Книга: На балу грёз



На балу грёз

Дэй ЛЕКЛЕР

НА БАЛУ ГРЁЗ

Пролог

Особняк семьи Монтегю, штат Невада

— Ну как, не умираешь от страха?

Элла Монтегю взглянула на мать. Разве повернется у нее язык сказать той горькую правду: да, она умирает от страха целых пять лет — именно столько минуло с последнего «Золушкиного бала», с той черной ночи, похоронившей ее надежды и мечты. Но открыться и огорчить мать… Элла тряхнула головой.

— Вы с папой всегда так переживаете по поводу этого праздника, — деликатно заметила она.

— Переживаем, — призналась Генриетта. — Когда брак наполняет жизнь такой любовью и радостью, как у нас с твоим отцом, хочется, чтобы все-все приобщились к твоему счастью. Потому-то раз в пятилетие мы и спонсируем «Золушкины балы» и вот уже тридцать пять лет поддерживаем традицию. — Генриетта потянулась к руке дочери. — Но помни: наше самое заветное желание — чтобы ты встретила счастье.

— Встретить счастье? — Пальцы Эллы похолодели в руках матери. Каким неизбежным это казалось раньше и каким невозможным — теперь. — Разве всем суждена такая любовь, как в сказке: «И жили они долго и счастливо…»?

— Конечно, всем. — Тревожные нотки появились в голосе матери: — Что с тобой?

— Знаешь, я всегда представляла, как однажды встречу на балу суженого. — Элла потупилась. — Мы влюбимся друг в друга и еще до конца волшебной ночи поженимся. Как ты и папа. А вдруг, — внутри у Эллы все сжалось: как трудно выразить то, что родители никак не хотят принять, — «Золушкин бал» помогает не всем?

— Всем, если веришь, — твердо ответила Генриетта. Ее нежно-голубые глаза стали печальными. — Этот Бомонт… он сильно обидел тебя?

— Переживу. — Элла распрямила плечи.

— Денно и нощно мы с отцом сокрушаемся о том дне. Все наша вина. Ведь могли догадаться, — Генриетта всплеснула руками, — могли предвидеть…

— Не казнитесь. Кто же знал, что предпримет сестра Рафа. Шейн ни с кем не поделилась, не предупредила. К тому же… ни в какого Рафа ни на каком балу я не влюбилась!

— Ты его там потеряла, — заметила мать.

«Что отрицать?!»

— Мне уже не двадцать один год. Той наивной мечтательницы, витающей в облаках, давно нет. — Элла вздернула подбородок и решительно встретила взгляд матери. — С этим покончено.

«Пять последних лет оставили свой след».

— Неужто ты потеряла надежду?! — Генриетта испуганно заморгала. — Милая, нельзя отчаиваться!

— Я и не отчаиваюсь.

А что еще ей оттается делать?

Элла глубоко вздохнула.

Еще не отшумел этот «Золушкин бал», а значит, жива надежда встретить красивую любовь, встретить принца на белом коне. А если нет, что ж, поймать золотую рыбку, выспросить секрет счастья и сделать сказку былью, видно, не ее удел.

Элла загрустила, ее ясные глаза затуманились. Давно же решила: не выйдет замуж — мир не перевернется. Просто придется признать, чудес не бывает на белом свете. Раф тысячу раз прав: сказки — ложь. «И жили они долго и счастливо…» — таких раз-два и обчелся, и ее родители — лишь исключение из правил.

— Элла, признайся, ты не перестала верить?

Дочь обернулась и одарила мать своей самой обворожительной улыбкой.

— Я верю, верю, мама.

— Мне нужно знать, что ты не сдаешься, — разволновалась Генриетта. — Это важно для меня… для всех.

— Знаю. — Улыбка Эллы потеплела. — Вы с папой — неисправимые романтики. Были и будете.

— Что есть, то есть. Но беда в другом. Знаешь, мы так и не рассказали тебе…

— Что такое, мама? — Элла удивилась и встревожилась.

— Сядь, родная. Давай поговорим…


Гостиница «Гранд-Отель», штат Невада

— Предвкушаешь веселый вечерок?

— Шейн, что ты хочешь от меня? — Раф прижал плечом к уху телефонную трубку. — Чтобы я притворялся? — И загнал тяжелую золотую запонку в петлю манжеты белоснежной рубашки. — Вешал лапшу на уши, чтобы тебе стало легче?

— Да, и еще раз да!

— Не в моем стиле, — осклабился Раф. — Послушай, и ради этого ты звонишь из Коста-Рики и действуешь мне на нервы? Поважнее темы нет? Я, как понимаешь, спешу.

— Проклятье, Раф! Куда важнее?! Умоляю, дай слово оставить семью Монтегю в покое!

— Не дам, ты прекрасно знаешь.

— Не дашь?!

— Нет! — отрезал Раф. — Монтегю поплатятся. И я хочу увидеть как. Да я собственными руками столкну их в пропасть!

— Я сама во всем виновата! Сколько можно твердить?!

Раф посмотрел на брошенный на кровать конверт — толстый, тисненный золотом.

Внутри для его сестры лежал «билетик» на «Золушкин бал».

— Кто знает, как относился бы я к этим балам, если бы не тот случай пять лет назад. Но прислать тебе приглашение опять!.. — Испанский акцент — отголосок детства и верный признак бурных переживаний — коверкал слова. — Такая наглость! — Титаническим усилием Раф усмирил душивший его гнев и выдохнул: — Такое не прощают.

— Пойми, я сама хотела пойти на бал. Я подумала…

— …там будет этот! — Раф стиснул зубы.

Шейн умолкла. Слышались лишь сдавленные всхлипы.

— Ах, pobrecita hermanita[1], — прошептал Раф. — Ты разрываешь мне сердце! Все отдам, лишь бы облегчить твою боль. — Раф на несколько секунд закрыл глаза. Твердая решимость овладела им. — Так и будет. Стереть с лица земли семейку Монтегю с их «Золушкиными балами», этим романтическим искусом для таких, как ты, дурочек, и точка.

— Раф, пожалуйста, — в голосе Шейн было такое страдание, что чувство вины, вот уже пять лет камнем лежавшее на сердце Рафа, стало еще тяжелей, — не надо.

— Я должен, — ответил он. — Сколько еще им можно играть жизнями доверчивых людей, посулами любви и неземного счастья, выуживая у них деньги? И что взамен — лишь горечь разочарования?!

— Не они виноваты! Я! Ну как убедить тебя?

— Никак, Шейн. Просто потому, что я виноват больше всех.

— Ты?!

— Ты очень долго была совсем одна. Когда ты вернулась домой, я поклялся, что стану тебе защитой и опорой. — Рот Рафа скривился. — И не сдержал клятвы. Прошлого не воротишь, но повторения не будет!

Шейн силилась не заплакать.

— Подожди, — только и смогла она сказать, — ты не понимаешь…

— Понимаю, mi pichon[2], — заговорил он ласково, — ты даже не представляешь, сколько я всего понимаю, — и, положив трубку, вновь уставился на конверт, а потом выудил оттуда «Пригласительный билет». — Клянусь, Шейн, — прохрипел Раф, — они попомнят меня.


Глава первая

Особняк семьи Монтегю, «Золушкин бал», штат Невада

Как снежный барс издалека чует близкую добычу, так и Раф ощутил присутствие Эллы задолго до того, как увидел ее. Его тело напряглось, руки невольно сжались в кулаки — он приближался к девушке.

И вдруг увидел ее в толпе: блестящие черные волосы, белая кожа, сияние золотистого наряда.

Нервный озноб пробежал по телу Рафа, сравнимый по силе лишь с требовательным зовом плоти хищного зверя по весне. Потребность догнать схватить и овладеть! Какой издевкой показалась Рафу уверенность, что за пять лет он стал к ней равнодушен. Можно отвергать умом, горько подумалось ему, но желать телом.

Воспоминания, так долго загоняемые вглубь, вырвались наружу и воспламенили злобу — в первую очередь на самого себя. Dios[3]! От нее глаз не оторвать! Самая желанная еще пять лет назад, Элла теперь обрела красоту, которая просто ослепляла.

Он сделал шаг назад — пропустил несколько новоприбывших гостей — и опять вернулся к своим размышлениям. Его мучит банальная похоть — не иначе. Чистейшей воды физиология. Естественно: любой мужчина, в чьих жилах кровь, а не вода, поймет его при взгляде на эту женщину. Было бы странно, если бы у него не возникло желания схватить Эллу, соблазнить, слиться с ней в древнейшем танце. Но глупо не признать: эта непреодолимая тяга может испортить ему всю обедню. Еще о чем-то страстно мечтать — после того, что она сделала, после того, как он уготовил ей достойное возмездие!..

Мысли Рафа вернулись в привычное русло — покарать и покорить. Его холодные серые глаза пристально следили за Эллой, ум тем временем просчитывал варианты. Все выгорит, если она осталась прежней.


Элла давно потеряла счет времени, но от сознания, что драгоценные минуты уходят, ее лихорадило: вот бы отделаться от своих обязанностей и отправиться навстречу судьбе. А вместо этого приходилось расточать улыбки, приветствовать гостей и собирать золотые прямоугольники — пригласительные билеты на бал. В выложенной бархатом корзиночке в ее руках уже выросла целая горка мечтаний и грез. И всякий раз, когда раздавалось мелодичное «дзиньк», Элла загадывала: пусть он или она найдет то, что ищет сердце.

Она улыбнулась очередному гостю — высокому красавцу с карими грустными глазами.

— Меня зовут Джона Александр. Тут у меня загвоздка…

Он объяснял, в чем дело, как вдруг что-то заставило Эллу взглянуть поверх его плеча… и наткнуться на пристальный взгляд.

— Здравствуй, Элла. — Приветствие мирное, но глаза угрожающе потемнели.

Кровь отхлынула от лица. «Раф?! Здесь? Сейчас?»

Корзиночка с приглашениями выпала из рук, внезапно сделавшихся ватными. Элла замерла, даже ее сердце, казалось, остановилось. Страшно подумать — с поразительной способностью Рафа читать ее мысли и чувства, — сколько секретов он сразу узнает. Но отвернуться она не могла. Внезапно кто-то опустился перед ней на колени и начал собирать упавшие пригласительные билеты. Элла очнулась, ахнула и присела рядом.

— Вам плохо? — вполголоса спросил Джона Александр.

— Нет-нет, все в порядке. — А пальцы предательски дрожали, когда Элла подбирала последний билет. — Благодарю, вы так помогли.

— Всегда к вашим услугам.

Джона выпрямился и грозно обернулся. Раф стоял с хладнокровным видом, лишь взгляд — неподвижный, хлесткий, от которого сникали, словно неполитые маргаритки под раскаленным солнцем, люди баснословного богатства и неограниченной власти, — ясно давал понять: кто-то лезет не в свое дело.

Джона как ни в чем не бывало повернулся к противнику спиной.

Рослый, плечистый, он запросто оттер Рафа на второй план.

— Что еще я могу для вас сделать?

— Нет-нет, ничего, — растерянно ответила девушка. — Добро пожаловать на «Золушкин бал». Будем рады, если вам здесь понравится, и желаем… — голос ее дрогнул, но она справилась, — желаем вам удачи и счастья.

— Вы точно в порядке?

— Элла, не задерживай его, — напирал сзади Раф. — Скажи, у нас разговор по душам.

— Раф и я, — Элла наградила своего рыцаря благодарной улыбкой, — старые знакомые, — уголки ее губ чуть опустились, — но все равно спасибо за участие.

Джона поклонился, смерил Рафа последним грозным взглядом и нырнул в водоворот бального зала.

— Новый приятель? — Раф заступил на его место.

— Я вижу его впервые. — Элла деланно безразлично передернула плечиком. — Просто не может пройти мимо тех, кто в беде.

— Беда — это я?

— Не знаю! — Элла внимательно всматривалась в напряженные, бескомпромиссные черты его лица. — А ты?

— Могу помочь узнать. — К-как?

От отчаянной решимости в глазах Рафа Элла вздрогнула.

— Стань моей спутницей на этот вечер. Придут ответы на все вопросы.

В его тоне был приказ, не приглашение. А еще — подспудная угроза: откажешься — пеняй на себя.

Элле вдруг безумно захотелось прекратить этот разговор.

— Что тебе нужно, Раф? — выпалила она. — Что ты здесь делаешь?

— Меня пригласили. — Он был похож на волка в овечьей шкуре. — А что я здесь делаю — догадайся сама! — Ладонь раскрылась — узкая золотая пластинка слепящей вспышкой отразила яркий свет люстр.

— Ты пришел за женой?! — Элла остолбенела.

— А зачем еще весь этот балаган? — Щелчок большого пальца — билет взмыл ввысь — дуга, разноцветные всполохи — и упал точно посередке корзиночки.

— Добро пожаловать на «Золушкин бал», — заученно начала Элла. Билет намертво приковал ее взгляд. Раф пришел за женой! Пришел перебирать при ней бесчисленных красоток, пожаловавших на бал?!

Неожиданно он подошел совсем близко, переступив ту невидимую черту, которую обычно не нарушают. Раф редко утруждал себя этим «обычно не нарушают». Нельзя сказать, что он впервые вторгался в ее личное пространство, но сейчас впервые этому хотелось воспротивиться.

— Я приглашаю тебя, — услышала она его голос. — Перепоручи свои обязанности, amada[4], и пойдем танцевать.

— Не могу, — как можно суше ответила она, — это мой долг.

— Сдается мне, дело не в долге. Ты трусишь. — Раф смотрел на ее взволнованное лицо. — Рано или поздно наши дорожки все равно пересекутся. Почему бы не наладить наши отношения сейчас?

— А поиски жены? Танцевать со мной — разве не терять время?

— Обсудим это без свидетелей. Когда ты освободишься?

«Никогда!»

— Скоро, — нежданно-негаданно вырвалось у Эллы.

— Сейчас, amada, — не унимался Раф. — Брось все.

Повинуясь, Элла кивнула, повернулась к дворецкому и протянула корзинку:

— Замените меня? Я хочу помочь нашему гостю, — а потом безропотно позволила схватить себя за руку.

Они молча влились в вихрь танцующих. Перехватив ее взгляд украдкой, Раф вопросительно поднял бровь:

— Что, сильно изменился за пять лет?

— Как сказать…

Теперь Элла рассматривала его не таясь.

Черные как смоль волосы, серые пронзительные глаза… Она всегда считала Рафа невероятно привлекательным, но не отдавала себе отчета, почему. Сейчас она взглянула на него другими глазами, замечая то, что было недоступно прежде — слишком была молода.

Эта его необузданная страстность, первобытная, неотделимая от него, как плоть и кровь, сексуальность, — какой наивной нужно было быть, чтобы не замечать этого! Наверное, сбивали с толку осторожность, с которой Раф обнажал свои подлинные чувства, и холодный расчет, с которым он подходил ко всем, попадавшим в сферу его интересов. Губительное сочетание: раскаленное пламя страсти манит, арктический взгляд отрезвляет — такого не приручишь.

— Перемены так печальны?

Элла склонила голову набок, осмелившись поддразнить:

— Добавилось морщинок. — Сеточка у глаз и складки в уголках рта лишь подчеркивали его внутреннюю силу и зрелость. — И седины на висках.

— Годы не щадят мужчину, — задумчиво сказал он.

— Годы не щадят ни мужчину, ни женщину, — засмеялась Элла, но вдруг стихла. — Ты стал безжалостней. Холоднее. Хотя куда уж больше.

— Тут не годы надо винить. — Он напрягся.

— Не годы… меня? — прошептала Элла. Раф не ответил, лишь крепче прижал ее к себе — как женщину, которая дорога, а не которую презирают. Это уж чересчур. Быть так близко — и знать, что ее чувства не разделяют!

— Так о чем ты хотел поговорить?

— Сначала потанцуем. — Его рука нащупала чувствительную впадинку в изгибе ее спины, пробуждая ощущения, которые должны были умереть еще пять лет назад. — Поговорим потом.

Элла закрыла глаза, чтобы уберечься от его влияния. Но это лишь усилило ее ощущения: другие органы чувств включились в игру. Его ритмичное дыхание над ухом. Шелест шелкового платья о смокинг. Дурманящий аромат его тела — запах дождя, ветра, теплой земли. Уверенные движения… Крепкие мускулы — не в угоду моде, не от элитного спортзала, а от тяжелой работы, многолетнего труда до ломоты в спине. Недостает лишь одного… встретить губами его губы, воскресить тот вкус…

Элла открыла глаза. Смотреть только на него! Взять себя в руки! К своему ужасу, она почувствовала неодолимое искушение потянуть за узел галстука, раздвинуть ворот рубашки и дотронуться языком до бронзовой шеи. Она хочет его, как и пять лет назад, всем телом и душой.

— Что с тобой? — шепотом спросил Раф. — О чем ты думаешь?

Что ответить, если она не способна сказать ему правду, если страх твердит: «Беги!», а желание шепчет: «Останься!» Страх победил. С невнятным бормотанием Элла выскользнула из его объятий и бросилась бежать среди танцующих пар, желая только одного — скрыться. Что с ней творится? Зачем Раф пожаловал на бал? Оба вопроса одинаково ставили в тупик, из которого не выбраться, если Раф будет рядом.

Сад — вот где можно укрыться! Элла спустилась вниз по центральной лестнице. Кто-то из приглашенных уже прохаживался перед библиотекой, где муниципальный представитель деловито регистрировала заявления желающих вступить в брак. С дежурной улыбкой Элла прошмыгнула мимо гостей, чуточку позавидовав взволнованным, счастливым парам, которые готовились пожениться. Миновала столовую, фуршетные столы и через застекленные двери вышла в сад. Проскользнув в едва заметную брешь в кустах, укрылась там от любопытных глаз, уронила голову на грудь и дала волю отчаянию.


По пятам за Эллой следовал Раф. Это было несложно: ее золотистый наряд указывал путь, как мерцающий луч далекого маяка. Когда она выбежала в сад, он чуть было не потерял ее из виду, но тотчас же догадался, куда она направится. Если б он не знал о той бреши, то не нашел бы ее. Все же ему пришлось походить, отыскивая секретный проход.

Место лучше не придумаешь — уединенное. Будет время нажать на все пружины, не опасаясь постороннего вмешательства. Как часто раньше вдвоем с Эллой они скрывались на этой потайной поляне, защищенной непролазными кустами…



Раф тогда прилетел в Неваду по делам — искал инвесторов для строительства своего отеля на западном побережье Коста-Рики — и нанял Эллу в качестве временной помощницы: она так здорово поладила с Шейн, его сестрой. Какая ошибка!

Для Эллы — сущей, в ее двадцать один год, мечтательницы — это было первым рабочим местом. Они понравились друг другу решительно и бесповоротно. Его командировка, первоначально рассчитанная на три месяца, растянулась на год.

То было непередаваемое время, когда он обнимал ее и целовал до тех пор, пока земля не уходила из-под ног. Казалось, их любовь будет такой же неистовой, как песчаные бури в пустыне, такой же обжигающей, как зной полуденного солнца. Он бредил ею! Элла была для него наваждением, наркотиком. И незаметно поверил опять, что в этом мире есть место чуду. Глупец!

Тяжело вздохнув, Раф отогнал воспоминания — пока его решимость не пропала. Не для того он так долго ждал!

Пробравшись сквозь кусты, он шагнул на поляну, и увидел Эллу — и будто получил удар в солнечное сплетение. Он силился унять дрожь в коленях, схватить ртом воздух, сдержать лавину чувств — тщетно, самообладание покидало его.

Maldito[5]? Что за видение! Только посланница небес может быть так чиста и благословенна, как эта женщина. Ради спасения своей души он должен оставить ее нетронутой.

Но так же явственно он понимал, зачем пришел сюда: он — не святой, он — человек с присущей ему жаждой обладания. Поэтому Раф не отступил, а стоял, молча любуясь великолепием этого идеального создания, которое скоро будет его.

Лунный свет рассыпал серебряную пыль на черные волосы девушки и придал перламутровую томность коже. Платье в греческом стиле льнуло к гибкому телу, подчеркивая, как выразительно оно расцвело. Угловатость юности перешла в плавность женственности: налившиеся груди, тонкий стан, округлые бедра.

Раф судорожно сжал кулаки. Он желал ее, хотел насладиться каждым сантиметром этого тела. Сдерживало одно — опущенная голова Эллы, словно она потерпела поражение. Он шел на этот вечер уничтожить женщину, причинившую столько горя сестре, и ни один мускул не дрогнул бы на его лице. Но, видя Эллу — беззащитную, уязвимую, страдающую, — он не мог идти по ранее избранному пути, пока была хоть слабая надежда на ее раскаянье в том, что она совершила пять лет назад. Если нет — он примется за старое.

Должно быть, Раф невольно пошевелился, — Элла вдруг прислушалась и с грациозной настороженностью лани повернула голову. Их взгляды скрестились: холодный, беспощадный — хищника и встревоженный — жертвы.

Ладонь Эллы сжала что-то золотисто-блестящее и спрятала в складках плиссированной юбки. Билет на бал? Или ему показалось?..

— Ты все-таки нашел меня? — проронила она.

— А как иначе? — Раф приблизился к границе лунного круга, внутри которого стояла Элла. — Ты хочешь меня, mi alma?

— Не смей так меня называть! — В ее разгневанных глазах блеснула молния. — Я тебе не «душа». У тебя нет души.

— Ты права. — Раф усмехнулся. — Но это ничего не меняет. Ты хочешь меня.

Ее ответ прозвучал неожиданно громко в тишине ночи:

— Жаль, что это так! — Затем Элла расправила плечи, лицо вновь стало невозмутимым. Это впечатляло: после такого выпада нелегко так быстро взять себя в руки. — Жаль, я не могу отрицать свои чувства.

Его торжество скрыла темнота.

— Почему же жаль? Я тоже хочу тебя.

От его откровенности содрогнулись воздвигнутые Эллой бастионы, и она в который раз почувствовала себя беспомощной.

— Не веришь? — с вызовом спросил Раф.

— Что-то… не очень. Раф невесело рассмеялся.

— Желания — не свет: щелкнул переключателем раз — и выключил. Или для тебя по-другому?

— Нет.

Какое грустное «нет», бесцветное, опустошенное. Больно было видеть надломленность этой одинокой хрупкой пленницы в тюрьме из лунного света. Но что он может предложить взамен? Опять тюрьму?! Но тюрьму, в которой они разделят плен. Не выдержав бездействия, Раф разорвал световой круг, поймал Эллу за руку и утянул в мгновенно дарующий свободу мрак.

— Желание, mi alma, — это как голод. Его можно унять, только насытившись. — Раф дотронулся до ее полных мягких губ. Они раскрылись, как будто собираясь захватить его палец. Элла откинула голову. Он зажал ее лицо в ладонях, не давая отвернуться. — Нам не унять этого голода друг без друга. Никогда не утолить свою страсть. Вот и сейчас мы умираем, готовые ценой жизни вкусить запретного плода.

— Тогда лучше умереть. — Элла вырвалась. — В отличие от Евы я не поддамся соблазну.

— Вынуждаешь меня искать удовольствия в других краях?

Девушка вздрогнула.

— Значит, поиски жены — это серьезно?

— Мне тридцать пять. Не пора ли?

— Откуда мне знать?! Только вот почему, — Элла оттолкнула его руку, чтобы разорвать связь если не душевную, то хотя бы физическую, — ты пришел сюда? Ты всегда был низкого мнения о «Золушкином бале». Не нашел места получше?

— Я пришел, чтобы выяснить наши отношения. Знаешь ли, трудно идти вперед, если прошлое не осталось… в прошлом.

— И как ты собираешься это сделать? — распалялась Элла.

— Начнем с того, что проведем этот вечер вдвоем. И поговорим.

— Нет, только не сегодня!

Глаза Рафа сузились. В словах Эллы сквозило отчаяние. В чем дело?..

— Но я настаиваю. — Он небрежно пожал плечами. — Не перечь мне. Так будет лучше для тебя самой.

— А если нет? — не отступала Элла, устремив на него немигающий взгляд.

Какая сила и упорство! Элле всегда была свойственна твердость характера. Она не боялась трудностей и, не задумываясь, помогала всем, кто нуждался, — качество, ставшее чуть ли не камнем преткновения в их отношениях. Странно, но ему было приятно, что она осталась верна себе.

— Почему ты появился на сцене именно сейчас, Раф? — вопрошала она. — Столько воды утекло.

— Я так некстати? — невинно поинтересовался он.

— Представь себе. — Ее голос предательски дрогнул.

Раф нахмурился. Опять эта нотка отчаяния. Тут что-то не так. И дело не в нем. Но в чем же?

— Мой приход так подпортил тебе бал?

Или есть другая причина? Ты что-то скрываешь?

Он заметил, как бешено забилась жилка на ее шее.

— Ничего, — прошептала Элла. Смятение исказило ее тонкие черты.

Догадка каленым железом вошла в его сознание.

— Madre de Dios[6]! He лги мне! Хотела найти себе мужа сегодня?! — Его руки тисками сдавили ей плечи. — Отвечай!

Элла безмолвствовала, затем подняла голову и пристально взглянула ему в глаза.

— Возмущаешься? А сам? Разве не за этим явился?

Усилием воли Раф ослабил хватку и теперь гладил обнаженные плечи, а не причинял боль. Все идет наперекосяк, но ярость и гнев мешают ему разобраться в причине.

— Почему, Элла? — спросил он спокойнее. — Почему столь безрассудный поступок?

— Безрассудный? Элла Монтегю встречает на «Золушкином балу» мужчину своей мечты — что туг безрассудного? — холодно сказала она, вновь надев маску ледяного равнодушия. — Это нормально.

— Нормально?! — Серебристые глаза гневно заблистали. — Выскочить замуж за человека, которого до этого и в глаза не видела, — нормально? Вздор! Будь моя воля, «Золушкины балы» давно бы канули в Лету.

— Оно и видно. Ты же спишь и видишь, как все летит в тартарары.

— Но пока еще не летит? — Дьявольская улыбка не смягчила выражение его лица.

— Как тебя понимать?

Раф не спешил успокоить ее тревогу:

— Хотелось испытать более цивилизованные средства. Оказалось, они ни на что не годятся. И сейчас я стою перед выбором…

Брови Эллы изумленно поднялись.

— С каких пор ты стал задумываться, прежде чем ударить побольнее? Да неужто в тебе сострадание проснулось?

Раф рывком притянул Эллу к себе. И с неудовольствием отметил, что она смотрела на него без тени страха. А откуда, собственно, мог быть страх? Как бы он ни выходил из себя, она знает, он никогда не обидит ее.

— Если мне чуждо сострадание, вини только себя.

— Теперь ты не сможешь меня в этом убедить, как и в исполнении твоих бесчисленных угроз, — мягко возразила Элла.

— Как бы потом не плакать горючими слезами, — изрек он грозно. — Если я до сих пор не дернул за все ниточки, не принимай это за слабость.

Элла рассмеялась, и ее смех освежил пустыню его души. Было время, он жил ради этого смеха.

— Вот уж слабости за тобой я никогда не замечала. — Оживленное настроение покинуло ее. — Раф, зачем ты здесь — на самом деле?

Настал решающий момент. Что выбрать: отомстить или сначала утолить эту сжигающую их страсть? Одно ее присутствие лишало его спокойствия. Когда они танцевали, уже высеклись первые искры. Раздуть их легко: один поцелуй — и вспыхнет огонь. Что дальше — он-то знает: подбрасывай поленьев — и разгорится пламя. Жаль, ненадолго. Но такова природа огня: как бы жарко ни пылал он, все равно погаснет, умрет и превратится в хладный пепел.

Стоит ли ломать голову, если финал один: этот бал — последний, который дают Монтегю. Раф пожирал Эллу взглядом. Глупо отказываться от того, что само идет в руки. Элла хочет замуж — он спасет ее от этого безумства. И вместе с тем докажет и ей, и ее родителям, что «Золушкин бал» опасный самообман.

— Зачем ты пришел? — повторила Элла. — Что тебе нужно?

Раф крепче стиснул объятия и прошептал;

— Мне нужна жена, mi alma. И подыщешь мне ее ты.


Глава вторая

Элла уставилась на Рафа. Он уничтожает ее. Методично, шаг за шагом убивает ее надежду любить и быть любимой. Подыскать ему жену? Она? Как можно так ранить ее после всего, что было? Или ему все равно? У Эллы пересохло во рту. Может, она не так поняла?

— Ты серьезно?

— Вполне. — В его объятиях все здравые мысли куда-то улетучивались. Элла попробовала вырваться. Раф опустил руку совсем низко и еще крепче прижал Эллу к себе. — Сыщи мне невесту.

— Каким образом? — От напряжения голос Эллы стал хриплым. Раф если и заметил, то не подавал виду. — Бегать из комнаты в комнату, трубя во все трубы?

— Ну зачем же? За годы кое-какой опыт наверняка набрался. Разве «Золушкин бал» — это не сваха для сонма одиноких сердец?

— Да, но…

— Ну так назначаю тебя моей личной свахой. А как другие находят себе пару?

— Не знаю, честно, не знаю, — уверяла Элла под его скептическим взглядом. — В такой роли я еще не выступала.

— Учись. — Раф не клюнул на отговорку. — С чего все начинается?

— Со знакомства, наверное. — Элла припоминала прошлые балы. — По-моему, большинство заранее знают, что за человек им нужен. Составляют даже список необходимых качеств.

— Список?! Гм, как практично. — Глаза Рафа блестели. — И себе мужа будешь искать со списком? Как в магазине?

— Вряд ли. — «О чем они говорят?!» — Хотя, безусловно, есть качества, которые важны для меня.

— Чем не список покупок? — Раф не дал ей возмутиться. — Но кто я такой, чтобы спорить со специалисткой?!

«Сумасшествие какое-то!» — Раф!

— Нет-нет, пусть все будет по правилам. Коль список залог успеха — извольте. Итак, — его пальцы отрывисто щелкнули, подобно затвору охотничьего ружья, — во-первых, она должна…

— …до мозга костей быть женщиной, — не удержавшись, ввернула Элла.

Ответом ей послужила мимолетная улыбка.

— Не просто женщиной, amada. Она должна быть особенной. — Его указательный палец обрисовал полукружие щеки Эллы, голос понизился. Благодаря акценту его слова звучали как песнь, песнь соблазна. — С огоньком в глазах.

Негодование захлестнуло Эллу, и она попыталась избавиться от искусно сплетенных им чар. Что он себе воображает? Что у нее нет чувств? Сначала не выпускает из цепких объятий, каждым взглядом, словом, прикосновением сводит на нет ее и без того хрупкую защиту, лишает способности разумно рассуждать, а потом, сил не жалеючи, хладнокровно расписывает женщину своей мечты! Женщину, которую она должна найти!

— С огоньком? — сухо переспросила она. — И что же мне делать: заглядывать в лица всех женщин в поисках огненных глаз?

— Блесни талантом, — скривился Раф. Элла перевела дух. Зачем она связывается с ним? Знает же: спорить с ним — бесполезно.

— Вот эта?.. Как, достаточно страстные глаза? Или та?

Раф еще крепче обнял ее, прижавшись сильным и твердым телом к ее нежному и мягкому.

— Что, я слишком притязателен? Еще у нее должен быть хороший вкус, отзывчивый характер. Можно с острым язычком. Но участливая к людям.

— Ты — о женщине! — с сомнением спросила Элла. — Зачем тебе жена, Раф, заведи собаку.

На этот раз колкость достигла цели.

— Мне не нравится твое отношение, — его голос заскрежетал наждаком по металлу. — Хочешь найти мужа этим вечером?

— Предположим. — После их встречи Элла уже не знала, чего она хотела.

— Пока у меня не будет жены, считай, твои руки связаны. А теперь за работу.

Элла стиснула зубы. Послать бы его к черту, если б не предостережение: начни она увиливать, он сумеет ее вразумить. Еще есть время найти жениха, успокаивала она себя. Правда, не так много. Сдать Рафу с рук на руки его идеал, и можно с легким сердцем пускаться на поиски. Элла закусила губу.

— Ты прав. К делу. Что еще должно быть в твоей избраннице?

— Еще… ум и сила.

— Словом, искать бугрящегося мускулами гения в юбке, преданно любящего, как собака? — Элла простодушно улыбнулась. — Верно?

— Amada, так мы ни к чему не придем. — Укоризненный взгляд Рафа проникал в самую душу. — Где твоя вера в «Золушкин бал»? Или ты больше не веришь?

— Почему не верю?! — Как он попал в самую точку! Лишь бы не докопался до истины, молила Элла, как близка она к тому, чтобы отказаться от всего, не догадался, что сегодня в последний раз она вверяется волшебному могуществу судьбы. — Я верю, — твердила она, как если б слова, произнесенные вслух, приобретали особую весомость, — верю.

Его глаза сузились, и он согласно кивнул.

— Хорошо. — Его рука скользнула к виску Эллы, запуталась в пушистых завитках. — Так о чем это мы?

От его прикосновения Элле стало трудно дышать.

— Мы обсуждаем твою будущую жену, — заплетающимся языком сказала она.

— Ах, да. Что еще добавить?

В раздумье рука Рафа пустилась в путешествие по ее шее. Элла мелко задрожала и сдавленно выдохнула:

— Хватит. Список и так длинный.

— Ну что ж. — В его бархатистом голосе послышался смех. — Кстати, моя слабость — темненькие. Запомнишь?

— На всю жизнь. Что еще?

Раз от разу прикосновения Рафа становились все настойчивее, откровеннее. Если в скором времени он ее не отпустит, она позорно повиснет у него на шее и будет умолять не отпускать никогда.

— И последнее.

С облегчением и одновременно с сожалением Элла закрыла глаза.

Его пальцы плавными движениями спустились вдоль изгиба ее спины и обхватили одну из ягодиц.

— Когда я ее целую, то отклик должен быть таким же страстным, как…

Не успела Элла догадаться, к чему он ведет, как Раф пригнул голову и захватил ее губы. Жар вскипел в венах, взорвался — и Эллу охватило пламя, сдержать которое было выше человеческих сил. Еще миг — и ей уже не хотелось ничего сдерживать. Кормить языки пламени, делать их больше, ярче, жарче — и так до тех пор, пока не останется ничего, кроме наслаждения.

Элла вцепилась в рубашку Рафа и почувствовала, как под ладонями стучит его сердце — стремительно, бешеными толчками. Его руки стали тверже стального троса, объятие — таким же необузданным, как и он сам. Сколько лет прошло, а она хочет его так же сильно. Сопротивляться, разрушить приготовленную им ловушку! Но правда в том, что она ждала этой минуты с тех самых пор, как увидела его у дверей зала.

Как давно он не целовал ее… Странно и невероятно, но она помнит все. И этот неуловимый, такой пьянящий аромат. И требовательность его жгучих губ. И свой, из самых глубин, отклик на его дерзкие прикосновения. Элла отыскала крошечный шрам на верхней губе Рафа. Легкая дрожь его тела подсказывала ей, что в ее объятиях он чувствует то же, и луч надежды затеплился в ее душе.

— Теперь ты понимаешь, — опалил он шепотом ее губы, — как это должно быть между мужчиной и женщиной? Отдаться другому — да как можно, когда ты словно воск в моих руках!

Слова Рафа кольнули ее в самое сердце.

— Учишь меня, а сам туда же: вздумал жениться на первой встречной! — Взгляд Эллы стал презрительным. — Или для мужчин все по-другому?

— Для некоторых, может быть.

Раф не уточнил, относился ли он сам к тем некоторым. Но страсть в его глазах не оставляла сомнений: он не успокоится, пока не заполучит ее. И чтобы утихомирить свое желание и вырвать ее согласие, он ни перед чем не остановится.

Словно в ответ на ее мысли, Раф сказал:

— Да, amada, знаю, ты дорогого стоишь.

— А как же огнеокая брюнетка, которую ты заказал?

— Ах, это. — Раф намеренно опустил дымчато-серые глаза.

— Да, это.

— Не узнаешь? — Он смерил Эллу насмешливым взглядом. Пульс ее участился. — Я описал тебя.

— Интеллектуалка с пудовыми плечами, по-собачьи… Я?! — растерялась она.

— К сожалению, да, — усмехнулся Раф. — Но в своем благородстве я закрою глаза на эти явные недостатки.



Неверие с надеждой по очереди атаковали Эллу.

— Разыгрываешь?

— Нисколько. Тебе нужен муж, мне — жена. Почему бы не пойти навстречу друг другу?

Элле показалось, что она очутилась на краю пропасти. Поверить Рафу — все равно что шагнуть вниз; ошибиться — все равно что почувствовать на себе спасительные руки и, выскользнув из них, полететь дальше, зная: ничто не остановит свободного падения, ничто не отвратит удара о каменную твердь.

Элла совсем смешалась. Никогда она не чувствовала себя такой уязвимой.

— Ты… ты…

— Да, делаю тебе предложение. — Мягкий, обволакивающий тон усиливал магию его слов. — Выходи за меня, Элла. Согласись, мы оба этого хотим. Не один год. Сколько можно смотреть друг на друга, прикасаться и сходить с ума от неудовлетворенности?

Элла тряхнула головой. Нет. Никогда. Опять все сначала, когда, можно сказать, все раны затянулись.

— Ты не любишь… не можешь любить меня. Ты забыл…

— Я забыл?! — Рафа обуяла ярость, ярость человека, жаждущего отмщения. С видимым усилием он прогнал — надолго ли? — приближающийся шторм гнева. — То, что было между нами, — уже история. Забудь об этом, Элла, и ответь: ты хочешь выйти сегодня замуж?

— Я подумывала об этом.

— Ты выдала себя, — взвился он. — Можешь не отнекиваться. Ты готовилась к этому, да?

— Ладно, да!

Миллион чувств сменились на лице Рафа так быстро, что Элла не успела уловить их значение.

— Что толкает тебя так беспечно играть жизнью?

Элла моментально возненавидела его за то, что он поставил ее перед лицом правды, заставил посмотреть на себя со стороны и признать: отчаяние, страх одиночества — вот что толкает ее. Но она никогда не признает этого перед ним.

— Я рассчитывала влюбиться и выйти в эту ночь замуж, — уклончиво ответила Элла, — так же, как родители. Как сотни других людей, которые встретились на «Золушкином балу». Что же тут беспечного?

Его пальцы исполнили восхитительный вальс на ее обнаженном плече.

— Это тебе не грозит, mi alma, — был вкрадчивый ответ.

— Почему? — всполошилась Элла.

— Разве тебе есть что предложить другому мужчине? — Он безжалостно тянул паузу. — Твое сердце принадлежит мне.

— Нет!

— Брось! Ты сама недавно это доказала. Так выдать себя одним поцелуем!.. Мысль, что он проник в тайники ее сердца, сразила Эллу.

— Раф, отпусти меня, — взмолилась она. Тщетные мольбы. Ясно как Божий день: он давно определил их судьбу.

— Не могу, — подтвердил он ее опасения. — Брак на бумаге — бесчестно. Тот другой возненавидит тебя. Пойми, наконец!

Ком подкатил к горлу — Элла молча качала головой.

— Послушай, — не отступал Раф. — Эта тяга между нами — неожиданность для нас обоих. Когда я шел сюда, у меня и в мыслях не было, что, увидев тебя, я испытаю такое.

— Да уж, не романтические чувства гнали тебя, — с ожесточением сказала Элла.

— Не тебе говорить! Разве сама не считала, что наши прежние отношения в прошлом? Но нет. Ничего не изменилось.

Слезы поражения блеснули в Эллиных глазах. Вот и конец. Раф украл у нее надежду встретить счастье на «Золушкином балу».

— И что дальше?

— Ничего особенного. Пойдем по проторенной дорожке, поженимся.

Вот опять. Элла никак не могла поверить в серьезность его слов. Невольно она вцепилась в его мускулистые руки. Раф был воплощением самой силы, дикой, неукротимой.

— Так не годится, Раф.

— Очень даже годится. Это практично. И обещаю… — легкими, нежными поцелуями он обрисовал контур ее губ и внезапно остановился, оставив ее с ощущением потери и томления, — ты получишь удовольствие от нашего брака.

Элла опустила взгляд, пока расплавленное серебро желания в его глазах вконец не лишило ее рассудка. Она будет бороться, она собьет его с задуманного курса.

— О каком браке может идти речь?

— Но где мы? На «Золушкином балу»? На ночи волшебства и чудес, — не моргнув глазом напомнил Раф, — где исполняется неисполнимое.

— С другим человеком — может быть, — не осталась Элла в долгу. — Только не с тобой. Ты ведь не веришь в это. И пришел за другим. Ты пришел замутить воду. Поздравляю, тут ты мастер.

Раф прижал Эллу к груди, положил ее голову на свое плечо. Сколько раз он держал ее вот так. И, кажется, никогда это не было так правильно, так необходимо. Его близость и возбуждала, и успокаивала; прежний откровенный сексуальный призыв стал нежнее, мягче. И вновь мысли Эллы о сопротивлении были изгнаны его поцелуем.

— Amada, тебя никто не спрашивает. Желай не желай другого мужчину — все напрасно. Разве не ты говорила, что волшебство бала действует и на сложные пары? Отчего не поверить, что оно коснется и нас? И что бы меня сюда ни привело, быть вместе нам на роду написано.

Элла подняла голову. Ее душа жаждала верить в его слова.

— Будь ты другим, я бы согласилась. Я верю, «Золушкин бал» способен изменить любого человека… — Элла вдруг умолкла. Не пора ли отбросить геройство и вести себя умнее?

— Что же ты, договаривай! — Как холод бесплодную долину, мрачная опустошенность сковала Рафа. — «Золушкин бал» способен изменить любого человека, но не меня?

— Не тебя. — Ясные глаза Эллы, сейчас подернутые горечью, в упор смотрели на него. — Ты слишком черств, безжалостен, холоден. Никому не доверяешь, всех подозреваешь, а свои чувства держишь на замке.

Впервые с момента их встречи его строгое лицо осветила широкая улыбка, только усилившая страдания девушки.

— Какой комплимент.

— Вот-вот. — Она сделала попытку оттолкнуть его. — Что для меня черное, для тебя — белое.

— Ну что ж, чтобы пойти на компромисс, счастливее обстоятельства не придумаешь. — Раф вернул голову Эллы на свое плечо.

Элла устала рваться на волю и расслабилась.

— Давай начистоту, Раф. У тебя нет веры. Моей же на двоих не хватит. А бросать дело на волю случая не хочу.

— Что бросать на волю случая? — Раф удивленно поднял бровь.

— А то: как только удовлетворишь свое любопытство, ты обозлишься на себя, да и на меня — и все потому, что одной сумасшедшей лунной ночью потерял голову.

— Любопытство, говоришь? — Внезапная ярость захлестнула Рафа. Он нащупал и приподнял ее грудь, словно взвешивая. — Это зовется любопытством?! — Раф пристально смотрел Элле в глаза, теребя большим пальцем затвердевший сосок. — Не прикидывайся, amada.

Элла тяжело задышала. Можно сколько угодно уповать на небеса, но невозможно скрыть сладкую истому, которую он вызывал к жизни, истому, которая срывала последние покровы благовоспитанности. Элла беспомощно схватила руку Рафа. Когда он к ней прикасался, ее мысли шли вразброд, и Раф знал это, знал и играл на ее беззащитности, чтобы подчеркнуть свою правоту.

— Так нечестно! Я признаю, что хочу тебя. Обжигающая лихорадка, очень похожая на ее собственную, полыхнула в глубине его глаз.

— Да и как бы ты могла отрицать? Твое желание так же очевидно, как и мое. — Раф еще крепче прижал ее бедра к своим. — И я так же уязвим, как и ты.

Элла собралась с силами. Она должна настоять на своем. Уступишь хоть немного — и случится непоправимое.

— Это ничего не меняет. Однажды утром ты откроешь глаза и поймешь: секс не избавил от злости; ты окажешься в ловушке и возненавидишь меня. Постепенно твоя ненависть отравит нашу жизнь. Не стану я ждать неизбежного. Я себе не враг.

— Какая прозорливость, — процедил он.

— Так ты согласен, что пора остановиться? — От этой безжалостной пытки, когда надежда сменялась разочарованием, впору было задохнуться. — Ты отпустишь меня?

Страдание исказило черты Рафа. Очень медленно он покачал головой. На лице появилось выражение непримиримости.

— Если бы я не вызывал у тебя никаких чувств, я бы еще подумал. Не навязываться же…

Жребий брошен, поняла Элла, надеяться на что-то — без толку.

— И ради сиюминутного удовольствия ты готов поступиться нашим будущим?

У Рафа был торжественный вид, словно над ним распростерлась длань судьбы.

— Порой «сейчас» — это все, что нам дано. Кто знает, что принесет завтра. Твое предсказание — лишь один из возможных путей.

— Самый вероятный. Он не спорил.

— За другого ты не выйдешь, — был спокойный и уверенный ответ.

— Выйду! — само собой вырвалось у Эллы, выдавая слишком многое тем, с какой силой и отчаянием это вырвалось.

Замерев, Раф весь обратился в слух.

— Вряд ли ты стремишься к замужеству ради замужества.

Теперь Элла держала язык за зубами. Раф нахмурился.

— Dios! Это и вправду важно для тебя, amada? Зачем тебе понадобился муж?

— Тебя это не касается. Причем давно.

— Сожалею, но уже касается. — На смену его недавней ярости пришла заботливость, едва не погубившая Эллу окончательно.

— Раф, одумайся.

— А что? — мягко спросил он. — Откуда такое рвение надеть ярмо брака на свою белоснежную шейку?

— Какая разница, — отмахнулась она. — Я должна найти мужа, и точка.

— Должна? — Раф свел брови, схватил ее за плечи, морщины у рта обозначились еще резче, когда он ястребиным взглядом смерил ее сверху донизу. — Ты что, беременна? Ищешь папочку? Поэтому так не терпится замуж?

— Не пори чушь!

Тревога разом покинула его.

— Отрадно. Ребенок осложнил бы дело.

— Чужого ребенка растить не стал бы?

Раф с философским видом пожал плечами.

— В любом случае он был бы не чужим, а нашим.

Легкость, с которой он отнесся к такой возможности, изумила Эллу.

— Тогда что?

— Сложность связана с неразрешенными вопросами, которые существуют между нами, — терпеливо объяснил он. — Нам и без того есть из-за чего поломать копья. Согласись.

Она промолчала.

— Все, amada. Хочешь получить муженька в эту ночь — выходи за меня. Если нет — я навсегда уйду из твоей жизни. Решай.

— А если твоя кандидатура меня не устраивает?

Его глаза потемнели.

— Другая не пройдет.

И, как ни крути, Раф прав: он, и только он, ей нужен. Опять видеться с ним, чувствовать его объятия, поцелуи… Что решать?.. Выйти за него или куковать свой век одной…

Словно поняв, что Элла стоит на распутье, Раф вдруг выпустил ее и отступил на шаг, точно говоря, что больше оказывать давление не станет.

Полночный сумрак окутал его. Элла угадывала его силуэт, высокий, стройный, мускулистый, но едва различала черты лица, лишь глаза сверкали серебром в ночи. Глаза эти смотрели на Эллу с невозмутимым спокойствием, готовые принять любой вердикт: откажет — он уйдет, и в самом деле, твердил ей внутренний голос, она никогда его больше не увидит. А если согласится?.. Во что превратится ее жизнь? Прежней она не будет — это уж точно.

Элла закрыла глаза. В конце концов имеет значение только то, что она любит Рафа всем сердцем, всей душой. А ведь «Золушкин бал» не обманул ее надежд — дал ей возможность найти свое «женское счастье». Лишь протяни руку и возьми то, что предлагает Раф. Лишь протяни руку…

Элла медленно открыла глаза. Она решилась;

— Да, Раф, я стану твоей женой.


Глава третья

Получив согласие и не давая девушке времени передумать, Раф схватил ее за руку и потащил к ярко освещенному дому.

Было поздно. Сад опустел. Пока они скрывались на поляне, гости почти уже разошлись.

— Где мы поженимся? — коротко спросил Раф, когда они проходили через столовую.

— У нас еще нет разрешения. В библиотеке сидит специальный муниципальный представитель со всем необходимым. — Обреченным взглядом Элла провожала всевозможные деликатесы. Из-за всех треволнений она целый день ничего не ела. Может быть, удастся перекусить после? Девушка взглянула на чеканный профиль Рафа. Вряд ли.

Раф замешкался на выходе, но все же свернул в нужный коридор. Открыл дверь и ввел Эллу в библиотеку.

Муниципальная представительница, на визитке которой значилось «Дора Скотт», восседала за внушительным дубовым столом. Перед ней стояла табличка, поначалу явно гласившая: «Я — работаю, вы — кормите». Но в какой-то момент, похоже по здравом размышлении, в нее втиснулась, причем жирно и дважды подчеркнутая, отрицательная частица «не».

— …не кормите, — прочел Раф и заулыбался. — Перекормили?

— Потерплю, если моя помощь нужна вам, — улыбнулась Дора, очарованная, как все женщины, его обаянием. — Вначале эта идея с табличкой была просто блестящей. Потом — не очень, а под конец — впору зубами скрежетать.

— А что, если мы вам поможем, — вызвался Раф, — и сделаем что-нибудь сами?

Женщина благодарно вздохнула.

— Берите на себя вот это, а я в рекордный срок зарегистрирую ваши бланки.

— Идет.

Раф отошел к одному из дворецких в холле, чтобы договориться о формальностях, а Дора набросилась на бумажную работу. Она закончила, и рядом с ее локтем опустился пузырек с розоватыми таблетками.

— Вы мой спаситель, — выдохнула она, протягивая бело-голубой конверт. — Перед церемонией передайте эти бумаги уполномоченному лицу. Внутри есть свидетельство, оставьте его себе, но оно подарочное и недействительно. Настоящее придет по почте.

— Большое спасибо, — поблагодарила Элла.

Дора задержала на ней любопытный взгляд.

— Вы — дочка Монтегю?

— Думаю, — Элла зарумянилась, — имя в заявлении изобличает меня целиком и полностью. Оно имеет склонность бросаться всем в глаза.

— Да, приметное, — согласилась Дора с сочувствующей улыбкой. — Для ваших родителей не сюрприз, что вы выходите замуж?

— Не сюрприз. — Элла неуверенно покосилась на Рафа.

Шок. Кошмар наяву. Она и не подумала о них, когда дала согласие. Как им теперь объяснить…

А может, все не так страшно? Родители знают, что она чувствует к Рафу, верят в волшебство «Золушкиного бала» и хотят, чтобы она была счастлива. И есть еще три простых слова, которые успокоят все их страхи: я люблю его.

— Что ж, счастья вам. И дам совет, если вы не против, — Дора улыбнулась, — и даже если против: будьте справедливы друг к другу, и все невзгоды пройдут стороной.

— Глубокомысленный совет, — хмуро заметил Раф.

— Иначе не дала бы. А теперь вам пора расписываться, а мне — угоститься этим розовеньким средством, — воспрянула духом Дора. — Вдруг — о чудо! — опять нагуляю аппетит.

Весело смеясь, Элла взяла Рафа за руку и повела из библиотеки.

— Куда дальше? — спросил он.

От этого вопроса брови Эллы настороженно сошлись. С чего эта угрюмость? Все было хорошо, пока… Дора не дала совет поступать честно по отношению друг к другу. Совет, которому так сложно следовать. Или он вспомнил о прошлом, до сих пор винит ее в том, что случилось с Шейн?

— Наверх, — отозвалась Элла. — Свадебные церемонии проводят в гостиных над бальной. — Она приостановилась, а вместе с ней и он. — Раф, мы не обязаны проходить через это. Нас никто не заставляет жениться прямо сейчас. Если ты передумал, я пойму.

— Мы поженимся. Сейчас. — Раф указал на арку: — Сюда?

— Да. — Говорить что-либо было бесполезно, поняла Элла.

Они молча дошли до нужных комнат.

— У нас есть выбор, какую церемонию предпочесть, — сказал он.

— Какую хочешь. Мы старались, чтобы они все были исключительными. Пусть пары на всю жизнь запомнят этот день.

— Такой забудешь, — буркнул Раф и зашел в ближайшую дверь. С бьющимся сердцем Элла последовала за ним.

Они очутились в «Голубой комнате» — элегантной, величественной гостиной, украшенной панно из сухих цветов. На фоне ниспадающих драпировок высилась трибуна, с которой мировой судья совершал церемонию гражданского бракосочетания.

— Что такое? — Раф присмотрелся к Элле.

— Ничего. — «У меня что, все мысли на лбу написаны?..»

— Не увиливай. В чем дело?

— Моя двоюродная бабушка Мавис любила наносить нам визиты и все серьезные беседы проводила именно здесь. От меня ждали, что я стану… примерной девочкой.

— Представляю… — Черты Рафа смягчились.

— Веселишься? — Элла недовольно скривилась. — Сидеть на краешке кушетки, спина выпрямлена, руки сложены на коленях, лодыжки элегантно скрещены — и так часами! А тебе всего лишь девять лет!

— В девять лет в джунглях Коста-Рики мы с ребятами охотились на ягуара.

— И родители позволяли? — Элла была ошеломлена.

— Отец. Мама уже несколько месяцев как умерла, а отец тогда еще не женился.

— Шейн что-то рассказывала. — Элла смотрела на Рафа во все глаза. — Твой отец, кажется, из Техаса?

— Техасец. А его родители — французы. Интересное сочетание? Моя мать была наполовину тико-костариканка. Похоже, отец женился на ней, чтобы порвать с прошлым. Кроме выращивания кофе, ему было на все начхать.

— Поэтому твой родной язык — испанский? — подметила Элла.

— Все на нем говорили. — Желая прекратить расспросы, Раф повел Эллу из комнаты. — Раз это место навевает такие тяжкие воспоминания, пойдем в другое.

Он распахнул дверь в следующую гостиную, и Элла обомлела.

— Когда мои родители успели?.. — восхитилась она, переступив порог. — Как будто мы попали в другую эпоху.

И она была права. В четырех углах комнаты стояли высокие кованые канделябры, увенчанные толстыми свечами. К потолку, заменяя люстру, на массивных цепях было привешено колесо телеги. Лишь пылающий камин, сложенный из камней, да расставленные тут и там бесчисленные свечи озаряли комнату. Каждый шаг отдавался гулким эхом от наборного дубового настила. Гобелены на стенах и оружие над каминной полкой довершали иллюзию средневековья.

С сиденья у очага к ним навстречу поднялся священник. В стеклах его очков в металлической оправе плясали отблески пламени.

— Добрый вечер и добро пожаловать. Желаете ли вы пожениться?

— Да, желаем. Но одну минуту.

Раф бесцеремонно оттащил Эллу в сторону.

— Что-то не так? — спросила она.

— А ты, amada, не догадываешься? Если мы поженимся вот так, ты всегда будешь жалеть об этом.

Элла долго не решалась спросить:

— Мои родители?

— Они должны быть здесь. Тебе нужно послать за ними.

— Ты правда не возражаешь?

— Я возражаю против их решения дать очередной бал — после того, что было, — но это не значит, что они не должны присутствовать на свадьбе их единственной дочери.

— Спасибо, Раф. — Слезы заблестели в глазах Эллы. — Я мигом.

Раф повернулся к священнику и передал конверт, который дала Дора Скотт.

— Мы хотим дождаться членов семьи невесты.

Распорядившись, Элла встала рядом с Рафом.

— Они будут через минуту.

— Прекрасно, — кивнул святой отец, — поскольку прежде, чем начать, я обязан спросить вас, хорошо ли вы обдумали шаг, который собираетесь совершить. — Его голубые пронзительные глаза по очереди задержались на каждом. — Ибо брак — это узы, о которых стоит задуматься без спешки и суеты. Пока есть время, прошу вас, обратитесь к избраннику своему, загляните в глаза его и ответьте, уверены ли вы в своем выборе.

Элла повернулась к Рафу — и опешила. Он был недвижим, лицо — непроницаемая маска, точно высеченная из камня, глаза — свинцовые, весь как перед броском. Словно ждет, что она вот-вот изменит свое решение.

Элла изучающе склонила голову.

Раф всегда сочетал в себе несочетаемое, что делало его человеком удивительным. В отношении Шейн, его сводной сестры, он был чутким, заботливым братом, готовым пожертвовать всем ради нее.

Но эта печать мстительности… Элла хорошо знала его холодность, отстраненность одинокого волка, который не доверяет до конца даже близким, который всегда начеку, чтобы отразить нападение или воспользоваться чужой слабостью. Встанешь у такого на пути — будешь дорого расплачиваться. Раф долго забывал, редко прощал, и тем удивительнее выглядело его намерение жениться на ней: для этого требовалось примириться с их прошлым.

Безусловно одно.

Недостатки недостатками, а шесть лет назад она влюбилась в него, и с тех пор, что бы он ни говорил, что бы ни делал, ничто не могло это изменить.

— Раф, я согласна выйти за тебя замуж, — Элла улыбнулась ему успокаивающе, — хотя для меня не секрет, что ты за человек.


***


Раф оторопел. Дай она ему пощечину, он не был бы так поражен. Что она имеет в виду? Разгадала его план и все равно согласна? Но нельзя же быть такой глупой и не понимать: после свадьбы он будет с ней лишь до тех пор, пока не выгорит их страсть. И докажет раз и навсегда, что «жили они долго и счастливо» длится cinco minutos[7], и ни секундой дольше.

Целых пять лет он выкорчевывает эту женщину из своей жизни. Она украла его сердце, обвилась вокруг него, подобно опасному колдовскому дереву, чьи корни уходят глубоко в землю, а молодые побеги прорастают сквозь кирпич, камень, известку, сокрушая все преграды.

Безусловно одно.

Он хочет ее. И, нет сомнений, однажды он сильно пожалеет о своем поступке, о преступлении, за которое будет расплачиваться до конца своих дней. Любая кара будет справедливой.

По крайней мере наступит развязка. Горечь затопила Рафа. К чему так убиваться? Он жаждет Эллу, он жаждет мести. Женившись, он убьет двух зайцев.

— А вот и мы! — В комнату влетела Генриетта, за ней, не спеша, Дональд. Увидев Рафа, мать Эллы встала как громом пораженная. — О Господи, — прошептала она. — Мистер Бомонт?! К-какая неожиданность…

— Миссис Монтегю, мое почтение. — Раф церемонно поклонился.

— Что вы здесь делаете? — Отец Эллы не стал играть в приличия.

Элла поспешно взяла Рафа под руку, не давая разыграть сцену из плохого водевиля.

— Раф здесь ради меня. Я выхожу за него замуж, и он пожелал, чтобы вы при этом присутствовали.

Дональд посмотрел недоверчиво. Генриетта же с облегчением воскликнула:

— Мечта сбылась. Я так молилась.

В который раз Раф изумился: Монтегю их благословили.

Он прикрыл глаза, не желая лицезреть, как эти двое бросаются к Элле, сжимают ее в объятиях, обмениваются слезными поцелуями, поворачиваются к нему. Генриетта радушно прижала Рафа к груди, затем взяла дочь за руки и отвела для тайных напутствий. Дональд протянул руку.

— Рад, что вся эта чехарда наконец-то уладилась, — прямо сказал он. — Ты чуть не разбил Элле сердце, обвиняя ее в поступке Шейн.

— Этой вины я с нее не снимаю, — парировал Раф. — Женитьба ничего не меняет. Как и моего взгляда на «Золушкин бал». На вашей дочери я женюсь не ради, а, скорее, вопреки.

Уставившись на Рафа, Дональд надолго замолчал.

— Сводишь счеты?

Такая догадливость не удивляла. Отец Эллы, если не принимать во внимание его увлеченность «Золушкиными балами», во всем остальном был человеком трезвого ума и, конечно, понимал: человеческую натуру слагают и достоинства, и недостатки. Не только Добро, но и Зло. Но понимать не значит принимать…

— Вы понимаете? — подчеркнул Раф, скрестив руки. — Все до конца?

— К сожалению, да, мистер Бомонт. В вас горит желание заполучить мою дочь и вместе с тем отомстить.

— Ваша дочь этого не понимает.

— Элла любит. И еще — видит в людях только хорошее. Она не сомневается — месть будет побеждена. Я — нет.

— И что вы намерены делать?

— Пап? — Элла оставила мать и подошла к ним. — Что-то не так?

Дональд обхватил дочь за плечи и чмокнул в щечку.

— Все в порядке. Всего лишь возобновляю знакомство со своим будущим зятем. Солнышко, а не отметить ли нам это событие?

— Шампанским?

— Вот именно. — Дональд выждал, пока Элла отойдет и не сможет их слышать. — А на ваш вопрос, мистер Бомонт…

— Раф.

— …как угодно… отвечу так: я намерен отпраздновать замужество моей дочери.

— И все? — Раф наморщил лоб. — Вы меня удивляете. Стоять рядом — и ничего не делать?

Во взгляде Дональда блеснула холодная решимость.

— Поверь, я не питаю иллюзий насчет того, чего ты хочешь добиться этим браком. Но вот добьешься ли ты — это еще вопрос.

— Сомневаетесь? — не верил Раф.

— Вот именно, — последовал спокойный ответ. — В своих расчетах ты не учел одного.

Уверенность Дональда смутила Рафа. Что же упустил он и что не укрылось от старика Монтегю? Он мысленно перебрал все пункты своего плана, выискивая слабое место. Его глаза сузились. Нет, он предусмотрел решительно все.

В чем же оплошность?

— Ты не учел самого главного: сердцу не прикажешь. Иначе ты не повел бы мою дочь под венец.

— Какая чушь! — прорычал Раф, напрягая все силы, чтобы не взорваться. — Я никогда не позволю слюнявым сантиментам вмешиваться в мои решения.

— Что ж, — отец Эллы покачал головой, — продолжим наш разговор на Юбилейном балу. Увидим, кто прав.

— Как-как? — Раф не понял.

— А ты разве не знаешь? — удивился Дональд. — Ровно через год мы приглашаем всех поженившихся на Юбилейный бал, чтобы вместе отпраздновать первую годовщину. Такая традиция.

— А Шейн, — озираясь, Раф убедился, что Элла их не слышит, и понизил голос, — знала об этом?

— Сожалею, — сказал проникновенно Дональд, — но она знала.

— Так вот куда она поехала в ту ночь…

— Мне искренне жаль, — с неподдельным чувством повторил Монтегю. — Если тебя утешит, даю слово, что Элла ничего не знала. Мы сами об аварии узнали потом и не стали ей говорить.

— Я ждал, что Элла позвонит, — признался Раф. — И дело не столько в том, чтобы поддержать сестру…

— А как Шейн? Поправилась? Как ее дела?

— Судя по всему, неплохо. — Ответ был неточным, но это было лучшее, что Раф мог сейчас предложить.

— Ты, надеюсь, понимаешь, почему мы скрыли от Эллы. Ей и так было тяжело. — Его тон стал осуждающим. — Вот уже пять лет, как она тащит на себе этот груз. Незаслуженно.

Раф безучастно смотрел на Дональда. Казалось, арктический холод и пустота сковали его душу. Когда он станет другим, когда научится спасать, а не губить тех, кто ему дорог? Отстраненным взглядом он следил за Эллой. Вот золотистое пламя, способное растопить самое ледяное сердце. Он судорожно стиснул зубы. Но как растопить сердце, которого нет…

— Я не должен… — прохрипел он.

— Должен, — рубанул Дональд. — И, парень, не смотри на меня такими круглыми глазами. У меня свои резоны на эту женитьбу.

— Какие же? — Взгляд Рафа стал хлестким.

— Мне не понять, почему мою дочь до сих пор влечет к тебе, но ни разу за эти пять лет она не отступилась от своей любви. Как можно требовать большего?

— Вы раскусили меня, — Раф пропустил мимо ушей последний вопрос, — и как никто должны понимать: ее мечта рухнет.

— Есть и такая возможность. Если это произойдет…

— Когда это произойдет…

— … тогда посмотрим. Пусть рассудит время.

Раф не отрывал глаз от Эллы.

— Быть по сему. Вы берете на себя ответственность за свое невмешательство? — с холодной учтивостью спросил он.

— А ты? За содеянное тобой?

Раф согласно кивнул и встал рядом с Эллой.

— Начинайте, — подал он знак священнику, взяв ее под руку.

Церемония шла своим чередом. Но настало время обменяться кольцами, и случилась заминка.

— Прости, amada, у меня нет кольца, — признался Раф.

Элла кивнула, словно была готова.

— Ты не думал о женитьбе, когда шел сюда?

— Нет, — открыто сказал он.

— У нас есть кольца, — предложил святой отец. — Воспользуйся этими, а после купите по душе.

В раздумье Элла покачала головой, потом запустила руку в складки платья и вытащила тонкий золотой прямоугольник — билет на бал. Его билет, кольнуло Рафа. Еще не ведая, зачем он пришел на бал, она взяла себе золотую пластинку.

Теперь Раф знал, что она задумала, и ему хотелось протестовать всей мощью своих легких. Но поступить так — жестоко. Даже в этом Элла увидела счастливую примету. А вот его от романтических жестов увольте.

Элла подержала билет в ладонях и взглянула на Рафа.

— Дай мне твой складной нож!

— Нож — в смокинге?

Нисколько не уязвленная его иронией, Элла лишь улыбнулась.

— Я помню, ты с ним никогда не расстаешься?

Раф капитулировал и достал нож из верхнего кармана.

— Вам помочь? — галантно спросил он.

— Да, пожалуйста. — От волнения глаза Эллы стали медового оттенка. — Разрежь пластинку на две полоски — поуже и пошире.

— И?..

— Мне кажется, металл мягкий и свернется в кольцо, — бесхитростно объяснила Элла.

Острая боль, как удар в сердце, пронзила Рафа.

— Попробуем. — Раф заметил на столе у священника шариковую ручку. — Позволите?

— О, конечно.

Раф раскрутил ручку. Вынул медный стержень. Ножом легко рассек билет. Попробовал согнуть пластинку — не вышло. Концами выдвижных ножниц он зажал полоску поуже и занес над пламенем свечи. Почти сразу металл стал мягким. При помощи стержня Раф свернул аккуратный цилиндрик.

— Получилось, — выдохнула Элла. — А вторую половинку — для себя.

Раф воспротивился было этой трогательной просьбе, но, видя восторг девушки, осекся. Почему бы не надеть обручальное кольцо? Пусть порадуется маленьким свадебным формальностям. Тем больнее будет урок.

Он молча свернул второе кольцо и передал Элле, но заглянуть в глаза невесте, когда она надевала его ему на палец, не смог: сработал инстинкт самосохранения. Диковинное кольцо приковало его взгляд и жгло, как свежее клеймо. Это потому, что оно еще не остыло после огня, уговаривал он себя, прекрасно зная, что оно уже не горячее, иначе он не позволил бы Элле взять его в руки.

Как будто издалека Раф слышал голос священника, провозглашавшего торжественные обеты, потом звеневший от волнения голосок, повторявший его слова, свой собственный, звучавший ниже и глуше. Наступила тишина. Эллы Монтегю больше не было. Рядом с ним теперь стояла его жена.

Элла Бомонт.

— Жених, можете поцеловать невесту. — Святой отец улыбнулся. Его ярко-голубые глаза весело сверкнули.

Раф взял в ладони лицо жены. Ему не терпелось со всем покончить, а эта часть церемонии радовала тем, что предвещала финал. Он предпочел бы поменьше глаз. Но надо быть терпеливым и дождаться, когда они с Эллой вернутся в его номер в «Гранд-Отеле» и доведут эту ночь до логического конца.

Он склонился, желая скрепить их брак быстрым поцелуем. И неожиданно для себя подарил ей поцелуй, полный бесконечной нежности. Губы Эллы раскрылись навстречу, как цветок, и он вкусил их сладкий нектар.

В тот же миг Раф почувствовал, что дошел до точки. С невнятным возгласом он оторвался от Эллы и отступил назад, проклиная себя за то внезапную слабость.

— Раф? — Элла смотрела недоуменно.

— Мои извинения, amada, — сухо сказал он. — Прощайся с родителями. Скажи, мы уходим.

Худо-бедно ему удалось вытерпеть новый приступ объятий и поцелуев. Внутреннее напряжение росло. Еще немного, и он взорвется. Раф втянул носом воздух, приказывая себе продержаться оставшиеся минуты.

В самых дверях Дональд опять пожал ему руку.

— Что ж, интересно, кто победит в этой игре — разум или сердце.

— Только дурак поставит на сердце. — Глаза Рафа вспыхнули мрачным предупреждением.

— Надеюсь, ты не прав. Ради моей дочери.

— Ради вашей дочери надейтесь, что я прав, — процедил он;

Рукой собственника Раф обхватил Эллу за плечи и увел.


Глава четвёртая

— Роскошный номер. — Элла из-под длинных ресниц взглянула на Рафа, в который раз задаваясь вопросом, что с ним: может, засомневался в разумности их брака? С тех пор как они приехали в «Гранд-Отель», от него было не добиться и слова.

Весь во власти терзающих демонов, Раф просто не слышал ее. То и дело оттягивая рукой узкий воротник, шагал взад-вперед по гостиной.

Наконец он остановился у высокого, от пола до потолка, окна. Элла подошла и встала рядом. В свете полной луны черты лица Рафа казались особенно резкими и холодными.

— Раф, в чем дело?

— Удивляюсь твоему отцу, — сказал он, отсутствующим взглядом обводя пейзаж.

Элле стало легче: дело не в свадьбе, а в словах отца.

— Вы так бурно разговаривали перед обручением.

— Я был уверен, он остановит церемонию. Неприятный холодок побежал по позвоночнику Эллы.

— Почему?..

Раф резко обернулся и скрестил руки на груди, отчего в расстегнутом вороте рубашки стал виден тонкий шрам, проходивший через левую ключицу. Пять лет назад его не было.

— Он должен был остановить церемонию, чтобы защитить тебя.

— Защитить? — Элла удивленно замигала. — От чего?

— От кого. — Раф передернул плечами, глаза мрачно сверкнули. — От того, за кого ты вышла замуж.

— Ты не обидишь меня — отцу это прекрасно известно. — Элла не могла отвести взгляд от шрама и хмурилась. — Ты не женился бы, если б хотел меня обидеть, — уверенно сказала она.

— Я женился, потому что хочу тебя. — Раф схватил Эллу за плечи. — Я женился потому, что только так могу затащить тебя в постель и удерживать до тех пор, пока мы не насытимся друг другом.

— Насытимся? — Брови Эллы взметнулись вверх. — По-твоему, заниматься любовью — это как утолить жажду или…

— …или голод, — отрезал Раф.

— Не знаю, как ты, а я, насытившись, через некоторое время опять хочу есть.

— Не дразни меня, — проскрежетал он. — Думаешь, я не знаю, как желать женщину, заниматься с ней любовью и, получив удовольствие, даже не взглянуть ей вслед?

— Трудно сказать. — Элла изучающе склонила голову. — Роман мог быть неудачным, потому что вы не подходили друг другу. Но просто попользоваться и бросить, даже не убедившись, что ей было хорошо, — это не ты.

— Все делаешь из меня святошу? — Акцент стал заметнее. — Тебе же будет тяжелее смириться с правдой.

— С какой правдой? Что стоит нам заняться любовью — и все? Все кончено? — Элла рассмеялась. — Неужели наши чувства так мелки?

— Si! No hay duda[8].

— Видно, папа раскусил тебя? Поэтому и должен был прервать свадьбу?

Раф отвернулся и забарабанил кулаком по окну — стекло заходило ходуном.

— Знать, что за женишок, и преспокойненько стоять рядом? Как можно?!

— Он любит меня и желает только добра, — веско сказала Элла.

— Вздор! — Мускул задергался на его щеке. — Если любит, то отчего не уволок тебя прочь, не спрятал так, чтоб мне вовек не сыскать?

— Но зачем?

— Затем, что я обижу тебя. — Рука пробороздила волосы. — Пойми, он должен быть начеку, должен оберегать тебя от малейшей боли. В этом его обязанность, его долг! Как он посмел не исполнить его?!

— Послушай, я — взрослая женщина…

— Я заметил. — Его глаза странно блеснули.

— …и у меня своя голова на плечах. Папа считается с этим. Разумеется, я не застрахована от ошибок, но на ошибках учатся.

Раф скривился.

— Твоя дочь не видит, что на нее несется махина грузовик; как здорово стоять в сторонке и мудрствовать: врежется — будет наука: впредь смотри в оба! От дочурки костей не соберешь? Что поделать: на ошибках учатся.

— Грузовик — это ты? Впечатляющее сравнение, — промурлыкала Элла и, не давая себя перебить, продолжила: — А если серьезно: я знаю, в трудную минуту мой папа всегда будет рядом. Но оборачивать меня в ватный кокон — не дай Бог, порежусь, — трястись надо мной изо дня в день — это бессмысленно. Он просто рядом, вот и все.

Раф зажмурился, зримо сотрясаясь от войны противоречий. Элла не торопила, дождалась, пока его глаза не раскрылись: теперь они не были свинцово-матовыми — сумрак отступил, — сверкали как серебро. Раф обхватил ладонями ее лицо, обводя большим пальцем, таким шершавым, припухлость ее нижней губы.

— Я не такой. Мне не все равно, если над близким человеком нависла угроза.

— Ты — не угроза.

— Святая простота! — Раф скривился. — Твою доверчивость, amada, да увековечить.

— Все оттого, что я доверяю тебе? — Элла покивала головой, взгляд стал серьезный. — Ты — мой муж. И, знай, я доверю тебе даже жизнь.

Выдох со свистом вырвался из его легких.

— Святые небеса, станьте ей заступниками!

— Зачем мне небеса, когда у меня есть ты?

— Ты хоть представляешь, что я замышляю? — Нежность, с которой Раф обнял и прижался щекой к виску Эллы, сказала ей во сто крат больше, чем он мог подумать.

— А что ты замышляешь?

— Я замышляю, — шепот под самым ее ухом бередил чувствительную кожу, — свести тебя с ума, пока один за другим не сниму каждый лоскуток твоей одежды…

— Как не стыдно?.. — Улыбка блуждала на ее губах.

— …а потом отнести тебя в постель и не отпускать, пока луна и звезды не погаснут на небе.

— Ясно, зачем ты призывал небеса мне в заступники, — прошептала Элла. — Меня ждет участь пострашнее смерти. — Ее пальцы скользнули в черную гущу его волос — искушение, которое не давало ей покоя с того самого мига, как он возник перед ней, — и она прижалась губами к выемке под шеей, наслаждаясь вкусом его кожи.

— Ах, amada, — Раф слегка откинулся, облегчая ей доступ, — за все это я заплачу кровью.

— С чего такая непомерная цена? — прерывисто спросила она. — Я тоже этого хочу.

— Ты уверена?

— Как никогда.

Раф сдался. Потянул за бретель платья в греческом стиле. Лиф свернулся на талии. Страх на мгновение сковал Эллу — и она жарко задышала: перед ней Раф — ее мужчина.

— Dies! До тебя страшно дотронуться. Мое долготерпение… оно иссякает, amada, почти иссякло.

— Пусть. Я все равно доверяю тебе.

— Ты ведешь себя опрометчиво, — эхом отозвался Раф.

— Похоже, сегодня я только и делаю, что веду себя опрометчиво… — Элла высвободилась из его рук и в подкрепление своих слов стала распускать боковую молнию на платье.

— Только и делаешь. — Он проводил взглядом ее движение.

— …начиная с опрометчивого решения выйти за тебя замуж… — Ревнивец шелк никак не желал покидать изгибы ее тела.

Рука Рафа потянулась помочь.

— Очень опрометчивое решение, — угрюмо вторил он.

— …и заканчивая… — Смирившись с неизбежным, потоками расплавленного золота туника упала на пол.

— Заканчивая?! О, нет, mi alma, это не конец, это всего лишь начало. — Раф не выдержал дразнящей игры с ее платьем.

Он сдавленно задышал, когда увидел то, что так мечтал увидеть.

— Тогда… — в знак абсолютного доверия Элла опустила руки вдоль тела, — дело за тобой.

— Твое первое неопрометчивое решение. — Дрожащие пальцы остановились в сантиметре от ее груди. Тихое проклятье — и они сжались в кулак. — Рядом с тобой я как сопливый школьник. Благодарение Богу, я не знал, как мало на тебе надето.

— Что тогда?

— Тогда мы так и не ушли бы с той поляны. — Раф посмотрел ей прямо в глаза.

— Не знаю, возражала бы я.

— Тебя бы никто не спросил, — отчеканил он. — Я всегда гордился своей способностью держать себя в руках, но видеть тебя такой и не дотронуться… — Он покачал головой. Кулак разжался. Пальцы уже не дрожали. В глазах полыхали серебристые молнии желания. Как только он коснулся ее, об отступлении больше не могло быть и речи.

Пришел черед Эллы задрожать — мысли спутались и закружились листьями в осеннюю бурю. От его бархатных поглаживаний она не сдержала удивленного вскрика.

— Не спеши. — пробормотал Раф. — Не торопись. Все будет так медленно, как ты захочешь. Как тебе нравится, скажи мне, esposa!

Esposa. Жена. Элла знала это красивейшее из слов.

— Поцелуй меня, — руки сами обвились вокруг его шеи, — поцелуй, и мне уже будет хорошо.

— Всего лишь поцеловать? — Выпустив темные кудри из искусного узла, Раф глубже зарылся в них. Как прохладные ночные ручейки, шелковистые нити скользили между его пальцев, обвиваясь вокруг ее молочных плеч. — Неужто это все, что ты хочешь от меня?

— Я хочу от тебя не просто поцелуя. — «Он улещивает меня, словно малое дитя!» Губы Эллы скользнули по его напряженной скуле. — Я хочу поцелуя, которым муж целует жену в их первую ночь. Поцелуй любимого — упоительный и бесконечно долгий.

— Mi amada у mi alma[9]… — с хрипом вырвалось из его легких. Ее нежности не успокаивали, а только распаляли: руки Рафа напряглись, сердце бешено стучало. — Те adoro[10], — жарко прошептал он и медленно, мощно обхватил ее снизу и поднял выше. Элла замерла, ощущая утонченную пытку, когда ее груди коснулись мягкого хлопка рубашки. Этот шокирующий контраст: ее полуобнаженность, его полная облаченность — невероятно возбуждал. Расплавленным серебром своих глаз Раф выжег на ней печать собственности прежде, чем, не мешкая с приготовлениями, вторгся, с отчаянием гонимого человека, в теплую темницу ее рта.

Голод Эллы, такой же неутолимый, мог поспорить с его. В этот поцелуй она вложила все свое сердце и душу, на языке губ говоря о том, что он отвергнет на языке слов. Она любит его! Любит!

— Такого поцелуя ты хотела? — Раф отпустил губы Эллы, хищно куснув напоследок за нижнюю.

— Для начала неплохо.

Кто его знает, как у нее вышло это подстрекательство, но результат оказался непредсказуемым. Почувствовав вызов, Раф с проворностью ястреба бросился на добычу. Он подхватил Эллу на руки и прижал к себе.

Несколько шагов, и из гостиной они переместились в спальню. Раф кинул девушку на кровать и выпрямился.

— Хватит. Я больше не намерен ждать! — Грудь вздымается. Рубашка разошлась. Глаза горят предвкушением, воспламеняя и ее. Вырванные золотые запонки летят на ковер За ними — рубашка, ремень…

И тут Элла увидела дюжину бледных шрамов на его груди и плечах. Она вскочила и потянулась к ним.

— Раф! — Трепетные пальцы ощупывали рубцы. — Откуда это? Ты попал в аварию?

— Нет.

— ?..

— Я был свидетелем.

— Боже мой! Ты кого-то спас?

— Не приписывай мне лишних заслуг. — Раф прильнул к Элле, успокаивая поцелуем. — Я вытаскивал Шейн. Боялся, машина загорится. Будь на ее месте другой, я бы десять раз подумал.

— Неправда, — слезы выступили на глазах Эллы, — не подумал бы. — Ее голос сорвался. — А Шейн? Сильно… сильно пострадала?

— Остались шрамы, как и у меня.

— Мне так жаль. Я не знала… Я бы обязательно навестила ее. — Элла поцеловала тонкую белую линию, проходящую через ключицу. — Страшно подумать, как хрупки наши жизни, как мало нам отпущено. И как внезапно все может оборваться.

— Тогда не будем терять время. — Раф вдохнул сладкий аромат ее волос, кожи. Голова закружилась, и он забыл обо всем.

Обхватив ладонями ее груди, он прильнул к нежным персиковым окружьям, языком и зубами отдавая должное каждому. Соски напряглись, встали, блестящие и влажные после его рта. Ему было мало. Он хотел большего, хотел всю ее. Раф сдвинулся ниже и, тепло дыша на ее живот, снял последнюю кружевную полоску, скрывающую ее наготу. Поглаживая гладкую кожу бедер и ягодиц, он чувствовал, как подрагивают ее гибкие мышцы.

— Раф, пожалуйста. Ты нужен мне.

Его пальцы проникли в самое средоточие ее женственности. Внутри было горячо и призывно влажно. Невыразимое сочетание трепетной невинности и распаленной чувственности. Стоит ее подтолкнуть, и Элла загорится огнем в его руках. Уже сейчас ее дыхание было быстрым, прерывистым. Поглаживая, он чувствовал под рукой возрастающее, просто непереносимое напряжение. Раф уложил Эллу на покрывало. В ее глазах цвета расплавленного золота — немая мольба.

— Сейчас, amada, сейчас.

Не спуская с нее глаз, Раф поспешно разделся. Увидев его обнаженным, Элла замерла — такая ранимая в своей невинности, такая сильная своей женственностью. Он лег, обнимая. Страстное желание обуревало его, грозя разрушить то малое, что осталось от его выдержки. Как не напугать Эллу, как предстать человеком чести, которого она видит в нем, а не мстителем, которым он является? Исполнить хотя бы эту мечту прежде, чем она столкнется с жестокой действительностью?

— Не бойся, — шептал он. — Я постараюсь не сделать тебе больно.

— Я не боюсь. — Элла обхватила ладонями его лицо и задумалась, подбирая подходящие слова. — Знаю, тебе не нужна моя любовь… Но она твоя. Я отдаю свое сердце и всю себя. — Элла накрыла его губы пальчиком. — Пожалуйста, дай мне сказать. Ты даже не представляешь, чем для меня были эти пять лет. Казалось, я навсегда потеряла тебя…

Раф перехватил ее запястье.

— Есть вещи, о которых лучше промолчать.

— Нет. Я люблю тебя, — с силой повторила Элла. — Неужели ты не понимаешь, какое это чудо?

— Чудес не бывает. — Раф отвел взгляд, отвергая ее щедрый дар.

— Бывают. — Ее смех был подобен звону колокольчика. — Ты знаешь, эта ночь была моим последним шансом на это чудо. — (Обернувшись к ней, Раф странно замер.) — За пять лет я чуть не потеряла веру. Наверно, звучит странно, но… я почти разочаровалась в «Золушкином бале» — в волшебстве, чудесах, истинной любви. Ты помог поверить мне вновь.

— Только послушай, что ты городишь.

— Послушай ты… Ты сам доказал: мне нечего предложить другому. Это правда. — Элла прильнула к Рафу, горячие груди коснулись его руки. — Ты забрал все — мое сердце, душу, будущее. Все принадлежит тебе.

— Basta[11]! — Раф оттолкнул ее, перекатился на край кровати и сел к ней спиной. Элла подползла и положила прохладную руку на его разгоряченную кожу. — Не трогай меня! — прошептал он. — Пока я не свернул тебе шею. — Он сглотнул. Руки на коленях сжались в кулаки. — Дай мне время прийти в себя. — Он встал, достал шелковый халат откуда-то из-под кровати и бросил его Элле. — Прикройся.

Девушка машинально поймала халат и завернулась в его складки.

— Пожалуйста, скажи мне, что не так. — Ее голос дрожал.

— Это все слишком для меня, — без обиняков ответил он. — Я думал, что смогу, но ошибся.

Он повернулся к ней. В нем бушевала злоба на себя, на Эллу за эту ее наивность и доверчивость. Когда она, наконец, поймет, что он не заслуживает ее доверия, не говоря уж об иных утонченных чувствах?

— Как ты думаешь, почему я женился на тебе?

— Ты сказал, что хочешь меня… — Элла протянула руку, обращаясь к нему. — Я знаю, ты думаешь, что между нами всего лишь физическое влечение, но мне кажется, со временем…

— Не угадали, миссис Бомонт. Вторая попытка.

Раф ждал. От его глаз было не скрыться. Он заставлял себя смотреть, как к Элле приходит понимание, как мертвеют ее черты от разочарования.

— Раф, не надо, не заставляй меня.

— Отвечай. — Раф зажал все свои чувства в кулак, запрещая себе замечать все еще теплящийся огонек надежды в ее глазах. — Зачем я пришел сюда?

— Ты пришел отомстить, — прошептала Элла с болью. Лучик надежды погас.

— Именно местью я жил все эти годы. Но главное, зачем я пришел сюда, — положить конец «Золушкиным балам».

— Женившись на мне? — Элла яростно вздернула подбородок. — Какое это имеет отношение к балам?

Раф не отвечал. Не мог. Язык не поворачивался описать свой замысел и то, как он намеревался его осуществить. Элла молчала, что-то обдумывая. И вот опять к ней пришло понимание, и опять Раф заставил себя смотреть, как сереет ее лицо.

— Ты… — кончик языка смочил пересохшие губы, — ты все-таки правда веришь, что стоит нам один раз заняться любовью, как все чувства умрут, а вместе с ними и наш брак? — Элла плотнее запахнула халат на груди.

— Разумеется, не за один раз, — жестко парировал Раф. — Уйдет месяц или два. Пока ты не уразумеешь, что замужество — никакое не чудо любви, и не сбежишь к мамочке с папочкой. Разобиженная, но поумневшая.

— А мой развалившийся брак так огорчит родителей, что они прекратят балы? — Элла была поражена. — Послушай…

— Не сработает это — по problema, amada. Если они такие непонятливые, можно проучить и по-другому.

— Напоминаешь о том плане, о котором сказал на поляне?

— Умница! Когда хочешь, можешь смотреть на вещи реально… Играть так жестко не хотелось бы, но я должен разобраться с балами.

— Из-за Шейн?

— Да, из-за Шейн! — Раф не выдержал и схватил Эллу за плечи. — И я сделаю все, слышишь, все, чтобы другим не выпала такая судьба. Ты удивлена?! Конечно: для тебя, чья жизнь сплошная иллюзия, замок на песке!

— Неправда! — Элла вырвалась и откатилась на середину широченной кровати.

— Разве? Пока ты не завела старую песнь, princesa[12], разуй глаза и оглянись. В твоем волшебном замке столько комнат, что и сама не помнишь. Вокруг пустыня, а внутри цветут тропические кущи, которым не обойтись без армии садовников и без воды, которой хватит, чтобы напоить города. От трудностей жизни ты бежишь на лужайку с зеленым газоном, который услаждает твои холеные ножки, и с раскидистыми деревьями, тень которых укрывает твою белоснежную кожу. Сладкая, ненастоящая жизнь, — презрительно сказал он. — Спроси Шейн.

В глазах Эллы блестели слезы, которые она силилась сдержать.

— И что теперь?

— Если твои родители подпишутся под тем, что балов не будет, — ничего. Ты прямехонько едешь домой, и брак аннулируется.

— А если нет?

— Если нет, в скором времени они не смогут давать балы по финансовым соображениям. И запомни, слов на ветер я не бросаю.

Раф не отрывался от золотистых глаз Эллы, гаснущих как лучи заходящего солнца перед безжалостным наступлением ночи. Он старался вобрать в себя эти прощальные мгновения, зная: для него это в последний раз, и теперь собрался с силами, чтобы довести начатое до логической развязки.

— Теперь ты уйдешь… — Это был не вопрос, а утверждение. Элла тихо лежала на кровати — колени поджаты к груди, кулачки стискивают отвороты халата.

— Есть смысл остаться? — Раф не знал, как он удержался и не прижал девушку к себе, пытаясь исправить страшное зло, причиненное ей. Вместо этого он подобрал с пола одежду и оделся. — Прямо сейчас я не требую твоего согласия относительно «Золушкиных балов», — Раф ходил по комнате, собирая вещи, — но советую не тянуть.

— Хорошо.

— Номер записан до утра. Можешь не торопиться.

— Хорошо. — Ответ был безжизненно-вежливым.

Никакие раны, полученные при спасении Шейн, не могли сравниться с теми пятью минутами, в течение которых он собирал чемодан. Раф почти желал испытывать физические муки за причиненные им страдания. Если ты выжил, раны когда-никогда затянутся. Раны душевные — он предчувствовал, судьба не будет так к нему милосердна, — не закроются никогда.

В дверях Раф обернулся, чтобы посмотреть на Эллу. Страшная, невиданная боль пронзила его.

В ее глазах золотой закат угас и спустилась непроглядная тьма.

Ворота ада открылись перед ним.


Глава пятая

— Не приехал?

Из дома вышел отец и направился Элле навстречу.

Она стояла в центре поляны — той самой, осмеянной Рафом, — и смотрела на луну. Через неделю полнолуние, второе после «Золушкиного бала», — лишнее напоминание о той роковой ночи. Запрокинутое лицо Эллы купалось в золотистом свете. Может, и Раф сейчас смотрит на ночное небо Коста-Рики?

— Нет, милая, не приехал. Но не думай, что он не вспоминает о тебе.

— Почему? — Элла обернулась. — Потому что позвал тебя с мамой на церемонию? Прости, это не довод.

Дональд вздохнул так, словно скрипнула столетняя сосна.

— Когда Раф позвонил из фойе «Гранд-Отеля», я впервые услышал голос, в котором было столько муки. Раф не просил приехать за тобой — приказывал. — Дональд слегка сжал плечи дочери. — Не подчинись я этому требованию, боюсь, он самолично приволок бы меня в гостиницу.

— Вряд ли. Когда ты приехал, он давно летел в Коста-Рику.

— Нет, не летел. Элла вскинула голову.

— Я видел Рафа. У отеля. Сидел в такси. Курил. Верно, ждал, когда я заберу тебя.

— Нет. — Элла покачала головой. — Ты обознался. Раф не курит.

— А тогда курил. Я видел.

— И к чему ты все это рассказал, папа?

— Видишь ли… если есть на свете человек, который бы нуждался в вере, это Раф Бомонт.

Элла улыбнулась. Надо же, ее муж еще вызывает у нее улыбку.

— Вера ему не нужна. Как и волшебство, и чудеса, и любовь.

— Тогда не отвергал бы. Пойми, верить в то, что нельзя попробовать на зуб, — это все равно что признать: ты не все можешь. Раф — как тот человек, у которого однажды выбили почву из-под ног и который дал себе зарок: больше — никогда.

— Как это было? — Элла озадачилась. — Раф не говорил ни о чем подобном.

— Немудрено. Возможно, когда-нибудь. Если любишь, то отдаешь любимому все — сердце, тело, душу. И ты зависим и уязвим: как распорядятся твоими дарами, предугадать нельзя. — Дональд всезнающе улыбнулся. — Знакомо?

— Значит, Раф любит меня? — В глазах Эллы заиграли лучики надежды. — Но боится, что перестанет быть хозяином своей судьбы?

— Точно не знаю. Спроси его. Но я уверен в одном: ты нужна ему, ты — единственная, кто достучится до него. А сама ты, — Дональд вопросительно поднял седую бровь, — этого хочешь?

— Еще как хочу! — выпалила Элла.

Дональд рассмеялся и обнял ее за плечи.

— Тогда живо собирай чемодан, заказывай билет и вперед!

— Полный! — Дочь восхищенно смотрела на отца.


***


Раф любовался луной. Его мысли были поглощены Эллой. Вечно Эллой. Чертыхнувшись, он глубоко затянулся. Из дома вышла сестра, подошла к нему и взяла под руку. Раф бросил окурок и раздавил каблуком.

— Уже поздно, а ты не спишь?

— Думаю о тебе. Ты ходишь такой угрюмый. Не подступишься. Не в этом ли дело? — Шейн поймала его за кисть и потерла простое кольцо на безымянном пальце. — Откуда, не расскажешь?

— Потом.

— Ты что, женился?

Раф нехотя кивнул.

— Твое кольцо мне чем-то странно знакомо. — Шейн из-под ресниц взглянула на брата — Раф как воды в рот набрал — и выдала: — Оно сделано из билета на «Золушкин бал»? Из моего билета?

— Да, из твоего.

— А второе у кого?

Раф упорно молчал. Шейн закатила глаза. И вдруг изумленно раскрыла рот.

— Боже, ты женился на Элле?!

— Не бери в голову. Самое главное, Шейн, с балами, этим искушением для тебя, покончено.

— Да плевать мне на балы! Мне Эллу жалко! Как ты мог?! Как ты мог так поступить с ней?!

— Другого пути не было. — Раф вытащил из кармана мятую пачку — оставалась последняя сигарета — и закурил, глубоко втягивая едкий дым. — Я женился на ней и бросил. Забрал с собой все ее надежды и мечты, оставив лишь боль и отчаяние. — От Рафа веяло холодом. — Равноценный обмен, не находишь?

— Раф, зачем? — Шейн вынула руку из-под его локтя и заглянула брату в лицо. — Зачем нужно так обижать ее? Зачем тебе вообще надо обижать других?! — Впервые за долгие годы Раф увидел, как в сестре взыграл характер, как сверкнули ее черные глаза. — Я ненавижу тебя за это, — бросила она и помчалась к дому.

— Так и надо, mi pequehd[13]. — Раф припал к сигарете и нервно затянулся. — Другого и не жду.


***


Поздно утром в день Нового года Элла Бомонт распахнула двери коста-риканского международного аэропорта «Хуан Сантамария» — и очутилась в центре толпы мальчишек.

— Отнести чемоданы, Senora? — выкрикнул один и крепко вцепился в самый большой.

— Колоны[14]! Колоны! Меняю! — загорланил второй.

— Такси! Такси! — надрывался третий.

Элла, смущенно улыбаясь, переводила взгляд с одной страждущей рожицы на другую.

— Ну, хорошо.

Как по команде, два мальчугана прыснули в стороны, третий подхватил оставшиеся сумки и заторопил, вытягивая подбородок в сторону обочины:

— Туда, Senora!

— Хочешь, помогу?

Ее смерили таким взглядом, что Элла прикусила язык и послушно засеменила. Как неловко: мальчишка от силы лет десяти один тащит ее поклажу. Но, осмотревшись, она поняла — здесь это обычное дело: весь тротуар был заполнен ребятишками школьного возраста, осаждавшими прилетевших туристов.

— Мне нужно такси или автобус до города… — Элла вытащила из сумочки брачную заявку Рафа и сверилась с названием места, — до Милагро, Ты знаешь, где это?

— Si, Diego! — крикнул мальчуган одному из тех, кто на выходе атаковал Эллу. — Ve, trae a Marvin[15].

Вернулся постреленок, предлагавший колоны, вместе с молодцом лет двадцати.

— Хотите купить тико деньги, Senora? — обратился тот.

Тико — Раф как-то растолковал — значит «костариканские».

— Да-да.

Сделка благополучно совершилась. И Элле сразу представился Раф, когда узнает, а он узнает, что она рискнула обратиться не в банк, а к уличному меняле. Colones не хотели влезать в кошелек, а уже появился Диего с водителем.

— Марвин. Отвозить вас в Милагро.

— Si, no problema[16]. — Улыбка до ушей расцвела на лице водителя. — Я живу в Милагро. — Он дал команду ребятишкам загрузить вещи Эллы в багажник немытого оранжевого такси. — Докачу, глазом моргнуть не успеете.

— О, спасибо. Было бы неплохо. Одарив на прощанье своих помощников чаевыми — просто царскими, судя по их бурному восторгу, — Элла забралась на заднее сиденье. Такси развернулось перед аэропортом и выехало на шоссе из Сан-Хосе.

— Далеко до Милагро? Скоро будем на месте?

— Скоро. Два-три horns. Mas о menos[17].

— Три часа!

— Es problema? — Глаза водителя отразились в зеркальце заднего вида, и он нажал на педаль газа. — Ради вас, Senora, поедем тиу rаpido, очень быстро. Но дорога — то грязь, то щебень. Будем то мчаться, то ползти, как черепахи. А то до первой канавы. О’кей?

— Да дело не в этом. Езжайте потише. Я не против.

— Дело в деньгах? — Марвин немного сбавил скорость. — Цена за такси?

— Ах да, наверно, стоило условиться еще в аэропорту.

— No problema. Гоните все ваши colones, a не то не доехать вам до Милагро.

Кошмары, ужасающие, тошнотворные, о том, что случается с одинокой женщиной в чужой стране, моментально встали перед глазами Эллы.

И Марвин прыснул.

— Это шутка?! — спросила она в полуобмороке. — Слава Богу.

— Понравилась? Очень смешная?

— Просто умора. — Элла кисло улыбнулась.

— Про деньги не думайте. Мне так и так в Милагро. Поделим дорожку на двоих, о’кей? Видите горы? — Марвин указал на череду багряных зубчатых скал впереди. — Нам туда. Красотища? Рассказать? Горы остались от вулканов. Слыхали о вулканах? Из-за них добрая земля для las fincas, для ферм то есть. Интересно?

Согласно кивая, Элла вовсю старалась быть благодарной слушательницей, но напряжение и усталость последних недель давали себя знать: не успела она разобрать и десяти фраз, как ее сморило.


Пронзительный скрип тормозов буквально выбросил Эллу из сна. Марвин крутил туда-сюда руль, швыряя машину во все стороны. Лавируя на краю огромной ямы, способной поглотить целую эскадру грузовиков, она цеплялась за край насыпной дороги. Казалось, изумрудная пучина вот-вот поглотит их, когда Марвин вырулил на середину дороги. Переводя дух, Элла двинула на затылок соломенную шляпку и вернула с кончика носа на переносицу солнечные очки.

— A, Senora, проснулись. Это хорошо.

— Я не думала, что усну. Очень устала. — За два последних месяца Элла уже попадала впросак из-за недосыпания. — Долго я спала?

— Долго, но это хорошо. Милагро совсем близко. Смотрите, — они мчались вдоль ярко-зеленого ковра, — это кофейные плантации.

Элла впервые увидела кофейные деревья — высокие, раскидистые, росшие почти вертикально вверх по круче. И с них еще можно собирать эти кроваво-красные, гроздьями прячущиеся за блестящими листьями ягоды? — не укладывалось у нее в голове.

— Едете в гости? — поинтересовался Map-вин. — Я в Милагро всех знаю. Завезу, куда надо.

— No problema? — поддразнила Элла. — Не совсем. Еду к мужу.

— К мужу?!

— Его зовут Раф Бомонт. Знаете такого?

Не успела Элла договорить, как Марвин ударил по тормозам и выкрутил руль в абсолютном контрвираже. Раздался жалобный визг. Машина ушла к обочине и заглохла. Марвин пулей вылетел наружу, разразившись лавиной испанского.

— Что? Что случилось? — обомлела Элла. Он, тыча в кофейное поле по ту сторону дороги, выкрикнул, чуть ли не выплюнул имя Рафа, и Элла поняла, что не только у нее на мужа зуб. С очередным гневным воплем Марвин обежал машину и распахнул багажник.

Элла поспешила выбраться с заднего сиденья — не зря: одна за другой ее сумки полетели на дорогу.

— Эй-эй! Ты что делаешь?! — Она подхватила первую попавшуюся сумку и забросила обратно. Марвин выбросил. Она забросила. И началось… — Что случилось?! Что я такого сказала?

— Lo siento[18], — буркнул он, явно ни о чем не сожалея. — Не могу везти вас в Милагро.

— Почему?

— Сами виноваты, о’кей? — Марвин приостановил разгрузку. — Надо было сразу сказать. — И встал руки в боки. — Из-за мужа.

— «Из-за мужа»! — Элла тоже выпрямилась. — Какая разница, что Раф Бомонт — мой муж? Что он тебе такого сделал?

— Не мне. Mi sobrino, племяннику. Уволил Мануэля.

— И поэтому ты не хочешь везти меня в Милагро?

— Si. Я оскорблю Мануэля.

— Как?! — воскликнула Элла. Марвин молча взялся за сумки, и она поняла, что так дело не пойдет. — Неужели ты бросишь меня одну, посреди дороги?

Марвин задумался: бросить слабую женщину в такой опасной ситуации — не по-мужски.

— Не могу я везти вас. Вопрос чести. Comprende Senora[19]?

— Нет! Не понимаю!

— Вы его жена. Его честь — ваша честь.

— Честь честью, а что бы Раф ни вытворял, ко мне это не имеет никакого отношения. И заруби себе на носу: как бы тебе ни досадил мой муж, это цветочки по сравнению с тем, на что способна я.

Марвин разразился очередной гневной тирадой. Выпустив пары, он сказал:

— Я еду в Милагро и оттуда пришлю за вами. Это все, что я могу. Ждите.

— А что еще мне делать?! — Если б не очки, взгляд Эллы просто бы испепелял.

— Ждите. За вами приедут.

Марвин уселся за руль и включил зажигание. Машина забуксовала. Взбила облако сухой земли. Пошла вбок и задним колесом угодила в яму — грузовик не посадишь, но для легковушки самое оно. Проклиная всех и вся, включая и Эллу, Марвин опять выскочил наружу.

— «Сам виноват, о’кей»? — Элла шляпкой принялась смахивать дорожную пыль с белого костюма. — Вот как бросать людей на произвол судьбы. Это… кара небесная! — К ее ужасу, отвратительные коричневатые пятнышки не исчезали, а размазывались мутными ржавыми разводами. Будь они неладны!

Марвин злыми глазами посмотрел на машину, потом на Эллу.

— Толкайте, о’кей?

С минуту они молча изучали друг друга.

— Смеешься?

— Делать мне нечего — смеяться? — Марвин воинственно выпятил грудь. — Толкайте, не то забуду прислать подмогу из Милагро.

— Дудки! — Элла швырнула шляпкой в груду выброшенных сумок. — И не видать тебе чаевых как своих ушей.

— Пусть. Толкайте.

Капля, тяжелая, налитая, еще одна отвесно пролетели мимо. Оба задрали головы: грозные черные тучи обложили небо. Порыв зябкого ветра подхватил волосы Эллы и бросил ей в лицо.

— О-о-ох, — уныло сказал Марвин.

— То-то и оно. — Элла подошла к сваленным вещам, уселась на чемодан побольше, спрятала ненужные очки в сумочку и изобразила стальной, совсем как у Рафа, взгляд. — Не повезешь дальше — и шагу не ступлю. Сидеть и мокнуть под дождем я не собираюсь.

Марвин гневно воззрился на нее и вдруг раскрыл рот:

— Madre de Dies[20]! La Estrella[21]!

— Что? — Элла нахмурилась.

— La Estrella! Вы — La Estrella!

— Какая La Estrella? Я — Элла Бомонт.

— Si, si. Senora Бомонт. — Марвин качал головой и лучился, словно Бог услышал его молитвы. — La Estrella! Lo siento, La Estrella. Я не знал, что это вы.

Элла смотрела подозрительно.

— Кто такая La Estrella?

— Это вы, вы. La prefect a.

— Пророчество?

— Si. — Марвин беспокойно посмотрел на небо. — Быстрее. Сейчас ливанет. Надо ехать.

Элла закусила губу. О чем идет речь, она не понимала, но глупо упускать такую возможность.

— Сначала уложи мой багаж.

— А вы будете толкать?

— А ты не уедешь без меня?

— Слово чести, La Estrella. — Map вин приложил руку к сердцу.

Когда все вещи перекочевали в багажник, ливень уже хлестал вовсю. В считанные секунды Элла промокла насквозь. Влажные волосы налипли на лицо и шею. Потрясающе! Теперь она предстанет пред очи Рафа с видом как у мокрой крысы.

Марвин сел за руль и обернулся.

— Толкайте, La Estrella, толкайте.

Упершись ладонями, Элла послушно навалилась на заляпанный автомобильный зад. Колеса прокручивались, обдавая ее с ног до головы фонтанами грязи и мелкого щебня. С каждым рывком она чувствовала, что силы уходят. Вдруг машина рванулась на свободу, и Элла, потеряв опору, ничком рухнула в чавкающую жижу. С бессильным стоном она выкарабкалась на другую сторону канавы, потеряв одну сандалию.

— Черт тебя побери, Раф Бомонт. — Отфыркиваясь, она стояла посередине дороги, вымокшая до нитки, грязная до ужаса. — Если после этого ты не упадешь к моим ногам и не скажешь, что любишь меня, то горько об этом пожалеешь.

— Отличная работа! — Голова Марвина высунулась из окна. — Быстрее! Дорогу размоет.

На разъезжающихся ногах Элла кое-как доковыляла до такси.

— Я такая грязная.

— Ничего. Полезайте, полезайте.

Не тратя времени зря, Элла с трудом уселась на заднее сиденье. Марвин, переключая передачи, набирал скорость. С ее волос и одежды струйками стекала вода, собираясь мутноватой лужицей под полуголыми ногами. Любопытно, узнает ли ее Раф? Элла перекрутила обручальное кольцо. Песчинки забились в углубления. Самым чистым куском подола она потерла кольцо и, когда оно засияло, улыбнулась сама себе.

— Скоро будем на месте, La Estrella. — В зеркальце отразился напряженный взгляд Марвина. — Не дайте размыть дорогу, доедем быстрее.

— Что-что?

— Дорога, сделайте, чтобы вода с гор не размыла ее.

— И как я это сделаю?

— Вы — La Estrella. Сами знаете, — резонно заявил он.

— Вот как. Тогда слушай новость: понятия не имею. — Дрожа, она уставилась в окно. За дождевой стеной исчезли даже кофейные деревья. Сейчас она бы все отдала за горячий душ и сухую одежду или, на худой конец, вторую сандалию. — Растолкуй, что за пророчество, — стуча зубами, потребовала она. — И при чем здесь я? До сих пор я и слыхом не слыхивала ни о каком Милагро.

Марвин покрутил ручки обогревателя. Из отдушин ударили струи теплого воздуха.

— В наших краях говорят: когда две золотых estrellas, звезды, появятся на небе в полночь, значит, счастье и prosperidad[22] вернулись в Милагро. А ваши глаза, Senora, что две золотых звезды. И волосы — темнее непроглядной ночи.

— Гм. Темных волос и необычных глаз маловато, чтобы окрестить живым воплощением предсказания. Очередная шутка?

— Нет, Senora. В Милагро так не шутят. В Милагро ждут вас как манны небесной. Сколько несчастий нам выпало. — В зеркальце глаза горели огнем. — Но перво-наперво заставьте сеньора Бомонта взять Мануэля назад на работу.

— Я вряд ли смогу. — Элла встревожилась. — Сеньор Бомонт — очень упрямый человек.

— Это всем известно. Но La Estrella сумеет. Мы, жители, очень на вас надеемся.

Устав разубеждать, она закрыла глаза. Мало ей тревог из-за Рафа, и вот еще эта.

— Далеко осталось?

— Нет. — Марвин не глядя объехал рытвину — сказалась интуиция или привычка. Еще четыре крутых поворота, и он объявил: — Вон Милагро. Только на кряж взобраться.

Однако ни города, ни кряжа Элла так и не высмотрела: дождь лил как из ведра. Но вот впереди замаячили оштукатуренные стены с литыми чугунными воротами.

— La finca de Esperanza[23].

Ворота были открыты, и Марвин на полном ходу поехал дальше. Дальняя дорога увенчалась кругом почета перед раскинувшимся поместьем. Только Марвин заглушил мотор, как дождь перестал и из-за туч выглянуло солнышко.

— Gracias[24], La Estrella. Ты не дала размыть дорогу и вызвала солнце.

— Ты опять. Управляй я дождем, я бы наслала его чуточку раньше. — Элла осмотрела пострадавший костюм. — Намного раньше.

Марвин не слышал ее, он уже давно расставлял ее пожитки на ступеньках парадной лестницы.

Элла вылезла из салона, собираясь с силами перед предстоящей битвой — неизбежной, насколько она знала своего мужа.

А вот и он. Легок на помине, Раф возник в дверях. Желая выглядеть хоть капельку лучше — по крайней мере чище, — Элла набрала в легкие побольше воздуха и сказала:

— Привет, Раф.


Глава шестая

Раф потерял дар речи, забыл про сигарету в руке. Наконец он затянулся. Его взгляд с Эллы перескочил на вещи у ее ног.

— Сразу войдешь? — Сигарета полетела за живую изгородь. — Или для начала помыть тебя из шланга?

— Мудро. Грязь и проливной дождь… очень портят внешний вид. — Элла посмотрела, куда упала сигарета. Над кустом в алых бутонах гибискуса вились струйки. — Отец рассказал, что видел, как ты курил, а я не верила.

— Ты всегда была слишком хорошего мнения обо мне, amada. Пора с этим что-то делать. — Раф сделал шаг назад и жестом указал на распахнутые двери. — Добро пожаловать в мой дом. Поговорим, когда примешь душ и переоденешься.

— Превосходно.

— После отвезу тебя в аэропорт.

Слова протеста готовы были сорваться с губ Эллы, но так и остались невысказанными. На пороге не спорят.

— Выглядишь не в пример лучше, — откомментировал Раф ее появление час спустя.

— Благодарю. Хотя чувствую себя так же. Пользуясь отсрочкой, Элла постаралась подготовиться к этой встрече, которая была, быть может, единственной возможностью убедить Рафа в том, что ее место здесь. Решая, что надеть, Элла выбрала самые любимые вещи — короткую молочно-кремовую юбку по фигуре и шелковую облегающую кофточку в тон. В противовес некоторой строгости Элла не стала стягивать волосы. Просто зачесала назад и оставила водопадом спадать по плечам. Никаких вычурных украшений: пара золотых сережек да обручальное колечко.

— Для меня душ — как омовение в купели, — продолжала она, осматриваясь в комнате — типично мужской: строгие линии, мебель красного дерева, табачный запах. Здесь Элла была на чужой, на его территории. Тонкий маневр, рассчитанный свести на нет все ее выпады. И ей оставалось только одно — действовать. — Я очень признательна за твое гостеприимство.

— Рад служить. — Раф указал рукой на кресло. — Присаживайся. С чем пожаловала? Впрочем, был бы тебе очень признателен, если бы ты избавилась от дурной привычки навещать меня. — Он потянулся за пачкой — уже полупустой (сигареты тут и там виднелись на столе) — и вытряхнул одну.

— Все просто. — У Эллы забилось сердце — сейчас галантный хозяин превратится в разъяренного мужа. — Я приехала домой.

Раф замер, брови зловеще сдвинуты, спичка на полпути к сигарете.

— Как-как? «Домой»?

— Да, домой. — Перегнувшись через стол, Элла выхватила у Рафа и сигарету и спички. — Я всегда знала, что курят, когда нервишки шалят. Своего рода защита.

Не отводя взгляда, Элла растерла сигарету и вместе со спичкой выбросила в пепельницу. Аромат ее духов запретно-сладкой змейкой скользнул под крылья носа Рафа.

— Что тебе надо, Элла?! Выкладывай!

— Догадайся. — Элла уселась поудобнее, забросила ногу на ногу, разгладила на бедрах шелковистую юбку, ощущая все время, как он смотрит на нее. — Ты женился на мне. Теперь мы связаны.

— Ты знаешь, зачем я женился, — процедил он сквозь зубы.

— Знаю. Ты хочешь меня. Так в чем же дело? — В прямом неотступном взгляде отразились все ее чувства. — Я тоже хочу тебя.

Раф потянулся за сигаретами и осекся. Потом рывком схватил пачку и раздраженно смял.

— Не выйдет, — объявил он и вдавил мятый ком в пепельницу. — Завтра утром я первым делом заказываю тебе билет на самолет.

Элла покачала головой. Волосы грациозным полукругом взлетели над плечами.

— Никуда я не поеду. Не поеду, пока мы не выясним все до конца.

Кулак Рафа обрушился на тиковую столешницу. И Элла обомлела: он носит обручальное кольцо. Косые солнечные лучи ударили в полоску металла и рассыпались всеми цветами надежды.

— Все было известно еще два месяца назад, — проскрежетал он. — Наш брак умер, не успев родиться.

— Заблуждаешься. — Символ верности на руке Рафа придал ей силы для новой атаки. — Я только тогда освобожу тебя от твоих обетов, когда буду знать твердо, что ты не испытываешь ко мне никаких чувств.

— Чувств?! Какие чувства? — Раф раскатисто рассмеялся. — Наш брак — это фарс, в котором, каюсь, я не смог себе отказать. Но мне достало ума вовремя уйти.

Элла подалась вперед. Ее пальцы так сжимали ручки кресла, что костяшки побелели.

— Я отказываюсь уезжать. Скоро шесть лет, как я люблю тебя, и опять лишиться шанса на счастье только потому, что ты упрям как осел? Хочешь выставить меня за дверь — применяй силу.

— Думаешь, не посмею? — Раф вскочил на ноги.

— Валяй. — Элла тоже вскочила. — Но мы оба знаем: как только прикоснешься ко мне, ты уже не выкинешь меня, а унесешь в кровать и закончишь то, что мы начали два месяца назад.

— Не искушай меня, иначе я докажу, как ты не права.

— А я упрощу тебе дело. — Элла раскрыла руки. — Ну же, Раф. Я вся твоя. Возьми меня на руки, и посмотрим, на каком пороге мы окажемся — входной двери или спальни. Ярость, нет, сметающая все на своем пути страсть клокотала в его алмазно-пронзительных глазах. Раф вскочил и в момент преодолел разделявшее их пространство. Страх подкатился к сердцу Эллы и, не окрепнув, исчез: пусть Раф отрицает, отвергает, запугивает — бесполезно. Бесполезно отрицать и сдерживать то, что происходит между ними. Один поцелуй — и все его слова потеряют смысл.

— Зря приехала. Клянусь, ты сильно пожалеешь. — Раф обхватил ее за талию и притянул к себе.

— Я не могла иначе.

Со стоном Раф накрыл ее губы. Его расчетливая бесстрастность была сметена тем нетерпеливым откликом, который вызвали его прикосновения. Желание Эллы было истинным и глубоким. Она никогда не скрывала своих чувств от него. Свободная от застенчивости, робости, стыдливости, она сейчас щедро дарила ему себя.

— Раф, пожалуйста…

Ее призывный шепот наэлектризовал воздух. Раф подтолкнул Эллу к столу и, подсадив на край, задрал ей юбку. Ее бедра раздвинулись. С хриплыми стонами Раф гладил белую кожу между чулок и кружевных трусиков. Эти шелковые губы под языком — и он не властен над собой. Эта гладкая кожа под кончиками пальцев — и он не помнит себя.

Элла была всем, что Раф мог желать в женщине. Но взять ее так грубо, на столе…

— Не здесь, — простонал он.

— Я не скажу «нет». — Ее глаза горели огнем. — Ты мой муж.

— А ты моя жена. Хоть и на бумаге.

— Так исправь.

— Не здесь и не сейчас.

С закрытыми глазами Раф опять погрузился в блаженную теплоту, собираясь с силами перед отступлением. Он вжался лицом в ее груди и чувствовал, как под щекой колотится ее сердце. Глубокий вздох — и Раф отодвинулся, осторожно спустил Эллу со стола.

Пальцы с трудом слушались, когда Элла поправляла одежду. Уголком глаза она видела, как Раф ищет сигареты. Вспомнив, что сам с ними сделал, он не сдержал мученического стона.

Элла заправила блузку в юбку и посмотрела на него ясными глазами.

— Итак, будем считать, — проговорила она с показной деловитостью, — что один вопрос мы уладили?

Высокие скулы Рафа вспыхнули гневным румянцем.

— Eres mia! — прохрипел он. — Ты моя. Ты сама предрекла свою судьбу. Даю тебе неделю. Слышишь? Неделю.

Элла еще не решила, хорошее это известие или плохое, как раздался стук и дверь распахнулась. Марвин и низенькая костариканочка застыли, разинув рты.

— Perdone, Senior[25]. — Женщина хотела идти, но вдруг засмотрелась на Эллу. — Mapвин! Tiene derecho! Es La Estrella. Estd aqui! For fin estd aqui[26]!

— Челита, в чем дело? — взвился Раф. — Что ты несешь?

Женщина указала на Эллу. От волнения ее щеки порозовели.

— Senora. Смотрите, это La Estrella. А я не верила Марвину. Она пришла исполнить пророчество. Наконец-то пришла.

— Пророчество? Элла… — Раф повернулся к Марвину: — Что еще за небылицы ты складываешь о моей жене, Марвин?

— Никакие не небылицы, — запротестовал тот. — Раскрой глаза, дружище. Вот сама рука провидения, ниспосланная нам. Если ты не видишь дальше собственного носа, не меряй других по себе.

— Это не рука провидения. Это Элла Монте… — Раф закатил глаза и тихо выругался. — Элла Бомонт. Моя жена. Никакая не La Estrella.

Однако Челиты и Марвина давно и след простыл. Лишь их спорящие голоса были слышны где-то в глубине дома.

— Началось! — Раф метался по комнате, как дикий зверь в клетке. — Таких сплетников, как Марвин и моя экономка, еще поискать. К ночи вся деревня будет знать: под крышей моего дома поселилась La Estrella.

— Чем плохо? Когда есть надежда…

— Надежда?! Что даст твоя надежда? — с сарказмом спросил Раф. — Накормит детей? Соберет урожай кофе? Наполнит карманы colones!

— А что с урожаем? — Элла наморщила лоб. — Марвин что-то говорил, очень расстроенно, но по-испански, и я не поняла.

Раф вздохнул. В уголках губ залегли горькие складки.

— Сборщики объявили забастовку. Мануэль, племянник Марвина, подговорил их не собирать кофе.

Неудивительно, что Мануэля уволили. Интересно, почему Марвин не упомянул эту маленькую деталь?

— А почему бастуют?

— Я продаю «Esperanto».

— Продаешь плантацию? Но это твой дом. Его передавали в семье твоей матери из поколения в поколение. Зачем…

— Хватит, Элла! — оборвал ее Раф. — Не твоего ума дело.

— Моего, — сказала она. — Если я буду здесь жить…

— Никаких «если».

— Это спорный вопрос, — поправила она Рафа. — Если я буду здесь жить, я должна помочь.

— И каким манером? Пророчество сулит счастье и процветание для жителей Милагро.

— Знаю. Марвин просветил.

— Вижу, тебе невдомек вся абсурдность этой ситуации. И как ты видишь себя в роли посланницы небес? Им ведь чудеса подавай. — Его тон стал сардоническим. — Не припасла парочку в чемодане?

— Очень смешно.

— Смешно?! В следующий раз, amada, осторожнее, а то еще и вправду возомнишь себя La Estrella.

— Да я никогда…

— Но ведь и не отрицала. — Раф присел на край стола. Черная материя брюк натянулась на его мускулистых бедрах. — А что будет, если ты не дашь людям то, чего от тебя ждут, — ты об этом подумала?

— Разве так трудно достичь счастья и процветания? — спокойно спросила Элла. — Если процветание зависит от урожая кофе, верни сборщиков в поле — вот и все.

— Смотри-ка. И как я не додумался? — Раф поднял бровь. — Ты же толком ничего не знаешь.

— А ты толком ничего не рассказываешь.

— Рассказываю: сборщики не хотят ни работать, ни идти на компромисс. Это что касается процветания. А вот что касается счастья…. Как ты тут управишься, princesa, не представляю! — Раф скрестил руки на груди. — Взмах волшебной палочки — и мечты сбылись?

— Иногда в жизни все очень просто.

— Тогда ты такая же дурочка, как и они.

— Если верить в счастье и чудеса, по-твоему, означает быть дурочкой, то да, я — дурочка.

— Я не это имел в виду.

— Это-это. Но я не против. — Элла прислонилась к двери, которая вела в коридор, и бросила на Рафа выразительный взгляд. — Ты в курсе, что сегодня Новый год?

— Разве? — Он провел рукой по волосам, которые успели отрасти с их последней встречи и теперь закрывали лоб и затылок.

— Без меня кто бы тебе напомнил? Отличный день для того, чтобы начать жизнь с чистого листа.

— То есть?

— То есть с сего дня моим величайшим соизволением объявляю кампанию по вызволению тебя из неверия. Твоя циничность сбивает тебя с пути истинного. Ты слишком циничен. Но это поправимо.

— Ошибаешься, — холодно отрезал Раф. — Не хватит ни недели, ни месяца, ни целого года.

— Уверен?

— Абсолютно.

— А я нет. — Эллу вдруг осенило: — Хочешь пари: прежде чем уехать, я сотворю чудо — верну тебе веру, доверие и, может быть — повторяю, может быть, — способность любить.

Раф неприязненно скривился. Глаза смурные.

— Ты проиграешь, amada.

— Но если выиграю…

Он пригвоздил ее взглядом.

— Скажу прямо: будь моя воля, тебя бы здесь уже и в помине не было. Уволь меня от твоей веры и чистых листов. Но обстоятельства складываются против твоего возвращения в Неваду. По крайней мере сейчас.

— Предсказание мешает?

— Мне не греет душу прослыть обидчиком La Estrella. — Губы Рафа скривились. — Пусть уж достославные жители города Милагро изгонят ее сами, когда выяснится, что их надули. По моим подсчетам, уйдет неделя. И какое совпадение — я тебе выделил столько же.

— Вы так щедры, сеньор.

— Чересчур.

— Что ж, как говорится, план работ готов. Начнем… — Элла напористо стала наступать на Рафа. — Помоги-ка исполнить первое чудо. Мне намекнули, что ты должен вновь взять на работу Мануэля.

Раф расхохотался — звонко, искренне и так заразительно.

— Тут, amada, нужно настоящее чудо. Я торжественно поклялся: не видать Мануэлю работы как своих ушей, пока сборщики не вернутся на кофейные поля. А они не вернутся, пока я не дам слова не продавать плантацию. А такого слова я не дам никогда.

И в подтверждение утром я встречаюсь с покупателями, чтобы окончательно обсудить условия сделки.

— Ты так и не сказал, почему продаешь. — Глаза Эллы потемнели от тревоги. — Раф… Проблемы с деньгами? Ты должен продать?

— Да, должен. Но с финансами все в порядке.

— Тогда?..

— Мотивы личные. И, как я сказал, это не твоего ума дело. — Раф прошел мимо Эллы и остановился в дверях. — Пойдем посмотрим, все ли чемоданы добрались до твоей комнаты. Хочешь, Челита распакует?

— Спасибо. Разложить одежду по полкам я и сама могу. — Элла поравнялась с ним в дверях. — Не знаю, что ты там думаешь обо мне, но я в состоянии о себе позаботиться.

— Превосходно. — Раф смерил ее взглядом. — К твоему сведению: все твои слова о вечной любви ко мне — всего лишь слова. Есть только одна причина, почему ты здесь, — желаешь спасти своих родителей от финансового краха. Все остальное — дымовая завеса.

— Нет. Если бы ты и вправду хотел отомстить, за пять лет у тебя было достаточно времени. Но ты так и не замахнулся. — Элла откровенно смеялась над ним. — Когда жаждут мести, не откладывают.

— Ты так думаешь?

— Я знаю.

— Считаешь, я несерьезно угрожаю твоим родителям? — полюбопытствовал он.

— Конечно, я…

Раф захватил ладонями щеки Эллы, большим пальцем запечатав ее губы.

— Слушай меня внимательно и запоминай. Ни ты и ни кто-либо другой никогда не отвратят меня от моей цели. Твои родители дадут письменное заверение? — Он обвел ее рот и отпустил.

— Пока не знаю. — Элла облизнула губы.

— Предупреждаю: их судьба в твоих руках.

— Нет, Раф. В твоих.

Промолчав, он вышел за дверь, подведя черту под их разговором. Кто победил, кто проиграл? — спрашивала себя Элла, когда вернулась в свою комнату. Она отстояла право остаться на la finca — и то на время, к тому же поставив под угрозу финансовое благополучие своих родителей. По-умному, отдать бы ему то, что он так хочет, и уехать. И поставить жирный крест на их отношениях? Ясно одно: их брак будет в силе до тех пор, пока она может ему что-то предложить.


***


Легкий стук в дверь прервал ее размышления.

— Элла? — Шейн заглянула в спальню, заплетая соломенные волосы на затылке. Ее огромные черные глаза смотрели удивленно. — Можно войти?

— Шейн! — Элла бросилась к молодой девушке и обняла. Шейн бурно ответила и сразу вырвалась. — Как давно мы не виделись!

— Пять лет. Целых пять лет. — Если не принимать в расчет нервно сплетающиеся пальцы, Шейн являла собой образец хороших манер.

— Я так рада тебя видеть. — Непрошеные слезы блеснули в глазах Эллы. — Только посмотрите на нее, — Элла рассматривала свою прежнюю подругу и поражалась, как сильно та изменилась, — ты стала выше и… — холоднее, отстраненнее, как Раф, — совсем взрослая, — немного натянуто закончила Элла.

— Рано или поздно это всегда случается. — Шейн неуверенно топталась на месте. — Вот пришла извиниться. За Рафа.

— Извиниться? Ты? — Элла отошла от двери. — Заходи. Давай я буду раскладывать вещи, а ты мне все расскажешь? С чего ты взяла, что должна извиниться?

Шейн опустилась на краешек кровати, спина прямая. Она выглядела очень серьезно и сдержанно для своих двадцати трех лет.

— Билет, по которому Раф попал на бал, был моим.

— Твоим?!

— Он так взбесился, когда раскрыл мой план.

Элла, сбитая с толку, покачала головой.

— Не пойму, как ты достала билет? Кандидаты задолго присылают бланки. Каждого тщательно проверяет охранная фирма. Я бы заранее знала о твоей заявке на участие.

— Обходные пути всегда найдутся, — изрекла Шейн. — Один мой друг заполнил бумаги для меня. Я хотела взять его билет. Но забыла: вы доставляете билеты на дом специальным курьером. Такая оплошность.

— Заявка была на чужое имя?

— Да. — Волосы Шейн рассыпались, и с гримаской недовольства она заправила их за уши. — Весь городок переполошился, когда появился курьер с билетом. Раф сразу прознал и догадался.

— Понятно… — Элла встревоженно смотрела на Шейн. — А зачем тебе пона…

— Догадаться не трудно. Там мог быть Чаз, — коротко ответила Шейн. — По этой же причине я и поехала на Юбилейный бал. Если б не авария… — Девушка откинула волосы. Ее плечи ссутулились.

— Вот как ты вся изранилась — по дороге на Юбилейный бал?

— Ты разве не знала? — Шейн удивилась.

— Только сейчас, от тебя. — Элла подсела к Шейн, взяла ее за руку. — Дорогая, если б ты только позвонила мне вместо того, чтобы сломя голову нестись на машине, я бы сказала тебе, что Чаза там не будет. — (Самые разные чувства отразились на лице Шейн и тут же исчезли, она вновь надела маску самообладания.) — Я лично проверила список.

Шейн повесила голову.

— Все так по-детски. И Раф не стал бы тебя преследовать. Он ведь из-за меня так настроен против «Золушкина бала».

— Обещай, что больше не будешь тревожиться. Ты еще не знаешь своего брата.

— Обещаю. Ради тебя. — Шейн сделала паузу и вдруг проговорила скороговоркой: — Скажи, ты никогда не рассказывала Рафу о том, как все было на самом деле?

— На балу? — уточнила Элла. — Нет, не рассказывала.

— Но почему ты не уличила меня? Не сказала, что не отсылала приглашение?

— Я никогда не встану между тобой и Рафом — вот и все.

— Я… — Шейн закусила губу. — Спасибо.

— Не благодари. — Глаза Эллы сверкнули. — Это не ради тебя, Шейн, это ради него.

— Хорошо. — Она оправилась от переживаний. — Я в таком долгу перед тобой. В огромном долгу. Использовать тебя, хуже того, разрушить отношения с моим братом… Что теперь говорить. Но мне так жаль.

— Тебе было всего семнадцать. Я понимаю.

— А Раф не понимает и не поймет, — посетовала Шейн. — Я причинила такую боль вам обоим. Простишь ли ты меня когда-нибудь?

— Давно простила. — Элла улыбнулась и укорила: — Рафу ты тоже не рассказала правду?

— Пыталась. Я призналась, что сама во всем виновата. Но он и слышать не хочет. Не хочет слышать правду.

— Какую правду?

На миг выдержка изменила Шейн, и Элла увидела раздираемую страданиями женщину.

— Я до сих пор люблю Чаза Макинтайра. Пять лет, но все по-прежнему.

— Вот почему ты не отступаешься? Надеешься вновь обрести его?

Шейн кивнула.

— Раф аннулировал брак, так как я была несовершеннолетней. Знаешь, что самое смешное? — Шейн криво улыбнулась. — На следующий день мне стукнуло семнадцать. Будь бал на день попозже, кто знает, что за конец был бы у этой истории.

— Шейн…

Девушка распрямила плечи и выдернула руки.

— Давай не будем больше об этом. Я пойду. — Шейн задержалась перед дверью — осанка гордая, пальцы напряженно сжимают круглую дверную ручку. — Ужин в семь. Увидимся.

Дверь тихо закрылась.

Элла зажмурилась: нужно придумать, нужно что-то сделать, чтобы вернуть жизни этой девушки прежние краски.

Еще одно чудо, которое должна сотворить La Estrella.


Глава седьмая

— Как славно, что ты приехала, Элла. — Шейн решила разрядить гнетущее молчание, царившее за столом перед ужином. — Твой визит будет… долгим?

— Да, очень долгим.

— Нет, — одновременно воскликнул Раф. — Визит будет коротким.

Челита, наливая Рафу вино, застыла с перепуганным лицом.

— О, Senior Бомонт, не отсылайте La Estrella! Нам, жителям, она так нужна.

— La Estrella? — взгляд Шейн вопрошал. — Вы о чем?

— У меня и в мыслях нет никого отсылать. — Раф раздраженно вздохнул. — Челита, вино!

Экономка едва успела отнять бутыль: вино чуть не плеснуло через край.

— Вот так всегда: никто ничего не скажет, — пожаловалась Шейн. — Где она? Кто это? Да расскажите же, что происходит?

— Видишь ли, Челита с Марвином убеждены, что La Estrella — это я, — призналась Элла.

— Ты?!. — Рот Шейн округлился.

— Челита, — встрял Раф с грозным видом. — Какое странное вино! Не шампанское, часом?

— Si, Senor. Я так и думала, вы захотите отпраздновать приезд La Estrella.

— Так-таки и думала?!

— А что думать, — экономка не замечала сарказма, — такая радость. Раз La Estrella здесь, считай, счастье и благоденствие не за горами.

— А если мой брат отправит ее домой? — сладким голосом изрекла сестра.

— Шейн, чертовка!

— Как — домой? — Челита звякнула бутылью о стол. Былая восторженность в мгновение ока сменилась подозрительностью. — Лишить нас La Estrella, Senor Бомонт? Так-то вы печетесь о жителях Милагро?

— Повторяю, у меня и в мыслях нет ничего подобного. — Желваки на скулах Рафа заиграли.

— Значит, мне можно остаться, — вкрадчиво поинтересовалась Элла, — больше чем на неделю?

Все воззрились на Рафа.

Он залпом осушил вино и с таким размахом поставил фужер, что хрупкое стекло едва не треснуло.

— Я не потерплю допросов в моем собственном доме.

— Но, La Estrella… — заикалась Челита.

— La Estrella вольна уезжать и приезжать, когда ей заблагорассудится. — Взгляд Рафа перескочил на Эллу. В серых гневных глазах — немой приговор. — Скоро она сама домой попросится. Дискуссия окончена. Челита, накрывай ужин, рог favor[27].

— Сперва пообещайте, что не отпустите ее. — Экономка демонстративно сложила руки на груди.

— Челита!

— Так и быть, иду. И вина принесу на хозяйский вкус.

Челита захватила бутыль и вышла на кухню, не прерывая ретивых испанских причитаний.

— Вот это шампанское! Блеск! И, по-моему, очень кстати, — поделилась Шейн.

— Ты еще не наговорилась?! — Раф хмурым взглядом смерил сестру — и вдруг оттаял. — Гляди-ка, ты оживаешь прямо на глазах. Может статься, в визите Эллы будут хоть маломальские положительные стороны.

— Один — ноль в мою пользу, — пробормотала Элла.

Ее ремарка не прошла даром.

— А ты, amada, ступаешь на зыбучий песок! Помнится, в конторе мы не закончили не только разговор.

Элла поспешила обратиться к золовке:

— Как поживают твои мозаики? Ужасно хочу увидеть последние работы.

Опять промашка. Алые пятна проступили на щеках Шейн. Она, точь-в-точь как Раф, одним глотком допила шампанское и обрушила фужер на стол. Тонкий хрусталь жалобно запел.

— Я не собираю мозаик… Уже давно. Учусь на бухгалтера.

— Бухгалтера! — Элла ахнула. — С твоим та…

— Ужин готов, — торжественно возвестила Челита и вкатила в столовую, толкая перед собой, деревянный сервировочный столик. Убрав напитки, она сняла серебристый купол с первого блюда и поставила дымящуюся тарелку перед Эллой. — Для вас, La Estrella, я приготовила casado. Это особенное тико угощение.

Шейн прыснула.

— Элла, это местная шутка. С испанского casado переводится как «женатый мужчина». Блюдо символизирует все, чего в счастливом браке муж ждет от жены. Этакий горшочек удачи, где всего понемногу. Здесь и рис, и бобы, картошка, фасоль, мясо, помидоры… О, как пахнет… Все проворачивается и перемешивается со специями. Что еще положила Челита? Лапша, листья салата, яйца и… Это corvina, Челита?

— Si, corvina.

— И морской окунь.

— Потрясающе. — Элла восхищенно улыбалась.

— А вкус — пальчики оближешь. Наша Челита — первая повариха.

Следующее блюдо было поставлено перед Шейн. И, наконец, перед Рафом. Потом Челита взялась за дужки столика и заторопилась на кухню.

— Челита, минуточку, — подозрительно мягко попросил Раф.

Элла знала этот тон, не суливший ничего хорошего. Видимо, знала и Челита.

— Мне на кухню…

— Будь так любезна, объясни, что это за черная субстанция? — Раф изрядно потрудился, прежде чем смог отрезать хоть кусочек.

— Жареное мясо, — прошептала Челита, виновато потупившись.

— Жареное мясо, — повторил он и поднес вилку к глазам. — Интересно. Новый рецепт?

— Нов… — Челита откашлялась. — Ага, Senior. Новый.

— Так-так. Жарить мясо на рашпере до каменноугольного, абсолютно неудобоваримого состояния — это новый рецепт?

— Так его готовят. — Челита исподтишка взглянула на Рафа. — Gusto usted[28]?

— Нет, Челита, не нравится. — Раф бросил вилку на тарелку. — Унеси это с глаз долой и подай что-нибудь попроще.

— Si, Senior, — покорилась экономка.

— И, Челита, — Раф выждал, когда все ее внимание будет целиком направлено на него, — подобных экспериментов я не потерплю. Уже сказано: La Estrella может гостить здесь столько, сколько пожелает. Сжигать мой ужин — плохой способ задержать ее noдольше. И убедить меня взять Мануэля обратно на работу это тоже не поможет. Ясно? — Не успела Челита кивнуть и умчаться, как Раф развернулся к Элле: — Вот результат твоих штучек. Челита никогда бы не рискнула своим местом, если б не была уверена, что за углом ее ожидают кисельные берега и молочные реки. Она же спит и видит, как La Estrella отвратит от нее все беды. Не исключая и потерю работы.

— Ну, уволить ее я тебе точно не позволю.

— Ишь ты? — Раф откинулся на спинку стула и с любопытством смотрел на Эллу. — И как ты мне не позволишь?

— Найму ее сама.

— Идея неплоха. Одно «но»: это мой дом, amada, и я, и только я, буду решать, кому работать здесь.

— А жена и слова молвить не может?

— Не может, — отрезал Раф. Повисла неловкая тишина.

Когда все отужинали, Челита подала tacita de cafe — чашечку кофе, традиционную, как поняла Элла, в конце трапезы.

— Это особый кофе, — сказала Шейн с гордостью. — Кроме нашего поместья, такого нигде не попробуешь. Так бережно не собирают ни один кофе. Сорт котируется как «арабика — сверхтвердое зерно» и на мировом рынке признается как один из самых изысканных.

— А кофе… как его делают? — загорелась Элла. — По пути нам попались деревья, но никаких зерен я не видела. Только ягоды.

— Зерна под кожицей, — объяснил Раф. — Если внутри два зернышка, то мы говорим «курочка», а если редко-редко одно, то «петушок». Когда ягоды покраснеют, их пора собирать. Тяжкий труд. Одно и то же дерево обирают по нескольку раз. Собранные ягоды многократно промывают специальные машины, очищая от кожуры и мякоти. Зерна на день оставляют бродить для того чтобы сделать вкус насыщеннее или специфичнее. И чашка кофе превращается в нечто неповторимое…

— И восхитительное, — согласилась Элла.

— Рад, что тебе нравится. — Раф встал со стула и поцеловал Эллу в щеку. — Прошу прощения, что ухожу, но у меня остался еще один неотложный телефонный звонок.

— Ничего страшного. — Элла никак не могла прийти в себя после поцелуя.

Раф вышел, и Шейн усмехнулась.

— Как первый урок по производству кофе? Тебе повезло: Раф ограничился сокращенной версией. На самом деле все во сто крат сложнее. — Шейн отставила пустую чашку и поднялась. — Слушай, хочешь покажу мозаику во внутреннем дворе? Знаю, мой дорогой брат не одобрит, но поскольку она про тебя… — Выражение лица Эллы рассмешило Шейн. — Шучу, но отчасти. Считают, что на мозаике изображена La Estrella. Хочешь увидеть портрет твоей тезки?

— Спрашиваешь!


***


Элла старалась не отставать, пока по лабиринту коридоров Шейн вела ее в самое сердце поместья.

— Мозаика твоя?

— Нет. — Черты лица Шейн вдруг стали резче. — Но я ее реставрировала.

Они вышли во внутренний двор. Над головами арки из лиловых бугенвиллей, по бокам изумрудные папоротники, пламенеющая геликония и ярко-розовый вьюн рождали буйство красок.

— Шейн, как получилось, — мягко спросила Элла, — что ты бросила любимое занятие?

Пронзительно-черные глаза Шейн стали холодными.

— Мозаики — это развлечение, а не профессия. Выучиться на бухгалтера куда практичнее.

— Твой брат так говорит.

— Примерно.

— Куда подевалась девчушка, которую я знала? — вздохнула Элла.

— Ее больше нет. — Шейн прибавила шагу. На шее забилась жилка. — Она повзрослела.

— Повзрослеть не значит отказаться от мечты.

Шейн расхохоталась. На фоне обступившей их красоты этот смех прозвучал как-то особенно цинично.

— Нет, значит! Мозаика — вот. — Девушка обвела рукой пространство вокруг фонтана. — Я бы составила тебе компанию, но мне нужно еще кое-что доделать на компьютере.

— Шейн, погоди. — Элла поняла, что переусердствовала. — Не уходи…

Но та не послушала.

Догонять Элла не стала. Еще есть время вернуть все на круги своя. Тяжело вздохнув, она принялась рассматривать мозаичный пол. И подивилась: казалось, все цвета радуги причудливо смешались вокруг чаши фонтана — яркие внизу и переходящие в один черный вверху. Постепенно сложился рисунок, и Элла обомлела.

Яркий водоворот красок был мантией женщины, преклонившей колени в молитве. Черное — ее волосы, из-за серебряных крапинок в плитке невероятно похожие на ночное небо. И две золотых звезды — глаза. Непередаваемого, между золотым и янтарным, цвета.

И встретятся две золотые звезды на черном небосводе, и счастье и благоденствие вновь поселятся в Милагро.

Если раньше Элле было невдомек, почему Марвин относит предсказание не к небесному явлению, а к человеку, то теперь все встало на свои места: то ли рука древнего мастера, то ли — Шейн, но лицо мозаичной женщины поразительно напоминало лицо, которое каждое утро смотрело на Эллу из зеркала.

Вдруг неясный шорох заставил Эллу обернуться и всмотреться в дальний, самый темный угол. Оттуда, в полосу сумеречного света, выступил Раф с бокалом бренди в руке.

— Вам обеим предстоит много работы. — Он махнул на мозаику.

— Пожалуй. — Элла неуверенно посмотрела на него. — Ты, кажется, собирался звонить? Давно здесь?

— Порядочно. Звонок не отнял много времени, и я пришел сюда полюбоваться закатом.

— Что же… не повезло.

— Все потому, что я ненароком услышал слова Шейн? — Раф сделал добрый глоток бренди. — Сестра не сказала ничего нового.

— Неужели ты допускаешь, что она будет счастлива, став бухгалтером, а не занимаясь любимым делом?

— Не важно, что я допускаю. — Раф сунул руку в карман брюк, и, хотя равнодушно пожал плечами, пальцы заметно сжались в кулак. — После аварии Шейн как подменили. Никаких художеств. А все твой треклятый «Золушкин бал». И не вздумай приставать к ней со своей верой! Вера — это страшно. Во имя веры жители Милагро готовы идти за La Estrella хоть в огонь, хоть в воду.

— Хоть в огонь, хоть в воду… — повторила Элла, невольно опустив глаза на мозаику, и почувствовала особенную важность этих слов Рафа.

— Элла, очнись, — заклинал Раф. — Вспомни, ради чего ты приехала в поместье «Esperanto». Уберечь родителей — только поэтому!

— Нет! — яростно воскликнула Элла. — Я приехала потому, что люб…

— Не произноси, — с силой выдохнул он. — Не надо.

— Не желаешь слышать? — горько спросила она.

— Это не любовь. Это вожделение. Не заставляй меня показывать тебе разницу.

— А мне бы хотелось. — Элла взглянула на Рафа из-под ресниц.

Раф, запрокинув голову, осушил бокал, поставил его на бортик фонтана и стал приближаться, в каждой черте лица — мрачная решимость. Опередив его, Элла скользнула ему под руки и обхватила ладонями его лицо.

Ночные сумерки сгладили резкость черт, смягчили напряженность скул. Но страсть, превратившая его глаза в два факела, жажда обладания лавой клокотали в его глазах. Отдавая Рафу то, что он так хотел, Элла притянула его голову к себе и поцеловала.

От него веяло теплом и хмельной страстью. Чуть повернув голову, Элла усилила поцелуй, шире разомкнув губы и все глубже погружаясь в сладостную теплоту. Его стон, полный первобытного требования, передался ей. Разбудил доселе неведомую силу, требовавшую только одного выхода.

Отдаться этому мужчине и телом, и душой.

Прерывисто дыша, Раф перевел дух. И сам смял ее губы — без намека на нежность, лихорадочно, безумно. Вторгнуться. Захватить. Покорить. Руки обхватили ее за ягодицы, вжимаясь чуть ли не до костей. С каждым сумасшедшим поцелуем его ласки становились все требовательнее. Ритмично раскачиваясь, он прижимал ее к себе все теснее.

Его чувственность возбуждала, доводила до безумия. Тело Эллы содрогнулось. Из горла вырвался хриплый возглас.

— О, Раф, — прошептала она. — Если это всего лишь вожделение, я согласна.

Раф отшатнулся, как от удара. Оттолкнув Эллу, он схватил бокал, и ей показалось, что он швырнет его сейчас об стену. Но бокал взорвался осколками в его побелевших пальцах. Раф долго смотрел, как струйки крови сбегают по руке. Его грудь тяжело вздымалась, он дышал с трудом.

— Раф! — Элла бросилась к нему, но он яростно закрутил головой, чтобы она не приближалась.

— Зачем ты приехала? — проскрежетал он. В его глазах, в которых только что тысячами свечей пылала страсть, теперь воцарилась непроглядная тьма. — Пока ты здесь, тебя некому защитить от зла. Некому защитить от собственного мужа. Я уже искалечил одну жизнь: не уберег самого дорогого мне человека. Если не остановлюсь, искалечу и твою.

— Нет.

— Да, amada. Мне это на роду написано. И что бы ты ни говорила и ни делала — все впустую. — Раф отвесил церемонный поклон. — Извини, пойду займусь рукой. — И исчез во тьме.

Время шло, а Элла так и стояла. Искалечил жизнь? Не уберег? Речь о Шейн и «Золушкином бале»? Элла задумчиво покачала головой. Есть что-то еще, что не дает его гневу угаснуть. До тех пор пока она не выяснит что, их браку грош цена. Горестно вздохнув, Элла опять посмотрела на мозаику.

— Раф прав, La Estrella: нас ждет много дел. Даже подсказал, как совершить первое чудо.


***


Ранним утром следующего дня Элла ступила на размытую дорогу в Милагро. День был чудесным. Воздух сухой, но не иссушающий, как в невадской пустыне. Буйство зелени поражало. Сделав шаг, так и хотелось остановиться и рассмотреть диковинное дерево, куст ли, цветок… Но она шла по делу. Первым, кто попался ей в Милагро, был Марвин.

— La Estrella, — удивился он. — Пришли нас проведать?

— Не совсем. Нужна ваша помощь.

— Неужто? Какая?

— Научите меня собирать кофе. Объясните, что да как, и одолжите нужный инструмент.

Глаза и рот Марвина изумленно округлились.

— Разыгрываете Марвина, да?

— Ни капельки. — Элла заметила, как за его спиной стали собираться местные жители, и поприветствовала их дружелюбной улыбкой: — День добрый.

Типично костариканские ответы послышались отовсюду — «рига vida[29]» и широкая улыбка. Марвин повернулся к жителям и передал им просьбу Эллы на испанском.

После недолгих прений он смущенно сказал:

— Тут такое дело, мы бастуем.

— Да-да, я в курсе. Я не прошу вас помогать. Но время сбора давно подошло, правда? Кто-то должен собирать кофе. — Элла повела плечами. — Боюсь, этим «кто-то» буду я.

— Это я начал, La Estrella. — Один из жителей выступил вперед. — Я возглавляю забастовку.

— Ты, должно быть, Мануэль? — Элла удивилась: вместо горластого зачинщика, каким она его представляла, перед ней стоял добродушный молодой человек с подкупающей улыбкой и живыми смышлеными глазами. Элла протянула руку.

— Очень рад. — Мануэль, не колеблясь, вложил свою.

— Ну что, расскажешь, как управляться с инструментом и какие ягоды собирать? Заодно и познакомимся поближе.

— Идет, — не задумываясь, согласился Мануэль. В его карих глазах читалось любопытство. — Нужна canasta. Это корзина. И фартук, а то перепачкаетесь.

И то и другое откуда ни возьмись явилось перед Эллой, да еще соломенная панама в придачу. Принимая каждый предмет с теплой улыбкой и словами благодарности, она снарядилась и зашагала рядом с Мануэлем назад по косогору.

— Да, мой муж и ты, как я погляжу, два больших упрямца. Из гордости ни один не уступит.

— Что верно, то верно. — Мануэль обаятельно улыбнулся. — Но есть ряд более серьезных причин, по которым я выступаю против вашего мужа.

— И прав не только ты, — возразила Элла, открыто намекая: как бы ни симпатизировала жителям городка, она всегда будет на стороне мужа. — Вот поэтому хочу проверить: если жители увидят, как La Estrella собирает кофе, не захотят ли они ей помочь?

Мануэль оглянулся.

— Захотят.

Крестьяне гурьбой шли вслед за ними.

— Если сборщики вернутся в поле, я смогу убедить Рафа снова нанять тебя.

— Каким образом? — Мануэль вопросительно поднял бровь.

— Что-нибудь придумаю.

— Снимаю шляпу перед вашей настойчивостью. Но пойти вместе с друзьями и родственниками в поле я не смогу. Будут работать другие, Senior Бомонт промолчит, но мне, пока наши разногласия в силе, не позволит. И с этим нельзя не считаться, La Estrella.

С каждым мигом впечатление, которое Мануэль производил на Эллу, становилось все сильнее. Она опасливо посмотрела на него.

— Ты прекрасно видишь, что я не La Estrella.

— Это не так важно, — пожал он плечами. Они остановились в тени бананового дерева на краю кофейного поля. — Важно то, что люди верят. И что бы вы ни сделали, для них это великий знак.

— И Раф так говорит. Но я предпочитаю что-то делать, чем сидеть сложа руки.

— Время рассудит. — Мануэль опять пожал плечами.

— Ты прекрасно говоришь по-английски. — Элла решила копнуть поглубже: — Чем еще занимаешься в жизни, кроме сбора кофе и забастовок?

— Учусь на ботаника в университете Сан-Хосе, — рассмеялся Мануэль.

Вдруг догадка осенила Эллу.

— И помогаешь юным, чахнущим от любви девам получить билет на бал?

— Было дело. Шейн так хотела увидеть мужа. — Легкий румянец окрасил его скулы. — Я не мог отказать. Если еще учесть, что и Челита присоединилась к мольбам вашей золовки.

— Вот как. — Элла вовсю старалась не рассмеяться. Она залихватски пристукнула по верху своей плетеной панамы. — Ну, ладно, я готова. Что делать?

— Что делать?! — Веселые чертики заплясали в его глазах. — Рвите все красное, бросайте в корзину. И берегитесь змей. — Бросив задорное «bueno suerte[30]» и озорно улыбнувшись, Мануэль развернулся и зашагал в деревню.

— Мануэль, стой! — завопила Элла. — Тут водятся змеи?!


Глава восьмая

— Senior Бомонт? — Челита постучалась и вошла в кабинет.

— Да? — Раф оторвал взгляд от бумаг. — В чем дело?

— Los hombres malos son aqui[31].

Раф вздохнул, надел на ручку колпачок и вставил ее в подставку.

— Коли люди заинтересованы в покупке поместья, это не значит, что они плохие.

— Это значит, что они очень плохие, — поправилась Челита. — Мы все потеряем работу, если la flnca купят. А потом и кров — не умирать же с голоду. И кончим, выпрашивая милостыню в Сан-Хосе. — Челита негодующе посмотрела на Рафа. — Или что похуже.

— Сколько можно твердить, — Раф боролся с раздражением, — новые владельцы ничего менять не будут. Все как есть, так и останется.

— Как скажете, Senor. Вам виднее. Впустить их?

— Ты не впустила моих гостей в дом? — Брови Рафа грозно сошлись.

— Я что-то не то сделала? — кротко осведомилась Челита.

Ну, это ни в какие ворота не лезет. Открытое неповиновение — такого еще не бывало.

— А ты не знаешь?! — Раф с трудом понизил голос. — Будь добра, впусти гостей и попроси Эллу присоединиться.

— Э-э-э… как? — Челита непонимающе захлопала глазами, словно по-английски не разумела.

— La Estrella. Помнишь? Предвестница счастья и процветания? Где она? Я хочу ее представить.

На Челиту было жалко смотреть.

— Э-э-э…

— Mi esposa, — рявкнул Раф. — Donde estd[32]?

— А… гости. Совсем забыла. Я сейчас же их впущу. — Экономка выкатилась из комнаты.

— Челита!!

— Si, Senor. — Ее голова испуганно вынырнула из-за дверного косяка.

— Где… она?

— В поле, — ломая руки, сдалась Челита.

— В поле?.. — Забинтованной рукой Раф пытался нашарить сигареты, не сразу вспомнив, что давно их выкинул. Как можно быть таким идиотом?! Да очень просто: один взгляд умоляющих медовых глазок, и весь его здравый смысл улетучивается. Dios! Так и за бутылку взяться недолго! — Челита, скажи, что моя жена делает в поле?

— Собирает кофе, — промямлила она.

Стиснув кулаки, он вскочил. Челита попятилась к двери, глаза округлились от недоброго предчувствия.

— Куда идет Senor?..

— За женой. А ты пригласи гостей и угости чашкой кофе. Слышишь меня?

— Cafe. Si, Senor. Я угощу их нашим, особым. И буду обходительной. Очень.

— Что-то новенькое.

Раф выскочил на заднее крыльцо и зашагал к кофейным полям. Невероятно, там кипела работа: сборщики, смеясь и перебрасываясь шутками, собирали кофе. Они смолкли, и он спиной чувствовал, какими взглядами его провожают, пока отыскивал, пробираясь среди рядов ветвистых деревьев, свою женушку.

— Раф? Привет. Чудесное утро, не находишь?

Элла встретила его с завидным спокойствием.

— Хочу с тобой поговорить.

— Да, я слушаю.

— Не здесь, тут слишком людно.

— О’кей. Но предупреждаю…

— Еще успеешь.

Раф отвязал лукошко от талии Эллы, схватил ее за руку и потащил через строй зорко наблюдавших сборщиков. Завидев, что она уходит, они тоже сняли лукошки и опустились на землю.

— Я же предупреждала, — запыхавшись, сообщила Элла. — Без меня никто работать не будет.

— Меня волнует не это. А то, что моя жена собирает кофе, как…

— Как простая деревенщина? — любезно подсказала Элла.

Раф стиснул зубы, выжидая, пока уляжется гнев.

— Тебе здесь не место. Это понятно даже крестьянам, раз они пошли за тобой.

— На это я и рассчитывала. — Элла сверкнула улыбкой из-под соломенной панамы. — Вчера вечером ты сам сказал, что люди пойдут за мной хоть в огонь, хоть в воду. — Ее улыбка стала лукавой. — Хоть в поле.

Вся выдержка потребовалась Рафу, чтобы не схватить ее за плечи и хорошенько не встряхнуть.

— Но это ничего не меняет.

— Меняет. Тебе хочется, чтобы я ушла с поля? Тогда уговор: ты берешь назад Мануэля…

— Нет. — Раф закрутил головой, предугадав ход ее мысли. — Не могу. Вопрос чести. Ценю твое усердие, amada, но ничего не выйдет.

— Ты сам вставляешь палки в колеса! — взорвалась Элла.

— Довольно споров. — Раф раздраженно почесал затылок. — Тем более на поле. И уж не в присутствии всего населения Милагро.

— Да и твоих покупателей, — добавила она, посматривая через его плечо.

Раф пересилил порыв обернуться. «Madre de Dios! Что там еще?»

— Ты заплатишь за это, любовь моя, — прошипел он над самым ее ухом. — Я позабочусь об этом. Лично.

— Жду не дождусь, — был дерзкий ответ. — А сейчас твоей жене пора собирать кофе. Вопрос чести.


Раф остановился у двери в комнату Эллы. Тихо. Постучал по деревянной панели, ответа нет, и открыл.

— Элла? — окликнул он. — Пора ужинать. Умаявшись за день в поле, Элла крепко спала посередине кровати, укутанная лишь коротким халатиком. Ее спутанные кудри — губы Рафа дрогнули в улыбке: ну и намучается она с ними, когда проснется, — разметались веером вокруг головы и казались иссиня-черными на фоне крахмально-белой подушки.

Поддаваясь искушению, Раф приблизился, не сводя с нее глаз. Она лежала, свернувшись уютным клубочком. Тонкий шелк халата натянут на соблазнительно округлых ягодицах и стройных бедрах. Руки покоятся на груди. Ногти поблескивают прозрачным лаком.

Улыбка Рафа стала шире.

Марвин рассказал, как она раскусывала кофейные ягоды, выискивая, догадался он, «петушка» среди «курочек». Судя по алым губам, немало сладкой мякоти попало ей в рот.

Раф подошел к комоду и, выдвигая ящик за ящиком, нашел шелковую кружевную рубашку. Облокотившись на кровать, он осторожно перекатил Эллу на себя. Ее ресницы затрепетали, вздох, и она прижалась к его груди.

Впитывая тепло и душистый запах ее кожи, Раф замер, потом распустил поясок и стянул халатик. Элла была так же прекрасна, как ему помнилось: полные груди, тонкий стан, кожа — нежнее лебяжьего пуха. Превозмогая растущую боль в паху, он пропустил ночную рубашку через ее голову, уже продел руки в проймы, и тут веки Эллы дрогнули, и она заморгала.

— С добрым утром. — Девушка широко зевнула.

— Buenas noches[33], amada. — К счастью, лимонно-желтый шелк скользнул вниз, закрыв от него то, что сводило с ума.

— Покупатели ушли? — спросонья спросила Элла.

— Давно.

— Как им понравилось, что твоя жена работает в поле?

— Были заинтригованы. Интересовались, не заставляю ли я тебя работать, чтобы добиться послушания.

— Блестящее объяснение. — Элла рассмеялась низким, грудным, необычайно волнующим смехом. — Ты ухватился за него?

— Нет, как бы мне это ни льстило.

— Что ты им сказал? — полюбопытствовала она.

— Правду.

— И как это восприняли?

— Без восторга. Кому понравятся забастовки! — Раф устроил Эллу на коленях так, чтобы ее голове было удобно. — Потребовали от меня нанять для уборки урожая поденщиков из Никарагуа.

— Ты согласился? — Элла вскинула на Рафа встревоженные золотистые глаза.

— Нет. Милагрские крестьяне издавна собирают кофе в поместье «Esperanto», и, пока я хозяин la finca, так тому и быть.

— И сколько еще ты намерен быть хозяином?

— Трудно сказать. — Он пожал плечами. — Но жителей Милагро я в обиду не дам.

— Рада слышать. — Элла, не удержавшись, зевнула. — Пора одеваться к ужину.

— Одеваться? А я только что тебя раздел.

Элла осмотрела себя. Ночная рубашка явно ее озадачила. Облизнув сухие со сна губы, она взглянула на Рафа.

— Ты раздел?

— Думаешь, — Раф обвел ее откровенным взглядом, — это удовольствие я уступлю кому-нибудь еще?

— А ужин?

— Челита принесет что-нибудь на подносе.

— Лучше я спущусь, — возразила она.

— Не стоит. А то уснешь прямо за столом. — Но…

— Ты и завтра пойдешь в поле? — Элла упрямо кивнула, и Раф, откинув покрывало, переложил ее под простыни. — Тогда дай себе отдых. Утром не забудь хорошенько укрыться от солнца. В эту пору легко сгореть. Крем, если нужен, спроси у Челиты, когда принесет поесть.

Элла остервенело взбила подушку.

— Почему я чувствую себя как капризный ребенок, которого укладывают спать пораньше?

— Понятия не имею, — сказал он бесстрастно, — а ты?

— Нет, — буркнула она и опять свернулась калачиком. Ее веки закрылись сами собой.

Раф убрал прядь с ее щеки и легонько коснулся губами виска.

— Спи сладко, amada, — прошептал он. — Мечтай обо мне.

Когда Раф вышел, Элла уже спала. С хмурым видом он направился на кухню. Нужно срочно найти выход из этого тупика, иначе от La Estrella останутся кожа да кости. Он раздраженно вздохнул, не желая признавать неизбежного.

Пришло время серьезно поговорить с Мануэлем.


***


Наутро Элла с трудом заставила себя встать и сразу, пока не нашла отговорки, поплелась на плантацию. Тело ломило. Каждый мускул отзывался болью. Кто бы мог подумать, что собирать кофе — такой нелегкий труд. Но отступиться из-за предательски ноющих мускулов — никогда. И раз взялась за это чудо, она доведет его до конца. Крестьяне уже ждали ее на краю поля. Стоило Элле сорвать первую ягоду, как они немедля последовали ее примеру. Но не прошло и пяти минут, как пробежавший заговорщический шепот возвестил, что прибыл Раф.

Элла обернулась с беспечной улыбкой, молясь, чтобы следы усталости не слишком бросались в глаза. Ее мольбы не были услышаны. Лицо Рафа стало чернее тучи.

— Ты страшна как смерть, amada.

— И тебя с добрым утром.

— Предупреждаю сразу, — Раф навис над ней, — все кончено. — И громко объявил: — Я увожу свою жену.

Элла и рта не успела открыть, как явился знакомый складной нож. Блеснуло лезвие. Завязки опали. Лукошко вывернулось и полетело вниз. Ягоды посыпались в грязь.

— Раф! — завопила она, когда он взвалил ее на спину и, встряхивая, как мешок картошки, обменялся с крестьянами испанскими фразами. Ну и ну: в ответ ему грянули возгласы одобрения.

Элла извивалась в его руках. Ее шляпа, зацепившись за ближнюю ветку, съехала набекрень, и волосы каскадом обрушились на лицо, закрывая весь обзор. На руках, упираясь в его каменную спину, Элла кое-как пыталась выпрямиться.

— Что? Что происходит? — разъяренно вопрошала она, откидывая волосы.

Вместо ответа Раф еще крепче обхватил ее за лодыжки и подбросил на плече. От возмущения Элла потеряла дар речи. Ей ничего не оставалось, как держаться за его ремень и мерно покачиваться в такт его шагам. Вот крестьяне скрылись из виду, и Раф поставил ее на землю. Эллу шатало. Он поддержал ее за локоть, пока она не пришла в себя.

— Что ты делаешь? — воскликнула она, пытаясь хоть как-то собрать волосы, но быстро бросила это неблагодарное занятие.

— Спасаю твое лицо.

— Оно и видно. — Элла посмотрела на поле. — Чему они так радуются?

— Я прекратил забастовку.

Элла, как ужаленная, обернулась к Рафу.

— Ты… ты не продал la fined — с надеждой спросила она. — Передумал?

Раф покачал головой.

— Я предупреждал, будут проблемы. И Мануэль был уволен не просто так. Нанять его лишь по твоей указке я не могу.

— Тогда как ты прекратил забастовку?

— Откровенно говоря, это ты подала мне идею. — Раф скупо улыбнулся.

— Я?

— Ты сказала, что наймешь Челиту, если я ее уволю. — Раф любезно поклонился, заметив, что Элла вспомнила. — Как видишь, я не остался в долгу. Мне не пристало нанимать Мануэля, поскольку я сам его уволил. Но ты — другое дело. Для жителей Милагро разницы никакой. Наоборот, это вселит в них энтузиазм, и они с удвоенными силами возьмутся за сбор урожая.

— И ты в грязь лицом не ударил, — Элла уныло кивнула. Это было не совсем то, чего ей хотелось, но дело сдвинулось с мертвой точки. — И что прикажешь делать с Мануэлем?

— Придумаешь. Но наперед по-хорошему прошу — не лезь в мои дела. Твои чудачества мне вот где. Ясно?

— Не совсем. — Элла нахмурилась.

— В двух словах: через час я еду в Сан-Хосе — возникли сложности с продажей «Esperanza». Их нужно срочно решить. Элла, ты расцветаешь прямо на глазах. — Раф абсолютно точно описал выражение ее лица. — Пару дней переговоров, и дело в шляпе.

— Как тяжко это слышать. — Элла сладко улыбнулась.

— По тебе не скажешь. — Его лицо окаменело. — Добрый совет: пока меня нет, поразмысли о будущем, выбрось из головы то, что ты не властна изменить, займись тем, что тебе по силам.

— Конкретнее.

— Элла, ты балансируешь на краю обрыва и рискуешь даже больше, чем местные жители, потому что они под моим покровительством, а ты, как убедилась вчера вечером, нет. Настоятельно советую, подумай, как все изменить.

— Опять намекаешь на договор с родителями?

— Да.

— Это легко уладить, — заверила она.

— Похвально. — Раф помедлил. — Тогда сочтемся, когда вернусь. Теперь ясно?

— Кристально.

Раф развернулся и, как всегда, оставил ее одну.


Прошло несколько дней, а советы Рафа не шли у Эллы из головы. От своего она не отступилась, но ей еще отчаяннее захотелось подобрать ключ к душе Рафа, узнать, почему он так одержим продажей поместья. Зная разгадку, она наверняка сможет предотвратить продажу и помочь жителям Милагро. А есть еще Шейн. Хотя у нее и нет волшебной палочки, чтобы вернуть Чаза Макинтайра, остается еще кое-что. Мозаики.

Мануэль как-то упомянул о галерее искусств в Сан-Хосе, где выставляются известные работы местных мастеров. Очень кстати для того, что она задумала. Стоит показать образцы владельцу, и, быть может, эксперт красноречивее всего убедит Шейн, что нельзя зарывать талант в землю. Но вот незадача: надо попасть в город до того, как вернется Раф.

Несколько часов ушло на то, чтобы сломить оборону Мануэля.

— Как вы не понимаете, — талдычил он, — я останусь в университете и не смогу отвезти вас назад.

— Назад я доеду сама. Я запомню дорогу, пока мы…

— Вы не представляете, как опасны горные дороги. — Мануэль отчаянно качал головой. — Петля на петле. Оползни. Внезапные ливни смывают целые участки. А ухабы… Если с вами что-нибудь случится…

— Ничего не случится, если ты нарисуешь для меня карту и если я буду внимательной. Прошу тебя, Мануэль. Не ради себя. Ради Шейн. Скажи, ты хочешь, чтобы до конца своих дней она прозябала в бухгалтерах?

— Чем плохо быть бухгалтером?

— Ничем, будь это ее призванием. Положа руку на сердце, ты можешь так сказать?

— Нет. Мозаики захватили ее целиком, еще когда она была девчонкой. Уже и заказы были. — Мануэль помолчал. — Вчера — Шейн думала, никто не видит, — она сделала новый набросок в папку для эскизов.

— Ну как, поможешь? Мануэль вздохнул.

— Делать нечего. Но случись что, можете не разгибать спину на кофейном поле хоть до второго пришествия — еще раз вам мое место не выпросить.

Элла спохватилась. Нельзя допустить, чтобы это как-то сказалось на будущем Мануэля. Даже если напрямую оно и не имеет отношения к сбору кофе, все равно у Рафа длинные руки. Не говоря уж о такой черте, как мстительность.

— Обещаю, я буду очень осторожной.

Все следующее утро она примечала дорогу до Сан-Хосе. Уже в городе она перво-наперво изучила с Мануэлем его карту, мысленно расставляя на ней свои приметы. Затем они направились в галерею искусств.

— К сожалению, владелец сейчас в отъезде. Уехал за заказом, — объяснила помощница — приветливая молодая женщина с очаровательной улыбкой. — Но когда вернется, я с большим удовольствием покажу ему ваши мозаики.

— Могу я их оставить у вас? — спросила Элла. — Это вас не обременит?

— Нисколько. — Женщина восторженно рассматривала их. — Великолепные работы. Уверяю, на сеньора Хименеса они произведут огромное впечатление.

Они дали номер телефона и точный адрес, где и как найти Шейн, и поехали к университету. Мануэль еще раз заставил Эллу пройтись по карте — лишний раз убедиться, что она найдет обратную дорогу в Милагро.

— Я сразу поеду, — заверила она. — Не беспокойся. Вернусь засветло.

— Все равно не сносить мне головы, — мрачно заключил он. — Даже во имя благого дела.

Элла улыбнулась.

— Если не Раф, то Челита уж точно оценит твой подвиг.

Опять краска выступила на его щеках.

— Hasta luego, La Estrella. Vaya con Dios[34].

— И тебе. И… еще раз спасибо, Мануэль. Глубоко вздохнув, Элла завела мотор и влилась в дорожный поток. Поездка оказалась не такой уж и страшной. Элла методично объезжала рытвины и пропускала встречные машины, которые неслись с такой скоростью, словно им был ведом лишь один путь с гор: сорвался с утеса — и ты уже внизу. К ее радости, поток камикадзе иссяк, когда она свернула на проселок в сторону Милагро.

Две трети пути было позади, когда перед ее машиной вырос барьер из сваленного поперек дороги валежника. Элла и не подозревала, что за следующим поворотом ее ждут неприятности.

Большие неприятности.


Глава девятая

У дороги, облокотившись на машину, пиджак брошен на плечо, стоял Раф. Элла тотчас затормозила. С минуту он сверлил ее взглядом, потом покачал головой и подошел.

— Почему я не удивляюсь, увидев тебя здесь?

— Не знаю. — Элла не сдержала улыбки. — Почему?

— Вечно ты находишься там, где тебе не место.

— Не поменять ли представление о том, где мне место и не место?

— Вот и я подумал, — проворчал он. — Не поведаешь, как ты здесь оказалась?

— А ты?

— Водяной насос полетел. Жду помощи доброго самаритянина.

— Считай, что дождался. — Улыбка Эллы стала шире. — Я охотно подброшу тебя, если сядешь за руль.

— Как, amada, тебе не по нраву наши дороги? — Раф изобразил удивление.

— Нет, — только и ответила Элла, хотя на языке много чего вертелось.

— Тогда я просто счастлив услужить сеньоре. Дай только вещи с дипломатом забрать.

Раф быстро забросил сумки и пиджак на заднее сиденье, сел за баранку и вопросительно взглянул:

— Ты так и не сказала, что здесь делаешь. Он съехал с обочины и почти вплотную — такая узкая была дорога — обогнул свою машину.

Еще одна груда веток показалась за поворотом.

— Представляешь, и сзади ветки, — поделилась Элла. — Кому только в голову взбрело набросать их на дорогу?!

— Мне. Обозначить: впереди опасно. У нас так принято. Ты не ответила на мой вопрос.

Элла поняла: о том, чтобы заговорить его, нечего и думать.

— Я ездила в Сан-Хосе.

— Одна? — Раф сдвинул брови.

— Нет, Мануэль отвез. — Муж посуровел, и Элла поспешила напомнить: — Как мой подчиненный, он не мог отказаться, хотя, надо отдать ему должное, пытался.

— А то ты поехала бы одна, — категорично заявил Раф.

— Отчасти. Мануэлю так и так надо было в университет. Мы просто поехали вместе.

— А назад отпустил одну.

— Мануэль нарисовал подробную карту, и мы не раз прошлись по ней, — запротестовала Элла. — Раф, мне двадцать шесть, я не ребенок, мне под силу доехать куда-нибудь без посторонней помощи.

— Меня нет, и ты не ждешь, пока я разберусь с делами, — Раф гнул свое, — очертя голову мчишься в Сан-Хосе! Зачем?!

Элла затравленно посмотрела на мужа. Предстояло самое трудное — рассказать, где она была. Как он воспримет ее план? Ладно, была не была, все равно делать нечего.

— Я отвезла мозаики Шейн в галерею искусств. Узнать мнение эксперта.

— Чудеса продолжаются, La Estrella, — удивительно терпимо отнесся он к этому сообщению.

— Как видишь.

Внезапно в автомобиле что-то подозрительно чихнуло.

Чертыхнувшись, Раф вильнул к обочине. Двигатель, еще немного попыхтев, благополучно заглох. Все попытки завести мотор были безрезультатны. Распахнув дверцу, чтобы выйти, он вдруг замер:

— Amada! Ей, видите ли, двадцать шесть!

Ей, видите ли, под силу доехать самой, без провожатого! Ты лучше бы проверила уровень топлива!

— Кончился бензин?! — пристыженно вскрикнула Элла.

— Да! Кончился! — О!

— «О» — и это все? — Он вылез из салона и хлопнул дверцей. — Сиди тихо и не двигайся.

— Ты куда?

— За ветками.

— Я помогу.

Раф повернулся на каблуках и подскочил к машине.

— Нет! Никаких «помогу»! Останешься здесь. Слышишь?! Еще нарвешься на кусты ядовитого манзанилло и вся исколешься!

— Не морочь мне голову! — Элла демонстративно скрестила руки на груди и свирепо посмотрела на него. — Манзанилло растет только у океана!

Раф высунул голову в окно.

— Заруби себе на носу: я не собираюсь терять тебя из-за «дерева смерти»! И плевать мне, где оно растет! Все, сиди смирно.

Раф вернулся минут через десять.

— Остается ждать. У тебя случайно нет бутылки воды?

— Случайно есть. Мануэль настоял, — не преминула Элла добавить очков в пользу студента. — А еще термос с остатками кофе и корзина с местными закусками, без которых мне не выжить… как-то так выразился Мануэль.

Раф забрал корзину и заглянул внутрь.

— Пожалуй, я буду более милостив к нему за его хороший вкус. Поздравляю, голодная смерть нам не грозит.

— А что там? — Элла заглянула через его плечо. — Я так и не посмотрела.

— Хочешь есть?

— Ужасно.

— Есть tortas и chorreados.

— Это что?

— Tortas — хлебцы с мясом и овощами, а chorreados — маисовые блинчики. — Губы Рафа растянулись в ленивой улыбке. — Маленький урок испанского? Есть еще слова, которые тебе хотелось бы знать?

В Элле проснулось любопытство, и она кивнула.

— Что означает «esperanza»? — Она внимательно смотрела на него. — Все никак не спрошу.

На скулах Рафа заиграли желваки, веселость как рукой сняло: такого он никак не ожидал.

— «Надежда», — отчеканил он.

— Твоя la flnca зовется «Надежда»?! — Элла была потрясена до глубины души. — А «милагро»?

— «Чудо».

— А… — она затаила дыхание, — «amada»?

Раф не отрывал взгляда от невидимой точки на лобовом стекле.

— Такое обращение. Не особенно частое. — Он перебросил корзинку ей на колени. — Так ты проголодалась?

Элла отставила корзинку в сторону.

— Что значит «amada»?

— Возлюбленная, — тихо, едва слышно прозвучал ответ. Раф суетливо полез в карман. — Куда подевались эти чертовы сигареты?!

— По-моему, ты их выбросил, — пробормотала обескураженная Элла.

— В тот день, когда ты приехала. И как я забыл?

Элла коснулась его плеча.

— И все это время ты называл меня возлюбленной?

— Не обольщайся, — сказал он с издевкой. — Это просто слова.

— Не просто.

Элла придвинулась и уронила голову ему на плечо.

— Как мне тебя не хватало…

— А мне… Те длинные-длинные дни. — Раф провел рукой по ее щеке. — Пока меня не было, надеюсь, ты не работала в поле?

— Нет. А ты передумал продавать la flnca?

— Нет.

— Что, так невыносимо жить в усадьбе «Надежда» и городке «Чудо»?

— Жил же я до этого. — Он взъерошил ей волосы. — Из-за такой ерунды я не стал бы продавать отчий дом. — Раф помолчал. — Это ради Шейн. — (Вот и ответ на вопрос, который не давал Элле покоя с самого приезда.) — Не одна ты заметила, какой она стала за эти пять лет. Шейн отринула все, что так любила.

— И тебя?

— Если откровенно, и меня, — не щадил себя Раф.

— Из-за Чаза Макинтайра?

— Иных причин не нахожу.

— Ты знаешь, почему она вышла замуж?

— Да. — Раф свирепо посмотрел на Эллу. — Ей хотелось сказки. Хотелось примерить твою жизнь, amada, такую, которой у нее никогда не было.

— Мою?! — Элла встрепенулась. — Но она и так жила как в сказке. Чем моя жизнь лучше ее?

— Шейн не жила как в сказке…

— Конечно, потеря родителей…

— …наши родители погибли при кораблекрушении, когда мне было шестнадцать, а Шейн — три.

— Ты был так молод? — поразилась Элла. — Родные помогли?

— Нет.

— И… как ты жил?

— Как мог. Я хотел, чтобы Шейн осталась со мной. Хотел выращивать кофе на la finca, заботиться о ней, помогать всем, кто зависит от меня. — Раф небрежно пожал плечами, точно это были пустые слова. — Не вышло. Я потерял все: поместье — и неважно, сколько денег осталось от родителей, — и, самое страшное, Шейн.

Элле вспомнился разговор с отцом в рождественскую ночь. Не об этом ли он говорил? Но откуда он узнал?

— Что значит — ты потерял ее? Что произошло с Шейн?

— Когда я понял, что не могу позаботиться о ней, что скоро у нас не будет ни крова, ни еды, я позвонил Джеки, сестре матери Шейн, во Флориду. Она всегда была против этого брака, но попытка не пытка: вдруг в этих обстоятельствах она захочет помочь.

— А я думала, мать Шейн была костариканкой.

— Нет, то-то и оно. Во мне местной крови лишь на четверть, а в Шейн — вообще нет.

— Джеки откликнулась?

— Да, приехала. И увезла Шейн.

Элла не сразу осознала все значение этих слов.

— Только Шейн?!

— По большому счету для Джеки я не был родственником. — Он опять безразлично пожал плечами. — К чему возиться с чумазым?..

— О Господи, Раф…

— Свое сочувствие оставь для других. Мне оно ни к чему.

— А сестра?..

Затерявшийся в своих мрачных воспоминаниях, Раф слепо смотрел перед собой.

— Шейн выпала из моей жизни. Но я ни на секунду не переставал думать о ней, беспокоиться, спрашивать себя, правильно ли сделал, что отдал ее Джеки.

— У тебя не было выхода. И что ты делал после того, как сестра уехала?

— Работал. Десять лет бился, чтобы заработать деньги. В середине восьмидесятых цены на кофе упали, поместье «Esperanto» выставили на продажу, и я купил его. Деньги перестали быть проблемой. — Его губы сжались в линию. — И я поехал поглядеть на Шейн.

Элла боялась спросить:

— И что ты увидел?

— Что смертельно ошибся. Оказалось: растить ребенка, кормить его, одевать никак не соответствовало представлениям Джеки о том, как нужно устраивать свою жизнь. Она сделала все, чтобы каждый Божий день Шейн расплачивалась за свое спасение от нищенского существования. — Раф зажмурился. — Из непоседливой малышки мое солнце, моя hermanita[35] превратилась в застенчивого, пугливого подростка, одичавшего без любви и ласки.

Слезы бежали по щекам Эллы. Бедная Шейн.

— А дальше?

— Джеки продала мне сестру.

— Продала?!

— Как товар. Я привез ее назад в Коста-Рику и поклялся оберегать до конца своих дней. Так и было. До той кошмарной ночи пять лет назад.

— До «Золушкина бала»? Раф кивнул.

— Шейн как заколдовали. В этих балах ей виделось все то, что она недополучила в детстве, — любовь, счастье, привязанность. Как тут устоять?

— Никак… Но почему ради Шейн ты продаешь поместье?

— Пока ее дом — «Esperanza», она так и будет прятаться от жизни, — Раф насупился. — Пора ей найти свою дорогу.

— А учеба на бухгалтера?

— Так. Чтобы помогать мне. Как расплата за мнимые грехи. Однажды я предложил ей денег воплотить ее самую заветную мечту. Отказалась. Она ничего не хочет, и не только от меня. Словно ей все опостылело.

— А деньги от продажи поместья… почему она возьмет эти, если отказалась от тех?

— Я не рассказывал, что терял поместье. Она знает лишь, что оно нам досталось от родителей. Юридически моя сводная сестра — равноценный распорядитель. Буду бить на это. Волей-неволей ей придется вылезти из своей скорлупы.

— И ты уже не сможешь ее опекать, — предостерегла Элла.

— В семнадцать лет, — Раф потер складку между бровей, — еще необходимо, чтобы старшие опекали от болезненных падений.

Но в двадцать три можно и попадать. Подчас стертые колени лучше всего учат, как уберечь своих будущих детей.

— Но это трудно признать.

— Очень. Особенно мне.

— Вот почему ты не рассвирепел, когда я сказала, что отвезла ее мозаики в галерею искусств?

Его взгляд стал напряженным.

— Шейн взорвется.

— Гнев — не самое плохое чувство.

Невдалеке загудел автомобильный клаксон. Из-за поворота на Эллу и Рафа выскочило такси. Марвин, просигналив приветствие, лихо затормозил перед ними.

— Я кстати?

— Как нельзя, старина. — Раф вышел из машины. — Каким ветром тебя занесло?

— Мануэль строго-настрого наказал: если к вечеру La Estrella не появится — еду выручать. А то мало ли. — Марвин расплылся в улыбке. — Здорово он удумал?

— Просто гениально, — фыркнула Элла. — Большое спасибо.

— De nada[36]. — Марвин довольно потер руки. — Чего стоим?

— Бензина нет, — ответствовал Раф.

Поглядывая то на него, то на нее, Марвин чуть не лопался от смеха.

— No problema. Подзаправлю тиу rdpido[37].

— Если есть, налей побольше. Отвезу-ка Эллу в «Abmzo de Amante» полюбоваться закатом.

— Рог supuesto, с превеликим удовольствием. — Марвин ловко и быстро перекачал бензин из одного бака в другой. — Передам Челите, чтоб не ждала.

— Как ты любезен, — хмыкнул Раф.

— Я могу быть еще любезней, — с этими словами Марвин достал из багажника сложенное в несколько раз одеяло и перебросил Рафу. — В самый раз для жарких объятий.

— О чем это он? — зарделась Элла.

— «Abrazo de Amante» переводится как «Объятие любовника». Шутит.

— А-а-а… А название такое почему?

Раф загадочно улыбнулся и повернул ключ в замке зажигания.

— Увидишь.


***


Немного проехав, они свернули на проселочную дорогу в сторону гор и неспешно покатились под уклон. Попутно Раф показывал Элле невиданных пичуг, порхавших тут и там.

— Это мот-мот. — Его длинный голубой с отливом хвост подрагивал, как маятник часов. — А вон, на дереве, парочка туканов.

Еще раз повернув, Раф приглушил мотор, и Элла услышала резкий крик обезьянок, которые жеманничали, раскачиваясь в кронах над головой. На одном из цветков возле машины девушка увидела бабочку: на фоне лесного шатра ее кобальтово-синие крылья вспыхивали диковинными самоцветами.

Еще поворот — и Эллу захлестнул восторг. Перед ними открылось небольшое горное озерцо с подводными ключами. Пар клубился над его зеркальной поверхностью, окутывая деревья вокруг прозрачной вуалью. Первобытная девственность этого места рождала какое-то стихийное чувство, древнее, как сами джунгли.

— «Abrazo de Amante», — провозгласил Раф и выключил двигатель.

— Не зря Марвин дал одеяло.

Элла вслед за Рафом вышла из машины. От этого великолепия невозможно было оторваться. Сбросить бы липкую одежду и нырнуть в теплую нерукотворную ванну…

— А искупаться… можно? — почти у самой воды спросила она.

Раф зашел сзади и встал так близко, что Элла почувствовала, как от его дыхания шевелятся волосы.

— Сними блузку, — повелительно сказал он. Зной его тела волной обдал ее спину.

Завороженная кипучими водами, она послушно потянулась к пуговицам, одну за одной расстегивая их. Тонкий батист скользнул вниз, но земли не достиг — Раф подхватил легкую ткань.

— Теперь юбку.

Раф ждал, не пытаясь придвинуться ближе. Так же не оборачиваясь, Элла безропотно расстегнула боковую молнию. Его руки захватили юбку, собрали ее на талии, перекинули через голову и опять исчезли.

Для Эллы это было самое странное раздевание в жизни. Невинное и в то же время возбуждающее. Прикосновение без прикосновения. Девушка сознавала, что обнажается ради удовольствия мужчины. И ощущала это еще острее оттого, что этот мужчина был ее мужем. И то, что они еще ни разу не занимались любовью, делало ее чувства почти непереносимыми.

— Что теперь? — прошептала она.

— Лифчик.

Она расцепила крючки и прижала полусогнутые локти к бокам, чтобы задержать бретельки. Раф дотронулся до нее рукой — Элла кожей почувствовала, как та горяча, — и потянулся вперед, невольно обдавая жарким дыханием ее плечи и груди, отчего их кончики стали как тугие розовые бутоны, подцепил гладкую бретельку и выждал, пока она не распрямит руки. Кружевной лифчик упал в его ладони.

— Что дальше?

— Сними последнее, — сипло сказал он.

Элла закрыла глаза. Не остановить ли игру? Никогда она не чувствовала себя такой беззащитной. Но вот два простых слова пришли к ней: доверие и любовь.

Уже не колеблясь, она сбросила сандалии, подсунула кончики пальцев под эластичную резинку и стала спускать гладкий шелк. За ее спиной Раф сдавленно вздохнул и выдохнул. Трусики упали на землю, шаг, и Элла выступила из них.

Раф не мог видеть, как улыбка заиграла на ее губах. Элла потянулась к волосам, сняла заколку, тряхнула головой — пряди рассыпались, плотным черным полотном окутывая плечи и шею.

С улыбкой Элла оглянулась — в его глазах полыхало желание, готовое вот-вот вырваться наружу, — и стрелой помчалась к озеру. Остановившись на изрезанной кромке, попробовала ногой воду — просто дивная — и нырнула. Теплые воды втянули ее как бархатная перчатка. Поистине — «Abrazo de Amante».

— Хорошо? — хриплым голосом поинтересовался он.

— Потрясающе.

— Когда-нибудь плавала так, по-дикому?

— Никогда. Это… это…

Раф ослепил ее белозубой улыбкой.

— Не говори ничего…

Озеро было глубоким, теплые ручейки, как руки любовника, струились вокруг груди и ног в утонченной, доселе невиданной ласке. Элла медленно отплывала к середине, посматривая на Рафа.

Неотступный, обжигающий взгляд его глаз, издалека — вовсе не серых, а черных — не оставлял сомнений. Он хочет ее. Неистово. Это читалось в каждой линии его гибкого тела, в каждом движении мощных мускулов. Торопливо Раф сбросил рубашку, ботинки, высвободил язычок ремня и взялся за молнию.

Легкий ветерок задул клубы пара, и теплые росинки коснулись кожи Эллы, осели в волосах, сверкая звездной россыпью. Повернувшись, она нырнула в самую глубь — какое блаженство! — под водой подплыла к ближнему к Рафу краю, чтобы в шутку неожиданно вынырнуть. Она уже всплывала, как вдруг ее волосы попали в щель между камнями. Элла дернулась — пряди застряли еще крепче, еще раз — безуспешно. Ее охватила паника. Она пробовала так и сяк — не тут-то было. Ноги соскальзывали с гладких камней, не давая хорошо оттолкнуться и вырваться из капкана. В легких начался пожар. Элла судорожно, изо всех сил гребла вверх. Выбросить руку над водой, дать знать Рафу. Пойманные волосы тянули назад.

Она тонет, стучало в висках. В немом крике Элла открыла рот и захлебнулась.


Глава десятая

Раф складывал одежду на переднее сиденье машины. Обернулся и напряженным взглядом обвел озеро. Что-то неладно. Сердцем чувствовал. И вдруг понял.

Эллы нет.

Сунувшись в машину, как по наитию вы-хватил нож из кармана брюк и сломя голову ринулся к воде. От увиденного похолодела кровь: волосы Эллы застряли в подводных камнях, и она неистово рвалась к свободе.

С раскрытым лезвием наготове Раф нырнул. Ее руки преградили путь, и отвести их не удавалось. В испуге, задыхаясь, Элла сопротивлялась, не понимая, чего он хочет. Пришлось захватить ее в кольцо. Тесно прижимая уже слабеющую Эллу к себе и отстранившись как можно дальше от погибельных камней, Раф полоснул по волосам ножом и тотчас поплыл вверх — к спасению.

Они вынырнули. Девушка глотнула воздуха — и забилась в кашле: вода в легких не давала дышать. Раф отбросил нож за валуны. Поддерживая Эллу, безвольно повисшую у него на руках, Раф втянул ее на берег, потом перегнув в талии, сдавливал грудную клетку, пока вода не вытекла и Элла не задышала?

— Раф, держи меня, — прошептала она в изнеможении. Слезы текли по ее щекам.

— Держу, amada, держу. — Руки Рафа баюкали ее, убирая с лица прилипшие волосы. — Все прошло, pobrecita, все позади.

— Думала… я утону, — слова дались ей с трудом.

— Ну что ты, я бы не позволил.

— Думала, ты не успеешь. — Ее бил озноб. — Никак не могла позвать, дать знать: ты мне так нужен.

— Я бы все равно почувствовал. — Раф скользнул губами по ее виску. Ее дрожь не унималась, и он поднялся. — Ты замерзла. Пойду за одеялом.

— Нет! Не уходи. — Ее глаза снова заблестели от слез.

— Я мигом. И не заметишь.

Миг, что Раф ходил к машине, показался бесконечным. Раф вместе с ней закутался в толстое одеяло и сел на валун. Совсем скоро Элла перестала дрожать и задышала ровнее.

— Будем одеваться, — промолвил Раф. — Пора домой.

— Нет, не домой. Мне хочется в воду.

— Думаешь, стоит?..

— Пусть я покажусь ненормальной, но это место так красиво… Не хочу уезжать с неприятными воспоминаниями. — Глаза Эллы были что золотая мозаика. — Раф, прошу тебя.

Можно ли спорить после того, что она пережила? Раз ей хватает смелости…

— Что ж, будь по-твоему.

Раф стянул ее к краю и почувствовал, как она опять задрожала. Но вот в ее взгляде боязливость сменилась полным доверием.

— Давай вместе?

— Amada, не смей так смотреть на меня!

— Как — так?

— С такой верой.

Элла понимающе засмеялась. Раф был уязвлен. Стиснув зубы, он помог ей спуститься в воду и не отпускал от себя дальше чем на длину вытянутой руки. То и дело Элла задевала за него: шелковистый ли треугольник волос защекочет ему ягодицы, полные ли округлые груди чиркнут по руке. С неизменным постоянством ее ступни скользили вдоль его стройных бедер. Когда он почувствовал, как гладкие кончики грудей трутся о его спину, Раф не выдержал.

— Пора выходить, — вздохнув, сказал он. — Иначе свершится то, о чем придется долго жалеть.

— Очень долго?

Элла улыбалась так лукаво, что Раф все понял.

— Поиграть захотелось?

— А как еще тебя растормошить?

Чаша его терпения переполнилась. Он рванулся к ней, обхватил и поплыл к дальнему берегу.

— Раз ты так напрашиваешься…

— С самой первой ночи. И ты наконец мне это дашь?

— Да, amada. Я сам этого хочу. Выходит, это будет несложно.

Элла куснула его за нижнюю губу.

— Если я скажу, что люблю тебя, ты не сбежишь, как в свадебную ночь?

Он покачал головой. На его скулах обозначились глубокие морщины.

— Мне это будет уже не под силу.

— Тогда, — она взяла его лицо в ладони и поцеловала, — я люблю тебя, Раф. И хочу быть тебе женой.

— Я не в силах дать то, что ты просишь, — прошептал он, — но отдам то, что имею.

В волосах Рафа мерцали водяные бусинки от тумана, курившегося над водой, в тон серебряным переливам его глаз. Элла протянула руку и коснулась шрамов на ключице, с горестным бормотанием нагнулась и поцеловала каждую отметину страдания. Под ее ладонями мышцы напряглись. Поглаживая чеканные линии, руки девушки спускались вниз по рельефному торсу.

— Постой, — хрипло сказал он. — Иначе все кончится быстрее, чем начнется.

— Скажи, как ты хочешь?

— Лучше покажу. — Он взял ее под мышки и приподнял. Горячее дыхание обжигало ее кожу. — Ты так прекрасна. Самая прекрасная женщина на свете.

Вода плескалась у кончиков ее грудей. Элла шептала его имя — полупризывно, полупротестующе. С низким стоном Раф ловил языком капельки влаги. Элла впилась пальцами в его плечи и закрыла глаза. Затем он коснулся ее губами, возбуждая легкими любовными покусываниями.

— Тебе хорошо? — Его щека восхитительно терлась о ее чувствительную кожу.

— Тебе не нужно спрашивать.

— Хочешь, станет еще лучше?

— Разве это возможно? — рассмеялась Элла низким, хрипловатым смехом.

— Увидишь. Схватись за выступ над тобой, amada.

Элла запрокинула голову. Прямо над ней навис похожий на палец выступ. Она уцепилась за него и повисла. Ее тело, вытянувшееся в струнку, наполовину высунулось из воды, и Раф не преминул воспользоваться открывшимся пространством, путешествуя по молочным холмикам и изящным ложбинкам, подводя ее исподволь к всепоглощающей, томительной необходимости почувствовать себя заполненной.

— Я больше не могу. — Ее дыхание стало прерывистым, тело отяжелело от страсти.

— Обхвати меня ногами и отпускай руки.

Придерживая ее за ягодицы, он мягко вошел в нее — раскаленный жар в прохладу невинности. И, достигнув предела, вновь поднял ее вверх и вновь отпустил, повторяя медленное движение вниз.

Тело Эллы сотрясала дрожь, наполняя ее счастьем и таким ликованием, что слезы побежали сами собой. Она всегда жила предчувствием именно этого, не желая размениваться на меньшее, зная, что никогда не испытала бы подобного без Рафа. Вторя ее мыслям, он шептал нежные слова, стремясь сделать каждое движение слаще предыдущего. Ритм ускорялся. Теплые воды пенились, вскипали, разлетались брызгами… И наступил всесокрушающий миг, сливший их в единое целое.


***


Солнце почти закатилось, когда Раф и Элла вернулись в поместье.

— Попрошу у Челиты только салат. — Раф обнял Эллу за плечи. — Я не скоро забуду закуски из корзины Мануэля.

— И я. Салата хватит. — B прохладной передней ее голосок отдавался гулким эхом от каменных плит. — Я быстренько в душ. Встретимся в столовой?

Появилась Челита.

— Disculpe, Senor[38], — взволнованно сказала она.

— Да?

Экономка быстро посмотрела на Эллу.

— El padre de la Senora estd aqui. Quiere hablar con usled solo. Solamente listed[39].

— Adonde[40]?

— En la oficina[41].

— Спасибо, Челита. — Раф нахмурил брови. — Я сейчас. — И к Элле: — Иди-ка в душ. Тут одно дельце. — Он помолчал. — И потом лучше приходи в контору.

— Что-то стряслось?

— Пока не знаю.

— А сейчас с тобой нельзя?

Раф решительно закрутил головой.

— Сначала сам разберусь. Вдруг — пустяки.

Элла не спорила, но в безотчетном страхе притянула его к себе. Раф все понял и встретил ее губы жарким поцелуем, одна рука зарылась в ее влажные кудри, другая — скользнула вниз по спине, ближе прижав Эллу. Она почувствовала, как желание и страстная требовательность возвращаются к Рафу.

— Мы не можем, — пробормотал он.

— Да. — Элла вздохнула, шаловливо покусывая его нижнюю губу. — Сегодня все было так чудесно… Отложим до завтра?

— Не загадывай, amada. — Раф прикрыл глаза. Морщины в уголках рта стали резче. — Может статься, завтра уже не будет.

— Не верю!

Раф молча замер, глаза стали тоскливыми. Элла поднялась на цыпочки, чмокнула его и упорхнула в свою комнату. Стоя под струями воды, она заставляла себя не спешить. Она и рвалась к Рафу, и опасалась — что-то такое произошло в передней, от чего между ними вдруг опять пролегла стена. Как не хотелось думать об этом «что-то»… Как хотелось навсегда остаться у того озера, где они так чудесно провели время. Как хотелось никогда не расставаться с этим сладким чувством исполнившейся мечты…


***


Переодевшись и приведя себя в порядок, Элла отправилась в контору. Постучала, распахнула дверь — Раф сидел за столом, над ним, нависая, склонился ее отец. Разговор шел на высоких тонах, и стука явно не слышали.

— …отдаешь себе отчет! — гремел Дональд.

— Как никогда, — ледяным тоном парировал Раф.

— Папа?! Ты?!

Мужчины обернулись: лицо отца — взбешенное, Рафа — холодное, отстраненное.

— Заходи, amada, и закрой дверь.

— Не впутывай ее, — возмутился Дональд.

— Поздно.

— Что происходит? — Элла не знала, на кого смотреть.

— Ну же, — скомандовал Раф, — выкладывайте.

Дональд не сразу собрался с духом.

— Видишь ли, в данный момент я нахожусь в некотором финансовом затруднении. Сложности с закладной на дом. Истек срок, и… — Дональд ссутулился. — Тяжело говорить… но я разорен. «Феникс корпорейшн», фирма, которая владеет закладной, отказывает в продлении. Я обращался в банки, но и там такая же история.

— Банки не отказали бы, если б не «Феникс». — Элла изо всех сил старалась не выдать своей тревоги. — Когда срок выплаты?

— Через три дня.

— А почему ты приехал к Рафу?

— Спросить совета, — уклончиво ответил отец. — Если заем не продлят, видимо, придется продать дом.

— Продать? — Элла обратилась к Рафу: — Ты сможешь помочь?

— Каким образом?

— Не знаю. Надо подумать.

— Элла… — начал отец.

— А как же деньги от «Золушкиных балов»? — перебил его Раф. — Таких сумм хватит покрыть заем на много лет вперед.

— Так-то оно так, — нетерпеливо ответила Элла. — Но родители никогда не оставляли денег себе. Все — на благотворительные цели. Не думал же ты, что мы на этом зарабатываем? — (Раф смешался.) — Но об этом потом. А что, если в «Феникс корпорейшн» обратишься ты — от лица моих родителей? И попробуешь убедить их отсрочить выплату?

— Элла…

— С какой стати? — пресек Раф новую попытку Дональда вмешаться.

— Если родители разорятся, — глаза Эллы блеснули, — у тебя украдут любимую игрушку — тебе некого будет преследовать.

Пораженный, Раф несколько мгновений смотрел на Эллу. Затем грубо рассмеялся.

— Amada, ты не перестаешь меня удивлять.

— Это комплимент?

— Вряд ли. — Раф забарабанил пальцами по столу. — А тебе не пришло в голову, что за этими денежными неприятностями стою я?

— Нет.

— Почему же? — заинтересовался Раф.

— Ты обещал дать время, значит, так и будет.

— Элла… — опять заговорил отец.

— Одну минуту, — оборвал его Раф. Он перестал притворяться, глаза стали колючими. — Какой резон мне вмешиваться? Мне без разницы, кто разберется с твоими родителями. Результат один.

— Без разницы?! — Элла подлетела к столу и, широко расставив ладони, склонилась над гладкой тиковой столешницей. — «Феникс корпорейшн» лишит тебя сладости мести. А других причин угрожать у тебя нет! Не будем играть в кошки-мышки. Эта корпорация…

— Элла, ты ничего не понимаешь, — вмешался Дональд.

— Чего я не понимаю? — Она через плечо взглянула на отца.

— Что «Феникс корпорейшн» — это я. И за денежными неурядицами стою тоже я. Вспомни, я предупреждал тебя.

Элла стремительно выпрямилась и отступила на шаг.

— Не верю…

— Могу я вас попросить, — Раф смотрел на Дональда, — оставить нас одних? Это ненадолго. Челита наверняка стоит под дверью. Попросите у нее по-свойски чашку кофе.

Дверь за отцом закрылась, и Элла ринулась в атаку:

— Дай обратный ход, Раф. Я знаю, ты можешь.

— Могу. Но не дам.

— Хочешь, сейчас же поклянусь, что «Золушкиных балов» больше не будет?

— Пусть клянутся родители.

Элла смотрела на Рафа и не узнавала.

— Ты хоть чуточку представляешь, зачем я приехала в Коста-Рику?

— Начнем все сначала? — Раф устало вздохнул. — Ты приехала, чтобы защитить родителей. И я поступил бы так же. То же самое я сделал для Шейн, когда забрал ее у Джеки.

— А там, на озере, я занималась любовью — тоже ради родителей?

— Все может быть. — Раф сощурился.

— И ты допускаешь?.. — Элла побелела как мел. — Неужели ты так и не научился доверять мне?

— Я мало кому доверяю. Сама знаешь.

— А мне?

— Ты думаешь, я не хочу тебе доверять? — взорвался Раф, вскакивая на ноги. — Однажды это уже было. Забыв об осторожности, я доверил тебе ту, ближе которой у меня нет. И ты пригласила ее на «Золушкин бал»! Ты предала меня! Что странного в том, что я не верю тебе, в том, что хочу похоронить «Золушкины балы»?!

— Ничего, — прошептала Элла.

— Но это ни в коей мере не значит, — Раф протянул руку — его обручальное кольцо больше не блестело, оно было уныло-тусклым, — что нашему браку конец. Как только я получу от твоего отца письменное поручительство, инцидент будет исчерпан. Все останется по-старому.

— И как долго? Навсегда? — (Раф промолчал.) — Вот видишь, ты не веришь в «навсегда». В любовь. В сказки. Верно?

— Да, не верю. — Он устало закрыл глаза.

— А я могла бы тебя научить. Только зачем? — Элла покачала головой. — Я не приемлю полумеры. Либо все, либо ничего. Значит, выход один. Прости, мне пора. Папа ждет.

— Как — пора?

— Я ухожу, Раф. — Элла остановилась в дверях. — Возвращаюсь в Неваду. А что касается письменной гарантии… Да пропади ты пропадом!

— Уже, amada. — Горькая улыбка скривила его губы.


***


Шейн выступила из тени от фонтана во внутреннем дворике и подошла к Рафу.

— Ты смотришь на эту мозаику, словно ждешь от La Estrella решения всех проблем?

— Хорошо бы. — Раф взглянул на ладонь, где тускло мерцало оставленное Эллой обручальное кольцо. — Но так не бывает.

— Ты так и не поверил Элле? — Шейн робко посмотрела на Рафа. — Все из-за бала?

— Из-за многого. — Голос Шейн был странным. Раф спрятал кольцо в карман. — Или я ошибаюсь, сваливая все на нее? — нарочито спокойно спросил он.

— Да, — прошептала она. — Ошибаешься.

— Никакого приглашения на бал не было? — Внутри у Рафа все мучительно сжалось. Он почувствовал, как с глаз спадает пелена. — Элла не знала, что ты решила найти себе мужа?

— Да, — тихо-тихо вымолвила сестра.

Но Раф услышал. Услышал и поверил.

— Ах, mi pobrecita pichor[42]. Почему ты раньше не сказала?

— Потому что… — губы Шейн задрожали, и она бессильно махнула рукой, — потому что боялась: скажу правду, и ты возненавидишь меня. Спихнешь, как Джеки.

— Dios, nunса[43], — Раф вскочил со скамьи и прижал Шейн к себе. — Я никогда этого не сделаю! Клянусь, никогда! — Раф поймал ее за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза. — Ничто в целом мире не изменит моего отношения к тебе.

— Теперь я знаю. — Слезы блеснули в глазах Шейн.

— А раньше?

— Не особенно.

Не Элла, а Джеки — вот кто будет расплачиваться до гробовой доски.

— А почему Элла молчала?

— Сказала — ради тебя. Боялась повредить нашим с тобой взаимоотношениям.

— Шейн, а почему ты поехала на бал? Разве тебе было так плохо, что хотелось поскорее выйти замуж?

— Что ты, наоборот. — По ее щекам бежали слезинки. — Когда ты приехал за мной во Флориду, это было как чудо. И мне так захотелось встретить человека, который любил бы меня, как ты, Раф. Чтобы отправился за мной хоть на край света.

— Ты ошибаешься, — Раф опешил, — я не такой.

— Почему же? — Шейн вырвалась из его рук и уставилась на него своими огромными черными очами. — Разве ты не любишь меня? Разве не любовь ты мне дал, когда я была ребенком?

— Нет. Джеки…

— Все, что ты делал для меня, все было из любви и желания защитить меня. Даже Джеки.

— А Макинтайр?

— Он тоже дал мне чудо. Чудо любви. Не навсегда. Когда — нибудь это будет навсегда. И тогда я никому не позволю отнять это у меня.

— Ты все еще его любишь? — Восторженность Шейн разъедала Рафу душу.

— Всем сердцем. Даже если не полюблю снова, я никогда не забуду ту ночь. — Шейн сцепила пальцы. — Уверена, Элла чувствует то же самое.

— Это пройдет.

— Ты так уверен? Ты упускаешь свой шанс, Раф. И потом будешь сильно жалеть об этом.

— Не знаю, найду ли я слова, которые она захочет услышать. — Его руки сжались в кулаки.

— Тогда действуй. Покажи ей, что ты чувствуешь.

— Ты просишь невозможного.

— Из-за балов? Так их уже и в помине нет. Не нравятся причины, которые привели ее сюда? Думаешь, Элла приехала ради родителей? — Шейн нетерпеливо вздохнула. — Раф, тебе нужна хорошая трепка. Ответь, Элла любит своих родителей?

— Они для нее все.

— И она поставила их под удар, отказывая тебе в поручительстве, пытаясь отвоевать твою любовь? Ты смог бы поступить так же?

Рафа как громом поразило. Шейн права. Элла только по одной причине могла так рисковать судьбой своих родителей. И она кричала об этом с того самого момента, как он во второй раз объявился в ее жизни. Просто он не хотел слушать.

— Да, смеяться последним будет Дональд Монтегю, — скривился Раф.

— Ты о чем?

— В игре «разум против сердца» он сделал ставку на сердце.

— А ты, разумеется, на разум? — Шейн хихикнула.

— Я был уверен, что у меня нет сердца, — он криво ухмыльнулся.

— И это лишний раз доказывает, — Шейн по-детски улыбнулась, — что ты далек от совершенства. Не хочешь обрадовать Эллу?


***


Элла стояла на поляне позади родительского дома. Она никогда не проводила здесь столько времени, как после возвращения из Коста-Рики.

Потупившись, она рассматривала свой безымянный палец. На месте, где некогда было кольцо, белела полоска, навевая самые горькие воспоминания. Сердце саднило: так заблуждаться насчет Рафа, насчет «Золушкиных балов»… А ведь так хотелось верить в волшебство, чудеса и сказки… И ни Золушки, ни La Estrella из нее не вышло…

— Так и знал, что найду тебя здесь.

Услышав до боли знакомый голос, Элла подняла голову и замерла: воображение опять сыграло злую шутку?

— Уже и «привет» не скажешь, — вздохнул Раф.

— Ты? — Не веря своим ушам, Элла обернулась. — Как ты здесь оказался? Или это глупый вопрос?

— Очень глупый, amada.

— Я просила не называть меня так! — Она сжала губы.

— А как тебя называть? — Раф подходил все ближе. — Mi alma? Mi corazon? Dulzura[44]?

— Прекрати.

— А может, лучше — La Estrella?

— Только не так. — Подбородок Эллы задрожал.

— Почему же? Ты больше не веришь?

— Какая разница. — Элла глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Ты приехал за поручительством?

— Теперь оно ни к чему.

— Понятно. — Значит, Раф уже знает о «Золушкиных балах». Опять разочарование. Она-то думала, что любовь захлестнула его, сметая на пути все преграды — его гнев, недоверие, даже жажду мести. Опять ожидание чуда? — Значит, папа уже переговорил с тобой?

— Еще нет, хотя нам есть о чем поговорить.

— Но ты уже знаешь? Поэтому приехал?

— Что ты имеешь в виду, amada! Что я уже знаю?

— Я имею в виду… — Элла сделала легкий вдох, — что… — Слабая надежда шевельнулась в ее душе. — Папа точно ничего тебе не передал?

— Я только что сказал, мы не говорили с ним. — Раф был нетерпелив. — Что такое? Что случилось?

— Перед прошлым «Золушкиным балом» мои родители решили, что тот будет последним — им уже не по силам организовывать такие грандиозные мероприятия. — Элла растерянно смотрела на Рафа. — Ты правда не знал?

— Madre de Dios! — Раф подскочил к Элле. — Это правда? — прогремел он, схватив ее за плечи. — Ты с самого начала знала, что балов не будет? — Да.

— Почему ты не сказала мне?! Почему держала в секрете, когда я угрожал тебе?!

— Не догадываешься?

— Дьявольщина! Ты полагала, правда разрушит наш хлипкий брак…

— …и ты уйдешь навсегда, — согласилась Элла.

— Ты ошибаешься. Я привязан к тебе так же, как ты ко мне. Если бы я и ушел, то недалеко. Ты испугалась: если балов больше не будет и ты не выйдешь замуж…

— Вот такая вот идиотка. — Элла отвела взгляд.

— Элла…

— Нет! Я не хочу ничего слышать! Вернулся насладиться плодами своих трудов?!

— Ты будешь меня слушать, amada! — Раф насильно повернул ее голову и заставил смотреть в его глаза. — И не спорь! Просто послушай. Оказывается, ты специально отказала мне в поручительстве и была готова потерять дом, но не согласилась на мои требования?

Элле понадобилась вся сила воли, чтобы удержаться и не прильнуть к его груди.

— Так и было. Но потом я сдалась, — призналась Элла. — Папа пытался связаться с тобой, как только мы приехали домой.

— Сообщить, что балам конец?

— Да. — Она прищурилась. — Как я не открыла тебе правды еще в Коста-Рике, не понимаю. Нельзя было ставить благополучие моих родителей под угрозу!

— Ты понимаешь, чем это могло кончиться?! Кстати, я оплатил их закладную.

— Благодарить сейчас не слишком уместно, но я все равно благодарю тебя. — Элла высвободилась из его рук — подальше от искушения. — Теперь каждый имеет то, что хотел…

— И нашему браку пора распасться? — Раф обнял Эллу за талию и притянул к себе. — Так, amada?

— Раф, пожалуйста. У меня нет сил. — По щекам бежали слезы. — Ты получил все, что хотел. Уходи.

— Нет, не уйду. Уехав, ты забрала кое-что мое. Кое-что, о чем я и не знал, пока не потерял.

— Твоего у меня ничего нет, — возразила Элла.

— Оно и сейчас в твоих руках.

— У меня ничего нет. — Элла развела руки.

— Проверим еще раз. — Раф взял запястья девушки. — Где-то здесь спрятано мое сердце. И я хочу удостовериться, что оно хранится подобающим образом.

— Зачем ты приехал?! — Рыдание вырвалось из ее груди.

— Словами не расскажешь. Пусть это скажет само за себя.

Из кармана он вытащил маленькую коробочку. Руки Эллы так тряслись, что она не скоро смогла ее открыть. Внутри лежало ее обручальное кольцо, украшенное огромным бриллиантом в обрамлении шести драгоценных камней.

Раф вынул кольцо из углубления.

— Число камней поменьше знаменует число балов, которые были начиная с твоего рождения.

— А бриллиант?

— В честь того бала, на котором мы поженились. Посмотри, внутри есть надпись.

Элла покрутила кольцо и прочла: «И жили они долго и счастливо». Слезы градом текли по ее щекам. Она кивнула на его кольцо:

— Ты и свое переделал?

— Не сам, золотых дел мастер из меня никудышный. Кольцо разошлось и могло сломаться.

— И на нем есть надпись?

Раф глубоко вздохнул.

— Она гласит: «Навсегда». И если «навсегда» существует, я хочу провести его с тобой.

— Существует, обещаю. — Глаза Эллы были похожи на ясные звезды в ночном небе. — И если ты поверишь мне, я буду всю жизнь доказывать тебе это.

— Ах, amada, возлюбленная. — Раф склонился, целуя Эллу. — Я верю, ты сдержишь слово.


Эпилог

— Раф, со мной все в порядке, — повторила Элла. — Подумаешь, кольнуло. Ничего страшного.

— Давай все отменим, — с акцентом сказал он. — В твоем состоянии…

— Отменить Юбилейный бал?! Расстроить столько людей?! Они ждали его год. К тому же уже поздно. Гости появятся с минуты на минуту. А малыш — не раньше чем через две недели.

— Как не хочется разочаровывать тех, кто придет праздновать, как и мы, свою первую годовщину, — Раф подошел к Элле сзади и обнял, — но меня волнуешь ты, и только ты. — И привычным и вместе с тем таким интимно-нежным жестом положил руку на ее округлившийся живот. С первых дней беременности он часто поглаживал эту постепенно увеличивающуюся округлость. — Малыш сегодня не дает о себе забыть. Не терпится увидеть этот мир.

— Он хочет к папочке.

— Он? Твоя самоуверенность, amada… Вдруг это девочка. — Его губы умильно расплылись. — Я буду самым счастливым человеком, когда возьму на руки свою дочь.

— А сына? — Элла вскинула на него глаза.

— И сына, глупышка.

В дверь постучали. Заглянула Шейн.

— Элла, родители зовут. Сейчас появятся первые гости.

— Идем-идем. — Дверь за сестрой закрылась, и Раф сказал: — Шейн меняется, заметила? Такая довольная.

— Все налаживается, милый. — Элла ласково погладила его по лицу и почувствовала, что Раф расслабился. — Мозаики Шейн идут нарасхват. Недавно заказали еще три.

— Виват, La Estrella! Какие расчудесные чудеса у тебя получились: моя сестра занята любимым делом, Милагро процветает и радуется…

— А кто отказался продать поместье?! Что касается ее личной жизни… Дай время, образуется и это.

— С такой волшебницей — не сомневаюсь. — Раф крепче обнял Эллу, прижавшись щекой к ее виску. — Шесть лет назад я совершил ошибку, — выдохнул он. — Отнял у Шейн любимого. Зачем я влез?!

— Никому не дано все предугадать, — мягко возразила Элла. — К тому же ей было всего семнадцать, и ты считал, что действуешь во благо.

— Следовало дать Макинтайру шанс. Пусть бы сами разбирались.

— Не будем горевать о прошлом. — Поцелуем Элла разогнала его тревогу. — Ну как, идем?

— Если ты настаиваешь… — Раф обнял Эллу за талию и вобрал ее всю своими серебристыми глазами. — В вестибюле специально для тебя стоит стул. Начнутся приступы — сразу зови, хорошо?

Элла одарила Рафа улыбкой, полной любви и счастья.

— Хорошо.


***


— Чик, дай хоть слово вставить. Я же рассказываю, как мы познакомились, — проворчал Джейк Хондо.

— Здесь?! Здесь поженились?! — не унимался шестилетний малыш.

— На улице не женятся, — хихикнул Бастер. — Они поженились в доме. Вон в том дворце. — Он показал на особняк с башенками вдали.

— Но познакомились мы и вправду на улице. — Уайн потрепала светлые волосики Чика.

— Я отправил ее на кудыкину гору, — сконфуженно признался Джейк.

— А ей хоть бы хны. И так, представьте себе, до сих пор.

— Все не привыкнешь? — Уайн улыбнулась.

— Черт побе… хочу сказать, Боже мой, — быстро исправился Джейк, надеясь, что уши жены не слышали начала. — Не успел я и глазом моргнуть, как оказался под каблуком у малышки-эльфа и трех горластых ребятишек.

— Тебе меня не провести. — Уайн засмеялась. — Ты получаешь удовольствие от каждой минуты.

— Что правда, то правда. — Его взгляд стал невыразимо нежным. — От каждой секунды каждой минуты каждого часа каждого дня.

— А дальше, дальше! — потребовал Чик, дергая Джейка за пиджак.

— Угомонись, — потребовала Уайн. — Ты знаешь эту историю наизусть.

— А мне она тоже нравится. — Бастер сам взялся продолжать: — И вот дядя Джейк женился на тете Уайн и узнал про нас. Что тут было! Ты-то не помнишь, кроха был.

— Помню! Помню! Он: «Черт побери-и-и!», а тетя Уайн: «Не смей говорить „Черт побери-и-и!“».

Джейк безнадежно вздохнул.

— Так и поныне.

— Не нравится, — парировала Уайн, — не выражайся.

— Пустой номер.

— Да дайте же дорассказать, — пожаловался Бастер. — И потом дядя Джейк спас тебя и меня — когда мы чуть не замерзли. Потом избавил от скупой тети Марши. Потом у них появилась Трейси. Когда она родилась, они думали-думали и назвали ее в честь нашей мамы. Так?

— Примерно. — Джейк расцвел. Трехмесячная дочурка, словно им в ответ, радостно загукала. Он переложил ее на другую руку — из-под блестящих черных кудряшек на него смотрели зеленые, как весенняя листва, глазки — и легонько щелкнул по носику. — Ну, ребята, так и будем языками чесать или за-глянем на вечеринку? Помнится, там такие были десерты…

— Десерты! — хором воскликнули Чик и Бастер.

Глаза Уайн заблестели.

— Так что же мы стоим! Веди!


***


— Джона, я хочу с тобой поговорить, — начала Никки.

— Я тоже. — Джона обнял девушку и притянул к себе. — Угадай, о чем?

— Как, опять?.. — Взгляд Никки скользнул ниже, на его брюки.

— А ты как думала? — Джона соблазнительно улыбнулся. — Непременно «поговорим»! — Они уже были у входа в бальный зал, и он лишь быстро поцеловал ее. — Но, боюсь, придется подождать.

— Но я…

— Терпение, любовь моя.

Джона пожал руку Рафу и представил Никки.

— Ба, мы снова встретились.

— Но при более благоприятных обстоятельствах, — ответил Раф.

— Безусловно. — Джона посмотрел на беременную Эллу и широко улыбнулся. — Вижу, вы уладили свои разногласия.

— Или добавили новые, — пошутил Раф.

— С детьми никогда толком не знаешь, — сочувственно сказал Джона. — Они меня просто пугают.

— Наверное, не тебя одного, старина, — как-то сухо ответил Раф. — Желаю хорошо провести время.

Джона взял Никки за руку и повел в зал, полный гостей.

— Позвольте вас пригласить? — Его карие глаза заискрились весельем. — Помнишь, как мы танцевали здесь в прошлый раз?

— «Танцевали»? Ты откровенно соблазнял меня.

— Что-то не припомню. — Он с невинным видом закружил Никки.

— Конечно, прошел год. — Она невольно вздохнула, когда их тела слились и стали двигаться в унисон. — Джона, мы не договорили…

— Верно, любовь моя. О чем мы тогда говорили? Ах да, нижнее белье.

— Это ты говорил о нижнем белье, а я…

— Эй, привет! — радостно крикнули им из другого конца бального круга. — Вы помните меня?!

Никки обернулась на знакомый голос.

— Вот это да! Уайн?! Уайн Соммерс?!

— Теперь Хондо.

— Помню-помню: я не знала, как искать себе мужа, и вы предложили потренироваться на… — Взгляд Никки упал на Джейка, и она стушевалась. — О, привет.

— Кажется, я понял. Она предложила потренироваться на мне? — пробурчал Джейк.

— А что тут такого? — заявила Уайн, покачивая малышку на плече. — Ты был не готов признать поражение и жениться на мне, а Никки никак не могла преодолеть свою робость. Ну ладно, кто пробовал десерты?

— Погоди, крошка-эльф, — перебил Джейк. — Кажется, леди у тебя за спиной нехорошо.

Никки заглянула за плечо Джоны и ахнула.

— Это Элла Бомонт!

— И ей пора рожать, — определила Уайн. — Надо помочь.

Они вчетвером поспешили к Элле. Стоя в дверях, она отчаянно цеплялась за дверной косяк.

— Спокойно, миссис Бомонт. — Джейк легко поднял ее на руки. — Похоже, вам надо в больницу.

— Мой муж, — выдохнула Элла. — Мне нужен Раф.

— Вам нужно срочно в больницу, — заговорила Уайн.

— Я найду вашего мужа и передам, — вызвался Джона. — Мы поедем сразу за вами. Обещаю.

— Сверкающие доспехи рыцаря вам к лицу, — Элла попыталась улыбнуться.

— Не скажу, что мне это нравится, но на подвиги меня так и тянет. — Джона взглянул на Джейка: — Отвезете ее?

— Какие вопросы! Уайн, оттаскивай мальчишек от десертов, и едем.


***


— Давай побудем еще? — Никки присела в комнате ожидания. — Не хочу уезжать, не узнав, что с Эллой все в порядке.

— Миссис Бомонт — сильная женщина. — Джона поправил каштановые волосы Никки и улыбнулся. — Пожалей лучше мистера Бомонта.

— А что он сказал, ты понял?

— Кроме «rаpido», ничего. У меня с испанским всегда было туго. — Он растерянно покачал головой. — Да, не хотел бы я быть на его месте.

— Джона, послушай… — Никки сплела пальцы.

— И вы тут? — появилась Уайн. Ее изумрудные глаза сверкали от волнения. — Тоже остались? В компанию возьмете?

— Конечно, — ответил Джона. — Чем больше народу, тем веселей.

— Джона!

— Для «чем больше» могу позвать детишек, — усмехнулась Уайн, — если вы справитесь с «тем веселей». Долго, интересно, Элла будет мучиться? Я пробыла с неделю в этом родильном боксе.

Джейк прильнул к одной из свободно открывающихся дверей между комнатой ожидания и коридором.

— Похоже, недолго. Сюда идет мистер Бомонт.

— Джона… — в голосе Никки были нотки отчаяния.

Вошел улыбающийся Раф.

— Я на секунду. Пришел сказать, что у Эллы родился мальчик. Закурить не предлагаю, боюсь, жена не одобрит, но вы не представляете, как искренне я вам благодарен и признателен.

— Джона…

— Мои поздравления, — Джона протянул руку. — Мы были рады помочь.

— Дорогой…

— Тогда в путь, — сказала Уайн. — Пора укладывать наших вояк в постель. Будьте добры, пожелайте Элле от нас самого хорошего.

Раф кивнул.

— А теперь простите, меня ждут жена и сынишка.

— Джона!!! — вскричала Никки. — Я беременна, черт тебя побери!

— Тетя, нельзя говорить «черт побери», — назидательно заметил Чик.

— Я знаю, прошу прощения. — Никки испуганно смотрела на Джону. — Я… я весь вечер пытаюсь тебе сказать. Но нам все время мешают.

— Ну, тогда нам точно пора, — сказала Уайн. Она быстро обняла и поцеловала Никки. — Следи за собой и держи меня в курсе.

Джона и Никки остались одни.

— Ты беременна? Ребенок? Уверена?

— В этом нет ничего сверхъестественно-го, — со слезами в голосе сказала Никки. — Как ты думаешь?

— Почему… ты не сказала раньше? Только сейчас? Наверняка ты знала давно.

— Смелости не хватало. Я думала… ты не хочешь ребенка.

— Не хочу?! — Джона закрыл глаза, а когда открыл их, они так страстно горели, что Никки не сдержала слез. Джона крепко обнял ее. — Прости меня, прости, если хоть на минуту тебе так показалось. Это неправда. Никки, я люблю тебя, а при мысли, что ты носишь моего ребенка… — Он взволнованно прижал ее к себе. — Это для меня самый лучший подарок.

— Даже лучше билета на Юбилейный бал? — поддразнила она.

— Ну, если чуть-чуть. — Джона погладил ее по голове и нежно поцеловал. — Потому что все это началось здесь. И здесь же продолжилось.


***


— Он такой красивый, — прошептала Элла, поглаживая малыша по щечке.

Раф склонился над ней.

— Для маленького красненького сморщенного человечка даже слишком.

— Раф!

— Шучу. Это самый красивый сын в моей жизни. Я имею в виду, первый. — Раф заправил локон ей за ухо. — Давно хочу тебе сказать, — (Элла кивнула, считая пальчики на ручках и ножках), — я люблю тебя, amada. Всем сердцем, всей душой.

— Что?! — Все цифры вылетели у Эллы из головы.

— Я люблю тебя. — Раф лукаво улыбнулся. — Удивительно, почему эти слова казались мне раньше такими трудными, а теперь так и хочется… Amada, ты плачешь? Тебе плохо? Позвать медсестру?

Элла покачала головой, утирая слезы, чтобы они не попали на малыша.

— Это от неожиданности. Раф, я тоже люблю тебя.

Он чмокнул ее в щеку.

— Оказывается, слышать эти слова не менее приятно, чем произносить.

— Такие выводы мне по душе. Знаешь, тебе придется многое наверстывать.

— Я наверстаю, обещаю.

— Мы должны позвонить родителям и Шейн и рассказать о ребенке. — Элла поняла, почему Раф вдруг сник. — Не тревожься. Если посчастливилось нам, посчастливится и Шейн. Она встретит свое счастье.

— Возможно, — Раф глубоко вздохнул, — возможно, она встретит его на следующем «Золушкином балу»?

— Как, как ты сказал?! — Элла не верила своим ушам. — Ты… — слезы опять показались у нее на глазах, отчего они стали похожи на расплавленное золото, — ты хочешь продолжить традицию?!

— Никуда не денешься. Деньги идут на доброе дело. Недавно я кое-что разузнал: за все годы, что твои родители дают балы, распался только один брак.

— Брак Шейн?

— Причем по большому счету его нельзя считать распавшимся, поскольку он был незаконным. — Раф вздохнул. — Давай попробуем, amada. И… не будем ждать еще пять лет.



Примечания

1

Бедная сестренка (исп.).

2

Моя голубка (исп.).

3

Господи! (исп.).

4

Возлюбленная (исп.).

5

Проклятие! (исп.).

6

Матерь Божия! (исп.).

7

Пять минут (исп.).

8

Да! Без сомнения (исп.).

9

Моя возлюбленная и моя душа (исп.).

10

Обожаю тебя (исп.).

11

Довольно! (исп.).

12

Принцесса (исп.).

13

Малышка (мел.).

14

Национальная валюта Коста-Рики.

15

Да, Диего! Сходи позови Марвина (исп.).

16

Да, нет проблем (исп.).

17

…часа. Более или менее (исп.).

18

Сожалею (мел.).

19

Понимаете, сеньора? (исп.).

20

Матерь Божия! (исп.).

21

Звезда! (исп.).

22

Процветание (исп.).

23

Усадьба «Надежда» (исп.).

24

Спасибо (исп.).

25

Простите, сеньор (исп.).

26

Ты прав! Это La Estrellal Она приехала! Наконец-то приехала! (исп.).

27

Пожалуйста (исп.).

28

Нравится? (исп.).

29

Доброго здоровья (исп.).

30

Всего хорошего! (исп.).

31

Плохие люди пришли (исп.).

32

Моя жена. Где она? (исп.).

33

Доброй ночи (исп.).

34

До свидания, La Estrella. Поезжайте с Богом (исп.).

35

Сестренка (исп.).

36

Не за что (исп.).

37

Очень быстро (исп.).

38

Прошу прощения, сеньор (исп.).

39

Здесь отец сеньоры. Он хочет поговорить с вами. Наедине (исп.).

40

Где? (исп.).

41

В конторе (исп.).

42

Бедная голубка (исп.).

43

Господи, да никогда! (исп.).

44

Душа моя? Сердце мое? Сладкая моя? (исп.).


на главную | моя полка | | На балу грёз |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 2
Средний рейтинг 3.0 из 5



Оцените эту книгу