Книга: Снег в апреле (перевод Соколова Мария)



Снег в апреле (перевод Соколова Мария)

Розамунда Пилчер

Снег в апреле

Глава 1

Каролина Клиберн лежала в ванной в клубах ароматного пара и слушала радио. Ванная была просторной — в этом благородном доме все комнаты были просторными. Некогда она служила раздевалкой, но Диана давно уже решила, что теперь раздевалки никому не нужны, полностью очистила комнату, призвала водопроводчиков и плотников, отделала ее розовой керамикой, положила на пол толстый белый ковер и повесила на окно длинные шторы из набивного ситца. Там стоял низкий стеклянный столик для разных солей, журналов и больших яйцеобразных кусков мыла с ароматом роз. Розы были также на французских полотенцах и половичке, постеленном рядом с ванной, на котором сейчас лежали пеньюар Каролины, ее тапочки, радио и книга, которую она начала читать и отложила.

Радио играло вальс. «Раз-два-три, раз-два-три» — певуче вздыхали скрипки, и фантазия рисовала образы пальмовых двориков, джентльменов в белых перчатках и пожилых леди, сидящих в позолоченных креслах и покачивающих головой в такт приятной мелодии.

«Я надену новый брючный костюм» — подумала она и вспомнила, что от пиджака оторвалась и наверняка потерялась одна золоченая пуговица. Конечно, пуговицу вполне можно было отыскать и пришить. Это заняло бы от силы минут пять. Но гораздо проще было этого не делать, а надеть длинное бирюзовое платье в восточном стиле или черное бархатное платье до колен — Хью говорил, что оно делает ее похожей на Алису в Стране Чудес.

Вода остывала. Она повернула кран с горячей водой пальцем ноги и сказала себе, что в половине восьмого вылезет из ванны, вытрется и с невозмутимым выражением лица спустится вниз. Она немного опоздает, но это не имеет значения. Они все будут ее ждать, собравшись у камина: Хью в его бархатном смокинге, который она втайне не любила; Шон — подпоясанный своим алым камербандом.[1] Холдейны там тоже будут: Элен, допивающая свой второй мартини, и Паркер с его понимающим, двусмысленным взглядом, и почетные гости, канадские партнеры Шона по бизнесу, мистер и миссис Гримандул или что-то в этом роде. А затем, выдержав разумную паузу, все перейдут к столу — к черепаховому супу и мясному ассорти с бобами, над которым Диана колдовала все утро, и невероятному пудингу, который, наверное, внесут горящим под охи, ахи и восклицания: «Диана, как тебе это удалось?»

Мысли о еде, как обычно, вызвали у нее тошноту. Это было странно. Несварение, несомненно, было уделом стариков, обжор и, возможно, беременных женщин, и Каролина в свои двадцать лет не относилась ни к одной из этих категорий. Она не чувствовала себя плохо в прямом смысле слова, она просто никогда не чувствовала себя хорошо. Возможно, до следующего вторника — нет, на недельке после вторника — ей нужно сходить к врачу. Она представила, как будет это объяснять. «Я собираюсь выходить замуж, но постоянно ощущаю себя больной». Она представила себе улыбку доктора, отеческую и понимающую. «Предсвадебные переживания, вполне естественно, я дам вам успокоительное…»

Вальс постепенно начал стихать и зазвучал голос диктора, объявившего выпуск новостей, начинавшийся в семь тридцать. Каролина вздохнула, села, вытащила затычку, чтобы не поддаться искушению понежиться в теплой воде еще, и вылезла на коврик, лежавший рядом с ванной. Она выключила радио, небрежно вытерлась, накинула пеньюар и направилась в свою спальню, оставляя мокрые следы на белом ковре. Там она села у туалетного столика, сняла купальную шапочку и без восторга взглянула на свое троекратное отражение. У нее были длинные прямые волосы, белесые, как молоко, они свисали по обе стороны лица словно шелковые шнуры. Ее лицо не было миловидным в обычном смысле этого слова. Слишком высокие скулы, срезанный кончик носа, широкий рот. Она знала, что может выглядеть и отвратительной, и прекрасной; всегда, даже когда она была серой от усталости, выделялись лишь ее широко посаженные темно-карие глаза с густыми ресницами.

(Она вспомнила Дреннана и слова, которые он однажды сказал, взяв ее голову в свои руки и вглядываясь в лицо: «Как так может быть, что у тебя усмешка мальчишки, а глаза женщины? И при этом глаза влюбленной женщины?» Они сидели в его машине, а на улице было темно и шел дождь. Она помнила шум дождя, тиканье часов в машине, ощущение его рук на своем подбородке, но это было словно воспоминание о сцене в книге или в фильме, о сцене, которую она наблюдала, но не принимала в ней участия. Все это происходило с какой-то другой девушкой.)

Она вдруг взяла расческу, прихватила волосы резиночкой и начала подкрашиваться. Когда она наполовину с этим покончила, в коридоре послышались шаги — кто-то мягко шел по толстому ковру и остановился возле ее двери. В дверь легонько постучали.

— Да?

— Можно войти? — это была Диана.

— Конечно.

Ее мачеха уже была одета в белое с золотом платье, а ее пепельные светлые волосы были уложены волной, подобно морской раковине, и заколоты золотой шпилькой. Она, как всегда, прекрасна, стройна, высока и безукоризненно ухожена. Ее голубые глаза, благодаря которым ее часто принимали за скандинавку, подчеркивал золотистый загар, который она поддерживала регулярными посещениями солярия. И конечно, она обладала счастливой способностью выглядеть в лыжном костюме и в твиде так же хорошо, как в вечернем платье, в которое облачилась сейчас ради званого ужина.

— Каролина, ты еще совсем не готова!

Каролина принялась выделывать сложные трюки кисточкой туши для ресниц.

— Я уже наполовину готова. Ты же знаешь, я быстро справляюсь, надо только начать. Возможно, это единственная вещь, которую я усвоила в театральном училище, — добавила она, — и которая долго будет приносить мне пользу. Как за минуту сделать лицо ровным.

Это были необдуманные слова, о которых Каролина тут же пожалела. Театральное училище до сих пор было запретной темой в разговорах с Дианой, она выходила из себя при одном лишь упоминании о нем.

— В таком случае два года, что ты там провела, не пропали зря, — заметила она холодно.

Каролина замялась и ничего не ответила, поэтому она продолжила:

— В любом случае, спешки нет. Хью здесь, Шон сейчас угощает его выпивкой, а Ландстромы немного запоздают. Она звонила из Коннаута, чтобы предупредить, что Джон задерживается на конференции.

— Ландстромы. Я никак не могла вспомнить фамилию и про себя звала их Гримандулы.

— Напрасно ты так. Ты ведь их даже ни разу не видела.

— А ты?

— Видела, и они чудесные люди.

Она начала подчеркнуто прибирать за Каролиной: обошла спальню, собирая разбросанную обувь, сложила свитер, подобрала влажное полотенце, которое валялось на полу посреди комнаты. Она сложила его и отнесла обратно в ванную, и Каролина слышала, как она ополаскивает ванну, открывает и закрывает зеркальный шкафчик явно для того, чтобы прикрутить обратно крышку баночки с кремом.

— Диана, а что мистер Ландстром там обсуждает? — громко спросила она.

— А? — Диана вновь появилась в спальне, и Каролина повторила свой вопрос.

— Он банкир.

— Он участвует в этой новой сделке Шона?

— Да, более того, он ее субсидирует. Поэтому он и приехал сюда, чтобы уточнить последние детали.

— Значит нам всем надо быть в высшей степени очаровательными и благовоспитанными.

Каролина поднялась, сбросила пеньюар и, обнаженная, пошла искать одежду.

Диана села на край кровати.

— Разве это так сложно? Каролина, ты ужасно худа. Слишком худа, тебе нужно поправиться.

— Со мной все в порядке. — Она вытащила из переполненного ящика нижнее белье и принялась его надевать. — Такая уж комплекция.

— Ерунда. У тебя все ребра видны. Ты ешь, как воробушек. Даже Шон это заметил, хотя ты знаешь, до чего он не наблюдателен.

Каролина натянула колготки.

— И цвет лица у тебя очень бледный. Я заметила это сейчас, когда вошла. Возможно, тебе стоит попить железо.

— А от него зубы не чернеют?

— О господи, где ты наслушалась таких бредней?

— Может быть, это связано со свадьбой. Пришлось написать сто сорок три благодарственных письма.

— Не будь такой черствой… Кстати, звонила Роза Кинтайр, спрашивала, что тебе подарить. Я предложила те бокалы, которые ты видела на Слоун-стрит, помнишь, с выгравированными инициалами. А что ты собираешься сегодня надеть?

Каролина открыла гардероб и вытащила первое попавшееся платье, оно оказалось черным бархатным.

— Это?

— Да, я его очень люблю. Но к нему нужны темные колготки.

Каролина повесила его обратно и вытащила следующее.

— Тогда это?

Это, к счастью, было платье в восточном стиле, а не брючный костюм.

— Да. Очаровательное. К нему подойдут золотые серьги кольцами.

— Я свои потеряла.

— О, только не те, что тебе подарил Хью!

— Ну, не потеряла, а куда-то задевала. Я их куда-то положила и не могу найти. Не переживай. — Она набросила на голову бирюзовый шелк, мягкий словно пух. — Серьги кольцами на мне не смотрятся, по крайней мере, без соответствующей укладки.

Она принялась расстегивать крохотные пуговицы.

— А что Джоди? Где он будет ужинать?

— С Кэти на первом этаже. Я сказала, что он может к нам присоединиться, но он хочет посмотреть вестерн по телевизору.

Каролина распустила волосы и гладко их расчесала.

— Он сейчас там?

— Наверное.

Каролина беспорядочно побрызгала себя первыми попавшимися под руку духами.

— Если ты не возражаешь, я сначала спущусь вниз и пожелаю ему спокойной ночи.

— Только не задерживайся. Ландстромы будут здесь минут через десять.

— Хорошо.


Они вместе спустились вниз. Когда они выходили в холл, отворилась дверь гостиной и оттуда появился Шон Карпентер, державший в руках красный кувшин для льда в форме яблока с золотым стебельком, который образовывал ручку на крышке. Он посмотрел вверх и заметил их.

— Лед закончился, — пояснил он и осекся, словно комик, разыгрывающий запоздалое изумление при их появлении. Он неподвижно застыл посреди холла, глядя, как они спускаются. — Ну разве вы не прекрасны? Какая пара великолепных женщин!

Шон был мужем Дианы, а Каролине он приходился… Она называла его по-разному. Иногда говорила «муж моей мачехи». Иногда — «мой дважды-отчим». Иногда — просто «Шон».

Они с Дианой были женаты три года, но он любил говорить, что знал ее и восхищался ею куда дольше.

«Я знал ее с давних пор, — говаривал он, — думал, что у меня все схвачено, и тут она отправилась в Грецию, чтобы приобрести там на островах недвижимость, а затем я получил от нее письмо, в котором она сообщала, что познакомилась и вышла замуж за этого архитектора, Джеральда Клиберна. Ни гроша за душой, дети от прежнего брака и адская богема. Я был просто потрясен».

Как бы там ни было, он оставался верен ее памяти и, будучи от природы успешным человеком, приобрел успех и в роли профессионального холостяка — зрелого, утонченного человека, которого наперебой приглашали хозяйки лондонских аристократических домов и чей календарь встреч был заполнен на месяцы вперед.

Конечно, его одинокая жизнь была так замечательно организована и приятна, что, когда овдовевшая Диана Клиберн вернулась вместе с двумя приемными детьми, чтобы поселиться в Лондоне в своем прежнем доме, вновь связать разорванные нити и начать жизнь заново, слухи о том, что теперь будет делать Шон Карпентер, были разные. Как глубоко укоренилась в нем привычка к беззаботной холостяцкой жизни? Откажется ли он — пусть даже ради Дианы — от своей независимости, захочет ли вести банальную жизнь обычного семейного человека? Многие сильно в этом сомневались.

Но сплетники не принимали в расчет Диану. Она вернулась с Афроса еще более прекрасной и желанной, чем когда-либо. Ей было тридцать два, и она находилась в расцвете своей красоты. Шон, осторожно возобновивший их прежнюю дружбу, был сражен за несколько дней. Не прошло и недели, как он предложил ей выйти за него замуж, и возобновлял свое предложение с интервалом в семь дней до тех пор, пока она в конце концов не дала свое согласие.

И первое, что ему пришлось сделать, — самому рассказать об этом Каролине и Джоди.

— Я не могу быть вам отцом, — объяснил он им, меряя шагами ковер в гостиной и понемногу взмокая под их ясными и необычайно сходными взорами, — во всяком случае, я не знаю, как им быть. Но я хочу, чтобы вы знали, что всегда можете мне довериться и рассчитывать на мою помощь, в том числе и финансовую… В конце концов, это ваш дом… И я хотел бы, чтобы вы чувствовали…

Он сбился, проклиная Диану за то, что она поставила его в эту щекотливую ситуацию: он предпочел бы, чтобы она позволила всему идти своим чередом, чтобы его отношения с Каролиной и Джоди складывались постепенно и естественно. Но Диана по натуре была нетерпелива, она любила, чтобы все было улажено, и хотела, чтобы все было улажено немедленно.

Джоди и Каролина смотрели на Шона сочувственно, но не делали ни малейших попыток прийти ему на помощь. Им нравился Шон Карпентер, но они прекрасно видели, что Диана уже успела прибрать его к рукам. К тому же он называл их домом Мильтон-гарденс, а для них домом был и навсегда останется белый квадратный домик, который походил на кусочек сахара и стоял высоко над темно-синим Эгейским морем. Но он остался в прошлом, бесследно растворился в суматохе ушедших дней. Что теперь предпримет Диана, за кого она выйдет замуж, — это было уже не их дело. Но коли уж она решила выйти замуж, они были рады тому, что ее избранником стал большой и добрый Шон.

И сейчас, когда Каролина шла мимо него, он стоял сбоку — учтивый, церемонный и немножко смешной со своим ведерком для льда, которое держал в руках так, словно то было подношение. От него пахло одеколоном «Брют» и свежим бельем, и Каролина вспомнила подбородок своего отца, который нередко был покрыт щетиной, и его голубые рабочие блузы, которые он предпочитал носить неглажеными, прямо из стиральной машины. Еще ей вспомнились споры и сражения, в которые они с Дианой весело вступали и в которых он почти всегда одерживал верх!

И она вновь поразилась тому, как одна и та же женщина может выйти замуж за двух столь непохожих друг на друга мужчин.


Спускаться на первый этаж во владения Кэти было все равно, что перемещаться из одного мира в другой. Наверху были ковры пастельных тонов, канделябры, тяжелые бархатные шторы. Внизу все было беспорядочно, естественно и жизнерадостно. Линолеум, разукрашенный квадратами в шахматном порядке, соперничал с яркими ковриками, на занавесках были зигзаги и листья, все горизонтальные поверхности были уставлены фотографиями, китайскими пепельницами с позабытых морских курортов, раковинами и вазочками с пластиковыми цветами. В камине горел настоящий огонь, а перед ним, свернувшись в продавленном кресле и не отрывая глаз от дрожащего экрана телевизора, сидел брат Каролины Джоди.

На нем был темно-синий свитер с высоким горлом, поношенные замшевые ботинки и почему-то старая яхтенная кепка, которая явно была ему очень велика. Когда она вошла, он поднял глаза, но тут же вновь уставился в экран. Он не желал пропустить ни единого кадра, ни одной секунды событий. Каролина тихонько подошла к нему и уселась рядом. Спустя некоторое время она спросила:

— Кто эта девушка?

— О, она глупая. Она все время целуется. Одна из этих.

— Так почему же ты это не выключишь?

Он подумал, решил, что, может быть, это неплохая мысль, и вылез из кресла, чтобы выключить телевизор. Телевизор погас с коротким присвистом, и Джоди остановился на коврике у камина, глядя на Каролину.

Ему было одиннадцать. Хороший возраст: уже не малый ребенок, но еще и не вытянувшийся худенький подросток, вечно раздраженный и страдающий из-за прыщей. Он был так похож на Каролину, что незнакомые люди, видевшие их в первый раз, сразу понимали, что это брат и сестра. Но Каролина светлая, а у Джоди такие яркие рыжие волосы, что они даже отливали красным, и если у нее лишь небольшая россыпь веснушек вокруг носа, то у него они разбросаны везде, словно конфетти — на спине, на плечах и на руках. Глаза у него серые, а когда он улыбается — медленно и обезоруживающе, — видны новые зубы, великоватые для его лица и чуть-чуть кривоватые, как будто они расталкивали друг друга, чтобы пролезть.

— А где Кэти? — спросила Каролина.

— Наверху, в кухне.

— Ты поужинал?

— Да.

— Ты поел то же, что подадут нам?

— Я поел немного супа, но всего остального мне не хотелось, поэтому Кэти пожарила мне яичницу с беконом.

— Я бы с удовольствием съела ее с тобой вместе. А ты видел Шона и Хью?

— Да, я поднимался наверх, — он скорчил рожицу, — тебе не повезло: Холдейны приедут.

Они обменялись заговорщической улыбкой. Их отношение к Холдейнам было схожим.

— Где ты взял эту кепку? — спросила Каролина.

Он забыл про нее. Теперь он стянул ее с головы и немножко смутился.

— Я просто нашел ее. В старом ящике с одеждой в детской.



— Она папина.

— Да, я так и подумал.

Каролина нагнулась и взяла ее у него из рук. Кепка была грязной и мятой, с пятнами соли, значок у нее уже наполовину оторвался.

— Он надевал ее, когда отправлялся в море, и говорил, что, когда он как следует одет, это придает ему уверенности и если кто-то начнет его ругать за то, что он сделал что-то неправильно, он просто станет ругаться в ответ.

Джоди ухмыльнулся.

— Ты помнишь, как он что-то такое говорил?

— Немного, — ответил он. — Я помню, как он читал «Рикки-Тикки-Тави».

— Ты был совсем маленьким. Тебе было всего шесть лет, и все-таки ты помнишь.

Он снова улыбнулся. Каролина встала и нацепила кепку ему на голову. Козырек закрыл его лицо, и ей пришлось наклониться, чтобы его поцеловать.

— Спокойной ночи, — пожелала она.

— Спокойной ночи, — ответил Джоди, не шевельнувшись.

Ей не хотелось от него уходить. У подножия лестницы она обернулась. Он внимательно смотрел на нее из-под козырька своей смешной кепки, и в его глазах было что-то такое, что заставило ее спросить:

— Что-нибудь случилось?

— Ничего.

— Тогда до завтра.

— Да, — ответил Джоди. — Конечно. Спокойной ночи.


Дверь гостиной наверху была закрыта, и из-за нее доносился шум голосов. Кэти надевала на плечики темную шубу и вешала ее в стенной шкаф у парадной двери. На ней были бордовое платье и цветной передник — уступка званому ужину. Когда неожиданно появилась Каролина, она воскликнула:

— О, вы меня маленько напугали!

— Кто приехал?

— Мистер и миссис Олдейн, — она тряхнула головой. — Они тут уже. Вы лучше идите, а то вы припозднились.

— Я заходила к Джоди.

Каролина не спешила присоединиться к вечеринке и остановилась поговорить с Кэти, опершись на перила. Она представила себе, как было бы здорово сейчас подняться обратно к себе наверх, забраться в постель и подождать, пока принесут вареное яичко.

— Он все еще смотрит про этих индейцев?

— Вроде нет. Он сказал, что там слишком много целуются.

Кэти скривила лицо.

— Лучше уж смотреть на поцелуи, чем на всю эту жестокость, вот что я скажу, — она закрыла стенной шкаф. — Лучше бы призадумались, к чему все это, чем выходить из дому и дубасить пожилых женщин их же зонтиками.

С этими словами она направилась обратно в кухню. Каролина осталась одна, и у нее больше не было причин задерживаться. Поэтому она пересекла холл, изобразила на лице улыбку и отворила дверь в гостиную. (Еще одно умение, приобретенное в театральном училище, это умение входить.) Шум голосов смолк, и кто-то произнес:

— А вот и Каролина.

Вечерняя гостиная Дианы, освещенная для званого ужина, была эффектна, словно театральная сцена. Три высоких окна, выходивших на тихую площадь, были завешены бледно-оливковыми бархатными шторами. На полу лежал бежевый ковер и стояли огромные мягкие диваны в бежевых и розовых тонах. Со старинными полотнами на стенах прекрасно сочетались горки из орехового дерева, мебель в стиле чиппендейл и современный итальянский кофейный столик из стекла и стали. Повсюду стояли цветы и воздух был напоен множеством дорогих и тонких ароматов: в их числе гиацинты, духи «Мадам Роша» и гаванские сигары Шона.

Они стояли так, как она и представляла: группами вокруг камина, с бокалами в руках. Но не успела она прикрыть за собой дверь, как от одной из групп отделился Хью. Он поставил свой стакан и пошел ей навстречу.

— Дорогая, — он взял ее за плечи и наклонился, чтобы поцеловать. Затем взглянул на свои тончайшие золотые часы, продемонстрировав при этом белоснежную крахмальную манжету с золотой запонкой. — Ты опоздала.

— Но ведь Ландстромы еще не приехали.

— А где ты была?

— У Джоди.

— В таком случае ты прощена.

Он был высоким, гораздо выше Каролины, стройным и смуглым. Он уже начал лысеть и потому выглядел немного старше своих тридцати трех лет. На нем был синий вечерний смокинг и сорочка, с тонкими кружевными полосками, а в его темно-карих глазах под густыми бровями читались оттенки веселья, восхищения и некоторой гордости.

Каролина заметила эту гордость и успокоилась. С Хью Рашли нужно было поддерживать определенный уровень, и Каролина половину своего времени проводила в борьбе с ощущением сильного несоответствия. В остальном в качестве будущего мужа он был в высшей степени замечателен: сделал удачную карьеру биржевого брокера и отличался заботливостью и вниманием, пусть даже его нравственные нормы иногда и воспаряли до ненужных высот. Но этого, очевидно, следовало ожидать, ибо это характерная черта его семьи — помимо всего прочего он был братом Дианы.


Паркер Холдейн пользовался неизменным успехом у молоденьких девушек, а поскольку Каролина была одной из них, Элен Холдейн всегда держалась с ней холодно. Это Каролину не слишком беспокоило. Во-первых, она не слишком часто встречала Элен, поскольку Холдейны жили в Париже, где Паркер возглавлял французское отделение крупного американского рекламного агентства, и приезжали в Лондон только ради важных встреч раз в два или три месяца. Нынешний визит был как раз одним из таких случаев.

Во-вторых, она не слишком любила Элен, что досадно, так как Элен и Диана лучшие подруги.

— Почему ты всегда так небрежно относишься к Элен? — спрашивала Диана.

И Каролина научилась пожимать плечами и отвечать:

— Прости.

Более пространные объяснения породили бы только страшную обиду.

Элен была красивой и утонченной женщиной, с некоторой склонностью к слишком пышным нарядам, которую даже жизнь в Париже не могла излечить. Она могла быть очень занятной, но Каролина знала на горьком опыте, что в ее остротах скрывались ядовитые жала злословия в адрес друзей и знакомых, которых не было рядом. Слушать ее было страшновато: никогда не угадаешь, что она скажет о тебе за твоей спиной.

А к Паркеру не стоило относиться серьезно.

— Вы прекрасное создание. — Он наклонился, чтобы поцеловать ей руку, и она была почти готова к тому, что сейчас он на радостях подпрыгнет и ударит пяткой о пятку. — Почему вы всегда заставляете нас ждать?

— Я спускалась к Джоди пожелать ему спокойной ночи. — Она обернулась к его супруге. — Добрый вечер, Элен. — Они коснулись друг друга щеками и чмокнули губами в воздухе.

— Привет, дорогая. Какое красивое платье!

— Спасибо.

— Их так легко носить, эти свободные вещи… — Она затянулась сигаретой и выпустила большое облачко дыма. — Я как раз рассказывала Диане про Элизабет.

У Каролины сжалось сердце, но она вежливо спросила:

— А что с Элизабет? — ожидая услышать, что Элизабет помолвлена, что Элизабет гостила у Ага-хана,[2] что Элизабет была в Нью-Йорке, снимаясь для журнала Vogue. Элизабет была дочерью Элен от первого брака. Она была немного старше Каролины, но, хотя Каролине иногда казалось, что она знает об Элизабет больше, чем о себе самой, они никогда не встречались. Элизабет по очереди жила у обоих родителей — у матери в Париже и у отца в Шотландии, а в тех редких случаях, когда она приезжала в Лондон, Каролина всякий раз оказывалась в отъезде.

Она попыталась вспомнить последние новости про Элизабет.

— Кажется, она была где-то в Вест-Индии?

— Да, моя милая, она гостила у своего школьного приятеля, отлично провела время. Но пару дней назад она прилетела домой, и отец встретил ее в Прествике с ужасными новостями.

— Какими новостями?

— Ну, ты понимаешь, лет десять назад, когда мы с Дунканом еще жили вместе, мы купили это поместье в Шотландии… То есть Дункан его купил, несмотря на мое отчаянное сопротивление… Для нашего брака это стало последней каплей. — Она умолкла, и на ее лице отразилось замешательство.

— Элизабет, — мягко подсказала Каролина.

— Ах, да. Ну, Элизабет первым делом подружилась там с двумя мальчиками из соседнего поместья… Не совсем, правда, мальчиками: они были уже подростками, когда мы с ними познакомились. Оба совершенно очаровательные, они приняли Элизабет под свое крыло как младшую сестру. Не успели мы и глазом моргнуть, как она уже сновала между их домом и нашим так, словно прожила там всю жизнь. Они ее обожали, особенно старший брат, и, вы только представьте, дорогая моя, прямо перед ее приездом он погиб: разбился в страшной автокатастрофе. Отвратительные обледеневшие дороги — его машина въехала прямиком в каменную стену.

Каролина не ожидала от себя такого, но все же была по-настоящему потрясена:

— О господи, какой кошмар!

— Да, чудовищно. Ему было всего двадцать восемь. Чудесный фермер, отличный стрелок, такой славный человек! Можете себе представить, что за возвращение было у бедняжки. Она позвонила мне в слезах и рассказала об этом, я хотела, чтобы она поскорее вернулась в Лондон, чтобы встретиться с нами и мы могли бы ее немного приободрить, но она сказала, что ей необходимо еще побыть там…

— Я уверен, что отец тоже будет ей очень рад… — Паркер выбрал момент, чтобы материализоваться у локтя Каролины, и протянул ей мартини, такой холодный, что он едва не обжигал пальцы.

— Кого мы ждем? — спросил он.

— Ландстромов. Они канадцы. Он банкир из Монреаля. Это все связано с новым проектом Шона.

— Это действительно означает, что Диана и Шон собираются переехать в Монреаль? — спросила Элен. — Но что же мы будем без них делать? Диана, что мы будем без вас делать?

— И надолго они собираются уехать? — поинтересовался Паркер.

— Года на три-четыре. Может быть, поменьше. Они уедут сразу после свадьбы.

— А что будет с этим домом? Вы с Хью собираетесь здесь жить?

— Нет, он для нас слишком велик. К тому же у Хью есть своя прекрасная квартира. Кэти останется жить здесь на первом этаже и будет присматривать за домом. Диана подумывает сдать его, если найдет подходящего съемщика.

— А Джоди?

Каролина посмотрела на него и опустила глаза на свой стакан.

— Джоди поедет с ними, будет там жить.

— А вы не против?

— Да, я против. Но Диана хочет взять его с собой.

А Хью не хочет взваливать на себя маленького мальчика. По крайней мере, пока. Может быть, он захочет завести ребенка через год-другой, но не одиннадцатилетнего мальчишку. Диана уже определила его в частную школу, а Шон говорит, что научит его кататься на лыжах и играть в хоккей.


Паркер все еще смотрел на нее. Она криво усмехнулась.

— Паркер, вы же знаете Диану. Она строит планы, и — бац! — они реализуются.

— Вы ведь будете по нему скучать?

— Конечно, буду.

Наконец приехали Ландстромы. Их представили гостям, напоили аперитивом и вежливо вовлекли в общую беседу. Каролина отошла в сторонку под предлогом поиска сигареты и с любопытством на них посмотрела: она подумала, что они похожи друг на друга, такое часто бывает с женатыми людьми. Они оба были высокие, угловатые, довольно спортивные. Она представила, как летом по выходным они вместе играют в гольф или ходят под парусом — может быть, участвуют в океанских регатах. Платье у миссис Ландстром было простое, зато бриллианты — потрясающие, а мистер Ландстром обладал тем типом невыразительной внешности, за которым часто скрываются по-настоящему успешные люди.

Неожиданно ей пришло в голову, что было бы чудесно, если бы в доме неожиданно оказался какой-нибудь бедный, неудачливый тип без высоких моральных устоев или даже просто пьяный — его появление сейчас было бы подобно глотку свежего воздуха. Например, художник, живущий впроголодь на какой-нибудь мансарде. Или писатель, чьи сочинения никто не покупает. Или какой-нибудь жизнерадостный бродяга с побережья с трехдневной щетиной и вываливающимся из штанов неэстетичным брюхом. Она вспомнила друзей своего отца, таких разных, нередко с сомнительной репутацией, до глубокой ночи потягивающих красное вино или рецину, заваливающихся спать где попало — на продавленном диване или низкой стенке террасы. Она подумала о доме на Афросе, по ночам лунный свет окрашивал его блоки в черный и белый цвета, а внизу всегда шумело море.

— … Пойдем ужинать.

Это был Хью. Она поняла, что он уже позвал ее один раз и был вынужден повторить свое приглашение.

— Ты замечталась, Каролина. Допивай и пойдем, пора что-нибудь съесть.

За столом она оказалась между Шоном и Джоном Ландстромом. Шон был занят винным графином, поэтому у нее завязалась беседа с мистером Ландстромом.

— Вы впервые приехали в Англию?

— Нет, что вы. Я был здесь много раз. — Он выровнял на скатерти свои вилку и нож, слегка нахмурив брови. — Однако я не все уловил. Я имею в виду семейные связи. Вы — приемная дочь Дианы?

— Да, верно. И я собираюсь выйти замуж за Хью. Он — ее брат. Многие думают, что это почти незаконно, но на самом деле это не так. Во всяком случае, в установлениях Церкви об этом нет ни слова.

— А я вовсе не думал, что это незаконно. Это просто очень рачительно. Все хорошие люди остаются в рамках семьи.

— Вы не находите, что это несколько ограниченно?

Он поднял глаза и улыбнулся. С улыбкой на лице он выглядел моложе, веселее и не таким богатым. Более человечным. Каролина почувствовала к нему расположение.

— Вы можете называть это практичностью. А когда у вас свадьба?

— В следующий вторник. Мне даже трудно в это поверить.

— И вы оба приедете навестить Диану с Шоном в Монреале?

— Я думаю, со временем. Не сразу.

— А еще есть маленький мальчик…

— Да, Джоди, мой брат.

— Он поедет вместе с ними.

— Да.

— В Канаде он будет как рыба в воде. Для мальчишки это отличная страна.

— Да, — повторила Каролина.

— Вас всего двое?

— Нет, — сказала Каролина. — Еще Ангус.

— Третий брат?

— Да. Ему почти двадцать пять.

— И что он делает?

— Мы не знаем.

Джон Ландстром с вежливым удивлением приподнял брови. Каролина пояснила:

— Да, так и есть. Мы не знаем, ни что он делает, ни где он. Понимаете, мы раньше жили на острове Афрос в Эгейском море. Наш отец был архитектором, он зарабатывал на жизнь, работая агентом для тех людей, которые хотели приобрести там землю и что-нибудь построить. Так он и с Дианой познакомился.

— Теперь я понял. Стало быть, Диана поехала туда, чтобы купить землю?

— Да, и построить дом. Но всего этого она так и не сделала. Вместо этого она встретила нашего отца и вышла за него замуж. Поэтому она осталась с нами на Афросе и жила в том доме, который всегда принадлежал нашей семье…

— Но ведь вы вернулись в Лондон?

— Да, наш отец умер, и поэтому Диана привезла нас с собой в Лондон. Но Ангус отказался сюда ехать. Ему тогда было девятнадцать, у него были волосы до плеч и ни гроша за душой. Диана сказала, что он может остаться на Афросе, если хочет, а он ответил, что она может продать дом, потому что он тогда уже купил себе подержанный «мини-моук» и собирался ехать в Индию через Афганистан. Диана спросила его, что он будет там делать, когда доберется, а Ангус ответил: «Искать себя».

— Таких, как он, тысячи. Вы ведь об этом знаете?

— Это не имеет большого значения, когда речь идет о родном брате.

— И с тех пор вы его не видели?

— Нет, почему же. Он вернулся вскоре после того, как Диана вышла замуж за Шона, но вы же знаете, как это бывает: мы все считали, что у него должно быть хоть что-то за душой, но он не сдавался и был непреклонен. Что бы Диана ни предлагала, он все принимал в штыки и в конце концов вновь уехал в Афганистан. С тех пор мы о нем ничего не слышали.

— Совсем ничего?

— Ну… Однажды он прислал открытку с фотографией то ли Кабула, то ли Шринагара, то ли Тегерана, то ли чего-то еще.

Она улыбнулась, пытаясь представить все это как шутку, но прежде чем Джон Ландстром успел что-либо ответить, через его плечо перегнулась Кэти, поставившая на стол супницу с черепаховым супом. Разговор оказался прерван, и он отвернулся от Каролины и завязал беседу с Элен.


Прием продолжался, его торжественность и предсказуемость нагоняли на Каролину скуку. После кофе и бренди все вновь собрались в гостиной. Мужчины осели в одном углу и разговаривали о бизнесе, а дамы собрались у камина и сплетничали, строили планы на жизнь в Канаде, восхищались гобеленом, над которым в последнее время корпела Диана.

Вскоре от группы мужчин отделился Хью, словно бы для того, чтобы наполнить стакан Джона Ландстрома, но сделав это, он подошел к Каролине, уселся на подлокотник ее кресла и спросил:

— Ну как ты?

— Почему ты спрашиваешь?

— В силах ли ты сейчас поехать в «Арабеллу»?

Она подняла на него глаза. Из глубины кресла его лицо казалось перевернутым, и это выглядело странно.

— Который час? — спросила она.

Он поглядел на свои часы.

— Одиннадцать. Может быть, ты совсем устала?

Но прежде, чем она успела ответить, Диана, слышавшая этот разговор, подняла голову от своего гобелена и сказала:

— Поезжайте, поезжайте оба.

— Куда они собираются? — поинтересовалась Элен.

— В «Арабеллу». Это небольшой клуб, Хью состоит его членом…

— Звучит интригующе… — Элен улыбнулась Хью с таким выражением, словно ей все было известно о любопытных ночных клубах.



Хью и Каролина извинились, пожелали компании спокойной ночи и удалились. Каролина поднялась к себе взять пальто и немного задержалась, чтобы расчесать волосы. По дороге назад она остановилась у двери в комнату Джоди, но свет там был погашен и оттуда не доносилось ни звука, поэтому она решила его не беспокоить и вновь спустилась в холл, где ее дожидался Хью. Он распахнул перед ней дверь, и они вместе вышли в мягкую ветреную темноту, дошли по тротуару до того места, где он припарковал свою машину, обогнули площадь и вырулили на Кенсингтон-хайстрит. Над головой висела молодая луна, и ветер гнал мимо нее клочья облаков. Деревья в парке покачивали голыми ветвями, оранжевое зарево города отражалось в небе. Каролина опустила стекло, подставив голову прохладному ветру, овевавшему ее волосы, и подумала, что в такую ночь хорошо брести сквозь темноту где-нибудь за городом по неосвещенным дорогам, где ветер шелестит в кронах деревьев и лишь неровное сияние луны чуть освещает путь.

Она вздохнула.

— К чему это ты? — спросил Хью.

— Что к чему?

— Вздыхаешь. Звучит очень трагично.

— Да ни к чему.

Чуть погодя он снова спросил:

— Все в порядке? Тебя ничто не беспокоит?

— Нет.

В конце концов беспокоиться было совершенно не о чем. И все-таки… То, что она постоянно ощущала себя больной, было одной из причин. Она задумалась, почему об этом невозможно поговорить с Хью. Может быть, потому, что он всегда в отличной форме. Энергичный, активный, полный сил, он как будто никогда не уставал. В любом случае, тяжко ощущать себя больной, но вдвойне тяжко говорить об этом.

Молчание становилось тягостным. Наконец на светофоре, в ожидании, когда красный свет сменится зеленым, Хью произнес:

— Ландстромы очень милые.

— Да. Я рассказала мистеру Ландстрому про Ангуса, и он все выслушал.

— Что еще ему оставалось делать?

— То же, что делают все: поражаться, ужасаться, восхищаться или менять тему разговора. Диана терпеть не может, когда мы говорим об Ангусе. Я думаю, это оттого, что он стал ее единственной неудачей. Остается ее единственной неудачей, — поправилась она.

— Ты хочешь сказать, что все из-за того, что он не поехал вместе с вами в Лондон?

— Да, и не стал учиться на бухгалтера или приобретать еще какую-нибудь профессию, которую она для него планировала. Вместо этого он сделал то, что сам хотел.

— Рискуя быть обвиненным в том, что в этом споре я принимаю сторону Дианы, я все же скажу, что ты ведь сделала то же самое. Несмотря на все сопротивление, ты отправилась в театральное училище и даже сумела получить работу…

— Всего на шесть месяцев. И все.

— Ты заболела. У тебя было воспаление легких. И это не твоя вина.

— Нет, но я поправилась, и если бы я действительно что-то собой представляла, я должна была вернуться и попробовать еще раз. Но я этого не сделала, я сдалась. Диана всегда говорила, что мне недостает стойкости, и в результате она оказалась права. Единственное, чего она все же не произнесла, — так это «я же говорила».

— Но если бы ты до сих пор оставалась на сцене, — сказал Хью мягко, — ты вряд ли вышла бы за меня замуж.

Каролина взглянула на его профиль, причудливо освещенный отблесками уличных фонарей и свечением приборной доски. Он казался мрачным и даже слегка отталкивающим.

— Да, пожалуй, не вышла бы.

Но все было не так просто. Для брака с Хью существовал миллион причин, и они так тесно переплелись, что их вряд ли удалось бы разделить. Важнейшая из них, наверное, благодарность. Хью вошел в ее жизнь, когда она худой пятнадцатилетней девочкой вместе с Дианой приехала с Афроса. Но даже тогда, мрачная, молчаливая и несчастная, она оценила, как Хью управлялся с багажом, паспортами и усталым, хнычущим Джоди. Это была та самая надежная мужская поддержка, в которой она всегда нуждалась и которой ей так не хватало. Было приятно ощущать, что за тебя принимают решения, о тебе заботятся: его покровительственное отношение — не отца, а именно дяди — оставалось неизменным на протяжении всех трудных отроческих лет.

Другая причина, с которой нельзя не считаться, — сама Диана. Кажется, она с самого начала решила, что Хью и Каролина станут прекрасной парой. Ей импонировала простота и упорядоченность этого союза. Она тонко способствовала их сближению, будучи слишком умна для того, чтобы действовать прямолинейно и откровенно. Хью может отвезти тебя на станцию. Дорогая, ты пообедаешь с нами? Приедет Хью, и я хотела бы, чтобы вы составили нам партию.

Но это неотступное давление ни к чему бы не привело, если бы не роман Каролины с Дреннаном Колфилдом. После этого… После такой любви ей казалось, что ничто уже не будет таким, как прежде. Когда все кончилось, и она огляделась вокруг глазами, полными слез, то обнаружила, что Хью по-прежнему рядом. Он ждал ее. Ничего не изменилось, только теперь он хотел, чтобы она вышла за него замуж, и не было ни малейшей причины ему отказывать.

— Ты весь вечер молчишь, — сказал он.

— А мне казалось, что я слишком много говорю.

— Ты скажешь мне, если что-то будет тебя беспокоить?

— Просто все происходит так быстро и так много всего нужно сделать, да к тому же эта встреча с Ландстромами породила во мне ощущение, словно Джоди уже уехал в Канаду и я его никогда больше не увижу.

Хью умолк, потянулся за сигаретой и зажег ее от прикуривателя. Он вставил его обратно в гнездо и произнес:

— Я уверен, что ты страдаешь от свадебной депрессии, или как там это называют женские журналы.

— А с чего она у меня?

— Тебе сейчас приходится держать в голове слишком много вещей, писать слишком много писем, разворачивать слишком много подарков. Примерять платья, выбирать шторы… А в двери стучатся поставщики продуктов и цветов для свадьбы. Все это сведет с ума самую здравомыслящую девушку.

— Так зачем же ты позволил втравить нас в эту чудовищную свадьбу?

— Потому что мы оба много значим для Дианы, и если бы мы просто съездили на регистрацию, а потом провели пару дней в Брайтоне, то лишили ее бесконечного удовольствия.

— Но мы все-таки люди, а не жертвенные агнцы.

Он накрыл ее руку своей.

— Не падай духом. Вторник уже скоро, а потом все закончится и мы полетим на Багамы. Ты будешь весь день валяться на солнышке, есть одни апельсины, и тебе не надо будет писать никому никаких писем. Как тебе такая картина?

— Я бы предпочла поехать на Афрос, — сказала она, зная, что ведет себя по-детски.

В голосе Хью послышалось раздражение:

— Каролина, мы уже тысячу раз об этом говорили…

Она перестала его слушать, ее мысли стрелой понеслись к Афросу. Она вспомнила оливковые рощи, старые деревья, по колено заросшие маками, на фоне лазурного моря. Поля гиацинтов и бледно-розовых ароматных цикламенов. Перезвон колокольчиков, доносящийся от козьих стад, и запах сочащихся смолой и прогретых солнцем сосен в горах.

— …Как бы там ни было, все уже улажено.

— Но когда-нибудь мы все-таки съездим на Афрос, Хью?

— Ты пропустила мимо ушей все, что я сказал.

— Мы могли бы снять маленький домик.

— Нет.

— Или арендовать яхту.

— Нет.

— Почему ты не хочешь поехать?

— Потому что я думаю, что ты должна помнить его таким, каким он был прежде, а не таким, каким он стал теперь, испорченным застройщиками и высотными отелями.

— Откуда ты знаешь, какой он сейчас?

— Это нетрудно представить.

— Но…

— Нет, — сказал Хью.

Помолчав, она упрямо сказала:

— Я все равно хочу туда вернуться.

Глава 2

Когда они наконец вернулись домой, часы в холле пробили два. Гулкий и величественный перезвон стих, когда Хью сунул ключ Каролины в замочную скважину и распахнул черную парадную дверь. Холл был слегка освещен, но лестница уходила во тьму. В доме было очень тихо. Вечеринка давно закончилась, и все уже улеглись спать.

Каролина повернулась к Хью:

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, дорогая. — Они поцеловались. — Когда я снова тебя увижу? Завтра вечером меня не будет в городе… Может быть, во вторник?

— Приходи обедать. Я скажу Диане.

— Договорились.

Он улыбнулся, вышел на улицу и уже начал закрывать за собой дверь, но тут Каролина вспомнила, что следует сказать: «Спасибо за чудесный вечер», и успела это произнести прежде, чем дверь захлопнулась и она осталась в холле одна. Она подождала, прислушиваясь к тому, как отъезжает его машина.

Когда звук мотора смолк вдали, она повернулась и стала медленно подниматься по лестнице, держась за перила. Наверху она выключила свет в холле и направилась по коридору к своей спальне. Шторы были задернуты, постель разобрана, ее ночная рубашка лежала на одеяле. Сбросив туфли, сумочку, пальто и шарф прямо на ковер, она добралась до кровати и повалилась на нее, нимало не заботясь о том, что это может повредить ее платью. Спустя некоторое время она подняла руку и принялась медленно расстегивать крохотные пуговки, затем стянула платье через голову, сняла все остальное и надела прохладную и легкую ночную сорочку. Босиком прошла в ванную, наскоро умылась и почистила зубы. Это ее освежило. Она по-прежнему чувствовала усталость, но мысли в голове носились, словно белки в колесе. Она вернулась к своему туалетному столику, взяла в руки расческу, но тут же отложила ее, открыла нижний ящик стола и вытащила пачку писем от Дреннана — они были перевязаны красной ленточкой, и там была фотография, на которой они оба кормили голубей на Трафальгарской площади. Еще там были старые театральные программки, ресторанные меню и всякие бесполезные клочки бумаги, которые она собирала и берегла просто потому, что то был единственный осязаемый способ сохранить воспоминания о том времени, когда они были вместе.

Ты заболела, сказал сегодня вечером Хью, стараясь ее оправдать. У тебя было воспаление легких.

Это звучало так очевидно, так прямолинейно. Но никто из них, даже Диана, не знал о Дреннане Колфилде. Даже когда все закончилось и Диана с Каролиной вместе отдыхали на Антибах, куда Диана вывезла ее, чтобы она поправилась, Каролина никогда не рассказывала ей о том, что случилось на самом деле, хотя иногда ей страстно хотелось услышать старые успокоительные клише. Время лечит. У каждой девушки хотя бы раз в жизни должна быть несчастная любовь. В море всегда найдется рыба лучше той, что была из него выловлена.

Через несколько месяцев его имя всплыло за завтраком. Диана читала газету, страницу с театральными обзорами, она подняла глаза и сказала, обращаясь к Каролине, на фоне солнечного света, мармелада и запаха кофе:

— Когда ты была в театре Ланбридж, там, кажется, был в труппе Дреннан Колфилд?

Каролина аккуратно поставила свою кофейную чашку и ответила:

— Да. А что?

— Здесь написано, что он будет играть Кирби Эштона в фильме «Достань свой пистолет». Я думаю, эта роль — лакомый кусочек: сюжет полон секса, убийств и шикарных женщин. — Она подняла глаза от газеты. — Он хорош? Я имею в виду, как актер?

— Да, я думаю, да.

— Здесь его фотография с женой. Ты знала, что он женился на Мишель Тайлер? Он чертовски красив.

С этими словами она перевернула газету, и он предстал перед Каролиной. Она помнила его не таким худым, и волосы у него были длиннее, но улыбка, огонек в глазах и зажатая в пальцах сигарета были прежними.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросил он, когда они впервые встретились. Она делала кофе в Зеленой комнате и была вся перепачкана краской после работы над декорациями. Она ответила:

— Ничего.

И Дреннан сказал:

— Я тоже. Давай ничего не делать вместе.

С того вечера мир стал невероятно прекрасным. Каждый листочек на дереве неожиданно стал чудом. Дети, играющие в мяч, старик, сидящий на лавочке в парке — все наполнилось смыслом, которого она прежде не понимала. Маленький сумрачный город преобразился, его жители улыбались и выглядели счастливыми, солнце сияло и было теплее и ярче, чем прежде. И все это благодаря Дреннану. Так бывает, когда любишь, сказал он и показал это ей. Мир и должен быть таким.


Но с тех пор мир никогда больше не был таким. Воспоминания о Дреннане, любовь к нему, осознание того, что через неделю она выйдет замуж за Хью, довели Каролину до слез. Она не рыдала и не всхлипывала, просто ее глаза наполнились слезами, и слезы потекли по щекам, неконтролируемые и нескрываемые.

Возможно, она просидела бы так до утра, уставясь на собственное отражение, захлебываясь от жалости к себе и не придя к какому-либо осмысленному результату, но ее потревожил Джоди. Он беззвучно прошел по коридору от своей комнаты до комнаты сестры и постучался. Не получив ответа, он приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

— Ты в порядке? — спросил он.

Его неожиданное появление подействовало на Каролину как холодный душ. Она сразу попыталась прийти в себя, утерла слезы тыльной стороной ладони и дотянулась до пеньюара, чтобы набросить его на ночную рубашку.

— Да… Конечно, я в порядке… А почему ты не в постели?

— Я не спал и слышал, как ты пришла. Потом я услышал, как ты тут ходишь, и подумал, что, может быть, ты плохо себя чувствуешь. — Он прикрыл за собой дверь и подошел поближе к ее стулу. Он был босиком и в голубой пижаме, его рыжая шевелюра была собрана на затылке в хвост.

— Почему ты плачешь?

Было бессмысленно отвечать: «Я не плакала». Каролина сказала: «Просто так», и это было столь же бессмысленно.

— Не может быть «просто так». Никто не плачет просто так. — Он подошел поближе и поглядел ей в глаза. — Ты голодна?

Она улыбнулась и покачала головой.

— А я голоден. Я думал, что спущусь вниз и что-нибудь найду.

— Сходи, конечно.

Но он не двинулся с места, оглядывая комнату и ища причину, которая сделала ее несчастной. Его взгляд остановился на связке писем и фотографии. Он протянул руку и взял ее.

— Это же Дреннан Колфилд. Я видел его в фильме «Достань свой пистолет»! Мне пришлось попросить Кэти, чтобы она пошла со мной, потому что это фильм категории А. Он играл Кирби Эштона. Он классный. — Он посмотрел на Каролину. — Ты знакома с ним, да?

— Да. Мы вместе играли в Ланбридже.

— Он теперь женат.

— Я знаю.

— Ты из-за этого плакала?

— Может быть.

— Ты была в него влюблена?

— Ох, Джоди, все это было очень давно.

— Тогда что же ты плачешь?

— Просто я сентиментальна.

— Но ведь ты… — Он запнулся на слове «любишь». — Ты собираешься выйти замуж за Хью.

— Я знаю. Это и значит быть сентиментальной. Это значит плакать о чем-то, что давно прошло, закончилось и осталось позади. Это пустая трата времени.

Джоди внимательно поглядел на нее. Потом положил фотографию Дреннана и сказал:

— Я пойду найду себе кусок пирога. Я вернусь. Тебе чего-нибудь принести?

— Нет. Только тихо иди, не разбуди Диану.

Он выскользнул из комнаты. Каролина убрала письма и фотографию обратно в ящик и как следует его закрыла. Потом собрала раскиданные вещи, повесила платье, поставила в угол туфли и сложила все остальное на стул. К тому времени как Джоди вернулся, неся свою еду на подносе, она уже расчесала волосы и сидела на кровати, дожидаясь его. Он уселся рядом с ней, примостив поднос на прикроватном столике.

— Знаешь, у меня есть идея, — произнес он.

— Хорошая?

— Наверное, да. Ты вот думаешь, что я согласен ехать в Канаду с Дианой и Шоном. А я не согласен. Я ни капельки не хочу уезжать. Я готов сделать все что угодно, лишь бы не уезжать.

Каролина уставилась на него.

— Но, Джоди, я была уверена, что ты хочешь ехать. Ты вел себя так, словно тебе нравится эта идея.

— Я просто вел себя вежливо.

— Ради бога, какая тут вежливость, когда речь идет об отъезде в Канаду!

— Вот такая. А теперь я говорю тебе, что не хочу ехать.

— Но Канада — это же здорово.

— Откуда ты знаешь, здорово или нет? Ты никогда там не была. К тому же я не хочу бросать свою школу и друзей из футбольной команды.

Каролина была озадачена.

— Но почему ты не сказал мне об этом раньше? Почему ты говоришь об этом только сейчас?

— Я не говорил тебе раньше, потому что ты все время была занята всеми этими письмами, подставками для гренок, фатами и прочими вещами.

— Но для тебя-то я не была так занята…

Он продолжал, пропустив ее слова мимо ушей:

— А я говорю тебе об этом теперь, потому что если сейчас не скажу, будет слишком поздно. Не останется времени. Так ты хочешь услышать мой план?

Она вдруг почувствовала тревогу.

— Не знаю. А что за план?

— Я думаю, мне надо остаться в Лондоне и не ехать в Монреаль… Нет, не с тобой и с Хью остаться. С Ангусом.

— С Ангусом?! — Это было почти забавно. — Ангус неизвестно где. В Кашмире, Непале или где-то еще. Даже если бы мы знали, как с ним связаться, — а мы этого не знаем, — он бы все равно не приехал в Лондон.

— Он не в Кашмире и не в Непале, — сказал Джоди, откусывая большой кусок пирога. — Он в Шотландии.

Сестра уставилась на него, пытаясь понять, правильно ли она расслышала его слова, произнесенные сквозь крошки и изюм, сыпавшиеся из пирога.

— В Шотландии?

Он кивнул.

— Почему ты считаешь, что он в Шотландии?

— Я не считаю. Я знаю. Он мне письмо написал. Я его получил недели три назад. Он работает в отеле «Страткорри Армс» в Страткорри, в графстве Пертшир.

— Он написал тебе письмо? И ты мне ничего не сказал?

Джоди помрачнел.

— Я подумал, что этого лучше не делать.

— А где сейчас это письмо?

— В моей комнате. — Он откусил еще один умопомрачительный кусок пирога.

— Ты мне его покажешь?

— Сейчас.

Он слез с кровати, исчез и вновь появился с письмом в руке.

— Вот, — сказал он, отдавая его ей. С этими словами он залез обратно на кровать и взял с подноса стакан молока. Конверт был дешевый, желто-оранжевый, адрес был на нем напечатан, а не написан от руки.

— Очень безликое, — заметила Каролина.

— Знаю. Я нашел его как-то днем, вернувшись из школы, и подумал, что кто-то хочет мне что-то продать. Похоже на то, правда? Знаешь, когда посылаешь заказ на что-нибудь…

Она вытащила письмо из конверта — это был один-единственный листок бумаги, который явно часто держали в руках и зачитали почти до дыр. Казалось, он вот-вот развалится.

Отель «Страткорри Армс»

Страткорри, Пертшир


Мой милый Джоди!

Это одно из тех писем, которые следует сжечь еще до того, как прочтешь, — настолько оно секретное. Оно ни в коем случае не должно попасть на глаза Диане, иначе моя жизнь превратится в ад.

Я вернулся из Индии около двух месяцев назад, добрался сюда с одним парнем, которого встретил в Персии. Теперь он уехал, а я устроился на работу в отель — чищу обувь, таскаю дрова и уголь. Здесь много стариков, которые приезжают сюда на рыбалку. Когда они не рыбачат, то сидят без дела в креслах и выглядят так, словно умерли еще полгода назад.

Я был пару дней в Лондоне после прибытия моего корабля. Хотел прийти повидаться с тобой и с Каролиной, но пришел в ужас от мысли, что Диана меня поймает, обуздает (крахмальным воротничком), подкует (обув в черные кожаные туфли) и придаст мне холеный вид (лишив меня шевелюры). Тогда останется лишь немного подождать, и на меня можно будет нацепить уздечку и превратить в покладистую дамскую лошадку.

Передай К., что я ее люблю. Скажи ей, что со мной все в порядке и я вполне счастлив. Я дам тебе знать, когда еще куда-нибудь переберусь.

Скучаю по вам обоим,

Ангус

— Джоди, почему ты мне раньше это не показал?

— Я подумал, что тебе захочется показать это Хью, а он расскажет Диане.

Она перечитала письмо.

— Он не знает, что я собираюсь замуж.

— Да, скорее всего, не знает.

— Мы можем ему позвонить.

Джоди эта идея не понравилась.

— Здесь нет номера телефона. И в любом случае кто-нибудь услышит. И вообще, в телефонном звонке нет смысла: ты не видишь лица, и разговоры всегда обрываются.

Она знала, что он ненавидит телефоны и даже немного их побаивается.

— Хорошо, тогда мы можем написать ему письмо.

— Он никогда не отвечает на письма.

Это тоже было правдой. Но Каролина тревожилась: Джоди что-то задумал, и она не знала, что именно.

— Так что же?

Он сделал глубокий вдох.

— Мы с тобой должны поехать в Шотландию и найти его. Мы ему все объясним и расскажем, что происходит. — Тут он добавил, повысив голос, словно она была слегка глуховата: — Скажем ему, что я не хочу ехать в Канаду с Дианой и Шоном!

— Ты ведь знаешь, что он на это скажет. Он скажет, что все это его совершенно не касается.

— Я думаю, он так не скажет.

Ей стало немного стыдно своих слов.

— Хорошо. Допустим, мы поедем в Шотландию и найдем Ангуса. И что же мы ему поведаем?

— Что он должен вернуться в Лондон и присматривать за мной. Не может же он всю жизнь бегать от обязанностей — Диана так всегда говорит. А я — обязанность. Да-да, я — это и есть обязанность.

— Как он будет за тобой присматривать?

— Мы можем снять маленькую квартирку, и он может найти работу…

— Ангус??

— Почему нет? Другие люди находят. Он все время упирался и отказывался от этого только потому, что стремился делать все наперекор Диане.

Каролина не смогла сдержать улыбку.

— Должна сказать, что ты во многом прав.

— Но ради нас он приедет. Он говорит, что скучает по нам. Он хотел бы быть с нами.

— Но как мы доберемся до Шотландии? Как мы уйдем из дому, не заставив Диану беспокоиться? Ты же знаешь, что она обзвонит все вокзалы и аэропорты. И мы не можем позаимствовать ее машину: нас остановит первый же полицейский.

— Я знаю, — сказал Джоди, — но я все продумал. Он допил свое молоко и придвинулся поближе. — У меня есть план.

Через денек-другой должен был наступить апрель, но зябкий и хмурый день уже погружался в темноту. В сущности, света и так не было почти весь день: с самого утра небо было обложено низкими свинцовыми облаками, из которых время от времени сыпался холодный мелкий дождик. Все вокруг выглядело уныло. Холмы, насколько хватало глаз, были покрыты бурой зимней травой. Снег, оставшийся от последнего снегопада, покрывал все возвышенности и лежал глубоко в ущельях и трещинах, словно не к месту разбрызганная сахарная глазурь.

Узкая долина между холмами вторила изгибам реки, и вдоль нее сейчас дул северный ветер, пришедший прямо из Арктики, резкий, ледяной и немилосердный. Он проносился сквозь голые ветви деревьев, поднимал из канав старые сухие листья и носил их по воздуху в сумасшедшем танце, шумел в высоких соснах, напоминая отдаленный гул моря.

Церковный погост располагался на открытом месте и там не было никакого навеса. Группы людей, облаченных в траур, ежились под сильными порывами ветра. Накрахмаленный стихарь приходского священника хлопал и раздувался, словно плохо натянутый парус, и стоявший с непокрытой головой Оливер Кейрни уже не чувствовал собственных щек и ушей и жалел, что не догадался надеть под пальто теплую подстежку.

Он заметил, что его сознание пребывает в каком-то странном состоянии: оно было отчасти туманным и отчасти ясным, как кристалл. Он едва слышал слова богослужения, которые были сейчас важны, зато его внимание было приковано к желтым лепесткам большой охапки нарциссов, пылавшей посреди этого сумрачного дня, словно свеча в темной комнате. Большинство скорбящих, стоявших вокруг него за границей его поля зрения, были безымянны, словно тени, но один-два человека привлекали его внимание, как фигуры на переднем плане живописного полотна. Одним из них был Купер, старый смотритель, одетый в свой лучший твидовый костюм и черный трикотажный галстук. Другим был сосед Кейрни Дункан Фрэзер, в грузной фигуре которого было что-то отрадное. И еще была девушка, странная девушка, выбивавшаяся из этого скромного собрания. Темноволосая, стройная и загорелая, в низко надвинутой шапке из черного меха и в больших темных очках, почти полностью скрывавших ее лицо. Очень эффектная. Раздражающая. Кто она? Подруга Чарлза? Непохоже…

Он поймал себя на том, что погрузился в бессмысленные домыслы, выкинул их из головы и вновь попытался сконцентрироваться на происходящем. Но злокозненный ветер, словно сговорившись с личным демоном Оливера, взвился в неожиданном порыве, поднял с земли у его ног прошлогодние листья и закружил их на лету. Потревоженный, он обернулся и глянул прямо в лицо незнакомке. Она сняла очки, и он с изумлением увидел, что это Лиз Фрэзер. Невероятно элегантная Лиз стояла рядом со своим отцом. Их глаза на мгновение встретились, он отвернулся, и его мысли пришли в смятение. Лиз, которую он не видел года два или больше. Лиз, повзрослевшая, по каким-то причинам оказавшаяся в Росси-хилл. Лиз, которую обожал его брат. Он почувствовал к ней благодарность за то, что она сегодня пришла. Для Чарлза не было бы ничего дороже.


Наконец все закончилось. Люди задвигались, с облегчением уходя с холода и поворачиваясь спиной к могиле и к грудам трепещущих на ветру весенних цветов. По двое, по трое они покидали погост, подгоняемые штормовым ветром, и летели через ворота подобно пыли перед метлой.

Оливер обнаружил, что стоит на мощеном дворе, пожимает руки и произносит соответствующие случаю слова.

— Как хорошо, что вы пришли. Да… Трагедия…

Старые друзья, односельчане, фермеры с другого конца Релкирка, многих из которых Оливер прежде никогда не видел. Друзья Чарлза. Они подходили и представлялись.

— Так любезно с вашей стороны проделать столь долгий путь. Если у вас есть еще время до отъезда домой, загляните к нам в усадьбу. Миссис Купер организовала там большое чаепитие…

В конце концов остался лишь Дункан Фрэзер. Большой и основательный, в застегнутом на все пуговицы черном пальто, с кашемировым шарфом и взъерошенными ветром седыми волосами. Оливер оглянулся в поисках Лиз.

— Она ушла, — сказал Дункан. — Отправилась домой. В таких церемониях мало приятного.

— Я понимаю. Но ты-то обязательно должен зайти к нам, Дункан. Выпьешь стопочку, чтобы согреться.

— Конечно, зайду.

Рядом с ним появился священник.

— Я не пойду к вам, Оливер, но все равно спасибо. У меня жена заболела. Я думаю, грипп.

Они обменялись рукопожатием: одна рука выражала молчаливую благодарность, другая — сочувствие.

— Дайте мне знать о том, что вы теперь будете делать.

— Я хоть сейчас могу рассказать, но тут двумя словами не обойдешься.

— Тогда поговорим позже, у нас полно времени.

Ветер раздувал его рясу. Его руки, сжимавшие молитвенник, распухли и покраснели от холода. Как говяжьи сардельки, подумал Оливер. Пастор повернулся и зашагал прочь в сторону церкви: он шел между покосившимися памятниками, и его белый стихарь подрагивал в сумерках в такт движению. Оливер провожал его взглядом, пока он не скрылся в недрах церкви, притворив за собой массивную дверь. Затем он в одиночестве двинулся к своей машине. Он уселся в нее, закрыл дверь и сидел, радуясь тому, что остался наедине с самим собой. Теперь, когда завершилась церемония похорон, пришло осознание того, что Чарлз умер. С этим осознанием жить становилось легче. Теперь Оливер чувствовал себя не счастливее, конечно, но спокойнее, и ему было приятно, что сегодня пришло столько людей и, особенно, что здесь была Лиз.

Спустя некоторое время он неуклюже сунул руку в карман пальто, нащупал там пачку сигарет, вытащил одну и прикурил. Он глядел на пустынную улицу и говорил себе, что пора ехать, что у него еще есть кое-какие обязательства перед гостями. Люди будут его дожидаться. Он завел машину, включил передачу и выехал на улицу. Замерзшие водостоки хрустели под тяжестью заснеженных колес.


К пяти вечера ушел последний гость. Точнее, предпоследний. Старый «бентли» Дункана Фрэзера еще стоял перед входом, но Дункана вряд ли можно было считать гостем.

Проводив последнюю машину, Оливер вернулся в дом, захлопнул парадную дверь и прошел в библиотеку к уютно горевшему камину. Когда он вошел, Лайза, старый лабрадор, поднялась и подошла к нему через всю комнату, но поняв, что он не тот, кого она ждала, медленно вернулась на коврик у камина и улеглась там вновь. Это была собака Чарлза, и ее потерянный и заброшенный вид казался хуже всего остального.

Дункан, оставшись один, пододвинул кресло к огню и устроился поудобнее. Его лицо покраснело: возможно, от огня, но, скорее всего, от внутреннего жара, разлившегося по его телу после двух больших порций виски, которые он уже выпил.

В комнате, всегда имевшей запущенный вид, сейчас были видны следы чаепития, устроенного миссис Купер. Стол был сдвинут к дальней стене, и его белую камчатную скатерть усыпали крошки фруктового пирога. Повсюду стояли пустые чайные чашки, перемежавшиеся бокалами, которые предназначались для напитков более крепких, чем чай.

Когда Оливер вошел, Дункан поднял глаза, улыбнулся, вытянул ноги и произнес с сохранившимся характерным выговором своего родного Глазго:

— Пора и мне домой.

Тем не менее он не сделал попытки встать, и Оливер, остановившийся у стола, чтобы отрезать себе кусок пирога, попросил:

— Посидите еще немного. — Он не хотел оставаться один. — Расскажите что-нибудь про Лиз. И налейте себе еще стаканчик.

Дункан Фрэзер взглянул на свой пустой стакан, словно оценивая это предложение.

— Хорошо, — согласился он, как Оливер и ожидал, и протянул ему свой стакан. — Только немного. Но вы ведь сами ничего не выпили. Составьте мне компанию.

— Да, я тоже сейчас выпью.

Он поставил стакан на стол, нашел для себя еще один чистый, налил виски и слегка, не слишком щедро, разбавил их водой из кувшина.

— Вы представляете, я ее не узнал. Никак не мог понять, кто это. — Он перенес стаканы поближе к огню.

— Да, она изменилась.

— Она давно приехала?

— Пару дней назад. Она была в Вест-Индии у своей школьной подруги или кого-то еще. Я поехал в Прествик, чтобы ее встретить. Я не собирался ехать, но… Я подумал, что будет лучше, если я сам расскажу ей про Чарлза. — Он слегка усмехнулся. — Вы знаете, Оливер, женщины — забавные существа. Трудно понять, о чем они думают. Они держат все в себе, словно боятся, что что-нибудь просочится наружу.

— Но она ведь пришла сегодня.

— Да, она пришла. Но Лиз впервые пришлось столкнуться с тем, что смерть уносит людей, которых мы знаем лично, а не только по именам в газетах и колонках некрологов. Умирают друзья. Любимые. Может быть, она зайдет к тебе завтра или через пару дней… Не могу сказать наверняка…

— Она была единственной девушкой, на которую Чарлз когда-либо смотрел. Вы ведь знаете об этом?

— Да, я знал. Даже когда она была маленькой девочкой…

— Он просто ждал, пока она вырастет.

Дункан ничего на это не ответил. Оливер отыскал сигарету, прикурил и уселся на край кресла, стоявшего по другую сторону камина. Дункан взглянул на него.

— И что ты собираешься теперь делать? Я имею в виду усадьбу Кейрни.

— Продам, — сказал Оливер.

— Вот так вот.

— Вот так вот. У меня нет выбора.

— Жаль продавать такое место.

— Да, но я здесь не живу. И работа, и корни у меня в Лондоне. Я не гожусь на то, чтобы быть шотландским помещиком. Это был удел Чарлза.

— Разве поместье Кейрни ничего для тебя не значит?

— Конечно, значит. Это дом, где я вырос.

— Ты всегда был трезвомыслящим парнем. И как ты живешь в этом Лондоне? Я никогда его не выносил.

— Я его люблю.

— Ты зарабатываешь приличные деньги?

— Достаточно, чтобы иметь пристойную квартиру и машину.

Дункан прищурился:

— А как насчет личной жизни?

Если бы этот вопрос задал кто-нибудь другой, Оливер швырнул бы в него чем-нибудь за то, что лезет не в свое дело. Но тут не тот случай. Ах ты, хитрый старый лис, подумал Оливер и процедил:

— Удовлетворительно.

— Могу тебя представить выходящим в свет с шикарными женщинами…

— По вашей интонации не поймешь, вы порицаете или завидуете…

— Я никогда не мог взять в толк, — ответил Дункан сухо, — как у Чарлза может быть такой младший брат, как ты. Неужели ты никогда не думал о браке?

— Я не собираюсь жениться, пока не буду слишком стар для всего остального.

Дункан хмыкнул.

— Ну ты меня уел. Однако вернемся к поместью. Если ты намерен его продавать, может быть, продашь мне?

— Конечно, я охотнее продам его вам, чем кому-нибудь еще. Вы это знаете.

— Я могу присоединить к своей земле твои угодья, вересковую пустошь и озеро, но еще останется дом. Может быть, ты продашь его отдельно? В конце концов, он не слишком велик, расположен недалеко от дороги, и за садом тут очень легко ухаживать.

Было приятно слушать, как он рассуждает, переводя эмоциональные вопросы на язык практических действий и сводя общие проблемы Оливера к конкретным решениям. Дункан Фрэзер всегда поступал именно так. Именно так он в довольно раннем возрасте заработал свои деньги и сумел продать свой лондонский бизнес за астрономическую сумму, чтобы осуществить то, о чем всегда мечтал: вернуться в Шотландию, купить землю и вести мирную жизнь сельского джентльмена.

Тем не менее у исполнения его желаний была и ироническая сторона: Элен, жена Дункана, никогда особенно не стремилась к тому, чтобы покинуть свой родной юг и перебраться на дикие земли Пертшира, поэтому медленное течение жизни в Росси-хилл ей скоро приелось. Она скучала по своим друзьям, да к тому же на нее нагоняла тоску погода. Она жаловалась на то, что зимы длинные, холодные и сухие, а лета — короткие, холодные и дождливые. Ее отъезды в Лондон становились все более частыми и продолжительными, и в конце концов пришел тот неизбежный день, когда она объявила, что больше не вернется, и брак распался.

Если Дункан и был этим огорчен, он очень хорошо умел это скрывать. Радовался, когда Лиз приезжала к нему погостить, но когда она возвращалась к матери, он не чувствовал себя одиноким, ибо у него была тьма разнообразных интересов. Когда он впервые появился в Росси-хилл, местные жители скептически отнеслись к его фермерским способностям, но он доказал, что это ему по плечу, и был принят местным обществом, стал членом клуба в Релкирке, и мировой судья Оливер им восхищался.

— В ваших устах все звучит так просто и здраво, словно это вовсе и не продажа родного дома, — сказал Оливер.

— Ну что ж, все так и есть, — пожилой сосед допил оставшееся в стакане виски одним огромным глотком, поставил стакан на стол у своего кресла и рывком поднялся на ноги. — Во всяком случае, поразмысли об этом. Как долго ты здесь пробудешь?

— У меня отпуск на две недели.

— Тогда мы, наверное, можем встретиться в среду в Релкирке? Я угощу тебя обедом, и мы поговорим с юристами. Или я слишком тороплю события?

— Нет, вовсе нет. Чем скорее мы с этим покончим, тем лучше.

— В таком случае я отправляюсь домой.

Он двинулся к двери, и Лайза вновь поднялась и, держась на некотором расстоянии, проводила его в прохладный холл, клацая когтями по натертому паркету.

Дункан оглянулся на нее через плечо.

— Собака без хозяина — это очень печальное зрелище.

— Нет ничего хуже.

Лайза смотрела, как Оливер помогает Дункану надеть пальто и провожает его на улицу, туда, где стоял его старый черный «бентли». Вечер был еще холоднее, чем день, если такое возможно, очень темный и ветреный. На утрамбованной дорожке под ногами скрипел лед.

— Еще будет снег, — сказал Дункан.

— Похоже на то.

— Передать что-нибудь Лиз?

— Скажите, что я буду рад, если она меня навестит.

— Хорошо. Тогда встретимся в среду в клубе. В половине первого.

— Договорились. — Оливер захлопнул дверцу машины. — Будьте осторожнее на дороге.


Когда машина уехала, он вместе с Лайзой вернулся в дом, закрыл дверь и постоял немного, прислушиваясь к необычайной пустоте дома. Она уже поразила его и время от времени поражала снова с того момента, как два дня назад приехал из Лондона. Он задавался вопросом, смог бы он к этому привыкнуть или нет.

В холле было холодно и тихо. Лайза, обеспокоенная неподвижностью Оливера, ткнулась носом ему в ладонь, и он наклонился, чтобы погладить ее по голове, пропуская шелковые уши между пальцами. Снаружи неистовствовал ветер, и сквозняк приподнимал висевшую перед входной дверью портьеру, заставляя ее вздыматься, словно кружащуюся бархатную юбку. Оливер поежился и пошел в библиотеку, заглянув по дороге в кухню. Вскоре его догнала миссис Купер с подносом. Они вместе составили на него чашки, блюдца и стаканы, освободив стол. Миссис Купер сложила накрахмаленную скатерть, и Оливер помог ей перетащить стол на середину комнаты. Затем он проводил ее на кухню, придержал дверь, чтобы она могла пройти с тяжелым подносом, и вошел туда вслед за ней с пустым чайником в одной руке и почти пустой бутылкой виски в другой.

Она принялась мыть посуду.

— Вы устали, оставьте… — сказал Оливер.

Она не обернулась на его слова.

— Нет-нет, как же я оставлю? Я ни одной грязной чашки не оставляю на утро.

— Тогда вы можете идти домой, когда покончите с этим.

— А как же ваш ужин?

— Я наелся фруктовым пирогом и больше не хочу ужинать.

Ее спина оставалась холодной и неумолимой, словно она считала невозможным любое проявление горя. Она обожала Чарлза.

— Это был отличный пирог, — произнес Оливер и добавил: — Спасибо.

Миссис Купер не обернулась. Чуть погодя, когда стало ясно, что она и не собирается оборачиваться, Оливер вышел из кухни и направился обратно в библиотеку, к огню, оставив ее наедине с собой.

Глава 3

За домом Дианы Карпентер в квартале Мильтон-гарденс располагался длинный узкий сад, выходящий к мощеному проулку. Сад отделялся от проулка высокой стеной с воротами и домиком; прежде он был просторным двойным гаражом, но, когда Диана вернулась с Афроса, она решила, что есть смысл превратить гараж в помещение, которое будет окупаться. Поэтому она надстроила над ним небольшую квартирку и стала ее сдавать. Эта затея занимала и развлекала ее целый год или даже больше, и когда квартира была наконец закончена, обставлена и полностью отделана, она сдала ее за хорошие деньги американскому дипломату, присланному в Лондон на два года. Он был отличным квартиросъемщиком, но со временем ему пришлось вернуться в Вашингтон, и, когда она принялась искать новых жильцов, ей повезло куда меньше.

Потому что из прошлого появился Калеб Эш, которому было негде жить со своей подругой Айрис, двумя гитарами и сиамской кошкой.

— А кто такой Калеб Эш? — поинтересовался Шон.

— Это друг Джералда Клиберна с Афроса. Один из тех людей, которые вечно собираются что-нибудь сделать: сочинить роман или написать фреску, начать бизнес или построить гостиницу. Но никогда ничего не делают. Калеб — это самый ленивый человек на свете.

— А миссис Эш?

— Айрис. Они не женаты.

— Ты не хочешь, чтобы они жили в этой квартире?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я боюсь, что Джоди попадет под их дурное влияние.

— Он их вспомнит?

— Конечно. Они постоянно бывали в нашем доме.

— Ты его недолюбливаешь?

— Шон, я этого не говорила. Калеба Эша невозможно не любить, это самый очаровательный человек на свете. Но я не знаю, будет ли такая жизнь на краю сада…

— Они способны оплачивать квартиру?

— Он говорит, да.

— Они превратят ее в свинарник?

— Нет, вовсе нет. Айрис очень хозяйственная. Она вечно надраивает полы и тушит что-нибудь в больших медных казанах.

— У меня уже слюнки потекли. Пусть поживут. Это старые друзья, и тебе не стоит обрывать все прежние связи. К тому же я не понимаю, как их пребывание здесь может чем-то повредить Джоди…


Так Калеб, Айрис, кошка, гитара и казаны въехали в Стейбл-коттедж, и Диана выделила им небольшой участок земли, чтобы они могли разбить сад. Калеб вымостил его камнем и посадил там камелию в горшке — так из ничего была создана ностальгическая средиземноморская обстановка.

Джоди, естественно, обожал их, но Диана с самого начала предупредила его, что он может наведываться к ним в гости только тогда, когда его приглашают, иначе он рискует им надоесть. А вот Кэти воспылала к Калебу сильной неприязнью, особенно с тех пор как за бутылкой местного вина она выяснила, что Калеб и Айрис не женаты и вряд ли когда-нибудь поженятся.

— Ты снова бежишь на тот конец сада к мистеру Эшу?

— Он попросил меня прийти, Кэти. Их кошка Сьюки окотилась.

— И теперь у них сиамские котята?

— Ну, не совсем сиамские. Их отец — полосатый кот из восьмого дома в проулке, поэтому котята смешанные. Калеб говорит, что они такими и останутся.

Кэти смутилась и занялась чайником:

— Ну, я не знаю наверняка.

— Я подумал, может, и нам взять одного?

— Не надо нам этих мерзких орущих тварей! К тому же миссис Карпентер не хочет никаких животных в доме. И ты не раз это слышал. Никаких животных. А кошка — это животное, вот так.

На утро после приема гостей Каролина и Джоди Клиберн вышли из дому через дверь, ведущую в сад, и по мощеной дорожке направились к Стейбл-коттеджу. Они шли, не скрываясь: Дианы не было дома, а Кэти готовила обед на кухне, окна которой выходили на улицу. Они знали, что Калеб дома, потому что заранее позвонили и попросили разрешения зайти, и он ответил, что будет их ждать.

Утро было холодное, ветреное и очень яркое. Сверкало солнце, и голубое небо отражалось в лужицах, которые собирались на мокрых камнях дорожки. Зима затянулась. На черных клумбах пробивались лишь первые зеленые ростки цветов. Все вокруг еще было бурым, увядшим и казалось мертвым.

— В прошлом году в это время уже повсюду цвели крокусы, — заметила Каролина.

Кусочек сада, отведенный Калебу, был более защищенным и в то же время более солнечным, поэтому там в зеленых лотках уже пробивались нарциссы, а вокруг темного ствола миндального дерева, росшего посреди дворика, появилось несколько подснежников.

Попасть в квартиру можно было по внешней лестнице, которая вела на широкую крытую террасу, напоминавшую балкон в швейцарском шале. Калеб услыхал их приближавшиеся голоса, и к тому моменту как они взбежали по лестнице, он уже вышел на балкон им навстречу и стоял, держась за деревянные перила, словно шкипер какого-нибудь баркаса, приветствующий гостей у себя на борту.

Он так долго жил на Афросе, что в его облике появилось много греческих черт, подобно тому, как становятся похожи друг на друга люди, долго живущие вместе. На его смуглом и сильно изрезанном морщинами лице глаза были посажены так глубоко, что почти невозможно было разглядеть их цвет, нос сильно выдавался вперед, а седые волосы были густыми и вьющимися. Он обладал глубоким и сочным голосом, и Каролина рядом с ним всегда вспоминала о терпком вине, свежем хлебе и аромате чеснока в салате.

— Джоди, Каролина! — он обнял их и поцеловал с той чудесной несдержанностью, которая отличает греков.

Никто никогда не целовал Джоди, если не считать Каролины. Диана с характерной для нее проницательностью догадывалась, что он этого терпеть не может. Но с Калебом было не так, как с другими, — то было уважительное проявление привязанности, привет мужчины мужчине.

— Какой приятный сюрприз! Заходите. Я сварил кофе.

Когда в квартире жил американский дипломат, она была опрятной, прохладной и начищенной до блеска. Теперь под влиянием Айрис атмосфера в ней стала живой и естественной: квартира заиграла разными красками, на стенах появились живописные холсты без рам, с потолка свисала подвижная конструкция из цветного стекла, а на тщательно подобранную Дианой обивку были наброшены греческие шали. Комната была очень теплой, ее наполнял аромат кофе.

— А где Айрис?

— Пошла в магазин, — он пододвинул стул. — Садись, я принесу кофе.

Каролина села, а Джоди последовал за Калебом и вскоре вернулся с подносом, на котором стояли три кружки и сахарница. Вслед за ним появился и Калеб с кофейником. Все было расставлено на низком столиком перед камином, и они уселись вокруг него.

— У вас что-нибудь случилось? — осторожно спросил Калеб. Он всегда старался действовать с оглядкой, чтобы не испортить отношений с Дианой.

— Нет-нет, — ответила Каролина машинально, но, подумав, добавила: — по крайней мере, ничего существенного.

— Расскажите, — попросил Калеб.

И Каролина рассказала. О письме Ангуса, о том, что Джоди не хочет ехать в Канаду, о его намерении поскорее разыскать брата.

— Поэтому мы решили отправиться в Шотландию. Завтра. Это будет вторник.

— Вы собираетесь рассказать об этом Диане? — поинтересовался Калеб.

— Она станет нас отговаривать, ты же знаешь. Но мы оставим ей письмо.

— А Хью?

— Хью тоже станет меня отговаривать.

Калеб нахмурился:

— Каролина, ты ведь собираешься через неделю выйти замуж.

— Я выйду за него.

— Хм, — произнес Калеб с недоверчивым видом. Затем он посмотрел на Джоди, который сидел рядом с ним. — А ты? Какие у тебя планы? Как быть со школой?

— В пятницу будут последние уроки. У нас каникулы.

— Хм, — снова произнес Калеб.

Каролина встревожилась:

— Калеб, только не говори, что ты этого не одобряешь.

— Конечно, не одобряю. Это безрассудство. Если вы хотите поговорить с Ангусом, почему бы вам просто не позвонить ему?

— Джоди не хочет звонить. Очень сложно объяснять такие вещи по телефону.

— И к тому же по телефону невозможно уговаривать, — добавил Джоди.

Калеб криво усмехнулся.

— Ты полагаешь, Ангуса придется уговаривать? Да уж. Ты собираешься просить его о том, чтобы он вернулся в Лондон, снял квартиру и полностью изменил свой образ жизни.

Джоди пропустил эти слова мимо ушей.

— В общем, мы не можем звонить, — заявил он упрямо.

— А если вы напишете ему письмо, это займет слишком много времени, да?

Джоди кивнул.

— Телеграмма?

Джоди покачал головой.

— Ну что ж, стало быть, вы уже продумали все возможные варианты. Тогда возникает другой вопрос: каким образом вы собираетесь попасть в Шотландию?

Каролина сказала, надеясь, что ее слова звучат подкупающе:

— Вот об этом мы и хотели с тобой поговорить, Калеб. Ты понимаешь, нам нужна машина, а у Дианы мы ее взять не можем. Но если бы мы могли одолжить твой «мини-вэн», если ты согласишься… Вы с Айрис. Ты ведь не очень много на нем ездишь, а мы будем обращаться с ним очень-очень аккуратно.

— Машину, у меня? А что я скажу Диане, когда она в ярости прибежит сюда и станет меня возмущенно расспрашивать?

— Ты можешь сказать, что отогнал ее в сервис. Это всего лишь маленькая безобидная ложь.

— Это не безобидная ложь. Так и сглазить недолго. Я ни разу не чинил эту машину с тех пор, как купил ее семь лет назад. А что, если она сломается?

— Мы готовы рискнуть.

— А деньги?

— У нас они есть.

— И когда вы рассчитываете вернуться?

— В четверг или пятницу. Вместе с Ангусом.

— Вы оптимисты. Что, если он не согласится приехать?

— А мы будем решать проблемы по мере их поступления.

Калеб поднялся, вид у него был нерешительный и обеспокоенный. Он подошел к окну взглянуть, не идет ли Айрис, в надежде на то, что она поможет ему выпутаться из этой неприятной дилеммы. Но ее не было видно. Он сказал себе, что это дети его лучшего друга, и вздохнул.

— Если уж я соглашусь вам помочь и одолжу свою машину, то лишь потому, что я думаю, что Ангусу пора принимать на себя какие-то обязательства. Я считаю, он должен вернуться, — он повернулся к ним, — но я даже не знаю, куда вы едете. Я имею в виду адрес. И сколько вы там…

— Отель «Страткорри Армс» в Страткорри. И если мы не вернемся до пятницы, вы можете рассказать Диане, куда мы поехали. Но не раньше.

— Хорошо, — Калеб кивнул своей огромной головой с таким видом, словно собирался сунуть ее в петлю. — Договорились.

Они составили телеграмму Ангусу.

Мы приедем в Страткорри во вторник вечером обсудить с тобой важный план твои Джоди и Каролина.

Когда с этим было покончено, Джоди написал письмо, которое нужно было оставить Диане.

Дорогая Диана!

Я получил от Ангуса письмо, он в Шотландии, и мы с Каролиной поехали его навестить. Постараемся вернуться домой к пятнице. Пожалуйста, не волнуйся.

Написать письмо Хью было гораздо сложнее, и Каролина билась над ним больше часа.

Мой дорогой Хью.

Ты узнаешь от Дианы, что Джоди получил письмо от Ангуса. Он вернулся на корабле из Индии и нашел работу в Шотландии. Мы оба очень хотим повидать его до того, как Джоди уедет в Канаду, поэтому, когда ты получишь это письмо, мы будем уже на пути в Шотландию. Мы надеемся вернуться в Лондон в пятницу.

Я была бы рада обсудить это с тобой, но ты бы чувствовал себя вынужденным рассказать об этом Диане — нас бы отговорили от этой поездки и мы бы никогда его не увидели. Для нас важно, чтобы он знал о том, что вскоре произойдет.

Я знаю, что уезжать за неделю до свадьбы, не сказав тебе ни слова, ужасно. Но все будет хорошо, мы в пятницу уже вернемся.

С любовью,

Каролина

Во вторник утром начался легкий снегопад, но он быстро прекратился, покрыв землю снежными пятнами, придававшими ей сходство с перьями пеструшки. Однако ветер не улегся, по-прежнему было очень холодно, и при взгляде на низкое небо цвета хаки становилось ясно, что худшее еще впереди.

Оливер Кейрни посмотрел в окно и решил, что в такой день лучше сидеть дома и разбираться с делами Чарлза. Это оказалось мучительным занятием. Чарлз, будучи человеком усердным и рациональным, аккуратно подшивал каждое письмо и каждый документ, связанные с фермой. Остановить работы в поместье получилось проще, чем можно было ожидать.

Но были и другие вещи. Личные. Письма и приглашения, просроченный паспорт, гостиничные счета и фотографии, записная книжка, дневник, серебряная перьевая ручка, которую он получил в подарок, когда ему исполнился двадцать один год, счет от его портного.

Оливер вспомнил голос матери, читавшей им поэму Элис Миллер.

Что вы делаете с женскими туфельками.

Когда женщина умерла?

Скрепя сердце он рвал письма, разбирал фотографии, выкидывал обломки сургуча, которым были запечатаны конверты, застежки от цепочки, сломанный замок без ключа, склянку засохшей туши. К тому времени как часы пробили одиннадцать, мусорная корзина была переполнена. Он встал, чтобы собрать мусор и отнести его на кухню, и в этот момент услышал, как хлопнула парадная дверь. Она была наполовину застеклена и издавала глухой звук, который эхом отражался в холле, обшитом деревянными панелями. С мусорной корзиной в руках он вышел посмотреть, кто там, и едва не наткнулся на Лиз Фрэзер, которая шла ему навстречу.

— Лиз.

На ней были брюки, меховой полушубок и та же глубоко надвинутая на уши черная шляпа, в которой она была вчера. Он смотрел, как она сняла ее и свободной рукой взъерошила свои короткие темные волосы. Этот нервный, неуверенный жест совершенно не вязался с ее лощеной внешностью. На ее румяном от холода лице светилась улыбка. Выглядела она потрясающе.

— Привет, Оливер.

Она подошла к нему и поцеловала в щеку, наклонившись над грудой мятых бумаг.

— Если ты не хочешь меня видеть, — произнесла она, — скажи и я уйду.

— Кто сказал, что я не хочу тебя видеть?

— Я подумала, может быть…

— Не надо так думать. Пойдем, я угощу тебя чашечкой кофе. Я и сам не прочь выпить кофе, и мне надоело сидеть в одиночестве.

Он двинулся в кухню и, придержав дверь бедром, пропустил Лиз вперед. Ее свежий, принесенный с улицы запах, смешивался с ароматом «Шанели № 5».

— Поставь чайник, — сказал он, — а я пойду все это выкину.

Он прошел через кухню к черному ходу, вышел на зверский холод и умудрился высыпать мусор из корзины в контейнер, не позволив ветру почти ничего унести. Водрузив крышку контейнера на место, он поспешил вернуться в теплую кухню. Лиз, смотревшаяся там чужеродно, стояла у раковины, наполняя чайник водой из-под крана.

— Господи, холод-то какой! — сказал Оливер.

— Не то слово, и это еще весной называется. Я шла от нашего дома пешком и думала, что умру.

Она донесла чайник до плиты, подняла тяжелую крышку, поставила его на конфорку и, оставшись у плиты, наклонилась, чтобы погреться. Они смотрели друг на друга через всю комнату. А затем одновременно заговорили.

— Ты постригла волосы, — сказал Оливер.

— Так жалко Чарлза, — произнесла Лиз.

Оба умолкли, и каждый ждал, что другой продолжит разговор. Затем Лиз смущенно ответила:

— Я сделала это ради плавания. Я гостила у своего друга на Антигуа.

— Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты пришла вчера.

— Я… Я никогда еще не была на похоронах.

В ее глазах, подкрашенных карандашом и тушью, неожиданно заблестели слезы. Элегантная короткая стрижка открывала ее длинную шею и четкую линию решительного подбородка, который она унаследовала от отца. Он смотрел, как она расстегивала пуговицы своего полушубка: ее руки тоже были покрыты загаром, миндалевидные ногти покрашены бледно-розовым лаком, на пальце поблескивало большое золотое кольцо с печаткой, а на одном из тонких запястий — гроздь тонких золотых браслетов.

— Ты выросла, Лиз, — сказал он неожиданно.

— Конечно, мне уже двадцать два. Ты забыл?

— Когда мы последний раз виделись?

— Лет пять назад? Не меньше пяти лет.

— Как быстро течет время!

— Ты был в Лондоне. Я уехала в Париж и всякий раз, когда я наведывалась в Росси-хилл, тебя тут не оказывалось.

— Но здесь был Чарлз.

— Да, здесь был Чарлз, — она повертела в руках крышку от чайника, — но если Чарлз и замечал, как я выгляжу, он никогда об этом не говорил.

— Он все замечал. Он просто толком не умел выражать свои чувства. Но для Чарлза ты всегда была прекрасна. Даже когда тебе было пятнадцать и ты носила косички и пузырившиеся на коленях джинсы. Он только и ждал, когда ты вырастешь.

— Не могу поверить, что он мертв, — произнесла она.

— Я тоже не мог до вчерашнего дня. Но, кажется, сейчас я уже смирился с этой мыслью.

Чайник начал свистеть. Он достал кружки, банку растворимого кофе и бутылку молока из холодильника.

— Папа сообщил мне о вашем поместье, — сказала Лиз.

— Ты имеешь в виду его продажу?

— Как ты вынесешь это, Оливер?

— У меня нет выбора.

— Даже дом? Дом тоже будет продан?

— А что мне с ним делать?

— Ты мог бы сохранить его. Приезжать сюда на выходные и в отпуск, просто чтобы сохранить здесь корни.

— Мне это кажется сумасбродством.

— Вовсе нет, — она немного поколебалась и возбужденно продолжила: — Когда ты женишься и обзаведешься детьми, ты будешь привозить их сюда и они будут играть здесь в те же славные игры, в которые играл ты сам. Бегать сломя голову, строить шалаши в ветвях бука, скакать на пони…

— Кто сказал, что я собираюсь жениться?

— Папа сказал, что ты не собираешься жениться, пока не станешь слишком стар для всего остального.

— Папа слишком много тебе рассказывает.

— И что это значит?

— Он всегда так делал. Он баловал тебя, и никогда у него не было от тебя никаких секретов. Ты знаешь, что была маленькой испорченной шалуньей?

Ее это позабавило.

— Оливер, ты сейчас договоришься!

— Я даже не знаю, как ты выжила. Единственный ребенок, в котором души не чаяли родители, жившие порознь. И если этого тебе было недостаточно, в твоем распоряжении всегда был Чарлз, который портил тебя еще больше.

Чайник закипел, и он подошел, чтобы снять его с плиты. Лиз положила крышку обратно на плиту.

— Зато ты ничем не портил меня, Оливер, — ответила она.

— У меня было больше ума.

Он налил в чашки кипяток.

— Ты меня вообще не замечал. Всегда говорил мне, чтобы я не болталась у тебя под ногами.

— Ну, так было, пока ты была маленькой и еще не стала такой шикарной девушкой. Между прочим я тебя вчера не узнал. Я понял, кто ты, только когда ты сняла свои темные очки. Должен сказать, я очень поразился.

— Кофе готов?

— Да. Садись пить, пока он не остыл.

Они сидели за истертым кухонным столом лицом друг к другу. Лиз держала кружку так, словно пальцы у нее до сих пор не отогрелись. Выражение лица у нее было задорное.

— Мы говорили о том, как ты женишься.

— Я об этом не говорил.

— Как долго ты тут пробудешь?

— Пока со всем не разберусь. А ты?

Лиз пожала плечами.

— Я должна ехать на юг. Мать и Паркер сейчас в Лондоне — приехали по делам на несколько дней. Я звонила ей, когда приехала из Прествика, рассказала о том, что случилось с Чарлзом. Она хотела, чтобы я немедленно вернулась к ним, но я объяснила, что собираюсь пойти на похороны.

— Но ты так и не сказала мне, как долго собираешься еще пробыть в Росси-хилл.

— У меня нет никаких планов, Оливер.

— Тогда останься ненадолго.

— Ты хочешь, чтобы я осталась?

— Да.

Когда вопрос был улажен и эти слова произнесены, остатки напряжения между ними исчезли. Они сидели и болтали, забыв о времени. Лиз встрепенулась лишь тогда, когда часы в холле пробили двенадцать.

— О господи, неужели уже полдень? Мне пора идти.

— Зачем?

— Обед. Помнишь такой нелепый старомодный обычай? Или ты не обедаешь?

— Вовсе нет.

— Пойдем со мной, пообедаешь с нами.

— Я отвезу тебя домой, но на обед не останусь.

— Почему?

— Я и так уже половину утра потерял, пока лясы с тобой точил, а еще кучу вещей надо сделать.

— Тогда приходи на ужин. Сегодня вечером.

Он подумал и, по разным причинам, отказался и от этого приглашения.

— Может быть, завтра?

Она пожала плечами и с легкостью согласилась, проявив образцовую женскую сговорчивость:

— Когда угодно.

— Завтра было бы замечательно. Часов в восемь?

— Приходи чуть пораньше, если захочешь выпить аперитив.

— Хорошо, приду чуть пораньше. Надевай шубку и шляпу, и я отвезу тебя домой.

У него была небольшая темно-зеленая машина, низкая и очень быстрая. Она уселась рядом с ним, засунув руки в карманы полушубка и глядя вперед на бледные шотландские пустоши. Она так остро ощущала присутствие мужчины, который сидел рядом, что ей было почти больно.

Он изменился и все же остался прежним. Стал старше. На лице появились морщины, которых не было прежде, а в глубине глаз таилось такое выражение, что она чувствовала себя так, словно заводит роман с совершенно чужим человеком. И все же это был Оливер, бесцеремонный, отказывающийся связывать себя обязательствами, неуязвимый.

Для Лиз всегда существовал именно Оливер. Чарлз был лишь предлогом для того, чтобы наведываться в поместье Кейрни, и Лиз бесстыдно использовала его в таком качестве, ибо он поощрял ее постоянные визиты и всегда был рад ее видеть. Но уехала она из-за Оливера.

Чарлз был непримечательным жилистым парнем с песочными волосами и множеством веснушек. А в Оливере был шик. Чарлзу хватало времени и терпения на неловкую девочку-подростка: он учил ее забрасывать удочку, играл с ней в теннис, помогал вынести муки первого взрослого танца, показывал, как танцевать рил.[3] Но она все время думала только об Оливере и молилась о том, чтобы он пригласил ее танцевать.

Но он, конечно, этого не делал. У него всегда был кто-то еще, какая-нибудь неизвестная девушка или подружка, приглашенная с юга. Я познакомился с ней в университете, на вечеринке, когда гостил у старого знакомого. За годы их набралось довольно много. Девушки Оливера были здесь предметом шуток, но Лиз не находила это смешным. Она наблюдала со стороны и ненавидела их всех: в своем воображении она лепила их восковые куклы и колола их иголками, страдая от подростковой ревности.

Когда ее родители развелись, именно Чарлз писал ей письма, рассказывая о том, что происходит в поместье Кейрни и поддерживая с ней связь. Но в потайном кармашке ее бумажника лежала помятая фотография Оливера, крохотный снимок, который она сделала сама и который повсюду ездил вместе с ней.

Сейчас, сидя рядом с ним, она слегка поглядывала по сторонам. Руки Оливера лежали на обшитом кожей руле, и ей были хорошо видны его длинные пальцы с прямоугольными ногтями. У большого пальца виднелся шрам, и она вспомнила, как он поранил руку о новую ограду из колючей проволоки. Ее взгляд небрежно скользнул вверх по руке. Его овчинный воротник был поднят и закрывал шею, касаясь темных густых волос. Он почувствовал ее взгляд, повернулся и улыбнулся ей, его глаза под темными бровями были голубыми, словно незабудки.

— Ты изучишь меня в следующий раз, — сказал он, но Лиз ничего не ответила.

Она вспоминала о том, как прилетела в Прествик, где ее встретил отец. Чарлз погиб. В первый момент она не поверила своим ушам, земля словно ушла у нее из-под ног и перед ней разверзлась огромная зияющая бездна. А потом она едва слышно произнесла:

— Оливер?

— Оливер в своем поместье. По крайней мере, должен быть там. Он сегодня приезжает из Лондона. Похороны будут в понедельник…

Оливер в поместье Кейрни. Чарлз, милый, добрый, терпеливый Чарлз был мертв, но Оливер был жив и находился здесь, в своем поместье. Она снова увидит его спустя столько лет… На пути в Росси-хилл эта мысль не выходила у нее из головы. Я увижу его. Я увижу его завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. Она позвонила матери в Лондон и рассказала ей про Чарлза, но когда Элен попыталась уговорить ее приехать и оставить все печали позади, Лиз отказалась. Ей не составило труда найти отговорку:

— Я должна остаться. Отец… И похороны…

Но на самом деле она знала и радовалась тому, что остается из-за одного лишь Оливера.


И чудесным образом так и вышло. Она поняла это в тот самый момент, когда на кладбище Оливер безо всякой причины неожиданно обернулся и посмотрел прямо на нее. Она видела, как выражение изумления на его лице сменилось восхищением. Он лишился своего превосходства. Теперь они были равны. И… Печальное обстоятельство, которое, однако, упрощало ситуацию… Теперь не надо было считаться с Чарлзом. Добрый, но досаждавший Чарлз, который всегда был тут, словно старая собака, ожидающая, что ее выведут на прогулку.

Она позволила своему деятельному и практичному уму забежать вперед и получить удовольствие от погружения в чудесные образы будущего. Все складывалось так замечательно, словно было заранее задумано. Свадьба в поместье Кейрни, вероятно, небольшая сельская свадьба в местной церкви в тесном кругу друзей. Потом медовый месяц — где? Пожалуй, будет чудесно на Антигуа. Потом возвращение в Лондон. У него уже есть там квартира, и ее можно будет использовать как плацдарм для поисков дома. И — блестящая идея — она уговорит отца подарить ей на свадьбу усадьбу Кейрни, и тогда перспективы, которые она сегодня утром непринужденно расписывала Оливеру, в конце концов станут реальностью. Она представляла себе, как они будут приезжать сюда на машине в выходные, проводить здесь отпуск, привозить детей, устраивать домашние вечеринки…

— Ты что-то совсем притихла, — сказал Оливер.

Лиз сразу вернулась к реальности и обнаружила, что они уже подъехали к дому. Машина ехала по буковой аллее. Голые ветви вверху скрипели от жестокого ветра. Они сделали полукруг по посыпанной гравием дорожке и остановились напротив большой парадной двери.

— Я задумалась, — ответила Лиз, — просто задумалась. Спасибо, что подвез.

— Спасибо, что зашла меня развлечь.

— И ты придешь к нам завтра на ужин? Это будет среда.

— Буду с нетерпением этого ждать.

— В четверть восьмого?

— В четверть восьмого.

Они улыбнулись — оба были довольны уговором. Потом он наклонился, чтобы открыть ее дверь. Лиз вышла из машины, взбежала по обледеневшим ступеням под защиту крыльца и обернулась, чтобы помахать ему на прощание. Но Оливер уже уехал, был виден лишь зад его машины, удалявшейся по аллее в сторону усадьбы Кейрни.

В тот вечер, когда Лиз нежилась в ванной, раздался телефонный звонок. Звонили из Лондона. Завернувшись в банное полотенце, она подошла снять трубку и услышала на другом конце провода голос матери.

— Элизабет?

— Привет, мама.

— Как ты, дорогая? Как дела?

— Все прекрасно. Отлично. Замечательно.

Элен не ожидала услышать такой жизнерадостный ответ. В ее голосе появилась озадаченность:

— Но ты была на похоронах?

— О да, это было ужасно. Очень тяжко от начала до конца.

— Тогда почему же ты не возвращаешься… Мы пробудем здесь еще несколько дней.

— Я пока не могу приехать… — Лиз поколебалась.

Обычно она держала все свои секреты в себе, и Элен всегда жаловалась, что не знает, что происходит в жизни ее единственной дочери. Но сейчас Лиз чувствовала потребность с кем-то поделиться. Восторг от того, что произошло сегодня и могло произойти завтра, рвался наружу, и она чувствовала, что если не поговорит с кем-нибудь об Оливере, то просто лопнет.

Она закончила фразу неожиданным искренним признанием:

— …дело в том, что здесь сейчас Оливер. И завтра вечером они придет к нам на ужин.

— Оливер? Оливер Кейрни?

— Ну да, конечно, Оливер Кейрни. Разве мы знаем еще какого-нибудь Оливера?

— Ты хочешь сказать… Из-за Оливера?

— Да, из-за Оливера, — Лиз рассмеялась, — ой, мама, не будь такой непонятливой!

— Но я всегда думала, что это был Ч…

— Нет, не был, — поспешно произнесла Лиз.

— И что Оливер сказал обо всем этом?

— Ну, я не думаю, что он был так уж недоволен.

— Ну, я не знаю… — голос Элен прозвучал смущенно, — я этого совсем не ожидала, но если ты счастлива…

— О да. Я счастлива. Поверь мне, я еще никогда не была так счастлива.

— Ну что ж, держи меня в курсе, — еле слышно ответила мать.

— Хорошо.

— И дай знать, когда соберешься уезжать…

— Вероятно, мы поедем вместе, — сказала Лиз, представляя себе, как это будет, — может быть, вместе приедем на машине.

Мать завершила разговор. Лиз повесила трубку, поплотнее завернулась в полотенце и направилась обратно в ванную. Оливер. Она повторяла его имя снова и снова. Она улеглась в ванну и ногой открыла кран с горячей водой. Оливер.


Дорога на север была похожа на дорогу назад во времени. Весна повсюду была поздней, но в Лондоне уже пробивалась первая зелень, в парках появились первые звездочки желтых крокусов и крохотные листочки на деревьях, в лотках на тротуарах зацвели нарциссы и пурпурные ирисы, а в витринах магазинов появились манящие летние вещи, заставлявшие думать о каникулах, круизах, синем небе и солнце.

Но шоссе, которое вело на север, лентой прорезало равнины, которые становились все более серыми и холодными и казались все бесплоднее. Дороги были мокрыми и грязными. Каждый проезжавший мимо грузовик, — а старую машину Калеба обгоняли практически все, — разбрасывал в стороны фонтаны жидкой коричневой грязи, которая залепляла ветровое стекло и дворникам приходилось работать без остановки. В довершение всего ни одно из окон не закрывалось как следует, а обогреватель был либо сломан, либо требовал какой-то доводки, о которой ни Каролина, ни Джоди ничего не знали. Так или иначе, он не работал.

Несмотря на все это Джоди пребывал в самом лучшем расположении духа. Он разглядывал карту, напевал, проделывал сложные расчеты, чтобы вычислить их среднюю скорость (удручающе низкую) и пройденный путь.

— Мы проехали уже треть пути. Мы проехали полпути.

И затем:

— Еще пять миль, и мы будем у Шотландского перекрестка. Интересно, почему он зовется шотландским, если он не в Шотландии?

— Может быть, люди тут выходят и покупают скотч?[4]

Джоди нашел, что это очень забавно.

— Никто из нас никогда не был в Шотландии. Интересно, почему Ангус туда поехал?

— Мы спросим его об этом, когда отыщем.

— Ага, — жизнерадостно согласился Джоди, предвкушая встречу с Ангусом. Он откинулся назад, чтобы дотянуться до рюкзака, который они предусмотрительно набили едой. Открыв его, он заглянул внутрь. — Чего ты хочешь? Тут еще остался бутерброд с ветчиной, помятое яблоко и немного шоколадного печенья.

— Нет, спасибо, я ничего не хочу.

— Ты не против, если я съем бутерброд с ветчиной?

— Конечно, нет.

После Шотландского перекрестка они выехали на шоссе А68 и маленькая машина со скрипом покатилась по унылым пустошам Нортумберленда через Оттерберн и дальше к Картер-Бар. Дорога карабкалась вверх, петляя то туда, то сюда по крутому склону, и когда они добрались до вершины последнего холма и проехали пограничный камень, перед ними открылась Шотландия.

— Вот мы и добрались, — удовлетворенно произнес Джоди.

Но Каролина видела перед собой лишь волнистые серые просторы, и далекие белые от снега холмы. Она спросила с некоторым опасением:

— Как ты думаешь, снег не пойдет? Ужасно холодно.

— Нет, в это время года его уже не будет.

— Погляди вон на те холмы.

— Там он остался с зимы. Он просто не растаял.

— Небо очень темное.

Это была правда. Джоди нахмурился.

— Снегопад может нам помешать?

— Я не знаю. Но у нас летняя резина, и мне еще никогда не приходилось водить машину в такую плохую погоду.

— Да ладно, все будет нормально, — чуть погодя заявил Джоди и снова взялся за карту, — теперь у нас на пути Эдинбург.

К этому времени уже почти стемнело и на извилистых улицах города засияли фонари. Конечно, они заблудились, но в конце концов нашли нужную дорогу с односторонним движением и выехали на магистраль к мосту. Там они сделали последнюю остановку, чтобы заправиться и залить масло. Каролина вышла из машины размять ноги, а рабочий на заправке тем временем проверил воду в радиаторе и принялся протирать ветровое стекло влажной губкой. Покончив с этим, он с интересом оглядел старенькую видавшую виды машину и обратил внимание на ее пассажиров.

— Издалека едете?

— Из Лондона.

— Куда направляетесь?

— В Страткорри, это в Пертшире.

— Неблизкий путь.

— Да, мы знаем.

— Вам предстоит ехать в дрянную погоду.

Джоди понравилось, как он сказал слово «дрянная». «Дранная». Он попытался тихонько это повторить.

— Вы думаете?

— Ага. Я только что слышал прогноз. Ожидается снег. Будьте внимательны, у вас шины, — он постучал по колесу носком башмака, — совсем не подходят для такой погоды.

— С нами все будет в порядке.

— Если застрянете в снегу, помните золотое правило. Не выходите из машины.

— Спасибо, запомним.

Они расплатились и поблагодарили его, а затем тронулись дальше. Он посмотрел им вслед и покачал головой, сокрушаясь о том, как безответственны все эти саксы.

Перед ними высился мост через залив Фёрт-оф-Форт с огнями предупреждения: МАЛАЯ СКОРОСТЬ. СИЛЬНЫЕ ВЕТРЫ. Они оплатили мостовой сбор и проехали мост, где шумел и бился жестокий ветер. После него магистраль шла на север, но было так темно и ветрено, что за пределами слабого луча фар уже ничего не было видно.

— Обидно, — сказал Джоди, — мы в Шотландии, а тут ничего не разглядишь. Даже телячий рубец с потрохами[5] не заметишь.

У Каролины не было сил даже усмехнуться. Она замерзла, устала, тревожилась из-за погоды и угрожавшего им снегопада. Приключение неожиданно перестало быть приключением, превратившись в чудовищное безрассудство.

Снег пошел, когда они проехали Релкирк. Под порывами ветра он летел на них из темноты длинными ослепительными белыми полосами.

— Как зенитный огонь, — произнес Джоди.

— Как что?

— Зенитный огонь. Против вражеской авиации в фильмах про войну. Похоже на него.

Поначалу на дорогу снег не ложился, но через некоторое время, когда они поднялись по холмам выше, он начал собираться в кюветах и на придорожных насыпях, сгоняемый ветром в кучи, напоминавшие большие подушки. Он лип к ветровому стеклу и набивался под дворники до тех пор, пока они совсем не перестали работать. Каролине пришлось остановиться, и Джоди вылез, чтобы счистить снег со стекла старой перчаткой. Он вернулся в машину мокрый и дрожащий.

— Он набился мне в ботинки. Там мороз.

Они двинулись дальше.

— Сколько еще миль?

У нее от напряжения пересохло во рту, пальцы изо всех сил сжимали рулевое колесо. Они оказались в такой местности, где не было никакого жилья. Вокруг не светилось ни одного фонаря, и на пустой дороге не было ни машин, ни следов от колес.

Джоди зажег фонарик и посмотрел на карту.

— Примерно восемь, я думаю. Страткорри где-то в восьми милях.

— А который час?

Он взглянул на свои часы:

— Половина одиннадцатого.

Вскоре они поднялись на вершину пригорка, и узкая дорога пошла вниз между двумя высокими насыпями. Каролина понизила передачу и мягко притормаживала, пока машина набирала скорость на спуске. И все же она делала это недостаточно мягко — машину занесло. Было жуткое мгновение, когда она ощутила, что потеряла над ней контроль. Перед ними встала стена насыпи, передние колеса ударились о заснеженную землю и машина заглохла. В смятении Каролина вновь включила зажигание, сумела вытащить машину из заноса и вернуться на дорогу. Они двинулись дальше с черепашьей скоростью.

— Это опасно? — спросил Джоди.

— Судя по всему, да. Вот если бы у нас была зимняя резина…

— Калеб не стал бы менять резину, даже если бы он жил в Арктике.

Теперь они были в глубокой поросшей деревьями лощине, которая шла вдоль отвесного ущелья. Оттуда доносился шум реки. Они подъехали к горбатому мосту с крутым и плохо видимым подъемом. Боясь застрять на нем, Каролина немного прибавила газу, а затем с опозданием увидела, что за мостом дорога резко поворачивает направо. Впереди была насыпь и глухая каменная стена.

Она услышала, как Джоди охнул, крутанула руль, но было уже слишком поздно. Маленькая машина вдруг словно обрела собственный разум, понеслась прямо в стену и зарылась носом глубоко в снежную насыпь. Двигатель тут же заглох, и они остановились под углом сорок пять градусов, их задние колеса при этом остались на дороге, а передние фары и радиатор погрузились глубоко в снег.

Без света фар сразу стало темно. Каролина протянула руку, чтобы их выключить, и затем отключила зажигание. Ее трясло. Она обернулась к Джоди:

— Ты в порядке?

— Я слегка стукнулся головой, и только.

— Прости.

— Ты ничего не могла поделать.

— Наверное, нам надо было остановиться раньше. Может быть, остаться в Релкирке.

Джоди уставился в кружившуюся вихрем темноту. Он храбро сообщил:

— Знаешь, я думаю, это метель. Никогда в жизни не видел метели. Тот парень на заправке сказал, что мы должны оставаться в машине.

— Мы не можем: тут слишком холодно. Подожди здесь, я пойду взгляну.

— Только не заблудись.

— Дай мне фонарик.

Она застегнула куртку на все пуговицы и бодро вылезла из машины. Поначалу она по колено провалилась в сугроб, затем выбралась на дорогу. Было мокро и страшно холодно, снег слепил и сбивал с толку, несмотря на свет фонарика. Можно было запросто потерять ориентацию.

Она сделала несколько шагов по дороге, светя фонариком вдоль стены, в которую они уперлись. Стена продолжалась еще ярдов десять, а потом загнулась внутрь, образовав проход. Каролина двинулась туда и подошла к открытым деревянным воротам. Над ними висела табличка. Щурясь от снега, она направила луч фонарика вверх и не без труда прочла: «УСАДЬБА КЕЙРНИ. ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ».

Она выключила фонарик и вгляделась во тьму за воротами. Судя по всему, там была аллея. Она услышала, как ветер шумит в голых ветвях высоко над головой, а затем сквозь вихрь снежинок разглядела вдали одинокий мерцающий огонек.

Она повернулась и, спотыкаясь, побежала обратно к Джоди. Распахнула дверь.

— Нам повезло!

— Как?

— Это стена какой-то усадьбы или фермы. Там есть вход, ворота и подъездная дорога. Вдали виднеется огонек. Я думаю, до него не больше полумили.

— Но тот тип на заправке сказал, что мы должны оставаться в машине.

— Если мы останемся, то погибнем от холода. Пошли, снег густой, но идти можно. Это должно быть не слишком далеко. Оставь рюкзак, бери только наши сумки. И застегни куртку. Тут холодно, и мы промокнем.

Он сделал так, как она сказала, и выбрался из накренившейся машины. Она понимала, что сейчас самое главное — не терять времени. Одетые в расчете на лондонскую весну, они не были готовы к арктическим условиям. Оба пустились в путь в джинсах и легкой обуви. В дополнение к ним у Каролины была замшевая курточка и легкий шарф, который можно было повязать на голову, а у Джоди вообще не было никакого головного убора, и его голубая куртка совсем не соответствовала погоде.

— Не хочешь накинуть сверху шарф? — ветер относил слова в сторону.

Джоди яростно помотал головой:

— Конечно нет.

— Ты можешь нести свою сумку?

— Конечно могу.

Она захлопнула дверь. Машину уже сильно запорошило, ее очертания утратили четкость, было ясно, что скоро ее совсем занесет.

— В нее никто не залезет? — поинтересовался Джоди.

— Не думаю. И в любом случае мы ничего не можем сделать. Даже если мы оставим включенными фары, их засыпет снегом, — она взяла его за руку. — Пойдем, некогда разговаривать, нам надо спешить.

Она повела его обратно к воротам по собственным неровным следам. За воротами открывался темный, мерцавший от снега туннель. Но огонек размером с булавочную головку все еще виднелся далеко впереди. Взявшись за руки и наклонив головы навстречу ветру, они двинулись к нему.


Это был страшный путь. Все ополчилось против них. Они не успели оглянуться, как промокли до костей и замерзли. Сумки, казавшиеся такими легкими, становились тяжелее с каждым шагом. Сверху сыпался мокрый снег, который прилипал к лицу и одежде. Над головами предостерегающе скрипели голые ветви деревьев, которые раскачивал ветер. То тут то там раздавался треск ломающихся веток, которые обрушивались, разбрасывая щепки.

Джоди сделал попытку что-то сказать.

— Я надеюсь… — губы у него замерзли, зубы стучали, но он упорно пытался выговорить слова, — на нас не упадет какое-нибудь дерево.

— Я тоже.

— Моя куртка должна быть водонепроницаемой, — продолжал он сердито, — но я промок насквозь.

— Это метель, а не дождь, Джоди.

Огонек по-прежнему светился, может быть, он стал чуть ярче и немного ближе, но Каролине казалось, что они идут уже целую вечность. Это было похоже на бесконечный путь в ночном кошмаре — путешествие за блуждающим огоньком, танцевавшим перед ними, но не дававшимся в руки. Ей начало казаться, что они никуда не дойдут, но темнота вдруг стала не такой густой, треск ломающихся веток остался за спиной, и она поняла, что они дошли до конца аллеи. В этот момент огонек исчез за смутным сугробом, под которым, наверное, скрывались кусты рододендронов. Когда они его обогнули, огонек появился снова, и теперь он был совсем близко. Они двинулись вперед и споткнулись о какой-то бордюр. Джоди едва не упал, и Каролина поставила его на ноги.

— Все в порядке, мы на лужайке, тут должна быть трава. Это, наверное, часть сада.

— Пойдем, — сказал Джоди. Это было все, на что у него хватило сил.

Огонек приобрел форму: светилось незанавешенное окно верхнего этажа. Они шли к дому через открытую площадку. Он высился перед ними, лишенный четких форм, поскольку все его углы были засыпаны снегом, но они уже различали свет в плотно зашторенных окнах нижнего этажа.

— Это большой дом, — прошептал Джоди.

Дом действительно был огромным.

— Тем больше места для нас, — отозвалась Каролина, но она не была уверена, что Джоди ее услышал.

Она выпустила его руку и неуклюже пошарила в кармане одеревеневшими пальцами в поисках фонарика. Его луч выхватил из темноты покрытые снегом каменные ступени, которые вели в темную глубину квадратного крыльца. Они поднялись по ступеням и оказались в укрытии, снег туда почти не долетал. Луч фонарика скользнул по панелям входной двери и осветил длинную кованую ручку звонка. Каролина поставила на пол свою сумку, дотянулась до ручки и подергала за нее. Она была тугая и тяжелая, и поначалу ничего не вышло. Она попробовала еще раз, приложив больше усилий, и на сей раз звонок глухо прозвенел где-то далеко в глубине дома.

— Во всяком случае, он работает.

Она повернулась к Джоди, и луч фонарика нечаянно упал на его лицо. Она увидела, что он стоял серый от холода, стуча зубами, и волосы у него прилипли к голове. Выключив фонарик, она обняла его одной рукой и притянула к себе.

— Все будет хорошо.

— Я надеюсь, — ответил Джоди дрожащим от напряжения голосом, — надеюсь, что сейчас к нам не выйдет какой-нибудь жуткий дворецкий, как в фильмах ужасов, и не спросит: «Это вы звонили, сэр?»

Каролина тоже на это надеялась. Она уж было собралась позвонить еще раз, но тут послышались шаги. Залаяла собака и низкий голос приказал ей умолкнуть. В узких окнах по обе стороны двери зажегся свет, шаги приблизились, и тут дверь распахнулась и на пороге появился мужчина со светлым лабрадором, ощетинившимся у его ног.

— Тихо, Лайза, — сказал он собаке и посмотрел на них. — Да?

Каролина открыла было рот, но не нашлась, что сказать. Она просто стояла, обнимая рукой Джоди, и, наверное, это было лучшее, что она могла сделать, потому что без единого слова ее сумку подхватили с мощеного пола, обоих их затащили внутрь, и огромная дверь за ними захлопнулась, скрыв ночную непогоду.

Кошмар закончился. Дом дышал теплом. Они были спасены.

Глава 4

При всей необычности ситуации, Оливера больше всего поразила удивительная юность гостей. Что двое детей делали в половине двенадцатого на улице в такую ночь, как эта? Откуда они взялись со своими небольшими сумками, и куда могли направляться? Однако он быстро сообразил, что с массой вопросов, которые его одолевали, придется немного повременить. В первую очередь нужно было снять с пришельцев мокрую одежду и отправить их в горячую ванну, пока они не умерли от переохлаждения.

Не теряя времени на разъяснения, он скомандовал:

— Идемте быстренько.

Затем повернулся и направился вверх по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Мгновение поколебавшись, они последовали за ним, стараясь не отстать. Он быстро оценил ситуацию. В доме было две ванные комнаты. Сначала он направился к своей, включил там горячую воду и возблагодарил Бога за то, что одной из вещей, которые хорошо работали в этом старом доме, была система подогрева воды: над ванной почти сразу появились обнадеживающие клубы пара.

— Оставайтесь здесь, — сказал он девушке, — полезайте в ванну как можно скорее и лежите до тех пор, пока как следует не согреетесь. А ты, — он взял мальчика за руку, которая безвольно болталась в мокром и холодном рукаве, — иди со мной.

Он подтолкнул его в спину и повел вперед по длинному коридору к старой детской ванной. Когда они вошли, он включил свет. Этой ванной некоторое время не пользовались, но в ней было тепло благодаря горячим трубам. Он раздвинул занавески, на которых были изображены персонажи сказок Беатрис Поттер, и включил воду.

Мальчик уже пытался расстегнуть пуговицы на своей куртке.

— Ты справишься?

— Да, спасибо.

— Я скоро вернусь.

— Хорошо.


Он оставил мальчика разбираться со своей одеждой, вышел за дверь и остановился, решая, что делать дальше. Было очевидно, что столь поздние гости останутся в доме до утра, поэтому он направился обратно по коридору к просторной запасной спальне. В ней было очень холодно, но он задернул плотные шторы, включил два электрических обогревателя, откинул покрывало и с облегчением увидел, что миссис Купер застелила постель лучшими простынями и ажурными наволочками. Из спальни открывалась дверь в комнату меньшего размера, которая некогда была гардеробной, а теперь там стояла еще одна застеленная кровать, хотя и в этой комнате было холодно. Он задернул шторы и здесь, включил еще один обогреватель и спустился вниз. Там он подобрал две небольшие сумки, оставленные в холле, и отнес их в библиотеку. Огонь в камине угасал. Оливер уже собирался ложиться спать, когда его потревожил звонок. Он развел огонь снова, подкинув дрова, и поставил перед камином защитную решетку с латунными поручнями, спасавшую от разлетавшихся искр.

Он расстегнул первую сумку и вытащил бело-голубую полосатую пижаму, шлепанцы и серый шерстяной домашний халат. Все вещи были слегка влажными, и, чувствуя себя добросовестной нянюшкой, он развесил их на поручнях решетки для просушки. Во второй сумке не нашлось ничего столь же полезного, как бело-голубая пижама. Там были баночки и бутылочки, щетка для волос и гребень, пара небольших золотых тапочек и ночная рубашка с соответствовавшим ей пеньюаром, — бледно-голубая, вся в кружевах, совершенно бесполезная. Оливер положил эти вещи рядом с пижамой. Ему пришло в голову, что они выглядят соблазнительно и сексуально, и он усмехнулся этой мысли, направляясь в кухню, чтобы найти для своих гостей какую-нибудь еду.

Миссис Купер наварила целую кастрюлю шотландского мясного супа ему на ужин, и половина кастрюли еще осталась. Он поставил ее разогреваться на плиту и вспомнил, что маленькие мальчики отнюдь не всегда любят шотландский мясной суп, поэтому он отыскал консервную банку с томатным супом, открыл ее и перелил содержимое в другую кастрюльку. Потом достал поднос, нарезал хлеб и масло, нашел несколько яблок и кувшин с молоком. Решив, что это непритязательный ужин, он поставил на поднос еще бутылку виски (для себя, если никого больше не будет), сифон с содовой водой и три стакана. Затем вскипятил чайник и, поискав, наткнулся на две грелки, зарытые в дальнем ящике. Наполнив их до отказа и сунув под мышки, он пошел за вещами, которые уже были сухими и теплыми и приобрели приятный запах, напоминавший о старомодной детской. Он сунул грелки в постель и пошел к себе в комнату. Там он вытащил из ящика свитер из тонкой шерсти, снял с крючка на двери полушерстяной халат и отыскал пару банных полотенец.

Постучав в дверь ванной, он поинтересовался:

— Как дела?

— Я согрелась, здесь чудесно, — ответил девичий голос.

— Я положу полотенце и одежду у двери. Оденетесь, когда будете готовы.

— Хорошо.

Стучать в дверь другой ванной он не стал, а просто открыл ее и вошел внутрь. Мальчик лежал, погрузившись глубоко в воду, и медленно водил ногами туда-сюда. Он глянул вверх, нисколько не смутившись из-за внезапного появления Оливера.

— Как ты теперь себя чувствуешь? — спросил Оливер.

— Гораздо лучше, спасибо. Я в жизни так не замерзал.

Оливер пододвинул стул и уселся рядом.

— Что у вас произошло? — поинтересовался он.

Мальчик сел в ванной. Оливер увидел, что веснушки рассыпаны у него по спине, рукам и лицу. Волосы мокрые и взъерошенные, цвета медных буковых листьев.

— Наша машина въехала в насыпь, — ответил он.

— Во время снегопада?

— Да, мы переезжали маленький мост и не знали, что после него будет такой крутой поворот. Его не было видно из-за снега.

— Да, этот поворот опасен даже в хорошую погоду. А что случилось с машиной?

— Мы бросили ее там.

— Куда вы едете?

— В Страткорри.

— А откуда?

— Из Лондона.

— Из Лондона? — Оливер не мог скрыть изумления. — Из Лондона? Сегодня?

— Да, мы выехали рано утром.

— А девушка, это твоя сестра?

— Да.

— Она за рулем?

— Да, она была за рулем всю дорогу.

— И вы ехали вдвоем?

На лице мальчика отразилась гордость.

— С нами все было в порядке.

— Да, конечно, — поспешно согласился Оливер. — Просто твоя сестра выглядит слишком юной, чтобы водить машину.

— Ей двадцать.

— Ну, в таком случае она, конечно, может водить.

Последовала небольшая пауза. Джоди взял губку, задумчиво отжал ее и промокнул лицо, убрав прядь мокрых волос со лба. Отняв губку от лица, он сообщил:

— Я думаю, я уже вполне согрелся. Буду вылезать.

— Давай вылезай.

Оливер взял полотенце, расправил его и завернул в него мальчишку, когда тот вылез из ванной на резиновый коврик. Мальчик стоял лицом к нему, их глаза были почти на одном уровне. Оливер принялся мягко растирать его полотенцем.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Джоди.

— А фамилия?

— Клиберн.

— А твою сестру?

— Каролина.

Оливер поднял угол полотенца и вытер Джоди голову.

— У вас есть какая-то особая причина, чтобы ехать в Страткорри?

— Там мой брат.

— Он тоже Клиберн?

— Да. Ангус Клиберн.

— Может ли он быть мне знаком?

— Вряд ли. Он там недавно. Он работает в гостинице.

— Понятно.

— Он, наверное, волнуется, — добавил Джоди.

— Почему? — Оливер дотянулся до пижамы и помог Джоди ее надеть.

— Она теплая, — заметил мальчик.

— Я подержал вашу одежду у камина. Так почему ваш брат должен волноваться?

— Мы послали ему телеграмму. Он нас ждет, а мы не приехали.

— Он узнает про метель и догадается, что вы застряли из-за нее.

— Нам и в голову не пришло, что может пойти снег. В Лондоне уже цветут крокусы и раскрываются почки на деревьях.

— Это же дальний, холодный север, милый мой. Здесь непредсказуемая погода.

— Я еще никогда не был в Шотландии, — Джоди натянул пижамные брюки и завязал пояс. — И Каролина тоже.

— Вам, конечно, не повезло с погодой.

— На самом деле это было здорово. Целое приключение!

— Приключения хороши, когда они благополучно заканчиваются. Но по ходу дела они вовсе не так забавны. Мне кажется, вы выбрались из своего очень хорошо.

— Нам повезло, что мы вас нашли.

— Да, я тоже так думаю.

— Это ваш дом?

— Да.

— Вы здесь совсем один живете?

— Сейчас да.

— А как он называется?

— Усадьба Кейрни.

— А вас как зовут?

— Так же. Кейрни. Оливер Кейрни.

— Здоровски.

Оливер усмехнулся.

— Запутанно, да? Ну, если ты готов, пойдем найдем твою сестру и поужинаем, — он открыл дверь. — Кстати, что ты предпочитаешь: шотландский мясной суп или томатный?

— Томатный, если есть.

— Я так и думал.

Когда они шли по коридору, из второй ванной вышла Каролина. Она утонула в халате Оливера и выглядела еще меньше и тоньше, чем ему показалось сначала. Ее длинные волосы были влажны, и высокий ворот его свитера словно подпирал ее хрупкую голову.

— Я словно заново родилась… Спасибо вам большое.

— Мы собираемся пойти поужинать.

— Боюсь, мы доставляем вам ужасно много хлопот.

— Вы будете доставлять мне хлопоты, только если заболеете и мне придется за вами ухаживать.

Он начал спускаться по лестнице и услышал, как за его спиной мальчик сообщил сестре голосом, в котором сквозило большое облегчение:

— Он говорит, тут есть томатный суп.

У двери в кухню Оливер остановился:

— Вон там дверь в библиотеку. Идите туда, я сейчас принесу вам ужин. И подкиньте дров в камин, чтобы огонь разгорелся посильнее.

Суп медленно булькал. Он наполнил две тарелки и отнес нагруженный поднос в библиотеку. Они примостились у огня: Джоди сидел на скамеечке для ног, а Каролина, встав на колени на коврике, пыталась просушить волосы. Лайза, собака Чарлза, сидела между ними, положив голову на колени Джоди. Мальчик трепал ее за уши. Когда Оливер вошел, он поднял на него глаза.

— Как зовут собаку?

— Лайза. Она уже с вами подружилась?

— Похоже на то.

— Обычно она принимает чужих не так быстро.

Он поставил поднос на низкий столик, сдвинув в сторону старые газеты и журналы, чтобы освободить для него место.

— Это ваша собака?

— Теперь моя. А у вас есть собака?

— Нет, — ответил Джоди уныло.

Оливер решил сменить тему:

— Ешьте суп, пока он не остыл.

Когда они принялись за еду, он отодвинул защитную решетку, подкинул в огонь новое поленце, налил себе виски с содовой и уселся в старое продавленное кресло, стоявшее у камина.

Они ели молча. Джоди быстро покончил со своим супом, съел весь хлеб и масло, выпил два стакана молока и принялся за яблоки, а его сестра съела всего лишь несколько ложек мясного супа и отложила ложку, словно не была голодна.

— Не нравится суп? — спросил Оливер.

— Он очень вкусный, но я не могу больше съесть.

— Разве вы не проголодались? Вы должны были проголодаться.

— Она никогда не бывает голодна, — встрял Джоди.

— Может быть, выпьете?

— Нет, спасибо.

Тема была закрыта. Оливер произнес:

— Мы с вашим братом поговорили, пока он купался. Вы — Джоди и Каролина Клиберн.

— Да.

— А меня зовут Оливер Кейрни. Джоди уже сказал вам?

— Да, только что.

— Вы приехали из Лондона?

— Да.

— И ваша машина застряла неподалеку от моей усадьбы.

— Да.

— И вы направляетесь в Страткорри?

— Да. Там работает наш брат. В гостинице.

— Он вас ждет?

— Мы отправили ему телеграмму. Он будет гадать, что с нами случилось.

Оливер взглянул на часы.

— Уже почти полночь. Но если хотите, я могу попробовать дозвониться. В гостинице должен быть ночной портье.

Она благодарно посмотрела на него:

— Если вам это удастся, будет замечательно.

— Во всяком случае, можно попробовать.

Однако телефон молчал.

— Судя по всему, линия оборвана. Это все штормовой ветер.

— Что же нам делать?

— Вам ничего не остается, кроме как заночевать тут.

— Но Ангус…

— Я уже сказал Джоди, что он догадается, что произошло.

— А завтра?

— Если дорога не завалена, мы тем или иным способом доберемся до Страткорри. На худой конец у меня есть «лендровер».

— А что, если дорога завалена?

— Давайте решать проблемы по мере их поступления.

— Дело в том… Понимаете, у нас не так много времени. Мы должны в пятницу вернуться в Лондон.

Оливер уставился на свой стакан и мягко покачал его в руке.

— Есть ли в Лондоне кто-нибудь, с кем нам нужно связаться? Сообщить, что с вами все в порядке?

Джоди посмотрел на сестру. Чуть помешкав, она заметила:

— Но у нас нет связи.

— А когда она появится?

— Нет, нам никому не нужно ничего сообщать, — сказала Каролина.

Он был уверен, что она лжет. Он взглянул на ее лицо, рассмотрел высокие скулы, короткий нос, большой рот. Под глазами у нее лежали темные круги, а волосы были длинные, светлые и гладкие, как шелк. На мгновение их взгляды встретились, и она отвернулась. Оливер решил не настаивать.

— Я просто поинтересовался, — сказал он мягко.


Утром, когда Каролина проснулась, снежный блеск отражался на белом потолке просторной спальни. Она лежала, сонная, зарывшись в подушки из гусиного пуха и чистые простыни, и слушала, как лает собака и скрежещет приближающийся трактор. Дотянувшись до своих часов, она обнаружила, что уже десятый час. Она вылезла из постели, подошла к окну, отдернула розовые занавески и зажмурилась от яркого света, ударившего в глаза.

Мир был белым. Небо ясным и голубым, как яйцо дрозда. Длинные тени лежали, словно синяки, на сверкающей заснеженной земле, и снег делал все очертания мягкими и округлыми. Он лежал на ветвях сосен и белыми шапками покрывал столбики изгороди. Каролина распахнула окно и высунулась наружу: воздух был холодным, освежающим и бодрящим, словно ледяное вино.

Вспоминая ужасы минувшей ночи, она попыталась понять, где оказалась. Перед домом было открытое пространство, вероятно, лужайка, вокруг которой шла подъездная дорога. Она увидела аллею высоких деревьев, сквозь которую им с Джоди вчера пришлось пробиваться, она уходила вдаль и вниз через гребень холма. Вдали между изгибами пастбищ, лежавших на склонах, вилась дорога, обрамленная глухими каменными стенами. По ней очень медленно ехала машина.

Трактор, который она услышала, сейчас поднимался по аллее. Она смотрела, как он вынырнул из-за большого сугроба, образовавшегося над кустами рододендронов, осторожно двинулся вокруг лужайки и пропал за домом.

На улице было очень холодно. Она выпрямилась и закрыла окно. Вспомнив про Джоди, она направилась к двери, которая вела в его комнату. Там было темно и тихо, в этой тишине было слышно лишь его дыхание. Он все еще крепко спал. Она прикрыла дверь и оглянулась в поисках одежды. В ее распоряжении были только свитер и чужой домашний халат, она надела их, босиком вышла из спальни и двинулась по коридору в надежде найти кого-нибудь, кто ей поможет.

Тут она осознала, что это огромный дом. Коридор выходил на просторную площадку перед лестницей, покрытую коврами; здесь стояли высокий комод орехового дерева, стулья и стол, на который кто-то положил стопку чистых и аккуратно выглаженных рубашек. Стоя наверху лестницы, она различила отдаленные голоса. Каролина спустилась и направилась туда, откуда раздавались голоса. Через несколько шагов она оказалась перед дверью, которая, очевидно, вела в кухню. Она толкнула дверь и та распахнулась, двое людей в комнате прервали разговор и обернулись посмотреть, кто пришел.

Оливер Кейрни в толстом свитере кремового цвета сидел за кухонным столом, держа в руках кружку с чаем. Он разговаривал с женщиной, которая стояла у раковины и чистила картошку. Она была среднего возраста, с сединой в волосах, рукава у нее были закатаны до локтей, а на талии повязан цветастый фартук. В кухне было тепло и пахло свежеиспеченным хлебом. Каролина почувствовала себя незваной гостьей и пробормотала:

— Извините…

Оливер, который на секунду замер от удивления, поставил кружку на стол и поднялся на ноги.

— Вам не за что извиняться. Я думал, вы проспите до обеда.

— Джоди все еще спит.

— Это миссис Купер. Миссис Купер, это Каролина Клиберн. Я как раз рассказывал миссис Купер о том, что с вами случилось.

— Это была ужасная ночка. Ничего удивительного, — отозвалась миссис Купер, — все телефонные линии оборваны.

Каролина посмотрела на Оливера:

— Вы хотите сказать, что у нас до сих пор нет связи?

— Нет и еще некоторое время не будет. Идите выпейте чашку чая. И позавтракайте. Что вы хотите? Яичницу с беконом?

Но она ничего не хотела.

— Немножко чая будет замечательно.

Он отодвинул для нее стул, и она уселась за чисто вымытый стол.

— Нас засыпало снегом?

— Отчасти. Дорога на Страткорри непроходима, но можно добраться до Релкирка.

У Каролины упало сердце.

— А как же машина?

Она боялась даже спрашивать.

— Купер поехал на тракторе поглядеть, что с ней.

— На том красном?

— Да.

— Я видела, как он возвращается сюда по дороге.

— В таком случае он вот-вот будет здесь и расскажет нам, что там происходит.

Он нашел чашку с блюдцем и налил Каролине чаю из коричневого чайника, который стоял на плите, радостно посвистывая. Чай был крепким и очень горячим. Она благодарно приняла чашку и принялась осторожно пить.

— Я не могу найти свою одежду, — пожаловалась она.

— Это все из-за меня, — откликнулась миссис Купер. — Я положила вещи в сушилку. Они должны были уже высохнуть. Но сдается мне, — она покачала головой, — вы должны были промокнуть насквозь.

— Так и есть, — подтвердил Оливер. — Они были мокрыми, как мыши.

Когда Каролина переоделась и вновь спустилась вниз, к компании уже присоединился мистер Купер, осмотревший застрявшую машину. Он был из местных крестьян и говорил с таким сильным акцентом, что Каролина с трудом разбирала его речь.

— Ай-яй, мы шас повыташшим ее с сугроба, но у ей, чай, двишшок накрылся.

— Почему?

— С морозу, как пить дать.

Оливер поглядел на Каролину:

— У вас не было антифриза?

Каролина смутилась.

— Антифриз, — повторил он. — Вам это слово ничего не говорит?

Она покачала головой, и он повернулся к Куперу:

— Да, вы правы. Он наверняка замерз.

— Мне следовало обзавестись антифризом?

— Да, было бы неплохо.

— Я не знала. Понимаете, это не моя машина.

— Может, вы ее угнали?

Миссис Купер неодобрительно хмыкнула сквозь сжатые губы. Каролина не поняла, относилось ли ее неодобрение к ней или к Оливеру, и с достоинством возразила:

— Нет, конечно нет. Мы ее одолжили.

— Понятно. Неважно, одолжили вы ее или украли, я думаю, нам в любом случае нужно пойти и поглядеть, что с ней делать.

— Ну, — сказал Купер, натягивая на голову старую шапку большой красной ручищей, — ежели вы возьмете «ландроэр», я пойду поишшу трос и, может, позову на помошшь юного Джорди, а потом мы глянем, можно ли ее выташшить трактором.

Когда он ушел, Оливер поглядел на Каролину:

— Вы пойдете с нами?

— Да.

— Вам нужны зимние ботинки.

— У меня их нет.

— Здесь можно что-нибудь найти…

Она последовала за ним в старую прачечную, которая ныне была превращена в кладовку, где хранились плащи, резиновые сапоги, корзины для собак, парочка ржавых велосипедов и стояла совсем новенькая стиральная машина. Порывшись немного, Оливер нашел пару более-менее подходящих сапог и черный непромокаемый плащ. Каролина оделась, высвободила волосы из-под воротника и, как следует экипированная, вышла вслед за ним в сверкающее утро.

— Снег зимний, а солнце весеннее, — весело сказал Оливер, пока они пробирались по снежной целине к запертым воротам гаража.

— Этот снег долго пролежит?

— Вряд ли. Но пока он растает, пройдет еще некоторое время. Девять дюймов выпало этой ночью.

— А в Лондоне уже совсем весна.

— Ваш брат так и сказал.

Он дотянулся до засовов и распахнул широкие двери гаража. Внутри стояли две машины — темно-зеленый спортивный автомобиль и «лендровер».

— Возьмем «лендровер», — сказал он, — на нем уж точно не застрянем.

Каролина забралась внутрь. Они выехали из гаража задним ходом, обогнули дом и поехали по аллее, стараясь ехать по темным колеям, которые оставил трактор мистера Купера. Утро было очень тихим, все звуки тонули в снегу, и все же вокруг была жизнь. Колея шла под деревьями, и вокруг виднелись звездочки птичьих следов. Наверху буковые ветви образовывали высокие арки, силуэты которых словно сплетения кружев темнели на фоне утреннего бледно-голубого неба.

Они проехали через ворота и повернули на дорогу, залитую ослепительным солнечным светом. Оливер остановился у обочины, и они вылезли из машины. Каролина увидела горбатый мост, ставший причиной их краха, и неясные очертания машины Калеба, засыпанной снегом и косо торчащей из насыпи. Снег вокруг нее был испещрен следами огромных сапог мистера Купера. Она выглядела мертвой, мумифицированной, словно ей никогда больше не суждено ездить. Каролина почувствовала себя ужасно виноватой.

Оливер открыл дверь и осторожно уселся на водительское место, выставив одну ногу наружу. Он повернул ключ, который Каролина беззаботно оставила в гнезде: двигатель издал агонизирующий звук и появился запах гари. Не говоря ни слова, он вылез из машины и захлопнул дверь. Она услышала, как он пробормотал: «Безнадежно», и почувствовала себя не только виноватой, но и глупой.

Она сказала, пытаясь оправдаться:

— Я не знала про антифриз. Я же говорила вам, что это не моя машина.

Он ничего не ответил, обошел машину и стал сбивать снег с задних колес потом вышел на дорогу и присел, чтобы посмотреть, не заклинило ли заднюю ось краем насыпи.

Все это показалось ей страшно удручающим, и на глаза вдруг навернулись слезы. Все шло наперекосяк. Они с Джоди застряли тут, у этого малосимпатичного типа. Машина Калеба вышла из строя, в Страткорри невозможно было позвонить, и дорогу засыпало снегом. Глотая слезы, она повернулась посмотреть на дорогу, которая шла вверх по склону небольшого холма и переваливала через гребень. Снег лежал толстым белым слоем между глухими каменными стенками, и дул легкий бриз — жалкое подобие того штормового ветра, который бушевал тут ночью. Он поднимал с полей снежную пыль, похожую на дымку, и наносил ее в сугробы, которые высились, словно сверкающие скульптуры, над углами каменных стен. Где-то вдалеке тишину прорезал протяжный крик спускавшегося на землю кулика. И все опять стихло.

За ее спиной скрипели по снегу шаги Оливера. Она повернулась к нему, глубоко засунув руки в карманы плаща.

— Боюсь, ей крышка, — сказал он.

Каролина пришла в ужас:

— Но ее же можно починить?

— Да, конечно. Купер вытащит ее трактором и отбуксирует в автомастерскую тут неподалеку. Там хороший мастер. Ее починят завтра или послезавтра, — посмотрев на ее лицо, он прибавил, пытаясь утешить, — даже если бы машина была на ходу, вы все равно не смогли бы доехать сейчас до Страткорри. Дорогу-то занесло.

Она еще раз обернулась посмотреть.

— Но когда, по-вашему, ее расчистят?

— Как только сюда доберется снегоуборщик. Такие снегопады под самый конец зимы бывают очень разрушительными. Нам остается только набраться терпения.

Он открыл дверь «лендровера», приглашая ее забраться внутрь, и стоял, дожидаясь, пока она усядется. Каролина двигалась медленно. Он захлопнул дверь, обошел машину и сел за руль. Она думала, что сейчас они поедут назад, но вместо этого он закурил сигарету и задумался.

Каролина почувствовала неладное. В машине хорошо сидеть рядом с человеком, которого ты любишь, но куда хуже оказаться в ней рядом с тем, кто собирается задать тебе кучу вопросов, на которые ты не хочешь отвечать.

Как только он заговорил, она поняла, что ее тревога была не напрасной.

— Когда, вы говорите, вам нужно вернуться в Лондон?

— В пятницу. Я обещала, что мы вернемся в пятницу.

— Кому вы это обещали?

— Калебу, тому человеку, у которого мы одолжили машину.

— А как насчет ваших родителей?

— Наши родители умерли.

— Но кто-то же у вас есть? Не может такого быть, чтобы вы жили вдвоем, совершенно самостоятельно, — Оливер не смог сдержать усмешки, — такая ситуация была бы чревата серьезными катастрофами.

Каролина не нашла в этом ничего смешного и холодно ответила:

— Если вам так хочется знать, мы живем с мачехой.

— Понятно, — сказал Оливер.

— Что вам понятно?

— Злая мачеха.

— Она вовсе не злая. Она замечательная.

— Но ведь она не знает, где вы?

— Нет, — согласилась Каролина, изо всех сил стараясь держаться на грани полуправды. И добавила с более убедительной интонацией: — Нет, она знает. Она знает, что мы в Шотландии.

— А она знает, почему? Она знает про Ангуса?

— Да, и это она тоже знает.

— И… Вы проделали весь этот путь, чтобы найти Ангуса и просто сказать ему «привет», или у вас есть какая-то особая причина?

— Не совсем.

— Это не ответ.

— Разве?

Последовала долгая пауза. Затем Оливер произнес с обманчивой мягкостью:

— Знаете, у меня такое ощущение, словно я иду по очень тонкому льду. Я думаю, вы понимаете, что мне нет дела до того, ради чего вы все это затеяли, но я чувствую, что должен взять на себя ответственность за вашего брата, которому всего-навсего… одиннадцать?

— Я сама могу нести за него ответственность.

Он спокойно произнес:

— Прошлой ночью вы оба могли погибнуть. Вы понимаете это, не так ли?

Каролина уставилась на него и, к своему изумлению, увидела, что он сказал именно то, что имел в виду.

— Но я увидела свет, прежде чем мы бросили машину. Иначе мы бы остались в ней и просто пересидели метель.

— В этой части света с метелями надо считаться. Вам повезло.

— И вы были так добры. Даже более того. Я до сих пор даже не поблагодарила вас как следует. Но я по-прежнему думаю, что чем быстрее мы уедем от вас и доберемся до Ангуса, тем лучше.

— Посмотрим, как оно пойдет. Между прочим, мне сегодня придется уехать. У меня дела в Релкирке. Миссис Купер покормит вас, и к тому времени, как я вернусь, дорога в Страткорри уже, наверное, будет расчищена, и я смогу отвезти вас обоих к вашему брату.

Каролина обдумала это предложение, и отчего-то мысль о встрече Оливера и Ангуса ей не понравилась.

— Но должен же быть способ, чтобы я могла…

— Нет, — Оливер наклонился вперед и погасил сигарету, — нет никакого другого способа добраться до Страткорри. Для самолета это слишком близко. Так что сидите дома и ждите меня там. Понятно?

Каролина открыла было рот, собираясь возразить, но наткнулась на его взгляд и прикусила язык. Неохотно она кивнула:

— Хорошо.

Ей показалось, что он собирается продолжить разговор, но, к счастью, его внимание отвлек приехавший трактор. За рулем был мистер Купер, и рядом с ним сидел юноша в вязаной шапке. Оливер вылез из «лендровера» и пошел им помогать. Это оказалось нелегким делом. К тому времени как машину Калеба очистили от снега, набросали ей под колеса гравий, прикрепили трос к задней оси и после двух-трех неудачных попыток с трудом вытащили на дорогу, было уже одиннадцать часов. Каролина смотрела, как маленькая кавалькада удаляется в сторону автомастерской: Купер вел трактор, а юный Джорди в «мини-вэне» направлял привязанную к тросу машину. Настроение у Каролины было отвратительное.

— Очень надеюсь, что все будет в порядке, — сказала она Оливеру, когда тот вновь уселся рядом с ней. — Все было бы не так плохо, если бы машина была моей, а я ведь обещала Калебу, что буду очень аккуратно с ней обращаться.

— Вы не виноваты. Такое могло случиться с кем угодно. Когда ее починят, она, возможно, станет лучше прежней. — Он взглянул на часы. — Нам пора ехать, мне нужно переодеться и успеть в Релкирк к половине первого.


Они вернулись к дому молча, оставили машину у дверей и вошли внутрь. У лестницы на второй этаж Оливер остановился и посмотрел на Каролину.

— С вами все будет в порядке?

— Конечно.

— Тогда до встречи.

Каролина посмотрела ему вслед. Он шел, перешагивая длинными ногами через две ступеньки. Она скинула плащ и сапоги и пошла искать Джоди. На кухне никого не было, но она отыскала миссис Купер, которая пылесосила турецкие ковры в просторной и мало используемой гостиной. Когда Каролина появилась в дверях, она выключила пылесос и поинтересовалась:

— Вы управились со своим автомобилем?

— Да, спасибо вашему мужу: он отбуксировал его в автомастерскую. А вы не видели Джоди?

— Да, славный малыш уже встал. Он спустился на кухню и позавтракал вместе со мной в лучшем виде. Съел пару яиц, тост с медом и выпил стакан молока. Я отвела его в старую детскую, и он там сидит до сих пор: его привели в полный восторг всякие кирпичики, машинки и прочие игрушки, а их там полно.

— А где эта детская?

— Пойдемте, я покажу вам.

Миссис Купер оставила пылесос и провела Каролину наверх по маленькой лестнице, а затем через дверь в белый коридор, выстланный голубыми коврами.

— В прежние времена это крыло дома было отведено для детей. Теперь им уже давно не пользуются, много лет, но я разожгла небольшой огонь, так что здесь тепло и уютно, — с этими словами она отворила дверь и пропустила Каролину вперед.

Это была большая комната с эркером, выходившим в сад. Огонь горел за высокой каминной решеткой, тут же стояли старые кресла, продавленный диван, книжные полки, старая бесхвостая лошадка-качалка, а на полу посреди вытертого ковра сидел Джоди, окруженный крепостью из деревянных кирпичиков, которая тянулась до углов комнаты и была уставлена моделями машинок, солдатиками, ковбоями, рыцарями в доспехах и игрушечными животными с фермы. Когда она вошла, он поднял глаза, но был так увлечен, что даже не смутился из-за того, что его застали за таким детским занятием.

— Боже мой, — сказала Каролина, — сколько времени ты потратил на это сооружение?

— Я начал после завтрака. Смотри не разрушь вон ту башню.

— Постараюсь.

Она аккуратно обогнула ее, подошла к камину и облокотилась на решетку. Миссис Купер пришла в восхищение.

— В жизни не видала ничего подобного! Вы только поглядите на эти крошечные дорожки! Ты, наверное, использовал тут все кирпичики до единого.

— Да, почти, — улыбнулся Джоди.

Они явно уже стали лучшими друзьями.

— Ну, тогда я вас тут оставлю. Обед будет в половине первого. Я испекла яблочный пирог, и там есть немного взбитых сливок. Солнышко, ты любишь яблочный пирог?

— Ага, люблю.

— Вот и славно.

Она ушла, и они услышали, как она принялась что-то напевать.

— Она отличная, правда? — спросил Джоди, выравнивая две кирпичные стены таким образом, чтобы они образовали парадный проход в его крепость.

— Да, конечно. Ты хорошо выспался?

— Да, еще как. Классный дом!

Он сгреб еще кучку кирпичей, чтобы построить высоченные ворота.

— Машину отбуксировали в автомастерскую. Ее вытащил мистер Купер. В ней не было антифриза.

— Глупый старый Калеб, — откликнулся Джоди.

Он выбрал из кучи кирпичик, выгнутый в форме арки, и аккуратно его приладил, увенчав им свой шедевр. Затем он лег на пол, прижавшись щекой к ковру, и заглянул в проем получившихся ворот, представляя, что он сам сделался крошечным и может въехать туда на белом боевом коне, в шлеме с развевающимся по ветру плюмажем, высоко держа флаг, разделенный на четыре поля.

— Джоди, вчера вечером, когда ты разговаривал с Оливером в ванной, ты ничего не говорил ему про Ангуса?

— Нет, я только сказал, что мы собирались его найти.

— А про Диану или Хью?

— Он не спрашивал.

— Ничего не говори.

Джоди посмотрел на нее:

— Сколько мы еще тут пробудем?

— Нисколько. Мы разыщем Ангуса сегодня же — поедем в Страткорри, когда дорогу расчистят.

Джоди ничего на это не сказал. Она смотрела, как он достал из открытой коробки маленькую лошадь и поискал рыцаря, который должен был подойти к ее седлу. Выбрал одного, составил две фигурки и, вытянув руку, поглядел на них, оценивая результат. Затем он с величайшей осторожностью поставил всадника под арку ворот.

— Миссис Купер мне кое-что сказала, — произнес он.

— И что же она тебе сказала?

— Что это не его дом.

— Что значит, не его дом? А чей же еще?

— Он принадлежал его брату. Оливер живет в Лондоне, а его брат жил здесь. Он был фермером. Поэтому тут все эти собаки, тракторы и прочие штуки.

— А что случилось с его братом?

— Он погиб, — ответил Джоди, — в автокатастрофе. На прошлой неделе.

Погиб в автокатастрофе. Какое-то смутное воспоминание промелькнуло у Каролины в голове, но почти тут же потонуло в ужасе, который стоял за холодными словами, произнесенными Джоди. Она обнаружила, что стоит, зажав рот рукой, словно не желая выпустить наружу это слово. Погиб.

— Поэтому Оливер здесь, — голос Джоди звучал резко — верный признак того, что он расстроен. — Из-за похорон и всего прочего. Чтобы со всем тут разобраться, сказала миссис Купер. Он собирается продать этот дом, ферму и все остальное и никогда сюда не возвращаться.

Он осторожно встал, подошел к Каролине и встал рядом с ней. Она поняла, что несмотря на все его внешнее спокойствие, его сейчас нужно было утешить.

Она обняла его одной рукой и сказала:

— И посреди всего этого объявились мы. Бедняга.

— Миссис Купер говорит, что это к лучшему. Она говорит, что это отвлекает его от горя, — он глянул вверх на ее лицо. — Когда мы доберемся до Ангуса?

— Сегодня, — пообещала Каролина, ни секунды не колеблясь, — сегодня же.


Помимо яблочного пирога с взбитыми сливками на обед был фарш, печеная картошка и пюре из брюквы, которую миссис Купер назвала «репкой», накладывая ее поварешкой на тарелку Джоди. Каролина думала, что голодна, но обнаружила, что опять не хочет есть, зато Джоди все уплел за обе щеки и радостно накинулся на домашние сладости.

— Что вы теперь собираетесь делать? Мистер Кейрни вернется не раньше пяти вечера.

— Можно я пойду еще поиграю в детской? — поинтересовался Джоди.

— Конечно, солнышко, — отозвалась миссис Купер и посмотрела на Каролину.

— А я пойду прогуляюсь, — сказала та.

— Разве вы еще не надышались сегодня свежим воздухом? — удивилась миссис Купер.

— Я люблю гулять. И там такой красивый снег.

— Но небо затянуло, и сейчас уже не так хорошо, как утром.

— Это не важно.

Джоди явно не хотелось ее бросать, но желание вернуться к игре перевесило:

— Ты не возражаешь, если я с тобой не пойду?

— Конечно нет.

— Я собирался построить трибуну. Ну, знаешь, такую, чтобы турниры смотреть.

— Давай-давай.

Поглощенный собственными планами, Джоди извинился и убежал наверх воплощать их в жизнь. Каролина предложила миссис Купер помочь с мытьем посуды, но та отказалась. Поэтому Каролина покинула кухню и направилась в холл. Она надела тот же самый плащ и сапоги, в которых ходила утром, повязала на голову шарф и вышла из дому.

Миссис Купер была права: с запада набежали облака, солнце скрылось, и воздух стал мягким. Каролина сунула руки поглубже в карманы плаща, двинулась через лужайку к аллее и вскоре вышла из ворот на дорогу. Она повернула налево в направлении Страткорри и зашагала, погрузившись в свои мысли.

Сидите дома и ждите меня, сказал Оливер. Если ее там не будет к тому моменту, как он вернется, он, скорее всего, страшно рассердится, но если оценить ситуацию на несколько шагов вперед, то его возмущению можно не придавать большого значения. Сегодня они расстанутся и, вероятно, никогда больше не увидятся. Она, конечно, напишет ему письмо и поблагодарит за доброту, но они никогда больше не увидятся.

Почему-то ей казалось важным, чтобы за ее встречей с Ангусом после всех этих лет не наблюдал никакой посторонний критически настроенный зритель. Главная проблема с Ангусом состояла в том, что на него никогда нельзя было положиться. Он был совершенно непредсказуем, и от его неопределенности и уклончивости можно было сойти с ума. Она с самого начала сомневалась в разумности этой дикой идеи ехать в Шотландию на его поиски, но на нее подействовал энтузиазм Джоди. Он был так уверен в том, что Ангус будет их ждать, будет рад их видеть и счастлив им помочь, что в Лондоне, на безопасном расстоянии, ему удалось убедить в этом Каролину.

Но теперь в холодном свете шотландского дня к ней вернулись сомнения. Конечно, Ангус будет в отеле «Страткорри», ибо он там работает, но то, что он чистит обувь и носит дрова, не означает, что он расстался с длинными волосами и бородой и приобрел стремление хоть что-то сделать для брата с сестрой. Она представила, как Оливер Кейрни среагирует на замашки Ангуса, и поняла, что она не вынесет его присутствия при их великом воссоединении.

К тому же теперь она знала о недавней гибели его брата и ощущала острейшее неудобство от того, что они злоупотребляли добротой и гостеприимством Оливера в такой тяжелый момент. Не было никаких сомнений в том, что чем скорее он от них избавится, тем лучше. Поэтому не было сомнений и в том, что она поступит правильно, если прямо сейчас попытается найти Ангуса самостоятельно.

Бредя по длинной заваленной снегом дороге, она коротала время, убеждая себя в том, что это и в самом деле так.


Она шла уже больше часа, не имея ни малейшего представления о том, сколько миль уже осталось позади, когда ее догнала грузовая машина, медленно взбиравшаяся по склону у нее за спиной. Это был окружной снегоуборщик, его огромный железный отвал врезался в снег, словно нос корабля в воду, и разбрасывал по обеим сторонам дороги пенистые волны жидкой грязи.

Каролина посторонилась, взобравшись на придорожную стенку, но снегоуборщик остановился, и человек, сидевший в машине, открыл дверь и окликнул ее.

— Куда направляетесь?

— В Страткорри.

— До него еще шесть миль. Подвезти вас?

— Да, спасибо.

— Тогда полезайте.

Она слезла со стенки, а он протянул мозолистую руку, чтобы помочь ей забраться, и подвинулся, освобождая место. Его напарник, который был значительно старше, и сейчас сидел за рулем, строго сказал:

— Надеюсь, вы не спешите. На вершине холма много снегу навалило.

— Я не спешу, просто не хотелось больше идти пешком.

— Ага, отвратная погода.

Он переключил тугую передачу, опустил ручник, и машина тронулась. Ехала она действительно медленно. Время от времени оба мужика выходили и лопатами расчищали крупнозернистые кучи, которые были специально насыпаны по сторонам дороги. Сквозь окна кабины просачивалась сырость, и ноги Каролины, обутые в сапоги, которые были ей не совсем впору, скоро стали ледяными.

Но в конце концов они перевалили через вершину последнего холма и тот человек, что пригласил ее в кабину, произнес:

— Вот и Страткорри.

Она увидела, что серо-белые пустоши спускаются в глубокую долину к длинному, извилистому и совершенно неподвижному озеру, в котором отражалось серо-стальное небо. По ту сторону озера продолжались холмы, на которых темнели кроны елей и сосен, и за их мягкими вершинами были видны пики далеких северных гор. А прямо внизу, прижавшись к узкому берегу озера, лежал городок. Она разглядела церковь и маленькие улочки с серыми домами. Там была и небольшая лодочная станция с пирсами, причалами и маленьким катером, вытащенным на берег на зиму.

— Какое красивое местечко! — восхитилась Каролина.

— Ага, — ответил ее сосед, — летом тут куча туристов. Берут напрокат лодки, живут в гостинице, с автоприцепами приезжают.

Дорога сбегала вниз по склону холма. Снег здесь почему-то лежал не таким толстым слоем, и они ехали быстрее.

— Где вас высадить? — спросил водитель.

— У отеля «Страткорри». Вы его знаете?

— Да, как не знать.

Серые улицы в городке были мокрыми, в водостоках таял снег, и капли стучали, падая с покатых карнизов. Снегоуборщик проехал по главной улице, миновал декоративную готическую арку, которая увековечивала какое-то давно забытое событие викторианской эпохи, и остановился у длинного белого здания. Перед ним была мощеная мостовая, а у дверей висела вывеска: «Отель Страткорри. Добро пожаловать!»

Вокруг не было никаких признаков жизни.

— Он открыт? — с сомнением спросила Каролина.

— Ага, открыт, просто сейчас тут народу мало.

Она поблагодарила их и слезла на землю. Когда снегоуборщик отъехал, она перешла дорогу и вошла в гостиницу через крутящуюся дверь. Внутри пахло застоявшимся сигаретным дымом и вареной капустой. Висела печальная картина, изображавшая косулю на сыром холме, и находилась стойка с табличкой «Прием гостей», но никого, кто их принимал бы, не было видно. К счастью, там имелся колокольчик, в который Каролина и позвонила. Из комнаты тут же вышла женщина. На ней было черное платье и очки со стразами, и она явно была недовольна тем, что какой-то посетитель потревожил ее среди дня, тем более что этим посетителем оказалась девушка в джинсах, черном плаще и красном платке, повязанном на голову.

— Да?

— Простите, что отвлекаю вас, но я хотела бы поговорить с Ангусом Клиберном.

— А, — ответила женщина тут же, — Ангуса нет.

Вид у нее был такой, словно она была очень рада это сообщить.

Каролина уставилась на нее. Над головой звучно тикали часы. Где-то в глубине отеля начал напевать мужской голос. Женщина поправила очки.

— Он был тут, конечно, — добавила она, словно уступая Каролине и, поколебавшись, спросила: — Это не вы посылали ему телеграмму? Тут лежит для него телеграмма, но она прибыла, когда он уже уехал.

Она открыла ящик и вытащила из него оранжевый конверт.

— Мне пришлось открыть ее, как видите, и я бы сообщила вам, что его здесь нет, да только тут не было обратного адреса.

— Да, конечно…

— Понимаете, он был тут. Он работал здесь месяц или около того. Очень выручал. Нам тогда не хватало людей.

— Но где же он теперь?

— Ну, я точно не знаю. Он уехал с американкой. Нанялся ее возить. Она останавливалась у нас и искала кого-нибудь, кто будет ее возить. Поэтому, как только мы нашли Ангусу замену, мы его отпустили. Шофером, — добавила она с такой интонацией, словно Каролине вряд ли доводилось слышать это слово.

— Но когда же они вернутся?

— Ну, через денек-другой. В конце недели, так сказала миссис Макдональд.

— Миссис Макдональд?

— Ну да, эта американка. Предки ее мужа — выходцы из этого района Шотландии. Поэтому ей так хотелось посмотреть здешние окрестности: она взяла напрокат машину и наняла Ангуса, чтобы он ее возил.

Вернется в конце недели. Это значит, в пятницу или в субботу. Но Каролине и Джоди в пятницу уже надо быть в Лондоне. Она не может ждать до конца недели. Ей во вторник надо выходить замуж. Во вторник она выходит за Хью и должна быть там, потому что в понедельник будет репетиция свадьбы, Диана будет страшно взволнована, и все эти подарки…

Ее мысли бестолково скакали туда-сюда, словно обезумевшие, неуправляемые кони. Она взяла себя в руки и попыталась здраво оценить ситуацию. Тут же стало ясно, что нет ни одного здравого шага, который она могла бы сделать, и ни одной здравой вещи, которую она могла бы сказать. Я дошла до точки. Ощущение было именно такое. Теперь, когда люди произнесут фразу: «Я дошел до точки», ей, Каролине, будет вполне понятно, что она означает.

Женщина у стойки начинала терять терпение из-за всей этой заминки.

— Вам очень нужно увидеть Ангуса?

— Да, я его сестра. Это очень важно.

— Откуда вы сейчас приехали?

— Из поместья Кейрни, — ответила Каролина, не подумав.

— Но это в восьми милях отсюда. А дорогу занесло.

— Я немного прошла пешком, а потом меня подвез снегоуборщик.

Им придется ждать Ангуса. Наверное, они могут остановиться прямо в этой гостинице. Она пожалела, что не взяла с собой Джоди.

— Найдется ли у вас для нас две комнаты?

— Для вас?

— У меня есть еще один брат. Он просто сейчас не со мной.

На лице женщины отразилось сомнение, но она сказала «минуточку» и пошла обратно в свою комнату, чтобы свериться с журналом посетителей. Каролина облокотилась на стойку и решила, что нет смысла впадать в панику, от этого лишь самочувствие ухудшается. Начинаешь чувствовать себя больным.

И тут она поняла, что она вернулась — старая болезнь, дикая, режущая боль в желудке. Она застала ее врасплох, словно какое-то ужасное чудовище, поджидавшее за углом, чтобы пронзить. Она попыталась не обращать на нее внимания, но боль была слишком сильной. Она нарастала с пугающей скоростью, словно огромный шар, в который накачивали воздух. Она заполняла собой все и была настолько острой, что не оставляла места для мыслей о чем-либо ином. Боль достигла самых дальних уголков ее существа, Каролина закрыла глаза и услышала звук, похожий на рев отдаленной сигнализации.

Когда ей стало казаться, что больше она не вынесет, боль начала ее отпускать, соскальзывая вниз, словно ненужное платье. Чуть погодя Каролина открыла глаза и обнаружила, что смотрит прямо в лицо перепуганной женщине за стойкой. Каролина не знала, когда та подошла.

— С вами все в порядке?

— Да, — она попыталась улыбнуться. Ее лицо было мокрым от пота. — Я думаю, это несварение. У меня такое уже было. Прогулка…

— Сядьте-ка лучше, я принесу вам воды.

— Я в порядке.

Но что-то не то было с лицом женщины за стойкой: оно приближалось и удалялось в странном мареве. Она что-то говорила, Каролина видела, как открывался ее рот, но при этом не было слышно ни звука. Каролина протянула руку, чтобы ухватиться за угол стойки, но это не помогло, и последнее, что она помнила, был яркий рисунок ковра, который вдруг рванулся вверх и больно ударил ее по голове.

Глава 5

Оливер вернулся домой только в половине пятого. Он устал. Дункан Фрэзер не только накормил его сытным обедом, но и настоял на том, чтобы обсудить все финансовые и юридические аспекты сделки по продаже поместья Кейрни. Он не упустил ни одной детали, и теперь голова Оливера была забита фактами и цифрами. Акры, урожаи, поголовье скота, стоимость построек, состояние хлевов и амбаров. Все это, конечно, было необходимо и правильно, но очень уж тяжко, и он ехал домой в сумерках, погрузившись в мрачную депрессию и пытаясь осознать происходящее: продавая поместье Кейрни, пусть даже Дункану, он неизбежно терял какую-то часть самого себя и обрывал последние нити, связывавшие его с детством.

Этот внутренний конфликт изнурил его. У него разболелась голова, и он не мог думать ни о чем, кроме родного дома, уюта своего привычного кресла, стоявшего у камина, и успокоительной чашки чая.

Дом никогда еще не казался ему таким надежным и гостеприимным. Он поставил «лендровер» в гараж и вошел в дом через кухню. Там за гладильной доской стояла миссис Купер, но глаза ее были устремлены к двери. Когда он вошел, она облегченно вздохнула и со стуком поставила утюг.

— О Оливер, я очень надеялась, что это вы. Я слышала, как подъехала машина, и надеялась, что это вы.

В ее лице было что-то такое, что заставило его спросить:

— Что случилось?

— Сестра мальчика пошла гулять и до сих пор не вернулась, а ведь уже почти стемнело.

Оливер стоял в пальто и медленно переваривал эту неприятную информацию.

— Когда она ушла?

— После обеда. И она ничегошеньки не съела, только ложкой по тарелке повозила — цыпленок и тот больше поклевал бы.

— Но уже половина пятого.

— Вот именно.

— А где Джоди?

— В детской. С ним все в порядке, и он не обеспокоен. Я ему, солнышку, чай отнесла.

Оливер нахмурился.

— Но куда она пошла?

— Она не сказала. Пойду, говорит, прогуляюсь, и все, — миссис Купер была очень встревожена. — Вы не думаете, что с ней что-то случилось?

— Я бы не удивился, — сказал Оливер в сердцах, — она такая безалаберная, что может и в луже утонуть.

— Ой, бедняжка…

— Никакая она не бедняжка, а беда на мою голову, — отрезал Оливер.

Он направился было к дальней лестнице, намереваясь подняться к Джоди и выяснить, что он об этом думает, но в этот момент зазвонил телефон. Первой мыслью Оливера было: «Ну вот, наконец-то линию починили», но миссис Купер схватилась за голову и воскликнула:

— Наверное, это полиция!

— Надеюсь, все же не она, — ответил Оливер, но вышел из кухни и направился к телефону в библиотеке поспешнее, чем обычно.

— Кейрни, — рявкнул он в трубку.

— Это усадьба Кейрни? — спросил ясно слышимый женский голос.

— Да, Оливер Кейрни у телефона.

— О, мистер Кейрни, это миссис Хендерсон из отеля «Страткорри».

Оливер взял себя в руки.

— Да?

— У нас здесь молодая девушка, она искала своего брата, который у нас работал…

Работал?

— Да, и что же?

— Она сказала, что приехала из вашей усадьбы.

— Верно.

— Вы знаете, я думаю, что вам стоит приехать за ней, мистер Кейрни. Ей стало плохо, и она упала тут в обморок, и потом была очень… слаба, — последнее слово она произнесла неохотно, словно оно было грубым.

— Как она добралась в Страткорри?

— Она сказала, что часть дороги прошла пешком, а потом ее подвез снегоуборщик.

Это означало, по крайней мере, что дорога уже расчищена.

— А где она сейчас?

— Я ее уложила… Ей было очень плохо.

— Она знает, что вы пошли мне звонить?

— Нет, я подумала, что лучше не говорить.

— Правильно, не говорите. Ничего не говорите. Просто оставьте ее у себя, пока я не приеду.

— Хорошо, мистер Кейрни. Поверьте, мне очень жаль.

— Ничего страшного. Вы совершенно правильно сделали, что позвонили. Мы волновались. Спасибо вам, я сейчас приеду.


Когда он приехал, Каролина спала. Не совсем даже спала, а пребывала в блаженном состоянии между сном и бодрствованием, согревшись и уютно свернувшись под одеялом. Звук его низкого голоса прервал ее дрему, пронзив ее словно клинок, и она мгновенно проснулась и насторожилась. Голова у нее была ясной. Она вспомнила, как сообщила женщине за стойкой, что приехала из усадьбы Кейрни, и пожалела о собственной болтливости. Но боль отпустила, сон подействовал освежающе, и поэтому, когда Оливер Кейрни без стука распахнул дверь и вошел, Каролина уже была готова к встрече и обороне.

— О господи, вам пришлось сюда ехать, а тут ведь ничего не случилось. Смотрите, — она села, — со мной все в порядке.

На нем было серое пальто и черный галстук, это напомнило ей о его погибшем брате, и она поспешно продолжила:

— Просто я очень долго шла, но все-таки не всю дорогу — меня подобрал снегоуборщик.

Он захлопнул дверь и облокотился на латунную перекладину в ногах кровати.

— Джоди с вами? — спросила она радостно. — Мы могли бы остаться здесь. У них есть свободные номера, и мы бы лучше подождали Ангуса тут. Он уехал, как выяснилось, на пару дней с американкой…

— Заткнитесь, — сказал Оливер.

Никто и никогда не говорил с Каролиной таким тоном. Она обиженно умолкла.

— Я велел вам сидеть дома и ждать.

— Я не могла.

— Почему?

— Потому что Джоди рассказал мне про вашего брата. Ему сказала миссис Купер. И это так ужасно, что мы появились в такой момент… Я чувствовала себя такой виноватой… Я не знала…

— Откуда вам было знать?

— Но в такой момент.

— Так или иначе, это не имеет значения, — отрезал Оливер. — Как вы себя чувствуете?

— Я в полном порядке.

— Вы упали в обморок. — Это прозвучало, как обвинение.

— Так глупо вышло. Я никогда не падаю в обморок.

— Проблема в том, что вы вообще ничего не едите. Если вы будете и дальше вести себя таким идиотским образом, вы, конечно, будете падать в обморок. Надевайте плащ, и я отвезу вас домой.

— Но я же говорю вам, мы можем остаться здесь. Мы подождем Ангуса в гостинице.

— Вы можете подождать Ангуса у меня в усадьбе, — он подошел к стулу и поднял черный плащ.

Каролина нахмурилась.

— Что, если я не хочу ехать, — поинтересовалась она. — Я не обязана.

— Что, если вы разочек сделаете то, что вам говорят? Что, если вы будете думать о ком-нибудь еще, а не только о себе? На миссис Купер лица не было, когда я вернулся, она уже начала представлять себе всякие ужасы, которые могли с вами случиться.

Каролина ощутила укол совести.

— А что Джоди?

— С ним все в порядке. Я оставил его смотреть телевизор. Ну, вы идете?

Делать было нечего. Каролина вылезла из кровати, позволила ему надеть на себя плащ, сунула ноги в сапоги и смиренно поплелась за ним вниз по лестнице.

— Миссис Хендерсон!

Она появилась из своей комнаты и встала за стойкой словно услужливый продавец.

— О, вы ее нашли, мистер Кейрни. Очень хорошо.

Она подняла откидную доску на стойке и вышла к ним в холл.

— Как вы себя чувствуете, милая? — спросила она Каролину.

— Я в порядке, — ответила та, и, подумав, добавила, — спасибо, — хотя ей было трудно простить миссис Хендерсон за то, что она позвонила Оливеру.

— Не за что. И когда Ангус вернется…

— Передайте ему, что его сестра в усадьбе Кейрни, — сказал Оливер.

— Обязательно. Я рада, что вам лучше.

Каролина направилась к двери. Оливер еще раз поблагодарил миссис Хендерсон. Они вышли в холодные, мягкие, ветреные сумерки, и она расстроенно забралась в «лендровер».


Назад они ехали молча. Предсказанная оттепель превратила снег в жидкую кашу, и дорога через холм почти растаяла. Западный ветер разгонял серые облака, открывая в небе сапфировые прогалины. Через открытое окно в «лендровер» проникал запах дерна и влажных торфяников. С берегов маленького поросшего тростником озерка взлетали кулики, и вдруг стало понятно, что почки на деревьях вот-вот распустятся и настанет долгожданная весна.

Каролина думала о том лондонском вечере, когда они с Хью ездили в клуб «Арабелла». Она вспоминала, как огни города отражались в небе оранжевым заревом и как она опустила стекло, подставила голову навстречу ветру и представляла, как хорошо быть за городом. Это было каких-то три-четыре дня назад, но сейчас ей казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Как будто все это происходило с какой-то другой девушкой в совсем другие времена.

Но то была иллюзия. Она — Каролина Клиберн, и на ней висит сотня нерешенных проблем. Она — Каролина Клиберн, и она должна вернуться в Лондон прежде, чем там все встанут на уши. Она — Каролина Клиберн, и она выходит замуж за Хью Рашли. Во вторник.

Таково было истинное положение дел. Чтобы вернуться к реальности, она стала думать о заваленном свадебными подарками доме в Мильтон-гарденс. О белом платье, висевшем в ее шкафу, о поставщиках, приходящих со своими переносными столами, и их накрахмаленных белых скатертях. Она подумала о бокалах для шампанского, скопления которых так похожи на мыльные пузыри, букетах гардений, хлопках пробок и традиционных тостах, она подумала о Хью, заботливом, собранном Хью, который никогда не повышал на нее голос, не говоря уж о том, чтобы велеть ей заткнуться.

Это ее терзало. Она вспоминала об этом с негодованием и обидой. Обиду на Ангуса, который подвел ее как раз тогда, когда она больше всего нуждалась в его поддержке, смылся на машине с какой-то старой американской вдовушкой, не оставив ни адреса, ни даты возвращения, ничего определенного. Обиду на миссис Хендерсон с ее очками в стразах и выражением почтительной деловитости, которая позвонила Оливеру Кейрни в тот момент, когда Каролине меньше всего хотелось его нового вмешательства. И наконец, обиду на самого Оливера, этого невыносимого человека, который брал на себя гораздо больше, чем требовали обычаи гостеприимства.

«Лендровер» перевалил через гребень холма, и дорога пошла вниз, ведя их обратно к поместью Кейрни. Оливер переключил передачу, колеса глубоко погружались в жидкий снег. В молчании чувствовалось его неодобрение. Ей хотелось, чтобы он хоть что-то сказал. Все ее обиды слились в раздражение, направленное на него одного. Оно росло до тех пор, пока не осталось сил его сдерживать, и в конце концов она холодно произнесла:

— Это глупо.

— Что глупо? — Его голос был таким же ледяным, как ее собственный.

— Вся эта ситуация. Всё.

— Я слишком мало знаю об этой ситуации, чтобы о ней судить. Мне известно только, что вы с Джоди появились в моем доме из снежной метели, а в остальном я в полных потемках.

— Это не ваше дело, — сказала Каролина, и ее слова прозвучали грубее, чем ей хотелось.

— Зато мое дело следить, чтобы ваш брат впредь не страдал из-за ваших дурацких выходок.

— Если бы Ангус был в Страткорри…

Он не дал ей договорить.

— Если бы, да кабы. Однако его там не было. И у меня странное чувство, что вы были не очень-то этим удивлены. Что он за человек, этот ваш брат?

Каролина промолчала, надеясь, что ее молчание будет воспринято как выражение достоинства.

— Понятно, — сказал Оливер самоуверенным тоном человека, которому все ясно.

— Ничего вам не понятно! Вы ничего о нем не знаете. Вы даже не представляете.

— Ой, заткнитесь, — беспардонно оборвал ее Оливер второй раз.

Каролина отвернулась и уставилась в темное окно, скрывая лицо, чтобы он не догадался о слезах, навернувшихся на глаза от жгучей обиды.

В сгустившихся сумерках дом казался квадратным, за задернутыми шторами лился желтый свет. Оливер остановил машину перед входом и вылез. Каролина тоже медленно и неохотно спустилась вниз, поплелась за ним по ступеням и прошла мимо него в открытую дверь, которую он придержал, пропуская ее вперед. Чувствуя себя нашкодившим ребенком, которого усадили читать книжку, она даже не взглянула на Оливера. Дверь за ними захлопнулась, и тут же, словно этот звук послужил сигналом, послышался голос Джоди. Отворилась другая дверь, и его шаги застучали по коридору, который шел от кухни. Он вбежал в холл и застыл, увидев, что приехали только двое. Он посмотрел на дверь за спиной Каролины, потом на ее лицо. Он был совершенно огорошен.

— Ангус? — произнес он.

Он был уверен, что Ангус приедет вместе с ней. Она ответила, хотя сообщать ему это было невыносимо:

— Его там не было.

Последовало молчание. И Джоди беззаботно заявил:

— Ты его не нашла.

— Он был там, он там работал. Но он уехал на несколько дней, — она продолжила, стараясь говорить уверенно, — он вернется через день-другой. Тут не о чем беспокоиться.

— Но миссис Купер сказала, что ты заболела.

— Я не заболела, — быстро возразила Каролина.

— Но она сказала…

В разговор вмешался Оливер:

— Вся беда твоей сестры в том, что она никогда не делает того, что ей говорят, и совершенно ничего не ест. — Чувствовалось, что он здорово выведен из себя. Джоди смотрел, как он расстегивает свое твидовое пальто и кидает его на край перил. — Где миссис Купер?

— На кухне.

— Пойди скажи ей, что все в порядке. Я привез Каролину, и она сейчас отправится в постель и поужинает. Завтра будет как новенькая.

Джоди заколебался, и Оливер подошел к нему, повернул и мягко подтолкнул в том направлении, откуда он прибежал.

— Давай. Тут не о чем беспокоиться, поверь мне.

Джоди ушел. Дверь в кухню хлопнула, и они услышали, как он передает послание. Оливер повернулся к Каролине.

— А теперь, — сказал он с обманчивой любезностью, — вы отправитесь к себе наверх и ляжете в постель. Миссис Купер принесет вам ужин на подносе. Вот и всё.

Его тон пробудил старое редко проявлявшееся упрямство. То самое упрямство, благодаря которому Каролине удавалось настоять на своем в детстве, и которое помогло ей сломить сопротивление Дианы, не желавшей, чтобы она шла в театральное училище. Хью, судя по всему, быстро распознал эту черту в ее характере, и всегда обращался с ней тактично, терпеливо уговаривая, внушая, ведя ее на поводу, если она могла отказаться двигаться в нужном направлении.

Она подумала, не устроить ли мрачный финальный скандал, но Оливер Кейрни стоял в ожидании и на лице его читалась такая вежливая неумолимость, что ее решимость угасла. Оправдывая свою капитуляцию, она сказала себе, что устала, слишком устала, чтобы продолжать споры. Мысль об уютной кровати, тепле и уединении вдруг показалась очень заманчивой. Не сказав ни слова, она повернулась и пошла наверх, ступенька за ступенькой, ведя рукой по длинным полированным перилам.

Когда она ушла, Оливер отправился на кухню, где его встретили миссис Купер и Джоди. Миссис Купер готовила ужин, а Джоди сидел за чисто вымытым столом и бился над видавшим виды пазлом, который в собранном виде должен был изображать старомодный паровоз. Оливер помнил, как он собирал этот пазл, а мама и Чарлз ему помогали. Они коротали за ним долгие дождливые дни, дожидаясь, когда кончится дождь и можно будет снова играть на улице.

Он наклонился и заглянул Джоди через плечо.

— У тебя неплохо получается, — сообщил он.

— Не могу найти кусочек с небом и частью ветки. Если бы он нашелся, я бы вот здесь сдвинулся с места.

Оливер принялся искать недостающий элемент. Миссис Купер, стоявшая у плиты, спросила:

— Молодая леди пришла в себя?

Оливер ответил, не глядя на нее:

— Да, с ней все в порядке. Она пошла в кровать.

— Что с ней случилось? — спросил Джоди.

— Она упала в обморок и потом плохо себя чувствовала.

— Ненавижу плохо себя чувствовать.

— Я тоже, — усмехнулся Оливер.

— Я процедила мисочку отличного мясного бульона, — сказала миссис Купер. — Когда плохо себя чувствуешь, плотно ужинать совсем не хочется.

Оливер согласился с этим. Он наконец отыскал недостающий кусочек пазла и протянул его Джоди.

— Тот самый?

— Точно, — Джоди был восхищен догадливостью Оливера. — Ой, спасибо, а я на него смотрел-смотрел и не догадывался, что это он и есть. — Он поднял голову и улыбнулся. — Вдвоем лучше собирать, правда? Вы мне еще поможете?

— Ну, сначала я приму ванну, потом выпью чего-нибудь, потом мы с тобой вместе поужинаем. А после ужина посмотрим, может быть, нам удастся его дособрать.

— Это ваш пазл?

— Мой или Чарлза, я уже не помню.

— Это забавный паровоз.

— Да, паровые машины были замечательными. Они издавали такие классные звуки.

— Я знаю, я видел их в кино.


Он принял ванну, оделся и уже спускался вниз в библиотеку чтобы выпить обещанный самому себе стаканчик, когда вдруг вспомнил, что он обещал этим вечером приехать на ужин в Росси-хилл. Он подивился тому, как это напрочь вылетело у него из головы. Хотя он виделся за обедом с Дунканом Фрэзером и даже говорил с ним о планировавшемся ужине, безумные события второй половины дня заставили его об этом забыть.

На часах уже была половина восьмого, и на нем был не костюм для званого ужина, а старый свитер с высоким воротом и потертые вельветовые штаны. Секунду он поколебался, пощипывая нижнюю губу и пытаясь решить, что делать, но в конце концов мысль о Джоди, который весь вечер сидел один и переживал и которому Оливер обещал составить компанию, взяла верх. Он направился в библиотеку, снял трубку и набрал номер Росси-хилл. К телефону вскоре подошла Лиз.

— Алло.

— Лиз.

— О Оливер, ты звонишь предупредить, что опоздаешь? Если так, ты не волнуйся, я сама забыла вовремя поставить фазана и к тому же…

— Нет, я не за этим звоню, — перебил он, — я звоню сказать, что не смогу прийти.

— Но… Я… Папа сказал… — А затем совсем другим тоном: — С тобой все в порядке? — В ее голосе звучала такая тревога, словно она испугалась, что он мог неожиданно сойти с ума. — Ты не заболел ли?

— Нет, просто я не смогу прийти… Я объясню…

Она холодно спросила:

— Это ведь не связано с девушкой и мальчиком, которые объявились в твоем доме?

Оливер очень удивился. Он не сказал Дункану ни слова о Клибернах, но не потому, что хотел это скрыть, а просто потому, что были более важные вещи для обсуждения.

— Откуда ты знаешь?

— Подумаешь, невидаль. Не забывай, что наша миссис Дуглас — свояченица Купера. Живя здесь, нельзя ничего скрыть, Оливер. Пора бы тебе это знать.

Он почувствовал смутное раздражение, как будто она винила его в обмане.

— Это не секрет.

— Они все еще там?

— Да.

— Я должна приехать поглядеть. Это интересно.

Он пропустил мимо ушей двусмысленную интонацию, с которой это было сказано, и сменил тему:

— Ты простишь меня за то, что я так невежливо поступил и к тому же позвонил предупредить в самый последний момент?

— Ничего страшного. Бывает. Нам с отцом просто достанется больше фазана. Приходи в какой-нибудь другой день.

— Если позовешь.

— Я тебя уже зову, — но ее голос все еще был жестким, — ты просто позвони мне, когда разберешься со своими делами.

— Хорошо, — сказал Оливер.

— Тогда пока.

— Пока.

Однако она повесила трубку и оборвала связь раньше, чем он успел произнести это слово.

Она сердилась на него, и не без оснований. Он с сожалением представил себе аккуратно накрытый обеденный стол, свечи, фазана, вино. Ужином в Росси-хилл никогда не следовало пренебрегать и в иные времена. Он тихо выругался, проклиная весь этот день и желая, чтобы он поскорее закончился. Налил себе виски, добавил чуток содовой — меньше, чем обычно, — и, не раздумывая, проглотил. Почувствовав себя немного бодрее, он пошел искать Джоди.

Но не успел он выйти в коридор, как наткнулся на миссис Купер, которая несла поднос. На лице у нее было странное выражение, словно она хотела что-то утаить. Увидев его, она прибавила шагу и успела войти на кухню прежде, чем он ее догнал.

— Что случилось, миссис Купер?

Она оперлась на дверь спиной, и на лице у нее появилось страдальческое выражение.

— Она не съела ни ложки, Оливер.

Он взглянул на поднос и снял крышку с чашки с бульоном. От нее поднимался ароматный пар.

— Я сделала все, что могла, я передала ей ваши слова, но она не согласилась съесть ни ложки. Она сказала, что боится, что ей опять станет плохо.

Оливер водрузил крышку на место, поставил на поднос стакан с виски и принял его из рук миссис Купер.

— Посмотрим, — сказал он.

Он уже пришел в себя и не чувствовал ни усталости, ни уныния, только был не на шутку сердит, просто доведен до белого каления. Он твердым шагом поднялся по лестнице, перескакивая через две ступени, прошел по коридору и ворвался в гостевую спальню, не дав себе труда постучать в дверь. Она лежала в огромной двуспальной кровати, покрытой розовым стеганым одеялом. Подушки были разбросаны по полу. Рядом с кроватью горел ночник с розовым абажуром.

Открывшаяся его взору картина лишь усугубила его раздражение. Эта чертова девчонка явилась в его дом, перевернула все вверх дном, расстроила его планы на вечер и теперь лежит на его гостевой кровати, отказываясь есть и заставляя всех лезть на стенку. Он широкими шагами пересек комнату и со стуком плюхнул поднос на прикроватный столик. Ночник слегка покачнулся, виски расплескалось.

Она молча смотрела на него широко распахнутыми глазами, ее распущенные волосы переплелись, словно нити светлого шелка. Не говоря ни слова, он принялся собирать подушки, усадил ее на кровати и приткнул их ей за спину, словно она была тряпичной куклой, которая не могла сидеть самостоятельно.

Весь ее вид выражал протест, губы надулись, как у обиженного ребенка. Он взял с подноса салфетку и повязал ей на шею так, словно собирался ее удавить. Затем он снял крышку с чашки с бульоном.

Она внятно произнесла:

— Если вы заставите меня это съесть, мне опять станет плохо.

Оливер взял ложку:

— Если вам опять станет плохо, я вам надаю.

Ее губы задрожали от обиды на эту несправедливую угрозу.

— Сразу бить станете или когда мне полегчает? — язвительно поинтересовалась она.

— Сразу стану и потом добавлю, — грубо ответил Оливер. — Открывайте рот.

Когда она подчинилась, скорее пораженная, чем испугавшаяся, он влил в нее первую ложку. Проглотив ее, она слегка поперхнулась и поглядела на него с мольбой и упреком. В ответ он лишь предупредительно поднял бровь. За первой ложкой последовала вторая. Потом третья. И четвертая. Каролина начала рыдать. Она не произнесла ни слова, но ее глаза наполнились слезами, которые неудержимо потекли по щекам. Не обращая на это внимания, Оливер продолжал неумолимо вливать в нее бульон. К моменту когда он наконец закончился, она была мокрой от слез. Он поставил на поднос пустую чашку и без всякого сочувствия сказал:

— Видите, вам не стало плохо.

Каролина всхлипнула, не в силах говорить. И тут его ярость вдруг разом улетучилась, уступив место нелепой нежности, и ему захотелось улыбнуться. Эта последняя вспышка гнева очистила его сознание, как гроза очищает пыльный воздух, и он неожиданно успокоился и расслабился. Все проблемы и горести этого дня вдруг встали на свои места и уже не казались такими значительными. Осталась лишь эта тихая, уютная комната, освещенная легким розовым светом, последний глоток виски у него в стакане и Каролина Клиберн, которая наконец была накормлена и покорена.

Он осторожно снял с ее шеи салфетку и протянул ей:

— Пожалуй, вы можете воспользоваться ею как носовым платком, — предложил он.

Она благодарно посмотрела на него, взяла салфетку, промокнула ею глаза и потом энергично высморкалась. Прядь волос, лежавшая у края ее щеки, была мокра от слез, и он осторожно протянул палец, разгладил ее и заправил за ухо.

Это было ничтожное, инстинктивное, непроизвольное утешительное движение, но неожиданный телесный контакт вызвал цепную реакцию. На мгновение на лице Каролины отразилось удивление, а затем его сменило полное облегчение. Она подалась вперед и уткнулась лбом в грубую шерсть его свитера так, словно это было нечто само собой разумеющееся, и, не задумываясь, он обхватил руками ее тонкие плечи и прижал ее к себе покрепче, так что ее шелковый затылок оказался прямо у его подбородка. Он почувствовал все ее хрупкое тело, каждую косточку, каждое биение сердца. Немного погодя он произнес:

— Вы ведь расскажете мне, что все это значит, правда?

И Каролина кивнула, пряча голову у него на груди.

— Да, — сказала она приглушенно, — наверное, придется.

Она начала с самого начала, с Афроса:

— Мы перебрались туда после смерти нашей матери. Джоди был еще совсем ребенком, и он начал говорить по-гречески раньше, чем по-английски. Наш отец был архитектором, он хотел заниматься отделкой домов, но англичане открыли для себя Афрос и стали покупать там дома и землю, и в результате он стал своего рода агентом, помогавшим приобретать там собственность: он покупал дома, руководил их реконструкцией и все в таком роде. Возможно, если бы Ангус воспитывался в Англии, он стал бы другим. Не знаю. Но мы учились в местной школе, потому что у отца не было денег, чтобы отправить нас в Англию.

Она прервала свой рассказ и принялась объяснять про Ангуса:

— Он всегда вел такую свободную жизнь. Наш отец никогда за нас не волновался и не беспокоился о том, где мы. Он был уверен, что с нами все в порядке. Ангус в основном проводил время с рыбаками и, когда закончил школу, просто остался на Афросе. Кажется, никому никогда не приходило в голову, что он мог бы найти работу. И тут появилась Диана.

— Ваша мачеха.

— Да, она приехала на остров, чтобы купить дом, и пришла к отцу с предложением стать ее агентом. Но дом она так и не купила: вместо этого она вышла за него замуж и стала жить с нами.

— Жизнь из-за этого сильно изменилась?

— Для Джоди — да. И для меня. Но не для Ангуса. Для него ничего не изменилось.

— Вы хорошо к ней относитесь?

— Да, — Каролина собирала край простыни в аккуратные складочки, словно подчиняясь обстоятельному наказу Дианы, который нужно было выполнить тютелька в тютельку. — Да, я хорошо к ней отношусь. И Джоди тоже. Но Ангус был уже достаточно взрослым, чтобы попасть под ее влияние, а она… Она была достаточно мудра, чтобы не пытаться на него повлиять. Но потом умер наш отец, и она решила, что мы все должны вернуться в Лондон. Ангус не захотел ехать. И оставаться на Афросе он тоже не хотел. Он купил подержанный «мини-моук» и отправился в Индию через Турцию и Сирию. Мы получали от него открытки с изображениями разных экзотических мест, и все.

— Но вы-то вернулись в Лондон?

— Да. У Дианы был дом в Мильтон-гарденс. Мы там и живем.

— А как же Ангус?

— Он как-то раз приезжал туда, но из этого ничего не вышло. Они с Дианой страшно поругались из-за того, что он не желал ни стричься, ни бриться, ни надеть туфли. Ну, вы понимаете. К тому же Диана к этому моменту уже вышла замуж второй раз, за друга юности. Его зовут Шон Карпентер. Так что теперь она миссис Карпентер.

— А что собой представляет мистер Карпентер?

— Он замечательный, но недостаточно сильный для такой жены, как Диана. Она делает то, что считает нужным, и на самом деле всеми нами управляет. Но делает это очень тактично. Это трудно описать.

— И что же вы делали с тех пор, как вернулись в Англию?

— Ну, я закончила школу и пошла в театральное училище, — она поглядела на Оливера, чуть усмехаясь. — Диана была против. Она боялась, что я сделаюсь хиппи, или начну баловаться наркотой, или стану как Ангус.

Оливер усмехнулся:

— И как?

— Ничего подобного. Но еще она предрекала, что меня надолго не хватит, и оказалась права. Я благополучно закончила училище и даже нашла место в театре, но потом… — она замялась.

Оливер слушал ее рассказ понимающе, и в его глазах была странная нежность. Говорить с ним было легко. Она и не думала, что с ним будет так легко. Весь день он только и делал, что разными способами давал ей понять, что считает ее дурой, но инстинктивно она знала, что он не сочтет ее дурой за то, что она влюбилась не в того мужчину.

— Ну, я увлеклась одним человеком. Наверное, я была глупой и неопытной и думала, что он тоже увлечется мной. Но он был слишком амбициозным, слишком нацеленным на карьеру, поэтому шел вперед и в какой-то момент я осталась позади. Его звали Дреннан Колфилд, теперь он довольно известен. Может быть, вы о нем слышали.

— Да, слышал.

— Он женился на французской актрисе. Я думаю, сейчас они в Голливуде. Он собирается сняться в серии фильмов. В общем, после Дреннана все пошло наперекосяк. Я заболела пневмонией и в конце концов бросила театр.

Она опять начала делать складочки на простыне.

— А что же Ангус? — мягко напомнил Оливер. — Когда он объявился в Шотландии?

— Пару недель назад Джоди получил от него письмо. Но он рассказал о нем только в это воскресенье.

— А почему для вас так важно с ним увидеться?

— Потому что Диана и Шон уезжают в Канаду. У Шона там появилась работа, и они уедут, как только… В общем, вот-вот уедут. Они хотят взять с собой Джоди. Но Джоди не хочет туда ехать, хотя Диана об этом не знает. Зато он сказал об этом мне и упросил, чтобы я поехала с ним в Шотландию искать Ангуса. Он надеется, что Ангус переедет в Лондон и будет жить вместе с ним, — тогда ему не надо будет ехать в Канаду.

— Вы считаете, что это реально?

— Не очень, — честно ответила Каролина, — но я должна попытаться. Надо попытаться ради Джоди.

— А он не может остаться с вами?

— Нет.

— Почему?

Каролина пожала плечами:

— Такой вариант не пройдет. Диана ни за что на это не согласится. Но Ангус — другое дело. Ему уже двадцать пять. Если он захочет взять Джоди, Диана не будет ему препятствовать.

— Понятно.

— Вот поэтому мы и поехали его искать. Мы одолжили машину у Калеба Эша. Это друг моего отца, который сейчас живет в Лондоне, в квартире, которую он снимает у Дианы, на другом конце ее сада. Он хорошо к Диане относится, но мне кажется, что он не очень одобряет то, как она всех нас направляет и руководит нашими жизнями. Поэтому он согласился одолжить нам свою машину при условии, что мы скажем ему, куда едем.

— Но Диане вы об этом не сказали?

— Мы сказали ей, что едем в Шотландию, и все. Оставили ей письмо. Если бы мы сказали ей больше, она бы давным-давно догнала нас. У нее такой характер.

— Она ведь будет страшно за вас волноваться.

— Да, наверняка. Но мы пообещали вернуться в пятницу…

— Но ведь вы не вернетесь. Не сможете, если Ангус не приедет.

— Я знаю.

— Вы не думаете, что стоит позвонить ей?

— Нет, пока не стоит. Ради Джоди надо еще подождать.

— Она ведь все поймет.

— Отчасти поймет, но не вполне. Если бы Ангус был другим… — она безнадежно умолкла.

— Так что же мы будем делать? — спросил Оливер.

Это «мы» обезоружило ее.

— Не знаю, — ответила она, но уже без прежнего отчаяния. — Ждать? — и в ее голосе появилась надежда.

— Сколько?

— До пятницы. А потом, я вам обещаю, мы позвоним Диане и отправимся обратно в Лондон.

Оливер обдумал это и с некоторой неохотой согласился:

— Но все же не могу сказать, что я это полностью одобряю.

Каролина улыбнулась:

— Это не новость. Вы излучаете неодобрение с тех самых пор, как мы тут появились.

— Но вы ведь не будете отрицать, что на то есть некоторые основания.

— Я отправилась сегодня в Страткорри только потому, что узнала о вашем брате. Если бы не это, я бы никуда не пошла. Я чувствовала страшную вину и неловкость за то, что мы объявились тут в такой ужасный момент.

— Он уже не ужасный. Все это позади.

— Что вы теперь будете делать?

— Продам поместье и вернусь в Лондон.

— Разве это не тяжко?

— Тяжко, конечно, но не конец света. Усадьба останется в моей голове такой, какой я ее помню, ее ничто не разрушит. Это ведь не столько дом, сколько разные замечательные вещи, которые тут происходили. Кирпичики, из которых складывалась очень счастливая жизнь. Я ничего из этого не утрачу, даже став седым и беззубым стариком.

— Это как Афрос, — сказала Каролина. — Для меня и для Джоди Афрос такой же. Все самое прекрасное, что со мной было, прекрасно потому, что напоминает об Афросе. Солнце, белые дома, голубое небо, ветер с моря, запах сосен и гераней в горшках. Каким был ваш брат? Он был похож на вас?

— Он был чудесный. Самый чудесный парень на свете, и он не был на меня похож.

— А какой он был?

— Рыжеволосый. Он был трудягой, с головой уходил в дела поместья. Хороший был фермер. И хороший человек.

— Если бы Ангус был таким же, все было бы иначе.

— Если бы Ангус был, как мой брат, вы никогда бы не поехали в Шотландию его искать, не попали бы в усадьбу Кейрни и я бы вас обоих никогда не встретил.

— Подумаешь, потеря.

— Миссис Купер, несомненно, назвала бы это «историей».

Оба рассмеялись. Тут раздался стук в дверь и, едва Каролина успела сказать «войдите», как дверь приоткрылась и Джоди просунул голову в комнату.

— Джоди.

Он тихонько вошел.

— Оливер, миссис Купер зовет вас ужинать.

— О господи, уже пора? — Оливер взглянул на часы. — Сейчас иду.

Джоди подошел к сестре.

— Тебе получше?

— Да, намного.

Оливер поднялся, взял поднос и направился к двери.

— Как продвигается пазл? — поинтересовался он.

— Я еще немножко собрал, но не очень много.

— Будем всю ночь сидеть, пока не соберем, — пообещал Оливер и добавил, обращаясь к Каролине, — а вы ложитесь спать. Увидимся утром.

— Спокойной ночи, — пожелал Джоди.

— Спокойной ночи, Джоди.

Когда они ушли, она выключила ночник. В окне, лишь наполовину задернутом шторами, сияли звезды. Кричал кулик, и ветерок гулял в высоких сосновых кронах. Каролина уже засыпала, но окончательно заснуть ей не давали две пришедшие в голову странные и важные мысли.

Первая состояла в том, что спустя столько лет ее любовь к Дреннану Колфилду наконец кончилась. Она говорила о нем, произносила его имя, но магия ушла. Он остался в прошлом, с ним было покончено, и с плеч у нее словно свалился тяжкий груз. Она вновь была свободна.

Вторая мысль была еще более странной. Потому что, хоть она и рассказала обо всем Оливеру, она ни разу не упомянула Хью. Она знала, что тут должна крыться какая-то причина… На все есть своя причина… Но она заснула раньше, чем успела в этом разобраться.

Глава 6

На следующий день наступил апрель и вместе с ним пришла весна. Ветер улегся, солнце сияло в безоблачном небе, стрелка барометра взлетела, а вместе с ней и столбик термометра. В воздухе пахло влажной весенней землей. Снег полностью растаял, обнажив группки подснежников, крохотные ранние крокусы и ковры из желтых весенников, появившихся под буками. Пели птицы, двери стояли распахнутыми навстречу долгожданному теплу, и на бельевых веревках развевались занавески, одеяла и прочие атрибуты большой весенней уборки.

Около десяти утра в Росси-хилл зазвонил телефон. Дункан Фрэзер уже ушел, а Лиз на кухне составляла букет из веточек вербы и желтых нарциссов. Она положила садовые ножницы, вытерла руки и сняла трубку.

— Алло?

— Элизабет!

Звонила ее мать из Лондона, в ее голосе сквозило ожидание, и Лиз нахмурилась. Она все еще переживала из-за неожиданного отказа Оливера прийти к ним на ужин вчера вечером и потому была не в духе.

Элен Холдейн, однако, об этом не знала.

— Дорогая, я понимаю, что звонить с утра пораньше нелепо, но мне не терпится узнать про вчерашний вечер. Ты сама ведь мне не позвонишь, я знаю. Как прошел ваш ужин?

Лиз обреченно подвинула стул и со вздохом уселась.

— Никак.

— Что значит «никак»?

— Оливер в последний момент позвонил и сказал, что не придет. Так что званый ужин не состоялся.

— Ой, дорогая моя, как жалко! А я мечтала расспросить тебя во всех подробностях. Ты так восторженно об этом говорила.

Она помолчала и, поскольку дочь явно не собиралась ничего добавить, осторожно поинтересовалась:

— Вы, часом, не поссорились?

Лиз усмехнулась.

— Нет, конечно, нет. Он просто не смог прийти. Думаю, он очень занят. Отец вчера угощал его обедом, и они полдня обсуждали дела. Между прочим, отец собирается покупать поместье Кейрни.

— Ну, уж он-то точно будет занят, раз такое дело, — сказала Элен язвительно. — Ох, бедный Оливер, что его ждет. У него сейчас очень трудный период. Ты должна быть крайне терпелива, дорогая, должна относиться к нему с большим пониманием.

Лиз не желала больше говорить об Оливере и спросила, чтобы сменить тему:

— А что новенького в великом городе?

— Да всякое разное. Мы пробудем здесь еще недельку-другую. У Паркера какие-то дела с приехавшими из Нью-Йорка пожарными, так что мы пока не можем вернуться в Париж. Я развлекаюсь тут, встречаясь с людьми и узнавая разные новости. О, знаешь, что я тебе сейчас расскажу? Тут произошла такая неожиданная вещь!

Лиз почувствовала в голосе матери желание посплетничать и поняла, что разговор затянется по меньшей мере еще минут на десять. Она достала сигарету и уселась, собираясь слушать.

— Ты же знаешь Диану и Шона Карпентер? Представляешь, у Дианы пропали приемные дети! Да-да, просто исчезли с лица земли в буквальном смысле слова. Оставили письмо, что они едут в Шотландию — вот уж нашли, куда податься, — искать своего брата Ангуса. А он, конечно, ужасный хиппарь. Диана с ним такого натерпелась! Он тратит время на поиски истины в Индии или где-то там еще, где все эти люди надеются ее найти. По-моему, Шотландия — это последнее место, где он должен был оказаться, там ведь нет ничего, кроме приземленных девиц и телячьего рубца с потрохами. Надо сказать, мне всегда казалось, что Каролина довольно странная девушка. Она как-то пыталась стать актрисой, и у нее ничего не вышло, но мне и в голову не могло прийти, что она способна на такую дикость — просто исчезнуть.

— А что предпринимает Диана?

— Дорогая, что она может предпринять? Обращаться в полицию она не хочет. В конце концов, хоть мальчик еще маленький, но девушка-то уже считается взрослой… Она должна быть способна о нем позаботиться. Диану приводит в ужас мысль о том, что газеты могут ухватиться за эту историю, и она попадет на первые полосы вечерних выпусков. И ко всему прочему, на вторник назначена свадьба, а у Хью, как-никак, есть профессиональная репутация, которую он должен поддерживать.

— Свадьба?

— Да, свадьба Каролины, — в голосе Элен прорезалось раздражение, словно Лиз не понимала простых вещей. — Каролина выходит замуж за брата Дианы, Хью Рашли. Во вторник. Репетиция свадьбы назначена на понедельник, а они даже не знают, где она. Это все ужасно выбивает из колеи. Мне всегда казалось, что она странная девочка, не правда ли?

— Я не знаю. Я ее никогда не видела.

— Ах да, конечно. Я все время об этом забываю. Как глупо. Но, знаешь, я всегда думала, что она хорошо относится к Диане, я и предположить не могла, что она так с ней поступит. Ох, дорогая моя, ты ведь не будешь так себя вести со мной, правда, когда со временем соберешься замуж? Будем надеяться, что это скоро случится и ты выйдешь за Того Самого мужчину. Не будем называть имен, но ты ведь понимаешь, кого я имею в виду. А сейчас мне пора идти. Я записалась к парикмахеру и уже опаздываю. Дорогая, не беспокойся за Оливера, просто зайди к нему, будь мила и прояви понимание. Я уверена, все будет в порядке. Я по тебе очень соскучилась. Приезжай поскорее.

— Постараюсь.

— До свидания, милая, — и затем, не слишком убедительно, — передай отцу от меня привет.

Тем же самым утром, только немного позднее, Каролина Клиберн лежала, словно на подстилке, в зарослях вереска, прикрыв глаза рукой от яркого света, и солнечные лучи согревали ее с головы до ног. В отсутствие зрения прочие чувства стали вдвое острее. Она слышала куликов, отдаленное карканье ворона, плеск воды, тихие вздохи почти неощутимого таинственного ветерка. Ее ноздри ощущали сладость чистой воды и земли, покрытой мхом, влажной и темной от торфа. Она чувствовала холодный нос Лайзы, старой суки лабрадора, которая лежала рядом, уткнувшись мордой в руку Каролины.

Рядом с ней, свесив руки между колен, сидел и курил Оливер Кейрни, наблюдавший за усилиями Джоди: тот посреди маленького пруда боролся с веслами громоздкой деревянной лодки, которые были слишком длинны для него. Время от времени раздавались угрожающие всплески и Каролина поднимала голову, чтобы убедиться, что он просто поймал краба или закружил лодку и, удовлетворенная тем, что он не собирается тонуть, опускалась обратно на свое вересковое ложе и вновь прикрывала глаза.

— Если бы я не надел на него этот спасательный жилет, вы бы сейчас носились туда-сюда по берегу, как обезумевшая курица.

— Нет, не носилась бы. Я сидела бы в лодке вместе с ним.

— Тогда вы оба рисковали бы потонуть.

Вереск покалывал ее сквозь блузку, по руке полз какой-то безымянный жучок. Она села, стряхнула жучка и подставила лицо солнцу.

— Даже не верится: каких-то два дня назад мы с Джоди попали в жуткую метель, а теперь вот такое.

Пруд был спокоен и чист, в нем отражалось почти летнее голубое небо, за его дальним берегом, поросшим тростником, начинались вересковые холмы, на гребнях которых выступали голые скалы, словно сигнальные вышки на вершине горы. Вдали виднелась пасущаяся отара овец, и в утренней тишине было слышно их жалобное блеянье. Лодка, которой столь мужественно управлял Джоди, со скрипом медленно скользила по воде. Волосы у него стояли дыбом, а лицо потихоньку начинало краснеть.

— Здесь очень красиво, — произнесла она. — Я и не думала, что здесь так красиво.

— Сейчас самое лучшее время года для этих мест. Так будет еще месяц-другой, пока распускаются листья буков и нарциссы, а потом вдруг наступит лето. В октябре здесь опять станет очень красиво, деревья станут багряными, небо — глубоким синим, а вереск — пурпурным.

— Вы ведь будете отчаянно скучать по здешним местам.

— Конечно буду, но тут уж ничего не поделаешь.

— Собираетесь все это продать?

— Да, — он бросил на землю окурок и затушил его каблуком.

— У вас уже есть покупатель?

— Да, Дункан Фрэзер, мой сосед. Он живет по ту сторону лощины, его дом отсюда не видно: он скрыт вон за теми соснами. Он хочет присоединить эти земли к своим, так что ему достаточно будет просто снять ограды.

— А как же ваш дом?

— Его придется продавать отдельно. Мне нужно поговорить об этом с юристами. Я обещал, что сегодня приеду в Релкирк и пообщаюсь с ними; посмотрим, может быть, мы к чему-нибудь придем.

— Неужели вы не хотите оставить себе какую-нибудь часть поместья?

— Вы принимаете все это слишком близко к сердцу.

— Но ведь мужчины, как правило, очень привержены традициям и земле.

— Возможно, я тоже привержен.

— И при всем том вы не против жить в Лондоне?

— О господи, конечно, нет. Я его люблю.

— Чем вы там занимаетесь?

— Работаю на компанию «Бэнкфут энд Бэлкариз». Это крупнейшие инженерно-технические консультанты в стране.

— А где вы живете?

— В квартире неподалеку от Фулхэм-роуд.

— Совсем недалеко от нас, — она улыбнулась при мысли о том, как близко они жили и при этом ни разу не встретились. — Это забавно, правда? Лондон так велик, и надо было приехать в Шотландию, чтобы встретить здесь своего ближайшего соседа. И что, хорошая квартира?

— Мне нравится.

Она попыталась ее представить, но из этого ничего не вышло: невозможно было представить себе Оливера где-либо, кроме усадьбы Кейрни.

— Она большая или маленькая?

— Довольно большая. Просторные комнаты на первом этаже старого дома.

— А сад у вас есть?

— Да, правда он в основном освоен соседским котом. Есть большая гостиная и кухня, где я ем, пара спален и ванная. Все современные удобства, если не считать того, что машина ржавеет, поскольку ее приходится оставлять на мостовой в любую погоду. Что еще вам интересно?

— Ничего.

— Цвет занавесок? Жатые дымчато-серые.

Он сложил ладони рупором и крикнул:

— Эй, Джоди!

Джоди перестал грести и огляделся, подняв весла, с которых стекала вода.

— Хватит тебе, греби к берегу!

— Ладно.

— Давай. Греби левым. Нет, левым, левым, олух! Вот так.

Он поднялся на ноги, дошел до конца деревянных мостков и стоял, дожидаясь, пока лодка медленно с плюханьем подплывет и окажется в пределах досягаемости. Когда Джоди приблизился, Оливер нагнулся, ухватил носовую веревку и притянул лодку бортом к мосткам. Джоди, сияя, вытащил тяжелые весла из уключин. Оливер забрал их у него и, пока Джоди вылезал, начал привязывать лодку. Мальчик побежал по мосткам к сестре, и Каролина заметила, что кроссовки у него хлюпают, а джинсы промокли до колен. Он был ужасно доволен собой.

— У тебя отлично получалось, — сказала Каролина.

— У меня бы еще лучше получалось, если бы весла не были такими здоровыми. — Он пытался развязать узлы на спасательном жилете и стащить его через голову. — Знаешь, что я подумал, Каролина? Правда, было бы здорово, если бы мы остались тут насовсем? Здесь есть все, что только пожелаешь.

Каролине все утро время от времени приходила в голову та же самая мысль. И всякий раз она говорила себе, что глупо мечтать попусту. Теперь она то же самое сказала Джоди, и он подивился нетерпению, которое прозвучало в ее голосе.

Оливер накрепко привязал лодку к свае, взвалил на плечо тяжелые весла и зашагал к ветхому лодочному сараю, чтобы их там оставить. Джоди поднял спасательный жилет и тоже пошел положить его на место. Потом они закрыли покосившуюся дверь и направились обратно к Каролине, шагая по пружинистому дерну, — высокий молодой мужчина и веснушчатый мальчишка, — а солнце светило им в спины и рассыпало яркие блики на поверхности воды.

— Вставайте, — сказал Оливер, подойдя поближе, и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Лайза тоже вскочила и стояла, виляя хвостом, в предвкушении приятной прогулки.

— Мы вообще-то собирались на разведку или что-то в этом роде, — заметил Оливер, — а получилось, что мы уселись на солнышке и глазели, как Джоди в одиночку борется с веслами.

— А куда мы теперь пойдем? — поинтересовался Джоди.

— Я хочу вам кое-что показать… Тут неподалеку.

Они, словно индейцы, вереницей последовали за ним по узким овечьим тропам, которые были во множестве протоптаны по берегам пруда, перевалили через гребень холма и увидели, что у пруда есть заводь, уходящая резко вбок, и на краю этой заводи стоит заброшенный маленький домик.

— Это то, что вы хотели нам показать? — спросил Джоди.

— Да.

— Это же развалина.

— Она самая. Здесь давным-давно никто не живет. Мы с Чарлзом часто тут играли. Однажды нам даже разрешили здесь переночевать.

— А кто здесь раньше жил?

— Не знаю. Пастух. Или какой-нибудь мелкий арендатор. Вон те стенки — это старые овечьи загоны, а в саду там растет рябина. В старину люди сажали рябину у дверей дома, потому что верили, что она приносит удачу.

Когда они подошли поближе, Каролина увидела, что домик не такая уж старая развалина, как поначалу показалось. Построенный из камня, он сохранил некоторую основательность, и, хотя его рифленая железная крыша обветшала, а дверь свисала с петель, было видно, что некогда это был вполне приличный дом, укрытый в складках холма, со следами сада, которые до сих пор виднелись меж сложенных без раствора стен. Они двинулись к нему по еле видной дорожке, протиснулись в дверь, — Оливеру пришлось наклонить голову, чтобы не удариться о низкий косяк, — и оказались в большой комнате, в углу которой стояла ржавая железная плита, а на полу валялись остатки ласточкиного гнезда и сломанный стул. Старые половицы были заляпаны птицами, потрескались и кое-где в них зияли дыры. В косых солнечных лучах плясала пыль.

В углу была полусгнившая лестница, ведущая на второй этаж.

— Стильный отдельно стоящий двухэтажный коттедж, — сказал Оливер. — Кто хочет подняться наверх?

Джоди сморщил нос.

— Только не я, — втайне он боялся пауков. — Я лучше в сад пойду, погляжу на рябину. Лайза, пойдем со мной.

Оливер с Каролиной остались вдвоем перед ветхой лестницей, у которой сломанных ступенек было больше, чем целых. Они забрались на мансарду: она была освещена пятнами солнечного света, лившегося через дыры в прохудившейся крыше. Доски под ногами здесь тоже были ветхими и грозили треснуть, но балки, на которых они держались, оставались крепкими, и места хватало как раз на то, чтобы Оливер мог стоять, выпрямившись в центре помещения, где от его макушки до конькового бруса оставалось полдюйма.

Каролина осторожно просунула голову в одну из дыр на крыше и увидела, как Джоди внизу качается, словно обезьяна, на ветвях рябины. Отсюда можно было разглядеть пруд, первую зелень на полях, пасущийся скот — коричневые и белые игрушечные фигурки овец, и ленту шоссе вдали. Она осторожно опустила голову и повернулась к Оливеру. К его подбородку пристала паутина, и он спросил, дурачась:

— Ну как, леди? Пару капель краски, и вы не узнаете это место!

— Вы хотите привести этот дом в порядок? Нет, серьезно?

— Не знаю. Просто мне пришло в голову, что это можно было бы сделать. Если я продам усадьбу Кейрни, я, вероятно, смогу найти на это деньги.

— Но здесь нет водопровода.

— Это можно исправить.

— И канализации.

— Можно сделать септик.

— И электричества.

— Фонари. Свечи. С ними даже красивее.

— А на чем вы будете готовить?

— На газовой плитке.

— И когда вы станете сюда приезжать?

— По выходным. В отпуск. Я мог бы привозить сюда своих детей.

— Я не знала, что у вас есть дети.

— Пока нет. Но когда я женюсь, у меня в загашнике будет приятная маленькая собственность. И это будет означать, что я по-прежнему владею частицей поместья Кейрни. Это должно утешить ваше чувствительное сердце.

— Стало быть, вам не все равно.

— Каролина, жизнь слишком коротка, чтобы оглядываться через плечо назад. Так можно лишь сбиться с пути, споткнуться и даже упасть. Я предпочитаю смотреть вперед.

— Но этот дом…

— Это была всего-навсего идея. Я подумал, что прогулка сюда может вас развлечь. Пойдемте, нам пора возвращаться, а то миссис Купер подумает, что мы все утонули.


Он спустился с лестницы первым, осторожно ощупывая каждую ступеньку, прежде чем поставить на нее ногу. Внизу он подождал Каролину, придерживая лестницу руками, чтобы она не шаталась. Но та застряла на полпути, не в состоянии сделать шаг ни вперед, ни назад. Она начала смеяться, и Оливер сказал, чтобы она прыгала, она ответила, что не может прыгнуть, и он заявил, что любой дурак может прыгнуть, но к этому моменту Каролина уже хохотала так, что была неспособна ни на что дельное. Как и следовало ожидать, она пошатнулась, раздался угрожающий треск ветхого дерева, ее спуск перешел в неуклюжее соскальзывание, и в конце концов она упала прямо в объятия Оливера.

В ее светлых волосах осталась веточка вереска, свитер был прогрет солнцем, и долгий ночной сон стер темные круги под глазами. Ее кожа была гладкой и розоватой, она смотрела ему прямо в лицо, и ее рот был приоткрыт от смеха. Не колеблясь и не задумываясь, он наклонился и поцеловал ее. Вдруг стало очень тихо. Какое-то мгновение она стояла, не шевелясь, а затем мягко отодвинула его, уперев ладони ему в грудь. Она перестала смеяться, и в ее глазах появилось какое-то новое выражение, которого он прежде не замечал.

— Это просто день такой, — произнесла она.

— Что значит «день такой»?

— Одно из событий чудесного дня. Солнышко светит, весна.

— Разве это что-то меняет?

— Я не знаю.

Она отодвинулась, высвободилась из его рук, повернулась и пошла к двери. Опершись плечом о косяк, она встала там — темный силуэт на фоне яркого дверного проема, — и ее спутанные волосы казались ореолом вокруг изящной головки.

— Это очень милый дом, — сказала она, — я думаю, вы должны его сохранить.

Джоди оставил рябину — его опять привлек берег пруда. Сидя у кромки воды, он бросал камушки, пытаясь заставить их прыгать, и тем самым сводил с ума Лайзу, которая не знала, что ей делать: то ли бросаться за ними и нести обратно, то ли сидеть на месте. Каролина подобрала плоскую гальку, кинула, и камушек трижды подпрыгнул, прежде чем исчезнуть из виду.

Джоди пришел в неистовство.

— Ты должна мне показать, как ты это делаешь!

Но Каролина отвернулась: она не могла ответить и не хотела, чтобы он видел ее лицо. Потому что она вдруг поняла, отчего прошла ее любовь к памяти Дреннана Колфилда. И, что еще страшнее, она поняла, почему не сказала Оливеру о том, что выходит замуж за Хью.


Приехав в усадьбу Кейрни, Лиз нашла ее тихой, словно всеми покинутой. Она остановила машину у входа в дом, заглушила двигатель и ждала, когда кто-нибудь выйдет ее поприветствовать. Но никто не вышел. Тем не менее дверь была открыта, поэтому она вылезла из машины, зашла в дом и несколько раз громко позвала Оливера, стоя посреди холла. Ответа не было, но со стороны кухни доносились какие-то звуки, и, поскольку Лиз прекрасно знала дом, она прошла по коридору и зашла на кухню, удивив миссис Купер, которая как раз вернулась в дом со двора, развесив сушиться белье.

Разглядев гостью как следует, она прижала руку к сердцу:

— Лиз!

Она знала Лиз еще ребенком, и поэтому ей не приходило в голову звать ее мисс Фрэзер.

— Простите. Я не хотела напугать вас. Я думала, дом пуст.

— Оливер на улице. Он увел всех остальных с собой.

В ее интонации была лишь крохотная запинка, но Лиз ее уловила и подняла бровь.

— Вы имеете в виду ваших нежданных гостей? Я о них наслышана.

— Ах, это просто парочка детей. Оливер повел их на пруд — мальчик хотел увидеть лодку. — Она глянула на висевшие в кухне часы. — Они вот-вот придут: им надо пораньше пообедать, потому что Оливер сегодня должен снова ехать в Релкирк и что-то обсуждать с юристом. Вы их дождетесь? Может быть, останетесь пообедать?

— На обед я не останусь, но немножко подожду. Если они не вернутся, поеду домой. Я просто заглянула узнать, как дела у Оливера.

— Он отлично справляется, — поведала ей миссис Купер. — Вся эта история обернулась даже к лучшему, она отвлекла его от утраты.

— Вся эта история? — переспросила Лиз.

— Ну да, эти двое. Они оказались тут, потому что у них сломалась машина и им некуда было податься.

— Они приехали на машине?

— Да, кажется из самого Лондона. Машину снесло с дороги, и она оказалась в сугробе, да к тому же напрочь замерзла, простояв там всю ночь. Но Купер отвез ее в автомастерскую, и сегодня утром оттуда уже звонили, так что он съездил за ней и теперь она стоит за домом. Они теперь могут ехать дальше.

— Когда же они уедут? — Лиз старалась говорить непринужденно и совершенно равнодушно.

— Я не знаю толком. Они мне ничего не говорили. Был разговор о том, что у них брат в Страткорри, но он сейчас уехал, и я думаю, они надеются дождаться, когда он вернется. Но если вы дождетесь Оливера, он вам сам все расскажет, — добавила она. — Они просто спустились к пруду. Если вы пойдете в ту сторону, то наверняка на полпути их встретите.

— Может, я так и сделаю, — ответила Лиз.

Но вместо этого она вышла на улицу, уселась на каменную скамью под окном библиотеки и растянулась на солнышке, надев темные очки и закурив сигарету.

Было очень тихо, поэтому она услышала их голоса в спокойном утреннем воздухе задолго до того, как они показались. Дорожка через сад уходила в сторону, огибая изгородь, и когда они вышли из-за нее и оказались на виду, то были заняты разговором и не сразу заметили Лиз, которая сидела и ждала их. Впереди шел мальчик, а в двух шагах за ним Оливер, в старом твидовом пиджаке и красном платке на шее, вел за руку девушку, которая как будто устала от ходьбы и начала отставать.

Он что-то говорил. Лиз слышала его низкий голос, но не могла разобрать слов. Вдруг девушка остановилась и нагнулась, как будто для того, чтобы вытряхнуть камушек из ботинка. Завеса длинных светлых волос скрыла ее лицо, и Оливер тоже остановился, чтобы подождать ее; он терпеливо стоял, склонив темноволосую голову и по-прежнему держа ее руку в своей. Лиз увидела это, и вдруг ей стало страшно. Она почувствовала себя лишней, посторонней, как будто у этих троих было что-то такое, что они от нее скрывали. Наконец камушек был вытряхнут, Оливер повернулся, чтобы продолжить подъем, и тут заметил синий «триумф», припаркованный перед домом. Он увидел Лиз. Она бросила сигарету, затоптала ее каблуком, встала и двинулась им навстречу, но Оливер отпустил руку девушки и зашагал впереди всех, почти бегом преодолел поросшую травой крутую насыпь и встретил Лиз наверху.

— Лиз.

— Привет, Оливер.


Он подумал, что в своих узких желтовато-коричневых брюках и кожаном пиджаке с бахромой она выглядит еще лучше, чем прежде. Он взял ее за руки и поцеловал.

— Ты пришла отругать меня за вчерашний вечер? — поинтересовался он.

— Нет, — прямо ответила Лиз, глядя через его плечо туда, где Каролина и Джоди медленно поднимались по траве. — Я же говорила, что заинтригована твоими неожиданными гостями. Зашла, чтобы поприветствовать тебя.

— Мы ходили на пруд. — Он обернулся к остальным. — Каролина, это Лиз Фрэзер, она и ее отец — мои ближайшие соседи, она заглядывала к нам в усадьбу еще в ту пору, когда ходила пешком под стол. Я показывал вам, где стоит их дом, там, за деревьями. Лиз, это Каролина Клиберн, а это Джоди.

— Привет, — сказала Каролина.

Они пожали друг другу руки. Лиз сняла темные очки, и Каролина испытала легкий шок, увидев выражение ее глаз.

— Привет, — сказала Лиз и добавила: — Привет, Джоди.

— Привет, — ответил Джоди.

— Ты давно тут? — спросил Оливер.

Она повернулась к нему:

— Минут десять, не больше.

— Останешься на обед?

— Миссис Купер мне любезно предлагала, но меня ждут дома.

— Тогда пойдем, выпьешь чего-нибудь.

— Нет, мне пора возвращаться. Я просто зашла поприветствовать. — Она улыбнулась Каролине. — Миссис Купер мне о вас все рассказала. Она сказала, что у вас есть брат в Страткорри.

— Он здесь недавно…

— Может быть, я его встречала. Как его зовут?

Не зная почему, Каролина заколебалась, и Джоди, уловив ее колебания, ответил вместо нее:

— Его зовут Клиберн, так же, как нас. Ангус Клиберн.

После обеда Оливер, проклиная необходимость, заставившую его переодеваться в костюм с галстуком и уезжать в такой прекрасный день, сел в машину, отправился в город и провел остаток дня в душном офисе юрисконсульта.

Каролина и Джоди проводили его и помахали вслед. Когда машина пропала из виду, они еще немного постояли, прислушиваясь к звуку ее двигателя, притормозившего у выезда на шоссе, а затем вновь набравшего обороты и скрывшегося за холмом.

Он уехал, и они почувствовали себя немного брошенными. Миссис Купер перемыла и вытерла всю посуду, а затем отправилась домой наводить порядок в собственном хозяйстве и устраивать большую стирку, чтобы развесить белье, пока не ушло дневное тепло. Джоди безучастно пинал гравий. Каролина смотрела на него с сочувствием, понимая, что у него на душе.

— Чем ты хочешь заняться?

— Не знаю.

— Хочешь, сходим снова на пруд?

— Не знаю, — он вел себя как любой мальчишка, неожиданно лишившийся лучшего друга.

— Можем собрать какой-нибудь другой пазл.

— Неохота сидеть в доме.

— Можем вынести его сюда и собирать на солнышке.

— Да нет настроения пазлы сейчас собирать.

Смирившись с тем, что все ее предложения отвергнуты, Каролина уселась на ту же скамейку, на которой утром их дожидалась Лиз Фрэзер. Она заметила, что инстинктивно избегает думать об этой встрече, и сознательно заставила себя к ней вернуться, вспомнить и разобраться в том, что именно во внешности девушки показалось ей таким тревожным.

В конце концов это было совершенно естественно. Она явно была очень старым другом, ближайшей соседкой и знала Оливера всю жизнь. Ее отец собирался купить поместье Кейрни. Что странного в том, что она заехала сюда, чтобы дружески поддержать Оливера и поглядеть на появившихся в доме гостей?

И все же тут крылось что-то еще. Резкая неприязнь, которую Каролина почувствовала в тот момент, когда Лиз сняла свои темные очки и посмотрела ей прямо в глаза. Может быть, ревность? Но у нее, несомненно, не было причин ревновать. Она была в сто раз привлекательнее Каролины, и Оливер явно был к ней привязан. Может, это было просто чувство собственности, как бывает у сестер? Но это не вязалось с тем ощущением, которое было у Каролины, пока она стояла и разговаривала с ней, — ощущением, словно с нее слой за слоем медленно снимают одежду.

Джоди сидел на корточках, руками сгребая гравий в небольшие, серые от пыли кучки. Он поднял голову.

— Кто-то едет, — произнес он.

Они прислушались. Он был прав. В дальнем конце аллеи появилась машина, и она приближалась к дому.

— Возможно, Оливер что-нибудь забыл.

Но это был не Оливер. Это был тот же синий «триумф», который стоял перед домом в это утро. Его верх был опущен и за рулем сидела Лиз Фрэзер в темных очках, с сияющими волосами и шелковым шарфиком на шее. Каролина и Джоди инстинктивно поднялись, и машина затормозила менее чем в двух ярдах от них. От ее задних колес поднялось облачко пыли.

— Еще раз привет, — сказала Лиз и выключила двигатель.

Джоди ничего не ответил. Его лицо ничего не выражало. Каролина сказала «привет», и Лиз вылезла из машины и захлопнула за собой дверь. Она сняла очки, и Каролина увидела, что, хотя она улыбалась, ее глаза не смеялись.

— Оливер уехал?

— Да, минут десять назад.

Лиз улыбнулась Джоди и подошла к багажнику машины.

— Я привезла вам подарок. Подумала, что вам тут может быть скучно.

Она достала короткую клюшку и мячик для гольфа.

— Вон там, на плоском участке лужайки есть площадка для гольфа. Если ты поищешь, то найдешь там лунку и какие-нибудь метки. Ты любишь играть в гольф?

Джоди просиял. Он обожал подарки.

— Ой, спасибо! Я не знаю. Я никогда не пробовал.

— Это здорово, но требует ловкости. Не хочешь пойти попробовать?

— Спасибо, — повторил он и убежал. На полпути он обернулся и крикнул: — Если у меня получится, вы со мной сыграете?

— Конечно. Сыграем на приз и поглядим, кто выиграет.

Он побежал по склону к показанной ему площадке. Лиз повернулась к Каролине и улыбка сползла с ее лица.

— На самом деле я приехала, чтобы поговорить с вами, — сообщила она. — Давайте сядем? Так гораздо удобнее.

Они уселись, Каролина напряглась, а Лиз вполне спокойно достала сигарету и прикурила ее от крохотной золотой зажигалки.

— Мне звонила мать, — произнесла она.

Каролина никак не отреагировала на это непонятное откровение, и Лиз продолжила:

— Вы ведь не знаете, кто я, не так ли? Я имею в виду, помимо того, что я Лиз Фрэзер и живу в Росси-хилл?

Каролина покачала головой.

— Но вы ведь знаете Элен и Паркера Холдейн.

Каролина кивнула.

— Моя милая, не будьте такой бестолковой. Элен — моя мать.

Оглядываясь назад, Каролина не могла понять, почему она сразу не догадалась. Элизабет. Лиз. Шотландия. Она помнила тот последний званый ужин в Лондоне, на котором Элен рассказывала про Элизабет. Ну, ты понимаешь, лет десять назад, когда мы с Дунканом еще жили вместе, мы купили это поместье в Шотландии… Дункан, отец Лиз, который собирался купить у Оливера поместье Кейрни. Элизабет первым делом подружилась там с двумя мальчиками из соседнего поместья… Старший брат… Разбился в страшной автокатастрофе.

Она вспомнила, как что-то промелькнуло у нее голове, когда Джоди рассказал ей о гибели Чарлза, и как она забыла об этом мелькнувшем воспоминании прежде, чем успела его осмыслить.

Фрагменты были разбросаны, словно кусочки несобранного пазла Джоди, но все они были тут, у нее перед носом, а она была настолько слепа или, может быть, так погружена в собственные проблемы, что не смогла сложить их вместе.

— Я всегда слышала о вас как об Элизабет.

— Так меня называют мать и Паркер. Но здесь все зовут меня Лиз.

— Я не сообразила. Я просто не сообразила.

— Ну, так оно всегда и бывает. Мир тесен, небольшое совпадение и все такое. К тому же, я ведь говорю, сегодня утром звонила моя мать.

В ее глазах светилось понимание.

— И что же она вам рассказала? — спросила Каролина.

— Ну, все, я полагаю. О вас и о… Джоди, да? О вашем исчезновении. Диана с ума сходит от тревоги, ей известно только то, что вы в Шотландии, и больше ничего. И свадьба в грядущий вторник. Вы выходите замуж за Хью Рашли.

— Да, — согласилась Каролина без всякого выражения, поскольку сказать тут было больше нечего.

— Похоже, вы немного запутались.

— Да, — ответила Каролина, — похоже на то.

— Мама сказала, что вы отправились в Шотландию искать Ангуса. Это ведь была довольно сумасбродная затея?

— Ну, тогда мне так не казалось. Просто Джоди хотел увидеться с Ангусом. Потому что Диана и Шон собирались увезти его в Канаду, а он не хотел ехать. А Хью не хочет, чтобы он жил с нами, так что ему остается рассчитывать только на Ангуса.

— Но Ангус ведь хиппи?

Каролина всей душой готова была встать на защиту брата, но на самом деле сказать ей было нечего. Она пожала плечами:

— Он наш брат.

— И он живет в Страткорри?

— Он работает там в гостинице.

— Но сейчас его там нет?

— Нет, но он должен завтра вернуться.

— И вы с Джоди собираетесь здесь дожидаться, пока он не появится?

— Я… Я не знаю.

— Вы как-то неуверенно говорите. Может быть, я смогу помочь вам определиться. У Оливера сейчас тяжелый период. Не знаю, насколько вы это понимаете. Он очень любил Чарлза, их было только двое. А теперь Чарлз мертв и поместье приходится продавать. Для Оливера это конец целой эпохи. Вы не думаете, что в таких обстоятельствах было бы лучше, если бы вы решили, что вам с братом следует вернуться в Лондон? Ради Оливера. И ради Дианы. И ради Хью.

Ее слова Каролину не обманули.

— Почему вы стремитесь убрать нас с дороги?

Лиз нисколько не смутилась.

— Потому что вы создаете проблему для Оливера.

— Дело ведь в вас?

Лиз улыбнулась.

— Милая моя, мы с Оливером давно друг друга знаем, и мы очень близки. Ближе, чем вы можете себе представить. Это одна из причин, по которым мой отец покупает поместье Кейрни.

— Вы собираетесь за него замуж?

— Конечно.

— Он ничего не говорил.

— А почему он должен был об этом говорить? Вы говорили ему, что выходите замуж? Или, может быть, это секрет? Я заметила, что вы не носите кольцо в честь помолвки.

— Я… Я оставила его в Лондоне. Оно мне велико, и я постоянно боюсь его потерять.

— Но он ведь ничего не знает, не правда ли?

— Нет, не знает.

— Забавно, что вы не сказали об этом Оливеру. Если верить моей матери, это будет серьезное мероприятие. Я полагаю, что для благополучного биржевого брокера вроде Хью Рашли пышная свадьба — это неотъемлемая часть успешного образа. Вы по-прежнему собираетесь выйти за него замуж? Но по каким-то причинам не хотите, чтобы Оливер об этом знал?

Каролина оставила все эти вопросы без ответа, и Лиз начала смеяться.

— Моя милая девочка, я не сомневаюсь, что вы в него влюбились. Но я вас вовсе за это не стыжу. Мне вас даже очень жаль. Но я на вашей стороне и потому предлагаю вам небольшую сделку. Вы с Джоди отправитесь обратно в Лондон, и я не скажу Оливеру ни слова о вашей предстоящей свадьбе. Он ничего об этом не узнает, пока сам не прочтет в газетах в среду утром, — там, конечно, будет репортаж с фотографией, где вы будете запечатлены у дверей церкви так, словно только что сошли с верхушки свадебного пирога. Идет? Вам не понадобится ни объясняться, ни извиняться. Чистый разрыв, ничего более. Вернетесь к своему Хью, который вас обожает, и оставите Ангуса хипповать в свое удовольствие. Как, по-вашему, разве это плохая идея?

— Но есть еще Джоди… — беспомощно сказала Каролина.

— Он всего лишь ребенок. Мальчишка. Он привыкнет. Поедет в Канаду, и ему там понравится, тут же станет капитаном хоккейной команды. Никто не присмотрит за ним лучше Дианы, вы ведь это понимаете? Человек вроде Ангуса будет для него наихудшим примером. Ох, Каролина, снимите розовые очки и посмотрите правде в лицо. Бросьте вы все это и возвращайтесь в Лондон.

С лужайки внизу донесся торжествующий вопль, возвещавший о том, что Джоди наконец загнал мячик в лунку. Он взбежал наверх, размахивая своей новой клюшкой.

— Я понял, как это делается! По нему нужно бить очень медленно и не слишком сильно, и…

Он остановился. Лиз встала со скамейки и натягивала перчатки.

— Разве вы не сыграете со мной?

— В другой раз, — сказала Лиз.

— Но вы же обещали.

— В другой раз.

Она села в машину, аккуратно спрятав свои длинные ноги.

— Твоя сестра хочет тебе кое-что сказать.


Оливер вернулся домой в голубоватых сумерках, которыми заканчивался этот чудесный день. И настроение у него было совсем не таким, как вчера. Он расслабился и почему-то испытывал странное удовлетворение. Не утомленный длинным разговором о юридических тонкостях сделки, он сохранял вполне ясную голову и ощущал большое облегчение оттого, что предпринял последний шаг к тому, чтобы выставить усадьбу Кейрни на продажу. Он поговорил с юристом и о том, чтобы оставить за собой коттедж у пруда, переделать его и превратить в небольшой домик для загородного отдыха, и юрисконсульт не высказал никаких возражений. Оливеру следовало лишь договориться с Дунканом Фрэзером о дороге к коттеджу: ее нужно будет проложить через земли, которые со временем станут собственностью Дункана.

Оливер не думал, что Дункан будет возражать против этого. Мысль о том, что домик вновь станет аккуратным и крепким, доставила ему удовольствие. Он мог бы разбить там сад вниз, в сторону пруда, расчистить старый очаг, переделать трубу и поставить на мансарде слуховые окна. Строя планы, он начал насвистывать себе под нос. Было приятно держать в руках твердый руль, и машина легко и радостно преодолевала извилины знакомой дороги, словно лошадь на скачках с препятствиями. Так, словно она подобно Оливеру знала, что возвращается домой.

Он въехал в ворота, пронесся по аллее, обогнул рододендроны и погудел в клаксон, чтобы сообщить Джоди и Каролине о том, что благополучно вернулся. Поставив машину у парадного входа, он вошел в дом, снимая с себя пальто и ожидая услышать топот Джоди.

Но в доме стояла тишина. Он бросил пальто на спинку стула и позвал:

— Джоди!

Ответа не было.

— Каролина!

Тишина. Он прошел по коридору на кухню, но там было темно и пусто. Миссис Купер еще не пришла готовить ужин. Озадаченный, он направился в библиотеку. Там тоже было темно. Огонь в камине погас. Он зажег свет и пошел к камину, чтобы подкинуть дров. Выпрямившись, он увидел на своем письменном столе конверт — белый квадратик, лежавший у телефона. То был один из лучших конвертов из верхнего ящика его письменного стола, и на нем было написано его имя.

Он открыл его, с удивлением отметив, что у него дрожат руки. Развернув листок бумаги, он прочел письмо Каролины.

Дорогой Оливер,

после Вашего отъезда мы с Джоди обсудили ситуацию и решили, что будет лучше, если мы вернемся в Лондон.

Нет смысла дожидаться Ангуса, поскольку мы не знаем, когда он вернется, и к тому же нехорошо с нашей стороны заставлять Диану беспокоиться больше, чем надо, ведь она даже не знает, где мы.

Пожалуйста, не волнуйтесь за нас. Машина в прекрасном состоянии, да к тому же в здешней автомастерской нам любезно залили полный бак бензина. Я надеюсь, что метелей больше не будет, и уверена, что мы благополучно доберемся назад.

Невозможно выразить словами, как мы благодарны Вам и миссис Купер за все, что вы для нас сделали. Мы были счастливы гостить в Вашем доме, и никогда его не забудем.

С любовью от нас обоих,

Каролина

Глава 7

На следующее утро, уверяя себя в том, что ему нужно решить пару проблем с Дунканом Фрэзером, Оливер отправился в Росси-хилл. День опять стоял чудесный, но прохладнее, чем вчера. Ночью были легкие заморозки, и солнце грело еще не так сильно, чтобы прогнать их следы. И все же вдоль дороги в Росси-хилл уже появились ранние нарциссы, а, когда он вошел в дом, там ощущался аромат от огромного букета голубых гиацинтов, стоявших посреди стола в холле.

Оливер знал этот дом так же хорошо, как Лиз знала усадьбу Кейрни. Он поискал обитателей, и в конце концов обнаружил Лиз в отцовском кабинете: она сидела за столом и разговаривала по телефону. Судя по всему, с продавцом мяса. Когда он открыл дверь, она обернулась на звук и подняла брови, молчаливо прося его подождать. Он вошел в комнату и встал у камина, раздумывая, закурить или нет, и наслаждаясь теплом от огня, согревавшего ноги.

Она закончила разговор и повесила трубку, но по-прежнему неподвижно сидела у телефона, задумчиво покачивая ногой. На ней была плиссированная юбка, обтягивающий свитер и шелковый шарф, повязанный на шее. На руках и лице все еще сохранялся загар, который она приобрела в Антигуа, а темные глаза внимательно смотрели на него через всю комнату.

Наконец она произнесла:

— Ты кого-то ищешь?

— Твоего отца.

— Его нет дома. Он уехал в Релкирк. Вернется только к обеду.

Она достала серебряный портсигар и протянула ему. Оливер покачал головой, поэтому она взяла сигарету себе и прикурила ее от массивной зажигалки, лежавшей на столе. Она задумчиво разглядывала его сквозь облачко голубоватого дыма.

— Оливер, ты выглядишь немного рассеянным, — заметила она. — Что-то не так?

Он все утро убеждал себя в том, что не случилось ничего плохого, но сейчас ответил напрямик:

— Каролина и Джоди уехали.

— Уехали? — В ее голосе прозвучало легкое удивление. — Куда они уехали?

— Обратно в Лондон. Я вчера вечером вернулся домой и обнаружил письмо от Каролины.

— Но это же хорошо.

— Несмотря на все усилия, им так и не удалось найти своего брата.

— Насколько я понимаю, в сложившейся ситуации это уже не имеет большого значения.

— Но для них это было важно. Это было важно для Джоди.

— Если ты не беспокоишься о том, смогут ли они добраться до Лондона, я не вижу причин слишком за них волноваться. У тебя достаточно своих проблем, чтобы еще нянчиться с парой хромых собак, которых ты впервые увидел. — Она сменила тему, как будто все это было совсем неважно. — А зачем тебе нужен мой отец?

Он едва сумел вспомнить:

— Подъездную дорогу хотел обсудить. Я хочу сохранить за собой домик у пруда, если смогу, но мне нужно будет проложить к нему дорогу через лощину.

— Сохранить домик у пруда? Но это же развалина.

— В основе он достаточно прочный. Его просто нужно немного подновить, сделать новую крышу.

— Но зачем он тебе нужен?

— Просто хочу сохранить. Может быть, как домик для загородного отдыха. Не знаю, просто хочу сохранить.

— Это я заронила такую идею тебе в голову?

— Может быть.

Она поднялась из-за стола, пересекла комнату и встала рядом с ним.

— Оливер, у меня есть идея получше.

— И какая же?

— Пусть мой отец купит и усадьбу Кейрни тоже.

Оливер засмеялся:

— Но он же не хочет.

— Да, но зато я хочу. Я бы хотела ею владеть, чтобы… Как ты это назвал? Загородный отдых. В отпуске. На выходные.

— И что ты будешь с ней делать?

Она бросила сигарету в огонь.

— Я бы привезла сюда своего мужа и детей.

— Думаешь, они захотят сюда ехать?

— Не знаю. Это ты мне скажи.

Она смотрела на него чистыми, честными, немигающими глазами. Он был поражен тем, что она сказала, и в тоже время польщен. Маленькая Лиз, длинноногая, нескладная Лиз, она совсем выросла и совершенно невозмутимо спрашивает Оливера…

— Прости, если я глубоко ошибаюсь, — произнес он, — но разве я тот самый человек, который подходит для таких планов?

— Да, я думаю, тот самый. Я ведь слишком давно тебя знаю, чтобы лукавить и обманывать. И у меня есть ощущение, что наша нынешняя встреча, когда ни один из нас не ожидал обрести другого, была предопределена. Это часть общего замысла. У меня есть ощущение, что Чарлз предполагал, что так и случится.

— Но ведь тебя любил именно Чарлз.

— Я об этом и говорю. И Чарлз погиб.

— Ты вышла бы за него, если бы он был жив?

Вместо ответа она обвила руками его шею, притянула к себе голову и поцеловала в губы. Секунду он колебался, отбрасывая осторожность, но это длилось лишь секунду. Перед ним была Лиз, ароматная, ослепительная, невыразимо привлекательная. Он обнял ее, притянул поближе, прижав к себе ее тонкое тело, и подумал, что, наверное, она права. Возможно, его жизнь должна пойти именно в этом направлении и, возможно, Чарлз всегда полагал, что так и случится.


Он, естественно, опоздал домой к обеду. Кухня уже была пуста, за столом было накрыто место для него одного, из духовки доносился вкусный запах. Отправившись на поиски миссис Купер, он обнаружил ее в детской: она убирала старые игрушки, которые разбросал Джоди, и вид у нее был, как у матери, утратившей своих детей.

Он просунул голову в дверь и сказал:

— Простите, я опоздал.

Она подняла голову от коробки, в которую педантично складывала кирпичики.

— А, да ничего страшного, — в ее голосе звучало безразличие, — там всего лишь картофельная запеканка с мясом. Я оставила ее в духовке, вы поешьте, когда вам захочется.

Она была поражена и очень расстроена вчера вечером, когда он рассказал ей о том, что Клиберны уехали. По выражению ее лица он понял, что она до сих пор с этим не смирилась. Он уверенно сказал, пытаясь поднять ей настроение:

— Они, должно быть, уже далеко. Будут в Лондоне сегодня вечером, если дороги не очень загружены.

Миссис Купер шмыгнула носом.

— Мне тяжело без них в доме. Такое ощущение, как будто этот мальчик всю жизнь тут прожил. Усадьба словно вновь ожила, когда он тут появился.

— Я понимаю, — Оливеру были близки ее чувства, — но все равно они должны были уехать через день-другой.

— И я даже не смогла с ними попрощаться. — Она произнесла это так, словно Оливер был в этом виноват.

— Я понимаю, — он не знал, что еще сказать.

— И ему так и не удалось повидаться с братом. Он так много говорил о своем брате Ангусе, и теперь он его так и не увидит. У меня от этого даже сердце болит.

Для миссис Купер это было серьезным признанием. Оливер вдруг почувствовал, что расстроен так же, как она, и неуверенно произнес:

— Я… Я пойду поем запеканку.

У дверей он вспомнил, зачем искал ее:

— Да, миссис Купер, вы можете быть свободны сегодня вечером, я приглашен на ужин в Росси-хилл…

Она кивнула, словно была слишком расстроена, чтобы произнести хоть слово. Оливер оставил ее безутешно прибираться в комнате, спустился вниз и ощутил, что в доме повисло настороженное молчание, словно без шумного присутствия Джоди весь дом погрузился в такое же уныние, как и миссис Купер.


Росси-хилл, подготовленный к званому ужину, сверкал и переливался, словно шкатулка с бриллиантами. Когда Оливер вошел в дом, он почувствовал аромат гиацинтов, увидел, как искрятся поленья в камине, и сразу ощутил вокруг себя тепло и уют. Когда он снял пальто и бросил его на стоявший в холле стул, из кухни появилась Лиз с чашей, полной кубиков льда. Увидев его, она остановилась и неожиданно ослепительно улыбнулась.

— Оливер.

— Привет.

Он взял ее за плечи и осторожно поцеловал, стараясь не смазать аккуратный контур ее губной помады. Вкус ее кожи был столь же сладок, как и распространяемый ею аромат. Он отодвинул ее от себя, чтобы полюбоваться. На ней было красное шелковое платье-брюки с высоким воротником, а в ее аккуратно посаженных ушках сверкали бриллианты. Она напомнила ему длиннохвостого попугая, райскую птицу с блестящими глазами и сверкающим оперением.

— Я рановато пришел, — сказал он.

— Нет, в самый раз. Просто остальные еще не пришли.

Он поднял бровь:

— Остальные?

— Я же сказала тебе, что это будет званый ужин.

Он прошел за ней в гостиную, где она поставила чашу со льдом на тщательно сервированный для напитков столик.

— Олфорды. Ты их знаешь? Они переехали жить в Релкирк. У него какой-то бизнес, связанный с виски. Они очень хотят с тобой познакомиться. Налить тебе что-нибудь, или ты предпочитаешь сам? Я умею делать особый мартини.

— Где ты этому научилась?

— Подсмотрела в одном из своих путешествий.

— Окажусь ли я неблагодарным, если предпочту виски с содовой?

— Нет, ты окажешься просто типичным шотландцем.

Она налила ему виски, именно так, как он любил: не слишком много, с пузырьками и подпрыгивающими кубиками льда. Когда она протянула ему стакан, он взял его у нее из рук и снова ее поцеловал. Она неохотно высвободилась, вернулась к столику и принялась смешивать порцию мартини.

Пока она этим занималась, пришел Дункан, а затем прозвенел колокольчик у входной двери и Лиз отправилась встречать остальных гостей.

Когда она вышла из комнаты, Дункан шепнул Оливеру:

— Она мне сказала.

Оливер удивился. Этим утром не было сказано ничего определенного. Ничего не обсуждалось. Его общение с Лиз было приятным, но в нем было больше от воспоминаний, от прошлого, нежели от будущего. Оливеру казалось, что у него была еще уйма времени на то, чтобы принять решение о собственном будущем.

— Что она сказала? — осторожно поинтересовался он.

— Ничего особенного. Просто подкинула мне пару идей, как она любит делать. Но вы должны знать, Оливер, что я был бы счастлив, если бы у вас все сложилось.

— Я… Я рад.

— А что касается вашей усадьбы… К полуоткрытой двери приблизились голоса гостей, и он оборвал фразу:

— Мы поговорим об этом потом.


Олфорды оказались парой средних лет. Муж был крупным и тяжеловесным, а жена — очень стройной, розовато-белой, с копной пушистых светлых волос, которые становятся почти бесцветными, когда начинают седеть. Все были представлены друг другу, и Оливер оказался на диване рядом с миссис Олфорд, рассказывавшей ему о своих детях, которые не хотели переезжать в Шотландию, но теперь полюбили ее. О своей дочери, которая была без ума от местного клуба пони, и о сыне, который в этом году поступил в Кембридж.

— И вы… Теперь вы наш сосед, если так можно выразиться.

— Нет. Я живу в Лондоне.

— Но…

— В поместье Кейрни жил мой брат Чарлз, но он погиб в автокатастрофе. Я здесь просто разгребаю его дела.

— О да, конечно, — на лице миссис Олфорд появилось выражение, приличествующее трагедии. — Я слышала. Простите. Очень сложно удержать в голове историю каждой семьи, когда видишь всех впервые.

Его внимание вновь переключилось на Лиз. Ее отец стоял рядом с мистером Олфордом и вел деловой разговор. Она стояла рядом с ними, держа в руках свой коктейль и маленькую тарелку с солеными орешками, с которой время от времени рассеянно брал орешки мистер Олфорд. Она почувствовала взгляд Оливера и повернулась к нему. Он подмигнул ей тем глазом, который не был виден миссис Олфорд, и Лиз улыбнулась.

Наконец все направились ужинать, в мягко освещенную столовую, занавешенную бархатными шторами. На темном полированном дереве лежали кружевные скатерти, блестели хрусталь и серебро, и в центре стола стояло множество алых тюльпанов того же оттенка, что и платье Лиз. Были поданы восхитительная розовая копченая семга, телячьи эскалопы, крохотная брюссельская капуста с каштанами и пудинг, который представлял собой пену из лимона и сливок. Затем кофе, бренди и аромат гаванских сигар. Оливер отодвинул стул, насытившись и преисполнившись ощущением комфортной и красивой жизни, и присоединился к неспешному разговору.

Часы на каминной полке за его спиной пробили девять. В какой-то момент днем он загнал мысль о Каролине и Джоди на задворки своего сознания, и с тех пор она его не беспокоила. Но когда отзвучал мягкий бой часов, он вдруг ощутил себя не в Росси-хилл, а в Лондоне вместе с Клибернами. К этому времени они должны были добраться домой, усталые и измученные, и, наверное, пытались теперь объяснить все Диане, рассказать обо всем, что произошло. На Каролине, должно быть, лица не было после долгой дороги за рулем, а Джоди все еще не отошел от ужасного разочарования. Мы поехали искать Ангуса. Мы проехали весь этот путь в Шотландию, чтобы найти Ангуса, но не застали его там. А я не хочу уезжать в Канаду.

И Диана, встревоженная, ругающаяся, в конце концов простит их, согреет для Джоди молоко, уложит его в постель, и Каролина пойдет наверх, медленно, ступенька за ступенькой, волосы упадут ей на лицо, и ее рука будет опираться на перила.

— Что вы сказали, Оливер?

— А? — все смотрели на него. — Простите, я отвлекся.

— Мы говорили о правах на ловлю лосося в Корри, ходят разговоры, что…

Голос Дункана смолк. Все замолчали. Вдруг стало очень тихо, и в тишине все услышали то, что уловил острый слух Дункана. Шум приближающейся машины, которая не ехала по шоссе, а подъезжала к дому. Это был грузовик или малолитражка, взбиравшийся по пологому подъему, свет его фар показался за шторами и послышалось ровное тарахтение старого двигателя.

Дункан посмотрел на Лиз.

— Звук такой, — сказал он, обращая все в шутку, — как будто ты ждешь угольщика.

Она нахмурилась.

— Наверное, кто-то заблудился. Миссис Дуглас посмотрит, кто там.

Она спокойно повернулась к мистеру Олфорду, приглашая его продолжить разговор, не обращая внимания на неизвестного посетителя, ждавшего снаружи. Но внимание Оливера было приковано ко входу в дом, и он из всех сил прислушивался, насторожив уши, как собака. Он услышал, как у входной двери зазвенел колокольчик и как миссис Дуглас медленными шагами пошла открывать незваным гостям. Он услышал высокий и возбужденный голос, прерывавшийся мягкими возражениями миссис Дуглас.

— Туда нельзя, там званый ужин…

А затем окрик:

— Ах ты, маленький чертенок…

И в следующую секунду дверь столовой распахнулась и на пороге, отыскивая глазами в комнате одного-единственного человека, появился Джоди Клиберн.

Оливер вскочил на ноги, его салфетка полетела на стол.

— Джоди!

— Ой, Оливер!

Он пулей пронесся через комнату и, словно почтовый голубь, бросился прямо в руки Оливера.


Вежливая церемонность званого ужина тотчас улетучилась, словно воздух из лопнувшего шарика. Возникшая неразбериха была бы забавной, если бы не оказалась трагичной. Джоди был весь в слезах, он рыдал, как ребенок, уткнувшись головой в живот Оливера и обхватив его за пояс так крепко, словно боялся, что он сейчас куда-нибудь пропадет. Обеспокоенная миссис Дуглас в фартуке топталась в дверях, не зная, стоит ли ей войти и собственноручно выдворить незваного гостя. Дункан встал, не понимая, что происходит, и что это за мальчик. Время от времени он повторял:

— Что, черт возьми, все это значит?

Но ему никто не мог ответить. Лиз тоже вскочила, но не произнесла ни слова и стояла, глядя на голову Джоди с таким выражением, словно, будь у нее возможность, она бы разнесла ее о ближайшую стенку, как какой-нибудь гнилой фрукт. И только Олфорды, до последнего придерживавшиеся приличий, оставались на своих местах. В промежутке между двумя затяжками мистер Олфорд произнес:

— Что-то невероятное творится. Вы хотите сказать, что он приехал на грузовике с углем?

Миссис Олфорд вымученно улыбалась с таким выражением лица, словно неизвестные дети портили все званые ужины, которые она когда-либо посещала.

Из глубин жилета Оливера доносились всхлипы, сопение и отрывочные фразы, в которых он не мог ни расслышать, ни разобрать ни единого слова. Было понятно, что так дальше продолжаться не может, но Джоди повис на нем так крепко, что Оливер не мог двинуться.

— Пойдем-ка, — сказал он наконец, стараясь говорить так громко, чтобы его было слышно за всхлипами. — Ну же, отпусти меня, мы выйдем, и ты мне расскажешь, что случилось…

Его слова каким-то образом дошли до Джоди, и тот слегка ослабил хватку и позволил отвести себя к дверям.

— Извините, ради бога, — сказал Оливер, выходя из комнаты, — я выйду на минуточку… Это довольно неожиданно.

Он вышел в холл с таким ощущением, словно ему только что удался блестящий побег, и миссис Дуглас — да будет благословенно ее доброе сердце — прикрыла за ним дверь.

— С вами все в порядке? — прошептала она.

— Да-да, все нормально.

Она вернулась в кухню, бормоча что-то себе под нос, а Оливер уселся на резной деревянный стул, который вовсе не предназначался для сидения, и притянул к себе Джоди, поставив его между колен.

— Перестань плакать. Перестань, пожалуйста. Высморкайся и прекрати.

Покрасневший и опухший, Джоди сделал над собой героическое усилие, но слезы по-прежнему текли по липу.

— Я не м-могу.

— Что случилось?

— Каролина заболела. Очень заболела. Так же, как раньше, у нее страшные боли тут. — Джоди прижал грязные руки к животу. — И ей становится все хуже и хуже.

— Где она?

— В отеле «Страткорри».

— Но она же написала мне, что вы решили вернуться в Лондон.

— Я ей не дал. — Его глаза снова наполнились слезами. — Я х-хотел разыскать Ангуса.

— Ангус уже вернулся?

Джоди покачал головой:

— Нет. Никого, кроме вас, нет.

— Ты сообщил врачу?

— Я… Я не знал, что делать. Я решил в-вас найти…

— Ты думаешь, она по-настоящему больна?

Не в состоянии ответить сквозь слезы, Джоди кивнул. За спиной Оливера тихонько открылась дверь столовой и закрылась снова. Он обернулся, и увидел, что там стоит Лиз.

— Почему вы не вернулись в Лондон? — набросилась она на Джоди.

Он ничего не ответил, увидев ее гневное лицо.

— Ты сказал, что вы собираетесь возвращаться. Твоя сестра сказала, что увезет тебя обратно, — в ее голосе послышались визгливые ноты. — Она сказала…

Оливер встал, и Лиз умолкла, словно он повернул кран. Он снова повернулся к Джоди.

— Кто тебя сюда привез?

— Один ч-человек. На грузовике.

— Иди и подожди вместе с ним. Скажи ему, что я сейчас приду…

— Но мы должны спешить!

Оливер повысил голос:

— Я сказал, что сейчас приду!

Он повернул Джоди вокруг оси и подтолкнул в спину:

— Давай беги. Скажи ему, что ты меня нашел.

Расстроенный Джоди поплелся к выходу, с трудом справился с ручкой массивной двери и захлопнул ее за собой. Оливер взглянул на Лиз.

— Они не поехали в Лондон потому, что Джоди хотел воспользоваться последним шансом, чтобы найти своего брата, — объяснил он. — А теперь Каролине стало плохо. Вот и все, прости меня.

Он пересек холл, чтобы взять свое пальто.

За его спиной Лиз произнесла:

— Не уезжай.

Он повернулся к ней, нахмурившись:

— Но я должен ехать.

— Позвони доктору в Страткорри, он о ней позаботится.

— Лиз, я должен ехать.

— Она так важна для тебя?

Он был готов возразить, но вдруг понял, что не хочет этого.

— Не знаю. Может быть.

Он принялся натягивать пальто.

— А как же мы? Ты и я?

— Я должен ехать, — повторил он.

— Если ты сейчас уйдешь, можешь больше не возвращаться.

Это звучало как вызов. Или как блеф. В любом случае это было не так уж важно. Он старался говорить мягко:

— Не бросайся словами, о которых потом пожалеешь.

— Кто сказал, что я о них пожалею?

Она скрестила руки на груди, обхватив предплечья с такой силой, что на ее загорелых пальцах побелели косточки. Казалось, ей стало вдруг очень холодно и она пытается саму себя удержать:

— Если ты не будешь осмотрителен, то пожалеть об этом придется именно тебе. Она выходит замуж, Оливер.

Он наконец надел свое пальто.

— Да ну? — переспросил он и принялся застегивать пуговицы.

Его спокойствие вывело ее из себя.

— Она не говорила тебе? Ну надо же! Да, да, она во вторник выходит замуж. В Лондоне. За многообещающего молодого биржевого брокера по имени Хью Рашли. Странно, что ты не догадывался. Но она ведь не носит кольца с помолвки, неправда ли? Она сказала, что оно ей велико и она все время боится его потерять. Так я ей и поверила! Ты не хочешь спросить меня, откуда я обо всем этом знаю, Оливер?

— Откуда ты обо всем этом знаешь? — произнес Оливер.

— Мне мать рассказала. Вчера утром по телефону. Понимаешь, Диана Карпентер — ее лучшая подруга, поэтому моя мать все про них знает.

Он повторил:

— Лиз, я должен ехать.

— Если ты уже влюбился, — произнесла она мягко, — послушайся моего совета: не теряй голову. У этих отношений нет будущего. Ты просто окажешься в дураках.

— Объясни своему отцу, что произошло, — сказал он. — Скажи ему, что мне очень жаль. — Он отворил дверь. — Пока, Лиз.

Она не могла поверить, что он не обернется и не вернется к ней, не обнимет ее и не скажет, что ничего этого не было, что он любит ее так же, как любил ее Чарлз и что Каролина Клиберн может сама о себе позаботиться.

Но он ничего этого не сделал. И ушел.

Водитель грузовика был крупным, краснолицым типом в клетчатой куртке. Он походил на фермера, и в его грузовике пахло свиным навозом, но он терпеливо ждал, когда появится Оливер, чтобы передать Джоди под его присмотр.

Оливер просунул голову в окно:

— Простите, что заставил вас ждать.

— Ничево, сэр, я ни разу не спешу.

— Большое спасибо за то, что подвезли мальчика. Я вам очень благодарен. Надеюсь, вам не пришлось ради этого делать большой крюк.

— Нет-нет. Я все равно ехал в свою долину из Страткорри. Я просто остановился промочить горло, и тут мальчишка попросил подкинуть его до усадьбы Кейрни. Он был расстроен, и мне неохота было оставлять его посреди дороги.

Он повернулся к Джоди и похлопал себя по колену огромной ручищей:

— Ну, теперь с тобой все в порядке, парень, ты нашел своего мистера Кейрни.

Джоди вылез из грузовика.

— Большое вам спасибо! Я не знаю, что бы я делал, если бы вы там не оказались и не согласились меня подвезти.

— Да ладно, ерунда. Может быть, кто-нибудь и меня так же подкинет, когда я буду на своих двоих. Надеюсь, твоей сестре полегчает. Доброй ночи, сэр.

— Доброй ночи, — сказал Оливер. — Еще раз спасибо!

Когда задние фары грузовика исчезли за поворотом дороги, он взял Джоди за руку и сказал:

— Ну, пошли. Не будем больше терять время.

Выехав на дорогу, где фары разгоняли сгустившуюся тьму, освещая знакомые повороты и изгибы, он произнес:

— Ну, рассказывай.

— В общем, Каролина опять заболела. Она сказала, что у нее сильные боли, и была вся бледная и в поту, и я не знал… Телефон… И потом…

— Нет, давай сначала. С того самого письма, которое она мне написала и оставила на письменном столе.

— Она сказала мне, что мы возвращаемся в Лондон. Но я сказал, что она обещала дождаться пятницы, потому что Ангус мог вернуться в пятницу.

— Пятница — это сегодня.

Вот я все это и сказал. Просил просто подождать еще день. А она сказала, что для всех было бы лучше, если бы мы вернулись в Лондон, и написала вам это письмо. Но потом, в последний момент она… сдалась. Сказала, что мы поедем в отель «Страткорри», но только на одну ночь, это будет последняя ночь, и сегодня мы отправимся обратно в Лондон. Я сказал «ладно», и мы поехали в Страткорри, и миссис Хендерсон дала нам номер, и все было в порядке до завтрака, а потом она почувствовала, что заболевает, и сказала, что, наверное, не сможет вести машину. Поэтому она осталась в постели, а когда попыталась пообедать, то поняла, что ей станет плохо, и потом начались эти ужасные боли.

— Почему ты не сказал об этом миссис Хендерсон?

— Я не знал, что делать. Я все думал, что Ангус вот-вот вернется и все будет в порядке. Но он не возвращался, а Каролине становилось все хуже и хуже. И мне пришлось идти ужинать одному, потому что она сказала, что ничего не хочет, а когда я вернулся, она была вся в поту и выглядела так, словно спала, но она не спала, и я подумал, что она сейчас умрет…

В его голосе послышались истерические нотки. Оливер сказал, чтобы его успокоить:

— Ты мог мне позвонить. Мог отыскать номер телефона.

— Я боюсь телефонов, — проговорил Джоди, и его слова свидетельствовали о том, что он расстроен до такой степени, что готов признаться даже в своей тайной слабости. — Я не могу разобрать, что люди говорят, и всегда попадаю пальцем не в ту дырку, когда набираю номер.

— Так что же ты сделал?

— Я побежал вниз и увидел этого водителя, который выходил из бара, и он произнес, что едет домой, и вышел на улицу. Я пошел за ним, и сказал, что у меня сестра заболела, сказал ему про вас и попросил подвезти меня до вашей усадьбы.

— И тут оказалось, что меня там нет?

— Да. Этот добрый водитель вышел из машины, позвонил в дверь и постучал, и тут я вспомнил про миссис Купер. Он отвез меня к ее дому, и она бросилась меня обнимать, когда увидела, и сказала, что вы в Росси-хилл. А мистер Купер сказал, что подвезет меня, хотя он был в подтяжках и в шлепанцах, но водитель грузовика сказал, что не надо, что он знает дорогу. Вот он меня и привез. А я к вам прибежал. Простите, что испортил ужин.

— Это неважно, — откликнулся Оливер.

Джоди уже перестал плакать и теперь сидел на краю сиденья, как будто его поза могла помочь им ехать еще быстрее. Помолчав, он проговорил:

— Я не знаю, что бы я делал, если бы вас там не было.

— Но я же там был. И вот я здесь. — Оливер протянул руку и притянул Джоди к себе. — Ты молодец. Ты все сделал правильно.

Дорога убегала назад. Они въехали на холм и перевалили через его гребень. Далеко внизу показались огни Страткорри, спрятанные в складках темных, безмолвных гор. Мы едем, сказал он Каролине. Мы едем, Джоди и я.

— Оливер.

— Да?

— Как ты думаешь, что с Каролиной?

— На мой непросвещенный взгляд, — сказал Оливер, — у нее аппендицит, который нужно удалить.

Глава 8

Его диагноз оказался абсолютно точным. Доктор из Страткорри, срочно вызванный миссис Хендерсон, приехал за десять минут, подтвердил аппендицит, сделал Каролине инъекцию болеутоляющего и спустился вниз, чтобы позвонить в местную больницу и вызвать «скорую помощь». Джоди отправился вместе с ним, и это можно было истолковать как редкое для столь юного человека проявление такта. Оливер остался с Каролиной. Он сидел на краю кровати и держал ее руку в своей.

Она сказала, уже слегка под действием болеутоляющего:

— Я не знала, куда делся Джоди. Я не знала, что он отправился тебя искать.

— Я был совершенно потрясен, когда он неожиданно появился. Я думал, что вы оба живы-здоровы и уже вернулись в Лондон.

— Мы не поехали. В последний момент я поняла, что не могу этого сделать. Я ведь обещала Джоди.

— Ну и хорошо, что не поехали. Если бы аппендицит разыгрался на полпути прямо на магистрали, вам было бы не до шуток.

— Да уж, не то слово, — она улыбнулась. — Я думаю, что в нем-то и было дело, я имею в виду, что я все время плохо себя чувствовала. Я и понятия не имела, что это аппендицит. — И добавила так, словно эта мысль только что пришла ей в голову: — Я ведь должна во вторник выходить замуж.

— Это у тебя теперь никак не получится.

— Лиз сказала тебе?

— Да.

— Я должна была сама тебе сказать. Не знаю, почему я этого не сделала. — И добавила, поправляя себя: — Точнее, не знала, почему.

— Но теперь ты знаешь?

— Да, — произнесла она безнадежно.

— Каролина, прежде чем ты скажешь что-нибудь еще, — произнес Оливер, — я думаю, что ты должна знать: когда ты действительно будешь выходить замуж, я хочу, чтобы ты вышла за меня, а не за кого-то другого.

— Но разве ты не собираешься жениться на Лиз?

— Нет.

Она задумалась над этим, и ее лицо стало серьезным.

— Все так запуталось, правда? У меня вечно все запутывается. Кажется, даже помолвка с Хью была частью этой путаницы.

— Мне трудно сказать, Каролина, я ведь не знаком с Хью.

— Он славный. Он бы тебе понравился. Он всегда готов помочь, он очень организованный и очень добрый, я всегда была от него в восторге. Он младший брат Дианы. Лиз тебе об этом сказала? Он встретил нас, когда мы прилетели на самолете с Афроса, взял на себя все хлопоты, и почему-то кажется, что он так все и тащит на себе с тех самых пор. Конечно, Диана потворствовала тому, чтобы мы поженились. Идея выдать меня замуж за собственного брата соответствовала ее представлениям о порядке. Все получалось так здорово и аккуратненько, в рамках семьи. И все же я бы никогда не пообещала, что выйду за него замуж, если бы не та грустная история с Дреннаном Колфилдом. Но когда он меня бросил, мне казалось, что я больше никогда не полюблю, и поэтому не имело значения, люблю я Хью или нет. — Она нахмурилась и, немного сбившись с толку, смущенно поинтересовалась: — Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Прекрасно понимаю.

— Так что же мне делать?

— Ты любишь Хью?

— Да, но, скорее, как родственника.

— В таком случае тут нет никакой проблемы. Если он такой прекрасный парень, как ты описываешь, — а иначе ты и не согласилась бы выйти за него замуж, — тогда было бы нечестно надевать на него узду на всю оставшуюся жизнь, обрекая на существование с женой, которая любит его лишь отчасти. Но как бы там ни было, тебе уже не удастся во вторник выйти за него замуж. Ты будешь сидеть в постели, есть виноград, нюхать цветочки и листать большие глянцевые журналы.

— Надо сообщить Диане.

— Я поговорю с ней. Пойду ей звонить, как только тебя увезет «скорая».

— Тебе придется чертовски много объяснять.

— О, я отлично умею это делать.

Она пошевелила рукой, так что их пальцы переплелись, и удовлетворенно произнесла:

— Как вовремя мы встретились, правда?

Оливер вдруг почувствовал, как к горлу подкатил непонятный комок. Он наклонился и поцеловал ее.

— Да, — сказал он хрипло, — мы успели в последний момент. Но все-таки мы успели.


Когда он проводил ее, уезжавшую в сопровождении врачей «скорой помощи» и добродушной пухленькой медсестры, ему показалось, что за этот день он прожил целую жизнь. Он смотрел вслед машине, которая удалялась по пустынной улице в сторону маленькой каменной арки и дальше во тьму, до тех пор пока не растаяли огни ее фар, и молча молился. Стоявший рядом с ним Джоди просунул свою руку в его.

— Она ведь поправится, правда, Оливер?

— Конечно, поправится.

Они вернулись в отель, где у каждого из них еще оставались важные дела.

— Что будем делать? — спросил Джоди.

— Ты это знаешь не хуже меня.

— Звонить Диане.

— Вот именно.

Он купил Джоди баночку кока-колы, усадил его за стол рядом с телефонной кабинкой, а сам закрылся в ее тесном пространстве и набрал лондонский номер. Двадцать минут спустя, после долгих, запутанных и изматывающих объяснений, он открыл дверь кабинки, подозвал Джоди и передал ему трубку.

— Твоя мачеха хочет с тобой поговорить.

— Она сердится? — спросил Джоди шепотом.

— Нет. Но она хочет с тобой поздороваться.

Джоди осторожно приложил к уху ужасавший его аппарат.

— Привет… Привет, Диана. — На его лице начала потихоньку расцветать улыбка. — Да, со мной все в порядке…

Оставив его разговаривать, Оливер пошел заказывать себе самую большую порцию виски с содовой, какую ему могли предложить в баре отеля. Когда бармен протянул ему стакан, Джоди как раз попрощался с Дианой и повесил трубку. Он вышел из кабинки, сияя.

— Она нисколько не сердится и завтра прилетит в Эдинбург.

— Я знаю.

Она сказала, что до тех пор я должен оставаться с вами.

Ты ведь не против?

Не против? Да это просто супер!

Он поглядел на высокий стакан в руке Оливера.

— Я почему-то ужасно хочу пить. Можно мне еще колы?

— Конечно, можно. Иди скажи бармену.


Ему представилось, что они подошли к концу пути. Что у них не осталось важных дел, и день, наверное, не принесет больше сюрпризов. Но он ошибался. Потому что не успел Джоди направиться к бармену за колой, как на улице послышался шум подъезжавшей машины, которая вскоре остановилась у дверей отеля. Хлопнули дверцы, послышался гул голосов, шаги, и в следующую секунду полупрозрачная парадная дверь открылась, и в холл вошла невысокая седая дама в очень элегантном розово-белом костюме и блестящих туфлях из крокодиловой кожи. За ней шел молодой человек, обвешанный клетчатыми чемоданами; он был вынужден открыть дверь ногой, поскольку у него не осталось свободных рук. Он был высоким и светлым, с длинными волосами, а в чертах его лица с высокими выступающими скулами и широким изогнутым ртом странным образом проступало что-то славянское. На нем были светло-голубые вельветовые брюки и длинное ворсистое пальто. Оливер смотрел, как он отнес чемоданы к приемной стойке, свалил их на пол и протянул руку, чтобы позвонить.

Но позвонить он не успел. Потому что как раз в этот момент Джоди отошел от барной стойки. Дальше все происходило, как в стоп-кадре. Их взгляды встретились, и они оба застыли неподвижно, уставившись друг на друга. А потом, словно опять с жужжанием закрутилась пленка, фильм сдвинулся с мертвой точки. Молодой человек заорал: «Джоди!» во весь свой неслабый голос, и прежде, чем кто-либо успел произнести хоть слово, Джоди пулей метнулся через холл в объятия брата.

В тот вечер они все отправились в усадьбу Кейрни. А на следующий день Оливер оставил братьев одних и поехал на своей машине в Эдинбург встречать Диану Карпентер, прилетевшую лондонским рейсом. Он стоял в зале прилета аэропорта Турнхаус, окруженном стеклянными стенами, и разглядывал спускавшихся по трапу пассажиров. Стоило Диане появиться, как он сразу понял, что это она. Высокая, стройная, в свободном твидовом пальто с маленьким норковым воротником. Когда она пересекла летное поле, он вышел вперед, чтобы ее встретить. Он заметил складку меж ее бровями и выражение тревоги на лице. Она вошла через стеклянные двери, и он произнес:

— Диана.

У нее были очень голубые глаза и светлые волосы, собранные на затылке в тугой узел. На ее лице тут же отразилось облегчение и тревожное выражение пропало.

— Вы — Оливер Кейрни.

Они обменялись рукопожатием, а потом, повинуясь какому-то неясному, но, несомненно, доброму инстинкту, он ее поцеловал.

— Каролина? — сразу спросила она.

Я навещал ее сегодня утром. С ней все в порядке. Она скоро поправится.


Накануне вечером он поведал ей обо всем по телефону. Теперь, направляясь на север по мосту через залив Фёрт-оф-Форт, он рассказывал ей про Ангуса.

Он приехал вчера вечером, как и собирался. Вместе с американкой, которую он возил по горным районам Шотландии. Джоди увидел его почти сразу, как только он вошел в отель. Это, конечно, была потрясающая встреча.

— Замечательно, что они вообще узнали друг друга. Они не виделись уйму лет.

— Джоди обожает Ангуса.

— Теперь я это поняла, — сказала Диана вполголоса.

— А прежде вы об этом не знали? — он старался, чтобы в его интонации не прозвучал упрек.

— Сложно… Это было сложно, поскольку я была мачехой. Ты не можешь быть матерью, но стараешься быть больше, чем другом. А они были непохожи на других детей. Они росли сами по себе, носились, где хотели, бегали босые и пользовались полнейшей свободой. Пока их отец был жив, это было нормально, но после его смерти ситуация изменилась.

— Могу это понять.

— Сомневаюсь. Это было подобно хождению по лезвию бритвы: я не хотела подавлять в них естественные инстинкты и в то же время должна была дать им прочную основу для дальнейшей самостоятельной жизни. Каролина всегда была такой ранимой. Именно поэтому я пыталась отговорить ее от поступления в театральное училище и попыток найти работу в театре. Я боялась, что она будет разочарована, утратит уверенность в себе и станет страдать. И потом, когда произошло именно то, чего я боялась, мне казалось замечательным, что ей понравился Хью, и я думала, что если Хью будет впредь заботиться о ней, ей никогда больше не придется страдать. Возможно я… немного манипулировала ими, но я говорю вам совершенно искренне, что делала это, руководствуясь самыми лучшими намерениями.

— Вы передали Хью то, что я сказал вам по телефону вчера вечером?

— Да. Я села в машину и поехала к нему домой, потому что мне не хотелось говорить с ним об этом по телефону.

— Как он это воспринял?

— По нему никогда не скажешь. Но у меня ощущение, что в глубине души он ожидал чего-то подобного. Он, конечно, ничего подобного не говорил. Он очень самодостаточный человек и очень воспитанный. Поскольку Каролина оказалась в больнице, отложить свадьбу будет несложно, а к тому времени как истечет срок помолвки, люди уже привыкнут к мысли о том, что этой свадьбы не будет.

— Надеюсь, что так.

Голос Дианы изменился.

— Поговорив с Хью, я отправилась к этому старому козлу Калебу. Каким же безответственным олухом надо быть, чтобы одолжить детям такую машину! Я удивляюсь, как она вообще доехала до Бедфордшира[6] и не развалилась. И ни слова мне не сказал. Я его чуть не убила.

— Он сделал это, руководствуясь самыми лучшими намерениями.

— Он мог бы по крайней мере сначала отправить машину на техобслуживание.

Он явно обожает Джоди и Каролину.

— Да, он всех их обожал. Их отца, и Джоди, и Каролину, и Ангуса. Знаете, я хотела, чтобы Ангус остался с нами после смерти его отца, но ему не нравился ни мой тип жизни, ни что-либо из того, что я могла ему предложить. Ему было девятнадцать, и у меня даже в мыслях не было пытаться отговорить его от этой сумасшедшей поездки в Индию. Я просто надеялась, что со временем он это перерастет, и тогда вернется к нам и станет жить нормальной жизнью. Но этого не произошло. Я думала, Каролина рассказала вам об этом. Он не хочет жить, как все.

— Он сам сказал мне, — ответил Оливер, — вчера ночью. Мы проговорили почти до рассвета. Я объяснил ему, чего от него хочет Джоди… Чтобы он вернулся в Лондон и заботился о нем. А Ангус сказал мне, чего хочет он. Ему предложили работу в компании, которая занимается фрахтом яхт на Средиземном море. Он собирается вернуться на Афрос.

— Джоди об этом знает?

— Я ему не говорил. Хотел сначала обсудить это с вами.

— Что тут обсуждать?

— Вот что, — ответил Оливер и принялся объяснять.

И вдруг, кусочек за кусочком, сложилась общая картина, все элементы которой, даже самые причудливые, подошли друг к другу так точно, словно все так и было задумано.

— Я собираюсь жениться на Каролине. Я женюсь на ней, как только ей станет получше. Работа у меня в Лондоне, у меня там есть квартира, где мы можем жить. Если вы и ваш супруг не будете против, Джоди тоже может жить с нами. Там предостаточно места для троих.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы это осмыслить. Наконец Диана произнесла:

— Вы хотите сказать, что нам не нужно увозить его в Канаду?

— Он любит свою школу, ему нравится жить в Лондоне, он хочет быть со своей сестрой. Он не хочет уезжать в Канаду.

Диана тряхнула головой.

— Странно, что я раньше об этом не догадывалась.

— Может быть, он не хотел, чтобы вы об этом знали. Не хотел вас обижать.

— Я… Я буду страшно по нему скучать.

— Но вы разрешите ему остаться?

— Вы действительно этого хотите?

— Я думаю, мы все этого хотим.

Она рассмеялась.

— А Хью не согласился бы на это. Он не был готов взять на себя заботу о Джоди.

— Я готов, — ответил Оливер. — Если вы мне позволите. У меня был один-единственный брат, и мне страшно его не хватает. Если мне суждено обрести второго, я бы хотел, чтобы это был Джоди.


Они подъехали к дому, где их уже ждали Ангус и Джоди, сидевшие на ступеньках у входа. Едва машина успела затормозить, как Диана выскочила из нее, утратив всю свою величавость, и бросилась обнимать радостно возбужденного Джоди, поглядывая на Ангуса поверх ярко-рыжей мальчишеской головы. Тот смотрел на нее немного настороженно, но в глазах у него не было обиды. Они никогда тесно не общались, и он вырос независимо от нее, поэтому теперь его выбор, каков бы он ни был, ее не касался, и она была этому рада.

Она улыбнулась, выпрямилась и пошла навстречу его большим медвежьим объятиям.

— Ох, Ангус, — сказала она, — ты невозможный тип! Я очень рада тебя видеть!

После этого Диане оставалось лишь навестить Каролину, поэтому Оливер выгрузил ее вещи, отдал Ангусу ключи от машины и попросил ее отвезти.

— Но я тоже хочу поехать, — встрял Джоди.

— Нет, мы с тобой пока останемся.

— Но почему? Я тоже хочу ее увидеть!

— Попозже.

Они посмотрели вслед отъезжавшей машине, и Джоди снова спросил:

— Почему вы не разрешили мне поехать?

— Потому что им нужно побыть вдвоем. Они очень давно друг друга не видели. И, кроме того, я хочу с тобой поговорить. У меня для тебя много новостей.

— Хороших?

— По-моему, да. — Он мягко развернул мальчика, положив руку ему на плечо, и они зашли в дом. — Самых лучших.

Об авторе

Первый рассказ известной английской писательницы Розамунды Пилчер был опубликован в журнале «Woman and Ноше», когда ей было восемнадцать лет. Во время Второй мировой войны она работала в Министерстве иностранных дел, а потом — в составе женской вспомогательной службы британских Военно-морских сил в Портсмуте и на Вест-Индском флоте. В 1946 году вышла замуж за Грэхэма Пилчера, у них четверо детей и много внуков. Сейчас писательница живет в Шотландии.

Розамунда Пилчер — автор замечательных романов, множества рассказов и пьес. В одном из интервью на вопрос, что она считает для себя самым важным в творчестве, Пилчер так сформулировала свое кредо: «Я никогда не стану писать о тех местах или людях, которых плохо знаю. Все, о чем я рассказываю, мне близко и дорого». И действительно, она пишет о жителях Корнуолла, где родилась, о Шотландии, где живет уже много лет.

Романы Розамунды Пилчер переведены на многие языки. А ее бестселлеры «Семейная реликвия», «Сентябрь», «Возвращение домой» завоевали признание во всем мире. Огромный успех выпал также на долю романа «В канун Рождества».

Примечания

1

Широкий матерчатый пояс, который носят со смокингом. (Здесь и далее прим. перев.)

2

Ага — хан — наследственный титул главы религиозной общины исмаилитов (одна из ветвей шиитского ислама), постоянно проживающего в Великобритании.

3

Быстрый шотландский народный танец.

4

Игра слов: Scotch Corner (Шотландский перекресток — так называется пересечение двух магистралей у города Ричмонда в Северном Йоркшире) и scotch (липкая лента, скотч).

5

Шотландское национальное блюдо.

6

Графство примерно в 50 км от Лондона.


на главную | моя полка | | Снег в апреле (перевод Соколова Мария) |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 1
Средний рейтинг 5.0 из 5



Оцените эту книгу