностях ферм, вблизи и над Цитаделью.


При одной только мысли попытаться договориться с любой другой сущностью из списка, по его длинному позвоночнику пробегал мороз; он хорошо знал контролирующие чары, их возможности и ограничения — но иные сущности, и их приемы управления были для него полной загадкой...


Проснувшись, Сарош изменил форму с полного дракона на человекоподобную и вышел на балкон.


Глядя вниз, он видел людей и морфов, занимающихся повседневными делами. Сфокусировав глаза на существах внизу, он заметил жрицу. Чем-то явно озабоченная, она как раз выходила через ворота, в сторону ферм. Явление редкое, даже можно сказать удивительное — молодая и симпатичная волчица обычно сиднем сидела в своем капище, показываясь наружу далеко не каждый день.


Мысленно пожав плечами, Сарош изменился в полную форму — покрытого бронзовой чешуей дракона. Сегодня он собирался провести маленький эксперимент.


Взлетев, дракон направился к центру закрывшей небо плены облаков, и снова попытался мысленным усилием подтолкнуть их. Ничего не получилось, но Сарош не огорчился — его цель была другой. Он хотел выяснить, откуда идет сопротивление, хотя бы приблизительно. Однако, едва он успел ощутить, что оно идет снизу, как облака двинулись с места! Сопротивление исчезло! Обрадованные облака поспешили уплыть как можно дальше, и Сарош всем сердцем поддержал их. Наполненный их радостью, дракон летал вокруг, подталкивая самых медлительных магией...


Он упивался восторгом, мысленно предвкушая возможность хорошо выспаться, пока случайно не взглянул вниз. На опушке дубового леса, возле свежего пня он опять увидел жрицу. Волчица-морф как раз подняла сумку, лежавшую возле пня старого дуба, сунула туда пустую зеленую бутылку и пошла в сторону Цитадели.


Сопротивление снизу, свежеспиленный пень, жрица, остатки стихийной и жреческой магии, ясно видимые дракону-магу... Разрозненные факты начали складываться воедино, как разорванная картинка.


Дриады!


Спикировав, дракон приземлился рядом с волчицей.


— Сарош! Что ты здесь делаешь? — легонько улыбнулась жрица.


«Я пытался понять, что мешало облакам покинуть это место. Похоже, ты знала больше меня... Дриады, не так ли?» — спросил он мысленно.


— Вполне возможно... В любом случае, проблема уже решена.


«В таком случае, спасибо!»


— Я всего лишь исполнила свои обязанности...


«Возможно, но тем самым ты устранила возможную засуху и избавила от серьезных проблем наших фермеров, а значит и всю Цитадель Метамор! Хочешь, я отнесу тебя обратно? Правда я без ремней, но обещаю лететь медленно и осторожно!»


Она склонила голову и дернула острыми ушами, обдумывая его предложение.


— Ну... Если осторожно... Тогда, да!


Сарош наклонился, подставив колено так, чтобы получилась ступенька. Жрица устроилась между шипами на спине — чуть впереди крыльев.


«Готова?»


— Готова!


«Держись крепче!» — послал он мысль


Подождав пару секунд, пока ее когти вцепились в шкуру, он раскинул крылья и слегка присев, прыгнул в воздух...


Сарош приземлился на главном дворе и, ссадив волчицу, изменился к своей наиболее человеческой форме.


«Позволь мне еще раз поблагодарить тебя. Но уже от меня лично! Спасибо! Знаешь, облака были просто в восторге! И я то-оже... — сказал он, с трудом сдерживая зевок. — Если ты не против, я пойду немного посплю... Из-за этой погодной проблемы я совсем лишился сна...»


Она улыбнулась еще раз, показывая острые белые зубки:


— Конечно, Сарош. И спасибо, что подвез меня...


История 16. Гильдия писателей. Часть вторая, боевая


В очередной раз потрогав мех на спине, Мишель тяжело вздохнул...


Он уже давно проснулся и теперь лежа в постели, вспоминал удивительные встречи и невероятных личностей — Коперник, Маттиас, Паскаль... особенно Паскаль! Ой...


После завтрака и боевой тренировки Мишель снова отправился бродить по коридорам. Это занятие ему никогда не надоедало — разве может быть скучно в неизменно изменчивом и изменчиво неизменном месте, да еще с такими... хм... персонами... вот как эта... этот... это... Мимо юноши как раз прошествовал, или прошествовала почти семифутовая саранча.


Впрочем, знакомые морды и лица тоже попадались. К примеру, тот же Маттиас... А вот и он сам — вынырнув из неприметного отнорка коридора, придворный писатель едва не столкнулся с Мишелем. Неизменная обгрызенная палка, куча пергаментных свитков, серо-коричневая шерсть, голый розовый хвост и длинные зубы — крыса-морф Маттиас увидев Мишеля, насторожил уши и весело пропищал:


— Эй, привет, Мишель! Что у нас плохого?!


— О... Чарльз! Да нет, ничего, гуляю, вот...


Крыс подмигнул юноше:


— Все еще интересно? Спорю на свой хвост — расскажи тебе кто про Цитадель Метамор раньше, ни за что бы не поверил!


— Не знаю... наверное...


Маттиас поправил охапку пергаментов и легонько хлопнул юношу обгрызенной палкой по предплечью:


— Тогда, может быть, присоединишься ко мне? Я направляюсь на очередное собрание Гильдии Писателей. Пойдем, посмотришь, познакомишься, себя покажешь!


— А... Спасибо... А мне можно? Я же не в гильдии... То есть не вступал... — Мишель почему-то заподозрил, что Маттиас пытается его туда заманить... странно...


— Поскольку тебя приглашаю я, проблем не будет. Идем!


— Ну... ладно, — пробормотал юноша.


— Отлично! Тогда помоги мне тащить вот этот хлам, он ужасно тяжелый! — с этими словами Маттиас подал Мишелю груду пергаментов.


Тот взял их и, рассматривая ровные и красивые (а кое-где — кривые и корявые) письмена, обратил внимание на один из свитков. Изящные, чуточку вычурные строки, тисненая бумага с гербом, рисованные буквицы... Кто-то очень постарался, оформляя этот свиток.


— Чарльз... а что здесь?


— О, это истории, написанные соискателями места в гильдии! Хлам полный, годится только на растопку каминов... но встречаются и интересные мысли! Правда, мало...


— А... вот тут, сверху, такой красивый...


— Ну-у-у... Это уже написал я. Сегодня собираюсь представить на собрании Гильдии. Некоторые исследования, изложенные в нехронологическом порядке, — на ходу ответил Маттиас.


— А... что значит "в нехронологическом"? — спросил Мишель


Тем временем они уже вышли во внутренний двор, под теплые лучи утреннего солнца. Двор был наполнен жизнью и движением — бабочки парили над ближайшей клумбой с розами, лавандой, ноготками и бархатцами; дети играли с обручами и палками, гоняя их по булыжной мостовой; птицы чирикали в ветвях яблонь, что росли вдоль каменной стены... Ветерок мягкой лапкой тронул ноздри юноши, принес такие насыщенные и яркие, почти вещественные ароматы...


Запах зреющих яблок, теплых, нагревшихся на солнце, хрустящих, еще зеленых...


Запах земли, тяжелой, маслянистой, чуть сыроватой, пронизанной ходами дождевых червей и корнями...


Нежный запах плюща и камней, нагретых солнцем — Мишель вдруг ясно вспомнил каменную арку, осыпанную яркими пурпурными цветами...


Юноша неожиданно осознал, что его нюх стал острее и... избирательнее? Да, именно так, избирательнее, точнее — Мишель смог различить оттенки отдельных ароматов, смог выделить отдельный запах самого плюща — чуть затхлый, совсем слабый и запах цветов и даже запах нагретых солнцем камней... Мишель подумал, — интересно, а может ли Чарльз различить разную каменную кладку по запаху? — но так и не решился спросить...


— "Нехронологически" означает, что все происходит не в том порядке, в котором это случилось.


— Что?..


Маттиас засмеялся:


— Ладно, это действительно немного запутанно! Дело в том, что события в этой истории описываются не в том порядке, в котором они происходили. Иногда говорится о событиях будущего, а иногда о том, произошло в прошлом... Улавливаешь мысль?


— Думаю... да, — Мишель взглянул на крыса, который как раз стачивал резцы, грызя палку. — А зачем так? Разве не удобнее рассказывать от начала до конца?


— Чаще всего да, но иногда, для определенного эффекта или для усиления интереса читателя, лучше излагать события в ином порядке.


Тем временем они направились в сторону приземистого здания. Низкое, широкое, богато украшенное, оно вытянулось вдоль юго-западной стены Цитадели. Подойдя ближе, Мишель увидел грозный гранит толстых стен первого этажа, мраморные балюстрады второго этажа, смешные статуи курносых крылатых созданий с собачьими мордами на крыше и парадный вход, украшенный вычурной резьбой и серебряной чеканкой над дверью — перо, чернильница и свиток, символы гильдии писателей.


— А... Как давно ты уже пишешь? — рассеянно спросил Мишель, рассматривая здание.


— О, с тех пор как оказался здесь, — признался Маттиас.


— Да... А до того, нет?


Маттиас смущенно прижал пушистые уши, куснул палку и сказал:


— Вообще–то, я всегда дружил со словом... правда, не относился к этому серьезно, пока не оказался в Цитадели Метамор...


— А почему... в смысле, как... ну, в общем передумал?


— Ну, когда твое тело меняется, с сознанием происходит то же самое... — вздохнул Маттиас, и что-то тихо пробормотав про себя, принялся яростно грызть палку, пока отгрызенный кусок не упал на каменную дорожку...


Мишель почувствовал пробежавшую по спине дрожь, и понял, что прикоснулся к опасной теме. Даже больше — ему показалось, что он почувствовал в воздухе какой-то странный запах. Запах, заставивший шерсть на спине встопорщиться, как под порывом холодного ветра... Похоже, Цитадель наградила его не только мехом и тонким нюхом...


— Мы войдем здесь? — спросил Мишель, подойдя к парадной двери.


— Я уже несколько лет не входил через парадные двери... — вздохнул Матиас. — Я проведу тебя через мой вход.


— У... тебя есть свой собственный вход?!


— Конечно! В конце концов, я ведь магистр гильдии!


— Я слышал... ты только один из трех... — растерялся Мишель.


— Технически да, но у меня есть право вето. А еще я могу изменить любое решение совета гильдии, если пожелаю, и это тоже мое право... право основателя гильдии... хотя должен признаться, пользуюсь я своими правами нечасто, — ответил Маттиас, подходя к боковой, куда менее внушительной двери.


Открыв замок маленьким ключом, он впустил юношу внутрь.


— Первоначально это была казарма гарнизона Цитадели, но дед герцога Хассана, отвоевав Метамор, построил другую, на противоположной стороне, а эту забросили. Организовав гильдию, я должен был подыскать для нее помещение. Мне предлагали комнату или две, в стенах главного здания, но я предпочел реконструировать это. Конечно, пришлось повозиться, но посмотри — какой простор! Сколько места! Какие стены, какие двери! Что, по-сравнению с этим, какие-то там пара комнат, пусть даже и под боком у герцога?!


Мишель тем временем осматривал вестибюль — зал, примыкающий к парадным дверям, окруженный маленьким альковами, в которых теперь стояли полки с книгами и свитками. Юноша представил на месте полок стойки с мечами, луками, и другими смертоносными инструментами... Он даже разглядел пятна ржавчины на полу, там, где много лет стояли доспехи...


Альковы перемежались дубовыми дверьми. В торцовой стене — высокая, двойная дверь, украшенная замысловатой резьбой с символикой гильдии и по две двери в боковых стенах.


— Боковые двери — это кабинеты магистров гильдии. Доктор Шаннинг работает там, — крыс-морф указал на дверь с вырезанной звездой — Правда, большую часть времени она проводит в башне и здесь ее застать очень трудно. Но на еженедельные собрания она все же спускается. Фил работает вот тут, его дверь без украшений.


О, кстати... а может и некстати, но Фил сегодня на собрание не придет. Он сейчас в патруле. Ну, да ладно, переживем... Третий кабинет, вот видишь, вырезанную головку сыра? Мой. Торцевая дверь ведет в главный зал. И помни, — это место было просто казармой! — последнюю фразу Маттиас проговорил, уже распахивая двойные двери.


Помещение, когда-то предназначенное для проживания солдат гарнизона, теперь было полностью переделано. Посреди широкого зала, облицованного белым мрамором с черной отделкой, освещенного через потолочные окна-фонари, застыли составленные в круг большие столы. Вокруг столов, придвинутые и отставленные, а кое-где и опрокинутые на пол замерли кресла, самых разных форм и высоты. На столах высились стопки пергаментов и бутылки чернил — напротив каждого кресла.


— Как видишь, члены гильдии уже начали собираться, — сказал Матиас, идя к столу.


И действительно — многие места были заняты, и публика собралась самая необычная. Хотя, как посмотреть... Для данного места, пожалуй, наоборот — самая обычная. С десяток животных-морфов, самых разных форм и расцветок, перемежались женщинами, весьма и весьма женственными... иногда так даже чересчур... и детьми.


Однако Маттиас уже подошел к своему креслу и позвал Мишеля. Кресло крыса-морфа сразу привлекало внимание — узкое, но очень высокое, оно явно предназначалось специально для Маттиаса.


Чарльз залез на сидение, и кивнул сидевшей рядом гусыне-морфу.


— Привет, Чарльз! Цветешь и пахнешь?! — слегка склонила голову высокая и худощавая гусыня. Мишель прикинул — при всем своем росте, а она возвышалась абсолютно над всеми в зале, весила гусыня не более ста фунтов. Ну, может быть, сто десять... и то вряд ли.


Однако гусыня, похоже, была очень рада видеть Маттиаса.


— Спасибо, почтенная! — улыбнулся Маттиас.


Бросив изгрызенную палку на стол, крыс-морф повернулся и увидел Мишеля, тот все еще топтался в дверях.


— Мишель! Раз сегодня Фила не будет, займи его место. И давай сюда свитки! Мне они сейчас понадобятся.


Мишель сел в кресло, понимая, что выглядит нелепо. Аккуратно положив пергаменты, он откинулся на спинку кресла и вновь ощутил упругость меха на спине...


Маттиас кивнул:


— Прежде чем я продолжу, разреши мне представить тебя одному из магистров гильдии писателей. Мишель! Имею честь представить тебе почтенного доктора Джохан Натаниэль Мельхиор Шаннинг Фрейдих Фернандес Себастьен (де ла Фонтейн)! Почтенная! Это Мишель, — с недавних пор обитатель Цитадели!


Гусыня-морф чуточку высокомерно склонила голову на тонкой шее:


— Ты можешь звать меня доктор Шаннинг.


— Да, мэм, — улыбнулся Мишель.


Эту даму юноша до сих пор не встречал. Большинство обитателей Цитадели и большинство из присутствовавших он видел как минимум однажды, но эта доктор Шаннинг была ему незнакома.


Незаметно для себя Мишель оказался вовлечен в неторопливую беседу — гусыня-морф оказалась весьма обаятельной особой, и умело направляла разговор. В то же время к собранию присоединялись все новые и новые существа. Отвлекаясь от разговора, Мишель заметил, любопытные взгляды в его сторону и тихие обсуждения — никто не проявлял назойливого любопытства, но посматривали на юношу почти все. Сидеть в центре всеобщего внимания и любопытства оказалось самую чуточку неуютно, как на сквозняке...


Тем временем Маттиас взял в руки серебряный молоток, ударил по столу и объявил заседание открытым,


Последовавшие два или три часа оказались самыми скучными в жизни Мишеля. Нет, конечно же, не скучнее кое-каких фермерских занятий, но все же, все же... Правда, стоит признать, некоторые из представленных историй были совсем неплохи, а пара коротких рассказов Маттиаса почти великолепны, но общее впечатление оказалось тягостным. Небольшое разнообразие вносили лишь комментарии магистров — зачитав или выслушав очередной рассказ, доктор Шаннинг или Матиас разражались потоком иногда смешных, иногда язвительных, иногда просто деловых замечаний, указаний и советов. Кроме того, иногда магистры спорили друг с другом — в основном о том, можно или нельзя показать данное произведение герцогу Томасу Хассану.


Все это было запутанно, монотонно и настолько далеко от повседневной жизни, что Мишель потихоньку начал клевать носом...


Внезапно шум голосов резко изменился и юноша поднял голову. Похоже, общее обсуждение уже закончилось, писатели разбились на отдельные группки и в одной из них назревал скандал. Толстоногий, с мощным хвостом и маленькой головой, весь какой-то треугольный писатель схватил со стола чернильницу и запустил ею в собеседника — черно-рыжего лиса...


— ТИХО! — рявкнул Маттиас. — Здесь вам не латеранский ученый диспут! Нечего друг друга за шерсть хватать, чернильницами лупить, и чернилами поливать! Хотите выяснить отношения — марш на ринг! Да чтоб без трупов мне!


Толстоногий, которого кто-то назвал словом «руу», одним гигантским прыжком оказался в отгороженном веревками квадрате — в конце зала. Остальные писатели потянулись следом.


Мишель вопросительно посмотрел на Маттиаса.


— Что происходит?


Маттиас фыркнул:


— Литературная дискуссия! Если литературные аргументы кончаются, в ход идут кулаки. Мы ведь все бойцы, а форму надо поддерживать...


Кстати, Хабаккук сейчас чемпион, победитель последних двух турниров. Ненавижу... это так бессмысленно!!


Шаннинг наклонила клюв в сторону Маттиаса:


— Только потому, дорогой мой, что ты не способен оценить простую забаву и удовольствие, которое получают от этого писатели. Не обязательно стимулировать разум интеллектуальными вещами, чтобы дать ему пищу для работы.


— Но обязательно ли стимулировать его мордобитием?!.. — фыркнул Маттиас.


Тем временем Хабаккук уже вовсю разминался, боксируя с тенью.


Шаннинг пожала плечами:


— Ну что-ж, похоже жертва Хабаккука с тобой не согласна. Нахум почему-то решил, что у него есть шанс.


— Лис? Хм-м-м...


Черно-рыжий лис с пышным рыжим хвостом изящно перепрыгнул загородку, выпрямился и поиграл мускулами.


Маттиас еще раз осмотрел обоих бойцов и покачал головой:


— Нахум сильный и быстрый, но Хабаккук не просто так стал чемпионом гильдии... он справится.


Шаннинг хмыкнула, взяла со стола молоток и, ударив по столешнице, провозгласила:


— Начали!


Бойцы бросились друг к другу и обменялись первыми выпадами — пока еще разведочными, не в полную силу.


Оглянувшись, Мишель заметил, что Маттиас старается не смотреть бой, — он уставился в пол и яростно грыз палку, которая стремительно уменьшалась...


Зато Шаннинг глядела за двоих, восхищенно покрякивая и охая, когда Нахум и Хабаккук обменивались особенно мощными ударами.


Бойцы сперва казались равными по силе, но приглядевшись, Мишель обнаружил, что руу-морф Хабаккук сильнее, массивнее и мощнее бьет, а лис-морф Нахум бьет слабее, но берет свое скоростью и ловкостью — зачастую сильные удары противника приходились попросту в пустоту. Некоторое время исход боя колебался, но потом руу провел удачный удар и пока оглушенный лис приходил в себя, добавил еще парочку...


— Победа руу Хабаккука! — провозгласила магистр Шаннинг.


— А... Знаешь, Чарльз, ты был прав — руу победил! — сказал Мишель.


Маттиас снова взглянул на сцену; его глаза на мгновение встретились с глазами Хабаккука.


Руу оскалился:


— Эй, Чарльз, хочешь бросить мне вызов?


Маттиас яростно укусил палку:


— Нет!


— О, я не буду тебя калечить...


— Извини, Шупар, не в этот раз... — прошипел Маттиас, оскалясь и тяжело дыша.


— Ну пожалуйста! Я закончу ту историю, что ты заставлял меня писать прошедшие три года! — попросил Хабаккук, видимо очень желая вызвать главу гильдии на ринг.


Чарльз сжал кулак и грохнул по столу с такой силой, что столешница треснула пополам.


— Я СКАЗАЛ НЕТ!!! Найди себе другого!!


Хабаккук кивнул, пряча зубастую усмешку:


— Прошу прощения если оскорбил вас, магистр... Вы в своем праве.


Маттиас кивнул, но ничего не ответил.


Шаннинг печально покачала головой и, наклонившись клювом к розовому уху крыса-морфа, прошептала:


— Почему бы тебе не принять вызов? Позволь ему побить тебя... этим ты сохранишь свое лицо!


— Ты же знаешь что я пацифист! — гордо ответил Маттиас.


— Да — в данный момент! — загадочно ответила Шаннинг.


Повернувшись, Чарльз зарычал на гусыню:


— Что ты хочешь этим сказать?!!


— Ничего. Просто высказываю свое мнение. Хочешь, я сама скажу плотнику, что нам снова нужно ремонтировать твой стол?


С явно видимым усилием Чарльз взял себя в руки и заговорил почти спокойным голосом:


— Почтенная... пожалуй, не стоит. Я сообщу сам.


Шаннинг кивнула:


— Извини. Я не хотела тебе напоминать...


— Я понимаю. Просто наслаждайся боем, — Маттиас указал на Хабаккука, который уже вновь боксировал, на этот раз с молодым волком.


Мишель отметил в памяти пару интересных моментов беседы, но решил оставить на потом выяснение тайн прошлого Маттиаса — бой молодого волка и руу был очень интересным...


История 17. Возвращение домой


Глава 1


Корин, десятник городской стражи, наблюдал, как медведь уходит из таверны в компании Ниссы, городской целительницы.


— Говорю вам, — сказал он... и сказал громко, — это добром не кончится! Этот выблядок из Метамора явился в город вместе с Честером и Эдуард умер, не прожив и трех часов! А Нисса и Честер ничего не сделали!


Согласное бормотание пронеслось над столами. Большинство сидевших в таверне, а сидели там, в основном городские стражники, заинтересованно прислушались. Один из стражников даже ответил:


— Корин, демона тебе в глотку, говори вполголоса! Мало ли кто услышит! Городского мага только на нашу голову не хватало!


Говоривший, молодой стражник, оглянулся по сторонам, убеждаясь, что городской маг Эллкарана не стоит где-нибудь незамеченный.


— Натан, ты конечно парень, что надо, — скривил рот десятник, — а если помолчишь, когда старшие дело говорят, будешь и еще лучше! Говорю вам! Этот медведь заколдовал Честера! Я сам все видел! Я в воротах стоял, когда они в город вошли! Представляешь, заявил, что он сын нашего алхимика! И Честер его поддержал! Медведя-то! И вообще, Честер, как вернулся, странный какой-то стал! Его околдовали!!


Несколько секунд за столом царила почтительная тишина...


— Демоны их всех раздери, именно так! — грохнул кружкой об стол Джаред, гвардеец местного графа. — Я видел эту Цитадель собственными глазами, Корин прав!!


Натан восторженно уставился на Джареда:


— В самом деле? Расскажи, как оно там?


Джаред нахмурился:


— Бррр... Жуть! Везде эти женщины... одеты как проститутки... Суккубы, воистину суккубы! Ходят там, почти голые! Жопами виляют, зазывают!! Представляешь?!! А еще полулюди-полузвери! А то и вообще звери! А ведут себя как... Одно слово, оборотни!! А еще там есть дракон! А может даже два! И любой, кто пробудет там дольше недели, тоже будет проклят!!


— Демонские ублюдки, это точно они! Честер поехал в Метамор искать сына Эдуарда, тогда-то его и околдовали! Опоили и околдовали!!


Натан оглянулся на Корина:


— А вдруг медведь действительно Христофор?


Стражники за столом возмущенно загудели, а кто-то выкрикнул:


— Да что мы Криса что ли не знали?! Не он это!!


— Тихо! — Корин еще раз стукнул кружкой. — Пусть так! Пусть этот проклятый медведь — Христофор, сын Эдуарда! Но не слишком ли быстро умер его отец?! Эдуард болел два года, и тут вдруг взял, да и умер! Надо же так случиться, всего через три часа после приезда его сына! Какое печальное совпадение!!


Натан слегка побледнел, но ничего не сказал в ответ...


* * *


— Крис?


Я узнал голос — Алекс, один из пажей лорда Хассана. Красивый парень лет пятнадцати, не слишком умелый в боевой магии, но ловкий в обращении с луком и магией исцеления. Появился в Цитадели дней пять назад и, похоже, намерен здесь остаться... Интересно, как скоро он начнет изменяться? И кем станет? Первые признаки действия магии изменения (да будет проклят Насож... чтоб ему икнулось...) обычно появляются к началу-середине второй недели. Помнится, я сам начал превращаться в медведя именно...


Не отрывая взгляда от страниц большой книги, я пробурчал:


— Слышу... Подожди немного.


Дочитав абзац, я отметил место плетеной кожаной закладкой, потом вынул монокль и помассировал веки. Эта хрустальная линза улучшает зрение достаточно, чтобы я мог читать, но глаза все равно устают... К тому же, монокль не помогает мне видеть цвета. Увы, теперь мне остались только намеки на былое великолепие — оттенки серо-коричневого, да память...


Успокоив тянущую боль в глазу, я повернулся к юноше:


— Да, Алекс?


Паж произнес шепотом, не желая нарушать тишину библиотеки:


— Там во дворе человек, зовет вас!


— Меня?!


Немногие за пределами Цитадели знают, где я живу... и уж совсем мало кого из них я хотел бы здесь видеть.


Алекс кивнул:


— Он просил передать, что его зовут Честер. Вы знакомы?


Ох...


Только этого мне не хватало!


— Спасибо, Алекс... сообщи этому человеку, что я вскоре приду.


Юноша прикусил губу:


— Сэр... он сказал, что это очень срочно!


Я вздохнул:


— Хорошо... попроси Лиса Куттера прибраться за мной, — закрыв древнюю книгу, я поднялся и махнул лапой. — Веди...


* * *


Осмотрев пустой двор и предположив, что гость увел коня на конюшню, Алекс убежал обратно в библиотеку.


Я лишь рассеянно кивнул, полностью погрузившись в размышления.


Честер! Честер. Честер... Мда. Мы не виделись почти десять лет. Какие боги занесли его сюда, в Цитадель?! Какого демона ему понадобилось от меня?! Размышляя так, я шел на запах свежего навоза. Мой нюх и слух многократно улучшились, когда я стал медведем-морфом. Не то чтобы я был против... хотя от хорошего цветного зрения не отказался бы. Увы, нельзя иметь все сразу... В любом случае, мне здесь нравится так, как нигде больше. Вот только, спустя шесть лет после приезда в Цитадель, меня настигло прошлое...


Превращаясь в медведя, вернее, как говорят у нас, становясь медведем-морфом, я обрел немало новых способностей... к сожалению, скрытность в их число не входит.


— Крис, это ты там топаешь?


Смесь любопытства и веселья. Голос Честера. Я нащупал монокль, поднял его к левому глазу, прищурил правый...


Он. Шесть футов роста, худой, почти костлявый. Высокий лоб, белокурые волосы, связанные сзади кожаным ремешком в «конский хвост». Черная рубашка — запах эльфийского шелка я различил даже на фоне конского и человеческого пота, пошитые на заказ штаны и сапоги для верховой езды. На безымянном пальце правой руки поблескивает светлый перстень с темным камнем. Эх, где ты мое цветное зрение... Впрочем, память мне подсказывает, что перстень, скорее всего серебряный, а камень — оникс. Левое плечо укрывает плащ. Черный, со светлыми полосами — кремовыми или зелеными...


Богат. Очень богат. Что ж... Ну и ладно.


— Честер...


Его имя, вернее общеизвестное прозвище, отлично соответствует характеру. Его права по рождению и настоящее имя известны мне, но я о них промолчу.


— У нас вообще-то есть конюхи, знаешь ли.


Он вышел из стойла и осмотрел меня, склонив голову набок. И улыбнулся:


—Знаю, но люблю присматривать сам. К тому же место здесь укромное, мало ли, вдруг я обделаюсь от одного твоего вида?


Я не сумел сдержать смешка:


— Ты так и остался мизантропом? Можем пойти ко мне... или попросить приготовить комнату?


Он покачал головой:


— Койки в твоей вполне достаточно. Я пробуду тут только один день и завтра... а лучше сегодня, мы уедем.


Я махнул лапой, приглашая его следовать за собой, но тут до меня дошло, что он сказал:


— Мы уедем?!


Честер бесстрастно взглянул на меня:


— Да. Завтра. У нас очень мало времени.


— Так, — несколько ударов сердца я смотрел ему в глаза... но потом решил, что открытая со всех сторон конюшня — не лучшее место для личных разговоров. — Давай поговорим у меня в комнате.


Пока мы шли, он оглядывался по сторонам с выражением насмешки и любопытства, а я представлял всех знакомых встречных. На полпути я спохватился, и чертыхнулся про себя.


«Дурак!» — подумал я. — «Перед кем я выставляюсь? Это же Честер! Он меня никогда и в грош не ставил... И сейчас не будет...»


Когда я резко умолк и остановился, Честер засмеялся:


— Извини, Крис, — сказал он, ухмыляясь. — Я не хотел смущать тебя так...


— Не волнуйся... уж как-нибудь переживу. Просто я все еще ошеломлен твоим появлением. Что привело тебя в Метамор?


Он сжал губы в тонкую линию:


— Собственно говоря, ты. Но мы вроде бы куда-то шли? Давай продолжим разговор на месте.


Я пожал плечами, и мы продолжили путь — теперь уже молча...


* * *


Моя комната... ну, можно сказать, Г-образной формы. Длинную часть занимают кровать и шкаф, поперечину — стол с книжными полками. Еще есть большое зеркало — промеж окон.


Войдя внутрь, я доплелся до кровати, и лишь распрямив спину, осознал, как долго просидел в библиотеке. Преодолевая боль в спине, я поднялся с кровати, сбросил одежду и начал чесаться об угол стены. Медленно и постепенно ушло напряжение, расслабились мускулы... Закончив, я даже вздохнул от облегчения. И лишь потом понял, что примостившийся на столе Честер все это время смотрел на меня! Я никогда не страдал излишней скромностью, но все же, все же...


Однако, прежде чем я успел открыть пасть, он поднял руку:


— Не тревожься, друг мой! Я скорее рад тому, как успешно ты приспособился к жизни здесь, чем расстроен тем, насколько ты стал медведем... в любом случае, тебе это очень подходит. Ведь ты никогда не был счастлив среди людей, так?


Пожав плечами и, одевшись, я сел в любимое кресло.


— Ты прав... раньше я бы с тобой не согласился, но сейчас... после изменения... Знаешь, я изучил все, что смог узнать о магии, примененной Насожем, тогда, во время осады. И получил весьма интересные выводы — несомненно, атакующие заклинания вошли в резонанс с магией, поддерживающей существование самой Цитадели. И теперь, задержавшись здесь более недели, ты станешь одним из нас! Совсем недавно я помогал одному молодому человеку, его зовут Мишель, пройти через изменения... Следить за ним и помогать было невероятно интересно! Я день за днем наблюдал за ростом меха, изменением фигуры, осанки, органов обоняния и слуха, зрения и осязания! Просто...


Тут я спохватился, увидев кривую ухмылку Честера. Мда, читаю лекцию, словно перед студентами...


— Вот теперь, — ухмылка Честера стала еще шире, — вот теперь я действительно убедился. Как бы ни изменялся твой облик, Крис, ты остаешься тем же!


Я вдруг понял, что усмехаюсь вместе с ним.


— Ну ладно, Честер... говори, что заставило тебя искать встречи со мной?


Его лицо поблекло:


— Твой отец Крис. Он умирает...


* * *


— Так чего тебе нужно? — откинувшись на спинку кресла, лорд Томас Хассан V , герцог Цитадели Метамор, отложил в сторону свиток и взглянул мне в глаза.


— Я хочу... нет, мне нужно покинуть Метамор приблизительно на десять дней. Это мои личные дела, милорд. Цитадели они никак не касаются...


Одним взглядом лорд Томас заставил меня умолкнуть:


— Любые проблемы моих подданных — это проблемы Цитадели, а значит и мои проблемы тоже. Я не говорю «нет», Крис. Но я хочу знать, какое такое дело заставило тебя рискнуть шкурой, отправляясь в Серединные Земли среди белого дня и без сопровождения.


Я проглотил комок в горле. Что-ж...


— Мой отец умирает.


Герцог медленно кивнул:


— Твой отец? Я считал, что твоя семья умерла от чумы еще... до твоего прихода сюда.


Я поморщился — у нашего герцога хорошая память... даже слишком.


— Не совсем так. К тому времени, как я пришел в Метамор, я уже почти три года не виделся с ними. Моя последняя встреча была еще до того, как я поступил в Университет. К тому же, они жили в местности, которая сильно пострадала от чумы...


Глаза герцога слегка сузились:


— И ты не пожелал уточнить?


— Нет, милорд. Мы расстались... не совсем тепло.


— Но теперь ты все же хочешь вернуться?


— Он мой отец. К тому же... другого шанса примириться может и не быть.


— Он знает, кем ты стал? Он понимает, что он делает?


Я не смог заставить себя сказать «нет». Я просто молча стоял там.


Выждав немного, Лорд Томас кивнул:


— Понятно... — и продолжил, слегка понизив голос. — Кто этот Честер? Что он такое? И откуда он узнал, что ты здесь?


Я снова вздохнул. Словно всего остального было недостаточно...


— Он мой брат, милорд...


Герцог молча откинулся на спинку кресла и приподнял брови.


— Не по рождению... духом!


Герцог продолжал вопросительно смотреть на меня.


— Милорд... мы... мы родились в одном городе, наши родители жили рядом, наши отцы были деловыми партнерами... Ни у меня, ни у Честера не было братьев, и мы выросли, считая друг друга одной семьей. Честер был на пять лет старше меня, но мы называли друг друга «брат»... Впрочем, многие горожане тоже считали нас братьями, и у меня не было друга лучше...


Мой отец и я... мы никогда не были близки. Он не был жестоким человеком, но его любовь имела цену. Я должен был во всем повиноваться ему, а мои собственные желания... значения не имели. В результате — чем больше времени я проводил с Честером, тем меньше отец общался со мной. И когда я сообщил ему о своем желании поступать в Университет вместе с Честером... Отец дал мне сумму денег, достаточную, чтобы оплатить обучение и сказал, что не хочет больше видеть меня на пороге.


В Университете я стал помощником Честера. Он уже заканчивал учебу... И я помогал ему в его проектах, а он мне в учебе. Возможно, это время было лучшим в моей жизни... Но постепенно все изменилось. Через год собственное разгильдяйство начало создавать мне проблемы. Деньги, данные мне на учебу, уходили на другое — на пиво, на вкусную еду каждый вечер, на дорогую одежду... Я не хотел подрабатывать, отговариваясь занятостью и учебой... хотя на самом деле просто не хотел лишнего беспокойства. К концу второго года денег для оплаты обучения не осталось, и Университет расстался со мной. Не то чтобы я плохо учился — просто у меня больше не было денег, чтобы оплачивать обучение...


После отчисления я взялся за ум, но было слишком поздно. Тогда-то нам с Честером и пришлось расстаться. Я больше не мог оставаться в Университете, а он не пожелал бросить науку.


После мы не встречались почти восемь лет. Я учился и одновременно работал в школе алхимии, но находил это занятие слишком скучным. Тратя лишь самый минимум, я накопил денег и смог приехать сюда, в Цитадель.


Метамор граничит с землями, насыщенными сильной магией. Здесь живут и практикуют могущественнейшие маги и один из лучших алхимиков. Здесь я развил собственный талант и понял, что с удовольствием передаю знания другим. К тому же, мне нравится изучать науку ради самого знания...


Но вернемся к Честеру. Он явился с новостями о приближающейся передаче мне по праву наследства имущества отца, и я хочу быть там. Я осознаю риск, но Честер — могущественный маг, да и у меня самого имеются некоторые способности.


Если отец послал Честера за мной... быть может, он согласен оставить позади разногласия и принять меня таким, какой я есть. И если Честер прав, а я не думаю, что он ошибается, то смерть моего отца близка, и я должен спешить.


После короткой паузы герцог кивнул:


— Если не вернешься обратно через десять дней, я отправлю Сароша искать тебя. Он дракон, он тебя найдет, живым или... Поспеши, — лорд поднялся, давая мне понять, что аудиенция окончена.


Я кивнул и направился к выходу. Но, уже взявшись за ручку двери, я услышал последние слова лорда Хассана:


— И постарайся не стать чьим-нибудь охотничьим трофеем, Крис.


Глава 2.


Нелегко мне было сосредоточиться на сборах, ох нелегко... Покинуть Метамор, бросить мои исследования, учеников, посиделки в «Молчаливом муле»... Так много времени прошло с тех пор, как я последний раз покидал Цитадель, что на мгновение я даже подумал — а стоит ли идти вообще? Но потом взял себя в лапы. Я должен, я обязан! Вне зависимости — хочу, не хочу...


Честер уже ожидал в воротах. Когда я подошел, он приподнял бровь и спросил:


— И на чем же ты поедешь?


Я ухмыльнулся:


— И на чем ты предлагаешь мне ехать, друг мой? Ни один конь в своем уме не станет и пытаться нести мой вес!


Честер поморщился и вскочив на коня бросил:


— Значит на своих двоих. Мда-а. Долго же мы будем тащиться!


Я покачал головой, и улыбнулся еще шире:


— Как я уже говорил лорду Томасу, у меня имеются собственные таланты... мы не задержимся!


Честер поднял уже обе брови, потом хмыкнул и ухмыльнулся:


— Ну-ну... Посмотрим, чему ты научился за это время.


Мы уже повернулись уходить, когда к нам приблизился Странник.


— Крис, я смотрю, ты нас покидаешь, — сказал волк-морф, внимательно осмотрев меня и Честера. — Что заставило тебя оставить Метамор, и когда ты вернешься?


— Понятия не имею... — вздохнул я, — но надеюсь вернуться в течение десяти дней.


Странник кивнул, и подняв лапу к подбородку, продекламировал:


Спеши!


Пусть дух дорог благословит твой путь.


Прохлада ночи остудит уставшие в дороге лапы,


А разум и удача шкуру сберегут,


Твои пусть когти не лишатся силы.


Мы ждем тебя обратно, наш медведь-ученый!


Спеши !


Then haste! And spirits speed you on your path.


May night air soothe your travel-weary paws.


Luck and wit to save your hide from wrath,


But, should you need it, strength to back your claws


Return to us, oh ursine intellect.


Without your words on reading, prose and math,


Your students; educations go unchecked.


So haste, and spirits speed you on your path.


Я помахал на прощание лапой, и мы с Честером покинули Цитадель Метамор.


* * *


Едва оказавшись за воротами, Честер посмотрел на меня с обычной кривоватой улыбкой:


— Он всегда вот так говорит?!


— Конечно! Он же придворный поэт! — Я остановился и сняв рюкзак, уже расстегнул воротник рубашки, когда Честер остановил меня:


— Могу я хотя бы спросить, что ты собираешься делать?


— Можешь спросить, — ухмыльнулся я. — А можешь и увидеть!


Сняв одежду и уложив ее в рюкзак, оставив только монокль, свисающий с цепочки на шее, я закинул рюкзак на спину и затянул лямки на плечах и талии. Теперь повернуться мордой в сторону цели, в сторону дороги, ведущей к Южным Королевствам и закрыть глаза.


Дорога...


Я сосредоточился, позволив магии, что пронизывала всю мою сущность, обрести полную силу. Ах!.. Какое наслаждение!! Как долгожданный дождь после засухи... Как прохладный ветерок в знойный полдень!


Тем временем мой позвоночник выгнулся, бедра вывернулись, встав под другим углом к телу. Шея изогнулась назад, позволив смотреть вперед, не вставая на задние лапы. Чувства, и так уже совсем медвежьи, еще немного сдвинулись — запахи и звуки обрели пронзительную остроту, зрение стало каким-то совсем плоским и маловажным... Единственное, о чем я жалел, это о потере способности говорить и противостоящих больших пальцев — но они вернуться, когда я снова стану на две ноги.


Я продолжал концентрироваться, сосредотачивая магию на собственном теле.


«Скорость» — думал я. — «Легкость, свобода. Словно ветер, словно ураган!»


Как будто горячая волна прошла по телу, стирая усталость, горяча мышцы, заставляя сердце биться мощно и редко... Я выдохнул пылающий воздух из легких, как дракон выдыхает струю огня и медленно открыл глаза, встретив внимательный взгляд Честера. И улыбнулся, словно школьник своей первой высшей оценке. В принципе, ведь так оно и есть...


А потом я ПОБЕЖАЛ!


Косматым метором я ринулся вперед по дороге. Сзади донесся глухой топот, это Честер вынужден был пустить коня галопом, чтобы не отстать. Впрочем, вскоре я перестал его замечать — мое внимание целиком сосредоточилось на дороге.


Вперед!


Дорога сама ложилась под мои лапы, сжавшись, как высохшая на солнце кожа, даже время исказилось — казалось, прошло не больше часа, когда магия перестала действовать, и я остановился, обессиленный. Однако, оглядевшись, я с изумлением обнаружил, что уже стемнело...


Честер прибыл примерно через четверть часа, я к тому времени уже лежал на спине, восстанавливая силы и дыхание.


Он спешился и, привязав коня, подошел ко мне:


— Великолепно, Крис! Просто великолепно! Отличное применение магической силы! Мне даже пришлось подгонять Мафусаила магией!


Я торжествующе зарычал. Он вынужден был наложить на своего скакуна подобное заклинание? Ха!


Минут через пять я восстановил физические и магические силы достаточно, чтобы применить преобразующие заклятья, возвращаясь к моему обычному полузверинному облику и сесть по-человечески.


Мы разбили лагерь почти там же, где я остановился — лишь отошли в сторону от дороги. Поставив магическую охрану по периметру, Честер сел у костра:


— Нет смысла дежурить; мы проснемся, если хоть что-нибудь приблизится.


И мы сидели у костра, просто глядя в пламя, любуясь танцующими языками и думая — каждый о своем. О чем думал я? Я думал о нас. Обо мне и Честере. О том, что прошло восемь лет... И вот человек, что был мне братом во всем, кроме рождения, а во многом и отцом, внезапно снова появился в моей жизни... Но могу ли я теперь назвать его братом?


Я долго собирался с духом, и наконец решился:


— Честер, почему ты здесь?


— O чем ты говоришь? — воззрился он на меня. — Твой отец умирает — этого мало?


Я покачал головой:


— Ты отлично знаешь как мы расстались. Ты знаешь, что и отец и я поклялись никогда более не разговаривать. Здесь присутствует что-то еще. Что?


Честер устало вздохнул и отвернулся:


— Крис... твоя мать очень тяжело перенесла твой разрыв с отцом... Ты прекрасно знаешь, сколько сил она прилагала, чтобы удержать тебя и твоего отца от ссор. Она была сильной женщиной, но ты ушел, поклявшись никогда не возвращаться, и в ней словно что-то сломалось... Целительское искусство не подводило ее — до твоего ухода. А потом пришла чума. И половина Эллкарана за какие-то три недели вымерла напрочь! И твоя мать тоже...


Твой отец пережил эпидемию лишь потому, что по сути дела заперся в лаборатории.


Впрочем... Избежав болезни восемь лет назад, он не смог уйти от ее последствий — смерть жены подкосила его самого. Уже два года он болеет непрерывно, а в последние десять дней медленно, но верно умирает. Он уже не встает с постели, его душит кашель — легкие совсем прогнили, сердце постоянно пытается остановиться. Демон тебя побери, Крис!! Я мчался в Цитадель изо всех сил, остановившись лишь раз — чтобы определить твое расположение... — Честер умолк, на секунду уставившись в огонь. — И мчал я, зная причину его смерти, Крис. Сердце твоего отца разбито. Разбито тобой, брат мой!


Я смотрел в огонь, рассеянно наблюдая игру языков пламени, и слова Честера камнем лежали на моем сердце. Никогда я не думал о том, какую боль причинил маме мой разрыв с отцом...


Я знал — она мечтала о большой семье, но после моего рождения она стала бесплодной, и причину, ни отец, ни Честер так и не смогли определить. Я был ее гордостью и радостью, но мои ссоры с отцом причиняли ей ужасную боль — она защищала нас друг от друга, причем нередко во вред обоим.


Когда я объявил о своей независимости, отец охотно согласился, дав мне достаточно денег, чтобы оплатить дорогу и учебу в университете в Эльфквеллине. Но я даже не догадывался, какую боль причинил маме, пока об этом не сказал Честер... Вернее, я не думал... заставил себя не думать...


Непрошеные слезы, смачивая мех на морде, тихо капали на землю...


Честер поднялся, обнял меня, и продолжал обнимать, пока я плакал. Потом он отодвинулся, и внимательно посмотрел мне в глаза:


— Жизнь продолжается, брат.


Я кивнул, глядя на него все еще затуманенным взором:


— Да, брат...


Глава 3.


Путешествие к Эллкарану заняло у нас три последующих дня.


Днем мы мчались по торговому тракту — решив, что так будет быстрее. Редкие прохожие и проезжие не могли нам помешать, — Честер использовал магию иллюзий, отводя их внимание. Я не люблю, когда ко мне применяют чародейство, особенно незнакомое... впрочем, меч испуганного путешественника в моих ребрах я люблю еще меньше.


Вечерами мы разбивали лагерь вдалеке от поселений, подальше от любопытных глаз местных, — Честер не хотел чтобы я беспокоил жителей Срединных Земель, опасаясь задержек. Время в лагере мы проводили, рассказывая друг другу о нашей жизни, о произошедшем за восемь лет, которые разделили нас.


Разговоры...


Мои студенты нередко в шутку обвиняют меня, что я говорю исключительно для того, чтобы слушать звук собственного голоса... Ха! Смешно, но доля правды в их словах есть.


Я рассказывал Честеру о жизни в Цитадели. О том, как это — быть зверочеловеком, морфом. Каково это — общаться с мужчинами, которые стали женщинами или детьми...


Он поражался тому, как быстро мы сумели приспособиться к новой жизни. Когда же я сказал, что некоторые из нас — например, Паскаль и я сам — были только рады изменению, Честер покачал головой и улыбнулся...


Наконец мы приблизились к Эллкарану.


Город изменился и сильно. Деревянный пригород и выселки, которые я когда-то знал, как свои пять пальцев исчезли, пепелища и развалины заросли травой и кустами. Лишь городская стена и главные ворота все так же гордо высились над дорогой.


Я замедлил бег и, подбежав к кустам в стороне от дороги, рухнул на землю.


Спрыгнув с коня, Честер подошел к краю дороги, и спросил:


— Почему ты остановился?


Я махнул лапой — мол подожди, сейчас — и он стоял, нетерпеливо притопывая, пока я отдышался и опять преобразовал себя к прямостоящей форме. Чуть отдохнув, я достал из рюкзака одежду, и натянул ее.


— Знаешь Честер, я предпочитаю не мчаться по городу, сбивая с ног его жителей.


Он вздохнул:


— Нам нужно торопиться, Крис!


Я взглянул ему в глаза, и зарычал. Он нахмурился, но не отвел взгляда.


В конце-концов я сказал:


— Честер, это моя родина! Я здесь вырос! Я войду через ворота и пойду по улицам к своему дому. На виду у всех. И это значит, что ты снимешь все иллюзии, которые наложил на меня. Ты думаешь, я не заметил, что люди на дороге не обращали ни малейшего внимания на бегущего медведя?


Честер пожал плечами:


— Что ж... Если настаиваешь...


Он произвел небрежный пасс, а я ощутил пробежавшую по телу легкую дрожь...


Вот и прекрасно. Ну, посмотрим, что скажут горожане.


Тем временем Честер уже вскочил на коня и с легкой усмешкой взглянул на меня сверху:


— Если твое медвежество полностью готово, то может быть, мы все же двинем куда-нибудь? Желательно вперед!


Я кивнул, вздохнул, и мы направились к воротам Эллкарана...


Нас встретил торопливый лязг оправляемых доспехов, настороженный шепот и мягкий шелест оружия, извлекаемого из ножен.


Подойдя ближе, я смог разобрать отрывки разговоров:


— ...чудовище из Метамора...


— ...что оно здесь делает?


— ...тсс! Оно с городским магом...


— ...все равно, мне это не нравится...


Я вздохнул с некоторым облегчением. Могло быть и хуже.


Когда до ворот оставалось не более двадцати футов, тихие переговоры прекратились и один из них, одетый попышнее и побогаче, крикнул:


— Стой!


Мы послушно остановились. Честер слез с коня, и мы замерли на месте, ожидая, пока охранник подойдет ближе.


— Привет, Честер! Хорошо, что ты вернулся! — подойдя вплотную к моему... брату? Да, наверное, все же брату... В любом случае, стражник, подойдя к Честеру, зашептал, по-видимому надеясь, что я не услышу. — Я тебе доверяю, но... — тут стражник ткнул пальцем в мою сторону. — ЭТО... ЭТОТ... Он с тобой?


Я не смог удержаться.


— Нет, — произнес я самым вежливым тоном, с самым лучшим местным выговором. — Я не с ним. Мой отец — алхимик Эдуард, сын Аубрана. Меня зовут Христофор, и я здесь родился.


Охранник вздрогнул, отступив на шаг, уставился на меня... Потом взяв себя в руки, картинно фыркнул:


— А я внебрачный сын лорда Овида!


Честер ухмыльнулся:


— Нет, Корин, ты на него совсем не похож. К тому же, ты — десятник городской стражи, а его папочка сотником устроил. Разве что пьете вы одинаково... А вот это чудовище говорит правду. Я за него ручаюсь.


Охранник удовлетворился словами Честера, хотя по-прежнему смотрел на меня недоверчиво. Помявшись еще на пороге ворот и поняв, что мзды от мага он не дождется, десятник хмыкнул, и махнул стражникам, пропуская нас.


Уже пройдя ворота, я услышал за спиной произнесенное вполголоса:


— ...развелось чудовищ... с севера...


Я вздохнул:


— Неужели все жители Серединных Земель столь недоверчивы?


Честер холодно взглянул на меня:


— Нет, только те, которых ты провоцируешь. Если бы ты позволил мне управлять ситуацией, этого могло и не случиться.


Я прищурился, глядя на брата:


— Точно? Сделав так, чтобы он увидел двух простых путешественников? Ты не позволил людям на дороге увидеть нас... Что же, спасибо за защиту, брат! Но было бы еще лучше, если бы ты меня спросил — а нужна ли мне такая защита! Так вот теперь мне защита более не нужна! И скажи мне еще одну вещь, брат — ты сказал отцу о моем возвращении? Ты говорил — он не знает о моем местонахождении... а о твоем он знает?!


Взгляд Честера стал холоднее зимнего тумана:


— Я пришел дать тебе шанс помириться с отцом, прежде чем он умрет! Да хотя бы дать тебе возможность увидеть его и попрощаться! Демон тебя раздери Крис, ты ведь так и не приехал проститься с матерью!


Я смотрел на него, и чувствовал, как гнев кипящей волной подниматеся в душе:


— Нет, Честер, ты пришел, потому, что ты увидел возможность снова сыграть в моей жизни героя! Проклятие! Ты ведь отлично знаешь, — умри отец в одиночестве, меня бы это ни капли не взволновало! История повторяется, не так ли, Честер? Ты уже делал так, когда я был молод! Ты пришел в Цитадель, и я бросил все, чтобы пойти с тобой — именно так, как ты и ожидал!


Чудовищным усилием я взял себя в лапы.


— Я больше не твой слуга, Честер... Твой брат — да! Твой друг — возможно! Но не твой ученик, и не твоя марионетка!!


С этими словами я повернулся, и помчался по улице, не замечая пораженных взглядов случайных прохожих.


Меня догнал голос Честера, хотя я знал, что он не пошел за мной:


— «И куда же ты сейчас?»


Сосредоточившись, я послал обратно по ветру:


— «Я иду к дому своего отца!»


* * *


Дом выглядел сгорбленным стариком. Накренившийся, выцветший, весь какой-то потрепанный и поблекший. Одним словом, обветшавший...


Я нерешительно приблизился.


Мои воспоминания о доме состояли в основном из споров, взаимных обвинений и хмурой тишины. Немногие приятные воспоминания были связаны с мамой — но ее больше не было здесь...


Я подошел к двери и постучал.


Через несколько секунд она открылась, и на пороге появилась молодая женщина, одетая в светлую одежду с высоким воротником. Увидев меня, она невольно попятилась.


— Ч-что в-вам здесь надо?!


— Миледи, не бойтесь! — я успокаивающе поднял лапы. — Мы никогда прежде не встречались, но меня зовут Христофор.


Я замолчал, и краешек моей пасти невольно приподнялся. Возвращение блудного сына Эдуарда...


Она чуть наклонилась вперед, вглядываясь — а потом ее глаза широко открылись от удивления. Как и Честер, она явно что-то разглядела во мне, потому что прижала руку к губам:


— Так значить, вы... о боги! Заходите, заходите! — шагнув в сторону, она кивнула, приглашая меня войти. Я благодарно склонил голову и вошел в дом...


Внутри было чисто, хотя кое-что явно нуждалось в ремонте — так же, как и многое снаружи.


Я посмотрел на женщину... интересно, кто она? Прислуга? Хм... Сняв с шеи цепочку с моноклем, я вставил его в глаз.


Светловолосая, светло-голубые глаза, высокие скулы, правильные черты лица. На шее тонкая серебряная цепочка с единственным прозрачным камнем в виде подвески. Довольно привлекательна — но чуточку холодна.


Заметив мой пристальный взгляд, она улыбнулась:


— Вы всегда так таращитесь?


— Таращусь? — вернув монокль обратно на шею, я улыбнулся, стараясь не демонстрировать зубов. — Зачем же так грубо, миледи? Просто я изучаю все, что есть вокруг. Но я так и не услышал вашего имени...


Она кивнула, и протянула мне руку:


— Нисса. Я училась у вашей матери до самой ее смерти, а теперь ухаживаю за вашим отцом.


Взяв изящную женскую руку когтистой лапой, я поднял ее к склоненной морде и лизнул:


— Приятно познакомиться, Нисса... — и выпрямившись, взглянул ей в глаза. — Как он?


— Плохо. — нахмурилась женщина. — Он вот-вот умрет. Я могу уменьшить боль, но исцелить вашего отца мне не по силам. Сейчас он отдыхает, проснется не раньше чем через два часа. Тогда вы сможете увидеть его.


Я кивнул и, сбросив с плеча рюкзак, продолжил:


— Скажите, Нисса, как получилось, что вы так спокойно реагируете на меня? Довольно... нетипичная реакция.


— А чего вы ожидали? — она осмотрела меня насмешливым взором. — Огненной магии и стрел?


Я поморщился:


— Ну... скажем так — стража в городских воротах встретила меня чуточку прохладно.


— Идиоты... — вздохнула Нисса. — Необразованные придурки, они боятся всего, что выходит за пределы их ежедневной серой жизни! Одни считают «метку» Метамора знаком удавшегося вторжения с Холмов Гигантов. Другие думают, что защитники Цитадели изменились добровольно. Ну не бред ли?!


Я непроизвольно заулыбался:


— Мне кажется, миледи, мы подружимся... Комната над лестницей все еще моя? Ее никто не занял?


Нисса еще мгновение смотрела на меня, потом кивнула:


— Ваш отец оставил все, как было при вас.


И в самом деле — за исключением тонкого слоя пыли, моя комната практически не изменилась.


Кровать, аккуратно убранная, со свежими простынями — вместо мятой кучи, к которой я больше привык. Гардероб, теперь пустой. Полка с оплывшей свечой, книги, когда-то разбросанные повсюду, теперь лежат аккуратной стопкой...


Забыв о своем теперешнем размере и весе, я сел на кровать... услышав, как затрещало подо мной дерево, быстро вскочил, — но кровать так и осталась слегка перекошенной на одну сторону. Что ж, пришлось сесть на пол. Усевшись, я достал из рюкзака научный журнал, вставил в глаз монокль и погрузился в мир магических формул...


Прошло не меньше часа, когда раздался стук в дверь. Не поднимая взгляда, я отозвался:


— Войдите!


Дверь открылась, и я услышал звук легких шагов по деревянному полу. Дочитав абзац, я закрыл книгу и, подняв взгляд, увидел Ниссу.


— Чем могу помочь?


Присев на кровать, она пристально взглянула мне в глаза и спросила:


— Почему вы вернулись?


Я вложил закладку в журнал, сложил его, завернул в плотную бумагу, открыл рюкзак, снова закрыл, положил сверток с журналом обратно на колени... Похоже я тяну время. Хм...


— Миледи, я тоже задавал себе этот вопрос... если честно, то я вернулся назад, потому что Честер сказал, что мой отец умирает. В тот момент я думал, что это отец позвал меня. И только час назад я узнал, что отец даже не знает о моем возвращении...


Нисса кивнула:


— Честер известен такими хитростями. Вы хорошо его знаете?


Я кивнул, улыбаясь некоторым воспоминаниям:


— Мы росли вместе. Наши отцы были партнерами, наши семьи жили по-соседству... Однако, моя дружба с Честером не нравились отцу. Быть похожим на Честера, — худшее, что могло случиться со мной, считал отец. К сожалению, именно это и произошло.


А потом я решил уехать в университет... Я тогда заявил, что с меня хватит и ушел из дома. Отец дал мне денег, но сказал, чтобы я никогда не возвращался...


И вот я вернулся, в надежде, что отец наконец смирился.


Нисса мягко улыбнулась:


— Ваш отец смирился в тот самый день, когда вы ушли... но он не имел возможности найти вас. Он по-прежнему не разговаривает с Честером, несмотря на хорошие отношения с его отцом. В любом случае, думаю, ваш отец будет рад увидеть вас. Мне зайти сказать, когда он проснется?


Я снова открыл рюкзак и наконец положил журнал на место.


— Знаете... я не отказался бы побыть это время в компании. Скажите... как хорошо вы знаете Честера?


Она откинулась назад, опершись руками на спинку кровати.


— Ох... он вернулся в Эллкаран четыре года назад, закончив обучение в Эльфквеллине. С того времени я не раз встречалась с ним, но не могу сказать, что мы близки. А что?


Я вздохнул.


— Честер мне как брат. И все же, все же... он просто... он вел себя так, словно я его игрушка, ребенок, которого можно обмануть, обвести вокруг пальца... Он нашел меня, сказал ровно столько, чтобы заставить меня прийти сюда... но так и не сказал мне правды!


Нисса хихикнула.


— Что это тебя так развеселило? — обиженно буркнул я.


— Честер — маг, — с улыбкой сказала женщина. — Он... он привык манипулировать людьми. На пользу ли, во вред ли... Друзьями, врагами... Вы — его друг, так что вряд ли он будет использовать свои способности во вред, скорее уж в помощь. Наверняка, он считал, что возвращение домой пойдет вам на пользу. Ну, вот как вы сами считаете, он причинил вам вред, приведя сюда?


Я считал, что да, но не желая спорить с женщиной, покачал головой.


— И, скорее всего он помогал вам в пути?


Моя обида уже угасла, и я кивнул.


— Тогда в чем же вред? Он действительно управлял вами, и я могу согласиться, что его действия были неэтичными, — но тогда получается, что вы не хотели возвращаться только для того, чтобы досадить своему отцу!


Ее заявление на мгновение ошеломило меня своей холодной справедливостью... Но прежде чем я сумел ответить, из коридора донесся звук хриплого кашля.


Я вскочил на ноги.


— Он проснулся! — Нисса соскочила с кровати и шагнула в коридор. — Идем скорее!


Открыв дверь в комнату отца, я на мгновение замер. Запах болезни, запах умирающего человека, запах лекарств буквально ошеломил меня. Когда же я смог подавить подступившую тошноту, унять головокружение и взглянул на отца, лежащего в кровати, то был поражен не менее. Я помнил отца большим сильным и здоровым человеком. Слегка полноватый, но высокий, с густой бородой, с гривой волос цвета «соль с перцем».


Теперь же я видел сморщенного старика, практически лысого, с совершенно седой бородой. Истончившаяся кожа нездорового пепельного оттенка выглядела слишком свободной для высохшего тела. Только глаза остались теми же — желтые, прозрачные, словно куски светлого янтаря, они наливались темнотой, когда отец кашлял, судорожно борясь за каждый вдох...


Нисса грусно посмотрела на меня и покачала головой.


— Что с ним?


Она снова посмотрела на отца и, положив ладони на судорожно вздымающуюся грудь, сосредоточилась.


Отец схватил ее за руку и зашептал хриплым, горячечным голосом:


— Нисса, Нисса, кто это? Кто он? Зачем ты привела его сюда?..


Я схватил его руку своей лапой:


— Отец!


Его голова рывком повернулась ко мне.


Я видел сбегающие по его лицу капли пота, чувствовал холодную липкость руки.


— Такой знакомый голос... Не может быть... Крис?! Ты... ты?!


Я кивнул, поглаживая тыльную сторону отцовской ладони, пытаясь успокоить его, пока Нисса успокаивала боль.


— Да, отец... это я... я вернулся...


— Крис... — он тяжело вздохнул и Нисса посмотрела на меня, собираясь что-то сказать, но только покачала головой и снова обратила все внимание к пациенту.


Ладонь отца сильнее сжала мою лапу:


— Я вижу Метамор сделал... изменил... с тобой... тебя... Твоя мать... никогда бы не поверила... — он судорожно глотнул воздух и заставил себя продолжать:


— Я верил... я знал... ты вернешься... скажи сын... я... я прощен?


Я успокаивающе улыбнулся:


— Не за что прощать, отец. Я был тупоголовым ребенком... а теперь вот медвежьеголовым, но это почти то же самое.


Ладонь отца сжалась снова:


— Скажи мне!


Я глубоко вздохнул, задержав воздух в груди, и, опустив взгляд, взглянул в его потемневшие от боли глаза:


— Я прощаю тебя, отец...


Ладонь расслабилась, и я увидел в глубине его глаз тень смерти. Взгляд отца смягчился, расплываясь, словно тающий воск, — и Нисса почти рухнула ему на грудь, обессиленная и плачущая.


Эдуард, сын Аубрена и мой отец был мертв...


Глава 4.


Я проснулся наутро с болью в мышцах, и по-прежнему усталый.


Не желая до конца уничтожить свою кровать, я спал на полу, лишь накрывшись одеялом. Несколько раз в течение ночи я просыпался от чужого окружения и застывшего в воздухе запаха смерти... Как странно, я назвал свою собственную комнату, чужой... Быть может это просто близость смерти. Быть может волнения прошедших дней... А быть может, я теперь считаю своим домом Цитадель? А это обветшалое здание — уже нет...


Жрецы местного храма забрали тело еще вчера вечером, чтобы приготовить к похоронам, — но запах его трупа, а возможно, и его дух, все еще висел в затхлом воздухе.


С рассветом я наконец перестал насиловать организм, пытаясь уснуть, и поднялся. Старательно размяв затвердевшие мышцы, я занялся внешним видом — попытался привести в порядок мех, и уже почти закончил это хлопотное дело, как в дверь постучала Нисса. Поспешно натянув одежду, я позволил девушке войти. Она выглядела очень утомленной, и я подумал, что наверняка выгляжу не лучше.


Пару раз моргнув, она тихим голосом спросила, не желаю ли я позавтракать вместе с ней.


— Конечно, миледи. Но вы сейчас явно не в состоянии обслуживать других, а я не самый лучший повар... думаю, нам лучше поесть в таверне. Есть тут у вас что-нибудь подходящее?


Она улыбнулась и слегка покачала головой:


— Я не против. Но как же вы? Вы уверены, что хотите показаться на глаза горожанам?


Я фыркнул:


— Нисса, если конечно память меня не подводит, вы сами сказали, что жители Эллкарана опасаются того, чего не видели и не понимают. Как они смогут что-то понять, если ничего и не увидят? Ни ты, ни я не в настроении заниматься готовкой. Прошу тебя, Нисса. Давай попробуем.


В ответ она кивнула и почти незаметно вздохнула...


Мы направились в ближайшую таверну — крепкое двухэтажное здание с облупленной вывеской, провозглашающей, что «Отдых путника» — «луччее заведение в ентой части города».


Когда мы вошли, в зале воцарилась тишина. Нет, не так, — сначала хлопнула дверь и как волна от упавшего камня, по залу раскатилась мертвая тишина. Сидевшие спиной оглянулись, сидевшие лицом просто уставились на нас. А я, вслед за Ниссой потащился к прилавку. Она села, я остался стоять — хилый, весь какой-то потертый и малость заляпанный жиром табурет не внушил мне особого доверия. Развалится, под моим-то весом...


Вскоре задняя дверь распахнулась, впуская волну горячего воздуха, стук ножей, звон моющейся посуды, запах свежей и не очень пищи, в компании с хозяином таверны. Полный, лысоватый мужчина, увидев меня сбился с шага, пару ударов сердца колебался — идти ли ему вперед или рвануть назад и подпереть дверь чем тяжелым, но в конце-концов корысть перевесила и хозяин таверны направился к нам.


— Что желает госпожа?..


— Да, пожалуйста, — ответила Нисса; голос ее чуть дрожал, но тон был уверенным и спокойным — Мы желаем пообедать. Подайте, что у вас есть готового... и кружку светлого пива для моих нервов.


Хозяин кивнул, затем взглянув на меня, шепотом спросил:


— А ваш... спутник... тоже будет... есть?


Я закатил глаза и кашлянул:


— Безусловно. То же самое в тройном размере, но вместо пива кружку воды, — я плохо переношу алкоголь.


Услышав мои слова, владелец таверны замер, громко глотнул воздуха, быстро-быстро закивал, и так кивая, задом исчез в кухонной двери.


Тем временем, разговоры в зале возобновились. Повернув уши, я услышал отрывки, варьирующиеся от потрясения и восхищения, до неприкрытой ненависти.


Я повернулся к Ниссе:


— Ты уже думала о том, куда теперь пойдешь работать? Уверен, твои услуги будут востребованы.


Она нахмурилась и повернула ко мне удивленный взгляд:


— Не прошло и дня после смерти твоего отца, а ты уже обсуждаешь мое будущее, словно ничего не случилось?! Неужели в твоем сердце нет никаких чувств к умершему?!


Я взял ее руку в свои лапы:


— Нисса... — сказал я тихо. — Я понимаю и принимаю твои невыплаканные слезы... Умом. А чувства... Я уже пережил его смерть — когда ушел из дому, провожаемый словами: «Никогда не возвращайся!» Слезы, чувства... давно все пусто, все сгорело. Я рад, что вернулся, — хотя бы затем, чтобы успокоить его душу перед смертью, но не стоит ожидать ярких чувств от меня.


К тому же, смерть в Цитадели — частая гостья. Наши друзья гибнут, мы остаемся. А жизнь продолжается, и ничего тут не поделаешь.


Мои слова оказались для нее неожиданностью, но она приняла их.


— Понимаю... — ее голос был холодным, почти разочарованным. Но уже не удивленным.


Тем временем вернулся хозяин таверны, с помощницей и принялся расставлять тарелки и кружки. Нисса рассеянно достала из сумки на поясе две серебряные монетки — для хозяина, и еще одну медную — для женщины, помогающей хозяину гостиницы. Получив деньги, те раскланялись и поспешно оставили нас.


Какое-то время, единственными доносящимися от нас звуками было удовлетворенное урчание, да звяканье ножей и вилок по тарелкам...


Закончив завтрак, Нисса поднялась. Теперь она выглядела куда лучше — исчезла мертвенная бледность, появился легкий румянец, в движениях появился намек на сытую уверенность. Но в глазах женщины все еще стояли невыплаканные слезы — по-видимому, она действительно любила моего отца...


— Нам стоит поспешить в храм, твой отец просил о коротких, быстрых похоронах. После будет оглашено завещание. Жрецы обещали к полудню сделать все приготовления и связаться с нужными людьми.


Очень похоже на отца — побыстрее закончить с одним делом, чтобы заняться другим... А потому, положив вилку на пустую тарелку, я последовал за Ниссой. И уже выходя за дверь, мельком услышал слова, громко сказанные одним из городских стражей:


— Говорю вам! Это добром не кончится!..


* * *


Похороны отца были короткими и простыми. Насквозь практичный человек, он считал оправданным полное отсутствие помпы и достаточным минимальное количество ритуалов для защиты души, — и не больше. Немногие присутствовали в храме на церемонии.


Отец Честера, невысокий рыжеволосый человек хрупкого телосложения, прочел панегирик.


Нисса плакала, и он тоже смаргивал подступающие слезы...


Я сидел неподвижно, с сухими глазами, понимая, что был единственным, кто не оплакивал Эдуарда. Но я думал, что лживые слезы были бы еще хуже... Воистину, мои слова, сказанные Ниссе, были правдой до последнего слова — пустота, то единственное, что я ощущал в душе, слушая проникновенные слова...


Когда же отец Честера оставил храмовый помост и гроб отца наконец понесли к могиле, я ощутил лишь облегчение — наконец-то все кончилось!


Я помог подняться Ниссе, и мы направились к выходу из храма.


Возле ворот к нам подошел Честер. Он подал заплаканной Ниссе платок, а потом обнял ее. Она тоже на мгновение обняла моего брата, а потом отступила назад, и прикоснулась платком к глазам.


— Да, Честер?


Он мгновение смотрел на нее, потом повернулся ко мне:


— Твой отец сделал меня своим душеприказчиком. Он не планировал делать меня наследником, но ему был нужен кто-то, в ком он был уверен...


Видя мое удивление, и предупреждая вопросы, Честер поднял руки:


— Я не меньше тебя был поражен подобным решением. Пожалуйста! Давай продолжим в моем доме. Нисса, твое присутствие также необходимо. Мой отец тоже там будет.


С этими словами он повернулся и, не оборачиваясь, пошел к боковой улице. Мы с Ниссой переглянулись, и, пожав плечами, шагнули следом...


Дом Честера стоял на окраине, почти у городских стен — маленькое, хорошо сохранившееся одноэтажное здание. Внешне оно выглядело почти новым, а внутри оказалось обставлено небогато, но со вкусом.


Отец Честера уже разместился в большой комнате перед тихо потрескивающим камином. Когда мы вошли, он кивнул, но ничего не сказал.


Нисса села на краешек другого свободного кресла, протянув руки к огню, а я устроился рядом с ней на ковре.


Честер подошел к камину и взял с полки шкатулку. Подтянув рукава повыше, он достал из воздуха металлический ключ. Открыв замок, тут же, как будто случайно выронил ключ — и тот исчез на полпути к земле...


Глаза Никсы широко открылись при виде такой явной демонстрации магии, но я только ухмыльнулся. В этом был весь Честер — затейник и артист до мозга костей.


С торжественным видом он вынул из шкатулки несколько листов бумаги. Поставив открытую шкатулку обратно на камин, Честер торжественно откашлялся:


— Итак, я могу долго читать всю эту макулатуру, со всеми ее словесами и красивостями или могу объявить волю Эдуарда своими словами и быстро. Что скажете?


Нисса нахмурилась, недовольная его явным неуважением к воле умершего, но я поднял лапу, предупреждая любое недовольство:


— Честер, объяви основное.


Он кивнул:


— Тогда так. Отец... Эдуард завещал тебе лабораторию и все ее содержимое включая его журнал, и прочие записи.


Отец Честера кивнул, вытирая глаза тыльной стороной ладони.


— Спасибо, сынок...


— Нисса, тебе он оставил дом и сумму в одну тысячу золотых...


Нисса охнула, да и я сам разинул пасть от удивления. Собственно говоря, я всегда знал, что у отца были деньги, — но я даже не представлял, что их было так много!


Честер улыбнулся:


— Возражений нет? Отлично! Деньги вложены в векселя казначейства Эльфквеллина.


Он извлек из шкатулки разукрашенный печатями и вензелями лист эльфийской бумаги, и подал его Ниссе:


— Депозитный сертификат.


Потом он просмотрел дальше:


— Остальное он оставил тебе, Христофор.


Честер подал мне еще один разноцветный лист эльфийской бумаги, — такой же, как у Никсы, — а я взглянул на общую сумму. О боги! Увиденное поразило меня неимоверно. Я держал в руках сумму, достаточную чтобы жить в достатке до самой смерти, даже если я проживу еще триста лет!


И в то же время я чувствовал, что не вправе принять эти деньги. Я не заработал их... я не заслуживал их... и, демон меня побери, я не знал, что с ними делать!


Сложив лист, я спрятал его во внутреннем кармане рубашки.


Честер взглянул на нас:


— Собственно говоря, это все. Теперь, позвольте мне попрощаться с вами до завтра — я бы хотел отдохнуть...


Он поклонился, и все мы направились к выходу.


После того как Нисса и отец Честера вышли за калитку, я остановился и спросил брата, провожавшего нас:


— Честер? Мы можем поговорить?


Пристально посмотрев на меня, он не сказав ни слова, вернулся в дом. Что ж... я прошел следом.


Он стоял у огня, спиной ко мне. Приблизившись, я остановился в двух шагах позади.


— Честер?


— Чего тебе нужно, Христофор? — его голос звучал устало и чуть отстраненно.


— Я хочу извиниться.


В кои то веки раз, мне удалось поразить своего брата. Он повернулся, и слегка приподняв брови, уставился на меня:


— Извиниться? В самом деле?


Я улыбнулся:


— Да. За то, что подозревал тебя. За то, что не заметил, как ты изменился... За то, что вообще ничего не замечал, занятый только собой и своими воспоминаниями. За то, что не послушал твоего совета, потому что хотел доказать тебе и самому себе... Сам не знаю что. В общем... Брат, извини меня, за то, что я такой медвежьеголовый придурок! Я такой, какой есть... И другим уже не стану. Вот за это и извини.


Я протянул ему лапу.


Честер засмеялся и, не обращая внимания на лапу, тепло обнял меня:


— А ты думаешь, я тебя не знал? О том, что ты — медвежьеголовый... и что тебя мама головой об пол роняла, я еще в детстве знал! Но не огорчайся, мы ведь оба хороши — только я извиняться не буду. Ни за то, что солгал тебе, с самыми лучшими намерениями... Ни за то, что наставлял тебя на путь истинный... И правда, зачем он тебе? Ни за то, что сомневался в твоей дружбе, брат!


Я вдруг понял, что ухмыляюсь во всю пасть... Честер неисправим! А может попробовать?..


— Ой! Ах ты шкура ходячая!! Неблагодарный! Ты кому подзатыльники отвешиваешь?!!! Да я тебя сейчас... В блин раскатаю!!!


Наше братское примирение было прервано тревожным стуком в дверь.


Честер шагнул назад, и нахмурился:


— Демон вас всех побери... кто там приперся?!


Он открыл дверь. С той стороны стоял запыхавшийся городской стражник.


— Натан? — лицо Честера посуровело. — Что привело тебя сюда в такой спешке?


— Корин и... и другие! Они... собрались... убить медведя! — юноша проглотил комок в горле. — Они думают... что он убил Эдуарда, и... и заколдовал вас!


Честер расхохотался:


— Невежественные пьяницы! И они идут сюда, чтобы убить моего брата?! — он потер ладони друг о друга и развел в стороны. Маленькая молния пробила воздух, остро запахло озоном.


Я нахмурился и, подойдя к Честеру, опустил лапу ему на плечо:


— Нет, брат! Убийства — не выход. Может быть это глупо звучит, но они пытаются защитить тебя. Не торопись, у меня есть лучшее решение.


Честер затащил стражника внутрь, и захлопнул дверь.


— И что теперь? Как ты покинешь это место?


Я ухмыльнулся... а потом выругался:


— Мой рюкзак!! Он остался моем до... в доме Никсы!.. Натан! Ты можешь сбегать туда? Сколько у нас есть времени?


Натан вздохнул:


— Мало. Минут десять... они хотят приблизиться незаметно. Я не успею добежать до дома Эдуарда, найти рюкзак и вернуться назад!


Честер покачал головой:


— Ты забыл, с кем разговариваешь, парень!


Он коснулся груди Натана, потом присел на одно колено и провел пальцами вдоль ног парня, от ступни до поясницы, одновременно едва слышно бормоча слова заклинания... Очень даже знакомые слова!


А Честер уже снова коснулся груди Натана:


— Беги!


Натан повернулся и в мгновение ока исчез за дверью.


Казалось, я целую вечность ходил из угла в угол, ожидая возвращения стражника. Демон его побери, где он там бродит?! Взглянув на стрелки напольных часов, я подумал, что они, наверное, испортились — выходило, что прошло всего три минуты... Но тут дверь снова хлопнула, и в комнате появился молодой стражник:


— Как, во имя всех духов, ты это сделал? — спросил он Честера.


Я забрал рюкзак из протянутой руки.


— Старый детский трюк! — подмигнул Честер, помогая мне закинуть рюкзак на плечи, потом взглянул в сторону двери, и снова нахмурился. — Натан, похоже, ты немного ошибся... они уже близко. Крис, что бы ты ни планировал, поторопись!


Я улыбнулся, и напоследок еще раз обнял брата:


— Попрощайся за меня с Ниссой...


Отступив назад, сжал в лапе хрустальную линзу монокля, и рывком разорвал цепочку...


Бум-м-м-м!


Беззвучный удар сотряс мои внутренности, на секунду я почувствовал бешеное движение воздуха вокруг — как будто я стоял в центре вихря...


И тут же все кончилось.


Открыв глаза, я понял, что стою в своей комнате в Цитадели. Но попытавшись двинуться с места, я с глухим стуком рухнул на пол, совершенно обессиленный. И лишь через несколько минут сумел издать громкий болезненный стон.


Через какое-то время послышался стук в дверь.


— Крис? — прозвучал вроде бы знакомый, но какой-то странный голос.


Я попытался ответить, но сумел только прохрипеть что-то неразборчивое...


Дверь открылась и вошла девушка, одетая в камзол пажа. Увидев меня, она тут-же плюхнулась на колени рядом:


— Крис! Что с тобой?! Ты жив?! Как ты себя чувствуешь?!


Не то чтобы я был против, вид мне открылся просто великолепный — пажеский камзол так аппетитно обтянул крепенькие груди... Но, увы, в ответ на ее вопросы я смог лишь еще раз жалобно простонать.


— Крис!!! Ах! Ты выглядишь совсем больным!! Как будто на тебе ехали вскачь от самого Эллкарана! Ой, подожди немного, сейчас я...


Сумев наконец отвлечься от весьма и весьма аппетитного вида, я взглянул в лицо девушке... В очень даже знакомое лицо...


— Алекс?!


Ой... Хотя... Следовало ожидать!


Девушка улыбнулась:


— Теперь уже Алексис... но вообще-то, да. Магия Метамора подействовала на следующий день после того, как ты ушел. Самыми неприятными были первые несколько дней, — я не привык... ла... заниматься некоторыми делами сидя...


Услышав ее слова, я невольно расхохотался, и это усилие меня добило — комната, вместе с очаровательной Алексис шатнулась куда-то, поплыла...


* * *


Очнулся я в собственной кровати. Мой медвежий нос поведал, что рядом находится енот-морф Брайан, а новоиспеченная девушка Алексис очень даже уютно устроилась где-то в ногах.


Открыв глаза, я увидел, что так и есть — Брайан сидел в кресле возле изголовья, а Алексис...


— Ага! Проснулся! Самоубийца ты наш, хоть бы предупредил! Мы бы подготовились! — Брайан ехидно улыбнулся, и посмотрел на Алексис. — Ладно, он пришел в себя... а поскольку ничего опаснее сильнейшего магического истощения у него не обнаружено, то теперь, думаю, ты и сама справишься.


С этими словами он покинул комнату, а Алексис заняла освободившееся кресло.


— Крис, но как ты оказался здесь? В ворота ты не входил, по коридорам не проходил... Весьма загадочно!


— Небольшая магия, которой я научился давным-давно... Правда, воплотить ее я смог всего полгода назад. В общем... создаешь недостроенное заклинание, а замкнутый круг цепочки действует как замок. Если ее разорвать, заклинание освобождается, достраивается и начинает действовать. В данном случае это было заклинание телепортации. Вообще-то, я планировал использовать его только в бою, — но избежать драки тоже неплохо...


Я потянулся... Ух! Какая противная слабость! Лапы дрожат, перед глазами все плывет... Да... Заклинание, не рассчитанное на столь дальнее расстояние, достраиваясь, вытянуло из меня всю энергию... и даже часть ауры. Магическое истощение... В животе что-то противно сжалось, а по позвоночнику пробежа волна холода... А ведь будь расстояние чуть большим, я мог бы и умереть!


Чтобы отвлечься, я продолжил разговор:


— Это ты позвала Брайана?


Алексис покачала головой:


— Нет... Я позвала Коперника. А он остальных. Знаешь, ты пролежал в беспамятстве больше тридцати часов. Нам пришлось собрать целую команду, чтобы взвалить тебя на кровать.


Мы оба улыбнулись, и в этот момент я понял, как лучше всего использовать прощальный подарок отца.


Я попросил Алексис принести рубашку и, покопавшись во внутренних карманах, вытащил свернутый вчетверо лист эльфийской бумаги.


— Алексис... ты хочешь продолжить обучение искусству магии лечения? Похоже, твое мастерство уже превзошло все, чему я мог тебя научить.


Она улыбнулась, но ничего не ответила.


— Я уже давно подумывал о твоей дальнейшей учебе... скажи мне, Алексис... — я раскрыл депозитный сертификат. — Ты хочешь учиться в Магическом Университете Эльфквеллина, получая стипендию от Цитадели?


История 18. Гонец


Цитадель Метамор просыпается рано, можно даже сказать — вообще никогда не спит. Здесь постоянно что-то куда-то движется, кто-то что-то делает, куда-то спешит... Вот и сейчас быстроногий койот-морф, с ворохом свитков в лапах, промчался по лестнице, распугивая громкими криками нерасторопных: «Дорогу, дорогу! Освободите дорогу! Я спешу!..»


Никто точно не знал, откуда он родом, а сам Ки помнил из далёкого человеческого детства, только маленький оазис в далёкой Восточной пустыне. В любом случае, попав в Цитадель и превратившись в шустрого и выносливого койота-морфа, Ки стал курьером-посыльным и неплохо справлялся. По крайней мере, послания попадали к адресатам вовремя и почти целыми. Ну а тот факт, что это заслуга не только быстрых лап и сильных лёгких...


Стремительно проскочив лестницу и пару залов, Ки остановился посмотреть адрес следующего свитка. «Послание сие для ученого змия-морфа, Брианом именуемого...» Ки только вздохнул — лутины вас забери, это же в другой конец крепости топать... Эх, ну ладно.


Воровато оглянувшись и убедившись, что поблизости никого нет, Ки снял с шеи маленький ключ из серебристого металла и, приблизив вплотную к ближайшей стене, тихо сказал: «В место надобно такое, где, не ведая покоя, Бриан-змей живёт учёный, Цитадели гений новый...».


Незыблемая, подобно самой вечности, каменная стена чуть дрогнула, пошла мелкими круговыми волнами, как вода в фонтане и вдруг расступилась, открывая проход в хорошо знакомый коридор. Невдалеке уже виднелась нужная дверь, ну а тот факт, что до этой двери было почти полчаса ходьбы пешком...


Тем временем кобра-морф Бриан собирал очередной «грандиозный проект». В данный момент он равномерно и аккуратно сжимал со всех сторон металлическое многосекционное устройство, змеиной частью своего тела, одновременно готовясь насадить сверху ограничительное кольцо — для закрепления подпружиненных сегментов...


— Фссс... Оссссторожжжжно, оссссторожжжжно... — шептал сам себе змей-морф...


Пружины сжались до предела, стопорное кольцо, тихо звеня, пошло вниз... Все. Со звонким щелчком кольцо встало на место, и Бриан с наслаждением распрямил затёкшие мышцы. Любуясь собранным устройством, напоминавшим высокий металлический цветок, вернее, бутон, обхваченный посередине широким обручем, он передвинулся назад и услышал стук в дверь и громкий голос снаружи:


— Послание от казначея Боба для ученого Бриана!!


Распахнув дверь, змей-морф увидел на пороге койота-морфа, держащего в лапах целый ворох свитков:


— Это вам, сэр, — пушистая, желто-коричневая лапа безошибочно выхватила нужное послание, и только хвост мелькнул, когда Ки унесся вдаль, едва слышно стуча когтями о каменный пол.


— Фссс... Поссссмотрим, поссссмотрим, шшшшшто там нам пишшшшет нашшшшш казззззначей... — просвистел Бриан, распечатывая свиток и перемещая чешуйчатое тело обратно в комнату...


Пробежав пару коридоров, Ки чуточку притормозил и взглянул на следующий свиток. На нём было имя Магуса. Койот, тихонько заскулив от досады, — «Опять! Неужели нельзя посылать письма в соседнюю комнату?!» — в очередной раз достал Ключ и направился к ближайшей стене:


«Нужен мне великий Магус, чародей, колдун и маг!»


Стена послушно пошла волнами, расступилась, но пропустив кончик пушистого, желто-коричневого хвоста, опять восстала нерушимой каменной кладкой...


История 19. Путь странника


Странник, удобно устроившийся на вершине небольшого холма, с интересом наблюдал за Мишелем, неистово махавшим внизу коротким мечом. Юноша упражнялся в бою с манекеном — бил по щиту, закрепленному на левой руке деревянного человека и уворачивался от огромной булавы, зажатой в правой.


— Хм... Слишком опрометчиво... — фыркнул под нос Странник, — совсем защиту бросил... Так ведь и схлопотать не дол...


И точно, сильный выпад Мишеля закрутил чучело волчком; булава со свистом рассекла воздух и обрушилась на лёгкий шлем, едва закрывавший голову юноши....


Странник охнул и непроизвольно поскрёб давным-давно зажившую ссадину — от точно такого же удара деревянной дубиной по голове. И шлем тогда улетел в траву почти так же! История повторяется — немногие новички выходят с первой тренировки целыми и невредимыми...


Тихий шорох травы, тяжелые шаги и громкое пыхтение за спиной привлекли внимание Странника, заставив развернуть широкие волчьи уши назад:


— Вот... ты где! — отдуваясь, пропыхтел Крис, плюхаясь на землю рядом с волком-морфом. — Я тебя в библиотеке дожидаюсь, извелся весь, фу... похудел даже... местами, а ты на травке прохлаждаешься! Ты что же это, совсем библиотеку позабыл? Книг не берешь, новостей не читаешь — скоро все буквы позабудешь! Нехорошо!


Странник чуть улыбнулся, представив как грузный, косматый медведь-морф бегает вверх и вниз по бесконечным коридорам и лестницам Цитадели Метамор, пытаясь разыскать придворного поэта. А ведь судя по частому дыханию Криса, так и было!


— Прости, прости, лохматый друг! Ты прав, совсем забросил чтенье! Воспоминанья, грёзы, сожаленья... И молодость прошедшая, перед глазами встала вдруг...


— Вот, оно что-о! — уже отдышавшийся Крис заулыбался всей пастью и посмотрел вниз. — Так наш юный Мишель напоминает тебе одного нахального волчонка?!


Волк-морф только молча кивнул, глядя как Мишель, держась за голову, медленно поднимается с травы. Неужели, он сам когда–то был таким же?


* * *


Чарльз поморщился, когда телегу снова (наверно уже в тысячный раз) тряхнуло. Норовистая молодая кобылка, явно страдавшая избытком сил, в очередной раз вильнула к обочине — то ли присмотрев особо аппетитный цветок, то ли просто так — вытащив при этом старую скрипучую телегу из наезженной колеи, и тут же с треском уронив обратно. Увы, ни кобылу, ни телегу переделать было невозможно и молодому поэту оставалось только терпеть, ожидая когда же закончится это бесконечное путешествие...


Узнав последние новости из Цитадели, Чарльз чуть с ума не сошел от радости. Казалось бы, известия о гибели придворного поэта лорда Томаса Хассана должны бы опечалить, или хотя бы вызвать сочувствие... Но для Чарльза эта весть стала настоящим подарком судьбы. Наконец–то у него появилась возможность прекратить порядком поднадоевшие странствия по всему королевству и заняться любимым делом, без которого он просто не мыслил своей жизни.


Мать Чарльза умерла при родах, оставив его на попечение отца. Тот окружил его любовью и заботой, конечно же, надеясь, что сын пойдёт по его стопам. Продолжит семейное ремесло, сохранит и приумножит традиции. Да, за кареты, телеги и тарантасы действительно неплохо платили, но Чарльз не хотел быть каретником. Он хотел творить!


Отец, разумеется, был против, и Чарльзу пришлось оставить родной дом, променяв обеспеченную и спокойную до тошноты домашнюю жизнь на пьянящую романтику дорог и приключений...


— Эй, парень! — крестьянин, согласившийся за небольшую услугу подвезти его до границ владения лорда Томаса, тряхнул Чарльза за плечо. — Я тут распинаюсь, а ты и не слушаешь, поди, совсем? Ну-кась, повтори, что я последнее сказал!


Поэт вздрогнул и хмуро покосился на мужика:


— Я всё слышу! И запоминаю. Сейчас ты говорил, что твоя жена родила еще одного ребенка, что недавно купленная лошадь сорвалась с привязи и сгинула где–то в лесу, но к счастью год выдался на редкость урожайным, поэтому ты вскоре купишь другую, более покладистую.


— А... ну ладно, — буркнул возчик. — Тока, смотри, красившее мне письмо напиши и без ошибок, когда приедем-то, а то, как обратно буду, так никакой лорд тебя не спрячет!


Чарльз нахмурился, искоса глянул на возницу и процедил:


— Послушай, неграмотный мой друг, если я допущу ошибку, ты этого даже не заметишь. Так что веди свою кобылу, а высокое оставь мне. Письмо – удел благородных!


— Ха! — фыркнул извозчик — Так вы сударь благородных кровей? Ха и ха! Кто бы мог подумать! А по роже и не скажешь! Ну, надо же! А может быть вы уважаемый еще и колдун?!


Чарльз с трудом сдержал очередной порыв гнева. Этот крестьянин, с его норовистой лошадью и дурными манерами, оказался единственным относительно быстрым и недорогим способом добраться до Цитадели Метамор.


К счастью, путешествие уже подходило к концу, и Чарльз просто терпел этого назойливого фригольдера, чувствуя как чешутся кулаки и вскипает в сердце яростное пламя... Врезать бы хорошенько по этой ухмыляющейся морде, да так, чтоб кулаку от крови мозгло стало. Ух, как полетел бы через облучок этот самовлюбленный болтун!..


«Нет! — Чарльз оборвал такие притягательные мысли, — Нет. Так нельзя. Поэту не к лицу бить всех, кто его раздражает. Даже если очень хочется...»


Собрав силу воли в кулак, он подавил пылающую ярость, из-за приступов которой юного Чарльза когда-то звали — Бешеным. Чарльз, поэт по прозвищу Бешеный... Жуткая кличка, которую не пожелал бы себе ни один нормальный человек.


Сглотнув, Чарльз задавил поглубже ярость, улыбнулся через силу и сказал:


— Ладно, земляк. Что там еще написать в письме твоему брату?


Путь от указателя, подле которого Чарльз расстался с провожатым, оказался длинным, скучным, но к счастью не слишком утомительным. Прошагав больше половины пути, юноша остановился ненадолго — подтянуть ремешок на сумке. Закончив, он расправил плечи, закинул ее обратно на спину, и хотел уже было пойти дальше, как вдруг услышал тихий шорох за спиной и осторожное покашливание.


Обернувшись, Чарльз увидел человека, выходящего из-за кустов... Не совсем человека!.. Совсем не человека!! Сначала юноша подумал, что ему это чудится, но тут незнакомец заговорил:


— И кто это у нас бродит?


Перед Чарльзом стоял енот. Нет, всё же не енот... Или всё же енот? Человеческое тело... почти человеческое, во всяком случае, стоящее на задних... лапах?.. как человек, но с енотьей головой, и лапами, покрытыми чёрной шерстью, вместо рук... А зубы-то... И когти... А еще меч и кожаный доспех...


Чарльз, разумеется, был наслышан о жителях Цитадели, но всё равно оказался не готов к такой вот личной встрече с одним из них. Чуть помедлив, юноша незаметно убрал руку от небольшого кинжала... правда, не слишком далеко.


— Эм... Меня зовут Чарльз. А вы кто?


Незнакомец фыркнул, как... как енот, и вместо ответа, снова спросил:


— А что ты здесь делаешь, Чарльз?


На секунду юноша задумался, но потом, слегка склонив голову, приветливо улыбнулся и продекламировал:


Назвал своё я имя, вы мне — нет,


Но тут же задали вопрос и ждёте мой ответ,


Ну, неужели я разбойник? Что вы! Нет!


Я лишь хочу узнать, не нужен ли придворный вам поэт?


Енот фыркнул еще раз и сказал:


— Хех... неплохо. Прямо сейчас сочинил?


— Разумеется!


— Ну-ну... К милорду значит... Ладно...


Енот встряхнулся и протянул когтистую руку-лапу:


— Брайан Кой Эирик, разведчик... Ах да, я енот-морф.


Чарльз кивнул в ответ, и осторожно пожав протянутую руку... лапу, продолжил:


Ну, вот и хорошо! Вы, наконец, заговорили сударь!


Назвали имя, должность при дворе.


Признаться думал я сперва, что нет доверия ко мне!


А как вы тихи! Ну и удаль!


Я даже испугаться не успел!


Подумал было...


— Ну, всё, всё, хватит! — немного раздраженно прервал его Брайан. — Я уже понял, что ты поэт.


Чарльз прокашлялся:


— Мои извинения, любезный. Не знаю сам я, что со мной! Сложить мне стоит только слог и всё — несёт меня поток, туда, где свежего вина глоток, рождает новый монолог! Рифмую всё подряд! И к месту и не... О, демон! Да что ты будешь делать!


Брайн отчётливо фыркнул и дёрнул усами, очевидно рассмеявшись, и продолжил:


— Ладно, придворный поэт нам действительно нужен. Пошли, отведу к лорду Хассану. Если, конечно, по дороге не передумаешь...


Разведчик двинулся к замку, и Чарльз, удивленно глянув ему в спину, пошёл следом...


— Итак...ты хочешь занять место моего придворного поэта? — произнёс наследный герцог Цитадели Метамор лорд Томас Хассан V, удобно откинувшись на спинку мягкого кресла и положив унизанные перстнями лошадиные пальцы-копытца на покрытую бархатом столешницу.



— Да, ваша светлость... — почтительно склонился Чарльз.


Лорд Томас вздохнул, оправил гриву и продолжил мягким спокойным голосом:


— Хорошо. Но прежде чем я рассмотрю просьбу, тебе стоит кое-что узнать.


Юноша ждал, склонив голову.


— Во-первых, запомни вот что. Колдовство, применённое Насожем в битве, которую не пережил наш поэт, действует до сих пор. Думаю, идя по коридорам Цитадели, ты обратил внимание на некоторую странность здешних обитателей. Так вот, оставшись здесь, ты станешь таким же. Может быть ребёнком, может быть женщиной, а может быть даже животным! И никто не сможет сказать, кем ты станешь, пока не появятся первые признаки изменения. Но в том, что они появятся, сомневаться не приходиться.


Чарльз втянул воздух сквозь зубы. Лихо... Впрочем, стоит ли останавливаться в шаге от судьбы?!


— Пусть будет так, мой господин... Зверем ли, ребенком ли, женщиной ли — я всегда буду подле вас, ваша светлость.


Лорд Томас хмыкнул. Достойный ответ. В принципе... Правда, слишком смиренный. Слишком. Так обычно говорят слуги. Интересно, есть ли у этого человека гордость? И если есть, то почему он ее прячет?


— Второе, — сказал Томас, пристально глядя на Чарльза. — В случае войны, каждый житель, каждый, должен участвовать в обороне цитадели. Все до единого, понимаешь? Я не потерплю здесь трусов, отсиживающихся в дальних коридорах во время атаки. Ты готов сражаться, если того потребуют обстоятельства? Даже если на нас нападёт сам Насож?


В этот раз Чарльз не колебался ни секунды.


— Я буду служить милорду верой и правдой, до последней капли крови!


Почтительную тишину, замершую в приемной разбил металлический лязг. Вложенный в ножны меч упал у ног юноши. Комендант крепости Джек ДеМуле, человек-мул, до того стоявший позади лорда Хассана шагнул вперед:


— Подними, — холодно сказал Джек.


Чарльз посмотрел на меч, потом снова поднял глаза на коменданта.


— Я сказал, подними!


Джек повысил голос почти до крика, но юноша по-прежнему не шевелился. Он только посмотрел на лорда Томаса, надеясь, что тот скажет, что делать, но лорд просто сидел и ждал.


Джек громко фыркнул:


— Так я и думал, поэтишка. Красиво лепишь, а как до дела — так пшик и всё. Уходи. Нам нужны бойцы, которые не только смогут рассказать врагу пару стишков, но и хорошенько врезать. А ты к таким людям явно не относишься.


Комендант свирепо глянул на всё ещё неподвижного Чарльза.


— Ты слышал меня? Пошёл вон!


Отбросив манеры и сдержанность, Чарльз позволил гневу вспыхнуть лесным пожаром и тут же сжал его обручем воли, направляя в русло действий. Мгновенье, и вот уже клинок освобождён из плена ножен и, жаждущий боя, нацелен на коменданта:


— К услугам вашим, сударь! Надеюсь, зелень и салаты, не слишком истощили вас, мой друг? Хотите в деле посмотреть меня? Извольте! Сейчас вам гриву подстригу. О! Не волнуйтесь, я буду осторожен! Как с девой юной, в ночь любви!


Обезумевший Джек яростно зарычал и потянул из ножен свой меч...


— Довольно!


Холодный голос лорда Хассана пролился на пылающий гнев коменданта, как ледяной дождь — вот только что на Чарльза скалился обезумевший получеловек, и вот уже за креслом герцога стоит спокойный и надменный военачальник.


Юноша тоже замер. Гнев всё-таки затуманил его рассудок, почти порвав оковы воли... Но слова лорда Томаса вовремя его остановили.


— Неплохо... поэт, — сказал лорд Томас с улыбкой. — Признаться, поначалу я подумал, что ты безвольный червяк, и в тебе нет ни капли смелости... Что ж, я ошибся.


Он чуть склонил голову.


— Я принимаю твою службу и разрешаю жить при дворе. Но всё же ответь мне, поэт. Ты согласен с тем, что изменишься, оставшись здесь?


Чарльз, в глазах которого ещё не угасли последние огоньки гнева, поднял голову и взглянул в глаза лорда.


— Изменюсь? За жизнь короткую свою, я в шкуре побывать успел солдата и писаки, певца и музыканта, наставника и подмастерья! Бывал я ранен, кровью истекал, был награжден, сидел в тюрьме — невинным и виновным! Я многолик, изменчив, как... как женщина; я верток и уклончив, как хорек; я молод и невинен, как дитя! Я... я — поэт, мой господин! Я ваш, я здесь — и будь, что будет!


— Ну что ж, тогда мы рады приветствовать тебя в Цитадели Метамор. — еще раз улыбнулся лорд Хассан. — Джек, где он может расположиться?


Комендант пристально осмотрел гостя и нахмурился:


— Ну... У нас недавно освободилась бочка в винном погребе. Просторная, сухая...


Лорд Томас чуть ухмыльнулся и покачал головой:


— Нет. Знаешь, мне не хотелось бы, чтоб наш поэт свёл близкое знакомство с некоторыми бутылками. Нет.


— Хм... я как раз недавно выбросил из оружейной старые ржавые латы, могу предложить освободившийся уголок.


— Тоже нет, — сказал герцог, немного подумав. — Вдруг мне понадобится срочно поэт, а он весь в масле и в ржавчине! Нет.


— Тогда... Остаётся только разместить его в комнатах, где живут придворные писатели. Сразу за библиотекой. Всё равно там занята только половина...


— Отлично! Что скажешь, поэт?


— Согласен, милорд, — сказал Чарльз, скрывая облегчение. — У меня нет возражений.


— Хорошо, — сказал Томас. — Вложи меч в ножны и можешь идти.


Чарльз, подобрав ножны, отброшенные в порыве ярости в дальний угол, уже выходил в дверь, когда его окликнул Джек:


— Эй, поэт, а как нам называть тебя?


Юноша замер в проеме открытой двери, обернулся...


— Зовите меня Странник!


* * *


Крис долго смеялся, местами даже взрыкивая:


— И они так и не сказали тебе, так и не сказали! Я всё еще не могу поверить! Ведь ты был единственным претендентом, не сбежавшим из Цитадели! Все! Все остальные моментально удирали, едва узнав о предстоящих изменениях...


— Да знаю, — Странник тоже ухмыльнулся. — Может быть, лорд Хассан и Джек опасались, что я последую благому примеру других поэтов?


Крис расхохотался еще раз.


— Может быть, может быть. Ха! А помнишь нашу первую встречу?


— Первую? Конечно, помню!


— Что ты искал тогда в библиотеке?


Странник хмыкнул:


— Ты не поверишь, Крис, ты не поверишь...


* * *


Шумно дыша и бормоча под нос проклятия, Странник схватил очередную книгу, пролистал и с сожалением отбросил в сторону. Учебники, самоучители... для музыкантов. Да вот беда – все они для людей. С нормальными руками и отстоящим большим пальцем. А как быть тем, у кого его нет?!


Странник осклабился, тихонько зарычал, когда резкое движение лапы смяло хрупкий пергамент книжного листа, и принялся осторожно его разглаживать...


Да... Теперь даже в зеркало смотреться не хочется. Вместо лица — жуткая морда, вместо рта — клыкастая пасть, а сзади ещё и хвост! Пришлось даже перешивать штаны ради него...


Единственное что ему понравилось после трансформации — мягкая пушистая шерсть. Хотя, конечно же, добавилось забот — уход, мытье, расчесывание... Но всё это мелочи, так ерунда, по сравнению с ухудшившимся зрением. Теперь, чтобы прочитать хоть что-нибудь, всё приходится подносить очень близко, почти утыкаться носом.


Но даже проблемы со зрением можно терпеть, а вот руки!


Ох, руки...


Или правильней сказать лапы? Они стали очень сильными, приобрели острые когти... и лишились отстоящих больших пальцев. Писать теперь приходилось специальными, остро заточенными иглами (взятыми со шкуры придворного алхимика-дикобраза), привязывая их к лапам специальными ремешками. Почерк получался... ужасный.


Но это ещё полбеды. Как, скажите на милость, играть на банджо, лире, или флейте, наконец? Без большого пальца?!


Чарльз злобно рыкнул и нахмурился. Разве что на лире можно играть, но для банджо точно нужен большой палец — без него струны на грифе не зажмёшь. А флейта? Без большого пальца её и на весу–то не удержишь. Да и лира... если подумать, то и для неё большой палец необходим.


Положив никуда не годную лапу на стол, волк-морф с сожалением посмотрел на неё. Со всем можно смириться, — с подушечками на ладони, с когтями, с шерстью... был бы только нормальный большой палец! И ведь палец-то никуда не делся! Просто теперь он не был противопоставлен остальным четырём. Двигался вместе с ними и не мог ничего зажать или схватить.


Странник зарычал в голос, уже не сдерживаясь — книга в очередной раз закрылась, когда он попытался перелистнуть страницу. В гневе он сбросил увесистый том на пол.


Внезапно за спиной раздался вкрадчивый мягкий голос:


— Что–то не так?


Едва сдержав рвущийся наружу очередной рык, Странник повернулся и сказал:


— Извините. Просто у меня трудно... сти...


Чарльз ожидал увидеть за спиной библиотекаря — лиса-морфа, жуткого зануду и педанта, очень настойчиво просившего беречь книги. Но там высился широченный медведь с ворохом свитков под правой лапой и моноклем в левой.


— Трудности? Какие?


— Ох... Прошу прощения, — сказал волк. — Но мы, кажется, не знакомы. Я Странник. Новый придворный поэт.


— Кристофер, — ответил медведь, с силой пожимая протянутую лапу. — Я тут вроде как наставник, для новичков. Так что у тебя за проблема?


Странник скривился:


— Несколько дней назад я... у меня закончилась трансформация. Ну и до сих пор не могу привыкнуть к рукам... лапам. Может, что-нибудь посоветуете?


— Может быть... — сказал медведь. — Может быть, вам стоит начать с...


— Подождите! — перебил его Странник, сощурившись на свечу в дальнем конце комнаты. — В какое время вы зажигаете свечи в замке?


— Свечи? — Ответил Кристофер и тоже сощурился в том же направлении. — Ох... То рыжее пятнышко, это свеча? Похоже мое зрение, увы, куда хуже вашего!


— Поверьте мне, там свеча, — сказал Странник. — И это значит, что мы вот-вот пропустим ужин! Может быть, продолжим в обеденном зале?


— Если вы согласитесь разделить со мной одну из каменных скамеек, — ответил медведь-морф. — Деревянные просто не выдерживают меня. Я уже боюсь на них садиться!


Странник хмыкнул.


— А почему бы и нет? Не люблю занозы в заднице! Пойдём же, мой медвежий друг, на ужин опоздать нам не досуг.


— Медвежий друг? — подняв брови, переспросил Кристофер.


— Тебе не нравится?


— Да в общем-то... Не важно.


* * *


Два друга рассмеялись старым воспоминаниям.


— Ты никогда не говорил о проблеме с банджо! — сказал Кристофер. — Почему?


— Да потому, — сказал Странник улыбнувшись, — как только я перестал напрасно искать ответы в книгах, потренировался, поэкспериментировал с ремнями... И вот теперь в библиотеке лежит написанная мною книга.


— Правда? — приподнял одну бровь Кристофер. — И как она называется?


— «Играйте лапами!»


Медведь-морф хохотнул:


— Ага! Играйте лапами, виляйте хвостом, и фырчите при этом мордой! Ха-ха


— Да ладно тебе! Возьми её лучше, поучишься!


— Э, нет! Это для меня слишком!


— Слишком? Что ты! Там даже щенок научится!


— Чарльз, я сказал нет.


— Ну, смотри, как хочешь. А кстати, зачем ты меня искал-то?


— О! — Сказал Крис, хлопнув себя лапой по лбу. — Я же совсем забыл! На обед хотел тебя позвать!


Странник хихикнул:


— Да? Тогда идём скорее!


Друзья уже спускались с холма, когда Чарльз вдруг спросил:


— Слушай, Крис, а ты не знаешь, что это Магус так сильно интересовался каким-то кольцом, с синим кристаллом? Он расспрашивал о нем чуть ли не всю Цитадель!


— Кольцо?! Первый раз слышу, — удивился Крис.


— Да, — уверенно кивнул Странник. — Ну ничего, подожди, он еще до тебя доберется...


История 20. Игра с огнем


Нравится мне сидеть в Молчаливом Муле, попивать тягучий, чуть горьковатый, но такой приятный местный эль, глядеть на игроков, поводить длинными ушами, слушая сплетни, слухи, разговоры... Цитадель Метамор — странная штука. Вещь в себе, сказал бы Маттиас. И был бы прав. Крепость вообще-то веселое место, но иногда... О, иногда она поворачивается к тебе темной стороной. А мои обязанности, увы, концентрируются именно вокруг тех самых сторон нашей жизни. И вот, я сижу в Молчаливом Муле, сижу, чтобы послушать новый анекдот, рассказать что-нибудь Донни или покаламбурить с Томасом... Поддерживаю ясность рассудка. Более-менее.


Нравится мне сидеть здесь, хрустеть тонкими солеными сухариками, ощущать лапами шершавую надежность дубового стола, вдыхать мокрым кроличьим носом запахи друзей и ждать. Просто сядь и подожди, сказал бы Коперник. Только выбери нужное место, добавил бы Крис. И они оба правы. Рано или поздно Мишель придет сюда — выпить ли пива, перекусить ли, придет и уставится на меня, как все новички... Ну и пусть смотрит, в конце-концов, я ведь хочу с ним познакомиться. Нас могли бы представить друг другу на собрании Гильдии Писателей — увы, я его благополучно пропустил... были срочные... дела.


Нравится мне сидеть здесь, в полутемной комнате, опираться пушистой спиной о спинку лавки, осторожно держать в лапах тяжелую, чуть скользкую стеклянную кружку, отпивать глоток за глотком прохладную горечь, в упор не замечая глазеющего на меня юноши... Бедняга, — мир вокруг него изменился, стал другим бесповоротно и навсегда; сам он меняется, становясь морфом, не понимая, что творится с его телом. Но сегодня я помогу ему, хотя бы чуть-чуть, выскажу немного сочувствия, дам пару добрых советов...


— Как жизнь, парень? — спросил я, чуть искоса глядя, как медленно и осторожно садится напротив Мишель. Кто-то уже предупредил его, уже рассказал обо мне, посоветовав быть осторожнее и не пугать «зайчика»... но парень явно перестарался. Что ж, спасибо за заботу, неизвестный доброжелатель!


— А... да все просто прекрасно! Пиво вот, и вообще...


— Уже знаешь своего зверя?


В ответ Мишель лишь скривился, да пожал плечами. И кажется... да, чуть-чуть прижал пока еще человеческие уши. Хм...


— Боишься, что будет так же плохо, как у меня? Не лев, не собака, не тигр, не дракон, а просто глупый, трусливый кролик?


Парень опустил голову, вздохнул и заерзал на твердом сидении. Что-ж, похоже, я угадал, и ему теперь стыдно...


— Сынок, изменение — сложная штука, сложная и болезненная, для всех нас. Шерсть, растущая у тебя на спине — не шутка. Она настоящая и она — твое будущее. Ты можешь стать кроликом... или мышью, или кротом... если повезет. А ведь есть варианты и похуже, знаешь ли. Например, мой. Подумай над этим.


Мишель долго сидел тихо, старательно глядя в сторону, собираясь с духом, и наконец спросил:


— Фил, а что произошло с тобой? Как ты изменился?


Вот так, главный вопрос вечера задан. Я знал, что он это спросит... сам подталкивал разговор. Парню полезно будет услышать мою историю... но как же непросто ее рассказать!


— Мишель, поверишь ли, если я скажу, что когда-то сжигал людей заживо... и это было моей профессией?


Уставившись на меня круглыми глазами, юноша смог только кивнуть.


— Так оно и было, — усмехнулся я. — Еще мальчишкой я стал подмастерьем у мастера, создававшего Греческий огонь. Слышал о таком?


Мишель сглотнул, справляясь с нахлынувшей тошнотой, и еще раз кивнул. Что поделать, у Греческого огня репутация... не самая лучшая.


— Обычно его используют на воде — знаешь, галеры, парусники, морские битвы... И те, у кого он есть, побеждают... почти всегда. Мы, мастера, храним секрет Греческого огня, нас очень мало и цена наших услуг высока. Работа с огнем опасна, но за несколько лет мастер становится богатым человеком. Очень богатым. Сжигая людей заживо.


— Это... страшная работа!


— Может быть, — усмехнулся я, качнув длинными ушами. — Может быть... Как бы то ни было, путешествуя по миру, я часто слышал о Цитадели Метамор. Рассказы о хранителях, удерживающих зло вне нашего мира. О могущественных магах, о лучших в мире воинах, о поэтах и художниках, о богатстве и блеске двора герцога Хассана... Замечательное место — думал я тогда — превосходный финал моей феерической карьеры. У меня неплохо получалось сжигать флотилии, но я начал уставать от морских баталий, а единственное место на суше, которому мог пригодиться Греческий огонь — это Цитадель. Я даже сделал лорду Томасу Хассану скидку... за долгосрочный контракт.


И вот я здесь. Все было прекрасно, все было великолепно — маги, воины, двор... И война. Та самая, Война Изменения. Поначалу моя огненная машина работала как должно. Но к концу третьей неделе штурма... или четвертой... Точно не знаю — я к тому времени вымотался так, что уже не вел счета времени. Не было уже ни осадных башен, ни громадных животных, ни огненной магии, ни даже лестниц. Только лутины и смерть. Они лезли и лезли, волна за волной, тысячами. Мы отбивались. Я жег лутинов сотнями, жег непрерывно, пока... Не знаю, что произошло, но думаю — разошелся шов на питающем патрубке... на одной из труб моей машины. Возможно, металл просто устал, может быть был поврежден при перевозке, все может быть... В любом случае — труба лопнула, и машина взорвалась огненным облаком. Меня задело самым краем, но и этого хватило. Это было... было... больно. Очень больно. Я горел весь, с ног до головы, я поджаривался живьем, а время словно замедлилось... я был в сознании, прекрасно чувствовал и понимал, что происходит... Солдаты пытались сбить, загасить пламя, но Греческий огонь нельзя загасить! Я... я чувствовал все! Я видел, как полыхнула одежда, ощущал, как лопнули и запеклись глаза, как вспучилась и потекла кожа, как начало гореть мясо и обнажились кости...


Не в силах рассказывать дальше я смолк. Воистину, смелый умирает один раз, трус тысячи. А я трус! Да, я боюсь... И каждый раз, вспоминая тот бой, я умираю, я сгораю заживо опять...


Усилием воли вынырнув из прошлого, я глянул в круглые как блюдца глаза Мишеля, криво усмехнулся, увидев его бледное лицо.


— Ты хотел бы знать, почему я все еще жив? Человек не может остаться в живых, перенеся такое. Ни человек, ни морф, ни даже дракон. Никто. А я жив! Все потому, что именно в это время, ни мигом ранее, ни ударом сердца позже, Насож обрушил на Цитадель свои заклинания. И я испытал на себе их полную силу... Все то время, пока огонь и магия боролись, те бесконечно долгие секунды... Это была непередаваемая боль. Немыслимая... Я ощущал, как лопнули и разошлись кости черепа, как выгорал мозг, выкипала кровь... и в то же время чувствовал, как на месте сгоревшей нарастает новая ткань, чтобы тут же снова сгореть... А потом все кончилось. Огонь прогорел, погас, и магия наконец-то превратила меня в пушистого, глупого, трусливого кролика.


Следующие три или четыре месяца были... странными. Я их помню, помню очень четко, ярко, все понимаю но... я не могу выразить увиденное, услышанное и унюханное словами. Дело в том, что выгоревшая часть моего мозга по-настоящему стала кроличьей. И эти месяцы, даже обращенный магами в морфа, я по сути оставался настоящим кроликом. Думал как кролик, вел себя как кролик... Воспринимал все, как кролик... Знаешь, в основном через запахи и слух. О да, у меня и сейчас великолепные уши и феноменальный нос — по сравнению с людскими, но тогда... Каждый ветерок нес целую симфонию запахов, а уши слышали любое шевеление... И так и было, пока что-то, даже не знаю что, не вернуло меня назад. Ни я, ни маги до сих пор не знаем, что это было... но, по крайней мере, мой случай дает надежду полным морфам, а?


— Ага... точно! — согласился Мишель.


— И вот я животное... куда более чем любой другой морф, — я легонько усмехнулся юноше, опять шевельнув ушами. — Теперь я трус и часто делаю вещи, понятные и очевидные мне... но совершенно безумные для остальных. И больше не боец. Теперь уже совершенно не пригоден.


Знаешь, эти месяцы в кроличьей шкуре изменили мои взгляды на жизнь, сынок. Пока тело мое жило тут, я сам был где-то там и думаю... Я не помню, но кажется, я все это время переосмысливал, открывал себя заново. И я действительно изменился. Теперь я уже не смогу использовать Греческий огонь... Даже против лутинов.


— Ага... огонь — страшная штука! — согласился Мишель.


— Еще бы! Сгорая, лутины кричат так же, как люди... Я знаю — они думают и чувствуют, они мыслят и... нам приходится убивать их. Что ж... Зачастую, выбора у нас нет. Но может быть, когда-нибудь... такой выбор появится. Откуда? Хм... Знаешь, я трачу время, выясняя, откуда они, почему они продолжают приходить, что им нужно и возможен ли мир... хоть когда-нибудь. Наши разведчики поддерживают меня, хоть и не все и Лорд Хассан тоже. В конце-концов, не так уж велики затраты — прокормить еще одного кролика.


Я по-кроличьи передернул ушами и носом, — Майкл, все еще заворожено уставившийся на меня улыбнулся. Хороший признак... Наш разговор был очень серьезным, но одна вещь еще осталась:


— И знаешь, сынок, в моем положении есть еще одна... проблема. Наши маги считают, что если когда-нибудь они смогут обратить заклинание Насожа... или стереть его или еще как-нибудь... в общем, я снова стану сгоревшим до костей человеком. И на этот раз навсегда. Так что... Есть вещи похуже, чем быть глупым, трусливым кроликом. Помни об этом.


Парень ошарашено смотрел на меня два или три удара сердца... А потом спросил:


— Кхм... Спасибо Фил. Спасибо, за рассказ. И... позволь угостить тебя пивом, за мой счет, а?..


* * *


Нравится мне сидеть в Молчаливом Муле, попивать тягучий, чуть горьковатый местный эль, поводить длинными ушами, слушая сплетни, слухи, разговоры, посматривать на сидящего напротив юношу и думать... Мишель молод, очень молод, и неизвестно еще, чья шерсть ему достанется. Но... Лорд Хассан просил присмотреться — не подойдет ли мальчик для самой тихой и малоизвестной гильдии Цитадели, для гильдии Разведчиков. Путешествовать в обличии зверя по территории врага... Пока еще рано, слишком рано решать, но все же, все же... Может быть, со временем, он нам подойдет.

История 21. День дурака


— Прямо, мимо двух дверей по левой стороне, на перекрестке повернуть направо и идти до двери... тупик!


Мишель выругался и отправился обратно — к последнему месту, где он вроде бы правильно свернул. Или неправильно? Или все же правильно?.. Остановившись на перекрестке, он оглядел проходы мрачным взором, словно пытаясь вырвать признание — кто из вас ведет к цели? Стены и полы угрюмо промолчали...


Тишина была нарушена топотом собачьих лап — выскочив из-за угла, кто-то четвероногий врезался Мишелю прямо под колени, сшибив с ног. Рыча, Мишель попытался подняться, но возящаяся под ногами пушистая зверюга сшибла его с ног вторично.


— Не одно так другое... — проворчал Мишель.


— За-амрри! — гавкнул-рыкнул кто-то снизу.


Юноша так и сделал. Зверь, все еще возившийся под ногами, замер на пару ударов сердца, а потом одним плавным движением скользнул в сторону и Мишель смог, наконец, его осмотреть. Небольшой волк или собака, рыже-коричневая с темно-коричневыми пятнами. Самое яркое пятно проходило от холки, промеж ушей и спускалось между глаз к самому кончику носа.


Пес фыркнул, встряхнулся, стряхивая пыль, и отступив на пару шагов в сторону, уселся. Посидев чуточку, вопросительно склонив голову и глядя на Мишеля в упор, он покачал головой, и начал меняться. Передние лапы превратились в руки, задние в ноги, пасть укоротилась, он поднялся на ноги, на теле откуда-то взялась одежда — камзол, штаны и даже плащ зеленого цвета.


— Ну, ты так и будешь сидеть там весь день, или все-таки попытаешься встать и представиться должным образом?


Пока растерянный Мишель хлопал глазами, волк-морф чуть склонился в легком поклоне и продолжил:


— О, прости меня, я не узнал тебя раньше. Мишель, не так ли? Будем знакомы — Александр Девон Л’Эртшайд. — волк-морф протянул лапу Мишелю. — Позволь помочь тебе встать на ноги... А теперь, могу ли я узнать, куда ты направляешься?


— А... Я пытался найти комнату Чарльза Маттиаса... Знаете, крыс-писатель. Но кажется, заблудился!


— О-о! Да, коридоры Цитадели весьма запутаны! Настоящий лабиринт! Но я помогу тебе... — Девон задумчиво потер подбородок. — Тебе уже говорили про изменчивую геометрию Цитадели? Превосходно! Я очень рад. Но тогда ты должен знать, что теоретически ты можешь стоять в одном месте, а Цитадель вокруг тебя будет меняться, меняться... и в конце-концов, ты окажешься именно там, где нужно! И все, что ты должен делать — стоять вот тут, глядя вот в этот маленький, тенистый тупичок, просто стоять неподвижно... и вскоре окажешься прямо у двери в комнату Чарльза! А теперь извини... мне пора бежать — места меняются, люди под ногами путаются... В общем, пока!


С этими словами волк-морф опустился на четыре лапы, и бросился обратно в проход, из которого появился.


— Эй, подожди! А ты-то, зачем бежишь?! — закричал ему вслед Мишель.


— Я пытаюсь остаться на одном месте! — донесся затихающий голос из коридора.


Мишель вздохнул, почесал затылок и, пожав плечами, уставился на стену тупичка. Он уже перебрал все разумные варианты, обошел все имеющиеся в округе тупики и вполне готов был попробовать странный совет волка.


— Мишель? — голос Копа, раздавшийся прямо над ухом, заставил юношу вздрогнуть. — Ты чего стоишь тут словно статуя?


Мишель обернулся к огромному ящеру-морфу:


— А... Я тут... Знаешь, такой странный волк... такой коричневый...


— Ни слова более! — Коперник втянул ноздрями воздух. — Так, так... знакомый запах! Дай-ка я догадаюсь, кто тут был! Коричневый и рыжевато-коричневый мех, тощий как молодое деревце, поверх всего зеленый плащ, зовут Девон?


Мишель только кивнул. Коп хохотнул, как будто горсть булыжников перекатилась в глубине огромной бочки. — Хо-хо-хо! Поздравляю! Ты только что познакомился с придворным шутом. Советую хорошенько обдумать то, что от него услышал! Не могу сказать, что он всегда лжет, но он так хитро говорит, что и не поймешь — то ли это правда, то ли нет!


Мишель заволновался:


— И... и часто он так делает?


— Очень. Кажется, он поставил себе цель — ежедневно разыгрывать кого-нибудь. Похоже, сегодня твой день! Собственно, мы даже не знаем, кого он больше развлекает — себя или нас!


Заметив вытянувшееся лицо Мишеля, Коп добавил:


— Не беспокойся, его шутки почти всегда безобидны... Ну, почти. Если только ты его очень сильно не разозлишь.


— Кхм... так это шут... — грустно вздохнул Мишель. И добавил, — значит, он выставил меня дураком...


Коперник ухмыльнулся — жуткое зрелище, для того, кто еще не привык к нему.


— Не стоит так смущаться. Он однажды сумел убедить половину Цитадели, в том, что у него красный хвост!


— Чего?!.. Красный хвост? Он же у него коричневый!


— В том-то все и дело. Пойдем, я расскажу тебе об этом по пути на обед, который, кстати, вот-вот начнется, — ящер-морф положил лапу на плечо Мишеля, и повел юношу вниз, в один из обеденных залов. — Все началось во время весенней линьки...


Едва только Коп и Мишель скрылись за поворотом, как в конце маленького тупичка открылась скрытая тенями, неприметная дверка и из нее вышел крыс-морф с охапкой свитков и обгрызенной палкой в лапах...


История 22. Добро пожаловать


Натан занервничал, когда караван остановился на тропе. Погонщики вчера говорили о нападениях лутинов, а еще они обсуждали предупреждение, присланное патрульными Цитадели. Атаки лутинов на караваны в последнее время сильно участились... И теперь можно было ожидать нападения в любую минуту.


Высокий человек в кольчужной броне как раз проходил мимо, и Натан окликнул его:


— Джерек!


— Цыц! — грозным шепотом прохрипел тот. — Тише, парень! Ты что, хочешь собрать к себе всех лутинов на двадцать миль вокруг?!


— Почему стоим? — спросил Натан едва слышно.


Воин посмотрел на встревоженного мага и улыбнулся:


— Не волнуйся, мы только что встретили патрульных из Цитадели.


Цитадель! Натан слышал о том, как выглядят люди из Цитадели Метамор, и очень хотел увидеть хотя бы одного из них. Менее полугода назад он сдал последний экзамен в школе магов... и теперь ему выпала возможность увидеть воочию результаты действия столь мощной магии! Такой шанс выпадает раз в жиз...


Натан успел услышать свист летящего камня, гулкий удар и Джерек упал на землю — оглушенный или убитый.


— Лутины!!! — завопил кто-то в хвосте каравана.


Завертев головой, маг увидел, как из-за деревьев выскочила толпа зеленокожих карликов, и все они бросились прямо к нему!


Лутины!! Натан обдумывал это мгновение с тех пор, как решил присоединиться к каравану. План его был прост и изящен — использовать заклинание огня, убивающее всех врагов, сохранить караван и стать героем... Проклятье, он репетировал это заклинание не меньше сотни раз! Но увидев живых и вопящих лутинов, мгновенно забыл все. Голова стала пустой, звенящей, маг просто стоял и смотрел как один из лутинов бросил дротик, как копьецо, медленно вращаясь летит прямо в лицо...


Натан увернулся буквально в последнее мгновение — дротик царапнул кожу на щеке и улетел куда-то в придорожные кусты. Это наконец-то заставило юношу вспомнить о магии.


Юноша направил правую руку на ближайшего лутина, сконцентрировавшись, повторил мысленно формулу активации... В ту же секунду с пальцев сорвался сгусток белого огня, и молнией метнувшись вперед, ударил лутина точно в грудь. Лутин взвизгнул и рухнул на землю уже мертвым.


Молодой маг начал было следующее заклинание, но враги были слишком близки и, поняв, что дочитать он просто не успеет, потянул из ножен короткий меч. Выставив перед собой эту полосу сверкающего железа, Натан успел только раз взмахнуть ею, как все переменилось.


За спинами лутинов появился тоже низенький, но очень коренастый воин, с ног до головы закутанный в плащ и с громадным топором в руках. Взмах! Сверкающая сталь разрезала ближайшего лутина практически пополам. Еще взмах! Следующий лутин падает на землю, безуспешно зажимая распоротый живот. Тем временем третий карлик попытался пырнуть воина коротеньким мечом, но лишь безуспешно царапнул кольчугу, скрытую под плащом. Воин даже не стал поворачиваться, а просто крутанул топор на руке, ударив лутина концом ручки снизу по челюсти. Монстр, приглушенно заверещав, рухнул наземь, а топор, завершив вращение, встретился с той же челюстью еще раз, но уже острием.


Молодой маг, тем временем слегка пришел в себя и даже успел бросить еще одно заклинание... Правда лутин, о грудь которого расплескался смертоносный шарик, за пару мгновений до того лишился головы от удара чудовищного топора, но все равно — можно сказать, что этого врага они убили вместе.


И вдруг оказалось, что убивать больше некого. Ни одного живого лутина поблизости, только Натан и неизвестный воин с топором.


Ошеломленно оглядевшись, маг насчитал восемь трупов лутинов и только два из них (с натяжкой) можно было считать его добычей, а весь бой занял... демон всех побери, да даже дорожная пыль не успела осесть!


Натан ошеломленно уставился на спасителя, а коренастый воин уткнул топор остриями в землю и, опершись на рукоять, тоже повернулся лицом к юноше.


Теперь молодой маг смог рассмотреть воина и его оружие подробнее. Особенно оружие — топор был действительно велик. Двулезвийный топор-бабочка, концом рукояти достигал груди воина. Сам же воин, ростом чуть выше пяти футов... да пожалуй, все пять с половиной футов, одетый в зеленую с коричневыми пятнами одежду, и такого же цвета плащ, действительно оказался очень широк в плечах. К тому же, у него было что-то неправильное с ногами... Вот демон! Его ноги оказались согнуты не в тех местах! А наполовину откинутый, в пылу драки, капюшон, показал коричневую морду и два чутких, подвижных уха, поднятых почти вертикально!


— Ух, тыыы!.. — прошептал Натан. — Да ведь вы из Цитадели!


Воин склонил голову к плечу, еще раз осмотрел Натана, перед тем как заговорить:


— Первый раз в Метаморе? — спросил он мягким, чуть насмешливым голосом.


Натан смог только кивнуть в ответ.


— Михась!! —завопил кто-то от передней части каравана.


Михась повернул голову в ту сторону, и взревел так, что Натан схватился за уши:


— ИДУ-У!!!


Подняв топор, он повернулся в сторону головной повозки, показывая длинный, покрытый коричневой с зелеными пятнами шерстью хвост, и рванул на зов.


Однако пробежав пару повозок, остановился и, оглянувшись, крикнул Натану:


— Добро пожаловать в Цитадель Метамор!


После чего, махнув на прощание лапой, а также коричневым хвостом, исчез в дыму горящего фургона...


История 23. Лунный Фестиваль


Лис вздрогнул, услышав треск дерева и грохот рухнувшей на каменный пол библиотеки лавины томов, уже по одному звуку представляя перекосившиеся обложки, лопнувшие замки, а то и еще хуже...


— Охо-хо... — гулким басом выдохнул кто-то, гулким басом, очень похожим на голос медведя-морфа Христофора.


Лис заглянул за высоченные полки, перегородившие боковой проход... Так и есть! Медведь-морф старательно собирал разбросанные обломки, то ли пытаясь выбраться из завала, то ли желая разобрать груду книг, перегородившую проход. Лис скривился и дернул ушами, увидев на книжных обложках глубокие царапины, оставленные острыми когтями Христофора.


— Крис! Ради всех богов! Умоляю! — воскликнул он, бросаясь вперед, его пышный хвост с едва скрываемым раздражением подергивался позади. — Остановись! Ты все равно... Нет! Оставь это мне. Пока твой монокль у кузнеца, ты все равно не сможешь правильно их расставить!


— Ох! Извини, пожалуйста... — пробурчал Христофор, тоскливо глядя в пол. — Я всего лишь...


— Задел торчащую полку, — закончил Лис, и вздохнул. — Христофор, друг мой, не нужно ничего объяснять. По сравнению с тем, что натворил тут маг Пости, придя сюда первый раз после изменения, это такая мелочь! Помнится, я целый месяц выводил отпечатки его копыт со страниц!


— Кстати, — продолжил он, — Ты приготовился к сегодняшнему вечеру? Или... Да ты о нем вообще помнишь? Крис! Сегодня вечером Лунный Фестиваль!! — Лис лукаво подмигнул (сама святая простота в лице лиса-морфа) и хихикнул.


— Ы-ы-ых-х... — застонал Христофор. — Фестива-а-а-аль! Как будто мы мало страдаем от глупых шуток в другие дни!


— Ну... Если ты предпочитаешь видеть это в таком свете... Но лично я получаю массу удовольствия во время Лунного Фестиваля. Ну когда еще ты сможешь назвать Лорда Хассана несколько разнообразнее обычного? К примеру, конской жопой!


— Осторожнее! — с ухмылкой предостерег его Христофор. — Пока еще чуточку рановато, для таких... откровенных шуток, знаешь ли!


Лис закашлялся и прижал к голове, покрасневшие изнутри уши, с заметным усилием удерживаясь, чтобы не спрятать хвост между ногами.


— Да, — наконец смущенно произнес он. — Ну, в общем, ты понял.


— Безусловно... — опять тяжело вздохнул медведь-морф, направляясь к выходу. — Я все понял.


Немного восстановив душевное равновесие, Лис поинтересовался:


— Я могу тебе чем-нибудь помочь?


— Нет. Ты не сможешь сделать ничего, чего бы я уже не сделал сам. Хорошего Фестиваля, Лис... — печально сказал Крис, открывая наружную дверь библиотеки.


— И тебе, Христофор, — сказал Лис, ему вслед.


Христофор недовольно морщился, вперевалочку топая к своей комнате. Фестиваль... Мда, Лунный Фестиваль. В действительности всего лишь повод отбросить те правила и приличия, что все еще действуют в этом странном месте, в Цитадели Метамор. В месте, где когда-то нормальные воины, сейчас одеты кто в мех... кто в платья... а кое-кто и в пеленки...


Весь покрытый бурым мехом, медведь-морф Христофор оскалил двухдюймовые зубы и грустно покачал головой. Добравшись до своего жилища, он уже твердо решил провести Фестиваль у себя в комнате. Одинокому учителю мало интереса в придворных развлечениях. Предвкушая отдых, он открыл дверь... и удивленно уставился на расплывчатое пятно, которое шевельнулось при виде открывшейся двери. Втянув носом воздух, Хистофор уловил знакомый запах. Да это же...


— Странник?


— А! — сказала фигура знакомым голосом придворного поэта. — Вот и ты, мой друг! На помощь я твою надеюсь! Мне нужно отполировать поэму, я сочинил ее для Фестиваля...


Христофор тяжело вздохнул:


— Честно говоря, друг мой, — сказал он, — я собирался провести вечер запершись в компании древних рукописей...


— Хотел бы я заняться тем же... — столь же тяжело вздохнул волк-морф. — Но, к сожалению моему, поэт придворный, поэт невольный, обязан выйти на Лунный Фестиваль! А потому, пишу стихи я. Но коль не можешь ты...


— Подожди, — прервал его Крис. — Ты не хочешь идти на Фестиваль?


— Ах Фестиваль... — грустно сказал волк-морф. — Да лучше буду слушать я стихи садовника, про чернозем и глинозем, растворы и добавки, да лучше буду я читать свои стихи его деревьям и кустам, капусте и томатам, чем декламировать одну поэму сегодня вечером на Фестивале! По крайней мере, его кусты меня дослушают! Тогда как неблагодарные... Да что там! Вот, к примеру, прошлый год...


— Подожди, подожди! Помнится, ты говорил, что в прошлом году все прошло хорошо!


— Так и было. Лишь десять слушателей было, в пределах досягаемости.


— В пределах?! Досягаемости?!


— Ложка и нож, — высокомерно изрек Странник, — быть могут весьма эффектной... катапультой.


— О! Да...


Странник провел лапой по морде:


— Ну, что-ж... Прости меня, медвежий друг! Тебе уже я надоел, своими жалобами и нытьем. Прощай! Пойду по свету, искать, где согласятся послушать стихи поэта одинокого...


— Постой, — сказал Крис. — Знаешь... Прочитай мне поэму.


— Но ты же...


— Я настаиваю.


— Очень хорошо!


Христофор услышал шелест бумаги, и Странник приступил к чтению:


Яркое время для Цитадели Метамор,


С ревом врывается праздник во двор,


Где мула подчас очень сложно купить,


И нелегко мужа от жены отличить.


И пусть наш гонец — не совсем человек,


И чешуей ее тело покрыто навек,


А у лорда бывают проблемы с прической


Расчесывать гриву не так-то и просто.


(И пусть тот слуга что хочет несет


Наш лорд даже в горе в себе силы найдет).


Да, вот к поддержке наших магов славных


Что нас всех спасли в тот день очень давний


(Хоть один из них в конюшне живет,


И ржать только может, говорить — не могёт).


И садовник наш тоже вполне симпатичный,


С растениями он говорить может лично.


И наш алхимик — вот что надо видеть,


Самогона наварит и просит всех выпить.


И пусть нас ругают в глаза, за глаза


Не капнет на щеку скупая слеза,


Друзьям все равно и всегда мы поможем —


Не знаю уж, как, но вместе мы сможем.


А если они вдруг остаться решат,


Их мы превратим в настоящих солдат.


(На знак не смотрите, как на чью-то забаву,


Хоть даже мне лично он совсем не по нраву.


«Прошлое ваше умрет — однозначно.


Но будущее быть может темно и мрачно».)


Себя здесь нашел — что огромное счастье,


Спокойно здесь, тихо — забыл про ненастье.


(Но иногда и мои дела плохи,


На луну с плачем вою — и кусаются блохи)


Пусть праздник идет, и гори все огнем —


Не так уж и плохо навек стать конем!


— Ну, — сказал Странник, поднимая голову от страницы. — Что скажешь, друг мой?


Тишина была нарушена странным звуком — чем-то средним между сдавленным иканием и рыком... Поэт-волк недоуменно уставился на друга, пытаясь понять, что случилось. Оказалось, все просто — он никогда еще не слышал, чтобы медведь давился от смеха.


— Ты, — выдохнул наконец Крис, — собираешься... п-прочитать... это на Фестивале?!


— Именно! — сказал волк-морф, ухмыляясь. — А еще я собираюсь внимательно рассмотреть при этом зрителей! Потому, что их морды и лица должны быть... незабываемыми!


— Странник... — вздохнул медведь-морф, вытирая слезы с глаз, — я должен, нет, я просто обязан присутствовать на сегодняшнем Фестивале!


— Надеюсь, желая услышать мое бессмертное творение?


— Нет! Желая увидеть, что с тобой потом сделают слушатели!


И они вместе захохотали.


История 24. Копыто и коготь


Должен признаться, выбраться из-за стен Цитадели, оказалось неожиданно приятно. Целый месяц мы провели практически не выходя из рабочего кабинета. Сравние и анализ, записи и рисунки, споры и ругань — разбегаясь по углам, и тут же вновь принимаясь за дело вместе, я и Смитсон очень, очень медленно, но все-таки расшифровывали Ключевой камень. В конце концов, Джек ДеМуле, комендант Цитадели, просто-напросто выгнал нас проветриться:


— Вон из Цитадели! Дышать свежим воздухом! И раньше чем через два дня не возвращайтесь! — проржал он нам, тоном не терпящим возражений.


И вот, накинув на плечи мешки с провизией и одеялами, мы пошли осматривать ближайшие горы. Куда же еще, ведь в конце-концов, заклинание Насоджа превратило моего наставника не просто в козла, а в козла горного.


Козла-морфа, в данный момент.


Шестидесятилетний, Смитсон был в очень неплохой форме. Он просто загнал меня, прыгая с камня на камень, ныряя во все встречные овраги, а под конец второго дня пути затащив в какой-то маленький каньон, как он сказал — в поисках артефактов. Слава богам, годы все-таки взяли свое — спустившись на дно, наставник поумерил пыл, и мы не столько искали, сколько просто беседовали. Обо всем подряд — о лорде Хассане и нынешнем урожае, о погоде в горах и движении осадочных пород, конечно же об археологии и разумеется, о моей жизни в Цитадели и Битве Трех Ворот. Той самой, в которой Насодж, чтоб у него геморрой вылез, столь блестяще (должен признать...) применил свое знаменитое заклинание, превратившее нас, защитников Цитадели в то, чем мы остаемся до сих пор.


Как шутит наш придворный поэт, в тот день Насодж одел за свой счет всех обитателей Метамора — кого в мех, кого в платья, а кого и в пеленки...


Впрочем, я кажется, говорил о наставнике?


Смитсон всегда был более чем просто мой учитель. Даже при живых родителях,я называл отцом именно его. Всегда в разъездах, всегда в делах и странствиях... отец и мать бывали дома редко. Любил ли я их? Наверное, но... Когда мне было пять лет, они не вернулись из очередной поездки в Сатморскую империю. Их корабль утонул в Звездном море. Кто знает, что убило их? Внезапный шквал, небрежение команды, пираты... Для меня они просто ушли и больше не вернулись.


А Смитсон, друг семьи, присматривал за мной во время частых отлучек родителей — и он же занялся моим воспитанием, когда я остался сиротой.


Могли ли у него быть к тому причины, помимо... Быть может да Не раз и не два отмечали и совершенно посторонние, и давние друзья нашу необыкновенную общность. Телесной статью пойдя в мать, что тоже подмечалось неоднократно, я поведением, привычками и некоторыми... интересами, пошел не в отца, как можно было ожидать, а в Смитсона. Что в этом наносного, рожденного и укрепившегося от жизни в его доме, а что от иных причин? Кто знает... Сам Смитсон не пожелал сказать мне. А я не спрашивал.


Но вернемся к настоящему.


Мы шли по дну каньона, усыпанному опавшими листьями, овеваемые холодным осенним ветром, совсем не замечая его порывов — нас оберегал толстый слой меха, который по мере приближения зимы становился еще плотнее и теплее. Естественно, мы много говорили об изменении. Уже шесть лет прошло с того дня, когда я сам изменился. Я привык — к рогам, хвосту, меху, растительной диете и... проблемам с кишечником. Да, да! В душе, оставшись человеком, телесно, шесть лет назад я стал оленем. Оленем-морфом, благодаря усилиям наших магов.


Но, как я уже упоминал, с тех пор прошло шесть лет, и я привык. Увы, сказать того же о наставнике было никак нельзя. Ему все было в новинку и странно. Он то и дело дергал себя за рога, бывало блеял — от волнения, от сильных чувств, а оставаясь в одиночестве, иногда, как будто проваливался в полную звериную форму, и не мог из нее выйти. Кроме того, похоже, проверяя старый как мир миф, от том, что козы могут есть практически что угодно, он пробовал все растительное, что попадало на глаза. От травы и цветов с любимого цветника лорда Хассана, до хвои и шишек лиственничных деревьев, недавно высаженных придворным садовником в одном из бесчисленных внутренних дворов Цитадели. И не всегда подобное разнообразие шло Смитсону на пользу!


К счастью, ему хватало ума держаться подальше от ядовитых растений.


Впрочем, должен сказать, что изменение, имело не только отрицательные, но и положительные стороны. Я уже упоминал о великолепной физической форме моего наставника, и я не буду говорить об изменениях в его личной жизни. Упомяну лишь, что по утрам в его комнате я часто обнаруживал женский запах...


Но не будем отвлекаться.


Как я уже говорил, мы шли по дну небольшого каньона, скорее даже глубокого оврага, прорытого и углубляемого маленькой речкой, во время ежегодных весенних паводков. Мы шагали, шевеля копытами листья, покрывавшие дно толстым слоем и в очередной раз обсуждали все ярче и ярче выявлявшиеся странности в культуре тиннедов.


— ... и даже Ключевой Камень не поможет, хотя заключенные в нем крупицы прошлого, без сомнения бесценны, — вещал Смитсон. — Но увы нам! Сколь же бесценны эти крупицы, столь же они и малы!


Ответом ему стал мой согласный вздох. Действительно, многочисленные загадки и странности, главной из которых было упорное нежелание тиннедов входить внутрь Цитадели Метамор, Ключевой Камень не объяснял совершенно.


Разгоряченный, я так прибавил ходу, что не заметил скрытый под слоем листвы крупный ком слежавшейся глины. И споткнулся.


— Проклятье! Больно!! — воскликнул я, поднимаясь на четвереньки и потирая пострадавший нос.


— Джонатан, ты весьма внимательно смотришь под ноги! — насмешливо сказал, отставший Смитсон. — Надеюсь, твои рога не пострадали?


— На месте они, — буркнул я, проверив, и поскорее поднялся, не желая стоять в холодных, мокрых листьях на четвереньках.


— Что там за пакость такая? — спросил я, поворачиваясь к наставнику... и тут мое сердце сначала замерло, а потом бешено застучало.


— Джон, тебе просто потрясающе везет! — изумленно сказал он, поднимая вывернутый моим копытом череп гигантской птицы. Но ни одна современная птица не имеет клюва таких очертаний, столь высокого лба и такого высокого и выпуклого свода черепа. Только один вид в истории имел все эти признаки вместе. Разумные нелетающие птицы — тиннеды!


— Да ведь это же... — изумленный не менее коллеги, пробормотал я. — Четвертый? Или пятый?


— Пятый. Хотя о подлинности экземпляра Эльфквеллинского Королевского Исторического музея все еще идут споры, — возбужденно воскликнул Смитсон. — Но этот экземпляр, несомненно, подлинный и в очень хорошей сохранности... Поздравляю с находкой, коллега!


— Ну, знаете ли, я вообще-то тут не один... — смущенно пробормотал я, доставая прикрепленный к поясу кинжал и снова вставая на колени, в самую грязь. — В конце-концов, это вы затащили меня в каньон. Так что, будет справедливо сказать, что нашли этот череп и все к нему прилагающееся мы вместе.


Глина, слежавшаяся за прошедшие тысячелетия, была все же мягче камня, так что действуя попеременно кинжалом, маленькой лопаткой, прихваченной запасливым Смитсоном и копытцами на собственных пальцах, мы смогли собрать все осколки черепа, когда-то расколотого ударом чего-то острого спереди и сверху. Потом я начал отгребать глину, разыскивая шейные позвонки окаменелого скелета, но тут мои весьма чувствительные, хоть и практически не различающие цветов глаза различили что-то блеснувшее в последних лучах заходящего солнца.


Осторожно разгребя грязь, я нащупал твердый диск с острыми краями...


— Взгляните, коллега! — не удержался я от соблазна продемонстрировать наставнику найденную драгоценность, даже не очистив ее от грязи.


— Ну-ка, ну-ка... — пробормотал Смитсон, вытаскивая из мешка чистую тряпицу. — Великолепно!


На его ладони лежала гемма — камень в оправе из неизвестного мне металла, на толстой золотой цепочке изящного плетения. И сам камень, и оправу покрывала сложная вязь иероглифов тиннед...


— Нет слов... — согласно прошептал я, ошеломленно любуясь узорчатой подвеской. — Коллега, мы с вами войдем в историю!


— Обязательно, коллега, — улыбнулся Смитсон. — Но Джон, посмотри — Солнце уже скрылось, на небо наползают тучи, скоро стемнеет. Вдвоем, без инструментов и помощников мы не сможем, ни устроить здесь настоящие раскопки, ни огородить это место. А огородить и зафиксировать его нужно до снегопадов! Думаю, нам с вами нужно выставить отметки и как можно скорее вернуться в Цитадель.


Увы, но Смитсон был совершенно прав. Солнце действительно уже скрылось за краями каньона, а снег... собственно, он уже лежал — в тенях, в укромных местах, прикрытых нависающими скалами, а затянутое тучами, быстро темнеющее небо и порывистый холодный ветер, не оставляли сомнений — зима на пороге.


А потом? Я огляделся... Зимой снег будет копиться, копиться, потом придет весна, все растает и... Проклятье! Да ведь весь этот каньон — свежий размыв, результат половодья этого года! Весной наш раскоп смоет к демону!!


— Наставник, нужно что-то делать!


— Догадался? — ухмыльнулся Смитсон. — А ты думаешь, старый козел потащил тебя в этот каньон просто так? Учись, мальчик мой, учись! Свежие размывы — самая благодатная для археологов местность.


— Если успеешь!


— Не без этого. Прокопаешься — следующее половодье смоет все.


— Но наставник, мы не успеваем! Испросить разрешение у лорда Хассана, собрать работников, материалы, инструменты... Доставить все это сюда... И к тому же, что мы собственно сможем сделать? Мы не сможем перегородить каньон! И не успеем закончить раскопки до того, как горные перевалы завалит снегом!


— Мы — нет. А вот Магус и Сарош смогут. Дракон-метеомаг скажет, сколько у нас времени, и может быть задержит снегопады. А старый лис закроет то, что останется непроницаемым для воды пологом.


— Наставник! Ну, конечно же! Раскопки на Сатморском плато! Вы уже делали так!


— Именно! Но теперь нам нужно торопиться в Цитадель. Темнеет...


* * *


Следующие две недели пролетели как один день. Испросить, найти, доставить, обязать, снова найти, опять доставить, уговорить, поторопить, опять поторопить, еще поторопить... Скорей, скорей, скорей! Транспорт, материалы, работники, инструменты, пища, палатки, и снова транспорт... Сарош прогнозировал неделю терпимой погоды, еще неделю смог оттянуть снегопады своей магией и мы успели! Едва-едва, но все же успели!


К вечеру четырнадцатого дня, последний работник и последняя телега с грузом пересекли перевал и в перекопанном каньоне остались только мы с наставником, старый лис Магус, да дракон Сарош.


«Вот и все, — как всегда, голос Сароша раздался внутри головы. — Я снял удерживающие заклятья. Через час здесь будет жуткая метель и не менее кошмарный снегопад... Магус, поторопись!»


— Сейчас, сейчас... Уже почти... — старый лис водил по стене каньона концом посоха, выжигая закрепляющие руны. — Готово. Можем улетать.


«Даже и не думал, что вы ребята, сможете так все организовать! — мысленно ухмыльнулся дракон, подставляя нам лапу. — Столько трудов! И все ради какого-то скелета в перьях!»


— Да что ты понимаешь, это же величайшее археологическое открытие столетия! — возмутился я.


«Ха! И никогда мне вас ученых не понять! — хихикнул Сарош, взмахом крыльев разметав первые снежинки, начавшегося снегопада. — Держитесь крепче, полетели!»


* * *


— Джонатан, ты уже закончил? — Смитсон аккуратно постучался, прежде чем приоткрыть дверь.


— Почти... — рассеянно пробормотал я, укладывая на место последний осколок кости и мысленным усилием активируя магические компоненты клея. — Три... Два... Раз. Все. Знаете коллега, этот новый клей, придуманный Паскаль — просто чудо.


— Хм... — наставник осторожно поднял пальцами-копытцами баночку, содержащую вязкую, практически прозрачную субстанцию. — Должен признать, наша дикобразиха делает просто поразительные вещи. Я знаю парочку ученых, которые за такую баночку отдали бы двадцать-тридцать её весов золотом... Нельзя ли купить у Паскаль рецепт? Или может быть обменять, на что-нибудь?


Я осторожно поднял череп на ладони:


— Не знаю коллега. Но думаю, вы сможете спросить ее сами, когда пойдете забирать гемму.


— Хорошая идея... но немного поздно. Увы, придется идти к Паскаль специально, поскольку гемму я уже забрал, — вздохнул Смитсон.


— В самом деле?! Дайте же скорее взглянуть!


— Джонатан! Помилосердствуй! Я забрал её из лапок Паскаль не более четверти часа назад, а ты уже хочешь ее отобрать! — рассмеялся наставник, вручая мне висящий на толстой золотой цепочке драгоценный камень в оправе.


Взяв лупу, я внимательно рассмотрел очищенную от тысячелетних наслоений гемму:


— Странно...


— Что-то не так, Джон? — уже отошедший к соседнему лабораторному столу Смитсон повернулся обратно.


— Не уверен... Коллега, взгляните на сам камень. Я практически не различаю цвета, но все-таки... Там, в грязи, у камня вроде был другой оттенок. Значит ли это, что камень поменял цвет во время чистки?


Смитсон взял у меня камень


— Хм... Я не столь хорошо знаю нашего разноцветного дикобраза-алхимика, как мне хотелось бы, но в научных кругах, сия эксцентричная особа слывет образцом точности и аккуратности, — поджал губы и дернул козлиным носом наставник. — Говоря другими словами, я не могу представить, чтобы Паскаль испортила столь ценный предмет. И уж если по каким-либо причинам это все же произошло, то она не стала бы молчать. Нет, коллега, не стоит обвинять Паскаль. Но оттенок камня действительно изменился... Хм. Кстати, Паскаль упоминала о бездействующей магии, заключенной и в сам камень и в оправу и даже в цепочку. Быть может именно она стала причиной?


— Увы, мы можем только предполагать... — вздохнул я. — Может быть расшифровка надписи поможет? Коллега, предлагаю попробовать!


Увы, наши старания были практически тщетны. Тщательно перерисовав на пергамент все иероглифы, мы, вооружившись составленными нами таблицами, смогли перевести часть из них. И вот, что получилось:


Путь ...... ...... я тебе. Во сне ....... ....... ...... Но ....... — избирая ...... ...... судьбу ..... ..... тоже.


— Что ж... Все, что можно было сделать сейчас, мы сделали, — Смитсон откинулся в кресле, разминая затекшую шею. — Кое-что можно предположить... К примеру третий иероглиф наверняка значит «открываю».


— «Путь куда-то открываю я тебе». Логично, — согласился я. — Думаю, мы можем вписать это в наши таблицы. Но причем здесь сон? Путь откроется во сне?


— Увы! — покачал козлиными рогами наставник. — Сейчас мы этого понять не сможем. А потому предлагаю вернуться к работе с ключевым камнем. Возможно, мы встретим в нем соответствия, хотя бы частичные. А сейчас, нам лучше всего пойти и хорошенько выспаться, уже поздно.


Но мне не спалось... Проворочавшись с боку на бок два или три часа, я решил пойти перекусить на общей кухне. Съев тарелку чуть подваренных на пару ростков папоротника, обмакивая их в острый соус, я пошел в спальню, но проходя мимо лаборатории, решил зайти и еще раз осмотреть находки.


В лаборатории, я подошел к обитой мягкой тканью коробке, в которой хранился череп. Осторожно подняв его на ладони, взглянул в пустые глазницы и в тишине полутемной, освещенной лишь магическим огоньком комнаты, прозвучали рожденные странным настроением слова:


— Быть иль не быть? Вот в чем вопрос…


Вздрогнув, как будто просыпаясь, я положил череп на место и подойдя к столу, на котором мы работали с Ключевым Каменем и геммой, взял лупу, чтобы еще раз посмотреть на иероглифы.


«Знаешь, а ведь ты — первый настоящий предмет не из камня, дошедший до нас от тиннедов... — сказал я ему, мысленно. — Интересно, для чего использовал тебя тот парень, чей череп лежит у нас в коробке? Какие пути ты ему открывал? Куда? А может быть надпись иносказательна, а ты на самом деле знак ранга? Или простое украшение? Жаль, что ты не можешь ответить...»


Мне вдруг пришли в голову слова наставника, сказанные им в одной беседе. Смитсон тогда упомянул простой и очень познавательный способ понять незнакомую культуру, представить, хотя бы частично их способ мышления — одеться в их одежду.


Единственной вещью тиннедов, которую я мог бы одеть, была гемма... Я взял ее, осмотрел еще раз, пропустил сквозь пальцы золотую цепь, вгляделся в замок — и одел.


Сухо щелкнул застегнувшийся карабинчик... но почему-то этот звук отозвался во всем теле противной, какой-то тянущей дрожью... Мир вокруг на несколько ударов сердца вдруг стал нечетким, подернувшись туманной дымкой, разорванной как молнией, вспышкой на груди. Камень геммы засветился, но я лишь краем сознания отметил это, поскольку именно в этот миг понял, что не чувствую ставшего привычным веса рогов на голове!


Мои уши шевельнулись, ища источник опасности, и тут же как будто исчезли... действительно исчезли — схватившись за голову я ощутил только два отверстия позади верхней челюсти.


Я ринулся к зеркалу... Лучше бы я этого не делал! Прямо на глазах мои челюсти вытянулись, деформируясь, мех на морде поредел и как будто растворился, всего за несколько судорожных вдохов.


Меж тем, тянущая дрожь усилилась, к ней добавилось ощущение ползущей плоти. Я попятился к лабораторным столам и посмотрел на руки... Мех на теле уже исчез, сменяясь темно-серой с изумрудными проблесками чешуей, а отвратительная дрожь, сконцентрировавшись на спине и вокруг хвоста, вытягивала его, утолщая, превращая в мощный, мускулистый, покрытый той же серо-зеленой чешуей хвост пресмыкающегося!


Мне пришлось наклониться вперед, чтобы не свалиться с ног и эта поза каким-то образом стала очень удобной и привычной. А моя бочкообразная, прикрытая как броней, поясом мощных мышц и чешуйчатой шкурой, грудь, начала ритмично расширяться, засасывая воздух через широченное горло и не менее широченную пасть, усаженную острейшими зубами... И тут я вдруг понял, что за шумом дыхания, не слышу биения собственного сердца!.. Что по ноге потекла горячая струйка... И что дыхание мое вовсе не такое уж и ритмичное, вернее, его и вовсе нет, и что каменная плита стола внезапно прыгнула навстречу моей морде, а подставить онемевшие лапы я просто не могу...


Как же громко хрустят ломающиеся о каменный стол кости черепа!..


* * *


— Потрясающе! Рабочий стол разбит! Каменная плита! Как? Как можно разбить каменную плиту?! Джонатан пропал, возможно, убит или похищен! В его лаборатории лежит в беспамятстве какой-то жуткий ящер... Великолепно! — Джек ДеМуле, комендант Цитадели, мул-морф, выказал свое недовольство всеми вокруг как всегда громко... даже чересчур громко. — Откуда это все взялось?! И так быстро!!!


Очнулся я, всем затекшим телом и в особенности пульсирующей головой ощущая, нет буквально прочувствуя каждое слово возмущенной речи коменданта.


О-о-ох!


О каком таком ящере они говорят?


И что за бред мне привиделся? Мне приснилось, будто я надел гемму тиннедов, и начал превращаться во что-то жуткое, а потом упал и разбил голову о каменный стол... Ну надо же! Это все от настойки валерианового корня. Хороший сон, приятные сновидения! Вот уж действительно, приятные...


И почему они говорят, что я пропал? Я же вот, тут лежу!


Мысли в голове мутились... наверно все еще действовал валериановый корень и я попытался привстать... Только для того, чтобы обнаружить, что не могу шевельнуть ни руками, ни ногами, ни даже хвостом. А попытавшись заговорить, понял, что и пасть моя тщательно зафиксирована поперечной палкой и намордником...


Открыв глаза, я увидел, Брайана, стоящего на порядочном расстоянии от меня — по сути на другой стороне комнаты. Енот-морф, бывший сейчас в максимально человекообразной форме, сжимал в лапах рукоять короткого меча и внимательно наблюдал за мной.


— Он очнулся.


— Хорошо, — донесся рокочущий голос Джека. — Теперь он скажет нам кто он, из какого ада взялся и куда дел Джонатана!


Я немного повернул голову, вдруг поняв, что вижу мир в цвете!.. Повернув голову еще, я краем глаза увидел входящего в лабораторию обеспокоенного Смитсона.


— Ни в комнате, ни в столовой Джонатана нет, — сказал наставник. — Последний раз его видели в столовой, он пошел спать... И пропал.


— Пф-ф-ф! — высказался Джек. — Если этот ящер убил Джонатана, то куда он дел тело? А если он или его сообщники похитили нашего оленя, то как они его вывели из Цитадели? И зачем? Кому он нужен? Ни денег, ни мозгов, одни древние кости на уме!


Возмущенный такими «предположениями», я попытался заговорить. Увы...


— M-м-м-м-м!!! — только и смог сказать сквозь намордник.


Огорченный и обозленный несправедливыми и даже более, просто бредовыми наветами, я задергался в путах. Похоже, зря — Брайан, тут же подошел, и приставил острие меча к моей шее.


Я замер.


— М-м-м-м?


Брайан хмыкнул и сказал:


— Джек, может снимем намордник? Кажется, он хочет что-то сказать.


— Нет. Пока мы не обеспечены хоть какой-то магической защитой, никаких послаблений! Ты видел когти у него на ногах?


Я внезапно подумал, что привидевшееся могло не быть сном... Набравшись смелости, повернул голову и краем глаза взглянул на собственные ноги...


Ох!


.........


Продышавшись и сморгнув туман с глаз, я взглянул еще раз. Увиденное не было похоже ни на лапы дракона, ни на ноги ящера Коперника, ни на что-либо виденное мною у других ящеров...


Четыре пальца на каждой ноге, два опорных по бокам, один, маленький, почти на середине лодыжки, и один... Загнутый коготь, шести дюймов* длиной, обоюдоострый, способный вскрыть доспехи на прямом взмахе и разрезать плоть на обратном... Жуть!


— ... интересно что ты сделал с Джоном?.. — сказал Смитсон, обращаясь, вроде бы ко мне.


Мой слух стал куда менее острым — сказывалось отсутствие внешних ушей. Я хотел сказать ему: «я здесь!» но увы... намордник...


К счастью, именно в эту минуту еще раз скрипнула входная дверь и седой лис в коричневом балахоне вошел в лабораторию.


— Магус!! — проревел Джек. — Наконец-то!!! Поторопись же!!


Пожилой маг не стал напрасно тратить времени, и я почти мгновенно ощутил онемение, холодной волной пробежавшее по телу, а следом оцепенение, остановившее, лишившее стройности мои мысли...


Заклинание правды.


Как в тумане ощутил я чьи-то лапы, снявшие намордник. Затем раздался голос, проникавший, казалось в самое сердце, столь убедительный, столь проникновенный, что мне всем сердцем захотелось рассказать ему все-все! Как на исповеди! Как, как самому себе! Нет! Куда больше, чем когда-либо даже самому себе! Ну почему же он так мало спрашивает?! Спроси скорее еще! Я расскажу! Спроси!


— Кто ты?


— Джон. Джонатан. Придворный археолог его светлости лорда Хассана V. А еще я его младший каптернамус... А еще я...


Мой голос, вернее шипящее рычание, заменившее его, одиноко разносился по затихшей лаборатории.


— Он не может сказать ничего, кроме правды, Джек, — высказался, наконец, Магус. — Думаю, лучше будет развязать его.


— Подождите. Дайте мне! — зазвучал не менее проникновенно, куда более приятный голос. Приятный? Да я люблю его! Всем сердцем! Мой наставник! Мой самый любимый! Отец и учитель и... Я помню, как ты гладил меня, маленького! Я хочу еще... Ну почему ты меня больше не гладишь...


От полноты чувств я даже заплакал, глядя на любимого наставника.


— Джон. Твои мать и отец погибли, когда тебе было семь лет.


— Пять... — прошептал я, сквозь слезы.


— В море Душ.


— Нет, у берегов Сатморской империи.


— И ты совсем их не любил.


— Нет... — тяжелый вздох. — Я любил только тебя учитель... С раннего детства... А еще мечтал вытряхнуть тебя из штанов и отшлепать, так же как ты меня когда-то! А еще хотел, чтобы ты меня погладил... И сейчас хочу... Наставник, погладь меня! Ну, пожалуйста...


— Хватит! — смущенно сказал Смитсон и я послушно замолчал. — Это совершенно определенно Джон.


Оковы и заклинания были немедленно сняты, и я сел на землю, вытянув длинный хвост позади, размял затекшие мышцы и попытался привести в порядок мысли... Ой, как вовремя наставник остановил меня... Еще несколько слов и... Нет, ему не стоит знать о моей постыдной тайне! Я хотел обхватить голову лапами, чтобы унять круговерть мыслей и и совершенно непроизвольно взглянул на них.


На мощные лапы, с чудовищными когтями, с короткими, толстыми пальцами, со странными суставами, с буграми мышц, покрытых толстой, чешуйчатой шкурой... И мне стало плохо. Очень плохо.


Так я и сидел, оцепенело глядя поверх длинной морды, на свои чешуйчатые лапы... и ноги... и хвост... Сидел и сидел, пока здравая мысль не забрезжила в моей, тоже чешуйчатой, голове.


Гемма.


Ну, конечно же, гемма! Нужно снять ее и все вернется назад!


Я торопливо попытался расстегнуть простенький замочек. Но когти, торчавшие на концах моих пальцев мешали, и я никак не мог подцепить эту малюсенькую штучку...


Отчаявшись, я хлестнул хвостом о каменный пол и издал разъяренный рык, испугавший меня самого.


— Ничего не выйдет, Джон. Застежка магически запечатана, — сказал наставник. — Может быть Магус сможет снять печать... Догадываюсь, что все началось, когда ты одел гемму?


— Да, — наполовину прорычал, наполовину просипел я, морщась от своего пронзительного голоса.


Магус, все это время, молча стоявший в стороне, тихонько подошел сзади:


— Могу заняться, если ты будешь сдерживать эмоции. Мне бы не хотелось попасть под удар твоего хвоста, если что-то пойдет не так. Так что, начнем?


Я вдохнул, выдохнул, успокаивая нервы. Потом на всякий случай схватил кончик хвоста лапой.


— Делай...


Старый лис подошел ближе, все так же оставаясь сзади, осторожно потрогал цепь, подтянул ее ближе к морде... И в конце концов разочарованно тявкнул.


— Что-что?! — услышать подобный звук от всегда сдержанного лиса было... странно.


— А... Извини. Нет, я не могу снять его.


— Не можешь?!!! — зарычал я.


Магус шагнул назад, одновременно выставляя мерцающий магический щит.


— Не ори! Ты не дома!! — рыкнул Джек, подходя ближе. — И дома тоже не ори!


— Я не ору!!! Я просто... просто... немного огорчен. Вот. Так что там?


— Не могу сказать в точности... — Магус сложил лапы на животе и заговорил ровно, как будто объясняя туповатому ученику. — Но сложность и тонкость плетения магических потоков данного амулета не дают мне возможности отследить и перехватить его управляющие контуры. То есть, говоря проще, управлять им, я не могу. Могу сломать... Но тогда ты потеряешь какую-либо надежду обратиться обратно и навсегда останешься таким.


От огорчения я снова зарычал, но в этот раз сумел удержать хвост на месте и через некоторое время снова обратился к Магусу:


— И что мне делать?


— Хм... Возможно, тебе стоит подойти к Паскаль. Она мастер артефактов подобного рода... Думаю, она сумеет разобраться в его устройстве. Хотя тут есть проблемы.


— Какие еще проблемы?!!! — заревел я на всю лабораторию.


— Тихо!! Не ори, сказано тебе!! — опять возмутился Джек ДеМуле.


— Ладно... — мой голос сел почти до шепота. — Так что там с Паскаль?


— Все прекрасно... за исключением одной мелочи, — все тем же ровным тоном сказал старый лис. — Она проводит сложнейший эксперимент и просто-напросто не откроет тебе дверь. Так что увидишь ты её не ранее чем через две недели.


— Потрясающе... — пробурчал-проскрипел я. — Сегодня действительно не мой день!


Внезапно я почувствовал не просто прилив ярости, как чуть раньше... Сейчас мне захотелось вонзить когти во что-нибудь... или кого-нибудь... рвануть зубами, ощутить пьянящий запах крови...


Магус отступил еще на пару шагов, одновременно добавляя мощи в магическую стену.


Я же чудовищным усилием сдерживал свой иррациональный гнев.


— Извините... — прохрипел-прорычал я, немного успокоившись. — Не знаю, что со мной происходит...


— Ничего страшного, Джон, — Джонсонс, подойдя сзади, хлопнул меня по плечу. — Ты же теперь хищник, а опыта обуздания подобных чувств у тебя нет.


— Просто не позволяй им взять верх над тобой, — сказал Магус, гася защиту и направляясь к двери. — А теперь, поскольку я все равно ничем не могу помочь, если вы не против, я вернусь в свою лабораторию.


Проводив Магуса, наставник пристально вгляделся в меня, потом подойдя ближе, протянул руку.


— Позволь помочь тебе подняться с пола, сын мой.


Должен сказать, к тому времени я порядком замерз. Обычно я носил только набедренную повязку и ремень с кармашками... Но теперь у меня больше не было меха, а каменный пол Цитадели, хоть и теплый, все же не мог перебороть ледяной сквозняк, дувший из открытой двери. Так что, я ухватился за протянутую руку.


Смитсон потянул... и вдруг вскрикнул так, что я испуганно разжал пальцы. А в следующее мгновение в ужасе уставился на свои окровавленные когти: они распороли запястье моего наставника с просто невероятной легкостью!


— Да чтоб тебе Насодж приснился! — рявкнул Брайан, зажимая Смитсону вену и сдергивая пояс. — Аж до кости! Ты хоть немножко-то думай, что творишь!


Я наблюдал за происходящим, чувствуя какую-то отрешенность, как во сне...


— Это просто какой-то кошмар... Наверное я сплю и вижу сон... — пробормотал я.


И в этот момент кто-то пребольно наступил на самый кончик моего хвоста.


— Х-р-р-р-р!!!


Даже не поняв, что собственно произошло, я обнаружил себя стоящим на ногах, в невообразимой позе — ноги расставлены и как будто вывернуты в суставах, хвост сжатой пружиной уперся в пол, готовый швырнуть меня вперед, лапы перекрещены и тоже вывернуты, режущей стороной когтей вперед, пасть ощерена.


Оборонительная стойка?!


Едва мазнув взглядом по настороженно замершему Джеку, я внезапно понял, что вижу всю лабораторию, не шевеля головой...


Что за?..


Тут же, скачком, поле зрения сократилось до нормального, суставы ясно слышно захрустели и защелкали, вставая на положенные места.


— Это не кошмар, Джон, — сказал Джек ДеМуле, подходя ближе и осторожно ухватывая мою ладонь выше когтей. — Расслабь лапы, не сопротивляйся.


Сделав, как сказано, я увидел, как Джек провел копытцами на кончиках пальцев по моим когтям.


— Увы, это реальность. Но не теряй надежды, Паскаль сможет что-нибудь сделать.


— Ну, так вызовите же её сюда!! — почти завопил я. — Прямо сейчас!


— Увы, я могу это сделать только в самом крайнем случае, — вздохнул комендант.


— А этого тебе недостаточно? — я вырвал лапу и указал на Брайана. Енот-морф как раз заканчивал бинтовать руку Смитсона.


— Ты просто еще не привык к своей новой форме, — ответил мул–морф. — А Паскаль... Я не рискну ломать дверь в лабораторию алхимика во время эксперимента. Мне совсем не хочется оставить Цитадель без северной стены. И кстати, не забудь, на следующей неделе тебе идти в патруль. Во вторник. У тебя осталось шесть дней, используй их с толком. А сегодня сходи и поговори с Коперником и Сарошем, я уверен, один из них знает, что ты такое. Поговори, потом приходи на тренировочный плац. Там и увидимся.


С этими словами он вышел из комнаты.


Брайан завязал последний узелок и помог Смитсону встать. Глубоко вдохнув, наставник решительно направился ко мне. Я тут же отскочил назад, за лабораторный стол.


— Смелее, мальчик мой! Я учил тебя смотреть в лицо проблемам. Смелее! Уверен, на этот раз ты меня не поцарапаешь.


Я осторожно и только на мгновение взял его руку, стараясь не коснуться когтями. Затем, выпустив, тщательно осмотрел себя.


— Не могу поверить! — вздохнул я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Был такой красивый олень-морф, а стал... Жуть зеленая!


Мой рыжий мех полностью сменился гладкой серо-зеленой чешуей, с темными поперечными полосами на спине и боках, и просто светлой на животе.


— Должен сказать, ящер из тебя получился вполне адекватный, — ухмыляясь, заявил наставник. — Но ты не выглядишь холоднокровным...


— Что?


Смитсон покачал головой.


— Ну-ка, подними лапы, я хочу пощупать на сгибе локтя... Так и есть! Кожа под чешуей теплая, почти горячая. И... Хм... Странно... Пульс не прощупывается... Знаешь, тебя стоит показать профессионалам. Думаю, сейчас мы найдем их в столовой. Как раз время завтрака.


При мыслях о завтраке я почувствовал такой жуткий голод, что смог думать только о том, что мой наставник выглядит очень аппетитно ...


— Мне стоит чем-нибудь заполнить мой желудок, учитель. И поскорее!!


Эту прогулку от лаборатории до общей столовой Цитадели мне не забыть до конца моих дней. Такого позора, такого стыда я не испытывал никогда в жизни, и дадут боги, никогда более не испытаю. Мои когти гулко клацали о каменный пол, хвост ходил ходуном где-то позади, я крутил головой, словно птица и постоянно терял равновесие. Все прохожие таращились на меня, по-видимому, гадая, что же я такое — то ли ящер, то ли дракон, то ли птица...


На мое счастье, Коперник был в зале для мясоедов.


Мы подошли ближе.


— Привет Брайан! Доброе утро мэтр. Привели новичка? Эта морда мне не знакома.


— Это Джон, — ответил Смитсон, осторожно беря гемму, и показывая её ящеру-морфу. — Мой коллега изменился во второй раз, и причиной тому послужила вот эта вещь. Посмотри, может сможешь опознать, чем он стал?


Отложив вилку, Коперник подошел ближе и критически осмотрел меня с ног до головы


— Ну-у... определенно, ты не ящер. — сказал он, в конце концов. — Ты очень похож на ящера, но... нет. Ты показывался Сарошу? Или Лазурно? Пробовал извергать пламя? Крыльев у тебя нет, летать не сможешь... Нет, определенно ты не дракон. Так что насчет пламени?


— Я не пробовал. Я вообще не желаю быть этим. Я хочу снова стать оленем!! — прорычал я, едва сдерживая закипающий гнев.


— Вот, коллега, к чему приводят безответственные эксперименты на себе! — вздохнул наставник. — Впрочем, что теперь-то говорить... Идем, Джон, ты говорил, что хочешь есть.


Еда.


Я содрогнулся, едва подумав об этом. С ранней молодости я не любил мяса, а последние шесть лет был вегетарианцем. И теперь, одна лишь мысль о поедании чьего-то трупа скрутила мой желудок спазмами. Но буквально мгновением позже все мысли о протестующем желудке вылетели у меня из головы, потому что ноздри запомнил манящий аромат жарящегося, но еще полусырого мяса... Едва успевая сглатывать слюну, наполнившую пасть, я почти бегом направился к раздаточному столу, чтобы получить огромную миску, наполненную аппетитными, остропахнущими кусками.


Еда!!


Еле-еле удерживая желание вцепиться в них прямо там же, я дошел до ближайшего стола и... Вылизав миску от остатков мясного сока, я откинулся на спинку лавки и, подавив отрыжку, прикрыл глаза. Всего минуточку, только минуточку посижу и пойду... пойду...


Удар! Визг раздираемой хвостом твари режет уши не хуже пилы... Не ждать! Она не одна! Бежать! Не останавливаться! Бежать! Бежа...


— Джон! Проснись, Джон! — лапа Коперника рывком вырвала меня из кошмара, в котором смешались жуткие твари, острый, резкий запах крови и потребность, нет необходимость, бежать куда-то... — Джонатан, проснись!!


— Что?! — спросил я, подскакивая и устремляясь, сам не знаю куда.


Коп едва успев подхватить пустую миску, удержал меня за плечо.


— Тихо, тихо, Джон. Ты меня слышишь?


— Кто?! Коперник?! А где?.. Ох... Извини... Что ты сказал?


— Я сказал, что мы беседовали с мэтром Смитсоном о тебе и пришли к определенным выводам. Хочешь их услышать?


— Разумеется!.. — кивнул я.


— Так вот, ты не ящер. Во-первых, другая структура чешуи, во-вторых, температура тела — ты совершенно определенно теплокровный, в-третьих, твоя сонливость после еды. Такое ярко выраженное состояние я видел только у некоторых кошачьих и у дракона... У Сароша, вообще-то. Пойдем к нему.


— Что, прямо сейчас?!


— Сейчас!


Восхождение по спиральной лестнице в башне Сароша показалось мне тогда долгим, скучным и очень трудным. Узенькая винтовая лестница, устроенная снаружи башни, тянулась и тянулась и тянулась в бесконечность. К несчастью моему, добавилась и еще одна беда — новообретенный хвост оказался столь длинен, что я даже не мог развернуться, а мог идти только вперед. Слава всем богам, я удостоверился в этом еще в самом начале подъема — пройдя первую сотню ступенек, я повернулся, собираясь что-то сказать Копернику и едва не свалился с края, с размаха хлестнув хвостом по стене башни. Это было больно само по себе, но вдобавок Коп, увидев, как я балансирую на краю, дернул меня за хвост, ухватившись как раз за больное место! Неудивительно, что некоторое время после этого я не двигался с места, а только рычал...


И после всего выяснилось, что Сарош также не имеет ни малейшего представления, кем, проклятье всем семи кругам ада, я стал!


Спуск оказался куда труднее, подъема. Сводило мышцы ног, выщербленные ступени скользили, к тому же я порядком проголодался. Не удивительно, что к концу пути весь мир казался мне наполненным проблемами, а будущее рисовалось исключительно черными красками.



Лишь сходя с последних ступенек, увидел я слабый луч надежды, явившейся в образе Бриана, кобры-морфа, ожидавшего в тени деревьев.


Бриан улыбнулся мне, развернув капюшон.


— Фссс... Я удивилссся, сссегодняшшним новоссстям. Фссс... Но сссейчассс я вижу, что это правда. Фссс... — прошипел он.


Ощупав свою ящероподобную морду, я грустно вздохнул:


— Да. И я понятия не имею, как долго мне придется жить в таком виде!


— Фссс... Пойдем со мной. Быть может, я сссмогу помочь. Фссс... А ссснаешшь, ты сссовсем не похошшь на Коперника. Фссс... Есссли присссмотретьссся, твой сссилуэт больше похошшь на птичьий. Фссс... Такие аппетитные бедрышшки... Фссс... Жаль, что ты великоват!


Встав боком к стене, я вгляделся в собственную тень, но не обнаружил ничего птичьего.


— Не знаю, Бриан. Не вижу ничего такого. И пойти с тобой тоже не могу — вот-вот начнется боевая тренировка. Может быть ближе к вечеру?


Бриан еще раз раздвинул капюшон, ухмыляясь:


— Фссс... Тогда увидимссся вечером в Молчаливом Муле. Фссс... А ты хорошо смотришься в чешуе, Джек. Может быть, тебе стоит остаться таким?


Мой хвост нервно дернулся.


Ну уж нет!


Поначалу, боевая подготовка оказалась почти бесполезной. С острейшими трехдюймовыми когтями на концах толстых и коротких пальцев я практически не мог натягивать тетиву лука — при малейшем неловком движении когти разрезали ее. Отчаявшись менять одну за другой, я просто швырнул лук на землю и сел рядом.


— Хватит с меня!


— Не думаю Джонатан, — Джек ДеМуле, подошедший сзади, поднял лук и осмотрел остатки тетивы. — Ты не способен, натянуть лук. Хм... Это, разумеется, плохо. А если Паскаль не сможет справиться с геммой, то останешься таким на всю жизнь. Еще хм... Впрочем, с такими когтями, ты будешь очень хорош в рукопашной. Не думаю, что какой-либо лутин от тебя уйдет. И это хорошо, потому что во вторник, на следующей неделе ты пойдешь в дозор. Дозор будет дальний, скорее всего пойдете двумя тройками. Первая тройка — ты, Бриан, Муррли. Главный Брайан. Вторая тройка — Кутеж, Кванзаа, Алларт. Главный Кутеж.


Я ожидал тошноты при мысли о близкой драке. Ведь лучником я стал не без причины — увы, но моя травоядная натура просто органически не переносила драк, кроме как в период гона. Но вместо этого, одна только мысль о бое заставила мою кровь забурлить от внезапного возбуждения.


— Мы должны ждать до вторника?!


Такого ответа Джек явно не ожидал. Широко раскрыв глаза, он некоторое время внимательно разглядывал меня, потом фыркнул и пожал плечами:


— Не стоит торопиться. Тебе еще нужно привыкнуть к новой форме. Я привел мастера рукопашного боя, покажешь ему, на что ты способен. У тебя есть пять дней, не считая сегодняшнего.


Следующие несколько часов, прервавшись только чтобы наскоро съесть принесенный прямо на задний двор обед, мы занимались проверкой моих способностей. Удивительно, но я смог сделать почти все, о чем просили — бегать, прыгать, ползать, лазать по всему, что торчит, стоит и висит... Вдвойне удивительно, что все это мне нравилось!


Так что к вечеру, я мог с полным на то основанием сказать, что вместо оленя-лучника в Цитадели появился ящер-рукопашник.


Одним из последних зайдя в столовую, я оказался за одним столом с Брианом.


—Только легкая закуссска. Фссс... — прошипел змей, раскрывая капюшон в улыбке. — Посссмотри.


С последним словом он поднял крышку с глубокой миски — там лежало несколько свежих крысиных тушек. Должно быть я очень сильно изменился за сегодняшний день, потому что мысль о поедании чего-то, еще недавно бывшего живым не вызвала даже легкой тошноты. Наоборот! Едва-едва удержал я желание отобрать эту миску. А когда служитель притащил мою порцию... Я не запомнил даже первого куска!


Следующее, что я помню — как очень сонный сижу над пустым, вылизанным до блеска блюдом, а Бриан и другие мясоеды изумленно переглядываются...


Подавив отрыжку, я пошарил взглядом по дубовой столешнице — не осталось ли кусочка — и наконец, заметил взгляды соседей.


— Что-то не так? — спросил я.


— Ну... Как сказать... — ухмыльнулся Странник. — Все нормально, вот только ты сожрал мясо, принесенное для троих...


Я моргнул и смог выдавить из себя только:


— О!


Бриан, все еще не сидящий над так и нетронутыми крысами глубокомысленно изрек:


— Фссс... Думаю, ты просто был очень голоден.


— Точно-о, — зевнул я. — А теперь, наверное-е... смогу не есть пару дне-ей...


— Интересно... — сказал змей, беря наконец одну из тушек.


Тем временем сонливость, окутавшая меня, становилась все сильнее. Я подумал, что надо пойти в комнату и лечь спать, но сил тащиться через всю Цитадель не было совершенно. «Может лечь прямо тут, под столом?» — даже подумалось мне.


На мое счастье, именно в эту минуту в дверь ввалился Смитсон.


— Бриан, ты не видел Джона? Мне сказали... Ага. Уже поели, коллега? Отлично. Наши маги-целители хотели бы осмотреть тебя, пока ты здоров. Я взял на себя смелость провести их в твою... Что с тобой, мальчик мой? Тебе плохо?


— Я спа-а-ать хочу... — пробормотал я, еле-еле приоткрыв один глаз.


— Вот и прекрасно! — широко ухмыльнулся Смитсон. — Джон, мальчик мой, пойдем, я отведу тебя в постель. Ты сегодня набегался, устал, тебе пора баиньки...


Я слабо кивнул и, держась за его плечо, потащился куда-то по бесконечным коридорам, переходящим в заросли странных деревьев, хватавших меня за все подряд и восклицавших на все лады — «три сердца!» «сдвоенное независимое кровоснабжение!» «самоотсечение крупных сосудов!» и еще что-то, совсем уж непонятное...


* * *


Шаг. Еще. Повожу головой, вслушиваясь в шуршание листьев... Шурх! И-и-и-и-и-и!!!


Визг распластанной хвостом твари ввинчивается в мозг, но думать некогда — она не одна, их много! Бежать! Не быстро, не медленно, ровно отмеренным аллюром, так чтобы ни одна тварь не отстала... Бежать.


И-и-и-и-и-и-и!!!


Бежать и аккуратно прихватывать вырвавшихся вперед — хвостом, когтями. Удар — и снова вперед, по бесконечному коридору. Бег на выматывание. Кто быстрее устанет? Я или твари? Я?! Никогда!


И-и-и-и-и!!!


Одна из тварей спрыгивает сверху. Ударом когтей вспарываю ее от горла до паха... О-о-о! Запах! Кровь, пот, страх... Желудок подтверждает — да, это съедобно. Отлично! Кидаю тушку в пасть. Очень хорошо!


И дальше, дальше, дальше...


Поляна. Он ждет меня. Там. Он уже услышал мои шаги... А я не спешу. Куда я денусь? И мы глядим в глаза друг другу. Что ж... Один из нас станет пищей другому...


Снова бег. Снова бесконечный коридор среди деревьев. Но в этот раз твари крупнее. Выносливее. Быстрее. Умнее. Загонщики?..


Опять просвет... Поляна? Нет, излучина реки. И стая сзади, сбившаяся плотно, как небольшая армия. Меня. К реке. Поплаваем? Идите ко мне, тварюшки, идите, я весь ваш! Всеми когтями и хостом!


Круженье-танец. Вальс Смерти... Мы танцуем — я и Смерть. Смерть не моя, сегодня не моя!


Удар когтями, перекат, хвостом сшибаю зазевавшегося, еще удар когтями, разворот...


Отлично. Распоротые туши валяются по всему берегу. Но из леса новый визг. Тоном ниже и громче... Какой же ты здоровый! Иди ко мне! Сегодня, мой день!


Сегодня танцуем я и Смерть!


Я рву его на части. Он еще жив, но двигаться уже не может, а мне нужно есть. Много. Мяса. Ты был хороший враг. Извини. Три сердца. Я вырываю их одно за другим. Кишки. Ах... Запах крови, мочи, говна... Ароматическая симфония победы! Я наслаждаюсь ею! Я рву врага на части, еще живого и наслаждаюсь! И изучаю! Где мягко. Где тонко. Где порвется! Смотрю внимательно, второго раза не будет!


Прячусь. Они внимательны, но я не хуже. Они поводят чуткими ушами, но я неподвижен как камень. Они высматривают огромными глазами, но я знаю, как слиться с деревьями, с камнями, с песком и скалами, я знаю, как заставить укрыть меня туман и реку, кусты и дождь...


* * *


Проснувшись, я широко зевнул и потянулся. Хрусь... Хрусь... Хрусь... Затрещали, разминаясь сухожилия, по телу пробежали волны наполовину спазматических напряжений-расслаблений, изнутри массируя мышцы, разгоняя кровь, настраивая меня на предстоящий день...


— Эх, хорррошоо!!! — прошипел я, напоследок привычно щелкнув пластинами-ножами на кончике хвоста.


Лениво поворошив лапой кучу рваного тряпья, с углублением в середине, я решил — грязновато конечно, и попахивает... Но пока сойдет. Некогда, на днях идти в дозор, вот вернусь, утащу в прачечную и ка-ак стирану!


Где-то на самом краю сознания возникло легкое удивление внешностью кровати, но тут же погасло. А как еще она может выглядеть? Уже шестой год так сплю, на мягких тряпках, разложенных внутри каркаса моей старой кровати — той самой, на которой я спал, еще будучи человеком. Когда заклинание Насоджа превратило меня в покрытого чешуей теплокровного ящера, мне пришлось придумывать, как быть с местом для сна. Кровать не подходила категорически, и тогда, раздосадованный, я дал волю своим чувствам, превратив набивной тряпичный матрац, простыни и одеяла в кучу тряпья. Получившаяся «колыбель», оказалась неожиданно удобной...


Еще раз пропустив по телу бодрящую разминочную волну, я отправился умываться. Ну-ну, не стоит подозревать меня в излишней любви к чистоте. Поболтав лапами в ведре и плеснув чуть-чуть на морду, я счел утренние умывательные процедуры законченными и лениво размышляя о предстоящем через четыре дня патрулировании, отправился поприветствовать наставника.


«Лутины — это хорошо... маленькие и верткие, они будет легкой и вкусной добычей... А может встретится гигант... Эх, вот бы встретился!»


Смитсон, не отрывая взгляда от ключевого камня, делал записи в блокноте.


— Доброе утро коллега... — сказал я ему, тихо подойдя со спины.


— Проснулся! — отложив записи, наставник повернулся и как-то странно уставился на меня. — Как самочувствие? Ты хорошо себя чувствуешь?


— Разумеется! Как я могу себя чувствовать? Жутко хочу есть, а в остальном все прекрасно. Что-то случилось?


— Нет-нет, все прекрасно... — все еще внимательно глядя на меня, ответил козел-морф. И продолжил задавать вопросы: — А как ты выспался? Бока не отлежал?


— Я великолепно выспался, я прекрасно себя чувствую, я готов продолжить тренировки и расшифровку Ключевого Камня! Наставник, почему вы так странно на меня смотрите? Что происходит?!


— Магус был прав... — вполголоса пробормотал Смитсон. И продолжил уже нормальным тоном: — Не происходит, а произошло. Ты проспал четыре дня. Кстати, через два часа тебе идти в дозор... Если ты в состоянии.


— Как через два часа?.. — некоторое время я мог только смотреть на Смитсона и моргать. В конце-концов в мою оглушенную голову пробились мысли практического свойства: «Завтрак! Походной мешок!! Доспехи!!!»


— Наставник, извините, но я побежал! Совершенно не желаю пропускать свою очередь! Принести вам череп лутина? — спросил я уже от двери.


— Нет, не стоит. Впрочем, если попадется гигант... И... сынок... удачи!


— Спасибо, отец!


Позавтракав, вернее, второпях закидав в глотку куски мяса, я помчался в оружейную комнату.


— ДА ЧТОБ ТЕБЕ ЛУТИН НА ГОЛОВУ НАСРАЛ!!! ГДЕ ТЫ БРОДИШЬ?!! — Джеф, оружейный мастер, морф обезьяны-ревуна выражал негодование не просто громко, а ОЧЕНЬ громко. — ЧЕРЕЗ ПОЛТОРА ЧАСА ВЫХОДИТЬ, А ТЕБЕ ЕЩЕ ДОСПЕХИ ПОДГОНЯТЬ!!! И ОРУЖИЕ...


Моя легкая броня, на самом деле — система кожаных ремней и чешуйчатых стальных пластин, почти 14 фунтов железа и кожи, очень удобная вещь. Специально разработанная для ящеров, она обтягивает тело как перчатка, не мешая бегать, прыгать и действовать моим природным оружием — когтями на передних лапах, на задних лапах и парой лезвий на хвосте.


Любой лутин, напавший сзади, будет очень неприятно удивлен.


— БЕГОМ!!! — придал мне ускорение Джеф.


К северным воротам я прибежал последним, увидев уже собравшуюся команду и Джека ДеМуле, обсуждавшего что-то с Брайаном.


— ...если что-то пойдет не так, используй... ...мы будем держаться позади вас и... ...не дольше четверти часа... — донеслись обрывки разговора. Но тут меня заметили, и приветствия команды заглушили ведшийся вполголоса разговор.


После дружеских обхлопываний и осмотров, я оказался в переднем ряду, прямо перед Джеком ДеМуле. Комендант Цитадели устремил на меня пронзительный взгляд и несколько томительных мгновений что-то обдумывал:


— Итак, повторяю. Идете двумя тройками. В первой — Джон, Бриан, Муррли. Раньше вы ходили в прикрытии, но теперь, лишившись одного лучника и приобретя взамен «ящера-с-длинным-хвостом» пойдете вперед. Главный Бриан. Вторая тройка — Кутеж, Кванзаа, Алларт. Главный Кутеж. Джон, тебе идти впереди всех, Бриан и Муррли прикроют с боков. Кутеж, Алларт вы стрелки, вашей тройке держаться позади. Кванзаа, тебе их прикрывать. Будьте внимательны. Ребята Горелого отметили там очень подозрительную возню, а вас всего шестеро, учтите это. Джонатан? На пару слов...


Мы отошли в сторону:


— Джон... Ты готов идти? — спросил Джек, все еще с сомнением во взгляде.


— Конечно, мастер Джек! — я едва не подпрыгивал на месте, от предвкушения грядущей драки. — Я в лучшей форме за последние шесть лет с тех пор как стал ящером!


— Шесть лет?! За последние шесть лет, говоришь? Интересно... Хорошо. Давай попробуем и посмотрим, что будет. Идите.


* * *


Сойдя с дороги, я еще раз осмотрел спутников. Бриан слева, Муррли справа. Бриан, кобр-морф десятифутовой длины, еще иногда называемый нага. Великолепно владеет отравленной его собственным ядом алебардой, очень хороший лучник, надежный товарищ. Муррли, один из множества разновидностей котов-морфов, тоже мечник и тоже, хороший лучник. Наша команда всегда была самой лучшей! Но почему же Джек сказал, что мы недавно потеряли лучника? Я не помню, чтобы за последний год погибал кто-либо из нашей тройки... Должно быть, Джек просто чересчур засиделся в Молчаливом Муле вчера вечером.


Решив не забивать мозги посторонними вещами, я кинул взгляд на остальных спутников. Кванзаа — землеройка-морф. Владеет саблей... хорошо владеет. Она могла вырезать сердце лутину и показать ему же, еще живому. Отличное прикрытие. Кутеж — волк-морф. Лучник... Мда. Есть же такие! Сбить муху в полете, пришпилить стрекозу к падающему листку... Это к нему. Еще неплохо владеет длинной палкой. И третий в их команде — Алларт. Попавший под заклинание Регресс Возраста, он выглядит двенадцатилетним пацаном, хотя ему вообще-то уже далеко за сорок. И он тоже отличный лучник...


Мы покинули Цитадель ранним утром, а сейчас уже было далеко за полдень, и наша команда только что покинула торную дорогу, ведущую к берегам моря Душ и далее на север. Мы сошли с дороги, вошли в лес, и вот теперь наша тройка шла впереди, шумно, с топотом, с разговорами, с треском веток, а позади, кралась вторая тройка. Наше дело — шуметь, собирать шишки и засады. Их работа — прикрывать нас со спины.


Сегодня, над проходом к холмам Гигантов нависли тяжелый, низкие тучи. Впрочем, в этом месте часто была такая погода. Магия, дикая магия была тому причиной. Слишком много проходило войск по узкому проходу. Слишком много здесь было битв, боевых заклинаний, убитых демонов и чудовищ, смертных проклятий, проклятых душ и магии на крови... Сама природа искажалась здесь — звуки исчезли, только лес, как тяжело больной человек, вздыхал и стонал... И как признаки болезни встречались нам, то жуткого вида проплешины, заросшие кривыми и больными сорняками, то деревья, принявшие настолько странные и причудливые формы, что ни описать, ни объяснить невозможно. Быть может хороший художник смог бы нарисовать эти изорванные, скрученные, тянущиеся самым фантастическим образом ветви и стволы, смог бы передать их боль и одновременное наслаждение жизнью... Увы, я не художник. Я мог только поражаться и удивляться.


И внимательно, очень внимательно смотреть по сторонам, ловя каждое шевеление, и пытаясь уловить отсутствующие звуки...


Странное, поражающее своей ирреальностью зрелище — абсолютно беззвучный лес. Перекрученные, переплетшиеся ветви, шевелящиеся то ли сами по себе, то ли ветром, прыгающие по сторонам тени... Сколько бы раз я не проходил этим горным проходом, я снова и снова вынужден был перебарывать сложную смесь страха, изумления и... наслаждения. Да, я наслаждался! Каждым шагом, каждым шевелением таинственных теней, каждым вздохом искореженного леса. Я чувствовал себя как дома, в этом проклятом лесу.


Шаг за шагом я прислушивался и высматривал, я занимался своим любимым делом — выслеживал добычу. Мясо. Добыча... Облава...


Почему эти слова беспокоят меня? Я резко остановился, впервые осознав, что происходит что-то не то. Почему все так странно смотрели на меня? Там, в Цитадели... И дальше! Мои друзья, знавшие меня лучше, чем я сам, прошедшие со мной огонь и воду... Почему они посматривали на меня так, словно... словно это не со мной ходили они в дальние походы и разведки! Кто был тот пропавший лучник? Что с моим слухом? Мне постоянно казалось, что на черепе отсутствует что-то... Уши? У ящера? Абсурд! Если только...


— Фссс... Джон? Что-то не так? — Бриан задал мне этот вопрос уже третий раз подряд.


Прежде я только качал головой, отвечая: «Нет, все прекрасно, а почему ты спрашиваешь?» Но сейчас, его вопрос и нерешительность, промелькнувшая в тоне, как будто он сомневался в чем-то, все это заставило меня задуматься. Задуматься и... Может ли быть, что Бриан сомневается во мне? Сомневался... Странные взгляды... Как будто моя команда следит не столько за лесом сколько... За мной?! Но это же бред! Мы вместе больше шести лет! Мы были вместе еще до Битвы Трех Ворот и заклинания Насоджа! Когда я стал ящером...


Подстегиваемый сомнениями и вопросом енота, я напряг память, вспоминая, свое изменение, там, на стене Цитадели, где я был лучником... ожидая увидеть лапы с мощными и короткими пальцами, вооруженные четырехдюймовыми когтями, но... Вместо них я обнаружил черно-белое изображение пары раздвоенных передних копыт!


Что за бред?! Этого не может быть!


Замерев на месте, я принялся лихорадочно перебирать все, что только мог сейчас вспомнить из жизни после изменения и... Именно в это мгновение, когда я понял, что во мне действительно что-то не так, когда я застыл на месте, ошеломленный и растерянный, лутины бросились в атаку!


Сначала послышался визг Кванзы и злобное тявкание Кутежа, потом добавились знакомые нам всем вопли лутинов, а я все стоял с отвисшей челюстью, ошеломленно глядя в пустоту...


Как будто откуда-то издалека раздалось встревоженное шипение Бриана:


— Шшевелисссь, Джон! Иссспользссуй сссвое новое тело...


Его слова поразили меня сильнее, чем собственные мысли и воспоминания. «Новое тело...» Я действительно еще недавно был другой! У меня были рога! У меня был мех! А еще лук! И стрелы!! Я должен...


— Джон! Да чтоб тебе, очнись жжже! — завопил мне прямо в морду Бриан. — Используй когти!! Джон! Джонатан! Джо...


Я почти покачал головой. Я не хотел двигаться. Мне стало дурно, меня почти вывернуло наизнанку при одной только мысли о том, что я буду рвать когтями чужую плоть... и мясо... и кровь... Мясо... Охота... Но в этот момент мои ноздри заполнил сладковатый запах свежей крови... — и в мгновение ока все изменилось! Кровь вскипела, ярость заполнила мысли, выметая сомнения. Забыв обо всем, я бросился через подлесок. Мои друзья в беде! Моих друзей атакуют враги!!


Вихрем вылетев к месту схватки, я обнаружил, что Кванзаа совместно с Кутежом успели закинуть Аларта на дерево, и сами уже прикончили как минимум четверых лутинов, но как раз сейчас их окружало еще не менее двух десятков. Прямо на моих глазах их оттеснила друг от друга толпа вопящих карликов. Карликов с ножами. Острыми ножами! Кванзаа расшвыривала их с безумной яростью берсерка, помноженной на мастерство сабельного бойца. А вот Кутежу пришлось плохо. Лучник от бога, палкой он действовал только-только, чтобы не дать убить себя. Но сдерживая смертельные удары, он получил уже несколько очень опасных ран и был весь покрыт кровью... Это его кровь я учуял!!


— РРРРаурррр!!!! — разнесся по лесу древний клич, не звучавший под хмурым небом Мертвого леса по меньшей мере четыре тысячелетия. Этот вой-рык заставил остановиться всех. Кроме меня самого.


Рыча и хрипя, я одним прыжком оказался рядом с Кутежом, легким толчком в спину повалил волка на землю и встал над ним. А потом лутины все-таки напали!


В том бою я впервые узнал, как же действенны мои когти. Я вертелся и крутился, убивал хвостом, передними лапами, задними лапами, даже головой! Я оказался просто неудержим!


Карлики бросились бежать, как только поняли, что происходит, но было уже поздно. Наши тройки наконец объединились и вшестером мы с легкостью догнали их, прижали к зарослям кустарника и перебили. Всех.


Быть может один или два смогли незамеченные скрыться в густом подлеске... Но вряд ли больше.


Когда все кончилось, я сел на землю с языком, вывалившимся из пасти почти до земли и в то же время с легкостью в мышцах и мыслях невероятной. Все вокруг было потрясающе четким, я вполне осознанно глядел чуть ли не во все стороны разом, только что не прямо назад и это не доставляло мне ни малейшего неудобства. Казалось, допрыгнуть до верхушки ближайшего дерева легко и просто, нужно только сжаться в комок, напружинить мышцы, напрячь их до жесткости стальной пружины, и...


Но не успел я сделать и трех глубоких вдохов, чтобы охладить разгоряченное тело, как все изменилось. Навалилась жуткая усталость, мышцы налились тяжестью и тут же страшно засосало в желудке, мысли стали мутными, неповоротливыми, поле зрения скачком сократилось до нормального... и даже меньше. Я едва-едва удержался в сидячем положении — хотелось упасть, откинуться на спину, глядя в темнеющее осеннее небо, но в то же время жутко, просто до боли в желудке и капающих слез, хотелось есть... Нет, не есть, а ЖРАТЬ!!!


— Фссс... Джон... — Бриан осторожно проскользнул по испачканной кровью траве, оберегая уже заклеенную и перевязанную рану на левом боку.


— Жрать хочу... — буркнул я. — Высматриваю, кем бы пообедать. Может лутина-другого сожрать?


— Фссс... — обычно чуточку ехидное шипение нага, сейчас было наполнено сомнением. — Фссс... В лесссу ессть дичь и более аппетитная. Фссс... Впрочем... сссмотри сссам. Фссс...


Я... я не буду описывать, что было в тот вечер на той поляне. Достаточно сказать, что к товарищам я пришел сытый, энергичный и нагруженный, хоть и дрянным, но все же оружием да еще с кошельком предводителя лутинов в кармане.


Посовещавшись, Бриан и Кутеж решили провести ночевку прямо здесь, не разжигая костер, и мы выставив часовых, занялись, сначала осмотром ран и перевязкой, а потом устройством временного лагеря...


А ночью мне снились странные сны. Пылающие линии, расчертившие заполненное огненными знаками небо, неведомые иероглифы, вспышкой молнии впечатывающиеся мне в память, удивительные движущиеся картины, рисовавшие сценки, смысл которых я не мог понять...


Проспав в общей сложности не менее четырех часов, я не то чтобы совсем не отдохнул, но и выспавшимся себя тоже назвать не мог.


Однако, проснувшись и запустив по мышцам разогревающе-бодрящие спазмы-сокращения, я лежал, смотрел в светлеющее небо и думал. Прозрение, озарившее меня вчера, почти исчезло из памяти, задавленное последующим боем, но сейчас в ночной тишине, оно само пришло мне в голову, и нужно было хорошенько все обдумать...


Я действительно не был ящером. Каких бы воспоминаний я ни касался, везде я был оленем. Оленем-морфом или даже просто оленем... Разумным оленем. В доспехах и без; в Цитадели, на приеме у лорда Хассана; в лесу, во время гона, с самкой... Я всегда был и оставался оленем. И в тоже время я четко знал, что все это время был ящером. Как такое могло быть?


Единственное и самое очевидное — гемма, которую я носил на шее, продолжала воздействовать на меня своей магией. Учила, направляла... В конце-концов, чем еще я был занят пропавшие четыре дня? Я заснул в четверг, в тот день, когда одел ее. А проснулся во вторник утром! И снился мне практически один, непрерывный бой... Что это было, как не подготовка? Что мне снилось сегодня ночью? Я мог бы нарисовать все виденные во сне иероглифы хоть сию минуту. Если бы я еще хоть один понимал...


«В любом случае, эта форма потрясающе полезна, — думал я, вспоминая вчерашний бой. — Мое мастерство ближнего боя в оленьей форме оставляло желать лучшего. Разве что во время гона... Но и тогда, дело ограничивалось легкими потасовками, да в худшем случае, парой демонстративных ударов. Теперь же...»


К концу восьмого дня мы вошли в ворота Цитадели. За оставшиеся дни мы дважды обошли по большой дуге северное окончание Темного прохода, выследили еще одну ватагу лутинов, но на это раз уже мы поймали их в засаду. И наконец, во вторник днем, проведя в дозоре ровно неделю и наконец, встретив сменщиков, направились домой.


Во дворе нас встретила небольшая команда — Джек ДеМуле, Магус, Смитсон, Коперник, Бриан и даже Сарош, что удивительно, спустился с башни.


Пожав мне лапу, поздравив с удачным походом и обрадовав известием, что Паскаль задержится в лаборатории еще минимум на неделю, Джек утащил предводителей троек в кабинет для доклада, а остальные нестройной толпой отправились в Молчаливого Мула, промочить горло.


Утвердившись за столом и взяв кружку чего-то темно-красного и тягучего, я решился наконец задать вопрос Смитсону:


— Наставник... Вы знали, что происходит, когда я спал четыре дня?


— Разумеется, — невозмутимо ответил козел-морф. — Магус заглянул в твой сон и даже, можно сказать, чуточку поговорил с духом-хранителем геммы.


— Духом-хранителем?! — изумился я.


— Ну, не совсем духом... Магус и сам плохо понял, а я, с его слов тем более, но... Лис говорил, что этот дух разумен очень ограничено, что может очень много, но в тоже время очень мало, что собственно, о разговоре не могло быть и речи. В любом случае, они хоть как-то пообщались, в результате, ты должен был проснуться во вторник утром...


* * *


Неделя, оставшаяся до появления нашего разноцветного колючего алхимика тянулась бесконечно. Каждый вечер я засыпал с мыслью о том, каким стал, каждое утро мне приходилось напоминать себе, что я не всегда был ящером, что раньше я был оленем-морфом и хочу им стать снова...


Мы с наставником каждый вечер проводили в нашей лаборатории, пытаясь расшифровать надписи на оправе геммы, зарисовывая и сопоставляя снившиеся мне по ночам иероглифы. Увы, все это оказалось почти бесполезно — хотя, благодаря тем усилиям мы как-то, почти не замечая того, перевели почти весь Ключевой камень.


Тогда, отложив в сторону рисунки и наброски, мы решили исследовать череп и сравнить его с моим. Между нами действительно оказалось немало общего. Величина, принцип строения, места крепления мимических и скелетных мышц, одинаковое расположение глазниц и хрящей... Еще мы обнаружили, что на клюве черепа есть крошечные зубы, в миниатюре очень похожие на мои.


Кроме того, осматривавший меня маг-целитель заявил, что мои кости имеют трубчатую конструкцию, аналогичную костям птиц.


В субботу вечером мы продолжили обсуждение двух черепов в Молчаливом Муле. Я сидел на скамье, откинувшись на дубовую спинку и просунув хвост в щель, прихлебывая какой-то напиток, принесенный Донни, на той же скамье уместился Христофор медведь-морф, придворный ученый и мы оба слушали наставника.


— Коллеги, пришедшая мне сейчас в голову идея — только один из вариантов, пусть и самый вероятный!


Я отставил бокал:


— В самом деле?


Смитсон кивнул:


— Да. Понимаете, всё очень просто! Когда мы находили хоть какое-нибудь оружие имеющее отношение к тиннедам? Не затрудняйте себя, потому что я знаю, ответ. Никогда и ничего! Именно поэтому мы предположили, что они были очень миролюбивой расой. Но стоит только посмотреть на тебя, Джон и мы поймем, что это не так! Посмотри, как устроено твое тело. Ты же вооружен буквально от зубов до хвоста... и даже твой хвост — оружие! Мы сравнивали твой череп с черепом тиннеда, который мы вырыли. И что мы увидели? Одинаковое строение, одинаковое расположение всего, что только возможно и я уверен, хорошенько исследовав скелет, мы найдем рудименты остального. И когтей на пальцах и когтей-кинжалов на ногах.


— Но каким образом эти рассуждения касаются Джонатана? — высказался Христофор.


Мой наставник улыбнулся медведю ехидной козлиной ухмылкой:


— Очень просто, мой друг. Джон ни что иное, как «боевая форма» тиннеда. Мы не нашли никакого оружия, изготовленного тиннедами, потому что они в нем не нуждались! Когда им нужно было, они изменялись сами! И нынешняя форма Джонатана является одной из их боевых форм! Она не просто великолепно подходит для сражения — она сооздана только для боя. И ни для чего другого!


Обдумывая сказанное Смитсоном, я неторопливо лакал из кружки тягучий темно-красный напиток.


— Что ж, коллега, если и так, то это еще одна тайна исчезнувшего в веках народа... И кто знает, сколько еще их осталось? — подытожил разговор Христофор.


* * *


К концу недели я дошел до точки. Собственно, я уже был готов идти и ломать дверь в лабораторию Паскаль. И плевать, если в результате половина Цитадели превратится в развалины!


Я как раз сидел в нашей лаборатории, рассеянно перебирая очередные рисунки приснившихся мне ночью тиннедских иероглифов, когда до моих ноздрей донесся запах гари, смешанный с запахом каких-то химикалий и древесных соков.


За моей спиной стояла Паскаль, и молча разглядывала меня. Наконец, кивнув своим мыслям, она подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть амулет.


— Интересно... — сказала дикобразиха.


— Ну? Ты можешь что-нибудь сделать? — не выдержал я в конце-концов.


Она кивнула и, взяв оправу в лапы, повернула камень. Раздался резкий щелчок, и гемма засверкала изумрудной зеленью!


Дальнейший процесс был уже знаком — меня окутало тянущей дрожью, опять было ощущение движущихся мышц и как будто внутренний удар под конец, выбивший из меня дух.


Придя в себя, я понял, что вновь стал самим собой. Не человеком, конечно. Но мои рога, копыта, мех вернулись назад!


Все еще немного шатаясь, я поднялся на ноги:


— Ну почему я сам до этого не додумался?!


Паскаль ухмыльнулась:


— У тебя свои таланты, у меня свои. Если понадоблюсь еще, просто позови.


Я потянулся снять гемму, но обнаружил, что застежка по-прежнему крепко закрыта.


— Ээ... Паскаль, кажется, я...


— Не можешь снять? — закончила она за меня. — Все верно. Он рассчитан на очень долгую работу... Думаю, ты не сможешь снять его до самой смерти. Но не все ли тебе равно? Ты не обязан им пользоваться. Пока. Заходи, как-нибудь.


И Паскаль покинула комнату.


Я все еще сжимал гемму в своих таких родных пальцах-копытцах, когда подошел Смитсон, и мягко опустил руку мне на плечо:


— Знаешь, а ты не так уж и плохо смотрелся в чешуе! Попробуй-ка еще разок преобразоваться.


Я повернул камень в противоположную сторону. Он снова засиял... теперь я уже знал, что он засиял алым цветом, и меня вновь окутала дрожь преобразования. Придя в себя, я встряхнулся, поглядел на гемму, на Смитсона, оглядел себя... и решил — преобразуюсь в оленя, и на сегодня хватит.


Как ни странно, третье преобразование за день прошло куда легче всех предыдущих. Не знаю, привык ли я, изучила ли меня гемма, а может быть и то и другое вместе, но невыносимая прежде дрожь стала как будто даже приятной, а внутренний удар, до того приводивший в беспамятство, почти не ощущался...


— Попробуй думать об этом как о подарке, Джон — ободряюще сказал Смитсон, когда я вновь пришел в себя. — Такой подарок из прошлого, молодому перспективному археологу. Может быть, мы даже найдем еще такие же, когда продолжим раскопки весной.


— Может быть, — согласился я, всё еще держа гемму в руках. — Ведь выбора у меня нет. Мне остаётся просто жить с этим... Знаешь, кажется, я понял, что написано на гемме: «Путь крови открываю я тебе. Во сне придет уменье, потерпи. Но помни — избирая путь, свою судьбу ты выбираешь тоже». Так просто...


Я подошел к зеркалу, — тому самому, в котором три недели назад увидел свое второе изменение, — и зловеще ухмыльнулся отражению:


— Может быть, теперь я стану еще одним оружием против орд лутинов, гигантов и прочей жути, что еще придет к нам с севера!


— Великолепно, Джон! — услышал я голос Джека ДеМуле, стоящего в двери лаборатории. — Неважно — копыто ли, коготь ли — Цитадели не помешает любая помощь, если это поможет победить врага!


* Примерно 15 сантиметров.


История 25. Морские ветра


Солнце палило, в воздухе струилось ожидание дождя; в синем, таком по-летнему выцветшем и прозрачном небе мерцали струи раскаленного воздуха, и носовые пазухи чуть покалывало ожиданием грозы. Сарош с наслаждением вдохнул пока еще сухой воздух, опять ощутив предвестники дождя — прошло уже несколько недель с тех пор, как Жрица провела обряд успокоения дриад, чтобы отпустить облака на волю... Но на землю близ Цитадели до сих пор не упало, ни капли воды. Земля на полях уже начала пересыхать, урожай фермеров мог погибнуть и Сарош, дракон-морф и придворный метеомаг беспокоился — ему совсем не хотелось летать по округе и силой собирать дождевые облака. Подобное насилие могло еще ослабить и без того хрупкий баланс погоды вокруг Метамора.


Но ожидание ожиданием, а пока Сарош сидел на балконе своей башни, на западной окраине Цитадели, сидел, уставившись на кучу щепок и старательно сосредотачивался. Маг пыхтел, скрипел зубами, дышал то через нос, то через зубы, но заклинание, заданное для освоения наставником, магом Электрой, упорно не поддавалось. Куча щепок нагло и беззастенчиво игнорировала все магические старания молодого дракона-морфа, не желая даже дымиться...


Сарош пыхтел и скрипел зубами все громче — заклинание огня осваивалось магами первым и даже самые начинающие могли использовать его чуть ли не во сне. Все, но не Сарош. К тому же Электра сказала, что не будет учить начинающего мага ничему, пока тот не освоит магию пламени... и именно в эту минуту тяжелая тень накрыла пергамент с записью лексической формулы заклинания. Раздраженный непрошеным вмешательством, но в глубине души довольный им, Сарош поднял взгляд к небу и увидел большую грозовую тучу, наползающую на солнце с восточной стороны.


«Они вернулись!!» — подумал он, едва сдержавшись от радостного мысленного вопля на всю Цитадель. Бросив пергамент с заклинанием внутрь комнаты, он переменился в полную драконью форму и прянул в небо.


Обычно грозовые тучи были хмурыми созданиями, им нравилось сверкать молниями, грохотать, греметь и ворчать в поднебесье, расталкивая мелкие облака и эфирные создания со своего пути. Этот был другим — даже с земли Сарош видел, что у Громовержца есть история, и что он просто горит желанием ее рассказать.


Сарош крутился среди меньших облаков, пока они нетерпеливо собирались вокруг большого, желая послушать его историю, а Громовержец тихо бурчал, неспешно затягивая горизонт влажной серостью. Но вот сверкнула ветвистая молния и долгий раскат грома, объявил о начале истории.


Как всегда, Сарош не улавливал тонких деталей и подробностей, но эмоций и ярких образов оказалось достаточно для воссоздания общего смысла происходящего...


Громовержец висел над океаном, вдали от материка, собирая силы для долгого пути над землей, а внизу, люди на крупных баркасах и мелких кораблях, занимались рыбной ловлей. Событие было настолько обычным, что Громовержец практически не обращал на них внимания, пока внезапно вода у бортов не вскипела, взметнув вверх целый лес полупрозрачных щупалец.


Теперь уже Громовержец смотрел неотрывно, замерев на месте, пока люди мужественно боролись, рубя и отбрасывая липкие щупальца, ухватившие их хрупкие корабли. Яростное сражение длилось недолго — удачный удар гарпуном в центр массы щупалец и они бессильно обмякли. Воодушевленные победой, люди затащили чудовищную тушу на самый крупный из кораблей рыболовной флотилии и направились в сторону маячившего на горизонте острова...


— Сааааароооооош!!!!! — раздавшийся снизу крик нарушил концентрацию. Сарош попытался игнорировать зов, потом вздохнул, и взмахом крыла попрощавшись с Громовержцем, направился вниз.


Уже подлетая к своей башне, он заметил, стоящую на балконе Электру. Магесса, во время войны Насоджа попавшая под заклинание «младенческого возраста», сегодня выбрала максимально взрослый внешний вид, и теперь выглядела четырнадцатилетней девочкой.


«Почему, чем они младше, тем они громче?» — подумал про себя дракон-морф, приземляясь вблизи маленькой фигурки. «Что случилось?» — отправил он мысль, начиная переменяться в меньшую, человекообразную форму.


— Ой, Сарош, да не беспокойся ты! Мы просто чуточку попутешествуем... И все!


Дракон-морф опять вернулся в полную форму и подозрительно посмотрел на Электру, а та, не теряя времени, уже тащила из кладовой драконью сбрую, причем, как обратил внимание Сарош, грузовой комплект.


«У-у-у-у...» — простонал он мысленно, опускаясь на колени, дав возможность Электре закинуть ремни на место. — «Куда полетим и чего повезем?»


Как одно из немногих существ в Цитадели Метамор, способных быстро перенести грузы на большое расстояние Сарош давно уже привык... но ему это не нравилось. К счастью, его не часто использовали как вьючное животное, в основном для доставки очень срочных или скоропортящихся грузов (и еще иногда деликатесов... для праздничного стола) из Северного и Центрального Мидлендса. Впрочем, задания были достаточно частыми, чтобы он имел свою собственную грузовую сбрую.


— Полетим ко мне домой, на остров Магдалейн, — объяснила Электра, затягивая ремни. — Там рыболовы недавно выловили кракена...


«Кракена?!!» — удивленный дракон припомнил рассказ Громовержца.


— Да, кракена. Он напал на их корабли, они его убили и теперь распродают остатки всем подряд. Магус хочет, чтобы мы полетели на остров и забрали несколько щупалец прежде чем они протухнут, но самое главное, есть еще одно... дело. Мы с милордом Томасом его начали... И теперь мне поручено его завершить — при личной встрече.


Она затянула последний ремень и влезла Сарошу на спину:


— Наши путевые запасы все еще на земле. И я не собираюсь, затаскивать их сюда вручную!


Сарош тихо фыркнул и, слетев на землю, подошел к куче мешков, тюков и свертков, сложенных у подножия башни. Электра, спрыгнув с драконьей спины, тут же перехватила Странника и Христофора, только-только вышедших из обеденного зала, и заставила помогать. Втроем они несколько часов таскали, размещали, перекладывали и закрепляли, а Сарош терпеливо лежал плашмя, изредка подавая советы. Когда он первый раз принимал подобный груз, то ощущал себя виноватым, что ничем другим не мог помочь с погрузкой. Но ощущение вины исчезло напрочь после нескольких часов полета с грузом на спине, и в последующих путешествиях он обращал гораздо больше внимания на то, как все закреплено, и не смущался тем, что не помогает с самой погрузкой...


— Спасибо мальчики! Я никогда бы не успела погрузить всю эту гору до темноты! — Электра помахала помощникам, последний раз осматривая двор. Напоследок она проверила списки — не забыла ли чего, и стукнула задремавшего Сароша по боку. — Соня! Проснись! Пора лететь!


«Готов, как никогда-а-а-а-а...» — распахнул пасть дракон-морф и с громким ревом сорвался с места.


Это был быстрый ночной перелет над знакомой территорией — от Цитадели до берега Звездного моря... Отдохнув на пляже конец ночи, они направились вдоль побережья, сначала на юг, потом на запад, останавливаясь для отдыха в прибрежных лесах и других безлюдных местах. В пути, Сарош несколько раз спрашивал Электру — что за таинственное дело ждет ее на острове? Но магесса молчала, не желая рассказывать подробности, даже во время полета в чистом, безоблачном небе... лишь бурчала, что еще рано и пока дело не сделано, говорить не о чем.


Наконец, после обеда четвертого дня пути, они достигли песчаных пляжей на берегу широкого пролива между материком и островом Магдалейн, к югу от Эльфквеллина. Правда, во время последнего перелета Сарошу пришлось отклониться от береговой линии в море, облетая маленькую деревушку, спрятавшуюся меж прибрежными скалами.


— Заночуем здесь, а пролив перелетим завтра, — сказала Электра, слезая и потягиваясь.


Доев остатки взятого еще в Цитадели вяленого мяса с походными лепешками, она достала небольшой, но смертоносный лук и пучок стрел. Из-за ее маленького роста, они решили, что разгружать и загружать дракона каждый вечер и утро займет чересчур много времени. И теперь Сарош оставался в драконьей форме и нагруженным все время. В принципе, ничего плохого в этом не было, кроме одного — он практически не мог охотиться. Электра помогала ему, охотясь на мелкую дичь во время остановок и разыскивая при помощи магии крупную. Но этого не хватало.


— Ты отдохни пока, — невнятно говорила магесса, дожевывая кусок мяса. — Завтра перелет будет долгий, в море, сам знаешь, не больно приземлишься. А я схожу в деревушку, пообедаю напоследок и новости последние узнаю. Может, рыбы тебе прикуплю, или по дороге кого подстрелю, а то ты совсем исхудал...


Сарош даже не повернул головы на ее слова — он уже дремал, прикрыв один глаз, вторым лениво наблюдая, как Электра готовится к походу в деревню. А она переменилась до своего максимального возраста, умело нанесла легкий грим, состаривший ее, и накинула на шею ожерелье с медальоном мага-ученика. Небольшая ложь... Но путешествуя так далеко от Цитадели, да еще в одиночестве, они не рисковали показывать свою необычность. Разумеется, Электра вполне могла защитить себя, но столь высокий уровень магического мастерства вкупе со столь юным телом мог вызвать ненужные вопросы и подозрения... Путешествуя же, как ученик, она всегда могла заявить, что ее мастер занимается исследованиями и не желает терять время на пополнение путевых запасов.


Вернувшись через несколько часов, и притащив (при помощи магии, естественно) половину говяжьей туши и целого тунца, она нашла дракона крепко спящим. Оставив мясо в сторонке, лишь наложив на него слабенькое заклинание — для отпугивания животных, Электра подготовила себе постель и, обнеся лагерь магической стеной, уснула, обдумывая новости и слухи, узнанные в деревне.


Разбудил ее жутковатый треск разгрызаемых костей. Подавив легкую дрожь, Электра огляделась, мысленно возблагодарив богов, надоумивших ее расположить лежанку подальше от принесенных продуктов. От говядины уже ничего не осталось — лишь уже подсохшее влажное пятно на песке, а Сарош в данный момент догрызал тунца.


— Хорощенько вымой морду и не забудь почистить зубы! — сказала Электра тоном заботливой мамочки, отходя подальше и занимаясь собственным завтраком. Сарош неразборчиво рыкнул в ответ, и вежливо развернулся, загородив своей тушей поедаемую рыбину.


Закончив еду, они искупались в море и занялись уборкой лагеря.


— Нам самую малость не повезло. Увы... — вздохнула Электра, сворачивая лежанку. Почувствовав молчаливый вопрос дракона, она продолжила:


— Мэр Джонстауна покинул Торментайн вчера утром. Разминулись всего на пару часов... Эх! Ну да ладно. Хорошо конечно было бы поговорить наедине, но мы в любом случае встретим его в Джонстауне. Как только паром пересечет пролив.


Сарош кивнул, слушая ее вполуха. Он лег на песок, помогая магессе пристроить на место снятые мешки и тюки, а сам тем временем мысленно потянулся в небо... Погода сухая, небо чистое, дождя не будет еще несколько дней.


Электра еще раз осмотрела лагерь и, схватившись за ремни, залезла на спину дракону, продолжая разговор:


— Не понимаю, что происходит в деревне. Вроде бы все на месте, люди как обычно — в меру косятся, в меру дружелюбны, а вот, поди ж ты... Что-то там не так. Шестым чувством чую — крутится там... кто-то. Я не рискнула выспрашивать подробности, чтобы не привлекать внимания, но меня это... беспокоит.


Она прочно устроилась между шейными буграми и крепко ухватилась за ремни.


— Готов? Полетели! Последний рывок!


Глубоко вздохнув, Сарош взглянул через пролив. Маленькое пятнышко на горизонте, скорее казавшееся, чем бывшее на самом деле... Ориентир. Остров Магдалейн.


Поздно вечером усталый дракон приземлился наконец на песчаный берег острова. Путешествие оказалось не столь простым — чем ближе становился остров, тем сильнее нервничала Электра. В конце концов, Сарош не выдержал и спросил ее — что происходит? Но она не ответила, и более того — закрыла мысли от его взгляда.


Когда остров вырос достаточно, чтобы можно было отчетливо разглядеть береговую линию, она наклонилась вперед и, изучив местность, направила дракона-морфа вдоль берега, продолжая разыскивать что-то. Сарош почувствовал слабое эхо телепатического разговора, но не смог различить подробностей. Наконец, она хлопнула его по спине, указывая на скалистый пляж небольшой бухточки.


В кустах раздался шелест и оттуда вышел высокий, очень загорелый человек, с огненно-рыжей, такой же, как у Электры, шевелюрой. Он настороженно смотрел на дракона, пока громкий, радостный крик не пронзил воздух:


— Горди-и-и-и!!!


Сарош почувствовал, как груз на спине сдвинулся с места, когда маленькая фигурка спрыгнула вниз и бросилась вперед. Человек одно мгновение выглядел ошеломленным, — а потом его лицо расплылось в широкой улыбке. Он присел и поймал в объятья девочку, бегущую к нему. Их встреча вылилась в стремительный разговор, построенный из половинок слов и кусочков фраз, понятных только им самим. В конце-концов, терпение Сароша кончилось, и он коротко зарычал горлом, тут же сказав мысленно: «Извините!»


Это прервало их беседу и напомнило паре, что в маленькой бухте присутствуют и другие. Электра, слегка покраснев от смущения, повернулась к Сарошу, одновременно переменяясь — становясь старше и выше. Глаза мужчины широко раскрылись, он даже отступил на шаг назад и тут же последовал еще один, столь же непонятный и очень торопливый разговор. На этот раз она вернула внимание к дракону очень быстро, ему даже не пришлось прерывать их снова:


— Сарош, это мой младший брат, Гордон. Он маг-целитель Джонстауна...


— Младше только на 15 минут! – вмешался Гордон, улыбаясь. — Знаешь, я все же никак не могу привыкнуть, что моя дряхлая и старенькая старшая сестра-близнец выглядит так молодо, что могла бы быть моей дочерью! Особенно теперь, когда я все же увидел это сам... Демон нас всех побери, Элли, ты долго добиралась домой!


— Ну, вряд ли это что-то меняет — Электра коротко оглянулась на брата. – Горди! — она произнесла это имя тем особым тоном, в котором равно смешались любовь и ненависть... и который мы позволяем себе употреблять только в разговоре с очень близкими родственниками. — Это мой ученик, метеомаг, дракон-морф Сарош.


Гордон двинулся ближе к морде дракона и легонько поклонился:


— Приветствую вас метеомаг Сарош. Добро пожаловать на Остров Магдалейн.


Сарош тоже склонил голову:


«Приветствую вас, главный городской целитель. Это очень красивый остров, судя по тому, что я уже увидел. Не хочу показаться невежливым, но не могли бы вы помочь мне снять эти штуки с моей спины?»


Гордон чуточку напрягся, слушая телепатический голос дракона, но не удивился и не испугался. Вначале Сарош подумал, что это Электра предупредила брата о маленьком «дефекте речи» дракона... но потом как будто что-то щелкнуло в его мозгах, факты, фактики, подозрения и намеки встали на места и Сарош все понял:


«Вы же близнецы!! Вы можете разговаривать мысленно друг с другом! Близнецовая телепатия! Электра, могла бы и рассказать!»


Гордон усмехнулся и повел Хранителей подальше от берега — в уютную ложбинку между скал, загороженную и от ветра и от случайного взора.


– Мысленная речь редко встречается у разнополых близнецов, но все же бывает. Обычно мы помалкиваем об этом... сам знаешь, как люди относятся ко всему необычному. Многие боятся, даже когда мы объясняем им, что можем читать мысли только друг у друга. Но все же это преимущество, пусть и небольшое. Вот, к примеру, знаешь, как моей старшей сестре пригодился мысленный разговор с братиком, когда она сдавала экз...


Гордон поперхнулся, когда Электра ткнула его в бок локтем, а магесса, погрозив брату кулаком, взобралась на спину дракону и начала сбрасывать вниз тюки и мешки:


— Сарош знаком с телепатией с тех самых пор, как изменился. Тогда же он и онемел. Конечно, если бы он не экспериментировал с вещами, которых не должен был касаться, то ничего бы с его голосом не случилось!


Сарош только мысленно вздохнул, потом тихо зарычал, предупреждая ее и начал переменяться. Остатки груза и упряжь упали на песок, а дракон-морф отошел в сторону и хорошенько потянулся, пока его спутники разбирали упавшие вещи. Почесав натертые ремнями места, Сарош почувствовал внимательный взгляд Гордона:


— Это твой самый человекообразный облик? — спросил целитель.


«Боюсь, что да — ответил Сарош. — Я могу, разумеется, укрыться плащом, но толку от такой маскировки мало...»


Гордон вздохнул и еще раз посмотрел на дракона-морфа:


— Этого я и боялся. Знаешь... все же будет лучше, если ты останешься здесь в лесу, пока Электра и я занимаемся делами в Джонстауне. Плохо, что вы появились на день раньше, чем нужно бы... но все же, Элли мне будет скрыть легче, чем вас обоих. — он поднял/ввзгляд и заметив беспокойство на лицах хранителей, продолжил:


— Не стоит волноваться. Большинство жителей города все же отнесутся к тебе... максимум с легким любопытством. Но несколько месяцев назад, с материка приехала пара человек... вот они могут составить проблему. Обычно они все же помалкивают, о своих убеждениях, но я и другие, замечали, что они пытались агитировать небольшие компании молодежи и... ну, скажем так — невзначай комментировали «монстров из Цитадели» и «демонов-хранителей», причем исключительно негативно.


Мы противостоим их усилиям, как можем, но они все же не идиоты... а потому стараются не давать нам повода для серьезных действий. Мэр Тобин пристально следил за ними и, в общем, они вели себя тихо. Но он все же отправился на Материк несколько недель назад, и у них появилось больше возможности распространять их яд,


Гордон вздохнул и пожал плечами:


— А потому, я думаю, нам все же следует соблюдать осторожность. Я отведу Электру к себе домой, и она сможет пожить там до прихода парома и приезда мэра. А уж потом мы все же сможем привести в город вас обоих.


Сарош оглядел пляж и ложбинку среди скал и кивнул:


«Ну, что-ж... Похоже, этот пляж хорошо освещается солнцем, и я смогу неплохо отдохнуть. С удовольствием побуду здесь. Приходите, когда я вам понадоблюсь».


Гордон довольно улыбнулся:


— Отлично! Здесь вдоль берега сильное течение, а еще скалы и мели. Так что, рыболовы сюда не заходят. и большинство горожан тоже. Только сам постарайся все же не привлекать к себе внимания...


«Да уж постараюсь!»


Напоследок Сарош помог Гордону и Электре собраться, отобрав самые необходимые вещи. Потом попрощался с близнецами и двинулся на согретый заходящим солнцем пляж, чтобы перекусить и вздремнуть...


Звуки разговора и пения разбудили его через несколько часов. Оглядевшись по сторонам, Сарош увидел, что солнце уже двным-давно взошло и прогрело ложбинку между скал, в которой он устроился спать, а прислушавшись, понял, что голоса слышны из-за густых кустов, заслонявших опушку прибрежного леса. Послушав подольше, Сарош решил, что разговаривают мальчики, но слов разобрать не смог.


Интересно...


Забыв про предупреждение Гордона, Сарош решил сходить проверить, кто там бродит. Он вернулся к вещам и вытащил из тюка плащ. Плотная, зеленая с серыми пятнами ткань укрыла зачаточные крылья и почти весь хвост дракона-морфа, правда, придав ему вид горбуна.


Прикрыв морду капюшоном, Сарош отправился в лес по едва заметной тропке, стараясь идти как можно тише. Продравшись через кусты опушки, он остановился на краю поляны, оставаясь глубоко в тенях, и насторожил подвижные уши, разыскивая источник звука. На другой стороне поляны четверо юношей, наверное, слишком молодые чтобы выходить в море с рыбаками, собирали чернику... вернее, трое бездельничали, сидя на валуне, пока четвертый собирал ягоды. Присмотревшись, Сарош понял, что лишь четверть собранных ягод попадало в висящую на боку мальчишки высокую корзинку, остальные отправлялись либо в рот юноши, либо летели в троицу, сидящую на валуне...


Двое мальчишек пели старинную морскую песню, пока третий перехватывал ягоды, брошенные в них:


Двенадцать человек на сундук мертвеца!


Двенадцать человек на сундук мертвеца!


Двенадцать человек на сундук мертвеца!


Йо-хо-хо и бутылка рому!


Наконец сборщик бросил работу и, поднявшись, сердито уставился на певцов:


— Алан, Даррелл, эй, вы сладкая парочка! Может, хватит петь эту задрипанную песню?! Вы завываете, не переставая, с тех пор как мы вышли из Джонстауна!!


— Сид, разве тебе не нравится наше пение? – ухмыляясь, спросил один из певцов.


— О, я вовсе не против вашего пения! Мне просто надоело до изжоги слушать этот единственный куцый куплет снова и снова и снова! И кстати, если вы не забыли, наши мамочки обещали надавать нам хороших тумаков, если мы не соберем ягод по полной корзинке!


Троица, сидевшая на валуне, чуточку подумала и все же спустилась вниз, на помощь сборщику. Правда, один из певцов тут же принялся барабанить по боку корзины в ритме, немедленно подхваченном остальными:


У нас живет миленькая девушка,


Ах, Мери-Мак, Мери-Мак!


Ловкая, маленькая девушка,


Ах, Мери-Мак, Мери-Мак!


Она вся такая красавица,


Ах, Мери-Мак, Мери-Мак!


Губки бантиком,


Попка пуфиком,


Грудки гоп-ца-ца,


Ах, Мери-Мак, Мери-Мак!


Заразительный ритм веселой песенки затянул юных певцов, заставил их петь все быстрее и быстрее, с каждым куплетом. Даже Сарош вдруг понял, что притоптывает в такт. Он так увлекся песней, что совсем не смотрел вокруг, и сам того не заметив шагнул вперед... И тут его нога опустилась на сухую ветку.


Громкое «хрясь» разнеслось по поляне, прервав песню на середине слова. Мальчики на мгновение замерли, и тут же вскочили на ноги. У них не было при себе оружия, но один схватил толстый дорожный посох, а другой взял огромную корзину. Они осмотрели край поляны, пытаясь найти источник шума. Сарош же застыл неподвижно, жалея, что Электра учила его огненному заклинанию... вместо куда более подходящего заклинания невидимости. Он даже мысленно наметил поискать в библиотеке Цитадели такое заклинание...


Впрочем, кажется, на этот раз заклинание не понадобилось — мальчикам уже надоело стоять на месте, и они подошли к деревьям ближе, все еще продолжая разыскивать источник шума. Сарош даже подумал, что его не заметят, но...


— Ты кто? — один из мальчишек уставился на дракона-морфа широко раскрыв глаза.


Кажется, его зовут Сид...


И кажется, он вот-вот убежит...


Сарош подумал было использовать небольшое, но плотное облако тумана, чтобы скрыться под его прикрытием, а потом подумал — раз уж мальчики здесь, так может быть попробовать поговорить с ними? Гордон говорил, что большинство жителей города терпимо относятся к «демонам» из Цитадели, а небольшая компания будет неплохим способом провести время, пока целитель и магесса занимаются большой политикой.


Он сделал несколько шагов в сторону, выйдя на прогалину так, чтобы его можно было увидеть, но все еще достаточно глубоко в тенях, чтобы рассмотреть толком его было невозможно. Мальчики, смотревшие на него настороженно, чуть расслабились.


«Меня зовут Сарош. Я маг из Цитадели Метамор» — отправил он мысль подросткам. Они напряглись снова, и он почувствовал борьбу их желаний — убеждать и подойти ближе. Похоже, упоминание Цитадели вызвало прилив любопытства, и в тоже время страха...


— Он из этих, демонов-хранителей, Кен про них говорил! — прошептал один из мальчиков, не сводя глаз с Сароша. — Нужно бежать в город и предупредить всех!


Сарош протянул вперед безоружные руки, надеясь успокоить их, до того как они сделали что-нибудь необдуманное. Мальчики попятились, явно испугавшись, а Сарош только сейчас вспомнил, что его когтистые лапы дракона-морфа вряд ли могли успокоить кого-либо... И тут ему пришло в голову — раз уж он говорит с детьми... то и говорить надо по-детски! А кто у нас в Цитадели большой ребенок? Мишель!! Дракон-морф припомнил юношу, представил его на своем месте... и заговорил:


«Щас как дам больно! Сам ты демон! Я Сарош — большой и страшный дракон! Вот!»


— Большо-о-ой! — хихикнул один из мальчиков.


— И стра-а-ашный! — подхватил другой.


«Чево?! Большой! И страшный! С крыльями и хвостом! Я проклятый, понятно вам?! И говорить могу только так, ясно?! И никакой я не демон!! Вот еще!»


Несколько мгновений мальчики еще сомневались, но наконец, один из них, кажется Сид, решился шагнуть вперед:


— Привет Сарош. А я Сид. А это мои друзья — Алан, Боб, а вон тот дурень с корзинкой — Даррелл. Ты и вправду из Цитадели? Нам говорили, там живут демоны... И что они едят людей... А еще выходят наружу и ловят людей... чтобы есть...


«Я не ем людей! Вот еще! Вы невкусные! Мелкие и противные и ягодами кидаетесь! — не удержался от смеха Сарош, едва успев поправить падающий капюшон. — И вообще, у нас почти все просто люди, это я такой! И никого мы не похищаем! Делать нам больше нечего!»



Похоже, его слова окончательно успокоили мальчиков, а может просто их любопытство пересилило страх. Они осторожно приблизились, чтобы лучше его разглядеть, а Сарош медленно подняв руки, откинул капюшон, показывая драконью морду. Теперь вопросы посыпались градом. Забыв о страхах, они вышли из тени и устроились на валуне, пока Сарош отвечал. А тот рассказывал про Цитадель, про войну со злобным магом Насожем и проклятье изменения, все еще лежащее на стенах Метамора, он даже попытался рассказать, на что это похоже — быть драконом, правда, стараясь избегать упоминания способности хранителей менять форму. Наконец дракон-морф рассказал, что знал о том, почему он и Электра прибыли на остров, намеками подведя мальчишек к мысли, что они путешествовали с помощью магического портала.


Наконец, Сарош заметил, что тени удлинились, солнце склонилось к горизонту, и спросил:


«А вам домой идти не пора?»


В ответ мальчики только засмеялись:


— Наши отцы в море, ловят рыбу, а еще снова хотят поймать кракена, — сказал Даррелл. — И вернутся еще не скоро! Мы тоже хотели быть с ними... но они сказали, что им нужны только опытные руки. Угу... Мы несколько дней проторчали в городе... но там ску-у-чно!


— А потом наши мамы почему-то сказали, что лучше бы нас взяли в море! — вторил ему Сид. — А еще лучше, чтоб нас съел там кракен! И вообще это не мы! Ну подумаешь, привязали кошке матушки Дивины к хвосту горшок... Мы же не думали, что кошка его протащит по чистому белью! А еще уронили в дымоход кирпич, только он все равно бы туда упал, и мы вовсе не специально, мы ей в котел не целились, оно само попало!


— И мамы сказали нам идти в лес, набрать ягод, чтобы сделать варенье и пирог, — присоединился Боб. — И чтобы мы раньше чем через две ночи не возвращались! Ага! И наш лагерь здесь, поблизости! Пойдем с нами!


«Мне вообще-то надо ждать Электру...»


— Да ты просто боишься! — засмеялся Сид.


— Да пошли с нами, мы не кусаемся! — подхватили остальные.


«Но я могу ждать и в лесу! Идем».


Вернувшись на пляж, он собрал остатки запасов, прикрыл вещи попоной и отправился вместе с мальчишками в лес.


Возле костра, на маленькой полянке, подростки снова атаковали вопросами о Цитадели, но на этот раз, Сарош сумел вставить и пару своих. В результате, он узнал, что отцы Сида и Даррелла обычно ловят омаров и крабов, что они были на корабле, который поймал кракена, что отцы Алана и Боба ловят треску, а мама Сида, для которой они собирали ягоды, делает самый вкусный черничный пирог на острове...


Вскоре они уже рассказывали поочередно. Сарош вспоминал истории, прочитанные в библиотеке, или истории, услышанные от облаков, а мальчики пересказывали истории их отцов — про чудовищных морских монстров, таких больших, что могли проглотить целый корабль, про морских жителей, про говорящих рыб, про бури и ураганы, такие сильные, что могли бы смыть целый остров... В конце-концов уставшие и довольные, все пятеро уснули возле костра...


Они проснулись поздним утром от громкого топота и треска ветвей — кто-то бежал через лес, тяжело дыша, и кричал:


— Сарош! Сарош! Где ты?! Электра в беде!! — все они узнали голос Гордона и сразу же насторожились.


«Гордон! Я здесь, в лесу! Иди на мой рев!» — послав мысль, Сарош открыл пасть и взревел как... как дракон, перепугав мальчиков. Буквально тут же треск кустов приблизился и на поляну ввалился Гордон.


— Что... Что вы все здесь делаете?! — спросил он, отдыхиваясь.


«Я объясню позже! Что случилось с Электрой?!»


Гордон взял у Алана чашку воды, проглотил залпом, чтобы смочить горло и рассказал:


— Помните, те, с материка, о которых я тебе говорил? Их вожак, Кен, каким-то образом все же узнал, что, она хранитель. Не знаю, как... мы пошли прямо ко мне домой, я рассказал только надежным друзьям... Наверно кто-то все же подслушал, и распустил слух! В любом случае, они схватили ее и хотят убить!!


Сарош зарычал и непроизвольно хлестнул хвостом... но потом взял себя в руки. Гнев здесь не помощник.


«Как ты смог уйти?»


— Они оставили меня на свободе, только все же заперли в моем же доме. Сказали, мол, это она «околдовала» меня, и чары спадут, когда она умрет. Ха! Идиоты! Может быть я и целитель, но все же тоже кое-что могу! Так что я использовал кое-какую целительскую магию, чтобы усыпить охрану и помчался сюда со всех ног! — Гордон на мгновение остановился и продолжил в полголоса. — Если бы мэр все же был здесь... Он мог бы все это остановить одним словом... но паром прибудет только к вечеру...


«Что сейчас с Электрой? Сколько у нас есть времени?»


Гордон застыл на месте, его глаза расфокусировались, глядя куда-то вдаль... Сарош понял, что он мысленно разговаривает с Электрой.


— С ней все в порядке, пока, во всяком случае. Сестра все же говорит, что они, еще решают, что с ней делать... и их там слишком много, она не справится со всеми сама. Она просит нас поторопиться!!


«Правильно, нам лучше поспешить!»


Сарош оглядел поляну и обратился к мальчикам:


«Парни, отойдите назад. Мне нужно больше места, чтобы перемениться!»


Он начал изменяться, как только они отошли подальше, и услышал восклицания:


— Во дает!


— Ого!


— Ух ты!


«Помните, я говорил вам, как заклинания Насожа превратили многих из нас в животных, а наши маги другим заклинанием сделали нас людьми снова? В общем, я забыл упомянуть, что мы все еще можем превращаться обратно... Иногда бывает очень удобно!»


— Сарош... — теперь заговорил Гордон. — Должен тебе сказать... Пожалуйста, поверь, Джонстаун все же, обычно очень мирный городок, и... эти люди, захватившие Электру... Мы их ни в коем случае не поддержим! И к тому же, все же, большинство из них — просто обманутые идиоты... Они наслушались сказок Кена, а сами думать не желают! Проблема еще в том, что большинство мужчин, которые могли бы остановить все это безобразие, ловят рыбу в море. Пока погода все же устоялась...


Гордон еще говорил, а Сарош уже переменился до полного размера и стал самим собой — пятидесятифутовым взрослым драконом.


«Гордон, я тебя понял. Мы уже встречали таких людей... Вроде вашего Кена...»


— Он не наш! — завопил целитель.


«Тем лучше! — хмыкнул дракон. — Мы тоже делаем, что можем, в таких случаях. Но сейчас нам нужно спасать Электру. Залезайте ко мне на спину, скорее!»


Сарош лег на землю, поставив лапу ступенькой, и сильно удивился, когда вслед за целителем на спину полезли мальчишки:


«Вы что делаете?! С ума посходили?!»


— Мы летим с тобой! Те придурки не рискнут стрелять в тебя, если мы будем тут! — сказал Даррелл, садясь позади Гордона.


А целитель опять застыл столбом...


«Гордон, где ты ви...» — Сарош попытался было что-то сказать, но целитель прервал его:


— Сарош! Быстрее! Они приняли решение!


Рыча во все горло, Сарош взлетел и рванул вперед со всей скоростью, на какую был способен. По пути он перехватывал все облака, какие только мог, сам не зная, что он с ними будет делать, но все равно желая быть готовым ко всему


— Эти облака... они летят за нами? — спросил Боб.


«Пожалуйста, сиди тихо... Если я отвлекусь, они разбегутся... — послал ему мысль дракон. После чего обратился к Гордону. — Где они ее держат?»


— Вон там, видишь виселицу? — Гордон указал расположение, когда они пролетали над первыми домами городка. Люди внизу, заметив тень и подняв взгляды, начали кричать и тыкать руками в небо.


Сарош сфокусировал бинокулярное зрение на том месте, куда показал Гордон, и увидел толпу, человек двадцать, тащившую маленькую, скованную цепями фигурку. Другие горожане боязливо отодвигались с пути, похоже, просто-напросто не зная, что делать. Едва успев предупредить пассажиров, Сарош спикировал почти до самых крыш и повис над улицей между виселицей и толпой. Сконцентрировавшись, он стянул захваченные облака под собой, и усилив магией ветер, дующий вниз от крыльев, образовал подобие смерча, перегородив площадь стеной ветра и тумана.


Он уже пробовал так делать, еще в Цитадели, но торнадо требовало очень серьезной концентрации и такого огромного количества сил, что в реальной жизни почти не использовалось. Но на этот раз, все почему-то получилось заметно легче. Сарош не мог отвлекаться, чтобы обдумать причину, потому что толпа, наконец, его заметила.


«Остановитесь! Отпустите ее!» — мысленно крикнул он в толпу, одновременно взревев во все горло.


Толпа замерла посреди улицы и забурлила, кое-кто попытался убежать, но главарь, старик с тростью и горящим безумием взглядом остался на месте. Он отступил на шаг и, схватив цепи Электры потянул ее на открытое место. Приглядевшись, он увидел и похоже узнал пассажиров:


— Целитель! Так я и знал! Значит, ты продался демонам! А я считал тебя умнее!! Значит, ты позвал ее зверя, когда она сама не смогла!..


— Кен, ты все же просто идиот! Если Электра, как ты говоришь — порождение демона то и я тоже! Она моя сестра-близнец! — крикнул Гордон вниз.


Толпа охнула, и даже Кен, кажется, удивился. А Сарош тем временем сосредоточился, пытаясь добыть молнию из собранных облаков...


Но Кен, опомнился очень быстро:


— Он сам признает свое родство с демонами! Убейте их! Стреляйте!!


Часть толпы были все еще на стороне Кена. Они схватили за луки, а Сарош заметив это, замахал крыльями сильнее, стремясь подняться выше и одновременно надеясь сбить прицел лучникам...


— Подождите! Стойте! Там мой мальчик! — раздался чей-то крик снизу. Кричала женщина, бегущая к ближайшему лучнику.


— Мамочка — прошептал Боб, пытаясь скрыться за спинами остальных парней.


Кен, отреагировал очень быстро, ощутив изменение настроения толпы. Если любой из мальчиков, будет ранен... ему тоже не поздоровиться:


— Остановите стрельбу! — крикнул он, меняя тактику.


Подняв палку, он зажал ею шею Электры. Она охнула и вывернув голову, протянула закованные руки, безрезультатно цепляясь за одежду главаря.


— Демон! Выпусти детей, тогда я отпущу девушку и позволю вам всем уйти! — завопил Кен.


— Сарош! Он лжет! — Гордон захрипел, когда ему передалось удушье сестры. — Она не может... Палку...


«Я пытаюсь! Но облака слишком слабы, ветер тоже... А молния, может попасть и в вас и в Электру!» — Сарош мысленно завопил, чуть ли не на весь город, не зная, как помочь. Он думал уже самому броситься в атаку на Кена, в то же время понимая, что у того будет множество возможностей убить Электру прежде чем дракон его достанет...


— Палка, палка! Она сказала палка деревянная! Используй огонь!


«О, демон!.. Без рук?! Удерживая рисунок заклинания только силой мысли?! Она с ума сошла!!!»


Сарош прошептал все это мысленно... И решился. Он прекратил подпитывать призванный торнадо, припомнил глиф* заклинания и попытался воспроизвести его в точности, одновременно вкладывая энергию и сосредотачивая результат на палке...


Палка полыхнула, как соломенная. Сначала там, где ее держал Кен, потом ниже и выше... Пораженный главарь отбросил ее, прежде чем огонь обжег руку или шею Электры. Палка упала на укрытые соломой дрова возле виселицы, и пламя хлынуло в стороны просто потоком. Полыхнули дрова, виселица, загорелся ближайший забор, огонь потянулся к окружающим площадь домам, завопили, разбегаясь с площади горожане... А Сарош ничего не видел и не слышал, охваченный восхитительным чувством власти над стихией. Заклинание все длилось и длилось, совершенно не требуя энергии, даже наоборот — освежая и добавляя сил...


— Гордон, останови его! Он сожжет город!! — закричала Электра, пытаясь отползти, но Кен уже достаточно пришел в себя, чтобы поставить ногу на цепь, заставив ее остановиться.


— Сарош!! Хватит, остановись!! — крик Гордона прямо в ухо вырвал дракона из огненной нирваны, и заставил, наконец, оглядеться.


«О, демон!!»


Стерев из мыслей пылающий глиф, Сарош призвал собранные облака, чтобы залить дождем пламя.


— Ты пожалеешь демон! – закричал Кен. Он выхватил из-за пояса нож и, подтянув Электру за волосы к ногам, прижал лезвие к ее горлу. — Ты мог отпустить мальчиков, я сдержал бы обещание! Ты решил иначе, и теперь ты заплатишь! — бусина красного цвета появилась на конце ножа...


— Остановись! — громкий властный голос резанул слух. Кен замер на месте, когда толпа раздвинулась, и показался высокий, широкоплечий человек.


— Мэр Тобин! — Гордон и мальчики прокричали эти два слова практически хором. Сарош, услышав их, совсем ослабил контроль над ветром и облаками, ветер моментально стих, а тучи перестали поливать водой уже погасшую площадь.


Мэр подошел к Кену, даже не взглянув на дракона:


– Кен Кэмпбелл. Я так и знал, что от тебя будут проблемы, — сказал мэр, печально качая головой.


— Отпусти ее — добавил он. Сказал, не повышая голоса, не меняя тона, но эти два слова резанули слух острее любого лезвия. Кен выдохнул сквозь зубы, но убрал нож и отпустил магессу.


— Ты цела, Электра? – спросил ее мэр, протянув руку.


— Кажется... да, – ответила та, с трудом поднимаясь.


Мэр кивнул и позвал пару женщин — снять с нее цепи и переодеть в сухое. Сарош, увидев, что ситуация изменилась в лучшую сторону, приземлился на площадь, не обращая внимания на яростные взгляды Кена. Гордон и мальчики, быстро слезли с его спины и бросились к родным, а Сарош внимательно уставился на мэра.


— Теперь Кен, объясни мне. Что все это значит?.


— Я защищал наш город, сэр.


— Защищал наш город. От чего?


— От таких, как они! — Кен указал на Сароша. — Они ЗЛО, неужели ты не видишь?! Они чистое ЗЛО!!


Сарош увидел, как мэр замер, медленно вдохнул и выдохнул, сдерживая рвущийся наружу гнев. Когда же он снова заговорил, то Сарош услышал в тщательно контролируемом голосе дрожь едва сдерживаемой ярости:


— Чистое зло. Все мужчины и женщины, которые живут в Цитадели, которые защитили южные земли от вторжения от севера, которые изменились против воли от заклинаний злобного мага... Все те люди — чистое зло?! Те люди, которые, несмотря на страшное проклятье, все еще защищают южные земли от непрерывных вторжений с севера, все они зло?!


Кен молча смотрел на мэра, сжимая и разжимая кулаки. Глядя на полубезумный блеск глаз Кэмпбелла, на гуляющие по его лицу желваки, Сарош решил, что слова Тобина пропали даром... Но мэр повлиял на толпу! Люди заколебались, до того настроенные против хранителей, они задумались, и думали они в правильном направлении. Мэр чувствовал это и решил действовать, пока толпа на его стороне.


— Кеннет Кэмпбеллl, я объявляю приговор прямо сейчас. Остров Магдалейн не нуждается в таких, как ты. Паром на материк отходит завтра на восходе солнца. Ты покинешь остров на нем, с тем имуществом, которое сможешь унести в руках. До тех пор ты будешь под домашним арестом, утром тебя проводят до парома. С того мгновения как ты покинешь остров, тебе запрещается возвращаться сюда, под страхом смерти, — вокруг раздались изумленные вздохи и восклицания горожан, удивленных жестокостью приговора. — Тем же, кто согласен с Кеннетом Кэмпбеллом в словах и поступках, кто не желает иметь каких-либо дел с Цитаделью Метамор и ее хранителями, я также предлагаю собрать вещи и покинуть остров. Потому, как то, что я скажу сейчас, вам не понравится.


Он отошел от Кена, который замер с ошеломленным видом, и подошел к Гордону и раскованной и обсушенной Электре. Коротко переговорив с ними, похоже, уточняя что-то, он подойдя к Сарошу, встал спиной к дракону и лицом к толпе:


— Я хотел сообщить вам все это совсем не так, но обстоятельства заставляют меня изменить планы. Что ж... Все вы знаете городского целителя, Гордона. А это его сестра-близнец, Электра. Она выросла здесь, на острове Магдалейн точно так же как все мы. Повзрослев, она покинула остров, отправившись учиться магии в Цитадель Метамор. Но наш остров навсегда остался в ее крови, в ее памяти, в ее душе! Прошло время, и она вернулась! Вернулась, принеся нам предложения от лорда Томаса Хассана, герцога Цитадели! Предложения о договоре!


Это было год назад. За прошедший год, с их помощью я смог завершить переговоры, уточнить последние детали и вот, наконец, Электра и ее компаньон прибыли сюда для заключения договора!


Мэр, сделал паузу и оглядел горожан.


— Это будет торговый союз. Наши земли слишком далеки друг от друга, чтобы прийти на помощь в случае войны, но я уверен, мы найдем и другие способы помочь друг другу!


Он повернулся к Электре и Сарошу:


— В добавление к договору, который вы привезли сюда, я объявляю, что остров Магдалейн предоставит убежище любому хранителю, нуждающемуся в помощи. С момента, когда нога любого хранителя ступит на паром или на сам остров, и пока они не вернутся обратно на материк, они будут под моей защитой!


Сарош и Электра изумленно уставились на мэра, но он уже повернулся к горожанам:


— Если случаи, подобные тому, что произошел сегодня, повторятся снова, виновные будут навеки изгнаны с Острова Магдалейн. Если же они будут повинны в смерти жителя острова либо же кого-либо из хранителей, то наказанием виновным будет смерть!


Горожане потрясенно молчали, а мэр опять повернулся к Электре и Сарошу:


— Я хочу поговорить с вами после полудня. До тех пор, не стесняйтесь, осмотрите город, прогуляйтесь вокруг, познакомьтесь с людьми. Вы сами поймете, что Кен и его друзья на нашем острове — исключение.


Напоследок он снова взглянул на старика, стоящего с парой сторонников посреди пустого пространства:


— А тебе Кеннет, думаю, пора собирать вещи.


Толпа медленно рассеялась, тихо, но оживленно переговариваясь, иногда оглядываясь на хранителей.


«Смелые слова, но сможет ли он сделать все это реальным?» — пробурчал Сарош вполголоса. Он уже начал переменяться, уменьшаясь до своей меньшей, человекообразной формы, привлекая удивленные взгляды островитян...


— Он сделает. Многие будут недовольны соглашением, но мэра любят и уважают... К тому же, до сих пор у нас не было причин жаловаться на его управление. Они будут ворчать, но последуют за ним, — ответил Гордон.


«Но почему? Почему он делает это для Цитадели?»


Электра улыбнулась:


— Думаю, он сам расскажет нам все. Познакомишь нас? — добавила она, показав за спину Сарошу.


Дракон-морф повернул голову и увидел идущих к нему четверых мальчиков, с женщинами. Хотя все они выглядели немного растерянными, но мальчики активно убеждали матерей, что у них все прекрасно.


«Электра, это Сид, Алан, Боб, Даррелл и как я понимаю, их матери. О! Большое спасибо! — Сарош благодарно принял плащ, принесенный Сидом. — Я встретил мальчиков в лесу вчера вечером...»


Три женщины явно растерялись, услышав голос Сароша у себя в голове, особенно после того, как он переменился прямо на их глазах, а четвертая пристально уставилась на Электру, похоже даже не заметив дракона:


— Элиза?! Это на самом деле ты?!!


Электра покраснела и тоже внимательно осмотрела женщину...


— Синтия!! Я не узнал тебя! Гордон, почему ты не сказал мне, что Синтия все еще в городе?!!


Гордон пожал плечами. Он начал было что-то объяснять, но быстро понял, что его уже не слушают. Сарош, Гордон и мальчики, смотрели, как Электра и Синтия уходят, прихватив остальных женщин с собой. Те пару раз оглянулись, на дракона и мальчиков, но Электра взял их за руки, заверила, что никакой опасности нет.


Сарош посмотрел на Гордона:


«Элиза?!»


— Она всегда ненавидела это имя! — хмыкнул целитель. — И покидая остров, все же изменила его, — посмотрев еще раз на удаляющихся женщин, он добавил: — Ребята, похоже, про нас все же забыли. Пошли, найдем чего-нибудь перекусить, заодно расскажете мне, каким образом вы встретились...


Гордон привел их в маленькое заведение, чуть в стороне от главной улицы городка. Все было очень вкусно и вполне прилично; пара тарелок, разбитых нервной официанткой, впервые в жизни увидевшей дракона-морфа не в счет. Бедная женщина так сильно нервничала просто от одного его вида, что Сарош так и не решился с ней заговорить...


Остаток утра они потратили, всей компанией бродя по городу. Мальчики таскали их по улицам, показывая достопримечательности, интересные и просто красивые места, а Сарош смотрел, слушал и иногда обсуждал кое-что с Гордоном. Везде, где они проходили, люди прятались в домах, а кто посмелее и помоложе — просто за изгородями и поленницами. Но, так или иначе, дракон-морф постоянно ощущал любопытные взгляды.


«Ты уверен, что договор будет работать?» — спросил Сарош, заметив, как какой-то прохожий метнулся на другую сторону улицы, когда они повернули за угол.


— Будет. Просто дай людям время привыкнуть. Элли показала мне образцы новой парусины и канатов, которые делают в Цитадели... У вас там завелся паучок? Впрочем, нам без разницы, главное, что эти канаты и парусина прочнее и легче всего, что я когда-либо видел! Уже одного этого достаточно, чтобы наши рыбаки поддержали договор. А где наши рыбаки, там и весь остров.


Сарош вздохнул:


«Торговые договора, новые ткани, альянсы, устраиваемые прямо у меня под мордой. Никто ничего мне не рассказывает. Ну ладно, обойдусь должностью младшего члена делегации... Как там, по-вашему, по-морскому? Юнги?»


— Не думай про нас столь плохо! — засмеялся Гордон. — Планы создания этого альянса обсуждались очень долго. Целый год! Мэр и лорд Томас Хассан, а еще я и Электра. И решено было до подписания хранить все в тайне, — и, взглянув на солнце, добавил, — Кстати, мне кажется, нам пора идти на встречу с мэром.


Заглянув на минутку в дом Гордона, чтобы прихватить бумаги, они отправились в мэрию. Возле входа они встретили Электру, которая все еще болтала с... теперь уже своими новыми подругами. Хранители и Гордон попрощались с друзьями, и вошли в офис.


Мэр встал, когда они вошли, и подошел пожать им руки:


— Добро/пожаловать в Джонстаун. Приношу свои извинения за неприятности, случившиеся с вами, и должен вас заверить — прежде здесь такого не случалось. И впредь не будет!


— Спасибо сэр, и нет необходимости извиняться, — ответила Электра. — Мы хорошо знаем, как один человек может влиять на толпу, и должна признаться, вы великолепно справились с ситуацией. Я рада, что могу, наконец, познакомиться с вами лично. Я хочу представить вам моего ученика и помощника, придворного метеомага Сароша, и конечно вы знаете моего брата. Сарош не может говорить, он телепат, но благородный. Он не станет подсматривать ваши мысли.


— Хмм... Как интересно! — улыбнулся мэр. — За вашими словами наверняка скрывается весьма интересная история. Но рассказ может подождать. Давайте приступим к делу и заключим, наконец, этот договор. Кстати, там есть еще одна или две детали, которые я хотел бы обсудить, и неплохо бы добавить... — сказал мэр, садясь на свое место. Электра и Гордон присели в кресла напротив, а Сарошу пришлось усесться на скамейку возле стены.


Гордон достал бумаги, взятые дома, разложил их на столе, и началось обсуждение. Сарош практически ничего не понимал — какие-то ежегодные возвраты, меновые стоимости и прочее, прочее, прочее... Послушав всю эту галиматью с четверть часа, он почувствовал, что его глаза слипаются, голова тяжелеет и...


И был разбужен скрипом отодвигающихся кресел. Подняв голову, Сарош увидел, как мэр Тобин и Электра пожали руки, и наклонились, чтобы подписать и заверить печатями копии договора. Все!


«Наконец-то! — мысленно воскликнул дракон-морф. — Мэр Тобин, если вы не против моего вопроса... то почему вы все это делаете для Цитадели? Я еще могу понять Торговый Договор, но что вам дает право убежища для хранителей? Насколько я понял — ничего! Ведь вы не знали никого из нас, кроме Электры и лорда Хассана, зачем вам это?» — Сарош задал наконец вопрос, который давно не давал ему покоя.


Мэр улыбнулся:


— Пожалуйста, зови меня просто Брайан. И можно на «ты». Теперь, когда дело сделано, нам нет причины разговаривать столь формально. А почему я делал все это? Хм... Все это сводится к истории, истории моей семьи в частности...


Мэр поднялся и подошел к длинной стене кабинета, указав на висевшие там портреты.


— Взгляните, это портреты моих предшественников. Взгляните внимательно.


Приглядевшись, Сарош увидел явное фамильное сходство изображенных людей.


— Остров Магдалейн известен многие столетья. Он присутствовал на картах и лоциях, но мелководье не давало кораблям подойти к берегу, кроме периодов высокого прилива. А потому никто всерьез не озаботился его исследованием и колонизацией, до тех пор, пока примерно 150 лет назад, группа людей под предводительством моего прапрадеда, Джона Тобина, не основала Джонстаун. Большинством жителей новой колонии были рыболовы, а также немного крестьян и торговцев, собранных Джоном в деревнях на материке, но сам первый мэр был... Дело в том, что сам Джон был хранителем!


— Мой прапрадед был рожден в деревне Мерит, в семье рыбаков. К сожалению, а может быть и к счастью, он не имел рыбацкой сметки его отца, во всяком случае, вначале. Не имел он и желания заниматься рыболовством. Что естественно привело к семейному скандалу. Избегая конфликта с родителями, он уехал в Цитадель Метамор и присоединился к хранителям. Долгие годы он жил в Цитадели, убивая лутинов, гигантов, магических тварей и отражая регулярные попытки, бравшихся как будто из ниоткуда армий, прорваться к югу. Все точно так же, как вы делаете сейчас.


— После одного особенно кровавого вторжения, он понял, что слишком устал от постоянных войн, непрерывных сражений и смертей... К тому же, ему начало сниться море... И он вдруг понял, что его место — там, в открытом море. Он был очень горд, и не желал возвращаться в Мерит, вместо этого, он потратил год, изучая библиотеку Цитадели, ища место для деревни или города, место для нового поселения. И прочитав про остров Магдалейн, он понял, что его будущее там.


— Он покинул Цитадель с несколькими другими Хранителями, которые так же желали изменить свою жизнь, и путешествовал на юг, набирая по пути добровольцев. Они купили небольшое судно и направились к морю вдоль маршрута, в котором было столько же мифов, сколько и фактов. После долгого путешествия, они увидели остров, и нашли путь к берегу. Они основали Джонстаун и Джон стал первым мэром. Было много трудностей, были беды и проблемы... но под руководством Джона колония поднялась на ноги и стала процветающей. Он создал здесь семью, вырастил двоих детей и был мэром города, до глубокой старости. И умер он так, как и положено умереть мореходу — в море, во время шторма.


— После смерти первого мэра, его старший сын, Джон Второй стал мэром Джонстауна и был он столь же хорошим лидером, как его отец. И с тех пор пост мэра передается из поколения в поколение, вместе с историями и уважением к Цитадели Метамор.


Мэр, улыбнулся и присел на край своего стола:


— Мой дед рассказывал мне истории о том, как первый Джон жил в Цитадели Метамор, стены и коридоры которой который постоянно изменялись, как он сражался с лутинами и охранял проход на юг. Когда мы узнали о большом войске, пришедшем с севера и о проклятье Насожа, я хотел вам как-то помочь... но мы находимся слишком далеко. Время шло, положение в Цитадели улучшилось, но начали распространяться странные слухи. Вас называли демонами, говорили, будто вы похищаете людей и едите их... Странно, но иногда мне кажется, что эти слухи распространяются намеренно! Регулярно появляются люди, вроде Кена Кемпбелла... Да. Это было очень печально, но я ничего не мог сделать чтобы доказать, что это ложь. А потом Гордон случайно упомянул тебя Электра, и рассказал о том, что с тобой произошло. Это навело меня на определенные мысли, и подсказало мне кое-какие идеи... И вот результат — мы с вами заключили Договор.


Гордон поднялся и похлопал в ладоши:


— А теперь, может быть все же хватит о прошлом, займемся настоящим? К примеру все же поговорим о банкете! Подготовку к которому, кстати, возглавляет моя жена! Опа... — он остановился и посмотрел на Сароша. — Я должен был спросить раньше... вам нужно что-то особое, или вы сможете есть обычную пищу?


Сарош покачал головой:


«Нет, я могу съесть практически все, что угодно. Хотя, предпочитаю мясо...»


Жена Гордона, Марла, с помощью практически всех городских женщин устроила настоящий праздник. Было много вина, много мяса, и разумеется, много рыбы — всех видов и сортов, под самыми разными соусами и без них. Даже на десерт подали одну очень странную рыбину... оказавшуюся впрочем, просто такой формы тортом.


Слухи о случившемся с Электрой быстро распространились по острову, и потому большую часть вечера и начало ночи она провела, успокаивая старых друзей собравшихся со всего острова. Некоторые, правда, испытывали неловкость от её юного облика, но общие воспоминания быстро преодолевали сомнения.


Сарош же вдруг оказался жутко популярен среди юного населения городка, разумеется, благодаря Сиду и его друзьям. Родители нервно оглядывались, и регулярно пытались оттащить молодежь, но безуспешно...


После того, как еда была съедена, принесли пузатые бутыли с легким вином, и началось веселье. Откуда-то появились музыкальные инструменты, и музыканты объединялись в группы и расходились как-то сами собой, совершенно случайно. Сид и его друзья оказались в центре праздника. Они станцевали уйму танцев, спели множество песен, и даже уговорили Сароша аккомпанировать одной из них. Дракон тогда неплохо повеселился, бухая в барабан тупой стороной когтей.


Электра тоже вышла на импровизированную сцену, и заставила толпу прослезиться, спев очень мелодичную, но печальную песню, принесенную в Цитадель откуда-то из далеких южных пустынь. Но тут же вернула веселье, спев дуэтом с Сидом разухабистую и совершенно непристойную местную песенку. А потом освободила место для следующих певцов под аплодисменты и веселые вопли толпы...


Сарош и Электра провели остаток недели в городе. Заключив Договор в первый же день, они просто проводили время, помогая горожанам привыкнуть к хранителям. Сарош развлекался изо всех сил, в драконьей форме катая смельчаков вокруг острова — сначала покаталась вся молодежь, а потом решились даже кое-кто из женщин и семейных пар постарше. Неудивительно, что именно он первым увидел на горизонте возвращающийся рыболовный флот. Он сообщил новость семейной паре, сидевшей на спине, а те, после приземления разнесли новость по всему городу, заставив большую часть населения поспешить к докам, встречать мужчин.


Сарош и Электра вместе с Гордоном и целой кучей медицинских припасов, ждали мореходов немного в стороне от доков. Толпа возбужденно загудела, когда первые паруса показались в створе гавани. Вскоре суда подошли ближе и люди услышали, что с переднего корабля что-то кричат. Сарош был далеко от берега и не расслышал, но толпа подхватила и разнесла слова моряка: «Еще один! Еще один!!»


Гордон поднял лекарскую сумку и прошел к своему месту — чтобы осмотреть раненых или больных моряков, а Сарош, с его ростом, даже оставшись позади толпы, рассмотрел на палубе приближающегося флагмана рыболовной флотилии чудовищный горб — тушу кракена, укрытую парусиной. Он поднял Электру себе на плечо, чтобы она тоже могла взглянуть.


Самые наблюдательные рыболовы тоже заметили дракона-морфа, стоявшего позади толпы с девочкой на плече, и начали задавать вопросы встречающим. Но их подозрительность быстро рассеялась, когда друзья и родственники рассказали о новом договоре с Цитаделью и о произошедших в их отсутствие событиях.


Ранним солнечным утром несколькими днями позже, Сарош снова надел грузовую сбрую. Десяток рыбаков занялись увязыванием и закреплением огромной массы на спине дракона — завернутая в зачарованную ткань, студенистая масса должна была остаться свежей еще не менее недели. Сарош никак не мог поверить в такое вероломство его наставницы — купить для исследований целого кракена! Впрочем, что сделано, то сделано... Недовольно фыркнув, он повернул голову и хорошенько прислушался.


Электра и Гордон сосредоточенно разговаривали, как обычно — наполовину вслух, наполовину при помощи мысли. Похоже на обычный прощальный разговор — слезы, утешения... Сарош негромко рыкнул, когда один из помощников затянул ремень слишком сильно и, разъяснив что к чему, повернулся к друзьям


Четыре мальчиков стоял там, растерянные и грустно молчали. Помолчав вместе с ними, Сарош решил чуть-чуть утешить их:


«Первый торговый караван к нам отправится в путь через несколько месяцев. Думаю, вы, сможете к нему присоединиться»


Сид тяжело вздохнул и пнул камешек:


— Это совсем не то. После всего того, что тут случилось... — он надул губы.


Сарош согласно уркнул и кивнул:


«Точно. Но! Вы же согласились с твоими родителями, что после всех этих событий лучше будет немного подождать. Пусть все успокоится. Кроме того, ты действительно хочешь летать в Цитадель рядом с кучей гнилого мяса? Я так точно не хочу, но меня-то не спрашивают!»


Сид снова тяжело вздохнул. Сарош опустил голову и легонько подтолкнул каждого носом, прощаясь... Он не очень-то верил, что они прибудут с ближайшим караваном, но придержал эти сомнения при себе.


Все они повернулись, когда Электра заговорила громче. Она оставила брата и прощалась, обнимаясь со старыми и новыми друзьями. Сарош слегка забеспокоился, когда куча прощальных подарков размерами сравнялась с кракеном... Наконец, Электра добралась до конца ряда доброжелателей, и встретила мэра Тобина и его жену. Они долго обнимались, что-то шепотом обсуждали... в конце концов, магесса обернулась к горожанам:


— Спасибо вам, это был потрясающий визит. Когда-то, еще подростком я покинула родной остров в поисках знаний и приключений. И закончила свой путь в Цитадели Метамор. Там я нашла новый дом. А теперь, снова став ребенком, я вернулась сюда и обнаружила, что мой настоящий дом всегда был, есть и всегда будет здесь...


Ей пришлось отвернуться, чтобы вытереть слезы, когда люди вокруг одобрительно завопили. Мэр подождав немного, поднял руки, призывая к тишине:


— Спасибо Электра, и тебе Сарош, тоже спасибо. Что ж, пусть у вашего визита было не самое лучшее начало, но я верю, что с тех пор вы убедились — такие как Кен здесь в меньшинстве. И пусть наши дома далеки друг от друга, пусть мы будем редкими гостями у вас, а вы у нас, но знайте — сколько бы ни прошло времени, и что бы ни случилось, для вас здесь всегда найдется и место и помощь!


Электра улыбнулась и благодарно кивнула мэру, снова вытерев слезы с лица. Гордон подошел к ней ближе и помог взобраться на Сароша. Устроившись в ремнях, она повернулась, чтобы помахать толпе в последний раз и шепнула на ухо дракону:


— Давай убираться отсюда, пока я не разревелась!


Сарош едва заметно кивнул, и широко распахнул крылья. Взмах, еще взмах — для разогрева, еще взмах, ветер понес по площади мусор, толпа расступилась, хлопая в ладоши и весело вопя, еще мах...


Поднявшись, Сарош сделал прощальный круг над площадью и направился к морю.


— Первая миля всегда самая трудная! — вздохнула Электра, вытирая слезы и плотнее заворачиваясь в дорожный плащ.


«Покинуть дом не просто», — согласился Сарош мысленно.


Они долго летели молча, думая каждый о своем. Но когда вдали показался берег материка, Электра заговорила:


— Я наказала Гордону, чтобы он последил за Сидом. У этого мальчика есть кое-какие таланты.


«В самом деле?»


— Определенно. Проявились они поздно... что очень странно... и мы не можем пока определить его склонности... что не менее странно. Но у него открытая и очень мощная аура. А это первый признак. Гордон обещал присмотреть и потренировать мальчика. Хм... Кстати, а если бы ты внимательнее занимался учебой, тоже знал бы признаки будущего мага!


Сарош улыбнулся:


«Очень хорошо. Кстати... Или некстати, но все равно — почему ты никогда не говорила мне о Гордоне?»


— Да как-то к слову не пришлось. Мы не видели друг друга много лет, расставшись задолго до Битвы Изменения. Он городской целитель, должен был заботиться о целом городе, я — боевой маг Цитадели, мои интересы — ученики и защита Метамора. Мы поддерживали связь, и не более того. До недавнего времени. Впрочем, теперь, с заключением Договора, нам придется работать друг с другом куда больше.


«Тогда, может, попросишь его проследить и за остальными мальчиками? Для меня. Я им явно понравился, и боюсь, как бы они не сбежали в Цитадель!»


— Уже сделано! — сказала Электра через мгновение. — Если мальчики решат сбежать, ты узнаешь об этом вторым. После меня, — она поерзала, устраиваясь удобнее. — А теперь займемся делами. Ты неплохо освоил заклинание Огня, должна тебе сказать, в этом тебе помогла твоя драконья форма. У драконов врожденное сродство с огнем и магией воздушного начала. Метеомагией. Но контроль над заклинанием у тебя абсолютно никакой! Я не могу позволить тебе сжечь весь окружающий лес, пока ты пытаешься зажечь костер! Прилетев домой, мы займемся практикой. А сейчас настало время для следующей лекции. Итак, фаербол, он же огненный шарик...


*Глиф — мысленный рисунок, ткань заклинания, формируемая звукодвижением или звукорядом, являющаяся фокусирующим элементом для направляемой магом энергии.


История 26. Попечительский совет грызунов


Солнце игриво выглядывало из-за пушистого облачка; небо синело; желто-пятнистый котнок-морф гепарда игрался с облачной тенью, пушистым мячиком прыгая по каменным дорожкам; а Маттиас шел по вымощенному черно-серым камнем внутреннему двору Цитадели, мимо нагромождения башен, крыш, переходов главного здания. Шел в «Молчаливого Мула». Чарльз Маттиас, крыс-морф, придворный писатель регулярно наведывался в заведение незабвенного Донни, дегустировал фирменное пиво, грыз специальные (только для грызунов) неразгрызаемые сухарики и играл в дартс и бильярд с Коперником. Правда, выиграть он уже даже не мечтал... Но ведь бывают же, чудеса! А вдруг Коп напьется? А вдруг у него дрогнет лапа? А вдруг?.. Пока, правда «вдруг» все не случалось.


Но сегодняшний визит чуть отличался от обычных. Сегодня Чарльз Маттиас, и без того одевавшийся чуть франтовато, вырядился со всем доступным лоском. Потому, что сегодня в Молчаливого Мула придут только грызуны и придут они на ежемесячную встречу Попечительского Совета Грызунов. А еще на встречу, должна заглянуть... Но не стоит об этом.


Ежемесячная Встреча — единственное мероприятие, которое Маттиас посещал без своей любимой «палки для грызения». Обычно Чарльзу хватало недели, чтобы изгрызть палку практически полностью. Потом приходилось идти на дровяной склад, или лезть на дерево и обзаводиться следующей.


Тащиться к складу, расположенному на другой стороне Цитадели, Маттиас ленился. А лезть на дерево — самую чуточку побаивался. Деревьев в границах Цитадели росло не так уж и много, и за всеми неусыпно наблюдал придворный садовник — саранча-морф Дэн. Старый зануда, обнаружив исчезновение очередной ветки с одного из его любимых деревьев, мог нудеть и стенать неделями.


Впрочем, если повезет... хоть немножко... кстати, везению можно чуточку помочь... то Чарльз найдет (ну совершенно случайно) упавшую ветку. Разумеется, в таком случае, ни о каких претензиях речи быть не может! Останется только почистить, высушить и сунуть ее в кладовую, чтобы обеспечить зубы работой. Правда, к величайшему сожалению Маттиаса, очень ненадолго. Увы и ах, но древесина, произраставшая внутри Цитадели, а стараниями садовника росли там практически одни плодовые деревья, в свежем виде была очень мягкой, а высыхая — наоборот, становилась очень хрупкой. Еще в Цитадели были маленькие плантации кедра (ах-х-х...) и лиственницы. Но первую (и самую лучшую) Ден охранял не хуже голодного тигра, а вторую... Бр-р-р! Попробовав грызть прочную, волокнистую, но невероятно смолистую и какую-то колючую древесину, Чарльз целую неделю не мог избавиться от заноз и гадостного привкуса на языке.


Впрочем, сегодня все эти проблемы не актуальны. Ведь сегодня — вечер Встречи! Сегодня он будет грызть фирменные сухарики Донни, пробовать экзотические сыры (за некоторыми дракон-морф Сарош летал аж на другой конец страны), пить вино за здоровье Его Светлости герцога Хассана и ухаживать... Впрочем, неважно.


«Любопытно, — думал Чарльз, обходя очередной поворот дорожки и вдыхая пряные и острые запахи уходящего лета. — Что мои друзья придумают на этот раз?»


На прошлой встрече кролик-морф Фил подсу... приподнес Маттиасу подарок — кусок дерева для грызения, аж из самой южной пустыни. Антрацитово-черный, волокнистый... И совершенно, абсолютно окаменевший. Собственно, дерево, растущее в оазисах южной пустыни, так и называется — каменное дерево... Он с удовольствием вспомнил вытянувшуюся морду Фила, когда все-таки сумел прокусить этот кусок. Кролик-морф так и сидел весь остаток вечера с отвисшей челюстью, к огромному удовольствию Маттиаса.


Разумеется, они близкие друзья, они работали и развлекались плечо к плечу не один год, но... но демон нас всех побери, оно того стоило! Чарльз до сих пор не мог удержаться от смешка, вспоминая морду Фила...


— Фрх?!


В положении крыса-морфа, четырех-с-половиной футов роста, были не только отрицательные стороны. Встречались и положительные. К примеру — крысиная чувствительность. Став крысом-морфом, Чарльз чувствовал присутствие других существ за много шагов, даже не видя их, а уж запахи... О! Запахи — это была целая песня...


И вот эти самые запахи принесли Чарльзу весть, о том, что впереди находится человек. Знакомый человек. Знакомый человек в плохом настроении. Мишель вообще-то...


Прошла уже неделя с тех пор как Маттиас видел юношу в последний раз, но тот до сих пор не переменился до конца. Маттиас поморщился, вспоминая — он стал крысом-морфом в течении месяца после прииезда в Цитадель Метамор, а Мишель здесь уже вторую неделю и выглядит практически неизменно... вот только... ага, мех на спине и местами на теле. Странно!


— Здравствуй Мишель!


Юноша сидел на скамейке у края вымощенной камнем дорожки. Уставившись в одну точку, он похоже что-то обдумывал, да так напряженно, что не замечал Маттиаса, пока тот не подошел вплотную.


— Ох... А... привет, Чарльз. Я и не заметил...


— Зато заметил я. Итак Мишель, что же это за дума такая омрачила твое чело?


— Че-ево?! Ой... то есть, что ты сказал?


— О чем печалишься, юноша? — встопорщил усы Чарльз.


— Да я... Да это... Да вот просто сижу. Так, ни о чем особенном... не думал я ничего такого! Только вот про все это место... Да про это... изменение! — он дернул мех, покрывший шею.


Маттиас кивнул.


— Я понимаю, о чем ты говоришь. Многие из нынешних жителей Цитадели были здесь во время Войны Изменения. Но многие пришли позже. Те, кто был здесь до перемены... они не всегда могут понять тех, кто пришел сюда позже. Нет, они хорошие лю... хорошие, кем бы они ни были, но они... они уже жили здесь, до изменения, у них было свое место, свое занятие, здесь, в Цитадели. И оно у них осталось! А нам, тем кто пришел сюда после... У нас с тобой нет выхода — наше пошлое ушло, ушло безвозвратно, а будущее неопределенно и расплывчато.


Знаешь, может быть тебе будет легче... Но попробуй представить, что ты уже умер... и сейчас рождаешься заново! Попробуй!


— Ну... Это... Не очень хорошая идея... Знаешь, некоторым моим... родственникам повезло еще меньше, — Мишель вздохнул, вспомнив о чуме, унесшей всю его семью.


Маттиас недовольно шевельнул розовым носом, поняв, что необдуманно задел тему, поднимать которую не стоило:


— Прости, я сказал не подумав.


— Ничего... Я уже... — Мишель шмыгнул носом. — Оно все равно... им, то есть, все равно...


Шмыгнув носом ее раз, Мишель взглянул на крыса-морфа, и заметил, наконец, праздничную одежду и отсутствие палки:


— А... где твоя палка для грызения?


— Сегодня она мне не нужна. Я иду на ежемесячную встречу Попечительского Совета Грызунов в Молчаливом Муле. Там встретятся все те, у кого зубы продолжают расти всю жизнь! Мы приходим туда ежемесячно, чтобы насладиться общением, и духом товарищества нашего рода! — Маттиас, широко улыбнувшись, щелкнул когтем по большим передним зубам.


— И... сколько вас там будет? Я хочу сказать... ну, в общем... я видел только одного или двоих крыс-морфов, и еще тебя.


— Там будут не только крысы. Да и крыс в Цитадели не так уж мало! Ты нас не видишь, просто потому, что многие из нас еще не привыкли к своему новому виду. Значит... всех вместе нас двадцать и еще один. Восемь крыс, четыре мыши, один кролик, два бурундука, три морские свинки, одна капибара, белка и неповторимая Паскаль. Раньше нас было больше, но, сам понимаешь — болезни, возраст, лутины...


Мишель хорошо знал крыс, настоящих крыс, естественно. В свое время он убил много этих маленьких созданий в доме матушки... и прекрасно помнил, как быстро они размножаются... а потому, не смог удержаться от вопроса, который вообще-то не стоило задавать:


— А... а у вас есть маленькие крысы... ну, крысята? То есть, я хочу сказать... ты же знаешь, как они появляются...


Маттиас усмехнулся, его усы встопорщились:


— Ну, еще рано, знаешь ли. У нас ведь никогда не было женщин-крыс... а ни я, и никто из моего рода никогда не унизится до того, чтобы спать с мышами!


Он сказал эту фразу чуточку надменно, но по легкой улыбке и прищуренным глазам, Мишель понял, что все же несерьезно.


— Однако должен тебе сказать, что незадолго до тебя, в нашем обществе появилась одна симпатичная молодая особа. Он еще не совсем привыкла к своему новому виду... Но все еще впереди!


— А... ты собираешься переспать с ней? — Мишель сначала спросил, а потом подумал, ужаснулся и застыдился... но было поздно.


— Конечно нет! — возмущенно воскликнул Маттиас. — Я джентлькрыс! К твоему сведению! И никогда не совершу ничего подобного! Ну... почти никогда. Может быть... Там посмотрим. Но задавать подобные вопросы нетактично, юный деревенщина!


Мишель уставился в землю и покаянно пробурчал:


— Извини... Не подумал...


— А надо бы! Ладно... Не переживай. Ты еще слишком мало знаешь о Цитадели. Оботрешься со временем... Надеюсь. В любом случае, помни — мы, крысы, всегда будем тебе друзьями... если только ты не окажешься котом.


Маттиас подмигнул ему и вдруг испуганно охнул:


— О боги и демоны! Совсем заболтался! Я же должен идти на Встречу! Она вот-вот начнется!


Мишель встал со скамейки, собираясь идти следом.


— Извинни, Мишель, на Встречу приглашены только крысы, мыши и другие грызуны... Впрочем, если ты станешь грызуном, то сможешь прийти в следующий раз.


Мишель тяжело вздохнул:


— Хотел бы я наконец знать, кем я стану. Коп сказал, что я изменяюсь очень медленно... И это очень странно...


— Что поделать, друг мой... — Маттиас сочувственно шевельнул острым носом. — Хм... А дай-ка мне взглянуть на твой мех.


Мишель опустился на колени, и стащил рубашку. Маттиас изучил внешний вид меха юноши, провел лапами, изучая структуру, взъерошил его, разглядывая расположение и направление ворсинок... и вдруг практически уткнулся носом в спину юноши. Не совсем, разумеется, а просто коснулся меха жесткими усами-вибриссами...


— Да! Вот так. Не могу сказать, кем ты будешь... но кое-что всё же уточню. Ясно одно — конем ты не станешь. Шерсть слишком мягкая и длинная. М-м-м... Позволь я посмотрю твои зубы, проверю кое-что.


Мишель открыл рот, так широко, как только смог, и постарался не закрывать, когда Чарльз оттянул его губу и осторожно прощупал передние и задние зубы.


— У тебя там отличный набор, и передние, кажется, увеличиваются. Но... Знаешь, вполне может быть, что только, кажется. Больше никаких изменений я не вижу. Как я уже говорил, ты точно не будешь конем, но это все.


— Ну, мне хотя бы не придется пастись, — криво усмехнулся Мишель.


— Не суди слишком поспешно, юноша! Я сказал, что ты не будешь конем, но ты еще можешь стать овцой... точнее бараном или ламой или еще кем-нибудь. К примеру, верблюдом.


— Да... ой, тебе же надо бежать на Встречу.


— Ох! Пора, пора! Еще увидимся Мишель! Забегай к Донни, может, как-нибудь сыграем партию-другую в дартс. Или в бильярд.


— А... Я же не умею!


— Не умеешь — заставим... То есть научим! Все, все, до встречи, Мишель!


Маттиас отправился дальше, оставив все еще хмурого Мишеля позади. Конечно, юноше нужна поддержка и утешение... Но в данной ситуации, являясь Директором гильдии Писателей и крысой-доминантом, Маттиас не представлял, что еще он мог бы предпринять. В конце-концов, у этого розовощекого и широкоплечего деревенского увальня и без того найдутся утешители... утешительницы. Кстати, не одна ли из них так сердито шуршала кустами весь разговор?


И еще, об утешительницах... Маттиас очень наделся, что на Встрече ему удастся хотя бы чуть-чуть сблизиться с Кимберли. В свое время, эта молодая и симпатичная крыса поставила перед ним весьма сложную задачу. А Маттиас любил решать такие проблемы, проистекавшие из его должности и его статуса... Разумеется, ни должность директора, ни статус доминанта нельзя было назвать синекурой. Но взамен забот и хлопот они приносили немалое количество льгот... которые Чарльз очень даже уважал, а также еще большее число друзей.


А еще, он более мог не беспокоиться о тьме омрачившей его прошлое... О Сондэски.


Маттиас выбросил из головы эти жуткие воспоминания, хоть это было не так-то просто, и продолжил путь к главному входу Молчаливого Мула. Сегодня он должен думать только о приятном и наслаждаться компанией его приятелей-грызунов.


Пройдя мимо главных дверей, Маттиас шагнул к маленькой боковой дверце. Ее сделали уже после изменения, когда выяснилось, что многие из обитателей Цитадели больше не могут открывать основную, — дубовую, очень толстую и тяжелую...


Воздух в таверне был буквально наполнен ароматом горящего воска, запахами посетителей — сегодня ими были только грызуны, а их запах Маттиас узнавал безошибочно и, разумеется, ароматами угощения. В центре ароматической композиции расположился дух пива, лучшего в Цитадели. Фоном ему служили пряные и острые запахи сыров, свои нотки вплетали травяные настойки, уксусные и оливковые заправки салатов ненавязчиво оттеняли их, а основой всему служил великолепный, сдержанный, но сильный и такой аппетитный запах местного хлеба.


Единственная люстра в центре комнаты светила в полсилы — из доброй сотни свечей горело примерно половина, щадя чувствительные глаза подземных жителей, но и этого вполне хватало, чтобы оттенить праздничное убранство залы. Большинство добротных дубовых столов, обычно расставленных по всему пространству, сегодня были убраны к стенам, а оставшиеся образовали в южной стороне — поближе к кухне и огромному камину — правильный полукруг, оставляя большую часть зала свободным.


Почти все члены «Совета Грызунов» были уже в сборе, к моменту прихода Маттиаса они равномерно распределились вдоль главного стола, неторопливо беседуя и грызя специальные фирменные сухарики Донни, так что вошедшего встретили насторожившиеся уши и приветственные кивки.


— Чарльз! Хорошо, что ты смог выбраться! — Фил уже устроился на своем обычном месте, вблизи большого камина, который по случаю жаркой погоды, не содержал ничего, кроме кучи сухой растопки.


Маттиас улыбнулся и помахал лапой, приветствуя всех присутствующих, попутно высматривая одну прелестную мордочку... А вот и она! Нос Чарльза приласкал ее тонкий, свежий и чуточку сексуальный запах молодой здоровой самки... Крыс-морф еще раз улыбнулся и кивнул уже только одной Кимберли. Она тоже сидела возле камина, но с другой стороны, её хвост вытянулся позади мягкого кресла, а лапы нервно разглаживали мерцающую ткань платья. Лазурно-зеленоватое, оно идеально шло к ее фигуре и глазам...


Маттиас сам, лично отнес портному старую одежду Кимберли, как только она завершила изменение, и вот теперь она блистала во всем своем великолепии, притягивая к себе завистливые (что уж тут...) взоры женщин-грызунов и весьма заинтересованные — мужчин. И, кажется, она сама почувствовала себя куда свободнее, прилично одевшись.


Чарльз глубоко вздохнул, дернул себя за ус... и направился через комнату к камину.


— Леди, вы чудесно выглядите!


Кимберли посмотрела на него, тяжело вздохнула, ее усы поникли, а лапы нервно сжали подлокотники кресла:


— Спасибо, — прошептала она, не решаясь встретиться с Чарльзом взглядом.


— Можно я сяду здесь? — спросил он, показывая на пустое место поблизости.


Она быстро кивнула, и он неторопливо сел рядом, аккуратно уложив хвост позади, поближе к ее... а потом как бы случайно позволил им соприкоснуться. Его маневр не прошел незамеченным — Кимберли коротко глянула на Маттиаса, а ее ушки чуть приподнялись и порозовели. Но потом она снова отвела взгляд...


— Ну, теперь, когда ты наконец здесь, мы готовы начать, — сказал Фил.


— Прости, я чуточку запоздал... заболтался с Мишелем. Кто еще не пришел?


— Саулиус как всегда, — пробубнил кто-то из бурундуков, не прекращая жевать салат.


— Еще Macсey, он болеет, — добавил Бенедикт, один из мышей.


— Да, я слышал. Ничего серьезного, надеюсь?


— Простуда. Лекарь сказал, что жить он будет, но запретил идти на встречу. Чтобы, как он выразился: «не обчихать всех грызунов».


— Ха. Весьма здраво. Ну, надеюсь, бедняга быстро выздоровеет.


— И еще не забудьте Паскаль, у нее все как обычно,


Маттиас засмеялся:


— Она никогда не ходит на наши встречи! Всегда хочет прийти, собирается и всегда в самый последний момент забывает! Так и сидит в свой башне весь праздник!


— Могу ей только посочувствовать, — хмуро буркнул один из крыс, — жить на вершине башни! Кошмар. Не-ет, лучше нашего подвала ничего нет!


Маттиас недовольно поморщился — говоривший был одной из нескольких крыс, которым действительно нравилось жить внизу... Что это? Естественное желание спрятаться от косых взглядов? Или животное желание, происходящее от их нынешней телесной сути?


Всем им очень непросто было привыкнуть к облику крысы-морфа... Особенно, с учетом того факта, что большинство из них до изменения убивали крыс, как опасных и вредных паразитов. А теперь стали практически такими же... Легко ли считать вредителем себя? У мышей-морфов были сходные проблемы... но проявлялись они куда как слабее. Бурундуки и капибара привыкли практически без проблем, и Фил, разумеется, доволен своим положением... учитывая невеселую альтернативу. Морские свинки-морфы... у этих проблем нет вообще никаких, за исключением склонности к ожирению; у белок-морфов тоже. И наконец, Паскаль. Ну, эта особа настолько особая... что говорить о ней нужно особо.


Чарльз усмехнулся последней мысли, поднялся на ноги и постучал вилкой о краешек бокала:


— А теперь господа грызуны, крысы и мыши, бурундуки и белки, кролики и морские свинки...


— И капибара!! — возопил рыжевато-бурый, кажущийся жутко объемным из-за пышной шерсти, самец-морф.


— И разумеется, капибара! Ну, куда же мы без вас! — шевельнул усами и розовым носом Чарльз, а собравшиеся поддержали его коротким смехом. — Так вот, на правах председателя Попечительского Совета Грызунов, я объявляю ежемесячное собрание открытым и предлагаю тост!


Итак, предлагаю всем собравшимся, выпить первый бокал за то место, где мы все живем, за то место, что сделало нас такими, какие мы есть, к худу ли, к добру ли... Но все-таки, будем надеяться, что к добру! Итак, мой первый тост — за Цитадель!


И праздник начался.


— Мадам? — Маттиас вопосительно приподнял брови, подавая Кимберли ломоть особого праздничного хлеба.


Она отломила кусочек, полила белым соусом и неспешно откусила.


— Должна признаться, вкуснее я еще не ела. Что это за хлеб?


— Это наш, особый, праздничный. Зерна семи злаков, с добавкой масла, творога и тертого сыра. А еще смазано сырым яйцом и присыпано конопляными семечками. Вкус...


— Великолепно. Это испек ваш... Донни? — спросила она, беря еще кусочек.


Чарльз пожал плечами, дожевал свой кусок хлеба, и указал на капибара, который обосновавшись на другом конце стола, лениво грыз деревяшку.


— Видите, вон тот, с коричневой шерстью и деревяшкой в лапах. Его имя Грегор, он работает у Донни, и он лучший пекарь в Цитадели. Вот, попробуйте еще его фирменный папоротниковый салат с белыми грибами. И еще один салат с крабами и оливками. Или вот — салат из креветок, фруктов и орехов. Да! Обязательно фруктовую запеканку, и особый омлет!..


— Спасибо... это просто замечательно... — она отвернулась, изящно вытирая длинные жесткие усы-вибриссы салфеткой.


Маттиас какое-то время просто любовался ею. Ее великолепными пропорциями — ничего лишнего, и в тоже время все на своих местах; ее лапками, идеальной формы и отлично ухоженными; ее такими милыми, такими эротичными ушками; ее глазами невероятной глубины и совершенной красоты...


Чарльз знал, что она не хотела быть крысой, и очень хорошо помнил тот день.


Он сидел в личном кабинете в здании гильдии Писателей, корпя над очередной рукописью, когда услышал настойчивый, почти панический стук в дверь. Спрятав работу в стол, он открыл дверь. Женщина, стоявшая за дверью, судорожно вздохнула и замерла, глядя на него. Маттиас внимательно осмотрел ее, отметив заплаканные глаза, растрепанные волосы и крысиный хвост, на секунду показавшийся из под серо-бежевого шелка халата-кимоно.


— Леди. Входите, пожалуйста. Похоже, нам есть о чем поговорить.


Как в забытьи она шагнула в кабинет, отшатнувшись от протянутой Чарльзом руки, села в предложенное кресло, лишь чуть поморщившись...


Маттиас улыбнулся краешком губ, припоминая, сколько раз он сам прищемил хвост за первый месяц жизни в Цитадели. Что ж, ее выдержка делает ей честь, но... Но сейчас Чарльз попросту не знал, что сказать. Ему уже приходилось разговаривать людьми, в подобной ситуации. Но, то были мужчины, воины, люди с сильной волей... В принципе. А вот что можно сказать красивой, молодой женщине, волей судьбы становящейся крысой-морфом, Маттиас просто не представлял.


В конце-концов затянувшаяся пауза стала невыносимой и Чарльз не выдержал:


— Леди, я думаю, вы понимаете, что происходит?


Она старательно отводила глаза от его морды, покрытой серой шерстью, от его крысиных усов, острого носа и особенно от длинного, покрытого тончайшей, просвечивающей шерстью хвоста, но помимо воли ее взгляд, то и дело возвращался обратно, и тогда она вздрагивала, с каждым разом все сильнее. В конце концов, ее забила крупная дрожь, а из красивых глаз потекли слезы.


— Я... Я не хочу быть крысой! — всхлипнула она, комкая кружевной платок и не пытаясь утереть лица, по-видимому, даже не замечая слез.


Маттиас, подтащив табурет ближе к гостье, влез на него и, взяв ее нежное, идеальной формы запястье своими лапами, осторожно погладил. Возможно, это было не самой лучшей идеей, поскольку она вздрогнула и попыталась отстраниться... однако не до конца, так и замерла, заворожено глядя на когтистые лапы.


— Как вас зовут, леди? — спросил он, а когда она не ответила, осторожно взял ее подбородок и нежно поднял заплаканное лицо.


Тогда это было красивое, мягко очерченное лицо, с маленьким подбородком и чуть припухшими губами. Разумеется, заплаканное, но от этого только ставшее еще прелестнее. Ее глаза расширились, а губы опасливо сжались, когда она увидела так близко крысиную морду, но увиденное в Цитадели за последнюю неделю ослабило шок.


— Меня? — прошептала она тихо-тихо.


— Да леди. Как ваше имя?


Вообще-то, Чарльз уже знал, как зовут его гостью. В Цитадели подобные новости распространялись очень быстро.


— Меня зовут Чарльз Маттиас. А вас?


Она отвернулся, не в состоянии глядеть ему в глаза.


— Кимберли.


Маттиас кивнул:


— Красивое имя, Кимберли. Расскажите мне, Кимберли. Как вы сюда попали, почему остались, расскажите мне все.


Потребовалось немного убеждения, но в конце-концов, Кимберли поведала ему всю свою историю. Она родилась на западе Среднего Мидлендса, в семье богатого барона. Наследный воин, принесший присягу местному лорду, он смог дать дочери хорошее образование и воспитание, вырастив из нее настоящую леди и выдать замуж за одинокого и престарелого соседа. К сожалению (а может быть и к счастью) ее отец и муж умерли практически одновременно. Оставшись в одиночестве, Кимберли... заскучала. Деньги, унаследованные от отца и мужа, позволили ей вести безбедную и, в общем-то, беззаботную жизнь, но обладая от рождения весьма деятельной натурой, она решила лично съездить и проверить, теперь уже свои финансовые дела.


Ее путь должен был закончиться на самом севере Северного Мидлендса, в Мидтауне. Прибыв морем в порт Мерит, она наняла карету и с доверенными слугами отправилась в путь. И заблудилась...


В этот момент Маттиас улыбнулся. Он с трудом представлял, как можно было заблудиться на перекрестке трех дорог. Заметив его улыбку, женщина чуть покраснела, поколебалась и, все-таки решившись, сказала, что направила экипаж в сторону Цитадели Метамор намеренно. Противоречивые слухи и рассказы о загадочной и невероятной крепости, стоящей на пути вторжений с Земель Гигантов, разбудили ее любопытство, и она захотела взглянуть... Ну, хоть одним глазком!


К сожалению, ее экипаж был атакован лутинами. Слуги и наемный кучер погибли, а ее саму спас патруль из Цитадели. Разогнав лутинов, они попытались помочь женщине в карете, но та, увидев на месте маленьких лутинов, куда более крупных монстров, упала в глубокий обморок. В беспамятстве, ее доставили в Цитадель. Придя в себя, осмотрев крепость и ее жителей, Кимберли решила остаться. Она надеялась стать птицей, ланью, или, может быть, пантерой... А получила крысиный хвост!


Долгие часы Маттиас сидел напротив плачущей женщины и утешал, уговаривал, рассказывал... Он использовал все свое (невеликое... всего четыре с половиной фута) обаяние и весь свой дар рассказчика, чтобы успокоить и убедить ее в том, что даже в облике крысы она будет прекрасна и обаятельна...


— Ты на самом деле так считаешь? — спросила она, впервые в тот день, взглянув ему в глаза.


— Да! — сказал он и озорно ухмыльнулся. — К тому же, у тебя очень симпатичный хвост!


Одно страшное мгновение он жалел о сказанном, ожидая нового потока слез, но она слабо улыбнулась. Похоже, самое худшее миновало... хотя впереди был еще долгий путь.


К реальности его вернуло тихое, но настойчивое покашливание Кимберли.


— Хм...?! Ох, что-то я задумался. Спасибо леди, что отвлекли меня от посторонних мыслей!


— Пожалуйста. Но должна заметить, что мой бокал пуст, и тарелка тоже. И я бы не отказалась наполнить и то и другое.


— Конечно, мадам. Позвольте предложить вам еще одно блюдо, вот это сырное ассорти, а в качестве напитка... А в качестве напитка принесу я вам один интересный напиток из во-он того кувшина!


Маттиас элегантно поклонился и отправился за напитком. Он уже возвращался к Кимберли с мерцающим кувшином, когда Фил остановил его:


— Маттиас, дружище, не проходи мимо старого кролика! Старый кролик припас тебе кое-что!


В лапах Фил держал что-то длинное, завернутое в три слоя жесткой пергаментной бумаги.


— Это что, еще один подарок для грызения? — Чарльз подозрительно уставился на кроля-морфа.


— Оно самое!


— Да?


— Да!


Чарльз криво ухмыльнулся, беря пакет:


— Очень хорошо. Я открою его чуть позже, сию минуту я немного занят.


Теперь ухмылялся уже Фил, глядя за спину Маттиаса.


— Ну-ну! Я подожду, уважаемый джентелькрыс!


Маттиас налил оба бокала, и уселся в свое кресло.


— Попробуйте леди, великолепный букет.


Кимберли благодарно кивнула и отпила маленький глоточек:


— Восхитительно. Что это за вино?


— Я рад, что вам понравилось, но это не вино. Это... М-м-м... Такой напиток, его научила делать нашего повара Паскаль, придворный алхимик. Она называет эту штуку газированная вода. Специально для женщин и молодежи. В ней нет алкоголя, и ее можно пить сколько угодно!


Кимберли легонько передвинулась в своем кресле, чуточку приблизившись к Чарльзу, а он в свою очередь позволил своему хвосту обвить ее...


Кажется, он ей небезразличен, — подумал Чарльз, подливая в ее бокал еще газированной воды. — И она мне тоже... И мне это нравится!


От игривых мыслей Маттиаса отвлек сам объект воздыхний:


— А что это тебе преподнесли? — спросила Кимберли, указывая на бумажный пакет, к тому времени лежавший на столе.


Усы Маттиаса встопорщились, а глаза подозрительно прищурились:


— Не знаю. Это подарок Фила... так что наверняка какая-то ловушка.


— Обязательно ловушка? Разве Фил не может просто подарить тебе что-нибудь?


— Да как сказать... Наверное может, вот только ему очень нравится дарить мне действительно странные подарки. Я говорил тебе о том, что он преподнес мне на предыдущей Встрече?


— Говорил. Окаменелую деревяшку.


Чарльз улыбнулся, вспоминая, как был удивлен Фил, когда он все-таки прокусил кусок каменного дерева, привезенный откуда-то из далеких южных пустынь...


— Совершенно верно.


— Тогда, может быть, откроешь?


— Конечно, леди.


Маттиас поднял пакет и развернул пергамент. Длинная, тяжелая, идеально подходящая под его лапу, великолепно вырезанная и украшенная кедровая трость легла на стол.


— Но это... это... это слишком красиво, чтобы ее грызть! — Маттиас оглянулся на кролика.


Уши Фила, незаметно подошедшего к ним, были наклонены вбок, а морда расплылась в широкой улыбке:


— Чарльз, я увидел, что ты уже закончил грызть свою последнюю палку и решил преподнести тебе новую. Самую, лучшую, из твоего любимого кедра и, разумеется, преподнося ее тебе в праздничный день, я не мог не украсить ее. Чуть-чуть резьбы пошло ей на пользу, ты не находишь?


— Фил! Это произведение искусства! Ее нельзя грызть! — возмутился Чарльз.


— Я знал, что ты оценишь старания резчика, мой друг! — морда кролика расплылась в ехидной улыбке еще шире. — Счастливо погрызть!


— Как мило с вашей стороны, Фил, — улыбнулась Кимберли.


— Для друга — все что угодно! — Фил кивнул и ушел обратно к камину.


Чарльз поднес палку к зубам. Отложил. Снова поднес, снова отложил. В конце-концов бросил на стол и зарычал:


— Трижды проклятый кролик! Ты знал!! Ты все знал!!! Чтоб тебе икнулось!! Чтоб у тебя геморрой вылез!


— Чарльз! — Кимберли изумленно уставилась на обычно спокойного крыса. — Что случилось? Разве подарок не великолепен?


— Великолепен! Конечно, великолепен! Я же обожаю грызть кедр! А еще я обожаю трости с резьбой! Фил знал, что я ни за что не стану грызть трость, с такой красивой резьбой!! Буду все время хотеть ее сгрызть... И не смогу! Проклятый кролик!


Кимберли улыбнулась, взяла лапу Маттиаса и погладила. Он тут же остыл и, забыв обо всех палках и кроликах, обхватил ее маленькую лапку.


Да, она определенно леди! Леди среди крыс! Единственная и самая лучшая!


В первый момент она сделала движение, как будто хотела отстраниться, вырвать руку... лапу, но потом чуть расслабилась и даже как будто немного прижалась к плечу Чарльза. Он тут же обкрутил ее хвост своим и чуточку сжал. И на этот раз она лишь немного улыбнулась...


Маттиас оглянулся, и, заметив несколько заинтересованных и пару разочарованных взглядов, гордо распушил жесткие усы.


Моя! И только моя!


Приложение от автора.


Знания и умения рекомендуемые к изучению будущим леди:


1. Тосты застольные, праздничные или тризвенные и прочие речи призносимые за столом.


2. Столовая беседа, семейная или официальная. Выбор подходящей темы, предложение темы собеседнику, поддержание предложенной собеседником темы.


3. Малый разговор. То есть гостинная беседа, либо же беседа во время прогулки.


4. Малые услуги.


5. Услуги лицу противоположного пола.


6. Услуги старшему.


7. Поздравление с праздником, памятной датой, официальной либо личной.


8. Ритуализация памятной даты (весь комплекс ритуальных действий, производимых в связи с памятной или праздничной датой, для выделения ее из общей массы будней).


9. Выбор подарка, также составление карточки либо открытки прилагаемой к подарку, также высказывание одаряемому устное.


10. Заявление о вступлении в отношения (деловые, дружеские, приятственные и иные прочие).


11. Принятие, либо же неприятие заявления о вступлении в отношения.


12. Заявление о разрыве отношений и соответственно принятие или непринятие соответствующего заявления.


13. Сообщение о своих чувствах и переживаниях, публичные, либо же доверенному лицу.


14. Сообщение собеседнику о принятии и признании вами его чувств и переживаний, как отвлеченных, так и в связи с вами.


15. Произвольное (по собственной воле) завершение разговора с другим, разговора между другими и деятельности другого.


16. Признание правоты или неправоты собеседника по спорной позиции.


17. Принятие агрессии другого.


18. Переведение агрессии в социально приемлемую форму.


19. Подстройка к беседе, к деятельности, к ожиданиям группы.


20. Развернутый рассказ на тему.


21. Развернутое описание событий.


22. Аналитическое слушание, в том числе стимуляция говорящего к продолжению рассказа, оценка самого рассказа, содержания, формы, а также отношения рассказчика к материалу.


23. Приглашение к участию в беседе, включает в себя представление темы беседы, круга собеседников и места действия.


24. Танцы и все с ними связанное. Включая в себя бальные книжки дам, чередование танцевальной активности и промежутков отдыха, поведение кавалеров, ритуал приглашения и так далее.


История 27. Рыцарь во мгле


Этим утром Чарльз проснулся поздно. Не открывая глаз, потер ноющие виски; пошевелил жесткими, топорщащимися усами-вибриссами; шевельнул розовыми крысиными ушами, прислушиваясь... Все тихо и спокойно. И прекрасно и великолепно!


Вчерашний вечер был долгим... Ежемесячная встреча Попечительского Совета Грызунов затянулась далеко заполночь. А после встречи он проводил Кимберли до ее комнаты!..


...!


Тот факт, что она решила жить наособицу, нисколько не удивлял — большинство крыс-морфов Цитадели поступали так же. Слава богам, у неё хватило рассудительности, не поселиться в подземельях, как некоторые другие крысы-морфы. В ее комнате, конечно же, не было зеркал... по крайней мере, на виду. И Чарльз прекрасно понимал, почему. Что ж... Для него изменение стало в какой-то мере и освобождением, освобождением от прошлого и его теней. А вот для молодой красивой женщины... мда.


Но вчерашний день (и вечер) уже благополучно завершился, сегодня же у Чарльза была уйма дел, требующих внимания, а потому он поспешил встать.


— О-о-ух!


В зеркале над умывальником отразилась чуточку растрепанная крысиная морда. Чарльз потянулся, зевнул, широко раскрывая пасть, сделал пару упражнений... не слишком усердствуя, впрочем, и пошел одеваться.


— Неплохо, неплохо! — проверив пуговицу над хвостом, крыс-морф еще раз взглянул в зеркало. Свободные штаны, рубашка, жилет, неизменная обгрызенная палка. Вполне презентабельный холостяк, задумывающийся о... Кхм!


Умывшись и позавтракав — хлеб, сыр да травяной взвар — Чарльз отправился совершать ежеутренний ритуал приветствия сородичей. Ему нравилась эта процедура — приветствия, разговоры, проблемы... Магус как-то сказал, что это поведение крысы-доминанта. И еще неизвестно, сколько в нем от реальной нужды, а сколько — от сродства его души с телесной оболочкой. Ну и пусть! Это правильно, это нужно и в конце-концов, должен же хоть кто-то заботиться о его сородичах!


К тому же, Маттиас все еще не терял надежды вытащить их из подвала. Из восьми крыс, жителей Цитадели Метамор, только трое поселились не под землей — Кимберли, Таллис (кстати, тоже состоящий в гильдии Писателей), и конечно-же, он сам. Остальные жили глубоко внизу, избегая дневного света и общества. Объяснялся такой выбор множеством причин... но Маттиас знал — на самом деле они просто стыдились своего крысиного облика.


Но как бы там, ни было, пусть даже внешне они были похожи на крыс... и не только внешне... и что бы там, ни говорил Магус про сродство тела и души, они не должны жить в грязи и прятаться от взглядов как... как... как крысы!


Сейчас их жизнь проходит в подземельях, в тенях и тьме — и именно такой жизни Маттиас не желал ни для себя, ни для сородичей. В конце-концов, как бы Чарльз ни выглядел, у него было чувство собственного достоинства и гордость. И все эти годы они вели его двумя путями — жизнь писателя (неизбежно приведя его к гильдии Писателей) и его крысиная жизнь... включившая в себя судьбу его сородичей-морфов.


Выглянув в одно из наклонных окон цокольного этажа, Чарльз увидел синее-синее утреннее небо. «Еще один повод жить над землей, — подумал он, — красота небес... Живя в подземелье, забываешь, какое оно, небо!»


Положив ладонь на перила, Чарльз продолжил спуск.


Пламя редких факелов бросало неверный свет на противоположную стену и пол, заполняя большую часть коридора колышущимися, дрожащими тенями.


Подземелья Цитадели Метамор...


Такие же переменчивые и непостоянные, как и надземная часть, они состоят из нескольких уровней. Самый нижний достигает протекающей где-то немыслимо глубоко подземной реки — главного источника водоснабжения всей Цитадели. Маттиас никогда не спускался столь глубоко, но знал, что подземные галереи уходили на многие сотни футов вглубь скального основания Цитадели.


Не столь глубоко, но все равно далеко от поверхности располагались помещения для заключенных — карцеры, клетки, пыточные... История Цитадели очень, очень длинна, и не все ее повелители обладали сдержанным характером. К счастью, лорд Хассан не имел желания эксплуатировать достояние его предков, а потому все эти инструменты благополучно ржавели в забытьи.


Много еще чего пряталось в подземельях. К примеру, специальное помещение для хранения мяса, навечно укрытое ледяным заклятием. Оно находилось очень далеко, с другой стороны Цитадели, ближе к кухням.


А еще в подземельях был упрятан винный погреб. Чарльз бывал там, пожалуй, даже слишком часто. Он слегка усмехнулся, вспоминая... Его вкус к хорошему ликеру или наливке не изменился от того, что он стал крысой, напротив, даже стал острее. «Кстати, — подумал Маттиас, — а ведь неплохо бы познакомить Мишеля с искусством винной дегустации!»


Коперник и Фил иногда обвинял его в том, что он более чем любит вкус вина... и приходится признать, иногда так оно и было! Нет, его нельзя назвать алкоголиком, ни в коем случае! Но бывали ночи, когда так хотелось расслабиться...


Ох!


Возможно, ему придется отказаться от этого удовольствия ради Кимберли. Он знал, что она не одобряет винопития, и совсем не хотел, чтобы она считала его пьяницей. Да он и не был пьяницей! Он просто немного выпивал! — уверял себя Чарльз, шагая по подземному коридору в сторону подвальных жилых комнат.


Трепещущий свет факелов, мечущиеся по стенам тени создавали жуткие видения, короткие проблески чего-то страшного, вышедшего из ночных кошмаров...


Возможно, он все же выпил чересчур много вина на вчерашней встрече. И, похоже, Кимберли думала именно так.


Мысли о ней как по волшебству изменили мелькающие на стенах видения. Среди теней промелькнул такой знакомый нос, вздрагивающие усы, на миг показались чуть розоватые ушки, на фоне серо-рыжего меха... И его сердце вдруг застучало быстрее.


Да! Чарльза влекло ее тело, ее мягкий, чуть рыжеватый мех, круглые ушки, розовый и такой милый носик...


«Демон нас всех побери! Магус был прав, говоря о сродстве тела и души! — подумал Маттиас. — Очевидно, измененное тело потянуло за собой душу... и теперь его больше не привлекают женщины с крепкими грудями и полными бедрами. Теперь его вкусы стали вкусами грызуна...»


Даже после пяти лет в шкуре крысы, эта мысль потрясла до основания весь мир Чарльза. Он больше не был человеком, там, под меховой шкурой... Он действительно стал крысой! Крысой-морфом, четырех с половиной футов ростом.


Или нет?


Чарльз остановился на полпути, и опустил взгляд на свои руки... лапы! Когтистые, покрытые мехом крысиные лапы... Ему понравилась жизнь здесь, в Цитадели, но чем больше он думал, тем яснее понимал, что потерял что-то, становясь крысой.


Что-то...


Весь мир.


До приезда в Цитадель Метамор Чарльз много путешествовал, видел другие страны и города, встречал такое величие и красоту, что перехватывало дыхание. А теперь он навечно заточен в этих стенах. Стал крысой. И демон побери, он влюбился в Кимберли, потому, что она тоже стала крысой!


Внезапно проблема с внешним миром показалась ему совсем незначительной... не стоящей внимания... да и иди он к демону, весь этот мир! Чарльз решил сначала обдумать другое. Другую.


Почему Кимберли не должна казаться ему привлекательной? Потому что похожа... является крысой-морфом? Но он тоже крыс-морф, и он самец, а она совершенно определенно самка. И быть может, когда-нибудь, он сможет вывести ее из стен Цитадели, и показать все, что видел в юные годы... показать ей мир, который знал раньше!


Или... Не сможет?


...


Там, за древними стенами, в огромном мире, были не только чудеса и великолепие... Там были вещи, которые Кимберли не стоит видеть. Не потому что она могла ужаснуться или испугаться... А потому, что они могут уничтожить его. Или ее... Он стал крысой, чтобы сбежать от прошлого. И он не должен подвергать себя... и ее риску.


Чарльз вздохнул, осматривая коридор, его лапы равномерно шлепали по теплым камням. Ничто не обогревало комнаты и коридоры Цитадели, ничто... кроме ее самой. Даже в самых дальних и глубоких подвалах всегда было тепло и почти всегда сухо. И темно. Пылающие факелы давали совсем мало света, их дрожащий, мерцающий огонь освещал лишь ближайшее пространство...


Маттиас остановился и вгляделся в ближайший факел. Он смотрел на огонь, рассматривая, как одни цвета сменяются другими, то ярко, то светло-желтые, то оранжевые и наконец, голубоватые и почти прозрачные у основания, там, где огонь питался из пропитанной маслом губки...


Внезапный лязг, донесшийся из глубины коридора, заставил Чарльза очнуться от приступа огнепоклонничества. Лязг металла о металл, хлопание дверей, громкие, отдающие металлическим отзвуком шаги...


О демон!


Маттиас слишком хорошо знал эти звуки. Саулиус снова одел броню.


Проклятье!


Чарльз уже давным-давно проклинал себя за сумашедшую идею, которая пришла ему в голову, когда саулиус завершил изменение. Маттиас тогда помог бывшему рыцарю подобрать латы, соответствующие его новому размеру... Теперь, саулиус, одев броню, бродил среди иллюзий, наполнявших его больную душу, и нападал на любого, кто хоть отдаленно напоминал ему врага. За прошедшие с начала болезни годы, старый рыцарь вроде бы начал узнавать своих товарищей-крыс.


Но иногда...


Маттиас, бросился вперед, за угол.


Проклятье! Проклятье! Проклятье!


Саулиус не только облачился в броню, он где-то взял короткий меч и теперь махал им во все стороны, бросая вызов всем вокруг! Похоже, душа старого рыцаря в очередной раз вернулась в прошлое!


Саулиус всегда был склонен к резким переменам настроения, часто впадал в меланхолию, а в последнее время, его душа все чаще блуждала где-то во тьме. Во тьме, наполненной призраками ушедшего... и тогда старый рыцарь думал, что он все еще живет на родине, в его родовом замке и начинал нападать на всех подряд, считая их захватчиками. Приходя в себя, он понимал, что с ним происходит... и от того впадал в еще большую тоску, ухудшая, и без того тяжелую душевную болезнь.


И не было крысы, перед которой Маттиас испытывал бы большее чувство вины, чем перед Саулиусом. Чарльз хотел вернуть душу старого рыцаря в мир живых. Он хотел, чтобы Саулиус воспользовался своими навыками, помогая дозорным... но Саулиус отказывался. Он называл свою новую форму наказанием богов, и говорил, что недостоин служить правому делу, но может быть лишь презренным вредителем.


Если и была на свете причина, объединявшая всех крыс-морфов Цитедели вместе так это безуспешные попытки, хоть как-то помочь саулиусу преодолеть его болезнь. Все они хотели бы видеть его здоровым. Кое-кто опасался за свои жизни... к сожалению, вполне обоснованно. Но большинство действительно желало добра старому рыцарю.


— Где вы?!! Куда вы спрятались?! Чудовища! Звери, образом своим извращающие облик человеческий! Выходите и примите бой, как подобает!! — кричал закованный в броню чело... крыс-морф, размахивая коротким мечом. — Проклятый колдун, ты заточил мой дух в зверином теле, но знай, я все равно низвергну твои злобные замыслы!


Маттиас порадовался, что рыцарь хотя бы осознает, свою принадлежность к племени крыс... быть может до его больного разума еще можно достучаться! А кроме Чарльза никто не рискнет подойти вплотную к Саулиусу. Старый рыцарь запросто мог проткнуть его своим мечом, но при толике везения Чарльз сумеет его заболтать, и тогда может быть, Саулиус сам отдаст оружие.


— Сэр Саулиус! — позвал Маттиас.


— Что за шум я слышу?! Кто говорит со мной? Ты, мерзкое животное?! Каким черным колдовством вложены слова людские в пасть твою?!


Маттиас скривился. Похоже, Саулиус не только впал в помрачнение души, болезнь, по-видимому, уже захватила и разум!


— Саулиус, это я, Маттиас, помнишь меня?


Маттиас постарался сымитировать архаическую форму речи, до сих пор распространенную на родине рыцаря:


— Сэр Саулиус, азм я взалкаю речь вашу, дабы принести мирру в вашу душу...


— Лжец!!! Ужель питаешь ты надежду так легко меня обмануть?!!! Я не попадусь на твои мерзкие уловки!!!


Саулиус взмахнул мечом, наставляя его на Чарльза, одновременно шагнув вперед. Маттиас же просто-напросто не знал, что ему делать и колебался. Проявить твердость? Надавить словами? Уступить? Заболтать? Отвлечь? Напасть и попытаться отобрать меч? Демон побери этого старого хреноносца!


— Сэр Саулиус, ты есьм храбрый и благородный рыцарь, но я ведь всего лишь скромный писец, который ищет твоего мудрого суждения! Прошу тебя не гневайся на мою глупость, и умоляю, прости меня! Смири свой гнев, благородный Саулиус, невинные, ничем себя не запятнавшие, могут попасть под лезвие меча твоего, молю тебя остановись!


Маттиас даже чуточку погордился маленькой речью, он впервые попытался говорить, используя этот старомодный, а если честно, то жутко древний диалект, и кажется, у него неплохо получилось. Вот только Саулиус восторга не разделил, скорее наоборот — рассвирепел еще больше! Нечленораздельно взревев, он сделал выпад, нацеливаясь в грудь Чарльзу. Маттиас отклонился в строну, одновременно разворачиваясь... И мягким движением выбросил вперед правую лапу, с уколом ужаса ощутив, как разбуженная опасностью СИЛА заставила встать дыбом шерсть вдоль его позвоночника...


Ладонь коснулась доспехов - отброшенный словно ударом тарана рыцарь отлетел к стене, с грохотом врезался в нее и рухнул на землю... Охваченный леденящим ужасом, Маттиас застыл на месте.


О демоны!!


Что он наделал?!


Он же мог убить старика!


А может и убил...


И что еще хуже, он сорвался! И совершенно непроизвольно применил умение...


Нет, нет, это всего лишь упущение, небольшая оплошность, не больше! Он все еще свободен. Или, почти свободен... Первый раз за пять лет! И более никогда, ни за что!..


Маттиас приблизился к лежащему ничком Саулиусу, и торопливо перевернул его на спину. На левой стороне нагрудника теперь имелась глубокая вмятина, имевшая форму ладони Чарльза, а сам рыцарь лежал неподвижно, лишь хрипло и тяжело дышал.


Отодвинув забрало шлема, Чарльз дрогнувшим голосом окликнул:


— Саулиус! Ты жив..?


Старый рыцарь, все еще пытаясь перевести дыхание, прохрипел:


— Сэр Маттиас?


— Да, это я, — кивнул Чарльз.


— Как я сюда попал? Доспехи... И грудь болит... Кажется, я ранен. Что случилось?..


Маттиас дрожащими лапами расстегнул ремни нагрудника и содрал металлический кожух. Там, где помятый металл коснулся крысиной шкуры... Фух-х... Ребра над сердцем вмяты, и разумеется, сломаны, но не более того.


А ведь будь удар чуть сильнее...


Чарльз оглянулся на остальных крыс, все еще опасливо жмущихся в конце коридора:


— Кто-нибудь, приведите сюда лекаря! Скорее!


Он повернулся к Саулиусу, и опустив лапу на грудь, бессильно слушал, как слабеет дыхание старого крыса.


— Все будет хорошо, друг мой. Тебе просто нужно немного отдохнуть. Всего один день, и ты снова встанешь на ноги.


Саулиус едва заметно кивнул и прошептал:


— Спасибо, сэр Маттиас...


История 28. Разговор


Перевернув очередную страницу моей последней находки, я широко зевнул:


— О-о-ах!!


Потянувшись, достал из-за пазухи карманные часы, и осторожно поднял крышку когтем. Боги-покровители, уже одиннадцать вечера! Да... Засиделся я.


Только сейчас ощутив страшную усталость и голод, я поднялся, захлопнул тяжеленный фолиант и, снова зевнув, попытался размять затекшие плечи. Увы, неудачно...


«Ну ладно... — подумал я, поднимая повыше магический огонек. — Пора ужинать и спать...»


Потерев уставший глаз, сунул монокль, уже вернувшийся на цепочку, под одежду, и, прихватив магический огонек, поплелся к выходу. Давно уже пора было обновить заклинание на цепочке, но такой уровень магии был для меня непростым делом, и я все откладывал и откладывал... Эх, где ж я был во время учебы! Впрочем, время все равно уже ушло, его не вернешь, а потому будем жить с тем, что есть.


Так, предаваясь невеселым мыслям, я доплелся до холла библиотеки и обнаружил, что Лис уже ушел. Чудесно, теперь еще обнаружить, что уходя, он меня закрыл, и все, можно читать до самого утра.


Положив книгу на конторку, я проверил дверь. Она открылась. Хм... Нет, разумеется, кражи в Цитадели — явление редкое, почти уникальное. Но, тем не менее... Похоже, сила воли у Лиса просто невероятная! На его месте я бы себя запер обязательно.


Покинув библиотеку, я поплелся по коридорам к своей комнате. В принципе, расстояние не такое уж и большое... Если бы, не одно «но». Идти мне туда надо по коридорам Цитадели Метамор. Нет, разумеется, если я хочу пройти из одной комнаты в другую, а двери этих комнат расположены друг напротив друга, то я пройду по прямой и все будет прекрасно. Но если же комнаты отделены друг от друга хотя бы сотней футов, то мне обязательно придется осилить как минимум два поворота и лестницу. Поворотов может быть больше. Лестниц тоже. Меньше — никогда.


Магус говорит, что это одно из проявлений магии Цитадели. Не знаю, как по мне, так это просто зловредность какая-то. Вы только представьте себе четырехсотфунтового медведя на у-узенькой винтовой лесенке! А если их две? Подряд? Ух! А ведь может быть и больше!


Ф-фу-у...


От библиотеки до моей комнаты по прямой примерно тысяча футов. Примерно. По прямой. Вот только строители Цитадели линейки не знали. А может знали, да потеряли. В любом случае, чтобы добраться из библиотеки в свою комнату, я должен пройти примерно две с половиной тысячи футов коридоров, одолеть четыре лестницы, два пандуса, транзитом заглянуть в один из внутренних садов, понюхать кухонные ароматы, дважды увидеть этот же самый сад сверху, один раз снизу и только потом...


Ф-фу-у...


Припотел я малость. Вот хорошо Страннику. И Ки тоже неплохо. Это который койот-посыльный. У обоих шкура да кости. Вот и носятся по коридорам... А мне, весьма и весьма упитанному медведю, все эти лестницы, да пандусы...


Так что, добредя до внутреннего сада, я присел отдохнуть. На камешек. Есть там такой валун, в самый раз под мою медвежью задницу...


Эх, хорошо!!! Деревца пахнут медком, луна приветливо заглядывает сквозь прозрачный потолок, негасимые факелы по углам еле тлеют, валун весь такой приятно шершавый, можно откинуться и даже самую чуточку дремануть. Но нет, нет-нет. Нельзя, нельзя мне дремать! И так вся спина затекла и онемела, от сидения на каменной лавке в библиотеке. Если я еще и тут посижу, то завтра утром разгибать меня будут всем Метамором. Сам-то я точно не разогнусь. Так что, подъем и вперед. Еще один пандус, две лестницы, тысяча футов коридо-ора-а...


Вот сейчас, плесну в морду водичкой из фонтана, приглажу шерсть на макушке, разворошенную свежим ветерком и поплетусь мимо караулки и внешних ворот...


...


Караулка?!


Фонтан?!!


Свежий ветерок?!!!


...


Каким образом, пройдя какой-то там ряд деревьев... Подумав о деревьях, я непроизвольно оглянулся. Никаких деревьев за спиной не было, зато была темная масса, подозрительно напоминающая...


Подрагивающими лапами я схватил монокль и, вставив на место, вгляделся...


О-ля-ля!


Действительно. И ветерок, и звезды, и темная масса, подозрительно напоминающая наружную стену Цитадели! Это что же, я значит вовсе не во внутреннем саду... а в очень даже внешнем дворе!


Ух. Ох. Я плеснул в морду немного прохладной водички из фонтана. Да... Что-то меня так... аж затрясло. Ничего ведь особенного... для мага... не произошло. Ну, телепорт, ну переместил... может это Магус подшутить решил. Или Пости...


Это я себя так успокаивал. Хотя в глубине души знал уже — ни тот, ни другой ни при чем. Магусу на все эти развлечения плевать с высокой башни... той самой, которая слоновой кости. Пости тоже. Правда, этому чуть по другому — с высоты его самомнения. Но результат один. А у других наших магов сил и умения не хватит от меня заклинание укрыть. Я ведь тоже маг... слабый, недоученный, но кое-что могу.


Но если не маги меня передвинули, то кто? Или... что?..


Сама Цитадель?!


И зачем бы оно ей?!


Нет ответа...


Еще раз плеснув в морду водичкой, я сделал летучий огонек поярче и огляделся. Монокль слабо помогает, если нужно рассмотреть что-либо далее чем в десяти шагах от меня. Увы. Так, что рассмотрел я только темное пятно, замершее на скамейке в ближнем углу двора. Что ж, если не помогают глаза, призовем на помощь нос. Я повернулся, пытаясь уловить и распознать запах... Маттиас.


В этот час?


Хоть и не очень четко, я все же видел светлое пятно в небе — растущую луну. Обычно, в такое время крыс-писатель уже давным-давно в кровати. Должно быть, что-то мешает ему заснуть. Прилив вдохновения? Ха! Что-то я за ним такого не замечал. Не склонен наш уважаемый крыс-писатель к ночным променадам. Вот Странник — тот да, любит прогуляться по залам и коридорам, в сопровождении музы. Но Маттиас — нет. Может, решил проветриться перед сном?


Приблизившись, я учуял запах гнева и печали, а подойдя вплотную, увидел, что сидит Чарльз забившись с ногами в самый угол Г-образной скамейки, обернув ноги хвостом и положив подбородок на сложенные лапы. Да... О чем бы он ни думал, мысли его печальны и наполнены болью...


Закряхтев, я присел рядом с ним. Со вздохом удовольствия откинулся на шершавые дубовые плахи, вытянул лапы... Подождал немного и окликнул:


— Чарльз?


Его голова, резко повернулась в мою сторону. Он настолько глубоко задумался, что ничего не заметил.


— А. Привет Крис... Каким ветром занесло тебя сюда?


Я убрал монокль, и все вокруг снова подернулось туманной дымкой.


— Не знаю. Я, видишь ли, шел из библиотеки в свою комнату, забрел в один из внутренних садов и малость заблудился.


Несколько ударов сердца Маттиас переваривал сказанное, потом уставился на меня чуточку изумленно:


— Во внутреннем саду?! Ты шутишь!


— И мысли такой не было. Присел на камушек, пошел к выходу, прошел ряд деревьев... и очутился тут.


— А-а... забавно... — вздохнул Чарльз и замолк, похоже, опять углубившись в свою печаль.


Я огляделся по сторонам. Двор Цитадели потихоньку затягивала туманная дымка. Или мне кажется? Демон побери мои усталые близорукие глаза! Прикрыв их лапой, я посидел немного молча и спросил:


— Не так уж часто я вижу тебя в такой час, Маттиас. Что происходит? Что обеспокоило тебя?


Крыс повернул голову:


— Ты слышал о случившемся сегодня утром?


— Чарльз, в Цитадели почти две с половиной тысячи жителей. Невозможно слышать все и обо всех.


Я солгал.


Еще в обед Брайан рассказал мне, что у Саулиуса сломано три ребра, и только броня сохранила ему жизнь. Что нагрудник старого рыцаря теперь имеет ясно различимую выемку в форме крысиной лапы. И что крысы, живущие в подвале, рассказали ему, кто почти уложил Саулиуса в могилу, нанеся тому всего один удар. Маттиас, Чарльз Маттиас. Придворный писатель, директор гильдии Писателей и крыс-доминант нашей крысиной стаи.


Вот только, что-то за этим событием укрыто. Что-то еще. Что-то... странное. Мой нос прямо таки повело предчувствием тайны. Уж больно необычным было поведение воина, бойца, регулярно ходившего в дозор и уложившего в могилы никак не меньше сотни лутинов. Что всколыхнул этот единственный удар? Какие тайны укрываются под серой шерстью нашего крыса?


— Расскажи мне. Расскажи, что случилось. Что заставило бойца и воина прятаться в углу, как нашкодившего крысенка?


Маттиас, оскалив зубы в легком подобии улыбки, повернул голову, поглядел на меня и снова уставился в плотную стену тумана, окружившую скамейку.


Наступила удивительно вязкая и тягучая тишина. Все звуки главного двора — перекличка часовых, звон их оружия, стук шагов — исчезли, отрезанные непроницаемой стеной, остался только магический огонек, освещающий саму скамейку и нас, да тяжелые удары, ритмично бьющие в уши. Вслушавшись в них, я вдруг понял, что это звук моего сердца...


Не знаю, сколько мы просидели так, оцепеневшие, укутанные в туманный кокон... может быть час, может быть вечность, а может быть минуту. Внезапный порыв ветра разогнав туман, взъерошил нам шерсть.


Маттиас спрыгнул со скамейки и, сделав пару шагов, уселся на древние, покрытые узором перила, обвив один из столбиков хвостом. Вздохнув, я поднялся следом.


С открытой площадки Северной Дозорной башни мне открылся потрясающий вид. Только сейчас, взглянув с высоты птичьего полета, почти из-под облаков, я понял, насколько велика Цитадель Метамор. О боги! Подсвеченная магическим светом луны, она плыла, окруженная плотной стеной тумана, прекрасная и грозная.


Мили и мили внешней стены; бессчетные крыши, скаты, балконы, внутренние дворы центрального комплекса; гильдия Писателей... Вблизи поражавшее своей роскошью и величиной, отдельно стоящее здание гильдии, по сравнению с основным комплексом казалось совсем маленьким, почти игрушечным. А расстояние до него я не смог прикинуть даже приблизительно. Где-то немыслимо далеко, почти на горизонте...


— Я потерял контроль над своим гневом.


Что?! Кто?! Ох. Чарльз!


Но демон меня побери, я был прав! У него есть тайна... И я хочу ее узнать!


— В самом деле? Ты?


Он нехотя кивнул, его лапы, сжались в кулаки:


— Первый раз за пять лет.


— Пять лет? — я отвернулся от перил и взглянул на крыса-писателя. Где-то в глубине сознания мелькнуло и пропало удивление тем, как хорошо я его вижу без монокля. — Это случилось раньше?


Маттиас отвернулся, невидящим взором уставившись куда-то вдаль.


— Это уже в прошлом, Крис. Лучше всего там его и оставить.


Я кивнул и пожал плечами. Жаль. Впрочем... еще не все потеряно. Есть и другие возможности.


— Чарльз, ты знаешь, что такое исповедь?


— Исповедь? — Маттиас повернулся ко мне, удивленно шевельнув усами-вибриссами. — Разумеется, я знаю, что такое исповедь. Я ведь писатель, если ты слышал! Вот только какое отношение она имеет ко мне?


Я легонько улыбнулся:


— Возможно, тебе очень помогла бы возможность рассказать все без утайки кому-то, кто будет молчать.


— Я не принадлежу к вере Последователей Пути! Сейчас не принадлежу. Я чер... — Маттиас схватил себя за горло, как будто испугавшись слова, что чуть не вылетело из его пасти. — Я не могу поклоняться Эли. Это будет... Ложью. Святотатством. Извини Крис, но этот путь для меня... закрыт.


— Так ли это? Подумай Чарльз! Разве Эли не всезнающий? Разве он не всепрощающий? Разве не говорит он — открыт путь ко мне любому? Не важно, поклоняешься ли ты ему сейчас, ты можешь попросить о помощи. И рассказать свою историю, хоть кому-то! Конечно, даже Эли не сможет исправить произошедшее много лет назад. Но ты можешь спросить его совета о произошедшем вчера... и попросить за сэра Саулиуса ты тоже можешь!


Крыс нахмурился:


— Но в Цитадели нет жреца Эли! Куда мне идти? До ближайшего селения больше двух дней езды верхом. И неизвестно, есть ли там жрец Последователей.


Я повернулся спиной к Цитадели и сел, прислонившись боком к древним каменным поручням.


— Маттиас, у нас есть Жрица. Быть может она не молится Эли... Но наверняка она знает все ритуалы. И еще одно — кому бы она не молилась, она будет молчать об услышанном от тебя.


Маттиас рассерженно встопорщил усы:


— Она не является священником Эли! — но потом сердито тряхнул головой, и глубоко вздохнул: — Все-таки есть одна вещь, которой я научился за пять лет, проведенные здесь... принимать то, что я получаю.


Он взглянул мне в глаза:


— Спасибо за совет, Христофор.


Низко поклонившись, он шагнул в сгущающийся вокруг нас туман и бесследно исчез. А белая стена тумана уплотнилась, подступила ближе, я успел бросить еще один, прощальный взгляд на раскинувшуюся где-то внизу панораму Цитадели, уже исчезающую за плотными белыми слоями и тут все исчезло в белесой мгле...


Я зевнул, уже совсем потеряв счет времени, проведенному в белой полумгле, лишь самую чуточку озаренную моим анемичным светлячком... И вдруг понял, что никакого тумана вокруг меня нет, зато есть привычная полутьма да очень знакомые запахи. Схватив монокль, я вставил его на место, сделал магический огонек поярче... Точно! Я сидел, прислонившись к стене, прямо напротив двери в мою комнату.


Еще немного посидев у стенки, я все-таки поднялся и отправился к себе. Разоблачившись и всласть почесав ноющую спину об угол стены, я погасил наконец-то свой магический огонек, лег в кровать и попытался привести в порядок сегодняшние впечатления.


Что-ж... Можно сказать, сегодняшний день оказался очень и очень познавательным. Я узнал кое-что интересное о Цитадели и о Чарльзе...


«Потерял контроль над своим гневом» — сказал он.


Что же такого есть в прошлом нашего крыса-писателя, что сама Цитадель пожелала вмешаться и направить туда меня? Потерял контроль... Разумеется, Жрица не произнесет ни слова. Но может быть, она что-нибудь предпримет... А я подожду и посмотрю — что... И подумаю.


Не успев обдумать хорошенько эту мысль, я провалился в сон...


История 29. Секреты воистину


Вечерело. Облака, как подкрашенные красно-оранжевым сиропом комки сахарной ваты застыли высоко в небе. За несокрушимыми гранитными стенами Цитадели уже сгустились вечерние тени, и прохладный предосенний ветерок нес по брусчатке первые опавшие листья, когда Чарльз Маттиас, окончив дневные дела, направился в таверну «Молчаливый Мул».


Выйдя из здания гильдии Писателей, крыс-морф специально сделал крюк через главный двор — посмотреть, как идет подготовка к подступающему все ближе Лунному фестивалю — и просто поразился увиденному. Еще совсем недавно совершенно пустая площадь теперь была плотно застроена рядами палаток, остовами помостов, и какими-то непонятными клетками, в которых Маттиас с трудом узнал будущие торговые павильоны.


Проходя мимо темной массы палаток и подиумов, Чарльз думал о предстоящем празднике. Удивительно, как, в общем-то совсем незначительный повод объединил столь разных обликом, сутью и жизненными интересами существ. Фермеры, охотники, торговцы, мастера, ремесленники — все прикладывали усилия, чтобы хорошенько отдохнуть и повеселиться в эти три дня.


Еще он думал о званом ужине, который, по традиции, устраивался в последний вечер праздника. В этот день лорд Хассан, граф и властелин Метамора устраивал прием для самых значительных лиц Цитадели. Чарльз тоже был приглашен на этот вечер.


«Интересно, что будет в меню?» — подумал он. Наверняка личный повар его светлости уже сейчас готовится к приему. Донни, бармен и содержатель «Молчаливого Мула» тоже неплохо подготовился к празднику. Маттиас совершенно случайно (ну, почти), стал свидетелем некоторых его приготовлений, и даже смог кое-что попробовать... Неплохо!


Сам Чарльз тоже кое-что припас. Разумеется, ничего такого, что запомнилось бы надолго... он к сожалению не Странник, далеко не Странник. Поэзия никогда не была сильной стороной Маттиаса, и в этом он в очередной раз убедился, приняв участие в поэтической дуэли на прошлом Фестивале. Увы, придворный поэт сделал его, что называется «одним взмахом хвоста». Разделал, обде... в общем, победил.


Некоторое время после конкурса Маттиас даже жалел, что рыцарские поединки верхом на конях остались в прошлом. Можно было бы вызвать волка-поэта на ристалище и хорошенько отдубасить... в смысле, отвести душу. Увы, большинство живших в Цитадели рыцарей более не могли сидеть в боевых седлах... в женских же особо не навоюешь. К тому же некоторые из них сами стали конями, а то и чем похуже, как тот же крыс-морф сэр Саулиус. Так что ристалище и рыцарские бои ушли в прошлое, сменившись другими, более подходящими соревнованиями. К примеру, лучников. Или арбалетчиц...


Так, обдумывая предстоящий праздник, Чарльз подошел к проему в стене, спустился на несколько ступенек, и бросив еще один взгляд на быстро темнеющую площадь, открыл дверь таверны.


Войдя в главный зал, Маттиас сразу унюхал упоительный дух свежего пива, горячей медовухи, жареных чесночных колбасок и сырной запеканки, приправленных «ароматом» человеческого пота и мускусным «амбре» хорошо поработавших на площади морфов. В свете главной люстры, только сегодня утром утыканной новыми свечами, хорошо было видно, что Молчаливый Мул почти полон. Жители Цитадели пришли сюда этим вечером, чтобы отдохнуть после трудного дня, выпить, поесть, послушать музыку, а может и спеть самим...


Прихватив у Донни кувшин с горячей медовухой и глиняную миску с фирменными сухариками, крыс обвел глазами зал, разыскивая знакомых. Высмотрев столик, занятый коллегами по гильдии Писателей, он направился к нему.


Поставив на свободное место миску и графин с кружкой, Чарльз опустил лапу на спинку лавки:


— Ты не против, если я тут сяду? — спросил он сидевшего с краю юношу.


— А... Чарльз! Садись конечно! — Мишель торопливо отодвинулся, освобождая место. — Я тебя и не заметил совсем! А мы тут последние новости обсуждали... слышал? Странник собирается представить на праздник что-то совершенно особое! Видал Криса? Медведь все знает, смотри, аж распирает беднягу от таинственности... но молчит! Вот гад мохнатый! Мы тут страдаем, а он молчит! А еще мне сказали, что на позапрошлом празднике ты с ним... ой... в смысле, со Странником, соревновался на конкурсе лимериков, это правда? А что такое лимерики? И кто победил?


Присаживаясь, Маттиас пожал плечами:


— Лимерики — стишки такие короткие, язвительные. А победа... увы, победа досталась не мне. Разумеется, я умею слагать стихи, но у Странника они получаются такими едкими, что просто слов нет. Язва он первостатейная, любит всех обсмеять. Особенно если увлечется. За что и получает регулярно.


— О... прямо всех?! — еще человеческие глаза Мишеля стали круглыми, а уже морфные уши поднялись торчком. — Ой, я обязательно пойду и послушаю! А как твои дела?


— Да никак, — вздохнул крыс. — Сегодня утром ходил к своим, поговорил с Гектором — бедняга совсем впал в тоску. Впрочем... кажется, после разговора ему стало немного лучше. Что еще? Саулиус выздоравливает, обещал прийти на фестиваль, может уговорю его поучаствовать в конкурсе фехтовальщиков — он отлично владеет мечом. Если ребра заживут, конечно.


Маттиас немного погрыз сухарик, и добавил, многозначительно глянув на сидевшего рядом с Мишелем кенгуру-морфа:


— А еще я перечитывал прошедшие в финал конкурсные рассказы и вспомнил, что кто-то по имени Хабаккук уже давным-давно обещал доделать свой... но что-то не торопится!


Кенгуру вздохнул и перед тем как отхлебнуть еще глоток пива, развел лапами. Было заметно, что он уже хорошо посидел и неплохо выпил... не допьяна, но все-таки.


— Эй, Чарли, я же говорил — доделаю на днях! Я сейчас это... материал подбираю. И вообще... Лис мне только сегодня показал пару свитков... по теме... а я их еще прочту и доделаю!


— Мда? Ну-ну! — хмыкнул крыс. — Кстати, как там библиотекарь? Я его уже несколько дней не вижу.


Хабаккук пожал плечами, поудобнее упираясь в пол толстым хвостом:


— Как обычно, витает. Одна жрица ведает, где.


— И вообще, я считаю его подозрительным! — прозвучал над столом громкий голос Нахума.


Присмотревшись, Маттиас подумал, что у лиса явно был тяжелый день — черно-рыжый мех вымазан в чем-то липком и маслянистом, острая морда в грязи, на ухе свежая царапина, под глазом пятно, сильно напоминающее синяк... как будто он с кем-то подрался. Но что бы там ни случилось, Нахум наверняка уже всем все рассказал. Так что Чарльзу даже не нужно расспрашивать лиса — еще до конца вечера ему перескажут и притом не раз.


— А... почему? Что в нем такого... ну... подозрительного? — спросил Мишель.


Маттиас глянул на юношу, рассеянно, отмечая, как тот передвинул ноги вперед и назад. Мишель, все еще продолжал изменяться. Его лицо, правда, лишь чуть расширилось, а вот уши уже вытянутые и покрывшиеся светло-серым мехом, заметно сместились вверх. Правда, кончики ушей остались круглыми... странно. Кожа по бокам головы тоже начала покрываться светло-серым мехом... Ага! Вот почему он ерзает — стопы его ног начали вытягиваться, превращаясь в лапы. Зато руки все еще оставались человеческими — никакого меха и когтей. Похоже, Мишель устанавливал рекорд: через три недели после появления первых признаков изменения, он все еще выглядел почти человеком.


— Куттер всегда раздражал меня! — тем временем продолжал вещать Нахум, прерываясь чтобы отхлебнуть очередной глоток, и делая это куда как часто. — Да! Всегда один, всегда отдельно! Не просто же так он нас всех сторонится! — лис долил кружку из кувшина, и продолжил. — А его самого спрашивать — что с кирпичной стенкой говорить. Молчит как убитый!


Краем глаза Маттиас заметил шевеление за соседним столом, глянув же туда, узрел Криса, медведя-морфа, коллегу Лиса Куттера. Пока еще спокойно сидящего, но уже мрачно поглядывающего в их сторону.


Подумав, крыс решил немного разрядить ситуацию:


— Коллеги, не прижать ли вам языки? В конце концов, наш библиотекарь не столь уж плох... и нередко помогал всем нам.


Хабаккук, заметив что Чарльз беспокойно посматривает на соседей, оглянулся тоже и издал короткий лающий смешок:


— Погляди-ка, Нахум... нет, ты глянь, глянь! Видишь? Вон тот старый медведь... Щас как даст тебе... по загривку! Враз это... язык себе откусишь!


Нахум бросил на Хабаккука испепеляющий взгляд и презрительно фыркнул, но голос понизил:


— Вы слышали последние слухи?


Маттиас поморщился — ему все это совсем не нравилось. Развлекаться, распространяя мерзкие слухи и сплетни... члену гильдии Писателей такое не пристало!


Таллис, черно-белый крыс-морф, обычно тихий и молчаливый, наклонил кудрявую макушку над столом и заговорщицким тоном проговорил:


— Я тут недавно слышал про него кое-что интересное! Кое-кто шепнул мне по секрету, что Лис — наемный убийца, получивший неудачный контракт. Иначе почему его обнаружили у ворот Цитадели чуть живого, истекающего кровью после нескольких ударов ножом, а вокруг не было ни души? Это я в смысле — много ли людей приходит сюда добровольно, а?


— Ну... пекарь Грегор пришел сам, — напомнил Маттиас.


— Кто бы спорил! А ты знаешь, сколько ему заплатили? — уточнил Таллис.


— А... кто такой Грегор? — спросил Мишель.


Чарльз посмотрел на юношу:


— Грегор — пекарь, сейчас капибара-морф. Когда три года назад в Цитадели умер пекарь, ни один из его учеников не был готов занять его место. А Грегор уже тогда был весьма известен, хоть состоял пекарем у какого-то мелкого барончика в северном Мидлендсе. Лорд Томас Хассан предложил Грегору место придворного пекаря, а тот, зная, что с ним произойдет в Цитадели, настоял на хорошей оплате... очень хорошей.


— Вот именно! — высказался Нахум. — Таллис совершенно прав! Всех, кто пришел сюда по своей воле, можно посчитать по пальцам! И даже ноги не понадобятся, лап хватит!


— И все равно! — гнул свое Маттиас. — Наемный убийца? Окститесь, коллеги! Неужели вы и в самом деле считаете что Лис Куттер мог кого-то убить?


Нахум фыркнул:


— Чарльз, с каких это пор ты стал судить по внешнему виду? И вообще, на себя посмотри! Да-да! Что там произошло в подвале, а? Саулиус еле жив остался после встречи, не с тобой ли?


Чарльз недовольно поморщился и принялся ожесточенно грызть палку.


— Разговор сейчас не об этом! — немного успокоившись, сказал он. — Вы все распространяете ложные... хорошо, хорошо, — заметив возмущенно привставшего Таллиса, поправился Маттиас, — непроверенные слухи о нашем товарище, таком же защитнике Цитадели, как и все мы. И я нахожу такое поведение крайне неприятным!


Хабаккук перегнулся через Мишеля, и похлопал Маттиаса по плечу:


— Эй, Чарли, ты это... да не волнуйся ты так! Мы же сами-то так не думаем... А ведь могло быть, а? Ну могло, признайся!


Кенгуру плюхнулся обратно в кресло, лениво почесал бедро лапой и добавил:


— И я кое-чего тоже того... слышал. Мол, его прогнал какой-то граф. Или лорд... В общем, важная птица. Не помню за что, но прогнал!


— Зачем тогда было тащить его за тридевять земель, чтобы бросить перед воротами Цитадели? — хмыкнул Таллис. — Не проще ли банальнейшим образом выгнать вон? И вообще — когда он тут появился?


— Года два, пожалуй, — ответил Маттиас.


— Я прибыл примерно в то же время... — Нахум глубоко задумался, прижав уши, и потирая лоб. — Или чуть раньше?


— Чуть раньше, — уточнил Таллис. — Мы все уже были здесь, а ты как раз изменялся.


— Меня здесь не было, — напомнил Мишель, возмущенный тем, что его забыли.


— О, да, конечно, только не ты! — ухмыльнулся Таллис.


— Однако я все еще придерживаюсь версии, что Куттер — наемный убийца! — упрямо заявил Нахум.


— Бред! — вновь запротестовал Маттиас. — Это бред! Никакой Лис — не...


БАХ!!!


Неслышно появившийся за спинами компании медведь грохнул кулаками по столу между Нахумом и Таллисом.


— Маттиас прав. Куттер — не убийца! — злобно прорычал он. — А вы двое... языки повырываю! Ясно вам?!


Высказавшись, Крис так же бесшумно вернулся к своему столу. Глядя вслед медведю, Маттиас сделал большой глоток медовухи, а Таллис и Нахум все сидели, как будто боясь шевельнуться. Наконец, переглянувшись, они уставились на остальных.


— Я же говорил! — сказал Маттиас, платком вытирая медовуху с носа и усов.


— Ох... Дааа... Поздновато уже. Пойду я, пожалуй, — Нахум допил кружку, неспешно поднялся с места и удалился.


— Наверно я тоже лягу спать пораньше, — поддакнул Таллис, выбираясь из-за стола и следуя за лисом.


Хабаккук покачал головой:


— Ух, ты... похоже, слухи малость это... вышли из-под контроля, а?


— Точно, — согласился Маттиас, отпивая еще медовухи. Потом он отставил кружку и посмотрел на кенгуру в упор. — Итак, когда ты допишешь обещанную историю? Прошло уже три года с тех пор, как ты ее начал, знаешь ли!


Задумчиво пошевелив ушами, Хабаккук сказал:


— Ну... знаешь же... другим надо помочь, потом еще праздник этот, вот-вот за хвост ухватит... и... еще всякое...


— Угу, понятно, — ехидно заметил Маттиас. — Очередной список отговорок!


Чарльз уже и не чаял увидеть историю Хабаккука законченной, точно так же, как не надеялся победить Коперника на бильярде. Поэтому он продолжал медленно пить медовуху, перемигиваясь с Мишелем, и краем уха слушая фантастические оправдания Руу...


* * *


Выпив слишком много медовухи, и выслушав слишком много пустой болтовни, Маттиас поздней ночью покинул «Молчаливый Мул». Однако покинув таверну и позабыв давным-давно ретировавшихся болтунов, Чарльз не смог забыть их разговора и теперь его возбужденное выпивкой и слухами воображение начало выдавать версии появления Лиса Куттера в Цитадели. Одну за другой, и с каждым разом все фантастичнее и невероятнее.


Наконец, пройдя половину пути до своей комнаты, Чарльз решил, что просто обязан узнать правду, иначе не сможет уснуть. Так и будет ворочаться, обуреваемый мыслями и сомнениями... А еще он непременно должен положить конец всем этим сплетням и домыслам, цену которым, крыс уже испробовал когда-то на собственной шкуре. А способ отделить правду от вымысла он придумал только один — спросить лиса-библиотекаря лично.


Остановившись посреди коридора и немного подумав, Маттиас решил, что искать Куттера надо в библиотеке. Тот, похоже, и в самом деле почти не покидал ее стен, и по слухам даже спал под столом в читальном зале — как настоящий лис. Еще один бред, распространяемый известно кем... но опять же, Лис так мало рассказывал о себе, что отличить явный бред от правды было просто невозможно. Вот и появлялись слухи один фантастичнее другого.


Однако, войдя в библиотеку, Чарльз не нашел Лиса на его рабочем месте — конторка библиотекаря была пуста. Зато откуда-то из глубины книгохранилища доносилось звучное, хоть и не слишком мелодичное сопрано. Немного поплутав среди высоченных (в три человеческих роста) книжных стеллажей, крыс нашел все-таки источник звука.


Стоя на приставной лестнице где-то под самым потолком, Лис аккуратно расставлял книги на полке, одновременно напевая что-то на незнакомом языке.


Немного постояв, Маттиас громко кашлянул, привлекая внимание библиотекаря.


— О? Привет, Чарльз! — оглянувшись через плечо, Лис улыбнулся ночному посетителю и, поставив на полку последнюю книгу, начал спускаться. — Чем могу помочь?


Чарльз сглотнул вдруг пересохшим горлом и понял, что чуточку нервничает при виде спускающегося к нему скалящегося хищника.


— Хм, да... вообще-то ничего особенного. Меня просто кое-что заинтересовало... и я подумал — может быть, ты сможешь меня просветить


— Вполне возможно, — кивнул Лис. — Но подожди, я сейчас спущусь.


Быстро сбежав вниз, Лис остановился, возвышаясь над прислонившимся к книжной полке Чарльзом. Крыс вообще-то уже привык, что почти все хищники-морфы смотрят на него сверху вниз, но все же ему было немного... неуютно.


— Так что ты хотел спросить?


Чарльз потупился. Он заранее чувствовал себя виноватым, и уже начал колебаться — а стоило ли вообще идти сюда и совать нос в чужую жизнь? Уж Чарльз-то знал, каково это... проклятая медовуха... это она возбудила его любопытство и заставила прийти сюда... Впрочем, поворачивать назад поздно — он уже встал на этот путь, надо идти до конца.


— Сегодня я ужинал, и беседовал с коллегами-писателями. Ты должен знать их — это Таллис, Нахум и Хаббакук.


— Хм... — Лис потер ухо, вспоминая. — Да, я их знаю. Особенно последнего. Требует все новые и новые трактаты о хирургических операциях на черепе. Причем от объяснений, зачем ему это надо, увиливает!


Чарльз пошевелил усами:


— Наверное, хочет пересадить себе немного мозгов... Но речь не об этом, а о состоявшемся разговоре. Говорили же эти трое на тему... вот как раз тему их разговора я и счел достаточно тревожной. Надеюсь, ты сможешь развеять мою тревогу.


— И о чем же они говорили? — спросил лис, подняв уши стоймя и пристально глядя на Чарльза.


— Главной темой разговора был ты. Лис, они обсуждали блуждающие по Цитадели последнее время тревожные слухи... очень тревожные... хотя я не думаю, что в них есть хоть капля правды, поскольку немного тебя знаю. Случившийся поблизости Крис также «уверил», что слухи ложны, и призвал прекратить их распространение. Причем сделал это весьма, кхм... убедительно.


Лис усмехнулся краешком губ:


— Представляю... но какие именно слухи?


— Слухи о том, что ты — бежавший от ответственности наемный убийца, — мрачно сказал Маттиас, касаясь палки для грызения, однако не поднося ее к резцам. — Это самый худший вариант... впрочем, другие были немногим лучше.


Помрачневший Лис медленно кивнул.


— И теперь я хочу спросить — как и почему ты на самом деле оказался в Цитадели?


Наконец задав мучавший его вопрос, крыс вытащил из петли на поясе палку и принялся ее грызть.


Лис вздохнул, и присел на ступеньку лестницы:


— Чарльз, у всех есть тайны, каждому приходится что-то скрывать. Кому как не тебе знать это...


Резонный ответ. И правда, кому же еще знать о тайнах и секретах, как не члену черного круга общины Сондески... Возможно, подумав, Маттиас смог бы придумать какие-то неотразимые аргументы, — но Куттер, повернулся и начал подниматься по лестнице, давая понять, что не собирается продолжать разговор.


Почесав уши и пригладив усы-вибриссы, крыс поплелся к выходу из книгохранилища.


«О чем я только думал? Ожидал, что выслушав несколько слухов, Лис тут же выложит всю свою жизнь, как на духу? Ха-ха! Больно ему оно надо! Это все медовуха... будь она неладна!»


— Чарльз, подожди!


Обернувшись, Маттиас наткнулся на задумчивый взгляд лиса:


— Ты правда хочешь знать, почему и как я сюда попал?


— Да! — ответил Чарльз, глядя прямо в глаза Лису.


— Я скажу тебе... но в ответ я хочу узнать, что случилось в подвале с тем рыцарем, Саулиусом.


Крыс с шипением втянул воздух сквозь зубы и яростно вгрызся в палку. Несколько ударов сердца они с Лисом соревновались взглядами, потом Чарльз медленно опустил лапу:


— Это будет... справедливо.


— Еще бы! — горько усмехнулся Лис. — Но давай перейдем в мою комнату. Нам предстоит долгий разговор, не вести же его на лестнице между стеллажами!


Комната Лиса оказалась совсем рядом с библиотекой, практически в двух шагах.


Проведя Маттиаса внутрь, Куттер разжег камин, придвинул к огню пару кресел и, подвесив над огнем котелок с вином, уселся в кресло.


Подождав пока Чарльз устроится, Лис поправил дрова в камине, сыпанул в котелок с подогретым вином специй и, добавив меда, помешал ложкой...


— Тяну время, — кисло сказал он Маттиасу. — Я так привык таиться от всех и каждого, что перебороть себя... непросто. Но мне нужно хоть кому-то рассказать эту историю... она тяготит душу, и рано или поздно утянет меня во тьму, если...


Язык лиса скользнул по губам, и нервно сжимая когтистые лапы, Куттер откинулся на спинку кресла.


— Что ж... Начну. Когда десять лет назад я пришел на эту землю, я не знал и не имел ничего. Люди, культура, даже язык — все было чуждым. Мне некуда было пойти, я был совсем один, настоящий чужак. Однако я был молод, энергичен, и льщу себя надеждой — немного умен, потому быстро научился выживать на задворках городов и деревень. Жил за счет отбросов, нищенствовал, побирался... дрался с такими же, защищаясь и отбирая чужое... охотился и воровал, если мог. Но прежде всего я учил язык. Язык, людей, общество...



Вино в котелке покрылось пеной. Сняв с огня готовый глинтвейн, Лис процедил его сквозь тряпицу, и разлил по кружкам, оставив котелок у огня, чтобы тот не остыл.


Отхлебнув из кружки, он продолжил:


— Итак, язык... ключ к любому обществу — его язык. Научись говорить правильно — и у тебя появится шанс. Не возможность, нет — всего лишь шанс, — но даже это много... для нищего. И я слушал, вслушивался, сопоставлял, знакомился. С другими уличными крысами, с крестьянами, с приказчиками, с торговцами победнее. Ну, знаешь — подай, принеси, выброси, держи-монетку-видел-чего? Видел... и мог подсказать... иногда. Мог толкнуть, ударить... и знал, кого просто толкнуть, а кого — ударить так, чтоб сам не встал. И меня... заметили. Кто-то из местных решил дать мне шанс.


Прервав рассказ, Лис снова отхлебнул из кружки. Воспользовавшись паузой, Маттиас спросил:


— Думаешь, тебя вели?


— Возможно, — не стал отрицать Куттер. — И я даже знаю, кто мог это делать... а возможно и делал. В общем, я смог устроиться на работу смотрителем. Или, говоря по-простому вышибалой и охранником. Людей, имущества... охранял лавки торговцев, дома богачей. Несколько месяцев даже присматривал за местным храмом последователей Эли. Отец-открывающий пути научил меня читать и писать... хорошее было время! Два года я прожил так, почти счастливо. Но потом в одночасье все изменилось. Я оказался как в центре урагана — вокруг прошла целая полоса странных происшествий, проблем и таинственных смертей. Никто и никогда не обвинял меня... прямо, но мыслям не прикажешь, и языкам тоже...


Воспоминания о прошлом, ушедшем и безвозвратном, заставили Лиса задуматься и замолчать на пару минут. Наконец, допив уже остывший глинтвейн, он долил в кружку еще горячего из котелка. Коротко глянул на сосредоточенно ожидающего продолжения Чарльза, Куттер продолжил рассказ:


— Да, слухам рот не заткнешь... а они говорили, что убийца — я. Что ж... так тому и быть! И когда меня нашел... «ночной мастер», я уже был готов ко всему. О да... «ночной мастер»... Он был видным человеком. Уважаем в местном обществе, богат, известен. С одной стороны. И в то же время — мастер своего дела. Мастер-убийца. С другой. Он искал ученика, и выбрал меня. А я... я ухватился за выпавший шанс, посчитал его ключом к чему-то... к приличной жизни? Это тоже. И стал преступником. Это оказалось совсем легко!


Его рассказ был прерван раздавшимся резким треском — Чарльз прокусил насквозь палку для грызения. Отложив ее, Маттиас вцепился дрожащими лапами в кружку, выпил залпом, и некоторое время глядел в тлеющие угли, успокаивая разбушевавшиеся мысли. Потом высказался:


— Да... это так просто... шагнуть во тьму. Открыть дорогу смерти и страху, дать им путь в свое сердце... и я... я тоже сделал такой шаг... в свое время...


Какое-то время в комнате царила тишина, лишь потрескивали в камине прогоравшие угли. Поворошив их, Лис подбросил еще дров, долил опустевшие кружки, и продолжил:


— Может быть. Я знал, что это неправильно, но мне было все равно. Я хотел хорошо жить... и все прочее поблекло перед этим желанием! — он горько усмехнулся, словно это была мелочь, незначительный пустяк.


Чарльз кивнул:


— Я понимаю. Продолжай.


Прежде чем продолжить, Лис отхлебнул глинтвейна и облизнул губы.


— Я хорошо учился, и уже вскоре превосходно выполнял задания, самостоятельно убирая малозначащие цели. Так что теперь на моих руках кровь более чем дюжины человек...


Какое-то время все шло прекрасно. А потом, примерно за месяц до моего прихода в Цитадель, все опять изменилось. Мне поступило очень выгодное предложение. Клиент пожелал убить одного... очень известного человека. Он вскоре проездом должен был появиться в нашем городке. Причина была... причина была. И причина веская. Просто удивительно, как много злодеяний смог совершить этот... «рыцарь». Для всех он был героем, мне же была открыта иная сторона его жизни. Открыта кем-то, кто слишком много знал... и кто решил наказать этого «рыцаря».


Что ж... он стал моим последним. Последним, убитым мною. И я знал, на что иду. Для всех вокруг он был героем, светочем истины и самоотречения. Человеком, чья смерть будет отомщена. Я знал, что меня найдут. Рано или поздно. И я бежал.


— Я бы сделал иначе... — хмыкнул Маттиас.


— Да? В самом деле? И как же? — криво усмехнулся Лис Куттер.


— Ну... я бы попробовал возглавить расследование убийства. И пресек бы нежелательное развитие событий.


— Ха! — откинувшись в кресле, Лис потер лапами уши, потом взял кружку, и ткнул ею в сторону Чарльза. — Тебе, похоже, тоже есть о чем рассказать! Жаль, что такая идея не пришла мне в голову тогда. Но, в конце концов, тот путь привел меня сюда. А ведь до того я уже думал о Метаморе... да-да! Я заранее обдумывал, где можно укрыться так, чтобы меня никогда не нашли. Или, скажем так, не стали искать. И даже найдя, сто раз подумали, стоит ли идти следом.


Цитадель идеально подходит для человека, пожелавшего исчезнуть. Исчезнуть совсем. И я пришел сюда. Пришел ночью, тайно... несколько дней наблюдал за патрулями, изучая маршруты. А когда представился подходящий момент, я встал у главных ворот, взял нож и... вонзил. Себе. В живот. Пять. Раз.


С каждым словом Лис ударял себя в грудь кулаком, а Чарльз вздрагивал при каждом ударе.


— Потом я отбросил нож далеко в сторону, и закричал, падая на ступени. К сожалению, а может быть и к счастью, падение оказалось чрезвычайно неудачным, так что к ножевым ранам добавился перелом и ушибы. Но уже через несколько мгновений меня нашли, и естественно, доставили в Цитадель. Раны оказались достаточно тяжелы, лечение, даже с помощью магов, шло медленно, а учитывая еще и те дни, что я провел у стен, следя за патрулями... придя в себя, я уже знал, что останусь здесь до конца жизни.


Лис вздохнул.


— Я оставил позади ту жизнь. Оставил все, даже деньги... хотя кое-что я все же припрятал, — признал он с легкой улыбкой. — Надеюсь, за прошедшие годы я изменился не только внешне — ведь я шел сюда, надеясь оставить все в прошлом... и думаю, мне это удалось.


— Ты жалеешь о том, что сделал... или наоборот, не сделал? — спросил Чарльз.


— О чем-то да, о чем-то нет, — пожал плечами Лис. — В любом случае, прошлое ушло. И нет туда пути. А будущее... мне кажется, я все-таки сошел с той дороги. Я все еще могу убить, но я не стану делать этого за деньги. И я нашел свое призвание. Свое место в жизни.


— Библиотека? — поднял брови Маттиас.


— Да, библиотека, — подтвердил Лис. Потом взглянул на крыса, и глаза его сверкнули. — Ну вот, я рассказал о себе, теперь твоя очередь. Так что же произошло в том подвале?


Сунув остатки палки для грызения в петлю на поясе, Маттиас откинулся на спинку кресла, поправил хвост, обвившийся вокруг ноги, несколько мгновений разглядывал горящие дрова в камине... и наконец заговорил:


— Как и ты, я родился не в Мидлендсе. Я приехал сюда с далеких южных земель. Путь оттуда далек и опасен... Зимы там куда теплее здешних, собственно, можно ли их вообще назвать зимами? На моей памяти в долинах снег выпал лишь раз. Мы видели его высоко в горах, и даже ездили за ним, продавая богатым горожанам...


Сделав паузу, чтобы отпить еще теплого глинтвейна, Чарльз продолжил:


— Мы жили обособленными племенами, единого народа и государства, как здесь, не было. В каждом племени были свои обычаи и своя магия. В моем племени тоже была своя... наверно можно назвать это школой магии, хотя на школу это не тянет. Так... начальный класс.


Маттиас опять остановился, задумавшись. Как много он может сказать? Все же было кое-что, чего он не мог рассказать никому. Сделать это означало умереть... даже покинув общину Сондески, он не мог раскрывать их секреты... Стоп, А может быть... он уже сказал достаточно? Пусть Куттер думает, что это была родовая магия!


— И именно ее ты и применил там, внизу? — не утерпел Лис.


Маттиас пожал плечами, не утверждая, но и не отрицая. Потом продолжил:


— Только вот... понимаешь, она действует не так как магия Магуса или Пости. Это скорее даже вообще не магия... О демон, как же тебе объяснить... м-м-м... это такая... нет, все-таки магия, которая концентрирует и увеличивает мои физические усилия. Получается, что я могу ударить сильнее, чем сумел бы, используя только мускулы. Именно благодаря ей я смог прокусить окаменелую деревяшку. Ты, наверное, слышал, как я сделал это, примерно месяц назад?


— Было дело, — кивнул Лис. — Фил упоминал.


— Примерно тоже самое случилось там, внизу, с сэром Саулиусом. Я применил самый минимум силы, только чтобы оттолкнуть его... во всяком случае, я хотел применить самый минимум. Но испугавшись и разозлившись, немного не рассчитал, и чуть не убил старого рыцаря. Собственно, я его практически убил — только кираса его и спасла. Так что моя ладонь — это смертоносное оружие. Если я захочу, то могу одним ударом переломать кости кому угодно. Вот только я не хочу... потому и стал пацифистом. Потому что знаю — если сойдусь с кем-нибудь в поединке, даже учебном — то обязательно использую магию. Не специально, нет — просто непроизвольно... И убью его.


— Ты мог бы стать разведчиком. Такая сила может быть весьма полезна... хм...


— Вот именно, хм. Против лутинов она не нужна. Лутина практически любой воин прибьет одним ударом — если попадет. Других противников поблизости пока нет, а против стрелы, копья или меткого выстрела из пращи моя магия бессильна. Нет, если придет беда, я не брошу оружие и не побегу. Если понадобиться защищать Цитадель от врага — только скажите. Но до того момента я предпочту заняться чем-то исключительно мирным.


— Как странно... ты обладаешь силой, которая практически бесполезна против врага, и в тоже время смертельно опасна во время тренировок с союзником. Парадокс! Ну и странной же магии тебя обучили! — ухмыльнулся Куттер.


Маттиас чуть расслабился. Кажется, ему удалось увести разговор от опасной темы, не солгав, и в то же время, избежав упоминания о Сондески... Как хорошо, что выпив много медовухи, он все же не перебрал! Иначе кто знает, что он мог бы разболтать сегодня!


— ... но кроме этого я хотел бы знать кое-что еще, — все это время Лис продолжал что-то говорить, но уловил Чарльз лишь окончание вопроса. — А именно, как ты попал в Цитадель?


О, демон!!! Чтобы ответить на этот вопрос ему придется пройти по узкой тропке над бездной. Да, Лис заслуживает правды... но правду он услышать не может ни в коем случае! Значит, придется говорить так, чтобы и не солгать и не поведать лишнего...


— Я не могу рассказать тебе все, — осторожно начал Маттиас, — но только кое-что. Еще на родине я вступил в одну общину, суть и цели которой можно обозначить термином «тайная власть». Методы её... скажем так, очень напоминают методы твоего «ночного мастера». Зачем я туда вступил... сам понимаешь — хотелось власти, денег, женщин... Хорошей жизни и быстро.


— Похоже, наши истории очень схожи! — горько усмехнулся Куттер.


— Что поделать... в конечном счете, все истории схожи, разве не так? Родился, жил, умер... разница лишь в деталях. Но не будем отвлекаться. Прошло время, я пожелал покинуть общину и мне это удалось. Правда, в моем случае покидал я ее не торопясь, обдуманно, и думается, устроил все вполне надежно. А Цитадель... Нужно ли говорить, что конечная цель была аналогична твоей? Исчезнуть. Совсем.


Некоторое время в комнате царила тишина, прерываемая лишь затухающим потрескиванием прогоревших углей в камине.


— Что ж... наверно мне нет смысла спрашивать о подробностях? Так же как напоминать, что не стоит рассказывать мою историю на каждом углу? — оторвав взгляд от подернувшихся бурым пеплом углей, Лис пристально посмотрел в глаза Чарльзу.


— У меня нет ни малейшего желания болтать о чем либо, услышанном от тебя сегодня, — церемонно ответил Маттиас.


— Хорошо, и... взаимно, — кивнул Лис. — В некотором смысле, я даже рад, что смог рассказать тебе свою историю. Как будто сходил на исповедь... пусть немного, а все же легче.


— Может мне стоит попытаться пригасить излишние слухи, если они будут ходить по Цитадели и дальше? — предложил Чарльз.


— Нет смысла. Отрицать их — лишь привлекать к себе внимание. Пусть говорят. Впрочем, если ты сможешь поддержать Криса... — на этот раз Лис улыбнулся всей пастью и даже ушами. — Он бывает на редкость убедителен.


Маттиас тоже улыбнулся, выбираясь из кресла и начал прощаться:


— Полагаю, на этом все. В конце концов, уже не просто поздно, — уже почти рано! Да, кстати, я увижу тебя на Фестивале?


— М-м-м... я не очень люблю компанию... — поморщился Куттер.


Чарльз вздохнул:


— Ну, значит, увидимся в понедельник... я принесу тебе рассказы Гильдии на хранение.


— Хорошо, до понедельника! — согласился Лис, провожая Маттиаса до двери.


Выйдя за дверь, Чарльз подошел к открытому окну. Прохладный ночной ветерок взъерошил крысиную шерсть, пробрался под нее, захолодив уши и бока...


Крыс обхватил себя лапами, удерживая выдуваемое тепло. Ветер с холмов, с Барьерных гор... Вот и кончилось лето, подступила осень. А за ней шагает зима...


Впрочем, это будет еще не скоро, а пока есть и другие вещи, — куда приятнее и интереснее. К примеру, завтра ему и прочим директорам гильдии Писателей предстоит отобрать победителей конкурса. А лично Чарльзу придется как-то ухитриться пропихнуть леди Кимберли в список гостей на субботний прием. И наконец, грядет Лунный Фестиваль!


Тоже неплохой повод для оптимизма, не так ли?


* Почти 91 кг.


** Примерно 2 м 13 см.


История 30. Прогулка


Маттиас почесал когтями подбородок, внимательно изучая положение шаров, лежащих на зеленом сукне бильярдного стола. Он проигрывал четыре шара Копернику, но теперь был его ход, так что если хорошенько прицелиться и точно ударить, то может быть, может быть... он сможет «взять» игру!


Коперник, ящер-морф, двухсот фунтов* веса и семи футов** роста, стоял у другого края стола, рассеянно поглаживая кий когтистыми лапами. Его чешуйчатые пальцы то сжимали полированную поверхность, то вновь расслаблялись.


Маттиас, прошелся вперед-назад, машинально приподнимая хвост из под ног. За прошедшие годы крыс-морф уже практически забыл, как поначалу наступал и садился на самую чувствительную часть нового тела... Болезненное было время. Впрочем, в той или иной форме, через это прошли практически все жители Цитадели Метамор.


Еще раз внимательно осмотрев стол, Чарльз погладил кий, ощупывая и запоминая твердость лакированной древесины, мельчайшие трещинки, неровности и задиры. Он хотел выиграть эту игру, очень хотел. А еще выиграть нужно было быстро — или столь же быстро проиграть, поскольку на вечер у него были другие планы. Исход игры сейчас зависел от нескольких удачных ударов, и на стороне Маттиаса был опыт, глазомер и точность. Вот только на стороне Коперника была удача — по общему мнению, он был везунчиком. К сожалению, не только, — он очень хорошо «чувствовал» игру, почти столь же хорошо, как Маттиас. Результат оказывался вполне предсказуем — Коперник по сути никогда не проигрывал. Иногда проходил по самому краю, но...


И Чарльз хотел прервать эту безупречную полосу, не столько желая выиграть, сколько пытаясь развенчать одного заносчивого ящера, с легкой ухмылкой смотрящего сейчас на крытый зеленым сукном стол!


Маттиас бросил сумрачный взгляд на соперника, и вдруг ясно представил, как инстинкты ящера тихо-тихо шепчут Копернику, что крыс-морф может стать вкусной, хоть и маленькой закуской... Пригладив вздыбившуюся на загривке шерсть и уняв дрожь в пальцах, Чарльз пару раз глубоко вдохнул. Перспектива стать чьей-то пищей нравилась ему... не очень.


Сделав еще один глубокий вдох, он осмотрелся вокруг, проверяя, не помешает ли кто-нибудь его игре. «Молчаливый мул», со всеми его залами, ответвлениями, боковыми зальчиками и кабинками, пожалуй, мог бы вместить десятую часть населения Цитадели. Впрочем, полон зал был в редчайших случаях. Вот и сейчас — занято было не более трети мест большого зала. Кто-то ел, кто-то выпивал, кто-то просто проводил время в праздной болтовне, слоняясь от одного столика к другому. Возле пылающего камина как обычно собрались любители хорового пения — в основном волки и собаки-морфы. Один из них как раз выплеснул в камин вино из чаши, пламя возмущенно взвилось, саламандра, до того дремавшая в пламени зашипела и плюнула в обидчика струйкой искр, бесславно угасших на каменном полу. Сквозь общий шум иногда проскальзывали обрывки разговоров да торопливые звуки шагов — служащие Донни, на диво расторопно разносили вино и еду клиентам...


Установив табуретку-подставку, Чарльз занял позицию, еще раз мысленно взвесил предстоящий удар. В это время весь шум, топот и прочие помехи как будто отодвинулись, исчезли где-то за спиной, остался только кий в когтистых лапах и шар, который пойдет так, как нужно и никак иначе, а потом исчез и шар и даже стол, вернее это сам Маттиас стал шаром и он знал, как ему покатиться и...


Удар!


Ударный шар разбил пару — один ушел прямо в дальнюю угловую лузу, второй столкнул лежащий с краю в дальнюю боковую, а ударный вернулся к Чарльзу, и медленно закатился в ближайшую к нему среднюю лузу.


Коперник одобрительно крякнул:


— Эк ты их! Да-а... Три шара разом. Оно и понятно — четверть часа выцеливал!


Чарльз довольно протер лапой жесткие усы-вибриссы и, пожав плечами, отошел в сторону. Пришло время немного отдохнуть перед решающим ударом, ударом, который сравняет счет в игре и может быть даже...


— Все еще надеешься побить меня? — ехидно проскрипел ящер-морф. — Зря.


— Ничего не зря! — ухмыльнулся Маттиас. — Сегодня я тебя сделаю!


— Попробуй!


— И попробую! Твое везение не будет длиться бесконечно!


Чарльз фыркнул в сторону радостно оскалившегося ящера и, шагнув к ближайшему столу, налил стакан газированного сока. Обычно, играя с Коперником, он выпивал немного медовухи или сидра, но не сегодня. Нынешним вечером ему предстояло кое-что важное... Так что, кивнув Мишелю, которого они с Копом потихоньку учили игре на бильярде и который сейчас примостился за тем же столиком, Чарльз взял бокал и отпил очередное произведение неутомимого гения Паскаль.


Мишель одобрительно и восхищенно кивнул в ответ, явно впечатленный удачным ударом.


В отличие от осторожного (и везучего) Коперника, который любил просто и надежно закатывать по одному шару за раз, Маттиас предпочитал сложнейшие в исполнении, но куда более эффективные (и эффектные... чего уж там...) снайперские удары, забрасывавшие в лузы по нескольку шаров. Удавались они редко — не каждый раз получалось найти нужную позицию, но каждым удачным ударом можно было заслуженно гордиться. Если бы на этот раз удалось провести, хотя бы еще пару таких удачных бросков...


Отпив еще сока, Маттиас внимательнее взглянул на Мишеля. Его изменение движется медленно, но верно. Правда, лицо юноши все еще не затронуто и форма головы практически не изменилась; но его уши, все еще округлые, уже начали покрываться мехом, почти такой же мех уже закрыл спину и, насколько мог видеть Маттиас, грудь тоже. Но более никаких изменений видно не было, и все еще было неясно — кем же именно Мишель, в конце концов, станет. В принципе еще оставался шанс что он станет крысой... Правда Чарльз сомневался, что юноша обрадуется такому изменению... Увы, его высказывания не оставляли сомнений. А жаль, потому что из Мишеля вышел бы здоровенный и сильный крыс. Крыс-деревенщина... Ха!


Вернувшись к бильярдному столу, Чарльз передвинул табурет-подставку в нужную позицию. Этот выстрел будет простым. Прямой удар, первый шар у центра стола, второй у самых ворот лузы...


Осторожно прицелившись, Маттиас послал шар точно в цель.


Коперник печально покачал головой:


— Похоже, ты все-таки меня сделаешь, Чарльз...


Маттиас усмехнулся, шевельнул ушами, распушил усы и осмотрел поле. Этот удар будет непростым... Отбой от стенки, чтобы обойти мешающий шар, и в дальнюю лузу... Чарльз широко улыбнулся огромному ящеру:


— Так и будет!


— Может быть, может быть... — ухмыльнулся в ответ Коперник. — А может и не быть! Ты пока еще не выиграл! Ты же знаешь, мне везет!


Маттиас сердито фыркнул. Коперника не зря зовут везунчиком. Но любая полоса везения когда-нибудь кончается, и эту игру ящер проиграет.


Теперь или никогда!


Крыс-морф в очередной раз передвинул табурет, установив его как раз за спиной Мишеля, опять осмотрел стол, расположение шаров... Да! Все верно! Это будет трудный удар. Но если он его сделает, то игру можно будет считать взятой! Правда, если промажет... Этот демон в чешуйчатой шкуре выигрывал так много раз, что Маттиас уже потерял счет.


Но сегодня... О да! Сегодня!!


Чарльз расслабил лапы, глубоко вдохнул, сосредотачиваясь, поставил кий в позицию... В это время позади раздался голос одного из помощников Донни:


— Мишель, твое пиво.


— О! Наконец-то! — ответил юноша. — Сейчас возьму!


Раздался скрип сдвигаемого стула... Сосредоточенный на ударе, Маттиас слишком поздно понял, что происходит. Спинка стула толкнула крыса под локоть и...


Чарльз смазал удар!


— У-у-у-у-у!!!!


Шар прокатился по столу, впустую толкнул другие шары... Да нет! Не просто впустую! Как будто специально, шары раскатились в идеальную для удара позицию!


Волею судьбы...


— Ой... Чарльз... Прости, пожалуйста... — схватился за голову Мишель.


— Ох-х-х... — выдохнул Маттиас, кладя кий и отходя от стола.


Коперник тем временем наклонился над столом и спокойно положил шар в угловую лузу.


Чарльз еще раз вздохнул. Похоже, ему не суждено выиграть у этого большого ящера... это судьба. Он посмотрел на Мишеля, огорченно дергавшего ушами:


— Ладно... Чего уж там. Будет и другой раз...


— Чарльз, ты хорошо играл! — сказал Коперник, отходя от стола. — Я и вправду думал, что ты наконец-то выиграешь.


Маттиас церемонно склонил голову и потянулся за своей палкой для грызения. Не та, что ему подарил Фил, на последней встрече, другая. Эту Чарльз сам притащил с дровяного склада, поскольку упавших ветвей, во внутренних садах Цитадели, увы, не нашлось. Погрызя палку и немного успокоив нервы, он опять обернулся к Копернику:


— Тебе и на этот раз повезло. Как всегда.


Коперник широко улыбнулся Мишелю:


— У меня теперь есть собственный тайный агент.


— Я не нарочно! — Мишель полыхнул как маков цвет.


В ответ Коперник зубасто ухмыльнулся и положил на плечо юноше тяжелую когтистую лапу:


— Никто тебя и не обвиняет! Это всего лишь дружеское подтрунивание, мы с Чарльзом просто готовимся к следующей игре, правда, Чарльз?


Маттиас залпом допил остаток фруктового сока.


— Не сегодня, друг мой... — он бросил на друзей многозначительный взгляд. — На вечер у меня другие планы.


Коперник удивленно приподнял брови:


— Что это ты задумал?


Маттиас ехидно прищурил глаза и пошевелил усами:


— Думаю, тебе не составит труда догадаться самому. А теперь прощайте друзья, я должен идти. Мишель, попроси Коперника еще поучить тебя бильярду. Кто знает, может, ты даже побьешь его.


Мишель кивнул:


— А... Да. Попробую. Ну... Как это... А! Желаю удачи, да!


— И передай привет леди Кимберли, — подмигнул Чарльзу Коперник.


Маттиас, недовольно скривился и некоторое время грыз свою палку, нервно подергивая хвостом. Потом не выдержал:


— Откуда ты знаешь?!


— А ты думал, мы никогда не догадаемся? — в очередной раз оскалился Коперник. — Чарльз, ты же знаешь — в Цитадели секретов не бывает! Все видели, как ты меняешься, когда она входит в комнату. А кто не видел, тому рассказали, да еще добавили, как ты увивался вокруг нее на последней встрече грызунов; кроме того, доктор Шаннинг по секрету растрепала всей Цитадели, что позавчера ты писал любовную поэму, прямо на заседании Гильдии Писателей.


Коперник наклонился вперед и громогласно шепнул на ухо крысу-морфу:


— Я считаю, что вдвоем вы смотритесь просто прелестно!


Маттиас скрипнул зубами и поежился. Неужели об этом знает уже вся Цитадель? И как могла Шаннинг видеть его поэму, он же наклонился и загородил ее кучей свитков!.. Ну ладно, он все равно ничего не мог поделать... а кроме того, кому какое дело?! Почему он должен позволить кому-то там разрушить его планы? Да ни за что на свете! Пока никто не крутится вокруг, значит пока все благополучно! Разве что Мишель, вон лыбится во всю рожу, и Коперник, ну такой довольный!.. А еще друзья! Ух!


Маттиас скрипнул зубами, раздраженно куснул свою палку и откланялся:


— Ну, тогда я пойду. Желаю хорошо провести вечер. Вам обоим.


Выйдя наружу, Маттиас вдохнул прохладный вечерний воздух. Скоро, уже так скоро придет осень, опадут листья, затопятся громадные печи, отапливающие целые здания, пожирающие ежедневно возы дров... Их запас на зиму уже сейчас копится на хозяйственном дворе.



Потом упадет снег...


В зимнее время Цитадель окружают нетронутые снежно-белые ковры и тишина. Очень обманчивая тишина. Стоит только углубиться в лес — и вполне можно наткнуться на жуткие свидетельства гибели неизвестных путешественников, до поры скрытые снежным покрывалом... Пропитанный кровью, смерзшийся снег, может лежать неделями, прежде чем его укроет следующим снегопадом или съедят падальщики. Страшная смерть — кровь вытекает из ран, снег скрадывает крики о помощи, а леденящий холод постепенно крадет силы и желание сопротивляться смерти...


Если повезет, то патрульные из Цитадели найдут тебя, услышав стоны.


Если же нет...


Маттиас выбросил из головы мрачные мысли. Он видел много смертей, глупых, героических, странных... и не желал о них думать. В конце концов, несмотря ни на что, Чарльз считал зиму одним из любимых времен года.


Летом слишком много работы, чтобы организовать какие-то серьезные посиделки, а вот зимой... Урожай собран, поля вспаханы, мясо сложено в морозном подвале и тогда, длинными вечерами жители Метамора собираются в таверне или в Гильдии Писателей, чтобы слушать рассказы у огня каминов, или просто сидеть в большой компании...


Даже некоторые крысы-затворники вылезают из подвала — от скуки, или может быть от холода; ведь подземелья Цитадели недостаточно населены, чтобы их отапливать, а теплых полов не хватает, чтобы обогреть наружный пояс подземелий зимой.


Но сейчас в самом разгаре лето, зеленеют листья, цветут цветы в палисадниках и на грядках. И хотя Чарльз сам никогда не занимался работой в саду или на ферме, он знал к кому обратиться... Разумеется, он заплатит фермеру, ибо она слишком ценна и редка, чтобы срезать ее ради простой прихоти...


Он успел вернуться в Цитадель до заката, хотя солнце уже склонилось к горизонту, а значит, ему стоило поторопиться.


Чарльз скорым шагом прошел в свою комнату и, закрыв дверь, стащил испачканный за день камзол. Следом отправились штаны и нижнее белье. Оглядев свое обнаженное тело, крыс-морф взял из шкафа щетку-массажку, и начал расчесывать мех, стараясь достать до самой кожи. Напоследок уделив особое внимание меху на шее и лице, он отложил щетку и подошел к умывальному тазику, возле кровати. Теперь пришло время вымыть ладони, когти и еще одну, весьма заметную часть его тела – хвост.


Опрятный крыс всегда уделяет время гигиене столь важной части тела, Маттиас же очень опрятен. А потому, отмыв руки, он достал из трюмо два небольших полотенца, и хорошенько намочив одно из них, тщательно протер хвост по всей длине — сначала мокрым, а потом сухим.


Чарльз не уставал удивляться гибкости своего тела, — став крысой-морфом он свободно мог повернуться почти назад. Более гибким и юрким телом могли похвастать только молодые кошачьи, да и то не все, не все. Впрочем, подобное тело просто необходимо для нормальной жизни крысы...


Вот и все. Напоследок, бросив полотенца и снятую одежду в корзину, Маттиас открыл шкаф, снял с вешалки мерцающие благородным темно-зеленым бархатом рейтузы с камзолом и аккуратно положил на перину. Потом еще раз осмотрел свое отражение, мельком бросив взгляд на одинокую алую розу, стоящую в глиняной бутылке на трельяже, перед зеркалом... И загляделся. Величественный полураскрытый бутон, полный алых лепестков, покрытый мелкими капельками воды, казалось, любовался сам собой, изящно изгибаясь перед покрытым серебряной амальгамой стеклом. Не прошло еще и двух часов, как ножницы садовника срезали его с ветки...


Надев рейтузы и камзол, Чарльз снова взглянул в зеркало. Темная зелень его наряда великолепно оттенила светло-коричневый мех и желтые глаза. Маттиас любил носить одежду зеленых оттенков и многие соглашались, что она очень ему идет. Конечно, он не настолько франтоват как хотелось бы, но все же, все же... для крысы он выглядит просто великолепно!


Взяв розу из ее глиняной колыбели, он потянулся за палкой для грызения. Но взглянув на нее, остановился: кривая, вся погрызенная, почти неочищенная от коры, она выглядела удивительно нелепо в лапах крыса, разодетого в зеленый переливчатый бархат. Подумав с минуту, Чарльз усмехнулся и подмигнул отражению:


— Спасибо, драный жареный кролик. Твой подарок будет очень кстати!


И достал из трельяжа подарок Фила — отделанную великолепной резьбой кедровую палку для грызения. Фил преподнес ее на встрече Совета Грызунов несколько дней назад. Эта палка была то, что надо! Она отлично выглядела, она приятно лежала в лапах, она будет великолепно грызться, а запах... ах, белая, такая упругая и приятная на вкус древесина кедра...


Сунув палку в ременную петлю на поясе — словно шпагу в ножны, Чарльз положил свиток пергамента во внутренний карман камзола и подхватив розу, вышел из комнаты.


Он шел по Цитадели, гордо подняв голову, распушив аккуратно расчесанные усы-вибриссы, расправив плечи, и его в глазах сверкал огонь. Пройдя под увитой плющом аркой, потом вверх и вниз по каменному мостику, ведущему к воротам в южную секцию Главного комплекса, он с наслаждением вдохнул живые запахи вечера — аромат цветов, земли, еще теплой, нагретой лучами заходящего солнца...


Подойдя к очередной двери, взглянул вверх — небо уже чуточку окрасилось предзакатным багрянцем, кучевые облака висели, как кипы розово-алой сахарной ваты, а легкий ветерок чуть шевелил их обвисшие бока...


«Вечер будет великолепным!» — подумал Чарльз, вновь заходя под каменные своды Главного здания.


И вот, миновав коридоры и лестницы, арки и пандусы, Маттиас остановился у комнаты с меньшим, чем обычно дверным проемом. Остановился, глубоко вздохнул, еще удар сердца посмотрел на мигающие под дверью отсветы, спрятал за спину розу... И постучал.


Послышался шорох торопливых шагов и постукивание когтей, когда хозяйка маленькой комнаты поспешила к двери. Она чуть приоткрыла дверь и удивленно взглянула на роскошный наряд визитера. Потом удивление сменилось легкой досадой — ее собственным непрезентабельным одеянием — а потом улыбкой.


— О, Чарльз, что ты здесь делаешь? — спросила леди Кимберли, рефлекторно покусывая собственную лапу. Похоже, она все еще не привыкла пользоваться палкой для грызения так часто, как требуется грызуну. Возможно, она считала это занятие унизительным... Или неприличным... Хм...


— Я пришел сюда, чтобы увидеть вас леди Кимберли! — Маттиас вынул из-за спины розу и с поклоном протянул ей.


Склонив голову, он застыл на месте, глядя на ее ноги... Как и большинство крыс она ходила босиком — из-за острых и неубирающихся когтей. Правда, другие крысы не ухаживали за ногами и когтями столь тщательно...


Она слегка отступила назад, удивленная и может быть даже чуточку напуганная интимностью подобного жеста. Тем не менее, почти тут же Чарльз почувствовал тяжесть ее лапы, и услышал, как у нее перехватило дыхание.


Он улыбнулся, блеснув глазами, а леди Кимберли бережно осмотрела розу, вдохнула притягательный аромат и даже коснулась ее усами-вибриссами. Ее глаза подернулись легкой дымкой воспоминаний... но потом вдруг заблестели и она улыбнулась:


— О, Чарльз, спасибо! Вы такой милый.


Она шагнула вперед, наклонилась, крепко обняла его и поцеловала. Ошеломленный Маттиас замер... Его сердце радостно затрепетало, душа воспарила куда-то в высь. Ах, если бы...


Но Кимберли уже ушла в комнату, она как раз ставила глиняную бутылку с розой на каминную полку — напротив канделябра с тремя свечами.


Прибыв в Цитадель, она попросила и получила комнату с окном и камином — из внешнего пояса жилых комнат. В комнате Чарльза, находившейся во внутреннем поясе, камин отсутствовал, а окно было, но оно было мутное и находилось... в потолке. Каким образом дневной свет мог попасть в такие окна сквозь монолитные каменные полы верхних этажей и крышу, не смог объяснить даже Магус, все попытки открыть их ни к чему не привели, а разбивать стекло стоившее как иной особняк в деревне, разумеется, никто не рискнул. В принципе, зимой в таких комнатах хватало теплых полов — обогреваемых магическим сердцем Цитадели. Но в самые морозы все же приходилось одевать теплую одежду. Особенно ночью.


Чарльз не стал входить следом, он встал у порога и смотрел, как леди Кимберли поместила розу на каминную полку. Он был совсем не против подождать... и понаблюдать...


Еще раз поправив бутылку и смахнув несуществующую пылинку с полки, Кимберли вернулась к двери:


— Она прекрасна. Спасибо.


— Я рад что вам понравилось, — Чарльз смущенно наклонил голову и замер, не зная, как сказать то, что собирался. Все тщательно подготовленные слова вылетели у него из головы, и он стоял в дверях как... как Мишель. Стоял и смотрел под ноги... Однако же уйти, оставив ее вот так в дверях, он не мог, и наконец, решился:


— Вы не хотите прогуляться, моя леди? Пока еще стоят теплые ночи, можно было бы посмотреть закат. И я хотел бы, показать вам мое любимое место, там удобно и очень красиво...


Она легонько улыбнулась и, приложив палец к его губам, шепнула на ухо:


— Тс-с-с. Отвернись и немного подожди. Я быстро.


И ушла в комнату. Какое-то время из-за прикрытой двери доносились таинственные шорохи, потом свет в щелке у порога погас, и в распахнувшемся проеме появилась, как всегда безупречная и прекрасная леди Кимберли:


— Я тоже люблю смотреть на закат.


И тогда Маттиас предложил ей лапу, а она изящным жестом приняла и они пошли по коридору...


Покинув стены Цитадели, Маттиас повел леди Кимберли к югу-востоку — мимо фермерских хозяйств, мимо садов и огородов, к засечной полосе и дубовым рощам. Первый раз за несколько недель выбравшись за стены, леди любовалась каждым красивым цветком, каждой пролетевшей птицей, как ребенок радовалась летним запахам, приносимым ветерком с полей, даже не замечая, других людей и морфов вокруг, не видя любопытных взглядов прохожих... А Чарльз вдруг ощутил такое щекотное и невыразимо приятное чувство в груди — как будто в этом мире нет никого, кроме них двоих, а им двоим никто более и не нужен... И теперь ловил каждое её слово, значившее для него сейчас куда больше, чем все слова, написанные им самим на бумаге.


Он знал, что она соскучилась по обществу, и очень нуждается в ком-то, кто ценил бы ее, несмотря на ее нынешний облик... Маттиас усмехнулся — сам он считал ее просто очаровательной! Изменившись, Кимберли стала потрясающе красивой крысой, ей только недоставало уверенности в себе. И он хотел, чтобы она тоже знала о своей красоте, и не была так огорчена своим новым обликом.


Правда, сейчас Чарльз был одет по-праздничному, а её тело прикрывали совсем простые брюки и блузка, разумеется, подобранные со вкусом, но... совершенно обыденные. Наверное, в следующий раз ему стоит заранее предупредить её о своем визите... Конечно, ему все равно, даже будь Кимберли одета в дырявые обноски, да хоть в половую тряпку, да хоть даже совсем... Кхм! Он просто хотел, чтобы она была рядом, и была счастлива. Именно это стало для него важнее всего, и он радовался, видя её такой.


А ведь с тех пор как она впервые появилась в его кабинете, в Гильдии Писателей, Чарльз не мог вспомнить и дня, когда бы она вела себя с ним так легко и безмятежно. Нет, она почти всегда была спокойна, но... одно дело спокойствие ледяного монолита, а другое — живой травы под солнцем. Сейчас она... ожила. И своей восхитительной живостью дарила ему такую теплую и окрыляющую надежду... И под действием этого чувства, как снег под весенним дождем таял холодный комок воспоминаний о беде, едва не сотворенной его собственными лапами — об ударе нанесенном им старому рыцарю, сэру Саулиусу пару дней назад. Холод и ужас воспоминаний мучил Маттиаса все это время, ведь он едва не убил одного из своих друзей, одного из членов его крысиной стаи... Пусть даже это была самозащита, но такого вообще не должно было случиться!


Да, он поверил словам Христофора, и после бессонной ночи все-таки сходил к Жрице. И исповедь, которую приняла... Как же ее зовут? Её имя тает в памяти, как лед в ладонях... Жрица. Что ж, она помогла Маттиасу. Спасибо тебе Жрица, чье имя забыто всеми, и спасибо тебе ученый медведь, за хороший совет.


Но исповедь, успокоив душу, не ослабила боль в сердце. И только теперь, увидев Кимберли такой радостной и веселой, оказавшись, как под теплым дождем, под светом ее счастья Чарльз вдруг почувствовал как тает холодный ком неприятных воспоминаний... Он даже забыл о проигрыше Копернику! Более того, впервые Чарльз увидел свет надежды для живущих в этом сумасшедшем месте, в этой безумной Цитадели, надежды, что все они не просто разумные животные или чудовища... а может быть даже что-то большее, чем люди, которыми они когда-то были!


Это место стало последним шансом для многих. Оно позволило им начать заново. Их прошлое, их жизни, остались там, во внешнем мире, давай им шанс сотворить себе другое будущее здесь... лучшее будущее! Конечно, призраки прошлого могут вернуться... но они будут лишь остатками умершей жизни; жизни, которой больше нет.


И мысль о том, что и он, и она — крысы-морфы, лишь наполняла Чарльза большей радостью, потому что теперь он знал — Кимберли уже не выберет кого-нибудь другого, а только и исключительно его!


Наконец они увидели совершенно идиллическое место, на краю небольшого холма, с прекрасным видом на маленькую речку, почти ручеек вблизи и внешние стены Цитадели — вдали. Маттиас направил леди Кимберли к куче валунов возле самого края, помог усесться на один из них и сам сел рядом, осторожно приобняв.


Смеясь, они касались друг-друга пальцами болтающихся ног и сплетали хвосты, наблюдая как багряное солнце медленно опускается за пики Драконьих гор. Медленно плывущие облака розовели, купаясь в последних лучах уходящего светила, а Чарльз и Ким сидели и смотрели на киноварь, залившую небеса.


Когда солнце наконец село, Кимберли прижалась головой к груди Маттиаса, он опустил правую ладонь на её плечо, прижимая к себе, а левой лапой обхватил ее ладони...


Чарльз глубоко вздохнул, наслаждаясь мгновением...


В потемневших небесах одна за другой забрезжили звезды и фонарщик — юркий хорек-морф — промчался сначала по внешней стене Цитадели, потом спустился вниз, к дороге, а следом за ним разгоралась цепочка факелов.


Тем временем из-за Барьерных гор поднялась некоронованная царица ночи — луна. Бросила взгляд на влюбленных, на Цитадель, подсветила волшебными лучами фруктовые рощи и огороды, пустила по глади речушки мерцающую дорожку. Навстречу ей, от реки поднялась туманная дымка, затянула фермерские хозяйства, лес, холмы...


И все вокруг вдруг стало иным, преобразилось как по волшебству. Несокрушимые гранитные стены Цитадели окутались ажурной паутиной беломраморной облицовки. Фермерские хозяйства превратились в немыслимой красоты парк. Дорога, тянувшаяся от ворот, оделась мерцающей плиткой, а на месте смолистых, моргающих неверным светом факелов засияли висящие на ажурных кованых столбиках белые шары.


Мелкая речушка исчезла, на ее месте величаво и неспешно нес свои воды закованный в разноцветный мрамор канал, а лунная дорожка вдруг изогнулась, сверкнула расплавленным стеклом и обернулась хрустальным драконом, выгнувшим чешуйчатую спину над водой.


Куча булыжников, на которых сидели Маттиас и Кимберли, каким-то непостижимым волшебством превратилась в устремленные ввысь колонны изящной беседки, а склон холма — в спускающиеся к изгибу канала и хрустальному мосту ступени...


Кимберли провела лапой по камзолу Чарльза, любуясь отблесками света на мерцающей поверхности ткани. Она наблюдала, как далекий свет волшебных светильников отражается и преломляется темно-зеленым бархатом, рождая почти психоделические оттенки и цветосочетания.


А он заметил, как непроизвольно движутся её зубы, и тоже ощутил желание что-нибудь погрызть. Подумав, Чарльз вытащил палку Фила и предложил ей. Леди Кимберли коснулась палки одним пальцем и легонько оттолкнула прочь:


— Чарльз, она же особенная.


— Я знаю. Но моя леди, сейчас как раз особенный случай, так почему бы нам не разделить её? — Чарльз предложил палку снова, и на этот раз Кимберли несмело взяла свою половинку в лапы, и осторожно начала грызть.


Чарльз хмыкнул:


— Смелее. Она была сделана именно для этой цели. Ну же!


Кимберли заработала зубами энергичнее, Маттиас же взял другой конец палки и тоже начал грызть.


Свет луны мерцал в её глазах, и он потерялся в их чарующей красоте. Они оба грызли одну и ту же палку, их носы приближались друг к другу, все ближе и ближе и ближе...


Чарльз почувствовал ее восторг и удивление необычностью происходящего. Да, он дал ей возможность почувствовать её особенность, её исключительность, и его восторг.


Вскоре, удовлетворив естественное для грызуна желание грызть, леди Кимберли опустила палку и, аккуратно очистив зубы от застрявших щепочек, протерла усы-вибриссы платком. Маттиас сунул палку Фила обратно за пояс, и снова посмотрел ей в глаза. В прекрасные, затягивающие куда-то в неизведанные глубины глаза, сейчас смущенно опущенные. И ожидающие чего-то...


Что ж... Возможно, он сумеет сделать вечер еще немного лучше. Маттиас вынул из внутреннего кармана свиток:


— Я написал это вчера, думая только о тебе, — объяснил он, протягивая пергамент леди Кимберли.


— О, — она осторожно взяла свиток, но тут же протянула назад, — тогда, может быть, ты сначала прочитаешь его мне?


Чарльз глубоко вдохнул, его сердце билось так, что казалось — еще чуть-чуть, и оно разорвется:


— Мне не нужен свиток. Все строки те горят в моей душе огнем! Я их прочту, на звезды глядя, как с листа!


И звездная корона венчала мир в эту ночь и облака застывали на небе, заслушавшись, и луна, яркая и полная охраняла их покой, в те минуты, когда Чарльз Маттиас предложил леди Кимберли свою лапу и сердце...


* Почти 91 кг.


** Примерно 2 м 13 см.

История 31. Особенное утро


Проснуться на мягкой перине следующим утром было наслаждением... Кимберли сладко потянулась, не торопясь выбираться из-под пушистого одеяла. Так хорошо лежать в теплом, уютном гнездышке и вспоминать вчерашнюю встречу с Чарльзом...


Она не понимала, как это случилось, но при мысли о нем в груди возникало что-то теплое и пушистое, а сердце частило...


Он такой милый и заботливый...


Он такой нежный и обаятельный...


Он глядит на нее так...


Очень и очень интересные и даже немного двусмысленные мысли леди Кимберли прервал прохладный ветерок, пробравшийся под тонкое одеяло. Цитадель Метамор, расположенная в узкой седловине, промеж Барьерных и Драконьих гор, первая встречала осень и последняя провожала зиму, во всех Срединных Землях. И сейчас, хоть календарь и говорил о конце лета, но по утрам горы уже дышали холодом.


Кимберли вскочила с кровати и поскорее побежала — закрыть приоткрытое окно, а затем к камину. Вытряхнув из ведра растопку, она сложила ее аккуратной кучкой и сунув туда трут, чиркнула огнивом. Сноп искорок упал на сухой клочок ткани и вот уже в черном провале заплясал маленький огонек. Ей часто приходилось разжигать огонь в камине — сначала для престарелого отца, потом для столь же немолодого мужа, так что огонек вскоре превратился в ровное, теплое пламя.


Немного согрев лапы, она уселась возле каминной решетки, обернув лапы хвостом — розовым, покрытым тонкой белой шерстью и вздохнула... Как бы ни был приятен Чарльз, каким бы он ни был милым и заботливым, она всё равно оставалась крысой. Как можно любить крысу? Маттиас говорил о её красоте, о его симпатии... но она все равно считала себя отвратительной.


Подбросив еще пару поленьев, Кимберли отошла от камина — воздух в комнате уже потеплел. Подойдя к шкафу, она выбрала платье. Пожалуй... сегодня она оденет простое темное котарди* с вышивкой вдоль ворота. Очень простое, почти бедное... Впрочем, не все ли равно, как она будет одета, она не перестанет быть крысой, даже если оденет черный бархат!


— Ох-х-х...


Вздохнув и утерев подступившие слезы, Кимберли глянула в окно. Солнце уже поднималось над восточными стенами Цитадели и утренняя роса, еще лежавшая на газонах внешнего двора, быстро испарялась под его беспощадными лучами. Все вокруг дышало ленивой негой, спокойствием и умиротворенностью.


Впрочем, Цитадель уже просыпалась.


Вот через главные ворота прошла компания фермеров, весело болтающая о чем-то своем. Вот послышались отдаленные удары молота о наковальню, когда один из кузнецов занялся своим делом. Вот с гулом и хлопаньем крыльев приземлился на брусчатку главного двора бронзовый дракон, тут же набежала толпа кошек-морфов, с готовой упряжью, в шестнадцать лап нацепила ее, затянула, взгромоздила на спину Сароша полосатого, отчаянно зевающего тигра-морфа и как по команде исчезла. Дракон тоже зевнул, потянулся и, подергав напоследок ремни, стартовал.


Пройдет всего час, не более, и проснувшаяся Цитадель наполнится шумом, гамом, бурной, суетливой деятельностью, и Кимберли придется покинуть уютное спокойствие её комнаты.


Она не могла бесконечно скрываться за дубовой дверью, и раннее утро было одним из немногих мгновений, принадлежавших только ей и никому более. Только ей и никому. Никому...


Динь-динь-динь-дон-н-н!


Мелодичный перезвон разнесся по двору — в надвратной башне заработал часовой механизм. Сейчас ударит большой колокол...


ДОН-Н-н-н...


Восемь часов от полуночи.


Кимберли встрепенулась — восемь утра! Она еще не одета, а в девять начнется тренировка!


При мысли о ежедневном ужасе, называемом тренировкой, на глаза леди навернулись слезы, лапы нервно скомкали платок и задрожали... Но время шло и осознав, что еще немного и ей придется либо завтракать в совершенно неподобающей манере — торопливо — либо остаться без завтрака вообще, леди Кимберли развернула плечи и глубоко вдохнула. Запятнать себя недостойным поведением?! Никогда!


Закрыв каминную решетку и прихватив кожаные перчатки, Кимберли уже шагнула к двери, но вспомнила, что надо захватить палку для грызения.


Еще один оскорбительный и такой... такой... грубый признак ее нынешней жизни... но Чарльз просил ее поскорее привыкнуть и использовать палку как можно чаще.


Разумеется, просьбы Чарльза более чем достаточно. Пусть эта палка груба и недостойна быть в руках леди, она возьмет ее!


Дрожащими лапами Кимберли насилу выдрала последний болт из мишени, бросила на полку и торопливо утерла набежавшие слезы кружевным платочком. У нее ничего не получалось! Лапы тряслись и болели, арбалет дрожал, мишень расплывалась, наставник — восьмифутовый саблезубый тигр-морф, вдвое выше её ростом грозно нависал, рычал, громыхал, сверлил спину холодным взглядом вечно голодных зеленых глазищ и плотоядно облизывал торчащие клыки... О боги хранители! Её, воспитанную и утонченную леди заставляли тренировать руки и стрелять из арбалета! Как... как какую-то горожанку! А еще взводить его, крутя эту безумно тугую ручку!


Всхлипнув, Кимберли еще раз утерла слезы платочком, собрала тощую кучку болтов с полки и поплелась обратно — на позицию для стрельбы. Опять и опять взводить это безумно сложное устройство, с торчащими во все стороны острыми крючками и стрелять, стрелять, стрелять...


Случайно найденная невдалеке от её комнаты баня (а может и прачечная, леди Кимберли плохо разбиралась в столь приземленных материях) занимала солидный зал и состояла из нескольких маленьких бассейнов с проточной водой — ледяной, холодной, прохладной, теплой и так далее, вплоть крутого кипятка. Бассейны, расположенные вокруг центральной колонны зала и отгороженные друг от друга низенькими (чуть выше трех футов**) стенками из неправильной формы камней, казалось бы, должны были просматриваться со всего зала... Однако же почему-то не просматривались, прячась за облаками пара.


Количество бассейнов тоже никак не поддавалось исчислению. Только обнаружив зал, Кимберли попробовала их сосчитать. Оставив на бортике бассейна с горячей водой губку, она обошла зал по кругу. Трижды. Первый раз она насчитала восемь бассейнов. Вот только вода в бассейне с губкой почему-то была еле теплой... Удивившись, Кимберли обошла круг бассейнов во второй раз, на этот раз, насчитав их десять. Удивившись еще больше, она отправилась считать в третий раз. Теперь губка исчезла вообще и нашлась на дне бассейна с ледяной водой... В совершенно пустом зале...


И вот сейчас, проведя смоченной пенистым настоем губкой по лапам, Кимберли откинулась на стенку горячего бассейна и в очередной раз всхлипнула, уже не сдерживая слез. Проточная горячая вода, чуть пахнущая чем-то приятным, травяным и успокаивающим, приятно омывала онемевшие от усталости мышцы, расслабляла и тихо-тихо журчала что-то хорошее. Но слезы все текли и текли, омывая крысиную мордочку, оставляя дорожки в рыжей шерсти, капая в горячую воду...


Выплакавшись, Кимберли осторожно смыла пенистый настой с лап и потянулась в прохладной, бодрящей воде. Резковатый запах лимонного дерева тревожил мысли, разгонял кровь и заставлял что-то делать. Что-то...


Взгляд её упал на погрызенную палку и усы-вибриссы дрогнули, когда Кимберли подумала о Чарльзе. Она хотела бы, чтобы он проводил с ней больше времени. Она хотела бы привести его сюда. Она хотела бы...


Кимберли вдруг почувствовала пробуждение абсолютно новых чувств. Задавленные строгим воспитанием и жизнью с престарелым мужем, они дремали где-то под спудом и вот сейчас, при мысли о таком симпатичном и приятном джентелькрысе здесь, в этом зале... Что-то так сладко сжалось внизу живота, и горячие ручейки разбежались по телу, путая мысли, вызывая желание, желание... желание...


Нет!


Это непристойно!


Ну... Или, по крайней мере, слишком рано...


Она не может вести его сюда... пока еще не может...


Но, вот кое-что она все-таки может. И сделает!


Выбравшись из ванной и обсушившись махровым полотенцем, Кимберли поспешила наружу, во внутренний двор Цитадели. Через двор и дальше, под аркой, увитой раскрытыми сейчас пахучими вьюнками, через внешний двор и главные ворота, на восток, мимо прекрасных, цветущих ирисов и лилий, омываемая их ароматами, совсем не замечая их, просто проходя мимо.


Она обнаружила, что спускается, по таким знакомым, но таким пустым и заброшенным ступеням, на которых еще вчера каждый шаг дарил неземное блаженство, а сегодня без него...


Разглядев застывшую на краю холма груду булыжников, Кимберли замерла на опушке рощицы. Вчера вечером она сидела на этих камнях вместе с Чарльзом, и луна пела для нее и звезды качались только для них двоих и...


И что-то изменилось. Вот прямо сейчас.


Зачем она пришла сюда?


Она коснулась камней, подаривших ей такие короткие и так быстро минувшие минуты счастья...


Он нравится ей. Он действительно, нравится ей. Но как может он, такой блестящий и элегантный любить крысу?! А может быть он и вовсе не любит ее, а просто хотел утешить?


Кимберли осмотрела себя. В который уже раз, с начала изменения...


Мех. Хвост. Лапы...


Она опять вспомнила облик Чарльза и не смогла не признать, что он симпатичен ей. Что он вообще очень и очень обаятелен... настоящий джентелькрыс!


Даже его хвост казался на месте!


Кимберли взобралась на камень, на то же место, где она сидела вчера, вспомнила вчерашнюю ночь; вспомнила, как он держал ее лапу, как смотрел ей в глаза... Как читал ей поэму...


Это было так необычно, это было так романтично...


Она так хотела, чтобы он был бы сейчас здесь, он отвел бы ее в Цитадель, они вместе вкусили бы обед из сыра и хлеба. Они вместе пошли бы на встречу Гильдии Писателей... или куда там он ходит... она посмотрела бы, чем он там занимается. И может быть, он пригласил бы ее посмотреть его личный ход наружу... За пределы внешних стен. Она никогда не видела этого хода, а он кажется, и не собирался показывать.


Леди Кимберли совсем растерялась — с одной стороны, она хотела быть с ним. Но с другой стороны она боялась его, потому что ей не нравилось быть крысой! Если бы она стала хоть чем-нибудь другим! Пантерой, тигрицей, лошадью... Ах, если бы они оба были лошадьми! Она всегда любила лошадей! Они так грациозны, так очаровательны... так чувственны...


Вот только судьба сыграла с ней злую шутку, выдав взамен лошадиной гривы крысиный хвост!


Кимберли вздохнула, ощущая под собой шершавую поверхность камня, позволив хвосту свободно свесится вниз. Ночью, эти булыжники казались удобным сиденьем. Теперь же стали просто твердым камнем...


Она взглянула на свинцово-серое небо, уже успевшее скрыться за холодными, набрякшими дождем тучами и, поежившись от пронизывающего горного ветра, слезла вниз.


Как бы она хотела начать все заново! Все поменять! Стать другой...


Кимберли вжалась в скалу, содрогаясь от сдавленных рыданий. Она была крысой, и с этим ничего нельзя было поделать. Кимберли уже спрашивала всех, кого только могла — нет ли какого-нибудь способа изменить уже свершившееся изменение, но и маги и алхимики лишь печально качали головами. Они не пытались ее утешать, они просто говорили ей правду... А Маттиас заботился о ней, он пытался развеселить ее, и он заставил её улыбнуться и засмеяться!


Она вскочила на ноги и побежала внутрь Цитадели.


Никогда прежде леди Кимберли не была столь растеряна и никогда еще так не стремилась она увидеть мужчину... Не помня себя, она пробежала запутанные коридоры центрального здания, и как-то очень быстро оказалась возле маленькой двери с красивой аркой.


Немного отдышавшись, она уняла дрожь в лапах и коротко постучала.


Замерев возле двери, Кимберли вслушивалась в тишину, ожидая звука его шагов.


Ответа не было.


Она постучала немного сильнее, позвав дрогнувшим голосом:


— Чарльз? Это я, Кимберли.


Ответа по-прежнему не было.


Он игнорирует ее?.. Неужели он не открывает дверь, потому что не желает видеть ее?!


Силы оставили Кимберли, пораженную до самого сердца этой ужасной мыслью, она задрожала, прислонившись к притолоке двери...


Маттиас, всего лишь пытался ободрить ее... но на самом деле он видел в ней крысу, грязное создание, которым она теперь была... Он не любил ее!


Леди Кимберли рухнула на колени перед его дверью, не в силах сдержать отчаяния и зарыдала — совсем тихо, едва слышно.


Она не знала, как много прошло времени, весь мир вдруг стал для нее пустым, мертвым; все, что имело для нее значение, рассыпалось в прах — ведь его нет здесь для нее! Он не желает ее видеть, потому, что она крыса! И никто, даже остальные крысы не захотят видеть её рядом!


Он видит в ней крысу!


И потому его нет здесь для нее...


— Леди Кимберли! Что вы здесь делаете?! — знакомый голос, внезапно раздавшийся сзади, разорвал окутавшую ее паутину отчаяния.


Она повернула голову, слезы еще стояли в ее глазах, и дыхание ее все еще прерывалось рыданиями:


— Чарльз? Ты?.. Я... Вот...


Потрясенная его внезапным появлением, она не могла говорить связно.


— Я ходил в подвал, проведал наших крыс. Гектора, Саулиуса, других... Что случилось?


Обеспокоенно нахмурившись, Чарльз наклонился вперед.


Не имея сил подняться, Кимберли протянула ему лапы:


— Чарльз! Ох, Чарльз!..


Маттиас ухватил ее и поскорее поднял с пола, крепко прижав к себе.


Она почувствовала, как тепло его тела согревает ее, и её слезы больше не были горьким плачем в одиночестве...


Он любит ее.


И только это имеет значение!


Во всем мире.


Только это...


* Длиннополое платье прилегающего контура.


** Примерно 90 см.


История 32. Все пути


Во тьме лишь тихий шорох лап я тоже с ними мы стая мы сотни глаз и острые носы и мы бежим и под землей наш дом и жизнь и мы идем мы вместе


мы вместе


мы стая


— Нет!!


Деревянные планки кровати испуганно скрипнули, когда лежавший на кровати вскинулся, уставившись широко распахнутыми глазами в темноту, затаившуюся в углах подземной комнаты.


— Нет!.. Нет...


Прижав лапы к бухающему сердцу, Гектор оглядел комнату, зная уже, что увидит...


Привычная мрак подземелья, лишь чуть разгоняемый тусклым светом масляного фонаря, свисающего с кованого штыря. Ледяной холод каменного мешка, немного смягченный приятным теплом шершавых плит пола; уже давным-давно привычное пятно сырости на одной из стен, опять заросшее мхом, и тишина... И одиночество...


Гектор несколько раз моргнул, оглядываясь, вспоминая кто он... И где он...


Единственная скамейка и рабочий стол, с пером, чернильницами и грудой книг примостились в углу, в круге света светильника. Напротив замер шкаф с сиротливо висящими в нем тремя сменами одежды, рядом виднелась маленькая дверца, ведшая в коридоры подземелья. Сидел же Гектор на древней, как сама Цитадель, когда-то роскошной, но ныне уже совсем расшатанной кровати.


Гектор еще раз втянул воздух сквозь зубы и упал на твердые подушки. Сердце билось где-то в горле, когтистые лапы судорожно стиснули тонкий шерстяной плед, лоб покрывала холодная, липкая испарина...


Немного отдышавшись, он расслабил сведенные судорогой пальцы и опять натянул одеяло до самого влажного крысиного носа. Он не хотел вставать, длить опостылевшее существование, опять и опять браться за ненавистные дела, жить еще один бесконечный день...


Когда-то Гектор был человеком, гордым, с прекрасным лицом и превосходной фигурой. Он был великолепным мастером, он ваял скульптуру человеческого тела так, что поговаривали, будто сами боги приходили любоваться его трудами. Он гордился своей работой и своей внешностью. Он был тщеславен, о да, он знал это... И наслаждался. Каждым мигом. Каждым жестом. Каждым взглядом, которыми так щедро одаряли его все женщины вокруг... А в особенности тем, что каждая из них хотела быть известной как та, которую он, Филлип Гектор, взял в жены. Он буквально купался в лучах восхищения и потоках лести...


А теперь он стал грязной, кишащей паразитами крысой!


Гектор повернулся на другой бок, отвернувшись от тусклого света лампы. Фитиль, отрегулированный так, чтобы пузырька масла хватало на всю ночь, едва тлел.


С некоторых пор Гектор боялся спать без света...


В подземелье всегда царила тьма, лишь только факелы и светильники могли разогнать ее. Тьма была местом обитания крыс, — там он скрывал свой позор от чужих глаз, лишь изредка отваживаясь выйти на свежий воздух. И каждый раз, оказавшись наверху, среди людей и морфов, он всем телом чувствовал чужие взгляды и шепот за спиной. Не слыша слов, он знал — они говорят о нем. Они обсуждают, каким уродливым он стал, они насмехаются над ним, намекая, что причиной тому было его тщеславие...


Гектор засопел, нервно подрагивая носом.


Он мог бы сказать: ему плевать, что думают другие. Но... но это означало солгать самому себе. Честолюбие так долго было его единственной заботой, что он забыл обо всем остальном... А ведь оно имело под собой прекрасную основу — он был плодовитым скульптором! Вот только, за прошедший год, с тех самых пор как он здесь очутился, он вырезал всего одну скульптуру. Скульптуру того, кем он когда-то был — человека...


Его голова была гордо поднята, взгляд направлен в небо... но уже давно она лежала в ящике стола, и Гектор не решался снова взглянуть на неё. Тогда его руки в последний раз взяли резец, чтобы резать дерево, осторожно срезать тонкие стружки, ваять из него прекрасное...


Теперь, то же самое делали его зубы... выгрызали стружки и рвали дерево... грызя палку... Ради того, чтобы сточить их... Как же это унизительно!!


Гектор повернулся с боку на бок, снова оказавшись лицом к двери.


Сейчас наверно уже позднее утро. У него не было собственных часов, а в этом сыром, темном, всеми забытом месте нет другой возможности узнать, который сейчас час.


Уснуть...


И видеть сны?!!


Опять увидеть норы и коридоры и сородичей?.. Во снах к нему являлось будущее, и становилось все ближе, ближе... Стаи крыс заполняли их, и он чувствовал... Он слышал... Исчезнуть... Раствориться... Стать частицей, безликой, бессловесной...


Нет!!


Гектор еще раз перевернулся. Пора вставать. Если сейчас позднее утро, то вскоре внизу появится Маттиас...


Он появлялся каждое утро. Своеобразный ритуал — приветствовать его и остальных крыс, что живут здесь. Чарльз был хорошим человеком... крысом, немногих Гектор мог назвать сейчас друзьями... в этом проклятом Метаморе, Чарльза — мог. Но даже он почти не знал, о чем думал Гектор в одиночестве...


Наконец поднявшись с постели, Гектор оглядел свой серый мех, почти бесшерстный хвост и поежился. Вот Чарльз — он всегда опрятен, держится уверенно и смотрит прямо... Как джентльмен... Но это выглядит таким нелепым, почти кощунством перед истинной красотой. Он должен скрываться в подвалах, как все они, не притворяясь, не обманывая себя красивыми словами и пустыми, нелепыми должностями. Директор гильдии Писателей! Один из трех! Смешно! Все равно он крыс! И никем иным ему не стать!


Вот только смеяться Гектору совсем не хотелось. На месте смеха пряталось иное чувство...


Зависть?..


А еще? А еще была Кимберли. Она была довольно симпатична... для крысы-морфа. Но все же она была крысой и Гектор не хотел иметь с ней никаких дел. Да он не хотел иметь дел даже с самим собой! Ведь он тоже был крысой, и он останется крысой, отныне и вовеки — и это конец всего...


Нет никакой надежды на исцеление, это навсегда. Он должен смириться, и просто жить дальше. Так говорил Чарльз. А еще он сказал, что Гектор должен продолжать вырезать. Еще и еще, использовать свой талант и продолжать работать... Да как же он будет работать, если, он резец в лапе еле-еле удерживает?! Ох, Чарльз...


Лапы Гектора, увы, были непригодны для тонких работ. Он мог держать в них перо для письма, мог писать — но не мог резать. Последняя работа, изобразившая его прежний человеческий облик, лишь подтверждала это, хотя кое-кто считал её действительно замечательным произведением искусства. Но они всего лишь пытались утешить его, они лгали... Он-то видел!


Натянув рубашку и штаны, Гектор сел за стол... достал статуэтку... сжал ее в лапах...


Как он оказался в Цитадели Метамор?


Что заставило его остаться в этом проклятом богами и демонами месте?


Он путешествовал в караване, желая взглянуть на знаменитые ходячие деревья, живущие на побережьях моря Душ. И как раз пересекал земли Цитадели, когда на них напали. Это сейчас он знает что, то была всего лишь горстка голодных лутинов, а тогда... Перепуганные до полусмерти, не слушая охранников и возчиков, Гектор, а вместе с ним и еще несколько человек бросились бежать, куда глаза глядят.


К сожалению, их глаза глядели не туда, куда следовало бы... Они заблудились и несколько дней блуждали в лесах и перелесках предгорьях Барьерных гор, скорее всего, вблизи самой Цитадели, и этот факт, сыграл роковую роль в его судьбе...


Слухи и жуткие истории об этом месте передавались из уст в уста по всему Мидлендсу... Но выбора у них не было — им нужна была пища, одежда и помощь в розыске каравана. О да! Они знали, что будет, если остаться в Цитадели слишком долго. Но в их планы входила, лишь краткая задержка — самый минимум необходимых вещей, быть может, хоть какие-то вести об их караване, да нанять или выпросить у лорда Хассана охрану... К сожалению, они просчитались. Он просчитался. В то утро, когда они должны были покинуть Цитадель, Гектор обнаружил на руках мех...


Его спутникам повезло — по какой-то причине они избежали заражения, и скорее всего, благополучно вернулись к каравану. Гектору же пришлось остаться.


Тогда он еще надеялся — пусть он станет животным, но животным красивым... Львом или леопардом... или, на худой конец жеребцом... но даже этого не досталось ему. Он понял это в тот день, когда начал уменьшаться. В прежней жизни Гектор был высоким крепким мужчиной, теперь же стал совсем миниатюрным, выше Чарльза, но все равно не больше двенадцатилетнего ребенка...


Все, к чему он привык, все, что составляло саму основу его жизни — любовь и восхищение женщин; обожание почитателей, бессильная зависть коллег, клиенты, заказы, богатство... И самое плохое, самое ужасное — его руки стали лапами! Они больше не могли держать резцы и ножи, долото и молотки... Он не только изменился внешне, он потерял и свою профессию! Все, о чем он мечтал, исчезло во время этого изменения. Все, что когда-то имело значение, оказалось уничтожено Метамором. Все!


Как он хотел бы проклясть это место и его обитателей!! В бессильных мечтах ему видились океанские валы, изничтожающие само место, где стояла Цитадель, но... Он не был магом...


— Доброе утро, друзья! — бодрый голос Маттиаса, сопровождаемый стуком в дверь, прервал печальные мысли.


Гектор поёжился...


Маттиасу нравилось проводить время вместе с ними, нравилось беседовать и... лезть в душу другим. А Гектор ненавидел общество. Ненавидел сочувственные взгляды, ненавидел шепот за спиной, ненавидел других крыс, видя в них отражение себя самого. Однако Маттиас может зайти в комнату сам, если не выйти навстречу...


Что ж... Придется идти.


Гектор взял свою последнюю палку для грызения, и вышел, чтобы поздороваться с директором Гильдии Писателей.


Маттиас был элегантно одет в идеально чистую изумрудно-зеленую рубашку с белым жилетом и зеленые, с белой отделкой рейтузы. Его палка для грызения была продета в петлю на поясном ремне, словно меч, а черные глаза светились жизнью и энергией.


«Конечно, он может быть счастлив, ведь он обманывает себя и не понимает, что все тут желают лишь одного — чтобы он поскорее ушел. И к тому же... к тому же, у него теперь есть подружка...» — думал Гектор, разглядывая Чарльза.


Остальные крысы пришли тоже.


Саулиус, все еще забинтованный и старающийся не сгибаться лишний раз. Благородный и печальный, Саулиус за неделю, прошедшую после памятного всем крысам поединка с Маттиасом, не произнес и десяти слов, но все это время вел себя нормальнее, чем когда-либо раньше.


Элиот, крыс с пятном рыжего меха на спине, там, где его обожгло одно из зелий Паскаль, лихорадочно грыз свою палку. Ленивый и склонный к полноте, он имел привычку тянуть все дела до последней минуты, поэтому ходил всегда грязноватый, в помятой одежде, а его резцы благополучно отрастали до непомерной длины.


Марк, малорослый, темношерстный, почти черный; утонувший в глубине плаща, мешком висевшего на его едва трехфутовой фигуре. Бедняга получал какое-то извращенное удовольствие от своего крысиного бытия. И, похоже, ему действительно нравилось жить под землей... Даже Маттиас уже оставил надежду когда-либо вытащить его на дневной свет


Еще здесь был Джулиан. Вот в его сумасшествии, Гектор нисколько не сомневался. Снежно-белый, с полупрозрачными, налитыми кровью глазами и бледно-розовым хвостом, Джулиан непрерывно что-то бормотал под нос, тихо-тихо, прочти неслышно и повышал голос, только разговаривая с кем-то.


Собрав всех «своих» крыс в расширении коридора, освещаемом парой факелов и рассадив по лавкам, Маттиас приветственно поклонился им, сам сел напротив и, улыбаясь, поприветствовал каждого в отдельности. Заодно отметил, что Саулиус, сегодня дышит куда лучше, чем в прошлый раз, и это хорошо; что Элиот к этой встрече успел умыться, по-видимому, специально встав пораньше, и что он молодец; что даже Марк и Джулиан выглядят куда бодрее, а вот Гектор...


Гектор не хотел, чтобы Чарльз пытался изгнать его тоску, он просто хотел перестать быть крысой!


— Как поживаете? Как настроение? — спросил наконец Чарльз, оглядывая их морды, и покусывая свою палку для грызения.


— Очень крысиное! — криво ухмыльнулся Марк, еще глубже погружаясь в свой плащ.


Гектор промолчал, ожидая, что скажут другие.


Возникла небольшая пауза, но тут заговорил сэр Саулиус — медленно, стараясь не беспокоить обмотанную бинтами грудь:


— Я почти в порядке, сэр Маттиас. Скоро буду совсем здоров. А как твои дела?


Маттиас кивнул:


— У меня тоже все отлично! Я только что закончил очередную историю, и собираюсь прочитать на сегодняшней встрече Гильдии. Я принес её с собой, чтобы разделить с вами, разумеется, если вы хотите услышать.


Гектор кивнул вместе с остальными крысами. Рассказы Маттиаса — одно из немногих удовольствий, оставшихся в его жизни. Иногда суховатые, часто многословные и вычурные, они всегда развлекали их, вселяли надежду, напоминая, что жизнь все еще продолжается. Гектор подозревал, что эти истории Чарльз писал специально для них, быть может, надеясь подбодрить их... Или вселить тягу к жизни в отчаявшихся... А может даже пытаясь заронить в их головы желание выйти из-под земли, покинуть подвал. Вот только чтобы убедить в этом Гектора, нужно было что-то большее...


— Хорошо! — немного самодовольно кивнул Чарльз — Я прочитаю её вам, но не раньше, чем мы закончим разговор. Джулиан, Гектор, как у вас дела? Вы так ничего и не ответили.


Гектор покосился на Джулиана. Похоже, на сей раз, Маттиас не даст им уйти от ответа. Что ж... Пусть первым ответит он. В прошлой жизни, тогда, до изменения, Гектор всегда был одним из первых. Теперь ему вполне логично стать последним...


Джулиан едва заметно пожал плечами:


— У меня все отлично...


Его голос, бесцветный, равнодушный, потерянный прозвучал еле слышно, как голос тяжелобольного. Сгорбившийся, уставившийся куда-то под ноги Джулиан был столь жалок, что у Гектора даже промелькнули нехорошие мысли — не ждет ли его самого что-то подобное? Был Джулиан таким всегда, или его подкосила крысиная жизнь? Гектор не знал, каким был Джулиан до изменения. Сам он прибыл в Цитадель одним из последних, только леди Кимберли да Мишель появились здесь позже.


Тем временем, Маттиас повернулся к нему.


Гектор криво усмехнулся:


— Живу пока... Если можно назвать жизнью существование в шкуре крысы... — последнее слово он почти прошипел. — А кроме этой досадной мелочи, у меня все просто великолепно!


Уже произнося последнее слово, Гектор подумал: нельзя, нельзя было срываться, теперь Маттиас полезет выяснять, в чем дело... А надо ли оно ему?


Элегантный крыс кивнул:


— Понятно... Значит проблемы все же есть. Может, расскажешь?


Привычный вопрос... Первый вопрос их регулярного, засевшего в печенках обоих разговора. Вопрос, на который последует столь же привычный и знакомый обоим ответ:


— Все здесь прекрасно понимают, в чем моя проблема!


Остальные крысы огорченно вздохнули и начали поудобнее устраиваться на лавках. Опять это бесконечное переливание из пустого в порожнее...


Однако Маттиас не принял вызова:


— Очень хорошо, Гектор. Если ты хочешь быть жалким — будь. Я желаю хорошо провести время в компании сородичей, а ты сегодня явно не в духе. Отлично, можешь проваливать! Мы сумеем развлечься без тебя!


Гектор замер на своей лавке, словно гвоздем прибитый. Как мог Маттиас сказать такое?! А как же их спор?! Гектор впился взглядом в элегантного крыса-морфа, и сидел, надувшись, злясь на весь мир, покуда Чарльз морочил головы остальным.


А Маттиас старался изо всех сил. Он пересказал все новости Цитадели, поведал очередной анекдот о Мишеле, «новичке-из-глухой-деревни», рассказал несколько забавных историй и напоследок напомнил о наступающем празднике — Лунном фестивале.


Чарльз даже добился от Элиота и Джулиана обещания, что они обязательно придут, соблазнив первого красочными описаниями готовящихся на кухне праздничных блюд, а второго — фейерверком. Марк уже сам планировал поход, правда, в полной форме — как настоящая крыса. Наверняка проберется туда втихую и будет шмыгать повсюду, пытаясь съесть и утащить столько еды, сколько сможет. Саулиус уже имел наготове оправдание — его ранение. Впрочем, Маттиас все равно уговорил старого рыцаря, как минимум побыть на вручении призов гильдии Писателей и послушать рассказ победителя. Поколебавшись, Саулиус все-таки кивнул.


И только Гектора Маттиас ни о чем не попросил — и это почему-то еще больше разозлило его...


Наконец Чарльз уступил настойчивым просьбам Марка и приступил к чтению.


Обычно Гектор наслаждался его историями, но не сегодня. Наверное, из-за гнева, но он нашел все написанное Чарльзом сырым, банальным, пустым и не имеющим ни малейшего художественного вкуса. Все было как-то мелко, глупо, без обычной для Маттиаса глубины, подтекста и многослойного смысла... Это... это были просто слова, старательно расставленные по пергаменту! Это не было искусством!


Вот только все остальные были в полном восторге; даже Саулиус посмеялся над одним эпизодом, правда, тут же скривившись от боли.


Закончив чтение, Маттиас раскланялся перед слушателями, принимая похвалы и благодарности. Элиот горячо расхвалил услышанный рассказ, Марк согласно повизгивал, сидя на куче одежды уже в полной крысиной форме, Саулиус тоже выдавил из себя короткий комментарий на своем архаичном языке, и даже Джулиан кивнул и улыбнулся.


Наконец Маттиас поднялся на ноги:


— Ну что ж, вот и все. Мне нравится видеть вас, друзья мои, но обязанности не дают нам сидеть на месте.


Не дожидаясь, пока обменявшись прощальными кивками, крысы начнут расходиться, Гектор вскочил и унесся в свою комнату, демонстративно хлопнув дверью...


Сев за стол, Гектор резким движением смахнул на пол статуэтку и, взяв первый попавшийся том, начал выводить на листе фигурную буквицу, щурясь в тусклом освещении. Стоило добавить огня в светильнике, потому что он едва мог видеть, что делает, — но сейчас Гектор не желал обращать на это внимания. Он ненавидел эту работу, но ему нужно было делать хоть что-то, чтобы питаться и покупать масло для светильника и одежду...


Он услышал, как скрипнула входная дверь. Похоже, Маттиас сегодня напрочь забыл о манерах!


— Гектор, знаешь, в Метаморе есть жители, которым пришлось хуже, чем тебе.


Гектор не обернулся; он не хотел даже видеть стоящее позади него отвратительное существо. Чарльз может нарядно одеваться и гордо выступать по двору, думая, что все восхищаются им. Но он просто дурак; вся Цитадель смеется над самонадеянным крысом!


— Мне показалось, вы сами хотели, чтобы я был жалким и ничтожным! — едко заметил он.


Чарльз задумчиво погрыз палку, и ответил:


— Я хочу, чтобы ты понял — я не буду тратить время, вылизывая твое самолюбие.


— Моё самолюбие??


Это было уже слишком. Гектор развернулся на стуле, раздраженно хлестнув хвостом по ножке, и оскалился:


— Мое самолюбие?!!


— Да твое!! Да самолюбие! Ты чересчур много думаешь, о том, какой ты БЫЛ великолепный! А у меня на это времени нет! — с этими словами Чарльз повернулся к двери. — Не знаю, какая блоха тебя сегодня укусила, Гектор, но я определенно не хочу заполучить себе парочку таких, а потому, до встречи!


— Подожди Чарльз...


Ярость и горе, душившие Гектора вдруг отхлынули, исчезли, когда он понял, что еще немного, и он останется совсем один, в этой проклятой богами Цитадели... Он даже сам не понял, как с его языка сорвались эти слова:


— Подожди, Чарльз! Прости меня... Мне... Я... Я...


Маттиас развернулся и, отойдя от двери, встал, опершись на палку, как на трость.


— Хочешь поговорить?


Гектор вздохнул, развернулся к столу и, отложив истерзанное когтями перо, обхватил лапами голову:


— Я не хочу быть крысой...


— Ты не один такой. Думаешь, Саулиус хочет? Или может быть, Джулиан? Элиот делает вид, будто смирился... а ты загляни ему в глаза! А еще лучше, загляни в глаза Марку! Пробовал?


— Нет! Только не Марк! — взвыл Гектор, хватаясь за стол.


— Не Марк?! — Маттиас уставился в спину собеседнику мрачным взглядом из-под прижатых ушей. — А-а! Так ты тоже слышишь? Так может, стоит поддаться? Уйти в стаю, стать никем... А?!


— Нет!!


— Так-таки нет? А вот Марк, похоже, решил иначе! Подумай и ты!


— Маттиас, зачем ты пришел сюда?! — Гектор опять развернулся на стуле. — Соблазнить меня крысиной жизнью? Я не хочу в стаю! Не хочу! Сказать по слогам?!


— Так найди себе дело! — рявкнул Чарльз. — Не хочешь в стаю? Займись делом! Заставь себя трудиться! Гектор! Демоны тебя побери! Я видел твои поделки, они поразительны! Но ты сидишь и рисуешь буквицы в книгах! Что происходит?! Почему?!


— А то ты и сам не видишь! Я... — Гектор аж захлебнулся словами. — Я больше не могу резать! Ты же видел мою последнюю работу! Она ужасна!


— Возможно, она не так хороша, как ты привык, — признал Маттиас, — но она определенно лучше того, что могут все остальные. У нас в Цитадели есть много плотников, но настоящих мастеров резьбы по дереву нет. Почему бы тебе не заняться этим?


— Потому что у меня теперь не руки, а лапы! Потому что я больше не могу работать резцом! — зарычал в ответ Гектор.


Маттиас некоторое время молча грыз палку, обдумывая его слова, потом пожал плечами:


— Когда ты последний раз пробовал?


— Не помню. И что с того? Посмотри! Я едва способен сжать кулак! Видишь?! Большого пальца считай нет! Единственное, что я могу хоть как-то делать — это писать! И то... Еле-еле. Да и не все ли равно? Я больше не могу создавать скульптуры и уже никогда не смогу...


Последние слова он произнес едва слышно, почти шепотом.


Чарльз же продолжал грызть палку и на пол сыпались мелкие опилки.


— А ты попробуй найти другой путь, Гектор. Я уверен, ты сможешь что-нибудь придумать, если попытаешься.


Гектор в это время смотрел на Маттиаса, вернее, на палку в его лапах. Он смотрел, как острые резцы крыса снимают с нее стружку, легко прорезая дерево, медленно двигаясь сверху вниз, и чувствовал, что его начинает трясти от пришедшего озарения. Он так и не ответил Маттиасу, напрочь забыв о его словах, да и о нем самом тоже, лихорадочно обдумывая, прикидывая, просчитывая...


Маттиас постоял еще немного, глядя на Гектора, потом вышел вон.


Охваченный возбуждением, Гектор даже не заметил ухода гостя, он уже схватил валявшуюся в углу палку и начал грызть её, двигая вверх-вниз и поворачивая...


Ему пришлось много раз останавливаться и проверять, правильно ли он снимает дерево, но Гектор лишь усмехался, в очередной раз осматривая её.


Очень быстро он придал заготовке грубые очертания, однако его зубы были слишком широкими, чтобы вырезать мелкие детали. Тогда Гектор разделся, прямо на кровати изменился ближе к своей полной форме, и заработал уменьшившимися резцами. Он уменьшался и уменьшался, вытачивая совсем уже крошечные черты и риски, создавая скульптуру зубами, выгрызая ее...


Когда Гектор стал совсем маленьким и уже не мог удержать в лапах, ставшую больше него самого заготовку, он уронил её на постель и носом закатил на середину.


Он убирал все лишнее, и вдохновение переполняло его. Что именно он вырезал, точнее, выгрызал из дерева, больше не имело значения; это было грызение и созидание, слившиеся воедино — и смесь наслаждения телесного и духовного буквально ошеломляла!


Гектор уменьшился до предела, став размером с обычную крысу. Теперь ему приходилось ползать по заготовке, выкусывая резцами и выцарапывая острыми когтями, пока каждая черточка и каждая риска не заняли свое, и только свое место...


Наконец он сел, и посмотрел на сияющую мягким белым светом фигурку, результат его усилий. Фигурка крыса-морфа несла в себе черты каждого из его знакомых, но не изображала, ни одного из них.


Дрожа всем телом, Гектор подполз ближе, и положил лапы на дерево... Это он, он сам сделал её, и теперь все убедятся — у него все еще есть талант! Те недоумки, что насмехались ему в спину, пусть говорят они, каким уродливым он стал — их слова больше не имеют значения! Он вновь будет создавать прекрасное и пусть все завидуют!


Он, Филлип Гектор, снова нашел свой путь!


История 33. Натюрморт на краю лета


В конце лета часто бывают такие тихие, солнечные деньки. Едва-едва поддувает ветерок, деревья тихо шелестят еще зеленой, но уже чуть поблекшей листвой, солнце уже не столь ярко, уже не палит, лишь приятно греет, трава на лужайке чуть подсохла, но еще не завяла и вся пронизана солнечными лучами, а на клумбах еще сияют алыми лепестками астры и гладиолусы.


Но уже налились хлеба на полях, уже Ден, придворный садовник, гоняет помощников, отправляя в кладовые Цитадели корзины плодов и фруктов, уже тянут холодные бесплотные лапы утренние туманы, уже дышат холодом горы... Осень близка.


Чарльз любил это время, эти последние дни уходящего сезона; дни замершие, застывшие на грани — между летом и осенью...


Сидя на лужайке, рядом с одной из полуколонн La Torre Grande, в тени балкона, невдалеке от палаточного городка, разбитого для гостей Лунного Фестиваля, Маттиас глядел на леди Кимберли. Он еле-еле сумел вытащить ее на прогулку днем — она все еще смущалась своей новой формы. Но Маттиас рассказал, что лето уже на исходе, что еще немного и придут осенние дожди, а тогда уже не получится посидеть на зеленой лужайке, под теплым солнышком, что будет просто приятно полежать на травке и посмотреть на разноцветный палаточный городок в предверии фестиваля...


Сейчас леди Кимберли с наслаждением грызла яблоко. Огромные, сочные, сладкие яблоки, только-только с ветки, вместе с буханкой еще теплого орехового хлеба он принес для своей любимой женщины. Еще Маттиас прихватил шерстяной плед, расстеленный сейчас на траве. Солнце золотило высокие крыши La Torre Grande, в воздухе застыл послеполуденный зной, но здесь, в тени балкона, легкий ветерок нес желанную прохладу, и можно было просто сидеть, наблюдая, как Кимберли неспешно отгрызает от яблока кусочек за кусочком...


Кроме яблок и хлеба, Маттиас принес сюда еще и одну из своих рукописей — комическую повесть, главным героем которой был всем знакомый широкоплечий, розовощекий и чуточку глуповатый, но очень симпатичный деревенский увалень. Бедняга то и дело попадал впросак, но из всех бед неизменно выходил победителем — за счет смекалки, везения и помощи друзей.


Но вот яблоко кончилось, а Чарльз достал свиток и начал читать отрывки. Кимберли, лежа на пледе, поджав ноги и положив одну лапу под голову слушала, улыбаясь и весело подрагивая усами-вибриссами, даже пару раз засмеялась приятным, чуть хрипловатым смехом.


К сожалению, все хорошее кончается куда быстрее, чем хотелось бы... и прочитанный пергамент отправился под плетеную корзинку, а влюбленные, держась за лапы, замерли, любуясь видом палаточного городка. Глядя на доверчиво прильнувшую к его плечу Кимберли, Маттиас вспомнил, какой она была всего день назад. Тогда, вернувшись из подвала, он обнаружил ее плачущей у двери его комнаты. Обняв Кимберли, Чарльз попытался ее успокоить, но она продолжала всхлипывать... Тогда, взяв Ким под лапы, он завел ее в комнату.


Чарльз отчетливо помнил состоявшийся разговор:


— Я ужасна! — тихо плакала Кимберли. Она дрожала, сжавшись в комочек на его кровати, а он сидел рядом, грел ей лапы своими, обнимал плечи, укачивая, как ребенка.


— Ты прекрасна! — шептал он ей. — Ты самая симпатичная женщина в Цитадели!


Она шмыгнула носом и, прижав кружевной платочек к глазам, выдохнула:


— Спасибо...


— Ты изумительная женщина, а после изменения стала еще красивее!


— Но другие! — опять заплакала она. — Они смотрят на меня и видят крысу, они смеются, и это так больно!


— Уроды! — фыркнул Маттиас. — Не слушай их, они все равно не видят ничего дальше своего носа!


Потом он взял с тумбочки зеркало и показал ей отражение, но Кимберли лишь коротко взглянув на себя, тут же отвела взгляд. Чарльз нежно взял её мордочку лапой и заставил смотреть на отражение.


— Видишь? Это самое красивое лицо во всей Цитадели. Я не променял бы его ни на какое другое.


Он повернул её мордочку к себе и осторожно слизнул слезы с щек.


— Я не променяю тебя ни на кого другого. — Маттиас очень серьезно посмотрел ей в глаза, расправив усы и слегка прижав уши.


Она еще раз шмыгнула носом, кивнула и прижалась мордочкой к его груди. Он осторожно обнял Кимберли, в душе желая, чтоб ее горе развеялось светлой печалью о прошлом, ушедшем и невозвратном... И надеясь, что со временем она научится принимать себя такой, какая есть, не жалея о несбывшемся и кто знает... Может быть, даже сможет гордиться крысиной формой так же, как он. Было что-то в его нынешней жизни, что-то, чего и сам Чарльз не смог бы толком описать и объяснить, что-то, упорно заставлявшее его держать голову прямо и гордиться самим собой. Леди Кимберли до сих пор не уловила этого... но быть может, со временем?


Тем временем день уже заканчивался, солнце уже клонилось к горизонту, а ведь у обоих еще оставались не выполненными дневные обязанности.


Каждый житель Цитадели, помимо боевых тренировок, обязан был выполнять определенные работы, назначаемые комендантом. Да, при желании, ты мог ничего не делать — твоя комната, данная тебе самой Цитаделью, оставалась при тебе. Но жить, питаясь мучной похлебкой, в темноте и холоде... Впрочем, можно было просто и незатейливо платить за проживание — если было чем. Или уехать. Вот только отъезд из Цитадели был практически равносилен смерти, а потому желающих не было.


Внезапно леди Кимберли легла головой на колени Чарльзу, её тело вытянулось на пледе, а кончик хвоста спрятался в траве.


— Ты не против? — спросила она.


— Нет, ничуть, — ответил Чарльз, с улыбкой глядя на довольную Кимберли.


Она тихо вздохнула, глядя вверх на ярко-голубое небо. Маттиас ласково взъерошил мех между её ушками, и тоже вздохнул...


У него был длинный день. В обед завершился прием работ для конкурса писателей и теперь Чарльз, доктор Шаннинг и Фил будут читать их, а потом спорить и ругаться до хрипоты, выбирая победителей. Итогом их обсуждения станет награждение — они объявят и публично прочтут рассказы трех победителей. Фил объявит занявшего третье место в первый вечер праздника. Доктор Шаннинг, во второй вечер праздника, прочтет произведение, занявшее второе место. А он сам, как основатель гильдии Писателей должен будет прочесть лучшую историю в последнюю ночь.


К счастью, все это начнется только завтра. А сегодня он мог расслабиться с Леди Кимберли...


Внезапно она ткнула пальцем в небо:


— Ой, смотри, сокол!


Маттиас присмотрелся и кивнул:


— Да... Доктор Шаннинг упоминала... Он поселился на верхушке ее башни. И даже вывел там птенцов.


— Правда? Удивительно. Птенцы — шумная компания. Как доктор все лето их терпела? Они же, наверное, мешали работать!


— Ну, она сказала, что проблем не было... Во всяком случае, она не жаловалась. Хотя я все еще не понимаю, как им удалось так очаровать нашего почтенного доктора, — признался Маттиас, насмешливо щелкнув зубами.


Леди Кимберли усмехнулась и ничего не ответила, потянувшись за кусочком хлеба, еще оставшемся в корзине. Маттиас, заметил, что ей неудобно и попытался помочь. Их лапы столкнулись у корзины, возникла маленькая неразбериха, чья-то лапа неловко задела ручку, корзина перевернулась — и подхваченные ветром листы пергамента взметнулись в небо. Первая страница порхнула, ускользая от лап Чарльза, вторая попыталась удрать следом, но тут уж Маттиас не сплоховал — он ухватил ее, одновременно прижав лапой остальные. Кимберли скатилась с его коленей, и помогла уложить стопку пергамента обратно под корзину, но первая страница, увы, исчезла вдали.


Оглядевшись по сторонам, Чарльз увидел, куда пропала беглянка — игривый вихрь аккуратненько положил страницу на нижнюю полку опорной колонны балкона...


Чарльз поморщился и коротко прошипел что-то неразборчивое – до нижней полки невозможно было добраться сверху, с балюстрады; и в то же время, находясь на высоте как минимум двадцати футов* над их головами, она была практически недоступна и снизу.


Впрочем, приглядевшись, Чарльз решил, что снизу полка не столь уж и неприступна — облицовочная плитка, делавшая колонну гладкой, понизу практически вся обвалилась, камни основы частично выветрились, а кое-где и повыпали, выше начинались резные орнаменты. В результате, на необхватной колонне было множество выступов и впадин, за которые можно было ухватиться.


Почесав затылок, Маттиас пригляделся к колонне еще раз. Когда-то, в молодости, он был неплохим верхолазом, правда, с тех пор прошло уже почти... Мда, лет с тех пор прошло немало, но с другой стороны — у крыса-морфа есть когти и лапы сильнее человеческих, а масса четырехфутового** тела куда как меньше. В конце концов, у него есть еще и хвост!


— Извини... — вздохнула подошедшая сзади леди Кимберли.


— Не сожалей, ты же не виновата. К тому же, я сейчас просто залезу наверх и достану этот пергамент. И все!


Маттиас небрежной походкой направился к основанию колонны, но Кимберли схватила его за плечо и дернула назад.


— Эй! — воскликнул он, вырываясь. — Что такое?


— Чарльз! Ты с ума сошел! Это же ужасно высоко!


— Да что ты, Кимберли! Все будет нормально, я уже лазал на такие штуки!


Он снял её лапу с плеча и коснулся ее усов-вибриссов своими:


— Все будет как надо!


Кимберли неодобрительно фыркнула и замерла на месте, глядя, как он начал восхождение.


Найти опору для ног было просто — камни, основа колонны, держались крепко, несмотря на то, что раствор между ними выветрился и частью повыпал. Чуть выше появился резной орнамент, тем более дававший множество уступов и выступов. Ровный ветер держал улетевший пергамент на одном месте и дуя в спину Маттиасу, даже немного помогал, прижимая к камням.


Чарльз лез все выше и надеялся, что ветер не поменяется в очередной раз и не унесет этот насоджев листок на вершину какой-нибудь башни, или, что еще хуже, зацепит его о что-нибудь торчащее и порвет, как дракон лутина. Маттиас ненавидел писать свои рассказы заново; это был самый жуткий его кошмар. Он должен был заставить писцов скопировать историю, но так торопился прочитать ее Кимбели, подарить ей немного приятных впечатлений и услышать ее похвалы... Разумеется, первое намерение было главным, но чего уж греха таить, сознался самому себе Чарльз, второе тоже присутствовало. Вот уж воистину, ни одно «доброе» намерение не остается безнаказанным!


Вообще-то, Маттиасу такая безалаберность была нехарактерна. Обычно он очень ответственно и аккуратно относился к обязанностям... но иногда, пусть и очень редко, все же случались промахи, вроде этого. И результаты его ошибок обычно оказывались... ну, не катастрофическими, но очень неприятными. Чарльз припомнил предыдущую такую ошибку — идею найти, отремонтировать и подарить старому больному рыцарю Саулиусу древний комплект лат. Результатом этой ошибки было... Ох! Лучше не вспоминать!


Правда, думать о том, что может случиться сейчас, ему тоже не хотелось. Кимберли не простит ему, если он упадет и покалечится! Ух! Проклятый листок!


Тем временем, он продвигался все выше и достигнув, наконец, одной из наклонных балок, обвил ее хвостом и начал продвигаться вокруг колонны. В принципе, восхождение было простое, только утомительное и немного скучное. Лишь однажды Маттиас ошибся, поставив ногу толком не посмотрев, за что был немедленно наказан — камень выпал из стены и Чарльз на мгновение потерял равновесие.


Снизу донесся тихий вскрик, за которым последовал встревоженный вопрос:


— Чарльз! Осторожнее! Может, лучше спустишься?


Маттиас вздохнул, снова нащупав опору под ногами.


— Леди Кимберли, не беспокойтесь! Я же говорил — я неплохой верхолаз! Через минуту-другую я возьму пергамент и спущусь. Не волнуйтесь, все будет как надо! — он помахал ей и двинулся дальше.


Тем временем каменная кладка изменилась. По-видимому, край крыши в этом месте прохудился и дождевая вода текла прямо по колонне. И вот теперь некоторые камни шатались и вываливались, все они густо обросли мхом, а резной орнамент просто крошился под пальцами, как песочное печенье. Чарльз осторожно прошел выглядевший особенно трухлявым кусок колонны, сделанный из красного, ставшего совсем хрупким кирпича, и наконец, приблизился к полке, на которой лежал пергамент.


Уцепившись ногами и хвостом за поперечную балку, Маттиас потянулся, и ловко схватив пергамент лапой, услышал испуганный вздох снизу. Кимберли наверняка просто ошеломлена его ловкостью!


Но миг самолюбования не остался безнаказанным... Край пергамента, подхваченный изменившим направление ветром, лег Чарльзу прямо на морду, ослепив его. От неожиданности крыс отпустил вторую лапу, цеплявшуюся за край орнамента, потерял равновесие, перевернулся и повис на балке вниз головой, держась только ногами и хвостом.


Ухватившись ногами покрепче, Чарльз снял с морды злополучный пергамент и, свернув, спрятал во внутренний карман жилетки. Осмотревшись, сердито фыркнул, протянул вверх лапы и, прогнувшись, ухватился за небольшую выемку в боковине балки. Выемка вроде держала, балка тоже, так что Маттиас разжал ноги и попытался подтянуться. Но едва только он отпустил ноги, как под выемкой что-то затрещало и зашаталось. Чарльз поскорее уцепился ногами снова и покрепче обвил балку хвостом.


Тут снизу донесся голос леди Кимберли:


— Чарльз, что там у тебя?!


Маттиас осмотрелся еще раз, и тут ему голову пришло, что он же может измениться — тогда его вес перестанет быть проблемой!


Он снова извернулся и взглянул вниз, на Кимберли:


— Я собираюсь измениться до полной крысинной формы! Поймай, пожалуйста, мою одежду, когда она упадет!


И, не дожидаясь ответа, начал изменяться. За все время жизни в Цитадели Чарльз редко изменялся полностью, буквально считанные разы, но когда понадобилось, не колебался ни секунды. Он быстро сократился примерно до половины своего обычного размера и тут же почувствовал, как его одежда начала сползать с тела. От туники и жилета удалось избавиться без проблем, просто вытянув лапы, а вот рейтузы пришлось сбрасывать, повиснув на лапах, опустив ноги и хвост. Опять ухватившись за балку, Маттиас вывернув шею, проследил как штаны падают наземь вслед за рубашкой, и продолжил изменение.


Достигнув примерно четверти своего обычного размера, Чарльз перецепился, повиснув на лапах, а закончив изменение, легко залез наверх. Он растянулся поперек балки, выставив голову с края, и бросил взгляд вниз, на леди Кимберли. Она как раз закончила складывать его одежду аккуратной стопкой на пледе, и прижав лапы к груди, смотрела вверх. На мгновение они встретились взглядами, а потом Кимберли сердито покачала головой:


— Я говорила тебе, будь осторожен! Теперь ты оконфузился перед всем обществом!


Оглядевшись, Чарльз увидел, что вообще-то вблизи никого нет. Большинство жителей Цитадели были сейчас либо внутри, либо сидели в Глухом Муле, либо помогали в подготовке фестиваля. Так что свидетелем его акробатических этюдов была только леди Кимберли. Однако спорить с ней он не собирался. Тем более сейчас...


Он побежал вдоль наклонной балки вниз, избегая мокрых мест, и замирая на месте во время порывов ветра В принципе все уже практически кончилось — до каменных перил нижней балюстрады оставалось всего пара метров, когда снизу раздался предупреждающий крик:


— Чарльз! Сокол!!


Маттиас быстро поднял взгляд и увидел сокола, который, угрожающе растопырив когти, пикировал в его сторону. Этот комок перьев думает, что его можно съесть! Ни секунды не раздумывая, Чарльз одним прыжком одолел оставшийся путь, и укрылся под перилами. В тот же миг сокол пролетел мимо, промахнувшись всего на волосок. Только ветром обдало...


Маттиас замер под перилами балюстрады, тяжело дыша, и слушая бешено колотившееся сердце. В конце-концов, собравшись с духом, он посмотрел вниз: до земли все еще оставалось почти футов десять. А сокол наверняка сделает еще один заход, ведь сейчас Чарльз и вправду похож на грызуна — его обычную пищу.


Однако Маттиас не собирался дожидаться этого комка перьев — он хладнокровно позволил себе увеличиться до полного размера в четыре фута, повис на основании баллюстрады, — и прыгнул вниз...


Больно ударившись спиной, Чарльз все же нашел в себе силы быстро перевернуться, и отскочить в сторону. Сокол же, увидев на месте аппетитной крысы незнакомое и очень большое животное, тут же потерял к нему интерес.


Проводив взглядом хищную птицу, Маттиас повернулся к леди Кимберли, и увидел, что ее бьет крупная дрожь. Она протянула ему одежду, и отвернулась, глядя вслед улетающему соколу, пока Чарльз натягивал тунику, дуплет и рейтузы. Как только последний предмет гардероба занял подобающее место, Кимберли развернулась и яростно зарычала:


— Говорила тебе, будь осторожен! Ты едва не стал обедом для сокола!!


— И это могло случиться, если бы не ты... — Кимберли все еще дрожала от страха, и Маттиас, взяв ее за плечи, крепко обнял. — Ты спасла мою жизнь, большое тебе спасибо!


Ким оттолкнула его.


— Не вздумай когда-нибудь повторить такое! — очень сердито воскликнула она и, отвернувшись, села на одеяло спиной к нему, продолжая нервно вздрагивать.


Маттиаса и самого чуточку потряхивало, ведь его чуть не съели... Честно говоря, Чарльз даже не представлял, что бы он мог сделать, если бы сокол и вправду схватил его. Он мог умереть, даже не поняв, что случилось...


Зябко передернув плечами и хвостом, Чарльз залез во внутренний карман жилета — проверить, цел ли этот треклятый пергамент. Потом поднял с пледа палку для грызения, осторожно укусил её, глядя как Кимберли тоже берет свою палку, и начинает свирепо грызть, пытаясь сбросить нервное напряжение...


Наклонившись, он опустил лапы ей на плечи, нежно массируя и сжимая. Сначала она резко дернула плечом, почти стряхнув его лапы, но потом отклонилась назад, прислонившись к его ногам. Чарльз продолжал до тех пор, пока она не расслабилась, просто наслаждаясь массажем, и перестала грызть.


Пощекотав ее ухо усами-вибриссами, он тихо сказал:


— Прости, я заставил тебя волноваться... я сделал большую глупость. Ты прощаешь меня?


Она шевельнула ухом, избавляясь от щекотки, а потом накрыла его лапу своей:


— Прощаю... Только поклянись, что больше так не будешь!


Он крепко обнял ее и, сжал нежно на мгновение, перед тем как сесть рядом.


— Клянусь!


Потом Чарльз вытащил из корзины последний кусок хлеба, и подал Кимберли. Она взяла его, осторожно откусила кусочек, а Маттиас наклонился, вглядываясь в её черные глаза.


— Ким, обещаю тебе, я больше не буду так делать.


Кимберли удовлетворенно вздохнула, доела хлеб, а потом коротко, но крепко обняла его...

* Чуть больше шести метров.


** Чуть менее метра.


История 34. Заботы редакторские...


На мгновение выпрямившись, Маттиас хрустнул ноющей спиной, вздохнул, и снова уткнулся мордой в рукопись. Читая, он старался не грызть, чтобы щепки и опилки не падали на пергамент — ведь они могли повредить его... Особенно эту рукопись — тщательно выписанную, с рисованными буквицами и изящным узором по краю страниц, общим своим оформлением напомнившую Чарльзу его старый, потрепанный молитвенник.


Фил покачивал головой, читая свою рукопись, Доктор Шаннинг просматривала очередной пергамент через монокль, чтобы, как она сама выразилась — «лучше его прочувствовать». Правда, Чарльз подозревал, что у нее просто устали глаза. Он и сам все собирался заказать себе такой же, да как-то лапы не доходили. К тому же подобные конкурсы проводились всего несколько раз в году, так что ему не приходилось слишком уж опасаться за свое зрение...


В этот момент Фил издал горловой звук — то ли сдавленный стон, то ли рычание — и швырнул пергамент на стол.


— Что случилось? — спросил Чарльз, воспользовавшись возможностью оторваться от рукописи и дать глазам немного отдохнуть.


Фил покачал головой, тряхнув кроличьими ушами и махнул лапой.


— Я столько раз указывал Лонгмену на ошибки, но он все равно делает по-своему! Ты уже читал? Никакого развития характера персонажа!


— Фил, не каждому дано! — хмыкнула доктор Шаннинг


— Да, но Лонгмен даже не пытается!


— Не могу отрицать, он совсем не старается, — согласно кивнул Маттивас. — Даже непонятно, как он сумел так долго продержаться в гильдии.


Фил отодвинул в сторону кипу лежащих перед ним пергаментов и вытащив следующий из стопки, положил перед собой:


— Думаю, потому, что он подавал неплохие надежды. Его стиль стал заметно лучше, чем раньше, а его рисунки великолепны... Однако это все. В его произведениях есть стиль, но нет содержания! Может быть, ему стоит пойти в гильдию художников?.. Ладно, неважно... сколько нам еще надо просмотреть?


Доктор Шаннинг быстро перелистала кучу слева от нее:


— У пяти историй надо осмотреть оформление...


— И еще с десяток прочитать, — закончил за нее Маттиас.


Откинувшись на спинку кресла, он взял палку для жевания и несколько раз укусил. Ему нравилось читать чужие истории, нравилось оценивать и рецензировать, находить ошибки и удачные места, - но выбирать лучшую было так непросто!


Всё сегодняшнее утро Маттиас чуточку нервничал. Лунный фестиваль надвигался на Цитадель со скоростью взбешенного быка, до начала оставалось всего два дня, а победитель конкурса все еще не был выбран. К тому же, Чарльз впервые получил приглашение на обед к его светлости герцогу Хассану — вечером в праздничную субботу. К сожалению, сказать что Маттиас блистал популярностью в рядах местной элиты было никак невозможно — его склонность прямо высказывать свое мнение уже принесла ему уйму проблем с некоторыми «утонченными» личностями, а еще после изменения он стал крысой, а это тоже мало способствовал личной популярности.


И, кроме того, сегодня Чарльз собирался пойти к церемониймейстеру лорда, поговорить и попробовать решить одну деликатную, но очень важную проблему... Но все это — и ужин в субботу и разговор с дворецким, лишь после того, как они закончат разбирать эти пергаменты.


Увы, должность директора Гильдии Писателей налагала обязанности, которые время от времени становились на пути его желаний. Но что поделаешь — всегда приходится чем-то жертвовать... Без выполнения этих, несомненно почетных, но увы очень и очень хлопотных обязанностей он так и остался бы в стороне от остальных. Одиноким и неприкаянным. К тому же за сборники рассказов, написанных в Цитадели Метамор, очень даже неплохо платили. Ведь здесь обитал цвет мировой писательской мысли! Лучшие писатели и поэты Мидлендса собрались в стенах Метамора, в том числе во многом именно стараниями Чарльза...


Снова взглянув на пергамент, он рассмотрел каждое слово, каждую завитушку и каждую иллюстрацию первой страницы очередного сочинения.


Отобранные работы будут пересматриваться снова и снова, каждый рассказ будет тщательно проверен каждым из трех директоров, чтобы убедиться, что он действительно достоин внимания. Одной-единственной ошибки будет достаточно, чтобы сочинение, каким бы хорошим оно ни было, оказалось исключено из соревнования.


В конце концов, истории, отобранные сейчас, будут помещены в библиотеку, а три истории, занявшие призовые места, будут отданы в архив, под опеку Лиса Куттера.


Тем не менее, Маттиас не собирался позволить проскользнуть мимо его внимания даже самой незначительной ошибке. Пусть сейчас это займет немного больше времени, но зато потом просмотр пойдет куда как быстрее...


Внезапно он увидел безобразие, поразившее его до глубины души — пытаясь повернуть страницы, он обнаружил, что нижний лист пергамента накрепко прилип к верхнему.


Маттиас вздохнул. Похоже, Нахуум снова забыл дать чернилам высохнуть... Он был хорошим автором, но постоянные мелкие, но от того не менее досадные промахи мешали ему получить признание, которое он, несомненно, заслуживал.


Чарльз осторожно попытался разделить листы пергамента. Медленно и постепенно он отделил нижний лист, взглянул на него и застонал — чернила действительно не успели полностью высохнуть и теперь большая их часть оказалась на изнанке верхнего листа. А вторая страница была покрыта грязными пятнами и текст, увы, прочитать было невозможно.


Чарльз огорченно вздохнул. Ужасно видеть такую превосходную работу совершенно испорченной...


Он взял рукопись Нахума, и бросил её на растущую кучу брака позади кресла. Так неприятно отвергать историю, особенно такую хорошую, из-за глупой ошибки!


— С ней что-то не так? — спросила доктор Шаннинг, увидев перекосившуюся морду Маттиаса и последовавшее за этой гримасой нервное кусание палки.


Крыс не ответил, только еще раз скривился и тяжело вздохнул. Ему надо было продолжать перебирать рассказы, и в то же время так хотелось самому переписать испорченную страницу рукописи Нахуума....


Несомненно, в этом случае он стал бы победителем!


Но увы, теперь этого не случится...


Немного успокоив нервы, Чарльз покачал головой, и дернул усами:


— Да вот рассказ Нахума... он был бы великолепным, но этот горе-писатель снова забыл дать чернилам высохнуть, и страницы слиплись. Э-эх!


— А да, Нахум... — Шаннинг согласно кивнула. — Похоже, он опять споткнулся о собственный хвост?


— Именно. И очень жаль, потому что эта история заслуживает как минимум полки в библиотеке... А может быть и приза. Но что уж теперь поделать... А ведь бедняга корпел несколько недель и потерял все из-за досадной невнимательности.


— Неприятный урок пойдет ему на пользу! — веско сказал Фил и снова опустил голову.


— Действительно, — Маттиасу оставалось только кивнуть.


Еще раз вздохнув, Чарльз взял из кучи свитков следующую рукопись, и раскрыл её на титульной странице.


Хм...


Рисунок дракона, служивший фоном первой странице, на взгляд Маттиаса был чуточку ярковат и мешал читать текст. Хотя сам по себе был очень, очень хорош.


Ну... Посмотрим, что будет дальше.


Чарльз дочитал первую страницу, перелистнул... и вдруг обнаружил, что увлекся. Нет, в самом деле, увлекся! Ясный слог. Динамичный сюжет. И диалоги! О боги! Чеканная, как сталью по золоту выбитая речь героя и вязкие, пустые фразы его врага... Пожалуй, эта история достойна как минимум полки в библиотеке! А может быть даже и...


Сегодня Маттиас уже прочел несколько историй достаточно качественных, чтобы выйти в финал. Само собой, были хорошие работы, были очень хорошие работы, но эта... Такие чуть блеклые, как будто размытыми мазками ухваченные описания... ни одна из прочитанных работ и близко не подошла к этому уровню!


Кажется, у него в руках претендент на главный приз!


Чарльз потянулся, взглянул на стоявшие в центре стола мраморные песочные часы...


О боги! Уже полдень!


Они прозанимались этим нелегким делом все утро!


Крыс устало откинулся на спинку кресла, обернул хвост вокруг ножек и потер лапами покрасневшие глаза.


Мрачно и неуютно было в душном помещении на первом этаже Гильдии Писателей. Чуть потрескивающие свечи капали воском, латунные фонари лили ровный неяркий свет. Казалось, само время в этом месте остановилось, замерло на полушаге, а вместе с ним все остальное, и оттого ничто и никогда не будет здесь завершено, так и останется навеки недочитанным, недописанным, недосказанным...


Свечи и светильники едва горели и обычно дрожащее, пляшущее пламя замерло неподвижно, словно отрицая саму возможность веселья в этих старых залах...


О боги!


Маттиас понял, что ему надо выбираться из этого кабинета, прежде чем он окончательно отупеет. Ему нужно пройтись по свежему воздуху, вдохнуть немного жизни в застывшее тело.


Ему необходим перерыв!


Наклонившись вперед, Чарльз осторожно постучал по желтоватому стеклу песочных часов, привлекая внимание остальных.


— Коллеги, а вам не кажется, что мы малость засиделись? Лично я собираюсь пообедать... и заняться кое-чем личным... не желаете присоединиться? Вам тоже пошло бы на пользу немного проветриться!


Доктор Шаннинг кивнула:


— Вот закончу с этой историей, тогда и...


— Я тоже, — присоединился Фил, поёрзав на сидении и свесив одно ухо на морду.


— Ну, как кажете коллеги, как скажете, а я пошел!


Маттиас соскользнул с высокого кресла, гладкие, чуть шероховатые каменные плиты пола приятно щекотнули его босые ступни.


Когда-то деревянные, а в главных залах даже наборного ручного паркета, ныне все полы гильдии были прикрыты каменными плитками. Частью чтобы предотвратить занозы и порезы — слишком многие члены гильдии больше не могли носить обувь; частью — чтобы сберечь сами полы. Увы, но ходить босиком предпочитали именно обладатели копыт и острых когтей. И если первые просто сдирали лак, то вторые зачастую не только царапали, но и впивались в пол когтями. Что происходило при этом с деревом...


Прошлепав босыми ступнями по каменному полу главного холла, Маттиас открыл дверь собственного кабинета - или, как он сам шутливо его именовал, отнорка, взял из ящика стола немного меди, пару бронзовых половинок и сунув во внутренний карман туники несколько листов пергамента, покинул Гильдию Писателей.


Солнце стояло в зените, безжалостно высвечивая почти безоблачное небо, лишь по закатной стороне неторопливо ползла к северу стайка пухлых и румяных тучек.


Маттиас замер на высоком крыльце, вдыхая сладкий аромат цветов, стараниями придворного садовника саранчи-морфа Дэна окаймлявшие практически все дорожки Цитадели. Порхающие тут и там птицы пели, прощаясь с уходящим летом. Сверчки стрекотали и прыгали в траве, радуясь последним жарким дням...


День был просто за-ме-ча-тель-ный!


На торговой площади Цитадели, где возводились палатки и подиумы для Лунного фестиваля, царила суета, слышались вопли, команды, стук молотков и визг пил — там торопились установить и сколотить все до пятницы, до начала праздника.


Из года в год, от праздника к празднику повторялась одно и то же — не меньше недели занимала установка всех этих павильонов и помостов, но всего день-два — разборка и уборка. Почему-то Маттиасу не нравилось зрелище грандиозной уборки после праздника... Может быть потому, что вместе с праздником уходило еще одно лето? Кто знает...


«Да, лето уходит...» — подумал Чарльз.


На пороге осень, а с нею и осенние заботы.


Страда.


На время сбора урожая Цитадель практически пустела. Большинство Хранителей уходило помогать фермерам или охотникам, а остающиеся в стенах Метамора непрерывно трудились, перетаскивая доставленное продовольствие в бездонные кладовые и ледяные хранилища крепости.


Почти восьмая часть жителей Цитадели питалась только мясом, в худшем случае — ливером и мясной похлебкой. А потому создание его запасов было жизненной необходимостью. Охота, сельское хозяйство, торговля... Тысячи и тысячи фунтов говядины, свинины, конины, птицы и дичи, а в этом году еще и рыба из Джонстауна, отправлялись в пещеру под главным зданием. Там, под каменными сводами, укрытые леденящим дыханием древней магии, они могли храниться практически вечно.


Ценным продовольственным запасом также были коровы, которые не только обеспечивали молоком всю Цитадель, но и пускались под нож — если охота была неудачной.


Разумеется, будучи главой гильдии, Маттиас мог позволить себе и мяса и рыбы, но в силу своей природы больше предпочитал сыр, хлеб и сырые овощи. Честно говоря, не только из-за своей телесной природы, но и по причине дешевизны...


Вдохнув еще раз сладкий запах цветов, Чарльз учуял примешавшийся к нему запах орехового хлеба.


Хм...


Позвенев монетами в кармане туники, крыс спустился с высокого крыльца гильдии и направился на хозяйственный двор. Он уже знал, куда ему надо идти... по ветру, следуя запаху, прямо к булочной капибары Грегора. Мимо лавки свечного мастера — кстати, давно он уже не захаживал к мастеру Вернону... надо будет на днях заглянуть, поинтересоваться как дела, прикупить свечей и масла для светильника — его собственный запас почти истощился. Вот к чему приводит литературное творчество поздно вечером. К дополнительным тратам!


Однако запах орехового хлеба и маковых булочек настойчиво тянул голодного крыса дальше и вскоре он уже подходил к заветным дверям. Рассеянно кивнув лениво машущему метелкой перед дверьми лавки коту-морфу, Маттиас потянул дверную ручку и вошел внутрь.


Запах свежеиспеченного хлеба, поднимающегося теста, и восхитительного печенья наполнял все помещение, выходил через распахнутые окна, разносился по округе — и был без сомнения самым лучшим зазывалой. Чарльз мог бы часами стоять в дверном проеме, и вдыхать, вдыхать, вдыхать...


Грегор осторожно укладывал еще слегка исходящие паром ржаные караваи на расстеленную ткань. Его уши передернулись, когда от неловкого движения одна из булок выскользнула из лап и перевернулась. Поправив последний каравай, он снял рукавицы, и повернулся к прилавку.


— А, Чарльз, привет! Что возьмешь сегодня?


И прилавок, и потолок в лавке были достаточно высоки для самых рослых морфов, а для тех, кто пониже имелось пристроенное к прилавку возвышение.


Поднявшись по ступенькам, Чарльз ткнул большим пальцем за спину:


— Не знал, что ты взял себе ученика.


— А, это Бреннар. Младший сын фермера Колланда. Он у меня всего неделю, пока в основном помогает поддерживать чистоту, и учится печь хлеб. Но не могу рекомендовать тебе отведать результаты его трудов, — усмехнулся Грегор и покосился на открытую дверь, за которой кот насторожил уши и замедлил махи метелкой. Наверняка прислушивался... — Булки у него получаются твердые как камень. Впрочем, со временем, возможно...


— Но почему кот? — понизив голос, спросил Чарльз.


— Ну, во-первых, он сам напросился. Во-вторых, мне стало интересно — кот, и хочет стать пекарем... необычно, правда?


— Действительно, очень странно. Он ведь не ест хлеб?


— Нет, не ест. Пробует, вкус чувствует. Думаю, с мясной похлебкой, сможет набить желудок... если будет сильно голодным. Но предпочтет мясо.


— Кстати, насчет хлеба. Я бы не отказался немного перекусить перед беседой с крокодилом.


Маттиас осмотрел прилавок. Увидев фирменные хлебцы Грегода — маленькие, не больше ладони крыса булочки, источающие умопомрачительный аромат свежего, еще горячего хлеба, орехов, тмина и укропной присыпки — крыс указал на них:


— Один из этих.


Грегор очень внимательно посмотрел на Маттиаса и выдал:


— Одну желтенькую*.


— Да ты что! — возмутился Маттиас. — Этот маленький каравай не стоит полулуны!


— Сегодня для тебя именно такая цена, — отрезал Грегор, блеснув глазами.


Маттиас удивленно взглянул на капибара:


— Грегор... я ведь твой постоянный клиент, и мы оба прекрасно знаем цену твоему хлебу. Караваю орехового хлеба красная цена в праздник — пара медных звездочек.


— Ты хочешь сказать, что мой хлеб дешевка? Обижаешь ты меня, Чарльз! — Грегор сложил лапы на круглом животике, и оскорблено надул пухлые щеки.


Впрочем, Чарльз не сомневался, что оскобленная поза и рассерженный тон — лишь игра с целью выманить у крыса заветную монетку. Уж слишком блестели глаза у булочника... Вот только с чего бы?


— Нет, — теперь уже Маттиас сложил лапы на животе и надул щеки, превратившись в зеркальное отражение Грегора. Только менее объемное. — Я лишь сказал, что твой каравай не стоит бронзовой монеты.


Маттиас не умел торговаться, и прекрасно знал об этом. Некоторые его знакомые владели этим умением блестяще, и с легкостью вытрясали из капибары каравай за одну медную звездочку. Другие имели столько денег, что совсем их не считали... Увы, Чарльз не относился ни к той, ни к другой категории...


Опершись локтем на прилавок, Грегор наклонился вперед:


— Не забывай, ты все еще должен мне за каравай. Помнишь, у тебя еще корзинка с яблоками была? И за каравай, который взял, когда заглянул ко мне под ручку с тигром-морфом. А еще за каравай, который прихватил по дороге на дальнюю ферму... На той неделе, Сарош тебя возил. А еще за фунт пряников, которыми ты подкармливал Марка. А еще...


— Хватит, хватит, хватит! Ты прав, ты совершенно прав... И как это я успел столько долгов накопить? Просто сам себе удивляюсь!


Маттиас вытащил из кармана бронзовую полулуну — как хорошо, что он прихватил ее — и звучно хлопнул монетой по прилавку:


— Этого хватит?


— Более чем, — расплылся в улыбке капибара, одной лапой засовывая монетку в карман на переднике, а другой вытаскивая каравай из стоявшей на краю прилавка корзинки. — Даже с лихвой! Можешь прихватывать караваи еще пару раз.


Маттиас удивленно уставился на немного кривоватую, и практически плоскую лепешку серого хлеба. Осмотрев ее со все возрастающим удивлением, он попробовал разломить странную булку, но не смог даже оцарапать!


— Грегор! Что ты мне подсунул?!


— Ой! Извини, Чарльз... не та корзина! — радостно ухмыляясь, Грегор протянул Маттиасу другой каравай — пышный, ароматный, еще теплый...


— Вот оно! — патетично воскликнул крыс, ухватив обе булки и прижимая их к груди. — Сбылось предсказание Светнесущего Эли! И попросил я у друга хлеба, и дал он мне камень!


— И рухнули стены! И прошли по их обломкам орды! — подхватил капибара.


— Где?! Когда?!


— Стены кладовой Джона-мешочника. Нашего оленя-собирателя древностей!


И друзья хором расхохотались.


— Не вынесли бедные, тяжести веков! — фыркнул Маттиас, отсмеявшись. — Кстати, эта недобулка и есть произведение лап твоего ученика?


— Оно самое. Недобулка. Хи-хи... Хорошо сказано! Недобулка... Может возьмешь? За недоцену отдам!


— А может и возьму! — крыс присмотрелся к плоской серой булке и попробовал ее погрызть. — Знаешь, такая лепешка может стать неплохой заменой палки для грызения. Если смогу ее... разгрызть! О! Идея! А вот сделать такую булку, только в форме рыбы? И подсунуть крокодилу?


— Маттиас! — притворно возмутился Грегор. — Как ты жесток! Как ты можешь?! А, да тебе же идти к нему в пасть... Зачем, собственно, если уместно спросить?


— Ну-у... Тут такое дело... — настроение Чальза тут же упало до кислого, если не до мрачного. — Мне нужно попросить церемониймейстера об одной личной услуге...


Маттиасу не очень-то нравилось общаться с Тхалбергом, церемониймейстером герцога Хассана — с этим вечно воняющим рыбой, напыщенным и самодовольным крокодилом-морфом, не способным принять ничего, если оно не исходило от самого герцога. Ходили слухи, что Тхалберг был похож на земноводное даже до заклинаниея Насоджа, и оно лишь придало завершенность его облику, уравняв внешность и содержание.


К сожалению, вопросами приема гостей Тхалберг распоряжался практически единолично, и отменить его приказы мог только лорд Хассан. Именно Тхалберг рассылал приглашения на праздничный ужин в субботу вечером, и теперь Маттиас хотел попросить его внести изменения в список гостей...


— Не хочешь рассказать?


— Ох, боюсь сглазить! Нет, лучше помолчу.


С этими словами Маттиас направился к двери.


— Ну, будем надеяться, крокодил сейчас в хорошем настроении! — пожелал вслед Грегор.


— Хорошо бы! — согласно вздохнул Чарльз, выходя в дверь.


Бреннар теперь подметал нижние ступеньки крыльца, демонстративно отвернувшись, но насторожив уши и ритмично подергивая хвостом.


Спустившись с крыльца, Маттиас остановился и внимательно осмотрел кота. Почти на голову выше крыса, серо-дымчатая шкурка, неплохо развитые мышцы — сын фермера, еще бы!


Посмотрев, Маттиас уже собирался продолжить путь, но тут Бреннар повернулся и посмотрел сверху вниз, на крыса:


— Весь такой я, туточки и смотрю... А еще уши повернул и увидел — кто-то мимо. Или помогу?


— Нет, нет... Помощь мне не нужна, я действительно просто проходил мимо, — улыбнулся Чарльз.


— Ая-я-я... — чуточку разочарованный, тем, что не удалось отвлечься и поболтать, кот продолжил махать метлой, из которой то и дело выпадали соломинки, тут же сметаемые в кучу мусора.


Маттиас подумал, что будет нехорошо вот так просто взять и уйти, как-то неправильно... Быстро глянув обратно в булочную, и увидев, что Грегор снова вернулся к хлебной печи, крыс повернулся, и слегка улыбнулся коту:


— Ты решил стать учеником лучшего пекаря, которого я когда-либо встречал. Он настоящий мастер!


— Носом фух-фух-фух! Вот! Весь такой и еще, и лучше! — кивнул кот. — И посмотрел и сказал. А я много трудился и весь не спал и таскал и весь работал и даже устал, а он посмотрел и молодец. Только твердое... А я почему и не знаю...


Чарльз подавил непрошенную ухмылку и сказал, звучно щелкнув зубами:


— Не беспокойся, Бреннар. Прсто помни, что лучшее достается тяжелым трудом и упорством. Со временем ты обязательно станешь хорошим пекарем, может быть даже лучшим, только внимательно слушай Грегора, когда он будет учить тебя.


— Туто я! И вам всё — мр-р-р... Мастер Чарльз.


— Ты меня знаешь?


— Мастер Грегор — у-у-у... под нос бур-бур-бур... Чарльз ох, Маттиас ах, ой разорит! Ух, пустит по миру! — полосатый кот подмигнул крысу, смахивая с крыльца принесенный ветерком желтый лист.


— Кхм... мда... — неопределенно высказался Маттиас. — Ладно... приятно было побеседовать, Бреннар, но мне уже пора.


Зайдя за угол, Чарльз весело передернул усами, и задорно выгнув хвост, рассмеялся.


Ничего, что ему предстоит поход в крокодилью пасть — сегодня все равно великолепный день!


По аллее, мимо цветников, мимо главных ворот, мимо охранников, сквозь открытые сейчас внутренние ворота, прямо к парадным залам главного здания Цитадели. Потом по знакомой ему череде лестниц, выше, еще выше, через галерею, протянутую над внутренним садом — ажурную, будто сплетенную из металлической паутины каким-то сказочным пауком. Мимо витых столбиков-луковиц, проведя лапой по натянутому, как струна, тросу-перилам, пробуя на зуб испеченный котом-пекарем хлеб, с огромным трудом отгрызая маленькие кусочки от ржаной недобулки. Да, это не хлеб Грегора, но определенно ничего, ничего... можно иногда покупать...


И наконец, сквозь пропитавшие коридор и лестницу миазмы жареной, вареной и сырой рыбы, к кабинету церемониймейстера Тхалберга.


Постучав в дверь, Чарльз услышал хриплый рев, прерываемый громким чавканьем:


— Ну, кто там еще?! Входи!


Чарльз облегченно вздохнул — кажется, повезло. Будучи «не в настроении», Тхалберг запросто мог промариновать нежданного посетителя полчаса под дверью, задавая идиотские вопросы, и все равно потом отвергнуть его просьбу...


Чарльз мысленно еще раз повторил все тщательно приготовленные аргументы, надеясь, что они не понадобятся. И открыл дверь.


Крокодил-морф сидел за столом, выковыривая кости из пожелтевших зубов. А их у него было много...


Во время изменения его лицо, а теперь уже морда, вытянулась вперед на добрых полтора фута, кожа покрылась роговыми пластинами, зелено-серыми на спине и зелено-бежевыми на брюхе. Теперь Тхалберг часто обходился практически без одежды, надевая лишь хорочуп**, да расшитую серебром перевязь, символ статуса.


На столе перед ним стояла пустая тарелка.


Крокодил уставился на Маттиаса желто-зелеными глазами. Потом хлопнул по полу толстым хвостом, и заявил:


— Я тебя не ждал, маленький вкусный крыс. Ты хочешь сказать, что не придешь на ужин к лорду? Хорошо! У меня есть кого посадить на твое место!


— Нет сэр. Я пришел поговорить с вами об ужине, но отказываться от приглашения я не собираюсь, сэр, — ответил Маттиас, не забыв подбавить в голос приличную дозу уважительности.


— Так я и знал! — фыркнул Тхалберг — Никто не хочет облегчить мне работу, никто! Ну, говори, маленький пушистый и вкусный, чего тебе надо?


— В списке гостей, приглашенных на ужин к лорду нет одного имени... Леди Кимберли.


— Она недостаточно значительная персона, — хмыкнул крокодил.


— Она имеет значение для меня!


— А да... я слышал, вы жить друг без друга не можете... Как трогательно!


— Тогда вам не нужно объяснять, почему ее нужно включить в список.


Опершись на стол массивными лапами, Тхалберг наклонился вперед:


— Список гостей утвержден лордом Хассаном. И я не вижу причины для его изменения... достаточно веской!


— Веской причины? — Маттиас обратил внимание, как крокодил произнес последнее слово. — Что же может послужить ею?


— Хм... я слышал, ты пописываешь рассказы?


— Бывало пару раз... — Чарльз все еще не понимал, куда клонит собеседник, а потому высказался как можно неопределеннее.


— Возможно, если бы в одном из них появился бы некий знакомый тебе персонаж... это могло бы послужить достаточно веским основанием. Для.


Маттиас ошеломленно моргнул. Ого! Ого-го! Может ли быть?..


— И кого же вы желаете там... увидеть?


— Себя.


Чарльз едва удержался от радостного вопля. Есть! Это его шанс!!


— Это... возможно. В принципе.


— Главным героем! — надавил Тхалберг.


— Надо подумать... — уклонился Чарльз. — Первое появление нового героя, да еще и со столь сложным характером, не может быть очень объемным. Чтобы не возникло... проблем.


— Хм... — разочарованно буркнул крокодил, вытаскивая из зубов рыбью кость, и кладя ее на тарелку. — Ну ладно... Для начала сойдет и так.


Смерив Чарльза взглядом желто-зеленых глаз, Тхалберг продолжил:


— За столом не хватит места для еще одного гостя. Но ты, и твоя подружка маленького роста и телосложения... скажем, вместо твоего кресла можно поставить два высоких табурета. Подойдет?


— Вполне!


— Что ж, хорошо... — крокодил лениво выковырял из зубов еще одну кость. — Но теперь мне придется составлять еще одно приглашение, изменять список мест, так что я буду очень занят. Поэтому, если не возражаешь... — и указал когтистой лапой на дверь.


— Получилось!!!


Снаружи, за закрытой дверью, Чарльз больше не смог сдержать возбуждения. Он подпрыгнул, захлопал в ладоши, завопил на весь коридор и еще раз подпрыгнул, с наслаждением ощущая под лапами упругую мягкость ковра.


Ах, сегодня действительно просто чудесный день!


Взяв со столика у дверей свою обкусанную недобулку, и с наслаждением вгрызшись в нее, Чарльз поскакал к галерее.


Осталось только завершить работу над рукописями — придется потратить немало времени на проверку... Эх, Нахуум! Что ему стоило проявить чуточку аккуратности? Ну, да что теперь...


А ведь еще есть история Жупара Хабаккука, которую этот наглый, ленивый кенгуру все еще не закончил! И которую, похоже, придется выбивать из него на ринге!


«Не хотелось бы...» — подумал Чарльз. Может опять вылезти что-нибудь... из прошлого. Из тех времен, о которых Маттиас отчаянно не желал вспоминать. О его жизни на юге, в общине Сондески... Слишком мрачна и печальна была эта история, вряд ли он когда-либо расскажет ее...


Вернувшись в Гильдию Писателей, Маттиас обнаружил на столе новые свечи, заново заправленные фонари, а вокруг него - усердно трудящихся коллег. Фил и доктор Шаннинг просматривали рукописи; остатки от их обеда лежали на маленьком столике в углу.


О боги! Да они так и не вышли отсюда подышать свежим воздухом! Нет, надо поскорее завершить эту бесконечную работу, пока его коллеги не зачахли совсем!


Маттиас кивнул всем и, усевшись на свое место, вытащил из стопки следующую рукопись...


Крыс устало опустил голову на стол. Время после обеда тянулось мучительно медленно. Песочные часы пришлось перевернуть четырежды, прежде чем они наконец закончили предварительную оценку всех этих сочинений. Отобраны рассказы, которые однозначно не выйдут в финал, но при этом определенно достойные полки в библиотеке. Их стопка возвышалась по левую руку от него. А по правую остались четыре рассказа, которые он отобрал для выхода в финал. Его выбор. Его предпочтения.


Четыре.


А нужно три...


Чарльз еще раз прочитал каждый рассказ, заранее ненавидя себя за то, что придется отложить какое-то из этих превосходных произведений.


Ох!


Как же тяжело выбирать!


Впрочем, один уже выбран — рассказ принадлежащий перу Таллиса несомненно достоин первого места. Он всегда был очень хорош — стиль, содержание, язык, все было отлично проработано и со вкусом подогнано друг к другу. Но в этот раз Таллис превзошел сам себя, его рассказ действительно был достоин первого места.


Остальные три...


Ох...


В конце концов, Чарльз все-таки отыскал совсем уж мелкие погрешности, и выбрал один рассказ, который не мог быть представлен в финал. Отложив его в кучку, предназначенную для библиотеки, крыс наконец позволил себе расслабиться и взглянуть на коллег.


Ужас! Если он сам выглядит таким же уставшим, то к зеркалу лучше не подходить. И есть хочется! Что недобулка, что ореховый хлебец уже давно превратились в воспоминание...


— Коллеги, не нанести ли нам визит в Глухой Мул?


Маттиас думал, что доктор Шаннинг как всегда откажется, но гусыня кивнула:


— Отличная мысль!


— Всемерно согласен! — поддакнул Фил — Мне нравится их кухня.


— Единогласно! — воскликнул Чарльз, выбираясь из кресла. — Идемте, коллеги!


Глухой Мул, как всегда полный народа, сегодня был охвачен веселым предпраздничным возбуждением. Жители Цитадели предвкушали начало Лунного фестиваля — отличная причина собраться вместе, расслабиться, повеселиться, на время забыв о трудовых буднях. Так жаль, что праздник продлится всего три дня... а следом за ним придет осень... Впрочем, будут другие — осеннее Равноденствие, праздник Первого Снега. А следом за ними зимнее Солнцестояние и Новый год!


Обсуждая приближающийся праздник, Маттиас с коллегами заняли свое любимое место, рядом с бильярдным столом и ожидая когда же Донни обратит на них внимание, любовались как Коперник практически всухую обыгрывал Мишеля. Практически... Но все же, не совсем — когда ящер-морф выверенным ударом отправил шар мимо лузы, Чарльз заподозрил, что тот решил немного поддаться.


Еще у игрового стола торчала неизменная троица — Таллис, Хуббакук и Нахум. Они следили за игрой, попутно подкалывая Копа и подбадривая Мишеля.


В конце концов, Мишель закатил в лузу последний шар, и пока ящер выкладывал шары в фигуру, отправился за элем. И тогда заскучавшая троица писателей обернулась.


— Ба! Кого я вижу! — разнесся по залу радостный вопль Хабаккука.


Откинувшись на спинку лавки, Чарльз устало буркнул:


— А уж как мы вам рады...


— Что-то Маттиас сегодня малость заморенный, — приветственно оскалился лис-морф Нахум. — Фил, привет! Давненько не видал тебя здесь... Как здоровье?


— Кхе-кхе! — проскрипел кролик. — Начитался ваших опусов, аж в горле першит.


— Да, ребята, вы таки немало понаписали к конкурсу! — подмигнула им Доктор Шаннинг.


— Угу... Конкурс немаленький... — вздохнул крыс-морф Таллис. — У нас столько хороших писателей... Мне, наверное, даже финал не светит.


— Кто знает, кто знает... — хмыкнул Фил, беря у половничего кружку яблочного эля.


— Вы знаете! — подпрыгнул на месте кенгуру-морф Хабаккук. — Кто же, кроме вас?!


— Может и знаем, — спрятал ухмылку Маттиас. — Но ведь не скажем же.


— Да уж, конечно не скажете... — снова вздохнул Таллис. — Впрочем, не все ли равно. Мне финал не светит.


Маттиас опять спрятал ухмылку — просто поразительно, как автор может ошибаться в оценке собственной работы! Почему-то его оценка зачастую диаметрально расходится с мнением читателей... И у других творческих личностей та же проблема.


«Интересно... — подумал он, — а ведь и у меня так же! Тоже ведь... расходимся во мнениях. Идеальные, вылизанные до блеска, самые лучшие — читать не хотят. Зато всяческую макулатуру, годную только на растопку, рвут с лапами... Эх, доля писательская!»


Тем временем тема застольного разговора сменилась, его коллеги, и подошедшая ближе торица друзей уже обсуждали прибывших на празднование гостей и жителей окружающих Матамор ферм и деревенек.


— Кто-нибудь знает, отец Хуг уже прибыл? — спросил Чарльз, ни к кому конкретно не адресуясь.


Ему ответил Хабаккук:


— Нет, ты же знаешь, он всегда приезжает позже всех.


— Он вроде собирался прибыть сегодня вечером.


— Отец Хуг? — спросил Мишель, отрываясь от бильярда.


— Жрец Светнесущего Эли. Заглядывает в Цитадель по праздникам. Отправляет службу последователей Светнесущего, выслушивает исповеди, раздает благословения, проповедует... — ответил Маттиас. — Приходи, сам увидишь.


— Посмотрим... Наверное, приду, — кивнул Мишель, возвращаясь к игре.


«Было бы неплохо привести в царство Эли еще одного последователя... — подумал Чарльз. — Впрочем, вряд ли он придет к ним... к нам, с первого раза».


На бильярдном столе с громким треском раскатились шары — началась новая партия. Прихватив Таллиса, Хабаккук и Нахум отправились болеть за новичка; оставшиеся за столом коллеги продолжали обсуждать списка прибывших и ожидаемых к празднику гостей, а Чарльз решил обдумать прошедший день.


И когда к столу наконец-то подошел половничий с заказанной крысом сырной запеканкой, он думал о предстоящем субботнем вечере. О том, как проведет его леди Кимберли, понравится ли ей их высшее общество и понравится ли она им... И только это имело значение!


Чарльз выполнил задуманное — помог леди Кимберли выйти в свет, показать себя на званом ужине у лорда Хасана. Теперь ему оставалось только помочь леди достойно одеться. Завтра утром они вместе пойдут к швее, примерить новое платье, заказанное и оплаченное Чарльзом заранее. Кимберли оденет его в субботний вечер... И нынешний Лунный фестиваль будет просто чудесным!


Непременно!

* Желтенькая — иначе бронзовая полулуна. 25 медных звезд. При цене булки орехового хлеба в 0,75-1 звезду...


** Хорочуп — Вариант набедренной повязки.


История 35. Пора пробуждения


К Цитадели Метамор подступила весна.


Снеговое одеяло, укрывавшее землю, скукожилось, потемнело, отступило в тенистые места и исчезло совсем. С крыш закапало, побежало, повисли сосульки на скатах. Теплый ветер принес птичьи трели. Проклюнулись травинки во внутренних двориках, укрытые от холодного дыхания гор стенами Цитадели.


Я стоял в одном из внутренних дворов, ловя всеми шестью руками весеннюю капель, мои антенны шевелил теплый южный ветерок, неся запахи оттаявшей земли, молодой зелени, запахи пробуждающейся жизни...


Стоя посреди дворика, я ждал друга, с которым не мог поговорить уже несколько долгих месяцев, хотя видел его почти еженедельно. Друга, сейчас неподвижно замершего в центре двора, и стоящего там уже шесть лет.


Еще совсем безлистная, крона тамариска вознеслась почти на пятьдесят футов над вымощенным серым булыжником двором, однако я уже различал набухшие почки, готовые выпустить на свет пучки молодой хвои, всеми своими антеннами чувствовал свежий запах текущих по стволу соков.


Весна...


Многие считают, что Ларкин — одна из самых несчастных жертв Сражения Трех Ворот. Волею судьбы ему было суждено провести остаток жизни в виде дерева. В свое время кое-кто предрекал ему сумасшествие, а кое-кто опасался, что он исчезнет, растворится в древесной плоти, приняв изменение. Но... Он приспособился. Привык к неподвижной жизни, к уникальному существованию в невероятной форме человека-дерева.


Погруженный, как в воду, в бесконечное "сейчас", Ларкин вернулся к своему давнему хобби — философии. Я думаю, что медленная и размеренная жизнь дала ему время и настроение проводить дни, размышляя о тайнах вселенной...


Будучи по натуре одиночкой Ларкин, тем не менее, обожает долгие обстоятельные беседы. Он часто вовлекал меня в длинные и сложные дискуссии на различнейшие темы, включая политику, магию и даже суть Добра и Зла.


Приближение зимы всегда немного огорчает меня. Увы, но с приходом осени темно-зеленая и блестящая хвоя Ларкина становятся золотисто-желтой, а мысли его текут медленнее и рассеяннее. Потом приходит пора осенних дождей и ветров, желто-бурые иголки осыпаются на землю, укрывая землю дворика шуршащим ковром, сознание его постепенно угасает и ко времени, когда первый снег укрывает землю, засыпает совсем.


Но, в конце концов, извечный круг природы завершает оборот, зима уходит, и весна вновь пробуждает уснувшую жизнь. Снег тает, вода вырывается из-под сковывающего её льда, растекается говорливыми ручейками, искристыми речками, звонкой капелью, и почва мягко дышит под нежной лаской весеннего солнца.


И тогда Ларкину приходит время просыпаться. Почки, спавшие на ветвях долгую-долгую зиму, набухают, впитывают соки, пробежавшие от пульсирующих корней до самых кончиков веток, и наконец, раскрываются пушистой зеленой шубой, даря миру запахи свежей хвои, запахи возрождения и обновления. И вот тогда, под толстой коричневой корой просыпается разум человека-дерева, просыпается, чтобы возобновить осмысление мира в неповторимой перспективе маленького дворика...


Стоя рядом со стволом друга, я ощущал, как медленно набирает силы ток жизни в его теле, как все сильнее и быстрее бегут соки вверх по стволу... И вот, наконец, как неощутимый удар, осознание его присутствия — он здесь!


— Здравствуй Дэн... Доброй весны тебе... Приятно видеть друга после такого долгого отдыха... — прошелестел голос, исходящий отовсюду — от каждой ветви, от каждой веточки, со всех сторон, но несомненно, сильнее всего от высоченного ствола лиственницы.


— Взаимно, Ларкин. Как спалось тебе этой зимой?


— Тихо и спокойно... Я отлично отдохнул и даже увидел очень интересный сон... Я расскажу его тебе... но позже. Сначала я бы послушал тебя. Расскажи, что произошло в мое отсутствие?


И я сел на складной стул и рассказал Ларкину множество историй, произошедших в Цитадели Метамор за долгую-долгую зиму.


Закончив рассказ, я заметил легкий пушок первой зелени, появившийся на ветвях Ларкина.


Вот и все. В Цитадель действительно пришла весна!


История 36. Праздничная суета


В пятницу утром неделя кажется бесконечной. Суббота... Ах, суббота! Но до нее еще целый день... А потому, Чарльз не торопился вылезать из постели в пятницу утром. Разумеется, рано или поздно он вытаскивал себя из-под одеяла и, расчесавшись, а также перекусив, приходил в рабочее настроение.*


К тому же, вечерняя партия в бильярд, с призрачной, но неугасимой надеждой выиграть у Коперника, немного хорошего вина с ореховыми сухариками и сыром в кресле у камина — такая перспектива очень помогала пережить бесконечный день.


Но не в эту пятницу!


Сегодня Чарльз вскочил на ноги, едва рассвело. Сегодня он расчесал шерсть аккуратнее обычного. Сегодня он даже собирался совершить подвиг — принять ванну! Разумеется, у директора гильдии Писателей были лосьоны, туалетная вода, притирки — чтобы заглушить запах пота и красиво выглядеть, но в такой день хотелось большего. Потому что сегодня первый день Лунного Фестиваля!


Доставая из шкафа белую камизу*, темно-зеленые рейтузы и светло-зеленый, с коричневыми вставками пурпуэн*, Чарльз мысленно вернулся к событиям уходящей недели. Литературный конкурс, разговор с Тхалбергом, встреча с библиотекарем, перебранка с портнихами, срочный ремонт музыкальной шкатулки и наконец, встреча отца Хуга, прибывшего вчера очень поздно, почти к полуночи.


Отец Фрэнсис Хуг, священник Последователей Эли, уже много лет регулярно приезжал в Цитадель, знал в лицо практически всех ее защитников, приобрел в ее стенах множество друзей и неустанно проповедовал пути Последователей. Чарльз тоже считал его другом, возможно последним человеческим другом, оставшимся у крыса-морфа. Маттиас многое хотел бы обсудить с гостем, но увы — отца Хуга ждал герцог Томас. А потому, Маттиас ограничился рукопожатием, да парой вопросов — о самочувствии и о причине опоздания.


Здоровье у отца Хуга было на зависть всем вокруг, а задержка в пути объяснялась, к счастью, всего лишь сломанным колесом.


Регулярно появляясь в Цитадели, отец Хуг никогда не задерживался надолго — чтобы магия Насоджа не успела подействовать. Чарльзу всегда было интересно, накапливается ли эффект этого заклинания и опыт святого отца подтвердил предположение Паскаль. Колючий алхимик считала, что без внешней подпитки, несбалансированное заклинание должно рассеиваться, а для создания полноценного энергетического баланса ему нужно две-три недели. И вот отец Хуг, послужил своеобразной проверкой, а заодно и подтверждением — за годы регулярных визитов, никаких изменений не появилось, он так и остался человеком.


Конечно, Чарльз был бы очень рад, пожелай святой отец поселиться в стенах Метамора, но тот дал понять, что не желает принимать изменение и крыс-морф едва ли мог винить человека. Очень непросто добровольно лишиться своего естественного облика. Его самого когда-то подтолкнуло безвыходное положение, и все равно выбор был очень и очень непростым.


Маттиас не сожалел о том выборе, он нашел здесь новую жизнь, друзей, место в обществе, а теперь и любимую женщину...


Вспомнив леди Кимберли, Чарльз улыбнулся и, прихватив одежду, отправился в баню.


Бани Метамора! Омываемый горячими источниками, обогреваемый пылающим сердцем Цитадели, комплекс бассейнов, комнат с льющимся с потолка горячим и холодным дождем, ванн, моек, сушилок и просто заполненных горячим воздухом комнат с каменными полками и кучами раскаленных камней...


Маттиас, всегда считавший себя образованным и очень культурным, честно говоря, не представлял назначения даже половины имевшихся там вещей. К примеру, ряд ниш в одной из комнат. Для чего они? Каждая ниша, скорее даже большой кувшин с широким горлом, лежа утопленный в стену, наполовину заполненный водой, то горячей, то холодной и каким-то чудом непрерывно вращающийся...


В любом случае, эти бассейны и мойки уже которое столетие исправно служили всем желающим чистоты жителям Метамора. А сегодня еще и персонально Чарльзу.


Выбрав маленький бассейн, вернее даже большую ванну погорячее, крыс-морф разложил на скамье одежду, полотенце, выставил на каменную полку травяной взвар и, прочтя краткую молитву Эли, плюхнулся в воду.


— Ух!!! Ох!!! Ах!!!


Как все и всегда в Цитадели, бассейн оказался с сюрпризом. Почти горячая сверху, вода оказалась... слоёной. Горячая, холодная, снова горячая... и так далее до самого дна. Ощущения от ныряния в такую ванну получились... странными. Но однозначно бодрящими. Утренними!


Еще раз проведя по ушам полотенцем и осмотрев себя в зеркальце, Чарльз поискал — все ли на месте, все ли чистое, нет ли каких огрехов. Все оказалось в полном порядке, так что, взяв с полки палку для грызения, он просунул ее сквозь ременную петлю на поясе, на манер шпаги. Сегодня особенная пятница, а потому он прихватил особенную палку. Резную, из редкого и дорогого кедра... Почти такую же ему совсем недавно подарил Фил. Увы, та, превосходная палка-трость уже была сгрызена без остатка... Пришлось достать свою, из неприкосновенного запаса праздничных.


Убедившись, что его усы и шерсть чисты и бросив последний взгляд в зеркало, крыс вышел в холл. Его соседи уже были там. Все поднялись сегодня с рассветом. Неудивительно, ведь сегодня первый день Фестиваля. Все они немало потрудились, готовя общий праздник, а многим еще предстоит поработать — в ларьках и будках, торгуя и раздавая праздничное угощение от лорда Хассана, на подиумах и сценах, устраивая представления и развлечения... Но большинство будет просто зрителями.


Фермеры, извозчики, лесорубы и кузнецы... На праздник в стенах Цитадели соберутся все жители окрестных деревень, поселков и фермерских хозяйств. Они уже начали собираться. А значит пора и ему.


Чарльз шел по Зеленой аллее, прозванной так из-за виноградных лоз, вьющихся по шпалерам, натянутым вдоль пешеходной дорожки. Выращенный два года назад стараниями Дэна, придворного садовника, виноград нынче дал первый урожай, уже снятый, выдавленный и согласно всем правилам сброженый в дубовых бочках. Крыс облизнулся, предвкушая — сегодня вечером будет вскрыты первые две бочки с молодым вином. Сами лозы уже практически оголились, лишь кое-где еще проглядывали темно-красные листочки.


Осень близка.


Маттиас остановился, чтобы насладиться запахом последних осенних цветов. Вьюнок, упорный и живучий, тянул свои усики по узловатым, безлистным стеблям виноградной лозы. Его невзрачные, но такие ароматные цветы привлекали последних пчел, торопящихся собрать последнюю пыльцу и нектар... Чарльз вдохнул свежий утренний воздух, позволив резкому, острому, чуть сладковатому запаху наполнить душу спокойствием и безмятежностью... Он постоял, наблюдая как роса, лежавшая на листьях и лепестках, брызнула под внезапным порывом ветерка.


День обещал быть ветреным; погода постепенно портилась. Прошлой ночью, короткий шквал, пару раз хлопнул дверями Молчивого Мула, прежде чем Донни запер их. Ничего удивительного... начинаются осенние ветра.


Оставив позади аллею, с ее узловатыми лозами и цветами вьюнка, Маттиас подошел ко входу в одно из жилых зданий внутреннего комплекса и остановился, чувствуя как сердце колотится в груди.


Солнце уже поднялось, но везде еще лежали длинные тени. Оставалось всего пара часов до официального открытия фестиваля. Праздник начнется через час после того, как солнце поднимется над стенами Цитадели. И будет продолжаться до заката и еще один час после. Официально, разумеется. Неофициально... Там посмотрим.


«Надеюсь, она не спит, в такой ранний час», — сказал он себе, берясь за ручку маленькой боковой двери холла.


Чарльз прошел через залитую утренним солнцем комнату, еще раз принюхался и насторожив уши, легонько постучался тыльной стороной лапы в заветную дверцу.


Он услышал постукивание ее когтей по каменному полу, когда она шла к двери. Ее лапы не нуждались в обуви, особенно внутри Цитадели, с ее теплыми полами.


Дверь, медленно открылась и он увидел лицо Леди Кимберли. Ее глаза радостно блеснули, а вся мордочка как будто осветилась внутренним светом, когда она узнала Маттиаса. Чарльз на мгновение замер любуясь красотой и совершенством, явившегося ему чуда, потом с достоинством склонил голову:


— Доброго вам утра, Леди Кимберли.


Она поправила перетянутое широким вышитым поясом ежедневное блио*. Как всегда идеально чистая, причесанная, с подточенными и покрытыми блестящим лаком когтями...


— Доброе утро, Чарльз, — улыбнулась Кимберли.


Ему нравилась ее «улыбка»... Став крысой-морфом, человек больше не мог улыбаться, поскольку мимические мышцы крысиной морды не приспособлены к такому выражению эмоций. Но легкий наклон мордочки, особый разворот ушек, какое-то неповторимое выражение глаз - и вот леди Кимберли смотрит на него с легкой улыбкой.


— Ты уже нашла спутника для Фестиваля? — спросил он, наперед зная ответ.


— Еще нет... — она бросила на Чарльза смущенный и в то же время заинтересованный взгляд.


— Я тоже. Пойдем вместе?


Она вложила лапу в его и вышла за дверь:


— С удовольствием.


Чарльз склонился еще раз, осторожно закрыл за ней дверь, и они вдвоем вышли обратно на Зеленую аллею, ощутив тепло осеннего солнца, уже поднявшегося над далекими стенами Цитадели. Это ласковое тепло, почти столь же приятное как прикосновение её лап, окутывало, навевало покой и веселье, тянуло, нашептывало желание обнять и прижаться крепче. Он чувствовал её пальцы, обвившие его ладонь, ее маленькие когти, царапающие шкуру, щекочущие мех на тыльной стороне его лап...


Идя с ним по Зеленой аллее, она то и дело указывала на цветы и останавливалась, чтобы рассмотреть то почки на стеблях, то засохший, но оставшийся на ветвях ярко-алый лист виноградной лозы, то уже чуть повядшие, но все еще упрямо тянущиеся к свету плети плюща. Он улыбался её желанию насладиться уходящей прелестью осени и как раз отступил на шаг в сторону, чтобы полюбоваться нюхающей поздние цветы леди Кимберли, когда она случайно спугнула присевшую на цветок пчелу. Ким шагнула назад, отмахиваясь одной лапой, а Чарльз, почти бегом потащил её дальше, через аллею к боковому входу одного из зданий. Пчела, конечно же, последовала за ними, гневно жужжа и выписывая сложные петли.


— Спрячемся?! — воскликнул Чарльз.


— И поскорее!


Отгородившись от разъяренной пчелы дубовой дверью, они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Потом Маттиас нежно сжал лапу Кимберли:


— Тебе лучше быть осторожнее с этими цветами! Пчелы не любят незваных гостей!


— Я вдруг поняла, что они мне не нравятся! — еще раз хихикнула Кимберли.


— Мне тоже, — согласился крыс, обнял Ким за плечи и шепнул на ушко, — но если мы будем держаться от них подальше, они оставят нас в покое.


Она подняла мордочку, развернулась, не разрывая объятий, и несколько ударов сердца они тонули в глазах друг друга, касаясь усами-вибриссами и сплетая хвосты...


Возвращение к реальности было почти болезненным — буквально в двух шагах, за поворотом коридора кто-то шумно прошелся и хлопнул дверью. Чарльз коротко вздохнул и предложил:


— Идем дальше?


Кимберли поправила ему сбивший на бок шарф, обтерла платочком усы и кивнула.


Пройдя немного внутренними коридорами примыкающего к аллее здания, они вышли у самой центральной арки и пошагали по вымощенной камнем дороге вниз, к южному внутреннему двору Цитадели.


Павильоны, кабинки и помосты, украшенные флажками, многоцветными драпировками, а кое-где и просто кусками цветной ткани, огораживали просторный двор от главных ворот и до каменной лестницы парадного входа.


Главная арена, в центре площади, зарезервированная для большого представления — обычно кулачный бой или жонглеры и акробаты, а может быть даже заезжие артисты из Мидлендса, сейчас была пуста. Главные страсти закипят на ней ближе к полудню. Тогда вокруг соберется толпа народу, они будут шуметь, пить пиво, будут встречать аплодисментами и дождем серебряных и медных монеток победителей боев, градом гнилой картошки и тухлых яиц — проигравших. Будут освистывать очередное выступление придворного поэта... Бедняга, за шесть лет это уже превратилось в традицию — сколь хороши бы ни были его стихи, его все равно прогонят с арены с позором... Потом солнце склониться за высокие стены Цитадели, сгустятся тени, по кругу пойдут кружки с горячим вином, придет время песен — грустных, со слезами на глазах и веселых, с танцами и топотом...


Чарльз вспомнил, как в один из вечеров прошлогоднего Фестиваля, члены гильдии Писателей разыгрывали представление — символичную осаду Цитадели злым Насоджем и защиту её доблестными Хранителями. К удивлению самих артистов, преставление оказалось потрясающе успешным. Наверняка тому способствовала изрядная доля юмора... Во всяком случае, всем знакомые морды, изображенные членами гильдии, оказались на диво узнаваемы и вызывали приступы прямо-таки гомерического смеха у зрителей. К примеру Магус в исполнении Нахуума — все ронявший, терявший книги, свитки, жезлы... и тут же достававший точно такие же из под полы безразмерной мантии. Или, что удивительнее всего, сам Насодж в исполнении Жупара — пожалуй он оказался самой комической из ролей, когда-либо виденных Маттиасом.


Интересно, какой спектакль поставит в этом году гильдия Холмов*? Крестьяне, с окружавших Цитадель земель собирались разыграть что-то совершенно особое... Что ж, подождем и увидим!


С этими мыслями, Чарльз прошел арену, и собирался было уже повести леди Кимберли поискать лавки с женскими товарами, как вдруг пряный запах свежего хлеба приласкал его ноздри, заставил повернуть голову и забурчать желудок...


— Хм... — сказала Кимберли. — Правду говорила моя бабушка, самое слабое место мужчины — его желудок.


— Как она была прозорлива! — восхитился Чарльз, продолжая вынюхивать. — Последуем ее советам?


— Обжора! — хихикнула Ким, и продолжила: — Веди меня в царство хлебов и сыров, мой кавалер.


Маттиас послушно кивнул и двинулся к рядам с угощением.


В честь праздника, лорд Хассан, совместно с гильдией Ножа и Колпака*, а также с гильдией Холмов и гильдией Охотников традиционно организовывали бесплатное угощение для всех желающих.


И сейчас, Чарльз шел вдоль рядов, обходя прилавки с мясом — традиционным прибежищем мясоедов-хищников — уверенным шагом ведя Кимберли туда, куда звал его желудок — к лавке Грегора.


Самого пекаря не было в лавке, только его новый ученик, Бреннар, полосатый черно-белый кот-морф стоял позади прилавка с буханками хлеба. Он беспокойно бродил туда-сюда, то и дело переставляя и перекладывая булки, булочки и буханки.


Наконец Бреннар подняв взгляд, заметил их и улыбнулся, показывая острые белые зубы. Это зрелище заставило Ким слегка вздрогнуть, но Чарльз успокоил её, ободряюще сжав лапу. Кот тоже заметил беспокойство леди и поспешно спрятал устрашающую улыбку:


— Мастер Чарльз! Я такой рад, весь такой рад и тебе мр-р-р-р! А ты совсем первый и совсем весь здесь!


— И тебе доброе утро, — кивнул Маттиас. — А где Грегор?


— У-у-у... Мастер Чарльз, такой секрет, такой секрет, только я все знать! — Бреннар таинственно обернулся по сторонам и заговорил вполголоса. — Мастер весь такой в бегах, и у-у-у!!! В пекарню! И топ-топ-топ — еще булочки, и еще кексы и все топ-топ-топ! Все такое — ой! И уй! И тс-с-с!!


— Ни звука не изойдет из наших уст! — торжественно провозгласила Маттиас, подходя ближе. — Рассказывай!


— Я весь вчера только лапы — уо-оххх и мр-р-р... как вдруг — БАХ! Дверь! И ДеМуле! Весь — ой-ой-ой! Как сто лутинов, нет, тысяча! Мастера за пояс — ХВАТЬ! И утащил... Ой... Я весь такой ждал-ждал, и стемнело уже, а я все жду, и из миски попробовал и тесто помешал и в окно поглядел, а нету... Потом БУХ! Мастер! Глаза ох! Шерсть ух! Я — ой! А он тоже ХВАТЬ! И в чан! С тестом! ФУХ! Миску! Изюма! Вот прямо всю! Уй... И меня — «шевелись полосатый!» И гонял и гонял... Всю ночь бегал, ажно устал весь! Формы подавал, кексы делал, пол подметал, дрова носил, воду таскал... Аж хвост дрожит, так весь устал!


Маттиас почесал затылок:


— Как интересно... Что это на него нашло? И что получилось? Ты пробовал эти кексы?


— Я весь даже такой не знаю, мастер Чарльз... И все крошится, и сухое, только изюминки выковыриваются, и даже не знаю!


— А можно попробовать? — вмешалась в разговор леди Кимберли. — У тебя нет здесь этих... кексов?


— И прямо тут положил, и все такое мр-р-р... Всем ажно показал и положил и даже достал! Вота!


Бреннар сноровисто упаковал в полотняный мешочек пару коричнево-желтых кексов, отчетливо пахнувших изюмом, и грустно вздохнул:


— А я хотел, и все думал и все сам! Вот! И хлеб и булочки — а сам! А мастер — у-у-у! И не дал... И мне — «учись!» Муку сеялось и тесто мазалось, а еще — пых-пых-пухххх! И опало! И я его — пух-пух-пух, а оно снова пф-ф-ф! И закваска... А мастер — у-у-у! Пол подметал, и пыль вытирал, и воду таскал, и дрова носил... И все...


Чарльз сочувственно кивнул:


— Ты сейчас столкнулся с трудностями. Но не беда, у Грегора есть причины так делать. Ученик, в любой профессии начинает с заданий и работ почти не связанных с будущей профессией. И ты удивишься, но даже собственно сама работа пекаря состоит, увы, не только из собственно выпекания хлеба. Предстоит изучить еще уйму всяческих умений, вроде бы напрямую не относящихся к хлебу, но нужных и обязательных. К примеру, кто-то должен колоть дрова для хлебной печки. Тебе сейчас трудно, а иногда и скучно... Но так надо. Кроме того, я думаю, он хочет научить тебя дисциплине, хотя бы для собственного спокойствия.


Бреннар смущенно потер ухо и пожал плечами:


— У-у-у... А я весь такой терпеливый и всё такой да... А хочется! Вот! А вот ещё вся такая и с тобой и вся — ой и рядом стоит и кто?


— Ох, как невежливо! Я совсем забыл. Знакомься Бреннар, Леди Кимберли, урожденная баронесса Братас, — гордо сообщил Чарльз.


— Приятно познакомиться, — наклонила голову Кимберли.


— А я весь такой мр-р-р, и весь такой фух-х-х и весь такой хвост задрав! Вот он я — Бреннар!


— Отлично, Бреннар! — Чарльз принялся разглядывать прилавок, — так, что тут у нас...


Кот-морф послушно показывал булки и караваи, рассказывая (по мере возможности) как и из чего они сделаны. Чарльз же то и дело поворачивался к Кимберли, спрашивая ее мнения. В конце-концов, выбрав пару хлебцов — вытянутых, покрытых желто-коричневой хрустящей корочкой и присыпанных дроблеными орехами, вдобавок к изюмным кексам, они пожелали Бреннару всего хорошего и откланялись, поскольку в лавку зашли еще клиенты.


— Какой забавный юноша! — мелодично засмеялась леди Кимберли. — Так смешно говорит... Откуда он?


— Не знаю, — развел лапами Чарльз, подводя её к соседнему павильону. — Говорят, сын фермера с ближних земель, захотел стать учеником пекаря. А говорит и правда смешно... Впишу я его в свой рассказ. Буду писать о Фестивале, как раз подойдет!


В следующем павильоне Маттиас и Кимберли взяли большой треугольный кусок ароматного желтого сыра, да еще кувшинчик коровьей простокваши и, выйдя на улицу, отправились искать местечко — присесть.


Устроившись на траве, Чарльз позволил хвосту обвить ноги и расположил хлебцы и сыр с кувшинчиком возле себя, прямо на мешочке. Кимберли присела рядом, немного повозилась, устраивая камизу красивыми складками, потом откусила кусочек хлебца.


— Вкусно, — улыбнулась она Маттиасу. — Почти так же вкусно, как на Встрече грызунов.


Чарльз, откусив от своего хлебца, покачал головой:


— Не спорю, но... хлеб вчерашний, а может даже позавчерашний. Похоже, Бреннар чрезмерно увлекся изюмными кексами. Ну да ладно.


Кимберли пожала плечами, откусывая кусок, сыра и запивая простоквашей.


Чарльз смотрел вдаль, на плывущие над башнями и стенами Цитадели облака, на ветер несший их, ветер, хлопавший стенками палатки... Первый день Фестиваля оказался хорошим днем — ветреным, с летящими по небу облаками, с проглядывающим то и дело солнцем... Один из дней Фестиваля непременно был ненастным и холодным, из года в год, несмотря на все усилия метеомагов. Как будто сама Цитадель желала напомнить ее Хранителям — нельзя, нельзя терять бдительности...


Но в этот раз, Сарош, придворный метеомаг, предсказывал солнечную, правда, ветреную погоду на все дни праздника. Он объявил во всеуслышание, что во всех направлениях практически чисто, за исключением мелких кучевых облачков.


— Так что ты бы хотела посмотреть? — спросил Чарльз, осилив хлебец и оказавшийся весьма вкусным кекс.


Площадь постепенно начала оживать — кое-кто, как и Чарльз с Кимберли устраивался на траве перекусить, другие просто бродили от лавки к лавке в ожидании начала представления. Оживали маленькие помосты — кое-где появились первые актеры, прочищали горло зазывалы, а один из помостов прочно оккупировали его коллеги из гильдии писателей. Насторожив уши, Маттиас расслышал громкую шутливую перебранку поэтов за лучшую чернильницу и самое красивое перо. Разумеется, все ругательства были сложены в рифму, высоким слогом.


Кимберли оглянулась по сторонам, на бродящих туда-сюда гостей и жителей Цитадели... Потом сгрызла остаток хлебца и, вытерев усы-вибриссы платочком, сказала:


— Мне всегда нравилось смотреть, как работают настоящие мастера. Как из их рук выходит настоящее изделие, прямо при мне.


Она опять улыбнулась ему и протянула лапу за палкой для грызения. Сегодня она принесла свою, подвесив её как Чарльз, в петлю на поясе. Глядя, как Ким аккуратно грызет свою (свою!) палку, Маттиас возликовал. Он знал, что нравится ей, но хотел большего — Чарльз желал, чтобы она нравилась самой себе. Он хотел, чтобы она получала удовольствие от крысиной жизни и не думала о себе, как о жутком и отвратительном чудовище.


К тому же она помогала ему сохранять рассудок... одно её присутствие поблизости избавляло его от приступов ярости. За последние две недели он ничего не сломал, и даже не чувствовал потребности вымещать на вещах свои чувства. А еще оказалось, что жить не только для себя, думать не только о себе было так приятно... Впервые за многие годы он мог позволить сердцу биться в такт с другим, наполняя все его существо тихой радостью, таким домашним, теплым чувством... Ему было так радостно видеть её счастливой, что одно это унимало его гнев, растворяло его, как кусочек сахара в горячем вине.


— Отлично, я знаю, где стоят их павильоны. Это близко, нужно только перейти площадь. Кстати, интересно будет посмотреть... Надеюсь, Гектор сделал, как я ему предлагал...


— Гектор? Тот самый? Здесь?! — изумилась Кимберли.


— Ты его помнишь? Да это он и ныне Гектор тоже нашего с тобой роду-племени. Кстати вы знакомы.


— Не может быть! Он же... М-м-м... Тот всегда мрачный и раздраженный крыс?


— Ну, вообще-то, с недавних пор он уже не такой мрачный... — чуточку самодовольно сказал Чарльз.


— В самом деле?


— Да. И я надеюсь, ты еще увидишь, почему.


Она доела кекс, допила остатки простокваши и, аккуратно вытерев усы платочком, стряхнула крошки с подола коричневого платья. Еще одна новая черта, появившаяся в леди Кимберли после изменения. По приезду в Цитадель она одевалась куда роскошнее — котарди* тончайшей шерсти, с изящными вышивками, меховыми вставками, длиннополый, с широкими рукавами упеленд*, украшенный вставками из шелка и горностаевого меха... Сейчас же Кимберли, даже по праздникам, носила повседневное блио из хорошей, но все же немного грубоватой шерсти. Странно, удивлялся Маттиас, ведь его стараниями у нее есть несколько перешитых платьев, но она как будто не желала одевать их. Может быть, она считает себя недостойной?


Чарльз, разумеется, так не считал. Он же ясно видел, как она наслаждалась вчерашней примеркой, заглядываясь в зеркало, смеясь и перебирая все эти оборки, ленточки, рюши...


Чарльз же, сидел на кушетке, в стороне и любовался, любовался... У него был длинный день, он уже переделал уйму дел, а предстояло переделать еще немногим менее и вначале он даже хотел попросить её поторопиться, но зная как важно женщине быть красиво одетой, решил немного подождать, а потом засмотрелся и забыл...


Впрочем, вчерашний день уже кончился, а сегодня Чарльз поднялся на ноги и протянул лапу Ким. Потом они, держась за лапы, пошагали к павильонам мастеров.


Обойдя по кругу почти половину площади, они вышли, наконец, к нужному ряду. Некоторые мастера уже продавали готовые изделия, некоторые одновременно делали что-то новое. Слон-морф продавал стеклянные побрякушки, бижутерию и сувениры — мастер-стеклодув, сегодня он ничего не выплавлял, только продавал. Кимберли долго рассматривала стеклянную модель самой Цитадели — изящную, витую, разбрасывающую брызги радужного цвета во все стороны. Леди даже осторожно провела пальцем по знакомым улочкам и аркам, заставив слона понервничать. В конце-концов мастер не выдержал и заявил, что модель не продается, поскольку еще не готова.


Кимберли со вздохом оставила модель в покое и шагнула прочь от деревянной будки. Чарльз, взяв ее под руку и утешающе приобняв, осмотрелся по сторонам, выискивая знакомых мастеров. На глаза ему попались сразу несколько интересных лавок — мастер-гончар крутил ногами круг, выделывая изящную чашку, его ученик тут же, рядом лепил детские игрушки — свистульки, фигурки самых экзотических зверей и чудищ. Мастер-кондитер украшал пирог завитушками из теста, прежде чем сунуть в походную печь. Даже один кузнец, поставил маленькую наковальню и звонко стучал молотом, выкручивая и выгибая металлические узоры. И почти с краю Маттиас увидел кабинку, в которой на столе были расставлены деревянные бруски — по размеру, от самого большого, до самого маленького. За столом стоял Гектор. Вымытый, вычищенный, аккуратно причесанный и веселый Гектор.


Потрясающе.


Таким Чарльз его еще не видел. И куда делся мрачный, вечно всеми недовольный, опустившийся, всегда грязный крысюк? Им призывно махал лапой веселый, чуточку самодовольный, одетый просто, но не без шика джентелькрыс.


Приветственно шевельнув ушами и кивнув, Чарльз повел Кимберли к его будке.


— Доброе утро, Гектор.


— Наше вам с хвостиком, мастер Чарльз, леди Кимберли!


— Здравствуйте, Гектор, — улыбнулась Кимберли, осторожно вдыхая ароматы свежего дерева — приятный, ласкающий запах кедра, едкий запах осины, острый запах ели, чуть маслянистый — дуба и вяжущий на зубах и в горле, занозистый даже издали «аромат» лиственницы.


Гектор передвинул пару брусков с места на место, его лапы с короткими крепкими пальцами и длинными когтями, спокойно легли поверх них.


— Ты всё же нашел способ, как резать дерево, верно? — спросил Маттиас, в данный момент чувствующий прямо-таки осязаемое облегчение, почти счастье от того, что все они были крысами, и были вместе и у них все было хорошо.


Он не знал почему, но лучше всего он себя чувствовал, находясь в кругу друзей-грызунов. В кругу его стаи. Магус объяснял это морем умных слов, говоря о каком-то непонятном телесном сродстве, о природных влечениях и естественном поведении крыса-доминанта... Практичная же Паскаль свела все к трем словам: «среди своих лучше!»


— Да нашел, — ответил на вопрос явно очень довольный собой Гектор. — И теперь чувствую себя идиотом: почему я не додумался раньше? Пусть у меня больше нет моих рук, но есть же кое-что другое, не хуже!


— В самом деле? — удивилась Кимберли. — И что же?


— Зубы, мадам.


Гектор широко открыл пасть, обнажив большие резцы. Потом поднял кедровый брусок и начал обкусывать-обрезать зубами. Однако почти тут же положил обратно:


— Забыл предупредить. Дело в том, что в процессе работы я буду становиться все меньше и меньше, пока не стану почти совсем крысой. Так что, мне придется обнажиться перед каждым, кто пожелает себе скульптуру.


— Гектор, не беспокойся, — с усмешкой напомнил ему Чарльз, — некоторые из здесь присутствующих вообще больше не носят одежду.


Гектор все еще глядел смущенно, но все же кивнул:


— Ну, есть желающие?


— О, может быть, меня? — неожиданно спросила леди Кимберли.


Маттиас чуточку удивился — он как-то не ожидал, что она может пожелать такое... такое напоминание о том, чем она стала. Однако раз она этого хочет, значит, она это получит!


— У тебя есть какие-нибудь деньги? Я просто не могу делать это бесплатно. По крайней мере, сейчас, не могу, — сказал Гектор.


Кимберли растерянно посмотрела на него, и повернулась к Чарльзу. Маттиас же на секунду замер, даже не зная, что и сказать. Он определенно не собирался упускать такой шанс, но у него просто-напросто не было с собой нужной суммы. Впрочем... Разве его слово уже ничего не значит?


Маттиас подхватил Гектора под локоть и оттащил в сторону:


— Сделай это для нее, а я оплачу тебе работу... ну скажем, завтра с утра.


Гектор кивнул:


— Ладно, Чарльз.


Маттиас улыбнулся Ким, и коротко обнял её, пока Гектор выбирал нужный кусок дерева и присматривался к ней. Гектор, выбрав наконец заготовку, присмотрелся к леди Кимберли... обошел и посмотрел сбоку... потом потянулся лапой к её морде и осторожно коснулся, отчего она вздрогнула, невольно отстраняясь.


— Я лишь хочу правильно оценить структуру кожи и меха, леди Кимберли, не беспокойтесь.


Кимберли расслабилась и позволила ловким пальцам мастера ощупать морду, тронуть зубы, и даже толкнуть нос, при этом ее усы раздраженно передернулись, а она сама оскалилась и сердито шикнула. Чарльз, увидев её реакцию, не сдержался и коротко хихикнул. Кимберли и сама усмехнулась, когда Гектор сел на табуретку и приготовился к работе. Он взял кусок дерева и кивнул им, предлагая подождать в сторонке.


Пока Ким наблюдала, как Гектор обкусывает и подрезает заготовку, Чарльз принялся разглядывать гостей, прибывших на фестиваль.


Народу на главной площади Цитадели заметно прибавилось. И... Хм... Ему показалось, или сама площадь тоже как-то изменилась? Э-э-э... Нет, правда, вон того прохода между лавками утром не было... И вот этого просвета... И центральное поле... А широкий проход за последним рядом павильонов? Еще недавно они примыкали вплотную к стене, Чарльз мог бы в этом поклясться!


Еще повертев головой, Маттиас, в конце-концов решил — к демону! Он пришел сюда веселиться... а на все загадки Цитадели и жизни не хватит! В конце-концов, на то оно и Метамор, чтобы метаморфировать!


В последний раз оглядев саму площадь, Чарльз вновь принялся рассматривать гуляющих по рядам гостей и местных жителей. Да... Сегодня вечером в Молчаливом Муле будет тесно! Им стоит прийти туда пораньше, если они хотят получить, хоть что-то съедобное. А ведь еще предстоит вечерняя служба, не зря же приехал отец Хуг! Праздничная проповедь, может быть, святой отец даже споет... у него великолепный бас, а некоторые главы и наставления Белой Книги написанные в стихах, прямо просятся на язык.


Жаль, что в Цитадели до сих пор нет ни церкви Эли, ни даже просто постоянной комнаты с алтарем, и каждый раз им приходится импровизировать, используя один из больших залов в самом замке. Впрочем, временный алтарь уже должен быть готов, святой отец как раз сейчас должен бы проводить обряд его освящения...


Тем временем Гектор уменьшился настолько, что не мог больше держать заготовку в лапах. Закончив очередной этап, он становился все меньше и все больше походил на настоящую крысу. В конце концов, когда заготовка обрела ясно видные очертания головы леди Кимберли, одежда с него полностью свалилась, а сам он стал ростом не больше фута.


Кимберли восторженно смотрела, как под лапами и зубами из под слоев древесины постепенно проявляется её собственное лицо. Чарльз знал, что после изменения она не смотрелась в зеркало, если могла обойтись. Но вот теперь у нее перед глазами постоянно будет изображение, непрерывно напоминающее о её внешности грызуна... но она не выглядела недовольной!


Наконец, Гектор полностью став крысой, обкусил последние мелкие детали и скульптура была закончена. Бюст получился замечательно похожим на голову леди Кимберли, вплоть до мельчайших деталей. Чуть прижатые уши, прищуренные глаза, получились даже глазные яблоки, гладкие, как будто чуть влажные... Правда, не было усов — по-видимому, древесина была недостаточно прочной, чтобы изобразить столь тонкие детали.


Осмотрев её хорошенько, Чарльз решил, что подобие вышло великолепное. Он помог леди Кимберли подняться с травы, и любовался скульптурой, пока растущий Гектор одевался.


Изменившись до своей максимальной формы, Гектор протянул скульптуру Кимберли. Она осторожно приняла небольшую, но очень изящную деревянную голову.


— Вам нравится? — с некоторой опаской спросил Гектор.


— Она великолепна... — Кимберли осторожно коснулась когтями тонких деталей скульптуры.


Гектор буквально расцвел:


— Всегда пожалуйста леди Кимберли! Заходите еще, всегда рад!


Кимберли посмотрела на Чарльза сияющими глазами, крепко сжав в лапах бюст.


— Наверно нам стоит положить его куда-нибудь в безопасное место, — указал на него своей палкой для грызения Чарльз, когда они направились дальше.


Кимберли кивнула:


— Да, давай отнесем его в мою комнату.


Чарльз охотно повел её назад, в сторону жилых зданий. И в этот раз, на Зеленой Аллее, не было никаких сердитых пчел...

* Камиза — нижняя рубашка из тонкого полотна.


* Пурпуэн, он же жупон — приталенная куртка с узкими рукавами.


* Блио — длиннополое, чуть приталенное платье.


* Гильдия холмов — объединяет фермеров-арендаторов с окружающего Цитадель холмогорья.


* Гильдия Ножа и Колпака — объединяет продавцов и обработчиков съестной продукции — пекарей, мясников и т.п.


* Котарди — длинное платье прилегающего контура с узкой талией.


* Упеленд — очень свободное складчатое, разумеется длинное (до полу) праздничное платье с широкими (до 3-х метров!) рукавами.


История 37. Немного чистки и смазки


— Уо-о-о-ох...


Михась устал.


Перо, чернила, скобленый пергамент, с проглядывающими кое-где остатками старых записей и отчет.


— Да лучше б я убил лутинов сотню, чем написал одну писульку! —продекламировал он, бросая перо. — Тьфу, надоело!


Поднявшись из-за стола, Михась подошел к комоду. На крышке этого древнего, пузатого, скрипучего, но очень вместительно чудовища стояла миска и кувшин с водой. Проведя пальцем по краю миски и сдув скопившуюся на инкрустированной серебряными рунами крышке пыль, Михась глянул в зеркало.


Из-за стекла на него скалился лис. Пятифутовый, прямоходящий лис-морф.


Да, за прошедшие со дня изменения годы, Михась сумел приспособиться. Он полюбил жизнь лиса-морфа... в какой-то мере. Но до сих пор иногда вздрагивал, увидев в зеркале вместо упрямой, чуть покарябанной жизнью, но, в общем-то, вполне симпатичной человеческой физиономии — вытянутую, покрытую рыжей шерстью и увенчанную стоячими ушами лисью морду.


Взглянув еще раз в зеркало, Михась решил, что его поблекшей и измазанной чернилами морде, не помешает чуточку освежиться.


— Вот хорошо кошкам! — сказал он, беря кувшин и наливая воды в миску. — Лизнул, мазнул и все блестит!


Сходив в трехнедельный рейд на север, в самую глубь занятой лутинами территории, Михась вернулся, принеся неутешительные новости. Вернулся, доложил Горелому... И теперь должен был записать на бумаге все — что видел, что слышал, что понял.


Лис писал с самого рассвета и закончил едва половину. Он ненавидел всю эту писанину, все эти папирусы, пергаменты, перья, иглы, новомодную бумагу... Но, увы — важность собранной им информации никак нельзя было недооценить. Насодж вновь объединял разрозненные кланы лутинов, опять собирал гигантов и готовил боевые машины... армия. Еще одна армия. Его цели очевидны — вновь осадить Метамор. А значит... война. Как в прошлый раз, шесть лет назад. Как в позапрошлый раз, пятнадцать лет назад. И в позапозапрошлый раз, и в позапозапозапрошлый раз...


От этих новостей Михась приходил в отчаяние — он ненавидел писать отчеты, сколь бы они ни были важны.


Тихий стук в дверь прозвучал как раз вовремя — его рука и мозги уже ныли от усталости.


— Войдите!


Дверь открылась и в проеме показался крыс-морф ростом в четыре фута, с неизменной палкой на поясе и ящичком в лапах. Михась узнал его сразу же — это был Маттиас из гильдии Писателей.


— Привет Чарльз, с чем пожаловал?


— С проблемой, — тихо сказал крыс, ставя ящичек на стол, радом с пергаментом. — Уильям, ювелир, не смог её отремонтировать и посоветовал поговорить с тобой.


Изящный лакированный ящичек, сделанный из дорогого черного дерева, похоже стоил недешево.


— Я купил её для леди Кимберли, но она не работает… — вздохнул Чарльз, открывая ящичек.


Михась хмыкнул:


— Уилл хороший мастер. Что ж там у тебя такое, чего он не смог сделать? Доставай, посмотрю.


Чарльз осторожно вынул из ящичка и поставил на стол лакированную черную шкатулку с фарфоровой статуэткой, закрепленной на крышке. Статуэтка изображала обнявшихся мужчину и женщину.


— Что она должна делать?


— Должна играть музыка, — еще раз вздохнул Чарльз, — а фигурки танцевать.


— И?


— Когда я завел ее, она поработала немного, и остановилась, — огорченно сказал Маттиас.


— Музыка тоже замолчала? — спросил лис, внимательно рассматривая шкатулку.


— Угу.


— Так... Пошли в мастерскую. Там и посмотрю, что можно сделать, — сказал Михась, не прекращая рассматривать статуэтку. — Да. Так и сделаем. Чарльз, Открой мне дверь... Не ту! Возле камина.


После чего осторожно поднял шкатулку и направился вглубь комнаты. Там, во внутренней стене была дверь, ведущая в дальнюю комнату.


Открыв дверь, крыс пропустил лиса вперед и осмотрелся. Узкая, освещенная рассеянным светом потолочного окна комната. Вдоль длинной стены вытянулся верстак, напротив, пообок от задней стенки камина — стеллаж и отдельные полки. Прямо под потолочным окном — большое мягкое кресло.


Обстановка не удивила Маттиаса. А вот содержание полок и шкафов — да. Модели. Удивительно реалистичные, раскрашенные и кажется, даже работающие.


На ближайшей полке, прямо на уровне глаз Чарльза стояли модели боевых машин — катапульта и баллиста. Длиной не более фута*, с фигурками команд, сделанных в том же масштабе. Приглядевшись, крыс в одной из фигурок узнал самого Михася, в другой лорда Томаса Хассана, в третьей — самого себя.


На соседней полке замерла грозная боевая галера, готовая, кажется, хоть сейчас отправиться в путь. Рядом расставила весла её толстобрюхая и широкогрудая грузовая сестра.


— Ты сделал всё это? — спросил Чарльз.


— А кто же? Я конечно. Обожаю делать модели. Я сделал свою первую работающую модель катапульты в двенадцать лет. Это было так здорово...


Взяв лупу, лис положил шкатулку на верстак и начал осторожно поворачивать, рассматривая что-то в основании статуэтки.


— ...так здорово, что я и до сих пор не оставил этого дела, — не прекращая осмотр, договорил он. — Вот демон, темновато...


Отставив шкатулку, Михась достал из шкафа вещь — прозрачный камень, хранящийся в мягком мешочке.


— Сейчас... — пробормотал лис, доставая с той же полки пергамент. — Сейчас. Nena tofshu lucisa!


Камень полыхнул белым светом так ярко, что им даже пришлось закрыть глаза.


— Ух, черезчур! — поморщился Михась. — Nena tala lucisa!


Сияние уменьшилось до терпимого уровня.


— Извини, Чарльз, — сказал лис, поднимая камень повыше.


Маттиас потер глаза, ожидая, пока исчезнут разноцветные пятна и принялся рассматривать необычный светильник. Сияющий камень висел в воздухе безо всякой опоры и падать не собирался.


— Что это такое?


Михась, вернувшись к изучению шкатулки, рассеянно сказал:


— Это? cветильник. Сделал один знакомый маг, несколько лет назад. Мне нужно было что-то лучшее, чем свечи и масляные лампы — для мелких работ.


Буквально через мгновение Михась обнаружил искомое. Несколько поворотов маленькой отвертки и статуэтка легко снялась с торчащего из коробки штыря. Отложив её в сторону, лис перевернул шкатулку и удалил четыре винта, державших крышку.


Положив крышку рядом со статуэткой, он поправил светящийся камень и оглянулся на Маттиаса. Крыс наблюдал за работой стоя посреди комнаты, неудобно вытянув шею и не зная, куда деть лапы.


— Подойди ближе, если хочешь. Я не кусаюсь. К тому же, я уже обедал, — сказал лис со смешком. — И вообще, возьми табурет в углу. Я все равно работаю стоя, а тебе будет удобнее.


Верх верстака был лишь чуть-чуть ниже макушки крыса, так что высокий табурет был очень кстати.


Тем временем, Михась развернул открытое основание шкатулки к светильнику и Маттиас увидел затейливый механизм — зубчатые колеса, рычаги, пружина...


— Ты можешь исправить? Я хотел подарить её во время лунного Фестиваля... — спросил он.


— Здесь все очень хрупкое и кто-то наверно уронил ее, нарушив регулировку, — пробормотал Михась, не отводя глаз от механизма. — Да, точно уронил.


Действуя попеременно тоненькой отверткой, узконосыми плоскогубцами и пинцетом, он осторожно вынул из коробки весь механизм целиком и положил на верстак.


— Мне понадобится время.


— Как долго?


Лис пожал плечами:


— Час... может полтора... а может и день и два и больше — если нужно будет точить новые зубчатые колеса или валы. Подожди немного и я скажу точнее.


— Я подожду, — сказал Маттиас.


— Угу... Если хочешь, у меня есть немного вина.


Уши Маттиаса, насторожились при упоминании о вине:


— В самом деле?


— Оно в сундуке, рядом с окном. В той комнате. Попробуй сыр, он очень неплох. И вообще, посмотри сам, — предложил Михась.


Маттиас без проблем нашел сундук. Внутри обнаружилось пять бутылок вина, кстати, очень неплохого года, целый и начатый круги сыра, пара караваев хлеба и большая палка салями. Маленький отсек был отведен ножам, ложкам, тарелкам и кружкам. Еще в большом отсеке лежала пухлая торба с дорожными галетами — как прикинул Чарльз, ему хватило бы на два-три месяца, Михасю поменьше... Но тоже неплохо.


Однако!


Крыс взял из ящика бутылку, кружки, кусок сыра и вернулся к верстаку.


— Зачем тебе столько продуктов Михась? — спросил он.


Лис задумался так, что Маттиасу хватило времени налить вино обоим и нарезать сыр пластами. В конце-концов Михась отложил лупу и повернулся к Чарльзу:


— Ты когда-нибудь был в осажденном городе?


Маттиас на мгновение замер, остановившимся взглядом глядя в пол; потом осторожно покачал головой:


— Нет.


Сделав глоток, Михась поставил стакан и вернулся к ремонту музыкальной шкатулки. Какое-то время слышался только звон инструментов, потом лис заговорил, продолжая работать:


— Я был в городе Амуун Саллен 18 лет назад, когда Пиролианская Конфедерация решила, что устье Аменгаарда стоит завоевать. К их сожалению, Герцог Амууна с этим не согласился. В общем, город был осажден. А я тогда был в обслуге катапульты.


Михась отпил еще вина, облокотился о верстак и продолжил негромким голосом:


— Ах, как все начиналось!.. Тогда я только-только вошел в команду при катапульте. Я был молод, а война еще была почти и не война. Войска и командиры еще красовались друг перед другом... И мы, артиллеристы, тоже! Кто четче встанет у орудия. Кто быстрее заведет стрелу и натянет торсионы. Кто выцелит командира, а не рядового бойца. Кто попадет во вражескую катапульту или баллисту. Кто не побоится остаться на стене в виду наступающего врага...


А потом... Потом пришло отрезвление. Разом и навсегда. Мои друзья, мой наставник, командир батареи, командир моего расчета... Один за другим. Убитые камнем из вражеской баллисты. Стрелой из катапульты. Мечом или стрелой прорвавшегося на стены врага. Мы хоронили их. И хоронили, и хоронили. Одного за другим. Поначалу. Когда еще были силы...


Потом пришел голод. Не сразу, постепенно. Сначала исчез домашний скот. Коровы, быки... Овцы, козы, цыплята, гуси, утки... Собаки... кошки... Да, да, они тоже! Последними — воробьи и голуби. Даже попугаи из городского сада, и тех съели. Не сразу, разумеется, но...


Замолчав, Михась потер глаза ладонью.


— К тому времени, когда герцог все-таки сдался, в городе не осталось даже древесной коры, о траве уж и не упоминаю, — сказал он странным, отстраненным голосом. Помолчал и продолжил едва слышным шепотом:


— В Амууне я потерял много хороших друзей. И, как это ни странно, приобрел хорошего врага. Гримальди. Суурен Гримальди. Лучший осадной инженер в мире. Стратигарий артиллерийских войск Пиролианской Конфедерации. Гримальди нашел и выходил меня — ему понравилось, как наша команда управлялась с катапультой. Понимаешь, Суурен Гримальди возглавлял их артиллерию, и именно наша команда уничтожила большую часть его катапульт и осадных башен. Вот так-то.


Он стал мне... хорошим врагом. Лучшим врагом. Именно ему я сделал эти модели, Я хотел показать, что умею не только обслуживать, но и строить этих боевых левиафанов. — Михась показал на модели катапульты и баллисты. — Но... наши пути разошлись, и я не успел отдать их своему лучшему... врагу.


Вот с тех самых пор я и храню под рукой небольшой запас пищи. На всякий случай. Глупо, но ничего не могу с собой поделать — без него я начинаю нервничать, становлюсь раздражительным.


— Но почему ты разведчик, если знаешь осадное дело? — спросил Маттиас. — Они ведь... это же огромные деньги! И почет и уважение...


Михась кивнул:


— О да, и деньги и почет. Все это я получал полной мерой. А кроме того брюшной тиф, холеру, дизентерию и чуму. Мало? Еще смерть товарищей. И голод. Сидеть в осажденном городе плохо. Впрочем, осаждать его еще хуже. Внутри, у тебя хотя бы есть чистая и сухая постель. За стенами, если повезет, получишь лежанку в грязной, вонючей палатке. А то и просто охапку сена под кустом.


Знаешь, жизнь осадного инженера наполовину состоит из изнурительной, каторжной работы, в основном копание ям и ремонт развалившихся машин. Еще четверть составляет отупляющая скука. Остаток — болезни, голод, смерть. И совсем чуть-чуть, буквально на кончике ножа — почет, уважение, золото...


Так что в Метаморе Михась-осадной инженер отправился отдыхать... навеки. А Михась-авантюрист начал карьеру.


Инструменты вновь зазвенели, показывая, что лис вернулся к работе.


— О! Вот оно! — уверенно сказал он, несколько минут спустя. — Сейчас мы эту шестерночку поставим на место.


Приподняв вынутый механизм, лис залез пальцем между блестящих бронзовых шестеренок, подцепил что-то когтем, потянул... Раздался звонкий щелчок.


— Есть! — он весело подмигнул Чарльзу. — Ось одной шестеренки из гнезда выскочила. Сейчас заусенцы сниму и все! Будет как новенькая!


Взяв надфиль, Михась аккуратно подровнял зубцы.


— Все. Осталось немного почистить и собрать.


Успокоившись, Маттиас начал осматривать стеллажи. Модели фургонов, колесниц, идущих под парусами кораблей, даже замков — все мельчайше детализированные и натурально раскрашенные. А на одной из полок стояли, тихонько отстукивая время, изящные маятниковые часы..


— Это тоже ты? — спросил Чарльз.


Михась оглянулся и кивнул:


— Да, конечно. Тебе нравиться?


— Даже и не догадывался, что ты делаешь такие великолепные вещи!


— Ты хочешь сказать, что для маньяка с боевым топором, плотоядного морфа и вообще убийцы-профессионала, я довольно цивилизован? — с легкой усмешкой в голосе спросил Михась.


— Ну не совсем. Просто... Первое, что о тебе слышишь — твой топор и как именно ты им...


— Убиваю.


— Ну... — прижал уши Маттиас.


Михась отложил инструменты, и повернулся к Чарльзу:


— Я горжусь моим топором. Он достался мне от деда и многажды обагрил себя кровью врагов. Это великолепное оружие... Но и только. Это всего лишь инструмент, точный и удобный, предназначенный для достижения определенной цели, точно так же, как вот этот пинцет. И я говорю всем и каждому, что равно горжусь работой, сделанной этим, — Михась взмахнул пинцетом, — и работой сделанной моим топором.


Отвернувшись к верстаку, лис вновь принялся за ремонт, а Маттиас продолжал восхищаться моделями. В конце концов, крыс увидел висящий над дверью двойной косой крест.


— Михась, ты последователь Эли?!


— Ага. Тоже от деда. Из путешествий он привез не только топор... Еще и новую веру, — ответил Михась.


— Я никогда не видел тебя на мессе, — удивился Маттиас.


— Не удивительно, я хожу путями Эли вне воли Патриарха, — сказал лис, продолжая работать с шкатулкой. Он уже вернул на место все вынутые детали и как раз сейчас крепил крышку.


Привинчивая винты, он сказал:


— Не пойми меня неправильно Маттиас, но религия для меня — сугубо личная вещь, я обращаю мысли к путям Эли в одиночестве.


— Завтра отец Хуг будет проводить службу. Приходи на собрание, — предложил Чарльз.


Михась уклончиво пожал плечами:


— Не могу обещать. Но подумаю.


Он поднял статуэтку, и снова закрепив ее на основании, взял заводной ключ. Оборот, еще оборот... легким движением когтистого пальца лис повернул маленький рычажок сбоку шкатулки. Обнявшиеся фигурки закружились, из коробки зазвучала изящная мелодия.


— Великолепно! — восторженно воскликнул Маттиас.


— Ш-ш-ш! — шикнул Михась.


Они смотрели и слушали, пока пружина не раскрутилась. Только когда фигурки остановились, а музыка стихла, лис мотнул головой, стряхивая пленительные чары искусства. Потом он аккуратно отнес шкатулку в жилую комнату и бережно упаковал в ящик для переноски, обложив чистой ветошью.


— Только неси ее осторожно, — посоветовал он.


— Сколько я тебе должен? — спросил Маттиас.


Михась отстраненно махнул рукой:


— Не стоит беспокоиться. Купишь мне выпивку и хватит.


— Спасибо за помощь, — крыс склонил голову в благодарном поклоне.


— Это тебе спасибо, что оживил мой скучный день, — ответил Михась.


Маттиас поднял коробку и лис открыл ему дверь.


— Знаешь, Чарльз... я наверно приду на службу. Слишком долго я сидел здесь один, взаперти, — сказал он, и на прощание похлопал крыса по плечу.


— Да раскроет тебе Эли чистый путь! — ответил Маттиас, выходя.


Проводив Чарльза, Михась немного постоял у открытой двери, глядя на незаконченный отчет, потом подошел к висящему над древним комодом зеркалу.


— Бе-е-е... — сказал он отражению и покачал головой. — Я слишком долго увиливал... пора браться за ум!


С этими словами лис закрыл дверь... снаружи и направился в Молчаливого Мула — провести вечер в хорошей компании.


А отчет может и подождать!

* Чуть больше 30 см.


История 38. Немного о непредсказуемости жизни…


Было раннее утро.


Боги, какое ординарное начало! Но что поделать? Ведь действительно было ранее утро. Солнце еще не поднялось, и рассветный колокол еще не прозвонил. Впрочем, когда это я вставал по его звону?


А ведь вставал, вставал когда-то... Как же давно это было! Увы мне, прошли те годы и теперь я поднимаюсь задолго до рассвета. Гляжу в темное еще окно, зажигаю лампу — маленький, дрожащий огонек — и иду к своим любимым садам.


Ах, сады... Недаром именуют меня придворным садовником лорда Хассана. Внутренние сады Цитадели – моя страсть, моя любовь, мое увлечение. Сюда я вкладываю душу и силы, сюда я прихожу в дни радости и горя, сюда я заглядываю перед сном и рано утром, чтобы поработать в тиши и одиночестве. Да, я привык приходить сюда еще до рассвета, начинать работу при свете магических камней-светильников, вмурованных в перекрытия и стены внутренних садов неведомыми строителями Метамора... И тем удивительнее было увидеть в столь ранний час посетителя.


Рядом с рощицей молодых березок стоял незнакомый грызун-морф.


Боюсь, я не слишком дружелюбен к незнакомцам... А потому, посмотрев немного, как сосредоточенно он вдыхает густой, влажный запах молодых деревьев и прелой земли, я покинул березовую рощу. И начал ежеутрений обход. Да-да, обход моих «владений». Каждое утро я обхожу один из внутренних садов, но вовсе не ищу подвядшие листья и оголившиеся корни. Нет. Каждое утро я проверяю работу и исправность чудесных устройств, что поддерживают жизнь растений, снабжают их влагой, светом, теплом. Не знаю, провидением ли богов, силой ли самой Цитадели, но мне были открыты сокровенные знания об их устройстве. А уж обязанность присматривать за их работой, я возложил на себя сам.


В этот раз моего внимания потребовала забившаяся насадка распылителя и как обычно, когда я занят чем-то важным, окружающий мир для меня словно исчез, а я полностью сосредоточился на работе. Обычно я остаюсь в таком состоянии пока не закончу дело или что-то не произойдет. Иногда довольно долго... Но в этот раз «что-то» произошло — кто-то коснулся моей спины.


Любой, кто ловил кузнечиков или саранчу, легко может представить, что было дальше.


Я прыгнул.


И лишь в полете осознал, что прыгнул посреди, пусть и большого, но все же внутреннего сада...


С треском распахнув крылья, я ухитрился вписаться в промежуток между поддерживающими стеклянную крышу колоннами и через мгновение приземлился на мягкую, только вчера вскопанную грядку. Поднятый взмахами моих крыльев ветер опрокинул пару шпалер с вьющимися растениями — раздался треск, посыпались черепки и обломки шпалерных реек.


Да, иногда быть кузнечиком-морфом немного неудобно. Впрочем, выбора у меня нет. А потому приземлившись, я обернулся и увидел того самого мыша-морфа, утреннего любителя садовых запахов. Явно не ожидавший такой реакции мыш смотрел на меня круглыми глазами:



— Ох. Простите. Я не хотел вас пугать, — наконец извинился он.


— Ничего страшного, — я слегка развел всеми пятью руками и шевельнул антеннами, обозначая улыбку. — Это тело иногда весьма непросто контролировать. Остается только привыкнуть.


— Так вот оно что, — усмехнулся мыш.


Поскольку забившийся распылитель не требовал сиюминутного ремонта, я решил немного отвлечься и принялся неспешно изучать посетителя. Настоящий морф, высокой степени морфности. Рост фута четыре*, не больше; расцветка обычной белоногой мыши — черно-рыжий мех на спине, светло-рыжий на горле, животе и внутренней стороне лап; вытянутая, острая мордочка; черные бусины глаз.


Что меня поразило — полное отсутствие страха в его взгляде. Слишком многие, оказавшись лицом к лицу с инсектоидом, чувствуют себя не в своей тарелке. Что я напоминаю им? Детские страхи? Нашествие саранчи? А может просто при взгляде на меня, они вспоминают, что не все морфы после изменения становятся симпатичными пушистиками?..


— ...Я просто в восторге от проделанной здесь работы! Растения приносят сюда жизнь, которой так не хватает холодным каменным стенам Цитадели, — разглагольствовал тем временем мыш. — Так значит, вы и есть здешний садовник?


— Думаю, ты можешь называть меня так, я действительно числюсь придворным садовником лорда Хассана. Хотя мне и не нравится это звание. Потому что я не только садовник. Я куда больше ученый и естествоиспытатель. Посмотри вокруг. Присмотрись к другим садам Цитадели. Все они гораздо больше чем просто «сад». Здесь в Цитадели создается величайшая коллекция живых растений Мидлендса, как самых обычных, так и самых редких, как дикорастущих, так и окультуренных. Да, я присматриваю за ними. Но это может делать любой чернорабочий, я же изучаю их, проникаю пытливым взглядом в тайны строения и жизни, рождения и смерти. Уход же и создание самих садов — лишь мое хобби, не более.


— О! Действительно. Понимаю... — слегка смущенно согласился мыш. — Вообще-то, я просто хотел сказать, что вам удалось создать на редкость красивое место.


— Спасибо.


— Да не за что. Но, я вижу, вы заняты. Думаю, мы сможем встретиться и поговорить позже, — сказал мой утренний посетитель, поднимая глаза к серому утреннему небу, видневшемуся сквозь стеклянную крышу сада. — Скоро взойдет солнце... Грядущий день зовет меня. Удачного вам дня, сэр.


И он ушел. А я, поглядев вслед, продолжил обход, торопясь завершить до прихода помощников. И лишь к концу обхода понял, что незнакомец даже не представился...


* * *


Бумаги, бумаги, бумаги...


День прошел за письменным столом. Каталоги, отчеты, статьи и письма — увы, работа придворного садовника порой скучна и очень монотонна. Какое же было облегчение, когда последняя строчка была дописана, последнее письмо запечатано, отдано курьеру, и я наконец-то смог отправиться в лабораторию. Я хотел поскорее начать уже давно готовящийся эксперимент, но требовалось проделать еще немало подготовительной работы.


Просмотреть записи, подготовить семена, убедиться, что вегетационные камеры откалиброваны и работают должным образом, приготовить блокнот для записи результатов и решить множество небольших проблем, обязательно возникающих при подготовке эксперимента...


К концу дня я изрядно вымотался. Солнце уже село, но прежде чем отправиться отдыхать, я хотел сделать еще одно дело. А именно — зайти к Донни, в «Молчаливый Мул», хорошенько выпить и наконец, расслабиться.


От дверей главного зала я увидел, что вечерняя толпа уже начала заполнять таверну. Проскользнув мимо столов и клиентов, я направился к длинной барной стойке и кивнув Донни, попросил графин вина. Вот только бык-морф не протянул руку за графином, а нагнулся и откуда-то из-под стойки достал кусок доски со множеством вырезанных отметок. Положив деревяшку на стойку, он сложил большие руки на груди и взглянул на меня.


— В чем дело?


Донни постучал пальцем-копытцем по верхней части дощечки. Взглянув, я обнаружил там вырезанное имя: «Джек».


— Это барный счет Джека?


Бармен кивнул.


— Ужасно много выпивки.


Следующий кивок.


— И он собирается заставить меня выполнить наш с ним маленький договор?


Еще кивок.


— И ты хочешь заставить меня платить?


На этот раз я получил только взгляд, но взгляд, заставивший меня вспомнить фразу: «раздавить как таракана». Без сомнения, ответ на мои риторические вопросы мог быть только один, а потому, через несколько минут я направился к столу с вином в графине, и увы — намного полегчавшим кошельком...


Отыскав в задней части залы свободный стол, я поставил на него графин, а сам устроился на скамейке, осторожно втиснув брюшко в широкую щель между сидением и спинкой. Булькнуло вино, заполняя стакан, потом я огляделся. Люди и нелюди всех форм, возрастов и видов пили, пели, бренчали на музыкальных инструментах и даже плясали. А неподалеку, очень удачно загораживая меня от большей части зала, расположились игроки — кто-то раскидывал карты, еще одна группа кидала дротики в цель, а неизменная парочка — крыс Маттиас и ящер Коперник катали шары на бильярде.


— А! Наконец-то знакомое лицо в этой толпе! Не будешь против, если я присоединюсь?


Подняв глаза, я увидел утреннего гостя.


— Вообще-то, я бы предпочел побыть в одиночестве.


— Чепуха. Тот, кто избегает общества, в такие места не ходит. К тому же, тебе явно нужна компания, — сказал мышь, подходя к скамейке через стол от меня.


Усевшись, он махнул пробегавшему подавальщику:


— Кувшинчик вина и сухарики, — потом повернулся ко мне. — Встретившись впервые мы, кажется, забыли представиться. Я Топо, сын Арто. А ты?


— Дэн. Придворный садовник его светлости герцога Хассана.


— А вот это уже интересно! — еще одна поразительно обаятельная улыбка адресовалась уже мне. — Я слышал, его светлость очень разборчив при приеме на работу. Как тебе удалось?..


Постепенно мы разговорились. Кто бы ни был этот Топо, он мне определенно нравился. Веселый и дружелюбный, но не самоуверенный, весьма и весьма интересный собеседник... Профессионал?


Пока мы беседовали, я заметил, что его взгляд то и дело опускался к моей грудной клетке. Наконец он наконец набрался смелости:


— Откуда это? — спросил он, указывая на шрамы, на месте одной из моих рук.


— Жизнь в Цитадели опасна, — я шевельнул антеннами, обозначая кривую усмешку. — В прошлом месяце мне пришлось побегать наперегонки с лутинами. Это оказалось труднее, чем хотелось бы... в результате я лишился руки.


— Даже представить себе не могу, каково это — потерять руку! — сказал Топо, зябко передернув плечами. — Как ты вообще смог привыкнуть?


— Непросто было привыкнуть к четырем лишним рукам после изменения. Обратный путь дался мне... легче.


— Ты интересный... человек, Дэниел д'Алимонте.


Как один больной лист может убить все растение, так одна эта фраза изменила настрой прежде приятного разговора. Откуда этот Топо сын Арто, кем бы он ни был на самом деле, может знать мое полное имя?!


— Как... ты назвал меня?


— Что? Д'Алимонте? Разве это не твое имя?


— Да, мое. Но немногие на этом свете знают его. И лишь двое из них обитают в Цитадели, и ни одним из них ты не являешься. А потому, мне очень интересно, от кого ты его услышал?!


— За свою жизнь каждый из нас узнает множество... разного. Тебя не должен удивлять тот факт, что я знаю твое семейное имя, — очень серьезным тоном ответил мыш.


— Повторю вопрос, Топо, сын Арто. Я назвал свое имя в Метаморе двоим. Лорду Хассану и Джеку де Муле. Ни одного из них нельзя назвать болтуном. Так каким образом ты узнал его?! — мой голос зазвенел от напряжения.


— Не стоит считать меня врагом, Дэн, — тон мыша стал успокаивающим, в то же время оставаясь очень серьезным. — Я скажу тебе все, затем я и пришел сюда. Но это будет непростой разговор. Ты готов?


Я сцепил свои пять рук на груди, откинулся на спинку скамьи и некоторое время приводил в порядок разбежавшиеся мысли.


— Говори, я слушаю.


— Что ж. Ты сказал, что в стенах Цитадели я не мог услышать твоего семейного имени. Так это или нет, не могу сказать, но могу уверить тебя — я узнал его не здесь. Да и не мог бы, потому что прибыл в Метамор только сегодня ночью.


— Это невозможно! — воскликнул я, подаваясь всем телом вперед и опираясь двумя руками о край стола. — Ты не мог измениться так быстро, проклятью Насоджа нужно время!


— Неужели все метаморцы такие необразованные? — патетично воскликнул мыш. — Вы и в самом деле думаете, будто во всем мире вы — единственные морфы? Или это только ты такой? — в голосе мыша звучала легкая досада. — Эта весьма неприятная местная магия пока еще не овладела моим телом. И видят боги, я собираюсь быть очень далеко отсюда, задолго до того, как она им овладеет.


— Так. Очень интересно... — я вновь откинулся на спинку скамьи и сцепил руки на груди. — И откуда же ты взялся такой, мышь-морф не из Цитадели?


Налив еще стакан вина, Топо сделал неторопливый глоток и только потом продолжил:


— На самом деле, ответ на твой вопрос очень прост. Не каждый перевертыш в этом мире должен благодарить за свое состояние Насоджа и кучу неумелых магов. У некоторых это способность есть от рождения. Вот только обычный человек видит их очень редко, потому что большинство из них не желает встречаться с людьми. Думаю, причины такой скрытности тебе прекрасно известны. А вот я решил остаться на виду.


— Так что же ты тогда такое?


— Ты слышал о легендарном веревольфе? Считай, что я его не столь известный двоюродный брат. — сказал мыш с ухмылкой.


— Веремаус?


— Ты быстро уловил, — ухмыльнулся Топо.


Это было уже слишком. Я сидел в Молчаливом Муле, слушал странного морфа, говорившего, что он существо из легенды. Разумеется, я слышал про оборотней, - мифических перевертышей, превращающихся в волков под светом полной луны, - но всегда считал их сказками, страшилками для детей.


К тому же я слышал, что теперь на дальнем юге матери используют истории про «демонов» из Цитадели Метамор.


— Для шутки это чересчур серьезно, — буркнул я, пошевелив жвалами. — Я не желаю подвергать сомнению твою честность, но... Ты можешь доказать, что твои слова — правда?


— Это не шутка и не обман. Если желаешь, могу укусить тебя и подождать, пока обзаведешься усами и хвостом. Думаю, это стало бы абсолютным доказательством, но боюсь, такой поступок не совсем приемлем. Что ж... придется положиться на это.


С этими словами Топо достал из внутреннего кармана свернутый пергамент и положил на стол передо мной.


Взяв свиток, я сразу же обратил внимание на скрепляющую его массивную печать. На воске была оттиснута эмблема, которую я никак не ожидал снова увидеть на своем веку.


— Я был послан сюда специально, чтобы найти тебя и доставить это послание.


— От Графа Каррас? — проскрипел я, взмахнув письмом.


— Да.


— И ты надеешься уверить меня в том, что этот жестокий ублюдок потерпит морфа при дворе? Я знаю, что он не выносит магию любого типа.


— То, что один человек принять не может, другой приветствует с распростертыми объятиями. Граф Мишель Каррас, человек, ответственный за изгнание твоей семьи, мертв. Да здравствует Граф Айтено Каррас, лорд и правитель Карреас.


— Это... интересно, — выдохнул я. — Но нельзя ли чуть подробнее?


— Немногим более года назад Мишель Каррас скончался. Это избавило землю Карреас от его тирании, но он не оставил прямого наследника. Чтобы избежать борьбы за власть, собравшийся совет вассалов, вняв настоятельному совету короля, решил возложить графскую корону, со всеми прилагающимися к ней ленными, вассальными, имущественными и иными правами и обязанностями на голову племянника графа, Айтено Каррас. Я служу Айтено Каррас.


— И чего же этот новый «граф» хочет от меня? — я шевельнул антеннами, обозначая усмешку. — Я уверен, он сейчас очень занят, стараясь удержать на месте корону... вместе с головой.


— Я знал о твоем отношении к семье Каррас, — подмигнул мне мыш. — Но не стоит делать скоропалительные выводы. Молодой граф — человек иного склада, нежели его дядюшка. Скажем так. Его превосходительство в данный момент в меру его сил пытается компенсировать несправедливости и беды, причиненные его дядей. Твоя семья входит в число тех, кому он желает возместить ущерб.


Я недоверчиво хмыкнул:


— И молодой граф ожидает, что письмо с извинениями уладит все? Пффф... Да если бы и так, оно должно было попасть в руки моему отцу, не мне.


— Это более чем просто извинение, — сказал Топо, указывая на зажатый в моей руке лист пергамента. — Граф Айтено хочет смягчить обиду, причиненную много лет назад. Посланник милорда уже навестил твоего отца, передав ему личное письмо графа с извинениями, а также небольшую пенсию, которая скрасит его старость. Тебе же я принес предложение, которое твой отец не может принять из-за преклонного возраста. Его светлость граф Айтено предлагает тебе пост, являющийся твоим по праву, пост от которого твой отец был отрешен более тридцати лет назад. Он приглашает тебя вернулся в земли Карреас, и принять на себя обязанности управляющего личными землями графа.


— Очень щедро с его стороны, — проскрипел я, — И я даже предполагаю истинные причины, зачем это ему. Но я хотел бы услышать кое-что и от тебя. Объясни мне Топо, сын Арто, почему было сделано это предложение? Граф не может не знать, что морфы Метамора не слишком популярны в Мидлендсе.


— Так же как и оборотни. Подумай об этом. Разумеется, Айтено знал, что ты живешь в Цитадели Метамор. И даже не имея возможности уточнить, чем именно ты стал после изменения, он знал — весьма вероятно, ты больше не человек. И все же он сказал мне: неважно кем ты будешь, ребенком, женщиной, животным — ты должен получить это письмо. Это что-нибудь говорит о милорде, не так ли?


А теперь, поскольку уже наступил весьма поздний час, я тебя покину. Мне нужно отдохнуть, а тебе стоит наконец прочитать письмо. Думаю, там будут ответы на все твои вопросы, причем написанные лично графом. Тебе многое нужно будет обдумать. А сейчас — спокойной ночи, — сказал Топо, поднимаясь со скамейки.


* * *


Спустя два часа я все еще сидел за тем же столом. Вечерняя толпа поредела, большинство посетителей давно ушли спать, а запечатанное письмо так и лежало перед мной.


Топо был прав.


Мне было о чем подумать... но мой мозг впал в какой-то ступор, не желая осмысливать сказанное посланником графа. Так уже бывало... случалось, когда мне нужно было обдумать много важных вещей сразу.


...


Из ступора меня вывел Донни — сам бы я наверное просидел там всю ночь, но ему нужно было закрывать таверну. Тогда я отправился в один из внутренних садов. Под сень зеленых листьев и иголок, под режущий глаза, но успокаивающий душу свет магических камней-светильников, туда, где все мое, родное... И сидя за рабочим столом, смотрел на все еще нераспечатанное письмо нового графа Каррас, обдумывая услышанное сегодня и вспомнившееся из моего далекого детства...


Проблема была в том, что все мои сведения пришли из вторых рук.


Когда мою семью изгнали из графства, я был еще совсем мальчишкой. Мне было... дайте боги памяти... двенадцать лет. Подробности о всех этих событиях я узнавал от родителей и очень-очень редко от заезжавших к ним старых друзей.


Граф не был великодушным правителем. Честно говоря, многие считали его самым жестоким тираном в истории графства. Множество людей ощутило его железную длань на своей шее — через шерифов, через гвардейцев, через мытарей и чиновников... Истории о разбоях и насилии, совершаемых во имя графа, пересказывали из уст в уста. Убийства, похищения... Порабощение деревень фригольдеров... Непомерные налоги, разорившие практически всех — от простых крестьян до богатых горожан...


Пожалуй, будучи ближайшими вассалами графа, моя семья жила лучше других. Но все же, изгнание с земель, которыми наш род управлял многие поколения — оскорбление, которое нельзя просто забыть.


Испокон веков, место управляющего личными землями графа принадлежало роду д'Алимонте. Должность, передаваемая по наследству...


Случай, приведший к изгнанию нашего рода с земли Карреас, многим мог бы показаться всего лишь небольшим недоразумением. К несчастью, этого оказалось более чем достаточно.


В тот, не очень прекрасный день, молодой граф Мишель Каррас путешествовал по своим землям. В самом сердце графства, в священной роще он увидел поляну, над которой возвышалась огромная красная сосна. Графа обуяла алчность, и он приказал моему отцу срубить величественное дерево — чтобы сделать из него центральный столб нового тронного зала. Не осмеливаясь осквернять священную рощу - сердце земель Карреас - мой отец отказался рубить дерево. Разгневанный граф был скор на расправу. В два дня весь мой род был препровожден к границе графства с предупреждением — никогда, ни при каких условиях не возвращаться в Карреас — под угрозой смертной казни.


Всю мою молодость родственники повторяли эту историю.


«Но сколько можно жить прошлым? Что бы ни там ни произошло, жить надо сейчас, а смотреть надо в будущее!» — так считал я, покидая их. Был ли я прав? Не знаю. Но как бы то ни было, тот путь привел меня сюда, в Цитадель Метамор. К моим садам...


Не помню, собирался ли я задержаться в Цитадели тогда, шесть лет назад, перед войной Насоджа. В любом случае, выбор был сделан за меня во время Битвы Трех Ворот.


И вот сейчас, нарушая размеренное и уже столь привычное течение моей жизни, является незнакомец, неся в лапах послание от нового графа Каррас с предложениями об искуплении былых злодейств.


Что-ж... Молодой граф умен. Он выбрал идеального посланника. Веремаус... Перевертыш. Умен, обаятелен, умеет расположить к себе. Топо. Сын Арто. Кто же ты? На первый взгляд приличный... оборотень. От такого не ждешь подвоха и обмана, такой не должен бы пойти на службу тирану. И в других условиях я не колеблясь принял бы его дружбу. Но...


Но.


Но имела ли значение личность посланника?


Даже учитывая принесенное им послание?


Имела, но лишь тем, что характеризовала молодого графа. Не более.


А мне нужна была информация. Не догадки и не рассуждения. Информация. И первая часть её лежала на рабочем столе.


Я взломал воск печати.


* * *


Письмо графа не сообщило мне ничего такого, чего бы я и сам не знал.


Похоже, молодой граф Айтено был неплохим писателем, однако, к сожалению моему, того типа, что любят вкладывать усилия в красоту слога... в ущерб содержанию. О да, там были извинения, а также предложение поста управляющего. Немалая часть письма была отдана описанию Топо. Зачем? Чтобы я понял, как граф доверяет морфу? Опять же, это хорошо характеризует лично графа... Но этого мало!


Визит в библиотеку стал моим следующим шагом.


Библиотека Цитадели Метамор — одна из лучших в мире, но обстоятельный поиск показал, что там нет того, что мне нужно знать. Карреас – маленькое графство, в дальнем углу Мидлендса... Провинция, дальняя и никому неинтересная провинция. Все, что я нашел, имело давность в десятилетия. Справки и летописи времен еще отца и деда Мишеля Карреас. Что толку мне от них сейчас?


— Сходи к Горелому.


— Что?


Придворный библиотекарь, лис-морф Куттер, щурясь от падающего из потолочного окна света, смотрел на меня поверх конторки:


— Тебе не нужна вся эта замшелая история и выдумки писателей. Тебе нужна точность и достоверность. Ну, а кому же знать, как не главе разведки Цитадели? Иди к кролику Филу.


Хм... А почему бы и нет?


* * *


— Графство Карреас. Северо-запад Среднего Мидлендса, подножье Барьерных гор. Серебряный рудник, строительный лес. Нынешний граф Айтено Каррас, — кролик-морф протер платком и без того чистую шерстку длинного уха, потом взглянул на меня поверх пивной кружки. Да, наш глава разведки предпочитает вести дела в одном из кабинетов Молчаливого Мула, за кружкой пива. — Что ты желаешь знать еще?


— Что угодно, касающееся местного правящего дома, особенно молодого графа.


— Это интересно... — Фил вновь окинул меня пронзающим взором, как будто ледяной водой окатил. — Это очень интересно. Сын бесславно изгнанного ближайшего соратника графа, вдруг заинтересовался новостями с родины. Тридцать лет не интересовался, а вот сейчас... Но конечно же не вдруг, не вдруг... Ведь у тебя был посетитель! Мышь-морф. Примечательная личность, не правда ли? Морф — и не из Цитадели. Да нет, не морф, оборотень. И служит графу... Он предложил тебе место?


Мне оставалось только кивнуть, подтверждая догадку Фила.


Кролик не спеша отпил из кружки, потом достав маленькую трубку, закурил что-то ароматное, какую-то смесь трав... я повел антеннами, обоняя запах дыма. Мята, львиный хвост, розовый лотос, голубой лотос и... красный клевер. Оригинально...


Пыхнув дымком, Фил продолжил:


— Мой тебе совет — не соглашайся. Не от хорошей жизни граф берет на службу оборотней и предлагает место тебе. Он ведь знает что ты такое. Как минимум, догадывается. И все же — предлагает. Учти, от смерти тебя будет ограждать только его слово. По крайней мере, поначалу. Потом... Кто знает? Как себя поставишь. Но вначале так и будет.


— А здесь? — проскрипел я, тоном выражая горькую усмешку. — Здесь от смерти меня не ограждает зачастую ничего вообще!


— Кроме стен Цитадели. И воли его защитников. И твоих друзей.


— Нет у меня друзей!


— Хм?! — Фил усмехнулся, продолжая попыхивать трубкой. — Пусть так. Что ж... Мы поищем. Не надейся на что-то особенное, сам понимаешь, сколь далеки от нас земли графов Каррас и сколь различны наши интересы. Но, мы посмотрим. Приходи... на той неделе.


* * *


Неделя прошла почти как обычно. Я ухаживал за садами, гонял помощников, продолжал опыты, а вечерами разговаривал с Топо. Мыш рассказывал о диком горном крае, о молодом графе, о строительстве и обустройстве, о делах и заботах графства... Хитрый мыш!


День проходил за днем, я ждал, а Фил как сквозь землю провалился. Ни его самого, ни знакомых разведчиков, ни нужных мне сведений...


К вечеру пятого дня — считая с того утра, когда я впервые увидел Топо, — как раз записав контрольные данные очередного замера растущих в вегетационных камерах ростков, я присел на табурет, у верстака и устало смотрел, как вдоль стены оранжереи крадется мышь, в поисках чего-нибудь съедобного.


Солнце как раз покидало небо и в сгущающихся тенях, я с удивлением увидел, что моя дневная гостья начала менять облик. Но как странно изменялась эта форма... Медленно и рывками, как будто после каждого нужно было регулярно восстанавливать потраченные силы. Совсем не так меняем форму мы, жители Цитадели. Наше изменение происходит быстро, практически мгновенно, здесь же... Солнце, вначале едва касавшееся стен Цитадели, успело полностью скрыться, к тому времени как Топо, одетый только в мех, поднялся на ноги.


— Добрый вечер Дэн! У тебя случайно не найдется какой-нибудь одежды поблизости? — спросил он, нимало не смущаясь.


Я указал на висящую на колышке в углу накидку, забытую одним из работников, и Топо тут же закутавшись в неё, уселся на один из табуретов, беспорядочно расставленных по рабочей площадке внутреннего сада.


— Не самый удобный способ передвигаться, — ухмыльнулся мыш, — однако я все же тут. И горю желанием исполнить, наконец, свои обязанности.


— Но зачем вообще путешествовать в таком виде? — спросил я, сцепляя все свои пять рук на груди. — Даже здесь, в Цитадели, маленького грызуна подстерегает множество опасностей. У нас, знаешь ли, тоже были любители погулять в полной форме... Сразу после войны Насоджа. Но потом несколько меньших погибли, причем на удивление глупо - и это увлечение быстро сошло на нет.


— Вообще-то я искал тебя, — опять ухмыльнулся мыш. — Что же о моем способе путешествий... Увы и ах, но сей выбор за меня делает солнце.


Не говоря ни слова, я задрал одну антенну вертикально. Как человек поднимает бровь, выражая недоверие...


— Ах, но что поделать? Одна из многих жизненных проблем оборотня, — печально вздохнул Топо. — Вам метаморцам, несказанно повезло, вы можете изменяться по желанию. А вот мы, оборотни, вынуждены подчиняться природным циклам. Волки-оборотни меняются согласно циклам луны. Медведи придерживаются сезонов. Лисы-оборотни... Ну... как бы так сказать... в, общем, для лисят. Моей же формой управляют суточные циклы.


— Хм... — изрек я. — Значит лисы для, хм, лисят. А ты — согласно восходу и закату солнца?


— Точно. Покуда светит солнце, я вынужден жить в теле мыши. Только во тьме могу я стать подобным человеку, и то лишь отчасти.


— Но что мешает тебе стать человеком полностью? — спросил я, снова сцепив руки на груди. — Хоть даже и ночью. Во всех легендах, что я слышал, превращение было полным. Ночью оборотень становился волком... или медведем... но днем оставался человеком. Разве не так?


— Увы мне, так и есть! Проблема лишь в том, что я не был рожден человеком! — мыш драматично развел лапами. — До того, как проклятье оборотня пало на меня, я был всего лишь мышью. Молодой волк-оборотень пытался съесть меня, к счастью неудачно, и я сбежал, отделавшись парой царапин. Впрочем, этого хватило. Закат солнца, в тот вечер, подарил мне целый мир, новый мир, полный удивительных открытий и возможностей.


— И опасностей.


— Не без этого, — улыбнулся Топо. — Но, за все надо платить, не так ли? Одно уравновешивает другое.


— Красиво сказано, — я снова шевельнул усами, обдумывая его слова. — Но как же, ты, такой как есть, оказался на службе в доме Каррас?


— О, но я не служу дому Каррас. Я служу Айтено Каррас, и никому другому. А как именно это произошло... История эта слишком личная и длинная, я совершенно не настроен ее сейчас рассказывать. Но кстати, раз уж речь зашла о милорде, то не поговорить ли нам и о деле, приведшем меня сюда? Итак, ты уже обдумал предложение моего лорда?


— Еще нет Топо. Пока я не могу дать ответа. Я все еще думаю... Принять предложение — немалый риск, но с другой стороны, если Герцог верен своему слову, то... дело может стоить того, — ответил я.


— Я понимаю, это очень важное решение... — Топо потер лапами глаза, поправил усы-вибриссы и продолжил. — К сожалению, завтра после захода я должен буду покинуть Цитадель, с твоим ответом или без него. Идет уже пятый день, как я прибыл сюда, а ты сам знаешь, чем грозит мне задержка.


Я издал шипящий звук, выдыхая через сжатые дыхальца. Что-ж... Значит, мне придется принять решение без сведений от кролика Фила. Плохо. Очень плохо. Но...


— Так тому и быть. Встретимся здесь же, завтра после захода солнца и я отвечу.


— Очень хорошо, — мыш поднялся с табурета и склонил голову. — Доброй ночи, Дэн.


— Доброй ночи, Топо, — кивнул в ответ я.


И уже совсем в спину выходящему мышу озвучил только что пришедшую мне в голову мысль:


— Топо, ты можешь остаться на день в моей комнате или в лаборатории. Это куда безопаснее, чем бродить по коридорам и по внутреннему саду. У нас ведь и настоящие кошки есть, знаешь ли.


— Спасибо, — с улыбкой ответил мыш. — Я подумаю.


* * *


Я лег спать пораньше тем вечером, намереваясь провести следующий день в обстоятельных и неспешных размышлениях. К сожалению, жизнь, похоже, задалась целью мешать всем моим планам. Увы, мне, но небрежность помощника при разведении питательного раствора моей опытной гидропонной плантации, обернулась срочной необходимостью промывки всего гравийно-корневого массива чистой водой. Закончить её удалось едва-едва к обеду, но мало того! Отправившись перекусить и отдохнуть к себе в комнату, я обнаружил на двери записку.


«Заглядывай» — одно слово на опаленном сбоку, перепачканном клочке новомодной бумаги.


«Куда заглядывать? Что за шутки? — думал я, поглощая скудный обед — немного вареных овощей с кусочком мяса, да горбушку хлеба с молоком и глядя на лежащий в луче света из окна клочок бумаги. Когда-то белый, ныне он был испятнан чем-то до боли знакомым... и пах... — Ну, кончено же! Пиво! Молчаливый Мул! А обожженный край — Горелый. Фил. Ох, кролик, любишь ты загадки!»


Что ж... Доев обед, прибрав посуду и переодевшись, я поспешил в таверну, стремясь узнать сведения, собранные нашим рыцарем плаща, кинжал, яда и сплетни...


* * *


Прибыв в уединенный кабинет, в углу большого зала таверны, я обнаружил там одиноко сидящего кролика-морфа, подсвечник с тремя свечами и толстый свиток на столе. Фил передал мне свиток и вышел, а я остался наедине с написанными убористым, мелким почерком строками...


И вот перед моим мысленным взором встали одна за другой картины жизни и смерти, обретений и лишений, побед и горестей земли Карреас и повелителей её, рода Каррас.


Я видел мысленным оком, как умирает на шелковых простынях сгнивший заживо, иссохший до костей старик — граф Мишель Каррас. Как хрипит он, проталкивая воздух сквозь расползающиеся хрящи ввалившегося носа, как выкашливает прогнившие легкие... «Дурная болезнь» — сифилис...


Видел наследника его, племянника, сына его младшей сестры, нынешнего графа Айтено. Как его мать покидает земли Карреас, вместе с сыном уезжая в столицу, как повзрослевший юноша путешествует по землям Мидленса, гостит при дворе его величества, исполняет королевские поручения в Восточном Мидлендсе, в Сатморской империи, в Эльфвуде... Быть может, он даже заезжал в Цитадель, несколько лет назад. А может быть и нет.


Следом перед моим мысленным взором встали картины принятия омажа*... Король настоятельно рекомендует совету земель Карреас избрать на место графа именно молодого Айтено. Что ж... Наверное, его величество знал, кто нужен этим землям.


Потом были картины правления графа Айтено Каррас... Четкие и ясные, выверенные в каждой букве донесения разведчиков лорда Томаса позволили восстановить многое, очень многое. Его борьбу с советом и шерифами, назначенными еще графом Мишелем. Назначение новых, преданных только ему, советников. Смещение возомнившего о себе чрезмерно мэра местного городка, расследование его деятельности... Весьма обогатившее графскую казну. Липкие пальчики были у мэра, липкие... Потом пересмотр приговоров всех узников графских тюрем... Сколь же деятелен был старый граф! В столь захолустном и малонаселенном графстве, и несколько тюрем!


Образы, образы, образы... Идеи, свершения, поступки... Многое сделанное молодым графом я бы поддержал. Многое, сделал бы по-другому. А некоторое... К примеру — я вгляделся в очередную запись — его затея с выплатами и компенсациями. Нет, как пострадавший от рук его дяди, я, в принципе, поддерживал эту затею. Но как возможный вассал и ближайший советник... Число пострадавших неимоверно велико. Возможно ли, компенсировать всё и всем? Какая казна нужна...


Картины и образы в моем сознании исчезли, сменившись холодом расчетов и леденящим звоном серебра.


Но как же хитро! Мальчик не прост, ой как не прост! Да, денежные компенсации и пенсии, но... только живущим на территории графства. Значит ли это... И мой отец в числе вернувшихся. А остальным он предлагал... землю. Дикие и неухоженные земли предгорий. Да плодородные. Но каменистые... Ха! А еще посты и должности. Смотритель придорожного трактира, с налогом в виде содержания лошадей для курьеров... Ого, какие суммы... Дороги, придорожные трактиры и... О! Торговые посады! А это что?.. Торговый суд? Зачем ему эта морока?.. Своя монета?! Умом рехнуться! Да где ж метал-то?.. А! Серебряный рудник! Но он же истощен три поколения назад... Хм. Отец мне говорил — последнюю сереброносную породу вынули при его деде...


Но все же, своя монета! Откуда серебро? А это что? Что там делала Паскаль? Четыре года назад! Три месяца, и... Вот это гонорар!!! Чтоб я так жил!!


Я бросил прочитанный пергамент на стол. Все складывалось. Все идеально складывалось! Что там могла делать Паскаль? Понятия не имею, но результат очевиден — рудник работает, и серебро течет рекой! Своя монета... Эх-х-х...


Но как быть мне?


Откинувшись на спинку лавки, я двумя руками уперся в крышку стола, еще двумя машинально начал скручивать пергамент в тугой свиток, а оставшейся подпер голову...


Да, сведения от Фила все подтвердили. Историю Топо, письмо герцога Айтено — нигде я не нашел противоречия. Но и обдумав все, я не приблизился к ответу. Уехать? Покинуть стены Метамора, мои сады, мои труды, а там, на новом месте все начать сначала? Еще раз встретить мир, в котором большинство увидит во мне лишь монстра или демона? Да граф гарантировал мне безопасность, на время пребывания в Карреас... но это только слова. И ведь он еще не видел меня! Немногие люди могут вынести мое присутствие без страха, особенно, при первой встрече! А дорога? А люди, там, в поместье, которым я буду управлять? Охрана? День и ночь? Факт, что Топо смог там прижиться... Но одно дело мыш, ростом едва по грудь, другое — шестирукая саранча, выше любого человека на голову!


К тому же, один вопрос все время не давал мне покоя. «Зачем?» Зачем я нужен графу Айтено?!


Я снова бросил свиток и встал из-за стола. Фил, ждавший в общем зале, поприветствовал меня поднятой кружкой и кивком указал кому-то на опустевший кабинет. А я... Я поплелся к себе. К свои садам. Не переставая думать...


Зачем? Что стало поводом для приглашения? А что причиной? Вина за несправедливость, совершенную его дядей? Нужда в верных сторонниках? Верных до гроба! А может он действительно считает эту должность принадлежащей моему роду? Ах, как бы хотелось верить в третье... Или хотя бы в первое. Но увы, я верю во второе.


Ну почему всегда так происходит? Раз за разом, прошлое и настоящее встречаются, грозя превратить грядущее в хаос! Выбор? Ха! Свободный выбор, где ты, ау-у!! Творимая нами судьба, играет с нами же в странные игры... Поступки и выбор. Я сам, сам выбрал эту Цитадель! Шесть лет назад! И вот! Ох... Будь это письмо у меня тогда, до изменения, да я б не колебался ни мига! Ха! Такое место! Такие возможности! Но теперь... Шесть лет учился я жить с этим телом, многоруким прыгучим телом инсектоида. Шесть трудных, длинных лет! Шесть лет я создавал свое хозяйство, свой уголок, я изучал, рассаживал... Мои сады! Мои опыты! Новые сорта и породы! По всей округе мои плодовые деревья и кустарники! Все фермеры здесь применяют агротехнику, мной разработанную! И все это я должен бросить?


Но в то же время — распространить достижения науки на новую местность... И новые сорта и новая земля! Другая агротехника и приемы... Как много я смогу узнать, приехав туда? Как удобряют горцы их бедную землю, едва не голый камень? Как обрабатывают? А капельный полив? А «молоко гор»? Где еще смогу я все это изучить?


Смеркалось. Пора было решать... но мои мысли все еще были полны сомнений. Почему я не соглашаюсь? Только из страха? Или действительно — стены и башни, сады и поля Цитадели и есть то место, где суждено мне провести остаток жизни?


Захлопнув двери внутреннего сада, я замер посреди рабочей площадки, глядя, как солнце скрывается за зубчатой стеной и ожидая Топо. Не зная, чем занять себя, я побрел по проходу, машинально обрывая повядшие листья, потом проверил на вкус состав гидропонной смеси, остановился, чтобы поправить висящую на стене табличку с названием тех самых низкорослых, всклокоченных кустов, чьи листья я обрывал. В свете настенных камней-светильников, я ясно разобрал надпись: «Багульник (Ledum groenlandicum Oeder)».


Где же мыш?! Пусть даже я не желаю его видеть, но все же надо, надо закончить эту встречу поскорее! Солнце уже давно зашло... а я все так же один, среди деревьев и кустов...


* * *


Когда Топо наконец вошел в оранжерею, я поразился его растерянному, даже перепуганному виду. Он нервно озирался, а увидев меня припустил чуть ли не бегом.


— Ты видишь?! Видишь?!! — прохрипел он сдавленным шепотом, протягивая лапу.


Я попытался рассмотреть, что там такое случилось, но ветви деревьев загораживали свет и я смог различить лишь маленькие темные пятна в рыжем мехе. Бросив взгляд на перекошенную морду мыша, на дергающееся веко и прижатые уши, я выкрикнул в пространство сада:


— Luminus maksima!!


Магические камни-светильники полыхнули ослепительным, режущим глаза белым светом. Одна из возможностей, дарованная мне силой самой Цитадели, действующая в пределах внутренних садов, очень пригодилась, хоть и использована была не по назначению, но... Я, наконец, увидел!


— Ох ты... — прошептал я. — Я думал, у тебя еще есть немного времени...


— Я тоже! Но перья... Не нужны мне перья! — всхлипнул Топо.


— Тихо, тихо. Успокойся. Нет нужды бояться, мы все прошли через это, и все мы живы, и все здоровы, — проговорил я успокаивающим тоном.


— Не хочу я изменяться! Опять! Еще раз! Мне первого раза хватило!


— Топо! Посмотри на меня! Разве я родился черно-красной саранчой? Нет. Я родился человеком, и я пережил изменение. Ты родился мышью и выжил, став оборотнем. Ты переживешь и это.


Но мыш не внял моим словам, и в истерике рухнул на землю, содрогаясь всем телом от рыданий. Подойдя к дрожащему комочку, я осторожно поднял его и отнес к ближайшей скамейке. Он не сопротивлялся, а может даже и не заметил...


— Полежи, я принесу тебе воды, — предложил я.


— Нет, пожалуйста, не уходи! — прошептал он, хватая меня обоими лапами за ногу. В его голосе явно звучал страх.


— Я тут, я тут. Никуда я не денусь, — сказал я, подтягивая ближайший табурет и устраиваясь на нем. Похоже мое присутствие действовало успокаивающе... а может Топо просто боялся остаться совсем один? Кто знает...


Через некоторое время, я заметил, что совершенно непроизвольно поглаживаю мех на голове дрожащего грызуна.


Время шло, Топо немного успокоился и почти перестал дрожать. Где-то очень далеко, в надвратной башне большие часы пробили полночь, и тут я понял, что мыш что-то шепчет:


— Глаза режет... больно... солнце яркое...


— Luminus miniima!


Магические камни, изливавшие безжалостный свет на зелень сада и на меня с мышем, послушно пригасли. Вокруг скамейки сгустились тени, отгораживая нас от сада, от Цитадели, от окружающего мира, создавая хрупкий островок спокойствия.


— Уже было... В прош... прошлый раз. Почти так же... только иначе...


— Что ты сказал?


— Уже было, — Топо заговорил громче. — Тогда. В прошлый раз. Я помню. Вечером. Солнце скрылось, и я ощутил, как становится зыбким и плывучим мое тело... а вместе с ним душа и разум! Я помню, как в моем сознании возникали мысли и слова... слова!.. новые, но бывшие моими... их не было до того, но они возникли, и стало так, что они были всегда. Я помню, как вокруг возникали вещи, которые я видел до того, но не замечал... И вдруг заметил, и все стало чужим, грозным, страшным... То превращение привело меня в мир, немыслимый для простой мыши, силой заставило принять... понять... А сейчас? Что будет сейчас? Все плывет, меняется... Опять... Что из меня получится теперь?


Тут он приподнялся и, вывернув шею, посмотрел на меня умоляющим взглядом. Не зная, что сказать, я просто сидел и смотрел, надеясь, что моего присутствия будет достаточно. Просто сидел там и смотрел на него. В какой-то мере мне было его немного жаль. Доверчивый и симпатичный парень, сейчас вновь пытался принять изменения, от которых не мог отказаться... и в том была моя вина!


Мы оба молчали, не желая разрушать хрупкий островок покоя, возникший посреди полутемного сада. И я сидел, а мыш лежал и мы оба смотрели как луна плывет меж облаков, и слушали гулкие удары колокола надвратных часов. Камни-светильники, повинуясь заданным мною суточным циклам, постепенно угасли совсем, а я сходил к рабочему столу за лампой. И в неверном свете пропитанного маслом фитиля увидел, что изменение тела Топо стало заметнее. Коричневая и рыжая шерсть исчезла, сменившись короткими и пушистыми покровными перьями, вдоль лап начали формироваться длинные и широкие маховые перья. Постепенно стала видна будущая расцветка...


— В кого я превращаюсь? — спросил Топо, приподнимаясь. По-видимому, он заметил мой взгляд.


— Не совсем уверен... но кажется, ястреб, — ответил я, припомнив птицу с подобной расцветкой.


— Что?!


— Ястреб-перепелятник. Или сокол, пустельга.


— Я стану ястребом?!


— Ну... Кажется да. В какой-то мере.


— И что же, теперь мне придется охотиться на самого себя? — сказал он со сдавленным смешком, опуская голову на лавку.


Похоже, осознав, кем он станет, Топо успокоился и вскоре я услышал его равномерное дыхание. Он заснул.


Надвратные часы, отсчитывающие время для всей Цитадели отбили прошедший час еще раз... а быть может и два, я не считал часов, но вскоре камни-светильники засветились ярче, а потом и небо побледнело. Наступило утро... Восток заалел, предвосхищая восход, и с первыми же лучами, брызнувшими из-за несокрушимых крепостных стен, Топо вновь начал меняться. Перья уменьшились, а потом и вовсе затерялись среди черно-рыжего меха, тело съежилось, и вскоре на скамейке тихо сопела носом спящая белоногая мышь.


Поглядев еще немного на маленького грызуна, я поднял его, и осторожно покачивая в руке, ушел к себе в комнату. Там, сделав на столе гнездо из старой простыни, осторожно опустил в нее спящего мыша. А после и сам лег спать.


* * *


Как бы мне хотелось сказать, что после столь беспокойной ночи я провалился в сон без сновидений, проснувшись глубоко за полдень... Увы, увы мне! То ли расшатаные нервы, то ли подступающая старость сделали мой сон чутким и тонким, а солнце, бьющее в окно, ему отнюдь не помогло. В итоге, продремав не больше двух часов и поворочавшись без толку с боку на бок еще с четверть часа, я поднялся и отправился... куда же еще? Обратно, к саженцам, плодам, деревьям и кустам...


Уже уходя, я еще раз взглянул на Топо. На теле мирно спящего грызуна не осталось и следа изменения — ни перьев, ни клюва, ни когтей, ничего. Как хотелось бы мне надеяться, что так останется и после заката... Увы, я знаю по себе, сколь цепко и устойчиво заклинание Насоджа!


Возможно, стоило остаться и присутствовать при пробуждении мыша, но... Вспомнив о бывшей не далее как вчера срочной промывке всего гравийного массива моих гидропонных плантаций, я просто в ужас пришел от мысли — что еще смогут сотворить мои помощники без меня? А потому... Вернувшись же на рабочее место, я напрочь заработался. Разметка площадей под плантацию горчичного листа, проверка других плантаций, замена умершего камня-светильника... Освободился я только после захода солнца и тут же поспешил обратно, в свою комнату.


Уже подойдя к двери, я тихо прошептал молитву богам-покровителям Цитадели: «Да свершится по воле Вашей, чему суждено быть...» И толкнул дверь.


На столе, в гнезде из старой простыни было пусто, только одинокое коричневое перо лежало возле смятых тряпок.


— Ярррк! — донеслось от окна и, повернувшись, я увидел сидящую на выступе над открытым окном крупную птицу — коричневую, с крючковатым клювом, черными глазами и когтями истинного хищника. Хлопнув крыльями, пустельга слетела на пол и тут же начала менять облик, одновременно увеличиваясь. И вскоре передо мной предстал мой знакомый мыш-оборотень Топо. Такой же, как и раньше... да только не совсем. Вчерашняя ночь все-таки изменила его — мех исчез, сменившись коричневыми с черными крапинками перьями. Покрытый перьями грызун-морф стоял посреди комнаты и улыбался.


— Льщу себя надеждой, — вздохнул я, — что ты уже принял свой новый облик?


— Новый облик? О, да! Знаешь, мои вчерашние переживания кажутся мне теперь такой глупостью! На самом деле я не так уж и изменился! Разве, что цвет стал другой, да перья вместо меха. А полет!! Это... наслаждение!! Летать, смотреть на все сверху, парить и направлять полет взмахом крыла... А ведь еще охота! Вкус крови и мяса... Желудок урчит даже просто при мысли!


— Мда... — только и смог пробормотать я. — Рад, что ты так быстро приспособился. Мне, в свое время понадобилось куда больше времени... Ты уже разобрался, как на тебя действует заклятье Насоджа?


— Конечно! Это совсем просто, собственно, почти никаких изменений не произошло. Днем я все еще вынужден быть мышью, заклятье Насоджа действует только на мою человеческую сторону. А потому, ночью я могу быть птицей, либо же тройным гибридом, таким как ты меня сейчас видишь.


— Просто поразительно.


— Совершенно с тобой согласен! — широко улыбнулся мыш. — А теперь, если ты не против, я завершу оставшиеся у меня в Цитадели пару дел и отбуду домой.


— С-с-с-с... — просипел я, выдыхая сквозь сжатые дыхальца. — Ты уже уезжаешь?


— Да, я и так слишком долго отсутствовал дома, — непреклонно сказал Топо. — Итак, первое дело. Дэниел д'Алимонте, я хочу сказать тебе спасибо. Ты был со мной, когда мне было плохо. Спасибо за помощь.


Я склонил антенны, соглашаясь:


— Безусловно, я не мог тебя бросить.


Топо улыбнулся и продолжил:


— Мне было бы совсем плохо в одиночестве, вдали от родины и друзей. Дэн, позволишь ли мне называть тебя другом?


Я только развел руками:


— Почту за честь. И, счастливого путешествия, друг.


— Приложу все силы, — проказливо улыбнулся летучий мыш. — Но перед отлетом, я должен исполнить и второе дело. Угадай какое?


— Ты желаешь получить от меня ответ, — тяжело вздохнул я.


— Да! Так что ты ответишь на предложение Герцога?


Через несколько минут я стоял у окна и смотрел, как одинокая пустельга исчезает в ночи, неся мои слова своему повелителю. Графу и смею надеется, другу, существа прошедшего сквозь столь многое... Ради дружбы? Ради службы? Кто знает...


* * *


Звезды сияли над уснувшим замком, да слабый ветерок едва заметно колыхал тяжелые бархатные портьеры, висящие пообок приоткрытого окна. Последнее дуновение уже ушедшего лета... Здесь, у южного подножья Барьерных гор еще держалось тепло, но ветерок уже нес дыхание надвигающейся осени. Еще совсем слабое, но скоро, скоро...


Молодой мужчина, годами еще почти юноша, одиноко сидящий в угловом кабинете, медленно откинулся на высокую спинку кресла. Узкое, породистое лицо, четкий абрис которого пересекала тонкая, почти незаметная линия старого шрама, гордая посадка головы, прямая спина — молодой граф Айтено, наследник древнего рода лендлордов и повелителей земли Каррас считал, что именно глубокой ночью его мысли обретают наибольшую ясность. А что до сна... Увы, иногда им приходится жертвовать в пользу государственных дел. Особенно, когда приходится разбирать (да, что там разбирать — разгребать!) безобразия, накопленные за сорокалетнее правление умершего дядюшки.


За прошедший со дня принятия омажа год в этом деле наметился некоторый прогресс. К сожалению, только некоторый. Даже в личной графской канцелярии еще оставались сторонники покойного графа. Многим, очень многим влиятельным людям молодой граф Айтено отдавил ноги, кошельки и прочие доходные места. Дошло до того, что из-за чрезмерной активности некоторых очень огорченных лиц, работавших еще с дядей, подверглось опасности заключение и подтверждение торговых договоров с соседями.


И если бы не поддержка сторонников, друзей, молодежи герцогства и, как это ни странно, большинства бюрократов из графской канцелярии, Айтено, наверное, давно бы уже сдался. Но, спасибо им всем — поддержка, пусть часто молчаливая, все же была и граф держался.


За этот год, блюдя благосостояние жителей графства и, разумеется, не забывая о собственной безопасности, молодой граф окружил себя доверенными людьми — охрана, советники, помощники... Людьми, которым он заведомо мог доверять. Ну, а тот факт, что не все они собственно принадлежали к роду человеческому...


К сожалению, тот, кому он доверял больше всех, сейчас отсутствовал. Топо отбыл с важным заданием в Цитадель Метамор и задержался... Еще одно важное задание. Еще одна попытка искупить преступления уже два года как умершего графа Мишеля Каррас, еще одна попытка найти верного сторонника.


Молодой граф соскучился по уверенным, внушающим спокойствие манерам друга... Мыш-оборотень был наперсником и верным помощником Айтено уже очень, очень давно и странно было не ощущать его присутствия. Они были неразлучны с того дня, когда молодой, никому не известный дальний родственник графа купил у проезжего торговца странную зверушку — мыша-оборотня. Перепуганный недавним изменением, отведавший палки и голода в клетке торговца, Топо всей душой полюбил юношу и вскоре по Мидлендсу путешествовала неразлучная парочка.


Вспоминая Айтено прервались пронзительным птичьим воплем, раздавшимся от окна. Развернув стоявший на столе масляный светильник, граф увидел на подоконнике ястреба-пустельгу. Уцепившийся когтями за край деревянной плахи, сокол спокойно чистил клювом перья.


— Ну, здравствуй, малыш. Откуда ты взялся? — спросил Айтено.


При звуке его голоса птица расправила крылья и слетела на пол, скрывшись за большим столом. Чтобы увидеть сокола, Айтено пришлось подняться со стула. Перед привставшим герцогом предстало удивительное, но не сказать, чтоб совсем незнакомое зрелище — прилетевшая птица меняла облик. Менялся рост, вес, смещались мышцы и даже кости скелета... Прямо на глазах неведомые силы вылепляли из сокола совсем другое существо...


Подозрительный граф, не понимая, что происходит, на всякий случай потянулся за коротким мечом, который он тайно держал под столом. Впрочем, пока Айтено только положил ладонь на рукоятку спрятанного клинка.


Существо продолжало меняться. Клюв уменьшился, а потом и совсем исчез, кости челюстей вытянулись вперед, формируя пасть; маховые перья уменьшились, теряя функциональность, превращаясь не более чем в красивый покров уже не крыльев, а лап... И вот изменения завершились, сформировав знакомую фигуру.


— Прямо из Цитадели, милорд, — услышал ошеломленный граф, а знакомая, но теперь почему-то покрытая вместо шерсти пером фигура опустилась на колено перед своим повелителем.


— Топо? Ты? Но как?..


— Во плоти и в перьях, милорд! Немного задержался, выполняя задание, и вот — попал под действие проклятья Цитадели.


Глядя на вернувшегося друга, Айтено никак не мог решить, что делать дальше. Наконец, он выбрал путь, который всегда использовал с Топо — дружба и честность.


— Поднимись с колен, Топо. Мы были друзьями слишком долго, чтобы я позволил тебе замерзнуть на холодном полу. Ах ты гулена! Что ты делал в Цитадели так долго?! Признавайся! Ты присмотрел там симпатичную летучую мышку и не хотел возвращаться?! Я скучал тут без тебя, и вообще... Иди ближе к камину, я хочу рассмотреть твой новый облик, — сказал граф, улыбаясь вернувшемуся другу.


Мыш-оборотень медленно поднялся на ноги, и последовал за Айтено к большому камину. Озаряемый жарким пламенем, молодой граф изучал, как проклятие Цитадели подействовало на тело друга. Однако, за исключением бросившихся в глаза коротких коричневых, с черными крапинками перьев, которые заменили исчезнувший мех, никаких изменений Айтено заметить не сумел. Насмотревшись, молодой граф накинул на плечи другу свою верхнюю накидку и крепко обнял:


— Мне нравится твой новый облик, Топо. Ты хорошо смотришься в перьях.


— Поначалу было плохо... меняться во второй раз непросто, но там, в Цитадели мне помог друг, а потом, после нескольких полетов... Ах, полет!.. Я уже полюбил его! — вздохнул Топо, прижимаясь мордочкой к груди друга.


Усадив мыша в мягкое кресло у огня, молодой граф взял со специальной каминной полки кувшин подогретого вина со специями и медом, и разлил по двум стаканам. Потом уселся в другое кресло и спросил:


— Думается мне, что тебе есть что рассказать сегодня вечером. Но сперва, что ответил д'Алимонте?


— Он очень польщен предложением, мой граф, но, тем не менее, сейчас не может принять его. Он считает, что из-за его нынешнего облика, путешествие через Средний и Северный Мидлендс может оказаться чрезмерно рискованным. Также д'Алимонте просил передать, что ему хочется посетить твои земли, мой граф, и что когда-нибудь в будущем, возможно он приедет. К моему сожалению, это произойдет нескоро. Напоследок, он желает твоей светлости удачи во всех делах, процветания твоим землям, хороших урожаев, теплых зим и так далее.


— Что-ж... — вздохнул молодой граф. — Осторожен и рассудителен. Следовало ожидать. А теперь, верный мой Топо, расскажи о Цитадели. Как там живут, какие налоги взимает лорд Хассан, как работает его разведка, быстро ли тебя обнаружили...

Сорок футов — чуть больше 12 метров.


Четыре фута — примерно 1метр 20см.


Омаж — вассальная клятва.


История 39. Ветер судьбы


- Эта лестница просто бесконечная! - буркнул я, когда бесчисленные ступеньки заставили задрожать от усталости даже мои выносливые лапы.


- Угу... - выдохнул, пряднув ушами бредущий следом конь-морф, его светлость лорд Томас Хассан IV, нынешний герцог Цитадели Метамор.


- И вообще, все эти лестницы хороши, если у тебя есть копыта, чтобы прогарцевать по ним, или крылья, чтобы облететь... - продолжал брюзжать я. - А мои огромные кроличьи ступни, просто не предназначены для ступенек!


- Кажется, ты неплохо справляешься с лестницами, когда на другой стороне находится Молчаливый Мул, - встрял в разговор еще один конь-морф.


- Боб Стейн, тот факт, что ты служишь в Цитадели казначеем и выдаешь мне жалование, совсем не повлияет на мое нежелание признавать твою правоту! - ухмыльнулся я. - Впрочем, даже ты, напрягши свои присыпанные золотой пылью мозги, сможешь понять, что я на самом деле просто учитываю ваши ограниченные возможности. Прими я на минутку полную животную форму, домчал бы наверх быстрее ветра! И сейчас вы в этом убедитесь. Увидимся наверху, ваши сиятельства!


С этими словами я изменился до полной животной формы, и серый гранит древних стен мелькнул мимо размазанной полосой, свиваясь спиралью... Вперед и вверх, вперед и вверх - до маленькой верхней площадки. Там я и остановился, ожидая компаньонов.


...


Что-то долго.


...


И даже еще дольше...


...


Да когда же они появятся?!


...


Пока наконец перестук копыт и тяжелое дыхание не сообщили мне: они уже близко.


- Ну, наконец-то! Мои копытные друзья пожаловали! Что задержало вас в пути? Происки Насожа? Сотня лутинов? Ваш героический поход окончен! Входите же!


Томас ответил мне пронзительным взглядом, Боб же не смог даже и этого. Оба насилу втащились на площадку и остановились, хватая ртом воздух.


- Что такое?! Копытные не могут обогнать маленького слабого кролика?! Ай-ай-ай! Надо срочно запретить все лестницы в Цитадели!


Я продолжал сыпать соль на раны компаньонов, отыгрываясь за их ежегодные победы в соревнованиях бегунов - на всех праздниках именно мы втроем занимали три первых места. Увы мне, мое место было неизменно третьим... Я продолжал участвовать в забегах, надеясь на этапы слалома, на короткие дистанции, в конце концов, на счастливую случайность, но наши коняги наверстывали свое на длинных дистанциях, не говоря уж о марафоне. Где уж этим лошадникам понять прелесть выматывающего силы и рвущего жилы короткого рывка...


А потому я довольствовался маленькими победами и неустанно напоминал о них. Жаль только, друзья слишком устали и не могли оценить мои подначки. Или не слишком?


- Думаю, будет куда проще запретить жареных кроликов, - выдохнул наконец Томас. - Лестниц у нас много, жареный же кроль - один. Вот тебя мы и запретим! Стучи в дверь... Горелый. Нас кажется ждут!


- А как же! Не герцогское это дело! Прикажу, и... постучат! - высказался я напоследок, подходя к двери, ведущей в покои гусыни.


- Достопочтенная! - крикнул я, выбив из дубовых досок дробь задней лапой. - Доктор Шаннинг! Мы пришли по твоему зову!


- Кто это "мы"? Я никого не звала! - глухо донеслось с той стороны.


Мои спутники удивленно переглянулись, но я-то знал нашу достопочтенную гусыню:


- Ты хотела видеть нас немедленно. В послании герцогу Хассану твоей рукой написано: "бросить все и, не медля ни минуты, подняться к тебе, прихватив первых лиц герцогства". Я верно цитирую? Так вот, мы все здесь. Герцог Томас Хассан, казначей Боб Стейн и я.


- В самом деле?! Действительно, было такое... О боги!


В комнате достопочтенной что-то зашуршало, скрипнуло, послышались шаги и дверь, наконец, распахнулась:


- Входите ваша светлость! Прошу вас!


Немногим выпала честь видеть комнату досточтенной Шаннинг, хотя сам я там бывал нередко. Круглое помещение, расположенное на вершине одной из башен, обстановкой и всем своим видом ясно показывало личность хозяйки. Талантливая, в отношении иных вещей даже гениальная, но увы весьма рассеянная гусыня-морф имела привычку оставлять вещи там, где ее застало высочайшее чувство вдохновения - результатом стал воистину один из самых странных видов в Цитадели.


Беспорядочно расставленная мебель, шкафы, набитые самыми странными вещами. Висящие криво и косо полки, уставленные книгами, тетрадями и свитками, вперемешку со статуэтками, кусками дерева и замысловатыми камнями. Обыденные вещи, лежащие там, где их использовали в последний раз, да так и забыли.


И запахи, о эти запахи...


Запах пыли, корицы, хлеба, сладостей и чего-то еще, трудно определимого, но ясно присутствующего - от массивного, черного дерева с серебряными инкрустациями, письменного стола. На самом краю которого замерла оловянная чаша, заполненная зеленым песком, рядом лежал покрытый толстым слоем пыли запечатанный свиток, надписанный рукой Шаннинг: "Расшифровка ключевого камня для Джонатана". С другого краю того же стола вольно расположился череп клювастого существа, подобного я не встречал за все мои путешествия по Мидлендсу. А на макушке черепа засыхал позабытый бутерброд с джемом, капая пурпурной сладостью прямо в глазницы.


Едва уловимый аромат цветочной пыльцы и тлена - со стороны древнего, рассохшегося от старости буфета, на полках которого, вместо посуды стояли и лежали коробки с коллекцией мертвых насекомых самого невероятного вида и расцветок, организованных в странный порядок, понять который я не смог за все годы, как ни пытался.


Запах мыла, морской пены и старых салфеток - от стеллажа, притулившегося прямо напротив шкафа и содержащего все, какие только можно вообразить виды зубочисток...


Вонь чего-то горелого - от камина, где над давно погасшими углями висел закопченный котелок, его подгорелое содержимое когда-то выкипело, да так и осталось. И отовсюду, буквально из каждого угла - запах особых, ароматизированных чем-то неведомым чернил гусыни. Записотрывки стихов, отдельные мысли, заметки - рукой Шаннинг писанные на всем, что подвернулось ей, в моменты вдохновения. На салфетках, на полях книг и писем, на скатерти и стенах, даже на собственной одежде достопочтенной. Просто ужасная растрата писательского таланта, поскольку (увы и горе всем нам!) большая часть всех этих записей абсолютно нечитаема...


Каким образом сама достопочтенная разбиралась во всем этом хаосе - то ли чудом, то ли какой-то причудливой комбинацией абсолютной памяти и особого таланта - ума не приложу. Но ведь разбиралась, причем безошибочно. Сколько раз, потратив на поиски в этой комнате напрочь пропавшей вещи не один час, я обращался к достопочтенной гусыне с недоуменным и раздраженным вопросом, только чтобы почти тут же получить искомое. Причем в большинстве случаев Шаннинг не приходилось даже вставать с ее высокого табурета.


Впрочем, наша достопочтенная и не была бы собой, будь она какой-то иной. И я лишь больше ценил произведения ее великолепного ума, все-таки прорывавшиеся сквозь хаос, пусть даже это был всего лишь эпиграмма, написанная торопливыми каракулями на листе салата...


А вот Томас и Боб, не привыкли ни к подобному виду, ни к самой гусыне. Представьте же их удивление, когда предложив им присесть на два пыльных стула, спиной к угасшему камину, сама хозяйка застыла столбом, уставившись на полки со свитками. К счастью, я сразу узнал мечтательно-отсутсвующее положение крыльев и шеи, ту особую позу, которую достопочтенная принимала, мысленно улетая в известные только ей дали и выси.


- Доктор! - нарушил я полет ее мысли. - Доктор Шаннинг, вы хотели сказать нам что-то важное.


- Ах, да. Сию минуту, господа, сию минуту.


С этими словами гусыня взгромоздилась на ее любимый высокий табурет, прямо перед теми самыми полками, но уже спиной к ним.


- Так о чем же мы... Ах да, письмо! Дело в том, ваша светлость, что вы никак не могли прибыть по моему зову. Потому что я не отправляла вам письма.


После таких слов, челюсть отвисла уже не только у лошадников, но и у меня.


- И каким же чудом мы смогли его получить? - первым пришел в себя Томас. - Может быть... письмо могли отправить без вашего ведома? У вас ведь есть служанка?


Впрочем, пыльные разводы на стоящем в углу туалетном столике тут же опровергли его слова.


- Нет, ваша светлость, письмо не отправлялось, - покачала клювом Шаннинг. - Во-первых, я и не собиралась его отправлять. Во-вторых, Ки-койот не поднимается за посланиями сюда, я сама уношу их вниз, а именно это письмо я не уносила. И, в-третьих, даже глядя на торчащий у вас из-под рукава туники уголок написанного мною письма, я точно знаю - это письмо не покидало комнаты. Потому что, не вставая с места, я вижу это же самое письмо, лежащее на полке.


В полной тишине Томас вынул из рукава свиток пергамента, медленно развернул и, окинув взглядом сверху вниз, перевел озадаченный взор сначала на меня, потом на Боба.


- Доктор, а вы можете показать нам, то ваше письмо, которое на полке? - попросил Боб Стейн.


- Конечно, уважаемый. Вон оно!


Взмах крыла гусыни охватил половину комнаты, вместе с изрядной частью Барьерного хребта и Мидлендса.


- Кхм... - я решил вмешаться, поскольку в этой комнате искать маленький свиток мы могли до следующего пришествия Насожа. - Шаннинг, тогда уж достаньте нам его. Чтобы не тратить время на поиски.


Не вставая с табурета, даже не приподнимаясь, гусыня протянула крыло назад-вверх, и безошибочно вытащив из горы лежащих на полке свитков один, протянула герцогу.


Осторожно развернув пергамент, Томас принюхался и всмотрелся...


- Это невероятно! - воскликнул он. - Запах, чернила... Даже помарки, кляксы и жирные пятна на тех же местах! Они неотличимы!


Схватив, до того мирно лежащий на коленях второй пергамент, конь-морф поднес его поближе к первому, сличить. В тот же миг оба листа задрожали, затрепетали, как будто неощутимый, но неистовый ветер рванул их из пальцев-копытец, в мгновение ока письма притянуло друг к другу, они слиплись... Все. На колени лорда упал один-единственный лист исписанного пергамента, тут же свернувшийся трубкой.


- Мда... Весьма... интересно.


Даже и не знаю, кто это сказал, но лично мне было более чем достаточно. Я решил немного отвлечься, а потому достав из кисета любимую трубку, набил ее смесью трав и начал неторопливо раскуривать.


Поглядев, как я пускаю колечки, Хассан осторожно взял с колен свиток, медленно развернул его...


- Все как раньше. По-крайней мере внешне. Ну, верные мои советники... и разумеется достопочтенная Шаннинг, что скажете?


Какое-то время мы обдумывали, что тут можно сказать. Первым нарушил тишину Боб Стейн:


- Сдается мне, финансы и бухгалтерия в данной проблеме помогут мало. А вот разведка...


- Кто бы спорил! - буркнул я. - Чуть что, сразу разведка... Так и быть, разведка, кое-что выскажет. Навскидку: кому-то очень сильно понадобилось передать лорду Хассану это письмо. Цель... даже и не знаю. Ваше присутствие здесь? Но зачем? Покушение? Но где оно? Что-то совсем непредставимое? Опять же, где оно?


- Действительно... загадочно, - хмыкнул Боб. - Но быть может наши маги смогут что-нибудь узнать? Помнится, Пости хвастал, что сможет узнать стиль чуть ли не любого мага Мидлендса.


- Вряд ли, - вмешалась Шаннинг. - Скорее всего, автор ребуса позаботился о следах.


- Но попытаться-то стоит! - возразил я.


- Попытайтесь, - решил вопрос герцог, протягивая мне письмо. - Что-нибудь еще?


- Да, есть пара вопросов, - кивнул я. - И первый из них я адресую вам достопочтенная. Скажите, почему вы собственно решили не отсылать уже написанное письмо?


- Забавно... - немного подумав, заговорила гусыня. - В кои-то веки раз я стала настоящим героем таинственного детектива. Что ж... Для начала, я засомневалась, стоит ли вообще его отсылать. Не столь уж важна была моя находка, чтобы звать вашу светлость сюда, да еще столь срочно. Еще подумалось, что вполне можно и самой к вам спуститься. Потом меня что-то отвлекло... Ах да, рассказы для Лунного фестиваля. Мы целую неделю разбирали эту груду литературного хлама, а Матиас то отвлекался, то вообще сбегал куда-то, оставляя все на меня и на Фила... виданное ли дело, рассказы пылятся, а он признание в любви кропает! А время-то идет!


- Кхм! - призвал я к порядку увлекшуюся гусыню. - А дальше?


- Дальше был Лунный фестиваль, и мне было совсем не до писем, потом... - тут гусыня замялась.


- Потом вы о нем просто-напросто забыли, - усмехнулся лорд Хасан. - И спустя еще неделю, кто-то решил подтолкнуть события. Похоже, успешно. Во всяком случае, мы здесь.


- Отсюда следует второй вопрос достопочтенной, - согласно кивнул я. - А именно: что же такое вы нашли?


Гусыня пошелестела крыльями, пригладила торчащее сбоку перышко... И наконец сказала:


- Ваша светлость, я нашла оригинал тринадцатого катрена безумного Фликса.


Некоторое время в комнате царила тишина. Потом Боб Стейн выдохнул:


- Не может быть! Им же должно быть... почти тысяча лет!


- Огненные чернила, хрустальный пергамент, оттиск ладони самого пророка. Что еще?


- Отлично, - кивнул казначей. - Просто великолепно. Эту вещь достойно оценят коллекционеры Мидлендса. Поздравляю, достопочтенная, вы богаты. Но... стоило ли поднимать шум? Пророчества Безумного Фликса хорошо известны.


- Совершенно с вами согласна, - кивнула гусыня. - Пророчества действительно изучены и рассмотрены чуть ли не по буквам. И я ни за что не стала бы вас беспокоить, если бы не одна тонкость. Внимательно сличив оригинал и поздние копии, я обнаружила ошибку переписчиков и переводчиков.


- В самом деле? - спросил Боб, все еще не слишком впечатленный.


- Да, всего несколько слов, но их замена очень серьезно искажала общий смысл катрена, - гордо сказала Шаннинг.


"Как интересно... - подумал я, отвлеченно отслеживая разговор и на всякий случай прислушиваясь, не раздадутся ли чужие шаги за дверью. - Когда-то я тоже изучал катрены Фликса. Давно, во времена ученичества. И тринадцатый катрен... Единственный, кающийся не только Цитадели, но и моря. Его я изучал особенно внимательно".


- Прочти мне твою версию, - попросил я гусыню.


- Непременно! - склонила голову достопочтенная. - Слушайте.


Наступит время


Созреет зло


Ворвется в мир


Раздробит на части


Поселит проклятья


Болезни страх


Отравит моря и землю


Но остановят его


Настоящие мужчины


Их вождь встанет над тройными вратами


Белый кролик


Маг-крыса


Его помощники и друзья


Бесстрашный конь-король


Возглавит зачарованную армию


Черный будет вынюхивать


А белый поведет флот


Их будут бояться друзья


Их проклянут враги


Встанут они на пути


На стенах крепости


Что есть овеществленная вечность


Остановится зло замрет мир


Покуда силы их будут в равновесии


В те дни


Разноцветье


Тихий шаг из хаоса


И взгляд свысока


Объединят силы с другими


И точные науки принесут победу


На море и на суше


Флоты и армии


Оплатят кровью время


Что займут точные науки


Величественный конь-король


Взнуздает созданного раба


Великие бури


Возвестит начало новой эпохи


И новый пророк


Увидит новую страницу.


На вершине древней башни вновь повисла тишина, пока мы обдумывали услышанное. Наконец Томас высказался первым:


- Шаннинг, я не заметил отличий от канонического варианта.


- Три слова, - возразил я. - Три слова отличаются. "Rat of might" (крыса с магическими способностями, крыса-маг) в каноническом варианте читалось как "fat old knight" (старый рыцарь). Других различий нет.


- Не совсем, - удовлетворенно изогнула длинную шею гусыня, - ты пропустил кое-что важное.


- А именно?


- Обрати внимание на строку перед словами: "rat of might"


- Но она не изменилась! - возразил я. - Там сказано: "hair white", значит у лидера будут белые или седые волосы. Что не так?


Томас бросил на меня загадочный взгляд, прижимая уши и тщательно пряча ухмылку.


Затем и Боб Стейн тоже как-то странно уставился на меня...


- Что? - заерзал я на внезапно ставшем твердым стуле. - Что вы на меня смотрите? Разумеется у меня белый мех, я весь белый! И седина проглядывает! И что? У тебя Томас тоже проглядывает седина! И вообще... Мало ли у кого белые волосы и мех! Это ничего не значит!


- Фил, - говоря эти слова, гусыня прямо лучилась удовольствием, - безумный Фликс не знал грамоты. Ты должен бы знать, раз уж изучал катрены. Его слуги записывали, потом записи копировались, причем многократно. Но, как известно, Фликс оставлял отпечаток ладони только на первом экземпляре. И только первый экземпляр каждого пророчества писался на хрустальном пергаменте, поскольку даже тогда он был безумно дорог. Там, на полке за моей спиной лежит оригинал третьего катрена.


- Ну и?


- Ты читал "hair white", "белые волосы", что трактовалось как "седые волосы", иначе говоря - восшедший на стену лидер стар годами. Но в оригинале сказано "Hare white". "H-a-R-E". "Кролик". Белый кролик. Понимаешь? Не "h-a-I-R". Не "волосы" и уж тем более, не "мех".


Я застыл, как громом пораженный. Тогда, во времена моей молодости, изучая катрены Фликса, мы решили, что крепость с тремя воротами - не что иное, как вечный Метамор. Это, кстати, была одна из причин, из-за которых я приехал сюда. И теперь, теперь все вставало на свои места. Как только я перестал искать в третьем катрене толстого старого рыцаря, как все обрело ясность и логичность...


Крыс-морфов в Цитадели хватает, одна из них вполне может иметь скрытые способности к магии. И если "белый кролик" - я, то "конь-король", должен быть, должен быть...


Все с той же загадочной улыбкой, конь-король из пророчества, мой друг и повелитель герцог Томас Хассан закрыл глаза и выпал из кресла в глубоком обмороке.


* * *


Боб среагировал первым - упав на колени рядом с бесчувственным телом, он расстегнул тесный ворот атласного пурпуэна1 графа, давая приток свежего воздуха, пока я стоял столбом, а гусыня курлыкала и беспомощно металась вокруг.


Однако, в конце концов, я пришел в себя.


- Шаннинг! - сказал я, вставая на пути мечущейся гусыни и хватая ее за плечи. - Шаннинг, выслушай меня! Изменись полностью и лети за помощью! Скажи целителям, что герцог упал и ударился головой о каменный пол! Быстрее!


Тряхнув головой, Шаннинг подтверждающее крякнула и порхнула в ближайшее окно. Я же обратился к придворному казначею:


- Боб! Шутки в сторону, в беге по лестнице вниз, ты обгонишь меня. Беги за придворным целителем. Я отправил Шаннинг, но гусыня... Гусыня и есть.


Конь морф несколько мгновений колебался... Потом решился:


- Ладно. Только...


- Костьми лягу!


И он умчался вниз по лестнице, оставив меня наедине с милордом и другом.


Теперь следовало оказать ему всю возможную помощь. Я осторожно распахнул расстегнутый Бобом ворот пурпуэна, расслабил завязки камизы2. Шаннинг улетела, забыв прикрыть створки окна, и ветерок шевельнул мне шерсть на длинных ушах. Вот только одно окно совсем не давало притока свежего воздуха... и я прыжком взвился на подоконник ближайшего проема. На пол полетели бесформенные кусочки глины, какие-то свертки, перья, а я, вскочив на деревянную плаху и ухватившись за скобу ручки, рванул на себя раму, одновременно пытаясь отщелкнуть тугую защелку. Та неожиданно легко поддалась, и порыв ветра буквально вытащил меня наружу, вслед за распахнувшейся створкой. Я едва успел выпустить ручку - уже вися над пропастью, подталкиваемый ветром, на скользком подоконнике...


Побалансировав несколько мгновений и уже падая вниз, я все-таки сумел изогнувшись, уцепиться локтем за торчащую на подоконнике пирамидку. Как будто приклеенная или вросшая в дерево, костяная штучка даже не шевельнулась, пока я подтягивался и переваливался на подоконник. Но едва я, попробовав спуститься в комнату, оперся на нее, как белая, мигающая красным глазком штуковина немедленно осталась в лапе, а я, естественно свалился вниз.


Прямо на лорда Хассана...


К тому времени, когда перепуганное животное во мне успокоилось настолько, чтобы разжать насмерть стиснутые лапы, я вдруг понял, что так и лежу на животе Томаса, уцепившись за его одежду, как за величайшую драгоценность и спрятав морду у него на груди.


Разумеется, конь-морф немедленно пришел в себя.


- Фил, - приподняв голову и слабо мотнув гривой, сказал он, - я и не знал, что ты так меня любишь...


Смущение способно творить чудеса там, где разум отступает - я смог отодвинуться, а потом и спросить милорда о самочувствии.


- Ох! - ощупав морду, сказал Томас. - Жить буду, но недолго.


- Милорд!! - запаниковал я. - Болит?! Сильно?! Голова кружится? Тошнит?!


- Нет-нет! - конь-морф немедленно сел. - Просто нос чуть побаливает. Уж поверь бывалому бойцу, смерть в ближайшие часы мне не грозит. И с лестницы я смогу сойти сам.


Я подозрительно оглядел Томаса, потом решил поверить своему повелителю:


- Ладно... Но раз уж так, то будь добр, покажись в окне, пока половина Цитадели не примчалась сюда спасать тебя.


Милорд так и сделал - выглянув в окно, он крикнул бегущим внизу целителям, что все хорошо, он жив и здоров. А заодно приказал секретарю перенести все приемы на завтра. Затем он повернулся ко мне:


- Кажется, Шаннинг не зря собрала нас здесь.


Я кивнул.


- Не могу этого оспорить, милорд.


- Тринадцатый катрен... Новая версия весьма убедительна. Фил, ты знаешь достопочтенную лучше меня. Она могла ошибиться?


- Нет, Томас, - я наконец-то смог унять дрожь в задних лапах и подойдя к подоконнику, присел, прислонившись спиной к стене. - Гусыня действительно великолепна. Она может не обращать внимания на маловажные с ее точки зрения факторы, вроде пыли в углах... Но уж присмотревшись к чему-то, не упускает ни единой мелочи.


- Хм...


Лорд Томас прошелся от одного открытого окна к другому, цокая копытами по каменным плиткам. Он мог шагать так часами, раздумывая... Что ж, мне не привыкать терпеливо ждать. Правда, на этот раз, его раздумья продолжались совсем недолго - всего лишь раз пройдя от окна к окну, его светлость герцог Цитадели Метамор сел на подоконник того самого окна, где я еще недавно отчаянно боролся за жизнь. Сел и вздохнул:


- Нам уже давно нужно обсудить кое-что личное. Тебе и мне. И это место столь же хорошо, как и любое другое... Взгляни, надвигается буря.


Все еще сидя под окном, прислонившись спиной к такой надежной и толстой каменной стене, я нашел взглядом выпавшую из моей лапы костяную пирамидку. До того размеренно мигавший красный глазок-светлячок сейчас пылал и лихорадочно моргал. Я поднял ее и осторожно провел пальцем по дну. Кость. Белая, совершенно гладкая, ни щелочки, ни царапинки. Потом взобрался на подоконник, рядом с Томасом. Поставил пирамидку на старое место. Поднял. Поставил еще раз. И наконец, взглянул в окно.


Действительно, небо затягивали черные тучи. Тяжелые, быстро заполняющие горизонт, ползущие очень низко, пронизанные молниями и опутанные призрачными огнями... Грядет буря. Сильная буря. Очень сильная.


Я присвистнул, когда где-то вдали, за холмами в землю ударила молния и мои длинные, чуткие уши уловили пока еще далекий раскат грома.


- А Сарош копает землю где-то в северных отрогах, вместе с Джоном и Смитсоном... - вздохнул Томас. - Скажи Фил, должен ли я отправить часовых и патрули в укрытия?


- Я не погодный маг, милорд.


- Но ты моряк и ты десятилетия провел в море. Что ты думаешь о погоде, огненный адмирал?


...


Но как?! Прошло почти десять лет с тех пор как меня в последний раз называли этим титулом! И было это за тысячи миль отсюда! Как Томас смог это узнать?!


- Милорд, я...


Томас схватил меня за плечи и повернул к себе:


- Фил, ты верный и преданный друг. Твои идеи обогащают казну Цитадели и мою собственную, твоя мудрость не единожды помогала мне, а твое управление разведкой иногда просто блестяще. И все же ты кое-что скрывал. Но неужели ты и в самом деле мог хоть на минуту подумать, что я назначу тебя на столь ответственный пост, не зная кто ты такой?


- Томас... Милорд... Я... я не сказал всего... Но я не утаил ничего, имеющего значение!


- Откровенно говоря, так оно и есть. В конце концов, я знал... - Томас отпустил меня и опять взглянул в окно. - А другим этого знать вовсе не обязательно. К тому же, твоя жизнь и без того непроста. И... ты заработал свое место, более того, ты заработал мое уважение и уважение других. Но теперь обстоятельства изменились. Уточненное пророчество, оно все меняет. И ты не сможешь этого отрицать!


- Милорд... Это... это... может быть. Но посмотри на меня! Какой из меня адмирал? Я всего лишь человек-кролик! Хуже того! Я больше кролик, чем человек! Я не могу управлять флотом, я не могу даже управлять огненным метателем! Я могу испугаться и тогда... Ты же сам знаешь, что будет. От страха я опять стану животным и это необоримо. Вспомни, сколько сидела со мной Жрица. Сколько меня лечили маги. Все тщетно! Я делаю, что могу. Ты хочешь большего? Милорд, это невозможно.


Томас вздохнул, взъерошил гриву, падавшую ему на плечи. Потом слез с подоконника и осторожно опираясь на раму, закрыл створки обоих открытых окон. И снова уставился наружу, прислушиваясь к громыханию приближавшейся бури.


Бури. Осенние и весенние бури. Местность вокруг Цитадели всегда сильно страдает от осенней и весенней непогоды. Потоки теплого воздуха с юга встречаются здесь с холодными массами, идущими с севера. Грозы. Бури. Ураганы...


Но эта буря будет не просто сильной, похоже, к нам идет праматерь всех бурь, я чувствовал этой всей внезапно зазнобившей шкурой. Будь Цитадель чуть менее прочной... но многофутовой толщины внешние стены, дубовые балки в обхват, перекрытия, толщиной в три-четыре локтя... Что может быть прочнее?


Первые капли упали на оконные стекла, замутив их. Первые, еще слабые порывы ветра заставили задрожать оконные рамы.


- Милорд, - прервал я молчаливые размышления Томаса, - ты спрашивал, что я думаю о погоде? Так вот... Буря будет очень сильная. Очень. Тебе стоит отозвать патрули и приказать подданным спрятаться. И поскорее.


Хассан неохотно кивнул:


- Ты прав. Но мы должны будем продолжить разговор. Внизу. Немного позднее. Спускайся в зал Молчаливого Мула, я догоню тебя.


Томас прошел вдоль стены круглой комнаты, от одного окна к другому, останавливаясь возле каждого и рычагом закрывая внешние ставни.


- Но прежде чем ты уйдешь, я хочу задать еще один вопрос. Фил, почему ты так упорно отказываешься от титула и обязанностей наследника короны?


У меня засосало под ложечкой, я замер, не успев открыть дверь на лестницу. Воистину, сегодня день сюрпризов...


- Но... но... - только и смог выдавить я


Томас улыбнулся, и, подойдя ближе, осторожно провел по моему длинному уху пальцами-копытцами.


- Как ты думаешь, что за король сидит сейчас в одном из альковов Молчаливого Мула, пьет дорогущее вино из Эльфквеллина и ждет одного безответственного кроля? Как ты думаешь, какой вопрос он задаст ему при встрече? Не знаешь? И ты еще называешься главой разведки!


- Но как?! - выдохнул я.


- Ты думал это король Зачар, "властелин" и "самовластный повелитель" одной из мелких южных сатрапий. Удивлен? Не только у тебя имеются секреты. Просто король Теномидес просил не говорить тебе о его визите. Он думает, что ты стыдишься своей нынешней внешности. И еще, он не желал принуждать тебя к встрече с ним, уж коли ты покинул Остров Китов. Он уже трижды бывал здесь, за шесть лет, прошедших со дня Битвы Трех Ворот. В первый раз старик плакал сидя на грязном полу у твоей клетки. Сейчас ты, разумеется, этого не помнишь. Но...


Старый король? Преодолевал тысячи миль, только для того, чтобы увидеть меня?! Что ж... Я могу думать, или не думать... Хотеть или не хотеть... Принимать или отказываться от навязанного мне королем статуса приемного сына, но хотя бы из уважения к старику я просто обязан спуститься вниз и повидать его. Вот только...


- Но он опять задаст мне тот же вопрос. А я не могу принять трон! Я... Ты знаешь сам Томас.


- Знаю. Но прошу тебя, не приказываю, прошу! Пока будешь спускаться, обдумай этот вопрос еще раз. Мое же мнение - ты действительно годишься ему в преемники, несмотря на все твои проблемы. Знай это. И иди.


- И ты Томас!! - схватившись за дверную ручку, простонал я.


- И я ваше высочество! - церемонно склонил голову герцог Цитадели, лорд Томас Хассан IV.


Потом он отвернулся к следующему рычагу, закрыть последние ставни, а я шагнул на лестницу.


* * *


И правда, коняжьи копыта носят их обладателей куда быстрее чем меня - мои бедные усталые лапки. Во всяком случае, я еле-еле дотащился до середины лестницы, когда мимо вихрем промчался лорд Хасан. Ступив же крыльцо башни, я услышал тяжелые удары грозового колокола и увидел несущихся во все стороны жителей Цитадели. Работники спешили доделать срочные работы; фермеры торопились в свои поселки и выселки - за стенами Цитадели; из ворот кузнецы вырвалось облако пара - кузнецы заливали горн. Прачки собирали плещущее на ветру белье, с тревогой поглядывая на повисшие, казалось, над самой макушкой тучи.


Я еще успел перекинуться парой слов с Ларкиным и помочь Дэну выдвинуть щиты, укрывавшие наше разумное дерево от ветра. Но тут над стенами Цитадели пронесся первый, самый пыльный шквал, ветки громадной лиственницы согнулись, задрожали и я сам вынужден был нырнуть в укрытие безопасных коридоров Цитадели. Почти сразу же упали первые дождевые капли, крупные, словно спелые виноградины.


Потом прошли смотрители, проверявшие закрыты ли наружные двери, а я сам отправился внутренними коридорами в главный зал Молчаливого Мула, к столу, организованному для лорда Томаса. За которым, как я и ожидал, сидел король Теномидес.


Что ж, рано или поздно это должно было случиться... Почему бы и не сейчас? Ведь, я действительно любил этого царственного старца.


- Мой король, - приветствовал я его, почтительно сгибаясь в поклоне, но не успев договорить, оказался стиснут в почти медвежьих объятьях.


- Сын! Сынок... - воскликнул он, глотая слезы. - Как долго я жаждал услышать твой голос! Почему ты избегал меня? Спрятался в этом ледяном захолустье, морского демона тебе в печень, забрался в какой-то лесной угол, и зачем? Твое место в море, на палубе, но никак не в этих... подземельях!


Мои чуткие уши уловили поток смешков и перешептываний, прокатившийся по залу. Похоже, меня ждет немало шуточек и подтрунивания. А сейчас... Ох, мои ребра!


Но король уже поставил меня на пол и чуть отстранился. Самое время сказать ему слова, которые я готовил шесть лет, с тех самых пор как...


- Ваше величество, сир, - холодновато-официальным тоном начал я. - Вы прекрасно знаете, что я не могу принять честь, которую вы желаете даровать мне. Не потому, что я не люблю Вас, и не потому, что я желаю увильнуть от ответственности. Но я действительно не гожусь для трона и более того, я не смогу его принять, даже если пожелаю. Поскольку не являюсь вашим кровным родственником.


- Бред! - громогласный рев короля раскатился по всему залу и на мгновение перекрыл шум ветра за стенами. - Я уже назвал тебя наследником и преемником! Это бесповоротно! Даже я сам не смогу отменить сделанное!


- Это нелепо Ваше величество!..


- Отец! Для тебя я отец, а не "Ваше" и тем более не "величество", сын!


Я вздохнул, припоминая наши старые споры и уже открыл было рот, чтобы продолжить, но был прерван ослепительной вспышкой молнии прямо над полутемными потолочными окнами и оглушающим обвалом грома.


К тому времени когда это закончилось, я уже успел обдумать дальнейший разговор. Тихим и спокойным голосом обратился я к человеку, которого уважал и любил больше всех на свете:


- Король Теномидес, отец, мы уже проходили этим путем. Здесь и сейчас не стоить начинать все заново. Я рад видеть тебя здесь, рад видеть тебя здоровым, в здравом уме и твердой памяти. Давай отложим наш спор и проведем этот вечер как подобает встретившимся после долгой разлуки родственникам. А спор продолжим в более уединенном месте.


Король не задумываясь, кивнул:


- Так и сделаем, клянусь всей солью океана! Поистине, я и сам не хотел спорить в такой час! Бармен! Донни! Где ты там бродишь?! Всем горячего вина за мой счет!


Под приветственные возгласы жителей Цитадели, Донни и его помощники разнесли кувшины и началось веселье - с хоровым пением, с танцами под волынку, с играми в дартс и с фантастическими бильярдными комбинациями Коперника и Маттиаса.


Время проходило - неутомимо и непрерывно, отсчитывая час за часом. Окончательно стемнело, и трактирные служители зажгли свечи и факелы, освещая зал. А за многофутовой толщины каменными стенами продолжала яриться буря. Потоки ледяного дождя захлестывали стены и крыши, временами переходя в град, освещая потолочные окна неверным, трепещущим светом молний...


Маги погоды, ученики отсутствующего Сароша так и не смогли прийти к единому выводу о природе бури. Один считал ее результатом естественных процессов, другой находил в ней следы магического воздействия, но никак не мог определить источника этих сил... В одном они сошлись - любая попытка использовать магию лишь добавит ветру мощи. Так что нам оставалось только сидеть, отхлебывая грог и ждать, прислушиваясь к реву ветра за стенами, к приглушенному потрескиванию самих стен и балок...


Постепенно веселье стихло, музыканты отложили инструменты и все собравшиеся в главном зале таверны как-то разом замолчали. Я почувствовал неуверенность во взглядах друзей, пока еще легкую тревогу, но уже с нотками страха... Пора бы Томасу ободрить подданных. И точно, лорд Хасан поднялся и резко топнул копытом, привлекая внимание:


- Друзья мои! Кажется на улице сегодня ветрено, не правда ли? Да там не просто ветрено, там еще и дождь. Ну и пусть! Они-то там, а мы-то здесь, за толстыми, прочными стенами Цитадели! А эта старая развалина видала кое-что похуже какого-то там ветра, пусть даже и с дождем!


Конь морф сделал паузу, оглядывая затихший зал, и продолжил:


- Должен вам признаться, друзья мои, этот праздник, лично для меня - возможность увильнуть от дел, оставить до завтра надоевшие заботы, посидеть с друзьями, выпивая горячего вина и слушая что-нибудь занимательное... Хм! И, правда! А где Странник?! Придворный бард, развлеки нас!


Под бурные аплодисменты, стук кружек о столы и ободряющие выкрики волк-морф поднялся и эффектным жестом расправив плащ, пошел к камину. Но не дойдя даже до середины зала, сбился с шага, услышав слова герцога:


- Увы нам, - сказал тот, - но наш менестрель сегодня не в форме. На беду, как раз сегодня жесточайшая простуда сразила его горло. Нам остается лишь пожелать ему поскорее выздоравливать.


Под разочарованные выкрики, ободряемый смешками и солеными шуточками, волк-морф, приложив правую лапу к сердцу, поклонился лорду Хассану, достопочтенной публике, картинно прохрипел что-то и удалился на свое место, поближе к камину и котлу с горячим грогом.


А лорд Томас продолжил:


- Но не сидеть же нам в тишине и скуке! Нет! Как властелин и повелитель Цитадели, повелеваю: не бывать такому! - прищурившись, лорд огляделся вокруг, выбирая новую жертву. - И я знаю, кто развлечет нас сегодня! Я даже знаю, что он нам расскажет! Слушайте же! Многие из нас слышали о Большой Буре, случившейся в Лазурном океане немногим более пятнадцати лет назад. А кто не слышал, тот слышит сейчас! Но мало кто знает, что в самом сердце Большой Бури произошло морское сражение. Сражение, унесшее жизни тысяч моряков и уничтожившее зло, поднявшее голову далеко на юго-востоке. И совсем никто не знает, что же стало причиной этой битвы! Но вот я вижу двоих участников этой войны, участников посвященных во все подробности. Так что же? Король Теномидес, Фил, придворный кролик, посвятите же нас в тайны прошлого!


Прошлого...


Мир замер и все звуки его исчезли, когда я взглянул в глаза королю. Моему королю и... моему приемному отцу.


- Отец... Эта жуткая история... Рассказывать ее? Не лучше ли оставить все это там, где оно есть? В прошлом.


- Нет Фил. Слишком много хороших людей умерло в тот день. Помнить их - самое малое, что мы можем. Или ты так не считаешь?


Прошлое... Дни, когда в далеком Лазурном Океане сталкивались и гибли флоты, когда гильдия Огня и флот Острова Китов достигли пика своего могущества. Когда волноломы Драконей челюсти щедро испробовали вкус человеческой крови, а пляжи ее заполнились телами - вповалку, внахлест. Телами людей, убитых моей волей, по моему приказу...


Тогда мы одержали победу. Но цена ее... Ушедший в небытие флот, целиком и полностью. Оставшийся там, на дне у Драконьих зубов, легший на сияющий белизной песок у пирсов Драконей челюсти. Лишь один корабль вернулся тогда назад, в бухту под шпилем, а вопли вдов и плачь детей, оставшихся без отцов, разорвали мне сердце...


Моя боль и мой позор. Боль и горе моего сюзерена, потерявшего в том бою наследника. Пережить все это снова?


- Для них и для тебя, я расскажу эту историю, отец.


- Спасибо, сын мой, - кивнул король Теномидес. - Спасибо от меня... И от Гектора.


Он прикрыл глаза, смаргивая слезы, появившиеся при упоминании этого имени. Я же гневно взглянул в глаза лорду Хассану. Как мог он пожелать такого развлечения?! Но сквозь пелену злобы я увидел печаль в его глазах и пальцы, судорожно сжавшие кубок...


Мог ли он знать?


Или, быть может, нужно спросить иначе - мог ли он не знать? И значит не прихоть, но что-то большее? Не знаю, но...


Но я поднялся, присел на край стола и под шум ветра, освещаемый неверным светом факелов и свечей, повел рассказ о самой странной и самой кровавой из когда-либо одержанных морских побед...


* * *


Остров Китов - большой кусок суши застрявший прямо посреди Пролива Доброй Удачи, как кость в горле. Как самая настоящая кость!


Контролируя, а при желании и пресекая торговлю через пролив, любой правитель, имеющий достаточно силы мог разбогатеть несказанно. Ведь через пролив шли торговые суда двух океанов!


Закатный океан, что лежит к югу-западу от Метамора и Лазурный океан, практически закрытая акватория, лежащая далеко-далеко к югу. Шелк и кость, вино и пряности, золото и драгоценности, пушнина и корабельный лес и еще многие, многие товары шли потоком с севера на юг, с юга на север, с запада на восток и с востока на запад. Все, все морские пути пересекались у берегов Острова Китов. И от века, тот, кто владел Островом Китов, контролировал пролив. Контролировал торговлю. Держал в руках два океана...


Давно, очень давно существовала Империя, и силы ее держали под контролем Остров. Непобедимая в войне, невыносимая в мирное время, Империя брала тяжкую дань со всех, проходящих проливом.


Торговля хирела и мир постепенно становился беднее.


Однако в те же времена случилось так, что промыслом удачи, а может быть подсказкой богов, но младший сын одной из старейших торговых семей Острова Китов, Гракх младший Теномидес, раскрыл способ создания жидкого огня. Талантливый алхимик, механик и немного маг, юноша смог повторить удачный опыт, более того, используя магию, смог улучшить свойства жидкого огня, получив первый в истории Огонь. Огонь, в котором воедино сплелась магия и алхимия, порождая Силу!


Отец юноши лишь издали наблюдал за опасными экспериментами, пока в один из дней, ему в голову не пришла мысль, что из Огня можно сделать прекрасное оружие, для защиты его кораблей от пиратов. Что ж... Очень непросто и нескоро, но юноша создал Дракона - бронзовую машину, метавшую струю жидкого огня на сотни футов3, и вместе со страшим братом, капитаном их торгового судна, установил на борт.


И в ближайшем же рейсе их торговому суденышку, весельной галере с примитивными парусами и десятком гребцов на веслах, довелось испытать судьбу, встретив великолепно оборудованную, восмидесятивесельную пиратскую триеру...


Результат оказался превыше всяческих ожиданий.


Пока Гракх старший вел судно, отец и младший сын, подпустив пирата ближе, обрушили на него поток жидкого Огня, угодив первой струей прямо в толпу абордажников. Со страшными криками, живые факелы метались по палубе пылающего корабля. Многие пытались найти спасение в море, лишь бы не сгореть заживо!


Весь пиратский корабль охватило огнем всего лишь с двух залпов, буквально через несколько мгновений на его борту не осталось никого живого, а менее чем через час корабль прогорел до ватерлинии и пошел ко дну...


Сколь многое всколыхнул во мне этот рассказ! Как легко вспоминать все это здесь, в безопасности несокрушимых стен Метамора, но совсем другое вдыхать вонь горелой плоти и слышать крики умирающих, там в море...


Я слишком хорошо знал этот запах; знал, на собственном опыте прочувствовав все, и легко представил, как мирные торговцы, с ужасом глядят на дело рук своих. Как они собирают еще живых пиратов, прыгнувших в море, и как потом они же режут горла тем самым выжившим... И это не жестокость! Это жуткое, но необходимое милосердие! Даже сейчас, тысячу лет спустя, лишь самые сильные целители могут хоть как-то, пусть и не до конца, но все же заживлять оставленные Огнем отметины. Тогда же... Даже легкое прикосновение Огня причиняло жуткие, незаживающие ожоги, со временем превращающиеся в глубокие, кровоточащие и гниющие язвы. Попадание же на эти раны и язвы еще и соленой морской воды...


В начале, отец с братьями решили отказаться от этого неимоверно жестокого оружия - слишком страшны были его последствия, страшны не только для проигравших, но и для победителей. Но судьба распорядилась иначе. Решение пришлось изменить, когда пираты захватили и сожгли живьем отца братьев Теномидес - в отместку за сгоревший корабль. Тогда, преисполненные жуткой решимостью, братья Гракхи оснастили драконами-метателями все торговые суда своего и союзных родов. И уже через несколько недель, любое судно поднявшее флаг семьи Теномидес, пираты обходили за тридевять земель. Так широко и быстро разнеслись слухи и столь ужасны они были...


Однако не стоит забывать о еще одном игроке - об Империи. Разумеется, не прошло и нескольких месяцев, как Императору стало известно все и вполне естественно, он потребовал себе дракона-метателя и огненного мастера.


Братья Гракхи, не могли допустить чтобы такое оружие попало в руки деспота и ответили отказом. Одно потянуло за собой другое и, не успев даже понять, что происходит, купцы Острова Китов, во главе с родом Теномидес оказались вовлечены в открытое восстание против Империи.


Гракхов Огонь (а позже и просто Огонь) решительно доказал свое превосходство над всеми видами оружия. Применяя его в каждом морском сражении, медленные и слабые торговые суденышки фактически выжгли могучий океанский флот Империи, а следом, повинуясь приказу Гракха старшего и все имперские порты, верфи и доки. Лишенная доходов от морской торговли, от проходящих через Пролив Доброй Надежды судов других государств, практически лишенная выхода к морю, Империя рухнула сама в себя - повышение налогов, вкупе с одновременным обнищанием населения, как результат голодные бунты, война с предприимчивыми соседями, вспомнившими давние счеты...


На протяжении всей войны братья Теномидес продолжали ревностно хранить секрет Огня и Драконов-метателей, их род возвышался, и уже к самому концу войны, совет купцов предложил Гракху-старшему, в тот момент главе рода, корону.


Король Теномидес, сидящий здесь - прямой потомок Гракха-старшего, первого короля Острова.


Младший же брат умер бездетным, передав секрет производства Огня лучшему своему подмастерью, фактически, создавая тем самым будущую гильдию Огня и основывая традицию, согласно которой место грандмастера передавалось лучшему мастеру гильдии, без учета знатности, родства и богатства.


Со временем обязанности и права обоих ветвей власти разделились. Королевская семья обеспечивала корабли и команды, в то время как гильдия Огня строила Драконы-метатели, готовила огненных мастеров и предпринимала все большие и большие усилия, чтобы сохранить секреты своего оружия в тайне.


Согласно освященной веками традиции, ни один член гильдии Огня, ни при каких условиях не касался парусов - на борту корабля. И ни при каких условиях не мог претендовать на трон - на берегу. В свою очередь, ни один родственник короля, числящийся в списке наследников, не мог вступить в Гильдию.


Имелось лишь одно исключение в обоих...


* * *


- Минуту!!! - прервал мой рассказ чей-то голос. - Прости меня Фил, за неприятные слова, но ваша гильдия по сути своей глубоко корыстна! Вы сдаете в наем Драконов-метателей Огня и огненных мастеров любому, давшему большую цену! Разве это не зло?


Я остановился на секунду, пытаясь подобрать слова, чтобы как-то прикрыть, затушевать неприятную правду... Но потом сдался и сказал как есть:


- Гракхов огонь невероятно дорог. Создание Драконов-метателей, обучение огненных мастеров, постройка кораблей, содержание команд... Мы охраняем торговые пути двух океанов, но Остров Китов не сможет оплатить все это в одиночку. Это всего лишь экономика.


- И потому вы продаете победу богатейшему и сжигаете проигравших!


- Да, - согласился я с невидимым собеседником, - все так. Но подумай - если ты проиграл на аукционе, то не задумаешься ли о заключении мира?


- Но ты же сам жег людей живьем!


- Да. Жег. Мужчин и даже женщин, если уж на то пошло. Их крики и сейчас живут в моих кошмарах. Но... Раз уж они достаточно безумны, чтобы выступить против Дракона-метателя, то стоит ли им жить? Я не чувствовал радости, сжигая врагов, но не чувствовал и горя. Они враги, и этим все сказано. К тому же, я считаю, что дать одной из сторон подавляющее преимущество лучше, чем годами терпеть непрекращающиеся войны.


К тому же, ни глава Огненной гильдии, ни король не потерпят настоящего зла. Если даже один пожелает помочь, второй откажет в поддержке. И кроме того, моря должны охраняться, и эта охрана должна кем-то оплачиваться. У тебя есть другой, лучший план? Сохранить свободными торговые маршруты, охранить их от сотни вздорных мелких корольков и тысяч потенциальных пиратов? Сможешь?


Ответом мне стала тишина... И я продолжил рассказ.


* * *


Только один человек в каждой из ветвей власти может вмешиваться в дела другой ветви. Их именуют адмиралами. Адмиралами флота. Быстроходный адмирал, от королевской семьи. Контролирует стратегическое развертывание флота, снабжение, ремонт... И Огненный адмирал, от Гильдии. Он командует флотом в бою. Там, его детальное знание особенностей и конструкции драконов-метателей часто бывает критично.


Обычно адмиралы - это наследник престола и преемник грандмастера гильдии Огня. Хотя, возможны варианты.


Благодаря устоявшимся обычаям, Остров Китов царил в океане тысячу лет. Но все когда-нибудь кончается. Кончилось и мирное время, кончилось, когда на дальнем востоке, на берегах Яджийского моря вновь поднялось Зло. Не зря некоторые считают народы, живущие по берегам этого моря, по меньшей мере странными. А то и проклятыми... И не без основания! В конце концов, где еще ты сможешь найти лутинов, работающих с людьми или полудемона, управителя складов?


Кроме того, эти земли - самый настоящий рассадник пиратства и мы постоянно держим там флот открытого моря. Часть флота, к сожалению, практически изолированную от Острова - из-за преобладающих встречных ветров, дорога туда занимает месяцы.


Впрочем, не стоит считать эту местность совсем уж дикой. Встречаются там и удобные естественные гавани и хорошо оборудованные порты, ведется морская торговля. Есть там и короли, мнящие себя великими завоевателями. Впрочем, никто не мешает такому "владыке" попробовать себя в этой роли. Все, что ему нужно - построить какой-никакой флот да взять у нас в аренду пару Драконов. И время от времени, один из этих "королей", действительно захватывает соседнее королевство, высаживая десант в порту. Что ж... Дело житейское.


К сожалению, король Иро, был совершенно иной породы. В своем стремлении к завоеваниям, он перешел дозволенные пределы и стал марионеткой сил зла...


Первый сигнал нам подали Огоньки - крошечные суда дозорной флотилии. Остров издавна рассылает их по всему миру - иногда торговцы, иногда курьеры, но всегда шпионы. Глаза и уши Острова Китов по всем морям и океанам.


Вести принесенные ими должны были насторожить нас. Со всего Востока судостроительные материалы вдруг потекли в один-единственный порт. Брус, доски, смола, пенька и парусина - откуда-то взялось золото для оплаты, где-то нашлись суда для перевозки, сыскались мастера и рабочие для верфей... В тот же порт, на тех же судах везли рабов - на весла. И также, вдруг, по всем портам не просто вымели, буквально выскребли всех до последнего свободных моряков. Отрепье, сброд и пьяницы, но...


К счастью, военно-морской флот не строится в один день. Создать не толпу лоханок, плывущих по морю, как говно по речке, а эффективно действующий боевой механизм - задача нетривиальная. Занимающая куда большее время, чем создание сухопутной армии той же мощи. Причина... Причина в том, что в открытом море все куда сложнее чем на суше.


Простейший пример - пища. Житель Метамора, будучи в дозоре, вполне может прожить какое-то время на подножном корму. Так же и армия - пока движется по обитаемой местности. А вот флот в открытом море требует снабжения абсолютно всем. Причем, пресная вода и специально подготовленная пища - лишь малая часть. Одежда. Такелаж. Дерево, металл, тросы и парусина для ремонта судов. Топливо, жижка и запасные части для драконов. И многое, многое другое. На Острове Китов снабжение военного флота - целая наука!


Кроме того, солдатом может быть практически каждый, а вот моряком, а тем более хорошим моряком - увы. А уж офицером...


Потому мы, жители Острова, флот короля Иро просто не восприняли всерьез. Мы смотрели с высоты своего самомнения на его жалкие потуги, лишь посмеиваясь, но... Время шло. Корабли строились. Экипажи тренировались. Сначала в акватории порта. Поодиночке. В команде. В строю. Потом молодой флот короля Иро впервые рискнул выйти в открытое море. Их неуклюжие маневры вызывали смех у наших моряков, но время шло... Поначалу его суда возвращаясь в порт на ночь, но с ростом мастерства экипажей начали проводить в море сутки-двое... трое... неделю...


И мы забеспокоились. Мы передвинули флот открытого моря поближе к Драконьей Пасти - главному порту императора Иро.


Вы заметили? Уже не короля, уже императора. Да, к тому времени, завоевав несколько соседних королевств, Иро возложил на свою голову императорскую корону.


Что ж...


Император Иро продолжал строить корабли, мы усиливали флот открытого моря. Но так не могло продолжаться бесконечно. Начались проблемы со снабжением - по мере захвата императором мелких портов на берегу Яджийского моря, мы более не могли пополнять там запасы и производить мелкий ремонт. Военно-морской флот всегда был главной статьей расходов Острова и содержание чуть ли не половины всех его сил, на таком расстоянии от основных баз и без поддержки берега, постепенно разоряло нас. Нужно было что-то делать. Что угодно - воевать, заключать мир... Мы больше не могли позволить себе роскоши ожидания.


Но и мирно сосуществовать мы тоже не могли. Вопрос превентивности... Кто накопит больше ресурсов? Кто первым начнет войну? Мы не могли более позволить императору Иро увеличивать флот. Потому, что во всей акватории Лазурного океана оставалась только одна достойная такой силы цель. Остров Китов.


Война была неизбежна, и мы решили начать ее первыми.


И вот, большая часть нашего флота шла на восток, периодически гребя и постоянно лавируя против практически встречного ветра. Король Теномидес лично сопровождал флот, на тот случай, если пораженный нашей мощью император Теномидес согласится подписать ограничивающий его силы договор. Или, если императора не впечатлит наша видимая мощь, подписать этот договор над догоревшими обломками его флота и верфей...


К сожалению, флот вышел в море не в полном составе - наша гордость, королевский флагман "Кулак" стоял в сухом доке, а потому, король отправился в море вместе с огненным адмиралом, на борту младшего флагмана. Предполагалось, что королевский галеас, закончив ремонт, догонит флот и король перенесет свой флаг на его борт перед входом в Драконью Пасть.


Две или три недели все шло по плану. И даже лучше - воодушевленные присутствием короля, моряки показывали чудеса. Никогда еще гребцы не гребли столь слаженно и ходко. Никогда не были еще столь четкими и выверенными боевые построения, как под строгим королевским присмотром. И сигнал "выше всяческих похвал", взвившийся рядом с королевским штандартом после исполнения флотом особенно трудного упражнения, встречали слитным восторженным ревом все. Даже команды, работавшие до изнеможения.


Это был звездный час нашего флота.


Флот Острова Китов был уже почти в виду Драконьей Пасти, в самые лучшие подзорные трубы уже различались Драконьи Зубы - прибрежные рифы, естественная защита гавани. И вот именно тогда, на горизонте появились долгожданные концы мачт королевского флагмана. Корабль шел под всеми парусами, быстро догоняя легший в дрейф флот, а мы смотрели на его мачты и никак не могли рассмотреть сигнальные флаги, развивавшиеся над мачтами...


Прочитанное поразило нас прямо в сердце:


"Огненному адмиралу. Грандмастер гильдии Огня отравлен. Град, огненный мастер".


Огненный адмирал, а теперь уже грандмастер гильдии, застыл на месте, еще и еще раз перечитывая слова, которых не могло быть над мачтами летящего корабля. Не могло и все тут. Он отказывался верить в то, что его друг и практически отец уже никогда не войдет на борт королевского флагмана, что кабинет под шпилем опустел и что именно ему, здесь и сейчас придется принять на себя ответственность за судьбу гильдии, а практически и всего королевства...


Молодой грандмастер не мог, да и не хотел сдержать слезы, когда в знак траура на кораблях флотилии приспускали флаги. Наконец он взял в себя в руки и с каменным лицом наблюдал, как медленно пополз вниз штандарт огненного адмирала и другой, уже грандмастера гильдии взвился рядом с королевским.


И глядя, как весь флот приветствует нового главу гильдии огнем из сотен Драконов, он сказал стоявшему рядом королю:


- Не столь уж и много лет назад, на церемонии коронации, я увидел слезы на глазах принца, в одночасье ставшего королем. Ваше величество, по сей день я думал, что то были слезы радости...


Король ответил, печально улыбнувшись:


- Очень немногие могли видеть столь впечатляющее зрелище. Строй из сотни кораблей, салютующий огнем в их честь... И все же я ни минуты не сомневаясь, отдал бы всю эту роскошь, лишь бы видеть как мой мастер смеется и любит и дышит полной грудью... - несколько минут его величество смотрел на заволакиваемый тучами горизонт. - Что же о слезах... Ты прав. Я еще охотнее отдал бы мой трон и все к нему прилагающееся, в обмен на жизнь отца. Но Смерть - неумолимый дух, чей выбор неоспорим, чье подведение итогов абсолютно и он единственный, кого еще ни один смертный не смог переспорить. Вглядись еще раз в этот строй, в этот пылающий пламень, в эти лица... Прочувствуй и запомни - тебе доверили великую Силу, но еще большую ответственность. И знай - я думаю, грандмастер гильдии выбрал достойного преемника.


С этими словами король церемонно преклонил колено, приветствуя нового грандмастера.


И все руки и весла флота трижды вскинулись вверх в приветствии...


Печально было вступление в должность молодого грандмастера. Даже сейчас, отдаленный от тех событий десятилетием и тысячами миль, я с трудом сдержал слезы, когда воспоминания навалились всей тяжестью... Как будто это произошло всего минуту назад, нет не минуту, миг! Нет, происходит прямо сейчас, все это - гул ветра в такелаже, удары волн в борта, резкий, едкий запах Драконьей жижки, смолы и морской соли... Замершие ровными рядами корабли флота и король Теномидес - величественно преклонив колено, стоящий на мостике, прямо перед застывшим, как столб грандмастером...


Но все проходит, прошел и тот миг, миг торжества и печали. И жизнь двинулась дальше.


К тому времени, когда закончились все церемонии, "Кулак" почти соединился с флотом. Король и молодой грандмастер уже хотели спуститься вниз, в адмиральские апартаменты, но в этот момент на флагшток "Кулака" опять поднялись сигнальные флаги:


"Не хотел мешать церемониям... - сказали они. - Наследник престола на борту".


И тут же "Кулак" поднял штандарт быстроходного адмирала.


- Что?! Как? Какой кракен притащил сюда Гектора?!! - озадаченно воскликнул король. - Сигнальщики, спросить от моего имени!


И тут же флаги с вопросом взвились к небу.


"Яд обнаружен также в пище наследника короны, - ответил "Кулак". - В открытом море безопаснее, пока заговор не раскрыт. Надеюсь, Ваше Величество не возражает".


- Яд!! - вскричал Король, вне себя от ярости. - Оружие трусов и интриганов! Он прав, разумеется! Передать ему мое согласие! Добавьте - мы встретимся и обсудим все это на борту "Кулака", когда я перенесу туда свой флаг!


И разноцветные квадраты сигнальных флагов вновь взвились на ветру...


Тем временем королевский флагман медленно маневрировал, продвигаясь к своему месту в строю. Его огромная масса делала задачу очень непростой. Должно было пройти несколько часов, прежде чем он займет место во главе флота.


- Знаешь, - размышлял тем временем вслух грандмастер, - я думаю, это первый случай в истории Острова Китов, когда весь цвет острова находится в море. Наши традиции не зря повелевают нам держать дома либо короля, либо его наследника. И точно так же с грандмастером и его преемником...


- К чему ты клонишь? - усмехнулся король, отходя от дубовых перил кватердека. - Намекаешь, что неплохо бы отправить меня и тебя домой? А кто будет командовать флотом? Может быть твой преемник? Он случайно не здесь?


- Нет, он дома, преподает в академии. И даже не знает, что избран, - горько усмехнулся грандмастер. - Ты и я... мы будем командовать флотом. Но Гектор должен быть сохранен. Любой ценой. И даже без его согласия. Он твой единственный наследник и самый многообещающий король из всех возможных.


- Я согласен с тобой... - вздохнул король.


- Но?


- Но. Будет ли мудро отправить его назад, домой, пока отравитель еще не пойман? Мы должны решить проблему с этим самозваным императором. Или он убьет нас. Ты видишь? Он обескровил наши финансы. Сейчас он попытался уничтожить моего наследника и смог уничтожить твоего наставника. Кто следующий? Мы с тобой?


- Это... возможно, - молодой грандмастер навел на борт "Кулака" подзорную трубу. - Ты предполагаешь, что отравитель послан Иро? Еще один повод закончить здесь все дела как можно скорее. И отнюдь не миром. Но все же. Если.


- Если, как ты говоришь, то... Ты прав, - кивнул король Теномидес. - А справится ли мой сын с королевством? Грандмастер, ты неплохо его знаешь, что скажешь? Он готов?


- Если честно, то нет, ваше величество, - ответил грандмастер, откладывая бронзовую трубу и поворачиваясь к королю. - Он не готов. Но если... то справится. Если будет жив.


- А твой преемник?


- Конечно, нет! Он даже еще не исполнял обязанности огненного адмирала!


- И значит, в случае удачного покушения на нас с тобой, Остров Китов ждет опаснейшее положение, когда и грандмастер, и король будут безусыми юнцами, не нюхавшими морской соли. А у императора Иро будет время усилиться... И тогда, он сможет уничтожить Остров Китов и контролировать океаны!


Казалось, леденящий холод предчувствия на единый миг охватил их, затуманил мысли, смутил чувства... Потом грандмастер возмутился:


- Ваше величество, да разве может быть место безопаснее флагмана нашего флота? Сами боги трепещут перед нашей силой! Даже драконы не рискнут напасть на наш флот! А Иро... Пусть только вякнет против, мы спалим его скорлупки, и порт, и верфи, сожжем и пустим пеплом по ветру! Давай же переместим наши флаги на борт "Кулака", и посмотрим, что скажет этот самозваный император, когда за нашей спиной будет стоять весь флот! Увидим, кто забоится войны и смерти!


- Хорошо сказано, - улыбнулся король. - Помнишь, слова, что выгравированы на камне, над главными воротами гильдии Огня? "Удача благоволит смелым!"


Удача благоволит смелым!.. О, да. И уже вскоре все мы поняли, сколь же дерзок и смел был император Иро. Когда внезапный шквал, буквально искрящийся от магии, расстроил ряды флота. Когда захваченные врасплох капитаны все больше и больше расстраивали построение, стремясь избежать столкновений, пока команды второпях спускали паруса.


Шквал стих, но на смену ему почти тут же пришел следующий, еще сильнее, и следующий, потом череда шквалов слилась в один чудовищной силы, напоенный магией шторм. Ветер все усиливался, пока не завыл в оснастке, подобно голодному демону, следом поднялась жуткая зыбь...


Один за другим капитаны бросали за борт плавучие якоря - по сути, настоящий подводный парус, помогающий кораблям держать нос против ветра, да немного тормозящий. И вот, со спущенными парусами флот беспомощно дрейфовал, подгоняемый магическим штормом, дрейфовал к захлестываемым волнами рифам Драконьих Зубов...


Я не могу даже описать силу ветра, атаковавшего наш флот. Ветер, срывавший такелаж... Ветер, вырывающий двухдюймовой толщины крышки весельных клюзов... Ветер, кладущий на бок корабли, при неудачном маневре - без парусов! Ветер, буквально обретший плотность каменной стены!


Учитывая, что преобладающие ветры в том месте не просто иные, а буквально встречные, мощь влитая магами Иро в этот магический ураган просто непредставима. Ни у одного мага, ни у десятка магов, ни даже у сотни магов просто не могло быть таких сил.


Однако у магов императора Иро эти силы все-таки были.


Все, что мы могли сделать - держать корабли носом к волне, ждать и молиться, чтобы маги противника обессилили до того, как мы окажемся на камнях... Мы не могли идти галсами - корабли просто ложились на бок даже при попытке. Мы не могли даже пытаться применить весла - волны и ветер вырвали их из креплений, вдобавок калеча гребцов.


А волны? Море к тому времени покрылось просто гороподобными волнами. Тем кому суждено было пережить эту безумную скачку очень, очень долго помнили, как нас подбрасывало вверх, когда корабль обрушивался вниз с гребня волны, а еще дольше мы будем вспоминать, как замирало сердце, когда нос корабля накрывало гребнем следующей и мы с трепетом гадали - выдержит ли стонущий от напряжения киль, не лопнет ли трещащая обшивка, не зазвенят ли предвестником смерти рвущиеся тросы...


Уже начали гибнуть корабли - сначала самые старые, те, чьи шпангоуты и кили не выдерживали чудовищной пляски. А может это была обшивка... Или треснувшая мачта... Перетершийся канат... Они еще могли появиться ненадолго, на гребне волны - как и все остальные, снова и снова, но... Рано или поздно волна поднималась, а корабля там просто не было. Сотни жизней, оборванные в один краткий миг...


Молодой грандмастер, еще недавно с блеском исполнявший обязанности огненного адмирала, был взбешен своей беспомощностью. Цепляясь за снасти, как и все остальные, он бессильно проклинал Иро и все адские силы, пущенные императором против флота Острова Китов. Крича вызов ветру, и даже сам не слыша свой голос, он смотрел как остатки еще минуту назад отличного корабля, облепленные уцелевшими моряками, едва не задели борт его собственного судна... Их крики и мольбы не могли пробиться сквозь вой ветра, но их лица останутся в его душе навеки. Они умрут, накрытые этой волной или следующей... И он сам, вместе с королем мог последовать за ними, задень обломки борт младшего флагмана!


И вот, именно тогда, в самой бездне отчаяния, ему пришло озарение. Грандмастер замер, обдумывая пришедшую мысль... Потом, тщательно рассчитывая каждый шаг, он прорвался сквозь мечущиеся по палубе волны и ураганный ветер на мостик, к сигнальному шкафчику. Разыскав нужные, грандмастер сунул их в руки капитана. Тот, рассмотрев флаги и расшифровав сообщение, остолбенел. Несколько мгновений он переводил выкатившиеся глаза с флагов на своего, ныне уже не огненного адмирала, но в конце концов сработала привычка к беспрекословному исполнению и капитан кивнул, принимая приказ.


Не желая отправлять матросов и офицеров исполнять смертельно опасное задание, капитан сам подвесил флаги на фал и поднял их на флагшток. Трижды море пыталось смыть его за борт, но каждый раз капитан появлялся из пены, упорно продолжая тянуть.


Понять написанное было очень просто:


"ОБРУБИТЬ ЯКОРЯ И СМЕНИТЬ КУРС. ДЕЛАЙ КАК Я."


Даже забыв на мгновение о том, что этот приказ может привести их прямо на скалы с ветром в спину, сам поворот будет делом невероятно трудным и опасным, потому что на какое-то время корабли окажутся бортом к ветру и волнам...


При таком ветре и волне, ни один капитан добровольно не пойдет на такой риск. Выполняя же приказ... Выполнение этого маневра станет смертным приговором для половины флота и все они это понимали. Но флот Острова Китов гордился своими древними традициями, и на борт его кораблей никогда не ступала нога труса... И вот на флагштоках взвились подтверждения полученного приказа - один за другим капитаны поднимали тот же сигнал.


И вот, выждав достаточно, чтобы все капитаны прочли приказ либо прямо, либо с других флагштоков, молодой грандмастер гильдии Огня яростно махнул рукой капитану. Тот потянул сигнал вниз, приказывая тем самым: исполнить маневр!


Практически одновременно рухнули топоры, обрубая тросы плавучих якорей и тут же, практически разом все рули повернулись, разворачивая поднявшие штормовые паруса корабли...


Волны и ветер, чудовищной силы, мотали корабли флота, кладя их на бок, вырывая и выламывая крепления такелажа, зачастую вместе с куском борта, бросая боком с гребня... Корабли с небольшой поломкой, старые, изношенные, с неопытной командой или же просто менее удачливые переворачивались и разваливались на куски под ударами тяжелых волн. Почти половина флота погибла там, посреди бушующего океана... Погибла, веря в правоту их командира и надеясь, что их жертва не будет напрасной.


Младший флагман, корабль, несший на борту короля и грандмастера гильдии, не пострадал и теперь тяжелые удары приходились в его корму, не в нос. Повинуясь приказам капитана, матросы немного разрифовали короткие, штормовые паруса, потом еще, чуть-чуть, добиваясь устойчивого хода вровень с волнами. Флот равнялся на флагмана и теперь все они, совместно шли к беснующимся бурунам Драконьих зубов, со скоростью не менее тридцати узлов.


- Ты безумец!!! Ты убьешь нас всех!! - устойчивый, пусть и тяжелый ход сделал возможным передвижение по выровнявшейся палубе и первым этим воспользовался король Теномидес. И сейчас он выплескивал всю накопившуюся ярость и отчаяние. - Зачем, зачем ты это сделал?! Половина флота!! Пять тысяч человек!! Как ты глянешь в глаза их детям и женам?! Чем подкупил тебя Иро?!! Какими благами?! Безумец! Скажи мне!!


- Так и взгляну. Прямо, - обвинения ударили молодого грандмастера гильдии в самое сердце, и он тоже не стал беречь самолюбие сюзерена. - Это их работа. Это моя работа. И я ее делаю. Я веду флот к победе! Поверь мне или уйди с моего пути, но в любом случае не мешай!


- К победе?! Ты ведешь флот к гибели!


- Если такова цена победы, значит, так тому и быть, - с этими словами грандмастер отодвинул короля с дороги и подошел к изумленному капитану. - Поднять сигнал: "Принять мористее. Быть готовым к перемене ветра. Пройдя створ бухты, атаковать флот противника огнем и тараном".


- Ты действительно безумен... - раздался вздох сзади.


- Сэр, это самоубийство. Принять мористее... - в свою очередь сказал капитан. -Это почти невозможно. При таком ветре... Малейшая ошибка - и мы все мертвы, сэр.


- Безумец?! Может быть! - в голос закричал грандмастер. - Смерть?! Вон она, наша смерть! - он указал рукой вперед по курсу, на беснующиеся волны у гранитных столбов Драконей челюсти, уже прекрасно видные с высокого мостика младшего флагмана. - Иро хочет нашей смерти?! Так не лучше ли умереть, утащив за собой врага? Вцепившись зубами ему в горло?! Мы все умрем?! Да!! Мы все умрем!!! Но так умрем же, чтоб и врагам тошно стало!! Так умрем, чтобы встать костью поперек горла императора Иро, чтобы утянуть за собой все его мечты и надежды!!! Это безумие?! Тогда да, я безумец!!


Грандмастер глубоко вздохнул, оглядываясь. И король, и капитан, и вся команда, до последнего матроса пораженно глядели на него. Кажется, его слова достигли цели...


- Капитан! Поднять сигнал и быть готовым к маневру!


Сигнал взвился на топе грот-мачты.


На этот раз ответ пришел медленнее. Каждый капитан вынужден был обдумать и убедить свой экипаж, почему они должны умереть. Но не зря флот Острова называли лучшим в мире. В конце концов, все корабли флотилии подняли флаги, решившие их судьбу. И увидев, как скользнул вниз сигнал, каждый капитан начал приводить свой корабль к ветру, до предела переложив руль вправо, чтобы обойти рифы Челюсти...


Нам всем нужно было всего лишь пойти совсем немного мористее, приняв круто под ветер...


Вот только многие корабли не смогли принять столь круто под ветер. Немногим менее четверти часа понадобилось, чтобы остатки флота приняли новый курс, и почти тут же стало ясно, что лишь самые новые суда, с самыми лучшими капитанами и экипажами смогут обойти Зубы...


И глядя на это сражение, борьбу капитанов, экипажей и кораблей против магического ветра, грандмастер вдруг с обреченной ясностью понял, что "Кулаку", красе и гордости флота Острова, кораблю, несшему на борту наследника, не суждено победить.


Разумеется, капитан и команда доблестно пытались оспорить веление судьбы, и какое-то время, грандмастер даже думал, что им удастся. Но огромная масса корабля и ветер были против... Стремясь как можно скорее уйти из под ветра, капитан перегрузил верхушки мачт парусами и в какой-то момент часть перегруженной оснастки не выдержала. Сначала рухнула верхушка бизань-мачты, зацепив и повредив такелаж остальных, потом зашаталась и рухнула уже вся грот-мачта... Почти тут же я понял, что "Кулак" теряет управляемость, вихляет на курсе, все сильнее... и сильнее...


Грохот столкновения был слышен даже на борту младшего флагмана. Уцелевших не могло быть - мы видели, как корпус корабля буквально раскололся на куски, тут же размолотые чуть ли не в щепу, ударами чудовищных волн.


Все мы замерли, лишь король Теномидес зашатался и взвыл от горя. Бывший огненный адмирал пытался утешить его, но слова пропадали втуне, к тому же глава Огненной гильдии сам был уверен, что проживет немногим более. Глядя на беснующиеся у подножий скал волны, на проносящиеся в опасной близости от борта каменные столбы...


Но тут король взял себя в руки.


- Грандмастер, я обвинил тебя облыжно и несправедливо, - сказал он громко, очень громко, почти прокричал, перекрывая рев ветра и грохот волн о скалы. - Моими устами говорила ярость и боль. Да, твой приказ отправил наследника на смерть, но смерть обдуманную и с решимостью в сердце. Нет, и не может быть лучшей смерти для наследника короны Острова Китов. Горе разбило мое сердце, но неотложные обстоятельства обязуют меня избрать себе преемника немедля. Мастер огня, ныне я объявляю тебя своим наследником. Принимаешь ли ты сии обязанности?


Молодой глава гильдии, разумеется, был изумлен и, говоря по чести, раздосадован. Слова короля были сказаны... Не вовремя. Приближалось время поворота в створ гавани, он всей кожей чувствовал, что ветер, до того исправно тащивший нас к Драконьим Зубам менялся. Похоже, маги императора Иро пытались что-то предпринять, увидев отчаянный маневр нашего флота, и в это время, когда адмирал должен был думать только о подступающей все ближе атаке и ветре, от него вдруг потребовали ответа на очень, очень непростой вопрос...


Традиции и законы обязывали его отклонить предложение короля. Мудрость предков не зря заставляла нас разделять права и ответственность. Но ему нужно было командовать флотом, ловить изменяющийся ветер, отдавать последние приказы уцелевшим кораблям перед атакой, он был уверен, что почти наверняка погибнет вместе с королем...


А потому, кивок его подразумевал такие слова: "Да, что угодно, только отвяжись и не мешай!"


К сожалению, его величеству угодно было увидеть в том коротком, раздраженном кивке только: "Да".


* * *


Безбрежные просторы Лазурного океана и беснующиеся волны исчезли, сменившись холодным гранитом каменных стен Цитадели. Лишь ветер, ветер, дующий там снаружи, ветер врывающийся в зал Молчаливого мула сквозь мельчайшие трещины древних стен, ветер заставивший несокрушимые балки и арки подрагивать в такт его напору - ветер был таким же.


Я остановил рассказ, чтобы передохнуть и отхлебнуть принесенного Донни подогретого вина.


- Фил, зачем ты говоришь о себе в третьем лице? - мой друг и коллега Маттиас разумеется не пожелал остаться в стороне. - Все мы знаем тебя, смею надеяться, знаем неплохо и уже давно обо всем догадались. Нет больше смысла прятать прошлое.


Воистину, сколь многих проблем можем мы избежать, просто обдумывая ответы... Но что можно ответить на такой вопрос? Правду? Говорить правду трудный путь. Трудный, но мне ли привыкать к трудностям?


- Потому друзья, что это был кто-то другой. Не я. Я... я остался там, на сияющем белизной песке Драконьей пасти. Вместе с младшим флагманом. Вместе с людьми, которых повел в бой. Я просто не мог, не имел права выжить, когда почти все они погибли. Мой путь домой оплачен кровью... Чужой кровью. И слишком велика была эта плата, чтобы я... вернулся.


Наступила тишина и я продолжил рассказ.


* * *


Несомые ветром, одни за другим, корабли флота Острова Китов проходили сквозь кипящие буруны у подножья Драконьих Зубов. Многие моряки нашли там свою могилу, если рулевой не мог удержать судно достаточно остро к ветру или, повторив судьбу "Кулака", когда не выдерживала перегруженная оснастка. В конце концов, ко входу в гавань подошла лишь малая часть грозной флотилии - всего два десятка кораблей прошло за волноломы. Все еще мчась втрое быстрее, чем когда-либо считалось возможным для военного корабля, потрепанные и уставшие, но все же способные и желающие уничтожить могущество императора Иро на корню...


Говоря откровенно, Драконья Пасть - куда лучшая гавань, чем наша Устричная Бухта. Защищенная от ураганов и тайфунов естественными волноломами, прикрытая ими же от возможного нападения с моря, идеально приспособленная и для строительства, и для тренировок... В тот день гавань стала великолепной ловушкой. Замерший ровным строем у пирсов флот императора Иро, сухие доки, склады, казармы... Вся сила молодой империи, сконцентрированная в одном месте!


Лучшая из всех возможных цель для атаки. И самый центр ее - 40 линейных кораблей имперского флота. Я замер на мостике младшего флагмана, всматриваясь вперед, выбирая цели первого удара и тут же отдавая приказы сигнальщикам. Даже если наши суда превратятся в обломки, даже если все мы останемся в этой бухте, все равно, ущерб, нанесенный флоту империи Иро одной единственной огненной и таранной атакой будет непредставим. Собственно, об имперском флоте уже завтра можно будет говорить лишь в прошедшем времени...


И вот именно в эту минуту, когда последние приказы уже были отданы, и лишь только расстояние отделяло нас от близившейся с каждой минутой смерти... или бессмертия, капитан обратил мое внимание на замерший в стороне ото всех роскошный галеас.


- Взгляните сэр, это несомненно императорский флагман! Может, стоит отправить кого-нибудь сжечь его?


- Неплохая мысль! - согласился я, - быть может, и сам император будет на борту! Спалить его самого, вместе с флагманом... Отправляй туда Бегущего!..


- Подожди!


- Ваше Величество? - обернулся я к вмешавшемуся в разговор королю.


- Император Иро не моряк, это мне известно достоверно, - сказал король, подходя к ограждению мостика. - Его не будет на борту флагмана. Он будет... Взгляни, куда ведет дорога от пирса. Видишь строение, то ли изящный замок, то ли чрезмерно укрепленный загородный дом? Там он и будет. А еще... Угадай, где будет маг, призвавший магическую бурю?


Я замер, вглядываясь сквозь приближающую трубу в роскошное здание.


- Тем более! Нам нужно...


- Нет! - возразил король. - Мы не можем отправить туда целый корабль! Наши цели - флот, доки, склады, казармы... Без флота император станет пустым местом, он силен лишь постольку, поскольку у него есть кем командовать!


- Но мы не можем оставить без внимания источник всех наших проблем! В конце концов, именно Иро построил угрожающий нам флот, и он же создал империю! Он сможет повторить это!


-Я не говорил, что мы должны оставить императора и его магов без внимания, - усмехнулся король. - Я сказал лишь, что мы не можем выделить для этой цели корабль. Но мы можем отправиться туда сами. Ты и я. Вдвоем.


Охватившее меня чувство можно было бы назвать досадой, не будь оно одновременно смешано с печалью. Гибель сына явно подкосила ум короля - подумал я тогда. А еще решил - наверное стоит изолировать беднягу, до начала боя... Я оглянулся, прикидывая, кого мне стоит привлечь на помощь и, по-видимому, король угадал мои намерения.


- Я не сошел с ума, сын мой и знаю что говорю! Я смогу обернуть себя и своего наследника. Это семейная магия, передаваемая от отца к сыну тысячелетиями. Сын мой, ты готов пойти со мной?


Передо мной встал нелегкий выбор: остаться вместе с флотом, тем самым добавив свой опыт и ум на весы грядущей битвы, но при том оставив в живых магов и императора. Или покинуть флот, фактически оставив его без адмирала, вручив судьбу битвы в руки людей к тому не готовых, но одновременно увеличить их шансы на победу отвлекая, а может даже убив мага, создавшего чудовищной силы магическую бурю...


Выбор был труден, но время поджимало, и я кивнул.


- Отлично! - воскликнул король. - Передавай командование, потом крепко возьми меня за руку. В первый раз могут быть неприятные ощущения и дезориентация, просто расслабься и не сопротивляйся. Когда станешь чайкой...


- Чайкой?! Маг, император, охрана - и против всего этого две чайки?!


- Ну да, чайкой. А ты чего ожидал? Дракона? Сын мой, у нас будет преимущество. Кто обратит внимание на двух чаек возле моря? И раз уж оно у нас будет, надо использовать его до предела!


- Что ж... Чайки, так чайки, - усмехнулся я, поворачиваясь к помощникам. - Капитан, как старший офицер флагмана, примите командование флотом. Ваша цель - флот императора Иро, сухие доки, склады, казармы. Сожгите их напрочь!


- Сорок линейных кораблей, береговые катапульты, вспомогательные суда... - кисло улыбнулся капитан. - Подумаешь, какая мелочь!


- Разумеется, - кивнул я, - нас больше. Но мы ведь и не обещали врагам воевать честно! А потому, сигнальщики приказ по флоту: "Цель перед нами. Не посрамим же память предков и честь флота! Встречаемся у императорского флагмана. Убив императора и магов, буду ждать вас там. Навеки ваш огненный адмирал". И... Ваше величество, я готов.


Король крепко ухватил меня за руку и в тот же миг, как будто огненная волна прокатилась по всему моему существу, корежа тело, меняя самую мою суть. На какой-то миг все вокруг подернулось мерцающей дымкой, размылось...


- Летишь! Летишь! За мной! За мной! - пронзительный крик, раздавшийся над самым ухом, привел меня в себя и я понял, что действительно лечу!!


А ветер...


Несущий корабли как щепки...


Вдруг подставил мне такую упругую спину...


И волны...


Покрытые кипящей пеной...


Стали полупрозрачными, и я увидел в глубине, в толще воды, движение и танец рыбьих стад...


И воздух...


Окрашенный мерцающим узором, полупрозрачным, текучим, растянутым с севера на юг...


Шепнул: доверься мне!


Тогда я расставил шире опорные перья правого крыла и сжал плотнее левого, а хвост, тоже увенчанный веером перьев, сам собой отклонился чуть вниз, и ветер, срываясь с левого крыла и упершись всей своей мощью в правое, послушно толкнул меня, против волн и потоков, вслед за королем... Сначала к берегу, потом сквозь мерцающее и струящееся, качающееся и стремящееся, крутящееся и срывающее пенистые шапки с волн, к островку покоя - у окна, на подветренной стороне башни.


Но едва я уселся на камни стены, возле окна, как перья мои сами собой взъерошились, словно леденящий ветер проник под перья, пух и кожу, коснувшись самого сердца. Магический жар и монотонное, заунывное пение донеслись до меня сквозь редкое и дорогое стекло... Я попытался спросить короля - что происходит? - но смог издать только хриплый крик. Мы не могли говорить! На какие-то мгновения мы замерли, пытаясь угадать мысли друг друга, и тут до нашего слуха донесся отдаленный грохот столкновений. Время истекало...


Не знаю, чем бы кончилась эта история, будь я там один, наверное, я так бы и вернулся оттуда, несолоно хлебавши, но король вдруг ринулся вперед и начал неистово стучать клювом в стекло. Это было... было... Великолепной мыслью! Рано или поздно кто-нибудь попытается прогнать нас, открыв окно и тогда... Поняв эту простую мысль, я присоединился к королю.


Вскоре наши усилия оказались вознаграждены - окно распахнулось, зазвучали проклятья, и в нас полетела тряпка. Мы тут же залетели внутрь, едва успев проскользнуть мимо закрывающейся створки, и узрели невероятное зрелище. Посреди пятиугольного зала, над кроваво пылающими линиями пентаграммы замерло пятеро магов, а внутри... Оттуда, из-за пылающих кровавым огнем магических стен, на нас взглянула СИЛА. Непрерывно меняющая облик, становящаяся то тенью, то огненным сгустком, то водяной взвесью, то даже пыльным вихрем, СИЛА ярилась, рвалась на волю, желая отомстить пленившим ее людям, но непрерывно звучащий речитатив смирял ее ярость, обращал ее в магию, в магию...


Вот оно, сердце магической бури! - подумал я, несясь по залу и уворачиваясь от брошенной в меня еще одной тряпки. В конце концов, пометавшись под крышей и вдоль стен, внеся немного сумятицы в речитатив магов, я, вслед за королем укрылся в каком-то закутке возле входа, среди полок с химиками, по-видимому, над рабочим столом алхимика.


Поиск и погоня были немедленно прекращены - маги возмутились, что беготня слуг отвлекает их куда сильнее, чем стук по стеклу и даже сами птицы. И нас немедленно оставили в покое.


Но мы не представляли, что делать. Я летел сюда, думая об одном маге, пусть даже и чудовищной силы. Напасть, отвлечь, быть может даже убить... Но магов было пятеро! И за спиной каждого стоял сменщик, готовый в любой миг подменить уставшего или отвлекшегося коллегу!


Превратиться в людей? Слишком долго. Нас убьют, прежде чем завершится превращение. Действовать в птичьей форме? Но в этой форме мы были столь же беспомощны и уязвимы, сколь и настоящие птицы!


В отчаянии, я начал прыгать по полкам, забыв о риске быть обнаруженным. На что я надеялся? Не помню. Но ведь, не забывайте, я был грандмастером гильдии Огня и как таковой неплохо знал алхимию. Кажется, я надеялся составить что-нибудь вонючее или едкое... И каково же было мое изумление, когда я обнаружил в одной из банок прекрасно знакомую мне основу Огня!


Это был безумный риск - пытаться составить нужную смесь, вдохнуть в нее магию, упаковать полученное - и все это только при помощи крыльев, лап и птичьего клюва! Но там была готовая основа и вполне пригодные заменители всего остального... И я рискнул.


Лапами и крыльями оттащил я драгоценный сосуд в дальний угол, укрыв его шеренгой высоких реторт, и крыльями же показал королю другие. Затем используя клюв в качестве мерного стаканчика и мензурки и просто емкости для переноски, начал смешивать Гракхов Огонь в самом сердце владений императора Иро. Я не мог сделать много смеси, сами понимаете, какие инструменты - клюв и крылья настоящей птицы.


Как раз в то момент, когда я закончил, в помещение ворвался высокий, богато одетый мужчина и с порога громогласно потребовал от магов предпринять хоть что-нибудь против трижды проклятых островитян, ворвавшихся в гавань:


- Они жгут мой флот! - кричал он. - Залейте их дождем! Захлестните их волнами! Сделайте же хоть что-нибудь, иначе не будь я император...


Император! В моих крыльях был стеклянный сосуд с Гракховым Огнем, перед мной стоял никто иной, как император Иро, стоял у самых полок и...


Я облил его Гракховым огнем с ног до головы!


С дикими воплями, пытаясь одновременно затушить пылающие волосы и сорвать горящую мантию, император бросился вперед и попал прямо в центр пентаграммы. Более того, пересекая магические границы, Иро нарушил их целостность. Совсем чуть-чуть... Но силе, заключенной в пентаграмме этого хватило.


Тут мои воспоминания ставятся несколько хаотичными. Да собственно и о воспоминаниях-то говорить толком нельзя. Так, несколько относительно ярких картин, перемежающихся хаосом бегства. Четко помню лохмотья, буквально обрывки тел магов на обвалившихся стенах пятиугольной залы. Помню пылающие стены замка-поместья. Помню, как пролетал мимо охранника, самым натуральным образом вывернутого наизнанку и наколотого на флагшток одной из башен. Где-то во время бегства по разваливавшимся прямо на глазах коридорам замка, мы с королем потеряли друг друга, но где? Не помню.


К тому же, во время бегства мне стало... мягко говоря, нехорошо. Перемещая клювом из склянки в склянку химикаты, я отравился и вот теперь меня настигли последствия. Все помутнело, голова кружилась, в горле как будто застряло что-то, так что воздух еле-еле прорывался в легкие. К тому же я надышался дыма в охваченных пожаром залах замка...


В себя я более-менее пришел только поздно ночью, на берегу океана. Пристроившись на ветке высокого дерева, до самого утра любовался великолепными зрелищами - видом пылающего порта, заревом на месте припортового города, а уже под утро - еще одним заревом севернее, там, где по моим прикидкам находилась столица империи.


В дальнейшем я узнал, что демон неистовствовал на территории империи и окружающих землях несколько лет, прежде чем целая армия магов, объединившая магические гильдии всех соседних государств, смогла его то ли уничтожить, то ли, скорее всего изгнать.


Честное слово, даже победив имперский флот и уничтожив все, что только можно уничтожить при помощи огнеметов, мы не причинили бы этим землям и тысячной доли ущерба, сотворенного демоном, собственноручно призванным императором Иро. Собственно говоря, от империи как таковой не осталось даже названия. Лишь обгорелые развалины городов, да пустыня на месте цветущих полей и лесов.


Впрочем, все это я узнал гораздо позднее, а тогда... Время шло и сквозь дым и гарь проникли первые лучи начинающегося нового дня. Мне нужно было куда-то лететь, что-то делать... К тому времени я уже совсем потерял надежду когда-либо сменить крылья на собственные руки, поскольку посчитал своего короля и сюзерена погибшим в коридорах разрушенного замка. Но все же решил поискать остатки флота - проверить уцелевших, да просто собственными глазами увидеть, жив ли хоть кто-то!


Не буду рассказывать, какие чувства охватили меня, когда я увидел пустой причал императорского галеаса и торчащие из-под воды мачты младшего флагмана... Так же умолчу о том, чего мне стоило все-таки найти роскошный корабль в море. Достаточно лишь упомянуть, что я его все-таки нашел, догнал и, упав из последних сил на палубу, обнаружил там короля...


Печальным было наше возвращение в порт, еще печальнее были лица встречающих, но хуже всего оказалась тяжесть взглядов и тихий плач вдов, с надеждой глядящих на сходящих по мосткам уцелевших. Лишь сто сорок три человека вернулось в Устричный порт из без малого десяти тысяч ушедших... А вместе с ними, там в кипящих волнах у ворот Драконьей Пасти остался наследник короны Гектор Теномидес, надежда и опора короля Теномидеса. Мы преградили путь силам зла, действовавшим через императора Иро, но какой ценой! Уничтожив имперский флот, мы сами остались без военного флота и лишь пять лет спустя смогли хоть как-то заняться своими прямыми обязанностями - охраной торговых маршрутов.


Все эти пять лет все мы занимались восстановлением. Король фактически заново строил флот, учил моряков. Гильдия Огня, уже под моим руководством, делала драконов-метателей и готовила огненных мастеров.


И самое главное - королевская династия прервалась...


- Неправда!! - рев короля опять перекрыл вой ветра за стенами. - Преемник есть! Ты мой преемник!


- Король Теномидес. Посмотри на меня, - вздохнул я. - Просто посмотри. Кто будет слушать мои приказы? Как я буду их отдавать? И дня не прошло с тех пор как я прятал морду на груди лорда Хассана, испугавшись падения с подоконника. С каменной полки высотой тебе едва по пояс!


- Небольшая поправка! - вмешался лорд Хассан. - Этот подоконник находится в комнате на вершине башни нашей достопочтенной гусыни. И падал ты наружу.


- Но ведь не упал же!


- Вот и я о том же, - ухмыльнулся лорд.


- Это ничего не значит! Право же! Какой из меня наследник престола? Разве смогут другие короли воспринять меня всерьез?


- Монарх неспособный воспринять всерьез творца победы в самом большом морском сражении столетия, недолго просидит на своем троне, - ответил на мой риторический вопрос король. - Фил ты недооцениваешь моих коллег. Мы куда больше знаем о проклятьях и магии, чем ты можешь даже предположить. Мало? А ты знаешь, что по берегам Лазурного океана твое имя до сих пор произносят с благоговением? А кое-кто и с придыханием... Особы женского пола, если ты не понял. А твоей консультации до сих пор испрашивают весьма высокопоставленные лица... И предлагаемые суммы впечатляют даже меня!


- Благоговение?! Придыхание?! Это смешно! Эти люди не были там, они не понимают, что в той победе нет моих заслуг!


- Фил, десять тысяч человек так верили в тебя, что умерли добровольно, по твоему приказу. Так ли они плохо знали их адмирала? Они пошли за тобой, и ты привел нас к победе. Будь командиром любой другой, они все равно умерли бы, но умерли, потерпев поражение. Ты не можешь этого отрицать! В конце концов, если тебе и этого мало, вспомни - я обязан тебе королевством. И жизнью.


Я нервно прошелся туда-сюда... как делал когда-то стоя на мостике флагмана.


- Ваш... Отец, пусть так. Пусть даже так. Но Остров Китов прекрасно обходится без меня. В конце концов, если возникнет действительно острая необходимость, я вернусь в гильдию, но...


И в этот момент я уловил наконец, что же беспокоило меня последние минуты. Звук ветра изменялся, а прямо сейчас к нему добавился глубокий гул, идущий как будто из-под земли. Этот гул... Очень знакомый, чересчур знакомый... Вот только здесь, в глубине материка его могли узнать я, да король Теномидес. Но король, в пылу дискуссии ничего не замечал, а я... я застыл на месте от страха, осознав, что над моей головой, прямо сейчас набирает силу настоящее торнадо.


Я почувствовал, как поднимается из глубины души тьма, та самая тьма, в которой я укрываюсь, становясь животным... И в туже секунду я понял, что никто вокруг ничего не понимает! И если я дам волю страху, они все погибнут!


Опять!


Нет, никогда!


- Торнадо! - прохрипел я сквозь сжатое страхом горло. - Торнадо! В укрытие!! - второе слово далось мне уже легче, а потом я заорал, как когда-то на мостике, в шторм: - Под столы, быстрее!! Кто-нибудь, ведро воды в камин!!


И мы сгрудились под столами, а я сам оказался зажат между королем и лордом Хассаном.


А в это время звук ветра снова изменился - как будто тысячи флейт заиграли по всей цитадели, когда ветер протискивался в каждую щелку с такой силой, что сама Цитадель зазвучала одним диссонансным оркестром. Подземный гул усиливался до тех пор, пока полы и стены не задрожали ему в такт. Вой ветра постепенно перешел в оглушающий рев, слившись с подземным гулом и свистом во что-то совершенно невозможное, я увидел густым дождем падающие на пол камни, куски черепицы и обломки измочаленного дерева...


И тут внезапно наступила тишина.


Охваченные благоговением перед силами природы, мы несколько мгновений оставались на местах, вслушиваясь в уходящую грозу. Потом я принюхался, продул нос, принюхался еще раз... Воздух казался удивительно свежим и холодным. Я толкнул в бок лорда Хассана и мы втроем поднялись, откидывая дубовый стол в сторону.


Только для того, чтобы опять благоговейно замереть.


Крыши у главного зала Молчаливого Мула не было. Чудовищной силы ветер поднял ее одним куском и перенес куда-то. Насож нас всех побери... За всю известную нам историю Цитадели ни один враг не нанес ей такого ущерба!


Впрочем долго любоваться скрученными винтом дубовыми балками и треснувшими каменными арками нам не дал лорд Хассан. Он моментально организовал быструю перекличку, показавшую, что никто из находившихся в главном зале Молчаливого Мула не пострадал. А Томас не дав нам и минуты на раздумья, тут же устроил рассылку команд для проверки нанесенного Цитадели ущерба, я едва успел присоединить к приказу герцога свою просьбу - посмотреть по углам напрочь пропавшую достопочтенную Шаннинг.


Слава богам, гусыня обнаружилась почти тут же - никем не замеченная, все это время она сидела в одном из альковов, наедине с кувшином вина, свечой и очередным библиотечным манускриптом.


Потом лорд Хассан еще отправил всех кого нашел в помощь Донни - перетаскивать имущество таверны во временный склад, вернувшиеся с осмотра Цитадели команды - искать унесенную ветром крышу. А потом, как-то сразу все успокоилось, разбежалось, попряталось и мы остались втроем - я, лорд Хассан и король Теномидес. Под чистым и холодным звездным небом, посредине разрушенного зала.


- Великие бури возвестят конец эпохи и новый пророк увидит новую страницу, - сказал лорд Хассан, усаживаясь на стол и глядя на меня. - Белый кролик, готов ли ты занять предсказанное место?


Я вздохнул.


- Обещаю, когда придет время, я приму то, к чему вы всей Цитаделью меня подталкиваете... Спасибо, не пинками. Но милорд... И отец... Я все же еще не готов принять на себя ответственность за королевство. Подождите немного... Кто знает, может быть, предсказанный мне путь начнется здесь, в Цитадели. К тому же, знаете... глупому кролику неуютно вдали от его любимого ящика.


И впервые отец протянул руки и погладил мой мех:


- Сынок... - прошептал он, смаргивая слезы. - Ты можешь сидеть в своей любимой клетке сколько пожелаешь. Я счастлив уже тем, что знаю - ты придешь, когда наступит твое время. И не стыдись своего тела, твой будущий народ знает, как ты сейчас выглядишь. Они знают, что это произошло, когда ты противостоял злу, один, в дальней земле.


Боюсь, я тоже плакал обнимая отца... плакал, принимая королевскую судьбу, судьбу, которой я никогда не искал, от которой бежал на край света. И которая нашла меня даже там.


Прощай, Фил-горелый кролик.


Здравствуй Филлипп-I, кронпринц Острова Китов.


История 40. Святое причастие


Перекусив в продуктовом павильоне, Чарльз повел леди Кимберли мимо палаток и павильонов, мимо импровизированных трибун и площадок к центру сегодняшнего праздника - на южный двор. И, разумеется, почти опоздал - лучшие места оказались заняты. По импровизированной арене расхаживали участники предстоящих состязаний, на кого-то рычал церемониймейстер, крокодил-морф Тхалберг... А Маттиасу и Кимберли пришлось подниматься по выстроенным к празднику трибунам с лавками на самый верх, чуть ли не на стены, окружающие двор. Высоко-о! Ким, случайно заглянув в щель между секциями, даже задрожала и прижалась к Чарльзу.


Там, на самом верху им пришлось немного потеснить достопочтенную Шаннинг. Уважаемая гусыня, впрочем, только приветственно кивнула и, переложив писчую подставку-дощечку на колени, вновь занялась ей одной понятным делом - она очень внимательно штудировала длиннющий свиток, регулярно бросая взгляды то на небо, на плывущие в блеклом, по-осеннему прозрачном небе белые облачка, то вниз, на арену. Потом крякнув что-то, иногда утвердительное, а иногда и сердитое, хватала серебряную палочку, быстро черкала в свитке и снова принималась его внимательно изучать.


Усадив Ким, Чарльз оглянулся по сторонам. Почти все значимые лица Цитадели уже заняли места на трибунах. Герцог Хассан расположился в отдельной ложе, там же торчали его ближайшие помощники - ДеМуле, Боб Стейн, Фил, Странник. Только церемониймейстер все еще оставался внизу - вдоволь нарычавшись, он как раз сейчас торжественно вышагивал к центру поля. Вот взвыли фанфары...


- Милостью повелителя нашего, лорда Хассана, да будут в соревновании определены лучшие из лучших, и да станет наградой им почет от жителей герцогства, уважение от защитников Цитадели и подарки от его светлости! - взревел крокодил-морф так, что зрители на передних рядах даже немного пригнулись. - Первыми себя покажут наши славные рыцари!


Пока первые участники выстраивались внизу, Чарльз еще раз оглядел зрителей, машинально отметив практически неразлучную троицу - почти треугольный Руу Хабаккук, лис Нахум и крыс Таллис. Эти бездельники расположились чуть ли не на первом ряду... наверняка заняв места рано утром, а то и с вечера. Точно бездельники - отметил Маттиас, но тут же позабыл о них, ведь у него были темы для размышлений и поважнее.


Леди Кимберли, прижавшаяся к его боку - наипервейшая из них.


Чарльз удовлетворенно вздохнул и попытался сосредоточиться на происходящем внизу. Там, в четырех загородках начинались одновременно четыре поединка. Отборочные туры. Маттиас внимательнее пригляделся к бойцам - к уже машущим деревянными мечами, и к ожидающим свою очередь пообок, мельком отметив забавную коллизию на ближайшей арене - один из бойцов оказался как минимум на два фута выше другого... Но увы, крыса-морфа в архаичных доспехах там не было. Сэр Саулиус так и не пришел!


Наверно, этого следовало ожидать.


Накануне Чарльз долго уговаривал старого рыцаря присоединиться к празднеству, но кажется, его слова пропали втуне. Или, возможно, тому причиной стала полученная Саулиусом не так давно рана? Брайан снял бинты пару дней назад, а вчера объявил рыцаря полностью здоровым... Похоже, не совсем! Впрочем, Маттиас почему-то считал, что пожелай Саулиус пойти на соревнование, пожелай он на самом деле - никакие раны, кроме совсем уж смертельных, рыцаря бы не остановили. В конце концов, за прошедшие со дня изменения шесть лет, Саулиус не поучаствовал ни в одном фестивале! Хотя и был абсолютно здоров. И никакие уговоры, никакие уверения не поколебали его уверенность - он по-прежнему считал свой нынешний крысиный облик божественным наказанием, а себя недостойным рыцарского звания...


Вздохнув, Чарльз поискал на трибунах других крыс своей «стаи».


Таллис все еще торчал на первом ряду, но уже не на лавке. Крыс-морф, забыв о друзьях и вообще, обо всем на свете, стоял у самого края трибуны, крепко сжимал лапами деревянные поручни, временами даже бессознательно грызя их. Вся его фигура напряглась, мышцы ходили ходуном - в такт движениям поединщиков. Вот один из бойцов провел особо опасный выпад, целя в лицо сопернику, а Таллис чуть присел и отшатнулся...


Элиот обнаружился в укромном углу, за огромной корзиной. Его серо-коричневая, с рыжим пятном спина мелькала, когда он то выглядывал поверх корзины, сквозь торчащую солому, то опять прятался, смотря что перевешивало - интерес или боязнь многолюдных сборищ. Наконец поединок на ближайшей арене закончился, и крыс, оглядевшись, осторожно вытащил из лежавшего на полу мешка пятнистый кусок сыра и флягу.


«Гектор наверняка все еще в павильоне, выгрызает очередную фигурку - подумал Чарльз. - А вот Джулиан и Марк... Эх!.. Дать бы им обоим по подзатыльнику!»


Впрочем, о первом Чарльз практически не волновался - как это ни странно, но полубезумный Джулиан, изуродованный от рождения, выросший фактически под домашним арестом, не выходя из комнаты и почти не видя людей, ныне появлявшийся в открытую только на собраниях Попечительского Совета Грызунов... вызывал у Чарльза меньше всего опасений. Снежно-белый, с алыми глазами, склонный постоянно бормотать что-то под нос, крыс имел, как это ни странно, очень деятельный, цепкий, собранный ум и всегда был занят. Он либо добывал пропитание мелким воровством, либо исследовал через крысиные лазы заброшенные и закрытые помещения Цитадели, в поисках маленьких, но ценных вещиц. В любом случае, будучи все время при деле, он не выказывал ни малейшего недовольства своей формой и, похоже, хорошо приспособился к жизни в Цитадели.


А вот Марк... У Марка были проблемы. Изначально очень легко принявший изменение, он постепенно все больше отдалялся от общества и все больше времени проводил в полной крысиной форме. А, кроме того, однажды проговорился Маттиасу, что тоже слышит зов...


Чарльз вспомнил, как он сам впервые услышал зов... Как будто множество шепчущих голосов на миг застили все звуки мира, зовя вниз, в норы и переходы... стать частицей, безмысленной и бессловесной... раствориться... принять все и отдать самое себя стае...


Хрррр!


Глубоко вдохнув, Маттиас заставил себя спрятать оскаленные зубы и прижать вздыбленную шерсть. Помнится, Паскаль упоминала что-то об идущем из глубины нового естества каждого морфа потоке влияния, который и звучит в их крысином уме зовом. Она говорила, что для крысы, животного чрезвычайно привязанного к стае, этот зов может стать непреодолимым... если не противопоставить ему что-то иное. Цель. Работу. Любовь... Или такой же зов, но другой стаи!


Его стаи!


Маттиасу кажется, удалось. Саулиус, Таллис, Кимберли, Гектор, Джулиан - так или иначе, Чарльз смог удержать их души. Но не Марка. Его душа постепенно уходит во тьму...


Крыс вздохнул и перевел взгляд на леди Кимберли. Высматривать отсутствующих друзей ему надоело, от просто толпы уже рябило в глазах... хотя выдать по подзатыльнику этим любителям подвалов все еще хотелось. Но это может подождать до завтрашнего утра, а сегодня... Осторожно передвинувшись поближе, под бочок леди Кимберли, Чарльз счастливо вздохнул. Она само совершенство! Пока она рядом, все проблемы и беды куда-то отступают, а он сам кажется себе всемогущим...


И даже сможет заняться политикой на предстоящем им праздничном обеде.


Маттиас не любил участвовать в политических игрищах, но выбора у него не было. Должность, ети ее Насож, обязывала! Вот только, всякий раз вступая под сень герцогских покоев, крыс чувствовал себя, словно входил под сень Мертвого прохода. Не в смысле внешнего вида... а в смысле прижатых ушей и вздыбившейся шерсти. Не то что бы герцог Хассан давал ему понять, что он там лишний, отнюдь, но факт, что советники лорда так и облизывались, так и тянули когти, мечтая отобрать все, ради чего он трудился, ради чего жертвовал всей своей жизнью... почти всей. А еще регулярно раздававшиеся голоса, требующие увеличить налоги на доходы гильдии Писателей! Вообще-то не голоса, а голос... лорда Боба! Эх, вцепиться бы зубами в его коняжьи... подбрюшье!! Чтоб раз и навсегда зарекся!..


...!


Опять спрятав оскаленные зубы и пригладив вздыбленную шерсть, Маттиас глубоко вздохнул, и осторожно погладил усами-вибриссами такое надежное, такое успокаивающее плечо Ким. Мысленно посмаковал все три буквы ее имени... Моя самая лучшая, моя самая-самая...


От ее имени, мысли Чарльза опять перескочили к деяниям и намерениям советников лорда. Нет, конечно же, умом крыс понимал - его впечатления были совершенно ошибочны. На самом деле никто не желал взваливать на себя совершенно бесприбыльную, очень специфичную и очень-очень хлопотную работу директора гильдии Писателей. А уж возможность коня-морфа сместить его с места самца-доминанта крысиной стаи... Представив, как конь предводительствует стае крыс и председательствует на заседании Комитета Грызунов, Маттиас даже язык прикусил, чтобы не рассмеяться в голос. Хотя, конь-морф с какой-то точки зрения, тоже грызун...


К демону!


Не все ли равно, что там думают и делают советники лорда, важно, что все новое естество Чарльза требовало, просто вопило, заставляя его защищать все его стаи и всю его территорию от наглых и бесцеремонных пришельцев извне!! И неважно, кто они - лорды ли, герцоги ли, кони ли, собаки ли... Маттиас чувствовал угрозу и все тут!


Очередной взгляд на сидящую рядом с ним леди, вновь перевел мысли крыса в совсем другую сторону. Кимберли до сих пор считала себя отвратительной, крысой! Она до сих пор думала, что никто и никогда больше взглянет на нее и не полюбит ее. И была абсолютно неправа.


Чарльз позволил своей левой лапе чуть-чуть сдвинуться вправо, к ней... и внезапно она вложила свою лапу в его!


Сама!


Он чуть сжал ей лапу, а она подняла взгляд и ее усы-вибриссы вздрогнули от легкой улыбки. А Маттиас, заметив торчащую между ее резцами маленькую щепочку, потянулся лапой, чтобы убрать эту досадную помеху. Но леди остановила его лапу своей, удивленно воскликнув:


- Что-то не так?


- Там торчит щепочка, позволь ее убрать, - повернувшись, улыбнулся он Кимберли.


- Я знаю, что там, - она все еще придерживала его руку.


- Ну, так позволь убрать, я же вижу - она тебе мешает.


Подумав единый миг, только сердце успело ударить, Ким кивнула и склонилась ближе, показывая резцы и торчащую между ними щепочку. Маттиас протянул лапу, и со второй попытки хорошенько ухватив ее когтями, вытащил.


Кимберли коснулась лапой резцов:


- Так куда лучше. Спасибо, Чарльз.


Но ее слова заглушил настоящий гром аплодисментов и торжествующих воплей. Бросив взгляд туда, Маттиас увидел прижатый к земле арены лапой маленького бойца деревянный длинный меч. Кажется, бой закончился... Но нет! Обезоруженный дылда выхватил из-за спины деревянный же кинжал и вновь атаковал.


«Как все это... нерационально! - подумал Чарльз, отворачиваясь. - Неужели не видно, что этот дылда проигрывает сопернику по всем статьям?! Как можно наслаждаться всей этой... дракой?!»


Крыс улыбнулся, обнимая леди Кимберли за плечи, когда они откинулись на спинку лавки, а Ким чуть склонилась и прижавшись к его груди, обоими лапами ухватившись за такую надежную и твердую лапу...


Ее взгляд вернулся к продолжающимся поединкам, а Чарльз вздохнул. Он не относился к тому редчайшему племени «разумных», что проповедовала «непротивленье злу насилием», но считал, что длительное рассматривание такого зрелища может быть опасным. Для самого Чарльза это опасно - и сие неоспоримый факт. Но в то же время, он понимал, что эти соревнования жизненно необходимы. Лутины, мелкие, вонючие мерзавцы, непрерывно промышляющие по всей округе. Не менее гадостные, но куда более опасные чудища, волнами набегавшие на Цитадель откуда-то с севера. И разумеется Насож.


Шесть лет назад он мог уничтожить Цитадель и всех ее жителей. Отбросить его войска удалось лишь чудом, да доблестью защитников. Но ведь это было отнюдь не первое нападение! И не второе... И, увы, не третье. Вообще-то, на Метамор нападали регулярно. В основном с севера. Много реже - с юга. Короли Среднего Мидлендса тоже бывают... не в духе.


Да, Маттиаса не было здесь во время битвы Трех Ворот. Но он все равно будет помнить, тех, кто стойкостью, боевым мастерством и магией закрыл Насожу путь на юг. Помнить и готовиться, ведь вполне возможно и ему самому... да куда там, возможно — ему обязательно придется принять бой в этих стенах. И тогда будет важна даже самая малая толика, самый маленький боец, возможно, сможет повлиять на исход противостояния столкнувшихся армий...


С боев и столкновений мысли Чарльза перескочили на сегодняшний, вернее вчерашний день. Отец Хуг все-таки добрался в Цитадель вовремя! Дороги вблизи Цитадели последнее время стали очень неспокойны и Чарльз опасался, что священник опоздает, но он все же успел. А значит, сегодня вечером состоится месса, посвященная Великому четвергу страстной недели и подготовить к ней душу и мысли очень важно. Подготовиться к воспоминаниям о Тайной трапезе, к вкушению тела Господа и питию крови Его...


Чарльз глубоко вздохнул. Не то, чтобы его вера как-то ослабла или поколебалась... Но некому было поддержать немногочисленных верующих в Цитадели, некому было подать им слово утешения - потому, что ни одного священника не нашлось во всей округе, на два дня пути. Разве что Жрица, но... Может ли беседа со жрицей ордена, поклоняющегося Многобожию, считаться настоящей исповедью? Долгий разговор с волчицей серьезно облегчил ему тяжесть на душе, но добавил и новых проблем. Ведь даже ей Маттиас не сказал всего...



Но сегодня вечером он сможет очиститься душой — вспомнив события тысячелетней давности.


- Делайте это в память обо мне, - прошептал Чарльз едва слышно.


Эти слова, краеугольный камень его веры, память о жертве, принесенной Им ради всех живущих на этой земле так давно. Память о смерти Его, об отданной Им жизни...


Шум арены вдруг отодвинулся куда-то вдаль, стал неважным, ненужным, мелким, а перед мысленным взором Чарльза развернулись картины далекого прошлого, давно ушедшего, но не забытого. Он увидел человека, сына божьего, исхлестанного, побиваемого бичами и выкриками из толпы. Кровь его ручьем текла по разорванной в клочья коже. Маттиас узрел огромное дерево, корявые ветви, словно руки, тянущиеся, чтобы ухватить небо и в ужасе наблюдал, как Иешуа был подведен к необъятному стволу, как солдаты взяли огромные ржавые гвозди и ударил молот. Чарльз съежился, когда ржавый металл погрузился в слабую плоть меж костями предплечий, когда же хлынула кровь...


С каждым ударом метал погружался все глубже и глубже, скребя по костям. А Чарльзу казалось, что это его прибивают к тому дереву, это его руки пробивают ржавые острия. Он пытался закричать, но горло как будто чей-то рукой, сдавило спазмом, и он мог только смотреть и слушать торжествующие раскаты смеха бывшего Его ученика, Иуды, предавшего и убившего Учителя!


Это было торжество смерти и проклятых жрецов, жрецов не ведавших высшего, не пожелавших прислушаться к словам изреченным земными устами Эли и обрекших свои души на вечную гибель...


- Чарльз! - Кимберли осторожно тряхнула его за плечи, вырывая из жуткого видения, - Чарльз, что с тобой?


Маттиас медленно втянул воздух сквозь все еще сжатое горло, миг или два невидяще смотрел в никуда, потом уткнулся мордой ей в плечо:


- Это... как жуткий сон. Я уснул?


- Ты как будто уплыл куда-то, - покачала головой Кимберли. - Глаза открыты, но ничего не замечаешь. Тебе... было видение?


Чарльз откинулся на спинку лавки, подождал, пока леди займет место рядом с ним, глянул вниз, на арены. Там, как раз сменялись пары - один из поединщиков хромал к шатру целителя, другие рассаживались вдоль края арены, на скамейках.


- Да, мне было видение, - наконец решился Маттиас. - Я видел смерть Учителя Иешуа. Ты... ты знакома с постулатами Эли, открывателя путей?


Теперь уже задумалась Кимберли.


- Сегодня вечером, сразу после заката отец Хуг проведет мессу и таинство причастия, - Чарльз поторопился заполнить возникшую паузу. - Я хотел пригласить тебя... если... Ты же знаешь, что такое месса и причастие?


- Нет, - легонько улыбнулась Кимберли. - Я знаю о Учителе Иешуа, знаю молитвы и читала Книгу Дорог. Отец сам рассказывал мне все, что смог понять когда-то, но он никогда не упоминал ни таинство причастия, ни мессы.


- Но... - Чарльз мысленно обругал себя тупицей и идиотом. Он даже не подумал поинтересоваться - а ступает ли леди дорогами Эли? Она вполне могла поклоняться одному из Многобожия... Или ступать по дорогам вне заветов Отца отцов, как тот же Михась... А могла происходить из такого захолустья, что не входило ни в одну из епархий! - Прости, если этот вопрос слишком личный, но стоишь ли ты на путях Его?


- Да, я верую во Эли, единого Бога Вседержителя, Творца неба, земли и дорог видимых и невидимых, - ответила Кимберли, дословно цитируя строку из Символа веры.


- Тогда, может быть... пойдем путями Эли вместе? Пусть тебе не знакомы таинства и службы, но ведь надо же когда-то начинать!


Присев на одно колено, Маттиас положил лапы поверх ее и умоляюще заглянул ей в глаза. Он очень хотел, чтобы она разделила с ним его путь. И сейчас молил Эли дать ей силы принять наставления Отца отцов, принять путь и помощь отца Хуга...


Он вдруг подумал, что за последнюю неделю обращался в молитвах и помыслах к Эли чаще, чем предыдущие месяцы... да, что там месяцы! Годы! Что это? Что изменилось в окружающем мире? Или... в нем самом?!


- Я хотела бы разделить твой путь, если позволишь... - смущенно выдохнула леди Кимберли, нервно сжимая когтистые ладони.


Чарльз опустил голову, скрывая радостную улыбку, но сияющие глаза он скрыть не сумел. Да и не особо хотел, если честно:


- Спасибо моя леди! Почту за честь!


А она с улыбкой взъерошила ему мех на затылке и когда он уселся рядом, склонилась к нему, позволив опять обнять и сама обнимая его лапы и согревая их дыханием...


Тем временем внизу, на площадках арены уже появились новые пары бойцов. На ближайшую к ним вышли хорек и кенгуру. Маттиас даже шею вытянул, пытаясь рассмотреть, кто это такие. Хорька он просто не знал... наверное, кто-то из скаутов, что вечно бродят за северными воротами Цитадели. А вот кенгуру... Вроде бы в Цитадели был только один... Хабаккук?! Но тогда кто же?..


Быстро бросив взгляд на трибуну, крыс убедился - там Руу уже не было, зато Таллис и Нахум размахивали лапами, как две ветряные мельницы, подбадривая приятеля.


Чарльз удивленно потер ухо - кто бы знал, что этот треугольный попрыгунчик умеет не только размахивать кулаками, да увиливать от написания рассказа! Никогда бы не подумал... А впрочем, ничего удивительного. Жупар, при всей его внешней ординарности был очень даже непрост. Сейчас, наскоро перебрав в памяти его рассказы и болтовню, пьяную и не очень, Маттиас вдруг осознал, что тот практически ничего о себе не рассказывал.


И этот треугольный затворник смел что-то говорить против Куттера! Мандюк сумчатый! От себя внимание отводил, не иначе! Вот уж действительно...


Ух!


Поединщики, до сих пор ограничивавшие себя защитой да разведочными выпадами, наконец, взялись за дело всерьез. Деревянные мечи так и замелькали - удары, выпады, защиты, уходы... Незнакомый Чарльзу хорек брал скоростью и верткостью, а вот Хабаккук... Этот толстоногий, жирнохвостый притворщик отмахивался с такой ленивой уверенностью в каждом движении, что сразу становилось ясно. И понятно.


Мандюк сумчатый. Мог бы и рассказать...


Маттиас вдруг осознал, что его захватило зрелище боя. Что ему хочется смотреть еще и еще!


О Эли! Нет! Спустя столько лет обнаружить, что его душа все еще жаждет насилия?!


Чарльз взмолился всем известным святым и самому сыну божьему, прося спокойствия и отрешенности. И молитвы помогли - душа успокоилась, тяга к кровавым зрелищам пропала, и Маттиас снова смог смотреть на арену отрешенным, безучастным взором, как и пристало отринувшему путь тьмы и уверовавшему в пути, открытые миру Эли. И уже спокойно крыс наблюдал, как торжествующий Хабаккук одним прыжком оказывается на трибуне, возле друзей, а грустный хорек прихрамывая и перекосившись на левый бок плетется к палатке целителя. Да-а... печальное зрелище. Страшно подумать, чем мог бы кончиться бой, будь у кенгуру в руках не деревянный... в общем-то палка, не более... а настоящий меч? Его противнику в бою не позавидуешь...


* * *


Когда солнце коснулось верхнего среза внешних стен Цитадели, Чарльз и Ким наскоро перекусили в одном из павильонов на площади, взяв всего лишь один кусок сыра на двоих. Собственно, Маттиас откусил только пару раз, предоставив леди возможность съесть большую часть. Сам же он все это время грыз палку для грызения, ту самую, что подарил Фил, на последнем заседании комитета. Уже порядком погрызенная, палка потеряла былую изящность и красоту, но все же еще была достаточно прочна для его зубов.


День тянулся очень медленно. Прошел конкурс мечников-рыцарей, выступили лучники, арбалетчицы. В последнем конкурсе поучаствовала леди Кимберли. Она не заняла первого места, но тем не менее, получила поощрительный приз из рук самого герцога. Потом свою выучку демонстрировали тройки дальней разведки - скауты. А день все тянулся и тянулся...


Но вот, наконец зажглись факелы, зазвучала музыка, на центральном подиуме обосновался Фил, со свитком в лапах и разумеется неизменной троицей - Таллис, Нахуум и Хабаккук в качестве актеров. Под руководством директора гильдии Писателей, подбадриваемые солеными зрительскими шутками, то и дело пускаясь в импровизацию, они начали в лицах ставить рассказ занявший третье место в конкурсе.


Рассказ как раз достиг середины, когда Кимберли доела последние сырные крошки и напоследок утолив жажду из фонтанчика, они отправились вглубь главного здания Цитадели. Страстной четверг подошел к своему завершению, и им пора было идти на мессу.


Ведя леди Кимберли бесконечными коридорами, Чарльз обдумывал сегодняшний день, его наступающее завершение и становился все мрачнее и мрачнее. Леди Кимберли присоединилась к ним, она будет участвовать в таинстве причастия и продолжит путь, дорогами Эли - во оставление и искупление грехов. И это хорошо! Но сколь много еще вокруг блуждающих во тьме неверия и невежества! Друзья, соседи, люди и нелюди, окружавшие его каждый день, дравшиеся вместе с ним, ходившие с ним в ближний патруль... И он ничем, совсем ничем не может им помочь!


Да что он может вообще? Совсем немногое. Писать рассказы и показывать пример собственной жизнью и собственной верой. Увы, всего лишь... Он даже не может проповедовать, ведь он не наставник, он даже не знает толком Книги Дорог!


Ах, как было бы хорошо, если бы одна из дорог Эли привела бы в Цитадель священника. И не на три дня, как наезжает отец Хуг, благодарение Эли, за его визиты... А насовсем! Тогда, быть может он смог бы помочь и другим найти пути Эли, принять Его учение и Его дороги!


Ведь не зря же был явлен Чарльзу знак! Не зря же было явлено ему видение истязаемого лорда Иешуа, не просто же так он видел прикрытую лишь набедренной повязкой Его наготу, чувствовал Его боль, всем сердцем ощущал Его доброту и прощение...


Последняя жертва, истинная жертва!


И урок. Необходимый урок.


Смог бы сам Чарльз отдать жизнь за других? Трудно сказать... Последнее время скорее нет, чем да.


Эгоизм? Вряд ли.


Трусость? Кто знает...


Вокруг него последнее время появилось так много тех, ради кого стоило остаться в живых. И за кого не страшно было умереть!


Смог бы он принять смерть за леди Кимберли? Безусловно!


За своего сюзерена и повелителя? Да.


За друзей и крыс его стаи? Снова да.


За веру? Если потребуется.


Но тут холод сомнения коснулся его мыслей.


Смог бы он умереть за лорда Иешуа? За Учителя, открывшего пути Эли миру и проповедовавшего их? Чарльз хотел бы сказать да, но всякий раз останавливался, думая обо обо всех окружавших... ему совсем не хотелось их покидать!


Чарльз пытался разобраться в собственных мыслях, но кружение сомнений не ослабевало и даже молитвы не помогали! Он должен, он обязан успокоиться и осмыслить все это. Он должен руководствоваться наставлениями святых, догматами веры и самое главное - помнить об учении и жертве самого Иешуа!


И в конце концов, разве не привел он леди Кимберли к постижению таинства причастия и путей Эли? То малое, что лишь ему по силам!


Маттиас вспомнил ее лицо, в тот миг, когда она просила его разделить с ней этот путь... Он было прекрасно, и озаряла его любовь! Она пройдет этим путем, она сделает это для него и это великолепно!


* * *


Зал, избранный для проведения церемонии - длинное помещение с белым, неправильной формы куполом вместо стен и потолка - изнутри напоминал половинку разрезанной вдоль гигантской яичной скорлупы. В тупой части «яйца» был устроен временный алтарь - символическое изображение дуба с разбегающимися от корней на восемь сторон света дорогами. Перед алтарем, на маленьком подиуме стоял переносной аналой. Остальное пространство зала занимали скамейки и лавки.


Отец Хуг сам стоял у входа, встречая прибывавших прихожан. Когда Чарльз и Кимберли вошли в зал, он как раз очень тихо что-то говорил сэру Саулиусу. Наконец пожилой крыс кивнул, прошел к своему месту и опустившись на колени, начал молиться. Маттиас тем временем бросил быстрый взгляд в зал, увидев и других прихожан, многие как Саулиус молились, стоя на коленях.


Святой отец, проводив взглядом сэра Саулиуса, улыбнулся Чарльзу и чуть поклонился леди Кимберли. Очень высокий, с коротко стриженой каштановой шевелюрой, толстогубым улыбчивым лицом, придавленным как гирей широким, приплюснутым аристократическим носом и оттененным короткой бородкой. Поправив рукава одетой поверх сутаны простой белой альбы с фиолетовой столой через плечо, священник крепко пожал лапы крыса.


- Отец Хуг... - смущенно потупился Чарльз.


- Чарльз, сын мой! Рад тебя видеть, - священник говорил глубоким, звучным баритоном. - Но я ждал тебя вчера.


- Простите отец Хуг, не решился побеспокоить вас своими мелкими проблемами. Ведь вы наверняка устали в пути.


- Ты не прав Чарльз, - покачал головой священник, - не бывает мелких проблем, ибо все они суть препоны, на дорогах созданных Эли. И все они равно важны. Что же до усталости... - тут отец Хуг улыбнулся еще раз. - Неужели я кажусь тебе столь немощным, чтобы из-за какой-то там усталости отказаться повидать старого друга? Чарльз, ты ошибаешься. Итак, поскольку сегодня вечером мы оба будем заняты, предлагаю тебе навестить меня завтра утром. После завтрака. Согласен?


- Почту за честь, - склонился Маттиас.


Священник еще раз пожал ему лапы и повернулся к леди Кимберли:


- А теперь будь добр, представь мне молодую леди. Мы незнакомы.


- О! - опять смутился Чарльз. - Отец Хуг, хочу вам представить мою особенную подругу, леди Кимберли, урожденную баронессу Братас.


Отец Хуг приветливо улыбнулся, отмечая, что смущенная леди не желает приближаться к нему. Он осторожно присел на одно колено, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне:


- Здравствуйте леди Кимберли. Приветствую вас и желаю прямых и легких дорог. Знакомы ли вы с путями Эли?


Кимберли медленно кивнула, стараясь не встречаться взглядом с человеком:


- Отчасти.


- В таком случае, приглашаю вас разделить с нами таинство святого причастия и молитвы Учителю, Создателю дорог и Духу святому.


Он осторожно пожал ей лапы и указал распростертыми руками на скамьи в зале.


Кимберли медленно вздохнула, тревожно оглядываясь назад и Чарльз увидел во взгляде неуверенность и даже страх. Он тут же крепко обнял ее, успокаивая, и они все-таки вошли внутрь.


Несомненно, отец Хуг все сегодняшнее утро занимался освящением зала - устоявшийся запах благовоний ощущался в воздухе, вместе с едва заметным запахом пресного хлеба, ожидавшего своего часа возле алтаря.


Маттиас подвел леди Кимберли к одной из скамеек, поближе к первому ряду. Усадив ее, Чарльз сам встал на колени, ободряюще улыбнулся и, закрыв глаза, склонил голову в молитве.


Мысленно Чарльз обратился к Мадонне и самому Иешуа, моля дать ему стойкости в вере, и прося отречь от него прошлое, оставив его во тьме ушедшей. Еще он просил за леди Кимберли, моля дать ей силы и возможность узреть все величие и всю благородность Учителя Иешуа, сын божьего, узреть стройность и соразмерность учрежденной им Святой Матери Церкви и дать леди сил вступить на пути, открытые миру жертвой Учителя.


Еще раз обратившись с молитвой к Эли, создателю дорог, Маттиас вспомнил видение, дарованное ему сегодня днем. Вспомнил текущую кровь Учителя, вспомнил Его лицо и Его последнее благословение. И тогда в душу Чарльза вдруг снизошел покой и ясность, а все проблемы и беды бежали, как тень бежит в стороны, проницаемая ярчайшим светом...


Тогда Чарльз поднялся с колен и занял свое место, ибо он был полностью готов к предстоящему таинству.


Тем временем, обстановка в зале постепенно менялась. Леди Кимберли, все еще немного смущенная, повозившись и посмотрев по сторонам, прижалась плотнее к плечу усевшегося на свое место Чарльза. Отец Хуг по-прежнему стоял у входа, встречая прихожан, но свободных мест уже почти не осталось. Оглядевшись, Маттиас увидел давным-давно знакомые лица и морды постоянных прихожан. Но, что удивительно, появились и новички.


Юный мышь-морф... Маттиас напряг память - на встречах Попечительского совета Грызунов юноша ни разу не появлялся, но тем не менее... как же его... Сполох. Точно, ученик мага Пости. Неплохой парнишка, хоть и порядочный домосед. Правда, последнее время остался практически без наставника - его учитель больше находится в эльфквеллинском Университете, чем в Цитадели. Что не очень-то хорошо... нужно бы присмотреть. Хотя, кто-то же его сюда привел... Рядом знакомое, пока еще лицо, не морда. Румяные щеки, широкая улыбка, наводящая на мысли о покосах, пашнях, деревенском молоке - Мишель. И еще один пушистый, но уже черно-белый, в полоску - кот-морф, Бреннар.


«Да они же не просто рядом, они вместе! - отметил Чарльз. - Спелись голубчики! Та-ак. Мишель у них похоже за старшего... тот еще оболтус. И что это они так внимательно слушают, аж рты пораскрывали?»


Поведя ушами, Чарльз тоже прислушался...


- ...тут его светлость и говорит: «Ты что же это, уважаемый, мне в хлебе запек? Это ж, таракан!» - Фил оглядел слушателей, огладил длинные кроличьи уши и продолжил: - А Грегор, не минуты не раздумывая, подходит ближе, присматривается и в ответ: «Да что вы ваше сиятельство, какой же это таракан? Это же изюм!» Цоп таракана лапой, да в пасть. И проглотил!..


Ухмыльнувшись, Матиас отвел уши. Так вот как наш доблестный придворный пекарь лорда кормит! И вот как кексы с, хе-хе, изюмом придумывает!


Повернувшись в другую сторону, крыс почти тут же наткнулся на еще одну знакомую, но в данном месте новую морду. Михась. Встретившись взглядом, лис тоже улыбнулся и кивнул. Чарльз даже и не думал, что этот, как он себя назвал: «маньяк-убийца с топором», все-таки откликнется на приглашение. Но он пришел... и это очень, очень хорошо! Значит, есть надежда для всех, даже для самых...


«Можно ли назвать Михася кровожадным? - задался вопросом Чарльз. - Его лапы, вне всякого сомнения, обагрены кровью по локоть. Но сказано было лордом Иешуа: «открыты пути мои любому!» Значит... надежда есть. Для всех нас!»


Последними, когда отец Хуг уже закрывал двери зала, примчались запыхавшиеся... Разумеется, троица писателей. Нахум и Жупар, активно жестикулируя и шепотом что-то объясняя, усадили совершенно смущенного Таллиса на заднюю лавку и там затихли.


Спустя несколько мгновений отец Хуг взошел к аналою и вгляделся в лица. Дети, женщины, морфы... Попавшие под одно из проклятий Насожа, они настолько отличались от привычной паствы, что это не могло не волновать человека... все еще остававшегося человеком. Все еще не ставший жертвой проклятий, он, тем не менее, продолжал рисковать своим обликом и сутью, приезжая сюда, в проклятую Цитадель, на самый северный предел Северного Мидленса. Приезжал, чтобы проповедовать, чтобы помогать всем, кому он сможет помочь.


Маттиас еще ни разу не встречал столь поразительного самообладания. Ведь задержись отец Хуг чуть дольше... Четыре, пять дней - безопасный срок. Шесть - опасно, бывали случаи. Семь - и ты точно проклят. Проклят навсегда. Уже к концу дня начнутся изменения. Пока еще совсем мизерные, незаметные... Но нет такой силы на свете, что могла бы их остановить.


Кто-то изменялся быстро. Как сам Чарльз. Кто-то изменялся медленно и постепенно. Как Мишель. Но изменялись все.


Отец Хуг не собирался рисковать - к вечеру пятого дня он уедет. Маттиас даже и не думал его порицать, но... в глубине души, где-то на самом донышке, ему хотелось, чтобы святой отец однажды задержался. И остался. Насовсем.


Дождавшись тишины и внимания зала отец Хуг заговорил:


- Братья и сестры мои. Обращаюсь к вам, к вашим душам: да не будет забыт сей день, день, в который многие сотни лет назад впервые свершилось таинство причащения. Таинство свершенное Учителем и Его учениками! Сегодня мы также как и они преломим хлеб и будем пить из чаши, вспоминая историю жизни и смерти лорда Иешуа. Почему мы будем это делать? Потому что Он сам повелел нам так: «Делайте это в воспоминание обо Мне».


Вы могли бы спросить, более того, я вижу — вы хотите спросить: что значат эти слова? Что хотел сказать нам Учитель?


Здесь всё просто. Воистину было так, что Лорд Иешуа умер за наши грехи, умер чтобы спасти нас, чтобы открыть для нас дороги, сотворенные его отцом. И причащение, вот то действо, то таинство, подобное мистериям древних пророков, что становится точкой на нашем пути, на нашей тропе. Точкой, соединяющей небо и землю, перекрестком открывающим для всех нас мириады новых путей.


Помните, что говорит Ученик Павел? «Всякий раз, как вы едите этот хлеб и пьёте чашу, - вы смерть Учителя возвещаете, пока Он не придет» (1 кор 11:26).


И потому, преломление хлеба - это не просто повод вспомнить о том, что случилось в глубоком прошлом. Когда мы преломляем хлеб и пьем вино, мы присоединяемся к ученикам в горнице на Тайной трапезе. Мы соединяемся и с самим Учителем, молящимся на Гефсиманской тропе и стоящим перед предателем и обвинителем - Иудой и судьей его Пилатом. Мы становимся едины с Ним, висящим на бронзовых гвоздях и восстающим из гробницы.


Евхаристия таким образом - суть нить, соединяющая прошлое и настоящее. Событие двухтысячелетней давности становится трапезой, которую мы разделяем здесь и сейчас!


Негромкий голос Отца Хуга заполнил залу, эхом отдаваясь в душе каждого слушателя. Его проникновенные слова падали драгоценными камнями, моща дорогу в каждую душу, к каждому из его паствы:


- Ибо сказано было самим Учителем: «Истинно, истинно, говорю я вам, если только ты не ешь плоть Сына человека и не пьешь Его кровь, ты не имеешь жизни в себе; но кто ест мою плоть и пьет мою кровь, имеет жизнь вечную, и я подниму его в последний день, поскольку плоть моя - пища воистину, и кровь моя - питие воистину. Ибо едящий мою плоть и пьющий мою кровь пребывает во мне, и я в нем».


Помните его слова, помните и не забывайте: «Делайте это в память обо мне»...


Делайте это в память обо мне.


Эти шесть слов напомнили Чарльзу, почему он встал утром, почему он прожил его дни, почему он прожил его жизнь, и почему он зарекся когда-либо пользоваться силой. Именно сейчас весь пройденный им путь обрел звенящий, пронизанный ясностью смысл.


А потом миг единения и проницания ушел и, почувствовав лапу леди Кимберли в своей, Чарльз взглянул на подругу.


Леди слушала проповедь, приоткрыв рот и широко распахнув изумленные глаза. Она внимала каждому слову, забыв обо всем и обо всех. Маттиас ни сколько не удивился ее реакции - слова пастыря Путей могли очень удивить неподготовленного слушателя. Он помнил, как рассказал о таинстве причастия кому-то, кто никогда не слышал о Путях Эли и получил в ответ изумление и даже страх: «Вы едите тело своего Бога?!»


Что можно было ответить на такой вопрос? Дарованные Богом, сыном человека Право и Честь, жертва, принесенная Им, жертва избавительная и открывающая, избавляющая нас от грехов и открывающая нам Его Пути... Иешуа умер и оставил нам в завет таинство причащения - Право и Честь испить крови Его и вкусить тела Его. То, что выглядят они, как простой хлеб и вино, ничего не значило, поскольку было лишь внешним обликом. А уж чему научился Чарльз, живя в Цитадели - так это пониманию, что внешность не имеет значения...


Тем временем проповедь заканчивалась рассказом о Тайной Трапезе, от которой и повело свою историю таинство причастия.


В душе Маттиаса вновь возникли образы происходивших столетия назад событий. Вот Учитель и его ученики собрались у стола в придорожной корчме. Лорд Иешуа в центре, ученики вокруг. Лишь предатель и будущий обвинитель Иуда немного в стороне и в то же время напротив - как будто уже противопоставляя себя Учителю. Решение принято, путь предательства уже избран и вот-вот будут произнесены решающие слова...


Вот Иешуа благословляет хлеб и вино, вот он ломает хлеб на равные части и дает каждому ученику отпить вина из чаши...


Он знает - это последняя их общая трапеза, последний вечер, когда они все еще вместе. Но Он знает и что кто-то из них уже решил предать его, и наверняка даже знает - кто...


Чарльз сморгнул навернувшиеся на глаза слезы, мысленным взором все еще видя давным-давно ушедшие в небытие события.


Но проповедь закончилась, и служки понесли вдоль рядов бронзовую чашу с гостиями и серебряную с вином, а святой отец прошел с ними вдоль рядов, собственными руками беря части Тела Учителя, окуная их в Кровь Его и вкладывая в руки и лапы вставших на пути Эли.


Леди Кимберли осторожно приняла свою часть обеими лапами и, осмотрев, подняла встревоженный взгляд на Маттиаса. Чарльз ободрил ее улыбкой и бережным поглаживанием ее лапы. Потом он снова взглянул на алтарь, возведенный в высокой части залы. На резное изображение дуба... Того самого дуба! Приглядевшись, Маттиас как будто вьяви увидел сочащиеся смолой незаживающие язвы, оставленные бронзовыми костылями и засохшие потеки крови Учителя...


- Сказано было: «И когда они ели, Иешуа взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов и во открытие путей и дорог», - отец Хуг уже вновь стоял за аналоем и держал свою часть тела Учителя на виду всего зала. - Так отведаем же и мы с вами, братья и сестры, и да будут ваши дороги легки и да укажет вам верный путь молитва.


Чарльз поднес свою часть к губам и поразился исходившему от нее запаху. Он чувствовал исходивший от гостии аромат пресного хлеба и смочившего ее вина, но в тоже время он ясно почувствовал очень и очень знакомый любому бойцу запах человеческой плоти и крови... Плоти Учителя!


Вкус же, легшей на язык гостии он не смог бы описать даже самому себе. Менявшийся каждый миг, он то казался горьким, как первородный грех, то восхитительным, как благословление Мадонны... И каждый проглоченный кусок напоминал о хлебе, том самом, что был возделан, сжат, испечен и разломлен - чтобы накормить пять тысяч пятью хлебами.


И в то же время в каждом глотке чувствовался привкус вина. Маттиас обожал вино, иногда даже злоупотребляя им, но в этом случае все было совсем по-другому. Совершенно! Каждая капля этого вина согревала и заставляла кровь быстрее бежать по жилам, каждая рождала в его душе образы - кровь, текущая из ран Иешуа, собираемая в чашу... лорд Иешуа висящий на дереве и копье солдата, вонзающееся в его бок... поток крови, растворяющийся в потоке воды, с листьев дуба, с плачущих небес, потоки, омывающие мертвое тело, очищающие его...


Напоследок Чарльз вспомнил, так ясно, будто это произошло не далее чем вчера - крещение и первое причастие кровью и плотью Его, очищающее самую душу, наполняющее ее неиссякающей живительной благодатью, дарующее жизнь вечную...


Маттиас медленно обведя взглядом зал, увидел очень, очень внимательный взгляд отца Хуга, устремленный на него одного. Святой отец очень медленно и многозначительно кивнул, а Чарльз повернулся к леди Кимберли. Глубоко вздохнув, леди ухватилась за его лапу, как утопающий за ветку.


Что-то изменилось в зале. Не было ни вспышек света, ни внезапного звука, ни дрожащей земли, но что-то все же произошло. И Чарльз знал, что - таинство причастия, величайшее таинство к которому он готовился, о котором думал весь день, свершилось!


При мысли об этом, всем существом Чарльза овладела легкая печаль — об ушедшей благодати и единении, и надежда — ибо прошедшее таинство открыло потаенные до того пути. Пути и дороги в будущее...

История 41. Я проснулся утром рано...


Год 705 AC, конец сентября, предпоследний день Фестиваля Равноденствия


В то утро Маттиас выбрался из-под одеяла еще до рассвета.


А-а-ох!


Насилу продрав глаза, крыс-морф пошлепал босыми лапами по теплым каменным плитам, сгорбился, усевшись на краю кровати... на минуточку, вот буквально только...


Тьфу, зараза!


Поймав падающий ночной колпак, крыс заставил себя подняться.


Все дело было в том, что сегодня крыс желал выглядеть особенно безупречно. Ведь сегодня вечером они с леди Кимберли пойдут на торжественный ужин. По личному приглашению самого герцога!


Нет, подобное приглашение не было чем-то особенным. Почетным, несомненно полезным, но... большинство его друзей, так или иначе, уже получали таковое. Коперник там бывал, Михась тоже, Шаннинг даже несколько раз, а Фил так и вообще, в герцогской столовой чуть ли не поселился.


Потянувшись и хорошенько зевнув, Маттиас открыл дверцу шкафа. Нужно выбрать что-нибудь чистое, но простенькое, чтобы одеть поверх мокрой шерсти, после купания. И полотенце...


Уставившись в полупустое нутро древнего, как сама Цитадель, и скрипучего, как главные ворота, шкафа, крыс пытался вспомнить - а когда же он в последний раз разговаривал с лордом Хассаном? Не то, чтобы Томас избегал общения, спрятавшись в личных апартаментах. Наоборот - герцог часто появлялся среди простых жителей Цитадели, одним своим видом напоминая всем, что даже он подвластен общей беде. Просто... просто... как-то не о чем им было говорить. К тому же, будучи известным меценатом и покровителем гильдии Писателей, лорд на самом деле прискорбно мало интересовался литературой.


Нет, он читал ежемесячно представляемые магистрами гильдии произведения придворных писателей, но как-то так... без интереса. По обязанности. А самый долгий разговор у них был... дайте светлые боги памяти... да собственно, когда Чарльз просил подъемные для гильдии, почти пять лет назад. Тогда, писателям остро требовалось собственное помещение и хотя бы немного денег. До того, многочисленные просьбы придворных писателей приводили только к бесконечным спорам и ругани в совете. Чарльз же, ненавидя всю эту подковерную возню, обратился напрямую к герцогу и добился результата...


В очередной раз потянувшись, Чарльз нацепил на себя что-то не очень чистое, но более-менее целое, так, лишь бы срам прикрыть. Потом сунул теплую шерстяную накидку-пончо в корзину, поверх нее простую полотняную камизу, большое полотенце, пару надежно закупоренных глиняных пузырьков и захлопнул скрипучую дверку.


Проведя в Цитадели шесть лет, Маттиас так и не привык к идее теплой ванны. Всю свою жизнь, он купался в холодных реках с достаточно сильным течением. Самый безопасный вариант - в стоячей воде очень быстро заводилась всяческая водная нечисть, начиная от банальнейших пиявок-кровососов, заканчивая куда как более опасными и неприятными червями-волосянками.


Вот только, чтобы вымыться в привычной холодной воде, Чарльзу пришлось бы выйти за пределы внешних стен, к ближайшей реке. Где-нибудь еще, крыс так бы и сделал, но не в Цитадели. Не там, где в ближайшем овражке запросто может прятаться ватага лутинов. Так что, придется мыться в Банях.


Ах, Метаморские Бани! Построенный в незапамятные времена комплекс моечных, больших и малых бассейнов, постирочных, сушилок... Обогреваемый теплом, идущим из самого магического сердца Цитадели, бесперебойно снабжаемый водой из текущей в глубочайших галереях настоящей подземной реки, он давал возможность мыться и стираться, а зимой и сушить одежду практически всему населению Цитадели. В том числе и Маттиасу.


Но идти туда днем, расталкивая локтями толпу, публично раздеваться, подвергая себя тщательно скрываемым насмешкам и косым взглядам... не очень-то приятно. А ведь еще нужно время - высушить мех. Даже в овеваемой горячим воздухом сушилке, это займет не менее получаса. Вот и поднялся Чарльз еще до рассвета, и плелся сейчас по бесконечным и тихим пока еще коридорам с корзинкой в лапе. В ближайшие час или два они заполнятся кипучей праздничной деятельностью, потом жители и гости Цитадели постепенно переместятся на улицу. Третий день Фестиваля... Самый пик праздника. И Чарльз мог бы поклясться - лучшего праздника, за последние годы... да, что там годы, за всю его жизнь!


Распахнув дверь, Чарльз тут же оказался окутан клубами пара, а поведя носом, почуял застоявшийся запах благовоний, скрашенный едким, всепроникающим запахом жидкого мыла. Теплые шершавые каменные плиты коридора, сменились тоже теплыми, но уже гладкими и мокрыми мраморными плитками купальни. А мокрые и гладкие плитки - вещь весьма и весьма небезопасная. Чарльз и сам бывало, скользил по этим плиткам, и видел, как скользили и падали другие. А еще слышал рассказы о метаморцах, поскользнувшихся и ударившихся головой о края ванн, бассейнов и купальных чаш.


Осмотревшись и уверившись, что в зале он один, Маттиас довольно вздохнув, отправился выбирать подходящую ванну. Он любил купаться в одиночестве, пусть даже приходилось вставать до рассвета или ложиться заполночь... Но оно того стоило. Что может быть лучше, чем возлежать в круглой чаше из светящегося бело-розового мрамора, в тишине и покое, подставлять лапы струям текущей воды, лениво рассматривать поднимающиеся от горячей воды клубы пара и лишь иногда менять место - перемещаясь от прохладного к горячему краю или наоборот...


Поставив корзину на край каменной скамьи, возле одной из купальных чаш, крыс аккуратно сложил чистую одежду и бросил на пол грязноватые тряпки. Ощутив кончиками пальцев мех на теле, Чарльз вспомнил себя шестилетней давности и в очередной раз изумился извивам судьбы. Мог ли он, шесть лет назад, поверить... да даже предположить, что остаток жизни ему придется прожить в зверином облике? В шкуре крысы?


Пять лет назад, придя в Цитадель, он ожидал чего угодно, только не этого. Он готовился стать ребенком, малышом, едва начинающим ходить. Готов был даже стать женщиной, хотя и боялся этой перспективы больше всего. Хотя... все же, не совсем. Больше всего, он тогда боялся обрести облик хищника. Ему не нравилось даже думать о такой возможности! Это казалось абсолютно непредставимым!


Уже поднявши ногу над бортиком чаши, Маттиас застыл соляным столбом. Казалось? Или кажется? Сейчас ему отвратительна даже сама мысль, что тогда он мог стать хищником. Да, сейчас. А тогда? Да нет, не может быть... или может?.. Перед мысленным взглядом крыса, как наяву встали строки так и не отправленного письма:


«...в некоторые минуты мне кажется, я готов к изменению, готов принять новый облик, каким бы он ни был - ребенок, женщина, зверь... но проходит миг, и я вновь сомневаюсь. Став зверем, смогу ли я обуздать известные тебе беды моей натуры? Не знаю. Но сколь же притягательна возможность обрести облик тигра, рыси или даже льва...»


С тяжелым вздохом отбросив неприятные воспоминания, Чарльз все-таки опустил ногу в теплую воду. Казалось, ее охватило ласковое и нежное объятье. Сев на теплый камень бортика, крыс поводил ногами в медленно струящейся воде. Мех расплылся, поднялся, колеблемый плавными волнами. Вдохнув поднимающийся от поверхности воды пар, Маттиас стряхнул с обвисших усов капельки воды и осторожно опустился в воду весь.


Некоторое время он просто плавал - раскинув лапы в стороны, погрузив морду в воду, оставив над поверхностью только кончик носа. Тяжелый, влажный воздух и горячая вода, соединившись с оставшейся в теле усталостью, навалились вдруг неподъемной тяжестью, затуманили мысли, желания... и Чарльз безвольно повис в воде, чувствуя как волны, едва ощутимо лижут его тело, шевелят мех, плавно поднимают и опускают лапы...


Зыбкие видения, на грани сна и яви, явились к нему. Леди Кимберли вновь осторожно брала обеими лапами смоченную в Его крови часть Его тела... они вместе склоняли головы перед отцом Хугом, а над ними явлен был лик Сына божьего, прекрасный и печальный, в глазах его легким пеплом застыла усталость пройденного пути и в то же время светилась надежда - ожидание новых дорог. Он протягивал руки, благословляя, и улыбка Его изливала спокойствие в их души. Потом они беседовали, и хотя Чарльз не помнил ни единого Его слова, но неизбывная уверенность и ожидание светлого будущего, звучавшие в каждом звуке Его речи...


Чарльз уже просыпался, но все еще дремал, когда дверь купальни хлопнула. Чуть приподняв голову, крыс оттолкнулся лапой от стенки, переплывая подальше от бортика чаши и вглядевшись, узнал Мишеля. Маттиас видел паренька вчера, на мессе, и уже там отметил проявившиеся, наконец, в его облике перемены, порожденные изменением. Лицо юноши определенно стало шире, уши сместились вверх и определенно поменяли форму. А уже сейчас, когда Мишель глянул на масляный светильник, в его глазах Чарльзу привидилось что-то странное - они как будто потемнели... Точно, потемнели.


Едва-едва приподняв морду над водой, крыс наблюдал, как юноша, нервно оглядываясь, подошел к соседней чаше, быстро разделся и прыгнул в воду. Что ж... кажется, его изменение скоро завершится. Тело почти полностью покрыто рыжим мехом, пятка передвинулась, формируя пальцеходящую стопу. И кстати! Изогнувшиеся губы показывали крупные передние зубы! На мессе их еще не было видно... Похоже, паренька пора приглашать на очередное заседание Комитета, и вручать его первую палку для грызения. Отрадно, отрадно.


Теперь, когда юноша скрылся с глаз, Маттиас задумался - почему это он так торопился нырнуть? Мишель явно не заметил крыса, но тем не менее... Смущается? Прячет от посторонних глаз новообретенную «конечность» - хвост? Большой и смотрится роскошно. Как долго юноша собирается его скрывать? С ним даже нормальные штаны не очень-то оденешь...


- Доброго утра Мишель! - подал голос Маттиас.


Ответом ему стало сдавленное бульканье и кашель:


- Кхе! Кха!.. Кто здесь?!


Приподнявшись над краем чаши, Чарльз приветственно помахал лапой.


- Маттиас? Я... тебя не заметил.


- Вижу.


- Надеюсь, я тебе не помешаю, - сказал юноша, приподнимаясь над краем своей чаши и осматривая залу купальни. По-видимому, разыскивая - кого еще он не заметил. Конечно, кто-нибудь мог торчать в дальнем конце залы, за клубами пара, но по крайней мере поблизости больше никого не было.


- О, ничуть. Я тут просто покачиваюсь на волнах. Как настроение? - сев на бортик, Маттиас дотянулся до стоявших на скамейке глиняных пузырьков. Раскупорив один, он вытряхнул на ладонь немного желтого порошка и начал втирать в шерсть.


Мишель вздохнул и скрылся в воде:


- А... Да все прекрасно! Зубы ноют, хвост мешается, ноги вот еще... А в остальном... прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо.


- Ты тоже слышал эту песенку? - хмыкнул крыс. - Знаешь, кто автор? Фокс Куттер. Видел бы ты Странника, беднягу аж перекосило. Кстати, а что это ты тут делаешь, такую рань?


- Да вот... Моюсь.


- Судя по тому, как быстро ты прыгнул в воду, здесь что-то не так.


Мишель промолчал, только отплыл подальше, а Чарльз тем временем продолжал втирать остро пахнущий порошок в шерсть. Заполучив пять лет назад меховую шубу, вместо человеческой кожи, Маттиас больше не мог использовать обычное мыло. Пришлось использовать вот это едкое, но, в общем-то, неплохое средство. Крыс слышал, что шесть лет назад его придумали очень быстро - богатые и влиятельные приближенные лорда Хассана тоже любили чистоту. Не все, разумеется. Но многие.


Маттиас глянул, как Мишель плавает по своей чаше, стараясь держать ноги и хвост поглубже.


- Ты боишься изменения? - спросил крыс вполголоса. Было какое-то свойство у этого зала, что делало все звуки приглушенными, даже говорить здесь хотелось негромко.


Помолчав немного, но так и не получив ответа, Чарльз добавил:


- Мишель, знаешь, я тебе не враг.


- Я... знаю, - буркнул юноша, подплыв к ближнему краю своей чаши и прислоняясь спиной к гладким плиткам. - Но я... я... не знаю. И мне стыдно. И одежду надо новую, старая совсем по швам уже, а у меня денег совсем мало...


- Деньги - наша общая беда, - отозвался Маттиас. - Но вот ни за что не поверю, что такой молодой, сильный и ловкий парень не может найти работы в Цитадели.


- А... я и нашел. Меня взяли на кухни, помощником повара. Но это... скучно и совсем маленькая оплата... хотя и сытно.


- Если не ошибаюсь, - тщательно закупорив крышку, Чарльз отложил пузырек и погрузился в воду, смывая едкий порошок. - Так вот, если я не ошибаюсь, то у всех, кто работает в Цитадели, есть возможность получить оплату очень прочной, пусть и немного грубоватой тканью и нитками. А уж правильно сметать на скорую руку рубаху и штаны сможет любая хвостатая особа женского пола. Объяснять дальше?


- Да я и сам... могу! То есть... я и не знал... спасибо!


- Отлично. Одна из твоих проблем решена.


Тщательно прошурудив мех - чтобы хорошенько смыть порошок, Маттиас тоже прислонился спиной к краю чаши:


- Теперь пойдем дальше. Ты боишься. И пытаешься прятать. Постой, не говори! - быстро добавил крыс, увидев, как юноша возмущенно набрал в грудь воздуха. - Подожди. Еще совсем недавно, перед встречей грызунов, я видел тебя. Все было нормально, ну, почти. Правда, твое изменение было очень медленным, но равномерным. Ты сам не выглядел довольным, но не более того. Что же изменилось?


Мишель вздохнул:


- Я... знаешь, вроде как уже привык... Вы все тут ходите, с шерстью, с когтями... А мое изменение, оно это... ну, медленное было! Потом вроде как и совсем остановилось... Я и подумал, что может так и останусь. Ну, ты видел, таким... А сейчас вдруг все так быстро стало! Хвост вот, за ночь всего... и уши... и шерсть! Даже у еды вкус совсем не тот! Мясо и видеть не могу! А в зеркальце... я такой... ну, не я это вовсе! Еще сегодня ночью... я это... проснулся и вижу - кровать погрызена! И это... в зубах щепки! Вот, представляешь?!


Чарльз очень серьезно кивнул:


- Да, все это очень, очень неприятно. Но обрати внимание - практически все здесь, так или иначе, прошли через то же самое. И подумай о следующем - некоторым было еще хуже. Представляешь? Нет, конечно же. Но я тебе сейчас объясню. Вот твой самый лучший «друг», тот самый, который в штанах. На месте, а? А ведь ты мог бы его лишиться! Совсем, представь! Ты вполне мог бы стать женщиной! По своему, тоже неплохо, но все же с «другом» как-то привычнее, не находишь?


Мишель озадачено почесал затылок:


- Да... А?..


- Вот-вот! - воскликнул Чарльз, перебивая юношу. - А есть варианты и еще хуже. Хотел бы ты стать деревом? Один такой стоит во внутреннем дворе, знаешь?


- Ох-х... Правда что ли?!


- Правда-правда! Но ты к нему один лучше не ходи, он грызунов не любит. Если уж так любопытно, попроси Дэна, он тебе покажет. Или вот, кстати, а знаешь, какой у него «друг»? У Дэна? Такой, как штопор... - Маттиас лапами показал какой, - а на самом конце крючок.


Голова Мишеля показалась над бортиком чаши... а глаза круглые-круглые, как у изумленного котенка:


- Да не... не может этого... того, быть!


- Может-может! А если он найдет себе такую же, как он сам, кузнечи... кузни... в общем, жену себе под стать, то она прямо во время брачной ночи оторвет ему голову, а тело потом сожрет...


Вдохновенная речь придворного писателя прервалась утробными звуками из соседней чаши. Некоторое время его единственный слушатель отчаянно сражался с бунтующими внутренностями. Наконец он смог обратить внимание на собеседника:


- Это... врешь ведь!


- Что значит - вру?! Я - джентелькрыс! Я никогда не вру! Бывает, что я немного приукрашиваю... и кое что умалчиваю. Но лгать? Никогда! - возмутился Чарльз.


Юноша вздохнул и покаянно засопел.


- Ладно уж... юный бестолочь, - ухмыльнулся Чарльз. – Пойми главное, что я хочу тебе сказать. Все у тебя нормально. Я сам прошел через изменение, и все твои друзья прошли. Все мы привыкли, и ты привыкнешь тоже.


Мишель почесал затылок, по-видимому, мысленно признавая правоту крыса, потом развернулся лицом к собеседнику и спросил:


- А... когда у тебя... то есть, когда ты, ну... изменился?


- Пять лет назад, - очень тихо сказал, почти прошептал Маттиас, осознавая, как много времени прошло. - Пять лет. И знаешь, все это время я постепенно привыкал к своей новой шкуре. Мне все больше и больше нравилось быть самим собой. Крысой-морфом... Но хватит обо мне. Ты уже понял, во что превращаешься?


- Вот! - Мишель заулыбался, показывая длинные резцы.


- Я тоже, - улыбнулся в ответ Чарльз. - Что ж... В таком случае, как основатель и бессменный председатель Попечительского Совета Грызунов Цитадели Метамор, приглашаю тебя на ближайшее заседание. Оно пройдет как обычно, в третью субботу месяца, в малом зале Молчаливого Мула. Придешь?


- Ага!


- Вот и прекрасно. А теперь, если ты не против, я займусь делом, - сказал крыс, протягивая лапу за вторым глиняным пузырьком. - И еще, будешь на кухне, присмотри в дровах палку поаккуратнее и попробуй ее погрызть. Ты грызун, и твои зубы должны работать. Постоянно. Ты же не хочешь в одно прекрасное утро проснуться на полу, в куче стружек, а?


- Ага, - кивнул юноша. - Эта... палка для грызения, да? Я и забыл совсем, спасибо!


Мишель сполз в воду, погрузившись в нее, как чуть ранее погружался Чарльз - выставив наружу только нос, пошлепал ладонями по воде, направив себя к горячей стороне, и то ли задремал, то ли задумался...


А Маттиас, вытряхнув из бутылька на ладонь немного густой, пахнущей яблоками жидкости, торопливо размазал ее по телу. Жидкость тут же вспенилась, равномерно покрыв мокрую шерсть. Он и не заметил, как Мишель вернулся к ближнему краю чаши и опять выглянул через край:


- Чарльз, я... ты же ну... сейчас уйдешь, да?


- Безусловно, - улыбнулся крыс, оглянувшись. - Здесь хорошо, но для зимовки это помещение не приспособлено. Сыровато тут.


- А... ну ладно, - кивнул юноша. - Тогда я подожду тут пока. Уйдешь, тогда я и это... помоюсь.


- Не хочешь показывать себя, пока не закончилось изменение?


- Ну... - протянул Мишель. - Я еще и сам того... не привык. И другим пока показываться, правда, не хочу. Не смотри, ладно!


Чарльз кивнул и, отвернувшись, продолжил втирать пену в мокрый мех.


- Спасибо, - выдохнул юноша, погружаясь в воду.


Маттиас не стал смотреть, как тот уплывает к горячему краю чаши, взамен убедившись, что его тело равномерно покрыто слоем пены. Даже хвост, до самого кончика. Вот и отлично...


В воде пена моментально смылась - вместе с грязью, выпавшими волосками и, что греха таить, заблудшими блохами. Но теперь все было просто прекрасно - грязь облаком поплыла к центру чаши, утягиваемая равномерным движением воды в сток.


Эх, хорошо!


Выбравшись из чаши, Маттиас тут же задрожал и, поскорее схватив полотенце, начал быстро вытираться. Не то чтобы в купальне было очень холодно... скорее просто свежо. Ближе к зиме здесь станет теплее - где-то в глубине, в пылающем магическом сердце что-то почувствует наступление холодов, и Метамор в очередной раз метаморфирует. Стены, совсем незаметно, но как-то очень ощутимо станут плотнее - исчезнут невидимые глазу трещинки и щели, пропадут сквозняки и тянущий по всем коридорам ветерок. Заклубятся белым дымом чудовищной толщины - в три обхвата! - дымовые трубы громадных печей, отапливающих целые здания. Каменный пол, летом едва-едва теплый, станет явно горячее, внешние двери обзаведутся высоким порогом и тамбуром. Даже стекла в окнах каким-то чудесным образом станут двойными.


И все это, разумеется, прекрасно, вот только конкретно сейчас, в начале осени, каменная громада еще ни сном, ни духом не ведала о подступающих холодах, и ее нежным обитателям приходилось очень быстро вытирать полотенцем мокрую шерсть и кутаться в теплые одежды.


Наскоро обтеревшись и убрав натекшую лужу снятыми тряпками, Маттиас скидал все принесенное имущество в корзину, напялил пончо прямо на влажную шерсть и быстро-быстро пошлепал босыми лапами в комнату-сушилку. Там, сев на каменную скамейку, посреди стоек с сохнущим бельем, овеваемый непрерывно движущимся теплым воздухом, Чарльз уже очень тщательно довытирался, причесал сохнущую шерсть и задумался.


Утро началось, в общем-то, неплохо. Пусть и очень серьезно. Мишеля удалось подбодрить и навести на правильные мысли. Чарльз встопорщил усы-вибриссы - можно надеяться, что и весь день будет не хуже.


Нет, не можно - нужно надеяться!


История 42. Ужин за герцогским столом


Год 705 AC, конец сентября, предпоследний день Фестиваля


Единственной проблемой в то утро была погода. Было банальнейшим образом ветрено. Особенно пострадали лучники - отборочные соревнования прошли в первый день Фестиваля, сегодня был финал, но ветер...


Собственно, погода постепенно портилась уже целую неделю. Помнится, еще ползя по колонне за унесенным ветром листком пергамента, Чарльз подумал: доставит им эта осенняя погода проблем, ох доставит. Так и вышло. Лучники ходили злые, ждали хоть малейшего затишья, а ветер надувал пузырем полотнища палаток, нес солому, пыль и сдувал все подряд - от пустых корзин, до сладких изюмных кексов у пекаря Грегора со стола.


Увы, для Метамора в такой погоде не было ничего нового или необычного - стоящая в седловине Барьерных гор, меж двух гигантских горных массивов, Цитадель осенью и весной оказывалась как в вытяжной трубе. А еще, осенние ветра иногда притаскивали за собой чудовищной силы бури - с севера и с юга. Запад и восток, к счастью прикрывали отроги Барьерных гор.


Впрочем, Маттиасу, укрывшемуся от ветра вместе с Кимберли в закрытом павильоне, все эти метеорологические рассуждения были совсем не интересны. Доктор Шаннинг, усевшись на скамейку возле выхода разглагольствовала о ветрах, о движении воздушных масс, о каком-то перемещении фронтов и взаимовлиянии воздушных течений... Вот только высокая наука Чарльза совсем не интересовала и он, сосредоточившись на все-таки начавшихся соревнованиях по стрельбе из лука на меткость, благополучно пропускал все эти термины и рассуждения мимо ушей.


День потихоньку клонился к вечеру, скоро нужно будет идти в комнаты, переодеваться к торжественному ужину. Основные события дня тоже подходили к концу. Вот вручили приз самому меткому лучнику, вернее лучнице. Начались соревнования в стрельбе на дальность. Леди Кимберли смотрела на усилия воинов-лучников неотрывно, Маттиас тоже, особенно когда к стрелковому рубежу вышел Хабаккук. «Наш неуемный попрыгунчик что-то нынче раздухарился... - подумал Чарльз, глядя, как грустный кенгуру-морф уходит в сторону. - Понравилось призы получать!»


Увы, повторить успех первого дня фестиваля, когда он взял сразу два приза - среди единоборцев-мечников и в вольной борьбе, Хабаккуку не удалось. И сегодня уже кенгуру-морф, утешаемый личной группой поддержки, грустно потащился с поля.


* * *


Утро нынешнего дня было по-настоящему веселым и праздничным. Высушив шерсть, Маттиас оделся и встретился с леди Кимберли в павильоне пекаря Грегора. Грегор и сам был там, для разнообразия лично раздавая свою продукцию. Хлеба, хлебцы, булочки, лепешки, ватрушки и разумеется, хе-хе, кексы с изюмом. Впрочем, в его павильоне были не только Чарльз и Кимберли. Марк тоже заглянул туда — в полной крысиной форме, он неоднократно прокрадывался под пологом палатки и, взобравшись по ножке, хватал кусок то с одного, то с другого краю стола.


Разумеется, подобное безобразие не могло длиться долго - Бреннар, кот-морф, ученик пекаря, не просто так носил треугольные ушки на макушке. И уже вскоре Маттиас с ухмылкой выручал очень-очень перепуганного крыса, пойманного за хвост и малость повисевшего над распахнутой и громко щелкающей зубами кошачьей пастью.


Время до обеда Чарльз и Кимберли провели гуляя вдвоем под ручку. Раскланивались с празднично разодетыми знакомыми Чарльза, перекидывались с ними шутками и приветствиями. Вместе они еще раз осмотрели ремесленные ряды, особо уделив внимание появившемуся только сегодня мастеру, прямо на глазах зевак делавшему модели кораблей. Чернокожий, бородатый, тонкогубый, с прямым, но явно не единожды ломаным носом и обветренной кожей моряка, гость Цитадели характерными, какими-то очень четкими движениями и чуть растянутой, хоть и правильной речью, очень сильно напоминал Фила Теномидеса. Правда, модели делал, просто поразительные.


Увы, у Маттиаса не было ни денег, ни товара для обмена... к счастью, леди Кимберли больше нравилось смотреть и трогать, а не приобретать. Для выросшей в медвежьем углу и в жуткой бедности, но стараниями отца, весьма и весьма неплохо воспитанной провинциалки, это было наверное естественно. Хотя Чарльз очень мало знал о жизни в таких глухих баронствах, но поведение леди все-таки понимал.


Потом Чарльз и Кимберли успели поиграть в игры - крыс несколько раз швырнул биту, развалив городковое построение, Ким бросила несколько дротиков, кстати, весьма неплохо, даже сшибла разноцветный леденец на палочке. Раскрасневшаяся и обрадованная, она лизнула выигранную «сладость» раз, другой... Фу-у! Липкую приторно-кислую пакость они отдали крутившемуся поблизости Марку, а сами отправились катать мячик.


Все это время Маттиас потихоньку, а иногда и в открытую помогал Ким. Радовался, когда она попадала, вздыхал и утешал, если промахивалась. Они вместе гоняли мячик в воротца деревянной киянкой, и Чарльзу удалось совершенно невинно пару раз обнять Ким - под видом обучения «как надо правильно держать в лапах деревянный молоток». А когда мячик наконец закатился в последние воротца, то обрадованная Ким уже сама обняла Чарльза!


В конце концов, солнце поднялось к зениту, возле ворот начали собираться лучники, а Маттиас и Кимберли, обойдя всю площадь, вернулись к павильону Грегора. Там, крыс отправился добывать кусочек сыра, хлеба и простокваши для усталых путников, а Ким осталась ждать. Каково же было удивление Чарльза, когда вернувшись буквально через пару минут, он обнаружил Кимберли чуть ли не в объятьях у весьма знакомого рыжего нахала, с пушистым хвостом!


!!!


Как ему удалось удержаться и не переломать рыжему лису-морфу хребет, врезав всей силой, Чарльз и сам не понял. Но как-то удалось... к счастью, потому что наиглупейшая шутка разъяснилась и пристыженный Михась немедленно извинился. Пока Чарльз утешал разозленную и чуточку испуганную Ким, подошло время идти на трибуны, а там и соревнования начались...


* * *


Оторвавшись от воспоминаний, Маттиас проследил за летящими стрелами. Для стрельбы на дальность внутренний двор Цитадели был маловат, и лучники соревновались в поле, за стенами. Чуть в стороне, на холме, расставили скамейки, накрыли павильонами от ветра, на самом поле натянули веревку, обозначив позицию стрельбы, и вот сейчас судья шел к упавшим стрелам, вымеряя расстояние, а Чарльз склонился и прошептал на ушко Ким:


- Тебе нравится?


- О да! День был чудесный! - Кимберли, ухватив его лапу, крепко сжала. - Спасибо, что взял меня сюда.


- Я рад, - Маттиас пощекотал ей ухо усами-вибриссами и тоже сжал лапу.


- А мы не опоздаем к его светлости? - вдруг спросила Кимберли, оторвав взгляд от поля.


Чарльз бросил взгляд на то и дело прятавшееся за быстро бегущими тучами солнце:


- Нет. До заката еще примерно два часа, как раз лучники закончат. Потом еще послушаем достопочтенную Шаннинг... она начнет читать рассказ, занявший второе место в конкурсе, как только солнце скроется за стенами... и как раз успеем переодеться.


Ким кивнула, вернув внимание к постепенно редеющей толпе лучников-соискателей. Она выглядела очень возбужденной, непрерывно покусывая палку для грызения. Чарльз осторожно пощупал лапой свою палку, висевшую сейчас в петле на ремне, как некая стилизованная шпага. К сожалению, это был уже не подарок Фила... но тоже ничего. Ту, великолепную, кедровую... Эх! Еще бы парочку... Так вот, ту палку они с Кимберли уже уговорили. Впрочем, эта была немногим хуже - он самолично выбрал несколько штук из вязанки дров, лежавших на хозяйственном дворе. Сам выбрал, сам ошкурил и даже немного обработал наждачкой. Леди Кимберли достойна лучшего!


Чарльз еще раз склонился поближе к ее уху:


- Ты уже бывала на таких обедах?


Ким покачала головой:


- Мой отец устраивал званые ужины и обеды, но... В обычные же дни мы ели на кухне, вместе с прислугой. А ты?


- Пару раз, еще в столице, - Маттиас куснул палку для грызения и продолжил, - Моему роду подобные развлечения были не по карману, здесь же... как-то меня до сих пор не приглашали.


- Меня тоже, - вздохнула Кимберли. - Отец бывало, зазывал соседей, в деревне бывали праздники, заглядывал купец, но... здесь же все такое... большое! И столько народу!


- Что ж, в таком случае... - Маттиас соскользнул с сиденья, повернувшись мордой к собеседнице и встав на одно колено. - О, прекрасная леди, позвольте недостойному... мне, сопровождать вас на сегодняшнее торжество!


Театральную вычурность речи Чарльз компенсировал улыбкой. Кимберли, уловив направление его мысли, подыграла, ответив столь же возвышенно-театрально:


- О, высокородный сэр, почту за честь пойти на бал в твоем сиятельном обществе! Веди меня, мой кавалер!


И рассмеявшись, они вновь устроились на лавке в обнимку, а ветер, порывами врывавшийся в павильон, нисколько не мешал их веселью.


Солнце уже почти качалось стен Цитадели, когда лучники наконец закончили. Зрители потянулись к воротам, Кимберли тоже шевельнулась, заставив Чарльза очнуться от охвативших его мечтаний. Он тут же вскочил и протянул лапу - помочь ей подняться.


- Неплохо, - довольно шевельнула усами-вибриссами она. - Хотя, в последнем раунде, лучник, занявший второе место, стрелял не в полную силу. Ты заметил?


- Да, - кивнул крыс. - За что и оказался наказан. Вот к чему ведет недооценка противника! Ну что, идем смотреть выступление достопочтенной Шаннинг? Или отвести тебя в комнату, отдохнуть?


Ким покачала головой:


- А выступление стоит того?


- Несомненно! Гусыня отлично владеет голосом и рассказ неплох. Разумеется, если ты не устала.


- М-м-м... Доверюсь твоему вкусу, - шевельнула ушками Ким. - Идем.


Чтение рассказа, занявшего второе место в конкурсе, состоялось на импровизированном подиуме - на том же самом, где в первый вечер Фил гонял троицу помощников. А вот сейчас там замерла одинокая гусыня, с пергаментом в крыльях.


Достопочтенная Шаннинг, что просто удивительно - не забыла о выступлении, прихватив с собой нужный пергамент; что просто поразительно - вовремя о нем вспомнила; и что совсем уж невероятно - нашла в себе силы оторваться от лицезрения летящих по небу облаков и дойти до сцены. А уж там... Великолепно поставленный голос гусыни, в нужных местах набирающий силу и мощь, в нужных - падающий до пронзительного, слышимого даже на самых дальних местах шепота... ее голос приковал к себе всех. И в сгущающейся тьме, в трепещущем свете факелов и костров, жутковатая история о противостоянии вампиров и оборотней, о несчастной любви и смерти прозвучала... потрясающе.


Но вот последнее слово упало в сгустившуюся тьму, и зрители постепенно начали расходиться.


* * *


Чарльз отвел леди Кимберли в донжон, вдоль Зеленой аллеи, мимо совсем уже пожухших плетей плюща, уложенных и укрытых на зиму соломой виноградных плетей, через внутренние холлы и коридоры, вплоть до дверей ее комнаты.


- Я быстро, переоденусь и вернусь, - сказал он, стоя у двери.


- Я подожду, - улыбнулась Ким, исчезая за дубовой дверью.


А Чарльз, как на крыльях, полетел в его «маленькую норку в стене»...


В комнате было прохладно - увы, но апартаменты из внешнего пояса, с нормальным окном и камином обходились куда дороже таких вот, внутренних. К счастью, зимой во внутренних комнатах было вполне терпимо и без камина. Теплые полы, согретые пылающим магическим сердцем Цитадели, давали достаточно тепла. Увы, сейчас до зимы было еще далеко, на дворе стояла всего лишь осень, и в комнатах, даже внутренних, было... свежо.


Зеленый камзол и рейтузы, легли на кровать. Совсем новые, одетые всего несколько раз. Маттиас потер лоб, вспоминая, когда же он в последний раз одевал праздничное одеяние. Кажется... давно. Впрочем, великолепный темно-зеленый бархат, шелковые кружева и золотая вышивка нисколько не потеряли вида за прошедшие месяцы. Еще рубаха, полотняная, но тоже с кружевами. На ноги неплохо бы башмаки... и чулки, с подвязками, но... Надолго ли их хватит? Эх! Не с крысиными когтями их носить!


Взяв щетку-массажку, Чарльз причесался ног до головы, потом осмотрелся - все ли в порядке, не свалялся ли где мех, но нет, все было идеально. Легла на место кружевная рубаха. Рейтузы. Маттиас аккуратно затянул шнуровки, подвязки и глянул в зеркальце. Темно-зеленая ткань изумительно оттеняла глубокий, темно-коричневый цвет его шерсти. Что ж, глава гильдии Писателей должен выглядеть соответственно. Натянув камзол, Чарльз аккуратно проверил застежки, покрутил манжеты, ощутив, как подкладка шуршит по шерсти, и вновь взглянул на себя в зеркальце.


Великолепно!


Даже лучше, чем тот наряд, в котором он водил леди Кимберли на прогулку! Мех поблескивает в отсветах мечущегося пламени светильника, зеленый бархат мерцает глубокими переливами, золотая вышивка сияет.


Просто великолепно!


Маттиас в последний раз вытер нос и усы-вибриссы, вставил в петлю на ремне одну из своих праздничных палок для грызения. Потом, положив одну лапу на оголовье палки, как на ручку меча, принял драматическую позу - высоко подняв голову и выпрямившись во весь рост, хвост обвернут вокруг левой ноги, глаза глядят прямо и холодно блестят.


Настоящий джентелькрыс!


Чарльз не смог не признать, что сейчас он выглядит куда лучше, чем когда-либо в жизни. Удивительно, как подействовали Насоджевы проклятья...


И как раз в это время, часы на привратной башне пробили восемь раз. Пора. Время.


Маттиас целеустремленно шагал по коридору. Высоко подняв голову, положив лапу на оголовье палки. И пусть большинство метаморцев выше его, даже малыши, в своей самой старшей форме, пусть. В этот особенный вечер, почему бы ему немного не почувствовать себя благородным дворянином? А может быть даже принцем крови? В конце концов, он приглашен на ужин к герцогу Хассану и он не напрашивался - его просили! А он мог бы и отказаться! Ну... в принципе.


Да, сегодня особенный вечер, сегодня он представит леди Кимберли высшему обществу... Каково?! Чарльз Маттиас, сам родившийся демон знает где, бродивший полжизни по подсунутым Иудой дорогам, не имеющий ни капли аристократической крови, и ему предстоит выводить в свет благородную леди! Невероятно!


Маттиас остановился перед дверью леди Кимберли, почистил зубы, убрав едва заметную щепочку. Он не торопился стучать, по собственному опыту зная, что женщине, особенно благородной, требуется куда больше времени на сборы, чем мужчине. Это от женской природы... Ну как можно бороться с естественной сущностью? Никак. Только учесть и немного подождать. А потому Чарльз осмотрел себя еще раз. Особенно хвост - поправил несколько торчащих волосков, и теперь все было идеально, все просто сияло, в свете факела. Радость, переполнявшая все существо, прорывалась вовне, заставляя его буквально сиять.


Маттиас вспомнил, как выглядела сегодня утром Кимберли. Темно-коричневое блио, приталенное светло-коричневым жилетом. Легкий, едва ощутимый, но такой сексуальный запах молодой здоровой самки... оттененный ароматом лимонного дерева и сандала. Все в меру, все идеально подходит ей, именно ей и только ей... Он еще подумал - когда она успела принять ванну? Успела. Она всегда и все успевает... Просто идеальная Леди!


Прождав еще несколько минут, крыс осторожно постучал костяшками пальцев по двери. Похоже он рассчитал точно, поскольку из-за двери послышался торопливый шепот на два женских голоса, едва слышный смех... а потом нежным колокольчиком прозвучало:


- Входите милостивый государь!


Едва слышно скрипнула тяжелая дубовая дверь, клацнули по теплым каменным плитам когти, когда Чарльз вошел в освещенную единственной свечей комнату. Он увидел ее, сидящую на кровати в пол оборота к двери, как мерцающий в неверном свете свечи силуэт. Она выбрала зеленый шелк - ниспадающий плавным водопадом, чуть приталенный силуэт, широкие рукава, серебряное сияние вышивки, оттеняющее светло-коричневый мех...


- О-о... - едва слышно выдохнул Маттиас.


Леди Кимберли демонстративно сложила веер, хлопнув костяными пластинами, медленно повернула высоко поднятую голову и протянула правую лапу:


- Изволит ли благородный сэр проводить меня на ужин к его светлости? Меня ждут там, но мне нужен эскорт.


Чарльз, как оглушенный, взял ее лапу и глубоко поклонился:


- О да, прекрасная госпожа, почту за честь!


Закрыв за собой дверь, Чарльз повел леди новой дорогой - к роскоши и сиянию парадных залов Цитадели. Коридоры постепенно сменили облик - аскетичную простоту несокрушимых каменных стен укрыли гобелены, шершавые плиты пола скрылись под коврами, место факелов заняли масляные светильники. Вот, наконец парадная лестница, изящный каменный узор, сияющих молочным блеском мраморных перил, высокие двери, распахнутые при их приближении двумя женщинами-охранницами...


Прибыли.


* * *


Один из парадных залов Цитадели, в данном случае зал для приемов, был... уютным. Достаточно большой, чтобы вместить три-четыре десятка гостей, он в то же время навевал невыразимое в словах, но весьма ощутимое впечатление теплых тапочек, горящего камина, свечи на столике, глитвейна в кружке и мурлыкающего кота на коленях. Хотелось погрузиться в одно из массивных кресел, в достатке расставленных по залу, обнять, прижаться щекой и забыть о бегущих минутах и часах, протянув ноги к пылающему жарким огнем камину...


- Чарльз, его светлость не поймет, если ты проспишь весь ужин в этом, несомненно удобном кресле, - ехидный скрежещущий голос, разорвавший тончайшую паутину уюта, принадлежал... кому же еще, разумеется придворному церемониймейстеру Тхалбергу.


Проклятый крокодил-морф сегодня нарядился в ярко-алые камзол и рейтузы, разительно контрастировавшие с серо-зеленой крокодильей чешуей. Хотя, радужную перевязь, символ его придворного статуса, алый цвет оттенял великолепно.


- Итак, уважаемые гости, - при этих словах Тхалберг откровенно ухмыльнулся, показав ряд острых и почему-то более белых, чем обычно зубов. - Как я и просил, вы прибыли чуть раньше прочих. И это очень хорошо.


- Не припомню, чтобы меня о чем-то таком просили, - буркнул Маттиас, - но в любом случае, мы здесь и... ах да, леди Кимберли, этот язвительный тип - придворный церемониймейстер Тхалберг.


Ким присела в реверансе.


- В свою очередь, леди Кимберли, баронесса Братас.


- Баронесса... - слегка склонился Тхалберг. — Поскольку взаимные представления закончены, начну. Зал, в котором мы с вами находимся, первый из анфилады парадных залов, обычно именуемый Каминным. Примерно через четверть часа вас позовут для торжественного прохода в Танцевальный зал. Там будет музыка и небольшое угощение, а-ля фурше. Можете потанцевать, перекусить, если же утанцуете даму до дрожащих ног, сможете вернуться сюда и отдохнуть. Еще можно выйти на балкон, говорят там потрясающий вид. Хотя, что там смотреть, в темноте-то - не понимаю.


Леди Кимберли прикрыла улыбку веером и вполголоса заметила:


- Мы знаем, что там можно... рассматривать. Особенно в темноте.


Тхалберг фыркнул:


- Рад за вас. Но идем далее. Ровно в полночь вас позовут в третий зал - Столовый. Ваше место за третьим столом, в «нижней», ближней к выходу его части. Найти его будет очень легко - вместо кресел для вас поставлены два высоких стула. О том, как танцевать и как вести себя за столом, говорить не буду, разберетесь, не маленькие. Но пару советов дам. Первый танец поведет сам лорд, его лучше не пропускать. И еще - за столом его светлость скажет два или три тоста. Настоятельно рекомендую выслушать их стоя и аплодировать в конце.


- Великолепно, спасибо за помощь, - еще раз присела в реверансе леди Кимберли.


- Очень рад, - также склонился Тхалберг. - Но я еще не закончил. Итак, торжественный ужин. Будет подано шесть перемен. Закуски холодные, закуски горячие, супы, основные блюда, жаркое, десерты. Некоторые блюда в двух составах - для вегетарианцев и для мясоедов. Поскольку вы оба всеядны, то сможете выбрать любой из составов, либо попробовать все, по желанию. Общий принцип следующий — на золотых блюдах будут поданы блюда с мясом, на серебряных - вегетарианские. Вот теперь точно все.


Чарльз склонился в поклоне и принялся лить елей на самолюбие Тхалберга:


- Как же все это сложно! Как ты умудряешься руководить всем этим... этим всем? Просто жуть, до чего же это все наверное хлопотно!


Крокодил-морф мрачно покачал головой:


- О да! Повара, прислуга, лакеи, пажи - все, все до одного - бездельники и тунеядцы. Никто работать не хочет! Всем бы только подвиги да кровопролитные битвы, а вот дрова таскать - ни единого добровольца!


- Как я вас понимаю, - сочувственно вздохнула леди Кимберли. - У нас с папочкой было всего четверо слуг, но как же трудно было заставить их хоть что-то сделать!


Маттиас и Тхалберг еще раз поклонились друг другу, Кимберли тоже присела в реверансе и крокодил наконец удалился.


- О, Эли, создатель дорог! - Ким осторожно села на пышный диван. - Все, все до одного непременно лентяи!


- Вне всякого сомнения! - присоединился к ней Чарльз. - И никто, никто не желает таскать и выносить!


Прижавшись друг к другу, они хором засмеялись.


- Но должна признать, - отсмеявшись, Кимберли обмахнула себя и кавалера веером, - что по-своему он очень элегантен и можно даже сказать, в каком-то смысле, мил.


Маттиас пощекотал ей ушко усами-вибриссами и согласился:


- Очень точно замечено. В каком-то смысле. Правда, доступен этот смысл лишь избранным.


- Крокодилицам... крокодильшам, - уточнила Ким.


- Совершенно верно! - кивнул Чарльз. - Но хватит уже об отсутствующих. Как тебе наши парадные залы?


- Очень красиво и уютно. Гобелены на стенах просто великолепны. И... - леди смущенно опустила голову, - если это не будет выглядеть назойливым любопытством, я бы хотела посмотреть их поближе. Пока еще нет других гостей.


- Но это же прекрасно! - воскликнул Чарльз. - Нам всего-то нужно встать и обойти зал. Сударыня, позвольте вару лапку...


* * *


Вино было великолепно. Легкое, прохладное, чуть пузырящееся в высоких бокалах... Чарльз подал Ким и отхлебнул сам.


- Не могу не признать, - утолив жажду после танца, леди подняла к глазам сияющий резными гранями бокал, - что лорд Хассан действительно очень богат. Не каждый король может позволить себе поить гостей из хрусталя.


Начало приема было... удачным. Первый танец, ведомый лично лордом - простым и веселым, вино и антре, расставленные на столах вдоль стен - в меру приятными и легкими. И даже реакция других гостей была вполне терпимой. Метаморцы слегка удивлялись и улыбались, хотя некоторые метаморские дамы - как-то... кисло. Приезжие глазели, но в меру, что впрочем, неудивительно.


- Разумеется, лорд не беден, - вмешался в беседу роскошно одетый конь-морф, - но называть его богатым я бы на вашем месте не торопился.


- Добрый вечер лорд Боб. Все ищете, как бы еще уменьшить расходы? - Маттиас слегка поклонился новому собеседнику. - Леди Кимберли, позвольте вам представить моего регулярного оппонента и главного придворного вымогателя... ох, что я несу, разумеется, лорда придворного казначея, Боба Стейна, барона Чемберленского. В свою очередь леди Кимберли, баронесса Братас.


Кимберли склонилась в реверансе и продолжила беседу:


- Но ваше превосходительство! Почему вы обвиняете лорда Хассана в бедности? Посмотрите вокруг! Хрустальные бокалы! Мой батюшка в молодости бывал на приемах у одного из королей Среднего Мидлендса, так там, по его рассказам, у подобной посуды охрана стояла! А здесь? Стекла в каждом окне! Даже мое окно застеклено! В парадных залах стены из витражей! А внутренние сады? Да стекла с любого из внутренних садов, хватит, чтобы купить иное королевство все целиком! Что же это, как не богатство?!


- О, леди, - тяжело вздохнул лорд-казначей, - вы, несомненно правы... но в то же время столь же несомненно ошибаетесь. Вы путаете два совершенно разных богатства. Богатство Цитадели непредставимо. А вот богатство его светлости герцога Томаса Хассана IV, увы и увы, не столь велико.


- Но как такое возможно?! - Ким осторожно поставила бесценный бокал на стол и увлекла кавалера в сторону от вина. - Разве все богатства Цитадели не являются собственностью ее герцога?


- Номинально - да, - кивнул конь-морф. - А вот фактически... К примеру, вы упомянули оконные стекла. Что может быть проще - продать часть и выручить немалые средства. Не так ли? Но... их нельзя вынуть. Совсем. Можно выломать, но получите вы при этом лишь мельчайшую стеклянную пыль. Вот так. Цитадель позволяет нам сэкономить на очень и очень многом. Ремонт стен, крыш... да даже вода. Напомните мне, баронесса, каких трудов вам стоило принять ванну в родном замке? А ремонт? Замок такого размера, пожелай мы содержать его обычными средствами, потребовал бы просто непредставимых средств и усилий. Ведь только внешняя стена имеет протяженность больше десяти миль. Или вот еще один пример - ледяной подвал. Мы храним в нем продукты для всей округи, на три дня пути. Оцените его объем. Но вот прямой выгоды с него практически нет.


- Но почему? - удивилась практичная леди Кимберли. - Его же можно сдавать в аренду!


- Кому? - вопросил не менее практичный лорд-казначей. - Лорд не желает разорять собственных фермеров, ведь их и так немного. Купцы к нам заходят редко, да и зачем им ледяная пещера? Вот и результат - подвал есть, уменьшение убытка есть, а прямой выгоды - нет.


В это время опять зазвучала музыка, и Чарльз рискнул пригласить Ким на еще один круг танца.


Разгоряченные и слегка запыхавшиеся, они отошли к приоткрытому окну, выходящему на балкон. Ким осторожно обмахивалась веером, Чарльз молча сжимал ей лапу и как раз хотел предложить прогуляться на свежем воздухе, когда через окно донесся шорох одежды и меха, тихий стон, урчание и жаркий шепот:


- Иди ко мне! Ах-х... Нахал... ну же!.. О-о-ох-х!..


Чарльз и Ким переглянулись и на цыпочках отошли вглубь зала. Там леди прикрыла мордочку веером и мелодично рассмеялась:


- Нравы при дворе лорда Хассана просто потрясают своей легкостью!


- Что поделать, - склонился в поклоне Маттиас, - дамы и джентльмены легкого поведения встречаются повсеместно. Но какая жалость! Такое удобное место и уже занято!


- А нам остаются только скучные танцы и однообразные променады по залам, в ожидании ужина... - томно и театрально поднесла к глазам платочек леди Кимберли.


- Так давайте же циркулировать! - не менее театрально воззвал Маттиас. - Ваша красота, о моя несравненная, просто требует показать себя свету! Да и я... рядом постою.


- Скажи уж лучше, ты хочешь продемонстрировать себя всем местным красоткам, пока я чахну за твоей спиной!


Продолжая перебрасываться шутками, они неторопливо обходили зал, улыбаясь знакомым Чарльза, иногда перебрасываясь парой фраз или случайно подслушивая чужие разговоры.


- ...трехмесячный запас масла. Лорд желает заменить все коридорные факелы масляными светильниками.


- Похвальное желание...


- ...не встречали сегодня леди Малиссу?


- Нет, что очень странно! Она обещала...


Уже заканчивая обход, Маттиас обратил внимание, как естественно держится леди Кимберли. Ни малейшего напряжения в движениях, и в то же время - прямая осанка, легкая улыбка, лишь взгляд скользит по фигурам гостей и висящим на стенах гобеленам. Несколько раз леди даже подходила ближе - в первый раз, поговорить со знакомой женщиной, во второй - рассмотреть один из гобеленов.


Ведя Ким, и машинально улыбаясь другим гостям, Чарльз задумался о жителях Цитадели. И об изменении. Многие метаморцы ненавидели само имя Насожа и проклинали сделанное им. И все же, и все же... как минимум самому Чарльзу нравилась дарованная ему новая жизнь. Она была счастливее и... свободнее той, человеческой. Он сумел ускользнуть от прошлого, от обязательств, наложенных на его судьбу, быть может он даже смог ускользнуть и от самой судьбы. От силы, чье прозвание он до сих пор не решался произносить даже в мыслях. Платой стала жизнь в крысиной шкуре.


Другие, наверное, посчитали бы такую жизнь проклятьем. И еще совсем недавно Маттиас согласился бы с ними. Но теперь, повстречав Ким... он вдруг поймал себя на мысли - а может быть это не проклятье, но благословение?


* * *


- Тебе удобно? - спросил Чарль, когда Ким повернулась в кресле, устраивая хвост.


Она кивнула, так и не подняв взгляда:


- Да, вот только эта... запах.


И это была главная проблема всего ужина. Севшая напротив Чарльза полная, вернее даже жирная дама, роскошно, но совершенно безвкусно одетая, сбрызнула себя чем-то невообразимо пахучим. Одеколон? Духи? Сок какого-то экзотического плода? Маттиас никак не мог вспомнить этот запах, но воняло просто феноменально.


Чарльз опустил лапу под стол и нежно погладил ее пальчики.


- Потерпи дорогая, обед скоро закончится, и мы уйдем.


Тяжело вздохнув, Кимберли наконец рискнула попробовать кусочек одной из закусок, а Маттиас еще раз осмотрелся.


Роскошь столовой действительно впечатляла. Атласная скатерть, с вытканными золотом родовыми гербами герцога Хассана. Тарелки, блюдца, соусники из Эльфквеллинского звенящего фарфора. Фужеры из хрусталя. Столовые приборы из золота и серебра. И даже вилки!



Чарльз поднял тяжеленный золотой инструмент с инкрустированной жемчужиной и прикинул вес. Да-а... Потерев лапой усы-вибриссы, крыс попытался припомнить: когда же он в последний раз использовал вилку? Получилось... ну очень давно. Здесь, в Цитадели он в основном пользовался ложкой, разве что мясо, сыры да хлеб ел просто лапами. И вот теперь придется вспоминать искусство ее совместного с ножом использования...


Бросив взгляд на грустно ковыряющуюся в тарелке Ким, Чарльз решил чуточку отвлечь ее:


- Знаешь, я не использовал вилку года четыре, не меньше.


Леди, до сих пор уткнувшаяся в свою тарелку, кивнула и вздохнула.


- О-о-о, - отложив вилку, Маттиас обнял ее за плечи, - любовь моя, что с тобой? Наш сосед, разумеется, попахивает, но не настолько же, чтобы совсем испортить тебе жизнь!


- Извини... - Ким всхлипнула, промакивая углы глаз платочком. - Я просто устала и... и еще вспомнила отца... Прости, я сейчас...


Пока леди приводила себя в порядок, Чарльз еще раз осмотрелся. Удивительное дело, но место Ким оказалось «ниже», то есть дальше от лорда Хассана, чем место Маттиаса. Странно - Тхалберг, распределявший места за столом, посчитал Чарльза важнее и знатнее леди Кимберли, урожденной баронессы Братас. Учитывая тот факт, что ни наследственного, ни личного дворянства у него не было, это было, как минимум необычно.


Может быть общество, в лице придворного церемониймейстера, признало за ним заслуги в организации гильдии Писателей? Ведь это его личная заслуга! Вряд ли кто-то еще из жителей Цитадели смог бы провернуть и организовать такое! Ну, разве что Фил... Но тому и своих забот хватает, когда ему еще и гильдии организовывать? Последнее время он даже обязанности магистра-то исполняет весьма эпизодически. Война, будь она неладна!


Вообще, за их столом сидел, ну не то чтобы сброд, но можно сказать лица сомнительные. Незначительные чины из герцогской канцелярии, мелкие бароны, безземельные дворяне - те из вассалов и гостей его светлости, что победнее. Как ни странно, было довольно много нормальных людей. Где-то в самом «верху» стола даже промелькнула сутана отца Хуга... Но все, в общем-то, терпимое окружение, портила «ароматная» дама, усевшаяся напротив Чарльза. Однако никакой возможности избавиться от этой сидячей помойки не было - именно в тот момент, когда Маттиас решился позвать ближайшего слугу, резные дубовые двери распахнулись и церемониймейстер зычно возвестил:


- Гости и жители Цитадели, приветствуйте его светлость, лорда Томаса Хассана IV, герцога Цитадели Метамор, властителя Северного Мидлендса!


Массивный жеребец-першерон, высоко поднявший два стригущих вперед и назад уха, медленно обвел зал глубоко посаженными карими глазами. Нечто незримое, аура не просто власти, но величия, заставила весь зал смолкнуть и единым порывом подняться на ноги, приветствуя властелина. Некоторые малыши даже взобрались на сиденья кресел, чтобы видеть его. Чарльз и Кимберли последовали их примеру и теперь, с высоты, могли наблюдать идущего следом за герцогом лорда-казначея и Фила Теномидеса.


Так, втроем они проследовали к верхнему, герцогскому столу. А Маттиас, глядя на герцога совершенно непроизвольно отметил усталый, отсутствующий вид, покрасневшие глаза... У Фила взъерошена шерсть и подрагивают лапы... И где, лутина ей в суп, приемная дочь лорда Хассана?! Чарльз нашел взглядом Тхалберга, только для того, чтобы обнаружить изумленно вылезшие из орбит крокодильи буркала.


Тем временем лорд встал спиной к роскошному креслу-трону в середине верхнего стола и пока метнувшиеся по незримому сигналу церемониймейстера слуги поспешно убирали кресло и прибор леди Малиссы, поднял золотую чашу с вином:


- Жители и гости Цитадели! Здесь в Метаморе есть традиция. По какой бы причине мы не собирались, первый тост мы поднимаем за саму Цитадель, - Томас оглядел стоящих гостей, поднял чашу повыше и продолжил: - Это хорошая традиция, но сегодня я ее нарушу. Сегодня я подниму первый тост... по-другому. Я поднимаю первый бокал за удачу. Пусть удача сопутствует всем начинаниям нашим и... и тех, кого сейчас с нами нет. Выпьем же друзья мои!


Одним махом проглотив весь сосуд, Томас тяжело осел в кресло.


Все сияло и сверкало, слуги меняли салфетки, наливали вина гостям, подавали чаши для ополаскивания рук... Как и обещал Тхалберг, за холодными закусками последовали горячие - десять видов пирогов, с начинками из рыбы трех видов, мяса четырех сортов и овощных, фаршированные яйца, начиненные ароматно пахнущими и горячими кусочками копченой дичи - тетерев, кабанина и что-то еще незнакомое. Запеченные кольца, недавно привезенного с острова Магдалейн ската, оттуда же десять разновидностей горячих рыбных колбасок и просто уйма ароматных комбинаций из зелени.


Чарльз посмотрела на Ким, все еще грустно ковырявшую что-то ароматное и аппетитное на тарелке. Уловив его взгляд, леди сморщила нос и глубоко вздохнула. Чарльз мрачно взглянул на источник проблем - расплывшуюся по креслу даму, с черно-блестящей, сложно завитой шевелюрой, безвкусо-аляпистой одеждой и яркой косметикой на лице. Та, слегка склонившись влево, разговаривала с сидевшим рядом волком-морфом.


Соседка леди Кимберли, вполголоса поведала им о том, кто эта «дама» такая. Некий бывший барон Лориод, вассал лорда Хассана, до изменения бывшая женатым мужчиной. Его жена, якобы не вынеся изменения, сошла с ума и выбросилась из окна. По крайней мере, сама, ныне леди Лориод утверждала именно так. Бывшая ранее известным любителем острых и экзотических блюд и приправ, она и сейчас осталась таковой, но теперь ко всему этому добавилась еще и любовь к не менее экзотическим запахам и ароматам.


- Интересно, чем она намазала волосы? Запах ужасный, - вполголоса спросила Кимберли, прикрывая нос лапой.


- Ох, не знаю, - вздохнул Маттиас, - не прикрывай нос, потерпи пожалуйста. Не хватало еще привлечь ее внимание, тогда мы точно задохнемся. Лучше попрошу слуг поставить перед нами что-нибудь ароматное и горячее. Уж лучше нюхать какой-нибудь соус, чем эту... Кхм.


Кимберли кивнула:


- Не буду.


Следующим блюдом были супы. Мясные и рыбные, овощные и даже фруктовые. Горячие, теплые, холодные... К супам подали великолепное разнообразие хлебов и заедок - от круглых каравайчиков ржаного хлеба, с запеченными семечками, до пампушек, смазанных яйцом и посыпанных мелко накрошенным чесноком. Заодно в очередной раз наполнили стаканы - каким-то немного вспенившимся в бокале вином, легким, с ароматом светлого винограда, незнакомых терпких ягод и вроде как малины...


Пить из хрустального бокала было очень непривычно. Обычно Чарльз пил из высоких деревянных или глиняных кружек, в Муле пиво подавали именно так. Даже простое стекло было непомерно дорогим. Для заседаний группы Поддержки Грызунов у них был набор стаканов из мутного, зеленоватого стекла, но их (слава Цитадели... и спасибо ей) не пришлось покупать, иначе пили бы они из глины или олова. О хрустале же говорить не приходится и вовсе. Такие бокалы стоили даже не золотом по весу, а куда как дороже.


Чарльз провел пальцем по сияющей в свете масляных светильников грани, стукнул когтем, вслушавшись в тонкий, гармоничный звон. Кимберли даже улыбнулась, глядя на него.


В это время лорд Хассан опять поднялся на ноги, взяв чашу. Гостям не нужно было подсказывать - все тут же вскочили на ноги, подхватив свои. Томас высоко поднял золотой сосуд с вином, его грива заструилась по мощной шее и плечам:


- Друзья мои и гости! Второе мое пожелание будет таким: да будет урожай наш богат, и да заполнит он наши амбары и кладовые доверху! За урожай!


- За урожай! - хором повторили все гости и вслед за лордом, стоя выпили бокалы.


Чарльз сделал так же, но пил не торопясь, наслаждаясь каждым глотком. Удивительное вино. Чуть сладковатое, ароматное... Он никак не мог узнать марку. Не шардоне - никакого привкуса дубовых бочек нет и в помине. Но и не мускат. А может вообще не вино? Но у газированной воды, которую делала Паскаль, нет такого божественного аромата и... да что там говорить, вино это! Но обычное вино не пенится... Может Паскаль надумала делать газированное вино? С нее станется!


В любом случае, откуда бы оно ни взялось, и кто бы его не сделал, Чарльз посчитал это вино лучшим, что он пробовал в жизни. Оставалось только надеяться, что тостов в этот вечер будет великое множество... Но тут вмешалась безжалостная судьба, в лице леди Кимберли, которая наклонилась к уху Маттиаса и шепнула:


- Не увлекайся дорогой!


Чарльз с трудом удержался от смеха, когда один из ближников лорда объявил следующий тост - за виноделов и божественный напиток. В этот раз и во все последующие Чарльз лишь чуть-чуть отпивал из бокала. В основном тосты были, кстати, самые обычные: за здоровье лорда Томаса, за процветание Цитадели, разумеется, пожелания погибели и всяческих бед Насожу и прочее, в том же духе.


Тем временем вновь произошла перемена блюд. В этот раз на смену супам прибыли, наконец, основные блюда. В зал торжественно внесли четыре огромных подноса, и Тхалберг торжественно объявил название каждого. Тюрбо с анчоусным маслом. Крупный угорь «а-ля регент». Лосось с соусом из устриц. И последним - филе налима с раками. Основные блюда сопровождал целый парад соусов, подлив и гарниров.


Разговоры постепенно стали чуть тише и даже тосты на некоторое время прекратились - гости всерьез приступили к пиршеству. Маттиас и Леди Кимберли тоже последовали их примеру... как могли. К сожалению, даже главное блюдо не заставило леди Лориод замолчать. Она умудрялась поглощать невероятное количество пищи, не переставая говорить. И довольно громко. Чарльз краем уха услышал весьма пространную сводку слухов о предстоящей войне, все имеющие хоть какое-то значение новости из Северного и Среднего Мидлендса и очень тревожный слух об исчезновении наследницы лорда Хассана. Скрепя сердце, Маттиас признал, что здесь и правда что-то кроется... поведение лорда указывала на это более чем внятно, но вот, что именно?


Но тут внимание задумавшегося Чарльза привлек продолжавшийся монолог леди Лориод. Оказалось, ее привлекла леди Кимберли, и на голову бедной Ким пролился целый поток откровенно грубых замечаний, язвительных, совершенно нетерпимых советов и абсолютно мужских шуток. Кимберли сидела на месте, опустив глаза в тарелку, изо всех сил пытаясь не выказывать смущения, но тщетно. А «леди» Лориод разливалась соловьем...


В конце концов несносная «дама» повернулась к ним лицом, после особо язвительной шутки. Кимберли тем временем, разволновавшись, не выдержала и опять прикрыла нос лапой.


- Что случилось, крыска? - высокомерно и презрительно спросила толстуха, - что-то не так пахнет?


Чарльз хотел выдать что-нибудь не менее презрительное и высокомерное, но... он был жутко раздражен, и вино подогрело его куда сильнее, чем надо бы:


- Ваша прическа, «мадам». Что вы засунули туда? Дохлую кошку?


Кто-то вполголоса хихикнул, но почти тут же смолк. Лориод же лишь высокомерно фыркнула:


- Ты слишком долго жил в своей сточной яме, крыс. И, разумеется, не можешь знать изысканного аромата редчайшего тропического цветка «Shalo Asoe». При дворах Северного и Среднего Мидлендса его аромат сейчас считается самым модным и неотразимым.


- Я знаю этот цветок, - прорычал Чарльз, уже практически во весь голос. - Он прекрасен, но его лепестки ядовиты ничуть не менее ваших речей, «леди»!


- Разумеется, - толстуха жеманным жестом поправила сальные локоны. - Это часть его привлекательности. Она показывает, сколь сильна моя кровь. Кровь моих высокородных предков. Впрочем, что ты можешь понимать в благородной крови, крыс? Что может понимать в этом твоя грязная подстилка? И ты сам и твоя шлюшка, вы оба пришли сюда из сточных ям, туда вы и уйдете. Так что, смотри на истинно благородных, пока можешь и наслаждайся истинно великолепным ароматом, пока тебе позволяют. Крысеныш.


Маттиас медленно выдохнул, заставив намертво сведенные когти отпустить затрещавший край дубовой столешницы. Эта... шлюха подзаборная, оскорбила не только его, она оскорбила и его женщину, и его род...


- Я не знаю, что течет в твоих жилах... - вытолкнул он сквозь сжатое горло, как можно незаметнее разминая мышцы и запуская по телу поток силы, - но знаю, что вырвав твой поганый язык, я окажу Цитадели благодеяние!


- Ты мне угрожаешь?! - взгляд бывшего мужчины наполнился просто невероятным презрением. - Да стоит мне сказать только слово и тебя выволокут отсюда в цепях, крысеныш. А твою шлюшку выпорют на конюшне, как непотребную девку, кем она собственно и является!


- Не раньше, чем я вырву твое черное... - прохрипел Чарльз, поднимаясь на ноги.


- Господа! - скрежешющий голос Тхалберга вмешался в разговор очень вовремя. - Леди Лориод, Чарльз. Лорд Хассан просил передать вам обоим свое неудовольствие. Это праздничный ужин, а потому он настоятельно рекомендует отложить ваши разногласия. Кроме того, Чарльз, герцог Хассан вскоре покинет гостей, и он просит тебя покинуть ужин вслед за ним и не медлить. Надеюсь, мне не придется повторять эту речь, господа?


Остаток обеда прошел как в тумане. Маттиас машинально жевал что-то безвкусное, накладываемое на тарелку слугами и запивал тосты, не чувствуя ни вкуса, ни аромата. Вечер, который должен был стать таким особенным, превратился в кошмар! Уж лучше бы он не искал Тхалберга, и не просил у него еще одно приглашение. Он должен был быть здесь один, должен был принять на себя удар отвратительных слов этой «женщины». Одна мысль о том, что кто-то подверг сомнению чистоту леди Кимберли, заставляла его сжимать кулаки так, что когти впивались в шкуру ладоней. Ее чистота вдруг оказалась важнее его собственной шкуры. Она была слишком мила, слишком умна, слишком... да все эти мелкие дворянчики, с их «кровью», даже мизинца ее не стоят!


Когда праздник наконец закончился, и лорд Хассан удалился к выходу, Маттиас поскорее вскочил, чтобы помочь леди Кимберли. Леди оперлась на его руку - она тоже хотела уйти поскорее. А вот большинство гостей остались за столом - слуги как раз подали десерт и выставили на столы крепкие вина. Краем глаза Чарльз заметил, что Тхалберг, оставив вместо себя кого-то из слуг, покинул залу вместе с лордом.


Едва они оказались в Каминном зале, как Ким, рыдая, упала в его объятия.


- Прости, - вздохнул Маттиас, пытаясь утешить ее. - Эта жирная дура, с ее поганым языком... Ты самая милая и самая прекрасная леди на свете. И вся ее кровь и все ее благородство даже ноги мыть тебе недостойны. Я... я люблю тебя, Ким.


Вот так вот, просто и все... он сказал это. «Я люблю тебя». Три слова с таким глубоким смыслом. Кто бы мог подумать, что он сможет влюбиться так быстро и насовсем. Еще совсем недавно он даже и не думал, что сможет так просто сказать эти слова... Он отдал часть себя, часть своей души, собственноручно распахнул незримые врата, ведущие в неизведанное будущее, шагнул за окоем и запер их за собой. Все.


Леди Кимберли заглянул ему в лицо:


- Правда?


Чарльз посмотрел сверху вниз и осторожно снял языком слезу с ее щеки...


- Да, любимая. Я люблю тебя. Больше жизни. Только тебя.


Она прижалась щекой к его груди:


- О, Чарльз... Я... я тоже люблю тебя.


Маттиас вздрогнул и шумно втянул воздух... Вот они! Самые значимые слова в его жизни! Неприятности прошедшего вечера вдруг пропали, как не было, бормочущая какую-то чушь толстая старуха съежилась до размеров блохи, нет точки... да вообще исчезла, вместе со всеми ее выдумками, а Чарльз вдруг понял, что он счастлив, счастлив невероятно! Та часть его души, что он отдал, возвратилась тысячекратно, а мир вокруг исчез, растворился в шуме гудящей в висках крови, осталась только замершая в его объятьях хрупкая леди и растянувшийся в бесконечность миг, наполненный безграничным счастьем...


Тяжелые шаги и голос лорда Томаса заставили его очнуться. Конь-морф глядел на них, стоя всего в пяти футах, рядом замер Тхалберг, в данный миг похожий на отшлепанного спаниеля - печаль в глазах и общий вид обвисший и грустный.


- Чарльз Маттиас, леди Кимберли, - кивнул им герцог. - Я вынужден принести вам извинения. Поведение леди Лориод непростительно и недопустимо. Сказанные ею слова не могут быть прощены, разве только смыты кровью, но в память о дружбе моего и ее отцов, я лично прошу вас Чарльз, не мстить ей.


Дождавшись кивка Маттиаса, лорд продолжил:


- Не пытаясь компенсировать нанесенные вам обоим оскорбления, но учитывая твои достижения, как писателя и как основателя и действующего поныне магистра гильдии Писателей, я приглашаю вас обоих в следующий раз за свой личный стол. Тхалберг, при распределении мест учти это.


Крокодил морф кивнул.


- Кроме того, я не желаю более видеть леди Лориод ни за столом, ни в пределах Цитадели. Я настоятельно рекомендую ей удалиться в поместье и не покидать его, до особого разрешения. Тхалберг, доведите мои слова до слуха бывшего лорда в максимально доступной форме.


В этот раз Тхалберг не просто кивнул, а склонился в поклоне:


- С удовольствием милорд.


Лорд Хассан улыбнулся:


- Леди Кимберли, в следующий раз вы будете сидеть ближе ко мне и ни бывшего лорда Лориод, ни его друзей там не будет. Прошу вас леди, приходите.


Ким склонилась в реверансе:


- Спасибо ваша светлость. Я... мы придем.


- Не стоит благодарности, друзья мои, - тряхнув гривой, Томас развернулся и ушел прочь. Тхалберг последовал за господином.


Однако пройдя всего шесть шагов, лорд Хассан обернулся и сказал:


- О, еще одно. Вы чудесно смотритесь вместе.


Чарльз и Маттиас посмотрели друг другу в глаза и засмеялись. В их глазах отражались только они сами, и все остальное не имело никакого значения.


- Спасибо ваша светлость, - обняв Ким, промолвил Чарльз. - Так оно и есть.


История 43. Подземелья Цитадели


Год 705 AC, конец сентября


Ки приводил в восторг яркий Фестиваль Равноденствия, празднуемый по всему Мидлендсу в конце сентября и в конце марта. А особенно, как он проходил в Метаморе. В эти дни койот-морф вспоминал любимый праздник его родины - День Прибытия. День чествования Фезора Тига, героя, уведшего свой народ от великого зла в новые земли, в те, которые Ки когда-то считал своим домом. В этот день вспоминали ушедших в мир иной, и дарили подарки близким. И вот сейчас, идя по коридорам Цитадели, Ки думал о подарке, купленном на ярмарке. Фигурка летящей птицы, вырезанная, вернее выгрызенная из дерева. Пусть скромно, но это было всё, что он мог себе позволить. Впрочем, тот, кому он предназначался, будет рад и такому...


Ки обычно срезал путь, используя магический ключ - маленький кулон в форме ключа, а может и действительно ключ, который койот-морф носил на шее. Но вот сейчас... Недавно Ки обнаружил, что за ним следят. Или может не за ним... но стоило ему использовать силу ключа, как поблизости, ну просто совершенно случайно оказывалась Жрица. И Ки испугался. Он не смог заставить себя подойти к волчице и спросить прямо... при одной мысли у него поднимался мех на загривке, а хвост прятался куда-то между ног. Койот в нем боялся высокого, сильного зверя в ней и никакие самоуговоры не помогали.


И вот Ки использовал ключ все реже и реже, предпочитая истаптывать несчетные мили по бесконечным коридорам и лестницам Цитадели. Нет, иногда он все еще брал в лапу блестящую бронзу кулона и произносил заветный стих - если адресат находился аж на той стороне донжона, или при срочной доставке, а то и просто, под настроение... но не сегодня.


Туда, куда он направлялся сегодня, ни в коем случае нельзя было привести ни Жрицу, ни кого-либо еще. Никак, совсем. А потому - ноги, коридоры, пыль... И старая лестница, чьи истертые, потрескавшиеся каменные ступени хранили лишь его следы.


Но вот последняя ступенька осталась позади и койот коснулся ногами истертых каменных плит площадки. Здесь коридор раздваивался - влево вела закрытая дверь, там был один из входов в подвалы Цитадели. Вправо же... арка, ведшая направо, казалось, мерцает. Она была и в то же время, на ее месте был непреодолимый гранитный монолит. Ки точно знал - эта арка существует лишь для него. Кто бы другой ни пришел сюда, он увидит лишь серый камень, освещаемый светом факела. Койот-морф же видит проход, ведущий вниз, в мир туннелей и проходов, расположившийся под несокрушимыми гранитными бастионами, под толщей камня, земли, песка. К самому магическому сердцу Цитадели.


В конце концов, извилистый, загроможденный валунами коридор привел его к огромной пещере, большую часть которой заняла недвижно застывшая озерная гладь. Лишь в самом центре озера из-под воды мощной колонной вырывался сталагмит, и казалось, сама пещера склоняется ему на встречу, стремясь коснуться длиннейшим соском сталактита. Там, где они встречались, меж каменным верхом и низом пульсировало сияние - живое и теплое, ритмично испускавшее мягкий, радующий глаз и душу свет.


- Кайа! - закричал койот-морф, встав над озером, - это я, Ки! Вновь пришло осеннее равноденствие, моя леди!


И дрогнула, доселе недвижная гладь озера, мелкая рябь прошла по ее поверхности, еще раз, сильнее, сильнее...


- Ки-и-и... - вздохнула, казалось сама гладь воды, само озеро. - Здравствуй Ки... Еще один год прошел? Так быстро...


- Да, моя леди, еще один год прошел. И я снова принес тебе подарок.


Достав маленькую фигурку, койот опустился на одно колено и погрузил лапу с игрушкой в воду. Рябь, пробежавшая по поверхности подземного озера, заставила фигурку плясать и переворачиваться, так, что на единый миг Ки показалось - не волны касаются шершавой поверхности дерева, но женские руки...


- Спасибо, мой рыцарь, мой любимый, - вздохнула гладь воды, а может быть и само озеро... - Ты напомнил мне о прошедшем и невозвратимом, о тех временах, когда я еще была человеком... Спасибо. А теперь сядь поудобнее и расскажи обо всем, что произошло в Цитадели и мире за этот год. Я же послушаю...


- О той сущности, что ты именуешь Жрицей... – волна плеснула и зашуршала о каменистый берег. - Говорить о ней «желает» глупо. Ей нет нужды желать, ибо она ведает. Она воистину... жрица. И нет в ее сути места желаниям... или стремлениям... она вершит и этого достаточно.


- Как бы то ни было, она следит за мной, и я ее боюсь, - покачал головой Ки.


Волна ласково пощекотала лапу койоту и вновь вздохнула, опав на камень.


- Праздник, что у нас дома именуют «День прибытия»... разве не так? Оставь ключ ей. Пусть будет... подарок. Результат тебя удивит.


- Меня?!


Едва заметная рябь вновь охватила застывшую поверхность озера - то ли женский смех, то ли неощутимый ветерок пробежал под сводами пещеры:


- Тебе пора идти, любовь моя. Увидимся опять, через год.


И вновь неподвижна гладь озера под каменными сводами, лишь огненное сердце, навеки запертое меж двух камней, мерцает в такт биению пульса...


Покинув заброшенную лестницу и пройдя несколько коридоров и поворотов, Ки снял с шеи ключ и, приблизив к ближайшей стене, пробормотал: «Путь открой мне поскорей, чтоб в Муле быть мне побыстрей». Стена послушно пошла волнами, раздвинулась и на той стороне показалась высокая дубовая дверь. Койот стремглав бросился туда и как будто в спешке обронил ключ.


Входя в главный зал таверны, Ки грустно повесил уши и усы, а войдя - торопливо обыскал все карманы, вытряхнул торбу со свитками и даже кошелек. Один из завсегдатаев тут же поинтересовался - что это такое он ищет? Потом кто-то из посетителей предложил расстроенному койоту кружку пива - чтобы поднять настроение, но настроение почему-то не поднималось, а после третей кружки и вообще стало хуже некуда... Так что вскоре уже Ки, спотыкаясь и запинаясь о то и дело подворачивающиеся стенки и углы, отправился спать.


* * *


«Мне снится сон».


Сказал сам себе койот-морф, идя по пустынному коридору. Он вроде же шел домой? Или уже пришел? И вроде как лег... Или нет? Морды горгулий, торчавших по пояс из левой стены, мрачно и грозно скалились на койота. А тот продолжал шагать мимо. Одна морда - с обломанным клыком. Вторая - с заплывшим глазом. Третья - с прижатым левым ухом. Четвертая ехидно скривилась, а пятая держит на языке, глубоко в пасти ключ на цепочке...


Ключ! Его ключ!


Метнувшись ближе, и уже протянув лапу, Ки засомневался. А если не его? А если совсем не ключ?.. И вообще, может ему все это снится? Или нет? А если ключ его, то как он здесь оказался? И где это - «здесь»? Где он? В Цитадели? Или уже нет?


Ему вдруг показалось, что каменная горгулья едва заметно вздохнула. И вроде как глаза ее раньше смотрели вперед, а теперь закатились куда-то вверх... Или все-таки показалось?


Койот медленно, все еще сомневаясь, положил лапу на каменный язык, подцепил когтями блестящую в свете факелов цепочку... но тут пасть с ясно слышным скрежетом сжалась. А остальные горгульи с грохотом повернули к заскулившему койоту морды и хором проревели:


- Тебе дано, ты и владей!


* * *


Взвизгнувший койот схватился за культю откушенной лапы...


Откушенной?


Кем откушенной?!


Удивительно реалистичный сон исчезал, развеивался как дым, как мираж, четкими оставались только фраза, которую проревели горгульи, да боль пониже локтя. Ки, мигом ранее подскочивший с кровати, замер возле светильника. Выкрутил язычок фитиля. Разгоревшееся пламя осветило закатанный рукав ночной рубашки, следы каменных зубов, на желто-пятнистой шкуре. Да уж, зубки... Переведя взгляд на сжатый кулак, Ки заставил себя расслабить когтистые пальцы.


На ладони лежал маленький кулон - блестящий бронзовый ключ на цепочке.


История 44. Турнир


Год 705 AC, конец сентября, предпоследний день Фестиваля


- Я кое-что забыл, - остановившись в дверях, лис-морф осмотрел себя. Пятнистые коричнево-серо-зеленые штаны, такая же рубашка...


- Даже в выходной я одеваюсь в камуфляж! - усмехнулся Михась. - От же привычка, а! Нет, так не годится. Сегодня праздник, а я одет для работы... Нужно что-нибудь праздничное, яркое!


Подойдя к трюмо, лис выдвинул ящики. Белая рубашка, с кружевами на манжетах и воротнике, была обнаружена и надета, но Михась продолжал поиски - на улице всю неделю постепенно усиливался ветер. И пусть от холода его защищал великолепный рыже-красный мех, но человеческие привычки никуда не делись - от ветра хотелось укрыться чем-нибудь поплотнее.


- Где-то там... был... очень подходящий... синий жилет! - в глубине самого нижнего ящика действительно виднелся голубой клочок. Михась дотянулся лапой, осторожно подцепил пальцами и... Не жилет - куртка. Прекрасного шелка, украшенная золотой вышивкой и гербом на левом борту - красно-коричневая лисья голова на фоне золотого дубового листа. Бесконечно долгий миг лис-морф разглядывал великолепное шитье... потом куртка полетела обратно в ящик, а Михась отошел к камину.


- Проклятье... - выдохнул он.


Лисья голова на фоне золотого дубового листа была его фамильным гербом. Эта находка всколыхнула множество воспоминаний... и не все они были приятны.


Лис медленно провел лапой по ушам, пригладил мех на макушке. Прошло уже пять лет с тех пор, как он последний раз одевал ее... очень долгие пять лет. Так может?.. Вернувшись к шкафу, Михась расправил роскошную куртку. Пожалуй, она до сих пор ему впору... пусть и попахивает нафталином. Ну да ничего, пара минут на свежем воздухе и все выветрится!


Одев ее, Михась подхватил колчан с длинным луком, и шагнул было к двери, но опять остановился. Где-то там, вместе с курткой лежали золотые браслеты-назапястники... Нырнув вглубь ящика, лис почти тут же нашел их, завернутыми в холстину.


Вот теперь можно идти.


Большой южный двор Цитадели и поле прямо перед ним уже давно стали традиционным местом проведения фестиваля. Ныне сам двор заполнили ярко окрашенные палатки и павильоны, а на поле утром расставили скамьи и временные укрытия для зрителей.


Жители и гости Метамора ели, смеялись, болтали и играли, прогуливаясь по двору. Кто-то раздавал еду в павильонах, кто-то продавал одежду, драгоценности, экзотические специи, вина и многое, многое другое. В одном из павильонов бросали кольца, в другом - дротики в мишень. Возле самой стены уместились городошники, со своими битами и фигурами... сегодня можно было поиграть в любую из доброй дюжины игр.


Вот только Михась проигнорировал их все, а направился прямо к ярко-желтой, в голубую полоску палатке. Полотняный вход был поднят и перегорожен прилавком, с большой надписью, золотым по черному: «FADGER».


- Привет Каролина. А где отец?


- Михась! Привет... - выдра-морф, стоящая за прилавком чуточку смутилась, но тут же улыбнулась. - Папа понес ожерелье клиенту. Так что, вместо него пока я.


Ее отец, барсук-морф Уилл Харди являлся придворным ювелиром лорда Хассана, и во время фестиваля, когда в Цитадель съезжались его постоянные клиенты, был весьма занят.


- Не знаешь, он уже доделал корпус часов? - спросил лис.


Кэрол покачала головой:


- Нет, еще нет.


Тем временем ветер поменял направление и принес лису и выдре очень даже знакомый крысиный запах. Подмигнув Каролине, Михась повернулся и увидел, как Чарльза Маттиас скрывается в павильоне с сырами и хлебом, а изящная молодая леди остается в одиночестве.


- Леди Кимберли? Доброе утро! - сказал он, подходя ближе.


- Здравствуйте, Михась - ответила леди, протягивая лапу. - Вы великолепно одеты сегодня.


Михась изящно поклонился, подхватывая когтистые пальчики.


- Спасибо прекрасная леди, - сказал он, - вы сегодня тоже просто жуть какая аппетитная!


Не разгибаясь, Михась прошелся по лапке языком, потом облизнулся и еще раз лизнул изящное запястье:


- Хммм... Как вкусно!.. А ведь я еще не завтракал... Я откушу кусочек, вы не против?


Кимберли пискнула и отдернула руку.


- Михась! - раздался изумленный голос за спиной лиса, и рассерженный Чарльз шагнул между Михасем и Кимберли. - Что здесь происходит?!


Михась мгновение смотрел на них...


- Шучу! - хихикнул он.


Чарльз медленно выдохнул сквозь зубы, в его глазах на миг мелькнуло что-то очень мрачное, какая-то тень, заставившая лиса-морфа насторожиться... но мгновение прошло, и тень исчезла, зато от прилавка подошла Каролина:


- Доиграешься Михась, прибьют тебя когда-нибудь!


- Действительно, - без улыбки сказал Маттиас. - Было совсем не смешно.


Лис поклонился, прижав левую руку к груди, и очень серьезно ответил:


- Мои извинения. Я не смог удержаться. Сегодня великолепный день и у меня отличное настроение. Простите леди, если напугал вас. Я этого не хотел.


Кимберли, которую Чарльз уже вовсю обнимал и утешал, покачала головой и промолвила:


- Действительно, совершенно не смешная шутка. Впрочем, так и быть прощаю вас. Но взамен вы нам расскажете, что это у вас за лук. Я такого никогда не видела.


Кимберли, указала на длинный лук, который лис не так давно прислонил к прилавку:


- Вы будете участвовать в соревнованиях?


Михась кивнул:


- Разумеется леди. Стал бы я иначе таскаться с ним!


- В каких именно? - спросил Чарльз, - На дальность или на точность?


- И в тех и в других, - улыбнулся лис, освобождая лук от чехла. - И собираюсь выиграть! Смотрите, это мой ростовой лук. Клееный, из лучшего тиса и рога.


Отложив чехол на прилавок, Михась протянул лук леди Кимберли, предлагая осмотреть, но та не решалась коснуться звенящей от напряжения многослойной конструкции.


- Не бойтесь леди, он прочнее, чем кажется, - ухмыльнулся лис.


Осторожно взяв лук, Кимберли повернула его вертикально, и оказалось, что он на целый фут выше ее самой.


- В умелых и сильных руках это смертоносное оружие, - пояснил Михась. - К сожалению, тренироваться нужно очень долго. Я впервые взял в руки детский в десять лет. И тренировался восемь лет, со все большими и большими луками.


Кивнув, леди Кимберли осторожно вернула оружие владельцу:


- Желаю удачи.


- Спасибо леди, - опять склонился в поклоне Михась.


- Привет, Михась, - подошедший к компании барсук-морф со всем удовольствием хлопнул лиса по спине.


Поморщившись, Михась передернул плечами и ответил:


- И тебе тоже доброго утра, Уилл.


Обменявшись приветственными поклонами с Чарльзом и Кимберли, Уилл опять повернулся к Михасю:


- Подойдешь после турнира? Мне нужна твоя помощь.


Михась кивнул:


- Конечно. Сразу же, как только выиграю.


- Ну... С таким луком, шанс у тебя есть, - сморщил длинный черный нос барсук, потом повернулся к Чарльзу с Кимберли и добавил:


- Мы с Михасем вместе делаем часы.


Михась усмехнулся:


- Именно. Уилл делает корпус, я - механизм. Мы продаем их на юге, под маркой «Fadger». Причем за немалые деньги! Мидлендские дворяне считают особым шиком, купить часы, сделанные нами - метаморскими монстрами!


Чарльз засмеялся:


- «Fadger», это ведь сокращение от «Fox» и «Badger»? - спросил он*.


Уилл и Михась кивнули.


- Мы делаем всего две-три штуки в год, ведь у нас есть и другие дела - вздохнул лис, - а потому доход не так велик, как хотелось бы.


- Вот чтобы его увеличить, как закончатся соревнования, подойди ко мне, - ухмыльнулся барсук морф. - Кстати, не судья ли это идет?


Мимо компании прошел волк-морф с луком в лапах.


- Прошу прощения, друзья, - заторопился Михась, - я еще хочу перед соревнованиями немного потренироваться, обновить навыки, так что мне пора! Каролина, ты ведь тоже участвуешь? Идем!


* * *


Для тренировки уже не было времени - жеребьевка началась как раз в тот момент, когда лис и выдра добрались до поля за воротами. Михась не смотрел, как стреляют остальные стрелки - он по опыту знал, это лишь заставит его сильнее нервничать. Взамен лис тщательно проверил лук и стрелы - чтобы немного успокоиться, но тщетно. Михась знал - все немедленно наладится, как только он возьмет в лапы лук и начнет стрельбу. Лишь пустое ожидание изводило его.


Казалось, прошла целая вечность, пока подошла наконец очередь его пары. Михась с напарником шагнули к линии и замерли, ожидая свистка...


Стрелять из длинного лука непросто. Большинство лучников стреляют удерживая лук неподвижно, и оттягивая тетиву, чуть-чуть не доставая ею до носа. При этом глаз, стрела и мишень находятся практически на одной линии, и стрелок может прицелиться очень точно. При стрельбе из длинного лука, расстояния от вытянутой руки до носа мало, и лучник должен оттягивать тетиву почти до уха. Кроме того при стрельбе лучник должен не только оттягивать тетиву, но и толкать вперед дугу лука. Этот дает возможность задействовать мышцы груди, не только рук. Добавочные мышцы дают добавочную скорость, добавочную дальность, добавочную возможность пробить доспехи... но вот прицеливаться, как при использовании короткого лука возможности нет. Приходится стрелять, что называется «навскидку».


Ударил гонг судьи, песок побежал из верхней чашечки песочных часов в нижнюю. У Михася и его напарника было примерно две минуты, чтобы выпустить три стрелы в цель. Впрочем, сто ярдов*для опытного лучника - не расстояние и лис, без проблем уложив стрелы в «десятку», вышел во второй круг. Его пара стреляла последней, и пока судья объявлял итоги, цели отодвинули еще на двадцать ярдов.


И вновь Михась не смотрел на стрелков. Он оглядел толпу, небо (проклятый ветер!), опять осмотрел лук и проверил стрелы... Но вот очередная вечность подошла к концу и вновь подошла его очередь стрелять. Впрочем, сто двадцать пять ярдов*для хорошего лучника тоже не проблема, и Михась вновь уложил стрелы в десятку. Судья объявил результаты и цели еще раз отодвинули.


Так все и шло. Раунд за раундом, цели, перемещались дальше и дальше, а число стрелков уменьшалось. Михась не замечал ничего, он видел только цель, ветер и оружие.


Наконец судья громко объявил:


- Перерыв перед последним раундом!


Цель была в двух сотнях ярдов*, а ветер, казалось, дул еще сильнее. Михась решил наконец рассмотреть соперников. Женщина... одна из стражниц. Лис не помнил ее имени, но луком она владела очень даже. Кот... как же его... Муррли, кажется. Тоже не последний из лучников. И Каролина!


Михась подошел к ней:


- Ну как?


- Неплохо, вот еще бы ветер стих!


Михась согласно вздохнул.


- Стрелки к линии! - объявил судья.


- Кэрол! - крикнул Михась, вернувшись на место, - удачи!


Вот сейчас Михась действительно нервничал. Последний круг... Всего один неудачный выстрел - и прости-прощай первое... да и вообще, призовое место! А все противники опытные лучники! Ох!


Ударил гонг. На этот раз лис не торопился. Все три стрелы должны... Вот только этот трижды клятый, порывистый ветер! Да, кажется неплохо... Все три стрелы попали в цель недалеко от центра. Но и не близко!


Михась взглянул на остальные цели. Вроде как у Каролины получше... Это состязание может выиграть какой-то паршивый дюйм!..


Наконец судья внимательно изучил все двенадцать попаданий и, выйдя к линии стрельбы, поднял лапу. Зрители, рассевшиеся на склоне холма, тут же затихли - волк-морф был известен своей честностью. Показателем его честности вполне мог бы послужить такой факт - собственную дочь он отстранил от соревнований еще в третьем раунде.


Волк откашлялся и сообщил:


- Победитель - Каролина Харди. Второе место - Муррли Облава. Третье - Михась Яркий Лист!


Толпа приветственно захлопала, а Михась скривился. Нет, третье место тоже неплохо... Но первое-то куда лучше! И даже Каролину не поздравить - слишком уж плотная толпа ее окружила. Так что лис-морф посмотрел издали, как выдра получила великолепный набор магических стрел и отправился отдохнуть.


Стрельба на дальность началась примерно через полчаса. Только один стрелок действительно беспокоил Михася - большой лось-морф, широкоплечий громила, по меньшей мере, семи футов*роста. Отстрелявшись в первом круге, Михась немедленно бросился в Арсенал и, пройдясь вдоль стеллажа с обыкновенными (немагическими) луками, выбрал один. Лук так лук - если для обычного длинного лука требовалось усилие в сто-сто двадцать фунтов*, то этому... Проверив цельность дуги, и натянув тетиву, Михась для пробы растянул его на две трети. Ого! Для полного натяжения понадобится фунтов так под двести*!


Несколько мгновений лис рассматривал мощную дугу, толщиной чуть ли не в лапу. Длина подходила ему, но двести фунтов... Но выбора не было. Против того лося ему нужно что-то очень мощное. В конце концов, меткость в этом конкурсе не имеет никакого значения, в зачет идет только расстояние, и чем больше, тем лучше.


Примчавшись на турнирное поле, Михась попал как раз к началу второго круга. Он едва успел перебрать свои дальнобойные стрелы, выбирая лучшие - самые тонкие и прямые, как кто-то коснулся его плеча. Повернувшись, Михась увидел Каролину.


- Поздравляю, от всей души, - улыбнулся лис.


- Спасибо, - кивнула выдра, - ты поменял лук?


Михась кивнул:


- Взгляни.


Проверив силу лука, Каролина пришла в ужас:


- Безумные боги, Михась, ты действительно собираешься стрелять из него?


- У меня есть выбор? - спросил лис, кивая в сторону лося-громилы. - С другим мне его не победить.


- А справишься?


- Разумеется! - фыркнул Михась, на самом деле не чувствуя той уверенности, которую пытался показать.


- Ты порвешь связки, пытаясь согнуть его, - вздохнула Каролина, возвращая ему лук. Михась начал было отвечать, но раздался голос судьи:


- Стрелки на линию!


Уже уходя, Каролина вдруг вернулась и поцеловала лиса:


- Удачи, Михась!


Тот так и замер. Выдра уходила на свое место у линии, а он стоял и смотрел вслед, все еще чувствуя тепло ее губ на щеке. Он не знал, что и сказать... наконец сумел вымолвить:


- Спасибо, - и заторопился к линии стрельбы.


Ударил судейский гонг и только тут Михась понял - победить будет непросто. Очень непросто! Стреляя, он едва-едва сумел натянуть тетиву на три четверти. К концу натяжки казалось, что он сгибает стальной прут.


«Да-а... С этим луком не поиграешь», - сказал сам себе лис. Он выиграл второй круг, отправив одну из трех стрел дальше всех, но после первого же выстрела правая рука и плечо заболели тупой, ноющей болью, а каждый хлопок тетивы встряхивал все тело так, что зубы клацали.


Помассировав плечо, Михась потряс больной рукой. Пока еще только лишь больной, а что будет дальше? С этим луком он стрелял куда дальше, чем мог надеяться, но очень дорогой ценой!


Это был последний круг. Михась встал на линию стрельбы, массируя плечо и лапу. Они болели, они ныли, они хрустели, они выражали протест всеми доступными способами. Лис уже не сомневался, что как минимум потянул связки и радовался, что это последний круг. Кроме него у черты оставалось еще трое. Незнакомая женщина, кот-морф, занявший второе место в прошлом конкурсе... Михась поморщился, вспоминая... ах да, Муррли Облава. И последним стоял лось-морф. Этот увенчанный рогами громила стоял гордо, смотрел вокруг уверенно, с легким превосходством. Вполне заслуженным, кстати - в предыдущем круге он обошел всех минимум на десять ярдов*.


Михась грустно смотрел на стрельбу лося. Тот даже не стал использовать всей силы, натянув лук не до предела. Значит ли это?.. Михась медленно выдохнул - у него есть шанс! Вот оно - самонадеянность действительно сильного бойца, дает шанс ему, второму по силе!


Лис глянул на Каролину, шевельнул ушами, в ответ на ее подбадривание. И дождавшись гонга, начал тянуть неподатливую, тугую как стальная пружина, тетиву. Ему нужно действительно выложиться, ведь стрела лося ушла минимум на триста пятьдесят ярдов*. А значит, лису нужно вытянуть тетиву лука до предела - до уха.


Острая боль пронзила лапу и Михась на миг замер...


- Лис, поспеши! Время! - выкрикнул кто-то из толпы.


Михась глубоко вздохнул.


«Боль не настоящая, забудь о ней» - сказал он сам себе.


Банг! Банг! Банг!


Три стрелы, одна за другой ушли в полет, а лис едва сдержал визг от пронзившей его правую лапу и плечо острой боли. Казалось, кто-то ткнул туда копьем, пробил навылет и теперь проворачивает... Вдобавок после третьего выстрела, хлопок тетивы так тряхнул все тело, что в шее что-то хрустнуло и теперь заболело еще и там!


Выронив лук, Михась схватился за больное плечо и неимоверным усилием воли заставил себя посмотреть на стрелы, дугой перечеркнувшие небо. И тут же забыл о боли, об усталости и вообще, обо всем на свете - это был воистину великолепный выстрел! Лис смотрел, как стрелы начинают опускаться к земле...


- Победа!! - завопил он, танцуя какую-то дикую джигу. А лось потрясенно замычал, увидев, как стрелы соперника вонзаются в землю, минимум на двадцать ярдов*дальше его стрел.


Вокруг лиса моментально образовалась толпа. Кто-то поднял его лук, кто-то еще восхищенно хлопал его по спине и ой... по плечу. Понадобилось довольно много времени, чтобы толпа затихла, и судья смог объявить результаты:


- Победитель - Михась Яркий Лист, второе место - Вильгельм Охотник. Третье - Диана Кинкайд.


Помимо поздравлений и аплодисментов Михась получил приз - двадцать магических стрел. Потянувшись взять их правой лапой, лис скривился и едва слышно застонал. Потом морщась и скрипя зубами, взял левой.


- Ого! - удивился волк. - Связки не порвал?


- Да не... все нормально. Просто потянул немного... надеюсь, - выдохнул Михась и, поблагодарив судью за отличный подарок, отправился прямо к палатке Брайана Сое.


Из палатки Михась вышел обнаженный по пояс, с туго забинтованным плечом, шеей и правой лапой по локоть. Лук со стрелами он тащил на левом плече, свиток с одеждой - под мышкой левой же лапы, а подарочные стрелы, завернутые в кусок кожи - вообще в зубах.


- Как рука? - заботливо спросила подошедшая Каролина. - Давай-ка мне весь этот хлам, а то даже ответить не сможешь.


- Ничего серьезного, но пару недель придется походить в бинтах, или заплатить магу за исцеление, - вздохнул Михась. - Пожалуй, оплачу. Плечо ноет, просто сил нет.


- Мда, - покачала головой выдра. - Говорила я тебе! Ну да ладно, что теперь... Поздравляю с победой! - сказав это, Каролина опять поцеловала его.


- Мммм... Это даже лучше, чем стрелы - сказал Михась, приобнимая выдру здоровой лапой. Каролина прижалась покрепче и обхватила его вокруг талии:


- Михась, можно тебя спросить?


- Конечно, - рассеяно ответил Михась, думая только о прижавшейся к его боку крепкой девичьей... м-м-м... грудинке.


- Куда мы идем?


- Обратно к палатке. Я обещал помочь твоему отцу, помнишь? - ответил хитрый лис. - Правда толку от меня сегодня уже не будет. Все болит и ноет. Ну да ладно, хоть посижу рядом, советом помогу...


- Мой отец ненавидит, когда ему советуют под лапу, - вздохнула Каролина. - И вообще, какая помощь, уже солнце за стены заходит. Может ну ее, эту палатку? Сейчас Шаннинг будет читать рассказ, пойдем послушаем. Вдвоем. Потом спокойно поужинаем и погуляем... А?


- Хм... - промычал Михась, скосив глаза влево. - А пойдем.


К палатке они все-таки пришли. Но это было уже гораздо, гораздо позднее. Да, собственно, уже под утро...


Нет, все-таки, замечательный нынче Фестиваль!


*Fox- лис, badger- барсук.


*100 ярдов - примерно 91,4 метра.


*125 ярдов - примерно 114,3 метра.


*200 ярдов - примерно 182,9 метра.


*7 футов - примерно 2,1 метра.


*100-120 фунтов - примерно 45-55 кг.


*200 фунтов - примерно 90 кг.


*10 ярдов - примерно 9,1 метра.


*350 ярдов - примерно 320 метров.


*20 ярдов - примерно 18,3 метра.


История 45. Последний день праздника


Год 705 AC, конец сентября, последний день Фестиваля


Ветер наконец стих и ближе к обеду Маттиас повел Леди Кимберли подышать свежим воздухом. Пасхальное воскресенье неспешно двигалось к своему завершению, но пока еще Фестиваль в самом разгаре, и должен был продолжаться до вечера. Может быть, кое-кто еще пожалеет завтра утром, после бурно проведенной ночи... может быть, кое-кто даже заречется пить столько пива и медовухи по праздникам. А может быть и нет - не в первой, в конце концов.


Чарльз шел под ручку с Ким, подставляя усы пока еще теплому солнышку, но прохладная земля уже наводила на грустные мысли. Капризное, не слишком-то жаркое лето высоких предгорий Барьерных гор ушло, на смену уже пришла осень... а там и до зимы недалече. Хотя с другой стороны - у Маттиаса теперь есть мех, что ему холода?


«Вот интересно, - подумал крыс, - а как обходятся холоднокровные?» Тут же ему припомнилось случайно виденная сцена, когда прошедшей зимой, во время жуткой метели крокодил-морф Тхалберг, мчался от одного здания к другому. Церемониймейстер был так закутан, что Маттиас узнал его только благодаря торчащей длинной морде. «Хе! Может быть, Бриан знает больше? Надо будет как-нибудь спросить... Получится тема для рассказа!» - отметил Чарльз. Еще одна отметка, из числа многих - на будущее.


Теплый послеобеденный воздух гудел от порхавших птичек. В основном воробьи и синицы - стайками перепархивали с дерева на дерево, то и дело садясь отдохнуть на скрещенные шесты палаток и павильонов. Пушистые облачка плыли высоко в небе, изредка ненадолго закрывая солнце. День был такой, что казалось - лето, пусть и всего на денек, но вернулось в Цитадель.


Чарльз и Кимберли, держа друг друга за лапы, шлепали босыми ступнями по нагревшимся на солнце каменным плитам, легонько постукивая кончиками когтей. За пять лет крыс привык игнорировать звук, издаваемый им при ходьбе. Однако слышать еще одно равномерное постукивание было так радостно, что Чарльз просто не мог выразить чувства словами. Восхитительно, куда как сильнее и пьяняще, чем все ощущения побед, что он когда-либо описывал в рассказах.


Крыс коснулся носом плеча Кимберли. Втянул ноздрями едва уловимую нотку граната, почти исчезающую на фоне аромата здоровой, молодой самки... он никак не мог насытиться ее восхитительным запахом. Точно таким же, как два месяца назад, когда она прибыла в Цитадель и в первый раз пришла в его кабинет. Тогда он желал только лишь помочь - поддержать надломленную, истерзанную ужасом женщину. Убедить ее, что даже с этим обликом... что именно с этим обликом можно и нужно жить дальше! Не влача себя по жизни, но идя, высоко подняв голову, наслаждаясь каждым мигом! Он преуспел в этом, но потом, потом... что-то случилось. Нет, не так - что-то возникло. Проросло, как цветок, сквозь камень мостовой. Зародилось в его душе. Любовь... Поначалу неосознанная, но чем дальше, тем сильнее. Он полюбил ее, а она... Она ответила тем же! Это было так просто... и одновременно так сложно, как... как все в этой жизни.


Если бы кто-то попросил определить момент, когда он понял, что любит, Чарльз наверное не смог бы сказать. Ведь вначале была лишь жалость. Тогда прозвучали его слова, о том, что она прекрасна и достойна любви, но то были только слова. Когда же его мысли пришли в унисон словам? Когда они стали несомненной истиной? Возможно, той ночью, когда они вдвоем, сидя на валунах, смотрели на преобразившийся под лунным светом облик Цитадели... А может, во время встречи Совета Грызунов, когда он принес ей хлеб и сыр? Или когда она криком предупредила его, лезущего на опору? Кто может это сказать? Да и не все ли равно? Они любят друг друга... и только это имеет значение!


Пройдя по оживленным улицам палаточного городка, Чарльза привел любимую к дверям Молчаливого Мула. Сегодня они уже перекусили в одном из павильонов - хлеб, куски вяленой дыни, доставленные с далекого юга и кувшинчик простокваши. Но это было так давно и мало... пришло время обеда и хотелось поесть основательно. За столом, с друзьями. К тому же, он еще ни разу не брал леди Кимберли в таверну. Обычно она уходила в свою комнату - слишком смущенная своим новым обликом, чтобы идти в людное место. Но теперь, после сияющих надежд, обернувшихся грандиозным провалом, в свою очередь ставшим абсолютным счастьем... после ужина у его светлости, Чарльз решил - пора бы им показаться в Молчаливом Муле вместе. Да-да! Раз уж все, всё знают, так есть ли смысл скрывать? Он больше не записной холостяк, и у нее теперь есть кавалер!


Войдя в боковую дверь, он понял, что большая зала таверны заполнена... да почти битком. Донни и его помощники метались взад и вперед, пытаясь обеспечить клиентов медом, элем и закусками. Разумеется, еда здесь, как обычно, стоила денег, но даже праздничные цены были более чем умеренными. Чарльз осмотрелся, и, приметив знакомые морды у бильярдного стола, смело повел туда Кимберли. Та немного нервничала - оглядывалась по сторонам и крепко сжимала его лапу. Впрочем, пройдя под массивной люстрой, неплохо освещавшей залу, мимо камина с ревущим пламенем и крутящимися на вертелах тушками, Ким немного успокоилась. И не удивительно - пахло в таверне не просто так, а правильно- доброй выпивкой и доброй едой. Никто не сидел по углам, не чах над кружкой, погрузившись в черные мысли... Праздник!


А для кого и не совсем. Глядя на мечущихся по залу половничих, Чарльз и сам подумал о предстоящей работе - он должен будет прочитать рассказ Таллиса собравшимся метаморцам. Всем, кто пожелает увидеть закрытие праздника, сегодня вечером, на помосте в южном дворе. И вспомнив о предстоящем выступлении, Чарльз почувствовал легкий мандраж. Да-да! Самый настоящий мандраж! Он на самом деле опасался забыть текст, или сказать его не так. Не то чтобы смертельно... но неприятно. Словно увидеть грубую ошибку в хорошем рассказе. Или кляксу. Или, как у Нахума - обнаружить слипшиеся и смазанные листы, лишь потому, что автор поторопился их свернуть!


Эх, Нахум! Бедняга был бы просто раздавлен... рассказ-то его действительно великолепен, возможно лучший, вышедший из под пера жизнерадостного лиса.


«Кстати о лисе-лисовине. Не он ли сидит среди прочих, за моим любимым столом?» - подумал Чарльз, подходя вплотную к тому самому столу. И действительно сидел, но не только лис - Коперник откинулся на спинку лавки, Хабаккук, сидя-стоя и опершись на собственный хвост, устроился прямо на полу. Мишель, нарядившийся в мешковатый, грубо сметанный балахон, как-то косовато присел рядом. Похоже, парень все еще пытался скрыть ото всех недавно появившийся хвост, но уже отчаялся надеть штаны. Впрочем, вряд ли он смог кого-то обмануть - хвостами здесь щеголяла добрая треть посетителей.


Еще за тем же столом сидел тот, чье лицо заставило сердце Чарльза затрепетать от волнения. Человек, с которым он надеялся пообщаться все выходные, но не было, ну никакой возможности. Отец Хуг, одетый в простую черную сутану, с белым воротничком, сидел выпрямившись, вполголоса беседуя с соседом. Похоже, сегодня тут собрались все, кого Маттиас хотел бы увидеть... К счастью, стол был достаточно велик, а потому, когда Чарльз и Кимберли подошли ближе, сидевшим пришлось лишь чуть потесниться, освобождая место для двух новых едоков.


- У нас тут сегодня немного тесновато, - отметил Маттиас, кивая друзьям и помогая леди Кимберли сесть на высокий стул.


- Мы надеялись, что ты все-таки появишься, - кивнул в ответ Хабаккук, глядя, как Чарльз устраивается на втором высоком стуле, и дергая ухом на пролетевшую муху.


- И вот я здесь! - улыбнулся крыс и склонил голову еще раз. - Отец Хуг.


- Чарльз, рад тебя видеть, - в свою очередь улыбнулся и кивнул обладатель толстогубого, широконосого аристократического лица. - Вижу, ты привел Леди Кимберли. Я надеюсь, вам обоим пришлась по душе сегодняшняя утренняя служба, - голос священника, спокойный и тихий, но все такой же звучный, легко перекрыл шум зала. Чарльз только вздохнул, немного завидуя человеку. Его собственный голос, в процессе изменения стал гораздо тоньше. Остался, несомненно мужским, но увы, куда менее звучным. А ведь у него был глубокий бас... когда-то. Но, что ушло, то прошло. Кстати, голос леди Кимберли почти не изменился. Стал чуть выше, но именно чуть, а вот певучесть и красота остались теми же. Чему сам Чарльз только порадовался - он бы очень не хотел, помогать ей приспособиться еще и к этому.


- Все было великолепно, нам очень понравилось. Не так ли, Ким?


Кимберли кивнула, ее глаза чуть блеснули:


- Я и не думала, что столь простая притча может быть так рассказана.


Отец Хуг слегка покраснел, когда сидящие за столом закивали, подтверждая слова леди. Потом откинувшись на спинку дубовой лавки, промолвил:


- Ладно, мне и правда, неплохо удалось.


Их разговор прервал половничий, подошедший принять заказы Чарльза и Кимберли. Чарльз не раздумывая заказал медовуху, несмотря на то, что Кимберли ткнула его локтем в бок и украдкой погрозила пальцем. Потом еще добавил знаменитый овощной суп Донни... этот горячий винегрет, залитый мясным бульоном и приправленный сметаной. Сам Донни как-то поименовал его «борщом», но на вопрос: откуда взялось это странное слово, отмолчался. На второе Чарльз попросил картофельно-капустную запеканку, а на десерт, по рекомендации половничего - творожный пудинг. Кимберли, подумав, заказала то же самое, но вместо вина попросила немного молока.


- Отец Хуг, как тебе наш праздник? - пока половничий ходил за блюдами и расставлял их по столу, Нахуум решил занять священника разговором.


Священник покачал головой:


- Ну, те фрагменты, что я успел увидеть в промежутках между проповедями, исповедями, разговорами по душам и сном были просто чудесны, - улыбкой смягчив некоторую резкость слов, отец Хуг продолжил: - Увы мне, заботы о пастве и действительно неотложные нужды моих братьев и сестер по вере, совсем не оставляют времени для собственно праздника. Но таков мой путь, на него мне указали слова Учителя и я иду по нему со смирением. Хотя, должен признать, и сама Цитадель, и праздники здесь действительно грандиозны и великолепны.


Тем временем половничий уже расставил тарелки, и Чарльз, расплатившись, поскорее погрузил ложку в ароматно парящий густой суп. Так получилось, что Маттиас и леди Кимберли прибыли в таверну последними. Все их друзья к этому времени либо уже пообедали, либо как раз доедали. Коперник лениво поглаживал тугой живот. Таллис неторопливо догрызал кусочек сыра, Мишель с сомнением крутил в лапах корочку. Даже Хабаккук отставил в сторону миску с какой-то ароматной смесью кореньев, зелени и овощей.


- Мы, можно сказать, гордимся своей хорошей жизнью, - похвастал Коперник, опять погладив чешуйчатый живот.


- Я просто поражен тем, сколь успешно вам удается поддерживать хозяйство Цитадели, - кивнул священник. - Учитывая же насожевы проклятья... у меня просто не остается никаких слов.


Коперник пожал плечами:


- Ну, постепенно привыкаешь с этим жить. В конце концов, если нет выбора, то выбора-то и нет. В смысле, помирать или сидеть в клетке на псарне, как-то не хочется, вот и привыкаем, кто как может. Большинство, кстати, неплохо. Я уверен, многие не отказались бы вернуться к своему прежнему облику, но в то же время, вряд ли кто-нибудь из них отдал бы за это душу Иуде.


Отец Хуг, торжественно кивнул:


- Неплохая мысль. Я запомню.


Нахум, все это время молча созерцавший собеседников поверх кружки с медовухой, склонился поближе, положив покрытые рыже-бурым мехом лапы на стол. Бело-песочный мех у него располагался на груди, животе, внутренней стороне лап и на самом кончике хвоста - как у всех бурых лис. Не так много их было в Цитадели, но все они дружно гордились принадлежностью к славному племени рыжехвостых... и наверное столь же дружно удивлялись тому, что Маттиас гордится своей крысиной стаей.


Чарльз глотнул медовухи, чувствуя, как ароматное тепло падает в желудок и растекается изнутри по жилам. Взглянув на Кимберли, он увидел, что та очень внимательно смотрит на лиса, насторожив уши и почти не замечая ничего вокруг. «Что это? - подумал крыс, - Ей интересно, что Нахум скажет? Или это идущая из глубины нового естества потребность в изучении потенциально опасного хищника?»


- Так что, отец Хуг, когда ты наконец решишься остаться с нами?


Вопрос Нахума оказался настолько неожиданным, что Маттиас с трудом сумел сохранить невозмутимый вид. Он как раз глотал из кружки и лишь выдержка, когда-то в молодости привитая учителями во внешнем круге С... во время обучения, не позволила подавиться. Метнув взгляд на священника, Чарльз увидел, как человек вздохнул и весь... закаменел. Что впрочем не помешало ему ответить глядя прямо в карие глаза злокозненного лисовина:


- Это решать не мне.


- Но ты ведь уже отослал просьбу патриарху? Ты же знаешь, нам нужна своя церковь. Среди нас достаточно Идущих путями Эли. Даже более чем, - продолжал давить Нахум.


Бывали моменты, когда Маттиас сомневался - знает ли вообще этот лис меру в своих устремлениях. Во всяком случае, доводить метаморцев до белого каления необдуманными словами, получалось у него великолепно. И получать колотушки, от тех, кто не особо ценил излишнюю несдержанность его языка, тоже.


- Как я уже сказал, не мне решать. Я всего лишь обычный служитель церкви, моей просьбе понадобятся годы, чтобы добраться до Патриарха, и то лишь после того как она пройдет через руки Старейших отцов. А потому... я не думаю, что постоянная церковь появится здесь быстро. В любом случае, не факт, что создавая приход, Патриарх изберет меня же управлять им, - священник говорил не очень уверенно, но до сего дня из его уст исходила правда и только правда.


Нахум вздохнул:


- Ну, будем надеяться, когда-нибудь он все же соберется.


Маттиас, поставил кружку с медовухой, миг поколебался... но не утерпел и задал вопрос, пришедший ему в голову еще в начале разговора:


- Отец Хуг, если Патриарх решит разместить в Цитадели приход, ты возглавишь его?


Священник покачал головой:


- Не знаю, Чарльз. Я люблю вас всех, мои дорогие друзья, но я все еще не решил, хочу ли я прожить остаток жизни здесь, с вами.


- Почему же? Из-за проклятия? - спросил Нахум, продолжая разговор.


Оглядевшись, Маттиас отметил, что Коперник хмурится, Хабаккук как-то очень монотонно вылизывает длинным языком дно кружки, Таллис постукивает кусочком хлеба по резцам. Один только Мишель, не понимая всей важности разговора, просто слушает его.


- Да, я боюсь проклятия, - медленно кивнул отец Хуг.


- Боишься стать такой же причудливой зверушкой, как вон тот? - Нахум указал лапой на руу-морфа, а тот лишь весело подвигал ушами, одновременно подмигивая Хугу.


Легкая улыбка тронула губы священника:


- Будь здесь замешано только это, я уже давно остался бы здесь, вынудив патриарха принять решение. Нет, не этого я боюсь.


- Тогда, чего же? - выдохнул Коперник.


Хуг сделал глубокий вдох, на мгновение прикрыв веки. Видно было как его губы движутся, шепча молитву. Наконец он открыл глаза:


- Я боюсь превратиться в женщину.


Чарльз отпил медовухи. Конечно, чего же еще он может бояться? Стать малышом? Выглядя тринадцатилетним, он был бы слишком молод, чтобы проповедовать от кафедры. Да вот только не в Цитадели! Здесь это не удивило бы никого. Здесь он вполне смог бы исполнять обязанности священника. Что еще? Стать зверочеловеком, морфом? Да это поразило бы других священников, возможно, вызвало бы богословские дискуссии на тему: имеют ли животные и зверолюди душу, и могут ли они проводить святые таинства. Но и только! Ничего более существенного из этого не проистечет, хотя Хуг будет вынужден провести остаток своих дней здесь, в Метаморе.


Но вот если он станет женщиной... Священник-женщина! Это разожжет богословские дискуссии такой силы и напряженности, что они смогут разорвать Святую Церковь на части. Еще один отпад? Еще одна ересь? Неудивительно, что отец Хуг не проявляет особого рвения, а патриарх не торопится отправлять его сюда насовсем.


Некоторое время все молчали, неторопливо осмысливая слова священника. Отец Хуг был прав, проклятье вполне могло подействовать именно так. Однако, нужно было что-то сказать, поскольку молчание становилось слишком тягостным.


- Отец Хуг, - промолвил Маттиас вполголоса, - ты прав, беспокоясь. Но все же - если здесь будет организован приход, возглавишь ли ты его? Или отдашь пастырский посох в другие руки? Не менее достойные, возможно, но куда хуже подготовленные? Вручишь человеку, никогда не бывавшему здесь, не знающему, с чем он столкнется и чем станет? Отринешь ли ты возможность служения Эли, в том облике, что Он для тебя изберет?


Отец Хуг медленно выдохнул, на его губах появилась улыбка:


- Ты умеешь задавать вопросы, Чарльз. Теперь, взглянув на себя с этой точки зрения... я самому себе кажусь смешным, а мои проблемы - мелкими и глупыми.


- Смешным? Мелким? Глупым? Никогда! - возразил крыс. - Всего лишь здраво обдумывающим возможные препятствия на пути. Но значат ли твои слова, что ты согласишься?


Священник опять медленно закрыл глаза - то ли в молитве, то ли в раздумье. Потом кивнул:


- Да, если патриарх решит организовать здесь приход и предложит мне его возглавить, я соглашусь.


Слитный вздох разнесся над столом, показывая, сколь напряжены были невольные свидетели разговора, и сколь обрадовало их его окончание. Собравшиеся заулыбались, кто-то загремел кружкой, леди Кимберли звякнула ложкой. Лишь сам отец Хуг выглядел слегка потрясенным и, похоже, никак не мог поверить в исторгнутые его устами слова. Наконец, как раз когда Чарльз и Кимберли перешли к творожному пудингу, священник поднялся:


- Что ж, леди и джентльмены, мне очень не хочется уходить, но я должен упаковать вещи сегодня, иначе я не смогу покинуть Цитадель завтра рано утром. Все мы ступаем путями Эли, у каждого свой путь, и мой ведет меня прочь от вас, друзья мои.


- Когда вы вернетесь, отец Хуг? - спросила леди Кимберли.


- Увы, нескоро, скорее всего, глубокой осенью, а возможно даже в начале зимы, - грустно улыбнулся священник, - надеюсь, в мой следующий приезд, я увижу вас на церковной службе, милая малышка.


Кимберли отвела взгляд, ее нос и ушки порозовели от смущения.


- Тебя помочь? - спросил Коперник.


- С вещами? - приподнял брови отец Хуг. - Не стоит, сам управлюсь.


- Отец Хуг, на закате я буду читать рассказ победителя. Придешь? - спросил Маттиас вслед.


Священник, уже идя к выходу, кивнул:


- Разумеется.


Хабаккук проводил взглядом святого отца, ушедшего к гостевым комнатам, и прервал затянувшуюся грустную тишину, ударив кулаком по столу:


- Эй, я знаю, он бы не одобрил, но давайте-ка выпьем за отца Хуга, нашего общего друга!


Маттиас улыбнулся и, заглянув - осталось ли что-нибудь в кружке, поддержал:


- Отличная мысль!


- Да, за отца Хуга! - кивнул Коперник.


Все подняли кружки в воздух, даже Леди Кимберли, а потом одним махом осушили.


- Кстати, - хмыкнул Маттиас, маша лапой половничему. - Вы заметили, что нашего святого отца выделяет сама Цитадель? Ну-ка, припомнит кто-нибудь, блуждал он по коридорам хотя бы раз?..


История 46. Не время спать


Год 705 AC, конец сентября, последний день Фестиваля


Ярко-оранжевое солнце едва-едва начало медленный путь к горизонту, когда Чарльз и Леди Кимберли вернулись к главной арене, в самом центре южного внутреннего двора Цитадели. Праздник постепенно близился к финалу - пройдет всего несколько часов и большинство фермеров отправится домой. Люди и нелюди, что живут в стенах самой Цитадели, задержатся дольше. Ведь праздник, пока еще не кончился. Но все равно - отдых заканчивается, а завтра снова начнутся трудовые будни. Маттиас видел это в глазах подпивших фермеров, когда они с Ким покидали Молчаливого Мула и шли по мимо опустевших лавок, палаток и павильонов. Даже сами стены Цитадели, казалось источали этот особый аромат, особое ощущение - призрак уходящего веселья. Уже ушедших теплых дней, надвигающихся дождей, холодов...


И пусть! Пусть впереди осенние дожди и непролазная грязь, сквозняки и пронизывающий холод зимних метелей, сугробы по пояс и напрочь занесенные дороги... все это где-то там, впереди. А сегодня, пока еще - праздник! И Чарльз шагая рядом с Ким, поглаживал ее лапу, смотрел вместе с ней, как пролетают над головой птицы, как белки скачут по ветвям и выпрашивают угощение у зевак, как Бреннар втихую отдает остатки угощения со стола Марку и, стряхнув крошки, сворачивает скатерть...


Все-таки праздник подходит к финалу. А это, между прочим, еще и его выступление. Последний рассказ, рассказ-победитель будет прочитан им перед собравшимися гостями и жителями Цитадели и мысль о предстоящем выступлении заставляла Чарльза... да ну, бред! Он помнит его наизусть так, словно сам его писал. Он прошел его вчера вечером шаг за шагом, да еще и не один раз! И все равно. Что-то так противно сжималось внизу живота и холодело в груди. Особенно, когда он вместе с Кимберли, подошли к сцене.


Там как раз шла последняя подготовка. Добровольные помощники, перешучиваясь с первыми зрителями, поправляли перекосившийся задник, а Магус бродил вокруг эстрады, проделывая непонятные манипуляции с посохом и кристаллической полусферой. Чарльз подозрительно посмотрел вслед магу. На платформу - основу сцены каждый праздник накладывалось заклинание-усилитель голоса. Прошлый раз им занималась Электра... взбалмошная девчонка! Когда в последний день на сцену вышла достопочтенная Шаннинг, прочесть рассказ-победитель, заклинание, почему-то рассеялось и ее голоса совершенно не было слышно. Слава светлым богам, в этот раз заклинаниями занимался Магус, и пока все шло неплохо. Оставалось надеяться, что и дальше будет так же.


Переведя взгляд на лавки для зрителей, Матиас усмотрел печально известную троицу: Нахум, Хабаккук, и Таллис - лис, руу и крыс уселись в самой середине первого ряда. Неразлучная троица покинула Молчаливый Мул почти сразу после памятного тоста. Следом ушел Мишель, Чарльз повертел головой... нет, не видать. Может он дожидается Коперника? Ящер еще оставался за столиком, когда Чарльз и Кимберли уходили. Впрочем, неважно. Захочет - найдет дорогу.


В последний раз осмотрев сцену, Чарльз повел Ким к зрительским местам, а конкретно - к небезызвестной троице.


- Чарльз, ты же вроде должен вот-вот выступать? - спросил Хабаккук.


- А как же! - согласился Матиас, - но прежде я хочу найти местечко для леди Кимберли, – обернувшись, он подмигнул ей. - Сядешь с этими хулиганами, дорогая?


Ким, тоже подмигнув Чарльзу, внимательно осмотрела «хулиганов».


- Я даже и не знаю. Они выглядят такими... опасными!


- Мадам! Что вы! Да мы просто джетельпаиньки! - склонился в поклоне Таллис.


- Точно, точно! - подтвердил Нахум.


Хабаккук ухмыльнулся:


- Сидеть рядом с такой красавицей - честь для наших неотесанных морд! А если мадам еще и глазками постреляет...


Кимберли задрала голову и гордо высказалась:


- Как настоящая метаморская леди, я стреляю только из арбалета и попадаю только в сердце! - потом, не сдержав улыбки, добавила: - У тебя хорошие друзья, Чарльз.


Маттиас засмеялся:


- Самые лучшие!


Леди Кимберли села между Таллисом и Хабаккуком, а Чарльз быстрым шагом прошел за кулисы.


- Ну, наконец-то! - воскликнул Странник, увидев крыса. - Закралась в сердце мысль уже, что ты уж нас не посетишь! Но счастья нет на свете этом - твои услышал я шаги!


- Я тоже рад тебя видеть, - кивнул волку Маттиас. - Когда начнем? Долго ждать?


Волк-морф печально вздохнул и провел когтями по струнам гитары:


- Уже, уже, почти. Вот герцог, гривой осененный, на царственный уселся трон. Вот свита расселась. Вот зрители, его приветствуют... Пора. Сейчас я выйду и объявлю, а следом и ты. Магус! Начнем же!


Странник скрылся за занавесом, послышались одобрительные возгласы и аплодисменты, а Маттиас недовольно поморщился. Сейчас и ему идти. А он... Не стоило ему так наедаться. И медовухи можно было бы поменее! Проклятье! Лапы дрожат, как будто первый раз на сцену... Но ведь и правда! Такое как сегодня, когда в одно действо на сцене сольются актерская игра, талант автора и магия иллюзий, такого еще не было!


Крыс вырвал из петли на поясе палку и буквально вцепился в нее резцами.


- Мэтт! - незаметно подошедший со спины Магус положил лапы ему на плечи. - Тихо, тихо. У тебя все получится. Посмотри мне в глаза... ВСЕ. БУДЕТ. КАК. НАДО.


В наступившем вдруг спокойствии, Чарльз тщательно укутался в кусок ткани - он будет изображать плащ, взял в лапу палку. На сцене что-то звучно и торжественно говорил Странник, но его слова не имели значения. Значение будут иметь только первые слова рассказа Таллиса. И только его реакция будет интересна Чарльзу. Это будет спектакль одного актера, для одного зрителя. Потому что первый магистр гильдии Писателей желал сделать все безупречно... и сделает! Да, достопочтенная Шаннинг превосходит его в искусстве декламации, но что с того? Он первым понял, что любое выступление - целое, соединенное из трех компонентов и актерское искусство лишь один из них. А два других компонента его игры абсолютно безупречны - великолепный текст Таллиса и магическое мастерство Магуса.


Странник умолк и вышел со сцены. Пора! Маттиас шагнул вперед, кутаясь в кусок ткани. Сквозь призрачное сияние наведенной Магусом иллюзии. Что сейчас видят зрители? Закутанная в черный плащ фигура, медленно выступающая из мрака... Скрюченная рука, опирающаяся на простой деревянный посох. Усиливающийся ветер треплет полы плаща. Вот фигура останавливается и...


- Я была там! Я видела! Я свидетель!


Ветер рвет черную ткань с плеч древней старухи, стоящей на скале, на берегу бурного моря, а в зал падают слова:


- Я смотрела, как погружается он в черные, бурные воды Маракатского моря! Корабль... Что я знала тогда? Я, старуха, пришедшая на берег, приветствовать бурю? Знала ли я, что волны, кипящие у скал, убивают флагман Дралианского флота? Нет! Я смотрела, как уцелевших моряков пожирают акулы, как расколовшийся борт показал свое чрево, как блеснули на миг под серым, затянутым штормовыми облаками небом драгоценные камни. Скипетр. Золото и мифрил, алмазы, рубины, хризолит...


Темная фигура, замершая на фоне ярящегося моря, вздевает скрюченную руку, сжимающую простой деревянный посох и на единый миг деревяшка преображается: сияет золото, благородно белеет мифрил, сверкают драгоценные камни инкрустаций. Но миг проходит, и вновь на скале замерла старуха, опирающаяся на простую палку.


- Лишь краем задела меня битва. Битва, длящаяся тысячелетия. Один корабль, погибший на моих глазах и всего лишь красивая палка, ушедшая с ним на дно морское - кто мог знать, что они впустят в этот мир столько страха и боли? Лишь маленький кусочек, самый край противостояния, в котором сплелись могущественные силы и чудовища, маги и государства... Но вскоре я окажусь вовлечена в него! Я старуха, жившая у берега моря! На моих глазах наследный принц Драла погиб в бушующих морских волнах. Его лучшие войны погибли ранее, безуспешно пытаясь защитить друга и повелителя... Что я могла сделать против сил тьмы? Но... великие пали, и малым мира сего пришлось исполнить их дело! - старуха замолчала, на миг отвернув изборожденное морщинами лицо от зрителей.


Для рассказа Таллис выбрал удивительно неподходящего персонажа. Старуха. Кто бы смог такое? Молодой крыс смог! И теперь Маттиас восхищался каждым словом, каждой строкой гениального повествования.


Чарльз бросил быстрый взгляд на друзей. Таллис казался совершенно ошеломленным: глаза вылезшие на лоб, изумлено отвисшая челюсть, палка для грызения выпавшая из лап. Хабаккук и Нахум лыбились во всю пасть и только что не подталкивали друг друга, поглядывая на товарища. Леди Кимберли целиком сосредоточилась на Чарльзе; история полностью захватила ее. Продолжая рассказ, Маттиас бегло осмотрел и остальную публику. Большинство зрителей казались полностью захвачены спектаклем. Это было здорово, просто великолепно. Еще бы, ведь прямо перед их глазами рождалось... чудо. Нечто новое, невиданное доселе, но созданное им!


Бросив еще один взгляд со сцены, Чарльз немного возгордился. Какое множество знакомых лиц и морд! Вон гильдия Писателей, практически полным составом. Лорд Хассан, неподвижно замерший в роскошном павильоне. Тхалберг, столбом застыл за его плечом. Церемониальный скипетр свалился на пол, алый плащ там же... Коперник и Мишель, все-таки заглянувшие на представление, так и остались у стены, ограждающей двор, забыв присесть на лавку... И даже - с восторгом отметил Маттиас - вся его крысиная стая, во главе с сэром Саулиусом расселась с правой стороны площади. Старый воин сидит напряженно, по-видимому сломанные ребра все еще болят. Джулиан, Голдмарк и Элиот держатся к нему поближе, только Гектор , с неизменным куском дерева у резцов, сел в стороне. Чарльз на миг ощутил прилив гордости, увидев всех знакомых сыроедов, пришедших поддержать его выступление: «моя стая!»


Но история продолжалась. Юный паж погибшего принца сумел добраться до берега и с помощью старой женщины, продолжить борьбу с тьмой. Они вместе объединили разобщенные племена и народы прибрежных рыбаков, возглавили войну против орд из пучины. Вместе же заключили договор с подводными альвами, позволивший им и их войнам дышать под водой. Договор, цену которого им еще предстоит оплатить...


Великолепно написанная история захватила зрителей, что называется, со всеми потрохами. Персонажи, события... временами все было настолько реально, что Чарльз сам оказывался захвачен не единожды прочитанной историей. А глядя на зрителей, даже представлял, как кое-кто из них всерьез объявляет поиск, желая найти этот скипетр и укрыть под защитой несокрушимых стен Цитадели.


Бросив случайный взгляд на небо, Маттиас, сквозь мерцающую изнанку наведенной Магусом иллюзии, увидел солнце, краем срывающееся за западной стеной Цитадели, а в следующий миг - подкрашенные багрянцем тяжелые тучи, вздымающиеся с юга. Сарош вроде бы не объявлял о приближающейся буре... Бездельник! Оставалось надеяться, что она пройдет мимо. Или...


Приближалась кульминация истории, сцена бури, в которой старуха и паж, с друзьями и единомышленниками боролись против сил тьмы в океане, недалеко от роковых скал, погубивших флагман Дралианского флота. Сцена должна была сопровождаться иллюзией бури, с иллюзорными же громом и молниями. Но настоящие-то куда лучше! Разумеется, если Магус не даст им намокнуть...


Однако история подошла к финалу, к той самой сцене... И Чарльз понял - увы, ему не суждено сделать представление совершенно незабываемым. Туча, как будто ожидая финала представления... а может и правда, ожидая, особенно если вспомнить рассказы Сароша... В любом случае, громоздящиеся тучи замерли на юге, не спеша залить Цитадель потоками дождя и испытать прочность ее стен штормовым ветром.


И вот последние обрывки тьмы, затопившей берега великого океана, растаяли, и старуха сжала в узловатой, иссеченной временем руке сияющий скипетр. Впервые за много дней мир вернулся на землю...


Рассказ закончился так же резко, как начался. И когда Чарльз, закутавшись с головой в черный плащ, шагнул назад, скрываясь в сгустившейся тьме, зрители еще миг молчали, будто надеясь на продолжение... а потом на сцену пал самый настоящий гром аплодисментов. Зрители помоложе повскакивали с мест, постарше неспешно поднялись, но все, все до единого били в ладоши, требуя выхода Чарльза.


А Маттиас, скинув тряпку на пол и дождавшись, когда развеется наведенная Магусом иллюзия, вышел вперед и с поклоном указал лапой на сидящего в первом ряду крыса:


- Позвольте представить вам автора, этого выдающегося произведения. Таллис, выйди к нам, прими заслуженные тобой овации и награду!


Поднявшийся на сцену мрачный-мрачный Странник, тщетно изображая на перекошенной морде улыбку, подал Маттиасу устланную черным бархатом коробочку с сияющим золотым пером. А уже Чарльз с поклоном вручил ее молодому крысу-морфу:


- Я Чарльз Маттиас, волею богов и лорда нашего Томаса Хассана, магистр гильдии Писателей, объявляю тебя победителем конкурса писателей. Я вручаю тебе золотое перо, символ твоего мастерства, знак нашего восхищения и прошу тебя - продолжай радовать нас своими рассказами!


Таллис с поклоном приняв коробочку, приложил ее к сердцу и так, не отнимая, поклонился, сначала всей публике, затем, опустившись на колено - персонально герцогу, все еще сидевшему в личном павильоне. Потом, как подброшенный пружиной, вскочил на ноги и издал торжествующий вопль, размахивая лапами:


- Спасибо! Спасибо всем вам!!


На сцену вновь пал водопад оваций, а Маттиас отступил назад и тоже поднял лапы, аплодируя вместе со зрителями, оказывая Таллису несомненно заслуженные почести.


Долгие-долгие аплодисменты наконец смолкли и Маттиас увел друга за кулисы. Проходя за сценой, Чарльз глянул на небо и в очередной раз поразился - пронизанная молниями и ветром толща туч, до этого момента неподвижно замершая на южной стороне, сейчас очень быстро закрывала небо. Шуточки богов? Судьбы? А может Сарош и правда не выдумывал, говоря о любопытных тучах?.. Но тут они вышли к зрителям и Маттиас попал в объятья бросившейся к нему леди Кимберли:


- Чарльз, это было просто потрясающе! Чудесно! Невероятно!


Крыс тоже обнял ее, глядя, как Хабаккук и Нахум, одобрительно кивнув, проходят мимо - отдать должное Таллису.


Тем временем низкие, насыщенные влагой тучи уже нависли над Цитаделью. Сверкнула первая молния, чуть погодя громыхнуло...


- Хочешь остаться и посмотреть остальное? - Чарльз прижал Ким покрепче и увлек под крышу какого-то пустого павильончика. - Там еще будет представление, но вот-вот пойдет дождь и...


Леди глянула вверх, оценивая низкие, насыщенные влагой тучи, порывистый ветер, принесший запах влаги и тот ни на что не похожий аромат, остающийся после грозовых разрядов.


- Давай уйдем. День был долгий, и я хочу отдохнуть.


Чарльз улыбнулся, лизнул ее изящный носик и, взявшись лапами, они отправились к ближайшей двери донжона.


Обычно Маттиас отводил Кимберли до двери ее комнаты, но сегодня был особенный случай. Сегодня он вел ее другим коридором - через холлы и лестницы, на миг, выйдя на открытую веранду и едва успев укрыться от первых капель дождя под аркой. Ливень быстро стал проливным и они стояли под каменным сводом, глядя как потоки ледяного осеннего дождя захлестывают серые каменные плиты, как мерцает и подрагивает светящийся ореол, накрывший покинутую ими площадь. Магус снова взялся за дело, не давая дождю намочить публику и артистов. Чарльз, не выходя из-под арки, бросил взгляд вниз, на палатки и павильоны. Уже завтра они исчезнут - быстро и без следа, до следующего праздника. Кое-что появится в новый год... но не так много, не так. А вот весной, в весенний Фестиваль равноденствия...


Они подошли к его жилищу, мимо трепещущих на сквозняке факелов. Чарльз сначала разжег свечу - от горевшего в коридоре факела, потом долив забытый и выгоревший до донышка светильник ламповым маслом, разжег и его тоже.


- Как тебе фестиваль? - сунув погашенную свечу на полку, Чарльз смог уделить внимание гостье.


- Просто чудесно, - восхищенно воскликнула она. - Особенно твое выступление! Это ты придумал? А кто создал иллюзии?! Магус?


- Он самый. Придумал же я. Труднее всего было выбрать рассказ. Мы долго спорили, Конкуренты были почти столь же хороши.


Кимберли кивнула, осторожно присаживаясь на перину и свесив хвост с боку. Чарльз тем временем достал из шкафа украшенный резьбой футляр и осторожно снял верхнюю крышку:


- Я хотел показать тебе одну вещицу.


Это была музыкальная шкатулка, та самая, отремонтированная Михасем. Чарльз осторожно взял когтистыми пальцами маленький ключик и, вставив в скважину, несколько раз повернул.


- Что это? - Кимберли осторожно коснулась кончиками когтей замерших над верхней крышкой фигурок танцовщика и танцовщицы.


- Это тебе. Подарок к Осеннему фестивалю.


Усевшись рядом с ней и коснувшись своим хвостом ее, он взял лапу Ким и повернул ее пальчиком неприметный рычажок сбоку. Зазвучала переливчатая мелодия, зазвенели серебряные колокольчики, танцовщица и танцор закружились...


Кимберли прижала лапу к губам, ее глаза затуманились, а Чарльз, приобняв ее одной лапой позволил звенящей музыке вознести его душу в горние выси.


- Как красиво... – едва слышно промолвила Кимберли. – Откуда здесь такое чудо?


Чарльз наклонился, покачивая ее в такт музыке:


- Это имеет значение? Я достал это для тебя.


Кимберли осторожно потрогала стоящую на столе черную шкатулку:


- Спасибо, Чарльз. Она... чудесная.


Чарльз прижал Ким покрепче и, нежно коснувшись носом розового ушка, прошептал:


- Потанцуем?


Кимберли медленно вздохнула, как будто всхлипнула... и кивнула.


Маттиас не мог назвать себя великим танцором, но он постарался провести ее по комнате в легком, кружащемся танце. Он поглядывал на пол, высматривая, не попадется ли что-нибудь под ноги, разок даже пришлось пнуть одну из его палок. Конечно было мало места и приходилось маневрировать, но потом он взглянул ей в глаза и потерялся. Утонул в бездонных омутах ее черных глаз. В ней самой. Она стала его жизнью, его радостью и горем, его будущим и прошлым...


Мелодия стихла, бесконечный миг они стояли, прижавшись друг к другу. Целый миг... но мгновение миновало, и Ким с легкой грустью в глазах посмотрела на музыкальную шкатулку:


- Вот и все...


Чарльз засмеялся:


- Хочешь, я снова заведу ее?


Она повернулась, кладя руки ему на плечи.


- Спасибо, но не надо. Я все-таки немного устала.


- Да, день был долгий. Проводить тебя? - предложил Маттиас, осторожно закрывая футляр музыкальной шкатулки. С едва слышным щелчком встала на место защелка...


- Почему бы и нет? - улыбнулась леди Кимберли.


Осторожно обхватив футляр музыкальной шкатулки лапами, она вышла в открытую Чарльзом дверь. Пройдя коридорами, они оказались на Зеленой аллее, проливной дождь и гроза уже сдвинулись куда-то на север, остались лишь лужи на мостовых, запах свежести в воздухе, да пробирающийся под шерсть, холодный ветер.


В какой-то момент, особенно близкий и громкий раскат грома заставил ее споткнуться, и Чарльз охнул, увидев, как музыкальная шкатулка едва не выпала на камни мостовой. Ему бы вовсе не хотелось обращаться к Михасю опять, да еще и так скоро!


Пройдя Зеленой аллеей и вернувшись в стены донжона, они с радостью окунулись в тепло внутренних помещений. Наконец Маттиас открыл прочную дубовую дверь, а Кимберли осторожно поставила резной футляр на каминную полку, рядом с резным деревянным бюстом.


Чарльз наклонился и нежно лизнул изящный нос, потом осторожно поправил мех на щеке:


- Ты такая красивая, знаешь?


Ким, смутившись, отвела взгляд:


- Ты тоже милый...


- Спокойной ночи, миледи. Увидимся завтра?


- Обязательно! - решительно кивнула Кимберли.


Чарльз шагнул к двери, не желая, но... как и все остальное, этот день тоже должен подойти к концу.


- Спокойной ночи, Леди Кимберли.


Она коснулась лапами двери:


- Спокойной ночи...


И едва слышно скрипнув, дверь закрылась.


Вздохнув, Чарльз поплелся домой. Перебежав Зеленую аллею, пройдя коридорами, он еще раз выглянул наружу с уже виденной сегодня веранды. Южный двор, тот, где было представление, опустел, магический купол погас, гроза ушла к югу, а ливень сменился занудным осенним дождем.


- Брр!


Захлопнув остекленную дверь, Чарльз поскорее разжег светильник, потом выдрал из шкафа одеяло-пончо и, замотавшись, еще раз выглянул в окно. Открытый каменный уступ с двухфутовым бордюром, каменная арка над дверью и еще одна над окном. Плетеные из прутьев стол и два стула, виднеющиеся в свете из окна, грустно мокнут под мелкими каплями, сыплющимися с небес...


«А каким, интересно образом, я, прошел на эту веранду? - мысленно вопросил он себя. - И откуда у моей комнаты, еще утром расположенной во внутреннем поясе, выход на этот уступ... вернее балкон?»


Чарльз осмотрелся. Да нет же, это его норка! Низенькая комната, в дальнем... Уже две комнаты. Хотя менее часа назад была одна, и даже без окна, вернее с потолочным окном, а сейчас каким-то чудесным образом... вообще-то известно каким. Метамор! Чтоб, ему! То есть, спасибо разумеется...


Внезапно непереносимым грузом навалилась усталость. Маттиас зевнул, плечом распахнул внутреннюю дверь и тяжело осел на кровать. Сегодня был чудесный день. Завтра... завтра будет уйма забот и срочных, неотложных дел. Впрочем, он ведь не будет бесконечным? Наверняка он сможет повидаться с леди Кимберли, пусть вечером, пусть недолго, но...


Лениво, едва шевелящимися лапами стянутая парадная одежда была обнюхана и бесформенной комком плюхнулась на табурет - все равно завтра стирать... А Чарльз вытянулся под одеялом. Уф-ф-ф... Теплый шерстяной плед натянут до самого носа, только глаза блестят из глубин мягкой подушки, блестят, блестят...


Светильник! А, чтоб ему!


Повернувшись на бок, Маттиас немного полежал, глядя на спрятанный под стеклом огонек и думая о прошедшем празднике. Он не мог вспомнить времени счастливее, чем эти миновавшие три дня. Все у них складывалось хорошо, и даже неудачи оборачивались в конце концов счастьем. От первой минуты первого дня, до последней минуты их танца по музыкальную шкатулку. И даже званый обед у лорда Хассана. Сейчас, день спустя, все слова и нападки «леди» Лориод выглядели мелкими, как укус блохи. Она пыталась унизить их, а они отразили все любовью, стремлением сердец и душ друг к другу.


Чарльз приподнялся, передвигая хвост. Как далеко ему придется зайти в общности с ней? Есть немало такого, о чем Ким лучше бы не знать. Или все же лучше знать? Сможет ли она остаться рядом, если узнает... Нет, об этом лучше не думать!


Он схватил лежавшую под кроватью палку и вынырнув из-под одеяла, принялся грызть твердую древесину. Ведь он изменился! Он оставил прошлое позади и теперь всего лишь скромный писатель. Любящий ее всем сердцем.


Огонек в светильнике задут, палка вернулась под кровать, а Чарльз опять нырнул под одеяло. Глаза сами собой закрылись, когда он с головой погрузился в уютное тепло толстого шерстяного одеяла и тряпичных перин. Завтра будет напряженный день, в этом нет сомнения. И пусть будет. Ведь после дня, обязательно придет вечер... Обязательно!


История 47. Писательская конференция


Небольшое предисловие


Ниже приводится текст речи, произнесенной Филом Теномидесом, магистром гильдии Писателей, на одном из заседаний гильдии. Его попросили выступить на тему писательства вообще, с акцентом на процессе и деталях создания рассказа. Уважаемый магистр не был предупрежден о том, что его речь записывается и, узнав об этом постфактум, уверяет всех читающих данный текст, что в речи выражалось его, и только его личное мнение. Так же он подчеркивает, что согласился выступить только потому, что его личным мнением постоянно интересовались и просит учесть, что он вовсе не считает себя лучшим писателем Цитадели Метамор, и полагает, что никто не воспримет данную речь чересчур серьезно.


Магистр гильдии Писателей Чарльз Маттиас


Да, именно так! Все, что здесь написано - всего лишь личное мнение одного кролика. И не более!


Магистр гильдии Писателей Фил Теномидес


Писательство – вещь достаточно непростая сама по себе, в Цитадели Метамор считается крайне ответственным и серьезным делом. Другие королевства экспортируют железо, золото, строевой или корабельный лес, продовольствие и даже рабов. У Цитадели Метамор нет почти ничего. У нас достаточно ископаемых, чтобы обеспечить себя, но и только. У нас достаточно леса, чтобы отапливать жилища наших крестьян зимой, но и только. О рабах и говорить нет смысла. Разве что лутинов отлавливать... /Смех в зале./ Как вы понимаете, это недостатки Метамора.


В то же время, у Цитадели есть и свои плюсы. Нам не нужно поднимать воду из глубочайших колодцев. Нам не нужно обогревать донжон зимой, нам не нужно тратить силы магов на создание и поддержание ледяных погребов. Нам не нужно тратить силы на поддержание в порядке самих стен и зданий. Нам даже не нужно строить новые здания и помещения, Цитадель сама достраивает себя, когда требуется. Это несомненные достоинства Матамора.


Что дают нам эти достоинства? Или скажем иначе, кого они привлекают? Увы нам, но привлекают они прежде всего высокообразованных бездельников. А именно людей искусства. Художников, от слова худо, писателей, от слова... вы знаете какого./Смех в зале./ Почему я так называю собственных коллег? Не люблю конкурентов! Вот смотрите, пока здесь не было Чарльза Маттиаса и иных любителей сыра, не будем показывать пальцем, до тех пор лучшим писателем здесь был я. /Голос из зала: ничего подобного!/ Кто это там имеет особое мнение? Многоуважаемый руу Хабаккук? Несомненно талантливый, но совершенно безалаберный... когда вы последний раз приносили нам готовое произведение? У-у-у... Печально, печально.


Но не будем отвлекаться. Итак, Цитадель Метамор всегда была оплотом искусства, здесь скульпторы и художники а также писатели и не к ночи будь сказано, поэты, могли творить их волшебство в относительном мире и свободе. /Смех в зале. Голос из зала: ничего себе, мирное место!/ Увы, но сейчас все обстоит именно так. Нападение Насожа и его Тройное Проклятье изменило многое. Ранее Метамор был одним из признанных центров встреч и аукционов. Что бы там ни говорилось, но именно через Цитадель шел торговый поток с юга на север, к берегам моря Душ, к далеким северным поселениям, к лутинам и к гигантам, в конце концов. Да, он никогда не был велик, но он был, а с началом войны и этот источник прибыли сошел на нет. Более того, теперь даже просто пребывание в стенах Цитадели несет в себе опасность. Многие ли пожелают оплатить недолгое пребывание здесь меховой шкурой? Или изменением пола? Или превращением в грудничка? Увы, немногие. Но наша потребность в постоянном доходе осталась и даже увеличилась, в связи с нашими исключительными проблемами. И как это ни странно, спрос на товары, произведенные в стенах Цитадели, остался высоким. И даже увеличился! А потому, все из нас, кто обнаружил в себе особый талант, побуждаются к взращиванию и развитию этого, для общего блага.


Я прибыл в Метамор, пытаясь оставить позади бремя прошлого, тяжесть поражений и обязательств, стать безвестным воителем, на страже благородного дела. Но кроме этого я пытался найти место для спокойной жизни подальше от океана, подальше от мест, где мое имя известно чересчур широко. И нашел. /Голос из зала: на свою голову! / Совершенно верно! На свою голову и на хвост и на прочие части тела! И вот теперь приходится разглагольствовать перед сворой злобных, язвительных конкурентов... перед вами.


Но продолжим. Устный рассказ всегда был моей страстью. Именно устный. Публичное выступление, устное, так сказать творчество. Я даже подумать не мог, что кого-то могут заинтересовать маленькие истории, время от времени приходящие мне в голову. Я обихаживал Дракона-метателя Огня, варил для него жижку, обстукивал трубки, время от времени поджаривал... иногда даже врагов. /Смех в зале./


Так все и тянулось, вплоть до битвы Трех Ворот. До того самого дня, когда все мы получили проклятье. Оно фактически вернуло к жизни мой обгорелый трупик, но оно же сделало меня сначала животным, не осознающим себя, а потом прирожденным трусом. Осознав себя, я оказался никому не нужным и практически бесполезным. Декоративный кролик... калека умом и телом. Обрести новое занятие было просто необходимо и прежде всего мне самому. Я перепробовал уйму всяческих занятий. Включая работу помощником на кухне, обработку сада, мытье бассейнов, копирование книг и даже должность секретаря лорда Хассана, но увы. Неуклюжая, не имеющая отстоящего большого пальца передняя лапа, полученная вместе с кроличьей шкурой... я думаю, вы и сами понимаете, что это такое. Да, смерть от голода мне не грозила, в конце концов, я все-таки огненный мастер, пусть и в отставке, но перспектива всю оставшуюся жизнь провести в качестве... непонятно кого, сидящего на шее у окружающих... Мда. Так что однажды я попробовал написать о моих бедах и проблемах, об окружающих, о своей и их жизни. И сделал я это скорее просто от скуки и расстройства, чем от намерения чего-то добиться. К удивлению моему, получилось неплохо. Более того, со временем стало получаться все лучше и лучше.


Сегодня, я – основатель и магистр гильдии Писателей, один из троих, коим вменено в обязанность помогать коллегам расти и развиваться. Да я занимаюсь много чем еще. Да мои обязанности сейчас разнообразны и многосторонни... но писательство по-прежнему занимает особое место в моей жизни... /Голос из зала: и кошельке!/ Да! Немаловажен и этот фактор! Писательская деятельность приносит мне неплохой доход. Но не только! Писательство принесло мне уважение окружающих, оно же приносит незабываемые минуты восторга и... Я никогда не забуду душевного трепета, охватившего меня, когда я понял, что мои каракули интересны не только мне самому!


И вот теперь я пытаюсь передать мой опыт вам. Гильдия доверила мне возможность рассказать вам о том, как написать рассказ. Сам бы я ни за что не взялся за это дело, поскольку по моему собственному мнению все мои работы как минимум старомодны, затянуты и, в общем-то, весьма посредственны. В конце концов, мое образование не имеет ни малейшего отношения к писательству. Все мои умения в этой области практические, не имеют под собой ни грамма теории или науки. Наверняка, все то, что я нащупывал вслепую, набивая шишки и синяки, уже давно известно, разъяснено и выведено на ясный свет проницающим разумом ученых людей. Возможно даже ученые, наподобие достопочтенной Шаннинг, сочтут мои слова грубыми и наивными. Но гильдия именно мне оказала честь, поинтересовалась именно моим мнением, и я постараюсь.


* * *


Итак, ты желаешь написать рассказ. С чего начать? Мой хороший друг, достопочтенная Шаннинг имеет собственный метод. Другой мой друг, Чарльз Маттиас также имеет свой метод, я сам использую кое-какие приемы и методы и уверен, у других писатели имеется что-то свое. Попробую поделиться с вами собственным опытом и методиками.


Все мои рассказы рождаются в виде идеи или концепции. Чаще всего, я творю, исходя от одного образа, самое большее - двух-трех. Образ или образы должны быть драматический и эмоционально насыщены. Образ должен быть историей в миниатюре, картиной, которая требует объяснения. Приведу несколько примеров из моих незаконченных работ: кролик, охваченный паникой в баре очень похожем на наш собственный Молчаливый Мул; целый город, объятый огнем; ребенок, убитый, чтобы удовлетворить жадность его матери; мальчик, ставший игрушкой; благородный юноша, пойманный на краже и наконец, огромный взрыв, порождающий грибовидное облако.


Все эти картины-образы буквально требовали, умоляли, чтобы их рассказали. Но вот образ избран, что дальше? Дальше следует задать себе несколько вопросов. Что происходило до этого? Иначе говоря, какова предыстория или ретроспектива образа? Что будет потом? Какова его перспектива? Что ощущают изображенные на этой картине люди? Именно в это время развивается план будущего произведения. Я начинаю видеть не одну картинку-образ, но последовательность таких картинок. Иногда новые образы даже ярче изначального, и тогда я вполне могу отказаться от первоначального. Иногда я понимаю, что двигаюсь в никуда и могу отказаться от идеи и начать заново.


Запомните, этот вымышленный образ, эта последовательность картин - важнейшая часть процесса. Именно от них зависит воспарит ли рассказ в небесные выси или упадет наземь, холодный и никому не нужный; расцветет или окажется мертворожденным. Есть нечто магическое в этой мечте, в этом стремлении и эмоциональном рывке. Что-то, необъяснимое в простых механических терминах. Некая искра вдохновения... может даже божественного.


В любом случае помните главное - эмоциональная и ситуационная (драматическая) насыщенность картинок-образов. Это та самая пружина, которая будет двигать весь сюжет, которая подтолкнет вас и унесет читателя вслед за вами.


Итак, серия картинок-образов сформирована. На данном этапе я просматриваю их еще раз и пытаюсь ПОВЕРИТЬ. Причем не просто поверить, но буквально преисполниться энтузиазмом, желанием, ЗАХОТЕТЬ. Это не так сложно, как можно бы подумать. Хотя и здесь бывают срывы и проблемы. Лично, я никогда и никому не показываю незавершенную работу, если только это не соавторство или я уже не впал в отчаяние. Почему я так делаю? На данном этапе малейшая критика может уничтожить мою веру в идею. А без уверенности у меня не будет рассказа. В моих папках лежат целые стопки листов, заполненные словами и образами, которые не смогли волновать меня. Как правило, они даже не оказываются на бумаге, но изредка, когда идея кажется мне перспективной, я пытаюсь ее «подтолкнуть», «улучшить». Странно, мои читатели, как правило, не в состоянии заметить разницу, но это вполне реальный прием. «Подтолкнутые» рассказы для меня менее живы, менее интересны. Однако многие мои читатели сообщали мне, что именно эти рассказы - самые лучшие. Может быть и так, но это был результат мастерства, а не зов души и вдохновение. Они могут быть любимы читателями, но они никогда не будут любимы мной...


Как же это сделать? Как «усилить» идею-образ? Лично мне помогает такой прием - я, обдумывая последовательность образов, одновременно размышляю о какой-нибудь высокой и могущественной идее. К примеру о Вере. Или о Творении. О самом Творце. Об Учителе Эли и его Дорогах. Мне это помогает. О чем-то хотя бы немного связанном с основной идеей будущего произведения, но в тоже время несомненно могущественном и высоком.


Но вот наконец поток образов-картинок сформирован окончательно, я ВЕРЮ в эту историю и ХОЧУ излить ее на бумагу. И вот именно тогда у меня появляется совершенно реальное ощущение - что-то вроде давления немного правее средней линии моей головы, внутри черепа. Исключительно кажущееся явление, но тем не менее вполне надежное. Как сказал однажды мой друг Чарльз Маттиас - это готовая история просится на бумагу. И между прочим, так оно и есть. Впервые это чувство проявилось, когда писался рассказ об актере-кролике. До того я ничего подобного не чувствовал, но теперь это чувство безошибочно.


Ранее уже упоминалось о том, что центральный образ должен быть эмоционально насыщенным. Повторюсь. Я считаю, что эмоция - суть всего искусства. К сожалению, большинство рассказов, не имеет достаточной эмоциональной силы. Увы нам! А ведь читателя нужно заставить сопереживать твоему персонажу. А потом заставить его озаботиться благополучием этого существа. Это абсолютный минимум, просто необходимый, чтобы удержать внимание читателя. И сделать это можно только одним способом. Эмоциями. Яркими, сильными, новыми...


Но не только СИЛА эмоции имеет значение. Эмоции, они ведь не возникают на пустом месте, они зарождаются на основе возникших обстоятельств, развиваются, растут, меняются. Да, все это может произойти очень быстро. Иногда единого мига хватает, чтобы любовь переродилась в свою противоположность. Или, наоборот, чтобы тлеющая подспудно, вспыхнула всепожирающим огнем. Но в любом случае все это происходит не на пусто месте, а проистекает из внешних и внутренних обстоятельств.


Но вот у меня сложилась сюжетная линия и глубоко в душе я чувствую, что все ее эмоциональные, драматические переходы и действия правильны, уместны и объединены чем-то достаточно сильным. Отлично. Именно с этого момента начинается собственно фактический процесс писательства. Имеется множество мнений о том, как это делать. Лично для меня лучше всего - мертвая тишина и непрерывная, несколько часов подряд работа. Малейший шум прерывает течение моих образов в самый неподходящий момент, мысли и идеи ускользают, теряясь навсегда. Но это именно мой способ. Некоторые писатели предпочитают творить, слушая музыку из музыкальной шкатулки. Один мой коллега вообще лучше всего творит в шуме и толчее таверны. Лично я так делать не в состоянии. Музыка и малейший шум изгоняют абсолютно все слова из моей души... хотя иногда музыка помогает создавать образы. Да, на этапе создания картинок-образов музыка бывает полезна мне, но не более того.


Следующее, что делают многие писатели, и чего я не понимаю – записать два-три предложения за раз и уйти отдыхать. Ну, или отвлечься еще каким-нибудь образом. Раз уж у них это работает - великолепно, но меня такая практика может привести к потери мысли, и полностью уничтожить всякое ощущение непрерывности в готовой работе. Если у меня нет минимум двух свободных часов, я даже не начинаю работу! Совсем! И нормально для меня написать за эти два часа как минимум три страницы. Минимум! Обычно, гораздо больше. Я даже захожу настолько далеко, что запрещаю моим помощникам беспокоить меня совсем. /Голос из зала: Так уж и совсем?/ Ну... кроме, разве что экстренного вызова от лорда Хассана. Все остальные могут решать свои проблемы самостоятельно... или ждать, когда я закончу. Почему так? Один из моих принципов: читатель достоин ВСЕГО моего внимания. И никак иначе! В конце концов, не так уж трудно запасти немного морковки и положить под лапу палку для грызения так, чтобы не надо было вставать из-за стола.


Но наконец я уселся за стол, взял в лапы иглу для письма, а кое-кто из вас возьмет в руки перо... или серебряную палочку... и вот на пергамент ложится первое Слово. Первое, но далеко не последнее. То самое, из которых и будет состоять рассказ. Слово. Инструмент любого писателя. Не зря же про хорошего писателя иногда говорят: он - мастер слова. А любой мастер должен хорошо владеть своим инструментом! Что это такое? Как овладеть словом? Овладеть словом - это точно знать, что оно значит, для чего нужно и когда употребляется. Как много писателей провалило этот самый очевидный тест! Немного грамматических ошибок... чуточку неточностей... пара-тройка неясностей и вот даже самый сильный образ разрушен, а замечательный рассказ вязнет на зубах как глина. Слова, ах слова... Запомните! Одна буква, стоящая не на своем месте, может изменить значение всего предложения, и, соответственно, всей работы! Да, все мы делаем ошибки, и кое-что обязательно проскользнет до конца. Но любая и каждая ошибка ослабляет уверенность читателя в авторе, хуже того, она ослабляет интенсивность эмоций! А чтобы испортить рассказ их надо совсем немного!


Поговорим же немного о словах. Помните, даже при правильном использовании, слова все равно должны быть организованы и художественно подобраны. «Синий» и «голубой», к примеру, не одно и то же. Уличный мальчишка может назвать яйцо малиновки синим - он просто не знает другого слова. Умник может помпезно использовать «ультрамариновый», в то время как ученый, уверенный в своем знании мира, скорее всего скажет точно и верно: «голубой».


Обратите внимание - каждый из них прав, но каждый сказал это по-своему! Кем вы хотите прослыть? Уличным босяком? Снобом? Или все-таки, мастером, точно и хлестко использующим силу вашего ума? И если вы не хотите прослыть босяком или, упаси светлые боги, словесным позером, то запомните простое правило: «никогда не используй многосложные эльфийские слова там, где той же цели могут послужить жесткие и короткие мидлендские». Это не мой совет! Это совет дан писателем, чьими рассказами я когда-то зачитывался. И зачитываюсь сейчас!


Еще одна проблема в выборе слов - повторение. Очень часто писатели имеют излюбленные слова, которые используют снова и снова. Это кстати, одна из моих основных слабостей. Как я борюсь с ней? О-о-ох... /Голос из зала: никак!/ Совершенно верно! Я ею наслаждаюсь! Но стоит ли вам повторять мои ошибки?! Нет! Не стоит! А потому вот вам простейшее правило: «никогда не использовать в одном предложении одно и тоже слово дважды». И постоянно, непрерывно, при любом удобном случае искать и убирать из текста повторения! В особенности это касается технических слов: «эта», «этот», «и», «он», «она». И в особенности «Я»! Это просто ужас какой-то, нет хуже, это какой-то рок, преследующий молодых писателей! Иногда целые абзацы состоят из предложений, начинающимся с «Я». Это звучит как монотонный барабанный бой, и читатель вскоре бросает ваш рассказ... причем большинство даже не осознает - почему. Увы, я сам следую этому правилу не так хорошо, как хотелось бы. Стараюсь, где-то получается лучше, где-то хуже, но я тоже живой и тоже склонен увлекаться и уставать.


Итак, вот работа завершена, и свиток с рассказом лежит на столе. Думаете это все? Как бы не так! Написав рассказ, я иду и ищу себе кого-нибудь... /Голос из зала: жертву!/ Кхе! Ну, можно назвать этого несчастного и так. Но лично я его называю «бета-читатель». Почему не «альфа»? Потому что первым свой рассказ все-таки читает автор. И только потом первый читатель. Но бета-читатель должен быть не просто читателем. И даже собственно, не столько читателем, сколько осторожным, но дотошным критиком. У меня такой есть. Но его имя я вам НЕ СКАЖУ. /Голоса из зала: У-у-у-у! Жадина! Делиться надо!/ Молчать!! Ух... критики!! Конкуренты недобитые... В Цитадели две тысячи жителей! На всех хватит. Может быть. Кому не хватит - загляните ко мне. Шепну словечко на ушко. Недорого.


А теперь продолжу. Очень здорово будет, если первый читатель сможет сдержать себя и останется в меру критичен, и в меру осторожен. Будет просто великолепно, если их будет несколько. Помните, его мнение может быть очень важно, даже критично. Как первый читатель поймет рассказ? Все ли, заложенное вами воспринимается верно? Все ли аспекты вашего творения видны и понятны? Да, работа с бета-читателем - очень непростая вещь. Это очень, очень неприятно, когда созданное твоим трудом, твоими бессонными ночами, буквально исторгнутое из души и оторванное от сердца, безжалостно критикуют и разлагают на части, как алхимик - свежий труп. Но это нужно! Свежий, критичный взгляд необходим!


В то же время, не забывайте, что автор - вы. А бета-читатели... Их отзывы очень наглядно продемонстрируют вам весь веер литературного вкуса. Что одному хорошо, тем другой давится, как сырым тестом. А потому - внимательно выслушивайте их отзывы. Учитывайте их, но помните, автор - вы. И только вам решать, что из их предложений и замечаний пойдет в дело, а что - нет.


Теперь немного о том, что вы и сами возможно будете бета-читателем. Помните, первому читателю стоит быть осторожным, но честным. Сам я не очень-то опытен в этом деле, и боюсь, в свое время сильно обидел пару коллег критикой... причем совершенно того не желая. Но что делать? Искусство - очень личная и очень эмоциональная вещь и количество вполне допустимых вариантов неисчислимо. Взаимоотношения читателя и автора вполне могут оказаться весьма ухабистой дорогой...


Напоследок, прежде чем я передам вас в опытные когтистые лапы моего коллеги Чарльза Маттиаса, несколько случайных мыслей.


Не ждите, что каждый ваш рассказ будет лучше предыдущего - так не бывает! Всё не могут быть «лучше, чем когда-либо». Мой уровень поднимается и опускается, меняется в зависимости от очень многих факторов. Более того! То, что в момент творения кажется мне великолепным и непревзойденным, увы, всего через пару месяцев начинает поворачиваться... скажем так, не самыми лучшими своими сторонами. Иначе говоря, создав очередной рассказ, дайте ему вылежаться. Месяц. Два. Дайте остыть эмоциям, пылающим в сердце и душе образам. А потом прочите заново. Вы поразитесь количеству ляпов, заезженных штампов, длиннот, повторов, корявостей...


Пишите кратко. И еще кратче. Вы уверены? А вот я думаю, что из вашего рассказа можно и нужно убрать минимум пятую часть текста. Попробуйте, сами поразитесь!


Чтобы хоть что-нибудь сделать, сядь и пиши. Хабаккук, тебя это касается особенно! Просто сядь и напиши! Меньше болтовни, больше пером по бумаге. Один час в день - достаточно. Лучше два. Еще лучше - три.


Читайте великих. Не читайте макулатуру. Читайте настоящих мастеров. Кого именно? Меня. /Смех в зале./ Но лучше сходите в библиотеку. Спросите Фокса Куттера, он подскажет. Лично я читал Хайнлайна. Этот последний из эльфийских грандов - воистину мастер. Его одного хватит. Но мало просто читать. Вы же не читатели, вы писатели. А значит что? Читайте и анализируйте! Читайте, учась! Как выписаны персонажи? Как подан сюжет? А как описание местности? Каков язык главных героев? Читайте и учитесь!


Пишите о том, что хорошо знаете. К примеру, мои рассказы часто изображают корабли, морские бои, морское оружие и морскую же историю. В то же время я никогда не пишу о кулинарии или о плотничьем деле. Или об астрологии. Знание придаст вам уверенности, откроет более широкие сюжетные горизонты, позволит оживить рассказ, насытив его мелкими, фоновыми, но важными деталями.


Что ж, пришло время подвести итоги. Напомню последовательность создания рассказа. Образ-картинка (идея) - сюжет - писанина - бета чтение - правка. Помните! Эмоциональная насыщенность образа, динамичность и деятельная плотность сюжета, хороший язык. Вот три ножки, на которых стоит хороший рассказ. Повторю еще раз. Яркие эмоции, динамичность, хороший язык. И работать! Работать!!


История 48. Обстоятельства и перемены


Год 705 AC, начало октября


День постепенно клонился к вечеру, а Мишель, лежа на кровати отрешенно наблюдал как тени, постепенно сгущаясь, ползут к стене. Еще немного и комната окончательно погрузится в полумрак.


Просидев в четырех стенах два дня, юноша все так же не желал никуда идти. Он все еще никак не мог привыкнуть к своему новому облику. Так странно было осматривая себя, видеть вместо человеческой кожи - темный, очень плотный, как будто чуть жирноватый подслойный мех и длинную, жесткую ость. Потом еще ноги, опирающиеся при ходьбе не на пятки, а на пальцы и... эти... пястные мякиши. Но это все так, самое же главное, вместо рук - какие-то непонятные лапы! С перепонками между пальцев!


А ведь еще совсем недавно он был обычным человеком! Еще совсем недавно!..


Последние недели на ферме были ужасны. Наблюдать, как покрываются язвами и гниют заживо братья... как угасает от горя матушка... как приходит в запустенье еще недавно шумное хозяйство... Похоронив мать и прочитав молитву на уже оплывших могилах братьев, Мишель вынул из подпола матушкину ухоронку, собрал еды на два-три дня, отвел скотину дальнему соседу - там чума не затронула аж троих, хозяина с двумя сыновьями и ушел, присоединившись к охранникам торгового каравана.


Уж таково было его везение, что шел караван не куда-нибудь, а в Цитадель Метамор. Легендарная, жуткая и притягательная, населенная нелюдями, странными обликом и поведением, веками преграждавшая путь армиям и чудовищам, как из прорвы наползавшим с далекого севера, из-за Барьерных гор. Уже на подходе к охраняемой территории, ватага лутинов, мерзких карликов, все-таки подловила момент и атаковала караван. Тогда Мишель впервые обагрил меч чужой кровью, и тогда же получил серьезную рану. Караван вернулся на юг, а юноша, погруженный в лечебный сон, остался в стенах Цитадели.


Проснувшись через неделю полностью здоровым, он обнаружил, что его тело, под воздействием окутавшего Цитадель проклятья, начало изменяться. Почти месяц изменениешло очень медленно, почти незаметно - лишь спина юноши постепенно покрывалась жестким, чуть блестящим мехом. Но потом, буквально в одночасье все изменилось. Для начала хряк-морф, кухонный распорядитель, внимательно осмотрев Мишеля, как раз тащившего очередную вязанку дров к большой плите, мрачно скривил на сторону пятачок, и буркнул:


- К магам ходил? Проклятье подправил? - и, дождавшись подтверждающего кивка, добавил: - Ясно с тобою все. Сегодня воскресенье... До следующего понедельника свободен.


На недоуменный вопрос только кисло ухмыльнулся и добавил:


- Неделька у тебя «веселая» будет. Ну да ничего, молодой, переживешь.


И правда неделя оказалась... «увлекательной». Буквально за считанные дни тело сплошь покрылось мехом, лицо прямо на глазах превратилось в морду - нос сузился и стал черным; челюсти вытянулись вперед, становясь пастью; уши сдвинулись ближе к макушке, покрылись короткой шерстью и начали двигаться. А ноги... Ночь, когда кости ног тянуло и корежило, когда стопа вытягивалась, лодыжки же наоборот, становились короче, эта ночь была наполнена воистину незабываемыми впечатлениями.


Но жуткая ночь прошла и теперь Мишель, уставившись в маленький осколок зеркала, когда-то принадлежавший матушке, не узнавал себя. Темно-синие глаза, краса и гордость всех мужчин его рода, превратились в какие-то темно-коричневые буркала, соломенные вихры, которые так любила расчесывать матушка, исчезли напрочь, сменившись тончайшим, шелковистым мехом, прикрытым грубым остевым волосом. К тому же Маттиас оказался прав - у него действительно выросли крупные, острые резцы.


Юноша глянул на остатки спинки кровати. Еще позавчера это был изящный резной полукруг... а сегодня его изгрызенные остатки валялись по всей комнате. И ему все еще хотелось что-нибудь погрызть. А еще хотелось окунуться... желательно в проточное и холодное. Да так, что аж ноздри сами собой смыкались и вторые губы сжимались за резцами.


Не выдержав зова новой плоти, Мишель вскочил с кровати, но тут же ухватился за огрызки спинки и стул - во время измененияего тело стало каким-то неловким, неуклюжим, к тому же толстый хвост чувствительно шлепнул костяными пластинами по ногам.


«Какой же я теперь нелепый, - раздраженно хлопнул хвостом по ножке стула юноша, еще раз глянув в зеркальце. Ему хотелось разбить проклятое стекло, но... испортить такую дорогую вещь, настоящее стеклянное зеркальце, пусть и совсем маленькое, было бы как-то... не по-хозяйски. - Слава богам, я все-таки не стал ростом с Маттиаса!»


Упершись лапами в дверь и, уже почти толкнув ее, Мишель опять замер. Идти наружу было... боязно. С этой шкурой, хвостом, лапами вместо рук и перекореженными ногами он выглядел как... как какая-то зверушка.


У-у-ух!


Вернувшись к кровати, юноша поднял с полу чурбашек и принялся неумело отгрызать кусочки. Спасибо Маттиас, за подсказку. Сидя на тряпичном тюфяке и переводя дрова в стружку, Мишель погрузился в невеселые размышления.


«Жаль, что нельзя прятаться в комнате вечно, - думал он. - Кто-нибудь обязательно заглянет. Тот же Чарльз Маттиас. Или Коперник».


Вдобавок, ему не хотелось возвращаться на кухню. Нет, место сытное, а иногда можно выпросить у стряпухи что-нибудь эдакое... странное, но вкусное. Но. Торчать всю оставшуюся жизнь в разнорабочих, чтобы к старости дорасти до поста старшего подавальщика дров в южную печку? К тому же оплата... Кухонный рабочий, при всех достоинствах его места, денег получал просто прискорбно мало. А за комнату, расположенную выше полуподвала, надо платить. Немного, чай не герцогские апартаменты, но все-таки. И за дрова для камина. Хотя без дров, теперь наверное можно будет обойтись. С такой-то шубой... Но все равно, эль в Молчаливом Муле бесплатно не нальют.


У Мишеля было немного бронзовых полулун и даже пара серебрушек - что-то он принес еще из дома, кое-что ему оставила кэптан каравана, несколько медяшек удалось подзаработать и подкопить уже здесь. Но как же мало! Хватит оплачивать комнату и питаться пару месяцев. Ну... если не тратиться особо, то полгода. «А потом? - подумал юноша. - Потом меня пнут из комнаты и что дальше? Питаться бесплатной похлебкой из отрубей? Жить в подвале, с крысами? Бр-р-р!»


При мысли о жизни в темном, сыром, вонючем подвале, в компании Чарльзовых полоумных сородичей, Мишеля аж передернуло. Оставалось либо возвращаться на кухню... либо искать другую работу.


Опять глянув на закрытую дубовую дверь, юноша задумался: кто бы мог ему помочь? Может Чарльз Маттиас? А может Коперник? По вечерам они обычно торчат в Молчаливом Муле, катают шары на этом... бильярде, попивают эль, подтрунивая друг над другом. Наверняка у них найдется что-нибудь. Пожалуй, самое время пойти туда. Но... Воображение тут же нарисовало, как он тащится, запинаясь, по коридорам и лестницам Цитадели, как все встречные пялятся и хихикают за спиной. Ох-х-х...


«Но нельзя же действительно прятаться всю оставшуюся жизнь! - решительно поднялся с кровати Мишель, - Я сижу взаперти уже два дня. А прячусь от чужих глаз почти неделю. И что толку?»


Он оглядел покрытое черно-коричневой шерстью тело, особо осмотрев перепонки на ногах и на лапах. Что же это за звериный облик? Каким таким зверем он становится?! Юноша никак не мог припомнить в Цитадели хоть кого-нибудь схожего обликом. Грызунов в Метаморе хватало, но водоплавающих?!


Уже беря с полки в шкафу штаны, Мишель представил водоплавающего грызуна. Что же такое он грызет под водой? Подводную капусту? Речную морковку? В другое время юноша сам посмеялся бы над такими фантазиями, но сейчас, глядя на пришитые собственными руками завязки над разрезом для хвоста, юноша лишь печально вздохнул. Вот и еще одна растрата. Ткань, что ему предложил придворный каптернамус была прочной, долговечной, но увы, холстиной. Иначе говоря, серой, грубой и годилась лишь для рабочей одежды, да и то... глядя на других работников, хотелось покрасить. Еще денюжка...


Подвернув ставшие длинными штанины, Мишель вздохнул еще раз: хорошо, хоть рубаха подходит почти как раньше. Потом достал и осмотрел широкий плащ, собственноручно скроенный и сшитый во время осеннего Фестиваля. Двухслойный, с шерстяной подкладкой, правда совсем непритязательного внешнего вида и грубого шитья, зато теплый и вроде как прочный. На дворе октябрь к середине подходит. Можно бы и одеть... Но он же не собирается идти за ворота. А расхаживать по коридорам Цитадели в теплом плаще, да еще поверх теплого собственного меха... Еще раз вздохнув, юноша аккуратно сложил плащ и засунул на место.


Пора.


Сильным рывком распахнув дверь, Мишель почти выбежал в проем. Тяжелая дубовая плаха позади сначала с грохотом треснула о стенку, потом ничуть не тише о косяк, закрываясь.


- Осторожней, так и хвост прищемить недолго! - пропищал проходивший мимо карапуз.


- А... да, спасибо, - выдохнул Мишель, испуганно поджав эту недавно появившуюся конечность и осматриваясь. Казалось, хлопнув дверью, он привлек внимание всего холла. Те кумушки, рассевшиеся на лавках у окна, сейчас наверняка обсуждают, какой он неловкий. Крупный полосатый кот, устроившийся в углу с пергаментом в лапах, тоже все видел и теперь криво ухмыляется.


Опустив глаза и глядя на устланный теплыми каменными плитами пол, юноша попытался тихо пройти к выходу в коридор, но проклятые когти громко клацали на каждом шагу, и Мишель спиной чувствовал все взгляды, устремленные на него и все уши слушающие его шаги. Он словно шел на казнь...


Под каменной аркой, через Зеленую аллею, радуясь пусть тусклым, осенним, но все равно желанным солнечным лучам. И стараясь не обращать внимания на взгляды прохожих и зевак, вечно торчавших на устланных булыжниками прогулочных дорожках. Холодный осенний ветер, насыщенный влагой, порывами несущий мусор, должен был бы пронизывать Мишеля до костей, но теплый, плотный подшерсток предохранял хозяина от погодных невзгод. «Хорошо с мехом-то по такой погоде», - подумал юноша, проходя под очередной каменной аркой.



Мишель глубоко вдохнул, прогоняя воздух сквозь носовые пазухи и внюхиваясьв несомые ветром ароматы. Пахло прелыми листьями и холодным осенним дождем. Еще чувствовались горящие дрова и уголь, потом пахнуло чем-то вкусным... ореховым хлебом с тминовой присыпкой. Поднявшись на стену, юноша бросил взгляд на фермерские хозяйства. Голые поля, стога сена, грустные, нахохлившиеся под дождем сарайчики и коровники. Осенний фестиваль прошел, в свои права вступила осень. На внутреннем дворе и на поле у южных ворот не осталось даже следов от праздничных построек - строившиеся больше недели, они исчезли буквально за день и главные ворота Цитадели вновь обрели прежний грозный вид.


Мишель улыбнулся воспоминаниям: праздник был действительно хорош! Пусть даже большую его часть юноша провел волнуясь о собственном теле...


- Еп!


Толстый хвост больно шлепнул по ногам, когда юноша споткнулся о торчащий корень.


- Насожев хвост! - буркнул под нос Мишель, перешагивая треклятую деревяшку и мрачно глядя на одинокую раскидистую лиственницу, вымахавшую посреди внутреннего двора. Но тут его как будто повело... или проснулась до того скрытая под спудом часть нового естества, и молодой грызун-морф медленно обошел громадное дерево по кругу, пощелкивая резцами: здесь подгрызть прямо сейчас, здесь немного позже (это «немного» было каким-то одновременно очень нечетким и совершенно конкретным: «когда мелкие ветви подсохнут»), потом здесь и здесь... а потом дождаться хорошего ветра.


Тут дерево как будто слегка вздрогнуло и очень-очень злобно посмотрело прямо на молодого грызуна.


- Да ну бред... - пробормотал Мишель, передернув плечами и спиной отступая к выходу из маленького внутреннего двора, в котором и сам не понял, как очутился.


Выйдя от странного дерева через калитку и пройдя совершенно незнакомыми закоулками, юноша откуда-то сбоку выбрался прямо к уличному входу Молчаливого Мула.


- Нда-а... - качая головой, Мишель подошел к боковой дверце. Раньше он прошел бы через главную, большую дверь. Но теперь, с его слабыми лапками, вместо рук...


Войдя в зал, он глубоко вдохнул, принимая новым естеством запахи уже знакомого места. Яркая, сильная, шибающая в нос смесь ароматов эля и свежего, только что из печи, хлеба, приправленная духовитыми нотками чеснока с сыром и все это буквально придавлено как каменной плитой, вонью человеческого, вернее крестьянского пота. Мишель аж чихнул от такой смеси. Он и не думал, что крестьяне таквоняют!


Обогнув рассевшихся за столами у самого выхода фермеров и краем глаза заметив кого-то шумящего и размахивающего лапами в глубине зала, юноша не стал отвлекаться, а потопал прямо к бильярдному столу. Вот только шары катали совершенно незнакомые ему кот и парень лет пятнадцати, а ни Чарльз, ни Коперника не было. И за ближайшими столами тоже... Только трое дружков отсвечивали мордами за столом, где обычно собиралась гильдия Писателей. Маттиас знакомил их на той неделе... неплохие мужики. Лис шумноват и явно любит помахать кулаками, вечно синяками на морде щеголяет. Крыс, который Таллис, обычно помалкивает и вроде как за спинами товарищей, но конкурс-то писателей выиграл он и золотое перо ему Маттиас вручил, так что... Еще руу. Толстохвостый, весь какой-то треугольный, сужающийся снизу вверх, Хабаккук наверное понял бы его проблемы с хвостом...


Посмотрев на веселые морды еще, Мишель решил присесть к ним за стол.


- Не занято? - спросил он, подойдя ближе.


- О, Мишель! - воскликнул Нахум, обернувшись. Шерсть на одной стороне его морды опять была выпачкана чем-то коричневым, похожим на запекшуюся кровь. И сама морда как-то подозрительно припухла. - Присаживайся!


Хабаккук выдвинул из-под стола высокий табурет:


- Располагайся. Рад тебя видеть.


Мишель взобрался на сиденье, осторожно расположив хвост позади. А хорошо все-таки здесь, с друзьями. Никто не пялится, никто не разглядывает. Все заняты своим делом.


- Итак, ты бобер, - констатировал Нахуум. Драный лис сидел откинувшись на лавку, с большой кружкой чего-то явно попахивающего вином и специями.


Юноша махнул разносчику и пожал плечами:


- А... я как-то даже и... ну, да, наверное. Бобры, они же в речках живут, правильно? И едят... то есть грызут вроде как дерево?


- И это юный селянин? - изумленно поставил торчком уши лис. - Ты что же, никогда бобров не видел?


- Не-е, - покачал головой Мишель. - У нас на речке бобры не жили. И я не охотник, я сын фермера.


- Да, бобры не курицы, - глубокомысленно кивнул Хабаккук. - В курятниках не водятся.


- Угу... - грустно кивнул юный бобер-морф. - Не водятся...


- Ты не рад? - удивился руу.


Мишель пожал плечами:


- Не то чтобы особо... Только я мечтал стать чем-нибудь, ну... тигром, леопардом, драконом... и боялся изменитьсяво что-нибудь худшее - в женщину, в крысу, в живой куст... Даже и не знаю. Стать бобром... как-то неожиданно.


Подошедшему хозяину таверны, быку-морфу Донни, Хабаккук протянул вынутую из кармана на животе серебрушку:


- За моего друга Мишеля.


- Жупар спасибо, - улыбнулся юноша, когда бык отошел.


- Ладно тебе, сочтетесь еще, - хмыкнул Нахуум. - Тем более что ни Копа, ни Маттиаса здесь нет. А помогать тебе все равно надо. Разумеется, если ты посвятишь нас в свои проблемы.


- А... А?! - широко раскрыв глаза, юноша уставился на лиса. - Это... ты это... мысли что ли видишь?!


Нахуум только расхохотался:


- Наблюдательность, ничего кроме простой наблюдательности! Так что ты нам расскажешь?


- Ну... я... А где Коперник и Чарльз?


- Маттиас укатил на коляске вдвоем с Кимберли, - ответил на вторую часть вопроса Таллис. - И это надолго.


- А Коперник ушел со своей тройкой в рейд, куда-то на север, - добавил Хабаккук. - И если Чарльз еще может тут появиться, то Копа точно не будет несколько дней.


- У-у-у... - разочарованно выдохнул Мишель, - а я хотел спросить у них совета...


- Так спроси у нас! - разом заулыбались все трое. - Советов мы тебе надаем - у-у-у! Сколько хочешь!


Подскочивший к столу разносчик плюхнул на дубовую плаху четыре кружки с горячей медовухой и исчез. Мишель глотнул из своей, перекатил горячее вино по языку, наслаждаясь вкусом и запахом специй... и вдруг понял, что ему хочется погрызть деревянную кружку.


- Не советую! - похоже, Таллис заметил его колебания. - Донни любит свою посуду. Лучше погрызи сухарики, они здесь специально для таких, как мы с тобой.


- Угу, - Мишель отставил кружку и обрадовано вгрызся в твердые как камень, но очень ароматные сухарики.


Тем временем Хабаккук, слегка подогретый вином, решил немного подбодрить юношу:


- Разве ж это плохо, быть бобром? Шкура теплая, красивая, воды не боится. Видал, как они зимой по речке плавают? Охотиться не надо, деревья молодые в любом лесу есть. А вот представь, стал бы ты рыжим, наглым, безобразным нахалом, а? Таким же как Нахум! Фу, пакость! И все вокруг так бы и целили, так бы и мечтали набить твою наглую рыжую морду!


Наглая рыжая морда ухмыльнулась в кружку и подмигнула.


- Ладно вам! - опять вмешался Таллис. - Совсем засмущали ребенка. Лучше бы сказали чего полезного!


- Вот ты сам и скажи! - хмыкнул руу. - Ты же у нас весь такой... в золотых перьях!


- И скажу! - возмутился крыс. - Вернее, перескажу. Помнишь, Маттиас говорил нам, что не нужно смотреть на проблему, как на разочарование, а нужно видеть ее как возможность. Понимаешь? Не нужно бояться делать пакости своим героям. А проблемы, беды и невезение только оттеняют характер настоящего героя, делают его крепче и закаленнее.


- Во-во! - кивнул Нахум. - И наслушавшись нашего магистра, ты и сделал героиней разбитую артритом старуху! До сих пор поверить не могу!


Таллис пожал плечами:


- Да. Сделал. Да, было трудно. Но посмотри, каков результат!


- Я не герой! - возмутился Мишель, уже допивший кружку и чуточку окосевший. - Я это... простой крестьянский парень. Вот! Нечего мне тут... меня на подвиги пихать!


- Никто тебя никуда не пихает! - отставил кружку Хабаккук. - Таллис пытается объяснить тебе, непонятливая ты деревенщина, что быть бобром это не беда, а возможность! Шанс!


- А... чего возможность? То есть шанс?


- Не знаю. Это же твой шанс. Тебе виднее.


Мишель сгорбился на табурете и погрузился в размышления: «Замечательно! Я стал бобром и это шанс... или возможность чего-то, но никто не может сказать - чего». Он глотнул еще медовухи и уже начал подумывать: а не утопить ли все проблемы в кружке, раз уж за него сегодня платят... но тут к столу подошел смутно знакомый паренек.


- Кто-нибудь видел нашего грозного ящера? - спросил он, бросая на лавку походной мешок. - Я его ищу.


- Марк! - удивился Нахуум, - когда ты вернулся?!


- Нынче утром. И уже через пару часов уеду опять. Вернее улечу. Так что? Коперника не видали?


Паренек по-хозяйски, никого не спрашивая, придвинул табурет к столу и, плюхнувшись на него, махнул рукой половничему. Выглядел юноша лет на пятнадцать, достаточно взрослый, чтобы говорить баритоном, и похоже был одним из подпавших под проклятье молодости.


- Коп в дальнем рейде, где-то на севере, - ответил Хабаккук. - И только что ушел.


- Проклятье! - скривился Марк. - А я хотел повидаться перед отлетом. Что за жизнь! Только-только приехал, даже Фестиваль пропустил и вот на тебе! Срочно садись Лазурно на спину и лети, догоняй уходящий корабль!


- Фил поспособствовал? - ухмыльнулся Нахум.


- Он самый, Насож ему уши оторви! Напел Томасу: «Ах, он у нас самый лучший, ах самый неотразимый, незаменимый, неподкупный!» Тьфу!


- И перед кем же ты теперь будешь крутить жопой, неотразимый ты наш? - после слов лиса-морфа заухмылялись все, даже Мишель забыл печальные мысли и прислушался к разговору.


Марк показал лису межгосударственный дипломатический жест: оттопыренный средний палец.


- Сам крути хвостом! А я буду пудрить мозги Теномидесу старшему. Уж очень его заинтересовала парусина и канаты, которыми мы торгуем с Магдалейном. Эх, поездочка на полгода...


Мишель откашлялся:


- А... а правда, что они там все черные, как смоль? Их король был просто жуткий!


- Извини, не имею чести знать тебя, - улыбнулся Марк, протягивая руку. - Марк Ван Скивер, придворный дипломат его светлости лорда Томаса Хассана IV.


- Мишель. Я здесь недавно.


- Мишель... Мишель. Точно! Мы уже встречались. В конце августа, Коп нас знакомил прямо здесь.


- А... ага! Коперник тогда еще назвал тебя «Подгу...» Ой...


Мишель наконец-то вспомнил, почему имя юноши казалось ему знакомым. Неудивительно, что так поздно - весь тот день, когда Коперник впервые показывал ему Цитадель, казался окутанным туманом и ускользал из воспоминаний.


Марк поморщился:


- Да, именно так меня иногда называет наш старый добрый Жабий Рот. Жаль, что его здесь нет.


- Ничего, мы скажем Копернику, что ты заглядывал и искал его, - поднял кружку Нахуум.


- Отлично! - просиял юноша. - Тогда я скоренько перекушу и пойду собираться. О боги! Собираться! И ведь двух часов не прошло, как я все распаковал! Как же мне хочется кое-кому открутить что-нибудь... маловажное, но ценное! Не мог отправить кого-нибудь еще? Есть же другие придворные дипломаты!


- Ты лучший, Марк, - помахал ушами Хабаккук. - Гордись! Да и попка у тебя... ниче такая!


Юноша еще раз показал международный дипломатический жест, но уже руу и устремил проницательный взгляд на Мишеля:


- Итак, Мишель, что же ты делаешь в этих краях? Слушаешь болтовню наших придворных хулиганов... то есть писателей? Не водись с ними, они тебя плохому научат! А то еще и в гильдию писателей затащат!


Мишель непроизвольно улыбнулся и покачал головой:


- Ага... ой, в смысле я это... работу ищу. То есть я на кухне... ну, работаю, только мне не нравится...


- Я бы предложил место моего ученика, - кивнул Марк, - да опасаюсь, короли и властители могут косо посмотреть на грызуна пяти футов ростом. Кстати, что за животное почтило тебя своей шкурой?


- Чего-о?! - озадаченно моргнул Мишель, потом догадавшись, наморщил нос и скривился. - А! Да я это... бобер.


- О-о! Ну что ж так печально-то? - заулыбался Марк. - Подумаешь мех, уши, резцы и хвост! Мне вот приходится аж пять комплектов одежды, дома держать! В том числе кучу пеленок! Каково, а? И вообще, ты первый бобер в Цитадели. Тебе своей шкурой гордиться надо!


- Ага... - вздохнул Мишель. - Я и горжу-у-усь...


- Вот и прекрасно! И не вешай нос! - Марк хлопнул Мишеля по плечу и обратился к остальным: - Ну что ж, мне пора отправляться, увидимся весной.


- Подожди чуток, - Нахум удивленно и даже слегка подозрительно уставился на юношу. - Месяц туда, месяц обратно, месяц там... На полгода никак не тянет!


- Ах, светлые боги, все тебе надо знать! - опять заулыбался Марк. - Месяц туда, это да, но обратно-то кто меня с ветерком доставит? Значит, если туда морем, то обратно - по суше, а это как бы не три месяца. Транзитом через Пиролианские Королевства, Сатморскую империю, с заездом в Элькаран. Ну и месяц на всякие задержки. Доволен?


- Хм... - лис глотнул из кружки и о чем-то задумался.


А Хабаккук протянул лапу Марку:


- Хорошо, что ты сюда заглянул. И не беспокойся, мы передадим Копернику, что ты его искал.


Юноша хлопну руу по ладони и отодвинул табурет:


- Спасибо! Счастливо всем оставаться, и Мишель, тебе персонально, удачно найти работу!


Подхватив вещевой мешок, юный Марк Ван Скивер вприпрыжку унесся к выходу, а Мишель остался за столом, все больше и больше погружаясь в грустные мысли. Он думал, что никогда не слышал о местах, упомянутых в разговоре, а теперь, став зверочеловеком и не сможет их увидеть. На всю оставшуюся жизнь он привязан к Цитадели, и никто не сможет этого изменить. Даже боги бессильны перед проклятьем Насожа...


- Вот кажется мне, - руу демонстративно громко отхлебнул из кружки и продолжил, - что наш юный соблазнитель престарелых политиков, не так уж и огорчен перспективой провести зиму на острове посреди южного океана.


Юный бобер, подумав, мысленно согласился. Потом тоже глотнул из кружки и решил все-таки утопить печаль в медовухе, раз уж за него платят... Вот только у любопытного Нахуума на вечер были другие планы:


- Так какую работу ты ищешь?


Мишель пожал плечами:


- Да я... и сам пока не знаю. Раньше я как-то на ферме... а теперь не тянет совсем. Потом на кухнях еще был, но тоже как-то...


- Марк тебе уже намекал, что ты можешь присоединиться к гильдии Писателей, - вмешался Таллис. - Доход невелик, но на жизнь хватает. И даже немного больше.


- Шутишь? Ага, вижу, шутишь. Я же это... карябаю, как курица лапой.


- Ну-у-у... - протянул крыс, - кто-то же должен мыть полы и таскать дрова...


- Угу... только это, я и на кухнях так могу. Дык там хоть голодным не буду.


- И у нас не будешь! - возмутился Таллис.


Тут Хабаккук внимательно посмотрел на Мишеля:


- Думается мне, наш юный друг не просто хотел бы получить новую работу. Ты ведь более склонен к физической работе. Я прав?


- Угу. То есть да.


- Но кроме того ты хотел бы делать что-то важное и нужное для всех. Думаю, у меня есть вариант, - руу склонился поближе к Мшелю. - Один... одна моя знакомая работает в артели лесорубов. Это немного опасная работа, лутины всегда где-нибудь поблизости, но Цитадели постоянно нужны дрова, доски, брусья и сырье для лампового масла. Мнится мне, они с удовольствием примут к себе бобра. Сейчас они в Цитадели, отдыхают. Я могу отвести тебя к ней и рекомендовать. Если хочешь.


Мишель отставил надгрызенную кружку и задумался. Почему-то предложение Хабаккука казалось ему очень даже подходящим. Валить деревья, подгрызая корни, находя трещины и слабые места в казалось бы несокрушимом стволе... Обгрызать ветки, сучья, попутно объедаясь тонюсеньким, но таким вкусным камбием...


- Когда пойдем?! - спросил юноша, вскакивая с табурета.


- Да хоть сейчас, - кивнул руу. - Только допью, что налито и выдам монетку Донни.


Осторожно прикрыв дверь, особо оберегая драгоценную новую конечность - хвост, Мишель встал в круге света от горевшего у входа в таверну нового светильника. Юноша решил подождать руу на улице - пусть холодный и влажный осенний ветер немного выдует хмель из головы. Стоя на месте, Мишель чувствовал, как хвост шлепает по ногам, как шерсть топорщится под ветром, как мокрый воздух овевает настороженно шевелящиеся уши... Но тут хлопнула большая дверь и руу-морф навис над юным бобром.


- Идем.


По устланным булыжниками дорожкам, мимо факелов и светильников, разожженных после захода солнца, следом за возвышающимся на голову Хабаккуком, куда-то на хозяйственный двор, потом по еще по закоулкам, глядя на странного друга. «Интересно, что же это за зверь такой?» - думал Мишель глядя вслед руу-морфу. Весь такой какой-то сужающийся снизу вверх, с мощными ногами и хвостом, чуть более узкой... м-м-м... талией и плечами еще уже...


- Жупар, а Жупар, это... ну, ты как это... А! Чья это у тебя шкура?


Остановившись под факелом и, подняв уши, руу-морф уставился на бобра-морфа:


- Какая еще шкура?! Где у меня... А! - рассмеявшись, Жупар хлопнул друга по плечу. - Ну, ты сказанул! Марка наслушался?! Шкура у меня! У меня не шкура, у меня облик животного. А конкретно - кенгуру.


- А как... - Мишель совсем смутился, но все-таки выдавил, - ну ты сам, когда стал этим... кен... кенгуруу, что ты чувствовал?


- Хм... Как я себя чувствовал? Даже как-то не помню. Кажется, сначала я никак не мог понять, чем же я собственно стал. Никто не мог припомнить ничего подобного. К счастью вскоре в Цитадель заглянул с очередным визитом Теномидес-старший, он-то и просветил нас, что далеко на юге, на очень большом острове живут такие же попрыгунчики, которых местные жители называют «кенгуру». Или «руу», если коротко. Потом он мне даже книжку с рисунками переслал, в подарок. Помню, мне это понравилось - хорошо звучит и вообще, кенгуру - отличные ребята!


Еще помню, как я радовался, став таким загадочным и странным. Вся Цитадель обсуждала меня целый месяц, Даже лорд Хасан приглашал на ужин. Трижды за месяц. Класс, а?! Правда потом все узнали, что я такое и интерес быстро пропал. Вот же жалость!


- Ага! - согласился Мишель.


- Вот! И я так же думаю! Ну, да ладно, что прошло, то прошло. Кстати, мы почти пришли. Ее имя Линдси. И... не пугайся ее размеров. До измененияон был почти таким же большим.


Они стояли у маленького флигелька - пристроенного к донжону строенница с отдельным входом. Из узенькой дымовой трубы как-то скупо курился дымок, фасад из серого камня казался выщербленным от старости, но высоченную и широченную дверь, освещенную факелом, явно недавно подновляли. Хабаккук поднялся на высокое крыльцо и постучал в прикрытый ставень.


Сначала было тихо, потом раздались тяжелые шаги, чем-то похожие на шаги Христофора, а потом дверь открылась и в круге света показалась воистину монументальная женщина. Высокая, наголову выше даже Жупара, широкоплечая, ширококостная, с совершенно неаристократическими чертами лица - тонкие губы, абсолютно неклассический маленький жесткий нос, явно не единожды переломанный, тонкие надбровные дуги с четкими бровями. Действительно мощная грудь прикрыта кольчугой, пообок пропущены толстенные, чуть ли не в мужской бицепс, рыжие с сединой косы. В руках щит, Мишель за ним скрылся бы весь целиком, для нее же был - так, локоть прикрыть.


Разглядев гостей, женщина гулко расхохоталась:


- Жупар! Ты ли это?! Опять пришел домогаться моего ужина?! Ну заходи, заходи! И друга за собой тягай, у меня на всех хватит!


Переступив высокий порог и пройдя коротенький коридор-отгородку, Мишель едва успел придержать закрывающуюся внутреннюю дверь, потом запнулся о медвежью шкуру, распростершуюся посреди комнаты, и тут же удивленно уставился на печку. Стоящая в рукотворной пещерке - снизу выложенное из булыжников и глины основание, по бокам также булыжно-глиняные стенки, в потолок уходит дымовая труба. Сама печка совершенно не похожа ни на обычные для бедных домов жаровни, ни на более богатый камин. Изящная кованая штучка, на толстеньких ножках, с выдвижным ящичком снизу, фасонной дверкой спереди и двумя рядами отверстий сверху. Из отверстий, уходящих прямо в нутро печки, дым почему-то не шел, хотя из-за дверки ясно слышалось тихое потрескивание и гул пламени. А вот тепло от нее и, в особенности из тех самых отверстий, шло очень хорошо, куда там камину.


На печке, прямо перед трубой торчал прикрытый крышкой котел, от одного только запаха из-под крышки Мишель тут же припомнил, что единственная его сегодняшняя еда - кусок хлеба утром и пара сухарей с медовухой ближе к вечеру. Потом юный бобер углядел развешанные на дальней стенке двуручный меч и хорошую такую булаву, с него самого ростом. У кресла возле печки торчал топор лесоруба - зазубренное лезвие, изогнутая ручка. На самом кресле валялся брусок, видно хозяйка как раз правила инструмент, когда постучали гости. Напоследок Мишель еще сунул любопытный нос во вторую дверь, завешанную разноцветной, сшитой из лоскутков занавесью, но тут в комнату вошли Жупар и Линдси.


Впустив гостей, хозяйка немедленно развила бурную деятельность. На стол плюхнулись чуть грязноватые тарелки, ложки, кружки. Туда же отправился громадный кувшин с чем-то булькающим, потом на подставку хлопнулся котел, пахнуло мясом, кашей и специями. Вооружившись половником, женщина мигом разбросала по тарелкам ядреную смесь ячневой крупы, рубленого мяса, лука, перца и лаврового листа. Причем тарелки были - иному воину за щит бы сошли. Мишелю так точно. Рядом легли ломти хлеба, в три пальца толщиной и кружки, заполненные густой жидкостью из кувшина.


- Ну, вечно-голодные, налягайте!


Молодой бобер еще хлопал глазами, а Жупар уже устремился за стол.


- А ты чего глядаешь? Седай, да кажи честному народу, как ты работать могешь!


Мишель, осторожно устроившись на грубом, но фундаментальном самодельном стуле, и подражая всегда изящному Матиасу, аккуратно положил в рот первую ложку... тут его сознание как будто погасло. Следующее, что он осознал - как отваливается от блестящей, будто вылизанной глиняной тарелки.


- О-оф-ф...


- А ниче, ниче так! - довольно громыхнула хозяйка. - Хорош работничек будет!


- А-то! - хмыкнул Жупар. - Других не водим! Кстати, а ведь знаешь, паренек и правда ищет работу, возьмешь?


- Ик! - Мишель с почтением уставился на женщину.


Линдси посмотрела сверху вниз, на осоловевшего юношу:


- Ну... Хм... Бобер.


- Да госпожа... ик! Ой...


- Ха! Маловат росточком-то, но ить бобер... слыхала я, вы деревья валить дюже хороши. А? Что скажешь, добрый молодец?


Мишель сглотнул и выпрямился, втянув раздувшийся животик:


- Когда начнем?!


- Ишь ты, каков! Ладно... посмотрю тебя в деле. Так. Вон, вишь на колышке висит меч. Тот, что самый большой. Вот и перенеси-ка его к седлу. Ну чего глядаешь? Седло. Где сидят, ну вон же около печурки! Ага, углядел. Воо! Туды его и тягай, погладаю бедного бархаткой с маслицем. Да гляди мне, шкурку на полу не подпорти!


Юноша посмотрел на сияющую в свете новомодного масляного светильника стальную оглоблю, по недоразумению именованную мечом. Почти в полтора его новых роста, шириной в три ладони, толщиной в два пальца... О боги!


Уже подойдя и протянув лапы, он остановился. Вряд ли эта... бабища не поняла, что такой меч ему так просто не утащить. Говорит она странно, но... не значит ли, что проявить он должен не силу, а сообразительность? Мишель оглянулся по сторонам. В углу, на полке валялась старая волчья шкура, вся вытертая и облезлая. Отлично!


Дотащив наконец острую как бритва, но аккуратно обмотанную старой шкурой, а потому вполне безопасную для окружающих, а особенно для медвежьей шкуры на полу, оглоблю-меч до кресла, юноша осторожно положил ее на пол, а сам привалился к мягкой спинке, отдыхиваясь.


- Надо же, - хмыкнула хозяйка. - Ладноть! Посмотрим еще как лесу себя покажешь. Так... Завтрева... послезавтрева... Вот! Послепослепосле... Тьфу! В смысле через три, на четвертый. Утром значится, в лес и пошагаем. Как раз пересменок будет. Завтрева с утреца... нет, с утреца не надобно, лучше к полудню шагай сюда. В лесок занырнем, здеся вблизи, себя и покажешь. А я поглядаю. Так... что еще... А! Кольчуга, меч есть? Завтрева-то не надобно, а вот в лес без меча, да без защиты доброй шагать не след. Я тебе конечно подмогну, да мало ли! В кусты отойдешь, а там и лутин. Так что, кольчуга там, что вторая шкура. А меч, али дубинку какую - дороже пырки... чего опять глядаешь? Пырка? Та, что в штанах топырится. Во! Чтоб цела была, меч, али дубинку надо завсегда под рукой держать! Понял?


- Ага! - кивнул Мишель.


- Ну-ну. Поглядаю, как ты в них щеголять будешь... Значится, на нос-то накрути, накрути, завтрева - к полудню шагай сюда. А послезавтрева уже раненько, как солнышко покажется, тоже сюда, но в кольчуге и с мечом. Поглядаю, как на плечах лежит, да как машешь. А ведь топор-то, топор-то, а?


- Да я это... не знаю... наверное резцами... у меня же вот...


- Резцами он! - всплеснула руками Линдси. - Ладнось, было у меня где-то железко... тебе под руку. А дерево-то и сделать можно, не велик труд. Да ты кисель-то пей, пей. Я и еще налью. И тебе и другу твоему малахольному, а то совсем оба отощали!


- Это я малохольный?! - возмутился Хабаккук. - Женщина, ты меня оскорбила! Я требую сатисфакции!


- Ага-а!! - радостно взревела хозяйка, - а ну-ка, локоть на стол! Счас-то мы посмотрим, кто из нас чего стоит! Малой, а ты зазря не сиди, смотри, кто кого передавит, да хорошенько смотри!


- Ох... угу!


История 49. Непростое задание


Год 705 AC, начало октября


Ночь отступала, оставляя иней на пожухлой траве, звенящие льдинки на ветках облетевших деревьев и холодный ветер, ерошащий шерсть. Мишель, поеживаясь, тащился следом за Линдси. Утро, ранее утро.


Вчерашний день был длинным и хлопотным. Правда, начался этот бесконечный день с полудня, но зато закончился далеко-о после заката. За это время Линдси успела подогнать под лапы юноши топор, заставила помахать им всяческими способами, наточить, переточить, еще раз переточить и только после еще одной, четвертой переточки, скривившись, все-таки дозволила укрыть железо чехлом. Потом она еще сгоняла Мишеля в его комнату - предъявить для осмотра кольчугу и меч. Кольчуга для его нового тела оказалась длинной и узкой - пышный мех распирал изнутри подкольчужник, а при попытке одеть доспех прямо на тело, тот же мех пролез между кольцами и от малейшего движения выдирался клочьями. К тому же и меч стал тяжел для слабых лап бобра-морфа. Пришлось Мишелю и Линдси идти в оружейную, подбирать новый доспех, выбирать меч полегче.


Уже напоследок они завернули на кухню, взяли дорожной еды назавтра. Ковригу хлеба, мешочек крупы, соль и самое главное - шмат сала, с прожилками, с чесночком, чуть-чуть присыпанного перцем...


- А... мне можно? Ну... попробовать? - спросил Мишель, непроизвольно сглатывая слюну, пока женщина заворачивала пласт в капустные листья, а потом в дерюгу.


- Угу, - кивнула она. - Завтрева. Вот помахаешь топориком-то, пилой поработаешь, и поснедаешь. И не верь ентим, которые толдычат: низя, низя, не захотишь! Все захотишь, коли живот подведет! Хотя... - женщина глянула на его крупные резцы. - Яблочек и там морковки прихватим. Мало ли! Вдруг и правда, не захотишь.


Мишель поправил длинный кинжал, висящий на поясе с левой стороны, поерзал плечом. Топор, подогнанный под его руку, по сравнению с инструментом, лежащим на плече Линдси, казался почти игрушечным. На две головы выше, почти вдвое шире юноши, она запросто управлялась с таким топором, что ого-го! Мишель его и поднять-то смог еле-еле, а уж махать!..


- А мы тут вот, и тут ждать-ждать-ждать...


- Во-во-во-во! ты куда делся мы тебя везде обыскались! а ты в комнате сидишь сиднем! фу домосед какой! и вообще… куда это ты с топором собрался? мы с тобой пойдем!


- Пст! Не части! - шикнула на молодежь Линдси. - Что за шум?! Мышь да кот... Други значится? Нет, вам с нами идти не след. Ваш друг на работу шагает, ему шум никак не к месту. Ввечеру приходьте, встретитеся! Что говорю?! Марш, мелюзга хвостатая!


- У-у-у!! Мы это тут... - вздохнул мышь-морф Сполох.


- Мы ждать-ждать, и совсем тута, а больше нигде, совсем-совсем! - поддержал друга кот-морф Бреннар.


- Ага, - кивнул Мишель. - Вечером встретимся, где обычно.


- Ы-ы-ы!! Там холодно! сам же видишь иней вон уже лежит! а Пости на днях говорил что вот-вот снег...


- Так! - Линдси, уже уложившая на телегу топор, припасы, веревки, а вдобавок еще какие-то свертки и огромные мешки, подошла к друзьям. - Все! Ввечеру будете лясы точить. Мишель, влязай на борт.


* * *


Проехав по южному тракту несколько миль, телега завернула к востоку: сначала на одну из боковых дорог, потом обойдя картофельные поля, вывернула к отрогам барьерного хребта.


- Вот тута значится, - Линдси показала на росшие аккуратными рядами молодые сосны. - На ентой пл... платанции... тьфу! Уж ентот Дэн, как ляпнет чего-нибудь, недодумавши, а нам потом язык ломай! В общем, в ентом садочке надобно сосенку срубать. Проверить значится, нет ли чего. Не болезная ли, короеды не завелись ли. Али еще какая беда. Вот ты и срубишь!


- А... зубы...


- Топором! - мощный палец уткнулся в нос бобру-морфу. - Лесорубу, оно, все надо уметь. Ну чего глядаешь? Какой же ты лесоруб, если топора не держал, а? А ну как затупятся зубки твои? Во-о-о! Топором махать, это тебе не кашу в рот кидать! Тут умение надобно! Вот и учись! Пригодится. Вот сейчас, значится...


Линдси медленно обошла ровные, как по ниточке растущие ряды деревьев и наконец, указала на сосну, толщиной у корня чуть более фута:


- Вот. Рубай.


Мишель вздохнул, взял топор обоими лапами, замахнулся...


- Стой!! Да куда ж ты лепишь-то! - возмущенная Линдси перехватила топорик, как будто он был... да для нее он и был игрушечным. - Ты что, с одного замаха надумал дерево-то перебить?! Нет?! А какого ж, тогда лезвие поперек ведешь?! Попервости надруби, потом подруби надрубленное. Потом опять надруби и опять подруби. Понял?


- Угу, - вздохнул Мишель, припомнив, как старший брат орудовал топором. И замахнулся снова.


И снова.


И снова.


И снова...


Солнце уже давно взошло, а Мишель все также замахивался и бил топором. Его шатало, лапы дрожали, язык вывалился, с носа капал пот. Но глядя на Линдси, он снова и снова брался за брошенный топор и врубался в прочную, неподатливую древесину. А женщина тем временем успела распрячь и спутать лошадь, обойти весь участок, тщательно обсыпая корни каждого дерева чем-то серым из мешков. Потом двинув хорошенько плечом, сломала сухостоину и развела костерок в ямке. А юноша махал и махал неподъемным топором.


Труднее всего оказалось правильно выдержать угол удара. Нужно было одновременно направлять топор не слишком прямо - или щепа не откалывалась, а лезвие топора часто застревало; но и не слишком косо - или отщеп получался слишком тонким, а то бывало, лезвие просто скользило по древесине впустую.


Удар за ударом, замах за замахом... Как-то постепенно руки стали сами направлять топор в нужное место и обойдя ствол по кругу раза три, Мишель вдруг понял, что думает о совсем посторонних вещах. К примеру, о том, не выскочит ли из ближайших кустов ватага лутинов. Или о том, что кольчуга, с утра вроде бы легкая и удобная, сейчас тянет спину и мешает. А еще о том, что его резцы скрежещут, прямо мечтая впиться в эту жесткую, твердую древесину...


- Так, так, - Линдси, до того помешивавшая что-то вкусно пахнущее в котелке, сейчас стояла за спиной юноши с багром в руках. - Ниче так, вполне значится... С той стороны ты ствол подрубил хорошо, сейчас значится, подрубай еще, а я ствол направлю, как падать начнет.


Солнце уже почти поднялось к зениту, когда сосенка наконец затрещала и направляемая твердой рукой Линдси, рухнула. Мишель прислонился к торчащему из земли пню, уронив топор и вытянув ноги. Лапы болели так, словно каждую косточку и каждую мышцу тщательно обстучали кувалдочкой. Ноги, казалось, поварили в кипятке. В спину, вместо хребта сунули колючую ветку, а глаза полили одним из едких растворов достопамятной Паскаль.


- Ну что ж... Пойдет. Дерево срубил, осталось всего-то ничего. Сейчас подкрепимся чуток, потом значится, сучья отгрызешь, зубы мне свои заодно покажешь, хлыст поровнишь, чтоб тащить легче было. Потом пень к зимовке подготовишь, покажу как, сучья отгрызенные на телегу закидаш, хлыст позади вместе зацепим и все. Домой.


- Ох-х...


- Не ох, а подымайся! - Линдси нависла над бобром-морфом горой. - Земля стылая, осень на дворе. Хочешь полежать - стели рогожку. А так неча валяться, спину застуживать! Вон, лучше к костру шагай, да отвару хлебни. Враз полегчает! Кстати, не ты ли сальца хотел поснедать? Соленое, с мясными прослойками, с чесночком, перчиком, мягкое как масло, само на язык просится!


Не то чтобы у Мишеля перестали болеть жилы или лапы, просто желудок так властно заявил о себе, так яростно принялся стенать и бурчать, а слюна так брызнула из-под языка, что юноша и сам не понял, как очутился у костерка с толстенным куском хлеба в одной лапе и лишь чуть менее толстым куском сала в другой. И что б там маги ни твердили, мол не захочет, не будет... как санки с горы полетело!


Перекусив и напившись травяного отвара, Мишель опять поплелся к срубленному, теперь уже не дереву. Юноша почесал макушку когтями, припоминая, как Линдси назвала это лежащую на земле корягу... Хлыст кажется? Точно, хлыст. Юноша обошел по кругу этот самый хлыст, думая: как бы ему хотелось еще посидеть у костерка, вытянув ноги и уронив лапы на рогожку. Жаль, что сало с хлебом, морковка и яблоко кончились так быстро...


- И что, вот так каждый день? - спросил он почти риторически, но ответ услышал от Линдси:


- Разумеется, нет. Обычно деревья гораздо толще.


Мишель вздохнул. Кажется, труд лесоруба труднее, чем он думал. Хотя, глядя, как живет, как питается и как одевается Линдси, юноша решил, что и вознаграждается этот труд неплохо.


Он еще раз обошел этот... хлыст, теперь уже внимательно рассматривая ветви. Торчат во все стороны, часть обломилась... Мишель вдруг понял, что ему хочется поскорее убрать эти некрасивые обломки, увидеть ствол во всей его красоте и прямизне, подгрызть эти сучья и ветки как можно ближе к коре...


- Хм. А ниче, ниче так! Шустро выходит! - раздавшийся над самым ухом голос оторвал бобра от упоительного занятия - грызения дерева острыми, созданными именно и только для этого резцами. Занятия, настолько увлекательного, что Мишель напрочь забыл обо всем - о больных ногах, о ноющей спине, даже об уставших лапах!


- Угу... Ладнось, ты покуда тут, а я пойду телегу подготовлю. С такой скоростью, ты сучья-то в момент огрызешь.


Огрызание хлыста от веток действительно заняло куда меньше времени, чем рубка дерева. К концу челюсть немного устала и побаливала - с непривычки, но все равно, использовать зубы, грызть ими дерево было... хорошо. Уже догрызая последние, совсем тонкие веточки на вершине, Мишель припомнил слова Матиаса, о зубах у грызунов. Крыс говорил, что у них... у нас, поправился мысленно юноша. Так вот резцы у грызунов растут всю жизнь, следовательно, их постоянно нужно стачивать. И ощущения, возникающие при этом, Мэтт описал как необыкновенные. Теперь юноша согласился с ним полностью. Это было... что-то. Лучше чем еда, лучше, чем с девушкой... ну, почти.


Оттащив последние мелкие веточки к телеге, на которой Линдси установила по бортам высокие решетки, Мишель подал их наверх. Получилась высоченная куча - ветки от срубленного дерева, остатки сухостоины, даже мешок со щепками, которые пришлось собирать граблями.


- Теперича у нас чего? - женщина, тщательно подтянув витки веревки, и осмотрев получившийся воз, довольно кивнула. - Теперича у нас пень надобно подготовить к зиме.


В дело пошел бур, диаметром дюйма в три, пробуривший углубление в пол фута. Потом в отверстие высыпалось что-то серо-белое, с острым запахом навозной кучи, а на удивленный вопрос Мишеля последовала целая лекция:


- Вот ты его сейчас глиной замажешь, зиму оно простоит, а весной приедем и пень-то подожжем. Весь выгорит, ажно до самых кончиков корней! И лесу польза и нам ковырять не надо! Учись, малец!


Солнце уже клонилось к западу, когда воз веток, с привязанным позади хлыстом, достиг дощатого подворья - огороженного участка на берегу реки, к юго-западу от Цитадели.


- Та-ак, - распорядитель подворья, плотная и низенькая женщина, осмотрела привезенный хлыст. - А чего так мало-то? И Линдси, разве у тебя сегодня не выходной?


- Покой нам только сниться! - ухмыльнулась Линдси, - Вишь, мальца учу. Заодно Дэнову платанцию егойной пылью обсыпала и пробную рубку, как он говорил, сделала.


- А, так это с Дэновой делянки? Хорошо, хорошо, - заулыбалась низенькая женщина. - Сейчас за ним отправлю, а вы пока длинномер раскряжуйте. Как обычно, по двенадцать футов.


Поглядев на лежащую поодаль кучу неохватных бревен, Мишель решил, что его первое деревце было не просто тоненькое, а очень тоненькое. Былиночка придорожная. Впрочем, даже над этой былиночкой пришлось еще раз потрудиться - двуручную пилу, за ручку которой Линдси со своей стороны взялась тремя пальцами, бобру пришлось ухватывать обоими лапами, да еще тянуть с напрягом. Пока Дэн на пару с распорядителем бегали вокруг хлыста, тыкая пальцами, кинжалами, даже отпилив пару кусочков и рассмотрев их при свете заходящего солнца под каким-то колдовским стеклом на ручке, Мишель и Линдси допилили верхушку, перетаскали бревнышки к лесопилке и увели лошадь с телегой на соседний двор - мясляный.


- Тута значится из всяких веток, да щепок масло выжамают. Видал, святильники, недавнешние? Оно! Вонькое, зараза, но зато светит страсть как!


Приемщик, пожилой волк-морф критическим взором осмотрел воз, недовольно шевельнул ушами:


- Сухостоина не пойдет.


- Сама знаю, - кивнула Линдси. - Себе заберу, на дрова...


Мишель открыл глаза и, попытавшись сесть в кровати, сдавленно охнул. Сначала навалилась боль - ныло все тело сплошняком, каждая жилка, каждая косточка. Даже челюсти и те ныли... Потом он осознал, что видит, вернее не видит ничего. Темень, хоть глаза выколи. Так что, завернувшись получше в какое-то пушистое и очень тяжелое одеяло, юноша начал вспоминать конец дня. После масляного двора, они поехали в Цитадель, к флигелю Линдси, потом он вроде как помогал таскать остатки сухостоины, потом вроде как что-то ел... кашу, кажется... или густой суп?


Повернувшись на менее больной бок, Мишель поерзал, поудобнее устраиваясь на лежанке. Твердоватая какая-то и вообще, вроде как чья-то шкура, брошенная поверх охапки сена... Интересно, чья? Ворс длинный, мягкий, запах знакомый... Медвежья?! Такую юноша видел только в комнате Линдси. А почему... Да он же уснул прямо у Линдси за столом!


Ой, мама!


Сев на медвежьей шкуре, Мишель в панике оглянулся по сторонам. Прислушался. Откуда-то донесся тихий храп, потом далеко-далеко ударил колокол надвратных часов. Три часа ночи. Юноша опять откинулся на спину.


Все. Не видать ему этой работы, как своих ушей. Ну и ладно! Не больно то и хотелось... вообще-то хотелось... и даже очень... но ведь все же тело болит! Ну, не болит, но ноет. Хотя сейчас уже меньше... и глаза слипаются...


С этими мыслями Мишель провалился в сон, как в омут.


Три недели спустя


- Мы ждать, ждать, ждать, а ты все где-то и приходить и весь такой, ну прямо даже ай!


- А как же! - Мишель повел втугую обтянутыми кольчугой плечами, звякнул кинжалом в ножнах, потом скинул с плеча топорик и оперся на него лапой. - Подождете меня? Сейчас лошадей обихожу, денюжку получу, и как отпразднуем!


- Ой, ну надо же! да и не только у тебя серебрушки имеются! мы тоже не пустые знаешь ли!


- Согласен, - бобер-морф солидно кивнул другу. - За выпивку платим поровну.


- У-у-у... - мышь-морф, ученик придворного мага Пости как-то скис. - Да я... ну в смысле...


Его спутник, кот-морф Бреннар, ученик придворного пекаря, только вздохнул.


- Вот то-то же! - Мишель ухмыльнулся и хлопнул друга по плечу. - Балабол ты! Ладно уж, сегодня плачу я. Зря что ли в лесу три недели топором махал?


История 50. Радуга


Каждый


Год 705 AC, середина декабря


За несокрушимыми стенами Цитадели, за драгоценным двойным стеклом и толстенными дверями трещал мороз, тускло светило холодное зимнее солнце, а год постепенно склонялся к самому короткому дню и самой длинной ночи. Приближался зимнепраздник, и в лаборатории придворного алхимика закутанная в алый балахон фигура металась от пробирки к пробирке:


-- Немного синего... и каплю розового... ох! -- выдохнула Паскаль.


Разумеется, придворный алхимик почти наверняка не пойдет на праздник перелома зимы, и в подготовке участвовать не обязана... но не в тех случаях, когда личный портной его светлости герцога Метаморского пообещал золотом по весу за яркую и сочную фиолетовую краску для ткани. И вот, в рабочем поле над спиртовой горелкой булькает высокая колба, а ловкие лапы дикобраза-морфа, раскрашенные в оттенки алого, добавляют в раствор то из одной пробирки, то из другой...


-- Тук-тук-тук!


Кто-то постучал по двери когтями, но Паскаль даже не оглянулась, сконцентрировав внимание на булькающей колбе.


Постучали еще раз, немного громче. Тяжело вздохнув, дикобразиха бросила на каменную столешницу латексные перчатки, протертые алой тряпицей защитные очки отправились туда же и, непроизвольно потерев припухшие груди, Паскаль крикнула:


-- Входите!


Дверь приоткрылась и в щель пролезла улыбающаяся черно-желтая тигриная голова.


-- Какого ночного демона, ты так разулыбался? Весь входи!


Семифутовый верзила, выряженный в фиолетовый бархат, оттененный нежно-розовыми кружевами на обшлагах и широком вороте, распахнул дверь и войдя, отвесил преувеличенный поклон хозяйке лаборатории.


-- Ну как тебе наряд?


-- Великолепно, -- вздохнула Паскаль, грустно повесив алые усы-вибриссы. -- Отличный цвет. Но знаешь, Скрэч, я сейчас так занята...


-- Мрр-мрр-мрр-рр, -- пропел верзила, передвигаясь, можно даже сказать, скользя по комнате особым, плавно-текучим шагом, выдававшим опытного бойца. -- Я просто не могу покинуть тебя, не вручив... -- он вытянул из-за спины алый, едва распахнувший нежные лепестки цветок, -- это.


-- Ты с ума сошел... -- прошептала Паскаль, беря колючий стебель и вдыхая божественный аромат. -- Роза, зимой... Где ты взял такое чудо? Нет! Не отвечай! Пусть это останется тайной. Но куда же ее поставить?


Метнувшись к боковому столу, Паскаль схватила высокую колбу и, вернув цветок в желто-черные лапы, заметалась по лаборатории.


-- Одну минуту...


В чисто вымытую колбу полилась дистиллированная вода, посыпались разноцветные порошки и закапали жидкости из плотно закрытых сосудов.


-- Вот так! -- довольный алхимик осторожно поставила колючий стебель в коричнево-серую, попахивающую мочевиной жижу. -- Состав конечно так себе, но пару недель простоит. Хочешь чего-нибудь выпить?


-- Мр-р-р... -- приобнявший алую фигурку за плечи черно-рыжий кот тихо промурлыкал ей на ухо: -- На улице сегодня так холодно, а в Молчаливом Муле пылает камин, и наливают горячий глинтвейн... Как жаль, что ты сегодня так занята.


-- Нахал! -- но раскрашенные алым лапки нежно погладили большие черно-рыжие, совершенно противореча возмущенному тону голоса. -- Ты расписываешь прелести нашей таверны так заманчиво, что я пожалуй соблазнюсь. Только давай сначала все погасим.


Полосатые лапы тем временем потихоньку мигрировали все ниже, а сам тигр продолжал мурлыкать на ушко:


-- Давай помогу, дорогая.


Паскаль едва слышно хихикнула:


-- Если хочешь. А ты знаешь, как остановить кипение?


Скрэч ухватился за грудь и простонал с улыбкой:


-- Ох! Любимая! Ты принимаешь меня за какого-то простофилю? Присядь же и смотри, как действуют великие мастера!


Алхимик щелкнула иглами, усаживаясь на стоящий поодаль табурет, пока рыцарь в фиолетово-розовом костюме исполнял невероятно сложное действие: закрывал горящую спиртовку особым колпачком.


-- Вот и все! -- желто-черный кот заразительно улыбнулся и осторожно ухватил Паскаль под лапку: -- А теперь, идем со мной, дорогая!


* * *


Половина столов в главном зале Молчаливого Мула была еще почти пуста, когда примечательная пара -- высокий, широкоплечий тигр в фиолетово-розовом одеянии и миниатюрная дикобразиха в алом балахоне -- вошла внутрь. Фигурка в алом тут же огляделась по сторонам, но никого знакомого не заметила, разве что в самом углу торчали всем известные кроличьи уши, да бобер-морф, сидевший у бильярдного стола, как-то очень мрачно уставился на вошедших, но после вопросительного взгляда Паскаль демонстративно фыркнул и отвернулся.


-- Что будете заказывать? -- спросила подскочившая к присевшей за столик парочке подавальщица -- выдра-морф.


-- Даме бокал сидра. Мне кружку глинтвейна. И по порции мясных и сырных сухариков.


-- Соблазнитель, -- вполголоса сказала Паскаль, беря широкую, черно-желтую лапу своими лапками и щекоча подушечки на когтистых пальцах. -- Знаешь чем угодить леди.


-- Хороший вор всегда знает свою жертву, -- промурлыкал тигр.


Паскаль улыбнулась, но непроизвольно глянула на все еще сидящего неподалеку бобра.


-- Что-то не так? -- удивился Скрэч.


-- М-м-м... Кто этот бобер, сидящий неподалеку от бильярдного стола?


-- Ты не знаешь? -- поднял брови черно-желтый кот. -- Это Мишель, помнишь, он прибыл в Цитадель в конце лета.


-- О-ох! -- едва слышно выдохнула Паскаль. -- Тогда все ясно. Мишель!


-- Так это тот самый... -- тигр умолк, бросив взгляд на свитое из золотых и серебряных нитей и украшенное рубином кольцо на среднем пальце Паскаль.


-- Вот только не надо... -- дикобраз-морф напряженно выпрямилась и задрала голову.


-- Эй! Не ершись! -- черно-желтые лапы ухватили раскрашенные оранжевым лапки и легонько погладили. -- Я на твоей стороне, любовь моя!


Паскаль тяжело вздохнула:


-- Я знаю, но мне от этого не легче. Это такая глупость... но я до сих пор чувствую себя виноватой. А он до сих пор на меня дуется.


Тигр нежно погладил ее мордочку тыльной стороной лапы.


-- Ну и пусть дуется. Ты же не специально это сделала, ты пыталась помочь...


Но тут послышались шаги подавальщицы и на стол плюхнулись кружки, в сопровождении мисок с сухариками.


-- Спасибо, -- кивнул Скрэч, кидая выдре монетку.


Паскаль тем временем полностью завладела черно-рыжей лапой, потерлась мордочкой, потом легла на лапу подбородком и вздохнула, закрывая глаза. Скрэч нежно погладил ее мордочку свободной лапой, добившись только обиженного бурчания вполголоса...


Тигр удивленно поднял брови:


-- Ну же, Паскаль! Надутый бобер -- еще не конец света!


Дикобразиха вновь что-то пробурчала.


-- И ты выглядишь пьяной, хотя не выпила ни капли!


Еще порция бурчания.


-- Уважаемый, леди что-нибудь нужно? -- спросила проходившая мимо выдра-подавальщица.


-- Нет, с ней все в порядке, она просто... недостаточно выпила.


Паскаль выглянула из-под тигровой лапы вслед уходящей подавальщице.


-- Он ушел, знаешь ли, -- сказал тигр. -- Твой бобер.


-- Ну и пусть... О нем я подумаю потом, -- Паскаль игриво пощекотала язычком подушечки черно-рыжей лапы и захихикала. -- Я сегодня вся горю... а бобер пусть идет лесом!


Внезапно сев прямо, она схватила бокал и хорошенько отхлебнула.


-- Ну как? Нравится?


Дикобразиха кивнула, продолжая попивать маленькими глотками шипучий напиток.


Четыре бокала спустя, Скрэч осторожно унес укутанную алой мантией Паскаль в лабораторию.


* * *


Паскаль медленно открыла глаза. Черно-рыжий, с ушками, улыбается во всю пасть... Паскаль так же медленно закрыла глаза... Потом, внезапно проснувшись, села, закутываясь в плед.


-- Успокойся, все нормально, -- промурлыкал Скрэч. -- Ты просто немного выпила... самую чуточку.


Он осторожно поднес открытый флакончик, знакомый сладковатый аромат коснулся ноздрей.


-- Глотни, сразу полегчает.


Паскаль вдохнула носом запах из под крышки, глотнула чуть-чуть и оттолкнула черно-рыжую лапу:


-- Мое бодрящее зелье? Я и не думала, что его можно применять так.


-- При похмелье творит чудеса, -- кивнул тигр.


Дикобразиха потерла уши, заодно поправив выбившуюся из прически иголку...


-- Действительно, неплохо... -- она зевнула, прикрывшись лапой, -- однако... хм. Ну-ка дорогой, рассказывай. Ты весь вечер просидел с кружкой горячего вина в лапах, но я что-то не припомню, чтобы ты хотя бы отпил!


Скрэч улыбнулся и, вновь протягивая ей флакончик, мимоходом погладил лапой пушистую алую щеку.


-- Я любовался тобой. Ты знаешь, как ты прекрасна, когда задумываешься? И когда спишь...


Паскаль улыбнулась и одним глотком допила остаток зелья. Потом пузырек отправился на ночной столик, а дикобразиха встала, потягиваясь.


-- Ой! -- плед упал на пол... -- Я голая!


-- И тебе это идет.


Погрозив пальчиком похабно оскалившемуся тигру, дикобразиха вдруг поняла, что совсем не хочет одеваться, а хочет потянуться еще раз, напоказ, выставляя все четыре набухшие груди перед самцом...


-- О, светлые боги!!! Краска!!


Забыв и о тигре, и об одежде и вообще, обо всем на свете, придворный алхимик ринулась к рабочему столу:


-- Насоджева дупа... все остыло, краситель кристаллизовался... должен был... странно... в любом случае, его надо разогреть!


Скрэч с улыбкой наблюдал как она голышом, в одних силиконовых перчатках, добывает огонь, разжигает спиртовку, усиливает пламя магией... Все еще улыбаясь, тигр снял с крючка алую мантию и предложил ей.


-- Ох... нет. Спасибо... -- пробормотала Паскаль, все внимание уделяя краске над огнем. -- Не надо. Ты все равно уже видел меня... и вообще... что-то мне сегодня... жарковато... похожу пока немного так...


Она потерлась щекой о плечо черно-рыжей лапы, легшей на ее маленькую лапку, держащую реторту над огнем... стекло нагрелось... едва слышно тренькнуло...


Охотник


Первые трещинки, двое, увлеченно изучавшие друг-друга, не заметили. Однако стекло затрещало громче, собравшаяся на дне капелька упала в пламя, зашипев и заставив магическое рабочее поле полыхнуть всеми цветами радуги.


-- О боги! -- воскликнула Паскаль, роняя реторту на подставку и накрывая полыхавшую спиртовку колпачком. -- Оно разогрелось неравномерно!


Тигр, имевший... да собственно, не имевший опыта обращения с алхимическим стеклом, схватил голой лапой горячий, покрывшийся сеточкой мелких трещин сосуд и поставил на холодный каменный стол -- охладиться.


-- А-а-а! Кобылья щель!!!


Алхимические реторты упрочняются магией, потому сосуд удерживал содержимое куда дольше, чем могло бы самое прочное стекло, но все имеет предел. Резко охлажденное донышко хрупнуло в последний раз, и высокая реторта осыпалась стеклянной пылью, а краска расплескалась частично по столу, а частично по желто-черной лапе.


-- О боги! Скрэч! -- схватившись за голову, в голос завопила Паскаль. -- Что ты... ох.


-- Это ведь не навсегда? -- жалобно спросил замерший у стола тигр-морф, завороженно глядя на оранжевые иглы дикобразихи.


-- Ты сильно обварился?!


-- Нет-нет! -- замотал головой Скрэч. -- Краска была всего лишь чуть горячая.


-- Уф-ф-ф... -- выдохнула придворный алхимик. -- Повезло. Знаешь... нет, не сейчас. Вон в углу, глубокая чаша. Отвори кран и смой краску. Будет фиолетовое пятно, но со временем сойдет. А я пока очищу стол...


Скрэч отправился мыть лапу, но остановился на полдороге.


-- Паскаль.


-- Хм?..


-- Паскаль!!!


Дикобразиха бросила фиолетовую тряпку, еще недавно бывшую ее очередным балахоном, и повернулась.


-- Что там ещё-ё-ё... ё!


-- Цвет! Он распространяется!


Фиолетовое пятно и правда -- медленно, но неуклонно расползалось по лапе. Вот оно достигло одной из черных полосок и Паскаль показалось, что фиолетовая амеба мгновенно впитала в себя весь пигмент из шерсти, оставив мех бледно-розовым...


-- Что за?.. -- ошеломленно пробормотала Паскаль, глядя как желтый в черную полоску тигр, становится фиолетовым в розовую полоску. Тем временем граница новой окраски достигла одежды, и тут снова произошла метаморфоза: фиолетовая ткань моментально выцвела до розовой, как будто кто-то выпил весь краситель, а розовые кружева пелерины наоборот, налились сочным фиолетом.


-- Снимай скорее одежду! -- завопила дикобразиха.


-- Я уж думал, ты никогда не попросишь! -- дрожащими губами промолвил тигр, стремительно сдирая штаны с туникой и уставясь на сочный фиолетовый мех, на еще недавно бывшем белым животе. -- Ух, ты!.. Я фиолетовый! А знаешь... Пожалуй, неплохо!


-- Ты что... Тебе нравится?! -- оранжевые пальцы, обтянутые силиконовыми перчатками, осторожно пошевелили чуть влажноватый, искрящийся остаточной магией мех.


Тигр немного нервно рассмеялся:


-- Ты не единственная на белом свете, кто любит яркие цвета.


-- Ну... и хорошо, -- облегченно вздохнув, оранжевый дикобраз опять пробежалась пальцами по розовому и фиолетовому меху. -- А давай-ка попробуем тебя вымыть.


Проведя тигра в собственную комнатку-купальню, она заткнула сток каменной чаши и отворила краны.


-- О-о! Горячая вода! -- промурлыкал Скрэч. -- Мне стоит захаживать сюда почаще!


-- У должности придворного алхимика есть преимущества, -- она посмотрела, как вода в чаше становится насыщенного фиолетового цвета и прикрыла оба крана. -- Полежи-ка немного... Я сейчас.


Тигр едва успел покрутить головой по сторонам, рассматривая бесчисленные пузырьки, сосуды и сосудики, плотно расставленные на полках в купальне, как дикобразиха уже вернулась, притащив самую большую из имевшихся емкость -- древний бронзовый котел, используемый последние годы для кипячения белья. Подставив емкость под кран, отходящий от днища каменной чаши, Паскаль наполнила его фиолетовой, чуть искрящейся магией жидкостью.


-- Вот и прекрасно. Думаю, она вполне годится, чтобы окрасить ткань для его светлости.


-- Значит, твой эксперимент все-таки не совсем провалился, -- улыбнулся Скрэч.


-- Возможно, возможно, -- пробормотала Паскаль, утаскивая прикрытый крышкой котел в лабораторию. -- Можешь выпускать воду и наливать следующую.


* * *


Вернувшись в купальню, дикобразиха с интересом осмотрела все еще фиолетово-розового тигра, лежащего в кристально прозрачной воде.


-- Очень интересно... Я делала стойкий краситель, но уж очень быстро... Хм...


-- М-м-м?! -- пробормотал задремавший тигр. -- А-а-ах!


-- Мда. Краска впиталась в шерсть намертво.


-- М-м... А у тебя есть зеркало?


-- Ну, какая же женщина обойдется без него? Разумеется, -- улыбнулась Паскаль, беря с полки зеркальце на ручке.


-- О-о! -- только и сказал Скрэч, восхищаясь контрастом розовой и фиолетовой шерсти. -- Надеюсь это не навсегда? Я хотел сказать... ты же меняешь свой цвет...


-- Да, но я не красила себя снаружи. Я покрасила себя изнутри.


-- То есть?


-- Ну... -- дикобразиха устроилась на краю каменной чаши, так что оранжевая ткань балахона выгодно обтянула фигуристую попку. -- Здесь все очень просто... и в то же время очень сложно. Суть в том, что душа первична, разум вторичен, а тело есть опережающая комбинированная проекция первого и второго на вещный мир... Ох... Как же проще-то... В общем, я алхимик, а все алхимики -- немного маги. Мои цвета -- совместное воздействие магии и алхимии на тело изнутри, со стороны души.


-- Кажется, я что-то понимаю...


-- Правда?! -- изумилась Паскаль. -- Я сама не очень-то...


-- На самом деле, нет, -- улыбнулся Скрэч. -- Но если это работает на тебе и не делает меня таким навсегда...


-- Разумеется, нет!.. Ну, почти наверняка, нет. В конце концов, кожа затронута лишь поверхностно, а шерсть постепенно сменится. Пара недель... может быть месяц... или чуть больше... Максимум до весны, до очередной линьки.


-- Похоже, опыта у тебя негусто, -- разухмылялся тигр.


-- Эй! -- возмутилась дикобразиха, -- у меня не так уж и много добровольцев, желающих перекраситься! Вообще-то, ты первый.


-- Почему-то я именно так и подумал.


-- Ладно, -- Паскаль, соскочив на пол, показала Скрэчу язык. -- Я еще не завтракала, а время к обеду подходит. Так что, о Фиолетовое Величество, как только тебе надоест плескаться, жду тебя в Молчаливом Муле.


-- Обязательно!


* * *


Цветная пара: оранжевый дикобраз и фиолетово-розовый тигр вошли в главный зал таверны рука об руку. Они уже садились, когда от бильярдного стола послышался повизгивающий смех. Обернувшись, они увидели едва не падающего с табурета бобра-морфа. Как раз в это время Мишель, а это был именно он, смог сквозь смех кое-как выговорить:


-- Эй, котик, я смотрю, ты тоже сходил в гости к этой... разноцветной... ик!..?


Скрэч подавил рычание, втянул когти и усадил Паскаль на ее место:


-- Я с ним разберусь, дорогая.


Та хмыкнула и, повернувшись вполоборота, краем глаза смотрела, как тигр идет к Мишелю.


-- Привет, -- сказал Скрэч, нависая над низеньким бобром мохнатой глыбой.


-- Ага-а! -- пьяно ухмыльнулся Мишель, безуспешно пытаясь задавить рвущийся наружу смех.


-- Тебе не нравится, как я выгляжу?


-- О-о! -- дыхнул винным духом бобер. -- Не нравится?! Да я просто в восторге! Я бы любовался на тебя... ик!.. весь день!


-- Тебе не нравится Паскаль?


-- Эта разноцветная... ик!..? Ни в... ик!.. коем случае! Ик! Она просто выставила меня на посмешище, превратив в бабу с четырьмя сиськами... ик!.. И всего-то! Ик! А так-то она ниче, хе-хе! Особенно сзади!


Скрэч зарычал и, сжав оба кулака, поднес их к носу Мишеля.


-- Прижми язык, грызун.


-- Пф, -- фыркнул бобер-морф. -- Да, пожалуйста! Милуйся со своей... ик!.. и пусть она тебя перекрашивает хоть каждый день! Только потом не жалуйся! Ик!


Тигр рыкнул еще раз и вернулся к столу, туда, где откинувшаяся на спинку лавки Паскаль вырисовывала когтем на дубовой столешнице причудливые узоры.


-- И? Я ему все еще не нравлюсь?


Скрэч фыркнул и осторожно лизнул ей нос. Паскаль улыбнулась... а печаль в ее глазах осталась незамеченной никем...


* * *


-- Знаешь, ведь эта течка даже не настоящая...


Они возвращались в лабораторию, когда Паскаль за вечер не выпившая даже бокала, и не сказавшая и пяти слов, заговорила.


-- Хм?! -- удивился Скрэч.


-- У меня нет регулярного цикла. Жар приходит, когда ему вздумается... и так уже шесть лет.


-- Жар?! А-а... Я-то еще подумал, с чего это тебе вдруг жарко стало!


Дикобразиха коротко рассмеялась и, остановившись, медленно подняла руки, чуть выпячивая упруго подпрыгнувшие груди:


-- Нет, я говорила не о погоде.


Скрэч вздохнул.


-- Что-то не так?


Фиолетово-розовый тигр осторожно погладил ей мордочку:


-- Нет все... прекрасно. Я хотел бы тебе помочь... наверное, не очень приятно...


-- Эй! Не беспокойся! Я справлялась с этим шесть лет, со дня битвы Трех Ворот! И уж как-нибудь переживу еще... лет пятьдесят. Или сто пятьдесят.


-- Точно? Не многовато?


-- Ха! В моем распоряжении все время мира, и даже больше!


Скрэч только вопросительно приподнял уши.


-- Все знают, что я попала под удар двух проклятий, -- промурлыкала она, легонько прижимаясь к сильному и рослому тигру. -- Проклятья женственности и проклятья звериного облика. А о том, что я попала и под третье проклятье, проклятье молодости, я и сама поняла очень не скоро. И действует оно на меня как-то странно... не полностью. Я не старею, но и ребенком не становлюсь... Загадочно, правда?! Со мной всегда так!


-- И очень удобно, -- ухмыльнулся тигр.


-- А как же! Я уже была бы старой каргой! Мне исполнилось тридцать семь незадолго до битвы... А сейчас мне было бы сорок три. Мы, алхимики можем отдалить старость, но, сам понимаешь, как не отдаляй, как ни борись... А теперь мне не надо ничего отдалять -- теперь мне всегда двадцать пять!


Какое-то время Скрэч внимательно рассматривал Паскаль.


-- Ты действительно великолепно выглядишь!


-- Спасибо! -- улыбнулась она. -- Иронично, не правда ли? Когда мне было девятнадцать, все считали меня двадцатипятилетним. Сейчас тоже... И мне это нравится! К тому же, моя внешность, мои цвета не пошли бы древней карге. На старухе мои цвета смотрелись бы наверное ужасно!


Скрэч хихикнул:


-- С трудом представляю тебя древней каргой. Наверняка зрелище было бы... жуткое.


-- Эй, ты не обязан соглашаться со мной! -- Паскаль грозно помахала пальчиком перед носом тигра. -- Мог бы, и польстить даме!


Тигр улыбнулся и нагнувшись, осторожно коснулся губами оранжевого носа, а она закрыла глаза и потянулась к его губам своими...


-- Я должен идти. Извини.


Она вздохнула, посмотрев на него:


-- Почему?


-- Мне нужно кое-что сделать прямо сейчас. Прости... я... увидимся завтра, хорошо?


-- Хорошо... -- прошептала она, слабо улыбаясь. -- Я займусь той краской для Томаса. Праздник совсем скоро...


Скрэч нежно поцеловал ее и ушел быстрыми шагами, почти бегом.


...Пробирки остались сухи, лишь слезы текущие из глаз, увлажняли шерстку вокруг глаз сидящей за рабочим столом женщины...


Желает


Красный... расслабление... пламя свечи... тяжелые ритмичные удары в ушах... кровь, бегущая через пуповину...


Оранжевый... прошлое... tiger... тигр... burning bright... in the forests of the night... чей бессмертный взор, любя... создал странного тебя...


Желтый... расслабление... свет солнца... тепло... согревающее... расслабляющее... уносящее вдаль... разноцветные лучи, ласкающие кожу...


Зеленый... настоящее... шелест листьев... трава под ногами... greensleeves was all my joy... и ты все взял, бросив лишь меня...


Голубой... расслабление... небеса и облака... летящие... парящие... покой... исчезновение... меня нет... лишь пустота...


Синий... будущее... вечерний сумрак... взгляд вовне... взгляд внутрь души... смутные образы... парящие в сумраке...


Фиолетовый... концентрация... силуэт, идущий навстречу... все четче и четче... кто ты, знакомый незнакомец?.. здравствуй.


Паскаль медленно открыла глаза, прерывая медитативный транс. Решение было принято, осталось лишь исполнить его.


* * *


-- Мишель?


Бобер оторвал взгляд от тарелки с овощным рагу, чтобы посмотреть на самку дикобраза. Коричневый мех, светло-блеклые колючки, желтая мантия...


-- Знаешь, иногда мне кажется, что мы с тобой познакомились как-то... наперекосяк.


Мишель прижал ко лбу холодную подставку для кружки:


-- Хм.


-- Слушай, я действительно сожалею о том, что с тобой произошло. Я не делала этого специально... но это случилось и я хочу извиниться. Извини.


-- Х-х-х...


-- И я думала... может мы могли бы... То есть... Я... Давай попробуем снова? Может быть даже... поужинаем вместе?


-- Что, не с кем поменяться внешностью? Все желающие разбежались? И тигр тоже?


Она вздохнула.


-- И куда исчезла твоя странная окраска?


Она показала на кольцо на среднем пальце левой лапы:


-- Я только пыталась... -- она глубоко вздохнула. -- Ох, да какая разница! Прощай!


Она ушла и Мишель, повернув голову вслед, видел как светлые колючки подпрыгивают в такт ее шагам. Юноша тоже вздохнул, побарабанил когтями по дубовой столешнице... потом рядом с тарелкой легла медная монетка, а он пошагал следом.


Прижав хвост, уберегая его от закрывающейся двери, Мишель огляделся по сторонам. Один из внутренних дворов Цитадели, для разнообразия широкий и окруженный низкими строениями, тем не менее неплохо защищал своих обитателей от пурги, хлещущей за стенами уже который день. Здесь всего лишь падал снег. Крупка -- мелкая, твердая, очень-очень холодная, она лезла в глаза, проникала за шиворот, хрустела под валенками и уже собралась небольшим сугробом на капюшоне желтой мантии. Мишель подошел ближе и осторожно стряхнул его.


-- Извини.


Сидящая у стенки Паскаль подняла заплаканные глаза и шмыгнула носом.


-- За что? Ты прав. Все желающие разбежались... Да их и не было, ни одного. И тигр ушел... у него свои дела, своя жизнь. К тому же... Я ведь и правда виновата. «О-о глянь-ка, вон новичок», сказала я, «может ему это будет интересно?» И ты пришел в мою лабораторию, и я ошиблась и не предостерегла... а потом выкинула из головы, как будто и не было. А теперь ты бобер... А я одна...


Мишель осторожно присел рядом, несколько мгновений рассматривал падающую крупку, потом стряхнул ее с усов-вибрисс.


-- Еще не поздно попробовать еще... то есть начать с начала... ну, ты знаешь.


-- Ха! Ну... Это просто вежливые слова, или?


-- А... Нет, -- Мишель опять стряхнул снег, скопившийся на желтом капюшоне. Потом сдул его с желтой мордочки и желтых иголок Паскаль. -- Я... ну... я же это, вчера... выпил немного... и вот... извиняюсь теперь. Если честно, я... это... неуютно мне! Вот! Как-то не так! Немного. Вроде как. Тут все... да еще эта шкура бобровая... А ты? Ну... со своей... своими иголками?


Паскаль хмыкнула.


-- Я была здесь, когда все сошло с ума. В подвале одной из башен, и была поглощена экспериментом. Я даже и не заметила мига, когда из мужчины превратилась в самку грызуна. Мысли просто исчезли, мир преобразился... а потом он преобразился еще раз, и я осталась, как выкинутая прибоем на пляж -- наполовину женщина, наполовину животное. Зверочеловек. Но меня это не взволновало. Все казалось правильным, естественным, а меня интересовал только мой эксперимент. Так что, я легко приняла изменение...


-- И все так?


-- О-о нет! Кто-то болел, кто-то бился в истерике, кто-то даже сошел с ума... Ты же работал на кухне? Тебя отправляли на бывшую псарню? Видел там, в клетках? Но в то же время, многим было проще. Ведь все произошло в бою, и сначала пришлось добивать врагов, потом раненные, потом наводить порядок... Вокруг Цитадели было сломано, разбито, разворовано и загажено абсолютно все! А потом... Ох, через месяц-другой это уже никого не волновало.


Мишель глянул вверх, мимо крыш и стен донжона. Кажется, ветер начал стихать и пурга наконец-то улеглась. Но крупка все еще продолжала сыпать сверху.


-- А ты всегда, ну, здесь жила?


-- Хе... Нет, я приехала сюда с юго-востока, из далекого Абаефа. Вам северянам не понять, что такое настоящее богатство! Что такое настоящее тепло, и какие чудеса может рождать по-настоящему плодородная земля... Хотя, у Дэна тоже кое-что получается. Абаеф... Там, я стремилась посмотреть мир, узнать новое, учиться... и стремление это привело меня сначала в Эльфквеллин, а потом и сюда.


В то время здесь был придворный алхимик. Странная личность... Ты заметил, Цитадель как будто притягивает странных людей... и нелюдей? М`кой. Моего наставника звали М`кой. Вылитый эльф. Ты видел, может быть... Ах, нет, конечно же не мог...


-- Знаю, знаю! Я это... картинку видел, Маттиас показывал, -- возмутился Мишель.


-- Ну и молодец! -- кивнула Паскаль. -- Значит, и сам знаешь, как они выглядят. Вот и М`кой был в точности эльф. Чернокожий, остроухий, широконосый, белозубый, в клетчатой юбке-килте... Но, очень, очень старый. Знаешь... Такой статный старец, совершенно лысый, с длинной козлиной бородкой... как у Смитсона. Такая же длинная пакля. И хитрющие, совсем молодые глаза.


В то время он уже именовал меня коллегой... и совсем не шутил. А потом, вдруг как-то постепенно мы поняли, что я становлюсь лучше его, что искусство алхимии открыло мне свои высоты и я иду вперед... а он... он -- нет. И однажды М`кой сказал мне: «Совсем скоро ты займешь мое место. А я покину Цитадель». Тогда я только рассмеялась... Но следующим утром не нашла его в лаборатории. Он... ушел. Взял кое-что из вещей, какие-то мелочи и ушел. Навсегда.


-- Может еще вернется, -- Мишель протянул лапу, ловя падающие снежинки. Ветер совсем стих, ощутимо потеплело и теперь с небес валились громадные, мягкие хлопья. -- Он же это, эльф. А они все такие... долгожители.


-- Нет. Он оставил мне письмо... Написал, что нельзя вечно сидеть на месте. Пора идти вперед... что бы это ни значило.


Прошло немало минут, снежинки успели запорошить лапу юноши, прежде чем он промолвил:


-- Я уверен, он бы гордился тобой.


-- Может быть. Но скорее всего нет. А может быть и да...


-- Ну... -- подумав, Мишель сжал лапу, превращая рыхлый сугробик в снежок. -- Временами. Когда не был бы этой... деффкой с восемью сиськами и противовесом.


-- Для восьми сисек противовес нужен немаленький, -- усмехнулась Паскаль сквозь слезы. -- Ладно... не знаю, зачем я тебе все это рассказала, ты ведь даже не спрашивал. И вообще, мне пора. В конце концов, я все еще придворный алхимик, а работа сама собой не сделается.


-- И что там? Что за работа?


-- Да, так... одна мелочь, которую надо закончить. Потом покажу, если захочешь.


-- Да? А я посмотрел бы, -- Мишель бросил снежок в стену напротив и вытер лапу о мех на груди. -- Мне тоже пора. Завтра мы уходим на деляну, а мне еще собираться.


Оба грызуна встали и, отряхнувшись, посмотрели друг на друга.


-- Ну что, -- сказала Паскаль, -- в прошлый раз мы начали не с той ноги. Попробуем еще раз?


Она протянула бобру лапу:


-- Меня зовут Паскаль. А ты, наверное, Мишель?


Юноша улыбнулся и взяв ее руку, осторожно лизнул:


-- Приятно познакомиться.


-- До скорой встречи, сударь.


-- Ага... ой, до скорой встречи, да... сударыня.


Знать


-- Ты похожа на кошку, которая съела мышку.


-- Эй, если кто здесь кот, так это ты! Я скорее мышка.


-- Хорошо сказано. Умеешь ты сказать точно. Профессиональное, я полагаю. Но отчего ты такая веселая сегодня?


-- Ах, мелочи. Я просто помирилась с Мишелем. Думаю, мы станем хорошими друзьями.


-- О. Я... понимаю. И как ты этого добилась?


-- Ну, я встретила его в Молчаливом Муле и предложила начать все заново.


-- И как?


-- Неплохо. Мы поговорили и помирились. А потом начали все с начала.


-- Вот так вот...


-- М-м... я бы не прочь позавтракать. Присоединишься?


-- Хм... да. Пожалуй.


Сидя за столом в одной из замковых едален, расцвеченная всеми оттенками зеленого Паскаль грызла большую миску салата, пока фиолетово-розовый Скрэч доедал омлет. Обычная толпа завтракающих: женщины, дети, морфы. Кто-то жует обжаренный хлеб, запивая травяным взваром, кто-то хрустит салатом, кто-то, как тигр, раздирает омлет. Как говорили приезжие из других герцогств Мидлендса: «жители Цитадели питаются словно лорды». И правда, есть каждый день мясо, за пределами Метамора могли немногие.


-- Паскаль, я...


-- М?


-- Я отойду, на минутку.


Паскаль улыбнулась:


-- Только недолго.


-- Разумеется.


И тигр, одевший сегодня зеленую шелковую безрукавку с алым жабо и коричневые штаны, быстро ушагал в мужскую комнату.


Паскаль неспешно догрызала салат, ожидая возвращения Скрэча, когда кто-то тронул ее за плечо.


-- Привет. Есть кто дома?


Стряхнув задумчивость, она взглянула вверх, на достопочтенную Шаннинг.


-- О. Привет ваша достопочтенность. Давно не виделись. Как башня? Еще стоит? Как свитки? Не все разлетелись?


-- Спасибо, все на своих местах, -- улыбнулась гусыня, общипывая огромный лист салатной капусты. -- Скажи, ты уже готова к зимнепразднику?


Дикобразиха покачала головой:


-- Ох-х... Я так увлеклась покраской тканей и прочего, что и не подумала, как же пойду сама...


-- Да, я уже видела перекрашенного Скрэча, -- хихикнула Шаннинг. -- Надеюсь, это не навсегда?


-- Нет, конечно нет. Вообще, это был несчастный случай -- моя краска вышла из под контроля. Максимум к весне он станет нормальным.


-- Прекрасно. А что еще новенького?


-- Ну, я помирилась с Мишелем... а остальное, думаю, тебе малоинтересно. А как дела у гильдии Писателей?


-- О, мы готовимся к поэтическому состязанию, в канун зимнепраздника. Пять самых вдохновенных сонетов будут представлены на балу в честь солнцестояния на суд всех жителей Цитадели.


-- Неплохая задумка! -- кивнула Паскаль. -- Вы уже отобрали претендентов?


-- Ну... выбор достаточно сложен... и официально никто не должен знать о нем до начала праздника... но если...


-- Нет-нет! Не говори мне! Пусть будет сюрприз!


-- Как скажешь, как скажешь! Кстати о бале, я тебя сразу узнаю, или ты поучаствуешь в маскараде?


-- Ну-у, Шаннинг, как же я могу тебе все сразу рассказать? Устраивать сюрпризы я тоже люблю!


Гусыня склонилась в легком поклоне и кивнула:


-- Очень хорошо, пусть так.


* * *


Прочитав последний сонет и вручив призы, магистры гильдии Писателей разбрелись по залу. Маттиас, подхватив под лапку леди Кимберли, отправился к столам с закусками, Фил, как обычно устроился где-то в уголке, с кружкой чего-то пенистого, а достопочтенная Шаннинг подошла к разгуливающей по залу самке с фиолетовым подшерстком, розовым носом, треугольной фигурой кенгуру и белесыми иглами:


-- Знаешь, Паскаль, цветовое сочетание потрясающее, но им ты никого не обманешь!


Сзади послышался короткий смешок и переливчато-изумрудный ящер подхватил гусыню под крылья:


-- О-о-о, ты наверное сказала это мне!


Быстро повернувшаяся Шаннинг увидела, как улыбающийся во всю пасть ящер закрыл глаза, замерцал янтарным блеском, изменяясь и превратился... в разукрашенную всеми оттенками изумруда придворную алхимичку.


-- Та-а-ак... Паскаль, -- улыбнулась гусыня. -- А с кем же я тогда?..


-- О чем это ты?


Шаннинг опять повернулась, разыскивая фиолетово-розового кенгуру, а увидела знакомого бобра. Правда мех его все еще был фиолетовым, а кожа розовой...


-- Мишель! Но ты же... ты...


-- Фиолетовый? Ну-у... есть немного. Паскаль одолжила мне одно колечко... На время.


-- И вы оба не очень-то одеты?


Паскаль улыбнулась и кивнула:


-- Вот такие мы!


Шаннинг шагнула назад, посмотрела на обоих:


-- Ох, что-то у меня кружится голова... я знаю, мне надо выпить! Вина, вина мне!


Протянув крылья вперед, гусыня умчалась к столику с винами, а Паскаль и Мишель посмотрели друг на друга и, пожав плечами, рассмеялись.


Сидящий в углу залы тигр с фиолетовой шерстью едва слышно вздохнул...


Где


-- А помнишь, ты хотела мне что-то показать?


-- Да, -- кивнула дикобразиха, -- И оно уже готово.


-- М-м-м... покажешь?


-- Конечно. Вот смотри -- последнее время ты немного поэкспериментировал с моим кольцом.


Мишель осторожно положил сплетенное из золотых и серебряных нитей колечко на рабочий стол алхимика:


-- Н-ну... да.


-- Как насчет более длительного эффекта?


-- Чего?!


-- Я работала над стабильным изменением шерсти и кожи. Причем не просто изменением цвета, а более сложные вещи. К примеру, заданный заранее рисунок, в несколько цветов.


-- М-м-м...


-- Что-то не так?


-- Ну... кольцо -- это кольцо...


-- Если ты думаешь о необратимости, то не беспокойся. Я всегда могу перекрасить тебя обратно.


-- Я... ну... ладно.


-- Отлично!


Переливающаяся всеми оттенками голубого мантия взметнулась, когда светло-голубые пальцы Паскаль взяли с полки для опытных образцов три бумажных пакетика. Один с черным порошком, один с красным и один с кремово-желтым. Каждый порошок отправился в свою пробирку, долился дистиллированной водой, взболтался, и наконец, пробирки встали в штатив, на столе перед Мишелем.


-- Залпом, все три.


-- О, светлые боги... А... а если оно мне не придется? То есть, не понравится? Ты сможешь?..


-- Определенно да. Хотя и не ранее, чем через месяц. Однако, ты сможешь носить одно из моих колец это время.


-- Хм... -- Мишель постучал по краю стола когтями, куснул палку для грызения... -- Не нравится оно мне... Ну ладно.


Юноша проглотил все три пробирки, одну за другой.


-- Краска проявится не сразу, -- объяснила Паскаль, моя пробирки. -- Пройдет несколько недель, прежде чем новый мех и кожа полностью заменят старые. И я действительно считаю, что эти цвета тебе подойдут.


-- А какие цвета-то? -- Мишель вдруг вспомнил, что не спросил этого заранее.


-- Даже если бы я смогла подобрать слова, чтобы описать результат, я все равно не стала бы портить сюрприз. И да... Мишель... способ еще не отработан до конца... могут быть вариации... а может вообще не сработать. Помни это!


Юный бобер почесал за ушами...


-- Да-а?!


Паскаль лизнула ему нос, отчего юноша заалел как маков цвет.


-- Спасибо, что согласился стать моей лабораторной морской свинкой.


-- Ох, да это... ладно уж!


В это время послышался бой надвратных часов.


-- Ого! -- заторопился Мишель. -- Мне пора! Сегодня встреча Попечительского Совета Грызунов. Пойдешь? Тебе будут рады.


Дикобразиха схватилась за голову:


-- Ох, да мне же нечего надеть! И прическа... Иголки растрепались, поблекли... Ой, ну как же можно идти на встречу такой растрепой! И цвет сменить не успею! Ох, нет, никуда я не пойду!


-- Паскаль! Да ты это... просто чудо! Ничего у тебя не того, не растрепалось! Все на месте! Не выдумывай! Балахон так и вообще... просто ух! А то, что из-под него виднеется... ну это... лучше помолчу.


-- Ну-у... ладно, -- улыбнулась дикобразиха, осматривая себя в зеркальце и поправляя деревянным гребнем иголки. -- Это безобразие, идти на званый обед, не сменив балахона... Ну да ладно, переживут!


Мишель улыбнулся, и нежно взяв ее лапу, предложил:


-- А... может, ну... раз уж у тебя нет нового балахона, так...?


Паскаль удивленно подняла уши и уставилась юного бобра.


Два грызуна вышли из лаборатории и повернули направо -- к Молчаливому Мулу, а фиолетово-розовый тигр, сидевший в дальнем углу холла, вздохнул еще раз.


* * *


-- Сегодня у нас особый день и особое заседание попечительского совета! -- громко сказал Маттиас, поднимая бокал. -- Некая известная особа, не буду показывать когтями, но это Паскаль... -- над столом разнеслись смешки, а светло-голубые ушки дикобразихи смущенно посинели изнутри. -- Так вот, некая особенная особа решила посетить наше ежемесячное собрание. Поприветствуем нашу особенную гостью!


Приветственные возгласы, аплодисменты и цоканье стаканов наполнили малый зал таверны. Потом над столом разнесся хруст -- грызуны дружно вгрызались, кто в капусту, кто в салат, кто в специальные (только для грызунов!), неразгрызаемые сухарики, а еще немного позже вновь забулькало наливаемое в бокалы вино и слово предоставили уже самой особенной гостье:


-- Кажется, от меня ждут ответного слова, -- Паскаль улыбнулась и кивнула присутствующим. -- А я вот возьму и... скажу!..


Наконец, собственно обед закончился, и члены клуба разбрелись по кучкам, перемывая кости соседям, знакомым и незнакомым, разнося, а то и просто выдумывая новости и слухи. Маттиас, под руку с Кимберли, исполняя обязанности хозяев собрания, постепенно обходили всех и наконец, добрались до примечательной парочки:


-- Паскаль, -- крыс грациозно склонился над расцвеченной всеми оттенками лазури лапкой, потом пожал куда более мощную лапу бобра. -- Мишель, должен сказать, удивлен до самой крайности. Как тебе удалось притащить на наше заседание сию блистательную, можно даже сказать ослепительную особу? Да еще в таком виде...


-- В весьма, можно даже сказать, в очень примечательном костюме, -- Кимберли тоже улыбнулась дикобразихе и подала лапку бобру.


Паскаль и Мишель посмотрели друг на друга и рассмеялись:


-- Я... это, я не виноват! -- все еще смеясь, сказал Мишель.


-- Да это просто фазы луны так встали! -- поддержала его Паскаль.


Наконец отсмеявшись, бобер продолжил:


-- Да, вот... такие мы! Всего-то две недели... и я уже совсем не смущаюсь... и даже вот -- вышел на люди, одетый как... как тот, кто я есть. Я теперь не человек и одеваюсь вот -- как я!


Закончив речь, он осторожно куснул за ушко, захихикавшую Паскаль.


-- Иначе говоря, немножко раздетым, -- еще раз улыбнулся Маттиас, -- я бы даже сказал, совсем голым, -- он похлопал Мишеля по плечу, еще раз склонился над лапкой Паскаль. -- Удачи вам обоим.


И увел Кимберли дальше.


-- Мы не так уж и раздеты, -- прошептала дикобразиха, -- могли бы раздеться и посильнее!


-- Ты... это о том, что мы могли бы сбрить себе мех? -- Мишель хмыкнул, -- Было бы очень интересно! Но ведь на улице же зима! Без меха там жуть как холодно!


-- Ты прав, -- хихикнула Паскаль, -- зимой без меха ужасно неуютно! Интересно, как люди обходятся?


-- А... вот мне вот... интереснее, о чем это он, ну... когда желал нам удачи? А?


Паскаль подхватила юношу пол лапу и, отведя в сторону, вполголоса рассказала:


-- У крыс очень короткий перерыв между периодами течки. Всего несколько дней, тогда как у дикобраза и у многих других грызунов почти год. Правда и сама течка очень короткая, несколько часов. И у Ким явно тот самый день, если принюхаешься, сам поймешь. Так вот, в присутствии «разгоряченной» самки, самец крысы может думать только о сексе... и ни о чем больше!


-- Что совсем?! -- округлил глаза бобер.


-- Ну, нет конечно. Маттиас ведь не только и не столько крыс, к тому же он явно старше пятнадцати лет... но определенную окраску его мысли все равно приобретают!


* * *


В маленькой спальне, через стену от лаборатории придворного алхимика, бобер и дикобраз уснули, прижавшись, друг к другу... А в одной из соседних комнат, фиолетовый тигр, с розовыми полосками, ронял слезы, глядя на одинокий бутон розы...


Сидит


Осторожный стук в дверь.


Молчаливый взгляд открывшего.


Вздох.


-- Чего ты хочешь?


-- Извини. Я... я...


-- Ты?


-- Я... я не знаю что на меня нашло... Нет, хуже, я знаю, но противиться этом у выше моих сил. Прости... если сможешь. Я... сама позволила ему... прости...


Дверь закрылась.


Стучавшая медленно присела у закрывшейся двери, обхватила себя лапами, будто пытаясь укрыться от жгучего ледяного ветра, задрожала, уткнувшись мордочкой в темно-синюю ткань рукавов. Потом она почувствовала прикосновение и подняв взгляд увидела синюю розу, в фиолетово-розовых, когтистых лапах.


-- Ты меня разбудила. Мне надо было одеться...


* * *


Держа фантастическую, невероятную розу обеими лапами, она медленно плелась рядом с ним.


-- Ты не можешь продолжать бегать туда-сюда между нами.


-- Прости, но я... я не могу, -- не договорив, она шмыгнула носом.


Он остановился:


-- Что у вас... двоих там... было?


Она тоже:


-- Ничего.


-- Ничего?!


-- Ничего. Совсем.


Мгновение они смотрели друг на друга.


-- Мда?


-- Нет, ничего между нами не произошло, -- сказала она с легким рычанием.


-- Это... странно.


-- Ничего странного... -- прошептала она, прижимая к груди розу, -- ничего! Посмотри на меня! Ну кто я? Старая блядь! Да, я кажусь молодой... моему телу двадцать пять, и так будет еще долго... не знаю, сколько. Может быть вечно. Но моя душа... мне пятьдесят! И я действительно старая блядь... и я не готова, к тому, что могло произойти между нами! И никогда не буду готова!


-- Хм? -- удивленно приподнял уши он.


-- Бобры выбирают партнера на всю жизнь. Я не могла... и я не уверена, что я хочу. Нет, совсем не уверена. Подобная верность... смущает. Она невозможна, она неправильна, но она есть... и она обязывает. Ей приходится соответствовать... а я не уверена, что я этого хочу.


-- Но почему нет?


-- Потому что он все еще привыкает к своей форме. Я не знаю, что происходит у него в душе, почему он внезапно так... открылся мне. Может с ним происходит то же, что и со мной... когда я осознала, что он -- ближайшее существо к дикобразу во всей округе.


-- Хм.


Она вздохнула, опять прижимая розу к сердцу:


-- Я не готова к вечной связи с ним. Он сейчас озадачен, все еще не все понимает... А вдруг он внезапно поймет, что я не та, с кем ему будет хорошо всю оставшуюся жизнь? Я не хочу поторопиться...


-- И поэтому, ты с ним порвала?


-- И это тоже. Я вижу его как близкого друга... не более. Точно не бой-френд, и уж конечно не любовник. Просто приятель, уверенный, надежный, тот к кому можно прижаться, кому можно поплакаться в жилетку... но не тот от кого бы я... хотела детенышей. Нет, не тот.


Медленно тащился мимо бесконечный серый камень древних стен. В конец концов, он осторожно обнял ее за плечи:


-- Думаю, я понимаю... а ты знаешь с кем бы ты... хотела?


Паскаль пожала плечами:


-- Наверное... наверное, он должен принимать меня такой, какая я есть... мне не измениться, поздно. И любить яркие цвета и расцветки...


-- Цвета -- суть твоей жизни, не так ли? -- улыбнулся он.


-- Да, жить в серости я не смогу. Ну, думаю в ближайший месяц мы увидим, сможет ли их полюбить Мишель.


Замерев на месте, Скрэч обернулся:


-- Ты...?!


-- Да! -- Паскаль улыбнулась, вдыхая наконец божественный аромат цветка.


-- А он...


-- Знает? Да, я его спрашивала... кажется, но без подробностей. Как бы то ни было, если он станет ближе мне, то это тоже станет частью его жизни.


Тигр фыркнул:


-- Надеюсь это надолго? Уверен, бобер не готов к чему-то... постоянному.


-- О, нет. Он согласился, при условии, что я верну его цвет на место через месяц, если ему не понравится. И я... хм...


-- Хм?! -- в голосе Скрэча прорвался совершенно неуместный восторг.


-- Хе. Я только сейчас осознала, что не знаю, как удалить его новую окраску.


-- У-у! Бедный Мишель! -- фиолетово-розовый тигр прикрыл лапой вылезшую на морду ухмылку.


-- Не стоит меня недооценивать, -- дикобразиха погрозила ему темно-синим пальцем. -- Я что-нибудь придумаю. Надеюсь...


-- А как именно ты его раскрасила?


-- Ну, это вроде как сюрприз... ладно уж! Если он сейчас внимательно посмотрит в зеркало, то обнаружит что корни меха местами стали красными, а местами -- черными.


-- И?!


-- Он будет, хм, в клетку.


-- Клетчатый бобер?! О! Я хочу это видеть!


Паскаль кивнула, улыбаясь немного нервно:


-- Угу. Красный и черный, в клетку, с кремово-желтой кожей.


Скрэч прислонился к стенке, не в силах стоять. Он некоторое время крепился, сдавливая смех, который прорывался наружу совершенно непристойным повизгиванием... но, в конце концов, не выдержал и его хохот громом раскатился по коридору.


-- Паскаль! Ты гений! И сумасшедшая! А может и то, и то сразу! Вот ну... ну... даже не знаю, что сказать, дорогая!


-- А можно восторгаться друг другом чуть тише?! -- пробурчала выглянувшая в коридор ящерица, -- здесь дети спят!


Скрэч, все еще вздрагивая, взял Паскаль за плечи:


-- Пойдем... ох! Наружу... и поговорим там!


* * *


-- О светлые боги! Надеюсь, он не против! Интересно, что он скажет, когда узнает, что ты не можешь это исправить?


-- Ох! Как же я могла! Я... думала, вернуть естественный цвет будет совсем просто, но только что поняла, что... Но может быть, я еще что-нибудь придумаю! В крайнем случае, он может регулярно перекрашивать мех в черный цвет.


-- А кожа?


-- А что с ней? Прекрасная кожа... Ее тоже можно подкрасить.


-- Ну, разумеется. Только сначала его друзья немного посмеются, -- внезапно он стал серьезным. -- Ты знаешь о моем соглашении с богиней Аккалой?


-- Нет. Я... я не прислушиваюсь к слухам. Что за соглашение? -- беспокойно спросила Паскаль


-- Гейс. Соглашение с богом называется гейс. Я был болен, очень серьезно болен. Придя сюда, в Цитадель, я... я гнил заживо. Жрица тогда призвала богиню и Аккала исцелила меня. Но взамен она потребовала... попросила исполнить гейс. Пять лет я не должен пить алкоголь и на те же пять лет я должен отказаться от... от...


-- От секса, -- выдохнула Паскаль. -- Надо полагать... неспроста.


-- Да, -- кивнул тигр. -- Моя болезнь была... соответствующей. И я приложил все усилия, чтобы исполнить его.


-- Гейс...


-- Но потом я встретил тебя, и... и все. Твоя внешность, твой голос, твой запах... Коу сказал мне, что всему виной твоя течка, что это был твой особый запах, что это временно. Но... но это не так! Что-то изменилось во мне самом! Во мне проснулась любовь, которой я никогда не испытывал! Сейчас у тебя нет течки, но чувства никуда не делись! Рядом с тобой я чувствую лучше, пока ты рядом, ничто в этом мире не сможет расстроить меня. Когда ты уходишь... Мне словно бы вынимают сердце. И этим утром, когда ты вернулась... Я боялся тебе это сказать, но я люблю тебя, Паскаль! Ты мне нужна! И мне надо знать, что ты чувствуешь!


Он вздохнул.


-- Пожалуйста не разбивай мне сердце снова...


Паскаль нежно прижалась к Скрэчу, положив голову на широкую грудь...


* * *


-- Ты так и не сказала, порвала ли ты с ним...


-- Ты все еще об этом думаешь? -- спросила Паскаль, укладывая подбородок на сгиб лапы Скрэча. -- Интересно, где шляются все подавальщики? Я есть хочу!


-- Паскаль! Увиливать нехорошо!


-- Ну, да. Я сказала ему, что я думаю... и чувствую... и, что мы должны быть только друзьями. Мишель был немного разочарован, но он переживет.


-- А как его новая шкура? Уже отросла?


Паскаль улыбнулась:


-- Посмотрим. О! Вон свободный подавальщик! Эй, любезный! -- закричала она, поднимаясь со своего места.


-- Кажется, он тебя не услышал, -- усмехнулся Скрэч. -- Через всю эту толпу. Теперь-то ты понимаешь, почему в обед сюда ходить не стоит.


-- Факт, -- кивнула Паскаль. -- Здесь куда приятнее, когда половина столов пустует. Подавальщик!! Ох, исчез, как не было... А теперь их двое, и они просто стоят там и болтают!! Да чтоб им повылазило!


Она замолчала, внезапно осознав, что Скрэч больше не сидит с ней за столом.


-- Вот зараза... и этот исчез! -- сказала Паскаль, ни к кому конкретно не обращаясь.


Несколько минут спустя, Скрэч вернулся к столу с кружкой чего-то янтарного, с пеной и стаканом сидра.


-- Тебе же нельзя пить алкоголь! -- удивленно задрала уши Паскаль. -- Почему ты всегда заказываешь эль?


-- Проверяю себя. Убеждаюсь, что могу жить без него. Теперь я уверен -- могу.


Он поднял кружку и хорошенько глотнул.


-- Скрэч! Что ты делаешь?!


Он сделал еще один хороший глоток.


-- Эх, хорошо! Попробуй немного! -- сказал он, подсунув кружку ей.


Она принюхалась...


-- Да это ж мой шипучий яблочный сок!


-- Конечно, почему бы и нет? На вкус куда лучше дурацкого эля. И тебя немного напугал... -- ухмыльнулся он.


-- Дорогой, не делай так больше! Так ведь и поседеть можно!


-- И с каких это пор житель Цитадели начал беспокоиться о смерти от старости?


-- Ха! И правда, -- кивнула Паскаль. Потом дотянулась за шею и выдернула иголку насыщенно синего цвета: -- Вот тебе, в отместку! Защищайся!


Уколов тигра в лапу, она, к счастью отвлеклась на бокал с сидром.


-- Эй, а вон там случайно не твой друг? -- спросил Скрэч, указывая на вход большого зала таверны.


И точно, у колонн отряхивал снег, и высматривал свободное место только-только вошедший с улицы бобер.


-- Мишель! -- крикнула она, махнув лапой.


Юноша, улыбнувшись, тоже махнул лапой и подошел ближе:


-- Не возражаете, если я здесь присяду?


Паскаль подвинулась, освобождая местечко на краю лавки:


-- Присаживайся.


Усевшись, Мишель принюхался к напиткам, сгреб с блюдечка последний сырный сухарик:


-- Ага... да, привет Скрэч, наше вам Паскаль. Как тут у вас?


-- Отлично, -- хмыкнул тигр.


-- Да... о делах, -- глаза бобра любопытно блеснули. -- Тут это... слухи ходят, что ты лорду Томасу показался...


-- А то! Три дня вылавливал! -- ухмыльнулся Скрэч.


-- Тебе еще повезло, что лорд был в хорошем настроении, -- буркнула Паскаль. -- Удостоился бы «королевской печати»*, вот было бы к месту!


-- А я и удостоился! -- опять ухмыльнулся тигр.


-- Да ну?! -- округлил глаза Мишель. -- А... с какой? С левой или с правой? Тебе получается сейчас по вечерам и свечи того -- без надобности!


-- Не угадал, -- ухмыльнулся Скрэч, вытаскивая из кармана монетку на шнурке. -- Можно сказать, из собственных копыт!


-- Все это конечно прекрасно, -- вздохнула Паскаль, с тоской осматривая пустое блюдо из-под сухариков, -- но где подавальщики? Что-то мне дубовая столешница начинает казаться аппетитной...


-- А я уже непрочь подзакусить деревянной кружкой, -- присоединился Мишель, принюхиваясь к стоящему перед тигром остатку напитка.


Паскаль посмотрела на Мишеля:


-- Хм... Дай-ка я посмотрю кое-что.


-- А... да пожалуйста!


Она наклонилась очень близко и подула на его густой коричневый мех.


-- Угу... шерсть растет очень хорошо.


Скрэч прикусил язык, ухмыляясь вовсю пасть. В конце концов, он не выдержал и поднявшись на ноги прорычал во весь голос:


-- Подавальщик!!


Немедленно, три разных служки подскочили с трех сторон к столу.


-- Спасибо, друзья мои, -- вежливо кивнул тигр. -- Мне бы хотелось пообедать...


Фазан


-- Ты говорила что сможешь вернуть все назад!!


-- Но не раньше чем через месяц! -- Паскаль прикрыла фиолетовые иголки, фиолетовой же мантией. -- А прошла только неделя!


-- Но посмотри на меня! Я... я какой-то смехотворный пень!


-- Подожди немного, я уверена ты привыкнешь к этому.


-- Привыкну?! К этому?!


-- Конечно, почему бы и нет? Ты выглядишь... весьма.


-- Разумеется, тебе нравится! Ты же сделала меня таким!


-- Паскаль, Мишель! О-о, какая расцветка!


-- Видишь? Скрэчу тоже нравятся!


-- Скрэчу не надо ходить в такой шкуре! Ох, зачем же я тебе доверился!!


-- Мишель! Все не так уж плохо. Я же не против быть фиолетовым!


-- Но у тебя это было не специально! К тому же, ты раскрашен временно!


-- Ну и что? Зато твоя шкура тебе очень к морде. С ней ты такой... мужественный, как настоящий лесоруб.


Бобр схватился за голову и застонал:


-- Завтра утром мне идти на деляну, а Линдси и половина лесорубов напялили юбки той же расцветки, что и мой мех, только чтобы посмеяться надо мной!


-- Что за бред?! -- фыркнул Скрэч, тщательно скрывая улыбку. -- Ты знаешь, сколько стоит эльфийский килт? Шутка выходит чересчур дорогостоящей!


-- Неееет, нет! Нет! Нет!! Этого не может быть. Это мне снится!


Скрэч безрезультатно попытался задавить смех...


-- Очень смешно! -- прошипел бобер.


Тигр продолжал хихикать.


-- Нет, нет, это просто... такой рык... а так-то я тебе всей душой сочувствую...


Нечленораздельно прошипев что-то, Мишель хлопнул дверью, едва не придавив себе хвост. Паскаль и Скрэч еще миг смотрели друг на друга, пытаясь удержаться...


Уходящий бобер услышал громкий смех, донесшийся из-за приоткрытой двери.


* * *


-- Мишель, я действительно сожалею...


-- Пф-ф...


-- Я не знала... не думала, что такое может... что это случится!


...


-- Я... я посмотрю, что я смогу сделать, чтобы все как можно скорее исправить.


...


-- Правда, мне очень жаль. Я... надеюсь, тебе скоро будет лучше.


* * *


-- Паскаль! -- закричал тигр, -- Угадай что?


-- Что, Скрэч?


-- Мы можем пожениться!


-- Что?


-- Жрица сказала, что мы можем пожениться! Очевидно просьба Аккалы, о соблюдении целибата распространяется на неженатые пары! Но если мы поженимся, мы можем любить вечно и ничто нам не помешает! Она сказала, что это надо проверить, а это займет время... Но она сказала, что мы возможно сможем!


-- Ох, это... великолепно.


-- Эй, а что так невесело?


-- Скрэч, извини. Я только что навестила Мишеля в лазарете. Он рубил дерево и отвлекся... Лесорубы, почти все вырядились в эти эльфийские килты... А он думал, что они подшучивают над ним, и не заметил что дерево падает не туда.


-- Вот же... тещины ляжки! Он сильно ранен?


-- Нет, только сломанная нога, пара ребер и ссадины на хвосте. Ну и смертельно задетое самолюбие, -- вздохнула Паскаль.


-- Ох, нет! Не начинай винить себя за это! В этот раз он сам нарвался!


-- Только после того как я настояла! И соврала, что смогу вернуть все на место!


-- Ох... А что именно ты ему сказала? И как ты собираешься это исправить?


-- Ох, пока не знаю... Я... Если я придумаю способ то, да. Вообще-то я никогда не пыталась вернуть естественный цвет. О светлые боги, да он был всего лишь вторым, из тех, кого я покрасила! Я могу дать ему одно из моих запасных колец, но это не то! Мои кольца основаны на воздействии через душу и их эффект нужно поддерживать сознательно... а он не сможет!


-- А ты не можешь просто красить его мех каждые две недели? Та краска на моей шерсти держалась очень хорошо.


-- Тот эффект получен случайно и я не могу его повторить! К тому же, мне не нужно перекрасить его, мне нужно восстановить естественный цвет... А это, это...


-- Хм?


-- Магия и алхимия, алхимия и магия... Алхимия и есть магия, но как бы с изнанки, с другой стороны! Это искусство подправить природу и вместе они дают эффект, усиливая друг друга... А естественная окраска так проста, что... Я не знаю, как создать простоту!


-- Ох. Похоже, Мишелю придется жить с этой расцветкой всю оставшуюся жизнь.


Она тяжело вздохнула и кивнула:


-- Нет способа восстановить старую окраску, я могу только заменить ее на новую... Я могла бы сделать цвета более близкие к естественным, я, наверное даже смогу перекрасить ему шкуру в черный цвет, но...


-- Ты можешь сделать его черным, не так ли? Я имею в виду, совсем, -- сказал тигр, нежно проводя тыльной стороной ладони по ее фиолетовому носу.


Она вздохнула:


-- Да, наверное.


* * *


-- Мишель.


-- Ох. Опять ты.


-- У меня есть кое-какие результаты.


Мишель фыркнул:


-- Ну, говори, что уж там.


-- Для начала кое-что, что тебе не понравится. Я не могу вернуть тебе естественный окрас.


-- И почему я не удивлен?


-- Но я могу сделать твою кожу полностью черной. Может даже не совсем черной, а скорее темно-коричневой, почти как раньше, не совсем, но все-таки.


-- А мех?


-- Я могу попробовать сделать его черным. Без гарантии, но я уверена...


-- Совсем черный?! Это что, как болотная крыса?!


-- Это все что я могу сделать сейчас и быстро. Разумеется, если ты не предпочтешь быть красным или розовым или... а что на счет черной кожи и белого меха? Это будет смотреться неплохо...


-- Хватит! Нет! Я останусь как есть. Весь целиком. Хватит с меня твоих зелий и колдовства... Не хочу рисковать больше.


-- Понятно. Но может перекрасить хотя бы кожу?


-- В черный цвет? Это будет неправильный черный, ты сама сказала. Она будет такой же черной, как эти черные квадраты?


-- Да.


-- Тогда нет. Я не хочу выглядеть как болотная крыса!


-- Ты уверен? Не передумаешь?


-- Нет. Не передумаю.


-- Ясно. Пожалуйста, скажи мне, если все же передумаешь... ты знаешь, где меня найти...


Она глубоко вздохнула, и повернулась, чтобы уйти.


-- Паскаль.


-- Да.


-- Спасибо за попытку, -- выдавил из себя Мишель. -- Я... я знаю, тебя не переделаешь.


Паскаль вздохнула, позволяя фиолетовой накидке соскользнуть на спину, показывая каскады светло-- и темно-фиолетовых иголок.


-- Я такая, какая есть... рассеянная, игривая, взбалмошная... Подходим ли мы друг другу? Или то было просто случайное сродство желаний и душ?


-- Я не знаю, Паскаль, -- вздохнул он, поправляя стянутую лубками ногу. -- Действительно не знаю. С тобой рядом никогда не бывает скучно. С тобой было весело, грустно, я злился, восторгался, мне хотелось то придушить тебя, то носить на лапах... Но провести с тобой жизнь? Я не знаю... не уверен.


Она вздохнула и, закутавшись в переливчатую фиолетовую ткань по самые глаза, шагнула к двери. Потом обернулась через плечо:


-- То были чувства, которым не должно было случиться.


-- Что ж, тогда пусть это будет просто дружба, -- выдохнул он.


Она вздохнула еще раз и тихо ушла.


* «Королевская печать» -- в данном случае -- синяк под глазом, каковые лорд Хассан раздает нерадивым подчиненным с приличествующей его положению щедростью. В некоторых случаях «КП» также именуются мелкие, но весьма дорогостоящие сувениры, чаще всего золотые монеты с квадратным отверстием, раздаваемые им же подчиненным, за дело радеющим. Кстати, золотой, под настроение лорда полученный Скрэчем, примерно равен годовой зарплате Мишеля.


История 51. Герцог на час


Год 705 AC, конец середина декабря


Михась в последний раз взглянул на труп старого герцога: тело жеребца еще подергивалось, но он был несомненно мертв. Жилистый лис-морф вздел отрубленную голову Томаса над собой и торжествующе взвыв, швырнул ее вниз, на пол тронного зала. Позже она добавится к другим черепам, висящим на кольях у главных ворот Цитадели - предупреждение всем, кто пожелает встать на пути Михася. А теперь...


Росомах, стоящий на нижней ступени каменного постамента, с мечем в лапах. Один миг бывшие союзники смотрели друг на друга, потом Андре отсалютовал мечом:


- Хай, Михась, герцог Метаморский. Герцог на час. А может на миг?


- Двоим, нам будет тесно здесь, - кивнул Михась, с сожалением бросив взгляд на расщепленный щит. Томас был хорошим бойцом... даже слишком. - Защищайся!


Удар!


Уход...


Скрежет топора о камень, мраморная пыль, летящая из под черного лезвия. Выхлест меча рванувшегося вперед...


- Что, больно? - соперник Михася демонстративно облизал лезвие, в который раз за день, испившее крови.


Лис провел рукой по боку, активируя кровеостанавливающий амулет. Удар был хорош, действительно хорош. Пара ребер, в горле клокочет - похоже, задето легкое. Что ж... Топор брошен на пол, и Михась, с коротким мечем в лапе атаковал росомаха.


Вихрь атак, защит, звон стали и вновь соперники отскакивают друг от друга.


- Жжется? - хватая пастью воздух, прохрипел Михась, покуда Андре проводил лапой по плечу.


- Ничего, танец еще не закончен! - в свою очередь прошипел росомах. - Впрочем, осталось недолго!


Еще один вихрь стали, но в последний момент Михась парирует чуть медленнее, чем нужно и меч соперника не промедлив ни на миг, входит в его грудь.


Лис лишь тихо охнул и упал на колени, когда его меч выпал из онемевших пальцев, потом лезвие коснулось сердца и Андре, в последний раз усмехнулся бывшему союзнику...


* * *


- Восемнадцать!!! - завопил он так, что голос разнесся на весь большой зал Молчаливого Мула. - Крит!!


- Для критического удара нужно двадцать, - проскрипел Михась, откидываясь на спинку лавки.


Андрэ покачал головой:


- У меня магический меч +2. Не забыл?


- Чтоб тебя подняло, да об пол стукнуло! - Михась прижал уши и весь как-то погрустнел. Даже роскошный лисий хвост печально обвис. - Где ты взял эту пакость?


- В пещерах Смерти, куда я сходил, пока ты чесал спину о столбы в храме Силы, - сказал росомах, весело задрав уши и ухмыляясь.


- Тьфу на тебя! - прошипел лис, после долгой паузы.


- Ну же, Михась! Я жду! - Андрэ ухмылялся уже во всю пасть.


Лис неохотно поднялся. Отвесил росомаху глубокий поклон и во весь голос завопил:


- Славься лорд Андрэ первый, герцог Метаморский!!! Скромный проходимец молит тебя о прощении, за то, что он такой говнюк!!!


«Герцог» лениво и напыщенно махнул лапой:


- Ты прощен, смерд.


И расхохотался в голос, увидев изумленный взгляд подошедшей разносчицы.


- Ох, Салли, видела бы ты себя со стороны!


- Доиграетесь, - покачала головой выдра-морф.


Михась подал ей монетку и, взяв с игрового поля маленькую фигурку герцога, очень серьезно сказал:


- Вот это - единственный герцог, которого мы когда-либо попытаемся убить. К тому же, его корона великовата, что для меня, что для Андрэ.


- И каменное кресло с высокой спинкой, чересчур твердое, геморрой заработать совсем не хочется, - присоединился к другу росомах. - А вот товарища поддеть мы никогда не откажемся!


И они расхохотались, на этот раз вместе.


История 52. Верю и надеюсь


Год 705 AC, конец середина декабря


«Моя дорогая Элизабет!


Прошло уже больше пяти лет, с тер пор как мы виделись в последний раз, и я действительно очень скучаю по тебе...»


Михась рыкнул и смятый лист дорогущей (4 медных звезды за листочек!*) новомодной бумаги полетел в камин. На стол лег следующий лист, но лис-морф лишь взглянул на его белизну, но так и не поднял брошенного на дубовую столешницу пера. Некоторое время лис сидел, ухватив голову лапами, невидяще глядя куда-то вдаль... потом встал и, подойдя к камину, уставился на горящую бумагу.


Воспоминания, горькая, болезненная память ушедших лет, оставившая метки на теле и в душе... Даже спустя пять лет они напоминали о себе - неотрывно глядя на пламя в камине, Михась непроизвольно сдвинул левый манжет, открыв тонкий шрам, опоясавший запястье. Шрам уже давным-давно не ощущался, но он был, был... и сейчас когтистые пальцы правой лапы сами собой гладили скрытый под мехом след давней боли, как будто пытались сгладить черные воспоминания, залегшие глубоко в сердце...


«Даже если я напишу самое лучшее, самое проникновенное письмо, захочет ли она прочесть его? - думал лис. - Эли наверняка разорвет его, даже не читая!»


Михась в очередной раз посмотрел на идеально белый лист, контрастно выделявшийся на черно-коричневом дубе столешницы.


- Да чтоб тебе лутин в суп насрал, сестричка! - наконец воскликнул он. - Что же ты сделаешь, получив мое письмо?! Я не видел семью и не писал вам пять лет! И я... я скучаю по тебе, сестренка!


Лис-морф в который уже раз подумал о встрече с семьей, но их реакция на изменениебыла однозначна и очевидна - он опять взглянул на левое запястье...


Громкий звон тревожного колокола оторвал Михася от размышлений. Схватив кольчугу и топор, лис метнулся вон из комнаты - сначала в северную караульную, а уже оттуда, по лестнице, на надвратную площадку.


- Андре, что?!


Росомах-морф, до прибытия командира говоривший с орлом-морфом, указал лапой: тонкая струйка алого дыма поднималась из заснеженного леса, примерно в двадцати милях к северу.


- Тройка Лауры, - дополнил орел-морф.


- Шарон, спасибо - кивнул Андре, - продолжай наблюдения.


Орел поспешно убежал на башню, а росомах повернулся к лису:


- Не знаю, что там, но Лазурно уже улетел на разведку, а сейчас должны...


Через распахнувшиеся ворота прогромыхал дежурный отряд - десяток кавалеристов.


- Значит ждем, - выдохнул Михась, прислоняя топор к парапету и натягивая кольчужную рубаху. - Должно быть что-то серьезное, если Лаура использовала алый сверток.


- Факт, - кивнул Андре. - Паскаль будет довольна, ее идея себя неплохо оправдала. Кстати, а разве не должен ты отдыхать? Коу что-то такое упоминал.


- Должен. Но я не могу сидеть без дела во время тревоги. К тому же, мне просто скучно! - ответил лис.


В это время над лесом показался взлетевший, наконец, дракон, а сверху, с наблюдательной башни призывно засвистел орел-морф.


- Что там?! - завопил во всю глотку Андре.


И навостривший уши лис расслышал:


- Лазурно несет двоих!!


В последний раз хлопнули переливающиеся всеми оттенками небесной лазури крылья, и дракон громогласно прорычал:


- Торопитесь! Она умирает!


Михась и Андре как раз подбежали к месту посадки и успели подхватить женщину в пластинчатых доспехах, опутанную странной серой веревкой. Чуть расплывающаяся, при попытке рассмотреть, шуршащая как змея, она шевельнулась прямо на глазах, плотнее обхватывая связанную женщину. Доспехи, перехваченные в десятках мест затрещали, женщина, и без того едва дышавшая, захрипела, но потом смогла как-то вдохнуть.


Едва устроив женщину на брошенном прямо в снег плаще, Михась, не медля ни мига, выхватил из толпы собравшихся зевак мальчишку постарше:


- Хватай товарищей, и быстро тащите сюда Магуса, Пости, Жрицу или хотя бы Паскаль!


- И живо! Бегом! - крикнул вдогонку мальчишке Андре.


- Да что же это такое?! - чуть не плача простенал упавший на колени рядом с женщиной рысь-морф.


- Раллис, что произошло в лесу?


Не дождавшись ответа, Михась обхватил кота за плечи:


- Раллис, дружище, нам нужно знать, что произошло! Ответь!


Рысь-морф не обернулся, его лапы продолжали гладить лицо женщины, но он все-таки выдавил из себя:


- Мы ждали в засаде... лутинов... штук двадцать, не больше... мы уже почти их добили, а потом их шаман бросил в Лауру эту...


- Это веревка с волосом из гривы демона, - вмешался в разговор Лазурно. - Я слышал о таких, правда, сам до сего дня не видел. Она обхватывает и медленно раздавливает жертву.


- Жутковатая смерть, - выдохнул Михась, глядя на Лауру. - Лазурно, ты можешь снять заклятье? Ты же дракон, ты сродственнен магии!


- Ее магия очень мощная и очень сложная, - вздохнул синий гигант. - Я пытался снять ее в полете, но не смог. Будь у меня неделя-другая... Но ты же сам видишь, доспехи вот-вот не выдержат и тогда... Ей сейчас нужен настоящий, искусный маг, или Жрица.


Услышав его слова, рысь-морф затрясся и взвыл:


- Лаура!!


- Или маг, или Жрица, с ее богами... А, не сняв заклятья, перерезать эту треклятую веревку невозможно, - прошептал лис, потом погладил черное лезвие своего топора и сказал во весь голос: - Отойдите все! Мне нужно место для замаха!


- Нет!!! - завопил Раллис, загораживая женщину собой.


- Михась! Ты с ума сошел! - изумленно сказал Лазурно, протягивая лапу, чтобы остановить лиса. - Ты ее пополам разрубишь! Нужно подождать Магуса, или Пости...


- Или ее смерти! - лис глянул в глаза дракону. - Она умирает! И до прихода магов не доживет! В лучшем случае умрет у них на руках!


- Лазурно, не пускай его! Он...


- Раллис! - Михась схватил кота за плечи лапами и заглянул в желтые глаза. - Раллис, поверь мне. Ради Лауры. Поверь. Пожалуйста.


Рысь-морф бросил взгляд на женщину. В это время веревка снова шевельнулась, послышался треск и стон сминаемого металла, когда какая-то деталь доспехов поддалась.


Раллис опустился на колени рядом с женщиной, лизнул посиневшие губы. Когда он поднялся, по его морде текли слезы, но он смог сказать:


- Делай.


Михась осторожно примерился, приподняв топор примерно на фут и позволив ему упасть лезвием на один из витков веревки. Раздался звук, отдавшийся во всем теле, как будто лезвие с размаху попало даже не по камню, по вековечной, монолитной скале, ушедшей основанием вглубь земли.


Подняв топор, лис провел по лезвиям пальцами, потом прикоснулся лбом и мысленно сказал: «Шепот, помоги мне! Ее жизнь зависит от этого удара! Прошу тебя!»


Отстранившись, Михась бросил взгляд на топор, да так и не смог его отвести: в бархатной черноте лезвий проступали темно-алые, почти багровые руны. Лис вгляделся в мерцающую, пронизанную ало-багровыми нитями глубину, потом перевел взгляд на лежащую женщину и увидел! Сияющая всеми двенадцатью цветами радуги, прячущаяся под грязно-серой оболочкой нить... Вот, он волос из гривы демона, - подумал Михась, - вот, что мне нужно разрубить... и рубанул!


Он еще успел осознать ослепительную вспышку, короткий полет, удар спиной...


* * *


...Михась стоял в маленькой комнатке. Кровать, сундук, кресло, маленькая жаровня, в отгороженном ширмой углу - кувшин с водой и кадушка. Все вещи тяжелые, сработанные чуть грубовато, но добротно, на века. Особенно дверь и окно. Окно! Лис осмотрел собранное из маленьких, мутных стеклышек окошечко, едва в два фута высотой, отчаянно продуваемое ледяным сквозняком. С легкой усмешкой вспомнил громадные двойные стекла в окнах, выходящих в бессчетные внутренние дворы Цитадели. «Нет, - решил лис, - я не в Метаморе. Но где же я?»


- Мих... Михась?! - женщина, сидевшая за пяльцами, отложила иглу и, откинув длинные каштановые волосы, порывисто встала.


- Лизка?! - изумленно прошептал Михась.


- Ты! Наглый, мерзкий, блохастый... - женщина уже обнимала высокого, жилистого лиса, а когда тот лизнул ее в щеку, возмутилась: - прекрати меня лизать!


- Могу укусить за ухо, или ляжку, - ухмыляясь, предложил Михась, и тут же присел, уворачиваясь от подзатыльника, привычно отвешенного старшей сестрой.


- Ты! Ты! - прекратив раздавать подзатыльники, Элизабет ухватила лиса за плечи и принялась трясти. - Ты почему мне не писал?! Пять лет! И... почему ты мне снишься?! Ты умер?!!


- Нет-нет! - быстро возразил Михась, пока женщина не успела развить жутковатую мысль. - Совсем нет. Просто...


- Просто что?! - сестрица уперла руки в поясницу и уставилась на непутевого младшего брата грозным взором. - Так братец!


Михась минутку полюбовался ею. Высокая, почти шесть футов**, длинные каштановые волосы свободно струятся по плечам.


- Хороша! Скорее бы тебя замуж выдать! Женихи небось прохода не дают!


- Михась! - Элизабет грозно помахала пальцем перед хитрым лисьим носом. - Не переводи разговор! Мои женихи тебя не касаются, а вот твоя целая шкурка меня - очень даже! Так что с тобой?!


- Маленькие неприятности... Ничего страшного. Немного стукнуло о стенку и все!


- И все?!! - сестричка опять уперлась руками в поясницу и грозно нахмурилась. - Немного стукнуло о стенку?! Что там происходит, в вашей проклятой всеми богами Цитадели?! Смотри, я ведь приеду и проверю! Если ты немедля мне все не объяснишь в письме, понял ты, мерзкий, драный, блохастый коврик?!


- Все-все, - отгородился от разъяренной фурии вытянутыми лапами лис. - Я все понял и осознал и уже исправился! Может, лучше расскажешь как там родители? И... все остальные?


Пробурчав что-то ругательное, о бестолковых младших братьях, совсем не желающих думать пришибленной головой, Элизабет все же смилостивилась:


- Все у нас более-менее. Отец пару лет назад тяжело болел, но оправился. Он, кстати, передал дела семьи Джорджу. И знаешь, мы все скучаем по тебе, даже Брайан, хоть он и не признается никогда.


Лис вздрогнул и непроизвольно потер левое запястье.


«Михась», - казалось, сами стены дрогнули от прозвучавшего прямо из воздуха слова. - «Михась!»


Узнав голос Лазурно, лис понял, что пора прощаться - время вышло. Он еще раз обнял сестричку, лизнул ей щеку напоследок:


- Лизка, мне пора. Я люблю вас всех! Я напишу тебе! И... приезжай если хочешь, если ненадолго, это безопасно. Я хочу тебя увидеть не в видении, но ты же знаешь, таким как я, путь на юг заказан!


Элизабет заплакала, и мокрыми губами поцеловала лисью морду в кончик носа:


- Я буду молится Эли, за тебя! А мы приедем, обязательно! Ты только напиши! И береги себя! А то замуж не пойду! Ясно тебе?! Приеду и буду до старости тебе жизнь портить! Михась, благослови тебя Эли... Я люблю тебя!


Михась попытался еще что-нибудь сказать, но тут комната подернулась туманом, потом в нос пробился омерзительный запах, лис чихнул, глубоко вдохнул...


* * *


...И открыл глаза.


То же место - средний северный двор Цитадели. Лазурно, синей глыбой нависший сверху, Андре, торчащий пообок и Коу, убирающий в сумку пузырек с нюхательными солями.


- Вот и отлично, - профессионально бесстрастным тоном проговорил енот-целитель. - Небольшое сотрясение, пару дней придется полежать, но в принципе, ничего страшного нет.


- Что... - едва попытавшись приподняться, лис ощутил такое головокружение, что не приведи Эли.


- Нет-нет, а вот вставать не надо! - енот-морф немедленно уперся лапой в грудь. - Вот так, куртку под голову, а вот теперь уже спрашивайте.


- Что с...? - смог выдавить Михась.


- С Лаурой все хорошо, - кивнул Коу. - Ее сейчас понесут в лечебницу. У нее несколько серьезных внутренних кровоизлияний и пара сломанных ребер, но ничего смертельного. Так, а вот и ваши носилки...


- Подож... подождите! Лазурно, что тут собственно...?


Дракон шевельнул ушами, обозначая улыбку:


- Ну, о взрывном высвобождении магической силы ты, думаю, слыхал. А теперь и сам поучаствовал. Рассеченная веревка, кстати, моментально сгорела и, что очень странно, пострадал при этом только ты - Лауру даже с места не сдвинуло, а ее доспехи вовсе не закоптились. Похоже, твой топор как-то этого добился... интересная вещица, очень сильная... и древняя. Родовой?


- Угу, - выдохнул лис. - А потом?


- Потом? - дракон снова пошевелил ушами и продолжил: - ну, ты лежишь, Лаура лежит, Раллис, как понял, что все - тоже обеспамятел, только Андре выглядывает из-за моего хвоста. Я рога почесал, подумал, да и попытался пробиться в твои мысли. Не каждый день, знаешь ли, становишься свидетелем такого эффектного магического явления. Так вот, в твоей душе я ощутил чье-то присутствие... не желаешь рассказать?


- А... - пожал плечами лис, - я виделся с сестрой... Нет погоди! Так это мне не привиделось?! Это было на самом деле?!


- Похоже, да, - кивнул Лазурно. - А потом набежали маги, целители и вот, ты здесь.


- Кстати, слышишь? - вмешался в разговор Андре, - Магус и Пости до сих пор хором ругаются. Оказывается волос из гривы демона - ужасно редкая штука, а после твоего топорика там даже пепла не осталось.


- Так, закончили? - подошедший енот, указал дюжим помощникам на носилки. - Этого тоже в лазарет.


- Подождите! - забеспокоился лис, - где мой?..


- Здесь, здесь, - показал ему топор росомах, - целехонек! Лечись, потом поговорим!


- И со мной тоже, - напоследок высказал дракон. - Уж очень топор у тебя... интересный.


Перед взором Михася потянулись арки внутренних ворот, чуть позже - потолки коридоров, потом все подернулось туманом и он, сам того не замечая, заснул...


* * *


Три дня спустя Михась опять сидел в своей комнате с пером в лапах, но в этот раз строки письма сами ложились на лист дорогущей, белой как мел бумаги:


Моя дорогая Элизабет!..

*4 медных звезды ~ 4 крупных курицы. Что на современные деньги (2012 год) ~ 1000 рублей.


**6 футов - почти 1 метр 83 см.


История 53. Дни увядания


Год 706 AC, середина марта


Я устало вздыхаю, разочарованно потирая лоб. Гляжу в окно - краешек солнца едва показался над восточной стеной. Далекий звон надвратного колокола указывает мне, который час и я откладываю перо. Высокие груды книг на рабочем столе, заставляют меня задуматься: зачем мне это надо?


С трудом поднявшись, иду посмотреть на мир снаружи. Утро. Крошечные существа снуют далеко внизу. День начинается. Пытаюсь припомнить: спал ли я сегодня? Нет, не помню...


За окнами, на карнизах и выступах лежит снег, но в башне тепло. Кажется, я сам сделал так. Когда? Не помню... Да, в общем-то, не важно. Или важно? Нет, важно - моя работа. А все остальное...


Не важно.


Важно.


Не важно...


Важно...


Не важно...


Пытаюсь расставить на полках ненужные сейчас книги. Как их много! Стол прогибается под тяжестью томов! Мне нужен помощник! Или нет? И для чего? Расставить книги по местам раз в пол года? Я чешу за ухом, машинально щелкаю пальцами, и книги сами летят по местам.


Как я это сделал?.. Не помню...


Едва шевеля лапами, складываю в стопку результаты моих ночных трудов, пытаясь навести порядок. Сворачиваю несколько свитков, увязываю вместе, потом укладываю на полку и медленно планирую вниз, к рабочему столу. Подняв взгляд, рассматриваю бесконечную спираль полок, ниш и шкафчиков, уходящую куда-то ввысь, пока голова не начинает кружиться... Кто придумал эту башню?.. Ох, это же я сам!.. Или не я? Тот Я был тогда совсем другим Я... Или нет? Или я схожу с ума? Или уже сошел...


Хорошо бы найти немного времени и поговорить с Паскаль. Но так близко завершение моих трудов, так близок финал, я не могу позволить себе остановиться! Малейший перерыв просто нестерпим! Возможно, я просто параноик? Да нет, скорее, я просто состарился...



Я размышляю об этом все чаще. Все заметнее седой мех, все труднее сосредоточиться, все хуже видят глаза, все меньше слышат уши. Все чаще я улыбаюсь, вспоминая ушедшие дни. Тогда я нередко покидал мою башню. Куда-то спешил, зачем-то торопился... Куда? Зачем? Все ушло, исчезло... Что происходит снаружи? Ныне новости не слишком торопятся достичь моих ушей. Какая ирония! Я так стремился знать все о делах и заботах Цитадели! А как?! Не помню...


Осторожно поправляю остро пахнущий светильник. Запах древесного скипидара, сияние раскаленного камешка, закрепленного в оправе над почти невидимым пламенем. Откуда здесь это зеркально-хрустальное чудо? И куда делись привычные с детства свечи? Помнится, мы с Паскаль что-то такое комбинировали... Я еще предложил подвести трубку к пламени прямо сквозь фитиль... Зачем? Ах, не все ли равно?.. Сейчас это уже не важно...


В углу пылится шахматная доска, забытая с тех времен. Я задумчиво поглаживаю подбородок. Может позвать кого-нибудь и поиграть? Нет-нет. У меня нет времени!


Смотрю на занавеси верхних окон, делаю пассы, приказывая им открыться. Ничего. Я вздыхаю... Старость. Возможно, я уже теряю свои способности...


Выгнув спину, с удовольствием слушаю хруст позвонков. Насторожив уши, осматриваю комнату, словно выискивая что-то неправильное, что-то... движущееся... вкусное... мышку, кролика... Бред! Я просто ищу что-нибудь неправильное, чтобы занять себя исправлением. Возможно ли, что мне просто скучно? С таким количеством дел, как я могу вообще скучать? И что такое скука? Наверняка ужасно скучная штука...


Иногда я жажду компании, но не часто. Обычно это отнюдь не просто - идти из моей башни так далеко! Возможно, это судьба, ибо, как бы не менялась Цитадель, мое убежище всегда задвинуто в самый дальний угол. Вспоминается что-то такое... возможно, это даже моих рук дело. Может быть... Не помню...


Вновь смотрю в окно, рассматривая снующие внизу фигурки. С этим изменениемневозможно даже понять, кто из них действительно женщина, а кто взаправду ребенок... А есть ли смысл? Если объект выглядит как мышка, ведет себя как мышка, пахнет как мышка... То может его можно съесть?.. О чем это я?! Ах, да и ладно...


Оглядываясь назад, мой хвост смотрится ужасно неухоженным. Эх-х-х... Стоит ли тратить время, ухаживая за мехом? Кому это надо? Кто захочет затруднить себя визитом к старому ворчливому колдуну, живущему в дальнем углу Цитадели? Кому вообще нужен грязный старый хвостатый пердун? Никому...


Вновь чешу за ухом... Жизнь моя, несомненно изменилась за эти годы. Или нет? Я едва-едва помню, как я жил до изменения. С огромным трудом вспоминаю даже, как я тогда выглядел. Помнится, когда-то я часто задавался вопросом, каким все могло бы быть, не будь изменения. Первое время новообретенное тело казалось... казалось... казалось, я бегу по залитому солнцем лугу, и жирные полевки мечутся под лапами...


Или не казалось? Кто я? Старый лис, задремавший на заросшей цветами, теплой земле, которому снится, что он старый маг, задремавший на солнышке у окна, в странной башне, в дальнем углу древней Цитадели? Или я старый маг, задремавший у окна, которому снится, что он старый лис, задремавший на солнечном лугу?.. А есть ли разница?.. И так и так я - старый лис, и я дремлю в тепле...


Гляжу на кровать в углу, и вдруг осознаю, что это единственная приличная вещь в зале. Очень печально... Или не очень? Я действительно так долго не спал? Вздыхаю. Почему бы мне не поспать прямо сейчас? Снимаю заляпанный, прожженный в нескольких местах балахон, потом взглядом закрываю нижние занавеси. Хорошо, что я так и не открыл верхние...


Ох-х-х...


Откинув одеяло, осторожно проскальзываю внутрь. Ох-х-х... Впервые за... давно, очень давно. Закрыв глаза, я поворачиваюсь на бок и погружаюсь в дремоту. Может быть, именно это мне и было нужно?


...


Кто-то панически колотится в дверь:


- Магус, Магус, скорее!! Тебя Михась зовет к северным воротам!!!


Ох-х-х... Возможно, мне вообще не суждено отдохнуть. Возможно, мне и не нужно отдыхать. Возможно, я действительно безумен. Возможно, одно - следствие другого...


Возможно.

История 54. Сражение с деревом


Год 706 AC, середина февраля


Мишель пнул сугроб, толстым одеялом укрывший склоны Барьерного хребта. Сияющая белизна разлетелась облаком мелких частиц, потом с едва слышным шуршанием опустилась - на кусты, редкие стебли травы и камни, которых вокруг более чем хватало. Бобер-морф фыркнул, поправил сумку на боку и, пнув сугроб еще раз, пошагал дальше - сквозь бьющий в морду и ерошащий мех ветер.


Линдси наверняка уже обнаружил, что он бросил артель лесорубов в горном ущелье... а может и не Линдси, а Татхом... но Мишелю, честно говоря, было наплевать. Линдси надел... надела этот свой килт... черно-красный, в клетку... чтобы подразнить его! И все! Все до единого! Все! Сочли! Это! Шуткой!!


Очень весело, нет слов!


Оглянувшись, Мишель шмыгнул носом и мрачно уставился на широкий след, оставляемый толстым бобринным хвостом. Они легко найдут и догонят его, если не завьюжит. Или не пойдет снег. Впрочем, на фоне что летней зеленой травы, что осенней слякоти, что весенней изумрудной свежести, он бы тоже не потерялся. Его мех, ныне шахматной расцветки, с изумительной четкости черно-красными квадратами, просто восхитительно контрастировал с лесом в любой сезон! Эксперимент, видите ли! Наука, видите ли! Паскаль! Чтоб ей икнулось!!


Вообще-то штаны, кольчуга, и подкольчужная рубаха худо-бедно укрывали большую часть тела. Но лапы! И голова...


Последние месяцы жизни Мишеля были... разнообразными. Для начала, еще по осени, он наконец-то завершил изменениеи стал бобром. Месяц, целый месяц неопределенности и ожидания! И только для того, чтобы стать толстеньким, низеньким пушистиком... ну хоть не крысой, и то хлеб. Потом он прибился к метаморской артели лесорубов, под присмотром, весьма и весьма эдакой штучки... хи-хи... штучка... нет, краля!


При мысли, что Линдси можно обозвать кралей, Мишель даже ухмыльнулся. Выше его на три головы, вдвое шире, обхват запястья - как у него ляжка, седые косы, пропущенные по сторонам воистину мощной груди... Эдакая бабища, с легкостью размахивающая двуручной, отточенной до бритвенной остроты железной оглоблей и способная в одиночку утащить телегу, вместе с лошадью! Во, какая у него подружка тогда появилась! Ну, и прочие в артели, под стать ей. Сплошь быки, да битюги-морфы. И он, клетчатый бобер...


Пнув очередной сугроб, Мишель пошагал дальше, вспоминая, как он ругался с Паскаль... мирился с Паскаль... злился на Паскаль... и пару раз чуть не переспал с ней же. Страстное увлечение ею, заставило Мишеля попробовать все, чем увлекалась придворный алхимик. Они даже вместе ходили на ежемесячную Встречу грызунов и на новогодний бал малость... неодетыми. Голыми, вообще-то. А на балу, он к тому же использовал ее кольцо изменений. Весьма своеобразный опыт.


Грандиозный финал всего это увлечения - эксперимент по перекраске его кожи и меха изнутри. Почему он согласился выпить эту микстуру? Ох... Как бы то ни было, к концу зимы он стал похож на нелепый гобелен. Или плед. Или еще хуже - на шута, бубенчиков на макушке не хватает!


Еще одна куча снега отправилась в полет, а бобер пыхтя и шипя от ярости, остановился на тропе. Он не соглашался, стать таким навсегда!! А эта придурошная... и все вокруг пялятся и насмехаются!!


Мишель зашипел, упершись кулаком в ближайшее дерево... Смотрящее на него... усмехающееся перекошенным дуплом!


Ярость, кипящая в душе, как в котле с притертой крышкой, нашла выход и, швырнув в сторону перевязь с мечом и сумку, юноша принялся колотить лапами по коре. Сначала медленно, но с каждой минутой все быстрее и сильнее. Яростный вопль выплеснулся из горла, становясь все громче, превращаясь в остервенелый вой-рев. Наконец в голове что-то окончательно перехлестнуло, глаза затянуло кровавым флером и он, уже ничего не соображая, вцепился в твердую, промороженную древесину резцами.


Время и усталость отступили куда-то, исчезли, осталась только чистая, звенящая, пылающая огнем ярость и хрустящее, крушащееся под резцами дерево. Всю суть Мишеля переполнило животное желание грызть, грызть, подрезать, ощущать языком крошки, мелкие обломки, стружку, сплевывать и вновь грызть! Он обхватил ствол лапами, уже действительно лапами - сам того не осознавая юноша принял полную животную форму. Его хвост метался по сторонам, расшвыривая белую крупку, дерево, скрипело и трещало, снег вокруг усеяли куски коры и стружка.


А Мишель видел только врага - ствол дерева и чувствовал лишь сладкий вкус, вкус убиваемого врага на языке.


Наконец ярость его немного поутихла и Мишель отвернулся от «врага». Он прямо чувствовал, как гнев покидает его, вытекая, оставляя горечь на языке, побаливающие челюсти, бьющееся где-то в горле сердце и слабость в лапах.


Преодолевая усталость, юноша принял получеловеческую форму, поправил одежду и... понял, что не может больше злиться на Паскаль. В конце концов, она такая, какая есть... рассеянная, взбалмошная, гениальная... Разноцветная. Цвета - ее жизнь, суть, страсть... ему ли пытаться переделать такую женщину? Он настойчиво пытался разделить ее увлечения, но похоже... может быть, они просто не для него?


Мишель вздохнул, потоптался на месте... и решил возвращаться к Линдси и артели. Они, наверное, уже беспокоятся, куда он делся...


Он как раз наклонился над сумкой и валяющимся в снегу мечем, когда треск и хруст за спиной, заставил повернуть голову. Дерево! Мишель вспомнил, про погрызенное дерево и ветер... дул прямо на него!!!


В первый момент, он успел порадовался снегу, смягчившему удар толстенного комля, уберегшего от мгновенной смерти. Однако мгновение прошло, и пришла боль - ствол ударил его по груди и животу, ломая ребра и выдавливая из легких непроизвольный крик-стон. Но воздуха в легких больше не было, и вдохнуть Мишель не мог - жуткая тяжесть сдавила грудь. Он охнул, упираясь лапами в шершавый ствол, пытаясь спихнуть его.


Но ствол не поддавался! В голове как будто заколотили молоты, глаза вылезли из орбит. Бобер задергался изо всех сил, в панике оглядываясь по сторонам - небо кружилось над головой и снег, везде снег! Хрипя и давясь пеной, он толкал, упираясь в отваливающиеся лохмы коры, пока мышцы не свело судорогой, но приподнявшийся комель чуть поддался, сдвинулся к ногам, которые все это время без толку сучили в разбитом в кашу снегу. Мишель, протолкнув в легкие чуток воздуха, взглянул на ствол, пытаясь высмотреть хоть какой-то упор для срывающихся лап, сучек, ветку, нарост - что угодно, лишь бы можно было вцепиться.


В его голове билась единственная мысль - если он не сдвинет дерево сейчас, сию же минуту, то задохнется под ним. Через силу вдавив в легкие еще чуть-чуть воздуха и уперешись лапами в какой-то нарост, Мишель напрягся, до предела. Перед глазами уже сгущался туман, дерево превратилось в темно-коричневое пятно, небо осталось где-то в смутном, далеком прошлом, весь его мир свелся к подтаявшему снегу под спиной, лапам упершимся в скользящий нарост и пружинящему, то и дело слегка подававшемуся и тут же падавшему назад стволу. Он упирался обоими лапами, плечи и грудь то и дело пронзала нестерпимая боль, живот казалось выдавило куда-то в бок, но Мишель, хрипя и неразборчиво шипя то ли молитвы, то ли проклятья всем известным богам продолжал давить и давить...


Наконец, ствол тяжело и неохотно сполз-скатился с его живота и груди, и остановился, прижав к земле ноги, а юноша со стоном и коротким вскриком облегчения уронил лапы на снег.


Отдышавшись чуточку, Мишель попытался сесть - высвободить ноги, но боль в груди и животе усилилась десятикратно, заставив упасть обратно. И какое-то время он просто лежал, едва дыша, смаргивая с глаз тьму и туман. Однако не долго - каждый вдох отдавался болью. Нужно было что-то делать... Или просто терпеть... Мишель не мог выбраться - подергав изо всех сил босыми ногами, он понял, что сучья и ветки осевшего в снегу дерева зажали их так, что не выдернешь. Но, по крайней мере он мог дышать... уже хорошо.


- Эй, кто-нибудь!! - шепотом позвал бобер. Хотел закричать, но едва попытался глубоко вдохнуть, как грудь и живот опять пронзило такой болью, что пришлось отдыхиваться, смаргивая тьму с глаз. Воздуха едва-едва хватало для громкого шепота и не более. Почему они не ищут его? Его след отлично виден в снегу; они должны бы уже пройти большую часть пути... Мишель не мог поверить, что Линдси мог вот так просто бросить его здесь, в лесу.


Хотя юноша проводил большую часть вечеров и почти все выходные с Паскаль, они с Линдси регулярно заходили в Молчаливый Мул, выпить кружку-другую. Мишелю нравилось считать хорошим другом такого... такую... а! да все равно она в душе мужик! Так что, большого человека... Хотя Линдси больше молчал, разве что кое-какие истории о Цитадели Метамор и команде лесорубов... А вот Мишель рассказал ему очень много о себе такого, что обычно хранил в тайне. Рассказал о чуме и смерти своей семьи, о путешествии с караваном, об изменении... Ему первому юноша рассказал о своей любви, ему же жаловался и бурчал о вечно лезущем в чужие дела Скрэче...


Но однако же Линдси надел эту юбку, этот эльфийский килт, выбрав такую расцветку, что точка в точку повторяла новый цвет Мишеля. Его мех встал дыбом, в бессильной ярости, а они все только смеялись... Но без них, он умрет здесь, на этом засыпанном снегом горном склоне, замерзнет, или истечет кровью, в полном одиночестве. Эта мысль пронзив его ледяной дрожью, мигом выхолодила весь гнев и заставила посмотреть на себя и вокруг.


Влажный снег под спиной и вокруг уже стал скользким от крови. Сжав зубы бобер взглянул вниз, на грудь и увидел, что кольчуга и подкольчужная рубаха насквозь пропиталась алой липкой жидкостью. Мишель, осторожно оттянул кольчужные кольца, вдавленные в его шкуру шершавой корой дерева. Потом морщась поднял ее от живота вверх, а чуть позже, повозившись и пару раз передохнув, стянул через голову совсем. Подкольчужник оказался разорван в нескольких местах, но он же, присохнув к длинным, разодранным ранам на животе и груди, сыграл роль бинта, перекрыв путь крови. Мишель не рискнул отдирать его, только, как смог разодрал рукава и ворот, подпихнув туда, где раны продолжали кровоточить.


Подсунув последний клочок, Мишель вновь откинувшись на спину, попытался устроиться поудобнее и попробовал отвлечься, вспоминая что-нибудь приятное. К сожалению на ум лезли только истории, в свое время рассказанные Линдси - о битве Трех Ворот, о других битвах и сражениях. О том, как люди падали на землю с распоротыми животами и их кишки вываливались из зияющих ран, пока они тщетно пытались удержать их руками. Возникший в воображении образ его внутренностей, валяющихся на земле, вызвала острый приступ тошноты, аж до желчно-горького комка во рту, так что он, закашлялся, отплевываясь кровью сквозь зубы.


—Эй, кто-нибудь, ну помогите же!! - еще раз шепотом позвал юноша.


Снег вокруг тела, растаявший в жидкую, скользкую грязь, сейчас начал подмерзать и вытягивать тепло. Мех на спине частично пропитался кроваво-снежной жижей и теперь куда хуже сохранял тепло тела...


- Ну, кто-нибудь!! - захныкал Мишель. Потом шмыгнув носом, в который уже раз попытался осмотреться. В поисках... он сам не знал, что ищет. Людей, палку, отломленный сук... хоть что-нибудь! И... нашел. Невдалеке, в каких-то двух шагах виднелся ремень. Ремень его сумки!!


- Сумочка, сумочка моя, сейчас я тебя... - бормотал бобер, скособочившись и вытягивая лапу. Но... слишком далеко и неудобно лежал ремень, и лапа не доставала.


- Ну гадина, я тебя все равно вытащу! - остервенело прохрипел Мишель, крутя головой, а потом борясь с одышкой, обламывая подходящую, уже надломленную падением, ветку. Загогулину с рогулькой на конце. Крючок еще пришлось обгрызть, и наконец, юноша смог зацепить и подтянуть к себе ремень.


- Сейчас, сейчас...


Взяв лапой полотняную лямку, Мишель осторожно потянул саму сумку. И тут же захолодел. Сумка зацепилась!!


- Эли! Открыватель дорог, ну помоги же! - первый раз в жизни Мишель действительно искренне молился одному из богов. Наверное этот бог услышал молитву, а может, просто так повезло, но после очередного рывка, что-то треснуло, сдвинулось и сумка выползла из-под скопища надломленных ветвей, прямо под нос бобру.


И не только сумка - зацепившись пряжкой ремня, из-под веток показался его меч.


- Эли! Не знаю, ты ли мне помог... - прохрипел-прошептал Мишель, - но если ты - спасибо!


Потом ему пришлось еще потрудиться. Не имея возможности ни встать, ни даже толком согнуться, он ножнами меча кое-как выскреб под собой полужидкую кроваво-снежную кашу - почти до земли, или по крайней мере, до чего-то твердого; кривясь и постанывая от боли в ребрах, обтер спину сумкой и наконец, укутался в сухой и теплый плащ.


- О-ох-х-х...


Где-то высоко, в небесах черные ветви деревьев, колышимые ветром, сбрасывали с распростертых лап снежные комки и комочки. Мишель моргнул, когда один из рыхлых комочков коснулся его морды. Юноша вдохнул аромат упавшего и тающего сейчас снега... Вгляделся в яркое высокое-высокое небо, облака размытыми белыми струйками парили в лазурной вышине. Чуть в стороне высился скальный гребень. Серо-белый пик пронзал небо, его вершина возносилась в недосягаемые высоты. Это место самими богами создано для прекрасных летающих созданий... Как он хотел бы коснуться шершавых камней этого пика, посидеть вровень с парящими в небесах, ощутить великолепие горных кряжей своими лапами...


Мишель лежал в оцепенении, просто глядя вверх - на деревья, склоны гор и небо, на солнце, ползущее ежедневным путем. В голове так же лениво и неспешно, как облачка на небе, ползли мысли, мысли о конкретном дикобразе. Ее иглы качались и колыхались, ее искристые глаза бросали ему манящие взгляды. Он видел ее крепкие ноги и высокие, такие упругие груди, все четыре... и такой пушистый, такой чуть переливающийся мех. Странная, причудливая, совершенно непостижимая, и все же всякий раз, когда Мишель думал о ней, его сердце ускоряло стук. Как бы ни кружилась его голова, как бы ни мутилось перед глазами - от боли, от потери крови, она оставалась надежным якорем в этом мире.


В очередной раз Мишель ощупал раны на животе и попытался пошевелить ногами. Все так же зажатые ветками, они ныли и мерзли, но и только, а вот живот и грудь постепенно начали неметь. Собственно, юноша уже почти не чувствовал их, и только порадовался этому. Он все еще мог говорить лишь шепотом, и уже оставил попытки дозваться далеких друзей. Может быть они придут, а может и нет. Придут - хорошо, не придут... что ж, пока он мог думать о Паскаль и быть с ней, пусть даже мысленно, это не имело особого значения. И, думая о ней, Мишель медленно-медленно погрузился в мир грез, туда, где всегда тепло и всегда лето, где они танцевали вместе и вместе бродили обнаженные по лесу. Потом они лежали у мерцающего серебром озера, любуясь закатом и восходящей луной, слушая плеск воды... а луна смотрела на них с высоты. Паскаль разукрашивала его мех всеми цветами радуги, и оставляла таким навсегда...


Пробуждение было настолько болезненным, что Мишель даже заплакал. Он хотел быть с ней, пусть в грезах, в мечтах... и пусть она будет такой, какая есть, какой бы она ни была... но внезапный треск веток заставил его оглянуться на тропу, туда, откуда он пришел. Загораживая свет садящегося солнца, там двигались трое, три темных, расплывчатых фигуры. То и дело пригибаясь к земле, как будто что-то вынюхивая, и переговариваясь короткими, то гортанными, то рычащими фразами, три лопоухих гуманоида явно шли по его следу. Потом донесся характерный, очень резкий запах... Лутины!


Мишель замер, перепуганный до полусмерти. Снег, холод, дерево, придавившее ноги, раны - все это могло его убить... а могло и не убить. Лутины убьют его и сожрут прямо на месте обязательно, притом сейчас, сию минуту! Значит... Значит, он должен убить первым. Хотя бы одного. Лучше двоих. Оставшись в одиночестве, карлик не рискнет напасть. Не-ет, он просто подождет, когда я умру сам. И хорошо, и великолепно. Вдвоем они могут напасть, а могут подождать... но против двоих, у него будет шанс. Против троих... Только неожиданность.


Юноша тщательно прикрыл меч краем плаща, откинулся сам, прикрыв голову, сначала сумкой, потом комком, сделанным из капюшона, оставив только глаза и замер, стараясь дышать понезаметнее.


Тем временем лутины, увидев упавшее дерево, разделились. Один отправился к пню, по-видимому, он был следопытом. Второй забежал вперед, а третий взобрался на упавший ствол. И тут юноше повезло. Да так, что он даже сам не смог оценить, насколько - лутин, взобравшийся на ствол, увидев сверху придавленного Мишеля, заверещал, возбужденно запрыгал на месте и... поскользнулся. Его босая нога поехала вниз и карлик, опять заверещав что-то, боком упал прямо на бобра. Тому оставалось только поднять и подставить свой короткий меч.


Визг лутина, всем боком напоровшегося на стальное лезвие оглушил юношу, но лежать было некогда. Кое-как отпихнув еще дергавшегося карлика, Мишель высвободил меч и опять навалил на себя истекающее кровью тело.


Первым прибежал весь обсыпанный снегом лутин, уходивший вперед по тропе. И тут юноше повезло во второй раз. Лутин, бывший чуть ниже других, по-видимому, еще совсем молодой, наклонился над мертвым товарищем и, говоря что-то, дернул за плечо. Меч, полоснувший карлика по руке и воткнувшийся глубоко под ребра, стал для него последним в жизни сюрпризом.


Однако лутин не умер, вернее, умер не сразу. Когда осторожно приблизился последний карлик, подрезанный, из последних сил отскочивший в сторону, что-то жалобно простенал-проблеял, тщетно зажимая бок здоровой рукой. Однако третий лутин бросив на него один короткий взгляд, отвернулся и больше не обращал внимания. Зато обратил на Мишеля, да не просто так! Карлик пригнулся к земле, как-то очень внимательно осмотрел бобра-морфа и медленно втянул воздух ноздрями. По-видимому, результат его удовлетворил, потому что лутин облизнулся и неспешно ушел в лес, походя, одним движением воткнув короткий нож в основание шеи своего товарища.


Постепенно сгустились сумерки, Мишель все так же лежал в снегу, в полудреме-полубреде. Провалиться в забытье совсем не давала боль и страх - оставшийся в живых лутин не ушел, а утащив тело убитого товарища всего на несколько шагов, занялся обустройством лагеря. По крайней мере, бобер, счел это лагерем: примитивный навес из нарубленного лапника, костерок в ямке и... разделанные по всем правилам тела недавно еще живых лутинов.


Мишель слышал, что северные карлики не брезгуют мясом своих сородичей, но как-то не особо верил, теперь же убедился лично. Оставшийся в живых лутин, юноша как-то сразу решил называть его Стариком, уволок к костерку сначала прирезанного им карлика, потом, палкой с крючком, не приближаясь, оттянул тело второго, зарезанного Мишелем. А чуть позже юноша стал невольным свидетелем процедуры разделки - освобождение тел от крови, аккуратное снятие шкуры, вынимание внутренностей... То и дело лутин, не отрываясь от дела, засовывал в рот кусочки мяса, сочтенные им особо аппетитными.


Чтобы отвлечься от не очень хороших мыслей, возникавших при виде карлика, то и дело бросавшего на юноши внимательные взгляды, Мишель стал присматриваться к самому лутину. И через некоторое время поразился до глубины души: лутин просто поразительно напомнил ему некоторых Метаморских бойцов. Да того же Скрэча! Такие жестко-четкие, неторопливые движения, такая же собранность и нацеленность каждого жеста. А как он прирезал своего раненного - раз и все! Вспомнив это слитное движение, юноша, непроизвольно сглотнул загустевшую слюну и покрепче ухватился за меч.


Потом лутин затеял тащить второе тело к костерку и, вглядевшись, Мишель решил, что догадка о возрасте карлика верна: сморщенная шкура на лице, редкие рыжие волосы на теле и руках подернуты сединой, даже в полутьме заметны многочисленные шрамы на руках и лице. Кроме того, впервые юноша увидел на лутине что-то кроме простейших обмоток-тряпок - распахнувшаяся меховая безрукавка показала сложного плетения кожаный пояс, на предплечьях также виднелись кожаные ремешки и Мишель мог бы поклясться, что именно туда карлик сунул кинжал, вынутый из шеи первого трупа.


Юноша не смог бы сказать, сколько же он так пролежал, прижимая меч к груди и кутаясь в отсыревший плащ. Ему казалось, что бесконечная ночь длится и длится, может месяцы, а может и годы... когда лутин вдруг замер на месте и как-то... напрягся. Потом Мишель впервые услышал его голос - лутин зашипел. Очень тихо, едва слышно, но в голосе было столько злобы, что бобер опять покрепче ухватил дрожащими лапами меч. Но тут карлик схватил лежащую у костра торбу и метнулся куда-то в лес, буквально на миг опередив прилетевший из темноты топор. Тяжелый инструмент бесславно вонзился в подвернувшийся ствол, а костерку выскочил очень крупный волк, тут же ринувшийся по следу лутина.


- Мишель! Светлые боги, что с тобой произошло?!


Линдси. Большая женщина упала на колени рядом, посветила факелом и, присвистнув, осторожно прижала ладонь к раненной груди и животу бобра. Лишь сейчас Мишель позволил себе отпустить меч и расслабится. Тут же навалилась жуткая боль и слабость.


- Вот... - прошептал он, - я это...


- Молчи, после сказывать будешь! - остановила его Линдси. - Хлоп, Степ, ну-ка, подхватились! - рявкнула она, ухватывая дерево снизу.


Мишель совсем смутно осознавал, как убирали дерево, и уже проваливаясь куда-то, услышал встревоженный голос Линдси:


- Терпи малыш, терпи! Все будет справно, ты только потерпи...


* * *


Он очнулся от громких голосов рядом. Кто-то кому-то очень жестко и темпераментно выговаривал, убеждал, почти доходя до крика. Но тщетно. Чего бы он ни добивался, собеседник похоже не уступал ни на дюйм.


Мишель плыл по волнам сна, не желая ни вслушиваться в разговор, ни выплывать на свет. Ему было хорошо... но счастье не бывает вечно. Постепенно волны, покачивавшие его, развеялись, и тут же на грудь навалилось что-то темное и тяжелое, не дающее вдохнуть полной грудью. Тут уж юноша поневоле рванулся, дернулся...


И открыл глаза.


Он лежал на кровати, в одной из палат Цитадельской лечебницы. Кроме него в комнате было трое: глава артели лесорубов бык-морф Татхом ковырял копытом пол, беседуя с енотом-морфом, целителем Коу, а Линдси стояла у кровати, положив тяжелую ладонь ему на плечо.


- Очнулся, - с явным облегчением произнесла женщина.


Коу обернулся, и тут же подскочив к кровати, внимательно вгляделся в лицо Мишеля. Потом осмотрел ему грудь. Юноша проследил его взгляд и увидел, что грудь и живот плотно затянуты бинтами. Енот осторожно провел ладонью над его телом, не касаясь прочем полотна.


- Дышать больно… - поморщился Мишель, пока целитель делал свое дело.


- Сломано четыре ребра. Травматический разрыв оболочки селезенки, аналогично с оболочкой печени. Три проникающих ранения брюшной полости, к счастью крупные кровеносные сосуды не задеты, кишечник то же. Хотя кровопотеря, к моменту вашей доставки в Цитадель, уже приняла угрожающий характер. Кроме того, начальная стадия переохлаждения нижних конечностей. Тридцать швов, вправление ребер, магическое лечение оболочек печени и селезенки. Вам неимоверно повезло юноша, учитывая все сопутствующие события, что вы до сих пор живы.


- А?! А как... когда...?


- По меньшей мере неделя постельного режима, неделя под наблюдением и еще неделя легкого труда. Потом можете опять ронять деревья. Только не забудьте при этом отойти подальше, - голос Коу звучал строго, но при последних словах он чуть усмехнулся. - Кстати, вами очень настойчиво интересовался Михась. Я удержу его в стороне еще пару дней, но не дольше. Советую хорошенько подумать, что его могло так сильно заинтересовать.


- А... а Паскаль? - неожиданно для самого себя спросил Мишель.


- Обещала заглянуть завтра с утра, - заверила его Линдси.


Татхом утешающе похлопал его по плечу ладонью с пальцами-копытцами.


- Вот почему мы никогда не ходим по одному, мой мальчик. Мы нашли бы тебя куда раньше, но возникли... проблемы. Хорошо, хоть подопечные Михася помогли. Эх... Ладно. Как поправишься, приходи, работа будет тебя ждать.


Бык широко улыбнулся ему и покинул комнату.


- Очень хорошо. А сейчас, больной, вам предстоит выпить снотворно-укрепляющую настойку, но уже собственными лапами. Все эти дни мы поили вас с ложечки, теперь попробуйте сами.


Глаза Коу весело блеснули, он налил в чашу состав из трех больших бутылок темного стекла.


- Кстати, - вздохнула Линдси, - прости, за этова... килт который. Вот уж не думала, что тебя оно так прямо аж всколыхнет.


- А... - Мишель поморщился. - Я тут подумал... ну, пока лежал там... я тоже того... малость чересчур. Правда же, а?


Линдси похлопала бобра по плечу, а когда Коу подал тому чашу с лекарством, нагнулась и подняла с пола свою и маленький пивной бочонок.


- Сдвинем чаши?


Мишель ухмыльнулся:


- Сдвинем!


Линдси хрипло хихикнула:


- Вот оно! Ты - настоящий мужик!


Глотая горькое лекарство, Мишель подумал: и пусть! Может быть, Паскаль вернет ему старый окрас, а может быть и нет... Жизнь все равно продолжается! А значит - буду жить!


История 55. Бремя лучшего друга


Год 706 AC, конец февраля


Пока соперник постукивал толстым когтем по деревянному шесту, кенгуру-морф смотрел на бильярдный стол. Потом Жупар покатал кий по ладони, глянул на дальний край стола, туда, где в ожидании замер ящер-морф Коперник и нагнулся, пристраивая шест к лапе.


Крыс-морф Таллис, и лис-морф Нахум, сидевшие за ближайшим столом, синхронно вытянули шеи.


Удар!


Шар, разбив четверку, ушел куда-то к дальнему краю, шары раскатились по сторонам, причем ближайший аккуратно лег в среднюю сетку.


Кенгуру облегченно вздохнув - он пока еще не выбыл из игры - и вновь нагнулся над обитым зеленой тканью столом. Жупар знал - в искусстве катания шаров, его никак не сравнить с тем же Маттиасом. Но ящер вызвал его на игру, и разве мог он отказаться от вызова?


Коперник, все так же постукивая когтем по дереву, отошел в сторону, уступая место у бортика, а Жупар опять пристроил кий к лапе.


Удар!


Увы, на этот раз ударный шар покатился чуть-чуть не туда и второй шар коснулся края бортика. Какой-то миг казалось, что инерции все же хватит и шар доползет до края... но нет.


- Твоя очередь, - Жупар скривился так, словно это был смертный приговор. Впрочем, в исполнении Коперника...


Ящер-морф одним взглядом изучил ситуацию, потом наклонился, сверкнув чешуйчатой шкурой, и легонько стукнул кием.


- Шесть - два, - буркнул проигравший Жупар, глядя как с тихим «бух» шар падает в сетку. - Ты снова победил.


- В твоих устах это звучит как приговор судьбы, - заметил Коперник, звучно клацнув зубами.


- С тобой такое вполне возможно, - Жупар хлопнулся на лавку и быстро глотнул эля.


Коперник собрал шары, вернул шесты на стойку и, последовав за кенгуру, тут же подхватил с края стола кувшин, который Нахум толкнул в его сторону.


- Ну, мерзавцы, рассказывайте, - усевшись, он грозно взглянул на сидящих сейчас рядком лиса, крыса и руу. - Что сегодня натворили?


Нахум почесал мех на макушке.


- Да вроде все как обычно... То есть, никаких новостей, я хотел сказать! Дела гильдии писателей стали малость беспокойными, с недавних пор, ну так... еще бы!


- Ладно, так и быть, расскажу кой-чего интересное, - отложив сухарик, Таллис щелкнул резцами и продолжил: - Джек сегодня опять попытался отобрать у сэра Саулиуса его броню. Зрелище было... презанятнейшее.


- И чем кончилось? - глаза Коперника блеснули любопытством.


Таллис пожал плечами:


- После недолгой словесной перепалки, наши подвальные жители убедили господина коменданта, что беспокоиться не стоит, они присмотрят за Саулиусом.


- А с чего бы вдруг Джек опять взъелся на подземного рыцаря? Я думал, крысу давным-давно разрешили хранить броню у себя?


- Возможно, это как-то связано с появлением Саулиуса в комнате Мишеля, - проворчал Жупар. - Прошу заметить, в полном доспехе и с мечом в лапах. Внутри комнаты. А особенно с тем, как он туда попал... вроде бы как случайно разрубив дверь.


Коперник изумленно приподнял брови:


- Как можно случайно разрубить дверь?


Таллис спрятался за кружкой и, ухмыляясь в пивную пену на губах, продолжил рассказ:


- Абсолютно случайно! Вот совершенно непреднамеренно Саулиус прогуливался по коридору, с мечем в лупах и в полном доспехе. Махнул налево... махнул направо... тут бац - дверь, зараза! Под лапу попалась! Негодница!


Большой ящер покачала головой, с трудом сдерживая смех:


- Ай-ай-ай, какая плохая дверь! И когда же произошло это печальное событие?


- Да сегодня утром!


Жупар еще раз глотнул из кружки, слушая шутливое обсуждение. На улице уже стемнело и холодный зимний сквозняк, иногда поддувавший из широких дверей залы, неприятно ерошил мех. Откинувшись на спинку лавки и развернув уши, кенгуру-морф ловил обрывки чужих разговоров:


- ... на повышенных тонах...


- Маттиас и Коперник?


- Честно говоря, думал, вцепятся друг другу...


- ... отправятся на днях...


- ... вонючее зараза! А светит совсем даже камушек...


- ... буду закладывать новую плантацию по весне...


Жупар вздохнул. О неприятном разговоре Маттиаса и Коперника знает уже вся Цитадель, а ведь и двух дней не прошло! Но это личное дело Маттиаса. Куда интереснее новая плантация, которую собрался закладывать Дэн. Последний год он буквально носился с идеей ускоренного роста деревьев. И вроде как что-то даже получилось...


От камина дохнуло теплом, когда один из половничих хорошенько перемешал угли и добавил дров. Жупар уже совсем собрался допить кружку и пойти к себе, но прозвучавший за столом вопрос заставил его прислушаться:


- Кстати, как дела у Мишеля? - спросил кто-то у Коперника.


Однако ответил не ящер. Высокая, мускулистая фигура, что ловко лавируя по залу, как раз подходила к их столу, громким, хрипловатым голосом сообщила:


- Жить будет. А скоро и на ноги поднимется. Ну-ка мальчики, найдется местечко для бабули?


Кенгуру махнул Линдси, приглашая сесть поближе, и крикнул Донни принести еще горячего грога. Допив свою порцию одним длинным глотком, Коперник вытер золотую жидкость с губ, и бросил на женщину хитрый взгляд:


- Ну, Линдси, чем планируешь заняться на будущей неделе?


- Дык, ить... намедни с Мишелем сиднем, аж корнями приросла, - покачала головой та. - А послезавтрева на деляну опять же потопаем всем кагалом, дерева валить. Мда...


- Что-то не так? - спросил Хабаккук.


- М-м-м... - помялась Линдси.


- И? - подтолкнул ее Коперник.


- Да есть тут... кой-чего... не то. Ну-у... Ладноть. Мишель там кой-че сказал, про карлика.


- Который от наших скаутов живым ушел? - вмешался в разговор Таллис.


- Он-он! Так еще чего - и Михась же о нем выспрашивал! Да долго так! И вот значится, мнится мне - Михась тута вот выспрашивает... а мне все мнится, знает лис того лутина! Вот знает и все тут! Лучше чем Мишель знает! Не видал говорит ни разу... а все чуть не сам обсказал! Пряжку приметную, пояс, наручи с ножичком, ходит будто течет... Эт чё? И скауты... Вот откеда Лаурова тройка у нас там возникла? Баба, рысь, собакен. Ну чего скаутам в нашем закутке занадобилось? Ведь отродясь же не заглядывали! Чего они там вынюхивали? Не лутина ли того?


- Так! - Коперник громко поставил допитую кружку на стол, разом превратившись из собутыльника в Голос лорда Хассана. - Значит так. Не знаю, что там делала тройка, и что там за лутин... это дела Михася и Горелого кроля. А потому, лучше всем нам... - Коп внимательно глянул на Таллиса, да так, что тот закашлялся, подавившись сухарем. - Нам всем, лучше об этом помолчать. Забыть не требую... раз уж услышали, но хоть дальше не болтайте. А я, в свою очередь, попробую разузнать. Может, кто обмолвится... случайно. Мне ведь тоже... интересно.


Несколько мгновений висела тишина, все просто молча сидели, уставившись на свою выпивку, потом Нахум поднялся из-за стола и стоя допил последний глоток:


- Ну ладно, мне пора. Загляну в гильдию... Таллис, ты, кстати, тоже хотел. До скорой встречи, всем... Таллис, идешь?


Крыс тоже поднялся:


- Да, пойду. Жупар, ты с нами?


- Нет, я еще посижу, - кенгуру покрепче ухватил кружку, наблюдая, как крыс и лис уходят.


Буквально через минуту их осталось только трое, молча сидящих за столом, в небольшом закутке, сбоку от пригасшего камина. Казалось, молчаливое настроение разом охватило весь зал. Все, кто еще сидел за столами, как-то разом замолкли и погрузились в воспоминания. Как будто невидимая рука дотянулась из прошлого, невидимая, неощутимая, дотянулась и на миг сжала сердце... Или натянулась струна, струна-черта, отделяющее уходящее прошлое от неизвестного, пугающего будущего, зазвенела и лопнула, пропустив всех их и саму Цитадель куда-то вперед... в неведомое.


- Намедни весточка мне значится... от родных… - буркнула Линдси, залив в себя еще пива. Ее жесткое лицо скривилось, взгляд уперся в стол.


- Но разве они не… - начал было Коперник, но его голос затих, когда Линдси кивнула.


- За Холмами Гигантов, да. За Холмами Гигантов, за Драконьим хребтом. Далеко, ох, далеко. И... они... мама меня все сыночком зовет...


- Мда... - вздохнул Коперник. - Что пишут?


- Да... так, мол справляются... Насоджевых терпят, да те и не шарятся почти, не интересно им акромя налогов ничего... даже на девок наших не глядят! И че б это вдруг?


- А девки ваши, они все как ты? Такие же... фигуристые? - глядя невинными-невинными глазками, спросил Хабаккук.


- Да наши девки самые-самые! Как на ваших поглядаю - аж сердце заходится, какие худесенькие! И в чем душа живет?! - Линдси хлопнула об стол кружкой, впрочем в полсилы. - А наши-то всем хороши! И ростом и фигурой, и от стаи волков одна дрыном отмашется! Поглядаешь - идет, ровнехонько, будто по ниточке, ни единая веточка не шелохнется, ни единая травиночка, только олешек на плече вверх-вниз, вверх-вниз... аж на душе тепло! А ваши? Одно прозвание - лебяди. Тоже тощие и толку столько же!


- Э-э-э! Ты на девок не переходи! - ухмыльнулся Коперник. - Знаем мы твои вкусы в этом вопросе! Ты про родню давай! И про слуг насоджевых, которые от ваших девок под лавкой прячутся!


Линдси тоже ухмыльнулась:


- Мож и прячутся... - тут ее лицо разом помрачнело. - Да кто ж их знает-то... Они ж в городах боле, к деньгам да князям жмутся. А мои-то у моря... Охота, говорят совсем плоха стала. Старики, из тех кто по одному, почти и не жив никто. Община, как смогла... дак им же детишек кормить, и свои старики... Эх... Ангрид сам уже на охоту... подрос младшой! Да только не родят наши леса совсем, эх, как Насодж прошел, так и не родят! Будто прокляли! А земля каменистая, теперича только на стада надежа, да на баркасы рыболовные!


- Ангрид - младший брат? - спросил Коп.


- Угу... - вздохнула Линдси. - Отцу да матери опора...


- А много у тебя братьев?


- Семерых мать родила, пятерых выкормила, четверых до пояса довела, двоих до бороды, - вздохнула Линдси, проводя рукой по отсутствующей теперь бороде. - А девок... Мда. Двух замуж выдала, да я вот... на старости лет сиськами обзавелся... обзавелась.


- Да ладно ты, - хмыкнул Жупар. - Мы тебя еще за герцога выдадим! Он у нас муж хваткий, как вонзит, так меньше чем тройней не отделаешься!


- Да, - кивнула женщина, - Поглядала я его... Хорош! Красавец! Битюг! Не то что некоторые... грызуны!


Коперник и Хабаккук заухмылялись.


- Чего?! - нахмурилась Линдси. - Вы чё мне тут моргаете, охальники!!


Жупар, тщетно пряча ухмылку за кружкой, принялся оправдываться:


- Да мы че?! Да мы совсем ниче! И вовсе мы... а ты не увиливай, не увиливай! Чего там еще родня твоя пишет?


Линдси посверлила его взглядом и пробурчала:


- Да что там... Дом новый поставили, старый-то два года назад сгорел... Отец болеть стал... кости ноют, особливо на погоду. Старый уже... последние венцы да кровлю младшой ставил. И резьбу нарезал...


Она глянула на Жупара:


- А помнишь, как ты наш старый дом поглядал? Еще резьбу угольком рисовал!


Хабаккук кивнул:


- Ага. Твой отец хороший был плотник.


Коперник глянул на одного, потом на другого.


- Жупар! Ты же пришел сюда четыре года назад! Откуда ты можешь знать, как выглядел его... ее старый дом?!


- Кхе! - Жупар подавился пивом. - А... Ну, дак... Мы друг друга еще до Битвы Трех Ворот, это... Мой отец купцом был и я с ним... путешествовал.


- За Драконий хребет?! Сильно! Морем? Или сушей?


- Да всяко, - быстро ответил Жупар, по-видимому опасаясь, что Линдси сболтнет лишнее. - С Магдалейна тогда ходили, в разгар лета бывало. Это сейчас они Насожа боятся. А их отцы посмелее были! И по суше разок бывало. Но по суше долго и груз большой не утащишь... Только, Коп, не надо об этом... ну... Михасю.


- Хм... - Коперник осмотрел кенгуру-морфа с головы до ног, подумал... - Ладно, чего уж там. У всех нас есть свои... темные места. Помолчу. Но оставляю за собой право задать тебе пару вопросов, если что.


- Ага... ну... если что, то да, - кивнул тот, чуточку расслабляясь.


В это время по Цитадели разнесся гул надвратного колокола.


- Однако! - удивился Коп. - Уже девять! Засиделся я... интересно вас послушать, но мне пора.


- Спасибо за игру, Коп - сказал Жупар вдогонку.


И они остались за столом вдвоем. В зале был еще народ: кто-то сидел с кружкой у камина, какой-то припозднившейся компании спешно накрывали стол, где-то в углу даже слышалась нестройная волчья-собачья песня-подвывание, хотя основной зал уже почти опустел. Так что, они просто молча сидели, неспешно отхлебывая эль.


Это была особое молчание, даже не тишина, а какая-то общность, будто стеной, каким-то едва ощутимым туманом отгородившая их двоих от остального зала, от всей Цитадели... Какое-то время они просто смотрели друг на друга, потом Линдси встала и, отойдя буквально на пару шагов, сняла с покрытой толстенным слоем пыли полки очень странную, немного скособоченную бутылку. Обтерла рукавом и осторожно глянула на свет факела.


Жупар, будто очнувшись от дремоты, осмотрелся, и изумленно выдохнул:


- Это явно не Молчаливый Мул! А у тебя в руках...


- Угу... Оно самое.


Линдси срезала печать, потом кинжалом выдрала пробку. Там же, на полке нашлись столь же пыльные бокалы зеленого стекла, в которые, кое-как обтерев их тряпицей, плеснули отливающую жидким золотом божественную амброзию.


Жупар, усмехнувшись, поднял бокал:


- Ну, скажем спасибо Цитадели, за королевский напиток. Вот уж не думал, что когда-нибудь еще раз доведется попробовать такое.


Едва ощутимый туман, опять отгородивший их стол от всего мира, едва только Линдси уселась с бокалами на лавку, с едва слышным хлопком исчез и они вновь оказались в закутке у камина. Или, может быть, это зал вернулся на место, а они никуда и не перемещались?


И те же мысли... Вдыхая невыразимый словами аромат эльфийского вина, Жупар невольно вспомнил, как сидя на камне, в далекой-далекой деревне, за отрогами Драконьего хребта, также вдыхал аромат древнего вина, но немного иначе - прямо из бутылки. Кенгуру и сам заулыбался воспоминаниям - бывало ли еще с кем-нибудь такое? Сидеть на камне, глядя на хозяйство варваров-полувеликанов и пить прямо из горлышка тысячелетней выдержки эльфийский напиток?


Местные жители тогда нашли ужасающе древнее торговое судно, вмерзшее в лед, одни боги знают когда. Ледник, постепенно полз к югу, таял, таял и растаял. А северяне, племя полу-людей, полу-великанов, обломки, обнаруженные в дрейфующей льдине, прагматично (и самое главное, быстро!) растащили по домам. Вот только вино, возрастом аж в целые эпохи, никто из них не оценил.


А он, молодой, но хваткий оценил! И продолжал ценить... свесив ноги с камня и любуясь журчащей водой, водяным колесом, медленно вращающимся на запруде, дымом, тянущимся из трубы...


Хорошее место! И пусть все жители, даже подростки, смотрят на него сверху-вниз, а женщины качают головами, бормоча: «ох, худесенький-то какой!», и что? Эти северяне, оказались вовсе не такими уж дикарями, как воображали на далеком юге академики.


Вон пухлощекий карапуз, ростом ему по грудь, пускает щепку-кораблик в боковое русло речки, текущей через холмы и лес. В летней кухне суетятся женщины - хозяйка и две дочки. Мать мелко рубит оленину в корытце, дочки усердно месят тесто. Старший сын таскает бревнышки в дом, растапливает печку. Скоро из двери потянет одуряющее вкусными пирогами...


Жупар до сих пор вспоминал, как плыл на рыболовной шхуне в дикую и далекую северную страну. Нести свет и блага новой веры, нести спасение погибающим душам, нести красоту и удобства Мидлендской цивилизации... И как изумлялся, приплыв наконец. Полудикие племена людоедов, оказались вовсе не полудикими... и не людоедами... хотя, вне всякого сомнения, полувеликаны они, что да, то да.


- Эх, - вздохнул кенгуру, выныривая из воспоминаний. - Линдси, а помнишь, ты еще называл это вино компотиком? И младшенький, наверное, уже не тот пухлощекий карапуз, каким я его видел в последний раз...


- Угу... - глухо сказала женщина, пробуя на вкус вино из бокала. - Только компотик и есть! Не-е! Я уж лучше пива! А ты эту водичку сладенькую, сам.


- Ну и... давай сюда! - забрав у так не осознавшей вкуса настоящих напитков полувеликанши недопитый бокал, Жупар хитро прищурился. - Будешь своим весточку отправлять, черкни и от меня пару строк. Мол, желаю хорошей охоты и это... привет передаю. И вообще... может поборемся, женщина?


- Да, теперича я баба, - гордо сказала Линдси. - Но это ты будешь сегодня верещать, когда руку заломлю! А ну-ка, локоть на стол, муж доблестный!


История 56. Сеятель ветра


Год 706 AC, середина февраля - начало марта


Расправив крылья, я в вихре взметнувшегося снега, медленно скользнул с вершины горы Виггл, все еще опьяненный мощью, буквально только что излившейся сквозь меня. Мою шкуру покалывало, при каждом движении по телу проскальзывали едва заметные искорки - остаточный заряд, след работы в самом фокусе неимоверно мощных чар - в принципе не представлял опасности, но все же, все же... Он мог расстроить еще незавершенные заклинания и заставлял окружающих беспричинно оглядываться и нервничать. Впрочем, была и польза - пока остаточный заряд держался, мои магические способности весьма и весьма подрастали. Так что, не желая расстраивать магов и нервировать окружающих, я до рассеивания заряда обычно отправляюсь патрулировать дальние подступы, помогая скаутам.


Должен сказать, ситуация была редкой, почти уникальной. Впервые за всю известную мне магическую практику, я закреплял заклинания, контролирующие погоду над Цитаделью так рано - всего лишь через четыре месяца после прошлого раза. Да, по традиции мы проверяли и подновляли магические связки всякий раз, как складывались необходимые условия, но четыре месяца... К счастью, в следующий раз эти условия возникнут не скоро - почти через полтора года.


Несколько часов полета - и я приземлился на едва заметный даже сверху фундамент старой фермы. Поля давным-давно поделены между соседями, сложенная из булыжников изгородь исчезла, остатки глинобитных стен размыло дождями, обгоревшие обломки жердей сгнили без следа, лишь контур фундамента, и регулярно подновляемые могилы, еще виднелись над сугробами. Да, двадцать лет прошли-пролетели...


Я остановился там, где когда-то была дверь дома. Могилы, могилы... Последние пристанища моих братьев, сестры, родителей. Медленно подойдя ближе, я осторожно погладил растрескавшийся камень, укрывший останки матушки... и воспоминания нахлынули так, будто все произошло не двадцать лет назад, а вчера, нет сегодня, сейчас, только что!


Вот я играю в двух шагах от крыльца. Вот мама выходит на ступени, крича, чтобы я бежал в лес, за братьями и отцом...


* * *


- Счас, ма! - крикнул Сарош, несясь по тропинке со всех ног.


Уже забегая в лес, он услышал топот лошадей, со стороны тракта, и подумал: наверное вернулась та самая леди из Метамора. Настоящая магичка, не то что фокусники на ярмарке! На той неделе она останавливалась в их доме, по дороге к горе Биггл, и рассказывала страшные, но такие притягательные истории о жизни в стенах Цитадели, о нашествиях с севера, о странных животных, чудищах и магах, приходящих из страны вечных снегов.


Сарош улыбнулся, вспоминая, как леди взъерошила ему волосы, когда он спросил: зачем она отправилась так далеко от дома?


- Я часто пытаюсь выйти за пределы доступного и возможного... - тут она подмигнула Сарошу. - А может мне просто стало скучно сидеть среди серого камня день за днем и захотелось взглянуть на чудесные южные земли!


Лично Сарош в их маленькой долине, в фермах, и огороженных стенками из нетесаного камня полях, ничего чудесного не находил. Таинственная и загадочная Цитадель, по его мнению, была куда как удивительнее, но не спорить же с леди-магичкой... и он, как и положено солидному мужчине, промолчал.


А следующим утром она, и ее охранники, уехали куда-то по тропинке и теперь мальчик, еще слишком маленький для работы в поле со старшими, тщательно готовился к отражению атаки лутинов в чащобе, возле дома.


- Пап! Ужин готов! - крикнул он, вбегая в уединенную стайку, которую отец и братья подновляли, готовясь к зиме.


- О-о-х! - простонал отец, распрямляясь и откладывая инструмент. - Уже? Отлично! Идем к матушке, покуда не простыло!


Потом он с молодецким хеканием посадил смеющегося Сароша на плечи и позвал старших сыновей, работавших в глубине стайки:


- Сыне! Ужин ждет!


Да так с младшим на плечах и пошел по тропе, вокруг леска, через холм, домой.


- Пап, а что это так дымится? - спросил Сарош, показывая на темный дым, появившийся над склоном.


- Та-ак. - отец заметно напрягся и ускорил шаг. - Не знаю сынок, но мне...


Пронзительный женский крик разнесся над холмами, перекрывая голос отца. И внезапно осекся. Крик и тишина... Отец бросился бегом, братья припустили следом. Они выскочили на вершину холма и замерли, как вкопанные.


Пламя пожирало соломенную крышу их дома. Отец тут же спустил Сароша с плеч, но мальчик еще успел увидеть мужчину в черном, догоняющего одну из сестренок.


Отец вздрогнул, услышав еще один пресекшийся крик, и встал на колени перед мальчиком:


- Беги в лес, так быстро, как еще не бегал. Спрячься... Под упавшим деревом лисы по весне разрыли нору, там и спрячься. И пока мы не придем за тобой, из норы ни ногой, понял?!


Сарош молча кивнул.


- Будь умницей. А теперь беги! - отец подтолкнул его к лесу и мальчик изо всех сил припустил к выворотню.


Перепуганный до полусмерти, он не посмел остановиться, пока не скрылся в остро пахнущей норе, под спутанными ветвями лежащего дерева. Там он сжался в комочек, забившись в самый дальний отнорок, прислушиваясь к едва доносящимся отзвукам, принюхиваясь к едва ощутимому запаху дыма. Он так и просидел там, пока не сгустились сумерки...


Луч света, холод и голод разбудили его ранним утром. Сарош потянулся, чихнул, вспоминая, где он и почему это спит не дома, с братьями... Потом вспомнил вчерашние слова отца, мужчину в черном, преследовавшего сестру и снова спрятался в глубь норы. Вжавшись в землю, он ждал, пытаясь не обращать внимания на бурчащий живот, но, в конце концов, голод победил, и мальчик вылез из-под засохшего дерева.


Он осторожно пробрался к краю перелеска, прислушиваясь к каждому шороху и всматриваясь в каждое движение и колебание ветки. Остановившись на опушке, Сарош увидел уже совсем тонкий дымок, идущий откуда-то со стороны дома. Напрягая слух, он уловил чирикание птиц и шуршание веток, колыхаемых ветром. И больше ничего...


Он постоял еще немного, не решаясь нарушить слова отца, и думая: почему же за ним так долго никто не идет? Именно голод в очередной раз заставил Сароша забыть об отцовском наказе. Мальчик, обойдя стороной страшное, выгоревшее на корню поле, потащился к дому. Еще раз он остановился перед вершиной холма, колеблясь и никак не решаясь - ни пойти вперед, ни вернуться назад. Потом он все же рискнул выглянуть и застыл на месте. Прогоревшая крыша их дома провалилась, стены частично обрушились и почернели от огня. Сараи и стайки прогорели, уцелевшая скотина разбрелась по грядкам...


Забыв о голоде и давясь слезами, Сарош добежал до лежащих на земле тел отца и матушки. Холодных, неподвижных... Прижавшись к телу мамы, он зарыдал, не замечая ничего вокруг - ни низких облаков, быстро собравшихся почти над головой, ни теплого дождя, смешавшегося со слезами и затушившего последние тлеющие головешки...


* * *


- Получилось!!! Я справилась!! Сама! Сама! Я! Смотрите все! Я!! Все!! Сделала!! Сама!!!


Закрепление Якорного заклятья - дело настолько экстатическое и возбуждающее, что Электра не удержалась от радостного вопля. Тем более, что были к тому и дополнительные причины: впервые она сделала все действительно сама, одна, без наставника, без присмотра, без указующих взоров старших коллег. Ее охранники, наблюдавшие за процессом с безопасного места под краем каменной площадки, только заулыбались глядя на ее веселые размахивания руками и слушая радостные вопли.


Каких-нибудь три или четыре часа спустя и несколькими милями ниже и восточнее, они уже не очень-то улыбались, досыта наслушавшись ее непрерывной болтовни, восторженных воплей и восклицаний. Вообще-то они помрачнели и напряглись почти полчаса назад, просто Электра, переполненная подпитанным магией чувством экстатического восторга, этого упорно не замечала. Пока идущий впереди молодой наемник по прозвищу Скрэч, не поднял руку:


- Твое... то есть ваше магичество... Электра! Помолчи чуток!


Он несколько мгновений внюхивался в дующий навстречу ветер и всматривался в клубящийся на горизонте дым.


- Не нравится мне этот запах. Походу, что-то случилось на той ферме, где мы останавливались. Давайте-ка ходу прибавим. И твое магичество, это... молнии там свои приготовь, а?


Электра усилием воли стряхнула расслабляющий восторг и тоже внюхалась в напитанный сыростью и едким дымом ветер:


- Ты прав. Что-то там не так! - она всмотрелась в громоздящиеся на горизонте тучи. - Чтоб мне век одной спать! Да не могут тучи так на одном месте торчать! При таком ветре, да еще так низко! Эй, парни! Подстегните лошадей!


Они остановились на самом краю странного дождя, будто пологом укрывшего уже почти не дымящуюся ферму. Один из охранников, когда-то служивший егерем, спешился и вгляделся в следы на тропе:


- Что тут сказать, ваше магичество. Четыре лошади туда, четыре обратно. Все с седоками, ни один не берегся. Ушли они, и ушли целыми. Боюсь...


Электра кивнула:


- И запах... аж блевануть хочется. Парни, ничего не напоминает?


- Да что уж тут, ваше магичество, - усмехнулся тот же бывший егерь. - Человечина это, горелая человечина.


- Так, - еще сильнее нахмурился Скрэч. - Достали мечи. По сторонам смотреть! Их там нет, и хозяев, скорее всего, тоже уже... но берегущегося, сами знаете, светлые боги берегут.


Три четверти часа спустя они смотрели на выгоревшие остатки сараев, на тела крестьян, принимавших их всего неделю тому назад. Электра растерянно дернула намокшие пряди и, откинув их с глаз, еще раз оглядела разоренное подворье:


- Поищите, может кто живой. И Скрэч... ты... у тебя больше опыта, чем у нас всех вместе взятых. Может, сможешь определить, кто это сделал. Попытайся хотя бы.


Охранники, почти все бывшие наемники, и с немалым опытом, действовали четко и быстро: пока четверо осматривали тела, двое сбегали проверить сгоревшие постройки и амбары, еще двое - бывший егерь и его помощник, обошли ферму по кругу, высматривая не смытые дождем следы.


- Эй, а пацан-то живой! – воскликнул кто-то из оставшихся во дворе. - Ваше магичество, вы бы это... пацанчика-то...


Электра спрыгнула с лошади и осторожно приподняла плачущего паренька с безголового женского тела.


- Мама, мама! - он попытался вырваться, но когда магичка прижала его к груди, затих, только горько всхлипывая.


- Живых нет. Убиты чисто, каждый своим кинжалом, - Скрэч протянул магичке смертоносную вещь: кинжал с зачерненным лезвием и сложно выгнутой наборной рукояткой из черной кожи. - Голову отрубили только женщине. Вещи на местах, ухоронки целы, даже скотина не тронута. Что угодно, но не бандиты, и не грабеж.


Лицо Электры закаменело:


- Понятно. Профессионалы. Но кому понадобилась простая крестьянская семья? Или не простая?


- Кто знает? - покачал головой Скрэч. - Мертвых не спросишь, а живой, скорее всего не знает. Что с пацанчиком? Возьмем с собой?


- Безусловно, - кивнула Электра. - Разбивайте лагерь. Похороним тела, подумаем, посмотрим. Может найдется что-нибудь, из прошлого. А паренька... Поищем ему новых родителей по дороге. В крайнем случае, найдется комнатка в Цитадели.


Два дня ушло на подготовку могил и похороны. Сарош молча наблюдал, как четверо охранников копают землю, под моросящим, неостановимым дождем. Лишь однажды он прервал сосредоточенную неподвижность - когда его отца подняли, чтобы отнести в могилу. Тогда мальчик подбежал ближе и вытащил из груди мужчины кинжал. Тщательно протерев оружие старой рубашкой, он вгляделся в тисненый герб на рукоятке. Молния выбрала именно этот миг, чтобы высветить застывшую складку на юном лице и гнев в глазах.


- Пойдем Сарош, - вздохнула Электра, обнимая мальчика. - Позволим им закончить похороны.


Тот напрягся было, но тут же расслабился и позволил увести себя к изгороди. Там Сарош еще раз осмотрел кинжал, потом тщательно обвернув тряпкой, сунул в дорожную сумку. Когда первые лопаты упали на тела, он опять отвернулся, уткнувшись лицом в подол дорожного платья Электры, и затрясся от сдерживаемого рыдания.


Утром, напоследок помянув погибших, они тронулись в путь. Похороны закончились еще в полдень, но требовалось собрать разбежавшуюся скотину, собрать кое-какие, уже не нужные хозяевам припасы, отыскать ухоронки - в конце концов, все это теперь принадлежало Сарошу и не стоило оставлять небольшие ценности случайным грабителям.


На соседней ферме они сообщили фермеру и его жене печальные новости.


- Ох-хо... - схватился за голову шеботной мужичек. - Что делается-то! Ведь жеж... Да как же так-то?! Вот беда-то! А нам-то как? Ведь скотина же! И поля... А урожай? Ой, мать моя...


- Цыть! - прикрикнула на него низенькая, но мощная, что называется поперек-себя-шире жена, ставя перед мальчиком тарелку похлебки. - Проследим. За всем проследим. А младшенького-то куды? Оставляйте у нас. Найдем уж хлеба-то кусок!


- Хочешь? Нам... - начала было электра, но Сарош перебил ее:


- Нет! - почти выкрикнул он, хватая магичку за руку, и умоляюще заглядывая в глаза: - Ты меня спасла! Я не хочу покидать тебя!


- Малыш, ты уверен? Путь в Цитадель долог и опасен, жизнь в Цитадели очень, очень непроста и тоже опасна. Почему бы тебе не остаться здесь, где тебя все знают, и ты знаешь каждый куст?


- Нет! - жарко воскликнул Сарош, не ослабляя хватку. - Ты будешь там и я тоже!


- Да... - вздохнула хозяйка, - сын своей матери. А похож-то как! Ну, вот не нашего она была полета, не ее это было дело, в нашей глуши сидеть, за деревенским дурнем замужем! И матушка моя, да будет ее дорога легка, то же самое говорила!


- Да... - кивнув, вздохнула Электра. - Что ж, теперь-то. Хорошо, Сарош, возьмем тебя в Цитадель. А вот скажите мне хозяюшка...


Мальчик слушал неспешный разговор двух женщин, а над крышей уединенной фермы густые, пропитанные дождем облака потихоньку начали истаивать, рассеиваться, позволяя луне заглянуть в освещенное лучиной, подслеповатое окошко.


И вновь утро, и снова путь. Извилистая, колдобистая дорога вывела их из горной долины, потом вдоволь наизвивавшись по крутому спуску, привела к холмистым предгорьям и дальше вниз, по равнинам. С каждым днем, проведенным в пути, настроение Сароша постепенно менялось - от тоски и горя, сначала к печали, а потом и к откровенному, ничем не сдерживаемому любопытству. К тому времени когда они достигли ворот Цитадели Метамор, Электра уже едва могла удержать его в седле - так яростно он вертелся, пытаясь смотреть во все стороны разом.


Пожелав доброго дня привратной страже и отдав поводья конюху, Электра провела мальчика к себе:


- Мы найдем тебе комнату чуть позже, когда ты при...


Она осеклась, увидев, что Цитадель как всегда опередила чаяния своих жителей и защитников. В большой комнате, используемой магичкой под гостиную, до отъезда было две двери: в лабораторию и в спальню. А вот сейчас их стало три. Причем третья выглядела старой, чуть потрескавшейся от долгого использования, даже деревянный паркет перед ней был потертым, будто в эту дверь заходили, забегали, а иногда и забредали заплетающимися ногами не одно десятилетие. Приоткрыв ее, Электра увидела просто обставленную - стол, кровать и сундук - комнату, в самый раз подходящую для маленького мальчика.


- Кхм... Мда, искать не придется, - покачала она головой. - Ну, Сарош, устраивайся, вот твоя комната. И не беспокойся, в стенах Цитадели, никто не сможет повредить тебе.


С этими словами она поставила дорожную сумку мальчика к сундуку и протянула руку к кинжалу, который Сарош так и не выпустил из рук всю дорогу. Но мальчик отпрянул, прижимая завернутое в тряпку оружие к груди:


- Нет! Он мой! Пожалуйста, не надо!


Электра подняла руки, сдаваясь:


- Хорошо, но может быть, положишь его в сундук? А я поговорю с мастером, который обучает новобранцев. Мало иметь оружие, надо уметь его использовать.


Пока мальчик пыхтя откидывал тяжеленную крышку и прятал кинжал, Электра выглянула в крестообразное окно-бойницу - тени уже удлинились, а значит, солнце клонилось к вечеру.


- Я пойду к мастеру гильдии магов, доложу об исполнении. А ты пока осмотрись вокруг, только не выходи за ворота Цитадели.


Она уже выходила за дверь, но обернулась и добавила:


- И запомни, в Цитадели нельзя заблудиться! Если хочешь куда-то попасть - думай о цели и иди. Вот и все!


* * *


Шум и веселые крики других детей выманили меня из комнат Электры. Я легко вписался в пестрое общество Цитадели, перезнакомился со всеми ее жителями, кое с кем даже подружился... но никогда не позволил себе забыть о семье. Молчал, но в глубине души помнил всегда!


И однажды, когда мне едва-едва исполнилось шестнадцать, я попытался сбежать... даже не сбежать - меня никто не держал, нет, просто уйти. Найти убийц моей семьи и убить их. Электра застала меня как раз упаковывающим вещи. Последовавший разговор был, наверное, самым сложным и тяжелым в моей жизни. Нет, она не пыталась отговорить меня, она просто попросила рассказать ей все, что я помнил из произошедшего в тот далекий день. А потом указала и объяснила все те детали и тонкости, которые мой юный взгляд просто не заметил, или заметив, не счел важным...


Тяжелый разговор постепенно перерос в не менее тяжелое решение. Я не ушел в тот день. Далось мне это непросто, но я все же остался... и не пожалел.


Вздохнув, я покачал головой и опять смахнул налетевшую снежную крупку со старых могильных камней:


«Здравствуйте мама, папа,- нежно сказаля, - в прошлый раз я не заглянул к вам... вы уж простите непутевого сына, но я действительно был нужен защитникам Цитадели. Я не знаю, слышите ли вы меня, но если слышите, то знайте - я помню вас и я... я хотел бы рассказать вам многое. Знаете, я делаю и вижу вещи, которых не мог бы представить даже в самых смелых мечтах. Вот только и цена этого... велика. Вы только посмотрите на меня! Вы наверное даже не пустили бы меня такого на порог! И не узнали бы! Хотя мама, ты наверное, все же узнала бы... А я не могу отринуть мысль: что бы вы сказали обо мне сейчас? Гордитесь ли вы мной? Или разочарованы тем, что я покинул ферму?»


Я вздохнул и опустился на колени перед могильным камнем.


«Хотел бы я знать...»


Помолчав еще мгновение, я наклонился и отодвинул в сторону один из камней. В тайнике лежал черный кинжал, тот самый, что когда-то давно я вынул из тела отца. Но теперь черное лезвие портили восемь царапин. Две были процарапаны другим кинжалом, еще шесть - драконьим когтем.


«Я не забыл обещания. Хотя Электра и пыталась отговорить меня... Но я помню! И все еще охочусь за ними! Пусть я знаю совсем немногое... но этих... я очищу этот мир от них! И не успокоюсь, пока каждый из них не ляжет туда, где ему и должно лежать - в могилу!»


Вернув старый клинок в тайник, я аккуратно задвинул камень на место.


«И тогда мы обретем покой...» - прошепталя больше себе, чем душам умерших.


Еще раз поклонившись, я осторожно, спиной вперед вышел с кладбища. И лишь отойдя в сторону, изменилсядо полной формы и, покружив немного над остатками фермы, полетел на юг. Цитадель вообще-то находилась к северо-востоку, но когда у меня не было срочных дел, я выбирал именно этот маршрут, в обход самых высоких пиков и перевалов.


Уже в глубоких сумерках я достиг южной границы Большого Барьерного хребта. Того места, где непроходимые нагромождения скал и утесов, изредка разрываемые маленькими долинами, резко становились ниже, превращаясь сначала в узкое плоскогорье, потом в череду пологих холмов, а потом и вовсе сходя на нет. Я хотел еще слетать на остров Магдалейн, в Джонстаун, повидать знакомых мальчишек и брата Электры, но прикинув длину пути, не то чтобы передумал... да, в общем-то, именно передумал. От южного выступа Большого Барьерного хребта - преддверья горы Биггль, через весь Северный Мидлендс, потом через северный залив Звездного моря, потом вдоль Драконьего хребта и в самом конце пути, последний очень большой перелет через пролив... Ну их! Никуда пацаны не денутся, слетаю в другой раз, при какой-нибудь оказии.


Еще раз взглянув на заходящее солнце, я нашел достаточно большой уступ, и еще полюбовавшись роскошным закатом, на фоне заснеженного леса, задремал.


После прошлогоднего визита на остров Электры, на моей спине, если кто не знает... Так вот, с тех пор в Цитадель с острова пришло два каравана. Вернее, не совсем так. На самом деле это был один караван, просто до устья реки Голомянки они прошли морем, потом разделились. Часть груза отправилась на лодках вверх по реке, часть - сухопутной дорогой. Обратно довольные рыбаки двинулись вместе - по реке. Кстати, вместе с ними отправилось трое наших - три метаморца пожелали переселиться на остров. Два морфа - морф дельфина и морф морской черепахи, и юноша с проклятьем молодости. Первые двое ранее уже бывали на острове Магдалейн, а паренек-разведчик, которого поймав на шпионаже, едва не сожгли живьем где-то на юге, решил на время скрыться подальше.


Утром я поднялся пораньше и, утолив голод жестким и жилистым горным козлом, лениво полетел вдоль южной границы Барьерного хребта. Через пару дней скалистые обрывы и утесы плавно завернули к северу, стали чуть положе, немого отступили к востоку, под крыльями потянулись поля, дороги, селения... Северный Мидлендс.


Впрочем, путешествие мое почти не изменилось. Пересекая обжитые земли, я все равно держался в стороне от деревень и городов, выбирая для ночлега самые заброшенные холмы и поля. Разумеется, немногие смельчаки посмеют приблизиться к дракону, даже спящему, но последние годы с востока регулярно доходили слухи о людях, героях-убийцах драконов, и я не собирался рисковать шкурой.


* * *


По моим расчетам я был примерно четырех днях пути от Цитадели, когда внизу показался караван. Я немного опережал «план полета», спасибо попутному ветру. И как раз начинал присматривать удобное местечко для посадки и ночевку, а тут - на тебе! На самой удобной полянке, немного в стороне от тракта, расположились! Покружив над фургонами, я призвал легкий ветерок, заставивший приподняться вымпел на переднем. Желтая полоса, на коричневом фоне и стилизованная повозка. Знакомый герб! И их кэптан, знакомая баба... в смысле дама. Кстати, теперь уже баронесса. И полугода не прошло, как лорд Хассан вручил ей баронскую цепь. Ну, так - четыре каравана, сотня бойцов под началом, за пятьсот солидов годового дохода. Сила!


Я приземлился на соседнюю полянку. Не такую удобную и просторную, но более-менее, хватило крылья раскинуть. И изменившись до получеловеческой формы, потащился через сугробы к дороге.


Подойдя ближе, еще раз изучил лагерь. Действительно ли их ведет наша знакомая кэптанша? И если, она, то не в Цитадель ли? Хотя куда еще, в таком-то месте? Нет, в принципе, они могли идти мимо Цитадели, далее на север - по берегам моря Душ еще оставались поселения, не подпавшие под власть Насожа. Но маловероятно, дорога уж очень опасна. Но в таком случае, раз уж они идут в Цитадель, да еще со знакомой кэптаншей во главе, думаю, они позволят переночевать с ними. Если же нет... вздремну чуток на полянке, и полечу дальше.


Тем временем торговцы окружили лагерь низенькой стенкой из снега, развели костер в ямке, посреди лагеря, взгромоздили треногу и солидного вида котел. А я рассматривал фургоны, открытые телеги и особенно груз. Вернее, не просто груз, несколько тюков, отчетливо попахивавших морской рыбой, чуть подсвеченных магией, с рисованной эмблемой на боках - дельфин, выпрыгивающий из воды.


«Они точно идут в Цитадель! Ни одно из поселений Северного Мидлендса не торгует с островом Магдалейн!» - возбужденно подумал я, в то же время стараясь не вещатьна всю округу.


Тут молодой человек отошел от костра и зачем-то отправился к тем самым тюкам. Замерев, я наблюдал за ним, чувствуя что-то знакомое в походке, в том как он двигается... но в неверном свете костра, никак не мог рассмотреть лица. Даже забыл о страже, прохаживающейся по периметру... И тут, наконец, вспомнил, о том, что я вообще-то дракон. И хорошенько втянул воздух ноздрями.


«Ну Сид, твоя матушка уже поженила тебя и Мэри-Мак, а?» - отправил мыслья, добавив к словам картинку с улыбающейся и подмигивающей рожицей.


Он вздрогнул так, что едва не свалил на себя, стоявший на краю телеги тюк. Ближайший охранник тоже закрутил головой и схватился за меч, недоуменно пытаясь определить - кто это заговорил вдруг в его голове.


- Сарош?! Ты? Ты здесь? - неуверенно спросил юноша, вглядываясь в раннюю зимнюю темень. Охранник, услышав его слова, подошел ближе.


Я же вышел из тени, на середину дороги, позволяя ближайшему факелу осветить себя:


«Привет, Сид! Давно не виделись!»


- С кем это ты разговариваешь? - приблизившийся охранник подозрительно уставился на меня, отгородившись на всякий случай лезвием меча.


- Джек, полегче, - вступился юноша. - Я его знаю. Это Сарош, дракон-телепат из Метамора, мы познакомились в прошлом году, еще на острове.


Джек опустил меч, но все еще глядел на меня с профессиональной опаской:


- Точно? Места, знаешь ли, не самые безопасные.


Сид засмеялся и шагнул ближе:


- А ты знаешь многих бронзовых драконов, говорящих в твоей собственной голове? Это он, и он куда лучше толпы лутинов!


Я улыбнулся словам Сида, потом кивнул Джеку и другим охранникам, подходящим ближе:


«Доброго вам вечера, уважаемые торговцы. Приветствую вас на землях Цитадели Метамор. Я заметил ваш караван, узнал давнего друга и приземлился, в надежде найти место, чтобы сложить крылья на ночь».


- Так, - суровая женщина, одетая в кожаный доспех без шлема, передник, с поварешкой в руке и баронской цепью на шее сказала лишь одно слово, но его хватило, чтобы столпившиеся слуги и охранники раздались по сторонам, пропуская ее вперед. Женщина вгляделась в меня:


- Знакомая морда. Сарош. Что-то случилось?


Я склонил голову:


«Кэптан, доброго вам вечера. Насколько я знаю, ничего. Я же возвращаюсь из путешествия на юг, по делам Цитадели. И на самом деле, просто искал место для ночлега, когда увидел ваш караван, - кратко обозначил ситуацию я. - А сейчас, прошу прошения за беспокойство, и если можно хотел бы переговорить с Сидом наедине».


Кэптан нахмурилась:


- Родители этого юноши попросили меня присмотреть за ним в пути.


- Ох! - вздохнул Сид. - Да хватит вам! Я достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе! И в конце концов, Сарош - дракон, червя вам в печенку! Да с ним безопаснее, чем в Эльфквеллине, у императора под кроватью!


Последние слова мальчика явно немного разрядили обстановку. Кэптан даже усмехнулась, потом несколько недоуменно взглянув на зажатую в руках поварешку, на заляпанный кашей фартук, усмехнулась еще раз:


- Ладно, раз уж за тебя Сид ручается, то так и быть. А Джек присмотрит.


«Если вам будет так легче, то мы будем на тропе, на самом видном месте», - добавиля.


Джек кивнул:


- Дело говоришь. А я посижу тут, посмотрю. Вы метаморцы неплохо подчищаете лутинов, но мало ли.


С этими словами он отступил чуть-чуть, устроился на снятом с телеги тюке, и хорошенько закутавшись в теплый плащ, занялся раскуриванием трубки.


Я же прошел немного по тропе, краем глаза глядя, как лошади, всхрапывавшие и беспокойно бившие копытами, постепенно успокаиваются. Интересно, подумал я, это из-за моего запаха? Или все еще действует остаточный заряд от работы с Якорным заклятьем? А может и то, и то вместе?


«Сид, тебе лучше идти в нескольких шагах от меня, не приближаясь,- сказаля идущему следом парню. - Я все еще переполнен магией, это не вредно, но на некоторых действует... по-разному».


- Так вот почему ты светишься!


«Свечусь?»


- Ага! Так это... Изнутри! Такими... как бы сплохами. Или переливами. То есть переливаешься. А когда двигаешься, то искорки проскакивают. Красиво получается - алые переливы, на бронзовом фоне и белые, такие мелкие-мелкие вспышки-искорки. Как снежинки.


«Забавно,- сказал я, - а если чихнуть, что будет? Кстати, магическому зрению тебя Гордон научил?»


- Точно! - заулыбался Сид. - Он говорил, что мой магический взор просто великолепный, лучший даже чем у его наставника! Вот только мы так и не смогли определить мой основной магический талант. Гордон еще бурчал, что нужно отправить меня куда-нибудь... где наставник поопытнее и посильнее его вобьет что-нибудь умное в мою твердую голову. Они посоветовались с Электрой и решили, что Цитадель подойдет лучше всего... Сарош, а от чего это свечение?


Смахнув снег с поваленного дерева рядом с тропой, я помахал Джеку, наблюдавшему за нами, и усевшись, продолжил разговор:


«Ну... свечение, это от того, что я недавно находился в самом центре очень сильных чар. Неимоверно древних и столь же мощных. И вот результат - во мне теперь остаточный заряд. В принципе, он совсем бесполезный. Светится, усиливает мою магию, но совсем чуточку. А еще мешает окружающим. Ничего страшного, но иногда неудобно. Кстати, о наставнике. Гордон ведь прав, Электра - самый лучший наставник, даже лучше Пости. Она сделает из тебя волшебника в мгновение ока».


Тем временем вокруг стало темнее. Я поднял глаза к небу и обнаружил маленькую любопытную тучку, закрывшую полную луну. Потянувшись мыслью вверх, я призвал ветер и приказал ему сдуть проказницу в сторону.


- Сарош, - внезапно напрягся Сид, - что ты сейчас сделал?


«Хм?! О чем ты говоришь?» - спросиля, отвращая взгляд и мысли от поспешно уползавшего облачка, и возвращая их на землю.


- Ты только что пользовался магией, так? Я видел такие... как бы струны... или что-то такое струящееся... оно в небо и...


«Я только что прогнал одно облачко, загородившее нам свет луны,- сказал я задумчиво. - Сид, ты всегда смотришь магическим взором?»


Юноша пожал плечами:


- Всегда, с тех пор, как научился ему. Все выглядит куда интереснее... хотя, если честно, я просто не знаю, как перестать смотреть им.


«Забавно,- мысленнохмыкнул я. - А у меня не так. Я почти не вижу магию. Лазурно, он настоящий дракон, говорил, что у драконов это бывает, но очень редко. Зато я вижу другое. Я вижу струи ветра, вижу потоки холода и тепла, чувствую как движутся облака и как будет меняться погода. И знаешь, мне при этом совсем не нужна магия, я просто вижу, чувствую... и все. А вот магия - наоборот. Мой магический взор совсем слабый и нечеткий. Какие-то бесформенные пятна. Электра даже как-то пошутила - мол, чтобы улучшить мое магическое зрение, мне нужны волшебные очки!


Большинство людей и животных чувствуют магию. Так или иначе, но чувствуют. Поэтому им неприятно рядом со мной, когда я вот так вот свечусь. Отзвуки древних чар заставляют их нервничать и такие люди быстро находят причину отойти подальше. Однако лишь очень немногие маги могут эту остаточную магию видеть. Очень немногие... И если ты видишь так хорошо, как говоришь, то ты будешь очень, очень сильным магом. Когда научишься. Но... если так, то Гордон должен был научить тебя хотя бы чему-нибудь!»


- Ага! И Гордон мне также говорил, - кивнул Сид. - Потому он и решил, что мне стоит съездить в Цитадель. И чтоб ты знал, мой магический взгляд даже лучше, чем ты думаешь!


Он поднялся и отряхнув прилипшие к теплым штанам комки снега и труху, вгляделся в меня:


- На тебе я вижу сейчас как минимум пять разных магических... узоров. Вот!


Сняв рукавицы, он провел пальцами вдоль моего тела, отслеживая мышцы, но не касаясь шкуры. Я следил за ним, очарованный.


- Вот это свечение. Такое... немного серое, с белыми прожилками. Серое - как гранит, а прожилки светятся и теплые, как мрамор нагретый солнцем. Это не то свечение, которое от древних чар, оно другое, они похожи, но немного разные. Которое от древних чар оно на поверхности, переливается и посверкивает, а это... Это не чары, оно не образует узора, просто есть в тебе... как вода в крынке. Если вглядеться... - Сид замер на миг. - Оно очень сильное, и древнее... и как бы немного вне времени что ли. И вообще, вне. Вне всего. Ну, вот такое оно.


Остальные и в самом деле заклинания. Четко видно узор из таких, как бы нитей. И в каждой нити струится энергия, где ярче, где слабее. Самое простое заклинание на груди, - он ткнул кулаком мне в районе солнечного сплетения. - Вот тут. Оно зеленое, самое яркое, но самое размытое и грубое, что ли. Нити толстые, узор совсем простой, но какой-то... как будто местами недоделанный, местами разорванный, а местами совсем смешавшийся в клубок.


- Вот тут, - Сид провел ладонью по моей шее. - Тут голубая сеть. Вроде как даже не просто заклинание... Ну, Гордон мне показывал, как заклинание совмещают с алхимией. Так вот, тут также. Оно куда сложнее и аккуратнее. И тоньше. В основном нити оплетают шею и немного голову.


«Понятно, - смущенно вздохнул я. - Первое, это заклинание, которым я испортил себе изменение. Оно было совсем простое, и я не смог его завершить. Мне... помешали. Второе - чары дальнего разговора. Наложил их на меня Магус. Он, помнится, дал мне какое-то зелье и только потом накладывал собственно чары».


- Угу, - кивнул юноша. - Потом идет темное заклятье. Оно очень мощное и оно в глубине, под всеми остальными и его видно плохо, - он пожал плечами. - Наверное, это и есть то самое проклятье Насожа, и противозаклятье, которое сделало тебя морфом. Удивительная штука. Я никогда не видел ничего даже похожего. Оно очень темное, даже злое, но при этом по-своему красивое. Такое... строгое, очень-очень четкое. И просто невероятно сложное. Тугой клубок прочных черных нитей, буквально звенящих от наполняющей их силы. Я еще совсем мало знаю магию, но мне кажется, такую штуку сплести непросто.


Он вздохнул и шагнул назад:


- Если бы ты мог это видеть, Сарош! Ты буквально весь пронизан темной паутиной, но противодействующее заклинание смогло немного как бы ослабить эту черноту... нет, не ослабить, а как бы раздвинуть, что ли... А потом они все слились, эта темная паутина проросла внутрь противодействующего заклинания, и внутрь первых двух тоже... А серое их заполнило, как бы немного раздуло изнутри... кажется, оно теперь подпитывает черное... и наоборот, поглощает его местами... они теперь одно целое. Представляешь?


Я только пораженно покачал головой.


«Твой магический взор просто невероятен. Многие... да почти все маги могут видеть магию, но так точно и четко... Просто невероятно! Хм... Подумалось - а как ты будешь видеть саму Цитадель? Ведь там же невероятно мощные чары. Учти это, когда подойдешь ближе. Да! Ты не забыл, что с тобой может быть, если ты останешься у нас в гостях слишком долго?»


- Ты, Гордон, моя мама, отец, мэр и даже Электра. Где уж тут забыть! Я побуду в Цитадели несколько дней, поговорю с магами, обдумаю, что мне может быть полезно и вернусь на остров. Если же ваши маги не смогут сразу что-нибудь сделать, то я уйду подальше, на несколько месяцев. А потом вернусь.


«Звучит неплохо. Только не тяни, а то мало ли... бывали прецеденты. Всякие. Кстати, как там на острове? Как дела у твоих друзей?»


Мы проговорили почти всю ночь. Сид пересказал все новости с острова Магдалейн, а также все слухи, собранные в городах, которые они посетили по пути. Я рассказал все, что смог о Цитадели, о событиях на севере, за Большим Барьерным хребтом, о лутинах, о набегах разрозненных банд на одинокие фермы, о скаутах...


Наконец, когда луна скрылась за деревьями, мы назвали раннее утро ночью и легли спать. Вернее, я принял полную драконью форму и расположился вдоль тропы. А Сид сбегал в лагерь за спальным пологом из медвежьего меха и устроился у меня под крылом.


Парень уже засопел, а я никак не мог уснуть. Из головы никак не шло его описание пронизывающих мое тело и душу заклинаний. Напрягая до предела магический взор, я попытался осмотреть себя. Но увидел только бронзовое, с алыми всполохами сияние древней магии. Даже и близко не различил тех деталей, что описал мне Сид. Вздохнув и сокрушенно покачав головой, я перевел взор на юношу и еще раз поразился. Ало-бронзовое сияние остаточного заряда, окружавшее только меня, сейчас накрывало и Сида тоже. Как одеяло, перетянутое с меня на него. Еще раз покачав головой, я устроился поудобнеее и наконец, уснул.


Утром я первым делом шлепнул крылом юношу и, активировав магический взор, заворожено смотрел как бронзовое, с алыми сплохами свечение истончилось, растянулось, когда проснувшийся Сид отходил в сторону ближайших кустиков. А потом остаточное свечение резким рывком оставило юношу и втянулось в мое тело. Мда... Очень интересно, хотя и совершенно бесполезно.


Выпив предложенную кэптаном пинтовую кружку горячего взвара, я попрощался с караванщиками, с Сидом и, размяв крылья, прыгнул в воздух. Сделал пару кругов над тропой, над собирающимся караваном. Уже утром выяснилось, что они направятся совсем не мне во след, а сначала обойдут несколько городков и городов Северного Мидлендса, и только потом заглянут в Цитадель Метамор. Две, а то и три недели до конечной цели. Я же оправлялся прямиком, так что, нам было не по пути.


В последний раз махнув им крыльями, я поднялся повыше и уже не отвлекаясь ни на что, полетел прямиком к Цитадели. Двое суток почти без сна, лишь немного отвлекся, подхватив и сожрав прямо на лету молодую косулю, удачно вышедшую на опушку. И к вечеру вторых суток, жутко усталый, плюхнулся в сугроб на верхней площадке родной башни.


Подняться с теплых камней и принять двуногую форму, было ну очень не просто. Засыпая на ходу, душераздирающе зевая, я бросил куда-то в угол походной мешок, накинул мантию и поплелся вниз по лестнице, к Электре.


Перед самой дверью, я в очередной раз солидно, что называется, с чувством, с толком, с расстановкой зевнул. И замер, так и не постучав - из-за неплотно прикрытой дубовой плахи донесся отрывок разговора:


- Не забывай, он более не человек. И его случай не такой, как у всех. Как правило, человеческое начало почти подавляет в морфах начало животное. Хотя бы по той причине, что у животных слабый, неразвитый разум. У дракона же разум куда как развит, и в данном случае естество дракона может доминировать, а естество человека вполне может быть подавлено.


Голос показался мне очень знакомым... и неудивительно! Не так уж и много в Цитадели драконов, настоящих драконов. Так что...


- Лазурно, ты, наверное, прав. Но чем это грозит? Что в итоге?


- Да собственно, ничем. Кроме одного пункта. По драконьим меркам Сарош еще очень молод. Может быть, он уже зрелая личность, по человеческим меркам, но как дракон, он еще малыш.


- Малыш?!


- Ну... подросток. Но не более. А потому, нет ничего удивительного, что он иногда кажется несколько... чересчур эмоциональным, малость безответственным, в иных вещах. А временами ведет себя как ребенок.


Электра вздохнула:


- О-о-о... Ну, если это все, то не так уж и страшно. Если ты сам не заметил, то Цитадель буквально битком набита детишками. Почти четверть от всех нас. И в отличие от других, у него эта проблема со временем пройдет. А пока я бы хотела, чтобы он меньше витал в облаках, а больше учил заклятья.


Лазурно засмеялся:


- Уж в том, что эта проблема у него пройдет сама собой, ты права! А облака... Присмотрись, все не так плохо. Витать-то Сарош витает, но о своих обязанностях помнит. К работе он относится очень серьезно.


Теперь засмеялась и Электра:


- Относится очень серьезно, ко всему, кроме ученичества. Что ж... потерплю. Надеюсь только, он повзрослеет раньше, чем я умру от старости...


Улыбнувшись, я решил войти именно сейчас, пока они не начали, хм... Мда. Иначе говоря, я постучал.


«Здравствуй Электра. Я вернулся с отличными новостями!»


И услышал удивленное и немного смущенное:


- Дверь открыта, Сарош. Входи.


В щелку я увидел как Электра вздрогнув, отстранилась от Лазурно, а хитрый дракон, увидев открывающуюся дверь, только улыбнулся и подмигнул мне.


- Что-то ты быстро вернулся, - быстро продолжила магичка.


«Привет, Лазурно. Извини, что помешал, вернувшись так скоро, но по пути я встретил одного человека и не утерпел - поторопился сообщить вам о нашей встрече. Как думаете, кого я встретил?»


Электра улыбнулась:


- Сида?


А на мой недоуменный взгляд только рассмеялась:


- Ты промыслилхорошо узнаваемый образ, вместе с вопросом. Поздравляю, тебе все лучше и лучше удается передавать не только слова, но и образы. Как скоро он прибудет?


«Две или три недели. Он идет с караваном нашей кэптанши».


- Хорошо, - кивнула она. - Я подготовлю ему твою старую комнату. И сообщу Магусу, что Сид скоро прибудет. А теперь, Юный Дракон Длинные Уши, поскольку ты все еще насквозь пропитан древней магией, а нам совсем не нужен Магус с колючками вместо меха или Пости с кустом шиповника вместо хвоста, постольку вот тебе приказ наставника! Поднимись в свою башню, отдохни, а завтра с рассветом возьми меч, походной мешок, уточни у ДеМуле маршрут и отправляйся на помощь скаутам!


«Будет исполнено в точности, Грозная Госпожа!» - скрывая улыбку, склонил я голову и, помахав на прощанье Лазурно, покинул лабораторию.


История 57. Поверь и в путь


Год 706 AC, начало марта - начало апреля


Кошелек с монетами отправился в сундук. Я брал его, вылетая на юг, хотя использовал, в последний раз... даже и не помню, когда. К северу от Цитадели нужды в серебре и меди было еще меньше - где там тратить? В заснеженных лесах?..


Теперь плечевые ремни. Осмотреть, проверить пузырьки с заживляющими мазями и одна, особая, с очень серьезным стимулятором - алхимик скаутов, выкупив рецепты у Паскаль, делал их для нас. Не бесплатно, ох, не бесплатно... но оно того стоило. Еще карман с тряпичными полосками - для перевязок, с НЗ, с кое-какими амулетами... так, на всякий случай.


Затянув ремни по месту, ко всему нужному в полете, добавил меч. Сделанный специально под мою полу-человеческую форму, он не то чтобы ржавел - я, в общем-то, регулярно тренируюсь, но все-таки, больше стоял на стойке. Просто, в драконьей форме я предпочитаю использовать когти, зубы, костяной наконечник на хвосте и прочие «природные свойства» драконьего тела, а в полу-человеческой - почти не покидаю Цитадели.


Хорошая штука, эти плечевые ремни. Особым образом заколдованные, они сами по себе удлиняются и укорачиваются под любую мою форму - и под драконью, и под полу-человеческую. Удобно!


Перепаковавшись, я вышел на площадку моей башни, принял полную форму и... распахнул крылья буквально за миг до того, как земля ударила по лапам. Эх, хорошо! И пусть Бриан ноет о сорванных перепонках, разорванных связках и разбитых ребрах, а Электра ругается об очередном седом волоске, появившемся после моих трюков... Все равно - хорошо!


Заломив до предела крылья, сделал «горку» - едва не смахнув брюхом снег с зубцов, перемахнул северную стену, и с разворотом приземлился у средних ворот.


«А где у нас Де Муле? Я видел его сверху. С Михасем под ручку», - едва сложив крылья, направил мысльохранницам.


Одна из них хихикнула:


- Милай! Да вот только что в ворота прошли!


Слегка смутившись, я принял полу-человеческую форму и шагнул под своды тоннеля.


- Крайняя группа, пришедшая с севера, подтвердила сообщения о подозрительной активности по юго-восточной границе Холмов Гигантов, - Де Муле и Михась нависли над картой, расстеленной на столе в караулке, и сейчас лис водил когтем по вощеному пергаменту. - Вдоль Барьерного хребта. Думаю, тебе стоит осмотреть этот регион сверху. Поднимись повыше, понаблюдай за дорогами, за тропами. У нас есть куча конкретных донесений, у тебя же будет общая картина.


«Хорошо,- направил я мысль, - две-три недели и я вернусь с донесением».


* * *


Несколько дней я летел вдоль северных кряжей Большого Барьерного хребта, до боли в глазах всматриваясь в границу хвойного леса, но нигде не видел лутинов. Следы - да, были повсюду. Я даже отыскал остатки брошенного полевого лагеря - упавшие палатки, присыпанные снегом кострища, поваленная изгородь...


Ночуя на неприступных скалах, одиноких утесах, днем я иногда спускался вниз - поговорить с одной из скаутских троек. Мы обменивались новостями, обсуждали перемещения групп лутинов, миграции травоядных животных и хищников, один раз я даже поучаствовал в небольшой загонной охоте, выследив группу заросших жесткой рыжей шерстью карликов и направив к ним ближайшую тройку.


А потом, глядя как скауты расправляются с врагами, подумал: не может ли быть так, что карлики просто-напросто пробираются куда-то мелкими группами?


Лаура, а загонной охотой занималась ее тройка, обдумав мои предположения, согласилась:


- Вполне возможно. Мы тоже видели множество следов мелких групп. Осталось только выследить, куда они направляются.


Еще пару дней я наблюдал за горными проходами и ущельями. Южная граница Большого барьерного хребта. Практически непроходимое нагромождение скал, рухнувших с высоты валунов и огромных камней, изредка прорезаемое горными долинами. Пустая, будто вымершая граница.


Я как раз осматривал очередную долину, самый ее северный край, переходящий в хаос скального сброса, когда к юго-западу, на самом горизонте поднялся к небу тонкий столб красного дыма. Сигнал крайней опасности, просьба о помощи...


Развернувшись буквально на кончике крыла, я ринулся туда, совсем забыв о происходящем на земле, прямо подо мной. За что был немедленно наказан острой болью в перепонке левого крыла. Удивленно рыкнув, я глянул вниз и увидел на самом краю лесистого утеса лутинов, то ли шесть, то ли семь штук, наводящих на меня три маленьких переносных стреломета. Вот это да! Лутины, со стрелометами! Взревев, я ушел в пике, одновременно вцепляясь магией в воздух - в ясную, сухую погоду, да еще зимой, вызвать молнию было очень непросто, но я справился, и слабый разряд опалил одного из стрелков. Остальные карлики, видя падающего прямо на голову дракона, побросали оружие и буквально порскнули от края, под деревья.


Зависнув над опушкой, я натурально разрывался на части - и алый дым, и брошенные стрелометы, и пронзающая с каждым взмахом левое крыло боль, требовали первоочередного внимания, но тут над горизонтом, еле различимой тенью промелькнул стремительный сине-голубой силуэт. Облегченно вздохнув, я оставил запросивших помощи скаутов на Лазурно, а сам приземлился на самом краю, у стрелометов.


Осматривая валяющиеся в снегу, в принципе почти целые и, на мой взгляд, неплохо сделанные переносные машинки, буквально краем глаза уловив позади движение. Крутнувшись на месте, я хлестнул хвостом. И правильно - наградой послужил тут же пресекшийся крик, когда двух лутинов буквально расхлестало в кровавые ошметки.


А потом я допустил серьезную ошибку, едва не стоившую мне жизни. Вместо того, чтобы осмотреться, поискать остальных лутинов, я подошел и нагнулся над останками убитых... За что был тут же наказан: три карлика спрыгнули мне на спину с нависавших ветвей. Взревев, когда три коротких меча вонзились мне в мышцы спины и шеи вдоль хребта, я, оглушенный их яростью и злобой, донесенных моей телепатией, смог только перекатиться через спину. Этого оказалось почти достаточно. Одного из лутинов раздавило о подвернувшийся валун, что называется в лепешку, второй оказался насаженным на острые обломки какого-то куста, а вот третий...


Третий, к сожалению моему уцелел. А когда я, ревя от боли в спине, все-таки расправил крылья и прыгнул с края утеса, он уцепился одной рукой за спинной гребень, ногами уперся в скрещение плечевых ремней, и свободной рукой принялся расшатывал ближайший меч...


Больнооо!!!!


И минуты не прошло, как я буквально обезумел от боли так, что не видел и не слышал ничего, а думать мог только об одном: как избавиться от смертельно опасной букашки! Я не мог достать его ни лапами, ни зубами - этот гад всякий раз прятался за выступами спинного гребня, регулярно втыкая меч и продвигаясь все выше, к основанию шеи. Моей шеи!


Лутин уже почти добрался до цели, когда я все-таки сумел подловить его без опоры. Он как раз в очередной раз вытащил меч и буквально на миг отвлекся - не уцепился руками и ногами за плечевые ремни или выступ гребня, а сидя на почти горизонтальной спине, воровато оглянулся. И наткнулся на мой взгляд!! Всего на какой-то миг... но мне этого хватило. Потому что вцепившись в его взгляд всей своей силой, я одновременно, едва не ломая крылья, «встал на крыло», на несколько секунд повиснув в воздухе почти вверх лапами.


Должен сказать, дрался лутин до конца. Уже летя вниз, отдаляясь от меня, он все-таки извернулся и вонзил меч в уже и так поврежденную перепонку левого крыла. На миг мне показалось, что он удержится, но тут меч, раздиравший кожу, ударился о крыльевую кость, дернулся, чуть развернулся... и все. Лутин камнем рухнул вниз, а я... Остался.


Дальнейшее мне помнится... смутно. Как я держался в воздухе, с разорванным крылом, с торчащими в спине мечами, с зияющими там же ранами, с текущей из ран кровью - не могу понять до сих пор. Силой воли? Магией?


Кажется я летел в сторону Цитадели, во всяком случае, я точно помню, как планировал в ту сторону... вполне возможно, призвав на помощь ветер, и довольно сильный. Скауты потом показывали скрученные винтом деревья и утверждали, что это я. Хм...


В любом случае, к концу пути у меня не было сил даже реветь, я едва дышал, отплевываясь кровью, и лишь с помощью призванного ветра кое-как держал себя над деревьями. Каждый взмах крыльями, казалось отдавался в спине больнее, чем все предыдущие вместе взятые, а лес внизу тянулся уже целую вечность, когда северные башни Цитадели буквально возникли из окутавшего мои глаза тумана.


Я из последних сил попытался взмахнуть крыльями, усилить призванный ветер, но тут силы и магические и физические внезапно оставили меня и последним, но зато самым ярким воспоминанием стала ринувшаяся к морде обледенелая дорога.


* * *


Сначала была пустота и темнота. Потом появился голос. Прекрасный, нежный женский голос. Он звал за собой, манил, заставлял вслушаться и я...


Вслушался:


- Дурость полнейшая! Просто какая-то феноменальная глупость! Этот Сарош, похоже головой припечатался куда раньше, чем все тут говорят! Всего-то нужно было засесть где-нибудь в укромном месте, зализать царапинки на спине, а уж потом идти потихоньку в Цитадель. Ногами!


Ох!


Как будто холодной водой окатили!


Вот же... как там... сестра «милосердия»!


Я вдохнул поглубже и, не открывая глаз, попытался разобраться в ощущениях тела. Лапы - болят, но терпимо. Грудь - тоже болит, но дышу, а значит терплю. Спина почти нормально... пока не пошевелился. А вот едва только попытался двинуть крыльями, как прострелило болью так, что аж в груди захолодело... и кажется, я даже потерял сознание.


Во всяком случае, очнувшись в следующий раз, я уже не услышал чарующего голоса... а жаль. Еще раз проверив ощущения, почувствовал, что лапы и грудь почти не болят, так - умеренно ноют, правое крыло просто немного затекло, от долгой неподвижности, левое... тоже ноет, чешется и, кажется, за что-то зацепилось.


Непроизвольно дернув крылом, я глубоко вдохнул и, морщась от резанувшей нос вони, открыл глаза.


- Не дергайся. Знаю, воняет. Но ты терпи, уж лучше пусть воняет, чем нестерпимо болит, - женский, вернее девичий, если не сказать девчачий голос сказал откуда-то из-за крыла.


Приподняв голову, я увидел девушку, почти девочку, закутанную в белый медицинский балахон, осторожно смазывавшую длинный-длинный шов на перепонке левого крыла какой-то вонючей мазью. Клода, помощница придворного целителя, когда-то плотно сбитая рыжеволосая пышечка, более чем средних лет. Мда, проклятье молодости изменило ее весьма. Хотя сладости она и сейчас уважает.


«Что?» - выдохнуля.


- Что?! - ее руки продолжали невесомо порхать над моим крылом. - Да почти и ничего. Так, мелочи! Сначала Лауру притаскивают из лесу раздавленную, следом Михася, об стенку стукнутого, а потом, в качестве, так сказать десерта, к концу дня - дракона, разбитого, с крылом разодранным в клочья. Откуда вы все взялись? Да еще в один день! Чем вы там, в лесу, занимались?


«Извини,- вздохнуля, - ну, вот так вот как-то... война...»


- Ох, да ладно тебе! Все вы мужики... Только и знаете: война, война! Мать родна! А нам бабам вас заштопывать... - она вдруг всхлипнула, - да лечить... Молчи лучше! Ящерица крылатая... безмозглая...


Я покаянно помолчал, глядя в пол. Тем временем девушка вытерла слезы, поправила косынку на огненной шевелюре, и опять взяла в руки вонючую баночку.


- Ты вот лучше скажи, герой, с кем ты там повстречался, таким страшным? Не каждый день, знаешь ли, у ворот Цитадели падают полумертвые драконы! Так кто это сделал? Гигант? Дикий дракон? Грифон?


Отчаянно смутившись, я опустил голову:


«Карлики. Лутины. Один лутин. Вернее, трое, но потом - один. Паршивцы спрыгнули мне на спину, пока я рассматривал трупы их дружков».


Она утешающе улыбнулась:


- Ну что ж теперь-то? Поймали в ловушку, со всяким может случиться. Надеюсь ни один из них живым не ушел?


После ее слов я немного повеселел:


«Ну, у меня не было возможности проверить, но кажется не ушел. Уж последний-то точно!»


- Вот и хорошо, вот и молодец! - она похлопала меня по морде, убрала подальше вонючий пузырек и пошла к выходу. - Сейчас позову Брайана и Электру, а ты не вздумай двигаться! Как целитель тебе говорю!


«Угу», - послал я мысльв ответ, приподнимая голову и осматриваясь.


Я лежал на присыпанной соломой брусчатке, судя по запахам, пробившимся сквозь вонь мази - недалеко от кухни. Значит, сначала меня затащили внутрь стен Цитадели... интересно, кто и как это сделал? Потом уже над моим бесчувственным телом поставили пару больших ярмарочных павильонов и согрели воздух жаровнями. Меня самого зафиксировали тюками соломы, заодно разложив на них левое крыло, как на столе.


Неплохо придумано - решил я, разворачивая голову и осматривая повреждения. Перепонка оказалась зашита надежными, но ужасно грубыми стежками, чуть ли не сапожной дратвой. А уж длина шва... И с такой дырищей в перепонке я еще как-то летел! Сам себе не поверил, увидев длину разреза.


«Охо-хо, нескоро я полечу, ох, не скоро», - вздохнул я, выворачивая шею, чтобы осмотреть спину.


По всей длине моя бронзовая шкура была испятнана следами разрезов - немногим более аккуратными швами, все еще влажными от той же мази.


- Не тяни шею, не тяни, свернешь - вправлять не будем! - весело сказал кто-то от входа в палатку.


Вздрогнув, я повернул голову вперед, едва не сбив с ног енота-морфа, как раз подошедшего ближе.


- Ну как тут поживает мой самый большой пациент? - присев, Брайан пропустил над собой мою шею и принялся осматривать швы на крыле. - На что жалуетесь?


«Есть хочу...- смущенно пробормоталя. - Ну и так... повернуться хочется, а нельзя... и крыло затекло...»


- Отлично... нет, просто великолепно... - мурлыкал под нос енот, легонько трогая затянутой в полотняную перчатку лапой многочисленные швы на моей спине. Потом он фыркнул и сморщил нос:


- Нет, определенно надо попросить Паскаль что-нибудь сделать с запахом этой, как там Фокс ее назвал... мази-холодилки. Болевые ощущения снимает великолепно, но запах...


«Что там?» - направил мыслья.


Брайан закончил осматривать мою спину вплоть до хвоста, прежде чем ответить:


- Что можно сказать? Все идет куда лучше, чем можно бы рассчитывать. Мечи лутинов не были заколдованы, не содержали яда и почти не содержали грязи. Особенно в последнем пункте вам, уважаемый Сарош очень повезло, поскольку pumilio rectus silvestris* ни при каких условиях нельзя назвать образцом гигиены. К вашему счастью, мы вовремя смогли очистить раны и почти полностью избежали воспаления. Заживление швов на перепонке идет своим чередом, восстановление подлежащих тканей на спине также продвигается очень хорошо...


Целитель уселся на отдельно стоящий тюк, укрытый относительно чистой попоной и продолжил:


- Но разумеется, о полетах, в ближайшее время не может быть и речи! Так же как и об изменениив полу-человеческую форму! Как минимум до снятия всех швов! Поскольку изменение, есть процесс неимоверной топологической сложности, постольку изменившись, вы уважаемый, необратимо повредите большую часть шовного материала. О ранах я вообще не упоминаю! Так что, уж пожалуйста, воздержитесь.


Я удрученно вздохнул, не столько беспокоясь об измененииформы, сколько о полетах:


«И как же долго мне нельзя будет летать?»


Брайан еще раз осторожно прощупал кожу вдоль шва, потом поднырнул под крыло и осмотрел шов снизу.


- Заживление идет очень быстро... просто чудо, как быстро... Но все же, хотя бы неделю стоит подождать. А возможно и дольше, поскольку заживление длинных швов, в данном случае вовсе не главное. Травмирующий предмет, пройдя тонкую и упругую ткань перепонки, наткнулся на кость и далее: повредил связки, вырвал кусок кости и надрезал крыльевой нерв. Восстановление же всего этого комплекса - вещь куда более длительная, чем заживление перепонки, каковая у вас, драконов происходит просто на удивление быстро.


«А можно, по крайней мере, отвязать крыло? Лежать так... неудобно. И...»


Но тут в разговор вмешался мой желудок, пробурчав громко и протяжно.


- О да, безусловно! - закивал енот. - Одну минуту, я отвяжу крепление крыла... Вот так. А теперь попробуйте сложить его на место. Вот так, еще...


Направляемое умелыми лапами, мое крыло легло на спину, почти ничего не задев и, в общем-то, не опрокинув. Так, смахнув на брусчатку мелочи, забытые на тюках.


- О-отлично, - покивал Брайан, отходя. - Сейчас работники уберут палатки, и вы сможете размять лапы и перекусить. Но учтите, непременно учтите, что сразу после выздоровления ваши крылья будут слабее обычного! И крылья и мышцы спины, так что уж пожалуйста, воздержитесь от ваших любимых прыжков с высоты! - строго сказал он, напоследок.


«Угу», - мысленно вздохнуля, укладывая крыло поудобнее и, естественно, задевая верх палатки. Крыло совсем потеряло эластичность и упругость, мышцы не слушались, швы мешались, повязки тоже... В общем, все прелести ранения.


«Сколько я был без сознания?» - спросиля, одновременно пытаясь размять лапы.


Бриан поспешил к выходу, поскольку даже осторожные движения пятидесятифутового** дракона - это очень и очень серьезно. То и дело задевая отвыкшими от движений крыльями потолок палатки, я всерьез мог ее обрушить.


- В общей сложности, с учетом первоначального беспамятства и последующего лечебного транса, почти две недели.


«Две недели?!!- изумленно прошепталя, замирая на месте. - Но... а..?!»


- Не беспокойся, он еще не приехал.


Вошедшая в палатку Электра, услышав окончание разговора, как всегда угадала, о чем я думал. Или не угадала... Временами мне кажется, что она все-таки может подслушивать чужие мысли, как бы они с братом ни отпиралась.


- Сначала у одной из повозок сломалась ось, возле селеньица с названием Новотишье. Пока ремонтировали повозку, грянула непогода с юга. Хороший такой шторм, со столь же хорошим дождем. Все горные речушки вышли из берегов, дорогу к Цитадели завалило упавшими деревьями, да еще и в нескольких местах. Так что, твой юный друг прибудет к нам в гости с опозданием - через неделю-другую.


Посмотрев, как я потягиваюсь и разминаю мышцы, стараясь не свернуть шатер, девочка-магичка, покачала головой и поджала губы, но я-то уловил донесшееся чувство облегчения, когда она пробормотала:


- Надо было еще неделю-другую спящим подержать...


Немного разогрев зудящие от долгой неподвижности мышцы, я замер на месте, а Электра, подойдя ближе, приложила руку к моей шкуре:


- Очень... хм... Брайан, ты обратил внимание?


- Цвет шкуры? - енот, осторожно поглядывая на покосившийся потолок палатки, вернулся ко мне. - О да, почти сравнялся с цветом человеческой кожи. Рискну предположить, это какая-то защитная функция, специфичная именно для данной разновидности драконов. Сейчас работники уберут палатку, и нам представится возможность понаблюдать воздействие на шкуру солнечного света.


«Хм...» - только и успел сказатья, как с улицы донесся шум, полотно палатки провисло и начало проседать внутрь. Часть ее упала на пол, Электра и Брайан едва успели выйти, а потом морф-носорог и морф-слон прошествовали по обе стороны, аккуратно, но быстро скручивая грубую ткань валиком. Я тут же, кивнув рабочим, приподнялся и подставил крылья весеннему солнышку.


- О! Так я и думал! - промолвил енот, вынимая из сумки кусочек кожи. - Я подобрал по цвету, когда Сарош еще спал. А теперь смотрите, шкура наливается бронзой прямо на глазах!


Приложив еще несколько клочков кожи разных цветов к моей шкуре, Брайан чиркнул на каждом что-то серебряной палочкой и засобирался:


- Ну что ж, пациент более не нуждается в постоянном наблюдении целителя, зато я нуждаюсь в заполнении многочисленных журналов и памятных записей. Электра, а вам стоит присмотреть и побыть рядом, во избежание дальнейших травм.


Подхватив Клоду под руку, енот потянул ее к выходу:


- Идемте, у меня осталось несколько дел, требующих вашей непременной помощи...


- Увы, похоже, мой перерыв окончился, - подмигнув мне, девушка покорно ушла с придворным целителем.


Проводив взглядом уходящих, Электра присела мне на лапу. Некоторое время мы молча смотрели как работники хозяйственного двора разбирают палатку, служившую моей больничной палатой и растаскивают тюки с сеном. Наконец она вздохнула и прислонилась спиной к моему плечу:


- Никогда, ты слышишь? Больше НИКОГДА не пугай меня так, ты несносный летучий динозавр!


«Да как бы это... - еле слышно сказаля, - и не думал даже! Просто, ну... вот так вот... вышло!»


Помолчав немного, Электра внезапно развернулась и обняла мою лапу. Ее руки даже близко не могли обхватить мой бицепс, но сжимала она изо всех сил, а еще я с изумлением почувствовал на плече горячие капли - слезы...


«Ох... ну, все же в порядке! Я жив, почти здоров... скоро опять полечу...» - шепталя, нежно поглаживая изнанкой лапы ее спину.


- Ты не понимаешь! Знаешь, что со мной было, когда я увидела тебя, лежащего там в лесу, залитого кровью, с мечом в спине? Брайан и его помошники толпились вокруг тебя, а я... как будто кусок моей души вырвали и бросили там, посреди леса... - захлебнувшись слезами, она опять прислонилась к моей лапе.


Я стоял молча, неспособный избежать всплывших в ее уме картин-воспоминаний. Вместе мы вновь переживали жуткие мгновения, когда я полз по земле, цепляясь разбитыми лапами, захлебываясь собственной кровью. Я видел свое огромное тело, лежащее невдалеке от северных стен Цитадели, меч, торчащий из спины, крыло с обрывками перепонки и другой меч, застрявший в расщепленной кости. Кровь струилась по короткому клинку и собиралась в лужицу, под обвисшими лохмотьями крыла. Замерев, мы вместе смотрели, как вздымается мое тело, с каждым слабым вдохом...


Потом мы видели Брайана стоящего на моей спине, гоняющего помощников за чистой водой и тряпьем, видели, как морщился он, складывая воедино расщепленную кость, как напрягался, ожидая очередного слабого вздоха, который задерживался и задерживался... И когда моя грудь слабо приподнялась, мы вместе утирали брызнувшие слезы...


А потом кто-то осторожно взял Электру за плечи и решительно развернув, повел к стенам Цитадели, подальше от моего разбитого тела, и это стало... освобождением.


Покачав головой, я тяжело вздохнул и смог, наконец «закрыться».


«Не беспокойся, я... они больше никогда, НИКОГДА!..»


- Это Скрэч увел меня. В Цитадель... а я даже не видела, кто меня ведет, я смотрела только на твое тело, лежащее там и истекающее кровью... Потом Магус и Пости переместили тебя сюда, и я оставалась здесь день и ночь... Это я должна была быть рядом, когда ты проснулся!.. но Клода пришла, чтобы размазать эту вонючую мазь... и я отлучилась поесть, - заговорила Электра, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. - Эта гадость и без того нестерпима, но попробуй понюхать ее на голодный желудок!


Впервые за все годы, прошедшие с того дня, когда она забрала меня с разграбленной и опустошенной фермы моих родителей, я видел такой страх... нет, ужас в ее душе. До сего дня Электра сохраняла спокойствие в любых испытаниях. Даже знаменитое тройное проклятье Насожа не испугало ее, но мое возвращение потрясло до глубины души. Как будто кто-то толкнул на край и показал пропасть, дохнувшую в лицо смертным холодом... и этот кто-то - я!


Я по-новому взглянул на нее, осознавая глубину и силу ее материнской любви...


Наконец, почувствовав, что она немного успокоилась, я осторожно убрал лапу и подмигнул:


«Вообще-то, я вполне представляю, как пахнет эта штука на голодный желудок. У меня есть ну совершенно ничем не обоснованное чувство, будто я не ел пару недель. Что нужно сделать бедному, голодному дракону, чтобы его покормили?!»


- Ой! - схватилась за голову магичка. - Прости меня, я так распереживалась, что совсем забыла! Я уже приказала подготовить тебе обед сразу же, как узнала, что ты очнулся. Должно быть уже готово!


«Не волнуйся!- ухмыльнулся я, осторожно подталкивая ее к дверям кухни. - Тебе нужно было выплакаться куда сильнее, чем мне поесть. К тому же, я ждал обеда две недели. Что мне еще несколько минут?»


* * *


Следующие несколько дней я торчал во внутренних дворах Цитадели, наблюдая ее повседневную жизнь и медленно сходя с ума от растущего желания полетать. Ночью любовался недоступной сейчас площадкой на вершине моей башни, а сам умещался в одной из неиспользуемых конюшен. Зимовавший там табунок мохноногих северных лошадок уже отправился на горные пастбища, навоз вычистили, пол посыпали толстым слоем сена. Получилась неплохая квартира для выздоравливающего дракона.


Полусонный, я нежился в утренних солнечных лучах, когда у ворот конюшни появился знакомый тигр-морф. Поднимать полупрозрачное внутреннее веко, поворачивать голову было лень, и я несколько мгновений наблюдал за расплывчатым силуэтом, пытаясь угадать имя... Пока его профиль не оказался высвечен солнцем, совсем так же, как когда-то давно, на ферме. Момент узнавания - вот только был он тогда на двадцать лет моложе и был он наемник по имени Скрэч, сопровождавший тоже молоденькую магичку... Электру.


«Доброго утра, наставник».


Тигр, когда-то давно учивший меня держать в руках меч и до сего дня нещадно гонявший молодежь, вздрогнул, и даже немного отшатнулся. Его глаза метнулись вверх и вниз, отслеживая длинное тело, пока не уставились на мою голову.


- О... Привет, Сарош, - слегка удивленно, сказал он, склоняя голову.


А я потянулся и широко зевнув, приоткрыл один глаз.


«Итак, что же привело тебя в этот заброшенный закуток Цитадели в столь теплое, солнечное утро?» - спросиля, обвивая себя хвостом.


- Ну что же может привести бывшего наемника, а ныне солдата, в такую дыру? Желание потренироваться, естественно! Ты не возражаешь, если я покидаю здесь кинжалы? Места, специально предназначенные для этого, просто прискорбно переполнены!


Я пожал крыльями, поежившись от ноющего ощущения, до сих пор регулярно возникавшего в спинных мышцах.


«Конечно же нет. Кидай сколько влезет. Мне отодвинуться?»


Тигр осмотрел двор, оценивая расстояние между стенами, углом, в котором я лежал и воротами.


- Не стоит. Места хватает.


Я снова зевнул:


«Ну и ладно...» - пробормоталя, позволяя внутреннему веку опуститься.


Я дремал, не замечая как Скрэч поставил у дальней стены мишень и разложил оружие на тюке сена. Разбудил меня громкий «банг!» ударившегося о мишень кинжала. Приоткрыв один глаз, я увидел, как подпрыгнувшая мишень приземляется на место, а черный кинжал остается торчать в самом центре.


Черный.


С совершенно характерной, особой формы ручкой.


Кинжал!


Мир вокруг внезапно выцвел. Залитые солнцем, теплые камни обожгли лапы холодом. Синее, безоблачное небо нависло свинцово-серым сводом. Все вокруг потеряло значение и смысл. Только одна цель. Только один укус. Или хороший удар лапой. Фиолетово-розовая шерсть. Скрэч. Я видел тебя в бою. Я знаю, как ты силен, как быстро ты движешься, как ловко ты можешь увернуться, но я быстрее, ловчее, сильнее. Я дракон. Когда-то именно ты учил меня драться, в чем-то именно ты, сам того не зная, заменил мне отца и сегодня я...


Я...


И в это миг я понял, что не смогу ударить его в спину.


«Банг!»


Еще один черный кинжал.


Я не смогу ударить тебя в спину, Скрэч. Но рано или поздно ты повернешься. И тогда... Я поджал лапы, до предела напружинивая тело, готовясь к единственному, смертельному выпаду. Ну же! Обернись!


По-видимому, я двигался не столь беззвучно, как мне бы того хотелось, а может обостренные чувства бойца что-то подсказали, но Скрэч повернулся. Одним мягким, текучим движением... Потом он взглянул мне в глаза, и двор залила неимоверная в своей тяжести тишина.


«Скрэч. Откуда. У. Тебя. Эти. Кинжалы».


Каждое слово непроизнесенное мною падало леденящей каплей, неподъемным камнем.


- С трупа взял.


Столь простой и сказанный без малейшего раздумья ответ произвел на меня впечатление куда большее, чем удар кинжалом. Так просто!.. И так неизмеримо сложно... Но похоже, нам обоим все-таки суждено пережить это утро.


«С трупа... Это... Очень... Интересно».


Расслабившись, я увидел, как буквально оттаивает напряженная до звона фигура тигра. Нет, он не испугался, но он учитывал вероятность своей смерти. И я чувствовал - эту вероятность он признал существенной. Это было... лестно.


«Будет лучше, если ты избавишься от них,- послал я ему мысль. - Подобные вещи... небезопасны. И надеюсь, ты не откажешься рассказать, как именно они у тебя появились».


Скрэч дернул ухом, но более никак не проявил эмоций и голос его был почти спокоен:


- Разумеется, не откажусь. Тайны здесь никакой нет.


«Хорошо. Но не сейчас. Не сегодня. Я найду тебя», - снова послал я мысль, уходя.


Я не замечал, куда шел. Сводчатые проходы, высокие галереи, все выше и выше, пока не остановился на узком каменном мосту, над пропастью. Каменная арка, от каменного пика, до каменного пика, не имеющая ни входа, ни выхода. Как я очутился на ней? Не помню. Да и не все ли равно! Великолепное место, чтобы рухнуть вниз, расправив крылья. Или... не расправляя?


Верить ли Скрэчу? Мог ли он солгать? Мог?! Нет! Он не могсолгать! Он обязанбыл солгать!! Будь он действительно... одним из тех.


А мог сказать правду. Если он одним из тех не был.


В первом случае я должен буду его убить. Хочу ли я убить тигра? Своего наставника? Своего... почти отца?


Быть может лучше не мучиться, а просто... Я взглянул вниз, на ярящиеся в неизмеримой дали воды горной реки. Просто не раскрывать крылья и...


- Умереть так легко.


«Здравствуй Жрица,- мысленно вздохнул я, расправляя крыло, над присевшей рядом волчицей. Снежинки, последний привет уходящей зимы, осторожно касались перепонки и тут же таяли, не оставляя следа. - Какими путями ты очутилась здесь?»


- Я Жрица, и пути мои неисповедимы, - застывшую мордочку сопровождала мысленная улыбка.


«Жрица... Один знакомый мне как-то сказал: «У Жрицы и ветра не спрашивай совета, получишь ответ, что да, то и нет!» Это правда?»


На этот раз волчица улыбнулась и мыслью, и мордочкой:


- Зачастую меня спрашивают о делах, в которых именно мой совет будет либо вреден... либо излишен. А еще немногим хватает мудрости принять неизбежное... и особенно то, что менять ни в коем случае не стоит.


«А мне? Что делать мне? Скрэч мог солгать... а мог сказать правду. И как мне узнать, что он сказал?»


- Подумать. Просто подумать.


* * *


Они ждали меня в том самом дворе, возле пустой конюшни. Электра, Клода и Жрица.


«Кхм...»


- Я вижу в твоей душе решимость, - кивнула Жрица. - Так что же?


«Я не буду убивать Скрэча,- выдохнуля. - Я решил поверить. Но несколько вопросов я ему все же задам! Может, хоть что-то... Ведь даже двадцать лет спустя я не знаю, кто были эти люди. Что за тайное общество. Зачем им понадобилась крестьянская семья, живущая в такой глуши. Все, что у меня есть - догадки, предположения... Но никаких фактов!»


- Пусть так, - кивнула волчица, - но помни, вопросы подразумевают ответы, а ответы открывают пути, не всеми из которых стоит ходить. Но это твои пути и только тебе решать. А мне пора. Ибо у меня свой путь.


С последними словами Жрица отступила в тень и исчезла, словно растворившись в ней. А мною занялись другие женщины.


- Не буду говорить, какой ты идиот... сам знаешь, - первым делом сердито заявила Электра. - Подставляй спину, Клода будет швы снимать.


Плюхнувшись на брюхо, я вывернул переднюю лапу - помочь девушке взобраться на спину. Послышалось щелканье ножниц.


- Итак, ты все еще желаешь найти эту... «гильдию Черного Кинжала»? - магичка внимательно следила за руками помощницы Брайана, но и о разговоре не забывала.


«Да. Ты против?» - выдохнул я, поеживаясь, когда метал задевал чувствительную молодую шкуру на спине.


- Ты знаешь мое мнение. Будь у меня возможность - передавила бы их собственными руками. И если ты хочешь их найти... ищи. Только пообещай мне соблюдать осторожность, хорошо?


«Непременно», - кивнул я.


- Я сняла швы на спине, - девушка спустилась по лапе вниз. - Расправь пожалуйста крыло.


Снова послышалось щелканье ножниц, потом девушка внимательно осмотрела и ощупала каждый шов и особенно зажившую кость.


- Все хорошо. Швы немного растянуты, но в пределах разумного. Было сильно больно?


«Немного. Сейчас побаливают мышцы и такое ощущение... ноющее в перепонке».


- Так и должно быть, - кивнула она. - Ты не использовал крылья больше месяца, мышцы и перепонка ослабли. Я оставлю прогревающую мазь, смажешь перед сном. Завтра еще раз покажись Брайану и думаю, можно будет летать... официально.


- Спасибо Клода, - улыбнулась Электра. - От меня и от этого... летуна тоже.


«Угу, - послал я мысль, добавив к словам, ощущение улыбки. - Обязательно зайду, как встану, сразу же».


- Только не летайте больше сегодня, - кивнула та, собирая инструменты. - Пусть мышцы и связки отдохнут.


Посмотрев вслед девушке, Электра развернулась ко мне и, грозно помахав пальцем, изрекла:


- Дуракам везет, но на одном везенье далеко не улетишь! Сарош, запомни это! А теперь рассказывай, как ты добрался до Демонова моста! Во внутренних дворах тебя не было, наблюдатели на стенах всеми богами клялись, что ты не вылетал и не выходил, однако же как-то ты в горах очутился! Рассказывай, динозавр летучий!


*Pumilio rectus silvestris - карлик прямоходящий, дикий. На самом деле Брайан употребил термин, пришедший в науку Мидлендса из упрощенного новоэльфийского диалекта. Данный диалект, свойствами немного напоминающий эсперанто и бэйзик инглиш одновременно, был разработан эльфами специально для общения с младшими расами и одно время был широко распространен, полагаясь к изучению всякому образованному разумному. Да так и остался, несмотря на исчезновение эльфийской расы, выполняя в Мидлендсе функции земной латыни.


**На самом деле 51 фут ~ 15,55 метра.


История 58. Черный камень


Год 706 AC, конец марта, северная оконечность Темного прохода


Разумеется, Христофор приплелся крайним. Приплелся и рухнул у костра, тяжело дыша.


- Ох. Извините. Я был... - но глянув на мрачную морду Коперника, махнул лапой:


- Отлично. Прошу, начинайте.


Ящер-морф, закутанный в трехслойную - шерсть-лен-кожа - одежду и утепленный магическим амулетом, нехотя кивнул, затем оглядел собравшуюся на все еще заснеженной поляне боевую группу скаутов. Крыс-морф Маттиас, подложив мешок с вещами под задницу, уселся по левую руку и со скучающим видом грыз одну из своих палок. Медведь-морф Христофор, плюхнувшись прямо в снег по правую руку от ящера, уже успел отдышаться, засунуть морду в мешок и начать что-то там шумно выискивать. Рядом беззвучной тенью замер лис-морф Лэндон. Этот, как и пристало скауту, подошел неслышно, сел, подстелив плащ-палатку, и уйдет при нужде так же - тенью. Вот и все о нынешней тройке... вернее четверке Коперника.


«Навязали же темные боги... в лице Михася, двух стажеров в один поход... век бы их не видать!» - мысленно вздохнув, ящер глянул на подошедшую не далее как полчаса назад вторую тройку.


Бриан сидел, вернее полулежал, свернувшись кольцами и переплетя пальцы на груди, прямо напротив. По левую руку нага, расположился Джон, сейчас в форме оленя-морфа, по правую - Муррли, кот-морф.


Закончив осмотр имеющихся сил, Коперник кивнул Бриану:


- Так что вы там выцепили?


Кобра-морф вытянулся до максимально высокого положения, его эквивалент позы «стоя»:


- Сссс. Темный проххход. Лагерь лутинов, в треххх часссаххх пути к сссеверу от Уссстьевых ссстолбов. Ссс тыла утессс и валуны, но ссспереди... Сссс... почти ничего.


Коперник недовольно поморщился:


- Я знаю это место... слишком хороший выбор, чтобы быть случайным. Лутинам кто-то помог. Хотелось бы знать - кто?


- Сссс. Вполне восссмошшно, - Бриан развернул и сложил капюшон, - кто-то сссобирает сссилы. Покххха мы сссмотрели подошшли ещще. Пять и сссемь шшштук. Ссс орушшием, поклашшей. Сссс. Когххда мы уххходили иххх было уже тридсссать пять.


Христофор нервно откашлялся:


- Если я правильно понял, ты хочешь, чтобы мы зачистили местность, так?


- Это было бы правильно, - за кобра-морфа ответил Коперник. - Бриан, твоя тройка в штатном составе и была на месте. Вам идти вперед. Мы... сам видишь.


- Да ушш, врагххху не пошшелаешшь, - ухмыльнулся нага.


Цитадель Метамор, неделей ранее


Маттиас раздраженно дернул усами:


- Я?! Ты же знаешь мои взгляды.


- Да знаю, - нахмурился Коперник. - Но также я знаю слова лорда Томаса: все, кто проживает под защитой Метамора, за исключением лиц, поименованных в особом, утвержденном им лично списке, должны принимать участие в защите Цитадели. И я не припоминаю, чтобы ты был в том списке.


Маттиас, ощетинился и поднялся:


- Это так. И да, я могу держать меч в лапах. Но это не значит, что я смогу его использовать, - хлопнув палкой по столу, крыс-морф оперся лапами о столешницу. - Мне просто нечем вам помочь!


- Без «но»! - ящер-морф придавил лапой конец палки и склонился, уставившись крысу прямо в глаза. - Слухи о том происшествии в подвале уже давно разошлись по всей Цитадели. И поскольку тебя нет в списке исключений, будь добр собрать вещи, подготовить оружие и с рассветом быть у северных ворот. Пойдешь с моей тройкой, стажером.


- С твоей тройкой?! - схватился за голову Маттиас. - Ты хочешь затолкать меня в скауты?!! Это невозможно! Я поклялся никогда более не отнимать чужой жизни! Это... это...


- Даже если придется защищать леди Кимберли? Помнится по осени, на праздничном обеде у его светлости, ты неплохо так поговорил с одной «дамой». Чуть не до смерти!


- Да я ее даже когтем не тронул! И вообще, я защищал честь леди! Я не мог!..


Вырвав палку из-под лапы ящера, крыс, сгорбившись, уселся на стул и начал нервно грызть прочную древесину.


- Чарльз, - тихо сказал Коперник. - Ты не хочешь убивать по приказу лорда Хассана... Но будешь ли ты защищать леди Кимберли?


Опилки едва слышно шурша падали на пол. Наконец Маттиас закрыл морду лапами и хрипло прошептал:


- Только ради нее. Я пойду с вами, только ради нее.


Северная оконечность Темного прохода


- ...и наконец, Крис ты будешь нашей магической поддержкой. Мэтт, а ты его прикроешь.


Медведь-морф кашлянул, привлекая внимание:


- Коп, ты же знаешь, сколько у меня магического резерва. Крохи, если не сказать хуже. У любого боевого мага больше... намного. Про Пости и Магуса вообще не упоминаю. Может я лучше так... когтями, да лапами, а?


—Можно и так, - кивнул Коперник. - А можно посмотреть и применить магию. Ни в жизнь не поверю, что у тебя нет пары фокусов.


- Ну... - Христофор с трудом сглотнул, - у меня есть кое-что... но нужно действительно, смотреть по месту.


- Отлично, - подвел итог ящер. - Собираем вещи, проверяем доспехи, оружие и выступаем. Тянуть время нет смысла.


* * *


После трех часов строжкого хода, показался лагерь лутинов - масса маленьких шалашиков у подножия утеса напротив крутого холма. Мы выставили посты, затаились у самой вершины и с легким изумлением наблюдали, как поросшие жесткой рыжей шерстью, лопоухие и длиннорукие карлики занимаются чем-то очень напоминающим строевые тренировки. Понаблюдав немного, Бриан коротко и раздраженно прошипел, потом вполголоса объявил, что число лутинов перевалило за полсотни. Я поморщился. Семеро против тридцати с магической поддержкой не так уж и плохо. Семеро против пятидесяти, а то и шестидесяти - уже хуже. Но не идти же в Цитадель за подкреплением... это минимум семь дней... если не восемь, а пока мы ходим, лутинов наверняка еще прибавится. Нет, действовать надо прямо сейчас!


Бриан посмотрел на нас:


- Есть предложения?


Я в свою очередь повернулся к Маттиасу и указал на его меч:


- Боюсь, тебе придется использовать оружие. И все прочие имеющиеся способности.


Крыс дернул усами-вибриссами, но промолчал. Он такой с самого выхода из Цитадели - слова не вытянешь, а и вытянешь, толку мало. Буркнет что-нибудь и дальше молчит.


Лэндон покачал когтистым пальцем и ухмыльнулся:


- Крис, не уводи разговор! Вопрос задавался тебе! Ну? Что у тебя в рукаве припрятано, на черный день? Сможет оно подравнять наши шансы?


- А может лучше... - вздохнул было я, но Коперник поднял чешуйчатую лапу:


- Крис. Ты можешь.


- Мочь-то я могу... - пробурчал я, подняв монокль и изучая для начала лагерь, а потом и утес. - Но до чего ж не хочется... Хм... Ну... Возможно, я смогу обрушить вниз вершину утеса. Если атаковать сразу же, едва осядет пыль, они наверняка будут растеряны и деморализованы. Это лучшее, что я могу предложить без длительной подготовки.


Ящер кивнул:


- Тогда, так и сделаем, Маттиас, останешься с Христофором, ему может понадобиться прикрытие. Лэндон со мной. Бриан, твоя тройка сработавшаяся... Лагерь зажат между холмом с юга и утесом с севера. Западная сторона шире и ровнее, возьми ее на себя. Атака по боевому кличу. Мэтт, Хрис, на вас те, кто будут прорываться по склону холма. Таких будет мало, но все равно, - он оглядел каждого, проверяя готовы ли мы. - А теперь... К бою!


Тройка Брина скользнула по западному склону холма, буквально через мгновение бесследно растворившись меж валунов. Коп и Лэнд, не столь бесшумно, но все равно, очень тихо направились на восток. Я же еще раз оглядел лагерь, одинокую скалу, пальцем нависшую над ним.


Пора начинать.


Я потянулся мыслью, ища трещины, слабые места в гранитном монолите утеса... Ощутил корни, проросшие с вершины и уходящие к самому сердцу скалы, прочувствовал снег лежащий на камнях. Медленно тянул, ломал, расширял щели, пытаясь вызвать обвал. Миг проходил за мигом, мой резерв постепенно иссякал, а грозный утес все так же безучастно глядел на меня свысока. Мир в моих слабых глазах уже начал подергиваться ало-бурым флером, когда наконец-то послышался низкий рокот. Я ощутил, как что-то поддалось в камнях, и потянул сильнее, вкладывая остатки резерва в последний рывок. Лутины, до того деловито сновавшие по лагерю, встревожено уставились вверх, когда на их головы посыпались сначала песок... следом мелкие камешки... потом, на вопящих и разбегающихся лутинов единой массой рухнула вся вершина, а я повалился на землю совершенно без сил.


Продышавшись и сплюнув набившуюся в пасть пыль, я осмотрелся. На месте лагеря лежала раскатившаяся куча валунов и камней. Чуть в стороне слышались крики и звон стали. Наведя монокль, я с трудом различил фигуру Коперника, действующего попеременно мечом и мощным хвостом. Серо-белая тень рядом - наверняка Лэндон. Прочистив уши и чихнув пару раз, я различил звуки боя на другой стороне бывшего лагеря... и на холме, чуть ли не в двух шагах от меня!


Подтянувшись дрожащими лапами на вершину, я сначала прижал лапой нос - запах у лутинов... характерный. И уже потом различил Маттиаса, отточенными взмахами меча отбивающего короткие кинжалы мелких бестий. Скупая красота точных движений крыса так заворожила меня, что осторожные шаги, раздавшиеся сзади, я услышал буквально на мгновение позже, чем надо бы. И когда что-то твердое ударило меня по плечу, еще успел замахнуться лапой на тощего лутина, прыгающего вокруг и тараторящего что-то неразборчивое, но тут в глазах потемнело, мысли спутались, и я провалился во тьму...


* * *


Маттиас, не глядя отмахивался от все-таки взобравшихся по крутому склону холма лутинов. Отмахивался и кривил губы, когда подчиненные четкому ритму движений мысли сами собой складывались в полный печали стих:


Вот так, нам совесть травит душу.


И горек, горек вкус побед...


Крыс кривился. Он нарушил клятву. Единственно лишь потому, что обязан, должен защитить Кимберли. Ее защита - достаточная причина! И все же. Ему не стоит повторять это часто. Ох, не стоит...


Чарльз легко избегал неуклюжих атак лутинов, тщательно храня в душе образ леди Кимберли. Он знал, что не может позволить ранить себя, если собирается защитить ее. «Для тебя, Ким, - шептал он, - только для тебя».


Внезапно что-то изменилось за спиной. Сначала неразборчиво заверещал лутин, потом, заглушая все остальное, над холмом разнесся разъяренный медвежий рык.


- Крис! - завопил Маттиас.


Теперь уж было не до красивостей и целостности шкуры. Крыс прервал изящную вязь, сплетаемую клинком и, наплевав на защиту, простейшим силовым ударом прибил лутина, нападавшего спереди. Бросив застрявший в теле маленького мерзавца меч, пинком, с выбросом силы, переломил хребет правому, а после стремительного рывка, также, ударом лапы с выбросом силы, сломал шею оставшемуся.


- Крис!


Взлетев на вершину холма, Маттиас увидел медведя, склонившегося над изломанным телом лутина... нет, не склонившегося! Христофор, принявполную медвежью форму зачем-то обнюхивал прибитого лутина. Или не обнюхивал?! Фу, гадость!!


- Крис, что происходит? Зачем ты жрешь эту пакость?!!


Услышав голос за спиной, более чем тысячефунтовый*медведь развернулся одним гибким движением и прыгнул вперед. Да так быстро, что крыс-морф даже пискнуть не успел, как оказался прижат лапой к валуну, а мощные медвежьи челюсти уже смыкались на его горле.



«Только косточки хрустнут», - успел еще подумать Маттиас... но боли почему-то не было. Христофор, так и не сомкнув челюсти, тщательно обнюхивал крыса. Потом смачно облизав тому морду, залез носом под расстегнувшийся клапан кожаного доспеха... и еще глубже...


- Крис, ты что делаешь! - завопил крыс, - Это мое! Отдай немедленно!


Но тщетно. Вырванный вместе с куском кармана, медовый пряник уже упокоился в бездонном медвежьем желудке. А Крис, так и не произнеся ни слова, носом подтолкнул крыса-морфа к поеденному лутину.


- Ты чего Крис? Чтобы я это ел?! Да ты сдурел!! - возмутился Маттиас, - и какого демона ты в звериной форме торчишь? Изменисьи объяс-с-с...


Голос крыса пресекся на середине слова. В устремленных на него глазах не было ни единой мысли. Совсем. Это был внимательный взгляд очень умного... зверя.


- Кобылья щель! - выдавил Маттиас сквозь сдавленное спазмом горло. - Что ж тут произошло-то а? Христофор! Христофор!!


Тем временем медведь, убедившись, что его товарищ отведать вкусного, хоть и немного жестковатого мяса не желает, обиженно фыркнул и принялся доедать тушку лутина сам. Маттиас же решив пока осмотреть друга в поисках ран, почти тут же обнаружил черно-блестящий, словно лакированный камень, прилипший к плечу... зверя? Крыс-морф уже протянул лапу, чтобы сорвать подозрительный артефакт, но в последний момент медведь обернул к нему вымазанную в крови морду. Маттиас посмотрел на облизывающего кровь зверя, на разодранные кишки лутина, на черный камень... И не рискнул дотронуться.


Объединившись, пятеро скаутов быстро прикончили остававшихся в живых карликов. Слава светлым богам, никто не погиб, хотя раненые были: У Коперника кровь текла по левой лапе, Лэндону пришлось обработать и перевязать два пореза на груди. Впрочем, что для опытного скаута пара царапин? Мелочь.


Закончив бой, и наскоро перевязавшись, обе группы поспешили на верхушку холма, туда, где остались Маттиас и Христофор.


- Что здесь произошло? - вопросил Коперник, окинув взглядом озадаченного Маттиаса, совершенно безучастного медведя и сверкающий под ярким весенним солнцем камень на его плече.


Маттиас беспомощно пожал плечами:


- Я услышал рев Криса, и поспешил к нему. К тому времени Крис уже прибил вон того лутина, - крыс-морф кивнул на обглоданные остатки, - и начал его есть.


- Есть лутина?! - изумился Лэндон. - Ничего вкуснее не нашлось?


- Мало того, - продолжил Маттиас, - Крис напал на меня. И хотел откусить голову, но остановился, почуяв... узнав мой запах. Похоже, проклятье Насожа у Криса сейчас действует в полную силу. Он не может выйти из полной животной формы... Лутина мне в суп, он и не пытается из нее выйти! Он совсем не осознает себя. И единственная очевидная причина - блестящий камень, прилипший к его плечу.


- Хррреново, - хлестнул хвостом по валуну Коперник. - Убрать не пробовал?


- Я не уверен... - крыс-морф покачал головой. - Мне кажется, нам не стоит его трогать.


- Угу, предлагаешь тащить тысячефунтового зверя через Темный проход, до самой Цитадели. Волоком, - фыркнул Лэндон.


- Почему волоком? - хмыкнул Маттиас. - Сам пойдет!


Все как один уставились на Христофора, а тот сыто почмокал, облизнулся и, будто подтверждая слова лиса, прилег вздремнуть.


- Сссс, - вмешался в разговор Бриан. - Есссли не ошшибаюсссь, эта цепочка, на шшее медведя, сссаколдована. Если ее расссорвать, то Криссс перенесссетссся в Цитадель.


- Что-то такое он говорил, - потер уши Лэндон. - Что-то упоминал... Вроде как он ее переделал, чтобы прихватить не только его самого, но и еще двоих.


- Сссс. В таком ссслучае вам ссстоит отправитьссся немедленно, - прошипел Бриан, внимательно осматривая землю вокруг остатков лутина. - И прихххватить вот это.


С этими словами нага поднял с земли украшенный какими-то лохмотьями посох и сумку убитого колдуна.


- Кто пойдет с ним? - спросил практичный Джон.


Коперник взглядом посовещался с Лэндоном и, кивнув, ответил:


- Пойдем я и Маттиас. Лэндон останется с вашей тройкой. Брин, примешь? Вам еще здесь присмотреть надо бы.


- Сссс. Куда мы денемссся, - просвистел нага. - Присссмотрим. Ты поссспешши. Сссс. В Цитадели обратисссь к Жрице. А мы сссоберем троффеи и расссобьем лагерь на другой ссстороне хххолма.


Тот же день, Цитадель Метамор


Ворота святилища отворились и, поднявшись от алтаря, Жрица увидела наистраннейшую процессию. Впереди тащил громадную миску, целый тазик медовых пряников Коперник. Пройдя три шага, он останавливался и кидал на пол ароматный сладкий кружок. Неторопливо переваливающийся на четырех лапах следом за ящером-морфом медведь подходил ближе, внимательно обнюхивал желтый кусочек песочного теста. Неспешно поедал. Тщательно облизывался. И столь же неспешно, не поднимаясь с четырех лап, шествовал к следующему. Позади медведя устало плелся мрачный Маттиас, а уже за крысом-морфом галдя, пища и хихикая, вся метаморская мелюзга.


- О Аккала! - воскликнула Жрица, видя кровь, окрасившую бинты ящера и крыса. - Вы их хотя бы обработали?


- Наши царапины? - скривился Коп, шаг за шагом подводя медведя к алтарю. - Переживем, не впервой. Ты Криса посмотри.


Волчица-морф подошла к медведю, почесала усевшемуся на пол и облизывающемуся на миску зверю за ушами.


- Рассказывайте.


Маттиас пересказал события, как смог четко и ясно, показал шест тощего лутина, его сумку и черный камень, будто приросший к плечу медведя.


- Поскольку ты ходишь не на четырех ногах, - констатировала Жрица, - постольку я думаю, что ты этого камня не касался.


- Нет, не рискнул, - кивнул крыс.


Жрица внимательно изучила камень, не отрывая одной руки от висящего на шее двойного креста. Увитый веревочками, обрывками и лохмотьями шест также подвергся внимательному обследованию. По мере осмотра уши волчицы прижимались все сильнее, а улыбка превратилась в оскал.


- Проклятье! - шест полетел на пол, сумка же отправилась на алтарь.


- Кажется у нас проблема, - вздохнул Коперник.


- Не то слово! - окончательно прижав уши к голове, сквозь зубы прошипела волчица.


Одев взятые с алтаря толстые кожаные перчатки, она осторожно открыла сумку и, тщательно избегая горловины, высыпала содержимое на гранитную плиту. Какие-то перья, грубо вырезанные гадальные руны, завернутые в тряпку травы... и наконец, тщательно упакованные - каждый в свой дерюжный мешочек - полдюжины черных, маслянисто блестящих камней.


Тщательно осмотрев содержимое сумки, особенно один из черных камней, Жрица подняла голову и почти уткнулась носом в нависших над каменной плитой Маттиаса, Коперника, которых окружили проникшие в святилище метаморские дети.


- Это еще что за фокусы?! - изумилась жрица. - Кто вас сюда пропустил?! А ну марш за ворота! Маттиас, Коперник, вы куда смотрите?! Выводите их вон и... сами тоже оставьте нас.


Грустные детишки, подгоняемые Коперником, поплелись к выходу, а Маттиас, тоже шагнувший было следом, при последнем слове остановился:


- Нам уйти?!


- Да, - кивнула волчица. - Оставьте Христофора здесь и уходите. Я буду призывать богиню исцеления, она поможет, но цена будет... цена будет высока.


Ящер, уже стоявший у ворот, склонил голову и вопросительно взглянул на Жрицу:


- Извини, но ты можешь хотя бы сказать, что с ним такое?


Волчица нахмурилась:


- Его душа поражена одним из трех проклятий Насожа, так же как и любая человеческая душа, живущая в стенах Цитадели. Трудами наших магов, эти проклятья были... расширены. Увеличен имевшийся в их структуре «коридор изменчивости». Благодаря чему мы можем менять телесную форму, отклоняясь от заданной Насожем. Именно так мы, изначально люди, превращенные проклятьем в бессловесных животных, теперь говорим и ходим на двух ногах. Этот же черный камень усиливает изначальное Насожево проклятье, тем самым превращая морфа в настоящего зверя. В результате наш дорогой наставник молодежи стал бессловесным, хоть и умным животным.


- Не может быть! - Чарльз изумленно уставился на Жрицу - Каким таким чудесным образом один лутин смог сделать такое?!


Жрица строго посмотрела на крыса:


- «Один лутин» этого не делал. «Одна темная сила» сделала это, вручив шаману готовые камни и научив ими пользоваться. Темная сила, я могу добавить, знающая магию проклятий Насожа. Хорошо знающая, - прижав уши, волчица медленно втянула воздух сквозь оскаленные зубы. – Возможно даже, это был сам Насож. Или... Но в данный момент благополучие Христофора важнее. А теперь... стойте. Покажите мне раны, быстро!


Она приложила лапы, «прочувствуя» их прямо сквозь повязки:


- Слава светлым богам, ничего.


— А что там могло быть? - удивился Коперник. - Мы вообще-то и сами с хвостами, не в первый раз за стены вышли. Уж яд-то в первую очередь поискали!


- При чем тут яд! - прошипела Жрица, - не яд я искала, совсем не яд. Но блогодарение светлым богам, этамысль ни Насожу, ни его рабам в голову не пришла. А сейчас оставьте нас, - она указала на медведя. - Я присмотрю за ним. И... да укажет вам верный путь бог-Учитель, - сказав это, Жрица снова повернулась к медведю и словно окаменела.


* * *


Едва слышно встают на место каменные створки ворот.


И вновь я касаюсь взглядом фитиля, и вновь теплый огонек рождается во мраке древней пещеры. Произнося слова, прошедшие сквозь бездны столетий, я шагаю вдоль бугристой стены, одним только взглядом даря свет застывшим свечам.


С привычной грацией прохожу я по ступеням призыва и опускаюсь на колени перед алтарем. Каждый жест выверен судьбой. Каждый шаг - тысячами пройденных ранее.


Я - жрица.


Едва слышно шепчу я слова, прошедшие сквозь мрак и свет веков... Пламя свечей мерцает и колеблется, подчиняясь дуновеньям ветра, ветра напоенного ароматом цветов и свежестью весны. Воздух потрескивает, насыщенный незримой силой и мех мой шевелится под его порывами - как будто невидимая рука проводит по плечам.


Я склоняю голову.


- Дитя мое, - голос Аккалы, богини исцеления, наполнил комнату музыкальным резонансом. - Встань.


Я послушно поднимаюсь.


- Моя Госпожа... Вы почтили меня присутствием... - шепчу я.


Она улыбается в ответ:


- Зачем ты звала меня, дитя мое?


Я осторожно глажу медведя, все-таки добравшегося до миски с пряниками и сейчас сидящего в обнимку с «драгоценным» тазиком.


- Взгляни сама Госпожа. Его проклятье усилено одним из этих, - я показываю лежащие на алтаре черные камни. - Прошу, помоги ему.


Сияющая ладонь богини накрывает один из камней. Лицо ее на миг становится отрешенным...


- Дитя мое, то, чего ты просишь, не пройдет даром ни тебе, ни ему. Ведь это не исцеление тела, но исцеление души...


Я киваю:


- Пусть так, моя Госпожа. Ибо я отдаю тебе в залог самую себя.


- Но он - нет. И ему не объяснили, что это повлечет за собой.


- Это моя обязанность и он узнает, когда будет исцелен.


- А если он откажется?


Я медленно втягиваю воздух сквозь зубы...


- Тогда его гейс исполню я.


- Да будет так, - улыбается богиня, на единый миг встречаясь со мной взглядом.


Миг? А может быть столетье?


Когда я отвожу глаза, Ее уже нет в святилище, лишь заливающий древнюю пещеру ослепительный белый свет медленно истончается, гаснет. Прикрыв глаза ладонью, я жду, пока глаза вспомнят мерцающее сияние свечей, потом подхожу к алтарю. Дерюжные мешочки пусты и... на плече медведя тоже нет камня. Сам он мирно спит, все еще обнимая, теперь уже пустую миску. Лишь на плече, под бурой шерстью светится метка - двойная спираль, знак Аккалы, богини исцеления.


* * *


Открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь в кровати, а вдохнув хорошенько и ощутив знакомые запахи, понял, что кровать - моя. А еще понял, что в комнате я не один. Знакомая картина.


- Жрица, - выдохнул я. - Как давно?


Напрягая до предела слабые глаза, я различил размытый силуэт в ногах кровати. Потом нашарил на тумбочке монокль... когда я успел разорвать эту Насожеву цепочку?! Ах да... Скорее всего, не я. Теперь понятно, откуда слабость...


- Христофор. Ты очнулся. Как себя чувствуешь?


- Без сил. Полумертвый, - я попытался приподняться и почти сумел, но потом рухнул назад, на матрац.


- Слабость пройдет, - улыбнулась Жрица, когда я продышался.


- А что... кхе, кхе! Что собственно случилось?


- Что ты помнишь?


- Помню... какой-то лутин коснулся меня чем-то... Потом все какое-то размыто-непонятное. Кроме э-э-э...


- Кроме миски с пряниками, - волчица еще раз улыбнулась. - Что ж... Неудивительно. Какое-то время ты был истинным зверем, безмысленным животным. Тебя поразила враждебная магия, через созданный руками врага амулет. Эта магия усилила проклятье Насожа до такой степени, что погасила свет твоей души. Лишь Аккала, богиня исцеления смогла помочь тебе. К сожалению, ее помощь не бесплатна и тебе придется исполнить гейс.


- Гейс. А если я откажусь?


- Твое право, - нахмурилась волчица. - Поскольку исцеление было навязано. Но тогда исполнять его придется мне. Так как именно я поручилась от твоего имени.


Я слабо кивнул:


- Понятно. И в чем же заключаются мои... мистические обязательства?


- Они просты... в той мере, в коей могут быть просты любые дела богов, - Жрица села на дубовый табурет, стоявший у кровати. - Я передам тебе слова богини. Слушай: «Маленький ребенок вскоре войдет в ворота Цитадели. Ребенок, несущий глубокие шрамы на душе и теле. Ты должен будешь принять на себя заботы о нем, помочь ему исцелиться, взрастить его, как собственное дитя. Должен будешь защищать, направлять, учить...»


- Кхе! Кхе!! - в изумлении я прервал слова Жрицы. - Кхе!.. Это что же, мне сына сватают?!! Ох... Мда. Не то чтобы я был против, но... но... Как же я его узнаю?!


- Не беспокойся, - губы волчицы опять тронула улыбка. - Богиня позаботится об этом. Я же всегда помогу тебе советом, ободрением... и всем остальным, чем смогу.


- Ну... выбора-то у меня, как бы и нет. Буду исполнять, что теперь. И Жрица... спасибо. Ты спасла мне жизнь.


- Аккала спасла твою жизнь, - покачала головой волчица. - И именно ей ты должен, не мне.


- Ну и что? Не призови ты богиню, я был бы все равно, что мертв. Хоть и жив. Спасибо. Если понадобится что-нибудь, что в моих силах... Только попроси.


Жрица внезапно отвела взгляд, и я испугался, что... не знаю, чего я испугался, но все равно. Испугался.


- Жрица?


- Все хорошо. Спасибо, - она обернулась и коснулась лапой моего плеча. - Отдыхай, Христофор. А мне пора.


*На самом деле почти 1400 фунтов (~625 кг).


История 59. Безнадежная атака


Год 706 AC, конец марта, Цитадель Метамор


- Он здесь, здесь!! - тоненький голос Бернадет заставил леди Кимберли поднять голову от вышивки. - И он, и ящер и с ними совсем дикий медведь!


Конец марта выдался теплым и солнечным. С высоких башен, со стен и крыш днем уже вовсю капало, а залежи снега остались только в самых тенистых углах внутренних дворов. Даже сама Цитадель потихоньку начала меняться- бесследно исчезли вторые двери; стекла в окнах стали одинарными; полы, исправно гревшие все помещения зимой, похолодали... Весна.


- Кто он? - крыса-морф воткнула иглу в клубок и неторопливо, как пристало леди, обернулась. - Детта, отдышись и расскажи толково.


- Он... - молоденькая мышка-морф несколько раз глубоко вдохнула и наконец выговорила: - Маттиас!


- Ох! - уронив катушку с нитками, Ким прижала лапы к сердцу.


- Они сейчас у Криса в комнате! И оба сердито что-то говорят, а медведь лег и ни в какую, а они его тащить пытаются, а он просто лег и все! А медведь вовсе на Христофора не похож, и большой какой! А вы пойдете туда? Маттиас усталый, и на медведя ругается! А тот лег, и задремал! Правда он симпатичный? Он обнимет вас, и прижмет к груди, а потом отведет в свою маленькую норку...


Поднимая катушку, Кимберли раздумывала - с чего бы какой-то, пусть даже и симпатичный, но дикий медведь должен прижимать ее к груди, а потом вести в свою «маленькую норку»... прежде чем поняла, что речь уже идет о Маттиасе.


- Детта, глупенькая, о таких вещах вслух не говорят, - улыбнувшись, она отложила нитки на подставку для вышивания и повернулась к служанке. Нанятая перед самым зимнепраздником фермерская дочка была такой милой и непосредственной, какими бывают крестьянские дети, не испорченные образованием. Пожалуй, иногда даже немного чересчур непосредственной, но старательной и усердной.


- Ой... - мышка вздохнула и шмыгнула носом, - извините, ваша милость... но ведь правда, прижмет?!


- Может и прижмет, - строго посмотрев на девушку, Ким кивнула на сундук. - А сейчас подай мне чистое платье. То, зеленого бархата... Или может синее? - она замерла на месте, засомневавшись. - Нет, подожди, синее слишком праздничное... у зеленого подол обтрепался... как же быть? Ах, Эли укажи мне путь...


- Ваша милость, ваша милость, у вас же еще есть коричневое блио, и тот шелковый халат... это, кимомо!


- Но коричневое такое блеклое... а кимоно, оно, оно... - Кимберли вдруг поняла, что смущается и краснеет ушками, как девчонка. Она встряхнула головой и твердо сказала: - Нет, кимоно не для коридоров Цитадели! Я одену... синее. То самое, которое помог мне перешить Маттиас. Я одену его для него!


- Ах, ваша милость, - вздохнула мышка, расправляя складки на драгоценном синем бархате. - Как же вам повезло с кавалером! Он такой, такой...


«Элегантный, - улыбнулась Ким, поворачиваясь перед зеркальцем. - Он самый лучший, настоящий джентелькрыс! И он любит меня!»


Бернадетт отложила зеркало и обошла хозяйку по кругу, щебеча восторженные благоглупости:


- Ах, какая прелесть, вы так хорошо в нем смотритесь... Теперь лишь бы он заметил, мужчины такие невнимательные!


- Только не Чарльз, - Кимберли покачала головой, всё еще глядя в зеркальце. - Чарльз заметит.


Она покружилась на месте, заставляя пышные подолы приподняться.


- Ваша милость, ваша милость, - захлопала в ладоши мышка. - А цепочка?!


Кимберли взглянула на обитый черным бархатом футляр. Серебряная цепочка эльфийского плетения и рубиновая камея, передавались в ее роду из поколения в поколение...


- Да. Одень мне ее.


Серебристый металл, коснувшись светлого меха на груди, вызвал к жизни целый поток воспоминаний. Прошлое... ушедшее и невозвратимое. Отец, нелюбимый муж, заботы о баронстве, об урожае, о деньгах... А потом, потом, когда все устроилось, утряслось - пришла скука. Хотела бы она вернуться назад, в те дни? Пожалуй, все же нет. После того, как лорд Боб, исполняя поручение его светлости, лорда Хасана, избавил ее от забот о доставшихся от отца и мужа землях, наняв хорошего управляющего, жить стало куда проще. И говоря честно, беззаботнее.


- Пора идти. Детта, приберись здесь и можешь быть свободна до завтра.


- Спасибо, ваша милость, - неумело сделала книксен мышка. - Я все сделаю, не беспокойтесь госпожа!


Придерживая лапами подол платья, Кимберли быстро (насколько позволяло достоинство леди) прошагала по коридорам и лестницам донжона. Знакомый коридор, знакомые запахи и голоса из-за приоткрытой двери:


- Ну как, как нам протащить тысячефунтового медведя, совершенно не желающего никуда идти, до пещеры жрицы?! - вопрошал ящер-морф Коперник, стоя над дремлющим прямо на полу медведем.


- Может, позовем жрицу сюда? - Маттиас поднял взгляд и, увидев Кимберли, просиял. Грязный, взлохмаченный, с оторванным карманом на груди кожаной куртки, крыс бросился вперед, чтобы обнять ее, но вовремя остановился, ограничившись только приветственным обнюхиванием и лизанием лапки.


Сжав и погладив его напряженные до дрожи лапы, Ким не стала сдерживать естественного любопытства:


- Что случилось? Как вы сюда попали? И зачем вам Жрица?


Коперник вздохнул и, указав на черный камень, крепко прилипший к лапе медведя, рассказал суть дела:


- ... порвав цепочку монокля, мы активировали переносящее заклинание и оказались в его комнате. Теперь осталось только доставить беднягу к Жрице. Но как это сделать, ума не приложу.


- А что Христофор любит? В смысле, любит покушать?


- Да как бы... - Маттиас развел лапами, Коперник смущенно потупился и ответил: - Мы не особенно-то с ним общались, не очень-то. Не больше остальных. А зачем вам?


- Баронессам, живущим в глубокой провинции, зачастую приходится решать проблемы куда как приземленные и весьма непростые, - улыбнулась Кимберли. - Однажды нам нужно было перевести капризную свинью из одного загона в другой. Тоже непростая задача... но мы справились, поманив свинюшку ее любимым лакомством. Так что любит Крис?


- Пряники, - ухватившись лапой за полуоторванный нагрудный карман, выдал Маттиас. - Медведь любит медовые пряники. Он мне карман оторвал, добираясь. Но, сколько же их будет нужно? До пещеры далеко.


- Одно хорошо, - ухмыльнувшись, Коп шагнул к двери. - Сколько бы их ни было, в его желудок войдут все! Хоть целый тазик! Будут нам пряники!


Проводив взглядом ящера, Ким внимательно осмотрела Маттиаса. За время похода... он изменился. В глазах появился лихорадочный, почти безумный блеск, движения стали резкими, какими-то жесткими, а признаки сильного нервного напряжения - множество непроизвольных, полубессознательных движений, сжатые кулаки, ходящие по скулам желваки, прижатые уши и нервно бьющийся хвост - прямо бросались в глаза.


- Чарльз, с тобой что-то не так, - Кимберли вновь взяла его за лапы и заглянула в глаза. - Что происходит? Ты весь как на иголках!


Маттиас криво улыбнулся и вздохнул:


- Так заметно, да? Со мной... пожалуйста, не спрашивай пока. Разберемся с Крисом, отдохну хотя бы чуть-чуть и расскажу тебе все, что смогу. Лады?


Она кивнула, и присев на медвежью лежанку, ожидая возвращения Коперника, краем глаза посматривала на Чарльза. Как он, то вскакивает с табурета, начиная нервно прохаживаться по комнате, то вновь садится, вспомнив, что не один. Посидев чуть-чуть, начинает непроизвольно умывать лапами морду и уши - как запертая в клетке крыса. Достает из ременной петли остаток палки для грызения и тут же засовывает обратно...


Но тут дверь скрипнула, и в комнату ворвался Коперник, с огромной миской сладких пряников в лапах.


* * *


Она терпеливо ожидала его у самого начала прохода вниз, к святилищу. Ждала, как могут ждать только женщины. Ждала, гадая, что же случилось там, к северу от Цитадели такого, что заставило всегда сдержанного Маттиаса нервно сжимать лапы и бить хвостом? Кто-то из его друзей погиб в бою? Может он сам был ранен? Но нет, никаких следов ранения не было - ни повязок, ни стремления поберечь ушибленное место...


Кимберли в глубочайших сомнениях сама начала расхаживать по коридору. Может быть в ней самой что-то не понравилось ему? А вдруг он... он... При одной этой мысли она обхватила себя лапами, как будто в коридоре внезапно похолодало. А вдруг он встретил другую?!!


Но нет! Кимберли вспомнила, как Чарльз просиял, увидев ее. Это... это все инсинуации... бред воспаленной волнением души!


Знакомый звук шагов, сопровождаемый легким постукиванием когтей, раскатившийся по коридору, заставил ее забыть все странные мысли и броситься вперед.


- Чарльз! Я... Пойдем же скорее, я помогу тебе вымыться! Где ты так перепачкался? И доспехи посечены... Ты участвовал в бою? Я принесла тебе чистую одежду, пойдем, покажу такое уютное местечко, смоешь грязь, расслабишься...


Войдя и заперев за собой дверь спрятанной в неприметном тупичке залы, Ким поскорее повела Маттиаса к каменным полкам. Осторожно развязывая кожаные шнуровки и расстегивая ремни, она провела когтями по свежим повреждениям. Кто-то очень хотел убить Чарльза и в паре мест почти преуспел...


Подав травяной взвар скрючившемуся в горячей воде крысу, она осторожно размяла постепенно расслабляющиеся плечи и наконец, рискнула задать мучавший ее вопрос:


- Чарльз, что произошло?


Маттиас сжался в воде еще сильнее, опустил голову, будто пряча глаза, и едва слышно прошептал:


- Любовь моя, я... пообещай, что не возненавидишь меня, что бы... хотя, наверное и стоило бы!


- Чарльз! - Кимберли ухватила его лапы и буквально упала на колени у каменной чаши, прижимая их к затрепетавшему сердцу. - Как, я могу возненавидеть тебя?! Ты... это даже не бред! Что бы там ни случилось, ты... я... я всегда буду с тобой! Мы же клялись быть вместе! Или ты уже забыл? В беде и в радости, в довольстве и бедности...


- Покуда смерть не разлучит нас, - кивнул Маттиас. - Но смерть... любовь моя, если ты меня осудишь, я не скажу тебе ни слова, я пойму тебя, если ты не сможешь простить меня, но я убивал. Обрывал чужую жизнь... И мне это нравилось! Это было так легко и просто...


Кимберли моргнула - она не могла его понять. Вернее, она понимала каждое слово в отдельности, но все вместе никак не могло сложиться в простую и ясную истину. Дочь старого воина, вдова такого же вояки, буквально дышавшего войной, она просто не могла принять мысль, что врагов можно жалеть!


- Чарльз, но ты все сделал правильно! Это опасный мир и если ты не убьешь врагов, то уже они убьют тебя! Или...


- Или того хуже, не меня! - воскликнул Чарльз, почти выпрыгивая из чаши. - Я знаю! Я все это понимаю, но от этого мне не легче! К тому же... - он опять скорчился, будто прячась от чьего-то гнева, - я покинул дорогу, указанную мне Эли, я нарушил клятву! Ким, теперь все мои пути ведут вслед за Иудой! Я страшусь этого, но хуже того, я страшусь, что ты последуешь за мной туда же! И потом проклянешь меня!


Кимберли прижала его голову к груди и тихо-тихо выдохнула ему в ухо:


- В беде и в радости...


- Ким, я люблю тебя! - выдохнул Чарльз. - Ты лучше всех!


- Я знаю! - с легкой улыбкой прошептала она. - Домывайся скорее, герой, докажешь слова делом!


Они уже подходили к комнате Чарльза, когда откуда-то, чуть ли не из монолитной стены вывернулся Ки-койот.


- Чарльз! Тебе послание! От самого лорда Хасана! В конверте, с личным вензелем! Смотри, какое красивое!


Маттиас посмотрел вслед убежавшему гонцу, перевел взгляд на конверт. Жесткая, чуть коричневатая бумага, рельефный, в четыре краски герб Цитадели и оттиск личной печать его светлости на алом, как свежая кровь сургуче. Когда Чарльз, сломав печать, вынул ослепительно белый прямоугольник и повернулся к свету, Кимберли заглянув ему через плечо, успела прочесть:


«Я, лорд Томас IVХассан, милостью светлых богов герцог Цитадели Метамор, выражаю верному вассалу моему Чарльзу Маттиасу...»


- Выражает!! Этот лошак, этот выползок из навозной кучи, эта демонова отрыжка, выражает мне!!!


Смятая и разорванная когтями картонка улетела куда-то в угол, а сам крыс уже почти шагнул вперед, когда Кимберли прошептала внезапно онемевшими губами:


- Чарльз! Что?!


Маттиас, замерев на полушаге, повернул к ней перекошенную морду, мазанул невидящим взглядом помертвелых глаз и быстрым шагом, почти бегом ринулся куда-то по коридору.


Она бежала за ним, как в жутком сне, как в кошмаре, стремясь остановить, не дать совершить ужасную, непоправимую ошибку, но как в том же сне, не могла догнать. Ставший вдруг вязким воздух, каждая попавшая под ногу ступенька, каждый порог и дверь как будто сговорились, не давая, препятствуя, сдерживая... Она кричала: «Чарльз! Что ты делаешь! Стой!», но услышав ее голос и замерев на миг, Чарльз вновь и вновь продолжал гибельный путь...


- Прочь с дороги! - прошипел крыс, упираясь грудью в сверкающие наконечники парадных копий.


Стражницы, обычно стоявшие подобно статуям у двери с герцогским гербом, переглянулись и одна из них сказала:


- Нет. Мэтт, уходи. Ты не в себе.


- Я не в себе?! - шипение разъяренного крыса прервалось треском ломающегося дерева, когда Маттиас ударил голыми лапами по древкам копий. Гвардейцы, бросив обломки, попытались ухватить его за шиворот, но увернувшись от рук, Чарльз проскользнул им за спину и, коснувшись спиной двери, внезапно выбросил вперед развернутые ладони. Обоих женщин пушинками швырнуло по сторонам - прикосновение крысиных лап подействовало как хороший таран.


- Чарльз! Пожалуйста, остановись! - прошептала Кимберли, когда крыс потянул тяжелые створки.


На миг он как будто пришел в себя и оглянулся, но миг прошел, и его глаза вновь затянуло алым флером ярости. Беззвучно распахнулись тяжелые двери, и Чарльз шагнул в приемный зал.


- Я ничего не крал, - олень-морф как раз обращался к сидящему на малом троне лорду Хассану, когда Маттиас все той жесткой, дерганой походкой устремился вперед, мимо колонн и замерших меж них стражников. - Я выкопал эту статую в заросших лесом, заброшенных руинах.


- «Многоуважаемый» Джон Слеепер, - тон и презрительная гримаса на лице разряженной в шелка и золото толстухи превратили вежливое обращение в издевку, - по-видимому, запамятовал, что эти руины находятся на землях, принадлежащих мне, - леди Лориод протерла лоб обильно воняющим чем-то резким кружевным платочком и слегка повернулась, будто ища поддержки у лорда казначея. - Собственно, как и все найденное и раскопанное в их пределах.


«Нет, нет, нет!» - беззвучно шептала Кимберли, проходя следом за Чарльзом мимо зашевелившихся стражников и замирая у дверей залы.


Чарльз уже миновал первую пару колонн и стоявших в нишах стражников, когда из-за дверей раздался протяжный вопль:


- Держите его!!!


После чего все присутствующие будто с цепи сорвались. Охранники, выскочившие из ниш, либо опоздали, не успев остановить рванувшего вперед крыса, либо оказались обезоружены - Маттиас голыми лапами ломал их копья. Олень-морф у трона схватился за висящий на шее кулон с зеленым камнем, а лорд Боб сорвал с руки массивный браслет с крупным синим камнем, ударом раскрошил камень о ручку кресла и швырнул под ноги Чарльзу.


Ошеломленная Кимберли наблюдала, как перед троном развернулась и замерцала магическая стена, но крыс, которого она должна была задержать пока подбегут стражники, резко взмахнул лапами сверху вниз, словно рисуя в воздухе букву V, и встав боком, буквально продавил ее. За эти секунды олень-морф почти закончил изменение, превратившись в массивного ящера, и вполне мог достать Маттиаса длинным хвостом с костяными лезвиями на конце, но и крыс уже миновал ящера, так что неточно, второпях хлестнувший хвост только подтолкнул его к трону. И тут все опять замерло.


Маттиас столбом застыл у ног лорда, уставившись вверх. Охранники столпились у магической стены, не в силах преодолеть ее. Бывший олень, а ныне жутковатого вида ящер тоже замер, занеся хвост для удара. Лорд Боб, так и не встав с кресла, подался вперед и направил на Чарльза маленький арбалет. А леди Лориод наоборот, отступила в сторону, с довольной улыбкой наблюдая создавшуюся сцену.


- Ты! - Чарльз швырнул в герцога смятый и разорванный конверт, - Ты прислал это мне! Зачем ты это сделал?! Ты делаешь из меня убийцу! Хочешь вырастить змею под боком?! Ты знаешь, какой ценой даются мне убийства?!


И будто какой-то стержень выдернули из спины Чарльза. Он упал на колени, схватившись за голову, и почти тут же исчезла, наконец, воздушная стена. Ящер отступил, а охранники наоборот - двое схватили Маттиас, еще двое едва-едва не воткнули ему в спину уцелевшие копья.


- Чарльз! Нет! - Кимберли с криком бросилась вперед, пытаясь загородить любимого своим телом.


- Казнить. Забить кнутом досмерти, - голос лорда-казначея был наполнен леденящим холодом. - Обоих.


Кимберли тут же схватили за лапы и вздернули на ноги так, что ее лучшее платье жалобно затрещало, расползаясь по швам.


Томас поднялся на ноги, звучно впечатывая копыта в каменные плиты пола, обошел Чарльза, Кимберли и держащих их стражников по кругу и, подойдя к лорду казначею, устремил взгляд ему в глаза. Того хватило лишь на пару мгновений, после чего опустивший глаза конь-морф пробормотал:


- Извините милорд... я... переволновался...


- Так-то, - хмыкнул герцог Цитадели, лорд Томас Хассан IV. - Жизнь и смерть защитников Цитадели в моих руках. И только в моих!


Еще раз обойдя «гостей», Томас уселся на трон и устремил взгляд на леди Лориод:


- Наше разбирательство прервали, впрочем, оно и без того подходило к завершению. Итак, мое слово таково: я желаю видеть предмет спора. Пусть найденная моим придворным археологом скульптура будет доставлена в Цитадель. Осмотрев ее, я приму окончательное решение. А сейчас покиньте нас леди Лориод. Джон, ты тоже можешь идти.


Едва лишь оба просителя вышли и закрылись тяжелые двери, как Томас, все это время мрачно рассматривавший Чарльза, вопросил, ни к кому конкретно не обращаясь:


- Он ударил меня?


- Нет, ваша светлость, - ответствовал церемониймейстер Тхалберг, крокодил-морф, до этого мига столбом стоявший у дверей.


- Он пытался меня убить, или иным способом повредить моей жизни?


- Нет, ваша светлость, - вновь ответил крокодил-морф.


- Но что, же сделал наш верный вассал и мастер гильдии Писателей? - в последний раз задал риторический вопрос конь-морф, но в этот раз ответил сам: - Во-первых, он продемонстрировал недостатки моей охраны. Во-вторых, задал несколько вопросов, непременно требующих ответов. В-третьих, высказал несколько просьб. Что ж… Моей охраной займутся те, кому положено. А вот вопросы и просьбы...


Герцог медленно, намеренно затягивая паузу, встал, подошел ближе к Чарльзу. Устремил пронзительный взор сверху вниз.


- Все кто живет в Цитадели, все мы до единого, по мере сил защищаем ее. Каждый на своем месте делает все, что способен. И нет, и не может быть исключений! Не важно, что ты об этом думаешь. Если ты можешь, а ты Чарльз можешь, то заняться этим придется. Да, есть такие, кого я никогда не отправлю не только в дальнюю, но и в ближнюю разведку. Но для каждого исключения есть веская причина. В твоем случае... не отводи глаза, уважаемый крыс. В твоем случае таких причин нет. Ты здоров, силен достаточно, чтобы держать в лапах оружие, ты в своем уме и твердо себя контролируешь. Почти всегда. А значит...


Пока лорд шагал к трону, Кимберли попыталась вглядеться в глаза Чарльзу. Она готова была умереть защищая любимого... но не понимала его! Что такое крылось в его прошлом, что он буквально сошел с ума, принужденный убивать врагов... Нет! Он пришел в дикую ярость за гранью безумия, но не тогда! Он убивал, вел Криса к Жрице - усталый, раздраженный, но не более. Что-то жуткое, темное рванулось из его души позже, когда он уже расслабился, когда раздражение и боль уже шагнули прочь, когда его... что? Поблагодарили? Оскорбили? Что было в письме лорда? Ей нужно, ей жизненно необходимо знать!


Тем временем, лорд Хассан усевшись на трон, заговорил опять:


- Решение мое таково. Чарльз Маттиас. За неподобающее поведение, роняющее честь и достоинство защитника Цитадели, а также для лучшего запоминания моих слов о твоих обязанностях - пятнадцать плетей. За попытку увильнуть от исполнения обязанностей защитника Цитадели - месяц в одиночной камере и служба в скаутах в течение пяти лет. Так будет наказанием тебе то, чего ты столь сильно боишься и избегаешь. Уведите его.


Закрыв двери за стражниками, Тхалберг повернулся к герцогу:


- Дозволено ли мне будет сказать несколько слов, милорд?


Томас глянул на крокодила и коротко кивнул:


- Говори.


- Я служил твоему отцу и твоей матери. И почитал честью эту службу. Твой отец был хорошим герцогом, возможно лучшим из всех. Он остался в памяти своих йоменов честным человеком, и кроме всего прочего он никогда не применял наказаний сверх меры. Ты можешь и станешь лучше его...


- Если что?


- Я не прошу тебя отменить решение или смягчать участь крыса, здесь ты в своем праве, - Тхалберг осторожно, в меру возможности спины поклонился. - Но я прошу тебя обдумать вот что: стоит ли превращать службу на благо Цитадели, притом важнейшую, в наказание?


Томас уставился на церемониймейстера пораженный и даже чуточку озадаченный. Потом его морда смягчилась, он потер массивный лоб, махнул туда-сюда ушами...


- Ты прав. Да будет объявлено так: Чарльзу Маттиасу, пять плетей без усердия, дабы лучше помнил обязанности защитника Цитадели. Две недели в тюрьме, в наказание за его действия. И месяц в Скаутах, дабы знал он, сколь необходима и важна эта служба.


- Спасибо, ваша светлость, - Тхалберг вновь склонился в поклоне, потом повернулся к леди Кимберли:


- Не стоит меня благодарить, баронесса. Я сделал это не ради вашего кавалера, - тут крокодил повернулся еще немного, почти встав спиной к герцогу, и подмигнул ей. - А лишь для пользы всей Цитадели. Кстати, - тут он опять повернулся мордой к лорду Хассану. - Не пора ли нам обсудить столь ярко продемонстрированную недостаточность охраны вашей светлости?


Томас фыркнул:


- Мы обсуждали эту тему неоднократно. И столь же неоднократно приходили к одним и тем же выводам... - Тут его взгляд упал на леди Кимберли. - Почему она все еще здесь?


- Вы не сказали, что с ней сделать, ваша светлость, - склонила голову одна из стражниц.


- Отправьте ее домой. Здесь ей точно делать нечего, - хмыкнул Тхалберг.


- Милорд! Пожалуйста! Позвольте мне его увидеть! - почти прокричала Кимберли, когда стражницы уже потянули ее к выходу.


- Не сегодня! - мотнул головой Томас, сердито прижав уши. - Он наказан или погулять вышел? Завтра. Все, уведите ее.


Стражницы довели-дотащили Кимберли до двери комнаты, втолкнули внутрь и ушли, прикрыв дверь, а она упала на колени и зарыдала. Ее любимый в тюрьме, ее праздничное платье испорчено, день, который мог бы стать лучшим в жизни, превратился в какой-то кошмарный сон... Письмо!


Едва накинув поверх разорванного платья халат, Кимберли устремилась в коридор. Они уже почти дошли до его комнаты, они стояли в полутемном тупичке, когда, когда... Она подняла смятый, разорванный кусок плотной белой бумаги и осторожно разгладила.


- Ох, Чарльз! - прижав бумагу к груди, Кимберли осела у стены, как подломленная. Вся усталость, весь страх и ужас прошедшего дня буквально придавили ее к чуть теплым плитам пола. - Чарльз, Чарльз, что ты наделал!


История 60. Решетки и тьма


Год 706 AC, начало апреля, Цитадель Метамор


Разумеется там воняло. В подобных подземельях всегда попахивает плесенью, гнилыми объедками, и чем похуже. Спустившись по лестнице, Мишель обнаружил, что тюремное подземелье Цитадели, не являлось исключением. Если честно, бобер-морф вообще предпочел бы не ходить туда, но после новостей, добравшихся до его ушей еще в лесу, удержаться не смог.


Разумеется, пришлось подождать конца заезда - еще в третьей декаде марта Татхом увел артель лесорубов на верхнюю деляну, ближе к вечным снегам Барьерного хребта. Потом, в последний день марта, к ним поднялся Хабаккук, принеся на хвосте просто невероятные слухи. Неувязки в его рассказе углядел даже Мишель... но тот факт, что Маттиас натворил что-то нехорошее, оспорить не смог никто. А прибыв в Цитадель, и услышав уже совершенно невероятную историю, в которой мертвые стражницы громоздились пообок трона штабелями, а крыс-морф голыми лапами, с одного удара разрушал семифутовой толщины каменные стены, Мишель отправился вниз.


Впрочем, ненадолго - сегодня юноша хотел еще повидать Паскаль. Та передала приглашение через руу-морфа, обещая показать что-то особенное, а Хабаккук так и не признался, что именно. Гад треугольный... В любом случае, первым Мишель решил навестить Маттиаса. Не столько ради дружбы, хотя и ради нее тоже, сколько из-за банального любопытства. Именно оно заставило юношу спуститься по холодным, вытертым ступеням в темноту и тишину подземелья.


Гулко хлопнула за спиной очередная решетка - охранник вел юношу по бесконечным тюремным коридорам какими-то странными петлями. Иногда Мишелю даже начинало казаться, что они ходят по кругу. А может и нет... Хабаккук упоминал, что к Маттиасу пропускают всех желающих; во-первых, потому, что Магус приковал его заколдованными цепями; а во-вторых, потому, что так приказал лорд Хассан. Но вот идти до его одиночной камеры пришлось далеко.


Мишель очередной раз вгляделся в укрытый почти непроницаемой тьмой боковой коридор и передернул шкурой. Бр-р-р! После измененияего глаза стали видеть по-другому. Во-первых, вдали все стало чуть расплывчатым, во-вторых, ему приходилось серьезно напрягать глаза... на суше. Под водой же... О-о-о! Ныряя в прорубь, Мишель поражался богатству и многоцветью подводного мира. Подводные течения мерцали, рыбки сияли, водоросли медленно колыхались, лед, накрывший реку, то отливал благородным багрянцем, то наливался грозной синевой, то отражал, как зеркало...


Впрочем, и на суше, его до сих пор поджидали сюрпризы. Вот как сейчас. Идя по освещенному редкими-редкими факелами коридору, временами почти в полной темноте, и видя лишь чуть дальше вытянутых лап, юноша вдруг понял, что нос и уши могут неплохо дополнить слабое зрение. Из пустых камер слабо, но отчетливо попахивало затхлостью и пылью, из боковых коридоров тянуло по-разному. Из одних холодной свежестью и сыростью, из других наоборот, затхлым сухим теплом. А потом из одного коридора отчетливо пахнуло чем-то настолько опасным, что бобер-морф едва-едва смог задавить порыв: бежать сломя голову и забиться куда-нибудь поглубже в воду.


Пройдя, спотыкаясь, несколько шагов и пригладив вздыбившийся мех, Мишель чихнул, поскорее прогоняя страшный запах и вдохнув, уловил знакомые метки. Сырой запах утоптанной земли, «аромат» застарелой мочи, застоявшаяся вонь давно немытой шерсти заставили бобра-морфа сморщить нос. Ему уже не нравилось это место... оно ему изначально не нравилось! Но Мишель все же преодолел себя - зажав нос лапой и стараясь дышать пастью, он дождался пока кабан-охранник, громыхнув замком, широко распахнул дверь. И вот, свет факела, повисшего за спиной юноши, слегка разогнал по углам тени, показав неприглядную внутренность камеры. Серо-черный, холодный, ничем не прикрытый каменный пол, лишь маленькая кучка старого, прелого сена в дальнем углу. Столь же серые, холодные, давящие стены...


Мишель вздрогнул и сглотнул, когда тяжелая, дубовая дверь гулко хлопнула за спиной.


- Ты там это... - напоследок заглянул в приоткрытое окошечко стражник. - Я тута окошечко значится, открытое оставлю, так что ты постучи ежели чего. Я тута, недалеко.


Глухой металлический лязг засова и удаляющиеся шаги охранника, оставившего его наедине с узником, стихли, и Мишелю стало немного страшно. Жуткие, давящие стены, абсолютная тишина и лишь трепещущие отсветы факела, проникающие в окошко на двери... Одиночная камера - страшное место! А Маттиас здесь уже третью неделю и один лорд Хассан знает, сколько крысу еще...


- Мэтт? Чарльз, ты здесь?.. - робким шепотом позвал Мишель. Его глаза уже худо-бедно приспособились к полутьме, рождаемой слабыми отсветами, но в глубине камеры оставались глубокие, непроницаемые для его глаз тени.


Едва слышный вздох и звяканье цепей предварили сказанные пустым, безучастным голосом слова:


- Кто там? Чего тебе надо?


Мишель растерянно потоптался на месте. Юноше понадобилось несколько мгновений, чтобы понять - принесенный стражником факел светит в спину и Маттиас наверняка видит только смутный, едва различимый силуэт...


- Это я, Мишель.


Последовавшее долгое молчание заставило бобра потоптаться на непривычно холодном полу. Он представил, как день за днем сидит на этих ледяных плитах, укрытых только тонюсеньким слоем прелой соломы...


- Бр-р-р!


- Да, невесело, - голос крыса стал чуть приветливее. Наверное, ему приятно видеть собрата-грызуна.


- Я это... мы с артелью... в лесу... ага. Татхом нас это... увел повыше, к этим...


- К предгорьям Барьерного хребта, - в голосе Чарльза, кажется появилась усмешка.


- Ага, туда, - кивнул юноша. Он изо всех вил вглядывался в едва различимые очертания и, как раз сейчас вроде бы начал различать силуэт сидящего крыса. Ему хотелось спросить: какого демона Маттиас прячется в темноте? Почему не выходит на свет? Но Мишель не смог выдавить из себя этого простого в сущности вопроса. Потом юноша припомнил как сам прятался от Мэтта в чаше банного бассейна. Подобный выверт заставил Мишеля горько усмехнуться.


- И вот вы спустились сюда.


- Ага, - кивнув еще раз, Мишель наконец решился: вытянув лапы, он сдвинулся вбок и нащупав более-менее чистый от плесени участок, присел на корточки спиной к стене. Снова вглядевшись в темноту, вздохнул. Что он мог сказать? Ведь другие уже приходили сюда. Хабаккук, Нахуум, Таллис, Крис, Коперник, Михась, Шаннинг. Кимберли, по словам руу, вообще здесь чуть ли не поселилась... И несмотря на все это паломничество, не смотря на все их слова ободрения и поддержки, Мэтт до сих пор... Как какому-то деревенскому парню соперничать с высокородной леди? Со знаменитыми и увенчанными золотыми перьями писателями? И... зачем ему это?


Наконец, так и не придумав ничего, Мишель ляпнул наиглупейшую глупость:


- А... правда, что ты перебил тридцать охранниц, прежде чем это... ну, по-ся-гнуть на это, на трон?


Презрительный смех, сопровождаемый звоном цепи, разнесся от дальней стены:


- Что, теперь их уже стало тридцать? В последний раз было всего пятнадцать!


Тон смеха и глубокая язвительность последовавшего ответа, совершенно не характерная для Маттиаса ранее, очень сильно не понравились Мишелю, и юноша поспешил задать следующий вопрос:


- Что значит: в последний раз?


- Охранниц было шесть! - почти выкрикнул Маттиас. - По слогам повторить? Шестеро! И я не убил никого! Максимум я поставил по синяку двум или трем. И это все.


- А семифутовой толщины каменная стена?


- Какая еще стена? - кажется, Мишелю удалось по-настоящему удивить крыса. Так, что из его голоса почти пропала язвительность, и он на миг стал почти прежним. - Мишель! Ты чего несешь? Откуда посреди малой приемной каменная стена?!


- Ну... я... говорят... - теперь, когда первая новость оказалась безобразной, можно даже сказать безбожной ложью, и вторая, про каменную стену, тоже стала выглядеть какой-то... не очень правдоподобной. Так что бобер только вздохнул и почесал между ушей.



- Понятно, - буркнул крыс. - Лорд Боб применил защитное заклинание. Притом совсем слабое.


Теперь пришла очередь удивляться Мишелю:


- Но... ведь лорд Боб не маг, совсем не маг! Он же лорд-казначей!


- Ну, уж это-то! - фыркнул Маттиас. - Разбить камень в браслете с заготовленным заранее заклятьем - не велика наука!


- А... какое заклятье?


- Воздушная стена, - неохотно буркнул крыс.


- Но... ведь ты же все равно проломил ее! Ну, пусть не каменная, но все равно стена! Ты же ее преодолел! Верно? Как?!


Удивление помогло бобру преодолеть смущение и задать все-таки остро интересовавший его вопрос.


- Ну... - что самое удивительное, теперь уже Маттиас мялся и, похоже, не хотел говорить. - Есть способы. К тому же мне просто повезло. Будь там какое-нибудь другое заклятье... А так, воздух - всего лишь воздух. Мы же постоянно его преодолеваем... там было просто немного поплотнее. И слабое оно было совсем. Наверно дешевка, на базаре купленная.


- Дешевка? У лорда-казначея?!


- Может и нет... - вспышка энергии, вызванная раздражением прошла и Мэтт похоже вновь погружался в охватившую его черную тоску. Звякнув цепью, он совсем неохотно договорил: - Какая разница? Против цепей и каменных стен это умение не поможет.


- Ну... - Мишель устыдился. Похоже, Маттиас говорить на эту тему не хотел. Или не мог... - А... что ты дальше, ну, делать будешь?


- Я? Ха! Проведу ближайшие пару недель в размышлениях о сущности небытия, о судьбах мира. Потом пойду и убью еще кого-нибудь. В конце концов, ведь это все, что ему от меня надо.


Молодой бобер вновь долго всматривался во тьму, пытаясь различить очертания крыса. Но тщетно. Последняя фраза, а особенно тон, которым она была сказана, опять заставили подняться мех на затылке. Да что ж такое-то? Что за ужас проглядывает краешком из души всеми уважаемого магистра?


- Мэтт, ты... - все-таки заговорил Мишель. - Ты отличный писатель, и Кимберли тебя любит! И лорд Хассан... Он вовсе не хочет, чтобы ты убивал без разбора... Ты... Это не так! Он... он...


- Он хочет, чтобы я защищал Цитадель, применяя к тому имеющиеся у меня способности и умения, - опять звякнув цепью, вяло сказал Маттиас. - Спасибо, я знаю. Вот только эти способности и умения, они ведь не из ниоткуда, а? Кто-то меня учил, тренировал... а? И этот кто-то, может же он заинтересоваться: откуда это некий крыс так много знает и умеет? Как ты думаешь?


- А... ну, да наверное... А что, это так опасно? Ну, ты же воин... и Цитадель, ну она же...


- Ну, разумеется, здесь меня будут искать в последнюю очередь, - судя по тону, крыс скривил морду в усмешке. - Но если заинтересуются, то ведь найдут... а никакие стены моих дорогих коллег и наставников не остановят. Опасность стать женщиной, или ребенком тоже. Много ли времени нужно, чтобы воткнуть один-единственный кинжал? Или сыпануть порошок в кружку? Хорошо если мне... А если не мне?


- Но... не сидеть же просто так! - медленно выдохнул бобер. - Нельзя же это... ну, сидеть в углу под лавкой всю жизнь! Есть же друзья... есть скауты, есть Фил, с его этими... шпионами! Расскажи все лорду Хассану, наконец! Он что-нибудь придумает!


- Угу. Уже. Вот только, думается мне, интересы лорда Хассана несколько... разнятся с моими. Его планида - Цитадель. И если он посчитает мою смерть полезной для Метамора, то...


- Мэтт! - Мишель едва смог выдавить это слово сквозь сжавшееся горло. - Это невозможно! Это... это... как ты можешь говорить про благородного лорда такое!! Я... ты...


- Ха. Ха. Ха, - каждый слог сопровождался громким звоном цепи. - Разумеется благородный. Конечно же! По праву рождения лорд наш само благородство. - Еще раз звякнув цепью, Маттиас тяжело вздохнул. - И знаешь, что самое тяжкое, Мишель, юноша ты наш, неиспорченный? Лорд Хассан действительно благороден от копыт до последнего волоска его роскошной гривы! Он действительно стремится к благу для всей Цитадели... сознательно подвергая опасности некоторую часть ее жителей. Можно сказать, жертвуя их жизнями. Самой минимальной части, к его чести. Вот только одна из этих жертв - я!!


Бобер вздохнул. Ну как убедить этого упрямого крыса?! Как открыть ему глаза на простой и очевидный факт - или они все помогают защищать Цитадель, или Насож перешагнет, сначала трупы защитников, потом их трупы, а потом пойдет дальше! И дальше! И дальше!


Сейчас Мишель как никогда жалел о своем косноязычии. Должен быть способ объяснить, рассказать, но... но в голову ничего не приходило. Уж лучше бы он пошел в Молчаливый Мул, чем терять время без толку здесь! Уже выпивал бы с Линдси... или проводил время с Паскаль, надеясь, что Скрэтч не припрется в самый неподходящий момент и не испортит все веселье... в любом случае, там было бы куда как лучше, чем торчать зря в темном каменном мешке!


Почему он тратит время с этим упрямым крысом? Может потому, что Мэтт его друг? Да, именно так. Друзья, друзья... это все. Друзья помогли Мишелю найти работу, помогли принять изменение, и новый облик... Там, в лесу, в артели, все лесорубы были здоровяки, выше и шире его как минимум вдвое, но тем не менее... когда он из-за собственной глупости оказался в лечебнице со сломанными ногами и ребрами, именно друзья помогли оплатить быстрое лечение...


А еще там была Паскаль. До изменения Мишель, помнится, счел ее чем-то причудливым и непостижимо странным, такой штучкой, неким удивительным механизмом, которые иногда появляются на ярмарках. Те самые, в которых надо дернуть рычаг, или повернуть рукоятку, чтобы получить... что-то. Что угодно. Ведро холодной воды на голову. Или горсть сладостей. Или красивую игрушку. Или осиное гнездо в коробочке. А потом она оказалась милой и такой уютной, еще потом ему хотелось ее придушить, еще чуть позже прижать к груди и почесать за ушком, следом - скинуть со стены в ров с водой, временами с раскачкой, а временами и с ядром на шее. Но при всем при этом, она неизменно оставалась его другом!


И этот упрямый крыс тоже! И потому юноша не мог отказаться от попыток хоть чем-нибудь помочь ему... Хоть чем-то! Но чем?


Внезапно Мишель вспомнил как Таллис пересказал совет самого же Маттиаса. Может быть, пришло время крысу самому внять собственным словам?


- Чарльз, знаешь... когда я стал бобром... помнишь, я бане прятался? А... еще сидел в комнате три дня, нос не высовывая, боялся, что все будут надо мной смеяться. А потом вылез... и встретил этих, ну, Таллиса, Нахума и Хабаккука. И Таллис мне тогда сказал: «не смотри на беду, как на горе, а угляди в ней новые пути». Вот! И еще, помнишь, отец Хуг говорил: «не кричи: «горе! беда!», но тихо скажи: «я могу!» Ну... как-то так.


Окончательно смутившись, Мишель замолчал. Но молчал и Мэтт. Юноша мог только догадываться, что за мысли бродят в омраченной душе его друга. Он отчаянно хотел помочь, хоть как-то развеять ту тьму, привнести света, но...


- Только я не знаю, какой дорогой мне идти... - печально выдохнул крыс. - Я не знаю, что мне делать. И боюсь, что все мои пути нашептаны Иудой...


- Но ведь, Чарльз, но ведь нельзя же ну... головой под лавкой всю жизнь торчать! И это... за печкой от беды не схоронишься! Вот! Отец Хуг еще говорил... помнишь, про зерна и про пути?


- Посеянное зерно может изойти терниями, но может трудами земледельца дать урожай. Не посеянное же - лишь мертвый груз. Так же и пути наши: лучше ошибаться, но идти вперед, чем сказать: «я боюсь», и тем самым лишить себя самой возможности избрать истинный путь.


- Ага, - Мишель даже кивнул, подтверждая правильность этих слов. - Во! Так оно и есть! Ты это... пойдешь со скаутами. Пойдешь, пойдешь! Посмотри же там вокруг! Ты же сидишь в Цитадели, уже ну... пять лет да? Ты и забыл наверное, как это, пройти по тропинке... А там везде листья, желтые, красные, бордовые и со всех сторон! И сверху и снизу, а ветер: фух-х-х!! А листья: шух-х-х!! И со всех сторон! На тропе, на деревьях, на земле... везде такие шуршавчики! А еще горы! И водопад! Знаешь, такой снег летит, лед замерз, а водопад все равно гремит, грохочет! И замерзает, и все равно грохочет! А потом сверху тает, отрывается, плывет, огромные такие, просто жуть! Сверху у-ух-х! А внизу такое ввух-х-х! А там камни торчат! И лед прямо на них вдребезги!! Аж страшно! А еще Линдси рассказывала, что есть такой Темный проход, и там Проклятый лес! Во! Говорят жуткое место! А это... я не видел... и не увижу. А ты вот увидишь! И это... там, в книжку, я бы почитал! Ну... или послушал...


Мишель так увлекся страстной речью, что не заметил, как Маттиас отодвинулся от дальней стены, оказавшись на свету. А когда смущенный бобер окончательно выдохся и замолк, крыс протянул лапу и похлопал юношу по ноге:


- Ты прав, мой горячий юный друг. Ты полностью прав.


Теперь Мишель смог рассмотреть Маттиаса. Вопреки ожиданиям, крыс вовсе не выглядел таким уж изможденным, или сильно исхудавшим. Грязноват - да, со встопорщенной шерстью - да. Но не более. По-видимому, либо лорд Хассан хорошо кормил своих узников... либо Мэтт просто не успел сильно исхудать.


- Ты напомнил мне о вещах, забывать которые не стоило... Спасибо. Я обдумаю твои слова и обязательно что-нибудь придумаю. А теперь... Думаю, тебе не стоит торчать в одной камере со старым, ворчливым крысом весь вечер. Ступай, тебя ждет Молчаливый мул, Паскаль, Линдси. Иди, иди. Мне сейчас хочется побыть одному и хорошенько обдумать твои слова.


Мишель крепко сжал лапу Маттиаса и поднялся.


- Только это... Не думай слишком много! - постучав кулаком в дверь, он обернулся к Мэтту и добавил: - А то удумаешь чего лишнего! Лучше о пиве помечтай! И вздремни! Может приснится кружечка...


Дверь камеры хлопнула, отрезая яростный вой крыса:


- Ах ты мерзкий бобер!! Ну, доберусь я до тебя! Мне тут еще неделю, а он мне про пиво!..


История 61. Послеобеденный отдых


Год 706 AC, начало апреля, Цитадель Метамор


Я постучал еще раз. Несколько мгновений назад Магус уже сказал: «Сейчас, сейчас, одну минуту!» И пропал. И вот я стоял, нетерпеливо притопывая ногой, молча считая биения сердца, ожидая, когда он откроет дверь.


- Магус, где ты там?


- Хмм? О, сейчас, минутку, я закончу кое-какие расчеты... - голос, приглушенный тяжелой дубовой дверью, снова затих.


Я закрыл глаза, глубоко вздохнул, просчитал до пятидесяти, а затем во все горло проревел:


- Магус!!!


После короткой паузы и какой-то возни за дверью, послышался стук отодвигаемого засова. Скрипнув, дверь распахнулась, открывая взъерошенную рыжую морду сильнейшего мага Цитадели Метамор. Лис-морф несколько раз моргнул, словно со сна, потом помассировал глаза и виски лапами:


- А, Христофор. Знаешь... я сейчас очень сильно занят... - с этими словами он повернулся и пошлепал обратно, оставив дверь открытой.


Сунув морду в тускло освещенную комнату, я глубоко вдохнул и поморщился: запах древнего пергамента и прошлых экспериментов шибанул в нос. В полутьме было плохо видно, но создавалось ощущение, что книги и свитки покрывали практически каждую ровную поверхность. Даже на стоящей в углу, кое-как застеленной кровати лежала пара томов. Единственным свободным от книг местом был небольшой участок стола, занятый тарелкой и кувшином. Впрочем, на кувшине, вместо крышки опять же лежала маленькая книга.


Пока я осторожно маневрировал грузным медвежьим телом между хлипкими столиками и хрупкими стульчиками, Магус успел усесться на табурет у рабочего стола, и тут же уткнулся мордой в пергамент. Я подождал с минуту, переминаясь с ноги на ногу на одном из свободных участков. Но лис похоже полностью погрузился в работу.


Ох-х-х...


- Магус?!


- Хммм... м? - он поднял голову и, прищурившись, уставился на меня. - О, Христофор! Ты как здесь очутился? Ну ладно, раз уж ты уже тут, то подожди немного, я...


Но я не позволил ему вернуться к записям:


- Магус, ты когда в последний раз отдыхал?! Даже Паскаль позволяет себе отвлечься!


Рыжий лис растерянно моргнул:


- Но как же... я же должен... - он протянул лапы к груде книг и бумаг на столе. - И к тому же, Паскаль... несколько... чересчур экстравагантна, как мне кажется...


Я нашел явную растерянность мага слегка забавной. Но! Озабоченность его здоровьем оставалась!


- Магус, скажи пожалуйста, что ты делал, чтобы отвлечься от дел, раньше?


- Раньше?! - казалось, он растерялся еще больше, если это вообще возможно.


Я вздохнул.


- Ага. До изменения. Или еще раньше. В молодости.


- Раньше, ах раньше... - лис поднял лапу к подбородку, задумчиво поглаживая мех, одновременно другой лапой исполняя сложный жест. Ставни-жалюзи на окнах хлопнули и сами по себе распахнулись, наполняя комнату солнечным светом.


Воспользовавшись, случаем я поднял монокль к глазу, чтобы подробнее изучить апартаменты Магуса. Круглая комната, встроенная в среднюю часть одной из башен, загроможденная полками, шкафчиками, столами, подставками, стеллажами... И все, буквально все оккупировано грудами, стопками, залежами массивных томов, маленьких томиков, брошюр, свитков и отдельных листочков. В результате, в общем-то, просторное помещение, почти зала, выглядело настолько переполненным, что создавалось гнетущее ощущение тесноты.


Хм... Я попытался определить, а какая именно башня стала пристанищем Магуса, но выглянув в окна как-то... растерялся. Вид немного... не соответствовал. В северном окне виднелась северная стена, наведя монокль, я даже различил надвратный пост, и дежурных стражников. Южное окно выходило на хозяйственный двор, логично расположенный у южных ворот. А вот в западном почему-то маячили заснеженные вершины, которым полагалось быть с востока. К восточному окну я подходил с легким предвкушением... так и есть! Дозорная башня, прилепившаяся к ней гильдия Писателей и общий вид западной стены!


М-да... Многими чудесами известна Цитадель Метамор...


Почесав за ухом, я отвлекся от бесполезного разглядывания улицы и бросил взгляд на книги. Хм...


- У тебя здесь неплохая коллекция.


- Да, у меня есть пара редких томов, - отрешенно пробормотал Магус. - И еще пару Фокс, наверное, уже ждет назад.


- И наверняка не первый год... Магус! - повернувшись к лису, я обнаружил, что он опять занялся своей работой.


Но после моего восклицания все-таки поднял взгляд.


- Ах, Христофор... Прости, ты ведь наверняка пришел не просто так?


- Есть причина, как же не быть, - пожал плечами я. - Твое здоровье, к примеру. Но ты не ответил на вопрос. Так что, если я немного отвлеку тебя? От работы? - тут мне на глаза попались давным-давно забытые и покрытые слоем пыли шахматы. - Еще играешь?


Лис снова вздохнул, потом глянул на мраморную доску, прищурился... слой пыли прямо на глазах исчез, втянутый маленьким смерчиком, а одна из белых фигур сама собой двинулась вперед. Маг же, опять вздохнув, уставился в окно:


- Жизнь коротка, в один из ушедших дней я осознал это жестко и непреложно... с тех пор стараюсь тратить свое время на то, что считаю несколько более важным, чем просто игра.


С этими словами Магус обвел лапами груды книг.


- И сколь многое из этого настолько важно, что не может подождать и одного дня? - оценив недоигранную позицию, я двинул черного коня. - Сколь много из этих дел настолько срочно, что не позволяет тебе отдохнуть?


- Я столь многое могу сделать в те дни, когда лорд Хассан не отвлекает меня на исполнение докучливых и скучных обязанностей придворного мага, - устало вздохнул лис, все так же глядя в окно. Однако шахматы он не оставил - белая ладья на клетчатой доске переместилась, угрожая моему королю. - Крис, не стоит беспокоиться обо мне. Сегодня прекрасный весенний день, пойди на улицу, подыши свежим воздухом...


- И глядя на хозяйственный двор, он предложил мне подышать весенними ароматами! - фыркнул я, проводя рокировку. - Магус, это моя работа - заботиться! Будет ли лучше Цитадели и всем нам, если ты здесь уработаешься до смерти? Если ты протянешь ноги, задохнувшись в пыли, годами не видя солнца и синего неба? Десятилетиями не пробуя ни вина, ни эля, о женских ляжках я уж и не упоминаю!


Он усмехнулся, все так же глядя в окно. Тем временем белый ферзь смахнул моего коня.


- Не беспокойся, Крис. Твоя забота трогательна, но не нужна.


- Однако о том, что я не прав, ты уже не говоришь! - я двинул в прорыв другого коня. - Магус, я не уйду.


- И выставить тебя не выйдет... Интересно, Насож еще принимает в армию? Может там будет спокойнее? - почесал затылок лис, одновременно начиная атаку на правом фланге. - Ладно, расскажи, что нового в Цитадели? Что я пропустил, утопая в книжной пыли?


- О, самую мелочь! - глядя как под его ударами разваливаются стройные ряды черных фигур, я все-таки сумел сказать это почти равнодушно. - Мишель завершил изменение, связался с Паскаль, за что и поплатился. В Цитадели несколько новичков, ты опять пропустил Зимнепраздник, я получил гейс. Маттиас напал на лорда Хассана, и теперь сидит в одиночной камере. Ну и еще пара десятков мелких и не очень событий.


Магус уселся наконец в кресло у шахматного столика, и с усталой улыбкой взглянул на меня:


- Зимнепраздник... Такие празднества занимают уйму времени и очень суетливы. Помнится, после осеннего Фестиваля Равноденствия, я приходил в себя почти неделю. - Глянув на доску, он продолжил избиение моих шахматных войск. - Так что там с Мишелем?


- Он изменился, в бобра. - Я пожал плечами, начиная рисковую, на грани фола контратаку. - Потом умудрился вляпаться в отношения с Паскаль и в результате щеголяет клетчатой красно-черной шубой.


- О светлые боги! - Магус на миг даже забыл об игре. - Клетчатый бобер! Паскаль в своем репертуаре! И как он?


- Попечалился. Поругался. Уронил на себя дерево. И привык. Молодость, что тут можно сказать?


Магус печально улыбнулся и с тоской оглянулся на рабочий стол. Потом глубоко вдохнул и резко выдохнул:


- Пат. Предлагаю ничью и... пожалуй ты отчасти прав. Я могу немного отдохнуть от трудов.


- Так держать, друг мой! - ухмыльнулся я. - Пойдем со мной в Молчаливый Мул, понюхаешь эля, выпьешь воды, закусишь горелым сухариком...


- Ну уж нет! - лис заулыбался повеселее. - Воду пей сам! А сухари горелые пусть выкинут на помойку! Я же буду есть бекон и запивать его темным элем... а то и чем получше! - он снял с вбитого в стену колышка плащ, затем выкопал из-под кучи беспорядочно разбросанных пергаментов сумку. - После вас, любезный мудрец.


Я не рискнул разворачиваться, так и выдвинулся за дверь, осторожно пятясь. Следом вышел Магус и когда он проходил сквозь солнечные лучи, я обратил внимание, что мех на его морде и шее пронизывают предательские седые полоски...


Какое-то время мы шли молча, пока Магус не пробормотал под нос:


- А вот был бы я серым лисом, седина была бы незаметна...


- Ты и сейчас не выглядишь стариком. Седина лишь придает тебе благородства.


- Вот еще, - усмехнулся лис. - Я уже давно миновал лучшую пору жизни. И уж прекрасно представляю, что думает обо мне молодежь... Сам так думал о своих наставниках, когда-то, - он немного помолчал. - А ты? Когда ты найдешь пару и обзаведешься дюжиной-другой медвежат?


- Все дети Цитадели - мои медвежата, - улыбнулся я. - К тому же... сомневаюсь, что кто-то здесь, а тем более не здесь, может настолько заинтересоваться мной. Я не знаменит, не богат, не близок его светлости. В отличие от тебя.


Магус фыркнул:


- А это имеет значение? Я слышал многим женщинам интересно в мужчине совсем иное.


- И что же? - остановившись, я уставился на пожилого мага. Вот уж от кого не ожидал...


- О! Ну, то, о чем ты подумал, несомненно важно, - лис тоже остановился и с улыбкой взглянул на меня. - Но и другие факторы имеют значение. Тем более здесь, в Цитадели. К примеру, запах. Как сказала мне когда-то одна... м-м-м... самка: «мужчина должен пахнуть так, чтобы после хотелось прижаться, а не бежать к корыту, ополаскиваться...» А женщинам постарше и поумнее хочется еще и чтобы вот тут у мужчины что-то имелось... - Магус постучал по виску. - И вот здесь, горело, - тут он коснулся кончиком когтя моей груди, напротив сердца. - А слава, связи, богатство... Ну, есть и такие, но подозреваю, эти женщины не заинтересуют уже тебя.


- Знаешь... - я вздохнул и двинулся вперед. - Как-то все не нахожу времени поискать такую женщину. Все дела, занятия...


Рассмеявшись, лис пошел следом.


- И ты еще говоришь мне, что я должен успевать отдохнуть! А сам?


Я не удержался от улыбки:


- Ага, виноват!


- Надеюсь, хоть кто-то в Цитадели все-таки удосужится наделать детишек! - все еще посмеиваясь, сказал Магус. - Иначе у нас будут проблемы!


- Думаю, у Скрэча и Паскаль что-нибудь получится. В крайнем случае, Мишель с удовольствием поможет. А может леди Малисса и ее дружок что-нибудь сообразят.


- А у нее есть дружок? - приподнял уши Магус. - Я слышал, у нее была подружка, осталась еще с тех времен.


- М-м-м-м... Да, крутился там один... котяра.


Лис еще раз хихикнул:


- Надеюсь, у них сладится. Кстати, мы пришли.


- Точно, - я прошел вперед и открыл большую дверь. - Входи!


Магус заглянул в распахнутую створку, несколько раз вдохнул носом, затем оглянулся на меня. Какой-то миг он колебался, потом шагнул в главный зал Молчаливого Мула. Разговор в зале чуть притих, не то чтобы завсегдатаи и посетители вот прямо уставились на сильнейшего мага Цитадели, но интерес определенно возник - кто-то поглядывал краем глаза, кто-то повернул ухо, кто-то вдруг заинтересовался состоянием собственной шевелюры и срочно достал зеркальце... Должен признать, лис немедленно почувствовал всеобщий интерес: он сбился с шага, нахмурился, на миг задумавшись, потом его морда разгладилась, одновременно с появлением едва заметного серого облачка, окружившего мага. Покров незначительности! Я только покачал головой, восхищаясь его мастерством. Без единого жеста, силой только лишь мысли! Еще раз покачав головой, я взял Магуса за лапу и увел в один из боковых альковов-кабинетов. Там уселся на придвинутую половничим дубовую лавку, и с удовольствием наблюдал как лис устраивается в кресле для почетных посетителей. Он немного поерзал, устроил хвост, откинулся на спинку...


- Что-то не так?


Магус хмыкнул, смущенно улыбнулся, еще поерзал... и наконец, воскликнул:


- Почему кресло в моей комнате не столь удобно?


- Ну... - я усмехнулся, - может быть потому, что ты сидишь в нем большую часть суток. Любое сиденье, эксплуатируемое столь интенсивно, со временем станет неудобным. А может быть потому, что оно вовсе не кресло, а очень даже табурет, - я понаблюдал, как лис продолжает ерзать на мягком, обитом алым бархатом сиденье, то кладя лапы на стол, наклоняясь вперед, то опять откидываясь на спинку. - Тебе точно удобно?


- Просто я... - вздохнул лис, - если честно, я не привык отдыхать.


Подождав, пока половничий расставит кувшин с легким вином, серебряные бокалы и блюдо с закусками, я ткнул пальцем в жарящуюся над камином тушу оленя и поднял два пальца. Дороговато разумеется, но иногда можно и шикануть. Истекающие полупрозрачным соком пласты оленины, с гарниром из тушеной в мясном бульоне репы, посыпанные тмином и хорошо приперченные...


Некоторое время за столом слышался только звон ножей, да щелканье когтей, и лишь утолив первый голод, я вновь обратился к собеседнику:


- Откуда у тебя привычка работать денно и нощно?


Магус задумчиво потер бровь:


- Причин множество.


- Поделишься некоторыми? - я наклонился над столом, сложив лапы перед собой.


Он пожал плечами.


- Самая главная: не вижу смысла жить как-нибудь иначе. Все эти любования цветочками, лежания на травке и ублажение желудка, суть пустая трата драгоценного времени, - он глубоко вздохнул, как назло именно в этот миг случайный ветерок (каюсь, не совсем случайный... я, знаете ли, тоже где-то как-то маг...) поднес к носу Магуса просто божественный аромат жареной оленины, смешавшийся по пути с не менее упоительным ароматом вина. Лис замер на миг, потом чихнул и сердито уставился на меня: - Ну... Ладно, не все, но многие! К тому же, у меня было желание и возможность создать нечто очень и очень... значительное.


Я прикрыл улыбку бокалом вина:


- Звучит так, словно ты не умеешь тратить время на себя. Я не думаю, что это глупо... но что значит значительное? Что, является значительным для тебя? Ведь ты сильнейший маг Цитадели Метамор, ты главнейший из придворных магов. И именно тебя, первым вспоминает его светлость, когда случается что-то срочное.


Магус расправил плечи и как будто даже приосанился:


- Нечто монументальное. Уничтожение какой-нибудь большой армии, лечение чумы, решение какой-нибудь сложной задачи. Серьезное научное открытие...


- Разрушить магию Насоджа? Чем не задача? - приподнял я одну бровь.


- Задача должна быть разрешима, - грустно улыбнулся лис. - Эта же задача, имеющимися в моем... нашем распоряжении средствами, разрешена быть не может.


Я замер с бокалом в лапе:


- Ты что-то знаешь!


- Я знаю очень многое, об очень разных вещах, - пожал плечами Магус. - И уж поверь старому магу, потратившему годы на изучение этого проклятья. Этот путь закрыт. Совсем.


- Закрыт, - я невидяще уставился на собеседника, обдумывая его слова. - Не труден, невозможен, а закрыт. Чьей-то волей?


Магус только печально улыбнулся.


Теперь уже глубоко вздохнул я.


- Тогда оставим эту тему. Мы кажется обсуждали... А! Нечто монументальное! Значит, ты хочешь войти в ряды героев, о которых мудрецы столетиями слагают истории, о которых поют баллады трубадуры во дворцах?


- Нет, нет! - лис отгородился лапами. - Мне не нужно славы! Мне не нужны восхваления! - он яростно замотал головой. - Я просто стремлюсь... ну помочь другим.


- А! - кивнул я. - Ты ищешь возможности оставить след в истории, но не желаешь докучливой славы. Не известность, не честь, не слава, но удовлетворение от хорошо сделанного дела. Понимание, что именно твоими усилиями, ход истории изменен к лучшему.


Магус провел лапой по седеющему меху на висках:


- Ведают боги, мне осталось не так уж много. Все мое могущество, вся моя магия не смогли отодвинуть этого дня. Не смогли продлить мне жизнь.


- Может быть и нет, - кивнул я. - Но считай, сколько ты уже изменил. Ты стоял в круге и держал древние щиты, ослабившие магию Насожа. Твоими трудами был разработан комплекс заклятий, позволяющий нам хоть как-то контролировать это проклятье сейчас. Именно ты обнаружил в свое время нарушение связей древних заклятий, контролирующих погоду в Метаморской седловине, и впервые закрепил их. Ты основал традицию погодных магов при Цитадели. Именно ты годами помогал лорду Хассану, когда советом, когда действием. Разве этого мало? Твой след уже есть в истории. Да такой, что хватит на пару десятков обычных магов!


Лис вздохнул и опустил уши:


- Значит ли это, что я должен опустить лапы и почивать на эльфийском пурпуре? Мне до сих пор кажется, что я могу сделать что-нибудь еще. И я хочу сделать это! - он смотрел как подскочивший к столу половничий разливает вино из кувшина, потом медленно поднял серебряный бокал, глотнул, и закрыл глаза. - И в то же время, я чувствую холодок, пробегающий временами по жилам, Христофор. Это приближается... думаю, тебе не нужно пояснять, что.


Я отставил бокал и внимательно осмотрел теперь уже друга.


- Магус! Приближается? Что именно?!


Лис не ответил, взамен он вынул из сумки тубус и, катнул ко мне по столу:


- Возьми. Сохрани. Там результаты моих трудов. До этого года. Боги не даровали мне достойного ученика, но... они даровали мне знание, что ты сможешь воспитать такового, - он указал когтем на двойную спираль, с недавних пор украсившую мое плечо. - Я знаю этот знак, и чувствую... не ты, но твой сын сможет продолжить мои работы. Когда я умру, передай ему эти свитки. Нет! Подожди! Я знаю, что ты хочешь сказать! Я не сошел с ума и не собираюсь умирать сию минуту! Возможно даже, я сам смогу сказать напутственные слова твоему сыну, а может даже поучить его. Но... впрочем, думай, что хочешь, только сохрани это и передай ему, когда придет время. Успокой старика, пообещай!


Я поднял более чем увесистый тубус со свитками, затем внимательно посмотрел на Магуса:


- Магус ты... ты опять что-то знаешь! Ты, лис драный, что ты молчишь?! Я и на десятую долю не такой маг как ты! Ни умом, ни силой... А сын... сын... Но как ты узнал?! Жрица сказала тебе?!


Лис только покачал головой и печально улыбнулся, поднимая бокал:


- Выпьем?


Я клацнул зубами, попытался прожечь взглядом этого рыжего, мерзкого... потом пожал плечами, залпом выхлебал бокал. И сгреб тубус со стола.


- Ладно, передам. Но я надеюсь, ты не собираешься умирать сию минуту? Не доев этого чудесного мяса и не допив великолепного вина?


Я пытался шуткой разрядить повисшую тишину, но лис, похоже, не понял моих слов, он вообще ничего не замечал, замерев с недопитым бокалом в лапах.


- Магус! - протянув лапу я тряхнул его за плечо. - Что случилось? Судя по взгляду, ты где-то за тысячу миль отсюда!


- Хм-м-м?! М-м... - он с явным усилием вернулся к настоящему, с трудом выныривая из невероятных далей, в которые унесся мысленно.


- Даже сидя за столом в таверне, - не смог удержаться от улыбки я, - ты весь мыслях об оставленной работе. Ну же Магус! Отвлекись! Насладись великолепным вином, наполни желудок отличным мясом!


Моргнув, лис улыбнулся:


- Извини. Я должно быть не самый лучший компаньон.


Я улыбнулся в ответ:


- Ну, как посмотреть. Хотя, если честно, я тобой восхищаюсь. Большинство магов в Эльфквеллинском Университете были самоуверенными, высокомерными, тщеславными и самовлюбленными индюками. Ты же сумел избежать этих черт, видимых почти в любом маге. Если честно, одной из причин, приведших меня в Метамор, была возможность учиться у тебя и Пости.


- Я никогда не был жадным, - сощурился лис. - А потому все перечисленные тобой характеристики с огромным удовольствием уступил Пости. Вот уж кто надутый и самовлюбленный... прости Эли, за злословие. Хотя в магии он немногим слабее меня и куда как лучше умеет производить впечатление.


Я кивнул:


- Да, умеет. Но обрати внимание! Старшим придворным магом лорд Хассан назначил тебя, не его. И в Эльфквеллинском университете лучше отзывались о тебе, не о нем. А уж тамошние пауки...


- Да уж, что индюки, что пауки там, ого-го! - хихикнул Магус. - Ладно! Мясо доедено, вино допито, друг друга похвалили, коллег обо... обсудили. За сим, беседу можно считать оконченной. Спасибо Христофор. Не загляни ты ко мне, я бы все еще работал... позабыв вкус хорошего вина и мяса. И удовольствие от игры в шахматы.


- Да, подходящего партнера найти непросто, - улыбнулся я. - Но раз уж тебе понравилось, то знай: я намерен заходить к тебе, чтобы поиграть в шахматы регулярно! И первый раз состоится уже на этой неделе!


- Ну... и приходи!


Он поднялся, мы пожали друг другу лапы, и Магус покинул Молчаливого Мула.


А я откинулся на спинку лавки, провожая его взглядом. Холодок, пробегающий по жилам... Что ж, живя в Цитадели, поневоле привыкаешь к смертности друзей и своей собственной. К внезапной смертности. Я осторожно открыл оставленный мне тубус. Посмотрим, что же Магус желает передать будущему ученику...


История 62. Единение


Год 706 AC, начало апреля, Цитадель Метамор


Где-то далеко-далеко в очередной раз качнулся тяжелый маятник, провернулись, движимые магией зубчатые колеса и сквозь толщу камня донеслось шесть ударов надвратного колокола. Вновь наступило утро, и как обычно Гектор не хотел просыпаться. Не от того, что он не желал встречать новый день, нет-нет... но от того, что в этот очередной день ему снова придется быть собой. И неважно, что он вновь открыл для себя радость творчества, своеобразное, ни с чем несравнимое ощущение сотворения нового, воссоздания порядка из хаоса... Или все же важно? Гектор никак не мог решить, что важнее - то, что он вновь мог назвать себя скульптором, или то, что он все-таки при этом оставался крысой. Ну, пусть не совсем, пусть двуногим, прямоходящим морфом, но все-таки... все равно, крысой.


Перевернувшись на живот и выкрутив фитиль едва тлевшего светильника, он привычно отвел взгляд от заплесневевшей стены и заполнившего трещины в штукатурке отвратительного грибка.


«Ох, надо будет заняться... - подумал Гектор, садясь на кровати. - Завтра. Или послезавтра...»


Сидя на кровати крыс несколько раз моргнул, прогоняя сон, потом непроизвольно бросил взгляд на покрытые коричнево-серым мехом ноги-лапы, на свешивающийся с края тряпичного матраса голый бледно-розовый хвост... передернувшись всей шкурой и поскорее отведя взгляд, слез с кровати. Поводив босыми ногами по мягкому ворсу ковра, довольно вздохнул. Хорошо! Куда приятнее, чем вставать утром на каменный пол!


Это пушистое разноцветное чудо крыс купил, продав несколько скульптур на ярмарке, во время Зимнепраздника. Он даже и не ожидал, что его, в общем-то, довольно простые поделки, будут так хорошо покупать. Еще пара ярмарок, и можно будет переселиться из подвала. Не то, чтобы он так торопился покидать сородичей...


Гектор замер, не донеся до зубов очищающей палочки. Что-то в последней мысли было не то... сородичей?!


«С каких это пор, - подумал он, - я стал называть других крыс сородичами?!»


Отложив разлохмаченную на конце дубовую палочку, Гектор почти четверть часа просидел на кровати, пытаясь разобраться: когда же он начал думать об остальных крысах-морфах, как о своих? В Зимнепраздник? Еще раньше? И действительно ли он не желает переселяться наверх? А может, это просто страх, глубоко запрятанная боязнь осуждения, косых взглядов?


Глубоко вздохнув, крыс-морф признал, что присутствует и то, и другое. Да, он действительно опасался косых взглядов, неприятия общества, но... но! Сейчас ему действительно не хотелось покидать своих. Сородичей.


Вздохнув еще раз - нелегко, ох нелегко признавать изменения в самом себе - Гектор дочистил зубы. Куртка, висевшая на колышке, отправилась на плечи и, подхватив со стола кусок дерева, заготовку будущей поделки, крыс вышел в холл.


Холл, маленькая зала, да просто расширение коридора у дверей их комнат. Там не было ничего примечательного - пара неподъемных дубовых лавок у стен, ветхий от старости стул, три забранных решетками незастекленных окошка под самым потолком, дающие немного света и свежего, попахивающего весной воздуха. Собственно и все. Но именно здесь собиралась их «стая», именно тут они иногда устраивали маленькие пирушки, куда каждый тащил что-нибудь вкусное, именно сюда приходил Маттиас, с его вдохновляющими рассказами, историями и анекдотами...


Гектор опять вздохнул - он не отказался бы послушать что-нибудь веселое или просто поболтать с остроумным и веселым собеседником, но увы, Маттиас появится в Цитадели еще ох как не скоро. «Нет, ну это же надо придумать - напасть на герцога!» - покачал головой крыс-морф.


Усевшись на одну из лавок, прямо в квадрат падающего из окошек света, крыс принялся рассматривать принесенную с собой деревяшку. Сегодня он оказался в маленькой зале первым. А ведь обычно оказывался последним, ну, в крайнем случае, предпоследним. Хотя нет, так было только в те дни, когда внизу появлялся Маттиас. В другие дни в холл вообще мог никто не выйти. Наверняка сегодня тоже...


Но тут скрипнула открывающаяся дверь, и в проеме появился Эллиот. Среднего возраста, чуть старше Гектора, полноватый, светло-серый, с алым пятном на правом плече - свидетельство его недавнего заработка. Не далее как прошедшей зимой Эллиот рискнул поработать в лаборатории Паскаль, объектом испытания ее алхимических составов. Как это ни странно, все изменения оказались временными. А пятно на плече - результатом несчастного случая, разлившимся составом для мытья серебряной посуды.


- Доброе утро - кивнул Гектор, когда Эллиот тоже уселся на лавку.


- А?.. Ага, и тебе, - ответил тот, осторожно покусывая когти.


Гектор только покачал головой. Если бы Эллиот не ленился использовать палку для грызения, да почаще, у него не было бы проблем с резцами! А так, вдвое длиннее чем у всех остальных, они заставляли беднягу слегка шепелявить.


- Как спалось?


- Да... еще бы можно, - причмокнул Эллиот. - Такой сон снился... А тебе?


- Могло быть и лучше. Всю ночь с боку на бок ворочался. Старость что ли?


- Хо! - фыркнул запятнанный крыс. - Молод ты еще, спиной кряхтеть! Кстати, а куда это ты вчера ходил? Если не секрет, - спросил он, почесывая шкуру на груди и поправляя коричневую безрукавку. Двухслойная (шерсть изнутри, лен снаружи) одежа, дешевая, прочная, приятная на теле и хорошо подходящая цветом к их меху. Такую носили многие, кто поверх рубахи-камизы, а кто и прямо на мех.


- Да так... прогулялся. Хотел повидать Мишеля, но Коу уже отпустил его работать, на деляну. Так что, не вышло.


- Дверь Мишелю восстановили?


- Ага-а, - кивнул резчик, - Саулиус как раз заканчивал. Вот не подумал бы, что наш рыцарь, еще и плотник!


Гектор и Эллиот вместе ухмыльнулись и почти синхронно глянули на дверь в комнату рыцаря, но та оставалась закрытой. Забавная получилась история. Забавная и непонятная. Что-то же Саулиусу в комнате Мишеля понадобилось! Но что?


Тем временем открылась дверь в комнату Марка.


- Привет, стариканы! – юный крыс приветствовал их в собственной бесцеремонной манере.


- Доброе утро, Марк, - откликнулись крысюки постарше, глядя как тот усаживается на скамейку.


Гектор не понимал Марка. Жить, как настоящая крыса, копаться в отбросах и мусоре, выискивая огрызки и объедки, воровать на кухне... Передернув шкурой, резчик искоса посмотрел на молодого нахала. Темношерстный, почти черный, как ни странно очень чистоплотный - в купальни и баню заглядывал каждый вечер, а в чашах-бассейнах мог бултыхаться бесконечно. И веселый. С ним приятно было поболтать, пусть даже такие беседы никогда не затягивались надолго.


Сейчас они сидели на одной лавке, почти касаясь коленками, ожидая, когда поднимутся двое оставшихся. Эллиот и Марк принялись болтать, сначала перемывая кости знакомым, потом обсуждая где и что съедобное плохо лежит, и можно легко утащить. А Гектор начал обгрызать взятый с собой кусок дерева. Он еще не знал, что тут получится, но чувствовал, что так или иначе, это будет крыса. Наверняка. Может даже он сам.


«Эх! - подумал Гектор. - Ведь два года назад я считал их злобными вредителями! А сейчас? Соплеменники...»


Эллиот и Марк продолжали болтать о всяческой ерунде. Единственная тема, вызвавшая у Гектора искру интереса – следующая встреча Попечительского совета Грызунов. Вернется ли Маттиас из дальнего рейда вовремя? Сумеет ли Мишель вытащить Паскаль на встречу? И захочет ли? Учитывая их недавнюю очередную ссору... А остальные грызуны? Кто может заболеть или загрустить или...


- Доброе утро сэр, - неожиданно пискнул Марк.


- Слова достойного мужа я услышал, - четким движением закрыв дверь, Саулиус прижал лапу к груди и поприветствовал всех, склонив голову. - Да будет ваш наступающий день светлым, друзья мои, и да пройдет он лучше прежнего!


Гектор, оторвавшись от грызения, тоже поклонился старому рыцарю, заодно осмотрев его самого. Похоже, пожилой крыс сегодня проснулся в хорошем настроении. Во всяком случае, оделся он только в легкую кольчугу и сюрко*.


До изменения на ткани плаща был гордо реющий над стилизованным холмом орел. Теперь же, по совету Маттиаса, на том же холме стоял крыс, держащий лапой уткнутый концом в землю меч.


- Вам тоже хорошего дня, - последним, с улыбкой склонился Эллиот, потом он указал лапой на лавку рядом. - Присаживайтесь сэр, окажите нам честь.


- Достойное предложение истинного мужа - честь для меня! - столь же высокопарно заявил Саулиус, устраиваясь.


Многие новички, приходя в Метамор, приносили собственный говор, а кое-кто даже и собственный язык. Но большинство, пожив в стенах Цитадели, очень быстро начинало говорить на северо-мидлендском, лишь изредка вставляя в речь какое-нибудь особое словечко. И только старый крыс упорно придерживался своего древнего, напыщенного и многословного диалекта.


- Мы как раз обсуждали будущую встречу Попечительского совета Грызунов. Как вы думаете, в этом месяце Паскаль примет участие? - спросил Эллиот.


Саулиус нахмурился, задумавшись.


- Событие сие случиться может, коли Мишель проявит себя. Достойный отрок, упорный, смелый. Но ко времени встречи, его в Цитадели не будет. А потому, увы, сия особа, нас своим вниманием не почтит.


Во время этой речи, еле слышно скрипнув, приоткрылась дверь последней комнаты, и в щелке мелькнул полупрозрачный, с розовыми прожилками глаз.


- Джулиан, ты чего там высматриваешь? Ни кошек, ни Бриана тута нету! Иди, посиди с нами! - громко приветствовал осторожного друга Марк.


Дверь приоткрылась чуть шире и снежно-белый, непрерывно умывающий лапы друг о друга, всегда по самые глаза закутанный в темный плащ и напряженно косящийся в сторону ближайших дверей крыс, буквально просочился в холл.


Гектор, не отрываясь от грызения, глянул, как Джулиан, едва слышно поприветствовав других, молча устраивается на лавке. Резчику всегда хотелось понять: что же творится в этой, укрытой белой шерстью, душе? Джулиану не нравится быть крысой, это очевидно, да никто из них не хотел быть крысой. Кроме, разве что Марка. Но выбора не было... Совсем! И именно это их всех сблизило.


Гектор вгляделся в фигуры, проявляющиеся из куска дерева. Да, не одна, несколько, сидящих вместе... Чуть сдвинувшись по шкале изменения, так, чтобы тело - и резцы - стали немного меньше, он продолжил грызть, прислушиваясь к продолжающемуся разговору.


А Марк снова обращался к Саулиусу:


- А вы слыхали? Говорят лорд Хассан уже приказал попробовать во время Весеннего фестиваля кое-что новенькое!


- И что же? - заинтересовался Эллиот.


- Рыцарский турнир! Вот! Мы сможем посмотреть настоящий рыцарский турнир! Я слышал, будет разделение на категории! По размеру бойцов. Здорово, а?


- Турнир - это хорошо! - восторженно воскликнул отмеченный красным пятном крыс. – Сэр Саулиус, вы должны участвовать! Я знаю, вы будете победителем!


Усы-вибриссы рыцаря поникли, и он начал смущенно перебирать когтями:


- Достойно ли мне? Ведь я же...


- У вас все получится, - прошелестел Джулиан.


- Ну же, Саулиус, это же твое - меч, доспехи, развивающиеся на ветру... чего там у вас развивается на конце копья? Вот, оно самое! - подмигнул Марк.


Старый крыс прикрыл глаза лапой и как будто задрожал. Но в конце концов, не выдержал и расхохотался в голос:


- Вьются, отрок! Штандарты и вымпелы вьются, полощутся, реют. На ветру. А развиваются чирьи, у иных и на языках!


Тем временем изменившийся до еще меньшего размера Гектор перешел к лицам. Фигуры, выгрызенные из дерева, уже ясно просматривались и определенно были крысиными. Пять крыс, выгрызенных из дерева.


- Я и говорю, полоскаются, эти как их... шандарты! - закивал Марк. - Ты старикан, главное, не увиливай! Мечем махать - твоя работа!


Саулиус пожал плечами:


- Гложат меня сомнения, не мал ли я ростом? Буду ли я достойным противником другим рыцарям?


- В своей категории – нет, - опять прошелестел Джулиан. - Не сомневайтесь, доблестный рыцарь, вы достойны и вы сможете победить.


Саулиус вздохнул, постукивая кончиками когтей по зубам.


- Я попробую, - наконец согласился он, к вящему восторгу остальных крыс.


Марк хлопнул его по плечу, тут же затряс отбитой о кольчугу ладонью:


- Старикан! Я же говорю, ты выиграешь!


- Да я уже не молод, - гордо выпрямился рыцарь. Потом молниеносно сделал молодому крысу щелбана в лоб. - Но кое-кому из желторотых еще и фору дам!


Некоторое время старый и молодой крысы шутливо перепихивались, под смех товарищей, потом успокоившись, просто сидели и смотрели, как Гектор ваяет из дерева их образы.


Уменьшившись до размера обычной крысы, он начал наносить на статуэтки последние штрихи, выделяя личные особенности каждого. Само собой, Саулиус был единственным в броне, он сам - с куском дерева в лапах. Остальные различались не столь явно. Случайно, а может быть и нет, на плече Эллиота оказалось красноватое включение-пятнышко. Марк был меньше других, почти утонув в плаще. И лишь Джулиан был просто крысой-морфом. У него не было никаких внешних особенных черт, которые Гектор мог бы отобразить на деревянной скульптуре - факт, почти приведший его в уныние.


- Кто это, Гектор? – едва слышно прошептал Джулиан, завороженно уставившись на рождающуюся статуэтку.


- Это мы, - так же тихо ответил Эллиот.


Марк легонько коснулся когтем своей фигуры, потом, заулыбавшись, провел себе по морде лапой. Саулиус, все это время хранивший невозмутимое выражение морды, тоже улыбнулся. И не только он. Улыбались все, кроме занятого творением Гектора.


Наконец он замер, несколько ударов сердца рассматривал сделанное прямо так, оставаясь в форме крысы, потом вернулся к получеловеческой форме и, одевшись, опять взглянул на скульптуру.


На вещь, которую он никогда не сможет и не захочет продать.


Для всех оказались полной неожиданностью слова, едва слышно сказанные Джулианом:


- Почему бы нам не позавтракать вместе?


- И хорошо бы в Молчаливом Муле, - кивнул Эллиот. - Да только...


Донни, разумеется мог накормить и выставить кувшинчик пива так, в кредит, но... Все кроме Марка вздохнули. А вот Марк почему-то заерзал, зашмыгал носом, потом полез куда-то в потайной карман просторного одеяния-накидки, где-то там долго шарил, вздыхал и наконец, выложил на лавку серебряную луну**.


- Ого! Какая старая чеканка! - восхитился Гектор, разглядывая монету. - Такие делали лет семьсот назад! Если не больше. Полагаю, спрашивать, где ты ее взял, излишне. Идем? Выберемся отсюда, пусть и ненадолго?


Все по очереди кивнули, соглашаясь.


- Тогда за мной!


Гектор подхватил скульптуру, изображающую их, крыс и пошагал, впереди всех к ступеням, ведущим наверх, к свету.


* Сюрко - длинный и достаточно узкий плащ-накидка, конструктивно схожий с пончо но без запáха и часто украшавшийся гербом владельца. Обычно сюрко был длиной чуть ниже колена, имел разрезы в передней и задней части, без рукавов.


** Серебряная монета. 50 медных звезд. С учетом стоимости продуктов и основных потребительских товаров, на сегодняшний день (март 2013 года), примерно 12,5 тысяч рублей.


История 63. Долгий рейд


Год 706 AC, середина марта - середина апреля.


Михась распахнул вертикальную часть наружного окна-бойницы и вгляделся в ночное звездное небо. Снизу донесся тихий разговор и звуки шагов - старший смены обходил посты Ничего более в это то ли очень позднее, то ли совсем раннее время не происходило, Цитадель Метамор спокойно спала. Лис-морф вздохнул. А ведь еще совсем недавно он любил поспать! Увы, прошли те времена, когда скауты выходили из ворот Цитадели чуть ли не парадным строем, посреди бела дня. Вроде бы совсем недавно это было, и года не прошло, но несколько засад, пара глупо, без толку погибших скаутов и вот он уже вспоминает те времена, как бывшее давно-давно счастливое время, и грустит думая о необходимости покидать Цитадель тайно, в ночи, не видя солнечного света.


- Засонька, поднимайся!


Выдра-морф дрыхла в его кровати, обвернувшись всеми доступными одеялами так, что виднелся только кончик хвоста. Они и не думали проводить ночь вдвоем, это случилось как-то само собой. Просто... собрав снаряжение и упаковав рюкзаки, они вместе поужинали в одной из едален, отправились еще раз проверить - где и что упаковано, потом он в шутку куснул Каролине ушко, она ответила...


И вот теперь, лис с улыбкой смотрел на спящую выдрочку и думал: «Давно ли я объединил силы с ее отцом? Шесть... нет, уже семь лет, незадолго до изменения. Мы неплохо зарабатываем вместе. Часы, сложные замки, подарочные модели... Какими странными партнерами мы стали! Ювелир и разведчик. Домосед и любитель риска на грани смерти. Я смотрел и говорил с Каролиной за эти семь лет тысячи раз, но до недавнего времени считал ее лишь другом. Доверенным другом. Другом, которому можно без колебаний доверить спину. Но с тех пор, как она присоединилась к скаутам... Тренировки, обучение, выходы в ближние пределы, в Проклятый лес, до Отпорного Вала. Мы провели, практически вдвоем, больше времени, чем за прошедшие семь лет. Мы разговаривали больше, чем за все те же годы. Что это? Любовь? Но я не люблю ее! Страсти нет, и не было! Вот только, если это не любовь, то почему у меня заходится сердце, когда ей страшно или больно? Почему с ней мне тепло и уютно? Когда это началось? И чем закончится?»


Михась вздохнул еще раз, думая: «Готова ли Каролина к планируемой вылазке? Дальний рейд, очень дальний... такой рейд обязательно будет опасным. А готов ли я подвергнуть ее опасности? Я ходил на север, за Отпорный Вал, бессчетно. Один, с напарником, последние годы - ведущим тройки. Но для Каролины эта вылазка будет первой. Она неплохо справлялась, выходя в ближние патрули. Ее умение ориентировки в лесу превосходно, она великолепный лучник... регулярные выигрыши на соревнованиях лишь подтверждают это. Но получится ли из нее скаут? И не есть ли эти мысли поиск повода, который позволит мне оставить ее здесь, в безопасной надежности стен Цитадели?»


- Хватит! Достаточно сомнений! Выбор сделан, и сделан давно, - закрыв окно, лис решительно подошел к кровати и похлопал по бугру из одеял. - Каролина! Просыпайся! Время!


- М-м-м-м... - было единственным ответом.


Тогда Михась легонько потянул торчащий из одеяльного кокона хвост.


- У-у-у... - донеслось из шерстяных глубин. - Не хочу! И вообще...


- В самом деле? - морду лиса растянула озорная ухмылка. - О! Но тогда мне придется использовать последний и самый страшный аргумент.


Выдра, активно закапывающаяся в самую глубину одеяльной кучи, настороженно замерла. А Михась взял кувшин и медленно налил немного воды в чашу. Журчащий звук громом разнесся по тихой комнате.


- Я встала, я встала! - почти завопила вскочившая Каролина. - О-а-ах-х... Ненавижу утро! - вытащив из кучи тонкое покрывальце, она принялась обматываться.


- Заметно, - ухмыльнулся лис, невольно залюбовавшись ее крепким телом; густым, чуть лоснящимся мехом и такой манящей, сексуально проглядывающей под тонкой тканью попкой...


В три часа после полуночи, едальня при Метаморских казармах была почти пуста - только повариха, да несколько служак, забежавших перекусить посреди смены. Михась набрал полную тарелку мяса, вареных яиц и овощей, добавив несколько вареных эльфийских корнеплодов. Тот самый, желтоватый, рассыпающийся, политый растопленным коровьим маслом овощ, который стараниями Дэна недавно появился в Цитадели, и очень неплохо шел к мясу. Второй ходкой добавилась тарелка с хлебом и кружка травяного взвара.


Лис доедал уже третий шмат говядины, когда заметил, что Каролина совсем не ела. Только откусила кусочек хлеба и допивала кружку взвара.


- Кэрол, не желаешь съесть побольше? Следующий раз горячая пища может быть очень не скоро!


Она покачала головой, поводила пальцем по краю деревянной кружки, уставившись внутрь, словно искала там забытую драгоценность. И наконец, сказала:


- Михась я... не уверена... не... не знаю, готова ли я.


- Кэрол, посмотри на меня, - лис отложил недоеденный кусочек мяса. - Знай - мы, скауты, не позвали бы тебя в дальний рейд, не будь ты готова идти с нами. Не многим дано стать скаутом, но мы - Фил, ДеМуле и я, верим: ты справишься. Да чтоб тебя кривой лутин обоссал, Каролина! Сколько мы с тобой исходили? Весь Метаморский перевал и Темный проход! Что вдруг изменилось? Путь чуть длиннее? Риск чуть больше? Я видел тебя в деле, и уже доверял тебе спину! И сейчас доверяю! Прикроешь?


Каролина улыбнулась и сжала руку Михасю:


- Прикрою. И спасибо.


Доев, они вернулись в комнату Михася, в последний раз проверить припасы и снаряжение. В рейд скауты брали частичный трехнедельный рацион - дорожные галеты (высушенные до звона соленые лепешки, с добавлением сыра, мяса, перца) и два вида пеммикана - жевательный (с орехами, сухофруктами, медом) и суповой (с чесноком, овощами, специями). Кроме того двухслойное (шерсть-лен) плащ-одеяло, фляги, сверток с бинтами и кое-какими лекарственными снадобьями, сверток от алхимиков - с цветными сигнальными порошками... и еще много-много других вроде бы незначительных, но зачастую совершенно необходимых мелочей.


Потом лис взял со стола две маленьких баночки. Очередное детище Паскаль.


- Ну что, небольшой макияж, перед выходом?


- Ты знаешь, как сделать красивую девушку неотразимой, - улыбнулась выдра, подцепляя лапой порцию зеленой краски. - Твоя коричневая!


Через пару минут их головы, лапы и хвосты покрылись зелеными и коричневыми пятнами. Потом они одели легкую кожаную броню, также раскрашенную зелено-коричневым и плащи. В последнюю очередь экипировали оружие. Оба взяли короткие луки, с запасом стрел, кроме того Каролина прицепила на пояс короткий меч, а Михась - родовой топор, Шелест.


Вдвоем они прошли коридорами, потом через хозяйственный двор, до маленькой лавки, над дверью которой значилось «Уилл Харди, его светлости придворный ювелир». Владелец еще не ложился - окошко подсвечивала новомодная масляная лампа.


- Будь осторожна, дочка, - тихо сказал пожилой барсук, открывший дверь ранним посетителям.


- Не беспокойся, папа, - улыбнулась Каролина.


- Я присмотрю за ней, Уилл, - твердо сказал Михась, скрывая неуверенность за суровым голосом и нахмуренными бровями. - Не впервой идем.


Они медленно двинулись к северным воротам, и уже уходя за угол, Каролина оглянулась: ее отец так и стоял в дверях, глядя в след. Она еще замедлила шаг, помахав последний раз...


Сквозь внутренние дворы, проходы, арки Михась и Каролина прошли к северным воротам, а там, оставив рюкзаки у порога, распахнули толстенную, укрепленную железными полосами дверь, в караулку.


- Михась Яркий Лист, Каролина Харди. Скауты. Нас должен...


- Тут я, - из тенистого угла, как призрак, возник низкорослый, худощавый грызун-морф. Крэйг, морф луговой чернохвостой белки подхватил мешок, привесил на пояс с одной стороны короткий меч, с другой - дубинку, подпрыгнул, проверяя - не звенит ли где, не бренчит ли. - Готов.


- Тройка Михася, в составе: Михась Яркий Лист, Каролина Харди, Крэйг Лантонер. Дальний рейд, - пробормотал старший смены, скрипя гусиным перышком по пергаменту. - Писано четвертого дня, марта месяца, года от падения северных границ семьсот шестого. Прошу, сэр. Подтверждение.


Михась повернул на пальце, обычно носимое печаткой внутрь родовое кольцо-печатку, промокнул губкой и приложил к пергаменту. На желтоватом листе остался четко различимый оттиск - голова лиса, на фоне кленового листа.


- Возвращайтесь сэр, - сказал старший смены, лично открывая ведущую за стены калитку. - И удачи вам.


- Так ли необходимы все эти записи? - спросила Каролина, когда за их спинами стукнул засов калитки.


- Мало ли, - Михась оглянулся. Они шли по небольшой лощинке и на фоне светлеющего неба, Цитадель казалась застывшей громадиной, темной и мрачной. - Всякое может быть. Каждый из нас надеется на лучшее. Но готовимся мы к худшему. Запись в журнале, да иногда клочки пергамента, оставленные в тайниках - зачастую это все, с чем мы начинаем поиски пропавшей тройки.


Они шли уже почти четверть часа, как раз миновали каменные столбы, обозначавшие границу Метаморской долины и начало Темного прохода, когда из-за столба шагнула к дороге закутанная в плащ фигура.


- Жрица?! - выдохнул Михась, пока Каролина и Крэйг молча рассредоточивались, поглядывая по сторонам.


- Путь ваш будет долог, и раз уж в моих силах хотя бы чуть-чуть облегчить его, - промолвила волчица, повязывая Михасю под плащ шелковый шарф, - то я обязана это сделать. Прими мой знак. Придет время, и тот, кому должно, учует его. А еще, прошу тебя, помни - тот, кому по пути с врагом, еще может стать другом.


Жрица помолчала, глядя в глаза Михасю, потом добавила:


- А вместе с моим знаком, прими мое благословение. Пусть будет ваша дорога легка, шаг беззвучен, а враги рассеянны и забывчивы!


Так они и покинули Метаморскую долину, провожаемые замершей у древних каменных столбов Жрицей и поднимающимся на востоке солнцем.


* * *


Отпорная стена. На закате дней империи Суйельман, желая хоть как-то предохранить провинцию от непрерывных набегов с севера, один из последних наместников Северо-Миддлендской провинции повелел построить стену. Барды, никогда не покидавшие безопасные и богатые южные провинции, живописали устроенную на крайнем севере, в снегах и льдах, величественную каменную стену, необозримой высоты сторожевые башни, стальные ворота, тысячные гарнизоны охранников... Увы, правда была куда как прозаичнее. Всего лишь земляная насыпь, со рвом впереди и деревянным частоколом наверху. Даже башни и те были деревянными.


Впрочем, какое-то время Отпорная стена действительно сдерживала напор с севера, но потом вмешалась политика. Один из наместников, дальний родич безвременно усопшего императора, желая занять освободившийся трон, собрал все доступные в провинции войска, в том числе и самые боеспособные - гарнизоны Отпорной стены. Ушел с ними в столицу, да там и сгинул - бесследно, будто в болото канул...


Время не пощадило стену. Ров заплыл и заполнился несомым ветром мусором. Частокол и башни давным-давно где сгнили, где сгорели, вал оплыл и превратился в длинный, заросший кустами и деревьями холм. На его-то вершине и лежал сейчас Михась, до боли в глазах вглядываясь в северные отроги Барьерного хребта. Плоскогорье, постепенно понижающееся к северу, заросшее лесом, пересеченное многочисленными реками... Здесь кончались земли принадлежащие Цитадели и начинались Холмы Гигантов. Действительно всхолмленная земля, принадлежащая лутинам, северным великанам. И Насожу.


«5 апреля 706 года. Пройдя Темным проходом, пересекли границы земель Гигантов. Никаких признаков лутинов. Завтра планируем выдвинуться дальше к северу».


- Каролина, - позвал лис шепотом, - зачем я делаю записи?


- Еще один экзамен? - дернула усами-вибриссами выдрочка.


- Вся наша жизнь - один большой экзамен, - философски ответил Михась. - И?


Каролина, сидящая возле заглубленного в ямку маленького костерка, выпрямилась и монотонным, «ученическим» голосом выдала:


- И если нас всех убьют, журнал возможно, - последнее слово она выделила голосом, - поможет тем, кто найдет наши тела, понять, что произошло.


- Да, всего лишь возможно, - кивнул лис. - Но лучше пусть будет хотя бы «возможно», чем совсем ничего.


Тем временем сланцевая палочка и блокнот отправились в потайной карман, а скауты занялись ужином. Тем более, что дежуривший сегодня Крэйг как раз снимал с колышков рыбины, добытые Каролиной еще днем, в маленькой лесной речушке. Частично пропеченная, частично прокопченная, ну, во всяком случае горячая, пусть и костлявая рыбка, лучше чем расходовать отнюдь не бесконечный запас еды из мешков.


- Горячее сырым не бывает, - пробурчал Михась, заедая, а скорее загрызая рыбку дорожной галетой. - Ночуем тут, и моя вахта первая.


Позавтракав остывшей рыбой и галетами, скауты тщательно замаскировали следы ночевки и отправились в путь еще до рассвета. Шли медленно, строжко, высматривая и вынюхивая каждый миг. По очереди каждый становился лидером, и хотя Каролина шла в дальний рейд впервые, даже Крэйг вынужден был признать: получалось у нее очень хорошо.


В полдень пересекли и внимательно осмотрели одну из дорог-троп. Многочисленные следы, сломанные ветки, мусор...


- Вчера здесь прошло как минимум две ватаги лутинов, - прошептал Михась, обращаясь к Каролине. - Одна вечером, вторая утром. И обе не таились.


- Угу, - подтвердил Крэйг.


Некоторое время скауты шли вдоль дороги, потом выдра, лидером как раз была она, подала сигнал. Выбрав особенно густые кусты у дороги, они накрыли морды капюшонами и, залегши, наблюдали как мимо сосредоточенно и очень тихо проходят почти три десятка лутинов, во главе с заросшим рыжей шерстью то ли очень высоким и мощным человеком, то ли полувеликаном.


Так и не встретив никого до вечера, уже в сумерках Михась выбрал укромное местечко, немного в стороне от дороги и, поужинав галетами с пеммиканом, скауты устроились на отдых.


Поздно ночью, Михась как раз готовился будить Каролину, по дороге опять прошла ватага лутинов, судя по громким шагам, возглавляемая тем же полувеликаном, но в этот раз они шли шумно, ни от кого не прячась и как будто даже радуясь чему-то.


- Странно, - едва слышно выдохнула проснувшаяся выдра, - как будто с налета возвращаются... но кого они грабили? Люди здесь почти не живут, разве что на берегу Моря Душ, но это ж миль под триста.


- Своих, - буркнул Крэйг.


Михась погладил Каролине лапу и, ободряюще лизнув в нос, завернулся в одеяло - поспать.


Казалось, прошел лишь миг, как Каролина тряхнула его за плечо. Под деревьями, на маленькой полянке было еще темно, но небо на востоке уже начало светлеть. Позавтракав тем же пеммиканом, но в этот раз с приправой - Крэйг отыскал буквально в двух шагах от полянки заросли черемши.


- Все, теперь от нас все окрестные лутины разбегутся, - фыркнула выдра, дожевывая последний листик.


- Или наоборот, три такие аппетитные тушки, уже фаршированные черемшой... - хрюкнул Михась, закидывая мешок на спину. - Идем дальше, вдоль дороги. Что-то мне подсказывает, что сегодня будет беспокойнее.


Так и оказалось. По мере их продвижения к северу, движение на дороге все усиливалось, появились ответвления, уже не просто натоптанные проходы, а настоящие тропки-дорожки. Потом на дороге появились патрули - четверки хорошо вооруженных лутинов, в сопровождении то ли крупных собак, то ли мелких волков, внимательно посматривающих и вынюхивающих по сторонам. Пропустив очередной такой патруль, Михась решил поменять тактику. Они сошли с дороги и теперь двигались параллельно ей, лишь изредка подходя ближе и проверяя, что там творится.


Четыре дня спустя скауты вышли к реке. Река Иртыш, серая и мрачная, под серыми же, укрытыми тучами небесами, несла холодные воды, чтобы отследив извилистым руслом путь среди холмов, и приняв в себя многочисленные речушки и ручейки, влиться ледяное море Душ. Слишком холодная и широкая, чтобы пересечь ее вплавь.


- Я наверное смогла бы, - зачерпнув воды лапой и передернувшись всей шкурой, выдохнула Каролина. - Вода ледяная, но терпеть можно. Только... не хотелось бы.


- Не будем рисковать, - кивнул Михась. - Поищем тайник, где-то тут должна быть лодка.


С обеда и почти до самого вечера они искали в прибрежных холмах, среди валунов, пока почти случайно не наткнулись на несколько совсем неприметных царапин. На боку большого валуна, заросшего мхом и травой, виднелись четыре полустертых черты, как будто крупный медведь, встав на задние лапы, пометил территорию.


Скауты залегли неподалеку, потом Крэйг, приняв полную животную форму - луговой белки - очень осторожно взобрался на ближайший холм и, буквально распластавшись на вершине, осмотрел и пронюхал округу, разыскивая засаду или наблюдателей. Но вокруг было тихо и пустынно. Наконец Михась кивнул и, отступив от метки пять шагов к востоку, внимательно осмотрел и обнюхал маленький валун. Посторонних запахов не было, следов тоже. Тогда лис с натугой сдвинул камень и, отправив Каролину и Крэйга наблюдать за окрестностями, сам взялся за лопатку.


Раскопав перегороженный сучьями вход в нору, Михась вытянул большой мешок, с секциями разборной байдарки и, поставив сучья на место, так же закопал яму, по возможности уничтожив все следы. Даже уложил на место снятый дерн и полил его из фляги.


Отозвав Каролину и с ее помощью перетащив мешок на берег реки, лис еще почти час возился, собирая лодку. И уже почти в темноте, наскоро перехватив по паре галет и куску сладкого пеммикана, скауты столкнули лодку в воду.


- Послушаешь реку? - одними губами, буквально едва слышно, спросил Михась Каролину.


Кивнув, та приняла полную животную форму и, склонившись над текущей водой, вслушалась и внюхалась. Северная река. Холодная река. Берущая талую воду с высочайших вершин Барьерного хребта... Есть ли память у воды? - спросила себя Каролина, осторожно пробуя лапой набежавшую волну. Если есть, то что помнит эта? Ледяную чистоту небесной выси? Холод, сковавший вершины? А может веселое журчание ручейка, выбивающегося из-подо льда? Искрящуюся радугу, навеки застывшую над водопадом? Опасные прыжки туров? Тяжелую поступь пришедшего на берег горного льва? Вспомнит ли река их? Скаутов, лишь на единый миг остановившихся на берегу вечного, неизменно изменчивого потока?


И тут как будто тяжелая лапа ударила Каролину по загривку, швыряя в набежавшую волну, а может это сама река ринулась ей навстречь... на одно мгновение они стали единым целым, всего лишь от одного удара сердца, до другого, но за этот миг девушка поняла... Нет! На этот бесконечно долгий миг она сама стала рекой и ощутила себя всю - от тончайших истоков, хрустальных ручейков, до раскинувшегося на мили могучего устья. Приняла в себя каждый камешек и песчинку, каждую влекомую течением щепку и древесный ствол, каждую рыбину, от мальков, до затаившихся на дне омутов тысячефунтовых сомов.


Потом миг прошел, и Каролина вновь оказалась стоящей на берегу северной реки, несущей ледяную воду, и запахи, и звуки... плеск волн о камни, тихий шорох песка, запахи тины и плывущих рыбьих стад.


- Можем плыть, - прошептала она одними губами. Потом добавила чуть громче: - Поблизости опасности нет. Ни лутинов, ни гигантов. Но лучше поспешить.


- Самое время, - кивнул Михась и легонько задрожал, обхватив себя лапами. - Бр-р-р... Какая же она все-таки холодная, эта река! Не хотел бы я тут искупаться!


Крэйг, сунувший в воду кончик ноги, согласно передернул всей шкурой.


На миг Каролине стало весело. Замерзнуть? В этой ласковой и приветливой воде? В двух шагах от тысячных рыбьих стад? Выдра покачала головой, с улыбкой глядя на этих неуклюжих мужчин. Какие же они смешные!


А вот лису было не до смеха. Гребя на пару с Крэйгом, он поглядывал в расступающуюся перед носом утлой лодчонки воду и думал: что будет если хрупкая байдарка развалится посредине реки? У Каролины, морфа выдры есть неплохой шанс выплыть и может быть, даже помочь им с Крэйгом. А дальше? Михась уже имел опыт купания в почти такой же реке. Больше двух лет назад, правда тогда была зима... добравшись после купания в Цитадель, он свалился с горячкой. Да и не добрался он тогда, это Крэйг практически дотащил его на себе.


- Бр-р-р!


Река напоминала Михасю страшного зверя, о чьих повадках лис когда-то читал. Того самого, чей облик принял церемониймейстер - крокодила. Этот зверь выставлял на поверхность кончик носа и глаза, а жуткую пасть и не менее опасный хвост прятал в глубине... Так же и река. Тихое, на первый взгляд безмятежное и неторопливое течение, на самом деле обладало жуткой силой. Им приходилось специально выгребать в сторону, и выгребать непрерывно, чтобы только не уплыть вниз! А мимо тем временем непрерывно несло что-нибудь... ветки, изломанные куски стволов, целое дерево и даже труп. Михась понадеялся, что это лутин, хотя тело было откровенно крупновато.


К тому времени, когда они достигли середины реки, лапы Михася уже болели от усталости, а Крэйг дышал, как загнанная лошадь. И лису, и его напарнику было не до мрачных мыслей о речном дне - догрести бы до берега. То и дело поглядывая вперед, они неизменно убеждались: еще плыть и плыть, потом и смотреть уже сил не осталось, потом на глаза навернулась черно-красная пелена усталости... отмель, в которую воткнулось днище байдарки оказалось совершенно неожиданной и обоим гребцам сил хватило лишь не упустить весла. Они свалились на дно байдарки, и пока Каролина, выскочив в воду, подтягивала лодку, привязывая ее веревкой к дереву, так и лежали, хрипло дыша.


Лишь примерно через четверть часа, когда выдра уже перетаскала мешки в рощицу на берегу и развела костерок в ямке, скауты нашли в себе силы вылезти из полегчавшей лодки чтобы с огромным трудом втянуть ее на берег.


- Кажется, на том берегу она была легче, - пробурчал Михась.


- Угу, - кивнул Крэйг.


- А ведь ее еще разбирать, и закапывать...


- Идите ужинать, работнички, - в полголоса сказала возникшая из теней Каролина. - Перекусите, сил сразу прибавится.


И правда, горячая похлебка из супового пеммикана, вместе с парой сбереженных выдрой сладких пряников, чудесно восстановили силы обоим. Да так что они еще успели разобрать лодку, упаковать в мешки, зарыть у приметного дерева. И только потом свалились, завернувшись в плащи-одеяла...


Михась проснулся от плеска воды поблизости. Приоткрыл глаза. О-о-ох-х... На лапы, будто по чугунной гире привесили! К тому же...


- Вот же! Каролина! Я же просил!.. А где она?


Грызун-морф, перебиравший походной мешок, кивнул в сторону реки. Там же... лис так и замер, сраженный чудесной картиной: прекрасная амазонка, великолепная в своей девственной наготе, замершая с самодельной острогой над гладью величественной, залитой солнцем реки...


- Вот уж не думала, что переправа окажется таким тяжелым делом, - выдра уже вернулась с рыбной ловли, а Михась так и сидел, любуясь ею.


- Половодье, - пожал плечами Крэйг.


- Половодье, это да, - кивнула Каролина. - Правильно вы все-таки решили, что сегодня надо отдохнуть.


- А мы решили? - когда от махонького костерка, спрятанного в ямке, запахло печеной рыбой, лис тоже решил вернуться к активной жизни. - Когда это?


- Утром, - взгляд выдрочки был сама невинность. - Когда я вас добудилась. Должна сказать, с величайшим трудом и совсем ненадолго.


- Хм-м-м... - Михась потер затылок. - Напрочь не помню. Ну да ладно, что уж теперь-то... - найдя взглядом приближающееся к полудню солнце, лис еще раз потер затылок. - Хорошо. Сейчас определимся на местности, и... а это еще что такое?


От реки явственно доносились резкие звуки команд, хлопание парусов, скрип дерева о дерево. Чуть позже, метнувшиеся к густым кустам скауты увидели медленно выплывающий из-за поворота русла парусный барк.


Каролина наклонилась ближе к Михасю и шепнула почти в ухо:


- Кто это?


- Насожевы вымпелы видишь? Кто-то из его ближайших помощников. Узнать бы кто...


- Угу, хорошо бы, - так же тихо подключился к беседе Крэйг.


- Так, - лис, чуть привстав, проследил за еле плетущимся против течения барком, - собираемся. Пойдем следом.


Пока его друзья собирали мешки и наскоро уничтожали следы лагеря, Михась успел детально описать в дневнике и сам барк, и обстоятельства встречи с ним. Потом блокнот отправился в потайной карман, на спину привычно лег мешок, и скауты отправились вверх по течению великой реки.


* * *


Красный.


Погружение. Отречение. Исчезновение.


Оранжевый.


Круг первый. Слух. Треск горящего фитиля.


Желтый.


Круг второй. Зрение. Сияние горящего фитиля.


Зеленый.


Круг третий. Запах. Воск, горящий в фитиле.


Голубой.


Круг четвертый. Осязание. Тепло горящего фитиля.


Синий... Синий...


Паскаль с величайшим трудом удержала отрешенность, когда в ее медитацию ворвалась чужая мысль:


- Ну же! Фил! Где ты! Ответь же! - алыми всполохами на тревожном желтом фоне. - Фил? Ну наконец-то!


- Кто ты? - каждый звук своим цветом, каждое слово как маленькая радуга, миниатюрный цветовой вихрь.


- Паскаль?!! - измруды удивления, сквозь коричневый тон усталости и тревоги. - Я пытаюсь дозваться Горело... то есть Фила Теномидеса. Демон! Вряд ли кролик ночует в твоей лаборатории.


- Ночует, - светло-зеленый смех и проблески алого... как заалевшие ушки юной девушки. - Но отнюдь не кролик.


Две цветных точки, два «я», соединенные радужной нитью, протянувшейся сквозь мили и мили... Многоцветное сияние, кружение, вихрь на миг притянувший, соединивший два «я» в одно. Единое.


- Ох ты! - лис/дикобраз, он/она, оглянулся/оглянулась. Маленькая пещерка, поздний вечер, почти ночь и дождь льющий, как из ведра, холодный мокрый ветер, пробивающийся сквозь прикрывающие вход в пещерку ветки. - Неуютно как! Где ты? Что ты... Ой!


Тень, шевельнувшаяся у входа в пещеру, оказалась Крэйгом, луговой белкой-морфом. А теплое, дышащее в спину - Каролиной, выдрой-морфом.


- Ой, ты не один? А что случилось?


Лис-морф устало вздохнул:


- Извини, если разбудил... Только у меня есть срочное сообщение для Фила. Мы сейчас в трех милях к северу от селения Сарвен...


- Где?!!! Сарвен?!! На берегу Моря Душ?! Что ты там делаешь?!


- Я скаут, - пожал плечами лис. - Это моя работа...


- О! - смущенно выдохнула Паскаль. - Так что ты хотел?..


- Передай Филу...


Вихрь, гудящее, черно-коричневое торнадо, с проблесками кроваво-алого затягивает в себя одно из сознаний. И тут же наваливаются разом: пьянящий, хлещущий по ноздрям запах крови, свист стрел - Каролина опустошает колчан. Скорчившийся на прибрежном песке мужчина - вывалившиеся из распоротого живота сизе-розовые кишки расползлись по прибрежному песку, в переломанной спине белеют обломки костей, ноги беспорядочно сучат, но целая рука упрямо тянется к валяющемуся в стороне жезлу. Ххек! Черное, с отблесками алого лезвие топора, разрубив шею, врубается в песок. «Уходим! Быстрее!!» Но Крэйг все равно успевает отхватить мертвецу ухо. И опять все скрывается в гудящем, черно-коричневом, с алыми проблесками кружении...


- ...Фурлин. Эй?! Паскаль! Что с тобой?!


В далекой лаборатории перепуганная до полусмерти самка дикобраза, приняв животную форму, свернулась клубком, выставив иглы.


- Паскаль?! Что случилось?! Паскаль?


- Михась? - чуть успокоившись, она распрямилась, приняла получеловеческий вид и закуталась в переливчатую ткань. - Я... я видела, на берегу реки... еще голову... черный такой топор, это же твой?!


- О... да, это Шелест.


- А тот... на берегу?


- Я же говорю. Один из Насожевых ближников. Фурлин. Фурлин-мясник. Фурлин-висельник.


- И ты его?.. А ухо зачем?


- Ухо? Лорд Хассан обещал за его смерть двести солидов. Немало, а?


- Двести солидов?! Тысяча золотых... Да-а... - Паскаль прислонилась к рабочему столу. - Похоже этот Фурлин его светлости весьма досаждал.


Михась коротко хохотнул.


- Не то слово! Ладно. Пора закругляться. Расскажи Филу... вот, что видела, то и расскажи. И имя: Фурлин. Еще передай, что мы будем отходить к четырем царапинам на камне. Он знает, где это. Пусть высылает навстречу две тройки, мы наверняка будем не одни.


- Ох... Я понимаю... - пробормотала Паскаль. - Удачи вам.


- Спасибо.


Многоцветное сияние стихает, кружится все медленнее, Радужный мост, соединивший два «я» сквозь мили и мили, истончается... и рвется.


А Паскаль открывает глаза. Она все еще в лаборатории, возле рабочего стола. И лишь только трясущиеся лапы - след мимолетного разговора.


Три глубоких вздоха. «Какой может быть алхимик, без внутренней самодисциплины?» Еще три. «Каждый охотник желает знать, где сидит Фурлин. Уже. Отсиделся. Интересно, кто он такой? Был?»


Лапы, раскрашенные во все возможные оттенки фиолетового, толкают сколоченную из дубовых плах дверь, ведущую в коридор... и Паскаль видит измятую, но пустую кровать под балдахином, тяжелые сундуки у стены, окна, закрытые дубовыми ставнями, стол с бумагами. И никого.


- Что за?!


Развернувшись на месте, она утыкается в запертую на три тяжелых засова дверь.


- А теперь очень медленно подними руки.


Что-то твердое и острое упирается ей в спину, а знакомый голос повторяет:


- Очень медленно.


- Значит Фурлин... - белошерстный, лишь местами сменивший расцветку на седину кроль-морф, едва четырех футов роста, уступил кресло у столика с винами и фруктами гостье, а сам уселся на высокий табурет. - Это... многообещающе. Мне нужно будет... подумать. А ведь красивый был мерзавец, правда?


Паскаль покрутила в лапах надкусанное яблоко, вспоминая. Жесткие скулы, упрямый подбородок, шапка черных волос над холодными серыми глазами. И ведь не сдался! Боролся до самого конца, еле живой, с переломанной спиной, полуоторванной рукой, пробитой стрелами грудью. Да, в такого легко можно было бы влюбиться без памяти. И будь ей восемнадцать, она пала бы к его ногам, помани он только пальцем.


- Мне знаком подобный тип, - она с хрустом вгрызлась в плод. - Самоуверенный, самовлюбленный эгоист. Но да, красив, и красив по-мужски. Отдаться такому - хоть сейчас. Полюбить? Спасите светлые боги!


Фил усмехнулся и дополнил по-своему:


- Жесток, равно к врагам и к союзникам. Умен, и очень, очень эффективен. Можно поручить что угодно. Пойдет по трупам, по колено в крови, сотрет в порошок своих и чужих. Но сделает. На таких как Фурлин держится Насожева армия. Жаль, что он не с нами. И благодарение Эли, что он мертв.


Какое-то время кроль вглядывался в мутное стекло кружки с вином, потом тряхнул ушами:


- Ладно. Так значит, Михась пытался дозваться меня. И пусть ему не удалось, но тебя-то он дозвался! Нельзя ли...


- Бесперспективно, - покачала головой Паскаль.


- Почему? - приподнял бровь Фил.


- Нет, ну если у тебя в хозяйстве завалялся еще один Михась...


- Второго Михася у меня нет, - покачал головой кроль. - А чем таким Михась отличается от других скаутов? Он хороший боец, но не лучший. Со своим топором да, великолепен. Но с другим оружием, увы, не слишком. Хороший разведчик, но опять же не самый незаметный. Есть магические способности, но совершенно не учился, и не развивал.


- Позволю себе напомнить, что старший брат Михася, - Паскаль ткнула в сторону Фила пальцем, - сильнейший маг Мидлендса. Не самый умелый, не самый умный... честно говоря, на голову совсем никакой, но именно самый сильный. Михась того же рода. Да, он почти ничего не умеет, да, не развивал и не учился. Но уж сделав хоть что-нибудь, сможет вбухать туда более чем достаточно силы.


Теперь уже Фил крутил в лапе надкушенный фрукт:


- Понимаю. Значит либо мастерство Магуса, либо сила Брайана Яркого Листа.


- Либо предрасположенность от рождения, как у Электры и ее брата.


- М-да... - вздохнул кроль. - Последние годы Магус совсем отходит от дел. А Пости...


- Магус уже старик. Пости, при всем моем уважении, тоже не молод. К тому же, даже в лучшие годы, не отличался ни могучей силой, ни великим мастерством. Произвести впечатление - да. Взять умом, усидчивостью, даже где-то кропотливостью - тоже его. А вот вдохновения, полета мысли, отличающего истинного художника от очень-очень хорошего маляра, боги ему не дали.


- Вы жестоки, мадам, - ухмыльнулся Фил.


- Всего лишь точна, - грустно покачала головой Паскаль. - Так ты отправишь помощь Михасю?


- Безусловно. Мы встретим его сразу за Высоким Бродом. Если повезет - немного раньше.


- За Высоким Бродом?! Но ведь от моря Душ, до излома Иртыша бог знает сколько миль! Как же они?.. Ведь Насож узнав, кто убил его ближника, придет в ярость! И что тогда будет?


Кролик помолчал, отведя взгляд.


- Они скауты, Паскаль. Моя лучшая тройка. Михась был на севере сотни раз, Каролина тоже не девочка и Крэйг не первый день за Отпорной стеной. Будем ждать и надеяться.


- Скауты, скауты... - взъерошив фиолетовые иглы, пробурчала Паскаль. - За сегодняшнюю ночь я услышала это слово больше раз, чем за прошедшие десять лет! Кто такие скауты, что ты обрекаешь их эту... тройку на смерть и даже не чешешься?!


- Скауты... - Фил положил подбородок на лапы, взгляд его стал отсутствующим, как будто он задумался о чем-то очень далеком. - Скауты, милая моя Паскаль, это глаза и руки Цитадели. Глаза, которые могут заглянуть далеко-далеко, куда нет хода обычным разведчикам. И руки, часто вооруженные острым клинком. Могущие ударить нашим врагам в спину, когда они этого не ждут. Можно назвать их лучшими разведчиками, только это будет очень... неполно. Скауты больше чем разведчики. Куда больше. Они сами, как маленькая армия, только с той стороны. Они детище Михася. Михася и в какой-то степени, мое.


Как будто очнувшись, кроль остро взглянул Паскаль прямо в глаза, а его взгляд на миг обрел буквально алмазную остроту и стал леденяще холодным:


- Надеюсь, ты понимаешь, что не стоит болтать об этом налево и направо? И, прости меня, но в ближайшее время я буду занят. А потому...


Уже идя по коридорам, Паскаль обдумывала слова Фила. Он не выглядел расстроенным и даже сильно обеспокоенным. Задумавшимся - да, но не более. По-видимому, решила алхимик, положение Михася, Каролины и Крэйга не уж и плохо. И это хорошо! Значит, если поспешить, можно будет спокойно поспать до рассвета!


* * *


Трое мчались сквозь тьму. Много миль позади, на берегу одной из излучин северной реки навеки упокоился очень непростой враг.


Трое мчались сквозь тьму. Волчьим скоком - триста шагов бегом, триста шагом.


Трое мчались сквозь тьму. Уходя от погони. Обходя засады. Вперед и вперед.


Очередной раз запутав след, Михась принял животную форму и вслушался. Тишина. Настоящая ночная тишина. Ни звука, ни шелеста.


- Кажись, оторвались, - приняв получеловеческую форму, лис прислонился спиной к валуну. Каролина, уронив короткий меч, и сама упала, где стояла. Крэйгу же еще хватило сил взобраться на тот же валун и, последовав примеру Михася, тоже принять животную форму.


- Да, - говорить, не меняя формы, считалось почти невозможно, но грызун как-то справлялся: - Надо. Отдых. Устали.


Опершись лапами о ручку топора, Михась слабо шевельнул головой, соглашаясь. Мысленно он уже составлял максимально безопасный маршрут до Цитадели. Недели пешего хода, а с учетом изменившейся обстановки и того больше. Обстановка... Все слуги и союзники Насожа, все племена лутинов, люди, полувеликаны, все население северных земель вокруг Иртыша казалось бросило дела и ринулось в лес, ловить их тройку. Михасю оставалось только гадать: что же такое пообещал могущественный черный маг за их головы?


Последние дни скауты непрерывно прятались, путали след, убегали. Но враги неизменно находили их. Не было ни минуты покоя, ни часа для отдыха. То крупный патруль. То настоящая загонная партия, прочесывающая лес. То мелкая группка лутинов, вышедшая навстречу. Как это случилось не более получаса назад - хорошо еще, ни один из карликов не успел закричать.


- Отды... - Михась уже начал говорить, но тут на самой грани слышимости, далеко на юге послышались гулкие шаги, голоса загонщиков и рычание прирученных лутинами волков. - Уходим. Отдыхать заляжем после рассвета. Может, станет спокойнее.


Не стало. Плохая ночь сменилась еще худшим днем. Ватага лутинов, севшая на след у того самого валуна, вцепилась им в хвосты не хуже клеща. Не важно, сколько раз скауты уходили от погони, их след неизменно находили. Скаутов настигали, происходила стычка. Каролина, Михась и Крэйг убивали одного-двух-трех лутинов, остальные тут же разбегались. Но каждая такая стычка отнимала бесценное время и привлекала внимание всей округи. Скаутам в очередной раз приходилось прятаться, сдваивать след, уходить по ручьям и речкам... И так снова, и снова, и снова!


Наконец, уже поздно вечером, почти ночью, пройдя несколько миль по реке, то и дело оскальзываясь на мокрых камнях и корягах, переплыв пару омутов и обойдя заболоченный берег, скауты остановились отдохнуть и подкрепиться. Михась, опять приняв животную форму, вслушался: едва слышное мышиное шуршание, спокойные птичьи трели - все говорило: преследователи далеко.


Жевательный пеммикан казался почти безвкусным. Усталость, всепоглощающая усталость, свинцовой тяжестью сковавшая ноги, напрочь отбила вкус пищи. Михась куснул раскрытую порцию, глотнул из фляжки воды... и едва успел подхватить падающую флягу - уснул, прямо с куском в зубах.


Его товарищи выглядели не лучше. Каролина прислонилась к сидящему лису спиной и медленно-медленно отъедала от куска супового пеммикана, еле шевеля челюстями. Крэйг вообще свернулся клубком и уснул, так и не раскрыв пайка. Михась осторожно потряс флягу, потом, махнув лапой, допил остатки. Не то, чтобы в этой холодной земле, да еще в двух шагах от большой реки стояла проблема напиться, нет, но... разыскивать воду - терять время. А времени-то и не было! Так что лис привесил флягу на место, куснул пеммикана и... замер глядя на взъерошившего шерсть Крэйга.


- Волки! - буквально одними губами прохрипел совсем отощавший за последние дни грызун.


Михась поднял нос по ветру, хорошенько вдохнул...


- Проклятье! – так же едва слышно прошептал он, хватая Каролину за плечо. - В кусты!


Выдрочка вся осела, даже шмыгнула носом и скривила мордочку, будто вот-вот заплачет, но пересилив себя, тремя укусами прикончила остаток пайка, и подхватила мешок.


Они ждали. Затаив дыхание, закрыв морды капюшонами, посреди густых и колючих кустов. Медленно тянулись минута за минутой, но ничего не происходило. Запахи постепенно менялись, волчий мускус перебило характерной вонью лутинов. Затихли птицы, насекомые, затаились мелкие лесные зверьки. Прислушавшись, Михась уловил очень, очень тихие шаги. Кто-то совсем близко, так же как они вслушивался и внюхивался...


Скауты, повинуясь жесту лиса, замерли, перестав даже дышать, а он сам решал очень трудную дилемму. Знает ли враг о них? Если нет, то рано или поздно, кто бы там ни был, он уйдет, уведя за собой лутинов. Если же знает... Если знает, то уходить нужно уже им. Прорываться с боем. Но такой прорыв привлечет к ним внимание всей округи! А неверный выбор может обойтись очень дорого - последние дни они шли буквально по краешку смерти, и сейчас от решения Михася зависело, обойдут ли скауты этот краешек... или останутся в этом лесу насовсем.


Казалось, ожидание тянется вечно. Ожидание и едва слышные шаги кого-то четвероногого в стороне... Кто там мог быть? Михась мог только гадать, точно зная одно - лутинов поблизости не было. Но кто-то же был! Тихое шуршание листьев - что это? Чье-то движение? Медленно отвисающая челюсть и поднявшаяся дыбом шерсть Крэйга, Каролина, кусающая себе лапу... Михась оглянулся.


Менее чем в двух футах от него стоял действительно большой, нет, просто гигантский волк. По меньшей мере тысяча фунтов* когтей, клыков и натянутых как струна мышц. Молодой, не старше двух лет самец, с острыми как иглы, оскаленными зубами. Михась долгий-долгий миг смотрел на него... на замершего, внимательно принюхивающегося к чему-то молодого лютоволка, ростом с маленькую лошадь... на осторожно махнувшего хвостом лютоволка... который тем временем подошел к лису-морфу еще ближе и нахально полез широченным носом под плащ... да так и замер, размахивая хвостом и сопя.


Михась тоже замер, сначала не решаясь даже пошевелиться, потом рискнул протянуть свободную лапу (в другой он до сих пор держал недоеденную порцию пеммикана) и погладить волчару. Мощные шейные мышцы, в обхвате толще всей руки лиса-морфа, мягкий светлый мех снизу, более жесткий и потемнее - на загривке... Волк еще быстрее замахал хвостом и, вывернув нос из-под плаща, обнюхал Михася с ног до головы. На миг лису показалось, что у волка десяток носов, одновременно лезущих везде: в карманы, за шиворот, под капюшон плаща... И пяток языков, разом со всех сторон смачно облизавших Михасю морду и походя смахнувших остатки пайка из лапы - лис едва успел распрямить пальцы. Проглотив одним глотком смесь оленьего мяса, говяжьего жира с медом, орехами и сушеными фруктами, серый гость печально обнюхал пустую ладонь и коротко взвизгнул.


А Михась, осторожно шевельнул пальцами, просто, чтобы убедиться - на месте ли они, потом услышав голодное бурчание, донесшееся из бездонного брюха волка, полез в мешок.


Скаут успел скормить лютоволку остатки своих запасов, до того как из чащобы послышалось:


- Шмяк! Ко мне!


Враг, кто бы он ни был, похоже не знал, что всего в десяти-пятнадцати футах затаились разыскиваемые скауты. Волк, же, услышав зов, ринулся всем телом на голос, потом замер на месте, поджав хвост и глядя на Михася, снова дернулся на голос хозяина... В конце концов, решив что-то, серый гигант еще раз лизнул Михасю морду и серой тенью, беззвучно исчез с поляны.


Прошло не менее четверти часа, прежде чем опять залегшие скауты решились пошевелиться. Первой двинулась с места Каролина: она обняла Михася, прижалась к нему, вся дрожа, и всхлипывая. Они просидели так еще наверное с четверть часа - во всяком случае, уже явно начало темнеть. Лис все это время гладил ей плечи, вылизывал мордочку и уши...


Наконец пережитый ужас отпустил и выдрочка, отодвинувшись, уставилась на Михася:


- Нет, все-таки, есть в тебе что-то такое... неоднозначное, - скривив мордочку в вымученной улыбке, прошептала она.


- Неоднозначное?! - так же тихо шепнул лис. - О чем это ты?


На вопрос ответил Крэйг: хекнув, грызун демонстративно покрутил тощей задницей и хлопнул себя ладонью по ляжке. А на изумленный взгляд Михася только ехидно заухмылялся. Зато Каролина тихо-тихо рассмеялась:


- Точно. Я уж думала, волчара тебя прямо тут завалит. Вовремя ты его едой отвлек... Нет, правда, что ж он в тебе такого... - Каролина полезла лису под плащ, по следам волчьего носа. - Ну конечно! И запах тот самый! - она сдернула с шеи скаута совсем забытый им шелковый шарф Жрицы и помахала перед носом лиса. - Вот она, всему причина! Вот же сучка, а!


Смеялись скауты долго. Всхлипывая, утирая слезы, откидываясь на спину без сил, и вновь захлебываясь смехом. Не столько из-за и правда, забавной ситуации, сколько выплескивая накопившееся за последние недели нервное напряжение. Наконец, отсмеявшись, они еще раз выслушали окрестности и, лишь уверившись, что никто не затаился поблизости, не крадется в тиши, отправились на юг.


* * *


Их было ровно тридцать один. Охранники, а может просто остановившаяся на отдых у родника мобильная группа. Главарь - закованный в железо рыжеволосый, заросший бородой по самые уши, то ли просто очень высокий человек, то ли наполовину великан. И три десятка лутинов.


- Не нравится мне это, - пробормотала Каролина. - Присмотрись к главарю, никого не напоминает?


Михась и Крэйг замерли, потом грызун выдохнул:


- Линдси.


- Один в один, - согласился лис, - только с бородой. Вот же пакость...


- Угу, - кивнула выдра. - Если Насож подомнет племена полувеликанов за Драконьим хребтом...


Михась скрипнул зубами и принялся рассматривать странную группу. Рыжебородый полувеликан, действительно очень напоминающий габаритами и мощной фигурой Линдси, только одет был в грубое подобие рыцарских лат и вооружен громадной дубиной, в его руках смотрящейся не более чем палкой. И еще носил связку отрезанных голов на поясе. Большая часть лутинов, - решил Михась, всмотревшись, - впрочем, человеческие тоже есть. Очень и очень интересно, - продолжал думать лис, - а ведь Линдси, при всей ее нарочитой грубости, ничем таким не увлекалась...


Рассмотрев полувеликана, Михась перенес внимание на лутинов. Разношерстная толпа, но так разительно отличающаяся от встречающихся в окрестностях Цитадели группок! Лис даже усмехнулся - он и не думал, что когда-нибудь сможет увидеть сытых лутинов. Но вот довелось... Не жирные, не дорвавшиеся до жрачки и едва двигающиеся от того, а именно сытые. И движущиеся с той самой опасной грацией, отличающей настоящих бойцов. А уж экипировка... Даже самые бедные в этой группе были одеты в кожаные куртки и штаны. Побогаче и поудачливее щеголяли теми же куртками и штанами но уже с нашитыми обрывками кольчуг... А двое так даже весьма качественной переделкой чешуйчатого доспеха! И все до единого вооружены как минимум очень неплохими мечами!


- И что теперь? - не выдержала Каролина. - Пока они у родника, воды нам не набрать.


Михась втянул носом воздух. Какие-то двадцать футов по поляне, но с тем же успехом, родник мог бы быть и в тридцати милях. При такой охране нет ни единого шанса.


- Уходим, - решил лис. - Поищем другой источник.


* * *


Медленно, очень медленно скауты двигались к югу. Прячась от патрулей, обходя бесконечные розыскные партии. Стараясь не появляться на дороге и крупных тропах...


- Что происходит? - прошептала Каролина, в очередной раз прячась в зарослях. - Мы же проходили здесь, когда шли на север. И обошли три патруля за весь путь! А сейчас? За каждым деревом патруль и такое ощущение, что все охотятся именно за нами!


Вместо объяснения Крэйг вынул из мешочка с солью ухо с тремя крупными сережками:


- Фурлин.


А Михась подтвердил:


- Именно. Убийц такого человека насожевы слуги будут искать долго и старательно. К тому же, уходили мы так, что не отследить нас было невозможно. Вот и ждут нас теперь на всем пути к Цитадели.


Громкий топот очередного патруля прервал разговор. Скауты привычно затаились, накинув капюшоны, и слушали, как лутины проходят по дороге.


- Опасно, - прошептал Крэйг. - Копать будем, набегут.


Михась вздохнул, соглашаясь:


- Да, здесь тайник нам не вскрыть. Любовь моя, ты сможешь?..


- Как ты меня назвал?! - резко выдохнула Каролина.


- Как есть, так и назвал. Ты против?


Выдра подсела к лису сзади, обняла за плечи и куснула ухо:


- Мерзкий, бесчувственный лис! Я от безответной страсти сгораю, к любому прохожему волку его ревную, а он даже не замечает! - куснула другое ухо и добавила: - Мерзавец! А ну-ка быстро скажи еще раз!


- Любовь моя, - послушно повторил Михась, накрывая пушистые лапы своими. - Ты сможешь попоститься еще пару дней?


Ответом был тяжелый вздох:


- Вот всегда вы так, мужланы, - прошептала Каролина. - Нет чтоб приятное сказать... Ладно уж, потерплю.


Михась прижал ее лапы к груди, потом осторожно погладил:


- Все это планировалось совсем не так. Должен был быть короткий выход за Отпорную стену, я хотел просто выйти за реку, обойти территорию, ни во что не вмешиваясь, никого не трогая, а теперь... Будь проклят этот Фурлин! Будь там кто угодно другой, Насож еще тридцать три раза подумал бы, поднимать ли войска!


Теперь уже Каролина гладила судорожно сжатые лапы:


- Я не вчера родилась! Я прекрасно понимала, куда иду, к тому же, к смерти этого недоумка я тоже приложила кое-что... ты забыл? Пару стрел, торчавших в его груди, выпустила именно я! И Михась... не один ты хотел убить Мясника. Мы отомстили за столько смертей... эта месть стоила риска!


- Ш-ш-ш, - Крэйг, все это время в звериной форме слушавший окружающий лес, прервал влюбленных тихим шипением. - Идут. Слушай.


* * *


Михась, приняв животную форму и устроившись в кустах, растущих вдоль дороги, строжко следил за фигурой лутина, усевшегося в пыль прямо посреди дороги. Каких-то двадцать футов** открытого пространства, но проклятый часовой!


Отступив от дороги к условленному месту, он дождался друзей. Первой появилась Каролина, даже в животной форме остававшаяся грациозной и гибкой:


- Часовой каждые тридцать футов***, по меньшей мере на две мили, - ответила она на вопросительный взгляд, изменившись.


Крэйг, подоспевший с другой стороны, кивнул:


- Пугают. Зачем?


- Пугают, - согласился лис. - Нас пугают. Потеряли? Да, но похоже не совсем. Знают где мы, но слава светлым богам, не точно. И вот теперь отпугивают от дороги. Смотрите, вот мы нападаем на патрульного. Тут же сбегаются все ближайшие, а там и подкрепление. Если же напав, уходим до подхода подкрепления, то по нашему следу пускают очередного лютоволка. Логично?


- Угу, - единодушно согласились Крэйг и Каролина.


- Значит, ждем ночи и внимательно смотрим.


Едва только солнце скрылось за деревьями, как заметно нервничавший последний час лутин буквально трусцой припустил по дороге. Следом промчались, сбиваясь в группки и остальные патрульные.


- Мне это не нравится, - прошептал Михась под нос, - сильно не нравится. Кого они так боятся?


Солнце еще разок показалось между деревьями и на лесную дорогу очень быстро пали сумерки. Прошел час, не более, а под деревьями уже сгустилась темнота, сама дорога еще виднелась, но уже скрылась в полутьме. Скауты выглянули из-за кустов, но даже вглядываясь изо всех сил, увидели лишь пустую дорогу.


- Пойду первым, - прошипел Крэйг, а увидев нахмурившегося Михася, добавил: - топор навостри. Прикроешь.


Лис провел пальцами по бархатно-черным остриям топора-бабочки.


- Хорошо. Только и ты там... поберегись.


Грызун еще раз осмотрелся, поправил доспехи и плащ... и с низкого старта рванул через дорогу. Каких-то двадцать футов пустого пространства, но Михасю казалось, что три удара сердца, нужные, чтобы его пересечь, растянулись в бесконечность. Потому что едва Крэйг коснулся лапой придорожной травы, как тени под деревьями на противоположной стороне шевельнулись, осязаемо вспухли, вызверились сверкающей пастью... и навстречу грызуну-морфу текуче прыгнул иссиня-черный зверь, похожий одновременно на гигантскую рысь и на громадного медведя. Оскалился чудовищной пастью, хлестнул лапой, отчего Крэйг отлетел в сторону сломанной куклой. Зверь, не медля ни мига, прыгнул вперед, распахнув пасть, чтобы одним укусом располовинить беспомощно замершее тело...


- Luminus maksima!!


Каролина протянула вперед лапу и, ослепленный вспышкой зверь замешкался, буквально на миг замер, все еще вытянув шею. Тут уже не упустил своего Михась - свист рассекаемого лезвиями воздуха, удар вонзающегося в плоть топора и чудовищный медведерысь рухнул на землю уже без головы. Впрочем, огромное тело не пролежало на земле и мига, тут же буквально истаяв, растворившись в ночном воздухе без следа.


- О-ох... - простонал Крэйг, пытаясь приподняться.


- Лежи! - зашипел Михась, бросаясь к нему. - Не двигайся!! Каролина, мешки!


Лис донес его до маленькой полянки, буквально в двух шагах от дороги.


- Скорее! - хрипел грызун, пока выдра перетягивала ему сломанные ребра. - Ходу, ходу!


Михась тем временем вырубал своим бесценным топором две жердины и мастерил из них и пары плащей-одеял импровизированные носилки.


- Хорошо, что ты такой тощий, - ухмыльнулась выдра, завязывая последний узел. - Все.


- У меня тоже, - вместе подняв грызуна, они устроили его на носилках. - До реки два часа быстрым шагом. Каролина... надо переправиться этой ночью. Или нас тут...


- Молчи! Бери носилки и потащили!


Два часа превратились в три с половиной, потом еще раскапывали укрытую лодку, потом дрожащими лапами собирали ее при свете луны, оглядываясь на стремительно сереющий небосвод... И уже в утренней серости подтянули байдарку к берегу. Вот-вот должен был подняться утренний туман, и Михась хотел уже сталкивать лодку в воду, когда Каролина схватила его за плечо:


- Стой. Что-то не так.


- Кэрол у нас совсем...


- Смотри!


Как раз в этот самый миг несомая течением по самой середине реки старая, полузатонувшая гребная лодка вдруг вздрогнула и буквально взорвалась, рассыпаясь обломками. Несколько мгновений все было тихо, потом среди плавающих досок вынырнула черная как смоль тупоносая голова, и гигантский подводный зверь разочарованно погрузился обратно в глубину.


- Вот же гадство! - только и смог прошептать лис, хватаясь лапами за голову. - Все предусмотрели! Все перекрыли! О боги, что же нам теперь?..


- А мост? - выдохнула выдра.


- Двадцать миль, - прохрипел Крэйг. - Охрана...


Михась, так и не подняв головы, выдохнул:


- Переправляться нужно здесь. Но в реку соваться - смерть. Оставаться здесь - тоже...


Глянув на отчаявшихся друзей, Каролина подошла к берегу, мгновение вглядывалась в непроглядную темень...


- Оставить только плащи, мешки и оружие. Михась! Раздевайся! Мне нужны твои доспехи и одежда!


Час спустя, едва только берега реки затянуло густым туманом, каноэ почти беззвучно сползло в воду. Едва ощутимо коснулись воды весла и лодка медленно-медленно двинулась к другому берегу. Почти в тот же миг едва ощутимые волны пробудили существо, ждавшее под водой. Пресноводная касатка лениво шевельнула хвостом, разгоняя мощное тело. Сложный комплекс управляющих заклятий, державший в подчинении гиганта, уже почти выработал заложенную магом силу. Почти, но пока еще не совсем. Когда сила иссякнет, подводный охотник покинет эти насыщенные светом и движением негостеприимные места и погрузится в вечно холодные глубины пресноводного моря Душ, но сейчас заклятья еще действуют, а значит...


Нацелив тупой мощный нос, зверюга активнее заработала хвостом, устремляясь к указанной заклятьем цели... удар! Каноэ, почти беззвучно скользившее по воде, брызнуло обломками каркаса, седоки бесславно плюхнулись в воду, чтобы тут же быть проглоченными гигантской пастью.


А касатка, подчиняясь заложенным в заклятья приказам, шевельнула хвостом, в очередной раз обходя отмеренный ей участок реки...


- Гребем. Только осторожно! - прошептал Михась.


Дерево, выросшее на самом берегу, поваленное бурей и почти переломившееся при падении, пришлось очень кстати. Засохшую крону, обломив и обрубив часть веток, удалось приспособить для Крэйга, на стволе устроились Михась с Каролиной, а каноэ... В каноэ посадили два чучела - набитые травой доспехи. И потянули веревкой за стволом.


Лис и выдра как раз подняли весла, когда Крэйг поднял лапу, указывая назад. Там, из воды показалась тупоносая пасть и два гигантских глаза.


- Смотрит, - одними губами сказала Каролина. - Проверяет.


Скауты замерли, обратившись в живые статуи. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем черная как смоль голова так же беззвучно скрылась в глубине. Миг тянулся за мигом, но скауты все также неподвижно сидели на местах, позволяя бревну плыть по течению, пока немного выше по течению вода не дрогнула от удара - тупоносая голова ударом подбросила плывшее по течению бревно. Оглянувшись, скауты увидели, как воспарило подброшенное бревно, как из воды выметнулось отблескивающее в тумане туловище, и разверстая пасть схватила кусок древесного ствола прямо в воздухе, дробя чуть ли не в щепу.


- Гребем! Быстрее! Пока оно отвлеклось!


Лис и выдра заработали обрезками весел как бешенные, буквально в одну минуту достигнув прибрежной отмели. Каролина схватила мешки, Михась - раненного товарища и оба бегом ринулись под прикрытие прибрежных кустов. А позади гигантская рыбина продолжала подбрасывать и ловить свою игрушку...


* * *


Два голодных, шатающихся от усталости, одетых в драные тряпки существа тащили на импровизированных носилках третье. Такое же голодное, но одетое чуть лучше. Вдоль реки к камню с четырьмя царапинами, как будто оставленными вставшим на дыбы медведем. Туда, где почти месяц назад они выкопали из тайника лодку.


Месяц! Каких-то четыре с половиной недели назад сытая и веселая тройка скаутов ушла за реку. А сейчас, едва живые, нормально не евшие почти неделю, растерявшие всю экипировку, одежду, лишившиеся лодки они возвращались, надеясь забрать из тайника остатки пайков и хоть что-нибудь еще.


И вот тут судьба показала им доброе лицо - переход, который должен был занять день и большую часть ночи, который они планировали не столько пройти, сколько проползти, прячась от бесчисленных вражеских патрулей... Так вот этот переход они одолели за четыре часа. Местность как будто вымерла. Ни единого лутина. Ни единого патруля.


Скауты остановились, не дойдя буквально нескольких шагов до тайника. Они вынюхивали, высматривали, искали засаду... и наконец, Михась увидел очень умело замаскировавшегося наблюдателя. Всего несколько шагов, но до боли в глазах вглядываясь в загороженную кустами, буквально сливавшуюся с ними фигуру, лис никак не мог понять кто это. Враг? Друг? И как назло, ветер относил запах в сторону! Михась еще раз вгляделся и тут ветер наконец сменил направление.


- Привет Лаура, - прохрипел лис, внезапно обессилев. - Давно ждете?


- Горелый разослал все тройки, какие были в Цитадели, - сейчас уже не было смысла таиться, но Лаура все равно говорила вполголоса. - А еще выдвинул за Отпорную стену почти половину гвардейцев. И даже драконов!


Пока Михась и Каролина перекусывали, а Раллис накладывал на Крэйга исцеляющее заклятье, Лаура и Саманта пересказывали последние новости. Сейчас у камня с четырьмя царапинами собрались аж три команды скаутов, но тройка Финбара оставалась на страже, контролируя окружение. Только стажерку Даниэллу, куницу-морфа оставили в помощь целителю.


- Все, - выдохнул рысь-морф. - Ребра подлатал и закрепил. До дому сам дойдешь, а там уже и в лазарет. Или дракона позовем? В миг ведь домчит!


Грызун только покачал головой:


- Нет. Сам.


- Михась, - тем временем куница-морф дотронулась до лапы лиса. - Фил говорил, что ты убил Фурлина. Это правда? Можно мне... увидеть?


Михась, Крэйг и Каролина переглянулись.


- Не вижу смысла прятать его теперь, - ухмыльнулась выдра.


- Хорошо, покажи ей, - кивнул лис грызуну.


Куница осторожно дотронулась до вынутого из мешочка с солью уха и прошептала:


- Да... это его. Спасибо!


Они уже собрались выходить, когда Михась вспомнил самое очевидное:


- Лаура! А куда делись карлики? Ни одного же лутина на всем побережье!


Скауты из ее тройки заухмылялись, потом сама Лаура ткнула рукой на юго-восток:


- А туда ты не смотрел?


Лис поднялся на валун и увидел: милях в двадцати-двадцати-пяти, за лесом поднимался густой столб черного дыма. Очень густой. Михась напряг усталые мозги, вспоминая карту...


- Поселение Серебряных Ножей! Так вот зачем все тройки и часть гвардии! Вы их... Но ведь здесь не их территория, это территория... О-о!


Жесткая ухмылка на лице женщины стала еще шире:


- Вот именно! Мы вырезали защитников поселения и ушли. А соседи...


- Собрались пограбить на дармовщинку! - договорила за нее Каролина.


Теперь злобно улыбались уже все защитники далекой Цитадели. Крейг приложил к ушам ладони и помахал ими.


- Ага, - кивнула Лаура. - Что называется, узнай Горелого по ушам его


Михась еще раз мстительно ухмыльнулся и подхватил Каролину под лапу:


- Любовь моя, а теперь пойдем домой?


Выдра сжала лисью лапу и ответила:


- Пойдем. Домой.


* Молодой самец лютоволка на самом деле весит 800-900 фунтов (360-400 килограмм).


** 20 футов - примерно 6 метров.


*** 30 футов - чуть больше 9 метров


на главную | моя полка | | Цитадель Метаморфоза |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 5
Средний рейтинг 3.4 из 5



Оцените эту книгу