Волна накрыла Леонида в два тридцать восемь.

Именно эти цифры стояли в углу экрана, когда его будто ударили невидимой подушкой, и в левой части груди началась острая боль – словно туда засунули раскалённый прут и начали проворачивать…

Валидол, к счастью, оказался под рукой.

Леонид, стараясь не дышать и не делать резких движений, достал старинный круглый цилиндрик (неизвестно каким чудом сохранившийся со времён бабушки), выкатил таблетку на ладонь, сунул в рот. Половину сразу разгрыз в труху и рассосал. Оставшуюся попробовал затолкать под язык. Боль торчала в сердце, хоть и стала не столь острой, и словно растеклась по грудной клетке…

Пришлось разгрызть и остальные полтаблетки, и выкатить из тюбика новую. Её он уже просто рассасывал…

Затем вспомнил странный совет из интернета: стал дышать мелко и часто, и кашлять, кашлять… Согласно теории, при этом сердце чуть сдавливается, и угроза инфаркта предотвращается.

Где-то через пять минут (На часы уже не смотрел! Смотрел только на постель – добраться бы!.. Но не рискнул.) стало возможно дышать чуть глубже – так, чтобы вздох не отдавался во всей левой стороне груди огнём…

Мысли так и скакали. «Чё-ё-ёрт! Больно-то как… А я завещание не составил… Может, не стоило так много макарон есть на ночь? Тяжёлая пища… провоцирует предынфарктное состояние?..»

Умирать совсем не хотелось.

Всё! Больше на левый локоть он, сидя, не опирается! Это ж надо: всего тридцать девять лет, а так отдаётся… Не иначе, наследственность. Со стороны прабабки.

С сожалением глянув на монитор, Леонид решительно отключил интернет, и вообще всё повыключал. Нет, с игрушками пора завязывать тоже. Нельзя выше меры насиловать организм и не высыпаться! Может, от недосыпа он и худой такой. И нервный…

Ещё минут через пять он смог встать, когда прислушался к дрожащему противной внутренней дрожью – словно запустили стиральную машинку на отжим! – и как бы обмякшему вспотевшему телу. Как ни странно, мышцы ног тоже налились тяжестью, как в те далёкие годы, когда мешки таскал…

Оказалось, почти нигде не болит. Крохотная иголочка сидела в левом подреберье, но больше грудь никак не показывала, что хозяин сердца перестарался с хроническим недосыпом и глупой злостью по поводу трёх «смертей» и двух проигранных сражений…

Леонид прошёл в ванную – есть не хотелось – и решительно почистил зубы. Из зеркала глянуло бледное вытянутое лицо. Мешки под глазами. Пробившаяся к утру щетина чёрной каймой оттеняет ввалившиеся щёки, воспалённые покрасневшие глаза и такой же нос – Леонида мучила аллергия. Нет, конкурс красоты ему точно не выиграть. Ха-ха.

Сплюнув в мойку и осторожно набрав в рот холодной воды, он выполоскал остатки пасты. Ничего, терпимо. Зимой приходится брать из термоса. А когда совсем холодно – пользоваться запасами из баклажек. Трубы, наспех проложенные по навесным траверсам для замены сгнивших в земле, замерзают, и вода, случается, не появляется месяц-другой…

Заснуть сразу не удалось. Ворочаясь и тихо матерясь, он поневоле думал, что же подарить этой чёртовой Шохиде, секретарше Босса. Завтра… Нет, уже сегодня! У этой заразы день рождения, а оставлять столь знаменательную дату без подношений, пусть символических, кои выразили бы степень его уважения, никак нельзя. От Шохиды слишком многое зависит на работе, где главное – не деловые качества, а… «межличностные доверительные отношения».

Наутро заноза из сердца пропала окончательно. Однако он решил больше так не рисковать. Он не мальчик, чтобы резаться в игрушки для подростков до трёх ночи, да ещё переживать при этом. Нет, решено: с сегодняшней ночи – режим отдыха. То есть компьютер – только до полуночи!

Встать удалось только с третьей попытки: надо же выключить мерзко жужжащий будильник, предусмотрительно поставленный так, чтобы с кровати не дотянуться.

В восемь он вскипятил воду и забросил в чашку предпоследнюю ложку хорошего кофе. Завтра настанет черед среднего… А там и плохого. Если, конечно, деньги на карточку не закинут вовремя. А вовремя их закидывали, дай бог памяти… Года четыре назад! Постепенно задержки тоже стали нормой, и поворчавшие и повозмущавшиеся работники смирились и заткнулись. А что можно вообще сделать против Банков? Особенно когда они в руках у… Проехали.

В прихожей он ещё раз придирчиво осмотрел себя в полный рост. А что: в чёрном строгом костюме он очень даже… Белая рубашка, правда, поднадоела – давно пора переходить на другой цвет, скажем, светло-голубой.

Втянув наметившийся животик, он нагнулся. Тряпочкой с кремом ещё раз навёл лоск на туфли. Так, галстук… Нормально. Вперёд.

На работу он добирался, как всегда, на метро. В этом и состояло главное из преимуществ его района, застроенного унылыми девятиэтажками, словно специально поставленными потеснее друг к другу: свободного пространства между ними хватало только на узенькие и давно вытоптанные детьми палисаднички да стойки с верёвками для белья. Троллейбусы и трамваи сняли с улиц Столицы чуть ли не пятнадцать лет назад, а автобусы и маршрутки начинали ходить с шести утра – но в них не залезть! Забиты жителями пригородов, спешащими на службу к восьми. Так что метро – потускневший, но плюс столичной жизни.

Спустившись в переход, Леонид привычно дал себя отсканировать металлодетектором, а затем стоически перенёс и личный досмотр. Лент, проводивший обшаривание, не извинялся вежливо, как бывало вначале, а просто буркнул «Проходите», занявшись следующим в очереди. Леонид дёрнул щекой: сволочи…

К плохому привыкаешь ещё быстрее, чем к хорошему: всего пять лет назад он, ведущий специалист Отдела и заслуженный офис-менеджер, отмеченный медалью «За заслуги перед Отечеством» второй степени, подвергшись «шмону», возмутился бы и потребовал начальника Патруля. Который доходчиво объяснил бы ему, что безопасность Страны и её стратегических объектов – важнее амбиций и уязвлённого самолюбия отдельных несознательных Граждан…

Поэтому сегодня, как и все последние годы, он молча прошёл на перрон, сделав «морду кирпичом» и мысленно желая «всех благ» лентам и Бюрократам от Службы Безопасности…

Потолок когда-то белой огромной арки станции казался серо-жёлтым: работала едва треть лампочек, живописно усеивающих семь помпезных пятиметровых люстр, тускло освещая всё, что переваливалось внизу, словно море в тумане…

А когда-то лампочки здесь были по сто ватт, а не по двадцать пять – и всё казалось ярким, радостным, оптимистичным…

Он спустился на перрон. Казавшаяся издалека монолитной, масса неопределённых размеров и цветов распалась на отдельных людей.

Огромная толпа клерков и Госслужащих, традиционно едущих на службу к девяти, прибывала. От серых, чёрных, синих и коричневых деловых костюмов и чёрных юбок с белыми блузками у женщин, взгляд привычно перешёл на купол станции: потёки грунтовых вод методично сочились по потолку и стенам. Ничего, дренаж работает: жидкость сливалась в приямки и утекала куда-то вниз, к системе насосов.

Протиснувшись через толпу, Леонид занял место во втором ряду к первой двери третьего вагона. Вяло кивнул на приветствия коллег по поезду, традиционно помалкивающих.

Вовремя он подошёл – вот и поезд. Хоть машинисты метро пока более-менее соблюдают график… Но всё равно – в целях «экономии электроэнергии и оптимизации доставки пассажиров» интервалы доходят утром, в самый час пик, до десяти минут… Ночью – и до двадцати.

А раньше семи утра и позже одиннадцати вечера метро не работает: профилактика. Хотя чего там «профилировать» – в рабочем виде только несколько допотопных составов. Их из последних сил латают купленные за валюту специалисты от производителя – бригада высококвалифицированных механиков.

А толку!.. Регулярно какие-то составы приходится снимать с маршрутов прямо среди смены… Тогда из депо срочно выгоняют собранный, словно конструктор Лего, из вагонов разных годов выпуска, резервный поезд… Про закупку новых вагонов речи не идёт: денег на такие излишества выделить неоткуда. Бюджет страны и без того перегружен.

Счастье ещё, что на работу теперь ездит всего несколько десятков тысяч, и только служащих. А не сотни тысяч рабочих и инженеров, как бывало лет двадцать назад: почти все промышленные предприятия и заводы, не говоря о разных Проектных институтах, закрыты. Навсегда. Здания, земля, станки и оборудование распроданы. Или расхищены.

Ввалившись с толпой в свою дверь, Леонид поспешил протиснуться к дальней двери – ехать восемь станций. Серые обезличенные массы в костюмах и форменных юбках-блузках, вливающиеся на двух следующих станциях, прижимали его к холодной створке всё сильней…

Но через пять остановок стало куда легче – служащие выходили и торопливо двигались к местам работы. В последние годы они казались Леониду толпой покорных и отчаявшихся овец, раз и навсегда следующих проторённой тропой на тощее пастбище… И готовых терпеть это вечно. Возможно, на этот образ его натолкнули равнодушные и погруженные в собственные проблемы лица.

А, собственно, разве они и впрямь не едут пастись? Стричь травку льготных зарплат и всяческих «пособий»? Госслужба – чуть ли не единственная оплачиваемая пока гарантированно работа. За неё держатся. Многие даже выучили Государственный язык…

Он – тоже. Выучил.

И пусть платят не бог весть как, но платят. Стаж идёт. Не то, что в «частном секторе», где сегодня ООО или СП есть, а завтра – разбежалось, заметя следы и ликвидировав документацию – контрмеры против Налоговой. Вот и ищи потом данные по архивам, чтобы доказать, что ты работал, и пенсию начислили хоть чуть-чуть побольше, чем Социальное Пособие!..

Когда однажды он по делам службы побывал в Госархиве, его поразило число скандалящих и чуть ли не лезущих на штурм окон стариков и пожилых женщин. Но куда больше – особенно стариков-мужчин – просто тихо плакали по углам огромного зала… Это больно резануло, как по обнажённым нервам: зрелище беспомощных и бесправных людей, отдавших лучшие годы жизни и почти все силы, а теперь оставшихся у «разбитого корыта»…

С этой картиной резко контрастировали равнодушные лица лентов, следящих «за порядком» и вышвыривающих за двери слишком разошедшихся… Или уводящих под белы ручки идиотов, помянувших Верховную Власть.

На своей станции Леонид вышел свободно: вагоны опустели.

В пригородах почти никто не работал, и ехали туда единицы – по делам, или к родственникам.

До здания Госкомстата пешком пять минут. Здесь, в центре города, сконцентрированы основные службы Администрации – разные Комитеты, Комиссии, Хокимияты, Министерства и Ведомства. Без которых жить станет ну просто «невозможно»…

Иной раз Леонид думал, что если вдруг все казённые здания окажутся на Луне, основная масса населения вздохнёт с огромным облегчением!.. Потому что тогда никто с них не будет требовать всяческих СПРАВОК…

На работе пришлось работать. Квартальный Отчёт. А практически сразу за ним – и полугодовой. Леонид автоматически подправлял данные, проходящие через его, как руководителя подразделения, руки.

Вот эта цифра явно занижена. Ну-ка, посмотрим, что в прошлом квартале…

Ага, значит, сделаем на ноль два процента выше: прирост крайне желателен. Или его нужно «нарисовать»!.. Ну а провальное падение вот этого производства придётся подкорректировать. Так, теперь лучше. Никто не придерётся.

Для официальной статистики падение в полтора раза никуда не годится. А вот на ноль три процента – допустимо. Словно работа ещё ведётся, и есть надежда на рост чего-то там…

Страна живёт, работает, развивается. Движется к Светлому Будущему. Как бы.

Леонид не обольщался: всё, что он обрабатывал, ещё раз пять будут просматривать, и «дообрабатывать» после него. После чего данные уйдут туда, Наверх, и в МинПропаганды. И оно хвастливо объявит об очередных «победах», «одержанных трудящимися Страны» в нелёгкой борьбе за процветание, благосостояние и полное счастье всех Граждан нашей Великой, Свободной как никогда, и Независимой… Статистика – Леонид давно понял – просто продажная шлюха на службе Высшего Госаппарата. Помогающая запудрить мозги затюканному населению, не имеющему возможностей купить себе какие-то газеты, кроме местных, или какие-либо каналы ТВ, кроме Официальных.

Но! Пока ему платят зарплату, можно совесть засунуть себе в… И поработать.

К концу рабочего дня, ближе к двум, ему на мобильный позвонило начальство:

– Леонид Александрович?.. Здравствуйте.

– Здравствуйте, Хуснутдин Хайруллаевич!

– Я по поводу э-э… проблем в металлургии. Что у нас с медью?

– Вам по факту, Хуснутдин Хайруллаевич… Или как пойдёт в Секретариат?

– По факту, по факту, Леонид Александрович. – в ухе раздалось достаточно сердитое сопение. Похоже, начальство изволит гневаться. Значит, есть повод. Не иначе, звонили с Самых верхов.

– По сравнению с тем же периодом за прошлый год – на шестнадцать и три. По сравнению с позапрошлым – на двадцать семь. А если взять за исходный самый… э-э… продуктивный две тысячи…, то на пятьдесят шесть и пять.

– Тэ-эк-с… понятно. Кстати, не знаете, что директор, вернулся?

– Никак нет, Хуснутдин Хайруллаевич, ещё в Бубае. Все Отчёты подписаны Замом.

– Понятно. Благодарю, Леонид Александрович. А… Что мы даём в Секретариат?

– Минус ноль сорок семь сотых процента.

– Хорошо, хорошо… Ну, всего доброго, Леонид Александрович.

– И вам того же, Хуснутдин Хайруллаевич. До свиданья. – Леонид всё равно закончил фразу – для ревниво слушающих, и делающих вид, что поглощены своими делами, соседей. Несмотря на то, что на её середине большой босс дал отбой.

Директор Медеплавильного Комбината, предчувствуя неизбежный разнос и возможное заключение под стражу за «саботаж» и «невыполнение», скрылся в бессрочную командировку в отдалённую страну, с которой у Мерзинии не подписан договор о выдаче преступников, и, похоже, успел вывезти и семью…

Ну, это не проблема Леонида. Пусть работают соответствующие Органы: их бюджет сжирает чуть ли не половину Бюджета страны! Ещё бы – иначе население давно бы…

Собственно, директора понять можно. Кто же удержит уровень выплавки, если богатые руды закончились, а техники для разработки глубинных пластов нет – посдыхала (Ну правильно, нельзя же требовать с неё, как с человека! То есть Подвига во имя сознательности! Изношенные и сломанные станки и механизмы – бич всей Промышленности. Поэтому её и нет…). Комбинату, дающему продукцию, реализуемую за валюту зарубеж, приходится перерабатывать «хвосты» – огромные терриконы отходов. Да при этом ещё экономить дефицитную электроэнергию и газ… И чинить, чинить, чинить… Средства Производства. За свой, понятно, счёт.

Конечно, очередной директор не обязан отвечать за истощившиеся ресурсы и расточительную безалаберность предшественников. А его Зам, оставшийся на фактически тонущем корабле, автоматически превращается в мальчика для битья. Но вот он никуда не сбежит. Наверняка СНБ отслеживает все действия, разговоры и перемещения.

Жаль беднягу. Но шоу должно продолжаться, даже если актёрам больше нечего сказать.

Здесь почти как у классика, два основных вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?» Но актуальней – второй…

Домой «ведущий специалист» ехал куда свободней: пятница. Народ заканчивал в разные часы, и в поездах попадались и свободные места. Он сел.

Мимо опять пробирались профессиональные побирушки и нищие. Он в сотый раз выслушал историю о том, что «мама лежит в больнице, нужны лекарства, а папа нас бросил маленьких», а затем версию почти о том же – на мерзиянском, которую, словно заученный урок оттарабанила тёмно-коричневая от загара девочка лет десяти с ребёнком на руках – явно Баджикская цыганка.

Когда сменяющиеся пары и одиночки, одетые иногда лучше некоторых пассажиров, и входящие и выходящие буквально друг за другом, закончились, Леонид прикрыл глаза.

Не то, чтобы администрация метро и лилиция совсем не боролись с этими паразитами. Нет, в обычные дни они просто взимали с них дань в виде процента милостыни… Основной негласный Закон Мерзинии: всё должно приносить выгоду!.. Особенно Чиновникам, для того и поставленным на начальственные места-кормушки.

Но, конечно, случались и редкие месячники «борьбы с порочащими Страну явлениями». Тогда пару дней можно было стоять спокойно, не придерживая карманы в опасении остаться без последней наличности или без телефонов, или ещё чего-то, что можно отъять или вытащить цепкими тренированными пальцами, одновременно что-то гнусаво выклянчивая.

Играть в игры на мобильнике-айпаде, читать, или слушать музыку, как делали в вагонах подземки необстрелянные (или чересчур самоуверенные) молодые, Леонида отучили.

Погода оказалась отличной – он и забыл, что на дворе лето. Тепло, птички, зелень… Благодать. Впечатление портит неистребимый запах пыли, гниющих овощей-фруктов из огромных помоек, да выхлопных газов.

Прикинув, он решил, что продуктов на уик-энд вполне хватит. Поэтому в Гипермаркет у метро не заходил. Хронически царивший там «праздник» света, ярких упаковок и предупредительных (Ещё бы! Одно замечание – и тебя сменит кто-то из огромной очереди претендентов на тёплое место!) продавцов встал ему поперёк горла.

Посматривая на небо, и ощущая ласковый тёплый ветерок на щеках, Леонид пошёл домой.

Поэтому и застал похороны у соседнего подъезда. Автобус с широкой чёрной каймой вдоль кузова как раз отъезжал, давя колёсами вездесущие разбросанные по обочине тротуара чёрные пластиковые пакеты с мусором. Всего четверо или пятеро пожилых – явно родственники – сидели внутри, по сторонам салона, и задумчиво (Нет, не печально! А именно как-то задумчиво…) смотрели себе под ноги, на гроб.

То, что похороны происходят во второй половине дня, о многом сказало Леониду.

Во-первых, хоронят кого-то из «европейцев» – мусульман переносили до кладбища в специальных завешенных носилках на руках. А кладбище для некоренных жителей немусульман – пятьдесят километров за городом: надо ехать. Во-вторых, это уже вторая ходка автобуса «Чёрного тюльпана» за сегодня: все предпочитают хоронить с утра, или хотя бы до полудня, чтобы потом спокойно делать поминки.

Значит, автобус был занят и с утра, то есть сегодня смертей больше обычного. Ну а в-третьих, раз хоронящих так мало, похоже, обойдутся без поминок. На это сейчас у большинства пенсионеров, если рядом нет детей, (ну, уехали за лучшей долей!) элементарно нет денег… Да и сил.

Сплюнув три раза через левое плечо, Леонид зашёл в подъезд.

Ободранные стены. До половины тускло-зелёные, выше – грязно-белые. Краска и побелка выгорели и начали осыпаться, наверное, лет тридцать назад, сразу после возведения. Там, где когда-то прорывалась сквозь многострадальные прогнившие трубы вода, на стенах и потолке расплылись огромные чёрно-охристые пятна – плесень.

Однако – хотя к этому призывали красочные плакаты на двух языках на дверях каждого подъезда (Ну как же: «Уважаемые жильцы! Превратим наш подъезд в образцовый! Пожалуйста, не выбрасывайте мусор в окна! Следите за чистотой лестниц! Готовьтесь к отопительному сезону: заделайте все щели, отверстия, экономьте электро… и т. д.) – скидываться на ремонт подъезда никто не спешил: большинству работающих еле хватало на еду и налоги. Тут не до красоты на лестничных площадках.

И пакеты с мусором по-прежнему летели из окон куда попало. Но – ночью! Чтобы не поймали с поличным. И не заставили очередного стрелочника убирать всю территорию у дома!.. Штатные же дворники убирали только улицу, по которой проезжало «контролирующее» начальство.

Медленней, чем обычно, он поднялся к себе, на седьмой. Пару раз отдыхал: берёг сердце. Отпер три замка. Щёлкнул неприметным рычажком. Всё, квартира отключена от Охранного Сервиса «Броня», как «остроумно» назвал кооператив его Хозяин.

Квартирные кражи в последнее время всё учащались и учащались. Ну, ситуация легко просчитываемая: каждый Государственный Праздник – амнистия. А вышедшие ничего больше не умеют. Да и нет в стране рабочих мест. В Чурессию на заработки уже не то что бывших зэков, а и обычных граждан не впускают.

А пахать-сеять чёртову вату выгодней самим дехканам – иначе кормить не будут! Им конкуренты-сезонщики не нужны. Поэтому даже дети бывших колхозников, начиная с третьего класса, с сентября по декабрь – на полях! Отрабатывают за прокорм семьи. А сельские школы закрыты на замки. Совсем как в Гражданскую: «все ушли на фронт!». Трудовой.

С этими самыми дехканами, честно говоря, недавно была масса проблем.

В эпоху «спутников и мобильников» кому охота вручную (техника, как уже упоминалось, сдохла) пропалывать-поливать-собирать? Однако массовую миграцию в города Правительству удалось пресечь. И весьма просто.

Дехканам перестали платить. Зато у каждого появился свой «расчётный Счёт!» А чтобы не сдохли с голоду, пытаясь годами снять оттуда, со счёта, хоть копейки, работающим за трудодни выдавали продуктовый паёк – на каждый день. А для подстраховочки отобрали паспорта…

Нарушение «прав человека»? Ерунда: трудящиеся пожелали всего этого сами! Ну, по уверениям местных и высших Властей… А кто недоволен (т. е. хочет репрессий себе и близким на голову!), пожалуйста: езжайте, жалуйтесь в Гаагский трибунал! (Вот именно – три ха-ха!..)

Леонид слыхал, что почти такая же система привязки колхозников к земле существовала при дедушке Таталине, восемьдесят лет назад. Вот уж действительно: всё новое – хорошо забытое старое.

Но работает же!..

Леонид постоял у окна.

Блин!

Вид из окон дома никому не продать – если придётся продать квартиру: такой ничего не сможет добавить к цене. Скорей наоборот. Фасадная сторона выходила старинное мусульманское кладбище. Оно располагалось прямо через дорогу.

Земляные холмики могил, заросшие сухой травой, и покосившиеся оградки вовсе не радовали глаз. А по ночам, особенно при свете полной луны, иногда начинало казаться, что ты – на площадке съёмок фильма ужасов. Ну, это когда уж совсем депрессия одолевала…

За высоким забором, который для Леонида ничего не скрывал, копошилось как-то чересчур много людей. Хоронили почему-то сегодня очень многих. Могильщики буквально бегали. Странно. У мусульман по Закону положено хоронить человека в день смерти – почти никогда не оставляя в доме на ночь.

Получается, все люди умерли сегодня ночью или утром…

В мозгу Леонида словно что-то взорвалось: уж не от той ли самой «волны», что накрыла в полтретьего его самого, скончались эти бедняги?! Ведь по статистике – самая распространённая причина смерти – инфаркт. А кто сейчас не нервничает, или не жалуется на сердце?..

Ведь если человек пожилой, или просто старый… Или под рукой не оказалось спасительной таблетки или капсулы с нитроглицерином…

Да просто человека, которого можно позвать!..

На ослабленный и изработавшийся старый «мотор» такая «волна» подействует… Очень плохо. И если позвать в такой момент некого, или родные очень далеко…

Моменто мори.

Но что же это было? Что за странное природное явление? Магнитная буря? Перепад давления? Пятна на солнце? Предвестник землетрясения? Хм…

Последнее – вполне вероятно.

Столица стоит на региональном разломе, и смещение пластов, случается, создаёт какие-то гиперволны в поле планеты… Однажды он сам ощущал такое: в далёких 90-х, когда трясло – будь здоров! Он, хоть и был ребёнком, но ощущал и страшное давление на всё тело, и как бы подземный гул… И страх – да какой страх – ужас!..

И матери его тогда стало очень плохо – соседка, которую он в панике побежал звать, пришла сразу со шприцом, и вкатила в руку матери жутко болезненную камфару. Зато матери полегчало… Тогда.

А потом её и отца всё равно пришлось отправить на ПМЖ к старшему брату: в Чурессии и медицина на уровне, и с лекарствами куда лучше! Не говоря об отсутствии вечного стресса: что-то ещё придумают Чиновники, чтобы сэкономить на самых бесправных и ненужных членах Общества – пенсионерах!..

Печальные воспоминания вновь накатили на Леонида. Прабабушка. Бабушка. Дед…

Впрочем, так случалось почти всегда, когда он видел чьи-то похороны. Вот уж – рефлексы. Привет собакам Павлова!

Отвернувшись от неприятного зрелища, он открыл холодильник. В холодильнике два пакета: пельмени. Один он сегодня и сварит.

Пельмени не порадовали. Халтурщики чёртовы: как только какая-нибудь новая фирма убеждается, что её Новый «фирменный Продукт» начали разбирать, тут же делается коррекция! Мяса кладётся меньше, а жил, хрящей и луку – больше.

Да, собственно, так везде – не только в Пищевой отрасли «народного хозяйства», пущенного на самотёк. Точно такая же в их стране мебель. Техника. Одежда. Обувь. Словом – продукция местных «предпринимателей».

Всё, что не завезено через Таможню с её драконовскими поборами, использовать очень трудно. Он, да и многие знакомые, которые могли себе позволить выложить чуть больше денег, «Отечественный Продукт» не потребляли, и местных бизнесменов не «поддерживали». Остальные как-то выкручивались и с отечественным… Бедняги.

Леонид прошёл в комнату. Вот: его вотчина. И почти единственная отрада. Компьютер, подключённый к Сети. Немногие могут себе такое здесь позволить… Да и у него на ежемесячные взносы уходит треть немаленькой (по современным меркам его Страны!) зарплате. Конечно, в той же Чурессии что его зарплата, что тарифы на всё: электричество, воду, телефон, газ, мусор и т. д., и т. п., а главное – многочисленные Налоги, вызывали смех и удивление.

Поэтому кто успел – давно уехал. Ещё до закрытия границ.

Леонид щёлкнул общим выключателем. Порядок. Сегодня и напряжение нормальное – не скачет! – и телефонная связь есть. В этот приятный момент, когда он почти облизывался, раздался громкий стук, и звонок в дверь.

На цыпочках подойдя к глазку, он выглянул, не зажигая света в прихожей.

Чёрт. Патруль. Придётся открыть. Иначе испохабят дверь.

Трое здоровенных бугаёв в форме, на которых пахать и пахать, мрачно уставились на него. Старший механически козырнул:

– Проверка документов. Ваш паспорт, и квитанции, пожалуйста.

Паспорт у Леонида, куда бы он ни шёл, или сидел дома – всегда находился в нагрудном кармане. Квитанции – в тумбочке, здесь же, в прихожей.

Уже учёный: когда три года назад паспорт оказался в ящике стола в комнате, из прихожей пропали пепельница, рожок, куртка и пара хороших ещё туфель.

А попробуй скажи что-нибудь Патрулю! А тем более – его Начальству! Затаскают по Судам за «поклёп и клевету на Лиц при исполнении!»

Или просто заберут в участок, и продержат всю ночь в грязной камере. Просто за «нарушение тишины, и спокойствия граждан».

Сама проверка много времени не заняла. У Леонида с пропиской, картой соцстраха, и уплатой Налогов и счетов за коммунальные услуги все в порядке – учёные, знаем!

Старший снова откозырял, и хмурые (Ну, как же! За каждого выявленного Нарушителя они получают премию!) лилицейские двинулись выше.

Леонид не без злорадства рассмотрел белую нашлёпку на двери соседа.

Предупреждение. Клеится несмываемым клеем.

Теперь у Рашида уйдёт не один час, чтобы отскоблить плотную бумагу и засохшие потёки суперклея. Странно, что у него никого не оказалось дома. Если так повторится ещё два раза – с зелёным и синим Предупреждениями – и дверь никто не откроет при четвёртом посещении Патруля, те вызовут Группу Зачистки.

Шустрые сварщики вскроют железную дверь автогеном, грузчики вывезут на мебельном фургоне всё, что окажется в квартире, а саму квартиру Хокимият конфискует «в распоряжение Государства».

После чего ещё один нувориш из Провинции получит право откупить её и прописку на открытом (ну, это – теоретически!) Аукционе… Какого же… Рашид никого не оставил дома? Неужели…

Свалил, как случалось иногда, отсюда к такой-то матери, бросив квартиру, которую всё равно невозможно продать (все квартиры – приватизированные ли, нет ли – «собственность Государства»! А жителям они сдаются только в аренду!!!), и переведя в страну бегства все деньги через систему «Норден Дрюнион»?

Жаль. Сосед был сравнительно неплохой. Спокойный, тихий.

А теперь вселится какой-нибудь самовлюблённый и наглый «делец», нахапавший на теплом месте регионального Начальника. Так сказать, «Белая кость» Областного масштаба, воображающий, что уж он-то сможет открыть своё Дело и капитально обосноваться в Столице…

Привезёт кучу детей. Они там, в провинции, ещё плодятся – пять-шесть малышей не редкость. Дети будут бегать по лестничному пролёту, вопя и играя. Жена нового соседа будет стирать и демонстративно развешивать за окнами, как принято в кишлаках, тьму пелёнок и одежды.

Сам приехавший «покорять» будет с убывающим энтузиазмом бегать по Министерствам и Учреждениям, пытаясь легально оформить бумаги, и открыть своё «Дело», в тщетных попытках «договориться». Пробить, убедить, заинтересовать…

Заинтересовать Чиновника, облечённого Властью можно одним способом – дать ему! Ясно, что не деревянными, а капустой.

Тогда, может, и получится – пробить… Если есть бешеное терпение и деньги.

Леонид закрыл дверь и тщательно запер все замки и засов. Он невольно отслеживал «динамику роста предпринимательства» – и чисто по долгу службы, и как простой обыватель.

И видал за эти годы, как только у одного крошечного киоска сменилось пять владельцев. Интернет-игры, парикмахерская, пошив спецодежды, чебуречная… Пункт проката ДВД фильмов.

С последним, конечно, интересней всего.

Когда забрали в подвалы гигантского комплекса СНБ Высокого Чиновника, дававшего лицензию таким Пунктам, хозяин киоска не насторожился, и не прикрыл лавочку… А зря.

Однажды вечером Леонид, да и все, кто оказался дома, имели возможность наблюдать почти сцену из боевика: к киоску, окружив его со всех сторон, подъехали три бронированных чёрных джипа. Из них повыскакивали человек десять в камуфляже и чёрных вязаных шлемах с дырками для глаз, и с короткоствольными автоматами.

Затем ринулись «на штурм».

Хозяина и все его диски загрузили в микроавтобус без окон, и с тех пор о нём ни слуху, ни духу. Случайно, из брошенной кем-то из соседей фразы, Леонид понял, что бедняге «впаяли» за порнографию – не смогли навесить хищений или двойной бухгалтерии. Ну вот и пришлось просто подбросить чернухи…

А местный менталитет этого не допускает в принципе!

Теперь «несчастливый» киоск стоял тихий, с побитыми стёклами, сиротливо сверкая объявлением: «Сдаётся в аренду. Или продаётся». И телефон – по которому позвонит… или не позвонит очередной наивный бизнесмен-лох, мечтающий заработать в Столице честным образом.

А ведь, казалось, Законы и Указы о Частном Предпринимательстве быстро поднимут хозяйство Страны из той…, где оно оказалось почти сразу после провозглашения Независимым Государством. (может, политически и независимым… А как же с поставщиками сырья? И потребителями того, что страна производила? Экспорт сразу упал до нуля. Кто же будет покупать то, что по качеству – хуже, а по цене – дороже, чем у тех же жайтайцев!..)

Вроде все, как в двадцатые годы у Большевиков: разрешили НЭП, и частные предприниматели-бизнесмены заставили вращаться колеса и стали производить товары и услуги в разорённой разрухой и войной огромной стране!

Не тут-то было! Менталитет, будь он неладен…

Даже если такое вдруг и случалось – то есть дела у фирмочки или кооператива начинали идти в гору, сразу начиналось… Налоговая Инспекция. Госпроверка Патентов и Лицензий на коммерческую деятельность, и сертификатов на продукцию. Участковый. Пожарная охрана. Комитет по экологии. Санэпидемстанция. Энергонадзор…

Прихлебателей-пиявок можно перечислять по пальцам рук и ног.

И каждому проверяльщику надо дать. Потому что у него есть право и огромное желание «выявить нарушения» и прикрыть доходную лавочку.

Так что когда у горе-предпринимателя в результате бурной и самоотверженной работы себе уже ничего не оставалось, отчаявшийся найти управу на Бюрократов и Инспекторов всех мастей полунищий несчастный сдавался и уезжал. Назад, в провинцию.

Или – кто посмелей – сразу в дальний Зарубеж.

Молча (иначе заберут силовики!), и проклиная в душе всех и вся, и сжимая кулаки в бессильной злобе…

Леонид сознавал, что его Город – огромный нарыв на теле страны, высасывающий последние соки из тех, кто ещё пытался честно поработать и заработать – хотя бы для того, чтобы прокормить тех же пятерых-шестерых детей и родителей-пенсионеров…

Так что быстро эти привезённые в Столицу детки перестанут радоваться, кричать на весь подъезд и играть. Ведь проблем и отчаяния отца, и постоянного ворчания матери – не скрыть. Начнутся скандалы: «Что ты за мужчина! Не можешь прокормить детей и одеть меня – перед соседями стыдно! Вон, Махмуд-ака уже третью машину меняет! А начинал – как ты!..»

И в школе, куда отдадут детей – они будут «харыпами», «областными», изгоями-чужаками.

Немодно одетыми, и без «навороченных» мобильников, и навыков «виртуального общения»…

Не слишком-то хочется играть и веселиться, когда окружающие, дети потомственных Чиновников или Служащих, постоянно дразнят и издеваются над бедностью и отсталостью…

Учителя же, вместо того, чтобы пресечь, большую часть рабочего времени проводят в учительской, попивая чаи и бесконечно обсуждая всё на свете – соседей, телепередачи, здоровье… Словом, всё, кроме работы…

Спихнув эту самую работу с «контингентом» на практикантов и стажёров.

А большинство учеников «на уроках» предпочитают читать анекдоты, или смотреть видео, выложенное в ютиюде, или «общаться» по мобильнику с друзьями – вслух, или через интернет, нагло игнорируя сопливых стажёров, пытающихся что-то вбить в их головы из знаний, – таких же вчерашних школьников…

Да, уровень образования в Мерзинии – высок, как нигде!.. Особенно в ВУЗах, где чуть ли не официально есть тариф за каждый конкретный экзамен – и плевать Преподавателю, знаешь ты предмет, или вообще занятий не посещал…

Хватит. Что-то его опять потянуло на философию. Точно – стал старый и брюзгливый. Да ещё и дохловатый. Все: сегодня-то он побережётся!

В полтретьего с сожалением выключив общий тумблер, Леонид признался самому себе: да, он – идиот. Увлекающийся маньяк. Игроман. Если бы не скачки напряжения, выбившие его из Сети, он бы играл и играл – ещё и ещё…

Пора лечиться. (Тьфу-тьфу!)

Лечиться в любимых Поликлиниках и Частных Клиниках могли себе позволить либо только очень здоровые, либо очень богатые! В Госучреждениях могли вместо диагноза «аппендицит» запросто поставить – ОРЗ. Иди, попробуй, потом докажи, что это некомпетентность врача, а не ошибка Регистратурного компьютера!.. Если, конечно, выживешь…

Да и может ли быть по-другому, если все знают, что вместо того, чтобы учиться, студент-медик шесть лет гонял балду, а все экзамены и Диплом попросту купил за наличные! Как и остальные студенты. Но тут – всё-таки здоровье. Страшно!

Недаром же есть старая поговорка: «Геноцид – это когда мерзиниец лечит мерзинийца!»

В частных клиниках сохранились знающие Специалисты… Один визит – его зарплата за полмесяца.

Проще оставаться здоровым. Хотя после того, как почти все лекарства стал изготовлять Столичный фармацевтический Завод, они почему-то сразу перестали помогать… Завозные же тщательно подделывались. А если кто хотел достать оригинальные – платить приходилось втридорога.

Закон кризиса: когда врачи объявляют забастовку, народ сразу меньше мрёт!..

И не болеет. Вероятно, назло!

Засыпая, снова подумал о Рашиде.

Странно. В последнее время, особенно после похорон отца, год назад, Рашид стал каким-то мрачным. Почернел. То есть лицо не загорело, а почернело. Видать, или дела шли погано, или… Или что-то узнал такое, что заставило бросить всё, и подвергнуть Семью страшному риску нелегального Перехода.

Поймают – конец. Бесследно сгинешь на одном из трёх недавно открытых урановых рудников.

А не поймают – придётся годы жить в ужасных «лагерях для беженцев» Да ещё могут и выдать обратно – если уж очень настойчиво будут требовать свои (ну, такое случалось только с совсем шустрыми и «крутыми» хапугами, или хитрецами, пытающимися уйти от наказания – как давешний Директор медеплавильного…).

Да, собственно, чего-то такого, неизменно плохого и разорительного для семьи, ждали здесь все. Указы и Поборы с населения всё множились, прикрываемые лозунгами и призывами «сплотиться всем, поддержать Страну и дать отпор мировому Терроризму!»

Леонид знал, что при Минфине есть целый Отдел, только и придумывающий, что новые варианты этих самых поборов.

И ещё какая-то мысль прошла мимо сознания Леонида, когда он почти провалился в пучину забытья… Она сверкнула, ослепительной догадкой осветив некие важные недавние события! Но какие – он уже не увидел. Так как отключился.

Суббота. Можно бы поспать подольше – но не-е-ет!

Будильник вынудил встать через какой-то час сна.

Пришлось подняться, одеться и побриться особенно тщательно. Леониду предстояло очередное, неизбежное, как Страшный Суд, лицемерие – Утренний Плов.

Если ты, будучи сотрудником «родного» Госучреждения, не придёшь на «сплачивающее» и «освежающее нестандартное творческое мышление» казённое Мероприятие – могут решить (и не без оснований!), что ты отделяешь себя от коллектива.

Ставишь выше. Третируешь Коллег. Индивидуалист! Зазнайка!

Вот таких увольняли по поводу и без повода. Чтобы остальным неповадно. Чтоб сидели и не рыпались. Терпели. Работали.

Леонид опаздывал. Поэтому до Ресторана «Шурсу», где традиционно собирались работники его Учреждения, пришлось ехать на такси.

Такси было тоже, конечно, Государственным. Очередной Указ запретил частный извоз. Первые два раза – Штрафы. У нарушителей же, пойманных в третий раз, попросту «отчуждали в пользу Государства» личные транспортные средства.

После того, как расплатился, прикинул оставшиеся «финансы», и невольно сплюнул: вот и ушла половина месячной наличности. Теперь – только карточка. Если загрузят средства…

– Ты слышал, что случилось с Рахматилло? – воспользовавшись тем, что соседка Хуррият, за которой Леонид традиционно ухаживал, подкладывая салатов и прочих «яств» в тарелку полненькой женщине бальзаковского возраста, болтала через стол с Матлюбой из Архива, Михаил – коллега из соседнего Отдела – нагнулся почти к самому уху Леонида.

– Нет, – предчувствуя очередную неприятность, отозвался тот.

– Ну так вот. У него вчера умер отец. Жил с ним весь последний год – почки отказывали, и сердце тоже… А стационар не помог. Ну, дело, собственно, не в этом. Рахматилло поехал на кладбище. А тут к его жене – её, помнится, Гузаль зовут – пришёл Патруль. Проверять начали. Она им – квитанции. Потом отвлеклась на секунду – на ребёнка, что ли – и глядь: один из лилицейских что-то быстро прячет в карман.

Леонид сразу понял, в чём дело, и что будет дальше. И точно.

– …а старший Патруля говорит: «если не хотите, чтобы мы прямо сейчас забрали ваш телевизор, платите!»

И пришлось ей достать карточку умершего отца, и последние остатки его пенсии отдать за свет повторно! А самого Рахматилло держали в участке всю ночь – вон он, видишь?! Только час назад отпустили. Хотел, наивный бедняга, «наехать» на начальника местного отдела РУВД. Думал, ему родственник в Минюсте поможет… Помог, как же. Два раза. Ты сам смотри… – Михаил стал советовать делать ксерокопии всех квитанций, чтобы не вляпаться так же.

Но Леонид и раньше слыхал про такие финты: все ксерокопии хранились в шкафу, надёжно спрятанные в грязных носках, прикрытые ещё и такими же трусами. Так что даже если вскроют квартиру (что иногда практиковало МинТерроризма – Главное отделение СНБ) и заберут «разбираться» все оригиналы квитанций, тылы прикрыты дубликатами…

Леонид посочувствовал Рахматилло.

Парень он неплохой. В принципе. В смысле, не совсем окостенел, и, судя по наивным действиям, сохранял какие-то иллюзии о «справедливости» и «законности». Да и в квартире у него, честно говоря, кроме большого и престижного (положение – обязывает!) плоского телевизора ничего стоящего не было…

– М-м-михаил… – будучи не совсем уверен, что правильно поступает, он всё же решился спросить. – А от чего умер отец-то… У Рахматилло?

– Кажется, сердце – скорая помощь приехала быстро, и часа не прошло, как он умер… И сказала – все признаки, что от сердца. Ну, Рахматилло и не особенно расспрашивал, по-моему: отец так и так должен был скоро… отправиться туда. – Михаил кивком указал на потолок.

Леонид с соответствующим видом покивал. Про «оперативность» скорой помощи ходили легенды.

А он знал и реальный случай: к старушке с четвертым инфарктом врачи приехали на следующий день, когда в комнате уже стоял гроб…

– А… когда умер? Ночью, утром?..

– Вроде, ночью. Рахматилло обнаружил только утром – часов в семь.

– Так отец один спал?

– Да. Ну, Рахматилло же вынес кухню на балкон, и вот в оставшемся закутке его папа и…

– Понятно. Да, жаль… Теперь надо опять скинуться, наверное…

– Ага. Хуршида будет собирать завтра, вернее, в понедельник.

Тут Леониду пришлось отвлечься от продолжения разговора – соседка оторвалась от «интереснейшего» разговора о том, какие подгузники лучше, и снова поухаживать: принесли горячее.

– Леонид-ака, будьте добры… Мне – поменьше, а то фигура… – на корпоративах по имени-отчеству никогда друг друга не называли, но богатство языка позволяло проявить уважение к старшим, будь то возраст, или чин: поэтому все здесь были либо «ака», либо «опа».

И лишь к Михаилу и ещё паре чудом сохранившихся «европейцев» Леонид обращался просто по имени. Здесь наблюдалось нечто вроде расовой солидарности…

– Конечно, конечно, Хуррият-опа, минутку… Пожалуйста! – Леонид не знал, что именно имела в виду увядающая женщина, весившая далеко за сто, упоминая о «фигуре». Да, собственно, и не стремился узнать.

Мерзинийский народный плов Леонид не любил.

И не потому, что тот был не вкусен – наоборот: и запах, и цвет, и дизайн риса, мяса и кишмишинок с горошинами всегда нравились ему. Вид великолепный – настоящий восточный эксклюзив для гурманов…

Просто для того, чтобы кишечник мог нормально переварить полупропаренный рис благородных сортов, нужно два дня. И огромный живот.

«Мамон», как его гордо именовали обладатели: все мужчины-мерзинийцы старше тридцати. А кое у кого он отрастал и к двадцати пяти – в силу наследственности…

Так что это «достижение» выработало у всех местных мужчин традиционную походку. Вперевалку и гордо неся пузо в двадцати сантиметрах впереди себя остального… То есть – лишь ничтожного приложения к «авторитету».

Шутки шутками, а Леонид и сам старался выпятить, когда вызывали к начальству – иначе и слушать его доклады стали бы вполуха! Кто уважает тощих? Худоба – признак бедности и плебейства.

– Леонид-ака! А как поживает ваш младший брат? – не то, чтобы Камилочка из отдела кадров интересовалась его братом, просто, очевидно, ей надо что-то достать…

И точно. Её интересовали новые игровые приложения для хайфона. Недавно она подарила дочери на день рождения (ну – как же! Иначе коллеги не будут уважать за излишне скромный Подарок!), и теперь хотела загрузить новые игры.

Брат Леонида (правда, двоюродный) занимал не последнее место в Чурессийской фирме, занимавшейся адаптацией таких игр и прочих прикладных программ для продвинутой техники. И иногда пересылал Леониду новинки – через ту же Сеть.

Леониду пришлось пообещать – с отделом кадров отношения портить нельзя!.. Впрочем, как и со всеми сотрудниками.

Хоть у постороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что здесь сидит сплочённый коллектив, где все друг друга трепетно любят, уважают и ценят, Леонид прекрасно понял, и давно, что это совсем не так.

Как в кружке рукоделия крошечного городка, здесь царили интриги, подсиживания, откровенные и скрытые провокации, зависть, похоть – основанная на расчёте, карьеризм…

То есть всё то, что всегда имеется и прямо насаждается намёками и прямыми указаниями сверху, в любом достаточно большом сборище людей, жаждущих работать поменьше, а получать – побольше. Привет древним Римлянам: разделяй и властвуй!

Он вполне привык. И уживался.

Разговаривал, передавал-принимал, обсуждал и договаривался – практически на автопилоте: мозг реагировал на все сигналы автоматически, говоря – вот на это – «Да», на это – «Что вы говорите!», на это – «Возможно, когда-нибудь позже…».

Но – никогда – «Нет!»

На Востоке никогда нельзя никому в лоб отвечать «Нет!»

Прямое неуважение!..

– Михаил! А как у вашего сына с колледжем? Что решили с униформой? – не то, что Леониду и вправду интересно, введут ли юным юристам форму как у взрослых, или оставят кадетскую, но он знал: если не отвлечь на всякий случай память соседа от его расспросов о старике, отце Рахматилло, позже тот о них может вспомнить. А Леонид инстинктивно чуял, что это может быть важно. И решил подстраховаться. Мало ли!..

Проблем у сына, и расходов, связанных с обучением-воспитанием-одеванием, оказалось достаточно. Через пять минут Леонид уже жалел, что спросил: Михаил отличался обстоятельностью. Или, проще говоря, занудством.

Впрочем, всё сводилось к тому же, к чему всегда: с родителей тянули на всё: ремонт здания, класса, отопления.

Учебники (закупаемые для элитных учебных Заведений за рубежом), столы, наглядные пособия, компьютеры… А теперь – ещё и на униформу.

Единую для всех. Чтобы те, кто «победней», не чувствовали себя «ущемлёнными».

Вскоре подали традиционный чай и сладости. Погрызя немного чак-чака^[1], что остался на блюде после того, как он «поухаживал» в очередной раз за соседкой, Леонид откинулся на спинку стула, и снова обвёл коллег доброжелательным внешне взором.

Как его тошнило от их подлых гримас-улыбок и лицемерных комплиментов друг другу и начальству! И – он был уверен! – большинство мужчин, сидящих здесь, тоже отлично понимали наигранность и глупость происходящего регулярно ритуала. Но показывать этого никто не посмеет.

Ни при каких обстоятельствах. Подсиживают на Востоке только исподтишка!

Большинство стучит друг на друга. И в этом тоже – политика Государственных Учреждений. Здесь все тихо и технично роют друг под друга.

Не то, чтобы реально желая сковырнуть с тёплого места, а просто так – в силу менталитета. Не ты – так тебя!..

На востоке положено держать нож за спиной, чтобы в случае – если человек, которому в этот момент можешь даже пожимать руку, дружелюбно улыбаешься, говоришь, как его уважаешь, и т. д. расслабится или отвернётся – мгновенно всадить этот нож в грудь. Да ещё попроворачивать.

Аллегория, конечно. Вычитанная в старых мерзинийских сказках.

Но – сущая правда.

После чая всё завершилось традиционно: приглашённый мулло, начавший корпоратив, и сейчас утиравший жир с пухлых губ, откашлявшись, прочёл ещё одну трёхминутную молитву.

Леонид, хоть и не был мусульманином, сделал вместе со всеми «омин». Михаил, Лариса Дмитриевна, и остальные европейцы – тоже. Немного же их осталось…

А ведь когда-то до восьмидесяти процентов составляли именно они – считалось, что в сложных расчётах и составлении профессиональных Отчётов местное население… Сильно проигрывает.

Сейчас Леонид продолжал оставаться уверенным в этом.

Но – молча. Скандалы, разносы, переделка документов до пяти раз стали, скорее, нормой. А вовсе не исключением из правила. А в том, что у специалистов «из местных» мозги и впрямь заточены только под делание денег, в случае мужчин, или пускание пыли в глаза соседям – для женщин, Леонид имел возможность убедиться неоднократно.

Самый потрясающий пример относился к раннему детству. Отец покупал магнитофон. Старинный, под компакт-кассеты.

Леонид был так мал, что ему приходилось вставать на цыпочки, чтобы не пропустить ничего из этого чудесного и эпохального зрелища.

Для проверки звучания продавщица, миловидная женщина средних лет, принесла колонку. Взяла штекер с двумя клеммами и попыталась засунуть во входное гнездо, вместо выходного. Не получилось. Продавщица посмотрела на штекер – две клеммы: одна плоская, другая круглая. Посмотрела в гнездо – там пятиштырьковый разъем, под шнур усилителя.

И снова начала с силой пытаться засунуть, проворачивая. Леонид разинул рот.

Спас ситуацию и магнитофон отец.

Он вежливо (очень вежливо и спокойно. Теперь-то Леонид в полной мере мог оценить нервную систему и такт отца!) забрал шнур и передвинул магнитофон.

И вставил штекер туда, куда следовало.

Леонид на всю жизнь запомнил выражение, появившееся на краткий миг на лице продавщицы…

Вот тогда он и оценил в полной мере, как на самом деле мерзинийцы относятся к тем, кто умнее их.

Однако они нашли простой выход: держат таких на низкооплачиваемых должностях, и наваливают всю работу, связанную со сложными действиями и расчётами.

«Ведущий специалист» не обольщался: он, Михаил, Лариса и другие – высокооплачиваемые рабы. На которых, впрочем, держится вся работа Учреждения с несколькими сотнями брюхатых самовлюблённых дармоедов.

После молитвы народ начал расходиться. Леонид попрощался со всеми, кто был в пределах видимости, привычно кланяясь, и прижимая левую руку к животу, и раздавая «тёплые дружественные» улыбки. Вот и закончено очередное «мероприятие».

А хуже этого только другое, под названием «Выезд на Природу».

Это когда приходилось сидеть на земле, или траве, снова кушая, и делая вид, что «какой замечательный здесь воздух» и «надо почаще всем сюда выбираться»!

А к концу, когда все мужчины почти не держатся на ногах от выпитого арака, их, как дрова, грузят в автобусы те, кто остался на ногах… После чего многие прямо в автобусах же, от жары и тряски… Скажем так: пачкают проходы и кресла. А иногда – и соседей. Если не догадались заранее очистить желудки в кусты.

Хуже всего оказался последний раз, когда еле стоящие на ногах сотрудники-мужчины решили искупаться – рядом был горный сай.

Половина из «окунувшихся» назавтра на работу не вышла – простыли в ледяной воде. И Леониду пришлось работать сверхурочно всю последующую неделю – был как раз очередной отчётный Период.

Домой ехал на метро. Из-за выходного оно казалось непривычно пустым.

В силу того, что попал не в своё обычное время, увидал работу другой бригады нищих. Если его «фирменные» просили на хлеб, так как «папа их бросил, а мама в больнице»(хотя Леонид регулярно видел «умерших и больных» на конечной станции – они «разгружали» детишек после «рейса»), то эти – «на хлебушек маленьким сёстрам и братьям, живущим в Детдомах».

В Детдомах – в помпезно отстроенных и красивых зданиях – действительно, как знал Леонид, жили впроголодь: продукты… куда-то испарялись! И оставалось невероятной Загадкой: откуда их директора, сменявшиеся каждые два-три года, брали средства на строительство коттеджей и покупку новых машин…

А вообще-то – возвращаясь к любимому нищенству в метро и на улицах – оно, как он случайно узнал у знакомого СНБ-шника, чётко поделено на сферы влияния: каждый клан профессионалов работал жёстко в своём районе, или на своей ветке, и в строго оговорённые часы. Поэтому «самодеятельных чужаков» не было: их отслеживали и «учили» профессионалы. Причём так, что повторять урок желающих не находилось…

Единственное исключение делалось для старушек и инвалидов – им что дети, что взрослые профессионалы никогда не мешали, даже помогали. Такое вот проявление уважения к старости…

Выбравшись из подземки, Леонид решил-таки зайти в Гипермаркет.

Методично он двигался вдоль полок с кричащими упаковками, придирчиво выбирая. Ага – вот это можно смело взять. Кукси. Этикетка простенькая, сделана явно на обычном ксероксе. Зато цвет теста – жёлтый. Значит, яйца не украли. То есть, похоже, действительно делали настоящие морейцы. Стало быть, можно есть.

Он обратил внимание, что взял предпоследнюю пачку. Лежащие с обеих сторон разноцветно-броские и с хвастливыми названиями пачки других местных производителей оставались почти нетронутыми… Он усмехнулся: народ стал учёный – дальше некуда!

У кассы Леонид стал свидетелем неприятной сцены.

Дородная пожилая мерзинийка в бриллиантах и толстой золотой цепи, брызжа слюной, орала на маленькую и миловидную кассиршу.

Леонид неплохо знал мирзинийский (Ещё бы! Два раза посещал курсы, и сдал обязательный для всех Госслужащих курс госязыка!), поэтому легко понял, что суть претензий пустяковая: вынимая продукты из корзины клиентки, продавщица нечаянно задела ту локтем.

Однако злобная метресса, тряся тремя подбородками, не успокоилась, пока не пришёл главный менеджер, не принёс официальных извинений, и не отрядил «боя» донести покупки оскорблённой до машины на стоянке, уверив, что «обидчица» непременно будет уволена.

Девушка к концу сцены сидела, закрыв лицо ладошками.

Леонид отлично представлял себе её чувства: если действительно уволят, да с замечанием в трудовой книжке, что за дисциплинарный проступок – всё! Устроится на работу в Столице практически невозможно.

Значит, все те люди, что сидят сейчас на маленькой хрупкой шее, будут голодать. Не сразу, конечно, а когда кончатся запасы. Но он вполне мог представить взгляды голодных малышей, когда не можешь покормить их даже чёрствой лепёшкой из третьесортной муки…

Поэтому он сделал то, чего раньше никогда не делал.

Подошёл к менеджеру, что-то сурово втолковывавшему девушке – почти девочке, как он определил вблизи – и вежливо тронул того за рукав высококачественного костюма.

Тот резко обернулся – явно не ожидал. Народ стремился обойти эту кассу стороной.

– Здравствуйте, – вежливо начал Леонид, – Я ваш постоянный клиент, – он представился, и назвал место работы – знал, это произведёт впечатление. Особенно его должность.

Не преминул показать и Служебное Удостоверение – ну как же! Иначе – грош цена его словам! Государственный Герб, оттиснутый на красной корочке обложки явно произвёл впечатление: такие только у Госслужащих.

– …так вот, я совершенно отчётливо видел, как всё произошло. Ваша девушка не виновата. Клиентка сама подвинула корзину, пока девушка перекладывала товар в фирменный пакет. У неё же нет глаз на затылке… Но я совершенно с Вашей политикой согласен: «Клиент всегда прав!» А подошёл я потому, что почти всегда прохожу этой кассой. Мукаддас (он врал, конечно, и имя успел в последний момент прочесть на бейджике) всегда очень вежлива и предупредительна. Не думаю, что что-либо подобное с ней повторится.

Смену выражений на лице менеджера он почти не уловил (ну так недаром человек занимает своё место!). Удивительно, но тот, похоже, был рад, что у миниатюрной кассирши нашёлся «постоянный клиент».

Однако не «отреагировать» на сигнал он не мог – тоже дорожил своим местом:

– Благодарю вас за подробное разъяснение ситуации, мистер… э-э… Леонид! Мы, разумеется, не уволим столь ценного и квалифицированного работника. Но… прошу извинить и понять меня и политику Фирмы правильно! – какое-то время девушке придётся отработать на складе.

Леонид с умным видом солидно покивал, они выразили друг другу полное удовлетворение мирным разрешением инцидента, и менеджер ушёл.

Мукаддас, плечики которой во время разговора перестали вздрагивать, впервые подняла глаза на нежданного защитника, и торопливо отерев бегущие ручьём слёзы, провела через «пикалку» пару его покупок. Только когда он забрал карточку, позволила себе чуть слышно выдавить: «Спасибо!»

Тут слёзы снова потекли в два ручья. А малышка даже не смела стереть их – иначе размажется дешёвая косметика, и ей опять сделают замечание – за неряшливый вид…

Неловко кивнув, Леонид забрал свой пакет, и быстро двинулся к выходу.

Протискиваясь мимо двух громил, проверявших детекторами клиентов, (Без этого – никак! Воровство в Гипермаркетах страшно выросло. А вызывать каждый раз лилицию у Хозяина нет никакого резона. Поэтому всех «отловленных» просто мирно раздевали во внутреннем дворе и отправляли домой – в одних трусах. Если таковые имелись! Ну, или плюс лифчик. И отношение к таким «раздетым» у соседей, или коллег, или просто окружающих, уже не позволяло вернуться на занимаемый до этого уровень, вынуждая скатываться всё ниже… и ниже… Вплоть до бомжа.), он и сам почти плакал.

От бессилья. И от обиды за полное бесправие бедных девушек – кассирш, продавщиц, уборщиц…

Все они – заложники Системы. И рабы Хозяина. Захочет – выгонит. Не захочет… Может потребовать в любой момент, и от любой – выполнить свою Прихоть, сиюминутный каприз… Тогда – или прощайся с честью и лицом, или… голодай.

При увольнении хорошего в трудовую книжку уж точно не напишут.

Взгляд, словно у побитой ни за что собаки, преследовал его.

Жаль девушку.

А ещё – хотелось придушить ту суку, которая, несомненно, знала, что делает. Что разрушает чью-то судьбу. Но всё равно – сделала. Только чтобы показать себя. Своё превосходство и уверенность в Будущем. Гнусная тварь. Сразу видно – жена Начальника.

У сильного всегда бессильный виноват…

Впрочем, всё могло быть и прозаичней. Позавидовала молодости и красоте. Ведь на такую должность страхулек и неприветливых молчуний не посадят.

Случай оставил неприятный осадок в душе Леонида.

Дома пришлось принять и успокоительное и но-шпу. Чёртов плов никогда не усваивался желудком Леонида так, как в огромных «мамонах» мерзаянцев.

Помучившись отрыжкой, он принял и активный уголь. Вот это лекарство действовало как надо. В нём же нечего украсть!..

Поняв, что всё равно не уснуть, Леонид не лёг отсыпаться, как планировал вначале, а снова сел к компу. Подключился. Вот, вчера он не доиграл примерно отсюда…

Через полчаса на лестничной площадке раздался громкий стук и сердитые голоса.

А, вон в чём дело. Соседи с шестого залили соседей с пятого – видать, снова протёк канализационно-сливной трубопровод-стояк.

Обычное явление. Видать, кто-то принял ванну, да и спустил всю нагретую воду сразу. Вот ржавый чугун и потёк, словно решето.

Сам Леонид мылся по старинке. Грел кастрюлю и разбавлял в тазу. Десяти литров вполне хватало.

Базар-вокзал, с привлечением работников ЖЭКа и аварийной службы закончился только к пяти вечера. Всё это время Леонид был вынужден терпеть стук перфоратора, вездесущую пыль вскрываемых стен и полов, и вялые перекрикивания аварийщиков и соседей – видать, удалось раскрутить беднягу с шестого на деньги на замену стояка.

Так что хорошо, что не лёг спать. Всё равно не дали бы.

Однако к шести Леонид спёкся. Нагрел воды. Вымылся. Послонялся по квартире, попробовал почитать. Надёжное средство – книга – буквально выпала из рук, а глаза слипались, как намазанные клеем. Он залез в постель, вытянулся. Покряхтел. Завтра – тоже выходной. Хм-м… А не сходить ли ему в зоопарк?!

В зоопарке Леонид не был лет пятнадцать.

Мысль посетить это скорее чисто детское учреждение, с утра только укрепилась.

Да и почему бы туда не съездить: раннее лето, всё зелено, кое-что ещё цветёт. Молоденькие листочки не пропылились насквозь, как будет к августу.

Весенние дожди смыли привычную серость с неба – вон, солнышко яркое, воздух тёплый. Пушистенькие облачка… Он быстро поел. Подумав, накинул пиджак. Взял немного денег.

В метро сразу обратил внимание на новый плакат.

Гигантский баннер занимал всю стену напротив касс: не меньше, чем шесть на три.

Огромные буквы на нежно-голубом фоне в лоб предупреждали: «Бдительность – обязанность каждого сознательного Гражданина!»

Неплохо. Старый, уже выгоревший и выцветший плакат с сомнительным (по мнению трезвомыслящего Леонида) утверждением, что «Бдительность – гарантия Безопасности», примелькался настолько, что вряд ли кто на него вообще обращал внимание.

Да и глупо: захоти террористы, это хроническое пугало, тщательно культивируемое и СМИ и вот такими призывами в общественных местах, действительно чего-то взорвать – никакие «бдительные» но безоружные граждане их не остановят… Да и взрывали, если честно, последний раз, лет… да, не меньше двадцати назад!

Что не мешало продолжать досматривать пассажиров метро и регулярно проверять Паспортный режим прямо на дому.

Хорошо, что взял наличных: в кассе Зоопарка нагло врали, что «нет связи с Банком» и карточки не принимали. Эта отмазка – одна из дежурных. И применяли её иногда и в магазинчиках частников, и даже в госсберкассах, отказываясь принимать за коммунальные платежи. Леонид, зная всю кухню, в таких случаях просто звонил в Контрольную Комиссию (там работал его одноклассник) – надо же и тому дать подзаработать! Машина Проверяющих прилетала куда быстрей, чем пресловутая Скорая Помощь, и через десять минут всё работало, как часы!

Никому же не хочется лишиться тёплого места Управляющего, или ещё какого начальничка-хапуги.

Одноклассник потом честно делился с Леонидом десятью процентами полученных отступных – за наводку.

Так что в большинстве таких проколовшихся мест Леонида отлично знали, и ему бодягу про «нет связи», или «завис компьютер» не втюхивали. Себе дороже.

Вот так и устанавливаются в «стране Великого Будущего» «доверительные межличностные отношения». Когда тот, кто понял, что слабее, готов с улыбкой лизать вышестоящую …опу!..

Однако, учитывая воскресенье и мизерную (сравнительно) цену на билет, связываться с администрацией зверинца он не стал. Просто достал наличные.

С сожалением глянув на расстроенных и ревущих малышей, которых родители привели, но провести внутрь пока не могли, он двинулся к центральной аллее. Хорошо, что пока народу мало – к двенадцати, когда сделают вид, что связь восстановлена, и внутрь ввалится толпа, он, возможно, уже уйдёт.

Честно говоря, детей хватало и внутри. У Леонида опять закралось подозрение, что большинство состоятельных родителей водят детей сюда не для того, чтобы показать им зверей, а для того, чтобы показать детей другим родителям: вот, как хорошо наши одеты! Как отутюжены и начищены. Вот какие сладости и игрушки мы можем позволить себе купить им здесь.

Втридорога.

Впечатление это усиливалось тем, что дети, которые явно чувствовали своё привилегированное положение по сравнению с менее обеспеченными, бегали мимо клеток и орали, даже не заглядывая внутрь…

Родители же старательно фиксировали зверушек на камеры: потом похвастать перед родственниками, пришедшими в гости.

Из обезьянника Леонид выскочил, не взглянув на обитателей: уж больно страшный запах царил там. Не удивительно. Уборщицы, вместо того, чтобы заниматься делом, мирно трепались у торцевого входа, держа для вида тряпки и вёдра в руках. Поймает начальство – а они как раз собираются!..

Примерно так же, впрочем, относились к работе и в других учреждениях все, кого устроили по блату, и «прикрывали». То есть знакомые и родственники заведующего секцией.

В террариуме остались только черепахи, вараны, да мелкие змеи. Которых можно кормить и мышами. Леониду рассказывали (он вначале не верил!) что даже медведей здесь умудряются кормить сеном, картофелем и старым хлебом. Всё положенное мясо делят между «своими» заведующие. Как и фрукты-овощи, и большую часть круп.

Отдел попугаев не порадовал. Хоть внизу и стояли чашки с натёртыми на тёрке морковью и чем-то вроде яблока, энтузиазма у пернатых обитателей не чувствовалось: видать, опять всё гнилое. Хорошо хоть зерносмесь нет смысла тащить домой – она лежала в кормушках горками.

Леонид походил вдоль вольеров. Странно.

Число видов попугаев уменьшилось раза в три по сравнению с тем, что он помнил. Видать, остальные оказались более притязательными к условиям содержания: не выжили.

Он пожалел, что пришёл сюда. Его начали нагонять шумные толпы визгливых и жующих детей. Они тыкали в зверей и птиц липкими пальцами, дразнили их. Но куда больше капризничали, кричали и всячески рисовались перед другими детьми.

Вот, кстати, древнейшая черта местного менталитета, культивируемая с пелёнок: показать, что у тебя – лучше! Что ты – богаче! Что твой отец – Шишка!.. И т. п.

В вольерах на открытом воздухе Леониду понравились козы. Они не стеснялись бегать вдоль ограды и выклянчивать подачки. Которые обычно и получали: взрослые совали и куски печений, и фруктов.

Дети тоже – когда родители снимали на камеру…

Своего любимца, ветерана ещё старого зоопарка, двадцать лет назад перемещённого из центра сюда, на окраину, Пожилого Слона, Леонид в вольере не увидел.

Да и вообще там подозрительно пусто и чисто. Придётся спросить.

Почти чёрный сухопарый (явно – из провинции) паренёк, вёзший на ручной тележке сено в сторону верблюдов и яков, с трудом изъясняясь (точно – областной. Не выучил ещё язык «межнационального общения»), сказал, что слон сдох.

Когда? Судя по поднятым пальцам два дня назад. Неужели…

Да, со своими сорока годами по меркам человека слон тянул на очень пожилого. (Где-то за восемьдесят.) Но – неужели и у слонов болит сердце?!..

Леонид не поленился: прошёл в домик администратора, вызвал врача. А что – он солидный Чиновник. Имеет право. Снова пустил в ход магическую книжечку с Гербом… Ветеринар, маленькая и почти столь же чёрная, явно тоже областная девушка (ну правильно! На тёплых местах в Поликлиниках и Больницах сидят свои! А здесь же с «пациентов» не возьмёшь за укол или свежую простынь!), буквально – девочка, с грустью сообщила, что да, слон умер ночью. Утром нашли уже остывающим. Его списали.

То есть, как положено, составили акт о скоропостижной смерти, и списали.

От чего умер? Вероятно, от старости! Ему действительно далеко за сорок. Нет, вскрытия, конечно, не делали. Да и зачем?..

И правда – зачем? Ну, сдох слон – и сдох. Теперь нового не купят никогда. Нет денег. Значит, вылепят муляж. И поставят на Главной Аллее, чтобы борзые детишки могли (за деньги родителей, конечно!) сфотографироваться – как произошло с тигром, львом, медведем, самцом-верблюдом, бегемотом и многими, многими другими – по гипсовым ярко разрисованным статуям видел Леонид.

Медленно двигаясь мимо вольеров с водоплавающими – тоже, кстати, жутко вонявшими застойной грязно-бурой водой (само собой, в центре Города Зоопарк явно не «вписывался» в Великодержавный имидж! Вот и выставили его с неприличным «амбре» в пригород. Да ещё с подветренной стороны…) – Леонид почти не смотрел на бакланов-уточек-гусей.

Смутное ощущение, что он чего-то упустил, не покидало его.

Может, та самая мысль, что ушла в подсознание в полудрёме, так и оставшись непонятой?..

Комната с бабочками оказалась рядом с выходом. Ну, бабочки давно препарированы – то есть их кормить и ухаживать нужды не было. Только цвета повыгорели… А огромные тараканы из экзотических стран Леонида не привлекли – своих, мелких и неистребимых, хватает.

Аквариум с рыбами ещё раз доказал то, что он видел у попугаев: видовой состав снизился раза в три. Пустующие ёмкости заполняли теми, кто выжил. И даже размножился… Да и вообще, местное население смотрит на плавающее-летающее-ползающее сугубо прагматично. Одна из матерей так и сказала мужу, рассматривая какого-то из экзотических усатых сомиков:

– О-о!.. Какая большая! Вот бы её поджарить! Тут хватит и на ужин!

Выходя, Леонид еле протолкался. Детей привозили и на автобусах, и на маршрутках, и на такси (повыпендриваться), и на частных машинах (это уже кто совсем большая Шишка!).

Чтобы не тесниться в автобусе, пришлось тоже взять такси. К счастью, в метро в воскресенье днём почти никого не бывает. Ну, нищие – не в счёт. Лишь обновлённые на всех станциях плакаты продолжали призывать «бдить».

Пообедал Леонид сосисками с рисом.

Есть ему не хотелось – в ноздрях торчал острой занозой ужасный запах от лис-волков и водоплавающих. Не слишком возбуждает аппетит. Но – кушать надо. Тем более ему предстоит работа: он хотел посмотреть кое-что в Сети.

Такие подозрения лучше проверить. Так, на всякий случай. Для себя.

Подключился с трудом. Ещё бы: линии, проложенные в прошлом веке, перегружены, а новых кабелей не проложат, похоже, никогда… Ну, нету средств в бюджете!..

Но вот она – Сеть. Теперь – в Архив родного Министерства.

Зря он, что ли, статистик-профессионал? Пусть и не хакер, но что искать – представляет. А пароли… Пароли у него и так есть. По долгу службы положено!.. А кое-что – и сверх.

Но где лучше посмотреть? В данных соцстраха? Нет, вряд ли.

Зайдём-ка лучше сразу в базу ЗАГСов. Учёт смертности – их забота. Ага. Есть!

Леонид сходил в спальню и вытащил флэшку из потайного кармана костюма. Порядок. Его рабочая программа позволит быстро обработать…

Вот данные за пятницу. А вот – за ночь. Хм-м-м…

Отличия заметны. Конечно, заметны.

Но пока они… В пределах среднестатистических отклонений.

А если сравнить с ночью накануне?..

О, да. Почти в два раза выше – с ноль-ноль до ноль шести часов. И что это даёт?

Пока только то же, что он и имел до этого – смутные подозрения. Магнитные бури? Радон из подземных горизонтов? Чёрт. Придётся подойти с другого конца…

Вот – данные из Архива Скорой помощи. Они, конечно, засекречены… Но – не от чиновника его Министерства. А кое-что он и обойти может – хоть он и вправду не хакер, уж программу-то, подбирающие простенькие казённые пароли… просто купил. Главное – ликвидировать потом следы своего присутствия…

Вот: данные с пульта диспетчера по городу. Так… Переговоры ему не нужны… Видео – тоже. А вот это – скопируем. Порядок. Осталось технично убраться…

Теперь – главное!

За чем он и охотился – время зафиксированной смерти и адреса «скоропостижно скончавшихся». Диагнозы – их положено заносить в Базу Данных в тот же день…

А прикольно – некоторые врачи жутко «компетентны»…

Один даже поставил диагноз «сильный ушиб грудной полости!»

Но больше всего, как он и думал, инфарктов.

С учётом неизбежных ошибок и задержек, почти все смерти укладывались в двухчасовой период – с двух до четырёх утра… Ладно, теперь – карту города. Надо наложить туда адреса.

ЧЁРТ. А ведь это – именно то, чего он так боялся. И что подозревал с самого начала…

Если отбросить несколько смертей по окраинам – они укладываются в обычную, «естественную», смертность – получается сильно напрягающая нервную систему картина.

С северо-востока на юго-запад, прямо через центр города, пересекая его густонаселённые районы, шла неширокая – не больше километра! – чётко прослеживаемая полоса точек на карте. В верхней части города она проходила по зоопарку. В нижней – по «спальному» (его) району. И время, даже с учётом неточностей, чётко указывало: полоса двигалась медленно. Около семи-восьми километров в час. Что за «магнитная буря» такая странная?! Скорее уж – смещение пластов…

Леонид вывел данные по геологическому строению – эту карту он скачал из Архивов Мингеологии лет десять назад. Мало ли… И точно – вот, понадобилась.

Ничего даже близко похожего. Региональный разлом, этот грозный жупел строителей, опасающихся (И – правильно! Могут и пожизненно дать, если новостройки попадают, как карточные домики!) воровать цемент из бетона, проходил почти перпендикулярно «его» полосе, гораздо северней, не доходя до города в северо-западном углу карты на добрых десять километров.

Подняв данные сейсмологов, Леонид ещё раз убедился: активности нет. Ничего не трясётся, не сдвигается и не «выделяется» уже года четыре. Нет, разлом тут никак не…

Но что же?!.. Что так давило ему на сердце?! Что вызвало почти мгновенную (в масштабах среднестатистических значений!!!) вспышку инфарктов?..

Обдумывая возникшую проблему, Леонид оставил всё включённым, и оделся в тёмное.

Уже стемнело. Так, время-то – полдесятого! Давно пора идти, а то ведь всё расхватают.

«Чёрный рынок» находился, к счастью, недалеко от дома – десять минут ходьбы. И это хорошо. Потому что то, что накупишь, придётся тащить на собственном горбу – автобусы и маршрутки «в целях экономии бензина» не ходят с восьми…

Рынок в его микрорайончике работал обычно по воскресеньям – пользуясь тем, что после восьми вечера в выходной почти все ленты отдыхают дома, от своих «праведных» трудов. Посещать рынок, строго говоря, запрещалось. И если бы поймали – могло кончиться неприятностями. Поэтому сюда Леонид ходил с поддельным удостоверением личности в кармане. Впрочем, он и в них числился Начальником. Но – совсем в другом Министерстве.

Его пожилая, деловая и разбитная поставщица разулыбалась:

– Добрый вечер, Виктор-ака! Я уж боялась, сегодня не придёте! Но – вот: ваши пять кило держу вам! А как там Марина-опа?.. – по легенде для неё, Леонид был женат.

Он не торгуясь (бессмысленно – и так цена в три раза ниже, чем в горячо любимом Гипермаркете!), отдал наличными за отборный картофель. Купил ещё и морковь, и лук, и зиру – его запасы кончались. Подумав, взял и перца, и лаврового листа.

Если не сдабривать безвкусную еду из магазинов специями, она напоминает пережёванную кем-то пресную жвачку…

Кроме него здесь ходили, опасливо оглядываясь, прислушиваясь, и поминутно ожидая свистков и прожекторов (как пару раз случалось при облавах!) около пятидесяти «постоянных клиентов». У каждого был свой «поставщик» и договорённость, каких продуктов и сколько привезти на следующее воскресенье…

Так запасаться могли лишь те, кто получал хоть что-то наличными, потому что монополии гипермаркетов, нагло завышавших реальную цену продуктов, можно бросить вызов только здесь. Но! Только за наличные!

Так что перекупщики, или сами дехкане, рискующие продавать своё, должны были распродать всё, что привезли. И распродать быстро. И уехать на пустой машине – чтобы не давать взятку, как при въезде в город, посту лентовского РАИ.

В районах и областях уже лет тридцать наблюдалась катастрофическая ситуация наличностью. Ничего, народная смекалка всегда найдёт щёлочку в броне Указов и Постановлений. А ленты – способ снять с таких «смекалистых» свою долю негласных поборов…

Дома Леонид рассортировал купленное по полкам в холодильнике и в шкафу.

Порядок. На неделю хватит. Вернёмся, как говорится, к нашим баранам…

Начнём с Бадарканда. Всё-таки второй по величине. Так. Дата… Хм. Ничего. А три дня? Ничего… Хорошо, раз так – он не гордый. Просмотрит все даты подряд. Есть!

Вот: восемь дней назад. В полтора раза выше среднестатистических показателей…

А вот в архив бадаркандской скорой помощи залезть… Не получилось. А может, ЗАГСы?

В их базу данных он проник легко – Чиновник же Министерства всё-таки!..

Адреса. После наложения на карту города Леонид невольно присвистнул… и тут же осекся. Не дай Бог!.. (Тьфу-тьфу!) Тут не свистеть надо, а… Скинуть всё на флэшку.

Он сохранил и скинул то, что выстроилось, и на запасную, чистую.

Туда же скинул и то, что получилось по Гандажану, Жархаре, Шиве и Камашкану.

Везде, будь то пять дней назад, или двадцать пять, наблюдалось почти одно и то же: неширокая полоса пересекала города в разных направлениях, и очень медленно.

В Гандажане – с севера на юг, почти вертикально. В Жархаре – как в Столице – с северо-востока на юго-запад. В Камашкане – с востока – на юго-запад.

А что поразило больше всего – периодичность.

Вернувшись в Базах Данных на полгода назад, он не удивился открывшемуся. Леонид обнаружил следы прохождения по некоторым городам таких же полос не меньше семи-девяти раз… Примерно через каждые две-три недели. И началось такое… назовём его «прореживанием»… не меньше пяти месяцев назад.

А родную Столицу «обрабатывали» одиннадцать раз!..

Но как?! Чем такое можно сделать?!

Здесь явно что-то бесконтактное – не заходили же таинственные убийцы непосредственно во все дома?! Излучение?! Инфраволны?!

Ладно, обдумывать можно и потом. Сейчас главное – замести следы.

Вспомнив все уроки и поднапрягши воображение, Леонид уничтожил все следы запросов и «несанкционированных доступов в Систему». Подумал. Уничтожил и все следы своего дежурного сервера. Стер последний псевдоним в Одноклассниках. Отключился от Сети.

Долго глядел на флэшку, лежащую на ладони.

Никак не мог отделаться от ощущения, что она – опасней гремучей змеи.

Вот он идиот! Редкостный.

Сам подписал себе практически смертный приговор! Ведь ясно, что это не действия отдельных «террористов». А «внутренняя» политика Государства. Проводимая систематически. И продуманно.

Если Службы контрразведки узнают, что он получил в свои руки доказательства… Да, это – доказательства массовых убийств! Зачисток! Избавления от непродуктивных стариков и пенсионеров! Всех тех, кто не работает, и тянет с Государства средства, ничего не отдавая взамен!

И он, как Статистик, может с лёгкостью доказать это! Если останется жив.

И что ему, чёрт задери его любопытный нос, теперь с этой «бомбой» делать?!

Ну, верней, что делать-то в общих чертах понятно… Для начала – хотя бы подстраховаться.

Так, сколько тут у него? Сто сорок восемь Мб. То есть, если скидывать брату в почту, с обычной скоростью займёт… Н-да, в Мерзинии – почти сутки. Пропускная способность или снижена специально… Или и правда линии дохленькие. И через модем на лаптопе – не быстрей. Ладно, тогда хотя бы – главное…

Он снова всё включил и вышел в Сеть. Под псевдонимом. Теперь – работать!

Так быстро пальцы не летали над клавиатурой даже в молодости, когда он специально пробирался на «пятьдесят метров» к гостинице «Пеллерман», чтобы даром скачать через их вайфай новинки игр и фильмы… Ну, вот это и это – нужно в первую… Всё, пересылка начата.

А ещё нужно послать письмо – и не просто Письмо…

А ещё – материальная база для… Побега!

Взломав пятую слева – она же третья снизу плитку кафеля в стене туалета, он вытащил из тайника всё, что там хранилось.

Не густо. Восемьсот «зелёных». Пистолет. Настоящий ТТ. Две обоймы. Глушитель. На Столичной барахолке можно было пятнадцать-двадцать лет назад, в короткий период «рыночной экономики», купить не то что старинную, уведённую с военных складов «пушку», а и настоящую пушку.

Или пулемёт… А автоматы – чуть ли не ящиками.

Фальшивый Пропуск. Ещё две флэшки, куда он скинул всё, что проходило через его руки на работе год назад. То есть все засекреченные данные по поддельной статистике. Вся правда о фактическом положении в Стране «Великих Возможностей и Грандиозного Светлого Будущего».

Нет, он знал, разумеется, что рано или поздно настанет такой момент, когда ему, поджав хвост, придётся проситься под крылышко к Старшему брату…

Но всё оттягивал момент. Хотел доказать, что самостоятельный. Может сам себя обеспечить. И выжить даже в Мерзинии. Ну, вот и доказал… Что – не может.

Интересно, сколько у него времени? Из разговоров с тем же знакомым СНБ-шником (если бы тот не учился три года с ним в одном классе, и не приходил каждые пять лет на встречи с выпускниками, и не столь любил «расслабиться», не узнал бы Леонид и этого – Силовые Структуры свято чтили закон неразглашения профессиональных тайн простым смертным…) он отлично знал, что у них есть не только Цензура и Комиссия по проверке благонадёжности.

Есть ещё секретный подотдел Надзора, занимающий весь нижний этаж огромного здания СНБ, и занимающийся только обработкой переписки, и информации, поступающей на частные компьютеры. А этаж над ними – занимается прослушкой международных телефонных переговоров. А ещё два здания – прослушкой переговоров внутри страны Всеобщего Благоденствия…

И наверняка есть спутник, позволяющий отслеживать местонахождение любого телефона. То есть его абонента. Интересно, как скоро его вычислят? Сколько времени у него есть реально?

Будем рассуждать логически. Вот, час назад он получил «свои» данные.

Те же данные автоматически зафиксировались на следящем сервере. Но их должны ещё расшифровать. И догадаться, что они опасны для Государства! Для этого нужен Аналитик.

Примерно такой же, как он. А такие аналитики обычно приходят на работу к девяти. И работают стандартный рабочий день – явно обрабатывая то, что записалось ночью.

Нужно (ну, чтобы выжить!) исходить из худшего варианта: его раскроют почти сразу. То есть уже утром. Теперь колесо Бюрократии должно катиться дальше: о нарушителе нужно или подать рапорт, или сходить на доклад к начальству. То есть, ещё время. Начальство должно что-то решить, и запросить разрешения на активные действия – вот ещё время. Не слишком большое, к сожалению.

Но «инерции исполнения» не может не быть и там, в СНБ…

Это должно помочь.

Встав посреди комнаты, он обвёл её медленным взглядом. Словно видел впервые.

Сейчас он уйдёт отсюда. И, быть может, никогда больше не вернётся… Жаль ему?

Да, чёрт возьми, жаль.

После ухода от него Марины ему было жаль. Мягко говоря. И сейчас – тоже.

Словно отрываешь с кровью часть себя!.. Или – оно само отрывается, оставляя в душе пустоту и щемящее чувство утраты. Но с другой стороны…

С другой стороны, он чувствовал, давно предвидел, что так не может продолжаться вечно. Люди – не страусы, чтобы вечно прятать головы в песок. Страус тоже может… Лягнуть!

Вот и пришёл момент, который он неосознанно предвидел ещё тогда, когда отказался уехать с братом. Ему чем-то импонировало остаться здесь, как бы сторонним наблюдателем, агентом чужой разведки. Законсервированным, и с надёжной Легендой – ещё бы!.. Родился же здесь!..

И вот пришло время приступить к эвакуации – он добыл то, к чему бессознательно стремился все эти годы. Доказательства того, что Правительство его страны запросто убивает граждан, которые стали бесполезны – отработанный материал!.. Пенсионеры – обуза!

Да, это – факт. Ничем не лучше газовых камер и печей Освенцима, где сжигали других «неугодных»… Но не убивать же пенсионеров за то, что уже не могут трудиться?! Если бы удалось донести эти сведения до Международной Общественности, может, удалось бы что-нибудь изменить? Сделать жизнь людей Его Страны легче, лучше?.. Убрать – пусть даже с введением «ограниченного контингента» на территорию Страны войск, как было в Ираке – стоящее у власти кровожадное Руководство? Или не «патриотично» такого желать?

Дудки! Пусть вводят хоть чёрта лысого в Страну – будь то ООН, или – БША… Ведь что это, как не Преступление перед Человечеством?!

Садзама судили за почти то же самое.

Но Саздам хотя бы не трогал беспомощных стариков! А убивал только оппозиционеров! Так же, как и Потпот…

Вытащив из шкафа чёрную спортивную сумку, Леонид стал быстро собираться.

Свой «навороченный» (пришлось-таки купить: нельзя же «терять лицо» – вот, дань условностям! – перед коллегами!) мобильник он оставил на столе.

На работу Леонид приехал даже чуть раньше обычного.

Планёрка прошла стандартно. А вот то, что последовало дальше, несколько отличалось от его обычных действий.

С деловым видом Леонид прошёл по всем коллегам своего и двух соседних отделов, и занял у каждого столько наличности, сколько те могли выдать под его честные глаза.

Затем подошёл к двери Шефа.

Он знал: когда у того нет дел, шеф режется в виртуальный покер, хоть и никогда никому об этом не говорит. Вот: десять тридцать. Самое время.

Леонид вежливо постучал. После некоторой заминки ему предложили войти.

Скривив рот налево, Леонид бочком вплыл в огромный, и по-деловому обставленный кабинет. Здесь, понятное дело, был и шестнадцатиядерный последний «Пентиум», и шкаф с файловыми папками, и монументальный старинный сейф из пятимиллиметрового железа… Плюс огромный полированный стол. На котором шеф не столько проводил совещания, сколько занимался «экзотикой» с Дильфузочкой…

– Я слушаю вас, Леонид Александрович. – шеф успел вывести себе на экран какой-то график, и лучился самодовольством – точно, выигрывал! Значит, можно.

– Хуснутдин Хайруллаевич! – стараясь выговаривать слова не слишком чётко, Леонид морщился, – Очень разболелся зуб! Можно я сейчас, до обеда, сбегаю в поликлинику, выдерну – а после обеда всё подгоню?

Шеф сделал глубокомысленное лицо. Будто думал. Думал он, как же…

Леонид-то знал, что сидящий в удобном дорогом кресле Чиновник – просто стрелочник высокого ранга. И если что – все шишки через него посыплются на Леонида и всех тех, кто реально работает, а не играет в бюрократическую чехарду Справками, Отчётами и Докладными.

– Хорошо, Леонид Александрович, я не возражаю, – шеф слегка кивнул. Отлично. Пора упятиться.

– Спасибо, Хуснутдин Хайруллаевич! – Леонид, пятясь, выскользнул за дверь, мягко прикрыв её.

Предупредив коллег, что отпросился лечить зуб, и выслушав кучу сочувствий и «ценных» советов, Леонид рассовал по карманам то, что считал необходимым, и отчалил.

Он знал, что вряд ли когда вернётся и на «рабочее место», как и вряд ли увидит кого из «своих».

Но даже не оглянулся, уходя. Лицемерия и ханжества он, конечно, здесь навидался… А разве в других местах хоть что-то по-другому?!

«Бизнес-журнал» он купил в киоске на остановке автобуса.

Не торопясь просмотрел его здесь же, на аккуратной скамеечке. Обвёл ручкой пару-тройку телефонных номеров. Прошёл к остановке метро.

Здесь всегда дежурило несколько дармоедов, предоставляющих свои телефоны всем, кто по каким-то причинам не мог звонить со своих… Десять центов за минуту.

– Здравствуйте. Я по объявлению… – первый звонок результатов не дал. Жилье – в пригороде, у черта на куличках.

Второй – тоже. Слишком дорого.

Лишь четвёртый маклер предложил Леониду то, что, возможно, подошло бы. Условились о встрече через час.

Да, жилье оказалось подходящим. Пусть одна комната, и унитаз со смывом из ведра. Зато – близко к станции метро (не больше пяти минут пешком), и, главное – в соседнем микрорайоне. Здесь-то его никто не догадается искать. Будут думать, что он, как напуганный идиот, постарается удрать от старого гнезда на другой конец города… Или вообще – в пригород.

Отдав задаток, он проводил маклершу – хитрущую и прожжённейшую дородную женщину лет сорока пяти, с огромным количеством косметики на лице, и бриллиантовыми серёжками и перстнем с камнем в добрый карат. (ну, как же – иначе уважать не будут!)

Заперев дверь, Леонид повертел в руке ключи.

Два замка. Маловато, конечно. И то, что он снимает квартиру на месяц, не может не вызвать подозрений. Впрочем, это обычная практика Чиновников, подыскивающих местечко для внебрачных связей… Он поэтому специально попристальней изучал кровать, и даже проверил – не скрипит ли, и спросил про соседей снизу.

Будем надеяться, правдоподобно навесил «девушке» раскидистую лапшу…

Газ здесь горел слабо. Чтобы вскипятить воду в маленькой кастрюльке, любезно предоставляемой в его неограниченное пользование, ушло минут двадцать. Леонид заварил «Жертон», и съел его с батоном, который принёс в дипломате. Посмотрел в оба окна.

Конечно, не бог весть что – третий после седьмого этажа совершенно не смотрелся.

Он глянул на часы. Время есть. Снял и аккуратно развесил на еле живом стуле свой рабочий (следовательно – самый лучший!) костюм. Лёг в постель, накрылся до пояса. Честно попытался уснуть.

Чёрта с два!.. Мысли упорно лезли в голову. Нехорошие мысли.

А больше всего он не уставал удивляться сам себе – за каким …ем он ввязался во всё это?!

Чего он рассчитывает добиться тем, что украл явно засекреченные сведения о предположительных массовых убийствах, и кому он может передать их реально?! Кого они заинтересуют?!

Он что, всерьёз надеется, что если принесёт нарытое в Посольство тех же БША, и с пеной у рта докажет свои гипотезы, то те сразу… Что?!

Введут войска? Притянут к ответу стаю воров, грабящих и убивающих свой же народ?! Сместят эту стаю, и поставят другую, лояльную к себе?.. Более… Человечную?

Ведь ясно: вмешательство во внутреннюю политику сейчас как никогда затруднено – хотя бы из-за того же напряжения в мире. Кажется – только брось спичку, и страны, обзаведшиеся страховочкой в виде ядерного и бактериологического оружия, поспешат воспользоваться! Вопя на весь «цивилизованный» мир о «нарушениях их суверенитета, Законов Международного Права, и Прав граждан!..»

С другой стороны, сейчас ему предоставился уникальный… Да что там – уникальнейший! – шанс всадить горячо любимому Правительству «Всеобщего Процветания» нож в спину.

И если он этого не сделает, этого не сделает никто. И Люди будут продолжать гибнуть. Ни за что. Просто потому, что они – отработанный материал, не приносящий пользы родной стране. А наоборот – «сосущий», словно пиявка, соки из Бюджета. Если прикинуть…

Ну, скажем, по данным тех же Социологических исследований, пенсионеров – тридцать – тридцать три процента. Это в масштабах немаленького населения – десять-двенадцать миллионов. По сто (условно!) зелёных в месяц каждому…

Ого! Да, та ещё дыра в Бюджете.

Это, если, скажем, убивать в день хотя бы по сто… А он видел, что иногда и гораздо больше! получится… Тридцать тысяч человек каждый месяц.

Это – новых. А с учётом тех, что убиты полгода назад…

Простейшая геометрическая прогрессия.

Шесть факториал… Э-э… Сто восемьдесят плюс сто пятьдесят, плюс… Через месяц получится шестьсот тысяч. Ещё через два – миллион. А сколько – за два-три-четыре года?!

Так. Через каких-то два года – до десяти процентов экономии для Бюджета.

А сколько людей к тому времени будут… убиты?!

Половина стариков?

Леонид вдруг понял, что для него сейчас все эти несчастные, но безликие пенсионеры ровно ничего не значат. Пока. Они – лишь цифры в ведомостях и отчётах. И они, и он – пешки. Вот!

Классическая позиция Чиновника. Бюрократа.

Но – принимающего Решения!

Пока нет личной связи, личного контакта, чужие и, возможно, вредные, истеричные, занудные и больные люди – просто цифры на бумажках. Они – «расходуемый материал!»

И терзаний или мук совести ни у кого не вызовут. Тем более что, судя по всему, об этом, кроме самых Высших Бюрократов, никто ничего не знает. Ну, кроме конкретных исполнителей…

Ага!.. Заходить к проблеме нужно и с другого конца! Как вычислить этих конкретных исполнителей?! Может, если удастся таковых выявить, отловить и допросить, как положено, все детали и выяснятся?..

Впрочем, как их выявить и отловить? Ведь он – не учёный. И не техник. Он чертовски плохо представляет себе, с помощью каких средств техники или биологии можно так убивать людей – убивать без всяких следов, столь искусно имитируя «естественные причины».

Вот для этого он и должен добраться до Чурессии. До брата. Брат – Главный инженер. На закрытом военном заводе. Работа жутко ответственная и засекреченная – дальше некуда. И если сам не сообразит, в чём дело – направит к нужным специалистам!..

К третьему часу ворочания Леонид и сам не заметил, как заснул.

Проснулся в сумерках.

Прошёл в ванную, умылся. Прополоскал рот. Н-да.

Ну и морда глядит из старенького зеркала – типичный террорист. Ну, или мечтающий таковым стать. Сейчас мы этот образ подправим.

Он достал из своего пакета коробочку. Нарисовал себе усы и бородку подо ртом.

Остальное нужное оборудование рассовал по карманам. Всё моё, так сказать, ношу с собой.

Нет, не то, чтобы он действительно собирался стрелять, но… Если дойдёт до этого, придётся отстреливаться. А последняя из пуль – себе. Слишком хорошо он знает методы СНБ-шников. Ему не выдержать пыток. Поэтому лучше не доводить.

Впрочем, на что ему мозги?.. Неужели не сможет закончить начатое?

Немного не доходя своего микрорайона, он постарался «вжиться в образ»: стал припадать на левую ногу и согнулся. Ага, вот как раз подходящий кандидат.

В другое время Леонид побоялся бы подойти к такому: а ну как позовёт своих, явно играющих в карты здесь же, на первом этаже, в квартире, где когда-то был салон проката свадебных платьев, а сейчас дверь в ней заколочена фанерой, которую подростки отодрали… Такие ведь все – беспредельщики. С десятками приводов. Им терять нечего.

Пацан лет четырнадцати курил, выйдя из дырки наружу, старательно высасывая из дешёвой сигареты последние крохи табака. Явно не из богатеньких. Уж те, кто может похвастаться состоятельным папашей, не скрываются, когда курят или пьют.

И по дырам не прячутся. А ездят на отцовском авто, ещё подмигивая девочкам и поплёвывая в окно.

– Молодой человек! – Леонид изобразил дребезжание и усталость в голосе, – Вы не хотели бы помочь мне… И заодно заработать пару долларов?

Магические слова заинтересовали мальчишку – когда он подошёл, стало видно, что ему не больше тринадцати. Но держался настороженно – видать, учёный. Обжигался.

– Чего вам, отец?.. – грим сделал Леонида если не совсем неузнаваемым, то явно старше своих лет. С другой стороны, в тринадцать лет – что сорок, что шестьдесят: абсолютно всё равно. Для мальчишки он – старик, – Какие… пара долларов? – голос с напускной серьёзностью и хрипотцой – вероятно, для солидности.

– Да вот эти самые – Леонид держал в руке вожделенные бумажки, – Одну сейчас, а вторую – потом. Когда поможешь.

Он специально встал под светом из какой-то квартиры, чтобы пацан убедился, что не шутит. Блеск, загоревшийся в глазах, сказал ему, что его предложение… Заинтересовало.

– Чего делать-то надо?.. – в голосе насторожённость. Нельзя мальчишку за неё винить… С другой стороны, как бы ни обернулось, ему практически ничего не грозит.

На «сообщника» и «пособника» никак не тянет. Так, очередной лох… И в СНБ это быстро поймут. Если они уже там.

– У меня нога… Вот – только сегодня гипс сняли, – Леонид покрутил ногой, словно и впрямь там должны были оставаться следы этого самого гипса, – Ходить ни фига не могу, а уж по лестницам!.. Так ты не смог бы сбегать ко мне на седьмой этаж и притащить мобильник?.. Я оставил его на столе, а там – важные номера в книжке. Мне для работы надо.

– А… Чего ты сам не идёшь? – мальчишка что-то заподозрил.

– Ты глуховат? – Леонид изобразил, что рассержен, – Ладно, я найду другого пацана. Может, ему деньги нужнее. Говорю ему, как человеку: нога болит, сложный перелом, а он… Ладно, бывай!.. – он отвернулся, как бы уходя вглубь двора, образованного девятиэтажными коробками. Двинулся к песочнице, освещённой падавшими из окон отсветами.

– Эй, эй… стой. Мужик, подожди. Принесу. Давай бакс…

Леонид вручил просимое. Пацан придирчиво изучил запрещённую официально и пользующуюся неограниченным хождением неофициально, валюту. Хмыкнул. Буркнул «Порядок, чистая»…

После чего потребовал инструкций. Леонид снял с брелка ключи:

– Смотри: этот – от нижнего замка. Этот – от среднего. Вот этот здоровый – верхний. Каждый – два оборота. Как зайдёшь – выключатель справа. Телефон – в комнате, на столе. И там же – зарядка. Да не забудь, уходя, дверь-то как следует запереть – она у меня на сигнализации. Если замки будут открыты дольше трёх минут – понаедут ленты!.. А они нам нужны? Вот именно…

О том, что юный курильщик может обчистить жилье, оставив дверь незапертой, Леонид подумал в последнюю очередь: дома не осталось ничего, за что бы он переживал. Но если бы он не сказал то, что сказал, пацан мог заподозрить в нём хитрого грабителя, пытающегося стащить чужой мобильник…

– Я подожду в подъезде – ну, иди…

– Э-э… Может, помочь вам?.. – в юнце не к месту проснулась вежливость. Он даже приподнял руку.

– Иди уж, сам доковыляю. – Леонид сделал вид, что морщится от боли, – Понял, где? Вон тот подъезд, второй справа, квартира сто семнадцать…

Едва посланец скрылся из глаз, Леонид весьма шустро проследовал в противоположном направлении: три подозрительных машины в глубине двора, без огней, но с некоторым количеством сидевших внутри людей он заметил почти сразу – как только выглянул из-за двухметровых куч мусора, наваленного на месте снесённых по указанию Горхокимията частных гаражей…

Уж он-то знал, кто из соседей где ставит своих «верных коней»!

Да и не было ни у кого здесь таких шикарных джипов и «Тойот»…

Пробежав за наружной стеной короткой девятиэтажки, Леонид осторожно прокрался вдоль торца, и вошёл в тёмный подъезд. На полу, в луже блевотины и мочи, лежал пожилой мужчина в грязной одежде. Нормально для вечера. Если не заберёт жена – так и будет лежать до утра: никому ни до кого дела нет!

Леонид взбежал на шестой этаж – дальше не надо. Тяжело дыша, подобрался к окну подъезда. Стекло здесь имелось, наверное, только при Хрящеве – а сейчас отличный обзор окон «бывшей» квартиры ничто не загораживало. Неприятно только, что в лицо сильно дуло.

Ага – он правильно рассчитал время. Пока малец будет возиться с замками, он как раз успеет… Вот загорелся свет. И сразу – в соседнем окне, в спальне!.. Вот в окне мелькнули чьи-то силуэты – и явно не одного человека. А вот и из машин во дворе несколько человек побежали…

Леонид не стал ждать, начал быстро спускаться. Его кроссовки совершенно не шумели. Да и сам он помалкивал. Только непривычно сжимала сердце чья-то рука…

Ну вот, он и вне закона. Изгой. Враг Страны. Опасный диверсант. Террорист. Каких только ярлыков на него теперь не навесят!.. Доволен он?!..

Довольным он себя не чувствовал. Как не чувствовал и раскаяния. Он знал: такие же, если не более сильные чувства, к Аппарату и Силовым структурам испытывают все. И его коллеги, и простые «низкооплачиваемые» слои населения. Точнее говоря – обычные люди. Граждане. Хотя какие, к чёрту, все они Граждане?

Граждане – это те, кто работает на Государство, и может, в свою очередь, в любой проблеме рассчитывать на его поддержку! Хотя бы в защите своих Прав и Свобод. А какие права у них?

Платить драконовские налоги?..

Позволять себя обыскивать всегда и везде?..

Совать всем госслужащим – от врача до работника Собеса – вечные взятки, за то, что полагалось по «Конституции»«бесплатным», как лицемерно писали на дверях каждого Кабинета?

Жить в вечном страхе, что в любой момент могут прийти ленты с обыском, нагло подбросить наркоту и посадить на десять лет с конфискацией, если не можешь откупиться?

Нет, Леонид знал, что любви – да что любви: её точно никто не испытывает к такому абстрактному понятию, как Правительство, ни в одной из бывших «постсоветских» республик. Как не испытывал никто и элементарного уважения, и того, что раньше было у каждого: гордости, что они – граждане Великой Страны… Причём, обоснованной Гордости.

Теперь же этим отличались разве что те, кто стоит у Кормушки.

Ну да – ведь их, Чиновников и Лентов, она сытно кормит. Предоставляет жилье и все условия… Недаром же лентов, служить в Город, набирают только из областных – они всех городских жителей – модных, «продвинутых», и обеспеченных за счёт обирания провинциалов, инстинктивно люто ненавидят: завидуют.

И при случае и демонстрацию безжалостно разгонят, и из квартиры на улицу выбросят за неуплату Налогов, и… Да мало ли что ещё. Руку, которая кормит, надо лизать!

Суть не в этом. А в том, что он теперь и впрямь вне Закона. А ближайшая государственная граница – в восьмидесяти километрах. И можно не сомневаться, что везде, на всех дорогах из города, в аэропорту, на железнодорожном и автовокзалах, выставлены усиленные наряды, и его не пропустят. Не ленты – их он как-нибудь «уговорил» бы при поимке – а камеры наблюдения. Теперь вся система оснащена чёртовой компьютерной программой, автоматически распознающей лица, и сразу дающей сигнал на Центральный пульт.

Значит, в любом случае, днём ему… Лучше не выходить. И границу переходить надо там, где ждать не будут. То есть подальше от традиционных мест перехода.

Дойдя до нового жилья, Леонид и здесь заметил подозрительную машину.

Что за!.. Или у него паранойя?! Хотя, если подумать…

Маклеры-то все тоже наверняка под колпаком. Если сами не стучат. Так, подстраховаться – вот, мол, пришёл сегодня один подозрительный… Уж больно похож на ту рожу, что сегодня в вечерних новостях передавали! А то, что его «рожу» уже передавали, да ещё с соответствующими комментариями, он нисколько не сомневался.

Ну как же, в брехне они поднаторели: «особо опасен, пять разбойных нападений…», «Представляет угрозу безопасности Граждан»… Словом, «не отпускайте детей одних! И быстрей сообщайте, если…»

Те, кто поопытней и поумней, сразу поймут: ищут очередного «политического».

А уж что он там делал – расклеивал листовки с призывами голосовать против Отца Народа, или воткнул нож в живот лента, пытавшегося отобрать последние крохи у его детей – значения не имеет.

Поймают – пытки, закрытое судебное «разбирательство» (очередной фарс, игра в «демократию и свободу»). Затем – в зависимости от физических кондиций. Или – урановые рудники пожизненно, или… Или скончался от болезни. Обширный инфаркт. (От удара мешком с песком.)

Но это уж для признанных совсем опасными. С кем даже общаться нельзя обычным узникам, чтоб не подцепить заразу инакомыслия и правдолюбия.

Не останавливаясь, Леонид прошёл мимо дома, где наивно рассчитывал отсидеться хотя бы сегодняшней ночью. Свет удачно падал на номерной знак. Точно – «СА». Индекс служебных машин Госбезопасности. Чтобы, значит, пропускали без остановок везде, особенно при «выезде на вызов»… Ну а здесь это его и спасает. Плевать на проваленную квартиру.

Куда идти ночевать, он знает.

Детский садик забросили лет десять назад. Когда плата «за кормёжку» стала совсем непомерной, и родители решили, что лучше пусть дети безобразничают дома.

Когда не стало, кого «доить», администрация разбежалась.

Отопление, свет и воду отключили, стекла повыбили, и остались только стены – совсем, как у сотен заводов, ещё тридцать лет назад исправно работавших и что-то выпускавших… Оказывается, можно жить и без заводов.

А вот интересно: то, что производят Чиновники, можно есть или продать?..

Нельзя же вечно брать кредиты у зарубежных стран на «Развитие инфраструктуры», или ещё какой модной ерунды? Или – можно? А то, что расплачиваться придётся внукам и правнукам, кого-нибудь волнует?!..

Вряд ли. В интернете Леонид видел: Мерзинийские Олигархи признаны самыми богатыми в мире! Понятно теперь, куда ушла львиная часть всех этих Кредитов и «целевых Проектов»!..

Леонид постоял в тени какого-то забора. Никого. Ну, ещё бы – после одиннадцати ходят только те, кто занят в ночную смену. Порядочные граждане смотрят телевизор. Дома. И у кого нет тарелки (дорогое, кстати, удовольствие!), вынуждены пялиться на морейские сериалы, и слушать восторженные местные новости, о том, как хорошо жить в их Стране: новые рабочие места создаются, сельхозпродукция выращивается, народ счастлив, танцует и поёт!.. Ну, и само собой, славословит самое Демократичное и народное…

Легко и бесшумно он преодолел полутораметровое заграждение из прутьев, отделяющее тёмное строение от улицы.

Чё-ё-рт! На что это он?.. А, ерунда, тряпьё. А он уж подумал… Впрочем, будь даже так – дохлые кошки не кусаются!

Подойдя к двухэтажному зданию с заколоченными досками оконными проёмами, он прислушался.

Кажется ему, или?.. Нет, так не годится. Он осторожно, стараясь ни на что хрустящее не наступать, пробрался к задней части садика, обращённой во двор. Принюхался. Точно!..

В одном из окон подсобки горел огонь – блики вяло отражались на рамах. И пахло горелым деревом – внутри жгли костёр.

Леонид подобрался ближе.

Так. Двое бичей^[2] лет по шестьдесят, и две… дамы. Того же типа. Но чуть помоложе.

Одеты все как на подбор – в немыслимые старые и грязные тряпки, когда-то бывшие джинсами, кофтами и юбками… Глина, конечно, с них не сыпалась… Наверное потому, что вся осыпалась. Сидели и полулежали на каких-то не то старых матрацах, не то – кипах тряпья.

Похоже, собрались на распив. Вон – две бутылки из-под вина. По ноль шесть.

Стало быть, сейчас компания как раз хороша… Но ему не вписаться без «вступительного взноса».

А взнос придётся сделать. И «присоединиться».

Ведь если он начнёт, как хотел, отдирать доски и лезть внутрь основного здания, его наверняка засекут. А там уж как повезёт. Могут и пришибить во сне. Остаётся рассчитывать на «солидарность» всех городских «собратьев по несчастью». Значит – точно взнос…

Леонид тем же путём удалился. Уж в этом-то районе он знал, где в любое время дня и ночи можно за наличные купить спиртное. Пусть и чуть дороже, чем в магазине, где «только лицензионный товар», зато точно такой же крепости…

Через двадцать минут он вежливо постучал в косяк выбитого окна.

К этому времени одна из женщин спала, остальные слушали маленького и говорливого мужичка, интенсивно помогавшего рассказу бурной жестикуляцией.

Эти трое вскинули головы, а мужичок сделал попытку встать – на случай, если ленты. Удалось плохо: рухнул почти на спящую, разбудив и её. Последовал громкий и невнятный поток мата. И только приказ заткнуться и настороженные взгляды в сторону окна закрыли фонтан непристойных пожеланий.

Леонид нарисовал в проёме бутылки. Потом и лицо высунул.

– Могу присоединиться к вашему… коллективу? – как покультурней назвать сборище, он так и не придумал. – Вот и вступительный взнос!..

Два по ноль пять водки, конечно, вызвали вначале нечто вроде столбняка…

Который весьма быстро сменился неподдельным энтузиазмом. Глаза забегали, загорелись, все заёрзали, предвкушая… «Народ» закивал, приглашая…

Отреагировал же вслух тот же говорливый «шустряк»:

– А заходи, мил человек!.. Мы всегда рады поговорить, и посидеть в… приятной компании! Особенно с понимающим! Коллегой! Осторожней – вон там, в углу… э-э… напачкано!

Леонид и сам видел полузасохшую кучу. Ну и ладно. Видел же – значит, не наступит.

Он подошёл. Протянул «вступительный взнос» мужичку. Представился так, как значилось в фальшивом пропуске:

– Я – Алексей. Прошу извинить, что без приглашения… Пустите погреться?..

– Отчего бы не пустить хорошего человека!.. – мужичок окончил придирчивый осмотр, и профессиональным движением скрутил пробку. – Я – Ипполит. Это – Маша… И Глаша. А это – Николай. – кивками он представил остальных, и перешёл к делу: – Ну, само собой, за знакомство!

Тара, как по мановению волшебной палочки, появилась в руках всех. Чашку с отбитой ручкой всунули и в руку Леонида. Ипполит разливал. Хм… Делил он справедливо.

– Да, за знакомство!.. Ты, мил человек, не побрезгуй нашим закусончиком, но уж чем богаты… – Леониду отломили и кусок чёрствого хлеба с явственным душком плесени.

Это он унюхал сразу после того, как обжигающая жидкость согрела полупустой желудок, бросив в жар и выступив по́том на лице и подмышками. На остальных водка произвела куда более благоприятное действие.

Глаша стала похихикивать и строить глазки. Николай довольно улыбался, словно давно забытому вкусу из детства. Ипполит хитро щурился – вылитый кот, прикончивший целую миску сметаны. Впечатление усиливали отросшие почему-то в стороны усы. Маша… исподтишка рассматривала «Алексея». На водку не отреагировала никак – словно выпила воду.

– Так, приятно. Всё у нас по правилам. Градус понижать нельзя! – Ипполит подмигнул Леониду, подняв указательный палец, – Ну, между первой и второй перерывчик небольшой!

Вторая пошла чуть лучше. Леонид уже не кашлял. Маша потрясла головой и скривилась. Глаша попыталась что-то достать из-под себя, но ничего не вышло. Помог Николай: достал полупустую баклажку с водой. Глаша запила, баклажку передали по кругу. Леонид тоже отпил – вода явно из водопровода. С привкусом хлорки.

– Ну вот. Теперь, когда мы так мило познакомились, может ты, мил Алексей, расскажешь, как очутился в наших краях? – не понять намёка невозможно. Все двадцать минут, пока бегал за «вступительным», Леонид продумывал «легенду». Сейчас обкатаем. На один-то вечер должно хватить. Впрочем, как знать – может, ему предстоит провести здесь и не один…

Он постарается вызвать если не сочувствие, то хотя бы доверие.

Поэтому расскажет то, что случилось на самом деле. Пусть не с ним, а с его знакомым.

– Я всю жизнь проработал в школе… Учителем чурессийского языка. Работка непыльная. Только нервная. Сильно. Дети сейчас, сами знаете… Ничего, справлялся. Правда, приходилось и ругаться, и родителей постоянно вызывать. И «штрафы» с них брать. А уж про то, что отбирал мобильники и постоянно особо борзых выгонял из класса – это уж, как говорится, добрая традиция у нас, учителей… Единственное, никак не мог приучиться чаи распивать в учительской, как большинство местных… Не очень они меня поэтому… уважали!

Леонид вздохнул, печально посмотрев в угол с дерьмом.

Не вдохновило. Но продолжать надо. Тем более что Ипполит пододвинул в костерок целый кусок полусгоревшей длинной балки – видать, от рамы окна.

Облупившая краска вспыхнула, освещая лица и воняя, но вскоре запах почти прошёл. Леонид деликатно сплюнул в дальний угол, Глаша – тоже. После чего прилегла.

– Ну вот… Попался мне как-то борзый мальчик. Сынок чуть ли не замхокима… Какой-то области. Стал борзеть. Выгнал раз. Выгнал два… Приехал его папочка. Наехал на директора нашей школы… Ну, тот его и послал. Тогда у этого сволоча нашлись и завязки в Горхокимияте. Прислали Комиссию. А те уже были… проинструктированы. Написали несколько Актов да Протоколов… Что такой-то и такой систематически унижает «человеческое достоинство» учащихся, выгоняет с занятий, орёт, требует денег!.. Да ещё занятия ведёт пьяный… Ну, тут мне крыть было нечем – случалось… Да и «коллеги», мать их… – Леонид грязно выругался, – поспособствовали «правдолюбцам» из хокимията… Вот так накрылась моя работа на Государство – дали «волчий билет». То есть, в трудняке написали… Профнепригодность, систематические нарушения, нетерпимость к детям… Всё, что пишут. А сейчас же везде компьютеры хреновы… Нигде на работу не брали. Даже дворником. Нет денег – нет налогов. Задолжал… Ну, переселили в бараки, к остальным должникам… На Бирже труда истёк срок – пособие отобрали. Друзья… Друзья видеть не хотят – говорят, своих проблем хватает. Так, дадут иногда по старой памяти на пузырь, и – всё… А сейчас перешёл на вольные хлеба – охраняю парковку тут, рядом. Сплю в каком-то автобусе… – Леонид сам видел, что работают люди и так, и даже знал, где. Спросили бы – показал.

– А… к нам-то… ты с какого бока, Лёшик?.. – язык у Николая ворочался плохо.

– Тоска меня обуяла… Дай, думаю, посижу, хоть с людьми пообщаюсь. – А то меня уже и за человека не держат – сразу посылают на … – Леонид сокрушённо взмахнул кистями рук.

– Это – да! – сразу влез активный Ипполит. – Они, сволочи вонючие, нашего брата за человека не считают! И держатся подальше – якобы воняем мы в их чувствительные носы!.. Ну, располагайся, Лёня! Ты – как раз там, где надо! Мы и сами собираемся потрепаться о былом-то… Повспоминать, пообщаться!.. Всё легче жить. Ну, давай, Маша! – он ткнул ту в бок локтем.

Маша поняла правильно, только вначале указала кивком на засаленный стакан… Ипполит разлил.

Выпили. Глаша откинула голову на пук каких-то тряпок и мешков, и вскоре засопела. В дальнейшей беседе участия она не принимала, как и в распитии второй бутылки. Видать, совсем сдал организм: у хронических «порог отключки» очень низок, как знал из личной практики Леонид.

– Я… Раньше работала в Науке. Лаборанткой. Мыла чёртовы колбочки, пробирочки… Чего-то там взвешивала. Измеряла. Потом нашу Лабораторию прикрыли. Денег на неё, мол, нет. Перешла к соседям. Ну… уговорила тамошнего Шефа. Я тогда молодая была и красивая, – голова с давно немытой и нечёсаной шевелюрой вскинулась, словно приглашая оспорить крайне сомнительное заявление. Никто, впрочем, возражений не высказал. Как бы успокоившись, Маша продолжила:

– Второй женой я была недолго. До тех пор, пока не прихлопнули весь Институт. Тут уж – всех коленом под зад, да спасайся, как говорится, кто как может!.. Вот и Босс мой решил, что я ему в тягость – после трёх-то лет… За квартиру оплачивать перестал… А потом и вовсе пустил туда квартирантов. А меня – на улицу!.. Родственников здесь, в Мерзинии, у меня нет. А в Чурессии я такая, – она оглядела рванье, в котором была, с явной самоиронией хмыкнув. – Никому. Особенно – сводной сестре… Да вот, блин, и вся история-то… Полная …опа!

Все, кто не спал, сумным видом покивали. Ипполит свернул пробку второй бутылки и совершил священнодействие. На этот раз водка и у Леонида проскочила как вода.

– Ну, давай, Николай. – Ипполит покивал.

– Да чего давать-та, – оскалился тот. – Жись наша е…ая, и вокруг одна х…ня!.. Хотя ладно, раз попался хороший душевный человек, расскажу! – он икнул и занюхал совершенно без надобности куском хлеба. Поискал взглядом баклажку. Убедился, что воды нет. С ругательством отбросил в тёмный угол.

– Слесарь я был, на заводе стал-быть. Авиационном. В натуре, мог любую х…шку выточить, мать её туды!.. Ну а как распался «Великий и Нерушимый», так и понеслась по наклонной… Денег не платили по полгода… А потом вообще нас закрыли. Там, наверху, какие-то твари сказали, что мы, Мерзинийцы, оказывается, вообще права не имеем производить самолёты-то!.. А вот они – «калькодержатели» с…ные, имеют!.. – Николай ругнулся, протянул чашку. – Не могу, как вспомню – до сих пор… Убил бы!

Ипполит разлил, помалкивая, и только посверкивая хитро глазками в огонь.

– Растащило, короче, наше начальство всё, что можно растащить – одни пустые цеха остались! А какие станки были! С ЧПУ – ну, с программным управлением!.. А они их… На металлолом! Чтобы себе – Бухгалтерии и Администрации – на зарплату!.. Хорошо хоть тогда жена мне не позволила в голодовке участвовать. Наши-то, кто поучаствовал… До сих пор про них, ни про одного – ничего не слышно! Из урановых рудников-то в Буркудуке ещё никто не сбегал. И не возвращался… А дальше – почти как у тебя, Лёша… Биржа, пособие. Дворником не взяли – туда впихнули областного. Ну, ещё бы – он и за полставки корячится так, как иной за ставку – только бы в Столице!.. Вот жена и ушла к матери. Потом с дочками вообще уехали. К тётке, в Келленджик. Патары они у меня – жена и её тётка. Жена даже не писала. А я… Я. Квартиру отобрал Хокимият – написали, прям как у тебя – кучу Актов да Протоколов. Так мол, и так, подаёт отвратительный пример нашим детям, сквернословит, пьёт. Налоги не платит. А я – платил!.. Вот ведь в чём подлость: Махаллинский Комитет имеет, оказывается, право, отобрать только за пьянку – это, мол, «не соответствует менталитету Страны!»

Николай опять грязно выругался: досталось и Комитету, и стране.

– К детям не поеду – я тут халтурку одну надыбал… Её и колупаю…

Выпили ещё. Леонид выжидающе взглянул на Ипполита. Тот широко ухмыльнулся:

– Сейчас удивишься, мил Лёша! – Я, вообще-то, Профессор и Доктор технических наук! И это – правда! Правда, но!.. Ситуация почти как с Машей. Только я не такой симпатичный, и меня второй женой никто не взял… – все поржали, Ипполит покивал. – А вот с финансированием Института ядерных исследований стало совсем туго… Ну нету у нас ускорителя. Ну не можем мы платить за радиотелескопы… И спутник проплатить не дали. А кому тогда нужны наши исследования протонов-бозонов?! А тут ещё чёртова Фукусима со своей «экологической» катастрофой… Решило наше Правительство, что фундаментальная физика нам без надобности, и что перейдёт вся страна на солнечную энергию – вот все денежки и утекли туда, в НИИ Солнца… А я с тех пор по каким только ВУЗам не скитался, и какого только бреда не преподавал! И ИНН (это – Идея Национальной Независимости!), и Основы Прав Человека, и Историю… И уж поверьте – никто лучше меня теперь не знает, что из себя представляет наша Официальная История!..

Ипполит помолчал. Потом снова разлил. Потухшие глазки вновь вспыхнули:

– Вот когда я высказал всё, что думаю об этой чёртовой профанации, меня и выперли с последнего места… И точно! Как у тебя, с волчьим билетом. Даже в школы не берут… Теперь я и пенсию оформить не могу!.. А живу тем, что помогаю составлять Протоколы, Акты, Заявления, и прочее такое, всем, кто плохо – ну, неграмотно! – пишет на Госязыке! Им-то владею в совершенстве…

– Кошмар, – вяло ругнулся Леонид. – Поимело нас любимое Отечество во все… отверстия. И не только!

Маша фыркнула. Николай выругался. Ипполит… Подбросил ещё бревно.

Молчание, впрочем, надолго не затянулось. Леонид спросил, где же они ночуют, и можно ли ему присоединиться…

– Да здесь же, мил Лёша, и ночуем, здесь же и отсиживаемся, когда не при делах…

– А что… ленты?..

– А что – ленты!.. Приходит иногда участковый – он-то знает, где у него на участке берлоги!.. Вот и собирает периодически дань… Как патаро-монгольское Иго… Нет-нет, Коля, я против твоих родственниц ничего не имею! – Ипполит поторопился утихомирить вскинувшего голову Николая, – Ленты у нас – умные! Отправишь таких, как мы, в Приёмник – и не будет «левых» доходов! Так что, если хочешь присоединиться, готовь деньги. На пятерых если… Э-э… По две пятьсот получится!

– По-о-онял… – протянул Леонид. – Но я сейчас… немного не в форме. Вот, поговорить хотел… – он кивнул на пустую ёмкость. – К пятнице, наверное, смогу набрать. За дежурство выдадут.

– Да и хорошо… Наш «благодетель»-то раньше воскресенья и не придёт…

– Ага. Понятно… – Леонид сел поудобней. – А что… с Глашей?..

– Ну!.. Глаша у нас, как увидишь, рассказывать не мастерица. И «не в форме»… А суть проста. Она-то – из семьи, где, как говорится, культивировали «это дело» с детства. Или ещё раньше. Вот и росла сама по себе. Даже не знаю, кончила ли школу… Трудовой-то точно нет. Вот и пошла сразу в «индивидуальные предпринимательницы». То окна кому помоет, то с дитём посидит… Ну и накрыли её как-то на краже. Не то часов, не то мобильника… Через три года амнистировали. А с нами она – с месяц…

– Понятно, – протянул Леонид, – Тоже, стало быть, жертва Системы…

– Ну да, ну да, – покивал Ипполит, разливая последнее. – Вот за неё-то, родимую, и предлагаю выпить. Нет, в смысле, не за Систему, а за Глашу!

Все опять невесело поржали, и дважды упрашивать себя не заставили.

– А не холодно тут ночами? – поинтересовался Леонид.

– Да нет, нормально. Правда, как будет осенью или в зиму – не знаем. Мы зимой… В подвале девятиэтажки базируемся. Там с отоплением проблемы. Вот и тепло – не у жильцов, а у нас… Ну, правда, воняет, пар, сырость… Да и гоняют периодически. Ничего, приспособились. А теперь и вы с Глашей, если всё нормально будет, присоединитесь. Вместе мы – сила! – все снова поулыбались, уже над собой, – А здесь зимой не протопишь. Да и окна надо фанерой заколачивать, и дров запасать… Нет, это наша «летняя Резиденция!» Здесь дышать полегче…

Леонид спрашивал о чём-то ещё, но плохо воспринимал ответы – сказывались усталость, непривычность обстановки и опьянение почти натощак. Поэтому где-то через минут двадцать ему предложили не стесняться, и «прикорнуть».

Последнее, что он запомнил – блики костра, играющие на чумазом лице Маши, невидящими глазами глядевшей на пламя, да храп Глаши. Ипполит и Николай, отвернувшись от костра, судя по всему, всерьёз решили спать…

В ухо ему сердито зашептали:

– Леонид!.. Леонид… Или как там тебя! … твою мать… Проснись же!

Открыв глаза, он обнаружил, что рот его прикрыт чужой ладонью.

Чуть повернувшись, он в еле заметных отсветах потухшего костра разглядел над собой лицо Маши.

Он чуть кивнул головой, показывая женщине, что проснулся.

Та снова приблизила губы к его уху:

– Если не хочешь встретиться с лентами… Или СНБ-шниками, самое время выметаться!

Он кивнул ещё раз, начав вставать. Маша кивнула на проем окна. Леонид оглядел собутыльников. Точно.

Спящих только двое. Глаша и Николай… Где же Ипполит? Отошёл по нужде?..

Что-то подсказывало Леониду, что – нет.

Он вылез, помог Маше, подав руку. Затем помог ей перелезть и через ограду.

Вдвоём они побежали в сторону, куда она махнула рукой.

Примерно через километр бега, здорово поплутав по лабиринту махаллинских улочек, они перешли на быстрый шаг. Только тогда Леонид решил спросить:

– Что случилось-то?.. – хотя об ответе догадался.

– Что, что… Ипполит пошёл тебя сдавать. – Маша дышала прерывисто, голос со свистом вырывался из нетренированных лёгких. Но шла она быстро и пружинисто. И тоже, кстати, была в джинсах и кроссовках. Шагала широко.

– Почему ты… назвала меня Леонидом?

– Я видела вечером тебя в ящике. Ну, когда мы с Ипполитом ходили за винчиком-то… Там в кафе большой экран, и его видно сквозь окна. Правда, ты был без бороды. – Кстати, лучше сотри её совсем, а то размазалась!

Леонид поторопился последовать совету, стерев носовым платком усы и бородку, а платок кинув в какой-то люк. После чего продолжил расспросы:

– А почему Ипполит пошёл меня сдавать?

– Ха!.. Ну ты спросил!.. Традиция у него такая! Я думаю, он и у себя в Универе всех сдавал… И врёт он всё про то, что высказался об истории… Я-то знаю: ещё в начале, когда встретилась, поинтересовалась у знакомых. Стукач он штатный был на работе. А выперли его за пьянку. А ещё за то, что насвистел однажды не на того, кого можно трогать. А тот узнал, да брата-прокурора натравил. Вот и выперли нашего Ипполита с кафедры…

Маша говорила складно. Видно, что версия не заготовлена, да и слишком походила на правду. Достаточно вспомнить хитренько бегавшие глазки «профессора».

– А… почему ты решила меня спасти?

– Почему, почему… Уж больно много страстей про тебя рассказывали! Вот я и решила, что ты хороший человек. И можешь как-то помочь и мне… Ну, хотя бы из благодарности…

Издалека, с того места, которое они стремительно оставляли позади, послышались лентовские сирены и появились бегавшие в небе лучики мощных прожекторов. Подлетела и вертушка, тоже что-то высвечивая на земле…

Леонид поёжился. Оглядываясь, они снова ускорили шаг.

– За спасение-то, конечно, спасибо… Но чем же я смогу помочь-то? Я же сейчас вне закона! Беглец от «Правосудия!» Да ещё и без крыши над головой…

– Ничего… Я знаю место, где сможем отсидеться какое-то время. Ты как относишься к воде? Не побоишься прошлёпать пару километров?

– Не побоюсь… А зачем?

– Блин!.. Наивный ты парень, Леонид, хоть и «террорист и убийца старушек»! Нас же будут искать с собачками! Кстати, надеюсь, ты выкинул мобильник?!

– Конечно. Вернее, не выкинул, а использовал… – сам не зная, почему, Леонид вдруг рассказал, как использовал мобильник. К Маше он проникся. Та выглядела слишком собранной, чтобы усомниться в серьёзности её намерений насолить «любимой родине»…

К этому времени они вышли к неглубокому каналу метров десяти шириной, по бетонному дну которого протекал тощенький ручеёк.

Вздохнув, Леонид шагнул туда за спутницей, не остановившейся ни на секунду, и они зашлёпали по воде, доходившей до щиколотки. Вначале перебрались на тот берег. Маша прошла немного вглубь переулка. Вернулась по своим следам назад, и пошла вверх по течению.

Леонид повторил её манёвр, идя чуть сзади.

– А почему не вниз?.. – кое-где намыло тины с водорослями, и ноги вязли. Но идя за Машей, он понял, что она тщательно избегает таких мест: ноги на чистом дне не разъезжались.

– Так надёжнее. Если идти вниз, выйдешь к пустырю, а там и к кольцевой… Там-то и будут искать в первую очередь. А мы спрячемся в жилых кварталах. Только… У тебя есть хоть немного наличных?! Потому что помогать-то нам будут… Если будут, конечно… Не бескорыстно!

– Немного есть! – поспешил уверить Леонид, – Ну а всё же… – он запнулся.

– Ну, говори уже! – Маша оглянулась, удерживая равновесие руками. Идти было тяжело: мелкий, но своевольный поток норовил сбить с ног, да и даже дно с песком, а не с тиной, разъезжалось под ногами, вынуждая оскользаться и нелепо взмахивать руками.

– Почему ты решила помочь мне? Только, если можно, правду.

– Смешной ты человек, Леонид, – помолчав, сказала Маша, – Кто же тебе в Мерзинии правду-то скажет?! – горькой иронии в её голосе не уловить было невозможно, – Разве что я… Ну так вот. Тошно мне здесь, намыкалась… Если ты тот, кто я думаю, то, вероятно, представляешь весьма большую угрозу для нашей Любимой Страны… Не знаю уж, кого ты на самом деле грохнул, если грохнул… – Леонид отрицательно покачал головой, – Или что ты спёр, или узнал… Но, вероятнее всего, захочешь теперь убежать за границу. Ну вот: а я – с тобой! Вряд ли там будет хуже, чем здесь!.. – она замолчала, задыхаясь, и продолжая быстро идти. Леонид и сам задыхался, но не отставал. Затем нарушил неловкую паузу:

– Почему ты решила, что я чего-то спёр или узнал?

– Хм… Ну не похож ты на человека, который кого-то убил, как про тебя раззвонили… И на бомбиста не похож. Разве что на изготовителя. Нет, ты точно что-то раскопал, порочащее Мерзинию в глазах этой… мать её, Мировой Общественности!.. Впрочем, если не хочешь – не говори… Может, если поймают… А, чёрт! Если поймают – всё равно буду пытать, скажешь ты мне хоть что-то, или нет!..

– Твоя правда, – Леонид не мог не согласиться, – Поэтому расскажу. Вдруг выберемся. А если не выберусь я, может хоть ты. Девушка ты, как я погляжу, самостоятельная. И с мозгой! – он помолчал, – Главное, чтобы вот эта флэшка, – он показал воротник курточки, куда зашил флэшку, – Попала к… Чурессийским Силовым структурам! А поскольку здесь-то нас точно никто не услышит, придётся рассказать, потом может не получиться. А там сама решай: останешься ты рядом с таким… Динамитом… Или свалишь к такой-то матери… Я не обижусь, честное слово! – он и вправду согласен был остаться один. Хотя инстинктивно, конечно, иметь рядом хотя бы такую напарницу было огромным облегчением. Он как бы мог разделить с ней и ответственность, и тяготы предстоящего дела…

– Ладно уж, конспиратор хренов! Рассказывай, – в голосе Маши послышался смешок.

Леонид догнал её.

Теперь они шли рядом, даже взявшись за руки, чтобы уверенней держаться на ногах. Темнота вокруг рассеивалась редкими уличными фонарями, светом из одиноких окон, да огромной луной, нагло светящей с безоблачного летнего неба.

– Как тебя звать-то на самом деле… напарница? – он вздохнул, кинув на неё краткий взгляд. Взамен получил ответный:

– Лена. Если поймают, всё равно дознаются. И, кстати, не обольщайся. Я – бомбистка. Просто в бегах.

– Ну, здорово. – Леонид не удивился. Слишком сосредоточенный взгляд у его «боевой подруги» для обычной бомжихи. Не было в нём ни следа разочарования и равнодушия…

– А я – хренов неудавшийся хакер. А вернее, статистик, который сунул чёртов любопытный нос, куда не следовало!.. – сбивчиво, и не всегда убедительно – он сам это чувствовал! – Леонид поведал о своих «изысканиях», и действиях до объявления вне закона.

Заняло это минут десять – к концу рассказа они выбрались на отлогий берег, и двинулись вглубь ничем не примечательного проулка в той же махалле.

Лена, казалось, хорошо знала, куда идёт. И точно: минут через пять они вышли к железнодорожной колее, двумя бесконечными полосами обозначавшей отсвечивающие рельсы. Так же быстро они двинулись налево.

– Здесь сортировочная, – пояснила Лена. – придётся подождать минут десять.

Они присели на бугре, поросшем мягкой травой, за какими-то кустами.

Леонид не выдержал: снял кроссовки. Стянул носки, и как мог тщательно выжал их. Хмыкнув: «здравая мысль!» Лена последовала его примеру. Вытрясли воду и из обуви. Надели снова. Леониду послышался отдалённый лай. Взглянув на спутницу, он убедился, что она тоже слышит. Кивнув, она сказала:

– Сейчас они дойдут до канала. Потом – разделятся. Кто-то пойдёт вверх, кто-то – вниз. Но большая часть, конечно, вниз. Ничего: даже если найдут, где мы вышли, мы к тому времени будем далеко…

И точно. Послышалось басовитое пыхтение тепловоза. А вот и он сам показался из-за поворота кирпичной стены какого-то бывшего завода… С пятью вагонами и десятком цистерн.

– Когда проедет вон та часть – до цистерн, – беги, как будто за тобой черти гонятся! Мы должны влезть на цистерну!

Скорость хода состава не превышала двадцати километров в час, и когда слепящий свет головных фар проехал мимо, они довольно легко догнали его, и забрались по сварной железной лесенке на борт первой же цистерны. Лена благодарно кивнула, отпустив руку, поданную влезшим первым Леонидом:

– Спасибо… Можно подумать, ты всю жизнь мотылялся по поездам…

– Да примерно так и было, – отозвался Леонид, задыхаясь, – Я вырос у бабушки, рядом с товарной станцией. Поэтому и места эти знаю, и на какой вагон как лучше лезть, тоже соображаю.

– Даже боюсь спросить, что вы там с друзьями делали, на товарной-то…

– Чёрт, не думал, что догадаешься… Ну, было. Грехи молодости… Правда, воровали по мелочи: то бензину сольём, то шифера утащим… До вагонов с «товарами народного потребления», правда, так и не добрались – слишком крепкие замки. И дырок в таких обычно нет… Потом ребят накрыли, но это они уж без меня ходили… Хотели металлчерепицы набрать, за неё отлично платили… Спасибо, хоть не сдали! А я им потом передачи таскал, в детскую Колонию…

– Надо же… А знаешь, Леонид, я чую, что мы сможем свалить-таки отсюда у такой-то матери… Ты оказывается, ничего себе. А я-то вначале посчитала за вшивого интеллигента!..

– Да, в общем-то, и правильно посчитала… Я с тех пор подался в лицей Маланова, компьютеры изучать… Всю остальную жизнь им и посвятил. Поэтому и знаю, где, что и как…

Пока они говорили, Лена жестами дала понять, что пора вылезать на крышу цистерны.

Там они вскоре и стояли, балансируя: она – расставив ноги, Леонид – на четвереньках.

– Смотри внимательно! Сейчас будет стена с дыркой. Ну, не с дыркой, а с обвалившейся верхней кромкой… Вот туда-то нам и нужно будет… Нырнуть! Сможешь?

– Ну… Попробую! – энтузиазма Леонид не чувствовал, но Лене доверял. Не поймали же их до сих пор! И если они сейчас сделают то, что собираются, шансы ускользнуть от собачек – отличные! Видать, Лена… да и не только она, а и её «коллеги», часто пользовались этим путём эвакуации в критических ситуациях… Но вот он увидел…

Чё-ё-ё-рт!!! И это называется способ замести следы?!

Стена с «дыркой» приблизилась, видно отлично!.. Но до «дырки» не меньше трёх-четырёх метров! Столько ему не перепрыгнуть!

Почуяв его колебания, Лена сердито буркнула:

– Много не думай! Просто делай как я!.. – после чего присела и кинулась вперёд по верхним мосткам цистерны.

Вот она достигла их переднего края, и Леонид, закусив губу, кинулся за ней – благо, поезд шёл небыстро. Лена резко бросила тело влево, и, пролетев метра четыре, исчезла в тёмном провале, находящемся на высоте не больше трёх метров от земли. Напоминала она голкипера, ловящего сложный мяч…

Леонид, поравнявшись с провалом, вынужден был броситься туда же, не добежав до края мостков – чёрная дыра стремительно «проезжала» мимо!..

Он больно ударился животом, ляжками и коленями, повиснув на выкрошившихся кирпичах! Его крик и ругань совпали с вскриком Лены, но она хоть не ругалась. Дыхание у Леонида отшибло.

Однако, повисев, поматерившись вполголоса и постонав с десяток секунд, он понял, что жив. И сравнительно цел.

Уцепившись за предательски рассыпающуюся в крошево кирпичную стену, он подтянулся и влез в проем, ступив на неровный пол. Внутри было тихо. Странно.

– Лена!.. Лена! – вначале тихо, затем громче он окликнул «бомбистку».

Под ногами, буквально по колено, путались какие-то не то обломки, не то куски. Мягкие. Поролон, что ли?..

– Входи уже… Гостем будешь. – раздался свистящий шёпот и сдавленный стон.

– Чёрт!.. Вот уж не думал, что такое возможно… – Леонид растирал отбитый живот и коленки, – Ты… Как?

– Жива… Только, похоже… руку сломала!

– Да ты что!.. Но как же… Тогда к врачу надо!

– Ага, смешно. – Лена зашипела, словно змея. – Вот меня-то врачи только и ждут. Нет уж. Нам с тобой, мил Леонид, как любит говорить дражайший Ипполит, в поликлиники вход заказан… Забыл, что ли? Там камеры везде – и при входе, и в регистратурах…

– Но что же мы?..

– Расслабься! В принципе, ерунда осталась. Скоро будем «дома». Идём! – Леонид ощутил, как его взяли за руку, и уверенно повели куда-то. Он переступал через странные пружинящие обломки, спотыкаясь.

– А, это – поролон, – объяснила спутница. – Здесь у нас раньше было подготовленное место: стояли картонные ящики с кусками поролона… Всё как у профессиональных каскадёров… Видать, какая-то сволочь нашла их, и сдала на макулатуру… Так что, как говорят пилоты, «приземление было жёстким»… Тебе повезло, что не влетел внутрь!

Они отошли от стены, вдоль которой медленно двигались, и уже увереннее пошли к зияющему ночным небом большому проёму.

– Осторожно, попадаются и кирпичи! – несколько запоздало предупредила Лена, когда Леонид чуть не грохнулся, в очередной раз споткнувшись и ушибив пальцы ноги.

Через пару минут они оказались на улице, выйдя через какие-то ворота со снесёнными напрочь створками.

– Здесь раньше был склад. Брёвна хранили… Ну а сейчас все умные, закупают сразу пилёный лес. Вот склад и забросили. Здесь даже сторожа нет. Идём, нам сюда!

По запущенной засыпанной кучами щебня и заросшей бурьяном территории они пробрались, двигаясь перпендикулярно к железной дороге, на территорию соседнего Предприятия, куда попали, перебравшись через очередной выкрошившийся кирпичный забор. Про это место Лена пояснила коротко: «Лесопилка. Само собой, тоже бывшая».

Судя по всему, оборудование с лесопилки вывезли ещё в восьмидесятых. Охранять здесь точно нечего. Но кирпичи и старые рельсы со сгнившими и предательски проваливающимися под ногами деревянными шпалами попадались и здесь. Ох, видать, и давно всё заброшено…

Потом они миновали ещё какие-то лабазы и пустыри. На это ушло не меньше получаса.

Наконец перед ними снова оказалась махалля. Здесь Леонид бывал редко – это противоположная его району окраина Города. А после продажи Дома и переезда родителей к брату он в старом районе и не бывал.

Его спутница быстро шла вперёд, придерживая руку другой рукой, и пошатываясь. Рука явно давала о себе знать, особенно теперь, когда прошёл шок.

Остановилась Лена внезапно, словно упёрлась в невидимую преграду.

– Слышишь?! – она подалась назад. – Что это?!

Леонид прислушался. Странно… А, вот в чём дело!..

– Ничего! Это где-то делают утренний плов! Это чёртовы карнаи и дойры.

– Тьфу ты!.. Значит, уже рассветает. – Лена сплюнула, – Чёрт, так болит, даже не слышу ничего!.. Ладно, почти пришли. Давай-ка… Э-э… Ну, баксов двадцать, мы же на пару дней!..

Леонид, порывшись в потайном отделении трусов, вынул плотно свёрнутую скатку, отделил просимое и вручил Лене.

Та, ещё раз оглядевшись, определённым образом позвонила кнопкой звонка, утопленного с обратной стороны косяка самых обычных с виду ворот – не знать, так и не догадаешься, что она там. Может, сигналы азбуки Морзе?..

Не прошло и минуты, как калитка бесшумно отворилась. Лена сунула замотанной в халат и платок объёмистой фигуре вожделенную бумажку, пояснив:

– Я с клиентом!

Калитка открылась шире, они проскользнули внутрь. Калитка бесшумно закрылась. А вот то, что её закрыли не меньше, чем на три засова, от ушей Леонида не укрылось… Ничего, ему и самому так кажется надёжней!

Они выждали, пока открывшая им молчаливая женщина кончила возиться с запорами, и повела их за собой, из тёмного пространства под балханой (жилая надстройка над воротами и двором. Обычно там живут летом) через двор.

Здесь, в торце флигеля, занимавшего всю его ширину, имелось несколько дверей, ведущих, судя по всему, в небольшие комнаты.

Одну из них женщина и отпёрла, объяснив по-мерзиянски Лене:

– Вы за эту неделю первые. Видать, опять «финансовый кризис». Народу не до развлечений… Так что без соседей.

Лена по-мерзиянски же и поблагодарила, забрав ключи.

Леонид чуял на себе изучающий взгляд. Ничего, он переживёт… Лишь бы не узнали и не сдали!

Об этом он поторопился спросить у Лены, очутившись внутри комнаты.

– А… Не бери в голову! – отозвалась та, зажигая выключатель у входа. – У Гуландом телевизора нет. Она женщина старой закалки! Говорит, что от Госновостей её тошнит… Поэтому она и радио-то держит на канале, который передаёт только музыку восьмидесятых. А там про тебя уж точно не…

Леонид огляделся. Они стояли как бы в приямке. В метре от двери начинался ровный, и во всю ширину комнаты, невысокий – по колено – деревянный помост. В дальнем его углу лежали сложенные одна на другую шесть курпачей (тонкий ватный матрац), подушки, и постельное белье.

И больше в комнате, если не считать пары пластиковых баклажек с водой и нескольких пиал, ничего не было.

– Ладно. Давай-ка посмотрим твою руку, – выдавил Леонид, глядя на плюхнувшуюся на помост с перекошенным лицом Лену, – Если перелом, я знаю, что делать.

Лена кивнула. Леонид опустился на колени перед ней и аккуратно закатал рукав кофты.

Да-а… Рука действительно была сломана. Примерно на середине предплечья прямо на глазах росла шишкообразная опухоль, и красовался огромный разноцветный синяк. Там, где рукав не защищал руку, шла живописная кровавая ссадина – словно по руке прошлись граблями.

Леонид закатал и свои рукава. Его подташнивало от волнения и страха, но что делать, он действительно знал.

И чем быстрее они сделают, тем больше шансов, что срастётся…

Он забрался на помост, и принёс простыню. Всунул её между зубов Лены, приказав:

– Прикуси! Будет очень больно, но деваться некуда! Мне надо вправить смещение, если оно есть! А оно, похоже, есть… И немаленькое.

Леонид осторожно, а затем и сильно надавливая тонкими пальцами, ощупал обе лучевые кости. Так, малая лучевая точно сломана – шевелится. Лена замычала, на глазах выступили слёзы, на лбу – пот. Она побледнела, почти позеленела.

– Терпи! Сейчас будет хуже всего! – упёршись коленом в плечо горе-вратарши, он правой рукой оттянул кисть, а левой, перебирая сильными пальцами, вставил, как мог, на место отошедший от прямой линии кусок малой лучевой.

Лена заорала, замычала, но простыни не выпустила. Удивительно, как она не потеряла сознания: Леонид по себе знал, что боль адская.

Осторожно ослабив нажим, он убедился, что кость не смещается никуда. Повезло им!..

Если бы излом шёл по косой, Лене понадобилось бы лечь на растяжку…

То есть – в больницу.

– Порядок! – Леонид постарался голосом передать свою бодрость и уверенность в благополучном исходе своих действий. – Перелом простой, видать, просто кость хрупкая – переломилась, как спичка. Но излом прямой, и теперь надо просто его зафиксировать… Потерпишь? Я тут во дворе видел подходящие ящики… – он положил многострадальную руку на помост, и показал Лене, как её придерживать другой рукой, до его прихода.

Та кивнула. Простыня во рту придавала ей странный вид…

Крупные капли пота, смешиваясь со слезами, текли у неё по всему лицу, и даже капали с кончика носа. Что-то кольнуло Леонида прямо в сердце.

Что это?! Жалость? Сострадание?

Давненько он ни к кому их не испытывал…

Здесь, в Мерзинии, культивировали самостоятельность и силу! Как в мультфильме о Маугли… Выживает сильнейший.

И – «каждый – сам за себя!..»

Засопев от неловкости за неуместные проявления, Леонид вышел.

Под навесом, где хранился всякий хлам, он в рассветной полумгле быстро разломал с помощью рук и подошв подходящий ящик из-под фруктов, и отобрал пару тоненьких дощечек. Жаль, конечно, что неоструганные…

Ничего, сгодятся на первое время.

Первую дощечку он все равно был вынужден подогнать: она оказалась длинновата. Зато разорвать на полосы простыню, извлечённую из зубов Лены, оказалось просто: от частой стирки та совсем потеряла прочность.

– Так что, здесь у твоей подруги дом свиданий? – пытаясь отвлечь Лену от неприятной и снова болезненной процедуры, Леонид глянул ей в глаза. Это было просто: он опять стоял перед ней на коленях, и по мере возможности быстро и плотно прибинтовывал распухшую руку к дощечкам, сложенным в подобие лоточка. Главное, лишить кость возможности смещаться!

– Ну… да. – выдавила та, пытаясь перестать плакать. Ей плохо удавалось, и слёзы текли по грязным щекам, оставляя две явственно видимые светлые дорожки.

– А мы, значит… Предаёмся преступному разгулу похоти? – он попытался пошутить, зная, что получилось неудачно, и что Лене сейчас не до его плоского юмора. Но всё равно – пусть говорит. Ей сейчас лучше не молчать.

– Да… Вот уж не думала, что мужчина сможет опять довести меня до слёз! И стонов, – в голосе Лены была и ирония, и облегчение.

Леонид успел убедиться, что кость, пока он ходил, не сдвинулась, и прибинтовал от души. Лена фыркнула:

– Я прям горю от жгучей… страсти. Блин. Вот уж некстати! – она кивнула на руку, – Как теперь будем выбираться?

– А ничего… План у нас не изменился. Если ты… м-м… уверена в своей старушке, можем пару дней, пока не успокоится, переждать здесь – видишь, никого нет! Мы – первые!.. Да если кто и придёт, они же не будут к нам лезть…

– Вот уж точно. – Лена криво, но усмехнулась. – А мы к ним тем более!

И, после очередной неловкой паузы, добавила:

– Спасибо. Ты ловко обращаешься с переломами… Учился?

– Ну… Можно и так сказать. В «период бурной молодости» ходил с отрядом альпинистов, хотел подработать… А у них как раз случилось… Хм. Падение. Вот тогда, когда мы втроём вправляли всё, что можно, пятерым здоровенным балбесам, а потом и тащили их на себе до Базового Лагеря, я и постиг, так сказать, кое-что из…

– А… как получилось, что эти пятеро?..

– Да очень просто. Они тренировал и групповое восхождение. И работали связавшись. Верхний чего-то недоглядел… – Леонид, подогнав длину жгута, и повесив руку Лены на петле к шее, привстал и сел рядом с ней на помост. – Верхний чего-то напортачил, говорю, и сорвался. А костыль, который он вбил, да и все прочие, были, оказывается, жайтайские… И все попадали, словно гроздья винограда… Хорошо хоть внизу была осыпь! Иначе в лепёшку бы! Ну а так только переломы, гематомы, уязвлённое самолюбие… А это для альпинистов – хуже нету! В общем, они потом, как поправились, пытались в суд подать. На фирму, которая оборудование закупала. Ага, два раза!.. Босс, как узнал, что случилось, сразу с семьёй чухнул в Чурессию, а оттуда – в БША… А здесь остались стрелочники. Ну, всё как всегда.

– Да, знакомая история… – Лена вздохнула, – Это Мерзиния, мать её…

Потом подняла взгляд на Леонида. Снаружи стало светло, да и лампочка у них горела. Леонид внезапно осознал, что Лена вовсе не так стара и озлоблена на жизнь, как ему показалось в детском садике, словно бы годы и километры назад… И она улыбалась:

– Спасибо. Теперь мне куда лучше, – она рукавом свободной руки попыталась стереть с лица пот, – И чёрт меня дёрнул нырять в проклятую дыру!.. Прости… Хотела порисоваться! На тренировке я видела, как наши это проделывают. Но… Я же не могла знать, что коробки украли!

Леонид фыркнул, осторожно пытаясь помочь ей, вытирая чумазое лицо остатками неиспользованных полос:

– Да нет… Было здорово! Ты классно летела! Я сразу подумал о футболе! Ох, и вратарь бы из тебя получился!.. – и уже серьёзней, – Ничего, заживёт. Тебе сколько лет?

– Ф-ф-у-у!.. Что за вопрос к даме?! – вот она уже и (может, бессознательно?)кокетничает…

– Балда ты, а не дама. Спрашиваю, как доктор: сколько лет, столько и дней должен лежать гипс! – Леонид старался выглядеть серьёзным.

– А-а… Ну, тогда пусть месяц с небольшим лежит… А гипс – этот? – она с сомнением повела рукой на перевязи, глянув вниз, на неуклюжую конструкцию.

– Нет, конечно… Этот на пару дней, не больше. Надо зафиксировать, чтобы кости не сдвигались и не тёрлись, и опухоль не увеличивалась. Потом можно наложить нормальный. Но его-то уж лучше в больнице.

– Если в больнице, так только не в любимой Мерзинии! Здесь меня – ну, то есть, нас! – наверняка слишком хорошо знают! – В голосе снова слышались нотки злости.

– Ну… Посмотрим, – выдавил Леонид. – А сейчас нужно подстраховаться. Разрывы тканей обширные. А заражение нам совсем ни к чему. Поэтому, – он перечислил, что нужно из лекарств, и спросил, – Твоя… Гуландом ничего не подумает, если я дам ей денег, и отправлю в аптеку?

– Н-нет. Но… будет лучше, если с ней буду общаться я. Меня она знает давно… – вдруг она хихикнула, как бы смущённо. – Нет, не подумай ничего такого! Я здесь была… Только с моими! Э-э… Соратниками!

Леонид… Рассмеялся. Весело и свободно. Потом посерьёзнел. Плохо.

Ему совсем ни к чему, чтоб эта… женщина в него влюблялась.

А к этому, похоже, идёт: вон, уже стесняется, что он может заподозрить её в… романах на стороне. И неразборчивых связях.

Нет, это пока лишнее. Здоровье и… бегство – важнее.

– Надеюсь, старушка простит нас за простыню? – попытался он сменить тему.

– Само собой! Ну, в смысле, включит в счёт!

– Понял. Ладно, чем раньше ты выпьешь антибиотики, тем мне будет спокойней.

Он накинул Лене на плечи свою ветровку, чтобы не так было заметно лубок, и снабдил соответствующим количеством валюты – как местной, для аптеки, так и иностранной, для компенсации «материального ущерба».

Вскоре Леонид слушал разговор, проходивший на кухне, вернее, не сам разговор, так как слов было не разобрать, а гул голосов, доносящийся с кухни. Он почему-то был спокоен «за свои тылы»: по тону Лены чувствовалось, что она доверяет женщине «старой закалки».

Лена вернулась, неся в здоровой руке новую простыню. «Порядок!» – она кивнула, и Леонид отошёл от двери, хмыкнув.

Они скинули обувь и носки – да, у Лены они тоже не просохли.

Развесили все на краю помоста. Затем Леонид расстелил по три курпачи, и они прилегли, вздыхая и переговариваясь. Леонида интересовало, далеко ли до аптеки, и не вызовет ли заказ подозрения…

Через десять минут зашумели запоры, и хозяйка отчалила, заперев их на три ключа.

Лена объяснила, почему за хозяйку не волнуется: её сын служил в армии в Чурессии, и не так, как сейчас служат: дал деньги, и не выходи из дома хоть целый месяц, а по-настоящему, два года. Вернулся – попал под исторический «Разгул демократии».

Работы не стало – пошёл в челноки. Ездил и в Жайтай, и в Фурцию… А потом его на границе таможенники и убили… Ну, как убили – видать, затребовали слишком большую мзду, он и стал «выступать». Слово за слово – сцепились. А у тех, само собой, ленты под боком – сдали в КПЗ. А там строптивого решили «обработать». А тот стал отмахиваться. Даром, что Десбат…

Ну и доотмахивался – со злости забили до смерти. Так что когда Гуландом выдали труп, его было не узнать: вместо лица – сплошной синяк. А на теле – ни одного целого ребра!

Само собой: ни суды, ни Дисциплинарные Комиссии никого не признали виновным. Так как причину смерти судебные медики записали «воспаление лёгких».

Про такие случаи Леонид слышал. А сейчас и столкнулся, получается, лично.

Он согласился, что особой любви к Власти Гуландом испытывать не может… Но готова ли она рискнуть ради них двоих и личной свободой?..

– Я всё же думаю, до этого не дойдёт. – Лена покачала головой, – Говорю же, она телевизор принципиально не смотрит, а по радио – только музыку. Она про нас если и узнает, только когда с соседями будет трепаться, ну, на «гяпе»…

Это «мероприятие» Леонид знал не понаслышке, ещё когда жил в доме с родителями. Пожилые женщины махалли традиционно собирались пару раз в месяц на «девишник» – так называемый «гяп», на котором перемывали кости снохам, соседям, родственникам, и отдыхали от «домашних обязанностей»… Собственно, он и сам был примерно на таком же мероприятии всего несколько дней назад: корпоратив – это современный «гяп». Призванный, по идее, сплачивать. А на деле – поливать грязью тех, кому завидуешь, сплетничать, доносить, сколачивать группировки «за» и «против», словом, вносить в скучную и однообразную жизнь родного предприятия чуточку «перчика» и очень нужной суеты, и неуверенности друг в друге…

Но Леонид за годы привык. Приспособился. Хоть лицемерие и не стало его второй натурой, как у большинства мерзинийцев. Он даже мог послушать сплетни. Но сам никогда не передавал дальше. Брезговал.

– Ладно. Раз так, думаю, нам действительно можно пожить здесь пару дней… Где тут туалет? – Леонид решил справить «дела», да и готовиться ко сну.

Лена, приоткрыв дверь, показала будку с «удобствами».

Надо же. Леонид и забыл, что у простых махаллинцев «удобства» представляют дырку в досках над ямой… И никакого «мягонького папира»^[3]! А – газеты на гвозде… Или как здесь, остатки старой книги. Ага, это учебник физики за шестой класс… Ладно, хорошо хоть сейчас не зима!

Обнаружив в центре двора кран с водой, Леонид помыл руки. А когда же он мыл их в последний раз? Дайте вспомнить… Вроде, ещё дома, как только пришёл. Перед тем, как… Невольно он проверил: на месте ли флэшка… На месте.

Неужели вся эта суета – ради этого крохотного кусочка пластмассы и кремния?!.. И на ней – жизни тысяч людей, или его смерть?

Он не обольщался: если поймают – точно живым не выпустят.

Допрашивать будут, чтобы выяснить, кому ещё успел…

А он – никому. Только, получается, брату кое-что, и Лене на словах. И если он погибнет, не добравшись до брата, тот вряд ли запустит раскрутку этого дела.

Хотя, с другой стороны, как будто он сам представляет, как взяться за эту самую «раскрутку»… Для официальных властей Чурессии его страна НЕ СУЩЕСТВУЕТ.

Однако недавние Явро Санкции кое-чему поспособствовали. В налаживании рассыпающихся, как карточный домик, бывших связей…

Послухам, когда Президент Мерзинии ездил на встречу с их Президентом, был подписан секретный Меморандум – в СМИ Чурессии слова «Мерзиния» и «мерзинийцы» не употребляются вообще, а Мерзиния за это предоставляет рекламным фирмам Чурессии неограниченный доступ к своему «информационному пространству» и… Газу и Нефти.

Плюс, само собой, поставки традиционных фруктов-овощей.

Леонид осмотрел двор подробней. В свете утреннего солнца всё отлично видно. Вон их флигель с тремя дверьми комнатушек для… Хм! А это хозяйский одноэтажный и давно не штукатуренный дом в Мерзинийском стиле: из саманного кирпича и толщиной в одну комнату. Глина проглядывала из больших дыр, с которых обвалилась тонкая цементная корочка с побелкой.

Шифер на крыше от времени потрескался и покрылся зелёным мхом.

Пристройка кухни. Маленькая какая – как Гуландом там помещается?!

Он подошёл поближе.

Так, плита на две конфорки, с духовкой. Труба. Газовая. Интересно, работает?

Он знал, что большую часть газа из регионов продавали в тот же Жайтай, и поэтому в областях готовили еду и топили дровами и кизяком^[4]… В городе же ещё был небольшой напор.

Покачав головой, он вернулся в их комнату.

Лена сидела на помосте, свесив ноги, и раскачивалась. Лицо было бледным, осунувшимся.

– Опять болит? – Леонид знал, что болеть будет долго, – Потерпи, в списке, есть и обезболивающее.

Лена кивнула. Вяло, отрешённо. Похоже, готова: организм вымотан до предела.

Послышался звук проворачиваемых ключей. Блеснула сквозь открытую дверь улица.

Дверь закрылась, загремели задвигаемые засовы.

Гуландом прошаркала к их двери и постучала. Лена с кряхтением, словно это она семидесятилетняя старуха, подошла к двери. Забрала объёмный полиэтиленовый пакет, поблагодарив по-мерзинийски.

Гуландом ушла, что-то буркнув так тихо, что Леонид не разобрал слов.

Когда Лена закрыла дверь, Леонид подошёл, мягко отобрал пакет и попросту вывалил содержимое на доски помоста. Ага, есть. Он вскрыл две пачки таблеток.

В одной из упаковок таблеток было всего две. Ногтем вспоров фольгу, он достал первую.

– Вот. Это мощнейший антибиотик. Съешь-ка… – он налил воды из баклажки в пиалу, аккуратно придерживая, пока Лена с трудом запрокинула голову и проглотила.

– Отлично. А теперь – эту, – он «впихнул» в неё и обезболивающее.

– Ну а теперь давай займёмся ссадинами, они мне не очень понравились…

Леонид осторожно разбинтовал руку в импровизированном лотке, и покачал головой: синяк занимал полпредплечья… Опухоль, правда, оставалась на старом месте.

Вырвав тампон из упаковки ваты, он обильно намочил его из флакона со спиртом, и протёр все царапины и синяк:

– Терпи. Сейчас протру с той стороны.

Лена кивнула, отвернувшись. Да уж, зрелище не для слабонервных. Впрочем, она такой явно не была.

Леонид намочил ещё тампон, обработал всё повторно. После чего капитально и плотно примотал руку к дощечкам, позаботившись обеспечить кровообращение.

– Н-ну, хорошо… Теперь, по крайней мере, за столбняк вы, девушка, можете не беспокоиться. Да и антибиотики не дадут воспалиться… Не туго?

Лена покачала головой. Он хмыкнул:

– А теперь посети-ка тоже, на всякий случай, «домик неизвестного архитектора», и спи. От этих таблеток жуткая слабость, головокружение, и сонливость. Да и заживает лучше, когда не двигаешься.

– А… кто сторожить будет? – хоть Леонид не видел смысла в «сторожении», вызвался приглядеть за двором. Впрочем, он не обольщался: если их «сдали», спецназ и группа Захвата теперь-то придут по крышам, и из соседних дворов… Они не повторяют ошибок.

Лена проспала часа четыре. Хоть вначале и упиралась, но не слишком сильно. Леонид укрыл её одной из «своих» курпачей, а сам пристроился на двух других, для приличия иногда поглядывая в единственное небольшое окошко в передней стене флигеля.

Подумать ему было о чём. Но почему-то не думалось.

Он бессознательно рассматривал лицо «бомбистки», удивляясь, до чего оно изменилось во время сна…

Черты из заострённых, чётких и резких, непонятным образом стали мягче, плавней. Рот приоткрылся, показывая остренькие зубки. Но они вовсе не казались оружием – скорее, украшением небольшого рта. «Наверное, у неё приятная улыбка», – почему-то подумалось Леониду. Да и волосы – если помыть, да покрасить…

Эк, куда его повело!..

Леонид заставил себя отвернуться, и даже встал. Постоял в приямке, изучая пустой двор. У Гуландом на кухне явно что-то готовилось: вдруг зашипело брошенное в раскалённое масло нечто. Возможно, мясо. Или лук.

Леонид вспомнил, что не ел нормально часов пятнадцать, и в животе засосало… Да, покушать бы надо. Только как? Попросить у хозяйки?.. Неудобно. С другой стороны – им сейчас есть надо! Чтобы появились силы взамен растраченных организмом «неприкосновенных запасов», и можно было нормально двигаться и соображать. А Лене ещё надо кости сращивать. Хорошо бы достать ей мумие… Но это уже когда окажутся зарубежом.

Леонид, вздохнув, снова сел. Нет, с едой придётся подождать до того, как Лена проснётся. Он потерпит. А ей сейчас сон важней!

Лена проснулась внезапно. Леонид услышал, как она дёрнулась и вскрикнула.

– Что?! Больно?!

– Нет-нет… – она махнула здоровой кистью, – Просто кошмар приснился… Ну, как тут?..

– Всё тихо. Есть будешь? Я уже сходил к Гуландом, она сказала, обед готов. – Леонид действительно заходил на кухню. Но особо с бабушкой не разговаривал, только договорился о стоимости обеда и ужина. Деньги, само собой, отдал.

Гуландом ему понравилась. Что-то в ней было такое… Глубоко порядочное. Надёжное…

Такая скажет – сделает… Словом, Человек Старой Закалки!

– Вообще-то есть не хочется. – Лена скривилась, как от зубной боли.

– Я знаю. Это таблетка действует. Но поесть надо… Ослабнешь.

– Ага… – в голосе не чувствовалось энтузиазма, – Ну, давай поедим. А что там?

– Вроде, шурпа. – Леонид вышел.

Когда он вернулся, неся в обеих руках обжигающие касы, Лена сидела на краю помоста, свесив ноги вниз. Проверяла носки. Те ещё не высохли, и Лена буркнула «Блин».

– Сходи-ка… э-э… оправься, а то эта штука ещё и мочегонная… Да и руки заодно помой. Я – за лепёшкой.

Шурпа оказалась вкусной. Картошки было много, а бульон сильно насыщен специями. Домашняя еда. Ох, когда Леонид последний раз едал такую… Он и не помнил: сам себе он готовил на скорую руку. И обычно чего попроще. Типа супа. Или борща.

Лена не смогла доесть – отставила половину:

– Нет. Не могу. Может, ты?.. – она, смущаясь, пододвинула касу, – Если, конечно…

– Не брезгую!.. – усмехнулся Леонид. – Вот уж чего мне сейчас страшнее всего: подцепить парочку твоих бацилл!..

Лена покачав головой, усмехнулась. Потом рассмеялась:

– Да уж… Бациллы любимой страны – самые наши грозные враги!..

Леонид зыркнул на неё хитрым взглядом:

– А что? Читала «Война Миров»? – Лена кивнула, – Ну так там все враги сдохли от наших бацилл! Эх… – он тоже махнул рукой. – Если б так можно было убивать только лентов… Представляешь оружие будущего: бацилла, поражающая только людей в погонах!..

Лена фыркнула. Потом полезла на своё «ложе», и легла с видимым облегчением:

– Знаешь, а голова-то… Здорово кружится.

– Поспи ещё. Я… тоже скоро лягу.

Леонид, не торопясь, доел, сложил остатки лепёшки в полиэтиленовый пакет, который предусмотрительно дала хозяйка. Пока он ел, Лена, отвернувшаяся к стене, засопела.

Он долго сидел, глядя то на неё, то во двор, то на потеки и трещины в побелке потолка.

Чёрт. Вот у него и появилось снова существо, к которому он невольно привязался. Фыркающее, сердитое. Возможно, когда-то убивавшее людей… Почему же он так волнуется за него?.. Давно уже не испытывал такого – чувства ответственности за кого-то.

Он не обольщался: мерзинийский дух, менталитет, постепенно проникают в плоть и кровь… Исподволь, незаметно, делают каждого законченным эгоистом. Самовлюблённым до дрожи, и беспокоящимся только за себя.

Даже родные и близкие здесь лишь способ самовыразиться, пустить пыль в глаза соседям, коллегам и родне: смотрите, мол, на какой машине я вожу детей и жену. В какие тряпки одеваю. Какими деликатесами кормлю!.. Какие подарки делаю родителям и родственникам! А какие у нас завязки и возможности!

Когда все, кто составляет твой круг общения, говорят: «кисло!», поневоле скривишься… Чтобы не выделяться. А рано или поздно любая игра, любое притворство накладывает неизгладимый отпечаток на характер. Что ни говори, «среда обитания» формирует привычки и мировоззрение. Может, и не сразу, но неотвратимо!

Что, если, пожив здесь ещё с десяток лет, он так и превратился бы в Мерзинийца?

И не по паспорту, а по сути?!..

Может, это его бунтующее и всё осознающее подсознание сказало ему жёстко и однозначно: «Всё! Пора сваливать отсюда к чёртовой матери! Пусть даже рискуя жизнью! Иначе…»

Иначе – что?..

Духовное рабство – самое страшное рабство.

Во всяком случае, для человека мыслящего. А здесь…

Не то, чтобы Леонид считал, что большая часть мерзинийцев не мыслила вообще…

Но с молоком матери они, похоже, всосали лишь тягу к достижению высокого «общественного» положения, и к… Да, к материальным благам. Достатку. Престижу. Собственно, всё это наверняка свойственно и большинству людей и других стран.

Но не настолько, чтобы полностью исключить остальные интересы в жизни!

Леонид точно знал: почти никто из его знакомых не читал. Не посещал Театры и Музеи. Не ходил на концерты классической музыки. Зато все Служащие-перебиральщики бумаг старались ткнуть в глаза коллегам и соседям: вот, мы были на концерте Пети Милана. Билеты по сто зелёных, но мы-то!.. Можем себе позволить быть «в струе» модной современной эстрады!..

Леонид отнёс касы на кухню:

– Спасибо, Гуландом-опа, было очень вкусно! Вы – отличная хозяйка!

Гуландом, явно решающая кроссворд (вот это да! Леонид знал, что никто из его коллег не осилил бы и половины из простеньких, специально на местный интеллектуальный уровень рассчитанных, на весь разворот, простынь!), с хитринкой посмотрела на него:

– Да на здоровье! Как там… Маша?

Леонид понял, что умная женщина специально называет псевдоним его напарницы, и подыграл:

– Маша спит. Ещё раз спасибо за лекарства!

– А какие ещё лекарства?

– А… А это у нас присказка такая, Гуландом-опа. Лекарства нужны только для души!

– Точно. А ещё лучше для души – покой и сон. Ну, идите уж, «лечитесь»…

«Маша» спала, даже подхрапывая – расслабилась. Ротик снова приоткрылся.

Леонид заставил себя отвернуться.

Осторожно, стараясь не шуметь, подтащил к противоположной стене одну из оставшихся курпачей. Лёг, не раздеваясь. Простыню, принесённую Леной, не разворачивал. Так и лежал, глядя в потолок, а когда поворачивался на бок – в окно. Как заснул – не заметил.

Проснулся в темноте. Сел. Послушал, как сопит Лена. Нет, так не пойдёт.

Встал, включил свет. Осторожно подобрался с баклажкой и пиалой к стонущей во сне:

– Лена! Лена… Проснись, пора выпить таблетки… – она замычала, вскинувшись.

Села.

Спросонья Лена выглядела восхитительно: вылитая Горгона-медуза!

Волосы всклокочены, глаза дикие, и – на пол-лица!.. А тело готово к действию: не то бежать, не то драться!..

Леонида спасло только то, что он предусмотрительно держался в метре, а то бы точно треснули здоровой рукой! Но вот она его узнала:

– Ох!.. Извини, привычка. В последнее время мне нечасто… предлагают кофе в постель, – она кивнула на пиалу и таблетки.

– А ничего. Я привык к жестокому обращению. Все мои женщины меня тоже били!

– Ничего удивительного. Если ты с утра пичкал их такими мерзкими лекарствами…

– Да нет, их-то как раз я пичкал кофе!

– Представляю… что это был за кофе! Раз ты без женщины.

– Так. Поговорили. Ну-ка, вредная пациентка, извольте сожрать вашу дозу колёс, и запить. Это вам личный врач говорит.

Лена, кряхтя, села поудобней, и взяла с его ладони таблетку и капсулу. Посмотрела на них без особой любви. Но сунула в рот и взяла пиалу с водой. Запила. Глотнула. Глотнула снова. Скривилась:

– Чёрт! Капсула вроде застряла… – Леонид долил воды, она глотнула ещё, – А… порядок.

– Ну что, как рука?

– Ничего. Пока не отвалилась, – Лена поёжилась.

– Кушать хочешь?

– Нет! Нет. Не хочу. У меня с обеда во рту сплошная шурпа…

– Ладно. Настаивать не буду. Можно и не есть, пока организм сам не потребует…

– Да, может, к утру… А пока… Подвинься-ка… – Лена влезла в полусухие кроссовки и пошла во двор. Леонид хлопнул по шее: в приоткрытую дверь пролетели комары. Он встал и прикрыл. Есть ему тоже не хотелось.

Лена вернулась. С лица текла вода. Умывалась, что ли? Точно. Руки вытирала о кофту.

Леонид передал ей неиспользованную простыню:

– Лучше о простыню. И лицо тоже.

– С-с…спасибо.

– Пожалуйста.

Обоим стало почему-то неуютно и неловко.

– Ну… Ты спи дальше, а я покараулю, – Леонид присел снова на край помоста.

– Не вижу смысла, – отозвалась Лена. – Если будут брать, ты всё равно не заметишь, как они заполнят соседние дворы… Так что ложись и спи тоже.

Ага. Здравый смысл вернулся в голову напарницы. Уже хорошо.

Леонид убедился, что Лена улеглась и подоткнула себе одеяло. Потом погасил свет. Сам лёг на спину, и уставился в потолок. Глаза почему-то не закрывались.

– Леонид… – через какое-то время спросила Лена, – Ты спишь?

– Ага. Сплю… Хотя, нет. Я думаю.

– И о чем же ты думаешь?

– В основном о том, как бы нам через границу перебраться…

– А-а… Да, мне это тоже покоя не даёт. Ну, и что ты надумал?

– Хм. У меня тут в одном месте припрятано кое-какое барахлишко… Вот, думаю, завтра вечерком забрать его. А ночью двинуться. Если ты, конечно, сможешь…

– Да смочь-то я смогу… Но куда же мы двинемся?

– Думаю, до Мибрая. А там я знаю пару мест, где кроме контрабандистов никого нет…

– Каких ещё контрабандистов?

– Смешно. Это вообще-то ты должна мне про это рассказывать. Как днём, в рассветных лучах утреннего солнца, группа наркокурьеров грузит упаковки наркоты на беспилотник, джойстиком ведёт его к условленному месту на территории Вазастана, а потом там самолётик освобождают от товара, заряжают зеленью, и оператор ведёт его обратно…

– Нет, смотри-ка… Я о таком прогрессе в наркотрафике и не слыхала!

– Ну, чего ты хочешь: научно-технический прогресс… Добрался и сюда!.. Вот от этих-то борзых и беспринципных ребят нам и надо оказаться подальше! А то ведь они сразу, чуть что не нравится, начинают стрелять!..

– Ха!.. Можно подумать, по нам не начнут сразу стрелять и пограничники!

– Нет. Они вначале потребуют с нас денег. А застрелят только когда все заберут.

Лена замолчала. Но потом снова фыркнула:

– Ну, ты и фрукт! Умеешь же в трудную минуту приободрить девушку!

– Ну что уж с этим поделаешь!.. Сама видишь: из вас – прекрасной половины человечества! – никто со мной, наверное, поэтому и не задерживается… А я в глубине души чуткий и ранимый!.. А грубость, это от страха… Я на самом деле жутко боюсь. Ведь придётся всё это делать: и сумку забрать, и через границу лезть. А как там что сложится – неизвестно. Вдруг они начали патрулировать?

– Да, это возможно. Причём, конечно, именно ту часть, что к городу ближе всего!..

– Знаешь что!.. Ты тоже при случае сильно… вселяешь оптимизм!

– Ну, видишь, как хорошо… Мы – достойные напарники.

Оба невесело похмыкали. Затем Лена резюмировала:

– Ладно. Давай попробуем поспать… Неизвестно, когда удастся снова…

– Согласен. Э-э… Спокойной ночи!

– Спокойной ночи.

Утром Леонид опять отправился к хозяйке. В её взгляде практически не было недоверия. И калитку она, уходя, заперла на один замок.

Вскоре Леонид будил Лену, повертев перед её носом ароматно пахнущей горячей лепёшкой. А ещё к ней был кусок колбасы и чайник свежего чая – спасибо Гуландом.

После завтрака, убрав в сторону лишнее, Леонид внимательно осмотрел руку.

Нет, кисть не посинела – значит, приток крови идёт нормально. Опухоль вроде не увеличилась, и Лена не морщилась, когда он мягко прощупал открытый участок.

Тем не менее Леонид решил, что ей лучше лежать.

Вот они и лежали, разговаривая, и обсуждая, в каком месте лучше перебираться в Вазастан. Затем переключились и на общие интересы. И – друг на друга.

Леонид не наезжал, рассказывая больше о себе. Хоть эта тема и не всегда была ему приятна. В молодости, помимо откровенно криминальных проделок, он вечно ругался с матерью, норовя сачкануть от забот по дому и быту. Уборка и хождение за покупками, или по делам, почти всегда были на старшем брате…

Рассказал и о нем: Александром Леонид гордился. Хоть старшой и ругал, и лупил его – и в детстве, и теперь. Ну, то есть ругал!.. А лупить… Стыдно, да и смысла нет: вырос уже. Как говорится в одной оперетте: из поросёночка – да в большую…

Разговор вскоре сошёл на нет, и Лена снова засопела. Леонид сел думать.

Поняв, что в двадцатый раз пережёвывает одно и то же, прилёг сам.

После обеда поговорили ещё. Лена больше не пыталась проявить крутизну и рассказала про раннее детство и школу.

Надо же!.. Никогда бы не поверил, что она была отличницей…

Он дал ей ещё таблетку, и предложил поспать. Это было легко: в таблетке содержалось сильное успокоительное. Эта – последняя. Ночью им предстоит сложная работа и, возможно, беготня… А вот антибиотики придётся пить ещё пару дней.

В полшестого Леонид, узнав у хозяйки дорогу и тщательно изучив расположение дома снаружи, двинулся к остановке автобуса. Он не хотел, чтобы его видели ловящим такси: такой человек сразу запомнился бы. Только доехав до оживлённых улиц, он вылез и поймал такси.

Расчёт оказался верным: народу на улицах полно. Ещё бы: час пик. Ленты не обращали на него особенного внимания. Доехав до известного ему магазинчика секонд хенда, Леонид смело зашёл – он знал, что камер здесь нет. А магазин посещают только те, чей кошелёк не позволяет «пускать пыль в глаза»…

Купив всё, что считал нужным, пешком прошёл три квартала. Поймал ещё такси.

Конечно, в парке, куда его доставил частник, всегда можно легко найти укромное местечко… Немногочисленные парочки влюблённых так и делали. Леониду пришлось постараться, чтобы не нарушить ничей «интим». Скамейка, где он, наконец, забазировался, оказалась без спинки – ничего, переживёт.

После десяти, когда надёжно стемнело, он перелез через высокую, но вполне удобную – даже с подобием ступенек! – ограду, и оказался на задворках своего района.

Добрался, не торопясь, до дома в квартале от своего бывшего. Второй подъезд, девятый этаж.

Он выбрался через пустой проем лестничной надстройки на крышу.

Залезть на крышу надстройки лифта оказалось непросто, но он залез.

Вот и его сумка. Хорошо, что чёрная и плоская: никто не увидел и не догадался… А то бы она так не лежала.

Прямо на крыше Леонид переложил покупки из пакета в сумку. Закинул её за спину, наподобие рюкзака. Кряхтя, слез с крыши надстройки. Спустился по лестнице подъезда.

Конечно, велик соблазн посмотреть, как там его квартира… Но лучше не рисковать.

Такси поймал быстро. Доехал до супермаркета на окраине. Сделал вид, что заходит в горящий яркими огнями вход, а сам спустился по ступенькам за угол.

В магазине почти никого не было, да и подошло время закрытия. А главное, там видеокамеры… Так что продукты придётся взять только те, что они заказали Гуландом.

Пешком пришлось идти больше часа. Память не подвела: переулок и дом он нашёл без труда. Открыв на условленный звонок, хозяйка покачала головой: в кепке Леонид не смотрелся.

Примерно час ушёл на переодевание и сборы.

Лена с трудом согласилась на разрезание рукава цветастой кофточки: по-другому рука в лубке из него не вылезала. Леонид разрезал.

Лена… покраснела. Леонид увидел это и отвернулся.

Но потом, когда все равно пришлось помочь одеться, вынужден был наплевать на условности и приличия. Хм… А грудь у неё ничего, отметил нахал в его мозгу.

Очень тянущаяся и сильно поношенная кофта, купленная Леонидом, позволила впихнуть залубоченную руку в рукав легко. И чёрный цвет куда больше успокаивал взор обоих конспираторов. Джинсы Лена переодевать отказалась. Зато с неподдельным энтузиазмом позволила Леониду натянуть на свои небольшие ступни новые толстые носки.

Кроссовки тоже пришлось зашнуровывать ему. Он и не возражал. Помог напарнице влезть и в лёгкую, опять же чёрную, ветровку. Сложил вещи в сумку.

Сам переоделся быстро. На прощание оба посидели на помосте.

– Ну, с богом! – Леонид старался говорить бодро.

– С богом! – Лена закусила губу. Затем взглянула в глаза Леониду. И сказала, – Я не слишком-то помогла тебе… Скорее наоборот. Ладно, как бы ни получилось – спасибо за всё!

– Лена, кончай. Не вноси панику в наши и без того трусящие ряды… Мы выберемся.

– Ага, – она преувеличенно бодро кивнула, – Ладно, двинули!..

Через полчаса, пройдя подальше от логова, где они смогли «зализать раны» и отсидеться, Леонид поймал очередное такси. Это оказался частник – хотя частный извоз всячески преследовался и карался, многие вели его на свой страх и риск. Деньги-то нужны!..

Мужичок-мерзиниец, если и удивился месту назначения, виду не подал: поехал только по задворкам, и обводным узким дорогам, чтобы постараться избежать встреч с лентами. В принципе, излишняя предосторожность: после десяти вечера все «операторы машинного доения» мирно отсыпались, чтобы завтра с новыми силами приступить к «службе по обеспечению Государственной Безопасности». Ну, а заодно – и своих детей. Или наоборот…

Ехать было далеко – чтоб подстраховаться, Леонид выбрал район подальше и почти без жилья. Даже нелегалы предпочитали близость населённых пунктов: пешком не больно находишься через чёртовы степи, особенно, если как большинство, с багажом…

Только к двум ночи они добрались, куда хотели.

Леонид убедился, что огоньки габаритных огней скрылись за поворотом и деревьями, и быстро повёл Лену к окраинам крошечного кишлака со словно вымершими домами, под прямым углом к основной дороге. Направление он знал.

– А местные нас не… заложат?

– Не бойся. Здесь почти никого не осталось: кто мог, давно перебрались в города. Больше половины домов пустые. А старики, что остались, видят десятый сон.

– А-а… Понятно.

– Сможешь немного побегать? – он с сомнением посмотрел на руку на перевязи. Перевязь они вынуждены были наложить прямо на рукав, так что она маячила в темноте, соединяя шею с рукой дурацкой белой лентой. Но менять на чёрную поздно.

– Смогу, наверное… А что?

– Не понравился мне этот мужичок. Самому лет шестьдесят, а рассказывал только о себе, своих внуках, да второй жене… Значит состоятельный. А таксует скорее для вида. Обратила внимание: нас почти ни о чём не расспрашивал! Умный. Или хитрый. Что куда опасней…

– Да, я тоже подумала – может, стукач? На вольных, как говорится, хлебах.

– Всё может быть. В любом случае нам надо пройти не меньше семи-восьми километров. Так что времени у них, если он уже позвонил, предостаточно!

– Заткнись тогда – и бежим!..

Поля с остатками стеблей от скошенной пшеницы и кенафа позволяли почти не спотыкаться в темноте: снова светила луна. Поля кукурузы они обходили.

Бежали минут десять. Затем перешли на быстрый шаг. Лена придерживала руку на весу другой рукой, и морщилась, но они так и двигались: то шли, то бежали, ещё с полчаса.

Поля и арыки^[5] кончились, как отрезанные – теперь они шли по непаханым холмам, поросшим чахлой высохшей травой. Небольшие холмы скрывали очертания горизонта, но Леонид знал, какого направления держаться, недаром же дома тщательно изучил карту с интернета…

Затем Леонид круто свернул в сторону: по полевой дороге ехала машина. Явно старая: шум от движка стоял несусветный. Они спрятались за склоном ближайшего холма.

Агрегат с тусклой фарой протарахтел мимо – это оказалась раздолбанная «копейка». За рулём сидел весьма объёмистый водитель – видать, не голодал…

Когда машина скрылась в клубах пыли за очередной лесополосой тутовых деревьев, они снова побежали. Леонида почему-то преследовали самые дурные предчувствия.

Сунув руку во внутренний карман, он кое-что проверил и подготовил: всё в порядке…

Теперь они шли вдоль этой самой пыльной дороги – она вела как раз, куда надо.

Ещё через полчаса пришлось сбросить темп: устали. Да и Лена снова задыхалась. Никакой тренировки. А ещё рука. Леонид тоже запыхался, но не так:

– Думаю, порядок. Мы в Вазастане…

– А почему не видно самой границы? Ну, там, хотя бы колючей проволоки, вышек, патрулей с собаками… Вспаханной полосы.

– Перестань. Уж ты-то должна знать: реально охраняемая граница у нас только с Унганистаном. И то почти условная. Вот там и применяют беспилотники с наркотой. А здесь как в анекдоте: «заходи, кто хошь, бери, что хошь!..» Да и всё равно: чтобы ехать дальше, придётся так и так топать в Кермис-аул, а оттуда в Биркент. Вот там обычно всех и «доят!» А так на сто километров вокруг только степь.

– Кто тут говорит о доении?! – вдруг из окопа слева от дороги вылез здоровенный амбал. – По доению мы – первые спецы! Правда, ребята?

Ребята, вылезшие, один – справа, другой – спереди, дружно заржали. Тот, что вылез спереди, из колеи пыльной и разъезженной дороги, скатал и отбросил в сторону что-то вроде маскхалата, что-то достав с пояса.

В руках у первого оказался пистолет, у второго – бейсбольная бита, у третьего блеснул здоровенный нож.

Леонид с напарницей остановились, и троица стала намеренно неторопливо приближаться. Все нападающие улыбались. Зубы первого ярко блестели в свете луны – ну, явно не свои!

– Не бойтесь! Мы – вполне мирные частные таможенники… И мы против, когда нашу страну… Посещают с незапланированными визитами! – главарь и сам получал удовольствие от тупого юмора и казённых формулировок, двое же других бандитов просто собирались отобрать всё, что могло бы оказаться у явно не первой жертвы. Амбал с битой похлопывал ею по левой руке, как бы примериваясь. Его зубы тоже поблёскивали…

Вот теперь Леонид понял, кому звонил их шофёр, и почему «жигу ленок» уезжал – довёз, стало быть, «группу захвата».

– Ладно, ладно, ребята… – примирительно начал Леонид. – Мы и сами готовы… э-э… Сделать добровольный взнос в фонд помощи… ну, кому-то там… Только – давайте без членовредительства, у нас и так проблем хватает!

– Да, мы знаем… И если твоя девка сопротивляться сильно не будет, можно и без вредительства… Члена! – все трое заржали.

Леонид глупо хихикнул, и сунул руку во внутренний карман:

– Ребята, вам как, зеленью? Сколько? – и шмыгнул носом.

Лена резко бросилась влево.

Все мгновенно напряглись, главарь открыл рот:

– Серый! За… – пуля вошла ему точно в висок – он удобно повернул голову.

Вторым выстрелом Леонид поразил парня с ножом, уже в грудь.

Третья пуля досталась спине побежавшего прочь умного шустряка с битой.

Подойдя на два шага, Леонид добил главаря, выстрелив в туловище. А затем ещё по пуле досталось телам шевелящихся на свою беду напарников бандита.

Поле боя осталось за Леонидом. Чувствовал он себя глупо. И странно.

Нечасто ему приходилось стрелять в живых людей. Да и в мёртвых. Сегодня – первый раз.

Лена вернулась. Её трясло. Заговорить она смогла только со второй попытки:

– Ч-чёрт… Здорово стреляешь!

– Повезло. А вот добить – пришлось. Зато теперь придурков вроде нас хоть эти потрошить не будут! – Леонид сменил обойму и спрятал ТТ с глушителем на место во внутреннем кармане.

– Н-да уж… Повезло нам, что у тебя пушка. Спасибо ещё раз. А то лишили бы девственности, как пить дать! – она невесело хохотнула.

– Пожалуй. Ребята серьёзные. Ну-ка, посмотрим… – Леонид вырвал пистолет из сжимающей рукоять руки, скорее похожей на лапу, – Надо же… Макаров.

– А чего ты удивляешься?.. Мои архаровцы по группе тоже все с такими. Отличное некапризное оружие. Когда стало возможно, военные склады потрошили в первую очередь!

Леонид обшарил карманы главаря. Забрал всё, что нашёл:

– Знаешь, я заберу и у остальных. И плевать на приличия: нам нужнее.

Лена хмыкнула:

– Ты что?! Думаешь, я моралистка какая? Забирай, конечно!

Через пять минут Леонид, пропотевший до кончиков пальцев ног, быстро шагал в сторону Кермис-аула, основательно пополнив запас наличности местной валютой и кучей приятных мелочей, типа трёх мобильников и двух часов.

Трупы они просто оттащили за ближайший холм.

Помощь от Лены была скорее моральная. Поэтому и пропотел: чёртовы «частные таможенники» весили будь здоров… Плащ-палаткой Леонид накрыл главаря. После смерти тот вовсе не стал красивей: злобное лицо так и застыло в волчьем оскале.

Двинулись снова по петлявшей меж холмов дороге – куда с неё деваться! Да и аул должен быть где-то там.

Леонида колотило – и даже похлеще, чем Лену.

Непросто вот так, сходу, убить троих мужиков.

И пусть они явно были «плохие», и грабили не первую жертву, он чувствовал противную тяжесть в низу живота, и руки тряслись, словно у алкаша наутро.

Лена, поняв его состояние, молчала, старалась не отстать.

– Знаешь, давай-ка поедем не через чёртов Биркент. И в аул не будем заходить. И попробуем поголосовать прямо на шоссе.

– В смысле, пойдём сразу к шоссе, которое идёт… вглубь? – она оглянулась назад.

– Вот-вот. Как элегантно сказал бы давешний частный таможенник, «незаконно проникнем вглубь территории суверенного Вазастана с явно преступными намерениями…»

– А язык-то у тебя подвешен… Небось, политикой занимался? Метил в начальники?

– Да нет. Просто окончил «начальный курс юного демагога…»

Они сошли с дороги и теперь забирали ближе к западу, стараясь обойти замаячивший впереди посёлок с огородами и неизменными тополями: именно из них местное население и делало балки для потолков своих глинобитных мазанок.

На обход ушёл час. Обходили за километр. И всё равно слышали, как все собаки аула провожают их проходочку до выхода снова на дорогу…

На их счастье вскоре навстречу попался трактор. Колёсный. С помощью весомых доводов в виде вазахстанских шеньге удалось уговорить тракториста развернуться на сто восемьдесят и провезти их километров двадцать – почти до Биркента.

Здесь они слезли, прямо в голой степи. Лена, сидевшая в кабине, отплёвывалась: пыли хватало. Леонид, примостившийся за кабиной, на рычагах для подвески плугов и прочего сельхозинвентаря, разминал затёкшие ноги минуты три. Но улыбался. Им повезло: на такой дороге можно «голосовать» хоть три часа…

Трактор быстро развернулся и, выбрасывая клубы вонючего дыма от плохой солярки, умчался – надо же и работать!..

– Чёрт… Жаль, не догадались фляжку с водой захватить: горло пересохло.

– Да, жаль. Это ты пыли наглоталась. Терпи уж, скоро должны добраться.

– Ладно, потерплю… Леонид?.. – Лена говорила серьёзно.

– Да?

– Извини, что спрашиваю… Ты много людей убил до этого?

– Знаешь, что Лена… Ты – бессовестная морда. Что, не видела, как у меня руки тряслись?!

– Не-е-ет. Ничего у тебя не тряслось. Думаешь, я потом не посмотрела? Ты попал с пяти метров, прямо в висок. Чтоб так стрелять, да ещё в живого человека, нужно, наверное, годы тренироваться… Ты служил в Спецназе? Или Десбате?

Чувствуя себя вполне очухавшимся, Леонид почесал в затылке:

– Да-а-а… Вычислила ты меня! Твоя правда: на самом деле я замаскировавшийся секретный Агент!.. Смешно… – он сплюнул в сторону куста саксаула. Вздохнул – Нет, вообще нигде я не служил. Я – офицер запаса. А из пушки стрелял до этого только три раза: два на стрельбище, и один – уж сам… Когда только купил чёртов ТТ.

– Ну… Для четвёртого раза получилось неплохо. А не страшно было, в людей стрелять?

Леонид бросил на неё короткий взгляд. Запыхалась, но держится молодцом.

– Страшно, конечно. Но ещё страшней – не стрелять. Поэтому, как только ты отвлекла их, я и постарался. А вот потом добивать… скорее, противно. Мерзко. Но – надо.

– А как ты узнал, что что-то такое и случится? Почему заранее предупредил насчёт покашливания? Ты уже встречался с такими… «таможенниками»?

– Никогда. Да я – до последних четырёх дней – вообще был жутко законопослушный гражданин. Это ты меня заставила: вон, за нами хвост из трупов, и нарушенных законов и границ!.. – он потыкал за спину оттопыренным большим пальцем.

– Ну, знаешь!.. А впрочем… – она беззаботно рассмеялась, – Я так понимаю, ты пытаешься поднять настроение и мне и себе. Спасибо. Я… взбодрилась. Но… вспоминать жутко.

– Жутко. Жутко представить, что они бы с нами сделали. Не знаю, обратила ли ты внимание, но у окопа, откуда главарь-то вылез, лежала и лопата. Вот они углубили бы, и… А там я заметил ещё… свежий холмик. Правда, это уже потом, когда я их…

Лена промолчала, но от него не укрылось, как напряглись её плечи.

Вскоре им пришлось обойти какую-то кошару с пустым загоном. Похоже, там никого не было, но они всё же обошли так, чтобы оставаться за холмами.

– Странно. Я-то думала, что народ так и ломится отсюда… А такая удобная дорога – пустая. Или я не права, и у нас отлично живётся?..

– Точно!.. – он вздохнул. – Тут, я думаю, дело в психологии. И ещё в законах. Те, кто хотят слинять отсюда навсегда, стараются сделать это законно – ну, чтобы переправить туда, где планируют жить, все свои сбережения, и то, что получили, продав – ну, там, дом, или квартиру… Да и не могут они идти не через таможню и пропускные пункты – иначе не будет штампа о вьезде-выезде… А без этого они нелегалы, и подлежат депортации. Поэтому все или едут на паровозе, или уж летят. И ещё… Уж те, кто решился свалить нелегально, обычно везут с собой семью. И пожитки, которые жаль бросать. Поэтому так и так на какой-то машине. Значит, по дорогам. Сама видела: мы шли по полям. Поэтому никого и не встретили. Говорю же: повезло. Ну, или правильно рассчитали.

– А мы… получается, тоже… Без штампа.

– Точно. И любой Вазастанский лент, или уже Чурессийский, может нас отловить, распотрошить, и домой отослать.

– Проклятье! Я об этом… Ну, то есть, думала, конечно. Нет уж, давай сделаем так, чтобы нас не… Иначе – пипец!

– Да уж знаю. Вот, стараюсь двигаться по дырам да захолустью…

Ближе к Биркенту отдельно стоящие не то фермы, не то усадьбы, стали попадаться чаще. Рассвело. Наконец они добрались и до шоссе. Леонид решил, что пора и переодеться.

Шоссе вовсе не поражало монументальностью и шириной. Скорее та же просёлочная дорога, только чуть ровнее, и покрытая асфальтом. То есть, зимой можно проехать. Причём на машине, а не на тракторе.

Леонид ещё раз осмотрел Лену и себя, и решил, что выглядят они вполне… мирно. И обыденно. Особенно в выгоревших бермудах и панамах, в каких обычно ходят зарубежные туристы, купившиеся на проспекты с экзотикой того же «Великого шёлкового пути»…

Водители первых трёх машин отказались везти их в Кыгырсай. Четвёртый шофёр заломил слишком много, даже в местных шеньге. Чтобы не привлекать внимания тем, что не торговались, послали его подальше. Пятый предложил реальную цену. Поехали.

В Кыгырсае Леонид зашёл в местный, как его торжественно именовала вывеска, «Гипермаркет». Учитывая хроническую манию величия местного населения, в отношении хибарки пять на восемь метров это вполне допустимо.

Они купили три баклажки воды и кое-что из еды. Заплатили местной валютой. Её осталось ещё много: Леонид прикинул, что до границы с Чурессией должно хватить. Вот уж не было бы счастья… Совесть его не мучила вообще.

Они посидели в местной забегаловке, тоже гордо именуемой фастфуд.

Бутылку воды прикончили сразу. Леонид сердился, что Лена пьёт слишком быстро. И точно: вскоре её чёрная кофта вся покрылась кругами пота. Сам он пил понемногу, и мелкими глотками.

Ели они то, что гордо именовалось гамбургером, но представляло простую булку, разрезанную пополам, и со следами лука, колбасы, и чего-то зелёного внутри. Зелёное оказалось при ближайшем рассмотрении петрушкой. Ну, правильно: откуда в такой дыре кудрявый салат!..

Ближе к обеду нашли местного жителя, согласившегося довезти их до Бергенаула.

Старый «Москвич» с жуткими рессорами и сдохшими амортизаторами ужасно ревел и скрипел кузовом, но, управляемый уверенной рукой, довёз их куда надо за три часа.

Дорога шла через бескрайние степи и пологие холмы. Правда, благодаря асфальту, пыльный хвост за машиной тянулся всего на полкилометра… Леонид предпочитал смотреть вперёд, на встречные машины.

Доехав до первого супермаркета, они вылезли. Леонид расплатился. Вскоре они обнаружили подходящие задворки, и умылись, полив друг другу из баклажки, и даже причесались: у Леонида имелась расчёска. Правда, Лену её причёска не устраивала, но пришлось обойтись без зеркала: Леонид сам привёл волосы напарницы в более-менее приличный вид. Если так можно сказать про тусклый и полусвалявшийся комок…

На автостанции их лица ни у кого интереса не вызвали, и Леонид спокойно договорился с водителем полупустого автобуса (тоже, кстати, частника) с соответствующей табличкой на лобовом стекле.

По его расчётам выходило, что Олтынголь – не самое плохое место. Двинулись, как село солнце.

Они снова пялились в окно на тоскливый пыльный пейзаж, слушая не менее тоскливую местную музыку из динамиков трансляции. Затем кто-то из впереди сидящих что-то сказал водителю, и тот переключил на волну с западной эстрадой. Старенький «Икарус», красный сверху, и серо-белый снизу, тарахтел, словно газонокосилка, и коптил, словно керогаз, но ехал плавно и быстро.

Леонид старался проложить маршрут подальше от тех мест, где шоссе приближалось к железной дороге. «Железка» – самый удобный и поэтому самый загруженный вид транспорта. Если что, там их и будут искать в первую очередь. Особенно если посчитают, что они будут пытаться смешаться с пёстрой толпой челноков и сезонных рабочих – мардикеров, наводнивших Вазастан, так как в Чурессию уже не пускали. Впрочем, этого добра хватало и в автобусе.

Автобус ехал всю ночь. Три раза останавливался – чтобы пассажиры «размялись».

В промежутках между остановками Леонид мирно спал, впрочем, часто вскидываясь, и проверяя Лену и сумку. Лена каждый раз криво улыбалась, а остальное время смотрела в окно – на черные холмистые степи и ленту дороги, залитую светом мощных фар. Другие машины навстречу попадались куда чаще, чем в приграничье. Водитель при этом каждый раз переключал свет на ближний, и Лена не могла заставить себя не следить за этим.

На рассвете прибыли.

Олтынголь мог похвастаться двухэтажным ангаром, естественно – Гипермаркетом.

Леонида тянуло переночевать в местном «Отеле» – трёхэтажном кирпичном домишке. Но он решил не рисковать, и дальше они опять поехали на частнике – благо на автостанции стояла куча машин «предпринимателей», всех марок и времён. Договорились на сумму, которая позволяла отделаться от остатков шеньге. Туда им и дорога…

«Дурунтай» – стрелка, криво изогнувшись, указывала влево. Другая, показывающая прямо, сообщала: таможенный пост пятнадцать километров. Огромный дорожный указатель можно убрать, наверное, только динамитом – настолько он монументален. Водитель, вазах лет сорока пяти, усмехнувшись в усы и покачав головой, повернул налево.

Через пару километров показались отдельно стоящие, а затем и обступившие шоссе с обеих сторон одноэтажные дома с шиферной крышей. Несмотря на раннее утро, во дворах хлопотали женщины. Мужчины встанут попозже, к завтраку. Менталитет!..

Расплатились и расстались у местной Администрации: над ней сохранились выгоревшие до бесцветности, а когда-то красные большие бетонные буквы: «Дурунтайский райком Партии». Ниже, на матерчатом полотнище, натянутом на каркас из реек, значилось: «Мэрия».

Ещё ниже плакат на двух языках призывал активно участвовать в ежегодном субботнике по уборке родного Дурунтая.

Леонид зашёл в аптеку. Приветливая узкоглазая и широколицая девушка сразу спросила:

– Здравствуйте! Вам лекарства?

Леонид, чтоб не выглядеть идиотом, подтвердил:

– Да. Валидол, пожалуйста, – в кармане нашлась мятая шеньге.

Когда валидол скрылся в кармане, он спросил:

– Скажите… Я ещё мальчиком бывал тут, но сейчас… А как теперь называется улица Ленина?

– А-а, это вы про Абая!.. Да, она сейчас Абая: вон, сразу после мэрии!

– Спасибо большое. Будьте здоровы.

– И вы не болейте! – девушка покивала. Леонид вышел.

Лена, ждавшая за углом, не придумала ничего лучше, чем приревновать:

– Ну как? Удалось подклеиться к молодухе?

– Спрашиваешь! Я же в этой куртке неотразим! Да и запах валит с ног за три метра!

Лена скривила носик:

– Ладно тебе. Хватит намёков: я сама знаю, что адреналин вызывает жуткий пот! Стыдно рядом с людьми стоять…

– Плевать. Помывка и побривка, – Леонид провёл рукой по колючему серому подбородку, – сейчас на последнем месте в списке наших приоритетов! Идём-ка.

За мэрией оказалась самая широкая улица городишки. Леонид считал дома, выискивая редкие номера: большинство жителей явно считало нумерацию условностью, и не утруждало себя их вешанием на дом.

Однако минут через десять они оказались на окраине, а до искомого номера почему-то было ещё далеко.

Лена стала оглядываться. Наконец спросила:

– У тебя здесь знакомые?

– Ну… Не так, чтобы знакомые… А скорее, деловые партнёры!

– А-а… Тогда всё в порядке. Перейти-то помогут?

– Надеюсь… Бабло-то всем нужно!

Диалог, по-видимому, исчерпал силы Лены, и остальную часть пути она помалкивала.

Дом сто пятнадцать стоял практически за чертой города. Вот и славно.

Леонид постучал в калитку, высотой еле ему по пояс.

Сразу залаяла собака, а затем и подбежала к забору, который калитка делила почти пополам. Теперь стало понятно, почему забор являлся чистой условностью.

Леонид и Лена невольно отступили: ох и здоровы вазахские овчарки! А отрубленные уши придают им ещё более серьёзный вид! Правда, через забор или калитку пёс не перепрыгнул, лаял оттуда, оставляя дом за спиной.

Дверь открылась. Из неё появился невысокий коренастый вазах. Он густым басом прикрикнул на собаку, и та сразу замолчала, продолжая, впрочем, показывать частокол из огромных зубов в злобном оскале. Вазах подошёл вразвалочку к калитке.

– Здравствуйте, – покивал ему Леонид. – Мы ищем Джасура Куркмасовича…

– Здравствуйте, – отозвался мужчина. – Вот вы его и нашли!

– Очень приятно. Я – Алексей. А это… Таня.

– Ещё приятней. – Джасур вежливо кивнул «Тане», – Заходите.

Только когда они оказались в доме, «Таня» перестала опасливо коситься на собаку, сопровождающую их, но молча, до самого дома. Джасур тоже, пока дверь не закрылась, помалкивал.

Только в прихожей он тепло обнял Леонида, а затем и Лену, хитро улыбнувшись:

– Гость в дом – счастье в дом!

– Джасур-ака, а вы… Саша написал Джамшуду?

– Да-да, всё написал, Джамшуд звонил. Всё готово. Но как насчёт угощения? Или совсем горит?

– Нет-нет, не горит. – Леонид расслабился, – С удовольствием!

Джасур угощал их бешбармаком из молодого барашка, и выдержанным кумысом.

Лене после приличной дозы последнего пришлось сходить в местный «домик неизвестного архитектора»: с непривычки кумыс жутко… очищал почки!

Леонид с Джасуром чинно сидели, сложив ноги, и руками (как положено!) методично уничтожали ароматнейшее кушанье, пока на лягане не осталось только масло.

Потом Лена спала на курпачах^[6] в соседней комнате, а мужчины торжественно и чинно беседовали. «Бомбистка» успокоилась – поняла, что у её спутника был План…

Разбудили Лену только когда стемнело.

Снаружи у гаража стоял видавший виды «Запорожец», на прицепе которого громоздился огромный тюк брезента.

Джасур открыл ворота, выехал, прикрыл их за собой.

– А… вы не запрете их?.. – Лена была поражена.

– Нет, конечно. У нас никто ничего не запирает… Не принято. Да и Алапор остаётся. Он тут лучший сторож на ближайшие пять километров. Неподкупный, в смысле…

Ехали недолго, километров десять-двенадцать, по пыльной и неровной грунтовой дороге.

Затем «Запорожец» поставили на площадку у обочины, и Леонид с Джасуром с трудом сгрузили свёрток.

Лена поразилась. В свёртке оказались какие-то трубки, и огромный круг – вернее, кольцо из тонкого железа, внутри которого находились лопасти, словно от винта самолёта.

Из прицепа «Запорожца» мужчины вытащили мотор.

После чего Леонид занялся вставлением одних трубок в другие, разложив их в свете фар.

А Джасур вынул огромное полотнище из брезента, и стал раскладывать рядом с машиной. Потом присоединился к Леониду.

Лена помалкивала, но на всякий случай отошла в степь подальше, и избавилась от остатков кумыса…

Примерно через пару часов дельтаплан с мотором сзади гордо возвышался над полотном дороги. Джасур с удовлетворением констатировал:

– Молодцы немцы! Вот уж делают – так делают!.. – и уже куда озабоченней спросил, – Ты управлять-то сможешь?

– Да, смогу. Я летал на таком. Правда, это было без мотора, но думаю, смогу и так.

– Хм… – сомнения одолевали вазаха, но он продолжил, – Ладно. Смотри тогда сюда. Это рычаг дросселя. Так – добавить газа, так – убрать. Это заслонка. Чтобы сесть, будешь… – очень быстро Лена потеряла суть разговора, но Леонид, судя по всему, понимал всё, и кивал.

– Главное, не заблудитесь! – напутствовал их Джасур. – Вот карта.

Он сунул Леониду в руки кусок гибкого прозрачного пластика, внутри которого чернел непонятными закорючками и цветными разводами кусок картона. Леонид посветил врученным ему фонариком. Джасур объяснил:

– Смотри… э-э… Алексей. Мы – здесь. Вот компас, – он показал компас на штурвале, или что там торчало из середины машины. – Полетишь на северо-запад. Держись прямо вдоль дороги, тогда не заблудишься. Она тут такая одна… Ну, когда долетишь до Полосы, просто перелетишь. А там дорога снова появится… Да вам пролететь-то надо всего километров тридцать. Это где-то двадцать минут лету. А Джамшуду я уже позвонил. Сейчас ещё перезвоню, – он достал мобильник.

Леонид подозвал «Таню»:

– Ну-ка, залезай в кресло. Так… Я сяду спереди. Подвинься. Ещё. – Лена заёрзала, устраиваясь: чёрт, неудобно! Ничего. Двадцать-то минут она потерпит. Леонид сунул ей карту. – Держи. Сунешь мне под нос, если попрошу.

Она кивнула.

– Джамшуд! Джамшуд! – связь была отвратительная. Ну, правильно: ретранслятор-то далеко! – Здравствуй, дорогой! – Джасур перешёл на вазахский, затем добавил, – Ну, отлично. Как всегда, примерно полчаса. Ну все, привет Замире и детям!

Подойдя к дельтаплану, в котором сидели беглецы, он попрощался:

– Отлично подгадали. Как раз между обходами. Ну, счастливо вам добраться! И – удачи во всём остальном!

– Спасибо! Спасибо, Джасур! – они благодарно кивали и улыбались.

– Всегда пожалуйста! Ну, запускаю! – Джасур бодро крутанул за лопасти, на второй раз моторчик затарахтел, выпустив сизые клубы дыма, затем, когда Леонид поддал газу, заревел так, что Лена стала всерьёз опасаться: не прибежал бы кто!..

Леонид взял ручку на себя, и они понеслись по почти ровной дороге, подскакивая на кочках, и вдруг взлетели!

Лена заорала:

– Мамочки!.. Осторожней! Выше!

– Нельзя выше! – отозвался Леонид, подав голову назад, и стараясь переорать мотор. – Тогда радары засекут!

Они быстро летели над самым полотном дороги, петлявшей меж традиционных холмов, но в целом неплохо следовавшей указанному Джасуром направлению. Любимая луна неплохо освещала унылый ландшафт с пожухлой и отсвечивающей блекло-синим цветом травкой.

Впереди показалась странная полоса. Когда приблизились, Лена поняла: это же та самая легендарная распаханная и патрулируемая с собаками следовая полоса, которую и охраняют пограничники Чурессии! Государственная Граница!..

Они перелетели через неё и ряд высоких столбов с колючей проволокой, держась на высоте каких-нибудь пяти-шести метров.

Леонид заорал:

– Поздравляю! Мы нарушили ещё одну границу!..

Она только вздохнула, прижавшись ещё плотней грудью к его спине, ощущая, как работают его мышцы, управляя движениями маленького самолётика.

Карта не понадобилась: минут через двадцать они увидали на пыльном и сравнительно ровном участке дороги «посадочные огни»: два красных фонаря.

Саму дорогу было неплохо видно в свете двух фар.

Леонид не слишком уверенно, и только развернувшись и со второй попытки, сел.

Они едва не клюнули носом, но выровнялись, и дельтаплан, проехав метров двадцать, остановился. Леонид заглушил двигатель, отстегнулся и вылез.

С подбежавшим мужчиной, точной копией Джасура (во всяком случае, на взгляд Лены!) он долго обнимался.

Мужчины награждали друг друга шутливыми тумаками, хлопали по спине и ржали так, что эхо гулко вторило.

Очень вежливо, но без объятий, Джамшуд поздоровался и с «Таней».

Потом извинился, отошёл и вынул мобильник.

Поколдовав над ним, что-то довольным тоном сказал туда по-вазахски, добавив:

– …так что тебе ещё раз огромный привет! Всё, пока! Буду везти, позвоню!

– Что везти? – только и спросила Лена, ткнув Леонида в бок.

– Как что? Дельтаплан, конечно! Обратно он попадает вполне легально, как туристическое снаряжение… – Леонид говорил свободно и даже рассмеялся, – Только вот госпошлину дерут на таможне… Ну, ничего, это дело мы Джасуру уже компенсировали.

– Сколько же ты… отдал ему?

– Лена… Смотри, какие здесь красивые звёзды! И тишина!.. А главное – Свобода!

Лена, поняв неуместность вопроса, надулась. Но вынуждена была признать: её это не касается. Главное – они, пусть и нелегально, но в Чурессии!..

Разобрать агрегат успели как раз к рассвету.

У Джамшуда даже запасной чехол был – всё аккуратно упаковали. В короб из уголков на крыше отлично лёг каркас из трубок и всё остальное. Правда, мотор в багажник «Москвича» влез с трудом – крышку пришлось привязать верёвочкой.

Машина Джамшуда оказалась куда лучше «Запорожца», она шла плавно, и не тарахтела. Черных клубов дыма тоже не выпускала. Но ехать пришлось километров сорок. И не совсем вглубь страны, куда они «нелегально проникли», а скорее в сторону, вдоль границы.

Зато когда въехали в поселение, оно оказалось вполне приличным – по прикидкам Леонида, тысяч на пятнадцать человек. Здесь даже стояли четырёхэтажные дома. Правда, ни одно окно не светилось.

На вопрос «Тани» Джамшуд пояснил:

– Это жилье для шахтёров. А как шахту-то прикрыли, так они и поуезжали… Кто же будет в степи сидеть без работы и денег! А поскольку и весь город жил только на обслуживании, народ и подался в Центр. Так что не смотрите, что домов много – живут еле-еле в половине. А может и меньше… Зато домики-коттеджи очень удобные.

– А вы… – Лена прикусила язык, боясь задать бестактный вопрос.

– А я Инженер по технике безопасности. После консервации приглядываю за оборудованием, которое ещё не вывезли. Работёнка непыльная. Да и платят прилично. А еда здесь из Центра. – Джамшуд говорил короткими чёткими фразами, очевидно, понимая её смущение.

– А что, грамотный подход, – усмехнулся Леонид, когда Джамшуд замолчал надолго, – Ты слышал, что случилось с нашим Авиационным?

Лена подумала: откуда тот может это знать – за двадцать лет разрухи и через тысячу с лишним километров вряд ли что просочилось. Кроме разве что бодрой брехни Государственных Мерзинийских телеканалов…

Однако оказалось, что Джамшуд «в струе»:

– Да. Я слышал… Туда ездили специалисты от нашего Госконцерна… Вернувшись, буквально плевались: ваши начальнички всё так… хм… «качественно» разворовали, что проще построить новый завод, чем переоснастить старые цеха. Словом, самолёты мы у вас покупать точно не будем! А только фрукты и бахчевые!

– Логичное решение. Тем более что пришлось бы и всех специалистов ввозить, наши разбежались. Переквалифицировались. Многие уже слишком стары… Никто не верил, что можно реально восстановить хоть подсобные производства – ну там, комплектующие, детали, ремонт… А главное, никто не доверит мерзинийцам собирать такие дорогие агрегаты: наверняка всё, что поставят ценного, скрутят! Или – заменят на жайтайское…

– Ага, понимаю. Ну, в принципе, скрутить да утащить тут и свои мастера… Но с вашими не сравнятся! Недавно я… – Джамшуд пересказал сюжет, который видел по новостям Центрального канала, о подпольной мастерской автозапчастей, – …просто шкурили, красили, и продавали как новые. В красивых коробочках! А когда через пару недель всё ломалось, и клиент ехал на фирму – а фирмы уже и нет! Она переехала в другой пригород Столицы! Ищи-свищи!..

Они с Леонидом поржали ещё. Потом Леонид сказал:

– Джамшуд! Если честно: помогая нам, вы с братом сильно рискуете. Хорошо бы поэтому быстрее отправить нас дальше, к Нижнему Старгороду!

– Ну так намёк понял, всё готово! Я понял, что дело пахнет керосином, ещё когда Александр позвонил. Представь? Он позвонил, а не написал в и-нете!.. Так что сейчас покушаете, и – вперёд! Приехали. – Последнее относилось к тому, что «Москвич» остановился перед воротами аккуратного домика, тоже окружённого невысоким забором.

На нетерпеливый сигнал клаксона из дома выскочила женщина и быстро отодвинула створки. Джамшуд въехал, ворота за ними закрыли.

Когда они вылезли из машины, Джамшуд не без гордости представил свою жену, «боевую подругу». Это и оказалась Замира, которой Джасур каких-то пару часов назад передавал привет. Поздоровавшись, она мило улыбнулась, и что-то сказала мужу на вазахском, кивнув на Лену.

Тот спокойно покивал, и спросил:

– Таня! Вы не возражаете, если Замира займётся вашей рукой? Она медсестра с двадцатилетним стажем!

«Таня» не возражала. Она за эти дни так намучилась с рукой, что не возражала бы, даже если ей предложили отпилить её…

Рукой занялись на застеклённой веранде, потому что кухню собрались оккупировать под завтрак мужчины. Джамшуд даже чайник поставил сам – ради спасения руки «мученицы репрессий и гонений», как он при этом выразился. Не поприсутствовать на «процедуре» всё же они не могли.

На большой стол Замира прямо рукой набросала из мешка порошка гипса. Принесла широких бинтов. Поставила рядом с собой баклажку с пульверизатором и ведро воды.

Размахрившиеся и грязные полосы из простыни женщина просто разрезала ножницами. Сняла прилипшие и оставившие на руке следы от заусенцев и опилки, досочки.

Сердито что-то проговорила, посверкивая осуждающим взором из-под черных как смоль, выгнутых луком над глазами бровями, явно никогда не знавшими пинцета. Из бутылочки со спиртом намочила ватный тампон и, аккуратно придерживая, всю руку обтёрла. Джамшид, пошипев себя за подбородок, поднял глаза к потолку, и решил перевести:

– Она говорит, тому, кто накладывал эти… палки… надо бы их засунуть в… Ну, не важно. Короче, всё, конечно, зафиксировано неплохо, только она не уверена, что не произошло смещения концов кости… Сейчас попробует выяснить.

Тонкие сильные пальцы уверенно прощупали место опухоли. Морщины на лбу Замиры разгладились: она ничего криминального не нашла. Удовлетворённо кивнула, уже улыбаясь.

– Порядок! Рука прошла «Госприёмку»! – сообщил довольно Джамшуд, – Пошли, Леонид, там уже, наверное, чайник закипел.

Лена осталась с Замирой наедине.

Та взяла несколько бинтов, разложила на столе, и стала без видимой системы посыпать их порошком гипса, и брызгать водой на странную конструкцию то из пшикалки, то прямо изо рта.

Вскоре лубок приобрёл конкретные очертания. Лена поняла, что Замира не зря практиковалась все эти годы: на упаковку руки и фиксацию наложенным сверху бинтом ушло не больше пяти минут. Конечно, и повязка, подогнанная Замирой, сидела поудобней (извини, Леонид!).

За всё это время они не обменялись и словом, но похоже, прекрасно друг друга поняли. Лена восторженно покачала головой, и сказала только:

– Спасибо!

– Пажжалуста! – когда Замира улыбалась, черные глаза почти скрывались за очень широкими веками, и превращались в щёлочки. Но это её не портило – наоборот, она становилась очень мила. Сразу видно: Джамшуду повезло. Ну, или он сам молодец. Разглядел клад…

Женщины вошли в кухню, и присоединились к мужчинам – те не успели прикончить восхитительные богурсаки и чак-чак (восточные сытные сладости), в огромных ляганах стоявшие рядом с трёхлитровым чайником. Здесь же лежали и квадратные самсы с мясом и картошкой.

Замира, сразу взяв снова в свои руки обязанности хозяйки, разлила по пиалам чай.

Лена, не обвыкшаяся с новым состоянием руки, пыталась то пошевелить пальцами, то покрутить ею, на что Замира, нахмурив брови, посоветовала ей (через мужа) оставить руку в покое: разрабатывать и «крутить» надо не раньше, чем через неделю!

Леонид уже вовсю потел: чай обжигал, но оказался очень вкусным!

На что Джамшуд поспешил напомнить, что снабжение – ещё из Центра. Барахло не пришлют.

Когда женщины налили себе чай, Джамшуд сказал, что так не годится, и сходил к холодильнику. По маленьким рюмкам разлили всем, даже Лене «накапали», после чего, с посерьёзневшим видом и нахмурив брови, хозяин дома предложил тост:

– За благополучное прибытие в Чурессию, и ещё более благополучное завершение того… чего гости наметили!

Леонид покивал. Выдавить из себя он смог только:

– Спасибо!.. Если бы не вы с Джасуром…

На что Джамшид резонно заметил:

– А для чего тогда существуют Друзья? И чёртовы Одноклассники?

Очень быстро обстановка за дастарханом^[7] перешла в куда менее официозную, зато куда более беззаботную.

Настроение поднялось. Особенно после того, как радушный хозяин откупорил вторую. Ох, как этого не хватало Леониду все эти дни: чувства надёжности тылов…

Говорили в основном мужчины: они с пылом обсуждали каких-то общих знакомых, которых куда только не разбросало. Лена узнала, что Муродбек – в БША, Сергей-маленький – в Чурессии, Михаил – в Езераеле, и теперь гордо именуется Моше. Говорили и про женщин – у кого теперь сколько детей, и кто в какую страну выбрался… В Мерзинии осталось двое: Алексей-профессор и Наталия – учительница начальных классов. Они в и-нет выходят редко, и только из интернет-кафе. То есть денег купить комп, даже бэушный, попросту нет.

Замира только улыбалась, Лена с умным видом слушала, и тоже улыбалась, в разговор не влезая.

Правда, часам к одиннадцати Леонид запросил пощады: отвыкший от алкоголя и вымотанный нагрузками организм настойчиво требовал отдыха. Лена от тепла и успокоенности чувствовала себя полной идиоткой, но прекратить улыбаться и смотреть на всех влюблённым взором никак не могла.

Ей было хорошо и спокойно и без великого «средства для снятия стрессов»…

У Джамшуда «удобства» оказались при доме. Так что совершив туалет и умывшись, Лена и Леонид завалились спать, как были: в одежде. Благо в гостиной у Джамшуда оказался знакомый по Гуландомской комнате помост, и даже курпачи были одной расцветки с теми, оставшимися, кажется в той, прошлой, жизни, словно родные братья – видать, их наделали ещё тогда, когда все ткани изготовлялись на Петровском Комбинате, обслуживавшем Великий и Нерушимый…

– Спи! Когда Замира сготовит обед, Джамшуд нас разбудит.

– А… Ты его давно знаешь?

– Давно. Собственно, мы все учились в одной школе: Джамшуд в одном классе с моим братом Сашкой, а Джасур – на год старше. А я на три года младше… Они меня ещё тогда, – Леонид пьяно ухмыльнулся, – в обиду не давали! Вот и сейчас…

– Надо же, – не удержалась Лена от шпильки, – Я смотрю, ты и тогда хулиганил, наверное, по полной…

– Ну… вообще-то, да! Помню, когда на уроке у химички мы подожгли «вонялку», Сашка к директору притащил вместо мамы нашу соседку, (уж не знаю, как уговорил!) потому что знал: меня выпорют, как сидорову козу, если ма узнает, что я опять чего натворил… Приятно было ощущать за спиной… поддержку «Большого Брата!». Однако… признаюсь, хоть и стыдно: всегда стремился вырваться «из-под крылышка»!

Какое-то время они молчали, лёжа на спинах и глядя в потолок. Каждый невольно вернулся по реке времени назад – к сравнительно беззаботному детству и Великому Государству, где все они тогда жили… Потом Лена выдавила сквозь слезы:

– Счастливый ты, Леонид… А вот у меня никогда не было ни брата, чтоб заступился, ни сестры, чтобы поплакаться…

Леонид развернулся к ней, но ни о чём не спросил. И чуть погодя она продолжила:

– Я… собственно, сама дура. Никто меня не заставлял. Матери было всё, что со мной в школе происходило… неинтересно. Она хотела только одного: чтобы кто дал на бутылку! Так что молва про наше семейство шла не самая хорошая. Ну а я-то, я-то!.. Думала, мой х. ев «прынц на белом коне» выше всех этих сплетен, и заберёт меня в волшебное королевство… Сама пошла, сама легла с придурком, про которого думала: вот, на всю жизнь!.. Вот так и осталась одна, да с животом.

Леонид молчал, но смотрел на неё.

Лена справилась с собой, вытерла слёзы рукавом:

– Ты это прекрати! Не нужно меня жалеть – в глубине души я знала, что так и будет… Но всё равно: хотела! Хотела доказать, хоть что-то сделать, хотя бы назло!.. Даже не знаю, кому. Матери? Так ей на меня всегда было на…ть! Отцу? Его вообще не помню: ушёл, когда мне было три года, а матери – двадцать три. Одноклассникам, которые меня всегда… Твари, сволочи – даже сейчас обидно до слез!.. Может, стране нашей? Так ей ещё похлеще матери – на…ть!.. От ребёнка избавилась. Пошла работать. Официанткой. Вот уж где специфика!.. Не спишь с начальником – до свиданья! Нашла место, где заведовала женщина. Из этих, «новых мерзинийских»… Ну, там хоть денег подкопила. Смогла снять квартиру, приодеться. Выгнали глупо: к хозяйке приехала дальняя родственница, позавидовала, настучала. Меня «попросили» за то, что якобы обсчитываю клиентов. А я – идиотка! Не обсчитывала! Никогда!.. Считала ниже своего достоинства…

Да и для Хозяйки старалась: «поднять престиж заведения!..» С-с-учки вонючие… Потом пошла в сразу три офиса, уборщицей. Вот там и познакомилась с Рашидом. Про это рассказывать… Стыдно. Но раз уж, как говорится, назвался груздем…

Второй женой «работала» восемь лет. Я же была, как мне все тогда говорили, «хорошенькая»… А что – и мне хорошо, и Рашиду удобно: я никогда больше не смогу забеременеть. Ну а потом забрали моего благоверного. Кто-то стуканул, прислали аудиторскую проверку.

Да накопали – может, и не было, чего накапывать – но сверху приказали: чтобы было!..

На суде мы с его законной и сидели вместе, и рыдали как две дуры, взахлёб, обнимались… И я потом передачи носила, а она… Сейчас с родителями.

Ей надо троих детей поднимать, одной. Потому что умер в тюрьме наш Рашид… Пищевое отравление, как нам сказали.

Лена надолго замолчала, иногда вздыхая, иногда тихо ругаясь.

Леонид спросил наконец:

– Как же ты к бомбистам-то попала?

– Не спрашивай. Стыдно сказать: опять через постель. Опять же пошла уборщицей – а куда мне ещё, с неоконченным средним?!.. Там и встретила Бобомурода, Борю по-нашему, он сам-то мужик ничего… Только вот сестра у него оказалась – Матлюба.

Хрен её знает, действительно ли она ему сестра. Или всё было подстроено, чтобы меня обработать… Вербовщица она… Отличная. Уж так излагала. Аргументировано!

Ну, местных-то не больно навербуешь, у них одна забота: замуж, да нарожать поскорей! Чтоб потом кичиться и выделываться перед соседями и «подругами» – вот, какая я плодовитая да домовитая!.. Как здорово веничком каждый день перед домом-то нашим, распрекрасно отделанным, подметаю!..

Ну а я – согласилась.

Сам, наверное, догадался: к родине нашей я после всего не слишком… Лояльна.

– И много ты там… наворотила?..

– Ничего. Сбежала из Лагеря, где нас, бомбисток х…вых, готовили да зомбировали. На второй месяц сбежала. Мерзинию, я, конечно не очень люблю… Но отдать жизнь, чтобы разнести в клочья десяток-другой ни в чём неповинных людей… И чтобы потом придурки из «бригад за справедливую и подлинную Демократию» могли взять на себя ответственность, да напыщенно потрепаться о высоких материях… Как люди готовы пожертвовать жизнь за торжество Справедливости. И всё такое…

Да и поняла я: никто там не стремится сделать народу жизнь полегче. Они просто отрабатывают деньги спонсора – ну, то есть, Хозяина – чтобы, как это изящно говорят, «дестабилизировать экономику». Хотя сам знаешь, какая у нас экономика и как «важно» её дестабилизировать!..

Так что переспала я с одним из часовых… А когда он заснул, треснула по башке прикладом его же автомата, да сбежала: мотоцикл угнала, степь проехала, и в Столице затерялась…

Там, в столице-то, затеряться – пара пустяков. Знай себе, участковому отстёгивай, а так – хоть проституцией, хоть воровством, хоть собиранием пустых баклажек промышляй. Если регулярно платишь, так и живи. Где угол какой-никакой найдёшь.

Вот и пристроилась к банде Ипполита. Ты не думай, что они такие невинные – это только с виду. На самом деле Глашка – наводчица. Она ходит по квартирам, и – то на постой просится, то щенков на продажу предлагает… Да мало ли предлогов – миллион.

Потом там, где ей кажется, есть чем поживиться, «работают» Ипполит и Коля. Коля правду сказал: он профессионал высочайшей квалификации… Может любой замок вскрыть за десять минут…

Так что спасибо тебе, Леонид, за всё. А в первую очередь за то, что вытащил меня из лап Ипполита. Надоело работать приманкой да «на стрёме» стоять.

Вот и раскололась я… Если пошлёшь теперь куда подальше – не обижусь. Честное слово! Мне просто стыдно обманывать насчёт себя таких… дружных и порядочных людей. Вы хотя бы чего-то ещё надеетесь исправить на нашей с…ной родине…

Чего-то добиться, восстановить справедливость… Спасти бесправных…

Говорю же: здесь я – не помощница! Мне бы забиться в угол да жить себе потихоньку!.. Конечно, хорошо бы мужа… Детей. Но – наверное, уже не дано! А кто виноват? Сама!.. Сама! – Лена разрыдалась навзрыд, уже не таясь и не стесняясь, в голос.

Она отвернулась к стене, и прикрыла глаза ладошками.

Как-то так само собой получилось, что Леонид переполз к ней, и приобняв, прижался к вздрагивающей спине, чувствуя себя идиотом, но и ощущая острую необходимость пожалеть, приласкать и отогреть эту несчастную.

Все-таки женщина – только женщина. Нельзя требовать, чтобы она всегда была сильной и делала сама то, что должно обеспечить ей Государство: право на мужа, детей, работу… Семейное счастье.

Вначале он пытался что-то глупое и успокаивающее шептать ей. Потом заткнулся, и просто продолжал крепко обнимать затихавшие плечи…

Лена перестала вздрагивать минут через пять.

Хмыкнула:

– Спасибо. Полежи так вот, просто так. Мне так теплее.

Леонид прижал оказавшееся тоненьким и хрупким тело ещё крепче, и глубоко вздохнул. Лена… поразила его.

Плохо. Ну какой из него Муж и Защитник?

Он всегда подсознательно старался быть сам по себе. Один. Как волк. Как охотник.

Выжидал ли он момента?.. Всадить нож в спину проклятому Режиму?

Наверное, скорее всё же да, чем нет. Подсознательно он знал: что-то такое и случится. Поэтому и выбрал такое место работы из сотен других, где его, с его-то руками и головой, приняли бы с распростёртыми… Ан нет, пошёл в Управление Статистики.

Все данные так или иначе стекаются туда. А он – ведущий специалист. С Правом Доступа.

И если он сделает то, что задумал, и правда откроется – страшная правда о Руководстве ЕГО Страны!!! – где гарантия, что пусть даже через три, пять, десять лет – агенты «отца Отечества» не найдут его – хоть в тех же БША, и не разделаются, да так, что стошнит и полицейских?..

Имеет ли он право взять на себя ответственность ещё за одну жизнь? Смогут ли они… ужиться? – некоторым приходящим в голову так просто и естественно мыслям он искренне удивлялся: что это с ним стало?!

Неужели достаточно побегать несколько дней с женщиной, наложить ей «ужасную» шину на сломанную руку, да выслушать исповедь отчаяния: и он готов?!

А ведь он готов. Лена для него сейчас ближе, чем почти любое в мире существо!.. Почему так произошло?

И что же ему – барану этакому! – теперь, чёрт его задери, делать?! С этими, и – ох, многими другими! – мыслями он и уснул.

Разбудил их стук в дверь. Джамшуд сказал, что еда готова. Обедали на веранде, за тем же дастарханом.

Этот бешбармак был вкуснее предыдущего. Лена долго восторгалась искусством медсестры-поварихи. Джамшуд, лучась гордостью, сказал, что уж он-то знал, кого выбирал…

Когда все довольно откинулись назад, зашёл разговор и о дальнейших планах.

Джамшуд, подмигнув, сообщил, что билеты-то он приобрёл… Только вот документы… да, документы. Придётся Тане довольствоваться рабочим пропуском, а Леониду – военным билетом. Потому что паспорта в их глубинке сделать не возьмётся никто.

Но для входа в междугородку этого достаточно – главное, настоящие паспорта были предъявлены при покупке!..

Замира вдруг вклинилась в разговор, показав рукой на Ленину голову, и на отросшую щетину Леонида. Джамшуд покивал, соглашаясь. Перевёл:

– Вот! Женщину надо слушать. Она говорит, если… э-э… девушка зайдёт в автобус с такой головой, на неё не обратит внимания только слепая курица – все остальные женщины уж точно запомнят. А поскольку автобус почти приграничный, и тебе, Леонид, лучше побриться!

Леонид согласился сразу. А вот Лена приподняла руку в гипсе и беспомощно сообщила, что не справится с одной-то рукой!.. На что Джамшуд, перекинувшись парой фраз с женой, сказал, что Замира ей поможет.

Замира ушла поставить казан с водой на огонь, мужчины продолжили обсуждение дальнейшего маршрута:

– …а потом, уже из Курючинска, вас заберёт сам Сашок. Если не будет пробок и всяких проверок, доберётесь до Нижнего Старгорода за полдня. А там и до дома часа три…

– Джамшуд! А давно у вас стали проверять документы в автобусах?

– Да нет, не так давно. Это связано, как ты наверняка понял, с вами… Ну, не с вами двоими, – Джамшуд довольно ухмыльнулся, насладившись эффектом от замерших было друзей, – а вообще с мигрантами, нелегально лезущими со всех бывших Республик. Больше всего, конечно, вазахов и мерзинийцев. Есть и куртмены, и боджихи. Там, ближе к Центру, полно жайтайцев и газеров… Вот, если у кого нет въездных штампов, или просрочена виза – всех задерживают. Ну, пока в компьютере не найдут, куда их депортировать…

– А если… нас тоже задержат?

– Маловероятно. Нет, серьёзно, ваши мор… э-э… лица, я хотел сказать, только слепой полицейский примет за чучмекские. Так что пропуск и военный билет однозначно подлинные, и докажут, что вы живете и работаете там.

– А что мы тогда делали тут, в Бостонлыке?

– Приезжали к родственникам на свадьбу… И не в Бостонлык, а в Червяевку – автобус ходит оттуда. Завтра… Вернее, сегодня ночью, довезу вас туда!..

Вошла Замира и жестами пригласила Лену. Значит, вода нагрелась.

Лена вполне оценила тот подвиг, который пришлось совершить Замире: вода с её головы была лишь чуть чище обычной жидкой глины. Мыло, а затем и шампунь даже не мылились – настолько засаленными оказалась шевелюра. Лена сдуру в процессе мытья открыла глаза, и теперь их щипало. Но она мужественно терпела, пока её окончательно не «прополоскали».

Вытерли её одним полотенцем, а замотали голову – другим.

Лена поблагодарила, в ответ получив улыбку и традиционное «Пажжалуста!».

Вернулись на веранду. Леонид поднял на неё глаза… Да так и застыл.

Лена ощутила беспокойство: что в ней не так?!

Прояснил повисшую паузу Джамшуд:

– Хорошо, что у вас, оказывается, такая белая кожа! Теперь-то вас точно посчитают за коренную чуресску. Порядок. Замира! Нужны бигуди, – он поспешил перевести, Замира ушла.

Весь вечер посвятили сборам. Леонид разобрал и снова сложил то, что было в сумке.

Переодел Лену, переоделся сам. Вот теперь к месту смотрелась и строгая юбка и белая блузка. Из Леонида, сменившего спортивный костюм на брюки, тонкий галстук и серую рубаху, вышел тот ещё менеджер…

А после того, как сбрили четырёхдневную щетину, да сняли бигуди – оказалось, что они похожи не на загнанных в угол уставших беглецов, а на вполне рядовых законопослушных граждан. Ну, может, чуть бледноватых. И утомлённых двухдневной «свадьбой». И её «последствиями».

Замира и Джамшуд, чуть отступив, любовались на парочку из угла. Лена с Леонидом привыкали к новым образам, глядя в большое зеркало шифоньера.

– Смотри-ка: да вы прямо белые люди! – прокомментировал Джамшуд, и уже серьёзней добавил, – Не думаю, что к вам будут придираться. Но, на всякий случай, вот «легенда»…

На изложение и запоминание ушло не больше десяти минут.

Далее Лене и Леониду пришлось посмотреть программу новостей Центральных каналов – чтобы быть «в курсе», и не «ударить лицом в грязь!», если в автобусе придётся разговаривать с другими пассажирами.

После ужина они отправились спать – на этот раз с простынями и без верхней одежды.

Леонид тактично вышел, пока Лена переодевала белье Замиры. Вернее, не Замиры, а её племянницы – в Замирино поместилось бы две таких, как Лена…

Позвала она его, уже укрывшись одеялом. Бигуди придавали её лицу вполне обыденный, даже семейный, вид. Леониду невольно вспомнилась жена…

Сравнение точно не в пользу бывшей!

Сам Леонид не слишком стеснялся своих волосатых и кривоватых белых ног: лёг на курпачи, вздохнув только о том, что ванна – ох, далеко! Аж в Палацове…

В три Джамшуд разбудил их, и они быстро оделись.

Леонид успел ещё раз побриться. С Замирой прощались, крепко обнимаясь.

Женщины расцеловались. Лена пошмыгала носом, часто моргая, и сдерживаясь изо всех сил. Замира ничем не напоминала городских «сучек» – завистливых лицемерных интриганок.

Эх, почему у неё не было таких подруг в детстве?!..

Выехали в четыре, Джамшуд вёл спокойно.

До Червяевки добрались за полтора часа. Автобус подкатил к без пятнадцати шесть.

С Джамшудом попрощались ещё крепче, чем с Замирой.

Тут уж Лена утирала глаза – но осторожно, чтобы не размазать наложенную Замирой косметику.

Джамшуд вполне в соответствии с ситуацией, просил позвонить, как доедут. А ещё вздыхал и качал головой – совсем как Джасур.

Заспанные контролёры в форме погранохраны и служащие автостанции даже не глянули на удостоверения, сведения из которых они заучили почти наизусть, а рассматривали лишь лица. Лица подозрений не вызвали.

Так что они влезли в салон, даже не сдав в багаж чёрную сумку. Леонид, обнаружив их места, умудрился запихать её в полку над головами.

Двинулись вовремя – и они махали в окно Джамшуду, пока автобус не выехал на дорогу.

Через десяток минут выбрались на большую трассу, и мощный «Ман» притопил под сто. Лена глядела в окно, где мелькала пока та же степь. Но теперь она и воспринималась совсем по-другому. Как весёлая, живописная. Безопасная. Своя!..

Леонид смотрел в окно скорее механически. Он теперь, когда непосредственная угроза жизни вроде миновала, всё чаще задумывался над тем, чего он, собственно, хочет добиться. И как добиться этого лучше, быстрее и без риска.

Переговаривались они почему-то реже – может, потому, что в салоне было куда больше народу, а музыки не было вовсе…

К полудню, остановившись разок «для прогулки», «Ман» добрался до лесостепи, а затем островки и целые кущи лесов стали попадаться всё чаще. Правда, выглядели они выгоревшими и насквозь пропылёнными – наверное, из-за туч, поднимаемых многочисленными машинами.

В полпервого они достали пакет, который заботливая Джамшудовская хлопотунья собрала им «на дорога», и поели свежих богурсаков, самсы и воздушных булочек с корицей. Запивали прямо из горла баклажки с холодным чаем, чтобы не пролить. Замира навалила всего столько, что осталось и на ужин, или полдник.

До автостанции Нижнего Старгорода доехали в седьмом часу.

Леонид с Леной вышли в первых рядах – им не надо было ждать, пока откроют огромные багажные отделения под полом.

Александр встречал их, опираясь спиной о красный «Жигулёнок».

Медленно и почти торжественно они подошли. Леонид сбросил сумку на асфальт, и долго обнимался, мыча от облегчения и робости… Затем, оторвавшись, представил Лену.

Крупный бородатый мужчина осторожно обхватил её, кажется, полностью поглотив своим могучим телом, и проворчал, впрочем, весело:

– Спасибо, что приглядели за моим охламоном. Ну, чего он там натворил на этот раз?

Лена не придумала ничего лучше, чем разрыдаться:

– Я… Он меня!.. Ох, Александр, я так рада!.. Простите…

Александр сердито нахмурив брови, взглянул на нагло ухмыляющегося брата:

– Ты, свинтус! До чего довёл девушку! Я всегда говорил, Лена: не умеет он вести себя с женщинами! Да и с шалостями своими – вот как чувствовал – доиграется!..

– Ладно-ладно… Примерный ты наш. Поехали домой, там всё расскажу.

Лене показалось, что её выпустила из своих недр гора – Александр был непривычно велик. И весил, наверное, раза в два больше брата.

Она переводила заплаканные глаза с одного на другого, соображая: не сводные ли они…

Леонид ухмыльнулся ещё шире:

– Ага, ещё одна… удивлённая. Нет, мы – не сводные. Просто я в мать, а Санек – в папочку. Ну, приедем – может быть, увидишь. Родители живут с ним. Кстати, как они?

– Нормально. Мать только сильно волновалась. Сказала, что хоть как, но я должен выколотить тебе вид на жительство. И жене твоей, – он подмигнул, – само собой!..

Леонид обернулся к Лене:

– Дорогая… Ты как? Тут, в Чурессии, странные законы: вид на жительство и гражданство дают только кровным родственникам… Ну, или родившимся здесь. Мать или па смогут дать мне это дело. Ну а с тобой придётся идти на финты ушами. Ты как насчёт фиктивного брака?

Лена надулась:

– А почему фиктивного?

Александр упёр руки в бока:

– Ну, знаешь, брателло, беру свои слова взад!.. Девушка-то, похоже… Не возражает против тебя, скотины донжуанистой! Вот не ждали… Чем ты покорил эту бедняжку? Опять пел под гитару? Или стихи при луне читал?

Леонид, подойдя, шутливо дал тумака брату, горой возвышавшемуся над ними обоими:

– Тыщу раз просил: не говорить никому, что я поливаю на гитаре!.. – он обернулся к опешившей Лене, – Солнышко, не обращай внимания: он всегда такой. Шутит, прикалывает… Словом, я согласен. Насчёт брака. Пусть будет не фиктивный.

Лена открыла рот. Потом снова закрыла.

Оба брата оглушительно рассмеялись. Александр сказал:

– Слава Богу, что вы в порядке. Раз способны на юмор, все хорошо. И руку подлечим. А вот мозги, – уже он дал зуботычину брату, который от неё треснулся задом о «жигулёнка», заходившего ходуном, – С этим, похоже, ничего не сделать. Лена, вы уж извините, у этого типа дебильное чувство юмора. Садитесь.

Лена, улыбаясь сквозь опять выступившие слёзы, влезла на заднее сиденье. Братья оккупировали передние. Александр, повернувшись, серьёзно сказал:

– Вы не стесняйтесь, вот плед. Ложитесь прямо там, и накрывайте ноги. Ехать далеко.

Леонид посмотрел на неё с сомнением. Потом покачал головой:

– Дорогая, тебе и правда лучше лечь. Помнишь, что доктор говорила: покой и сон. Ну, и ещё мумие с молоком. Но это уж как приедем.

Лена сопротивлялась не сильно. Здесь, на заднем сиденье, за спинами хватких и деловых мужчин, она чувствовала себя уверенней, чем когда бы то ни было. Поэтому легла.

Поворочалась, пытаясь накрыться. Леонид помог. Она кивнула, и закрыла глаза.

Сразу, конечно, не уснула.

Братья разговаривали. Вначале – о семье. Как мать с отцом живут на пенсию. Где учится сын Александра, и сколько оплата. Во сколько обошёлся ремонт крыши. Александр ворчал, что еле выклянчил на работе отпуск – и то, не отпуск, а две недели в его счёт… А работы сейчас валом: заказ спустили такой, что пришлось объявить набор слесарей…

Когда Лена проснулась, вокруг была ночь.

За рулём сидел Леонид. По тому, как он уверенно вёл машину, она поняла, что ему не впервой.

Говорили братья теперь вполголоса, и – о ней. Александр возмущался:

– …втравил в такое дело! Может, теперь, если пойдёт реальная охота, её тоже… уберут: для гарантии! Мало ли чего ты ей успел наплести!..

– Да я, в общем-то, и сам не уверен, чего я мог бы наплести. Ты же получил основное?

– Получить-то получил… Только без твоих свидетельских показаний грош всему этому цена! А ну как это провокация оппозиции, чтобы очернить Режим «Отца Народов»?! Подделать компьютерные файлы сейчас – пара пустяков! А по ссылкам, которые ты выложил, уже материалы недоступны. А некоторые просто удалены…

– Ну так, если прислать Комиссию с ООНа, на месте-то, в регистратурах кладбищ, будет видно: вот – сегодня такая смертность в этом городе, а вчера – в десять раз больше!..

– Балда ты наивная. Неужели ты думаешь, что раз тебя не поймали, всё так и оставят? Хрена с два: уже всё подчищено-повырвано. Бумага, знаешь ли, отлично горит – это ещё Гитлер доказал! Так что тут бабушка надвое сказала, годится твой компромат, или нет…

– Он-то годится… Но уж слишком абстрактно. Я же говорю: смерть словно идёт полосой! И я не представляю, что может вызывать такие… боли и последствия для сердца! Может, излучение какое-то? Типа как в микроволновке? И – главное! – на чём возят эти чёртовы генераторы излучения, на грузовике, что ли? Но тогда почему не совпадает с улицами?..

Александр усмехнулся, покачав головой:

– На грузовике – скажешь тоже… Бери выше! Вот с носителем как раз самое простое… А, ну да. Ты же не работаешь, специфики не знаешь. А я сталкивался. Да, собственно, это и в научно-популярных фильмах, и передачах есть. Только не микроволновое излучение… Оно годится только на близких расстояниях. Вон, бамерикосы применяют его для разгона демонстраций – оно обжигает кожу, и как бы наносит удар! Нет, тут штука похитрее… В нашем старом документальном фильме про лазеры большой мощности есть такой момент – не знаю, как не вырезали! – когда шаттл БША пролетал над озером Лайкал, на экипаже якобы испытали чурессийский боевой лазер – ну, такой, которым баллистические ракеты собираются сшибать! Так вот: даже на расстоянии четыреста кэмэ все астронавты почувствовали как бы… боль в сердце, как при инфаркте, головокружение, и слабость… Атака, словом. А что: излучение боевого лазера легко проникает и через металл корпуса, и, думаю, и через крыши и бетонные перекрытия любых домов – тут все дело в частоте и длине рабочей волны этого самого… излучения. Ну, конечно, и мощности. Ну, бамерикосы, понятное дело, послали протест, и всё такое… Наши, конечно, официально всё опровергли! Но там, в фильме, хвастливо так брякнули, что это, мол, ещё на минимальной мощности!.. И – рассеянным лучом.

– Санек, ты гонишь. Откуда у наших мощные лазеры? Да ещё на спутниках!..

– А я вас отвечу! Пока ты бегал по полям, да стрелял в доморощенных головорезов, я не сидел сложа руки. Подбирал тебе… фактографический материал.

– Что?!..

– Да, подобрал уж. Кстати, без особых проблем. С космодрома в Пилсуцке запускается не так уж много спутников… Так вот – год назад запущен коммерческий. Правда, про вашу любимую Мерзинию не упоминается, но агентство-заказчик явно подставное. И финансируется через посредников-посредников-посредников. Если хакеры из БША начнут копать, дороются, откуда ноги растут. А ещё я нашёл у нас (да, у нас – а ты думал, на нашем заводе швейные машинки и танки только умеют?..) документацию на комплектующие. Детали электрооборудования ушли в Лерманию. И там, на заводе Еврокосмического Агентства, их состыковали с остальными нужными деталями.

Не знаю, где делали сам излучатель, но оборудование для энергоснабжения делали у нас. Ну, солнечные панели, то есть, и аккумуляторы.

Правда, заказ этот выполнили четыре года назад. Не знаю, чего ваши «заказчики» так тянули с окончательной сборкой – может, чего-то не хватало. Может, денег не было. Ну, ты же знаешь: с вашей Мерзинией никто связываться не хочет! Все в курсе, что вы за работу платить не любите. Поэтому с вас, бизнесменов хреновых, теперь всегда предоплата сто процентов…

Леонид сердито буркнул:

– Знаю. Сам сталкивался. Наши уж зарекомендовались…

– Короче, всё что смог про этот спутник – нарыл. Дальше пусть эксперты из БША копают. А уж считать это геноцидом, или «преступлением против человечности» – их проблема!

– Думаешь, не свяжутся?..

– Ну… Скажем так: испытываю обоснованные сомнения.

– А насчёт политического убежища?

– А вот это почти наверняка выгорит! Они будут жуть как рады ещё одному рычагу воздействия! Может, даже свою Базу на территории Мерзинии захотят восстановить… Да мало ли. Кто сказал, что шантаж – это плохо? На уровне Государств – и полезно, и допустимо! Так что твои придурки, допустившие утечку, сыграли опять-таки против себя же!.. Вернее, против своей Страны.

– А ты… на сайт Посольства ещё не заходил?

– Заходил. Ознакомился, так сказать, куда нам сунуться, если ты доберёшься со своей «бомбой». Живым. – Александр многозначительно глянул на брата.

Тот невесело усмехнулся:

– Не ждал, небось, что выживу.

– Ну, ты как был дебил, дебилом и остался. Как же я, придурок ты этакий, без тебя?.. А мать, а па?

– Извини. Нервный я что-то сегодня. И, если честно, не думал, что будет так просто…

– Ладно, это только лишний раз доказывает, что дуракам везёт! Девушку вот только зачем втравил? Теперь охота пойдёт и на неё!

– Виноват. Не доглядел – когда старый козел пошёл стучать, я хотел выждать, чтоб отошёл подальше… А тут – она. Будит. Она же не знала, что я сожрал кусок сала, и мне эта водка – как вода… Жаль её. Она – хорошая девушка. Ну… Не повезло ей.

– Как и каждому, кто остался жить там, у вас в Мерзинии! Все, кто мог, давно разбежались!

– Ну… Согласен. Да, теперь наши – и в том же БША, и в Лермании, и даже в Езераеле. А уж у вас – не считано. Осели. Плодятся. Так что не удивлюсь, если и у вас начнётся то же, что и у нас!

– Ха! Да уже началось! В некоторых мелких городах и классов-то чуресских не осталось – на одного «коренного» приходится три «чучмека»! Задавите числом!..

– Так что? Может, с нами, в Посольство? Всей семьёй? Опасно вас оставлять тут…

– Ерунда. Если ты доберёшься живым и передашь то, что хотел… Мы все – и Джамшуд с Джасуром, и моя семья – будем в безопасности. Так что давай, дерзай! Чем быстрее всё обделаем, тем лучше! Вот приедем, я – в интернет, и буду связываться с третьим секретарём… Уж я-то помню и проверил: он – новенький. А предыдущего как раз поймали… И выдворили. Тоже мне, испугали Бамерикосов… Ничего, свято место пусто не бывает!

– Надо же!.. Ты и вправду подготовился!

– Ну-тыть!.. Надо же опять выручить твою беспокойную задницу!.. Из «приключений»!

В следующий раз Лена проснулась, когда машина остановилась, и братья выходили.

– Лена! Приехали! – осторожно потряс её за плечо Леонид.

– Хорошо. Я проснулась, – она сладко потянулась. Здоровое плечо затекло, ноги тоже. Но – плевать. Главное, они дома. И пока живы.

– Я подумал, что за домом всё равно будут следить ваши, так что переночуете ночку у тёти Клавы. Про неё-то точно не вспомнят. А я пока заправлюсь, да тоже посплю.

Леонид кивнул:

– Понятно. Очень даже грамотно, а то наши-то любят пострелять по «врагам Государства».

– Да уж слышали, слышали… Вон вашего Мурод-бека, главу оппозиции, прямо в метро, в Лондоне… И не поймали ведь никого!..

Лена к этому времени выбралась из машины и с непривычки ёжилась: прохладно!

Они остановились во внутреннем как бы дворе, образованном тремя девятиэтажками.

– Лена! Извините, что не могу вас познакомить с моими, но, сами понимаете… Лучше, как говорится, десять раз перестраховаться, чем один недоглядеть! Так что сейчас пойдём в гости.

– Ничего, спасибо и за это… Я уж как рада, что мы и досюда добрались! Живыми.

Александр только хмыкнул, ткнув брата локтем в бок:

– А она у тебя молодец. Реалистка.

– Знаешь, брателло, я тебя удивлю: у нас в Мерзинии все такие!

Все трое невесело посмеялись, поднимаясь по ступенькам. Александр тешил увесистую сумку, Леонид – свою. Лена «гуляла» налегке. Удивительно, но про руку она почти забыла… Вот уж спасибо Замире!

Александр извинился: тащиться пришлось на шестой этаж, так как лифт, как обычно, не работал. Леонид прокомментировал это так:

– Похоже, в ваш ЖЭК понаехали гастробайтеры от нас! А они только лепёшки могут печь.

Александр фыркнул:

– Я тебя тоже удивлю: криворуких лентяев хватает и у нас.

Баба Клава, как представил её Александр, оказалась славной и крупной пожилой женщиной за семьдесят. С юмором у неё тоже всё было в порядке:

– Тьфу ты, Сашка! Обещал же настоящих террористов! А привёз каких-то заморышей!.. Ладно, проходите, буду вас откармливать! А то, небось, ноги еле носите!

Леонид с Леной только переглядывались. Но баба Клава всерьёз взялась их «откормить»: на столе были и ватрушки, и домашний пирог с мясом, и колбаса, и сыр. Александр помог нарезать копчёную грудинку. Ко всем прочим удовольствиям хозяйка сварила пельмени – со сметаной они с фантастической быстротой исчезали из тарелок…

Несмотря на «весёлое» начало, баба Клава расспрашивала только о здоровье, семье и погоде. Неловкость, возникшая было при знакомстве, быстро отпустила «террористов».

Засиделись почти до рассвета. Александр наконец подытожил:

– Баба Клава! Ленька с Леной уже пять дней всё едут, и едут… Как с постелью?

– Ну, так в лучшем виде! С видом на улицу!

Зубы они почистили щётками, привезёнными с кучей нужных мелочей – да и не мелочей! – Александром. Леонид наконец вымылся. Теперь в свежих семейных трусах стоял у окна, пялясь на дома и леса в предрассветной дымке. Лену он совсем не стеснялся.

Лена же забрались на широкую двуспальную кровать. Правда, в комнате, кроме неё, больше ничего и не было: сама комнатка оказалась крошечной. Но это уже проблемы планировки квартир в стандартных девятиэтажках…

– Александр заедет к семи?

– Да. Нам снова придётся ехать всю ночь. А пока будет звонить, – Леонид показал простой телефон, тоже оказавшийся в сумке брата, – Сначала в посольство, а потом нам. Но это днём.

– Ага… Хорошо. – Лена, тоже принявшая наконец, ванну, помолчала, расслабленно откинувшись на подушку. Вдруг, приподнявшись на локте, хихикнула, хитро зыркнув глазками:

– Знаешь, хоть звучит и глупо… Но у нас всё как в Бамериканских боевиках! Герой узнает роковую тайну. Ему помогает спастись незнакомка-красавица. Вся королевская конница, вся королевская рать гонятся за ними, чтобы убить!.. Но герой очень умный. И у него везде старые друзья… И вот они в Убежище. И наконец-то могут отдохнуть. И заняться любовью!.. – она неторопливо потянула одеяло, обнажая все, что положено обнажить.

Леонид задохнулся, судорожно сглотнув. Глаза широко открылись:

– Лена!.. У тебя юмор ещё почище, чем у бабы Клавы!

Лена нахмурила брови:

– Ну-ка замолчи и иди сюда, балда этакая, а то передумаю. Кто знает, будет ли у нас ещё такой шанс!..

Проснулись они от звонка телефона.

Взъерошенный Леонид только со второй попытки нашарил его на тумбочке:

– Да! Второй слушает.

Из трубки раздался смех:

– Ага. А первый говорит! Добрый день. Как спалось?

– Спасибо, отлично.

– К подвигам готовы?

– Конечно. Куда от них деваться…

– Ну, тогда собирайтесь. К десяти заеду.

– Понял. Будем готовы. – Леонид дал отбой.

– А почему к десяти-то? – Лене было отлично слышно в тишине комнаты весь разговор.

– А-а… А! Ты же как раз купалась. Это мы так договорились, на случай, если телефоны прослушивают. Названный час минус три, чтобы сбить наших умников с толку. Впрочем, я не обольщаюсь: за машиной братишки точно будут следить. Так что посмотрим, может, Сашку удастся… Ладно, подъем!

– Ну, нет – это моё выражение! – Лена выразительно посмотрела туда, где и правда наблюдалось озвученное явление.

Леонид и сам с некоторым удивлением ощущал такое… Какого никогда не ощущал даже тогда, в молодости. С первой, как ему казалось, искренне любимой женой. Он опять «бессовестно», по выражению Лены, воспользовался ситуацией.

Но вставать всё равно пришлось.

И пришлось поторапливаться.

Баба Клава ворчала.

Правда, скорее согласно традиции, чем действительно сердилась: теперь они ели так, что не успевали насладиться вкусом великолепной выпечки, и даже поговорить спокойно и обстоятельно не могли – ещё бы! Трудно говорить с набитым ртом, утоляя волчий голод!

Перед тем, как отпереть входную дверь, баба Клава крепко по очереди обняла их.

Её глаза сверкали неприкрытой тревогой. И вздыхала она тяжко. Но сказала только:

– Вы уж поберегите себя! Плохих людей полно, а хорошие такая редкость! Чем больше детей родите и воспитаете, тем лучше станет наш мир! Ну, прощайте! Удачи. Храни вас Пресвятая Богородица!

Лена вдруг разрыдалась снова. Леонид, неловко обнимаясь, бормотал только:

– Спасибо. Спасибо, баба Клава!..

Спустились быстро. Прошли за угол, к гипермаркету. Кроме спешащих с деловым видом к машинам и от стоянки к магазину покупателей, тут никого не было.

Из середины стоянки им помахали рукой. Леонид поспешил туда, лавируя между машин.

– Ого! Привет. Мы собрались на рыбалку? – Леонид был поражён.

– Ну… Да! Здравствуйте, Лена. Привет, брателло. – вылезший из шикарного «Лендкрузера» с притороченными наверху доской для сёрфинга и удочками, Александр широко улыбался, – Можно эту «операцию» и так назвать! Надеюсь, бутылки не забыли?

Леонид невольно похлопал по кармашку, где теперь хранились все флэшки:

– Нет. Всё в порядке.

– Отлично, отлично… Вот, спрячь-ка туда же. – Александр протянул ещё флэшку, – Это с теми документальными фильмами. И о спутнике. Так, знаешь, на всякий случай…

Они быстро сели. Лену, как обычно, загрузили назад, братья расположились на передних сиденьях. Ехать предстояло почти всю ночь.

– Чья машина-то? – спросил Леонид.

– Ну, ты же сам сказал. Одного рыбака. – Александр выразительно поглядел на брата.

– Намёк понял. Был неправ, затыкаюсь, и молчу.

– Как отдохнули, Лена? – Александр вряд ли что почуял, но к Лене относиться стал заметно спокойней, и теплей. Прямо как к своей. У Лены потеплело на душе:

– Спасибо, Александр, отлично! И спасибо бабе Клаве. Печёт чудесно. Да и сама… просто прелесть!

– Ага. Это точно. А про пироги обязательно передам… И ещё: называйте меня просто – Саша. А то… Мы жене на работе!

– Спасибо. С удовольствием. Спасибо, Саша!

– Ну то-то. Пожалуйста, Лена, – и к брату: – Балда ты, Ленька. Почему раньше не нашёл её?

– Да понимаешь… Раньше-то не надо было спасать человечество!.. Ну, вернее, его небольшую, но важную часть… Вот и не попадалось верной соратницы. Единомышленницы. Боевой подруги, э-э… – его спич Лена прервала, треснув по голове ладошкой здоровой руки.

Братья весело и беззаботно заржали. «Саша» прокомментировал:

– Говорю же: сущий клад! Ты уж держись её, а то ещё куда вляпаешься!..

Аккуратно и солидно, как и положено такой машине, словно океанский круизный лайнер проплывающей меж рыбацких баркасов, они выехали со стоянки.

Ехали не торопясь. Леонид сменил Сашу за рулём только после полуночи: они остановились на какой-то площадке поужинать. Затем заехали заправиться. Леонид прокомментировал это так:

– Чёртов «Лендкрузер». Выглядит, конечно, как линкор… А бензин жрёт, как свинья!..

– Зато на нём нас искать не будут. А то вчера – не поверишь! – загнал свою на яму: жучок тут как тут. Маленький такой, без прожектора не нашёл бы!..

– Ну, и ты…

– Ну и я его не тронул. И машину попросил сына отогнать в сервис – пусть думают, что там что-то сломалось. Ну, сломаться-то вроде, ничего не… Но заодно посмотрят чёртовы колодки, а то постирались. Так что дня на два твои «друзья» зависнут там.

– Ага. Молодец. Тебе только шпионом работать. Может, передумаешь – и с нами?..

– Нет, Лёня, не передумаю. Староват я для всего этого… Давайте уж вы.

– Саша… А внутрь Посольства вы с нами не пойдёте? – спросила Лена.

– Тоже нет. Но я прослежу, как туда зайдёте вы.

– А этот… С которым вы разговаривали… Он будет нас встречать?

– У входа. Он сказал, чтобы мы созвонились, и предупредили минут за пять.

– А… Возле Посольства не может быть наших… Ну, Мерзинийских…

– Может, Лена, конечно, может. Тут уж гарантии дать… – Саша цыкнул зубом, – Но, с другой стороны, если б вы попробовали прорваться там, у себя, пристрелили бы, как бешеных собак. И ещё распиарили бы, что вы хотели «взорвать Посольство дружественной страны». И динамит при вас нашли бы. – Леонид покивал, но промолчал, – А здесь хоть какой-то шанс… Особенно, когда загримируетесь, – он кивнул на сумку с причиндалами для маскарада.

Часа в четыре стало светать. К этому времени подъезжали к легендарным Кольцевым. И все слухи, даже самые плохие, подтвердились.

Дышащее угаром смога пыхтящее чудовище, похожее чем-то на жайтайского праздничного дракона, медленно ползло в шесть рядов, с неизбежными остановками и сигналами клаксонов, по направлению к Центру.

И здесь уже их «линкор» среди других не выделялся: престижнейших машин вокруг хватало. Водители в дорогих и солидных костюмах сидели с таким видом, словно весь этот город принадлежит им лично. Что, впрочем, не мешало им ругаться, словно последняя рвань.

К зданию Посольства добрались только к половине одиннадцатого.

Саша, снова сидевший за рулём, нагло вписал джип между каким-то «Лексусом» и «Ягуаром» у здания в добром квартале от ворот. С минуту все молчали.

Лена проверила парик: нормально. Леонид в канареечной курточке по пояс чувствовал себя неуютно. Но решил не снимать – брат убедил его, что про столь вызывающе одетую пару уж точно никто не подумает того, что положено.

– Алло, Ник? Да, и вам доброго утра… Это мы. Мы готовы. Сейчас заходим. – Саша выключил телефон и спрятал в карман.

– Чёрт. Я так не трясся, даже когда завалил тех троих… – выдавил Леонид, – Смотри: коленки дрожат. А уж зубы свело – полный пипец!

Взглянув на брата, Саша покачал головой:

– Раньше надо было трястись. А сейчас давайте-ка оба вперёд! С Богом! Вон, я вижу в бинокль, как какой-то амбал в сером костюме вышел к будке охраны. Удостоверения наготове?

Леонид и Лена кивнули. После чего Саша соизволил приобнять их обоих, буркнув:

– Береги её! Она – чистый клад! Не спорит, и всё делает. Мне бы такую!..

Выйдя на тротуар, они быстро, но в меру – так, чтобы не привлекать внимания, – пошли через дорогу, а затем и к воротам с будкой охраны.

Сапоги до колен с бляхами, и цепи настоящей металлистки жутко раздражали Лену. Леонид только вздыхал, втягивая в плечи голову и стыдясь дурацких клёшей, словно только из шестидесятых, и копны чёрного парика с ирокезом. Но до ворот они добрались без приключений.

– Извините, нас ожидают, – сказал Леонид, указав рукой на типа в сером костюме охранявшим ворота полицейским.

– Да нам без разницы, – пожал плечами коренастый капитан, – Будьте добры, ваши документы!

– Ник! Ник! – Лена попыталась привлечь внимание мужчины, пока охранник с сомнением изучал их липовые удостоверения. Серый костюм заметил и двинулся к ним.

Быстро что-то сказал начальнику смены, затем с ним вместе подошёл к Лене и Леониду.

– Здравствуйте, – его выговор оказался преувеличенно правильным, сразу видно: язык не родной, – Назовитесь, пожалуйста!

Леонид назвал имена, значившиеся в пропусках. Ник что-то сказал в переговорное устройство, которое достал из заднего кармана.

Ого!

К КПП подошли два морпеха в полной форме и с оружием за спиной!

После того, как начальник чуресских полицейских вернул удостоверения по приказу Ника, только покачав головой, их группа прошла во двор.

– Сюда, пожалуйста, – показал Ник, оглянувшись, чтобы убедиться, что оба морпеха идут за его «гостями».

И это было последнее, что слышал от него Леонид.

В спину что-то сильно ударило – словно мешком с песком.

Затем ноги почему-то подогнулись, и он увидел напротив лица маленькую выбоину в асфальте… «что же у них, денег, что ли нет – заделать?!» – пронеслась глупая мысль.

Однако он успел почуять, как его потащили куда-то на боку, обдирая кожу. Но больно не было!

Мир погрузился в вату – он скорее увидел, чем понял и почувствовал, как морпехи хватают его под белы ручки, и, словно мешок, быстро тащат куда-то, а Ник что-то кричит в рацию… И ещё лицо Лены – перекошенное болью и с широко раскрытым ртом!.. Но звуков он точно не слышал.

Затем его ещё раз ударило, пониже спины, словно кто-то пнул…

Затем он вдруг обнаружил, что лежит на спине на какой-то каталке, и его быстро везут куда-то, а на лице – маска, через которую легко дышится. Рядом подпрыгивает лицо Лены, с огромными заплаканными глазами, и ещё кто-то в белом…

Он, превозмогая ужасную слабость, стянул маску с лица, и, как ему самому казалось, громко кричал:

– Лена! Всё – твоё! Отдай им флэшки, и спасайся! Расскажи – всё!..

Лена, похоже, ничего не понявшая, только переспрашивала:

– Что?!.. Что?

Затем маску на лицо ему снова надели…

Затем он запомнил какую-то дверь, в которую каталка никак не влезала, и слабый звук:

– …не вздумай! Я пропаду одна! Не смей бросать меня! Ты выберешься!..

Затем был белый коридор.

И вокруг – никого.

Он что-то важное должен вспомнить… Про этот коридор.

Но – что?..

О! Он вспомнил. Этот коридор – на ТУ сторону.

Но… Но он не хотел бы туда попадать. Может, можно как-то остановиться?

Ведь там, позади, осталось ещё не сделанное. И кто-то, кому он нужен… Да, он ещё нужен. Он кому-то очень нужен…

Надо вернуться.

Но – как?!

Он пытался остановиться изо всех сил, и двинуться назад.

А его всё тащило…

Он кричал. Сопротивлялся. Он очень хотел остановиться!..

Вдруг коридор пропал.

Очнулся он сразу. Открыл глаза. Ф-ф-у-у… Слишком светло. А если прищуриться?

Ага, нормально видно. Это просто белый потолок. Зрение… в порядке. Теперь проверим тело.

Попытавшись пошевелить разными частями, он был и удовлетворён, и разочарован: тело при нем, но, похоже, сдвинуться с места куда тяжелей, чем он представлял.

Вдруг над ним возникло незнакомое лицо – мужчина. И он улыбался:

– Доброе утро, Леонид! – Леонида почему-то удивило, что мужчина говорил очень чисто. И выглядел… не старше тридцати. – Поздравляю! Хирург сказал, что худшее позади! А я – агент Вачовски, – он улыбнулся, покачав головой, – Но лучше зовите меня просто Лайм.

Леонид попробовал что-то сказать. Господи! Как пересохло в горле-то!..

Он попытался снова. Но изо рта шёл только сип и сложить не то что слова – буквы не получалось.

Мужчина заметил его потуги и повернулся к кому-то, что-то сказав по-английски. Затем отошёл.

Появилась женщина во всем белом. Она смазала губы Леонида чем-то влажным.

Вода! Он облизал губы, с мольбой глядя на женщину.

Та улыбнулась, покачав головой, и что-то сказав, тоже на английском. Но губы смазала.

– Она говорит, вам ещё рано пить, поэтому терпите так! – прокомментировал снова возникший сбоку Лайм, – А вообще-то, вы в сорочке родились! Ещё пару сантиметров левее, и!.. Ну, не буду вас пугать. Говорю же: всё худшее уже позади!

– Ле… Ле-на? – смог наконец выдохнуть Леонид.

– А-а, Лена? В порядке ваша Лена. Вот у кого нервы стальные! Это она оттащила вас за будку КПП, пока остальные сообразили!.. И это с одной-то рукой!.. А всего в вас стреляли пять раз. Ну… скажем так: пуля, попавшая в… э-э… ягодицу, для здоровья не опасна. Разве только унизительна, – человек снова вежливо хмыкнул. И глаза его тоже улыбались. Видать, эту-то пулю обсуждали… И точно: Леонид почувствовал себя униженным! Это ж надо: нормально пристрелить не смогли! Ну, Мерзинийцы!.. Позорище!..

– Лежите, лежите! Вам лучше молчать! – Лайм, кажется, понял его усилия, – Сейчас я вам Лену разбужу!

Леонид только благодарно моргнул: это, и предыдущие усилия, вымотали его до липкого пота.

Хотя, если «абстрагироваться» от слабости, почти ничего не болело. Ну, разве что при вдохе… Только сейчас он ощутил сбоку рта какую-то пластиковую трубку.

Кислород?

Да бог с ним. Он жив. Лена жива. Это – главное!..

Теперь бы ещё дать знать Сашке… Наверное, волнуется! Но как сделать это?..

– …нет-нет, только посмотреть! Никаких разговоров! Он ещё слишком слаб! – под сердитое увещевание сбоку вдруг возникло лицо Лены.

Выглядела она… неплохо. Если не считать синие круги под подозрительно красными глазами, и взлохмаченные волосы. Жива, остальное ерунда! Теперь-то они в безопасности… Вроде.

– Жив! Ну и слава богу, больше пока ничего не надо! – Лена и смеялась и плакала одновременно, – Давай, набирайся сил! Всё в порядке: нам дали всё – и Убежище, и Гражданство, и Программу защиты Свидетелей… Я рассказала всё: ты только поправляйся, и ни о чём не думай!..

Мужчина продолжал что-то вежливое говорить, взывая к Лениному разуму, и оттесняя её назад. Леонид… широко улыбался, моргая от нахлынувших слёз. Это было всё, на что сейчас хватило его сил. Затем свет померк: он снова провалился в вату…

– Ну-ка, ну-ка… Неплохо. Вот сегодня – неплохо! – толстенький профессор, пошевелив кустистыми бровями, отложил снимки, которые минуты три пристально изучал. – Я же говорил: заживает, как на кошке!

– Спасибо, Евгений Петрович, вы реально мой второй отец!

– Ну, положим… Хм!.. – тон профессора сменился на умеренно осуждающий, он явно что-то заметил у Леонида на лице, – Тэ-экс! Опять приходила ваша… Лена! – профессор с усмешкой осмотрел щеку Леонида. – Скажите ей хотя бы, чтобы сменила цвет помады: вас вычислить легче, чем прогулявших урок школьников!

– Хорошо, Евгений Петрович, я скажу. Чтобы сменила.

Профессор фыркнул. Потом смягчился:

– Ладно. Через три дня разрешу вставать. А вот целоваться в губы нельзя как минимум ещё недели две. Разорванное лёгкое, это вам не шуточки!

Когда за светилом медицины закрылась дверь, Леонид обратил взор на окно. Окно вселяло оптимизм и уверенность в будущем. Потому как было из трёхсантиметрового бронированного стекла, и снаружи его «страховали» решётки из двухсантиметровых стальных прутьев…

За дверь Леонид тоже не опасался: как-то, когда Лена в очередной раз выходила, он заметил через полуоткрытую дверь двух морских пехотинцев с короткоствольными автоматами. Впрочем, может то были и винтовки: Леонид, в отличии от брата, в оружии не разбирался.

Кормили его вкусно и сытно, но еда в горло лезла плохо. И вообще первые дни слились для него в один сплошной кошмар, когда он, не в силах перевернуться со спины, пялился в белые потолки операционных, где его «потрошили», предварительно ослепив яркими лампами, и пугая обступавшими толпой безликими фигурами в голубых халатах и масках, оставляющих видимыми только глаза.

И ничего хорошего для себя он в этих глазах не видел.

Запомнился один хирург, матёрый профессионал, циник, и реалист.

Он только проворчал, отдав кому-то снимок, который перед этим долго и придирчиво разглядывал:

– Можно резать смело: если б ему было суждено откинуться, уже бы откинулся! Наркоз!

Только на пятый день его перевели из реанимации в индивидуальную палату. А затем и в само Посольство. Здесь к нему пускали и Лену. До этого они виделись только один раз – Ник, чувствовавший себя виноватым, привозил её в хирургическое отделение Глифасофского, когда худшее осталось позади и Леонид иногда бывал в сознании.

Теперь-то он явно шёл на поправку. Ничего, живут и с полутора лёгкими: он навострился смотреть свои снимки вместе с профессором. Поэтому знал, что попали в него, скорее всего, пулей со смещённым центром тяжести. «Запрещённой» даже для охоты.

Такая пуля оставляет выходное отверстие размером с кулак, и жертва обычно умирает не от потери крови, а от болевого шока… Дыра в ягодице беспокоила куда меньше: с потерей части мышц там он вполне мог смириться.

Зато «главный» орган остался цел!

На десятый день (это его Лена просветила, что он так долго «валяет дурака»), его посетил профессиональный разведчик. Выглядел он симпатично и грозно одновременно, и чин имел не ниже майора. Выправку и стать не скрывал даже хороший штатский костюм.

Закрыв за собой дверь, он уверенной рукой придвинул к кровати стул. Внимательно осмотрел пациента. Очевидно, остался доволен осмотром, и только тогда сказал:

– Здравствуйте, Леонид Александрович, меня зовут Майлз. Прежде всего – мои поздравления, – «майор» Майлз сделал паузу, – Так же мне поручено принести официальные извинения от лица нашего Правительства, что вашему здоровью был нанесён тяжкий ущерб уже на территории нашей страны.

Леонид нашёл в себе мужество улыбнуться и сказать:

– Спасибо. Я не имею к вашим сотрудникам претензий: никто и подумать не мог о такой наглости. Наша Мерзиния в этом плане всегда отличалась стремлением договориться, а не… Словом, извинения приняты. И спасибо, что так со мной возились…

– Ну, это было не только, и не столько из человеколюбия… – незнакомец хищно улыбнулся, и закончил жёсткую мысль: – Мы решили, раз уж ваша страна пошла на такие беспрецедентные действия, как наем нескольких профессионалов, вы действительно способны сильно ей навредить. Кроме того, это дело Престижа для нашей страны. Мы приложили все усилия, и вас оперировали лучшие врачи. Некоторых привезли частным самолётом из Лермании…

Леонид вскинул брови: надо же!.. А он, похоже, местная знаменитость! Однако ответил коротко:

– Спасибо.

– Пожалуйста. Теперь непосредственно к делу. Вы в состоянии говорить?

– Да. Если не слишком громко.

– Отлично. Не напрягайтесь, мне отлично слышно. – Майлз наконец сел на стул.

Достал маленький приборчик – очевидно, диктофон – и пристроил на постели поближе к подушке.

– Если вы не возражаете, наша беседа будет записываться.

– Хорошо. – Леонид понял, что вот главное и начинается. Дальше ему нужно только… говорить внятно. И – правду.

– Леонид Александрович, не могли бы вы рассказать, как вы догадались о том… о чём вы догадались, и что этому непосредственно предшествовало?

Леонид, вначале немного сбивчиво и перескакивая с одного на другое, рассказал о том, как в силу неплохих навыков и невероятного терпения выдвинулся на свой пост:

– …колоссальное терпение. Нет, правда: эта традиция физических… методов наказания нерадивых, и унижения подчинённых идёт с самого верха. Это обсуждают буквально все… Я сам видел однажды Министра Культуры, выходившего из кабинета «Отца Народа» с кровью на щеке – ему досталось его же файловой папкой. Как он потом сказал референту: он счастлив, что там было не больше килограмма бумаги!.. Так что рукоприкладство скорее правило у нас. Везде. И не только в госструктурах. А уж про оскорбления и переход на нецензурную брань в адрес облажавшегося чиновника можно и не упоминать… Такое происходит каждую Планёрку!..

Вскользь упомянув о трёх своих «ранах» – синяках и ссадинах, полученных на «боевом посту», и ежеквартальных, уже скорее традиционных, разносах, Леонид перешёл к сути:

– Моя должность и доступ к данным из первоисточников позволяли отслеживать фактически всю динамику. Как падало производство. Как «исчезали»… ну, таяли сразу после утверждения, бюджетные средства, выделенные на конкретные Программы и проекты. Сколько фактически людей где работало, а сколько было вписано для «соответствия штатному расписанию». И, главное, насколько отличалось то, что происходит на самом деле, от того, что шло в СМИ – телевидение и газеты – для хвастовства о том, как нас «ждёт великое будущее»… Может, поэтому с нас всех в нашем чёртовом Горкомстате и взяли Подписку о неразглашении Служебных и Государственных тайн. «Наша статистика, – как любил говорить один мой знакомый до того, как удрал к первой жене и сыну в Езераель, – самая статистическая в мире!»

– И если бы вы… – нашёл нужным уточнить Майлз.

– Совершенно верно, мистер Майлз. Если бы не девять лет, проведённых в нашем Учреждении, я бы не знал, где, и как «копать».

– Называйте меня просто Майлз.

– О’кей. Тогда и вы меня – просто Леонид.

– Хорошо, Леонид.

– Хорошо, Майлз. – они понимающе улыбнулись друг другу.

– И когда же примерно вы сопоставили…

– В тот день, когда меня прихватило. У меня бывало, болело сердце, но не так! Это было… Что-то совсем уж страшное. Я, молодой и здоровый – сравнительно, конечно! – он снова чуть приподнял в самоироничной улыбке кончики рта, – игрок в стрелялки-бегалки. И вдруг так свело: хоть падай и умирай – тьфу-тьфу!.. Я тогда подумал: а что же с теми, у кого не оказалось валидола или нитроглицерина под рукой? Или даже элементарно: кто спал? Они могли и попросту не проснуться! А если организм старый, и изношен – вечными нервотрёпками, и плохим питанием, то вряд ли можно при таком приступе спастись. Выжить… Но это я уже говорю о своих последующих выводах, когда я увидел массовые похороны в тот же день. У мусульман же положено хоронить в день смерти…

Это, конечно, демаскирует саму… э-э… Акцию воздействия. Не может не демаскировать. Такое на «погоду» не спишешь.

Но на работе я не делал с этими догадками ничего. Там слишком любопытные коллеги. Зато дома, – Леонид подробно и спокойно описал, что делал дома, и почему записал всю информацию на флэшку, и часть сразу переслал Александру.

Почти дословно пересказал и своё письмо с просьбой задействовать давно оговорённый на «всякий пожарный случай» вариант отхода – как они с братом называли бегство из страны. Отлично зная, что цензура непременно вскроет ящик с почтой, писал все иносказаниями: брат понимал, что он имеет в виду.

Единственное, чего он не предвидел, так это то, что отсидеться пару-тройку дней в Столице, пока Джамшуд и Джасур всё подготовят, не удалось. Охота пошла куда круче, чем он надеялся, учитывая хроническую лень и инерцию бюрократического и силового аппарата. Ну, и ещё, конечно, Лена.

Её сочувствие и участие в его судьбе глубоко тронуло Леонида. Он решил попробовать захватить с собой и её: хотя бы один хороший человек, спасённый из загнивающего болота, уже достижение. Да и совесть не позволяла бросить её на растерзание. А запытали бы точно.

Про убийство троих «джентльменов с большой дороги» Леонид смело умолчал.

Они с Леной пришли к неутешительному выводу, что это преступление (а как ни крути – оно таковым и является!) может помешать им получить Убежище. Ведь тогда они из «политических» превращаются в банальных уголовников. А таких выдают. Даже из БША.

Правда, тут Леонид чувствовал себя спокойным: ТТ с глушителем надёжно покоился на дне безымянной реки уже в Чурессии, куда он его зашвырнул на одной из остановок – так посоветовал Александр.

Про братьев-вазахов Леонид рассказывал без упоминания имён. Про дельтаплан с моторчиком, правда, пришлось сказать. Леонид-то знал, что все границы сканируются со спутников, и их антирадарный план хоть и сработал для пограничников Чурессии, но сверху был виден, как на ладони.

Он не хотел, чтобы о нём, если он соврёт в мелочи, подумали, как о лгуне вообще…

– Теперь о методике. Было высказано предположение… – Леонид умолчал, что братом, – что облучение ведётся со спутника, запущенного… – он упомянул точные данные дня и часа, и примерные параметры орбиты коммерческого спутника, выведенного на орбиту год назад, – Все эти данные, и все, что смогли собрать из разных источников об этом, есть на третьей флэшке. Вот, в целом, и все. Ещё раз спасибо за… Убежище. – он сглотнул: в горле пересохло, – Наши бы нас не помиловали.

Майлз покивал. Но никак не прокомментировал. Затем сказал:

– Благодарю, Леонид. Вы, конечно, понимаете, что мы… э-э… расспросили и Лену. Но только в вашей интерпретации всё это, – он похлопал по диктофону, – приобретает смысл. И, боюсь, ещё дней десять, пока не заживут ваши… повреждения, вам с Леной придётся находиться здесь. Потому что без непосредственно ваших свидетельских показаний все это малоубедительно. Во всяком случае, для Сенатской Комиссии по Правам Человека. Так что, на всякий случай, побудьте в здании…

– Что, даже во двор выйти погулять не получится?

– Боюсь, нет. Я, быть может, не скажу вам ничего нового – вы, наверняка уже и сами догадались, что один из полицейских поста наружной – чуресской – охраны был… хм, как вы изящно, – он выразительно посмотрел на собеседника, – выразились, с ним договорились. Словом, это именно он со своего мобильника отправил условленный сигнал. Иначе, возможно, ваш маскарад. – Майлз покачал осуждающе головой, – удался бы. Хотя у нас так никто уже не ходит.

Леонид попробовал посмеяться: смеяться хотелось, но чертовски больно отзывалось в раскуроченном лёгком.

Майлз вежливо улыбнулся. Затем снова покачал головой:

– Пожалуйста, не одевайтесь так там, дома… И, пока хотя бы, не смейтесь! Как говорится в чуресской пословице: хорошо смеётся тот, кто смеётся… в безопасности.

Лёжа в полной опустошённости один, Леонид думал о том, что – всё. Действительно, всё.

Пути отрезаны. Теперь для них с Леной дом – там, на далёком и совершенно чужом континенте. Быть может, им сделают пластическую операцию, поселят где-то почти наверняка в захолустье… Может, придётся даже работать, для видимости.

Ладно, поживём – увидим. Пока же придётся ждать. Ждать, и поправляться.

Ему нужно поправиться быстрее. Значит, пусть через силу, но надо больше есть, и начинать шевелиться: иначе мышцы точно атрофируются.

Стараясь дышать спокойно, он пошевелил ногами. Руками. Повертел шеей. Ничего, времени у них теперь хватает. Они ещё молоды, и у них могут даже… Родиться дети.

Если Лене сделать операцию, может, она сможет…

Эк, куда его!.. А почему бы и нет?! Ведь их дети будут граждане БША! Вот повезло, что вторая пуля попала только в ягодицу, а не… Ох, Лена… Дай только очухаться!

Ещё через два дня Майлз пригласил его к себе в кабинет.

Комната оказалась очень светлой, и какой-то безликой. Там стоял стол, кресла на колёсиках, кое-какая ещё офисная мебель, и шкаф с папками. И – всё.

Никаких цветочков-занавесочек.

Ну и ладно: вполне рабочее место.

– Кофе? – Майлз вопросительно посмотрел на усевшегося напротив Леонида.

– Спасибо, нет. Лучше простой воды. Если можно, тёплой. – Леонид боялся за своё горло.

Майлз щёлкнул переключателем селектора, и чётко произнося слова, сказал что-то на своём. Э, нет! Теперь – на их языке! Значит, придётся заняться серьёзно, а не как в аспирантуре.

Буквально сразу секретарша в строгом деловом – белая блузка, чёрная юбка, колготки, туфли, лицо без выражения – все принесла, и поставила: кофе перед Майлзом, стакан – перед Леонидом.

Точно не ниже майора, отметил Леонид. Он отхлебнул: тёплая! Надо же…

Он кивнул, причмокнув. Только теперь Майлз сказал:

– Леонид! Я пригласил вас, чтобы прояснить некоторые моменты, и расставить, так сказать, все точки над «и», – он сделал паузу, Леонид молча кивнул ещё раз, – Так вот. Проверку наши соответствующие Ведомства начали сразу, как только мы побеседовали с Леной. Официальные результаты они доложат непосредственно при официальных же слушаниях в Комиссиях высших Инстанций. Я же пока – неофициально! – могу несколько приподнять занавес для вас. Разумеется, – он торжественно поднял палец, – без права разглашения!

– Понял. – Леонид чуть улыбнулся. – Я очень внимательно слушаю.

– Подтвердилось почти всё, что содержится на ваших флэшках. Разумеется, их мы просмотрели в первую очередь. После чего отослали со спецрейсом в Лэнгли, и сделали массу копий. Мы знали, конечно, о запущенном спутнике – что его построили и оснастили по заказу вашей страны. Однако первые полгода он работал как сугубо ретрансляционный, вещая на вашу территорию государственные телеканалы. Поэтому мы перестали пристально следить за его дальнейшей работой – так, обычная запись транслируемых передач. Возможно, о том, что мы работаем в таком режиме, то есть полгода изучаем очень внимательно, вашим агентам сообщил даже кто-то из наших. Вероятно, с ним тоже договорились. Сейчас мы как раз проверяем…

Но это не важно. Важно то, что второе и основное назначение этого спутника выявили только вы. Конечно нам, как передовой в техническом плане стране, должно быть несколько стыдно, что мы только планируем, а кое-кто начал применять, первым! Правда, не против врагов, а… Это до сих пор не укладывается в головах некоторых моих… э-э… Больших Боссов. Но против фактов не поспоришь.

Выкладки ваши относительно общей смертности, и экономии для Бюджета оказались, правда, несколько преувеличены. Вероятно, это связано с тем, что излучатель работал не каждый день, а через. Похоже, связано это с вынужденной длительной подзарядкой: солнечные панели могли полностью перезарядить аккумуляторы не быстрее, чем за сорок восемь часов. Так что пока, – Майлз выделил это слово. – погибло не так много пожилых, как могло бы.

С другой стороны, ещё три-четыре года, и то, что вы рассчитали, могло осуществиться.

Трудно сказать наверняка, какие именно цифры ваше Руководство считало конечными. А далее это оружие могли бы применять точечно и периодически, по мере необходимости. Против каких-то отдельных личностей. Или группировок…

Леонид, ощущая, как то краснеет, то бледнеет лицо, отпил воды. Поперхнулся.

Чёрт! Всё-таки это происходит! Неужели нельзя как-то остановить?!..

Он поднял глаза.

Но Майлз опередил его готовый сорваться с уст вопрос:

– Нет-нет, уже всё прекратилось. Мы сразу стали отслеживать этот спутник… Три дня он не излучал ничего, кроме ретрансляции обычных телеканалов, а затем… Как раз в тот день, когда стало известно, что вы выкарабкаетесь… Спутник взорвался, – видя широко открывшиеся глаза Леонида, Майлз пояснил: – Можете не сомневаться: именно из-за вас вашему… э-э… «действующему только во благо народа», и «демократичному» Правительству пришлось уничтожить спутник стоимостью в почти миллиардов долларов!

В том числе и поэтому – надеюсь, вы понимаете – вам лучше пока находиться в здании. Для вашего руководства всё сводится, как вы и сами знаете, к коммерческой выгоде. А вы сорвали… очень «экономически выгодное Предприятие!» Так что не хочу вас пугать, но…

Вероятней всего вам с Леной понадобятся не только Убежище, Гражданство, и Программа Защиты Свидетелей. Придётся пойти и на пластические операции, и даже, возможно, смену цвета кожи.

Увидев открывшийся рот Леонида, Майлз поспешил пояснить:

– Извините. Не удержался: последнее – шутка! Впрочем, в каждой шутке есть… доля шутки. Остальное – чистая правда. Так что слово за вами.

В наступившей тишине Леонид несколько раз порывался что-то сказать.

Но слова застревали в горле. Так что он со стороны, наверное, выглядел как рыба, выброшенная на песок. Да он себя так и ощущал! Месть не то, что возможна – она почти неизбежна!

Для любого Чиновника срыв выгодного Коммерческого Предприятия – потеря ДЕНЕГ! Ну, и лица… А уж для Главного Чиновника Страны – ПРЕСТИЖА! А это поважней всего остального. Если мурашики-рабы поймут, что можно выступить против Системы, и остаться безнаказанным, это чревато…

Потерей и мурашиков и денег!!!

И вопрос будет поставлен принципиальный: убрать его и Лену теперь должны в назидание другим! Чтобы не вздумали бунтовать! И мешать Бизнесу Отца-Основателя!

– Могу пока сказать только за себя, – выдавил наконец Леонид. – На пластику лица я согласен. А цвет кожи – только если Лена не будет против…

– Она не против! – поспешил его заверить Майлз. – Она предпочитает превратиться в жайтаянку. Это потому, что узкие глаза сделать нетрудно, а негроидный тип вам… подойдёт плохо.

С этим Леонид не мог мысленно не согласиться. Поэтому, повздыхав, и похмыкав, согласился и вслух: жайтаец – так жайтаец.

– Отлично, – прокомментировал Майлз, хотя по лицу его, как всегда, трудно было судить, нравится ему решение Леонида, или нет. – Самолёт у вас через три дня. Готовы к перелёту?

– Да. Готов. Да и профессор сказал, что я в порядке.

– В таком случае – желаю удачи. – Майлз протянул руку.

Пожав её, Леонид не удержался:

– Майлз… Если это не слишком большой секрет: чисто технический вопрос. Как им хватало мощности охватить почти километровую ширину?!

– Ах, вот что. Ну, это не так сложно. Сам диаметр луча не особенно велик, не больше пятидесяти метров. Так достигалась нужная интенсивность на единицу площади. А автоматика просто водила лучом из стороны в сторону – на ширину в километр… При этом двигая его ещё и вперёд. Ну, как луч электронной развёртки в старинных кинескопах… Или почти так же, как делает ребёнок, когда ему нужно закрасить карандашом большой лист бумаги…

Хотя при этом и сильно снижалось время воздействия на каждого… э-э… на каждый конкретный объект.

– Понятно… – протянул Леонид, – Но, судя по всему, мощности и времени хватало для…

– Да, – пристально глядя ему прямо в глаза, докончил за него Майлз. – Хватало.

Теперь они с Леной могли быть вместе постоянно.

Майлз, вняв просьбам Леонида, приказал служащим Посольства перенести койку Лены к нему в палату. Впрочем, теперь она и не была палатой: капельницы и приборы контроля убрали.

Эйфория первых часов вместе, и осознание того, что они живы и в безопасности, сменилась сомнениями и опасениями. Лена, как тигрица в клетке, мерила комнату шагами от окна к двери. Леонид предпочитал больше сидеть и лежать.

Теперь, когда они обо всём значимом и важном переговорили, разговаривать оказалось почти не о чем. Да и неприятно: наверняка их прослушивали. С этим смирились. Труднее смириться с мыслью о том, что вся их дальнейшая жизнь – гонка на выживание.

Леонид не обольщался: как не измени они лицо и цвет кожи – да даже пол! – деньги везде рано или поздно проточат дырочку, в любой броне секретности. Для агентов его родины не существует слова «Нет»! Существует только торг – до суммы, позволяющей нужному Чиновнику забыть о Служебном Долге и обязательствах перед своей Страной…

Так что пребывание на территории БША, скорее всего, будет кратковременным.

А затем им придётся… Много путешествовать. Чёрт!..

А разве он сам не мечтал посмотреть Мир!?

– Лёня! Я просто с ума здесь схожу! Так паршиво мне не было даже в Лагере «зомбировщиков мозгов» – Лена тоже предпочитала не упоминать кое-что из прошлого открытым текстом, – На мозг так и давит: наши же – твари такие! – не отступятся!..

– Наверное, да… Иди-ка поближе, – Леонид похлопал по кровати рядом с собой.

Лена отошла от окна, и, тяжело опустившись рядом, крепко обняла его обеими руками. Гипс почти не мешал ей.

– Мы теперь граждане БША. И можем путешествовать куда захотим. Земля большая. И стран много. А вовсе не так, как показано у нас на глобусе, который у здания МВД…

Лена горько усмехнулась: огромный глобус, на высоком пьедестале (на котором раньше стоял «Вечно-живой-Вождь-всех-угнетённых-народов»,), с единственной страной – Мерзинией, конечно! – давно был у всех жителей и гостей Столицы притчей во языцех!

– А… денег-то нам хватит?

– Должно хватить… Тем более мы же можем что-то сделать. Например, написать книгу. Или несколько.

– Ага, очень смешно… И про что же? Уж не про «любимую» ли Родину?

– А хотя бы и про неё… Кто нам теперь запретит?

Лена рассмеялась. Вначале с иронией. Потом и с явной издёвкой.

– Если писать правду, никто не поверит… И ни в одном Издательстве не возьмут. Скажут, что это гнусная клевета на чужую страну. А это запрещено. Каким-то там Гаагским Трибуналом. Или ООН-ом… Не помню, кем…

Леонид покачал головой. Посмотрел в потолок:

– Нам ещё выступать перед избранными членами Комиссии Сената. Возможно, и Конгресса. Ну, уж АНБ и ЦРУ – точно. Так что давай начнём готовиться. Напишем тезисы. Это уже какая-то основа для того, что будем рассказывать. И писать. Вот уж экшн должен получиться… А что: было весело! И страшно… Как раз то, что любит читатель: тут и триллер, и детектив… И любовь, – он чмокнул Лену в лоб. Крупная слеза скатилась по её щеке. Он смахнул её.

– Есть чего описать! А уж названия стран, городов, да фамилии людей потом… изменим до неузнаваемости. Наша книга пойдёт как Фантастика. По разделу социальная Антиутопия…

Лена ничего не сказала, только прижалась к нему тесней.

Не сговариваясь, они посмотрели в зарешеченное окно.

Там молча ожидало Будущее.

1

Чак-чак – Восточные сытные сладости.

2

БИЧ – термин из 80-х годов. Сокращение от «бывший интеллигентный человек».

3

«Мягонький папир» – туалетная бумага (укр.).

4

Кизяк – высушенный коровий навоз. Горит, давая много дыма и вони.

5

Арык – небольшой оросительный канал, выкопанный прямо в грунте.

6

Курпача – тонкий ватный матрац.

7

Дастархан – низкий (примерно до колен) восточный стол для еды.