Книга: История чудовища




История чудовища


Темное фэнтэзи


Андрей Ермолин


Предисловие

Что делает мужчину, женщину или старика человеком? Чем люди отличаются от чудовищ? Возможностью выбора? А может, нет никакого разделения? Может, человек и есть самое страшное чудовище на свете? Убивает ли оборотень из зависти? Нет, он убивает, потому что его природа такова. Способен зверь ненавидеть? Он лишен этого чувства, а человек им наделен. Я кое-чего повидал.

Я видел, как охотники затаскивали в город привязанные за ноги к телеге окровавленные тела: мужчины, женщины и дитя. Они были абсолютно голыми и десятки стрел пронзали их безвольно хлюпающие в грязи тела. Это была часть стаи оборотней, что жила в округе. Я видел, как люди подвешивают их за ноги над городскими воротами, и чувствовал, как на следующий день меня провожают из города три пары пустых глазниц - работа ворон.

Я был свидетелем сожжения ведьмы. Специально сложенный для нее костер из сырого дерева, который больше тлеет и дымит, а не горит, возвышался в самом центре площади. Я смотрел на то, как ее ноги и руки разбивались в кровь в надежде зацепиться за камни, по которым ее за волосы тащили к костру. Я слышал ее долгий, пронзительный крик, а после - чувствовал тошнотворную вонь горящего мяса.

Я пытался остановить толпу, забивающую уродливого горбуна, попытавшегося украсть с прилавка кусок мяса. Я чувствовал на разбитых губах вкус меди, когда не смог ему помочь и с ужасом следил за методичными ударами лавочников. Я с болью в сердце ощущал легкость горбуна, укладывая его тело в могилу.

Я чувствовал исходящий от толпы жар ненависти и отворачивался, когда горожане убивали мать, вставшую на защиту своего сына, обвиненного без суда в убийстве. Я плакал от счастья, узнав, что ему удалось сбежать. Я пал на колени перед изувеченным телом его матери.

Я путешествовал всюду и всюду натыкался на жестокость человеческую. Я видел кровь и обугленные до черноты ночи тела. Сострадал рыдающим над уродливыми телами детей матерям и презирал стоящих рядом, тяжело дышащих убийц с яркими от крови кулаками.

Я сдерживал рвотные позывы, видя неистово жрущих все, что попадет под руку, зрителей, сидящих на казни и с чувством экстаза на лицах наблюдающих за смертью приговоренного. Во время отрубания головы, когда кровь тугой струей бьет из артерии, зрители получали высшее наслаждение не имеющее аналогов, некоторые от удовольствия теряли сознание.

Я все это видел. Я - человек, решивший покорить мир и воспеть в стихах геройские поступки богатырей. Я - тот, кто мечтал описать красоту городов в песнях! Я увидел мир и мир оказался не таким, каким представлялся ранее... Он вовсе не полнится героями. Он переполнен жестокостью, которая позволяет человеку выживать в мире, где он слабее кровососа, где он глупее ведьмы, где он медленнее оборотня.

Человек должен быть жестоким, иначе он не выживет и падет! Я же не хочу быть жестоким и, если эти строки читает кто-то, то я наконец-то перестал быть человеком и стал чем-то большим, покинув этот зиждущийся на убиении всего необычного мир. И помните: прощаясь с ним, я улыбался.


                                                Федор из Глушно

                        Сын печально известного вора и убийцы Владислава

Глава 1

Вонь котла

Черный ворон, часто взмахивая крыльями, взмыл над городом, носящим название Медов, и устремился на север, в сторону лесной чащи, что точно страж, охраняла уходящие к небу горы. Крылья ворона разрезали влажный, но теплый летний воздух, а с затянутого серыми тучами неба на него изредка попадали лучи выглядывающего солнца.

Если бы кто разбирался в полете птицы и следил бы за вороном в данный момент, хоть бы и из рубленой церкви, что молниеносно исчезла под черными крыльями, то наверняка бы заключил, что эта птица спешит. Но, никто не следил. Люди занимались своими делами, и рассматривать ворон им хотелось меньше всего. Кому-то этим утром нужно было поспеть на рынок, что раскинулся круглым построением лавок на площади. Кто-то спешил к колодцам постирать одежду и набрать воды. Кто-то поправлял на голове шлем и крепче сжимал еще не окрепшими после сна пальцами древко бердыша, широко позевывая на посту. Город Медов проснулся и по мощеным камнем улочкам стучали копыта лошадей, тянущих телеги, загруженные овечьей шерстью, мясом или бочонками с медом - всем тем, что Медов производил и выращивал.

Ворон набрал высоту, возвышаясь над дымящими то там, то тут трубами городских построек. Он стрелой пролетел над деревянной стеной, защищающей город в форме неправильного круга чередой частокола. Птица покинула пределы Медова, набрав высоту. Летела в сторону гор, проносясь над пастбищами, отделяющими городок Медов от лесной гущи на юге тремя милями зеленых просторов и сотнями белеющих и блеющих овец.

Ворон спешил, но поверни он черную голову на запад, то увидел бы, как процессия людей в серых одеяниях следует за медленно тянущей повозку с гробом лошадью. Им предстояло преодолеть еще около мили, чтобы добраться до расположившегося на западе от города кладбища. Но птица не повернула голову и на восток, где по земляной дороге рыбаки возвращались после утреннего клева с разлива реки Глубоководницы, напоминающей ужа, проглотившего каравай. Именно этим караваем и был разлив.

Оставив позади блеющие стада овец, ворон долетел до черты леса, тихого и спокойного в это сероватое, безветренное утро. Сосны и ели плотно жались друг к другу, скрывая под игольчатыми кронами густой подлесок орешника и можжевельника. В кроне деревьев пели птицы, летало много ворон, вьющих гнезда в рогатинах могучих ветвей, а также пахло смолой и свежестью. Где-то работал дятел, доставая из-под коры личинок. Но все эти звуки и ароматы едва доносились до ворона, разгоняющего воздух вокруг крыльев до свиста. Он летел над самыми вершинами сосен и стремился к горам.

Земля, расположенная у предгорья, находилась под небольшим наклоном, что особенно чувствовалось по скорому течению ручья, выбивающемуся из-под предгорных глыб. Ручей, пролегающий через лес и пастбище, окаймленный на лугах плакучими ивами, впадал в разлив Глубоководницы. Подлетев к его буйному началу, ворон взлетел вверх над поросшими в иных местах мхом камнями и полетел в сторону одиноко растущей на скале кривой сосны. Подлетая к ней, он начал громко каркать, а как только оказался под ветвями дерева, вцепившегося крючковатыми корнями в камень, то спикировал в расщелину у самых корней, точно ястреб. Он словно не обратил внимания на валящий из дыры в скале вонючий и горячий пар, скрывший его черное тело в белой густоте.

***

Пройдя сквозь пар, ворон расправил крылья и крутанулся в воздухе над самым каменным полом, в мгновение ока перевоплотившись из ворона в нечто иное.

От скорости пикирования ему пришлось упереться косматыми руками в камни, чтобы не проехаться волосатой мордой по гальке, шумно зашипевшей под его крючковатыми пальцами.

- Черт тебя дери! - выругалось небольшое, покрытое короткой, темно-коричневой шерстью существо, выпрямляясь в полный рост.

Если бы кто смотрел со стороны, то увидел бы волосатое создание, с полусогнутыми большими ушами, округлыми, черными глазами и слегка выпирающей нижней челюстью, на которой не имелось зубов от клыка до клыка. Сам по себе он был мускулист. Руки и ноги существа имели внушительные для его роста, а рост его едва дотягивал до колена взрослого человека, мышцы, покрытые, как и все тело, короткой, но плотной шерстью темно-коричневого цвета. Выпрямившись, существо развернулось, осматривая по пути грот.

Это была большая пустота в скале, созданная когда-то давно бурным ручьем, что теперь изменил направление и бежал восточнее от пещеры. Грот имел форму полусферы с отточенными водой стенами и галькой на полу. В том же месте, откуда в гроте появился ворон, находился разлом. Лучи света сочились сквозь иголки кривой сосны, раскинувшей ветви над естественным окном. Около расщелины в потолке грота вниз шла непосредственно сама скала, выраженная монолитной, вертикальной гладью камня. На том месте, куда попадал свет солнца, проходящий ежедневный цикл над расщелиной, она поросла густым, бурым мхом, отлично впитывающим стекающую во время дождя влагу.

Существо покрутило черным носом, точь-в-точь как у собаки, и обратило взгляд темных глаз на источник пара, помешавший ему как следует приземлиться. Как оказалось, источник - это огромный котел, водруженный на два камня, с костром под чугунным основанием. А перед всей этой конструкцией стояло нечто.

- Опять зелье варишь, черт бы тебя побрал! - недовольно рыкнуло мохнатое создание, приближаясь к котлу. Но ответа не прозвучало. - Эй, Виктор! К тебе обращаюсь!

- Не мешай, Тишка! - прозвучал в ответ грубый, рычащий голос существа, склонившегося над чаном. - Здесь нужна точность.

Тишке явно не понравился ответ, но он смолчал, поведя беззубой нижней челюстью и направившись к деревянному бочонку, стоящему рядом с кипящим чаном. Запрыгнув на него и сев, свесив когтистые лапы, он вперил недовольный взгляд в существо, одной рукой мешающее кипящую густую жижу в чане, а второй держа раскрытую книгу за кожаный переплет.

Это был то ли человек, то ли животное: высокий, мускулистый, покрытый бурыми, как мох, волосами, больше похожими на шерсть зверя. Виктор, так обратился к чудовищу Тишка, выглядел отталкивающе: чуть вытянутая вперед челюсть, имеющая ряд острых клыков, маленькие, звериные глаза цвета коры, волосатые, чуть вытянутые уши, широкий нос с высокими ноздрями и шрамы, испещрившие лицо и тело, а на голове копна спутанных бурых волос. Но по комплекции Виктор все же походил на человека, нежели на животное.

Пар продолжал валить вверх густым, белоснежным столбом и Тишка хотел было сказать еще что-то важное, но Виктор поднял ложку со стекающим по ней варевом, прося тишины. Не зная чем себя занять, Тишка, постукивая когтистыми пальцами по бочонку, перевел взгляд на блестящий доспех, который был прислонен к скале, поросшей мхом. Это был полный доспех со шлемом, держащимся на идеально белом черепе и скелете, спрятавшемся внутри. Скелет, сидел у стены, словно пьяница, что перебрал самогона и припал к первому же забору, забывшись пьяным сном, вот только этому бедолаге проснуться не грозило. Около его руки лежал длинный, слегка потемневший от времени полуторный меч, с изысканно выполненной витиеватой гардой.

- Так, - проговорил наконец Виктор, вычитывая рецепт, и голос его больше походил на хрип раненого зверя. - Добавить чуть-чуть чертополоха и перемешать.

Он закрыл книгу и положил ее на большую стопку собратьев разных толщины и размеров, с разными обложками из дерева и кожи. Была в куче книг и пара свитков.

- Все должно быть готово, - с замиранием проговорил Виктор, подчерпнув со дна котелка густую, вязкую жижу, схожую на вид с болотной трясиной, от которой жутко воняло кислятиной. Повернувшись к Тишке, он расплылся в пугающей улыбке, оголившей мощные, желтоватые клыки. - Пробую!

- Пусть тебе повезет, - фыркнул Тишка, скептически оценивая приготовленный отвар.

Виктор, не подув, отправил горячую болотную жижу, обладающую запахом скисшего молока, себе в пасть. Он не поморщился, сглатывая и выпуская через широкие ноздри пар. Прошла минута, во время которой оба существа молчали, ожидая эффекта. Тишка внимательно смотрел на Виктора, а тот рассматривал покрытые шерстью руки, в надежде что-то на них увидеть.

- Не сработало! - прорычало чудовище, разочаровавшись в приготовленном зелье и отправляя ложку броском в котел. - Все-таки нужна слюнная железа кровососа!

- Может и так, - согласился Тишка, вскакивая на бочонке, - но я бы посоветовал тебе задуматься о более насущной проблеме.

- Что там? - недовольно рыкнул Виктор, подходя к скелету в панцире и присаживаясь рядом с ним, отчего череп того чуть подпрыгнул.

- На этот раз богатырь, - раздраженно заявил Тишка. - Этот градоначальник не успокоится, пока твою башку не увидит на пике! Он, сукин сын, все беды на домовых, на оборотней, кровососов, на леших и водяных валит! Рыбы нет - водяной виноват! В лесу грибов нет - леший, черт горбатый, их сожрал! Баба к соседу - домовой, тварь такая, не уследил! Вот ведь су...

- Погоди-ка, - остановил Виктор разошедшегося на бочонке Тишку. - Богатырь, говоришь? Может, договориться с ним, а? Богатыри слывут тем, что грамоте обучены и стереотипы в их головах укрепились не так уж сильно, нежели у крестьянина.

Тишка на пару секунд прекратил скалить маленькие, острые зубы от злобы на градоначальника и приоткрыл рот от удивления, но взяв себя в руки, заговорил строго:

- Погляди на себя, Виктор. Кто с тобой будет разговаривать? Ты - чудовище! Когда-то ты был человеком, но теперь ты на него лишь отдаленно похож. Люди, увидев тебя, убегут врассыпную, а если же их будет много, то попытаются тебя прибить... Уж я-то знаю. Градоначальник так задурил люду мозги насчет страшной твари, которая людей по ночам в клочья дерет, что тебя сначала угостят сталью в брюхо, нежели твои речи слушать станут, а потом удивленно скажут: "Говорящая, сука, чудовища была!"

- Это тот вурдалак Сима их по ночам рвет! - зарычал Виктор, оголяя желтые клыки. - Надо с ним кончать...

- Кончай, если жизнь не дорога, - фыркнул Тишка. - Я, конечно, тоже вурдалаков не жалую, да вот только они уж куда получше людей. А то, что он пьянь грызет, а все на тебя кривят, так это полностью твоя беда. Разве не тебя ночью заметили, когда ты этот чан из города упер? Разве не на тебя собак спустили, когда ты у торговца дом растормошил ради книг бестолковых...

- Толковые они, - буркнул в ответ Виктор, переведя взгляд на стоящие на каменном полу фолианты.

- Может, и так, - вздохнул Тишка, продолжая стоять на бочонке, словно оратор на сцене, - но что ты с этого получил? Пока, кроме преследований и еще нескольких шрамов на харе - ничего. Я все-таки домовой и живу в доме градоначальника, если ты позабыл, увлеченный варкой своих зелий человечности. И я прекрасно слышал, как Вячеслав обещал богатырю все, что тот пожелает, за твою башку, лишь бы избавиться от твари. Видимо, ему даже ворованных у горожан денег в уплату не жаль. Хоть я в этом и сомневаюсь.

- Предлагаешь убить его? Ну, того богатыря? - спросил Виктор, беря рукой запыленный меч скелета, лежащего справа.

- А что ж еще с ним делать? - развел домовой в сторону жилистые лапы и вопросительно посмотрел на чудовище черными глазками. - Что у тебя на щеке? - указал он пальцем, увенчанным острым когтем, на морду чудовища.

Виктор нехотя провел рукой по белой полосе свежего шрама на небритой щеке, что остался в память после встречи с охотником.

- Ты разве не пытался поговорить с тем охотником? - задал вопрос Тишка. - Может, ты не пытался воззвать к его глубокомыслию и теплоте душевной? Может, надеялся, что в его голове нет стереотипов? Но ни один человек, запомни, не станет тебя слушать. Ты - чудовище, и, видя тебя, они хотят уничтожить опасность. И я не могу понять, зачем ты стремишься вернуться к ним? Зачем тебе вновь становиться человеком?

- А ты? - положив меч обратно скелету в стальную перчатку, спросил Виктор голосом грубым, но грубым от изменений его лица, похожего чем-то на медвежью морду. - Почему ты, так ненавидя человека, постоянно возвращаешься в дом градоначальника, чьи моральные и этические нормы далеки от совершенства?

Тишка нервно заходил по бочонку, скрестив мускулистые и кривые лапы на груди. Молчал он недолго, с минуту, после чего остановился и ответил:

- Природа такова. Ничего с собой поделать не могу. Я домовой и должен помогать хозяину дома защищать его владения от нечисти. Это часть меня, но другая часть знает, что творит человек, и знает также, что если Вячеслав поймает меня в моем обличии, то прибьет с радостью голыми руками. Так он, черт, ненавидит все, что считает чуждым человеку.

- Вот и я к людям хочу, - ответил Виктор, улыбнувшись своей страшной, клыкастой пастью, - потому как природа такова.

- Нет! - запротестовал Тишка, топнув лапой по бочонку. - Ты - не они. Вместо того чтобы убить опасность, ты стремишься сохранить ей жизнь, думая, что у тебя что-то выйдет, а люди убивают не раздумывая. Они жестоки.

- Так и я того охотника не по спине погладил! - резко ответил Виктор. - Ты видел его? Я ему спину сломал, а затем грудь когтями раскрыл, словно баба кошель перед лавкой торговца. Я помню, как на моих глазах его сердце пару раз дернулось и застыло.

- Ты был в обличии медвежьем! - отрицательно замотал головой домовой. - Ты защищался после того, как он тебя стрелой ранил! Все было так!

- Эх, - поднялся Виктор. - Из-за своей ненависти к людям ты не видишь многого.

- Но при этом вижу достаточно, - закончил Тишка. - Давай закончим эти препирания и сосредоточимся на том, что к тебе скоро пожалует богатырь с мечом, и он вряд ли станет слушать тебя.

- Можно отсидеться, - предложил Виктор, подходя к книгам и складывая их в стопки. - Вход в грот я завалил дубовыми бревнами, которые сам едва поднимаю, а уж какому-то богатырю их точно не сдвинуть.



- Он ведь не дурак! - разозленно бросил Тишка, оскалив острые зубы. - А ты, как я вижу, зелий перепил и теперь у тебя в башке жижа болотная вместо мозгов, если надеешься отсидеться здесь. Он, может, бревна-то не выбьет, но логово твое найдет, а потом придет сюда со всей деревней и уж толпой-то они тебя достанут, Виктор, будь уверен. Ты, видать, богатырей плохо знаешь.

- С чего ты взял? - удивился Виктор, подходя к тлеющему костерку. Зелье уже перестало бурлить. Невзирая на все еще сильный жар, он взял чугунную емкость за уши и понес в противоположную от костра сторону грота.

- А с того, - спрыгнул Тишка с бочонка и пошел рядом с чудовищем, - что ты явно не знаешь, что у богатырей всего два предназначения: защищать границы и округу от бандитов и убивать чудовищ типа тебя, что людей косят...

- Я медовчан не трогал! - напомнил Виктор голосом грубым и резким, отскочившим от округлых стен грота, и на громкость которых Тишка не обратил никакого внимания. - Это тварь могильная Сима их рвет.

- Знаю, знаю, - ответил Тишка, останавливаясь около темной дыры в камнях, куда Виктор одним движением перевернул чан с воняющим кислятиной зельем, которое не вернуло ему былого человеческого обличия. - Но и ты пойми, что весь город думает, будто это ты их убиваешь, и потому для богатыря твоя смерть - дело чести. Вряд ли его поймут, вернись он и скажи, что монстр вовсе не чудовищный человек-медведь, а вурдалак, живущий на кладбище и по ночам убивающий запоздалых гуляк. Да и с пустыми руками он не вернется. Будет тебя гонять, пока не прижмет. Может, день, а может, и десять, но все равно найдет и тогда...

- Понял я тебя, понял, - встряхнув пару раз чан, чтобы остатки жижи шмякнулись на камни, ответил Виктор. - Когда его ждать?

- К полудню, пожалуй, может, чуть позже, - призадумался Тишка, наморщив волосатый лоб. - Он говорил, времени зря терять не станет и разберется с тобой до вечера, чтобы ты еще кого не убил.

Виктор на этот раз не стал говорить, что не его рук убийства в городе. Перевернув чан, он оставил его, чтобы остатки зелья стекли в яму, а сам направился к костру, а точнее - кострищу с тлеющими и светящимися ярко-желтым углями.

- Давай-ка выпьем, Тишка, - предложило чудовище, останавливаясь около деревянного бочонка, на котором только что пламенно выступал домовой. - А то с зельем не вышло, да еще богатырь этот... Погано что-то.

- Не забывай, что тебе его еще прибить надо будет, - не унимался домовой, взяв стоящие около бочки кружки.

- Оттого и пью, - буркнул Виктор, держа бочонок одной рукой, а второй выдергивая пробку с характерным звуком "чпок". - Чтоб смелости хватило.

Запах ядреного самогона моментально взвился из бочонка, ударяя существам в чувствительные носы. Виктор наполнил подставляемые домовым кружки: свою до краев, Тишкину до середины и, закупорив бочонок, поставил его на место.

- Ну, давай, - приподнял Виктор деревянную кружку в воздухе, на что Тишка ответил тем же жестом, после чего оба опрокинули содержимое в разинутые пасти.

Пару секунд молчали, не в силах ничего сказать от крепости самогона, огненным потоком обрушившегося по глотке в желудок. Первым нарушил тишину Виктор, громко выдохнув пары алкоголя.

- Я тут читал учение Григория из Дубовска, - подходя к стопке книг и вытягивая из них одну в темной кожаной обложке, проговорил он. - Вот, прочти-ка здесь.

С этими словами он вручил Тишке раскрытый фолиант с пожелтевшими от времени страницами и красивым почерком писаря, выводившего каждую букву с изысканным упорством художника.


Григорий из Дубовска

Проклятья и передаваемые по мужской и женской линии мутации

Рассматривать проклятья стоит с ракурса научного, так как черная магия хоть и творит с объектом проклятым превращения разнообразные, но осуществима становится лишь в том случае, когда есть прядь волос или кольцо с пальца или, простите, исподние проклинаемого. Лишь в этом случае возможно сотворение черной магии. Ежели так пытаться проклятье сотворить - без части того человека, коего проклинают, - то проклятье едино в самого сотворившего попасть может, так как цели у него конкретной нет.

Говоря о мутациях, которые передаются через третье, а то и пятое колено, стоит обратить внимание на то, что мутация будет от того зависеть, чья натура сильнее. Из опыта, описываемого чародеем Андером Громовым в своем научном труде "Чем чревато слияние с оборотнем!", можно понять, что дитя, рожденное от столь необычного и природе неестественного слияния, может быть полностью человеком иль полностью оборотнем. Если же человеком родится дитя, то, считай, натура человечья сильней была в слиянии том. Но внутри младенца остается где-то зачаток той мутации волчьей и несется оно из поколения в поколение, пока натура волка не окажется сильнее и не родится дитя с искажениями. Может он поначалу выглядеть, словно нормальный человек, но после созревания полового начнутся изменения и оборотень наружу полезет, а в полнолуние, если не контролировать данного мутанта, он и родную кровь загрызть может. Потому как зверем становится и подавляет человека внутри.

- Практически твой случай, - дочитав до конца, пробубнил Тишка, поводив беззубой нижней челюстью. - Только ты в полнолуние таким же и остаешься, сохранив разум, если такое можно сказать о том, кто вновь возжелал стать человеком.

Виктор пропустил мимо ушей колкость, забрав книгу и бережно положив на стопку остальных.

- Практически, - согласилось чудовище, вновь присаживаясь рядом со скелетом в полном латном доспехе. - Вот только Григорий из Дубовска писал не только об оборотнях, но и о мутациях, встречающихся у друидов...

- О! - произнес Тишка, ловко запрыгнув на бочонок с самогоном. - Это-то точно про тебя. Ты ж друид и есть.

- Не совсем, - покачал косматой головой Виктор, смотря в темноту грота карими, медвежьими глазами. - Любой друид может без последствий менять свой облик на звериный и обратно на человечий. Моя же мутация, со слов Григория Дубовского, - это редкое исключение, которое прогрессирует с каждой новой трансмутацией в зверя.

- Что-то не пойму я тебя, - наморщил лоб Тишка. - Я книг не ворую, в отличие от тебя, и тем более их не читаю. Половины слов не понимаю.

- После каждого превращения я становлюсь все больше зверем, нежели человеком, - терпеливо ответил Виктор, но в голосе его чувствовалась злость или горечь, определить было сложно.

- Так оно и к лучшему! - вскочил на ноги счастливый домовой, оскалив клыкастую пасть в улыбке. - Ты уж лучше таким оставайся! Я только рад, честно!

- Эх, Тишка! - резко поднялся Виктор, подходя к бочонку и сгоняя с него домового, после чего вновь наполнил кружку и осушил ее одним махом.

- Ты пей, но меру-то не потеряй, - предостерег Тишка, усаживаясь теперь около дотлевающего костра на пару толстых веток, служащих дровами для растопки. - Вряд ли богатырь тебя поймет и в другой раз придет.

- Нельзя мне в медведя оборачиваться, - наплевав на предосторожности, сказало чудовище. – Посмотри, на кого я похож! Я стал похож на какую-то тварь...

Домовой глубоко вздохнул, словно услышал несусветную глупость, и продолжил ковыряться в углях прутиком, который нашел у ног. В это время Виктор уселся рядом, положив руки, покрытые бурыми, плотно прижатыми к телу волосами, на колени согнутых ног и опустил голову на грудь.

Ну, не скажи, - через какое-то время нарушил молчание домовой, следя темными глазами за раскаленным добела кончиком прута. - Благодаря своей мутации, как вы изволите выражаться с Григорием из Дуба...

- Из Дубовска, - подсказал Виктор.

- Да мне хоть из зада чертова, - сплюнул Тишка и продолжил: - Так вот, твои изменения сделали тебя сильнее, быстрее, ловчее. Твое обоняние стало острее, крепости тела позавидовали бы кузнецы... только что волосатый малость, но зато зимой не замерзнешь. Твои уши слышат дальше, а при необходимости ты способен превратиться в самого настоящего зверя, причем ни в какого-нибудь зайчишку, а в грозного медведя. Разве можно мечтать о чем-то большем?

- Можно, - не поворачивая косматой головы к домовому, ответило чудовище.

- И о чем же?

- Чтобы всего этого не было.

- Свыкнешься, - протянул Тишка, дуя от безделья на прут. - Сколько лет ты уже не с людьми-то?

- Полтора года, - едва слышно ответил Виктор, продолжая смотреть себе под ноги.

- Ну, еще пару годков и совсем свыкнешься, - добродушно заявил домовой, выбрасывая прут в угли.

Виктор поднял голову и посмотрел на Тишку так, словно тот плюнул ему в бородатую морду и сказал, что так куда лучше. После чего он поднялся на ноги и пошел в сторону приваленных к стене пещеры бревен, напоследок сказав:

- Говно из тебя утешитель, Тишка!

- Говорю, как есть! - ответил тот, направляясь за Виктором, уже обхватывающим ствол дерева.

Дубовые бревна были чем-то вроде двери, коими чудовище закрывало вход, чтобы ни дикий зверь, ни какой заблудившийся лесник или охотник не потревожили его в пещере. Сейчас же Виктор обхватил сильными руками одно из бревен, что лежало на другом горизонтально и, кряхтя, сдвинул его в сторону, после чего отодвинул и второе. Чтобы выйти из грота, Виктору приходилось сильно наклоняться и работать плечами, чтобы не застрять меж камней. Домовому же не стоило труда протиснуться и в десять раз меньший ход.

Выбравшись из каменных тисков, чудовище выпрямило спину, громко хрустнув парой спинных позвонков. Его косматая голова поднялась к небу, по-прежнему серому и по-прежнему недождливому. Тучи стояли высоко и, объединившись, образовывали вязанный из серой шерсти ковер, который тянулся до самого горизонта. Выйдя из-за растущих у входа в пещеру молодых елочек, великолепно маскирующих черную шахту, ведущую в грот, Виктор и Тишка оказались меж двумя гигантами: спереди рос плотный лес, состоящий из осин, елок и сосен, а сзади вздымалась могучая гряда гор, уходящая вверх непреступными и острыми точно пики копий, вершинами.

- Я полечу до города, - вдохнув полной грудью свежий летний воздух, сказал Тишка, словно сегодня был обычный, заправский день. - Перехвачу того богатыря по дороге к лесу, а ты жди меня около поваленной сосны. Я как только найду его, так сразу тебя к нему выведу, а там уж ты знаешь, чего делать, верно? Не церемонься с ним, богатыри опасны.

Виктор долгое время молчал, чем заметно нервировал Тишку, водящего беззубой нижней челюстью из стороны в сторону и смотрящего черными глазами так, словно ждал он не минуту, а, как минимум, час и был готов взорваться. Но наконец-то прозвучал грубый, пугающий голос.

- Знаешь, в чем парадокс, Тишка? - спросил он, растягивая слова и переведя взгляд ярко коричневых глаз на мелкого товарища.

- Ну и в чем же? - запрыгнув на ближайший валун, спросил домовой, явно не желающий слышать ответ, так как считал подобные изречения приятеля ни чем иным, как бесполезной тратой времени.

- А в том, что я, пытаясь вернуть человечность внешнюю, становлюсь все большим зверем. И сегодня мне вновь предстоит совершить бесчеловечный поступок.

- Жди у поваленной сосны! - раздраженно рыкнул Тишка, подпрыгнув на камне и в мгновение ока превратившись в воздухе в большого черного ворона.

Ворон громко каркнул в лицо Виктору, после чего оттолкнулся лапами от булыжника и, замахав крыльями, взлетел над лесом, летя на юг, в сторону города Медова.

Глава 2

Богатырь

Поваленная сосна находилась к западу от грота, в котором и обитал Виктор уже целый год. Идти до нее было около получаса и Виктор, не теряя времени, отправился к месту встречи, пробираясь сквозь подлесок из орешника, кустов можжевельника и различной поросли, которая в летнее время буйно разрасталась в лесу. Перед лицом жужжали надоедливые комары, мимо пролетали слепни, за которыми охотилась армия мелких пташек, снующая в подлеске. Виктор же, покрытый плотной шерстью, доходящей ему на спине до затылка, а на груди до подбородка, проблем с насекомыми не испытывал, лишь изредка отгонял их от лица ленивым движением руки.

Весь он был поглощен мыслями предстоящей встречей с богатырем, вознамерившимся убить его ради спасения жителей города. Да, Тишка советовал не мешкая прикончить его - и дело с концом. Но Тишка был домовым, к тому же, ненавидящим людей из-за их фальши, жестокости и неестественности поведения, и ему представлялось, что убить того, кто хочет убить тебя - это дело справедливое и даже благородное. Виктор это прекрасно понимал, продолжая пробираться сквозь густой подлесок, но также он понимал и богатыря, который выполнял свой долг. Он шел навстречу чудищу, по словам градоначальника, убившему не менее десяти пьяниц в ночное время. Шел совсем один, готовый сразить монстра не из-за славы, а ради справедливости и безопасности граждан Медова.

Виктор вдруг понял, что восхищается смелостью и настоящей человечностью богатыря. Теперь-то он строго решил для себя не убивать его, и на то были веские причины. Во-первых, чем чаще оборачивался он в медведя, тем более зверской становилась внешность, все больше напоминающая медведя: вытянутая челюсть, крепчающие клыки, некогда голубые глаза стали ярко карими, покрытое густой шерстью тело. Во-вторых, Виктор понял, что не может убивать богатыря лишь за то, что тот выполняет свой долг.

- Нужно постараться его убедить, - пробубнил он себе под нос, продолжая двигаться сквозь лес к поваленной сосне.

Рука интуитивно поднялась к лицу и погладила шрам, тянущийся по всей правой щеке. Тогда охотник не послушал его убеждений и вместо ответа угостил стрелой. Чудовищу лишь благодаря обострившимся рефлексам удалось увести голову в сторону от смертельной опасности, и наконечник вспорол только щеку, распалив приступом боли ярость.

Помотав головой, Виктор отогнал прочь подобные воспоминания и зашагал более свободно по усыпанной сосновыми иголками земле, выбравшись наконец из густого орешника. Небо над головой чуть посветлело, и сквозь ветви проливались тонкие лучи летнего солнца, близящегося к зениту. Настроение от такой погоды чуть поправилось, и Виктор прибавил шагу.

***

Место встречи - поваленная сосна, представляло собой довольно большое поле без живых деревьев. Размашистая поляна в виде следа великана, который когда-то проходил в этих краях и подмял под стопу огромную сосну, лежащую теперь на боку с выставленной напоказ корневой системой, по-прежнему держащей внушительный пласт земли. Дерево было свалено довольно давно, чтобы успеть превратиться в иных местах, где отсутствовала кора, в белое подобие обглоданной кости. Зелени на поверженном гиганте не было вовсе, если не считать мха, обнявшего нижние ветви, и пары лиственных деревьев, которые пробивались из ствола могучего дерева, словно наглядно показывая, что там, где заканчивается одна жизнь, возникает другая.

Подойдя к сосне, Виктор оттолкнулся мощными ногами от земли, поросшей высокой травой и, помогая себе руками, уселся около большой ветви дерева, похожей на костлявую руку. Прислонившись спиной к ветви, он смотрел в небо, ожидая появления Тишки.

Ожидание затянулось, и Виктор, прикрыв глаза, продолжал размышлять над тем, какие слова подобрать, чтобы не испугать богатыря, а сделать его своим союзником и рассказать о том, что он вовсе не убийца невинных пьяниц Медова. Но все те фразы, что витали в голове, казались глупыми и неубедительными. Чудище это прекрасно понимало и столь же ясным для него было то, что пара неподходящих фраз - и богатырь достанет меч и прольется кровь, и пострадает невинный.

Сражаться с богатырями Виктору не приходилось, но он слышал и видел, когда был еще обыкновенным мальчуганом и жил в городе Листвицы, как богатыри ловко орудуют мечами, щитами и копьями. Видел он все это на турнире, объявленном в городе в честь празднества - дня рождения градоначальника. Тогда-то Виктор из Листвицы и увидел одетых в кольчуги, шлемы, наплечники и наколенники богатырей. Все они были крепки телом, так как такую тяжесть, защищающую их от меча, но в то же время и давящую на плечи, носить было непросто, а воевать представлялось еще сложней. Но те воины еще как ловко охаживали друг друга тупыми мечами и пускали в ход щиты и кулаки. Тогда-то юный Виктор впервые восхитился их умением сражаться. Это были сильные и благородные воины. С одним из них ему предстояла встреча совсем скоро, и Виктор всецело надеялся, что богатырь не только хороший воин, но еще и рассудительный человек, способный прислушаться к голосу истины.

Из размышлений и детских воспоминаний Виктора вырвало громкое карканье ворона, представшего перед глазами летящим над высокими деревьями. Спикировав на торчащие из земли корни поверженного гиганта, он крутанулся в воздухе и обернулся в домового, крепко схватившегося за толстый корень.

- Сюда скачет! - запыхавшись от полета, сообщил Тишка. - Скоро на поляне будет! Будь осторожен, Виктор... Вместо плаща этот убийца носит волчью шкуру. Это не простой богатырь, мать его ети. Не играйся с ним, а кончай сразу.



- Улетай, - выслушав Тишку, ответил Виктор и перебрался к возвышающимся корням поваленной сосны, являющимся отличным наблюдательным пунктом.

- Убей его, - повторил домовой, и голос его был сух и строг. Сказав, он спрыгнул с корней и, превратившись в ворона, взлетел и сел на ближайшую ветвь сосны, растущую в сотне шагов от поваленного гиганта.

Виктор проводил домового взглядом, чувствуя заполняющее тело волнение. Слова Тишки ничего конкретного или нового не преподнесли, но звериное чутье, что теперь было в сто крат сильнее, чем раньше, начало подзуживать в желудке и ничего хорошего не обещало. Но Виктор вновь отогнал от себя навязанные мысли прочь и отказываться от плана убедить воина в своей невиновности не собирался. Взгляд ярко карих, едва не светящихся звериных глаз уставился меж корней на поляну, откуда и должен был появиться богатырь, движущийся из Медова.

***

Время текло невероятно медленно, а от ожидания и вовсе превращалось в подобие дегтя, едва тянущегося, намеревающегося и вовсе застыть.

Виктор безотрывно наблюдал за поляной в виде великаньего следа, ногтем превращая в труху уже третий корешок, но богатыря все не было. Внутренности Виктора сворачивало то ли от голода, то ли от сильного волнения, то ли от выпитого самогона и бесполезного зелья, а может, и от всего сразу. Понять он не мог, да и времени на это не было вовсе. Раздалось громкое карканье, и глаза чудовища впились в появляющуюся на коне из подлеска фигуру человека.

Огромный, черный, словно ночь, боевой конь с короткой, лоснящейся гривой, мощной грудью и подрезанными ушами, медленно ступал по поляне шагах в двухстах от укрытия Виктора. Он вез наездника, столь же крепкого, широкоплечего, с черной бородой, уходящей клином к груди и закрывающей сильную шею. Облачен ездок был вовсе не в глухую сталь, а в кожаный доспех. На голове сидела легкая шапка, едва скрывающая буйно растущие черные волосы. С плеча же ощерено смотрела волчья морда, угрожая всякому желтыми клыками.

Виктору показалось очень странным ношение шкуры на спине, особенно в летнее время. Конечно, погода с утра выдалась пасмурной, но сейчас, ближе к полудню, чуть развеялась.      Боевой рысак продолжал медленно приближаться, уверенно ступая по достающей ему до середины ног траве. Чернобородый же богатырь внимательно осматривал округу, направляя коня к поваленной сосне. Виктор смотрел и ждал, ему казалось, что крикни он сейчас, то воин услышит лишь его рычащий голос и может принять это за акт агрессии и тогда кто-то пострадает. И, возможно, пострадает он сам. До этого момента чудовище не предполагало, что ему стоит бояться оппонента, но сейчас, глядя на широко расправленные плечи, мощную, но по ощущению гибкую фактуру тела и горделивую осанку, он почувствовал задатки страха. Тот, прошлый охотник, был тощеват и когда Виктор его разорвал, то отчетливо почувствовал запах алкоголя. Этот же воин был полной противоположностью: смел, уверен в себе и силен.

До корней поваленной сосны осталось не более пятидесяти шагов, когда рысак вдруг встал на месте и начал топтать копытами высокую траву, отказываясь идти вперед. Наездник немедля выхватил притороченный к седлу лук и за мгновение приложил к тетиве стрелу. Его цепкий глаз уставился на корни дерева, за которыми сердце в груди Виктора начало бешено стучать. Все планы, которые кипели в голове, вдруг испарились, точно капля воды на палящем солнце, и он, взглянув на сидящего на ветвях ворона, выкрикнул и голос сорвался на рев зверя:

- Стой! Ни шагу дальше!

Тетива лука звучно натянулась и стрела, засвистев в воздухе, пронзила корни дерева с пластом сухой земли и вылетела рядом с косматой головой чудовища. Все планы рухнули, и чудовище в два рывка спрыгнуло со ствола дерева, ногтями, больше походящими на когти, вырывая оставшуюся кору и прячась за могучим стволом, где стрелы его пока достать не могли.

- Стой! - вновь заревел Виктор, не зная, что еще сказать, чтобы потушить возникший пожар. - Я не хочу воевать!

Прошло какое-то время. Стрелы больше не летели, да и топота рысака слышно не было. Это могло значить, что воин либо обходит Виктора, либо прозвучавшие слова заставили его опустить оружие. Виктор с колотящимся сердцем, вжимаясь в ствол дерева покрытой шерстью спиной, аккуратно переставлял ноги, двигаясь к корням, чтобы выглянуть и узнать, что предпринял богатырь. Странным делом, чудовище не чувствовало того страха, охватившего его в самом начале. Животная натура уже плотно сидела в нем и когда наступала опасность, то инстинкты зверя и охотника особенно резко просыпались. Лишь разум оставался тем мостом человечности, не позволяющим Виктору превратиться в медведя и, не взирая на стрелы, несущие смертельную опасность, смять чернобородого рыцаря вместе с его боевым рысаком. Человечность - все, что осталось у Виктора и все, к чему он стремился последние полтора года блужданий по лесам и полям.

Подойдя к корням, он медленно выглянул из-за них, увидев фыркающего все на том же месте коня. Вот только всадника в седле не было. В этот же момент раздалось громкое карканье, и инстинкты зверя заставили Виктора отскочить в сторону. Краем глаза он заметил блеск стали и почувствовал острую боль, скользнувшую по всей спине ледяным касанием. Зарычав от боли, Виктор вновь оттолкнулся от земли, видя, как ловко выворачивается воин и делает два шага для нанесения окончательного, смертельного удара, целясь в грудь одноручным мечом с изысканно выкованной гардой, напоминающей двух стройных дев. Реакция чудовища была инстинктивной. Уйдя от тычка в грудь, он ударил кулаком по пальцам воина так, что те захрустели, а их хозяин болезненно взвыл, выронив меч. Но потеря меча не стала для него поводом отступить, и он крутанулся, с размаху въехав Виктору в ухо тыльной стороной кулака.

Перед глазами помутнело, а в голове раздался колокольный звон, постепенно переходящий в тонкий писк. Богатырь вложил в удар весь вес и всю энергию резкого поворота, нанеся точный и ошеломляющий контрвыпад. Возможно, обычного человека он вывел бы из равновесия или вовсе лишил сознания, но Виктор лишь отступил назад, пошатываясь и тряся косматой головой, в то время как воин бросился искать свой меч.

- Стой! - проревело чудовище, выставляя руки ладонями вперед. - Не нужно проливать кровь.

Но кровь уже бежала и бежала хлестко из широкого рассечения на спине, идущего от лопатки до поясницы. Кровь, не прекращая, лилась из раны, и Виктор чувствовал ужасную боль и подступающую слабость. Богатырь же уже стоял с мечом в руке. В стороне валялась его шкура волка с ощерившейся пастью. Было видно, что меч воину держать очень больно, из-за пары сломанных Виктором пальцев, налитых под кожей кровью. В левую руку он выхватил из-за голенища нож с загнутым лезвием и теперь стоял в боевой стойке на согнутых в коленях ногах.

- Послушай! - постарался говорить, как можно человечней Виктор, контролируя каждое движение противника. - Я не убивал медовчан! Я ждал тебя здесь в надежде убедить в своей невиновности.

Слова чудовища явно произвели на богатыря впечатление, и он на секунду поменялся в лице, казалось, на нем возникло удивление, но вскоре вновь на свет выступили желтоватые зубы агрессии.

- А в городе все другого мнения! - словно выплюнул в ответ чернобородый, вложив в слова всю неприязнь, которую он испытывал к стоящему напротив существу. - Ты у нас еще и говорящая тварь, выходит. Так ты заговаривал зубы тем, кого убивал, верно?

- Я не убивал их, - ответил Виктор спокойно, стараясь не спровоцировать богатыря, высматривающего слабое место для атаки. - Их убил вурдалак, что обитает на кладбище. Опусти оружие и позволь мне все объяснить.

- Опустить оружие? - хищно переспросил чернобородый. - Чтобы ты на меня набросился? Ну уж нет. Я приехал, чтобы убить тварь и эта тварь - ты. Но перед тем как с тобой расправиться, мне интересно узнать, что ты такое? Откуда научился по-нашему говорить.

- Я - человек! - взревел Виктор, обожженный словами воина. - Я отличаюсь лишь внешне! Так несправедливо обошлась со мной жизнь и я...

- Ты - тварь! - сплюнул чернобородый, начав медленно заходить с правой стороны на чудовище. - Тварь, убившая с десяток жителей Медова, а теперь, когда тебе осталось жить не дольше пары минут, ты пытаешься выкрутиться. Но я не из тех, кто верит выродкам вроде тебя, пусть ты хоть по-птичьи запоешь.

Гнев закипал внутри. Животное рвалось из клетки, желая разорвать на части этого нахального ублюдка, смеющего так говорить с тем, кто мог его разорвать в два счета, и стальные зубочистки бы не помогли. Человек, на рассудительность которого Виктор возлагал такие надежды, оказался упертым и бесстрашным дураком, вымеряющим наилучшее время для атаки.

Он все продолжал кружить, и чудовище кружило, не позволяя обойти себя и чтобы не сбиться с шагу, что было делать все сложнее из-за беспрерывно текущей из раны на спине крови. Потеря крови давала о себе знать, и чернобородый это прекрасно понимал, выжидая, когда же у раненой твари наконец-то дрогнут ноги.

- Я очистил от подобных тебе кровожадных созданий не одну округу, - понимая, что Виктор пока по-прежнему представляет собой опасного противника, заговорил воин, чьи светлые, практически выцветшие глаза безустанно скользили по всему чудищу, ища его наиболее слабое место. - Были и говорящие, старающиеся меня заговорить, а потом бросающиеся, оскалив пасти, и натыкающиеся на мой меч. Были твари и похуже тебя, - усмехнулся он лишь суровыми глазами. - Та вон накидка, едва кивнул он головой в сторону валяющейся в траве шкуры волка, что прежде была у него на плечах, при этом, не отведя глаз, - принадлежала твари, которая убила пятерых пастухов, двух пацанов, играющих на окраине деревни, и старуху, не успевшую закрыть вечером дверь в хату. Это волчица, кормившая мясом людей своих выродков. Я убил ее, а затем и каждого из пяти едва окрепших волчат. Свернул им головы. Я улыбался, зная, что эти твари больше никому не навредят. Но теперь я выброшу эту шкуру и заменю ее твоей, сукин ты сын. Ты убил уже десять человек, да еще и в городе. Ты будешь лучшим трофеем в моей жизни.

И тут ноги Виктора дрогнули. В ту же секунду богатырь сократил дистанцию в два шага и сделал молниеносный выпад мечом, стараясь попасть острием меча в глаза. Но выпад был обманным и изогнутый кинжал уже целил в правый бок чудовища, намереваясь вырвать добрый кусок плоти. Лезвие кинжала лишь лизнуло покрытый шерстью бок, унося за собой кривую полоску крови. Виктор же уже был за спиной богатыря. Теперь можно было с уверенностью сказать, что дрожь в ногах была ложной.

Черты лица Виктора приобрели истинно звериные линии. Высокие ноздри громко втягивали воздух, глаза пылали яростью взбешенного хищника, а сквозь оскаленные клыки пробивался рев зверя. Из горла вырвался едва различимый нечеловеческий лай:

- Беги!

И было это не предостережение, а желание хищника преследовать жертву. Все мышцы на теле Виктора вздулись, подобно рекам, в чьи русла ворвалась грязь и мусор селя. Шерсть буквально на глазах начала охватывать все тело, переползая на изрытое шрамами лицо, превращающееся в огромную медвежью морду.

Не веря своим глазам и действуя скорее инстинктиыно, нежели руководствуясь разумом, воин бросился на чудовище, высоко занеся над головой меч. Виктор нанес всего один удар, удлиняющейся лапой наотмашь, попав в грудь до этого ловкого, но теперь скованного страхом богатыря. Воина отбросило, словно тряпичную куклу, на добрых десять шагов, перевернув в воздухе вверх ногами. До этого уверенный и непоколебимый убийца стал жалкой букашкой на фоне трансмутирующего в страшного зверя Виктора.

Темно бурая шерсть и мощное, словно вытесанное из горной глыбы тело зверя продолжало изменяться и в землю вонзались огромные, загнутые, точно кинжал богатыря, когти. Чудовище ревело и, казалось, деревья вокруг поляны затряслись от его рева, а земля заметно задрожала. Теперь на месте отвратительно выглядевшего человека пугающей внешности стояло настоящее огромное чудовище, которое вознамерилось убить.

Богатырь этого ждать не стал. Медведь, оглушая округу ревом, поднялся на задние лапы, достигнув в холке не менее трех метров, и, увидев убегающего, чуть прихрамывающего на правую ногу, вновь заревел и бросился в погоню, но тот уже был возле невероятно смелого коня, бесстрашно ожидающего своего седока.

Воину не удалось ускакать. Как только он взгромоздился на жеребца, черная тень вспорхнула с дерева и темной стрелой понеслась на всадника. Тот успел лишь развернуть коня и пришпорить его, прежде чем ворон, выставив вперед когтистые лапы, ударил богатыря в лицо сильно, не жалея себя. Оба рухнули в траву: птица отлетела в сторону, а всадник кувырнулся с лошади назад. Но, видимо, страх или закаленность в боях не позволили ему растеряться. В следующее мгновение он вскочил на ноги с изодранной кожей на лице около глаз и, выхватив из-за пояса кинжал, встретил свою смерть.

Челюсти медведя сомкнулись на левом плече и части груди воина. Раздался истошный вой боли, хруст ломающихся костей ключицы, ребер... А затем тело воина, терзаемое чудовищем, точно кусок тряпки энергичным щенком, разорвалось на две части, не издав более и звука. Одна половина осталась в огромной, окровавленной пасти бурого медведя. Чудовище выпустило из пасти окровавленные ошметки богатыря и пошатнулось, тяжело хрипя.

На высокую траву густо капала кровь.

Из груди медведя торчала посеребренная рукоять кинжала. Лезвие плотно сидело в теле, а спина по-прежнему кровоточила, и рану уже облепили кровососущие насекомые. Монстр сделал еще два шага в никуда и обессиленный упал на бок.

Когда Тишка смог прийти в себя и трансмутировать в домового, то он, проклиная глупость и самонадеянность Виктора, побежал к нему, безразлично перепрыгнув через кровавые ошметки богатыря. Когда же он добежал, то перед ним лежало тело очеловеченного Виктора с кинжалом в груди, сидящим по самую рукоятку. Он едва дышал, а на губах вздымались большие кровавые пузыри.

Глава 3

Слюна вурдалака

Она медленно прохаживалась по лесу, собирая грибы. Эта девушка никогда не заходила слишком глубоко в лесную чащу, но все же была куда смелее большинства медовчан, прогуливаясь по дикой местности в одиночку. Пусть это и был день, но встреча с волками или медведем могла состояться в любое время суток. Это, впрочем, ее не волновало, и она бродила с небольшим ножом в руках, срезала грибы, собирала ягоды и выкапывала какие-то коренья, после чего отправлла их в корзину, что держалась на сгибе ее руки.

Следить за ней всегда было трудно, но Виктор уже выучил, когда девушка с каштановыми волосами приходит собирать грибы, ягоды и коренья, а иногда листья. Приходилось сливаться с окружением и вести себя очень тихо, ведь она хоть и казалась непринужденной в своей одинокой прогулке, но была весьма внимательна. Любой странный звук заставлял ее резко оборачиваться и крепко сжимать в маленькой ладони нож. В Марии чувствовалась сила и уверенность.

Как ее зовут, Виктор узнал от Тишки, который, в свою очередь, был знаком с домовым, охраняющим ее жилище. Тишка долго и упорно высмеивал тайную слежку Виктора за девой. При этом он не забывал напоминать, что кое-кто является никем иным, как страшным, волосатым чудищем, при виде коего Мария наверняка упадет без чувств, но вовсе не из-за резко вспыхнувших чувств любви, а как раз, наоборот, от отвращения и мерзости. Виктор уже привык к подобным заявлениям и расспросил домового поподробнее, узнав, что девушка приезжая и живет в доме одна. Занимается она тем, что приносит в город на продажу грибы, ягоды и травы из леса. На поход в лес соглашаются единицы и потому средств на жизнь ей хватает. О большем Тишка говорить не стал, презрительно заявив, что более не хочет продолжать беседу о людях, ибо и рассказанной информации чересчур, и он едва сдерживается, чтобы не зайтись рвотными позывами от пресыщения человеческим видом и всем, что с ним связано. А Виктор более и не расспрашивал... Лишь следил за Марией.

Его зрение было острее, чем у любого человека, и нос мог почувствовать запах за добрую сотню метров. Потому он знал о ней многое, а она о нем - ничего. Мария пахла травами, а больше всего мелиссой. Этот запах источала ее светлая кожа. Виктор привык к этому легкому аромату свежести и ждал каждый раз, чтобы ощутить всю его прелесть своим нечеловечески острым обонянием. А ярко карими глазами он смотрел на нее сквозь заросли кустарников, когда она выпрямлялась, отправляя очередной гриб в корзину, и откидывала каштановые волосы со своего округлого лица с маленьким, подернутым вверх носом. Наверняка, многие бы сказали, что Мария не обладала и долей той красоты, что воспевали поэты в любовных поэмах. А Тишка и вовсе ее считал отвратительной лишь потому, что она была человеком. Но Виктор, глядя на ее лицо, пусть и с заметными рытвинками от оспы, пусть чуть округлое, пусть не идеал красоты, все же наслаждался ею. Он любовался ее стройным станом, небольшой округлостью груди и в эти моменты чувствовал себя невероятно погано. Счастье от одного только присутствия рядом с ней делало его счастливее. Но в другой момент он осознавал, что пока не нашел рецепта от своего отвратительного облика, ему не представится счастливой возможности даже заговорить с ней.

Тихо прокрадываясь и прячась за могучими стволами деревьев или в густой траве, чудище рассуждало о том, не влюбился ли он. Ответа он дать не мог. Любовь казалась чем-то обоюдным, быть может, более осязаемым, нежели его чувства. Но он точно мог сказать, что испытывает радость при виде ее, собирающей грибы и не догадывающейся, что за ней наблюдает пара горящих глаз, что затерялась в густой листве кустарника в доброй сотне шагов от нее.

Вот и сегодня Мария вновь пришла собирать коренья и травы для продажи на расположенном в центре Медова рынке. Недолго раздумывая, она вновь вытащила из корзинки ножик и наклонилась к траве, срезая пару грибов. Она была весьма внимательна, и сбор грибов и ягод шел у нее довольно хорошо. Один раз она остановилась около дикой малины, сорвала пару ягод, отправила их в рот, но собирать в корзину не стала. Видимо, малины на рынке было предостаточно.

Виктор беззвучно, стоя на четырех конечностях, точно он уже стал зверем, ловко перебирался от укрытия к укрытию, не привлекая внимания девушки. Но сегодня его движения были какими-то ватными, словно каждая из лап была налита свинцом. Чудище перестало об этом думать, когда до уха донесся тонкий голосок едва слышимой песни, тихо спархивающей с уст Марии:

Таит лес в себе загадку,

Разгадать ее попробуй,

Кто живет в той буйной чаще?

Кто ночами вой заводит?


Сколько странных в нем животных,

Сколько раз они убили?

Может, волк ночами воет?

А может, проклятый в могиле?


Но не стоит лес бояться,

Он тебя от бед укроет,

Уважай лесную чащу,

И никто тебя не тронет.


Если волка ты боишься

Иль чудовище какое,

То от страха не укрыться,

Не сбежать в чистое поле.


Лес тебя везде настигнет,

Ну а страх - его помощник,

Ледяной своей рукою

В могилу путь тебе проложит.


Только смелый в лес без страха,

Без сомнений и тревоги

Вступит, словно в дом родимый,

Что от бед его укроет.


Сколько странных в нем животных,

Сколько раз они убили?

Может, волк ночами воет?

А может, проклятый в могиле?

Голос ее был тонок и чист, а слова песни Виктор узнал. Еще давно, когда он был не похож на волосатое чудовище, эту песню слышал в Листвице. Ее пела выступающая в городе артистка под аккомпанемент скрипача. Еще тогда песня показалась Виктору какой-то мрачной и темной.

- Кто ты?

Тонкий голосок раздался совсем рядом и застал Виктора врасплох. Встрепенувшись, он увидел стоящую в десятке шагов от себя Марию, внимательно рассматривающую его карими глазами. В руке ее был зажат нож для сбора грибов, но она явно не хотела им воспользоваться, ведь ее лицо выражало нечто иное, нежели агрессию.

- Ты следишь за мной? - задала она вопрос, глядя в горящие глаза Виктора.

- А ты меня не боишься? - спросил он первое, что пришло ему в голову, своим грубым голосом зверя.

Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Все вокруг словно исчезло, и остались только он и она. Молчание прервала Мария.

- Мертвые ничего не боятся.

- Мертвые? - прохрипел удивленно Виктор и в нос ему вдруг ударил приторно-сладкий и омерзительно-гадкий запах гниения. - Причем тут мертвые?

Мария едва заметно улыбнулась и сделала робкий шаг к Виктору. Затем еще один. Она смотрела на него карими глазами и с каждым шагом вонь гниения становилась все сильнее. Больше не было свежего запаха мелиссы, лишь трупный смрад. Ее губы чуть открывались и с них срывались слова:

- Мертвые придут и те, кто когда-то убивал, станут убиенными. Расплата близка. Кровавая дань будет выплачена. Рано или поздно нужно нести ответ за содеянное. И время ответа пришло.

Последний шаг совпал с последним произнесенным ею словом. Виктор едва сдерживал себя, чтобы не отстраниться и не оттолкнуть Марию из-за ужасной вони, исходящей от нее и вползающей в ноздри. Перед ним стояла девушка, за которой он тайно наблюдал уже более месяца и мечтал лишь вот так стоять рядом с ней. Но сейчас по его коже бежали мурашки ужаса и он не мог двинуться с мета. Он лишь смотрел на нее, не отрывая взгляда, а все тело стало каким-то обессиленным, словно из него вытянули всю энергию.

- Все заплатят за свои прегрешения, - проговорила Мария, переведя взгляд карих глаз на нож, по-прежнему крепко сидящий в маленькой ладони.

Виктор не мог говорить, но его могучее тело сотрясалось от дрожи. Мария же подняла руку с ножом и, направив лезвие себе точно в грудь, коснулась острием грубо сшитой рубахи, заправленной за высокий пояс серых штанов и вздымающейся на местах упругой груди. Одно легкое движение - и лезвие по рукоятку вонзилось в грудь девушки. Она никак не отреагировала, лишь едва сотряслось стройное тело и по груди начало расползаться темное пятно.

- Все заплатят за свои прегрешения! - вдруг вскрикнула Мария, выдергивая нож из плоти и занося кровавое лезвие над грудью Виктора.

Раздался громкий, глухой звук где-то в стороне и гнилая вонь охватила тело чудища. Она вдруг стала материальной и в это же мгновение Виктор открыл глаза...

***

Лежа в пещере на куче сухой травы, он явственно ощущал боль в груди, словно Мария сумела-таки ранить его во сне. Примочка из трав покоилась на груди и пропиталась кровью, а боль бесновалась в незажившей ране.

- Это был всего лишь сон, - тяжело дыша, прохрипел Виктор в надежде себя успокоить. - Всего лишь сон...

Он вновь откинулся на травяную кровать, стараясь не двигаться, чтобы рана не кровоточила и боль хоть на миг утихла. Лишь косматая голова зверя коснулась травы, как пришло осознание того, что сладковатая вонь гниющего мяса по-прежнему окружает его. Сзади раздался шорох, затем еще один и еще. Словно кто-то старался подняться на ноги.

Позабыв о боли, Виктор вскочил на ноги и едва не упал от бессилия. Его ноги подкосились, а из-за раны на груди боль пронзила все тело до мозга. Не в силах сдержаться, он зарычал. Но в следующее мгновение боль отошла на второй план, и ее место занял ужас.

На каменном полу, точно под разломом, шевелилось какое-то тело, пытаясь подняться на ноги. Отдаленно оно могло бы напоминать человека, если бы не кишащие на нем белые, жирные опарыши, поедающие его плоть, и вокруг не летал бы рой мух. Существо же этого словно не замечало, оно лишь отреагировало на рык боли чудовища и подняло ту часть тела, которая могла бы называться головой. Разбитое вдребезги лицо с сожранной до кости какими-то зверями кожей. На остатках плоти уютно чувствовали себя личинки мух, которые валились с лохмотьев кожи, как снег с тронутой ветром ветви елки после снегопада. Свернутая набок челюсть злобно щелкнула и пустые глазницы, заполненные мухами и муравьями, зыркнули на Виктора, застывшего от накатившей волны ужаса, приковавшей его к месту.

Это был оживший труп, и каким-то образом он видел и слышал Виктора. И как только уловил рык боли чудовища, то сразу же бросился к источнику звука, перебираясь за счет одной руки и двух ног, чудом не раскрошившихся в труху от падения в грот через дыру в каменном потолке. Грудь твари была расплющена от падения и сломанные кости без труда пронзили истончившуюся и прогрызенную мухами кожу, приобретшую серый цвет. Левой руки, как и части груди, у трупа не было.

Тварь продолжала приближаться, нелепо, но все же отталкиваясь от каменного основания грота. Ее челюсти жадно щелкали, а пустые глазницы смотрели сотней жужжащих мух. Оцепенение Виктора прошло в тот момент, когда твари оставалось сделать всего пару рывков до него. Ноги сами попятились, и он отстранился, шаркая ими по камням. Глаза его были широко открыты от ужаса и лишь потеря равновесия и падение вернули ему чувства.

Удар заставил боль в груди встрепенуться и выйти на первый план. Рана стала усиленно кровоточить, и Виктор вновь взвыл, но на этот раз от того, что в его ногу вцепилась лапа твари костлявыми, пожираемыми личинками и мухами пальцами. Может, это и был оживший труп, но сила в нем была. Ногу у щиколотки словно обхватил мерзкий, шевелящийся, но крепкий капкан. Не имея второй лапы, тварь начала подтягиваться, устремляя свои свернутые челюсти к живой плоти. Не желая быть сожранным заживо, Виктор попытался отползти и вырвать ногу из пальцев трупа, но те не разжались, а пасть уже раскрылась, чтобы вонзить в плоть неровные ряды желтых, местами сколотых зубов. Виктор взревел так, что по гроту разошлось ужасное эхо, и несколько раз ударил тварь свободной ногой в череп. Сила не подвела чудовище, и голова трупа буквально треснула. Трещина прошла, начиная от правой глазницы и уходя вверх к части держащихся на гнилой коже черных волос. Из разлома в то же мгновение потекла какая-то темная жидкость, наполненная опарышами, извивающимися и явно недовольными тем, что им пришлось покинуть теплое местечко, наполненное гниющими мозгами. Вонь затмила все.

Чудом сдержав рвотный позыв, Виктор еще раз дернул схваченную трупом ногу и наконец-то высвободил ее. От страха ему удалось вскочить на ноги за пару секунд, забыв о боли в ране на груди и текущей по покрытому шерстью торсу крови. Сейчас он хотел лишь избавиться от этого чертового создания, что вновь начало ползти к чудовищу, отталкиваясь от камней тремя конечностями.

Пошатываясь, Виктор поспешил к каменной стене, поросшей плющом. Тварь поползла за ним, но ее замедлило то, что нужно было разворачиваться, а с одной рукой и переломанными от падения костями сделать это было трудно дажеей. Подойдя к стене, Виктор упал на колени около скелета, облаченного в стальной доспех, и дрожащей от слабости и ужаса рукой схватил полуторный меч с красивой витиеватой гардой. К этому моменту тварь уже развернулась и запрыгала к нему. Вся ее голова теперь была залита темной жидкостью с личинками. Из пустых глазниц текли превратившиеся в жижу мозги и мухи спешили покинуть излюбленное место. Череп трупа перекосило на бок, но челюсти по-прежнему щелкали зубами.

Виктор поднялся, занес меч над головой, ожидая наилучшего момента для удара. Он осознавал, что превратиться в медведя ему сейчас, с такой-то слабостью, будет очень сложно и... В голове промелькнула мысль: "Придется рвать пастью зловонный труп". От этого Виктора скрутило так, что новый рвотный позыв отдался горечью в горле и болью в затылке. Потому он решил убить тварь, не обращаясь в зверя. И вот мертвец был около него.

В удар была вложена вся сила. Полуторный меч блеснул в солнечных лучах, пробивающихся сквозь ветви сосны, растущей на краю разлома в потолке грота, и опустился на треснувший череп с ощерившейся пастью. Верхняя часть головы разлетелась на части, словно спелая тыква, по которой заехали палкой. В руках чудовища была сконцентрирована огромная сила и от удара челюсть и шейные позвонки сорвались с плеч трупа. Вместо головы остались пара серых кожаных ошметков, растекшаяся по полу смердящая субстанция и разлетевшиеся осколки костей. Но труп был жив!

Не веря собственным глазам, Виктор отстранился, когда изуродованная падением и насекомыми рука вновь к нему потянулась. Этого просто не могло быть! Но на рассуждения не было времени. Обойдя тварь со спины и, прижав ногой ее сильно брыкающееся тело к камням, Виктор занес меч и нанес колющий удар. Затем еще один и еще.

- Сдохни же ты наконец! - проревел он, вонзив меч в очередной раз и почувствовав, что сопротивления под ногой больше нет.

Тварь наконец-то сдохла.

Виктор выдохнул и с уходящим из груди воздухом его покинули и силы, на место которых заступила разгорающаяся боль. Ноги подкосились, и Виктор рухнул на колени. Перед глазами все поплыло и чудовище, превозмогая слабость, выжимало из себя последние силы, чтобы добраться до вороха сухой травы, где на плоском камне лежала тряпица с кашицей из лечебных трав. Из-за сильной пульсирующей боли сознание на мгновение отключалось. Придя в себя, Виктор стиснул крепкие, выросшие за последнее время и зубы и добрался до лежанки, после чего с облегчением лег на нее спиной и схватил с плоского камня тряпку с кашицей из лечебной травы.

- Ох, ч-е-ерт, - едва слышно прошипел он сквозь зубы, после чего резким движением прислонил густую кашицу из трав к ране.

Тело выгнуло от пульсирующей боли, а ярко карие глаза бешено уставились в потолок. Но через мгновение он уже потерял сознание, наплевав даже на то, что в грот могла свалиться еще одна тварь... Сил сопротивляться не было.

***

Мертвые придут и те, кто когда-то убивал, станут убиенными. Расплата близка. Кровавая дань будет выплачена. Рано или поздно нужно нести ответ за содеянное. И время ответа пришло.

Глава 4

Ингредиент

Потеря сознания плавно перешла в болезненный сон без сновидений, а тот перетек в маслянистое пробуждение и возвращение к реальности. Кто-то шумел в гроте и чуткий слух чудовища это уловил, заставив все тело встрепенуться. Раскрыв глаза, он повел носом, улавливая отчетливую, но менее резкую вонь твари, свалившейся ранее в грот. Также пахло пылью, птицей и теплом - это был Тишка.

- Давно не виделись, Тишка, - поздоровался Виктор, проверяя пальцами примочку на груди.

- Здорово, - небрежно ответил домовой. - Я смотрю, без меня ты опять попал в неприятности. Это оживший труп, верно?

- Догадаться несложно, - убедившись в том, что примочка как следует, держится на груди, ответило чудовище. - Такая вонь может идти только от гнилого мяса. Но мне кажется, ты что-то знаешь, не так ли?

- Хм... Потому и прилетел, - прочистив горло, пробурчал Тишка. Затем раздался характерный звук удара кремня об огниво. - В городе произошло нечто странное... Как видно, и у тебя тоже.

- Да, - произнес Виктор, усаживаясь на травяной кровати. - Это тот богатырь, которого я убил дней десять назад. Видишь, у него руки нет...

Тишка даже не посмотрел на распластавшееся тело с тучей мух над ним и мечом в спине. Ударив еще раз кремнем по огниву, он принялся раздувать сухую солому, зашедшуюся от выбитых искр. Вскоре солома разгорелась, и домовой уселся около костра и начал подбрасывать тонкие веточки на съедение пламени.

- Ты не поверишь, - опираясь спиной на скалу, проговорил Виктор, смотря на смердящее тело, - но он испустил дух лишь после того, как я снес ему башку, а потом несколько раз ткнул мечом в спину. Что это такое, приятель?

Подбросив в окрепшее пламя еще пару веток, Тишка развернулся к безголовому телу и с силой почесал когтистой лапой подбородок, о чем-то раздумывая. Как всегда в моменты задумчивости, его лоб сильно морщился.

- Понятия не имею, - наконец-то высказал он, разведя сильные лапы в стороны.

- Ну, а в городе чего случилось?

- Три мертвых стражника, - ответил Тишка. - Сегодня поутру их сожрали крысы...

- Крысы? - не поверил в услышанное Виктор. - Крысы сожрали трех стражников?

- Да, крысы! - рыкнул домовой, явно недовольный тем, что его перебили. - Как судачат люди, утром, когда на рынке еще не было покупателей, а только торговцы, раскладывали товар, тогда-то и случилось нападение. Трое стражников стояли на площади, когда отовсюду полезли крысы. Говорят, что было их не менее сотни, а то и больше. И не обращая ни на что внимания, они бросились на стражников серой волной. Вонь, говорят, стояла чудовищная. Точно как здесь, полагаю. Да, тебе стоит убрать этот кусок го...

- Чего со стражей? - вернул чудище домового в нужное русло.

- Чего? - невесело усмехнулся тот в ответ на вопрос. - Налетели крысы на стражников и начали грызть их за те места, которые не защищены сталью доспехов. Под колено, на внутренней стороне руки, за голову, но это тех, кто шлем не успел напялить... Если верить слухам, то крысы буквально за пару минут превратили закованных в сталь вояк в изуродованные трупы. Двоим буквально сожрали лица, так как шлемы они на головы не надели. Третий попытался убежать... Но, как известно, с перегрызенными сухожилиями далеко не удрапаешь. Вот и он не убег. Стражник оказался в шлеме, но истек кровью от укусов. И знаешь что?

- Ну? - не без труда поднялся с подстилки Виктор, придерживая примочку на груди.

- Крысы сдохли, как только растеклась кровавая лужа под последним стражником, и он испустил дух. И крысы, как молвят людишки, воняли потому, что сгнили в тот же момент, как издохли.

Чудище подошло к костру и кряхтя село около потрескивающего пламени.

- Или они уже были мертвы, - предположил он, указывая на тело.

- Да уж, - вздохнул Тишка, отправляя в пламя более толстые ветки, от чего вверх взметнулся столп искр. - Ты знаешь, как я отношусь к людям, но такой смерти, от крыс, черт бы их побрал, и врагу не пожелаешь... Быть сожранным заживо. Чушь какая-то... Тут этот в грот свалился, хотя уже давно служит едой для червей и мух. В городе крысы убивают стражу и гниют в тот же миг... Может, проклятие какое?

Виктор грустно усмехнулся, поднимаясь на ноги и направляясь к смердящему телу богатыря, коего он убил уже второй раз за последние десять дней.

- Чего ты зубы скалишь-то ? - выпятил Тишка нижнюю беззубую челюсть. – Может, есть мысли получше, чего это такое, ежели не проклятие, а?

Виктор же, отбросив в сторону примочку, что уже была бесполезна, одной рукой прикрыл морду с чувствительным носом, а второй схватился за рукоять полуторного меча. Раздался звук соприкосновения кости с металлом, и тело черноволосого богатыря чуть колыхнулось от высвобожденной из гниющей плоти стали. За лезвием протянулась густая субстанция, похожая на смесь гноя, крови и личинок мух. Встряхнув мечом, Виктор отделался от большей ее части и поспешил к костру, чтобы жадно схватить менее смердящего воздуха.

- Я знать не знаю, что это такое, - ответил Виктор, усаживаясь подле Тишки на бревнышко и беря из кучи солому для растопки. - Надеюсь не проклятие, потому как мне и одного хватает.

- Опять ты начал, - поднял Тишка очи горе. - Если бы не проклятие, как ты любишь повторять, то сейчас был бы ты мертв после тычка кинжалом в грудь, вон того, воняющего, точно сральня за трактиром, богатыря.

- Перестань говорить глупости! - прорычало своим грубым голосом чудище, оттирая соломой меч. - Меня бы никто не ткнул, не будь я тем, кем сейчас являюсь. Никто бы не объявил на меня охоту и никто бы не упал ко мне в грот, где мне приходится зализывать раны и скрываться от глаз нормальных людей, будь я обычным человеком.

- Глупости говоришь, - ответил домовой, поводив беззубой челюстью из стороны в сторону и сплюнув в сторону трупа. - Ты уже тот, кто ты есть. Ты для людей - чудовище. И я не устану тебе это повторять раз за разом, пока в твоей косматой башке это не усвоится. Если не поймешь, что ты не такой, как люди, то рано или поздно загонишь себя в могилу, пытаясь объяснить им, кем являешься на самом деле. Усвой, что ты монстр для них, и живи с этим.

Тишка наблюдал за тем, как яростно давит чудище на меч сжатой в кулаке соломой, слушая его высказывания. Его звериная морда ничего не выражала и он, как обычно, молча слушал, пока его рука не соскользнула с лезвия и сталь не впилась между большим и указательным пальцем. Через секунду из раны начала капать темно-красная кровь, но Виктор не обратил на это ни какого внимания. Казалось, он даже не заметил, как глубока рана.

- А я не хочу, - заговорил он наконец, бросив пучок соломы в костер. - Не хочу быть чудовищем. Я не хочу, чтобы на меня охотились, не желаю быть мишенью для стрел. Мне опротивело жить в пещере и жрать, что попало. Знаешь, Тишка, я хочу взять и искупаться в горячей баньке, хочу выйти из нее и всю ночь куражиться с девкой в постели. Хочу гулять на праздниках. Хочу смеяться и напиваться до потери сознания...

- Хочу просыпаться не от какого-то шороха, - продолжил он, безразлично рассматривая стекающую по руке кровь, - а оттого, что выспался. Хочу быть человеком, а не чудовищем.

- Попомни мои слова, - помолчав, сказал Тишка, переведя взгляд на приятеля. - Когда-нибудь стремление стать человеком убьет тебя. Я надеюсь, что не увижу этого.

Встряхнув рукой и отправляя капли крови на раскаленные головешки, от чего те недовольно зашипели, Виктор поднялся на ноги и подошел к бочонку с самогоном, выдергивая из него пробку здоровой рукой. Порез он подставил под выплеснувшуюся жидкость и зашипел от боли, но руки не отнял. Промыв рану, Виктор подставил две кружки и наполнил одну доверху, а другую - до половины.

- Не откажусь, - принял Тишка свою наполовину заполненную кружку. - Сегодня день богат на события, а ведь еще даже не вечер. Надеюсь, боле ничего необычного не будет.

- За умерших стражников, - подняло чудовище кружку, произнеся слова негромко своим звериным голосом.

Домовой ничего не сказал, но кружку едва заметно приподнял, после чего осушил в несколько глотков и громко выдохнул, вытирая тыльной стороной запястья выступившие от крепости самогона слезы.

- У тебя перекусить-то есть чего? - через какое-то время спросил Тишка, оглядываясь по сторонам в поисках чего съестного.

- Около подстилки лежит ворона, - ответило чудовище, возвращая меч в руку скелета, который безразлично сидел у стены уже долгие годы, направив свои пустые глазницы в темную часть грота, где выход был завален дубовыми бревнами. - Можно зажарить.

- Гм... откажусь, пожалуй, - поспешил с ответом домовой, переведя взгляд к травяной кровати Виктора, где, и правда, лежала тушка вороны. - Не дело есть того, в чьем облачении летаешь.

- Как хочешь, - пожал плечами Виктор, отходя от скелета и идя к бочонку с самогоном.

Взяв бочонок, он поднес его к телу, кишащему всякого рода насекомыми и личинками, и, откупорив, поднял над останками богатыря и густо полил его. Рой мух тут же взмыл над гнилой массой, громко жужжа от недовольства. Чудовище же, отмахнувшись от них здоровой рукой, поставило деревянный бочонок и взял из рук Тишки раскаленную докрасна головешку, после чего поднесло ее к облитому самогоном трупу и бросило на тело. Пойло было крепким и вспыхнуло быстро, спалив в момент большую часть кружащих над телом насекомых взрывным воспламенением.

- Вони не оберешься, - заключил домовой, глядя на разгорающийся неподалеку костер, топливом для которого служило гнилое мясо, кожаная броня и волосы.

- Зато теперь есть не так сильно хочется. Ворону приберегу на завтра.

Оба вновь уселись на бревно, глядя в горящий костер. Через минуту вонь от сгорающего богатыря стала ужасно тошнотворной, и домовой предложил подождать, пока все не прогорит, на свежем воздухе. Виктор согласился. Несмотря на рану, открывшуюся сегодня при стычке с ожившим трупом, Виктор быстро восстанавливался благодаря звериному здоровью и используемым для заживления травам. Оба дубовых бревна он с гримасой сильного напряжения все же убрал из прохода, и они покинули смердящий грот, выбравшись навстречу зеленому лесу.

- Надо бы тебе провизией запастись, - предложил Тишка, вновь запрыгнув на каменную глыбу, чтобы вести разговор наравне. - Можно овец поворовать, которых пасут перед лесом, или ловушку какую придумать, чтоб зайцев ловить или лосей... Как, кстати, - заинтересовался Тишка, наморщив лоб, - ты ворону поймал? Это довольно умные птицы.

- Камнем подбил, - ответил Виктор, явно раздумывая над чем-то другим. - Залетела в грот, а у меня рефлексы и меткость хорошие.

- Ага, - согласился домовой, прихлопнув когтистой лапой муху, которая уселась ему на плечо, - но провиант тебе нужен, а то так голодать станешь.

- Нет, - произнес Виктор, смотря в чащу леса своими ярко карими глазами.

- Что значит «нет»? - усмехнулся Тишка, оскалив беззубую от клыка до клыка нижнюю челюсть. - Друиды, вроде как, колдовать еду пока не умеют, или я ошибаюсь? А ворон, уж извини, ты не насбиваешь, чтобы прокормиться... Ах ты ж, мать твою! - встрепенулся домовой, округлив свои и без того крупные черные глаза. - А ежели в грот я бы залетел и ты меня как ту ворону... камнем, а?

- Ты ворон, - пояснил Виктор. - И глаз у меня острый, я тебя вмиг от другой птицы отличу. А ежели боишься, то превращайся в кота или в кого там вы, домовые, трансмутируете?

- Ладно, - буркнул домовой, вновь усаживаясь на камень. - Ведь и верно, что глаз-то у тебя острый, но в следующий раз поймай лучше зайца, а не ворону.

- Я вот что решил, - прислонившись к камням спиной, проговорил Виктор. - Пора с этим заканчивать...

- Это с чем же?

- Со всем, - многозначительно вздохнул Виктор. - Ты знаешь, сколько зелий я уже переварил, чтоб вернуть свой человеческий облик?

- Хм... На моей памяти раз десять-то точно варил, - почесал Тишка лоб, насчитывая неудачные попытки приятеля. - Уж не с ними ли ты кончать решил?

Пропустив слова домового мимо ушей, Виктор продолжил:

- Я прочел один рецепт в старой книге и авторства она не имеет по понятным причинам. Так вот, в ней описан случай моей друидской мутации, а потом, в отличие от всего, что я прочел, написано, как бороться... Есть рецепт, и он может вернуть мой человеческий облик и...

- Прекрати! - отмахнулся Тишка от приятеля, как от назойливой мухи. - Ты, черт бы тебя побрал, приготовил не менее десяти зелий и ни хрена не сработало! Так чего ты гонишься за собственным хвостом? Живи таким, какой есть! Свыкнись уже с этим!

- Дело в том, - спокойно продолжил Виктор, - что не могу я так жить и тебе меня не понять...

- А как же иначе, ага.

- Рецепт содержит в себе один ингредиент, который получить крайне сложно, и я все это время старался найти ему замену и так ни к чему и не пришел. Будь у меня тот компонент, так я вновь бы стал человеком, понимаешь?

- Еще как понимаю! - вскочил на камне Тишка. - Понимаю, что ты болван! Но, так и быть, скажи, что же это за такой редкий ингредиент для твоего варева?

Виктор усмехнулся уголками пасти, от чего на свет показались желтоватые клыки. Казалось, он готовится к реакции домового на слова, которые собирался произнести. Тот же скептически взирал на чудище, явно не веря в волшебные травы и тому подобное вранье, чем может утешить себя безнадежно больной.

- Слюнная железа упыря, - произнес Виктор. - Вот такой компонент мне нужен.

Оба молчали. Тишка, услышав, присел на камень, смотря на Виктора, как на полного дурака, который решил потушить костер, сев в него голой задницей. Молчание затянулось.

- Ты, я так полагаю, собираешься достать эту самую железу, верно? - наконец-то проговорил домовой, и голос его веял спокойствием, что само по себе было удивительным. - И единственный упырь в округе - это Сима. У него, да?

- Да, - безразлично ответил Виктор, почесывая косматую голову.

- Гм...гм... Дело в том, - прокашлялся Тишка, - что у тебя есть два варианта: продолжать искать заменители этому компоненту или бросить варить зелья вовсе. Я советую второй вариант.

- Нет, - сурово ответил Виктор. - Мне уже давно пора разобраться с этим убийцей. Именно из-за него охотники приходят за мной, думая, что убийство пьяниц моих рук дело. Эти убийства не прекратятся, пока упырь не умрет, к тому же, мне нужна его слюнная железа. Без этого компонента мне не вернуть свой облик.

- Если попытаешься ее достать, то умрешь! – не выдержал наконец Тишка и закричал. - Ты либо совсем головой двинулся, либо хочешь концы отдать! Упырь порвет тебя, как волк шавку! Ты это понимаешь? Стоит тебе к нему сунуться и - тебе конец!

- Успокойся! - поднял руку Виктор. - Я кое-что понимаю и с жизнью прощаться пока не собираюсь, потому хватит причитаний и безосновательного страха! Как только моя рана заживет, я добуду эту чертову слюнную железу и вспорю брюхо чертову упырю!

С этими словами он развернулся и устремился в узкий проход грота.

- Есть много более приятных способов сдохнуть! - выкрикнул ему вслед Тишка, но из грота раздались стуки, говорящие о том, что Виктор заваливает вход бревнами дубов.

Фыркнув себе что-то под нос, Тишка сплюнул, подпрыгнул на камне и, сделав кульбит в воздухе, обернулся большим вороном, взмыл над верхушками деревьев и помчался на юг к городу Медов, пару раз громко каркнув.

Глава 5

Домовой не в себе

Рана на груди наконец-то затянулась. Кровь больше не выступала при резких движениях, да и боль ушла. Теперь от страшного удара богатыря остался лишь очередной шрам на теле, который укрывала густая шерсть. Впрочем, обращение в зверя не прошло так уж бесследно. После того, как он в обличии медведя разорвал богатыря, его человеческое тело стало еще менее узнаваемо. Шерсть начала гуще выбиваться и на лбу, а челюсти заметно удлинились. Голос стал более грубым, нежели прежде. Ко всему Виктор отнесся спокойно. Он знал, что так и произойдет.

Когда рана зажила, Виктор наконец пошел к основанию горы, откуда брал начало ручей, который после виляния в лесной глуши впадал в Глубоководницу, и в небольшом естественном разливе искупался. Вода была ледяная, даже в летний период, но его тело уже давно привыкло к холоду камня в гроте, да и переносить холод ему было просто. А желание смыть с себя осевший с тела ожившего богатыря смрад, было таким неудержимым, что плевать, если в воде плавали бы кусочки льда. От трупа, которое как следует выгорело, Виктор избавился в тот же день, оттащив его подальше от грота и оставив под деревом. Закапывать было бесполезно, потому как любой дикий зверь раскопал бы могилу и все едино сожрал бы поджаренные останки.

С едой тоже проблем не возникло, так как достаточно было взять более-менее увесистый камень и подождать, пока один из горных козлов, прыгающих по каменистым уступам, не спустится ниже, чем следует. Виктор своим метким и невероятно мощным броском обеспечил себя свежим мясом, которое не шло по великолепию вкуса не шло в сравнение с едва хватавшим на укус мясом вороны.

Тишка же не появлялся в гроте с того самого момента, как Виктор заявил о желании добыть слюнную железу вурдалака Симы. Домовой этого не одобрял и даже люто боялся и трясся при одной только мысли о том, что Виктор желает встретиться с живым трупом, для которого ни чего не стоит вскрыть брюхо любому незваному гостю, после чего сожрать его неостывшее и трепыхающееся сердце. Впрочем, Тишка много чего не одобрял, но и сам Виктор ясно осознавал, что у него будет всего один шанс достать железу Симы, иначе - смерть. Вурдалаки по природе своей очень быстры и невероятно сильны. Они не знают боли и сожаления. Они живут, для того чтобы убивать. План Виктора был построен и желания отступать не возникало, пусть и придется встретиться лицом к лицу с воплощением смерти.

Без слюнной железы вурдалака невозможно было приготовление необходимого зелья для возвращения человеческого облика. Это был последний шанс. За время скитаний в облике чудовища Виктор перепробовал все, что только знал или вычитал в украденных книгах. Ни одно из зелий не помогло: оборотный отвар вызвал страшное несварение, зелье трансмутации наградило недельной головной болью. А зелье снятия проклятия, основой которого был спирт, было выпито с домовым за пару дней. Виктор как можно дольше старался не готовить зелье, не имеющее названия и в составе которого была слюнная железа вурдалака. Как было указано в книге неизвестного автора, слюнная железа вурдалака содержит сильный и убийственный яд, воздействие которого рушит всю внутреннюю систему, попадая в кровь. Яд буквально уничтожает человека, но... В книге писалось, что если выпить зелье со слюнной железой вурдалака, когда примешь обличие звериное, то оно просто уничтожит зверя и оставит истинную натуру человека.

Но сейчас о столь далекой задаче чудовище не задумывалось. Нужно было найти Симу и оторвать ему голову, что наверняка должно лишить его жизни, а Виктору подарить необходимый ингредиент. Но поиск живого трупа, обитающего на кладбище, являлся задачей не из легких, пусть у Виктора и было нечеловечески острое чутье. Кладбище источает запахи разложения и цветения трав в летний период и обоими пропитан Сима, считающий кладбище своим домом. Единственной зацепкой для носа чудовище считало запах крови. Он должен быть свеж, ведь вурдалак в последнее время убивал, и убивал много. Видимо, пьяницы ему кажутся более легкой добычей, тем более их трупы не привлекали к нему излишнего внимания. Медовчане тряслись от страха, думая, что убийца - чудовище из леса. Богатырь, посланный ими, был великолепным подтверждением этой догадки.

С вурдалаком в любом случае пора было кончать: из-за него будут продолжать гибнуть люди, и город будет посылать все больше охотников и богатырей, которые рано или поздно добьются успеха. Виктор же не хотел убивать. Ему было противно и мерзко на душе оттого, что пришлось убить того охотника и чернобородого воина. Конечно, оба не послушали его слов... Да кто бы стал слушать монстра, меньше всего похожего на человека? Только глупец. Но если не попытаться их переубедить и не дать им шанса уйти, разве можно говорить о человечности? Нет. И Виктор не желал убивать неповинных людей ради того, чтобы сохранить свою жизнь. Пора было вновь стать человеком и прекратить скитаться по лесам и пещерам. Вновь вернуться к людям... К Марии. Может быть, ничего не получится, но он сможет подойти к ней и сказать то, что взбредет в голову, а она не отстранится в ужасе, увидев перед собой не зверя, а обычного человека.

Мысли кружили, вспыхивали и гасли в голове Виктора, сидящего у горящего костра в гроте и жарящего на толстом прутке мясо горного козла, приправленного кольцами лука и мятой. Запах стоял восхитительный. Сок с мяса капал в костер и шипел на раскаленных углях. Поднеся прут к себе, чудовище втянуло аромат жареного мяса, и выделение слюны было сложно остановить, особенно после того, как приходилось есть мясо старой вороны. Но все же сдержав себя, чтобы не впиться зубами в сочное и так манящее ароматом мясо, он аккуратно погрузил в него лезвие ножа, и принял решение, что ужин стоит еще чуть-чуть обжарить. И вновь мясо, медленно поворачиваемое Виктором на прутке, зашипело над раскаленными углями.

Нужно было как следует поесть и выспаться перед тем, как идти на кладбище поутру в поисках вурдалака. Так как Сима являлся ночным хищником, то днем он спал, спрятавшись в своем логове, которое и желал найти Виктор, а ночью соваться на территорию хладнокровного убийцы не стоило никому, кто хотел бы сохранить сердце в груди. Да, затея была сложная, ведь мало ли кто мог заявиться на кладбище из медовчан. Кто-то может навестить могилу родственника; кто-то собрать с могилы принесенные подарки; кто-то мог направляться на кладбище в последний путь. Но выбора не было: лучше встретить разъяренных горожан, нежели лишенного эмоций вурдалака. Но все же о конспирации Виктор подумал, достав из-под соломы, на которой он спал, огромную накидку из грубой серой ткани, скомканную и препротивно пахнущую. Накидка была снята со спины скелета, прислонившегося к каменной стене, с мечом в латной перчатке. Видимо, эта тряпка спасала его в непогоду. Теперь же она могла сослужить чудовищу службу, скрыв его облик под грубой материей.

Посмотрев вверх, в дыру грота, Виктор увидел темнеющее небо и проглядывающие звезды на его полотне. Вокруг светящихся углей летали разные насекомые, среди которых было немало мотыльков. Мясо было готово. Лук приобрел черноватый цвет, а мята добавляла нежный аромат куску козлятины. Наконец-то Виктор погрузил окрепшие, отчасти медвежьи клыки и резцы в сочное, слегка жесткое мясо. Вкус был восхитителен. На секунду забылись все те невзгоды и лишения, страшным грузом давящие на плечи чудовища. Существовали лишь вкус большого куска мяса и довольное кряхтение того, кто его жадно ел, измазывая морду в соку. В эту спокойную и чистую ночь монстр не думал о предстоящем поиске Симы. Он не думал насчет того, станет ли он человеком или навсегда останется чудовищем. Прикрыв от удовольствия глаза, он просто ел мясо, по которому соскучился.

***

Угли потухли, и мотыльки более не стремились к источаемому ими свету. Ночь вступала в свои полномочия и ветви сосны, сохраняющие скрытый вход в пещеру, изредка покачивались от дуновений вечернего ветра. Где-то далеко, казалось бы, с гор, донесся протяжный и холодный волчий вой, на который был получен ответ из лесной чащи.

Виктор закончил с куском мяса и с сытым желудком лег на сухую траву, служащую ему кроватью, после чего укрылся плащом. Сон, что было весьма странно, сладостно окутал его и ярко-карие глаза закрылись. Тепло от углей приятно согревало левый бок и вскоре в гроте послышался храп.

***

Продлился ли сон долго? Дать на это ответ чудище сразу не смогло. Лишь сквозь сон чуткие уши уловили, шелест крыльев над головой и тут же глаза открылись, уставившись на трансмутирующего в воздухе Тишку.

- Гм... Извиняй, что так рано, - проговорил Тишка, подходя к садящемуся на соломе Виктору, широко зевающему со столь резкого пробуждения.

- Ага, - потер он глаза, взглянув в отверстие в гроте. Небо было темным и звездным, словно он не засыпал, а только закрыл глаза, и через мгновение прилетел домовой. - Да, что-то ты рановато. Случилось чего?

- Ага, - покачал волосатой головой Тишка, нервно зашагав по камням из стороны в сторону. - Еще как, сука, случилось... Ты ведь не разуверился в своей идее добыть слюнную железу вурдалака, верно?

- Нет, конечно, - почесывая шрам на груди, ответило чудовище, постепенно скидывая с себя пелену сна. - Если ты по этому поводу, то только зря меня разбудил... Тем более в такую рань. Мне необходимо выспаться.

- Зря, не зря, - пробубнил домовой, продолжая нервно вышагивать и почесывать подбородок острыми когтями, - но я все-таки попробую кое-что сделать, чтобы совесть моя была чиста.

- О совести своей не беспокойся, - фыркнул Виктор, поднимаясь на ноги. - Я как-никак сам решение принял. И уж если говорить по-честному, то не тебе меня переубеждать. Ты едино всех людей под одну гребенку ровняешь, и твои слова только на том и основаны, что люди хуже зверя дикого.

- Закончил? - задрал Тишка голову, смотря на высоченного Виктора, который, выдержав взгляд товарища, побрел к чану с водой, откуда зачерпнул в ладони холодной воды и резко плеснул себе в морду.

- Если ты так людей любишь, - продолжил домовой и голос его был пугающе спокоен, - то сделай мне, как своему единственному товарищу, одолжение.

- Какое же? - смягчило тон чудовище, но голос его все равно звучал страшно, по-звериному.

- Идем со мной в Медов.

***

Сказать, что Тишка был подробен в объяснениях причины опасного проникновения в город, ради какой-то ему одному известной цели, значит соврать. Он лишь обмолвился, что нужно идти и как можно скорее, иначе рассвет застигнет их в пути. Не ведая почему, Виктор согласился, пусть планы у него были совершенно другие. Когда Тишка залетел вороном в грот, то было в его поведении что-то неуловимо мрачное и ледяное. Словно он получил сзади по темени тяжелой палкой и вроде бы должен был рухнуть замертво, но все же повернулся и с пустыми глазами пошел дальше, не заметив ударившего. В общем, был он не в себе, и чудовище это прекрасно понимало, потому-то на свой риск и пошло вместе с взбудораженным внутри, но при этом до ужаса спокойным снаружи Тишкой.

Ночь перешагнула черту, разделяющую ее время власти, и теперь все больше сжималась, ожидая прихода рассвета, но все же прав своих отдавать пока не желала. Лес был спокоен и тих. Лишь изредка давали о себе знать совы, сидящие на ветвях и высматривающие мышей и ужей. Вдалеке завывали волки, а в кустарниках иной раз проскакивали лисицы. Было безветренно и звездно. Хоть ветви деревьев и отгораживали плотным потолком ночное небо, но искорки звезд все равно пробивались, наполняя лесную чащу волшебством, до которого никому из идущих сквозь буйную чащу дела не было.

Тишка, отвергнув предложение Виктора сесть ему на плечо, быстро вышагивал в сторону городка Медов. Иной раз Виктор едва за ним поспевал, увязая в густых кустарниках и цепляясь накинутым на плечи плащом за острые колючки. Покинув пещеру, оба ничего друг другу не сказали. Тишка, словно не зная усталости, бросился в густую чащу, а Виктору, согласившемуся на столь опасную и малопонятную авантюру, пришлось догонять домового, чьи маленькие, но невероятно сильные лапы вмиг ломали мешающие проходу ветви или перерубали их острыми когтями. Когда же оба покинули черту кустарников и вышли наконец-то на менее заросшую местность, то Виктор, поравнявшись с Тишкой, задал вопрос:

- Что случилось, приятель? Почему ты зовешь меня в то место, где меня могут просто убить?

- Не шутишь? - усмехнулся домовой одними лишь черными глазами. - Место, где тебя могут убить? А почему же ты решил идти во владения вурдалака? Разве там тебя не убьют?

- Там мне, по крайней мере, есть за что умирать, - спокойно ответил Виктор, перебираясь через поваленную сосну, успевшую подгнить и обрасти поганками.

- А там, куда я тебя веду, умирать тебе не придется, если ты, конечно, еще не растерял трезвости ума.

Слова домового были холодными и жесткими. Тон его не был смягчен и, казалось, старался полоснуть острием побольнее. Виктор лишь плотнее укутался в плащ, хоть ни капли не замерз, и, не проронив более и слова, последовал в сторону города.

Когда оба вышли из леса, то тут же перед ними раскинулось широкое поле, уходящее направо до городского кладбища, которого и видно не было, и налево - до речушки, которая била из-под горы и, виляя по лесу, впадала в Глубоководницу, пересекая широкое пастбище овец. Впереди, где-то на расстоянии трех-четырех миль стоял город Медов, окруженный частоколом и, наверняка, спящими охранниками. Тишина, безветрие, звездное небо ночи и луна, пока еще не сильно клонящаяся к закату - все благоволило сну.

- Меня, видно, не боятся только пастухи и овцы, - ухмыльнулся Виктор, взирая на пасущихся ближе к городу овец, белоснежными в свете луны спинами выдающими свое присутствие. - Разве медовчане не боятся чудовища из леса?

- Там десяток пастухов с самострелами и постоянно на страже три человека, - пояснил Тишка, на секунду выйдя из состояния "обухом по голове" и, остановившись, чтобы перевести дух.

Его слова подтвердились небольшим костерком пастухов, расположившимся за стадом, что как бы зажимало овец между крепостным частоколом и костровым постом, где прогуливались по периметру мужики с самострелами. Появляться на глазах у вооруженных и наверняка готовых стрелять во все движущееся, что не напоминает овцу, мужиков, товарищам не хотелось. И они сделали небольшой круг, идя местами по высокой траве, а местами как будто состриженной, а на самом деле съеденной овцами. По-прежнему они не разговаривали. Им словно не хотелось нарушать прекрасную тишину ночи, такой своеобразной и спокойной. Было просто приятно идти по зеленому, пахнущему чистым ароматом трав полю. Пожалуй, если бы не место назначения, то Виктор наверняка бы упивался красотой представшей ночи, но сейчас он не мог расслабиться, предчувствуя нечто дурное. Оно либо уже случилось, либо этому обязательно предстояло случиться, по-другому объяснить поведение домового было нельзя. Он крайне редко впадал в подобное состояние.

Пройдя треть пути, Тишка холодным тоном убедил, что в бревенчатой башне за частоколом городской стены, возвышающейся в ночи, нет ни одного бодрствующего охранника, что было им лично проверено на пути к гроту. Так оно и было, и вскоре до ушей Виктора долетел храп, исходящий из бойниц, тускло светящихся парой зажженных в башне масляных ламп. Город был совсем рядом. Виктор и Тишка подошли к старому частоколу и никто даже не попытался их остановить. Медов встретил непрошеных гостей тишиной и противным запахом сточных канав, куда сливались отходы и испражнения со всех домов.

- За мной! - сухо скомандовал домовой, пролезая в небольшую расщелину между двух кольев.

Виктор, не задавая лишних вопросов, примерился к паре старых кольев, которые в довольно мягкой земле едва держались, видимо, здесь часто кто-то бегал за пределы города и, расшатав их, выдернул из утрамбованной земли, точно два молочных зуба. Перейдя на другую сторону частокола, он вернул их на место, запомнив, с какой стороны от башни те должны находиться, если придется бежать. Пока Виктор занимался данной процедурой, домовой исчез, а на его месте теперь сидел серого окраса кот внушительных размеров, взирая на чудовище необычной для котов чернотой глаз.

- Веди, - прорычал своим звериным голосом Виктор, прекрасно зная, что домовые могут превратиться практически в любое животное. Потому вовсе не удивился перемене облика Тишки.

Кот отчетливо кивнул серой головой с выдающейся вперед нижней челюстью, которая делала его неприятным на вид животным, и заспешил в сторону домов, стоящих вокруг площади, расположенной в центре города.

Нырнув в местами освещенную луной и звездами улицу, они заспешили вглубь города. Первым шел домовой в обличие большого серого кота с черными глазами и выпяченной вперед челюстью, а за ним - чудище, укутанное с ног до головы, словно священник, в сероватые одеяния... Священник весьма внушительного роста и ширины плеч. Так они и пробирались по темным, смердящим, в сравнении с чистым воздухом леса, улицам, меж каменных и деревянных построек, в которых мирно похрапывали, в иных местах постанывали медовчане. Улицы были тихими, и вскоре Виктор перестал прижиматься к стенам, стараясь казаться как можно меньше: сутуля плечи и низко опуская голову. Он более уверенно шел за крупным серым котом, который пару раз останавливался и, вперив глаза вверх, громко мяукал и получал на это ответ, после чего продолжал перебирать лапами, покрытыми жесткой, короткой шерстью.

Виляя из улицы в улицу и словно теряясь в лабиринте города Медов, а затем вновь выныривая на нужное направление, оба путника старались добраться до одного Тишке известного места как можно скорее. Один раз их чуть не увидел патруль из пары стражников, нехотя несущих опасные своей остротой бердыши на латных наплечниках. Да и ночь - верный помощник в вылазке - скоро должна была сдать свои полномочия. Небо начинало светлеть, а вместе с ним на улицы начали выходить и люди. Лишь обостренный слух Виктора два раза спас его и серого кота от столкновения с толпой пьяных. Те настолько упились, что даже не орали песни, а лишь мирно и тихо перебирали ногами в сторону дома. Но сколь хорошим ни был слух чудища, он его все равно подвел в просыпающемся городе, когда шум начал доноситься практически со всех сторон. В этот момент Тишка завернул за угол, а Виктор, сделав за ним шаг, лицом к лицу встретился с каким-то пьянчугой, облокотившимся на стену. Пьяница хоть и был вдрызг, но все же сумел схватить Виктора за грудки плаща и удержаться на ногах от столкновения.

- Ты дороги, сука, не видишь или как? – дыхнул он смесью перегара и гнилых зубов, попытавшись встряхнуть пойманного им наглеца.

Голова его была столь тяжела, что поднять ее и посмотреть негодяю в лицо он не мог. Лишь крепко для своего состояния держался за старую ткань плаща. Виктор же с облегчением выдохнул, поняв, что легко отделался. После чего попытался было отцепить крепко впившиеся пальцы пьянчуги, но тот ни с того ни с сего взвыл препротивным пьяным тенором:

- Эта сука меня не уважает!

Рассвет приближался, и голос пропойцы мог с легкостью привлечь кучу нежелательного внимания уже просыпающихся людей, что, впрочем, и произошло.

- Я те поору, скотина! – раздался голос сверху, после чего Виктору в голову полетело что-то мягкое, что разлетелось сотней мокрых ошметков от соприкосновения с головой и оставило неприятную вонь.

Чудище подняло голову рефлекторно, желая увернуться от следующего снаряда, когда увидело в окне в метре от себя растрепанную бабу с едва держащейся в сорочке пышной грудью. Та вновь замахивалась помидором, но вмиг затихла, увидев, в кого угодил ее снаряд. Капюшон соскользнул с головы Виктора, представив бабенке отвратительное зрелище животной морды, озлобленной встречей с пьяницей и неожиданным нападением сверху. Помидор из пухлой ручки пышногрудой медовчанки выпал в ту же секунду, а в следующий миг ее глаза закатились, не успела она и взвизгнуть, после чего, бухнув грудью о подоконник, ввалилась в дом с сопоставимым ее пышности грохотом.

- Я те ща… - бухнул пьяница, по-прежнему сжимая ткань плаща, когда Виктор, не церемонясь, треснул его о каменную стену затылком, словно пушинку, от чего пыл одурманенного алкоголем бойца остыл. Пьянчуга сполз по каменному фундаменту на мостовую, издав жалобный звук поражения из места, расположенного ниже пояса.

Времени на то, чтобы церемониться и тихо пробираться по улицам, не было, и чудище быстрым шагом, иногда переходя на бег, последовал за домовым. Спешить, как назло, пришлось в самый центр Медова к рыночной площади, а точнее - заброшенной двухэтажной лавке, покрытой пеленой старости и атмосферой затхлости.

С десяток сонных человек, потирающих глаза и бредущих в полудреме по своим делам, заметили, как гигант, с ног до головы укрытый накидкой из грубой серой ткани, горбясь и стирая что-то с головы будто бы звериной лапой, густо поросшей шерстью, бежал вслед за здоровым, черноглазым котом. Но спросонья и не такое кажется и потому событию никто особого внимания не придал. Виктор же, подгоняемый рассветом, добежал до покосившейся двери, в щель которой между косяком и дряхлым деревом едва протиснулся Тишка. От волнения он дернул ее так сильно, что все деревянное здание затрещало и внутри отчетливо раздался звук падения чего-то тяжелого. Но обращать внимание на ветхость постройки времени не было и, вырвав старый замок, он проник в затхлое и темное помещение.

От каждого шага пыль спадала на голову сквозь щели в ссохшихся от времени досках второго этажа. Здание было темным и старым и буквально всюду оплеталось крепкой паутиной, густо облепленной пылью. Рассвет наступал стремительно, и от этого сквозь многочисленные мелкие дыры в здание проступали пока еще слабые лучи предрассветного солнца, хоть как-то освещая дряхлые и скрипучие ступени, ведущие на второй этаж. Первый же был густо заставлен стеллажами с книгами и бесконечным количеством мензурок, перегонных кубов и различных систем, предназначенных для выпаривания, преобразования и приготовления зелий или других смесей. Когда-то это был хороший, расположенный прямо в центре города магазин-лаборатория по изготовлению лекарственных снадобий, но теперь чудовище и странный кот были первыми, кто посетил его за последние несколько лет, что можно было понять по изъеденным молью шторам, в несколько раз потяжелевшим от насевшей пыли и, закрывающим старые потемневшие окна.

- Не слишком-то примечательное место, - с лестницы буркнул Тишка, представ в истинном обличии крепкого, покрытого серой шерстью домового. - Пойдем.

Виктор потер нос, стараясь защитить его от повсеместно витающей пыли, и последовал за удаляющимся наверх по угловой лестнице Тишкой.

Второй этаж предстал таким же старым и пыльным, но более просторным. Здесь, по всей видимости, жил хозяин лавки. У левой стены треугольной мансарды стояла койка, покрытая одеялом пыли, напротив нее спокойно ветшал письменный стол с кипой дряхлых бумаг. Казалось, тронь их пальцем, и они рассыплются на мелкие части. Больше, кроме табуретки, ютящейся под столом, ничего не было, если не считать окна, также зашторенного тяжелой, пыльной тканью. Когда Виктор поднялся по скрипящим ступеням, то увидел Тишку, сдирающего с большого квадратного окна мешковину. Как только та упала на пол, то всю комнату заволокло пыльным туманом, сквозь который невозможно было что-то углядеть. Но пыль оказалась тяжелой и прибилась к полу достаточно быстро, заставив домового поморщить носом, а Виктора сдавленно чихнуть в лапу.

- Зачем мы здесь? - вновь повторило вопрос чудище, подходя к мутному и грязному стеклу, сквозь которое виднелась просыпающаяся площадь городка.

- Сегодня кое-что решится, - сухо ответил домовой, усаживаясь на пыльную койку. - Решится для тебя, для меня и еще кое-кого.

Виктор внимательно посмотрел на приятеля коричневыми и такими яркими глазами, после чего передумал расспрашивать его дальше. "Раз решится, так решится", - подумал он, подходя к столу и выдвигая из-под него табуретку. "Подождем". - Виктор сел.

Время ожидания прошло в молчании. На улице светало, и какая-то странная оживленность присутствовала на площади. Люди приходили и просто толпились. Раздавался галдеж толпы, и с каждой минутой присутствующих становилось все больше. Казалось, что сейчас подъедет фургончик, запряженный тройкой, и с выдвижной платформы будут вести представление фокусники. Люди же в ожидании этих самых фокусников приходили и приносили с собой еду в корзинках, шумно обсуждали что-то, что невозможно было разобрать из-за переплетающегося гомона, и ждали.

- Вчера ночью, - заговорил Тишка, спустя добрых полчаса, - на несколько домов напали ожившие трупы крыс. Они пролезали в дома и жрали заживо отбивающихся медовчан. Крыс было много и напали они неожиданно, потому не все домовые сумели среагировать. Каждый труп напитан какой-то темной силой, которая ослабляла моих собратьев... В общем, было убито двое мужчин, четыре женщины и одного младенца крысы загрызли прямо в колыбели...

- Почему ты раньше не сказал? - тихо спросил Виктор после долгой паузы, во время которой к нему пришло осознание всего ужаса произошедшего.

- Это темы не меняет, - фыркнул Тишка, и чудище увидело, как трясутся крепкие лапы домового, а его скулы выбивают скорый ритм в танце злости.

Спрыгнув с пыльной койки, домовой подошел к мутному стеклу и протер на уровне глаз окружность, чтобы лучше видеть. Виктор также встал, выглянув на улицу. В этот момент людей на площади было не менее двухсот. По периметру стояли стражники с дубинками на поясах, видимо, для того чтобы научить спокойствию тех, кто учинит беспорядки, а не покалечить их. Торговые лавки были пусты и все чего-то ждали.

- Везут, смотрите! Везут чудище, люди! - разобрал Виктор в толпе крик какой-то женщины, который тут же подхватила толпа.

Она оказалась права. На середину площади из проулка в сопровождении отряда конных стражников выехала запряженная тремя жеребцами клетка на платформе. Частые металлические прутья толщиной в палец сдерживали, казалось бы, пустоту, но через мгновение зоркие глаза Виктора увидели прикованный четырьмя серебристыми цепями пушистый комок.

- Кто это? - спросил Виктор, едва расслышав свой голос в яростном гудении толпы.

- Домовой, - коротко ответил Тишка, не отрывая черных глаз от стекла.

Из толпы в клетку полетели камни и овощи, густо покрывая ее стекающими ошметками. Не многие снаряды достигали цели, попадая в коричневый комок шерсти, закованный в сталь и висящий над полом клетки с разведенными в разные стороны лапами. В конце концов вмешалась конница, оттеснив хлынувший к клетке люд. На какое-то время закончилась стрельба овощами и камнями, а тройка коней остановилась напротив окон, где стояли Виктор и Тишка. Их и клетку разделяла возбужденная толпа народа. В воздухе раздались громкие возгласы одобрения, когда на площадь, гарцуя на здоровом коне черного цвета, выехал градоначальник. Он был пузат, а с огромной головы черные, сальные волосы, ниспадали на грузные плечи, облаченные в дорогой бархат. Было заметно, что конь не без труда держит этого здоровяка.

Конный отряд расчистил площадку перед клеткой для своего командующего, и градоначальник остановил измученного скакуна перед толпой, одобрительно приветствующей его.

- Вот этот сукин сын, - прорычал под нос Тишка, прислонив когтистые лапы к стеклу.

Не успел Виктор что-либо сказать, как заговорил грузный глава города.

- Приветствую, медовчане! - прокричал он на всю площадь. Народ ответил ему подобием ликования. Как только пыл людей поубавился, он продолжил:

- Сегодня день траура. Прошлой ночью мы потеряли пятерых своих горожан...

- Этот ублюдок даже не знает, что убитых было семеро, - заиграл скулами Тишка.

- Наш город подвергается все новым нападкам, - продолжал градоначальник, - но сегодня этому пришел конец! - Он остановил свою речь, чтобы люд вновь поликовал. - Тварь, что убивала смелых мужей темными ночами, чудовище, что убило прошлой ночью пятерых наших жителей, наконец-то поймано, и вот оно! - указал он толстым пальцем на клетку, где бессильно висел на цепях домовой. - Лицезрейте кровожадного убийцу!

Крик негодования и ярости поднялся над площадью, и конному отряду вновь пришлось сдержать хлынувшую к клетке толпу. Народ, объятый кровавой жаждой мести, стремился к мелкому домовому, чтобы разорвать его собственными руками, не взирая на толстые металлические прутья клетки. Ночь миновала и ужас, сковывавший разъединенных сумраком людей, отступил, сменившись жаждой расправы.

- Правосудие восторжествует сегодня! - тряся щеками, прокричал градоначальник. - Палача!

На зов грузного главы города появился тощеватый мужчина, чье лицо было скрыто надвинутым на нос капюшоном. В руках он держал деревянный чемодан. При виде палача толпа одобрительно завизжала и раздались все нарастающие крики: "Смерть чудовищу! Смерть чудовищу! Смерть чудовищу!" Постепенно крики стали превращаться в клич, и площадь утонула в призыве к кровавому насилию.

- Ты видишь, что являют собой люди?! - взревел Тишка, обернувшись к застывшему Виктору. - Видишь, как они относятся к тем, кто пытался спасти им жизнь! Они убьют своего защитника лишь потому, что он не похож на них...

- Они не знают истины, - неуверенно проговорило чудовище, смотря, как палач заходит в раскрытую для него дверь клетки, крепко сжимая деревянный чемодан в тощей руке. - Они напуганы и потому...

- И потому убивают?! - брызжа слюной, прорычал Тишка. - Ты идиот, если считаешь так! Открой глаза и увидь суть происходящего!

На мгновение Тишка замолчал, быстро переведя взгляд на толпу, после минуты поиска он прислонил когтистый палец к стеклу, указывая на кого-то в толпе.

- А это кто? - спросил он более спокойно. - Знакомое лицо, не правда ли?

Переведя взгляд в указанную Тишкой сторону, Виктор всмотрелся сквозь мутное стекло и вздрогнул, увидев у края толпы знакомые каштановые волосы, лежащие на плечах девушки. Через мгновение она обернулась, показав округлое лицо, карие глаза и чуть вздернутый кверху нос. Это была Мария и она улыбалась, стоя рядом с каким-то мужчиной, держащим ее за талию.

- Все мы разочаровываемся в людях, - пробурчал Тишка, смотря на девушку. - Взгляни, как она счастлива на месте скорой гибели моего сородича. Она, как и все здесь присутствующие, пришла на показательную казнь. Она пришла ради того, чтобы увидеть, как умирает ни в чем не повинное существо, и улыбка счастья застыла на ее лице. Разве ты не видишь?

- Прекрати! - рыкнул в ответ Виктор. - Она, как и все, не понимает, что совершается ошибка!

- А что толку? - вновь перевел домовой взгляд на чудовище. - Так будет всегда, ведь человек боится всего, что не похоже на него, и оттого он противен. Но тебе дан шанс уйти от этого всего и сделать выбор, друг. По природе своей я не могу пойти против человека. Не могу вредить и потому не в силах спасти своего сородича. Но ты волен сделать выбор: стать убийцей или остаться тем, кто ты есть. Помоги мне спасти собрата из лап этих убийц! Ворвись в толпу в своем обличии зверя и освободи пленника.

- Что? - не веря собственным ушам, переспросил Виктор, смотря на Тишку горящими глазами. - Ты хочешь, чтобы я показался им всем? Хочешь, чтобы я убивал неповинных людей и подставил свою жизнь под угрозу, когда я так близок к тому, чтобы вновь стать человеком?

- Ты не человек! - заорал домовой, и мутные стекла задрожали от громогласности его крика. Мощная грудь заходила ходуном, а глаза блеснули чернотой ненависти и злобы. - Выбирай, - прошипел он едва слышно.

В этот момент раздался душераздирающий вой. Палач приступил к своей работе. Он достал закругленный, точно клюв стервятника нож и приступил к сдиранию кожи с верещащего домового, крепко сдерживаемого цепями. Полилась кровь. Толпа заликовала.

Виктор стоял перед окном и его била дрожь от человеческой жестокости. Он желал выбить окно и ворваться в толпу в обличии зверя и наказать каждого из присутствующих за их грязь в душе и ухмылки на лицах. Ему вдруг захотелось убивать и рвать этих грязных трусов, смеющихся, видя страшные страдания неповинного создания, которое виновно лишь в том, что природа наделила его обязанностью охранять и защищать людей, за что он сейчас и расплачивается.

- Помоги ему! - взревел Тишка, схватив Виктора за ногу крепкими лапами. - Спаси, пока не поздно!

Ярость закипала внутри. Зверь просыпался и готов уже был вырваться на волю, когда взгляд чудовища вновь ухватился за каштановые волосы. Он увидел Марию. Увидел, как она, зажав ладонями уши, пробивается сквозь толпу. Видел, как ее ухажер кричит что-то ей вслед, но девушка не обращала внимания и лишь сильнее прижимала ладони к ушам, когда палач вновь резал домового и снимал шкуру наживую.

- Его сейчас убьют! - закричал Тишка, толкнув Виктора в ногу с такой силой, что гигант покачнулся и едва не упал, успев схватиться за пыльные шторы, обрушив на домового столб пыли. - Помоги, прошу тебя! - кашляя, молил домовой.

Виктор перевел взгляд горящих глаз на приятеля, и боль бессилия в них отразилась стоящими слезами. Тишка прочел ответ во взгляде и отстранился, неуверенно ступая по дощатому полу. Выглядел он так, словно ему в грудь вонзили нож, но он не почувствова боли, а лишь холод, осознавая произошедшее. Но продолжалось это всего лишь мгновение. Взяв себя в руки, домовой оскалился и сквозь зубы презрительно процедил:

- Человек.

В следующую секунду он взмыл над полом и, перевернувшись в воздухе, превратился в огромного ворона. Мутное стекло зазвенело, когда широкие крылья и мощный клюв разбили его вдребезги.

Лишь сейчас Виктор осознал, что произошло. С улицы, сквозь вой умирающего домового и довольные крики толпы, донесся визг людей, повернувшихся на звон бьющегося стекла. Раздался душераздирающий визг, и пальцы из толпы указали в сторону Виктора, застывшего от ужаса на месте.

- Чудовище! - верещали какие-то бабы, едва не теряя сознание. - О боже...Чудовище!

Крик привел Виктора в себя, он отпрянул от окна, бросившись к лестнице. Казалось, что все позабыли про домового и теперь люд кричал, звал стражу и указывал на забытую всеми лавку.

Страх объял его и окутал липкими щупальцами. Лишь теперь он осознал, в какой ситуации находится и что теперь из города будет не так просто выбраться. Раздался треск, и дверь в лавку с хрустом развалилась под ударом бердыша. Несколько стражников, точно Виктор не мог посчитать, ворвались в здание и опьяненные бешенством толпы и их неумолкаемыми криками бросились на тварь, в ужасе смотрящую на них ярко-коричневыми глазами из полумрака комнаты. Они не раздумывали, в отличие от Виктора, и первый же удар мог рассечь морду чудища, если бы не звериные рефлексы. Увернувшись от удара, Виктор схватился за древко и мощным толчком отбросил стражника, повалившегося на товарища со сдавленными криками.

Отход к двери был заблокирован, и чудовище бросилось наверх, чувствуя, как страх берет верх над ним, стараясь выпустить на свободу зверя, рвущего когтями нутро. И Виктор поддался. Ужас одолел его и из горла вырвался рык, а тело трансмутировало болезненно быстро, сменив рассудок человека на звериное естество.

Когда стражники вбежали на второй этаж, крепко сжимая в руках оружие, то в ужасе остолбенели, увидев поднимающегося с пыльного пола огромного медведя, чья пасть ощерилась огромными, желтыми клыками с мужской палец. То ли ужас, что затуманил разум, то ли свет дня сыграли роковую шутку с одним из стражников по имени Влас, дав ему неразумный импульс, который оставил без мужа молодую жену и без отца двух близнецов, которые еще не отвыкли от груди матери, но он бросился в атаку. Оружие полоснуло медведя по спине, но не нанесло ему смертельного ранения. Лишь кровь крупными каплями успела коснуться пыльной доски на полу, как огромная, мощная лапа пробила кожаный нагрудник и буквально превратила в кашу внутренности смельчака с характерным хрустом ломающихся костей и лопающихся органов.

Это был сумасшедший день и как только стражник Влас отлетел, моментально умерев от удара, то остальные стражники, выставив перед собой бердыши, бросились на чудовище с бешеными криками безумцев.

Инстинкт самосохранения сработал и медведь, издав оглушительный рык, бросился к разбитому окну. Не останавливаясь, он выпрыгнул из окна в толпу людей. Мясная лавка, стоящая около здания, смягчила падение, но разлетелась на десятки деревянных щепок. Люди чудом успели разбежаться от смертельно опасных лап, увенчанных огромными когтями. Земля под лапами чудовища задрожала, а из пасти вырвался громогласный рев, оглушающий бегущую толпу.

Многие бы сказали, что монстр, ведомый кровавой жаждой, бросился на людей, но, ни кто не имел понятия, что глубоко внутри огромного медведя притаилось сознание человека, укрытое толстой шкурой зверя, и сознание это испытывало ужас. Все вышло из-под контроля и грозило страшной расправой... Но кому?

Конные стражники, охраняющие клетку с домовым от толпы, пришпорили лошадей и бросились на чудище с дубинками наперевес. Два арбалета были заряжены и болты хищно поблескивали в сторону твари.

- Пли! - взревел глава города, окруженный толпой стражников, не бросившихся на зверя. - Убить чудовище! Мать вашу! Пли!

- Но там люди! - не отрываясь от прицела, ответил один из арбалетчиков. - Слишком опасно...

- Пли, сукин сын! - не дал закончить стражнику градоначальник. - Стреляй, если не хочешь положить башку на плаху!

Раздались два упругих спуска крючков и болты, засвистев в воздухе, кинулись на поднявшегося на задние лапы медведя, отбивающегося от ударов бердышей подоспевших стражников и дубинок конных. Первый болт достиг цели, глубоко впившись в бок твари. Раздался оглушительный рык боли, и монстр бросился вперед, сбив двух всадников на гнедых жеребцах. Второй болт свалил еще одного жеребца, попав точно в голову. Конь умер моментально, наверняка, не поняв, что произошло.

- Перезарядить! - взвизгнул из-за спин стражников градоначальник на арбалетчиков.

В этот момент Виктор бежал, полностью отдавшись власти зверя. Спину жгло от нестерпимой боли, а правый бок горел адовым пламенем от разорвавшего плоть болта. С каждым движением онемение от раны распространялось все сильнее, и правая лапа двигалась все хуже. Сзади раздавались дикие крики скачущих за ним стражников, готовых совершить подвиг и убить зверя.

Толпа расступалась перед монстром. Люди бежали прочь, стараясь скрыться в первом попавшемся здании. На площади образовалась суматоха, и лишь она позволяла медведю держать дистанцию: под копыта лошади то и дело лезли обезумевшие от ужаса медовчане.

- Пли! - приказал градоначальник, выбравшись из кольца охраны, так как зверь удалялся прочь и в нем чувствовался страх.

- Слишком далеко, - вновь запротестовал стражник с арбалетом в руках.

В следующую секунду грузный глава города пришпорил коня и, вырвав арбалет из рук стражника, направил его на убегающую с площади тварь. Палец нажал на курок. В чем нельзя было отказать толстяку, что потел даже от ходьбы, так это в меткости. Арбалетный болт, чудом не задев стражника, настигающего чудовище, вспорол загривок твари, вырвав клок плоти с шерстью.

Виктора обожгла ужасная боль у самого затылка и взор его окончательно затуманился. Зверь ревел от боли и количества бегающих людей. Чудом Виктор вернул контроль над собой. Когда взгляд стал прежним, то он остановился на месте. Под лапой было что-то мягкое и теплое. Глаза метнулись вниз, и зверь отпрянул, издав громкий рык, словно еще один болт пронзил плоть. Под огромной лапой лежало бездыханное тело маленькой девочки. Не больше семи лет. В красном сарафане с искаженным от ужаса и боли лицом, которое вмиг побелело от вытекшей из ран на груди крови. Когти зверя были окровавлены, а на теле девочки отчетливо виднелись глубокие раны, из которых вытекала жизнь малышки. Физическая боль ушла далеко, но изнутри подступила горячая тошнота. Изнутри поднималось что-то мерзкое и ужасное. Медведь выгнулся, и рвотный позыв сократил его тело, но лишь отвратительный рев вырвался из огромной пасти. Все поплыло перед глазами и он, в обличье зверя, пошатнулся, едва удержавшись на лапах... К реальности вернул удар бердыша по голове. Теперь боль вспыхнула с оглушительным звоном и кровавым водопадом, что хлынул с правой стороны из отрубленного уха и частично снятого скальпа. Безумие во всей своей ослепительной ярости охватило Виктора. Он больше не мог сдерживаться и не хотел. Он укрылся внутри зверя, дерущегося за жизнь. Наружу вышли инстинкты, а вместе с ними пришла смерть.

Окруженный всадниками и стражниками зверь бросился на ближайшего из конных и сомкнул пасть на голове, раздавив череп, как куриное яйцо. Следующий стражник еще долго захлебывался кровью, хватаясь дрожащими руками за разорванное брюхо, стараясь удержать выпадающие кишки... но тщетно. Кровь зверя и умирающих смешалась на площади. Калечащие удары сыпались на чудовище, а в ответ раздавался визг умирающих от медведя, не ведающего страха. Зверь дрался за свою жизнь и за жизнь сжавшегося где-то внутри человека, чей рассудок помутился от произошедшей трагедии.

Площадь опустела. Остались лишь сражающиеся, трупы и раненые. Если бы кто-то посмотрел на клетку, то увидел бы безвольно повисшего на блестящих цепях домового с растекшейся под ним лужей крови. На верхней же части клетки сидел огромный ворон, чьи черные глаза смотрели на изуродованное и бездыханное тело.

Когда на камнях площади лежало пятеро мертвых и еще двое умирающих стражников, подоспела подмога, конным расчетом выехавшая из переулка, откуда утром появилась клетка с домовым. Эти стражники являлись элитой города Медов. Закованные в сталь, с мечами в руках, на мощных скакунах, укрытые кольчугой они неслись в сторону приведшего город в ужас чудовища. Завидев их, оставшиеся конные отступили, тяжело дыша. Их работа была окончена, и теперь богатыри должны закончить бой. К подоспевшим воинам присоединился и отряд градоначальника, схватившего арбалет и подгоняющего едва держащегося на ногах коня.

Зверь, словно поняв, что задержись он еще на мгновение и точно исполосуют до смерти клинками, бросился прочь. Следом за ним неслись богатыри с оголенным оружием в руках и боевым кличем на губах.

Окровавленное чудовище убегало. Кровь хлестала из множества ран на спине, боку и голове, где отсутствовало ухо и добрая часть плоти. Но даже в таком искалеченном состоянии он мчался быстрее преследующих его всадников, изо всех сил пришпоривающих скакунов. Погоня не на жизнь, а на смерть. И зверь это чувствовал, интуитивно убегая в сторону восточной стены. Он пронесся сквозь город, оставляя за собой кровавый след, по которому шла погоня. Со всех сторон раздавался визг и крики испуганных людей, но зверь не останавливался и не обращал на них внимания, пока не достиг частокола. Лишь здесь чудище остановилось и, встав на задние лапы, одним мощным ударом переломило четыре толстых, но старых кола. Вырвавшись сквозь образовавшийся проход, он зарычал от боли, когда торчащая в боку стрела вывернула плоть, задев за деревянное ограждение. Но через мгновение он уже несся через поле к лесу, распугивая блеющих овец и стерегущих их пастухов.

Конным расчетам пришлось задержаться и объехать частокол, а когда воины оказались на поле, то зверя уже не было видно. Лес укрыл тварь густым ивняком.

***

Когда чудовище оказалось в пещере, после того, как огромное количество крови осталось позади, и зверь ослаб так сильно, что едва волочил лапы, проснулось сознание Виктора. Он словно вынырнул из полыньи, жадно хватая ртом воздух. Обращение началось само по себе, и от чудовищной боли Виктор сразу же потерял сознание.

Глава 6

Неизвестный гость

Он не имел понятия, сколько времени прошло, прежде чем вновь очнулся, лежащий на камнях плашмя. Тело разрывала боль, и Виктор едва открыл глаза, слипшиеся от запекшейся крови. Его спина, изорванная оружием стражников, в иных местах до костей, болела не так сильно, как правая часть головы, где было срезано ухо и часть кожи. Стоило попытаться подняться, и арбалетный болт в боку напомнил о себе адской болью и теплой кровью, сочащейся из раны. Невероятным усилием воли Виктор заставил себя позаботиться о ране, пусть и готов был сейчас умереть, и вовсе не из-за ран, а из-за маленькой, белокурой девчонки, погибшей под его лапой. Слезы лились из глаз, омывая лицо от кровавых подтеков. Зарычав, он перевернулся на левый бок и едва не потерял сознание, но что-то не позволяло ему вновь провалиться в темноту... Ненависть к себе? Он не знал, а знал лишь, что нужно выдернуть стрелу, иначе тело регенерирует вместе с болтом в боку и потом будет еще хуже. Совсем не далеко находилась его кровать из сухой травы, а в стороне стоял бочонок с самогоном.

Крики, с какими Виктор полз, изливая кровь на камень, никто не слышал, кроме животных, вскидывающих уши и убегающих прочь. Лишь скелет в стальном доспехе и с мечом в костлявой ладони наблюдал пустыми глазницами за телодвижениями своего соседа. Он видел, как едва живое создание, отдаленно напоминающее человека, более похожее на зверя, доползло до лежака и, отодрав рукой кусок соломы, поползло в сторону бочонка с самогоном. Были бы уши, и скелет бы услышал, как скулит чудовище, откупоривая бочонок и подставляя под льющуюся струю сухую траву. Были бы у костей чувства, и они наверняка бы прониклись к этому созданию состраданием, когда оно часто и громко дыша, взялось волосатой лапой за торчащий в боку наконечник стрелы. Не будь скелет давно уже мертв, то он подошел бы к едва держащемуся в сознании соседу по гроту и помог бы ему приложить пропитанную самогоном солому к зияющей в боку ране. Но это были всего лишь кости, которым не свойственно помогать или что-либо делать.

Солома не пригодилась. На камнях, истекая кровью, лежало покрытое шерсть тело со сжатой в лапе арбалетной стрелой и зияющей дырой в боку. Кровь, пульсируя, вытекала из разорванного мяса, пока Виктор боролся за жизнь, погрузившись в глубокую бездну темноты и боли.

***

Было темно. По небу рассыпались тысячи мелких огоньков и в свете яркой луны на безоблачном просторе ночи был заметен незнакомец, спустившийся с высокой горы, и теперь стоял рядом с входом в пещеру, изучая кровавый капли на камне. Был он облачен в накидку с капюшоном, что закрывала его от лица до пят. Казалось, что это создание плывет, а не идет в свете луны.

Изучив кровавые следы, незнакомец направился вглубь пещеры. Шаги были едва слышны в абсолютной тишине ночи. Был он чуть сгорблен, словно долгие годы занимался тяжелой работой или изучал книги. Пройдя вглубь пещеры, он остановился, и голова чуть вздрогнула, а из-под накидки раздалась череда резких вдохов, словно какое-то животное принюхивалось, нет ли в округе опасности. Но кроме запаха крови и присущей гротам затхлости, он ничего не почувствовал и голова, укрытая капюшоном, повернулась в сторону лежащего около очага тела, редко и тяжело вздыхающего.

Приблизившись к находящемуся на грани жизни и смерти телу, незнакомец резко дернулся в сторону и молниеносным движением раздавил пискнувшую мышь, что пришла насладиться кровью, запекшейся на камнях. Отерев ногу о камень, незнакомец неспешно обошел вздрогнувшее в болевой судороге тело, освещаемое луной, чьи лучи пробивались сквозь дыру в вершине грота. Даже обделенный умом дурак безошибочно определил бы, что захрипевшее существо, сжимающее в лапе арбалетный болт, больше мертвое, нежели живое. Изуродованное тело и огромная лужа крови вокруг. Но дураку было бы неведомо о самовосстановлении друидов, а незнакомец, видимо, знал. Присев, он поднес к спине чудовища руку с широким, скрывающим кисть рукавом и аккуратно отодвинул слипшуюся от крови шерсть в сторону. Рана была глубокой, скорее всего, тело прорубили до кости, но организм боролся, и плоть срасталась, причем с такой скоростью, какая не присуща человеку.

- Что тебя держит? - произнес незнакомец в тишине стальным и холодным голосом, в котором были слышны нотки удивления.

Рассмотрев раны чудовища еще с минуту, он наклонился к уцелевшему уху Виктора и тихо, едва шевеля губами, начал что-то шептать. Казалось, словно меч впивается в стальной доспех и медленно сползает по нему, издавая противный металлический звук, а не раздается голос скрытого под накидкой незнакомца. Шепот продолжался с минуту, после чего обладатель стали в голосе резко встал и направился к выходу, все так же беззвучно.

Глава 7

Торг и смерть в ночи

Черный, точно ночь, конь, с гордо поднятой головой, медленно вез всадника по узким улочкам Медова. Вместе с всадником конь вез еще и два мешка с его пожитками.

Сталь побрякивала в посеребренных ножнах с обеих сторон. Темная накидка не скрывала худого, но жилистого тела, защищенного тончайшей кольчугой из закаленной стали с кожаными вставками на груди, где броня облегала тело наездника. Сапоги, доходящие до колен, скрывали острые ножи за голенищем, что было не ведомо для зевак. Свободные штаны из кожи, усиленные стальными пластинами в области набедренных артерий и паховой области, были заправлены в сапоги. За поясом же скрывался изогнутый нож, сидящий в кожаном чехле.

Старик? Многие, посмотрев на лицо, покрытое рытвинами морщин, седые волосы, ниспадающие на плечи, могли бы так сказать, но не говорили. Взгляд их цеплялся за живые, голубые глаза и ровную, военную осанку седока, говорящих о внутренней силе и живости. Быть может, телом всадник и не был молод, но энергия в нем чувствовалась.

Он не обратил никакого внимания на зевак, изучающих пугающего их незнакомца, увенчанного оружием и явно не бедного, судя по одежде. Мужчина проехал в восточную часть города и остановился около дома градоначальника. Мягко спрыгнув с коня, он даже не постарался закрепить узду, чтобы скакун не убрел по своим, только ему ведомым делам, и зашел в здание, пройдя мимо охранника, попытавшегося было остановить незнакомца, но взгляд холодных голубых глаз заставил его отступить, а через секунду броситься за ним следом.

***

- Что за чертовщина, Гришка, мать твою! – вскочил из-за стола градоначальник, потрясая от гнева щеками. – Сказал же: не пускать никого!

- Я… Я его и пускать-то не хотел, но… - затрепыхался стражник, пробежав за незнакомцем по длинному, устланному коврами коридору до большого зала, где сидел градоначальник, а за ним стояли два вооруженных стражника, пожилой мужчина в кожаном доспехе и мужичок, явно крестьянин, что можно было понять по его простой и истрепанной одежде.

- Говно, а не стражник, - на удивление моложавым голосом проговорил незнакомец, вновь холодно зыркнув на стражника голубыми глазами. – Что уж говорить про весь городок.

- Ага, ну и кто ты такой будешь? – облокотившись на деревянный стол толстыми руками, спросил Вячеслав, прищурив один глаз и внимательно осматривая наглеца. – Может, Гришка-то и болван, но вот эти молодцы, - кивнул он назад, указывая на двух крепких стражников, держащих руки на рукоятях мечей. – Эти тебя вмиг на улицу вышвырнут, ежели не объяснишься.

Незнакомец не обратил внимания на угрозу и размеренным шагом подошел к столу, от чего брякнула сталь у бойцов за спиной толстяка, но тот приказа не отдал и они не стали действовать дальше.

- Слышал я, - заговорил беловолосый незнакомец, осматривая комнатку, - что беда у вас в городе с лихом. Говорят, люд мрет, крысы стражу грызут насмерть, как среди дня, так и ночью темной. А тут услышал, что какое-то чудовище, да еще и днем, выпрыгнуло на площадь и начало людей драть да стражу вспарывать. Да-а, - протянул насмешливо мужчина, поправив седые волосы тонкими пальцами и осматривая лица присутствующих в зале мужчин, которым совсем не нравился наглец, ворвавшийся к ним, как гром среди ясного неба. – Скольких бравых бойцов вы потеряли? Пятерых? Больше?! – воскликнул он, видя негодование на лицах собравшихся. – Ладно бы забили тварь, так еще и уйти дали. Но и это не все! – расплылся в хищной насмешке седой мужчина. Ни кто по кровавому следу не пошел и не довершил дело.

Терпение лопнуло. Щеки градоначальника налились краской гнева и из его рта вместе с брызгами слюны вырвался приказ: «Взять ублюдка!»

- Тихо-тихо! – расхохотался незнакомец, вытащив из-за пояса изогнутый нож и перекрутив руку Гришки, приставил лезвие к его горлу. По шее стражника потекла капля пота, окрашенная в розовый цвет из-за легкого надреза на коже.

Все в зале охнули и отступили назад, кроме личной охраны градоначальника, собой и выпущенной сталью заградивших толстяка.

- Тебе не уйти живым, бандит! – бросил из-под руки одного из охранников Вячеслав, злобно, но не без страха взглянув на седовласого.

- Не правильно начали, - резко убрав нож за пояс и отпустив Гришку, сказал незнакомец. – Меня зовут Сергий из Роска. Думаю, этого вам достаточно.

- Тот самый Сергий? – неуверенно проговорил крестьянин, слезая со стола, на который сел от страха, увидев сталь в руках седовласого. – Убивец всякой нечисти? Тот, что в Сосненке гнездо кикимор вырезал? Тот, что Врожского оборотня прикончил в полнолунье? Тот…

- Тот самый, - перебил его Сергий, сдержанно улыбнувшись. – К вам-то я потому же делу и заехал и прошу извинить, ежели из себя кого вывел. Но… - перевел он взгляд холодных глаз на градоначальника. – Не называйте меня более ублюдком и мы сработаемся. А теперь, - подойдя к столу и усевшись на табурет, проговорил он легко и непринужденно, – рассказывайте, да поподробнее, что да как с вашим чудищем?

***

На город опустилась мирная ночь. Было тихо, но чувствовался какой-то мрак в каждом спящем доме. Во многих хатах тускло горели свечи, говоря о стражах, сидящих с метлой или кочергой в руках в ожидании мелких ночных убийц, посланных самим дьяволом. Все щели, до которых добирались глаза и руки, были плотно законопачены репейником, чтобы ни одна крыса не могла проскользнуть внутрь жилища. На столах ютились иконы, стояли бутыли со святой водой и хищно скалились в свете свечей ножи с топорами.

Медов был напуган. Люд выходил из дома разве что бегом до рынка и церкви, а потом опять за кочергу. Да, церковь в эти дни была наиболее посещаема. Священники молили о прощении за грехи и, стоя на коленях, выпрашивали у божества очищения для проклятого города. Даже в эту мирную ночь огонь не угасал, и церковное здание белело в ночи, как символ чистоты и спасения для обезумевших от страха людей.

Именно здесь были погребены стражники и маленькая девочка, что была убита чудовищем… Была пронзена его грязными, окровавленными когтями. Зло не останавливалось ни перед чем и убийство чистого дитя для него не чуждо, говорил люд, провожая мертвую девочку в последний путь через западные ворота Медова на кладбище, как и бравых солдат, погибших в сражении с сущим злом, представшим в облике ужасного зверя.

Все последние события минувшего лета – убийство пьянчуг в ночи, нападение крыс на стражников и спящих людей, поимка мелкого мохнатого урода и казнь его на площади, и появление сущего ужаса, что ворвался в толпу, желая убить всех, кто посмеет встать у него на пути… Встала девочка и теперь покоится под холодной землей, ожидая, когда тело ее будет отдано ползучим гадам на съедение, стоит стенке гроба треснуть.

Люд страшился и молился.

***

- Непомерная плата! – заявил градоначальник, отставляя в сторону кружку с темным пивом и смотря на Сергия из Роска не самым добрым взглядом маленьких, поросячьих глаз.

- Да и работенка, если разобраться, не из легких, - холодно улыбнулся седоволосый.

- Нет, нет, нет! – стоял на своем Вячеслав. – Пусть ты хоть трижды прославленный убийца лиха, но десятая часть сборов – это не хрен масляный. Загнул ты цену, что и говорить. За такую-то сумму я отряд молодцев найму, и они уж затыкают эту тварь с горем пополам.

- Так отчего же не нанял? – серьезно спросил Сергий, устремив взгляд на толстяка, заметно нервничающего, но знающего, что за дверью стоят двое его стражников. Но помогут ли они, ежели этот бандит решит ему горло перерезать? Этот вопрос его мучил, но он старался не выдавать волнения, что получалось куда как плохо.

- Может и найму! А чего мне? Уж лучше пара дюжин мужиков, чем один-то? А? Прав я?

- А ты проверь? – чуть пригубив из кружки, ответил Сергий. – Только учти, что после того, как твои молодцы вернутся, если вернутся, то тебе придется мне платить, а я человек гордый и за недоверие к себе возьму никак не меньше пятнадцатой части, а то и больше.

- Ха-ха! – нервно загоготал градоначальник, смотря на непроницаемое, морщинистое лицо убийцы. – А оно может и обойдется! Видел бы ты, как моя стража подрала то чудище. Я сам ему в бочину арбалетный болт всадил. Кровищи с него утекло, хоть бочку наполняй, да оружие закаляй. Вряд ли он сунется вновь. Так что хрен ты, уважаемый охотничек, получишь, а не десятую часть. Хе-хе.

- Ох, да-а, - вздохнул Сергий, пододвигая к себе тарелку с кровяной колбасой. Откусив крепкими, но не частыми зубами кусок, он медленно прожевал его и проглотил, запив пивом. – Попробую тебе объяснить, что к чему. Это вовсе не простой экземпляр. Это некромант, как я понимаю. Он может трупами повелевать, пример тому крысиные набеги. Но может и людей призвать недавно умерших, в ком еще жизнь теплится, а срок тому – сорок дней. Не ясно для меня только то, зачем он в город заявился, да еще средь ясного дня. Может, хотел материала для себя набрать?.. Это я про то, что он стражников поубивал, которых вы схоронили на днях. Ежели прав я, то он их из могил поднимет, и станут они его марионетками, которые беспрекословно выполнят любые приказы. Теперь-то ты понял? - обратил он внимание на нахмурившегося от услышанного градоначальника. – Понял, что ему не нужно в городе появляться, чтобы нести смерть? Если понял, то и по деньгам скупиться не станешь.

На минуту Вячеслав задумался, уперев взгляд в доски стола. Его мыслительный процесс можно было наблюдать по наморщенному лбу и горящим от напряжения щекам. Когда же он закончил, предварительно отхлебнув пива, то сказал твердо и сухо:

- Колдовством тут несет за милю… Особенно с крысами теми. Но был бы тот некромантом, как ты говоришь, то он бы убитых на площади сразу и поднял, чтобы себя защитить. А коли он так не сделал, значит, ты мне тут сказки плетешь, чтобы деньги, кои в казну поступают от труда людского, тебе достались. Нет, убийца, не получить тебе ни хрена с этого дела. Можешь не опосля как поутру собирать манатки и на мерине своем скакать куда вздумается. Раз уж ночь, позволю тебе утра дождаться. Вот так вот!

И вновь Сергий не отреагировал на столь явный отказ, продолжая сидеть, где сидел, и доедать кровяную колбасу, приправленную чесноком.

- Ох, и жаден ты до денег, градоначальник, - проговорил он наконец. – Люд обдираешь, дай боже, а заплатить за работу честную боишься.

- Ты говори, да не заговаривайся! – вспылил Вячеслав, встряхнув толстыми щеками. – Я тебя у себя принял, накормил, напоил, а ты меня вором помазал! За такое и на виселицу можно.

- Можно, - усмехнулся Сергий. – Да только виселицу надо побольше, а то под такой тушей, как твоя, абы какая не выстоит. Стоит надлежащим людям узнать, что казну дербанишь, так тебя не только подвесят, так еще и руки перед этим по локти оттяпают. Чем ты тогда свою бабенку-то щупать будешь? А? А я видел, она у тебя знатная… Молодостью так и дышит… Но ты не переживай, кто-нибудь приголубит, без ласк не останется.

- Выметайся! – прошипел градоначальник и в глазках пыхнул огонь и страх, а щеки загорелись краской. – Выметайся, сукин сын, пока я всю стражу на тебя не натравил!

- Как знаешь, - поднялся из-за стола Сергий, взглянув сквозь окно на лунную ночь. – Только знай, что когда о помощи попросишь, меньше пятнадцатой части не возьму.

- Пшел! – трясясь от гнева, выдавил градоначальник, упираясь массивными кулаками в стол.

Но не успел Сергий встать и подойти к двери, как на улице раздался неподдельный крик ужаса, а через пару секунд по коридору застучали подошвы сапог.

В комнату ворвался облаченный в кожаную броню стражник, тяжело дыша, с белым, точно мел, лицом. За ним следом влетели двое бритых молодцев из стражи градоначальника.

- Лихо! – завопил стражник и забарахтался в руках личной охраны, потащившей его к выходу. – Проклятье на нас грешников! Лихо в городе! Мертвые за живыми пришли!.. Лих…

На последнем слове один из лысых стражников заехал верещащему патрульному по уху и тот замолчал, обмякнув в сильных руках.

Лицо градоначальника, до этого красное от негодования, теперь чуть удлинилось от услышанного и он, позабыв про Сергия, поспешил к выходу, гавкнув охране:

- За мной, мать вашу!

Быстро спустившись по лестнице на первый этаж, они выбрались на ночную улицу и застыли, как вкопанные. В этот момент их догнал Сергий. Встав рядом, он прищурил голубые глаза и ясно рассмотрел шесть очертаний в ночи. Четверо направлялись в их сторону, а пятый, подняв человека над землей, стиснул на его шее руки. Раздавался лишь приглушенный хрип, но, в конце концов, и он закончился, а безвольное тело выпало из рук на брусчатку площади.

- Кто это такие? – стараясь держать себя в узде, проговорил градоначальник, но голос его больше походил на шепот.

- Это, ваше сиятельство, - усмехнувшись, ответил Сергий, - пятнадцатая доля за выполнение моей работы. Но если сами хотите разобраться, то милости просим.

С этими словами он прислонился к косяку распахнутой двери, из которой бил теплый свет факелов,. и сложил руки на груди.

Пять очертаний приближались, двигаясь в сторону градоначальника и его охраны, когда раздался нарастающий топот копыт, и из западного проулка выехала конница из десяти всадников. Держа в руках зажженные факелы, они выстроились в десятке шагов от градоначальника, едва сдерживая скакунов. В глазах животных читался несдерживаемый страх.

Командующий подъехал к градоначальнику, держа факел в одной руке. Это был тот седоволосый мужчина, которого Сергий впервые увидел, посетив дом Вячеслава. Был он весьма крепок для немолодого возраста, и по чертам лица можно было прочитать, что человек этот смел и решителен.

Разберитесь с этими… - Градоначальник запнулся, не зная, как назвать приближающихся к ним существ. – Убить их!

- Как прикажете! – отчеканил старик и, выкрикнув: «Оружие наголо!», бросился в атаку, пришпорив скакуна, подчинившегося-таки боли, а не чувству самосохранения.

Раздался лязг стали, и девятка стражников бросилась вслед за командиром, освещая свой путь факелами.

Мгновение, и они протаранили идущих на них существ, подмяв каждого под копыта. Клич победы в ту же секунду раздался на безлюдной площади. Вся атака заняла не более пары мгновений. Пять тел лежали на брусчатке.

- За это ты просил пятнадцать процентов? – хохотнул градоначальник, повернувшись к Сергию. – За то, что моя стража делает за жалование? За то, что они проехались по этим говнюкам за секунду?

- За это, - указал Сергий тонким пальцем на площадь, где дикое ржание лошадей вонзилось в мозг ледяной стрелой.

Раздавленные лошадьми существа вставали. Один за другим они поднимались на ноги, словно копыта коней не размозжили их кости, и неподдельный ужас схватил стражников за горло. Потребовалось не более пары мгновений, чтобы один из появившихся в ночи схватил коня за шею… Тут же раздалось хриплое ржание, а за ним хруст костей. Шейные позвонки животного затрещали под хваткой убийцы, и конь пал, точно чучело с тряпичными конечностями.

- Держать строй! – прокатился в ночи дрогнувший голос командира, хлестнувшего подходящее к нему существо мечом по голове. – Бить врага!

Но слова его прошли мимо и трое всадников уносились прочь. Их скакунам не требовалось добавлять шпор, они, объятые ужасом неслись куда глаза глядят с вжавшимися в их шеи наездниками. Двое же стражей были сброшены с коней и твари мощными ударами ломали им кости. Крики ужаса и боли залили площадь.

- Держаться рядом! – приказал Вячеслав своей личной охране, пятясь к входу в дом.

- Может, лучше отправишь их на помощь сражающимся? – поражая спокойствием голоса и, продолжая подпирать спиной дверной косяк, предложил Сергий. – Или расщедришься на пятнадцатую часть? Тогда умрут не все.

Полное ярости, страха и негодования лицо Вечеслава повернулось к седовласому убийце и губы его едва слышно произнесли:

- Действуй, чертов вымогатель.

Сталь хищно улыбнулась в свете факелов, высвобожденная из посеребренных ножен. Казалось, она чувствовала, что сейчас упьется кровью. Два идеально ровных клинка с простыми гардами крутанулись в руках Сергия, и он бросился к месту сражения. Теперь его точно никто бы не назвал старым, видя скорость его бега и ловкость, с какой он пронзил первую же попавшуюся тварь, вонзив оба клинка ей в область сердца.

- Прочь! – громогласно прокричал он, забравшись в гущу сражения, где отчаянно сражался командир и еще трое стражников спина к спине: режущие, колющие, но не разящие врага.

Все, кроме командира, бросились наутек, спасая свои жизни, но старик яростно сражался, отрубая куски плоти наступающимх врагам. Его клинок свистел в воздухе, круша кости и отсекая пальцы наступающих существ. Вновь раздался крик: «Уходи, дурак!», но разве мог он уйти? Человек, который всю свою жизнь прожил в городке Медов. Служил на благо города юнцом, стал сначала десятником, а затем и командующим. Женился в этом городе, вырастил детей, - которые разъехались со временем, кто куда схоронил умершую от чахотки жену и теперь предстал перед лицом смертельной опасности. Ни разу за всю жизнь ему не представлялось возможности проявить себя в сражении. И вот этот случай настал, пусть и было ему уже далеко за пятьдесят, и былая прыть покинула крепкие руки. Но разве мог он отступить? Уйти от лица смерти? Нет! Он продолжал кромсать наступающих врагов, и лицо его тронула улыбка, которая после смерти жены была редким гостем. Она так и осталась на его устах, даже когда последнее дыхание сократило грудь. Пронзив клинком пасть наступающего врага, он оттолкнул ногой второго, но третий вцепился в его грудь сильной лапой, а следующий одним ударом в грудь оборвал жизнь старика.

Градоначальник с холодом смотрел на развернувшуюся трагедию. Он видел, как смерть настигла командующего, и ни один из мускулов не дрогнул на его лице. В это время подоспела остальная стража, гулкой гурьбой несущаяся по улочкам.

- Никому не вмешиваться! – приказал Вячеслав с блеском в глазах, видя, что хваленый убийца затрепыхался в лапах одного из врагов.

Приказ разошелся по рядам стражников и все они, точно зрители на представлении, вперили взгляды на сцену кровавой драмы, впрочем, самой реалистичной из всего, что они видели. Здесь смерть сражалась с жизнью.

Мощные, точно тиски, пальцы впились в бока Сергия и дыхание в ту же секунду вырвалось из груди бурным потоком. Казалось, еще мгновение и ребра лопнут, а в эту же секунду еще три твари поспешили к нему, изрезанные, размозженные копытами лошадей. Но не был бы он столь славен, если бы так просто позволял себя достать. Носком сапога он подцепил ногу схватившего его существа и дернул на себя. Враг рухнул на брусчатку, лишь на мгновение, расслабив хватку, чем седовласый воспользовался со змеиной реакцией. Его тело вывернулось, освобождаясь от хватки, а окровавленный клинок поразил сердце лежащей твари, превратив ее в безобразный труп с глубокой линией на лице от клинка командующего.

Осталось трое существ, движимых волей некроманта, но одно из ребер, похоже, было сломано, и боль мешала восстановить сбившееся дыхание. Оглянувшись назад, Сергий не смог сдержать смешка, увидев стоящую в бездействии стражу и лицо градоначальника, выражающее неприкрытую надежду на скорую смерть убийцы в лапах трупов. Но это было маловероятно, ведь марионетки колдуна были невероятно медлительны и потрепаны, пусть и чудовищно сильны. Отходя в сторону, седоволосый учащенно дышал, пока ритм легких не пришел в норму. На выдохе он пронзил сердце очередной твари, и, сблизившись со следующей, отрубил ей обе кисти, после чего с неуловимой для глаза скоростью нанес четыре колющих удара в грудь. Остался последний враг, который вдруг замер на месте и лицо его прояснилось, а в глазах вдруг появился хищный, животный блеск. Сергий уловил изменение и остановил занесенные клинки.

- Защитник? – захрипел голос из разбитого рта человека, одетого в красную рубаху, черные штаны и черные сапоги. Все было изрезано и покрыто грязью, а на груди отчетливо виднелась глубокая вмятина в форме лошадиного копыта. – Уходи прочь, пока не расстался с жизнью. Мне она ни к чему, но если встанешь на пути еще раз, то присоединишься к моей рати.

- Некромант? – с приобретенной за долгие годы сражений с ужасными и подчас смертоносными существами выдержкой, спросил Сергий. – С чего удостоил столь незаметный город своим присутствием? Чего нужно?

Раздался похожий на хрюканье и в то же время рык смешок, отчего изо рта трупа вылетел какой-то сгусток, шлепнувшийся на землю, и в ту же секунду расползся дождевыми червями в разные стороны.

- Ничего, - ответил труп после противного и поистине ужасного подобия смеха. – Ничего мне не нужно, кроме справедливости.

- Я приду за тобой. Ты заслужил смерть, убив стражников. И это справедливо! - бросил в ответ Сергий, наведя на существо острие клинка.

- Нет, - оскалил труп наполненную грязью пасть. – Это я приду за вами. За вами всеми! Убиенный станет убийцей убийцы!

Взревев, он бросился на Сергия с удивительной скоростью для трупа, но реакция убийцы была молниеносной, и клинок насквозь пробил тело в области груди, удерживая обмякшее порождение тьмы на стали.

Сражение было окончено и на окровавленной брусчатке, объятые ночью, лежали десять трупов. Пять приспешников колдуна и пять стражей во главе с капитаном, чья улыбка не сплыла с лица. Раздавалось лишь слабое ржание умирающей лошади с проломленной кулаком грудью. Седоволосый избавил животное от мучений и, стряхнув густую кровь с клинков, направился к стражникам и градоначальнику, вышедшему вперед, как только опасность была устранена.

- Бравый был старик, - останавливаясь напротив, заметил Сергий. – Сражался точно загнанный в угол волк… Ладно, трупы сожгите, иначе они поднимутся. Проткнуть сердца не выйдет, так как волю зла из них можно изгнать клинком лишь после того, как кое ими завладеет. А теперь, - вытерев клинки о полы плаща и убрав в ножны, - выделите мне жилье, да поприличнее. И лекаря приведите, похоже, ребро мне сломали…

В ответ ему было молчание, на которое Сергий вдруг обратил пристальное внимание, обведя всех присутствующих холодным взглядом голубых глаз. Остановился он на Вячеславе, чье толстое лицо и поросячьи глазки говорили о многом.

- Не совершай ошибки, - процедил убийца, положив руку на гарду клинка.

- Взять его! – приказал холодным тоном градоначальник. – Разоружить и кинуть в темницу.

Глава 8

Труп

Посреди грота на голых камнях сидело человекоподобное существо, обнимая бочонок. Широкий в плечах, покрытый густой шерстью, с мордой зверя, отдаленно напоминающей лицо, особенно из-за шрама на правой части лица, где вместо уха была зачерствелая корка крови и прилипшая к ней грязь. Тело его, а особенно спина, была всклокочена от глубоких ран. В иных местах не было шерсти и вовсе, как на боку, где по коже от глубокой раны расходилась неприятная синева. Заражение и естественное излечение друида боролись, и дальше синева пока не расходилась, но и зажить дыра в боку не могла.

Просидел Виктор так не меньше семи дней, опираясь на опустевший бочонок с самогоном. Остатки содержимого он выпил в первые два дня, после того, как очнулся в горячке. Рядом с ним на камнях разместилась засохшая рвота и его же испражнения. Казалось, что в ярко-коричневых глазах чудовища не присутствует никакого желания продолжать жить. Он просто сидел, а залетевшие в грот птицы склевывали рвоту, посчитав гиганта за нечто безобидное. Лишь дважды Виктор лениво отгонял птиц, решивших клюнуть его в красноватую рану на спине, после чего вновь возвращался к своему молчаливому обету на алтаре опустевшей бочки. Встань он сейчас, то наверняка бы рухнул от бессилия. Желудок давно перестал урчать от голода и теперь, подобно паразиту, всосался в позвоночник. Но это была лишь оболочка, о которой Виктор, казалось, забыл, пребывая в ином месте.

Раз за разом он возвращался к моменту, когда почувствовал под лапой мягкое и теплое тельце маленькой девочки с его когтями в ее груди. Раз за разом память измывалась над ним и вновь подсовывала ребенка под окровавленную лапу. В конце концов он просто сдался, позволяя собственному мозгу избивать его изнутри. Он смотрел и смотрел, как когти с легкостью выходят из детского тела, как с них капает красная, чистая кровь и жизнь навсегда покидает юное создание. Затем бок пронзала пульсирующая боль, и все повторялось заново. Ход времени давно потерял значение для чудовища. Его глаза смотрели в темноту грота, но видели лишь повторяющуюся сцену убийства, где он был палачом.

Но в эту череду мучений изредка вкрадывался голос. Когда он звучал, Виктор вздыхал от облегчения, что теперь хоть какое-то мгновение он не будет смотреть на убиенное дитя. Голос звучал словно из далека, но каждое слово было разборчивым и понятным.

«Убиенный станет убийцей убийцы! Лишь кровавая справедливость способна смыть ужасные грехи!»

Голос прекращался, и в дело вступало навязчивое видение. И так день за днем. За пределами грота темнело, затем светлело, а Виктор продолжал сидеть, вися на бочке и смотря потемневшими глазами ужасную картину.

Вокруг кричащие и желающие убить стражники, но они словно отдаляются, а под лапой лежит девочка не более семи лет. В ее груди красные точки, из которых через мгновение просочится кровь. С когтей падают красные капли и девочка умирает… Но что-то не так. Глаза ребенка открываются, и ее лицо не выражает ни боли, ни страха. Она смотрит на своего убийцу и губы ее раскрываются, чтобы произнести:

- Ты сожалеешь, что убил меня? Правда? – В голосе нет и нотки укора. Она спрашивает со всей наивностью, присущей ребенку.

- Ха, - раскрыл рот Виктор, но вместо «да» его высохшее и обессиленное тело выдавило лишь «ха». – Да… Я, я сожалею… Прости меня…

- Простить? – с удивлением спрашивает девочка. – Но за что? За то, что ты отличаешься от нас? За то, что ты готов свести себя в могилу из-за того, что сделал? Но ведь ты виновен лишь в том, что ты такой, какой есть.

- Я убил тебя, - едва слышно прохрипело чудище. – Лишил жизни неповинное дитя. Я проклят и проклятие мое теперь необратимо. Я – чудовище. Теперь я в этом убедился… Моя жизнь теперь необратима и продлевать ее дольше, чем сможет выдержать мое отвратное тело, я не желаю. Быть может, когда я умру, я смогу встать перед тобой на колени и вымолить прощенье.

Девочка улыбнулась, и ее маленькая ладошка потянулась к лицу монстра. Нежная, крохотная ручка коснулсь грубой шерсти на щеке чудовища, и он явственно почувствовал холод ее руки.

- Ты уже предо мной на коленях, милый друг, и прощение ты попросил. И я прощаю тебя.

Что-то ударило Виктору в нос. Запах противный и сладостно-тухлый. Вонь проникла в чувствительный нос и заставила его отвлечься, выйдя из-под контроля видения. Будь у него силы, он бы наверняка отпрянул прочь, но он не мог. Его глаза встретились с тусклыми глазами ребенка, приложившего к его щеке измазанную землей руку. Это была та самая девочка. Она стояла напротив с серым, точно земля, лицом, содранными до костей пальцами в когда-то белом платьице, но теперь густо измазанном грязью. Она была мертва, и воспаленный мозг Виктора сумел это понять. Вот же она, стоит и говорит с ним.

- Я мертва, – звучал ее голос теперь сухо и грубо, но в нем еще остались детские нотки. – И мертва не по твоей вине, хоть и убита твоей рукой. Людская озлобленность и страх перед неизвестным лишили меня жизни. Ты спасался, убегал прочь от боли и человеческой жестокости, и под твоей лапой оказалась моя жизнь. Я не виню тебя… Я виню тех, кто готов из-за предрассудков и скудности в голове убивать все, что непонятно. Я обвиняю их и проклинаю на муки за совершенное. Но ты лишь жертва, чьей вины в поступках нет.

- Это не так, - хрипло проговорил Виктор, смотря в серые глаза умершего ребенка. – Я убивал и прежде…

- Ты про охотников? – все так же улыбаясь белоснежными губами с мазками грязи на них, спросила она. – Разве считается убийством защита? Разве нет права защищаться перед лицом убийцы? Даже людям это свойственно и они освобождают от суда убийцу убийцы, ибо в этом случае справедливость торжествует. Забудь о совершенных тобою прегрешениях, ибо нет в них зла. Очнись от людского гнета и призови их к ответственности за совершенные поступки! Стань дланью справедливости и обрушь вместе со мной справедливую кару на тех, кто давно проклял себя в собственных глазах. На тех, кто видит лишь оболочку и не стремится понять, что за нею скрыто! Стань подле меня, и мы устроим суд! Суд истинный и оттого справедливый!

Говорила уже не девочка, ее голос стал властным и ужасно скрипучим. Казалось, рык вырывается из горла, а глаза из мертвенно-бледных стали желтыми и агрессивными. Дитя было мертво, и говорила ее устами сила, что привела ее. И Виктор осознал это. Понял, что долгие дни был подвластен этому гнету и силе, которая хотела видеть его рядом. Голос в голове был в точности таким же. Он был идентичен.

- Тот, кто говорит устами мертвого ребенка, - проговорил Виктор голосом окрепшим, но тихим и отстранил движением косматой головы ладонь от лица. – Тот, кто призывает меня к справедливому суду... Тот, кто измывался над моим разумом долгие дни, пусть я и заслужил больших мук… Ты пришел ко мне в обличии ребенка… Как ты, кто призывает меня стать судьей, смел измываться над трупом неповинного создания? Я никогда не присоединюсь к тебе, сколько бы ты меня ни мучил. Ты жаждешь крови, а не справедливости… А теперь можешь оборвать и мою жизнь, ибо за нее я не держусь.

Девочка отстранилась, взглянув по-новому на вновь вспыхнувшие ярко-коричневым пламенем глаза чудовища. Улыбка больше не трогала бледных губ.

- Ты жаждешь вновь стать человеком, - проговорил голос без какой-либо злобы. – Вновь вернуть свой облик и затеряться в толпе людской. Я вижу это отчетливо. Ты стыдишься зверя, в которого превращаешься. Да, пусть ты и испытал от человека боль и презрение к себе, но ты по-прежнему думаешь, что они ненавидят твою морду, а не тебя. Все уродства на твоем теле и лице, подаренные сталью, ты относишь к заслугам зверя, живущего внутри. Но стоит тебе потерять близкого, любимого человека, как ты поймешь, что люди ненавидят и уничтожают все, что только отличается от них. Ты поймешь это, но будет слишком поздно… Я потерял близких людей, которые были обычными, лишь из-за того, что был рядом с ними.

- Убирайся прочь! – из последних сил бросил Виктор и перед глазами поплыл туман. Бессилие брало верх.

- Что ж, - раздался издалека голос повелительный и скрипучий, - тогда я буду судить горожан один. Убиенный станет убийцей убийцы.

***

Вой, визг, рев, стенания, рык, писк, карканье и ужас доносились из лесной чащи ночью. Все жители городка дрожали, слыша вонзающиеся в уши визги смерти. С реки, кладбища и леса доносились ужасающие звуки, и ни единая душа не могла уснуть. Жители явственно чувствовали, как над городом сгущается мрак. Мрак, что жаждет поглотить и обречь все, чего коснется, на страшные мучения. Молились в каждом из домов, но мольбы прерывались, когда приходилось вздрагивать от страха и дрожать всем телом, прижимаясь друг к другу. Ужас был бесконечен, пока долгий, холодящий кровь в жилах вой не оборвал все звуки и не заполнил собой все вокруг. Самый долгий и ужасный вой в жизни каждого медовчанина пролетел по улицам и отравил сердца холодом неподдельного ужаса.

Глава 9

Потеря

Утро выдалось на удивление распрекрасным. Солнце тепло грело, легкий ветерок приятно обдувал, а на небе не было ни единой тучки или облака. В такие дни прямая дорога на реку купаться, нежиться на солнце или просто прогуляться по полям или же лесу.

- Прекрасно, - умиротворенно вздохнув, заметил мужчина, не став подгонять лошадь, чтобы подольше наслаждаться умиротворенностью просыпающегося мира.

- Да, после такой ужасной ночи просто волшебный день, - согласилась девушка, лежащая на возу и любующаяся синим небом. Рядом с ней лежало укутанное в белые тряпки дитя. – Но меня до сих пор бьет дрожь, как вспомню ночь. Как думаешь, что это было?

Мужчина поежился, вспоминая, как большую часть ночи сидел с арбалетом в руках на возке и ждал, когда смерть придет за ними. Ночь была сущим адом. Лошадь, словно свихнувшись, рвалась прочь, и ему едва удалось ее стреножить и крепко привязать к повозке, где, дрожа всем телом, к нему прижималась жена, держащая ребенка. Сказать по правде, ни разу в жизни он так не боялся. Хоть и пытался сдержать дрожь, но арбалет подпрыгивал в руках, точно пойманная рыба. Но вой в конце… Ничего ужаснее и холоднее себе представить было сложно.

Но тьма сменяется светом и они с женой, прижимающей дитя, любуются красотой природы, а страх ночи остается позади, пусть и оставляет в душе свежую рытвину.

- Может, какой леший одичал, - пожал плечами мужчина. – Свихнулся и начал всех по лесу убивать, вот зверье-то и выло в страхе.

- А тот вой, - содрогнулась женщина, прижав руки к свертку.

- Не думай об этом, - решил мужчина сменить тему. – Тебе о хорошем надо размышлять, а нервничать не стоит. Говорят, что на дите может сказаться.

- А ты ведь бывал уже в этих местах, верно? – не отставала рыжеволосая девушка, поднявшись с соломенного мешка, что верно служил им койкой, и устремив на мужа пронзительные карие глаза. – В прошлый раз ты что-то подобное слышал.

- Нет, не слышал, - нехотя ответил мужчина. – Знаю только, что в лесах этих много разных тварей водится. Есть и оборотни, и лешие, но коли в лес не полезешь, то и они тебя не тронут. Лес ведь исконно тварям всяким принадлежал. А раз так, то нечего шляться там, тем более ночью. Кстати, скоро подъедем к границе Медова.

Так они и продолжили ехать по полю в этот прекрасный день после ужасной ночи. Но арбалет рядом с мужчиной все же лежал, укрытый мешковиной. Так, на всякий случай.

С правой стороны темнел лес, а впереди замерцала в солнечных лучах река Глубоководница с широким разливом. Далее же виднелся и сам городок.

Направив лошадь на разветвлении дорожек направо, мужчина облегченно вздохнул, увидев наконец-то Медов. После таких переживаний было неуютно даже под синим, солнечным небом. Но по приближению к реке лошадь вдруг начала фыркать, встала и начала бить копытом землю, мотая башкой из стороны в сторону. Не придав этому значения, мужчина подогнал лошадку и она с явной неохотой, но все же пошла, ступив на доски моста, переброшенного через реку, сужающуюся после разлива. Течение под мостом было быстрое, а вода глубокая. Требовалось немало внимания, чтобы заметить подгнившую доску и пропустить ее мимо колес, и потому он придерживал лошадь, желающую пройти переправу как можно скорее. Приблизившись к середине моста, мужчина вдруг вздрогнул, краем глаза заметив какое-то движение у опоры моста. Но, взглянув получше, убедился, что был это солнечный блик. И ошибся. Лошадь почувствовала опасность, и глаза ее расширились от страха. Ударив копытами по мосту, она рванула повозку за собой, и одно из колес провалилось, продавив сгнившую доску и повиснув над бурлящим потоком на оси.

- Спасите нас святые! – сдавленным от ужаса голосом прошептала жена с воза. Ее остекленевший взгляд был устремлен на десяток островков тины, что с огромной скоростью неслись из разлива к застрявшей телеге и людям на ней.

- Быстрее, вставай! – выкрикнул мужчина, спрыгивая с телеги и хватая замершую от ужаса жену с ребенком на руках. – Давай же!

Но бежать было некуда. Островки тины столь стремительно приблизились, что три из них ушли под воду, а через мгновение на обезумевшую от ужаса лошадь набросились вылетевшие из воды зеленые сгустки с мощными рыбьими хвостами и чешуйчатыми лапами, крючковатые когти которых впивались глубо в плоть сжираемого заживо скакуна. Путь к городу был закрыт и мужчина, держа любимую крепко за руку, а второй сжимая рукоять арбалета, бросился обратно по мосту, но водяные были уже и здесь. Мерзкие, покрытые слизью и густыми водорослями, они били рыбьими хвостами по доскам моста, от чего тот задрожал. Из округлых пастей торчали ряды мелких и острых зубов, готовых впиться во все живое. Одна из тварей бросилась вперед, и мужчина всадил ей арбалетный болт точно в пасть. Водяной свалился в воду, и на поверхности появилось красное очертание, которое в ту же секунду унесло быстрым течением.

Дрожа от страха за жизнь жены и ребенка, мужчина заградил их собой и стал ждать, пока какая-нибудь из тварей не начнет атаковать. Лошадь за спиной сдохла и три комка водорослей жадно вгрызались в еще горячую плоть. Мост задрожал от бесчетного количества разъяренных кровью существ, грызущих опоры моста, на которые стекала вязкая красная жидкость. Еще четыре твари вскарабкались на мост и бросились в атаку, разевая голодные пасти. Одну из них мужчина сбил в полете ударом арбалета, но три оставшиеся впились в его тело подобно пиявкам: пронзив плоть острыми когтями и впившись зубами.

- Беги! - надрывно выкрикнул мужчина, прежде чем свалиться за борт вместе с насевшими на него тварями.

Женщина не кричала, лишь горячие слезы лились из глаз, когда она сбежала с моста, слыша позади хруст ломающихся опор. Десятки тварей выпрыгивали из воды и вгрызались в тушу лошади, а тем, кому не досталось места сверху, рвали доски снизу, пока телега вместе с обглоданным трупом животного не рухнула в бурный поток. Зеленые островки тины последовали вслед за ней. Вода вокруг бурлила красной пеной, но рыжеволосая девушка этого не видела, убегая прочь без мужа, без пожитков и без понятия, куда ей идти. Но она сохранила жизнь себе и плачущему ребенку на руках. Она бежала прочь от опасности, не замечая, что из ноги течет бурный поток крови - острые зубы одного из хищников скользнув по ее ноге, рассекли плоть.

Глава 10

Соглашение

Перед домом градоначальника стояла толпа беснующихся от нетерпения и страха людей. Они собрались, ожидая спасения. Стража едва сдерживала толпу от взятия дома натиском, хоть у многих из стражи и было желание присоединиться к люду. Пожалуй, так бы они и сделали, если бы не удвоенное жалование, которое было обещано каждому за поддержание власти Вячеслава.

В доме же было не менее десяти хорошо вооруженных стражников, не считая личной охраны градоначальника. Глава города сидел в своем кресле, выслушивая доклад доверенного толпой мужичка, разводившего пчел к югу от города и снабжающего медом весь город, отчего и был наделен правом слова.

- Лишь один из рыбаков чудом добрался до города, изорванный в клочья. Умирая, он сказал, что река полна обезумевших водяных, рвущих лодки зубами, и что мы все прокляты…

- Что дальше? – перебил его градоначальник. – Что на кладбище?

- Мертвые ползут из могил. Десятки трупов бродят со страшными стенаниями по кладбищу, но пока за его пределы не лезут, а со стороны леса на пастухов напала стая волков во главе с лешим. Все поле усыпано окровавленными трупами овец… Ох, боже ты мой! За что нам такие испытания! А на моих пасеках?! Там так вообще пчелы обезумели и жалят любого, кто подойдет. Вон как... - показал он руку с красными пятнами, коих было не меньше пяти. - Пчелки-то мои меня не жалили никогда, а теперь? Двое моих помощников разбухли от укусов, да так и померли недалеко от ульев!

- Спасибо, - сухо сказал градоначальник. – А теперь пойди и успокой люд. Ежели толпа утихнет, то звонкой монетой не обделю, будь уверен.

- Оно, конечно, монета-то хорошо. Да только что мне сказать? Как утихомирить? - почесывая затылок, промямлил мужичок.

- Мне почем знать? - фыркнул Вячеслав. - Я что ли из черни, а?! Прочь с глаз моих!

Двое охранников немедля вывели пасечника на улицу к взбудораженной толпе. Затем на улице раздался его ободряющий крик:

- Не нужно наводить панику. Все разрешится! Расходитесь по домам и молитесь за искупление грехов наших, ибо заслужили мы все невзгоды, но Вячеслав убедил меня, что скоро...

- Да пошел ты, жополиз проклятый! Пусть Вячеслав сам выйдет к люду! – раздался крик в ответ. - Спрятал харю жирную...

Градоначальник лишь тяжело вздохнул и, покачав головой, тихо произнес себе под нос: "Идиот!"

В этот момент в комнату вошла жена градоначальника, неся в руках поднос с графином вина и двумя бокалами. Была она молода и стройна, имела выдающуюся грудь и пышные губы. Смотрелась же рядом с Вячеславом весьма забавно.

- Вина, дорогой? – спросила она, уже наполнив бокал. – Отдохни чуть от размышлений. Эта глупая чернь только и умет, что осуждать. Им не понять, сколь светла твоя голова. Глупые они…

- А сама-то ты откуда? – выпив вино залпом и указав наполнить бокал еще раз, пробурчал градоначальник. – Разве не твой отец пьянчуга свалился с лодки, тайком бухая от жены? Не твоя ли старуха после этого случая, и недели не прошло, ушилась к кузнецу, оставив тебя в полуразвалившейся хате? Не ты ли из глупой черни за счет жопы да сисек выскочила? Чего рот-то заткнула?

Жена побагровела то ли от стыда, то ли от злости и, не сказав и слова, выпорхнула из комнаты и побежала на второй этаж, тихо хлюпая носом.

Осушив второй бокал, Вячеслав откинулся на спинку кресла, не обратив на побег женушки и толики внимания. После того, как он излил горечь на эту глупую женщину, что была годна лишь на ночные утехи и подхалимство, ему чуть полегчало, но ненадолго. Город был окружен со всех сторон какими-то тварями, и голова от этого шла кругом. Чтобы унять в ней боль от шума толпы, он выпил еще один бокал залпом и, прикрыв глаза, стал размышлять, что делать, пока незаметно для себя не уснул.

Пробуждение его произошло через пару часов. Даже толпа, которая хотела было штурмовать дом градоначальника, но попытка эта не увенчалась бы успехом, благодаря страже, отступила с приходом сумерек. Все попрятались по своим домам, опасаясь зла, которое ночью, внушало истинный ужас. Выйдя со своей стражей на улицу, Вячеслав отдал приказ выставить двойные дозоры у стен с попеременной сдачей поста каждые два часа. А сам под охраной двух стражников из личной охраны направился в сторону тюрьмы.

Располагалась она в старом винном магазинчике, где имелся большой подвал. После банкротства продавца, а банкротство было вызвано тем, что в винах в городе никто не разбирался и большее предпочтение отдавалось самогону, подвал переоборудовали в тюрьму с двумя клетками.

Около входа в отчасти разваливающееся здание, стоящее в западной части города в старом квартале, сидел стражник, мирно покуривающий самокрутку, с мечом, расположенным на его коленях. Завидев идущих, он вскочил, выплюнул окурок в канаву и встал по стойке смирно.

- Кто идет? – спросил он строгим голосом.

- Отворяй! – рыкнул градоначальник, встав перед крепкими дверьми, так неестественно смотрящимися на ветхом здании. - А вы останьтесь здесь, - приказал он охране, ныряя в полутьму помещения, как только открывающиеся двери громко скрипнули.

Не теряя времени, Вячеслав взял со стены факел и, подняв крышку подвала, начал спускаться в прохладный, но не холодный погреб по ново выструганной угловой лестнице. По дороге он зажег пару факелов, добавив света в подвальном помещении.

- Заждался, право, - раздался голос из темноты.

Вячеслав, не обращая внимания на слова, зажег факел около металлической клетки, в которой на деревянном полу сидел Сергий, злобно полоснувший холодными глазами пришедшего к нему толстяка.

- Надеялся, что я приду? – натянуто усмехнулся Вячеслав, крепя факел на стене и присаживаясь на табурет напротив клетки.

- Предвидел, - коротко ответил убийца. – И знал, что скажу, когда увижу.

- И что же? – решил поддержать градоначальник игру.

- Жадность к золоту тебя погубит.

- Но пока что ты за решеткой, а не я. А все потому, что у меня есть золото, а у тебя нет.

-Тут ты не прав, - усмехнулся Сергий. – У тебя есть мое золото. Просто ты еще его мне не отдал. Тридцатая часть месячных налогов. Как? Разве не помнишь? А я-то решил, что ты мне их принес.

- Деньги сейчас на втором месте! – повысил голос толстяк, пропустив колкости мимо ушей. – Город окружен всякого рода тварями. С запада мертвецы из могил повылезли, с юга - пчелы обезумели. На востоке водяные буйствуют, а с севера - и того хуже - волки с лешими повылезали. Ты вроде как знаменитый охотник на тварей разных. Так вот и помоги…

- Сукин ты сын, - оскалился Сергий в неприятной, хищной улыбке и глаза его полыхнули синим пламенем. – Когда я помог тебе на площади, то ты засадил меня в темницу, чтобы только не платить по долгам, а теперь, когда всему городу грозит истребление, ты приходишь ко мне и заявляешь, чтобы я помог! Вижу, ты совсем сбрендил! Тридцатая часть и никак не меньше! Бесплатно работать ради такой свиньи, как ты, я не стану.

Не без труда стерпев пылкое оскорбление, градоначальник вперил мелкие глазки на худого, кажущегося таким щуплым, убийцу. И теперь в его голосе звучала уверенность и некий холод.

- Бесплатно не предлагаю, но цена будет куда более весомая. Я оставлю тебе твою жизнь, если согласишься организовать защиту от тварей, грозящих городу, и выступишь вместе с народом против них. Погоди, - поднял пухлую руку Вячеслав, видя, что Сергий желает послать его в место отвратное и зловонное. – Сделка есть сделка и основана на ситуации. А ситуация такова, что ты в клетке, а я за клеткой. И ежели не согласишься на мои условия, то сдохнешь в этом подвале, точно крыса.

Сергий не спешил с ответом, раздумывая над произнесенными словами градоначальника. Погладив светлую щетину на щеках тонкими, морщинистыми пальцами, он наконец-то произнес:

- Попробовать-то стоило. И предложение твое не такое уж и дурное, для дурака, но вот я себя таковым не считаю. Я-то в клетке, но и ты в ней же, о чем мне сам добродушно и рассказал. Без меня твоему городку не выстоять, но ты нагло приходишь и торгуешься со мной, точно на базаре. Знать не знаю, как ты попал на должность градоначальника с такими-то предложениями, но мой ответ – сороковая часть. И не пытайся меня водить за нос. Ты даже свою охрану не взял, чтобы никто не стал свидетелем твоей мелочной торговли жизнями горожан. Но я всю свою жизнь только тем и занимаюсь, что убиваю лихо и выбиваю плату из таких, как ты. Желаешь продолжить? – засмеялся Сергий, видя, что Вячеслав не из тех, кто расстается с золотом так просто. – Ладно, твой ход. Но! Чем дольше ты противишься, тем больше будет моя ставка, учти.

Положение для градоначальника было не из лучших, и он явно осознавал, что об этого жилистого старика, обладающего прытью юнца, можно сломить не один клык. Поразмыслив пару минут, благо Сергий не мешал, а лишь наблюдал, поглаживая правый бок, поврежденный в схватке с марионетками колдуна, Вячеслав ответил:

- Ладно. Я приму твое условие, будь ты трижды проклят, вымогатель. Но плату раньше, чем все закончится, ты не получишь.

- По рукам, - встал с пола седоволосый. – Отворяй клетку.

Впрочем, клетку градоначальник открыл лишь после того, как свистнул и на его оклик в винный погреб, ставший тюрьмой, пришли двое охранников.

- Осторожничаешь? – между делом отметил Сергий, встряхивая свой плащ. – Но вот только я мог прибить тебя в любую минуту. – Неизвестно откуда, но в руке убийцы сверкнула сталь клинка и тут же скрылась за кожаным голенищем сапога, да так быстро, что градоначальник не успел испугаться, а охрана продолжила стоять столбом.

Выйдя из душного подвала уже со всем снаряжением, хранящимся на первом этаже разрушающейся лавки, он вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух и, ощупав бок, констатировал:

- Ребро оказалось целым, заточение - обычным. Пора приниматься за дело. Завтра поутру собери весь люд на площади. При всех назначь меня временно командующим, а далее я сам все улажу.

- А ежели сегодня нападут? – не без волнения спросил Вячеслав, держась на почтительном расстоянии от убийцы, которого до заключения обыскали, но одного ножа так найти и не смогли.

- Тогда прольется много крови, но поделать сейчас ничего нельзя. Будем надеяться, что колдун ждет лучшего момента. А так оно и есть, ведь он блокировал город, но не напал в тот же час. Я буду в гостинице, которую мне вы и оплатите. До завтра.

Бодрым, пружинистым шагом Сергий удалился во тьму городских улиц, оставив градоначальника наедине со стражей и собственными мыслями.

Глава 11

В преддверии сражения

Огромный черный ворон пролетел над полями, где по-прежнему лежали окровавленные туши белоснежных овец и его крылатые собратья, похожие на большую, черную тучу, выклевывали из них всю белизну. Было тихо в столь раннее предрассветное время, и легкий туман стелился от частокола города до начала лесной чащи. Но даже теперь, с высоты птичьего полета, черные глаза ворона различили, как у самой линии леса стоит нечто огромное, похожее на ствол дерева. Но вот только деревья не двигаются, а это, взметнув вверх голову, обратило бородатую морду, поросшую мхом, на ворона и быстро удалилось в гущу леса.

Грот был впереди. Сомнения терзали ворона, и он ожидал встретить бурю негодования и был готов их всецело принять, потому без промедления нырнул под ветки сосны и через мгновение оказался на каменном плато в обличии домового.

Виктор стоял около котла и подбрасывал в него разнообразные ингредиенты, делая вид, что не заметил влетевшего к нему гостя. Тишка смотрел на спину чудища и не смел произнести и слова, видя ужасные раны на исхудалом теле гиганта. Самой ужасной была правая сторона головы и отсутствие на ней части кожи и уха. На боку же был виден клок выдранной шерсти и синяя, болезненная кожа. Все остальное тело представляло собой ряд рубцов и свежих шрамов. Тело друида излечивается в разы быстрее, но шрамы на нем остаются.

Шерсть его, хоть и отсутствовала местами, была чиста, что заметили глаза домового. Рядом с котлом лежали две общипанные тушки, похожие на куриц, но Тишка знал, что эти птицы имели черное крыло.

«Что же сказать? – вертелись мысли в голове, пока он стоял на камнях и смотрел в спину Виктора. – Как передать ему всю горечь моего сожаления? Как отмолить ужасные действия и слова, что я смел произнести?» Стоя в нерешительности, он пару раз открывал рот с беззубой нижней челюстью, но слова застревали в горле, не смея покидать его.

Прошло не менее четверти часа, прежде чем Виктор произнес:

- Около моей кровати лежит пучок трав. Передай его мне, будь добр.

Выполнив просьбу, Тишка подошел к котлу и протянул пахнущие ярким и многообразным букетом травы. Чудовище их взяло и кивнуло в знак благодарности, не отрываясь от помешивания варева в котле.

- Прости, - произнес наконец домовой.

- Прощаю, - не раздумывая ответил Виктор, посмотрев на товарища ярко-коричневыми глазами. – И забудем об этом.

- Забудем? - неуверенно спросил домовой. - Ты так просто готов простить меня?

Виктор на мгновение замер, будто превратился в камень, но уже через мгновение достал палку, которой мешал варево, и, отбив ее о край котла, положил рядом с ним, после чего развернулся к домовому изуродованным звериным лицом.

- Не просто, - сухо ответил он. - Ты заставил меня пройти через настоящий ад. Пытался воспользоваться мною, не щадя. Я не поддался и от того совершил ужасный поступок... Обрек себя на проклятие убийством ребенка.

Мне плевать на свои увечья, пусть они и останутся на моем теле, как постоянное напоминание о совершенном мною поступке. И поверь мне, Тишка, еще не так давно я ненавидел тебя всей душой. Появись ты на пару дней раньше, я, возможно, разорвал бы тебя в клочья. Но теперь я понял, что совершил ты предательский поступок не из-за злости душевной, а из-за сумасшедшего и снедающего бессилия, которое испытывал, видя терзаемого муками собрата. Быть может, тебе было куда больнее, чем мне сейчас, когда ты видел смерть сородича и осознавал свое бессилие... Признаюсь, я думал над этим и простил тебя заочно. А теперь убери с морды выражение провинившегося пса и будь собой, ибо я не держу на тебя зла. Друг? - протянул Виктор лохматую лапу.

- Друг! - пламенно пожал домовой лапу.

- Что творится в городе? - поинтересовался Виктор, подбросив пару веток в огонь под котел.

- Не сочти оскорблением, - запрыгнул Тишка на пустой бочонок и повел маленьким черным носом, - но чем тут так воняет, кроме твоего варева?

- По большей степени моей рвотой и испражнениями, - пожал плечами чудовище. - Неделю я не двигался с места и причиной тому стал колдун, что забрался мне в голову.

- Колдун? - встрепенулся Тишка. - Это тот, что насылает мертвецов? Он приходил к тебе? И ты жив?

- Сам он не появлялся, вроде бы, - задумался Виктор, не забывая мешать зелье. - Но посмел явиться в обличье убитой мною девочки! Сукин сын пытался сломить мой дух! Говорил от имени ребенка и был близок к успеху. Не знаю как, но у меня получилось вырваться из его лап, и я просто отключился. А когда очнулся, то этот мерзавец оставил тело девочки предо мной... Но знаешь, - подобрел Виктор в лице. - Я ему даже благодарен за это. Я смог наконец-то придать ее плоть земле и попросить у нее прощение. Не подумай, что я верю в какие-то неземные силы, но тогда чувствовал, словно она меня слышит, и в ней больше не было той черноты, которая овладела ее бездыханным телом. Когда погрузил тело в земляную постель, то кое-что понял... Но сейчас не об этом... Расскажи, что происходит в городе?

Тишка не стал задавать вопросов, хоть и было у него их много. Усевшись поудобнее, он поведал весь ужас, творящийся в черте города и за его пределами. Не забыл упомянуть о появлении убийцы, расправившегося с посланными колдуном тварями. Сообщил о том, что вся живность встала против люда. И о том, что страшные и могущественные создания перешли на сторону некроманта, взяв городок в живое кольцо, грозящее любому высунувшемуся из него смертью. Виктор слушал внимательно и явно был поражен. На его лице хмурилась тревога и недоумение, но, казалось, трезвость ума не покидала изуродованной головы ни на секунду. Когда же домовой закончил, он встал на колено и разбил палкой горящие под котлом угли, оставив зелье томиться на жару.

- Выходит, у медовчан остались только внутренние запасы? Зерно и хлеб, что были запасены с прошлого года. На сколько их хватит?

- Ничего не осталось, - развел крепкими лапами Тишка. – Крысы прогрызли стены этой ночью и сожрали все запасы зерна. А то, что в них не влезло, отравлено их пометом.

- А животные? – почесал Виктор волосатый подбородок когтем. – Если не брать в учет убитых на пастбищах, то наверняка в городе какая-то часть осталась?

- Может, с десяток овец, - горько усмехнулся домовой, облокотившись нижней, беззубой челюстью на лапу, упертую в колено. – Наверняка парочка, если не половина, уже у градоначальника в подвале… Остальных скупят богачи. Но думаю, что голод начнется через пару дней, если кто успел уберечь запасы от этих чертовых крыс… Да уж, - тяжело вздохнул Тишка. – Даже домовые не справляются со столь большим напором мелких тварей. Они, точно черное облако, нападают на дома и разрывают фундамент, после чего сметают запасы.

Усевшись, Виктор уставился на камни под ногами и просидел так с минуту, после чего встал и направился к койке.

- Выходит, что колдун намерен морить горожан голодом, - заключил он, шаря в соломе. – Хочет добиться суматохи и крови среди люда, а это еще как возможно, если учесть, что город начнет голодать и очень скоро. Думаю, после этого он нанесет решающий удар. Долго он ждать не будет, так как блокада города может быть разбита войсками, пришедшими на помощь.

- Кто же эту помощь позовет? – поинтересовался Тишка, с интересом наблюдая за поисками товарища.

- Рано или поздно, но какой-нибудь торговец или путник решит заглянуть в город. Увидит, что происходит и поскачет за помощью. Так как Медов торгует шкурами и медом, то, думаю, помощь придет через пару дней. А если это понимаю я, то понимает и колдун. Он не позволит себе помешать, и нападение будет осуществлено быстрее, чем кто-то прибудет.

- Но что же ему мешает напасть сейчас? – не успокаивался домовой. – Под властью этой твари волки, медведи, лешие, трупы с кладбищ и армия крыс. Он сметет город за пару часов, вывернув каждого наизнанку.

- Месть, - отозвался Виктор, резко поднимаясь с книгой в одной руке и чашей в другой. – Когда он разговаривал со мной и пытался привлечь к себе, то мне показалось, что я чем-то близок ему… Поначалу я решил, что ему нужна сила, готовая убивать людей, но когда я отказался и потерял сознание, то он не убил меня, хоть и мог это сделать с легкостью. К тому же, - поставив чашу рядом с котлом и начав листать ветхую книгу, одну из тех, что была украдена из города, – ни одна из тварей не сунулась ко мне в грот. Если на его стороне целая армия безропотных убийц, то расправиться со мной - плевое дело. Но он не сделал этого. Почему же?

      - Может, все же боится? – неуверенно предположил Тишка, пожав плечами. – Сказать по правде, то ты, обернувшись зверем, представляешь страшную мощь. Перед смертью ты точно выкосишь добрую часть его армии.

- Может и так, - усмехнулось чудище, явно не веря такому предположению. – Но я думаю, что причина в проклятии. На, читай.

Подойдя к домовому, Виктор передал ему пыльную книгу, раскрытую на середине. На пожелтевших страницах выцветшими чернилами было написано:

Сущая тварь ютилась рядом с честным людом!

Семья торговца духами и разными зловонными зельями считалась скрытной и нелюдимой. Друзей и товарищей не насчитывала. Единственным доходом являлась продажа пахнущей на разный лад жидкости. Говаривали, что продавец – Михей – глава семьи, был колдуно, аль алхимиком, примешивающим в водицу всякого рода волшебство, отчего попрыскавшиеся этими зловониями бабы семьи рушили, уводя мужиков верных. Но предъявить ентому дельцу было нечего. Единственное, что сделали, так это провели службу в церкви и рассказали люду, что кто зловониями этими себя поливает, тот дьявольской слезой умывается. Вроде бы продажи его поутихли после энтого, а семья и совсем стала нелюдимой. Жена его Софка и сын Грим совсем на люди не показывались. Но это и ладно, ибо не любил их сильно-то никто. Так и жили они, выходя из лавки лишь за едой.

Но чувствовал люд, что Михей и его семейство не те, за кого себя выдают. И оказались правы. Ух! Жуть берет, как вспомню… Но отметить надобно. Весенним утром (18 мая 1380 года), около лавки нашли тело пьяницы местного. Был он обезображен на лицо и сердца в груди его не было. Чья-то сильная лапа вырвала орган, словно плод с дерева сняла, да еще и лицо все когтями изодрала. Тут же стража в дом к Михею попыталась войти, чтобы проверить все. Да вот только он их так обложил, что те и в дом сунуться не посмели. Кричал, что позорят себя, подозревая честного человека, а для убедительности держал в руке кочергу. Сказать по правде, был он здоров, точно бык, и боязно было соваться к нему. На том и разошлись до следующего случая, когда одна из торговок, идя на рынок, заметила, как нечто похожее на человека, но покрытое шерстью и имеющее когти с клыками, склонилось над телом человечьим. Вскрикнув от ужаса, она лихо спугнула, а оно прямым ходом в дом Михея-то и сунулось. Тут уж не до просьб было и собрали стражу, чтобы выдворить тварь. Но оказалось, что Михей-то ее оберегает вместе с женой Софкой, да так яростно, словно дитя свое. Но люд был зол. Ведь тварь убила уже второй раз и во второй раз покусилась не на забулдыгу, а на девицу молодую, что вот-вот замуж должна была пойти. Марьяной ее звали, и красотой та была наделена, как никто другой. Взбесился люд и, растолкав стражу, полез в дом. Да вот только отворили они дверь, как увидели, что Михей с Софкой защищают выродка страшного. То сын их был Грим. Стоял он, скаля на люд пасть звериную. Тут и вовсе страх начался, и толпа решила тварь прибить, а то и верное решение. Но токмо Михей кочергой так рьяно махал, что пыл на секунду поутих… Но до того момента, как кто-то из толпы не всадил ему нож в брюхо, а потом еще и еще раз, пока силач не упал. Жену его толпа затоптала и изуродовала, но Софка все же сдержала люд, пока тварь та безобразная не сбежала.

Найти ее и поймать не удалось. Многие говорили, что в лес она сиганула, на ходу с двух на четыре лапы перескакивая. Той ночью мало кто в городе спал, слыша вой страшный, что с гор на город спускался. Говорили, что это тварь по родным тоскует иль предупреждает тех, кто ее родных убил.

- Вот так да, - пожевал Тишка ртом, дочитывая заметку. – Тяжелая история. Но я ее и без книги помню. Был я тогда маленьким домовенком, приглядывал за конюшней, когда все это случилось. А прошло не менее шестидесяти лет, ежели память не подводит. А ты зачем мне показал то… - вдруг Тишка понял намерения друга, и на лице его замерло выражение недоверия. – Нет, быть не может, чтобы этим колдуном был тот Грим. Столько лет прошло. Уже поколение сменилось, а он, по-твоему, жив, да еще и трупами повелевает? Ну, уж это вздор, Виктор! Чистой воды вздор!

- Вздором здесь и не пахнет, - затрясло косматой головой чудовище. – Колдун говорил со мной, и было понятно, что он жаждет мести, а за что ему мстить, как не за жестоко убитых родных?

- Если верить книге, - постучал Тишка крючковатым пальцем, - то этот Грим убил двоих прежде, чем расправа его настигла! То же мне мститель…

- Чушь! – вскинул Виктор руки. – Убийство совершил вурдалак, что на кладбище до сих пор обитает. Вырванное сердце тебе ни о чем не говорит? Сердце – любимое лакомство упыря. Видно, что осудили Грима безосновательно, по внешнему виду, а потом еще и родителей убили.

- Но он должен быть ветхим стариком! – не сдавался домовой. - Ему лет под восемьдесят с хвостиком должно быть. Вот ты знаешь хоть одного человека, чтобы он до восьмидесяти дожил? Дай боже пятьдесят отбарабанить!

- Людей не знавал, - согласился Виктор, заглядывая в котел, чтобы убедиться в готовности зелья. – Но вот друиды и по сто лет живут, а то и больше. А он-то друидом и был.

- Если уж был, - едко заметил Тишка, - то таким и остался. Что значит «был»?

- Да, - забирая книгу из рук домового, согласился чудовище. – В какой-то мере он остался друидом, а точнее чудовищем вроде меня. Но он стал еще и колдуном. Направил силу друида в сторону мертвых, а не в сторону созидания и теперь обладает страшной мощью, чему подтверждением является осажденный город… Это страшный и могущественный враг. Городу не выстоять… без нашей помощи. И я готов драться, но без твоей помощи не справлюсь. У меня есть план и если он удастся, то мы покончим с этим злом. Но готов ли ты?

Взгляд ярко-коричневых глаз испытующе смотрел на домового и на мгновение морда того вспыхнула гневом и ненавистью, что были обращены к роду людскому, но лишь на мгновение. Затем он закивал головой и мягко улыбнулся мелкозубой пастью.

- Я знал, - проговорил Тишка, глубоко вздохнув. – Знал, что ты останешься собой. Кажется, ничто не способно отвернуть тебя от людей, даже их жестокость и предубеждения. Ни шрамы на теле, ни ужасные раны, что не заживают, не разуверили тебя… И знаешь?.. Ведь каждый домовой готов отдать жизнь за домочадцев, находящихся под его защитой. В тот раз, когда ты сражался со стражей на площади, я сидел на прутьях клетки, в которой растерзали моего собрата, и последние слова его глубоко засели в моем черством, отравленном человеческой злобой сердце. «Сбереги мою семью»… Вот что сказало замученное пытками создание. Мой собрат не отвернулся от людей, а просил заменить его на посту, ведь он умирал. Просил защищать их дом и беречь от напастей…

Как и ты, я долго думал после случившегося на площади. Я не мог понять, почему он просил защищать руку, убившую его? Но я понял, - поднял Тишка черные глаза, блестящие в полумраке грота. – Я понял, что люди не все ужасны и жестоки. Я понял, что некоторые способны на чистую и светлую любовь. Пусть немногие, но все же часть лишена губительных предрассудков. Я это понял, потому что знаю одного из них. Да, выглядит он ужасно. Большой, волосатый, упертый, точно осел, но благородный сердцем… Ты заставил меня взглянуть на людей по-иному, видеть в них хорошее, – встал Тишка на бочку крепкими, кривыми лапами. – И я буду рад защищать город, как и каждый домовой, зная, что на свете живет как минимум один достойный человек. Ведь от своей природы не уйти, а ты знаешь, я пытался.

- Многие погибнут, - выслушав друга, сказал Виктор.

- Ради тех, кто останется жить, - закончил Тишка, и в нем не было и намека на сомнение. – И к тому же, ты, видимо, плохо знаешь, на что способен домовой.

- Кое-что знаю, - улыбнулось чудовище безобразным лицом, оскалив мощные клыки. - Потому и прошу о помощи.

- Ну а ты?

- Я закончу начатое, - кивнул Виктор в сторону котла с зельем. – Если я прав, то лишь так мне удастся остановить колдуна. Вряд ли кто иной способен это сделать.

- Подписываешь себе смертный приговор? – без осуждения спросил Тишка, глядя на сидящего на камнях гиганта.

- Умирать, конечно, не хочется, - грустно улыбнулся Виктор. – Но вот эта рана, - указал он на бок когтем, где рваное отверстие в боку никак не заживало, а заражение расползалось синевой по толстой коже. – Даже мое восстановление не может излечить ее. Я слишком долго бездействовал, и зараза расползлась по всему телу. Я живу лишь потому, что друид. Другой бы уже давно умер. Но на излечение надеяться не стоит. И уж тем более сейчас.

- Отговаривать не стану, - грустно улыбнулся Тишка, почесывая веко. – Все равно бессмысленно. Но если выживешь, тогда что? Останешься зверем или уйдешь к людям?

Было не сложно понять, что ответ дается Виктору крайне трудно. Но все же ответить он решил.

- За Гримом я пойду в человеческом обличье. Если все сложится, как я думаю, то лишь так мне удастся прекратить кровопролитие.

Глаза домового заметно округлились, словно он смотрел на выжившего из ума старика, решившего сесть голым задом на раскаленную печь.

- Верная смерть! – вспыхнул от негодования Тишка. – Ты не город спасти, а себя угробить решил? К колдуну в человеческом виде?! Да твоя же сила вся в зверином обличье! Без зверя ты простой кусок мяса, обтянутый тонкой кожицей! Что ты ему сделаешь?

- Не люблю раскрывать планы заранее, - проворчал Виктор. – Ты все равно осудишь, так что и говорить смысла нет. Прошу лишь поверить и держать город до последнего. Я смогу добраться до колдуна лишь тогда, когда вся его сила обрушится на Медов, в ином случае меня порвут его приспешники еще на подходе.

- Ты думаешь, - поуспокоился домовой, зная, что никакие слова не повлияют на дальнейшие действия товарища, - что Грим пойдет вместе со своей армией на город? Тогда ты хочешь напасть на него с человеческими кулачишками?

- Нет, - замотал Виктор головой. – Ему незачем идти в город. Ему необходимо тихое место, где он сможет без опасений управлять своей армией.

- И где же это? – нахмурился Тишка.

Виктор лишь поднял когтистый палец вверх, указывая сквозь пролом в гроте на высокие каменистые вершины.

- Уверен? – задрав голову и пытаясь высмотреть в выси хоть что-нибудь, способное подтвердить догадку, поинтересовался домовой.

- Еще как, - без тени сомнения ответило чудовище, захлопывая книгу и поднимаясь на ноги. – А теперь будь добр оповестить каждого домового, обитающего в городе, что нападение будет совершено дня через два. Каждый должен быть готов к обороне… Прольется много крови, дружище.

- Надеюсь, не напрасно, - ответил Тишка и, кивнув приятелю на прощание, подпрыгнул, обернулся черным вороном и, громко каркнув, вылетел в дыру грота.

Проводив могучую птицу взглядом, Виктор подумал, что, быть может, видит Тишку в последний раз, но быстро отогнал подобные мысли прочь, направился к соломенной койке. Ему был необходим здоровый сон, чтобы восстановить силы, ведь на следующее утро предстояла встреча с упырем.

Глава 12

Последние распоряжения

Большая часть горожан собралась на площади. Лишь больные и дряхлые старики с малыми детьми сидели по домам, не в силах выйти за порог. А те же, кто пришел, с настороженностью ждали, что же произойдет. На краю площади стояла небольшая платформа, с которой иногда объявлялись новые постановления градоначальника или иная важна информация. Сейчас же платформа пустовала и Мария, заняв место недалеко в первых рядах, ждала, когда же кто-то взойдет на деревянное возвышение и положит начало чему-то новому. Сейчас среди люда царили страх и безвыходность. Город был окружен всякого рода тварями, с которыми малочисленная стража городка справиться не могла. Но применение ей нашлось: стража отделяла толпу от пустующей платформы. Продлилось это недолго. Вскоре вместе со стражей и градоначальником, скачущим на коне в сопровождении личной охраны, появился и Сергий из Роска, весть о котором разбежалась по городу в мгновение ока. Его боялись и уважали, презирали и осуждали за то, как он расправился с пятью трупами на площади города, допустив смерть многих воинов. Все взгляды были прикованы к нему, беззаботно смотрящему вперед и не обращающему внимания на собравшуюся толпу. Старческая седина и морщины на его лице казались некоторым признаком слабости, и люди с недоверием перешептывались о том, сможет ли Сергий помочь городу. Другие говорили, что раз старый, значит опытный. Ведь среди убийц лиха редко встречался кто-то старше тридцати, а этому на вид было не меньше пятидесяти, а слава о его подвигах опережала бесстрашного скакуна, на коем он восседал. Мария же думала, что убийца сможет им помочь, ведь только он имел опыт со всякого рода дьявольщиной. И ей он казался не старым, а уверенным в себе, что, как она думала, может дать только возраст и нелегкая жизнь.

Сергий остановил своего скакуна около платформы и легко спрыгнул с него, в пару пружинящих шагов преодолел ступени и возвысился над горожанами. Обе его ладони легли на рукояти мечей, а синие и холодные глаза пробежались по толпе, вызвав у многих чувство похожее на страх.

- Думаю, многие уже знают обо мне, - заговорил он громко, чтобы слышала вся площадь. – Для тех же, кто не знает, представлюсь. Меня зовут Сергий, родом я из Роска. Занимаюсь всю свою жизнь тем, что убиваю лихо и за это беру хорошую плату. Так будет и сейчас. Вы все мне заплатите, и возьму я сороковую часть ежемесячных налогов. – По толпе побежало недовольное ворчание, но выкрикнуть несогласие никто не рискнул. Сергий же следил за реакцией горожан, сделав паузу. – Вижу, что вы хоть и недовольны, но не против. Хорошо. Тогда перейдем к делу. Не рассчитывайте, что я буду драться за вас один. Этого я сделать не смогу. Город оцеплен, продовольствие уничтожено, а это значит, что мы имеем дело с умным и расчетливым врагом. Он намерен морить голодом город, надеется, что вы начнете нападать друг на друга за кусок хлеба. О паре случаев я уже слышал и призываю вас сохранять трезвость ума, иначе все вместе отправимся прямиком в ад.

Помолчав, чтобы толпа усвоила сказанное, он продолжил:

- Нападение произойдет скоро. Может, через день, может - через два. Этого достаточно, чтобы боец порядочно ослаб телом и духом. И если хотите выжить, то кормите мужчин. Забери у старика, возьми половину у женщины и треть у ребенка и отдай мужчине, чтобы в решающий момент его рука не дрожала.

Вновь долгая пауза и ледяной взгляд синих глаз.

- Сразу скажу, что без жертв не обойдется. Погибнут многие. Запомните это и переварите. Но если никто из горожан не станет защищать город, то погибнут все. Выбор прост, как ни погляди. Я прекрасно понимаю, что среди вас мало тех, кто умеет обращаться с оружием, но на подготовку времени нет. С сегодняшнего дня по всему городу будут установлены баррикады. Медов расположен так, что площадь является центром города и это позволит обороняться достаточно эффективно. И это наше основное преимущество.

Знайте, что против вас выступят твари, о существовании которых вы и не знали. Большинство из них не чувствует боли и бить их надо в сердце. Лишь удар в сердце сможет остановить их. И огонь хорошо справляется, но его я применять запрещаю, ибо город вспыхнет, и сгорят все. В сражении важен каждый! – повысил голос Сергий. – Если есть женщины, готовые защищать город, то им найдется место в рядах. Старики и дети пусть сидят в подвалах или на чердаках и дышат через раз, чтобы их не услышали. Нет нужды, чтобы под ногами кто-то мешался.

Он снова замолчал, чтобы перевести дыхание, а толпа замерла от еще большего ужаса, с которым Сергий поставил их лицом к лицу.

- Теперь отдыхайте и помните, что я сказал на счет еды. Мне нужны сильные, способные драться мужчины.

С этими словами он еще раз окинул парализованную страхом толпу и, спустившись с платформы, оседлал лошадь. На площади стояла абсолютная тишина, когда высоко над городом раздалось громкое карканье. Мария, как и многие на площади, вскинула голову вверх и увидела высоко кружащего над городом ворона, громко каркающего, словно желающего им что-то сказать. Через секунду из какой-то улицы раздался тонкий писк, заставивший горожан вздрогнуть от ужаса. Но не успели они понять, откуда и кому принадлежит звук, как с другой стороны раздался приглушенный рык. Казалось, огромный зверь просыпается после долгой спячки и проверяет свой рык на вкус. С еще одной стороны раздался глубокий и тонкий клич, какой издают южные птицы, а за ним весь город заполнили разного рода вскрики, звуки, похожие на голоса, пугающие рыки и тонкие трели. Продолжалось это не более десяти секунд, но люд на площади прижался друг к другу так, что зажатые в центре едва могли набрать в легкие воздуха. И как только все прекратилось, вопрошающие взгляды сотен жителей обратились к Сергию. Он же с задумчивостью, но вовсе не страхом смотрел на ворона в высоте, после чего громогласно молвил:

- Бояться нужно того, что может убить, а не звуков. Если вас так легко вогнать в ступор, то что же будет, когда придется драться с мертвыми?

Дав словесную пощечину жителям, он пришпорил коня и скрылся в проулке.

Мария вместе с горожанами смотрела ему вслед, пока хвост гордого животного, уносящего всадника, не скрылся за углом здания. В голове крутились слова, сказанные убийцей тварей, но Мария уже знала, что будет стоять с оружием в руках и оборонять город, пусть это и смертельно опасно. И самой веской причиной для этого станет жизнь тех, кто не умрет, может, и она будет в их числе, а может - падет среди других. Она прикинула свои силы и с уверенностью решила, что с арбалетом в руках может принести куда больше пользы, чем десяток трусливых пьянчуг, коих в городе было немало. Твердо решив, она развернулась и начала пробиваться сквозь плотную толпу и лишь на мгновение обернулась, чтобы увидеть, как на трибуну залез Вячеслав, потрясая щеками, и поняла, что ничего толкового больше не услышит. В голове крутились мысли о будущем сражении. Она пришла на площадь, чтобы услышать что-то конкретное, а не чтобы томиться в страхе и неведении и седоволосый, тощий убийца дал то, чего она хотела. Пусть жестко, без меда в словах, зато хлестко и честно. И страх ушел. Она была и остается дочерью охотника и теперь осталось доказать, что достойна своего отца, и проверить это была готова, встретившись с ужасом в роли охотника, а не жертвы.

Глава 13

В логово зверя

Вороны были сварены и съедены. Мазь, чтобы усмирить боль и ослабить заражение, нанесена на незаживающую рану в боку, от которой веяло неприятным запахом разложения. Виктор был готов воплотить свой план в действие, и оставалось лишь одно…

Сидя на пустом бочонке, он держал в лапе чашу, наполненную густым, холодным зельем. Нужно только выпить… На лице чудовища покоилась глуповатая улыбка. Он удивлялся тому, как круто повернулась жизнь за последнее время. Конечно, она никогда не была сахаром, даже в детстве, а уж после того, как тело стало покрываться шерстью, так превратилась в ужасный кошмар. Еще не так давно он верил, что сможет вернуть человеческий облик и жить, как обычный человек. Мечтал о том, как подойдет и заговорит с Марией, той бесстрашной девушкой, гуляющей по лесу и напевающей песни, собирающей грибы и ягоды в лесу. Хотел просыпаться в кровати и идти работать, как все остальные. Он был силен и широк в плечах и с легкостью мог бы валить лес или пойти в стражу и весь день патрулировать город или спать в казарме. Мог бы просыпаться до восхода солнца и идти ставить сети, а поздним утром продавать рыбу на рынке. Да, пожалуй, рыбалка ему нравилась больше чем все остальное. Сидишь в лодочке, покачиваясь на мерных волнах, и смотришь на поплавок в ожидании клева. Вокруг спокойно и тихо… Да, несбыточные мечты – это яд, что отравляет повседневные будни и набрасывает на них налет серости. Когда-то Виктор любил пребывать в мечтаниях, думать о том, кем он станет через месяц или десятилетие. Задумывался о том, что станет с ним через день и даже через час. Теперь же, сидя на бочонке с чашей зелья в лохматой лапе, он знал, что с ним будет через час и через день. А дальше заглядывать было глупо, ибо этого "дальше" скорее всего не будет. Очень тяжко осознавать, что твоя жизнь может закончиться таким образом. Многие мечтают стать богатыми и знаменитыми, иметь расположение дамского или мужского пола, быть желанными и успешными, но мало кто желает безвестно умереть за правое дело. И Виктор не был исключением. Он вовсе не хотел умирать, когда весь мир считал его чудовищем и жаждал его смерти. Но решение было принято, и потому на лице Виктора сияла глупая улыбка. Как оказалось, герои не всегда в сияющих доспехах с прекрасно уложенными волосами и ослепительной улыбкой, как писали во многих книгах, прочитанных Виктором.

Чашка по-прежнему сидела в ладони, ожидая, когда же Виктор ее осушит. Прошло не менее получаса, прежде чем он перевел на нее отстраненный взгляд. Затем еще секунду смотрел на нее, а после запрокинул голову, широко раскрыл рот и влил в себя загустевшую субстанцию. Живот свело в первые же секунды и сдержать рвоту оказалось довольно сложно. Зажав рот ладонями, он просидел какое-то время со слезящимися глазами, пока позывы не прекратились. Живот призывно заурчал, но стало значительно легче, и Виктор поднялся на ноги.

В каменном разломе грота был виден утренний рассвет. Он лишь едва появлялся, и это значило, что пора приниматься за дело. С этой мыслью чудовище покинуло пещеру, направляясь в сторону Медова.

Сказать, что лес вымер, значит ничего не сказать! Птиц не было слышно. Шуршания из лесной чаще не доносились, и насекомые, казалось, что-то почувствовав, стали менее назойливыми. Впрочем, тонкий слух Виктора улавливал движения где-то в отдаленности. Эти едва слышные шорохи говорили о том, что за Виктором следили, но он продолжал пробиваться сквозь заросли высокой травы, словно не замечая этого. Он выжидал момент и тот пока не наступил.

Чаща начала разжижаться все больше и вскоре заросли стали редеть, а на их смену пришла плотная россыпь сосновых иголок под ногами. И здесь Виктор увидел нечто пугающее. Вся подстилка была усеяна клочьями разномастной шерсти, а сосновые иглы пропитались бурой жидкостью. Еще до приближения к месту нос чудовища уловил запах крови, но Виктор не обратил на это внимания, так как в лесу постоянно кого-то убивают, чтобы выжить, но сейчас все вокруг было уделано кровавыми пятнами, успевшими пропитать почву. Наверняка здесь произошла страшная кровавая битва, где встретились какие-то животные… Но какие?

Присев, Виктор внимательно осмотрел шерсть и следы, оставленные множеством лап. На вид одни были похожи на собачьи, значит волки, а по другим было понятно – медведи. Среди шерсти Виктор нашел сломанный клык, застрявший в плотном куске шкуры, начавшей гнить. Было ясно, что здесь произошло что-то ужасное и крови пролилось много. Но где же тела? По кровавым следам можно было сказать, что трупов должно быть много, но не было ни одного.

Виктор уже хотел идти дальше, но глаза уцепились за глубокий отпечаток в земле, по размерам превосходящий медвежий в полтора-два раза. Был он округлый с тремя вмятинами, видимо, от пальцев, которые, однозначно, были увенчаны крупными когтями. Кому принадлежал этот след, Виктор не мог сказать. Мог лишь предположить, что это не обычный лесной зверь, а какая-то тварь, возможно, леший. Но, опять же, времени на изучение не было, а ухо улавливало шорохи затаившегося неподалеку преследователя. Нужно было идти.

***

Черта леса оканчивалась. Здесь нос Виктора втянул запах крови и гниения. Шаги его стали мягче, а глаза заметили, что в траве, около деревьев стояли животные. Они были похожи на вырезанные из камня или дерева изваяния. Ни единое движение не говорило о том, что они живые. Ими они и не были.

Прижавшись к дереву и выглядывая из-за него, Виктор оценивал, как сможет пройти этот ряд стражи, чьи морды и мертвые глаза смотрели на город за пастбищами.

Шорохи вновь повторились. Виктор тяжело вздохнул и обернулся назад, смотря на густой ореховый куст.

- Выходи, - прошептал он. – Много шумишь, я тебя от самой пещеры слышал.

Из кустов показалась ушастая морда с выступающими наружу нижними клыками и черными глазами. На ней отчетливо вырисовывалось разочарование.

- Прям от самой пещеры? – недоверчиво прошептал Тишка, подойдя к чудовищу. – Домовые спецы в маскировке, чтоб ты знал.

- Не для этой штуки, - указал Виктор на уцелевшее ухо. – Пусть одно, но и его оказалось достаточно.

Тишка скорчил недовольную гримасу и выглянул из-за дерева, всматриваясь в стоящих животных.

- Ты ведь понимал, что я тебя одного не отпущу? Сима – вурдалак, что прожил на кладбище долгие годы. Он старше меня и колдуна. Никому неизвестно, сколько ему лет. А вурдалак, чем старше становится, тем он сильнее. Понимаешь? Ему хватит пары ударов, чтобы отделить твою побитую башку с плеч.

- Будем действовать аккуратнее, - пожал Виктор плечами и указал на трех волков, стоящих около черты леса. – Нужно от них избавиться.

- Трансмутируешь?

- Нет, - покачало чудовище головой. – Боюсь, что не смогу вернуться в человеческий облик. Слишком часто за последнее время я так поступал. Так справимся. Сможешь серого отвлечь? Нужно бить в сердце, помни.

Тишка кивнул и, сделав кувырок в воздухе, превратился в росомаху довольно больших размеров. В следующее мгновение он уже карабкался по стволу ближайшего дерева, а через секунду перемахнул на соседнюю ель. С нее на другую крепкую ветку и оказался над волком, который, по всей видимости, не уловил мягких движений домового.

Виктор вышел из своего укрытия, подняв с земли увесистую ветку, которую заприметил ранее, и быстрым шагом, схожим с полубегом, приблизился к первому созданию. Животное отреагировало слишком поздно и огромный, волосатый великан обрушил на спину зверя всю заключенную в ручищах силу. Позвоночник волка сразу же переломился, и он рухнул в траву. В стороне раздался треск веток и на другую тварь с бледными глазами и ощерившейся пастью спрыгнул Тишка в облике росомахи, вгрызаясь крупными клыками в шейные позвонки. Виктор же придавил ногой волка, пытающегося извернуться, несмотря на перебитый позвоночник, сломал ветку пополам и заостренным концом ткнул животное в грудь. Одним меньше. Другой волк, чья шерсть на шее сбилась в клочья от вытекшей не так давно крови, прыгнул на Виктора, вытянув вперед раскрытую пасть, но еще в прыжке его встретил кулак и волк отлетел к ближайшему дереву, ломая об него ребра. Не теряя времени, Виктор подскочил к марионетке Грима и, разбив череп зверя, воткнул острие палки в сердце чудовища. Тишка тем временем вгрызался в зверя, а затем его длинные когти вонзились тому в грудь, заставив замереть навсегда.

- Уходим! – приказным тоном гаркнул Виктор, услышав, как с обеих сторон к ним кто-то бросился сквозь густую траву.

Не теряя времени, они бросились в сторону кладбища, оставляя преследование за спиной.

***

Добравшись до места, оба сохранили несбившееся дыхание, но лишь увидев впереди кресты и поросшие сорняками могилы, обернулись узнать, нет ли погони. Поле за их спинами было чистым, ни единого преследователя не различил глаз. Лишь трава слегка покачивалась от легкого утреннего ветра.

- Повезло, - оскалился в улыбке Тишка, принявший истинное обличие.

- Это вряд ли, - задумчиво ответил Виктор, развернувшись к кладбищу.

Домовой проигнорировал его высказывание и ловко забрался по стволу молодой березки, растущей на окраине кладбища. Его черные глазки внимательно всматривались в полумрак утра, пытаясь уловить какое-либо движение, но кругом стояла тишина. Лишь ворона пролетела в светлеющем небе, сонно каркнув и не обратив никакого внимания на стоящих внизу.

- Тихо как-то, - обернулся Тишка к другу. – Какой план?

- Найти берлогу вурдалака, разозлить его и вывести на свет. Поймать и вырвать ему челюсть вместе со слюнной железой. Если получится, то можно и всю башку оторвать.

- Ага, плана нет. Ну, пойдем.

Оба выдвинулись в сторону кладбища, сохраняя предельную концентрацию. Солнце еще не вышло и в это время вурдалак мог порвать их без особых трудностей. Но была еще проблема с восставшими трупами, что ждали команды для нападения на город. Товарищи понимали, что с ними придется не сладко.

Кладбище было необычным. Среди могил с потрескавшимися деревянными крестами и заросшей зеленью насыпью стояли настоящие дворцы для мертвых. Склепы из камня, служащие проходом под землю, где по обе стороны от узкого прохода лежали богатые и могущественные жители Медова. Таких склепов было не более пяти, остальное же пространство занимали хаотично раскиданные могилы и каменными памятниками, заметно обшарпанными временем, но попадались и свежие могилы.

Меж зеленеющих взгорий гулял легкий утренний туман, затрудняющий видимость.

Домовой старался держаться к Виктору как можно ближе. Его голова то и дело резко поворачивалась в сторону, а глаза выискивали безобразный труп, готовый напасть и сожрать посягнувшего на его территорию. Но пока никого не было. Лишь тишина, туман и звенящее напряжение.

Первое тело они заметили, когда подошли к склепу, грубо выложенному из камня. Такое сооружение с конической крышей и увенчанное крестом было наиболее уместно на кладбище. Темное и холодное оно скрывало в своем нутре шестерых умерших, что можно было узнать, посмотрев на глиняную табличку с именами усопших, прилепленную перед входом в склеп. Тело лежало рядом с выходом. Его ноги находились на земляных ступенях, уходящих в пасть склепа, а остальное тело вывалилось наружу. В груди, там, где должно быть сердце, зияла сквозная дыра.

- Это кузнец Павел, - подходя к телу и рассматривая его рану, заявил полушепотом Тишка. – Умер дней десять тому назад. Хороший был человек и богатый, полгорода его провожали… А вон там, смотри…

В отдалении от склепа из вырытой могилы торчало полтела с распластанными в разные стороны руками. Подойдя ближе, они увидели, что и у этого трупа в груди дыра. По всем показателям, а было их немало: разорванная земля, содранные ногти на руках, все тело облеплено грязью и следы гниения на коже, - говорили о том, что этот труп пытался выползти из своей могилы, но удалось ему это лишь наполовину, как и кузнецу из склепа.

- Это Сима их так? – тихо прошептал домовой, когтем ткнув в тело, чтобы убедиться в его абсолютной смерти.

- Похоже на то, - кивнул Виктор, чувствуя, как голос его дрогнул. – После стольких лет убийств горожан он решил возместить им спасением от приспешников Грима? Плохо верится.

- Ага, мне тоже. Этот умер не так давно, может, вчера, а может…

- Сегодня, - закончил за домового Виктор, уловив в тумане движение.

Толкнув Тишку рукой, он указал в сторону соседнего склепа, около которого что-то мелькнуло. До восхода солнца оставалось недолго. Небо уже светлело, а туман все больше рассеивался, но все же рассмотреть, кто проскочил около склепа, было не возможно.

Аккуратно ступая, оба двинулись к строению поросшему мхом, глубоко въевшимся в камень. На крыше склепа рядом с крестом росла маленькая березка. Было тихо и никого не было видно… Нет! Глаза Виктора вдруг уцепились за какое-то движение за углом склепа, а затем раздался громкий хруст, словно о колено разламывали несколько сухих ветвей. Этот звук в царящей тишине разнесся на всю округу и ввел в ступор ужаса и чудовище, и его друга Тишку. Оба прижались к влажной и мягкой от мха стене. Виктор слышал, как колотится не только его сердце, но и Тишкино. Пусть он и знал, что просто не будет, но ужас вдруг сковал его так сильно, что хотелось слиться со стеной и ждать, пока солнце не разгонит этот мерзкий туман и не растворит в своих лучах страшные звуки и мелькания. Хруст повторился и на этот раз был сопровожден едва слышным, но ужасным рычанием какой-то твари. Шерсть на спине Виктора встала дыбом, переплетаясь с пористой структурой мха. Но нужно было действовать и действовать быстро. Зажмурив глаза до боли, он глубоко вздохнул и оттолкнулся от стены, бросаясь за угол и на ходу открывая ярко коричневые глаза зверя. Чудом он не оторопел от увиденного действия и не остановился. За стеной стояла серая, лысая тварь ростом с человека. Ее тощая, костлявая рука держала молодую женщину с безвольно повисшими руками за шею. Вторая рука, точнее кисть, вонзилась в грудь женщины и пыталась за что-то ухватиться. От этих терзаний жертва резко вздрагивала и глухо хрипела. Не понимая как, но Виктор сумел перебороть навалившийся страх, сковавший на мгновение ноги, и бросился на тварь с криком, в котором отчетливо слышался ужас.

Глаза не успели заметить движение твари, отпрыгнувшей в сторону, и чудище навалилось всей массой на замершее тело женщины.

- Берегись! – завопил со спины Тишка.

Было поздно. Тварь прыгнула на спину, и Виктор взвыл от вонзившихся в спину когтей. Вурдалак вцепился руками и ногами в покрытую шрамами спину чудовища и грязные, длинные когти начали рвать плоть. Кровь буквально брызнула из ран, а перед глазами Виктора побелело от боли, но в этот момент внутренний зверь пришел на помощь и вместо отрываемой кожи, в воздух полетела окровавленная шерсть. Раздался рев и Виктор принял обличие огромного, изорванного и оттого еще более ужасного медведя. Встав на задние лапы, он попытался сбросить вурдалака, но тот лишь хищно шипел и продолжал всаживать когти в плоть жертвы.

Битва была неравной. Ловкости старого вурдалака хватало, чтобы с легкостью уклоняться от любых попыток чудовища сбросить его со спины, пока Виктор не заревел и со всей силы не приложился к стене склепа. Старая кладка не выдержала, раздался треск ломающихся камней и свод задрожал. Второй удар о стену обвалил ее в глубины склепа вместе со сражающимися на смерть врагами. Тишка не успел ничего предпринять, как старый могильник начал обваливаться, погребая под собой вой боли вперемешку с шипением хищника, вцепившегося в жертву.

Прошло не более пяти секунд и склеп обрушился; осталась стоять лишь одна стена, разрушенная на добрую половину. Шокированный произошедшим и тем, с какой скоростью произошло сражение, Тишка бросился к камням и начал отбрасывать их, стремясь высвободить друга, не замечая, что из тумана за его спиной появились смутные очертания бредущих тел. Они приближались, а их белесые глаза не моргая уставились на мелкое создание, ломающее когти о старые камни.

Десять, а то и более трупов бросились на Тишку, запинаясь друг о друга. Их вытянутые вперед пальцы жаждали впиться в живую плоть и так бы оно и произошло, не будь домовой осторожным даже в такую минуту. В последнее мгновение он уловил краем глаза движение и резко дернулся в сторону, во время прыжка, превращаясь в волка. Через секунду он уже скалился на отряд Грима. Взъерошенная на спине шерсть и ощерившаяся пасть не испугали тварей, ведь мертвым не чуждо чувство страха. Их было много, и все шли на Тишку. Рыкнув, он бросился на труп, что вышел вперед, и, повалив его и идущего следом, тут же отскочил назад, понимая, что если его схватят, то больше не удастся так удачно отпрыгнуть.

Он отступал, прислушиваясь к звукам, которые хотел услышать из обвалившегося склепа, но было тихо, ни воя, ни шипения. Отчаяние скрутило его разум, точно тиски, и он понимал: если не откопать склеп, то Виктор, если не умер от ран, нанесенных Симой, то точно погибнет от удушения. И он атаковал. Вновь прыгнув на труп, он сбил его с ног, лишившись при этом доброго клока шерсти на боку, а затем нырнул меж марионеток, сбив еще двух с ног. Когда Тишка оказался около склепа, то волчье обличие уже спало, и он схватился сильными лапками за камни и начал их отбрасывать в стороны, понимая, что в любую секунду его могут схватить сзади и раздавить в мертвых руках. Но он не отступился, отбрасывая камень за камнем, пока они не задрожали, и из-под завала не показалась волосатая лапа, точнее рука. Это был не зверь, а Виктор, и Тишка бы обратил внимание, что его рука не такая уж волосатая, как раньше, но времени не было. Схватившись за руку, он со всей силы потянул ее на себя, видя, как два трупа находящиеся от него в десятке шагов, быстро приближаются.

- Давай же! - закричал домовой, чувствуя, что Виктор борется и старается выползти.

Показалась его окровавленная голова и плечи, а затем он выбрался наполовину и с рыком вытянул нижнюю часть тела. Тишка же бросился в атаку. Он не успел перевоплотиться и потому просто накинулся с низким рыком на первый труп, вонзая когти тому в грудь.

- Уходим! Уходим! - прогавкал Виктор, откатываясь от пытающегося схватить его трупа. - Тишка, уходим!

Грудь его тяжело поднималась и опускалась со свистом, пока он в ужасе отползал от наступающей на него марионетки Грима. Сил не было, все тело покрывали глубокие ссадины и рассечения, а из плеча хлестала кровь, где не хватало доброго куска плоти. Но сейчас Виктор желал лишь выжить, и боль отступила на второй план.

- БЕГИ!- выкрикнуло чудовище из последних сил, оказавшись в мертвых лапах трупа, отворившего пасть, наполненную сломанными, темными зубами, желающими впиться в кровоточащую плоть.

Страх вцепился в мозг зазубренными клыками, сковывая движения и без того слабого тела, но Виктор рычал, кричал, выл, стараясь отстранить пасть трупа, свисшую над его головой, словно в желании одарить страстным поцелуем, чреватым еще большим уродством косматой башке. Виктор уже ощущал противную вонь из нутра мертвой туши, сдавившей его лапы до хруста костей, но противопоставить силе мертвеца ничего не мог. Лишь истошно сопротивлялся и старался прожить еще чуть-чуть, слыша в стороне, как борется Тишка, яростно рвущий врагов своими когтистыми лапами. "Я действительно недооценивал домовых. Но долго ли ты продержишься?" - промелькнула мысль в голове чудовища, пока руки все больше сдавали в смертельном состязании, а челюсти с гнилыми зубами все ближе смыкались перед глазами. И тут руки почувствовали расслабление, словно кто-то снял с них тяжеленную ношу, а затем Виктор почувствовал истинный страх. Труп, жадно тянущийся к нему, застыл, вздрогнул, а в следующую секунду его грудь надулась и серая, покрытая ошметками гниющей плоти кисть с длинными когтями разорвала плоть. Воля, ведущая труп иссякла, и тело рухнуло без сил. А на нем показалась израненная, безволосая голова вурдалака. Правого глаза не было, вместо него зияла бескровная дыра с забившейся в глазницу пылью разрушенного склепа и мелким камнем. Разорванные в клочья губы еще сохранили на себе оттенок крови Виктора, но пыль густо налипла и превращала пасть в нечто ужасное. Видимые раны на теле вурдалака были ужасны, и Виктор смирился, увидев безобразный лик смерти над собой, но Сима вдруг отпрыгнул в сторону и бросился на трупы, подходящие к нему сзади.

Два раза чудовище чуть не лишилось жизни, и теперь слабость разлилась по всему телу, но в голове обнаружилась невероятная ясность, пусть боль израненного тела пыталась ее затуманить. Но сейчас нужно было спасать свою шкуру и Тишкину.

Столкнув с себя труп, Виктор встал на четвереньки и его ярко коричневые глаза начали выискивать домового. Он не обращал внимания на то, как вурдалак, лишенный задней ноги по колено, бросился в самую гущу сражения с громким шипением. Сима разбрасывал трупы, отрывал им конечности, но они вновь поднимались и тянулись к нему, сжимая пальцы на подранной, серой плоти. Четыре трупа лежали рядом с обвалившимся склепом. У одного была оторвана голова и его конечности вздрагивали, пытаясь подняться. Трое других лишились гниющих сердец и наконец-то стали действительно мертвы.

- Тишка! - забыв про боль, на четвереньках, чудовище подползло к Тишке, который, подобно стреле, вылетел из гущи сражения. Был он помят, местами исцарапан и взъерошен, но жив и относительно цел. - Нужно бежать!

Голос Виктора охрип от бессилия, кровь из ран стекала по волосам, и он чувствовал, что может потерять сознание в любую минуту, и не хотел, чтобы это случилось рядом с разрывающими друг друга монстрами.

- Бежим! - захрипел Тишка, тяжело дыша.

Они отбежали недалеко, так как сил у Виктора просто не было, и он едва волочил ноги за собой, когда показалось солнце. Еще только прохладные лучи осветили кладбище, оба товарища оглянулись. Они замерли, видя, как убийца становится убиенным. Вурдалак Сима, отравивший город своим существованием, все еще бился с окружившими его трупами. Даже на одной ужасно тощей и серой ноге он стоял крепко, а его худые руки с длинными пальцами и гнилыми когтями отрывали от нападающих кусок за куском, но исход был предрешен. Солнечные лучи ударили в глаза твари, от чего по кладбищу разнеслось истошное шипение, а через мгновение сильные, ничего не чувствующие лапы марионеток колдуна обхватили тело старого вурдалака и разнесся треск рвущейся плоти. Старый убийца был убит.

Глава 14

Отзвуки прошлого

Далекие, едва слышные отзвуки доносились до уха Виктора. Они были неразборчивы, и он отстранился от них. Да и с чего бы на них обращать внимание? Эти отзвуки напоминали ему комариный писк, и Виктор отмахнулся от них, подойдя к окну дома. На улице блестел в солнечных лучах снег. Листвица, его родной город, была заснежена и чиста. На множестве деревьев, скинувших листву по осени, теперь громоздился пушистый снег. Детвора играла на улице в снежки; раздавались их веселые крики, в которые втискивался надоедливый комариный писк.

Лицо Виктора светилось улыбкой, и он наблюдал за людьми, проходящими по заснеженной улице, укутанными в шубы с напяленными на голову большими шапками. От разговоров из их ртов вырывался столб пара, через секунду растворяющийся в воздухе. Женщины ходили с легким румянцем на щеках, мужчины с замерзшими бородами и вокруг рта их усы покрывались инеем, что выглядело весьма забавно.

Лишь на секунду лицо Виктора покинула улыбка, когда в отражении стекла он увидел свое лицо. Лицо, порастающее шерстью на удлиняющейся морде. Голубые глаза поблекли и стали наливаться ярко-коричневым цветом. Но привыкнуть можно ко всему, даже к уродству и потому Виктор вновь обратил свой взор на улицу, наблюдая за гуляющими. Пару раз ему, правда, пришлось присесть, чтобы его не смогли увидеть, но в остальном он мог сидеть и смотреть хоть весь день, и это было его любимым занятием.

Но всему приходит конец и счастливые моменты оттого и названы так, потому как счастье лишь момент. Сзади раздались приглушенные шаги, а когда Виктор обернулся, то тяжелая ладонь снесла его с табуретки и отбросила к печке. Перед ним стоял отец. Высокий, едва не шаркающий головой об потолок, широкий в плечах и суровый. На его лице отразилась гримаса злости, исказившая временами доброе лицо. Широкие усы поднялись, оскалив здоровые зубы, что в таком возрасте было редкостью.

- Ты неисправимый глупец! - прогремел гигант на всю комнату, хоть на крик и не переходил. Крика от него Виктор не слышал ни разу. - Что будет, если люди тебя увидят? Думаешь, они будут смотреть на твою волосатую харю и улыбаться тебе?

Виктор едва сдерживал слезы, держась за ухо, по которому получил широкой ладонью отца. Страх и жалость к себе сковали его, но с великим трудом ему удалось удержать слезы - там, где им место - в глазах.

- Если тебя увидят, - продолжал отец, сверкая голубыми глазами. - Если увидят то, во что ты превратился, то нас убьют! Убьют меня, твою мать и тебя... Но ты слишком глуп чтобы это понять, звереныш.

Отец еще пару секунд испытующе смотрел на сына, после чего подошел к окну и задернул глухую штору, лишив комнату света.

- Сиди в комнате, - более спокойно сказал он, видя кровь, выступившую из уха сына. - Лишь так ты не сможешь навлечь на нас беду. Если же увижу тебя у окна, то запру в подвале, будь уверен, звереныш.

- Не запрешь, - едва слышно ответил Виктор, глядя исподлобья коричневатыми глазами. Пусть и сказал он тихо, но отец услышал, и вновь зубы показались из-под усов.

- Что ты сказал?

Страх отошел на второе место, его сменила злость, а может, звериная ярость? Виктор смотрел в глаза отцу, хоть и понимал, что затея эта глупая. Но злость заставляет делать глупые поступки. Упершись руками в пол, он поднялся, покачнувшись от удара в ухо.

- Я сказал, - тихо, но от этого не менее злобно прорычал сын, - что ты не посадишь меня в подвал.

Удивление, а может и страх отразились в глазах отца, когда он услышал произнесенное неповиновение. Но все это быстро сменилось яростью. В два шага он приблизился к сыну и схватил его за плечо цепкими пальцами, от чего боль разлилась по руке сына.

- Только посмей еще перечить мне! - сорвался яд с его губ вперемешку со слюной. - Только посмей! Ты проклял нашу семью своим существованием, а теперь перечишь мне! Мне, тому, кто кормит тебя, дает крышу над головой и не выдает церкви! Ты - проклятие, звереныш!

- Замолчи! - выкрикнул Виктор и со всей силы оттолкнул отца от себя, оскалив зубы в точности, как зверь.

- Звереныш, - прохрипел отец от злости, отстранившись от сына на пару шагов. Тот был силен. Даже в столь юном возрасте он был силен, что отец отметил и от этого стал еще злее.

Не говоря более и слова, с ярко красным лицом от гнева, он подошел к сыну и схватил его за длинные волосы на затылке. Виктор взвыл от боли и, потеряв над собой всякий контроль, начал бить отца кулаками. Его удары были хаотичны и большинство не достигало цели, однако, парочка пришлась отцу по ребрам, отчего тот сильнее вздернул Виктора за волосы. Не медля, он потащил его на кухню. Рычащего и махающего кулаками звереныша было хоть и сложно удержать, но отец был истинно богатырского сложения и при желании мог поднять сына за волосы над полом. Придя в кухню, он ногой отбросил с пола шкуру волка и, присев и по-прежнему держа Виктора за волосы на затылке, откинул деревянную крышку погреба и толкнул упирающегося ногами и руками ребенка в темноту. Пришлось потрудиться, чтобы затолкнуть мальчика в погреб и напоследок, когда крышка погреба закрылась, на запястье отца остались кровавые отметины от зубов сына.

Темнота не остановила Виктора и, потеряв над собой контроль, он начал бить кулаками в крышку подвала, не замечая, что костяшки после первых ударов сбились в кровь. Боли он не чувствовал. Лишь бил и кричал.

- Выпусти меня! Выпусти! Открой! ВЫПУСТИ!

Его голос то и дело сбивался на рык и буквы превращались в нечто схожее с ревом животного. Отец же затворил погреб, задернул шкуру и сел на нее, весом придавливая крышку. Лицо его более не выражало злость. Могучий человек осунулся, голубые глаза наполнились влагой и на щеках застыли прозрачные капли. Он смотрел в никуда, огромный, сидящий на полу мужчина, на щеках у которого остались влажные следы от слез. А из темноты по-прежнему доносились удары и рык.

Кромешная тьма начала рассеиваться и до уха Виктора вновь долетел комариный писк. Только что он был отдален, а теперь казалось, что комар летает около самого уха и из его тоненького хоботка для сосания крови доносится что-то членораздельное... Вииии... Вииик....ссссссс... Виииккк... Очнисссс...

                        ***

Комар продолжал пищать, а через секунду в щеку словно впилась оса и тьма растворилась.

- Жив?! - вперив черные глаза, проорал Тишка другу в лицо. Впервые за время их знакомства чудовище видело подобное выражение страха на лице домового. - Жив?! Ответь, будь ты проклят!

- Жив, будь ты проклят, - прохрипел в ответ Виктор, раскрывая глаза, заполненные песком и мелким камнем. - Дай воды.

Пока Тишка суматошно бегал за водой, Виктор успел осознать ту адскую боль, что объяла его тело. Каждый участок плоти разрывался от огненной пульсации, а к спине словно приложили горящую головешку. К горлу подступил кашель, но стоило телу напрячься, как боль усилилась, а по боку потекла теплая струйка крови. Но кашель остановить не удалось, и из глотки вылетел комок крови, песка и слюны. Лишь после этого чудовище смогло взвыть от боли. Но крик оборвался, как только он потерял сознание, вновь проваливаясь в темноту подвала, где запирал его отец.

                        ***

На этот раз очнулся он сам. Глаза более не скрипели от песка, а боль поутихла, словно решила вздремнуть, но то и дело сильно пиналась.

- Тишка, - едва слышным от слабости голосом позвал Виктор, смотря вверх знакомого грота. Как он сюда попал, ему было неизвестно... Хотя, кто еще кроме домового мог его довести.

Небо в дыре грота темнело. Видимо, он провалялся с утра до вечера и это хоть как-то позволило собрать силы. Под спиной шуршала трава, а отклика друга не было слышно. Виктор облизнул потрескавшиеся губы и с титаническим трудом сумел сесть. Боль напомнила о себе уколом в бок, от чего чудовище поморщилось.

Он умирал, прекрасно понимая, что не протянет и пары дней. Раны были слишком страшными, а занесенная зараза с когтей Симы уже глубоко проникла вглубь и в этот момент отравляла кровь.

Встав со вспышками боли по всему телу, Виктор не смог не заметить, что его руки значительно облысели. Густая шерсть зверя буквально выпадала и под ней виднелась бледная человеческая кожа.

- Сбылось желаемое, - фыркнул Виктор, рассматривая руки и отдирая от них куски шерсти.

Еще месяца два назад он бы радовался такому перевоплощению, ведь его проклятая натура начала обретать человеческий облик. Теперь же он смотрел на свое тело, как на что-то отдаленное, что-то уже не принадлежащее ему. Теперь его плотью владела смерть, и срок аренды подходил к концу, о чем не забывала напоминать рана от арбалетного болта в боку.

Лишенной сил походкой он направился к выходу из грота, чувствуя, как прежде неутомимые ноги и руки теряют свою силу. Он вновь становился человеком и, видимо, лишь для того чтобы умереть.

Вечер необычайно тихий, словно затишье перед неминуемой бурей. Не было слышно пения птиц и стрекотания насекомых. Впрочем, слышно их не было с того момента, как Грим созвал свою разношерстную армию трупов.

Виктор направил взор в сторону Медова, но, ничего не увидел, а тем более не услышал. Было тихо. Пару раз его серьезно мотнуло в сторону, но, вовремя схватившись за каменные глыбы, он сумел удержать равновесие. Подойдя к кустам, Виктор не без боли справил малую нужду и вовсе не был удивлен, увидев, что его изливания окрашены в розовый цвет. «Хорошо, что не темно красный», - заключило чудовище, возвращаясь в пещеру.

Около того места, где он лежал без сознания, стояла плошка с водой. Осушив ее в несколько глотков, Виктор сел на траву, пережидая приступ боли в груди. Вновь набросился кашель, но в этот раз заметно менее болезненный и из бока кровь не полилась. Боль постепенно успокоилась, осталась лишь ноющая в спине, но онемевшая плоть была не так чувствительна. Это касалось и плеча, в котором не хватало доброго куска кожи и мяса, за что можно было поблагодарить Симу, будь он жив.

Прошло не менее получаса. За это время Виктор буквально ощущал, как его черепная коробка меняет свою форму. Зубы становились меньше, нижняя и верхняя челюсти уменьшались, втягивались назад. Но на удивление, перевоплощение происходило не столь болезненно, как чудовище предполагало. Быть может, тело привыкло к мукам и теперь столь незначительные синдромы не могли показаться страшными. Когда же челюсть вновь стала похожа на человеческую, а перевоплощение поутихло, Виктор втянул носом воздух, чувствуя едва уловимый запах гари. Время пришло. Наплевав на боль, так как этого самого момента после пробуждения он ждал каждую секунду, то уверенно встал на ноги и направился к дальней стене грота, где лежал скелет в латных доспехах. Меч покоился в его металлической перчатке. Взяв меч, Виктор на мгновение прикоснулся к идеально гладкому черепу ладонью, постоял пару секунд, собираясь с духом, а затем развернулся и направился к выходу из пещеры. Уже не монстр, но далеко не человек.

Глава 15

Томление перед боем

Сумерки начали опускаться на лес, и в дыре грота виднелось темнеющее небо, когда Тишка почувствовал волнение леса. Его словно прошибла легкая вибрация, и было достаточно пары мгновений, дабы понять, что это магия и магия сильная. Единственным, кто мог такой силой обладать, являлся колдун.

- Мобилизует свою армию, - произнес Тишка вслух, смотря на темнеющее небо.

Он бы улетел немедленно, но у его ног лежал Виктор, потерявший сознание повторно, после того, как домовой притащил его с кладбища в обличье волка. Раны на его теле были ужасны. По правде, домовой был удивлен, что товарищ еще жив. С такой потерей крови и разрывами в плоти не живут, но он почему-то был жив… Или точнее – умирал, пока сохраняя учащенное дыхание в груди.

Еще раз осмотрев раны друга, особенно ту, что зияла между шеей и плечом, Тишка остался доволен их чистотой. Ему потребовалось немало времени, чтобы очистить их от пыли и грязи и даже наложить простой наговор, который предназначался для порезов или ушибов, но, никак не для подобных кровавых ущелий. Но кровь заговором остановить удалось и это спасло жизнь Виктору, в чем Тишка не сомневался. Впрочем, разбудить товарища он не мог. Даже прикосновения к ране его не приводили в сознание, чего же можно добиться словами?

Нужно было уходить. Домовой помнил, что сказал ему Виктор, и прекрасно помнил свое обещание помочь горожанам Медова. Но будет ли смысл в помощи без чудовища? Вновь глаза Тишки остановились на лежащем лицом вверх друге. Глаза его были полуоткрыты, но в них не было и капли осознания. Но что это? Тишка заметил, что некогда ярко-коричневые глаза поблекли и отдают вовсе не коричневым, а голубым. Разбираться времени не было. Вибрация по-прежнему проходила сквозь тело. Вскоре Грим отправит свою мертвую армию на город, и Тишка был обязан быть среди своих собратьев, готовых противостоять силе колдуна. Ему стало значительно легче от этой мысли. И заслуга в этом была Виктора. Он позволил Тишке обрести веру, пусть не в людей, но в человечность, и с этой верой домовой готов был пасть в сражении, ведь такова была природа домовых: защищать людей от темной опасности. И время битвы приближалось с каждой секундой.

- Он захочет пить, - вновь проговорил домовой вслух и поставил рядом с другом чашу с водой.

Еще секунду постоял рядом, собираясь с духом, после чего перевел взгляд на лохматое лицо товарища и произнес:

- Не знаю, увидимся ли мы еще раз, но скажу, что рад был познакомиться с тем, кто сумел вернуть мне веру. Теперь я с гордостью скажу: ты – человек! Очнись и заверши то, что задумал! Я знаю, ты пойдешь до конца. Желаю лишь, чтобы тебе хватило сил. Я же буду сражаться, пока не падет последний из мертвых или не паду я. Прощай, друг!

Вскочив на бочку, он сделал кульбит и через мгновение в проломе грота исчез большим черным вороном.

***

Сумерки сгущались и над городом Медов. Довольно тихий и мрачный вечер окутал дома, проулки и каждого жителя. В воздухе веяло напряжением, но вовсе не ужасом, как прежде. Да, страх был, но теперь горожане знали, что им придется сражаться, может быть, умереть, но они знали. Знание того, что тебя ждет, сродни лучу солнца, пронзающему густой туман, и этот луч был.

Не обошлось без беглецов, решивших, что сражение не для них, и лучше попытать удачу, попробовав прорваться сквозь армию мертвых. Трое побежали к реке и в ней погибли, раздираемые заживо зубами водяных. Двое попытались пробиться сквозь пасеки, защищаясь горящими факелами… Еще пару часов догорали два улья, а вместе с ними и разбухшие от пчелиных укусов тела. Лишь одна женщина попыталась прорвать кольцо на западе, пробиваясь сквозь ожившие трупы. Она исчезла в тумане, окутывающем кладбище.

Остальные же, медовчане приняли свою участь и теперь готовились к бою. Из голубятни города были разосланы птицы в ближайшие деревни и города с просьбой о помощи, но нападение грозило случиться куда как раньше, нежели помощь смогла бы достичь города. Живые против мертвых. Одни за жизнь, другие – за смерть.

Организацией обороны руководил Сергий, отдавая приказы десятникам. По его указанию по всему периметру площади были установлены баррикады с торчащими из них заостренными кольями. На укрепления пошли стоящие ранее на площади лавки торговцев и прочий хлам.

Тех, кто не умел держать лук, пытались этому научить, а тем, кто не держал в руках меча (их было подавляющее большинство), дали копья. Баррикады стояли в три волны, на каждой из четырех главных улиц города. Узкие проулки завалили камнем и битой глиняной утварью. Те же дома, что стояли около баррикад, были превращены в стрелковые посты. Из их окон лучшие стрелки Медова должны били осыпать мертвых градом стрел. Лучших стрелков оказалось всего-то двенадцать, но Сергий был доволен и этим. По другую сторону улицы из дома напротив по тварям будут бросать камнями и всяким мусором, пусть это не убьет их, но с переломанной ногой или раскроенным черепом значительно сложнее атаковать. Не забыл Сергий и о крысах, приказав каждому, кто будет стоять за баррикадой, надевать высокие сапоги, а область перед кольями уставить бочками с медом и при начале атаки разбить их и засыпать репейником, что был заготовлен в мешки.

Воинов, готовых сражаться, оказалось всего-то две сотни и далеко не все были бравыми вояками. От большинства буквально разило страхом, а от других самогоном, но это были все, кем располагал Сергий. Среди вояк были две женщины, хотя просилось больше. Но остальных Сергий отсеял лично, грубо сказав о том, что слепые старики будут куда полезней. Среди двух женщин была и Мария с арбалетом; ей выделили окно на южной улице. Именно по этому проходу и должен будет идти авангард, предполагал Сергий, но предпочел укрепить все четыре стороны. Он прекрасно понимал, что выстоять против армии колдуна с горсткой пьяниц и неумех в обращении с оружием невозможно, но решил, что они смогут их сдерживать, пока он не попытается решить проблему в корне. Об этом, правда, никто не знал, кроме убийцы и еще одного человека.

Сейчас же в опускающейся тьме он ездил от баррикады к баррикаде, проверяя, не упились ли защитники от страха в стельку. Он и не думал отговаривать их от спиртного, понимая, что без него они навалят в штаны и потеряют сознание, когда встретятся лицом к лицу с врагом. Защитники же с почтением встречали его, всецело признав командиром. Многие вставали, другие же почтенно кивали головами, а упившиеся лишь вяло смотрели на него, явно собираясь умереть в этот вечер, и они были предельно правы на свой счет.

Вечер становился все темнее и Сергий, подъехав к очередной баррикаде, расположенной на северной улице, в очередной раз почувствовал сильную вибрацию, проходящую сквозь тело. Магию, причем темную, он мог узнать где угодно. А эта была сильна и именно по ней он и определил, что колдун готовит свою армию к бою. К этому времени он уже был готов встретить мертвых.

Остановив лошадь, Сергий пережевал эту вибрацию и, решив, что до сражения еще не менее пары часов, посмотрел на баррикаду. Все было на месте, а защитники нервно ходили из стороны в сторону или сидели, молясь о спасении души. В окне, где располагались лучники, он увидел Марию, сидящую на подоконнике с арбалетом на коленях. Сергий не мог не отметить ее спокойствие. Обычное, казалось бы, лицо, но при этом притягивающее к себе, не искажалось страхом, по губам не бегала безмолвная молитва, а глаза были устремлены в конец улицы, где сумерки пожрали частокол и стрелковые вышки. Зажженных огней было мало. Сергий разрешил лишь пару факелов около баррикад, но при начале сражения будут зажжены и другие. Сейчас же не стоило показывать противнику, где сосредоточены основные силы.

Мария почувствовала его взгляд и повернула голову, через секунду коротко кивнув с легкой улыбкой на лице. Сергий ответил тем же, после чего поговорил пару минут с защитниками, напоминая им, что в случае падения баррикады все живые должны бежать к следующему оплоту. Ему отвечали кивками голов в разномастных, ржавых шлемах с дырами. Один мужичок сидел в шапке-ушанке, наверняка думая, что она сможет защитить череп. Сергий его разубеждать не стал.

Глава 16

Атака

Войска Грима больше не прятались в густом подлеске или тумане кладбища. Когда Тишка пролетал над полем, разделяющим город и лесную чащу, на нем все еще лежали гниющие туши овец, то видел, как из леса вышли сотни волков. В их движениях чувствовалась некая окаменелость, но сказать, что они неуклюжи, значит обмануть себя. Это были опасные, мертвые твари и рядом с ними стояли громадные очертания, словно каменные глыбы, вывалившиеся на поляну, но они были живы, и домовому потребовалось всего несколько мгновений, чтобы понять, что внизу стоят медведи, совсем не обращая внимания на волков, чья шерсть касалась их боков. Но не это было самым ужасным. Далеко не это. Впереди этого мертвого, животного войска стояли поистине огромные, даже в сравнении с медведями, существа. Это были лешие. Высокие, широченные в плечах, с толстыми, округлыми ногами и вжатыми в тело головами. Их было всего четверо, но Тишка никому бы не поверил, что два леших могут стоять в такой близости друг от друга, не желая разорвать соперника. Но глаза были самым достоверным свидетелем. И он понял, что сегодня улицы покроются трупами горожан и если Виктор не воплотит задуманное, то к утру будут мертвы все, в том числе и он сам.

Не успел Тишка пролететь и половины поля, как пошла перестановка войск и волки выступили вперед. Сотни волков, готовых убивать, если не пронзить их сердце. Но разве могли жители сразиться хотя бы с ними? Что уж говорить о медведях, а тем более о леших, способных разбить кулаками стрелковую вышку за пару минут.

Нужно было спешить и домовой в обличье черного ворона начал работать крыльями быстрее. Когда же он достиг города, то с запада увидел еще один отряд мертвых, вышедший с кладбища. Около пятидесяти человек шли в сторону города и движения их были быстры, чего Тишка, а город тем более, не ожидали. Поднятые из могил зовом Грима шли убивать, вырезать все живое, что попадется им под руку.

Настало время созывать свою армию и домовой, взмыв над городом издал клич, который не принадлежал ни единой на свете птице. Это был древний и крайне редко используемый зов, на который были обязаны откликнуться все домовые города. В ответ ему прозвучал рык, вой, стон такой мощи, что наверняка добрая половина женщин города попадала в обморок. Все собратья откликнулись, и Тишка знал, что теперь битва будет отчасти равной. Теперь у Виктора есть время.

Он не успел спикировать вниз и принять привычную форму, когда раздался далекий и предрекающий смерть вой. Вой донесся с гор. Сначала тихий и отдаленный, он становился все громче и ужаснее, пока не проник глубоко в голову домового и каждого из жителей Медова. Леденящий внутренности, он был таким долгим и поистине опустошающим, что Тишка потерял контроль над своим телом и камнем полетел вниз. Он не мог даже взмахнуть крылом, слыша лишающий надежды вой. На мгновение страх покинул его тело, и он желал лишь разбиться о крыши стремительно приближающихся построек, чтобы только избавиться от воя, проникшего глубоко в голову. Но тот вдруг исчез, также неожиданно, как и появился. Крылья ворона расправились, и он в последний момент успел поймать воздушный поток и уйти от смерти на кресте белокаменной церкви.

Сражение началось, осознал Тишка. Вой был кличем, предвещающим смерть, и теперь мертвые войска направились на город, вся надежда на спасение которого теплилась в лохматых руках Виктора, лежащего без сознания на грани жизни и смерти в пещере под горой.

***

Даже конь Сергия задрожал под ним, вперив остекленевшие от ужаса глаза в сторону гор. Вой был ужасен и убийца лиха понял, что этот клич, точно пиявка высосал последнюю надежду из едва держащихся, чтобы не побежать прочь из города навстречу смерти, людей. Сергий и сам вдруг почувствовал, что слишком долго прожил на этом свете и пока вой не прекратился, боролся с ужасающе сильным желанием достать клинок и пройтись им по своему горлу. Но за долгую жизнь охотник перебарывал куда более сильное желание прервать свою жизнь, и рука его лишь раз дрогнула в сторону ножа, но все же осталась на бедре.

Времени не было. Пришпорив одеревеневшего от страха коня, он помчался в сторону главных ворот. Пусть армия колдуна состояла из мертвых, и сражение наверняка станет одним из самых серьезных дел его жизни, возможно, последним, но он приготовился к нему, и были у него в запасе козыри. Промчавшись по пустым и тихим улицам, он спешился около одной из стрелковых башен и молниеносно взобрался по отвесной лестнице на ее вершину, где в темноте стояли трое лучников. Они словно не замечали старика, быстро подошедшего к широкому окну и прищурившего голубые глаза. Все их взгляды устремились на поле, по которому неслась рать колдуна.

- Волки, - пробормотал Сергий, различив и подсчитав, что тех не меньше сотни.

Его цепкий глаз заметил в сгущающейся полутьме, как те, промчавшись половину поля, разделились. Треть понеслась на главные ворота, вторая часть начала огибать город с запада, а третья - с востока.

- Готовься! - приказал он голосом, не терпящим трусости и неповиновения. - Готовьте стрелы, сукины дети, если жизнь дорога!

Его слова, словно крепкая пощечина, хлестнули каждого из лучников и те стряхнули сковывающее оцепенение и схватились за луки со стрелами.

- Поджигайте стрелы! - приказал Сергий, видя несущихся на них волков.

Он прекрасно понимал, что даже с такой стаей в шестьдесят-семьдесят особей городу не справиться, но он не зря считался одним из самых старых охотников на лихо. Кое-что он умел. Теперь, когда битва началась, он лишился страха и любой неуверенности. Обостренные чувства анализировали происходящее с чудовищной скоростью. Руки его не дрожали, а если бы его попросили вздеть нитку в иголку, то он сделал бы это с первого раза, даже в таком мраке. Голубые глаза подсчитывали, когда следует отдать приказ ровным и сильным голосом лучникам, стоящим сзади с зажженными стрелами на тетиве.

Волки приближались и пересекли уже три четверти расстояния от леса до городка, когда Сергий махнул рукой и отошел в сторону. Три зажженных стрелы вылетели из окна стрелковой башни, очертив в воздухе яркие дуги. Две улетели слишком далеко, вонзившись в траву у самых лап наступающего авангарда. Третья же достигла цели, и темная ночь вмиг осветилась ярким пламенем вспыхнувшей смолы. Десяток, а может и больше тварей вспыхнули вместе с загоревшейся полосой травы, но словно не заметив этого, бросились дальше. Другие остановились перед танцующими языками пламени, взлетающими с треском в ночное небо, где уже выплывала на темном полотне круглая луна.

Горящая полоса расползалась все дальше, окружая город. Из других стрелецких вышек также полетели огненные стрелы и вскоре город был отделен он армии мертвых яркой полосой горящей смолы. Все запасы дегтя были использованы для смертоносной стены огня и те твари, что пересекли ее, не успев остановиться, теперь напоминали огромных мотыльков, летящих к городу. Они достигли городских стен - десяток объятых пламенем волков. Сергий видел, как горит их плоть и им оставалось не долго, пока горящее прикосновение не разрушит сердце, но они продолжали рваться вперед, вгрызаясь чернеющими от жара клыками в частокол и выдирая из него добрые куски старой древесины. Это зрелище произвело на троих лучников действенный эффект и они уже выпустили луки, стремясь броситься прочь от ворот и пылающих, словно создания ада, волков. На их пути встал Сергий, вытянув клинок из ножен.

- Они сейчас сдохнут, а те, что за стеной огня, дождутся момента и пойдут в атаку и вы будете стрелять в них, пока стрелы не кончатся. Поднять оружие.

Говорил он спокойно, но холодок голоса и лед голубых глаз говорили о том, что он не прочь измарать сталь кровью дезертиров.

- Поднять оружие, - повторил убийца, указав бликующим в свете стены огня клинком на луки.

Они подчинились. Может, убийца пугал их больше, а может, его слова позволили им одуматься и отдать жизнь за город. Впрочем Сергий этим вопросом не стал задаваться. Он ждал, когда огонь погаснет, и твари вновь двинуться в бой.

Он ошибся и поплатился жизнью троих лучников раньше, чем рассчитывал. Стена огня чуть поблекла, но пройти сквозь нее означало сдохнуть, добравшись до стен, чему примером служил десяток обуглившихся тел, скорчившихся перед воротами Медова с деревом от частокола в пастях. Колдун претерпел первые потери в своем войске и теперь делал ответный ход.

Сергий вновь подошел к окну, не выпуская клинка, когда в искаженном танце пламени увидел нечто огромное, возвышающееся над полем, точно скала.

- Что… Что-о это так-к-кое?! – пролепетал один из лучников, но оружия не выбросил. Лицо его побелело, а штаны, по всей видимости, намокли, чего он даже не заметил.

Это были лешие, точнее двое. Гигантов Сергий узнал, но не сразу поверил, что под властью колдуна столь могущественные существа, а когда осознал всю суть нависшей над городом беды, было уже поздно. Обе скалы склонились над волками, среди которых уже стояли и медведи и, схватив в руки по одному из волков, метнули их подобно пушечному ядру. Четыре волка поочередно полетели в сторону вышки.

- Берегись! – выкрикнул Сергий, бросившись на пол.

Его слова не подействовали и трое лучников так и остались стоять, когда первый снаряд снес постройке крышу. Еще два волка, метко брошенные, налету вцепились в лучников, выбивая их телами заднюю стену башни. Четвертый же, со вспыхнувшей от полета над стеной огня шерстью, снес одно из оснований вышки, и вся постройка заходила из стороны в сторону. До уха Сергия донесся вой боли и рычание вгрызающейся в живую плоть твари. Но пусть его и шокировали действия врага, он остался собой: вскочил на ноги и выпрыгнул за стену до того, как сооружение перекосилось под опасным углом, а затем рухнуло, погребая под собой двух лучников и двух рвущих их тела волков.

Все пошло не по плану, но именно в этот момент необходимо было не поддаваться панике. Следовало поймать зародыш ужаса и раздавить его, что Сергий и проделал, сгруппировавшись при приземлении на траву. Звякнула сталь, заскрипели зубы от напряжения, но через секунду он уже стоял, держа клинок в руке, и смотрел на огонь.

Большая часть дегтя выгорела, и осталось лишь небольшое пламя, перепрыгнуть через которое мог и ребенок и лишь опалил бы волосы на ногах. Это было понятно Сергию и было понятно колдуну, отдавшему приказ своей армии продолжить наступление.

Волки бросились сквозь потерявшее силу пламя. Перескакивая полосу огня, они устремлялись к главным воротам, которые Сергий приказал укрепить, а теперь стоял перед ними, зная, что никто их ему не отворит. Но трехметровый частокол не мог стать причиной погибели знаменитого убийцы лиха.

Отойдя на пару шагов от ворот, он оглянулся, видя, что волки с горящими мертвым сиянием глазами, уже в сотне метров от него и теперь их цель - он. Достав нож из-за пояса, Сергий не стал дожидаться, пока твари схватят его и, побежав к воротам, прыгнул, вонзая острый нож в старое дерево ворот на добрую половину лезвия. Этого было достаточно, чтобы подтянуться и схватиться за верх частокола свободной рукой. Но стоило ему это сделать, как боль пронзила ногу и страшная сила потянула убийцу вниз. Лишь слегка пошатнувшееся от нападения хладнокровие спасло Сергия в эту секунду. Наплевав на боль, он резко дернул ногу вверх и почувствовал, как клыки волка скрипят по его кости. Но ему повезло, что в сапоге хранился нож, который волку не удалось прокусить, и лишь это спасло жизнь старому убийце, оставившему нож и кожаный сапог в пасти мертвого зверя.

На этот раз сгруппироваться не получилось, и Сергий рухнул на усыпанную деревянной щепой мостовую за воротами. Но и здесь ему повезло, ибо приземлился он на одного из лучников, смягчившего падение. В этот момент десяток, а может и больше тварей разом ударили в главные ворота Медова и деревянные балки затрещали, едва сдержав напор.

- П-поо-м- ги... - прошипел лучник над ухом Сергия.

Он был жив, но ненадолго, что понял Сергий по выпущенным внутренностям, тянущимся за мужичком... нет... пацаном. Было ему от силы восемнадцать, и именно он намочил штаны, когда увидел наступающих на город леших. Волк, что разорвал ему живот, лежал в стороне под обвалившейся башней с едва дергающимися лапами.

- Пооо-мог... - напрягся юноша, схватив Сергия сильной, предсмертной хваткой за шиворот. Из уголка рта потекла кровь, но неведомо, что держало его в живых. Он не кричал, не держался за живот или то, что от него осталось, а лишь просил помощи. И Сергий помог... Высвободив из ножен клинок, он вонзил его в сердце парня, который, кажется, ничего и не понял, лишь расслабил хватку и прекратил мучиться.

А на расстоянии какого-то полуметра от головы раненого убийцы в главные ворота Медова вгрызалось полсотни волков. Старое дерево поддавалось их клыкам, и Сергий видел, как ворота едва сдерживают этот напор, но против силы леших, приближающихся все ближе, городу нечего было противопоставить, и убийца прекрасно это понимал.

Сорвав окровавленный ремень с живота убитого им юноши, Сергий перетянул кровоточащую ногу и натянул сапог убитого, после чего похромал к своему верному коню, ждущему седока, несмотря на ужас, засевший глубоко внутри. И в тот момент, когда убийца залез в седло, он увидел в свете полной луны, как к воротам подошел леший. Его голова возвышалась над воротами. Гигант вперил в Сергия взгляд своих безжизненных глаз, словно говоря, что этому городу пришел конец. А затем его могучая лапа поднялась над воротами и со страшной силой опустилась, круша дерево. Но убийца лиха этого уже не видел, он мчался по улице города к первой баррикаде. Пришло время приводить план в действие.

Глава 17

Побег

- Но как же город? - не успокаивалась Вира, смотря на мужа, запыхавшегося и вспотевшего от сборов.

- Этому городу крышка, дура! - рявкнул Вячеслав, засовывая в мешок золотое блюдо. - Пусть со всем разбирается этот херов убийца тварей! Мне насрать!

- Так нельзя! - противилась Вира, пытаясь наставить мужа на путь истинный. - Горожане хотят видеть тебя. Им важно, чтобы ты был с ними, когда все начнется... Кто-то должен их подбодрить!

- Подбодрить? - хохотнул Вячеслав, откинув назад редкие, пропитавшиеся потом волосы. - Да, я их доил и обворовывал! Если все пройдет успешно, то придется отдавать тому хмырю сороковую долю месячного налога, а ежели не пройдет, что скорее всего, то город падет. Оба варианта не по мне, заешь ли. А теперь будь добра заткнуться!

Вира никогда не отличалась умом, но она прекрасно могла понять, что три мешка, набитые золотой утварью, драгоценностями и деньгами - это много, и сороковая доля от месячного налога - это гроши в сравнении с подобным богатством, украденным у горожан. Она знала и ранее, но теперь это уверение встало перед глазами, стало ясно, что Вячеслав просто трусливая, жирная крыса. И не зная почему, она выплюнула это осознание ему в лицо:

- Ты жалкий трус! - бросила она звонким голосом, заставив толстяка замереть на месте и вперить в нее удивленные черные глазки. Никогда ранее никто так не обращался к градоначальнику ввиду высокого положения в обществе. И слова, сорвавшиеся с губ Виры, заставили его застыть. - Крыса, которая прикидывается котом, чтобы украсть еще больше! Когда вверенный тебе город нуждается в защите, ты собираешь украденное, тряся безразмерным брюхом и собираешься бежать! Ты - крыса и знаешь, - она чуть успокоилась, смотря на красное от сборов лицо Вячеслава. - Мне жаль тебя. Ведь ты никогда не будешь мужчиной, ни по поступкам, ни в постели. Все время, что я была с тобой в одной кровати, мне казалось, что приятнее будет возлечь со свиньей.

- Закрой свою пасть! - брызжа слюной, рыкнул Вячеслав, и глаза его налились кровью. Может, он и был крысой, но крысой опасной.

- Иди и поддержи народ, который нуждается в тебе! - стояла на своем Вира, бесстрашно смотря на толстяка. - Почувствуй, что значит быть мужчиной, хоть раз в жизни!

- Закрой пасть! - едва слышно от пересохшего горла, прокаркал градоначальник, по-прежнему склоненный над мешком с ценностями, который он не успел завязать. Его трясло, и он наверняка бы бросился на жену, если бы в дверь комнаты не стукнули, а после в комнате не появился один из бритых телохранителей.

- Твари в городе. Началось, - сказал он спокойным, лишенным эмоций голосом.

- Возьми мешки и спускайся в подвал, - приказал градоначальник, поменявшись в лице. Он более не желал выяснять отношений со своей глупой женушкой. Пора было уходить, и старый ход под городом являлся лучшим вариантом для побега. Даже его "любимая" не знала о нем.

Телохранитель подошел, отодвинув мощной рукой Виру в сторону, после чего не без труда поднял два мешка и быстро удалился из комнаты, ногой прихлопнув за собой дверь. Третий мешок Вячеслав завязывал сам. Он совсем позабыл о жене, когда она подскочила к нему и схватилась руками за мешок, отчего тот повалился на пол и рассыпал добрую половину драгоценных камней, золотых монет и украшений.

- Нет! - вскрикнула она. - Ты пойдешь к людям!

Ярость закипела в градоначальнике с новой силой и лишь потому, что золотые монеты и камни разлетелись по всей комнате, а времени на их сбор просто не было. Нужно было бежать.

- Глупая сука! - взревел Вячеслав, вскочив на ноги. Его толстые пальцы впились в тонкую шею Виры и уперли ее в стену. - Кем ты себя возомнила, а?! Ты должна быть благодарна за то, что я взял тебя, облачил твой зад в шелка! Все, что тебе нужно было делать, так это раздвигать ноги! Но даже с этим у тебя проблемы!

На последней фразе он с силой тряхнул женушку об стену и ее синее от удушья лицо расслабилось. Гримаса боли сползла с красивого лица.

- Тварь! - рявкнул Вячеслав, отбрасывая обмякшую Виру на пол и направляясь к мешку с драгоценностями.

Судорожно сгребая все, что рассыпалось, он наконец-то завязал мешок и, с трудом закинув поклажу на плечо, бросился прочь из комнаты, перешагнув, бездыханную Виру. Выйдя из комнаты, он поспешил к подвалу, по пути схватив факел со стены. Он не желал, чтобы его считали трусом, если город выстоит, потому решил спалить свой дом. Подойдя к лестнице, ведущей в подвал, он размахнулся и бросил в коридор горящий факел. Пламя в ту же секунду охватило напольный ковер и перебросилось на стену, а Вячеслав, довольно ухмыльнувшись, поспешил по земляной лестнице в холодный подвал.

***

Спустившись в подвал, волоча два тяжелых мешка, Михей увидел товарища, держащего факел чуть над головой. В темноте подвала теплый свет огня тускло освещал винные бочки, вяленое мясо, подвешенное на крюках, и крепкие каменные стены.

- Один? - спросил Димитрий, направив факел в сторону Михея. - Где градоначальник?

- Собирает последний мешок, - ответил телохранитель Вячеслава, сбросив груз на пол. - Скоро спустится.

- Будешь? - Димитрий достал из-за пазухи пару самокруток и вручил одну товарищу, подкурившему ее от горящего факела.

Оба постояли, выпуская струйки горячего, плотного дыма, пока сверху не раздался крик и стук.

- Походу этот хер свою жену порешил, - невзначай бросил Михей. - А жаль... Задница у нее - что надо!

- Ага, и ума, точно у курицы. Прям - золотая жена!

Оба глухо хохотнули, утопая в табачном дыму.

- Когда будем его кончать? - отбросив окурок в сторону, спросил Димитрий.

- Тише ты, - по-доброму предостерег товарища Михей, поморщившись от обжигающей губы затяжки почти докуренной самокрутки. - Этот хряк что-то придумал. Знает, как выбраться из города. Так что пусть живет, пока нужен, а там уж выпустим ему кишки.

Резким движением Михей достал из-за пояса нож с огромным лезвием. Покрутил его в руке с довольной ухмылкой, а затем также резко убрал, услышав шаги на лестнице, ведущей в подвал. Через секунду телохранители заметили Вячеслава, несущего последний мешок.

- Пора уходить, - запыхавшись, произнес толстяк, но мешок оставил при себе. - Отодвиньте-ка вон те бочки, - указал он на восточную стену дома.

Михей и Димитрий выполнили его поручение, не проронив слова, и их взору открылась старая, заплесневелая дверь, одно прикосновение к которой оставляло на руке временной налет десятилетий. Михей толкнул дверь ногой, и та рухнула внутрь темного тоннеля, воняющего сыростью и затхлостью. Проход был не высок, не широк, но пройти было возможно.

- Старый ход! - довольно заявил Вячеслав, подтаскивая к тоннелю мешок с драгоценностями. - На случай, ежели кто город в осаду возьмет! Хе-хе! Ладно! Шевелитесь!

Михей и Димитрий молча переглянулись, схватили по мешку с добром и, освещая путь факелом, пошли по земляному ходу, ведущему, по всей видимости, куда-то на восток. За ними, кряхтя и тяжело дыша, побрел градоначальник, до носа которого донесся сильный запах дыма. Дом полыхал.

Глава 18

Смерть позади

Полнолуние, как нельзя кстати, освещало горный подъем. Опираясь на меч, точно на трость, Виктор, рыча и кряхтя, преодолевал короткие участки горы. Не ведая, откуда берутся силы, он продолжал брести вверх.

Шерсть спала с его тела, и теперь он был абсолютно гол. В ночи, под светлой, но холодной луной в гору поднимался нагой, израненный и хрипящий от боли и усталости человек, опирающийся на меч в руке. И многие сказали бы, что еще пару шагов и он упадет, разбив и без того изуродованное лицо об острые камни, изрядно порезавшие ему ноги, но он продолжал идти, словно кто-то даровал ему по капле силы на каждый шаг.

Гора была высокой. Те места, где пробивалась трава и редкие кустарники, уже закончились, и теперь под ногами был лишь камень. Холодный, местами острый, а местами - подло скользкий, о чем говорили разбитые в кровь колени.

Не нужно было заканчивать школ врачевателей, чтобы понять, что голый человек, стремящийся покорить гору, умирает. Его тело, больше похожее на холст маньяка, тяжело дрожало, но вовсе не от прохлады летней ночи, а от усталости и расползающейся по телу заразе, ползущей из черной отметины на боку.

***

Сил больше не было. Колени задрожали, и Виктор бы точно упал, если бы не меч в руке, позволивший опереться на него и не разбить лицо в кровь об острые камни. Нужно было отдохнуть, иначе тело окончательно перестало бы слушаться.

С момента выхода из грота, своего старого убежища, он не поворачивался лицом на юг, где стоял треклятый город Медов, отделенный линией темного леса, такого тихого в летнее время и полем. Но теперь он обернулся, видя желтую, танцующую полосу огня вокруг города. До носа, еще не до конца потерявшего остроту чутья, доносился запах гари, а глаза различали едва заметные точки теней, проносящихся сквозь огонь. Пара точек вспыхнула, но продолжила движение к городу.

- Защищайте жизни друг друга, - пробубнил Виктор, пытаясь поудобнее устроиться голым задом на холодных камнях. Его голубые глаза закрывались от усталости и желания уснуть раз и навсегда. Мысленно он поблагодарил, что сидит на холодных камнях, а не на траве, иначе бы он не устоял и уснул.

Отдых не стал чем-то чудесным, способным вернуть телу силу, но передышка позволила дрожи в ногах чуть утихнуть, а сердцу замедлить ход. Поднявшись с камней и издав болезненный стон, он в последний раз посмотрел на защищающийся город и вновь продолжил подъем, оставляя на камнях кровавые отпечатки ног.

Половина пути была пройдена, тело едва слушалось приказов, а смерть шла позади, ожидая, когда же сердце идущего впереди создания вздрогнет последний раз и замрет. Но преследовать это искаженное ранами и болью тело ей предстояло еще некое время.

Глава 19

Смерть в городе

Первая баррикада точно бы пала, не приложи Сергий титанических усилий. Видя страх в глазах защитников, он спрыгнул с коня, отправив верного друга за укрепление и разбив смолу и рассыпав по ней глиняные осколки и репейник, встал с двумя мечами в руках, ожидая врага. Он понимал, что нужно показать пример и убить хотя бы одну тварь, чтобы сердца стоящих позади трусов начали вновь биться. Защитники дрожали и жались друг к другу, слыша мощные удары со стороны главных ворот. Воображение рисовало для них ужасные картины гигантов, рушащих частокол и ворота в щепу. И они не сильно ошибались. Было ясно, что штаны защитников потяжелеют, как только они увидят лешего, но это не помешает им сверкать пятками, убегая в ужасе и бросая баррикаду. Но что делать, Сергий не знал. Понимал лишь то, что паника похоронит город и его вместе с ним, и поэтому стоял, морщась от боли в ноге, в надежде, что его пример поднимет, хоть не надолго, их боевой дух.

Показался первый волк. Видимо, ему первому удалось пробиться сквозь щели в главных воротах. Он бросился вперед.

- Не стрелять! - приказал Сергий лучникам, а особенно Марии, уже нацелившей арбалет.

За первой тварью показалась вторая, третья... И вот улица, освещенная светом полной луны, заполнилась мертвыми тварями.

- Стоять до конца! - взревел Сергий, не отрывая взгляда от бросившегося на него волка.

Клинки свистнули, разрывая прохладный воздух. Больная нога молниеносно отступила назад, разворачивая тело, а голова волка отделилась от тела. Мохнатая туша вонзилась в заостренные колья баррикады, но не затихла, а бешено задергалась, желая вырваться и вновь атаковать.

- Целься! - вскинул Сергий клинок вверх, видя, что основные силы колдуна уже рядом. Затрещала натянутая тетива. Сергий медленно отходил, оценивая дистанцию и правильный угол выстрела.

Волки были все ближе. Твари заполнили собой улицу, двигаясь плотным, темным потоком, несущим лишь смерть. Первые две стрелы полетели без приказа, вонзившись в серую массу, но не причинив ему никакого вреда.

- Не стрелять! - прогремел убийца. - Ждать приказа!

И время пришло. Волна серых тварей, умерших несколько дней назад, обескровленных и движимых лишь волей некроманта, поравнялись с окнами и уже прижимались к мостовой, чтобы броситься на острые колья, когда в воздухе раздался приказ: "Пли!". Сколько стрел поразили волков раз и навсегда? Пожалуй, не одной. Но какие-то попали в головы, другие перебили хребты тварям и те валились под лапы бегущих сзади, сбивая темп и создавая неразбериху. Но все же четыре твари сумели перескочить острые колья.

- Стройся! - приказал Сергий, отрубая одной из тварей переднюю лапу и вонзая второй клинок в сердце. - Плечо к плечу!

Наверняка страх, а точнее холодящий сердце ужас заставил защитников прижаться друг к другу и выставить копья перед собой. На этих копьях тут же повисло еще два волка. Один сдох сразу, второго же горожане за пару секунд измолотили и превратили в кашу ногами и копьями. С четвертым Сергий справился точным броском ножа в шейный позвонок. Марионетка опустила безвольную голову и тут же защитники, крича и визжа, пронзили ей копьями грудь, превратив подгнивающую плоть в кашу.

А в это время все новые и новые твари, перебираясь по насаженным на колья баррикады трупам, бросались на защитников. Одни умирали, другие ползли, разевая гниющие пасти, остальные же рвали плоть защитников, заставляя оружие в руках уцелевших плясать от ужаса.

Битва продолжалась, и Сергий понял, что недооценил пьянчуг Медова. Предполагал, что они бросятся врассыпную при виде армии некроманта, но они сражались и начали наступать. Копья где-то синхронно, а где-то вразнобой вонзались в тела волков. С обеих сторон улицы летели стрелы, перебивающие хребты и кости и казалось, что перевес на стороне горожан, пока в поле видимости не возник леший. Темное очертание приближалось не спеша, его могучие, похожие на стволы деревьев лапы ступали медленно, но от каждого приземления по брусчатке распространялась сильная вибрация. В своей лапе чудовище тащило одну из балок, ранее держащих ворота запертыми. Сломанная пополам, она была заострена на конце и представлялась страшным оружием.

Перевес горожан исчез в тот же момент, когда показалась колоссальная туша лешего. Трое застывших в неподдельном страхе мужиков с опущенными копьями были тут же убиты волками. Остальные же попятились назад, едва удерживая оружие в руках.

- Держать строй! - прогремел Сергий, вовсе не надеясь, что ему подчинятся. - Отступаем ко второй баррикаде!

Но его послушались. Кое-как, но все же в строю, с потерей еще двух бойцов, защитники начали отступать, тыкая в морды тварей копьями.

- По крышам! - крикнул Сергий лучникам и, взобравшись на коня, размозжившего копытом череп подскочившего к нему волка, помчался ко второй линии обороны.

***

- Уходим! - выкрикнула Мария, наградив рычащую и пытающуюся влезть в окно тварь болтом точно в лоб. - На крыши!

Ситуация была смертельно опасной и кто-то должен был взять командование на себя. Этим человеком стала она. Пусть не специально, но лишь ей удавалось сохранять призрачное хладнокровие при виде нескончаемого потока волков, за которыми следовал леший.

Перезарядив арбалет легким и ловким движением, она бросилась к лестнице, ведущей на крыши, покидая стрелецкий пункт последней.

- Бегите! - бросила она вслед лучникам, уносящимся по подготовленным перекрытиям, соединяющим крыши домов. Нужды в этом не было, ведь страх подстегивал лучше любой мотивации.

Мария же остановилась на покатой крыше и развернулась, чтобы рассмотреть ситуацию лучше. Перед ее глазами открылась северная улица, наполненная мертвыми созданиями, несущимися вслед за защитниками города, довольно ярко освещенная светом полной луны. Но вовсе не волки беспокоили ее. Глаза девушки округлились, когда она увидела второго колосса, идущего от главных ворот Медова. Еще один леший спешил в гущу битвы, разнося по дороге могучими лапами крыши домов. В голове Марии промелькнула мысль о том, что городу конец. Может, волков горожане и смогли бы сдержать, но вот этих тварей, с легкостью крушащих все на своем пути... Кто мог одолеть их? Даже этот умелый убийца, организовавший защиту города, был никем перед мощью громадных тварей.

- Тряпка! - рыкнула на себя за эти мысли Мария и вскинула арбалет, прижимая его к плечу и нацеливая на гиганта, подобравшегося близко к баррикаде.

Он не замечал ее, а она целила ему точно в глаз, глубоко вздохнув и задержав дыхание. Пусть она и не дышала, но в нос пробилась вонь затхлости, сырости и смерти. Это создание было мертво и уже начало гнить. Огромная тухлая масса, которую даже в ночи преследовала туча мух.

Поняв, что болт, попавший в глаз лешего, не причинит ему никакого вреда, она резко перевела арбалет ниже и нацелилась на сердце. Мышца сократилась, сухожилие натянулось и болт, свистнув, вонзился точно в область сердца гиганта, занесшего заостренную балку над баррикадой, увенчанной, точно елка игрушками, вертящимися телами нанизанных на колья волков.

Надежда растаяла в тот же момент. Кожа твари была слишком толста, чтобы пронзить ее и добраться до сердца. Но леший отреагировал на атаку в свою сторону, метнув на Марию взгляд безжизненных глаз. И теперь балка была направлена не на заграждения, а на юную девушку, стоящую на крыше дома.

Тварь заревела и обрушила деревянную дубину на то место, где еще секунду назад стояла смелая защитница. В то же мгновение перекрытия расщепились под тяжестью удара, и большая часть постройки обрушилась вслед за лапой твари. А Мария уже бежала прочь по крышам, ко второму оплоту, все сильнее ощущая бессилие защитников и неминуемую гибель.

***

Волки преследовали защитников, настигая их по одному. Еще минуту назад медовчане отступали, пусть не ровным, но все же строем, теперь же их решимость развеялась на прохладном ветру, наполненым вонью трупов, и они побежали. Все приказы Сергия шли в никуда. Ни единый защитник не остановился. Большинство бросили на брусчатку копья, так как они замедляли бег и, крича, давя друг друга, убегали от ощерившихся пастей смерти.

Все свои ножи Сергий потратил на то, чтобы хоть как-то остановить волков. Его рука бросала сама, натренированная годами, и двух волков он свалил намертво, попадая им в левые бока и пронзая сердца. Два других ножа свалили еще пару тварей, на несколько секунд замедлив движение массы мертвых животных. Но в любом случае одна из оборонных линий была прорвана.

Пришпорив коня, Сергий без зазрения совести сбил двоих улепетывающих горожан, в кричащие тела которых тут же впились клыки волков. Сейчас он не думал о жертвах, а лишь о том, как сохранить город, и в голове крутилась лишь одна идея...

Он первым прибыл на вторую линию обороны, где стояли несколько защитников, едва держащихся, чтобы не бросить оружие. Обскакав острые колья у стены и перепрыгнув через нагромождения мешков, конь Сергия вновь остановился, как вкопанный. Убийца спешился и, оголив два клинка, стал ждать бегущих защитников.

- Кто побежит, тот будет убит моей рукой! - прокричал он так громко, что на секунду перекрыл рев приближающихся тварей.

Услышали его все защитники, но большинство от ужаса погони не могли понять этих слов и убийца разъяснил. Первого, кто попытался бросить защиту поста, молодого парня лет семнадцати, он подсек ногой, после чего вонзил клинок ему в сердце через спину. Парень умер быстро, пожалуй, не поняв, что произошло.

- Защищать укрепления! Оружие в руки! Сдерживать напор! - отдавал Сергий приказы, убив еще одного защитника точным уколом в сердце.

Глаза его горели пламенем, лицо было покрыто потом, грязью и царапинами. Все мускулы на теле были напряжены, но внутри царило хладнокровие. Он знал, что лишь еще больший страх сможет остановить убегающих, и создал этот ужас. Последующие беглецы остановились, видя убитых собратьев, лежащих у ног Сергия.

- Взять оружие и держать строй! - приказал он, указав окровавленным клинком на заостренные колья, приставленные с внутренней стороны укрепления.

Защитники лихорадочно подчинились. Обагренные кровью клинки были лучшим средством объяснения. Все, кто сумел выжить, а было их чертовски мало, встали за укреплением, плечо к плечу и приготовились сражаться, зная, что сзади их ждет смерть, как, впрочем, и спереди. Но твари не пустились в бой. Сергий видел, как они столпились перед укреплением, оскаливая пасти, но не нападали. Совсем так же, как перед стеной огня, разожженной им вокруг города... Осознание пронеслось в голове Сергия молнией. И в этот же момент его хладнокровие пошатнулось, он испытал страх, ударивший точно в сердце. Внутри что-то оборвалось. Он открыл рот, чтобы отдать приказ, но пересохшее горло отказалось подчиняться, и он попятился назад.

В этот же момент огромная балка, которую леший оторвал от главных ворот города, показалась над головами защитников. Убийца видел ее отчетливо... Кусок дерева, брошенный тварью, нес в себе смерть... Их смело за мгновение. Защитники просто разлетелись, подобно щепкам, от вонзающегося в полено колуна.

Лишь чудом Сергия не задело отскочившей от брусчатки балкой и не убило на месте. Его руки задрожали, а этого он не допускал никогда. Вся собранность покинула его тело, точно вода бездонную бочку. Он испуганно взирал на тварей, смотрящих безжизненными глазами из-за кольев баррикады. Армия некроманта помедлила еще секунду, а затем, как только над ними возвысилась ужасная фигура лешего, бросилась на баррикаду.

Тьма одерживала верх и единственный, кто был готов встретиться с ней, сейчас пятился на заднице по мостовой к центру города. Худой, невысокий мужчина с зажатыми в смертельной хватке рукоятками клинков и остекленевшими от страха глазами не слышал, как один из выживших, чей бок превратился в кровавое месиво от удара балкой, визжит от боли и извивается на холодных камнях. Глаза его не хотели видеть размозженные трупы защитников, которым он, под угрозой смерти, приказал стоять до конца. Все они были мертвы, кроме визжащего от боли мужичка и его, практически не пострадавшего в адской мясорубке. В голове Сергия что-то надломилось. Он и раньше убивал, как тварей, так и людей, но теперь он боялся. Его приказы, его действия дали слабину. Ни разу в жизни он не ошибался столь плачевно... Ни разу в жизни за его ошибки не расплачивалось жизнью такое количество людей.

А твари уже перебрались через баррикаду. Двое волков, оставивших на кольях клочки шерсти, и куски плоти, перемахнули через ограждение. Одна из тварей придавила лапами визжащего мужичка и впилась клыками в его череп, защитник еще громче заголосил, после чего раздался хруст черепа и из пасти волка потекли мозги вперемешку с кровью, а изуродованное лицо мужчины приняло идиотское выражение удивления.

- Нет! Нет! НЕТ! - в ужасе вскрикивал Сергий, видя бегущего к нему волка и закрываясь мечами, точно ребенок руками от ударов пьяного отца.

Но тварь не успела добраться до трясущегося убийцы. Арбалетный болт прошил череп насквозь, отбросив живой труп в сторону. А через мгновение появилась Мария, спрыгнувшая с крыши двухэтажной постройки на брусчатку. Ловко кувырнувшись, она оказалась рядом с убийцей. Перезарядила арбалет и выпустила еще одну стрелу точно в пасть подскочившего зверя, перебравшегося через заостренные колья.

- Уходим! - дернув Сергия за руку, выкрикнула девушка, осознавая в то же время, что если знаменитый убийца нечисти промедлит, то их загрызут. - Вставай! Вставай же! За мной!

Проявив недюжинную силу, она одной рукой поставила убийцу на ноги и этой же рукой, а точнее тыльной стороной ладони, выписала ему крепкую пощечину, разбив нижнюю губу. Боль привела старика в чувства, и Мария толкнула Сергия к лошади, а сама вновь возвела тетиву арбалета, вставила болт и едва успела выпустить его в прыгнувшую на нее тварь. Волк отлетел в сторону, но не умер, а лишь прокатился по брусчатке и, тяжело поднявшись, со сломанной лапой, похромал к обидчице.

- Стой! - завопила Мария, увидев, что Сергий взобрался на коня и пустил его к центру города, откуда отчетливо тянуло дымом. - Стой, сукин сын!

Но убийца ее не слышал, вжавшись в черную гриву скакуна. И тут она получила первый удар. Волк с простреленной насквозь головой набросился на нее и наверняка бы впился в горло, если бы не выставленный рефлекторно арбалет. Лапы зверя уперлись в живот девушки, а желтые клыки вонзились в рукоятку оружия. Зловонное дыхание и привкус смерти заставили девушку взвыть, напрягаясь, чтобы сбросить с себя волка, но он был слишком тяжел. Вдруг ногу пронзила страшная боль. Тварь со сломанной лапой впилась в лодыжку Марии и начала ее терзать из стороны в сторону, норовя оторвать. В живот впились когти нависшего над ней зверя, и Мария поняла, что ей конец. Через баррикаду перебиралось все больше волков, а леший ударом лапы разметал по всей улице осколки копий и мусора, сдерживающего армию Грима.

Глава 20

Спасение так близко

Пот валил с Вячеслава градом. Узкий, зловонный ход под городом, местами обвалившийся, а местами подтопленный, был для него сущим адом. Внутри сапог чавкала грязь, одежда взмокла от едкого пота, да еще разные твари типа пауков и сороконожек норовили заползти за ворот и нескольким это удалось. Проклятия сыпались с уст градоначальника неустанно. В отличие от него, телохранители шли спокойно, ничего не говоря.

Тусклый свет от факела не позволял видеть далеко, но примерно через час пути, а может и больше, до носов беглецов донесся свежий порыв воздуха, а стены тоннеля стали значительно сырее. В иных местах и вовсе неустанно капала вода.

- Живее! Живее! - подгонял градоначальник своих телохранителей в перерывах между ругательствами. - Шевелитесь!

Он понимал, что спешить совсем не обязательно. Путь сзади был охвачен огнем и никто не мог гнаться за ними, а спереди уже веяло свежим воздухом, а это значило, что они близки к выходу. Но все же градоначальник хотел как можно быстрее покинуть Медов и этот узкий тоннель, по которому приходилось пробираться боком, от чего рубаха на пузе пропиталась сырой грязью, а рука, держащая мешок с драгоценностями, затекала и дрожала все сильнее.

Свежий, влажный воздух дул в лицо, охлаждая покрытую липким потом кожу. И через какое-то время - в темноте было сложно определить, сколько минут минуло с момента погружения в земляной ход - Вячеслав увидел тусклый свет полной луны, пробивающийся тонкими лучиками в темноту прохода. Вскоре пришлось идти по воде, скрывающей глинистую землю, жаждущую вцепиться в сапог, подобно голодному псу в обглоданную кость. Но темп ускорился, а легкие с жадностью хватали дурманящий свежестью воздух.

И наконец все трое остановились около места, сверху пропускающего тонкое и редкое серебристое свечение луны. Михей поставил в воду мешок с золотом и уперся мощными руками в прогнившую деревянную крышку. Отплевываясь от летящей в глаза и рот грязи, он, благодаря помощи Димитрия, сумел-таки сдвинуть крышку, удерживаемую корнями густо растущей травы.

- Я пойду первым! - властно оттолкнул Владислав желающего незамедлительно покинуть зловонно-заплесневелое место Димитрия.

Телохранители ничего не сказали, лишь мельком переглянулись.

- Подсадите-ка! - приказал уже бывший градоначальник резким тоном. - Быстрее, черт вас побери!

Они подчинились, сплетая руки и делая из них подобие ступеньки, куда тут же был поставлен сырой и покрытый глиной сапог толстяка. Оба телохранителя были сильными и крупными, но даже им пришлось тяжко, выталкивая наверх пузатого главу города. Михей от натуги надул щеки, а Димитрий не удержался и пустил голубка, унесшегося в глубины земляного тоннеля.

- А теперь подавайте мешки! - пыхтя, крикнул Вячеслав, выбравшись с восточной стороны от города, совсем рядом с разливом реки.

И вновь телохранители подчинились беспрекословно, передавая мешки наверх. Когда же все трое покинули тоннель и заткнули его старой крышкой, поросшей зеленью, то на секунду обратили внимание на город. Медов был осажден. От реки, веющей прохладой, было видно, как около города носятся какие-то существа. Восточные ворота были распахнуты, а в стрелецкой вышке не горело и единого огонька. Твари ворвались в город и стремились к центру, где собрался весь люд, туда, откуда поднимались темные клубы дыма от горящего дома градоначальника.

- Город пал, - хрипло сказал Михей, и градоначальник посмотрел на него холодным и презренным взглядом, после чего направился к драгоценной ноше.

- Хватит пялиться! - подходя к мешку с золотом, пониженным тоном, видимо, опасаясь привлечь чье-то внимание, бросил толстяк. - Берите мешки и за мной!

Неуклюжими шагами толстых, уставших ног Вячеслав спустился с небольшого склона к реке, где густо рос камыш и ивняк. Суматоха не позволила ему с первого раза найти искомое, но, побегав по берегу, он наконец-то довольно вскрикнул: "Вот она! Ко мне, остолопы!"

- Кончим его позже, как только переправимся через реку, - коротко пояснил Димитрий, пробираясь сквозь упругие ветви молодой ивы, в иных местах погрызенные бобром.

В кустах стояла двуместная лодка, около которой крутился толстяк. Он уже забросил в нее мешок с золотом и теперь ждал свою охрану.

- Лодка хоть и двухместная, но для переправы хватит, - пояснил он, налегая на нее, чтобы столкнуть в воду. - Мешки сложите на свой край, чтобы уравновесить лодчонку.

С этими словами толстяк залез в деревянную посудину, явно подготовленную им для отхода заранее, так как на дне лежал бурдюк с водой и вязанка с сушеным мясом. На носу же валялся ворох каких-то тряпок.

- С голоду не умрем, - весело сообщил он, заметив взгляд Михея, остановившийся на припасах. - Я все продумал.

Михей промолчал, едва сдержав полезшую на лицо улыбку, и лишь подумал про себя: "Ох не все ты продумал, не все".

Как только все оказались в лодке, то она просела настолько, что едва не зачерпывала за борт. А та часть, где сидели телохранители с тяжелыми мешками награбленного, практически опустилась в уровень с водой.

Весла ударили о воду и суденышко медленно, но верно поплыло по разливу, удаляясь от защищающегося в ночи города. Луна отражалась в кристальной глади воды, и плавание приобрело бы романтический настрой, не доносись до ушей плывущих крики и визги со стороны Медова и не тешь каждый из них коварный план.

Лодка доплыла до середины реки, благодаря мощным гребкам Димитрия, сидящего на веслах, когда Вячеслав чуть склонился и, тихо откинув тряпки, достал небольшой самострел и направил его в голову Димитрия.

- Выбрасывайте ножи в реку, - проговорил он холодным тоном. - Думается мне, что вы, ребята, что-то задумали. Что-то гадкое и подлое.

Димитрий, сидящий на веслах, не обернулся, поняв по лицу Михея в чем дело. Опустив весла, он позволил лодке плыть по инерции, перестав бороться с течением.

- Ножи в реку! - повторил градоначальник, ногой пнув сидящего к нему спиной телохранителя.

- У тебя всего один выстрел, а нас двое, - коротко бросил Михей, смотря на толстяка поверх плеча товарища. - Выстрелишь и тут же сдохнешь.

- Это как посмотреть, - оскалил желтые зубы толстяк, доставая из-под тряпок второй заряженный самострел. - Успеешь перелезть через друга, прежде чем я выстрелю второй раз?

Михей умолк. Он понимал, что Вячеслав не шутит. Но также он понимал, что наверняка успеет достать из-за пояса нож и метнуть его прежде, чем толстяк успеет выстрелить второй раз. В этом случае все три мешка с золотом достанутся ему одному. Но нужно было спровоцировать на первый выстрел, который должен был достаться Димитрию, в ином случае он развернется и прибьет градоначальника, что тот наверняка понимал.

- Каждому по мешку, как только доплывем до берега, - подал голос Димитрий, Лучше всех понимая, что именно ему в случае драки предстоит принять удар. - Все останутся довольны и никто не умрет. Разойдемся каждый своей дорогой.

- Вот уж хрена с два! - захохотал градоначальник ледяным, неестественным смехом. - Либо железяки в реку, либо оба на корм рыбам! Сомневаетесь, сукины дети? Ладно! У вас есть пять секунд!

Раз...

Лодка развернулась по течению и поплыла в сторону разрушенного моста.

Два...

В паре метров от правого борта по воде пошли круги.

Три...

По дну едва слышно что-то шаркнуло. Все напряглись до предела, не замечая поднявшиеся из воды кучки водорослей, разрезающих зеркальную гладь по направлению к лодке.

- Четыре! - взревел Вячеслав и выстрелил, тут же отбрасывая самострел в воду. Раздался всплеск воды и Димитрий, подобно бобру, скрылся под водой, раскачав лодку. Он предугадал бесчестность Вячеслава и бросился в воду в тот момент, как только тот начал произносить "Четыре". Выпущенный болт не задел его, а вонзился в ключицу Михея, попытавшегося достать нож из-за пояса.

Лодка от прыжка одного из телохранителей, сильно раскачалась и набрала воды, отчего второй самострел Вячеслава упал на дно.

- УБЬЮЮЮ! - взревел Михей, здоровой рукой вытащив из-за пояса нож.

Кровь из его раны хлестала потоком, видимо, болт попал в артерию, а лицо приобрело пугающую бледность в лунном свете, но он все равно полез вперед, желая отомстить. В этот же момент вынырнул Димитрий, выплевывая воду, и в два мощных гребка подплыл и схватился за борт лодки, отчего та покачнулась и его раненый товарищ не удержался на ногах и наверняка бы упал в воду, если бы не выпустил нож и не схватился за борт обеими руками, отчего еще сильнее хлынула кровь из раны.

Лодка все быстрее плыла к разрушенному мосту, когда градоначальник все же нащупал самострел. Но в туже секунду его плечо пронзила резкая боль от острого, точно бритва, ножа Димитрия, одной рукой держащегося за лодку, а другой пытающегося зарезать Вячеслава. Димитрий вновь занес руку, в этот раз, целя в спину градоначальнику, но до удара не дошло. Один из островков водорослей, на который трое грабителей и убийц не обращали никакого внимания, резко, точно выпущенная стрела, добрался до Димитрия и, выпрыгнув из воды, вцепился в затылок убийцы, пронзая острыми клыками его череп. Пасть смыкалась раз за разом на голове убийцы, кроша черепные кости, превращая мозги в кашу и увлекая подрагивающее тело в темноту ночной реки.

Как только тело скрылось под водой, оставив на поверхности лишь темное пятно и поднимающиеся пузыри воздуха, градоначальник и Михей переглянулись, видя на лицах друг друга застывший ужас. Поняв, что до вражды нет времени, они бросились к веслам и в суматохе схватили каждый по одному, начав судорожно и хаотично грести, увлекая лодку в быстрый круговорот.

Теперь-то оба видели, как их лодку преследует с десяток островков водорослей, приближающихся стремительно и исчезающих под водой при подходе к лодке.

- Греби по левому борту! - завизжал Вячеслав и в ту же секунду в дно лодки что-то сильно ударило. - Греби! Греби! ГРЕБИИИ!

Но Силы Михея были на исходе, пусть адреналин и позволил ему какое-то время бешено работать веслом. Арбалетный болт нанес смертельную рану, и теперь гребки становились все медленнее и слабее. В какой-то момент, когда лодку удалось направить к берегу, телохранитель просто опустил весло и припал к борту, тяжело дыша. Лодка замедлилась, а удары в днище стали сильнее и чаще, отчего деревянное суденышко раскачивалось из стороны в сторону. Тварей притягивала кровь, а та обильно текла из раны Михея. Запах сводил водяных с ума, и они атаковали. Первый выпрыгнул из воды и приземлился точно посередине лодки, моментально выбрав целью раненого человека, от которого так вкусно пахло. Сокращение мощных мышц и водяной припал к груди человека, вздрогнул и обмяк, свалившись на дно. В руке едва живого телохранителя был зажат нож, который и встретил тварь. Но за первой тварью последовали две другие и с ними Михей совладать не смог. Он сдавленно рычал-визжал, пытаясь вялой рукой, держащей нож, отбросить обезумевших водяных, но те уже впили в его грудь и живот свои зубастые пасти и упивались сладостью крови. А Вячеслав все греб. Берег был так близок, что он практически не замечал хруста и чавканья водяных, пожирающих его бывшего телохранителя, даже после смерти не выпустившего нож из руки.

Когда до берега оставалось не более двадцати метров, градоначальник едва не отправился в темные воды, когда один из островков водорослей вцепился острыми и многочисленными зубами в весло, утащив его под воду. Но лодка шла по инерции и вскоре должна была прибиться к глинистому берегу.

Вячеслав не был героем или воином, но сейчас он обернулся к тварям с лицом, полным гнева и решимости. Сальные щеки пылали краской, по лицу лился липкий пот, тело дрожало, но руки крепко вцепились в самострел, который он навел на одну из тварей, припавшую к разорванному животу Михея. Арбалетный болт воткнулся в покрытую водорослями спину, и существо яростно запищало, выгнувшись в обратную сторону. Движения были резкими, словно его схватила страшнейшая судорога, но водяной не сдох, а свалился в воду и исчез в бурлящем вокруг лодки потоке. Вторую тварь градоначальник отправил в реку мощным боковым ударом самострела в область головы. В лодке остался лишь он и Михей, чьими внутренностями уже полакомилась парочка водяных. Не раздумывая и секунды, толстяк схватил тело за ноги и сбросил в воду, где тут же началось пиршество. Десяток, а может, больше водяных метнулись к телу и утащили его на дно.

Веря, что теперь путь частично свободен, Вячеслав схватил один из мешков с награбленным у горожан за долгие годы добром и хотел было перетащить его на свою сторону, когда хруст днища разразился под его ногами. Суденышко дало течь. Вода быстро начала заполнять лодку, но в этот же момент, нос ее уткнулся в мягкую глину берега. Берег резко уходил в воду и задняя часть лодки начала погружаться в воду, а от того места, где был сброшен Михей, плыли разгоряченные вкусом человечины водяные.

Пожалуй, впервые Вячеслав столкнулся с выбором: бросить мешки и спастись, или попытаться их вытащить и, возможно, умереть. Наверняка, для многих это был бы простой выбор, но для градоначальника более сложной задачи в жизни не было. Он привык жить, не нуждаясь ни в чем, и залог будущей безбедной жизни сейчас уходил с каждой секундой все глубже в воду вместе со старой лодкой, к которой плыли кровожадные создания, а на решение оставалось все меньше времени.

Жизнь нищим приравнивалась для Вячеслава к смерти, и он крепче схватился за мешок. Толстые, но при этом сильные руки потянули его на себя и мешок поддался. С лихорадочным смехом, застывшим на искаженном болью и страхом лице, он попятился назад, заметив водяных, находящихся совсем рядом с лодкой. Запнулся и повалился на нос судна, отчего то отстало от берега и сбросило неуклюжего толстяка в воду. Холодная вода ударила в глаза, рот и нос. Мешок потянул вниз, а пальцы судорожно, железной хваткой вцепились в ткань мешка, такого драгоценного и такого смертоносного в это мгновение. Каждую секунду градоначальник ожидал, что в его тело вопьются острые зубы водяных, но этого не происходило, и он продолжал бороться с тяжестью похищенного золота, найдя ногами скользкую и вязкую глину дна. Выпрямившись, он с жадностью вдохнул обжигающий легкие воздух, зашелся кашлем, но продолжал карабкаться на берег.

Толстые пальцы левой руки глубоко вонзались в грунт, вырывая сочную траву и обрезая об осоку ладони. Вячеслав был на берегу, а ткань мешка была зажата в его руке.

- Ха-ха-ха! Гхе- ха-хе! - разразился он кашлем вперемешку со смехом, отползая от берега.

Он встал и из последних сил побежал, спотыкаясь и кашляя; прочь от реки и города, а твари за спиной раздирали в клочья лодку, на бортах которой осталась еще теплая кровь Михея.

Глава 21

Как сладок вкус надежды

Подгоняя лошадь, Сергий объезжал суетящихся и кричащих людей, путающихся под копытами. Он подгонял коня, желая покинуть город, но неосознанно несся к центру Медова, где суматоха достигла апогея. Площадь заволокло дымом от горящего дома градоначальника, который пытались потушить с десяток женщин, бесполезно плескающих на него воду из ведер. Мало кто сохранил хоть толику хладнокровия и из четырех линий обороны осталась лишь южная. Там защитники держались. Но долго ли? Ведь они наверняка слышали крики, ощущали панику у себя за спиной и до их носов доносился запах гари.

Остановив коня, Сергий обвел взглядом площадь, где не так давно ему пришлось убивать мертвецов в ночи. Теперь же он видел, как люди бежали, запирались в домах, давили друг друга, а с восточной дороги появились марионетки некроманта. Они хватали женщин, мужчин и детей и убивали их мощными руками, сдавливая головы, ломая ребра, отрывая конечности. Их некому было сдержать, защитники в панике забивались в углы, бились в двери, которые им ни кто не открывал, и умирали со страшным визжанием.

С западной стороны на площадь выбежали четверо мужичков и буквально через секунду они лежали на земле, придавленные лапами волков, перегрызающих им шейные позвонки.

- Все кончено, - пробормотал Сергий, озираясь по сторонам. Площадь превратилась в поле сечи, и осознание смерти вдруг потушило в нем страх. Старый, прошедший многое охотник и убийца пришел к своей смерти в захолустном городке, где разверзся истинный ад.

Спрыгнув с коня и погладив его по морде, он подумал, что именно такая смерть ему и была уготована: с оружием в руке против чудовищ. Разве мог он умереть иначе? Все время рискуя собственной жизнью, он прошел слишком много и прожил дольше, чем любой другой. Стал одним из самых известных убийц лиха и пора было встретить старую с косой подобающе: со спокойствием в сердце и оружием в руках.

Он ровным шагом пошел к центру площади с клинками в руках, прихрамывая на одну ногу, желая встретить погибель достойно. Но вдруг земля под его ногами задрожала. Мощный толчок едва не сбил старика с ног и тут же все замерло. Замерли крики горожан и мертвая рать. Всего лишь на мгновение город погрузился в тишину и в это мгновение Сергий почувствовал, как сквозь тело проходит мощный поток магии. Ни разу в жизни он не испытывал подобного чувства. Все его тело задрожало, словно норовило рассыпаться а после, глаза уловили, как отовсюду начали появляться мелкие, похожие на собак или крупных котов существа. Они спрыгивали с крыш, вылетали из окон, выползали из дымоходов и сточных канав. Их было не менее сотни, и они перевоплощались.

Сергий опустил клинки, смотря на то, как мелкое, волосатое создание высоко подпрыгивает вверх и, делая кульбит, в мгновение ока превращается в огромного вепря, в холке никак не меньше полутора метров, а то и больше. По всей площади существа начали менять форму в ловких прыжках. Все происходило столь стремительно, что даже острый глаз старого охотника едва улавливал это ошеломляющее перевоплощение. Спустя какие-то секунды, площадь Медова была заполнена живыми волками, росомахами, огромными барсуками и ужасными гадюками. Ночное небо разорвали крики соколов, ястребов и воронов необычайно больших размеров. Но даже среди всех этих животных выделялось четыре поистине колоссальных зверя: вепрь с обломленным клыком, впрочем, уцелевший клык длиной был не меньше, а, пожалуй, больше предплечья взрослого мужчины; чуть поодаль свернулась кольцом гадюка, шипя в сторону армии мертвецов. Впервые в жизни Сергий видел что-то подобное. Она была столь велика, что поднятая вверх голова доставала до окна второго этажа стоящего рядом дома, откуда она и появилась в виде мохнатого создания. В десятке шагов от ошеломленного Сергия материализовался волк. Чтобы посмотреть ему в морду, убийце пришлось бы задирать голову, но он не смел поднять ее, видя лишь мощные лапы и грудь огромного создания, покрытые черной, как сажа, шерстью. Четвертый же колосс кружил над городом, расправив крылья и заслоняя собою луну. Этого сокола сопровождала еще добрая дюжина птиц во главе с черным вороном, чего седоволосый старик знать не мог.

Чтобы все это увидеть, Сергию потребовалось не более пары секунд. Он не мог понять и осознать того, что произошло... Он не знал, стоит ли ему выставить окровавленные клинки навстречу огромному черному волку или ими он не сможет его даже пощекотать? Но ситуация решила все за него, когда битва продолжилась. Волк прижался к камням мостовой, ощерив ужасную пасть, а затем бросился на мертвых волков, появившихся с восточной стороны, перемахнув через Сергия, словно через букашку. Гадюка же вонзала свои клыки в сердца нападающих мертвецов, переключивших ярость некроманта на появившихся созданий. Сокол пикировал на площадь, хватая марионеток некроманта, и бросая их в горящий дом градоначальника, от чего площадь освещал столп ярких искр. И в этом свете искр Сергий увидел, как вепрь со сломанным наполовину клыком бросился в атаку. Он сметал попадающихся на пути волков, давил их лапами, рассекал клыками и несся по направлению к северной дороге. Не сбавляя скорости, он ворвался в улицу и понесся по ней.

Не до конца понимая, что происходит, Сергий подбежал к коню, который вновь размозжил копытом башку подскочившей к нему твари и, вскочив в седло, поскакал вслед за вепрем. Пришло время завершить задуманный им план, который еще минуту назад казался несбыточным и позабытым.

Конь несся быстрее ветра с вжавшимся в его гриву седоком, но все равно не мог настигнуть вепря, разметавшего баррикаду в щепки. Вскоре по дороге начали попадаться раздавленные и разорванные на части волки, которые попались огромному созданию по пути, и тут Сергий резко натянул поводья, видя лежащую на камнях девушку. Лишь сейчас он вспомнил о Марии, которая бесстрашно бросилась ему на помощь, когда страх обнял его леденящей хваткой.

- Слава богам, ты жива! - воскликнул он, спрыгивая на землю.

Девушка была шокирована, наверняка, тем, что не прошло еще минуты, как над ней пронеслось огромное создание, унесшее на своих клыках напавших на нее мертвых тварей. Она лишь смотрела на Сергия остекленевшими глазами и пыталась что-то произнести дрожащими губами.

- Ты ранена, - заметил Сергий окровавленную и разорванную курточку на животе девушки, а также ее превращенный в лохмотья сапог. - Ехать сможешь? Эй?! - ударил он ее по щеке ладонью достаточно сильно, чтобы слезы полились из глаз, и она вновь смогла соображать.

- Смогу, - произнесла она едва слышно и последовала за Сергием, но вдруг остановилась, развернулась и подняла свой арбалет, на рукояти которого отпечатались глубокие следы клыков, после чего взялась за протянутую ей руку и с трудом запрыгнула на коня, обхватив руками сухой и жилистый торс старого убийцы.

Вместе они поскакали в сторону главных ворот, встречая изуродованные тела волков, разбросанных по всей улице. Некоторые вставали и пытались схватить коня за ногу, но были столь сильно разорваны, что едва переставляли переломанные лапы. Но не это поразило всадников. Проскакав от второй баррикады совсем чуть-чуть, они увидели огромное тело, перекрывающее большую часть улицы. Это был один из леших, что орудовал балкой от главных ворот, как дубиной. Его брюхо было вспорото одной ровной полосой, доходящей до самого сердца. Нутро твари отвратительно воняло, и Сергий поспешил вперед, видя на камнях бликующие кровавые следы. Схватка вепря с лешим не прошла для зверя безболезненно, и он явно был ранен, так как лучи полной луны все чаще освещали вязкую жидкость на камнях.

Вскоре они увидели и гордого зверя, стоящего на теле второго лешего в окружении десятка волков, рвущих врага на части. Вепрь яростно отбивался, сокрушая врагов острыми клыками, но движения его не были столь резкими, а врагов было много. Как оказалось, и леший не был мертв. По всей видимости, вепрю едва хватило сил его свалить, но распороть толстую шкуру он не смог и теперь не давал твари встать, придавив мощью своего тела.

Сергий видел, что зверь содрогается от каждого нападения волков и уже едва был способен мотать головой, обороняясь. Убийца пришпорил скакуна, поняв, что если сейчас не прорвется, то больше шанса не представится. Он высвободил клинок и пронесся мимо волков, едва не задев плечом каменный фундамент дома слева. Ему пришлось рубануть лишь единожды, отсекая бросившемуся на них волку челюсть. Другие же звери были слишком заняты более опасным врагом, который пошатнулся и рухнул от удара лешего, пришедшегося вепрю в бок. Больше Сергий ничего не видел, так как промчался на черном скакуне мимо разрушенных главных ворот и исчез в темноте поля с прижавшейся к его спине девушкой.

Глава 22

Исповедь

Лишь единожды Виктор потерял сознание, стараясь забраться на выступ. Перед глазами зарябило, затылок сдавила боль, а руки пронзила слабость, выбившая едкий пот по всему телу. Сколько времени он так пролежал, понять было сложно, но когда глаза его вновь открылись, то он пошел дальше, опираясь на меч и проклиная себя за дрожащие ноги.

До вершины горы было еще далеко, скалы уходили высоко в темное небо, но он чувствовал, что вот-вот достигнет цели, если его тело сможет выдержать. И пусть оно дрожало, пробиваемое лихорадкой, дух был силен, и он заставлял сердце биться, а ноги двигаться по едва различимой тропе меж острых скал.

Виктор сопротивлялся сильному ветру, норовящему сбить его с ног, поту, льющемуся в глаза, и желанию лечь и умереть. Ведь это было так просто: лечь, дать телу расслабиться, сделать глубокий вдох и позволить смерти забрать его с собой, прочь от боли и ответственности, которую он сам и взвалил на себя. Наверняка он бы так и сделал, не поддерживай его мысль о том, что осталось совсем чуть-чуть и он, исполнив свой долг, с радостью примет холодящие объятия смерти, дарующие свободу от всего мирского. Даже если не получится остановить Грима, он будет знать, что боролся до конца и совесть его останется чистой, чистой перед Тишкой, который поверил в него и теперь сдерживает натиск мертвой армии. Нет! Лечь и умереть он не мог, по крайней мере, пока, и потому шел вперед, сдирая ногти с пальцев, хрипя и падая, но все же шел!

Впереди виднелся каменный выступ, до него оставалось совсем ничего. Выступ напоминал площадку, выбитую в скале, которая продолжала взвиваться вверх позади этого плато. Сердце чувствовало, что именно там он найдет некроманта и именно там его мучения закончатся. Но не успел он сделать и пары неуверенных шагов, как глаз заметил движение справа. Встрепенувшись, Виктор вскинул меч, служивший ему опорой, в сторону движения, но оказалось, что нападать на него никто не собирался. Перед ним стоял горный козел. Старое, потрепанное временем и суровыми ветрами создание смотрело на Виктора темными, как безлунная ночь, глазами. И лишь теперь, увидев абсолютно голую кость задней лапы животного, Виктор понял, что это создание давно умерло. Белая кость держалась на высохшей мышце и надорванном сухожилии. Козел не нападал и никак не проявлял агрессию, лишь смотрел, после чего развернулся и ловко поскакал по камням. Виктор последовал за ним, понимая, что разведчик Грима ведет его к господину, чьей воле и подчинялось мертвое тело.

Адреналин, вплеснувшийся в кровь, позволил ему довольно бодро преодолеть последний рубеж и, схватившись за края каменной площадки, рывком вытянуть свое избитое тело наверх.

Глазам его предстала большая, довольно ровная, округлая поверхность, с запада и востока уходящая вниз резким обрывом. Открытая всем ветрам, она поразила его вовсе не опасностью склонов, а десятком мертвых созданий, выстроившихся по правую и левую сторону от него, словно защищая от возможного падения вниз. Подобно коридору выстроились древние трупы, на которых плоть прогнила, являя миру белые кости. Здесь были горные козлы, два леопарда, бараны с огромными витыми рогами на голом черепе, три птицы с отсутствующим оперением крыльев, похожие на соколов или орлов. Они даже не шелохнулись, когда Виктор поднял меч и сжал его рукоятку обеими руками, они даже не смотрели на него. Лишь козел прошел вдоль коридора и занял свое место в строю подле волка, абсолютно лишенного глаз.

С ужасом Виктор взирал на этих созданий, поняв, что если кто-то из них ринется на него, то здесь и будет окончен его путь. Но они стояли, и в завывании ветра раздался голос. Металлическое скрежетание, утопающее в рыке. Такое знакомое и такое холодное.

- Ты пришел.

Виктор посмотрел в сторону голоса, а точнее на небольшую пещерку в толще скалы. Там, среди темноты ночи, вырисовывался силуэт создания, окутанного плащом.

- Подойди, будь добр, - прозвучал голос, и Виктор пошел, словно его тело принадлежало вовсе не ему.

Он шел, не смея взглянуть на тварей, стоящих по краям обрыва. Шел на голос, не думая ни о чем. Шел, потому что ему так сказали, но по-прежнему сжимал меч в руке. А когда дошел, то скрытый темнотой пещеры человек, или что-то иное, отвернулся от него и пошел вглубь своего логова. Виктор следовал за ним, не в силах поднять меча. Они погрузились в прохладную темноту, где не было видно абсолютно ничего, а под ногами что-то хрустело при каждом шаге. Путь вел вниз, и через каких-то десять-пятнадцать шагов темнота ярко озарилась зеленым пламенем. Виктор прищурил глаза, которым яркое свечение доставило немалую боль, а когда смог видеть окружение, то перед ним горел костер, по другую сторону от которого сидел укутанный в плащ человек... некромант... Грим. Его плащ, грубо сшитый из шкур, с объемным капюшоном скрывал лицо.

- Присядь, - кивнул он, и Виктор сел на шкуру, оказавшуюся у него за спиной.

Зеленое пламя озарило небольшую пещеру. Голые, освещенные зеленым пламенем стены, такой же пол, костер, в котором играло пламя на чьих-то костях, он и хозяин пещеры напротив - вот и все, что было здесь. Повисло долгое молчание. Виктор не мог ничего сказать, чувствуя, что тело его подчинено воле сидящего напротив. Но вот хватка некроманта ослабела, а затем и вовсе исчезла. Стальной голос, утопающий в тихом рыке, сказал:

- Ты пришел остановить меня, верно?

- Да, - прохрипел Виктор пересохшим горлом. - Я пришел убить тебя.

- В тебе едва теплится жизнь, - с легкой насмешкой проговорил Грим в ответ. - Как ты можешь меня остановить? Этим мечом, который ты притащил лишь для того, чтобы я подумал: это его единственное оружие и если он лишится его, то не сможет мне противостоять? Я знаю, что ты думал встретить здесь чудовище, которое набросится на тебя и вопьется зубами в твое тело, после чего кровь, по которой еще течет лекарство, попадет мне в пасть и лишит меня сил, а вместе с ними и жизни.

Голова Виктора пошла кругом. Он действительно надеялся на это, а теперь его попытка была разбита на тысячу осколков этим существом, насмешливо и так просто раскусившим его. Он хотел было встать и попытаться вонзить меч в окутывающие Грима шкуры, но воля некроманта не позволила ему сделать движение, и он сидел, свободный мыслью, но скованный телом.

- Я уже давно знал об этом лекарстве, - проговорил Грим без намека на насмешку. Его руки поднялись к капюшону, и Виктор увидел узловатые пальцы, с длинными, звериными когтями, поросшие шерстью. Когда же пламя осветило истинное обличие некроманта, то перед ним оказалась морда волка, чуть менее вытянутая, но такая же волосатая и старая. Шерсть на его лице поседела, клыки пожелтели, кожа была дряблой, но глаза остались человеческими и живыми. Пламя освещало их в зеленый цвет. - Я значительно старше тебя. И если ты решил, что я не прочел того, что прочел ты, то это твоя ошибка. Ты ведь знаешь мою историю?

- Знаю, Грим, - ответил Виктор. - Знаю, что когда-то ты был человеком, имел семью и потерял ее из-за жестокости людской, а теперь жаждешь отомстить и мстишь.

- Как я и сказал - ты слишком молод, - вздохнул Грим, смотря на Виктора сквозь пламя костра. - Я вижу, что ты слаб и на пороге смерти, но, думаю, я успею тебе кое-что поведать, ведь я давно не общался с живыми... Ты думаешь, что моя ненависть к людям вызвана тем, что горожане жестоко убили моих родителей, вставших на мою защиту и отдавших за меня жизнь? Но это не так. Давно это было, когда мне пришлось бежать прочь из собственного дома в обличии зверя, оставляя за спиной отца и мать на расправу обезумевшей толпы. Я был молод, моложе тебя и гнев в моем сердце бушевал подобно урагану. Тогда мне удалось убежать из города и прибиться в пещере, которую ты, кстати, обжил. Я не голодал, так как волк может найти себе пропитание, ему не холодно ночью и зверь ему не страшен, но я слишком долго находился в шкуре зверя, ведь так мне было проще. Так гнев за убитых родных не грыз мне сердце, ведь звери не испытывают чувства мести. Они живут моментом и не загадывают, что будет завтра. Именно такая жизнь в волчьей шкуре меня устраивала. Но в те моменты, когда я вновь становился человеком, я понимал, что могу потерять свое Я и навсегда остаться зверем. Поэтому я стал жить в пещере, лелея свое горе. Я не думал о мести, мне просто было жаль родителей, и так прошло более года, может, двух. Дикая и одинокая жизнь в пещере стала для меня чем-то вроде муки. Ты наверняка понимаешь, как потихоньку убивает одиночество. Но я-то волк, а волк не может жить без стаи, и я потянулся к людям. Конечно, я понимал, что они не будут со мной добры и лучше не показываться им на глаза, но в ночи я прокрадывался в Медов и наблюдал, как в домах горит свет, как стража смеется, рассказывая какую-нибудь шутку, как пьянчуги идут домой, едва стоя на ногах. Мне это дарило истинное наслаждение. Я пришел к тем, кто убил моих родителей и наслаждался их компанией, пусть они и не ведали о моем присутствии. Я хотел стать одним из них, быть в стае. Но мое желание обернулось против меня. Однажды я решил заговорить с одним из жителей.

Виктор сидел и слушал историю Грима, смотря в зеленые глаза, в которых промелькнули печаль и горе. На секунду он испытал чувство, схожее с жалостью, но тут же отогнал его, а волк продолжал.

- То была женщина, которая мне, животному, понравилась. Дочь старика, любившая петь. Именно ее тихое пение в тишине ночи привлекло меня и я начал проводить вечера под ее окном, прячась в кустах малины. Я влюбился в нее. И решил, что если не смогу быть с ней, то разве стоит тогда мне жить? И однажды я вошел в ее дом... Тогда я еще не выглядел, как настоящий зверь, но обличие мое из-за долгого пребывания в шкуре зверя сделало свое дело. Я шел с мыслью о том, что либо она увидит во мне человека, либо я умру в этом самом доме отвергнутый ею. И одним вечером, когда она вновь запела свою песню, я подкрался к двери, тихо отворил ее и запел:

Ночь дарит сны нам разные,

Когда кошмаров полные, иной раз и прекрасные.

Во сне мы можем птицей быть,

А можем зверем лютым выть,

Не все ведь сны прекрасные,

Иной раз и ужасные...

Пропев своим грубым, металлическим голосом строки, он вдруг замолчал, словно окунулся в то воспоминание, покинул холодную пещеру и вновь отправился на порог к той девушке. И в этот момент Виктор почувствовал, что власть над его телом пропала. Он мог встать и вонзить меч в грудь некроманта, не ведая, убьет ли это его. Он сжал меч, видя опущенную голову волка, и застыл в нерешительности. Но память его вытащила наружу облик маленькой девочки, в виде которой некромант предстал перед ним впервые, и мышцы его напряглись, он вскочил и занес меч, но тут голова волка поднялась, и вновь тело Виктора подчинялось ему. Тот не произнес ни слова, а Виктор сел на место.

- Когда я пропел эти строки на пороге ее дома, - продолжил он холодным голосом, - то надеялся, что песня покажет ей, что я вовсе не зверь, а всего лишь человек, покрытый шерстью и имеющий отвратительный облик. Но я ошибся. Когда она увидела меня, то в ужасе попятилась прочь, визжа и захлебываясь. Ее старик схватил кочергу и набросился на меня, чуть не раскроив мне череп... И вновь я бежал прочь в обличии зверя. Вновь забился в тот грот. Хотел умереть на ее пороге, но сбежал, не дал старику прибить меня. Тогда-то на меня объявили охоту... Знаешь, чей меч держишь в руке? - обратился Грим, подняв зеленые глаза.

- Я взял его в гроте, - ответил Виктор, предприняв тщетную попытку поднять меч, но рука лишь едва заметно дернулась. - Он принадлежал какому-то человеку, а теперь от него остался лишь скелет. И знаешь что? Давай закончим! Я не буду тебя слушать, пока город пылает в огне, а беззащитные люди умирают в пастях мертвых тварей, посланных тобой. Убей меня, раз воля твоя так сильна, либо сразись со мной на равных!

- Подожди, - оскалился в улыбке Грим. - Ты прав - воля моя сильна и потому тебе придется меня выслушать до конца, ибо я этого хочу.

- Зачем? - выплюнул Виктор, чувствуя, что в любую минуту может потерять сознание от ран и усталости.

- Слушай, - оборвал его некромант металлическим рыком. - Тот скелет был первым из охотников, что пришел за мной. Это случилось после моего визита к той девушке... Я даже не помню ее имени... так давно это было. Медов во главе с прежним градоначальником нанял убийцу, чтобы расправиться со мной. Он пришел на рассвете, и боги тому свидетели, я не желал его убивать. Охотник напал на меня, когда я спал... Но ты же знаешь, как у нас обостряются чувства. Ему удалось лишь ранить меня. Мы схватились в ожесточенной битве, и я вцепился ему в шею. Мог отгрызть голову, но лишь защищался и, почувствовав кровь во рту, я его отпустил. Он хрипел и полз прочь, заливая камни кровью, но меча не отпустил. Мои раны затянулись, он же умер. После мне пришлось убраться из грота, чтобы больше никто из охотников не смог меня достать. И я ушел сюда. С того времени я всего лишь раз побывал в городе, похитив пару книг из хранилища. Одна же книга была истинным кладезем знаний... Правда, по темным искусствам.

С детства я любил читать и прочел все, что было в Медове, в том числе и тот рецепт, как избавиться от нашего проклятья, но темная книга захватила меня. Сидя у пещеры, я читал от рассвета до заката. Потом разжигал костер и продолжал скользить глазами по символам. Не знаю, как эта книга оказалась в Медове, но если бы нашелся хоть один человек, чья башка не была бы набита соломой, то он мог бы выручить за нее огромное состояние или стать обладателем силы, коей наделен сейчас я. Если хочешь знать, то я не дочитал ее до конца, ибо символы столь сложны, что на то, чтобы прочесть одну страницу, мне потребовалось десять дней безотрывного чтения. Страницы словно высосали из меня жизненную силу. Слабый духом мог бы подчиниться книге и смотреть в нее до момента, пока его сердце не перестало бы биться. Я же сумел оторваться, и это спасло мне жизнь. Но не об этом... - затих на мгновение Грим, подкинув в костер пару костей, лежащих рядом с ним, от чего бездымное пламя взвилось к каменной тоще потолка.

- Я познал то, как повелевать разумом живого и подчинять своей воле мертвого. Великая сила для никчемного отброса, верно? - улыбнулся некромант, и улыбка его была полна печали. - Повелевать разумом живого создания очень сложно, нужна твердая воля, чтобы перебороть его дух. Поэтому я начал с мелких животных. Мыши и крысы отлично для этого подходили. Я мог видеть их глазами. Книга дала мне то, чего я так хотел. Нет, вовсе не подчинять кого-то своей власти. Благодаря мелким созданиям я смог попадать в дома людей, мог находиться среди них, сидя здесь, на холодной скале. Я чувствовал тепло очага, слышал их разговоры и смотрел на них, представляя, что нахожусь среди них. Я был счастлив, понимаешь?

И Виктор понимал. Он, отвергнутый людьми, желал лишь того, чтобы они относились к нему, как к равному. Хотел сесть за стол, хотел ложиться спать в кровать. Желал разговаривать с кем-то у камина до поздней ночи. Хотел испытать тепло прикосновения женской руки, услышать чистый, как горный родник, смех. Жаждал быть хоть кем-то среди отвергших его. Слова Грима были ему знакомы, и сердце испытало боль.

- Вижу, что понимаешь, - покивал седой мордой некромант. - И я когда-то был таким, как ты. Но разница между нами лишь в том, что ты не успел увидеть в людях истинной натуры. Тебя изгнали, но ты посчитал, что не достоин общества людей из-за своего проклятья... Как же сильно ты ошибаешься, Виктор.

Я жаждал быть одним из них, пусть даже самым низшим и убогим, и потому каждый вечер проникал в дома в обличии мыши и смотрел, как они живут, испытывая чистое наслаждение. Я был занят лишь двумя заданиями - проникал в дома в зверином обличии и читал книгу, иссушающую меня, но дающую великие знания. И вскоре я познал грязь, которая окутывает людей, увидел их истинную личину. Первой была та девушка, к которой я зашел на порог с песней... Я желал послушать ее пение, но увидел, как она подмешивает что-то в стакан своего старика, дает ему пить, а потом сидит и поет, поглаживая его редкие волосы. С каждым днем старик все больше чах, но с одухотворением слушал свою внучку, а та травила его, пока он не ушел в мир иной. Я испытал страшный удар. Та, которая мне нравилась, в которую я был влюблен, оказалась бессердечным чудовищем. Лишь только старик умер, она привела в дом мужчину и забавлялась с ним в траурном одеянии... С тех пор я начал замечать не только хорошее. Однажды я видел, как пьяный отец приставал к своей юной дочери. Мать попыталась ее защитить и разбила о башку пьяницы крынку с молоком, а он зарезал ее на глазах зареванной дочери и уснул на окровавленном трупе пьяным сном. Я видел, как градоначальник пугает женщин тем, что обвинит их в колдовстве и повесит, если они не будут выполнять его пожеланий. Видел, как ради бутылки самогона двое мужиков дрались на смерть и один испил желанного нектара, не далеко уйдя от захлебывающегося кровью друга. Видел, как из-за золота рушатся семьи. Видел, как наделенные властью топчут нищих. Я все это видел, и сердце мое отравлялось. Я разочаровался, а затем возненавидел тех, к кому желал вернуться.

Но я не прекратил смотреть. Каждое убийство, предательство, измена - все копилось и оставалось здесь, - похлопал Грим себя по груди. - Долгие годы я все сильнее разочаровывался в людях и их грехи травили меня. Но я нашел выход гневу и переполнявшим меня разочарованиям. Книга дала мне эту возможность. Я сумел призывать мертвых. Тех, чей дух еще витает над телом в течение сорока дней. Над ними я имел власть. Власть полную и неукоснительную.

Но шли года, я старел и наблюдал. Наблюдал до того момента, пока сердце мое не могло более сдерживать в себе грехи и разочарования рода людского. Тогда-то появился здесь ты, Виктор. И за долгое время я увидел себе подобного. Того, кто может меня понять. Но я был осторожен, не хотел, чтобы ты разочаровал меня так же, как этот город. Потому я отправил к тебе того мертвого охотника. Я хотел видеть тебя. Хотел знать, сможешь ли ты противостоять страху смерти. Пусть ты и был ранен и обессилен, но ты смог выстоять против ужаса. Смог справиться с ним. Я готовил тебя к встрече со мной, а точнее встрече с тем, кем я стал. Потом я пришел к тебе в грот, когда ты лежал в нем без сознания, израненный людьми. Я залечил часть твоих ран заговором и проник к тебе в голову, ибо имел крепкий дух и большую практику...

- Ты измывался надо мной! - бросил Виктор, крепко сжав рукоятку меча. - Довел меня до истощения. А после... - голос его задрожал. - А после явился в обличии ребенка, которого подвел тогда на площади под когти зверя.

Грим пронзительно взглянул на Виктора глазами, полными осуждения и льда. Взгляд старого волка был испепеляющим и суровым.

- Не перекладывай того, что сделал сам, на плечи другого, - сказал он коротко и резко, от чего голос стал поистине металлическим. - Я не был виновен в том, что ты убил ту девочку. Но я явился к тебе в ее обличии. Но лишь после того, как я ощутил ту печаль, испытываемую твоим сердцем. Все те дни я не измывался над тобой. Я лишь чувствовал все то, что чувствовал ты. И я понял, как сильно ты опечален смертью той малютки. Потому я пришел к тебе, но шевелились ее губы. Я хотел, чтобы ты присоединился ко мне. Я жаждал показать тебе истинную суть человека, но ты отверг меня, как и остальные. И я принял это. Принял, понимая, что ты слишком молод, чтобы понять меня.

- Понять тебя? - переспросил Виктор, отплевываясь от стекающего по лицу едкого пота. - Понять того, кто отправил армию мертвецов на город? Ты говоришь о грязи, которой покрыты люди, а сам убиваешь беззащитных, старых, больных...

- Хватит! - резко оборвал Грим, подняв волчью лапу вверх. - Те мертвецы, что сейчас в городе - это грехи людей. Убийство, воровство, предательство, клевета - все это заключено в сердцах зверей. Лишь это движет ими! Долгие годы я видел и накапливал в себе погань человеческого рода, а теперь я заключил ее в мертвых созданий. Все, что сотворил Медов за долгие годы, теперь обращено против его жителей. И я не управляю ни единым созданием! И я не могу их остановить.

- Не можешь? - едва слышно прошептал Виктор и почувствовал, как холодный пот прошиб спину. Его замутило, голова пошла кругом, и рвотный рефлекс подступил к горлу. - Как же так?

- Именно так, - спокойно ответил Грим. - Я знаю, что, придя сюда, ты надеялся убить меня и покончить с каждым из мертвых созданий. Нет, лишь пронзив сердце их получится остановить. И это завершающий штрих моей жизни.

Поднявшись на ноги, подобно столетнему старику, Грим, сгорбившись и ковыляя, направился к дальней стене пещеры и что-то поднял, от чего спинные позвонки его затрещали.

- Вот тот труд, - вновь усаживаясь на шкуры, произнес он, показывая толстую и неимоверно древнюю книгу, состоящую из тысячи, а может, и большего количества пергаментных листов, укрытых деревянной обложкой. - Я знаю, сколь сильна книга, знаю, что она способна наделить истинным могуществом, но также знаю, что в руках злодея она будет ужасным оружием.

С этими словами он поднес книгу к зеленому пламени и опустил ее на обугленные кости. В ту же секунду пламя охватило деревянную корку и книга начала потрескивать, но огонь остался прежним, не увеличился в размерах, лишь методично пожирал древние страницы.

- В твоих руках она стала ужасным оружием, - прохрипел Виктор, едва держась, чтобы не упасть и не потерять сознание от бессилия. - Ты видел в людях лишь грязь, грехи и пороки, не обращая внимания на доброту, любовь, радость, печаль утраты и ликование победы.

- У каждого своя правда, - пожал плечами Грим. - Убиенный станет убийцей. Лишь кровь может омыть страшные грехи. Это то, что я понял, живя на скале. Может, ты и не понимаешь, но я вестник добра. Я заставил людей увидеть их прегрешения в истинном, ужасном обличье. В той форме, когда они жертвы, а не вершители зла. Это моя исповедь чудовища, Виктор. Исповедь, после которой я уйду. Но скажу перед этим лишь одно - по твоему следу идут двое и они не лишатся встречи со своими грехами.

Виктор не мог ни чего сказать, он лишь сидел и смотрел, как старик поднялся, обогнул костер и подошел к нему, после чего упал на колени, взял руку Виктора своими крючковатыми лапами и поднес ее к пасти. Зубы пронзили ладонь, и кровь полилась в глотку старого волка. Через мгновение некромант отпрянул. Пламя костра задрожало на пепле от сожженной книги, и волк замертво рухнул в зеленое пламя, тут же охватившее его.

Виктор ощутил, что теперь имеет власть над собственным телом и духом и отпрянул от огня. В его голове крутилась лишь одна мысль о тех двоих, что идут по его следу. Кто это мог быть? Он не знал, но сердце странно щемило, словно мировая тоска сжала его в объятиях и он, взглянув на горящее тело некроманта, поплелся прочь из пещеры.

Ровный выступ был пуст. Ни единого мертвого животного на нем не было. "Они не лишаться встречи со своими грехами", - прозвучал голос Грима в голове Виктора, и он поплелся к тропе, по которой пришел. Находясь между жизнью и смертью, он пошел по тропе вниз.

***

Сергий осмотрел пещеру и быстро нашел кровавые следы, ведущие из нее в сторону гор. Мария ждала у входа, держа арбалет наготове.

- Он ранен. Потерял много крови, - сухо сообщил Сергий, выйдя из грота. - Пошел в горы. Жди меня здесь, он может быть опасен.

- Нет, - покачала девушка головой. - Я пойду с тобой. Если мне удастся остановить зло, обрушившееся на город, то я не останусь в стороне.

Убийца не стал противиться. Он испытывал стыд перед девушкой за то, что бросил ее на растерзание волков. А она, не сказав и слова в упрек, отправилась с ним, хоть и была сильно ранена, провела его одной ей известными тропами к логову чудовища и теперь жаждала идти до конца. Он не мог остановить ее и не хотел.

- Пойдем, - мотнул старик головой в сторону горы, где на камнях виднелись в предрассветной дымке кровавые следы.

***

Небо на востоке начало светлеть, когда Сергий замер, вытаскивая из ножен клинок. Впереди на камнях стоял волк с пустыми глазницами и белоснежным черепом. За спиной натянулась тетива арбалета. Но не успела Мария выстрелить, как рядом с мертвым волком появился старый горный козел, чуть в стороне показался леопард, горный баран и вскоре Сергий с Марией оказались лицом к лицу с десятком мертвых созданий.

- Беги, - прошептал Сергий и высвободил второй клинок.

Мертвые бросились в атаку.

***

Виктор еще издалека увидел, как внизу какой-то человек сражался с одним из мертвецов Грима, освещенный предрассветным заревом. Но идти быстрее Виктор не мог. Едва передвигая подгибающиеся ноги, он по-прежнему абсолютно голый шел к месту сражения, видя, как оба противника рухнули на камни.

Маленькая площадка, на которой он останавливался, чтобы перевести дух, когда поднимался в гору, теперь была усыпана телами древних тварей. В центре этого побоища стоял на коленях худощавый старик с седыми волосами. Его тело было покрыто множеством ран. Одежда превратилась в кровавые лохмотья, а он стоял на коленях и каждый вдох сопровождался сильным свистом, вырывающимся из его груди. Когда Виктор приблизился к нему, то он лишь поднял на него голубые глаза, в которых застыл лед, а затем последний раз вздохнул и завалился назад, по-прежнему крепко сжимая клинок в руке.

Виктор прошел мимо, увидев то, чего боялся увидеть больше всего. На краю тропы лежала она... Рядом покоился раскушенный на две части арбалет и мертвый волк. Она была мертва. Зияющая рана на шее являлась тому ярким подтверждением. Но лицо ее не было искажено смертными муками. Открытые, потускневшие глаза смотрели в сторону восходящего солнца. И было тихо. Лишь легкий ветерок трепал ее каштановые волосы.

Виктор пал рядом с ней на колени, от чего камни впились в его плоть, а он и не заметил. Его трясло, но он и этого не чувствовал. Он умирал, но и это его сейчас не волновало. Его тыльная сторона ладони прикоснулась к еще теплой щеке Марии, а глаза устремились на восток, где начинался новый день.

Через мгновение он упал рядом с ней и умер, а первые лучи света озарили два безмятежных лица.

***

Вячеслав едва плелся, проседая под тяжестью мешка, когда расслышал едва слышный писк. Резко развернувшись, он с ужасом осмотрелся по сторонам, но никого не увидел. И вновь хрипловатый писк раздался в тишине. Нет... Не писк, а стон... плачь. Теперь, когда страх поутих, он пошел на этот звук к небольшой березовой рощице, что росла по правую руку от дороги. Высокая трава здесь была примята. Сделав несколько осторожных шагов, Вячеслав развел траву и увидел женщину, крепко прижимающую к груди ребенка. Она околела, так как была голой. Вся ее одежда окутывала ребенка, все равно посиневшего от холода и едва слышно пищавшего. Нога женщины опухла, и на ней виднелись рваные раны.

Опустив мешок, бывший градоначальник подошел ближе и с усилием высвободил из рук женщины кокон, в котором лежало замерзшее дитя и, взвалив мешок на плечо, вернулся на дорогу, желая как можно дальше уйти от Медова.

Наступил рассвет.


Слова автора

Спасибо за прочтение! Надеюсь, что каждый читатель нашел в этой неоднозначной истории что-то интересное и испытал эмоции. Да, книга мрачновата! Кому-то это понравится, кто-то скажет, что слишком много серых оттенков, но, что написано пером... В любом случае мне интересно мнение каждого читателя. Если есть желание высказаться, задать мне вопросы или следить за выходом следующих книг, то заходите в группу - https://vk.com/fantasy_eas

Большое спасибо, дорогой читатель!



на главную | моя полка | | История чудовища |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 1
Средний рейтинг 2.0 из 5



Оцените эту книгу