— Диспозиция всем ясна? Вопросы имеются? — Иван настороженно вглядывался в полутьму коридоров варговской крепости.

— Командир, вопрос есть! — крайне озабоченно отозвался Семенов.

— Короче, время поджимает.

— Броня точно самоочищающаяся? — Семенов подозрительно принюхивался и морщил глаза, стараясь что-то разглядеть на матовой поверхности десантной брони.

— Тебе это сейчас зачем? — злился Иван, подозревая очередной подвох со стороны подчиненных.

— То есть от меня точно не пахнет дерьмом? — упирался Семенов, пытаясь смахнуть бронированной клешней невидимую соринку с плеча.

— Хочешь, чтобы я понюхал? — рыкнул Иван, надеясь поставить шутника на место.

— Командир, я не эстет, но после марш-броска по канализации не хочется выглядеть засранцем, — с очень серьезным видом оправдывался Семенов.

— Семенов, перед кем неудобно? Если кто косо посмотрит, стреляй в башку и все дела! — Иван собрался было двигаться к цели, но Семенов не сдавался.

— Все равно неудобно, могут подумать, что я в дерьмо наступил или в штаны наложил от страху.

— Ты достал своим занудством! Бери пример с Кахи — стоит, молчит, в поставленную задачу вникает. Каха, о чем молчим?

— Думаю, успею я варгу в башку выстрелить, прежде чем он принюхается? — с протяжным кавказским акцентом ответил третий член команды.

— Придурки! Почему мне именно вас подсунули, а? Есть же нормальные солдаты, готовые по горло в дерьме воевать с врагами.

— Командир, так мы же не против, ты главное… — Семенов смотрел на Ивана взором невинного младенца.

— Главное — выполнить задачу, дерьмо оставить на потом! Всем ясно?

— Ясно… ясно… есть оставить дерьмо на потом! Командир, так потом снова в дерьмо лезть?

— Разговорчики! Семенов, направо! Каха, налево! Я прямо пойду!

— Понял, командир! Мы тихонько пробираемся варгам в тыл и потом разом их накрываем, забираем заложников и по домам? То есть в дерьмо, гы-гы-гы.

— Отставить шуточки! Не тихо, а с шумом. Устройте им такой тарарам, чтобы все варги к вам сбежались.

— Командир, дык они же нас того, пристрелят, мама не горюй…

— Умереть героем — честь для солдата!

— Знаешь, Иван, жить героем тоже неплохо.

— Цыц, архаровцы, командир задачу ставить будет! Значит, диспозиция такова: вы моя дымовая завеса, я двигаюсь прямиком к заложникам и стараюсь их вытащить, пока вы там баталии раскручиваете. Патронов не жалеть, все взрывать, пленных не брать, на обед не опаздывать!

— Есть… есть… на обед не опаздывать! — рявкнули, наплевав на маскировку, гвардейцы.

— С богом! — погрозив кулаком, благословил Иван.

Семенов и Каха рванулись в разные стороны черными стремительными тенями, надежно защищенные умной броней. Правда, если бы не экзоскелет¹ брони, десятикратно усиливающий движения солдата, не побежали бы десантники, а поползли, как дохлые лошади. Броня вещь хорошая, но тяжелая, к тому же напичканная техникой и боезапасом.

А так любо дорого посмотреть — бегут легко, стремительно и, главное, практически бесшумно, нарушая все законы физики. Потому как экзоскелет, усиливая движение, заставляет и десантный ботинок ударить в бетон с той же силой. От такого сотрясения и мертвый варг очнется, что тут говорить о чутких сенсорах охранной системы? Спасибо инженерам, напрягли мозги, придумали хитроумную штуковину и не слышно поступи богатырской. Бежит и не солдат вроде, в броне и амуниции, а пантера черная на мягких лапках в стремительном полете размазывается.

Любоваться некогда, вперед, Иван, заложников нужно спасать и не имеешь ты права погибать геройски. Твоя задача, как командира и самого опытного бойца, прокрасться серой мышкой за спиной охраны, просочиться до камеры с заложниками, по возможности вывести их без шума и потерь за периметр базы варгов.

Не дело, когда наши люди в варговских застенках гибнут. Сам погибай, а товарища выручай, русский солдат своего на поле боя не бросит, из любой беды вытащит. Даже, если придется ради этого через дерьмо просачиваться и воевать втроем против батальона варгов.

И пусть та крепость в самой глубине звездной системы варгов расположена, пусть ее стерегут, как зеницу ока, только русский солдат везде прошмыгнет, а не получится прошмыгнуть, так силой прорвется. Смерть варгам, жизнь за царя! Иван мигом представил, как эти слова произносил полковник Врубель, ставя им боевую задачу.

Хорошо сказал полковник, в голове сразу все на место становится и понятно кому жить, а кому помирать. Хотя, положа руку на броню, полковник-то остался глубоко в тылу стратегиями заниматься, а нам, Иван от полноты чувств аж носом шмыгнул, как раз и выходит жизнь за царя отдавать. Эх, чему быть, того не миновать, давай, командир, шуруй вперед, пока подчиненные вместо тебя задачу не выполнили.

Иван пробежал длинный коридор, словно стометровку, замер у развилки, изучая показания сканеров. Опаньки, шума от напарников пока не слышно, а по обе стороны развилки в коридорах появились патрули, идут навстречу друг другу, век бы их не видеть. Можно, конечно, геройский бой принять, надеясь, что напарники задачу выполнят. Но, как учил полковник Врубель — поставленную задачу на ходу не меняют. А задача им поставлена шуметь и привлекать внимание. И получается, что вся троица спасателей загремит под фанфары, а заложники сгниют заживо, очередных героев дожидаясь.

Так что придется прикинуться ветошью и не отсвечивать. Вот только куда ж такую тушу замаскируешь? Это тебе не лес, не поле — ветками себя не закидаешь, окоп не выкопаешь. Повсюду бетон и сталь, не рубить же стены плазмобоем, шуму-гари будет столько, что и слепой догадается — незваные гости пожаловали.

Хотя… Что там говорил полковник Врубель на занятиях по тактике выживания в тылу врага? Хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место. Что у нас есть в наличии? Шкафы железные — две штуки, плафоны осветительные через каждые три метра, двери проверить, вдруг повезет — найдем открытые… стоп, вернемся к шкафам. Где два шкафа стоят, там и третий без проблем влезет.

Вжаться между шкафами, плазмобой за спину, броню в режим «Хамелеон» и молись, Ваня, чтобы броня изобразила еще один шкаф, а не кадку с фикусом. Процессор у брони мощный, но незатейливый, как все военное. Сделает все хорошо, ни в жизнь с первого взгляда ту броню от настоящей кадки с фикусом не отличишь. Только фикус тебе, Ваня, сейчас нужен, как собаке пятое колесо. Тьфу ты, какого рожна тот фикус в голове крутится?

Слава те господи процессор не подкачал, догадался шкаф изобразить. Шкаф получился на загляденье чудесный — красное дерево, ручки резные, стекло с переливами, зеркало овальное в полный рост, чтоб ему сдохнуть тому программеру, который в броню образы заливал. Идиоты, умники, им ли не знать, что мы на военную базу собирались, а не в царский дворец?

Сейчас охранники подойдут и узрят с удивлением сие произведение столярного искусства. Охранники народ грубый, они в ладоши от восхищения хлопать не будут и автора искать не станут, а вскинут пушки и превратят шкаф в мелкую труху, выпустив все, что есть в магазинах шести автоматов. Потому как не может в военной крепости антиквариат стоять и зеркалами сверкать, ни к чему мужикам эти дамские развлечения. А раз ни к чему, то и ломай его, ребята, чтобы из общего строя не выбивалось. Растудыть твою в качель, живым останусь, — думал Иван, — найду того программера и просто в глаза его подлючие взгляну разок.

А делать все одно нечего, нет времени перестраивать маскировку вручную, одна надежа — бог не выдаст, свинья не съест, авось пронесет. Нос ужасно чешется, пот течет градом, а ты стой, как голая статуя на площади. Все, замер, не шелохнись, Иван, пока на тебя пялиться будут. Не хватало еще охранникам узреть шкаф, переминающийся с ножки на ножку.

Появились! Еперный театр, с каких это пор варги в армию баб набирать стали? Да еще таких фигуристых и молодых, сиськи из бронелифчиков вываливаются, короткие шорты от могучих бедер трещат. Да на такого варга рука не поднимется, а вот за остальное ручаться не могу — подумал Иван, чувствуя неуместное томление в низу живота. Как на подиуме расположились, стервы, со всех сторон лампочками подсвечены, задницами вертят, словно подманивают десантника, испытывают его мужское естество на прочность.

Уф-уф-уф, пусть вертят, пусть гогочут, лишь бы по сторонам не смотрели. Блин, сглазил, одна узрела шкаф, пихнула соседку в бок, мол отойду недалеко. Та отмахнулась и дальше болтает взахлеб, а эта, чтоб ей пусто было, прямиком к шкафу, то есть к Ивановому антикварному камуфляжу топает.

Вот дал же бог красоты, вот не пожалел же тела, в соку девка, так и просятся руки обнять, да приголубить. Чем-то Люську напоминает, про все бы забыл, кабы то Люська была, к черту задание, к черту камуфляж, так бы и кинулся навстречу, — бредил наяву Иван. — Только русского солдата на бабу не возьмешь, — чуть не рявкнул он во всю глотку, да вовремя вспомнил, что для девки не солдат он, а шкаф с зеркалом.

Подошла вражина, на себя полюбовалась, губки подкрасила, бюстик поправила, куда-то в шорты полезла, что-то погладила, чему-то улыбнулась, сладко потянулась и вдруг закусила губки. Кому война, кому…

У Ивана от таких видов чуть крышу не снесло.

Надо же, дура, нашла место где себя ублажать, я же от слюны захлебнусь, наблюдая! — мысленно стонал Иван. — Хотя и не твоя в том вина, что это перед мужиком выделываешь.

Вот угораздило зеркалом в женской уборной работать, ну вернемся, найду того умника… Господи, она, что в шкаф заглянуть собралась? Лучше не делай этого, милая! Мне же убить придется, пошла вон, шалава, не твой шкаф, не лазь без спросу! Чему в детстве учили папа с мамой? Не твое, не трогай, убью!

Легко сказать убью, только и стрелять-то проблемно. Пока будешь разворачиваться, да плазмобой из-за спины вытягивать, они тебя вместе с броней в дуршлаг превратят. Броня хороша, когда пуля издалека, да по касательной, а в упор прострелят наверняка, к бабке не ходи.

Придется придушить слегка, а лучше кулаком по кумполу, только бы не перестараться, жаль такую красоту насмерть гробить. Иван напрягся, готовясь немедленно ударить, как только наманикюренные пальчики варговской охранницы прикоснутся к фантомной поверхности шкафа.

— Сандра, чего застряла? — девка вздрогнула от неожиданности и отдернула руку. — Хорош там с зеркалом трахаться, пошли дальше!

— Тьфу на тебя, Луиза, нельзя быть такой грубой! Девушка должна быть женственной в любой ситуации! — Люськиным голосом отозвалась Сандра.

— Чтобы в гробу краше была что ли? — охранницы заржали в голос вместе с Луизой.

— Типун тебе на язык, Луиза! На такую красоту у врага рука не поднимется, вот!

— Рука может и не поднимется, а пулю он тебе меж красивых глазок вкатает моментом! Сержант Сандра, бего-о-о-о-м!

Слава богу, позвали дуру! Умница, молодец варг, золотой ты мой человечище, чудо-девица, дай те бог хорошего жениха, надо же и среди баб нормальные командиры попадаются. Отмахнулась, мазнула лениво взглядом по бегущей красавице и дальше — периметр стеречь. Вот и славно, вот и хорошо, дороги дальней, чтоб вам сдохнуть! Таких охранников в кабак или бордель, там им самое место, а в мужские игры баб совать, как-то нечестно.

Иван представил, как бы он повеселился в кабаке с той варжанкой, вот бы оторвался, показал чего стоит русский десантник. Потом вздохнул, расставаясь со сладкими мыслями. Негоже в боевой ситуации о бабах думать. Тем паче твои други вот-вот в бой вступят, может быть, жизнью жертвуют, а ты все о бабах!

И не бабы это, Иван, а варги. Пусть у них вид бабский, но от этого они роднее и ближе не становятся. Варг росичу не пара, увидел варга — стреляй, пока он первым не выстрелил. Будешь на его сиськи пялиться, так быть тебе мертвым и холодным.

Сканер пискнул, сообщив, что цели исчезли, скрывшись, по всей видимости, за изгибами коридора. Пора в путь, еще метров сто-двести и мы у цели. Там нужно пробраться к пульту управления, подключиться к сети и успеть взломать код доступа, пока друганы на себя внимание отвлекают. Работы много, время дорого, нужно поспешать, если не хочешь всю операцию провалить.

Иван щелкнул по клавише отключения маскировки и, глубоко вздохнув, собрался рвануть вперед. В тот же момент стены задрожали, с потолка посыпалась штукатурка, лампочки с грохотом взорвались от внезапного перенапряжения, и коридор скрылся в темноте и дыме. Новый мощный взрыв свалил Ивана на пол словно пушинку. Здание дрожало, как при землетрясении, взрывы следовали друг за другом, грозя разнести все в пух и прах.

— Ну, е-мое, заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет! Семенов, Каховский, — заорал Иван в коммуникатор, — отставить взрывы! Вы же нас тут всех положите вместе с заложниками!

— Командир… командир… вставай, командир! Нужно уходить! Сейчас тут все медным тазом накроется! Команди-и-и-и-р…

Иван рванулся, напрягая все силу, стараясь набрать как можно большую стартовую скорость, и… врезался головой в фонарь сплиттера.

— Е-мое, — вздохнул он, потирая шишку на голове, — так это сон был?!

* * *

Он заснул в собственном истребителе, находясь на боевом дежурстве! Как это называется? Это называется разгильдяйство, господин лейтенант! А если подчиненные про это узнают? Капец вам, господин лейтенант, съедят с потрохами, по всем кабакам разнесут. Негоже боевому офицеру спать на посту, не курсант-желторотик, почитай уже лет пять, как палубу топчет, гипертопливо жжет. И нате вам — уснул, да еще как уснул, по полной программе, разве что не храпел и слюней не пускал.

Хотя, с одной стороны, дерьмо снилось, а это к деньгам, к бо-о-ольшим деньгам, судя по количеству и аромату. Деньги сейчас пришлись бы весьма кстати, по правде сказать, они всегда кстати, когда есть. А пока что есть только кукиш с маслом, да должок немалый. Так что дерьмо нам на руку, в смысле в тему.

С другой стороны Врубель в сон втерся — быть беде, полковник себя не жалеет и другим спуску не дает. Для кого война двадцать лет, как кончилась, а он забыть не может, как его, командира боевого крейсера «Причуда» списали в почетную отставку — начальником орбитальной крепости над Москвой. Хоть и стольный града Москва, да крепость похуже ссылки, потому как Москву видать только в иллюминаторы, а служба проходит скучная, серая, однообразная и на орбите. Но полковник не сдается, хорохорится, подчиненных строит и к войне готовит: «Если кто-то решил расслабиться и отдохнуть за счет казны, разочарую: служба ваша будет хорошей, но короткой, вышибу к такой-то матери! Остальным зубрить устав и не пропускать лекций по тактике!» И как его после этих слов любить?

Опять же про Люську вспомнилось — это вообще ни к чему, одни заботы, да головная боль. Любишь ее любишь, мыслями голову кипятишь, а она смотрит холодно, да язвит при всяком случае. Кому другому глазки строит, кокетничает, подарочки принимает, а как Ивана увидит, сразу козью морду сквасит и цедит сквозь зубы, словно одолжение делает.

Минусов больше, чем плюсов, подвел Иван грустный итог снам, стало быть от того дерьма, кроме вони, тоже пользы не будет.

Иван поежился от неприятных мыслей и погрузился в скучные размышления о тяготах полицейской службы. Некоторые желторотые думают, попал мол в охрану стольной планеты, так и жизнь малина. А что с той малины, где Москва, а где мы? Раз в полгода отпустят в увольнение на твердую землю и вся радость. Да и, сказать по правде, сколько той радости? Да столько, сколько денег в кармане у пилота. Когда в кармане пусто, то и радости не густо.

Везет тем, кого на дальние форпосты в командировки отправляют. Вот это повезло, так повезло. Недавно один такой в кабаке хвастался, вернувшись с Крыма. Неделю в космосе болтаешься, неделю на курорте пузо греешь, да пиво попиваешь на халяву. Потому как дальний космос и вроде как враг близко. Отсюда боевые, полевые, командировочные и при этом оклад за все время командировки в родной крепости ждет. Так что ешь-пей от пуза, а приезжаешь домой и снова с деньгами. Вот где жизнь, а тут самая, что ни на есть задница в столичной службе будь она неладна.

Хотя свои прелести в той службе есть. Работка не пыльная, бывает иногда вылетишь по вызову, стрельнешь одной торпедой по пирату, спишешь две, а вторую потом загонишь за полцены барыге — вот тебе и праздник, вот и деньга в кармане. Опасно, слов нет, полковник прям звереет от таких фактов, но не пойман — не вор. Каждый выживает, как может, — оправдывал себя Иван, — жалованье платят с гулькин нос, а траты великие. Куда ж деваться? Приходиться крутиться, да по сторонам оглядываться, чтобы случайно на соглядатаев Врубеля не нарваться. А это нервы, от того хочется выпить, да и закусить неплохо бы, — Волгин вздохнул, прислушиваясь к ненасытной утробе.

Обед, закончившийся три часа назад, по раз и навсегда заведенному далекими предками флотскому распорядку, вспоминается, как мираж. В пузе бурчит, в голове гудит и никакого дела. Вот она служба дежурная — виси себе на захватах станции и жди, пока примчится из далека сигнал «Спасите наши души!».

Хорошо было в незапамятные времена, когда весь люд на одной матушке Земле помещался. Тогда полицейский при случае мог и в кабак забежать, для порядку мол. А раз зашел, так и чарочку выпить, для сугреву исключительно. Чарка без сытного борща — пьянство в чистом виде, а полицейскому пьянство не к лицу, потому не грех и откушать. Вот это жизнь, вот это радость — служи, не хочу и под ногами земля, а не лестница маршевая.

Нонече не то, что давече. Где праматерь Земля сейчас мало кто знает, разлетелся народишко по Вселенной, всяк себе угол нашел, да в кучу со своими сбился. Москва из стольного града в стольную планету расширилась. Была когда-то Россия одной шестой частью суши, А нынче стольный град как раз всю сушу и занимает. Посреди великого океана огромный остров и никаких границ. Потому как враг, кроме как с неба из космоса в столицу не пожалует.

А как пожалует, так не обрадуется. Шесть орбитальных крепостей стерегут покой царского двора и самой столицы. Окружили планету сплошным защитным полем, никакому врагу не пролететь случайно. Хочешь в гости, добро пожаловать в крепость, там тебя встретят, приветят, проверят и вниз, то бишь на планету через крепостной канал отправят. Тем же путем и обратно. Рай для таможни, попробуй чего мимо пронести, хлопот не оберешься.

Крепости те красиво смотрятся на подлете. Словно поплавки голубые в зеленоватой воде плавают — верхняя часть всему свету открыта, а нижняя только для своих. Только красота обманчива, ибо под броней спрятаны мощнейшие пушки и ракеты: никому мало не покажется, любого злодея разнесут в пух и прах. Но, пока все спокойно, плывут крепости по безмятежной глади силового поля, оберегая покой стольного града России.

Каждая крепость почитай как город, все в ней есть, не только военная амуниция, да боезапас, потому как защитники в тех крепостях годами живут. Кто и семью перетаскивает, чтобы не мотаться туда-сюда, да казенной пищей живот не портить. А где семья, там и детки, конфетки и смех и грех. С одной стороны чисто военное вроде как сооружение, с другой военный городок со всей обязательной нагрузкой в виде лекарей, пекарей и кабатчиков. Ибо война-войной, а живое нуждается в жизненных удобствах.

Семейный люд в крепости на особицу селится, чтобы с молодыми и шумными не бараготиться. Семейная жизнь спокойствия требует и размеренности, а молодая — праздника жизни. Где праздник, там и кабак, где кабак, там и гулянка — пей солдат, пока молодой, на том свете не напоят.

Так и живут, хлеб жуют, детей рожают, да родину защищают. Только родина не одной Москвой представлена. Широко раскинулась империя Российская, тыщи планет в сотнях звездных систем. Если бы не гиперпространство, быть бы им захолустьем, а так любая окраина на расстоянии одного прыжка.

По нынешним временам жизнь пошла спокойная, бандиты пошаливают, как без того, но большой свары нету. Уж лет двадцать, как война меж варгами и росичами отгремела, хотя до сей поры особой веры тем варгам нет. Мирный договор память не вытравит. Кто же забудет, сколько росичей в той войне полегло, звездной пылью разлетелось? Нет, такого не забыть. С той поры варги держатся подальше от русских границ и без особой надобности в Россию не шастают, хотя дипломаты на всякий случай общаются. Нет войны, вот и нет настоящего дела для здорового мужика, исключительно воевать обученного. Сиди, как ночной сторож при складе и покой оберегай. Устав читай, да порядок соблюдай!

Порядок дело хорошее, только не мешало бы к тому порядку добавить пару промежуточных закусок и хотя бы рюмашку зелья ядреного для веселья в душе. Но поди ж ты, попробуй заикнись кому, засмеют, в анекдоты пропишут: «Представляешь, есть на флоте такой чудак… хочет обед не в два часа, а чтоб по желанию подавали… салага, что ли? Да нет, служивый!» Так что забудь, пилот, про урчащий живот и жди положенного по распорядку часа для ужина.

Хорошо царю — ешь, когда захочешь, пей вволю, каждая девка о тебе мечтает и по первому знаку готова в постель прыгнуть. Попробовал бы тот царь солдатской каши, посмотрел бы я на его красоту и доблесть — мысленно возмущался Иван несправедливости жизни.

Чем он плох, рожей в цари не вышел, али силушки бог не дал? Всего в достатке — дай скипетр и булаву, посади на трон и вылитый царь-батюшка! Да нет, лучше даже, крепче и красивее. Вот тех же девок-дурех к примеру взять, что им за царем бегать? Староват царь-батюшка, скорее уж царь-дедушка — мелькнула в Ивановой голове крамольная мысль. Что он с девкой делать будет, сказки ей сказывать?

А девке другого надобно! При этих мыслях Ивану представились сладкие сцены, в коих он всегда был героем и девки его геройствам только радовались. От таких мыслей на лице Ивана расплылась довольная улыбка. Все в тех воспоминаниях было хорошо, но не вся жизнь мед, где-то в ней обязательно отыщется махонькая ложка дегтя. Иван тяжко вздохнул и неожиданно помрачнел.

* * *

Некстати вспомнилось нынешнее утро. Проснулся Иван в собственном кубрике, что само по себе было хорошо, хотя можно было только догадываться, как он там оказался. Единственным тусклым пятном в смутных воспоминаниях Ивана был кабак, гулянка и смачный удар в челюсть проклятому поляку Каховскому. Это был классный удар, от души, с хорошим замахом. После такого удара вражина Каховский улетел вместе со стулом куда-то в угол, и больше уже не появлялся.

А и сам виноват, не лезь со скабрезностями промеж друзей. Друзья не разлей вода — Иван Волгин, Николай Семенов и Каха Даватвелидзе. В бою друг за друга жизнь отдадут, а в кабаке до ссоры всякий раз доходит. И ведь, что интересно, по мелочам глупым до невозможности.

Клубочек воспоминаний мал-помалу распутывался. Вспомнилось Ивану, что в какой-то момент схватил он Каху за грудки и собрался было выяснить отношения. Но Каха вырвался из рук Ивана, выхватил кортик и…

Народ напрягся, только Каха протянул кортик Ивану со словами: «Если, друг, я тебя обидел, убей меня!» Иван слегка протрезвел, замотал тяжелой башкой, замахал руками, мол «сдурел, что ли?». Тогда Каха резанул себе руку: «Побратаемся, командир, станем кровными братьями, как Аллах наш велит!» Иван, не долго думая, и себя чикнул, прижались порезами, обнялись, помирились, тут Каховский и встрял.

«Теперь и спать вместе будут, гы-гы-гы! А кто за жену будет?» Повезло Каховскому, что на кулак Ивана нарвался, мог бы и с кортиком Кахи познакомиться. Потом кто-то бухтел над ухом, что Каховский грозился Ивана на куски порезать. Но в подобной ситуации Ивану обычно море по колено, под руку не суйся, дай молодцу покуражиться. Вот и покуражился, братушка. Иван вздохнул тяжело, представив себе расстроенного Каховского.

Не любил он Каховского, денег у него занимал, должен был, вот за это и не любил, по всей видимости. Паскудно все время чувствовать себя кому-то должным. Нет, солдатский долг Ивану был не в тягость, другу последнее бы отдал, но вот деньги, точнее их постоянная нехватка, делали жизнь Ивана тяжкой до невозможности. А так как должен он был тех денег Каховскому и всякий раз занимал еще и еще, неприязнь Ивана к поляку росла день ото дня, словно грозовая туча. Волгин умом понимал, что не Каховского вина в том, что Иван ему должен, но душе-то не прикажешь — не лежит к нему душа у Ивана и все тут. Как завтра с Каховским разговор зачинать, как еще денег в долг просить?

— Неладно вышло, перебор, пожалуй, но он же первый начал! — бубнил Иван себе под нос, прикладывая холодный медный пятак к огромному фингалу под глазом.

Примочка запоздала как минимум часов на шесть, но прохлада была приятной и малость отвлекла от грустных мыслей. Радоваться особо нечему — известна привычка Каховского слов на ветер не бросать. Эти поляки худые, но гоношистые, задевать их себе дороже, сразу в драку лезут с криками: «Напшут², ещче польска не згинела!»³.

— Эх, отчего так получается, что у меня кулаки завсегда вперед мозгов работают, — ворчал Иван. — Если подумать, мог бы и на шутку перевести, не все же людям морду бить. Но, что было, не вернешь, придется теперь с оглядочкой ходить, с осторожкой. Вот был бы я царем, — вздохнул Иван, — я бы этого гада Каховского закатал в самый темный каземат, чтобы людям жить не мешал.

Не успел Иван с головой погрузиться в болото грустных мыслей, как противно завыл, загавкал сигнал видеофона. Сразу понятно, ничего хорошего в том вызове нет, потому как сигнальчик-то специфический. Чтобы не думать, от кого пришел вызов, Иван дал каждому контакту свою мелодию. Играет марш военный — друганы звонят, на пьянку приглашают. Смеется по-дурацки — кредиторы беспокоят, а смех, чтобы на душе не так погано было от их звонков назойливых.

А вот когда гавкает и воет по-собачьи — это в штаб вызывают. А кто может Ивана в штаб вызывать? Люська, конечно! Видеофон гавкал. Горестно вздохнув, Иван повернулся к экрану той половинкой лица, на которой не красовался фингал, пригладил, как мог, буйные вихры и нажал кнопку соединения.

Где-то в глубине экрана пряталась секретарша начальника крепости Людмила, в просторечии называемая пилотами Люськой-Лиской, Рыжей Лисой и просто Рыжей. Ее огненно-рыжая грива украшала кукольно красивую мордашку, все это покоилось на изумительном теле, о более близком знакомстве с коим могли только мечтать господа-пилоты.

Несмотря на слухи о веселой жизни Люськи и ее многочисленных ухажерах, никто не мог похвастаться чем-то более реальным, чем сплетни. Шутить, острить и кокетничать равных ей нет на всей базе. Но стоит очередному претенденту пойти в ближний бой, как разом ударяется о неприступные крепостные стены. Люська непреклонна и недоступна, как богиня, как сон, как…

Вот и сейчас сидит, на Ивана не глядит, вся из себя важная, бумажки перебирает — делами занята. Нет, чтобы слово приветливое Ивану сказать, улыбнуться радостно при виде бравого пилота. Волгин парень видный, не чета некоторым штатским замухрышкам. В любой драке победителем выйдет, в любой пьянке… кхм, об этом лучше помолчим.

Была бы деньга в кармане, Иван не раздумывая пригласил бы Люську в ресторан. И не важно согласится она или нет, важно пригласить и знать, что есть на что посидеть с красивой девахой в уютном ресторанчике. Но коли в кармане вошь на аркане, то ничего кроме «здрасьте» в голову не приходит.

— Здрасьте, — буркнул он в экран, стараясь сильно не шуметь. Потому как каждое громко сказанное слово отдавалось в голове колокольным звоном.

— Волгин, кроме «здрасьте» существует масса способов поздороваться с девушкой, — язвила Люська, скептически оглядывая помятого Волгина.

— Это каких же? — искренне удивился Иван, считавший себя эталоном вежливости и обходительности.

— Добрый день, — вздохнув, ответила Люська, — рад вас видеть, вы хорошо сегодня выглядите… — методично перечисляла она, надеясь наставить Волгина на путь истинный.

— Я то? Хорошо выгляжу? — скривился Иван, тронув набухающий фингал. — Вот уж не сказал бы такого о себе! — вздохнул он тяжко, шмыгнув носом.

— Ваня, а ты тут при чем? — всплеснула руками Люська. — Это ты мне должен говорить. Как увидел, так и говори!

— Ага, — мысли в голове Ивана совершенно не ворочались, но он напрягся, сконцентрировался и выдал, как мог. — Отлично выглядишь, Людмила, краше только в гроб кладут… — привычно пошутил он и тотчас же осекся, потому как Люська моментально обиделась и надулась.

— Дурак ты, Волгин, и не лечишься. Тебя полковник вызывает, чтоб был через десять минут в штабе! — приказным тоном холодно кинула секретарша и отвернулась в сторону, но связь не отключила.

— Так уж и срочно, врешь ведь! Небось, Врубель сказал «Вызови мне Волгина после обеда!», а ты «десять минут», — с надеждой в голосе заканючил Иван.

Он представил, что сейчас ему нужно умыться, побриться, опохм… кхм, это, конечно, нужно, но не перед визитом к полковнику. Полковник терпеть не может пьяных пилотов и по каждому такому случаю сажает их без лишних рассуждений в цугундер на пару суток. После вчерашнего кабака амбре от Ивана не самое приятное, так что освежать его точно не ко времени.

— Сказано через десять минут, значит одна нога здесь… — в голосе Люськи звенел металл.

— Слышь, Люсь, я ж тебя люблю, а ты со мной, как сержант с новобранцем.

— Любишь? — изумилась Люська. — Вот не знала. И что мне с той любви, кроме твоих вечных пьянок и побитой рожи? Тоже мне герой-любовник, — обидно фыркнула Люська.

— Да я для тебя… да я, что хошь… хоть, — Иван крепко задумался, чтобы не брякнуть чего сгоряча, — хоть планету подарю, али звезду. Хочешь, Люся, звезду?

— Хочу! Две! И сегодня! Врун ты, Волгин, врун и брехун. Цветочка малого не подарил девушке, а уже люблю-у-у. Ты хоть знаешь, Ваня, какая она любовь? — с придыханием, наклонившись поближе к экрану, спросила Люська.

— К-к-какая? — сглотнув, спросил Иван.

— Вот именно. Я так и знала, что для тебя этот простой вопрос — сплошная загадка. А мне, Ваня, простой солдат в мужья не годится. Мне нужен мужчина, который меня полюбить сможет и… сделать счастливой. Вот ты, Волгин, можешь сделать девушку счастливой?

— А то ж, — уловив знакомую нотку, приободрился Иван, — запросто. Полчаса и любую… на седьмом небе от счастья… у меня, Люся, с этим делом все в порядке.

— И опять дурак, с тобой о святом, а ты все на… черт знает что сведешь. Сегодня на седьмом небе, а завтра на девятом месяце, не это я счастьем называю, — секретарша тяжко вздохнула и отвернулась, помолчала и добавила безликим потускневшим голоском. — Твое счастье, пилот Волгин, сейчас целиком и полностью в ногах, а не между ними, — не удержалась, чтобы не съязвить Люська, — десять минут и чтобы был как штык у полковника в кабинете!

Вот зараза, вот дрянь, — ругался про себя Иван, старательно улыбаясь в экран. — Отродясь такого не водится, чтобы к полковнику и через десять минут явиться. И вообще странная она какая-то, не от мира сего. Другая бы девка давно уже перед Иваном хвостом крутила, а это цацу-недотрогу строит.

Никак с полковником путается? А у того жена где-то на материке. Вот и бесится девка от невозможности стать полковницей, все пилотов шугает, да строгость нагоняет, словно не секретарша она, а генерал в юбке.

Вспомнив ту самую юбку, Волгин сладко причмокнул губами и вздохнул — юбка та чисто формально прикрывала самую малую часть стройных Люськиных ножек. При виде такого великолепия служивый люд напрочь забывал, по какому делу он к полковнику спешил и тотчас же начинал к Люське клеиться, стараясь переместиться в ближнюю зону.

При ближайшем же рассмотрении открывался изумительный вид на глубокое декольте, но Люська в самый пикантный момент успевала запахнуться в полупрозрачную накидку, лишая сластолюбца манящего образа. В памяти оставалась неясная тоска и тайное желание заглянуть-таки под это покрывало в уютной интимной обстановке. Но не тут-то было…

Силой такую крепость не возьмешь. Провинись кто перед Люськой и не жизнь тому, а сплошное мучение. Такого полковнику про тебя наговорит, такого в уши надует, будешь в сплошных передрягах и без премий сидеть, повышения век не увидишь, полковник запишет в черный список и все — прощай карьера.

Брать же Люську осадой никаких финансов не хватит, да и откуда те финансы у пилотов? На дорогой подарок или ресторан денег нет, а дарить ей дешевую бижутерию, да вести в кабак никто не решится. Вот так и стоит крепость за семью замками, ждет своего принца на белом коне.

А был бы Иван царем? Зашел бы сейчас в приемную к полковнику, подошел бы к надувшейся важностью Люське и р-р-раз ей на столик зеркальце в золотой оправе, бац туда же кольцо золотое с бриллиантами, хрясь до кучи серьги золотые с платиновыми листочками. У Люськи бы личико враз перекосилось, и челюсть отпала до стола.

А он бы, словно и не замечая, равнодушно так: «Приходите, Людмила, вечерком ко мне во дворец — чайку попьем, павлинов в саду погоняем!» Вот тогда бы Люська и поняла, какого парня она гнобила, да от кого нос воротила. Тогда бы…

— Волгин, ты уснул что ли? — ворвался в светлые Ивановы фантазии пронзительный голосок Люськи. — Можешь думать что угодно, но чтобы в штабе был вовремя! — без тени сожаления к страдающему тяжким похмельем пилоту рявкнула секретарша и отключила видеофон.

Делать нечего, одна нога здесь, другая уже бреется и синяк белилами замазывает, чтобы страшной рожей прохожих не пугать. Подпоясался Иван, топнул ботинком, встряхнулся и побежал в штаб, ежась на ходу от колокольного звона в похмельной голове.

* * *

Ничего хорошего в штабе Ивана не ждало, можно было бы и заблудиться по дороге в ближайшей пивнушке. Глядишь, какой кабатчик в долг нальет бражки хмельной — свои люди, сочтемся. Сегодня ты меня угощаешь, а завтра я тебе десяток таких же приведу, да деньгу принесу. Отчего и не зайти? Так нет же, нельзя и все тут!

Пилот себе не хозяин, потому как человек служивый и подневольный. Приказ не обсуждается, неподчинение приказу — лишение премии, а то и в отставку немедленно. А куда же боевому пилоту на гражданке? На купеческих грузовиках штаны протирать?

— Да лучше сдохнуть, — сплюнул под ноги Иван, и прибавил ходу.

Точнее попытался прибавить, потому как под ногу попалась некстати брошенная кем-то картонная коробка. Иван чуть кубарем не покатился. Кабы не сноровка быть бы ему с разбитою мордою. Потирая ушибленный бок, Иван встал и собрался пнуть злосчастную коробку, как из нее послышалось жалобное скуление.

— Вот те здрасьте, а это что за фрукт?

Он присел на корточки, осторожно раскрыл бумажные крылья — из глубины коробки на него жалобно смотрел лобастый щенок не более месяца от роду. Он поскуливал, оживленно вертел куцым хвостиком и выжидательно смотрел огромными глазищами на своего неожиданного спасителя. В собачьих породах Иван не разбирался, да и поди разберись в этой мелочи пузатой, каким он станет через пару месяцев.

— Тебя как звать, кутенок?

— Тяв-тяв, — с готовностью сообщил щенок, пытаясь взобраться повыше.

— Хорошее имя, но для собаки не подходящее. Чей будешь? — проникновенным басом поинтересовался Иван у щенка и вознамерился погладить его по голове.

Щенок тотчас отпрыгнул в сторону, потом рванулся навстречу руке и вцепился в большой палец беззубой пастью, яростно мотая башкой.

— Р-р-р-р, — рычал щенок, атакуя дружески протянутую руку.

— Ишь, ты какой, — осклабился довольный Иван, — настоящий мужик, правильно, так и надо, нечего каждого встречного поперечного привечать, так ему, ату его, — приговаривал он, не делая попыток спасти прикушенный щенячьим ртом палец.

— Иди-ка сюда, герой! — Иван подхватил щенка другой ладошкой, прижал к широкой груди и погладил-таки щенка по голове. Щенок притих, вздохнул пару раз тяжело, словно жалуясь на жизнь, и затих, смежив глаза. Видать почувствовал себя в надежных руках, не то что в темной коробке.

— Ишь, чертяка, признал ведь. А что я с тобой делать теперь буду, мне ж на доклад к начальству, как я с такой обузой к полковнику в кабинет припрусь? — рассуждал вслух Иван, продолжая гладить горячее тельце щенка.

Ноги сами несли его в нужном направлении и ничто бы не нарушило идиллии, не попадись в поле зрения Ивана стандартное табло с точным временем.

— В корень твою коромысло, — чертыхнулся Иван и, сунув щенка за пазуху, рванул что было сил к штабному отсеку.

Встречные и поперечные шарахались в стороны, заслышав издали грохот ботинок спешащего пилота. Стены переходов, лестничные марши и мелькающие лампы освещения слились для него в единую цветную канитель. Сейчас наиважнейшей задачей для Ивана было поспеть вовремя на аудиенцию.

* * *

В приемную он ворвался за минуту до назначенного времени. Взопревший, пыхтящий, как паровоз, страдающий от неутолимой жажды. На ходу кивнув сидящим в очереди офицерам, Иван метнулся к бочке с водой и выпил залпом три стакана. Потом до его сознания дошел визг возмущенной Люськи.

— Волгин, ты что себе позволяешь? Не в казарме и не в пивнушке! А где «Добрый день!», сколько можно вас, господ офицеров, манерам учить? — строго отчитывала она Волгина. — Ой, а что это под глазом, опять подрался? — неожиданно обеспокоилась Люська. — Пьянь ты, Волгин, выгонит Врубель, как пить дать выгонит! — моментально перейдя от жалости к нападению, пообещала она. — В зеркало на себя смотрел? Совсем опустился, на человека не похож, как же с такой рожей к полковнику пойдешь, а? Вот другие пилоты не тебе чета, посмотреть приятно: форма наглажена, подворотничок пришит, каждая пуговка сияет, выбрит, причесан, хоть сейчас на обложку журнала. Ну, что стоишь, как бревно? Между прочим, я с тобой разговариваю, а не со стенкой.

И за что такое наказание? Вот же народ сидит, на них свои коготки точи, чего ко мне привязалась, — мысленно выговаривал Иван секретарше. — Где это видано, чтобы в приемной полковника вместо адьютанта в форме сидело это чудо-юдо в миниюбке и декольте до пупа? Каждый ведь знает, что не положено это и молчат, сам полковник давно рукой махнул на Люську «делай, что хочешь, лишь бы порядок в приемной был!».

А откуда беспорядку-то взяться? При виде Люськи офицеры млеют и умом трогаются. Некоторые цветы таскают, кто-то конфеты, а один совсем рехнулся — стихи написал. Боевой офицер и стихи?! Но! Со всеми Люська ласкова и нежна, воркует, аки голубь и только при виде Ивана становится стервой невозможной, так и норовит под кожу шпильку запустить и перед честным народом в смешном свете выставить.

Иван не мог взять в толк, почему его персона вызывает в секретарше полковника столько неприязни. По какой такой причине она каждый раз выливает на него ушат помоев и норовит обозвать по-всякому? Может, влюбилась, подумывал он? Но, глянув еще разок на перекошенное кукольное личико, передумал. Ну, на черта ему такая любовь? Такая любовь она точно до гроба, причем гроб выходит ему сразу же после свадьбы.

— Здрасьте! — буркнул он, отдышавшись. — Заходить к полковнику или я еще посижу? — Иван решил сделать вид, что претензии Люськи им услышаны не были.

— Вот спишут на большую землю, тогда и посидишь, — рассерженной кошкой фыркнула Люська, — бегом в кабинет. Да волосы-то пригладь, не пилот, а клоун из цирка.

— Эй, тут очередь! Людмила, у меня срочное дело к полковнику! — возмутился капитан с интендантскими нашивками. — Если все будут буром переть, так я тут до вечера просижу!

— Сидор Михайлович, что же вы спешите сбежать от меня? — Люська томно улыбнулась и смахнула невидимую пылинку с блузки в районе глубокого декольте.

Интендант, едва не подавившись, сглотнул слюну и в смятенных чувствах молча упал обратно на диванчик.

— Так я пойду? — смутившись выпадом интенданта, обратился Иван к офицерам.

— Иди уже, иди! — приказала Люська тоном, не терпящим возражений. — Подождут они! Правда, господа офицеры? — господа офицеры молчали и послушно кивали головами, словно китайские болванчики.

Иван одернул форму, проверил ремень и кокарду, собрался было привычно хлопнуть по груди, и замер подобно изваянию. Вот же беда, не может же он, в самом деле, со щенком в кабинет ввалиться. А вдруг тот тявкнет или того хуже лужу напустит? Не-е-е-т, достаточно тех казусов, за которые с него полковник сейчас стружку снять собирается. Совсем лишнее добавлять дровишек под собственный котел.

— Извиняюсь, господа офицеры, секундное дело! Люсь, а у меня для тебя подарок есть, — необычайно томным басом обратился он к секретарше и погладил себя по груди.

— Ты кого имеешь в виду, себя что ли? — обидно фыркнула Люська. — Спасибо, нам такого добра не надобно.

— Все бы тебе, Люся, обижать бедных пилотов, а ведь я с чувством, можно сказать от чистого сердца, — деланно обиделся Иван.

Он сунул руку за пазуху, нащупал уснувшего щенка и потянул его осторожно вверх. Люськины глазки загорелись любопытством, носик вытянулся, старательно принюхиваясь. Видать Люська ожидала от Ваньки чудесных духов или еще какой косметики, что так дивно красят девичьи личики.

Торжественно улыбаясь, Иван вытащил щенка из-за пазухи и протянул Люське на ладонях.

— Вот, зовут, э-э-э… Рэкс! — ничего лучше ему в голову не пришло.

— Тяв, — согласился щенок, дернулся и едва не вывалился на пол.

На лице Люськи светилось восхищение смешанное с разочарованием. Щенок явно был не тем, чего она хотела, но вид его не мог не вызвать умиление.

— На помойке нашел? — все с той же улыбкой ласково поинтересовалась Люська. — У тебя же, Ваня, кроме бутылок и дохлых мух в кубрике отродясь никакой живности не водилось.

— Нету у меня в кубрике дохлых мух, — обиделся Иван.

— Вот-вот, даже дохлых мух и тех не водится. Ну, признайся, на помойке нашел?

— Ну, нашел, — буркнул Иван обижено, — не хочешь, не надо, себе оставлю.

— И куда ты с ним? К полковнику в кабинет? А вдруг он пи-пи сделает?

— Чего? Какое пи-пи?

— Лужу напрудит, вот какое пи-пи. Между прочим это девочка и имя Рэкс ей совсем не подходит.

— Э-э-э, ну пусть будет, э-э-э… — в голову как назло не приходило ничего путнего.

— Давай сюда, герой, свой подарок! — Люська решительно выскочила из-за стола, осторожно перехватила щенка из рук Ивана и ткнула его пальчиком в нос.

— Сейчас укусит, — обреченно подумал Иван, представив Люськин визг.

Но случилось чудо — щенок лизнул протянутый палец и тихо заскулил.

— Ой, маленькая моя, да ты голодненькая, плохой дядька тебя не накормил бедненькую, — сюсюкала она, чуть не целуя собаку в морду.

— Чего это я плохой? Я его, может быть, только что нашел… кхе-кхе, — заперхал Иван, проколовшись в показаниях. — Откуда я знал, что оно есть хочет? — начал он неуклюже оправдываться.

— Иди уже, даритель, полковник ждет не дождется, чтобы пропесочить по первое число. Злой как черт, того и гляди взорвется. Чего опять натворил?

— Ничего я не творил, наговаривают, — пробурчал Иван, проникаясь чувством обреченности.

Идти в кабинет к полковнику Врубелю отчаянно не хотелось. Но обратной дороги нет, любишь кататься, люби и саночки возить. Не все коту масленица, не все с гуся вода. Иван решительно прихлопнул буйную шевелюру широкой лапищей и осторожно потянул на себя дверь кабинета.

* * *

— Разрешите войти, господин полковник? — робким баском осведомился он, сунув голову в приоткрывшуюся щель.

— А-а-а, Волгин, ты то мне, голубчик, и нужен. Заходи! — тон полковника не обещал ничего хорошего.

Если полковник начал в твоем присутствии употреблять слово «голубчик», жди скорой расправы. Мягко стелет, да жестко спать. Вроде как все хорошо и слово ласковое, но тем, кто знает о манере полковника готовить экзекуцию, это слово ничего хорошего не обещает.

Новичка обманет вид благодушного сухонького старичка, но бывалый служака знает, что в том худеньком теле прячется могучий дух. Достаточно пристальнее вглядеться в глаза полковника, выдержать его пронзительный взор хотя бы пару секунд и все станет на свои места. С такими старичками держи ухо востро, сам не подставляйся и вовремя хвост из капканов выдергивай. Славится полковник особым мастерством те капканы в разговоре прятать. Беседуешь вроде как на обычную тему и вдруг бац и прозвучит лишнее слово, случайно вылетевшее изо рта неуместно расслабившегося пилота.

И тогда держись паря за звезды, пока этот сухонький старичок из тебя душу выколачивает и основы полевого устава на ее место вколачивает. А не хочешь в роли мальчика для битья выступать, так говори мало и по делу, врать берешься, так держись до последнего. Полковник вранья на дух не переносит, но еще более того терпеть не может, ежели кто своего мнения отстоять не умеет или не желает. Раз ты солдат, так бейся до последнего патрона.

Молодежь по-первости полковника за старпера канцелярского держит, в кабинет заходят с ленцой и презрительной ухмылочкой в уголке губ, мол боевой пилот свое время тратит, чтобы старичков уважить. Но первый взгляд на кабинет полковника изнутри поражает такого ухаря в самое сердце. Стены кабинета увешаны планами битв и сражений с личной подписью царя-императора. Орденов и медалей тьма, а в уголке на манекене золотом отсвечивает парадный мундир полного полковника гвардейского истребительного полка боевой эскадры Его Величества.

За стеклом в шкафу особое место занимает масштабная копия боевого крейсера «Причуда», которым в былые годы командовал полковник Врубель. А на стеночке за той моделькой полный перечень сражений в которых «Причуда» приняла участие и неизбежно выходила победителем. О чем имеется личная благодарность царя-батюшки и затейливый вензель его собственноручной подписи.

От осознания собственной малости и незначительности челюсть у тех молодцов отвисает до пола и с трудом возвращается на место, только что бравый голос садится до почтительного шепота, а вид становится донельзя неприглядным. Только Ивану в том кабинете не в первой бывать, уважение уважением, но главное при встрече с полковником демонстрировать боевой дух и армейскую выучку. Не любит полковник гражданских разгильдяев, а военных разгильдяев не любит и того пуще. Так что грудь вперед, живот подтянуть и четче, четче руби фразы солдат.

— По вашему приказанию явился, господин полковник! — щелкнул каблуками вытянувшийся по стойке «смирно» Иван.

В этот момент посмотреть на Ивана было одно удовольствие. Подтянутый, атлетически сложенный молодой парень, лицо не ангельское, но вырубленное из благородного дуба хорошим мастером. Буйная русая шевелюра, закрученная в крупные пряди, делала его облик похожим на ангельский. Но шрам на лбу и синяк под глазом в образ ангела категорически не вписывались. Не в райском месте, видать, те регалии приобретены были.

— Являются черти из ада, а пилоты прибывают! — съязвил полковник, скептически оглядывая пилота Ивана Волгина с ног до головы.

Скажи он «прибыл», полковник точно также заявил бы, что «Прибывают только черти из ада, а пилоты являются!». Сути дела это не меняло и служило преамбулой любой беседы у полковника.

— Как служба идет, Волгин? Погоны не жмут?

— Никак нет, господин полковник! Рад служить Его Величеству! — рявкнул Иван, сверля полковника преданным взглядом.

Только полковнику Ивановы прихваты по барабану, смотрит, как рентген, сухонькими пальчиками по столу постукивает.

— Жалуются на вас, господин лейтенант! — коротко бросил полковник и вновь замолчал, держа драматическую паузу, нагнетая обстановку.

Мол, дрожи пилот, думай, вспоминай сам, в чем провинился. Добровольное признание смягчает наказание, любит приговаривать полковник. Правда само наказание никогда не меняется. И мягкое и жесткое оно до обидного постоянно — цугундер. Меняется разве что срок наказания, в зависимости от тяжести содеянного и личного отношения полковника к случившемуся. Иногда на это решение оказывает влияние рыжая Люська.

Ходили слухи, Иван сам не проверял, что недовольство полковника вызывал не сам факт расхищения казенного имущества, а то, что с ним никто малой долей не делится. Говаривали, что есть особые люди в крепости, которым полковник поручает ту самую долю малую собирать. Врут, скорей всего, а вдруг правда?

Волгин ел глазами начальство, сопел натужно, прикидывая, за что его могут притянуть к ответу? Точнее не за что именно могут, а что им доподлинно известно? Намедни подкатывал к нему ферт из техобслуги, намекал, что за насос надо бы расплатиться, а то полковнику такие дела, мол, не нравятся. И все недомолвками, намеками туманными, через подмигивания и потирание пальцами. То ли врет, то ли и в самом деле от полковника выступает? Виду Волгин не подал, что напугался, но в душе страх скользнул и неприятным холодком ту душу подморозил.

Только дурак ничего не боится, умному и намека достаточно, чтобы бояться начать и о соломке задуматься. Той самой соломке, которую в нужном месте постелить не помешает, когда больно падать придется. Но страх делу не помеха. Мышка кота боится, а сыр тащит, потому как голод не тетка.

Душа праздника просит, а денег вечно не хватает, вот и толкнешь иной раз налево всякий расходный материал. Война все спишет. Кто там докапываться станет, сколько ракет потратили на то, чтобы сбить пирата — одну или две? Собьем одной, вторую налево и гуляй пилот, пока деньги в кармане звенят. Везде свои люди, все шито-крыто, не докажут, отмажемся. Тем более, что деньги назад не вернуть — давно пропиты, так что держись, Ваня, за звезды.

— Ты, Волгин, пенек с ушами не изображай, отвечай по делу, коли тебя спрашивают. Докладные мне пишут, трубки телефонные обрывают и все о тебе, словно ты у нас самая наиглавнейшая фигура в крепости. И когда же прекратится это безобразие, господин лейтенант?

— Врут, господин полковник, наговаривают, ни в чем не повинен, а если кто и видел, то это был не я, — сказал Иван, как отрезал, преданно глядя в серые прищуренные глаза полковника.

— А кто же это мог быть, господин лейтенант? Ведь все приметы на вас указывают, факты, так сказать, неопровержимо доказывают причастность вашу к тем событиям.

Екнуло в душе Ивана, по всему выходит тот казачок засланцем был, специально подкатывал, проверял Ивана. Надо было соглашаться, так кто бы знал, эхма.

— Не могу знать, господин полковник, но я в тот момент спал в кубрике и ничего не видел.

— Прям дух святой! — восхитился полковник. — Един в двух лицах, спит в кубрике, а его в это время в другом месте видят. И дела там творятся отнюдь не ангельские.

— Может, это кто другой был? — шепотком осведомился Иван, судорожно вспоминая, по какому факту ему разнос устраивают.

Краску толкнули корейцам, так там ни одной собаки рядом не было, потому как собак всех корейцы давно съели, да и в глухом тупичке товар сдавали — не мог никто того доглядеть. Пусть крепость вдоль и поперек камерами слежения опутана, только не все камеры работают. Есть места, где они регулярно ломаются и подолгу не чинятся, потому как и мастерам кой чего перепадает от тех поломок.

Насос новенький магнитопроводный от гипердрайва загнали китайцам, так это вообще конспирация была дальше некуда, полный абзац и сплошная перестраховка. Упрятали его в ящик от креветок мороженных и теми креветками завалили по уши, а потом якобы отказ нарисовали, мол те креветки тухлые и обратно китайцам ящик отвезли. Сами отвезли, потому как сказали, что велено китайцу морду набить за хамское отношение к господам пилотам.

Для конспирации пришлось Шань Джиню слегка в морду дать, да с лестницы спустить. А без этого никак нельзя, тут лучше перебдеть, чем недобдеть, чтобы достовернее. Да и китаец особо не возражал. У них у китайцев, как у кошек, по семь жизней, их с первого удара ни за что в гроб не вгонишь, нужно сильно постараться…

Откуда вообще на русском военном объекте взялись корейцы и китайцы, это вопрос особый. Одно дело, когда они служат хотя бы писарями при штабе, но совсем другое, когда заняты исключительно торговыми и еще какими-то темными делами. По правилам давно пора их турнуть к едреной фене, но видать всех устраивает, что не нужно за всякой мелочью на большую землю летать. Что не спросишь, все есть или у китайцев или у корейцев. И цена подходящая. К тому же без лишних вопросов купят лежалый товар, включая кхм… в общем все купят. А иначе сидеть бы военным пилотам на сухом пайке с горящими трубами.

— На какие шиши гуляем, господин лейтенант? — звенящим от едва сдерживаемой ярости голосом поинтересовался полковник, прервав цепочку Ивановых воспоминаний.

— Бабушка, прислала на именины! — не моргнув глазом, соврал Иван.

— Это не та ли бабушка, что вы похоронили в прошлом месяце? — брызгая слюной, заорал Врубель. — Ты мне очки не втирай, Волгин? Опять припасом фарцуете или взятки с купцов берете? А может с пиратами подружились? — поинтересовался полковник зловещим шепотом.

— Никак нет, господин полковник! — рявкнул Иван, да так громко, что полковник подскочил от неожиданности в кресле. — Бабушка у меня в точности, как было сказано, в прошлом месяце померла, а деньги прислала в позапрошлом! — Иван утер несуществующую слезу рукавом мундира и пошмыгал носом. — Хорошая была бабушка, не забывала внучка!

— Внучо-о-о-к! — язвительно протянул полковник, явно не поверивший в Иванову выдумку. — Вымахал под потолок, а туда же «внучок». Знала бы бабка, как ты ее деньги тратишь! Из-за чего вчера в кабаке драку учинил, внучек?

— Так это… — облегченно выдохнул Иван, понявший причины начальственного гнева, — он первый начал. Мы же спокойно сидели. Выпили по первой за царя батюшку…

— По первой рюмке? — уточнил полковник.

— Никак нет, по первой четверти, — не стал скрывать Иван, — так ведь то за царя-батюшку, со всем уважением, так сказать! Это же, как надо царя-батюшку не уважать, чтобы за его здоровье не выпить? Грех это великий, вот мы грех того… замаливаем или заливаем, выпили одним словом за здоровье Его Величества, чтоб тыщу лет быть ему здоровым! — нес совершеннейшую пургу Волгин.

Он понимал, что стоит остановиться и полковник придумает еще какой вопрос, а так время потянем, глядишь у полковника срочное дело образуется, он и отстанет от бедного лейтенанта на какой-то срок.

— И тут ты драться затеял на пьяную головушку? — подсказал полковник, понимающе кивая головой.

— Никак нет, господин полковник! Чего ж мне с одной четверти будет? Да ни в одном глазу, хоть сейчас в бой! — рявкнул сызнова Иван, оглушив полковника.

— Прекрати орать! — приказал полковник, потирая уши. — Хочешь меня извести своим басом?

— Прощения прошу, у моря родился, от того голос громкий, — пояснил он. — После первой мы еще по второй выпили…

— Четверти?

— Четверти! — расплылся Иван довольной улыбкой, явно вспоминая приятные мгновения жизни. — Но это уже за Россию! Грех большой не выпить за Россию-матушку!

— И тут ты…

— Никак нет, — извиняющимся шепотом пробасил Иван. — Тут мы еще по четверти заказали и выпили…

— За Москву? — предположил полковник, гадающий, сколько же всего вина было выпито до драки.

— Никак нет, просто так выпили, хорошо пошло, мы и не заметили. А тут он и говорит: «Полковник-то наш рожей не вышел! Сущий бестия и проныра! А рожу-то отъел, щеки со спины видать! Наверное, налево припасом торгует, не иначе!»

— Это кто же так говорит? — встрепенулся полковник.

— Да этот… Каховский…

До сознания полковника помалу доходили слова, на ходу придуманные Иваном.

— Да я его подлеца за такие слова… — Врубель побагровел от ярости, выпучил глаза.

— Вот-вот, господин полковник, я его и того, в морду! Обидно мне за вас стало, кровь взыграла. Ежели каждый, думаю я, будет над нашим полковником издеваться, что с армией станет? А потом он меня в морду, ну и мы немного повздорили, — виновато пожал могучими плечами Волгин. — Извиняюсь, господин полковник, если что не так сделал.

— Не извиняйся, это ты молодец, Волгин, так ему… — полковник споткнулся, откашлялся, сообразив, что говорит не совсем то, что положено в подобной ситуации говорить подчиненному, обвиняемому в драке. — Только, господин лейтенант, никто еще судов не отменял, и незачем подменять собой законную власть! Вы должны были доложить по команде, а мы бы тут сами разобрались, вызвали бы этого Каховского для разборок…

По всей видимости, полковник в эту минуту представил себе пилотскую попойку и то, каким тоном было брошено оскорбление в его адрес.

— Я бы ему в морду, подлецу! — рявкнул он от избытка чувств. — Кхм, ты этого не слышал, Волгин, и чтобы больше без драк! Понял?

— Так точно! — прошептал Иван.

— Не слышу! Чего ты там себе под нос бубнишь?

— Так точно, господин полковник, есть без драк! — гаркнул облегченно Иван.

Полковник вздохнул, покачал головой и продолжил экзекуцию.

— Вот ты мне, Волгин, ответь, как на духу, кому служишь?

— Царю и отчизне, господин полковник! — эхом, не задумываясь, рявкнул Иван.

— Это понятно, что царю и отчизне, — поморщился полковник, — ты объясни, как именно ты им собираешься служить?

— Придет беда, прыгну в истребитель и в бой! — недоумевая где ловушка, осторожно ответил Иван. — А там до победного конца, жизни не пожалею, ежели понадобится.

— Это тоже не вопрос. Ты представь, Волгин, на минуточку свое вчерашнее состояние. Сколько вы там на одно лицо приняли? Да, не важно, главное, что были уже никакие к моменту драки. И не надо мне тут изображать удивление на лице, что я в кабаках не был? Представь, вот в такой именно момент, когда вы уже никакие, беда-то и нагрянула, что делать будешь, Волгин, куда побежишь, какой из тебя боевой пилот в таком состоянии? — заводился с каждым словом полковник, выталкивая слова, словно гвозди. — Получается, господин лейтенант, что никому ты в этот момент не служишь, окромя себя самого и врага нашего заклятого! И сызнова задаю вопрос — кому служишь, Волгин?

Иван озадачился, призадумался, начал губы кусать, в потолок смотреть, в затылке чесать — эка завернул полковник ловко. Получается, что всяк выпивший пилот врагу служит, так что же теперь и не пить вовсе, что же это за жизнь будет? Чай не монахи, обетов не давали, стрессы опять же, нервы нужно успокаивать, как тут не выпить? И что тут ответить? Иван, как рыба, открывал рот, делая слабые попытки оправдаться, но ни звука не произнес — мозг поскрипел, пожужжал и отключился. Осталось Ивану нахмурить брови, сжать зубы и промолчать, надеясь, что полковник, задав каверзный вопрос, сам на него и ответит.

— И что вам неймется, господа пилоты, сколько можно пить и бузотерить, Волгин? — сев на привычного конька, продолжил нотации полковник.

Иван молчал, зная по опыту, что в тех рассуждениях полковнику нужен исключительно слушатель, а не собеседник.

— Боевой офицер, пилот истребителя и пьяница. Были бы у нас новейшие штурмовики, я бы на ваши пьянки-гулянки сквозь пальцы смотрел. А наши старые лоханки крепки святым и боевым духом исключительно. Что с них взять со старушек, им в обед сто лет, давно на свалку списать пора, ан нет — денег у казны видите ли нет новые истребители прикупить. Стыдоба, нищета. Казну на балы да украшения растратили, страх позабыли, с врагом за одним столом пьянствуют.

Иван молчал, боясь лишним вздохом напомнить, ушедшему в грустные мысли полковнику о своем присутствии. Лицо полковника исказила гримаса раздражения, хрустнул сломанный карандаш и он совершенно неожиданно для себя узрел замершего по стойке смирно Волгина.

— Вот я и говорю, боевым духом наши старушки крепки, а каким духом вы, господа офицеры, наполняете эти скорлупки? Перегарным? Да вас любой худосочный пират пинком под зад отправит к такой-то матери. Пило-о-о-ты, истребители, етить вас через коромысло.

Адмиральский крейсер позолотить, — с обидой в голосе продолжил полковник, — у них деньги есть. Боевые крейсера пустить на металлолом у них деньги находятся, а купить для нужд защиты торговых путей хотя бы десяток новеньких истребителей, в казне денег нет. Вот ты мне ответь, Волгин, стал бы ты кутить-гулять, когда у тебя в кармане пусто?

— Никак нет, господин полковник! Разве что друзья угостят…

— Вот! Вот именно друзья! И кто же у нас нынче в друзьях, Волгин?

— Дык это… Каха… Семенов… — начал было загибать пальцы Иван.

— А друзья у нас нынче наши заклятые враги, — пропустив мимо ушей лепет Волгина, кипел полковник. — Американцы нас купили на корню, кому скажешь, не поверят. Удивляюсь я, что они еще рядом с царем, в нашем генеральном штабе не сидят, видать трон узкий, да и стульев в генштабе маловато — разворовали все.

Ты, Волгин, суть пойми боли моей. Блок навигации на твоем истребителе кем сделан? А система управления огнем? Улавливаешь мысль? Наш потенциальный враг поставляет нам боевое снаряжение. А вдруг нам с тем врагом в прямое столкновение войти придется? Ты уверен, Волгин, что твоя пушка выстрелит в нужную сторону? Ты уверен, что вообще окажешься там, где нужно, а не у черта на куличках?

— Дык ведь, господин полковник, нашего-то оборудования нету, нешто вручную кораблем управлять?

— Нету-у-у? А где же оно, Ваня? Отчего в государстве Российском, великом и могучем производство самого насущного в упадок пришло? Не враг ли постарался?

— Не могу знать, господин полковник!

— А кто может? Не тот ли кто все это и сделал? За державу обидно, лейтенант. Скоро на вопрос «Кто взял Крым?» будут отвечать «Американцы!». Потому что куда не сунься, повсюду они, повсюду их длинный нос. И тут вы пьянство и мордобой разводите. Ты иди тому американскому дяде морду набей, что же ты своего русского пилота по морде лупишь?

— Господин полковник, дык он же вас… — напомнил Иван разгорячившемуся Врубелю ловко выдуманную причину драки. — Как же после такого в морду не дать?

— И правильно, что в морду! — махнул в отчаянии рукой полковник. — Свободен! И передай Каховскому, что цугундер по нему, подлецу, плачет! — крикнул полковник в спину выбегающему Волгину.

Иван остался чрезвычайно доволен своей ловкостью и верткостью. Каховский все одно какую-то гадость болтал, язык у него поганый, кто сейчас вспомнит, что он там плел по пьяной лавочке. А так Иван одним махом и начальственный гнев от себя отвел и гада Каховского подставил. Пусть теперь сам бережется, да сторожится, посмотрим, чья возьмет. А что там в высоких сферах творится, то не его Ивана забота. На то есть царь, генералы, пусть у них голова и болит.

Волгин вылетел из кабинета полковника, с грохотом захлопнул ее за спиной и, не обращая внимания на возмущенные вопли секретарши, помчался довольный собой на боевое дежурство. А теперь спрашивается — куда так спешил? Который час без всякого дела томится в тесном салоне полицейского истребителя, страдая от тяжкого похмелья, да еще и заснул в придачу.

* * *

Вопрос похмелья еще как-то можно устранить, хотя бы чисто теоретически, таблеточек в аптечке поискать, водички попить. Но другая проблема торчит как бельмо на глазу, мешает спокойно спать в ожидании боевой тревоги. И причина той проблемы опять-таки упирается в злосчастную вечеринку.

По-пьяни Иван проспорил друзьям пилотам ящик медовухи, да не простой, а царской, да не просто царской, а из запасов самого графа Меньшикова. Откуда ему в голову вступила такая идея, вспомнить он не мог, но на тот момент знал твердо, что хозяин кабака исподтишка приторговывает диковинками за бешеную деньгу.

Может, когда хозяин сдуру похвалился или Иван услышал чужой разговор, но мысль та занозой засела в Ивановой башке, и надо же было ей выскочить в самое неподходящее время. Одна бутылка того зелья стоила месячного жалованья Ивана, а на ящик царской медовухи ему год пахать, да не пить не есть.

Не выставить же обещанной медовухи — позору не оберешься. Назвался груздем — полезай в кузов. А где денег взять, если до получки еще две недели, счета в банке нет и одолжить не у кого? Хоть на большую дорогу выходи в нерабочее время, прости господи. От таких мыслей настроение Ивана испортилось окончательно — мужчина без денег и не мужчина вроде.

— Семенов, ты чем занят? — отвлекая себя от грустных мыслей, проявил командирский интерес Волгин.

— Гальюн чищу, — вяло отбрехался пилот второго истребителя.

— Пошути мне еще, пошути, — рыкнул недовольно Иван.

— Командир, чего рычишь, по делу или так? — не обращая внимания на недовольство начальства, сонно поинтересовался Семенов.

— По делу… Какое тут дело? Тишина в эфире! Неужто все дежурство так вот провисим, как сопли на елке?

— Грех жаловаться, командир, солдат спит — служба идет.

— Тебе, Семенов, только бы спать. Сейчас бы в бой, в атаку, ну-у-у или в кабак, да по бабам…

— В кабак — это неплохо, — подозрительно легко согласился Семенов. — Может, сорвемся по-тихому? Каха на стреме останется! Каха, останешься на шухере?

— А пачиму Каха? Как пить, так Каха на шухере! Тогда я по бабам, а вы оба на шухере останетесь, алкоголики! — возмутился горячий горец.

— Щас вы оба останетесь на шухере, а я… мда… никто не забыл, что мы на боевом дежурстве? Всем сидеть на заднице и все получить сухим пайком!

— Может тогда и парочку красоток сухим пайком? — словно невзначай поинтересовался Каха.

— Ага! И обеих у тебя спрячем, так что ли, джигит? — уточнил Иван.

— Пачиму абеих, камандир, адну тэбэ, адну мэнэ, а Сэменову бутылку!

— Кстати, Семенов, ты депеши с базы получал? — перевел тему Иван, не зная к чему бы еще докопаться.

— Ну? — лениво позевывая, отозвался Семенов.

— Палки гну! Так получал или нет?

— Ну, получал!

— И чего пишут?

— Да ерунду всякую, — попытался отбрехаться Семенов.

— Семенов, я командир или где? Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Грузовик с рудой ушел к америкосам, их ребята Ковальского прикрывают. На Чернобыле шахту урановую завалило, скоро туда новая партия роботов отправляется. Французы собираются новую туалетную бумагу выпустить с изображением заказчика, Анастасия Ямпольская снова снялась голой для журнала «Царская потеха»…

— А если по делу? Происшествия есть? — еле сдерживая раздражение, прервал Иван пустой треп Семенова.

— А-а-а, так ты про это, как не быть, чтобы без дерьма, да в таком меде — пираты купца потрошат на трассе Москва-Жинейро-3– бис.

— И…? — чуть не подавился Иван, в это самое время собравшийся широко зевнуть.

— Слушай, Иван, не говори загадками! Чего «и»?

— Семенов, мы зачем тут висим?

— Потому что так придумал какой-то, м… чудак. Хотя, если кому-то интересно мое мнение, толку от этого ни малейшего.

— Семенов, может тебе в каптенармусы податься? Сидишь себе на складе, тепло, сухо, бабу можно неподалеку в каптерке держать. Чего ты в истребители полез?

— А я не лез, получилось так, — туманно ответил Семенов, явно обидевшись на предложение Ивана.

— Если уж так получилось, то быть может, Ваше Величество соизволит оторвать зад от теплой печки?

— Дык печки нету.

— Семенов, не доводи до греха! Чего сидим, почему не в полете?

— Дык ведь приказа не было.

— Семенов, чьего приказа?

— Дык твоего же.

— В лоб хочешь? Как я тебе приказ отдам, если ты мне депешу не прочитал?

— Да лишняя маета эти депеши, давай я сотру ее к чертям собачьим. Скажем не получили и все, гори она синим пламенем!

— Ой, Семенов, спишу на берег, будешь гальюны на купцах чистить, раз ты их так не любишь. Кстати, Каха, будешь ржать, туда же отправлю. Сам буду, как гордый орел в одиночестве стеречь овец от всякой падали. Там же люди, Семенов, вникаешь?

— Любишь ты, командир, лирику разводить. Люди… купец, одно слово — душа продажная. Ну, потрясут его малость, он свое по страховке так и так получит, а нам от той эскапады только синяки да шишки.

— Младший лейтенант Семенов, твою так растудыть в коромысло через семь верст киселя, чтоб тебе ни дна ни покрышки, чтобы ты… — взорвался Иван ругательствами в адрес нерадивого штурмана их боевого экипажа.

— Ладно, ладно, не кипятись! — словно и не его костерили во все корки, спокойно отозвался Семенов. — Координаты уже в навигаторе, командуй старт, шумливый ты наш!

— Эскадрилья, слушай мою команду!

— Ой, кто здесь? Блин, партию не закончили, карты в карман, потом доиграем! Ну, кто тут спать не дает? Минуточку, я только в гальюн сбегаю.

— Эй, лежбище ленивых кроликов, подъем! Свистать всех наверх, с якоря сниматься, цель загрузить из навигатора комэска. В бой, бездельники, пора размять жирные задницы. Кто первый завалит пирата, получит бутылку медовухи из рук комэска.

— Мэдовухи? Заметано, я уже в палете, камандир!

— Каха, куды поперед батьки, не нарушай строй! Я сказал, кто первый завалит, а не кто первый вылетит. Всем старт, ныряем в гипер, до встречи на траверзе купца.

* * *

На фоне огромной туши планетарной крепости три истребителя, сверкнувшие радугой гиперпереходов, выглядели не более чем искорками. Сколько еще таких троек дежурит, сказать сложно, но то там, то здесь вспыхивают радужные искорки и на помощь попавшим в беду гражданским судам устремляются патрульные тройки полицейских истребителей.

Сама процедура отправления патруля в точку вызова тривиальна и обидна сердцу боевого пилота. Стартовая труба станции буквально выплевывает истребитель в гиперпространство, придав ему хороший импульс мощным пинком стационарного гиперпространственного ускорителя. Боевой пилот в этот момент не более чем игрушка, плюшевый заяц в руках неведомого оператора. Кому приятно быть в роли плюшевого зайца, когда в душе ты орел — гордый и мужественный?

Но физика — суровая наука. Не хватит у маленького истребителя запаса энергии на два прыжка, ему бы обратно вернуться, если в бою цел останется. Вот и кидают полицейские истребители, как камень из пращи, забрасывая сразу в гиперпространство. Все понятно, по-другому нельзя, но самолюбие страдает. Поэтому бравые пилоты подробностями с прочими сухопутными крысами не делятся.

Интересная штука гиперпространство — с одной стороны гигантские расстояния проскакиваешь махом, а с другой никогда не угадаешь, когда в нужную точку попадешь. Не в том смысле, сколько времени добираться в том гиперпространстве, а именно в какую точку времени реального пространства выскочишь. У гиперпространства свое время. Хуже того, вспоминал Иван, умники из техотдела талдычили что-то про вектор пространства-времени.

Мол, кто супротив вектора летит, у того время в обратную сторону крутится, кто по вектору, так вообще ускоряется, а поперек, непонятно — все зависит от того насколько поперек. Теория, говорят, слабовата в этой части, а так как все поперек вектора норовят прыгнуть в гиперпространство, то и результата искажения времени никто и не заметил до сей поры.

Но чудеса случаются. Иван ухмыльнулся, представив, что было бы, явись он с задания на сутки раньше, чем улетел на него. Вот шуму было бы, вот бы истории пошли, а где история, там застолье, а где застолье… Нет, только не это, поморщился Иван, отгоняя назойливую боль в голове.

С другой стороны скучища в этом гиперпространстве дикая. В иллюминаторах серая мгла, связь не работает, приборы молчат, сидишь, как мумия в гробу и мысли дурацкие в голову лезут. Очень уж это напоминает то место, где души умерших успокаиваются. Такое же видать по всему серое и безликое под названием Вечность.

Ивана передернуло от мысли, что прямо сейчас он со товарищи летит в потоке всякого рода мертвых душ. А вдруг как начнут безобразить, да в окошки стучать? Кто их знает души эти, они же бестелесные, через обшивку броневую проникнут и… жуть прямо слово.

От таких мыслей по-первости много народа вовсе с ума сошло, потому как летишь в серой мгле час, летишь другой, ни звука, ни света, ни звездочки малой путеводной. И рождается в душе предположение, что никогда более из этой серости не вылезешь, никогда света белого али космоса черного не увидишь. В углу, как поется, заплачет мать старушка, смахнет слезу старик отец и, что самое неприятное, дорогая не узнает какой у парня был конец.

Не в том смысле, что любви не узнает, а подумает, что сбежал милый за тридевять земель в тридесятое царство от своей суженной, испугался жениться, кинул ее с малым дитем, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. И такая тоска в мыслях пилотских образуется, что хоть вой, хоть белугой ори. Так многие и делали. Выныривает корабль в реальный космос, а там в кабине идиот слюнявый башкой о приборную доску бьется и к мамкиной титьке просится.

А еще народ по кабакам легенды рассказывает, что в стародавние времена, когда гиперпространство в диковинку было, уйма кораблей в нем потерялось. Да не простых кораблей, а с золотом и каменьями драгоценными. Даже примета такая была — коли корабль простой товар везет, то все с ним будет в порядке, а стоит ему драгоценный груз заиметь, так пиши пропало. Умный то народ втихомолку щурился, да ухмылялся — знаем мы те приметы, сами о них кому следует сообщали.

Некоторые, не к ночи будь сказано, чертовщину всякую припрягают, кто-то про Бермудский треугольник вспоминает, но только любому знающему человеку доподлинно известно — черт тут не при делах. Что в эпоху до гиперпространства, что позже, лихого народа в космосе было предостаточно. Кому нужно тратить силы и огневой припас на судно с мануфактурой, когда при тех же затратах можно в миллион раз больше получить.

Житья от лихого люда не стало, пока не вразумили их полицейским упорным натиском. Нонече не то, что давече — на каждом гражданском корабле тревожная кнопка стоит, по гравитационному каналу отправляет моментальное сообщение в любую точку пространства. Увидел пирата на траверзе, или засек радаром на хвосте, жми кнопку и вызывай подмогу. А уж мы, Иван запыхтел от гордости и важности, дадим злодею по сопатке, добавим в хвост и потреплем гриву.

На всякого лихого человечка есть управа, главное оказаться в нужное время в нужном месте. А как тут окажешься, когда некоторые нерадивые служаки сообщения утаивают? Иван скрипнул зубами от злости, вспомнив препирательство с Семеновым, пираты уже вовсю корабль терзают, а мы…

Но что бесполезно зубами скрипеть, коли все заранее отмеряно и раньше времени из гиперпространства не выскочишь? Держись купец, отбивайся, чем можешь, летит подмога — Фома да Серега. Был бы гипердрайв помогучее, не плелись бы как дохлые лошади. Но такому гиперу топливо только подавай, а где его взять?

Мысли Ивана перескочили на другую тему, столь любимую всеми пилотами. С гипертопливом в последнее время сущая беда. Старые месторождения практически до донышка вычерпали, а новых никто не открыл. Хорошо хоть те, что есть пока никуда не сбежали, с них станется.

Гипертопливо не на планетах добывают, кучкуется оно в открытом космосе, в самых неожиданных местах. Кто-то считает, что само по себе гипертопливо частичкой того самого гиперпространства и является. А месторождения типа лужи, что вытекла из разлома, где обычное пространство и гипер каким-то образом пересекаются. Если мол вычерпать из лужи все до капельки, так сразу ту трещину и заметишь.

И все бы ничего, да месторождения стали исчезать в одночасье. Еще вчера кипела работа, а на следующий день все пусто и даже следов месторождения нет — пропало. Думали, что выгорает особым образом, а потом сопоставили место и время открытия новых месторождений и по всему выходило, что никакое оно не новое, а как раз то самое пропавшее старое.

Даже название такому случаю придумали прикольное — миграция через «кротовую нору». Нора как раз и есть тот самый разлом. Если сильно хочется, можешь прямиком в него сигануть, но где выскочишь неизвестно. И не факт, что вокруг тебя будет море гипертоплива. Вход у «кротовой норы» один, а выходов масса.

Физики естественно обрадовались, закудахтали, с приборами кинулись те норы обследовать, а бизнесмены затосковали. Это что же такое получается, люди добрые? Сегодня это Еремы месторождение, он на него все бумаги оформил, участок застолбил и планы имеет с продажи прибыль получить. А тут бац и месторождение оказалось у черта на куличках, и теперь на него Фома права заявляет, так как это уже его территория.

Судили, рядили, разве что морду в кровь не били и договорились, что месторождение само себе хозяин. На чьей оно территории, тот им и владеет. Как говорится на все воля божья и крейсера на границе. Будешь обижаться и с кулаками лезть, врежут, мало не покажется. Только давненько тех месторождений в пределах Российской империи не появлялось, совсем скучно жить стало.

Иван собрался было поразмыслить над мировыми проблемами, но на панели приборов вспыхнула лампочка таймера, пора обратно в реальное пространство. Заданное количество космических шагов в том гиперпространстве отмахали, теперь прыгаем через забор и вертаемся обратно в реальный мир.

— Господи, спаси и помилуй! — мысленно вознес молитву Иван.

Сотни раз бывал он в том гиперпространстве, миллионы раз бывали другие, и все в порядке, но откуда в душе этот страх поселяется, никак понять не мог. Даже словечко такое выискал в умной книжке — ирр… ирац… ир-рацио-нальное… во как, иррациональное чувство, в смысле, что к реальным страхам отношения не имеющее.

* * *

Рознясь на доли секунды, вынырнули три востроносых полицейских истребителя из серого болота гиперпространства, разбежались в разные стороны, занимая позиции максимального перехвата согласно тактике и стратегии космического боя. Сканеры в мгновение ока построили картинку ближайшего окружения, выявляя цели и настраивая прицелы для выстрела.

Только незадача выходит, нет никаких целей кроме тяжелогруза-транспортника, безмятежно плывущего по черному бархату космоса, усыпанного бриллиантами звезд. Поэтически сказано, возвышенно, етить его в душу, только где пираты, где цель для перехвата? Ложный вызов?

— От бисовы дети, щоб я так жил! — выругался сквозь зубы Волгин.

От предчувствия напрасных хлопот неприятно заныло в брюхе. Не то чтобы Иван тех хлопот боялся или опасался, но не лежала душа его к склокам, да перебранкам. Одно дело в кабаке по пьяной лавочке в запале по морде кому заехать — это дело понятное и привычное. Совсем другое нотации читать, да штрафы выписывать.

Начнутся отговорки, мол ни слухом ни духом, они первые начали, ошибочка вышла, сами виноваты, летаете куда ни попадя, вместо того, чтобы по делам суетиться. Другой прикинется овечкой, мол случайность, нелепое стечение обстоятельств, пожалейте Христа ради бедного невинного, буду за вас молитвы читать, свечки ставить. Чувствуешь себя при этом сущей скотиной.

А еще найдутся умники, вытащат свод правил и начнут доставать «согласно какого пункта, по какому регистру, соответствует ли наказание тяжести содеянного, а подтвердите, а докажите, а…»

— Командир, я не понял, ложный вызов что ли? — услышал Иван в шлемофоне недоумевающий голос Семенова. — За такие дела штраф полагается, предлагаю взять натурой прямо на месте, без протокола. Как смотришь?

— Семенов, отставить без протокола! — отмахнулся Волгин, соображая, как такое могло приключиться, чтобы сигнал был, а пиратов не было.

Депешу получили? Получили! В депеше черным по-белому написано: «Трасса Ди-Жанейро… транспорт «Вершалаим»… атакован пиратами с вектора…» и так далее. Транспорт в наличии? В наличии! Где пираты? Бред какой-то, неужто кто решил подшутить над Иваном и его друганами? Специально подставили, подпихнули левыми путями в общую кучу фиктивную депешу. Они сорвались, как угорелые, топливо потратили, на базе их нет и причины нет, чтобы отсутствовать на боевом дежурстве.

Это уже не шутки, за такие дела морду бьют и отступного требуют по всей форме с водкой, закуской и девками. Потому как, ежели такой факт спустить шутнику, много желающих найдется над Ивановой эскадрильей шутки шутковать.

Но нельзя и другой возможности исключать — сам купец виноват, а потому ему и отдуваться. Тут с кондачка дело не решить, тут обстоятельно нужно, с чувством, чтобы в вдругорядь десять раз подумал, прежде чем заветную кнопочку жать.

— Без протокола нельзя, братцы, тут все строго по уставу, ни шагу в сторону… — цедил Иван сквозь зубы, заранее проникаясь острой неприязнью к самому транспорту и его экипажу.

Накажешь такого без протокола, а как он вдруг да со службой внутренней безопасности в сговоре? Ты у него бабки берешь, а тебя тут же под белы ручки и на цугундер. Погодим без протокола, прощупать купца нужно для начала.

— Подумаешь… — Семенов явно обиделся. — Я же, как лучше хотел!

— Камандир, они первые начали! — вкрадчиво подключился к уговорам Каха. — В другой раз не будут спешить с вызовом. Они спьяну шутки шутят, а нам казенное топливо тратить? Обидно…

— Разговорчики в строю! Разобраться нужно, а там… — Иван и сам задумался, а что будет там?

Вылетели, как ошпаренные, топливо потратили, больную голову растрясли и получается за просто так, полюбоваться спокойным полетом гражданского корабля. Вон он гад плывет себе и в ус не дует. И что интересно, отмазка будет стандартная, мол случайная сработка или ключ гаечный на панель упал. Иван с удовлетворением чувствовал, как в душе вскипает обида, праведный гнев на шалунов с транспортника. Наказать нужно, необходимо, без наказания отпускать не гоже, так ведь совсем распустятся, разбалуются по самое не хочу.

С другой стороны наказание наказанию рознь. Накажи его по правилу и все будет правильно, но только для казны. А что от того наказания, кроме морального удовлетворения, получат пилоты, с больной головой вылетевшие по тревоге? Шиш с маслом, да похлопывание по плечу от начальства. Опять же официальный рапорт приведет к тому, что транспорт занесут в реестр нарушителей регламента и получит он статус «По возможности оказывать содействие». А это означает, что жми не жми на кнопку, помощи не дождешься. Нужна ли такая беда купцу? Явно ему это лишнее, стало быть есть место разговору.

— Борт К710, вас приветствует полицейский патруль, доложите обстановку! — дежурно безликим голосом приказал Иван на волне общей связи.

— Патруль, а я вас вижу! — радостно отозвался мажорный голосок свойственный салагам космолетного училища.

— Набрали, блин, по объявлению! — досадливо сплюнул Семенов. — Не спьяну, так сдуру.

— Молчать, господа гусары! — Иван почувствовал в душе драйв, предшествующий хорошему словоизлиянию. — Доложите по форме, борт К710!

— Ага, это… щас, минуточку, я планшетку открою. Вот оно… мммм… кхе-кхе… — салага прочистил голос для доклада, сверяясь похоже с бумажкой в планшетке.

— Планшетку, говоришь? — рявкнул разгневанно Иван. — Какого хрена вызов посылаешь, салага, без нужды в том? Быстро капитана на мостик, одна нога здесь, другая там, даю минуту на исполнение, время пошло-о-о-о! — заорал он, как вахмистр на побудке в казарме.

В шлемофоне послышались звуки упавшего предмета, похоже салага от неожиданности уронил планшетку, потом беспорядочный топот ног и наконец, господи как же он догадался, голос по внутренней связи:

— Капитан, вас тут полицейский патруль вызывает! Откуда я знаю? Они орут, гневаются, грозят в порошок стереть! — добавил он зачем-то отсебятину.

Капитан не стал подобно салаге суетиться и просто переключил связь на себя:

— Патруль, говорит капитан борта К700 Швондер Михаил, товаров запрещенных к перевозке не имею, лица, присутствующие на борту в списках розыска не значатся! Слушаю вас! — не подкопаться, все по форме, без лишней суеты, такое ощущение, что капитан не чувствует за собой вины, а зря.

Иван подогревал в душе чувство справедливого гнева по поводу беспричинного вызова патруля, но басистый баритон сурового прожженного космического волка слегка сбил с него спесь. Будучи пилотом с боевым стажем невеликим, Иван компенсировал сей факт бравой выправкой и молодецкой удалью. Потому, откинув в сторону явный авторитет капитанского голоса, Иван нагло ринулся в атаку.

— Это я вас слушаю, господин Швондер! По какой причине вызвали патруль? — в голосе Ивана звенел булат.

— Я? Вызвал патруль? Сема, ты патруль вызывал? — как-то обыденно, без должной тревоги поинтересовался капитан у вахтенного.

— Никак нет, Михаил Семенович, я и не знаю, как его вызывать! — бодро отрапортовал вахтенный.

— Однако! — крякнул капитан, досадуя на явную глупость своего подопечного. — Патруль, похоже, у вас ложное срабатывание или ошибка в координатах вызова.

Спокойный тон капитана подействовал на Ивана, как красная тряпка на быка. Врет и даже голос не дрогнет, другой бы на его месте уже отступного предложил, а этот в непонятки играть вздумал.

— Капитан, не мне вам объяснять, — менторским скучным тоном, начал готовить Иван площадку для решительного штурма, — что вызов подделать нельзя, как и координаты вызова. К тому же в заголовке послания всегда присутствует уникальный идентификатор судна, который, как вам известно, подделать совершенно невозможно, — терпеливо разъяснял Иван, сдерживая матерные слова, рвущиеся с языка.

— Командир, вы хотите сказать, что я или мой подчиненный послали вызов, и теперь пытаемся скрыть этот факт? — все также сдержанно поинтересовался капитан.

— Именно так, в точку! — победоносно рявкнул Иван. — В таком случае, как вам известно, подобное наказывается внесением в реестр. Желаете оформить протокол? — поинтересовался он тоном карточного шулера, точно знающего о наличии туза в рукаве.

Как ни странно капитан на развод не поддался.

— В таком случае, как вам известно, существует фискальный регистратор, показания которого подделать также невозможно, — совершенно спокойным, немыслимо картавым тоном сообщил он общеизвестный факт Волгину. — Хотите просмотреть запись? — с плохо скрываемым сарказмом поинтересовался капитан.

— Приемный терминал включен, подключайте регистратор! — чувствуя неясное беспокойство, приказал Иван.

По экрану побежали строчки протокола, последнее из сообщений переданных судном относилось ко времени его старта с Клондайка. Типовой обмен дежурными фразами, выдача стартового вектора, подтверждение принятия курса и перехода в крейсерский режим. Вошли в портал на Санта-Монике, вышли из портала на Ориноко. Держат курс к порталу на Квебеке.

Все! Никаких вызовов патруля! Полный абзац! Патруль вызвали, но никто патруля не вызывал! Бред какой-то!

— Командир, может, мы спим, и нам это снится? — негромко поинтересовался Семенов.

— Всем троим? Тогда у нас крыша съехала и мы сейчас в психушке! — невесело отозвался Иван.

— Кто в психушке? Я не в психушке, это совершенно определенно! — подключился Каха.

— Борт К710 вызывает патруль! Командир, у вас есть ко мне претензии? — явно потешаясь от души, поинтересовался капитан грузовоза. — У меня через пять минут обед, мне бы хотелось привести себя в порядок и почитать меню для аппетита.

— Обед? Через пять минут? Поздненько обедаете!

— Поздненько? — искренне удивился капитан. — По распорядку, в два часа пополудни по общегаллактическому, как на флоте заведено еще прадедами нашими.

— Какие два часа? — Иван решил, что капитан решил над ним поиздеваться напоследок. — Сейчас же… — он глянул на бортовые часы и осекся. — Патруль, слушай мою команду, все к транспортнику, через три минуты с вектора 3—15—2–0 появятся пираты!

— Командир! — в голосе капитана слышалось явное смятение. — Вы в своем уме, какие пираты? Мы вас не вызывали, вы можете лететь домой, не мешайте полету! Вам тут не полигон, а торговая трасса…

* * *

Патрульные истребители, не обращая ни малейшего внимания на слова капитана транспортника, ринулись исполнять приказ командира. Первое правило патруля — исполни приказ, потом думай! Ибо русский человек может сделать все, если не будет задаваться дурацким вопросом: «А зачем?».

Едва истребители заняли позиции, ощерившись в сторону указанного вектора пушками и ракетами, как черный бархат космоса украсили радужные вспышки выходов из гиперпространства. В опасной близости от транспортника из гиперпространства вывалились три неуклюжих абордажных корабля и тройка юрких штурмовиков прикрытия.

Абордажный корабль, в просторечии «сарай», служил одновременно для вскрытия корабля и складирования награбленного. Судя по количеству абордажников, улов планировался немалый. Штурмовики на товар не размениваются, их задача огневое прикрытие и устрашение. А тут не просто штурмовики, а класса «Гренада», для таких акул тройка полицейских истребителей на один зубок, в порошок размелют и не подавятся. Тройка на тройку! Есть от чего в уныние впасть.

— Мать моя женщина! Я же говорил, давайте сотрем эту депешу к такой-то матери! — охнул Семенов.

— Командир, ты шайтан! Откуда узнал про пиратов?

— От верблюда! Огонь по врагу!

Выхлопные трубы ракетных пускателей окутались дымами. Ракеты вынырнули из пусковых труб и плавно полетели в сторону противника. Плавно полетели… Что за черт? Иван потер глаза, потряс головой, ущипнул себя за щеку, картинка не изменилась.

Вместо стремительного, грозного, смертельного полета ракеты неторопливо плыли в пространстве, отстреливая во все стороны светящиеся шарики. Но пираты остановились как по команде. А как тут не остановиться? Обычные ракеты так не летают, вдруг оружие новое, вдруг это минные ракеты заградительную сеть плетут или еще какая байда?

— Мужики, подпускайте поближе, — взмолился Семенов, — нам их из пушек не достать, а так может на псих возьмем. Напугаются и смоются подобру-поздорову.

— Семенов, а что с ракетами? — чувствуя некую связь между поведением ракет и своим помощником, слабым голосом поинтересовался Иван.

— Дык это… с ракетами все в порядке… в смысле, с нашими ракетами в порядке.

— Тогда чего они как дохлые коровы летят? — все более укрепляясь в мысли, что нелады с ракетами крепко связаны с Семеновым, прошипел Иван.

— Дык это не наши ракеты, командир, — без тени вины в голосе ответил Семенов.

— А чьи это ракеты, Семенов? — обалдев от услышанного, завопил Иван.

— Да бес их знает, валялись какие-то на складе, мы их и засунули в трубы. Командир, ты чего взъелся? Между прочим, я твой приказ выполнял!

— Какой такой приказ? И от ответа не увиливай, где наши ракеты, христопродавец?

— Иван, ты же сам сказал: «Семенов, делай что хошь, а деньгу достань! Трубы горят, душа праздника хочет!». Забыл что ли?

— Я? Приказал? Не помню… — Иван почесал в затылке. — И что дальше? — уже предчувствуя ответ, поинтересовался он.

— Что дальше, что дальше, а то ты не знаешь? Загнал я наши ракеты какому-то барыге за полцены. Ему жуть как надо было, а мы их все едино спишем на стрельбы. А чтобы трубы не пустовали сунули какой-то хлам из запасника.

Между тем ракеты плыли и плыли в направлении пиратских кораблей, которые, почуяв неладное, спешно разбегались в стороны. Внезапно одна за другой ракеты взорвались, выбросив в окружающее пространство мириады ярко светящихся огней. Каждый огонек, отлетая в сторону, взрывался снопом разноцветных искр, крутился волчком, выпускал цветистые струи дыма. Беспорядочное на первый взгляд мелькание огней достаточно быстро сложилось в пылающие бутоны розария. Выпущенные ранее шарики соединились в огненные дорожки, нарисовав на черном бархате космоса ослепительно зеленые стебли и лепестки гигантских роз. Через мгновение огромный сектор космоса украсил праздничный фейерверк. Такому салюту мог бы позавидовать сам царь, а тут на халяву перед какими-то пиратами представление разыгрывают.

— Ну, вы, блин, даете! — услышал Иван в шлемофоне знакомый голос. — Спасибо, Ваня, но день рождения у меня только через неделю! Вы с нами что ли?

— Это кто? — сдавленным голосом поинтересовался потрясенный красочным зрелищем Иван.

— Кто-кто, царь в пальто! Разрешите представиться, Каховский! Не узнал, братан? Видать, вы вчера крепко нагрузились. Как голова, как фингал, цветет еще? — заржал Каховский, вспомнив веселую гулянку в кабаке.

— Каховский, ты где? — Иван закрутил головой, пытаясь разглядеть через прозрачную броню сплиттера полицейский истребитель другана с ярко-красным драконом на фюзеляже.

— Тебе, Иван, в рифму ответить? — продолжал веселиться Каховский. — Да прямо перед тобой, на штурмовике!

— Не понял! Каховский, дык ведь это пираты! Какого рожна… Ага, понятно, вот ты значит как! Не зря я тебе вчера скулу свернул, не зря шкуру попортил! — закипал Иван.

— Кто кому шкуру попортил, это еще поспорить можно, но времени нет, Ваня. Так ты не с нами, как я понимаю, а я тут с тобой мило беседую. Давай-ка, друган, проваливай по-хорошему. Сделаем вид, что вас тут не стояло. Тут тебе не кабак, кулаками не помашешь!

— Командир, что делать-то будем? Их трое, а мы одни! — с явной тревогой в голосе спросил Семенов.

— Семенов, удрать хочешь? — прошипел Каха. — Джигит никогда не отступает! Командир, предлагаю устроить им детский праздник и надрать задницу.

— Каха, привет и ты здесь! Ты не забыл, что вчера мне свой визор в карты продул? Это ничего, что я в разговор встрял? — явно веселясь, поинтересовался пират-полицейский. — Не вздумай долг зажилить, джигит! Я ведь с мертвого стрясу, ты меня знаешь! — загоготал невидимый за тонированным спектролитом Каховский.

— Сейчас получишь снаряд в борт, бандюган, и некому будет долг возвращать! — обиженный до глубины души заорал Каха.

— Ша, братаны, кончай базар. Пошутили и хватит. Разговор серьезный — у нас есть дело до этого груза. На кону большие бабки, супротив которых ваши жизни как маково зернышко. Есть деловое предложение, как друг предлагаю, цените мою доброту!

— Тамбовский краб тебе друган, Каховский! — зарычал Иван.

— Ваня, остынь, ну куда ты со своими пукалками супротив моих ракет? Кстати, это вполне может быть ваши ракеты, ха-ха-ха! Семенов, ты хоть помнишь, кому ракеты загонял? Давайте без нервов, ближе к делу!

— Уговаривал волк овцу отобедать с ним…

— Да погодь ты упрямиться, не надувай щеки! Выгода есть в моем предложении, это вам не горючку налево сливать, по копеечке зарабатывая. Каждому, особо подчеркиваю, каждому отваливаю по десять кусков и вы появляетесь здесь часика через два ко всеобщему удовольствию.

— Сука ты продажная, Каховский, и нас за таких же держишь?

— Волгин, не строй из себя девицу! Подумаешь один занюханный транспорт потрясем, тебе с этого какая убыль? Кроме прибыли никакой головной боли.

— Каховский, ты не понял, тебя только что очень вежливо послали, вместе с твоим выгодным предложением.

— Понял, не вопрос! По двадцать кусков! Больше не могу, останусь в убытке! Ну что по рукам?

— Командир, может того…? — робко поинтересовался Семенов. — Предложение уж больно заманчивое. Тот купец все едино по страховке свое получит, а нам двадцать кусков на рыло лишними не будут. Как смотришь?

— Семенов, ты в своем уме, нас же сейчас тот самый купец слушает и удивляется: «О чем господа полицейские с пиратами договариваются за его спиной?»

— Иван, ничего он не слушает, на этот счет можешь быть совершенно спокойным. На абордажниках станции глушения стоят, гражданские частоты вырубает напрочь, так что весь транспортник сейчас под колпаком. Можешь говорить без опаски. Братаны, давайте короче договариваться, времени в обрез.

— Каха, чего примолк? Или ты как Семенов задумался о барыше?

— Обидеть хочешь, командир, да? — засопел джигит.

— Чего обижаться, скажешь потом, что большого куша лишил из-за дешевых понтов!

— Камандир, не болтай глупостей, камандуй давай!

— Семенов?

— А чо Семенов? Как что, так Семенов. Я как все, скажешь в омут, прыгну в омут! Хотя…

— Все понял, Каховский? Готовь гроб, вражина, разделаем тебя под орех! С пиратами никаких уговоров…

— Иван, не лезь в бутылку! С чего ты решил, что мы пираты? — захохотал Каховский. — Тебе это с какого перепугу в голову запало? Может у меня на борту написано: «Осторожно! Пираты!»? Работа у меня такая, контракт, я пришел за грузом, а ты встреваешь, как клин в задницу. Тебе бандитов ловить надо? Иди и лови, а тут отвали, не твоя компетенция.

— Ничего не знаю, был вызов, мы получили задание и пришли на помощь!

— Ваня, к кому на помощь? Если я правильно понимаю, то сперва прибыли вы, или это не так? Тогда где пострадавший? Ау-у-у, пострадавшие есть? Молчат!

— Каховский, не держи меня за дурочку, ты же его глушишь, что он может сказать?

— Глушилка всего лишь мера предосторожности, охрана коммерческой тайны, никому не следует знать, о чем мы с капитаном разговоры ведем. Ты головой поработай, Ваня, она ведь не только для пития придумана, в ней еще мысли бывают!

— Мысли, говоришь? Что-то мне те мысли подсказывают послать тебя к богам заморским вместе с твоим кортежем. Каховский, предлагаю тебе сдаться и покинуть корабли для ареста. Гарантирую смягчение приговора при добровольной сдаче патрулю. Иначе пеняй на себя, вражина!

— Вот никогда ты, Иван, богатым не станешь. А знаешь почему? — раздраженно спросил Каховский.

— И почему?

— Потому что дурак упертый, вот почему! Повезло же мне на тебя нарваться, с другим бы десять раз договорился, а с тобой о чем разговор? Ну, скажи, Ваня, о чем с тобой, окромя выпивки и баб, можно поговорить с пользой для других?

— Да ты… да я тебя… — запыхтел Иван, разобиженный словами Каховского до самых глубин души. — Мало тебе хорошей драки в кабаке показалось, так сейчас на полную катушку получишь, вражина!

— Ладно, Ваня, извини, если в чем обидел, — охладев к спору, деловито подвел итог Каховский. — Хороший ты был друган, но сейчас не тот случай. Прощевай, в общем, передавай привет нашим, кто уже давно на том свете. Ставлю пять кусков против корзины царской медовухи, что вам больше минуты не продержаться!

— Орлы, делай, как я! — заорал Иван звенящим от ярости голосом, еще более подогретый упоминанием злосчастного обещания.

— А что делать-то? — ответно заорали Семенов и Каха.

Иван не ответил, но его истребитель с места в карьер рванулся навстречу врагу, тотчас же провалился в гиперпространство и моментально вынырнул перед носом у передового штурмовика. Выхлоп гиперперехода словно стальной каток прошелся по броне штурмовика, в стороны градом полетел дробленный спектролит и следом вылетела фигурка пилота в скафандре.

— Во, дает! — восхитился Семенов и прыгнул следом.

— Держитесь, собаки! — заорал Каха и повторил маневр командира.

Разметав в клочья грозные штурмовики, пилоты отдышались и неспешно направились к засуетившимся от неожиданной потери прикрытия абордажникам.

— Слушай, командир, ты где такой маневр подцепил? А чего раньше молчал, мы бы давно уже по всем показателям впереди были! — искренне восхищался Семенов. — Прикинь, нам бы тогда вообще без ракет можно на задание вылетать. Да что там ракеты, можно и пушки продать!

— Откуда, откуда? От верблюда… — голос командира не выглядел столь же жизнерадостным. — Не было никакого маневра, я хотел поближе подойти, да кнопки перепутал…

В пустоте космоса повисла морозная потрескивающая пауза.

— Кхм, кхе-кхе, это шутка? — Семенов аж подавился от неожиданности.

— Какая шутка, я думал мне кранты наступили, когда увидел кокпит штурмовика перед носом. До сих пор спина мокрая!

— Камандир, так это не домашняя заготовка? — уточнил Каха. — Может, тебе кто по пьяни из техников про такой фокус проболтался?

— Нет, — рявкнул Иван. — Вы чего, как бараны за мной ринулись?

— Дык ты сам же скомандовал «Делай, как я!»

— Ладно, замнем. Предлагаю таким же макаром добить абордажников.

— Командир, есть опасение, что с ними этот фокус не пройдет.

— С какого перепугу?

— Они тяжелее наших крошек раз в двадцать, мы от них как горох отскочим, если успеем.

— Тогда из пушек?

— Из пушек, — грустно вздохнули напарники, грустя по отсутствующим ракетам.

— Иван, слышь, братан, охолонись! — прозвучал в шлемофоне голос казалось бы уже взорванного вместе со штурмовиком Каховского.

— Ты куда, вражина, спрятался? — истребители закрутили носами, выискивая новые подвижные цели.

— Не скажу, больно уж у тебя наскок лихой. Но советую не спешить таранить абордажники, крылышки опалишь по самое не хочу. И еще… повезло тебе, Иван, как дураку. Только это случайность. В плохую ты историю, старик, вляпался. Нажил большого врага, я не себя в виду имею. Кто я такой? Так, мелкая сошка. На базу вернешься, ходи осторожнее, а то случайно лом на голову упадет или дверью прижмет насмерть. Тяжелая у тебя будет жизнь, но недолгая.

— Все сказал? Не пугай, вражина, не на тех напал.

— Ваня, я тебе сказал слово, а ты подумай и сделай выводы. Всем пока, мы отчаливаем!

— Мужики, полный газ, добивай пиратов! — заорал Иван, не желая потерять противника.

Но абордажные суда, проявив несвойственную ретивость, полыхнули радугами гиперперехода и скрылись в неизвестном направлении.

— Вот же гад, вот же вражина, ну погоди, встретимся на узкой дорожке, я тебе ребра-то посчитаю! — ругался Иван.

— Командир, а как теперь домой-то? Гиперы до донышка вычерпали. Неужто до ближайшего портала пилить на реальной тяге?

— Есть предложения? — хмуро поинтересовался Иван, прикидывая, когда они реально вернутся и что им на это скажут.

* * *

— Патруль, патруль, алло, патруль! Вызывает борт К710! Отзовитесь, мать вашу так-растак, патруль! — ударил по ушам картаво-раскатистый крик капитана транспортника.

— Ага, глушилки улетели, эфир свободен! — констатировал факт Семенов. — Что дальше, командир?

— Что дальше, регламента не знаешь? Пойду с капитаном пообщаюсь, заодно и с компенсациями за вызов-невызов разберемся. Проверим, что по трюмам прячет, недаром пираты его так хотели за вымя пощупать, что-то лакомое заныкал, такое в декларации не заявишь.

— Ну, ты там это… на полную катушку, — вкрадчиво посоветовал Семенов, — все ж таки, как вспомню про двадцать кусков на рыло, так душа стонет.

— Семенов, щас просто в рыло получишь, если я еще хоть раз…

— Все! Понял! Заткнулся! — Семенов явно обиделся.

— Вот так лучше. Я пошел, а вы тут по сторонам смотрите. — Иван решил оставить выяснение отношений с напарниками до возвращения на базу, итак уже дров наломали, не время сейчас препираться по мелочам.

Иван переключился на линию связи с транспортником.

— Борт К710, готовьте шлюз, принимайте инспекцию на борт.

— Таки я не понял, майор…

— Лейтенант!

— Таки будете майором при такой храбрости. По какой такой надобности вы покрошили этих ребят в капусту?

— Вы что пиратов пожалели? Они собирались вас ограбить! Вы же собственными ушами слышали, что у них было дело до вашего товара.

— Боже мой, а кому нет дела до товаров Швондера? Если бы всем было наплевать на мои товары, я бы разорился и чистил сортиры на чужих грузовиках.

— Вы не поняли, они собирались…

— Нет, господин лейтенант, это вы не поняли! У людей было дело, вы их превратили в звездную пыль и кому это выгодно? Швондеру выгодно? Швондер остался без покупателя, и еще вам должен заплатить за ретивость. Покупателю выгодно? Где тот покупатель, пусть небеса к нему будут благосклонны? Нет покупателя, нет торговли, нет прибыли! А нет прибыли, нет масла на мацу! И вы еще будете объяснять старому еврею, как ему это все ужасно выгодно? Кстати, вы не знаете, кто это был?

— Да замолчите вы, наконец, или нет? — в сердцах рявкнул Иван.

— Молчу, мне остается только молчать и плакать по своим деньгам. Молчу-молчу.

— Во-первых, мне доподлинно известно, что это были пираты, и они собирались именно ограбить вас, а не купить что-либо. Откуда я это знаю вас волновать не должно, будем считать это истиной.

— Вы видите, я молчу!

— Во-вторых, какой торговый интерес может быть у пиратов к вашему товару, господин Швондер? — прокурорским тоном поинтересовался Иван у торговца.

— Я молчу, вы же сами просили! — явно издеваясь, ушел от ответа Швондер.

— А в-третьих, будьте любезны подготовить приемный портал, я лично проверю ваш груз, — окончательно разозлился Иван. — Если пиратам ваш груз интересен, то и полиции до него есть интерес.

— На каком основании? Таможенный досмотр у меня нормальный, справки есть, накладные в наличии, — забеспокоился Швондер.

— Будем считать это моей личной прихотью! Вы против? — с вызовом спросил Иван.

— Что вы, что вы, уже и спросить нельзя. Молодые люди пошли такие нервные, — тотчас пошел на попятный купец.

— Мои нервы пусть будут моей заботой, господин капитан. Я не вижу швартовочных огней, — сухо уточнил Иван, злорадно представляя, как он устроит полный досмотр кораблю, вывернет его на изнанку, но выяснит, от чего это пиратам был так интересен именно этот рейс.

— Господин лейтенант, имею деловое предложение, — в голосе капитана слышалось явное нежелание пускать чужих людей на борт.

— Слушаю, но нервничаю, а когда я нервничаю, со мной трудно разговаривать.

— Давайте сделаем так, я ничего не говорил, вы ничего не слышали, я плачу хоть вам лично в руки за свое спасение и мы расстаемся друзьями. Я все понимаю, служба тяжелая, платят мало, а кровь молодая, хочется праздника. Вы знаете, господин лейтенант, как Швондер в юности любил праздник? — капитан причмокнул губами.

— Сейчас узнаю! Пришвартуюсь и узнаю! Швартовы включаем или я начинаю сильно злиться! — предложение капитана лишь укрепило решимость Ивана ступить на борт корабля.

— Зачем злиться? — капитан явно был озадачен. — Человеку нельзя отблагодарить хорошего человека? А кстати, у полицейского патруля разве есть полномочия инспектировать корабль? — сделал последнюю попытку капитан отвертеться от досмотра.

— У меня есть полномочия расстреливать контрабандистов без суда и следствия вместе с грузом. Упираться не в ваших интересах, давайте по-хорошему, — почти ласково предложил Иван.

— По-хорошему оно конечно лучше, — капитан тяжко вздохнул, шумно высморкался, что-то невнятно проворчал мимо микрофона. — Добро пожаловать, господин лейтенант! — неестественно бодро, изображая радость, пригласил Швондер.

Радость капитана явно была наигранной, причем плохо. С одной стороны он рад, что бравые пилоты прогнали плохих пиратов. Да не шибко рад, что кто-то посторонний хочет попасть на борт его судна. И без разницы пират ты или полицейский. Странное дело, если у тебя все в порядке, груз заявлен в декларации, пассажиры и члены экипажа не находятся в розыске, то о чем тревожиться капитану, чего опасаться?

А раз тревожится капитан, значит рыльце в пушку, есть возможность с того рыльца немного и в свой карман пушка стрясти. Мы же не пираты, мы не грабим, а только порядок должон быть и уважение, соответственно. Так уговаривал себя Иван, стыкуясь к шлюзу и настраиваясь на беседу с капитаном судна.

Дело привычное, протокольное, сейчас купец начнет на жизнь жаловаться, мамой клясться, что все у него в порядке. Будет документы в нос совать и просить о мирном решении конфликта. Вот тут и настает момент истины — во сколько он оценит уступчивость полицейских? Мало назовет, досмотр полный. Много назовет, тем более и с особым пристрастием. Бывалый купец должен тютелька в тютельку знать негласный кодекс улаживания спорных вопросов. Вот такой случай тянул по десять штук на рыло. Это меньше, чем предлагал Каховский, но никто не в обиде, все всё понимают правильно.

* * *

Магнитные захваты мягко притянули полицейский истребитель к корпусу транспортника, переходный шлюз окутал кокпит, зашипел воздух и вспыхнул свет. Иван щелкнул клавишей, откидывая крышку, выпутался из паутины ремней и лихо выпрыгнул из корабля на внутреннюю палубу просторного шлюза. Неподалеку от шлюза стоял, улыбаясь в тридцать два зуба, сам капитан.

Иван ожидал увидеть солидного мужчину с седыми висками, эдакого космического волчару, в промасленном комбинезоне. Капитан же оказался на поверку низеньким толстеньким евреем со смуглой кожей и лобастой лысой головой, одетый в просторные штаны и безрукавку, накинутую на застиранную майку. Просто не хватало воображения представить его в роли капитана огромного транспортного судна. Иван подивился про себя, насколько голос может не совпадать с его обладателем, но виду не подал, потому как лицо официальное.

— Швондер Михаил Семенович, капитан этого, так сказать, корабля к вашим услугам. Рад, очень рад нашей встрече, господин полицейский. Извините, не знаю, как звать величать. Пойдемте, отобедаем, господин полицейский, отметим, так сказать, вашу славную победу над врагом. Искренне восхищаюсь вашим личным мужеством, господин полицейский! — Швондер сыпал словами как шрапнелью, не давая Ивану вставить словечка, тянул его за рукав комбинезона, всеми силами склоняя к принятию его любезного предложения.

— Волгин! — рявкнул Иван, отодвигаясь на шаг от назойливого капитана.

— Звиняюсь? — капитан озабоченно заморгал глазами и замолк на мгновение.

— Лейтенант Иван Волгин, командир патруля, — суровым голосом Иван постарался сбить безудержный напор капитана. — Сперва в закрома, господин Швондер, а потом уж как бог даст. И документики, будьте любезны.

— Сеня, будь любезен, подай господину лейтенанту документики, — капитан щелкнул пальцами кому-то за спиной Ивана.

— А-а-а, в-в-вот д-д-документ-ик-ики, — обернувшись, Иван с удивлением узрел долговязого паренька в очках, в руках его подрагивал поднос, на котором лежала аккуратная кожаная папка, но поверх нее стояла запотевшая рюмка с водкой и небольшая тарелочка с маленькими солеными огурчиками.

— Э-э-э, как же я…? — замялся Иван, сглотнув при виде водки. — При исполнении не пью.

— За знакомство, господин лейтенант. А что тут пить? Чистая формальность, обычай я бы так выразился, хлеб-соль. А там и отобедать не грех.

— Кхм, ну раз обычай такой, тогда, пожалуй, не будем нарушать традиций. За знакомство, — Иван махнул стопку, водка пролетела в глотку холодной струйкой и растеклась по голодному желудку приятной теплотой. — За знакомство с документами, — уточнил он, занюхав водку перчаткой.

— Бог с вами, господин лейтенант, как можно? Там же картошечка стынет, курочка паром исходит, грибочки соленые в тарелочке мокнут. Пока мы с вами будем бродить по складским лабиринтам, водка нагреется и выдохнется. Полчаса, всего полчаса и в закрома. Гостя нужно сперва накормить, а уж потом делами грузить.

Швондер так красочно с таким чувством описывал кулинарные изыски обеденного застолья, что в душе пилота зашевелился червячок сомнения. Иван представил себе все это кулинарное великолепии, сравнил мысленно со стандартным обедом во флотской столовке и непроизвольно сглотнул обильную слюну. Ну, что он теряет, действительно, к чему такая дикая спешка, неужто закрома полчаса не подождут?

— Кхм, неудобно как-то получается, вроде как по делу, официально, а вы мне водку, грибочки, картошечку… — замялся Иван.

— Не хотите водку, есть холодненькое пиво, свежее «Царский сокол», — моментально перестроился капитан.

— Сколько экипажа на борту? — проформы ради поинтересовался Волгин.

— Двое, всего двое — я и мой племянник Сеня. Оболтус, не то слово, но родная кровь. Кто же позаботится о ребенке, если не родной дядя?

Иван прикинул, что за полчаса племянник товар не перепрячет, так что действительно можно и закусить перед скучной работой. Но закуска основной плате не помеха. Капитан виноват и должен заплатить — по этому вопросу двух мнений быть не может. Вот только он тут будет чаи распивать, а друганы в истребителях скучать?

— Ну-у-у, отчего же не хочу, не будем так вот сразу. Опять же ребята там на улице мерзнут, а я тут в тепле закусываю, — обозначил Иван слабые бреши в своей неприступной позиции.

— Господин лейтенант, нет проблем, вот коммуникатор, приглашайте друзей, за нашим столом всем места хватит, — от прежней неприязни капитана не осталось и следа, он излучал такое искреннее радушие, что Иван махнул рукой на условности и приказал напарникам стыковаться рядом.

Семенов лихо выскочил из шлюза и нос его, словно компас, вытянулся в направлении кают-компании, откуда тянуло ароматами вкусного и обильного застолья.

— Молоток, Иван, это я понимаю, раскрутил купчишку, — в полголоса восхищался Семенов, продолжая принюхиваться к аппетитным запахам. — Командир, а как так вышло, что мы раньше пиратов тут оказались, — поинтересовался он мельком, находясь всеми мыслями и душой уже там, возле обеденного стола.

— Откуда мне знать, — честно признался Иван, — видать нас как раз супротив вектора вынесло. Тебе не все равно? Главное — враг бежит и победа за нами!

— Это, конечно, главное, — присоединился к их маленькому спору Каха, — только сигнал до сих пор никто не посылал. Ощущаешь проблемку?

— Не посылал, так пошлет, — отмахнулся Иван с досадой.

Не до разговоров, когда в пузе урчит, а выпитая стопка аппетит до космических масштабов вздувает.

— Вот и пусть пошлет, пока все тверезые, — подключился Каха. — Прилетим, а сигнала не было, куда тогда летали, а? Пусть сперва пошлет сигнал, а потом и выпить не грех после такого боя.

— Дурак ты, Каха, зачем ему сейчас сигнал посылать, если мы уже здесь, а пиратов и след простыл? — язвительно осведомился Семенов.

— Наше какое дело? Сигнал был, сигнала нет, под трибунал захотели, умники? Пусть кнопку нажмет, а там никто разбираться не станет — рано пришел, поздно пришел, главное, что мы были и всех победили! Я правильно говорю, командир? — не сдавался Каха.

— Черт с тобой, — согласился Иван, услышав про трибунал, — эй, купец, скажи своему племяннику, чтобы тревожный сигнал послал для порядка.

— Э-э-э, зачем? — удивился капитан. — Пираты же удрали, в чем смысл? — он склонил голову и прищурился, словно ожидая услышать шутку.

— А ты смысла не ищи, капитан, — набычился Иван, — делай, что сказано и быстро, а то, кхм… водка греется!

— Таки получается, господин полковник…

— Лейтенант, — строго поправил недовольный задержкой Иван.

— Таки будете полковником, господин лейтенант, — льстиво улыбнулся капитан. — Таки я понимаю, что никакого сигнала от нас не было? Прошу не беспокоиться, нам не сложно, патруль приказал и мы пошлем сигнал. Но хочется понять историю момента — таки был сигнал или нет?

— Капитан, ты на что намекаешь? Пираты были? Были! Значит, сигнал ты должен был послать? Должен! А ты, по всему выходит, не посылал. Или то деловые партнеры твои? А с деловыми партнерами пиратов поступать велено точно также, как и с самими пиратами, то есть раз и в дамки.

— Вот сам таким горячим был по молодости, господин лейтенант. Что ни скажи, сразу спорить кидаюсь. Нам не сложно, разве ж это дело, сущая ерунда. Сеня, мальчик мой, в рубке ты увидишь большую красную кнопку под прозрачным щитком. Рядом висит ключик, открой щиток и один раз нажми на кнопочку. Ты все понял? Бегом, Сеня, бегом, господа военные уже сердятся.

— Не было сигнала, так будет, — пробурчал Иван. — А ты думаешь, мы сами с бухты-барахты ринулись твое корыто спасать? Делать нам больше нечего. И не зли меня капитан, когда я злой и голодный, это жуть! — видя смущение капитана, Иван хитро подмигнул товарищам.

Купец недоуменно переглянулся с племянником, но спорить с господами полицейскими не стал. В конце концов, ему приказали, он сделал. Через несколько минут они уже восседали за столом, богато уставленным закусками и напитками. В кастрюле дымился ароматный густой борщ, на блюдах исходили паром молочный поросенок и запеченная целиком стерлядь, в хрустальных вазах черная и красная икра. О прочей снеди и говорить некогда было, сами собой поднимались тосты «За господ офицеров… За храбрых пилотов… За царя и отечество… За милых дам… Чтоб всем было пусто, а нам густо… Будем… А-а-а, еще по одной…».

Спустя полчаса Иван забыл про цель визита и больную голову. Швондер оказался приятным собеседником и вообще отличным мужиком, его племянник Сеня очкастым и долговязым юношей с восторженными глазами. Он помаленьку отхлебывал пива из высокого бокала и жадно слушал геройские истории, что ему с охотой излагали по очереди то Семенов, то Каха. Волгин же беседовал исключительно с капитаном, найдя в нем совершенно неожиданно для себя родственную душу.

— Разве ж это жизнь, Миша? — шмыгнул носом Иван и смахнул несуществующую слезу. — Кровь за царя проливаем? Проливаем. Жизнью кажен час жертвуем? Жертвуем. А что с того? Вот! — Иван согнул пальцы и покачал перед носом Швондера огромной дулей.

Неожиданно сам увидел ее и сильно удивился, рассмотрел со всех сторон и, наконец, ухватив нить рассуждения, продолжил.

— Где благодарность, Миша? Хоть бы медальку малую на грудь героям, а лучше бы корзину медовухи царской… так, это отставить… лучше деньгами.

Как часто бывает в пьяном разговоре, вроде бы двое о чем-то оживленно беседуют, но послушай их кто посторонний, и поймет, что каждый из собеседников говорит о своем наболевшем, не слушая совершенно, но разговор от этого не затухает.

— Вот скажи мне, Иван, отчего ваш царь так нас не любит? — пьяно поинтересовался купец, дождавшись паузы в горячей речи Ивана.

— В смысле евреев? — на всякий случай уточнил Иван, так как предпочтениями царя до этой поры не интересовался.

— В смысле купцов, — укоризненно помахал Швондер пальцем. — Налоги заплати, пошлину заплати, таможне отстегни и каждый год все круче. Кому это выгодно, Ваня?

— Кому? — эхом повторил вопрос Волгин, не поспевавший за мыслью купца.

— Варгам! — выдохнул старый еврей и испуганно огляделся по сторонам. — Надеюсь, они нас не слышат! — он прижал палец к губам и подмигнул Волгину со значением.

— Варгам? А им-то с какой стати? — изумился Иван.

— Не станет выгоды торговать с Россией, повезем товар куда? — Швондер вопрошающе ткнул пальцем Ивана в грудь.

— К варгам?! — Иван обрадовался, что с ходу разгадал загадку, но тут же сурово нахмурился. — Михаил… помогать нашим врагам… ты меня понимаешь?

— Что за вопросы, Ваня? Я тебя понимаю с полуслова. Но нельзя же беспредельничать. О чем думает ваш царь, куда смотрят бояре? Вот скажи мне, Иван, как на духу, если бы ты был царем, что бы ты сделал для нашего брата купца?

— Царе-е-м? Эка ты хватил, Миша, куда ж мне в цари? Тут башку нужно иметь не моего калибра и мозги в том калибре не моего посола, — отмахнулся Иван от слов купца, как от неуместной шутки.

— Ваня, я вашего царя видел, ему до тебя далеко. Я за свои слова отвечаю, ты же меня знаешь? — Швондер на мгновение замолк, явно вспоминая, откуда Иван может его знать и знает ли вообще.

Судя по решительному вздоху, решение было принято в пользу «знает!».

— Так вот, Иван, что я скажу. Слушай сюда, отсюда будет проистекать умная мысль! Был бы ты царем, Ваня, купцам жилось бы лучше. А знаешь почему? Потому что душа у тебя широкая! — сам ответил на свой вопрос Швондер, не дав Ивану и рта открыть.

Иван приосанился, словно его уже короновали на престол, прищурился и призадумался. Мысли в голове текли по-прежнему пилотские, и ничего в тех мыслях возвышенного царского не замечалось. Волгин снова пригорюнился. Никак он не мог сообразить, чем бы таким царь Иван мог купцам потрафить.

— Ты бы не стал нам купцам препятствий в торговле чинить, пошлину бы отменил, да и таможне дал укорот, навел бы порядок железной рукой, — высказал затаенное Швондер.

— Ага, я такой, я бы навел, — вдохновился Иван, представив себя в роли царя-реформатора, но спохватился. — А откуда в казне деньги появятся, коли налоги уменьшить?

— В корень зришь, Иван, вот не даром я в тебе государственный ум разглядел. С оборота, Ваня, с оборота деньги будут. Налог уменьшишь, повезем больше товара. Товар тот оптовики купят, налог заплатят, это раз. Оптовик раскидает по мелкооптовикам, налог заплатит, это два. Мелкий опт в розницу и снова налог в казну упал. Три раза с одного товара налог возьмешь. А сейчас я сам себе и оптовик и розница, потому много товара возить не резон — не справлюсь.

— Миша, да тебе министром быть нужно, — восхитился Иван. — Ни за что бы такой расклад мне в голову не пришел. Да и царю не придет, если советчика при нем умного не будет. Стану царем, Михаил, обязательно тебя в главные министры приглашу!

— Жаль, Ваня, что ты не царь, — грустно резюмировал Швондер и наполнил стаканы вином. — Давай выпьем, друг, за доброго царя, хоть это и сказка!

С этими словами он крепко приложил свой стакан об Иванов и залпом выпил крепкое вино, не поморщившись и не закусив. Они еще немного обсудили жизнь в Российской империи, торговлю и плавно перескочили на баб, найдя много общего во взглядах на сей предмет.

— Все бабы дуры! — утверждал Швондер.

— Но есть же и хорошенькие! — не совсем соглашался Иван, вспоминая рыжую Люську и ее недоступные прелести.

— Есть! — легко согласился Швондер. — Но это хорошенькие дуры, что сути предмета не меняет.

— Миша, ну если она хорошенькая, то какая тебе разница умная она или дура? Тебе что с ней в шашки играть?

— А вдруг придется? А она дура, — сокрушался Швондер.

Они помолчали, выпили еще и запели песню. Иван тянул «Черный ворон», Швондер пел что-то на еврейском, но получалось это у них столь душевно, что Сеня прям прослезился от умиления. Жизнь с каждым мгновением становилась все более приятной, пока не грянул гром, точнее не прозвенел коммуникатор на плече Ивана.

— Иван, — Семенов толкнул Волгина в бок, привлекая его внимание к жужжащему коммуникатору, — тебя на связь вроде требуют.

— Кто? — удивился Иван, подозрительно глядя на Семенова.

— Откуда мне знать, ты коммуникатор-то сними и ответь, только в трубку не дыши! — пошутил Семенов и весело заржал собственной шутке.

Иван встряхнул головой, глубоко вдохнул и резко выдохнул, прочищая мысли. Помаленьку в сознание возвращалась причина его появления за этим столом и вообще в этой точке пространства. Он снял коммуникатор с плеча, обвел всех присутствующих тяжелым взглядом и, не нажимая кнопки приема, сурово предостерег.

— Ша! Всем заткнуть пасть и сидеть тихо, не хватало, чтобы на базе весь этот кавардак услышали. Семено-о-о-о-в! Тебе особое приглашение требуется? Хорош ржать как жеребец.

Семенов зажал руками рот, не в силах прекратить смех. Глядя на него, заржал и Каха, через мгновение к нему подключился племянник капитана. Иван хмуро посмотрел на творящееся безобразие, отвернулся и, нетвердо ступая, вышел из столовой.

— Алло, В-в-олгин слушает! — стараясь говорить тверже, ответил он на вызов.

— Волгин, Волгин, вы куда пропали? Почему на вызовы не отвечаете? Почему покинули пост без приказа? Волгин, Волгин, отвечай базе, едрить тебя в коромысло!

— Алле, б-б-аза, Волгин на связи!

— Волгин, ты пьяный что ли, едрить тебя в коромысло?

— А с кем я разговариваю? — Иван тянул время, пытаясь разворошить под спудом хмеля служебные воспоминания.

— Волгин, под трибунал пойдешь, едрить тебя в коромысло! Полковник Врубель с тобой разговаривает, если тебе еще что-то говорит это имя.

— Господин полковник, р-р-разрешите доложить, на вверенной мне тир… трире… тер-ри-тор-и-и, — выговорил он с трудом по слогам трудное слово, — все в порядке. Доложил лейтенант Волгин, командир патруля.

— Пока командир и пока лейтенант! — раздраженно отозвалась трубка коммуникатора.

— В смысле до свидания? — удивился Иван столь быстрому расставанию.

Сквозь хмельной туман пробивалось понимание некоего нарушения, в коем именно он Иван Волгин и виновен. Раз виноват, то положена выволочка и начальственный разнос. Тогда почему пока?

— В смысле разжалую ко всем чертям и выгоню из флота! Вам все понятно, пока лейтенант?

— И-и-ик, так точно, господин пока полковник! — совершенно неожиданно скаламбурил Волгин.

— Та-а-а-к! Ну-у-у, хорошо, голубчик, только назад вернись, получишь у меня по самое здрасьте, в порошок сотру, до конца дней сортиры будешь на базе чистить, едрить тебя в коромысло. Молокосос, да я тебя…

С загадочной улыбкой на губах Иван нажал клавишу отбоя. Ему в голову пришла замечательная мысль выпить еще и слетать на какой-нибудь космический бордель, чтобы продолжить веселье с девками. Хорошо у купца, да скучно, хмель без баб — водка на ветер. Не упуская улыбки с лица, Иван вернулся в трапезную. Молча прошел до своего места за столом, сам себе налил полную рюмку, с достоинством выпил и крякнул от полноты чувств.

— Михаил! — Иван ударил себя кулаком в грудь, всем видом выражая невероятную признательность и расположение к хозяину дома.

— Иван! — капитану едва хватило сил качнуться на стуле, но в глазах его светилась понимание и одобрение.

— Мужики… нам пора! В гостях хорошо? Хорошо! А дома? Хуже. Но служба… Мы, Михаил, на службе у этого… царя, наша судьба… — Иван взмахнул рукой и едва не свалился, — судьба наша оберегать таких как ты беспомощных наглых тварей, отставить, от наглых тварей, чтобы… — тут Иван окончательно заблудился в длинной фразе и озадаченно замолчал, пытаясь ухватить за хвост ускользнувшую мысль.

— Ваня, друг! — капитан аж прослезился от избытка чувств. — Ты не подумай чего, не держи на меня зла и тому прочее. Сам подумай, выскакиваете вы, как черти из коробочки, потом эти пираты, чтоб им пусто было и начинаете кавардак у моего борта. Кто бы тут не испугался?

— Миша, без обид, но я не испугался, мои ребята не обделались, нам с пиратами драться, если хочешь знать, в радость. Вот, где сейчас те пираты? Фьюить, бабах и вдрызг! Давай еще по одной, друг, и в бой!

Швондер смахнул скупую мужскую слезу с кончика носа, задумался о чем-то, лицо его осветила неожиданная решимость.

— В бой потом, а сейчас пойдем в закрома, друг! — хлопнул он Волгина по плечу.

— Нет, Миша, я тебе доверяю, никаких закромов, — уперся Иван.

Какие закрома, как можно не доверять человеку, с которым хлеб переломил и рюмку водки выпил? Тем более, как можно не доверять человеку, с которым тех рюмок выпил не считанное количество? Невозможное дело! Оскорбительно для настоящего пилота другу не доверять! Вот и ребята подтвердят, — Иван оборотился к друзьям.

Только некому было подтвердить слова Ивана. Сеня исчез куда-то, а напарники Ивана сладко посапывали, уронив буйные головы прямо на белую скатерть. Они были далеки в своих сладких снах от трапезной и торжественного завершения церемонии обеда. Их мысли, безо всякого гипердрайва перескочив за тысячи парсеков, витали в родном доме, с милыми девками. Рассказывали они, судя по довольным улыбкам, о геройском сражении, в котором пришлось им победить три… нет тридцать три штурмовика… да не штурмовика, а крейсера. Иван в досаде покачал головой.

— А, если враг сейчас нагрянет, ну, как так можно пить до беспамятства? — с укоризной обратился Иван к спящим друзьям. — Кому служите, господа пилоты, врагу служите? Ты пей-пей, да ума не пропивай! Службу нужно служить… — Иван неожиданно замолк, припоминая, откуда в его голове могли взяться столь каверзные мысли.

Капитан подождал самую малость и привлек внимание Волгина громким «пст-пст-пст».

— Ваня, не в службу, — Швондер помахал в воздухе крючковатым пальцем, — подчеркиваю «не в службу». Ты мне друг?

— Друг!

— Тогда пойдем, друг, я тебе покажу то, что ты никогда не видел! — торжественно произнес Швондер. — Но один уговор — ты ничего не видел!

— Миша… могила… — Иван гулко ударил себя кулаком в грудь, подтверждая данную клятву.

Швондер взял Ивана под ручку и они, шатаясь на ходу от одной стенки коридора к другой, решительно пошагали в трюмный отсек. Широкие створки грузового отсека с шипеньем разошлись в стороны, Швондер широким жестом предложил Ивану входить первым.

— Миша, какого лешего ты сюда этот ящик поставил? Убиться же можно, — чертыхнулся Иван, чудом не врезавшийся лбом в контейнер, стоящий прямо перед входом.

— А то я поставил? — пьяно изумился Швондер. — Меня в сторонку отодвинули и сами все изладили, сказали руки-ноги оторвут, если с места сдвину.

— Да ну, разве ж такое бывает, разве ж ты на своем корабле не бог и царь в одном лице? — не поверил Иван.

— Ваня, ты не поверишь, какие привередливые заказчики бывают. Одному сделай так, другому эдак. Скажут поставить перед входом в трюм, поставлю. Скажут подвесь под потолок, подвешу. Один чудик из мусульман требовал, чтобы гроб с телом его покойного папаши летел ногами на восток.

— А где ж ты ему в космосе восток найдешь?

— Ха-ха, ты не знаешь Швондера. Я написал на стене «Восток» и поставил гроб ногами к надписи. Клиент плакал от умиления.

— А это тоже гроб?

— Типун тебе на язык, мне одного хватило. В дороге отрубился гравигенератор и пришлось тот гроб ловить по всему трюму. Так что это точно не гроб!

— А что же там?

— Иван, ты же понимаешь, честный купец никогда не сунет нос в закрытый ящик. Ты бы стал доверять перевозки нечестному купцу? То-то и оно.

— Стало быть ты везешь и не знаешь даже что это такое? — удивился Иван. — А вдруг там бомба?

— Да какая там бомба, обычное радио, только странное.

— А говоришь, не знаешь, — победно ухмыльнулся Иван.

— Конечно, не знаю. Ты сам посуди, написано «Грюндик», то есть немцы делали, принимаю товар с Аризоны, то есть на американской фабрике изготовили, а подписано «Маде ин Чина», стало быть, китайский товар! Ты что-нибудь понимаешь?

— Ничего не понимаю, — честно признался Иван, — мутят чего-то америкосы!

— Не без того, но деньги платят, а это значит… — Швондер многозначительно задрал указательный палец.

— И что это значит?

— Это значит, что мне без разницы, что они там возят по всему космосу туда-сюда второй месяц кряду, лишь бы оно не рвануло в пути. Правда, это мелочь, много на том не заработаешь, настоящий товар вот! — купец указал на что-то, находящееся выше злополучного ящика.

Взорам Ивана открылись бесчисленные стеллажи с плотно уложенными на них мешками. Мешки округлые, с виду набиты чем-то мягким.

— Барахло китайское возишь? — понятливо покивал Волгин, прикидывая, сколько может заработать Швондер на такой поставке за один рейс.

Выходило прилично, но не так уж много, чтобы строить великую тайну. Тоже мне секрет, да каждый второй везет в своих трюмах китайскую контрабанду и таможня смотрит на это сквозь пальцы, потому как где нужно все надежно подмазано.

— Не-е-е-т, Ваня, ты глубже смотри! — многозначительно подмигнул Швондер.

Он обошел дурацкий контейнер, решительно выдернул ближайший мешок со стеллажа и легко разорвал тонкую мешковину. Затем, сунув пальцы в прореху, вытащил пучок каких-то сушеных листьев. С многообещающим видом, потер листья между пальцами и сунул прямо под нос Ивану.

— Нюхни, — приказал он. — Чуешь аромат?

Иван старательно вдохнул, чуть не втянув ноздрями весь пучок из рук Швондера. От запаха стало удивительно легко и радостно на душе, ноги обмякли и закружилась голова. Чтобы не показать досадной слабости, Иван прижался спиной к контейнеру.

Некстати вспомнилась последняя пьянка, драка с Каховским и сам Каховский с его навязчивым «Разрешите представиться, Каховский!», с которым он лез ко всем присутствующим после определенного градуса. Представилось в красках, зримо, словно и не уходил из кабака.

Одновременно с этим Иван почувствовал нечто странное, не поддающееся описанию ощущение. Словно кто-то мягко прикоснулся к его сознанию, пощекотал мозги льдистыми пальчиками и утонул в самой их глубине, оставив ощущение чего-то постороннего и ненужного. Иван помотал головой, прогоняя наваждение. С виду табак табаком, а забирает почище дури.

— Хороша зараза! — восхитился он. — Табак? Не пробовал такого, забористый, аж жуть!

Понятно, такой заразы много требуется. Народ курит, как фабричная труба, сколько того табака требуется, чтобы каждому курильщикам хватило? Тут можно всю жизнь возить, да не одним тяжелогрузом, а сотне таких и то мало будет. Ничего не скажешь, молодец Швондер, ай да еврей, ай да верткий мужик.

— Это, Ваня, не табак, бери выше! Очень редкая трава с планеты Аливандер. Но я тебе ничего не говорил, пусть это будет нашей маленькой тайной! — Швондер говорил торжественно, словно посвящая Ивана в рыцари древнего ордена. — Планеты Аливандер нет ни на одной карте, да и найди ты ее случайно, это тебе ничего не даст.

С этими словами Швондер хитро подмигнул Волгину, достал из кармана черный бархатный кисет, высыпал из него табак на пол и плотно набил кисет загадочными листьями.

— Запомни, Ваня, если станет грустно, так погано, что хоть вешайся, самая малость такой травки сделает тебя счастливым. Но помни — немножко, иначе крышу снесет напрочь!

— Дорогая небось штуковина, — засомневался Иван, вспомнив о своем жалком финансовом положении. — Простому человеку такого и не купить.

— Это стоит… — капитан вознес глаза к потолку, что-то забормотал, словно подсчитывая, и хмыкнул, — … побольше, чем такой же кисет бриллиантов чистой воды, за весь груз естественно! — капитан торжественно вознес вверх кулак с зажатым в нем кисетом черного бархата. — Бери в подарок. Бесплатно, то есть даром.

Наркотой Иван не баловался и особого желания привыкать к травке не испытывал, потому как видел во что превращаются классные пилоты, позволившие себе подобную привычку. Бывает после боя нервы требуют покоя, так выпей и усни. А трава штука опасная, потому как затягивает, превращает здорового мужика в растение.

— Миша, я такое не курю…

— Ваня, ее не курят, а жуют. И привыкания к ней нет, — словно прочитав мысли пилота, подмигнул Швондер.

— Жуют? Уверен? — Иван недоверчиво нахмурился, разглядывая и принюхиваясь к содержимому черного кисета.

— Уверен! — сказал, как отрезал капитан. — Швондер всегда говорит правду, только правду, но не всю правду, — и он захихикал, вспомнив какой-то смешной эпизод из своей длинной торгашеской жизни.

Они обнялись, как старые друзья. Швондер всхлипнул, шмыгнул носом, пробурчал что-то вроде: «Будь здрав, боярин!». Иван не остался в долгу и по-медвежьи крепко обнял купца. Швондер, охнув, с трудом вырвался из цепких объятий пилота.

— Хороший ты человек, Миша, и на еврея совсем не похож. Первый раз на моей памяти с таким человеком, как ты, Миша, встречаюсь. Человек… человечище… у-у-ух. Вот не поверишь, Миша, а я тебя никогда не забуду!

Капитан прослезился от умиления, смахнул скупую слезу рукавом, шмыгнул носом.

— Возьми на память, Ваня! — расщедрился Швондер, протягивая Ивану плоскую фляжку. — Табак сжуешь, водку выпьешь, а фляжка останется! — он немножко отдохнул и продолжил. — Пустой не держи — примета плохая! Невелика фляжка, но в трудную минуту глоточек и согреет и развеселит.

— Умеешь ты, Михаил, доброе слово сказать! — от избытка чувств Иван хлопнул себя по груди кулаком, аж дыханье перехватило. — Ежели что случится, обращайся в любое время! Для тебя… лично… полк подниму… слово русского офицера… Михаил!

— Поднимешь?! Вижу, не врешь! На такой случай вот тебе памятный сувенир, — Швондер снял с шеи крестик и повесил его на шею Ивану.

— Миша, как можно? Я ж не крещеный, — смутился Иван.

— Можно подумать меня кто крестил, — расплылся в пьяной улыбке Швондер. — Это, Ваня, не простой крестик. Это шифроключ к гиперфону. Будет надобность со мной связаться, сунешь его в адаптер гиперфона и сразу же со мной на связь выйдешь.

— Миша, друг, спасибо за подарок, — пустил пьяную слезу Иван, — вот только гиперфона у меня нету!

— Ваня, это мелочи быта. Сегодня нету, завтра купишь. Завтра купишь, послезавтра стырят. Послезавтра стырят… так, это уже о другом. Ты, Иван, не стесняйся, бери подарки, я же от души! — с безграничным радушием в голосе приговаривал Швондер, умащивая крестик на широкой груди пилота.

Они, набычась, смотрели друг другу в глаза. Что было в голове Швондера, то нам неведомо, но Иван мысленно уже несся во главе полка, спасать купца-другана от несметного полчища врагов. Как-то само собой случилось, что Швондер ушел баиньки, а Иван со товарищи покинули борт купеческого сухогруза.

* * *

Погрузив безмятежно спящих друзей в один из истребителей, Иван, действуя на совершеннейшем автопилоте, перелил топливо из гипердрайвов двух истребителей в третий. Будучи в стельку пьяным, тем не менее рассудил здраво — ползти до ближайшего портала в обычном пространстве не один день уйдет. По пути или с голоду сдохнешь или в историю вляпаешься.

С пустыми боезапасниками в историю вляпаться нет резона, да и не рассчитаны истребители на долгие полеты. Задача коротка, как выстрел — вылетел, отвоевался и домой. По этой причине на истребителях не то что питания, гальюна нормального нет, все для топлива и боезапаса.

После эскапады с короткими гиперпрыжками в баках топлива на обратный прыжок для всех малюток не хватит, а одному в самый раз. «Где, — спросит начальник крепости, — остатние машины? А?» А Иван ответит, скромно потупив глазки: «В бою погибли, ваше высокоблагородие!»

Не полетит же он с инспекцией неведомо куда, чтобы обломки разыскивать, рассуждал Иван, стравливая топливо по магнитопроводу. А вдруг полетит? Где обломочки, где следы битвы? А нету обломков! Точнее вражьи осколки есть, а рядом с ними парочка полицейских истребителей в целости и сохранности соплами посверкивает. Приходи, бери, кто хочешь.

Вот же засада, что делать-то? И посоветоваться не с кем. Верные друганы упились на халяву, какой с них спрос? Их завтра разбуди, спроси «где были?», так ведь внятного ответа не добьешься. Все сам, все сам — переживал Иван, закручивая вентиль и набирая длинный код на внешней инструментальной панели выдоенного истребителя.

Набрал код, щелкнул кнопочкой запуска, и тут до него дошло, что пока он терзался и размышлениям предавался, руки сами собой задачу решили и все необходимое сделали. Обрадовался Иван, да радость в тот же момент и угасла — времени до самоликвидации малютки он задал минут пять от силы. И обратного хода нет, часы тикают.

Рванулся Иван ко второму истребителю, отодрал крышку панели внешнего управления с мясом и отщелкал комбинацию команд. Прыгнул к своему кораблику, втиснулся в кабину между двух мирно храпящих товарищей и хлопнул тяжелой ладошкой по кнопке пуска.

Давай родимая, выноси подальше, пока не рванули кораблики. Топливо-то он выдоил, да не досуха, всегда что-то на дне останется. А как рванет, так в радиусе световой секунды никому мало не покажется.

Иван не увидел, как в черноте космоса вспыхнули две звездочки, увеличились в размере до крохотного солнышка и погасли, превратив полицейские истребители в звездную пыль. Рывок гипердрайва выхватил оставшийся в целости истребитель из реального пространства и плюхнул его в серое болото гиперпространства.

Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — размышлял Иван, привалившись к переборке. Вылетели воевать, а получилось и выпить и закусить. Вроде как на пикничок смотались. А что пару истребителей потеряли, так на то и война, чтобы потери были. Дело сделал и гуляй смело, если живой, конечно.

Иван неодобрительно покосился на зажавших его с боков храпящих товарищей. Чем заняться, как время убить? Солдат спит — служба идет. А вот не спится, хоть кол на голове теши, ни капельки сна в голове нет и трезвость необычайная. Видятся Ивану штурмовики вражьи, коих он лихим наскоком разнес на мелкие кусочки.

Но нет в голове куражу, нет радости от удачной эскапады. Только холодная дрожь до костей пробирает, да часы надоедливо тикают. Какие часы, господин лейтенант, откуда часы на борту истребителя? Часы только в далеком детстве у деда с бабкой в деревне тикали. А-а-а, это зубы мелко стучат от пережитого. Попробуй тут усни, етить их всех в коромысло.

Пока хмель кружил голову, возможные последствия лихого прыжка через гиперпространство как-то не воспринимались сознанием. К тому же в азарте боя еще не то приходится порой делать. А на трезвую голову всякая ерунда в мыслях: «А если бы чуток дальше вынырнул? А если бы не штурмовик, а я рванул? А вдруг…» Накатило, аж в глазах помутилось.

Страшно стало так, как никогда в жизни, хоть и не первый раз Ивану было жизнью рисковать. Волна безудержного страха вливалась в сознание Ивана безудержным потоком, лишая его воли и силы. Словно из черной дыры выливалось противное постыдное чувство, заставляя зубы стучать мелкой дрожью.

— Чертовщина какая-то, — удивился Иван, не ожидавший от себя подобной слабости.

Руки сами собой нащупали кисет. А почему нет? Иван вспомнил слова Швондера, но жевать эдакую гадость желания не было. Он вытянул из кисета листочек табачку и свернул из него подобие сигары. Щелкнул зажигалкой, сильно вдохнул сладковатый дым, разжигая неподатливый табак. Дым вошел в легкие, и в голове удивительно полегчало, спокойствие накатило неимоверное.

— Крепок зараза, — подумал Иван, но начатого не бросил.

Да и какой резон бросать, если не с катушек сшибает, а удовольствие получаешь?

— Нет резону, — решил Иван и затянулся еще разок.

Ощущение легкости в голове усилилось, появилось ощущение могучей силы. Ивану казалось, что взмахни он сейчас руками и полетит между звездами быстрее любого гипердрайва. Хочешь на Суринам, хочешь на Одессу, а пожелаешь и на Гаити слетать можно. Мне все можно, — радовался Иван, плавая в сладковатом дурмане.

И все хорошо, но табак без водки — деньги на ветер. Вспомнилось Ивану про фляжку в кармане, кстати вспомнилось, к месту можно сказать вспомнилось. Выдернул он ее милую из кармана, свернул ей пробку на сторону и сделал смелый глоток, от души тяпнув чистой, как слеза, водки.

И в тот же миг уснул. Только что курил и водку пил в тесной кабине истребителя, а тут уже спит и сон ему видится. Да еще какой сон, всем снам сон, не сон а сказка райская. Кабы так в жизни было, не болела бы Иванова голова, где деньги взять.

* * *

Снится Ивану, что стоит он гордо перед игорным столом в роскошном казино. Сам себе франт из франтов, на пальцах перстни золотые с бриллиантами, пуговицы на пиджаке платиновые. Одна заколка галстучная золотая с инкрустациям из мелких бриллиантиков цельного истребителя стоит.

И что странно? Странно, что Иван все это знает доподлинно, хоть никогда ничего дороже сережек серебряных своим девкам не покупал. При этом Ивану все это до лампочки, привык он к роскоши, не замечает ее совершенно, словно всегда так все и было. Стоит спокойный, как верблюд в пустыне, озабоченный одной только мыслью, куда ж столько деньжищ девать?

Стол игорный перед ним завален фишками, чеками, золотыми украшениями, да камнями драгоценными. По одну сторону того стола Иван стоит в размышлениях, по другую недовольные игроки, коих Иван обыграл вчистую.

До последнего господа играли, разве что исподнее не сняли, так отыграться хотелось. Иван нехотя, любопытства ради дернул бумажку из-под кучи — вот те на, закладная. Что тут коряво нацарапано, словно курица лапой спьяну писала? «Подателю сего принадлежит планета Аливандер со всем движимым и недвижимым имуществом. Залог дан на сумму в сто миллионов кредитов.»

— Аливандер? — хмыкнул Иван. — Приснится же такое, Швондеру рассказать, не поверит. Тайна-а-а, никому не говори, никто не знает, — передразнил он Швондера. — А я ему: «Миша, так ведь то моя планета!» Тут он и заржет как конь, мол хорошо шутишь пилот. Я ему бац закладную — вот, Миша, почитай и можешь смеяться себе дальше.

Сто миллионов деньги большие, но для тех, кто в этом казино рулетку крутит, да карты раскидывает потеря не смертельная. Обидно, конечно, за вечер планету просадить, но тут уж как карта ляжет, куда шарик прибежит. Сегодня не их день, сочувственно вздохнул Иван, глядя на недовольно перешептывающихся проигравшихся игроках.

Сегодня его день, Иванов — сорвал банк, взял куш, поймал удачу за хвост. Как говориться, если мечтаешь о богатстве, то ни в чем себе не отказывай. Тем более сон сказочный, есть место, где фантазии развернуться. Хоть и во сне, но так приятно почувствовать себя невероятно богатым. Настроение с каждым мгновением улучшается и мысли о смертельной атаке уходят в никуда.

Но что-то гнетет, что-то не так, словно и не он все это сделал, а кто-то другой. И этот другой очень даже недоволен Ивановой радости. Как будто одна часть Ивана стоит, и радуется счастью, а другая всем недовольна и пребывает в странной непонятной тоске. Может от того непонятка в мозгах, подумалось Ивану, что выиграть деньги мало.

— Вот-вот, с таким деньжищами еще уйти отсюда живым нужно! — мелькнула у него в голове посторонняя невеселая мысль.

— А пусть попробуют остановить! — отмахнулся Иван от унылого голоса и азартно хватился рукой за кобуру.

Ан нет кобуры, пальцы скользнули по атласной ткани вышитой золотом сорочки. Фу ты, черт, откуда же во сне кобура? Это же казино, сюда с пушками не пускают. Ходили бы все в казино с пушками, так давно бы уже все друг друга перестреляли. От мысли, что все вокруг безоружные как и он, Иван приободрился. Слабо им меня в казино хлопнуть, кишка тонка в драку вязаться, побоятся охраны местной.

Иван кинул взгляд на охрану, и выражение их хмурых физиономий ему не понравилось. Такое ощущение, что пока его все прочие бить будут, охрана под шумок все богатства и растащит. И во сне он совсем не атлет, хиловат и жидковат, накатят по кумполу разочек и откинешь копыта. Вот почему все так несправедливо? Если во сне ты богатый, значит слабак и наоборот, почему нельзя все сразу? Бежать нужно побыстрее из этого гостеприимного уголочка, пока прямо тут и не замочили.

— Ну, выйдешь ты из казино, а дальше? Там-то тебя голубчика и сцапают, — гнусаво пророчил унылый внутренний голос.

Иван ударился в панику:

— Плакали денежки, может, пока не поздно, проиграть половину? Людям будет приятно, охранники расслабятся и, даст бог, легче прорываться будет. А то ведь с эдакой прорвой наличности далеко не убежишь.

Иван не замечал раньше за собой подобного упадка в мыслях, то ли выпил мало, то ли не выспался. Где это видано свои деньги чужим людям за так отдавать?

— Нет уж, не отдам! Пусть подавятся от жадности, сегодня не их удача, нынче я у фортуны в фаворе. Во как! — подбодрил себя Иван, внутренне собираясь для хорошей драки.

— Это правильно, отдавать нельзя, — тотчас же поддержал Ивана до той поры унылый, но явно приободрившийся, голос. — Только кулаками тут дело не поправить, их больше и оружие при них. Заломают, весь выигрыш по карманам растащат, никому ничего не докажешь, — торопливо объяснял диспозицию здравый голос разума.

— Понятно, что ситуация тупиковая, что делать-то? С собой не взять и оставить нельзя! — окончательно запутался Иван в разъяснениях своего второго Я.

— Деньги на счет в банке перечислить нужно и ничего с тобой не сделают, балда! — подал идею все тот же голос. — Без денег ты им не интересен, а с банком они драться не станут. Усек?

Иван заморгал глазами, ухмыльнулся, покрутил башкой от распиравшей его гордости. Ай да Ванька, ай да молодец, в академиях не обучался, а как быстро ситуацию просек, все по полочкам разложил. Вот бы его в тактики или стратеги, он бы мигом войну выиграл при таких-то способностях. А что? Надоть подумать на досуге, да рапорт полковнику накатать…

— Давай быстрей думай, дурак, пока они первые не сообразили, что им делать!

— А чего сразу дурак, дай подумать чуток, чай не каждый день такие миллионы выигрываю, — обиделся Иван на голос разума.

Ну что ты будешь делать, человек спит, сон хороший видит, сам себе выход из трудного положения находит и его же за это мордой и в грязь — дурак мол, хамло, куда в калашный ряд со свиным рылом. Иван засопел от обиды, собираясь дать достойный отпор занудному голосу.

— Парень, ты еще на бога пообижайся, если больше заняться нечем. Господи, ну за что мне наказание такое? Так все удачно складывалось и тут этот дурень явился, — простонал голос. — Отправляй в банк быстрее, у тебя минут пять от силы осталось, я эту братию знаю.

В принципе Иван был не против умного совета, к тому же сам и придумал, грех на себя обижаться. Вот только отродясь Иван деньги в банк не перечислял, все больше по кредитке расплачивался, на которой деньги сами собой появлялись. Точнее казначейство их перечисляло регулярно, но этой премудростью Иван мозги не засорял, а то стрелять криво буду, говаривал он.

— Как я их отправлю-то? Это же в банк бежать нужно, а значит все едино тащить эту кучу на улицу, — погрустнел Иван, не видя в разумном предложении пути к решению проблемы.

Вообще то, честно говоря, Иван в любой момент мог проснуться и все проблемы остались бы в тумане сна, но просыпаться не хотелось. Друганов бы сюда, втроем они бы из этого вертепа быстро вырвались на свежий воздух, да и к банку пробились бы. Но оружия нет, друганы дрыхнут…

— Назови менеджеру счет в банке и все дела, — подсказал голос, удивляясь Ивановой неосведомленности в столь простых делах. — Вон он за стойкой стоит со скучной рожей, — мысленно вздохнув, добавил голос.

— Сам знаю, — не к месту обиделся Иван, и призывно махнул менеджеру рукой.

Может быть, в подобных заведениях и не было принято, чтобы менеджер из-за стойки выбегал по всякому вызову, но во сне Ивана выбежал он резво, разве что не подпрыгивал на бегу.

— Чего изволите? — изогнулся угодливо, глазами клиента ест, планшетка терминала замерла под напряженными пальцами.

— Изволю вот это все на счет закинуть в банке! — лениво сквозь зубы процедил Иван, засовывая в кармашек менеджера крупную купюру.

— А с камушками как быть? Прикажете оценщика вызвать?

— Долго это?

— К утру прибудет, только прикажите?

— К утру-у-у? Нет у меня столько времени тут сидеть, давай на глазок, сам прикинь что почем.

— Дурак, что значит на глазок? — всполошился внутренний голос. — Ты хоть представляешь, сколько эти камушки стоят? — орал он возмущенно. — Он своим глазком тут разом ополовинит.

— Слышь, браток, — не слушая голос, Иван притянул менеджера за лацкан пиджака к себе поближе. — Конвертик у тебя есть при себе?

— Как не быть, все к вашим услугам, господин Вельде! — расплылся в угодливой улыбке менеджер.

Иван бросил в конверт пачку купюр, незаметно сунул среди них закладную и быстро заклеил конверт. Вытянув из нагрудного кармана менеджера ручку, нацарапал адрес доставки.

— Это отправишь гиперпочтой, вот тебе, братец на расходы и сдачу оставь себе! — Иван хапнул из кучи пачку ассигнаций и пихнул их в карман менеджера. — Не доверяю я этим банкам, наличность оно надежнее. Но тут выбирать не приходится.

— Что же ты творишь, подлец? Не ты деньги зарабатывал, что же транжиришь направо-налево?

— А не заткнуться бы тебе? — раздраженно рявкнул Иван, не привыкший, чтобы внутренний голос вступал с ним в пререкания.

Ну, бывалоча спорит, этого не отнимешь — две бутылки брать или четыре? Но не до такой же степени хозяину отпор давать. И дураком обзывать не позволительно даже внутреннему голосу.

— Давай сюда планшетку! — он выдернул расчетный планшет из рук менеджера и наморщил лоб, словно что-то припоминая.

А в голове пустота — молчит внутренний голос, не подсказывает. Что за незадача? То трындит, как баба в магазине, то молчит, как рыба об лед. И ведь, что интересно, когда ему надо, он выступает, когда ему перечат — молчит. Кто именно «он», Иван так и не уточнил, хотя, как он понимал ситуацию, все это время спор шел с самим собой.

— Ты чего молчишь-то, — поинтересовался он у голоса.

В ответ тишина, пропал внутренний голос, словно в болоте утонул.

— Ну и черт с тобой, сами с усами! — рявкнул Иван обиженно и, судя по реакции подпрыгнувшего менеджера, рявкнул это вслух.

Поднапряг Иван мозги, заскрипели извилины, побежали мозговые волны по закоулкам памяти и наткнулись на давно забытую сценку в казначействе базы.

Стоял он тогда дурак дураком, к тому же с дикого похмелья, боясь выдохнуть ненароком в сторону главного казначея Кузьмы Ерофеича. Числился тот Кузьма Ерофеич большим нелюбителем пьяниц, всяк норовил им жалованье за пьянку ополовинить. И было это в его власти. «Зачем им деньги, все одно пропьют! Разве ж казне те деньги лишние?» — жаловался он неведомо кому, подписывая ведомость на выдачу жалованья.

Так вот в тот самый момент зачитывал ему Кузьма Ерофеич указ о зачислении его на государственный кошт и диктовал для памяти циферки его личного счета. Иван сглотнул, поднапрягся так, что аж пот по телу потек и… вспомнил, что в тот день к вечеру он еще выпил, дабы зачисление отметить.

Совсем Иван загрустил, и тут вспомнилась ему одна шутка, которая сильно его позабавила в тот вечер. Шутка получилась веселая — дата его рождения плюс код личного оружия как раз и давали тот самый номер счета. А солдат код личного оружия назубок помнить должен. Повеселел Иван, вспомнив счет, и бодренько застучал по клавишам.

— Ты что делаешь? Ты что вводишь? Ты куда перечисляешь, дурак? Это же не мой счет! — всполошился внутренний голос.

— Что значит не твой? Я это я и счет это мой! — довольно ухмыльнулся Иван собственной мудрости.

Не ожидая напоминаний, прижал палец к идентификатору личности, подписывая распоряжение. Индикатор моргнул и выдал умопомрачительную надпись: «500 000 000 кредитов зачислены на счет получателя!» Счастливая улыбка расплылась на лице Ивана, он подмигнул ринувшимся к нему охранникам и проигравшимся в пух и прах игрокам и… проснулся.

Что интересно, проснулся абсолютно трезвый и в отличном настроении. Потянулся довольный, как мартовский кот. Хороший сон настроение повышает, как рюмка водки под горячую осетрину. Иван причмокнул, сожалея, что той осетрины нет.

Странное что-то в последнее снится, — размышлял размякший от приятного сна Иван. — То крепости приступом беру, то в казино играю. А ни того ни другого отродясь не видывал. Может, читал когда или хвастался кто, но не снилось же такое раньше. Старею что ли или влюбился? Вот что со здоровым мужиком любовь творит, — покачал он головой, окунаясь в воспоминания о милой Люсеньке.

Рядом по-прежнему заливисто храпели товарищи, и лететь так можно было бы долго, но уже через краткое мгновение серая мгла гиперпространства сменилась чернотой реального космоса. Ярко вспыхнули звезды, заморгали знакомые маяки. Еще через пару часов истребитель подлетел к орбитальной крепости, приветливо помаргивающей швартовыми огнями.

— Как до казармы доберусь, первым делом выспаться нужно. По триста минут на каждое ухо лишними не будут. Глядишь, еще чего веселое приснится. А уж как высплюсь, прямиком в кабак. Какой смысл жизнью рисковать, коли об том никто не узнает? То-то народ подивится, кстати и о Каховском не забыть бы, надобно довести до сведения полковника предательскую сущность поляка.

«Твоя цель — граф Меньшиков. Ты должен немедленно попасть на прием к графу Меньшикову. Всеми силами добейся аудиенции с графом Меньшиковым!» — перебила размышления Ивана неожиданно пришедшая в голову мысль.

— Меньшиков-то тут причем?

Иван отмахнулся от глупой мысли и окунулся в заботы более реальные, чем даже тот Каховский — нужно объяснить полковнику, куда подевались два истребителя и почему пилоты не смертельно уставшие, а в дымину пьяные. И Меньшиков простых пилотов волновать не должен. Кто Меньшиков, а кто мы?

* * *

Родная крепость без особой приветливости встретила героев дальнего космоса, безмятежно храпящих в тесной кабине боевого полицейского катера. Ни транспарантов приветственных, но хлеба с солью, ни девок радостных. Откатил тягач истребитель в самую трущобу ангара, разгрузили хмурые техники бравых пилотов, словно бревна бесчувственные и даже слова доброго на прощание не сказали. Пыхтят, сопят, отвечают односложно, словно не с ними было выпито немало, словно не они сотни раз готовили к полету их пташек.

Словно нет уже Ивана Волгина и его бойцов в списках боевых офицеров. Как чумные сторонятся Ивановой тележки, на которой везет он товарищей своих боевых до казармы.

— Ну, что случилось-то? — хотелось заорать Ивану, но сдержал себя. Негоже чувства проявлять перед всякой шелупенью. Рожей не вышли, чтобы боевой офицер перед ними на коленях ползал и вопросы задавал.

Иван от таких мыслей посуровел, губы надул, нос задрал и едва не провалился ногой в открытый технологический колодец. Сплюнул, послал мысленно всех подальше и, не обращая более ни на кого внимания, покатил тележку к казарме. Утро вечера мудренее, рассудил он, нужно выспаться, в порядок себя привести, а там будь что будет.

За спиной Ивана затопали тяжелые ботинки, кто-то явно спешил его догнать. Иван притормозил телегу и недовольно оглянулся — к нему подбегал один из техников, заранее рисуя на лице заискивающую улыбку. Ага, — злорадно подумал Иван, не делая попыток улыбнуться в ответ, — доперли, что с боевым пилотом негоже обращаться, как с последней свиньей, прощения небось просить будет.

— Привет, Иван, — техник руку с приветствием не сунул, остановился не добежав малость. — Ты говорят того… — он многозначительно подмигнул.

— Не было такого, врут, — на всякий случай пошел в отказ Иван.

Когда бы хорошая слава вперед тебя летела, тогда и радостнее жилось, да в последнее время больше дурная спешит, где ни попадя проявиться.

— Ты, Иван, на ребят не обижайся, — виновато развел руками техник, — они сами в непонятках. Видят, смурной прилетел, может и знаться с нами не хочешь. Ты ж теперь в крепости на особом счету. Так что они на всякий случай в сторонку, чтобы под горячую руку не попасть, — пояснил он.

Иван старался вспомнить, как зовут техника, но, как назло, ничего в голову не приходило.

— Ты это… говори быстрей, чего надо, устал я зверски, — чуть более приветливо сказал Иван, продолжавший недоумевать о причинах странного поведения техников.

Обычно техники не разлей вода с пилотами: улетающих провожают, прилетающих встречают, расспросят, как полет прошел, новостями поделятся. Не водилось за ними раньше такого — молчком пилотов встречать и того более сторониться, словно чужие. Небось полковник какую гадость про Волгина народу сообщил, хуже того приказ издал и ждет не дождется, чтобы упечь Ивана на цугундер. Тогда понятное дело, кому захочется попасть под раздачу?

— Говорят, ты разбогател, — снова подмигнул техник, — одолжи сотню до получки, трубы горят, а в кармане вошь на аркане.

Ишь ты, — подумал с досадой Иван, — добивают, совсем списали Волгина из мира боевых пилотов. Ведь каждая собака в крепости знает, что у Волгина в кармане деньги дольше часа не лежат и помногу не заводятся. Так нет же, нужно шпильку вогнать, пошутить напоследок.

— Слышь, Славик, — слава богу, хоть имя вспомнил, — шутка хорошая, только денег у меня лишних нет и в ближайшее время вряд ли добавится, — поморщился Иван, посчитав дни до получки.

Славика такой ответ не то чтобы не порадовал, но даже оскорбил. Он явно не поверил сказанному, прищурился, буркнул под нос «ну-ну, рассказывай сказки» и, резко охладев к Ивану, разочарованно поплелся к товарищам.

— Разбогател, ага, — пыхтел раздраженно Иван, толкая перед собой тележку, — кабы я разбогател, так сейчас бы вся крепость гудела. «Одолжи сотню!», кто бы мне одолжил? И какая сволочь такие шутки пускает? Найду, морду набью однозначно, — настроение Ивана и без того дурное испортилось окончательно.

В казарме Иван дотащил друганов до кубриков, свалил их в постель дрыхнуть, ничуть не заботясь, чтобы одежду с них снять и одеялком укрыть. Проспятся, сами себя удобнее уложат, и так как нянька с ними ношусь, скоро сиськи отрастут и на каблуках ходить начну, тьфу, прости господи. Плохая примета на палубе плеваться, да уж так вышло, черт побери.

Не успел Иван в свой кубрик ввалиться, как зазвонил коммуникатор, загавкал, завыл противно.

— Ну вот, накаркал! — в сердцах снова сплюнул он и обреченно ткнул в клавишу ответа.

Секретарша полковника, Люська, собственной персоной, еперный театр! И откуда прознала? Едва успел порог переступить, как уже трезвонит. И ведь явно пакость какую-то задумала — лучится вся, подмигивает приветливо, глазки строит. А может номером ошиблась и сослепу не поняла куда попала?

— Ваня, тебя начальник к себе приглашает, пойдешь? — томно с придыханием спросила секретарша и медленно облизнула пухлую верхнюю губку кончиком язычка.

От такого зрелища в животе Ивана что-то екнуло и заныло, то ли есть захотелось, то ли еще чего. Он почувствовал головокружение от избытка чувств, но вовремя оборвал себя и ретиво ущипнул за ногу сквозь ткань комбинезона.

— Ну, не дура ли? — поморщился он от боли. — Начальник крепости его к себе требует, а он думать будет идти ему или кофейку выпить, да душ принять. Руки в ноги и бегом.

— Лечу уже, — буркнул Волгин угрюмо и собрался было щелкнуть отбой.

Но секретарша наклонилась к экрану так, что в глубоком вырезе стали видны ее неприкрытые прелести, и томно зашептала прямо в микрофон.

— Ваня, милый, а что ты сегодня вечером делаешь? Хочешь, я с тобой в ресторан пойду? Хочешь? — шепчет с придыханием, в экран разве что вся целиком не вываливается, голос томный призывный, Ивана снова в жар бросило.

— Ничего не делаю, — осторожно ответил он, лихорадочно вспоминая, есть ли на счете деньги и у кого можно перехватить до получки. По всему выходил голяк, отказываться нужно деликатно. — Как начальник скажет, так и видно станет, что я вечером делаю! — отрезал он и щелкнул отбой, не дожидаясь ответа.

Вот же фортель, вот же декаданс, бурчал он себе под нос, то за семь верст на хромой кобыле объезжает, а тут сама в постель готова прыгнуть. Шутка?! Точно шутка! За пьяную перебранку с начальником крепости его не то что в кабак, а в ближайшую тюрьму сопроводить должны. По крайней мере, премиальных лишат, и из жалованья за утерянные по пьяни истребители вычитать будут до скончания жизни.

Язык не поворачивается сказать «утеряны в бою», если учесть в каком состоянии он с начальником крепости разговаривал. Да еще эти жеребцы гоготали за кадром, чтоб им сдохнуть. За такими грустными мыслями Иван и не заметил, как одолел дорогу до командирской каюты.

Если бы Иван был повнимательнее, он бы заметил странные взгляды, что бросали на него проходящие мимо пилоты и офицеры. Девки при виде Ивана сбивались кружком и что-то оживленно обсуждали, кидая в его сторону пылкие взоры. Но Иван, погруженный в грустные мысли, не замечал этих странностей, а если и замечал, то к себе не относил никоим образом.

* * *

Секретарша Люська, при появлении пилота в приемной, птичкой вспорхнула с насиженного кресла, подбежала к дверям начальника базы и схватилась за ручку. Иван подумал, что спешит дверь открыть, да не тут-то было.

Навалившись горячим телом на дверь, Люська задышала тяжело призывно, остреньким язычком облизала пухлые алые губки, ресницы распахнула, как врата счастья. И все это Ивану? Разыгрывает, дурочку валяет, прикидывается, чтобы потом шутку по всем коридорам разнести!

К тому же народ в приемной оживился, подмигивают, лыбятся — бесплатный цирк. А кто же в нем клоун? Не Иван ли опять?

— Чего встала-то? Занят начальник что ли? — нахмурившись, неприветливо поинтересовался Иван.

— Свободен, Ваня, одного тебя и ждет с утра! — промурлыкала секретарша и так двинула плечиками, что маняще колыхнулась высокая грудь.

— Так пускай к начальнику, коли свободен! — сглотнул Иван, пытаясь развеять наведенный красотами Люськи дурман.

— Так и я свободна, Ванечка! — жеманно пропела она и подмигнула с таким неприкрытым намеком, что у Ивана в животе от неожиданности забурчало. — Голодненький ты мой, — Люська провела ладошкой по кителю в районе живота и рука ее едва не скользнула ниже форменного ремня, но задержалась. — Давай после начальника ко мне заскочим, я тебя, соколик мой, напою и накормлю досыта! — она так откровенно подмигнула, что Иван окончательно расстроился.

Совсем твои дела, Иван, плохи, — упал духом пилот, — где же это видано, чтобы девка при всем честном народе мужика кадрила? Был бы тот мужик миллионер, нет вопросов, резон бабий понятен. Но что взять с Ивана? Гол как сокол, богат долгами, да похмельем, сейчас еще выволочку полковник устроит за странный разговор, а это считай без премии останешься.

Нет ей резона кадрить рядового пилота, пусть он даже лейтенант! Знает вертихвостка, что денег за душой ни гроша, очередное звание не светит. А что сам собой хорош, да в любви крепок, еще не повод к подобному интересу. Таких крепких полным полно на базе, по сотне в день можно с ума сводить и каждый не чета ему, Ивану Волгину. А вдруг действительно влюбилась? Не все же бабы дуры, есть среди них умницы, которым не кошелек тугой, а мужика крепенького подавай. Сейчас на попятный пойдешь, потом жалеть будешь.

— Вечерком разве что, — осторожно ответил Иван, прикидывая состояние организма и степень его готовности к интимным событиям.

— Резоны Люськины нам неизвестны, грех отказываться, раз уж сама навязывается, — лихорадочно рассуждал Иван, предчувствуя сладостные перспективы приятного вечера и ночи, — чайку попьем, пирогов поедим, слово за слово, может чего и склеится. Вперед, солдат, не робей!

— Ваня, а ты меня все еще любишь? — нежным голоском, потупив скромно глазки поинтересовалась Люська. — Знаешь, я и на звезду с неба согласная!

Иван моментально насторожился. О любви девки в двух случаях интересуются — когда беременны или просить будут чего дорогого. Насчет первого Иван был спокоен, ибо ни сном ни духом, ни ухом ни рылом, никакой другой частью тела к этому обстоятельству касательства иметь не мог. А вот второе под большим вопросом.

— Врать не буду, Люся, нету у меня звезды, — дипломатично пропустив мимо ушей вопрос о любви, ответил Иван.

— Так уж и нету, Ваня, а если поискать? — Люська так проникновенно подмигнула, что бедное Иваново сердечко стремительно ухнулось в живот.

Были бы деньги, так и не пожалел бы ради Люськи пары сотен кредитов. Ремень потуже затянем, стройность приобретем необычайную, но ради ее зеленых глаз никаких денег не пожалеем, если они есть конечно.

Кабы сны сбывались, то сейчас бы то колечко из казино с зелененькими бриллиантами Люське на пальчик бы надел и кум королю, сват министру. Но жизнь не сон, а в чудеса Иван давно не верил. Есть у него жизнь и прожить ее нужно так, чтобы денег хватало от получки до получки.

Главная проблема этой жизни в том, что до получки деньги не доживают. И еще в том, что деньгам взяться абсолютно неоткуда и занять не у кого, кругом должен, а до получки еще неделя. Хорошо царям щедрыми быть, когда денег полные сундуки. А как бедному пилоту ту щедрость проявлять? Обидно же получается. От таких мыслей настроение Ивана испортилось окончательно.

— Ты, Людмила, глазки тут не строй! — придав голосу холода и строгости, пресек Иван секретарские шуточки. — Вызывал начальник, так пущай в кабинет, а нет, так я пошел вон!

Люська недовольно хмыкнула, крутанула короткой юбкой и рыжей молнией шмыгнула к себе в кресло.

— Господин полковник, к вам Иван Волгин по вызову! — обиженным тоном кинула она в переговорник. — Иди уж, лейтенант! — приказала она Ивану, и добавила, едва за ним закрылась дверь. — Противный! Нос задирает, а раньше шагу не давал ступить. Все мужики — сволочи!

* * *

— Пилот Иван Волгин по вашему приказанию прибыл! — бодро отрапортовал он, закрыв дверь кабинета и четко впечатав три положенных шага по направлению к столу начальника базы.

Полковник Врубель со странным интересом смотрел на вытянувшегося перед ним по струнке Ивана и молчал, перебирая лежащие на столе бумажки. Иван насторожился, вдруг кто-то заложил полковнику их последнюю удачную сделку, когда они, возвращаясь с учений, за пять сотен продали одну ракету случайному контрабандисту. Кто их там на учениях считает, а пять сотен это пара хороших выпивок для всей компании. Не они одни так делают, но обычно все проходит шито-крыто. Неужто всплыло?

В ожидании выволочки мысли в голове пилота ворочались неторопливо, как дохлые рыбы на холодной сковородке. Несмотря на прохладный кондиционированный воздух, Волгин вспотел. За продажу ракеты могли наказать существенно, штрафом тут не отделаешься, могут и к военно-полевому суду притянуть или вытурить из флота. Никто не вправе позорить флот Его Величества! Продавать, продавай, но не попадайся.

Хотя вряд ли — дело давнее, тут, скорее всего, про нынешние дела разговор пойдет, тут просто так не отвяжешься, лично, можно сказать, послал полковника по коммуникатору. Эх, судьба-индейка, а жизнь-злодейка. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вот и получишь, господин лейтенант, по самые погоны за излишнюю любовь к зеленому змию.

— Так, так, Волгин! Явился, значит, голубчик? — неожиданно сладким голосом буквально пропел полковник.

«Точно, влопался!» — окончательно решил про себя Волгин и погрустнел.

— Так точно! Явился. По вашему приказанию, — каким-то внезапно осипшим голосом ответил он.

— Как дела, Иван? Как служба? Есть проблемы, жалобы? — не сводя с Ивана пронизывающего взора, поинтересовался полковник.

— Никак нет, вашбродь! — отчаянно рявкнул Иван неожиданно прорезавшимся басом.

— И чего так орать-то? — недовольно поморщился Врубель, — Я тебя по-человечески спрашиваю, есть проблемы, а ты рявкаешь, как медведь с бодуна. Да ты проходи, братец, садись, чего торчишь посреди кабинета?

Иван помялся и, цепляясь потяжелевшими ботинками за ворсинки ковра, добрался до кресла и неловко упал в его кожаные объятия. В первый миг ему показалось, что он провалится сквозь кресло прямо в преисподнюю, столь мягкой оказалась посадка. В следующий момент он решил, что кресло сожмет его в кожаных объятьях и выплюнет пережеванным. Лучше бы Ивану стоять, как обычно, но приказ есть приказ.

Никогда прежде в его памяти никто из подчиненных полковника Врубеля не удостаивался чести не то чтобы сидеть в этом кресле, а даже стоять не по стойке смирно. Среди пилотов разгорались жуткие споры, иногда доходящие до мордобития, для какой цели в кабинете полковника стоит второе кресло. Даже неприличные картины, нарисованные некоторыми, вполне можно было исполнить и в обширном кресле самого полковника. К чему же второе? Никак полковник в нем сам сидит, когда на крепость царь с инспекцией жалует!

А тут ему, простому пилоту предлагают не то чтобы встать «Вольно!», но и даже присесть в кресло! Дела точно дрянь! Отчего не поговорить с приговоренным к казни более приветливо, родилась в мозгу Ивана грустная мысль. Он поежился, чувствуя непривычную тугость крахмального подворотничка, словно петля сжавшего шею.

— Принесли мне тут интер-р-ресную бумагу, очень любопытная бумажечка, скажу я вам! — улыбка на лице полковника стала еще шире и плотояднее, как показалось Ивану, когда он, наконец, выудил из кипы бумаг нужный листочек и пробежал его глазами.

Определенно не про пьяный Иванов бред речь идет, тут полковнику бумага бы не понадобилась, сам все доподлинно знает. Значит ракета, однозначно за ракету песочить будут.

— Не могу знать, ваш бродь! Не было этого, врут, нагло врут! — на всякий случай отбрехивался Иван.

— Это ты брось, Волгин, тут и фамилия твоя указана и анкетные данные совпадают. Я ж не дурак, как ты понимаешь, дело твое поднял, сравнил. Со мной такие штучки не проходят! — укоризненно помахал пальчиком полковник, словно журя капризного ребенка.

— Вот же гад, нет, чтоб сразу прихлопнуть, так ведь измывается, нервы мотает, садюга! — тоскливо размышлял Иван в ожидании неизбежной расплаты. — И кто заложил? Может, купец подставной был? — от этой мысли Волгин снова вспотел.

Ему внезапно припомнились несущественные, а может и не существовавшие детали их скоротечной сделки, странные ужимки и слова контрабандиста, его готовность купить ракету буквально за любые деньги. — «Точно подстава была!»

— А ты у нас проказник! — продолжал, как ни в чем не бывало журить полковник Ивана. — Мы-то думаем: летает себе человек и свой он в доску, а тут вот, значит, такие дела открываются. Не знаю даже, как нам с тобой… точнее с вами, — странно поправился полковник, — делать?

— Готов отвечать по всей строгости полевого Устава! — выпучив глаза от усердия, вскочил Волгин, снова вытянувшись в струнку.

— Ты, это, брось свои прыжки! Садитесь, Волгин, садитесь! У вас, что голова спьяну не варит, какой еще полевой Устав? Такие дела Устав не предусматривает, тут мы можем только сами решение принять, по-свойски, так сказать.

«В распыл пустят, по-свойски вывезут в шлюпке подальше в космос и списанной торпедой шарахнут, блин! Неужто, за пять сотен такое могут сотворить, а почему только ему так повезло, почему никого из участников сделки в приемной не было видно, может их уже того, по-свойски? Свиньи, гады, лучше застрелиться из табельного бластера прямо тут в кабинете, чем дожидаться в темноте и тишине, пока тебя на молекулы распылят!» — он не заметил, как пальцы судорожно заскребли по кобуре бластера, тщетно пытаясь расстегнуть заевшую застежку.

— В общем, Волгин, вам, наверное, теперь в космофлоте служить не захочется. С таким деньжищами вы, по всей видимости, сможете сами себе купить небольшой флот и, может быть, вам понадобится для него по-настоящему профессиональный командир. Я в вашем полном распоряжении, господин Волгин, только прикажите! — улыбка на лице полковника казалась уже шире лица, а в глазах его горела такие нежные любовь и обожание, которые только могла исторгнуть суровая душа старого служаки.

С этими словами он протянул бумагу совершенно запутавшемуся в чувствах и предположениях Волгину.

«Настоящим уведомляем, что на текущий счет лейтенанта Волгина Ивана Михайловича зачислено пятьсот миллионов кредитов.»

И подпись «Начальник бухгалтерского указа Кузьма Ерофеич Степанов». Иван бумажку перевернул, на просвет посмотрел, понюхал и еще раз перечитал написанное — суть не изменилась. В одночасье на него свалилось с неба неожиданное богатство. Сумма несуразная, но странно знакомая, как будто… сон и не сон был.

— Виски, текиллу, что пьют нынче миллионеры? — участливо поинтересовался полковник, глядя на совершенно невменяемого Волгина.

— Виски, текиллу, водку, если не сложно? — пробормотал он вновь осипшим голосом. — Что-то никак мозги в кучку собрать не могу, ваше превосходительство, — извинился Иван перед полковником.

Врубель понимающе кивнул, подмигнул и скомандовал через коммутатор секретарше.

— Люсенька, пару виски без содовой и лимончик, быстро!

Люся торпедой влетела в кабинет, неся заказанную выпивку. Складывалось впечатление о большой предварительной подготовке. Похоже, полковник был не первым, кто прочитал бумагу. Секретарша пролетела над ковром нежной бабочкой и опустила подносик в непосредственной близости от Волгина, обдав его умопомрачительным ароматом духов и открыв его взору Ивана вселенскую глубину декольте. Зачем-то прикоснулась к его плечу, словно смахивала невидимую соринку, пронзила взглядом и задышала призывно.

Сказать по правде в этот момент она совершенно игнорировала присутствие в кабинете непосредственного начальника, словно роли тут внезапно изменились. Полковник, почувствовавший измену любимой секретарши, побагровел как рак, но быстро взял себя в руки и, дотянувшись через весь стол до заветного стакана, одним махом опрокинул виски в рот.

— Людмила! Людмила Ивановна, будьте любезны покинуть кабинет! — рявкнул на секретаршу полковник.

Люська проигнорировала слова начальника, словно он не с ней говорил.

— Люся, одна нога здесь, другая там, мигом накрой стол, сообразно моменту! — обиженным медведем рявкнул полковник на млеющую от общения с новоявленным миллионером секретаршу.

Люська оскорбительно фыркнула в сторону полковника и удалилась. Но как удалилась? Ступая ножкой за ножку, соблазнительно покачивая крутыми бедрами, явно намекая, что продолжение последует, как только Иван покинет кабинет.

Находясь под впечатлением, Волгин едва не вылил виски на брюки, неловко сдернув стакан с подноса. Крепкий напиток продрал до самой макушки и внес наконец-то ясность в мысли. Хотя вокруг той ясности зияла ослепительная пустота.

— Чтоб я сдох! — произнес он запоздавший тост.

Допив бутылку доброго старого виски, за ней странного вкуса текиллу и запив все это водкой, Иван окончательно подружился с полковником, они выпили на брудершафт и перешли на ты. Иван свято обещал в самое ближайшее время купить десятка два новых истребителей, создать охранное агентство и назначить его командиром, то есть директором Врубеля, а на секретарше обещал непременно жениться.

При этих словах мельтешащая то тут то там Люська взвизгнула от радости и плюхнулась к Ивану на коленки, спеша застолбить золотоносный участок. С этого момента слова полковника доходили до ушей Ивана через непрерывное Люськино щебетанье. Что именно рассказывала Люська, Иван не особенно слышал, но в розовых далях всплывали дворцы, яхты и даже собственные острова на курортных планетах.

Иван никак не мог сообразить, чего он надумал жениться на Люське. Погулять — всегда пожалуйста, но чтобы пилот по собственной воле себе хомут на шею накидывал, да лучше в бою погибнуть. То ли напиток был подходящей крепости, то ли декольте навязчиво присутствующее в поле зрения способствовали обещаниям, но из кабинета полковника Иван выходил почти его начальником и почти женатым человеком. Правда потом была вечеринка по поводу неожиданного богатства.

* * *

В кабачке с непонятным для непосвященного названием «В последний путь» гуляли господа пилоты. Гуляли именно так, словно каждый из них прямо сейчас отправлялся в последний путь — широко, разгульно, денег не жалеючи. Кто знает, что сулит пилоту следующий вылет. Одно точное попадание, один неверный маневр и безжалостный космос примет в холодные объятия крепкого молодого парня. И потому гуляй, парень, гуляй, как в последний раз, трать все до копеечки. Особенно, когда чужие деньги тратишь.

Дым коромыслом, халдеи носятся, высунув языки, подтаскивая крепким молодцам питие и закуски. Во главе стола гордым орлом сидит Иван Волгин, глаза его горят ехидным огнем, губы кривятся от плохо сдерживаемой широкой улыбки. По всему было видно, что таится в душе пилота тайна страшная и не может она более внутри сидеть, требуется ей воля.

Про то, что Волгин в одночасье разбогател, знали многие, но вот о размерах богатства могли только догадываться. Для кого и сотня кредитов — богатство, а кому и миллион — мелочишка на молочишко. Потому тайна продолжала терзать умы собравшихся, а Иван держал паузу, как заправский актер, нагнетая всеобщее возбуждение. Наконец он грохнул об стол тяжелой глиняной кружкой и повел речь:

— Все, братцы, закончилась моя царская служба, теперича я вольная птица!

— Тю на тебя, совсем сдурел! Куда собрался? Что делать будешь, когда деньги кончатся? Ты же ничего не умеешь, кроме как в истребителях летать и из пушки стрелять. Точно сдурел! — галдели друзья-собутыльники.

— Ша! Без базара! Если Волгин сказал все, значит все! — Иван отхлебнул из кружки и победно ухмыльнулся, — А это видали? — Он вытащил из кармана кителя пачку купюр и швырнул их на стол.

— Банк ограбил? — за всех сделал вывод штурман полка.

— Неа! — Иван счастливо улыбался, купаясь в лучах всеобщего изумления.

— Клад нашел? — выдохнул главный механик.

— Пальцем в жо…, пардон тут дамы, пальцем в небо, ха-ха-ха! Официант, еще пива и это… почему дамы скучают? Давай всех за наш столик, Иван Волгин гуляют! Официант, ты понял?

Официант подмигнул напарникам и в момент ока столы оказались сдвинуты, бутылки и закуски богато усыпали скатерти, девушки без лишнего жеманства порхнули к загулявшим пилотам.

Веселье набирало обороты, подтягивались пилоты и техники, узнавали в чем причина веселья и смело окунались в пучину пьянки, благо никто укорота не делал и в напитках отказа не было.

Иван Волгин гуляют… эхом звучало в голове Ивана, он не осознавал до конца причин своего внезапного богатства, но факт оставался фактом даже после пятой бутылки медовухи. Причем не простой медовухи, а той самой, что он проспорил проклятому поляку, чтоб он сдох скаженный.

Разделяя с друзьями и собутыльниками радость неожиданного богатства, Иван не переставал думать, как же так случилось, что приснившиеся деньги, сами собой свалились ему на счет. Может они случайно заблудились в дебрях банковских счетов и неожиданно упали в иссохший колодец Иванова благосостояния? Значит, сон в руку был! А снами известно кто ведает, не сами по себе такие счастливые сны бедному пилоту снятся.

Стало быть, все правильно, справедливо, так бог решил — обрадовался Иван неожиданной догадке и расплылся в счастливой улыбке. По всей видимости, только тяжкие думы о причине и первоисточнике неожиданного богатства удерживали Ивана в сознании после пятой бутылки медовухи. Разрешив загадку, Иван пал жертвой излишнего возлияния — говоря по-русски, свалился под стол и счастливо уснул, пристроившись на глиняном кувшине, словно на пуховой подушке.

Последняя мысль, мелькнувшая в сознании Ивана, показалась ему странно знакомой: «Меньшиков! Твоя цель Меньшиков! Ты должен найти Меньшикова!» Он улыбнулся причудам пьяного сознания, отмахнулся от той мысли, как от назойливой мухи и продолжил падение в сон.

Где-то на грани между сном и явью Иван споткнулся о так и нерешенный вопрос, каким образом сигнал о бедствии пришел раньше, чем то бедствие произошло? И как в недрах системы слежения пересекутся два факта — сигнал, которого не было и сигнал, посланный по его, Ивана, приказанию? Но мысль эта не потревожила Иванова сна, шмыгнула серой рыбкой и пропала в темной мгле.

По странной иронии судьбы счастливому миллионеру снов в этот момент не снилось никаких. Видимо Господь посчитал свою миссию по отношению к рабу божьему лейтенанту Ивану Волгину исполненной и направил благодеяния свои на прочих праведников. Так это или иначе, нам не ведомо, но спал Иван долго и проснулся в состоянии ужасного похмелья.

* * *

Иван с трудом приоткрыл глаза и медленно обвел мутным взглядом окружающую его реальность. Удручающая действительность с трудом добиралась до сознания, порождая в мозгах ужасное по своей сути осознание. Камера… одиночная… он прикован… за руки и за ноги… мама родная, сколько ж я народу убил???

И главное — в памяти пусто, как в церковной кассе. Видать пытали палачи поганые, на дыбе крутили, батогами били, иголки под ногти загоняли раскаленные. Он вздрогнул от ужаса и попытался взглянуть на руки. Но руки не смогли поднять тяжелые цепи. Да и полутьма камерная скрывала от взора ужасные подробности пыток.

Боже, как все болит, особенно голова, словно кто молотом бьет по наковальне в самой черепушке. Трудно дышать, как хочется пить, сволочи, палачи! Он с трудом захрипел, пытаясь крикнуть, и вновь бессильно упал.

В тот же момент дверь камеры заскрипела и открылась. В дверном проеме на фоне яркого света возникла молчаливая темная фигура. От нее веяло ужасом, она была предвестником смерти, посланцем ада, ужасным свидетелем последних мгновений его жизни.

— Казнить? Уже? Желаю апелляцию подать… — едва слышным голосом, с трудом шевеля распухшими губами, потребовал Иван.

Имеет право… он боевой пилот… жизнь за царя клал… или еще чего клал куда-то… нельзя без суда и следствия к стенке и в распыл! Мы еще поборемся, мать вашу, сатрапы.

— Вашбродь, какую-такую апелляцию? Вы рассольчику вот хлебните, апелляция подождет.

Раздался громоподобный щелчок выключателя и камеру залил яркий дневной свет. Иван зажмурился от боли в глазах. Холодный рассол сам собой потек в открытый рот, растекаясь по организму живительным эликсиром.

— Во-о-о-т, так-то оно лучше будет! А то апелляцию, иде ж ее найдешь в нашей бордели? Без апелляции обойдемся, к лешему ее. Аппеляция, паря, тебе не треба, пей рассольчик и отдыхай. Куды теперь спешить-то? Теперича, соколик, спешить некуда.

Одно к одному, в цепи заковали, апелляция не поможет, видать расстрельная статья ему вышла. Сейчас напоит изверг и поведет приводить приговор в исполнение. А там…

— Отец, — сызнова продрав глаза, он увидел перед собой лицо пожилого солдата, — за что меня сюда? Много я народу убил? — тоскливо спросил Иван, рисуя в голове самые мрачные картины.

— Не, народу никого не убили, вашбродь, а вот мебеля… мебеля изрядно и все вдрызг.

— А за что же меня приковали тогда? — с обидой в голосе спросил Иван.

Перебор получается, с какой стати такие меры, в первой что ли мебеля крушить по пьяной лавочке? Отродясь такого не водилось, чтобы за убытки заведению в камеру и на цепь сажали, как убивца какого-то.

— Вы сами изволили требовать… — ухмыльнулся солдат, обтирая крахмальной салфеткой рассол с лица Ивана.

Сам? Вот тебе бабушка и Юрьев день! Новые времена настали — с каких это пор в тюрьму по желанию сажать стали? А суд на что, а присяжные с прокурором? Произвол, бардак! Или врет старик, мозги пудрит, наводит тень на плетень, а концы то с концами не сходятся.

— От чего же цепи блестят, как золотые? — прищурился Иван хитро.

— А как же им еще блестеть, раз они золотые и есть? — удивился старик. — Я же говорю, вашбродь, вы сами изволили приказать, мол прикуйте меня золотыми цепями к стене и ключ выбросьте в космос.

— Ключ? Выбросить? — в голове Ивана забрезжило ужасное предчувствие. — А как же я теперь? Всю жизнь буду прикован?

— Мы же с понятием, вашбродь, кто же их выбросит, вот они ключики. Только они вам без надобности, браслетики-то не защелкнуты!

— Это правильно, это хорошо, — бормотал Иван, освобождаясь от золотых оков. — Погодь, отец, браслетики-то никак тоже золотые?

— А то ж! — ухмыльнулся в усы старик.

— Тут золота килограммов на пятнадцать! Кто же так разорился, извиняюсь спросить?

— Вы и заплатили, вашбродь! — усмехнулся солдат, высвобождая затекшие руки Ивана из золотых оков.

— Вот тут ты врешь, отец, откуда у меня такие деньжищи, ограбил кого что ли? — съязвил Волгин, поймав старика на самой откровенной брехне.

По чести сказать, в голове Ивана, как и в кармане, давно уже было, как в степи после пожара — пусто, сухо и темно. Одна непрерывная тоска и тяжесть. Но главное помнил хорошо — с его пилотским окладом такие цепи не купить. Одно из двух: солдат врет или он точно кого-то ограбил.

— То не моего ума дело, но после того, как вы шесть штурмовиков купили, у вас еще тех денег изрядно оставалось.

— Я? Штурмовиков? Отец, ты меня ни с кем не путаешь? — пришедшая было стройность мыслей вновь разлетелась в пух и прах.

— Вас перепутаешь, вашбродь, — ухмыльнулся старик. — Вы же вчера деньгами сорили, как семечками. Сколько служу, такого отродясь не видывал.

Память мал-помалу возвращалась к Ивану, но странными скачками и зигзагами. Неожиданно вспомнился купеческий корабль, обширный трюм, сотни тысяч тонн товара, купец, приветливо рассказывающий что-то. Ужасная мысль кольнула раскаленной иглой — они таки гробанули того купца, прогнали пиратов и гробанули. А товар продали, деньги поделили и потом…

— Отец, а друганы мои тоже того… — он замялся, подбирая слова, — необычно себя вели вчера?

— Друганы? Не скажу, что необычно, но за ваше здоровье выпили изрядно!

— Сами платили?

— Зачем сами? — искренне удивился старик. — Вы все оплатили, вашбродь. Тому, который не русский пообещали гарем купить, а второму фонтан с водкой.

— Фонтан… гарем… бред какой-то!

— Не нам судить, вашбродь, деньги ваши, хозяин-барин.

Получается, что того купца все ж таки пришил и гробанул, иначе не откуда деньгам взяться. Нет, не получается. Как он мог гробануть купца и протащить все это в обход друганов? Никак! Разве что под руку попалось что-то маленькое и ценное! Ага, вот оно — кисет, бриллианты чистой воды! Точно — кисет с бриллиантами!

Иван завозился, выуживая из кармана брюк достопамятный черный кисет. Трясущимися пальцами растянул тесьму, запустил руку внутрь, стараясь нащупать драгоценные камушки. Что за черт? Он вытащил из кисета плотно свернутые трубкой листья какой-то травы. Потряс его, но ничего кроме шелухи из кисета не выпало.

— Нету! — огорчился Иван и жалобно всхлипнул, представив себе всю бездну падения от неожиданного богатства к прежней нищете. — Все пропил! — пожаловался он старику.

— Никак нет, вашбродь, все не пропили!

— А где же… эти… которые… — он не решался открыть источник своего богатства неизвестному человеку, опасаясь полицейских преследований.

Где-то на грани вспоминания в его памяти брезжили горы денег и бриллиантов, но где он такое мог увидеть, никак в голову не приходило. Но камушки были, это точно, настолько точно, словно самолично их в руках держал.

— Деньги? — пришел на помощь старик.

— Ага, — облегченно выдохнул Иван.

Пусть будут деньги. Кто знает, что стало с камушками, может, он их уже обменял на кредиты.

— Кстати, так где же эти самые деньги? — Он вопросительно уставился на старика.

— Деньги в сейфе, как вы и приказали!

— Ага… в сейфе… это хорошо! — успокоился было Иван. — В чьем сейфе? — тотчас насторожился он, чуя в словах солдата скрытый подвох. Как он не напрягал память, но не мог припомнить в своем кубрике никакого сейфа, окромя железной банки из-под леденцов.

— Начальника крепости, в чьем же еще, тут другого надежного места нету!

— Ага, логично! — у этого есть сейф, большой такой, в углу кабинета стоит. Вот только Иван не знал радоваться ему или печалиться по такому поводу.

То, что деньги еще остались, радовало. Но непонятно по какой причине они лежат в сейфе начальника крепости, а не на его личном счете или хотя бы в шкафчике в общаге? Как те деньги вытянуть, не притянут ли его за те деньги на цугундер? Вопросов масса, а голова болит, как с перепою… Отчего же как? С перепою и болит.

— Отец, нет ли у тебя водки, здоровье поправить? Сам знаешь — клин клином… — заискивающе просипел Иван.

— Отчего же, вашбродь, ей не быть. Для хорошего человека и водка найдется и закуска. Для поправки здоровья я тут стаканчик с собой захватил. Закуску сюда принести или в трапезную пройдете?

— А можно прямо сюда? — не веря своему счастью, спросил Иван, старик с готовностью кивнул. — Тогда сюда. Не чувствую в себе сил, отец, на перемещение.

— Ясное дело, сей момент, вашбродь, принесу холодненькой! — взял под козырек старый солдат и исчез, словно его ветром сдуло.

Иван сунул в кисет листья, отслоив один листочек. Задумчиво скрутил из листочка цигарку и прикурил от заботливо оставленной у изголовья зажигалки. Цигарка не сразу раскурилась, но первый же вдох принес в голову необычайную ясность мыслей. Словно метлой вымело из башки всякий мусор, прошла боль, и вспомнился вчерашний день с кристальной ясностью.

Вспомнил, как кутил в кабаке, а потом потащил всю компанию в самый богатый ресторан крепости. Как всем девкам покупал украшения и особо понравившимся, а такие почитай все были, так и белье из самого богатого магазина. Девки танцевали на столе, демонстрируя Ванькины подарки. Но это была лишь верхушка айсберга.

Ляпнул кто-то из господ пилотов, что обидно, когда полицейские мотаются на раздолбанных истребителях, а пираты так на новеньких штурмовиках — несправедливо это. Отчего никто царю про то безобразие не доложит, царь добрый и справедливый, вот только бояре вороваты, да трусоваты. Чего им за нас радеть, кричал пилот, когда над ними не каплет?

В запале человек сказал, можно сказать пожаловался неизвестно кому на тяжелую жизнь пилотов полицейского полка. И отчего-то мнилось Ивану, что человек тот удивительным образом походил на полковника Врубеля. Хотя по его же словам по кабакам он не ходок, да и вполне возможно померещилось это Ивану.

Но слова в душу Волгина запали и он, недолго думая, позвонил в арсенал и за наличный расчет тотчас приобрел шесть новехоньких штурмовиков, на которых у царской казны никак деньги не находились. Тут же под веселый гомон пилотов оснастили штурмовики по каталогу самым крутым снаряжением и под крышку заправили горючкой. Хоть сейчас садись и лети крушить пиратов.

По такому случаю выпили за арсенал, за каждый штурмовик, за счастливую жизнь новых пилотов и чтоб всем пиратам пришел единовременный и повсеместный карачун. Разойдясь, Иван вспомнил и друзей. Позвонил куда следует, и уже через полчаса в ресторан ввалилась толпа женщин в самых легкомысленных нарядах. Почти одновременно к ресторану подъехал огромный грузовик и грузчики начали деловито монтировать перед рестораном какую-то мудреную конструкцию.

Как выяснилось, Иван прикупил по случаю у заезжего султана весь его гарем на сто душ прекрасного пола и тотчас же вручил этот подарок другу Кахе.

Перед рестораном же в скором времени вырос фонтан, заиграла музыка, заблистали огни и ударили в небо звонкие струи. Иван буквально силком притащил Семенова к фонтану — тот принюхался, отхлебнул из ладошки и побежал за кружкой в ресторан. Фонтан извергал из себя кристально чистую водку.

И что из этого? Сбылась мечта идиота — он богат, немыслимо богат. Друзья смотрят на него с завистью и… словно прощаясь. Кто он и кто они, небо и земля. Не ровня. Он теперь в верхи полезет, заводами да фабриками владеть, девок море, дворцы, яхты — красивая жизнь. А им лямку тянуть, да перебиваться с паленой водки на тухлую солонину. Грустно, блин. Не по-человечески как-то, не по-другански.

Сколько раз друг другу спину прикрывали, шли в лоб на опасность, чтобы друга спасти, а тут он один раз и в дамки. Непорядок, нельзя так, дурные деньги радости не принесут — отхлебнув из стакана водки, трезво рассудил Иван, — или ну их к черту или поделить с друганами, что осталось.

Правильнее поделить, грех деньгами раскидываться. Кому как не друганам долю той удачи получить, что Ивану подкатила? В этом и есть истинный смысл настоящей дружбы — все поровну и боль и радость! Кабы сразу та мысль в голову Ивана пришла, не болела бы она сейчас от мыслей тяжких. Не царь ведь Иван, не генерал, чтобы великими думами голову загружать, о народе думать. Все! Решено! Делим все поровну и делу конец!

Вот-вот это правильно, вдохновился Иван, как он сразу-то не догадался? А когда догадываться было, — оправдывался сам перед собой Иван, — ежели гужбанили от души всю ночь, увлеклись сверх меры, друганы поди сами еще не проснулись от пьянки. Есть время исправить ошибку судьбы!

— Оте-е-е-ц, еще водки сюда, бего-о-о-м! — загрохотал в коридорах гауптвахты командирский голос взбодрившегося Волгина.

«Вот она — жизнь царская! Чего не пожелаешь, все враз исполняется! Оковы и те из чистого золота. Это же надо, любой дурацкий каприз исполняется мигом и никто в рожу не тычет, мол дурак ты, Ванька! Все воспринимают, как должное, как важное и само собой разумеющееся. А как же на самом деле цари живут, если просто богатому человеку живется так радостно?»

«Меньшиков… Меньшиков… граф Меньшиков… ты должен найти графа Меньшикова… твоя цель Меньшиков…» — вновь проснулся назойливый голос в башке.

— Надо же так нажраться, — грустно взохнул Иван, — прям шиза какая-то. И дался же мне тот Меньшиков. Ну, что я приду к нему и скажу вот так вот в лоб: «Дай мне, дядька, корзину винища!»? Так не пойдет, проще у Шан Дженя прикупить, раз уж я при деньгах нынче.

Иван сильно затянулся и под табачный кайф выплеснул в луженую глотку водку из оставленного стариком стакана.

— Эх, заживу теперь по-царски! — мелькнула последняя мысль в голове Ивана.

То ли табак крепок оказался, то ли водка несвежая, но померкло все в глазах лейтенанта Волгина. Звезды полыхнули перед его внутренним взором и погасли. Шмякнулся кисет, звякнул о бетон стакан, тело лейтенанта безвольно опустилось на холодный пол.

* * *

Снова снится Ивану дивная картина. Словно проснулся он после сладкого сна, но глаз не открывает, нежится в мягкой постели под атласным одеялом. И все бы хорошо, только пить охота до невозможности.

— Оно и понятно, — размышляет Иван, — выпито намедни немало, сушняк утренний мучает организм.

Открывает он глаза, обводит взглядом окружающее его пространство и словно бы ищет что-то ему известное, чтобы не вставая с постели водички хлебнуть. Да где ж ты в кубрике такого найдешь, нужно на кухню к крану ползти, дурачина.

Однако пред взором Ивана встает неожиданная картина. Нет его кубрика вечно неприбранного, а лежит он в роскошной постели и действительно атласным одеялом укрытый. В комнате, размером со сто его кубриков, чего только нет — роскошь царская. А вот и кувшинчик заветный на прикроватном столике прямо под рукой стоит, Ивана дожидается — хрупкий, аж в руки брать боязно, но раз поставлен, знать можно брать без опаски.

Ай да сон, ай как все хорошо-то устроено в нем. Рука сама привычно к кувшинчику тянется, странная какая-то рука, словно и не своя — нет в ней силы, пухлая изнеженная рука, да и пальчики, как у девки — ноготки подстрижены, да наманикюрены. Не обращай внимания, Иван — то же сон, в том сне царская жизнь, вот и выглядишь ты по-другому в том сне. Вспомни казино!

Иван кувшинчик невесомый к губам подносит, а там не вода — медовуха чистейшая его дожидается, здоровье поправить собирается. Иван делает смачный глоток и тут организм странно вздрагивает, не принимает вроде как, пытается обратно отправить тем же путем.

— Стоп-стоп-стоп, что это за сон такой неправильный, кто ему хозяин? — возмущается Иван.

— Я ему хозяин, — отзывается сон.

— Не понял, так ты и разговаривать умеешь? — озадачился Иван, до сей поры не помнивший снов с ним болтавших.

С обитателями снов поболтать — это в порядке вещей, на то и сон, то есть собственная фантазия организма. Но, чтобы сам сон с тобой разговаривал, такого в жизни Ивана еще не было.

— А как же мне не уметь-то, чай не младенец, не уметь разговаривать. Одного не пойму, с кем я говорю-то, что это со мной такое творится — с утра медовуху пью? — капризным фальцетом возмущался сон.

При этом, как ни странно, шевелились губы и язык Ивана, а голос проистекал явно не его. Да еще так странно проистекал, словно Иван его ушами слышал и одновременно изнутри, как это бывает, когда вслух разговариваешь.

— Со мной разговариваешь, сон, хозяин я твой, Иван Волгин. Ты снишься, мечту показываешь, как на заказ. Спасибо за это великое. Только не совсем понятно, отчего в собственном сне медовуха поперек горла встала? — ласково, почти нежно ворковал Иван, боясь разрушить хрупкое творение собственной фантазии.

— Какой такой Иван Волгин? — взвизгнул сон. — Что значит — хозяин? Никто мне царю хозяином быть не может! — женственная ладошка Волгина-царя решительно хлопнула по одеялу. — Стража-а-а! — заорал Иван в голос, да как-то непривычно: визгливо, по-бабски, с претензией.

— Глупость какая-то, а не сон, — посетовал Иван, — в прошлый раз веселее было.

Он собрался было поговорить с собственным сном по душам, попытаться как-то выправить дело, но в тот же момент двери спальни распахнулись и вбежали охранники с дубинками наперевес и с ними встревоженный дворецкий.

— Звали, Ваше Величество? — дворецкий озадаченно оглядывался по сторонам, никак не находя причины царского беспокойства. — Случилось что?

— А ты не видишь? — язвительно осведомился сон.

— Никак нет, Ваше Величество, не вижу, — осторожно, продолжая оглядываться по сторонам, ответил дворецкий. — Разрешите осмотреть помещение более тщательно?

— Конечно, осматривай, не хватало еще этому придурку где-то за портьерой спрятаться. Найти, увести, допросить и мне доложить!

— Слушаюсь, Ваше Величество! Обыскать помещение! — приказал он охранникам. — И под кровать заглянуть не забудьте!

Охранники забегали серыми мышками по спальне, осторожно ступая войлочными тапочками и, стараясь не задеть дорогих китайских ваз и прочих украшений. Несмотря на большой размер помещения осмотр был закончен в рекордные сроки. Охранники выстроились за спиной дворецкого в ожидании дальнейших команд.

— Ваше Величество, позвольте, я отправлю охрану прочь и задам вам несколько вопросов, — угодливо улыбаясь, спросил дворецкий.

— Хм, пожалуй, что и отправь, — согласился сон.

Иван все это время помалкивал, озадаченный странными причудами и самостоятельностью собственного сна.

— Интересно, а кого ты собирался найти тут? Ведь кроме охранников и этого, как его…, — полушепотом осведомился он у сна, чрезвычайно заинтригованный происходящим.

— Дворецкого, — подсказал сон.

— Ага, дворецкого, тут есть только я и мой сон, то есть ты. Глупость какая-то, пора завязывать с травой, пока крышу не снесло и в дурку не загремел. А может это белка? — ужаснулся Иван.

— Кто белка, ты белка? — озадачился сон.

— Горячка это белая, допился, перебор видать вышел. Эхма, какая же незадача вышла. Хотел жить по-царски, а теперь придется в лечебнице от дурки лечиться. Кто меня после этого в пилоты возьмет? Сгинь, окаянная, не хочу таких снов, хочу снова простым пилотом проснуться! — зарыдал расстроенный Иван.

По щекам его текли слезы раскаяния, в носу свербело нещадно и обидно было в добавок ко всему ранее сказанному, что легко по-бабски в слезы ударился. Не по-мужски все это, не подобает боевому пилоту рыдать как бабе, да сопли на кулак мотать. А ведь плачет, мама не горюй, етить тебя через коромысло.

— Ваше Величество, — обеспокоился дворецкий внезапной переменой царского настроения, — случилось что, может врача позвать?

— Что-то я ничего не понимаю, — сквозь слезы и сопли пробился голос сна, — не хочу я плакать, а плачу. Какая-то белка меня расстраивает до невозможности. Голоса всякие слышатся. Ты вот сейчас про пилота или дурку чего-нибудь слышал?

— Нет, Ваше Величество, вы безо всякой причины в плач неожиданно ударились, прошу простить за мои слова, — озадаченно ответил дворецкий.

— Пшел вон, — утерев слезы кружевной салфеткой, сухо приказал царь. — Не беспокоить, пока сам не позову! Об этом ни слова. Прознаю, что проболтался кто, всех на плаху, самолично казню!

— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, все будет сохранено в тайне, прослежу лично, — кланяясь, удалялся задом дворецкий.

Дверь за ним захлопнулась и царь, откинувшись на подушках, пожевал губы, тяжко вздохнул и шмыгнул носом как-то совсем не по-царски. В воздухе повисла тревожная пауза. Иван не решался тормошить сон, опасаясь подтверждения симптомов белой горячки, а сон, по всей видимости, пребывал в замешательстве. Хотя, где это видано, чтобы сон пребывал в замешательстве? К тому же сон себя царем считает, а Ивана царем считать отказывается. Глупость какая-то!

— Ты кто? — строго вопросил царь в пространство.

— Не понял? — опешил Волгин.

— Я не курил гашиш, не пил таблеток, не колол другой какой дури, почему у меня раздвоение сознания? Поди прочь, морок!

— Чего это я морок? — обиделся Иван. — Сам пошел прочь, придурок! Ты мой сон, я проснусь, и ты пропадешь! Мой сон, значит я в нем хозяин, когда захочу, тогда и проснусь!

Ивана раздражало непонятное поведение сна и вмешательство его в сладкие грезы. Тоже мне внутренний голос, еще надо посмотреть, у кого там чего раздвоилось?

— Ты как с царем разговариваешь, морок? — взорвался внутренний голос.

Иван напрягся. Не потому, что голос был излишне строг, а по причине, что голос был излишне самостоятелен и, по большому счету, самому Волгину не принадлежал, то есть не мог лейтенант Иван Волгин так разговаривать, не его это голос. Первый раз с казино не в счет, всякому в гиперпространстве чепуха разная может померещиться. Но, то в гиперпространстве, а сейчас…

И что значит «с царем разговариваешь», а кто же он, как не царь? Раз снится Ивану, что он царь, значит, никого другого в том сне быть не может. Кто же еще может в его сон залезть и свои права на царя заявить? Глупость какая-то получается, дурость… А может и впрямь дурость?!

Неужто все таки допился? Неужто белая горячка? Говорили друганы, что такое бывает, а он дурак не верил. И вот сам с собой препирается, словно две бабы на базаре сцепились языками.

Худо дело, решил Иван, но не сдаваться же трусливо на милость белки. Лучший способ победить — напасть первым и бить врага до полного его изничтожения. Пусть он не враг, а собственная дурь, сути не меняет.

— И давно это у тебя? — прокурорским тоном осведомился Волгин у внутреннего голоса.

— Что конкретно? — не понял собеседник.

— Замашки царские. Не замечал за своими голосами такого бреда. Хотя, учитывая выпитое, крыша могла и съехать, — рассуждал Иван, пытаясь обосновать случившееся.

— Я много не пью! — решительно отверг голос Ивановы рассуждения. — Стаканчик вина в день пропущу и хватит, мне еще империей управлять! Ты глупости брось и убирайся подобру-поздорову!

— Знаю я твои стаканчики, — хмыкнул Иван, узнавая собственные оправдания. — Стаканчиком начнешь, а там и себя не помнишь! Империей ему управлять, а машиной уборочной в сортире управлять не хочешь? — заржал было он, но тотчас же замолк.

Чему смеяться, над кем смеяться, разве может он над самим собой смеяться? Все! Приехали, докатились, допировались! Глюки в голове, голоса, скоро черти зеленые по углам запрыгают. Тоска-то какая! Он чуть не заплакал от отчаяния и жалости к самому себе, представив, как поведут его в смирительной рубашке к психиатрам на всеобщее посмешище. Тогда уж точно — прощай космос, прощайте пилотские шевроны, твой дом психушка, твои друзья идиоты.

— Хамишь? Веселишься? — меж тем возмущался голос. — На дыбе наплачешься, на рудниках умоешься кровавыми слезами! Вот те царское слово — самолично пороть буду! — тут голос осекся. — Хотя о чем это я? Вот ведь беда, видать и впрямь последняя рюмочка лишней была или ключница травок дурных намешала? Пора гнать ключницу, изведет меня ее ведьмацкое лекарство. «Испробуй, царь-батюшка, настоечки! Сама травку собирала, сама заговор творила, все горести-печали, как рукой снимет, сон крепкий будет, да целебный!» — тоненько по-бабски передразнил голос неведомую ключницу-злодейку.

— Постой, какая такая ключница? Не помню такую. Может, ты ее с китайцем спутал? Помню, пробовал его настоечки на рыбьих потрохах, так еле откачали с той настоечки. А ведь мог до сих пор бродить по синим лугам в обнимку с зелеными слонами.

— Ключница… Марфа… не знаю никаких китайцев, — отрезал голос. — Не путай меня, морок. Я дышу ровно, глубоко, вдыхаю чистую прану… — загундосил голос и Иван почувствовал, как живот стал надуваться и воздух потек в легкие.

— Чего я там вдыхаю, какую пруну? — поинтересовался Иван, приостановив равномерные движения живота, отвлекающие его от слушанья голоса.

— Не пруну, а прану… — не меняя монотонной тональности, вяло отозвался голос и Иван почувствовал неодолимое желание глубоко вдохнуть. — И вообще, — рявкнул неожиданно голос, — не мешай мне расслабляться. Чтобы избавиться от навязчивых видений или слухов, ты должен быть расслаблен и спокоен, твое дыханье ровное, твое сознание подобно недвижимой глади озера…

— Какого озера, Онежского? — уточнил Иван, любящий во всяком деле конкретность и понятность.

— Без разницы, — устало отозвался голос, — любое сойдет. Не получается, — пожаловался расстроенный голос. — Как же мне от тебя избавиться, морок? А вот, вспомнил. «Как на свет зари, голос мой умри! Растворись туман, пропади бурьян, порасти травой, мой кошмар ночной! Сгинь, уйди к чертям, ко семи ветрам, к десяти смертям, убирайся сам!» — выкрикнул голос.

— Круто! — восхитился Иван. — Сам сочинил? Я бы ни в жисть такое не выдумал. Вот ведь что с людьми водка творит. Знать в белочке не все беда, раз стихами заговариваться начал. Пойду в писатели, раз такое дело вышло. Говорят, они крутые бабки зарабатывают. А всего-то и дела — залил стакан, сочинил роман, ха-ха-ха. Как это я там придумал: «Сгинь, уйди к чертям, ко всем матерям, убирайся сам!»

— Не матерям, а к семи ветрам. Не действует… — обреченно констатировал голос, — а ведь шаман обещал, что любую дурь тот заговор прогонит. Денег взял, собака, как за яхту, а толку ни на грош. Всяк норовит царя обжулить, объегорить, на хромой козе обогнать.

— Дурь какая-то прет, — согласился Иван. — То ключница, то шаман. Слышь, голос, определись уж с кем ты, чьих кровей? Пилоты мы с тобою, брат, простые пилоты. Нам ключницы водку не носят, шаманы в гости не заглядывают. Я же не возражаю, хочешь со мной жить, живи на здоровье, но с одним уговором — будь проще, не гни из себя невесть что. Договорились?

Иван затих, ожидая ответа голоса. В одной популярной передачке про психов он высмотрел, что психиатры таким образом вылечивают людей с раздвоением личности. Вроде как уговаривают их жить в мире. Псих от этого нормальным не становится, но и не спорит со своей второй личностью до бесконечности. Некоторые даже живут с ней, как с женой, ежели к примеру вторая его личность в бабском обличье ему является. Психом Иван себя считать отказывался и надеялся уладить временное помутнение мозгов собственными силами.

— Ты с кем это договариваться собрался, подлец? Какой я пилот? Ты кого, хамская морда, братом обзываешь? — возмутился голос. — Чтоб ты сдох, чтоб тебе всю морду разнесло за такие слова, чтобы ты сгинул в болоте, орясина! — с каждым словом голос все больше распалялся, поливая Ивана самыми черными ругательствами.

— Все, утихни, пропади, сдохни, умолкни! — заорал Иван, пытаясь криком прогнать ужасный признак белой горячки. — Я Иван Волгин, пилот космофлота Его Величества. Ты понял, голос? — он мысленно провел дрожащей ладошкой по ровному рядку пуговиц и задержался на медной начищенной до блеска бляхе ремня.

Голос не ответил, повисла томительная пауза, за время которой Иван уж было обнадежился на счастливый исход. Но тяжкий вздох его второго я развеял Ивановы надежды, как ветер сдувает легкий утренний туман над озером, быть может и Онежским.

— А я тот самый «Его Величество», чьего флота ты пилот, морок! Дошло до тебя, наконец, кто здесь хозяин? — с обидной усмешкой ответил голос. — Сгинь из меня, развейся, потухни, умри! — обрушился он на Ивана с ответным выпадом. — Не вызывать же доктора, чтобы он тебя утихомирил, не хорошо, когда царя от придури лечат, согласись?

— Доктора в наши казармы не прибегут, тут ты лопухнулся, голос! — порадовался Иван ошибке собственного сознания.

— В казармы не побегут, а в палаты царские мигом прилетят! — продолжал упорствовать голос. — Ты же пойми, дурень, достаточно намека малого, что царь ума лишился, как набегут доброхоты, объявят сумасшедшим, и трона лишат сей момент. Нам это надо?

— Так-то к царю, а мы с тобой, брат, тем царям не ровня. Кому мы нужны, пока врага поблизости не видать? Велика ли разница пилоту сгинуть с умом или без ума — спишут одну боевую единицу с довольствия, вот и все дела, — горевал о серых полицейских буднях Иван, больше жалуясь, чем пытаясь в чем-то убедить собственное второе я.

— Ладно, не хочешь добром, попробуем намеком, — разозлился голос, — в зеркало глянь, приди в себя, морок! Назад обернись, в головах зеркало, придурок! Надо же таким тупым быть, а еще в царевой башке живешь, — пенял он замешкавшемуся Ивану.

— Вот ты себя царем мнишь, — пенял Иван голосу, поворачиваясь к зеркалу, — а чего добиться хочешь, чтобы я в том зеркале увидал не себя, а царя?

— Естественно, — не скрывая сарказма, ответил голос.

— Так это же не довод, дурень, это же нормально. Пойми ты, наконец, мне снится, что я царь, так кого я могу в том зеркале, кроме царя увидеть, как ты думаешь? Не себя же! — Иван смотрел в зеркало и отражение ему категорически не нравилось.

Как-то не так он себе царя представлял. Растительность на голове редкая, лицо обрюзгшее, опухшее со сна, глазки поросячьи, губки бантиком, тело из-под одеяла выглядывает мелкое, толстое и совершенно голое к тому же.

— Тьфу, приснится же такое! — не на шутку обиделся Иван. — Ты что, не мог получше царя изобразить? Сон называется!

— А мне нравится, — обиделся в ответ голос. — Остальные могут убираться ко всем чертям!

— Ты прав, пора просыпаться, пока еще какой пакости не приснилось. Будь здоров, сон, не обижайся, коли в чем обидел случайно. Второй раз не встретимся, потому как второй раз тот же сон обычно не приходит. Бывай!

Волгин решительно зажмурился, потер кулаками глаза, подергал себя за уши, поднапружился, поднатужился, стараясь вытянуть себя из болота навязчивого сна, пукнул громко и открыл глаза, сильно надеясь увидеть вокруг привычный бардак кубрика.

— Получилось? — с надеждой поинтересовался голос.

Иван поморгал, ущипнул себя за руку — сон не проходил, его по-прежнему окружала царская роскошь и дряблое царское тело.

— Похоже, что нет, — признался он обреченно.

Сон не прекратился, да и сон ли то был. Он рассуждает так, словно и не спит вовсе и при этом чувствует себя, в чужом теле как дома. Может творить с ним все, что захочет и тело подчиняется, но это не его тело! И, рассуждая здраво, если это не сон, то что же происходит на самом деле такое?

— Что же получается? — растерянно лопотал Иван, пытаясь собрать разбегающиеся мысли в кучку. — Получается, что я не в своей башке, не в себе. А где я? — слабым голосом поинтересовался он, заранее предчувствуя ответ.

— Не понял, — озадачился голос, растерянный не менее Ивана, — что значит не в себе, а где еще ты можешь быть, мой внутренний голос, кусочек моего сознания, хоть и бредового? Цари мы, цари, слышишь, голос? Ты эти шутки брось, пошутковал и будет, нам еще послов встречать, империей управлять, да с женой мириться. Дел по горло, некогда нам с ума-то сходить. Какое же из нас Величество получится при таком количестве голосов в башке. Давай уж тихо-мирно уйди восвояси, я проснусь, а никого лишнего нету и все в порядке, — ласково приговаривал царь, словно ребенка спать укладывал.

Только Ивану было не до уговоров голоса, ему самому сейчас бы кого уговорить, да спать проводить. Мысли в голове Волгина бегали суетливо и безо всякого толку, стукались о черепушку и отлетали рикошетом, но вдруг, по воле случая или высшей воле, неожиданно для него выстроились правильным порядком, факт к факту приложился и, словно вся картинка солнечным лучиком высветилась. Кругом мрак, а истина блещет, как золотом крытый купол церкви перед грозой.

— Так это не сон?! Неужто взаправду?! — ужаснулся Иван. — Я, Иван Волгин, пилот космофлота Его Величества, в башке Его Величества? — растерянно бормотал Иван, связывая воедино эскападу в казино, табак с Аливандера, водку и нынешнее свое состояние.

Получается, что и в прошлый раз он не сон видел, а по-настоящему был в башке того франта, который с его же Ивановой помощью все свои деньги перечислил на счет Ивана. Понятно теперь, чего он возмущался, так упирался, гадости говорил и помогать отказывался. Кому же понравится, когда к тебе в дом пришли не званные, да еще и самих хозяев строят как попало. И получается, что сейчас…

— Перебор, явный перебор, чего это меня так высоко занесло? — охнул Иван. — Етить твою через коромысло, как же так угораздило-то? А как же… я же сейчас… а царь как же?

— Чего там бормочешь, кто кому в башку попал, да ты что себе позволяешь? — возмутился царь. — Не намекаешь ли, холоп, что не причуда ты психическая, а в самом деле в сознание царя свои грязные ручонки запустил?

— Про ручонки, Ваше Величество, не знаю, ручонки сейчас, как я понимаю, вместе со всем остальным в другом месте спят сном беспробудным. А туточки только душа моя беззаветная невесомая. Унесло ее каким-то образом из тела родного и нашла она себе приют неожиданный в вашей царской головушке, Ваше Величество.

— Ты глупости не мели, Волгин, иди-ка в другом месте приюта ищи. Нашли моду, как из дому выгонят, так в царскую опочивальню шастать. Тут вам не богадельня для сирых и убогих. Как пришел, так и проваливай, пока хуже не стало.

— Сейчас-сейчас, Ваше Величество, минуточку, что-то поплохело мне от осознания факта, аж ноги отнялись. Что же получается? Раз я могу этим телом, как своим собственным управлять, стало быть никто и подмены уличить не сможет! Простой пилот в одночасье царем стал? С ума сойти! Получается, что теперь от моего слова судьба империи зависит? Их величество царь Иван Михайлович Волгин! А что, звучит!

Иван погрузился было в сладостные мечтания, как голос царя вернул его к реальности бытия.

— Ты что себе позволяешь? На царя руку поднял? Переворот затеял, да я тебя… в порошок сотру, сукиного сына… на дыбу… на рудниках сгниешь, подлец! Отвечай немедленно, что все это значит? — в голосе собеседника тревожным набатом гудели колокола. — Кто в заговоре участник, признавайся как на духу, может и в живых оставлю!

Осознав реалии, Иван вновь почувствовал себя неуютно, словно в чужом доме застукали с поличным. Не то, чтобы неудобно получается, а и вовсе позорище. Да что там позорище, беда просто. Как-то нужно выкручиваться, отбрехиваться, туман напускать и уходить огородами, пока заплечных дел мастера не подоспели.

— Ваше Величество, я ж не со зла, случайно вышло, выпили мы крепко. Мы же с понятием… с полным уважением… жизнь отдаем за царя-батюшку, за вас, то есть… а тут случай такой вышел… ну мы и… видать перебор вышел, не подрассчитали… А может чего в кабаке в водку подмешали, как ваша ключница…

— Что ты там бормочешь, вражина, какое там выпил-перепил? С кем пил, что делал, что замыслили враги отечества? И где установка ваша пакостная находится, кто содействовал в том научном обеспечении, кто позволил в царских покоях ту гадость спрятать? Отвечай, не медля, иначе быть тебе среди прочих у палача! Я на расправу крут, ух-х, косточку за косточкой переломаю, жилы по одной выдерну, что не знал и то расскажешь, говори, пока я добрый!

Иван перепугался до жути, уж больно живо царь нарисовал перспективы. Есть надежда, что царь с перепугу не вспомнит, как зовут того наглого пилота…

— Что молчишь, лейтенант Иван Волгин? Труса празднуешь? Выкладывай все, как на духу! В гневе я страшен, да отходчив! Глядишь плаху на каторгу поменяю, — смилостивился царь.

Зря надеялся, запомнил его царь. Иван вовсе перепугался. Кабы с врагом, да в бою, вопроса бы не возникло — бей с налету, привет пилоту. А с царями ни разу не приходилось встречаться, тем более в такой странной ситуации. И ведь ни сном ни духом, ни ухом ни рылом, как такое произойти могло. Вот до чего людей водка несвежая доводит…

— Пожалейте, Ваше Величество, сироту бедного. Не было заговора, нет никакой установки, само собой как-то вышло, случайно. Говорю же, выпили мы крепко, а проснулся я уж тут…

— Понимаю, Ваня, понимаю, отчего же не понять, сам молод был, гулял на славу, себя не помнил, — приободрился царь, чуя Иваново раскаяние. — Только за измену-то сам знаешь казнь без суда и следствия, — в голосе царя все явственнее звучали властные нотки. — Ты бы, пилот Иван Волгин, шел бы прочь, пока подмену не обнаружили.

— Я же без злого умысла, Ваше Величество, без всякой задней мысли, — взмолился в отчаянии Иван. — Эх, лучше бы я сдох вчера.

— Оно конечно для государственной пользы лучше былобы, — в голосе царя чувствовалось все большее облегчение. — Но раз уж вышло, давай думать, как от той беды избавиться? — входя в привычную колею, принялся командовать царь. — Ведать не ведаю, как ты такое чудо сотворил, но для начала вертай все назад. Убирайся прочь, а завтра через секретаря на прием запишись, там мы с тобой все спокойненько и обсудим. Расскажешь в подробностях, как докатился до жизни такой, чтобы царя в дураках выставлять. Не молчи, пилот, действуй. Негоже, когда у царя в голове не свои мысли, согласен?

Вспомнил Иван дедовский способ, как морок отвести, вдруг и сейчас поможет. Надавил пальцами на глаза, поморгал — образ в зеркале не изменился, разве что выглядел ошарашенным действиями пилота. Иван приуныл.

— Непорядок, — поспешил согласиться он, чувствуя, что пауза затягивается. — Где ж это видано, чтобы у царя в голове солдатские мысли водились? Куда ж мне теперь деваться-то, раз уж так вышло? Может вы, Ваше Величество чего подскажете? У вас ума-то поболе, чем у простого пилота, к тому же свистни и целая свора ученых прибежит, чего-нибудь присоветуют. А я со своей стороны все сделаю, что прикажете! Если каких таблеток выпить нужно, али уколы, приму без проблем, лишь Вашему Величеству угодить.

— Ага, прямо сейчас и свистнул. И что я им скажу? — язвительно осведомился царь. — Люди добрые, ваш царь с ума сошел, посоветуйте, как ему снова нормальным стать?

— Мда, действительно глупость получается, — согласился Иван. — А сами вы, Ваше Величество, не придумаете какого-никакого способа?

— Вот сам подумай — что я могу подсказать, если не знаю, откуда ты взялся, как тебя угораздило мне в башку залететь, голубь ты сизокрылый? Сам-то чего думаешь? Сам кашу заварил, сам и расхлебывать, — уклонился царь от прямого совета.

— Откуда взялся, вопроса нет, а вот, как это получилось — вопрос! Одно понятно — не к месту я тут. Мне бы в бой, в истребитель, ну-у-у, на худой конец в кубрик вернуться.

— Вот это в точку, именно что так. Приложи усилия, постарайся, сделай все возможное и невозможное, ведь тебя об том сам царь просит! Ты пойми, дурья башка, если не сможем мы с тобой те мысли устранить подобру-поздорову, придется их искоренять другим людям, выжигать каленым железом! — изрек царь, каждым словом припечатывая Ивана до самой глубины сознания.

— Не хочу каленым железом, — поежился Иван, представив раскаленные щипцы, проникающие ему в голову.

— Сам боюсь, а что делать прикажешь? Нам царям единомыслие нужно, а что по факту получается? Так что ты это… давай, Волгин, приказываю тебе немедленно покинуть мою башку… то есть царскую голову, пока не пришлось, так сказать, каленым железом! — решительность в голосе царя перемешивалась с опаской, потому как не доводилось ранее царю изгонять чужие сознания из собственной головы.

Тревожно царю, паршиво на душе, но на то он и царь, чтобы вовремя указ издать, да приказ выдать. Есть указ, исполняй! Не исполнил, изволь к наказателю! Царь на расправу быстр, нам царям только волю дай, мы всех построим и правильную политику объясним через одно место. Так думал царь, замерев в ожидании дальнейших действий Волгина.

Иван помолчал, чувствуя, как грустные мысли разбухают в голове подобно дрожжам в теплом месте. В тоске и печали потянулся он к кувшину на прикроватной тумбочке, набулькал полнехоньку кружку и выпил мелкими глотками, пребывая в глубокой задумчивости.

Выпитое повернуло мысли Ивана в другую сторону. Ситуация неожиданно приобрела другой оттенок, заиграла новыми красками. То ли с испугу, то ли от действия напитка хмельного стал Ивану царь, словно друг близкий. Ведь, выпивая вино, Иван и царя поил, а кто вместе пьет, тот вместе и дружит. И получается, что сам с собою выпив, вроде как на брудершафт получается, пора и на ты перейти. Был бы Иван в своем теле, та кружка медовухи ему, как слону дробина, но царь явно захмелел.

— Ваня, эй, Ваня, ты чего это с утра пьянствовать задумал? — засуетился царь. — Мне еще послов иноземных принимать, а я на ногах стоять не буду!

— Ну и принимай, Ваше Вел… ик… чество, чем я тебе мешаю? — пьяно удивился Иван.

Новая водка упала на старые дрожжи и мигом взбодрила хмурое сознание Волгина. Мысли Ивана прояснились, язык сам собой развязался, ядреное зелье понесло по жилам горячий хмель, пробуждая прежнюю бездумную удаль. Правду говорят, что удалому молодцу от печали до радости шаг шагнуть. Видать надоело Ивану бояться неведомого, сломалась пружинка страха, растаяла подобно ледышке, и заполнила душу пилота отчаянная удаль. С той удалью и новая дурь в мыслях появилась.

— А скажи, ваш вел… ик… ческтво, вот я щас еще стакан хлобыстну, а ты мне можешь запретить?

— Запрещаю! Приказываю! Царским указом… — едва ворочая языком, боролся царь.

— Не можешь, стало быть, — удовлетворенно крякнул Иван, наливая второй стакан. — Что и требовалось доказать! — отметил он, залпом выдув содержимое.

Так часто перед боем бывает, что поджилки трясутся и в животе бурчит. Но бой начался и про все забудешь, успевай только башкой вертеть, да педали нажимать. После второго стакана в голову Ивану пришло простое, как три рубля решение — река несет и пусть несет. Наше дело маленькое, плыви, Иван, по течению и не дергайся. Время придет и сон закончится, обязательно закончится, закончился же он в прошлый раз.

— Ваня, Господом Богом молю, пожалей старика, не выставляй на позор! Что же я на карачках перед послами ползать буду? А как же престиж государства Российского?

— Престиж — дело важное! — кувшин замер на излете. — Но, начав дело, негоже его не закончить.

— Вот же пьяница попался! — опечалился царь.

Тут в пьяную голову Ивану пришла неожиданная мысль.

— Слышь, царь, а давай договоримся — я прочь сгину, а ты мне корзину вина из погребов Меньшиковских подаришь. Как тебе сделка?

Ивана в этот момент не заботила мысль, каким образом он выполнит обещанное, получив желаемое.

— Да в твоем положении, Ваня, не вина корзину, а алмазы, да злато требовать надо. Хочешь яхту экстра-класса? Хочешь, отдам за тебя самую ядреную девку со своего двора? Хочешь, первым министром сделаю? Хочешь…

— Корзину вина! — отрезал Иван.

В его голове уже расцветала картина, как он утрет нос всем, кто не верил, что Ванька может проставиться вином из подвалов Меньшикова, да не бутылкой жалкой, а целой корзиной. А вот нате вам, выкусите! И не заботило его, что буквально вчера он того вина не ящик, а целых десять ящиков друганам выставил и никто уже не ждет исполнения обещания. Перехлестнуло что-то в мозгах, закоротило на самое яркое и обидное воспоминание, вот и мелет язык невесть что.

— Как скажешь, Ваня, как скажешь! Корзину, так корзину, прямо сейчас и прикажу доставить. Куда нести то, Ваня? — засуетился царь, обнадежившись Ванькиными пьяными заверениями, надеясь, видать, хитрым маневром выведать у Волгина местоположение его бренного тела.

— Что значит куда? — удивился Иван. — Сюда пусть и несут, чего же тут непонятного?

Вопрос Ивану показался донельзя глупым и не соответствующим высокому званию царя-самодержца, всеведающего и всезнающего. На какой-то миг ему даже стало неудобно за царя, но он сдержал себя от высказываний по данному вопросу, чем не замедлил возгордиться несказанно.

— Ваня, тут царская опочивальня, тут царь, то есть я нахожусь, — в голосе царя звучал явный намек, но не для Иванова ума или состояния. — А ты сейчас где-то там далеко. Ты ж пойми, Ваня, во мне только сознание твое, на кой ляд мне то вино, я его и так каждый день пить могу. Принесут сюда в опочивальню ту корзину, выполнишь ты обещание и окажешься где? Правильно, в своем бренном теле, которое сейчас где-то дрыхнет. Знать бы где. Дошло, солдатик?

Иван напряг сознание, поморщил лоб, почесал затылок и вынужден был согласиться с железной царской логикой, хотя в чем-то та логика его задевала. Вот где он сейчас? Во дворце! А куда вернется? В казарму, после того, как из тюрьмы выйдет, конечно. Из дворца и в казарму, неравный обмен. Кому-то корзину винища, пусть и из подвалов Меньшиковских, а кому-то то винище каждый день, хоть по две корзины и в подвалах не убудет. И все на халяву!

Возникает резонный вопрос — куда спешить, попал в цари и сразу обратно в казарму? Нет уж, мы еще поцарствуем. В кои-то веки такое чудо случилось и за корзину водки, пусть даже самой расчудесной, с ним распрощаться?

— Передумал я! Передумал возвращаться! Нам и тут неплохо! — Иван самодовольно похлопал по пуховым перинам царскими пухлыми ладошками. — Был Ванька пилотом, да весь в цари вышел. Кому расскажешь — не поверят!

— Кому ты рассказывать собрался, обормот? — обиженно буркнул царь, придавленный бодрым сознанием Ивана.

— Друганам, конечно, кому же еще? — искренне удивился царскому недоумению Иван. — Посидим в пивнушке, я им такое расскажу, что у них рожи треснут от удивления, — физиономия Ивана расплылось широкой улыбкой в мечтах о предстоящем веселье.

— Ага, только сперва трон под тобой треснет, и башку тебе отрубят, как самозванцу! — обиженным голосом пообещал царь.

— Это еще почему? — насторожился Иван, — Я царь или не царь? Пусть только кто попробует вякнуть, я ему башку враз срублю, собственной, э-э-э… — он взмахнул царской рукой и замолчал озадаченно. — Что же ты, царь-батюшка, физкультурой не занимаешься? Такое тело испоганил, прости господи!

— Тебя не спросил! — окончательно обиделся царь.

— Вот зря ты так, царь, зря. Я же правду говорю, а ты обижаешься. Ну, кто, окромя меня правду скажет? То-то и оно, что никто. Мы теперь как братья или вроде того. Мы, Ваше Величество, круче чем братья, мы ж единое целое, друганы не разлей вода. Я тебе во всем помогу, что знаю и умею, а ты мне помогать во всем должен, раз уж оно так вышло. Да мы с тобой таких дел навертим, мама не горюй, чертям тошно станет, э-ге-гей, давай-давай, дадим жару, разворошим угли в печке, замутим веселую жизнь. Со мной, Ваше Величество, скучно не будет, брат брата в беде не оставит!

Иван несказанно радовался железной логике собственных доводов, но царя та логика не развеселила.

— Тогда, если мы братья, может ты того, уберешься наконец из моей башки, братик? Тоже мне Бог родственничка послал. Понаедут деревенские, напьются, набезобразничают, а хозяевам потом головой маяться от их веселья.

— Бог послал, пусть Бог и обратно убирает, — отмахнулся Иван, — откуда я знаю, как это получилось. Может меня самого сейчас лихоманка от страха трясет? Думаешь легко простому солдату царем быть? Лежу вот на перинах царских и думаю, как дальше жить, что люди скажут?

— А что, по-твоему люди должны сказать? — удивился царь. — Кабы ты царя, то есть меня с трона сверг и сам на него уселся, то по морде наглой народ бы враз определил, что переворот и на троне самозванец. А так… — царь мысленно сплюнул от отчаяния, — будь кто хоть о двух головах, не отличит никто подмены. Слышь, Иван, уважение к царю поимей, ну чего ты меня в темный угол загнал, за какие такие провинности от собственного тела отлучил?

— Откуда же мне знать, Ваше Величество? — искренне удивился Иван, — Я ведь плечами не толкаюсь, силком никого из дома не выгоняю, получилось так, уж не взыщите — поцарствую пока, как умею.

— Ваня, а ты царствовать-то умеешь? — язвительно поинтересовался царь. — Такому делу не в академиях учат, тут одной наглости маловато будет. Этому делу с пеленок учиться надобно.

— Да чего тут сложного? — Иван осмотрелся по сторонам, — Командуй себе, да пиво пей, пока пузо не треснет. Вона это у тебя что за морда китайская на тумбочке стоит, не с конфетами?

— Это, Ваня, не морда китайская, а переговорник, — устало ответил царь, — только ты семь раз… нет, тыщу раз подумай, прежде чем на него нажимать!

— С какой такой печали? — удивился Иван, не привыкший подолгу думать.

— Потому как пока мы тэт-а-тэт болтаем, ты на царя похож! А нажмешь, и вся глупость наружу вылезет. Не царь ты, Ваня, во дворце никогда не жил, интриг местных не знаешь, с послами говорить не обучен, мыслить стратегически не уме-е-ешь. Таким как ты лишь бы налететь, взорвать, схватить и удрать, пока хвост не прищемили. Что ты, дурак, в тонкой политике смыслишь?

— Разберемся! — надулся от обиды Иван, — Не в первой попадать, как кур во щи. Кривая выведет, свинья не съест.

— Свинья не съест, а вот прочие с больши-и-им аппетитом скушают. Да что тебе дураку объяснять, все равно ведь по-своему сделаешь, — в сердцах чертыхнулся царь.

Иван ничего не ответил, сжал упрямо губы, запыхтел как паровоз и хлопнул по китайской роже царской пухлой ладошкой. Знал бы царь, с кем его судьба свела, остерегся бы Ивана дураком обзывать. Потому как после этого с Иваном ни о чем более договориться нельзя, упрется, как баран и будет стоять на своем.

* * *

— Ваше Величество, отобедать изволите? — услышал Иван заботливый голос в переговорнике.

— Как это отобедать? — удивился Иван. — А завтрак?

— Ваня, помолчи лучше, цари не завтракают, они к обеду только просыпаются. Говорил дураку, не торопись нажимать…

— Что-то нет желания, не буду обедать! Живот пучит, голова болит, — ни с того ни с сего пожаловался Иван, не ведая, что у царя, живущего нормальной царской жизнью, живот пучить не может.

— Доктора позвать? — моментально озаботился голос.

— Ну, их к лешему этих костоломов, само пройдет, заживет как на собаке, — отмахнулся Иван.

— Тогда, может, отобедаете, Ваше Величество? — с непонятным упорством поинтересовался голос.

— Ты кто, дворецкий или генерал? — возмутился Волгин странному упрямству слуги.

— Дворецкий, Ваше Величество, — без малейшего удивления смиренно сообщил прислужник.

— Слушай, дворецкий, ты чего пристал со своим обедом? — рассердился Иван. — Потом поем, в чем срочность-то?

— Так ведь люди ждут, все уже собрались, только вас не хватает, чтобы обед начать, — пояснил дворецкий с терпением опытной няньки, уговаривающей капризного ребенка.

— Народ? Какой народ? — Иван почуял неладное. — День рождения у меня или праздник какой?

— Так ведь обед с вами, Ваше Величество, для народа всегда праздник! — деликатно пояснил дворецкий.

— Думаешь, обидятся, если не выйду? — с сомнением в голосе спросил Иван, соображая как бы поделикатнее увильнуть от массового мероприятия.

Одно дело собраться быть царем, совсем другое — взаправду им стать. Во всяком новом деле осмотреться нужно и желательно без свидетелей, тишком да рядком. И, вообще, обещать не значит жениться, может, я еще передумаю царем быть, — начал строить пути к отступлению озадаченный Иван.

— Разве можно на вас обижаться, Ваше Величество? — дипломатично увернулся от прямого ответа собеседник.

— В смысле — на дураков не обижаются? — понимающе ухмыльнулся Иван.

— Ваш… Вел… — от неожиданности закашлялся слуга, — как можно, я же не это…

— Шучу, шучу, — захохотал Иван, — экий ты чувствительный, братец. Кстати, напомни, как тебя звать-то по имени?

— Дворецким звали все время, Ваше Величество! А вы меня и по имени называть будете? — удивился слуга.

— А как же мне тебя называть, не братец же? — искренне удивился Иван, привыкший за свою солдатскую жизнь к простым отношениям.

— Мишкой, кличут… то есть Михаилом, Ваше Величество! — торжественно, словно о великом государственном событии, сообщил дворецкий.

— Михаил… торжественно больно, спьяну и не выговоришь, не обидишься, если Михалычем кликать буду?

— Как можно, Ваше Величество? Хоть горшком назовите… Да я за вас… только прикажите, в огонь и в воду…

— Михалыч, остановись! Все понял, учту на будущее про огонь и воду, а пока, братец, если не сложно, водочки рюмашку организуй. В голове шумит после вчерашнего, не грех здоровье поправить.

— Сей момент, Ваше Величество!

— Да что ты заладил «Ваше Величество, Ваше Величество»? Зови меня просто, ха-ха-ха, хозяин! Шучу, Михалыч, не обращай внимания, с бодуна и не такое бывает.

— Понял, учту… — голос дворецкого растаял, словно туман под лучами солнца.

— Ну и дурак же ты, Ваня, ой дурак. С какой стати ты слугу по имени кликать собираешься, кто он тебе — сват или брат? Таких, как он, во дворце тыщи, ты всех по имени звать будешь?

— Буду! — уперся Иван, обиженный слишком частым упоминанием слова «дурак» в свой адрес. — Вам царям не понять, а простому человеку очень даже приятно, когда его по имени называют.

— Ну-ну, удачи, Ваня, — грустно усмехнулся царь. — Куда же мы таким образом докатимся? Скоро слуги будут за одним столом с царем обедать!

Через краткое мгновение дверь в спальню приотворилась, и Михалыч торжественно вплыл с золотым подносом, на котором взор Ивана тотчас уловил хрустальную рюмку до краев полную целебным напитком и соленый огурчик.

— Не Марфа-ключница делала? — неожиданно вспомнив мысли царя, насторожился Иван.

— Никак нет, Ваше Величество, вы же сами изволили вчера вечером приказать вытолкать ее подлую из дворца взашей, — поспешил доложить дворецкий.

— Это правильно… так ее ведьму… — успокоился Волгин.

Иван выпил, крякнул, откусил огурчика и прислушался к организму. Водка холодным потоком упала на дно желудка, тотчас же растеклась по жилам горячим дурманом, в голове вмиг прояснилось, и жизнь перестала казаться мрачной.

Он пристальней вгляделся в дворецкого, не особенно запомнив его в прошлый раз. Само слово «дворецкий» в сознании Ивана порождало образ, мало похожий на тот, что он видел перед собой. То ли камзол царскому слуге был узковат, то ли плечи широковаты, но в сочетании с гренадерским ростом и цепким взглядом дворецкий больше смахивал на отставного десантника, чем на изнеженного царским двором слугу.

Ну, да у царей свои порядки — может он и есть первая линия обороны для царской особы, тогда все встает на место. Потому как ежели все не так, тогда возникают вопросы, на которые можно получить самые неприятные ответы. А кому это надо? К черту вопросы, пора и пообедать, раз к столу зовут.

То ли страх прошел, то ли водка печаль развеяла, но настроение Ивана катастрофически улучшалось. В такие минуты ему море по колено, враг держись, хозяин наливай — жизнь превращается в калейдоскоп отрывистых воспоминаний и сумасшедший драйв.

— Вот и добре! Веди меня, Сусанин, на обед! Умру за Отечество! — Иван откинул одеяло и собрался было выскочить из кровати.

— Господь с вами, Ваше Величество, повара у нас хорошо готовят! Вы бы только оделись, царь-батюшка, негоже без штанов перед народом выходить.

Иван глянул на себя и поперхнулся.

— И давно я эдак голяком спать приноровился?

— Дык, с малолетства, Ваше Величество, али забыли?

В нейтральном тоне Михалыча проскальзывали едва заметные нотки беспокойства. Он никак не мог взять в толк, какой мог быть перепой у царя-батюшки, если вчера весь день по саду гуляли, да гербарий собирали.

Потом странное нежелание идти на традиционный обед, мероприятие, строго говоря, официальное и непреложное, как само существование Российской империи. Теперь вот вопросы странные, что-то с царем неладное, но поди скажи о том кому, еще самому и достанется. Будь что будет, не холопское это дело в царские дела лезть.

* * *

— Эй, там! — Михалыч громко хлопнул в ладоши.

Дверь спальни распахнулась и в спаленку ворвалась ватага странных существ, если не сказать грубее. Ряженые под девок парни, крашенные, с накладными бюстами, пританцовывая и улыбаясь во весь рот, подступали к кровати царя.

Один держал в руках панталоны, другой рубашку, третий носки, четвертый… А четвертый вообще лез под одеяло и с нескрываемой похотью в глазах стремился к мужскому достоинству царя.

— Сто-о-о-п! — заорал испуганный Иван. — Это что за цирк? А ну, пшел вон, придурок! — он ногой столкнул парня с кровати, едва не утеряв при этом одеяла.

Улыбки погасли, парни озадачено переглянулись и отступили на шаг, не зная, что предпринять дальше. По всей видимости реплика Ивана, как и его пинок не были характерными для царя. Только то ведь царь, — оправдывал себя Иван, — а то я.

— Ваше Величество, — поспешил с объяснениями Михалыч, — рази ж вы забыли, вчера были девочки, сегодня мальчики. Нормальные мальчики, в прошлый раз вам очень понравилось, — на лице дворецкого было написано искреннее изумление.

— Мальчики, говоришь? — заорал Иван. — Ты, Михалыч, меня за кого принимаешь, а? Брысь отседова, гопота! Нормальному мужику мальчиков, да вы тут сдурели все!

— Это чего такое деется, Ваше Величество, что за придурь твоему дворецкому в голову встала? — возмущенно выговаривал Иван царю.

— Чего сразу придурь? — недовольно буркнул царь. — Хорошие мальчики. А ты, как я посмотрю, все больше по бабам? Никакого разнообразия, — он вздохнул. — Провинциал, деревенщина, о чем с тобой поговорить можно, тьфу на тебя, срамота убогая.

— По-твоему с мальчиками это круто, а с бабами отстой? Ваше Величество, скажи, что это шутка, — жалобно взмолился Иван.

— Пусть будет шутка, чего зря время тратить, — сухо ответил царь.

— Михалыч, еще раз такое устроишь и пойдешь…

— Не губите, Ваше Величество, — бухнулся на колени запутавшийся дворецкий. — Искуплю, отслужу, ноги целовать буду, Ваше Величество! Разрешите исправиться?

— Ну, давай, исправляйся! — милостиво согласился Иван, чувствуя в душе истинно царскую благосклонность.

В другом месте да по такому случаю быть бы Михалычу с разбитой мордой, как минимум, а то бы и зубов не досчитался, чтобы не повадно было подобные шутки шутковать. Но опять же царю не полагается по мордам слуг лупить, царю положено быть добрым и справедливым. От таких мыслей Иван приосанился, уселся поудобнее, завернувшись в одеяло, словно в тогу.

* * *

— Девки-и-и! — заголосил, вскочив с колен, дворецкий.

В приоткрытую дверь, словно команда спецназа на штурме, ринулись молодые ядреные девки, одна другой краше. Без тени смущения подбежали к царской кровати, смахнули одеяло. Песни распевают, юбками взмахивают, оголяя ноги чуть не до пупа. Тело царское массируют, от сна пробуждают, травки мази всякие втирают и все это, когда царь-надежа перед ними бесстыдницами голяком лежит.

— Вот, это другое дело! — похвалил Иван дворецкого, расплываясь в довольной улыбке, как мартовский кот.

Это ж такое только во сне присниться может, чтобы столько красавиц сразу и все вкруг него родимого вьются. Выбирай какую хочешь, одна другой краше, фигуристые, задорные, подмигивают игриво, прелести свои оглаживают, приглашая слиться с ними в любовном экстазе.

— Ага, сейчас, сольешься, как же, — хихикнул царь. — ты на молодца своего, точнее моего глянь. Да глянь, не стесняйся, тебе тут некого стесняться.

Иван осторожно перевел взгляд пониже живота и с удивлением увидел совершенно не шелохнувшееся от эротических видов мужское достоинство. Вот только что, когда мальчики прибегали, чувствовал, а сейчас, как уснул.

— Это чего такое? Ты случаем, царь-надежа не того…?

— Нет, не того. Просто девки меня не прикалывают. Надоели они мне, тоска с ними смертная. Хочется чего-то особенного, чтобы кровь по жилам побежала, эх, да что тебе рассказывать, все едино не поймешь.

— Это ты брось, — рассердился Иван. — Где это видано, чтобы русский царь, да с…, тьфу, даже говорить противно. Мы ж тебя за идеал считаем, равняемся по тебе, а ты…

— А я вот такой. Кто тебя просил мне в башку лезть, а? Жил бы себе не тужил, дальше бы верил себе. Господи, как же это меня угораздило в такую глупую историю вляпаться? Чтоб ты сдох, противный!

— Ладно, ты это… не гоношись… я ж могила, никому не скажу, как ты… хи-хи… кхм, в общем, пока я тут, с мальчиками завязываем.

— И надолго вы к нам в гости? — язвительно поинтересовался царь.

— Точно сказать не могу, — признался Иван. — Но уж, как говорится, гость пришел — улыбайся шире.

Отвлекшись на разговор, Иван и не заметил, как шаловливые девичьи руки растормошили таки царское достоинство, видать не весь интерес к девкам у царя потерян был.

— Ой, батюшка, велика же ваша сила мужицкая, — хихикнула бессовестно чернявая девка, слегка прикрыв рот ладошкой.

— Будем, батюшка, бутылочку крутить или сами выберите? — деловито поинтересовался Михалыч, наблюдая проснувшийся интерес царя.

— К-к-какую бутылочку? — закашлялся от неожиданности Иван. — Ты же мне только рюмашку подносил!

— Ваше Величество, бутылочка у вас на этот случай под кроватью всегда стоит, — деликатно прошептал, наклонившись пониже, на ушко царю Михалыч. — Вы бутылочку достаньте, девки кружком станут, вы ее крутаните, — терпеливо, как ребенку пояснял Михалыч, — на кого бутылочка покажет, ту и осчастливите своим царским благоговением!

Михалыч не выдержал торжественности момента и хихикнул. Девушки, моментально смекнувшие, о чем Михалыч с царем толкует, тотчас подтянулись, закрутились, начали оглаживать себя, прихорашивать, так и эдак показывая, кто из них самая прелестница.

— Михалыч, подь сюды! — поманил Иван камердинера пальчиком, — Это что же получается, я могу прям сейчас любую из них того…? А что батька ейный скажет, куды дите девать, если случаем чего боком выскочит?

— Ваше Величество, все будет нормально, а детей тех по царскому двору много шастает. И матери и ребенку то большое счастье к царской благодати прикоснуться. К тому же довольствие от казны положено, чай не байстрюки, а царская кровь.

— Да ты что?! — воодушевился Иван, представив сладкие картины любовных утех. — А если без бутылочки, всех разом?

— Господи, охолонись, дурак, — некстати вклинился царь. — Да тебя на одну бы хватило, куды ты позор свой тащишь? Хочешь, чтобы потом девки по всему дворцу разнесли, как царь многого захотел, да на первой и угорел? Одну бы осилить, не осрамиться, укроти норов свой жеребячий, дурень!

— Так нельзя, Ваше Величество, не поймут. Традиции для нас святы, на них империя держится! — деликатным шепотом пояснил камердинер, зная, по всей видимости, о царских возможностях.

— А так все хорошо начиналось, — вздохнул полуодетый Иван. — Отставить бутылочку, царь нынче не в настроении.

Ивану как-то не улыбалось заниматься приятным делом под прицелом десятка пар глаз, а как этим цари занимаются в самом деле, спрашивать было неудобно. И так уже дурнем через слово обзывают, к чему еще глупость свою напоказ выставлять?

— А что, царь, на эдакие твои шалости жена говорит? У нас бы из дому выгнала и на весь белый свет осрамила.

— Ваня, тут не казарма! Что она скажет? Думаешь, ее по утрам девки одевают? Ага, как же! Отдельная гвардейская рота при дворце есть, вся их служба в том и состоит, что царицу ублажать. У царей, Ваня, жизнь своя и есть в ней свои тяготы и проблемы, — царь тяжко вздохнул, — но тебе, дурень, этого не понять.

— Опять дурень? Не глупее некоторых, ты вот можешь кочергу в узел завязать? Что, съел?

— Ваня, дурень ты и есть, нечто сейчас можешь эдакое сделать? Угораздило же такому дурню в царскую башку заскочить, это же погибель Империи! Неисповедимы пути твои, Господи!

Иван посмотрел на свои руки и вздохнул, действительно глупо получается. И с девками может осрамиться, желания-то у него молодецкие, а возможности царские.

— Геть все отсюда, без вас оденусь! — нахмурившись, приказал Иван.

Девушки недоуменно переглянулись и одна за другой выбежали из опочивальни царя. Михалыч за ними дверь закрыл, собрался было помочь царю закончить одевание, но Иван отмахнулся, мигом оделся, на ходу прикидывая, что к чему одевается, причесал жидкую шевелюру пятерней, глянул на себя в зеркало, поморщился, вновь увидав оплывшую фигуру царя в отражении, махнул рукой и направился к дверям.

* * *

Иван решительно шагал по бесконечным коридорам дворца, удивляясь безумной роскоши и огромности дворца. Привычной функциональности и добротности, присущих военным сооружениям, или простоты и удобства, свойственных жилищам простых людей, взгляд не замечал. Все сделано так, словно кем-то была поставлена задача упихать в ограниченный объем дворца несметные сокровища Галактики. И при всем при этом Россия перед всяким прочими спину гнет и улыбается угодливо, чтобы не дай бог каких льгот торговых не лишили.

— Сколько же деньжищ в дворец вбухали, царь-батюшка? Да на такие деньги можно целую флотилию новую построить и с послами чужеземными не в улыбки играться, а кулаком треснуть и на дверь показать.

— То не твоего ума дело, Ваня! У тебя забыли спросить, как дворец строить, — сухо ответил царь.

— А мог бы и посоветоваться с народом, народ не дурак, глупого не скажет, — поучал Иван царя, стараясь по привычке удержать в голове путь от спальни до обеденного зала.

— Быть тебе, Иван, первым советником… — Иван расплылся в довольной улыбке, — при постоялом дворе, а в государственных делах ты как дитя малое. Не то ценно, что на стену повешено, а то, что за семью замками спрятано. Ты хоть задумывался, откеле в твоем баке горючее появляется? То-то же, а туда же — поуча-а-а-ть.

— Не пилотское это дело о горючке думать, на то техники и снабженцы имеются, пусть у них мозги об том болят. Наше дело врагов гонять, да из пушки стрелять!

— Вот именно, что видишь не дальше ствола своей пушки. А у царя голова должна обо всем думать. Вот ты сейчас о чем задумался? Можешь не отвечать и так понятно, что о бабах. Только об этом и можешь думать, тоже мне царь новоявленный.

— А ничего зазорного в том нет, коли мужик здоровый о бабах думает!

— Кто же сказал, что это зазорно, только у тебя, Иван, кроме этого в голове вообще ни одной мысли нет.

Иван, заболтавшись с царем, не заметил, как перешел с быстрого шага на трусцу, а потом и вовсе припустил, что есть мочи, словно в столовую гарнизонную к раздаче опаздывал. Встречные, завидев бегущего царя, испуганно прижимались к стенам и недоуменно переглядывались — отродясь такого не было, чтобы царь во дворце бегал.

Торжественно вышагивал — было, шел задумчиво — видали, весело хихикая и подпрыгивая по случаю именин собственных — случалось. А вот бегом, как выпущенная из лука стрела, никогда не было. Может, случилось что — недоуменно переглядывались придворные и пожимали плечами. Хуже того собирались в кучки и обсуждали увиденное, порождая слухи и сплетни во дворце.

Царя такое поведение придворных расстраивало до невозможности, но, не имея сил командовать собственным телом, вынужден он был лишь постанывать сквозь зубы и чертыхаться.

Михалыч, стараясь держаться вида важного и невозмутимого, с трудом поспевал за царем. Не было доселе такой причуды у царя по коридорам бегать, где же прыти набраться, чай не мальчик уже взапуски бегать. Да и не приспособлены царские коридоры к бегу — сплошь изгибы да повороты, вазы китайские, да диваны атласные. Неровен час при таком галопе что-то сшибить можно или во что-то врезаться ненароком. Как накаркал.

Иван, бодрой рысцой рванув за очередной поворот, запнулся о сгиб персидского ковра и полетел бы башкой вперед, сметая все на своем пути, но армейская выучка помогла. Сгруппировался как мог, крутанулся через левое плечо, уперся рукой в стену и только подумал, что сейчас задницей в ту же стену врежется, как случилось неожиданное.

Стеночка легонько скользнула в сторону, и Иван влетел в темное помещение. Стеночка, впустив гостя, бесшумно скользнула на место, свет померк.

— Ничего себе сюрпризы, — подумал про себя Иван, стараясь не шуметь в незнакомом месте.

Осматривайся боец, прислушивайся, принюхивайся, крути башкой, смотри во все глаза и готовься бой принять! В такой вот темноте самое то подкрасться и по башке стукнуть чем нибудь тяжелым. Без паники, солдат, без истерики.

— Где это мы, Ваня? — с явной растерянностью поинтересовался царь.

— Тебе виднее, это ж твой дворец, не мой, — резонно ответил Иван.

— Отродясь такого не видывал, — признался царь. — Как же нам отсюда вылезать обратно? Стукни по стеночке, может выпустит?

Иван стукнул. Чего не стукнуть, когда сила есть, только толку нет. Не захотела проклятая стеночка открываться, хоть ты тресни. И темно, хоть глаз выколи.

— Это ловушка! — охнул царь. — Я знал, я ждал, это заговор! — причитал он, впадая в истерику. — Нас, точнее меня убьют, на мое место посадят… господи, кого же на мое место? Жена?! Ах, сука какая! Вот же подлюка! Решила двух зайцев одним выстрелом убить — от меня избавиться и самой на трон вскочить! А может она тебя и подослала, чтобы меня в ловушку заманить? Ведь собственными ногами пришел!

— Да погодь ты, Ваше Величество, причитать, дай в ситуации разобраться. Не похоже на ловушку, нутром чую — не ловушка, случайность. Не знаю я твой жены и планов ее не ведаю, может напраслину возводишь на добрую женщину?

— Ваня, дурень ты, простофиля, да она же с самой свадьбы нашей об том мечтала. Ты думаешь, чем мы в первую брачную ночь занимались, а?

— Известно чем, — хмыкнул Иван.

— Вина она мне поднесла собственными руками налитого, так я ее внимание отвлек и собаке то вино плеснул в пасть. Так ведь собака сдохла, Ванюша. Прям вот как вина глотнула, так дернулась и сдохла разом. Чуешь?

— Так как же вы с ней дальше жить-то стали? — изумился Иван, не забывая знакомиться на ощупь с темным помещением.

— А вот так и стали, это же политический брак, любовь тут не при чем. У нее кроме фамилии серьезное наследство, у меня пути торговые, вот и решили нас таким образом повязать, чтобы и им и нам польза была. Политика, Ваня, грязное дело!

— Я бы сбежал, — честно признался Иван, — или убил бы ее сгоряча.

— А то я не пробовал, — сокрушался царь, в голосе которого звучала неподдельная тоска, — думаешь, просто так она себе гвардейцев завела? Не доверяет моей охране, свою прикармливает, да улещивает. Эти кобели ради своей царицы любому глотку перегрызут.

— Ну и жизнь у тебя, Ваше Величество, могу только посочувствовать. Ага, а это что такое? — с этими словами Иван нажал едва выделяющийся на плоскости гладкой стены выступ.

Открылся проход в длинный коридор. С одной стороны коридор ограничивала стена с контурами множества дверей, с другой полупрозрачная стеклянная поверхность. По ту сторону стекла открывался совершенно фантастический вид на огромное количество помещений явно технического назначения, расположенных кольцами по внутренней стороне цилиндрической шахты. Взгляд терялся в глубине и не мог нащупать верха колодца — бесчисленные комнаты, тысячи человек и все что-то делают.

А смысл, если все одно ничего не видно? Да вот хотя бы эти, чем заняты? Иван ткнул пальцем в стекло и с удивлением увидел, как изображение тотчас же увеличилось, позволив в деталях разглядеть желаемое. Из любопытства Иван пробежался вдоль стеклянной преграды, радостно тыкая пальцем, то там то тут, словно дитя малое.

В одной из комнат Иван с удивлением узрел знакомый ему мешок с травкой. Люди ту травку резали, толкли, растирали, разбавляли какими-то жидкостями и давали попробовать лабораторным крысам. Потом и сами, морщась, отпивали по глотку.

В других помещениях горели многочисленные навигационные экраны, показывая полную картину торговых путей. Моргали пульты управления, картинки на мониторах менялись в темпе вальса, шла деловитая работа совершенно не похожая на жизнь по ту сторону стены из-за которой появился Иван.

— Давай выбираться отсюда, пока еще кто не пожаловал, — не разделяя Иванова любопытства брюзжал царь. — Нехорошее место, нутром чую, пока никто нас тут не увидал, бежать прочь нужно. Ищи выход, Ваня! — канючил он, отвлекая Ивана от неожиданного развлечения.

— Интересно же, — не скрывая воодушевления от увиденного, признался Иван. — Но твоя правда, царь-батюшка, потехе время, обеду час, — легко согласился Иван.

Он шлепнул ладошкой по выступу рядом с ближайшей дверью, увидел напротив аналогичный выступ рядом с другой дверью и быстрым шагом рванул к ней, опасаясь остаться в полной темноте. Выскочив из стены, Иван увидел впереди себя недоумевающего Михалыча. Тот заглядывал за угол, пожимал плечами и чесал в затылке, размышляя, по всей видимости, куда же мог запропаститься царь?

— Михалыч, не меня ли ищешь? — свистнув, хохотнул Иван.

Дворецкий подскочил, как ужаленный, оглянулся и застыл, как громом пораженный. Еще бы, только что царь исчез за поворотом и сразу же появляется сзади. По потолку пробежал что ли?

— А как… вы же, Ваше Величество, а я… — дворецкий тыкал пальцем за поворот, недоверчиво смотрел на царя, ожидая, по всей видимости, очередного чуда.

— Проглядел, Михалыч, проглядел, — захохотал довольный Иван. — Все, Михалыч, пошутиля. Идем дальше, показывай, где тут у нас столовая, — приободрил он дворецкого.

* * *

Пройдя еще шагов двести, Иван вывернул к высоким стрельчатым дверям и замер в удивлении. Уж чего только он не ожидал увидеть, но вот такого точно не предвидел. И где? В самом сердце Российской империи, в цитадели власти, в самом надежно оберегаемом месте и такое увидеть!

У входа в обеденную залу замерли два здоровенных чернолицых охранника в форме военной полиции америкосов. Смотрели они недобро и покручивали в руках дубинки, намекая на весьма тяжелые последствия для любого желающего в те двери пройти.

— Стоп, ахтунг, клозе доор! — заорал первый охранник.

— Цурюк, геноссе, комильфо? — постукивая дубинкой по лопатообразной ладошке, ласково поинтересовался второй.

— Это что такое? — неведомо кого спросил Иван. — Нас завоевали? Пошто мне никто не доложил? — мал-помалу закипал Иван, только начавший входить в роль вседержца беспощадного и всевластного.

Он собрался было по старой пилотской привычке ринуться в драку с мордобоем, но запыхавшееся от длительной пробежки царское тело вяло отозвалось на молодецкий порыв.

— Гутен в морду! — грозно рявкнулодин из черномазых стражей.

— Не «в морду», а «морген», сколько можно тебя учить, — поморщился другой.

— Нехай в морге, — не стал спорить первый, скорчил зверскую рожу и рявкнул, что было сил: — Гутен в морге!

— Да не в морге, а морген, утро доброе, гутен морген, деревня, — сплюнул другой охранник.

— То-то я думаю, словечко странное для такого случая, я ж думал это «Как щас дам в морду!» по-англицки, — расплылся в широкой белозубой улыбке первый страж.

— По-немецки, да это без разницы, — махнул безнадежно рукой второй.

— А вы что, по-русски понимаете? — изумился Иван.

— А тож, мы ишо на нем и разговаривать можем, — смущенно признался первый, понизив голос до басовитого шепота. — Но не положено.

— Так, давайте по порядку, — совсем запутался Иван. — Вы кто?

— Петр… Егор… — коротким звонким эхом рявкнули чернокожие стражи.

— Ага… понятно… нет, ничего не понятно! Какие к черту Петр-Егор, вы кто такие и почему америкосские полицаи в моих палатах, как у себя дома? Охрана-а-а-а! — заорал Иван, сообразив, что без личной охраны царь и на горшок не ходит.

— Ща те будет охрана, козел драный, — ощерился первый охранник, назвавшийся Петром, и, быстро подшагнув к царю, врубил ему дубинкой по ребрам. — Ишь ты, царем вырядился, словно я царя не знаю!

Не сильно ударил, больше для порядка, но обидно до жути. Как же так, мать моя женщина, с каких это пор америкосы царя дубинками лупцуют, а охрана его бездействует, и царя никто оберегать не кидается.

— Егорушка, дай ему по кумполу для порядка, чтобы не гоношился. Всяка мелюзга будет тут в коридорах шастать, а тут с минуты на минуту сам царь придет. Вырубай его и тащи за занавеску, потом разберемся.

— Так я же царь! — возмутился Иван, поспешно уворачиваясь от хватких рук Егора.

— Ишь чо выдумал, — заржал Петр и кинулся на подмогу Егору, отсекая Ивану пути к отступлению. — Наш царь герой, богатырь, на голову выше любого гвардейца, рукой двинет и рота ляжет, ногой стукнет, крышу снесет. Да я тебя, мелюзга плешивая, за слова твои подлые с дерьмом смешаю, ты у меня узнаешь, почем фунт лиха, — приговаривал Петр, охаживая царя несильными оплеухами.

Несильные-то несильные, но рука у Петра тяжелая, а тело царское нежное.

— Царь это, царь, — заорал подоспевший дворецкий, — отпустите ироды!

— Царь я, ц-а-а-рь! — заорал Иван во весь голос. — Ты где такого царя видел, остолоп? — подключился к Ивану и сам царь. — Да я тебя в казематах сгною, гад паршивый! Отпусти царя, мерзавец! Поставь меня на пол, урод черномазый! — верещал Иван, пытаясь вырваться из цепких лап Петра.

Охранники переглянулись, Егор в ответ на вопрошающий взгляд Петра, пожал плечами. Михалыч ринулся было царю на выручку, но остановился, нарвавшись на недобрый взгляд охранников.

— Ну, на картинке видел, — осторожно пояснил Петр, опуская царя на пол.

— А ты точно царь, что ли? — жалобно пробасил Егор, пытаясь оправить на Иване помятый камзол.

— Царь я, точно царь, и кто вас сюда поставил только остолопов эдаких? — возмущенно бурчал Иван, оттолкнув заботливые клешни Егора.

— Дык мы ж это… потешный полк мы, — жалобно хором промычали охранники.

— А почему черные, почему в форме незнамо какой?

— Дык царский указ был, ваш то есть указ, Ваше Величество — потешному полку переодеться в форму америкосов, встать вместо обычной охраны на всех постах и вести себя так, словно америкосы дворец захватили, — торопливо пояснял Егор.

— И это, еще в указе было, чтобы мы непонятное чего лопотали, чтобы все нас за не русских принимали, — подхватил Петр.

— А по морде? По морде бить тоже в указе было? — язвительно поинтересовался Иван.

— А как же? — хором рявкнули охранники. — Первым делом. Всех лупить, но не до смерти, так чтобы все по-настоящему казалось. Приказано баталию играть совсем как взаправду.

— Да от ваших побоев неровен час в плен сдаться надумаешь! — обиженно выговорил Иван, потирая ушибленный бок.

— На этот случай тоже есть распоряжение, — ухмыльнулись охранники, чувствуя царский интерес.

— Кто в плен сдаться надумает, тех на заметку брать и в тайную канцелярию докладать незамедлительно, потому как, кто в потешной игре слабину дал, тот в бою с потрохами продаст.

— И я это все сам придумал? — восхитился Иван.

— А кто ж еще? — удивились охранники и озадаченно переглянулись.

В голосах их улавливалась еле заметная напряженность, картинка по их мнению складывалась странная — царь указ издал, царь в курсе указа, а выпытывает про сей указ, словно в первый раз о нем слышит. И возникает законный вопрос:

— Под дурачка косишь? — ласково осведомился Егор, засучивая рукава.

— Царь говоришь? Ну, держись царь, быть тебе битому за обман и наглость! — подхватил Петр, многообещающе стукнув дубинкой по ладошке.

— Э-э-э-эй, не балуй, братцы! — отпрыгнул Иван в сторону под прикрытие дворецкого, осознав собственную ошибку. — Мало ли каких я указов в день пишу? Забыл! Или по-вашему царь обо всякой ерунде помнить должон? У меня дел важных ого-го-го, куча! К тому же проверить надо, а вдруг вы и в самом деле враги? — прищурился Иван заговорщицки.

Охранники тяжко вздохнули и плечи их поникли.

— Оно, конечно, мы ж понимаем, и на старуху бывает поруха, вы уж, Ваше Величество, не взыщите, мы ж не со зла, а во исполнение указа, так сказать… — жалобные причитания в устах здоровенных чернокожих охранников выглядели столь нелепо, что Ивана от хохота едва на пол не свалился.

— Ой, уморили, ой держите меня, а то помру на месте, — сквозь смех причитал Иван. — Где ж вас таких черномазых отыскали-то?

— Так то ж грим, Ваше Величество, — поспешил пояснить Егор. — У америкосов в армии каждый первый негр, никак нельзя было с белой рожей в америкосов играть представление.

— Грим, говоришь? — едва сдерживая смех, простонал Иван. — Тогда понятно, тогда пойдет! По всему дворцу сейчас такая потеха, говорите?

Иван представил, какая суета сейчас творится в царских коридорах, сколько народу с перекошенной рожей отбивается от захватчиков или смиренно сдается им в полон. Вот ведь придумал, ай да бестия, ай да царь!

— Молодцы! Так держать! Только вы это… перед тем как потеху затевать, портретик царя-то спрашивайте у командиров. Ишь ты — родного царя не узнать! Номерочки коммуникаторов на бумажку запишите, будет плохое настроение, вызову, — Иван порылся в карманах, выудил какую-то бумажонку.

Егор нацарапал трясущейся рукой требуемое и угодливо согнувшись протянул бумажку царю.

— Это же надо, самого царя и по морде! — снова ухмыльнулся Иван, представив, как о таком случае можно красочно рассказать за кружкой другой пива.

— Виноваты, Ваше Величество! — рявкнули, вытянувшись в струнку, гвардейцы.

— Нечего виноватиться, ежели по приказу, так и виниться нечему! Молодцы! Будем знакомы, царь… царь… — Иван пожал руки засмущавшимся охранникам и, толкнув ногой дверь, ввалился в залу.

* * *

— Мать моя женщина! — охнул он, увидев огромную залу, уставленную столами и толпу народа, оживившегося при его появлении.

В первый момент Иван смутился, не приходилось ему до этого часа в столь неожиданную и непонятную ситуацию попадать. Одно дело, когда в темном переулке на тебя одного шестеро с дубинками вываливаются. Тут и дурак смекнет — кого можешь бей, от остальных ноги делай. А тут ни в морду дать, ни сбежать, попал как кур во щи.

— Смирна-а-а! — гаркнул он неожиданно и замер, соображая что же дальше делать в таких случаях полагается по этому самому, как его — этикету.

Мужчины подтянулись, вытянувшись по стойке смирно. Дамы кокетливо замахали разноцветными веерами, бросая пылкие взоры в сторону опешившего царя. Видимо подобное в их кругу не было принято, потому присутствующие сочли слова царя хорошей шуткой и поддержали как могли.

Гости старались держаться гордо и значительно, но вид их выдавал недавнее знакомство с потешной баталией. У кого синяк под глазом, у кого шляпка набекрень, но никто претензий не высказывает, жаловаться не спешит, видать не в первый раз в подобный оборот попадают — привыкли уже.

— Вольно, вольно! — значительно тише и без прежней уверенности скомандовал Иван. — Поздравляю всех с успешным прохождением баталии!

С одной проблемой расплевались, так теперь место свое найти нужно. Он закрутил головой, пытаясь увидеть нечто эдакое, особенное. В принципе он понимал, что царское место выделяться из прочих, но чем именно не мог сообразить. Может кресло красное? Так они все красные! Может стол большой? Так маленьких тут ни одного нет! Может табличка, — мелькнула в голове отчаянная мысль, — табличка с надписью «Царь»? Нет таблички, дурацкое положение, попал как кур во щи! Может сделать ручкой, мол дверью ошибся и удрать пока не поздно?

— Ваше Величество, вам во-о-о-н туда к высокому месту, там ваш столик, — прошептал тихонько Михалыч, чуя замешательство царя.

— А то я не знаю! — буркнул Иван, сообразив, что его растерянность оказалась доступной всеобщему обозрению, — Может у меня свои планы на сегодня?

— Конечно, конечно, Ваше Величество, как скажете! Я же так, на всякий случай, вдруг вы с… перепою, извиняюсь, забыли.

— Ладно, проехали! — милостиво буркнул Иван, — Веди меня дальше, а то я… с перепою, как ты верно выразился, в ногах шаток стал.

— Пряменько, Ваше Величество, пряменько так и шагайте!

Иван тоскливо оглядел зал, поежился под непрерывным обстрелом тысячи пар глаз и шагнул вперед, словно в холодную воду плюхнулся. Была не была, авось пронесет, а не пронесет, так вынесет.

— Обед, обед… — бурчал Иван себе под нос, — не могут, как люди пообедать на кухне, тишком ладком! Или в ресторанчике в кабинетике отдельном в приятной, но, подчеркиваю, ма-а-а-а-ленькой такой компании друзей. Потому что друзей много не бывает.

Он деревянно вышагивал по длинному персидскому ковру, пересекая тронный зал. Даже на плацу Иван не чувствовал себя так плохо. На плацу под взорами генералов ты один среди сотни, а то и тысячи таких же, как ты. Случись какая незадача, друзья прикроют. А тут как прыщ на морде и люстры светят, похлеще портовых сигнальных лазеров.

— Здрасьте! Рад видеть! Хорошо выглядите! — он кивал головой, помахивал ладошкой, улыбался в тридцать два зуба, опасаясь споткнуться и самым глупым образом рухнуть на ковер при таком стечение народа.

— Перестань раскланиваться, дурак, и рот закрой! Иди с гордым видом, ни на кого не обращай внимания! Ты же царь, дубина! Им за счастье видеть тебя, а ты их до обморока доводишь своим кривлянием! Весь образ царя-батюшки испоганишь, ирод!

— Слушай, а чо ты сразу не сказал, чего молчал глубокомысленно, пока мы шагали до этой залы?

— Я молчал?! Значит, это я виноват?! А ты, можно подумать, телевизор не смотришь, сидишь себе в Тьмутаракани и при лучине самогон дуешь, лаптем занюхиваешь — царь аж задохнулся от обиды, — ирод, захватчик хренов.

— Ну, ты это… потише, Ваше Величество. Больно мне нужно на ваши церемонии смотреть, нешто мне девок мало, чтобы я в телик пялился? Чего тут народищу-то столько, нельзя как-нибудь попроще отобедать?

— Нельзя! — сухо отрезал уязвленный царь. — Родственники все это, послы иноземные, люди знатные и прочая придворная ботва… тьфу, прости Господи! С кем поведешься, как говорится, от того и заболеешь!

— Вот только не надо. Может мы и не графья, но почтение имеем, а потому нам не сложно с народом вот так запросто поздоровкаться. Тем более с родственниками, своя кровь как-никак. Слушай, Ваше Величество, откуда у тебя столько родни? Они что, не помирают что ли?

— Помирают, а то как же? Они же люди-человеки, ничто человеческое нам царям не чуждо! — с достоинством отозвался царь.

— Или ты, шалунишка, налево бегал? — ухмыльнулся Иван.

— Не сметь… — рявкнул царь в бешенстве, — не сметь с царем так разговаривать! Да я тебя… ты у меня… палач… на дыбу… в темнице сдохнешь.

— Извини, Ваше Величество, по недомыслию ляпнул. У вас царей нету налево, все справа, — не удержался и опять схохмил Иван. — Все, все, намек понял, молчу.

— Помирают, — выдержав драматическую паузу, продолжил более спокойно царь, — только у каждого свой срок. А нам царям он ой какой большой дан. Зря, что ли меня, Иван, Вечным царем называют в народе? — гордо спросил царь.

— Как? Извини, прослушал, задумался! Как тебя в народе называют?

— Вечным, тетеря глухая.

— Ты меня извини, царь-батюшка, только в каком это народе тебя так называют? Да не ерепенься ты, Ваше Величество. Я вот сам, можно сказать из народа, а такой байки не слышал.

— Не слышал, подишь-ты, он не слышал, — возмутился царь, — конечно, не слышал, докладов боярских не слушаешь, вот и не слышал. Да, чтобы царствовать, лет тридцать нужно ту науку постигать и то самые азы освоишь. Ну куды ты со свиным рылом в калашный ряд? Опомнись, Ванька, окстись дурень, кто ты и кто царь? Да между нами пропасть бездонная, да я… — царь в запале готов был проклясть Ивана до седьмого колена, да Иван тоже неожиданно взбеленился.

— А хочешь, я сейчас на стол запрыгну, и цыганочку с выходом сбацаю? — угрожающим тоном осведомился Иван, — Хочешь? Легко…

— Стой! Стой, дурак! — осипшим от страха голосом заорал царь, — Всю политику мне порушишь, кто станет бояться царя-дурака? Ты уйдешь, а мне тут жить, не порть отношения с двором, изверг!

— Тогда извинись за дурака! — уперся Иван и приготовился прыгнуть на стол, слегка задрав ногу.

— Не буду извиняться, не положено царям перед холопом извиняться! — уперся царь.

— Как хочешь! Эх, цыганочка…

— Извиняюсь…

— А точнее? За что конкретно?

— Извини меня… Иван… за то, что…

— Слушай, мы так час стоять будем, у меня уже нога затекла, рожай быстрей!

— … назвал тебя дураком!

— Обрати внимание, я не злопамятный — попросил прощения и прощаю!

— Уф-ф-ф, аж сердце схватило, нельзя же так, Ваня, со стариком обращаться, я же тебе в отцы гожусь, а ты со мной, как с пацаном голоштанным обращаешься.

— Извини, царь-батюшка, несдержан в обращении. Откуда манерам-то взяться — в казарме живем, казармой обучены. Но резон в твоих словах есть, учту. Тяжко мне тут сидеть, прям вспотел уже от напряжения и в голове кружение наступает, — пожаловался Иван царю.

— Пить нужно поменьше с утра, тогда и в голове кружения не будет, — язвительно посоветовал царь. — Садись и кушай, как ни в чем ни бывало, такова она царская жизнь — все напоказ, все перед народом.

— Ага и клозет у тебя со стеклянными стенами, — пошутил невесело Иван, ежась от колких взглядов придворных и гостей.

— Клозет — дело тайное, — не понял шутки царь, — тут столько всего знать нужно, что показать, а что прятать, у-у-у, целая энциклопедия наберется, Ваня.

— Мне до ваших тайн нет интереса, мне своих тайн хватает, — раздраженно прервал рассказ царя Иван. — Что делать будем, не к душе мне тут торчать на всеобщем обозрении. Смыться бы куда.

— Нельзя, Иван, никак нельзя, терпи! Такая она царская жизнь — с виду одежка красива, да носить тяжко. Слышал ведь присказку: «Тяжела ты шапка Мономаха!», так то не про шапку речь идет, если не сообразил, а про ответственность нашу царскую тяжкую. Думаешь у меня сердце лежит к этим обедам званным? А ничего, так надо, так положено, так что страдай за отечество, солдат!

— Непривычный я к таким баталиям, — взмолился Иван. — Ежели с кем на кулачки — завсегда зови, а тут уволь, не могу, не к душе.

Иван развернулся к залу, приветливо помахал рукой и сообщил во всеуслышание.

— Вот что, господа, рад вас всех видеть! Только у меня с утра живот пучит. Дабы не испортить атмосферы всеобщей любви, — Иван широко улыбнулся от удачного каламбура, — я, пожалуй, отобедаю в трапезной.

Затем позвал Михалыча поближе и на ушко шепнул:

— Михалыч, надеюсь у меня трапезная есть или я опять глупость ляпнул?

— Как не быть, Ваше Величество, обязательно есть. Только народ обидится, вы бы причину какую политическую придумали.

— Какую такую причину, давай поточнее, а то у меня мысли в башке путаются и жрать охота.

— Мол, переговоры у вас с американским послом, вопрос срочный, дело важное, потому приятного всем аппетита! Прямо так в лоб при великом собрании царь не может заявить, что по нужде отойти должен, не поймут, — деликатно пояснил дворецкий то, что настоящему царю самому знать полагалось.

Народ в зале зашушукался, послышались недовольные возгласы, сперва осторожные, а следом и более откровенные выражения непонимания.

— Ваше Величество, за что такое наказание? За что лишаете нас радости встречи с вами? Ах, случилось ужасное, царь решил разогнать двор и завести себе другой.

— Так! Замолкли все! — шум в зале стих, словно кто звук выключил, — Шуток не понимаем? Переговоры у меня с америкосами, вопрос срочный, отлагательства не терпящий. Радуйтесь, что вообще вышел, мог бы открытку прислать по почте, — в голос захохотал Иван, довольный собственным остроумием.

* * *

Не успел Иван выйти прочь из залы, как дворецкий зашептал ему на ушко.

— Ваше Величество, вы просили настоятельно напомнить, сразу после обеда у вас боярское собрание. Бояре загодя собрались, ждут Ваше Величество.

— Так я ж не боярин, чего меня ждать? — удивился Иван. — Пусть бояре и собираются. Ты меня не тормози, душа выпить просит, а ты препоны чинишь.

— Не извольте гневаться, Ваше Величество, но бояре перед вами отчитываются на том боярском собрании, — деликатно пояснил Михалыч, махнув рукой на странную царскую неосведомленность в привычных на первый взгляд делах.

— Отчитываются? Хм, без меня никак? — дворецкий помотал головой. — Далеко это, надолго? — с тоской в голосе спросил Иван.

— Тут рядышком, Ваше Величество, обычно быстренько все решается, единым движением вашей подписи, Ваше Величество, — успокоил Михалыч.

— Раз так, то пошли, Сусанин, — мученически вздохнув, согласился Иван.

Бояре засуетились при виде царя, подскочили из кресел, отвесили поклоны, дождались милостивого царского «Садитесь уж!» и плюхнулись обратно.

— Об чем речь поведем, господа бояре? — приветливо улыбнулся Иван.

— Ваше Величество, по правую руку от вас папочка красная, там кратенько по сути собрания, — заботливо шепнул дворецкий на ушко царю.

— Кхм, а то я не знаю, — деланно обиделся Иван.

Кто такой этот дворецкий? Много на себя берет! Бегает за ним повсюду, подсказывает, присматривает, как нянька за дитем малым. С другой стороны грех обижаться, когда тебе помощь предлагают.

Иван раскрыл папку, прищурился, читая написанное, попытался вникнуть в колонки цифр. Сознание не воспринимало цифры. Были бы то координаты целей, дальности, характеристики, сознание само бы все впитало, как промокашка воду. А тут! С чего начать, о чем разговор вести? И тут в голову Ивану пришла отличная, как ему показалось, мысль!

— По какой такой причине наша армия не может себе позволить купить новое вооружение взамен старого? Сколько можно на рухляди летать? Да над нами уже не только пираты, хулиганы космические смеются!

— Денег нет, Ваше Величество!

— Ты кто?

— Боярин по обороне, Свиневич!

— Куда деньги дел, боярин? — грозно нахмурился Иван.

— Потратил, Ваше Величество, — не моргнув глазом, признался боярин.

— Ах собака, да как смел государственные деньги тратить? Кстати, а куда их потратил-то?

— На нужды обороны, — уклончиво ответил боярин.

— А точнее.

— Мундиры новые нужно пошить? Нужно! Парад на носу к трехсотлетию дома Петровых, не комар чихнул, знаменательная дата. Не может солдат на такой праздник в старом кителе выйти.

— Не может. Так ведь и воевать в старой лоханке он тоже не может.

— К чему ему воевать, Ваше Величество? Войны-то нету.

— А пираты, а бандиты, а за порядком кто следить будет?

— Так это же там, Ваше Величество, а мы об наших делах разговор ведем, — облегченно вздохнул боярин. — Наша забота оборона, — радостно пояснил он, — с обороной у нас все в порядке.

— Оборонять мирных жителей за пределами Москвы, стало быть, не ваша задача, боярин?

— Никак нет, Ваше Величество, наша задача — стоять твердо на рубежах, выглядеть грозно, наводить страх на врага сиянием начищенных пуговиц. Для того и парад, чтобы подчеркнуть…

— Та-а-а-к, а кто же за защиту за пределами Москвы в таком случае отвечает, — прервал словоизлияния боярина Иван.

— Я!

— И? Я догадываться должен, кто такой «я»? Доложить по форме!

— Маршал наступлений, боярин Небейвраженко!

— Интересная фамиличка. По всему выходит, что это именно ты не закупаешь новые истребители взамен рухляди для обеспечения мира вне пределов стольной планеты? Я правильно понимаю?

— Никак нет!

— То есть я неправильно понимаю?

— Никак нет, понимаете правильно, только я за наступление отвечаю. Враг напал, ударить встречно, разнести в пух и прах, чтобы неповадно было! Кстати у нас мундиры тоже нуждаются в подновлении. Разве ж это дело, оборонникам деньги выделить, а передовым частям зажать?

— Всем выделяли, — подскочил на месте Свиневич. — Нечего было адмиральский флагман золотом покрывать.

— Золотом? — Иван почесал макушку в удивлении. — А золотом-то зачем?

— Красиво ж, — расплылся в широкой улыбке Небейвраженко. — Враг на нас выскакивает, постреливает, лазерами посвечивает, а тут я на золотом флагмане. Представляет, Ваше Величество? У них же сразу челюсть от удивления отпадет, глазоньки выпучатся, в задумчивость впадут! А тут мы им из главного калибра, да шрапнелькой, да по бортам, ка-а-а-к жахнем.

— Какая к черту шрапнелька? Ты когда в последний раз воевал-то, маршал? Да ты себе представляешь, сколько золота нужно, чтобы флагман от кормы до носа покрыть? — в ужасе завопил Иван.

— Казнокрад, расхититель, растратчик, — завопил Свиневич.

— Сам такой, — вальяжно отмахнулся от обвинений боярин-наступатель. — Ваше Величество, мы ж с вами вместе тот проект рисовали, забыли стало быть? Все дела, дела, понимаю, не до мелочей вам, — сочувственно басил маршал.

— Стало быть, ты утверждаешь, что это я повелел твой флагман позолотить?

— Ну, а я об чем же? Во исполнении воли царя-императора нашего, так сказать! — лучился угодливой улыбкой маршал. — А на форму совершенно денег не осталось, Ваше Величество. Хотелось бы немножко бюджетик расширить, с вашего позволения. Вот я тут на скорую руку набросал первоочередные затраты, угодно ли будет ознакомиться?

— Не верьте ему, Ваше Величество, выбросит деньги на ветер, нельзя наступателям денег давать, деньги нужно в оборону вкладывать! — кипятился Свиневич. — На кого наступать? Нет врага, сидел бы уже со своим флагманом позолоченным, хапуга!

— Господа, господа, так нельзя, побольше политкорректности, ведите себя достойно, что подумают наши иностранные гости? — жеманно вступил в перебранку маршалов высокий худой боярин в строгом суртюке, напудренный, в парике, похожий на члена английского парламента.

Он с чувством крайнего неодобрения поведением маршалов укоризненно склонял в их стороны голову, кривил губки и прикладывал ко лбу изящный шелковый платочек, промокая несуществующий пот.

— А ты кто такой? — удивился Иван.

— Боярин по внешней политике, Ваше Величество. Внешняя политика наш конек. Согласитесь, что при правильном раскладе во внешней политике, мы можем обойтись и без обороны, — он снисходительно махнул перчаткой в сторону побагровевшего Свиневича, — и без наступления.

Тут ему пришлось пригнуться, чтобы плевок Небейвраженко не попал ему в лицо.

— Всем сесть и заткнуться. Так говоришь, можно и без обороны и без наступления? Как тебя зовут, боярин?

— Шептайло, Борис Ефимович Шептайло, потомственные дипломаты, Ваше Величество, посольский дворянин, — глазки боярина излучали неземную радость от беседы с царем, он говорил так, словно в зале не было никого кроме него и царя. — Я подавал вам, Ваше Величество, прошение, ма-а-а-ленький такой списочек, чего настоятельно не хватает нашему ведомству. Я считаю, что нас незаслуженно обходят в финансировании. И что получается?

— Да-да, что получается? — искренне заинтересовался Иван.

— Наступательники флагман золотят, оборонники форму новую пошили, а мы как писали старыми чернильными ручками, так и дальше будем Европу смешить. Нам бы Паркеров, штучек с тыщу, с золотыми перьями, — дипломат аж трясся от возбуждения, — а для ответственных работников с бриллиантами. Представляете, какой это будет иметь сногсшибательный эффект на переговорах?

— Представляю, — вздохнул Иван. — Одного я не пойму, кто отвечает за охрану торговых путей и купеческих судов, кто должен обновлять вооружение охранных полков, черт бы вас всех побрал? Кто с пиратами борется?

— Это не наше ведомство, — выставил вперед себя толстые ладошки Свиневич. — На Москву те пираты не нападают, боятся!

— А чего это ты на меня так смотришь, толстомордый? Пираты не армия, нешто ль я за ними на флагмане гоняться должен? Ты башкой-то своей думай, какую глупость сказать хочешь! — кинулся в атаку наступатель.

— Ваше Величество, пираты на переговоры не ходят, — обиженно надул губки дипломат.

— Выходит, что это я должен с пиратами бороться? — взорвался Иван.

— Ну, что вы, Ваше Величество, — загомонили бояре, — на то охранный боярин есть!

— Так что же он молчит? Где он вообще? Почему я его не слышу и не вижу?

— Туточки мы, Ваше Величество, немножко сзади, как и положено охране. Присматриваем, приглядываем, охраняем тылы, — раздался сиплый голос со спины Ивана.

— Ну, и что скажешь, охранничек? — язвительно осведомился Иван, разозленный донельзя бестолковостью государственного устройства.

— Причин для беспокойства нету, все спокойно, Ваше Величество, можете заседать далее, — уверенным, хорошо поставленным, но сильно простуженным голосом разрешил боярин по охранению.

— А пираты? Некому с ними бороться, понимаешь ли, все на тебя стрелки переводят. Что скажешь, боярин?

— По моим данным, кхе-кхе, пиратов во дворце не замечено, а замеченные схвачены, схваченные допрошены, за неимением улик, отпущены. Так что с пиратами у нас полный порядок, Ваше Величество.

— Порядок… полный… у вас? — с нескрываемым раздражением в голосе спросил Иван.

— Так точно, у нас… порядок, кхе-кхе, — недоуменно захлопал глазами главный охранник. — Прикажете усилить наблюдение? Есть! — не дожидаясь приказа, рявкнул боярин. — Вот только народишку у меня маловато, добавьте деньжат из казны на жалованье, форму опять же, какое никакое вооружение. Не может охранник с пустыми руками, да в рванине царя охранять. Должон быть соблюден паритет, кхе-кхе.

— Опять дырка от бублика, — разочаровано сплюнул на ковер Иван. — Ты им про Фому, они про Ерему. В последний раз задаю вопрос, не ответите, как надо, всех прогоню, палачу отдам, простыми солдатами служить пойдете! В чьи обязанности входит покупать истребители для полков охраны торговых путей?

— А-а-а, так вы бы сразу и спросили про это, Ваше Величество, — облегченно выдохнул Свиневич.

Бояре радостно переглянулись, совершенно искренне веруя, что лично их вины в тех грехах, что царь расписывает, нет никакой..

— То-то я никак в толк не возьму, какие такие истребители? У нас же, Ваше Величество, меньше крейсера кораблей не водится, — снисходительно пояснил Небейвраженко.

— При правильной политике, Ваше Величество, никому не нужно будет покупать эти самые… э-э-э, истребители, фу, какое неприятное слово, — любезно скривился дипломат.

— Это ж не та охрана, кхе-кхе, — просипел охранник, — то же армия, Ваше Величество. Им казна деньги выделяет, они и покупают. Сколько выделят, столько и купят, ни в чем себе не отказывают, живут, как сыр в масле на всем готовом.

— Отчего же армия не покупает новых истребителей, ежели ей ни в чем не отказывают? — запутался Волгин.

— Так ведь казна денег не дает, — пояснил, как само собой разумеющееся, неприметный до сей поры боярин.

— Казна?! Ну, сразу бы так и сказали. Казначей! Где у нас казначей? — все больше выходя из себя рявкнул Иван.

— Нету казначея, — смущенно признался тот же боярин.

— Куда ж он делся, нешто ль ему не сказали, что боярское собрание у нас?

— Не сказали, Ваше Величество, — повинился он.

Остальные бояре настороженно замолкли, прижав уши и втянув шеи в плечи.

— Так почему не сказали? Найти и привести, а будет упираться, так силком притащить! Ишь, разбаловались, никакой дисциплины, сам царь ждет их с докладом, а им и дела нет!

— Так ведь, Ваше Величество, казначей-то сбег, — помявшись, признался боярин.

— Казначей удрал, сбежал, казну умыкнул? — ахнул Иван, хлопнув от избытка чувств пухлыми ладошками по подлокотникам трона.

— Что вы, Ваше Величество, кто же казну умыкнуть может? На месте казна, можете быть спокойны! — подхватился охранный боярин.

— Стало быть, деньги у нас есть, чтобы купить новые истребители? Так выделите эти деньги армии, пусть уже купят! — Ивана начинала злить бестолковость бояр, раз деньги есть, отчего же не выделить их армии.

— Денег нет, Ваше Величество. Казна-то на месте, но пустая. Казначей допрежь все деньги вывез, а потом и сам в бега подался! — зашептал на ухо царю охранный боярин, прикрыв рот ладошкой, чтобы прочие не услыхали.

— Казначей украл деньги из казны! Славно, отлично, замечательно! А куда полиция смотрит?

— Ищем, — коротко пискнул безымянный боярин.

— Ты вообще кто? Мне нужен главный полицейский, а не твоя глупая рожа! Или ему тоже недосуг к царю забежать?

— Так это ж я, Ваше Величество, полицейский боярин Пусторучко Степан Дормидонтович.

— Дорм… дерм…, вот что Степан, землю рой, звезды с неба сымай, а казначея мне найди. Казначея не найдешь, деньги верни, денег не вернешь, быть тебе на дыбе. Задание понятно?

— Так точно, Ваше Величество. А где ж я его найду-то? У меня и искать-то не на чем. Вы бы мне хоть деньжонок подкинули на экипировку. Обносились, обдергались, обремкались, над нами уже крысы портовые смеются, Ваше Величество, не оставьте в милости своей, я вот тут на всякий случай списочек составил.

— Что-о-о-о? Какой списочек, вы тут все с ума посходили? В казне пусто, они флагманы золотят, мундиры новые покупают! Всех казню, один останусь! Вон отсюда, бездельники!

Бояре, недоуменно переглядываясь, тяжело встали из мягких кресел и, пыхтя и отдуваясь, зашагали на выход. Вместе с ними из палаты удалялось невнятное бурчание «Нездоровится царю… что-то нервный он сегодня… вчера человек-человеком, а нынче зверь… как подменили царя батюшку». Иван, насупя брови, проводил бояр возмущенным взглядом.

— Слушай, царь, как ты дошел до жизни такой? Вот эти м… чудаки управляют всей жизнью империи? Царь-батюшка, а где деньги? Купцы налоги платят немалые, таможня отгрызает кусок немерянный, заводы работают без остановок, где деньги?

— Ваня, я не счетовод, это не мое дело, — насупился царь.

— А какое же оно твое дело? — подавился от неожиданности Иван.

— Мое дело империей править! — гордо вскинулся царь. — Тебе этого не понять, холоп!

— Хорошо, я холоп, пусть будет так. Но у меня всегда есть заначка до получки, иначе просто сдохну от голода, если ее не будет. Нельзя же всю жизнь жить взаймы!

— Ты же живешь, — не преминул подколоть царь, вспомнивший про Ивановы откровения в спальне.

— Это вопрос времени, молодо-зелено, придет время, остепенюсь, — смутился Иван. — Но ты-то не мальчик, своя голова на плечах, мудрость вселенной, светоч галактики, блин.

— А вот ругаться не надо, я все ж таки царь, имей уважение к царской особе, — разозлился царь.

— Извиняюсь, вырвалось.

— Я же помалкиваю, а у него вырвалось, видишь ли, — продолжал кипеть царь.

— А тебе-то чего выступать? — удивился Иван. — Это я тут как уж на сковородке крутился, ничего не знаю, дурак дураком себя чувствовал, — пожаловался он. — Ты-то чего молчал? Твои ж бояре, мог бы и подсказать.

— Мне чего выступать? Ты мое место занял, трона меня лишил, меня самого себя лишил и чего это я при этом выступаю? Да я удавиться давно должен, застрелиться, утопиться от такого позора! Где уж нам чурбанам выступать?

— Ты это, не кипятись, Ваше Величество, никто никого трона не лишал, случайно так вышло. Не вечно я тут, придет время и сгину, словно меня и не было, вот тебе слово пилота.

— А память? Куда я память о том событии дену, Ваня, об этом подумал, изверг? Рожи боярские сегодня внимательно рассмотрел?

— Ну, разглядел и что с того?

— Палки гну. На рожах тех написано было удивление странностями царскими. Сейчас удивление, к вечеру слухи поползут, а утром бунт. Вот такой у нас во дворце расклад, Ваня.

— Сразу уж и бунт, страсти нагоняешь, Ваше Величество! Да этим пузанам год мозгами раскидывать нужно, чтобы решение принять, у них давно уже мозги в брюхе, если не сказать, где пониже.

— Ты на пузо не смотри, дурень. Тех, кто туго соображает, к власти на пушечный выстрел не подпустят. Это бестии прожженные, они тебе сегодня в глаза улыбаются, а завтра глотку перережут с той же улыбочкой. И ничего личного — все в заботе о государстве Российском.

— Гадюшник какой-то, — сплюнул Иван на ковер.

— Почему какой-то? Наш гадюшник, российский, дворцовый.

В душе Ивана при тех словах родилась горькая смесь разочарования и отвращения. Не так он себе государственные дела представлял, не такими ему мудрые бояре виделись. Если так вот через пень колоду всякое дело в государстве делаться будет, так недолго и в полный маразм впасть.

Но не впадает государство в маразм, броня крепка, линкоры наши быстры. Исправно, как по часам, снуют корабли, работают заводы и фабрики, товар в нужное место к нужному времени прибывает и продается, шахты на поверхность руду поднимают и в печи плавильные отправляют.

Неужто все на этих пузанах держится, неужто и впрямь самую главную мудрость глубоко под бровями прячут и в тайне от всех работают, работают, работают во благо земли Русской? Да нет, не похоже, хоть ты лбом землю прошиби, но не видать в тех боярах заботы о государстве. Им бы свое пузо набить, да глупости сотворить.

Как же так выходит, что царь делами особо не занимается и бояре, оплот царя, далеки от тех дел? Кто же государством управляет? В любом деле командир нужен, иначе все пойдет наперекосяк, каждый начнет в свою сторону тянуть, а главной стержневой линии в век не сыщется.

От таких нелегких вопросов разболелась у Ивана голова.

— Так, все! Дела побоку! Михалыч, где тут у нас трапезная? Душа выпить просит, а ты меня по заседаниям таскаешь, ирод.

— Ваше Величество, так вы же сами приказали…

— Приказал. Молодец. Хвалю за исполнительность. В трапезную идем?

— Ваше Величество, не велите казнить, но еще дельце есть важное, вы сами приказывали обязательно напомнить…

* * *

Иван уперся, не желая ничего слышать о делах. Ему и бояр хватило выше крыши, ерзал, как на ежа сев. Куда теперь нелегкая вынесет неведомо, стало быть от всех дел отбояриваться нужно и хлебнуть наконец царской жизни полной ложкой.

— Опять? Что на этот раз? Какими еще глупостями мы еще не позанимались сегодня? Ничего не хочу, все потом! Обещал обедом накормить, так корми!

— Послы американские, Ваше Величество. Собрались, ждут, вы обещали переговорить с ними относительно Крыма. Вопрос чрезвычайно важный, возможен дипломатический скандал, если не переговорить с послами.

— Крым? Это же тьма как далеко. Чего им там надо? И вообще, есть у меня министр иностранных дел или я сам все делать должен?

— Как не быть, Ваше Величество, он как раз с ними вас и дожидаются. Вчерашнего дня вы с тем министром часа три о Крыме разговаривали, — деликатно напомнил дворецкий, чувствуя, что царь, мягко говоря, не в теме.

— Поговорили же, чего еще нужно, пусть сам и разговаривает с послами, не царское это дело, — не мог взять в толк Иван сложности вопроса.

— Послание от американского президента положено вручать лично главе государства, Ваше Величество. Протокол превыше всего, нарушение протокола трактуется, как проявление неуважения к президенту.

Иван насупился, очень не хотелось ему влезть в очередную неразбериху. Со своими еще куда ни шло, но тут иностранцы, дипломаты, как бы не вляпаться по самое не хочу.

— Эй, Ваше Величество, чего молчим? Об чем с министром вчера беседовали? Ты же понимаешь, я о вашей беседе не в курсе, не хочется позорить царя перед иностранцами.

— А чо, Вань, позорь дальше, раз пошла такая пьянка. Ты же у нас за главного, тебе же главное в драку ввязаться. Подумаешь — велика сложность государством управлять, когда умеешь истребителем рулить.

— Все сказал, Ваше Величество? Ничего добавить не хочешь?

— Хочу, Ваня, но кому это надо? Сколько в дырявое ведро воды не наливай, полнее оно не станет. Так что слова мои тебе без надобности, в одно ухо влетит, в другое вылетит, а сделаешь все едино по-своему.

— И сделаю, раз тебе без разницы, как и что в твоем государстве творится. А я вот не могу так равнодушно взирать на эти безобразия, душа не позволяет.

— Не можешь, не смотри. Но маленький совет дам, поймешь — твое счастье, нет, так и будем дудеть в разные дудки.

Царь, приняв молчаливое сопение Ивана за согласие, продолжил.

— Слушай все, что скажут, молчи, сколько сможешь, «да» и «нет» не говори, ничего конкретно не обещай, по мелочам соглашайся, крупное отложи на потом, если об чем заранее договорился, исполняй. И будет тебе почет и уважение и долгие лета-а-а.

— Ничего не говори, никому не обещай, все отложи на потом! Понял! Отличная тактика! — обрадовался Иван.

— Э-хе-хе, Ваня, с таким пониманием лучше бы тебе к послам не выходить. Или дай уж мне порулить, раз сам в таких вопросах не разумеешь!

— Идея! Не возражаю, я вообще сегодня добрый до невозможности. Давай, Ваше Величество, рули сам, а я тут в уголочке посижу, полюбуюсь как мастер делом занимается.

— Вот, давно бы так, — обрадовался царь, — а то все поперек батьки норовишь выбежать. Учись, пока я жив, хоть тебе та наука и без толку. Но это так, к слову.

Царь взмахнул руками, словно птица, подскочил в кресле, притопнул ногой, заулыбался довольнехонько, словно кот, сметаны отведавший.

— Эх, хорошо-то как! Рученьки мои, ноженьки мои, головушка моя золотая, как же я по вам соскучился, родимые! — наслаждался обладанием собственным телом царь. — Чего смотришь? — споткнулся он, увидев недоумение в глазах дворецкого, — Не в цирке чай, рот закрой и пойдем к послам. Распустились, от рук отбились, стоит на минутку выпустить вожжи из рук и все коту под хвост, — ворчал царь, решительно шагая к посольской палате.

При появлении русского царя американские дипломаты слегка приподнялись в своих креслах, кивком головы поприветствовали его и снова опустили сухопарые зады в кресла. На такое оскорбление Иван едва не высказался матом, но вовремя сдержал себя, вспомнив, что не он в доме хозяин.

Царь деловито кивнул послам и молча проследовал к своему месту. По обе стороны от него устроились посольские служки с блокнотами наизготовку. Шептайло, боярин посольский, он же в просторечии министр иностранных дел, занял место поодаль от американцев, все время оборачиваясь в их сторону и ободряюще улыбаясь, словно сватья в доме невесты.

— Ваше Величество, разрешите представить, американские послы Джон Смит и Томас Хатчингсон, — подскочил на месте посольский боярин.

Царь милостиво кивнул, ничего не ответив на приветствие.

— Разрешите начать церемонию, Ваше Величество? — угодливо изогнулся посольский боярин.

— Начинайте, — с ленцой в голосе разрешил царь.

Боярин встал в позу, открыл красную папочку и принялся читать хорошо поставленным голосом.

— Уважаемые господа, от лица Императора всея Руси, выражаю почтение Президенту Соединенных Штатов Америки, надеюсь на продолжение наших добрых и взаимовыгодных отношений на долгие годы.

Господа, Их Величество выразили одобрение предложенных вами инициатив в области расширения демилитаризованной зоны галактики.

Их Величество надеется на соответствующие встречные шаги американского президента в отношении членства России в галактической торговой организации.

Их Величество выражает готовность подписать соответствующее соглашение о ликвидации российской военной базы на планете Крым и полной передаче данной зоны под контроль галактических сил безопасности.

Их Величество выражает понимание важности единой системы безопасности для всей галактики и отказывается от каких-либо прав на области космоса в радиусе трех световых лет от планеты Крым, — разве что не пел Шептайло, зачитывая протокол решения царя.

Нескрываемая радость от того, что Император всея Руси, идет на такие дикие уступки американцам, буквально распирала посольского боярина. Он уж и не знал, как бы еще улыбнуться американским послам, лениво кивающим в такт произносимым дипломатом позорным пунктам. Все прочие принимали происходящее, как должное, не находя в том ничего особенного или удивительного. Родину продают за копеечку и никого это не удивляет?

Иван слушал и ушам своим не верил. Как же так, с какого перепугу наша база должна вот так запросто покинуть место дислокации? А какого лешего они там вообще стояли? И какого дьявола в последней войне русский солдат жизни своей не жалел, выбивая оттуда варгов? Получается, что напрасно жертвовали, напрасно столько деньжищ вбухали в военную базу, теперь «отдай жену дяде, а сам отправляйся к б…»?

Тем временем боярин уже подсунул царю раскрытую на нужной странице папочку, посольский служка подал золотую ручку на красной сафьяновой подушечке.

— Ваше Величество, подпишите тут и тут!

Царь протянул руку, привычно подхватил ручку и нацелился пером на бумагу, спеша закончить дипломатическую процедуру.

— Стоп! — рявкнул возмущенно Иван, отталкивая царя от управления. — Ты что же делаешь, Ваше Величество? За каким чертом бумагу подписываешь? Сам же говорил, мол мелочи принимай, а крупное на потом откладывай!

— А я и откладываю, — упирался царь, пытаясь заставить непослушную руку закончить начатое дело. — Изыди, сатана, не мешай царю!

Царь пыхтел, тужился, бился как тигр за право на управление самим собой. Ручка дрогнула и медленно, но верно начала опускаться к документу. На лбу царя выступили крупные бисерины пота. Посольский боярин с недоумением взирал на перепитии царской руки и криво улыбался послам, переминался с ноги на ногу, словно собираясь помочь царю справиться с затруднением.

— Ах, ты так, — запыхтел Иван и заставил царя выскочить из кресла.

Боярин отшатнулся, но важный документ удержал под ручкой, дабы не сорвать подписание и не обидеть дорогих гостей. Царь застыл в нелепой позе, отклячив зад в сторону послов, с вытянутой в сторону документа рукой. Вторая рука отчаянно размахивала и норовила за что-нибудь уцепиться, чтобы перетянуть царя на свою сторону. Ноги при этом выписывали причудливые кренделя, словно царь никак не мог решить, идти ему прочь или оставаться на месте.

— Все равно подпишу, назло тебе подпишу, — пыхтел царь, смешно тряся головой в разные стороны.

— Ты же… говорил… что… важные дела… потом… не сразу… — сквозь зубы цедил Иван, воюя на всех фронтах, отбивая царские атаки на левую руку и голову, обходя царя на флангах и подбираясь попеременно то к ногам, то к правой руке.

— А это… не важное… дело… — тужился царь, судорожно дергаясь от Ивановых финтов и набегов. — Важное дело… не порушить… равновесие… твою мать, что же ты творишь, паскудник? — царь охнул и сдался.

С этими словами царь на виду изумленных зрителей швырнул ручку в сторону послов. Послы ловко увернулись и ручка улетела в дальний угол палаты, звякнула о мраморный пол и закатилась куда-то. Царь удовлетворенно крякнул, поиграл вялыми мышцами, притопнул ногами.

— Что слабо, Ваше Величество, в драку вступать? — расхохотался Иван, с ужасом понимая, что сказано это вслух. — А вы сделайте вид, что ничего не было! — приказал он недоумевающему окружению.

Послы переглянулись, посмотрели вопросительно на боярина, тот в недоумении пожал плечами «Сам мол не пойму, что за блажь на царя напала».

— Сядь на место, — приказал Иван посольскому боярину. — А теперь, господа, все сызнова и помедленнее. Что-то жарко у нас. С головой просто беда, с первого раза ничего не разберу.

Послы откашлялись, поправили галстуки, переглянулись, но спорить не стали. Не первый день в политике, всякое бывает, а цари да президенты, известное дело, самодуры наипервейшие. Сидят дипломаты, как в кино, смотрят снисходительно — что с дурачка русского возьмешь? Закипело в душе Ивана, так и захотелось в те рожи кулаком въехать. А нельзя, да и не получится толком. Но доколе же всякая шпана американская будет себя чувствовать выше царя русского?

— Михалыч, — обернувшись назад, обратился Иван к дворецкому, — представь уж ты меня что ли, голубчик, раз уж тут больше некому русского царя представить.

Дворецкий напрягся, не понимая кого тут представлять, когда уже представление ранее сделано, но тотчас же стер с лица недоумение, сменив его гордым и непроницаемым выражением.

— Его Величество Император всея Руси! — вышагнув вперед, громко, весомо произнес дворецкий, словно всю жизнь только тем и занимался, что царя представлял иностранным послам.

Послы переглянулись в недоумении, боярин посольский покраснел как рак и зажевал губы, на лбу его выступила испарина. Не зная, как скрыть смущение, схватил ручку с золотым пером и стал что-то озабоченно записывать в блокнот.

— И еще запиши, собачий сын, — Иван ткнул пальцем в сторону боярина, — что положено представлять в первую очередь царя, а потом уж всякую мелочь пузатую! Записал?

Боярин мелко закивал головой, стер рукавом пот со лба и незаметно перекрестился. Послы сделали пометки на своих листочках и поправили галстуки.

— Докладывай сызнова, чего послам надобно? — в голосе Ивана звучало раздражение и злость.

— Ваше Величество, посол Смит просит вас выслушать ноту американского правительства и предлагает подписать соглашение, которое мы с вами вчера…

— Пусть читает свою ноту, с остальным потом разберемся!

— Ну-ну, Ваня, поцарствуй, твоя взяла, — разочаровано сплюнул царь. — Крутизну показывать это несложно, а вот отвечать за свои слова значи-и-и-тельно сложнее.

— Разберемся, Ваше Величество, и за слова ответим, а завоеванным кровью русского солдата разбрасываться не дам. Вот тебе мое слово крайнее и последнее.

Дипломаты осторожно переглядывались, выражение их сосредоточенных лиц выражало некоторое недоумение нарушением привычного протокола. Обычно послов выслушивали, подписывали документы, заранее согласованные с дипломатами русского царя и расходились ко всеобщему удовольствию. Нынешний визит в корне отличался от всех предыдущих.

Американцы пошевелили пальцами, сплетая и расплетая их странным образом. Знающий человек прочитал бы их разговор на тайном языке пальцев, но читать тот разговор было некому, это же тайный язык дипломатов:

«— С царем что-то странное. Кстати, вы читали утреннюю депешу?

— Не успел. Что-то интересное?

— Там предписывалось выявлять людей со странностями.

— В каком смысле? Идиотов что ли?

— Нет. Людей, ведущих себя необычно, не так как прежде.

— Странный приказ.

— Приказ странный, да и царь сегодня явно не такой как обычно.

— Не будем спешить с выводами. Пусть все идет по прежнему сценарию.»

Дипломаты вновь украсили лица политкорректными улыбками.

— Ваше Величество, — на чистейшем русском языке вступил Смит, — американское правительство и американский народ обеспокоены ростом международной напряженности в некоторых районах галактики. Мы призываем вас сделать политику Русской империи более мирной, предлагаем сократить ваши стратегические вооружения, отодвинуть границу, контролируемую вашими войсками подальше от зон свободной торговли.

Смит сделал паузу, вопросительно посмотрел на боярина, тот пожал плечами, мол не знаю, что дальше.

— Ты читай дальше, чего замолк? — махнул рукой Иван. — Не в театре чай, чтобы паузы тут мне строить драматические.

— Хорошо, Ваше Величество, — спохватился Смит. — Вот наши предложения, — он поднял со стола папочку и передал ее боярину.

Боярин, унизительно улыбаясь, трясущейся рукой протянул папочку царю, мол все в порядке, можно подписывать.

— Так, я не понял, в чем выражаются ваши предложения конкретно? Ты мне папку не протягивай, ты читай, что там написано!

— Ваше Величество, мы же с вами этот вопрос уже согласовывали, вчера вечером, разве вы запамятовали? — засуетился боярин, глазки его бегали, на лбу снова выступила крупная испарина.

— Ничего не помню, — отрезал Иван. — Давай все сызнова!

— Как же, Ваше Величество, это долгий вопрос, — заюлил боярин, — мы с вами три часа над ним просидели, как же сызнова? Американцы нас не поймут.

— Чего им не понять, вон как по-русски без запинки шпарят, чай не дураки, разберутся. Читай, я сказал, боярская морда! Совсем распустились, царь их уговаривать должен.

Боярин подскочил на месте, неловко рванул папочку с предложениями американцев, выронил ее из рук, листочки разлетелись веером по полу. Он суетливо упал вместе с ними, на ходу махнул своим посольским и те ринулись на подмогу начальнику. Закрутилась кутерьма, пыхтя, сопя и отдуваясь посольские собрали наконец американское предложение в кучку и передали боярину.

— Американское правительство и американский народ, — запинаясь, начал читать боярин.

— Эту галиматью мы уже слыхали, читай по сути предложения, — прервал его Иван.

— По сути? Ах, по сути! Так-так, это, значит вот здесь. Убрать с планеты Крым российскую военную базу, демонтировать станцию дальнего слежения на Херсоне, сократить наши наступательные вооружения на треть, для чего…

— А дулю с маслом не хотите? — Иван сплел пальцы в незамысловатую фигуру и показал ее американским послам. — С какой такой стати мы это все должны делать?

— Так ведь всегда ж делали, Ваше Величество! — побледнел боярин. — Опасно для мировой стабильности спорить с американцами, Ваше Величество, могут и…

— Что? Войну начать? Нет? Тогда что?

— Ваше Величество, торговые соглашения… они обещают, что примут нас в галактическую торговую организацию, по ихнему ГТО сокращенно.

— Давно обещают?

— Лет тридцать уж как, — тихонько подсказал Михалыч.

— Разве в этом вопрос, как давно обещают? Главное, что мы на пороге самого важного для нас соглашения, буквально в одном шаге от вступления в ГТО! Я правильно говорю, господа? — обратился боярин за поддержкой к американским послам.

Те согласно покивали головами, словно китайские болванчики.

— Вот видите, нужно всего лишь подписать это соглашение, — боярин улыбался широко, смотрел на царя ободряющим и несколько умоляющим взглядом.

— Хорошо! — ответил на его улыбку Иван.

Боярин засветился, как маленькое солнышко, дипломаты расплылись в довольных улыбках, начали деловито собирать бумажки и ручки. Но вдруг спохватились.

— Ваше Величество, — обратился к царю тот из дипломатов, что чисто владел русским языком. — Наш президент делает вам маленький презент в знак нашей дружбы, — с этими словами американец сдернул шелковое покрывало с какого-то ящика стоящего поодаль.

— Грюндик, — громко прочитал Иван название устройства. — Радио что ли?

— Прибор моментальной связи с нашим президентом, Ваше Величество. Достаточно нажать вот эту кнопку, — дипломат тотчас же ткнул в нее и с неподдельным интересом уставился на царя, — как президент свяжется с вами.

Грюндик, Грюндик, Грюндик. Где-то Иван уже слышал такое название. Точно. Швондер. Ящик и маде ин Чина. Ишь ты и когда только успели? По всем прикидкам не мог Швондер тот ящик до Москвы довезти, да и не собирался он сюда. Ему до следующего портала часов десять пилить, если он и задумал курс поменять, то все одно не поспел бы. Похоже, клепают америкосы сувениры в Китае и дарят их налево и направо.

Вспомнив Швондера, Иван вспомнил и травку, что веселье в сердце лила. И точно также, как и в трюме, что-то холодное и скользкое прикоснулось к сознанию Ивана. Мир покачнулся, свет померк и Иван едва не грохнулся в обморок, но, решив, что это царь вновь покушается на власть, решительным движением отмел от сознания все мешающее.

Из ящика слышалось невнятное жужание, бормотание, мало походящее не голос американского президента. Посол озабоченно постукивал по ящику.

— Похоже при перевозке повредили, Ваше Величество, — извинился посол, с непонятным разочарованием в голосе.

Словно не произошло нечто настолько грандиозное, что должно было потрясти всех присутствующих. Вряд ли к грандиозному событию посол относил разговор двух глав государств через гигантские пространства. При наличии гиперфонов подобное давно уже было не в диковинку. Скорее всего устройство давало что-то дополнительное, особенное, незаурядное, потрясающее, чем не мог похвастаться тот же гиперфон.

— Мы заменим на точно такой же. Завтра. А этот пусть пока постоит у вас, Ваше Величество, как залог нашей нерушимой дружбы.

— Оставляйте, чай не бомба, не взорвется, — пошутил Иван. — И ноту вашу оставляйте, я подумаю на досуге над предложением американского правительства и американского народа. А сейчас, до свиданья, господа, рад был познакомиться! Вас известят о моем решении по дипломатическим каналам!

С лиц дипломатов словно сдернули маски, глаза их расширились, улыбки превратились в оскалы, руки напряглись, с хрустом сломались дорогие ручки с золотыми перьями.

— Это неслыханно! — заявил Джон Смит.

— Вы не имеет прав не приняйт наш нота, мистер русский тсарь, — поддержал его Томас Хатчингсон.

— Вы нарушаете ранее достигнутые договоренности, это будет иметь последствия, — пригрозил Джон Смит.

— Наш прэзидент, наш правительств будет есть возмущен ваш решений, мистер тсарь.

— А вам господин посол, — выговаривал Джон Смит боярину, — я выражаю свое непонимание сложившейся ситуацией.

— Вы есть водиль нас за нос своим обещаньем решить этот мелький вопрос с ваш тсарь!

— Ваше Величество, я вас умоляю, мы же обо всем договорились, зачем нам этот скандал? — засуетился боярин, попавший под перекрестный огонь.

— Обещал? Ты кому, собачий сын, обещал? Врагам нашим обещал? Так ты и есть наш враг! А с врагами у меня разговор простой — расстрел без суда и следствия! Эй, позвать палача!

— Помилуйте, Ваше Величество, токмо благоденствия и процветания империи труды мои малые, не судите строго, бес попутал, поспешил, переработаем, как скажете, сделаем все! — перепугался боярин.

— Конечно, сделаешь. Ишь, чего удумали, по носу щелкнуть Российскую империю! Вон пошли, выметайтесь, чтобы духу вашего в Москве не было. Пусть других пришлют, рожи ваши видеть больше не хочу. Так и передайте своему президенту, мол выгнали, лицом не понравились! Всем все ясно?

Ответом ему была настороженная тишина. Иван встал и, ни на кого не глядя, решительно вышел из посольской палаты. Следом за ним семенил дворецкий.

— Михалыч, злыдень, если ты меня сейчас до трапезной не доведешь, быть тебе к вечеру на каторге.

— Господи, спаси и помилуй, что вы такое говорите, батюшка. Моментом там окажемся, нет на сегодня больше дел. Сюда пожалуйте, Ваше Величество!

Михалыч широко отворил дверь в новое помещение, мимо которой Иван пробежал, не заметив, и с поклоном приглашал царя войти. Все возмущение, что оставалось в душе Ивана после битвы в посольской палате, разом испарилось, едва он ступил на порог трапезной.

* * *

Иван, конечно же, как и всякий россиянин, представлял себе, какой должна быть трапезная царя. Но в тех фантазиях она представлялась всего лишь увеличенной и улучшенной копией самых роскошных кабаков крепости. Как говорится, что вижу, то и придумываю. Иван рассуждал логически — царь такой же человек, только побогаче, да должность у него великая. Если что и будет великий человек себе требовать, так это фонтанов и павлинов плюсом к разнообразной закуске и выпивке.

Естественно, что не из кружек цари пьют, а из хрустальных бокалов, уж это-то любому дураку известно. Тарелки у них золотые, а ножи из чистой платины. Дальше фантазия Ивана истощалась, разбегаясь мелкими ручейками в подробностях, что именно стоит на тех столах и как это все должно быть вкусно.

Перво-наперво, вид трапезной кардинально отличался от убранства самых роскошных кабаков, в которых он с друзьями бывал, когда-либо. В детстве увлекался Ваня камнерезным искусством и знал, чем один камень отличается от другого. Познал он красоту шлифованного среза, сделав под присмотром деда своими руками шкатулочку.

Правда на том его увлечение и усохло на корню, потому как сердцем его завладели звезды и вольные полеты на быстрых катерах. От любви той была ему одна маета, потому как бесшабашные кульбиты в небесах и припортовых окрестностях нередко приводили его в полицейский участок. По сумме наказаний хотели его отправить на исправительную планету, да тут набор начался в войска царские, так и попал он в разведчики-истребители.

Но детские воспоминания самые крепкие, от того и любовался Иван трапезной с истинным восхищением, представляя, сколько же труда было вложено в ее убранство. Каждый камушек обточить, да к другому приладить, да цвет с узором подобрать и во всем меру знать — чувствуется рука истинного мастера.

Стены трапезной выложены малахитовыми плашками, так искусно одна к другой подогнанными, что рисунок ни в одном месте не прервется, словно из единого куска камня вся трапезная вырезана. Узор малахитовый как поляна, изумрудной травой поросшая, по которой ветер гонит светло-зеленые волны. Потолок сводчатый укрыт агатом дымчатым, облака белые пушистые по небу летят.

Небо бирюзою подсвечено, да искусно так, что и не разберешь, где агат кончается, а где бирюза начинается. Светильники хризопразовыми листочками зелененькими увиты, будто бы само солнышко сквозь живую листву пробивается. Пол выстелен темно-зеленым нефритом, как застывшая вода глубокая. Не идешь по такому полу, а словно Христос шагаешь по воде аки посуху.

Таких каменьев нигде не найти, кроме как на планете Урал, что в системе Сибирь прячется от людского глаза. Давно Иван там не был, аж с самого босоногого детства. Лет десять ему было, когда родители погибли и дед отправил его в стольный град Муром на планету Москва к родственникам не то чтобы особо близким, зато более молодым. Опасался дед, что помрет ненароком и останется внучок без догляду. Знал бы он, как тот догляд на судьбе Ивана скажется, лучше бы при себе оставил.

Из всего убранства каменного выделялись стол, да лавка. Сделали их из дуба мореного, который по прочности тому же камню не уступит. Как камень прочный, да как дерево теплый, для человека приятный.

Умостился Иван поудобнее на скамье, оперся руками о стол дубовый, глянул на творение мастеров уральских, и на душе потеплело, точно дома побывал, к истокам прикоснулся. Не осталось в голове глупых печалей и раздражения, потеплело на душе, разомлел Иван.

— А что молодцы, — смахнув набежавшую слезу, обратился он к слугам, — нет ли пивка в вашем хозяйстве? Что-то душа мается, тащи жбан, а то и два — гулять, так гулять!

— Иван, эй, Иван, чего удумал? — встревожился царь, — У меня нонече дел не меряно, а ты нажраться решил в стельку? Негоже так царской особе себя вести. Родственников обидел, врагов нажил. Боярам дал разгону, послов американских дураками выставил. Пойдет слушок по галактике, что царь российский слова не держит, почтения к послам не имеет. Эй, Ваня, одумайся!

— Никшни, царь, не суйся под горячую руку. Знаешь как мне сейчас погано? Не знаешь! Ты как родился в этих хоромах, так всю жизнь и проживешь тут. Не о чем тебе скучать, некого вспоминать. А у меня сердце болит, душа мается, как родину вспомню.

— Мне до твоей души, отдельно взятой, дела нет! — сварливо произнес царь, — На мне государство держится, народов тьмы, границы, армии, торговля! В этих делах отдельный человек соринка малая. Не пей, говорю, приказываю царским именем, не пей, Иван! Тебе пить, а обоим пьяными быть!

— Соринка говоришь? — с полоборота завелся Иван, — А накося выкуси, сейчас эта соринка тебе в глаз залетит и всю рожу скосоворотит. Соринка…

— Эй, я кому сказал пива принести? Оглохли что ли? Кликну палача, мигом уши прочистит! И рыбки вяленой тащи. Что значит нет в кухне такого? Поймать и высушить, из-под земли достать, а на стол подать! Бего-о-о-о-м!

Слуг как метлой смело, по коридорам слышалась ошалелая беготня встревоженной челяди, занятой поисками жбанов, пива, рыбы и прочей простолюдинской атрибутики хмельного застолья. Через четверть часа все заказанное появилось на столе, как по мановению волшебной палочки. Слуги выстроились вдоль стены, согнувшись в напряженных позах, выжидательно следя за царем, вдруг тот выкажет недовольство.

Иван, не торопясь, налил сам себе из жбана пива в тяжелую глиняную кружку, оттолкнув при этом слугу, кинувшегося помогать. Без спешки выдул все, шумно отрыгнул и улыбнулся в тридцать два зуба.

— Хорошо, черт возьми! Молодцы, братцы, всех награжу! Потом, а сейчас брысь отсюда, хочу в одиночестве побыть, думы государственные обдумать. И ты, Михалыч, иди. Не боись, не маленький, небось мимо рта не пронесу, ха-ха-ха, — громко захохотал он, чувствуя, как хмельное веселье подкатывает к голове.

Слуг уговаривать не пришлось, удрали, словно за ними черти со сковородками гнались. Михалыч, осторожно затворив тяжелую дубовую дверь, перекрестился истово, пребывая в смятении от увиденного.

— Надо бы по инстанции доложить, что-то странности у царя начались, так и до безобразия докатиться можно, — пробормотал он себе под нос и, подобрав полы ливреи, галопом побежал по длинному коридору.

* * *

Чтобы не чувствовать одиночества, Иван поставил перед собой зеркало и пил вроде как в компании. Он наливал пива, раздирал вяленного леща на кусочки, смачно выкусывал солености и запивал, глотая крупными шумными глотками. Пиво слуги нашли ядреное забористое хмельное.

— Твое Вел-л-л-л-ичество, — заплетающимся языком спросил Иван, обращаясь к своему отражению в зеркале, — а как ты сейчас чувствуешь ситуацию?

— В смысле? — после некоторой паузы отозвался явно нетрезвый царь.

— Вот сижу я один и пью пиво. Так?

— Так! — как запаздывающее эхо подтвердил царь.

— Но в зеркале, обрати внимание, в зеркале я кого вижу?

— Кого?

— Ты шутишь или на самом деле не врубаешься?

— Не врубаюсь. А кого ты там видишь?

— Тебя!

— Не может быть! — категорично отрезал захмелевший царь. — Пьешь ты, а в зеркале я, бред!

— Нет, ты забыл что ли? Я же только в сознании… врубаешься, в соз-на-ни-и, я же не вместо тебя на троне сижу, а только внутри тебя. А на троне сидишь ты, наливаешь себе пива и дуешь его в свое удовольствие.

— Эт-т-т-о ты пьешь, а болеть б-б-удет, моя голова, — заплетающимся голосом посетовал царь.

— Не боись, болеть будем вместе, я друга в беде не брошу!

— Иван, ты мне друг?

— Друг!

— Давай выпьем за дружбу!

— Ты что будешь?

— Как что? То же, что и ты.

— Уважаю! Вот черт, как в голову то ударило, аж помутнение разума случилось. Давненько такого не было, чтобы при ясной памяти и беспамятство. Чудны дела твои, господи, — подивился Иван.

— Ваня, а давай еще по одной! За братство! Ты же мне ближе брата, — царь всхлипнул и мысленно смахнул набежавшую слезу, — пьем до дна!

— За братство!

Иван медленными глотками ополовинил большую кружку, громко и с удовольствием рыгнул, чувствуя, как приятный дурман растекается по сознанию, весенним шальным половодьем сметая непонятности нынешнего Иванова бытия.

— Ваня, скажи как брат брату, каким макаром ты в моей башке поселился? — вкрадчиво поинтересовался царь.

— Это тебе к чему? — тотчас насторожился Иван.

— Я ведь царь! Тревожно мне, ежели так поведется и всяк будет у меня в башке, как на постоялом дворе поселяться, куда же империя скатится?

— Не боись, Ваше Величество, кроме меня никто… клянусь… хочешь на кресте клятву дам, хочешь? — Иван поискал взглядом образа, но не нашел их в трапезной.

— И все ж таки, открой секрет или жалко тебе? — не отставал царь.

— Было бы чего жалеть, Ваше Величество, да в памяти дырка. Запамятовал я по-пьяни, что со мной сделалось, перед тем как я у тебя в башке очухался. Помню только — выпил изрядно, а вот что именно пили, даже не спрашивай — не помню, — как на духу признался Иван.

Честно говоря, он предполагал некую связь между выкуренной сигарой и своим перемещением, но выдавать то предположение за знание опасался. Потому как возникнут вопросы, откуда мол травка, кто такой Швондер и какого рожна они творили в космосе, вылетев раньше тревожного вызова. К тому же странный сон и деньги с неба — лучше язык придержать.

— Не спрашивай, Ваше Величество, сам не знаю, а врать не приучен. Да и к чему тебе оно, иль тоже задумал куда скакнуть? Да куда ж тебе еще прыгать-то, ты и так царь? — неприлично громко загоготал Иван, представив, как царь перепрыгнет, к примеру, в башку какого-нибудь забулдыги портового.

— Не представляешь, Вань, как мне скучно, как одиноко. Ты думаешь дворе-е-е-ц, народу тьма, девки увиваются, каждое твое желание вмиг исполняется?

— А как же иначе? — удивился Иван, — Ты же царь! Главнее тебя в России нет никого, всяк букашка тебе подчиняется, слово скажешь и армада в бой ринется, небо перевернется, земля провалится, девка в постель прыгнет!

— Вань, сказки все это, — шмыгнув носом, грустно признался царь после небольшой паузы. — Ты хоть в бордель сходить можешь, с девками в стогу покувыркаться, в кабаке повеселиться. А мне нельзя, ни-че-го нельзя! Понял?

— А кто же тебе запретить может? — не поверил Иван.

— Да все кому не лень, каждый норовит мне в нос ткнуть, дескать так нельзя, а это негоже царскому званию. Давай меняться — ты в цари, а я в пилоты!

— Ваше Величество, дык мы уже поменялись вроде. В смысле я и так уже царь. Но ты не грусти, это ненадолго, будет возможность сбегу обратно, вот те честное слово.

— Нет, не сбегай, Иван, живи в свое удовольствие. Давай я вместо тебя сбегу. У тебя сколько девок в городе?

— Да кто же их считал то, мы Волгины никогда женским вниманием обижены не были.

— Вот я и говорю, живи себе в хоромах царских в полное свое удовольствие, а я туда… на свободу… к девкам… к звездам.

— Нет, Ваше Величество, туда тебе нельзя, слабый ты, не совладаешь. Да и в первом же бою прикончат к такой-то матери. Навыков моих не имеешь, чего там делать будешь.

— Можно подумать у тебя навыки царские есть, — обиделся царь, — а вона же сидишь, царствуешь.

— Навыки тут к чему? Все само крутится, ты же сам все и наладил, любо-дорого посмотреть! — подсластил горькую пилюлю Иван.

— Вот именно что само, без меня, а меня туда и не подпускают.

— Да кто тебя не пускает, может, ты сам не хочешь?

— А вот накося-выкуси, не хочу. Еще как хочу, но шпики вокруг вьются, все тайному советнику докладывают. Этот злыдень, что хочет, то со мной и делает. В казне пусто, а него густо. Армия на границах, а его шпики, да охрана туточки рядышком. Да что говорить, если собственный дворецкий, друг беззаветный, за мной шпионит и ему докладывает.

— Слушай, Ваше Величество, что-то ты совсем в тоску ударился, давай еще кружечку тяпнем. Только я сейчас секундочку буквально передохну, что-то в глазах темнеет, погодь чуток, никуда не уходи, ха-ха-ха… — Иван отрубился на полуслове, окунувшись в блаженный сон.

* * *

Ивану моментально приснилось, что его бесчувственное тело несут куда-то по коридорам. Туманные фигуры раздевают его, одевают в какие-то хламиды белые и снова несут, несут, укачивая на ходу. И так Ивану стало приятно и покойно, что просыпаться совсем не хотелось. Вспомнилось далекое детство, когда маменька укачивала его малого перед сном, и он засыпал с ощущением абсолютного счастья.

— Мама, спой песенку! — попросил он и удивился, что голос звучит грубо не по-детски, словно он не маленький мальчик, а мужик взрослый.

Как же маменька его на руках-то удерживает, он же такой здоровенный, тяжелый. Вздрогнул Иван от испуга, что маменька не удержит и уронит его прямо на каменный пол. Вздрогнул и очнулся, открыл глаза и ничего не понял.

Трапезная пропала, он не сидит за столом дубовым перед кувшином с пивом, а лежит на кушетке высокой, опутанный проводами, датчиками, под ярким светом операционной лампы. Кругом приборы стоят вида необычного, и в лицо ему смотрит раструб похожий на сопло старинной ракеты. Прямо над ним склонились какие-то люди в масках и глядят озабоченно и выжидательно.

— Это что за ерунда? — спросил Иван склонившихся над ним врачей в белых масках, — Я что заболел?

Он попытался пошевельнуться и обнаружил, что пристегнут широкими плоскими лентами к столу.

— Не понял, что за дела? Быстро меня отстегнули, давно у палача в каморке не бывали?

Врачи переглянулись, но не сделали попыток исполнить царскую волю и отстегнуть царя.

— Заговор? Царя решили убить? Охрана-а-а-а! — заорал Иван во все горло. — Убить изменников, освободить царя!

— Господа, приступайте, не слушайте, что вам говорит этот… в общем исполняйте приказ царя! — распорядился кто-то из-за спины врачей.

— А я тогда кто? — удивился Иван. — Не царь что ли? Мигом меня развязали!

— Ваше Величество, — решился, наконец, один из врачей, — вы же сами приказали ваших речей не слушать и избавить вас от того, кто в вашей голове поселился. Охрана не прибежит, вы ей особо приказали не слушать ваших приказов, пока мы не разрешим.

— Когда это я вам приказал? Не помню такого! — уперся Иван, решивший бороться до последнего.

— Немедленно приступайте к процедуре, — настойчиво поторапливал все тот же голос в задних рядах, страдавший явным не русским акцентом. — Вы же видите, он заговаривает вам зубы.

— Вы, царь-батюшка, сильно выпивши были, пива изволили много откушать. Разговоры странные вели, словно не в себе были, спорили все, ругались. Потом упали, захрапели. А как вас под белы рученьки взяли и в опочивальню понесли, так вы глаза открыли и это самое распоряжение выдали, — шепотом, склонившись к самому уху царя, пояснил врач.

— Пьяный, значит, был? — так же шепотом поинтересовался Иван.

— Ага!

— А что же вы пьяного царя слушаете, мало ли чего я сболтнуть спьяну мог?

— Так вы, царь-батюшка, это очень трезво сказали и особо напомнили, что как вы протрезвеете, так сразу кинетесь кричать, чтобы вас освободили. Токмо под страхом смертной казни запретили нам ваши приказы выполнять, пока мы эту тварь из вас не вытащим, — дрожащим голосом пояснял врач.

— Что вы там шепчетесь? Включаю аппарат на прогрев, подсоедините электроды, введите объекту транквилизатор. Быстро, господа, быстро, приказ царя нужно исполнять буквально и моментально, чиорт пабьери! — скомандовал незнакомец, тщательно прячась за чужими спинами, стараясь не попадаться на глаза царю.

Его приказ оказал на врачей волшебное действие. Тотчас же загудела установка, засветились экраны приборов, засуетились врачи, прилаживая множество датчиков к телу царя. Засуетились анестезиологи, примериваясь, когда и сколько препарата влить в уже подключенную капельницу. Минута-другая и процесс пойдет, а куда тот процесс приведет, одному богу известно.

— Тварь значит? — сухо поинтересовался Иван у затаившегося в глубине сознания царя. — А кто в вечной дружбе клялся? Кто орал, что единым фронтом справимся с врагом внешним и внутренним? Значит, ты меня специально спаивал, водку в пиво подливал, яду подмешивал?

— Господь с тобой, — суетливо отозвался царь, — Ваня, ты же сам наливал, как же я мог подливать тебе что-то?

— А я не всегда себя помнил, бывало находило помутнение. Тут ты и мешал мне бурду в кружке, чтобы быстрей окосел! — упрямо гнул свою линию Иван.

— Ваше Величество, так что нам делать-то? — волновался врач, не решаясь запустить процесс.

— Отстань, мышь белая! — рявкнул разозленный Иван, — Устраняй эту тварь, коли тебе сам царь велел.

Обидно Ивану стало, что так вот бесславно все закончится, а ведь сколько дел недоделанных. Ведь бросят все на самотек, тот же Крым отдадут за пять копеек проклятым америкосам. Не ко времени это, да и не по-людски как-то, воровато, не спрося разрешения.

Пусть он и не всамделишний царь, но есть в нем любовь к Родине, житейская мудрость, да и желание, черт возьми, сделать жизнь в собственном отечестве не хуже, чем в тех же Америках. Чем русский мужик провинился, что при всех его талантах, получает крохи с барского стола, да и те по великим праздникам?

Еще бы чуток Ивану поцарствовать, порулить делами государственными, глядишь и повернула бы кривобокая колымага государственной машины на пользу народу. А теперь получается, что на самом интересном месте все и закончилось, вернется все на круги своя, продолжим дальше загнивать на радость америкосам. Обидно Ивану стало, захотелось кому-то в морду дать, да ремни не пускают и бить получается самого себя придется, потому как едины они в одном теле с царем.

— Сдается мне, царь-батюшка, что пятьдесят на пятьдесят они могут тебя вычистить напрочь из твоей собственной головушки. А знаешь, что будет, когда я из твоей башки после этого уйду?

— Что? — пискнул настороженно царь.

— Идиотом ты станешь, будешь сидеть на троне и пузыри пускать. А также ходить под себя, как дитя малое. Не царь, а засранец слюнявый на троне. Представил?

— Ой, Вань, я чего-то не подумал об этом, — жалобно посетовал царь. — Чего же делать-то теперь, они же приказов моих не послушают?

— Раньше думать нужно было, а теперь расслабься и молись богу, посмотрим, чья молитва крепче будет.

— Может не надо?

— Есть предложения? Только по делу, если просто поболтать, то мне сейчас как-то не к душе. Противно сидеть в одной башке с предателем.

— А ты сейчас уйди, пока они чистить не начали! — вкрадчиво предложил царь. — Тогда и чистить не нужно будет, и царь останется царем. Чего нам с тобой, Вань, делить? Я тебе по знакомству из казны злата-серебра отсыплю щедрой рукой! Сговорились?

— Хрен тебе, Ваше Величество, а не царствие. Я может и пил крепко, только ума не пропил. Во-первых, казна твоя пуста, как кружка пьяницы. Во-вторых, не могу я по собственному желанию из тебя выпрыгнуть. А в-третьих, как же они узнают, что чистка закончилась? — неожиданно спросил Иван.

— Они ж врачи, им виднее, эвона у них сколько приборов, наверное какой-то запищит, когда надо будет, — заюлил царь.

— Виднее, говоришь? Что-то мне подсказывает, что ни черта они не знают, потому и морды свои тупые за масками спрятали. Думаю, на испуг взять хотят. Ой, царь, плутуешь, слово у тебя заветное есть, которое ты лекарям скажешь, если их ваша затея удастся. Я прав?

— Нет, — слишком быстро отозвался царь.

— Врешь ведь. Ты учти, если сперва они тебя вычистят, потом им придется меня выковыривать и в любом случае на троне засранец останется.

— А сам-то ты точно не можешь? — жалобно проблеял царь.

— Нет! — сухо отрезал Иван.

— И-эх, прощай свобода, твоя взяла, Иван! Скажи эскулапам, чтобы ларец под сараем не выкапывали.

— Какой ларец?

— Тебе какая разница? — взвился царь. — Скажи и они отстанут, фраза это условная!

— Так, мужики, ларец под сараем не выкапывать! Все поняли, собачьи дети?

— Не слушайте его, продолжайте процесс, эй там, быстро ввели препарат! А вы что застыли, как истуканы? Включайте программу, исполнять, кому сказано?

— Так ведь Их Величество пароль сказали, — оправдывались врачи, — стало быть все отменяется.

— Ничего не отменяется, продолжаем в том же духе! — давил неведомый командир, причудливо коверкая русские слова.

— Я вам покажу в том же духе! Ну-ка бегом меня развязали, обещаю морду не бить, всех награжу за верность царю. Чего застыли, как истуканы? Исполнять царскую волю, холопы!

Врачи вздрогнули как от удара током, рванулись наперегонки развязывать царя, мешая друг другу и толкаясь. Иван тряхнул царскими плечами, и почувствовал, как путы упали. Врачи торопливо отбежали в сторонку и опасливо застыли. Иван уселся на столе, сплел руки на груди и хмуро обвел их взглядом, врачи ежились и старались спрятаться в задних рядах.

— Так, где этот горластый, что подзуживал царя не слушать? — грозно спросил Иван.

— Сбежал! — оглядевшись по сторонам, признались эскулапы. — Пока вас отвязывали, Ваше Величество, он и сбежал.

— Кто ж это был, узнать сможете?

— Ваше Величество, буквально только что в нашу группу включили, сказали иностранный специалист, как раз по таким проблемам.

— Откуда же столь оперативно отыскался этот иностранный специалист?

— Так американское посольство прислало, оперативно сработали, мы и сами не ожидали, а он уже прибыл.

Интересные дела получаются, — размышлял Иван, — с царем проблемы, о которых не всякому русскому знать положено, а американцы тут как тут и в самой гуще событий. К тому же не прочь в царской башке окончательный и бесповоротный порядок навести, даже с угрозой потери того самого царя. И кто же сдал царя, кто передал информацию американцам? Загадка на загадке и загадкой погоняет.

— Значит так: ничего не было, никого не лечили, узнаю, что кто-то язык распустил — отрублю вместе с головой. Всем понятно? — сурово спросил Иван у врачей.

Те закивали головами, не веря, что их отпускают живыми. Обычное дело при таких конфузах свидетелей убирать подальше, лучше на тот свет, чтобы исключить любую утечку информации. Все о такой возможности знают, да уж больно платят хорошо при дворе. Нужно быть совсем дураком, чтобы из-за мизерной вероятности нарваться на государственные секреты, отказаться от столь теплого места. А тут отпускают и только молчать приказывают чудеса, да и только.

— Не понял! Чего вы тут башками размахались, по-русски отвечайте, четко и внятно — понятно? — рявкнул Иван, привыкший, что на любой вопрос старшего по званию отвечают громко и четко, как выстрел пушки.

— Понятно… ясно… хорошо… конечно-конечно… а таки как же еще… — вразнобой запричитали эскулапы.

— Тьфу на вас, ответить толком не умеют. А ну-ка, помоги мне со стола слезть, не век же мне тут клоуна изображать.

К столу врачи ринулись плохо организованной толпой, ругаясь, толкаясь, каждый норовил первым помочь царю, чем надеялся в случае чего еще какую поблажку от него получить. В крайнем случае последним на плаху пошлют, все выгода какая-никакая, хоть и грустная.

— Да пустите вы меня, черти драповые! А ну разойдись, зашибу! — послышался знакомый голос неподалеку.

В раскрытую пинком дверь вбежал Михалыч, следом за ним несколько гвардейцев.

— Слава богу, Ваше Величество, успели! Прямо, как дитя малое, на минутку вас оставить нельзя, — причитал дворецкий, помогая Ивану слезть с высокой кушетки.

Иван, кряхтя, сполз со стола и потопал в кабинет, точнее туда, куда вел его Михалыч, потому как происшествие сильно огорчило Ивана и выбило из равновесия. Вовсе не такой представлял он себе хваленую царскую жизнь. Что же это за жизнь такая, если ни выпить тебе ни закусить спокойно нельзя? Да у простого пилота жизнь намного приятнее, хоть и в кармане пусто. С другой стороны, вспоминая боярское собрание, у царя показуха, а не богатство, раз в казне шаром покати.

* * *

— Сказать по-честному, царь-батюшка, ерунда у нас с тобой получается, — печально сообщил Иван царю, закрыв дверь кабинета и упав в мягкое кожаное кресло.

— Что-то не так? — фальшиво обеспокоился царь, словно и не ведая причины Ивановой печали.

— А, по-твоему, предавать друга это нормально, это в порядке вещей? — с обидой в голосе поинтересовался Иван. — С таким, как ты, я бы в разведку не пошел. Предатель!

— Ваня, я уже сто раз говорил — в царском дворце жить не просто. Только начнешь кого-то считать верным и преданным другом, так он тотчас же и продаст с потрохами, — суетливо оправдывался царь.

— Я ж не чужой, я ж, можно сказать, ты сам. Ну, как так можно? — возмущался Иван. — Неужто все цари такие?

— Ваня, а при чем тут цари? Нет, ты мне скажи, причем тут цари? Думаешь, мы цари какие-то особенные, из особого теста вылеплены, по-особому воспитаны?

— А нештоль не так? Царь, он же ого-го-го!

— Эге-ге-ге, а не ого-го-го. Царь тоже человек. Отличается от всех прочих наследуемой должностью, вот и вся разница. Я ж тебе который раз пытаюсь втолковать — тут во дворце все такие. Родную мать продадут, перепродадут и еще поищут, кого бы продать, пока их самих не продали.

— Крысятник какой-то получается, — поежился от омерзения Иван.

— Не крысятник, а школа выживания, естественный отбор, — обиделся за сравнение царь. — Ты как себе представляешь работу министра, к примеру? Сидел бы на его месте рохля и маменькин сынок, много бы он для империи наработал? Да ему бы такого втюхали, такого впарили, что вся империя потом бы веками разгребала. Тут людей с дурацкими привычками не держат.

— Дурацкие — это взаимовыручка, верность, преданность, своих в бою не бросают? Так что ли дурацкие привычки выглядят, по-твоему?

— Ваня, не передергивай. Тут свои законы и свои порядки, я же сразу сказал — не получится у тебя царствовать, к такому с пеленок привыкать нужно.

— Нечего мне ко всяким мерзостям привыкать. По-хорошему, царь-батюшка, гнать таких надо, в тюрьму, на рудники их подлецов, — сурово заключил Иван. — Там они быстро про те самые дурацкие привычки вспомнят, если сдохнуть не захотят.

— С кем же я останусь тогда, Ваня, — язвительно поинтересовался царь, — коли всех шустрых по тюрьмам и каторгам распихаю?

— Других наберешь! — отмахнулся Иван.

— А чем другие лучше? — не отставал царь.

— Тем, что друзей не продают и в душу не плюют, — запальчиво кинул Иван. — Самолично, каждого должон проверять и пусть клятву принесет, что на пользу России служить будет, не жалеючи живота своего…

— Ваня, ты где таких видал? — с интересом поинтересовался царь.

— Да я с такими каждый день в бой хожу! — не уступил Иван.

— Ну-ну. А знаешь, почему они так не делают? — усмехнулся царь.

— Почему? — набычился Иван, готовый до последнего своих друзей отстаивать.

— Потому что никогда денег и власти вдосталь не имели, вот почему, Ваня. Дай вам того и другого вволю, вы бы друг друга в тюрьме сгноили, потому что друг твой от твоего личного куска пирога откусить может изрядно. Запомни, Иван, никто не делится деньгами и властью. Это закон жизни.

— Я бы не сгноил! — обиделся Иван. — По себе, Ваше Величество, меряешь!

— Так ты и не пробовал пока, — явно теряя интерес к разговору, скучно отозвался царь. — Поживи с мое во дворце, не тому научишься. Я же добра желаю, Ваня, возвращайся обратно к себе, не порти жизнь нам обоим. Ты молодой, тебе еще жить и жить. А тут тебя с твоими талантами либо отравят, либо зарежут, вот и вся твоя, пилот, будущность. Да и моя, в общем-то, потому как не тебе, а мне башку отрубят по твоей милости.

— Не пужай, пуганные. Не ешь пирога, не пей меда — я тебе добра желаю. Сами с усами, разберемся по ходу дела. Не жди нападения, бей первым — кто сказал?

— Ты? — наобум ляпнул царь.

— Нет, не я, — вздохнул Иван, — полководец какой-то древний, Жуков что ли. Так что я им устрою заговоры, они у меня попляшут под солдатскую дудку. Всех на цугундер, вмиг передумают перевороты устраивать.

— Ну-ну, попробуй, посмотрим, чья возьмет. Как бы тебе самому первому на тот цугундер не загреметь. Царь ты до тех пор, пока это всех устраивает. Станешь козни строить, отношения рушить, так народец-то и задумается — чего с царем случилось, видать умом повредился. А кому, Вань, нужен царь-дурак? Правильно, никому. Вот тогда и жди скорого переворота и все будет шито-крыто, никто и пикнуть не успеет. Уснул царь и не проснулся. Да здравствует новый царь! Вот так-то, Ваня, в игрушки играть при дворе, боком оно выходит. Политику момента учитывать нужно. Да чего я все это рассказываю, разве ж ты, дурень, поймешь?

Иван начал было обижаться на обидные царевы слова, да вовремя себя одернул.

— Ты, царь, разговор-то в сторону не уводи. Что нам прочие враги? Нам бы с самими собой разобраться — ты же на текущий момент самый зловредный враг и есть.

— Ваня, типун тебе на язык, какой же я враг? — заюлил царь. — Пошутковал малость, с кем не бывает спьяну? Забудь, не держи зла!

— Спьяну, говоришь? — Иван задумался.

А и вправду ведь, чего спьяну не учудишь. И кто царя напоил? Ты же сам и напоил. Одно дело выпить столько парню молодому, да крепкому, другое — старичку преклонных лет. Выходит, напоил царя и допрос учиняешь, почему мол пакости творишь, царь-батюшка. Стыдно стало Ивану, аж покраснел от стыда.

Всегда такое с рук сходило, мол, не в себе был, себя не помнил и все прощали. Чего-то с ним самим случилось, раз он от краткого пребывания в царевой голове стал пьяного в смертных грехах винить? Неправ ты, Ваня, ой не прав, возгордился, вознесся, носом в небо воткнулся. Да и не его солдатское дело, как жизнь при дворе проистекает, к чему этот спор затеял, чего на старичка накинулся, всякое уважение потерял к царю-батюшке. Одно слово — стыдоба.

— Ладно, царь-батюшка, кто старое помянет, тому глаз вон. Прости на грубом слове, коли обидел чем. Не смею больше докучать, побегу на службу, полковник… — подскочил Иван из кресла, собрался в казарму бежать.

И тут вспомнил, где сейчас полковник, а где он сам и каким образом он с царем вот так запросто разговаривает. Хлопнул себя по лбу и упал в глубокое кожаное кресло без сил.

— Жаль. Очень жаль, — разочаровано выдохнул царь. — А я-то уж обрадовался, что ты и впрямь можешь убраться из моей башки. Обнадежился, дурень старый.

— Не грусти, царь, прорвемся, не век же мне тут куковать. Сколько веревочке не виться, а конец будет. В прошлый раз… — Иван внезапно замолчал.

— Что в прошлый раз, Ваня? — с проблеском надежды в голосе поинтересовался царь.

— Ничего. Это я так, — как отрезал Иван, запретив себе даже думать про случай с казино. — Кстати, Ваше Величество, случаем не ты приказал послать к америкосам за специалистом?

— Не было такого, как на духу, Ваня! — мысленно перекрестился царь.

— А кто? Получается, что кто-то вовремя подсуетился и отдал приказ, да такой приказ, что иностранного специалиста допустили до самой главной тайны. Улавливаешь?

— Ой, да не наворачивай ужасов, Ваня, обычное российское разгильдяйство. Переусердствовали лекари, побоялись ответственности, вот и пригласили по знакомству специалиста. В первый раз что ли? Никто на себя ответственности брать не хочет, прямо болезнь какая-то. Через это многие странности и выходят.

— Думаешь? Лады, пусть оно так и будет, как говоришь. Пожалуй, пора прогуляться, с окрестностями ознакомиться, когда еще в следующий раз доведется вот так вот запросто по дворцу пройтись?

* * *

Иван торкнулся было в дверь, но она, словно того и ждала, сама собой распахнулась и на пороге оказался молодой парень, расфуфыренный как барышня. В том смысле, что с кружевами перебор, в румянах и пудре, пальцы унизаны перстнями, в ушах сережки. В руке он держал ярко красную папку с золотом тисненным двуглавым орлом.

— Ваше Величество, — манерно пропел парень и жеманно смахнул несуществующую пылинку с лацкана бархатного пиджака. — Ваше расписание на сегодня! — торжественно провозгласил он и раскрыл папку.

— Ты кто такой? — возмутился Иван неожиданному препятствию.

— Ваше Величество, — парень сморщил носик, словно собрался заплакать от незаслуженной обиды, — я ва-а-а-ш секрет-а-арь! — манерно пропел он, растягивая по-бабьи слоги. — Я же всегда… в это время… с докладом… — секретарь побледнел, вспотел, начал заикаться, попав в глупую ситуацию.

— Секретарь? — Иван пытался сообразить, как ему выкрутиться. — Чего же сразу не сказал, почему без доклада? Ах да, ты же как раз с докладом. Ну-у-у, раз пришел, докладывай быстрей, дела у меня срочные.

Ивану не оставалось ничего другого, как молча отойти на исходные позиции и занять оборону в кресле. Явление секретаря стало для него еще одной неприятной неожиданностью. Он привык сам себе расписание устраивать или следовать общепринятому порядку, а тут приперся не то парень не то девка и втирает про какие-то дела.

Царь, зажатый в темном уголке собственного сознания, от души веселился. А секретарь, утерев кружевным надушенным платочком мокрые глазки и прокашлявшись, встал в торжественную позу и начал чтение доклада, манерно вытягивая слова.

— В два часа встреча послов варговских, в три часа прием по случаю именин короля голландского, в четыре часа званный обед в летнем павильоне в честь Их Величества короля германского, в пять часов…

— Стоп! — Иван хлопнул пухлой ладошкой по кожаному подлокотнику.

Секретарь едва не подавился, сдержав следующее слово в глотке.

— Это что же такое получается? А отдыхать когда? Они в гости прут, а мне с ними подпрыгивать? Не хочу, отменяй к черту! У меня сегодня выходной, я царь, объявляю царский указ — у царя нынче выходной!

— Как же так, Ваше Величество? — секретарь захлопал длинными ресницами, в глазах его светилось искреннее непонимание. — Встречи уже расписаны, дипломатический скандал случится может…

— Так, слушай сюда, красавчик. Доклад переписать, послов разогнать, все перенеси на завтра. А я сказал на завтра! — рявкнул он, видя попытки секретаря высказаться против его предложений.

— И вот еще что, ты бы переоделся по-людски! Что ты как баба вырядился? Мундирчик какой себе подыщи, сапожки кожаные офицерские, ну не мне тебя учить. Кру-у-у-гом, шаго-о-о-м марш!

Секретарь крутнулся пару раз вокруг оси, едва не пролетел мимо двери и исчез. Царь еле отошел от хохота.

— Ой, умора, ну ты причудник, Иван, так ведь и помереть от смеха можно. Как ты ему «Круго-о-о-м… шаго-о-ом-марш», он же чуть не помер от расстройства.

— Ничего смешного, — обиделся Иван. — Элементарной команды исполнить не может, а еще секретарь самого царя!

— Так ты скоро весь дворец под казарму перестроишь и придворных муштрой замучаешь! — не унимался в хохоте царь. — Ой, не могу, будут шаг отбивать в кружевах и камзолах!

— И заставлю! Муштра еще никого не испортила, а даже совсем наоборот… — тут он замолчал и задумался, как именно сказалась та самая муштра на его Ивановой судьбе. Думал-думал и чуть не уснул…

* * *

Только Иван смежил глаза, надеясь покемарить в мягком кресле, как переговорник снова зашипел.

— Ваше Величество к вам граф Меньшиков с бумагами на подпись. Разрешите впустить? — дворецкий произносил фразу со странной отрешенностью в голосе, словно бы она была лишней и делал он это сообразно обычаю.

Он еще говорил, а дверь уже широко раскрылась, и в кабинет деловито по-хозяйски шагнул сам граф Меньшиков. Закрыл за собой дверь и уставился холодным рыбьим взглядом на царя.

«Меньшиков… Меньшиков… Твоя цель Меньшиков…», — тотчас забубнил забытый в суете нудный голосок. Волгин почувствовал неодолимое желание схватить любое подходящее оружие и немедленно уничтожить вошедшего в кабинет графа. Как на грех ничего подходящего под руку не попалось, да и вид у графа был грозный.

— Это еще разобраться нужно, кто тут цель, — подумал Иван, ежась под немигающим взглядом графа.

Иван с непривычки хотел было подскочить и рапорт отдать, но вовремя спохватился. Все ж таки он царь нонече и негоже ему перед графьями шапку ломать. Ухватился за подлокотники, удержав царское тело в кресле, откашлялся. Граф же, помолчав, шагнул к царскому столу и шлепнул ему на стол пачку бумаг.

— Здоров ли, царь-батюшка, не захворал часом? — словно бы невзначай поинтересовался граф, продолжая испытующе разглядывать царя. — Слухи ходят бегом занялся. Не перетрудился с непривычки? — не скрывая издевки хмыкнул Меньшиков.

— Что мне сделается, здоров, как бык, хи-хи-хи, — неожиданно глупо хихикнул Иван, поддавшись охватившей царя панике.

— И докторов больше вызывать не требуется? — намекая на осведомленность в тайном вопросе, полюбопытствовал вельможа.

— Каких докторов, типун тебе на язык, граф, не нужны мне доктора! — открестился Волгин, лихорадочно выискивая связи между графом и неведомым американским специалистом, столь загадочно появившемся и не менее загадочно улизнувшем в опасный момент. — Сказал же, здоров, чего и тебе желаю!

— Ну, раз здоров, то подпиши быстренько указы, Ваше Величество, спешу я, некогда мне, — деловито приказал граф и отвернулся к аквариуму, рыбок разглядывая.

— Об чем указы? — вежливости ради поинтересовался Иван, мечтавший в данный момент лишь о немедленном уходе графа.

— Тебе какой интерес? Подпись ставь и все дела! Да ты точно здоров? — полуобернувшись, с нажимом спросил граф.

— Здоров, сказал уже, неужто повторять нужно? — то ли извинился, то ли обиделся Иван.

Он мельком просмотрел бумажки, перелистал быстренько, выхватывая отдельные слова. Непонятное все, непривычное, дела государственные, — вздохнул он тяжело, — куды деваться, нужно подписывать.

И тут сознание зацепилось за знакомое до боли слово «Волгин». Иван присмотрелся, вчитался. Прочитанные слова укололи в самое сердце: «Пилота Волгина и его эскадрилью приговорить к каторжным работам и сослать на рудники бессрочно».

— А это что такое? — Иван выхватил указ и махнул им в сторону графа.

Граф мельком взглянул на документ, поморщился и отмахнулся.

— Формальность, чтобы умы не смущать, казнь так обозначается в указах. Да ты никак запамятовал, Ваше Величество?

— Как казнь? За что? — подавился Иван.

— Не бери в голову, мелочь, расходный материал — предатели, шваль подзаборная. Ставь подпись скорей, что за дурацкие вопросы, царь? Белены объелся, али пивом обпился? — Меньшиков прищурился.

В голове Ивана вновь шелохнулась тревожная мысль, что Меньшиков в курсе его пивного загула. Неизвестно сколько еще новостей неведомая сорока тому графу на хвосте принесла. Но тревога тревогой, а надобно и о жизни позаботиться. К тому же не каждый день тебя в глаза предателем обзывают.

— Не пойму я, граф, с какой это поры храбрые пилоты швалью подзаборной стали? С какой стати боевых офицеров в предатели записываешь, граф? — обиделся Иван.

— Поменьше с пиратами бы общались, может и чище были, — со скукой в голосе лениво пояснил граф, даже не удосужившись оторвать взгляд от золотых рыбок в аквариуме.

В другое время Иван и сам бы с радостью за рыбками посмотрел, уж больно весело переливались огни на их чешуйках, да вальяжно колыхались широкие хвосты с плавниками. Но не до рыбок, когда судьба решила сделать укорот жизням Ивана и его друзей.

— Откуда сведения, кто проводил расследования? Разложи, граф, всю диспозицию по данному вопросу! — решительно потребовал Иван.

— Царь, ты чего взъелся? Этим ли нужно заниматься? У нас врагов тьмы, вооруженье старое, шпионов день через день ловим, а ты об каких-то штафирках полицейских душой болеешь. Не государственный подход, масштабнее думать нужно, уймись! — все тем же скучным голосом попросил граф.

Именно попросил, не придавая выпаду царя ни малейшего значения. Словно не царь у своего верного слуги немедленного ответа потребовал, а прохожий время спросил.

— И все ж таки доложи, откуда такие сведения, что пилоты Волгин и прочие сотрудничают с пиратами? — стараясь придать дрожащему голосу твердости и металла, потребовал Иван.

Нелегко ему давалось говорить самому графу Меньшикову «ты», но не мог по иному с ним разговаривать, будучи в голове царя. Будь стократ пьян, а про легенду не забывай — учили их в полицейской школе.

Граф обернулся к царю, явно удивленный его неожиданным упрямством. Осмотрел снизу доверху равнодушным рыбьим взглядом, покачал головой, помолчал, словно прикидывая, стоит с царем дальше разговаривать или бросить это дело совсем.

— Наш патруль как раз вылетел на перехват пирата и обнаружил там этих гавриков, — скучным голосом начал повествовать граф. — Сидели они в пиратских штурмовиках и готовились потрошить купеческое судно. Тут-то мои молодцы их и прижучили. Но взять не успели, ушмыгнул Волгин, вернувшись, наплел с три короба небылиц, отбрехаться пытался, но не тут-то было. Раскололи его напрочь, вина доказана, осталось дело за малым — казнить, да и…

— Что значит раскололи? — удивился Иван, невежливо прервав рассказ графа. — Допрос сняли, в тюрьму заперли?

— Пока нет, но дело поправимое. Указ подписывай и заберут их мои молодцы в тот же момент, — явно теряя терпение, пояснил граф.

Чувствовалось, что дискуссия ему неприятна, расспросы царевы не к месту, да и вообще не являются традиционными для подобных дел. По правде говоря, Иван бы и не стал нарушать не им заведенных традиций, кабы дело не касалось собственной шкуры. К тому же шкура, то бишь тело в этот самый момент как раз и пребывало в тюрьме, хоть и по собственной Ивановой воле. Но больно уж случай для врага удобный — поменять золотые кандалы на стальные и все дела.

Ах, какая же сука Каховский, все ведь с ног на голову поставил, шиворот на выворот вывернул, черное на белое перекрасил. И получается, что не Иван со товарищи его уделали и прогнали от купца, а совсем даже наоборот. Надо было первым делом о нем полковнику доложить, а не миллионы обмывать, но кто же знал, что такой расклад выйдет, все так закрутится и перепутается.

И опять же интересный расклад получается — не к полковнику Врубелю побежал Каховский с докладом, а прямиком к графу Меньшикову. И тот разборок долгих устраивать не стал, на слово поверил, а это значит…

От родившегося предположения по телу Ивана пробежали холодные мурашки. Это значит, что сам Меньшиков того Каховского на дело посылал и, следовательно, не зря Каховский обещал Ивану тяжелую жизнь. Вот ведь гад, вот же подлец, вот же влипли! Может, и правда нужно было отступного взять, да и смыться? Но поздно теперь взад оглобли заворачивать.

— Царь, ты не уснул случаем? Дела у меня, некогда разговоры разговаривать, да из пустого в порожнее переливать. Чиркай свою закорючку, а печать я уж и сам излажу, коли ты не в себе нынче! — поторопил граф Ивана, погрузившегося в тяжкие думы.

— Как же так, разве ж так делается? Виноватый поклеп возводит, а невинному голову секут. Кто же так дела делает, где справедливость, а как же закон и порядок? — мысленно сокрушался Иван, лихорадочно ища выход из смертельного тупика.

— Вот о том я тебя, Ваня, и предупреждал. Нету при дворе справедливости, кто быстрей кого заложит, тот и выше запрыгнет. Тут не подвиги нужны, а преданность и желание ближнего своего заложить с потрохами, — сочувствовал как-то не особенно искренне царь Иванову горю.

— Что же вы так опустили-то все? Это же не дворец справедливости, а сортир какой-то. Не так я себе царскую жизнь представлял, не так…

Иван засопел сердито, пожевал губы, собрался с духом и приказным тоном обратился к графу.

— Хочу сам твоему Каховскому допрос устроить, вызови-ка мне его прям сюда, сейчас. Мнится мне, граф, в словах его ложь, поклеп возводит подлец на честного пилота… — Иван едва успел остановиться, сообразив, что царь не может быть в курсе, кто такой Иван Волгин и каков он в жизни.

— Я фамилии нашего храброго пилота не называл, царь, и в указе про то не прописано, откуда сведения у Твоего Величества? — прокурорским тоном потребовал Меншиков разъяснений у царя.

Вот же влип, не подумал, за словами не следил, — мысленно сокрушался Иван, лихорадочно соображая, как отговориться от тайного советника. Это тебе не полковник Врубель, хоть и строгий, но справедливый. Этот вмиг прикончит, только дай слабину.

А чего это я оправдываться должен? — подумалось неожиданно Ивану. Пусть он и тайный советник, так я ведь царь и никому ничего не обязан! Я прав, Ваше Величество? — царь счел за лучшее отмолчаться.

— А мне твои подсказки, граф, без надобности, — расхрабрился Иван, — ежели мне надо и без тебя нужное узнаю. Так что изволь исполнять и побыстрее!

Граф не ответил сразу, в его взгляде боролись удивление и сомнение. Не так ведет себя царь, как ему положено. Не так как обычно, как принято при дворе. Слишком большой властью обладал тайный советник, слишком многое и о многих он знал, чтобы с ним спорить или задираться.

А тут спорят и задираются. И кто? Трусливый и бесхарактерный царь, которому до сего момента дела не было, кого там граф карает и милует — подсовывали указ и подмахивал без забот и прочтения. Надо же и прочитал и судьбой безвестного пилота озаботился, сам вызвался допрос свидетелю устроить. Странный царь, на себя не похожий и не скажешь, что болен душой, али телом — крепок в меру и сообразителен. Подумал граф и принял решение.

— Изволь, вызову, коль приспичило законничать, — обидно ухмыльнулся граф. — Только зачем это, Ваше Величество? Не тем ты ум свой пресветлый и время забиваешь, — граф выдернул из кармана коммуникатор и, набрав нужный номер, коротко приказал: — Каховского в кабинет царя быстро!

— А чем же мне его забивать, по-твоему? — осведомился Иван.

— Стратегией заниматься нужно, а ты в тактику суешься, — свысока поучал Меньшиков царя.

— Мудрено говоришь, граф, давай проще. Что Каховский в том районе делал? Только про спасательный вызов не ври, не было его, — пошел напролом Иван. — Супротив твоей стратегии у меня своя тактика имеется. Волгин там именно по делу находился, а вот твой Каховский совсем наоборот. Ты бы разобрался в своем хозяйстве, граф, не пригрел ли змею за пазухой? Не с пиратами ли Каховский дела ведет?

На лице графа отразилось мимолетная тень изумления, но он тотчас взял себя в руки. Слова царя были для Меньшикова полной неожиданностью, не мог царь такого знать, потому что… не мог и все тут. Откуда информация, кто информаторы, как такое могло стать известно. Про имя пилота еще туда сюда, как говорится сорока на хвосте принесла, но о подробностях операции никто не должен был быть в курсе.

Другой бы на месте Меньшикова в панику впал и милости у царя просил, а этот — крепкий орешек: напрягся, насторожился и к драке изготовился, хоть и не показывает этого. Вот что значит выучка.

— Не ожидал, не ожидал, — Меньшиков вяло зааплодировал, — ай да царь, ай да хитрец. Переиграл по всем статьям, в данном конкретном случае твоя разведка врет, — изобразив на лице презрительную ухмылку, сообщил он царю. — Но шутка хорошая. Сам сочинил или кто подсказал?

— А я не шучу, граф! Докладывай, пока Каховский не явился, как именно обстояло дело? — приказал Иван решительно, стараясь придать голосу необходимую для подобного случая твердость.

— Ваня, ты чего взвился? Куды прешь поперек графа? Сунь дело под сукно и все дела. К чему эти разборки на пустом месте? Кто ты и кто граф? — перепугался царь.

— Я, между прочим, в данный конкретный момент царь! — отрезал Иван. — И речь идет о моей чести и достоинстве, между прочим. И о жизни собственно, а она у меня одна. Привык я к ней с малолетства и расставаться по-глупому как-то не хочется. Одно дело в бою погибнуть, другое с бесчестьем на каторге сгнить.

— Ой, Ваня, ты разборки затеваешь, а мне потом шишки считать, — заканючил царь. — Не жалеешь ты царя своего, а между прочим не молод я уже в перебранки с графом вступать. Боюсь я, Ваня! — пожаловался он стыдливо.

— Не боись, царь, я тебя не брошу! — пообещал Иван решительно, не особо задумываясь о глубинном смысле своего обещания.

— А вот этого лучше не обещай! Не было бы тебя, Ваня, жил бы я спокойно, тьфу на тебя, проходимца.

— Докладывать тут особо нечего, — между тем встрял во внутреннюю перебранку царя с Иваном граф. — Обнаружили мы интересную связь между поставками наркотиков на наш внутренний рынок и регулярностью рейсов некоего купца в резиденцию небезызвестного твоему величеству Селим-бея. Решили тряхнуть купчишку, да проверить товар, не он ли главный поставщик той дури.

— Как тряхнуть? Кто же позволит? Это же международный скандал! На такие дела соответствующий ордер требуется, санкция…

— Мелочи все, глупости, мешающие работе. Полицейскому не позволено, а пирату безо всякого ордера дозволено.

— Так вы… — начал догадываться Иван.

— Именно так, — подтвердил граф. — Каховский, прикрываясь легендой пирата, должен был проникнуть на борт и пошуровать в транспортном трюме на предмет интересующего нас товара.

— Пошуровать и дальше? — заинтересовался Иван. — Товар забрать, транспорт сжечь, а купца для правдоподобия пристрелить?

— К чему? — поморщился граф. — Мы же не пираты. Важен факт — есть товар или нет. Потом Каховский должен был инсценировать панику и покинуть судно, причинив ему правдоподобные, но минимальные повреждения.

— А три абордажника ему зачем? — не понял Иван. — Многовато для маскировки.

— Какие абордажники? Каховский на одном штурмовике вылетел, путаешь ты, батюшка, или разведка твоя с бодуна была, — достаточно искренне изумился граф.

— Может и с бодуна, да глаза не пропили, — обиделся Иван за себя и товарищей.

— Не пропили, говоришь? — призадумался граф. — Что еще усмотрели твои разведчики?

— Три абордажника и три штурмовика, все с гипердрайвами. Не помню я, чтобы в нашей армии такие могучие птички водились. Или я еще чего о нашей армии не знаю?

— Три, значит? — не ответил на прямо поставленный вопрос царя Меньшиков.

— Три и три, если быть совершенно точным.

— Ты бы познакомил, царь-батюшка, меня со своими разведчиками. Отчаянные они у тебя парни, сущие черти. И в самом пекле побывали и еще головешек натаскали на память.

— Познакомлю, граф, обязательно познакомлю, но попозже. Ты лучше своего Каховского поторопи, очень мне любопытно, что он нам напоет, какую сказку расскажет.

Переговорник царя мелодично прозвенел.

— Ваше Величество, тут пилот по фамилии Каховский дожидается в приемной, говорит, что срочно вызывали. Пускать?

— Пускай пилота, Михалыч, заждались мы его голубчика.

Дверь отворилась и, четко впечатывая каблуки в мягкий ворс персидского ковра, вошел вражина Каховский. Иван чуть было не ринулся ему навстречу, чтобы тотчас же устроить кулачную разборку, но пухлое тело царя застряло между креслом и столешницей, не позволив царю скомпрометировать себя перед подданным.

* * *

— Разрешите доложить, Ваше Величество, пилот отдельного истребительного полка лейтенант Каховский по вашему приказанию явился, — рубя слова, четко доложился Каховский, вытянувшись по стойке смирно.

Четко-то четко, да шепеляво, порадовался Иван, видать недосчитался зубов вражина после его ловкого удара. Так ему и надо.

— Вольно, лейтенант, — неожиданно для Ивана распорядился граф. — Расскажите вкратце ход операции «Дурман», не стесняйтесь, Их Величество в курсе операции, — подбодрил граф пилота, заметив его бегающий взгляд.

— Так это… — замялся Каховский, — я же все в рапорте изложил.

— Царь желает лично заслушать твой доклад, рассказывай! — приказал граф. — Вкратце! — подчеркнул он тотчас же.

— По оперативному плану операции под кодовым названием «Дурман», разработанной штабом разведки совместно…

— Вкратце, без лишних деталей, — оборвал его граф, — я прилетел на место, произвел следующие действия и так далее.

— Прилетел я на место, как было записано в плане операции «Дурман», разработанной штабом разведки совместно… ага, это я говорил. Собирался идти на абордаж, согласно оперативной легенды, разработанной штабом… но тут появились… эти, ну как их? Пираты, во…

— А ты, значит, один явился на место? — уточнил граф.

— Конечно один, как предусматривалось планом… — Каховский мялся, потел, смотрел настороженно, чувствуя скрытый смысл в вопросах графа. — Я же все изложил в рапорте, ваше сиятельство.

— Да ты не мне, голубчик, рассказывай, я тут никто, гость, ты вот царю излагай ситуацию. Он твоих рапортов не читал, но о геройском поступке наслышан. Думает представить тебя к Георгию первой степени за удаль да отвагу. Так что не стесняйся, пилот, рисуй в красках баталию, — подбодрил Каховского граф.

— Так это, Ваше Величество, как увидел я, что из гиперпространства вываливаются пираты, то сперва струхнул малость, был грех. Их же шестеро, а я один. Тут никакое прикрытие не поможет, они же гады сперва стреляют, а потом спрашивают, кто такой?

— Ну и ты…? — уже заинтересовавшись враньем Каховского, спросил Иван.

— Выучка у боевого пилота покруче пиратской, — похвастался Каховский. — Они же не ждали еще кого возле купца встретить. Тут я, используя фактор неожиданности, и всадил им в борта весь боезапас. Двоих сбил, абордажники смылись, а остатний пират меня чуть не расстрелял, потому как я совсем пустой остался. Пришлось спешно удирать, надеясь, что купец успел сигнал бедствия подать. Так что геройского в поступке не так уж и много, — скромно потупился Каховский, — на моем месте так поступил бы каждый пилот Вашего Величества.

— А вот граф утверждает, что вы опознали некоторых пиратов. Так ли это, пилот? — Иван чуть не ляпнул «вражина», но вовремя поймал себя за язык.

— Так точно, Ваше Величество. Одним из вражеских истребителей управлял лейтенант Иван Волгин, как я и написал в рапорте. Особой наглостью с их стороны было заниматься разбоем на полицейских истребителях. Совсем обнаглели, собаки. Скорее всего, после их нападений свидетелей не остается, вот и не заботятся о маскировке.

— Так-так, — Иван задумчиво постучал пальцами по столу.

Послушать Каховского, так все вроде правильно выходит, все на свои места встает, каждый факт объяснение имеет. Вылетел Волгин со товарищи на трех машинах, вернулся на одной. Вылетели опять же допрежь спасительного сигнала, считай, что в самоволку сорвались. Вернулись на базу и в тот же день на счет Ивана падает кругленькая сумма. Откуда денежки, Ваня? Бабушка-покойница прислала?

И ведь ничего не докажешь, свидетелей нет. Разве что Швондер, да поди его разыщи, может его уже и в живых-то нет? А отыщешь, разве ж он посмеет супротив пиратов показания дать? Куда не кинь, всюду клин. Вот те бабушка и Юрьев день. Собирался кувшин по воду ходить, да башку разбил.

— Складно говоришь, пилот. Свободен, — хмуро буркнул Иван, спеша избавиться от вида противной рожи.

Странное дело выходит, — рассуждал мысленно Иван. — По версии графа Каховский вылетел на одном штурмовике, но по пути к нему присоединились попутчики, а именно пара штурмовиков и тройка абордажников. Граф считает, что Каховский лишь слегка пугнет купца и проверит его товар. Но Каховский прилетел не пугать, а забирать товар, который предназначается… Селим-бею.

Во как складно все выходит. Каховский начинает, а пираты заканчивают, волки сыты и овцы довольны. Любопытно, кто в таком случае остался в дураках и на кого работает Каховский? Не похоже, что царевы слова про связь абордажников именно с Каховским графу понравились. Однозначно, кто-то в этом деле играет краплеными картами.

Граф внимательно проследил за выходящим пилотом, затем повернулся к царю.

— На мой взгляд объяснение исчерпывающее. Путают что-то твои информаторы, царь, — граф веселел с каждым мгновением, пряча под напускной веселостью минутное замешательство. — И сдается мне, играешь ты в какую-то странную игру. Не захворал ли, батюшка? Может, скучно стало, решил в войнушку поиграться? Думаешь, граф Меньшиков дурак, надобно за ним присмотреть? С головой-то все в порядке, твое величество? Не съел ли чего дурного за обедом, не выпил ли чего хмельного с избытком? — в открытую издевался граф, явно понервничавший во время допроса Каховского.

— С головой у меня все в порядке, — поспешил отвести подозрения графа Иван. — Только нету у меня веры к твоему Каховскому, врет собака, по глазам вижу, что врет.

— Так ведь подозрение без фактов к делу не подошьешь, Ваше Величество. Ты указ-то подписывай, некогда мне тут разговоры разговаривать, дел много. Подписывай, не задерживай меня, — с нескрываемой угрозой в голосе приказал граф.

— Вот что, граф, — дрожащим голосом проблеял Иван, чувствуя, как холодеет в животе, — ты мне бумажки оставь и беги по своим делам, а я почитаю и подпишу.

— Да ты что себе позволяешь, царская морда? — отбросив всякие церемонии, зло зашипел граф.

Ничего себе порядочки, возмутился Иван, какой-то граф будет царю указывать, что ему делать. Развели бардак, как все запущено-то!

— Иди, граф! — Иван нахмурился и стукнул ладошкой по столу, разгоняя тем шлепком накатившее на него оцепенение.

— Даже так?! Гневаться изволишь? Ну-ну, доиграешься, Ваше Величество! — оскорбился граф и вылетел из кабинета, зло хлопнув дверью на прощание.

На душе Ивана стало пакостно, словно прокисшего пива выпил или перед девкой осрамился. С одной стороны ты царь, с другой непонятно кто. Посмел бы Иван вот так полковником Врубелем помыкать, вмиг бы на цугундер загремел, да и нашивок лейтенантских лишился бы. А тут царю прямо в лицо хамят и страху не чуют.

Опять же царю любой каприз с рук сойдет, а что делать ему с такими указами, по которым всей их троице карачун немедленный наступит.

— Нельзя подписывать, — орет Иванова половина в царе.

— Сожрет граф, проглотит и не заметит! — дрожала в страхе другая половина.

— Что делать-то? — хором вопили обе половинки.

Вот как все в узел завязалось. И Каховский вроде как не пират. И Иван с друганами самому Меньшикову операцию запоганили. Опять же лишние штурмовики и абордажники от которых Каховский так ловко отмазался, приписав их Ивану. По всему получается, что не так прост Каховский, как на первый взгляд выглядит. Да и на второй взгляд тоже не прост. И нашим и вашим и еще кому-нибудь. Всюду срубить свою копеечку, во всяком деле свой интерес взять. Вот же продажная душонка, а по факту выходит — герой.

Да, и кто такой Селим-бей? Этот-то откуда всплыл ни с того ни с сего? Пойди, найди ответы на все вопросы. И сам же на себя указ подпиши о собственной смертной казни. Нет ответа, а делать что-то нужно, да спешно делать, не откладывая надолго. Вдруг сон закончится?

* * *

Мысли в голове Ивана бегали, как мышки в лабиринте — быстро, в разные стороны и совершенно без толка. Не привык он большими проблемами озабочиваться, все за него начальство решало. Единственной его заботой вот уже многие годы было поддержание боевой формы и мужской силы, чтобы варги боялись, а девки любили.

От такой неразберихи в мыслях захотелось Ивану выпить чего-нибудь крепкого. Забегал он глазами по кабинету, соображая, где тут хмельное прячут, да найти не успел — переговорник вновь ожил.

— Разрешите, Ваше Величество, по секретному делу лично явиться? — еле слышно прошептал дворецкий в микрофон.

Вот это уже интереснее, это не диспуты с графьями устраивать. Секреты Иван любил больше выпивки, секретность блеск глазам придает и телу ловкость и силу. Потому от слов дворецкого настроение его мигом переменилось. К черту Каховского с его брехней, авось выкрутимся, авось само собой все решится.

— Секретному, говоришь? Ну-у-у, являйся, коли по секретному делу, — поторопил Иван.

В секретных делах Иван собаку съел. Бывалоча решается, кому секретное дело поручить, в тайне от начальства за бутылкой смотаться, все сразу на Ивана стрелки переводят — в этом деле Ивану равных нет. Мышкой прошмыгнет, ни одна половица не скрипнет, ни одна девка не пикнет.

Пока Иван гордился своей исключительностью, в кабинет пробрался дворецкий, выглянул из кабинета в приемную, затем осторожно прикрыл дверь и аккуратно запер ее на ключ.

Еще больше заинтересовался Иван, но виду не подал. Интересно же, зачем в собственном дворце царю запираться, от кого прятаться? Шпионы, лазутчики? Сейчас разведку напряжем, войска поднимем, кавалерия в бой, шашки наголо!

Что такое «кавалерия» и «шашки» Иван не знал, но по характерному выражению «наголо» догадывался о весьма характерном для мужчин инструменте. А раз так, то и дело по всему выходило мужику приятное. Иван собрался, подтянулся, приготовившись скомандовать боевую тревогу.

— Ваше Величество, Селим-бей велит вам к нему прибыть. Не медля, — осторожно, извиняющимся тоном, сообщил дворецкий.

— Чего? Какой селим, кого бей? — опешил Иван.

Помяни черта, он и поспешит явиться. Вот только какая может быть связь между этим загадочным Селим-беем и царем, а? Ответа Иван не получил, царь затих глубоко в подсознании, не желая отвечать на прямо поставленный неприятный вопрос.

— Селим… бей, — со странным вопросом в глазах пояснил дворецкий.

Видать опять нечто привычное для царя и его дворецкого событие, которое Ивану в новинку, а царь в облаках витает, думы тяжкие думает после дебатов с графом.

— Ну, Селим-бей? И чего ему надо? — тянул время Иван, тормоша углубившегося в размышления царя.

— Велит вам к нему идти спешно, — чуть запнувшись, повторил дворецкий.

— Михалыч, ты в своем уме? — взвился Иван, не отошедший еще от разговора с графом Меньшиковым. — Как это кто-то может МНЕ что-то велеть? Я царь или где?

— Царь, Ваше Величество, как есть царь, так ведь то Селим-бей! — Михалыч ткнул пальцем куда-то вверх, подчеркивая немыслимую высоту неизвестного Селим-бея.

— Иван не лезь в бутылку, — спохватился царь в сознании Ивана, — ты тут покуролесишь и смоешься, а мне в этом теле потом перед Селимом отдуваться. Сказано зовет, значит, руки в ноги и бегом марш!

— Это чего ради? — уперся Иван. — Это же нарушение субординации в чистом виде, пять суток гауптвахты, без выпивки и девочек!

— Дурак ты, Ванька, как есть дурак! Я ж тебе по-человечьи, по-доброму говорю — геть к Селиму, ирод!

— Не пойду, ему надо, пусть сам и топает! — рявкнул Иван вслух.

— Как же батюшка? Это же Селим… вы же сами приказали, как что, так сразу звать… — в голосе Михалыча звучали нотки искреннего непонимания.

— Передай, что не пойду я к нему, пусть сам на прием запишется, а я подумаю, принимать или нет. У меня дел по горло, не до Селимов мне! — уперся Иван, уязвленный тем, что все, кому не лень, стараются царя низвести до уровня простого посыльного.

— Ваня-я-я-я, пожалей ирод, не губи, окаянный! — взмолился царь. — Селим он же о-го-го, он пальцем двинет и у тебя, то есть у меня, прости господи, башка с плеч долой! Тебе трудно, да? Тут идти-то всего ничего, Михалыч проводит, покажет, за дверью подождет. Сбегаешь?

— Давай так, Михалыч — ты к нему сам сбегай, объясни, что у царя с животом нелады. Не может царь сейчас явиться, никак не может, придет мол, но попозжа, как с недугом справится.

— Никак нельзя, Ваше Величество, как же я без вас к нему пойду? Он же меня сперва на кол посадит, а потом спросит, почему я без вас пришел.

— Нагнал жути, прямо зверюгу какого-то нарисовал. Михалыч, ты прям с лица спал, смотри в обморок не упади, — морщась от досады, ворчал Иван. — Да не трясись ты так, дай поразмыслить!

Иван призадумался, почесал в затылке, куда не кинь всюду клин. Жил себе не тужил, кому надо морду бил, никого не боялся, сам повсюду ходил. А сейчас? То ли царь-самодержец, то ли мальчик на побегушках — всяк тобой понукает, всяк над тобой изгаляется. С другой стороны, что он простой пилот о царской жизни знать может? Не о той, что на парадах, да празднествах, а другой, спрятанной от чужих глаз прочными дворцовыми стенами.

Видать не все то мед, что в улье водится. Есть своя ложка дегтя во всякой сладости. Ладно, не убудет от него, если прогуляется. К тому же недалеко, как царь уверяет, да и дворецкого грех подводить под монастырь, вона как перепужался, того и гляди карачун хватит.

— Твоя взяла, Михалыч! Дел особых нет, отчего не сходить в гости к соседу. Но ты меня знаешь, Михалыч, в гневе я крут! Веди, Сусанин!

— Романовы мы, Ваше Величество! — робко пробормотал Михалыч.

— Чего?

— Ничего-с, как скажете. Сюда пожалуйте! — Михалыч попятился к стене, откинул большой персидский ковер, что-то нажал в стене и открыл дверцу, заметить которую без специального досмотра было бы совершенно невозможно.

— Лифт? Так он во дворце? — удивился Иван. — Вызвать гвардейцев и покрошить в капусту басурмана! — удивился несообразительности царя Иван, не спеша при этом войти в кабину лифта.

— Никак нет, Ваше Величество, откуда же ему во дворце быть? — в голосе Михалыча звучало удивление.

И удивление то связано с непонятной забывчивостью царя. По всему выходило, что подобные вызовы царь получал достаточно часто и был к ним привычен. И лифт ему известен и Селим, чтоб он сдох, большой новостью не является. Так то царю, а Ивану все в новинку. Может быть, тот визит дело простое и времени много не отнимет, но в животе у Ивана бурчало от неприятного предчувствия. А брюху своему Иван привык доверять.

— Значит так, — Иван буравил Михалыча хмурым взглядом, — будем считать, что меня по башке чем-то стукнули и я многое забыл!

— Кто же посмел, Ваше Величество? — в ужасе попятился Михалыч.

— Никто не посмел, сам себя я кружкой по башке ударил! — раздраженно заорал Иван. — Сказал «будем считать!», значит, будем так считать и точка! Объясняй, что за лифт, где находится твой Селим?

— Так это же гиперлифт, Ваше Величество, по вашему тайному указанию излаженный. А Селим? Кто ж его знает, где его искать? Всякий раз другое место встречи указывает, потому и поймать нет никакой возможности, — смиренно пояснял Михалыч.

— Особенно если никто не ловит, — буркнул Иван.

— Не могу знать, Ваше Величество, не мое собачье дело в высокие политики лезть, — без тени обиды в голосе отозвался Михалыч.

— Как же мы узнаем, куда лифт направить? — прищурился подозрительно Иван.

— Так координаты уже в лифте. Селим их загодя вводит, нам только кнопочку нажать и мы там, — веселея на глазах, деловито пояснял Михалыч.

— Однако, — крякнул Иван, удивляясь предусмотрительности загадочного Селима.

Деваться некуда, раз царь раньше ходил, значит и ему ничего не сделается. Прыгнем в омут, а там разберемся, что к чему, где наша не пропадала.

Они вошли в лифт, дверь замкнулась, с другой ее стороны ковер аккуратно опустился на место, спрятав тайную кнопку. Войди кто в царский кабинет, сильно удивился бы — был в кабинете царь, да весь вышел. Но не заглянет никто, потому как предусмотрительный Михалыч перед убытием замкнул двери царского кабинета на ключ.

* * *

Лифт даже не дрогнул, зашипели открывающиеся двери, и перед глазами Ивана предстал огромный зал, украшенный в восточном стиле. От двери лифта к столу в центре вела ковровая дорожка. Вдоль дорожки разместились абреки Селима, пьющие вино и закусывающие шашлыками.

За столом пировал, по всей видимости, сам Селим-бей — здоровенный бритый наголо детина бандитско-восточной наружности в роскошном ярко красном халате. Селим-бей с аппетитом кушал шашлык, запивая его красным вином из высоких хрустальных кувшинчиков. По рукам его стекал жир, но это Селима не смущало, более его интересовало появление русского царя. Шумное застолье разом умолкло, едва открылись двери гиперлифта и царь шагнул наружу.

— Пришел, гяур? — пьяно заорал Селим-бей при виде царя. — Что так долго? Ты заставил меня ждать, за это я тебя накажу! — абреки хохотом и обидными выкриками в адрес царя поддержали своего господина.

С первого взгляда Ивану открывшаяся сцена сильно не понравилась. Будь он в своем привычном теле, не миновать бы большой драке с мордобитием и членовредительством. Но что он может в этом изнеженном царском теле с недоразвитой мускулатурой? Даже ножичка завалящего в кармане нет.

— Лично мне, мое тело нравится, — обиделся царь. — Кому не нравится, может убираться в любой момент!

— Мог бы, так убрался, хоть сей момент, — сквозь зубы процедил Иван, оценивая оперативную обстановку. — Пока приходится отдуваться за разгильдяйство некоторых царей. Был бы лифт поболе, взял бы я с собой отделение спецназа и кердык бы пришел твоему Селиму. А так…

Иван прикинул, но ничего хорошего не придумывалось. Ладно, два раза не помирать, понадеемся на авось, сориентируемся по обстановке. Главное двигаться, чтобы не маячить в прицеле противника и побольше тумана, чтобы с толка сбивать.

— Ты будешь сидеть со слугами на полу, как собака. Эй, абреки, киньте ему кусок мяса на пол, пусть грызет! — Селим-бей от души веселился, унижая русского царя перед своими абреками.

Играть по чужим правилам — последнее дело. Что должен делать хороший полководец, чтобы перехватить инициативу? — вспомнился ему вопрос достопамятного русского полководца Жукова. — Хороший полководец должен поступать нестандартно, быстро и решительно, оборачивая в свою пользу даже собственные слабости!

— Эй, ты что делаешь? — Селим чуть не подавился, увидев, как Иван непринужденно по-свойски подходит к столу, падает без приглашения в мягкие подушки и, стянув со стола самый сочный персик, аппетитно откусывает от него половину.

— Да чего там, Селим, не бери в голову, братан. Дела наши царские тяжкие, устал как собака. Сам знаешь, ничего для себя все для державы. Не томи душу, открывай карты, для какого базара звал? — Иван нес первое, что взбрело в голову.

В голову лезла книжка, которую он успел прочитать как раз до достопамятного переселения душ, читал без интереса, а ведь как запомнилась, шпарил без запинки. Оно так часто случается — учишь нужную инструкцию, зубришь ее день-второй, а в голове пусто, словно и не читал ни слова. Завалящую книжонку прочитаешь между делом и как живая от корки до корки в голове держится, хоть садись и пересказывай.

— К-к-какой базар? — злобно зарычал Селим, — Базар это мое дело, твое дело деньги давать, товар давать. Ты что, на мой базар хочешь лапу наложить?

— Братан, в натуре, как скажешь. Без базару, так без базару. А сколько я тебе денег должен, может, по-свойски отдам частями и без процентов. Мы же свои в доску, штаны в полоску, зуб на рельсы, закурить не найдется?

— Убить его! — Селим вскочил в ярости.

— Шухер, Михалыч, делаем ноги. Двое с краю, наших нет, я беру этих на перо, а ты вон тех из шпалера!

— Ива-а-а-а-н, не будь идиотом, — заорал перепуганный царь, — у него тут полсотни абреков, они тебя в момент на кусочки разорвут. Какие шпалеры, при чем тут перо? Селим просит денег, значит нужно спросить: сколько и в каких купюрах? А отдать нужно быстро, очень быстро, быстрее молнии. Иначе каюк.

— Слушай, царь, не встревай в разговор, у меня самого в голове мельтешение, тут еще твои панические настроения. Ну, порвут, ну убьют! Так ведь семи смертям не бывать, а одной не миновать!

— Идиот, это мое тело! Это я помру! А ты спокойно умываешь руки и удираешь! — царь всхлипнул.

— Ну это… ладно… я ж не изверг… а чего он начал?

— Ваня, шевелись быстрей, еще секунда и нам каюк!

— Понял, Селим! Извини, дурацкая шутка! Сам понимаешь, целый день на нервах, никто работать не хочет, все сам и сам, хочется отдохнуть, покуражиться со старыми друзьями. Короче к делу, сколько и в каких купюрах?

— Отставить, убивать царя! — Селим недоверчиво смотрел на Ивана. — Шутка, говоришь? Хм, смелая шутка, ценю. Молодец, царь, так скоро джигитом станешь! — Селим засмеялся и вместе с ним неуверенно захихикали бандиты.

Успокоившись, Селим-бей махнул нукерам и те мигом вернулись на свои места, но кинжалы теперь лежали прямо перед ними, чтобы при необходимости без промедления пустить их в дело.

— Раз бластеры не трогают, значит, мы на каком-то судне, боятся из бластеров стрелять, себе дороже выйдет, — быстро сообразил Иван, не очень понимая, какую выгоду из этого знания может извлечь в дальнейшем.

— Как всегда, дорогой, как всегда! — голос Селим-бея звучал умиротворенно. — У меня стабильный бизнес, я не требую ничего лишнего, но мое отдай и не задерживай!

— Селим, один вопрос. Можно? — взмолился Иван.

— Спрашивай, царь, сегодня я добрый, — осклабился Селим-бей.

— Не для всех… личный вопрос… ну ты же понимаешь? — Иван изобразил смущение на лице и огляделся по сторонам, стараясь запомнить расположение мебели и охраны.

Попутно он подмигнул Михалычу, надеясь на то, что дворецкий при царе вряд ли только сопли царю вытирает. Не может царь на такие встречи в одиночку ходить, должна быть охрана.

— Давай, слушаю тебя, да-ра-гой! — Селим наклонил голову, подставляя ухо царю.

Иван наклонился пониже, якобы для того, чтобы пошептать на ухо и вдруг дернул голову Селима на себя, схватил со стола нож и приставил его к горлу торговца. Хилое тело царя едва не подвело Ивана — руки двигались недостаточно быстро, шея Селима оказалась неожиданно сильной, да и нож в руках царя выглядел нелепо. Но самое главное, нож уперся в шею и был достаточно острым, чтобы даже случайно перерезать Селиму глотку.

В тот же момент Михалыч ловким движением выдернул из-за пояса Селима бластер и направил его в сторону абреков. В такой ситуации гражданский человек должен перепугаться до жути или вообще упасть в обморок, чтобы уйти от опасной ситуации. Вот только Михалыч стоит твердо и ствол бластера даже не дрогнет, зыркает исподлобья по сторонам, держит сектор обстрела, как заправский вояка. Ай да дворецкий, ай да притвора, не врал похоже царь насчет его функций, дворецкий одновременно и охранник, а при необходимости и киллер готовый. Возьмем на заметочку этот факт, — мельком подумал Иван, переключаясь на окружающую действительность.

Нукеры вскочили и застыли в растерянности. Они явно не ожидали подобного от мягкотелого трусливого русского царя. Кинуться в драку не могли, нож у горла их господина обещал тому скорую смерть при любом раскладе. Но и стоять в бездействии значило обрекать себя на наказание, если господин останется в живых. Все застыли в молчании.

— Хочу тебе сказать, да-ра-гой, что одно твое движение, неверный взгляд или слишком громкий звук и ты отправишься к своему Аллаху. Если понял, моргни один раз! — негромко приказал Иван Селиму.

— Я-а-а… — попытался было что-то сказать Селим, но Иван сильнее прижал нож к горлу и кровь выступила из мелкого пореза.

— Я сказал моргнуть, ты тупой, да? Еще раз повторяю, если понял, моргни! Вот так лучше! Михалыч, бластер направь на потолок, если что стреляй без промедления. Стенка тонкая, бластер в ней дырку прожжет, тут нам всем и каюк! — пояснил он нукерам.

— Ваше Величество, — пробормотал Михалыч, бросив полный сомнений взгляд на радухарившегося не в меру царя, — вы точно этого хотите?

— Точно, Михалыч, точно, однова живем! Не хватало еще, чтобы русским царем всякая погань погоняла! Хм, каламбур, однако, нужно запомнить.

— Я могу их просто так положить тут всех, чихнуть не успеют, — предложил Михалыч, переключая попутно мощность бластера. — Чего нам с ними-то помирать, — ворчал он, поводя стволом, словно примериваясь, — шлепнем всех и ходу обратно, хотя потом…

— Вот то-то и оно, Михалыч, что потом они нам под кожу влезут, другого Селима найдут и снова своим делом займутся. Нужно надежно, чтобы никаких шансов не было на спасение. Серьезный разговор требует серьезных ставок. Селим, жить хочешь?!

— Угм-м-м, — бешенно заморгал Селим, памятую о запрете на разговор.

— Тогда сейчас, Селим, ты четко и ясно в нескольких словах прикажешь своим абрекам выйти сюда, сложить оружие и потом по очереди связать друг друга. Все понял? Умница, моргаешь прямо как персидская княжна. Давай командуй!

— Абреки, не убивайте царя, выйдите сюда, сложите оружие и свяжите друг друга! А кто не сделает этого, того я сам казню-ю-ю! — завизжал Селим, чувствуя как булатная сталь сильнее уперлась в горло.

Бандиты недовольно переглянулись: не подобает гордым горным орлам вот так постыдно складывать оружие из-за трусости своего господина. Стиснули рукояти кинжалов, аж костяшки побелели, злобно зыркают исподлобья, зубами скрипят, еще миг и в атаку ринутся, наплевав на приказ. Только что найденный выход, стремительно превращался в тупик.

— Ваше Величество, они оружия не бросят, быть драке, — деловито сообщил Михалыч, бегло окидывая взглядом предстоящее поле боя.

— Не будет драки, мамой клянусь, — завопил Селим-бей, явно мечтавший немедленно расправиться с обидчиками. — Никто вас не тронет, спокойно дойдем до лифта, там вы к себе, мы к себе! Никто никому ничего не должен, никаких обид, клянусь Аллахом! Ты победил, как мужчина, я принимаю свое поражение смиренно, — заливался соловьем бандит, не желавший в столь ранний срок расстаться с жизнью.

— Понимаешь, Селим, есть одна проблема. Стоит нам расстаться, и ты меня точно прирежешь, — посетовал Иван. — А если я сейчас тебя прирежу и бандитов твоих положу, будет время подготовиться к следующей встрече с подобным тебе. Усек проблему?

— Не убивай, мамой клянусь, не буду тебя убивать, не буду башка резать, кишки на шампуры мотать! Ой, что я говорю, не слушай, царь! Мы же как братья, пощади! — перепугался Селим, решив, что русский царь немедленно перережет ему глотку.

— Как братья, говоришь? — заинтересовался Иван. — Отличная идейка!

Вспомнился Ивану рассказ Кахи про обычаи гор, в тот раз он долго смеялся над этим и называл все рассказанное несусветной глупостью. Каха на него сильно обиделся и приплел к разговору Аллаха, именем которого клянутся лишь в крайнем случае.

— Эй, ты что задумал? — насторожился Селим, не представляя, что еще пришло в голову этого проклятого гуяра.

— Не дергайся, а то порежешься! — нервно хохотнул Иван, схватил Селима за руку и быстро полоснул по ней ножом.

— А-а-а-а, убивают! — испугался Селим, увидев кровь.

Иван моментально полоснул себя по руке и крепко обнял Селима, прижав свою рану к его порезу.

— Вот теперь, Селим, ты меня точно убить не сможешь! — громко захохотал довольный Иван, — Маму я твою не знаю, а вот Аллаха прогневить ты вряд ли посмеешь.

— Это почему? — насторожился Селим.

— Братья мы теперь кровные или ты не въехал, что мы с тобой только что породнились? Все видели, все в курсе? — Иван задрал руку Селима, как рефери на ринге, демонстрируя нукерам свежие кровоточащие раны. — Аллах свидетель — русский царь и Селим-бей кровные братья.

— Ты не мусульманин! — попытался спасти положение Селим. — Такое братство недействительно, Аллах запрещает!

— Врешь, собака! На Аллаха напраслину возводишь, ни в жизнь такого не было, чтобы кровное братство чей-то бог запрещал. Абреки, кто Аллаха не боится, пусть скажет, что наше братство с Селимом недействительное!

— Эй, собаки, бистро сказали! — завизжал Селим, чувствуя, что удавка неожиданного братства все плотнее стягивается вокруг его шеи.

Абреки насуплено молчали. Сказать то, что велит хозяин — получишь много денег, девушек молодых, власть и почет. А с другой стороны — Аллах проклянет, люди пальцем показывать будут, с молодой женой в постели ничего не получится, шашлык поперек горла встанет. Подумали гордые горцы, вздохнули тяжко и промолчали, пряча взгляд под нахмуренными бровями.

Иван сжал руки над головой и поприветствовал абреков.

— Все, братья, мир народам, земля крестьянам! Давай, Селим, шашлык есть, пока не остыл! — предложил Иван ошалевшему Селиму. — А ты, Михалыч, пушечку не опускай до особого моего на то указания, — негромко распорядился Иван.

Селим озабоченно покрутил в руках четки, поморщил лоб и склонился к царю.

— Слушай, царь, так нельзя, — прошептал он еле слышно. — А как же мой авторитет? Получается, что ты меня на гоп-стоп взял, а я тебя еще и шашлыком угощаю, это же позор! Что я людям скажу?

— Селим, скажи как есть, зачем огород городить? У нас с тобой дела? Дела! Мы с тобой компаньоны? Компаньоны! Значит что?

— Что? — автоматически повторил Селим, не успевая за Ивановой мыслью.

— Нужно укреплять взаимовыгодные связи.

— Нужно? — подозрительно нахмурился Селим. — А зачем? Ты мне платишь и все, чего нам укреплять?

— Нет, Селим, так дела не делаются. Что значит я плачу? За что я плачу?

— Как за что? Что-то, царь, я тебя не понимаю, — занервничал Селим, чувствуя непонятную угрозу, истекающую из слов царя. — Я тебя не трогаю, торговые трассы твои не трогаю, вот ты и платишь! Деньгами платишь, товаром платишь — всем хорошо, все довольны.

— Селим, а ты трогать-то пробовал? — вскипел Иван. — Ты попробуй! Пару раз обломится, больше не захочешь пробовать!

— Ты о чем говоришь, царь? Да я тебя… да я твоих купцов…

— Ты Ивана Волгина знаешь, Селим! — наливался холодным бешенством пилот-истребитель. — Не попадайся ему на дороге, даже рядом не пролетай, если жить хочешь, собака! И таких Волгиных у царя тыщи, в лапшу порубят твоих нукеров.

— Хорошо, царь, не будем спорить, — подозрительно быстро сдался Селим-бей, — не хочешь платить, не нужно. Угощайся, кушай шашлык, кушай фрукты! Хочешь девушку, а две, три? Будут тебе девушки! Для брата ничего не жалко! — разливался соловьем Селим-бей.

— Ну вот, царь, а ты боялся! — хихикнул мысленно Иван. — Селим-бей, гроза морей, щелкнули по башке и сдулся твой Селим, знай наших!

— Ой, Ваня, рано радуешься. Восток — дело тонкое. Он сейчас угощает, потому как ты его в угол загнал и не может он перед абреками тебя прикончить, не хочет лицо терять. Зато потом в уютном кабинетике… — пророчествовал царь.

— А что, царь, не устал ли ты от шума? — вклинился во внутренний разговор Селим-бей. — Пойдем в мои апартаменты, там и девушки тебе будут и бани турецкие, понежимся, погреем косточки.

Селим-бей цвел как роза алая, сама гостеприимность, само радушие, но в глубине его янтарно желтых глаз горела плохо скрытая жажда мести. На поясе у царя что-то призывно завибрировало, запищало еле слышным голоском. Иван вопросительно глянул на Михалыча.

— Гиперфон, Ваше Величество, — смирившись со странной неосведомленностью царя, привычно пояснил Михалыч.

— Вот это да, — восхитился про себя Иван. — Хорошо живешь, царь-батюшка — гиперлифт, гиперфон, а у самого в казне ни гроша. На какие шиши шикуем, царь-надежа? Да еще при всем при том Селиму отстегиваешь немерянные деньги?

— Ваня, пустая казна — не причина торговлю останавливать. Сегодня у одного займем, другому немного отдадим, перехватим у третьего, со вторым расплатимся, — устало объяснил царь. — Это же экономика, тут не все так просто, как у вас в казарме.

— Нашел сложности, я сам так постоянно делаю. Ни за что бы не подумал, что и в государстве Российском подобное творится. Чудны дела твои, Господи.

— Ты на вызов-то ответь, дорогое удовольствие, между прочим, через гиперпространство ответа дожидаться, — посетовал царь.

Иван отстегнул гиперфон, нажал кнопочку ответа, красный огонек вызова сменился на зеленый. Иван приложил чудо-телефон к уху.

— Царь, ты где? — услышал Иван недовольный голос графа Меньшикова.

— То не твоя печаль, граф, чего беспокоишь?

— Я указы на стол клал? Почему не возвращаешь, а? — наезжал на царя граф. — Неприятностей захотел? Устрою, мало не покажется. Чтоб немедля явился к себе и указы подписанные отправил мне гиперпочтой! Все понятно?

— Граф, а не пошел бы ты в задницу? — ласково осведомился Иван, щелкнул ногтем по микрофону и отключил гиперфон.

— Ой, Ваня, из одного огня головы не спас, а уж в другое полымя норовишь скакнуть. Недолго нам с тобой так царствовать, ой недолго, — причитал царь, ошеломленный разговором Ивана с графом.

— Не боись, есть у меня идейка насчет твоего графа, как-нибудь обломаем изверга, — попробовал успокоить Иван царя, но результата достиг прямо обратного.

Царь с перепугу закатился в самую тьму сознания и пропал в Ивановых мыслях. А мысли в голове Ивана родились самые неожиданные. Вспомнились ему очень кстати краткосрочные курсы развития собственного бизнеса, сопоставил он А и Б и пришел к интересным выводам. Получается, что царь с каждым днем все больше поборов устраивает с купцов, чтобы потом эти деньги за здорово живешь Селим-бею отстегивать.

И выходит, что царь кругом неправ, а Селим белый и пушистый. Непорядок выходит, да и казна от такого бизнеса пустая стоит. Тут как с худым ведром, сколько не зачерпывай, а много не принесешь, все в дырку выльется. Пора тот бизнес упорядочивать согласно канонам.

— Вот что, Селим, я тебе скажу. Как компаньон по бизнесу я нашим бизнесом недоволен. Что получается?

— Чем недоволен? Что получается? — вскинул брови в недоумении Селим-бей, явно считающий прежние договоренности весьма выгодными для себя лично.

— Получается, что с купцов мы с тобой получаем бублик. Только сам бублик достается тебе, а мне дырка от бублика. Разве это правильно?

— Так я же пути твои караванные охраняю, — напомнил Селим, — безобразия пресекаю.

— Не заметил! — сухо прокомментировал Иван. — Есть у меня предложение. С первого раза оно тебе может и не понравится, но ты не спеши, подумай, утро вечера мудренее, семь раз отмерь один отрежь, ну и так далее…

— А конкретнее? — насторожился Селим. — У кого отрезать? Сколько?

— Не сколько, а каким образом? Предлагаю тот бублик поделить по-братски, мы же с тобой братья. Теперь по делу. Ты организуешь охранное агентство, я тебе подписываю лицензию. Предприятие открываем в равных долях — ты и я. Пока понятно?

— Нет, но ты продолжай, — Селим явно нервничал от необычности ситуации. — Не пойму я, зачем мне это, если я и сейчас имею все безо всяких заморочек?

— Резон тут в том, что купцам нет выгоды тащить свой груз через наши караванные дороги. А почему?

— Почему?

— Потому что я налоги поднимаю, поборами облагаю купцов, товар их в результате дорогой получается, — пояснил Иван, вспоминая сетования Швондера.

— Это не мои заморочки, — отрезал Селим. — Хотят торговать, пусть платят!

— Ты не понял, они не будут возить товар через наши пути и я не получу с них денег за провоз товара, а значит и ты, Селим, ни хрена не получишь.

— Почему это? Ты обязан платить, а почему у тебя нет денег, меня не касается! — уперся Селим.

— Еще как касается. Не будет купцов, дулю ты с маслом получишь, а не деньги — вот тебе мое царское слово, Селим. А не нравится, так давай на кулачках решим вопрос, в смысле прострелю сейчас борт и все мы станем этому бизнесу без интереса. Хочешь?

— Н-н-нет, — выдавил Селим, с ненавистью глядя на бластер в руках Михалыча.

— Вот и славненько. Поясняю дальше. Купцы не будут платить мне налог, ну-у-у или совсем небольшой налог, чтобы был факт. Основные деньги они будут платить тебе, Селим, за охрану торгового пути. То есть за то, чем ты и сейчас занимаешься, — не скрывая иронии, пояснил Иван.

— А потом?

— Правильно, молодец, на лету схватываешь! — похвалил Иван бандита. — Потом половину я забираю, как свою долю в предприятии.

— А если я не отдам? — быстро спросил Селим.

— Лишишься лицензии на охранную деятельность и будешь бит моей армией, как бандит и самозванец, — спокойно объяснил расклад Иван.

— Зачем мне все это надо? — завопил Селим, вздымая руки к потолку. — Мне нравится так, как есть сейчас и давай не будем ничего менять! — не скрывая угрозы в голосе, предложил Селим.

— Селим, ты не понял. Так как есть уже не будет! Не принимаешь моего предложения, прямо сейчас объявляю тебя бандитом и даю приказ уничтожить. Мое деловое предложение обсуждению не подлежит. Или делаешь так, как я сказал, или тебя не будет совсем!

На лице Селим-бея за одно мгновение промелькнула целая гамма чувств. Он готов был немедленно убить царя с его верным слугой, не взирая на возможные потери. С другой стороны не хотелось при этом самому погибнуть, а шанс такой был и очень большой шанс. Жаль потерять столько денег, но еще больше жаль потерять все. Никогда Селим-бей никому не подчинялся и никому не служил, а теперь служи, и при этом деньги отдавай. А может все-таки убить царя?

В самый разгар мучительных размышлений Селима распахнулись двери рядом с гиперлифтом и на ковровую дорожку ступил не кто иной, как Михаил Швондер собственной персоной.

Неисповедимы дела твои, Господи, — открыв рот от изумления, подумал Иван. — Еще вчера Швондера пытаются ограбить пираты Селим-бея, а сегодня он сам к нему пожаловал и явно не в претензиях, судя по довольной роже.

С другой стороны вид у Селим-бея был явно озадаченный, похоже он не ожидал этого гостя.

* * *

За спиной Швондера с глупой улыбкой на прыщавом лице мялся его племянник Сеня с небольшим чемоданчиком в руках. В руках купца не было ничего, кроме небольшого бархатного мешочка, он излучал радость и преданность, на ходу кланяясь Селиму.

— Ваш товар доставлен, господин Селим-бей. В целости и сохранности, сам Аллах оберегал транспорт от ваших врагов, да сократит он их порочные дни на этом свете. Как я рад видеть вас, господин Селим-бей, в здравии и процветании, дай вам Аллах здоровья и богатства! — сыпал любезностями старый еврей. — У вас гости? — мимолетом обернулся Швондер в сторону русского царя. — О, сам русский царь, как мило — здрасьте вам! — коротко приветствовал он царя и тут же отвернулся к Селиму.

Селим-бей сглотнул обиду от унизительного предложения царя, разгладил черты лица и теперь лучился гостеприимством и радостью встречи. Одно слово — Восток!

— Здравствуй, Миша, как прошел полет? Не испортился ли товар, не обвесили ли тебя поставщики, не подняли ли цены? — Селим-бей милостиво кивнул купцу, приглашая его присоединиться к пиршеству. — Расскажи, как твои дела, дорогой. Не беспокоили ли в пути пираты?

— Ай, Селим-бей, да вы сам пророк, видите сквозь пространство и время! — восхитился Швондер, разводя руками. — Откуда узнали про пиратов? Но все закончилось хорошо! — купец поспешил успокоить подскочившего на месте Селима. — Пиратов прогнали, товар не тронули, с полицией договорились — все закончилось хорошо. Готов прямо сейчас перегрузить товар на ваш складе, уважаемый Селим-бей. Вот расписочка, хотелось бы получить деньги, — Швондер угодливо подсунул бумажку Селиму.

— Денег нет! — нахмурившись, отрезал Селим.

— Как нет? — не понял купец. — Мы же деловые люди, я доставил товар, вы обещали заплатить по прибытии товара! Где мои деньги? Нет, почему все хотят ограбить старого еврея? Вы попробуйте, — он протянул кисет Селиму, — попробуйте, товар отличного качества. Сам бы ел, да деньги нужны!

Селим взял кисет, неторопливо открыл его, вытащил столь знакомый Ивану лист и… сунул его в рот. «Его же курить нужно!» — чуть не заорал Иван вслух, но вовремя спохватился. Ведь русский царь ничего про тот табак знать не может, да и с самим Швондером дел никогда не имел.

Селим-бей меланхолично жевал табачный лист, Швондер с напряженным вниманием следил за выражением его лица. Внезапно лицо Селим-бея расплылось в довольной улыбке, он закачался на месте, как пьяный и что-то стал тихонько напевать себе под нос.

— Вот он тебе заплатит! — криво ухмыляясь, пьяно произнес Селим-бей и ткнул пальцем в сторону царя. — Твои деньги у него, ха-ха-ха!

Вот ферт, вот проныра, вывернулся, выкрутился, как угорь. Не мытьем, так катаньем — сплюнул Иван в сердцах. — Селим, похоже, вовсе не собирался платить за товар. Не оттуда ли абордажники и парочка штурмовиков появились в компании Каховского? За небольшие деньги выпотрошить транспортник и получить товар по баснословно низкой цене. Подлая натура и как с ним Швондер торгует? Но супротив каждого слова есть другое слово, любишь кататься, люби и саночки возить.

— Я плачу, значит, товар мой, — отрезал Иван. — Давай купец, гони на Москву, товар передашь лично мне, там и расплатимся! Все понятно?

— А деньги? — насторожился Швондер. — Я буду гонять товар туда-сюда, кто мне заплатит? Ты, царь, скажешь, что у тебя денег нет, и Швондер полетит к черту. Пиши расписку, давай вексель, закладную, что угодно давай, царь, но на месте и сейчас. И не забудь накинуть транспортные издержки, — тотчас же кинулся торговаться Швондер с новым покупателем.

Ивана так и подмывало напомнить Швондеру, кто именно спас его от пиратов, но всякий раз вовремя вспоминал, в чьем он сейчас обличье. Еврей решит, что его пытаются развести и никакого разговора вообще не получится. Ну, я припомню, Миша, твои добрые слова, — мысленно пообещал Иван бывшему щедрому собутыльнику.

— Хорошо! Сколько стоит весь мой товар? — на всякий случай поинтересовался он, понимая, что у царя за душой и копейки малой нет.

— Что значит «мой товар»? — взъярился Селим и попытался ударить царя в лицо, но непослушное его тело рухнуло на пиршественный стол. — Всех порубить, никого не выпускать! — пьяным голосом заорал Селим своим нукерам. — И этого братца тоже в капусту, кто не подчинится, сгною, в космос выброшу! — бесился Селим.

Михалыч приступил поближе к царю, выставил на всеобщее обозрение бластер, но ожидаемого эффекта оружие не произвело. Нукеры со зверскими рожами подступали к царю и купцу. Казалось бы, еще миг и останутся от царя с Михалычем рожки, да ножи, но тут случилось непредвиденное.

— Сеня, чемоданчик! — хладнокровно скомандовал Швондер.

Племянник щелкнул кнопкой и чемоданчик распахнулся. На черном бархате сияли бирюзой шесть крупных камней.

— Подарок? — удивился Селим.

— Откупиться решил? — понимающе вздохнул Иван.

— Ага, подарочек, только не тот, которому ты, Селим, обрадуешься, — без тени испуга злорадно ухмыльнулся старый еврей. — Видишь эту штучку? — он достал из широкого кармана штанов крохотный пульт с шестью кнопками.

— Вижу и что? — непонимающе выпучился Селим.

— В чемоданчике шесть маркезитовых бомб. Одной достаточно, чтобы от твоего корабля даже пыли не осталось, следишь за моей мыслью?

— Ты этого не сделаешь? — побледнел Селим-бей.

Его абреки испуганно отпрянули.

— Сделаю! И ты это знаешь, Селим! — твердо пообещал Швондер. — Одно неверное движение и мы все в прошлом. Если кто-то из присутствующих, — купец выразительно глянул по сторона, — считает, что меня можно убить и опасность минует, он ошибается. Кнопка нажата, я упаду и все здесь взорвется. Что скажешь, Селим?

— Всем назад! — просипел Селим-бей, понимая, что его второй раз за день переиграли.

— Договор был с тобой, ты и плати. Когда русскому царю такой товар понадобится, на то будет отдельный договор, а сейчас деньги на бочку!

— Казначей! — крикнул Селим. — Расплатись с этим бандитом немедленно! Твоя взяла, Миша, — он скрипнул в бессильной ярости зубами. — Но больше у меня с тобой дел нет, а это значит…

— Там видно будет, дорогой! Или знаешь, откуда берется товар? Поцелуй мои пейсы, Селим! Чем будешь заниматься, если меня не станет?

— Шайтан! — зарычал в бессильной злобе Селим.

Видать в словах Швондера скрывалась страшная тайна, такая тайна, что знай о ней Селим-бей, он бы ни мгновения не сомневался в необходимости уничтожить Швондера, а с ним заодно и русского царя.

— Аливандер! — осенило Ивана. — Чтоб я сдох, так вся пертурбация из-за Аливандера! Вот это да, вот это подарочек, спасибо старому еврею, удружил.

— Слышь, Михалыч, мы как домой возвращаться будем? У тебя обратные координаты имеются? — полушепотом спросил Иван.

— Имеются, Ваше Величество. На такой случай резервный ключик к лифту есть, вернемся без проблем.

— Как я понимаю, мы тут лишние и можем удалиться, чтобы не мешать вашим деловым переговорам? — громко поинтересовался Иван, привлекая к себе внимание Селима.

Швондер легко мазнул по царю и его спутнику взглядом и тотчас переключился на Селима. Лицо Селима исказила странная ухмылка.

— Конечно, дорогой царь, ты можешь возвращаться домой, лифт к твоим услугам! — он подмигнул абрекам и те что-то нажали на панели управления.

Двери гиперлифта приветливо открылись. Иван с Михалычем прошагали к дверям, поеживаясь от колких взглядов бандитов, замерли перед входом. В глазах абреков таилось ожидание скорой мести и это не вселяло уверенности в душу Ивана. Вдруг Михалыч оплошает, вдруг ключ не сработает, вдруг… А-а-а, двум смертям не бывать, одной не миновать, перекрестился Иван и шагнул в лифт, как в омут.

Следом вбежал Михалыч, двери еще не сомкнулись, когда он выхватил из-за пазухи серебристый цилиндрик и прижал его к кнопке запуска лифта. Голубоватое сияние на миг окутало кнопку, и цилиндрик пропал, провалившись сквозь нее.

— Резервный ключик, — пояснил он недоумевающему Ивану, — на всякий случай. Никогда не знаешь, что Селим учудить может. Восток — дело тонкое! Приходится подстраховываться, — не вдаваясь в подробности, добавил он.

С этими словами Михалыч перекрестился, выдохнул и нажал пуск. Зеленое свечение кнопки сменилось на красное и обратно — они прибыли в точку назначения. Вот только куда именно?

Двери медленно поползли в сторону.

— Уф-ф-ф, не подвел, Михалыч, успел чертяка! — обрадовался Иван, увидев изнанку знакомого персидского ковра.

— Для того мы и приставлены, — уклончиво ответствовал Михалыч, — чтобы Ваше Величество оберегать.

— Кем приставлены? — насторожился Иван.

— Вами же и приставлены, Ваше Величество, — ловко вывернулся Михалыч, явно не желая говорить правды.

— Это я хорошо придумал, — Иван задумчиво оглядел своего спутника. — А ту штуковину, — он ткнул пальцем в бластер, позаимствованный у Селима, — оставь мне. Так спокойнее будет!

— Как можно, Ваше Величество? Да и не положено… — побелел от страха Михалыч.

— Кем не положено? — ласково поинтересовался Иван. — Я царь? Царь! — все также ласково спросил он. — Так дай сюда эту дуру и иди себе с богом, пока я тебя к палачу не отправил, — рявкнул Иван в сердцах.

Михалыч поставил бластер на предохранитель, хотел было отщелкнуть батарею, но, наткнувшись на пристальный взгляд царя, остерегся. Иван, взяв в руки грозное оружие, почувствовал себя значительно увереннее. Словно он снова в бою, а рядом с ним его верные товарищи. Хотя последнее похоже на горькую шутку.

— Иди, Михалыч, иди! Да распорядись, чтобы еды мне какой в кабинет доставили. Нанюхался шашлыков, аж брюхо подвело. Поем и подумаю, как нам дальше жить с такими-то делами. Ты, Михалыч, главное не делай глупостей, — остерег он камердинера. — Глупости они жизнь не продлевают, а очень даже наоборот.

Дворецкий покинул кабинет царя в смятенных чувствах, а Иван вкушал доставленный обед, запивал его благородным вином и думал, думал, думал, аж голова пухла. Все это время царь самым бессовестным образом дрыхнул, устав от переживаний за собственную жизнь, которой Иван с легкостью жертвовал налево и направо.

В томительных размышлениях прошло два часа.

* * *

— Михалыч! — позвал Иван, нажав кнопочку переговорного устройства, — Кликни ко мне нашего тайного советника! Скажи срочно, дело есть важное. Пусть явится сей момент.

— Да разве ж я могу, Ваше Величество, графу приказывать? Вы же знаете графа Меньшикова, кто же посмеет ему приказывать? Может, я его попрошу явиться?

— Нет, не попрошу, а прикажу! — Ивана затрясло от ярости. — Бардак, развели тут демократию, я вам покажу шухер-мухер, доннер-веттер! Не подчинится приказу, так заковать его подлеца в наручники и притащить ко мне насильно.

— Ваше Вел… — умоляюще проблеял Михалыч.

— Исполнять! — рявкнул Иван.

— Не пойму я, Ваше Величество, — продолжил он менее яростно внутренний диалог, обращаясь к проснувшемуся от крика царю, — что это за порядки у тебя при дворе. Ты царь или писарь при канцелярии? Почему это ты должен кого бы то ни было просить? Да у нас любой капрал власти больше имеет, чем ты.

— Легко говорить, Ваня, в царском кресле не сидевши, меж двух огней не стоявши. Каждый норовит съесть, подсидеть, отравить, переворот устроить. В такой ситуации без сильной руки не обойтись. Ты не смотри, что звание у него тайный советник, а на самом деле он друг истинный. Разве я могу другу приказывать?

— Ой, что-то голосок мне твой, Ваше Величество, не нравится. Одно говоришь, а думаешь совсем другое. О друзьях так не говорят. По крайней мере, о своих друзьях я так не говорю. Юлишь, царь-батюшка. Давай колись, чем он тебя держит?

— Не поверишь, Ваня, — неожиданно всхлипнул царь, — как паук опутал, все соки высосал. Со всех сторон его соглядатаи, охранники. Одно неверное слово и мне каюк. Соглядатаи доложат, охранники вмиг станут убийцами.

— Как все запущено. — Иван пожевал губы. — Ладно, раньше смерти не помрем. Есть одна метода, мой бывший комэск ни разу с ней не попал впросак. — Иван прижал клавишу переговорника. — Михалыч, ты мой приказ передал?

— Ваше Величество, передал, но…

— Придет?

— Обещал явиться при первой возможности.

— Вот и хорошо, а пока, зайди-ка ко мне, дружище!

Михалыч явился как чертик из коробочки буквально через мгновение, двери бесшумно приоткрылись, скользнула бестелесная тень, и в трех шагах от стола царя сконденсировался образ дворецкого.

— Слушаю вас, Ваше Величество! — отрапортовал он, взором поедая начальство.

— Слушаешь? Ну, так слушай, дружок, только внимательно слушай, читай по губам, все, что не прочтешь, додумай сам. — Иван открыл ящик стола, вытащил бластер и, отщелкнув предохранитель, направил ствол на камердинера.

— Ваш… — камердинер вздрогнул, побелел и испуганно отшатнулся от царя.

— Стоять! Это не шутка и не розыгрыш, уверяю тебя, дружок, что в тебя-то я попаду, даже если мне придется уничтожить всю эту залу. Ты меня понял?

— П-п-п-онял, — с трудом выговорил Михалыч.

— Нет у меня здесь друга ближе тебя, Михалыч, и не хотелось бы мне лишать себя лучшего друга. Но, поверь на слово, похороны будут по высшему разряду. Ну, там герой отечества, грудью заслонил царя, погиб геройски и тому подобное.

— В-в-в-аше В-в-в-еличество, за что? — камердинер рухнул на колени. — Пощадите!

— За что? Ты разве сделал какую-то гадость? — с видом искреннего недоумения поинтересовался Иван, продолжая держать камердинера под прицелом.

— Нет, нет, разве ж я могу супротив вас что учинить, Ваше Величество? За что казнить хотите невинного?

— Невинного, говоришь? А если в памяти покопаться, Михалыч? Грешен ведь, покайся, легче станет. Не дело грехи на тот свет тащить. Сам понимаешь, дело пикантное, так что священника я тебе пригласить не могу. Передо мной исповедуйся, пока следующий подельщик не пришел.

— Виноват, Ваше Величество, бес попутал! — камердинер пополз на коленях к царскому столу.

Что-то во взгляде Михалыча Ивану не понравилось, не совпадает взгляд с голосом. Голос дрожит, сам плачется, а взгляд цепкий, прицельный, словно к прыжку готовится, момент выбирает.

— Стоп, Михалыч, мне и оттуда хорошо слышно, — дворецкий замолчал на мгновение, словно не понял смысла сказанного, потом дернул в раздражении головой и продолжил говорить, как ни в чем ни бывало.

— Исправлюсь, отработаю, отслужу! Он заставил, сказал что убьет, пообещал денег, если буду работать на него, — торопливо частил Михалыч, не сводя внимательного взгляда со ствола бластера.

— Кто он то, бес, что ли? Договор кровью подписывал?

— Кровью? Не было никакого договора. Но бес истинный, Ваше Величество, советник этот ваш тайный. Убью, говорит, до седьмого колена корень ваш родовой выведу.

— До седьмого колена, говоришь? Неплохая идея. Так и я убью, только не потом, а прямо сейчас. Ты уж выбери с кем ты. Гад ты ползучий или гордость имеешь? Советник могуч, опасен, но он всего лишь советник. А я царь! Усек разницу?

— Н-н-не совсем, Ваше Величество. Один бластер против армии тайного советника ничего не сделает, а уж он-то все в лучшем виде сделает, прямо, как вы сказали про врагов отечества и прочее. Только вот… — замялся Михалыч.

— Ты не тяни резину, давай напрямки, как друг.

— Я, Ваше Величество, человек простой. И к вам со всем уважением, но вокруг вас враги, убийцы. Черт с ней моей жизнью, душонкой, давайте займем круговую оборону и погибнем вместе тут. Надоело, честное слово надоело чувствовать себя куклой бездушной в руках этой скотины, этого супостата. Не поверите, отчитываюсь перед ним, что видел, что слышал, кто приходил и по каким делам, а душа кровью обливается. Понимаю, что Иуда я последний, а ничего поделать не могу. Не один я докладываю, за мной тоже досмотр есть, пропущу что али совру, так мигом в оборот пустят.

— Михалыч, друг, иди сюда, дай я тебя обниму, волчара ты старый! Ты с коленок-то встань, не у алтаря чай, — Иван аж слезу пустил от умиления.

Камердинер вскочил с колен, сделал несколько шагов навстречу и попал в объятия царя, выбежавшего ему навстречу. Они постояли молча, сжав друг друга в объятиях — Михалыч дыша через раз и царь, уперев ствол бластера в живот Михалычу.

Самое последнее дело, рассудил Иван, доверять без оглядки тому, кто только что готовился на тебя кинуться. С пушкой у виска доверия больше к человеку и спокойнее как-то.

— Значит, слушай сюда, — прошептал Иван на ухо камердинеру, — пока чужие уши не слышат, вызовешь следом в тайную комнату палача при полном снаряжении, сделаешь это тихо. И еще… мухой в город слетаешь, только сам, никому не поручай. Найдешь в китайском квартале лавку Шан Джиня, передашь ему привет от Ивана Волгина и скажешь, что нужен славянский шкаф. Возьмешь у него… — он быстро перечислил дополнительные пожелания, надеясь на память дворецкого. — И без глупостей, Михалыч, большие изменения грядут, смотри не ошибись.

— Не ошибусь, Ваше Величество. Разрешите исполнять? — по решительности тона дворецкого Иван понял, что Михалыч на его стороне.

И пусть это, возможно, временное явление, пусть при другом раскладе Михалыч обратно переметнется, наша задача время выиграть и сумятицу в стан врага внести. Позже разберемся, кто друг, кто враг, а там и будем думать, что делать. Эх, Врубеля бы сюда, он бы стратегию предложил, а тут сплошная тактика и темнота впереди.

— Исполняй, Михалыч, и поменьше самодеятельности, — на всякий случай предупредил Иван.

Михалыч отдал честь, вспомнив видать былые гвардейские времена, и четким шагом вышел из царского кабинета.

* * *

— Так-так, — отозвался царь, — Ваня, ты в своем уме? Дворецкого на верную смерть послал, меня сейчас в капусту изрубят, а тебе лишь бы в войнушку поиграть! Не государственный подход, Ваня, детство играет.

— Детство говоришь, — нахмурился Иван, — может и детство. Только в том детстве был царь-надежа, самодержец, лихой рубака, который сам в бой полки вел и никого не боялся. Сказка скажешь, реклама для простачков? А на той сказке вера в Россию-матушку держится, верные тебе простые солдаты в той же сказке храбрость свою черпают, за царя-батюшку на смерть идут, корабли вражеские таранят.

— Ну-у-у, понимаешь, Иван, одно дело образ царя для народа, другое — жизнь дворцовая. Тут же как в крысятнике, не ты съешь, так тебя съедят. Есть защитник, поживешь подольше, а нет, так сожрут и башмаков не останется, — принялся оправдываться царь. — Народ-то он где? Далеко-о-о! А враги все тут во дворце, только и ждут момента, когда ты споткнешься. А то и сами ножку подставят, чтобы освободившееся место побыстрей занять.

— Болото, если хуже не сказать. Дерьмом попахивает, не замечаешь?

— Не замечаю, — обиделся царь.

— Принюхался, вот и не замечаешь!

— Ваня, ты много чего не знаешь, а уже радостно кинулся ломать не тобой построенное. Что это за манера у вас пролетариев такая — сперва все разрушить, а потом на развалинах заново строить начинать? Тут же веками все строилось, каждый человечек, как патрон в обойме, как кирпичик в стене крепостной, а ты кирпичики расшатываешь, да ту самую стену разрушаешь. И скажи, ну не враг ли ты после этого?

— Мудрено говоришь, Ваше Величество. Не знаю, кто такие пролетарии, явно что-то с полетами связанное, но скажу тебе откровенно, что стена твоя крепостная не более, чем забор деревянный латанный-перелатанный. И не камешки я в стене раскачиваю, а заплатки обдергиваю, чтобы нормально все выстроить, без подпорок и заплаток.

— Пустослов!

— Сам такой. Чего Меньшикова так боишься? Власть в твоих руках, любой указ подпиши и прижми того графа к ногтю, загони в тьму-таракань, чтобы неповадно было царю указывать. А ты ему в рот смотришь, аж противно!

— Не хочешь ты, Ваня, понимать сложности политической, куда тебе дурню в эти тонкости вникать? Привык рубить с плеча, выстрелил и отвалил, простая жизнь, незатейливая. А ежели, к примеру, с каждой ракетой перед пуском договариваться бы пришлось, много бы навоевал?

— Не понимаю я твоих аллегорий, царь-батюшка. Ракета она железная, чего с ней договариваться?

— А люди не железные, вот я к чему веду. Им чтобы шаг шагнуть, нужно сто слов сказать, чтобы дело сделать — подарочек получить, твою сторону в политике занять — долю власти получить. Так вот, Ваня, и никак иначе.

— Глупости, в армии тоже люди, а приказам подчиняются и никаких дополнительных благ не требуют. Присягу принял — служи верно!

— Присягу-у-у?! Да тут в день по сто раз ту присягу принимают и забирают обратно. Нет веры, Ваня, никому верить нельзя. Есть в союзниках сильное плечо, будут подчиняться, нету — считай покойник, политический труп.

— Так и заведи сильное плечо, а лучше кулак, возьми прямое управление войсками на себя, полицию поближе подтяни, да лично все проверяй, а не министрам поручай. Посмотрел я на твоих министров — смех, один другого стоит.

— Сильное плечо, говоришь? Прямое управление? Чтобы кем-то управлять, к тому умение иметь нужно. Ты думаешь меня с пеленок военным наукам учили? И чем тебе Меньшиков не сильное плечо? Именно ему, подлецу, и было поручено обеспечить безопасность. Именно он, негодяй, должен был ото всех напастей меня оберегать. И что вышло?

— Тут слепому видно, что вышло, — ухмыльнулся Иван.

— А вот и не видно, Ваня, потому как все шито-крыто и круговая порука. Ты за любую ниточку тянешь, а Меньшиков вздрагивает, потому как все ниточки у него в руках. Ото всего меня оберегает, даже от собственного государства. Он бы и трона лишил, да невыгодно ему, а знаешь почему?

— Почему? — заинтересовался Иван, не видящий логики в рассуждениях царя.

— Потому что царь за все в ответе, вот почему. Кто выше сидит, тому и шишки. Ты думал, чего это министры так спокойно себя чувствуют? Да потому что под все свои решения требуют моего одобрения. Я подписываю, с меня и спрос. Потому Меньшиков и не лезет на трон, а то бы давно уже быть мне под троном.

— Ерунда какая-то, по тебе судить, так никакой солдат не мечтает стать генералом? Глупость. Выше чин — больше возможностей, больше силы твоему приказу. Стань Меньшиков царем…

— Типун тебе на язык!

— … ему бы никакого сильного плеча не понадобилось, он сам себе сильное плечо. Что-то тут другое, а вот что не могу понять, ума не хватает разгадать эту заморочку.

— Точно тебе говорю — не хочет он на трон. Столько возможностей у него было, столько переворотов подворачивалось, а всякий раз он меня спасал и обратно на трон усаживал. А ведь мог под шумок и шлепнуть, у такого рука не дрогнет, мерзкий тип, убийца хладнокровный.

* * *

В упреках и перепалках незаметно пролетел час, а то и полтора. Правильно говорят, хуже нет скуки, чем молчанка, хороший разговор длинную дорогу короткой сделает. За это время Михалыч успел все дела переделать и вновь занял пост в приемной.

— Ваше Величество, — голос дворецкого прервал диалог, — их сиятельство граф Меньшиков явились…

— Пусть входит! — коротко приказал Иван, оборвав поток обязательного по этикету славословия.

Меньшиков величественно вплыл в широко распахнутую камердинером дверь, снисходительной улыбкой поприветствовал царя, прошел к мягкому кожаному креслу в углу кабинета и без церемоний плюхнулся в него.

— Чего звал? Указы подписал или опять на потом откладывать будешь? — лениво поинтересовался граф, наливая вина в бокал.

— Как служба идет? — приветливо, словно не заметив графского хамства, поинтересовался Иван.

— Чего ей сделается, идет себе? Ты дело говори, некогда мне тут рассусоливать.

— Ты коней не гони, граф, не запряг! — негромким, напряженным, как струна голосом ответил Иван. — Встать смирно, когда с царем разговариваешь! — рявкнул он неожиданно.

Граф вздрогнул от неожиданности, пролил вино на белоснежные штаны и вскочил во фрунт. Потом поморгал глазами, рот его растянулся в широкой понимающей улыбке.

— Вот ведь шельма! Провел, провел старика, подначил. Я же поверил! Давненько со мной такого не было, прямо армия вспомнилась, как нас сержант гонял на ать-два, упал-отжался. Молодец, хвалю, аж настроение поднялось. Ну, давай выкладывай дело-то, сам знаешь — враг не дремлет, наша служба и опасна и трудна.

— Дело у меня, граф, простое, извини, что от дел важных оторвал. Но… надеюсь, что они тебя больше тревожить не будут, — ласково, как дед любимому внуку, пояснял Иван. — Решил я, граф, тебя казнить. Башку отрубить или повесить, это на твой выбор. Но решение принято и палача я уже пригласил, чтобы невеликое дельце наше не откладывать в долгий ящик. Кстати, как каламбур, не отложить дело или тело в ящик? Ха-ха-ха, — не сводя глаз с напрягшегося графа, Иван нажал кнопку переговорника. — Михалыч, пригласи молодца в кабинет.

Граф нахмурился, не совсем понимая происходящее. То ли перед ним разыгрывают комедию, то ли царь от переутомления свихнулся, то ли… Но его сомнения сменились мрачными подозрениями, когда из-за сдвинувшейся в сторону картины в кабинет шагнул высокий плечистый детина с чемоданчиком в руке.

— По вашему приказу прибыл, Ваше Величество! — пробасил детинушка. — Кого казнить прикажете?

Он оглядел кабинет, старательно обходя взглядом тайного советника. Недоуменно пожал плечами и застыл в немом ожидании.

— А вот его, голубчик и казни. Граф, выбрал способ убиения?

— Ну, это уж слишком! Ты что себе позволяешь, старый идиот? Совсем из ума выжил, в маразм впал, детство прет из всех щелей? Да я тебя в порошок сотру, камня на камне не оставлю от твоего дворца. Сейчас кликну…

— Голубчик, ты все слышал? Видишь, с кем приходится работать. Казалось бы такой человек и изменщик. Тебя как звать, голубчик?

— Никита я, Ваше Величество, поповский сын.

— Да я сейчас… — граф лихорадочно ощупывал карманы, словно потерял, что-то важное, лицо его налилось кровью от ярости.

— Что, граф, не получается? — прочувственно поинтересовался Иван, с улыбкой наблюдая за бесполезной суетой Меньшикова.

— Сейчас, сейчас, ты у меня попляшешь! — бормотал граф, не теряя надежды найти нечто в своих многочисленных карманах.

— Никитушка, дай ему по морде, от души дай, только не убивай! Давай, тебе царь приказал!

Палач сглотнул комок в горле, поразмышлял мгновение, катая желваки на скулах, потом шагнул к графу и вдарил с плеча. Граф улетел с кресла, кувыркнулся и шмякнулся на ковер. Секунд через несколько открыл ошалевшие глаза, с трудом встал на заплетающиеся ноги, и собрался было что-то гневное сказать царю, но передумал. Утер кровь с лица белоснежным платочком, упрямо шагнул к столику и снова налил себе вина в новый бокал. Отхлебнул почти половину, утерся рукавом белого камзола и уставил в царя гневный взор.

— Ответишь за это, царь, за каждый синяк ответишь, за каждую каплю крови моей ответишь. В опасные игры играешь, умоешься кровавыми слезами, поплачешь на дыбе. Смерть тебе, старый хорек, в радость покажется, только я… — откровенно угрожал граф царю, наплевав на свидетелей и условности.

— Ты лучше на шкафчик посмотри, знакомая штукенция? Все понял? Никто к тебе не прибежит, один ты тут. Один на один, только ты и я… и Никита, — ухмыльнулся Иван.

— Откуда? Это же спецсредства… они же все по счету… я же их сам выдаю… ты откуда? — граф хлопал глазами в полной растерянности, образ царя-рохли стремительно разрушался в его глазах.

— Сядь, где сидел и рот закрой, граф, тебе слова никто не давал. Вот эту штуку видел? — Иван приподнял со стола бластер до той поры скрытый под салфеткой. — Будешь хамить сожгу к чертям собачьим, не доживешь до казни.

— На понт берешь, царская морда, да ты не знаешь с какой стороны из этой штуковины стрелять. Смотри не покалечься, — по инерции продолжал хорохориться Меньшиков, надеясь выплыть на наглости.

Иван легонько приподнял ствол и выстрелил, почти не целясь. Бутылка на столике рядом с графом превратилась в легкое облачко пара. Граф громко икнул и выпустил из рук бокал, красное вино из разбившегося бокала во второй раз обрызгало его белые брюки.

— П-п-п-и-йк-щадите, осознал, ийик, приношу извинения, исправлюсь, век воли не видать! — бормотал ошалевший от страха граф.

— Я передумал, граф! — от души засмеялся Иван. — Не буду казнить! Что-то у меня сегодня хорошее настроение.

— Ваше Величество, век буду за вас бога молить, отслужу, кровью смою грехи свои тяжкие…

— Как же, конечно смоешь. Ты ведь не дослушал, граф. Казнь я отменяю, а вот веселую драчку с удовольствием посмотрю. Никитушка, голубчик, покажи нам, что там у тебя в чемоданчике интересного? Ага, топорик, щипцы, удавочка, ножички разные. Молодец, аккуратненько у тебя все, чувствуется почерк мастера. Себе возьми топорик, а графу дай ножичек. Да не тот большой, а поменьше, поменьше. Так вот граф, слушай мою волю — кто из вас в этой драчке победит, тот и будет тайным советником, ну и графом по совместительству. Как тебе, Никитушка, такой расклад?

— Да я его, Ваше Величество, на бифштекс укатаю, глазом моргнуть не успеете. В министры мы завсегда готовы. Ну, упырь, готов помирать? — бодро поинтересовался палач, поигрывая бицепсами.

— Угм-м-м-м, — так и не смог ничего сказать ошарашенный граф.

— Ты как, граф, драться-то будешь, голыми руками что ли? Не стой столбом, выбери инструментик! Только время не тяни, некогда мне с тобой рассусоливать, сам знаешь — враг не дремлет, наша служба и опасна и трудна, — съехидничал Иван.

— Это ж убийство получается, Ваше Величество! Супротив этого молодца я как овца перед бугаем. Смилостивись, отец родной, что хошь сделаю, сапоги целовать буду, до конца жизни богу за тебя молиться стану, детишек малых твоим именем назову.

— Всех что ли, не разбирая полу?

— Ась?

— Девок будешь Петром называть?

— Буду! Прикажете и буду! — граф упал на колени и бухнулся лбом об ковер. — Пощадите, Ваше Величество, жить очень хочется.

— Жить-то оно и букашке малой хочется, не то, что человеку. Все мы твари божьи. Добрый я сегодня что-то, это к дождю видать. Никита ты как думаешь?

— К дождю, царь-батюшка, к дождю.

— Тьфу ты, не про дождь я спрашиваю. Экий ты бестолковый, братец, а туда же в министры. Что с графом делать будем, порешим али жить оставим?

— Дык, ежели не порешим, так мне министром не быть?

— Соображаешь.

— Лучше порешим, иначе он нас потом самих в капусту порубит! — высказал опасение палач. — Вас то, царь-надежа, не тронет, а меня так точно порешит! — Он шмыгнул носом, едва не заплакал от отчаяния, как малой пацан. — Чего думать, я его одним ударом в пол вгоню, больше не встанет.

— Быстрый какой, а кто государство беречь будет, ты что ли? Граф, сопли подбери и с колен встань, негоже государственному человеку в непотребном виде на полу валяться, не в кабаке чай.

Граф торопливо вскочил с ковра, обтерся платком, вытянулся во фрунт и застыл изваянием, поедая преданным взором царя.

— Никитушка, на всякий случай накинь нашему графу удавочку на шейку его нежную. Доверие вещь тонкая, а где тонко там и рвется. Стой смирно, граф, на волоске жизнь твоя висит, одно неверное слово и ты покойник. А мы уж как-нибудь потом разберемся с твоей армией, будь спокоен, опыт есть, помощники тоже.

— Приказывайте, царь-батюшка, исполню все, как бог свят исполню, — граф истово перекрестился и поцеловал большой платиновый с бриллиантами нагрудный крест.

— Говорильник свой из карманчика достань. Только осторожно, не нажми там случаем кнопки какой тревожной. Номерочек набери, какой сам знаешь, и распорядись всю охрану с моих покоев и дворца снять. И не только охрану, но и соглядатаев своих из дворца выведи. Казармы заброшенные у старого космодрома знаешь?

По лицу вижу, что знаешь, так вот туда пусть все и отправляются. Повод придумай сам, на то ты и министр тайный, чтобы головой думать. Все понял? Кивни просто и исполняй!

А ты, Никитушка, на меня смотри, как глазом мигну, так и кончай его разом. Только смотри, случайно на тот свет не отправь, а то сам туда же мигом отправишься.

— Ваше Величество, — взмолился граф, — у вас же тик нервный на одном глазу. Через это дело я невинно погибну в момент.

— Разве? — искренне удивился Иван, — Что-то не припомню. Никита, дергается у меня глаз или врет граф?

— Не разобрать, царь-батюшка, вроде дергается, а вроде нет.

— Мда, послал бог помощника, — Иван тяжело вздохнул, — ну, тогда скажем, платочком взмахну и тогда дергай свою удавочку. Так лучше, граф?

— Лучше бы вообще ничем не махать, но как скажете, Ваше Величество, вам с горы виднее. Можно начинать?

— Давай! — довольный Иван махнул платком, — Да не удавливай ты его, дурень, отставить, он же еще ни черта не сделал!

— Хр-р-р, что же вы, батюшка, с платочком-то балуете? — просипел еле живой граф.

— Извини, сорвалось случайно! Это так сказать для проверки взаимодействия. Никитушка приказ выполнил, а ты петельку почувствовал на собственной шкуре, так что баловать не будешь.

Граф торопливо набрал нужный номерок и деловито без рассусоливаний по-военному четко распорядился вывести из дворца части за номерами… а также отдельные подразделения «Сосна», «Соболь» и «Хорек»… и чтобы сняли с дежурства потайные дозоры немедленно… всех в старые казармы… учения намечаются для усиления и сплачивания… исполнять, собачьи дети.

— Уф-ф-ф, ничего вроде не забыл, — смиренно отчитался граф, нажав отбой связи. — Кто же тебя царь-надежа теперь охранять будет? Сам ведь знаешь — желающих с тобой расправиться тьма, каждый день на допросы по десятку приводят.

— Ой-ли, граф, все ли то шпионы? Не дела ли свои темные творишь за моей спиной широкой?

— Есть малость, — тотчас согласился граф, — от большого куска малость откусишь, не убудет, а жить-то всем хочется.

— Насчет охраны это ты верно подметил, без охраны дворец оставлять нельзя. Отдельный полицейский полк прошерсти и всех, свободных от вахты во дворец и вот еще что…

— Слушаю, царь-надежа…

— Хочу увидеть группу лейтенанта Волгина сегодня у себя в кабинете ближе к вечеру. Чтобы все были при параде и трезвы как стекло.

— Есть! — граф щелкнул каблуками, едва не свалившись от непривычного движения.

Никитушка хотел было под шумок удавочку затянуть, мол так вышло, граф споткнулся, но вовремя одумался — под локоточек графа поддержал и удавочку ослабил.

— Спасибо, Никитушка, не забуду доброты твоей! — просипел граф хрипло, пальчиком ослабляя впившуюся в шею веревку.

От тех слов Никитушка побледнел до невозможности и едва в обморок не грохнулся. В этот раз граф его любезно придержал, а то бы нежный отрок и его утащил за собой на тот свет.

— Ишь ты «царь-надежа», — вышел из ступора царь, — какой любезный да приветливый стал, а раньше все в морду заехать норовил, пока свидетели не видят. Сколько же я, Ваня, от этого графа натерпелся, словами не передать. А давай его прямо сейчас и хлопнем, а? Он ведь за порог шагнет и снова за прежнее возьмется, не совладать тебе с ним и бластер не поможет, — размазывал сопли признания умиленный царь.

— Не торопись царь казнить, глядишь, и Меньшиков на что сгодится. Все ж таки боевой мужик, — не согласился с ним Иван. — Сам же уверял, что твое надежное плечо, опора власти.

— Не сгодится, уверяю тебя, прямо сейчас, пока случай такой выдался, рубим с плеча и все проблемы долой, — торопливо уговаривал царь Ивана. — Нельзя полдела сделавши, на полпути бросать. Я этого момента почитай всю жизнь жду, шанс-то какой! Иван, решайся!

— Нечего мне решаться. Какой резон человека на тот свет отправлять? Главное контроль, будет контроль и волк овцой станет. Сам же говорил, что такими кадрами не разбрасываются. Но и воли им давать много не нужно.

— Сглупил я по кадрам! Ты был прав, во всем прав, признаю свои ошибки, давай прикончим изверга! Ну, что тебе жалко? — вцепился царь, как репей.

— Жалко! Человек как-никак, все бы тебе, Ваше Величество, на плаху, да под расстрел. Так нельзя, по-человечески нужно с людьми обращаться, оно к сторицей вернется.

— Не будешь, стало быть, казнить графа?

— Не буду!

— Попомнишь доброту, кровавыми слезами умоешься, десятикратно тебе та доброта вернется и мало не покажется. Был ты, Ваня, дураком, им и помрешь. И я с тобой за компанию при таком раскладе, — тяжко вздохнул царь и замкнулся в себе.

Граф мялся как девица перед алтарем, поедая глазами начальство и опасаясь, как бы палач «случайно» удавочку не затянул. Врагов много, с потерей графа мигом смирятся, а жить-то охота.

— Никитушка, петельку с графа сними, чтобы невзначай их высочеству башку не открутить. А ты граф поспеши дела делать, да доклад мне приготовь о состоянии дел. И смотри, чтоб все как на духу, а то наизнанку выверну, в башку твою залезу и все доподлинно вызнаю.

— Сей момент, не извольте гневаться, Ваше Величество, исполню наилучшайшим образом.

— Все, все свободны, все вон, царь думать будет! — распорядился Ванька, чтобы хоть немного дух перевести.

Непростое это дело с графьями разговаривать, особенно с такими, которые самого тебя могут в порошок стереть. Таких нужно сразу на место ставить, а то сзади подскочат, да подножку подставят или ножик острый в спину всадят. Нельзя таких около себя держать, но приходится — дела государственные Ивану не по зубам. Пока не по зубам, а там видно будет.

Недолго царь хранил гордое молчание, последние Ивановы слова его серьезно заинтересовали.

— Ваня-а, — елейным голоском пропел царь, — а ты не врал?

— Насчет чего?

— Ну, что в башку ему можешь скакнуть в любой момент…

— А тебе какая разница?

— Дык прыгал бы уже, тогда и мне спокойнее и ты у власти. А вдвоем-то мы ого-го-го…

— Ага-га-а, в том-то и дело, что не могу. Кабы знать, как это у меня так получилось…

— Да уж… — тяжело вздохнул царь. — Послал бог помощничка, да и тот дурак.

Иван на подобные слова царя решил не обижаться, раньше бы обиделся и в морду обидчику без лишних размышлений. Но, во-первых, себе в рожу не заедешь, а во-вторых, была в словах царя определенная правда. Эх, где бы ума поднабраться, — не менее тяжко вздохнул Иван.

* * *

Совершенно неожиданно Ивану в голову пришла замечательная идея. Идея так понравилась Ивану, что он аж подскочил в кресле, ткнул в переговорник и потребовал нетерпеливо:

— Михалыч, соедини-ка меня, братец, с начальником крепости. Крепости номер шесть, какой же еще? — удивился Иван несообразительности Михалыча.

— Алло, кто у телефона?

— Полковник Врубель, Ваше Величество! — рявкнул начальник базы.

— Полковник Врубель? Вот ты-то мне, братец, и нужен. Не у тебя ли служит лихой пилот Иван Волгин со товарищи?

— Так точно! Служит! Лихой пилот! — короткими пулеметными фразами отчитался полковник, недоумевая, с какой стати самого царя интересует никому неизвестный пилот.

— Сегодня их ко двору пригласят, будьте любезны проследить, чтобы при полном параде, мундиры начищены, ордена сияют, как у кота… кхм… в общем вы поняли?

— Откуда же ордена, Ваше Величество? — взмолился полковник. — С чего у них ордена-то появятся, чай не на фронтах служат!

— Пилоты лихие? Лихие! — спросил и сам себе ответил Иван. — Значит что? Значит, ордена быть должны! Ничего не знаю, наградить задним числом и направить во дворец.

— Слушаюсь, Ваше Величество, будет исполнено! Только вот с Волгиным проблема, не здоров Волгин.

— Оздоровить и во дворец, или мне вас учить, как из мертвого живого делать?

— Никак нет, Ваше Величество, оживим и доставим!

— И вот что еще… Есть у вас такой пилот, кажется Каховский, если не ошибаюсь…

— Не ошибаетесь, Ваше Величество, есть такой! — в голосе полковника звучало неприкрытое недоумение. То ли кто-то заложил его перед царем, то ли службу проверяют, внезапные инспекции наводят. Но чтобы сам царь? Странно все это.

— Так вот что я хотел сказать, полковник, вы этого мерзавца разыщите и в каземат упрячьте пока.

— Никак невозможно, Ваше Величество!

— Ты что, полковник, перечить царю вздумал?

— Никак нет, Ваше Величество, только нет Каховского в расположении. Пропал куда-то, час уж как доложили, что ушел на задание и не вернулся. Да и сигнал его исчез с отметчика, стало быть погиб.

— Погиб или не погиб, это дело десятое — появится, сразу же в каземат!

— Есть!

Иван удовлетворенно шлепнул трубку на аппарат, одним врагом меньше. Хорошо быть царем, пальцем шевельнул и нет Каховского, не получится у вражины счеты свести. Где-то по краю сознания бродила интересная мысль, несуразица сущая, о том, что Волгин в голове царя и Волгин в каземате одно и то же лицо. Не случится ли чего странного, ежели Волгина в каземате оживят? Подумалось Ивану, да не додумалось, вновь кривая вильнула круто в сторону.

* * *

Дверь в кабинет царя стремительно распахнулась и в кабинет буквально влетела разъяренная фурия. Одета по-царски, но манеры чисто кабацкие, глазищи горят, ногой топает и того гляди царю глаза выцарапает, если дотянется через стол.

— Ты что, паскудник, с графом сделал? — заорала баба, брызгая слюной. — Козел вонючий, на себя посмотри, потом на графа! Да ты пальца его не стоишь, развалина старая!

Затряслась вся в гневе неописуемом, глазенками по кабинету шныряет. Увидела шарик хрустальный, схватила и прямиком в башку царю швырнула.

— Ну, ничего себе манеры, — только и успел подумать Иван, падая под стол. — Это у вас так принято, чтобы всякая баба в царские кабинеты, как к себе домой вваливалась и царя предметами всякими убивала. Куда охрана смотрит, етить ее в коромысло? — изумленно спросил Иван у царя.

— Охрана к такому давно привыкла, в сторону смотрят они, не вмешиваются! Кому охота под царицыну горячую руку попасть?

— Так это царица? — удивился Иван. — Ну и ведьма!

— Ведьма и есть. С графом давненько путается, а я укороту дать не могу, потому как сам понимаешь — граф меня в кулаке держит.

— Куда спрятался, кабан жирный? А ну вылезай! Чтобы немедленно перед графом извинился, негодяй! — громила кабинет царица, швыряя в царский стол всякие бьющиеся предметы.

— Не буду! — пискнул Иван из-под стола, потому как обидно ему за царя стало. Чисто по-мужски обидно. Где это видано, чтобы баба так мужика унижала, ни во что не ставила и в открытую ему рога наставляла?

— Ах, ты не будешь? Еще как будешь, черт лысый! Бегом побежишь, на четвереньках козлом поскачешь. А не пойдешь, так тебя на веревке мои мальчики притащат к графу!

— Ваня, не губи, согласись ты с окаянной. Тебе может быть скоро в обратный путь убегать, а мне с ней оставаться. Не задирай нос, повинись, еще не поздно.

— Ага, сейчас, только шнурки поглажу, — окрысился Иван.

— Какие шнурки? — не понял царь.

Иван, не слушая царя, примерился и прыгнул из-под стола к ногам царицы. Хотя «прыгнул» слишком громкое слово для того маневра, которое изобразило рыхлое тело царя. Но главное было достигнуто — Иван схватил царицу за ноги и дернул на себя. Та свалилась как подкошенная, деревянно стукнувшись головой о паркет. Крик прервался.

— Убил? — шепотом поинтересовался царь. — Что же ты сделал, Ваня? — начал было он причитать горестно по-бабьи, но осекся. — Хотя, конечно, я бы и сам давно, но рука не поднималась…

— Ничего я не сделал, у нее на башке волос на добрую подушку хватит, ничего с ней не будет, очухается, — буркнул Иван, торопливо вскакивая на ноги.

Царица открыла глаза, недоуменно повращала глазами, явно не понимая, что с ней случилось и где она находится. Иван подошел поближе и аккуратно вылил воду из графина ей прямо на голову. Царица забулькала, чуть не подавилась, замахала руками и, путаясь в складках платья, вскочила на ноги.

— Еще раз так войдешь, убью! — сказал Иван, выразительно покачивая в руках хрустальный графин. — Поняла или еще мозги вправить? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Ик-ик… — вырвалось у царицы вместо ответа.

— На первый раз прощаю, добрый я с утра, но в следующий раз… у графа своего любимого поинтересуйся, кто такой Никитушка? Будешь рот разевать не по делу, познакомлю с ним! — с нескрываемой угрозой пообещал Иван царице. — Ишь моду взяла, мужу рога наставлять, я тебе, курица мокрая, мозги-то вправлю. А ну вон пошла и без стука более ко мне не входи!

Царица только икнула в ответ — поведение царя не вписывалось в привычную схему. Типовой сценарий не работал, а другого в ее арсенале не водилось. Нужно срочно менять тактику, да кто бы посоветовал? В кудрявой головенке ум забегал за разум в поисках ответа на вопрос — что случилось с царем?

Тишком молчком она, боязливо оглядываясь и путаясь в подоле, шмыгнула за дверь. Иван собрался было сказать что-нибудь крепкое в ее адрес, но в голове помутилось и он грохнулся в беспамятстве.

* * *

Иван с трудом открыл глаза, голова трещала, все тело ломило, зрение плохо фокусировалось. Какие-то туманные фигуры мельтешили перед глазами и что-то невнятно бубнили. Вдруг в нос ему ударила противнейшая вонь, он громко чихнул и подскочил на месте. Зрение и слух мигом прояснились.

Он снова оказался в камере, возле него суетился старик и братья-пилоты Семенов с Кахой. Поодаль нервно прохаживался сам начальник крепости полковник Врубель.

— О, очнулся! Все, Каха, гони червонец, я выиграл!

— Очнулся, голубчик! — скакнул к Ивану полковник. — Как же ты нас напугал, Иван! Тебя царь к себе во дворец требует, а ты тут без чувств валяешься, аки бревно.

— Не понял, по какому поводу червонец? — откашлявшись, поинтересовался Иван у Семенова. — Из-з-звините, господин полковник, что-то я не в форме, — пожаловался он Врубелю. — Старик, убери эту гадость у меня из-под носа! — рявкнул он, окончательно приходя в себя.

— Так это, — замялся Семенов. — мы тут поспорили, загнешься ты или сдюжишь, ну и вот…

— Ну и сволочи же вы, товарищи называются, а я вас… — Иван едва успел захлопнуть рот, чуть не ляпнув «к орденам представил и во дворец вызвал к царю».

— Да ладно тебе, Иван, собачиться. Мы ж почитай сутки тут дежурим, пока ты в беспамятстве валяешься. Могли бы в госпиталь отправить, но тебе это надо?

— Стоп, а где… — Иван вовремя захлопнул рот, едва не сказав «царь».

В голове звенела пустота одиночества. Грех признаться, но за эти сутки он успел привыкнуть к своему напарнику, привык к его голосу, да и к самому дворцу привык, что греха таить. К тому же девки… Неужто все пропало?

— Где кисет мой? — грозно рыкнул Иван.

— Тю на тебя, скаженный! — удивились друганы. — Нашел о чем печалиться, вон он под тобой и валяется. Покурить захотелось? — заржали они.

— Ага… покурить, — облегченно выдохнул Иван, — и выпить.

— Извините, господин Волгин, — склонился к Ивану полковник, — выпить сейчас никак нельзя, никоим образом.

— Отчего же? — удивился Иван.

— Мы все приглашены во дворец к Его Величеству на личную аудиенцию!

— Вот же черт! — вздохнул Иван, вспомнив собственное распоряжение. — Прикажи дуракам молиться, они и лоб расшибут!

— Что вы сказали, господин Волгин, — удивленно поинтересовался полковник. — Кому надо молиться?

— Никому, господин полковник, молиться не нужно. Надеюсь я помыться и переодеться успею? — с надеждой поинтересовался он.

— Парадная форма перед вами, душ прямо по коридору. На сборы двадцать минут, нас ждет царь, — сообщил полковник. — Как вы понимаете, лейтенант, на такие аудиенции опаздывать не принято. Во дворце с этим делом строго.

«Видал я ваш дворец и его порядки!» — хотел ляпнуть Иван, да вовремя заткнулся.

Там ты был над царем, а теперь пришло время побыть под ним. Как карты лягут неизвестно, к тому же Меньшиков зол как черт и всякого царского любимчика под микроскопом рассматривать будет. А тут не кто иной, как опасный свидетель в гости к царю явится, да вдруг слово лишнее молвит? Ой, зря ты Ванька, сам себя к царю позвал. Но сделанного взад не воротишь, начатое на полпути не бросишь.

Иван помылся, побрился чьей-то тупой бритвой, натянул хрустящий от новизны парадный китель и пошел вслед за товарищами, думая грустные мысли, прощаясь заранее с белым светом. Кто же знал, что оно так выйдет? Ведь так все хорошо начиналось!

* * *

Обычно пилотам, отправляющимся в увольнение на Большую землю, предоставляют космическую шлюпку. Удобств минимум, летает как умеет, но сверху вниз долететь без проблем сможет. Другое дело, что треплет в ней нещадно, да и перегрузки такие, что с непривычки сдохнуть можно. Но и пассажир в тех шлюпках не гражданский, а как раз подготовленный — стало быть можно особо и не церемониться.

По случаю аудиенции у царя пилотам предоставили парадный катер. Сравнивать тот катер со шлюпкой все одно, что пытаться сравнить курицу с павлином. Красота, роскошь, бар, официантки молоденькие шастают и напитки предлагают.

Огромные во всю стену экраны показывают вид стольного града с высоты птичьего полета. И такие красоты открываются, что с непривычки глаза разбегаются. Но достаточно быстро в кучку собираются и упираются в гигантский шпиль царского дворца. Сверху тот шпиль выглядит тонким и хрупким, но в основании его небольшой городок разместиться мог бы.

От главной башни уходят в разные стороны лепестки складских и служебных построек. Здоровенные здания, не смотри, что с высоты малехонькими кажутся, на таких складах запросто можно крейсер спрятать. Между стенами пристроев усадьбы придворных с парками, бассейнами. Для красоты в каждом секторе свой цвет кровли и виден с высоты эдакий цветик-семицветик.

Будь это экскурсионный катер, народ бы от экрана к экрану бегал, охам и ахам предела не было, а тут скукота. Народу всего ничего, считай, порожняком летит. Вместе с пилотами пара штатских затесались и те мужики. В разговор не встревают, сидят скучные, чемоданчики между ног зажимают и от напитков отказываются. Видать бумаги секретные в тех чемоданчиках или деньги, вот и сидят, напрягаются, всех боятся. «Ну и пусть себе сидят, нам с ними детей не крестить», — рассудили пилоты и радостно загалдели в своем углу, обсуждая перспективы посещения царского дворца.

Только Иван поглядывает на них с подозрением, на стюардесс косится, каждое слово ловит и найти тайный смысл в них пытается. Но стюардессы проявляют к бравым пилотам исключительно женский глупый интерес, гражданские тупо читают газеты. Мал-помалу Волгин успокоился, обтер пот со лба и откинулся на спинку мягкого кресла.

Семенов с Каха уже размечтались, как славно они проведут время в царских кабаках. О причинах вызова во дворец они знали и по этой причине резонно считали, что героям дадут в награду нечто более существенное, чем цацка на мундир. Героя должны осыпать деньгами и за ним толпами должны бегать девки. Вот тогда имеет смысл в боях кровь проливать.

— Господа пилоты, огромная просьба при дворе вести себя прилично, громко не ржать, пальцем не сморкаться и девок не щупать! — приказал полковник.

Вовремя приказал, слова полковника ударили по их разгоряченному воображению холодным душем.

— Господин полковник! — в один голос возопили Семенов и Каха. — Это же несправедливо! Иван, скажи!

Но Иван помалкивал, стараясь не выразить лицом всю сложность ситуации. Какие там девки, какие пьянки? Живу быть и то славно. Одно дело, когда ты царь всевластный и совсем другое быть бесправным пилотом. Встреться сейчас на пути граф Меньшиков и не сдобровать им. Наплюет тайный советник на повеление царя. Хотя…

Вряд ли Меньшиков знает Волгина со товарищи в лицо. Скорее всего, указ накатали со слов вражины Каховского, стало быть какой-никакой, а шанс проскочить до царя незамеченным есть. Иван порадовался собственной сообразительности, не зря видать в царевой башке сидел, ума-то поднабрался.

Но радость тотчас сменилась печалью. Проскочим мы до царя и что дальше? Кто мы и кто царь? Да после того, что с ним сотворили, ты его самый злейший враг. Да он сейчас страшней и опасней тайного советника во сто крат, потому что злой, как черт и есть за что, — подвел грустный итог Иван.

Вот ведь западня и кто в виноват, кто кашу заварил, кто сам себя в западню затащил? Ответа долго искать не требуется — сам же и виноват. Сидят, дурачки, радуются жизни и не знают, что той жизни им осталось от посадки до царева дворца. Там их всех либо тайная полиция перехватит, либо царь на дыбу пошлет. Куда не кинь, всюду клин.

— А? Что? — Иван с трудом оторвался от грустных мыслей, почувствовав, как его немилосердно трясут с двух сторон.

— Фу ты, мы уж подумали, что ты снова наладился коньки откинуть, — вздохнули облегченно друганы.

Полковник вытер лоб платочком и промолчал, но взгляд его был весьма выразителен: «Хоть вы, господин Волгин, и богатей, но как были раздолбаем, так им и остались при всех ваших миллионах!». Негоже товарищей в неведении держать, — решился Иван, — по крайней мере предупредить надобно, чтобы не слишком расслаблялись.

Иван собрался с духом:

— Вот что я скажу, братцы: во дворце слушать во всем меня. Прикажу бежать, значить бегите во весь опор, словно за вами черти гонятся. Скажу замереть, умрите, растворитесь, не шелохнитесь, пока обратного приказа не поступит. Вас, господин полковник, это тоже касается.

— Господин Волгин, — возмутился полковник, — пока что вы на службе и я, как здесь я командир…

— Именно что пока, господин полковник. Пока мы живы, все хорошо, но дела наши дрянь, если можно так выразиться.

— А точнее? — поинтересовался Семенов, автоматически поправляя портупею бластера.

— Дрянь — слабо сказано. Откуда знаю, сказать не имею права — государственная тайна. Хотите остаться в живых, делайте что прикажу. Желаете скорой смерти, крутитесь сами. Сказать мне больше нечего, принимайте решение, как дальше жить.

— Слышь, камандир, ты чего жути нагоняешь, тяжкое похмелье мучает? — невозмутимо поинтересовался Каха. — Не во вражий тыл летим, в сердце Отечества, можно сказать, во дворец царский. Там одной охраны тысяч десять и все гвардия, кого там бояться?

— Вот ее, Каха, и бояться. Все, на этом стоп, больше ничего сказать не могу. Можете не верить, но для здоровья полезнее быть настороже.

— Однако, — только и смог сказать полковник, утирая обильно выступивший на лбу пот.

Семенов с Каха переглянулись и пожали плечами — похоже командир после того как разбогател не совсем в своем уме. Правду говорят — деньги людей портят, большие деньги — сводят с ума. Пили вместе, был человек человеком. Очнулся с похмелья и уже другой человек, то ли с башкой нелады, то ли шальные деньги на мозг давят. Переглянулись, но ничего не сказали. В томительном молчании прошло время до посадки на дворцовом космодроме.

Иван с головой окунулся в грустные мысли, успев однако отметить, что стюардессы куда-то пропали, а гражданские сидят напряженно, отбросив газеты и настороженно поглядывая в сторону пилотов.

Посадка скоро, — подумалось ему, — нервничает народ.

* * *

Полковник и пилоты замерли в ожидании перед люком катера. Люк распахнулся, открыв взорам прибывших пассажиров любопытное зрелище. Перед парадным трапом полукругом стояли гвардейцы тайного советника, за их спиной Иван разглядел и самого графа. Встреча могла бы выглядеть торжественной, если бы не бластеры гвардейцев, направленные на прибывших.

Меньшиков некоторое время молча разглядывал прибывших, затем отдал короткий приказ:

— Взять их! Доставить в мой кабинет немедленно! Но чтобы без следов побоев, а то я сам лично разберусь с излишне ретивыми! — сказал и, сев в черный бронированный лимузин, скрылся в направлении дворца.

Вперед вышел командир гвардейцев, судя по шевронам в звании штабс-капитана.

— Господа офицеры, попрошу сдать оружие и следовать за нами! — властно приказал он.

— По какому праву? — холодно осведомился полковник. — Мы явились по приказу царя и вашим распоряжения не подчиняемся! К тому же, капитан, вы не имеете права арестовывать старшего по званию, иначе как он преступник. Предъявите ордер на арест и мы подчинимся вашему приказу. Нет ордера, вы свободны.

Вот так полковник, вот так тютя, — восхитился мысленно Иван, — а мы-то его за труса мягкотелого держали. Мягким движением он освободил застежку бластера и приготовился мгновенно выхватить его, если ситуация того потребует. Боковым взглядом отметил, что друганы повторили его действие без дополнительного напоминания.

— Не делайте глупостей, господа! Вас четверо и лишь у троих бластеры. Против моих тридцати гвардейцев в полной броне у вас шансов нет. Повторяю — добровольно сложите оружие и пройдите в автобус, иначе…

— Будете стрелять? — насмешливо осведомился полковник. — Так вам приказано доставить нас в целости и сохранности.

Четверо против тридцати — пострелять можно, но шансов выжить один на миллион. Можно рвануть обратно в катер, задраить люк и попытаться смыться. Но далеко не улетишь — у дворца мощная ракетно-зенитная защита, собьют прямо над космодромом.

— Будьте благоразумны, вас никто не арестовывает. Вы, господа, приглашены, подчеркиваю, приглашены на аудиенцию к их сиятельству графу Меньшикову. С вами просто хотят побеседовать перед визитом к царю. Это не более, чем протокол, мера предосторожности, — перешел от угроз к уговорам командир гвардейцев. — Оружие во дворце недопустимо, тем более на приеме у царя, так что будьте благоразумны и сдайте оружие добровольно.

— Личное оружие офицера неприкосновенно, не мне вам объяснять, капитан! — отклонил предложение командира гвардейцев полковник. — Мы готовы побеседовать и обещаем, что оружие останется в бездействии. Лишение же оружия означает факт ареста. Еще раз повторяю: хотите забрать оружие, предъявите ордер на арест.

— Полковник, вы или полный идиот или кретин, — взорвался капитан. — Вам русским по-белому сказано — тайный советник приглашает на беседу. По правилам все, подчеркиваю, все сдают оружие при посещении тайной канцелярии. Сдайте оружие или я применю силу. Вы не у себя в крепости, будьте благоразумны, полковник!

— Будем считать, что приглашение не принято и мы вынуждены откланяться. Отзовите своих людей или мы открываем огонь на поражение, — твердым голосом приказал полковник.

Полковник, не спеша, вытащил табельный бластер и демонстративно щелкнул предохранителем. Три бластера, не ожидая дополнительной команды, вынырнули из кобур и их стволы заметались, выбирая цель.

— Жаль, полковник, но вы сами выбрали свою судьбу, — процедил сквозь зубы капитан и отвернулся.

Пилоты не успели порадоваться победе, как что-то ударило их в спину и сознание в тот же миг покинуло безвольные тела. Из люка шлюпки вышли двое гражданских, держа в руках раструбы генераторов парализующего поля.

* * *

Иван очнулся от похлопывания по щекам. С трудом открыв глаза, он увидел, что его усаживают за стол. С другой стороны стола на него холодно взирал старый знакомый — тайный советник граф Меньшиков.

В сознании Ивана словно взорвалась бомба. «Меньшиков… Меньшиков… Твоя цель Меньшиков…» Не осознавая себя, Иван, отпихнув охранников, рванулся к графу. Оттолкнулся от пола и ласточкой взмыл в воздух, собираясь с ходу перемахнуть стол, чтобы вцепиться в горло врагу. «Убить, убить, убить…» — громыхал мысленный приказ и все существо Ивана наполнила жажда убийства. Где-то на середине стремительного полета он врезался в невидимую преграду и оглушенный сполз по стеклу на стол. Внутренний голос пискнул и заткнулся.

— Браво, Волгин, браво! — граф лениво похлопал в ладоши. — Какая экспрессия, какая сила. Мне рассказывали о вас, но, хочу заметить, увиденное превосходит все рассказы. Напрасно старались, такие фокусы со мной не проходят. Бронированное стекло, голубчик, отменного качества, прозрачное как воздух, прочное как алмаз. Попробуйте выстрелить из бластера, и результат сильно удивит — заряд не пройдет. Вот такие дела, Волгин.

Иван сплюнул на стол и молча сполз на скамейку. Это же надо так глупо нарваться, кто же знал, что этот гусь подстрахуется прозрачной переборкой? С другой стороны, а чего, собственно говоря, прыгнул, дурак? Какая дурная сила через стол бросила? Ну, схватишься ты с графом на кулачках и что с того? Вмиг охрана набежит и бока намнет. Глупо, Иван, ой как глупо. Еще этот голос дурацкий в соблазн вводит, где его только подцепил?

— Но не для этого вас пригласили на беседу, — все тем же ровным тоном продолжил граф, словно не замечая душевных волнений Ивана. — Насколько понимаю, полковник не в курсе вашего маленького приключения с торговым судном. Именно поэтому он нам пока не нужен.

Волгин молчал, помаленьку приходя в себя от неожиданного потрясения. Рядом ошалело хлопали глазами Семенов и Каха. Они никак не могли взять в толк, что именно нужно тайному советнику от рядовых пилотов. Не дождавшись ответа Ивана, граф продолжил.

— На аудиенции у царя будете вести себя тише воды и ниже травы. Никаких подробностей, никаких имен, одно лишнее слово и мои люди вас обезвредят. Все понятно, господа пилоты? — ровным, лишенным интонаций голосом спросил граф.

— А потом? — хрипло поинтересовался Иван, заранее зная ответ.

— Потом вас отправят обратно в полк, — не моргнув глазом, соврал граф.

— И в ближайшем бою… — невесело усмехнулся Иван.

— Все зависит от вас, — прищурился тайный советник. — Хорошие пилоты, смелые солдаты, вы могли бы хорошо продвинуться, будучи преданны мне лично.

— Как Каховский? — не удержался Иван.

Лицо графа исказила гримаса ярости.

— Ты слишком болтлив, лейтенант.

— И все же, вы не ответили, Ваше сиятельство, — Ивану чертовски хотелось дать графу в морду.

— Именно так, если тебе это хочется узнать перед смертью.

— Но аудиенции нам не избежать, я правильно понимаю?

— Все правильно понимаешь, будет обидно потерять такого умного солдата. Но… ты сам сделал выбор, пилот.

— Иван, вы о чем разговариваете, чего нам делать? — встревожился Семенов.

— Чего он на нас наезжает, — громким шепотом поинтересовался Каха.

— Мужики, не спрашивайте. Пока тайну знаю только я, вы вне опасности.

— Он правильно говорит, — подтвердил граф, с интересом прислушиваясь к беседе друзей.

— Ну и сука же ты, Волгин! — неожиданно взорвался Семенов. — Сдохнешь, руки не подам и на могилку не приду! Значит друзья только для пьянки? Как жаренным запахло, все врозь? Дерьмо ты, Иван, а я ведь тебя за друга считал, — он сплюнул на пол.

Иван молчал.

— Я согласен с Семеновым. Ты не прав, Иван. Вместе воюем, вместе и помирать. Давай, колись, что за секрет.

Иван сглотнул густую слюну, горло пересохло, в голове гудело, как после попойки, но он молчал, тупо уставившись в одну точку.

— В принципе это ничего не меняет, господа. Волгин благороден, но суть остается прежней. Даже малая доля вероятности того, что вы можете знать то, что знает Волгин, заставляет меня считать, что вы наверняка это знаете. Так что, Волгин, ваше благородство напрасно.

— Каховский работает на тайного советника, — коротко произнес Иван.

— Так ведь он был с пиратами… — Семенов осекся.

— Вот же задница, — тихо выругался Каха и сплюнул на пол.

— Это так, но выводы неверны. Государственная политика дело тонкое, а с вашими умениями крушить и ломать там делать нечего. Не то умение, не те навыки, господа. Так что давайте все сделаем красиво. Сейчас вас проводят к царю, получите награды и потом будьте любезны обратно. Чем правильнее себя ведете, тем дольше живете.

— Что делать будем, командир? — не обратив ни малейшего внимания на слова графа, спросил Семенов.

— Пока делаем, что предложено, там видно будет, — тусклым голосом ответил Иван.

Смерть уже витала перед ними, небольшой промежуток времени отдалял его и друзей от вечного забытья. Но этот промежуток не заполнен схваткой, боем, взрывами и криками в шлемофонах. Нет азарта боя, который позволяет забыть о ранениях и потерях. Смерть приближалась к ним медленно, тихо и неотвратимо, как уборщица со шваброй.

— Кстати, господа, оружие вы получите лишь по возвращении в полк, — снисходительно, словно делая одолжение, сообщил граф.

* * *

Пилотов препроводили в другую комнату, где их с нетерпением ожидал красный от возмущения полковник.

— Это безобразие, — кинулся было он к охранникам, но те, равнодушно пожав плечами, вышли за дверь. — Слава богу, все живы. Что произошло, чего они от нас хотят? Да не молчите, черт бы вас подрал, когда командир задает вопрос! — взорвался полковник.

— Ваше превосходительство, все в порядке, — поспешил успокоить полковника Волгин, — мужики подтвердите! — Семенов с Кахой, тяжко вздохнув, кивнули.

— Спасибо, успокоили, — сухо прокомментировал полковник их смущенный вид. — Что нас ждет дальше?

— Все по плану, господин полковник. Аудиенция, награждение и айда до дому, — стараясь выглядеть беззаботным, разложил Иван диспозицию.

— Волгин, если вы считаете своего командира идиотом, можете и дальше строить вид, что ничего не произошло, — разозлился полковник. — Детский сад, боже мой, и это боевые офицеры? Может, вы мне еще манной каши сварите и бублик подарите? Что происходит, Волгин, что за цирк? Зачем нужно было с боем брать нас под арест, лишать оружия, чтобы потом вот так запросто отпустить обратно в крепость? Волгин, я с вами разговариваю, вы, по всей видимости, тут самый осведомленный.

— Такие порядки, господин полковник, — промямлил Иван, — не мы первые, не мы последние. Перестарались в тайной канцелярии, перепутали с другими, отсюда и заморочка. Сейчас все выяснили, недоразумений больше нет, поэтому и все в порядке.

— А как вы объясните, господин лейтенант, — язвительно осведомился Врубель, — что для разборок пригласили младших офицеров, в то время, как их командир был оставлен в этой камере?

— Не могу знать, господин полковник, у них во дворце свои порядки. Может принято допросы начинать с младших по званию, — сделал предположение Иван, пряча взгляд от полковника.

К облегчению Ивана, сгоравшего от стыда, что вынужден врать Врубелю, дверь отворилась и придворный лакей пригласил господ офицеров проследовать в зал для аудиенций. Ивану пришлось силой удерживать себя на месте, чтобы не рвануть в дверь впереди всех. Полковник, четко рубя шаг, покинул помещение, за ним нестройной толпой последовали пилоты. Семенов с Кахой в полголоса удивлялись роскоши, Иван же следовал молча, по уши сытый антуражами царского дворца.

Как ни странно царь довольно радостно встретил полковника с пилотами. Лицо его излучало искреннее восхищение, весь он пылал радушием и обаянием.

— Так вот ты какой, Иван Волгин! — приколов к груди Ивана орден, восхитился царь. — Ай да молодец, ай да богатырь! Расскажите, господин полковник, чем славен сей лейтенант? Рапорт наградной читал, но хочется услышать из уст боевого офицера сей рассказ.

Официанты деловито суетились между присутствующими, предлагая напитки и закуски. Шустрые официанты, ловкие, но уж больно крепкие для лакеев и борты ливрей слишком выпирают, словно прячутся там небольшие бластеры. Ежу понятно, что к каждому слову прислушиваются, каждый жест ловят, чуть что не так и случится неприятность.

Кусок не лез в глотку, но Иван напрягся и разжевал онемевшими челюстями малюсенький бутерброд с черной икрой. Отхлебнул из высокого фужера чего-то жутко дорогого, но не почувствовал вкуса. Голоса доходили до сознания, как через вату.

— Господа, будьте проще, — упрашивал царь мнущихся офицеров, — сделайте одолжение старику, угощайтесь. Хочу выпить за бравых солдат своего Отечества!

Деваться некуда, смахнули с подносов по стакану, гаркнули «За Отечество!» и залпом выпили царское вино. За последующие полчаса Иван узнал о себе из рассказа полковника много интересного, аж зауважал было сам себя, да вовремя спохватился.

Время аудиенции стремительно пролетело и церемониймейстер настойчиво подталкивал офицеров на выход. Не кабак, мол, пора и честь знать, вас много, а царь один, на выход, господа, на выход.

— А лейтенанта Волгина, попрошу остаться! — неожиданно для всех присутствующих приказал царь.

«Лакеи» сперва опешили от неожиданного приказа, не предусмотренного приказами тайного советника, но ослушаться царя не осмелились. Слаженным движением зацепили полковника с друганами и ненавязчиво, но жестко вывели всех из кабинета.

* * *

— Так вот ты какой, Волгин! — без прежней показной радости повторил царь, едва закрылась дверь. — Я тебя как-то по-другому себе представлял.

— Ваше Величество, одна просьба, задержите моих товарищей в приемной иначе им каюк, — откинув церемонии, торопливо попросил Иван.

— Логично, — кивнул царь и нажал кнопку переговорника. — Офицеры пусть пока посидят в приемной.

— Слушаюсь, Ваше Величество! — эхом отозвался Михалыч.

Переговорник замолчал, царь с интересом разглядывал мнущегося Ивана.

— Спасибо, Ваше Величество, — не зная, что сказать далее, поблагодарил Волгин.

Царь не ответил, продолжая рассматривать Ивана и отбивая при этом дробь пальцами по столешнице. Выдержав длинную паузу, за время которой Волгин успел и вспотеть и замерзнуть, царь начал говорит.

— За что спасибо? — сухо осведомился он. — Думаешь, спасать я твоих друзей собираюсь, или тебя пожалеть и с миром отпустить? А, может, желаешь корзину медовухи обещанной получить? Ты же уговор выполнил — из моей башки ушел, стало быть я должник твой! Так?

Иван судорожно сглотнул. В голосе царя не было даже малого намека на те прежние пусть и не слишком ангельские, но хотя бы приятельские отношения, что сложились у них за несколько часов «братства». Он считал себя, если уж не самим царем, то хотя бы лицом к нему приближенным. А как иначе, когда такие страшные тайны познал и в таких опасных делах государственных участие принял самое, что ни на есть непосредственное.

— Как прикажете, Ваше Величество, — промямлил Иван, не зная, какой стороны держаться, как себя вести в такой непростой ситуации.

Вроде и в теле своем, и силушка есть и хватка бойцовская, а чувствует себя дитем неразумным, глупым и нашкодившим. И в глаза царю смотреть стыдно и не смотреть нельзя, потому как тот взгляд отводит, кто подлость задумал или поклеп неправедный возвел. Иван же от чистого сердца все творил и нет у него причины взгляд отводить.

— А я тебя понимаю, Иван. Красавец, силач, ловкий парень и оказался в столь хилом теле, как мое. Но согласись, есть своя выгода быть в таком теле. То, чего ты добиваешься силой и здоровьем, я получаю одним мановением пальца.

— Угу, — хмуро согласился Иван, чувствующий себя весьма неуютно.

Одно дело, когда ты властелин этого тела, другое, когда-то тело тебе выговаривает и может в любой момент секир-башка сделать. Только и остается молчать и соглашаться.

— Только нельзя царю попусту руками размахивать, не подобает вести себя странно и непонятно. Одно дело в кабаке с собутыльниками препираться и совсем другое иностранного посла к чертям собачьим посылать.

— Кто ж знал? — виновато потупился Иван. — Я ж как лучше хотел.

— Ах, как лучше? А я то, старый дурак, подумал, что ты империю Российскую изнутри разрушить собрался, — деланно удивился царь.

— Скажете тоже, Ваше Величество, — обиженно засопел Волгин. — Мне же малости не хватило, чтобы Меньшикова забороть. Еще бы чуть и…

— Если заметил, то гвардейцы из дворца не ушли, — без церемоний прервал царь Ивановы оправдания. — Как я понимаю, граф не подчинился твоему приказу и в открытую его игнорирует. Что делать будем, Ваня? — ласково, прямо как дедушка у внучка спросил царь. — Ты же у нас такой продвинутый в управлении государством, куда уж нам старикам за тобой? Советуй царю, что делать будем?

— А силой?

— Ваня, у кого ж та сила?

— У графа, — признал Иван.

— Ты на что надеялся, когда эдакий кавардак во дворце раскручивал? — поинтересовался царь.

— Так я ж думал…

— Он думал, — вскинулся царь, — а спросить старших товарищей, ума не хватило?

— Да ты же… ой, пардон, вы, Ваше Величество, боялись его жутко, чего же у вас спрашивать? — пожал могучими плечами Иван.

— Ты бы спросил, почему царь графа боится? Я бы рассказал, да так рассказал, что и ты бояться бы начал. А сейчас получается, что граф в открытую не повинуется царю, раз, — царь загнул палец, — Селим-бей объявил войну моим торговым путям и жжет все корабли, какие ему попадаются, два; царица совсем сбесилась, хоть из своих палат носа не высовывай, три. И что нам из этого всего светит?

Царь молча загнул оставшиеся пальцы и показал Ивану образовавшуюся дулю.

— Ничего нам хорошего не светит, Ваня. Потому как ссориться легко, а вот чтобы жить в мире, много трудов положить нужно, загодя того бояться, что может случиться от одного неправильно истолкованного слова. Да что я тебе говорю, простофиле?

— Прощения прошу, Ваше Величество. Только мне от всех этих передряг тоже худо выходит. Как выйдем от вас, так всех нас граф и прикончит, не доживем мы до завтрашнего утра.

— И правильно сделает. Я, в отличие от тебя, долго думать не буду — мигом указ подпишу. Да за то, что ты здесь натворил, раз десять казнить нужно. А чтобы другим наука была, еще и разными способами при стечении публики. Сделал бы, не задумываясь, только какая от того польза, Ваня? Ты помрешь, а мне кашу расхлебывать? Ты накуролесил, а отвечать кому?

Царь быстро налил из кувшинчика водки и залпом выпил, не предложив Ивану того же.

— К тому же вредную привычку от тебя подцепил, — пожаловался он сморщившись от крепости напитка. — Пью без меры и не хмелею. Вот скажи, Иван, разве ж это хорошо?

— Есть в ваших словах правда, но повинную голову меч не сечет, — грустно вздохнул Иван, косясь на графинчик. — Очень уж помирать не хочется. Опять же, когда бы меня одного в распыл пустили, понять можно. Но за что всех подписывать на казнь, Ваше Величество? Отзовите бумагу, не дайте свершиться несправедливости!

— Какую бумагу, Ваня? Ничего я не подписывал. Ежели возомнил, что я отомстить решил за безобразия в моей башке, так ошибаешься. Не в моих интересах хотя бы намеком связывать царя с простым пилотом. Народу понятно и привычно, когда царь кому-то бирюльку на грудь вешает, пять минут поговорят и забудут. А казнь учинить, так месяц разговоров и пересудов — с какой это стати царь казнить его решил. В демократы запишут, народовольцы, бессеребренники, за народ жизнь отдавших, тьфу. Так что будь спокоен и с гордостью носи награду, хоть ты ее и не заслужил, собачий сын.

— Тут другое дело, Ваше Величество. Помните указ, который я подписывать не хотел? Как раз за то, что вы нас только что наградили, и прикончат.

— В указе говорилось, насколько я помню, что вы якобы с пиратами якшались и по этой причине вас надлежит наказать. Ты же указ не подписал, а у меня и руки не дошли. Выкинуть тот указ не могу, все ж таки граф подал на подпись. Но свидетелей опросим, следствие учиним, все как положено, а уж там видно будет, кто прав, кто виноват. — Царь явно заскучал и спешил закончить неприятный для себя разговор. — Ежели ты виноват, стало быть тебя и казнят. Да ты не заморачивайся, палач у нас опытный, сам знаешь, даже и не почувствуешь, как отойдешь в мир иной.

— Ваше Величество, — вклинился Иван в паузу, — меня-то можно, только что с графом делать? После того, что я тут натворил, он ведь с вами разборки чинить начнет, я для него так, мелкая рыбешка. А вы то как?

Царь нахмурился, глянул с отвращением на Ивана, сглотнул слюну.

— И что ты предлагаешь? — холодно осведомился он. — Только без твоих дурацких задумок, теперь я буду делать то, что я хочу, а не ты.

— Нужно на время подменить графа… — выпалил Иван.

— Ты соображаешь, что говоришь? Да кто нас к нему подпустит? Что значит подменить, парик надеть что-ли, загримироваться? Да нас любая кухарка в момент раскусит. Глупости, Волгин!

— А нам и не нужно к нему подходить. Я ведь к вам в башку не через посты пробирался, — напомнил Иван.

Царь пожевал губы, искоса посмотрел на шустрого пилота.

— Значит, все-таки можешь выбирать к кому в башку попасть, получается, что врал мне?

— Никак нет, Ваше Величество, не могу, истинная правда, вот те крест! — Иван истово перекрестился на иконы в углу. — Но есть одно соображение. Вспомнилась ключница Марфа, точнее зелье ее на травках настоянное, из-за коего ты ее и погнал прочь.

Иван в азарте по старой памяти перескочил на ты, но царь, увлекшийся разговором, оставил это без внимания.

— Не улавливаю связи, — признался царь, — Марфа тут при чем?

— В тот день, — терпеливо пояснил Иван, — ты в вечеру принял стопку водки, сваренной ключницей по собственному рецепту и были тебе странные видения. Были?

— Ну, были и что с того?

— А уже ночью я оказался в твоей башке, хотя мог оказаться в любой другой. Улавливаешь связь?

— Так ты хочешь сказать, что зелье то вроде приворотного что-ли? Кто выпьет, к тому и прыгнешь в башку? Давай проверим, у меня того зелья графинчик в буфете остался, — царь загорелся идеей и самолично побежал к буфету за графинчиком.

— Нельзя, Ваше Величество, не к месту.

— Да ты кому приказываешь, холоп? — вскипел царь. — Делай, что тебе царь говорит и помалкивай!

— Смысла нет, — не сдавался Иван. — Что нам толку от того, что я снова в твоей башке, Ваше Величество, окажусь? Нет никакого толку, только зелье переведем без толку.

— Логично, — нехотя согласился царь.

— Ты бы, Ваше Величество, вызвал сейчас графа к себе и за помин моей души… пусть будет так, потрафи графу, — остановил он возражения царя, — выпей с ним по рюмочке того зелья. А там уж я сам все сделаю.

— Опять не понял. Если мы оба тяпнем, то как ты выберешь, куда прыгать? Нелогично выходит, — пригорюнился царь. — А подсунуть ему одну, а себе другую водку не получится, граф в этом деле собаку съел.

— На случай положимся, Ваше Величество. Опыта у меня в этом деле маловато, главное в драку ввязаться, а там видно будет, кого бить, а от кого бежать.

— Опять? Где-то я уже это слышал: «Главное в драку ввязаться!» А вдруг как не получится?

— Не получится, знать придется помирать Ваньке со товарищи. Господь не выдаст, свинья не съест, Ваше Величество, давай пробовать.

— Хм. Тебе-то что для этого понадобится или секрет? — прищурился царь.

— Стакан водки и зажигалку, остальное пока пусть останется при мне. Не ровен час кто тот секрет узнает, кавардак начнется пострашнее войны с варгами.

— Не хочешь говорить, стало быть, — прищурился царь, — ну да ладно, после расскажешь, если дело выгорит. Ты-то сейчас куда, в тайной комнатке спрячешься?

— Нельзя мне прятаться, граф заподозрит нечистое, пусть все идет, как планировалось. Распорядись, чтобы господам пилотам по случаю награждения накрыли стол с напитками, да угощеньями. Пока угощаться будем, чай не потащут в казематы, остерегутся. А там как получится, если дело выгорит, то сам и отменю приказ графа. Не выгорит, стало быть больше и не увидимся. Так что на всякий случай прощайте, Ваше Величество!

— Нет уж, до свидания и никаких прощай! Я в тебя верю, Иван, а более мне ничего и не остается! Дожился, Господи! Царь всея Руси у простого пилота одалживается.

Царь тяжело вздохнул, встал из-за стола, подошел к Ивану и крепко обнял его на прощание. Потом разом отвернулся и шагнул к переговорнику.

— Михалыч, господам пилотам, героям нашим накрыть стол в трапезной и чтобы в напитках и закусках отказа не было. Заслужили, орлы! Все понял?

— Так точно, Ваше Величество, будет исполнено!

— А ко мне вызови графа Меньшикова, пригласи его, так сказать в мой кабинет на аудиенцию, попроси не задерживаться.

— Х-хорошо, п-постараюсь, — ни с того ни с сего начал заикаться Михалыч, но царь его уже не слушал.

— С богом, Ваня! — царь кивнул на прощание и отвернулся, то ли забыв про Ивана, то ли пряча повлажневшие глаза.

Иван молча развернулся и вышел за дверь, мысленно вознося молитву всем богам, чтобы направили странный полет его сознания в нужную сторону.

* * *

— Слышь, Иван, а жизнь-то налаживается! — встретили Ивана товарищи, успевшие хлебнуть по первой из высоких стаканов. — Видать, руки коротки у твоего Меньшикова.

— Штрафную ему! Всех развел, всех напугал, мы уж думали и в самом деле каюк нам! — орал радостный Семенов, наливая водки в огромный хрустальный фужер.

— Камандир, а помнишь, как мы на гиперах те штурмовики уделали? Давай выпьем за твою смекалку и нашу удачу! — вторил не менее радостный Каха.

— Мое мнение, нужно отсюда ноги делать, пока они не спохватились, — не поддержал всеобщего веселья хмурый полковник Врубель, — очень уж это напоминает последний завтрак перед казнью, — ворчал он, задумчиво потягивая водку из стакана мелкими глотками. — Не верится, что все так просто и без последствий закончится. Быть беде, помяните мое слово.

— Вот что братцы, чему быть того не миновать, пока поят, нужно пить, а там как кости лягут. Штрафная дело хорошее для такого нервного дня, но чуток позже. Есть еще дельце перед тем, как напьемся в драбадан, — лихо подмигнул Иван, стараясь скрыть от соратников смятение в душе.

Лишь полковник не поддерживал всеобщей радости, то ли беду чувствовал, то ли привычки не имел без толку радоваться.

— Я бы на вашем месте, Волгин, при таком удобном случае подал бы рапорт царю с просьбой об отставке, деньги в руки и бежал бы подальше. — скучным голосом посоветовал полковник. — Попомните мое слово — добром все это не кончится. Не тот человек Меньшиков, чтобы обиды терпеть, — покривился полковник.

— Согласен, господин полковник, но в нашем положении не мы выбираем, куда идти и что делать. Когда еще в царском дворце так угощать нас будут? Напоследок хоть поесть по-человечески, да на халяву. Будем здравы! — Иван чокнулся с друзьями, отдельно с полковником и отхлебнул из стакана.

Под удивленные взгляды друзей, выпивших полный стакан залпом, он поставил недопитый стакан на стол.

— Не время, — туманно пояснил он.

В тот же момент его коммуникатор коротко мяукнул, сообщая о полученном сообщении. Иван мельком взглянул на экранчик, улыбнулся и вытащил черный кисет. Он не видел, как друзья кинулись к его бесчувственному телу, как они бережно перенесли его на диван и принялись обмахивать салфетками и прикладывать ко лбу мокрые тряпки. Сознание Ивана выпрыгнуло из собственного тела и устремилось в полет.

* * *

Волгин чувствовал себя стремительной торпедой, несущейся с гигантской скоростью между звездами. Звезды смазывались в ослепительные полоски, мелькали и исчезали из поля зрения, а он все летел и летел неведомо куда.

— Странно, — думал Иван, — в прошлый раз все происходило мгновенно, а тут полет какой-то. То ли зелье не сработало, то ли курнул слишком сильно. А может зря сразу штрафную выпил, в ней ведь не стакан, а все три будет. С такой дозы без всякой травы крышу снесет.

Неожиданно звезды вспыхнули яркими бриллиантами и скрылись, Иван с интересом оглядел помещение и людей в нем находящихся. Люди ему были незнакомы, это однозначно. Помещение тем более. Куда же меня занесла нелегкая? — терялся в догадках Иван.

— Граф Вельде, поясните еще раз, но только так, чтобы это звучало убедительно, где наши деньги? — спросил один из присутствующих, обращаясь явно к Ивану.

— Я же сказал вам, мастер, что это было какое-то помешательство, на меня нашло помутнение сознания, я ничего не мог с собой сделать, — оправдывался граф, в сознании которого вновь оказался Иван.

Это обстоятельство насторожило Ивана. Снаряд в одну воронку два раза не попадает, а он, случайно пульнув на удачу, попал вновь в сознание графа Вельде. Что самое интересное, графа явно распекают за неувязку с деньгами выигранными в казино.

— У меня сложилось впечатление, могу ошибаться, — граф говорил медленно, осторожно, тщательно подбирая слова, — что там в казино в меня вселился чей-то дух. Понимаю, господа, что это полная чушь, но тем не менее. Некоторое время я не мог управлять своим телом. Знаете, как во сне, ты хочешь что-то сделать, а руки и ноги тебе не подчиняются. Ты хочешь сказать что-то, а говоришь совершенно другое. Чувствуешь себя куклой в руках умелого кукловода. Но до определенного момента все было как обычно — я играл и мне дико везло. У меня скопился невероятный выигрыш, я даже затрудняюсь оценить его размер.

— Интересно и что же дальше?

— Он, этот дух, просто забрал мои деньги.

— И…

— И исчез. Просто ушел из меня.

— А деньги? Дух не может утащить деньги, он бесплотен по определению. Обратите внимание, граф, с каким терпением мы выслушиваем ваш бред.

— Он перечислил их на счет в банке, — торопливо ответил граф, вытирая внезапно выступивший пот со лба. — Я сам собирался сделать также, но он перечислил их на другой счет.

— Камни, золото, платину?

— Оценил на глазок и причислил к сумме перевода.

— На глазок? Странный дух, дурак или сильно спешил.

— Я думаю и то и другое.

— Вы думаете? А что вы сделали, чтобы остановить его?

— Я же сказал, магистр, он не позволял мне управлять собственным телом, полностью подчинил меня своему влиянию.

— Мы все знаем, что такое невозможно, но пусть будет так, как вы говорите. Куда он перечислил деньги? Хоть это вы запомнили?

— Н-нет, к сожалению. В этот момент он сильно обиделся на меня и я был полностью им подавлен, — графа трясло от страха.

— Скажите, граф, только честно, вы продолжаете увлекаться травкой Аливандера?

— Магистр, вы же знаете, как она помогает в игре! Без нее я бы просто ничего не выиграл для вас.

— И все-таки, да или нет?

— Д-д-да, но понемногу, я же понимаю… это практически незаметно… просто обостряется чувствительность… я могу лучше себя контролировать…

— Заметно.

— Это не тот случай, трава тут ни при чем, я вас уверяю, магистр, что было вмешательство извне… я не мог контролировать себя… этот дух… злой дух… — граф был жалок в своих попытках как-то оправдать непонятную пропажу денег.

— А нельзя ли сказать другими словами, граф: «Меня обуяла жадность и я решил украсть деньги ордена!», как вам такой вариант? И дух этот нам всем хорошо известен — дух жадности, дух гордыни. Захотелось отщипнуть от большого пирога и себе кусочек? — зловеще прошипел магистр, приблизившись к самому лицу графа.

— Что вы, как можно, мессир, я никогда… вы же меня знаете… — побледнел до смерти напуганный граф.

— Мы знаем вас, граф, как удачливого игрока.

— Это правда, мессир.

— До сих пор вы исправно возвращали деньги ордену, возвращали с хорошей прибылью.

— Я старался, мессир.

— У каждого человека есть предел, после которого для него наступает момент истины. Человек оказывается перед необходимостью пройти испытание.

— Я выдержу любое испытание, мессир, — заверил граф, умирая от страха.

— К сожалению, вы его уже не выдержали, — сухо констатировал тот, кого граф называл мастером и мессиром.

Иван вслушивался в разговор, вспоминая, где он мог слышать подобные обращения ранее. Ни в крепости, ни на Большой земле никто так друг к другу не обращался. В далеком детстве он также не находил упоминаний о подобных званиях. Но в одном из комиксов про войну именно так обращался один шпион к своему хозяину… варгу.

Вот те на, вот это да, из огня да в полымя. Получается, что Иван в прошлый раз отправил деньги варгов на собственный счет, а бедный граф за него отдувается. Хотя, что значит бедный граф? Раз на варгов работает, значит и сам варг!

— Так тебе козлине и надо! — захохотал довольный Иван, представив, как именно отплатят варги графу Вельде за его случайную и необъяснимую осечку с деньгами. — Надо было заставить еще и голым по казино побегать, публику потешить и опозорить на вечные времена! Повезло тебе гаду, что я тогда не знал на кого ты работаешь.

— Вот! — обреченно закричал Вельде, схватившись за голову. — Он снова здесь! Я ничего не могу с ним сделать, если он…

— Он видит нас, — словно ничего особенного не произошло, спокойно сообщил мастер собравшимся в зале и поднял дуло бластера.

Дальнейшего Иван не увидел, смертельный испуг графа вытолкнул его из чужого сознания и он снова заскользил по бескрайним просторам космоса.

* * *

Звезды полыхнули, Иван заморгал от резкого перепада освещенности и увидел перед собой графа Меньшикова. Тот сидел, вольготно развалясь в мягком кресле, а Иван, то есть царь, угодливо подливал ему в опустевший стакан холодненькой водочки.

— Давайте, граф, выпьем за спокойствие в нашей империи, залогом которой, безусловно, являетесь вы! — льстиво произнес царь, в сознание которого Иван только что вернулся.

— За спокойствие? За это, пожалуй, выпить нужно, грех отказаться пить за такой тост, — ехидно произнес Меньшиков, глядя на царя через стакан. — Да ты сам-то пей, не стесняйся, за спокойствие твоей империи пьем как-никак.

— Будем! — обреченно выдохнул царь и мелкими глотками выпил водку. — Крепка зараза, крепче нашей водки, только наши крепости! — выдал царь, отдышавшись.

Меньшиков ничего не ответил, одним глотком опростал стакан, хмыкнул и также задумчиво уставился на царя, словно пытаясь разглядеть в нем что-то эдакое, непонятное или новое. Царь торопливо наполнил стаканы заново.

— Слушай, Ваше Величество, что-то ты в последнее время сам не свой, не заболел часом? — не отводя пристального взгляда от царя, испытующе поинтересовался граф.

— Типун тебе на язык, граф, выпил лишнего, вот и заносит на поворотах, — глупо хихикнул царь.

— Да и не пил ты отродясь столько, — задумчиво продолжил допрос граф. — Если чувствуешь слабину, то скажи. Дело государственное, архиважное, тут стыдиться не стоит. Устал, приболел, отдохни, удались от публики на время. Я прикрою, можешь на меня рассчитывать.

— Ты прикроешь, — хмыкнул царь. — Так прикроешь, что опосля я вовсе света белого не увижу. На мое место спешишь усесться, граф? Не помер я еще и в своем уме, так что руки у тебя коротки.

— Ну, здоров, так здоров, — не стал продолжать дискуссию Меньшиков. — Тогда за здоровье, Твое Величество. Будь здрав!

Граф мелкими глотками выпил водку, выдохнул и задумчиво уставился в потолок.

— А вот скажи мне, Ваше Величество, что это за спектакль ты устроил в кабинете при Никитушке, часом не умом-ли двинулся? Какой-то ты другой был, сам на себя не похож. Мне спектакль не сложно поддержать ради общего веселья, однако под дулом бластера любой актер слабину дать может. Или в самом деле подумал, что я страшилок напугался до смерти и все приказы тотчас исполню безоговорочно? — граф вроде как и не ругался, пенял слегка шаловливому ребенку на недостойное поведение, журил шалуна, разбившего вазу и не более того.

Словно не его грозили предать смерти немедленной, а какого-то совершенно незнакомого и никому не нужного человечишку. И такой тон звучал еще более оскорбительным для Ивана, хотя царь при тех словах только улыбался и мотал головой подобно китайскому болванчику, от всего молча отнекиваясь.

Иван счел возможным обозначить свое возвращение.

— Вот же гад, — выдохнул он возмущенно. — Прям соловьем заливается, а там в кабинете чуть штаны не намочил.

— Чуть в наших делах не считается, — царь вздрогнул от неожиданного возвращения Ивана. — Ты не мог бы как-то обозначать свой приход помягче, я ведь и подавиться могу ненароком, — выговаривал царь Ивану, явно вымещая на нем раздражение от невозможности так же ответить графу. — Кстати, а что ты у меня в башке делаешь? Мы же о другом договорились!

— Незадача вышла, Ваше Величество, что-то мотает меня туда-сюда, никак попасть в нужное место не могу. Тяните время, отвлекайте разговором, чего-нибудь придумаем.

— Чего уж тут придумывать, Ваня? — загрустил тотчас же царь. — Видать не судьба. Время-то я потяну и разговор затею, куда уж мне деваться. На всякий случай мосты тобой порушенные заново возводить нужно. Только теперь в те мосты больше вкладывать придется, потому как веры мне нету. Что мне ироду-то ответить, как от твоих глупых выходок откреститься?

— Ваше Величество, — Иван пропустил мимо ушей жалобы царя, ему в голову пришла новая идея, — нужна от вас одна малость, только вы сразу не отвечайте и в батоги не гоните.

— Малость, говоришь? — насторожился царь, помнящий Иванову безрассудность.

— Нужно, Ваше Величество, чтоб вы померли, а то я буду всякий раз к вам в башку попадать! — торопливо произнес Иван. — Не на самом деле, конечно, понарошку! — добавил он следом, понимая, как именно отреагирует царь на его просьбу.

— Как же я тебе, ирод ты окаянный, понарошку помру? А вдруг потом после твоего понарошку я вовсе копыта откину? Ты об этом подумал? Мне ж не шестнадцать лет понарошку помирать! — заголосил царь.

— Есть надежный способ, нам в школе полицейской об том рассказывали, факт научный и возраст не помеха. Пьешь снадобье и все, словно помер — не дышишь, сердце не бьется, тело холодеет. По всем признакам покойник. А спустя некоторое время опять живой и здоровый, словно и не помирал.

— Вот-вот и похоронят меня по высшему разряду с твоими советами. Хорошо ли будет очнуться в гробу, да в земле сырой? А ежели под горячую руку поспешат, да кремируют. На всякий случай, вдруг оживет случаем? — ерничал царь.

— Дозу сделаем вовсе малую, чтобы на минутку вырубился всего.

— Ваня, на каком предмете вы тот факт проходили, — неожиданно насторожился царь, явно что-то вспомнивший.

— А причем тут это?

— Случаем там таких имен как Ромео и Джульетта не звучало?

— Припоминаю, что-то похожее было. Проходили они по этому делу, все документально запротоколировано, взято из архива. Давнее, конечно, дело, но из архива однако ж.

— А кто дело вел, не припомнишь?

— Да разве ж упомнишь все. Хотя… австрияк какой-то или еврей… фамилия такая шипящая и колючая, как заноза…

— Не Шекспир случаем?

— Точно! Шекспир! Капитан Шекспир, лондонское отделение полиции, отдел убийств, как сейчас помню! А вы его откуда знаете, Ваше Величество, это ж специальная литература, полицейский спецназ по ней готовят?

— Олух ты, Ваня, олух царя небесного. На обычной литературе вы это проходили, из вас дуболомов образованных людей сделать пытались. И не дело это, а роман, выдуманный, роман про любовь. И никакого капитана Шекспира из отдела убийств не существует, а есть английский писатель, глубокой древности писатель Шекспир. Понял?

— Понял, — обреченно вздохнул Иван.

— Еще идеи есть?

— Не поверите, Ваше Величество, есть! — снова вдохновился Иван. — Тогда напейтесь до чертиков. Скажу тебе по секрету, состояние при этом похожее. Я сам так всегда делаю, когда невмоготу от вопросов тяжких.

— Напиться? — вздохнул царь обреченно. — Чего не сделаешь ради империи! Только ты уж не подкачай, не по возрасту и не по положению мне эти эксперименты.

— Так на чем мы, граф, остановились? — царь деловито наполнил опустевший стакан Меньшикова. — Предлагаю выпить за ваше здоровье, граф! И забудем о мелких неурядицах, нам еще империю от врагов защищать, чего мы все грыземся по мелочам?

* * *

Едва царь, выпивший подряд три фужера водки, смежил веки и уснул в собственном кресле, сознание Ивана вновь рванулось в путешествие. Правильно говорят — хорошая пьянка сродни смерти, если выживешь, так все равно ничего не вспомнишь. Волгин надеялся коротко перескочить в находящегося поодаль графа, но не тут-то было. Снова чехарда и свистопляска звездная, снова непроглядная тьма чужого сознания и вот долгожданный момент — Иван смотрит на мир чужими глазами. Лучше бы он не смотрел.

Самое ужасное заключалось в том, что, пролетев сумасшедшее расстояние, он вновь вернулся в сознание графа Вельде. Все повторяется: те же лица окружают его со всех сторон, то же мрачное помещение, та же таинственная полутьма. За одним исключением — граф лежит на широком столе, прикованный к нему за руки и за ноги.

— Граф, — обратился к нему один из присутствующих, — когда он вернется к вам, постарайтесь дать нам знать об этом. Кивните, моргните, просто скажите «Он тут». Вы поняли?

— Он тут, — выпалил граф и дернулся.

Дернулся, потому что Иван загнал его в самую тьму сознания и перехватил управление телом графа.

— Проверка связи, кхе-кхе, — покашляв, пояснил он. — Обязательно сообщу! А тож! — пообещал Иван, соображая, как ему выбраться из столь щекотливого положения. — Нельзя ли веревочки ослабить? Жмут, мочи нету! — надавил на жалость Иван.

— Потерпите, — сухо отозвался магистр. — Как я понимаю, вы снова захватили сознание нашего уважаемого графа и делаете это не в первый раз, — констатировал факт магистр, решительно переходя к делу.

— Чего придумываете? Какое сознание? Глупости это! — почти искренне возмутился Иван, лихорадочно думая, как ему поскорее убраться восвояси. — Граф я, хотите, на Библии поклянусь, а?

— На Библии? — магистр явно развеселился. — А вы шутник, как я погляжу. Ближайшая Библия от нас в сотне световых лет, вам ли, граф, если уж вы хотите прикинуться графом, этого не знать?

Ничего себе сходил за молочком, мысленно присвистнул Иван, мотануло так мотануло. Хорошая штука трава Швондера, только управлять ей сложно. Все равно, что прокатиться верхом на ракете с дырявыми соплами — мощь огромная, а куда в следующее мгновение бросит, предугадать невозможно.

Ситуация дурацкая, безвыходная и плохо прогнозируемая. Уравнивайте шансы, говаривал их ротный на занятиях по тактике, то есть вносите точно такой же разброд и бедлам в боевые порядки противника. Главное в подобных случаях действовать, а не прятаться за камнем: по бегущей мишени попасть сложнее. Упрощаем ситуацию, переходим в атаку.

— Ну, хорошо, я не граф и что? Казнить будете, так мне по барабану. Вы же по сути своего же графа и пришьете. Давайте прямо к делу — чего надо? — грубо, без церемоний буркнул Иван.

— О, великий, — магистр неожиданно бухнулся на колени и вознес руки к потолку. — Взываю, прими клятву на верность! Известно нам доподлино, что ты посланец далекого мира. Не ведаем мы силы твоей, но готовы доверить власть, ради победы над нашим общим врагом заклятым!

— В смысле? — опешил от неожиданности Иван. — Ну, принял я вашу клятву и что дальше, конкретно, что сделать надо, враг-то кто?

На лице магистра отразилась растерянность, он склонил голову набок, тревожно вглядываясь в Ивана.

— Вы посланник?

— Типа того, — уклончиво ответил Иван, зная за собой способность болтать лишнее.

Магистр замялся в нерешительности, теребя лацкан пиджака.

— Хм, как бы это поточнее спросить… вы посланник… э-э-э… чужого мира?

— В принципе, да, — не стал разочаровывать Иван, начиная догадываться, что собственно Ивана Волгина тут никто не ждет.

Приняли за кого-то другого, хотя… За кого им вообще его принимать? И тут Ивана осенило: злой дух, вселился, деньги спер и смылся. Сегодня он у вас денег спер, завтра банк ограбит и никто поймать не сможет, потому как вор надевает самую лучшую в мире маску — он становится одним из вас. С таким лучше дружить, чем воевать, а еще лучше в компанию к нему пристроиться. Вот ведь мазурики, бандюганы с большой дороги, одно слово — варги.

— В принципе или да?! — в голосе магистра все сильнее звучало сомнение.

— Дело говори, дядя, не развешивай сопли на елке, — в открытую грубил Иван, намеренно обостряя отношения.

— Мы дадим все, что хотите: деньги, власть, при одном условии — научите нас своему мастерству.

— Ага, а потом при перечислении денег меня за жабры и возьмут, — ухмыльнулся Иван. — Да и к чему мне ваши деньги, если я и так могу их получить сколько захочу? — могу-не могу, это дело пятое, главное посеять сомнение в голове противника. — Посижу тут с вами и пойду к вашим банкирам в гости, там хоть руки не вяжут.

— Соглашайся, дурак, — неожиданно вмешался доселе молчавший граф, — опять исчезнешь, так хоть подыграй мне напоследок. Между прочим, за тобой должок, не забыл про пятьсот миллионов?

— А ты, вражина, молчал бы, — возмутился Иван, забывший о его существовании. — Мог бы, так своими бы руками задушил, предатель.

— Чего, как сразу, так предатель? — обиделся граф. — Не родину продавал, а свои услуги. Я игрок, кто больше заплатит, на того и работаю. Между прочим работа нервная и опасная, побить могут. Господи, кому все это рассказываю. Тебя как звать-то, захватчик?

— Меньше знаешь, крепче спишь, — вовремя одернул себя Иван, чуть не ляпнувший по привычке собственные имя и фамилию. — Пусть будет Вася Тапочкин, устроит?

— Слышь, Тапочкин, у нас все козыри на руках, давай сыграем, а? Мы их в два счета уделаем, ты возвращаешься домой, я остаюсь при делах и тебе долю малую, куда скажешь откину без базара. По рукам?

Иван задумался. А что он теряет в конце-концов? Не родиной торговать, сыграем в подкидного дурачка, да и разбежимся ко всеобщему удовольствию. Ежели шлепнут по глупости того графа, так его и не жаль особо — может и не предатель, но человечишко гадкий, мутная натура.

— Играем, — решился Иван, — чего делать?

— Успокой их как-нибудь, чтобы их удар не хватил раньше времени, — торопливо посоветовал явно приободрившийся граф.

— Послушайте, у вас все равно ничего не получится, — вышел из ступора магистр. — Нам кое-что известно о подобных способностях, вы не сможете занять ключевых постов в правительстве и получить доступ к финансам. Мы предусмотрительно позаботились, чтобы на таких постах не было людей, употребляющих траву Аливандера. А других путей завладеть из сознанием нет, это проверено, — не очень уверенно аргументировал магистр.

Иван хмыкнул, магистр истолковал его ухмылку по-своему.

— Возможно, мы не все знаем, — поспешил исправиться он. — Возможно, вы способны на большее, но зачем биться с теми, кто согласен добровольно дать все это? Нам бы только небольшой перевес над Россией получить, хоть самый крохотный, но надежный. Вам без разницы, а нам выгода в том большая.

— А в морду не хочешь? — взорвался от такого предложения Иван.

— Слышь, герой, — встревожился загнанный в угол граф, — прежде чем диспозицию расписывать, подумал бы над выгодой своего положения.

— Тю на тебя, скаженный, какая же от варга человеку выгода быть может? Разве что убьет сразу, мучить не будет.

— Дикие вы там у себя какие-то, прям как из глухомани деревенской. Варги ведь тоже пить есть хотят, детишек рожают, да семьи заводят. Чуток повоинственнее вас, так разве на это можно обижаться? Так уж Бог решил, не нам его судить.

— Ой-ой-ой, какой богобоязненный выискался. А ты о Боге думал, когда на варговские денежки в казино играл? Сдохни, не мешай мыслям.

— Думал или не думал, то мое дело. Мне в аду гореть, мне и каяться в грехах в смертный час. Пока что речь о тебе идет — разуй глаза и уши, выслушай, прежде чем отвергать. Ничего особенного не требуется, просто выслушай и подумай.

— Вот так вот просто?

— Проще пареной репы.

И действительно, — подумал Иван, — ничего не теряю. Так, по крайней мере, знать буду, чего варгам от меня требуется. Будем считать себя в разведке. Иван воспрял духом, забыв, что где-то далеко-далеко ждет его в сладком пьяном забытье царь-батюшка. Не мог Иван два дела сразу делать — или думаем или морду бьем, третьего не дано.

— Позвольте, — возмутился магистр, — мы не предлагаем ничего постыдного, не требуем ничего делать даром — ваши услуги будут щедро вознаграждены.

— Конкретно?

— Любая сумма в любой валюте на анонимный счет в Швейцарском секторе галактики.

— Что взамен?

— Вы учите наших специалистов вашей методике проникновения и управления. Все, ничего более. Вы не участвуете ни в каких операциях, боевых действиях, вы обычный, но высокооплачиваемый консультант. Сделали дело и забыли о нас. Мы же обязуемся держать в тайне нашу маленькую сделку. Высший уровень секретности, — магистр говорил горячо, убедительно, стараясь склонить капризного гостя на свою сторону. — Каким будет ваш положительный ответ?

— Соблазнительно звучит, — задумчиво протянул Иван.

— Да чего там соблазнительно, охренительно, великолепно, ошеломительно. Ты хоть представляешь, сколько это — любая сумма? Слышь, Тапочкин, у меня сейчас разлитие желчи произойдет от радости за тебя. Не тяни резину в долгий ящик, соглашайся уже! — граф разве что не танцевал от предвкушения, пребывая в надеждах, что при таком раскладе неведомый благодетель и его не оставит в своих милостях.

— Соблазнительно, но нет! С врагами не сотрудничаю!

— Идиот! — возмущенный крик графа совпал во времени с мощным разрядом электрического тока, пронзившего его тело.

Иван заорал в голос от страшной боли, магистр кивнул и пытка током прекратилась. Находясь в чужом теле, Волгин воспринимал все точно также как и само тело, поэтому разряд для него был не менее болезненным, чем для самого графа.

— Так тебе, так, получай, гаденыш! — радовался граф в своем темном уголочке.

— Ты-то чего радуешься? — простонал Иван.

— Чего же мне не радоваться, тебя пытают, а мне хоть бы что, ха-ха-ха, идиот, дурак, дебил! Захотел мной управлять, так получи на полную катушку! Это тебе за денежки в казино…

В тот же момент второй разряд потряс Ивана почти до потери сознания. У него мелькнула спасительная мысль, что вот сейчас он и сможет покинуть это ненавистное тело, но палачи явно знали свое дело — импульс тока был рассчитан весьма точно.

— Итак, я повторяю свое предложение — добровольно рассказываете нам, как вы это делаете, и мы обеспечим все, что пожелаете. Иначе…

Третий разряд побежал по проводам. Иван, предчувствуя накатывающуюся боль, инстинктивно съежился, словно младенец в утробе матери и замер. Громкий крик графа эхом отозвался в его сознании, но прежней боли он не почувствовал. Словно иголочками укололо.

— Как вас зовут? — сменил тактику магистр.

Иван понял, что в момент разряда он вытолкнул сознание графа из внутреннего заточения и нырнул туда сам. Именно граф, именно его сознание получило всю боль, все страдание. Если попытаться угадывать такие моменты, то они могут хоть зажарить графа целиком, а Ивану ничего не будет.

Он уже догадывался, что только состояние близкое к смерти, может вытолкнуть его из чужого тела. Другой вариант, самопроизвольное окончание действия травки, процесс слишком долгий — за такое время можно изжариться. Не физически, конечно, но сути дела не меняет. Какая разница, от чего вы чувствуете боль? Главное, что она чувствуется!

Он моментально восстановил контроль над телом графа Вельде и заорал в голос:

— Можете меня убить, я не буду с вами сотрудничать! — Иван напряженно следил за магистром, стараясь предугадать очередную команду.

Вдруг ошибутся, вдруг не рассчитают и вкатают смертельную дозу электричества?

— Уроды, дебилы, кретины, клоуны! — орал Иван, стараясь разозлить варгов посильнее.

— Хорошо. Уберите электроды. Это не подействует. Насколько я понимаю, вы еще здесь, мой друг, — почти ласково говорил магистр, обращаясь к Ивану.

— Смердячий труп тебе друг, собака! — сплюнул Иван, метясь достать до магистра.

— Глупо, право же глупо. Вы в ловушке, отсюда не выбраться, давайте договариваться по-хорошему или вам придется мучиться до скончания дней, — бил на логику магистр.

— А вот это уж как получится. Долгих смотрин не обещаю, да и удержать вам меня не под силу, ха-ха-ха, — развеселился Иван. — Насмешил, ой насмешил — мучиться до скончания дней! Не боишься, магистр, что я тебе в башку перескочу? Мне это раз плюнуть, — брал на понт Иван, надеясь, если не испугать, так разозлить варгов.

— Пожалуйста, мы готовы к любому варианту. Из этой комнаты никто не выйдет, пока не… впрочем это не важно. Вы можете быть в любом из нас, но выйти отсюда не сможете.

— Не боись, я с придурками не связываюсь. Посидишь у такого в башке и сам умом тронешься, ха-ха-ха, — развлекался Иван, не забывая приглядывать за магистром.

В любой момент моргнет своим палачам и снова пытать начнут. С варгами нужно держать ухо востро.

— Это бессмысленно, такое поведение идет вам во вред. Насколько я понимаю, вы из русских? Можете не отвечать, это чувствуется. Вопрос один — откуда такая нелюбовь к нам?

— Ну это… воевали мы с вами крепко… злые вы, как говорят, — напрягся Иван, вспоминая слова пропаганды. — И еще хотите всех нас сделать своими рабами, вот!

— Глупости! — отрезал магистр. — Чушь собачья!

— А что, не воевали разве? — рассердился Иван.

— Воевали, так что с того? Вы бы, уважаемый, в историю поглубже взглянули, там без кровопролитных сражений от силы несколько лет жили. А некоторые войны так и называли «столетние». Все в прошлом, сейчас время забыть обиды и строить новый мир.

— С вами? — уточнил Иван.

Магистр кивком подтвердил догадку Ивана.

— И что это нам дает?

— Массу преимуществ, просто массу. Во-первых, у нас сильная армия и мощный флот…

— Не запугаешь, вражина…

— Я просто констатирую факт, — тяжело вздохнул магистр. — Вы стали слишком мягкотелы, не воюете, не тренируете свое войско в боях, не разрабатываете новое оружие.

— Да мы вас и старым…

— Дурное дело нехитрое, а если с умом подойти?

— Это как?

— Мы любим воевать, этого у нас не отнимешь. Вы любите торговать — в этом вам равных нет. Так давайте договоримся — мы охраняем внешние границы объединенной империи, а вы спокойно торгуете.

— Вам от этого какая польза? — не понял Иван.

— Всякая работа оплачивается, — терпеливо пояснил магистр. — За безопасное следование торговых судов нам платят и все довольны.

— Видал я уже таких хитрых. Деньги вовремя не заплатил и горят наши кораблики, как хлопушки новогодние.

— М-м-м, вы не поняли, — поморщился магистр, словно в его присутствии грязно выругались. — Мы не криминальная «крыша», мы партнеры, партнеры по бизнесу. Сегодня у вас проблемы, завтра у нас заминка, все мы люди, все мы грешны.

— Варги, — уточнил Иван.

— Что? — не понял магистр.

— Мы люди, вы варги, — пояснил Иван.

— Глупости, — категорично отрезал магистр, — все мы люди. Просто между нами пропасть предрассудков и недоговорок. Со времен последней, подчеркиваю последней войны, в умах людей произошли существенные изменения. Спроси их, что именно за война была и кто в ней был прав — никто не ответит, буквально никто. Исключение — архивные черви, историки, специалисты по прошлому, так сказать. Но их е-ди-ни-цы! А миллиарды простых сограждан в полном недоумении по вопросу наших разногласий. Согласитесь, мы даже разговариваем на одном языке, вам это ни о чем не говорит?

— Да ну? — не поверил Иван.

— Вот вам и да ну, уважаемый. Вы знаете, из-за чего разгорелась последняя война? Бьюсь об заклад, что не знаете!

— Вот и проиграл, варг, знаю. Об том у нас каждая собака знает — варги вероломно вторглись в наш сектор галактики и захватили несколько мирных планет. Так что тут однозначно — войну затеяли вы.

— Факт знаете, — похвалил магистр, — но причины того факта вам не рассказали. Вы задайте правильный вопрос: «Почему варги захватили те планеты?»

— Жадные больно, вот и польстились, надеясь, что вам побоятся сдачи дать. Да не на таковских нарвались, получили по зубам!

— Планеты были ваши, в этом спора нет, но жили там в большинстве своем наши граждане. Можете проверить в архивах, если их еще не сожгли. И когда эти самые граждане выступили против непомерных налогов, их просто напросто поставили перед выбором — сдохнуть или замолчать.

— Могли бы просто улететь к себе на родину, никто их за руки не держал.

— В том-то и дело, что не могли. Первый же транспорт с репатриантами таинственно исчез, но… — магистр сделал трагическую паузу, — гравиграмма, посланная капитаном, дошла до наших постов. Их сбили, сбили русские штурмовики. А ведь там были женщины и дети.

— Врете, не мог русский солдат стрелять в женщин и детей!

— Армия в любой стране есть армия и в этой армии всегда есть спецподразделения, выполняющие любые приказы своего правительства. Не рассуждая, не задавая лишних вопросов, исполняя все в точности, как приказано. Вы слишком молоды и горячи, чтобы поверить в такое, но это правда.

— И вы атаковали планеты, на которых жили ваши сограждане? Что-то у концы с концами не сходятся. Там же всех уничтожили. Получается, что вы стреляли по своим?

— Мы лишь пытались прорваться к планетам и вывезти своих сограждан, ничего более.

— А кто же тогда бомбил планеты? — совсем запутался Иван.

— Попробуйте сами догадаться, — сухо ответил магистр. — Боярам ничего другого не оставалось, как скрыть все возможные факты собственного злодеяния, уничтожив при этом остатки нашего населения и объявив, что мы вторглись вероломно и беспричинно. Пропаганда способна творить с людьми подлинные чудеса, она может заставить их верить в любую самую невероятную ложь.

— Ну да, так и было, так и пишут… — вконец запутавшись, пробормотал Иван. — Получается… да ну, не может быть… врете вы все, лапшу на уши вешаете. Чтобы русский человек, да подобные мерзости сотворить мог, не поверю, хоть на куски режьте, не поверю. И я не верю пропаганде, — добавил гордо Волгин.

— Во-первых, мой друг, хорошую пропаганду вы никогда не распознаете, она будет именно такой, какой ее готовы принять безоговорочно. А во-вторых, в политике национальность значения не имеет, уважаемый. Никто не делится деньгами и властью, особенно большими деньгами и безграничной властью.

— Где-то я это уже слышал, — пробормотал Иван себе под нос.

— Это не секрет и не я придумал, общеизвестный факт, — магистр, судя по всему, обладал весьма чутким слухом.

— Ну, хорошо, предположим, я вам поверил и готов с вами сотрудничать. Что я должен сделать?

— Ничего! Раз не хотите научить наших специалистов вашему умению, сами донесите до умов ваших сограждан эту простую мысль — мы не хотим войны и готовы сотрудничать.

— Не понял, почему я? Ваши послы постоянно при дворе царя, вот пусть они и талдычат это царю!

— Не получается, — вздохнул магистр, — те же боярские препоны. Царь решений не принимает, а бояре все предложения принимают в штыки.

— Граф Меньшиков?

— Хм, пойди поговори с ним, он на пушечный выстрел нашего брата не подпускает. Всякого тайного агента старается выследить и поймать. А там конец один — каторга или расстрел на месте.

— Уже плачу от жалости, — хмыкнул Иван, ни на грош не поверивший в варговские россказни. — Бедные несчастные, как мышки малые от страшного кота прячутся. Не ты ли, магистр, хвалился своей воинской выучкой? Что же агенты твои такие дохлые?

— Вопрос сложный, — ушел от прямого ответа магистр. — Не моя сфера, не я за это в ответе. Но сейчас у нас появилась возможность донести наше послание…

— С чего вы решили, что я послания буду куда-то кому-то нести? — удивился Иван. — Мне пока еще пожить охота, я на каторгу не спешу.

— Видите, а я вам сразу предлагал хороший вариант, — расплылся в довольной ухмылке магистр. — Скажите, как вы это делаете, и мы сами донесем нужные мысли до нужных людей.

— Что это? — не сразу понял Иван. — Ах, это! Не скажу, секрет.

— Любой секрет имеет цену. Сколько стоит ваша тайна? Можете не стесняться. Любая сумма, в любом эквиваленте. Совершенно анонимно. Бог с ними со швейцарскими банками, со счетов в российских банках. По совершенно законным с точки зрения российского законодательства договорам. В таком деле у нас большая практика.

— Как это законным образом? Каким договорам? Какие могут быть договора у русского человека с варгами?

— Почему именно с варгами? — магистр покривился от непонятливости собеседника. — К примеру, вы написали книгу и она разошлась жутким тиражом. Перед этим вы заключили договор с любым вашим российским издателем, который предварительно получит определенные пожертвования от анонимного благодетеля. Это как пример, существует масса способов совершенно законно заплатить нужному человеку любую сумму.

— Так уж и любую? — удивился Иван, прикидывая размер возможного вознаграждения и сравнивая его с украденными у самих варгов пятьюстами миллионов кредитов.

— Я умоляю, просто назовите любое число, какое придет на ум.

— Да у вас столько денег нет, — не поверил Иван. — Сейчас я вам тайну скажу, а вы мне дулю с маслом.

— Дулю? С маслом? Каким маслом? — напрягся магистр.

— В смысле кинете вы меня, — пояснил Иван.

— Кинем? Куда?

— Господи, да обманете и все тут, останусь я и без тайны и без денег.

— Зачем же обманывать, — облегченно вздохнул магистр, запутавшийся в идиоматических выражениях Ивана. — Мы деньги сразу перечислим, а потом вы свой секрет откроете. У нас без обмана. Как вы понимаете, в этой ситуации мы рискуем больше.

— Ага, денежки перечислите, я секрет скажу, тут вы меня и по кумполу, — злорадно захохотал Иван, разгадавший коварный замысел варгов.

— Да что с того, что по кумполу. Так и надо с этим графом поступить, но вам-то до него какое дело? Вы же к себе обратно улетите, вернетесь по месту жительства так сказать, если я правильно понимаю.

— Откуда такие познания? — вновь насторожился Иван.

До сего мгновения он считал себя единственным посвященным в тайну, за исключением царя естественно. Но и царь не знал всего доподлинно, откуда же этим сия тайна известна?

— Космос велик, слухами мир полнится, — туманно ответил магистр.

— А точнее? — не отступал Иван.

— Вы не единственный, кто делал подобное ранее. Это тайна, но скажу — нам нужен контакт с подобными вам. До сих пор, к сожалению, наладить контакт не удавалось. Вы первый, кто пошел на контакт, поздравляю!

Иван аж вспотел от услышанного. Так он не один! Кто-то и до него проделывал подобное! Ай да Швондер, ай да проныра! Стоп! Но ведь траву у него покупает Селим-бей! Значит, вот кто балуется! Если Иван Волгин смог в башку царю попасть, то Селим и подавно прорвется. Чего там прорываться, коли на двери ни замка ни щеколды, да и самой двери в помине нет — входи кто хочет, бери, что надо. Получается, что народу, допущенного до травы, прорва, отчего же он единственный так варгам интересен стал?

— С чем поздравляете-то? — насторожился Иван. — Я не давал согласия на сотрудничество, поздравлять не с чем.

— Мы хорошо заплатим, — поспешил вернуться к прежней теме магистр. — Научите нас своему искусству и мы никаких денег не пожалеем, вы станете самым богатым человеком по ту и эту сторону галактики, — нашептывал змей-искуситель. — Сто миллионов, миллиард, сто миллиардов кредитов! Неужели вам мало? За одну ма-а-аленькую тайну сто миллиардов кредитов, согласитесь — это хорошая цена.

Совершенно неожиданно для себя Иван почувствовал какую-то странную маету, словно болит давно выдернутый зуб или совесть проснулась в самое неподходящее время. Навалилась тоска смертная, померк свет в глазах и… безо всякого звездного фейерверка Иван очнулся в трапезной царя.

* * *

— Черт, на самом интересном месте! — чертыхнулся он, вставая на ноги, словно ничего особенного не произошло.

— Ну, кто говорил, что ему плохо? — грозно-бесшабашным тоном осведомился Семенов. — Сейчас мы глянем, что там за сны ему снятся после такой травы, — Иван увидел, что Семенов затягивается его же недокуренной сигарой и залпом выпивает стакан водки, в точности повторяя действия Ивана перед улетом.

«Ты что делаешь, дурак?» — хотел было заорать Иван, но не успел. На лице Семенова отразилась такая богатая гамма чувств, что окружающие замерли в немом изумлении. Семенов то оглушительно гоготал, словно его черти за пятки щекотали, то плакал жалобно и тоскливо, то порывался всем набить морду и дойти до самого царя, то затихал, уставившись в одну точку.

Отсутствовал главный эффект — Семенов не терял сознание, точнее его сознание всегда было при нем. Семенов все сделал правильно, но у него не получилось то, что получилось у Ивана. Эта мысль пронзила Ивана, как удар тока. Получается, что не все так просто, как он для себя решил — покурил-выпил и пошел летать по чужим сознаниям, аки ангел бесплотный.

— Слышь, Каха, а ты тоже пробовал? — требовались дополнительные доказательства.

— Нет еще, а что надо? Ты же знаешь, я не курю! — отмахнулся Каха, наливая в стакан водки.

— Каха, надо! Один разочек можно, считай, что это приказ. Втяни дым и побольше, потом залпом водку и скажи, что чувствуешь!

— Приказ? Есть командир! Семенов, дай сюды!

Каха повторил подвиг друга с тем же результатом, разве что плакать не стал, зато спел несколько песен на своем языке. Учитывая полное отсутствие у Кахи музыкального слуха, концерт был еще тот. Факт оставался фактом — для всех прочих трава была обычным наркотиком.

Иван попробовал представить себя на месте Семенова. Вот он втягивает этот сладкий дурманящий дым и затем ударяет по сознанию стаканом крепкой водки. Вот оно должно накатить и… ничего не приходит. Почему?

Волгин пригорюнился и вдруг заметил странную штуковину — он видит самого себя пребывающим в грусти, как в зеркале. Только зеркала нет!

— Иван, ты чего закручинился? — неожиданно сказал он самому себе.

Стоп. Что значит самому себе? Иван посмотрел на говорящего — вопрос задал Семенов, но впечатление такое, словно именно Иван задал самому себе вопрос. Да и в глазах ощущение раздвоения, аж мутит немного от странного неприятного ощущения — смотреть на мир двумя парами глаз.

Точно! Вот это да, вот это прикол жизни. Иван для проверки представил, как Каха курит траву и… в тот же момент увидел себя любимого, Семенова и еще раз Семенова и еще раз себя и еще Каху… Вот же дурная трава.

Иван судорожно сглотнул, напрягся, выметая из сознания мысли о Семенове и Каха — зрения прояснилось, пропали лишние точки зрения. Что же такое получается? Получается, милостивые господа, что процессом-то можно управлять!

А ну-ка, попробуем вернуться к царю! Ну, что за невезение, — мысленно сплюнул Иван, — опять варги!

— Граф, не валяйте дурака, он не мог никуда исчезнуть, — магистр шлепал графа Вельде по щекам и совал ему под нос противно пахнущую ватку.

— Ап-чхи, — оглушительно чихнул граф и в тот же момент Иван птичкой выскользнул из его сознания.

— Эй, царь, хватить спать. Чего это тебя с трех рюмок так разморило? Совсем стар стал, пора на пенсию, — кто-то тряс безмятежно спящего царя за плечо. — Однако, крепок подрыхнуть наш государь, с таким каши не сваришь, — пробурчал некто себе под нос недовольно и раздраженно.

Меньшиков, чтоб я сдох, получилось, попал, научился, ай да Ванька, ай да сукин сын! Меньшиков с царем пил, когда Иван царя покинул, кому как не Меньшикову сейчас царя будить? Обрадовался Иван, вдохновился, поднатужился, чтобы сознание графа в стороночку отодвинуть, да сдулся, словно в бетонную стену уперся.

Вот те на, вот те и коверкот. Как же раньше получалось, чем другие от того графа отличаются? Всех с первого раза Иван на лопатки клал и в самую дальнюю сторону отодвигал, а тут облом получается, да еще в такой неподходящий момент.

Взвыл Иван от отчаяния, собрался разбег взять, чтобы изо всех сил в ту стену неподатливую врезаться, да не подрасчитал видать. Метнулось его сознание в совершенно неожиданном направлении, как напуганный лось через бурелом, не разбирая дороги, полетело неведомо куда. Долго ли коротко ли, близко ли далеко ли, то нам неизвестно, но в следующий момент взору Ивана открылась скучная равнина.

* * *

Не то чтобы степь, не сказать что лес, а так — серединка на половинку. Далеко, на сколько взгляда хватает, во все стороны ровнехонькими рядками, словно морковка на грядках, стоят невысокие деревца. Ствол от силы метр в высоту и сразу шапка лиственная. Стоят деревца, листочками на ветру сиреневыми колышут и тишина кругом мертвая. В смысле никого, кроме тех деревьев нету.

— Стоп, как же нету, когда я все это обозреваю? — спохватился Иван. — Раз уж сознание мое в кого-то вселилось, стало быть должен этот кто-то быть!

— Конечно, должен, — ровным голосом подтвердил кто-то. — А что с того?

— Не хотелось бы тут в одиночку оказаться на эдакой безлюдице, — осторожно ответил Иван, приглядываясь к окружающей действительности.

— Одиночество — благо, не каждый день вот так можно постоять на холме, проникая в сущность мироздания.

— Какого здания?

— Мира… здания, хм, интересный поворот мысли. С одной стороны мир, а с другой здание, вместе получается мироздание, забавно. Вы, милейший, откуда будете, с фабрики или с плантаций?

— Да я это… вроде как в охране… — замялся Иван, не решаясь раскрывать своего инкогнито.

— Ох-рана, ох-рано, забавно получается, да вы шутник, любезнейший. Повезло мне сегодня на умного человека. Давненько никто не забегал вот так просто поболтать, повеселить, все больше проблемы у людей, вопросы.

— Понятное дело, живые люди как-никак, — поддержал тему Иван, не совсем понимая сути разговора.

— Кто живые? — не понял собеседник.

— Собеседники ваши, кто же еще, — пояснил Иван. — На то он и человек, что на всякий вопрос ему умный совет нужен, так и жизнь веселее.

— Ах, вы в таком смысле, ну да, что-то в этом есть. Да какие у них вопросы? Так, ерунда всякая. Дорастут до маразма, кора уж трещит, в стволе дупла, вот и лезут со своими болячками на здоровое дерево — как это, как то? А я то откуда знаю, у меня пока что, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, таких проблем нет.

— Кора в смысле кожа? — не понял Иван.

— Кожа у деревьев? — собеседник погрузился в размышления. — Свежая мысль, оригинальная, я бы сказал некоторое иносказание. Да вы поэт, батенька.

— У каких деревьев? — окончательно запутался Иван.

— Да у нас с вами, батенька, у каких же еще? Тут другие не растут, выкорчевывают их нещадно, чтобы они не мешали спокойно расти другим.

— Деревья? — Ивану показалось, что он ослышался. — Так вы дерево?

— А-а-а, понял, новенький, недавно укоренился, понятно. Все в новинку, не привык еще, не пообтерся. Ничего-ничего, это пройдет, десять-двадцать лет и укоренитесь, батенька, даже и не вспомните, как это было поначалу. Я вот помню…

— Стоп! С этого места помедленнее! Дерево? Я что в дерево переселился? — взвыл Иван с отчаянья.

Он уже смирился с чудесной способностью перемещаться из одной человеческой головы в другую, но чтобы в дерево переместиться — это прямо глупость какая-то. Откуда у дерева башка? Оно же дерево! Вспомнилась не к месту старинная народная песенка про переселение душ и баобабы — кто их знает, вдруг то не сказка.

— Извиняюсь, за глупый вопрос, — поспешил уточнить Иван, — а вы случаем не баобаб?

— Баобаб? Что такое баобаб? Имя или фамилия? Может национальность такая? Нет, не слышал, а может… — бубнил себе под нос собеседник, пытаясь найти ответ на вопрос.

— Не знаете, значит не… не баобаб, — успокоился Иван. — Но дерево?

— Дерево, — без тени смущения подтвердил собеседник.

— А эти… — Иван хотел обвести круг себя рукой, но не сумел, — в смысле другие деревья, они тоже… того?

— Что значит того? — обиделся собеседник. — Священное дерево это вам не того, а очень даже этого! Тьфу, какая бестолочь ко мне в гости пожаловала!

— Ну, уж извините, что без предупреждения, — съязвил Иван, — не собирались мы по деревьям шастать, не было печали, не было задумки. Откуда ж такое видано, чтобы у дерева сознание было, что за уродство такое божественное?

— Сами вы, батенька, урод! — запыхтело дерево. — И где только таких держат? Не из сумасшедшего ли дома сбежали, ась? Давненько я таких идиотов на Аливандере не встречал, давненько…

— Аливандер? — ахнул изумленно Иван. — Эко меня занесло куда!

— Что значит «эко»? — насторожился собеседник. — Ты откуда будешь-то?

— А с какой целью интересуетесь? — на всякий случай не ответил Иван.

— Ты не местный что ли? — раздраженно уточнил собеседник.

— Нет, но у меня… — хотел было сказать Иван «купчая на вашу планету есть», но вовремя осекся, потому как не к месту такие признания.

— Ага… — только и ответил собеседник.

Повисла томительная пауза. Иван торкнулся было смыться по-быстрому, но попытка ни к чему не привела. Как сидел он в башке того дерева, так и остался в ней же, хоть ты тресни. Ни помутнения в мозгах, ни мельтешения звездного, ни намека малого на возможность куда бы то ни было перемещения.

— Неужто застрял? Что же теперь всю жизнь тут торчать? Как же я, как же тело мое родное? Считай, что помер во цвете лет! — перепугался не на шутку Иван.

— Как… тебе кто… откуда у тебя… — никак не мог сформулировать нужный вопрос собеседник. — Кто тебя научил э-то-му? — осторожно по слогам поинтересовался собеседник.

— Сам научился, случайно правда, но так уж вышло. Что-то не так сделал?

— Как именно ты это сделал? — вопросом на вопрос ответил собеседник.

— Вам какое до того дело? — насторожился Иван.

Видали мы таких прытких, им расскажи, они потом сами пойдут по чужим башкам прыгать. Нам это надо? Так любой дурак сможет в царскую башку прыгнуть, да империей Российской править, а мы… Тут до Ивана дошло, да так дошло, что аж чуть не помер от страха — собеседник его в курсе тех перемещений, воспринимает их как должное, как обыденное, значит…

— Умру, а не расскажу тайны страшной! — пресек Иван дальнейшие расспросы.

В голове его немедленно родилась страшная картина, как полчища невидимых оккупантов заселяют мозги российских граждан и те волей неволей становятся на сторону врага. А там и двери отворяют и крепости рушат, чтобы и самого врага в стольный град впустить. Без боя, без единого выстрела падет империя российская — ужас-то какой! И кто тому причина, кто врагу след дал, кто на мысль навел? Иван! Иван Волгин! Умру, а не открою врагу тайны великой!

— Ну, и дурак! — обиделся собеседник. — И проваливай тогда, не мешай мне отдыхать!

— Не могу, — признался Иван стыдливо. — Пробовал уже, не получается. Может вы меня как-нибудь эдак… — Иван представил себе старт полицейских истребителей через трубу ускорителя, — … толкнете для разгону? А дальше уж я сам доберусь.

— Толкнул бы я коленом под зад, да у меня колена нет, а у тебя зада, — проворчал собеседник. — Ответствуй, как научился прыгать? Ответишь, так подумаю, как горю помочь, а нет, пеняй на себя — тыщу лет со мной в одном стволе жить, а характер у меня не сахар! Выбирай!

— По-другому нельзя? — заюлил Иван. — Может доктор у вас какой есть? — спросил он с надеждой. — Может мне пилюлю какую пропишут двигательную или еще чего?

— Условие мое знаешь, — сухо ответил собеседник. — За одно то, что ты знаешь тайну великую, надлежит тебя казнить немедленно. Но перед смертью покайся во грехе тяжком — как сию тайну узнал, кто продался, кто предатель?

— Да никто не продался, сам я до того секрета допер, само оно получилось, случайно! За что казнить? Я ж никому ничего худого не сделал! Наоборот даже… — тут Иван осекся, не решившись рассказывать о своих подвигах случайному собеседнику.

Кто его знает, кому тот Аливандер принадлежит? Будь он в Российской империи и тогда не след им лишнего знать, а вдруг варговская планетка или еще какого врага тайного владение? Тут куда не кинь всюду клин, всяко лишне слово боком выйти может отечеству. Эх, придется видать погибнуть во цвете лет, раз уж такой неудачный расклад вышел. Прощай, Люська, прощай милая, не сводить мне тебя в ресторан, не целовать губ твоих алых, не ласкать твоих нежных…

— Стоп! — от мысленных видений Люськиных прелестей Иван мигом пришел в себя. — Как я это сделал, рассказать могу, а потом отпустишь меня?

— Подумаю, — туманно ответил собеседник.

— Машины в космосе кружатся, ракеты падают стрелой, а молодого космонавта несут с пробитой головой, а молодог-а-а-а-а космонавта-а-а-а… — перевирая каждую ноту, заорал Иван любимую песню всех полицейских.

— Эй-эй-эй, хватит голосить, тебе же медведь на ухо наступил… — всполошился собеседник.

Иван умолк.

— Отпустишь?

— Я же сказал…

— … несут с пробитой головой, — тотчас же продолжил Иван.

— Отпущу-отпущу, только не ори! — пошел на попятный собеседник.

— А может и так отпустишь, а? У меня песен знакомых мно-о-о-го, не переслушать, — воодушевился успехом Иван.

— Пой! — посуровел собеседник. — Пой, а так не отпущу! Страдать буду безвинно, но секрет мне открыть должен. Не себя ради пекусь, безопасности родной планеты для! А потому пытай меня, изверг, песней своей фальшивой, но без секрета не отпущу тебя во родимую сторону! Вот мое крайнее слово!

— Кхм, уважаю! — только и нашелся что ответить Иван. — Секрет-то простой — травку из этих самых листьев курнуть, водкой запить и лети себе на все четыре стороны.

— Так просто? — удивился собеседник.

— Ага, — вздохнул Иван, — но не у всех получается, — добавил он, вспомнив эксперимент с друганами.

— А у тебя, значит, получается? — с недоверием в голосе уточнил собеседник.

— У меня получается, — вздохнул Иван.

— А почему? — не отставал собеседник.

— Да откуда ж мне знать, не ученый тем делам. Говорю же — курнул, выпил и полетел. Все, секрет сказал, отпускай, как договаривались!

— Погодь, разобраться нужно, много ли таких ушлых как ты. С кем секретом делился?

— Ни с кем! Разве ж о таком кому расскажешь? Мигом в психушке окажешься! — подивился непонятливости собеседника Иван.

— Тогда откуда знаешь, что у других не получается, а? — прокурорским тоном поинтересовался собеседник.

— Видел, как другие то же самое делали, — нехотя признался Иван, — ничего у них не было. Ни видений странных, ни совпадений случайных.

— Так они тебе и рассказали.

— Друган другану завсегда все расскажет.

— Ты-то им ничего не рассказал.

— Тут другое дело.

— Ага, у тебя одно дело, а у них другое.

— Как хочешь понимай, а я знаю наверняка — ничего у них не получилось! — уперся Иван. — Замаял ты меня своим допросом. Или отпускай или песню завожу! — пригрозил он пытливому дознавателю.

— Тебя как звать-величать? — неожиданно сменил тему собеседник.

— Иван… просто Иван, — для секретности Иван решил не уточнять все прочее.

— Ну да, простенько и со вкусом. А меня можешь звать 12–20—44—35.

— Не понял, у вас тут с именами напряженка?

— Иван, ну откуда у дерева имя возьмется, да и кому это нужно? С номерами проще и понятнее — тут тебе сектор-делянка-ряд-линия. Называешь код и знаешь, где кого искать. С именами, это же реестр придется заводить, там-то и там укоренен Серафим Стариков сын Михаила. А по сути тот же код и получается, согласись.

— Так это у каждого деревца код? Понятно.

— У каждого нашего деревца код, — с непонятным раздражением уточнил собеседник.

— Нешто ль есть и не ваши? Чужой кто сажал?

— Ваня, а откуда, по-твоему, они тут взялись-то? Ну, не мы же их высаживали. Эти рощи с испокон веков растут, а уж потом мы это… к ним присоединились. История долгая, ты меня в сторону не уводи.

— Подумаешь, нужно мне кого в сторону уводить. Была бы моя воля, я бы давно уже был от ваших мест подальше, — бурчал Иван, раздираемый противоречивыми чувствами.

С одной стороны дела ждут, друзья в беде, срочным порядком нужно обратно возвращаться и с Меньшиковым вступать в неравный бой. С другой — хочется узнать причину всех причин, источник, так сказать, своих неожиданных способностей. Не каждый день вот так запросто с деревом поговоришь, к тому же оказавшись на планете Аливандер.

— Понимаешь, Иван, что получается, — собеседник замялся, не решаясь продолжить дальше. — Тут такое дело, секрет это великий, тайна целой планеты и тут ты являешься, как черт из преисподней.

— Прям уж и черт, — обиделся Иван. — Всех-то и делов — курнул, да выпил.

— Кабы ты местный был, никаких проблем — хоть всю траву выкури, хоть всю водку выпей, но ты чужак, а это значит… — собеседник снова замолчал.

— Ну, чего значит-то?

— Получается, что секрет стал всеобщим достоянием, вот какой расклад получается, — грустно заключил собеседник.

— Дык не у всех получается, — попытался успокоить расстроенного собеседника Иван.

— Вселенная велика, народу много, а мы в сравнении с той массой пылинка малая. Растопчут нас и развеют по ветру. А хуже того… — собеседник замолчал, погрузившись в печальные мысли.

— Что же хуже того? — не выдержал Иван.

— А? — очнулся собеседник. — Хуже? То, что планету ограбят по самое не хочу, самая малая печаль. Все деревья на корню вырубят, весь урожай загубят, народ местный вымрет — не велика потеря.

— Ничего себе мелкая печаль, — удивился Иван. — Да нужно крепость строить и оборону налаживать. Ежели чего подсказать надобно, подскажу, нет проблем, я в этом деле с малолетства.

— Супротив кого, Ваня, оборону налаживать? — поникшим безликим голосом спросил собеседник.

— Супротив купцов алчущих, кого же еще?

— С купцами ли бороться нам, Ваня? Купцы в том деле народ мелкий, вроде мошкары. Как дунет настоящий ветер, ни одного купца поблизости не окажется.

— Ветер? Сильный ветер? — не понял Иван.

— Ой, сильный. Ты вот сдуру научился по чужим сознаниям прыгать, понравилось тебе? Приятно это другим человеком, аки марионеткой безвольной управлять, все, что душеньке захочется с ним делать? Конечно понравилось, как такое не понравится, — сам себе ответил собеседник, скорее рассуждая, чем спрашивая. — Мы-то озорства ради, да развлечения для то делаем, а как кому захочется в чужую страну вторгнуться? Об этом подумал? Как ему сможешь воспрепятствовать?

— Так я же не буду всем тот секрет рассказывать, вот те крест никому не скажу! — пообещал Иван.

— Малая дырочка появилась, всему одеялу порваться — есть такая примета, Ваня. Прознают про ту возможность и сойдутся здесь такие силы, что ты себе и представить не сможешь. Отвоевать для себя не смогут, так уничтожат, чтобы другим не достался секрет. Быть войне великой и сколько народу в той войне сгинет, то никому не ведомо. Такая вот грустная перспектива, Ваня, всем нам от твоего случайного умения получается.

— Есть мысль, точнее идея! — вдохновился Иван. — Сейчас ты меня обратно выталкиваешь, а я мигом цельный флот сюда привожу и совершенно глухую оборону твоей планеты устраиваю, ни одна собака не сунется. По рукам?

— Глупости, Ваня, кто ты такой, чтобы флотами двигать?

— Да я, да у меня, да ежели захочу… — поперхнулся Иван, чуть не выпалив, что с самим императором российским на короткой ноге.

— Вот именно, — грустно резюмировал собеседник. — Хвалиться, да надеяться все мы можем, а как до дела доходит, то ничего реального сделать не умеем. Думаешь, у нас не было умников, что хотели до самых высот добраться, планетами и империями управлять? Были, Ваня, как не быть, дураков везде хватает. Только где они те дураки нынче?

— Где?

— С ума сошли, вот где. Потерялись они в чужом сознании, перемололо их чужое сознание, как жернов крупицу малую. Потому как человек великую должность не просто так получает, не всякий человек до царского трона доберется, не случайные люди миром правят, ой не случайные.

Хотел было Иван рассказать, как он совершенно спокойно царем русским заправлял, да не решился. Ни к чему постороннему человеку то знать, то не его только тайна, то есть тайна государственная и даже более того — тайна лично царя и его Ивана Волгина. Пусть пребывают в уверенности, что сие в принципе невозможно — нам же спокойнее.

Смутное подозрение в сознании Ивана однако же зародилось. К царю в башку он без проблем скакнул, а вот с Меньшиковымоблом вышел. Что бы это значило? Странно и непонятно, ежели принять во внимание опыт местных жителей в посещениях мозгов сильных мира сего.

— Насчет других спорить не буду, но есть у меня знакомства хорошие во флоте, найдут причину, чтобы корабли двинуть и нужную планету оборонить.

— И что же ты им, Ваня, скажешь, для какой надобности вашему флоту ту планету оборонять?

— Так это… — Иван озадачился.

Действительно нет причины флоты двигать. Вот ежели про секрет рассказать, так нельзя. А не расскажешь, так и причины нет — куда не кинь всюду клин выходит.

— Может чего полезное на Аливандере есть, кроме тех листочков? — с надеждой поинтересовался Иван.

— Нету, Ваня, абсолютно ничего нету. Все потребное за те листья получаем. Только до сего дня в миру те листья наркотиком считают и не знают, что попробовал травку — открыл дорожку к своему разуму. От такой торговли двойная польза, — неожиданно разоткровенничался собеседник, — деньги хорошие за траву купцы платят и наше поле развлечения расширяется. Мы же народ не злой, добрые и неприхотливые. Вот и получается, что доброта нам же боком и выйдет.

— Нет, так нет, — не сдавался Иван, — пользу, в конце концов, придумать можно. Пока кто дознается, что той пользы нет, мы уже всем зубы пообломаем и приоритет свой на Аливандер заявим.

— Вот-вот, заявите. А нас кто спросил?

— Так это же для вашей пользы и безопасности.

— Не хотим вашей пользы и безопасности, хотим жить в безвестности, как ранее.

— Не понял, что значит в безвестности? Вы же торгуете, товаром, деньгами обмениваетесь, банки, кредиты — да об вас любая собака во вселенной знает.

— Нету у нас, Ваня, ни банков ни кредитов, все за наличный расчет делается. А как планету нашу от чужого глаза сберечь, об том великие умы долго думали и задачку решили в корне. Купец торгует, а с кем не знает, — хихикнул довольный собственной хитростью собеседник.

— Глаза ему что ли завязываете? — бесхитростно поинтересовался Иван, теряясь в догадках, как можно товар продать и в безвестности остаться.

— То не твоя печаль, — неожиданно прервал тему собеседник. — Одно знаю точно — никто нашей планеты найти не сможет и так должно быть всегда, так мы должны жить вечно.

— Ну, так и живите! — вконец запутался Иван. — Кто вам мешает-то?

— Ты!

— Сказал же — секрет умрет во мне. Ежели кому пообещал секрет хранить, так считай могила, зуб на рельсы, тайны не выдам.

— Да не в тебе лично, Ваня, дело, как ты это понять не можешь? — в сердцах заорал собеседник. — В принципе дело, в самом факте твоего умения дело, раз можешь, значит и у другого получится — вот в чем загвоздка!

— Так мы ни до чего не договоримся, — раздраженно пробубнил Иван. — Так вам не эдак, это не нравится и то не годится. Вы уж определитесь, что нужно! От того, что я лично это делать умею, ни тепло ни холодно. Пообещал тайной ни с кем не делиться, какого рожна еще нужно? А уж что там будет в масштабах Вселенной, то не солдатского ума дело, на то есть умы побольше.

— Тоже верно, — вздохнул собеседник. — А что же делать-то нам, Ваня?

— Да ничего не делать, — рассердился Иван, — живите, как жили и в ус не дуйте. Ежели с малолетства о смерти думать, так до старости не доживешь. Чему дано случиться, то произойдет и вас об том никто не спросит, на все воля Божья.

— Бог далеко, Ваня, а ты вот он. По всему получается, что не могу я отпустить тебя ни под каким предлогом. Можешь петь, можешь ругательства орать, а жить нам с тобой вместе еще долгие века — вот мое последнее слово!

— Ах, ты так? Я с открытой душой, а мне дулю в нос? Да за такие дела, будь ты человеком, я бы в морду дал. Не будет песен и ругательств моих не дождешься, гад! Умру в молчании прям у тебя в сознании и буду смердеть на всю твою поганую длинную жизнь!

Иван надулся, отвернулся и попытался отодвинуться подальше от ненавистного собеседника. Только в тот же самый миг полыхнула чернота перед глазами, мелькнула звездная россыпь, и в ушах Ивана сладкой музыкой зазвучал противный голос графа Вельде.

* * *

— Что вы мне эту гадость под нос суете? — визжал он, чихая и отплевываясь. — Сколько можно говорить, нет его тут, удрал он, сгинул бесследно! Да развяжите вы меня, наконец! Сколько можно эту комедию ломать?

— Развяжите его, — приказал магистр своим людям. — Граф, приношу свои извинения, но вы должны понимать, что другого выхода не было. Дух, однажды побывавший в чьем-то сознании, обязательно вернется, если этому сознанию причинить боль.

— Но могли предупредить хотя бы, я же чуть не сдох от страха, — возмущался граф, разминая затекшие кисти рук. — Как подставляться, так готовы в задницу расцеловать, а попалась птичка в сети и в пытошную? Нет уж, увольте, как видите, фокус не срабатывает — он приходит и уходит по своему разумению.

— Но согласитесь граф, что идея с казино и травкой сработала — птичка прилетела в гнездышко.

— И вы потеряли пятьсот миллионов кредитов, — напомнил злорадно граф.

— Мы понимали, что риск неизбежен. Поймать рыбку, не насадив червячка, невозможно. Ну же, граф, еще не все потеряно, уверен, что он обязательно вернется к вам. Мы должны продолжит переговоры и узнать источник травы. Не из воздуха же появляются транспорты, груженные травой, где эта чертова планета Аливандер, о которой ходит столько слухов?

— Аливандер? Она так называется? Я думал, что это название травки, — граф чуть не подавился от удивления.

— Да, а вам разве никто не говорил? — искренне удивился магистр. — Это в общем-то давно уже ни для кого не секрет.

— Так почему же вы просто не захватите планету?

— Название знают все, никто не знает ее координат.

— Схватите продавца, покупателя в конце концов, мне ли вам объяснять как это делается? — граф возмущенно брюзжал, брызгая слюной, отыгрываясь за перенесенные пытки.

— Перегрузка товара происходит в космосе, всякий раз в новом месте. Продавец оставляет товар в условленном месте и там же гиперкапсулу для денег. Покупатель забирает товар, вкладывает деньги и отправляет капсулу в гиперпространство.

— И?

— И все, — развел руками магистр. — Как вы понимаете, проследить за капсулой в гиперпространстве невозможно.

— Посадить маячок!

— Снаружи капсулы бесполезно, капсула сбрасывает оболочку при старте. Внутрь тоже — капсулу открывают в защищенном от излучения любого рода помещении. Граф, не учите меня, как воровать чужие секреты. Знали бы мы, где эта планета, нам не были бы нужны подобные вам подсадные утки.

— Между прочим, — обиженно фыркнул граф, — у меня в руках была закладная на эту самую планету.

— И? — вскинулся магистр.

— Фьить, улетела! — торжествующе расхохотался граф прямо в лицо магистру.

— Что значит улетела? — угрожающе придвинулся магистр и схватил графа за глотку. — Где закладная, идиот? Да я из тебя душу вытрясу, гаденыш!

— Хр-р-р, нету, нету у меня той закладной, — с трудом вырвавшись из цепких лап магистра, прохрипел граф Вельде, — ваша птичка утащила ее с собой. Я собственными руками ее в гиперкапсулу упаковал, она фьюить и улетела.

— Куда? — устало поинтересовался магистр.

— Не видел! В который раз объяснять? Задвинул он меня в такую тьму-таракань, что я вообще мало что видел, — сорвался граф на тонкий бабий визг. — Вы обещали денег, где деньги? Я только страдаю и ни гроша за это не получаю! Мы так не договаривались, работа есть работа, заплатите мне мои деньги и продолжим работу. Нет денег, нет работы! — заявил он решительно и встал в позу оскорбленной невинности.

— Никакого от вас толку, граф. Если бы не надежда, что он вернется, я бы вас шлепнул на месте, помяните мое слово, — с явным отвращением в голосе ответил магистр.

— Ну что вы такое говорите, магистр. Я же все понимаю, готов служить нашему делу, — на ходу переобулся граф, верно истолковав стальные нотки в словах магистра. — Не извольте беспокоиться, как птичка прилетит, в тот же момент извещу Ваше сиятельство. А деньги можно и потом, я не спешу, главное сделать дело!

— Конечно не спешишь, чего тебе спешить, — брезгливо ответил магистр. — Таким как ты кроме денег ничего в жизни не требуется.

— Так ведь и пташка малая за так не чирикает, — осторожно пошутил граф.

— Почирикай сперва, прежде чем рот на наши деньги разевать, — буркнул магистр. — Сворачивайте декорации, спектакль окончен, — приказал он подручным.

Пока подручные суетились с мебелью, освещением и стенами, Иван пребывал в раздумьях. Сбываются предсказания собеседника деревянного, ищут Аливандер, ищут секрет перемещения варги проклятые. И пусть овечками не прикидываются, думая, что Иван примет за чистую монету всю их брехню. Не таких хитрецов видали, не таких обламывали.

Меж тем магистр достал из кармана гиперфон и набрал некий номер, после нескольких гудков ему кто-то ответил. Иван напряг слуг, но граф, к великому сожалению, охотничьим слухом не обладал, да и сидел далековато от гиперфона, так что голоса собеседника магистра Ивану послушать не удалось.

— Здравствуйте, граф, — поприветствовал магистр собеседника. — К сожалению мы не получили нужной информации. Нет. Нет. Да, он снова исчез. Могу сказать определенно, что он из вашей империи. Нет, никаких дополнительных данных о нем не имеем. Но есть определенный факт, по которому вы без труда сможете отследить нашу пташку — недавно на его счет было зачислено пятьсот миллионов кредитов. Догадываетесь, о ком идет речь? Поделитесь информацией? Как хотите, но в следующий раз я тоже подумаю, насколько могу быть с вами откровенным. Кстати, граф, передайте этому вашему Каховскому, чтобы в следующий раз не допускал подобных ошибок.

Иван вспотел от неожиданности, до него дошло, с кем именно сейчас разговаривал магистр. Каховский действовал по заданию графа Меньшикова и в сговоре с варгами! Вот так ребус, вот так неожиданный поворот событий. В этот момент рухнули шторы, закрывавшие широкие окна. Просторную комнату залил солнечный свет, Ивану открылся вид с птичьего полета на… стольный град Москву!

— Еперный театр, вашу же мать, да как же так можно?! — не сдержался Иван.

— Магистр, он снова здесь! — заорал граф Вельде. — Он все слышал!

— Не ломайте комедию, граф, — скривился, как от зубной боли магистр. — Не пытайтесь поднять свой рейтинг дешевым балаганом. Наш друг сейчас далеко и, будем надеяться, им займутся серьезные люди.

— Я правду говорю, почему вы мне не верите? — возмутился граф Вельде. — Вы можете сами у него спросить, он нас внимательно слушает.

— Уговорили. Итак, милый друг, вы готовы продолжить нашу беседу? — глядя с иронией в глаза графу, поинтересовался магистр.

Иван решил не отвечать. Во-первых, его оскорбил факт сговора графа Меньшикова с варгами, во-вторых… да и во-первых достаточно. Иван мысленно представил собственное тело и в тот же миг открыл глаза. Волгин ожидал изумленных слов друзей и веселых шуток относительно своего отсутствия, но этого не произошло.

Никто не смотрел на него, никто и не заметил даже, что пилот Иван Волгин снова в сознании. Взоры присутствующих были обращены ко входу в трапезную. В проеме широкой двери стоял граф Меньшиков и с интересом разглядывал веселую компанию. За его спиной замерли в ожидании гвардейцы с бластерами на изготовку — эти шутить не будут.

— Вот что, братцы, вы тут останьтесь, а у нас с графом есть интересный разговор с глазу на глаз. Я не ошибся, Ваше сиятельство? — осведомился Иван, вставая с пола и отряхиваясь.

— Дерзок. Ценю. Не ошибся, — раздельно уточнил граф свою позицию по данному вопросу. — Иди за мной, лейтенант, и без шуток, кончились шутки.

— Иван… — дернулся Семенов.

— Ша, братцы, все будет путем. Главное Люську не обижайте, — неожиданно ляпнул Волгин, крякнул и замолчал.

* * *

Граф впереди, следом за ним Волгин в плотном окружении гвардейцев, спешным шагом прошагали по коридорам и закоулкам дворца, пока не оказались перед малоприметной дверцей. В тот момент гвардейцы одним ловким движением сцепили руки Волгина за спиной тонкими, но прочными наручниками и втолкнули в комнату. Следом зашел Меньшиков, оставив гвардейцев снаружи.

— Проходи, не стесняйся, присаживайся в креслице, — приветливо подтолкнул граф Ивана к металлическому креслу с пристяжными лентами. — Тут тебе будет удобно, — ухмыльнулся он.

Иван спорить не стал, да и что бы изменилось, воспротивься он графу? Силком бы запихали, да еще бы бока намяли. Пока не бьют и мы ведем себя спокойно и рассудительно — решил Иван. — А там уж куда кривая выведет. И ведь что обидно, ничего в голову не приходит, как себя с графом вести, что говорить, об чем помолчать? За последнее время столько в голове лишних знаний, что неровен час сболтнешь чего не следует.

Граф устроился поодаль в мягком кресле и, судя по всему, чувствовал себя в полной безопасности. Он внимательно разглядывал Ивана, не спеша задавать вопросы.

— Скажи, солдат, за царя жизнь отдашь? — неожиданно спросил граф.

— За царя? Отдам, как же иначе? Я ж присягу давал! — удивился Иван простоте вопроса.

— А за меня, к примеру, жизнь отдашь?

— Так вы же не царь, Ваше сиятельство, — ухмыльнулся Иван.

— Тоже верно. Сформулируем иначе — за Россию жизнь отдашь, солдат?

— Ваше сиятельство, вы уж определитесь, жизнь у меня одна — или за царя или за Отечество. За то и другое по очереди не получится.

— Шутишь, это хорошо. Терпеть не могу с трусами беседовать. Ты же, Волгин, если не ошибаюсь хотел меня убить. Это так?

— Никак нет, Ваше сиятельство, ошибочка вышла.

— Да не стесняйся, Волгин, признайся — была такая мысль? Давай как на духу, обещаю, что ничего тебе за те слова не будет.

— Если как на духу, так точно, собирался и сейчас не отказался бы, будь у меня руки свободны.

— Что же вот так безоружный и кинулся бы? — недоверчиво ухмыльнулся граф. — А как у меня ножик в кармане? Я ведь без принципов, пырну ножичком безоружного, потому как мне своя жизнь дороже принципов.

— То есть жизнь за царя не отдадите, Ваше сиятельство? — прищурился Иван.

— За этого убогого? Ну, ты, солдат, шутник! — захохотал Меньшиков в голос. — За этого дурака старого жизнь отдавать? Не дождется! Я лучше им пожертвую, чтобы от себя угрозу отвести.

— Так ведь это измена, Ваше сиятельство, и вы получается изменщик.

— Это, солдат, с твоей колокольни так получается, — снисходительно пояснил граф, поправляя холеные ногти маленькой пилочкой. — В государстве должна быть сильная рука и умная голова, а кто там на престоле сидит, то дело десятое. Уразумел?

— Предположим.

— И нечего тут предполагать, — рявкнул обиженным медведем Меньшиков, — ишь ты нашелся предполагатель. Сказано, что в доме есть хозяин, так должен вскочить на задние лапки и принять стойку. Служить хозяину обязан! Понял, солдат?

— Собачки служат.

— Чего? — не понял граф.

— Собачки в цирке служат, а солдат службу несет, за царя и отечество жизни своей не жалеет.

— Лирика все это, забудем. Скажи мне, солдат, откуда на твой счет деньги упали, с врагом дружишь, взятки получаешь, государственную тайну врагу продаешь?

— Много ль ее продашь с нашими-то возможностями. Чтобы тайну продать повыше сидеть надобно.

— Намек понял, но ответа не услышал. Откуда деньги? Отвечай, как на духу, иначе палача позову, он те жилы на шомпола намотает, все расскажешь, даже то чего отродясь не было.

— Счетом кто-то ошибся, да не заметил, — ухмыльнулся Иван. — Видать у него тех денег немеряно, малость потерял, в большом мешке не убыло. Других предположений не имею, — твердо заявил Иван.

— Не имеешь, значит? Так-так, — граф в задумчивости постучал пальцами по кожаному подлокотнику кресла, потом сунул руку за пазуху и вытянул из внутреннего кармана узкий конверт.

Иван обмер. Знакомый конвертик, руками графа Вельде складывал он в тот конвертик стопку купюр, закладную на планету Аливандер, да колечко золотое с платиновыми лепесточками и бриллиантами зелеными. Специально с зелеными выбрал в тон глазам Люськиным, чтобы радость девушке доставить. Только не графу он то письмецо направлял, а прямиком на Люськин адрес. Что же получается…?

— Вижу, знаком тебе этот конвертик, — правильно истолковав выражение лица Ивана заключил граф. — Стало быть и закладная знакома.

— Не могу знать, — прохрипел Иван.

— Да полно, солдат, не отпирайся. Письмецо направлено тобой девице нам обоим известной. Будешь упираться, так ее сюда доставят и спросят, с пристрастием спросят, откуда у простого солдата закладные на целую планету? Она не скажет, так ты за нее ответишь, не захочешь услышать, как страдает девица под железом каленым.

— Сволочь продажная, — заревел Иван и рванулся с кресла, метясь головой в ненавистное лицо.

Но под ноги попалась какая-то железяка и растянулся Иван в полный рост, вдарившись лицом об пол.

— Не убился? Вот и хорошо, — не выказывая ни малейших признаков испуга, подвел итог граф. — Сядь обратно и не делай глупостей. Головой подумай, хотя бы самую малость, что будет, если продолжишь ерепениться? Ах, совсем забыл, ты же герой у нас, сам царь бирюльку на мундир пришпилил, — ехидничал граф, не сводя внимательного взгляда с Ивана. — У меня в руках твои друзья, я могу взять в любой момент и подвергнуть пыткам твою девушку. И ты расколешься, все расскажешь, но я не делаю этого, надеясь на твое доброе ко мне расположение и заботу о друзьях. Осознал?

— Все равно сволочь, — сплюнув кровь из разбитых губ, ответил Иван. — И денег тебе не видать.

— Солдат, мне дела нет до денег. Можешь их пропить до копеечки или нищим в церкви раздать — это твое дело. Но факт есть факт — деньги получил, хотя получить их ни от кого не мог, нет у тебя таких родственников и в лотереи не играешь. И вот же совпадение — есть жалоба от одного уважаемого человека, что некто принудил его расстаться с деньгами. Причем сумма удивительным образом совпадает, опять же закладная.

— Знаем мы ваших хороших знакомых, — угрюмо процедил Иван.

— Вот и замечательно, что не отрицаешь сей факт, — удовлетворенно хлопнул ладошками по подлокотникам кресла Меньшиков. — Но есть и другой факт, который трудно отрицать. Именно в это самое время ты не мог находиться там, где был вышеназванный господин, потому как пребывал на боевом задании в совершенно другом месте. Я правильно излагаю?

Иван молчал, натужно сопя. Хитер граф, ой хитер, гладко стелет, да спать на той кровати не захочется. Слепому видно, куда Меньшиков клонит. Скажи ему «а», не заметишь, как весь алфавит выскочит. Молчать, главное молчать.

— Примем молчание за согласие. На чем мы остановились? Ах, да — получается, что находился ты, солдат, в двух местах одновременно, что невозможно, исходя из наших представлений о пространстве и времени. Но возможно, ежели предположить невозможное — такой вот каламбур получается. И что же невозможное произошло с тобой, солдат, в тот момент?

Иван сплюнул, тупо глядя в пол и не отвечая на вопросы графа. Мысли в голове ворочались тяжелые и безрадостные, хоть волком вой. А стоило представить, что ждет Люську и друзей, вздумай он дальше упираться, так и вообще жить не хочется. Думай голова, думай, не только для ношения берета ты боевому офицеру дана, мозги в тебе есть, вот и соображай, да побыстрее, пока граф из себя не вышел.

— Не веришь, стало быть? А напрасно. Давай мы тому человечку позвоним, он нам всю историю и расскажет в красках. С твоего позволения…

Граф щелкнул кнопками роскошного стационарного гиперфона и в динамиках послышался голос графа Вельде. В тот же момент, влекомый скорее импульсом злости, чем голосом разума, Иван «нырнул» в сознание графа. При этом он не потерял контроля над собой сидящим в комнате перед Меньшиковым, но полностью вытеснил графа Вельде из его сознания.

— Граф, извините что отрываю от важных дел, один вопрос, один маленький вопросик, разрешите?

— Задавайте, — с легкой заминкой ответил граф.

В этот момент Вельде напряг все силы, чтобы вернуть контроль над телом, но Иван, горящий ненавистью к Меньшикову, прихлопнул его бунт, слово муху мухобойкой.

— Расскажите нам, граф, о том случае в казино. Ну-у-у, когда вас заставили расстаться с деньгами. Пятьсот миллионов кредитов и закладная на планету, м-м-м, на планету. Припомнили?

— Казино? Деньги? Планета? Граф, вы принимаете меня за другого человека, я не играю в казино. И уж тем более не позволю кому бы то ни было принудить меня расстаться с такими деньгами. Вас ввели в заблуждение, граф, или вы что-то путаете.

— Да-да, скорее всего перепутал, извините за беспокойство, граф, — подозрительно быстро согласился Меньшиков, не сводящий все это время взгляда с Ивана.

Он сбросил звонок и быстро набрал другой номер.

— Селим? Здравствуй, друг, рад тебя слышать. Как дела, здоров ли сам, радуют ли наложницы? — вежливо поинтересовался граф.

Иван вспомнил слова дерева «наркотик открывает сознание человека для нашего проникновения» и мигом представил себе Селим-бея. На этот раз ему пришлось попотеть, Селим боролся как зверь, правда, не понимая причины происходящего. Он считал, что у него временное помутнение от несварения желудка и поэтому ему трудно держать контроль над собой. В конце концов Ивану удалось загнать Селима в темный уголок.

— Хорошо идут, чего звонишь? — видимо не совсем обычно поинтересовался Селим у графа.

— Не было ли в последнее время в твоих делах странного события? — вкрадчивым голосом поинтересовался граф. — Что-то необычное, не такое как всегда?

— Нет. Все в порядке. Еще… вопросы… есть? — с натугой спросил Селим-бей.

Спрашивал естественно Иван, но Селим в это время яростно атаковал его оборону, вытесняя с занимаемых позиций.

— Все… граф… нет времени… пока… — рявкнул Селим и грохнул трубку об пол с такой силой, что та разлетелась вдребезги.

Иван тотчас же вернулся в собственное сознание, а Селим-бей с изумлением рассматривал осколки бешено дорогого аппарата, разбитого им по странной прихоти.

— Так-так, интересно получается, — с озабоченностью в голосе пробормотал Меньшиков. — Наш пострел везде успел, — он пожевал губами и быстро набрал следующий номер.

— Царя живо! Наплевать, что спит, разбудите и трубку в руки дайте!

Иван не стал дергаться, царь не маленький, сам разберется, что ответить. Он уже пытался царствовать, и ничего хорошего из того не вышло. Авось у царя извилин поболе, чем у простого пилота, выкрутится.

— Долго спишь, царь, враг у порога, а ты дрыхнуть изволишь! — раздраженно кричал Меньшиков в трубку. — Чего звоню? Странный ты в последнее время, со здоровьем все в порядке, на голову не жалуешься? А ты не думай, ты просто скажи как есть. Все в порядке? Удивительно, в твои-то года и все в порядке, рад за тебя, — граф чертыхнулся и прервал связь.

— Понимаешь, какой фокус получается? — спросил Меньшиков, обращаясь к Ивану. — В двух случаях из трех ты контролировал собеседника, можешь не отвечать, это столь явно, что не заметить просто невозможно. Из этого факта следует, что ты, солдат, обладаешь интересной способностью вторгаться в чужое сознание и подчинять себе его.

— Брехня, — отмахнулся Иван, стараясь увернуться от пронизывающего взгляда Меньшикова. — Почудилось! Наговариваете, Ваше сиятельство, на простого солдата, чужую вину на безвинного свалить пытаетесь, — он старался говорить спокойным уверенным тоном, но давалось ему это с большим трудом.

Куда там сохранять спокойствие, когда граф на борзых конях вдогон несется и уже в спину дышит, все по полочкам раскладывает, словно сам там был и свечку держал.

— Из этого следует интересный вывод, — продолжил граф, пропустив мимо ушей слова Ивана, — что способности эти могут отечеству как пользу принести, так и вред. Все зависит от того, кто направлять будет, ведь в таком деле без советчика трудно. В твоем случае так просто невозможно. Придется, солдат, послужить отечеству, а иначе сам понимаешь, что будет.

— Не боишься, что и тебя самого также вот, как этих под себя подомну? — с угрозой спросил Иван, глядя прямо в глаза графу.

Какой смысл ваньку валять, когда и так все про тебя доподлинно известно и никто не требует уже ни доказательств ни фактов. Суд вынес решение и приговор обжалованию не подлежит. Это тебе не царь с его придурошными размышлениями, тут чувствуется твердая рука, железная воля. Пойдешь супротив, перемелет, как жернова зернышко малое. Не боится, зыркает как волк на овцу, гад.

— Не боюсь, Ваня, обломаешься, — недобро прищурился граф. — Давече пробовал уже, думал, что не замечу? А я все вижу, про всех все знаю, от меня трудно скрыть что-то. Признайся, как на духу, с царем тоже игрался?

— Нет. С царем не игрался, да и с прочими ваши выдумки, — пошел в глухой отказ Иван.

Что делать, кто бы подсказал, куда кинуться бедному сироте, как от беды уберечься, да друзей под огонь не подставить?

— Это мне без разницы, хотя для взаимного доверия было бы лучше признаться. Со словами не спеши, потом скажешь, что захочется. Слушай меня, выводы после. Дело тут не в деньгах и не в царях, дело гораздо хуже и страшнее.

— Не боись, в штаны с перепугу не наделаю, пуганый.

— Вот и славно, значит, дело обстоит так…

В течение нескольких минут граф кратко изложил уже известную Ивану ситуацию с несколько другой стороны.

Есть некая планета Аливандер с которой периодически вывозят партии популярного в народе наркотика. Наркотик так себе, веселит, как вино хмельное не более того. Все бы ничего, но тайные службы после подведения статистики пришли к странному выводу — между употреблением наркотика и жалобами на проблемы с деньгами есть устойчивая связь. Не у всех, употребляющих наркотики, возникали подобные проблемы. И не все, имеющие деньги и испытывающие с ними проблемы употребляли наркотики.

Но пересечение было более чем значительным. Выходило так, что употребивший наркотик через некоторое время делал нечто совершенно ему не свойственное. Особенно часто в таких случаях люди напропалую кутили, разбрасывались деньгами, делали рискованные ставки в казино или на бегах.

Всякий раз, придя в себя, они пребывали в диком изумлении и делились своими сомнениями с близкими. А затем и с полицией, подозревая, что им подмешали в еду одурманивающий яд. Сомнение вызывал факт полной незаинтересованности кого бы то ни было в этих безумных тратах.

То есть деньги не перечислялись куда-то, их не отдавали кому-то, не покупали что-то в определенном магазине — люди просто тратили деньги налево и направо, предаваясь безумству развлечений. Они развлекались.

Статистика доказала безусловную связь подобных событий и употребления пострадавшими модного наркотика. Причем не обязательно употреблять наркотик прямо в день происшествия, достаточно когда либо просто попробовать его, чтобы потом через много дней очнуться с пустым карманом и больной головой.

Полиция почитала статистику, почесала в затылке и засунула ту статистику в архив, потому как объяснить внятно связь двух явлений не смогла. Но тайная полиция от статистики не отмахнулась, более того, она провела собственный опрос пострадавших. Причем в некоторых случаях их пришлось подвергнуть сканированию памяти с полным разрушением последней. Но дело того стоило.

Выяснилось, что непосредственно перед безумием в сознание пострадавшего внедрялся некий дух, полностью блокирующий сознание жертвы. Именно он заставлял человека безумствовать в тратах, а потом просто исчезал, оставляя пострадавшего без средств к существованию.

Сложив А и Б, тайная полиция пришла к выводу о прямой связи жителей планеты, с которой идет распространение наркотика с безумствами пострадавших. В совершенно секретных бумагах это было названо «Эффект Аливандера», по названию планеты распространителя наркотика.

Дело оставалось за малым — найти планету и устроить допрос ее жителей. Именно на этом и застопорилось, ибо никто не знал, где именно располагается данная планета.

— Тьфу, нашли проблему, — презрительно сплюнул Иван. — Запретите наркотик и все закончится. Не сразу, но закончится. Раз причина известна, чего же не запретить?

— Ты не понял, солдат. Действие наркотика не зависит от времени его употребления. Вдумайся, сколько народу уже успело его попробовать? Представил? Задумайся, какие возможности это открывает?

— Охренеть! — ахнул Иван. — Так это же… получается, что можно… да нет, они добрые и бескорыстные. Они же просто развлекаются, — кинулся Иван на защиту аливандерцев.

— Добрые, говоришь? Тебе виднее, — не стал спорить граф. — Только это не конец сказки, а лишь ее доброе начало. А вот дальше…

Несколько случаев в последнее время выламывались из прочих. Человек точно также переставал себя контролировать, но не безумствовал в тратах денег, а просто сходил с ума. Причем происходило это в течение нескольких дней. Он то приходил в себя и кричал, что в нем поселился злой дух, то успокаивался, хотя и вел себя не совсем так как обычно. Но, в конце концов, безумие окончательно брало верх и человек кончал жизнь самоубийством.

— А что странного? — не понял Иван. — Может, и в самом деле просто сошел с ума? Не могут они так, они же люди, зачем им это? — не поверил Иван.

— В том-то и проблема, что не люди, Ваня, очень даже не люди. Мы успели одного такого безумца просканировать перед смертью — ужасно, страшно, ничего человеческого. Потому и отвергается человеком, нестыковка получается, понимаешь?

— Понимаю… точнее не очень… отчего не стыковка?

— Чужие это, Иван, — как-то излишне спокойно пояснил граф.

— Варги?

— Варги те же люди, Иван, ты в пропаганду не верь. Тут все хуже, гораздо хуже — эти совсем чужие, пришлые, издалека их к нам занесло и выйдет нам это боком, ежели упреждение не сделаем.

— Потому и с варгами сотрудничаете? — уточнил Иван.

— И про это знаешь? — не сильно удивился Меньшиков. — Именно потому. Не наша беда, не местечковая, всем миром с этой заразой бороться нужно, а времени мало и главное бороться-то некому, вот в чем проблема. Вся надежда на тебя, Иван. Первый ты, кому удача улыбнулась. К тому же приличный человек, не шантрапа подзаборная, офицер, герой, нам именно такого и надобно.

— Да я что, я ж всей душой, вы бы сразу рассказали, я бы и не ерепенился, — засмущался Иван, вспомнив свои намерения относительно графа.

— Сразу нельзя было, — граф щелкнул небольшим брелком, что до тех пор болтался у него в руках, и наручники спали с рук. — Проверить требовалось, а вдруг лазутчик вражеский, вдруг приспособился, приноровился к нашей породе человеческой? Поэтому по полной программе, без всякого снисхождения. Был бы чужаком, ты бы нам своих друзей в первую очередь сдал, потому как задание выполнить нужно, а не чужих спасать.

— Понятно, а я же думал, ваша светлость, что вы враг наипоследний. А что еще подумать, если вы и с варгами и с пиратами в добрых отношениях, царем крутите, как марионеткой, того и гляди империя Российская от таких действий в упадок придет. Да вас убить мало было, но от чистого сердца, вот вам крест, — Иван радовался, как дитя малое.

— Помыслы твои, Иван, светлые, но в политике ты ни черта не смыслишь. Для того и стою я тут, чтобы империя была вечной.

— Дык я же не знал, Ваша светлость, эвон вы как мозги-то всем запудрили.

— В общем и целом запишем, что тест прошел, к делу допущен. Приступаем? — потирая ладошки, нетерпеливо спросил граф.

— Ага… то есть, рад служить Отечеству! — рявкнул Иван, чувствуя в ушах рев боевого горна и дрожь разогревающегося движка за спиной.

— Иван, — поморщился граф, — только вот этого не надо. Мы же тайная полиция, у нас все тихо.

— Ага. Понял.

— Вот и ладненько, за работу, — с этими словами граф снова что-то нажал на брелке и стены комнаты заскользили вверх.

Иван струхнул поначалу, но быстро сориентировался. То не стены вверх побежали, то комната, словно огромный лифт, вниз полетела. Оно и понятно, где же секретным лабораториям находиться, как не в подвалах глубоких. Пока комната-лифт ехала к конечной станции, Иван потихоньку переключился на друзей, слова словами, а и проверить не мешает.

— … мяните мое слово, — Иван вклинился в оживленный разговор, — не вернется Ванька в этот раз. Можешь Каха хоть всю получку ставить против моего дырявого носка — каюк командиру, — негромко бубнил Семенов, склонившись к Кахе и полковнику.

— Не спешите, поручик, друга хоронить. Небось выскочит сухим из воды, авось пронесет, — не очень уверенно защищал Ивана полковник.

— Выскочит или не выскочит вопрос открытый, нам-то что делать? Замесят нас под горячую руку, мама не горюй. Предлагаю прорываться с боем из этих казематов, — с пылом уговаривал Каха.

— С каким боем, Каха, мы их кулаками, а они нас бластерами?

— Оружие добудем в бою, сперва охранников завалим, а там и дальше прорвемся. Главное начать, главное в бой ввязаться. Был бы с нами командир, он бы со мной согласился.

— Каха, тут не космос, маневра нет, карты помещений нет, куда бежать? Наобум? Так мы до морковкиного заговения бегать будем, пока не состаримся.

— Прорываться бесполезно, сидеть на месте тоже. Есть план, но план опасный, — полковник замолчал, ожидая ответа Кахи и Семенова.

— Я за, — моментально поддержал Каха.

— Я как все, — вздохнув, согласился Семенов.

В трапезной кроме них не было никого, но полицейские лучше прочих знали возможности подслушивающей аппаратуры. Можно быть уверенным только в себе, да и то не всегда.

— План такой, — понизив голос до шепота, продолжил полковник. — Для прорыва понадобится заложник, причем такой заложник, ради которого дадут корабль с полноценным гипердрайвом. Стартуем в гиперпространство прямо с космодрома и плевать на последствия. Уходим в произвольную точку пространства, а там уж как получится. По крайней мере не нужно будет бегать по коридорам и отстреливаться.

— Хороший план, мне нравится, — воодушевился Каха. — Трах-бах и мы в дамках. Правда вот насчет потом туманно, но об этом потом и думать будем. Я согласен.

— Погодь ты соглашаться, — остудил его пыл осторожный Семенов, — я не понял, господин полковник, кто тот заложник, ради которого нам дадут корабль с полноценным гипердрайвом? Как я понимаю, любого в этом дворце уничтожат мигом вместе с любым заложником, если только это не будет…

— Царь, — закончил догадку Семенова полковник Врубель.

— Еперный театр, — подскочил на месте Каха. — Под такое я не подпишусь, на такое я не согласный.

— А я так очень согласный, — неожиданно поддержал полковника Семенов. — Прикинь, Каха, что мы теряем? Если ничего не делать, то максимум через час-другой нас по-тихому пристрелят. Если попытаемся взять заложника и скрыться, то могут перестрелять в суматохе. В том и другом случае мы покойники. Единственный вариант — мы прорываемся до корабля и делаем ноги из этого гостеприимного королевства куда глаза глядят. Согласен?

— Согласен, — вздохнул Каха. — Как любил говорить командир — умереть героем это тоже приятно.

— Насчет героя сомневаюсь, но другого варианта просто нет.

— Значит, так — я изображаю проблемы со здоровьем, к примеру сердце прихватило. Вы зовете охрану и требуете медика, а там… — полковник четко по шагам излагал план грядущего сражения, словно в его распоряжении по прежнему были вооруженные до зубов солдаты, а не безоружные пилоты.

Иван решил, что самое время вмешаться, пока действительно в бой против своих же не пошли.

— Сидим тихо и не дергаемся, глупостей делать не будем, — как можно спокойнее произнес он голосом Семенова, частично подчинив себе его тело.

Каха и полковник с удивлением посмотрели на Семенова, тот недоуменно мотал головой, не понимая, что он такое несет.

— Не я это сказал, — отпирался Семенов, лихорадочно оглядываясь по сторонам.

— Говорит Волгин, — через того же посредника пояснил Иван. — Не дергайтесь, сейчас все поясню. Помните, про секрет говорил? Так вот, могу я к любому в башку залезть и через него все делать. Больше не спрашивайте и этого много, чтобы меня мигом расстреляли.

Полковник с Кахой переглянулись, пожали плечами, но решили не спорить.

— Семенов, расслабься, я не могу говорить и с тобой бороться одновременно. Вот, так лучше. Значит, есть еще вариант, как из дворца слинять. Вариант не из легких, но, по крайней мере, не нужно царя в заложники брать.

Не сказать, чтобы Иван не поверил графу Меньшикову, но в любой ситуации лучше иметь поменьше привязок и ни при каких обстоятельствах не оставлять друзей в заложниках. Как говорится, доверять доверяй, да табачок врозь. Обещал крокодил овечке через речку ее перевезти, да по дороге проголодался.

В нескольких словах Иван описал тайный проход из трапезной прямиком в кабинет царя и спрятанный за ковром гиперлифт. Куда именно он доставит, сказать сложно, но то, что это место будет достаточно далеким можно гарантировать на сто процентов. Если в кабинете окажется царь, то сказать ему, что по поручению Ивана Волгина, лишние вопросы отпадут, царь поможет.

— Врешь, Волгин, как сивый мерин, — недоверчиво прищурился Каха.

— А и врет, нам какая разница? — согласился со словами Ивана полковник. — Ты-то Семенов, чего молчишь?

— Я молчу? — возмутился Семенов. — А кто бы мне слова дал? Насел, как бык на овцу и слова лишил. В общем, я за, — неожиданно согласился он.

— С богом! Если повезет, вас выбросит на корабль Селим-бея. Корабль пиратский, поэтому не расслабляйтесь. Там может быть купец, он вам знаком, хоть вы и пьяны были вусмерть. Михаил Швондер его зовут. Скажете, что Иван передает привет и благодарит за траву. И напомните ему про шесть маркезитовых бомбочек в чемоданчике. Он сообразительный, поймет и приветит. А там уж я вас разыщу.

— Иван, какие бомбочки? Нам их забрать нужно?

— Ничего забирать не нужно, просто скажите и все. И это, когда в кабинет попадете, в верхнем ящике стола бластер лежит. Берите и носите на здоровье. Думаю, что там, куда попадете, без него придется туго. С Богом, братцы.

В этот момент комната остановилась, Ивана ощутимо тряхнуло и он потерял контакт с друзьями. Осталось ощущение недосказанности, ну да не дети малые, разберутся по ходу дела, к тому же полковник с ними, не даст глупостей сотворить.

Стены комнаты пропали совершенно, Иван с графом оказались в самом центре обширной лаборатории, уставленной приборами и компьютерами. На их появление никто не обратил внимания, каждый был занят своим делом. Граф встал из кресла и пригласил Ивана следовать за ним.

Иван шагал осторожно, боясь ненароком задеть что либо или помешать кому-нибудь. Граф явно чувствовал себя, как дома, шагал уверенно и без задержек.

Волгину было странно видеть, что ученая братия без должного трепета относилась к великому могучему графу Меньшикову. Чтобы вот так запросто сидеть на краешке стола, травить анекдоты, пить кофе и курить при этом, нужно иметь большую наглость. Да у них в крепости попробуй кто при полковнике не по стойке смирно стоять, мигом на цугундер загремели бы. А тут анархия полная.

Да и граф особо не выпячивал собственную значимость. Коротко здоровался, кому-то передавал бумажки с цифрами, получал в ответ другие и все это так, словно он не граф, а равный среди равных, запросто, без церемоний. Иван восхищался подобными отношениями и примерял их к жизни в крепости. По любому выходило, что жить в крепости стало бы вольготнее, вот только порядка не осталось бы ни на грош.

Граф широко открыл дверь в кабинет и жестом пригласил Ивана войти первым. Волгин шагнул за порог и ахнул — за рабочими столами, за компьютерами сидели его старые знакомцы. Магистр варгов приветливо помахал ему ручкой, граф Вельде скроил кислую мину, вражина Каховский показал Ивану оттопыренный средний палец, намекая на соответствующее отношение к нему лично. Остальные Ивану знакомы не были, но в них смутно угадывались подручные магистра.

— Теперь мы все вместе, обиды и прочие глупости забыть, — приказал граф, закрыв дверь за спиной остолбеневшего Ивана. — Лейтенант Волгин с этого момента в нашей команде. Он поможет нам найти планету Аливандер, — предупреждая вопросы коллег, поспешно сообщил граф присутствующим.

— Кстати, лейтенант, о друзьях можете не волноваться, о них позаботятся. Итак, к делу. Наша задача — определить место расположения планеты Аливанедер. Я бы сказал это наша суперцель, архиважнейшая задача. Просьба работать творчески, любые предложения, любые идеи в помощь нашему молодому коллеге. Итак, Иван, что вы можете сказать по данному вопросу, — Ивану показалось, что граф просто-напросто заткнул рот всем присутствующим своим бурным выступлением.

— Так я это… ничего пока сказать не могу. Не видел я той планеты из космоса и дороги к ней не знаю.

— Из сказанного следует, что вы видели Аливандер инвитро, в живую, так сказать, — уточнил магистр.

— Ага, вживую, в смысле, когда в дереве был, — уточнил Иван.

— Типа из дупла смотрел что ли, — ухмыльнулся Каховский, — в засаде сидел?

— Сам ты из дупла, дятел, — обиделся Иван. — Они после смерти типа в деревья превращаются, ну я типа в такое дерево и попал временно. Оттуда и узнал, что на Аливандере нахожусь.

— Разумное дерево, хм интересный вариант, — оживился один из незнакомцев, — оно, что же видит, слышит, ощущает мир в реальном времени?

— Ну, не знаю, по крайней мере, я все нормально видел и слышал. Типа листочки на ветру колышутся, ветер свистит, песочек пересыпается, облака по небу бегут.

— Не обратили внимание на расположение звезд? — поинтересовался еще один незнакомец.

— День там был, какие ж звезды? А вот солнца там два было, это однозначно. Одно яркое такое, а другое как звездочка, но тоже яркое — не луна, это однозначно.

— Техника каких фирм? Старая или новая, часто ли корабли в небо стартуют? Не видать ли военных укреплений и зенитных батарей? На каком языке вы с ними разговаривали?

— Не было там никакой техники, одни деревья. И в небе чисто. А насчет языка, так я окромя русского другого языка и не знаю, — смутился Иван.

Волгин чувствовал неловкость перед перекрестным допросом, оказывается в небо надо было смотреть, а он дурак по сторонам таращился, неудобно получается. Ничего полезного не заметил, ничего для памяти на заметку не взял. Ну, какой из него помощник, если он почитай ничего и не знает.

— Скажите, милейший, а вы могли бы снова попасть на Аливандер? Как я понимаю, для вашего способа перемещения нет особых преград, — поинтересовался магистр.

— Предположим, могу и что из этого?

— Попробуйте выяснить, где именно расположена планета, любые упоминания, любые привязки, легенды, сказания, предания. Иногда народный фольклор хранит такую пропасть фактических данных, что никакой разведке в самых секретных сейфах не раскопать.

— Не очень-то они хотят о своей планете кому-то рассказывать, — проворчал Иван.

— Давайте так, вы попытайтесь, а там видно будет, — предложил граф Вельде. — Любые ориентиры, звезды, спутники, все, что заметите, мы наложим на возможные варианты и попробуем найти местоположение планеты хотя бы приблизительно.

Иван отметил одну странность — присутствующие, за исключением графа Меньшикова и магистра, вели себя не совсем так, как он запомнил их ранее. То ли общая беда их сплотила, то ли магистр с Меньшиковым на них своим авторитетом давят, но не такие они, хоть ты тресни. Словно личина прежняя, а внутренности поменяли, культурнее стали, интеллигентнее что ли. Хотя про Каховского такого не скажешь, как был гадом, так и остался.

— Приступим? — Меньшиков окинул взглядом присутствующих, словно спрашивал их согласия.

Все молча кивнули.

— Лейтенант, пройдите в это кресло. Мы постараемся контролировать вас, чтобы помочь в случае чего. Как я понимаю, вы можете вернуться в одном из двух случаев — самостоятельно по желанию или необходимости и в случае потери контакта. Необходимость возникает при наступлении угрозы телу, вашему телу, — Иван с интересом слушал объяснение, хотя ни о чем подобном ранее не задумывался. — Если нам покажется, что у вас затруднения с возвращением, мы создадим угрозу для тела.

— В смысле? — насторожился Волгин.

— Не волнуйтесь, совсем немного электрошока и вы в тот же момент вернетесь. Для вас это пройдет совершенно безболезненно и безопасно, — граф излучал такую уверенность и радушие, что создавалось впечатление не полной искренности.

Именно такие улыбчивые персонажи рекламируют всякую гадость с экранов визоров. Им самим ту гадость не есть и не носить, потому и улыбаются, представляя, каково будет тем, кто на их рекламу поведется. Но тут и сказать нечего, не будешь же с самим графом Меньшиковым спорить, хоть он тебя с подобной улыбочкой попросит кусок дерьма съесть. А куда денешься? И съешь, потому что жизнь одна и прожить ее надо так, чтобы… как это у древних было сказано? — в общем, прожить ее нужно так, чтобы не помереть раньше времени.

Обступили Волгина со всех сторон молодые неулыбчивые парни, вроде как с креслом чего-то химичат, вроде как датчики туда-сюда цепляют, а с другой стороны колготятся больше, чем делом занимаются. Такое впечатление у Ивана создалось, что нужно им то кресло, как собаке пятая нога. И что любопытно в тот же момент голова жутко разболелась, вступило, что хоть врача зови. Но неуместно пилоту на мигрень жаловаться. Само пройдет, — поморщился Иван, — заживет как на собаке.

Только подумал он об этом, как голова сама собой перестала болеть и молодцы дело свое странное бросили. Отошли в сторону с недовольными минами на лице, вроде как не получилось у них что-то. А чем недовольны непонятно, молчат, тупо в потолок смотрят. Их место другие люди заняли, поделовитее, порукастее, сразу видать, что специалисты, не то, что прежние.

Уселся Иван в кресло поудобнее, расслабился, дождался, пока подручные магистра его датчиками облепят, да шлем какой-то причудливый на башку насадят и сосредоточился на номере 12–20—44—35. Номер тот словно кто выцарапал в мозгах, настолько хорошо запомнился. Правда, толку от этого ноль, но не признаваться же в собственном бессилии.

Сидит Иван мозги напрягает и так и эдак то дерево себе представляет, а ничего не получается. То ли силу всю потратил, то ли не то что нужно представить хочет. А как нужное представить, если он то дерево снаружи ни разу не видел? Да и увидь он его, чем оно от всех прочих отличается? Их на той делянке тыщи и тыщи…

Представил себе Иван неимоверность задачи, загрустил и в тот же момент эти самые делянки и увидел. Убегают вдаль деревца, колышутся листочки на ночном прохладном ветерке, звезды в небе горят, словно алмазы драгоценные, луна меж облаков редких… Стоп!

Звезды! Чуть не заорал Иван во всю дурь — звезды вижу! Да вовремя спохватился, потому что не сам он их видит, в чужом он сейчас сознании, гость он тут, а в гостях шуметь не принято.

— Кхе-кхе, не спите?

— Кто же ночью спит? — проворчал знакомый голос. — Ночью у дерева самая работа, днем спать будем.

— Извинения прошу, не 12–20—44—35 случайно будете?

— Ну, он, а тебе какая надобность, странник?

— Так это же я, Иван, не узнали? — обрадовался Волгин, словно старого знакомого после долгой разлуки в незнакомом городе повстречал. — Давеча мы с вами беседовали.

— Давеча? Иван? Странное имя. Не помню! — отрезал собеседник. — Чего надо? Говори и отваливай, некогда мне, занят я. Нет покоя ни днем ни ночью, все шастают и шастают, развели молодежь, ни уважения к старикам ни почести, — ворчал давешний любезный собеседник.

— Милейший, я по важному делу, можно сказать полномочный посол! — возмутился Иван столь странному равнодушию со стороны недавнего собеседника.

— Ой и надоел же ты мне, говорун. Нужно сказать фермерским, чтобы опрыскали тебя десколификатором.

— А это чо такое, — насторожился Иван, испытывающий неосознанное подозрение ко всяким непонятным словам.

— Дурь из башки вышибает напрочь, — сварливо пояснил деревянный старичок, — не будешь шастать вот так и беспокоить народ. Станешь обычным деревом, спокойным и безобидным. Как там тебя зовут, говоришь?

— Ага, разбежался, назвался. Чтобы я никогда больше звезд не увидел? А накося, выкуси, дедушка!

В тот же момент непонятный импульс выдернул Ивана из сознания живого дерева. Он открыл в недоумении глаза, чувствуя странное жжение в пятой точке.

— Вы произнесли слово «звезды» и мы сочли необходимым вас вернуть, — любезно пояснил граф Вельде, убирая палец с кнопки.

— Звезды? — заторможено спросил Иван. — Ах, звезды! Помню, звезды, где нарисовать? Давайте планшетку, — приказал он, потирая ужаленную током задницу.

Эпизод с непонятным десколификатором Иван решил не озвучивать. Меньше болтаешь, крепче спишь. Графу Меньшикову Иван склонен был доверять, но остальная пестрая компания доверия не вызывала, скорее даже наоборот. Пока беда рядом, будут вместе, а стоит секретом овладеть и снова врагами станут. Так что придержим информацию для своих. Знать бы еще наверняка, кто здесь свой, а кто чужой.

Иван сосредоточенно пыхтел, вырисовывая запомнившиеся ему звездочки.

— Или так, — засомневался он, зависнув карандашом над очередной точкой. — Облака там по небу летели, вот и мерещатся лишние звездочки, — пояснил он виновато.

— Волгин, не валяй дурочку, нам твое «или так» месяц на обработку добавит, — сунулся под руку Каховский. — Точнее, брат, точнее, нам ошибиться нельзя.

— А давай сам туда слетай и точнее нарисуй, — рассердился Иван. — Умный какой нашелся.

— Господа, не спорьте. Каховский, отойдите в сторону и ждите результата, не мешайте оператору. Продолжайте, лейтенант. А вас граф, я попрошу заняться нашими друзьями, — приказным тоном обратился магистр к Меньшикову.

Самое странное не взгляд Ивана заключалось в том, что Меньшиков беспрекословно выполнил приказ варга, словно и не Меньшиков был тут главным и не на своей собственной планете находился. Отметил Иван странность такую, да отложил до лучших времен. Кто их знает с их союзом неожиданным, как у них старшинство да главенство распределилось.

— Все, больше не помню. Еще луна была, вот тут приблизительно.

— Одна луна?

— Одна, другой не видел, это точно.

— Вот и ладненько, — магистр смотрел на Волгина с каким-то странным блеском в глазах, словно хотелось ему задать вопрос, да не решался.

— Еще чего сделать? — на всякий случай поинтересовался Иван, памятуя о друзьях. — Могу быть свободен?

— Можете, — легко согласился магистр. — Но, учитывая особую секретность и важность операции, отдыхать придется при лаборатории. Арчи, Додж, Джонсон, Рич, проводите нашего гостя в его комнату, — распорядился он.

Иван хмыкнул. Ничего себе гостеприимный хозяин — четыре здоровенных лба провожают до комнаты. Интересно, а они с ним и в гальюн строем пойдут. Хотел было Иван съязвить по такому поводу, но увидев неулыбчивые лица охранников магистра вблизи, решил приберечь остроумие на потом.

Не время отношения выяснять, когда такая беда у границ стоит, обождем с обидами до после войны. Уж там не обижайтесь, если кому в лоб лишнего прилетит, сами нарвались. Иван пыхтел внутри себя, как перегретый чайник, но пар не выпускал, выучка полицейская сказывалась.

Слава богу охранники в комнату не пошли, на пороге остались. Только Иван в комнату вошел, как за спиной замочек клац и закрылся, а ручки-то на двери нет. С виду комната обычная, а по сути камера-одиночка, но выбирать не приходится. Упал Иван не раздеваясь на широкую постель и призадумался.

Друзьям-то он план подсказал, справятся или нет все от них зависит, на то они и боевые офицеры. Но самого главного он не допетрил. Забыл про самое дорогое: как Люська выбираться из этой заварухи будет? Удастся идея с побегом друганов, так первым делом за ней пошлют, если уже не послали. Потому как соловей хорошо поет, если его за… в общем есть за что подержать.

Не верил Иван графу, хоть ты тресни, не получалось поверить в чистоту его намерений. Уж сильно нынешний Меньшиков от давешнего отличается. Тот хоть и сволочь порядочная был, да свой в доску — убьет, но с чувством. А этот как деревяшка холодный, словно вынули из него душу и подменили на другую. Слова говорит правильные, а по глазам видно, что не всю правду открывает.

А раз графу веры нет, значит перво-наперво самое ценное спасать надобно. Не деньги, отродясь их у Волгина не было, знать и не будет вовек. Люську спасать нужно, прихватят девицу, тогда им обоим конец. Только как же ту Люську спасать, коли сидит он в этой тюрьме комфортабельной, как злодей какой?

Пригорюнился Иван, призадумался, образ милый перед взором внутренним как живой всплыл. И видит он Люську как наяву, сидит она прямо перед ним и в глаза ему смотрит. Господи, сидит-то можно сказать голышом — из всей одежды гребень в волосах. До чего же образы срамные, но до чего аппетитные, аж слюни текут от таких фантазий. Любуется Иван Люськой и сам собой восхищается — отродясь Люську голой не видел, а эвон как воображение работает, почище любого художника нарисовал.

Сидит Люська как живая — дышит, моргает. Иван про все забыл, Люська все мысли из головы вытеснила, оставив заместо них розовый кисель любви. Еще чуть и Ванька язык высунет, скулить жалобно начнет, так его к тому образу тянет, так манит руку протянуть и погладить прелестные формы и выпуклости.

Люська, словно мысли Ивана читает, смотрит ему в глаза, а сама руками груди свои белые охаживает. И так приподнимет и так покажет и тут прижмет и эдак погладит. Кабы то не в воображении Волгина происходило, назвал бы он сие действие совершенным бесстыдством. Только сон вдруг губки алые открывает и говорит Ивану человечьим голосом:

— Ну, чем этому идиоту моя грудь не нравится? Все девки завидуют, а он и не взглянет, изверг. Может он голубой? — задумчиво рассуждала Люська, поглаживая животик и морща носик. — Да нет, по виду не скажешь — крепкий мужик, у такого все что надо на месте. А может дурак он просто? — предположила Люська, наклонилась поближе к лицу Волгина и неожиданно ловким движением вырвала лишний волосок из высоких бровей.

Иван весь похолодел. Фантазия уж слишком реальная получалась. Если бы он не знал наверняка, что нет ему дороги в Люскино сознание, то самое время было бы предположить именно это. Да только такое предположить совершенно невозможно — не может быть, чтобы Люська наркотиком баловалась, не такая она девушка.

— Нет, ну что за сволочи эти мужики? — продолжала выговаривать Люська Ивану в его неожиданной фантазии. — Взять хотя бы полковника. Не старик… ну не совсем еще старик, — поправилась Люська, — денег завались, а ведь нос воротит. Зачем, спрашивается, к себе секретаршей брал, с какой такой целью? Вот Варвара из штаба корпуса и недельки в секретарской не посидела, как ее штабной полковник увез с собой на Мальдивы. Живет в свое удовольствие, а полковник к ней каждые выходные, как по графику прилетает, типа на маневры. А этот, Волгин который. Я ж ему уже аршинными буквами на лице написала «Люблю, Ваня, отдамся хоть прямо в приемной!» И что с того? Как завелись деньги у мужика, так потерял всякий интерес к простой девчонке. Сволочь!

Иван потряс головой от неожиданно резкого эпитета в его адрес и в тот же самый момент Люськин образ точно также потряс головой. Иван склонил голову набок — Люська повторила зеркально его движение.

— Тьфу ты, что за чертовщина, чего я башкой мотаю на ночь глядя, все мозги вытрясу напрочь!

Иван встал и тут же упал обратно, так как вид совершенно обнаженной Люськи вызвал в нем острое желание и одновременное прозрение. Он… сейчас… хоть это и невозможно… внутри… тьфу-тьфу-тьфу… Люськи. И это не фантазия, а реально голая Люська охорашивает себя перед зеркалом. Иван мигом вылетел обратно, устыдившись подглядывания, словно кто-то мог уличить его в этом пагубном пристрастии. Но не выдержал и в тот же момент вернулся обратно.

Не вовремя вернулся — его любовь спешила в туалет. Пришлось спешно убираться, чтобы не развеять светлые иллюзии, не хватало еще за бабой в туалете подглядывать, — бурчал он себе под нос, — погодим, потом и заявимся снова. Пока придумать нужно, как о себе объявить, чтобы Люська ор не подняла или в обморок не упала.

Вот только в голову ничего полезного не приходило, потому как все мысли занимала картина голой Люськи. Как Иван не пытался забыться, но перед глазами всплывали такие аппетитные виды, что никаких сил не оставалось думать о чем бы то ни было другом. Вот бы не мысленно, а самому в ту спаленку махнуть сейчас, — тяжело вздохнул Иван, — а то форменное безобразие получается и никакого избавления от наваждения.

Щелкнул замок, Иван подскочил с кровати, как чертик из табакерки. В дверь стремительно влетел Меньшиков. Следом за ним ввалились охранники магистра с пушками наперевес.

— Твои дружки сбежали, — отрывисто, едва сдерживаясь, чтобы не заорать матерно, выпалил Меньшиков. — Как им это удалось?

— А я почем знаю? — деланно удивился Иван, не успевший стереть из памяти образ голой Люськи. — Меня же заперли как в тюрьме. Побойтесь бога, Ваше сиятельство — ваши люди охраняли, вам и карты в руки.

— Шутишь? Ну-ну, взять его! — без прежней показной заботливости приказал Меньшиков охранникам. — Взять и посадить в кресло, будем разбираться, как этот сукин сын смог своим подельщикам побег устроить. Не верю, что они сами до этого догадались, не верю!

Первого охранника Иван послал в нокаут боковым ударом в голову. Обидно, когда на тебе бронежилет, а бьют по морде, — мелькнула в голове Ивана шальная мысль. Второй улетел через кровать в результате коронной подсечки. Только на этом драка и закончилась, потому как на затылок Ивана обрушилось нечто тяжелое и твердое. Падая в темноту, он успел заметить, что ударил его магистр. Вошел через потайную дверь и без особых затей врезал по затылку дубинкой.

* * *

— Он пришел в себя, — первое, что услышал Иван, с трудом открыв глаза.

Голова болела, особенно ныл затылок, но потрогать его руками не получилось. Иван обнаружил себя привязанным к тому же самому креслу, электроды подключены, шлем на голове.

— Знакомая ситуация, господин Волгин, не находите? — поинтересовался магистр, глядя на Ивана не мигающим совиным взглядом. — На этот раз у вас не получится сбежать, уверяю, выхода нет, добровольное признание сделает смерть быстрой и безболезненной.

— Тьфу, — плюнул Иван, надеясь попасть в ненавистную рожу.

— Повторяю вопрос, — магистр слегка поморщился, — как вы это делаете, как вы научились этому? Как видите, я не хочу узнать от вас ничего нового и целиком полагаюсь на благоразумие.

— Сволочь, — Иван дернулся в кресле, но широкие пластиковые ленты даже не потянулись от его могучего рывка, только в голове поплыл туман.

— Напрасно вы так, глупо и недальновидно. Вы — перспективный кадр, я мог бы предложить отличную должность в… об этом позже. Про деньги можете забыть. Вовремя, все нужно делать, вовремя. А вот должность вполне можно получить. Не упустите шанс, Волгин.

— Магистр, — вмешался в разговор молчавший доселе Меньшиков, — как получите результат, сообщите мне. Но не усердствуйте, этот человек нужен нам живым и не потерявшим своих способностей. Мы договорились, магистр? — с легкой угрозой в голосе спросил Меньшиков.

— Конечно, граф, мы же всегда договариваемся. Только не всегда вы делитесь с нами информацией. И не нужно делать такие страшные глаза, я сообщу. Ваш друг останется в живых. Более или менее, — добавил магистр, криво ухмыльнувшись.

Меньшиков пристально смотрел в глаза Ивана, словно пытался достучаться до сокрытой в глубине сознания тайны. Иван взгляда не отвел, насупился, зубы стиснул, но слабины не дал. Граф поморщился и продолжил тоном, полным странного сочувствия, ставя при этом неожиданные акценты в словах.

— Советую, Волгин, вести себя разумно. Сейчас не время для игр в героев. Родину спасать нужно, пилот. Думай, головой думай и выводы делай правильные. Враг у порога, мы перед ним, как голые. Родина… — Меньшиков сделал многозначительную паузу, — нуждается в новом оружии и твоя задача нам помочь.

«Разумно… родину спасать… головой думай… родина… нам помочь», — читалось по акцентам. Вроде как граф об общем деле говорил, а акценты уточняли задачу, рисовали ее с неожиданной стороны. Выходило по всему, что дружба дружбой, а табачок все ж таки врозь. Вот и думай после таких речей, как именно себя вести нужно с магистром, что говорить, а об чем и помолчать.

Меньшиков помолчал, зыркнул исподлобья на магистра и быстро вышел из комнаты, плотно затворив за собой двери.

Иван лихорадочно соображал, что выходит не так, неправильная какая-то картинка получается. То его к расстрелу приговаривают, то в друзья зовут мир спасать, то снова морду бьют и пытать собираются. Магистр то враг наипервейший и остерегается Меньшикова, как кошка собаку, то они друзья не разлей вода.

Откуда во дворце столько варгов? С чего это посулили друганов в безопасное место сопроводить, а потом так расстроились, что те сами дорогу на улицу отыскали без посторонней помощи? Отчего среди обслуги и охраны ни одной русской морды, окромя Меньшикова не видать? Где… Стоп!

Действительно, странно как-то получается. В самом сердце империи российской во дворце царском тайная лаборатория. Заправляет всем варг, а Меньшиков у него на посылках бегает. Что по этому поводу царь думает?

— Михалыч! Девки-и-и! Где все запропастились, чтоб вас черти побрали! Быстро царя умыли, одели, в божеский вид привели! — услышал Иван бодрый царский голосок.

— Проспались, Ваше Величество? — устало поинтересовался Иван, тяжко сожалеющий, что по нелепой случайности угодил в царские разборки..

Он уже перестал удивляться своей способности мигом оказываться в любой точке, куда ему заблагорассудится, особенно там, где до того наследить успел.

— Ой, Ваня, ты что ли? — не сильно удивился царь. — Жив еще, чертяка?

— Жив пока. Вопросик имеется, только ты долго не рассусоливай, Ваше Величество, быстро ответ дай, времени у меня нынче в обрез. Какое такое дело Меньшиков с варгами крутит?

— Ваня, сдурел что ли? Где ж это видано, чтобы министр тайной полиции с варгами дела имел. Да за одно такое предположение тебя немедленно расстрелять нужно, как паникера и… — возмутился царь, но тотчас же сменил тон на серьезно озабоченный. — Откуда сведения?

— Только что любовался ими обоими, пытать меня собираются, потом прикончат похоже, все к тому идет. Значит, говоришь не может быть у Меньшикова дел с… ой, етить вашу мать! — выругался Иван от страшной боли пронзившей тело.

— Еще парочку разрядов нашему несговорчивому другу, — махнул рукой магистр. — Волгин, разряды будут усиливаться, пока не помрете. Мне наплевать, что там думает Меньшиков на ваш счет. Поймите, что попали в безвыходное положение — либо вы целиком на нашей стороне, либо покойник? Альтернативы нет!

— Какого черта? — прохрипел Иван, стараясь оттянуть следующий разряд. — Повежливее нельзя?

Как здорово получилось в прошлый раз, когда таким же током пытали графа Вельде. А теперь дело — табак, куда не кинь, всюду клин. От себя не убежишь и раньше времени не помрешь, не позволят раньше времени сдохнуть. Так что гореть тебе, Ванька, на адском огне еще при жизни.

— Повежливее? — осклабился магистр. — Рассказывай все по порядку — каким образом научился своему умению, что для этого нужно, можешь ли других научить? Молчишь? А туда же — повежливее. Еще разряд нашему гостю! — приказал он подручным.

Щелкнула кнопка, дикая боль прошила Ивана от пяток до макушки, тело готово было вырвать ленты вместе с креслом из основания, все мысли вымело из сознания Ивана, остались только боль и лютая ненависть к мучителям.

— Чтоб ты сдох, сволочь — то ли заорал, то ли прошептал Иван в кровь искусанными губами.

В тот же момент боль отпустила. И увидел Иван себя вроде как со стороны. Вот он сидит в кресле, опутанный лентами, как муха паутиной. Тело его слабо подергивается от разрядов тока, но голова безвольно свисает, а из уголка рта слюна стекает. Кто-то командует «Прекратить, он же сдохнет раньше времени, остолопы!» Лаборант щелкает клавишей и тело Ивана перестает дергаться, безвольно повиснув на ремнях.

Магистр подбегает к Ивану, трясет за плечи, запрокидывает голову, отодвигает веко, пытаясь разглядеть зрачок. Бьет Ивана по щекам наотмашь, но тот ничего не чувствует, потому что… помер. Понимание приходит к Ивану спокойно, без надрыва и страха, словно что-то завершилось в жизни и начался новый этап.

— Из земли вышли, в землю и уйдем, на все воля Господня, — думалось Ивану. — Теперь я вроде как душа? Могу лететь куда захочу. А куда я хочу, вверх или вниз? Может к Люське слетать? А к чему? Она ж меня не увидит. Тогда полечу, куда глаза глядят, — решил он все с той же отрешенностью.

Видеть собственное безжизненное тело ему не хотелось, душа требовала какой-то другой гармонии, красоты и покоя. Слюнявый труп в кресле смущал душу болезненным уродством. От того мертвое тело земле и приедается, что нет в нем живой красоты и нет в нем души. К богу нужно приходить без земной обузы.

— Лететь прочь, а там разберемся, — Иван взмахнул невесомыми руками, словно птица крыльями, не зная как, собственно говоря, должна летать душа.

Но в тот же миг потащило его совсем в другую сторону, все померкло перед глазами, в нос ударил противный запах нашатыря. Иван оглушительно чихнул и открыл глаза.

— Очнулся, родненький! — искренне обрадовался магистр. — Что же ты, братец, нас так пугаешь? Мы уж подумали карачун хватил. Видишь, что получается, когда по глупости в молчанку играют. Раз и помер. А кому это надо? Ты же молодой, полный сил и здоровья, еще жить да жить! Давай уже, братец, решим нашу маленькую проблему ко всеобщей радости и расстанемся друзьями.

Магистр заботливо вытирал лоб Ивана мокрой салфеткой и почти мурлыкал у него над ухом, словно не палач жертву пытал, а добрый дедушка проказливого внучка уговаривал не безобразничать.

— Какая же ты сволочь, — подумал Иван, с ненавистью глядя в подернутые фальшивой добротой глаза магистра.

Он с такой силой пожелал магистру испытать те же самые страдания, что ничуть не удивился, когда тот рухнул и задергался в конвульсиях.

— Что, понравилось? — с трудом растянув в улыбке распухшие губы, поинтересовался Иван.

— Кх… кхак… ты это делаешь? — глядя на Ивана с ненавистью и страхом, прошипел магистр.

— Добавить? — злорадно спросил Иван, смекнувший, что только что он обрел новое умение.

Получается, что можно передать другому человеку свои ощущения, как его собственные. Более того, можно придумать эти ощущения и враг будет сражен изнутри.

Иван постарался детально воспроизвести недавний проброс боли. Он тужился, пыжился, надувал щеки, желал магистру самых страшных мук, но ничего особенного не происходило. Магистр, очухавшийся от странного нападения, неловко вскочил на ноги и отошел подальше от Ивана, наивно надеясь, что расстояние ослабит силу воздействия.

— Еще раз попробуешь сделать такое, я тебя просто пристрелю, гаденыш! — предупредил магистр, выхватив из кобуры бластер и нацелив его в голову Ивана. — Ты один и пусть твоя дурацкая тайна умрет вместе с тобой! Думаешь, испугал? Решил, что ты самый сильный? Ну, чего смотришь? Или говори свою тайну или я стре…

Не успев закончить фразу, магистр схватился за голову и рухнул как подкошенный, словно на него свалилось нечто увесистое. Упал и не дышит, не притворяется, не шутки шутит, потому как из носа и ушей кровь идет. Уже лужа небольшая набежала — был магистр живой и помер в одночасье. А всего-то Иван представил, как на магистра падает плита перекрытия.

Плиты не было, но магистр, судя по реакции, в точности испытал все, что в таких случаях должно испытать жертве. Не было плиты, ничего ему на голову не падало, всего-навсего картинка в голову пришла, а он возьми и поверь в нее. То ли воображение у магистра богатое, то ли сила Ивана безмерная. Сам ли научился или бог помог? Это нам неизвестно, но факт лежал на полу мертвее мертвого и оживать явно не собирался. Только не время успехам радоваться, не у тещи на блинах и не у речки с удочкой.

Но странность одна свербела в мозгу Ивана — магистр же никогда не пробовал травы Аливандера, стало быть не мог Волгин в его сознание попасть ни при какой погоде, а попал, да еще как попал! Получается, что и трава тут ни при чем? Странная мысль, жаль додумать ее некогда.

— Торопись, Ванька, пока тут вся братия не сбежалась, — шептал он себе под нос.

Охранники и лаборанты сбежались к магистру, лицо ему отирают, по щекам бьют, никак поверить не могут, что магистр, только что бывший живее всех живых в одночасье помер. Суета долго не продлится, смекнут они кто причиной в том быть может. Сделают они правильные выводы и снесут Ивану башку. Даже самые важные секреты, став губительными для своих хозяев, заслуживают немедленного уничтожения.

Так что нужно спешно отправлять подручных вдогонку за хозяином. И нечего их жалеть, одно слово варги — сколько варга не корми, он от того добрее не станет. Но как Иван не старался проделать подобное с охранниками, ничего не получалось, не хватало какой-то мелочи, маленькой, но очень важной детальки, без которой Ивановым усилиям грош цена. В чем разница, что было тогда и чего нет сейчас? Думай, голова, думай, шапку куплю…

Вот! Точно! Как же я мог про это забыть? — чуть не завопил от счастья Иван. Не хватало элементарной злости, точнее жгучей ненависти к врагу, без которой любой замах выглядит детской попыткой напугать противника. Нужно всего лишь заставить себя люто возненавидеть охранников! Легко сказать, а как это сделать? — тотчас же пригорюнился Иван.

И тут в голову ему пришла отличная мысль.

Иван представил себе варгов, врывающихся в квартиру к Люське и набрасывающихся на нее, они срывают с нее одежду, тащат в постель и радостно предвкушают веселье. Да чтоб вы все… стоп! Все не нужно, кто-то должен, в конце концов, меня от кресла отвязать, — сообразил Иван, — а то придется тут сидеть до морковкиного заговенья.

Вот ты белобрысый отойди в сторонку, — мысленно приказал Иван и варг, назначенный в спасители, послушно отошел в сторону. А все остальные сдохните, — рявкнул Иван, в красках представляя себе сцену насилия и наказание в виде падающей плиты.

Бух-бах-тру-ля-ля! Снаряд привычно попал в эпицентр взрыва. Почуявшие неладное охранники уже вытягивали оружие из кобуры, когда их настигло нехитрое Ванькино проклятье. Один за другим они, схватившись за головы, попадали на пол замертво.

— Слышь ты, белобрысый, жить хочешь? — многообещающе подмигивая, поинтересовался Иван у оставшегося в живых лаборанта.

— Угм, — неразборчиво икнул лаборант и для надежности несколько раз быстро кивнул, опасаясь быть неправильно понятым.

— Бегом ко мне и без глупостей! Надумаешь чего сотворить, убью на месте, все понял?

— Угм, ага, — пробормотал лаборант, с ужасом глядя на мертвых товарищей. — Я все сделаю, не убивайте меня, — залопотал он писклявым голосочком.

— Чего застыл, как статуя, развязывай меня быстро! — рявкнул Иван.

Лаборант по дуге обежал мертвые тела и дрожащими от страха руками расстегнул застежки на руках и ногах, затем осторожно поднял колпак и отступил на шаг в назад, не сводя испуганного взгляда с Ивана. За дверью лаборатории послышались шаги, медлить далее смерти подобно, бежать нужно, а куда?

— Выход отсюда есть, кроме как через дверь?

— Н-н-нет, — слишком быстро ответил лаборант, бросив при этом непроизвольный взгляд на пол.

— Врешь, собака! Говори или сдохнешь!

— Скажу, скажу, не убивайте меня, я вам пригожусь, — лаборант, опасливо оглядываясь, отбежал к приборной стойке и что-то быстро набрал на клавиатуре.

Иван мысленно напрягся, опасаясь подвоха со стороны лаборанта. Но недавнего азарта в душе не почувствовал, не было у него ненависти к этому белобрысому варгу. Легкая победа не принесла радости и боевого азарта, подобного тому, что испытываешь в бою. Слишком легко получилось, неправдоподобно, как в сказке, раз и все мертвые. Эдак дело пойдет дальше, так он полдворца сокрушить может.

«Меньшиков… Меньшиков… Твоя цель Меньшиков…» — обрадованно залопотал внутренний голос. Нашел время счеты сводить, Меньшиков гад, тут сомнений нет, но всему свое время.

— Да, погоди ты, нам бы собственную задницу из огня вынести, не до Меньшиковых нам, — с досадой отмахнулся Иван от внутреннего голоса и поморщился, увидев удивление на лице лаборанта. — Чего смотришь, выход давай!

Лаборант поспешно ткнул последнюю клавишу и в полу открылся люк.

— Это… выход… в покои графа, резервный выход, на всякий случай, чтобы быстро в кабинете оказаться в случае чего, — угодливо заглядывая в глаза Ивану, лопотал лаборант.

Иван недоверчиво глянул в дыру. Ни ступенек тебе, ни скоб, гладкая широкая труба, изгибаясь, убегает вдаль. А по ободу, словно стартовые огоньки лампочки помаргивают — то ли для красоты, то ли, чтобы в темноте не промахнуться. Не верится как-то, чтобы особы приближенные к царю эдак вот запросто прыгали в это чертово отверстие, словно тренированные десантники. Хотя, если припрет, так и в омут кинешься.

И все-таки червячок сомнения грыз Иванову душу. Ежели не один человек туда прыгнет, а как первому да сапогами по башке? Мутно все, непонятно, не похоже на серьезно продуманный аварийный ход. Так ведь не в спешке делали, эвон как все ладненько оборудовано и лампочки к тому же. Ученые на мышах пробуют, мы на том, что есть проверим, — принял решение Иван.

— Чего застыл? Прыгай! — приказал он лаборанту, пальцем указав на отверстие.

Лаборант сделал неуверенный шаг вперед, резко побледнев при этом.

— Давай-давай, я следом, — поторопил Иван лаборанта.

Тот отчаянно замотал головой и отпрянул, схватившись за приборную стойку, словно труба могла по собственной воле втянуть его в темное нутро. Иван подхватил с пола отлетевшую в сторону дубинку одного из охранников и, движимый неясным подозрением, швырнул в отверстие. Как только дубинка пересекла сияющее кольцо, со всех сторон на нее обрушилось испепеляющее пламя. Вот ведь сукин сын, избавиться хотел от Ивана! Теперь понятно, что никто никого по башке сапогами не стукнет, а и стукнет, так будет уже без разницы.

— И что это такое? — поджав губы, сухо спросил Иван.

— Ут… ут-т-т… утилизатор, — испугано моргая, пояснил лаборант. — От м-м-мусора избавляемся…

— Значит, ты и меня хотел, как тот мусор? — укоризненно глядя на побелевшего от страха лаборанта, ласково спросил Иван.

— Не убивайте, есть еще выход, — заверещал лаборант и, не дожидаясь дополнительных приказов, быстро набрал последовательность команд на клавиатуре.

В стене напротив Ивана отъехала в сторону панель, открывая вход в кабинку.

— Это лифт, обычный лифт, там только одна кнопка, — торопливо пояснял лаборант, подбежав к лифту и всем видом выражая согласие немедленно в него войти. — Нажимаете и кабина оказывается в кабинете графа, точно также и обратно.

— И кто ни попадя эдак к графу шастают? — не поверил Иван.

— Не у каждого получится, код знать нужно, — пояснил лаборант заискивающим тоном. — А я тут все коды знаю, — не удержался, чтобы не похвастаться он.

— Ага, похоже на правду, — не стал спорить Иван. — А вдруг там сам граф окажется? Думаешь, он мне обрадуется после всего, что случилось?

— Думаю, что не обрадуется, — согласился лаборант. — Только нет его там, я своими ушами слышал, что Их сиятельство в компьютерный центр собирались. Так что вы будете в совершеннейшей безопасности. Хотите, я первым войду в лифт, если вы боитесь?

— Кто боится? Стоять, — приказал Иван, почуявший, что на этот раз лаборант не врет.

Подхватив с пола бластер охранника, он решительно шагнул в лифт. Неясное опасение мешало тотчас же нажать кнопку и сбежать подальше от неприятностей. А решаться нужно, вон уже топот в коридоре слышится, видать узнали ироды, что неладное творится, подмогу прислали.

Другая мысль перебила страх неизвестности — с лаборантом что делать? Свидетель нам не нужен, — думал Иван, прищурившись, глядя на застывшего в ожидании развязки лаборанта, — но и убивать безоружного рука не поднимется. Черт с ним, если что и скажет, так много не поймут, кабину не поймают и назад не вернут. Лишь бы раньше времени не ввалились.

— Чего встал? — принял наконец решение Иван. — Бегом к дверям, и держи сколько есть сил. Не удержишь, так я тебя как вот этих прибью! Бего-о-о-м!

Лаборант споткнулся, кинувшись к дверям, вскочил на ноги, путаясь в подолах белого халата, смешными прыжками одолел короткую дистанцию и уперся в дверь плечом. Иван напрягся и, приготовившись к худшему, ткнул кнопку. Двери лифта плотно закрылись, но за мгновение до этого Волгин услышал грохот взорванной двери. Бедолаге не повезло — Иван не убил, так от своих досталось.

* * *

Лифт мягко провалился вниз, затем скользнул в сторону, взлетел вверх и снова уехал по горизонтали.

— Странные лифты во дворце, — подивился Иван, — это где же мы окажемся при таких раскладах? — гадал он, стараясь удержать равновесие при смене направлений.

Кто встретит, когда лифт остановится, то нам неизвестно, — размышлял Иван, — может девки красные, да хлебом с солью, а может и враги. Ежели варги во дворце, как дома себя чувствуют, стало быть никому нынче веры нет. Потому держи, Волгин, ушки на макушке, пушку наготове и будь готов прыгнуть в огонь и в воду. Размышления Ивана прервала остановка лифта. Хорошо хоть створки открылись бесшумно, а то бы там ему и остаться трупом бездыханным.

Глазам Волгина предстала занимательная картина — спиной к нему у раскрытого сейфа стояли два лакея в ливреях и буклях. Стояли бы они себе спокойно, ничего бы в том странного не было — на то он и царский дворец, чтобы в каждом углу по лакею стояло. Но не перед открытым же сейфом в кабинете Меньшикова. К тому же ведут себя с содержимым сейфа явно по-хозяйски.

Вытаскивают из сейфовых глубин документ за документом, быстро пробегают взглядом и отшвыривают в сторону, ни мало не заботясь о порядке в кабинете или сохранности тех документов. Странные лакеи, подозрительные и, скорее всего, опасные. От таких подальше держаться нужно, если жизнь дорога. Но не солдату Его Величества. Волгин вздохнул разочарованно — слишком уж плотно поперли неприятности, с тех пор как сны странные в жизнь Ивана вторглись. Знать судьба его такая смерть за царя принимать.

«Помочь… помочь… ты должен помочь… твоя цель Меньшиков… помоги им…» — неожиданно затараторил внутренний голос. С какого перепугу? — подивился Иван. — Меньшиков от нас никуда не денется, но чтобы русский офицер врагу помогал?

— Руки за голову! — грозно приказал Волгин, решительно выходя из лифта.

Под ноги ему подвернулась складка ковра и решительный шаг пилота превратился в не менее решительное падение.

Выстрел бластера опалил стену в том месте, где Ивана уже не было. Незнакомцы выстрелили практически моментально, не оборачиваясь, целясь исключительно на слух. Будь слуги Меньшиковские менее ленивы, расправь они ковер ровнее, лежать бы Ивану сейчас поджаренной тушкой.

Волгин выстрелил в ответ, выматерился в сердцах, то ли радуясь, то ли сердясь на случайную препону, и перекатился в сторону, прячась за массивную кушетку. Его выстрел разнес дубовый стол графа в горящее крошево, не нанеся ни малейшего урона незнакомцам. Странные лакеи уже стояли на изготовку, переместившись по разным углам кабинета для максимального огневого покрытия.

Ивану из под свисающей с кушетки накидки видны были лишь ноги лакеев. Можно было бы и так пульнуть — не велик боец без ноги. Но пока ты одного стреляешь, второй из тебя жаркое сделает.

— Эх, вот бы сюда ту броню, что приснилась, — с сожалением думал Иван. — Стань я сейчас тем самым шкафом резным, так ни за что бы от прочих не отличили, как один мастер делал, — мечтал он, прикидывая так и эдак, как бы ему двоих сразу завалить и самому живу остаться.

— Эй, солдат, выходи, бросай оружие, мы не будем тебя убивать, если ты есть сдаваться, — со странно знакомым акцентом приказал один из лакеев.

— Хочешь денег, Ванька, выходи, дадим тебе много денег, — пообещал другой.

Оба-на, удивился Иван, так они меня и по имени знают? Ушлые ребята, когда только срисовать физиономию успели?

— Русский Ванька, не делай дурацкий поступка, сдавайся и мы сохранить тебе жизнь, — говорящий сделал шаг в направлении кушетки. — Мы знайт, где ты есть, сдавайся хорошо, иначе быть плохо.

Второй лакей тоже приблизился на шаг к кушетке. А ведь пристрелят, понял Иван, как пить дать пристрелят. Сдастся он или нет, в любом случае крышка ему. Господи, взмолился Иван, задрав башку к потолку, если ты есть, помоги, чем можешь. Взгляд Ивана уперся в огромную люстру, хрустальным айсбергом нависающую над кабинетом. Мысль, совершив оборот, щелкнула, как затвор и в тот же момент Иван выстрелил.

Беспорядочные вспышки бластеров, стоны и проклятия на незнакомом языке подтвердили Иванову догадку — люстра накрыла нападавших качественно, самое время перехватывать инициативу.

Он выскочил из-за кушетки, в два прыжка подскочил к начинающим приходить в себя гостям и сильными ударами сапога отправил их обратно в нокаут. Немного успокоившись, Иван пригляделся к обидчикам. Лица незваных гостей показались ему странно знакомыми.

— Оба-на, так это же послы американские! — изумился Иван. — Днем зубы заговариваем, а по ночам сейфы ломаем, господа хорошие?

Не зря его царь стращал порядками дворцовыми. На первый взгляд охраны тьма, соглядатев тыщи, а враг чувствует себя в том дворце как дома — никого и ничего не боится. Кому расскажешь не поверят, на смех поднимут, — огорченно вздыхал Иван, раздумывая, что же с послами делать? Кабы то обычные воришки были, так вязать их и сдавать куда следует. Но это не нашего поля ягода — послы иностранные, етить их через коромысло.

— Скандал будет, — поежился Волгин, вспомнив нравоучения царя.

С другой стороны посол в посольской палате сиживает, да зубы заговаривает, а не по чужим сейфам с бластером за пазухой лазает. Там ты посол, а тут ты пошел… Куда именно пошел посол Иван уточнять не стал. Другой вопрос переехал дорогу первой мысли.

— Что же такого важного в том сейфе лежит, что вы, господа хорошие, на разбой пошли откровенный? Ежели до сего момента вы того в сейфе не нашли, стало быть тот секрет еще там, потому особой беды не случилось и можно тех послов по-тихому из государства российского пинком под зад выдворить.

Иван для проверки толкнул ногой обоих дипломатов по очереди и, убедившись, что те по-прежнему в глубокой отключке, сунулся в сейф. Не так уж много в том сейфе и осталось, подумал он, бегло осмотрев содержимое. Что интересовало американских дипломатов, не забирать же все оставшиеся бумаги из сейфа, хоть бы маленькую зацепочку, но нет ее.

А может затолкать все обратно в сейф, шпионов сдать Меньшикову, да и все дела? Ага, а кто тебя только что пытался убить, не его ли ближайшие друзья? И как после такого Меньшикову доверять?

Звон хрусталя застал Ивана врасплох, инстинктивно он упал на спину, чтобы луч бластера прошел мимо. Содержимое сейфа полыхнуло адским пламенем в лицо Волгину, но в падении он успел заметить неожиданно очнувшихся противников. Два бластера смотрели прямо на него и лишь мгновение остается до следующего залпа.

— Кранты, — только и успел подумать Иван, нажимая на спусковой крючок прыгающего в вытянутой руке бластера. Расфокусированный луч пронесся по кабинету огненным шквалом, превратив убийц в обгоревшие головешки.

Волгин сильно треснулся затылком о пол, но тот же ковер, что спас его в первый раз, снова сослужил добрую услугу, смягчив удар. Кабинет пылал, дверца сейфа стекала каплями расплавленного металла на пол, дым клубами втягивался под потолок и посреди всего адского бедлама медленно вставал на ноги Иван, держась за разбитую голову.

— Делать-то все равно нечего было, — оправдывался он невесть перед кем, размахивая зажатым в кулаке бластером. — Нечего чужие сейфы вскрывать, тогда и здоровье не испортится, — пенял он безмолвным головешкам. — В общем, не мое это дело, пусть разбираются те, кому по званию положено.

Иван осторожно перешагнул через трупы, рывком открыл дверь и поспешно вывалился в приемную, стараясь не выпустить следом тошнотворный запах горелого мяса.

— Эй, милейший, пока ты тут спишь, — Иван раздраженно ткнул прикорнувшего прямо на рабочем столе адъютанта, — у тебя там грабители сейфы… — Иван осекся, не закончив фразы.

Адъютант от толчка завалился на бок и упал со стула на пол. Во лбу его торчала игла, скорее всего отравленная, — автоматически отметил Иван, — раз от такой мелочи человек моментально помер. Ничего себе манеры, если так дальше пойдет, то недалеко и до…

Дальнейшая мысль Ивану не понравилась категорически. Не то чтобы он войны боялся или старался избежать. Но и дуриком прыгнуть в ее кровавую карусель не хотелось. Только по всем приметам войны не избежать, раз варги во дворце, как у себя дома, а американцы в наглую сейфы тайного советника потрошат.

Тут семи пядей во лбу не требуется — знать терять нечего, раз обнаглели совершенно. Друг ли ему Меньшиков, то неизвестно. Интереснее другое — друг ли он империи Российской? Это ж не рассыльный на побегушках с варгами шашни водит, а почитай второй человек в империи. Встань он на сторону врага и войны не нужно — бери Россию голыми руками.

Американцы, судя по всему, с Меньшиковым каши не варят, иначе играли бы в одну игру — мол враг общий, нужно сплотиться, всем миром искать защиты. А тут нестыковочка — есть что-то такое, что Меньшиков знает, но ни с кем из липовых друзей не делится. Вот и решились на прямой грабеж, господа послы. Наверняка знали, чем такой поступок отзовется, не оставит граф подобное безнаказанным. Узнает доподлинно кто и когда ту смуту затеял — даром что ли у него столько шпионов да соглядатев во дворце?

А раз знали и решились, получается на что-то надеялись. Чтобы американцы без тысячепроцентной подстраховки в кабинет тайного министра сунулись, не бывать такому. Следовательно та самая подстраховка сейчас полным ходом на выручку мчится.

Мысль в голове Ивана щелкнула и ноги сами собой понесли его к выходу из приемной. Где бы ни быть, но от этого места нужно точно держаться подальше. Подстраховка ли примчится или охрана меньшиковская нагрянет, по любому Ивану несдобровать — сперва башку отстрелят, потом фамилию спросят, — думал Иван, сдерживаясь от того, чтобы не кинуться бегом по коридорам.

Вот только незадача — куда идти, где защиты искать, кто бы приютил? Одна родная любящая душа, да и та далеко, загрустил было Иван, но тотчас же спохватился, хлопнув себя широкой ладонью по лбу.

— Как же ты забыть мог, идиот? — выговаривал он себе сквозь зубы, торопливо прицеливаясь в Люськин образ.

Контакт пришел неожиданно быстро. Не сочинив ничего умного, не думая о том, как любимая воспримет услышанное, Иван решил действовать напролом:

— Люська, — решительно приказал он, стараясь вложить в приказной тон всю любовь и нежность, — ноги в руки и бегом в китайский квартал. Найди лавку Шан Дженя, скажи китайцу, что ты по поводу двух славянских шкафов. Не спрашивай ничего, делай, что сказано! Потом все объясню! Скажи ему, что Иван Волгин просит его, спрятать тебя на время понадежнее! Все поняла?! Исполнять!

— Ой, чо это со мной? — удивилась Люська и лениво зевнула. — Не пьяная, а вроде как Ванькин голос чудится, Нужно молока теплого с медом на ночь выпить, а то не засну.

— Какого молока, еперный театр? — возмутился Иван Люськиной несообразительности. — За тобой сейчас придут и в тюрьму закроют, а ты молока с медом! Бего-о-о-о-м! И не надо никаких тряпок брать, накинь чего-нибудь сверху и одна нога здесь, а другая уже у китайца.

— Ваня, ну там же мужчины, как же я не накрашенная, одетая как пугало, к ним выйду? Как ты себе это представляешь?

Люська не заметила, что непроизвольно обращается к своему мысленному командиру, словно беседует с самим Иваном. Тот даже восхитился на мгновение гибкостью ее психики. Взять того же царя, сколько он упирался, пока поверил в реальность Иванова присутствия? А тут с ходу, бац и поверила, вот что значит настоящая женщина!

— Хотя, Ванькины шуточки всегда отличались большой глупостью, — тотчас же сообщила сама себе Люська. — Пожалуй молока с медом будет маловато, добавлю-ка я таблеточку снотворного для надежности! Совсем нервы расшалились, — пожалела она сама себя, — вот уже Ванька чудится, так совсем сдурею в девках-то, — тяжко вздохнула она и потрогала осторожно кожу под глазами. — Не заметишь, как морщинки появятся и кому я буду нужна старая и дряхлая?

— Мне будешь нужна, если живая останешься! — с досадой выпалил Иван. — Люся, любимая моя, делай, как говорю, — умолял Иван девушку, — это не твои мысли, тебе не чудится, все на самом деле! Ты поняла?!

— Ты меня правда любишь? В самом деле? Правда, правда? — недоверчиво спросила Люська, словно они в сквере у фонтана обнимаются, а не в час роковой от смерти спасения ищут.

— Правда, правда… — торопливо подтвердил Иван, не скрывая досады в голосе.

— Нет, так нельзя, — надулась Люська, — скажи, что ты меня любишь!

— Люблю!

— Меня?

— Тебя, кого же еще?

— А я не знаю, ты не говоришь, — продолжала дуться Люська. — Неужели так сложно в одном предложении собрать простые вещи: «Люся, я люблю тебя и хочу, чтоб ты стала моей женой!»

— Люблю, хочу, Люся! — выпалил Иван, дико сожалея, что не может просто схватить Люску в охапку и утащить в безопасное место. — Люся, нет времени, потом все по порядку и складно, а сейчас беги ты, ради бога, к Шан Дженю, я тебя умоляю!

Люська вздохнула, подумала о чем-то, еще раз вздохнула и, накинув легкий плащик, вышла из квартиры.

— Но учти, Ваня, память у меня хорошая. Если что-то забудешь, напомню. Не захочешь вспомнить, всю рожу исцарапаю, я тебе…

— Люся! Шагом марш!

— Есть, мой командир! А ты скоро придешь за мной?

— Не знаю, мне еще из заварухи выбраться нужно. Главное жди меня и я приду, все понятно?

— Ну, конечно понятно, я же не дура, Ваня! А как ты это делаешь, где телефон?

* * *

Иван не сразу понял, что его кто-то держит за плечи и о чем-то спрашивает. Разговаривая с Люськой, он закрыл глаза и полностью отрешился от действительности.

— Эй, ты кто такой? — перед Иваном стояли давешние его знакомцы гвардейцы, так и не снявшие негритянского грима.

— Здорово, молодцы, — обрадовался он, — как служба?

— Нормально служба, — не поддержали разговор потешные гвардейцы. — Стой, не дергайся. Егор, проверь-ка у него карманы!

— Да вы что сдурели? Я же… — Иван осекся, вспомнив, что в последний раз тех гвардейцев видел в образе царя.

— Не дергайся парень, не вводи в грех, — тряхнул Ивана за плечи напарник Егора.

— Ты, паря, стой смирно, на вопросы отвечай быстро, уйдешь живым и здоровым, — спокойно пояснил Егор, похлопывая по карманам Ивана.

— А чо случилось-то?

— Случилось страшное, — закатив глаза, завопил Петр, а после совершенно спокойно деловито продолжил, — во дворце переворот, всех велено проверять, без документов в каталажку, а буде сопротивление оказано, бить нещадно.

— Сопротивляться будешь? — поинтересовался Егор.

— Не, не буду, — помотал головой Иван.

— Жалко, — вздохнули гвардейцы с явным сожалением. — А то разомнемся? Мы ж в полсилы бить будем, потехи ради.

— Не до потехи, служивые, к царю дело есть срочное! В этих лабиринтах совсем заблудился, в первый раз тут, — Иван смущенно пожал плечами.

— Дело, говоришь? Давай сюда свое дело, передадим! — Егор с Петром переглянулись и как-то подобрались.

Только что стояли увальни потешные, а вот уже и пантеры к прыжку готовые. И не скажешь, на таких глядючи, что всю жизнь в потехах провели. Взгляд цепкий, тело, как пружина стальная, одно неверное движение и выстрелит та пружина в неприятеля, мало не покажется.

— Лично в руки велено, — построжел Иван, сделал шаг назад и собрался внутренне.

Очень ему не хотелось со своими драться, да и не одолеть ему, если честно, двоих здоровых гвардейцев. А использовать новое умение против своих душа не лежала, не враги же, братья-славяне. Только вот мешаются те славяне хуже любого врага, каким чертом их сюда занесло? Черт, если по другому не получается, попробуем осторожненько, помаленьку, с аккуратностью сдвинуть эти препятствия в сторону.

Осторожно протянул он мысленные ниточки к мозгам гвардейцев и словно споткнулся. Не то, чтобы не пустило его в те мозги, вот только чем-то странным и неприятным повеяло. Потек холод через те ниточки к самому Ивану, мысли стали вялыми и мутными, в сон клонить начало.

А растудыть твою в качель, мысленно заорал он, напряг остатки воли и рванул те ниточки. Сон как рукой сняло, потеплело, аж в жар бросило, заметались мысли, как караси щукой пуганные. Ничего себе, что же это за братушки такие? С виду обычные солдаты, а внутри черт какой-то непонятный — черно все и мрачно.

Петр и Егор на глазах менялись: добродушие из них как метлой вымело; в глазах засветилась столь явная угроза, что и слепому видно — сейчас будут бить, и не просто бить, а до смерти. Разом кинулись гвардейцы на Ивана — один в морду бьет, другой в ноги кидается, стреножить пытается.

Только Иван не простак, чтобы в драку вязаться. Там, где он только что был, лишь пыль взвихрилась. Отпрыгнул за угол, увидел знакомый выступ на стеночке гладкой, шлепнул его, не раздумывая, и кубарем в темную комнатку влетел. С легким шуршанием стеночка замкнулась, спрятав его от противника. Иван облегченно выдохнул — минула беда — а вдохнуть не получилось, потому как из темноты, словно подсвеченный изнутри, хмуро и требовательно смотрел на него сам граф Меньшиков. И молчал…

* * *

Иван облизнул пересохшие губы.

— В-в-ваша с-с-светлость, а вы-то тут как оказались? — не нашел ничего умнее спросить Иван.

Граф промолчал, продолжая сверлить Ивана строгим немигающим взглядом. Лицо его выглядело напряженным, практически неживым, словно не сам граф, а чучело его, прости господи, из темноты на Ивана пялилось.

— Тьфу на тебя, изыди сатана, с нами Бог! — Иван перекрестился трясущейся рукой, не замечая, что пальцы сжаты не в щепоть, а в кулак.

Граф молчал. Иван нащупал фляжку во внутреннем кармане, трясущимися руками свернул пробку набок и сделал добрый глоток для храбрости. В голове слегка прояснилось, чего не скажешь о глазах — темнота, хоть глаз выколи и голова графская тупо пялится.

Иван щелкнул зажигалкой, поднес ее поближе, словно собирался дать графу прикурить.

— Уф-ф-ф, а нельзя по-человечески все делать, Ваша светлость? — выдохнул он облегченно. — Все-то у вас не по-людски, все-то с вывертом.

В воздухе висела светящаяся объемная копия головы графа, под ней кресло и табличка с надписью: «Пункт связи. Сядьте в кресло, поместите голову в центре модели. Ждите ответа оператора!»

Коротко, по-военному, без лишних слов. С кем связь? Дураку понятно — кто изображен на макете, с тем и говорить будешь. Хитро придумано — в любой момент знающий человек самому графу важную информацию донести может. Понятно теперь, как это граф умудряется все обо всех знать моментально, а никакое прослушивание обычной связи ничего никому не скажет. Потому как вещь необычная, раритетная и знакомая очень немногим.

К чему эти фокусы, спросят некоторые неосведомленные, когда сплошь и рядом переговорники субволновые, гиперфоны и гравипередатчики? Устройство дальностью связи не потрясает, настройка лишь на одного абонента, зато есть неоспоримое преимущество перед всеми прочими. Связь та вечная и практически неуничтожимая. Принципа ее никто не знает, потому как использовали случайно добытый в дальних пределах космоса артефакт.

В самом артефакте толком никто не разобрался, но смогли использовать небольшую частичку полученных знаний для создания подобных систем связи. Планировалось их в боевых системах задействовать, чтобы каждый солдат в бою был непрерывно связан с командиром, но как-то не пошло в серию.

Злые языки говорят, что причиной послужила обычная коммерция. Прими армия на вооружение диковинную систему и накрылся бы медным тазом выгодный контракт на поставку субволновых переговорников. А кто те субволновые переговорники армии поставляет? Вот то-то и оно.

В учебниках описание осталось, пару макетов в училище штурманском Иван видал, на том его знакомство с космической загадкой и закончилось. Поди ж ты куда ее после того вынесло, кто бы знал, что Меньшиков такой запасливый, да предусмотрительный окажется.

В условиях тотального подавления всех видов связи только гравитационный канал подавить невозможно. Но передатчик грависвязи штука массивная и энергии потребляет немерянно, такую штуковину на малый корабль не поставишь.

А эта игрушка никаких помех не боится, в пределах дворца работать будет без проблем и никаких батарей не требует. Отчего армия решила ее не применять, никому не ведомо. Хотя коммерция…

Или чего еще хуже. Решил кто-то утаить новинку, скрыть всякую информацию о ней, превратить достоинства в недостатки и тишком-мирком использовать к своей пользе. Давненько это было, да и граф на макете выглядит юнцом. Вот ведь прохиндей, с молодых лет хитрит, все под себя гребет, ничего Отчизне. Гад ползучий.

Ладно, разговоры разговорами, пора и делом заняться. Перво-наперво подзарядка, потом проверим состояние друзей, наведаемся к Люське, а там, и в змеиное гнездо сунемся. Ежели, как уверяет Меньшиков, я единственный такой продвинутый, стало быть, мне и с ворогом биться, решил Иван.

Раз уж подфартило и в комнате есть мебель, грех сидеть на полу. Иван качнул фляжкой, проверяя остатки, вытащил сигару и уселся поудобнее в кожаное кресло. Голову откинул назад, чтобы ненароком в макет не влезть. Не хватало еще себя обнаружить раньше времени.

Итак. Иван разжег сигару, глубоко затянулся и махом отпил половину фляжки, пока травяная дурь по мозгам не ударила.

— Крепка зараза, — выдохнул он, с удивлением отметив чистоту сознания и неимоверную бодрость.

То ли не подействовало зелье, то ли одно из двух — в мозгах стояла морозная свежесть и падать в бессознательное состояние Иван не собирался категорически.

— Вот так незадача, — он хотел было по привычке почесать в затылке, да руки оказались заняты фляжкой и сигарой. — Пора дозу увеличивать, — решил он.

Глубокие затяжки Иван чередовал с не менее глубокими прикладываниями к фляжке с водкой. В конце концов что-то из них подействовало и голова экспериментатора склонилась на грудь. Иван сладко почмокал губами и уснул.

И снилось ему нечто странное и непонятное. Вместо нормального сна с путешествием в нужные, заранее намеченные точки, замелькали перед его взором миллионы картинок, зарябили пестротой, в ушах разноголосый шум слился в какофонию, а тело ощутило воздействие на все органы, даже на те, которых природой у мужчины не предусмотрено.

Был Иван и мужчиной и женщиной, малым ребенком и стариком, грузчиком в доке и рожающей матерью, профессором в академии и последней шлюхой, судьей и преступником. Влился Иван в мириады сознаний, ощущая себя бесплотной тенью, песчинками в прибое, дымом на ветру.

Все шире и шире с огромной скоростью разлеталось сознание Ивана, все меньше и меньше он ощущал самого себя в этом безбрежном океане. Неожиданно мир, переливающийся всеми цветами радуги угас, словно окунулся в чернила. В сознание Ивана вползло нечто темное, липкое, страшное, вцепилось в него, попыталось высосать весь разум, убить. И куда Иван не кидался, повсюду его встречала липкая черная злоба.

Испугался Иван до жути, что вышел он за пределы дозволенного и прикоснулся к страшным тайнам бытия, стал малым атомом и заглянул в душу частичек мироздания. Потерял себя Иван, ничего сделать не мог и все глубже в черное болото погружался. Чувствовал лишь, что сердце стучит набатом и дышать трудно, от того, что забыл Иван как это делается. Заорал он в ужасе и очнулся от дикого сна.

Всхлипнул, утер сопли и слюни, обнаружил, что во сне свалился с кресла и башкой о пол треснулся. Видать это его и спасло от полного растворения. Вспомнились ему слова деревянного умника про опасность проникновения в мозги сильных мира сего. А тут получается от излишнего усердия он разом во все мозги, когда либо получившие дозу травки, проникнуть попытался. Разве ж такое по силам обычному человеку.

— К черту, — бросил Иван в темноту, обращаясь неведомо к кому, — не полезу больше и не просите!

Промолчала темнота, не ответила, да что он ожидал от нее услышать? Что сам все придумал и собственный план в исполнение привел? Что, как обычно, решил сперва в драку ввязаться, а там уж как получится? Так это все он и без темноты знает, бесполезно ждать другого ответа.

— Все, на этом с травкой завязываем, — решил Иван твердо, — не получится достучаться, знать придется руками, да ногами к правде бежать. Не получится, знать так судьбе было угодно. Не самый я главный, есть поглавнее меня.

* * *

Он снова уселся в кресло и сосредоточился, настраиваясь на друзей. Контакт пришел неожиданно легко, Иван увидел знакомый зал на корабле Селим-бея. Друзья стояли спина к спине, заняв круговую оборону и выставив в сторону абреков Селима единственный бластер.

— Трусы, бараны, ишаки бесхвостые, испугались трех русских собак? — бесновался позади абреков Селим-бей, облаченный в зеркальную броню. — Вперед, убейте этих шакалов!

— Семенов, не дергайся, я здесь, — негромко обозначил свое присутствие Иван. — Ничего не говори вслух, просто думай, я тебя услышу.

— Понял, — отозвался Семенов, облизав пересохшие губы. — Обидно получается, у них там столы ломятся, а у нас в глотке пересохло.

— Сейчас поправим, точнее попробуем поправить, держитесь!

Иван прыгнул в голову Каха, не почувствовал там присутствия чужих и не стал отвлекать пилота от обороны. Следующей целью Иван выбрал Селима.

— Селим, остановись!

Пират недоуменно замолк, оглянулся за спину, посмотрел на потолок.

— Не мотай башкой, Селим, я прямо в тебе, будешь себя плохо вести, просто убью на месте. Ситуация понятна или продемонстрировать?

— Панятна? Ты хто? — внезапно севшим голосом спросил Селим.

Тут Ивану в голову пришла отличная идея.

— Селим, ты сам-то подумай, башку напряги, кто еще вот так запросто может прийти к тебе и разговаривать так, что другие ничего не слышат?

— Не слышат? — обреченно спросил Селим.

— Сто пудов, можешь не проверять, а то будешь глупо выглядеть, — хихикнул Иван. — Абреков своих отзови, мне не нравится, что ты нарушаешь восточный закон.

— Кхакой закхон? — не мог сообразить Селим-бей.

— Закон гостеприимства, дорогой, разве ты забыл, что Аллах повелел гостя встречать миром?

— Аллах?

— Ты и обо мне забыл? А знаешь, что я делаю с неправоверными, которые Аллаха забывают?

— Не надо! — взмолился Селим, падая на колени. — Я вспомнил, все вспомнил! Эй, идиоты, что вы столпились вокруг моих гостей? Дайте им дорогу и убирайтесь с глаз моих долой! Я правильно говорю?

— Молодец, быстро схватываешь, далеко пойдешь.

— Я стараюсь, — лицо Селима перекосила льстивая улыбка.

— Вот-вот, старайся. Я тут отлучусь по делам, а ты пока вспомни обо мне и про законы гостеприимства. Приду, проверю! Не скучай без меня, Селим!

— Вах, мамой клянусь, все сделаю, гостям лучший кусок в доме Селима!

Иван не стал дослушивать крики напуганного явлением Аллаха Селим-бея и рванул в самую важную точку. Меньшиков. Враг или не враг, есть в нем чужая зараза или устоял он супротив вторжения, как давече не подпустил к себе Ивана?

Он осторожно потянулся сознанием наружу, мало помалу расширяя сферу воздействия. Касаясь чужого сознания, он не стремился войти в него, лишь делая попутные заметки о степени поражения дворцового населения. Иван сканировал этаж за этажом, забираясь в тайные и явные помещения. Черных меток обнаруживалось все больше, но все они группировались около некоторых центров, словно что-то притягивало их к этим точкам. Или наоборот?!

Может у них там тайные курильни того самого наркотика? Да нет, глупости, какие к черту курильни, если травку, по словам Швондера, нужно жевать. Тогда в чем причина? А ну ее к черту причину, потом думать будем. Сейчас важнее понять, кто враг, кто друг.

С виду ведь ничего не меняется, тот же человек, делает ту же работу, но внутри него сидит некто, исполняющий чужую волю. И, как Иван, этот некто может заставить послушного носителя делать все, что угодно, хоть убить другого человека. И главное никто ничего не заметит — те же люди, на тех же местах меняют законы и жизнь целой империи.

Никто ничем и никогда не докажет, что это враг действует. Видим мы то же самое, что и допрежь, слышим те же голоса, значит просто власть дурит — обычное дело. Кто захочет связываться с законной властью? Только тот, кто и есть враг в официальном понимании. Значит, полиция и армия, да каждый законоподанный гражданин империи обязаны такого врага поймать и предать суду скорому и беспощадному.

— Черт побери, где это граф спрятался? — забеспокоился Иван. — Может его вообще нет во дворце? Сбежал гад!

— Упс, знакомые все лица! — обрадовался Иван, увидев перед собой царя.

— Пришло время решительных действий, — произнес жутко знакомым голосом тот, в чьем сознании он оказался. — Нам повезло, что такие фигуры оказались рядом с инициатором. Это решается элементарно и я думаю…

— Граф Вельде, помолчите, — оборвал его выступление царь. — Вы не в том звании, чтобы самостоятельно принимать решения. Или вы против? — царь говорил жестко с не характерной для него железной твердостью в голосе.

— Сэр, виноват сэр! — граф Вельде вытянулся в струнку, прижав кулак к груди.

— Ваше Величество, а не сэр, — сухо поправил царь. — Джонсон, мы на чужой территории, будьте любезны соблюдать правила маскировки. Забыли учебный лагерь?

— Никак нет, сэр, — рявкнул граф по-военному четко.

Царь поморщился недовольно, но не стал выговаривать.

— Срочно напишите закон об обязательном применении наркотика, соберите наличный запас травы здесь, направьте людей, я подчеркиваю именно людей, чтобы нашли логово Селим-бея, уничтожили бандитов и забрали всю траву. Нам нужны запасы травы, вы поняли задачу, Джонсон?

— Есть, сэр, будет исполнено, сэр!

— Не сэр, Джонсон, а Ваше Величество! Сколько можно повторять элементарные вещи? — царь побагровел от ярости, подскочил на месте и швырнул в графа хрустальным кувшином.

Иван инстинктивно увернулся, точнее хотел увернуться, сознание чужака даже не дернулось, оно не заметило Ивановых усилий. Граф безропотно принял кувшин на свою голову.

— Ничего себе порядочки, — еле слышно выругался Иван.

— Ага, мне тоже не очень нравится, — признался кто-то таким же сдавленным шепотком.

— Граф, ты что ли?

— А кого еще ты тут ожидал повстречать? Не магистра же, его сейчас встречают у врат Асгарда, — скорбно вздохнул настоящий граф.

— Ты хотел сказать рая, — поправил Иван.

— Что хотел, то и сказал, — поморщился мысленно граф. — Видал, что творится?

— Интересно и кто в этом виноват? — сварливо поинтересовался Иван.

— Ты и виноват.

— Я?! — задохнулся от обиды Иван.

— Раньше бы согласился сотрудничать, не было бы такой беды, с тоской в голосе выговаривал Вельде Ивану. — Теперь сиди, как в тюрьме, в собственной башке. И когда же все это закончится? — причитал граф.

— С травой поменьше дружить нужно было, — парировал Иван. — И с кем сотрудничать-то, с вашим магистром, с Меньшиковым или с Селим-беем? Все одним миром мазаны, лишь бы кусок урвать, власть получить. Кинулись бы вы кого от этой погани защищать, как же — держи карман шире.

— Дурак ты, Иван, сущий дурак. Какая власть, какой кусок, тебе же русским языком сказано было — чужие идут, срочно нужно оборону готовить. А ты что сделал для этого?

— И что я сделал?

— Магистра прикончил и сбежал, вот что ты сделал. А минут пять тому назад словно дырка где образовалась, ринулись эти твари потоком и ничего с ними не поделать. Сижу вот, тоскую, гляжу, что творят, не поверишь, сердце кровью обливается.

— Не поверю. Не за кого тебе переживать. Расстраиваешься, что эти в долю не взяли, а просто в сторону отодвинули. Вот и все твои печали, скажешь не так? — обиженно пыхтел Иван, начиная понимать причину того самого прорыва.

Граф угрюмо промолчал. Иван же в ужас приходил от мысли, что своим могучим полетом по вселенной он ту самую дыру-то и проделал. Врагам дорогу открыл, был Ванька героем, а стал наиподлейшим предателем. А еще других укоряет, впору пустить пулю в лоб, чтобы прервать дурацкую жизнь.

— Пойдемте, Джонсон, наша первейшая задача арестовать Меньшикова. Попробуем для начала уговорить его самому войти в ловушку, — царь решительно зашагал из кабинета.

Не стал он разговор продолжать, выпрыгнул обратно, словно пробка из бутылки шампанского. Нет, не буду стреляться, — скрипнул зубами Иван, — не дело, кашу заваривши, в кусты прятаться. Сам виноват, сам и выправляй линию. А шлепнут при этом враги или друзья, тогда и помрешь. Пора Меньшикова предупредить, пока враги не захомутали.

Он решительно сунул голову в голографический макет головы графа Меньшикова.

— Долгонько ты соображал что к чему, — в тот же момент прозвучал словно в самой голове голос Меньшикова. — Положение знаешь?

— Ага, — вздохнул виновато Иван. — Во дворце сотня, а то и больше под их началом ходят, включая царя.

— Дворец еще не вся Москва, а царь не вся империя.

— Это… Ваше сиятельство… не знаю, как бы это сказать помягче… — замямлил Иван.

— Коротко и точно по сути, солдат! — приказал Меньшиков. — Выпил что ли, чего голос как у бабы дрожит?

— Есть малость, Ваше сиятельство, — признался Иван. — В общем, царь и граф Вельде идут вас заарестовать и в какую-то ловушку затащить! — выпалил он, собравшись с духом.

— Ца-а-арь? — в голосе Меньшикова слышалось веселое недоверие. — Да куда ему недотепе меня арестовывать? Не боись, солдат, ничего у него не выйдет.

— Ваше сиятельство, то не сам царь, в башке у него чужие, — наконец-то дошел до сути Волгин.

— Чужие, говоришь? — построжел голосом граф. — Вот что, солдат, там у тебя в кабине переговоров под креслом кнопка есть, жми ее и держись крепче, — приказал он. — Прямиком тебя в мой штаб доставит то креслице, думаю, что они как раз сюда и пожалуют, — размышлял граф. — С богом, солдат!

Иван безропотно подчинился, нагнулся, нажал, вцепился в подлокотники, и тут кресло камнем провалилось под пол. И полетел Иван неведомо куда, мотая головой в разные стороны, словно на американских горках. Наконец адская гонка закончилась, кресло остановилось, Иван открыл глаза и чуть не заорал от изумления.

* * *

На него с интересом смотрели граф Меньшиков, Вельде и царь, все с поднятыми руками. Верный царю Михалыч стоял поодаль, держа всех под прицелом бластера.

Ситуация глупая и сделать ничего не можешь, вот так быстро и сбываются мечты, — подумал Иван, — хотел умереть, сейчас тебя и оформят по-быстрому.

— А ты, солдатик, тут каким ветром? — поинтересовался дворецкий, бросив быстрый взгляд на вновь прибывшего.

— Так это… случайно, — заюлил Иван, попавший, прямо сказать, из огня и в полымя. — Вижу серьезный разговор у вас, господа, так может я лишний? Если никто не возражает, я бы ушел, — со слабой надеждой предложил он.

— Чего спешить? Оставайся, коли пришел, — рассеял Ивановы заблуждения дворецкий. — Где трое гостят, там и четвертому место найдется. Руки подыми и стой себе спокойненько, будешь дергаться, пристрелю. Все понятно?

— Куда уж понятнее, — буркнул Иван, поднимая руки.

— Итак, все в сборе, — спокойным голосом подвел итог Михалыч, — могу заслушать последнее слово, если кто чего сказать хочет перед смертью. Обещаю прямо Господу передать при случае, — усмехнулся он одними губами.

— А я-то тут при чем? — возмутился Иван.

— Не робей, лейтенант, помирать легко, чик и нету тебя, — недобро оскалился дворецкий. — Обещаю, мучаться не будешь.

— Хорошенькое дело, — не отступал Иван, — у вас тут междусобойчик, а мне помирать? А может я не желаю?

Глаза его перебегали с фигуры на фигуру, контролируя малейшие возможные угрозы с их стороны. Иван напрягся, прикидывая, как можно прыгнуть, чем прикрыться и что швырнуть в этого треклятого Михалыча, у которого похоже мозги от страха спеклись напрочь.

— Лейтенант, не дергайся, — предупредил дворецкий, сместив прицел в его сторону. — Нервы у меня сегодня ни к черту, малейшее опасное движение и всех поджарю, луч расфокусирован, убить не убьет, но жить вам точно не захочется. Поверь на слово, проверять не буду и в воздух стрелять не буду. Кто из вас враг, кто друг разобраться сложно — поете все складно, а мне ошибиться нельзя, не тот случай. Правда, Ваше Величество?

— Холоп! Ты как смеешь, смерд поганый, на своего царя оружие наставлять? Да я тебя… — угрожал царь, предусмотрительно не опуская при этом рук.

— Ответ неправильный. Не о том думаете, Ваше Величество. О вечном думать самое время, а вы ругаться, нехорошо это. Весь день я наблюдал за вами, Ваше Величество, скажу честно, в чем-то вы были великолепны. Но в целом ваши действия направлены на развал империи, язык не поворачивается, но назвать это можно лишь одним словом — умопомешательство. Если, конечно, не предположить злой умысел. Но зачем самому царю собственную империю разрушать, понять не могу, хоть убейте.

— Да как ты смеешь, холоп? Да я… да у меня… — осекся царь, побагровел и замкнулся в себе, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, вспоминая, как оно было все на самом деле.

И правда, не будет же он при всех рассказывать, что у него в башке кто-то был все это время. Ничего хорошего в том нет, — размышлял Иван. Да и не сможет он это рассказать, потому как тварь, в нем сидящая, не даст ему рта раскрыть, не выпустит из темного уголка собственного сознания. А без него объяснить свои действия не сможет.

— Граф Вельде, к нам какими судьбами, что занесло в наши края? Али не на вас поисковый лист в прошлом месяце заполняли, али не вы у нас числитесь по разряду шпионов и врагов первостатейных?

— Заполняли? Не знал, честное слово. С какой стати, позвольте спросить? Я игрок, люблю казино, деньги, женщин. Разве это запрещено законами, любезный?

— Ваньку не валяй, граф, все ты знаешь, все тебе ведомо. А то, что спрашивает тебя об этом другой человек, так-то не самое важное. Важнее то, граф, что с варгами сотрудничаешь, с их голоса поешь. Потому сейчас твое появление говорит, что они во всем этом безобразии замешаны!

— Так, полковник Романов, сдайте оружие и прекратите этот балаган, я приказываю вам, как старший по званию! — неожиданно вмешался в разговор граф Меньшиков.

Он попытался опустить руки, но Михалыч многозначительно сместил ствол бластера в его сторону и укоризненно покачал пальчиком.

— Нет, граф, фокус не сработает. Я застал вас во время милой беседы с этим подонком. Не вы ли, граф, утверждали, что Вельде работает на варгов и что я вижу? Ваш взаимный интерес настолько прозрачен, что я не удержался, чтобы не запечатлеть его на свой визор. При случае, коли такое приведется, вы увидите этот маленький эпизод — свидетельство вашего предательства, граф Меньшиков.

— Идиот, ты ничего не понимаешь, опусти оружие, придурок. Не твоего разумения мои действия, а вот твои действия идут в ущерб империи.

— Чьей империи, граф? — прищурив глаза, спросил дворецкий.

— Нашей империи, российской, полковник. Твои выводы ошибочны, давай переговорим спокойно. Можешь этих всех куда-то спрятать, а мы с тобой…

— Нет уж, говорите при них. Если секреты окажутся для них неприемлемыми, они умрут на месте. Если слова окажутся неубедительными, вы все умрете на месте.

— Я-то тут при чем? — заорал Иван.

— А за компанию, — ухмыльнулся дворецкий. — С графом Меньшиковым компанию водил? Водил! Значит, тоже враг.

— Да он меня убить хотел, скажите ему Ваше сиятельство! Вам все едино помирать, а я не хочу за ваши дела страдать.

— Стыдно, лейтенант, только что награду из рук самого царя за храбрость получил, стыдно, — пожурил дворецкий.

— А чего стыдиться, — заныл Иван, размазывая слезы по щекам кулаком. — Помирать-то не хочется. Дяденька, не убивайте меня, я хороший, — завыл Иван в голос и бухнулся на колени.

Дворецкий от возмущения сплюнул, поморщился, отвернулся на мгновение, пряча гримасу отвращения к недавнему герою космоса. Этого-то мгновения Ивану и надо было — дернул со всей дури ковровую дорожку, на которой дворецкий стоял, взмахнул тот руками и рухнул как подкошенный. Былая выучка почти спасла полковника Романова, крутанулся он всем телом, стараясь как кошка в полете на ноги сызнова встать. Да некстати стульчик дубовый под голову подвернулся, ударился об него дворецкий виском и упал бездыханный, выпустив бластер из рук.

Иван рванулся было к оружию, да споткнулся, потому как граф Меньшиков подножку ему успел подставить и сам, перепрыгнув через упавшего пилота, к тому бластеру кувыркнулся. Красиво кувыркнулся, одним махом — вот он в воздухе летит, а тут уже с бластером стоит.

— Никому не двигаться, — голос у графа хриплый, но решительный. — Стоим, где стоим, глупостей не делаем. Тебя, пилот, это тоже касается. Вставай, хватит комедию ломать.

Иван нехотя встал, пренебрежительно глядя на грозное оружие, отряхнулся и поправил форму. Сплюнул перед собой гордо и встал вольно, скрестив руки на груди. Все одно помирать, так чего тут руки задирать, да всякие глупости придумывать.

— Я собрал вас здесь, господа, — начал Меньшиков менторским тоном, — чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. — Власть временно переходит в мои руки.

Граф Вельде покосился на царя, царь недоуменно пожал плечами, продолжая внимательно слушать Меньшикова.

— Все дело в том, господа, что странности, отмеченные полковником, не ускользнули и от моего взгляда, — Меньшиков говорил, глядя в упор на царя. — Вы, Ваше Величество, чрезвычайно изменились со вчерашнего вечера. На мой взгляд это следствие пагубного воздействия гашиша и алкоголя.

Иван с недоумением слушал Меньшикова. Какой гашиш, какой алкоголь, что за ерунду несет граф? Он что не знает о вторжении чужих? Если уж Вельде в курсе! Хотя, действительно, откуда бы ему знать теоретику хренову? Свои мозги у него защищены, Иван ему про царя ни слова не сказал, стало быть выводы граф делает из того, что ему лично известно через того же Романова. Логично? Вполне.

— Кроме того, Ваше Величество, ваши действия ставят под удар всю империю. За один день лично вы умудрились разрушить то, что я… кхм, мы выстраивали десятилетиями. Причем, по моим разумениям, сами вы этого придумать не могли, это не ваш уровень, не ваш стиль, — рассуждал Меньшиков, помахивая стволом бластера, словно дирижерской палочкой.

Еще бы укладывалось, — недовольно поежился Иван. — Только сейчас не о том речь, это цветочки, скоро ягодки пойдут, если Меньшикову не объяснить в чем дело. А как это сделать без свидетелей?

С одной стороны пристрелил бы граф этих двоих и все, но они же не виноваты, что в них чужие вселились. К тому же, стрельни граф в царя или Вельде, как в тот же момент… Черт, о чем ты вообще раньше думал, дурень? — Иван звонко хлопнул себя ладонью по лбу.

Меньшиков вздрогнул, направил бластер в Ивана, во взгляде его светилось раздражение смешанное с мимолетным испугом. Он настолько погрузился в рассуждения о состоянии царя, что выпустил Ивана из внимания.

— Что-то случилось, лейтенант? — спросил он с досадой.

— Вспомнил, Ваша светлость, где я тех пиратов, что на абордажниках были, видел. Как сейчас перед глазами стоят, могу описать в подробностях, если хотите.

— Не ко времени солдат, не ко времени, сейчас поважнее задачи стоят, потом расскажешь, если будет нужда, да живы будем, — поморщился Меньшиков, как от зубной боли.

— Так я еще и про деньги вспомнил, ваша светлость, про пятьсот миллионов, что мне на счет свалились, могу рассказать, тока без свидетелей, если можно, Ваша светлость.

— Солдат, про деньги тоже потом, помолчи, ради бога, не до тебя, — рявкнул Меньшиков, оборотившись к Ивану всем телом.

В тот же момент Вельде и царь прыгнули в разные стороны, стараясь оказаться под прикрытием массивной мебели. Меньшиков стремительно развернулся к ним, ствол бластера запрыгал в поисках цели, но на этот раз удача ему изменила. Тяжелая хрустальная пепельница разлетелась на мелкие кусочки, ударившись о затылок графа. Иван вздохнул сочувственно, поймал безвольное тело графа и аккуратно уложил его на ковер. В следующий миг бластер уже был у него в руках.

— Ваше Величество, все в порядке, — крикнул Иван весело, — я его пепельницей приложил. Можно выходить, опасности более нет, Ваше Величество.

Царь осторожно высунулся над дубовой столешницей, из-за колонны показалась голова графа Вельде. Они убедились, что Меньшиков лежит бездыханный и более того от головы по полу растекается струйкой кровь.

— А ты молодец, солдат, — похвалил царь, вставая с пола и отряхиваясь. — Как тебя звать-то? Награжу, за геройство твое быть тебе полковником! Пистолетик-то отдай, ни к чему он тебе, а мне как-то спокойнее будет.

Царь, следом за ним граф Вельде, широко и приветливо улыбаясь, подходили к Ивану все ближе и ближе. Будь Иван конторским служкой, не заметил бы он той звериной цепкости во взглядах царя и графа, что бывает в глазах перед самой схваткой. Противник представляет, как он кинется на тебя, как ударит, как ты сможешь ему противостоять, он мысленно прокручивает картинку боя, готовясь к сражении. И все это появляется в глазах за краткое мгновение перед броском.

— Стоп. Давайте ближе не подходить, — широко улыбнулся Иван, поднимая ствол бластера.

Царь и Вельде замерли, словно лицом о стену ударились. Во взгляде светилось столько ненависти к Ивану, что будь те глаза лазерами, давно бы распилили его бедного на мелкие частички. А сейчас замерли они посреди комнаты, вдали от всех возможных укрытий. Захоти Иван с ними что сотворить и нет ему в том ни малейшей помехи.

— Ты что сдурел, солдат? — прошипел царь, брызгая слюной от ярости. — Ты на кого оружие поднимаешь, холоп?

— Ваше Величество, это я уже слышал, давайте без спектакля, договорились?

— Слышь, солдат, может, ты денег хочешь? Я дам, у меня есть. Не пятьсот миллионов, но это деньги, только скажи, — подключился Вельде. — Зачем игры с оружием, что вы все трясете пистолетом? У меня скоро нервный тик появится. Чего хочешь, солдат? Озвучь, думаю, что царь тебе не откажет. Ваше Величество, не откажете же?

— Не откажу, — процедил сквозь зубы царь, сжав пухлые ладошки в кулачки.

— Вот видишь, — улыбнулся граф и сделал шаг навстречу Ивану, — не откажет. Сам сказал, все, что пожелаешь, будет исполнено.

— Шаг назад, граф!

— Что?

— Желаю, чтобы вы, граф, сделали шаг назад, — раздельно по словам произнес Иван, поправив что-то в настройке бластера.

— Ах, вы об этом? — не очень натурально удивился граф и с досадой отшагнул назад.

— В общем так, господа хорошие, желаний у меня много, — при этих словах царь и граф радостно переглянулись, — но вам их не исполнить, — в глазах царя и графа появилось недоумение. — Сейчас вы умрете и слова последнего я дать не могу, прощайте, господа!

С этими словами Иван решительно нажал на кнопку и комнату залил ослепительный свет вспышки бластера.

— Я не понял, что это было? — с недоумением спросил царь, оглядывая себя с ног до головы, не веря своим глазам.

— Мы уже на том свете? — осторожно поинтересовался граф. — Ах, и вы с нами, Иван? Бластер взорвался, мы погибли? Странно, я и не думал, что на том свете все точно также, как и в жизни. Странно.

— А вы не погибли, господа, — после некоторой паузы сообщил Иван.

За краткое мгновение он успел нырнуть в сознания царя и графа, где, к своему удовольствию, не обнаружил присутствия чужих.

— Тогда что это было и как ты, холоп, посмел стрелять в своего царя?! — заорал царь, потрясая кулаками. — Нет, Волгин, я тебе этого не прощу, всех званий и наград лишу, на каторгу пойдешь, злодей! — от пережитого у царя подкосились ноги и он сел прямо на пол, вытирая выступившие на глазах слезы кулачками.

— Ваше Величество, так было надо. Главное, что цель достигнута. Вы же не чувствуете в голове никого лишнего?

— Не чувствую, — капризно хныкая, ответил царь, — но так нельзя, ты же меня до смерти напугал.

— И меня, кстати, тоже. Честное слово, Волгин, я чуть в штаны не наделал со страху. Думал ведь, что вот пришла моя последняя минутка, столько страху перетерпел, ужас просто, — признался граф. — Сейчас бы водки выпить, а то нервы на пределе.

— Чуть позже с водкой, помогите лучше графа в сознание привести, да Романова не мешает оживить как-то.

— Я не доктор, — уперся граф, — при виде крови меня мутит.

— Черт с вами, граф, пошарьтесь по шкафам, вдруг где аптечка есть, хоть какая-то от вас польза.

— Верхний ящик стола, там аптечка, — раздался слабый голос Меньшикова за спиной у Ивана.

— Вельде, вы слышали, бегом, одна нога здесь, другая там, — приказал Иван, ничуть не заботясь о различиях в званиях. — Граф, как вы, живы, не сильно я вас прибил? — он приподнял графа к себе на колени, осторожно раздвинул волосы на затылке. — Да ерунда, — облегченно выдохнул Иван, — шишка обычная, немножко кровоточит, а так сущие пустяки.

— Ага, тебя бы так приложить, — застонав от Ивановых прикосновений, посетовал граф. — Зачем, паршивец, меня по башке ударил, убить хотел?

— Хотел бы, так убил бы, — смиренно признался Иван. — А это в полсилы, да, совсем легонько ударил, для порядку. Уж больно вы грозно тем бластером размахивали, а мне без свидетелей пару слов сказать нужно было.

— Хорошие у тебя разговорчики, доходчивые, сразу с ног валят, — поморщился Меньшиков.

— Я не знаю, господа, как должна выглядеть так называемая аптечка, но мне показалось, что вот эта штуковина на нее сильно похожа, — Вельде смущенно протягивал Ивану коробочку со множеством кнопок и лампочек.

— Догадливый, — похвалил Иван поморщившегося Вельде. — Граф, сейчас будет чуточку больно, — предупредил он Меньшикова, прижимая автодиагноста к плечу графа.

— А то я не знаю, — ойкнул граф, когда игла диагноста вошла в мышцу.

Заморгали лампочки, диагност пискнул и выбросил в иглу необходимые лекарства, на экране загорелась надпись: «пациенту рекомендуется спокойный сон не менее 8 часов».

— На том свете поспим, — пошутил явно взбодрившийся Меньшиков. — Что ты меня, как красну девицу облапил? — прикрикнул он на Ивана и легким упругим движением вскочил на ноги. — Так что ты мне хотел сказать?

— Михалыч, — Иван ткнул пальцем в сторону полковника.

— Что Михалыч, враг что ли?

— Сперва ему помощь оказать надо, потом будем разговоры разговаривать.

— Тут я командую, Волгин. И только я решаю, кому жить, кому помирать.

— Ошибочка, Ваша светлость, — Иван отпрыгнул в сторону. — Командует тот, у кого больше силы. Бластер пока у меня, так что извольте оказать первую помощь полковнику Романову, все ж таки ваш человек, граф, имейте сочувствие.

— Ну, ты фрукт, Волгин. Не боишься своих слов? За такие слова люди жизни лишаются.

— Ваша светлость, я ж каждый день на смерть иду, чего мне бояться? А Михалыча жалко, хороший мужик, вы бы подсуетились, а то от этих вовсе никакого толку в вопросах медицины.

Меньшиков тяжело посмотрел на Ивана, покачал головой, но говорить ничего не стал. Подобрал с пола диагност, подошел к полковнику и прижал диагност к шее. Диагност пискнул, казалось бы, через целую вечность, полковник дернулся, как от разряда тока, захрипел страшно и открыл глаза. В комнате повисло молчание.

— Граф? Я арестован? Разрешите застрелиться, как офицеру, а не умереть от рук палача? — хрипел полковник, с трудом приходя в сознание.

Видать удар был силен, но военные диагносты мертвого на ноги поднимут, вкачают такую дозу стимуляторов, что впереди собственных ног полетишь. Будет ли полковник жить, вопрос времени, покамест достаточно, захочет Бог, так будет.

— Все в порядке, полковник. Приходите в себя, поговорим позже, — без комментариев, сухо ответил Меньшиков. — Что дальше, властитель вы наш? — не скрывая иронии, обратился он к Ивану. — Или вам опять мешают свидетели? Какую на этот раз причину придумаешь?

— Да ничего не придумаю, Ваша светлость. Давайте сядем, в ногах правды нет.

— А бластер?

— Пока побудет у меня, — спокойно объяснил Иван, — для вашей же безопасности, господа. Уж больно вы все дерганые, того и глядишь друг друга поубиваете ненароком.

Все расселись, кто как смог, полковник остался на полу, устроившись на складке ковра, как на подушке.

— Дворец захвачен чужими, — без преамбул заявил Иван. — Только что чужие покинули царя и графа Вельде, — продолжил он, наблюдая общее удивление и недоверие. — Мне пришлось их сильно напугать. Видите ли, господа, — он обратился к царю и графу Вельде, — Бластер может работать в режиме ослепления, но вы этого не знали, да и откуда вам это знать, вы же оружия в руках не держали.

— Ты хочешь сказать, что заранее все это придумал? — не поверил царь.

— Нет, случайно не ту кнопку нажал, — признался Иван. — Вообще-то я хотел сделать мощность луча минимальной, чтобы слегка, так сказать… — он замялся.

— Поджарить нас, — поджав губки, продолжил мысль Ивана царь.

— Ну-у-у, типа этого. А получилось еще лучше, — широко улыбнулся Иван.

— Бр-р-р, — царь и Вельде одновременно вздрогнули, представив, каково это быть «немножко поджаренными».

— А как мне еще их было выгнать? Просто вспомнил, как вы, граф, мне в задницу током саданули, чтобы вернуть меня обратно. Вот и подумал, что и чужим не захочется вместе с вами помирать. Разве плохая идея? — виновато понурившись, спросил Иван.

— Идеи у тебя, Иван, хорошие, только вот до конца ты их не продумываешь, — чертыхнулся царь.

— Я ж пилот, Ваше Величество, наша тактика проста — в драку ввязаться, а там видно будет.

— Разборки отложим на потом, — прервал их разговор Меньшиков. — Что значит дворец захвачен, сколько их во дворце?

— Уверенно сказать не могу, — вздохнул Иван. — На мой взгляд тыщи, но у страха глаза велики. Если честно, то я их не считал. По крайней мере могу железно говорить за царя, Вельде и двух охранников из потешной роты.

— А эти тут при чем? — удивился Меньшиков.

— Думаю, что случайно зацепило или потому как мы с ними перед тем немножко повздорили. Замечаете, с кем поведусь, на того и шишки падают?

— Это точно, — согласился царь.

— Если исходить из того, что травка открывает дорогу чужим, то практически в любом они быть могут, — Иван поежился от неприятного ощущения.

В бою сразу видно, кто свой, кто чужой. Крутись, стреляй, чужих жги, своих выручай. А тут как быть? Личина дружеская, а душа вражеская и кто бы отличил? Не разорваться же Ивану, не бегать же по дворцу с выпученными глазами и бластером метки ставить «свой-чужой». Да и как эту погань изничтожить, если она тотчас в другое тело перепрыгнет? Или всех разом загнать в казематы и ключи выбросить или одно из двух.

— А Михалыч? — покосившись на полковника, негромко спросил Меньшиков.

— Чист.

— Ай ли? — покривился граф. — А что же он тогда всю эту комедию затеял? — возмутился Меньшиков.

— Для кого комедия, а для кого святой долг, — негромко, но внятно ответил полковник. — Встаньте на мое место, граф, что я вижу? Вот, то-то и оно! Кому после этого верить? Да никому!

— Полковник, это была не ваша игра, — словно оправдываясь, пояснил Меньшиков, — тут никому довериться нельзя было. Считайте, что так нужно было для блага России.

— Слабо верится, — поморщился полковник, — уж больно компания у вас, граф, пакостная случилась на момент нашей последней встречи. Да и вы, Ваше Величество, своими знакомствами меня в замешательство привели. Информации маловато, чтобы верить словам. Опять же, обидно получается, граф, допуск у меня выше некуда, а как до дела дошло, так полковника Романова в отставку?

— Оставим обиды и объяснения на потом, полковник, — сухо предложил Меньшиков. — Как давно началось вторжение? — продолжил он беседу с Иваном.

— Буквально перед самым моим появлением у вас тут, максимум минут за пятнадцать до этого, — опуская подробности, сообщил Иван.

— Эти, когда были поражены?

— В то же самое время, — обреченно признался Иван, чувствуя куда ведет шаткая дорожка признания.

— Значит до этого… — начал Меньшиков.

— Ничего не значит, — прервал его царь, одновременно с Иваном, сообразивший к чему идет дело. — Выпивши я был, гашишу курнул, Марфа-ключница, стерва старая, настойку адскую подсунула, вот у меня крыша-то и поехала. Но все прошло!

— Прошло, значит? — не поверил Меньшиков, косо глядя на Ивана.

— Прошло! — напористо подтвердил царь.

— Прошло, так прошло, — неожиданно легко согласился Меньшиков. — Что из всего этого у нас выходит? Волгин, твои предположения!

— Ничего хорошего не выходит, смываться нужно отсюда, как можно скорее, — признался Иван. — Вот только… — он бросил быстрый взгляд на царя.

— Ага, значит, смываться нужно, хорошее предложение, дельное, — Меньшиков заметил взгляд Ивана и понимающе кивнул ему. — Только как же мы это сделаем, господа, если дворец находится под контролем чужих?

— Может поделитесь информацией? — подал голос Михалыч. — Кто нас захватил, откуда во дворце чужие, если ни один сканер ничего не засек? Они из под земли что ли выползли?

— Полковник, это информация до сего момента была сверхсекретной, — пояснил Меньшиков. — Чужие захватывают не физически. Для проникновения им не требуется взламывать нашу орбитальную оборону или маскироваться, чтобы проскользнуть под носом наших локаторов. Они проникают в сознание и превращают своего носителя в послушную куклу, я понятно выразился?

— Бред какой-то, если честно, — признался полковник. — То есть в любом из нас сейчас может быть чужой? — в голосе Михалыча появилась настороженность.

— Нет, — успокоил его Меньшиков. — Лейтенант Волгин гарантирует нам достоверность информации, что на этот момент все присутствующие чисты.

— Лейтенант Волгин? Что-то я не слышал подобной фамилии в списках наших сотрудников, — прищурился полковник, с подозрением приглядываясь к Ивану. — Интересно, каким именно образом он сможет нам гарантировать…?

— Сможет, полковник, и это проверено мной лично. Если Иван подтверждает, что люди чисты, значит так оно и есть, считай его вольным экспертом по чужим.

— Молоко на губах не обсохло, а уже эксперт, едрит его налево. И что будет дальше, что им мешает вселиться в нас? — не отступал полковник. — Если они могут это сделать с любым, почему они не сделали это с вами, граф, с лейтенантом, черт возьми, да и со мной в конце концов? Нелогично, не укладывается в схему.

— В меня не могут, почему не спрашивайте, просто поверьте, — коротко пояснил Меньшиков. — Вы, полковник, к сожалению или счастью никогда не пробовали наркотик под названием «травка Аливандера».

— Не пробовал, и к наркотикам отношусь с неодобрением, — подтвердил полковник. — Только что это дает?

— Наркотик открывает чужим путь в сознание, причем навсегда открывает, как это не ужасно звучит. Достаточно один раз попробовать травку, чтобы на всю жизнь стать потенциальным носителем чужого разума.

— А… то есть… вы хотите сказать… — граф Вельде потерял дар речи от страха. — Они могут вернуться обратно?!

— Вне всяких сомнений, — подтвердил Меньшиков. — Надеюсь, Волгин, ты контролируешь это обстоятельство?

Иван кивнул. Его самого не оставляла мысль о беззащитности сознания царя. Единожды вошли, войдут и еще раз. На этот раз они будут умнее, и фокусом со вспышкой их не напугаешь. Придется бить на поражение. Но поражать-то придется царя, а не куклу с глазами.

Вот проблема, так проблема. Пойди потом кому объясни, что убивал ты на самом деле чужого, который вырядился в тело царя и всю империю ведет к упадку. Кто ж тебе поверит, как твои слова проверить, да и кто проверять будет, если все во дворце под чужими ходят?

Им сейчас только той травы получить побольше, да заставить народ ее употреблять повсеместно, чтобы расселяться все шире и шире. А что потом будет? Потом армию упразднят, крепости разоружат, крейсера позолоченные на металлолом пустят и вот тогда…

Даже думать об этом не хочется, что будет тогда. Припрутся сами хозяева, чтобы воссоединиться со своими посланниками. Чужие просто сметут людей с обжитых планет. Люди им не нужны, это уж совершенно однозначно, даже как рабы — слишком много отличий.

Да и рабы имеют наглость затевать восстания, бороться с поработителями, зачем этот лишний и опасный фактор, лучше свести риск к минимуму. Сперва издалека атаковать сознание, потом подобраться поближе и уничтожить тела. Чистая война, без потерь со стороны атакующего. Куда там старой арифметике боя с отношением потерь атакующего к обороняющемуся шесть к одному?

— Насколько я знаю, — осторожно, подбирая слова, начала говорить полковник, — наркотик имел и имеет широкое хождение. Если ваше предположение…

— Факт, а не предположение, — отмел сомнения Меньшиков.

— Пусть будет факт. Если так, тогда мы имеем потенциальный ареал воздействия ограниченный лишь нашим воображением. То есть на данный момент все, кто пробовал этот легкодоступный наркотик, находятся под контролем чужих. Я правильно излагаю? — полковник вопросительно смотрел на Меньшикова.

— Да, — с видимой неохотой согласился граф. — По всей видимости чужие выбрали дворец целью атаки совершенно случайно. Возможно это результат сговора чужих с нашими врагами.

— Н-н-нет, — выдавил Иван. — Не совсем так.

Он боялся этого момента, боялся признаться в причинах начала вторжения, которое из чисто гипотетического неожиданно стало реальным. Но без его признания картина выглядела просто ужасающей.

— Что же ты раньше молчал, — возмутился царь.

— Голубчик, порадуйте хоть вы нас чем-нибудь?

— Волгин, так ты не все мне рассказал? — вид у Меньшикова был возмущенный и изумленный одновременно.

— Давай, лейтенант, не дрейфь, выше нас только звезды, — подбодрил встрепенувшийся полковник.

Все смотрели на Ивана с нескрываемым удивлением и надеждой. Иван прокашлялся, чтобы вернуть севший внезапно голос.

— Это я, — вытолкнул он первые слова.

— Мы видим, что это ты, дурень, — не удержался царь.

— Это я сделал вторжение возможным, — совсем тихо произнес Иван.

— Не слышу, чего ты там под нос бормочешь? — возмутился Меньшиков.

— Это я сделал вторжение возможным! — рявкнул Иван. — Но я не знал, я не хотел, я не думал, что оно так получится, — оправдывался он более тихим голосом.

— Не думал он, — возмутился царь, — Ваня, а когда ты вообще думаешь?

— Потом комментарии, — остановил возмущение царя Меньшиков, — излагай подробнее.

— Хотел я вас разыскать, в смысле… ну-у-у… — мялся Иван, как двоешник перед директором школы, — в том смысле, чтобы меня никто не видел, а я…

— Я понял, — махнул рукой граф, — давай дальше.

— Только ничего не получалось, подзарядка закончилась что ли? Я решил подкачать себя, а оно не действует.

— Обычный прием не помог? — удивился Меньшиков, делая вид, что прекрасно осведомлен о самом методе.

— Не помог, только не прием не помог, а доза, — стыдливо признался Иван.

— Хорошо, увеличил ты дозу и что? Мне из тебя каждое слово клещами вытаскивать? — вскипел Меньшиков.

— Сделал все, как обычно, только дозу увеличил раз в десять, чтобы наверняка. Тут меня и накрыло, как есть, с головой окунулся, думал всю вселенную в себя приму. Честное слово, никакого удовольствия, гадость это, в одном месте даже рожать пришлось и не надо хихикать, тебе бы так, — обиделся Иван на глупое хихиканье Вельде.

— И что? Увидел ты, как все это с чужими-то связано? — допытывался Меньшиков.

— Ну, а вас нигде не видно. Я и дальше рванул, вдруг вы где через гипер упрыгнули.

— А мне убогому кто-нибудь объяснит, чем он там занимался? — с обидой в голосе поинтересовался полковник.

— Как я понимаю, не великая тайна, раз ее знают четверо из пяти присутствующих? — Меньшиков ради проформы глянул на Ивана и, не дожидаясь его согласия, продолжил. — Лейтенант Волгин неведомым для нас способом получил возможность перемещать свое сознание в пространстве таким образом, что может оказаться в сознании любого человека, употреблявшего травку Аливандера. К сожалению, тайной неожиданных способностей лейтенант с нами не поделился или просто не успел поделиться, я надеюсь на последнее.

Волгин промолчал, упрямо сжав губы и угрюмо нахмурившись. Во-первых, никому он ничего не обязан. Во-вторых, у других-то ничего не получилось, хотя то же самое делали. А самое главное — не время для этого, не верится как-то в благие намерения Вельде, враг он.

— Приблизительно понял, — поморщился полковник. — И что дальше?

— А потом я наткнулся на этих, на чужих. Испугался до жути и рванул назад, да похоже они по моим тропочкам сюда и прорвались, — с досадой закончил свой короткий рассказ Иван.

— А почему ты решил, что это как-то с тобой связано? — поинтересовался полковник.

— Тут словами трудно объяснить. Если по простому, то я как общая точка для всех оказался. Что у них в башке творилось сказать не могу, но думаю, они тоже сильно удивились увиденному.

— И что это дает? — не понял царь.

— Когда я случайно чужих коснулся, меня как током ударило, а они в момент просекли свое счастье и по моим следам ринулись.

— Так ведь ты по тысяче разных мест их распылить мог, какого лешего они все во дворец ринулись? Не стыкуется, наговариваешь ты на себя, Иван, — засомневался Меньшиков.

— Откуда я знаю почему, знали они чего хотели, потому и не выбирали куда им отправиться. Словно ждали, гады, удобного случая.

— А тут и ты подвернулся, тактик хренов, — съязвил Вельде.

— Помолчите, Вельде, — приказал Меньшиков. — С чего ты, Иван, решил, что это чужие? Примет их не знаешь, раньше их не встречал, из чего выводы делаешь? Не подумай, что сомневаюсь в словах твоих, но разобраться нужно.

— Когда с человеком встречаешься, это чувствуется. Пусть он хоть самый страшный изверг, но он человек. А тут все черное и холодное, ощущение, как в болоте тонешь, чем дольше контакт, тем быстрее себя теряешь. И уже не ты в нем, а он в тебе. Перевертыш получается.

— А с чего решил, что они в царе и Вельде?

— Я первым делом к Их Величеству рванул, все ж присягу давал, а потому должен защитить и уберечь, жизни не жалея.

— Так что ж не защитил, — обиделся царь.

— Ваше Величество, я супротив них, как овца перед быком. Сдохнуть не проблема, а толк от того какой? В дурном геройстве пользы нет, один вред.

— Ой, Ваня, ты ли это? — покачал головой царь. — Слова не мальчика, но мужа. Давно поумнел?

— Недавно, — признался Иван.

— Из всего сказанного можно сделать вывод, что неуемная сила Волгина обеспечила проникновение десанта противника на нашу территорию в обход всех постов и заслонов, — подвел неутешительный итог полковник.

— Так это мы тебя должны благодарить, Ваня, за оккупацию вражескую, значит, вот кто у нас наипервейший предатель? — голосом, полным царственного гнева, обрушился на Ивана царь. — Пока мы, тут рук не покладая, трудимся, государство укрепляем, казну пополняем, ты, значит, в обход всех сторожей нам прямо в сердце нож всадил?

— Ваше Величество, специально я что ли? Оно само так вышло, я думал наоборот, что помогу, а оно вон как вылезло.

— Судить, да рядить потом будем, — прервал их склоку Меньшиков. — Выводы какие?

— Я ту темноту нутром чую и свет от тех, с кем по пути повстречался, тоже чувствую. Как именно не знаю, даже не спрашивайте, чувствую и все. Так вот черноты той немного, такое впечатление, что они целенаправленно сюда стремились, немного их было, что-то вроде разведки дальней. Думается мне, на корабль я их наткнулся случайно. Они и обрадовались подарочку, за мной ринулись, сейчас всем экипажем здесь похоже.

— Так может вдарить по дворцу с орбитальной крепости? — предложил полковник. — Заразу нужно вычищать, пока она корни не пустила, пока не расползлась.

— Ага, тогда уж сразу всю Москву накрыть, — не согласился с ним Меньшиков. — Ты думаешь, они во дворце отсиживаются. Сто рублей против медного гроша, что они уже полстолицы захомутали.

— Вряд ли, их же немного, будут стараться подминать под себя макушку, чтобы потом отправить наш же флот за их кораблем, — предположил Иван.

— Макушку, то есть меня? — тихо ужаснулся царь. — Так, я не понял, Меньшиков, почему ты для них непробиваем, а я как открытая книга?

— Пить надо меньше всякую гадость, Ваше Величество, — огрызнулся Меньшиков. — Не мешайте думать, сидите тихо и напрягайте свой царственный мозг, как нам из этой ситуации выпутаться. Это всех касается!

— Ваша светлость, можно пару слов на ушко? — негромко спросил Иван графа, стараясь, чтобы его слова не долетели до царя и особенно графа Вельде.

— А это, — Меньшиков указал на бластер в руке Ивана, — тебе не помешает, не пальнешь с перепугу?

— Это? — Иван и думать о бластере забыл. — Могу полковнику отдать, чтобы о нем не думать.

— Не понял, — подскочил навостривший уши царь, — почему бластер какому-то полковнику, мне давайте, я царь! Что за обхождение с царем?

— Ваше Величество, — примиряюще помахал ладошкой Меньшиков, — угомонись, никто твоему авторитету урона нанести не хочет. Но ты в данный момент фигура с переменным качеством. А вдруг тебя снова чужие захомутают?

— Не хочу, — пискнул царь.

— Никто не хочет, а вдруг? И у тебя бластер в руках. Что ты тогда с нами сделаешь?

— Не знаю, — признался царь.

— А я знаю, потому бластер лучше всего отдать тому, кто их проникновению воспротивится. Волгин, кидай бластер полковнику. Романов, будь на чеку.

— Есть, Ваша светлость, — полковник поймал брошенный бластер, переключил его в другой режим и устроил на сгибе локтя, направив ствол в сторону царя.

— Если кто не догадался, по той же причине разговор мой с Волгиным секретный, раз он так сам считает. Давай, Волгин, шепчи свои секреты.

Иван склонился к самому уху графа и зашептал, прикрыв рот ладошкой.

— В тот раз, когда я звезды должен был увидеть на Аливандере, мне одну вещь подсказали, только я ей значения в тот момент не придал. А сейчас оно мне в голову встряло, вдруг это и есть решение всех проблем?

Граф промолчал, лишь кивнув головой, что информация принята, давай дальше.

— Есть у них такая штука, жидкая скорее всего, они ее против тех используют, кто замечен в пакостях при перемещениях. У них там свой контроль за этим делом есть, типа местная полиция. Так вот достаточно обрызгать такого хулигана десколификатором и все, становится он обычным человеком, не восприимчивым к травке. Совсем не восприимчивым, навсегда, понимаете?

— Занятная штучка, — пробормотал граф.

— Нужно, не медля ни минуты, лететь на Аливандер и брать этот самый десколификатор. Потом обработаем им население и все.

— Предложение хорошее, но есть один наиглавнейший вопрос — где тот Аливандер находится?

— А эти ваши кудесники с компьютерами не разгадали по звездам? — с надеждой спросил Иван.

— Боюсь, что разгадали, — досадливо чертыхнулся Меньшиков.

— Отчего же боитесь? — не мог взять в толк Иван.

— Иван, как ты думаешь, под кем они сейчас?

— А-а-а, не подумал, — вздохнул он разочаровано. — Кстати, Селим-бей буквально вчера получил крупную партию травы. Мне кажется, что ее нужно уничтожить.

— И кто это сделает? — Менньшиков посмотрел на Ивана с недоумением. — Позвонить Селиму и попросить его сжечь траву? А то я Селима не знаю, удавится, а не сожжет.

— Ну, там есть кому помочь, — не очень охотно признался Иван.

— Твои друзья? — тотчас догадался Меньшиков. — Через гиперлифт в кабинете царя? — царь при этих словах вздрогнул. — Да не пугайся, Ваше Величество, раз уж дворецкий мой человек, разве я могу не знать твоих секретов?

— Господи, и этим людям я доверял как самому себе, — грустно вздохнул царь. — В собственном царстве, в собственном дворце обложили шпиками и соглядатаями, аки бандита какого. А ведь я подозревал, подозревал подобное и что? Сидя на троне, я ничего не могу поделать! Меньшиков, злодей, да как ты посмел за царем шпионить?

— Стало быть, у тебя есть возможность с ними связаться твоим способом? — продолжил догадки Меньшиков, не обратив ни малейшего внимания на упреки царя.

— Есть, недавно проверял.

— Так ты свяжись с ними, выясни обстановку, — поторопил граф Ивана, — каждая минута на счету. Не хочу накаркать, но очень странно, что до сих пор никто не ломится в эту дверь. Давай, Волгин, давай, не теряй времени.

— Уже даю, Ваша светлость, мне теперь не обязательно без сознания валяться, можно и проще.

Задание заданием, но душа Ивана давно пребывала в другом месте. Всем сердцем он стремился узнать, как его ненаглядная Люська устроилась, не случилось ли чего с ней. Больше всего опасался Иван увидеть в Люське признаки поражения черной плесенью. Жутко боялся, но не посмотришь, не увидишь. И потому перво-наперво, прежде всех задач командования, кинулся он к любушке своей.

— Усю-сю-сю, кушай маленький, кушай молочка! Папка нас бросил, на войнушку сбежал, остались мы с тобой никому не нужные, чтоб ему сдохнуть этому Ивану, — сюсюкала как с малышом Люська, тыкая щенка в миску с молоком. — Чего тревогу поднял, зачем я все бросила и ненакрашенная поперлась к этому дрянному китайцу?

Терпеть не могу китайскую еду, а ему хоть бы что! Ни позвонит, ни проведает! Или хоть бы как в прошлый раз. Интересно, а как он это делает? Хм, а что он при этом видит? Будем надеяться ничего, — Люська озабоченно почмокала губками, припоминая, скорее всего, что на ней было надето в тот момент.

Вот и хорошо, вот и славно, — порадовался Иван и тихонько выскользнул из сознания Люськи, стараясь не побеспокоить ее. На долгие разговоры времени нет, а так просто Люська его не отпустит — за это время у нее накопилось достаточно вопросов, чтобы задержать Ивана часа на полтора.

Один вопросик тревожил сознание Ивана, но поиски ответа он решил отложить на лучшие времена. Как так получилось, что в сознание Люськи он проник безо всякой травки, или все ж таки пробовала когда? А если пробовала, стало быть и она под чужих попасть может, тем более, что с ним Иваном водится.

* * *

— Вот ты, Селим, мне скажи, — услышал Иван голос Семенова, — зачем тебе столько войска, если ты не воюешь?

— Буду воевать, — напористо пообещал Селим.

— С кем? У тебя же все куплено, все схвачено, — захохотал Семенов.

— С русским царем. Не хочет ваш царь деньги платить, значит, буду с ним воевать.

— И ты это говоришь нам, русским офицерам? — удивился Семенов. — Не боишься, что мы тебя прямо здесь замочим?

— Нельзя, — назидательно покачал пальчиком Селим-бей, — Аллах покарает.

— Аллах твой нас покарать не может, — беззаботно отмахнулся Семенов, отхлебнув вина из высокого бокала. — Разные у нас с тобой боги, Селим, никогда им меж собой не договориться.

— Аллах не сможет, я сам покараю от имени Аллаха, — приветливо улыбаясь, пояснил Селим.

— Так мы же гости, тебя Аллах накажет, если гостя обидишь, — кинулся в спор Семенов.

— Не всю же жизнь вы гостями будете, — все с той же приятной улыбкой пояснил Селим. — Застолье закончится, провожу вас до порога, а там…

— Тогда мы тут у тебя надолго задержимся, Селим, спасибо, что предупредил, — пьяно загоготал Семенов.

Иван выждал, пока Семенов, как обычно закашляется после бурного смеха и пока он кхекал, обозначил свое присутствие.

— Так, это снова я. Как проходит дружественный визит к врагам? Шучу. Дело есть срочное и опасное, в общем, вам понравится. Застоялись тут, кони боевые. Точнее уж жеребцы, судя по тому, как ты гогочешь.

— Командир не наезжай, чем еще заниматься, если обещают прирезать сразу, как порог переступим этой гостеприимной тюрьмы.

— Семенов, у тебя что бластер отобрали? Что-то я не пойму твоего настроения.

— Иван, ты не поверишь, этот гад притащил какую-то установку и продемонстрировал нам, что бластеры не работают, гудят, батарею сажают, а результат ноль. Отродясь такой штуки не видел, — пожаловался Семенов.

— Ты со мной говори, а пить-есть не забывай, в гостях все ж таки. Слышал я про такое, не верил правда, думал пантуется Шан Чжень. Нейтрализатор поля называется, если по-ученому. Дорогущий, жуть. Смотри-ка, напугал я Селима, раз мигом купил себе такую штучку. Знать бы у кого купил, — задумчиво пробормотал Иван.

— Что за дело-то? — напомнил Семенов, обгрызая баранью лопатку.

— У Селима сейчас транспорт должен разгружаться. Помнишь, мы купца выручали, потом еще знатно пообедали у него на борту? Швондер его фамилия.

— Фамилию не помню, но то, что на следующий день голова болела жутко, это точно. Ты еще перед нашим побегом про него поминал.

— Вот-вот, именно он. В общем, товар его нужно сжечь до основания, — бухнул Иван без подготовки.

Семенов подавился мясом.

— Ты сдурел, как ты себе это представляешь?

— С полковником посоветуйся, у него голова покруче наших варит, — посоветовал Иван.

— Ага, сейчас за следующим тостом так и спрошу: «Полковник, как бы нам у доброго хозяина добра спалить на пару миллионов кредитов?»

— Мда, ситуация. Пусть полковник попросит у Селима травки Аливандера.

— Сдурел? Полковник не курит и наркотой не балуется.

— Селим об том знает?

— Думаю нет. Откуда ему знать?

— Вот и славно. Ты не думай, Семенов, а делай, что тебе говорят. Я могу достучаться только до тех, кто травки Аливандера попробовал, понятно излагаю?

— Ладно, попробую, — с явной неохотой согласился Семенов. — Только я все одно не верю, чтобы он что-то придумал.

Семенов кинул обглоданную лопатку на стол, вытер руки о волосы по восточному обычаю, отпил из бокала красного вина.

— Слышал я, Селим-бей, есть у тебя одна хорошая штучка. Не порадуешь дорогих гостей? — хитро прищурился Семенов.

— У меня много хороших штучек, дорогой, назови что хочешь?

— Хотелось бы для поднятия настроения травки Аливандерской отпробовать, угостишь? Слышал, забористая штучка, ядреная, жаль сам не пробовал, — соврал Семенов.

— От кого слышал, — моментально отреагировал Селим-бей.

— Собака лает, ветер носит, — неопределенно ответил Семенов.

— Найду собаку, перестанет лаять, — нахмурился Селим. — Но для дорогих гостей ничего не жалко. Эй, Гюзель, принеси шкатулку с травкой! — крикнул Селим и хлопнул в ладоши.

Из-за занавески практически мгновенно выбежала худенькая девушка в парандже, держа на вытянутых руках шкатулку из красного дерева.

— Ваша шкатулка, господин! — поклонилась она, передавая Селиму травку.

— Хороша девчонка? — не смог не похвастаться Селим. — Двенадцать лет, а такая красавица, ум-м-м, персик! Моя младшая жена.

— Что же вы, уважаемый, с детьми сожительствуете? — недовольным голосом осведомился полковник. — И как ваш Бог на такое смотрит? Это же дитя еще, ей в куклы играть, а вы жена!

— Здесь, дорогой, не Россия, придержи язык во рту, — злобно ощерился Селим. — А ты убирайся, — замахнулся он на девчонку, — чего встала, как вкопанная, пошла вон!

Девочка исчезла, словно ее и не было, лишь занавеска легонько колыхалась, напоминая, что кто-то там есть. Полковник промолчал, стиснув зубы. Селим, словно ничего и не произошло, вновь приветливо улыбался.

— Угощайтесь, отборная травка, только что доставили, урожай этого года, — нахваливал он, словно перед ним сидели оптовые покупатели, а не агнцы на заклание.

— Спасибо, я не… — полковник осекся, увидев что Семенов ему яростно подмигивает и на пальцах показывает, чтобы не отказывался. — Ну, разве что попробовать, — согласился он, следуя одобрительному кивку Семенова.

В глазах полковника читалось некоторое недоумение, но спорить с Семеновым он не стал. В команде, да в сложной ситуации звания не самое главное, каждый момент времени появляется свой главный, тот, кто владеет информацией. Полковник рассудил здраво, раз Семенов настаивает на том, чтобы он попробовал травку, значит так надо. Это не дворцовое разгильдяйство, — порадовался мысленно Иван, — это армия!

— Тем, кто не знает, показываю, — на лице Селима появилось выражение предвкушения неземного наслаждения. — Берете небольшую щепотку и жуете, вот так! — Селим продемонстрировал сказанное.

— Иван, мы ее вроде как курили, — с сомнением в голосе спросил Семенов.

— Это без разницы, жуй, — отмахнулся Иван, — мне главное, чтобы полковника зацепило. Будет отказываться, уговаривай, заставляй, делай что хочешь, но чтобы свою порцию сжевал до конца. Когда он будет готов, я сам ему об этом скажу.

— Ага, а он тебе поверит, — мысленно рассмеялся Семенов. — Ты представь, что он почувствует, когда травку разжует. Да ему твое появление будет, как обычный глюк.

— Тут ты прав, — с досадой согласился Иван. — Значит, скажи ему, чтобы не увлекался, мне лишь бы пробиться.

— Полковник, — тотчас же рванул в атаку Семенов, — вы на травку-то не налегайте, с непривычки и стошнить может. Иван говорил, а ему в этом вопросе верить можно. Если Иван что скажет, так не поверить нельзя. Иван говорит только правду, — талдычил Семенов, невзирая на недоумение в глазах полковника.

Иван «примеривался» к полковнику, напрягался, прицеливался, ожидая момента контакта. Не знал он, как именно нужно это делать, раньше все само собой получалось, а теперь точечно нужно, не попадая в случайные мозги. Ну же, полковник, давай дорогой, жуй чертову траву. Есть, пошло, ура!

— Полковник, не пугайтесь, это не глюк, говорит Волгин Иван, лейтенант Волгин, номер табельного бластера назвать?

— Н-н-не надо, — моментально сориентировался полковник. — Я предполагал нечто подобное, удивлен, скажу честно, сильно удивлен, хи-хи, и смешно почему-то.

— Это наркотик действует, — пояснил Иван, — перестаньте жевать и незаметно выплюньте все изо рта. Наберите в рот красного вина, прополощите тщательно и выпустите вино обратно в бокал. Только незаметно и улыбайтесь, наркотик улучшает настроение, вы должны под его воздействием стать очень оживленным и веселым.

— Хи-хи, ха-ха-ха, а это здорово, — веселился полковник.

Селим повернулся к шкатулке и полковник тотчас же сплюнул траву под скатерть, схватил бокал с вином и сделал вид, что жадно пьет его. Селим наслаждался видом обалдевших от наркотика гостей.

— Может гости желают прогуляться? — гостеприимно указал он на выход из гостевой каюты.

— Э-э-э, нет, дорогой, соображенье мы не пропили. Там твои абреки с кинжалами, мы пока погостим, если ты не возражаешь.

— Что вы, пейте ешьте, гости дорогие, угощайтесь травкой, полковник, еще щепоточку?

— Н-н-нет-нет, хи-хи-хи, мне уже и так розовые слоны мерещатся, ха-ха-ха, — очень правдиво веселился полковник.

— Как я понимаю, мы общаемся мысленно и мне не нужно вслух повторять слова, — уточнил полковник.

— Да, просто обращайтесь ко мне мысленно, не думайте обо мне, а обращайтесь, как в разговоре, только мысленно.

— Я понял, ближе к делу, Волгин.

— Все объяснять долго, просто поверьте на слово и придумайте, как сделать наилучшим образом. Здесь сейчас разгружается транспорт с той самой травой, которую вы жевали только что. Трава — наркотик, но не это самое главное. Нужно уничтожить весь груз, я повторяю: весь груз без остатка. Считайте, что я говорил с вами от имени царя.

— Даже так? — было заметно, что полковник не сильно удивился.

— Честно говоря, я не знаю, как вам это удастся сделать, но… — Иван задумался. — Есть вероятность, что возле транспорта вы столкнетесь с хозяином груза, купец по фамилии Швондер. Скажите ему, что Иван Волгин просит его пожевать травки, очень просит. Только это позволит мне выйти с ним на связь.

— Ага, именно поэтому Семенов и моргал мне, чтобы я… понятно. Хорошо. Но до транспортника еще нужно добраться, а бластеры бесполезны.

— Нейтрализатор имеет очень небольшой радиус действия, не больше этой каюты. Селим врет, что он накрывает весь корабль, слишком прожорливая штучка. Я постараюсь немного подержать Селима, пока вы будете покидать каюту, а там уже чисто на ваше везение.

— Уже лучше. Вы будете на связи, лейтенант?

— Я постараюсь, полковник, но у нас тут тоже не санаторий, — предупредил Иван, краем уха, слыша звучные удары в дверь кабинета. — Буду периодически появляться.

* * *

Двери в кабинет вздрагивали под мощными ударами тарана. Меньшиков с полковником с озабоченным видом стояли у распахнутой столешницы стола. В углу в кожаных креслах связанные по рукам и ногам с кляпами во рту извивались царь и граф Вельде. Все были заняты делом, один Иван сидел как дурак, хлопая глазами от изумления.

— Охрана в экзоброне, — пояснил граф, глядя на экран монитора. — Бластерами попробовали, не получилось, ставролитовая броня, сам заказывал, — усмехнулся граф. — Теперь надеются вышибить двери вместе со стеной.

— Странно, — пробормотал под нос Иван, — хоть убейте, а не чувствую в них вражьего духа. На таком расстоянии врага не заметить нельзя.

— Ничего странного, — отозвался Меньшиков, — сам же сказал, немного их, не будут они класс понижать и в каждого охранника вселяться. Народ у нас исполнительный, отдай приказ и сделают все, даже больше, — с досадой добавил он. — Пошли дурака богу молиться, он и лоб расшибет.

— Ага… понятно… а с этими чего? — спросил Иван, махнув рукой в сторону связанных.

Он успел мельком просканировать обоих и признаков поражения не заметил, в чем тогда глубокий смысл связывать, да еще и рот им затыкать?

— Во избежание, — отвлекшись на мгновение от мониторов, пояснил граф.

— Ты занят, нас атакуют, не можем же мы рисковать, оставляя в тылу потенциального противника, — пояснил полковник Ивану. — Они сами согласились, не знаю, чего их так корчит теперь? Не до них пока, смотри что творится.

Иван глянул на обратную сторону столешницы, интересные картины открываются. Множество небольших экранов отражают жизнь дворца во всем ее многообразии. Сиди смотри, что во дворце творится, в любом месте, в любое время суток. А творится странное.

Приемный холл штабной комнаты графа. Охрана лежит без признаков жизни. Нападающие, усиленные экзоскелетонами, ломают двери в кабинет. Стены и потолок в подпалинах бластерных выстрелов. Между ними мечется, усиливая суету хаос знакомая фигура в непривычной для нее броне. Ба, люди добрые, так это же царица вырядилась и командует своими гвардейцами, что сейчас как раз и крушат двери и стены штабной комнаты Меньшикова. Стало быть царица уже на их стороне, знать бы по своей воле или чужие взяли под контроль, но лезть ей в голову не хочется, до дрожи страшно снова столкнуться с холодными щупальцами чужих.

— Ай, стерва, вот же дрянь, — возмутился Меньшиков, — давно нужно было от нее избавиться, да расслабился, думал само пройдет. Вот оно и прошло, да вышло боком. Ну, да еще свидимся, милая, не успеешь соскучиться!

Вот знакомцы Ивановы потешные гвардейцы решительно бегут по коридору дворца. Камера отслеживает их до боярского указа и взгляд перебегает на другой экран.

Двери указа широко распахиваются. Бояре, собравшиеся по всей видимости на дружескую попойку, оборачиваются на шум. Пьяные улыбки переходят в столь же пьяные возмущения.

Гвардейцы выхватывают грозного вида пистолеты и крики разом обрываются. Размахивая оружием, гвардейцы заставляют бояр выбежать из указа и направляют их нестройное стадо в определенном направлении.

Бояре вскорости оказываются в посольском указе и их по очереди подводят к странной установке, расположенной как раз за креслом царя. Бояре вздрагивают и уже совершенно не опасаясь гвардейцев, отходят в сторонку, разминаются, размахивают руками, словно им в чем-то мешает собственное тело.

— Кто-нибудь понимает, что происходит? — поинтересовался полковник.

— Если исходить из того, что гвардейцы уже были под контролем чужих и эти, — Меньшиков ткнул пальцем в экран, — их уже не опасаются, можно сделать вывод, что они заодно.

— А ящик тут какую роль играет? Его тоже чужие притащили? — хмыкнул полковник. — Нестыковочка получается. То они тенью незримой прилетают, то ящики протаскивают.

— Нестыковочка, — согласился Меньшиков. — Но какую-то роль этот ящик несомненно играет.

Иван пригляделся и обмер — ящичек-то знакомый. Вспомнил, что когда с американскими послами разговаривать начали, они этот ящик и всучили царю, как подарок от их президента. Мол прямая связь с в любое время суток по защищенному каналу, то да се, круче гиперфона в несколько раз. Самому Ивану в то время подарок без надобности был, вот и не отложилось в памяти. А потом и вовсе скандал учинился, так про подарок и не вспомнили.

Хотя, если припомнить, очень неуютно в тот момент себя Иван чувствовал. Такое впечатление было, словно в голове все плывет и не всегда можешь сказать, что хочешь. Естественно, что Иван списал подобное на собственную неопытность. А как разозлился, так и полегчало, про неопытность забыл, да и про подарок тоже. Хорошо хоть морду послам не набил.

Вспомнилось заодно, что нечто подобное он испытал, когда помощники магистра варговского его обступили с хмурыми рожами. Также голова болела и мысли путались, но более никаких последствий, к явному неудовольствию магистра, не наблюдалось.

— Ящик американцы прислали, — отважился признаться Иван, — только не спрашивайте откуда знаю. Еще странность была вскорости после того — американского специалиста по психотехнике кто-то вызвал, хотя никто в том не признается. Думаю, что ящичек не простая установка связи, что-то в ней есть секретное. Семи пядей во лбу иметь не нужно, чтобы сообразить — эта штуковина как-то помогает подсаживать чужое сознание людям.

— Иван, давай по порядку. Ты утверждаешь, что при твоем участии к нам проникли чужие, тогда причем тут американцы?

— Откуда я знаю, у меня ж нет портрета тех чужих, мне их не с кем сравнивать. А как те америкосы на уровне мозгов выглядят сказать не могу, не видел. Но установку однозначно америкосы протащили по дипломатическим каналам, иначе бы на таможне ее бы по винтикам разобрали. Так что выходит по всему пакость та от них происходит, но ими ли тот ящик сделан неизвестно.

— Бред какой-то. Так кто нас атакует по-твоему, американцы или чужие?

— А нам не все равно? Наша задача установки взорвать и чужих выгнать подальше, чтобы неповадно было в другой раз с русскими воевать. Метод известный, эксперимент, — Иван кивнул на царя, — проведен, так что вперед и с песней. Круши врага, спасай Россию!

— Любо дорого посмотреть, не солдат, а генерал готовый, фуражки не хватает и лампасов! Нет, Ваня, не все равно и не все так просто. Супротив врага тогда есть оружие, когда ты его подноготную знаешь. Американцев я знаю, хотя об этой разработке в первый раз слышу. А вот чужих в глаза не видел и как с ними бороться ума не приложу. Так что, пилот Иван Волгин, давай определяться — кто на нас напал?

— Да не знаю я, вот крестом богом клянусь!

— Граф, а действительно велика ли разница? — вмешался в разговор, внимательно слушавший полковник. — Устранив причину, устраним и следствие. А уж потом начнем копать, кто нам свинью подложил.

— До установок еще добраться нужно. Ставлю ломанный грош супротив стольника, что наши приметы розданы всей охране с пометкой «государственный преступник». Чтобы к тем ящикам прорваться, придется много наших положить. Да и не знаем мы, где остальные ящики стоят. Сильно я сомневаюсь, чтобы дело одной установкой обошлось, не похоже это на американцев, они всегда с размахом операции планируют.

— Черт с ними с потерями, за святое дело погибнут парни, хоть и не по своей воле, — горячо вступил полковник. — Надо пытаться, время дорого.

— Я всеми четырьмя руками «за», — поддержал полковника Иван. — Хорошая драка лучше пустого базара.

— Конкретнее, что делать будем? Втроем нам всю дворцовую охрану не перебить, а такими темпами, — граф махнул на экран с боярами, — они в два счета власть в свои руки возьмут. К утру все под ними будут, чем не переворот?

— Нельзя сделать переворот в отдельно взятом дворце, силенок у них маловато, — начал рассуждать Михалыч. — Понадобятся им дополнительные силы, а где их взять? Правильно! Объявить о наличии вторжения и пригласить от лица временного правительства помощи у кого… совершенно правильно, у американского правительства.

— Почему не у своего? — быстро подсек Меньшиков рассуждения полковника. — Свои и ближе и понятнее.

— Свои как раз и предатели, потому как это военный путч и глава путча кто… правильно — граф Меньшиков! Все сходится, картинка просто супер. Посол временного правительства отправляется к американцам с верительными грамотами и через краткий срок американская армада прибывает к Москве, где ее и встречают хлебом-солью.

— Охренеть не встать, дык нужно что-то сделать! — Иван ошалел от сценария, нарисованного полковником.

— Вот тут ты прав, пилот! — почмокал губами Меньшиков. — Для начала блокируем транспортную систему и выставим планетарную оборону в состояние тотальной защиты без возможности изменения режима, — размышлял вслух Меньшиков.

— Это возможно дистанционно, не с главного пульта? — удивился полковник.

— Откуда ты, полковник, про главный пульт знаешь, — словно походя поинтересовался граф, — секрет не для всех, даже с твоим уровнем доступа. Ну, да ладно, об этом позже. Дистанционно можно, так и задумано, не всегда ведь будет возможность к главному пульту пробиться, да и не работает он давным-давно — служит ширмой для любителей секретов, — ухмыльнулся Меньшиков.

Граф набрал длинную последовательность команд на гиперфоне, приложил большой палец к биосканеру аппарата и облегченно вздохнул, получив ответ.

— Все, кранты транспортной системе, ничего с планеты не улетит и никто к планете на пушечный выстрел не приблизится. Сперва предупредительный в голову, потом «Стой, кто идет!» — подвел он итог своим действиям.

— Но это не помешает им взять власть в свои руки на всей Москве, чтобы потом найти способ разблокировки транспортной системы и законного ввода войск противника в пределы Российской империи, — привел следующий довод полковник.

— У них царя нет, — попытался как-то приукрасить действительность Иван. — Не смогут они взять власть без проблем, если у них не будет законного царя.

— Предлагаешь его пристрелить сразу? — воодушевился Меньшиков.

— Я такого не говорил, — замахал руками Иван, — господь с вами, разве ж можно царя убить?

— Запросто, — ухмыльнулся Меньшиков, — он такой же мягкий и сделан из мяса, обычная человеческая плоть. Да его сегодня кто только не пытался убить. Всего-то и дел — завершить начатое!

— Царь может пригодиться, как хороший аргумент для правительства в изгнании, — подключился к обсуждению полковник. — Его можно использовать для пропаганды: «Царь в изгнании, империя в опасности, все на борьбу с врагом!» Народ будет на стороне того, у кого царь! Царь — это важнейший козырь в любом перевороте.

— М-м-м, заумно слишком, да и придется тащить его под обстрелом, этого борова толстого. Иван, потащишь? — с издевкой спросил Меньшиков. — Вижу, идея тебе не по нраву. Стало быть козыря мы им оставлять не будем.

Меньшиков нагнулся к столу, сунул руку под столешницу и выхватил минибластер. Два точных быстрых выстрела и царь с графом Вельде обмякли, перестав дергаться. Игольные дырочки от луча запеклись сразу, не выпустив кровь наружу. Оружие шпионов и гангстеров — тихо, бескровно, надежно.

Иван застыл с раскрытым ртом, тупо моргая глазами, с трудом соображая, что сейчас произошло. Вот так запросто Меньшиков пристрелил царя Российской империи, легко, словно утку на охоте. Принял решение и пристрелил. Графа еще за компанию, но это мелочи. А как же империя без царя?

— Не горюй, Иван, цари — явление временное. На тот случай есть утвержденный указ, до сего момента строго секретный. Пришло время вам с ним ознакомиться, пока вы меня тут не убили голыми руками или не поджарили из бластера. Полковник, чего молчим, как красна девица, инструкция три ноля семь, действуйте сообразно.

Полковник с трудом убрал палец с кнопки бластера, ствол которого был направлен точно в грудь графу. Иван с удивлением отметил, что все тело его дико напряжено, он готов в любой момент ринуться на графа, сшибить его с ног, задушить голыми руками. Вот только какая-то инструкция три ноля семь, это что за фрукт? И полковник, похоже, с ней знаком, раз бластер кладет на стол.

Романов достал из внутреннего кармана пластиковую карточку, при близком рассмотрении оказавшуюся личным жетоном сотрудника тайной службы. Переломил жетон пополам и поставил эдаким уголком на стол, разломленной стороной вверх. Отошел назад, настороженно глядя на стол.

Несколько томительных мгновений ничего не происходило, затем с легким жужжанием, словно искра горит на электрических контактах, из разлома вырвался плоский пучок света. Точнее не света, а в пространстве над жетоном появилось объемное изображение некоего документа, исполненного на гербовой бумаге с царскими подписями и грозными печатями.

— Знакомимся, господа, указ царя на случай его гибели случайной или умышленной, а также болезни или потери вменяемости. Подходите ближе, не стесняйтесь, это сейчас для всех нас самое важное дело.

Создавалось ощущение, что сам граф был прекрасно осведомлен о содержании документа, так как не сделал ни малейшей попытки приблизиться. Волгин и полковник выразительно посмотрели на минибластер в руках графа.

— Ах, вы про это? Пустяк, игрушка, заряда хватает на два выстрела, зато маленький, — граф выщелкнул батарею и откинул ее в сторону, сам минибластер кинул в другую. — Все, теперь ничего не мешает? — осведомился он. — К делу, господа, к делу, стена хоть и крепкая, а скоро сломается.

Иван и полковник одновременно шагнули к документу, наискосок пробегая его, чтобы понять суть. Суть же была проста, как выеденное яйцо. Во всех ранее указанных случаях власть, точнее трон переходит в руки графа Меньшикова, и он объявляется царем Российской империи.

— Как только станет необходимо, указ будет опубликован во средствах массовой информации и никто, подчеркиваю, никто не сможет этому помешать. Текст указа и его голокопия давным-давно заложены во все устройства памяти. Достаточно послать определенный сигнал с нужным идентификатором и указ будет доставлен каждому россиянину. Не прочитать его будет невозможно.

Полковник сделал шаг назад, вытянулся по стойке смирно и отдал честь Меньшикову:

— Служу Отечеству, Ваше Величество!

— Принято, а ты, лейтенант, все размышляешь?

— Никак нет, Ваша св… э-э-э… Ваше Величество. Служу отечеству!

В голосе Ивана звучала странная тоска, еле уловимая и для постороннего слуха практически незаметная. Не сказать, чтобы Иван покойников не видал или в живого человека не стрелял, всяко было. Только там все однозначно — это враг, стреляй в него, пока он тебя не пристрелил. На войне, как на войне. А вот так, безоружного и связанного…

— Кстати, в связи с освободившимися вакансиями, — бодро продолжил Меньшиков, искоса глянув на Ивана, — предлагаю вам, полковник, занять мое место тайного советника. Точнее это приказ. А ты, Волгин, вполне можешь после заварухи выйти в полковники. Подучиться придется, факт, но остальные качества в норме.

Делая столь щедрые предложения, новоявленный царь, не сводил глаз с Ивана, оценивая степень воздействия своих слов на простого солдата. Кто не с нами, тот против нас — простая истина любого переворота.

— Есть… Есть… — рявкнули полковник с Иваном, так, что за дверями на мгновение прервались в пробивании стены.

— Вот и славно, — довольно улыбнулся Меньшиков, словно не трон получил, а открытку на Рождество. — Вооружайтесь, господа, придется прорываться с боем.

Он гостеприимно повел руками, указывая за спину полковнику и Ивану. Обернувшись они увидели открытый хорошо освещенный изнутри тайник, набитый до отказа разнообразной воинской амуницией. Все, что душа пожелает, для убийства ближнего своего. Вот только броня простенькая, без усилителей, вещь полезная, но супротив экзоскелетона слабовата.

Да грех жаловаться — пуля не пробьет, лазер отразит, а под бластер мы соваться не будем, себе дороже. Главный вопрос, куда прорываться? — думал Иван, спешно экипируясь и прикидывая, сколько боезапаса с собой утащить сможет. Гранат побольше, вот эту пушечку, ничего, что тяжелая, зато убойная жуть. Та-а-а-к, а батареи к той пушечке где? Взять пяток или не дотащу?

— Волгин, — засмеялся Меньшиков, — ты все это на себе тащить собираешься или транспорт вызовешь?

— Как же иначе, Ваше Величество? Ведь прорываться придется, с боем, так сказать. В таком деле лучше взять лишка, чем потом пустым затвором щелкать.

— Положи все на место, лейтенант. Бери только то, что под одеждой спрятать можно. По минимуму. Я понятно выражаюсь?

— А… как же… там же…

— С боем прорываться будем в крайнем случае, а пока обычным шагом, не привлекая всеобщего внимания. У нас на рожах не написано, что мы враги, мы такие же, как все, дошло?

— А вдруг…?

— Вот на вдруг и возьми что-то небольшое и бесшумное: игломет, парализатор, минибластер, световую гранату, баллон с дурман-газом, фантомные шутихи.

— Шутихи? — удивился Иван. — Боюсь там шутить не намерены, лучше бы гранатку.

— Иван, шутиха та больше пользы принесет, чем все твое оружие. Вот смотри.

С этими словами Меньшиков вытащил пакет с шутихой, повернул его гладкой стороной к Ивану и что-то нажал, потом швырнул шутиху в сторону. Пакет взорвался неяркой вспышкой и в облаке дыма Иван с удивлением увидел себя самого, удирающего куда-то в сторону стены. Не то чтобы фигура была точь-в-точь, как Иван, но черты угадывались. Туманная фигура спокойно пробежала сквозь стену и пропала.

— Теперь представь, что ты кого-то преследуешь, он забегает за угол, ты за ним, а он бежит по коридору дальше. Твои действия?

— Конечно, за ним побегу, ясен пень, он же… А-а-а, понял, здорово придумали. А можно так целый истребитель зашутить? — загорелся идеей Иван.

— Можно, только кто будет вагон кидать, и где ты его держать в истребителе будешь? Все, на разговоры времени нет. По коридорам идем деловито, сосредоточено, никого не узнаем, никому не улыбаемся, пусть думают, что мы свои. Лучше десяток своих удивить, чем одному чужому открыться.

— Куда дальше, Ваше Величество? — спросил, закончивший экипировку полковник.

Иван восхитился — по виду полковника и не скажешь, что он вооружен до зубов. А в арсенале существенно поубавилось легкого оружия.

— Ты сперва на тело ленты наматывай с кармашками, чтобы прижимало и ничего не вываливалось, — пояснил полковник, откидывая полу сюртука.

Через пару минут новый царь любезно пригласил их в потайной ход, Иван сильно удивился бы, не откройся прямо из кабинета Меньшикова ход к Аливандеру. Уж больно хитер граф, ой, точнее царь. Царь умер, упокой его душу, господи!

— Кстати, Волгин, вижу бог тебя силушкой не обидел, — остановился, шагнувший было в проход Меньшиков.

— Что есть, того не отнять, — Иван поиграл плечами, топнул ногой, согнул руку в локте, демонстрируя бицепс.

— Вот и славно, — удовлетворенно кивнул граф, — ты царя-то взвали на плечо, с собой заберем. Не гоже врагам Его Ееличество, хоть и мертвое, оставлять. Выполнять, лейтенант, — рявкнул граф, видя Иваново замешательство.

Да и как тут не замешкаться? То убивают при всем честном народе и списывают на естественные потери, поясняя глубокие корни далеких стратегий. А потом труп с собой забирают, как самое дорогое. Не стыковочка, есть от чего задуматься и в ступор впасть.

— И Вельде тоже? — Иван прикинул, как он попрет два мертвых тела и тяжко вздохнул.

— Нет, этот предатель нам не нужен, — Меньшиков выхватил минибластер и всадил второй заряд в труп Вельде.

Мертвое тело дернулось, выгнулось дугой, словно и не умирало, затем безвольно обмякло и распласталось на полу. Иван призадумался, глянул на Вельде, потом на косо ухмыляющегося графа и, приняв решение, пошагал к царю. Царь оказался неожиданно грузным. Неожиданно, потому что будучи в сознании царя, Иван той тяжести не отмечал, считая ее вполне нормальной.

— Предлагаю начать выдвижение, — строго, по-военному, предложил полковник, намекая на шатающуюся в проеме дверь.

Меньшиков согласно кивнул и первым шагнул в тайный проход.

— Как там наши друзья у Селима поживают, — на ходу поинтересовался Меньшиков.

— Вот черт, так и знал, что забуду, — выругался Иван. — Тут столько всего навалилось, совсем из головы вылетело. Господин полковник, вы меня на всякий случай за плечо придерживайте, пока я с ребятами на связи буду, боюсь, занесет меня куда с таким грузом на закорках.

— Давай-давай, — поторопил полковник, — и забудь про полковника, я для тебя Михалыч.

Иван взял на заметку, но отвечать полковнику не стал, так как в голове уже звенел напряженный крик другого полковника, Врубель костерил Ивана во все тяжкие, за его длительное молчание.

* * *

— Волгин, Волгин, лейтенант, твою мать через коромысло, Иван, отзовись!

— Туточки я, господин полковник, малость увлеклись, извините за задержку, слушаю со всем вниманием.

— План готов, хорошо бы его обсудить с ребятами, а как это сделать? — моментально перейдя на деловой тон, спросил полковник.

— Иван, ты где был, мне уже этот шашлык в горло не лезет, — услышал Иван в тот же момент голос Семенова. — Полковник, я вас слышу? — удивился он.

— Здорово, круто придумал, командир! — восхитился подключившийся Каха. — Прямо оперативная связь на поле боя!

— Кхм, то есть всем все слышно? — удивился Иван.

— Волгин, да вы уникум, чтобы такое устроить… я вас недооценил, признаюсь. Выберемся из этой переделки, подам прошение на имя царя о вашем повышении в звании, скажем до… э-э-э… капитана.

Иван улыбнулся, вспомнив про обещания Меньшикова, но желание полковника ему тоже понравилось, все ж таки не каждому такое удается услышать из уст настоящего героя войны. Эх-ма, лафа пошла, живым бы остаться, да в славе купаться. Кстати…

— Излагайте план, полковник, штаб в сборе.

Сжато, в нескольких словах полковник пояснил, что корабль, на котором они находятся, относится к стандартному флагману султанских войск, планировка его известна. Вопрос в том, как далеко они находятся от грузового отсека. В связи с этим предлагается выйти за пределы каюты и сориентироваться на местности. Там видно будет, что и как. Конкретные приказы получишь по мере продвижения.

— Волгин, ты сможешь поддерживать связь все это время? — поинтересовался полковник Врубель.

— Сомневаюсь, но постараюсь, — честно сказал Иван. — Мне еще Селима стреножить нужно, чтобы он не заорал раньше времени.

— Ну, что же, помолясь и начнем. По твоей команде, Волгин, мы все вылетаем из каюты, оружие на изготовку, стрелять на поражение, только, черт побери, гражданских не трогайте, вояки.

— Есть… есть… с богом!

Иван выдохнул, скидывая из сознания канал связи с друзьями. Не хватало, чтобы и Селим подключился к их маленькому совещанию. Интересно все ж таки, как это так получилось, что он соединил вместе только тех, кого хотел, а не всех, кого знал? Загадка.

К примеру, если подумать, что только друзей, так почему Люську не зацепил? Или Люська не друг? О! Точно, любовь не дружба, потому и не цепляет, — обрадовался Иван разгадке сложного вопроса.

Подключиться к Селиму проблемы не составило, он полулежал на подушках, потягивая вино из бокала и с приятной улыбкой глядя на гостей. Но внутри него все кипело, он бормотал проклятья, желая скорой смерти своим незваным гостям.

— Аллах, я не знаю, за что ты меня наказываешь, но это не гости, а сущие демоны. Как они могут столько жрать и пить? Любой правоверный мусульманин на их месте давно бы уже умер, а они только песни распевают и еще наливают. Им нет значения, что это очень дорогое вино, для особо дорогих гостей. Они пьют его, как воду, чтоб они захлебнулись собаки поганые.

— Ты звал меня, Селим?

— Ой, это кто?

— Селим, не играй со мной! Чье имя ты назвал в своих проклятьях?

— Ал-л-л-ах?!

— Скажи, Селим, чего хочешь больше всего на свете? Сегодня твой день, я добрый, ведь ты свято чтишь законы гостеприимства!

— А можно этих… ну…

— Гостей?

— Ну, да.

— Убить?

— Если можно. Я могу все сделать сам. Можно?

— Нет, Селим, это же гости.

— Вай, ты же сказал, проси, что хочешь, — обиженно заныл Селим.

— Я сделаю так, что они пойдут прочь, а там…

— Ай-вэй, воистину велика мудрость твоя о, Аллах, великий и всемогущий, да святится имя твое, да…

— Довольно, Селим, у меня мало времени. Вас много, я один, столько дел, забот. Короче, слушай внимательно. Сейчас им всем скрутит живот, резко и сильно. Где у тебя гальюн?

— Э-э-э, там, — Селим махнул рукой налево от выхода, тотчас понял, что делает нечто странное и помахал рукой возле лица, словно веером. — А почему спрашиваешь, Аллах, ты же сам все знаешь? — насторожился Селим.

Иван на мгновение растерялся. Действительно, подловил Селим, с таким нужно играть повнимательнее.

— Селим, зачем мне знать, где располагаются гальюны? Мне это зачем?

— М-м-м, не знаю. Вай, конечно не нужно, зачем Аллаху гальюн? Прости, Аллах, мою тупость.

— Прощаю… пока… Пусть твои абреки расположатся над кабинками. Человек со спущенными штанами особенно уязвим. Тебе нравится мой план, Селим?

— Э-э-э… план хороший, — замялся Селим, — но я уже сказал им, что убью их, как только они переступят порог каюты, — смущаясь, признался он.

— Это ты зря. Хорошо, давай сделаем так. Сейчас твои люди ждут гостей по обе стороны от входа, — Иван сделал паузу, ожидая от Селима невольного подтверждения неявного вопроса.

Селим промолчал, по всей видимости считая, что Аллах и так все знает.

— Позови абреков, но не всех, позови на своем языке, чтобы неверные не поняли наш план. Скажи им, чтобы с той стороны, где туалеты, осталось три-четыре человека. Остальные пусть выйдут в проем, и ты по-русски прикажешь им убираться прочь. Дальше, как сам понимаешь, все просто.

— Воистину дьявольский план.

— Не кощунствуй! Ближе к делу, через пару минут им станет очень, очень, очень плохо. Командуй!

— Гости дорогие, я передумал вас убивать. Зачем убивать, вэй? Все люди братья, Аллах велел нам любить всех людей. Эй, вы там! — крикнул Селим по-русски и добавил что-то на арабском языке, обращаясь к абрекам за пределами каюты. — Идите все прочь, расходитесь по каютам, сегодня война отменяется, Селим добрый!

В проем с двух сторон галдя и потрясая оружием вывалилось человек пятьдесят. Храбрость джигитов не знала границ — против троих русских, они собрались выступить целой армией. Селим произнес пламенную речь на своем языке, во время которой нукеры громкими криками выражали дикую радость, кровожадно поглядывая на русских.

— Так, мужики, сейчас этот маскарад утихнет. — перескочил Иван к друзьям. — Расклад такой: слева от входа гальюн, полковник пытайтесь вспомнить план судна; над кабинками нукеры, они вас убьют, как только снимете штаны; сейчас вы схватитесь за животы и громко достоверно заявите, что вам срочно нужно оправиться; естественно вы туда не пойдете, ваша задача рвануть строго в противоположном направлении, туда, где вас не ждут; потом…

Иван представил, как было бы здорово, если бы сейчас всем во дворце стало не до них. К примеру, вот также приспичило бы всем, ни единой мысли бы в головах не осталось, бежали бы, придерживая штаны, к туалетам, тряслись бы у входа. Бери их тогда голыми руками или иди мимо них совершенно спокойно, никому до тебя дела нет. Вот было бы здорово! Иван начал представлять это фантастическое зрелище в деталях и тут полковник перебил его на самом интересном месте.

— Все, Волгин, понял. План такой — мы идем в гальюн! — заявил полковник. — Остальное на ходу, не отставать, делать все быстро и четко. Все, орем!

Дальше все закрутилось как в карусели. Добрый Селим указал страждущим правильное направление и довольный потирал ладошки в предвкушении сладостной мести. Полковник с пилотами стремглав, придерживая животы и соблюдая легенду, рванули в клозет. И вот тут произошло нечто странное для Селима и самого Ивана.

Полковник проскочил мимо дверей туалета с максимальной скоростью, широкими скачками устремился к неприметному люку, расположенному неподалеку.

— Быстро в шлюз! — заорал он, нажимая большую зеленую кнопку рядом с люком.

Люк с шипеньем отворился, пропуская русских в спасательную капсулу. Капсула, рассчитанная на двух человек, с трудом вместила троих и полковник решительно выдернул пломбу доступа к стартеру.

— Поехали, родимая! — рявкнул он, нажимая пуск.

— Полковник, а как же груз? — заорал Иван, не понимая, как Врубель мог предпочесть позорный и бессмысленный побег, исполнению боевого задания.

— Не боись, Волгин, никуда твой груз не денется. Где у транспорта стыковочные шлюзы, в хвосте или в головах?

— В головах, господин полковник! — Иван понял хитрый план полковника.

А ведь действительно, шансов прорваться через весь корабль в малознакомой обстановке нет никаких. К тому же бластеры в условиях корабля вещь опасная и для самого атакующего. Рассчитывать на везение может только полный идиот, ну, или Иван Волгин.

— Маневрируйте, полковник, маневрируйте, Селим приказал стрелять по вам из всех стволов, — спешно сообщил Иван, прыгнувший на мгновение в голову Селима.

— Пытаюсь, — сквозь зубы, ответил за полковника Семенов. — Навалились тут, рукой пошевелить сложно, — жаловался на жизнь Семенов. — Еще и ругаются, что в пузо им локтями тычу, вот черт, еле увернулся.

— Давай, Семенов, давай, родной, в твоих руках судьба империи!

— А я думал штурвал, — хохотнул Семенов и тотчас же выругался, выполняя, по всей видимости очередной маневр. — Сюда бы твои штурмовики, Иван, мы бы эту халупу разнесли по бревнышку. Сил нет тащиться в корыте, да еще по тебе шмаляют все, кому не лень.

— Вернешься с победой, будет тебе штурмовик, Семенов! — пообещал Иван.

— А не вернусь?

— Похороны за счет казны устроят? Хорош балагурить, я буду в полуха за вами присматривать, крикните хором, как пристыкуетесь. До связи!

* * *

Иван поморгал, восстанавливая зрение, понял, что они стоят в полутьме, чего-то ожидая.

— Ну чего там? — шепотом спросил он.

— Ждем, пока коридор освободится, — пояснил полковник, — поперли все разом, словно приспичило всем во дворце, — он хихикнул злорадно, — Видать есть бог на белом свете, во как приперло, бегут, штаны придерживая.

— Полковник, нашли чему радоваться, — пресек веселье полковника Меньшиков, — теперь сиди тут, пока они закончат передислокацию поближе к горшкам. А ведь многие не добегут. Представляете, как во дворце вонять будет? — он не удержался и хохотнул, представив себе царедворцев, сидящих в позе орла в живописных уголках замка. — Знать бы, что это им так сразу приспичило. Иван, твоих рук дело? — невинно поинтересовался граф.

— Не могу знать, Ваше Величество. Откуда мне такое сотворить? — Иван решил не распространяться о своих недавних мечтах. — Видать особенность вживания чужих в организм человека, — глубокомысленно предположил он.

— Чужих говоришь, ну-ну, — не поверил Меньшиков.

В голосе Ивана не было прежней бодрости, гибель царя, точнее хладнокровное убийство царя Меньшиковым, подействовало на него, как холодный душ. Перестали быть нужными, стали опасны и приговор приведен в исполнение моментально. Кто следующий? Нужно быть полным идиотом, предполагая, что граф оставит их в живых после всего происшедшего.

И указ царский тут самая главная проблема. Потому как трактует он смерть царя от любой причины, но никак не от рук наследника. Это прямой переворот, а не престолонаследование получается. К тому же Меньшиков об указе все доподлинно знал, и поэтому использовал удобный случай, чтобы занять трон. И кто после такого неблаговидного поступка будет свидетелей в живых оставлять? Только дурак.

Наобещал с три короба, чтобы глаза отвести. Как ситуация более-менее устаканится, так и получим мы по девять грамм в затылок или стилет в сердце. Кстати, минибластер как раз на два выстрела, к тому же следов никаких — шел человек и умер, всякое в жизни случается.

— Ладно, отдыхаем, — распорядился Меньшиков. — Полковник, ваше дежурство первое. Иван ты на связи. А я пока о делах наших скорбных умом раскину.

Все опустились на пол, присели, вжавшись в стенку, оружие на коленях, ушки на макушке. За тонкой перегородкой неумолкающий топот — толпы царедворцев и челяди спешат по важным делам.

— Что-тоу тебя, Иван, голос кислый, не нравится чего, или живот болит? — тихонько спросил Меньшиков.

— Не нравится, — не стал отрицать Иван.

Лучше сейчас все закончить, чем шагать, ощущая прищуренный взгляд за спиной.

— Ты давай без намеков, чего не нравится? — в голосе Меньшикова появилась жесткость.

— Вам по-русски или политкорректно? — с издевкой в голосе спросил Иван, вспомнив боярина по политике.

— Мне по-русски, политкорректность на дух не переношу, баловство это, руби, как есть, я правды не боюсь.

— Легко у вас получается. Убрали человека, как фигуру с шахматной доски, чик и нету человека. А ведь это же царь!

— Кто тебе сказал, что легко? Человека убить, глядя в глаза, всегда сложно. Проще приказать кому-нибудь, так легче.

— Что же не приказали?

— А на ком кровь-то будет, Ваня? Я не привык своих людей подставлять. Без надобности, — добавил он после небольшой заминки.

— Они же связанные были, спрятали бы их куда-нибудь до времени, убивать-то зачем? Греха вы не боитесь, Ваша св…, черт никак не могу привыкнуть, Ваше Величество.

— Привыкнешь. А ты мне в морду дай, глядишь полегчает. Только учти, я сдачи дам, мало не покажется.

Граф говорил дерзко напористо, словно боксер вытанцовывал перед противником в ожидании атаки. Только Ивану в возможности графа не верилось, вялый он был у царя в кабинете, квелый.

— Ага, видал я вашу сдачу.

— Ваня, тогда я дурака валял, любопытно мне было, насколько далеко царь зайдет, вот и пер по краешку, провоцируя его, на грубость нарывался.

— Ага, вам бластером в морду тычут, а вы такой храбрый в игры играете? — не поверил Иван.

— Так я же знал, что у царя кишка тонка в живого человека выстрелить, слабый он, нервный очень, — ухмыльнулся Меньшиков.

— Царь бы не выстрелил, а я так запросто, вы для меня супротив царя никто! — завелся Иван.

— Так значит ты там был, — поймал граф Ивана на оговорке.

— Где? — включил дурака, осознавший промашку Иван.

— Тебе в рифму ответить или сам догадаешься?

— Все одно не верю, что все подстроено было. — Иван решил на вопрос графа не отвечать, пусть будет навроде игры, словно бы все что-то знают, но никто прямо ничего не говорит. — Михалыч ваш человек, а глушилку принес и палача пригласил. Или палач был в сговоре?

— Палач? Не-е-е-т, палач был натуральный. Вань, ты ж его видел, какой из Никитушки артист. Скажи ему правду, так он и пальцем шевельнуть не сможет, а все должно быть натурально.

— Но про палача вы выходит знали?

— Конечно знал, Михалыч и предупредил.

— Эх, Михалыч, ну как ты мог? Я же тебя можно сказать в друзья записал!

— Не совсем понимаю суть вашего спора, — в голосе полковника звучало искреннее непонимание, — но в первую очередь моя забота о безопасности государства. Если вижу я беду, то не руками разведу, есть четкая инструкция, — пояснил полковник.

— Вот, видишь, Ваня, это тебе не дворцовые придурки, у нас все четко, как в армии. Точнее даже лучше, чем в армии, потому что приказы не обсуждаются, а выполняются беспрекословно. Улавливаешь разницу?

— Все равно не вижу великого смысла царя убивать, — уперся Иван. — Это же обычный переворот, — ляпнул он, как в прорубь окунаясь, — было выгодно царя шлепнуть, вот вы и пристрелили его.

— Не все так просто, Ваня, — помолчав, с досадой ответил граф. — Только вижу, что между нами трещинка наметилась, та трещинка может нам боком выйти, а мне сейчас крепость в наших рядах важна.

— Не я ту трещинку заронил, — упирался Иван.

— Хорошо, будь по-твоему, получишь всю правду, только громко не ори, а то нас тут мигом вычистят. Дело обстоит следующим образом.

Граф начал издалека, заглянув в глубину истории. История та утверждала, что все смуты и беды в империи российской происходили от борьбы за трон. Стоило наследнику обосноваться во дворце, как тотчас же под него со всех сторон копать начинали.

И кто только в тех осадных работах замешан не был, все поголовно, без различия полов и вероисповеданий. Кучковались, друг от друга шифровались, армию и полицию на куски разрывали, чтобы кусочек силы в руках иметь при необходимости.

Выходило так, что случись война и первым делом эти компании друг с другом отношения выяснять стали бы, потом царя бы сместили и уж в последнюю очередь с остатками сил на врага ринулись. Только враг-то ждать не будет, пока во дворце угольки остынут, ударит сразу, сметая и правых и виноватых. Потому как врагу без разницы, кто за красных, а кто за зеленых. Враг он и есть враг.

Хуже того, отмечались и становились все более привычными альянсы переворотных компаний с врагами. Обещая различного рода льготы и преференции, получали они от врага вооружение, а то и войска. Варги лишь малый пример такой схватки.

И вот отец мой, решил кое-что поменять в жизни империи. При рождении меня спрятали от всех, а наследником сделали того, кто сейчас в царях был. Мне же был уготован пост тайного канцлера. С детства меня муштровали, приучая к различным способам сыска, разведки, рукопашному бою.

— А ты думал, я тюфяк, Ваня? — грустно ухмыльнулся граф. — Да мне человека убить легче легкого.

От такого распределения власти получилась совершенно новая ситуация в государстве. По прежнему все копали под новоявленного императора, но попытки переворота пресекались тайной полицией. Меньшиков был всегда рядом. Именно он решал все дела государства, отдав на откуп царю видимость царствования.

— Понимаешь, Ваня, это не самое главное — сидеть на троне. Главное управлять империей. Улавливаешь разницу. Враг нацелен на царя, а я в тени и могу того врага выщелкнуть, подсечь, убрать в любое время. Тратить на меня много сил не будут, не царь все ж таки. А мелкие нападки я и сам пресечь могу. Главное образ создать вальяжного, ленивого и слабого чиновника. Как твое мнение, получилось с образом?

— Получилось, — буркнул Иван, переваривающий услышанное.

— И теперь скажи мне, Иван, как на духу, какой мне был резон менять диспозицию? Для чего на передний план выдвигаться, из окопа под пули выскакивать, самому себе на груди мишень рисовать? Дурак я по-твоему?

— Никак нет, Ваше Величество, на дурака не похожи, — с неохотой признался Иван.

— Другого выхода не было, — пояснил граф, — царь мог стать их марионеткой, с ним гораздо легче и быстрее выполнить вторжение. Без него придется искать запасной вариант, что-то выдумывать с коронацией нового царя, а это время. Тут, как в шахматах, приходится жертвовать королем, чтобы провести пешку в ферзи.

— Получается, — подал голос полковник, — что я все это время под началом настоящего царя служил?

— Выходит, что так, полковник, — хмыкнул граф. — Ничего, голова не кружится от высот?

— Есть маленько, Ваше Величество, — признался полковник.

— Ну-у-у, ежели все так сложно, — замялся Иван, — выходит, что и я против вас ничего не имею, Ваше Величество, — вздохнул он. — Будем считать, что трещинки промеж нас нету.

— Вот и славно. Полковник, глянь в глазок, как там наши страдальцы?

— Да конца краю им не видно. Откуда их столько набралось, как муравьи прут и прут.

— Пусть прут, только не… — хохотнул граф.

* * *

Иван вздрогнул от крика, ворвавшегося в сознание.

— Во-о-о-о-лгин! Отзовись! Ива-а-а-а-н, зараза, ты где-е-е-е? — самозабвенно орали друзья-товарищи словно мартовские коты.

— Волгин, выйди на связь, — строго приказывал полковник, выбиваясь из общего хора.

— Тут я, хватит орать, как потерпевшие. Доложите обстановку, архаровцы! Прошу прощения, господин полковник, с ними по иному не получается!

— Пристыковались мы и что толку? Шлюз открывать никто не спешит, а стучать железякой по корпусу как-то неловко, вдруг друзья Селима прибегут.

— М-да, ситуация. Дайте секундочку на размышление.

Иван задумался, наморщил лоб, почесал затылок, попытался напрячь воображение, но ничего хорошего в голову не приходило. Всякая ерунда всплывала, а нужной мысли не находилось.

— Крест! — вспомнил Иван. — Крестик нас выручит! — заорал он мысленно.

— Иван, может нам еще молитву сотворить? Я нашему богу буду молиться, Каха своему Аллаху, а господин полковник всем чертям? — ругался Семенов. — Так бы и сказал, что мыслей умных в голове нет, велика редкость господу молитвы возносить, отродясь только дурь в твоей башке водится, как с тем гиперскачком, — припомнил он Ивану геройский наскок на штурмовики пиратов.

— Семенов, рот закрой. Крестик не в этом смысле. Есть идея, сейчас вам откроют. Какой номер на входном шлюзе намалеван?

— Седьмой, — не веря в успех, отозвался Семенов.

— Волгин, что-то дельное или мечты? — вмешался в разговор полковник. — В любом случае лучше поторопиться, нас все-таки задели и кислорода тут минут на пять осталось, — пояснил он без тени паники в голосе.

— Понял, господин полковник, будем поспешать.

— Ваше Величество, гиперфон при вас? — шепотом спросил Иван.

— Кому звонить собираешься, если не секрет? — поинтересовался граф, суя в руку Ивану плоскую коробочку гиперфона.

— Швондеру, — коротко пояснил Иван, — наши застряли в шлюзе, нужно открыть изнутри, кроме Швондера сделать это некому. А где тут адаптер для шифроключа?

— Ого, ты и это знаешь? — удивился граф. — Сверху нажми посильнее, щель откроется, туда и суй свой шифроключ.

— Ага, нашел, алло, Миша? — практически тотчас же соединился он с абонентом.

— Швондер на связи, а это кто? — в голосе купца звучало искреннее недоумение.

— Волгин это, Миша, Иван Волгин, не забыл еще?

— Волгин? — создавалось впечатление, что Швондер напрочь забыл Ивана.

— Миша, друг, ты меня забыл? — удивился Иван. — А кисет черный, фляжку с водкой, крестик нательный помнишь? Ты ж мне сам подарил, забыл?

— А я думал сперли, — признался Швондер. — Когда ж это меня так угораздило? Кстати, а кто вам дал мой номер гиперфона, э-э-э…

— Волгин, лейтенант Иван Волгин, полиция, — перечислял без прежней уверенности Иван.

Похоже они тогда и впрямь перебрали, эвон как у купца память отшибло. И что теперь делать прикажете? Если он и в самом деле в беспамятстве, толку он него никакого, не будет незнамо кому шлюзы открывать, поостережется.

— Дядя Миша, контейнеры пустые куда складывать, в задний отсек или передний? — перебил разговор с купцом чей-то знакомый голос.

— Сеня, мальчик мой, сколько раз повторять? Не в передний и не в задний, по стеночке, по стеночке распределяй, а груз в середочке остается. Боже мой, Сеня, мама умерла бы от разрыва сердца, столько раз я талдычу одно и то же. Ты можешь записать в свою тетрадочку, как нужно складировать пустую тару? Таки сделай это и не мешай дяде говорить по гиперфону. Так на чем мы остановились, господин э-э-э…?

— Сеня?! Михаил, дайте трубочку племяннику! — взмолился Иван, вспомнив, что молодой человек в застолье участия не принимал, по этой причине помнить все должен отлично.

— С какой стати? Вам не с кем поговорить, э-э-э… никак не могу запомнить ваше имя, — признался он.

— Михаил, меня зовут Иван. Это простое русское имя и не нужно валять дурака. Сеня — умный мальчик, он не пьет, потому с памятью у него все в порядке. Дайте ему трубку и он вам все расскажет, если уж вы не помните и не хотите меня выслушать. Только ради бога скорее, у меня в запасе минуты три, не больше.

— Таки, Сеня, тебя тут хотят услышать в трубочку, сделай умное лицо и послушай, что этот дядя, хочет повесить на уши, — с этими ободряющими словами купец передал трубку племяннику.

— Сеня, — торопясь, заорал Иван в трубку, — помнишь, как пираты напали и мы вас отбили. Помнишь Ивана Волгина, лейтенанта Ивана Волгина? Мы еще с Михаилом Семеновичом песню тогда хором за столом пели, помнишь?

— Конечно помню, господин лейтенант, вы еще тогда на меня так гаркнули, что у меня планшетка из рук выпала, — обрадовался он Ивану.

— Вот-вот. Сеня, у меня для тебя есть очень важное задание, очень срочное и неотложное. Кратко, в нескольких словах напомни Михаилу Семеновичу этот эпизод. Только кратко, Сеня, я тебя умоляю. С богом! И трубку не выключай!

В течение минуты Сеня с пеной у рта, торопясь и сбиваясь, во многом привирая и приукрашивая собственную значимость, в красках описал битву при Вершалаиме. В итоге истории выходило, что благодаря исключительной храбрости Сени, полицейские одержали сокрушительную победу. А потом это все отметили праздничным обедом в гостиной «Вершалаима».

— Вы еще, дядя Миша, пели там… — Сеня фальшиво напел что-то на еврейском языке.

— Я это пел? — смутился Швондер. — Ах ты паскудник, а ты зачем слушал? Дай сюда трубку! Вот что, Иван, я склонен доверять своему племяннику, обычно он у меня много не врет. Вспоминается все с трудом, но будем считать, что все так и было. Кстати фляжка черная или синяя?

— Михаил, фляжка стального цвета, не пытайся меня подловить. Кисет черный, а крестик на таком шнурке странном, не знаю что это за материал.

— Странный? Обычный шнурок, — проворчал Швондер, явно добрея на глазах. — Так что у вас за просьба до меня, Иван?

— Нужно срочно впустить людей со спасательной капсулы через седьмой шлюз, Михаил. У них кислород кончается, так что дальше я объясню на ходу. Главное не привлекайте внимания, им нельзя встречаться с людьми Селима, это мои товарищи и он хочет их убить.

— Ага… понял… седьмой… шлюз… — отдуваясь на ходу, повторял Михаил. — Сеня, жми вон ту клавишу и отбегай в сторону.

Предупреждение Швондера было не лишним, в трубке послышалось рычание и грохот вываливающихся из шлюза тел. Потом неразборчивый мат и общие приветствия.

— Таки эти грубияны и есть ваши друзья, — удивился Швондер.

— Таки да, Миша. Они объяснят, в чем заключается дело, а у меня тут образовалась проблемка, — сообщил Иван, чувствуя, что его толкают в плечо, привлекая внимание. — До связи!

— До связи, — в голосе Швондера слышалась озабоченность по поводу гостей, неожиданно свалившихся ему на голову.

* * *

— Волгин, готовность ноль, проход чист, выступаем, — сообщил полковник, выглядывая в глазок. — Еще раз о нашем плане, повторяю для тебя, Иван. Сейчас мы самой глубине дворца. Наша задача — добраться до ангара с царским катером. Для этого прорываемся в левое крыло, затем через потайной ход покидаем дворец и любым глайдером летим до Царского Поля. Там решаем проблему с охраной и вылетаем с Москвы подальше в космос.

— Ага. Понятно. Остается только куда-то прорваться, найти какой-то глайдер и как-то уговорить охрану царского ангара дать покататься трем голодранцам на царском катере. Отличный план. Думаю, зря мы не взяли ту пушечку и ящик гранат.

— Язвишь, Волгин? Есть план получше?

— Помнится мне, что армейские склады примыкают ко дворцу. Слабо, но помнится.

— Иван, что там на армейских складах, кроме драных галош, найти? Там триста лет уже ничего не закупали.

— Вот и неправда ваша, закупали, — радостно доложил Иван. — Кхм, точнее я закупал. Шесть штурмовиков, Ваше Величество. Купил спьяну, — помявшись, признался он. — Заправленные, снаряженные, хоть сейчас в бой. Забрать не успел.

— И на складах нам вот так запросто все отдадут? — язвительно осведомился граф. — Это же армейские склады!

— Так что с того? — удивился Иван. — У меня там все схвачено. Я ж мужиков попросил пока пристроить, чтобы не растащили на запчасти. К тому же два ящика медовухи им выставил. Не, это четко, после медовухи, да не отдать? За такое морду бьют!

— Хорошо, садимся в штурмовики и…?

— Рвем к «Вершалаиму», забираем наших и сразу… — Иван почесал в затылке. — С координатами Аливандера проблемка выходит, — признался он разочаровано.

— Я думал, ты не догадаешься, — сухо прокомментировал план Ивана граф.

— Получается, что бежать нам рано, — подвел итог разговора полковник. — Как я слышал, Ваше Величество, есть специалисты, которые должны были вычислить координаты?

— Должны были, вопросов всего два: удалось ли им это? Кто их сейчас контролирует? Как вы понимаете, если они уже под контролем чужих, то координаты Аливандера для них не загадка и у них точно такая же задача, как и у нас — первыми попасть на Аливандер.

— Так чего мы стоим? — возмутился Иван. — Вперед, к компьютерщикам! На месте разберемся, что к чему!

— В драку ввяжемся, а там видно будет? — хмыкнул граф. — Что ж, отсутствие плана — тоже стратегия. По коридору прямо до поворота, там налево до кабинета с номером три шестерки. Входим молча, Иван прикрываешь вход, полковник на вас нейтрализация охраны и наблюдения, я возьму на себя программистов. И еще… царя на всякий случай прикрывайте, чтобы шкурку не попортило, — туманно пояснил он.

Отряд диверсантов шагнул в коридор и мерным шагом, сдерживая желание рвануть бегом, двинулись к цели. Вход в кабинет с тремя шестерками охраняли, хорошо охраняли — бронеплита во всю дверь и пластина биосканера. А чтобы неповадно было грязными ручонками ту панель лапать, приставлены к ней четыре здоровенных охранника в полной броне. Стоят не шелохнутся, только прицелы мощных бластеров отслеживают приближающегося противника.

— Четыре бластера на трех гостей — исход драки предрешен, — грустно подумал Иван. — Пикнуть не успеем, как нас поджарят.

Меньшиков шагал как ни в чем ни бывало, словно не скачут зайчики лазерных прицелов по груди, словно есть у него волшебное слово, которое разом двери откроет. Иван не успел заметить в какой момент граф с полковником швырнули световые гранаты. Его в этот момент жестко уронили на пол и, как кутенку малому глаза рукой прикрыли.

Потом он услышал что-то вроде звука падающих шкафов и к моменту открытия глаз схватка была полностью закончена. Два минибластера — четыре выстрела, подвел итог Иван. Когда они успели? Прямо ниндзя какие-то, — восхитился он.

Граф спокойно приложил ладонь к панели биосканера, датчик пискнул и загорелся красным цветом — в доступе отказано.

— Быстро они, — чертныхнулся он. — Рубим стену, — тотчас же приказал он, кивнув на бластеры охранников. Хотя, стойте, есть идея поинтереснее. Сгребайте их в кучу и наваливайте на стену вот сюда.

Пока полковник с Иваном корячились, перетаскивая тяжеленных гвардейцев, граф приладил к стене плоскую, как блин мину.

— Кладите их так, чтобы броней мину прижать плотнее, — командовал граф. — Так и шуму будет меньше и удар пойдет в стену, а не в коридор.

Они отбежали за угол, грохнуло так, что стены затряслись, заморгал свет, лампочки в коридоре разлетелись стеклянным крошевом. Ярким пятном светился пролом в стене, дальше виднелись перевернутые столы и разлетевшееся во все стороны оборудование.

Протиснувшись в неширокий пролом, они увидели самое неприятное — взрыв прикончил всех, кто находился в комнате, кровь из лопнувших сосудов заливала лица операторов. Уткнувшись лицом в клавиатуру безжизненно валялся Каховский. На всякий случай, совершенно автоматически Иван потянулся сознанием к заклятому врагу и, о чудо, почувствовал слабый ответ.

Сознание Каховского было чистым, без признаков заразы, но очень слабым, оно теплилось как огонек лампады в далеком окне.

— Стас, ты меня слышишь? Эй, корешок, очнись, ты нам нужен, — настойчиво долбился Иван в закрытые двери, похлопывая Каховского по щекам.

— На пол клади, чего ты его хлопаешь? У него обморок, кровь от мозга оттекает, нужно опустить голову как можно ниже.

Иван молча сдернул Каховского с кресла и уложил осторожно на пол. Потрогал пульс, слабенький, но есть, это успокаивало.

— Давай, Стас, давай, родной, очнись, вражина. Каховский, я денег принес, — заорал он мысленно в отчаянии.

— А? Кто это? — тотчас отозвался Каховский.

Точнее та часть сознания Каховского, которая покоя не давала должникам, соки из них последние выдавливая, принуждая платить большие проценты за просрочку долга. Эта часть сознания была самой сильной в нем, она в любой ситуации не давала Каховскому забыть, кто и сколько ему должен. Иван чисто интуитивно вспомнил о единственно возможной ниточке, которая приведет его к сознанию пришибленного взрывом Каховского.

— Я это, Иван Волгин, помнишь, тебе денег должен был, сто двадцать кредитов?

— Четыреста тридцать, Волгин, не надо жульничать, — Каховский слабо шевелил губами, пытаясь произнести фразу вслух, но мысли его звучали четко и громко.

— Черт с тобой, вражина, пусть будет четыреста тридцать, — облегченно выдохнул Иван. — У тебя сдача будет? У меня бумажка в пятьсот кредитов.

— Какая сдача, Иван, а проценты? Ты забыл про проценты, — от возмущения Каховский приоткрыл глаза, — как раз пятьсот и выходит. Ишь ты, стоит стать немножко трупом, как все стараются на тебе нажиться. Гони бумажку, вражина.

— Будет тебе бумажка, Каховский, не боись не зажму. Вон, глянь, сам граф в поручителях будет. Ваше… Ваша светлость, — поправился Иван, решивший не обнародовать перед случайным человеком перемены в должностях и званиях, — лейтенант Каховский слегка ожил, задавайте вопросы скорее.

— Ваша светлость, — Каховский дернулся, пытаясь встать, но тело тотчас же обмякло, — извините, не могу приветствовать по форме, — слабым голосом прошептал он.

— Это ничего, лейтенант, в госпитале вас подлечат. Скажите, вы успели вычислить координаты Аливандера?

— Аливандера? — сильно удивился Каховский и поморщился от мозгового усилия. — Это что такое? Извините, ваша светлость, после взрыва в мозгах каша, — признался он.

— Я давал задание по картинке расположения звезд, которую нам предоставил Волгин, вычислить примерные координаты планеты Аливандер. Вы занимались этим?

— Да, мы что-то считали, — неуверенно ответил Каховский, — взгляд его блуждал по потолку, словно он пытался вспомнить, что именно они при этом делали. — Но я ничего не помню, проклятый взрыв, — смущенно признался он, — в голове все гудит.

— Не спеши, лейтенант, не спеши, спокойно подумай, чем ты занимался до взрыва? — осторожно давил на Каховского граф.

— Не помню, — честно признался тот. — Последнее, что помню, я сижу возле компьютера, потом чернота, ощущение, словно ты спишь. Долгий сон и потом взрыв и в сознании чисто, но ничего не помню, — объяснил он.

— Чужие, успели собаки, — сплюнул разочаровано граф.

— Вспомнил! — вскинулся Каховский. — Перед самым взрывом отправил что-то на принтер, там… — он рванулся, чтобы показать на печатающее устройство и обмяк в руках Ивана.

Каховский умер, оставив больше вопросов, чем ответов. Считали, узнали и что в итоге, где искать тот Аливандер?

— Хорошее дело, — недовольно проворчал Иван, — он печатал! И что это нам дает?

— Дурень ты, Ваня, — беззлобно отмахнулся граф, — любой принтер помнит последний выведенный на него документ. А вдруг захочется еще копию сделать? Вот это как раз наш случай. Только, Волгин, ни к чему не прикасайся, — остановил он вдохновившегося Ивана, — мы тут сами как-нибудь справимся.

Граф с полковником пробежались по оставшимся в рабочем состоянии принтерам и собрали скудный урожай. На одном листочке черным по белому было написано: «Планета Аливанедер: координаты…» И точные координаты искомого. Ура, мы знаем эти чертовы координаты! Но, черт побери, враг тоже их знает!

— Уничтожить тут все и быстро уходим, — отдал приказ Меньшиков. — Сейчас будет жарко, думается мне, что сбежавшие пташки призовут сюда всю королевскую рать.

* * *

— Ива-а-а-ан, отзовись, Ива-а-а-ан, — рвануло в голове Ивана далекое послание, — эта старая сука не хочет сжигать товар. Ива-а-а-а-н!

— Ваше Величество, пока вы тут все крушите, одолжите снова гиперфончик, проблемка на «Вершалаиме».

Граф молча вручил гиперфон Ивану и принялся методично расстреливать компьютеры.

— Михаил, это снова Иван Волгин, — стараясь излучать радушие, произнес Иван в трубку. — Как идут ваши дела?

— Дела? — изумился Швондер. — И это вы называете делами? Нет, таки я вам скажу — это натуральный погром. В былые времена погромщики хотя бы сами все жгли и ломали, а теперь они предлагают сделать это бедному еврею, — без намека на сотрудничество пробурчал старый еврей.

— Михаил, ребята врать не будут, опасность велика, от тебя зависит очень многое, — агитаторским пафосным тоном ударил Иван по сплошной защите купца.

— Не знаю, что вы там возомнили, Иван, но это сущее безобразие. Ко мне вламываются в дом три бандита, требуют, чтобы я лишил себя жизни, денег и репутации надежного поставщика, потому что так нужно какому-то там русскому царю. Я же не прошу русского царя, чтобы мне отменили налоги, потому что мне это надо, — брызгая слюной от возмущения, кричал Швондер.

— Миша, Михаил, Михаил Семенович, дай слово вставить, — крикнул Иван.

— И куда вы его хотите мне вставить? — саркастически осведомился Швондер. — Кто только не пытался вставить бедному Швондеру, всем не дают спать спокойно мои денежки. Таки разве это деньги? Сплошной геморрой, скажу я вам. Если бы не десяток племянников и куча голодных родственников, Швондер давно бы бросил бесприбыльный бизнес и подался в портные.

В голосе купца звучало искреннее возмущение, желание послать всех и немедленно подальше, а также явное сожаление о знакомстве с неким Иваном, постоянно вмешивающемся в неподходящий момент в его налаженный бизнес.

— Я хорошо шью, будете помирать, приходите к старику Швондеру, я обслужу вас по высшему классу и без очереди. Я умею войти в положение — человек собрался умирать, ему нужен хороший костюм. Швондер всегда входит в положение клиента, а что я с этого имею? Я имею от одной попойки с малознакомым Иваном Волгиным убытков м-м-м-м, на много миллионов. Кто мне оплатит убытки и потерю репутации?

— Михаил, сейчас не время говорить о деньгах, Отечество в опасности! — взывал Иван к лучшим чувствам купца.

— Ваше Отечество, Иван? Таки вы и жгите свой товар, почему за ваше Отечество должен страдать бедный еврей? Я понимаю, у Швондера большое и доброе сердце, еще бы — он должен любить такую прожорливую свору родственников, но, шма исраель, это родная кровь. С какого бока ваше Отечество, Иван, стало моей заботой? Я честный купец, плачу налоги и отстаньте от меня, ради бога!

— Иван, дай трубочку, — Меньшиков требовательно протянул руку.

— Михаил Семенович, с вами говорит русский царь, — коротко и властно представился Меньшиков.

— Здрасьте вам, а я Господь Бог, приятно познакомиться, — с издевкой в голосе, ответил Швондер. — Оставьте свои приколы, господин царь, для малых деток. Швондер вашего царя видел, слышал и голос его помнит. Сейчас каждый встречный будет рекомендоваться Швондеру русским царем и требовать с него денег. Подите на паперть, господин русский царь, я по субботам не подаю.

— Слушай сюда, купец, два раза повторять не буду, — в голосе графа звенел булат, — прежнего царя нет и не будет, это раз. Я, граф Алексей Михайлович Меньшиков, новый царь и на это есть царский указ, это два. Ты сделаешь, то что тебе сказали, а я своим указом освобожу тебя и твоих наследников от уплаты налогов, это три. Больше я тебе, купец, ничего не скажу. Выполнишь, что требуется, получишь обещанное. Не выполнишь, пеняй на себя, под землей найду, а торговать ты больше не будешь.

— Ой-ой-ой, какие мы грозные, сразу пугать. Чего такие все нервные сегодня? Ужасно извиняюсь, господин граф, но это всего лишь слова и не нужно на меня так кричать. Поверьте, я слышал и более грозные выражения в своей жизни. Чем докажете, что вы именно тот, за кого себя выдаете? Согласитесь, даже то, что вы граф Меньшиков, вызывает большие сомнения, даже с учетом рекомендаций некоего Волгина, которого я второй раз в жизни слышу. Надеюсь мы поняли друг друга, кхм, господин граф?

— И что же ты считаешь надежным доказательством, купец? — Меньшиков в бешенстве так сжал трубку гиперфона, что казалось она сейчас разлетится на мелкие кусочки.

— Действующий идентификатор царя Российской империи, коим подписываются все важные государственные решения. Надеюсь, у вас при себе эта безделица, кхм, господин граф?

Швондер откровенно издевался над Меньшиковым и только природная осторожность не позволяла ему хохотать в голос, выставляя немыслимые условия подтверждения полномочий нового царя.

— И не нужно так кхекать, купец, подавишься ненароком, — вспылил граф. — Скажи-ка мне, любезнейший, откуда тебе известна эта строжайше охраняемая государственная тайна? — уже не проситель, а прокурор требовал немедленного и полного ответа на прямо поставленный вопрос.

— Ой-ой-ой, строжайше охраняемая тайна, не смешите моих тапочек. Любую тайну можно купить, вам ли не знать, всего лишь вопрос цены. Да, это стоило серьезных денег, но когда имеешь большие дела, нужно иметь хорошие гарантии. До сих пор я их получал, хочу убедиться, что вы знаете, что это такое и имеете их при себе. И не надо на меня кричать, давайте уже говорить как большие взрослые люди, много повидавшие в жизни. Дело есть дело! Что за привычка у вас русских во всякое дело путать чувства? Короче, господин, как вас там граф, предъявите полномочия или я заканчиваю пустой треп!

— Ну, хор-р-рошо, купец, твоя взяла. Если ты и в самом деле знаешь этот секрет, набирай код запроса полномочий, — по голосу графа чувствовалось, он до сих пор не верит в то, что сказал старый еврей и считает все откровенным блефом.

Судя по шорохам и шелесту в гиперфоне, Швондер достал блокнот и начал перелистывать страницы, бормоча себе под нос: «На какую же букву я его записал? Сэ — секрет? Цэ — царь? А, нет, вот он, Хэ — хрень! Никаких аналогий, господа, чисто для секретности!» Послышались удары пальцев по клавишам и после ввода последнего символа на экране графского гиперфона высветилось приглашение: «Введите ваши полномочия!»

Меньшиков выматерился от души и с трудом сдержал себя от того, чтобы не грохнуть гиперфон с позорящей репутацию всей секретной службы Российской империи надписью.

— Что делать будем? — хриплым шепотом осведомился Иван. — Где мы эту хрень возьмем?

— Что значит где? — Меньшиков побагровел от злости. — И ты сомневаешься в моих полномочиях, солдат? Или ты не читал царский Указ?

— Да читал я, читал ваш указ, — Иван на всякий случай отодвинулся подальше от графа. — Только как тот указ с этой хренью связан?

— Это не хрень! — Меньшиков стукнул кулаком по столу. — Это символ власти, а не хрень! Научитесь уважать законную власть, черт бы вас побрал вместе с вашим евреем!

— А я все слышу, господин граф, — послышался обиженный голос Швондера, — надеюсь, что у вас нет предвзятых представлений о евреях?

— Вот! Видишь, Волгин, этот крест? — граф сорвал с груди нательный крест и сунул его к носу Ивана.

— Клясться будете на кресте? — сделал попытку Иван.

— Дурак ты, прости господи, Волгин, — неожиданно успокоился Меньшиков. — Это и есть символ власти, шифроключ, несущий в себе все необходимые полномочия. Понятно выражаюсь?

— Ага! То есть любой, кто у царя крестик умыкнул, тотчас становится царем? Понятно. Только я не заметил, когда вы тот ключик с царя снять успели, — Иван почесал в затылке и, закатив глаза к потолку, явно пытаясь восстановить ход событий.

— Ты меня за кого принимаешь, Волгин, за вора? Так, спокойно, Алексей, держи себя в руках! Волгин, ты Указ читал? Читал! Перед этим что произошло? Вспоминай, солдат! Произошла активация Указа! А это означает, что теперь все полномочия царя Российской империи переданы моему шифроключу и только я могу подписывать важнейшие указы империи от лица ее царя!

— Так бы сразу и сказали, Ваше Величество, я же не сомнения для, а разобраться чтобы… опять же Миша там ждет подтверждения и времени у нас в обрез. Давайте уже как-то поспешим с этими самыми полномочиями! — попытался успокоить Иван заново разозлившегося графа.

Меньшиков смерил Ивана взглядом, выдохнул резко и, вставив крест в приемный отсек гиперфона, нажал клавишу подтверждения. «Полномочия Алексея Михайловича Меньшикова подтверждены! Добрый день, Ваше Величество!» — коротко пискнув, выдал экран гиперфона.

— Достаточно тебе моих полномочий, купец? — не скрывая сарказма, осведомился Меньшиков. — Еще чего потребуешь? Не переусердствуй, старый пройдоха!

— Все в порядке, Ваше Величество, готов исполнить любой ваш приказ после предоставления и подтверждения гарантий с учетом текущих полномочий. Процедуру вы знаете, — голос Швондера стал сух до неимоверности.

— Данной мне властью подтверждаю, что в случае уничтожения купцом Швондером Михаилом Семеновичем партии товара и подтверждения данного факта свидетелями, освобождаю его лично и всех его потомков на ближайшие 50 лет от любых налогов и податей, взимаемых российской казной в пределах юрисдикции Российской империи, — граф ввел некий код на клавиатуре и отправил подтверждение в космос.

— Постойте, постойте, Ваше Величество, вы же обещали вечное освобождение от налогов, — обеспокоился Швондер, — а сами подтвердили только 50 лет.

— А не нужно было хамить русскому царю, Михаил Семенович, — довольно засмеялся отомщенный граф. — Радуйся, что хоть это получил и исполняй, что обещал! Так ты согласен, купец, выполнить наше поручение? — спросил граф напоследок.

— Теперь да, — без намека на радость, подтвердил купец. — Всем хочется обобрать старого еврея, каждый норовит отщипнуть кусочек мацы, а кто-то спросил старика, легко ему даются деньги? — слышались затухающие слова в трубке.

Щелчок и связь оборвалась, Иван подключился к друзьям-диверсантам.

— Мужики, Швондер выполнит все, что вы ему скажете. Есть такое предложение — пусть выгружает весь товар, закладывает в центр маркезитовую бомбу и отчаливает. Потом бабах и нет товара. Кстати, денежки останутся у него, так что пусть там сильно не разоряется, что его хотят ободрать как липку все кому не лень.

— Хорошо, Иван, будем пробовать, а там уж как выйдет, — в голосе полковника не слышалось оптимизма.

Что-то просвистело рядом с головой Ивана, опалив волосы. Сильный взрыв свалил его на пол и Волгину стало не до мысленной связи, голову бы сберечь.

— Быстро они, — ругнулся Михалыч, швыряя в пролом гранату, — откатывайся за шкафы, сейчас по нам из крупной артиллерии шарахнут.

— Эй, мужики, давайте сюда, — крикнул Меншиков, короткими вспышками обстреливая пролом из трофейного бластера. — Попробуем выбраться через черный ход.

Полковник с Иваном торопливо поползли к графу, стараясь быть в тени остатков мебели. Полковник полз быстро, изредка оглядываясь на отстающего Ивана. Тому приходилось тащить царя и тяжкая ноша скорости не прибавляла.

— Закинь его на спину, так быстрее будет, — посоветовал полковник, — я б подмогнул, но не хочется руки связывать, вдруг полезут в пролом.

— Ничего… я сам… потихоньку… уффф… помаленьку… тяжелый, зараза… — пыхтел Иван, быстрыми рывками подтягивая царя за собой.

За шкафом зиял проем тайного прохода.

— Попробуем выбраться, но веры в него немного, — честно признался граф, — если уж все были под их контролем, кто-то мог знать и об этом проходе. Так что пушки на изготовку и марш-марш вперед!

Швырнув на прощание парочку гранат, диверсанты опрометью кинулись в тайный коридор. Иван, пыхтя и отдуваясь, тащился сзади, мечтая неожиданно проснуться и узнать, что все это очередной похмельный кошмар. Рожденный летать не может ползать. А тут сплошная пехота получается, бурчал он себе под нос, стараясь не отстать от полковника и не споткнуться в полутьме.

* * *

— Эх, видела бы меня сейчас Люська, — подумал Иван. — Картина маслом: «Иван Волгин спасает Отечество!» или «Иван Волгин и царь спасают Отечество!» Нет, первый вариант короче и приятнее, краткость сестра таланта, да и ни к чему Люське про царя упоминать. Где же ты, Люсенька, как у тебя дела, милая?

Только подумал и тотчас же увидел Люськины руки и коленки голые. На коленках развалился щенок, которого и гладила Люська, пребывая, по всей видимости, в мечтах о тех славных временах, когда Иван вернется к ней с победой.

— Голубка ты моя сизобрюхая, — умилился Иван, но что-то его насторожило.

Как-то не так бабушка восхищалась, что-то другое упоминала в связке с «сизо-». Он забормотал под нос вариации, прикладывая их к различным частям тела Люськи, но все выходило неловко и некрасиво.

— Сизокрылая, — ласково пропела Люська, — не сизобрюхая, а сизокрылая, и не голубка, а ласточка, ласточка моя сизокрылая. Ой, чего это я о ласточках задумалась? К дождю видать, — Люська грустно вздохнула. — Вот скажи, Жуленька, разве это любовь? Спрятал нас в какую-то дыру, носу на улицу показать не моги, а сам в это время развлекается, денежки тратит.

Щенок согласно тявкнул, подставляя живот под Люськины ласковые руки.

— И на что надеется, спрашивается? Думает, что я его с распростертыми объятиями встречу? Здравствуй, Ванечка, заждалася тебя, сокол мой ясный! А скалкой по лбу не желаете, господин пилот?

Кулачки ее сжались, словно в них была зажата не одна скалка, а сразу две.

— Только появись на пороге, изверг, я тебе покажу красную Москву, ты у меня получишь искры из глаз, паршивец, — все это Люська произносила мягким ласковым тоном, стараясь не напугать щенка кровожадностью собственных планов.

Щенок потянулся, зевнул и тявкнул пару раз от избытка чувств.

— Погулять хочешь, маленький? Я тоже хочу, а этот проклятый Шан Джень не пускает. «Девуська спрятанный. Низя гулять. Ивана приказал девуська прятать. Низя.» Пенек узкоглазый. Я же могу накраситься, парик надеть, да меня мать родная не узнает в новом наряде. Низя-я-я-я, — передразнила она китайца писклявым голосом.

Щенок дернулся и недовольно заскулил.

— Вот-вот, сама бы завыла от тоски, да настроение дальше портить нет охоты. Ну, Ванька, ну злодей, узнаю, что понапрасну меня держал в этой собачьей конуре, глаза выцарапаю!

На этой мажорной ноте Иван тихонько удалился из Люськиного сознания, не желая быть замеченным. Напоследок окинул «собачью конуру» Люськиным гневным взором: просторная комната с тремя широким окнами, уставленная богатой мебелью; царственно роскошная кровать под балдахином, огромный визор, куча дисков с фильмами, в приоткрытой двери видно джакузи и небольшой бассейн, на столе ваза с экзотическими фруктами.

— Чтоб я так жил, — не понимая причин Люськиных страданий, вздохнул Иван. — Никак с этими бабами не угадаешь, чего им хочется!

* * *

Впереди рвануло, ухнуло, взрывная волна швырнула Волгина на пол, словно легкое перышко. Пыль и гарь забились в легкие, мешая дышать.

— Вперед, Волгин, рано помирать, — гаркнул полковник над ухом. — Прыгаем в пролом быстро, — приказал он и подтолкнул Ивана ногой для надежности.

Иван вскочил, как мог, рванулся вперед и замер, раскачиваясь в ужасе, балансируя на краю пропасти. Взрыв разнес пол перед ними и пути дальше просто не было.

— Я не перепрыгну, — заорал Иван.

— А нам и не нужно, вниз прыгай! — крикнул полковник и подтолкнул замершего в нерешительности пилота.

— Мы же убъемся-а-а-а, — заорал в ужасе Иван, не ожидавший подобного подвоха.

Неужто решили, чтобы в плен не сдаваться, насмерть расшибиться? Проще было бы бластером застрелиться, звенела тоненькая ниточка единственной разумной мысли посреди океана ужаса, захлестнувшего сознание Ивана. Никогда ранее Ивану не было так страшно, а ведь лоб в лоб с пиратами дрался, не раз из под ракеты в последний момент выскакивал, не единожды в рукопашную с бандитами сходился. Но тут ничего с собой поделать не мог, стыдно и страшно, но больше страшно, так как про тот стыд уже никто не узнает.

Полет в неизвестность практически сразу же и завершился, Иван болезненно хлопнулся задом о твердую поверхность. Только собрался обрадоваться такому счастью, как его прихлопнуло сверху приотставшим в полете трупом царя. Хотел Иван вскочить и высказать все, что думает по этому вопросу, но поскользнулся и покатился по наклонной плоскости в неизвестном направлении, крепко обняв навязанного ему попутчика, словно брата родного.

— Господи, спаси и помилуй раба Твоего Иван, иже еси на небеси, да светится имя Твое, да… — торопливо бормотал Иван давным-давно забытую молитву, охая и ухая от внезапных изменений направления скольжения.

— Все прыгнули? — заорал Меньшиков.

— Ага… Все-е-е… — нестройным хором ответили беглецы.

Граф не ответил, но где-то там, в самом начале пути грохнул мощный взрыв и волна теплого спрессованного воздуха придала беглецам дополнительное ускорение.

— А случись гвоздик на пути, — со страхом думал Иван, — это же как задницу располосует. Объясняй потом, что на задании был, засмеют гады, растрезвонят — у Ивана зад в клочья порван!

— Группируйся, Иван, сейчас гравикомпенсатор рванет, — пробился сквозь свист ветра в ушах ободряющий крик полковника. — Глаза прикрой, там внизу арматура может торчать.

— Ага… арматура… — отстраненно подумал Иван, мысленно прощаясь с белым светом. — Гравикомпенсатор рванет… Знать бы, что это такое… Группируйся? Это же мне сказали! — полыхнула в сознании Ивана тревожная мысль.

Легко сказать «Группируйся!», а как это сделать, когда обнимаешься с мертвым трупом убитого царя? В голове Ивана мелькнула трусливая мыслишка «Выпусти ты этого царя, на что он сдался мертвый-то? Он от этого ни живее ни мертвее не станет!» Но Иван ту мысль выгнал из головы, как позорную и крепче в царя вцепился, затем обреченно прикрыл глаза и отдался на волю случая, стараясь думать исключительно о хорошем.

Но в голову, как назло, лезли дурацкие картины нанизанных на железные прутья человеческих тел. Вот и его молодое красивое тело будет распято тремя, нет шестью зазубренными арматуринами. Торчит он, как свинья на вертеле, истекает кровью, страдает от неимоверной боли и только мысль о любимой не дает ему умереть до конца.

Накаркал.

— Опять персики?! Надоели персики! У тебя что нормальной пищи нет? — ворвался в сознание Ивана голос любимой. — Я на твоих персиках сама скоро в арбуз превращусь. Хочу кашу, обычную кашу, гречневую! Понятно тебе, узкоглазый — греч-не-ву-ю? — Люська визжала обиженной кошкой, швыряя в уворачивающегося китайца фрукты из вазы.

Голос любимой подействовал на Ивана отрезвляюще.

— Рановато помирать собрался, — рыкнул он сквозь зубы и тотчас почувствовал сильнейшее сопротивление падению, словно все глубже погружался в густой кисель. Да не простой кисель, а жутко агрессивный, в него погружаешься, а он норовит обратно выплюнуть.

Падение замедлялось стремительно, расплющивая Ивана по невидимой упругой преграде. Не бетонный пол, не мордой в кирпич, но ощущение не приведи господи. Да и чего еще ждать от военной амуниции — главное, чтобы работало, а удобства во дворе налево, — пыхтел Иван, с трудом вталкивая воздух в сплющенные перегрузкой легкие.

Что-то невидимое в темноте царапнуло броню, толкнуло в шею, задержало ногу и плюхнулся Иван головой вниз на бетонный пол. Слава богу, действия компенсатора хватило почти до самого приземления. Дуракам везет, бог их любит!

— Все живы? — негромко спросил граф.

— Да… Да… — почти одновременно ответили Иван с полковником.

— Вот и ладушки. Врать не стану, где мы сейчас находимся не знаю. Скорее всего подвал, судя по недострою. Идем за мной гуськом на расстоянии вытянутой руки, у меня инфравизор, я ведущий. Увидим что-то, от этого и будем плясать дальше.

Кавалькада из двух слепых, покойника и поводыря медленно тронулась в путь. Иван покрепче ухватился за пояс полковника и немного отключился от действительности, прыгнув осколочком сознания в вотчину Селим-бея, в сознание полковника — пора узнать, как там события развиваются, не запахло ли жаренным, живы ли еще друзья-товарищи.

* * *

— А я говорю, всегда было по двадцать два кредита за тонну разгрузки и не надо мне втирать про инфляцию, — выговаривал Швондер грузчикам, стоящим перед ним с отстраненным видом. — Или вы грузите эти чертовы мешки или…

— Чего или? — лениво сплюнул под ноги Швондеру невысокий кряжистый бритый на лысо мужичонка, одетый как и прочие грузчики в потертую брезентовую робу. — Пойдешь других искать? Так нету других, дядя. Тут, окромя нас, рабочего люду нету, остальные могут разве что кинжалом глотку перерезать. Хочешь по двадцать два, давай по двадцать два, мы же не вредные. В следующую пятницу и приступим, я правильно говорю мужики?

Грузчики отозвались нестройным хором с общим мнением: «Зажрались купцы, совсем платить не хотят».

— Что значит в следующую пятницу? — забеспокоился Швондер. — Я уже стою под разгрузкой, какая такая пятница, ты что сдурел, Степан Егорович?

— Отвалишь, значит, с разгрузки, — с прежней ленцой ответил предводитель. — Другие согласны по двадцать два с полтиной, значит, их и будем разгружать.

— Кого других-то, глаза разуй, Степан Егорович, один я тут, некого больше разружать. Ты ж сам в простое будешь и никакого заработка вообще не получишь. Двадцать два с четвертью — мое крайнее слово! — Швондер с чувством хлопнул кепкой о пыльный пол пакгауза.

— Крайнее, оно ж не последнее, — ухмыльнулся бригадир грузчиков, — ты кепками-то не разбрасывайся, Михаил Семенович, а рассуди по-житейски. Других грузчиков тебе не найти, сам ты эту прорву не перетаскаешь, пупок развяжется. А так за двадцать два с полтиной и груз приберем и здоровье сбережешь! Давай по рукам, здоровье оно дорогого стоит, ха-ха-ха, — грузчики дружно заржали, оценив шутку бригадира.

— Это грабеж, это… это вымогательство, — возмутился купец, — это натуральный гоп-стоп. Я жаловаться на вас буду?

— Кому? — оживился мужичонка, доставая папироску из-за уха. — Огонька не найдется?

— Да хоть Селим-бею, — рассердился Швондер, — чтоб ты в аду горел, вымогатель, — ругался купец, протягивая зажигалку.

— В прошлый раз этот фокус мы уже видели, — хихикнул грузчик, прикуривая. — Не напомнишь, Миша, чем тогда все закончилось?

— Да вы сговорились, бандиты! — сплюнул в сердцах купец. — Подавитесь, чтоб вам тот полтинник поперек горла встал. Двадцать два с полтиной и ни копейки больше! — рубанул Швондер воздух широкой ладонью.

— Двадцать два с полтиной и премию в пятьсот кредитов за срочность разгрузки. Все сделаем в лучшем виде, Миша. Нам мелочишка на опохмел, тебе лишний день в доке не париться, соглашайся, Семеныч! — хитро подмигнул заводила.

Грузчики довольно потирали руки, перемигивались, разминали плечи, готовясь к переброске груза.

— Чтоб ты сдох. И пятьсот сверху, — купец дышал натужно и хрипло, словно последнее отдал, лишив себя самого насущного.

Потом вздохнул, высморкался в большой платок и совершенно нормальным голосом, словно не он только что рыдал тут крокодиловыми слезами, продолжил:

— Вот что, Степан Егорович, груз по палубе не разбрасывай, в кучку его, в кучку, вот сюда, прямо на этот чемоданчик, и поплотнее мешки связывай. Еще просьбочка у меня, Степан Егорович, как разгрузку закончите, добро пожаловать ко мне на борт, сие событие отмечать. И всех своих приглашай. И не задерживайтесь, очень тебя прошу, для здоровья вредно, а его, как ты сам правильно сказал, ни за какие деньги не купишь, — понизив голос, предупредил Швондер бригадира грузчиков.

Бригадир посмотрел в упор на Швондера, тот взгляда не отвел, бригадир хмыкнул и они ударили по рукам.

— За работу, ребятушки, эх, ухнем!

— Сама пойдет, — радостно отозвались ребятушки.

Похоже дело с товаром пошло на лад, главное, чтобы Селимовские прихвостни такой праздник не испортили.

— Кхе-кхе, — обозначил Иван свое присутствие в сознании Врубеля, — гоподин полковник, как думаете, не стоит ли выставить охранение перед входом в пакгауз? На случай, если джигиты догадаются, где вас искать.

— Черт, Волгин, вы меня чуть до кондрашки не довели, — полковник вздрогнул всем телом, услышав Волгина. — Идея здравая, подстраховаться не помешает. Как я понимаю, груз должен быть уничтожен при любом раскладе?

— Совершенно точно, господин полковник, при любом раскладе. Эта дурь не должна существовать в принципе, большие опасности от нее всем нам.

— Хоть и не привык я получать приказы от младших по званию, но в данной ситуации будем считать необходимостью. Будем живы, встретимся, Волгин! Ни пуха!

— К черту, господин полковник, к черту!

Иван какое мгновение почувствовал себя в роли великого полководца, решающего судьбы миров, но сладкий миг сменился прежним беспросветным унынием.

И чего, спрашивается, я дурак на поводу у Швондера пошел с его травой позорной? — расстраивался Иван, вспоминая пьянку-гулянку на корабле купца. — Сейчас бы спал в кубрике и мечтал об обеде. Немного, зато свое! Хапнул ты счастья, Ваня, полной ложкой и что с того? Еще не совсем подавился, но по всему видать к тому дело идет. Быть тебе, Ванька, если не убитым, так замученным вусмерть с такой веселой жизнью и твоими богатыми возможностями. Был ты дураком, Ваня, дураком и помрешь!

* * *

Неожиданно труп царя на плече Ивана ощутимо дернулся и замер. Иван оторопел и чуть не свалился, забыв отпустить плечо полковника, двигающегося следом за графом.

— Волгин, ты чего там дергаешься? Шагай осторожнее, — негромко выговорил полковник.

— У меня это… — Иван прислушался, труп вел себя подобающим мертвому телу образом, то есть висел на плече, как мешок с картошкой, — … камень под ногу попался, — не решился рассказывать о случившемся Иван.

Вдруг почудилось? Может в темноте задел царским телом за что-то, вот он и дернулся? Скажи кому, что труп ожил, так ведь на смех поднимут или совсем за дурака примут. На глазах у всех граф пристрелил обоих, вне всяких сомнений — мертв царь-батюшка, мертвее не бывает.

Иван почти закончил самоуспокоение, как труп вновь ощутимо дернулся и затрясся, одновременно что-то бубня, сквозь так и не вытащенный кляп. Волгин помертвел от страха.

— Ва-ва-ва-ш-ш-ш-е В-в-вел-л-л-л-ик-чество, — забормотал он непослушным языком, крепче прижимая царя к себе. — В-в-вед-ик-те себя спокойней, — попросил Иван, почувствовав слабость в коленках от неприятного созвучия со словом «спокойней».

Куда уж спокойней, когда совсем покойник? Видать в нехорошее место они попали, раз тут покойники оживают! Сожрут, кровь выпьют, в вампиров превратят!

— А-а-а-а, — заорал Иван и, быстро присев, скинул с плеча оживший труп.

— Без команды не стрелять, занять круговую оборону, — скомандовал граф, по-своему истолковав крик ужаса Ивана.

— Ваше Величество, что видать? — взмолился полковник, пребывающий в слепоте. — Куда стрелять, кого крушить?

— Не видать никого, — озадаченно ответил Меньшиков, просканировав окрестности. — Волгин, ты чего орал? — недовольно спросил он.

— Труп царя ожил, — икая и стуча зубами, полушепотом пояснил Иван невидимому в темноте графу. — Нехорошее место… покойники оживают… мстить будет… сожрет… прощай белый свет, — Иван зажал рот широкой ладошкой, сдерживая очередной вопль.

— Тьфу ты, а я уж воевать приготовился. Ожил, говоришь? — на удивление спокойно поинтересовался граф. — Раненько, я минут через пятнадцать ожидал. Видать при падении головушкой приложились Их Величество, — хохотнул он совершенно беззаботно.

Поначалу Иван ушам своим не поверил — то, от чего у него сердце в пятки ускакало, для графа не более, чем веселая шутка, быть может граф недопонял, о чем речь идет?

— Ваше Величество… труп дергается… тело мертвое бубнит… покойник наш зашевелился, — стараясь придать голосу твердость, чуть громче, но по прежнему сипло сообщил Иван.

— Волгин, не в армии, тут с первого раза все понимают, — устало пояснил граф. — Положено ему ожить, вот и дергается. Рановато, но тут уж как получилось.

— Так вы и покойников оживлять умеете? — охнул Иван и покрылся холодной испариной, хотя в помещении было изрядно жарко.

— Покойников? Нет, в этом наука пока слаба. А где ж ты покойника нашел?

— Вы же сами, Ваше Величество, Их Величество… брр… — совсем запутался Иван, — из бластера грохнули напрочь. Разве ж после этого можно ожить?

— Так это, Иван, смотря кто и как стрелять будет. Ничего с твоим царем не сделалось, поспал он немного, вот и вся его проблема. Капсулками я стрелял. Снаружи они след оставляют, словно кровь, а так обычное снотворное.

— А как же Вельде? — в мозгах Ивана мысли спотыкались и падали замертво, не умея найти правильного направления. — Он тоже ожил сейчас?

— Нет уж, дудки, предатели никому не нужны, — резко ответил граф. — Сегодня он варгов предал, завтра и нас предаст. Собаке, собачья смерть. Ты, Иван, о всякой швали не думай, распеленай царя-то, а то он с перепугу в штаны наделает, ха-ха-ха, — неожиданно развеселился граф.

— Ваше Величество, — вклинился в разговор полковник, — не время веселиться, шум я какой-то слышал. Коли вам отдохнуть нужно, так вы мне инфравизор отдайте, я на страже постою, — полковник не скрывал раздражения возникшей суетой.

— Не сердись, полковник, пусто тут, некому нас подслушивать, — оправдывался граф. — Но ты прав, не место для веселья. Инфравизор пусть у меня побудет, а ты слух напрягай. Иван, тебя ждем и в дорогу.

Волгин на ощупь разрезал веревки, стараясь не задеть нежной царской шкурки острой сталью.

— Ваше Величество, я сейчас кляп вытащу, вы уж не орите громко, в бегах мы, как бы снова хвост не подхватить, — негромко шептал Иван, склонившись к царю и нащупывая кляп.

— Тьфу, тьфу, апчхи! — громыхнул царь, словно линкор из главного калибра. — Аспиды, изверги, убивцы, христопродавцы…

— Слышь, царь, будешь орать, снова кляп засунем, — прервал его крик Меньшиков. — Кстати, спешу тебя уведомить, что в силу твоей временной недееспособности, я принял царство на себя, — в голосе Меньшикова звучало злорадство. — Так что молчи в тряпочку и сопи в две дырочки. Скажи спасибо, что чужим на съедение не оставили. Все понял?

— Так ты вскрыл завещание? — просипел царь в ужасе. — Сам же меня грохнул и сам себя на трон посадил. Ай да Меньшиков, ай да сукин сын!

— Но-но, потише тут! Ты все знал. Знал, что этот момент придет, так что нечего из себя обиженного строить. Поцарствовал в свое удовольствие и подвинься, сейчас время воевать, а не парады устраивать. Или ты готов во главе войска стать, а? Не слышу!

— Это нечестно, — обиженно буркнул царь. — Волгин, ты как такое допустил? А еще в друзья набивался, — царь сплюнул в досаде, — кругом враги, никому верить нельзя, самые близкие люди тебя предают. Куда катится мир?

— Ваше Величество, так я же… — Иван замялся, — между прочим, я вас, Ваше Величество, на собственном горбу из под огня вынес, а вы такое говорите.

— Вынес он. Лучше бы ты тогда согласился со мной, да и Меньшикова-то совсем шлепнул, перемудрил ты, Ваня, перемудрил с палачом. А я тебе говорил, выйдет нам твоя жалость боком.

— Это когда же он меня пожалел, — заинтересовался Меньшиков. — Что-то не припомню такого факта.

— А тебе и не положено припоминать, — раздраженно буркнул царь, — скажи спасибо этому дурню, что живой ходишь. Я бы на его месте, да при таком раскладе махнул бы платочком и команды не отменял, пока бы ты, сукин сын, совсем не подох.

— Ага. Пожалел, стало быть, — задумчиво пробормотал граф. — Сочтемся, Волгин, долг платежом красен.

— Да я… глупость вышла… не берите в голову, Ваше Величество… — потерянно бормотал, попавший в дурацкое положение Иван.

— Ты кого это вашим величеством обзываешь, холоп? — взбеленился царь. — Самозванца?

— Вы это между собой, Ваши Величества, вопрос порешайте, а то у меня уже совсем крыша едет, запутался я напрочь.

— Нечего тут путаться, — в голосе царя звучала решимость, — у тебя есть оружие? Так стреляй в самозванца и все дела!

— Как же стрелять, Ваше Величество, когда была предъявлена бумага, вами же и подписанная, — отбивался от натиска царя Иван.

— Сам знаешь, как я те приказы и указы подписываю. Подсунул враг, вот и подмахнул не глядя. Дай пистолет, сам его пристрелю, — царь зашарил руками по полу, стараясь нащупать Ивана.

Иван осторожно отодвинулся подальше. Цари дерутся, а у холопов чубы трещат, вспомнил он дедову присказку. Царь злобно плевался и пытался нащупать невидимого в темноте Волгина, граф негромко хихикал, а полковник недовольно бурчал под нос, возмущаясь полнейшим бардаком, демаскировкой и нарушением устава поведения в зоне противника. И тут вспыхнул яркий свет…

* * *

Беглецы замерли в неудобных позах, торопливо оглядываясь по сторонам слезящимися от яркого света глазами. Находились они явно на каком-то военном складе, судя по огромным стеллажам, уходящим в бесконечные дали, огромному количеству разнообразных ящиков, крашенных в защитный цвет и спрятанной под брезентом угловатой технике. Место, в котором первоначально оказались беглецы, вероятнее всего было строительной площадкой, а иначе выпали бы они на самом верху стеллажа и думай потом, как до земли добраться.

В отдалении слышалась перебранка тех, кто включил свет на складе. Голоса Ивану были хорошо знакомы. С первым из них он вчера по коммуникатору договаривался за ящик медовухи спрятать штурмовики на этом самом складе. А второй принадлежал главному казначею базы Кузьме Ерофеичу, не запомнить рокочущий бас которого трудновато.

— Чего это я должен вам что-то показывать? Вы бумаги покажите, что вам проверка разрешена, всякий тут ходить будет, в носу ковырять, проверяющего из себя корчить.

— Я тебе покажу бумажку, я тебе такую бумажку покажу, собачий сын, что ты у меня забудешь, как буквы выглядят. Показывай, антихрист, где неучтенные штурмовики стоят!

— Кому неучтенные, а кому так и по счету сданы. Нету у меня ничего, отвали, Кузьма Ерофеич!

— Так, значит? Как премию в конце квартала, так милости просим, Кузьма Ерофеич, а как беспорядки нарушать, так пшел вон?

— Ты, Кузьма Ерофеич, не кипятись, и хрен с редькой не путай. Чей там племянничек в квартальной ведомости числится? То-то и оно. Сказано, нету никаких штурмовиков, значит нету, даже если ты на них в упор сейчас смотришь. Понятно выражаюсь?

— Ах, ты племянничка вспомнил? А двух сестер своих по совместительству кладовщицами подрабатывающих забыл? Совести в тебе нет, Степан. Не вводи меня в грех, не заставляй полковнику на тебя жаловаться, показывай штурмовики!

— Нечего на меня буркалы выпячивать, я и не такие видал… буркалы. Кузьма Ерофеич, ты чего пристал, как репей к заднице, какая муха тебя укусила?

— Муха? Меня не муха укусила, а ваш долбанный Волгин укусил, в самое сердце антихрист укусил. Казна купить тех штурмовиков не может, а простой пилот за здорово живешь покупает. Это как называется?

— А я Кузьма Ерофеич в чужом кармане деньгу не считаю, не приучен, знаете ли. Есть у человека деньги, он и покупает, нет у него денег — горькую пьет.

— Пусть покупает. Но на государевых складах частного имущества не потерплю! Показывай, собачий сын, куда заныкал штурмовики?

— Кузьма Ерофеич, растудыть твою в коромысло, ну увидишь ты их и что с того? Выкатывать в чисто поле будешь? Так у меня нонече на работе ни одного человечка нету? Выходной нынче, к тому же Пасха, дай я тебя разлюбезного облобызаю в щеки! Христос воскрес, Кузьма Ерофеич!

— Тьфу на тебя, ирод! Какая Пасха, она месяц уже как прошла. Ты разговор в сторону не уводи. Сам выведу, чай не забыл еще, как педали у истребителя крутить.

— Не-е-е-т, Кузьма Ерофеич, можешь меня прямо тут убить, но сие есть не моя тайна и никаких штурмовиков тебе не видать, как собственных ушей.

— Ах, ты, значит, вот как заговорил?

Судя по странным звукам, кряхтению и пыхтению между невидимыми Степаном и Кузьмой Ерофеичем завязалась банальнейшая потасовка. Ударов и стонов не раздавалось, только натужное пыхтение и сопение сопровождали скоротечную схватку. Утомившись, спорщики похоже присели отдохнуть.

— Степан, — отдуваясь, первым отозвался Кузьма Ерофеич, — если как на духу, сколько ты с этого имеешь?

— Ящик медовухи… кхм… а с чего, с этого? — пошел на попятный глупо проколовшийся Степан.

— И за ящик медовухи, ты можешь хорошему другу в ухо дать? — возмутился Кузьма Ерофеич.

— Хорошему? Нет, не могу, — честно признался Степан.

— А кто мне в ухо целился? Если бы я не увернулся, быть бы мне битому!

— Ты, Кузьма, меня не путай. Дружба дружбой, а служба службой. Приди я в казначейство, да попроси у тебя в книгах покопаться…

— Ишь чего удумал, неча чужому носу в те бумаги соваться! — вскинулся казначей.

— Вот-вот, а на меня чего кидаешься? Слышь, Кузьма, медовухи хочешь? Царская, знатная, чистая как слеза! — Степан причмокнул от предвкушения.

Иван замер от предвкушения гневной проповеди, которую трезвенник Кузьма Ерофеич по всем законам должен наградить наглого Степана, якобы забывшего о строгих правилах казначея в отношении пьянства.

— У тебя небось и закуска есть, — задумчиво спросил Кузьма Ерофеич.

— А то ж, — подначил Степан. — Колбаска, огурчики, капустка квашенная со льдинкой, в морозильнике храню, — похвалился он.

— Отчего же не выпить, к тому же царской, — казначей тяжко вздохнул. — Дома все едино тоска, старуха моя запилила напрочь, как про Волгинские гулянки услышала. А ты, говорит, старый черт, где был, когда Ванька мильоны разбрасывал направо и налево? Где был, где был, на работе! А на работе, ты ж Степан знаешь, ни капли в рот, потому как ответственность за мной ого-го-го какая! Ответственность ого-го-го, а платят с гулькин хрен. Вот ты мне разъясни, Степан, где в жизни справедливость? Эх, да что тут говорить, наливай!

Иван ошалел от услышанного — небеса рушатся, земля под ногами трескается, цари, как перчатки меняются, чужие по дворцу шастают, а тут еще и главный трезвенник пить собирается. Конец света, не иначе!

— Вот же дела, Кузьма Ерофеич пьет горькую, кому скажу не поверят!

— Знакомец твой? — поинтересовался шепотом Меньшиков.

— Казначей наш, главный в крепости.

— Все казначеи воры! — встрял царь.

— А второй? — пропустив слова царя мимо ушей, продолжил допрос Меньшиков.

— Второй? Так это же Степан, кладовщик с того склада, где я штурмовики спрятал до времени. Я ж рассказывал, за медовуху мы с ним…

— Иван, а чего мы сидим? — с явным нетерпением поинтересовался Меньшиков. — Не самое ли время нам в те штурмовики сесть, да и лететь подальше от чужих?

Иван промолчал, явно задумавшись о чем-то.

— Иван, ты не уснул часом, — толкнул его в плечо граф, — показывай свои штурмовики.

— Не уснул, Ваше Величество, мысль в голову пришла и зудит как заноза. А чего мы все бегаем-то от них, куда убежать хотим, если все то, что защищать должны вот тут с нами?

Ваши войска, Ваше Величество, во дворце. Неужто не раздавят они горстку предателей, как клопов? Понимаю, паника, царя спасаем или не спасаем уже, запутался я с царями. Но мы-то живы-здоровы, оружие есть, связь действует, почему бежим, ваши величества? Куда бежим?

Хорошо, вам царям виднее, садитесь в штурмовики и бегите в укромное место, а нам с Михалычем сам бог велел в драку встрять и врага истребить на корню, чтобы зараза не распространялась далее. Михалыч, мы то куда бежим с тобой? Надоело бежать, надоело прятаться, офицеры мы русские или твари дрожащие?

— Все сказал? — сдерживая раздражение, поинтересовался Меньшиков.

— Ну-у-у, в принципе, все.

— Тогда слушай приказ, пилот! — граф хоть и шепотом, но чеканил каждое слово. — Уточняю, не просьбу, не совет, не намек, а прямой приказ твоего царя — ноги в руки и достать из-под земли свои сраные штурмовики, погрузить в них личный состав и вылететь с Москвы в открытый космос! Приказ понятен, господин лейтенант?

— Есть, исполнять приказ, — откозырял хмурый Волгин.

— И не твоего ума, не твоего разумения, почему царь поступает так или иначе, — не мог успокоиться Меньшиков. — Развел тут демократию, — кинул он упрек царю, — каждый суслик агроном, каждый солдат фельдмаршал. Не дорос ты еще, чтобы царям вопросы задавать, я правильно говорю полковник?

— Приношу свои извинения, Ваше Величество, но в чем-то Волгин прав, — Иван с удивлением посмотрел на преданного слугу двух царей. — Мы не использовали своих возможностей, не попытались наладить связь с войсками, тупо бежим неведомо куда. Может быть у вас есть гениальный план, о котором никому из нас неизвестно. Буду признателен, если с нами поделитесь. А до той поры можете считать меня разжалованным и вышедшим из подчинения. Готов немедленно умереть за царя и Отечество, лишь бы в том польза была Отечеству.

— Да вы оба сдурели! — возмутился царь. — Нашли время рассусоливать. Нужно меня, то есть нас сперва в безопасное место доставить, а уж потом решайте свои душевные драмы хоть до скончания веков. Волгин, едрит твою колесницу, веди нас к штурмовикам, чтоб ты сдох. Али ты забыл, что являешься пилотом космофлота?

— Я, Ваше Величество, от звания не открещиваюсь, — откликнулся Иван. — Но с другой стороны сами вспомните — транспортная система блокирована напрочь. Куда мы полетим, в какое надежное место? Да нас даже из ангара не выпустят, мигом собьют все, что попытается взлететь в воздух. А с места в гипер не прыгнешь, разгон нужен.

— Черт, об этом я как-то забыл, — сплюнул с досадой Меньшиков. — Сам же захлопнул мышеловку и теперь пытаюсь из нее выбраться. Глупо все получается, согласен с вами. Но и соваться в пасть врагу без оглядки не стоит. Со связью проблемы, глушат все, кроме гиперфонов, но всем гиперфоны раздавать казны не хватит. Сэкономили, блин. Так что информации о противнике у нас ноль.

— А эта ваша автономная связь, — напомнил Иван.

— Односторонняя она, — смутился Меньшиков, — кто-ж думал, что такой случай приключится. Настроили на то, чтобы со мной могли связаться из любого места. Но со мной, значит со штабом, да и в комнату спецсвязи попасть нужно, а их не каждый знает. Так что при всем богатстве выбора остается как-то пробиваться к своим или любым способом драпать, да драпать, хоть это и постыдно звучит, с родной планеты куда подальше. В любой войне нужен живой командир, а не покойник, хоть и погибший геройски.

— Раз улететь с планеты не можем, нужно попытаться на резервную базу перепрыгнуть, — предложил молчавший до этого полковник. — Сколько там штурмовиков у тебя, Иван?

— Шесть, вроде покупал.

— Пилотов тут реально трое. Предлагаю разбиться на три группы. Первая группа вы, Алексей Михайлович и Их Величество. Две другие мы с Иваном. Иван берет на себя три штурмовика, два на дубль-управлении, я два. Мы идем в два слоя, сверху дубли, под ними мы. Вы идете под нами, сколько сможем, прикроем, а там уже и база. Координаты сброшу в автопилот, даст бог все будем живы.

— Крутой план, — Меньшиков пожевал губу. — Но почему бы и нет. До базы не долетим однозначно, там собственный зенитный комплекс и он эти штурмовики не знает. Потому сбрасываться будем на подходе, а заходить как можно ниже, чтобы долго по лесам не бродить.

— Согласен, — коротко отозвался полковник. — Иван, не стой столбом, иди за штурмовиками, раз уж ты им хозяин.

— Иди-иди, Ваня, — махнул ладошкой царь. — Ты эту кашу заварил, тебе и расхлебывать. Надо же как-то из этой погибели выбираться.

Вздохнул Иван тяжко и пошагал, тяжело переставляя ноги, словно не к знакомцам шел, а прямиком на эшафот. Вот так всегда выходит, — горевал он по пути, — одним героям цацки, да бабы, а другим в огонь и воду без передыху. Надоело быть героем второго сорта, блин.

* * *

Иван вышел из тени контейнера прямиком к походной трапезе спорщиков. Кузьма Ерофеич подавился медовухой, заперхал, выпучив глаза. Степан замер, не донеся капусты до рта.

— Хорошо сидим, мужики! Третьим буду? — весело спросил он, отряхивая пыль с мундира.

— Четвертым будешь, третьего только что послали подальше, — привычно пошутил Степан, задумчиво оглядывая Ивана. — А ты как сюда попал, служивый? Ворота я запер, точно помню, у меня с этим делом строго — мышь не прошмыгнет.

— Мышь, говоришь? — откашлявшись, победно завопил Кузьма Ерофеич. — Да у тебя заходи, кто хошь и бери, что не попадя, проходной двор, сарай-базар!

— Погодь чуток, Кузьма… Ерофеич, — поправился Степан, заботясь о должном уважении казначея. — Ты, Волгин, садись, выпей стаканчик, закусывай, не стесняйся.

Иван отказываться не стал, после выпавших на его долю передряг, стаканчик царской медовухи был в самый раз. Лучше бы три стаканчика, но тогда из мозгов ясность уйдет и буйство проснется, а это нынче не к месту. Потому, вздохнув с сожалением, Иван опрокинул чарку и закусил ее огурчиком.

— Хорошо пошла? — заботливо поинтересовался Степан, придерживая за плечо норовившего подскочить Кузьму Ерофеича. — Так каким бесом ты на складах оказался, проныра? — неожиданно рявкнул он.

— С неба свалился, — ухмыльнулся Иван, — ты бы Степан дырку в крыше залатал, гости бы пореже заходили.

Неожиданно в той стороне, где Иван оставил попутчиков, послышался шум падения и сдавленные матюки.

— Так ты не один? — приподнял бровь Степан. — И кто же там? Сколько всего ангелов летучих мне на голову нынче свалилось?

— Каха там с Семеновым, пьяные в дупель, — смущенно пожал плечами Иван. — Устал я их тащить, вас услыхал, положил и за помощью пошел, — пояснял Иван, с ужасом представляя, что Степан на слово не поверит и сам пойдет проверять.

За контейнерами послышался грохот, словно кто уронил с высоты несколько тяжелых мешков, почти сразу кто-то начал стрелять, рванула граната. Иван сгреб Степана с казначеем, упрятав их за контейнером.

— Ребятки твои шалят? — выпучив глаза заорал Степан.

— А я говорил, попомнишь еще этого Волгина, придет денек и вернет он сторицей за всю доброту твою глупую! — орал над ухом Кузьма Ерофеич. — Ведь разнесут все, изверги, сколько убытку казне, сколько убытку! Что стоишь, Волгин, твои дружки, так сам их и утихомиривай.

Над их головами с громким жужжанием пролетел огненный клубок плазмы и разнес вдребезги стоящий поодаль контейнер.

— А, сволочи, плазмобоями накрыть решили! — заорал в отдалении Меньшиков. — Отходим, полковник, прикрывай царя и отходим спешно. Получите, гады! — практически сразу рванул мощный взрыв и склады померкли в облаке пыли.

Из пыли грязные как черти выскочили друг за другом Меньшиков, за ним царьна привязи со связанными за спиной руками, кляпом во рту, а следом и полковник, ожесточенно палящий из бластера куда-то в пыльную темноту.

— В-в-ваше Величество, — отшатнулся казначей. — А-а-а как же… — он с недоумением ткнул пальцев в ту сторону, откуда явились беглецы.

— Ничего себе друганы, — охнул Степан. — Переворот что ли во дворце?

— Волгин, решил вопрос с транспортом? — рявкнул Меньшиков, оставив без внимания вопросы его собеседников.

— Степан, дело срочное, подробности позже. Где штурмовики? Нужно срочно делать ноги из этой западни, иначе всем крышка. Степан, не стой истуканом, — заорал Иван, чувствуя, что его слова до Степана не доходят. — Веди к штурмовикам!

— Так нету штурмовиков, — развел руками Степан.

— Как нету?! — одновременно спросили Иван и казначей.

— Иван, ты совсем ничего не помнишь? — на всякий случай, без малейших признаков надежды, поинтересовался Степан.

— А чего я помнить должен? — насторожился Иван. — Деньги заплатил, ящик медовухи выдал, стало быть штурмовики у тебя!

— Ваня, те штурмовики еще на заводе делают. Пить нужно меньше, Ваня! Мы с тобой договорились, что когда штурмовики пригонят, я их спрячу на своем складе. Вспомнил?

— Не очень, — честно признался Иван. — Стало быть нет штурмовиков, — вздохнул он тяжко.

— Тьфу на тебя, Волгин, — сокрушенно сплюнул Меньшиков. — Такой план кобыле под хвост. У тебя когда-нибудь бывает так, чтобы все по плану проходило?

— Редко, Ваш…, редко в общем, — опечалился Иван.

— Эй, там, хватит болтать, — крикнул полковник, — у меня последняя батарея пошла в расход.

— Так, Степан, есть тут подъем во дворец? — цедя сквозь зубы, процедил Меньшиков. — Любой подъем, лишь бы быстро подняться на 314 этаж.

— Грузовой лифт, до самой крыши насквозь идет, только там грязно, — сообщил помявшись Степан.

— Далеко?

— Берем грузовой кар, — Степан махнул рукой на стоящие в ряд у стеллажа элктрокары, — и минут пять по прямой.

— Все в кар, полковник и Волгин отстреливаетесь и за нами, встречаемся у лифта.

Волгин, обрадованный возможностью искупить вину, ринулся в бой. Скинул куртку, чтобы ничто не мешало доступу к боеприпасу, рванул пару гранат и швырнул их навстречу наступающим. Выставив два бластера, начал палить наугад, создавая скорее видимость боя, чем поражая живую силу нападающих.

— Хорош, вояка, — заорал полковник на ухо Ивану, — отходим, прыгай за руль. Надеюсь водить эту штуковину умеешь?

— А то ж, штурмовиком управлял, а с колымагой не разберусь, — самонадеянно заявил он, бегло знакомясь с механикой кара. — Ага, тут газ, тут руль, полетели-и-и!

Электрокар, ведомый пилотом, напоминал пьяного носорога. Не привычно пилоту тащиться по горизонтали, так и тянет дать газ в пол и рвануть руль на себя, чтоб оторваться в небесах. Тем не менее, круша все на своем пути, боевая колесница успела к лифту практически одновременно с первым каром.

Меньшиков без лишних слов втолкнул упиравшихся Степана с казначеем в лифт и ткнул кнопку подъема. На индикаторах замелькали номера уровней. Пока лифт поднимался, Меньшиков в нескольких словах описал дальнейшие планы.

— Значит так, если нас обнаружат, принимаем бой и прорываемся в кабинет царя. Дальше гиперлифтом уходим к Селиму. Думаю, что Селима сейчас возле лифта нет, это обеспечит нам некоторую свободу маневра. Подрыв груза отменяется, Иван, сообщи об этом своим и предупреди, что будем брать крейсер в свои руки. Атака по готовности.

— Черт, — выругался Иван, представив Швондера, получившего указания в точности противоположные предыдущим.

В тот же момент гиперфон графа коротко пискнул, сообщив о принятом сообщении. Граф быстро взглянул на экран и глухо выругался.

— Волгин, ты еще не связался с купцом?

— Когда б я успел, Ваше Величество, вы ж…

— Отставить изменение планов, пусть взрывают и уходят. Хоть чьи-то планы сегодня исполнятся. Гиперлифт взорван, кто-то пытался его вскрыть, сработала защита, — пояснил Меньшиков. — Чем дальше в лес, тем больше странностей. Кто еще мог знать об этом лифте, кроме присутствующих здесь? Или опять вопрос цены?

— И какой теперь план? — смиренно осведомился Иван, опасаясь попасть под горячую руку.

— Все, конец планам, — взмахнул руками Меньшиков. — Поднимаемся на крышу и прыгаем оттуда вниз, хоть раз в жизни полетаю как птица, блин.

Степан с Кузьмой Ерофеичем переглянулись с недоумением, но промолчали. Не каждый день вот так приходится в одном лифте с царем и тайным советником кататься, лучше не отсвечивать и быть понезаметнее. Кто его знает, чем все закончится и каким боком выйдет эта история.

— Такое ощущение складывается, что они все заранее знают, куда мы пойдем, что делать будем, — сокрушался граф. — Только мы в штаб, как они уже стены крушат, рванули тайным ходом и там на хвост сели. С лифтом все в порядке было, пока я сам о нем только что не рассказал… Черт, они ведь действительно нас как-то слышат и я даже догадываюсь как, — он уставился на царя и рявкнул, — признавайся, вражина, что тебе подсунули, пока ты там из себя чужого изображал? Взгляд не отводи, не мог не знать, что тебе цепляют. Сделать ничего не мог, в это верю, но все чувствовал и все помнишь. Волгин, я прав?

— В целом да, хотя…

— Давай без вариаций, только да или нет.

— Да, должен помнить, — подтвердил Иван, пытаясь вспомнить в деталях сцену в которой царь ругался с графом Вельде и швырнул ему в голову хрустальную вазу.

— Ничего не помню, — быстро ответил царь, не отводя взгляда от Меньшикова.

Иван осторожно «заглянул» в сознание царя, тишина и пустота, в том смысле, что ничего похожего на присутствие чужого не ощущалось. Но полной уверенности Волгин не чувствовал. Так бывает, что ты никого не видишь, но каким-то шестым чувством ощущаешь чужой взгляд, словно бы кто щекочет легким перышком по спине. Обернешься и никого не видишь, но чувство остается и тревожит, пока не захлопнешь надежную дверь и не закроешь ее на десять замков.

— Сэр, — негромко окликнул он царя.

— В чем дело? — дернулся было на окрик царь, но тотчас же замер, втянул голову, напрягся и попытался отойти подальше от Меньшикова.

— Что это было? — граф смотрел на Ивана с недоумением.

— Глаза ему завяжите и уши заткните, потом расскажу, — потребовал Волгин. — Пока он все видит и слышит лучше ничего больше не говорить.

— Даже так? — усмехнулся Меньшиков. — А я ведь предлагал его сразу прикончить, да послушался тебя дурака. Полковник, чего стоим, делайте, что сказал Волгин и послушаем, какую сказку он расскажет.

— Видел я их, когда они с графом Вельде разговаривали как раз после инициации. Случайно залетел к Вельде в башку и всю их беседу подслушал ненароком. Вельде знал о моем присутствии, но он теперь никому ничего не расскажет. В том разговоре Вельде обращался к царю «сэр», а тот называл его Джонсоном.

— Но ты же выгнал их из сознания, когда выстрелил в них из бластера, — напомнил полковник.

— Я думал, что выгнал, — признался Иван. — Они оказались хитрее или просто не смогли убраться и спрятались глубоко в сознании, не отсвечивали, не мешали, только наблюдали. Могу ошибаться, но у них, скорее всего, есть возможность общаться друг с другом напрямую. По другому не могу объяснить, как им удавалось нас все время отслеживать.

— Но ведь царь часть пути был без сознания, — уточнил полковник. — Нестыковочка выходит.

— Царь да, а он — нет. Что значит человек без сознания? — кинулся пояснять Иван, видя непонимание в глазах полковника и графа. — Он не шевелится, глаза его закрыты или почти закрыты, он не реагирует на раздражители. Но это все достигается отсутствием управления телом. Сознание царя вырубается от дозы снотворного, в то время как чужой спокойно отсиживается в сторонке. Как только снотворное рассасывается, он тут как тут и может прекрасно слышать и подглядывать, чуть-чуть приоткрывая глаза, — с каждым словом Волгин приходил во все больший раж, картина получалась столь интересной, что хотелось еще и еще рассказывать о ней, но лифт вздрогнул и остановился.

— Кажется приехали, — как-то обреченно, не выражая радости от полученных знаний, сообщил полковник и вогнал последнюю батарею в бластер.

— Куда приехали? — не понял Иван, с трудом выпутываясь из паутины ярких описаний мира путешественников по чужим разумам.

— К бабке, на блины, куда же еще? — пошутил граф и выдернул чеку из гранаты.

Волгин присоединил и свой ствол к общей артиллерии, направленной на двери лифта. Быть бою смертному, бою последнему. Но лифт стоял, двери не открывались, пауза затягивалась. За спиной изготовившихся к атаке бойцов послышалось натужное кряхтение.

— Может, кто из господ офицеров подмогнет старикам, — прохрипел Степан. — Волгин, хоть ты не стой истуканом, надави вон на ту железяку!

Иван обернулся и увидел странную картину. Степан с казначеем сняли заднюю стенку лифта и изо всех сил тянут какой-то трос. При этом в задней стенке мало помалу раскрывается щель.

— Вы это, будьте на стреме, а я мужикам подмогну, похоже там выход есть, ход черный, — пояснил он графу с полковником, продолжавшим неотрывно держать под прицелом двери лифта.

Совместными усилиями щель удалось превратить в достаточно широкий выход, но особой радости от такого выхода не происходило — лифт висел в межэтажном пространстве, окруженный ажурной конструкцией шахты.

— Кто тут мечтал полетать как птица? — подал голос Иван. — Самое время. И выход есть и податься некуда. Эти же гады, благодаря царю в точности знают, что мы сейчас в грузовом лифте. Значит, жди гостей и заказывай музыку.

— А ты панику не разводи, — пресек Степан похоронные настроения Волгина. — Лифт-то он грузовой, да по ходу нужно бывает отлучиться, пока разгрузка или погрузка идет. А для того есть пассажирская кабинка на двух человек рассчитанная. Так что, если не рассусоливать, да до морковкиного заговения гостей не дожидаться, можно и смыться по-тихому. Куда только двинем?

— Тогда в подвал, — принял решение Меньшиков.

— Так мы ж только что оттуда?

— Мы со склада, это нулевой уровень, подвал минус тридцатый, — пояснил граф. — Знать об том вы не знаете, потому как без специального кода никакой лифт ниже нулевого уровня не опустится. Показывай, старик, где тут пассажирская кабина?

Требуемое оказалось как раз за открытым черным ходом, но чуть левее от выхода, так что не зная и не заметишь.

— Лифт можно отправлять обратно без пассажира? — уточнял план спасения граф.

— Можно, — кивнул Степан. — Номер этажа набираешь и ход, как у всех лифтов.

— Тогда первыми пойдут Волгин и царь, потом вы и последними мы с полковником, — распределил граф порядок отступления.

Волгин было ринулся остаться в засадном полку, но, нарвавшись на хмурый взгляд графа, решил не перечить его распоряжению.

Хоть в чем-то им сегодня повезло, — тихо вздохнул Иван, — когда после завершения эвакуации и закрытия перекрытия на нулевом уровне раздался отдаленный грохот. По всей видимости, не заморачиваясь, чужие решили попросту взорвать весь лифт вместе с теми, кто в нем находились.

— Поздравляю, господа, теперь мы реальные покойники, — неожиданно развеселился Меньшиков. — Нас списали из числа противников, мы получили фору. Важно ее не просрать, извините за не парламентское выражение, господа. А пока, прошу в апартаменты. Не люкс, но прожить можно.

В монолитной стене отъехала плита, открыв узкий, для одного человека, коридор в помещение, отдаленно напоминающее нечто среднее между казармой и научной лабораторией.

— Стена пятнадцать метров монолитного железобетона, коридор простреливается во всех направлениях, помещение выдержит взрыв термоядерной бомбы, запасов еды и питья хватит лет на десять. Так что время у нас есть, осталось придумать хоть что-то дельное, пока все в нашем царстве-государстве окончательно не испортилось. Располагайтесь и давайте отдохнем для начала, надоело, знаете ли, бегать как на маневрах.

— А с царем что делать? Оставим спеленатым или развяжем? Ему же все одно пить-есть надо, — пояснил Иван свой порыв.

— Рот развяжи, пусть болтает, сколько влезет, а все остальное погодим. С ложечки покормишь, не умрет от такой заботы. Пока все. Отдыхать!

Старики повозились, поворчали, но медовуха и пережитое взяли свое — уснули. Полковник с графом захрапели еще падая на постель. А вот Ивану не спалось, да и царь суетился, ногами сепетил, дергался, пытаясь развязаться.

— Что же это получается, люди добрые, — рассуждал мысленно Иван, улегшись в сапогах и мундире на постель. — Вчера так хорошо было, о царской жизни мечтал, денег получил, сколько и пожелать не мог и куда все подевалось? На кой мне ляд эта богатая суета? Вот стер бы Семенов ту депешу к черту и не было бы никакого вылета по вызову. Прав был Семенов, ой прав, хоть и не прав с другой стороны.

Ну, пощиплют того купца, так ведь все застраховано, вернет он свое, а приврет, так и больше, чем украли получит. Купец-то он ушлый, куда до него, к примеру, простому пилоту. Не будет упираться, так никто его и не тронет пальцем. Кому его жизнь нужна, пусть себе дальше возит товар, чтобы лихому люду было что грабить. Всем ведь жить хочется, каждый по-своему жизнь устраивает.

И опять же, куда мне со свинным рылом в калашный ряд, что я в царях делать собирался? Это же такой гадюшник, такая сволочная круговерть, что в сравнении с ней Каховский сущий ангел во плоти, хоть и сволочь порядочная. Но это наша сволочь, понятная, свойская. Сегодня он мне в морду, завтра я ему — все в расчете, все довольны. А эти при дворце как живут? Да лучше и не знать той жизни, не для простого она пилота создана, пусть они сами в своем дерьме варятся и своим радостям радуются.

И тайн мне их не надобно. К черту все тайны. Вот поднеси мне сейчас тот Швондер табачку поганого, засунул бы ему тот табачок в задницу и подпалил бы еще. А не спаивай господ офицеров, не заманивай горячим обедом! Шельмец, знает слабое место солдата и пользуется в свое удовольствие. Итак истребителей не хватает, а по его милости пришлось собственными руками взорвать парочку пусть не новых, но совершенно исправных машин.

Одна радость, что Люська ждет меня в надежном месте. Вот закончится эскапада, надену парадный мундир, ордена нацеплю, чай наградят героя битвы, и приду свататься к милой. Скажу: «Здравствуй, Люся любимая, весь я твой до скончания века!» Кинется она мне в объятия и заживем мы душа в душу.

Эх, чего же я раньше не догадался такого сделать, пока вся эта кутерьма не закрутилась. Был бы человеком семейным, так и не подался бы на уговоры вражеские водки отведать на голодный желудок.

А сейчас получается, что с той самой рюмки малой и пошло великое разрушение. Друганы с полковником Врубелем где-то в пучине космоса от Селим-бея отбиваются как могут. Люська со щенком малым сидит затворницей у китайца на базе. А сам он черт знает где и перспективы туманны.

— Волгин! Ива-а-а-а-н! Ты что спишь, что ли, черт позорный? — неожиданным диссонансом ворвался голос Семенова в стройную картинку мироздания, созданную Иваном в минуту покоя и отдохновения.

— Черт, да что же тебе неймется-то, — с досадой сплюнул Иван, подскочил, чтобы сесть поудобнее и продолжить сеанс связи с далекими друзьями, опять, по всей видимости, попавшими в отчаянную передрягу.

Но беседа как-то не сложилась или не задалась, потому как голова Волгина со всего размаху врезалась во что-то твердое, он в ужасе распахнул глаза и с огромным удивлением увидал знакомое окружение кабины собственного боевого истребителя.

— Волгин, мать твою через коромысло, — надрывался Семенов в коммуникаторе, — спишь что ли? Сигнал пришел, пираты купца потрошат на трассе Москва-Жинейро-3-бис. Отдавай приказ, командир, уделаем уродов!

— Семенов, сотри ты эту депешу к едреней матери! — проникновенно ответил Иван штурману эскадрильи, заставив последнего озадаченно замолчать. — И не мешай спать, из-за тебя такой сон пропал!

Волгин тяжко вздохнул, устроился поудобнее и мало-помалу начал погружаться в сладкий сон.

«Меньшиков… Меньшиков… Твоя цель Меньшиков…» — зудела назойливой мухой странная мысль в мозгу Ивана. Он решительно отмахнулся от той мухи и сон сверкающим полотнищем звезд обрушился на Ивана.

1

Экзоскелет (с греческого «внешний скелет») — устройство, предназначенное для усиления мускульных усилий человека за счёт внешнего каркаса. Экзоскелет повторяет биомеханику человека для пропорционального увеличения усилий при движениях.

2

Напшут — naprzód (польский): Вперед!

3

В подлиннике гимна «Jeszcze Polska nie zginęła» («Еще Польша не погибла…»): Ешчэ Польска не згинэўа.