Annotation

«Савитри» — главное произведение Шри Ауробиндо - видного общественного деятеля Индии, создателя нового духовного движения в Йоге (Интегральной Йоги), великого духовного первопроходца, мыслителя, поэта-провидца.

Над поэмой "Савитри" Шри Ауробиндо работал в течение нескольких десятилетий, продолжая совершенствовать её до последних дней своей жизни.

Поэма основана на древней легенде, излагаемой в индийском эпосе Махабхарата, о преданной жене царевне Савитри, которая силой своей любви и праведности побеждает смерть и возвращает к жизни своего мужа царевича Сатьявана.

Шри Ауробиндо раскрывает символическую суть персонажей и сюжета древней легенды и использует её для выражения собственных духовных постижений и свершений.

При создании своего эпоса Шри Ауробиндо ставил задачу выразить в слове высшие уровни сознания, доступные человеку, чтобы помочь всем духовным искателям соприкоснуться с этими уровнями и возвыситься до них. Результатом стала грандиозная эпическая поэма объёмом около 24.000 строк, являющаяся наиболее полным и совершенным выражением уникального синтетического мировоззрения и духовного опыта Шри Ауробиндо, а также самым большим поэтическим произведением на английском языке.

Песнь первая.

Символический рассвет

Это был час перед пробуждением Богов.

На пути божественного События

Огромный предвидящий ум Ночи, один

В ее храме вечности неосвещенном,

Лежал растянувшись неподвижный на границе Безмолвия.

Почти одна ощутимая, непрозрачная, непроницаемая

В мрачном символе ее невидящей думы

Бесконечности бестелесной пучина;

Бездонное зеро мир оккупировало.

Сила падшей безграничной самости пробудилась

Между первым и последним Ничто,

Обратно зовя темное лоно, из которого вышла,

Повернулась от неразрешимой мистерии рождения

И процесса медленного смертности

И своего конца в пустом Ничто стремилась достигнуть.

Словно в темном начале всего

Безмолвное черт не имеющее подобие Неведомого,

Повторяющее все время несознательный акт,

Продлевающее все время незрячую волю,

Баюкало космический сон Силы неведающей,

Чья движимая созидательная дрема возжигает солнца

И несет наши жизни в своем сомнамбулическом вихре.

Через огромный пустой транс Пространства,

Через его бесформенный ступор без жизни и разума,

Кружащая сквозь бездушную Пустоту тень,

Снова отброшенная в бездумные сны,

Земля кружилась, в пустых безднах покинутая,

Свою судьбу и свой дух позабывшая.

Бесстрастные небеса были нейтральны, пусты и безмолвны.

Затем что-то в непроницаемой мгле шевельнулось;

Безымянное движение, Идея немыслимая,

Настойчивое, неудовлетворенное, без цели,

Что-то, что быть хотело, но не знало как,

Принуждало Несознание пробудить Неведение.

Родовая мука, что пришла и оставила трепещущий след,

Дала место старой усталой нужде неисполненной,

Покоившейся в ее подсознательной безлунной пещере,

Поднять свою голову и отыскивать отсутствующий свет,

Напрягая закрытые глаза исчезнувшей памяти,

Как тот, кто себя прошлого ищет

И встречает лишь своего желания труп,

Это было, словно даже в этого Ничто сердцевине глубокой,

Даже в ядре этого предельного растворения

Непомнящая сущность таилась,

Нечто, что выжило от убитого и похороненного прошлого,

Осужденное получить назад боль и усилие,

Ожившее в ином неведомом сбивающем мире.

Несформированное сознание жаждало света

И незаполненное предвидение томилось по перемене далекой.

Словно детский палец, на щеку положенный,

Напоминал о нужде бесконечной в вещах

Беззаботной Матери вселенной:

Младенческое томление охватило мрачную Ширь.

Неощутимо где-то брешь появилась:

Длинная одинокая линия оттенка колеблющегося,

Как улыбка неясная, искушающая пустынное сердце,

Дальний край смутного сна жизни тревожила.

Появившийся с другой стороны безграничности

Глаз божества вглядывался сквозь немые глубины;

Разведчик от солнца, он, казалось,

Среди тяжелого космического отдыха,

Ступора уставшего, утомленного мира,

Искал одинокий покинутый дух,

Слишком падший, чтобы вспоминать блаженство забытое.

В не имеющую разума вселенную вмешиваясь,

Его послание сквозь противящуюся тишину пробиралось,

Призывая к авантюре сознания и радости,

И, Природы иллюзий лишенную грудь побеждая,

Принуждало вновь соглашаться видеть и чувствовать.

В беззвучной Пустоте была посеяна мысль,

В глубинах тьмы рождено было чувство,

Память дрожала в сердце Времени,

Словно душа, долго мертвая, жить устремилась:

Но забвение, что за падением следовало,

Запятнало густо исписанные таблички прошлого,

И все, что было разрушено, должно быть построено заново,

И прежний опыт трудом добыт снова.

Все может быть сделано, если есть касание Бога.

Надежда проникла в то, что едва смело быть

Среди одинокого равнодушия Ночи.

Словно в чужом мире просивший

С робкой и едва смеющей инстинктивной мольбою

Осиротевший и выгнанный искать себе дом,

Странствующее чудо без места для жизни,

В небес закоулок далекий пришел

Медленного чудесного жеста смутный призыв.

Трансфигурирующего касания упорная дрожь

Убеждала черный инертный покой,

И красота и чудо волновали поля Бога.

Блуждающая рука очарованного бледного света,

Что на краю тающего мгновения сияла,

Установила с золотыми панелями и опаловыми петлями

Сновидений ворота, приоткрытые на границе мистерии.

Один угол прозрачный, окно на сокрытые вещи,

Мира необъятность слепую принудил видеть.

Тьма ослабла и, как спадающий плащ, соскользнула

С полулежащего тела бога.

Затем сквозь бледную щель, что казалась сперва

Даже для струйки от солнц вряд ли достаточной,

Хлынуло откровение и пламя.

Краткий нескончаемый знак свыше вернулся,

Очарование из недостигнутых трансцендентальностей,

Переливающееся славой Незримого,

Послание от неведомого бессмертного Света

Во вспышке на дрожащей грани творения,

Рассвет строил ее ауру пышных оттенков

И зарывал свое семя великолепия в часы.

Божество, посетитель мгновения, сияло.

На тонкой границе жизни какое-то время Видение стояло

И склонялось над изгибом лба земли размышляющим.

Интерпретируя недоступную красоту и блаженство

В цветные иероглифы чувства мистического,

Оно писало строки многозначительного мифа,

Рассказывающего о величии духовных рассветов,

Пером бриллиантовый код заносило на небо, как на страницу.

В тот день было почти явлено то,

Чьими огнями сигнальными являются наши надежды и мысли,

Одинокий восторг из невидимой цели

Был почти брошен в непрозрачную Пустошь.

Еще раз поступь потревожила пустые Обширности;

Бесконечности центр, Лик покоя восторженного,

Распахнул вечные веки, что небеса раскрывают;

Форма из далеких блаженств, казалось, приблизилась.

Посланница между вечным и изменением,

Всемогущая Богиня склонилась над ширями,

Что кутали предопределенные путешествия звезд,

И увидела готовые для своих ног пространства.

Один раз она оглянулась на свое завуалированное солнце,

Затем, полная дум, приступила к своей бессмертной работе.

Земля ощутила прохождение Нерушимого близко:

Проснувшееся ухо Природы ее шаги слышало

И ширь повернула к ней свой глаз безграничный,

И, на глубины запечатанные падая, ее светлая улыбка

Воспламенила к огню миров тишину.

Все стало посвящением, обрядом.

Воздух был вибрирующим звеном между землею и небом;

Ширококрылый гимн великого священника-ветра

Поднялся и лег на алтари-горы;

Высокие ветви молились в являющем небе.

Здесь, где полуосвещенное наше неведение живет на краю бездн,

На бессловесной груди неясной земли,

Здесь, где никто не знает даже на шаг вперед

И у Истины трон стоит на тенистой спине у сомнения,

На этом мучительном и ненадежном поле труда,

Под неким обширным равнодушным взглядом простертая,

Беспристрастная свидетельница наших радостей и наших бед,

Наша пребывающая в прострации почва ощущала луч пробуждающий.

Здесь тоже видение и пророческий проблеск

Осветили, в чудеса превратив, бессмысленные обычные формы;

Затем божественное откровение закончилось, отступило,

Нежеланное, стирающееся из смертного уровня.

Священное стремление в его следе медлило,

Поклонение Присутствию и Силе,

Слишком совершенным, чтобы связанными смертью сердцами удерживаться,

Предвидение грядущего рождения чудесного.

Лишь немного божественный свет может оставить:

Духовная красота, освещающая человеческий взор,

Очерчивает своей мистерией и страстью Материи маску

И расточает вечность на удар Времени.

Как когда душа притягивается близко к порогу рождения,

Смертное время присоединяя к Безвременью,

Искра божества утрачивается в склепе Материи,

Ее блеск исчезает в несознательных планах,

Так тот преходящий пыл магического пламени

Ныне растаял в привычном воздухе светлом.

Послание кончилось и убыл посланник.

Одинокий Зов, никем не сопровождаемая Сила,

В какой-то далекий тайный мир назад увела

Небесного луча оттенок и чудо:

Больше на нашу смертность она не смотрела.

Изобилие красоты, естественное для рода божественного,

Не могло найти поддержки своему требованию у рожденных во времени глаз;

Слишком мистично-реальное для владений пространства,

Ее тело славы из небес было вычеркнуто:

Редкость и чудо там больше не жили.

Там был обычный свет земного дня.

Освобожденный от передышки от утомления

Вновь ропот скорости Жизни

Преследовал циклы ее ослепшего поиска.

К своим неизменным повседневным делам все вернулись;

Тысячи народов земли и деревьев

Повиновались непредвидящего насущного импульсу,

И, лидер здесь со своим неуверенным разумом,

Единственный, кто смотрит на сокрытый лик будущего,

Человек поднял своей судьбы ношу.

И Савитри тоже пробудилась среди этих племен,

Что спешили присоединиться к сияющего глашатая песне

И, влекомые красотою внешних путей,

Свою порцию эфирной радости шумно приветствовали.

Родственная вечности, откуда пришла,

Она не принимала участия в этом маленьком счастье;

Чужестранец могучий в человеческом поле,

Не откликался Гость, внутри воплощенный.

Зов, что прыжок человеческого разума будит,

Его неровное пылкое движение погони,

Его колеблющихся оттенков иллюзию желания,

Посетил ее сердце, как чужая сладкая нота.

Послание Времени, краткий свет, не для нее было.

В ней была мука богов,

Заточенных в нашу человеческую бренную форму,

Бессмертие, побежденное смертью вещей.

Радость более широкой Природы была когда-то ее,

Но не могла хранить долго свой золотой небесный оттенок

Или на этой хрупкой земной опоре стоять.

Узкое движение на глубокой пучине Времени,

Жизни хрупкая малость, которой отказано в силе,

Гордую и сознательную ширь и блаженство

Она принесла с собой в человеческую форму,

Спокойный восторг, что одну душу венчает со всем ,

Ключ к дверям экстаза пылающим.

Гран земли, что в удовольствия и слез нуждается соке,

Дар неумирающего восторга отвергло:

Предложенный дочери бесконечности

Она свою страсть-цветок любви и судьбы дала.

Напрасной сейчас ее великолепная жертва казалась.

Растратчица своей богатой божественности,

Самую себя и все, чем была она, людям она одолжила,

Надеясь свое более великое существо привить

И акклиматизировать его в жизнях их тел,

Чтоб небеса могли на смертной земле расти прирожденными.

Трудно склонить измениться земную природу;

Смертность плохо выносит касание вечного:

Она боится божественной нетерпимости чистой

Этого штурма эфира и пламени;

Она бормочет в своем безгорестном счастье,

Почти с ненавистью отталкивает свет, что приносит оно;

Она трепечщет в его нагой силе Истины

И мощи и сладости его абсолютного Голоса.

Навязывая высям законы пучины,

Она пятнает своей грязью небесных посланцев:

Обороняясь, свои колючки падшей природы

Она обращает против рук спасительных Милости;

Она встречает сынов Бога смертью и болью.

Слава молний, пересекающих сцену земную,

Их солнечные мысли тускнеют, затемненные умами невежественными,

Их труд предается, их добро во зло превращается,

Крест - плата им за венец, который они дают,

Единственное, что они за собой оставляют, - это прекрасное Имя.

Огонь приходил, касался сердец людей и уходил;

Немногие поймали пламя и поднялись к жизни более великой.

В слишком непохожий мир она пришла помогать и спасать,

Ее величие отягчено его грудью невежественной

И из его мутных расселин возвращается ужасный ответ,

Часть его горя, борьбы и падения.

Жить с горем, противостоять на своем пути смерти, -

Жребий смертного стал уделом Бессмертия.

Так, в капкан земных судеб она была поймана,

Ожидая часа своего испытания,

Изгнанница из своего прирожденного счастья,

Принимающая жизни земное неясное платье,

Себя даже от любимых скрывающая,

Божество, человеческой судьбой возвеличенное.

Предвидение темное отделяло ее

Ото всех, чьей она была звездой и опорой;

Слишком великая, чтобы опасностью и болью делиться,

В своих глубинах израненных она заперла грядущее горе.

Как тот, что присматривает за людьми, слепыми оставшимися,

Принимая груз незнающей расы,

Приют дав врагу, которого она должна кормить своим сердцем,

Своей роли не зная, не зная жребия, что должна она встретить,

Без чьей-либо помощи она должна предвидеть, страшиться и сметь.

Давно предвиденное фатальное утро здесь было,

Несущее день, что как всякий день выглядел.

Ибо Природа шагает по своей могучей дороге,

Не замечая, когда ломает душу и жизнь;

Позади оставляя убитого, она идет дальше:

Лишь человек замечает и глаза Бога всевидящие.

Даже в этот момент отчаяния ее души

В ее мрачном свидании со смертью и страхом,

Ни один крик с ее уст не сорвался, ни однин зов о помощи;

Никому она своего горя тайну не выдала:

Ее лицо было спокойно и храбрость ее молчание хранила.

Но, все же, лишь ее внешняя самость страдала и билась,

Даже ее человечность была полубожественной:

Ее дух открывался Духу во всем,

Ее природа ощущала всю Природу как свою собственную.

Обособленная, живущая внутри, она все жизни несла;

Отчужденная, она несла в себе мир:

Ее страх был един с великим космическим страхом,

Ее сила была основана на космических силах,

Вселенской Матери любовь была любовью ее.

Против зла в пораженных корнях жизни,

Ее собственная беда - его личный знак,

Из своей боли она сделала острый мистический меч.

Одинокий ум, как мир широкое сердце,

К никем не разделенной работе Бессмертия она поднялась.

Сперва жизнь не горевала в ее обремененной груди:

На коленях первозданной дремоты земли

Инертная, в забвении освобожденная,

Распростерто покоилась, бессознательно, на краю разума,

Тупая и спокойная, как звезда или камень.

В глубоком ущелье молчания меж двух царств

Она, удалившись от горя, не беспокоимая заботой, лежала,

Здесь ничто не напоминало о горе.

Затем медленное обморочное воспоминание шевельнулось, подобное тени,

И, вздохнув, она свои руки положила на грудь

И узнала близкую боль застарелую,

Глубокую, спокойную, давнюю, там естественной ставшую,

Но не знала, ни почему она там, ни откуда она.

Сила, что ум возжигает, была еще убрана:

Тяжелы, нерасположены были слуги жизни,

Как рабочие без зарплаты восторга;

Угрюмый, гореть факел чувства отказывался;

Лишенный помощи мозг не находил своего прошлого.

Только смутная земная природа владела каркасом.

Но сейчас она шевельнулась, ее жизнь разделила космический груз.

По призыву безгласного крика ее тела

Ее сильный дух ширококрылый назад путешествовал,

Назад к ярму судьбы и неведения,

Назад к труду и смертных дней гнету,

Молнией путь пробивая сквозь символические видения странные,

Через отлив морей сна.

Ее дом Природы ощутил колебание незримое,

Быстро освещены были затемненные комнаты жизни

И створки памяти к часам распахнулись,

И усталые ноги мысли к ее дверям приблизились.

Все пришло назад к ней: Земля, Любовь, Рок, -

Древние спорщики, ее окружили,

Как фигуры гигантские, в ночи борющиеся:

Боги, рожденные из Несознания смутного,

К усилию и боли божество пробуждали,

И в тени ее сердца пылающего

В мрачном центре ужасного спора,

Страж безутешной пучины,

Наследующий земного шара агонию долгую,

Как камень неподвижная фигура богоподобной Боли высокой,

В Пространство незамечающими, остановившимися глазами смотрела,

Что видят горя пучины безвременные, но не цель жизни.

Уязвленный своей суровой божественностью,

К своему трону привязанный, он ждал, неуступчивый,

Ежедневного подношения ее непролитых слез.

Весь жестокий вопрос часов человека снова поднялся.

Страдания и желания жертва,

Которую земля предлагает Экстазу бессмертному,

Вновь началась под вечной Рукой.

Пробужденная, она терпела мгновений сомкнутый марш

И на этот зеленый улыбающийся мир опасный глядела,

И слышала крик живущих невежественный.

Среди тривиальных звуков, сцен не меняющихся

Ее душа поднялась, противостоя Року и Времени.

В себе неподвижная, она силу копила.

Это был день, когда должен умереть Сатьяван.

Конец Песни первой

Песнь вторая.

Предмет спора

Между тем, удалившись в поля тайные мысли,

Ее ум двигался в многообразном прошлом,

Что жило опять и видело своего конца приближение:

Умирая, оно нерушимо в ней жило;

Преходящее и исчезающее из глаз преходящих,

Невидимое, роковой призрак себя,

На своей фантомной груди оно несло будущее.

По тропинке пролетавших событий, назад далеко убегающей,

Двигался вспять поток упорных часов

И на берегу разлива мистического,

Населенного любимыми обликами, ныне больше не видимыми,

И тонкими образами вещей, что прошли,

Ее свидетельствующий дух, обозревая Время, стоял.

Все, на что она когда-то надеялась, о чем мечтала, что было,

Летело мимо нее на орлиных крыльях через небеса памяти.

Словно в многоцветном внутреннем рассвете пылающем

Ее жизни дороги широкие и сладкие тропы

Лежали, под ее солнечно-ясным запечатлевающим взглядом прочерченные

Из светлой страны дней ее детства

И голубых гор ее воспаряющей юности,

И райских рощ и павлиньих крыльев Любви

К радости, ухваченной под тенью рока безмолвной,

В повороте последнем, где состязались небеса с адом.

Двенадцать месяцев страстных вели в день судьбы.

Абсолютная сверхъестественная падает тьма

На человека порой, когда он приближается к Богу:

Час приходит, когда бессильны все средства Природы;

Из защищающего Неведения вытолкнутый

И отброшенный к своей обнаженной главной нужде,

Он, наконец, должен выбросить из себя свою душу поверхностную

И быть сущностью неприкрытой внутри:

Этот час теперь настал для Савитри.

Она точки достигла, где либо жизнь должна оказаться напрасной,

Либо, в ее нерожденном элементе разбуженная,

Ее воля должна отменить судьбу ее тела.

Ибо только нерожденного духа сила безвременная

Поднять может ярмо, навязанное рождением во Времени.

Только Сам, что строит эту фигуру себя,

Может стереть эту фиксированную бесконечную линию,

Что соединяет эти меняющиеся имена, эти несчетные жизни,

Эти забывчивые персональности новые

И хранит, все же, таящийся в наших сознательных актах

След старых забытых мыслей и дел,

Отвергнуть наследство наших похороненных самостей,

Обременительное наследование нашим исчезнувшим формам,

Допускаемое слепо душою и телом.

Эпизод в незапамятной повести,

Ее начало утеряно, ее мотив и фабула скрыты,

Жившая когда-то история создала и подготовила

Наш настоящий удел, ребенка прошлых энергий.

Фиксированность космических последовательностей,

Скрепленных скрытыми неизбежными звеньями,

Она должна разорвать, вытеснить своей души силой

Свое прошлое, преграду на дороге Бессмертного,

Сделать разрушенную почву и форму своей судьбой заново.

Разговор изначальных Богов,

Встречающих на границах неведомого,

Ее души спор с воплощенным Ничто

Должен быть выигран на фоне опасном, неясном:

Ее существо должно встать лицом к лицу со своей Причиной бесформенной,

Против вселенной положить на весы свою самость единственную.

На нагом пике, где Сам один на один с Ничто

И жизнь не имеет смысла, а любовь - места стоять,

Она должна защищать свое дело на краю угасания,

В пещере мира смертельной беспомощное требование жизни отстаивать

И доказать свое право быть и любить.

Изменена должна быть Природы экономика грубая;

Она должна завоевать освобождение от оков своего прошлого,

Страдания старый счет погасить,

Старый долг души из Времени вычеркнуть,

И избавиться от тяжелого рабства у Богов Кармы,

Непрощающего Закона медленной мести

И глубокой необходимости в боли всеобщей,

И тяжкой жертвы, и трагического следствия.

Из-за безвременного барьера она должна вырваться,

Своими глубинами мыслящими пропитать чудовищную тишину Пустоты,

Смотреть в одинокие глаза Смерти бессмертной

И своим нагим духом мерить ночь Бесконечности.

Великий и печальный момент был сейчас близко.

Войско в доспехах, марширующее к своему року,

Последние долгие дни прошли тяжкой поступью,

Долгие, но слишком быстро прошедшие, к концу слишком близкие.

Один среди множества возлюбленных лиц,

Знающий среди неведающих счастливых сердец,

Ее вооруженных дух наблюдал за часами,

Прислушиваясь к предвиденному ужасному шагу

В близкой красе дебрей безлюдных.

Боец на безмолвной страшной арене,

В мире неведающем, она стояла за мир:

Помощника у нее кроме Силы внутри не было;

Там не было земных глаз свидетельства;

Боги свыше, одна Природа внизу

Были зрителями этого могучего спора.

Вокруг нее были суровые в небо глядящие горы

И зеленый шепот глубокомысленных обширных лесов,

Свои приглушенные заклинания непрерывно бормочущих.

Густая, пышная, пестрая самозакутанная жизнь

Драпировалась в яркую монотонность изумрудную листьев

И пробивающимися лучами солнца и цветами веселыми

Окружала ее судьбы уединенную сцену.

Здесь должна она вырасти в своего духа фигуру:

Безмолвий титанических гений

В свое широкое одиночество душу ее погружающий,

Показал ей ее самости нагую реальность

И сочетал ее с ее окружением.

Его уединение возвеличило ее часы человеческие

Задним фоном вечного и уникального.

Сила непосредственной скромной потребности

Облегчила тяжелый каркас человеческих дней

И перегруженную массу его внешних нужд

До первого тонкого лоскута простых нужд животных,

И могучая дикость примитивной земли,

И раздумывающее множество терпеливых деревьев

И сапфирный досуг небес размышляющих,

И торжественный вес проходящих медленно месяцев

Оставили в ее глубине место для мысли и Бога.

Там был лучезарный пролог ее драмы.

Пятнышко для шага на землю вечности,

Установленное в монастырском стремлении лесов

И наблюдаемое устремленностью пиков,

Приближалось через золотое раскрытие во Времени,

Где слушающая тишина оставляла слово несказанное

И часы забывали пройти к перемене и горю.

Сюда со внезапностью прихода божественного,

Повторяя первого нисхождения чудо,

Изменяя к восторгу тупой земной круг,

Любовь пришла к ней, пряча тень, Смерть.

Легко в ней она нашла свой храм совершенный.

Впервые с тех пор, как рост к небесам земного создания начался,

На протяжении всего долгого испытания расы,

Никогда более редкое создание не несло ее луч,

Этот пылающий тест божества в наших частях,

Молнию с небес к нашим пучинам.

Все в ней на род более благородный указывало.

Близкий к шири земли, сокровенно к небесам близкий,

Возвышенный и сладкий ее юный широко видящий дух,

Путешествующий через миры великолепия и покоя,

Перелетел пути Мысли к нерожденным вещам.

Пылка была ее самоуравновешенная незапинающаяся воля;

Ее ум, белой искренности море,

Страстный в потоке, не имел ни одной мутной волны.

Словно в динамичном и мистическом танце

Жрица безупречных экстазов,

Вдохновляемая и управляемая из свода являющего Истины,

Двигалась в некой пророческой пещере богов,

Сердце безмолвия в руках радости

Заселяло созидательными богатыми ударами

Тело, подобное рассвета параболе,

Что казалось для завуалированной божественности нишей

Или золотой храмовой дверью к вещам запредельным.

Бессмертные ритмы качались в ее временем рожденных шагах;

Ее взгляд, ее улыбка пробуждали небесное чувство

Даже в земном веществе, и их интенсивный восторг

Изливал небесную красоту на жизни людей.

Широкая самоотдача была ее актом врожденным;

Великодушие, как моря иль неба,

Окружало своим величием все приходящее

И давало ощущение возвеличивания мира:

Ее доброжелательная забота была сладким умеренным солнцем,

Ее высокая страсть - голубых небес равновесием.

Как может душа лететь подобно птице преследуемой,

Спасающейся на крыльях усталых от мира штормов,

И достигнуть покоя, как груди памятной,

В небесах безопасности и великолепного мягкого отдыха,

Так можно было испить жизнь опять в потоках медового огня,

Вновь вернуть привычку к счастью утраченную,

Чувствовать ее яркой природы окружение славное,

И расправить радость в ее тепле и правлении цвета.

Глубина сострадания, убежище тихое,

Ее внутренняя помощь отпирала ворота на небо;

Любовь в ней была шире вселенной,

Весь мир мог найти убежище в одном ее сердце.

Великое неудовлетворенное божество здесь могло жить:

Избавленное от карликовой самости спертого воздуха,

Ее настроение могло приютить его дыхание более высокое,

Духовное, что могло сделать все вещи божественными.

Ибо даже ее бездны были секретами света.

Она была одновременно молчанием и словом,

Континентом самораспространяющегося мира,

Океаном ровного девственного пламени;

Сила, тишина богов были ее.

В ней Любовь нашла ширь подобную собственной

И свой высокий горячий эфир перенесла на другую основу,

И двигалась в ней как в своем естественном доме.

В ней она встретила свою собственную вечность.

До той поры ни одна траурная линия не пересекала тот луч.

На хрупкой груди этой ненадежной земли

С той поры, как ее орбита взирающая в своем ограниченном дыханием доме,

Раскрывающаяся с симпатией на более счастливые звезды,

Где жизнь не подвержена перемене печальной,

Помнила красоту, которую игнорируют веки, подчиненные смерти,

И удивлялась на этот мир хрупких форм,

Несомый на лоскутах-парусах мерцающего Времени,

Безнаказанность нерожденных Могучих была ее.

Хотя она училась нести груз человеческий,

Ее шаг еще сохранял меру богов.

Дыхание земли не смогло замутнить это блестящее зеркало:

Пылью нашей смертной атмосферы незапятнанное,

Оно еще отражало духовную радость небес.

Те, кто жил внутри ее света, почти видели

Ее друга детства в вечных сферах,

Из своих недосягаемых царств нисходящего

В ее прихода притягивающего пробуждение светлое,

Огненно-белого дракона-птицу блаженства бескрайнего,

Парящего на горящих крыльях над ее днями:

Небесный спокойный защитник посланное дитя охранял.

Пылающая орбита была ее границами ранними,

Годы подобны золотым одеяниям проходящих богов;

Ее юность восседала на троне в счастье спокойном.

Но радость не может без конца продолжаться:

Есть в земных вещах темнота,

Что не выносит долго слишком довольную ноту.

На нее неизбежная Рука легла тоже.

Вооруженное Бессмертие терпело западню Времени.

С ней имел дело тот, кто обремененное встречает величие.

Назначающий испытание и путь,

Тот, кто избирает в этом истреблении души

Смерть, падение и горе как шпоры духа,

Сомнительное божество со своим факелом боли

Осветило бездны незавершенного мира

И позвало ее заполнить ее широкой собой пучину.

Величественный и безжалостный в облике спокойном своем,

Поднимающий ужасную стратегию Вечного,

Он мерил трудность могуществом

И рыл более глубокую бездну, которую должны пересечь все.

Язвя ее элементы божественнейшие,

Ее сердце родственным борющемуся человеческому сердцу он делал

И принуждал ее силу следовать ее предопределенной дороге.

Для этого она приняла дыхание смертное;

Она бороться с Тенью пришла

И должна загадку человеческого рождения встретить

И краткое усилие жизни в ночи безмолвной Материи.

Либо с Неведением и смертью мириться,

Либо прорубать дороги Бессмертию,

Выиграть или проиграть игру для человека божественную, -

Было ее души предметом спора, разрешаемого костями Судьбы.

Но не затем, чтобы страдать и подчиняться она была рождена;

Вести, освобождать было ее славной ролью.

Здесь не было ткани производства земного,

Пригодной для однодневного пользования занятыми беззаботными Силами.

Образ, дрожащий на экране Судьбы,

Наполовину оживленный для показа минутного,

Или отвергнутый на океане Желания,

Брошенный в водовороты в безжалостном спорте

И швыряемый в Обстоятельства пропасти,

Создание, под ярмом сгибаться рожденное,

Имущество и игрушка господ Времени

Или еще одна пешка, которой суждено быть передвинутой

На одно медленное движение вперед на неизмеримой доске

В шахматной партии земной души с Роком,-

Таков человеческий образ, рисуемый Временем.

Здесь сознательная оправа была, саморожденная Сила.

В этой загадке сумерек Богов,

В этом медленном и странном компромиссе нелегком

Между ограничивающей Природой и безграничной Душою,

Где все должно двигаться между упорядоченным Случаем

И безразличной слепой Неизбежностью,

Слишком высоко разгораться духовный огонь не осмеливается.

Но стоит встретить ему интенсивное изначальное Пламя,

Ответное касание может все созданные мерки смести

И земля осядет под Бесконечности весом.

Этот необъятный материальный мир есть тюрьма:

На каждой дороге стоит вооруженный каменноглазый Закон,

У каждых ворот огромные неясные стражи шагают.

Трибунал серый Неведения,

Инквизиция священников Ночи

Восседают над приговором авантюристке-душе,

И таблицы дуальные и нормы Кармические

В нас обуздывают Титана и Бога:

Боль со своей плетью, радость со своей серебряной взяткой

Сторожат Колеса неподвижность кружащую.

Оковы надеты на высоко взбирающийся разум,

Печать ставится на слишком большое широко открытое сердце;

Смерть останавливает странствующего открывателя, Жизнь.

Так стоит трон Несознания в безопасности,

Пока медленные витки эпох проходят

И Животное пасется за священной оградой,

И золотой Ястреб пересечь небеса больше не может.

Но кто-то встал и зажег безграничное пламя.

Осужденная темною Силой, что ненавидит любое блаженство,

На ужасном суде, где жизнь должна за радость платить,

Приговоренная судьей механическим

На болезненное наказание людскими надеждами,

Свою голову она не склонила перед непреклонным декретом,

Обнажая свое сердце беспомощное удару судьбы.

Так в человеке склоняется и склоняться должна рожденная разумом воля,

Послушная законам, установленным издревле,

Без апелляции принимающая низших богов.

В нее сверхчеловеческое свое семя бросило,

Свои могучие крылья мечты сложить неспособный

Ее дух отказался держаться за обычную почву

Или, находя золотое значение всей жизни разграбленным,

Мириться с землей, вычеркнутой из звездного списка,

Или гасить черным отчаянием свет, данный Богом.

Привыкшее к вечному, к истинному,

Ее существо, осознающее свои истоки божественные,

Не просило облегчения от боли у смертной хрупкости,

Не латало неудачу компромиссом иль сделкой.

Работу она должна была сделать, слово сказать:

Записывая историю своей души незаконченную

В мысли и действия, выгравированные в книге Природы,

Она не согласилась светлую страницу закрыть,

Прервать свое общение с вечностью

Или поставить слабовольного согласия подпись

Под грубым балансом мирового обмена.

Сила в ней, что трудилась с тех пор, как земля была сделана,

В жизнь великий план мировой проводящая,

Преследующая в смерти бессмертные цели,

Крушения бесплодную роль принять отказалась,

Утратить смысл ее рождения во Времени,

Повиноваться правлению случайного факта

Или уступить ее высокую судьбу проходящему Случаю.

В самой себе она нашла свое высокую крепость;

Железному закону она противопоставила свое суверенное право:

Свою одинокую волю противопоставила космическому правилу.

Остановить колеса Рока это величие поднялось.

От удара Незримого в ее ворота сокрытые

Ее сила, сделанная более великой касанием молнии,

Пробудилась от дремы в тайнике ее сердца.

Удар Того, кто убивает и спасает, оно ощутило.

Минуя границу ужасную, которую ни один глаз видеть не может,

Преграждающую страшный маршрут, который изменить ничья воля не может,

Она встречала вселенной орудия;

На пути катящихся колес встало сердце:

Приостановились перед разумом работы гигантские,

Вселенские окаменевшие обычаи встретили пламя души.

Магические рычаги внезапно ухвачены,

Что проводят завуалированного Невыразимого волю безвременную:

Царственная идея, молитва, мастерский акт

Могут силу человека связать с трансцендентальной Силой.

Тогда чудо общим становится правилом.

Одно могучее действие может ход вещей изменить.

Одинокая мысль всемогущей становится.

Все сейчас кажется массивной машиной Природы;

Бесконечное рабство у материального правила

И жесткая цепь детерминизма долгого,

Ее прочные и неизменные привычки, Законом прикидывающиеся,

Ее искусного несознательного механизма империя

Аннулируют претензию человека на своей воли свободу.

Он среди машин - тоже машина;

Мозг-поршень формы мысли печатает,

Стучащее сердце выбивает виды эмоций;

Душу бесчувственная фабрикует энергия.

Или фигура мира знаки являет

Связного Случая, ее старые шаги повторяющего

В кругах вокруг постов пограничных Материи.

Случайная серия событий бессмысленных,

Которую иллюзорным смыслом наделяет рассудок, есть здесь.

Или эмпирической Жизни инстинктивные поиски,

Или колоссальная работа невежественного широкого разума.

Но мудрость приходит и внутри растет видение:

Тогда инструмент Природы ее царем себя коронует;

Он чувствует свою самость свидетельствующую и силу сознательную;

Его душа отшагивает назад и высочайший Свет видит.

Божество стоит позади грубой машины.

Эта истина врывается в триумфе огня;

Победа для Бога в человеке была завоевана,

Свой скрытый лик явила божественность.

Мать Мира в ней сейчас поднялась.

Живой выбор отменил мертвый поворот холодный судьбы,

Поставил ногу духа на Обстоятельство,

Бесчувственное ужасное катящееся Колесо оттолкнул

И остановил молчаливый марш Неизбежности.

С вечных пиков пылающий воин,

Уполномоченный взять запретные закрытые двери,

Сбил с лица Смерти ее немой Абсолют

И сокрушил границы сознания и Времени.

Конец песни второй

Песнь третья.

Йога царя:

Йога освобождения души

Желание мира вынудило ее рождение смертное.

Один впереди незапамятных поисков,

Мистической игры главный герой,

В которой Неведомый преследует себя через формы

И ограничивает свою вечность часами

И слепая Пустота борется, чтобы видеть и жить,

Труженик в воздухе идеала и мыслитель

Принес вниз на земли немую нужду ее лучистую силу.

Его дух согнулся из сфер более обширных

В нашу провинцию эфемерного зрелища,

Колонист из бессмертия.

Указующий луч на неясных дорогах земли,

Его рождение несло символ и знак;

Его человеческая самость как полупрозрачный плащ

Скрывала Всемудрого, который ведет невидящий мир.

Присоединенный к Пространству и Времени

И здесь долг Бога земле и человеку платящий,

Быть в еще большей степени сыном было его божественным правом.

Хотя и согласилось на неведение смертное,

Его знание несказанный Свет разделяло.

Изначального Перманентного сила,

В движении и в его потоке запутанная,

Он хранил позади зрение Ширей:

От Непостижимого в нем была сила.

Архивариус символов Запредельного,

Казначей сверхчеловеческих грез,

Он нес штамп воспоминаний могучих

И на человеческую жизнь их грандиозный луч излучал.

Его дни были долгим ростом к Всевышнему.

Существо, в небо нацеленное, свои корни питавшее

Пищей из оккультных духовных источников,

Через белые лучи взбиралось, чтобы встретить незримое Солнце.

Его душа жила как делегат вечности,

Его разум был как огнь, в небеса ударяющий,

Его воля - охотник, идущий по следам света.

Океанический импульс вздымал каждый вздох;

Каждое действие оставляло отпечаток ног бога,

Каждый миг был ударом крыльев могущественных.

Участок нашей смертности маленький,

Касаемый этим арендатором с небес, становился

Игровой площадкой живой Бесконечности.

Эта телесная видимость - не все;

Форма обманывает, персона есть маска;

Скрытые глубоко в человеке могут жить небесные силы.

Его хрупкий корабль через море годов

Нерушимого переправляет инкогнито.

Дух, который есть пламя Бога, живет,

Огненная часть Чудесного,

Художник своей собственной красоты и восторга,

Бессмертный в нашей бедности смертной.

Этот скульптор форм Бесконечного,

Этот скрытый незамечаемый Житель,

Посвященный в свои собственные завуалированные мистерии,

Свою космическую мысль прячет в немой маленькой клетке.

В безмолвной силе оккультной Идеи,

Обусловливающей предопределенную форму и акт,

Пассажир от жизни к жизни, от уровня к уровню,

Меняющий свою выдумываемую самость от формы к форме,

Он следит за иконой, его взглядом растущей,

И в черве предвидит грядущего бога.

Наконец путешественник по путям Времени

Достигает границ вечности.

В преходящий символ человеческого задрапированный,

Свою субстанцию неумирающего себя он ощущает

И утрачивает свое сходство со смертностью.

Луч Вечного сердце его ударяет,

Его мысль в бесконечность протягивается;

Все в нем поворачивается к духовной обширности.

Его душа соединиться со Сверхдушой прорывается,

Его жизнь заполняется океаном той супержизни.

Он из грудей Матери миров пьет;

Нескончаемо ввысь уходящая Суперприрода наполняет его оболочку:

Она принимает его духа вечную почву

Как основу надежную ее мира меняющегося

И формирует фигуру своих нерожденных могуществ.

Бессмертно она себя в нем зачинает,

В создании незавуалированная Создательница трудится:

Ее лик через его лицо виден, ее глаза - через его;

Ее существо есть его через идентичность обширную.

Затем в человеке обнаруживается Божество неприкрытое.

Статичное Единство и динамичная Сила

Нисходят в него, печати Божества интегрального;

Его душа и тело принимают этот восхитительный штамп.

Долгой неясной подготовкой жизнь человека является,

Кругом труда, надежды, войны, мира,

Протоптанным Жизнью на смутной почве Материи.

В своем подъеме к вершинам, на которые ничья нога не ступала,

На полутемном кадре он с огнем ищет

Завуалированную реальность, полуизвестную, всегда упускаемую,

Поиски чего-то или кого-то, никогда не находимого,

Культ идеала, здесь еще никогда реальным не сделанным,

Нескончаемая спираль восхождений и спусков,

Пока, наконец, не достигнута гигантская точка,

Через которую его Слава сияет, для которой мы были сделаны,

И через которую в бесконечность Бога мы прорываемся.

Через пограничную линию нашей Природы мы вырываемся

В живого света арку Суперприроды.

Этому сейчас можно было быть очевидцем в том сыне Силы;

В нем тот высокий переход заложил свой фундамент.

Изначальный Имманентный небесный,

Чьим искусством является процесс всей Природы,

Космический Труженик возложил свою тайную руку

Повернуть эту хрупкую созданную из грязи машину на небесную пользу.

Присутствие работало за ширмой неясной:

Оно ударяло его душу, чтобы та несла вес Титана;

Обтачивая полуобтесанные бруски силы природной,

Оно возводило его душу в статую бога.

Магического вещества самости Мастер,

Который над своим высоким и трудным планом работает

В обширной мастерской чудесного мира,

Его ритмичные части во внутреннем моделировал Времени.

Затем пришло внезапное трансцендентальное чудо:

Замаскированная безупречная Грандиозность могла очертить

В оккультном лоне жизни в родовых муках

Свое пригреженное великолепие того, что должно быть.

Венец архитектуры миров,

Мистерия Земли и Небес поженившихся,

Присоединила к смертной схеме божественность.

Был рожден Видящий, Гость сияющий Времени.

Для него исчез наверху свод ограничивающий разума.

В сторожащей передовой линии Ночи и Дня

Была проделана брешь во всескрывающем своде;

Сознательные края существа уходили откатываясь:

Межевые знаки маленькой личности стерты,

Остров-эго присоединился к своему континенту,

Был превзойден этот мир жестких форм ограничивающих:

Границы жизни распахнулись в Неведомое.

Отменены соглашения концепции были

И, вычеркивая скрупулезный пункт подчинения,

Был аннулирован договор души с Природы неведением.

Все серые запреты были разорваны

И разрушена интеллекта тяжелая блестящая крышка;

Нерасчлененная Истина нашла необъятную небесную комнату;

Зрение эмпирей знало и видело;

Ограниченный разум безграничным стал светом,

Конечная самость была обручена с бесконечностью.

Его марш сейчас воспарил орлиным полетом.

Из ученичества у Неведения

Мудрость подняла его к его умению мастерскому

И его сделала души главным каменщиком,

Строителем тайного дома Бессмертия,

Претендентом на небесную Вечность:

Свобода и империя к нему взывали с высот;

Над сумерками разума и ночью жизни, звездою ведомой,

Загоралась заря духовного дня.

По мере того, как он рос в себя более обширного,

Человеческое покрывало его движения все меньше и меньше;

Более великое существо видело мир более великий.

Бесстрашная воля к знанию посмела стереть

Безопасности линии, Резоном чертимые, что преграждают

Парение разума, погружение души в Бесконечность.

Даже его первые шаги разрушили наши маленькие земные границы

И в более широком и свободном воздухе медлили.

В руки, поддерживаемые трансфигурирующей Мощью,

Поймал он легко как лук гиганта,

Оставленный дремлющим в запечатанной тайной пещере,

Силы, что спят неиспользуемые внутри человека.

Он сделал из чуда нормальное действие

И к общей части божественных работ повернул,

На этих высотах великолепно естественных,

Усилия, что должны сокрушить сопротивление смертных сердец;

Преследуемые в царственности покоя могучего

Цели, слишком возвышенные для повседневной воли Природы;

Дары духа толпящиеся к нему приходили;

Они были его образом жизни и его привилегией.

Чистое восприятие одолжило свою прозрачную радость:

Его сокровенное зрение не ждало мыслей;

Оно всю Природу одним взглядом охватывало,

Оно смотрело в самую самость вещей;

Не обманутый более формой, он видел душу.

В существах оно знало то, что скрывалось, им неизвестное;

Оно ловило идею в уме, желание в сердце;

Из серых складок тайны оно вырывало

Мотивы, которые люди от своего собственного зрения прячут.

Бьющую жизнь он ощущал в других людях,

Наводняющую его своим счастьем и горем;

Их любовь, их гнев, их надежды невысказанные

Входили потоками или заливавшими волнами

В его покоя океан неподвижный.

Он слышал вдохновенный звук своих собственных мыслей,

В погребе других умов отзывавшихся эхом;

Мыслепотоки мира путешествовали в его поле зрения;

Его внутренняя самость становилась к самостям других ближе

И несла бремя родства, обычные узы,

Но, тем не менее, стояла незадеваемая, сам себе царь, уединенная.

Магический аккорд оживил и настроил

Для эфирных симфоний земные старые струны,

Взрастил слуг жизни и разума

Счастливыми партнерами ответа души,

Ткань и нерв превращены были в струны чувствительные,

Экстаза и сияния записи; сделал

Инструменты тела духа служителями.

Более небесное функционирование более качественного рода

Внешнее земное в человеке осветило своей милостью;

Переживание душою своих оболочек более глубоких

Больше не спало, одурманенное преобладанием Материи.

В глухой стене, нас от нашего более широкого себя закрывающей,

В тайну сна кажущегося,

Мистический тракт за пределами наших бодрствующих мыслей,

Дверь отворилась, встроенная силой Материи,

Освобождая вещи, чувством земным неулавливаемые:

Мир невидимый, неведомый внешнему разуму

Показался в безмолвных пространствах души.

Он сидел в тайных палатах, выглядывая

В светлые страны нерожденного,

Где все вещи, что грезятся разуму, зримы и истинны,

И все, к чему жизнь стремится, становится близким.

Совершенных он видел в их звездных домах,

Несущих славу формы бессмертной,

Лежавших в руках мира Вечного,

Восторженных в ударах сердца Богоэкстаза.

Он жил в пространстве мистическом, где рождается мысль

И воля вскармливается эфирною Силой

И на белом молоке сил Вечного взращивается,

Пока не вырастет в подобие бога.

В комнатах оккультных Свидетеля со стенами, возведенными разумом,

На скрытые интерьеры, потайные проходы

Открывались внутреннего зрения окна.

Он владел домом нераздробленного Времени,

Подняв тяжелый занавес плоти,

Он стоял на пороге, змеей охраняемом,

И в мерцающие нескончаемые коридоры всматривался,

Безмолвный и прислушивающийся в сердце безмолвном

К приходу нового и неизвестного.

Он вглядывался через пустые безмолвия

И слышал шаги невообразимой Идеи

На далеких авеню Запредельного.

Тайный Голос он слышал, Слово, что знает,

И лик тайный видел, что есть наш собственный лик.

Внутренние планы обнаружили свои хрустальные двери;

Странные влияния и силы его жизни касались.

Пришло видение царств более высоких, чем наше;

Осознание более светлых полей и небес,

Существ, ограниченных менее, чем краткоживущие люди,

И тел более тонких, чем эти преходящие формы,

Объектов, для нашей материальной хватки слишком прекрасных,

Действий, вибрирующих со сверхчеловеческим светом,

И движений, толкаемых суперсознательной силой,

И радостей, что никогда не текли через смертные члены,

И более прекрасных, чем у земли, чувств, и более счастливых жизней.

Сознание красоты и блаженства,

Знание, которое становится тем, что оно постигает,

Сменили разделенные чувство и сердце

И привлекли всю Природу в объятия.

Ум встречать скрытые миры повернулся:

Воздух пылал и изобиловал удивительными формами и оттенками,

В ноздрях трепетали ароматы небесные,

На языке медлил мед парадиза.

Канал универсальной гармонии,

Слух потоком магической аудиенции был,

Ложем для звуков оккультных, которых не может слышать земля.

Из сокрытых трактов дремлющей самости

Голос пришел глубоко погруженной неведомой истины,

Который течет под космическими поверхностями,

Только среди всезнающего безмолвия слышимый,

Интуитивным сердцем удерживаемый и тайным чувством.

Он поймал груз тайн немых, запечатанных,

Он сообщает свой голос требованию земли неисполненному

И обещания песне неосуществленных небес,

И всему, что во всемогущем прячется Сне.

В непрекращающейся драме, влекомой Временем

По своему долгому слушающему половодью, что несет

Неразрешимое сомнение мира в бесцельном паломничестве,

Неусыпного удовольствия смех пузырился и пенился

И журчания желания, умереть не может которое:

Крик летел мирового восторга быть,

Великолепие и величие его воли жить,

Зов назад к авантюре души в космосе:

Через магические века путешественник

И труд существа во вселенной Материи,

Его поиск мистического значения своего рождения

И радость высокого духовного отклика,

Его пульс удовлетворения и довольства

Во всей сладости даров жизни,

Его дыхание обширное, биение и трепет надежды и страха,

Его вкус боли и слез, и экстаза,

Его восторга острый удар блаженства внезапного,

Рыдание его страсти и нескончаемой боли.

Бормотание и шепот неслышимых звуков,

Что толпятся вокруг наших сердец, но не находят окна,

Чтоб войти, выросли в гимн

Всего, что страдает, чтоб быть, еще неизвестное,

И всего, что трудится тщетно, чтоб быть рожденным,

И всей сладости, которой никогда никто не отведает,

И всей красоты, которой не будет никогда.

Неслышные нашим глухим смертным ушам

Мировые широкие ритмы ткали свою громадную песнь,

К которой подогнать наши ритмы-удары здесь жизнь стремиться,

Плавя наши границы в неограничиваемом,

Настраивая конечное на бесконечность.

Низкий гул поднимался из пещер подсознательных,

Заикание первоначального неведения;

Ответом на это нечленораздельный вопрос,

Там склонился с молнией-шеей и крыльями грома

Сияющий гимн Несказанному

И хорал суперсознательного света.

Все там было явлено, что никто не может здесь выразить;

Видение и греза были сказками, рассказываемыми правдою,

Или символы были правдивей, чем факт,

Или были истинами, сверхприродными печатями в жизнь проведенными.

Бессмертные глаза приближались и глядели в его

И существа многих царств приходили и говорили:

Вечно живые, которых мы называем умершими,

Могли свою славу за пределами рождения и смерти оставить,

Чтоб провозгласить мудрость, превосходящую всякую фразу:

Цари добра и цари зла,

Апеллирующие к судейскому трону рассудка,

Провозглашали евангелие своих оппозиций,

И каждый считал себя глашатаем Бога:

Боги света и тьмы титаны

За его душу как за драгоценный приз бились.

Каждый час, освобожденный от трепета Времени,

Там поднималась песнь открытия нового,

Юного эксперимента звон тетивы.

Каждый день был духовным романсом,

Он будто рождался в мире новом и ярком;

Приключение прыгало неожиданным другом

И опасность несла острый и сладкий вкус радости;

Каждое событие глубоким переживанием было.

Там были высокие встречи, беседы эпические,

Туда приходили советы, излагаемые небесною речью,

И медовые мольбы с уст оккультных слетали,

Чтоб помочь сердцу уступить зову восторга,

И сладкие искушения крались из царств красоты

И экстазы внезапные из мира блаженства.

Это был регион восторга и чуда.

Все сейчас его ясновидческий слух мог воспринять;

Контакт, трепещущий от могучих неизвестных вещей.

Пробужденное к неземным новым близостям,

Касание отвечало бесконечностям тонким

И с серебряным криком ворот открывающихся

Молнии зрения в незримое прыгали.

Его сознание и зрение постоянно росли;

Они открывали больший простор, более высокий полет;

Он пересекал границу, проведенную для правления Материи,

И миновал зону, где мысль жизнь заменяет.

Из этого мира знаков внезапно он вышел

В себя молчаливого, где мира не было,

И глядел по ту сторону в безымянную ширь.

Эти символические фигуры теряли свое право на жизнь,

Все приметы отброшены, которые может узнать наше чувство:

Там сердце больше не билось на касание тела,

Там глаза больше не смотрели на красоты форму.

В прозрачных и редких интервалах безмолвия,

В регион, где нет знаков, он мог воспарить,

Наполненный глубоким содержимым бесформенного,

Где мир был в единственное существо поглощен

И все было светом идентичности ведомо,

И Дух был своей самоочевидностью собственной.

Взгляд Всевышнего смотрел через глаза человеческие

И видел все вещи и создания как себя

И знал всякую мысль и всякое слово как свой собственный голос.

Там единство чересчур близко для объятий и поиска,

И любовь - стремление Одного к Одному,

И красота - сладостное различие все Того же,

И единство - души множество.

Там все истины объединяются в единую Истину

И воссоединяются все идеи с Реальностью.

Там, знающая себя своей собственной неограниченной самостью,

Мудрость небесная, бессловесная и абсолютная,

Сидела уединенно в вечном Покое,

Всевидящая, неподвижная, суверенная, одна.

Там, чтобы Идею облечь, в словах не нуждается знание;

Идея, ищущая дом в безграничности,

Уставшая от своего бездомного бессмертия,

Не просит для отдыха резной сверкающей клети мысли,

Чьего единственного окна перспектива стесненная

Видит лишь маленькую арку широкого неба Бога.

Безграничность безграничности здесь соответствовала;

Будучи там, можно быть шире, чем мир;

Будучи там, являются своей бесконечностью собственной.

Его центр был отныне не в земном разуме;

Сила молчания видящего его члены наполнила:

Пойманный безгласным белым прозрением

В видение, превосходящее формы,

В жизнь, превосходящую жизнь,

Он приблизил сознание безмолвное, все поддерживающее.

Голос, который лишь речью мог приводить в движение разум,

Стал знанием безмолвным в душе;

Сила, которая свою истину лишь в действии чувствует,

В молчаливом всемогущем мире сейчас поселилась.

Досуг в труде миров,

Перерыв в радости и муках поисков

Напряжение Природы возвращали к покою Бога.

Широкое единодушие закончило жизни дебаты.

Война мыслей, что порождает вселенную,

Столкновение сил, превалировать бьющихся

В огромном столкновении, что звезду зажигает

Как в здании из пылинки единственной,

Колеи, что поворачивают свой немой эллипс в пространстве,

Проложенные поиском мирового желания,

Разлива Времени кипения долгие,

Мука, затачивающая ужасную силу желания,

Что будит кинетику в тупом иле земли

И персональность вырезает из грязи,

Горе, которым кормится голод Природы,

Страсть, что творит огнем боли,

Судьба, что добродетель поражением карает,

Трагедия, что разрушает долгое счастье,

Плач Любви, ссора Богов

Прекратились в истине, что живет в своем собственном свете.

Его душа стояла свободно, свидетель и царь.

Не поглощенный более галопирующих мгновений потоком,

Где разум на плоту непрерывно дрейфует,

От феномена гонимом к феномену,

Он жил в покое в нераздробленном Времени.

Как история, долго писавшаяся, но лишь ныне поставленная,

В своем настоящем он держал свое будущее и свое прошлое,

Ощущал несчетные годы в секундах

И как точки на странице видел часы.

Аспект неизвестной Реальности

Изменил смысл космической сцены.

Эта огромная материальная вселенная стала

Маленьким результатом силы громадной:

Овладевающий мгновением вечный Луч

Осветил То, что еще никогда не было сделано.

Мысль улеглась в могучем безмолвии;

Трудящийся Мыслитель утих и расширился.

Трансцендентальная Мудрость коснулась его дрожащего сердца;

Его душа могла плыть за пределы светлые мысли;

Разум не загораживал безбрежной бесконечности больше.

В пустом отступающем небе он замечал

За последним мерцанием и дрейфом исчезающих звезд

Суперсознательные царства бездвижного Мира

Где исчезает суждение и где слово немо,

И лежит Непостижимое одно, непроторенное.

Туда не приходила ни форма, ни какой-либо долетающий голос;

Там были лишь Абсолют и Безмолвие.

Из тишины этой новорожденный разум поднялся

И пробудился к истинам, невыразимым когда-то,

И появились формы, смутно значительные,

Видящая мысль, самооткрывающий голос.

Он знал источник, из которого пришел его дух:

Движение было повенчано с неподвижной Обширностью;

В Бесконечность он погрузил свои корни,

Свою жизнь основал он на вечности.

Но недолго вначале эти состояния более небесные,

Эти просторные широко уравновешенные подъемы могли продолжаться.

Высокое и светлое напряжение слишком скоро ломалось,

Каменное спокойствие тела и транс смолкнувший жизни,

Затаившая дыхание мощь и покой безмолвного разума;

Или медленно таяли, как склоняется день золотой.

Беспокойные нижние члены уставали от мира;

Ностальгия по старым мелким делам и радостям,

Потребность звать назад маленькие знакомые самости,

Чтобы шагать по привычной и более низкой дороге,

Потребность отдыхать в естественной позе падения,

Как дитя, что ходить учится, ходить подолгу не может,

Сменяли титаническую волю без конца подниматься,

На алтаре сердца затеняли священный огонь.

Возобновляется старая тяга струн подсознательных;

Она нежелающий дух тащит с высот,

Или тупая гравитация вниз нас притягивает

К слепой покорной инерции нашей основы.

И это всевышний Дипломат тоже может использовать,

Наше падение средством для более великого подъема он делает.

Ибо в ветреное поле Природы невежественной,

В полуупорядоченный хаос смертной жизни

Бесформенная Сила, Сам вечного света

Следует в тени нисхождения духа;

Двойная дуальность вовеки единая

Избирает свой дом среди смятения чувства.

Он входит, невидимый, в наши более темные части

И, занавешенный тьмой, свою работу делает,

Тонкий всезнающий гость и гид,

Пока они тоже не почувствуют потребность и волю измениться.

Все здесь повиноваться более высокому закону должно научиться,

Клетки нашего тела должны удержать пламя Бессмертного.

Иначе дух один своего источника должен достигнуть,

Оставив полуспасенный мир его сомнительной участи.

Тогда неосуществленная Природа будет вечно трудиться,

Наша земля будет вечно кружить в Пространстве беспомощно

И этого необъятного творения цель не будет достигнута,

Пока, наконец, эта неудавшаяся вселенная не погибнет разрушенная.

Даже его богоподобная способность к подъему должна спотыкаться:

Его более великое сознание отступало назад;

Его человеческая поверхность, смутная и затемненная, билась,

Чтобы снова почувствовать величия прежние,

Принести высокое спасающее касание, эфирное пламя,

Звало назад к своей ужасной нужде Силу божественную.

Сила всегда, как внезапный дождь, проливалась

Или в его груди росло присутствие медленно;

Оно взбиралось назад к какой-то памятной выси

Или парило над пиком, с которого пало.

Каждый раз, когда он поднимался, там более широкое равновесие было,

Жизнь на более высоком духовном уровне;

Большее пространство в нем оставлял Свет.

В этом колебании между землею и небом,

В этого несказанного общения подъеме

В нем росла, как растет прибывающий месяц,

Целостности его души слава.

Единство Реального с уникальным,

Взгляд с каждого лица Одного,

В часах присутствие Вечного,

Расширяя смертного разума взгляд неполный на вещи,

Соединяя расщелину между силой человека и Судьбою мостом,

Фрагментарное существо, которым являемся мы, делали целым.

Наконец прочное духовное равновесие завоевано было,

Постоянное проживание в Вечного царстве,

Надежность в Луче и Безмолвии,

В Неизменном устойчивость.

Высоты его существа жили в безмолвном Себе;

Его ум мог покоиться на почве небесной

И смотреть вниз на игру и на магию,

Где Бог-ребенок лежит на коленях Рассвета и Ночи

И Вечнодлящийся надевает Времени маску.

Спокойным высотам и беспокойным глубинам

Его ровный дух давал свою обширную санкцию:

Уравновешенная безмятежность спокойной силы,

Широкий непоколебимый взгляд на треволнения Времени,

Встречал всякое переживание неизменным миром.

Безразличный к восторгу и горю,

Не соблазняемый чудом и зовом,

Неподвижно его дух созерцал поток всех вещей,

Спокойный и обособленный, он поддерживал все, что есть:

Его духа безмолвие помогало трудящемуся миру.

Вдохновленная тишиной и закрытых глаз видением,

Его сила могла воздействовать с новым светлым искусством

На сырой материал, из которого все сделано,

И на отказ массы Инерции,

И на серый фронт Неведения мира,

На неведающую Материю и ошибку огромную жизни.

Как скульптор божество ваяет из камня,

Он темную обертку медленно скалывал,

Линию обороны неведения Природы,

Иллюзию и мистерию Несознания,

В чей черный платок свою голову кутает Вечный,

Чтобы инкогнито действовать в космическом Времени.

Восторг самосозидания с пиков,

Трансфигурация в глубинах мистических,

Более счастливая смогла начаться работа космическая

И мировую форму в нем ваять заново,

Находить Бога в Природе, Природу осуществлять в Боге.

Уже была в нем видна эта задача Силы:

Жизнь сделала свой дом на высоких пиках себя;

Его душа, ум, сердце стали единым солнцем;

Только нижние пространства жизни оставались неясными.

Но и там, в неопределенной тени жизни,

Был труд и дыхание огненное;

В неясном капюшоне небесное трудилось могущество,

Наблюдаемое внутреннего Свидетеля неподвижным покоем.

Даже к борющейся Природе, оставленной ниже,

Периоды освещения приходили могучие:

Молнии славы вспыхивали в поисках славы,

Переживание было рассказом сияния и пламени,

Воздух рябил вокруг кораблей Богов,

Странные богатства плыли к нему из Невидимого;

Великолепия внутреннего зрения заполняли пустоту мысли,

Знание несознательным говорило безмолвиям,

Вниз лились реки блаженства и светлой силы,

Визиты красоты, штормовые дыхания восторга

Проливались дождем свыше из всемогущей Мистерии.

Оттуда орлы спускались Всезнания.

Густая вуаль была порвана, шепот слышен могучий;

В уединенности его души повторяемый,

Крик Мудрости из восхитительных трансцендентальностей

Пел на горах незримого мира;

Голоса, которые слух внутренний слышит,

Сообщали ему свои речи пророческие,

И окутанные пламенем вспышки бессмертного Слова,

И сверкания обнаруживающего оккультного Света

Приближались к нему из недостигаемой Тайны.

Внутри на трон село вдохновенное Знание,

Чьи секунды освещают больше, чем рассудка года;

Пульс обнаруживающего блеска стучал

Словно ударение, указующее Истину,

И как небесная вспышка, всю землю показывающая,

Сияла интуитивная проницательность быстрая.

Один беглый взгляд мог отделить от лжи истину

Или поднять в темноте свой огонь быстрый факела,

Чтоб проверить претендентов, толпою идущих через врата разума,

Покрытых богов поддельными подписями,

Чтобы заметить невесту небесную в ее наряде обманчивом

Или разглядеть внешний лик мысли и жизни.

Часто вдохновение, со своими ногами-молниями,

Внезапный посланник со всевидящих высей,

Пересекало его ума коридоры беззвучные,

Неся свои ритмический смысл сокрытых вещей.

Музыка говорила, превосходящая смертную речь.

Словно из золотого фиала Всеблаженства

Радость света, радость внезапного зрения,

Восторг трепещущего неумирающего Слова

Как в чашу пустую лились в его сердце,

Повторение первого восторга Бога,

Творящего в юном и девственном Времени.

В краткий миг пойманное, в небольшое пространство,

Всезнание, спрессованное в великие бессловесные мысли,

В ждущую тишину его глубин поселило

Высшего Абсолюта кристалл,

Невыразимой Истины часть

Была открыта безмолвием безмолвной душе.

Могучая создательница трудилась в его тишине;

Ее сила, безмолвно утихшая, стала более близкой,

Она смотрела на видимое и непредвиденное,

Непредсказуемые области она делала своим родным полем.

Всевидение в луч единый собралось,

Как когда глаза всматриваются в незримую точку,

Пока через интенсивность одной светлой крапинки

Апокалипсис мира образов

Не входит в царство видящего.

Великая обнаженная рука восторга внезапно поднялась;

Она разорвала непрозрачную вуаль Несознания:

Ее поднятого пальца острый немыслимый кончик

Скрытое Запредельное обнажил ударом огня.

Глаз в безгласных высях транса проснулся,

Разум, ухватывающийся за невообразимое;

Перепрыгивая одним опасным прыжком

Высокую черную стену, скрывающую суперсознание,

Она ворвалась с вдохновенной речью словно с косой

И разграбила обширное поместье Непознаваемого.

Собирательница мельчайших крупиц Истины,

Вязательница снопов бесконечного опыта,

В охраняемые мистерии Силы Мира она проникала

И в тысячу вуалей ее магические методы кутались;

Либо она собирала секреты утерянные, оброненные Временем

В пыли и трещинах его маршрута взбирающегося

Среди старых заброшенных грез спешащего разума

И похороненных останков пространства забытого.

Путешественница между пучиной и высью

Она соединяла концы отдаленные, глубины незримые,

Или проносилась по дорогам Небес и Ада,

Преследуя всякое знание, как гончая ищущая.

Репортеры и писцы сокрытой мудрой беседы,

Ее минуты сияющие речи небесной

Проходили через замаскированный офис оккультного разума,

Передавая пророку и провидцу

Вдохновенное тело мистической Истины.

Исследования богов регистратор,

Оратор безмолвных видений Всевышнего,

Она приносила бессмертные слова к смертным людям.

Над блестящим тонким изгибом рассудка,

Освобожденные, как лучистый воздух, туманящий месяц,

Широкие просторы видения без линии

Или границы в поле зрения его духа вплывали.

Бытия океаны его путешествующую душу встречали,

К нескончаемому открытию зовущие;

Вечные владения радости и абсолютной силы

Простирались, окруженные вечным молчанием;

Дороги, что ведут к бесконечному счастью,

Как грезы-улыбки сквозь медитирующие шири бежали:

Оголенные вставали во вспышке золотого мгновения

Солнечно-белые степи в Бесконечном нехоженом.

Вдоль обнаженного изгиба в беспредельном Себе

Точки, что бегут через скрытое сердце вещей,

Промежуточную линию затмили,

Что несет сквозь года Вечного.

Космического Разума порядок магический,

Принуждающий свободу бесконечности

Заскорузлой одеждой символических фактов Природы

И жизни непрестанными сигналами событий,

Превращал повторы случайные в законы,

Хаос знаков - во вселенную.

Из обильных чудес и путанных завитков,

Из танца духа с Материей как своей маской

Баланс предназначения мира становился яснее,

Его самоупорядоченных эффектов симметрия,

Обузданных в глубоких перспективах души,

И реализм искусства его иллюзорного,

Его логика ума бесконечного,

Его магия меняющейся вечности.

Был пойман проблеск вещей извечно неведомых:

Письмена выступили из неподвижного Слова:

В неизменном безымянном Источнике

Был зрим всплывающий словно из бездонных морей

След Идей, что сделали мир,

И брошенное в черную землю транса Природы

Семя слепого и огромного желания Духа,

Из которого проросло дерево космоса

И свои мистические руки простерло через грезу пространства.

Необъятные реалии приняли форму:

Там выглядывала из тени Неизвестного

Бестелесная Безымянность, что видела Бога рожденным,

И старается получить из души и из разума смертного

Бессмертное тело и имя божественное.

Уста неподвижные, великие сюрреальные крылья,

Лик, замаскированный суперсознательным Сном,

Глаза с закрытыми веками, что видят все вещи,

Архитектора, что строит в трансе, появились.

Первоначальное Желание, рожденное в Пустоте,

Выглянуло; он увидел надежду, что не спит никогда,

Ноги, что бегут позади спешащей судьбы,

Несказанное значение нескончаемой грезы.

Едва ли на миг мелькнув, незримый для Разума,

Как факел, силой Бога несомый,

Сияющий мир вечно длящейся Правды

Мигнул, как тающая звезда, ночь окаймляющая,

Над мерцающим гребнем золотого Надразума.

Была даже замечена как за искусной вуалью

Улыбка любви, что игру санкционирует долгую,

Потворство спокойное и материнские груди

Мудрости, вскармливающей детский смех Шанса,

Тишина, Всемогущего силы кормилица,

Всезнающее безмолвие, лоно бессмертного Слова.

И Безвременного спокойный задумчивый лик,

И созидательный глаз Вечного.

Вдохновенная богиня вошла в смертного грудь,

Сделала там свой кабинет предсказующей мысли

И святилище пророческой речи

И села на треноге-сидении разума:

Все наверху сделано было широким, все освещено внизу было.

В сердцевине тьмы она стены света прорыла,

Навязала форму неоткрытым глубинам,

Одолжила вибрирующий крик непроизнесенным обширностям,

И через великие безбрежные, беззвучные, беззвездные шири

Несла к земле фрагменты открывающей мысли,

Высеченные из тишины Несказанного.

Голос в сердце произносил непроизносимое Имя,

Греза видящей Мысли, блуждающая через Пространство,

Входила в запретный невидимый дом:

Было найдено сокровище небесного Дня.

В глубоком подсознании пылала ее драгоценная лампа;

Поднятая, она показала богатства Пещеры,

Где, неиспользованные скупыми торговцами чувства,

Под лапами дракона Ночи хранимые,

В складки бархатной тьмы задрапированные, они спали,

Чья бесценная ценность могла спасти мир.

Тьма, несущая в своей груди утро,

Высматривала вечный широкий проблеск ответный,

Прихода более обширного луча ожидая

И спасения стад утерянных Солнца.

В роскошной экстравагантности мотовства Бога,

Оброненные беззаботно в расточительной работе творения,

Оставленные в складках бездонного мира

И грабителями Глубин разворованные,

Лежат золотые шейкели Вечного,

От касания, зрения и желания мысли упрятанные,

Запертые в темных пещерах половодья невежества,

Чтобы люди не нашли их и не стали как Боги.

Видение сверкало на незримых высотах,

Мудрость освещалась из безгласных глубин:

Более глубокая интерпретация более великой делала Истину,

Грандиозный переворот Ночи и Дня;

Изменились все ценности мира, возвышая цель жизни;

Вошло более мудрое слово, мысль более широкая,

Чем те, что приносит медленный труд ума человеческого,

Пробудилось тайное чувство, что может постичь

Присутствие и Величие всюду.

Отныне вселенная не была этим вихрем бессмысленным,

Кружимым инертно в небесной машине;

Она сбросила свой грандиозный безжизненный облик, -

Больше не механизм и не работа Случая,

А тела Бога живое движение.

Дух, спрятанный в силы и формы,

Был постановщиком сцены подвижной:

Красота и непрестанное чудо

Впускали пыл Непроявленного:

Бесформенный Вечный двигался в ней,

Ища в вещах и в душах свою собственную совершенную форму.

Жизнь больше не хранила бессмысленного тупого обличья.

В переворотах и борьбе мира

Он видел труд рождения бога.

Тайное знание, замаскированное как Неведение;

Судьба неизбежностью прикрывала невидимой

Игру случая всемогущей Воли.

Слава, очарованье, восторг,

Всеблаженный сидел внутри сердца неведомый;

Страдания земли были выкупом за заточенный восторг.

Общение радостное окрашивало часы проходящие;

Дни были путешественниками по предопределенной дороге,

Ночи - компаньонами его размышлявшего духа.

Небесный толчок оживил его грудь;

Утомительный ход Времени сменился восхитительным маршем;

Божественный Карлик поднимался к непокоренным мирам,

Слишком тесной для его победы становилась земля.

Когда-то лишь регистрирующая тяжелую поступь

Слепой Силы в человеческой малости,

Жизнь сейчас стала уверенным приближением к Богу,

Существование - экспериментом божественным,

Космос - души благоприятной возможностью.

Мир зачатием был и рождением

Духа в Материи в формы живые,

Природа носила в своем чреве Бессмертного,

Чтобы благодаря ему к вечной жизни взобраться.

Его существо улеглось в непоколебимом и светлом мире

И купалось в ключах чистого духовного света;

Оно скиталось в широких полях мудрости-самости,

Освещенных лучами вечного солнца.

Даже тонкая самость его тела внутри

Могла поднять земные части к вещам более высоким

И чувствовать на себе дыхание более небесного воздуха.

Она к божественности уже путешествовала:

Вознесенная на окрыленных ветрах быстрой радости,

Поднятая к Свету, которым она не могла все время владеть,

Она оставила отдаленность разума от Правды верховной

И утратила неспособность жизни к блаженству.

Все, в нас подавленное, сейчас начало появляться.

Так пришло освобождение его души от Неведения,

Первое духовное изменение его тела и разума.

Широкое Богознание вниз лилось свыше,

Новое знание мира изнутри расширялось:

Его повседневные мысли смотрели вверх на Одного и на Истинного,

Его обычнейшие дела текли из внутреннего Света.

Пробужденный к линиям, что Природа скрывает,

В тон ее движениям, что превосходит наш кругозор, настроившись,

Он становился единым с сокрытой вселенной.

Его хватка застала врасплох источники ее самых могучих энергий;

С неведомыми Стражами миров он разговаривал,

Он замечал формы, которые не видят глаза наши смертные.

Его широкие глаза наделяли телами невидимые сущности,

Он видел силы космические за их работой

И ощущал оккультный импульс позади человеческой воли.

Секреты Времени для него были часто читаемой книгой;

Будущего и прошлого записи

Свои фрагменты чертили на эфирной странице.

Единое и гармонизованное искусством Создателя

Человеческое в нем шагало в ногу с божественным;

Его действия не изменяли внутреннему пламени.

Это для земли ковало его фронтальной части величие.

Гений поднимался в его тела клетках,

Что знал значение его огражденных судьбою работ,

Родственных маршу Сил неисполненных,

Идущему за арку жизни в необъятности духа.

Обособленно он жил в своего ума одиночестве,

Полубог, жизни людей формирующий:

Амбиция одной души поднимала всю расу;

Сила работала, но никто не знал, откуда она.

Универсальные силы с его были связаны;

Наполняя малость земли своими безграничными ширями,

Они притягивал энергии, что меняют эпоху.

Неизмеримые обычным взглядом

Он делал грезы формой для грядущих вещей

И кидал навстречу годам свои дела словно бронзу.

Его походка сквозь Время опережала человеческий шаг.

Одиноки его дни и восхитительны, как дни солнца.

Конец песни третьей

Песнь четвёртая.

Тайное знание

На высоте он стоял, что глядит на более великие выси.

Наши приближения к Бесконечности ранние -

Это великолепные восходы на грани чудесной,

Когда еще медлит незримое великое солнце.

То, что ныне мы видим, есть тень того, что прийти должно.

Взгляд земли вверх на далекое Неизвестное -

Лишь предисловие к подъему эпическому

Души человеческой от ее земного положения равнинного

К открытию более великого себя

И к далекому проблеску вечного Света.

Этот мир есть начало и базис,

Где Жизнь и Разум воздвигают свои построения-грезы;

Нерожденная Сила должна строить реальность.

Смертью связанная малость - не все, что мы есть:

Наши забытые бессмертные шири

Ждут открытия в наших самостях высших;

Неизмеренные глубины и шири существа - наши.

Несказанному Секрету родственные,

Мистические, вечные в нереализованном Времени,

Соседями Небес являются высоты Природы.

На эти высокогорные владения, опечатанные для нашего поиска,

Слишком далекие от почтовых маршрутов Природы поверхностной,

Слишком высокие для дыхания наших смертных жизней,

Глубоко в нас забытое родство указует

И слабый голос мольбы и экстаза

Зовет к тем утраченным необъятностям светлым.

Даже когда мы не можем смотреть в свои души

Или лежим, погруженные в земное сознание,

Все же, есть у нас части, что растут к свету,

Там есть, все же, светлые тракты и небеса ясные,

И Эльдорадо восторга и экстаза,

И божеству храмы, которые никто видеть не может.

Бесформенная память в нас еще медлит,

И порой, когда наше зрение повернуто внутрь,

Невежественная вуаль земли с наших глаз поднимается;

Внезапное чудесное избавление приходит.

Мы оставляем позади эту узкую кайму тесного опыта,

Отмеренного нам в качестве жизни,

Наши прогулки короткие, недостаточные наши богатства.

Наши души посетить могут в великие уединенные часы

Тихие регионы нерушимого Света,

Всевидящие орлиные пики безмолвной Силы

И лунно-огненные океаны быстрого Блаженства бездонного,

И спокойные необъятности пространства духовного.

В разворачивающемся процессе Себя

Иногда невыразимая Мистерия

Избирает человеческий сосуд нисхождения.

Вниз приходит дыхание из небесного воздуха,

Рождается Присутствие, ведущий Свет пробуждается,

Тишина на инструменты ложится:

Застывшее, неподвижное, как мраморный монумент,

Каменно спокойное, тело есть пьедестал,

Несущий вечного Покоя фигуру,

Или открывающая Сила охватывает вспыхивая;

Из какого-то более высокого континента обширного

Прорывается Знание, оставляя свой след лучезарных морей,

Природа трепещет с силой и пламенем.

Более великая Персональность порой,

Которую мы, все же, знаем как нашу, овладевает нами:

Или мы обожаем душ наших Хозяина.

Тогда маленькое телесное эго худеет и блекнет;

Не настаивая больше на своей обособленной самости,

Своего отдельного рождения теряя формальность,

Оно оставляет нас один на один с Природой и Богом.

В моменты, когда внутренние лампы засвечены

И гости жизни лелеемые снаружи оставлены,

Наш дух сидит один и говорит своим безднам.

Более широкое сознание открывает тогда свои двери;

Вторгаясь из духовных безмолвий,

Луч безвременной Славы ненадолго спускается,

Чтоб сообщаться с нашей освещенной захваченной глиной,

И оставляет свой белый огромный штамп на наших жизнях.

В забывчивом поле смертного разума,

Явленные закрытым глазам пророческим транса

Или в каком-то глубоком уединении внутреннем,

Свидетельствуемые странным нематериальным чувством,

Сигналы появляются вечности.

Истина, которой знать не мог разум, свое лицо открывает,

Мы слышим то, что никогда не слышали смертные уши,

Мы ощущаем то, что никогда не ощущали наши чувства земные,

Мы любим то, что внушает неприязнь и страх обычным сердцам;

Наши умы смолкают в светлом Всезнающем;

Голос зовет из покоев души;

Мы встречаем экстаз касания Бога

В золотых сокровенностях бессмертного пламени.

Эти знаки - прирожденные для себя более обширного,

Что живет внутри нас, нами не видимый;

Но порой более светлое приходит влияние,

Поток более могучих наводнений несет наши жизни

И божественное Присутствие движет душу;

Или через земные покровы пробивается что-то,

Грация и красота духовного света,

Журчащий язык небесного пламени.

Это - мы сами и странник высокий, которого мы ощущаем,

Что невидимый действует, словно его нет,

Он следует линии рождения вечного,

Но при том кажется гибнущим со своим смертным каркасом.

Застрахованный от Апокалипсиса в своем бытии,

Он не считает часов и мгновений;

Великий, терпеливый, спокойный, он смотрит, как проходят века,

Ожидая медленного чуда изменения нашего

В надежном неторопливом процессе мировой силы

И долгом марше всеоткрывающего Времени.

Он есть источник и главный ключ,

Безмолвие свыше, внутренний голос,

Живой образ, посаженный в сердце,

Не обнесенная стеной Ширь и бездонная точка,

Истина всех этих загадочных спектаклей в Пространстве,

Реальный, к которому движутся все наши усилия,

Тайный грандиозный смысл наших жизней.

В сотах Бога сокровище меда,

Великолепие в тенистом плаще,

Он есть наша слава пламени Бога,

Наш золотой фонтан мирового восторга,

Бессмертие, капюшоном смерти закрытое,

Форма нашей нерожденной божественности.

Он охраняет для нас нашу судьбу в глубинах внутри,

Где спит преходящих вещей вечное семя.

Всегда мы носим в себе магический ключ,

Запечатанный в герметической капсуле жизни.

Пылающий Свидетель в святилище

Внимает сквозь глухие стены Формы и Время;

Безвременный Свет - в его скрытых газах;

Он видит тайные вещи, о которых слова не могут сказать,

И знает цель несознательного мира

И суть мистерии путешествующих лет.

Но все сокрыто, сублиминально, мистично;

Нужно интуитивное сердце, поворот внутрь,

Нужна способность духовного взгляда.

Еще мелкому сиюминутному взгляду нашего бодрствующего разума

Бесцельным вояжем кажется наш сомнительный курс,

Проложенный какой-то Случайностью или поставленный на кон некой Волей,

Или Необходимостью без причины и цели,

Не желая того, вынужденный появиться и быть.

В этом густом поле, где все ненадежно, неясно,

Само наше существо нам сомнительным кажется,

Наша ширь - переживанием неясным, душа -

Мерцающим светом в странном невежественном мире,

Земля - механической грубой случайностью,

Сетью смерти, в которой волею случая мы должны жить.

Все, что мы изучили, - предположение сомнительное,

Достигнутое - переход или фаза,

Чьей дальнейший изгиб скрыт от нашего зрения,

Случайное событие или произвольный удел.

От неизвестного мы идем к неизвестному.

Наше краткое существование здесь всегда окружают

Серые тени вопросов, на которые мы не получаем ответов,

Неясные мистерии Несознания темного

Встают за стартовой линией Судьбы нерешенные.

Стремление в глубине Ночи,

Семя гибнущего тела и полуосвещенного разума,

Поднимает свой одинокий язык сознательного пламени

К неумирающему Свету, навеки утраченному;

Оно слышит лишь одинокое эхо своего зова,

Смутный ответ в человеческом незнающем сердце,

И встречает, не понимая, почему оно пришло

Или по какой причине оно здесь страдает,

Санкцию Бога на парадокс жизни

И загадку рождения Бессмертного во Времени.

По пути серпантина эпох

В свернутой кольцами черноте своего курса неведомого

Земля-Богиня трудится через пески Времени.

В ней есть Существо, которое она чает узнать,

Слово говорит ее сердцу, которое она не может услышать,

Судьба заставляет, чьей формы она не может увидеть.

В своей несознательной орбите сквозь Пустоту

Из своих неразумных глубин она подняться старается,

Открытая опасностям жизнь - ее достижение, борющаяся радость;

Мысль, что может представить, но вряд ли - узнать,

В ней поднимается медленно и создает

Идею, речь, что ярлыки больше наклеивает, чем освещает;

Довольство дрожащее, что меньше блаженства,

Течет из всей той красоты, что должна умирать.

Беспокоимая горем, у ее ног влачащимся,

И осознавая высокие вещи, еще не достигнутые,

Она вскармливает все время в своей бессонной груди

Внутренний импульс, идущий от ее покоя и мира.

Неведающая, утомленная, непобедимая,

Она ищет через войну души и трепещущую боль

Чистого совершенства, в котором ее искаженная природа нуждается,

Дыхания Бога на ее камень и грязь.

Она жаждет веры, что может пережить поражение,

Сладости любви, что не ведает смерти,

Сияния истины, несомненной вовеки.

Свет растет в ней, голос она принимает,

Она учиться читать свое состояние и свершенное действие,

Но от ее хватки ускользает одна нужная истина -

Она сама и все, чьим она является символом.

Неразборчивый шепот ее шаги направляет,

Чью она чувствует силу, не смысл;

Немногочисленные редкие намеки приходят как гиды,

Огромные предсказующие вспышки ее мозг прорезают,

И иногда в часы ее размышления и грезы

Истина, ею упущенная, глядит на нее

Словно издалека, но, при этом, изнутри ее души.

Близко подошла перемена, что от ее догадок бежит

И, вечно откладываемая, принуждает надеяться и пытаться,

Но при том выглядит слишком великой для смертной надежды.

Ее встречают видения небесных Сил,

Которые привлекают ее как утраченные могучие родственники,

Приближающиеся с великим светлым взглядом далеким.

Затем ее влечет ко всему, чем она не является,

И она руки протягивает ко всему, чего у нее никогда не было,

Простерев руки к Пустоте несознательной,

Страстная, она молится незримым формам Богов,

Прося у молчаливой Судьбы и трудящегося Времени

Самое нужное, то, что больше всего ее превосходит пределы,

Не посещаемого мерцанием иллюзий Разума,

Божественность души выражающей Воли,

Не принуждаемой запинаться своей скоростью Силы,

Радости, что не влачит как свою тень горе.

К ним она стремится и чувствует, ей они суждены:

Как своего собственного права она требует небес привилегию.

Справедливо ее требование, всесвидетельствующими Богами одобренное,

Ясное в свете более великом, чем родной свет резона:

Наши интуиции - документы, права подтверждающие;

Наши души принимают то, что отвергают наши мысли слепые.

Окрыленные химеры Земли - это кони Истины в Небе,

Невозможного Бога знак вещей, что должны быть.

Но немногие могут глядеть за состояние нынешнее

Или перепрыгивать путанную изгородь чувства.

Все, что просачивается на землю, и все запредельное

Есть части беспредельного плана,

Который Один хранит в своем сердце и один только знает.

Наши события внешние имеют внутри свое семя,

И даже эта Судьба беспорядочная, что имитирует Случай,

Эта масса результатов, непостижимых рассудком,

Есть немой график истин, что незримо работают:

Законы Неведомого творят то, что ведомо.

События, что наших жизней формируют внешнюю сторону,

Есть шифр сублиминальных дрожаний,

Которым мы удивляемся редко или смутно чувствуем,

Которые есть выход реалий подавленных,

Что с трудом в материальный день поднимаются:

Они рождены от солнца духа - солнца сил скрытых,

Пробивающих тоннель сквозь непредвиденный случай.

Но кто проникнет в бездну загадочную

И узнает, что глубокая нужда души

Обусловила случайное дело и следствие?

Поглощенные в рутину дел повседневных

Наши глаза зафиксированы на внешней сцене;

Мы слышим грохот колес Обстоятельства

И удивляясь ищем скрытую причину вещей.

Все же, предвидящее Знание могло бы быть нашим,

Если б мы смогли встать на пьедестал своего духа внутри,

Если б мы смогли слышать приглушенный демонический голос.

Слишком редко тень того, что должно прийти,

На миг падает на тайное чувство,

Которое ощущает незримого шок,

И редко в немногих, что могут откликнуться,

Могучий процесс космической Воли

Сообщает свой образ нашему зрению,

Идентифицируя ум мира с нашим.

Наш уровень фиксирован в полной толп арке

Того, что мы наблюдаем, касаемся и что предположить может мысль,

И редко рассветает свет Неизвестного,

Провидца и пророка в нас пробуждая.

Непосредственное и внешнее нашим полем являются,

Мертвое прошлое - наш задний план и поддержка;

Душу пленником разум удерживает, мы - рабы наших действий;

Мы не можем освободить свой взгляд, чтоб достичь солнца мудрости.

Наследник недолгого животного разума,

Человек, еще дитя в руках могучих Природы,

В непрерывной цепи мгновений живет:

На меняющее нынешнее он имеет узкое право;

Его память таращится назад на фантомное прошлое,

Будущее вперед убегает, когда он движется;

Он видит одежды надуманные, не лик.

Вооруженный ненадежной ограниченной силой,

Плоды своего труда он спасает от враждебного случая.

Борющееся неведение - супруг его мудрости:

Он ждет, чтоб увидеть своих действий последствия,

Он ждет, чтоб достоверность своих мыслей взвесить,

Не знает он, чего и когда он достигнет,

Уцелеет ли вообще, он не знает,

Или кончит как мастодонт и ленивец

И с лица земли, где был он царем, он исчезнет.

Ему неведом смысл его жизни,

Он не ведает своей великолепной и высокой судьбы.

Лишь Бессмертные на своих свободных от смерти высотах,

Живущие за пределами стен Пространства и Времени,

Хозяева жизни, от оков Мысли свободные,

Надзиратели Судьбы, Воли и Случая

И эксперты теоремы нужды мировой,

Могут видеть Идею, Мощь, что меняет ход Времени,

Приходит с гривою света из миров неоткрытых,

Слышать, пока мир продолжает трудится с его глубоким слепым сердцем,

Галопирующие копыта непредвиденного события,

Несущие сверхчеловеческого Всадника, приближаться

И, безразличные к шуму земли и пораженному крику,

Возвращаться к безмолвию гор Бога;

Как молния прыгает, как проносится гром, они приходят

И, ступая, оставляют отметину на груди Жизни.

Над миром стоят мира создатели,

За феноменом видят его источник мистический.

На обманчивую внешнюю игру они не обращают внимания

Не поворачиваются на занятой топот мгновения,

А со спокойным терпением Нерожденных прислушиваются

К медленным шагам далекой Судьбы,

Приближающейся через огромные расстояния Времени,

Не замечаемой глазом, что видит результат и причину,

Не слышимой среди шума человеческого плана.

Внимательные к невидимой Истине, они улавливают

Звук, словно шум крыльев авгура невидимого,

Голоса никем не понятого смысла,

Шепоты, что в сердцевине сна Материи размышляют.

В глубоком слушании сердца они могут поймать

Бормотания, беззаботным ухом Жизни упущенные,

Пророческую речь в трансе всезнающем Мысли.

Над иллюзией надежд, что проходят,

За внешней видимостью и действием явным,

За механическим Случаем и смутной догадкой,

Среди борьбы сил, топающих ног,

Сквозь крики муки и радости,

Сквозь триумф, сражение, отчаяние,

Они наблюдают Блаженство, о котором земли сердце кричало,

На длинной дороге, что своего конца видеть не может,

Незаметно разматывающейся сквозь скептичные дни,

И навстречу ему ведут движущийся мир невнимательный.

Так замаскированный Трансцендентальный на свой сядет трон.

Когда тьма углубляется, грудь земли удушая,

И человека разум телесный является единственной лампой,

Как у вора в ночи, должна быть скрытая поступь

Того, кто, незримый, в его входит дом.

Плохо слышимый Голос скажет, душа повинуется,

Во внутренние палаты ума проскользнет Сила,

Очарование и сладость отворят двери жизни закрытые

И красота победит сопротивляющийся мир,

Истина-Свет полонит Природу сюрпризом,

Потаенное действие Бога вынудит сердце к блаженству

И земля неожиданно станет божественной.

В Материи засвечен будет жар духа,

Во множестве тел загорится рождение священное;

К гимну звезд Ночь пробудится,

Дни станут счастливым маршем паломническим,

Наша воля - силой могущества Вечного,

Мысль - лучами духовного солнца.

Немногие увидят то, что никто не понимает еще;

Бог вырастет, пока мудрые спят и беседуют;

Ибо человек не узнает прихода до его часа

И не будет уверенности, пока работа не сделана.

Сознание, что не знает своей собственной правды,

Блуждающий охотник на рассветы сбивающие,

Меж полюсами бытия, темным и светлым,

Движется здесь в полусвете, что выглядит всем, что есть:

Междуцарствие в Реальности

Отсекает интегральную Мысль, тотальную Силу;

Оно стоит или кружится в межпространстве неясном,

Сомневающееся в своем начале и в своем завершении,

Или бежит по дороге, что не имеет конца;

Далекое от первоначальных Сумерек и финального Пламени,

Оно живет в некоем огромном пустом Несознании,

Как мысль, в пустоте широкой упорствующая.

Словно непостижимая фраза,

Предлагающая Уму миллион толкований,

Оно придает смысл хаотичному миру.

Предположение, на сомнительные доказательства опирающееся,

Неверно понимаемое послание, спутанная мысль,

Свою цель упускающая, - это все, что оно может сказать,

Или фрагмент универсального слова.

Оно оставляет две гигантские буквы, лишенные смысла,

При этом изменяя без санкции центральный значок,

Вселенную несущий загадочную;

Словно настоящее без будущего или без прошлого,

Одной и той же революции круговерть повторяющее,

Поворачивалось вокруг своей оси в своей Пустоте собственной.

Так значение творения скрыто;

Ибо без контекста читает страницу космическую:

Ее знаки глядят на нас, как неведомый шрифт,

Словно показанная сокрытая чужим языком

Или кодом знаков величественных, ключа нет к которому,

Часть высокой параболы.

Оно несет глазам создания бренного

Грандиозность бесполезного чуда;

Себя расточая, оно может продолжаться какое-то время,

Река, что никак не может найти свое море,

Оно бежит через жизнь и смерть на краю Времени;

Огонь в Ночи - это вспышки его мощной деятельности.

Это - наша нужда глубочайшая, соединить снова

То, что сейчас разделено, противопоставлено, раздвоено,

Разведено в суверенные сферы, что никогда не встречаются,

Или отстоит, как далекие полюсы Ночи и Дня.

Мы должны заполнить лакуну огромнуюй создали,

Переплести вновь одинокую согласную закрытой конечности

С открытыми гласными Бесконечности,

Дефис соединить должен Ум и Материю,

Узкий перешеек восходящей души:

Мы должны восстановить в вещах тайные узы,

Наши сердца должны назад позвать утраченную Идею божественную,

Реконструировать совершенное слово, объединить

Альфу и Омегу в одном звуке;

Тогда будут Дух и Природа едины.

Они - края плана мистического.

В широком не имеющем признаков эфире Себя,

В неизменном Безмолвии, белом и голом,

Отчужденные, как золотые ослепительные солнца сверкающие,

Завуалированные лучом, вынести который не может ни один смертный глаз,

Нагие и абсолютные потенции Духа

В уединении мыслей Бога горят.

Восторг, сияние и тишина,

Избавленные от приближения израненных сердец,

Недоступные для Идеи, что смотрит на горе,

От Силы далекие, что кричит о своей боли,

Они в его неотъемлемом блаженстве живут.

Безупречные в самознании и самосиле,

Спокойные, они на вечной Воле покоятся.

Лишь его закон они чтут и ему повинуются;

Нет у них цели, которой им нужно было б достигнуть, задачи - служить.

Неумолимые в своей безвременной чистоте,

Всякий обман или поклонения взятку они отвергают;

Не трогаемые криком бунта и мольбою невежественной,

Они не подсчитывают нашу добродетель и грех;

К голосам, что умоляют, они не склоняются,

С заблуждением и его царством они не торгуются;

Они - стражи тишины Истины,

Они - неизменного декрета хранители.

Глубокая сдача - источник их мощи,

Спокойная идентичность - их способ знать,

Как сон неподвижна их деятельность.

Мира исполненные, глядящие на тревоги под звездами,

Бессмертные, работы Смерти и Судьбы наблюдающие,

Неподвижные, тысячелетий прохождение видящие,

Незатрагиваемые, когда длинная карта Судьбы разворачивается,

Они глядят на нашу борьбу глазами бесстрастными,

И все же, без них не могло бы быть космоса.

Глухие к желанию, року, надежде,

Их нерушимого могущества статус

Без движения огромную задачу мира поддерживает,

Его неведение их освещено знанием,

Его стремление продолжается - их равнодушием.

Как высокое тянет низкое всегда подниматься,

Как шири влекут малость на авантюру просторную,

Их отчужденность превзойти себя человека подталкивает.

Наша страсть поднимается, чтоб венчаться с покоем Вечного,

Наш ищущий карликовый разум - чтобы встретить Всезнающего свет,

Наши сердца беспокойные - чтоб хранить Всемогущего силу.

Уступая мудрости, что сделала ад,

И суровой полезности смерти и слез,

Уступая постепенным шагам Времени,

Они не тревожатся о горе, что язвит сердце мира,

Они не заботятся о боли, что раздирает его тело и жизнь;

Над горем и радостью проходит величие это:

Они не участвуют в добре умирающем,

Безмолвные, чистые, они не принимают участия в совершаемом зле;

Иначе их сила была бы испорчена и не могла бы спасти.

Чуткий к истине, что живет в далях Бога,

Осознающий движение всевидящей Силы,

Медленный результат долгих сомнительных лет

И нежданное благо от горьких дел,

Бессмертный смотрит не так, как мы тщетно смотрим.

Он глядит на аспекты сокрытые и скрытые силы,

Он знает закон и вещей естественный ход.

Желанием краткой жизни не побуждаемый к действию,

Не беспокоимый шпорами страха и жалости,

Он не торопится развязать космический узел

Или примирить мира раздираемое дисгармоничное сердце.

Во Времени он ждет часа Вечного.

Все же, тайная духовная помощь здесь есть;

Пока медленной эволюции кольца раскручиваются

И Природа сквозь твердь камня прорубает свой путь,

Божественная интервенция сидит свыше на троне.

Живые в мертвой кружащей вселенной,

Мы не вертимся здесь на земном шаре случайном,

Брошенные на задачу, нам непосильную;

Даже в анархии путанной, Судьбой именуемой,

И горечи падения и смерти

На наших жизнях Рука простертая чувствуется.

Она рядом с нами в бесчисленных телах и рождениях;

В своей неслабеющей хватке она хранит для нас в безопасности

Один высший результат неминуемый,

Отменить который ни одна воля не может, никакой рок изменить,-

Корону сознательного Бессмертия,

Божественность, нашим борющимся душам обещанную,

Когда первого человека сердце осмелилось на смерть и на тяжкую жизнь.

Тот, кто сформировал этот мир, - вовек его господин:

Наши ошибки - это его шаги на пути;

Он через жестокие превратности наших жизней работает,

Он работает через тяжелое дыхание битвы и труда,

Он работает через наши грехи, горе и слезы,

Его знание нашим несознанием правит;

С какой бы видимостью нам ни приходилось бы сталкиваться,

Как бы ни были тяжелы наши горести и наш удел,

Когда ничего мы не можем увидеть кроме течения и бедствия,

Могучее Руководство, все же, нас ведет через все.

После того, как мы послужили этому великому разобщенному миру,

Блаженство и единство Бога становятся нашим правом врожденным.

Дата установлена в календаре Неизвестного,

Годовщина Рождения величественного:

Наша душа оправдает свой перемежающийся путь,

Все станет близким, чего сейчас нет или что далеко.

Эти спокойные и отдаленные Могущества, наконец, будут действовать.

Неподвижно готовые к своей предопределенной задаче,

Всемудрые сострадательные Сияния

Звука голоса Инкарнации ждут,

Чтобы прыгнуть и соединить мостом бездны Неведения

И исцелить пустые томящиеся пропасти Жизни,

И заполнить пучину, что есть наша вселенная.

Здесь, между тем, на противоположном полюсе Духа,

В мистерии глубин, построенных Богом

Для жилья своего, укрытого ниже взора Мыслителя,

В этом компромиссе абсолютной Истины полной

Со Светом, что живет близко к темному краю вещей,

В этой трагикомедии божественной маски,

Этот долгий далеко заходящий поиск радости, вечно близкой,

В грандиозной грезе, из которой мир сделан,

В этом золотом куполе на черной основе драконовой,

Сознательная Сила, что в груди Природы действует,

Облаченная в черное труженица в космической схеме,

Носящая глиняный облик нерожденных богов,

Душеприказчица неизменной Идеи,

Помехи встречающая, Судьбы обручами стиснутая,

Терпеливая попечительница медленного вечного Времени,

Освобождается час от часу от своей тайной обязанности.

Все предвидит она в замаскированных императивных глубинах;

Бессловесная цель бессознательных бездн

Отвечает воле, что глядит на высоты,

И первый слог развивающегося Слова

Тяжеловесный, грубо чувственный, содержит свое завершение светлое,

Посвященное в обширное нисхождение верховной победы

И предзнаменование необъятного восхождения души.

Все здесь, где каждая вещь своей одинокой самостью кажется,

Есть фигуры единственного Одного трансцендентального

Только им они есть, его дыхание - их жизнь;

Незримое Присутствие формирует глину забывчивую.

В игре могучей Матери партнер,

Он пришел на сомнительный земной шар кружащийся,

Чтобы спрятаться от ее преследования в силе и форме.

Тайный дух в сне Несознания,

Бесформенная Энергия, безгласное Слово,

Он был здесь раньше, чем появиться смогли элементы,

До того, как появился свет разума или смогла дышать жизнь.

Сообщник ее огромного притворства космического,

Свои видимости он превращает в реальные формы

И делает символ истине равным:

Он дает своим безвременным мыслям форму во Времени.

Он есть субстанция, он - самость вещей;

Она выковала из него свои работы искусства и мощи:

Она кутает его в магию своих настроений

И делает из мириадов его истин свои неисчислимые грезы.

Хозяин бытия пришел вниз к ней,

Бессмертный ребенок, рожденный в спешащих годах.

В предметах изваянных, в персонах ею задуманных,

Мечтая, она преследует свою идею о нем,

И ловит - здесь облик, там - жест:

В них свои непрестанные рождения он всегда повторяет.

Он есть Творец и мир, который он сделал,

Он есть зрелище, и он - Зритель;

Он сам есть действующий, и он - действие,

Он сам есть знающий и то, что знаемо,

Он сам есть грезящий, и он - греза.

Там - Двое, которые есть Одно и игра во многих мирах;

В Знании и в Неведении разговаривали они и встречались

И свет, и тьма - их глаз взаимообмен;

Наше удовольствие и боль - их борьба и объятия,

Наши дела и надежды сокровенны их повести;

Они сочетаются тайно в нашей мысли и жизни.

Вселенная есть маскарад нескончаемый:

Ибо ничто здесь совершенно не является тем, чем выглядит;

Это - смешивающее грезы и факты видение истины,

Которое ни для чего, кроме грез, не бывает полностью истинным,

Феномен выступает многозначительный

На фоне вечности смутном;

Мы принимаем его облик и упускаем все, что он значит;

Часть, что видна, нами берется за целое.

Так они поставили свой спектакль, с нами для ролей:

Актер и автор с собой как сценой,

Он здесь как Душа движется, как Природа - она.

Здесь, на земле, где мы должны исполнять свои роли,

Мы не знаем, куда побежит драмы курс;

Наши произносимые реплики по их замыслу его вуалируют.

Свой могучий план она прячет от нашего зрения:

Она скрывает свое блаженство и свою славу

И маскирует Любовь и Мудрость в своем сердце;

Изо всех чудес и красот, что ее,

Лишь затемненную малость мы можем почувствовать.

Он тоже несет здесь божество приуменьшенное;

Он оставил свое всемогущество,

Свой покой, что он имел прежде, и бесконечность.

Он знает ее лишь, себя он забыл;

Для нее он покинул все, чтобы ее сделать великой.

Он надеется в ней найти себя заново,

Воплотить, сочетать своей бесконечности мир

с ее созидательной страсти экстазом.

Хотя он - владыка земли и небес,

Он ей оставляет руководство космическое

И за всем наблюдает, ее сцены Свидетель.

Статист на ее сцене,

Не произносит он слов или за крыльями прячется.

Он принимает в ее мире рождение, ждет ее воли,

Угадывает смысл ее жеста загадочного,

Изменчивый случай, что меняет ее настроение,

Исполняет намерение, которого она, похоже, не знает,

И служит ее тайной цели во Времени долгом.

Как тому, кто слишком велик для него, он ей поклоняется;

Он обожает ее как своего регента желания,

Он уступает ей как его воли источнику,

Он жжет свой фимиам своих дней и ночей,

Свою жизнь предлагая, великолепие жертвы.

Восхищенный адвокат для ее любви и ее милости,

Его блаженство в ней - для него весь его мир:

Он растет через нее во всех своего существа силах;

Он ею читает скрытую цель Бога в вещах.

Или, придворный в ее бесчисленной свите,

Довольный уж тем, чтобы быть с нею и ее чувствовать близко,

Он наибольшее из малого, что она дает, делает,

И все, что она делает, своим собственным драпирует восторгом.

Один взгляд весь его день может сделать чудесным,

Слово с ее уст окрылить счастьем часы.

Он опирается на нее во всем, что он есть и что делает:

На ее щедрых дарах он строит свои гордые счастливые дни

И следом тянет украшенную павлиньим плюмажем свою радость жизни

И солнца в славе ее мимолетной улыбки.

Тысячами способов он служит ее царственным нуждам;

Он заставляет часы кружиться вокруг ее воли,

Заставляет все отражать ее прихоти; всё - их игра:

Весь этот широкий мир есть лишь он и она.

Это - тот узел, что вместе звезды связует:

Двое, которые есть одно, есть секрет всякой силы,

Двое, которые являются одним, есть мощь в вещах и правильность.

Его душа, безмолвная, поддерживает мир и ее,

Его действия - ее приказов реестры.

Счастливый, инертный, он под ее ногами лежит:

Свою грудь он предлагает для танца космического,

Чьим сотрясающимся театром наши жизни являются,

И который никто бы не смог вынести, если б не его сила внутри,

И оставить который никто из-за его восторга не может.

Его работы, его мысли были задуманы ею,

Его бытие - это ее широкое зеркало:

Активный, вдохновляемый ею, он говорит и он движется;

Его дела повинуются ее сердца невысказанным требованиям:

Пассивный, он терпит мира удары,

Словно ее касания, формирующие его душу и жизнь:

Его путешествие через дни есть ее солнечный марш;

Он по ее дорогам бежит; её курс - его.

Свидетель и студент ее радостей и ее горестей,

Партнер ее добра и ее зла,

Он на ее страстные согласился дороги,

Он управляем ее ужасной и сладостной силой.

Его санкционирующее имя инициирует все работы ее;

Его безмолвие - его подпись под ее делами;

В исполнении ее драмы схемы,

В ее сиюминутных фантазиях и настроениях,

В марше этого очевидного ординарного мира,

Где все глубоко и странно для глаз, что видят,

И обычные формы Природы есть чудо-ткани,

Она через его свидетельствующий взгляд и движение мощи

Развертывает материал ее космического Акта,

Ее происшествия, что возносят и крушат душу,

Ее силу, что движет, ее могущества, которые спасают и убивают,

Ее Слово, что в тишине говорит нашим сердцам,

Ее тишину, что превосходит верховное Слово,

Ее высоты и глубины, к которым наш движется дух,

Ее события, что ткут ткань наших жизней,

И все, чем мы находим и теряем себя,

Сладкие вещи и горькие, значительные и посредственные,

Вещи ужасные, прекрасные и божественные.

Она построила свою империю в космосе,

Ее тонкие и могучие законы им управляют.

Его сознание - дитя у нее на коленях,

Его бытие - поле ее эксперимента обширного,

Ее бесконечное пространство - игровая площадка для его мыслей;

Она привязывает к знанию форм Времени

И созидательной ошибке ума ограниченного,

И случаю, что несет лик судьбы непреклонный,

И к ее игре смерти, боли, Неведения

Его измененное бессмертие борющееся.

Его душа - атом маленький в массе,

Его субстанция - для ее работ материал.

Его дух выживает среди смерти вещей,

Через бреши бытия он взбирается к вечности,

Он ею несом от Ночи к бессмертному Свету.

Эта грандиозная сдача - свободной дар его воли,

Его чистая трансцендентальная сила её подчиняется.

В ее космического неведения мистерии,

В неразрешимой загадке ее игры,

Создание, сделанное из материала непрочного,

В образчиках, ею для него установленных, он движется,

Он думает ее мыслями, ее беспокойством его грудь волнуется;

Он выглядит тем, чем хотелось бы ей,

Он есть все, что может сделать ее артистичная воля.

Хотя она правит им по ее фантазий дорогам,

Играя с ним как со своим ребенком или рабом,

К свободе и мастерству Вечного

И к бессмертия высотам над миром

Она ведет свою мнимую марионетку-на-час.

Даже в его смертной сессии в доме тела,-

Бесцельный путешественник между рождением и смертью,

Эфемерная мечта о бессмертии,-

Она его пришпоривает царствовать. Овладевает он ее силами;

Он запрягает ее в своего собственного закона ярмо.

Его облик человеческой мысли обретает корону.

Удерживаемый на ее привязи, ее капризом завуалированным связанный,

Он изучает ее пути, если так он сможет господствовать

Хотя бы на час, и чтоб она исполняла его волю;

Он делает из нее своей мимолетной страсти слугу:

Повинующейся она притворяется, его руководству созидательному следует:

Для него она была создана, живет только, чтобы быть использованным им.

Но ее побеждая, он становится ее рабом совершенно;

Он - ее подчиненный, все его средства - ее;

Ничего без нее он не может, им она все еще правит.

Наконец он к памяти Себя просыпается:

Он видит внутри лик божества,

Через человеческую форму Божество пробивается:

Свой высоты наивысшие она раскрывает и его супругой становится.

До той поры он - в ее игре кукла;

На вид - ее регент, при том - ее фантазий игрушка,

Живой робот, движимый ее энергий источниками,

Он действует словно в мгновениях сна,

Автомат, шагающий по рельсам Судьбы,

Он запинается, управляемый ее хлыстом Силы:

Его мысль работает, вол на полях Времени;

Его воля, которую он своею считает, сформирована в ее кузне.

Послушный Мировой Природы немому контролю,

Управляемый своей собственной Силой ужасной,

Своего избранного партнера в игре титанической,

Ее волю он сделал своей судьбы мастером,

Ее прихоть - распределителем его наслаждения и боли;

Он продался ее царственной силе

За любой удар или дар, что она изберет:

Даже в том, что является страданием для нашего чувства,

Он ощущает ее владетельного касания сладость,

Во всяком переживании встречает ее блаженные руки;

На своем сердце несет ее поступи счастье

И сюрприз ее прибытия радостный

В каждом событии и в каждом шансе момента.

Все, что бы ни сделала она, в его глазах - чудо:

Он упивается ею, он - пловец в ее море,

Неутомимый любитель ее мирового восторга,

Он празднует в каждой мысли ее и каждом акте

И дает согласие на все, что она пожелает;

Всем, чем она хочет, он хочет быть:

Дух, неисчислимый Один,

Он позади свою одинокую вечность оставил,

Он - бесконечное рождение в нескончаемом Времени,

Ее конечного множество в бесконечном Пространстве.

Хозяин существования скрывается в нас

И играет в прятки со своей собственной Силой;

В инструменте Природы тайный Бог медлит.

Имманентный живет в человеке как в своем доме;

Он сделал вселенную полем своего развлечения,

Обширным гимнасиумом своих работ мощи.

Всезнающий, он принимает затемненное состояние наше,

Божественный, носит человека и животного формы;

Вечный, он Времени и Судьбе уступает,

Бессмертный, играет со смертностью.

Всесознающий, пустившееся на Неведение,

Всеблаженный, быть рожденным не чувствующим.

Чтобы инкарнировать в мире борьбы и страданий,

Он надевает радость и горе, как свое платье,

И, как крепкое вино, переживание пьет.

Он, чья трансцендентальность правит зачавшими Ширями,

Предвидящий, живет ныне в наших сублиминальных глубинах,

Светлая индивидуальная Сила, один.

Абсолютный, Совершенный, Уединенный

Вызвал из Безмолвия свою молчаливую Силу,

Где она лежала в бесформенной тишине, не имеющей признаков,

Охраняя от Времени своим сном неподвижным

Несказанное могущество его одиночества.

Абсолютный, Совершенный, Уединенный

Вступил со своим молчанием в пространство:

Он сформировал эти персоны несчетные одной самости;

Он построил миллион фигур своей силы;

Он живет во всех, кто живет в одной его Шири;

Пространство - это он сам, Время - единственно он.

Абсолютный, Совершенный, Незадеваемый,

Он, который есть в нас как наша тайная самость,

Нашу маску несовершенства принявшая,

Этот многоквартирный дом плоти он своим собственным сделал,

Свой образ в человеческую мерку вложил,

Чтобы к его божественной мерке могли мы подняться;

Тогда в фигуре божественной

Создатель заново нас отольет и навяжет

План божества смертной форме,

Поднимая наши конечные умы к своей бесконечности,

Касаясь мгновения вечностью.

Эта трансфигурация есть долг земли небу:

Обоюдный долг, привязывающий человека к Всевышнему:

Его природу должны мы надеть, как надели мы нашу;

Мы - сыны Бога, и должны быть такими, как он:

Его часть человеческая, мы должны становиться божественными.

Наша жизнь - парадокс, Бог к которому - ключ.

Но до той поры все есть тень, грезой отбрасываемая,

И размышляющему неподвижному духу

Жизнь и он сам мифический аспект принимают,

Ношу долгой бессмысленной повести.

Ибо ключ скрыт и Несознанием храниться;

Тайный Бог под порогом живет.

В теле, бессмертный Дух затмевающем,

Безымянный Резидент, наделяющий незримые силы

Формами Материи и мотивами, что за пределами мысли,

И неожиданного последствия риском,

Всемогущее неразличимое Влияние,

Он сидит, не ощущаемый формой, в которой живет он,

И вуалирует свое знание идущим ощупью разумом.

Скитальца, которого в мире его мысли создали,

Он кружит в игре светотени ошибки и истины,

Чтоб отыскать мудрость, которая на высотах - его.

Как позабывший он себя ищет;

Он ищет внутренний свет, им словно потерянный:

Как временный житель, медлящий средь чужих сцен,

Он путешествует к дому, которого он больше не знает.

Своей собственной самости ищет он истины, он, который есть Истина;

Он - Актёр, ставший игрой,

Он - Мыслитель, который стал мыслью;

Он - это много, которое было безмолвным Одним.

В символичных фигурах космической Силы

И в ее неодушевленных, и в живых знаках,

И в ее сложном узоре событий

Он исследует непрекращающееся чудо себя,

Пока разрешена тысячекратная загадка не будет

В единственном свете Души всесвидетельствующей.

Это было его договором со своей могучей супругой,

Для ее любви и соединения с нею навеки

Следовать курсу вечности Времени

Среди магических драм ее настроений внезапных

И ее замаскированной Идеи сюрпризов,

И превратностей ее каприза широкого.

Двое казались его целями, но, все же, они вовеки едины

И глядят друг на друга над беспредельным Временем;

Дух и Материя - их конец и источник.

В формах жизни смыслов сокрытых искатель,

Обширной, не нанесенной на карте воли великой Матери

И ее земных дорог грубой загадки,

Он - моряк и исследователь

Тайного внутреннего океана без границ:

Он - искатель приключений и космолог

Магической земли географии смутной.

Замысла, в ее материальном порядке фиксированного,

Где все уверенным выглядит и, даже меняясь, кажется прежним,

И хотя конец всегда остается неведомым,

И всегда переменчивым жизни непостоянный поток,

Его пути для него обнаруживаются судьбою безмолвной;

И, остановки в эпох половодье разлившемся,

Показываются твердые земли, что искушают и остаются какое-то время,

Затем новые горизонты манят продвижение разума.

Туда не приходит к безграничности конечного близость,

Там нет последнего несомненного, в котором мысль может остаться,

И нет конечных остановок для переживания души.

Граница, даль, которой никогда не достигали всецело,

Недостигнутое совершенство взывает к нему

С границ далеких в Незримом:

Лишь долгое начало пока было сделано.

Это - матрос течения Времени,

Это - неторопливый открыватель Хозяина Мира,

Который, спущенный на воду в это маленькое рождение телесное,

Изучил свое ремесло в крошечных бухтах себя,

Но отважился, наконец, на немереные бесконечности,

Вояжер на морях вечности.

В его незрелом старте начальном мировой авантюры

Его можно видеть неведающим своего божества силы,

Едва посвященным в его планы обширные.

Капитан опытный хрупкого судна,

Торговец недолговечными изделиями мелкими,

Сперва он жмется к берегу и избегает шири,

Не рискует бросить вызов далекому опасному открытому морю.

Он в хлопочет в мелочных береговых перевозках,

Его зарплата выплачивается от порта до соседнего порта,

Довольствующийся своего надежного рейса неменяющимся курсом,

Он не отваживается на новое и на невидимое.

Но сейчас он слышит звук морей более просторных.

Ширящийся мир зовет его к дальним сценам

И к путешествиям в более обширного зрелища арке,

К неизвестным народам и не посещенным еще берегам.

Подготовленный к плаванью киль его торгового судна

Служит коммерции мира в богатствах Времени,

Рассекая пену великого моря, окруженного сушей,

Чтоб достичь огней неведомой гавани в странах далеких

И открыть рынки для искусств жизни богатых,

Роскошные кипы, статуэтки резные, полотна окрашенные,

И безделушки в камнях драгоценных для забавы ребенка,

И скоропортящиеся продукты труда тяжкого,

И непрочные великолепия, завоевываемые и утрачиваемые днями.

Или проходя через ворота из столбов скал,

Океаны безымянные еще пересечь не рискуя

И путешествовать в грезу далей,

Он плавает близко к берегам незнакомым

И на бурных островах находит новые гавани,

Или, ведомый верным компасом в его мысли,

Он ныряет в светлый туман, что прячет звезды,

Правя на торговых маршрутах Неведения.

Нос его корабля пробивается к берегам, еще неоткрытым,

Он на невообразимые континенты решается:

Искатель островов Счастья,

Он оставляет последние земли, самые далекие пересекает моря,

Он поворачивает к вечным вещам свои символические поиски;

Жизнь меняет для него свои возводимые временем сцены,

Свои образы, вуалирующие бесконечность.

Границы земли отступают и земной воздух

Вокруг него свою полупрозрачную вуаль не развешивает.

Он пересек границу смертной надежды и мысли,

Он достиг конца мира и в запредельное всматривался;

Глаза смертного тела погружали свой взгляд

В Глаза, что смотрят на вечность.

Более великий мир путешественник Времени должен исследовать.

Наконец, пение на высотах он слышит

И далекие речи и неведомое все ближе становятся:

Он пересекает границы незримого

И проходит за грань смертного зрения

К новому видению себя самого и вещей.

Он - это дух в незаконченном мире,

Не знающий этого путника и себя не могущий узнать:

Поверхностный символ его бесцельного поиска

Принимает более глубокие значения в его внутреннем видении;

Его поиск есть поиск тьмой света,

Смертной жизнью - бессмертия.

В сосуде воплощения земного

Поверх тесных оград ограничивающего чувства

Он глядит на магические волны Времени

Где ум как луна освещает темноту мира.

Там показываются, всегда от глаз отступающие,

Словно в дымке разреженной набросанные светом мечты

Очертания мистичного смутного берега.

Моряк в Несознания море бездонном,

Он плывет через звездный мир мысли

На палубе Материи к духовному солнцу.

Сквозь шум и многоголосый крик,

Сквозь восхитительные непостижимые безмолвия,

Через странный окружающий мир под небесами божественными,

За пределы земных долгот и широт,

Его цель установлена вне границ всех нынешних карт.

Но никто не знает мест, куда через неизвестное он направлялся,

Или какую секретную миссию дала великая Мать.

В сокрытой силе ее всемогущей Воли,

Ведомый ее дыханием через вздымающиеся глубины жизни,

Через рев грома и безветренную тишину,

Через туман и мглу, где ничего больше не видно,

В своей груди он несет ее скрепленные печатями приказы.

Он узнает позднее, открыв сценарий мистический,

К пустому ли порту в Незримом

Идет он, или, ее вооруженный указом, к тому, чтоб открыть

Новый разум и новое тело в городе Бога

И поместить Бессмертного в дом его славы,

И сделать конечное одним с Бесконечностью.

Через пустыню соленую лет бесконечных

Ветры ее океана гонят его лодку скитающуюся,

Космические волны плещут в его продвижении,

Ропот вокруг него, опасность и зов.

Всегда он следует в ее силы кильватере.

Под парусами плывет он сквозь жизнь и смерть к другой жизни,

Он путешествует через бодрствование и через сон,

Сила есть в нем от ее силы оккультной,

Что связует его с его собственного творения судьбой,

И никогда не сможет отдохнуть Путешественник могучий

И никогда не сможет мистический прекратиться вояж,

Пока неведающие сумерки не поднимутся с души человека

И утра Бога человеческую ночь не охватят.

Так долго, пока длиться Природа, он - тоже там,

Ибо то несомненно, что одно есть он и она;

Даже когда он спит, в своей груди ее он хранит:

Кто б ни покинул ее, он не оставит,

Чтоб покоится без нее в Непознаваемом.

Здесь есть истина, чтобы узнать, работа - чтоб делать;

Ее игра есть реальность; Мистерия, им исполняемая:

Есть план в глубокой мировой прихоти Матери,

Намерение в ее обширной и случайной игре.

Это она всегда замышляла со времен рассвета первого жизни,

Эту постоянную волю она скрывала своею игрой,-

В имперсональной Пустоте вызвать Персону,

Светом-Истиной ударить земли корни транса массивные,

В глубинах несознательных пробудить немого себя

И поднять Силу утраченную из ее спячки питона,

Чтобы глаза Безвременного могли выглядывать из Времени

И мир - незавуалированное проявлять Божество.

Для этого он свою белую бесконечность оставил

И возложил на дух дыхание плоти,

Чтобы семя Божества могло цвести в бездумном Пространстве.

Конец песни четвёртой

Песнь пятая.

Йога царя:

Йога свободы и величия Духа

Это знание он имел первым среди во времени рожденных людей.

Пропущенный за занавес светлого разума,

Что висит между нашими мыслями и абсолютным зрением,

Он нашел пещеру оккультную, двери мистичные

Рядом с источником видения в душе,

И вошел туда, где Крылья Славы раздумывают

В безмолвном пространстве, где все вовеки известно.

Безразличный к сомнению и убеждению,

Алчущий лишь удара голой действительности,

Он разрезал шнур разума, что связывает сердце земное,

И отбросил ярмо закона Материи.

Правила тела не ограничивают духа энергий:

Когда свои удары жизнь прекратила, смерть не ворвалась;

Он отважился жить, когда дыхание и мысль стихали.

Так смог он шагнуть в то место мистическое,

Которое мало кто даже беглым взглядом может заметить,

Поднятый на миг из трудов тяжких разума

И нищеты приземленного взгляда Природы.

Все, что Боги познали, там само собой знаемо.

Там, в спрятанной комнате, немые и запертые,

Хранятся космического чертежника протокольные графики

И таблицы Закона священного,

И Книга индексных страниц Бытия;

Текст и глоссарий Ведической истины

Есть там; звезд ритмы и метры

Несущие значение движений нашей судьбы:

Силы чисел и форм символичные

И секретный код истории мира,

И корреспонденция Природы с душою

Записаны в сердце Жизни мистическом.

В рдении комнаты памяти духа

Он снова найти смог светлые заметки на полях книги,

Усеивающие точками света неясные письмена неразборчивые,

Спасающие преамбулу и сохраняющие пункт

Темного Согласия, которым все управляется,

Что встает из сна материальной Природы,

Чтобы облечь Вечнодлящегося в новые формы.

Он мог перечитать сейчас и интерпретировать заново

Ее странные символичные буквы, рассеянные непонятные знаки,

Понять ее пророчество и ее парадокс,

Ее фразы загадочные и недоступные термины,

Глубокий оксюморон реплик ее истины1 ,

И признать необходимостью верной

Ее тяжелые условия для могучей работы, -

Природы невозможный труд Геркулесов

Лишь ее искусство волшебное может осилить,

Ее закон оппозиции богов,

Ее список противоположностей неразделимых.

Безмолвная великая Мать в ее космическом трансе,

Использующая для радости и боли творения

Бесконечности санкцию на рождение формы,

Принимает упрямо для исполнения

Волю к знанию в несознательном мире,

Волю жить под правлением смерти,

Жажду восторга в сердце из плоти,

И исполняет через появление души

Чудесным рождением в плазме и газе

Мистерию договора Бога, заключенного с Ночью.

Еще раз было слышно в безмолвном космическом Разуме

Обещание Вечного его трудящейся силе

Убеждающее мировую страсть начаться,

Крик рождения в смертность

И раскрывающий стих трагедии Времени.

Из глубин похороненный секрет мира поднялся;

Он прочитал изначальный указ, спрятанный

В запертых архивах тайника духа,

И увидел подпись и огненную печать

Мудрости на скрываемой капюшоном работе Силы неясной,

Которая строит в Неведении ступени Света.

Спящее божество открыло бессмертные очи:

Он видел несформированную мысль в неодушевленных формах,

Знал Материю, носящую в чреве назначение духовное,

Разум, изучать посмевший Непознаваемое,

Жизнь, вынашивающую Золотого Ребенка.

В свете, затопляющем незаполненную пустоту мысли,

Интерпретирующем вселенную в знаках души,

Он читал изнутри текст того, что снаружи;

Загадка становилась понятной и утрачивала владевшую ею неясность.

Больше света освещало страницу могучую.

Намерение, смешанное с причудами Времени,

Смысл встречал шаг запинающийся Случая

И Судьба показывала цепь видящей Воли;

Сознательная ширь заполняла прежнее немое Пространство.

В Пустоте он видел на троне Всезнание высшее.

Воля, надежда безмерная захватила сейчас его сердце,

И чтобы различить форму сверхчеловека,

Он поднял свои глаза к невидимым духовным высотам,

Стремясь более великий мир принести вниз.

Слава, им замеченная, быть должна его домом.

Более яркое, более небесное солнце скоро должно осветить

Эту сумрачную комнату с ее темной внутренней лестницей,

Дитя-душа в ее маленьком детском садике,

Среди вещей, для урока предназначенных трудного,

Перерастает свою грамматику интеллекта земную

И свою имитацию искусства Земной Природы,

Свой земной диалект на язык Бога меняет,

В живых символах изучает Реальность

И познает Бесконечности логику.

Идеал должен быть Природы обычною истиной,

Тело - быть освещенным живущим внутри Богом,

Сердце и ум - чувствовать единство со всем существующим,

Сознательная душа - жить в сознательном мире.

Как сквозь туман суверенный пик поднимается,

Показалось величие вечного Духа,

Во фрагментарную вселенную изгнанного

В частичное сходство с вещами более божественными.

Сейчас они уже не могли его царственному повороту служить;

Гордость Бессмертного отвергает удел жить

Скрягой, заключающим жалкую сделку

Между нашей малостью и безграничными чаяниями

И сострадательными Бесконечностями.

Его высота низкорослость земного состояния отбрасывает:

Обширность, каркасом своим недовольная,

Отказалась от скудной уступки на Природы условия,

Презрела строгий контракт и аренду уменьшенную.

Здесь лишь начала заложены:

Лишь Материя нашей основы завершенною выглядит,

Абсолютной машиной, лишенной души.

Или все кажется плохо скроенным платьем идей половинчатых,

Или мы обременили земной формы пороком

Торопливый несовершенный проблеск небесных вещей,

Предположения и пародии небесных образчиков.

Здесь хаос себя в мир сортирует,

Формация краткая, дрейфующая в пустоте:

Имитации знания, незавершенные арки силы,

Вспышки красоты в земных формах,

Разрушенные отблески единства Любви

Плывут, фрагментарные отражения плывущего солнца.

Сырых экспериментальных жизней скопление плотное

Составлено в мозаичное целое.

Здесь нет совершенного ответа на наши надежды;

Здесь есть глухие безмолвные двери, ключа нет к которым;

Мысль взбирается тщетно и приносит заимствованный свет,

Обманутая подделками, на рынке жизни нам проданными,

Наши сердца хватаются за конфискованное небесное блаженство.

Здесь есть корм, чтобы разум насытить,

Здесь есть волнения плоти, но не желание души.

Здесь даже высший восторг, который дать может Время,

Есть имитация счастья непойманного,

Экстаза искаженная статуя,

Счастье израненное, что жить не может,

Краткое удовольствие ума или чувства,

Брошенное Мировой Силой своим телесным рабам,

Или подобие восторга искусственного

В сералях Неведения.

Ибо все, что приобрели мы, скоро ценность теряет,

Утерянный старый кредит в банке Времени,

Несовершенства чек, Несознанию выписанный.

Непоследовательные собаки все возможные совершают усилия,

И хаос ждет любое формирование космоса:

В каждом успехе зерно неудачи таится.

Он видел сомнительность всех вещей здесь,

Неопределенность гордой самоуверенной человеческой мысли,

Достижений его силы скоротечность.

Мыслящее существо в немыслящем мире,

Остров в море Неведомого,

Он есть малость, быть великой пытающаяся,

Животное с какими-то инстинктами бога,

Его жизнь есть история, слишком банальная, чтоб быть рассказанной,

Его дела - масса, до ничто дорастающая,

Его сознание - факел, зажженный, чтобы угаснуть,

Его надежда - звезда над колыбелью и могилой.

Но, все же, более великая судьба может быть у него,

Ибо вечный Дух есть его правда.

Он может себя и все вокруг переделать

И сформировать заново мир, в котором живет:

Он, невежественный, есть Знающий за пределами Времени,

Он есть Сам над Природой, Судьбой.

Его душа удалилась от всего, что он сделал.

Смолк бесполезный грохот труда человеческого,

Катящийся круг дней отброшен;

Вдалеке стих топот толп жизни.

Тишина была его единственным компаньоном оставшимся.

Бесстрастный, он жил, невосприимчивый к надеждам земным,

Фигура в несказанного Свидетеля раке,

Шагающая в соборе его мыслей обширном

Под его сводами, в бесконечности смутными,

И направленным в небо размышлением невидимых крыльев.

Зов пришел к нему из неуловимых высот;

Безразличный к маленькому аванпосту Ума,

Он жил в широте царства Вечного.

Его существо превосходило мыслимое Пространство сейчас,

Его безграничная мысль была соседом космическому зрению:

Вселенский свет в его глазах был,

Золотой поток лился через сердце и мозг;

В его смертные члены вниз пришла Сила,

Струя из морей вечных Блаженства;

Он ощущал вторжение безымянной радости.

Осознающий свой оккультный всемогущий Источник,

Манимый Экстазом всезнающим,

Живой центр Неограничиваемого,

Расширенный до размеров окружности мира,

Он повернулся к своей безмерной духовной судьбе.

Покинутая на холсте воздуха рвущегося,

Картина вдалеке затерялась и ее полоски растаяли,

Земной природы вершины под его ногою осели:

Он взобрался, чтобы еще более высокое бесконечное встретить.

Океан тишины Неподвижного видел его проходящим,

Прилетевшую через вечность стрелу,

Неожиданно выпущенную из тугого лука Времени,

Луч, возвращающийся к своему родителю солнцу.

Оппонент этой славы спасения,

Черное Несознание качнуло своим драконьим хвостом,

Дремлющую Бесконечность хлестнув своей силой

В глубокой смутности формы:

Смерть лежала под ним как врата сна.

Однонаправленный на безупречный Восторг,

Ищущий Бога как великолепной добычи,

Он поднялся, пылая, как конус огня.

Немногим дано это богоподобное избавление редкое.

Один среди многих тысяч, никогда не затрагиваемых,

Поглощенных в назначение внешнего мира,

Избран тайным Глазом свидетельствующим

И ведом рукой указующей Света

Через не нанесенные на карту необъятности его души,

Пилигрим вечной Правды,

Наши мерки его неизмеримый разум не могут измерить;

Он повернулся от голосов тесного царства

И оставил небольшой переулок человеческого Времени.

В стихших пределах более обширного плана

Он ступает в вестибюлях Незримого,

Или прислушивается, следуя бестелесному Гиду,

К одинокому крику в пустоте безграничной.

Все глубокое жужжание космоса стихает,

Он живет в тишине, что была до рождения мира,

Его душа обнаженной осталась перед вечным Одним.

Удаленные от принуждения сотворенных вещей

Мысль и ее тенистые идолы исчезли,

Матрицы персоны и формы разрушены:

Несказанный Свидетель знает его за своего собственного.

Одинокий предвестник идущей к Богу земли,

Среди символов вещей, еще не сформированных,

Наблюдых глазами закрытыми, Нерожденного безмолвными лицами,

Он путешествует, чтобы встретить Несообщающегося,

Слыша эхо своих одиноких шагов

На вечных площадках Одиночества.

Безымянное Чудо наполняет часы неподвижные.

Его дух с сердцем вечности смешивается

И несет тишину Бесконечности.

В божественном отступлении из смертной мысли,

В удивительном жесте взора души

Его существо поднялось в высоты нехоженые,

Обнаженное от одеяния своего человеческого.

Когда оно поднялось, навстречу ему нагое и чистое

Сильное Нисхождение прыгнуло вниз. Могущество, Пламя,

Красота полувидимая с глазами бессмертными,

Бурный Экстаз, Сладость ужасная

Обхватили его своими огромными членами

И пропитали нерв, сердце и мозг,

Что трепетали и падали в обморок в этом крещении:

Его природа содрогалась в Неизвестного хватке.

В мгновение, короче, чем смерть, длиннее, чем Время,

Силой, более безжалостной, чем Любовь, более счастливой, чем Небо,

Захваченная суверенно в вечные руки,

Влекомая и принуждаемая полным абсолютным блаженством,

В смерче восторга и силы

Уносимая в глубины непредставимые,

Поднимаемая в неизмеримые выси,

Она была оторвана от своей смертности

И новой безграничной перемене подвергнута.

Всеведающий, знающий без взгляда и мысли,

Нерасшифруемое Всемогущество,

Мистическая Форма, что вмещать может миры,

Одну человеческую грудь, однако, сделала своей страстной часовней,

Вытащила его из его одиночества ищущего

В шири объятия Бога.

Как когда безвременный Глаз часы аннулирует,

Отменяя акт и посредника,

Так сейчас его дух просиял широкий, пустой, чистый:

Его пробудившийся ум стал пустою доской,

На которой писать мог Универсальный и Единственный.

Все, что гнетет наше сознание падшее,

Было снято с него как забытое бремя:

Огонь, что телом бога казался,

Поглотил ограниченные фигуры прошлого

И оставил обширную комнату, где жить могла бы новая самость.

Контакт Вечности шаблоны чувства разрушил.

Его членами Сила более великая, чем земная, владела,

Огромные работы обнажили его необнаруженные еще оболочки,

Трудились энергии странные и завуалированные огромные руки

Распустили тройной шнур ума, освободили

Небесную ширь взгляда Бога.

Как сквозь одеяние видна форма владельца,

Там достигали через формы абсолюта сокрытого

Космическое чувство и трансцендентальное зрение.

Инструменты усилены и возвышены были.

Иллюзия свою увеличительную линзу утратила;

Когда из ее слабеющих рук выпали мерки,

Микроскопическими стали выглядеть вещи, что рисовались огромными.

Маленького эго обруч соединять больше не мог;

В огромных пространствах себя

Тело сейчас казалось лишь скорлупою скитающейся,

Его ум - украшенным многими фресками наружным двором

Вечного Жителя:

Его дух дышал сверхчеловеческим воздухом.

Заточенное божество разломало свою магическую изгородь.

Словно со звуком грома и моря

Огромные препятствия рухнули вокруг пролома огромного.

Неизменный спутник и сверстник мира,

Круг и конец всех надежд и трудов,

Непреклонно очерчиваемый вокруг мысли и действия,

Фиксированная неизменно окружность

Под шагами Инкарнации стерлась.

Страшный покров и бездонный склеп

Между которыми жизнь и мысль вечно движутся,

Еще закрытые неясные границы ужасные,

Охраняющие мраки, немые и грозные,

Уполномоченные бескрылый дух ограничивать

В пределах Ума и Неведения,

Не защищали дуальной вечности больше,

Исчезли, свою огромную роль аннулируя:

Когда-то фигура тщетного круга творения,

Расширяющееся зеро утратило свой гигантский изгиб.

Больше не стояли старые несокрушимые вето:

Побеждены были земля и Природы устаревшее правило;

Ограничивающего Закона кольца питоньи

Не могли удержать поднявшегося быстрого Бога:

Отменены были скрижали судьбы.

Там не было больше создания маленького, за которым охотится смерть,

Существа формы хрупкой, чтобы беречь

От всепоглощающей Необъятности.

Великие, подобные молоту удары мирового заточенного сердца

Сокрушили узкие плотины, что нас хранят в безопасности

В окружении сил вселенной.

Душа и космос встретились как равные силы.

Безграничное существо в неизмеримом Времени

Бесконечностью наводнило Природу;

Он видел свои не огражденные титанические просторы нехоженые.

Все обнажилось перед его глазом, от печати свободном.

Потайная Природа, от своих доспехов свободная,

Когда-то в полусвете устрашающем грозная,

Застигнутая в своем могучем уединении тайном,

Лежала перед обжигающим великолепием его воли нагая.

В сумрачных комнатах, освещенных солнцем странным

И с трудом открывающихся с помощью мистических сокрытых ключей,

Ее секреты опасные и скрытые капюшонами Силы

Признали приход руководящего Разума

И терпели принуждение времярожденного взгляда.

Неисчислимые в их колдовских видах,

Незамедлительные и непобедимые в действии,

Ее секретные силы, для великих миров прирожденные,

Поднятые над ограниченными нашими пределами бедными,

Оккультную привилегию полубогов

И безошибочную силу-образчик ее загадочных знаков,

Ее диаграммы геометрической силы,

Ее потенции замысла, чуда исполненного,

Пыталась использовать землею вскормленная сила.

Быстрый механизм Природы сознательной

Вооружил латентным великолепием чуда

Пророческую страсть Разума видящего

И молниеносную наготу свободной силы души.

Все, что когда-то невозможным считалось, могло сейчас стать

Естественным членом возможности,

Владениями новыми высшей нормальности.

Оккультист всемогущий воздвиг в Пространстве

Этот видимый внешний мир, чувство обманывающий;

Он сплел свои скрытые нити сознания,

Для свой энергии, свободной от форм, он построил тела;

Из бесформенной и незаполненной Пустоты сделал

Свое колдовство твердых образов,

Свою магию образующего форму числа и положения,

Установил иррациональные звенья, которые аннулировать не может никто,

Этот переплетенный клубок законов невидимых;

Свои безошибочные правила, свои процессы сокрытые,

Непогрешимо осуществил необъяснимое

Творение, где наше заблуждение вырезает мертвые каркасы

Знания для живого неведения.

В настроениях ее мистерии, отделенных от законов Создателя,

Она тоже суверенно создает свое поле,

Ее воля, формирующая недетерминированные шири,

Делающая конечное из бесконечного;

Она из своего каприза тоже может делать порядок,

Словно ее натиск великолепный осмеливался превзойти

Завуалированного Творца секреты космические.

Шаги ее фантазии быстрые,

В которых чудеса рассыпаются подобно встающим цветам,

Надежнее резона, искусней приема,

Быстрее, чем Воображения крылья.

Все она переделывает заново мыслью и словом,

Вынуждает любую субстанцию своей волшебною палочкой Разума.

Разум - ее посредник божественный:

Его силы могут уничтожить всей Природы работу:

Разум может приостановить или изменить конкретные законы земли.

Избавленный от сонной печати земной привычки,

Свинцовую хватку Материи он может разрушить;

Равнодушный к взгляду Смерти сердитому,

Он может обессмертить работу мгновения:

Простой декрет его размышляющей силы,

Случайный нажим его согласия легкого

Высвободить может Энергию, немую и заточенную

Внутри ее палат транса мистичного:

Он делает сон тела могучей рукою,

Владеет при этом дыханием, ударами сердца,

Пока незримое не найдено, не сделано невозможное,

Передает, средств не имея, несказанные мысли;

Он диктует события своей голой волей безмолвной,

Действует на расстоянии без рук или ног.

Это гигантское Неведение, эту карликовую Жизнь

Он может осветить пророческим зрением,

Вызвать вакхический восторг, шпоры Неистовства,

Демона или бога пробудить в нашем теле,

Призвать Всезнающего и Всемогущего,

Забытое Всесилие внутри разбудить.

На своем собственном плане император блистающий,

Даже в этом жестком царстве он быть может царем:

Его Идеи полубожественной логика

В прыжке переходного мгновения приносит

Сюрпризы творения, не достигавшиеся никогда прежде

Даже странным бессознательным искусством Материи.

Все здесь есть чудо и изменено может быть чудом.

Это - той тайной Природы лезвие мощи.

На краю нематериальных планов великих,

В странах славы силы, в своей свободе помех не встречающей,

Где Разум - хозяин жизни и формы

И душа осуществляет свои мысли своей собственной силой,

Она медитирует на могучих словах и глядит

На незримые звенья, соединяющие разделенные сферы.

Оттуда для посвящения того, кто ее соблюдает законы,

Она приносит свет своих мистических царств:

Здесь, где он стоит, его ноги на распростертом миру,

Его ум не отливается больше в форме Материи,

Над их границами в струях великолепной силы

Она несет их процессы магические

И формулы их изумительной речи,

Пока небеса и ад не станут поставщиками земли,

А вселенная - рабом смертной воли.

Посредница между нами завуалированными и безымянными богами,

Чья чуждая воля нашей человеческой жизни касается,

Имитируя пути Мирового Волшебника,

Она изобретает для своей самоограничиваемой свободы воли ее колеи

И из магических причуд связывающую причину придумывает.

Все миры она делает своих дел участниками,

Сообщниками своего могучего неистовства,

Своими отваживающимися прыжками в невозможное:

В каждом источнике она находит свое ловкое средство,

Она получает от свободной любви между этими планами

Элементы для проявления силы своего творчества:

Чудо-ткань неисчислимого знания,

Искусства божественного изобретения компендиум2

Она комбинировала, чтобы сделать нереальное истинным

Или освободить реальность подавленную:

В своей чудесной неогражденной стране Цирцеи

Она пасет свои перепутанные оккультные могущества;

Ее мнемоника ремесла Бесконечного,

Струи каприза сублиминального скрытого,

Ярлыки волшебства Несознания,

Суверенной Истины без закона свобода,

Мысли, что были рождены в мире бессмертных,

Прорицания, что прорываются из-за гробницы,

Предостережения демонического внутреннего голоса,

Пророчества первые проблески и прыжки молниеносные

И намеки, входящие во внутреннее ухо,

Вмешательства резкие, непреклонные и абсолютные,

И Суперсознания необъяснимые действия

Соткали ее сбалансированную паутину чудес

И судьбоносную технику ее искусства огромного.

Это странное царство перешло на его попечение.

Чем больше сопротивляется кто-то, тем она больше любит,

Свои владения великие, свою силу и свои знания

Она отдала, принужденная, с неохотною радостью;

Самую себя она отдала для восторга и для использования.

Свободная от отклонений в глубоких путях,

Она открыла те цели, для которых она была создана:

Она повернула против злодея, которому она помогала,

Свою вооруженную ярость, свои незримые средства убийства;

Свои опасные настроения и произвольную силу

Она отдала на службу души

И под контроль воли духовной.

Более великий деспот смягчил ее деспотизм.

Атакуемая, застигнутая врасплох в крепости собственной самости,

Завоеванная своим собственным царем неожиданным,

Осуществленная и выкупленная, тем, кто был у нее в рабстве,

Она уступила в побежденном экстазе,

Ее запечатанная герметическая мудрость у нее была вырвана,

Фрагменты мистерии всемогущества.

Границей суверенной является оккультная Сила.

Страж преддверия Запредельного за земной сценой,

Она направляет в русло вспышки Богов

И прорезает сквозь перспективы интуитивного зрения

Длинную дорогу открытий мерцающих.

Близко миры чудесного Неизвестного были,

Позади нее невыразимое стояло Присутствие:

Ее царство их мистические получало влияния,

Их львиные силы под ее ногой пресмыкались;

Будущее за их дверями спит неизвестное.

Инфернальные пучины зияли вокруг шагов души

И звали к ее восходящему зрению пики божественные:

Бесконечный подъем и авантюра Идеи

Там неустанно искушала разум исследующий

И бесчисленные голоса посещали очарованный слух;

Миллионы фигур проходили и исчезали из виду.

Это была передовая линия в тысячу раз большего дома Бога,

Полусокрытого Незримого начала.

Магические подъемы входа мерцающего

Дрожали в полутени завуалированного Света,

Площадь мистического транспортного движения миров,

Балкон и чудесный фасад.

Над ней необъятности светлели высокие;

Все неведомое выглядывало из безграничности:

Оно обитало на краю Времени, часов нет в котором,

Всматриваясь из некоего длящегося вечно Сейчас,

Его тени, мерцающие рождением богов,

Его тела, Бестелесного сигналами служащие,

Его лбы, Сверхдушою пылающие,

Его формы, спроецированные из Непознаваемого,

Его глаза, мечтающие о Несказанном,

Его лица, всматривающиеся в вечность.

Жизнь в нем изучала свою огромную подсознательную обратную сторону;

Маленькие фасады были отворены на незримые Шири:

Ее бездны стояли нагие, ее далекие трансцендентальности

Пламенели в прозрачностях полного толпами света.

Гигантский порядок здесь обнаруживался,

Чьими кисточками и бахромой протянувшейся

Скудное вещество наших материальных жизней является.

Эта очевидная вселенная, чьи фигуры скрывают

Секреты, поглощенные в суперсознательном свете,

Писала ясные буквы своего кода пылающего:

Карта тонких знаков, превосходящая мысль,

Была повешена на стене глубочайшего разума.

Освещая конкретные образы мира,

В многозначительные символы своим сиянием их превращая,

Интуитивному толкователю она предлагала

Свое отражение вечной Мистерии.

Поднимающиеся и нисходящие между полюсами жизни

Серии царств расположенного по рангу Закона

Из Вечнодлящегося во Время ныряли,

Затем довольные славой ума многочисленного

И авантюрой и восторгом жизни богатые

И наполненные красотою форм и оттенков Материи

Из Времени в неумирающего Себя назад поднимались,

Вверх по золотой лестнице, душу несущей,

Связующей алмазными нитями крайности Духа.

В этом спуске из сознания к сознанию

Каждый опирался на оккультного Несознания силу,

На свой источник Неведения требуемого,

На архимасона границ, которым живет он.

В этом воспаряющем взлете от сознания к сознанию

Каждый поднимал вершины к Тому, из которого пришел он,

К источнику всего, чем он когда-либо был,

И дому всего, чем он еще сможет стать.

Органная шкала актов Вечного,

Взбирающаяся до их кульминации в бесконечный Покой,

Шаги Чудесного, носящего множество обликов,

Эволюционизирующего Пути предопределенные стадии,

Мерки роста растущей души,

Они интерпретировали существование для него самого

И, посредничая между глубинами и высями,

Объединяли завуалированные женатые противоположности

И связывали творение с Невыразимым.

Последний высокий мир был виден, где миры все встречаются;

На его вершинном проблеске, где нет ни Ночи, ни Сна,

Свет начинался Триединства всевышнего.

Все там обнаруживалось, что здесь она ищет.

Она освободилась от конечного в безграничность

И поднялась в свои собственные вечности.

Несознание нашло свое сердце сознания,

Идея и чувство, идущие на ощупь в Неведении,

Наконец, ухватили тело Истины страстно,

Музыка, рожденная в безмолвиях Материи,

Выхватила из бездонности Невыразимого нагое

Значение, которое она скрывала, но не могла выразить голосом;

Совершенный ритм, о котором сейчас лишь мечтают порой,

Принес ответ на голодную нужду израненной земли,

Раскалывающий ночь, что скрывала Неведомого,

Давая ей ее утраченную забытую душу.

Грандиозное решение завершило долгий тупик,

В котором высоты усилия смертного кончались.

Согласующая Мудрость смотрела на жизнь;

Она взяла борющиеся полутона разума

И путанный рефрен надежд человеческих

И из них сладкий и счастливый зов сделала;

Она подняла из подземелья страданий

Нечленораздельное бормотание наших жизней

И безграничный смысл нашла для него.

Могучее единство - его постоянная тема,

Она поймала души слабеющие разбросанные провозглашения,

Читаемые с трудом между строк жесткой мысли

Или среди дремы и комы на груди у Материи,

Слышимые как разорванные бормотания во сне;

Она собрала золотые звенья, ими утраченные,

И показала им их единство божественное,

Спасая от ошибки себя разделенного

Духовный духовный крик во всем, что есть.

Все великие слова, что стараются Одного выразить,

В абсолютность света подняты были,

Вечно горящего Откровения огонь

И бессмертие вечного Голоса.

Там больше не было ссоры истины с истиной;

Бесконечная глава их различий,

В свете всеведающим Писцом пересказанная,

Путешествовала к единству через различие,

Извилистые поиски разума утратили всякую окраску сомнения,

Доведенные до конца всевидящей речью,

Что одевает инициальную и изначальную мысль

В окончательной фразы законченность:

Присоединены были творческое наклонение и спряжение Времени

К Идентичности стилю и синтаксису.

Победная песнь поднималась из утраченных глубин размышляющих;

Гимн триединым экстазам гремел,

Крик мгновений блаженству Бессмертного.

Словно строфы космической оды,

Иерархия гармоний взбирающихся,

Населенных голосами и лицами,

Устремлялись в крещендо Богов

Из пучин Материи к пикам Духа.

Выше были Бессмертия неизменные троны,

Белые палаты беззаботного пребывания в вечности

И громадные врата Одного.

Через морей себя просторы разверстые

Бессмертные страны Одного показались.

Многочудесное Сознание развернуло

Обширную цель, процесс и освобожденные нормы,

Более обширной Природы великие дороги знакомые.

Высвобожденные из сетей приземленного смысла,

Спокойные континенты могущества были замечены;

Родные края красоты, человеческим глазам недоступной,

Впервые полуувиденные через чуда веки мерцающие,

Удивляющие зрение счастьем;

Солнечные сферы знания, восторга лунные области,

Простирались в экстазе обширности

За пределы нашего нуждающегося телесного уровня.

Туда мог он войти, там он мог жить.

Путешественник по неотмеченным на карте маршрутам,

Встречающий незримую опасность Неведомого,

Рискующий пробираться через огромные царства,

Он прорвался в другое Время и Пространство.

Конец песни пятой

Все права защищены! ® Юркив Р.В. | Киев - 2018

Частное издание, редакция и конвертирование в доступные форматы электронной книги - произведены автором данной книги, редактором-издателем, - Юркивом Романом Васильевичем.

Ваши предложения, критику и благодарности - присылайте на мой e-mail:

[email protected]