Книга: Год жизни

Stephen Levine

A Year to Live

How to live this year

as if it were your last

Crown Publishing Group

New York

Стивен Левин

Год жизни

Как прожить его так, словно он последний

Москва

2016

Редактор серии «Самадхи»

Александр А. Нариньяни

Тебе, Ондреа, сопровождавшей меня на каждом шагу этого пути. Эта книга наполнена твоими энергией и идеями.

Друзья, не забывайте, мимо проходя,

Вы станете такими же, как я,

Хоть был однажды я таким, как вы.

Готовьтесь: вы последовать должны.

Распространённая эпитафия XVIII века

Введение

Это книга обновления. Она посвящена не просто смерти, но возрождению сердца, которое случается, когда мы встречаем свою жизнь и смерть с милосердием и осознанностью. Это возможность справиться со своим отрицанием, как жизни, так и смерти, в ходе эксперимента длиною в год, направленного на исцеление, обретение радости и жизненных сил.

Нет необходимости строго следовать программе, изложенной в этой книге, пункт за пунктом. Более того, я призываю читателей экспериментировать и создавать свой собственный план действий. К примеру, поиск собственной песни и целительного напева лучше не оставлять на конец года, хотя в книге я обсуждаю этот момент именно в конце, но сделать этот поиск, наряду с другими практиками, частью исключительно личного процесса исцеления и обновления.

Начать жить по-настоящему

Последние двадцать лет я занимался тем, что сопровождал умирающих к порогу смерти, и в связи с этим мне стало совершенно очевидно, сколь часто смерть застигает нас врасплох. Даже те люди, которые болели месяцами или годами, так что, казалось, могли основательно к ней подготовиться, зачастую сокрушались, что оказались совершенно не готовыми к собственной смерти.

В последний год своей жизни многие люди ощущают, что им даётся второй шанс для роста и внутреннего исцеления. Они говорят о том, что нужно начать по-настоящему жить в «самый последний момент». Поскольку я наблюдал, какое обновление переживают многие люди в связи с постановкой смертельного диагноза или благодаря природной мудрости, побуждающей их более полно открыться жизни, я предлагаю провести эксперимент, в ходе которого вы сможете развить вашу способность к исцелению, прожив следующий год так, словно это последний год в вашей жизни.

На смертном одре некоторые люди оглядываются на прожитую жизнь, и их переполняет чувство разочарования — понимание, что жизнь не удалась. Втайне они исполнены сожалений. Эти люди приходят в уныние, размышляя о том, что не замечали ценности своих отношений, забывали о том, как важно найти своё «истинное призвание» и откладывали до лучших времён то, что можно было бы назвать «собственной жизнью». Поскольку такие люди откладывали столь многие составляющие своей жизни на «потом», они чувствовали, что жизнь их лишена целостности из-за работы, не приносящей удовлетворения, из-за нерешённых проблем в отношениях и неполноценного, навязанного им образа жизни. Однако «потом» наступило гораздо раньше, чем они предполагали, так что они обнаружили, что на них лежит груз нереализованных надежд, невоплощённых чаяний и чувство собственного несовершенства.

Многие люди, которым не на что особо пожаловаться, чувствуют угрызения совести из-за того, что не уделяли внимания духовному развитию, в то время как ещё большее число людей переживают из-за того, что в их жизни почти не было подлинной радости. Все умирающие, кроме тех, кто был полностью открыт для жизни, говорили, что жили бы иначе, будь у них хотя бы ещё один год для жизни.

Мы не должны умирать, чувствуя, что жизнь не удалась, исполненные стыда и страха, не в силах следовать чистому свету истинного голоса своего сердца. Более того, в этой книге вам предлагается прожить год настолько осознанно, насколько возможно, за год завершить все свои «отложенные» дела, начать жить по-настоящему, исследовать страх смерти и победить его, развить истинный голос сердца и взрастить мудрость и познать радость жизни. Прожить год так, будто это время — всё, что у вас есть.

* * *

Многие люди утверждают, что будь у них ещё один год для жизни, они в корне изменили бы ситуацию со своей работой. Некоторые говорят, что точно уволились бы. Большинство допускают, что, по меньшей мере, сократили бы количество часов, затрачиваемых на работу, сменили место работы или, возможно, освоили бы какой-то навык, который их давно восхищал, пусть даже найти работу в этой области было бы совершенно невозможно. Люди с хорошим университетским образованием зачастую говорят, что предпочли бы быть плотниками или каменщиками. Многие люди признаются, что от некоторых интересов им пришлось отказаться из-за семейных обязанностей, страны проживания или их неприемлемости для общества. Некоторые, осознавая свои желания, покупали себе виолончель, о которой всегда мечтали, токарный станок, мольберт или новый компьютер с большим количеством программ для графического дизайна. Многие осознают свою любовь к природе, о которой они совсем забыли, и их тянет подолгу гулять в лесу или тихо сидеть на берегу моря. Порой люди возвращаются в церковь, начинают заниматься практикой медитации, обращаются лицом к тайне бытия, посвящая всю свою душу исследованию собственной бессмертной природы.

Однажды в Сан-Франциско мой друг-стоматолог, к которому я пришёл на приём, признался, что сегодня у него день рождения. «Что ж, это значит, что у тебя ещё десять лет для настоящей жизни!», — пошутил я, еле ворочая губами из-за сделанной мне анестезии. Зная, как он увлечён спортом, я подумал, что, возможно, его организму хватит энергии и выносливости, необходимых для его любимых занятий — туристических походов и сплава по диким рекам — ещё лет на десять. Хотя я говорил лишь наполовину серьёзно, да и самому мне к тому моменту было пятьдесят пять лет, он, судя по всему, воспринял мои слова вполне серьёзно и пару месяцев спустя сократил время работы с пациентами до четырёх дней в неделю, окончательно оформил развод и купил новые лыжи. Я никогда не видел, чтобы он говорил о чём-либо с такой же жизнерадостностью, как о том, сколько у него теперь появилось времени для жизни, когда он стал освобождать для себя дополнительно один день каждую неделю. Теперь главное — напоминать ему о том, что не нужно чрезмерно загружать остальные четыре дня. Конечно, мы снова пытаемся исподволь отвоевать свою привычную жизнь, шаг за шагом.

Встречались мне и люди, находившиеся в крайне запутанных и неудовлетворительных отношениях, которые за последний год жизни исцелились от огромного числа неразрешённых проблем, жертвенно открываясь сердцем навстречу всему, что таило в себе отчаяние и страх перемен. Некоторых это привело в новые живые отношения, других — к расставанию или разводу, придав их жизни совершенно новое направление. Иные, по всей видимости, сосредоточились на расширении своего жизненного кругозора, чтобы стать ещё более интересными и желанными в глазах того, кем восхищались; для кого-то это был любимый человек или супруг, для других — Бог. Однако все те, кому удалось извлечь наибольшую пользу из своего смертельного диагноза, стали превращать свои межличностные отношения в отношения в подлинном смысле слова. Они принялись избавляться от всех своих нерешённых проблем.

Многие люди говорили, что стали бы вести более размеренный образ жизни, сменили бы окружающую обстановку, умерили бы свои амбиции в социальном и материальном плане. Некоторые говорили, что переехали бы жить в сельскую местность, другие — что, наоборот, перебрались бы жить в город; некоторые люди хотели построить новый дом, другие — избавиться от старого. Однако практически все признавались, что сбавили бы темп и замедлились, чтобы получать радость от жизни — если и не выращивая розы самостоятельно, то хотя бы наслаждаясь их благоуханием.

Предполагаю, что многие из тех людей, с которыми я работал, предложи им за год до смерти подобную книгу, извлекли бы из этого огромную пользу, и их смерть была бы более лёгкой. Эта книга — годовой эксперимент по обновлению сознания, цель которого — развить обострённое чувство жизни и максимально «смягчить» смерть, «пока у нас есть такая возможность». То, как можно преуспеть в этом, и составляет предмет и цель данной книги.

Некоторые люди, как я полагаю, откроют её из страха перед неизвестностью, другие же — из уважения к ней. Некоторых на чтение подвигнет ощущение, что осознанное умирание таит в себе удивительные возможности, других — страх уйти из жизни неосознанно. Или, возможно, точнее будет сказать, что в то время как одна часть нашей личности ищет избавления от страхов, другая заставляет нас более интенсивно сосредотачиваться на жизни, толкает нас к тому, чтобы глубже понимать, в качестве кого или чего мы были рождены на свет, и, более того, в качестве кого или чего мы однажды умрём.

В любой ситуации продвижение вперёд — неожиданное или постепенное — всегда происходит в одном формате: помнить, отпускать и доверять процессу.

Некоторым это может показаться довольно романтическим и даже непринуждённым занятием: игрой со смертью. Для других это может стать изнурительной борьбой, хуже которой трудно себе что-либо представить — попыткой прийти к себе, собрать себя воедино до того, как с последним выдохом наше «я» уйдёт из этой жизни.

Для человека с диагнозом СПИД, для людей, страдающих раком на поздней стадии или боковым амиотрофическим склерозом, для умирающего ребёнка это отнюдь не научное исследование. Это работа, которую нужно осуществить на глубочайшем из возможных уровней своего существа. Тем, кто отказывается принимать тот факт, что он умирает, предлагается более глубокая истина. Подготовка к смерти — один из самых исцеляющих процессов в человеческой жизни.

У каждого из нас существует шанс приблизиться к тому, что кажется недоступным. Это жизнеутверждающая работа, в ходе которой мы учимся присутствовать в настоящем даже в самых сложных обстоятельствах, принимать душевную, физическую и духовную боль, используя техники, соответствующие степени испытываемого дискофморта.

Цель этой книги — дать читателям возможность пройти процесс исцеления, позволяющий завершить всё начатое в прошлом и с ясным взором ступить в открывающееся будущее. Это процесс обретения ясности, понимания и завершения начатого.

Учитесь умиранию

Сократ говорил, что нам следует «всегда заниматься практикой умирания». То же советует и Далай-лама. Недавно, когда кто-то спросил у него, чем бы он хотел заняться в дальнейшем, он ответил, что ему уже пятьдесят восемь лет, и, как ему кажется, это самое время для того, чтобы завершить приготовления к смерти.

Мне тоже сейчас пятьдесят восемь лет, две трети воображаемой жизни уже позади (и оставшаяся треть отделяет меня от воображаемой смерти). Если в будущем нас ожидает путешествие в неведомые края, не стоит откладывать на потом знакомство с путеводителями и обычаями, а также изучение языка того мира, который нас ждёт. И никогда не поздно полноценно родиться. Будда говорил: «Неважно, как долго вы не помнили, важно лишь, как быстро вы вспоминаете».

Во многих культурах и духовных традициях считается проявлением мудрости готовиться к смерти на протяжении всей жизни. Сражённый тремя пулями в грудь, Ганди, падая на землю, повторял имя Бога «Рам, Рам, Рам…». И это не было простой случайностью; он годами учился тому, чтобы в подобный момент, независимо от времени и обстоятельств, оставаться полноценно живым. Бог уже был в его сердце прежде и оставался в нём в тот день.

В христианской вере человека готовят к смерти вскоре после его рождения на свет, поскольку крещение — это ритуальное погребение в воде, возвещающее о новом рождении духа. Однако получить «второй шанс» для многих из нас вполне достаточно. Мы боремся против смерти лишь для того, чтобы полноценно родиться, чтобы осуществить судьбу своего сердца. Большинство из нас живут, наполовину не рождёнными. Возможно, именно по этой причине столь многие люди говорят, что, услышав неутешительный прогноз об «оставшемся им годе», они ощутили, будто что-то сжалось у них в животе, а затем высвободилось. Почему-то, помимо всего того, что люди ожидали ощутить в подобных обстоятельствах и после чувства страха, у них возникло нежданное ощущение простора и свободы. Один человек сказал: «Пока я переваривал сказанное врачом, чувствовал, как внутри меня начинает подниматься нечто тяжёлое, некое бремя. Я почувствовал, будто, наконец, делаюсь свободен для жизни. Странно, но жизнь никогда не казалась мне столь безопасной. Возможно, я сумасшедший, но такой свободы и любви я не чувствовал давно. В сущности, ощущение было такое, будто у меня не забирают жизнь, а возвращают её обратно. „Я“ суждено было умереть, и моя жизнь полностью принадлежала мне».

Мне стало интересно, что же это за новая жизненная энергия, которая так часто наблюдается в людях, которым осталось жить всего пару месяцев. Какие границы меняются столь явно, что прежние препятствия для переживания радости и милосердия к себе и другим растворяются во всё расширяющемся сознавании и внимании к настоящему?

В тот момент, когда я прочёл этот комментарий Далай-ламы, близился Новый год, и мне подумалось, что лучшим новогодним обещанием будет обет прожить следующий год так, будто он последний.

В исламе и иудаизме, в индуизме и христианстве человек на протяжении всей своей жизни готовится к встрече с Создателем, с Великим. Даже в буддизме, где человека учат больше доверять высшему качеству существования, чем высшему существу, человек занимается практикой, чтобы встретиться со своим создателем, своей самостью, и обнаружить невероятный блеск, пронизывающий как создателя, так и сотворённое им. Хотя на протяжении последних сорока лет я различным образом готовился к смерти, учась быть открытым к жизни и изучая её, подобный жизненный эксперимент длиною в год был более чем уместен.

Кстати говоря, во многих текстах различных традиций, где описывается посмертное существование, таких как христианский «Часослов» или «Тибетская книга мёртвых», где предпринимается попытка исцелить нас от страха перед трёхголовым демоном, что размахивает мечами и держит в руках отрубленные головы, или научить нас стоять лицом к лицу с разъярённым тигром, кристально ясно проступает один урок, одно послание: даже сам опыт умирания не побеждает нашего страха смерти, а всё, что нужно сделать, требуется совершить до того, как мы покинем это тело. Опьянённый Богом поэт Кабир говорит:

То, что зовётся спасением, находится по эту сторону от смерти.

Если ты не освободишься от уз при жизни,

неужели ты думаешь, что духи помогут тебе сделать это после смерти?..

Там мы находим то, что обретаем здесь.

Поэтому я пообещал себе прожить наступающий год так, как будто это действительно последний год моей жизни. Чтобы научиться умиранию, научиться по-настоящему жить. Изучить свой ужас перед жизнью и смертью, своё сопротивление им. Чтобы окончательно родиться до того, как умру. Исследовать ту часть себя, которая отказывается до конца родиться, будто одной ногой всё ещё не покинув утробу. Чтобы начался процесс исцеления, который я так часто наблюдал у людей во время смертельной болезни, в форме чудесного раскрытия. Чтобы, наконец, встать на землю обеими ногами. Жить сострадательно и осознанно, принимая последствия любви или её нехватку. Исследовать основу, почву бытия, из которой рождается это недолговечное тело и вечно меняющийся ум. Чтобы пробиться сквозь годы непонимания и беспамятства. Изучить, что во мне держится за страдание, и раскрыть свою суть, которая останется незатронутой даже в смерти.

В Индии, когда человек умирает, семья усопшего с песнями сопровождает тело на носилках от дома к месту ритуального сожжения. Носилки поддерживают тело, как песня поддерживает душу. На полпути к месту кремации процессия приостанавливается, и носилки поворачиваются так, чтобы голова умершего указывала не на дом, который он покинул, но на «дом», к которому он направляется. Точно так же я ощутил под своим телом доску, на которой меня несут, и песню, ободряющую мой дух. Было ясно, что настало время приостановить похоронную процессию и повернуть мой труп в сторону безвременного настоящего, в котором моё рождение присутствует одновременно с моей смертью. Настало время сесть рядом с собственным трупом, объятым священным огнём, и спеть песню, которая освободит безграничное сердце из тесной клети этой жизни. Было самое время прожить один год по-настоящему.

Говорят, что если вы по-настоящему живёте до момента своей смерти, вы, скорее всего, будете по-настоящему жить и после. Также говорят, что люди, считающие себя «духовными», хотят, чтобы их эго побывало на своих собственных похоронах. Так что нельзя забывать о подобных романтических представлениях в ходе этого эксперимента длиною в год, связанного с жизнью/смертью, дабы не застрять в яме самовозвеличивания, исполненного жалости к себе. Нужно помнить, что год спустя исчезнет не наша настоящая сущность, но способность физически взаимодействовать с людьми, которых мы любим и ценим.

Могло показаться, что благодаря своей многолетней работе с умирающими людьми я должен был полностью подготовиться к смерти, тем более что я также являюсь преподавателем буддийской медитации. Однако в ходе моего годового эксперимента я осознал, что всё, что я понимал о смерти, может быть пережито на ещё более глубоком уровне. Стало ясно, что хотя я изучал страх смерти, в первую очередь нужно было изучить именно страх жизни. Безусловно, при благоприятных обстоятельствах я, вероятно, смог бы отпустить себя в смерть без особого сопротивления и с относительно открытым сердцем. Но я бы умирал с чувством неисцелённости и незавершённости определённых моментов моей жизни, которыми мог управлять благодаря духовной практике, но с которыми не сумел полностью разобраться — такие качества, как честолюбие, неверие, не получившие прощения действия, продиктованные недостаточной уверенностью в себе, первичные цепляния за собственное страдание и отождествление с ним.

Поэтому, хотя, вероятно, я был способен уйти из жизни без особого шума, у меня всё же остался бы ряд незавершённых дел. (Нужно сказать, что даже у людей, умирающих в совершенном покое и умиротворении, может всё же оставаться нечто незавершённое, однако благое сердце, тем не менее, проносит их через эти препятствия. Впрочем, я не решился бы ставить собственную жизнь на подобную широту своей души). Возможно, я бы умер, не реализовав до конца исцеляющей силы и понимания, заложенных в уроках, преподанных мне жизнью. Точно так же можно было бы посадить и вырастить дерево, защищать его от бурь и засухи, наблюдать за тем, как оно приносит плоды, а затем бросить его, собрав лишь те немногие из них, что упали на землю, никогда не забираясь выше, чтобы сорвать плоды с верхних ветвей. Это значит оставить нетронутыми возможности, которые могут повлиять на последующие перемещения нашей блуждающей души. Когда мы умираем, мы оставляем свою жизнь позади. В смерти та мудрость — какой бы она ни была, — которую мы собрали с древа жизни до момента смерти, и она продолжает освещать нам дорогу, показывая, как следует поступить дальше.

Поскольку обыкновенно мы живём лишь на поверхностном уровне, захваченные телесными ощущениями и суетной борьбой мыслей, увлечённые внешними стимулами, мы гораздо чаще ощущаем себя отъединёнными от своей жизни, чем соединёнными с ней. Едва ли мы замечаем концентрические круги, незримо расходящиеся волнами сквозь наш ум в каждое переживаемое мгновение.

Однако когда, наконец, сердце признаёт, как много боли сокрыто в уме, оно обращается к нему, как мать к испуганному дитя. Оказывается, что всё, остающееся незавершённым, можно разрешить, и возможность в конечном итоге обрести целостность пробуждает подлинную радость.

Поскольку нам в принципе не дано знать наверняка, не будет ли наш следующий вдох последним, подготовка к непосредственному столкновению с неизвестностью становится столь же практичным действием, как подача документов для получения загранпаспорта — пусть мы ещё точно не знаем, куда именно поедем и когда отправимся в путь. Без этих первых шагов все последующие и завершающие шаги могут оказаться неудачными.

Итак, жизненный эксперимент длиною в год начинается. Для меня это канун наступающего Нового года. У меня осталось всего 364 дня, чтобы глядеть в удивительно глубокие глаза Ондреа, держать на руках наших детей и делать всё необходимое для подлинного становления самим собой, для завершения своего рождения.

Подготовка к смерти

Если бы вам осталось жить всего год, что бы вы стали делать? Когда мы задаём себе этот вопрос, возникают мириады вариантов. В нашей голове проносится весь спектр фантазий: от оргий до монастырей, и снова мысли возвращаются к оргиям.

Уже при первом размышлении становится до боли ясно, что психологический импульс, вызванный нашей приближающейся кончиной, приходит вслед за бурным порывом ветра. Этот ветер беспощадно срывает и бросает наземь опавшие листья наших забытых мечтаний и недозвучавших мелодий. Он пронизывает нас до костей.

Этот вопрос напоминает нам о том, как много мы позабыли. Какая-то часть нас начинает испытывать панику при мысли о том, что нам не хватает времени, чтобы оставить после себя нечто значимое. Лишь в отдельные мгновения жизнь была такой, какой должна быть. Сколь многое могло бы пойти иначе, если бы нашему сердцу не преграждал дорогу страх. Когда мы начинаем видеть, в каких областях утратили связь с жизнью, всё больше возможностей начинают требовать нашего внимания и принятия. Сердце призывает нас стать более внимательными к настоящему, более сосредоточенными.

Когда смерть, этот мощный ветер, задувает праздничные свечи, зажжённые в честь дня рождения, остаётся лишь одно желание, и лишь это стремление, углубляющее наши мудрость и сострадание, сможет по-настоящему нам помочь. Будущее стремительно превращается в настоящее, а настоящее отвердевает, становясь прошлым, так можем ли мы ощущать всю полноту жизни день ото дня? Что-то внутри нас вздрагивает и замирает, от понимания нашей неготовности к этому переживанию. Мы боимся, что не сможем справиться с такой задачей, и начинаем задумываться над тем, как бы «подготовиться» к смерти. Мы молимся, чтобы Бог ставил нам оценку, сравнивая наши успехи с успеваемостью других, однако смерть — не экзамен; это просто ещё одна возможность всем своим существом вступить в жизнь.

Размышляя над этой загадкой жизни и смерти, мы, возможно, удивимся тому, сколько возможностей выбора она в себе таит. То, что у нас остаётся всего год для жизни, вовсе не ограничивает нашу свободу: напротив, мы раскрываем нечто весьма неожиданное и приятное. Мы обнаруживаем, что у нас появляется гораздо больше пространства для жизни и гораздо больше возможностей ощутить её полноту.

Когда остаётся всего один год, количество имеющихся у нас возможностей возрастает в геометрической прогрессии. Возможно, стоит уехать в отпуск: взять с собой три Барби, одного Кена, бутылку текилы и отправиться в Акапулько? (На самом деле я едва ли знаю людей, которые пробовали осуществить эту затею). Может, стоит «погрузиться в работу» или уволиться? И что в действительности означают слова «погрузиться в работу»? Возможно, стоит жениться? Или развестись? А может, заняться макраме? Принять другую религию? Стать католиком, буддистом, иудеем, индуистом, суфием, забеременеть? Сменить пол? Сделать татуировку или избавиться от татуировки? (Ленни Брюс размышлял о том, что может произойти с его телом после смерти, поскольку у него на руке имелась татуировка, исключавшая похороны на ортодоксальном еврейском кладбище. Он предложил, чтобы основную часть тела похоронили на ортодоксальном кладбище, а руку поместили в «месте захоронения иноверцев»). Возможно, стоит прочесть все те книги, которые вы планировали прочитать, но никак не могли? Найти себе духовного учителя или оставить его? Сделать подтяжку лица, начать пользоваться косметикой или перестать ею пользоваться, задуматься о криоконсервации тела? Сохранить все свои деньги для наследников или потратить всё до последнего цента на продолжительный отдых? Или просто попробовать поступить своевольно — покончив с собой?

Альтернатива этим возможностям — завершить своё рождение перед смертью, стать поистине целостным, а не просто выглядеть «полноценным» — реализуется куда труднее. Как я часто замечаю, люди, настаивающие, что все тёмные стороны у них «под контролем», на деле увязли в них по уши.

Смертельный прогноз вызывает столько же реакций, сколько существует личностей и точек зрения, мировоззренческих же позиций применительно к смерти гораздо меньше.

Порой, чтобы добраться до дома, нужно отправиться в путешествие. Возможно, нам даже придётся оставить для этого своё уютное (впрочем, по определению съёмное и никогда не собственное) жилище. Такова жизнь, и смерть ничем от неё не отличается.

Поэтому в ходе годового эксперимента можно остаться на своей работе, со своим супругом (супругой) и детьми, не поступаясь всем этим ради новых нерешённых проблем, но, напротив, сосредоточившись на сердце, любящем безусловно. Это означает, что мы завершаем одну жизнь, чтобы начать другую, совершая прыжок в развитии.

Совет поразмышлять над возможностью завершить свою работу и попробовать прикоснуться к сердцам людей — не праздная выдумка. Возможно, для многих читателей этой книги следующий год — действительно последний. Возможно, у вас не будет ещё одного года. В обратном мы уверены только из-за нашего привычного отказа смотреть правде в глаза и желания принимать желаемое за действительное. Как показывает мой опыт, даже люди, страдающие от рака на поздних стадиях и СПИДа (а также их лечащие врачи), за год до собственной смерти не верят, что им осталось жить всего год. Даже люди из камеры смертников, с которыми я работал в 70-е годы в Сан-Квентине, которых известили о дате казни и которые знали о времени своей смерти больше, чем кто-либо ещё на этой планете, всё же демонстрировали не меньшее отрицание смерти, чем то, с которым можно столкнуться в башнях на Уолл-Стрит. Один мужчина, который три раза съел свой «последний ужин» в конвойном помещении, что находилось рядом с газовой камерой, перед тем, как ему принесли решение об отсрочке казни, рассказывал, что его поражало, как в уме непрестанно возникали идеи о том, что он будет делать и говорить в последующие дни.

Конечно, что-то в нас отрицает, что мы умрём, поскольку нечто в нас действительно бессмертно. Даже Фрейд, который был убеждён, что чувство бессмертия — всего лишь иллюзия подсознания, или бессознательного, которое, как он отмечал, не имеет понятия о собственной смерти, упустил из виду, что вероятная причина того, что нечто в нас ощущает себя бессмертным — действительно состоит в его бессмертии. Тем не менее, что бы ни отрицала та-часть-нас-которая-никогда-не-умирает, отрицаемое нужно основательно изучить, чтобы оно вело к уверенности, а не к стагнации.

Мало кто из известных мне людей по-настоящему прожили «последний год». Большинство прожили лишь «последний» месяц-два, пару недель или дней, или всего несколько секунд. Посвятить целый год тому, чтобы осознанно изучить собственную жизнь в свете надвигающейся смерти — почти невиданный для человека опыт. Он даёт нам силы для исцеления того, что ещё не любимо и не способно к любви. Но разве нужно дожидаться смертельного диагноза, чтобы открыться навстречу этой потенциальной благодати и чуду мгновения жизни? Нельзя больше откладывать эту работу на потом, ведь, пожалуй, никто не знает, когда для него начнётся последний год жизни.

Смерть от обычной простуды

Интересный способ обучаться умиранию — открыться навстречу болезни. Каждый раз, когда вы заболеваете простудой или гриппом, воспринимайте болезнь как возможность сделаться мягче по отношению к неприятным ощущениям и исследовать, как из-за сопротивления боль превращается в страдание, а неприятные ощущения — в невыносимые. Обратите внимание, как дискомфорт привлекает к себе несчастья. Наблюдайте, как тени сгущаются в теле, испытывающем боль. Слушайте их бормотание — исполненное жалоб и жалости к себе.

Жалость возникает, когда мы встречаем боль со страхом. Сострадание возникает, когда вы встречаете боль с любовью. Когда мы пытаемся убежать от собственной боли, у нас возникает чувство беспомощности. Когда мы открываемся ощущениям в самый момент их зарождения, смягчаясь для внимательности, принимающей, а не отталкивающей свою текущую данность, мы испытываем сострадание и даже благодарность (вероятно, в большей мере по отношению к этой мягкости, чем к той нужде, ответом на которую она явилась).

Каждый раз, когда вы болеете или чувствуете головную боль, примите текущий момент таким, какой он есть, и с мягкостью отнеситесь к своим неприятным ощущениям, а не пытайтесь отвлечься от них с помощью всевозможных приборов, имеющихся в вашем доме. Во всех нас есть склонность отстраняться от неприятных вещей. Избавьтесь от этой привычки! Всё, что преграждает путь осознанию, препятствует исцелению. Позвольте вниманию добраться туда, куда оно, возможно, ещё не попадало. Позвольте ему проникнуть прямо в сферу ощущений, связанных с дискомфортом. Проявляйте мягкость и исследуйте постоянные изменения ощущений. Движутся ли они или остаются на одном и том же месте? Имеют ли они форму? Постоянна ли их форма или она также непрестанно меняется? Наблюдайте за развитием ощущений, как за процессом. Если вы ударились локтем, обратите внимание, как в первый момент боль взмывает в пространство, подобно ракете, затем выдыхается и в виде тусклых искр опадает на землю. Пусть она распространяется. Направьте в область локтя чувство любящей доброты. Не смущайтесь испытывать столь сильные чувства к одной из частей себя.

Когда мы начинаем отвечать неприятным ощущениям вместо того, чтобы реагировать на них, происходит огромная перемена. Мы начинаем переживать их не просто как «нашу» боль, но как «боль вообще». И эта боль становится доступна нам на таком уровне сострадания, который, вероятно, ранее был нам незнаком. Когда речь идёт о «раке вообще», а не о «моём» раке, я могу посочувствовать другим людям, столкнувшимся с этой же трудностью, и направить на болезнь своё сострадание, а не беспомощно избегать её и превращать боль в страдание.

По мере развития этой способности «переживать личное в универсальном ключе» мы ощущаем, как «ум вообще» — так мы теперь можем его видеть — сбрасывает с себя тяжкое бремя. Когда речь идёт о «моей» депрессии, «моём» раке, «моём» СПИДе, я изолирован от источника своего величайшего покоя. Я заперт вместе со своим страданием и неспособен никак его облегчить. Однако когда это «депрессия вообще», я принимаю её не столь близко к сердцу и не испытываю такого страха перед её исследованием. Когда речь идёт о «моей» ничтожности, я чувствую, что недостоин её изучать. Однако когда это «ничтожность вообще» — боль, с которой борются столь многие, — сострадание естественным образом течёт к ней. Говорят, что мы должны полюбить себя, и только тогда мы сможем полюбить кого-то ещё, и это правда. Но столь же верно и обратное: мы должны полюбить других, и только тогда сможем полюбить себя, только тогда мы сможем хотя бы признать себя. Видение универсальности нашего положения, разделяемого с другими людьми, расчищает более широкий путь к исцелению, по которому можно двигаться дальше.

Тот день, когда я осознал, что дело не в моём уме и не в моей боли, что дело просто в природе ума и боли как таковых, стал днём инициации, навсегда изменившим моё отношение к боли. Когда мы говорим о «боли вообще», она вмещает в себя целую вселенную, в которую можно погрузиться, когда это «моя» боль, в ней я пребываю в одиночестве.

Откройтесь неприятным ощущениям. Встретьте их с милосердием, а не со страхом. Осознайте, что когда наша боль более всего нуждается в нашем принятии, мы зачастую менее всего открыты к ней. Проявите мягкость, войдите в переживание, исследуйте его и продолжайте расслабляться, чтобы создать пространство для своей жизни.

В следующий раз, когда заболеете простудой, учитесь умиранию. И в просторе, открывающемся благодаря отказу от борьбы, наблюдайте, как страх смерти, наряду с сопутствующими ему сценариями, пронизывает собой всё. Делайте каждый вдох так, будто он может оказаться последним. Наблюдайте, как у вас перед глазами проносится жизнь. Заметили ли вы что-то, оставшееся недоделанным? Завершите это дело в следующий же свободный день. Учитесь жизни.

Обновляющая

эволюция

Такое обновление жизни строится на двух основных составляющих. Если они не пребывают в равновесии и им не уделяется равное внимание, развитие без необходимости и существенно затрудняется.

Первая составляющая — это исследование прошедшего с целью очистить дорогу для грядущего. Основная техника в этом случае — пересмотр жизни, на что могут уйти месяцы тщательного размышления над прошлыми победами и разочарованиями, а также искренней практики прощения и благодарности. В ходе пересмотра жизни мы проникаем под поверхность прошедших действий к состояниям ума, из которых эти действия возникли. Исследуется эмоциональная привязанность к теням, которые эти предшествующие действия отбрасывают в настоящее. В этот процесс, предполагающий взгляд в прошлое, необходимо вступать с добротой взгляда и приемлющим всё сердцем. Если оглядываться на прошлое с жёсткостью, осуждением и без чувства прощения, едва ли кто-то сможет выдержать такой взгляд. Один очень уважаемый учитель как-то сказал, что если его ученики собираются благодарить его за свои удачи, им также придётся благодарить его за то, что они считают неудачами. Это напомнило мне о том, сколь обширную работу предстоит проделать. Засияло ночное солнце, по которому я ориентировался, когда мой ум становился беспамятным, а сердце желало двигаться дальше.

Как будет подробно объяснено далее, чтобы облегчить пересмотр жизни и более полноценно вступить в настоящее, нужно вести дневник, где вы будете записывать (и делиться с другими после собственной смерти) как светлыми днями поисков и озарений, так и тёмными ночами души. Это дневник состояний ума и уровней существования. Его хорошо читать, когда двигаться вперёд становится трудно. По нему видно, что каждое мгновение переживания гнева, страха и косности является мгновением горя — скорее, реагированием на потерю, чем осознанным ответом на неё — и что ни одно состояние не ново, каким бы мрачным и подавляющим оно ни было. Хотя любое причиняющее боль эмоциональное состояние упорно предстаёт перед нами в таком виде, словно оно никогда не пройдёт и только ухудшится, на самом деле всё происходит иначе. Тяжёлые состояния обладают галлюцинаторным эффектом, заставляющим нас сомневаться в своих способностях и силе. Это сомнение — ценный объект для исследования как со стороны ума, так и со стороны сердца. Нужна уверенность, чтобы наблюдать за сомнением, не думая о необходимости с ним что-то делать, позволяя ему исчезнуть в силу естественного непостоянства, при этом не отстраняясь от него и не реагируя машинально. Важно в достаточной мере познакомиться с сомнением, чтобы обрести способность жить к нему лицом, а не спиной.

Вторая составляющая годового эксперимента связана с тем, чтобы более полно присутствовать в настоящем, лучше осознавать процесс, называемый жизнью, совершенствоваться в практике расслабления живота — она помогает открыться для текущего момента, без цепляния или сопротивления. Ежедневное исследование сердца и ума, если оно культивируется совместно с практикой внимательности / интуитивного понимания, позволяет ощутить, как постепенно раскрываются глубины сознания.

Подобно тому, как первая составляющая работы возвращает нашу жизнь к настоящему, второй её аспект исследует это «настоящее» как ежесекундное развёртывание «сиюминутных образов» сознания. Мы глубоко знакомимся с состояниями своего ума, наблюдая свои давно сформировавшиеся схемы поведения с позиции открытого и сострадательного внимания, которое не цепляется за происходящее, но и не отворачивается от него.

Эти упражнения на углубление внимания, развитие способности к прощению и благодарности делают даже самый обычный день более наполненным энергией и ясностью переживаний. Затем это ощущение большей полноты жизни побуждает нас исследовать своё отношение к смерти, а также изучать наши отчасти скрытые и зачастую противоречивые системы убеждений. Благодаря этому возникает глубокое чувство покоя и определённая уверенность в отношении возможностей осознанной смерти. Когда пересмотр жизни уже далеко продвинулся и наблюдается некоторое увеличение осознанности, пусть даже совсем небольшое, эти две основные составляющие нашей эволюции начинают стимулировать и усиливать действие друг друга: «психологическая работа» по разбору жизни и «духовная работа» по сосредоточенной внимательности соединяются, чтобы дать начало большей гармонии и лёгкости. Без подобной открытости «психологического» и глубины «духовного» мы не способны интегрировать даже свои самые плодотворные озарения и моменты просветления. Они останутся лишь только нашими знаниями, и редко — тем, что есть мы сами.

Каждый уровень требуется исследовать и наблюдать не меньше, чем другой. Когда один из них поощряется в ущерб другому, у нас развивается психологическая «хромота» или же духовный снобизм.

Это звучит просто, но на деле выполнить это нелегко. Нужно потрудиться, чтобы твёрдо встать обеими ногами на землю и стать целостным человеком.

Тридцать лет тому назад во время пешего путешествия по пустыне Сонора, что в южной Аризоне, я вместе с моим другом, дзен-буддистом из Японии, сбился с пути и заблудился. Хотя мы были всего лишь в нескольких милях от небольшого природного заповедника, за которым я присматривал для местного комитета по охране природы, когда солнце стало клониться к закату, я осознал, что нам, вероятно, придётся провести ночь под открытым небом в пустыне. Чтобы не напугать и не расстроить моего друга, я сказал ему, что обратный путь может занять несколько больше времени, чем первоначально предполагалось. Уловив, что сама моя попытка успокоить его была плодом страха, он улыбнулся и сказал: «Сколько смертей, сколько предыдущих воплощений нужно вспомнить человеку, чтобы его отношение к смерти стало подлинным?»

За последние десятилетия работы с неизлечимо больными и попыток хоть чуть-чуть заглянуть за покровы смерти и страха умирания, как в нашем годовом эксперименте, у меня возникает чувство, что лишь текущий момент обладает реальностью, и всё остальное, в том числе и только что минувший миг, — это сон, который — в случае если он не осознан — омрачает нашу истинную природу.

Тогда становится очевидным ответ на вопрос, заданный тридцать лет назад: необходимо помнить только одну жизнь, одну смерть — эту! Чтобы полностью погрузиться в текущий день, час, мгновение — неважно, является ли он нам как жизнь или как смерть, вступаем ли мы в него на вдохе или на выдохе, — нужно лишь одно мгновение, это самое мгновение! А вместе с ним и вся осознанность, на которую мы способны, и каждая стадия нашего постепенного рождения, и уверенная радость нашего сущностного света.

Когда мой сын Ноа работал медиком в госпитале Санта-Круз, он отвечал за анализы на ВИЧ и спустя две недели после их взятия сообщал пациентам результаты. Он считал, что это часть его работы — напоминать пациентам, что хотя двухнедельное ожидание известий о том, имеется ли у вас фатальное хроническое заболевание, может вызывать перенапряжение ума, это также благоприятный шанс для сердца и интуиции, а также для размышления над своими жизненными приоритетами, целями и желаниями. Он предлагал людям небольшую практику «проживания момента», рекомендуя каждому из них в течение периода ожидания — порой не ограниченного чёткими сроками — внимательно наблюдать за тем, как ум реагирует на любой возможный исход. Отмечать весь спектр резко меняющихся эмоций и помнить, что ты — не единственный, кому выпало сейчас проходить такое испытание, почувствовать сообщество существ, затаивших дыхание на случай, если этот вдох окажется последним. Он просил этих людей помнить, что не их ум время от времени будто бы погружается в безумие, но ум как таковой. Вот это сюрприз! Инженер по выживанию нажал сигнал тревоги! Он советовал им задаться двумя вопросами, во-первых: если результаты анализа будут положительными, что они станут делать дальше, с кем поделятся этой печальной новостью и какие изменения, возможно, внесут в свою жизнь? Второй вопрос звучал так: если выяснится, что они не являются ВИЧ-инфицированными, что у них, так сказать, есть второй шанс, что они будут делать со своей жизнью?

Что, если человек не обнаружил в своём договоре пункта, позволяющего отказаться от ответственности? Что, если ему придётся продолжать жить? Какие изменения в жизни могут упростить её, если ему снова придётся в неё возвращаться? Или если на самом деле настало время готовиться к смерти? После каждого отрицательного — «у вас ВИЧ не обнаружен» — результата, которых всего было более трёхсот (сын сказал, что ему ни разу не пришлось сообщать кому-либо о положительном результате), он обычно напоминал этому человеку: если в ходе двухнедельного размышления вы представляли, что, получив смертельный прогноз, «возьмётесь за ум» или «расслабитесь», узнав, что со здоровьем всё в порядке, то чего же вы теперь ждёте?

Пару месяцев назад, перед отъездом в Азию, Ноа обратился ко мне и Ондреа с такими словами: «Как только понимаешь, в чём действительно нуждается твоё сердце, становится неважно, ждёт ли тебя жизнь или смерть, в любом случае делать надо одно и то же».

Знаменитые

последние слова

Бесчисленные второсортные фильмы выработали у нас склонность фантазировать о том, какими будут наши последние слова. Ум увлекается подобными вещами, как Нарцисс — своим отражением. В этом тайнике личных мелодрам, где мы разыгрываем самые разные варианты будущего, мы героически умираем сотней различных способов. Мы шепчем — так, чтобы собравшиеся вокруг кровати едва могли услышать — завораживающие воззвания к потомкам, искромётные шутки, исполненные глубокой иронии, и поэтическое подведение жизненных итогов. Но какие слова вы действительно произнесёте, покидая этот мир?

Я наблюдал за смертью многих людей, окружённых близкими, и последними их словами были: «Я люблю вас». Некоторые люди больше не могли говорить, но в их глазах и мягкой улыбке читалось то же исцеляющее послание. Мне доводилось бывать в помещениях, которые буквально освящались благодаря влиянию умирающих людей.

Я был также и рядом с теми, кому не удалось умереть в мире и кому более глубокая истина открылась, лишь когда свет в их глазах потух, так что многое осталось невысказанным и незавершённым. Я наблюдал, как некоторые умирали, благословляя всех вокруг, а другие — просили у всех прощения. Хотя, возможно, последний вариант выглядит не «наилучшей смертью» для человека, которому прежде не удавалось разобраться с нерешёнными трудностями, это важный шаг в развитии, совершенно новая открытость сердца. Одна вдова описала этот процесс как «очень запоздалое начало». Некоторые начинают по-настоящему жить лишь за несколько дней, часов и мгновений до своей смерти. Другие решают избежать «сумятицы последних минут» и начинают жить уже сейчас. Люди, имеющие в распоряжении больше времени для жизни, обнаруживают, что такое «приближение к себе» — первый сложный этап на пути к окончательной целостности. Для тех же, у кого времени не осталось, такое приближение оказывается крайне неустойчивой и болезненной почвой, которую нужно оставить. Однако этот этап роста, когда мы смотрим себе прямо в глаза и признаём, что для обретения целостности ещё многое нужно сделать, что нужно коснуться чьего-то сердца, исправить ошибки, отправить письма благодарности — этот этап для каждого является болезненным, расширяет жизненное пространство. Однако у некоторых из нас больше времени и возможностей для того, чтобы усвоить эти интуитивные прозрения и действовать в согласии с ними.

Опять же, урок прозрачен: готовьтесь к смерти сейчас, чтобы сделать свою жизнь более полной и осуществить свою жизненную задачу. Не думайте, что когда «наступит ваш час», эндорфины [1] сделают работу за вас. Когда действительно придёт ваше время, с вами останется то, что вы имеете сейчас.

Невозможно предсказать, что произойдёт с человеком на смертном одре — можно разве что признать, что ум обыкновенно следует привычным для него шаблонам. Ондреа говорит, что «мы умираем так, как живём».

Кажется, единственный фактор, который на самом деле может нас успокоить — это то, что люди, у которых было время подготовиться к смерти — возможно, благодаря длительной болезни, пребыванию рядом с умирающими или подлинной духовной практике, — кажется, больше заботятся о ясности и сострадании, чем о героизме. Им не нужно, чтобы во время смерти оркестр играл их музыку, хотя некоторые почти в исступлении утверждали, что слышат, будто оркестр настраивается.

Я помню одного человека, который в ходе обычного медицинского обследования узнал, что болен раком на поздней стадии. Как он отметил, его злость была по большей части вызвана тем, что за свою жизнь он совершенно не успел подготовиться к смерти. Он сказал, что ему потребовалось тридцать пять лет на то, чтобы научиться жить, а теперь у него была всего пара месяцев на то, чтобы научиться умирать. Он был вне себя. Однако, отдышавшись, он сосредоточился на собственной жизни. За следующие несколько месяцев, открываясь навстречу стремительно меняющемуся настоящему, он обрёл некоторый покой. Его последними словами, которые он произнёс в пустоте, будто обращаясь к невидимому существу, были: «Хорошо, хорошо». Но что, если смерть придёт неожиданно? Что, если мы не заметим её наступления? Сможем ли мы при этом умереть спокойно? Исцелились ли мы от своих разочарований? Встретили ли мы свою боль с добротой и осознанностью, вместо того, чтобы продолжать отвергать её, относясь к ней с отвращением и даже ненавистью? Научились ли мы, встречая свою боль с милосердием, а не со страхом, сохранять открытость сердца в тяжёлых обстоятельствах?

Если завтра вы будете ехать по шоссе под шум мыслей, которые обычно сопровождают вас по пути домой, и вдруг неожиданно у встречного автомобиля лопнет шина, он врежется в вашу машину, так что вы почувствуете сокрушительный удар, какие знаменитые последние слова вы сможете произнести? Подозреваю, что, вероятно, это будет великая американская мантра смерти: «Вот чёрт!». Вероятно, это самые распространённые последние слова людей, погибающих в авариях. На немецких автобанах это «Scheiss!», а в Париже — «Merde!».

Последние слова столь же спонтанны, как и жизнь, из которой они возникают. Если сейчас мы пользуемся словами внимательно и вдумчиво, если наша речь идёт от сердца, именно этот голос заговорит в нас в момент, когда наше сознание будет готовиться покинуть этот мир.

1 Гормоны, препятствующие стрессу и отвечающие за радость — Прим. пер.

Страх страха

Мы говорим, что боимся смерти, но что именно это значит? Что ж, прежде всего, этот страх, очевидно, является средоточием всех других страхов. Он главный среди них. Он гласит: «Не делай мне больно».

Очевидно, что в каждом страхе есть элемент сопротивления и уклонения от текущего момента. По своим особенностям он весьма сходен с сильным желанием; отличие лишь в том, что, когда мы испытываем страх, нас влечёт назад, к последнему безопасному мигу, а испытывая желание, стремимся вперёд, к следующей возможности это желание удовлетворить. В том и в другом случае мы недостаточно присутствуем в настоящем. И страх, и желание — это форма привязанности, «положительной», цепляющейся, или «отрицательной», отстраняющейся. Как из-за подобного цепляния, так и из-за отчуждения мы попадаем в ловушку такого отношения к объекту внимания, вызывающему подобные состояния сознания, которое предполагает либо борьбу, либо бегство. Когда объект, пребывающий в нашем сознании, — это сливочный пломбир с горячим шоколадом, желание притягивает наше внимание к этому объекту и мы стремимся его удовлетворить в ближайшем ресторане «Baskin Robins». Когда идея, пребывающая в нашем уме, — это идея смерти, мы стремимся отвлечься, отстраниться от неё, чтобы ей не удалось нас нагнать, избавиться от её реальности в ближайшей церкви, синагоге, борделе или Макдональдсе — в зависимости от того, что лучше всего позволяет нам ощутить почву под ногами и укрепиться в мысли о собственном бессмертии.

Мы говорим, что именно смерть является источником этого страха, но на самом деле он вызывается нашей привязанностью (положительной или отрицательной, взволнованностью или ужасом) к прошлым страхам. Мы имеем склонность, особенно во времена стресса, идти по хорошо протоптанным тропинкам и следовать известным схемам. Наша неготовность полностью вовлекаться в каждое мгновение, без оценивания или потребности его контролировать, просто усиливает страх и наше сопротивление этому страху. Нам нужно изучить, как развёртывается текущее мгновение, отмечая возникающие в нём предпочтения и сценарии, ход его развития и динамику. Нужно наблюдать, как неосуществлённое желание сначала превращается в разочарование, затем в сопротивление, затем в своеобразное оскорблённое достоинство (задетые чувства) и тошноту беспомощности, а вскоре становится агрессией, сомнением и боязливым избеганием подобных чувств диссонанса и дисгармонии. Чем более скованно мы себя ощущаем по отношению к объекту своего страха, тем меньше и незащищённее мы себя чувствуем. Цепляясь за любой способ избежать подобных болезненных состояний ума, мы порой можем думать, что предпочли бы смерть страху смерти.

В «тренажёрном зале» жизни состояния ума, связанные со смертью, — это штанга весом в сто пятьдесят килограмм. Даже если мы напряжём все свои силы, пытаясь совместно поднять пару-тройку сотен килограмм, скорее всего, мы потерпим неудачу и станем отказываться от других попыток что-либо поднять. Однако мы можем целый день тренироваться, поднимая веса по пять, десять или даже двадцать килограмм, постепенно развивая свою силу. Ежедневно мы упускаем возможность развить свою выносливость, не замечая тех небольших испытаний, которые нам постоянно предлагает жизнь — мелких страхов и сомнений, лёгкого раздражения, этого ежедневного груза, который весит пять-десять килограмм и который мы всеми силами стремимся игнорировать, предавая забвению то, что может нас освободить. К этим не столь явным проявлениям тяжёлых состояний можно подобрать ключ, погрузиться в них и изучить относительно беспрепятственно, при этом они не настолько интенсивны, чтобы затуманивать наше сознание. Благодаря исследованию этих чувств, зачастую подавленных, которое мы гордо называем «работой с эмоциями», начинается путь постижения и принятия. В страхе нет ничего, чего можно было бы бояться. Погрузитесь в него. Начните устанавливать со страхом связь, а не только отстраняться от него. Не бойтесь страха, смягчите своё навязчивое сопротивление. Страх страха — это неведение о страхе.

Конечно, страх создаёт дисгармонию в теле и уме, однако сосредоточьте на нём внимание. Пребывайте со страхом, наблюдайте, что для этого состояния ума, которое кажется глубоко личным, характерна динамика, едва ли являющаяся личностной. Даже страх, подкрепляющий оценочное мышление, не отличает вас от вашего ближнего. Когда Иисус советовал нам не судить других людей, он знал, что это также позволит оценивающему уму перестать себя калечить. Он знал, что стоит только запустить безжалостную машину оценивания, как она сотрёт вас в порошок.

В случае страха смерти исследовать требуется, в первую очередь, не смерть, но страх как таковой. Нам нужно изучить ощущение напряжения в животе — во многом именно оно создаёт броню вокруг нашего сердца. Существует техника, идеально подходящая для того, чтобы работать со страхом и отпустить свои привязанности. Это медитация на расслабление живота, «практика раскрытия», растворяющая сопротивление и расширяющая пространство для дальнейшего исследования. Пусть простота этой техники не отвратит от вас от того, чтобы исследовать её глубины. Когда медитация расслабления живота переходит в соответствующую практику, она позволяет проникать дальше, к тонким блокам и, наконец, совершить прорыв к своему изначальному простору.

Эта базовая практика раскрытия на расслабление живота начинается с отпускания всего, за что мы всегда держались. Она расчищает в нашем уме и теле пространство для целой жизни. По мере того, как мы сосредотачиваемся на расслаблении мышц, тканей и плоти брюшной полости, наше дыхание начинает обретать неизвестную ему прежде открытость. В расширяющемся просторе расслабленности, подобно пузырям, плывут мысли. Чувства возникают и исчезают в этой мягкости, не удерживающей ничего из того, что рождается в ней. В этом обширном сознавании мы наблюдаем оценивающие мысли всего лишь как очередное выражение того страдания, к которому мы так привыкли, что уже не замечаем, насколько напряжён из-за него наш живот.

Когда один человек, только приступающий к этой практике, спросил другого, который почти освоил её: «Если есть только год на то, чтобы избавиться от напряжения в животе, с чего лучше начать?», тот ответил ему: «С сердца».

Медитация расслабления живота

Сосредоточьтесь на том, как поднимается и опускается ваш живот.

Пусть ваше внимание пребывает в начале, середине и конце каждого вдоха и каждого выдоха, которые приводят к расширению и сжатию живота.

Отмечайте непрестанно меняющийся поток ощущений при каждом вдохе и при каждом выдохе.

И начните с мягкостью принимать эти ощущения.

Пусть дыхание проникает в расслабляющийся живот.

Расслабьте живот, чтобы воспринять дыхание, воспринять ощущения, ощутить жизнь в своём теле.

Расслабьте мышцы, которые так долго удерживали страх.

Расслабьте ткани, кровеносные сосуды, плоть.

Отпустите всё, за что так долго держались.

Отпустите себя в ощущение расслабленности и мягкости в животе.

Смягчите горе, недоверие, гнев, зажатые в вашем животе.

Всё больше и больше смягчайтесь, всё больше отпускайте.

Каждый миг позволяйте вашему дыханию полноценно проявляться в расслабленном животе.

Отпустите напряжение. Пусть оно пребывает в большей мягкости и доброте.

Пусть мысли приходят и уходят, в просторе расслабленности проплывая, подобно пузырям.

Ни за что не держитесь — становитесь всё расслабленнее и расслабленнее.

Впустите в себя исцеление.

Отпустите боль.

Проявите милосердие к себе, расслабьте живот,

Откройте канал к сердцу.

Если ваш живот расслаблен, наконец появляется пространство для рождения и пространство для смерти, когда наступит её время.

Когда ваш живот расслаблен, возникает громадный простор для исцеления, для обнаружения вашей неограниченной природы.

Отпустите себя в мягкость, пусть страх пребывает в нежном просторе, который мы зовём сердцем.

Практикой расслабления живота нужно заниматься на протяжении всего дня; тогда благодаря ей в конце дня мы будем всё ещё чувствовать себя хорошо и полными сил.

Именно расслабление живота запускает процесс отпускания. За счёт смягчения растворяется броня на сердце, которая ощущается в виде напряжения в животе. Всякий раз, когда мы не забываем присутствовать в настоящем и сохранять осознанность, мы отпускаем себя в текущий момент. Смягчение становится сигналом для сердца, что ощущать себя живым в собственном теле снова безопасно. Расслабляя живот, мы избавляемся от страха страха.

Внимательность

Основной составляющей как практики осознанности, так и практики завершения жизни является техника внимательности, распознавания и определения состояний нашего ума. Техника внимательности — основа поступательного движения по ступеням пересмотра жизни и практики ведения дневника, составляющая добрую половину всего этого упражнения. Она же является и базовой техникой для развития способности к более полному присутствию.

Наша жизнь состоит из событий и состояний ума. То, какую оценку мы дадим собственной жизни на смертном одре, будет определяться не только тем, что происходило с нами в жизни, но и тем, как мы проживали эти события. Не одни лишь болезни или здоровье, богатство или бедность, везение или невезение определят то, сочтём ли мы свою жизнь хорошей или нет, но также и качество нашего отношения к этим ситуациям: настрой нашего ума.

То, что мы описываем как «собственную жизнь» — это не общая сумма того, что перебывало в наших руках, но сумма того, что прошло сквозь наш ум. Наша жизнь — не просто обширная коллекция людей и мест, это континуум вечно изменчивых чувств, порождаемых ими. Один практикующий говорил: «Даже наше прошлое живёт своей жизнью. Оно не только в том, что вы к чему-то прикоснулись, но в том, что вы ощутили благодаря этому прикосновению».

Понимать свою жизнь — значит глубоко понимать свои чувства. Или, иначе говоря: понимать, какой настрой, какое состояние ума преобладает в нашем сознании. Такая внимательность к ментальным состояниям способствует пониманию происходящего в настоящем моменте. Она позволяет нам ощущать себя более живыми в настоящем, а не проживать собственную жизнь лишь через раздумья о былом. Внимательность даёт нам возможность с милосердием — едва ли не с улыбкой — наблюдать за нежданным вихрем «смешанных чувств» не как за тем, что требует оценивания, но как за новым этапом работы.

Ум находится в непрестанном движении. Все мысли, чувства и ощущения длятся всего мгновение, а затем переходят в другое состояние — в следующую мысль, следующее ощущение. Наша жизнь длится всего миг. Замечайте эти мгновения. В тишине сердца признавайтесь себе в различных состояниях, проносящихся сквозь ум. Назовите их по именам. Отмечайте «страх», отмечайте «сомнение», «сострадание» по мере возникновения этих состояний. Пусть это именование состояний звучит мягким шёпотом в вашем сердце, а не будет жёстким хватанием за нити понятий ума.

Отмечайте чувство предвкушения, сомнения или ожидания. Наблюдайте за ходом движения ума от мгновения к мгновению, от мысли к мысли, от чувства к чувству. Когда они проходят сквозь ум, отмечайте эти состояния как уверенность, недоумение, усилие, доверие, недоверие, дискомфорт, скуку, преданность, любопытство, гордость, злость, желание, желание и ещё раз желание.

По мере продвижения в практике эта техника становится всё более утончённой. Для начала закройте глаза, обратите внимание внутрь себя и посчитайте, сколько состояний ума возникнет и исчезнет всего за пять минут. Поначалу мы можем заметить лишь около дюжины состояний. Но по мере того, как мы совершенствуемся в этом методе, учась устанавливать связь со своими душевными состояниями вместо того, чтобы непроизвольно реагировать на них, они уже не отвлекают нас от наблюдения, постепенно раскрываясь для восприятия, становясь в один ряд вместе с другими «подозреваемыми» на этой процедуре опознания.

В конце концов мы станем замечать, как за эти пять минут происходят буквально сотни тонких перемен: все сенсорные сигналы извне сопровождаются качествами притяжения и отталкивания. Мы редко видим что-либо без ощущения симпатии или антипатии, каким бы тонким оно ни было. Мы открываемся и закрываемся от звука к звуку, от запаха к запаху, от ощущения к ощущению, от мысли к мысли, от чувства к чувству. Нам нравится, как свет падает на одну сторону мяча, но не нравится, какую тот отбрасывает тень.

Из-за такого непрестанного оценивания возникают многочисленные состояния ума — от отвращения (которое варьируется от страха, гнева и разочарования до чувства вины, стыда и ненависти) до влечения (включая все состояния, начиная от понимания, благодарности и глубочайшей любви до похоти и зависти). Отмечайте, какие состояния ума сопровождают каждый момент симпатии и антипатии. Каковы состояния, ослабляющие чувство безопасности? Каковы состояния, формирующие переживание небезопасности? Когда мы говорим, что счастливы, из каких состояний состоит это переживание? И какие состояния формируют чувства несчастья или беспокойства? Когда Сократ советовал познать самого себя, он указывал именно на этот уровень. Вспомните его утверждение: «Врач, исцели самого себя», — именно с этого и начинается исцеление.

Исключительно важно замечать эти непрестанные симпатии и антипатии, из-за которых к концу дня мы чувствуем себя полностью опустошёнными. Именно из такого механического отклика/реагирования формируются наши действия и реакции, наша карма.

Поскольку внимание к возникающим в нашем уме эмоциям и переживаниям удерживает нас в присутствии здесь и сейчас, оно позволяет нам заметить трудности, сопровождающие их возникновение — до того, как их реальность перевесит и затмит нашу собственную. Мы отмечаем состояние «страха», когда живот напрягается с целью самозащиты. Мы отмечаем «милосердие», когда испытываем состояние ума, в котором есть принятие всех других людей. Мы отмечаем «сопротивление» или «недоверие», когда киваем в знак согласия, однако сердцем закрываемся из чувства самосохранения.

Внимание к состояниям ума во многом даёт нам такую же подготовку и понимание, как «Тибетская книга мёртвых» и другие «одиссеи» по загробному миру. В подобных книгах состояния ума олицетворяются в виде ангелов или демонов, бодхисаттв или асуров. Однако продолжительная практика присутствия в изменчивых состояниях избавляет нас от такого умозрительного посредника или, соответственно, посредницы. Здесь мы называем вещи своими именами, не приукрашивая и не нуждаясь в обобщениях. Благодаря такой практике становится возможным приблизиться к тем болезненным эмоциям или тяжёлым состояниям, которые затемняют сердцевину нашего изначального лика. Как только мы понимаем, что можем отпустить лишь то, что признаём, внимание открывает нам присутствие вещей, которые очень часто отвлекают нас от настоящего. Благодаря этому в нас возникает открытость к исцелению. И когда мы наблюдаем за проявлением чего-либо, нам становится легче признать, что впоследствии оно исчезнет, и таким образом начать ценить его недолговечность, пока оно с нами.

Эта практика самосознавания, которая начиналась всего с пяти минут, в течение которых мы отмечали возникающие внутренние состояния, способствует тому, что мы начинаем замечать происходящее внутри нас на протяжении всего дня. Поначалу мы замечаем не столько то, что представляет собой конкретное состояние, но просто сам факт, что произошло изменение. Как только нам удастся замечать основные переходы от открытости к закрытости, от симпатии к антипатии, мы станем способны распознавать их до того, как они обретут силу. На этом этапе мы, скорее всего, легче заметим страх, чем доброту. Постепенно, по мере того, как процесс распознавания состояний будет становиться более совершенным, мы обретём способность быстрее замечать всё более и более тонкие проявления, пока не начнём узнавать состояния по уникальным структурам, создаваемым ими в теле — ещё до того, как они изъявят готовность к нам обратиться.

Умирание может оказаться трудным, если мы так часто забываем о том, что живём. Техника внимания — это памятование о настоящем. Она создаёт живое доверие.

Сколько состояний ума сменяется за пять минут, пять часов, пять дней, пять жизней? Часто ли наша жизнь проходит мимо нас совершенно незамеченной? Когда, наконец, мы выберем возможность ощущать себя полностью живыми, пока мы ещё живы?

Преданность жизни

Какая роскошь — распоряжаться целым годом своей жизни! Когда ежедневно умирают 250 000 людей, и известно, что в будущем нас ждёт та же участь, разве есть у нас время на то, чтобы игнорировать собственную жизнь? Мы готовимся к смерти, проживая каждую секунду, проживая каждый миг жизни, исследуя своё тело и ум с сострадательным вниманием. Чтобы настолько приблизиться к мигу, в котором разворачивается наша жизнь, необходимо, посредством совершенствования в медитативной практике, развивать более глубокое и сфокусированное внимание.

Внимание само по себе является исцеляющим качеством. Когда внимание сосредоточено, проявляются глубочайшие возможности для обретения ясности и равновесия. Хотя объект, на который направлено внимание, может непрестанно меняться, само по себе внимание остаётся неизменной, сияющей открытостью без начала и конца, без рождения и смерти. Оно есть сущность самой жизни. Именно оно остаётся, когда исчезает всё непостоянное. Оно бессмертно.

Я предлагаю вам прожить один год на такой глубине жизни, чтобы непосредственно ощутить тот процесс движения от мгновения к мгновению, который и является нашей жизнью. Мы принимаем на себя ответственность за то, чтобы почувствовать себя живыми, признавая, что ответственность — это способность отвечать, а не импульсивное желание отреагировать. Мы исследуем всё: как то в нас, что временами хотело бы быть мёртвым, так и то, что никогда не умирает. Как то, что препятствует открытости сердца и запутывает ум, так и то, что проясняет заблуждение и растворяет препятствия.

Не воображая, будто «смерть обо всём позаботится», мы начинаем признавать, что нам недостаточно «знания» и даже «понимания». Мы должны собрать воедино свои интуитивные прозрения и побудить измождённый ум освоиться в открытости сердца. Мы начинаем получать опыт жизни «из первых рук», ощущая вкус собственной еды, а не выдумывая его, слушая музыку, а не просто воспринимая её как гул, видя незнакомое лицо и не характеризуя его. Мы разрушаем сновидческий дух жизни, проживаемой лишь наполовину. Как исследование внимания начинается с памятования о том, что мы являемся сознающими существами, так и это годовое изучение жизни начинается с памятования о том, что мы и есть сама жизнь, проявляющаяся как мысль, чувство и развитие.

Отмечайте каждый день рождения (свой собственный и близких вам людей) так, будто он последний, не забывая о том, что единственный достойный подарок — это любовь. Занимаясь любовью, каждый раз отдавайтесь этому будто впервые, помня о том, что ваш возлюбленный не меньше вас напуган и влюблён.

Когда вы говорите и слушаете, осознавайте, что страх, препятствующий большей открытости, также ограничивает самосознавание и препятствует решению насущных задач. Не забывайте воспринимать «другого» как субъекта вашего сердца, а не только как объект вашего ума.

В те мгновения, дни и недели, когда ум настолько затуманен своими аргументами, оценками и заблуждениями, что в нём нет и следа подлинной ясности, также осознавайте это состояние с состраданием и позвольте ему — с добротой и без оценок — пребывать в просторе благодатного внимания. Пусть это состояние приходит и уходит — исчезает в невовлечённом сознавании. Замечайте, но не оценивайте его. Признавайте это сопротивление непостоянству и исследуйте всякое возникающее напряжение или дискомфорт, одновременно наблюдая за его протеканием и структурой.

Помните, что вечно сущее сияние, в котором растворяются наши вечно изменчивые формы — это свет внимания, позволяющий видеть сознание, нашу сущностную бессмертную природу.

В этом годовом эксперименте, эксперименте по проживанию последнего года жизни, нет ничего нездорового, как раз напротив. Он не призывает к смерти, но, скорее, побуждает нас к обретению целостности до того, как нас не станет. Хотя, возможно, какая-нибудь суицидально настроенная часть нашего ума будет в восторге от перспективы смерти и с радостью примет свою кончину по истечении года, подобные склонности, характерные для старого образа мышления, нужно тщательно исследовать. Они представляют собой ту нашу часть, которая предпочтёт умереть, но не встретиться лицом к лицу со своей болью — и тем более исцелиться от неё. Это переживания беспомощности и неполноценности, столь хорошо знакомые нам, которые — когда мы их исследуем — напоминают, почему многие стороны нашей жизни остаются непрожитыми. Этот годовой эксперимент — лекарство против подобных жизнеотрицающих тенденций, а не потворство им. По мере ежедневного практического воплощения этого эксперимента мы начинаем полнее ощущать жизнь и ценить её. Этот эксперимент может стать незаменимым целительным средством для разнообразных омертвевших и окаменевших сторон нашего существа.

Наше ежедневное упражнение в более полном переживании жизни, которое началось с наблюдения (а в начале с простого подсчёта) состояний нашего ума, становится непрестанной практикой «отмечания», или «регистрации», содержимого ума по мере того, как они возникают и исчезают в текущем мгновении. Один практикующий сказал так: «Мы начинаем больше присутствовать в настоящем по мере того, как всё больше в него погружаемся».

Когда практика осознанности соединяется с упражнением в благодарности и умении прощать, часто с нами происходят обыкновенные чудеса — являющиеся в виде внезапного понимания, интуитивных прозрений о природе ума и тела, спонтанных проблесков величия нашей природы.

Практикуя медитацию на расслабление живота, мы создаём в своём теле, уме и сердце пространство для исцеления, столь необходимое нам. Спустя примерно месяц занятий практикой расслабления живота по пятнадцать минут в день вы станете готовы приступить к практике осознанности / интуитивного постижения, которая поможет вам мудро применить образовавшееся пространство. Практикуйте расслабление живота перед упражнением на осознанное дыхание. При полном сосредоточении на дыхании, всякий раз, когда вы погружаетесь в мысли, снова занимайтесь расслаблением живота и возвращайтесь к ощущениям, связанным с дыханием, раскрывая и привнося покой в пространство, где их можно наблюдать. В процессе наблюдения за дыханием всё, что появляется в уме, замечается в миг возникновения как мысль, ощущение, воспоминание и эмоция, тут же затемняя ясность восприятия живого дыхания и показывая, как сложно присутствовать в настоящем и как легко мы утрачиваем связь со своей жизнью задолго до смерти.

Поскольку я подробно рассказываю о практике осознанности в книге «Постепенное пробуждение», то рекомендую вам совершенствоваться в этой медитации, опираясь на данную работу, а также на превосходную книгу Джека Корнфилда «Путь с сердцем».

Начните ежедневную практику с двадцати минут в день. Спустя несколько недель или месяцев увеличьте время до сорока минут, затем, когда ощутите склонность к этому, начните заниматься по часу каждое утро, и, наконец, добавьте ещё двадцать минут вечером, чтобы разобраться в событиях текущего дня — и только затем идите навстречу большим возможностям мира осознанных сновидений.

Каждое утро, просыпаясь, следует отмечать, на вдохе вы просыпаетесь или на выдохе. И вдох, и выдох равноценны: целью здесь является усиление внимательности. Чтобы cделать момент пробуждения более ярким, перейдя к полноценному бодрствованию, можно добавить следующую практику: не меняйте позы, в которой находитесь, пока вас не побудит к этому дискомфорт — это способ изучить, насколько часто наши действия диктуются негативной привязанностью. Даже взбив подушки и попытавшись принять наиболее удобную позу, мы вскоре заметим появление физического, а значит и ментального, беспокойства. Нам кажется, что стоит только передвинуть одну ногу на пару дюймов, и нам станет по-настоящему удобно. Однако, передвинув её, мы понимаем, что новая поза столь же неудобна, так что мы продолжаем попытки поменять своё положение так, чтобы оно соответствовало некому воображаемому представлению о комфорте. Если мы и правда находим «выгодное положение», то верим, будто ничто не способно побудить нас его изменить, однако затем обнаруживаем, что надо бы посетить уборную. Если вы продолжите эту практику, то увидите, как дискомфорт побудит вас отправиться в туалет и как, в конечном итоге, вы вынуждены будете снова уйти оттуда. Вы будете замечать, как голод заставляет вас есть, а социальные страхи и интересы побуждают вас идти на работу, пока в один прекрасный день вы не осознаете, в какой огромной мере ваша жизнь представляет собой навязчивую попытку избежать дискомфорта. Нас больше побуждает к действию отвращение к неприятному, чем воля к истине, свободе или исцелению. Мы постоянно пытаемся уйти от собственной жизни, мы избегаем боли, вместо того чтобы впустить её в себя, и нас удивляет, почему по-настоящему жить — так трудно. Джек Корнфилд говорит о жизни — как он мог бы сказать о какой-нибудь лотерее: «Для победы требуется присутствие!».

Продолжая таким образом исследовать свои мотивы, завтракайте осознанно, ощущая вилку у себя в руке, наблюдая за энергией желания, ощущая вкус каждого куска пищи и откладывая вилку, проглотив очередной кусок, наблюдая за этим обыкновенно машинальным, бессознательным действием настолько внимательно, чтобы более тонкий и глубокий уровень сознания начал приводить всю эту непроизвольную деятельность к большей ясности восприятия.

Решив потратить год на то, чтобы начать полноценно жить, ежедневно находите время для практики пробуждения. Существует множество замечательных психологических техник и видов терапии, но ничто не заменит вам медитативной практики. Ни один другой способ исцеления не является настолько глубоким. Когда ум позволит вашему животу расслабиться и отпустить напряжение, скрывающее нашу природную ясность, органы чувств самым благодатным образом раскроются. Когда мы ощутим, как наши чувства пребывают в раскрывающемся поле сознавания, мы сможем более тонко слышать, более ясно видеть, а мысль станет более прозрачной и чёткой.

Посвящая один год собственному благополучию, мы живём осознанно: едим, работаем, дышим, даже думаем с большей внимательностью к собственным внутренним процессам. Каждое утро старайтесь медитировать, полностью пребывать здесь и сейчас, независимо от того, насколько трудным это может казаться, когда начинает пробуждаться беспокойство, которое мы так долго не удосуживались исследовать. Медитация мягко призывает все фрагменты нашего существа вернуться в сердце.

Страх умирания

Мы говорим, что боимся смерти, но мы, скорее, имеем в виду страдания, ведущие к смерти: это страх умирания. В свою очередь, этот страх, очевидно, является страхом оказаться в ситуации, которую мы не контролируем, когда наши ресурсы будут на исходе, а тело — сломлено страданием. Однако этот страх — один из немногих, с которыми можно справиться реальными средствами. За последние несколько лет наука обезболивания заметно шагнула вперёд. Теперь, благодаря крайне успешному применению терапии препаратами сульфата морфина (продолжительное вливание морфина сульфата в дозах, в точности соответствующих — оттитрованных — потребностям пациента; в Канаде это называется «добровольным обезболиванием»), человеку обычно может быть обеспечена практически безболезненная кончина. Титруя дозу препарата в соответствии с пиками и спадами боли пациента, опытный врач может всего за пару дней подобрать дозу и частоту приёма блокирующего боль препарата так, чтобы они отвечали индивидуальным потребностям человека. Благодаря этому люди могут сохранять открытость и сознательность на протяжении последних драгоценных недель, не ощущая заторможенности или рассеянности из-за ночных кошмаров, вызванных слишком большими дозами препаратов, но и не чувствуя себя разбитыми, измождёнными и напуганными из-за слишком малых его доз. Пациентам больше не приходится корчиться на мокрых простынях, из последних сил пытаясь вытерпеть четырёхчасовой промежуток между инъекциями обезболивающего препарата. В более продвинутых клиниках развитых стран лекарства предоставляют по запросу. Или, что ещё лучше, имеется болевой протокол, настолько основательный, что медработники лучше пациента знают, когда могут потребоваться болеутоляющие средства. Даже для тех людей, которые благоразумно предпочитают умереть дома, существует устройство, устанавливаемое рядом с кроватью, автоматически управляющее приёмом препаратов сульфата морфина, которое способно увеличить вероятность того, что их последние дни будут наполнены любовью и цельностью присутствия. Если не считать редких случаев поражения нервной системы — в этих ситуациях при попытке согласовать приём лекарств с тяжёлыми приступами боли, которые пациенты испытывают при движении, человек неизбежно теряет сознание, — терапия препаратами сульфата морфина радикально изменила характер ухода людей. Умирание и унизительные страдания — отныне вовсе не обязательно синонимы.

С другой стороны, надо отметить, что неразумно рассчитывать на безболезненную смерть, поскольку зачастую восходящий дух, покидающий трепещущее тело, причиняет ему некоторый дискомфорт.

К счастью, нам приходится рассчитывать не только на внешние средства для утоления телесной боли. Мы обладаем огромными ресурсами для того, чтобы справляться с неприятными ощущениями с помощью внутренних средств. Расслабляя болезненную область и сосредотачивая на ней внимание, мы постепенно развиваем способность к доверию и действию на основании собственного врождённого таланта к исцелению. Таким образом в нас раскрывается чутьё, настолько тонкое и изобретательное, как того требует наша боль. Так нам напоминают о необходимости проявить сострадание и непосредственно исследовать то, чего мы столь долго стремились избежать. Так мы не изолируемся от части тела, испытывающей неприятные ощущения, но принимаем её в своё сердце — чтобы освободиться от сопротивления, усиливающего страдание.

Хотя мне доводилось видеть, что некоторые люди — как будто без всякой подготовки — на своём смертном одре раскрывались, подобно прекрасным экзотическим цветам, на такое развитие событий рассчитывать не стоит. Изучив такие ситуации спонтанного раскрытия, вы в большинстве случаев обнаружите, что многие из этих людей прожили жизнь в достаточной степени осознанно, и обладали, по меньшей мере, изрядной толикой добродетели. Мне также доводилось видеть, как люди, давным-давно отвернувшиеся от Бога, умирали в благодати. Честно говоря, нет ничего прекраснее, чем атеист с открытым сердцем. Умирая, атеисты не используют это мгновение, чтобы выторговать себе на небесном застолье лучшее место; в сущности, они могут даже не верить, что для них готовят пир. Они не копят «добродетели». Они просто улыбаются от переполненности сердца. Они проявляют доброту без определённой причины; они просто полны любви.

Мы обретаем такие ресурсы, постоянно возвращаясь к внимательному сердцу и вырабатывая способность справляться с дисбалансом, тянущим нас назад и возникающим из-за нашего косного сопротивления. Мы прекращаем любой ценой (какой бы она ни была) избегать своей боли. Мы принимаемся за дело, для которого — по словам Будды — мы были рождены, понимая, что избавление от страдания — самая сложная работа, которую нам предстоит совершить.

Понимание собственных реакций на физическую боль в существенной мере раскрывает то, как мы относимся к жизни в целом. Боль способствует возникновению горя. Она выносит на поверхность беспокойство, которое давно подавлялось, и ворох нерешённых проблем. Однако когда речь идёт об отпускании страдания, связанного с болью, — это легче сказать, чем сделать. Боль — это данность жизни. Если у вас есть тело и ум, вы будете испытывать боль. Однако страдание — это, скорее, реакция, а не ответ на ментальный и физический дискомфорт.

Если, скажем, вы вешаете картину в гостиной и нечаянно ударяете по пальцу молотком, какой будет ваша незамедлительная реакция? Останетесь ли вы на какое-то время наедине с этой болью, наполнив её мягкостью и направляя на неё сострадательное внимание? Или вы поступите так, как легко привыкли поступать: отнесётесь к своей боли с гневом и даже ненавистью, наполните её напряжённостью, усилите связанный с ней дискомфорт и чувство беспомощности, так и не приняв её в сердце?

Если попытаться дать единое определение исцелению — то это сострадательное и осознанное принятие той ментальной и физической боли, от которой мы со страхом и осуждением отстраняемся. Ничто не позволяет нам настолько полно приготовиться к смерти, как принятие этих ещё не пережитых сторон собственной жизни.

Нам не обязательно умирать поверженными и сокрушёнными смертью, чувствуя себя проигравшими, разочарованными, переполненными сожалением. Можно умереть мирно, почти не ощущая боли, даже в этот последний миг не переставая учиться, оставаясь исполненными благодарности.

Время от время мы представляем, что наша смерть будет непредсказуемой — даже внезапной и жестокой. Или вздрагиваем, непроизвольно представляя себе собственную плоть, измождённую за месяцы страданий, из-за чего наше тело стало тюрьмой, из которой мы жаждем освободиться, а ум превратился в бурный водоворот конфликта и сопротивления. Страх говорит, что мы никогда не станем способными к умиранию, и уж тем более — к смерти. Он убеждает нас, что нам не удастся благословенно отдаться смерти, что нас ждёт провал. Однако у нашей внутренней мудрости больше понимания. Она не ждёт. Она уже сейчас отдаётся жизни. Благодаря ей мы учимся умиранию, отрекаясь от роскоши собственного страдания. Она превосходит себя, чтобы себя обрести.

Итак, как мы видим, наши страхи перед смертью усиливаются боязнью тяжёлого конца. При этом боязнь эта больше напоминает страх падения, в то время как страх смерти — это трепет приземления. В смерти мы «падаем» вверх. Или, словами Уолта Уитмена, «мы движемся ввысь и вперёд, и смерть — не то, что кто-то себе представляет, она счастливее!» Умирание — достояние тела. Смерть — достояние сердца. Неизменно умирайте так, как и следует — телом. Пусть смерть не затрагивает вашего тела. Умирание относится к смерти так же, как рождение — к жизни. В каждом случае события, предшествующие жизни или смерти, выглядят единственной возможной реальностью, и в каждом случае они влекут за собой следующий удивительный поворот. Один учитель так описывает это: «Мы отпадаем от благодати в благодать». Следующее мгновение, к которому мы привязываемся — это ад; следующее мгновение, которое мы отпускаем — рай. Умирание, как и рождение, начинается в теле и завершается в сердце.

Созерцание страха

Признавайте свой страх, даже когда возникает лишь намёк на него. Отмечайте его как «страх». Если вы заметили, что ум пребывает в страхе, разматывая свою жуткую пряжу, отмечайте это состояние как «боязнь».

Различие между страхом и боязнью — такое же, как между свободой и связанностью. Страх возникает без предупреждения. Временами страх убеждён, что защищает вас, и иногда это действительно так. Однако гораздо чаще страх возникает из-за воображаемых тигров или воображаемого «я», которое будто бы могут проглотить. Страх — это глубоко обусловленная, непроизвольная реакция на любые переживания, связанные с физической или эмоциональной незащищённостью.

Чем больше мы открываемся страху, тем лучше узнаём сопутствующие ему телесные и ментальные схемы, и тем быстрее можем замечать даже малейшие его проявления, скажем, пульсацию энергии прямо за пупком — ещё до того, как с языка слетит первое заклятие, с ним связанное.

Мы встречаемся со страхом в момент его зарождения, когда, по всей видимости, ещё существует возможность выбора. Мы наблюдаем за страхом, когда он ещё совсем мал, позволяя ему выйти на поверхность, в последний раз горделиво и тяжело вздохнуть, а затем раствориться — что произойдёт в силу его естественного непостоянства.

Ниже приводится практика созерцания свойств и последствий страха. Выполняйте её каждый раз, когда замечаете, что возникает страх. Цель этой практики — не в подавлении страха, совсем наоборот, поскольку необходимо дать страху возможность свободно проявить себя, чтобы изучить его в естественных условиях.

Не убегайте от страха.

Расслабьте живот и мягко направьте туда внимание.

Устанавливайте связь со страхом, а не отстраняйтесь от него.

Исследуйте физические и ментальные проявления, сопутствующие этому состоянию ума.

Откуда вам известно, что это состояние ума является страхом?

Каковы его свойства?

Определите телесные проявления, связанные со страхом.

Что происходит в районе живота, сфинктера, позвоночника, в руках, в больших пальцах ног?

Что происходит с языком во рту?

Загнут ли он к нёбу?

Или он направлен вперёд, к зубам? Придавлен вниз?

Позвольте тому сценарию, который из-за страха запечатлевается в теле, постепенно проявляться, как проявляется фотография в проявочном помещении.

Пусть выявится характер телесных напряжений и нечувствительности в тех или иных местах, чтобы их можно было более тщательно изучить.

Сосредоточьтесь на изменениях, происходящих в уме.

Страх — это непрестанно меняющийся процесс проживания горя.

Отмечайте многочисленные состояния ума, нарушающие течение этого замысловатого процесса.

Наблюдайте, как то, что мгновение назад было робким любопытством, обращается в тревогу, затем в недоверие, а затем в избегание и сомнение.

В беспомощность и чувство неполноценности.

В агрессию и гордость, а затем снова в тревогу.

Пусть страх пребывает и начнёт растворяться в открытости, возникающей благодаря расслаблению живота.

Пусть он возникает и исчезает. В страхе нет ничего, чего стоит бояться.

Искреннее исследование страха приводит к бесстрашию, которое стремится даже не к устранению страха — но к тому, чтобы обрести открытость и свободу.

Страх смерти

Наш страх смерти — это страх неизвестности, которую невозможно контролировать. Это всё то же знакомое нам переживание. Каждое утро, когда мы просыпаемся, он прячется в ожидании под нашими веками. Это страх всех страхов. Ему необходимо пространство, чтобы свободно вздохнуть.

Учитель дзен Судзуки Роси говорил, что если запереть дикого коня в тесном стойле, он может обезуметь и выбить все перегородки, но если вы выведете этого жеребца на открытый луг и отпустите его, он какое-то время будет скатать по нему, а затем успокоится, покатается в траве и уснёт. То же самое происходит с безумными пересудами, что звенят и носятся туда-сюда в тесноте черепной коробки, обращая тело в разбитый камень. Позволяя страху пребывать в поле внимания, устанавливая с ним связь, а не отстраняясь от него, мы исследуем самую основу ткани его проявления в теле и изучаем, как он возникает в уме — как если бы он был страхом нашего единственного ребёнка.

Когда мы впускаем страх в поле внимания, контроль утрачивает своё значение, и ум погружается в сердце. Существует пространство, в котором может раствориться даже хаос, являющийся отражением наших представлений о смерти. Он может пребывать в безоценочной мягкости. Дело не в том, что страх полностью исчезает: но вокруг его присутствия возникает меньше паники. Когда попытки контролировать происходящее возводят внутри нас тюрьму, к свободе приведёт только отказ от контроля. Когда мы поворачиваемся к страху лицом, не контролируя его и не пытаясь его изменить, наши границы становятся менее чёткими, и остаётся меньше того, что необходимо защищать.

Вообразите, какое переживание беспомощности и безнадёжности могло бы возникнуть, если бы смерти на самом деле не существовало. Давайте не будем упускать из виду тот факт, что хотя мы очень страшимся смерти, мы безмерно её ценим. Смерть делает жизнь безопасной. Продал ли бы кто-нибудь собственную смерть, будь у него такая возможность? Если бы человеку предложили продать смерть за сто миллионов долларов, так что при любых обстоятельствах он прожил бы 500 лет, кто бы на это согласился? Кто бы рискнул прожить ещё 350 лет с насосом вместо лёгкого, 200 лет провести в коме, 400 лет с болезнью Альцгеймера? Мы полагаемся на смерть. Не будь её, мы вряд ли выходили бы из дома, ездили бы со скоростью 20 миль в час, держались бы в тени, насколько возможно, отказались бы от всякого рискованного поведения, наблюдая за бесконечными страданиями близких людей, и в конечном итоге взмолились бы об избавлении. Порой я думаю, а стали бы мы рождаться, если бы заранее не были уверены, что сможем уйти из жизни, когда она станет невыносимой? Нашим врагом является не смерть, но привязанность к страху.

Однако наш страх перед неизвестностью не настолько смутный, как мы хотели бы думать. Страх смерти — это также боязнь Судного дня. Мы обеспокоены тем, что, возможно, придётся отвечать за свои действия, а из-за незавершённых дел в «агентстве кармических займов и сбережений» мы можем остаться должниками или даже полными банкротами. Но, как выясняется, никакого Судного дня нет: только приговоры, раздающиеся ежесекундно в небесах или в аду ума, сражающиеся за право быть угодными Господу. Мы столь немилосердны к самим себе и ожидаем такого же немилосердия от Него.

Действительно, мы не знаем, что принесёт с собой смерть. Большинство людей настолько не готовы к ней, что упускают таящиеся в ней возможности. Наверняка, вы часто слышите о людях, которые вернулись к жизни после так называемого опыта клинической смерти, приблизившись к удивительному свету, который, по их словам, являлся Иисусом, Буддой или Жемчужными вратами; но эти люди так и не поняли, что они сами являются этим чистым светом. Мы настолько не готовы встретиться со своим величием, что представляем его чем-то меньшим, чем являемся, и большим, чем то, кем мы себя считаем. Лишь наслаждаться этим светом и не сливаться с ним, не погружаться в свою истинную природу, когда во время умирания возникает такая необычайная возможность, — значит проходить мимо благодати, настолько великой, что вам, возможно, придётся родиться заново для того лишь, чтобы вновь её испытать.

Одна из возможностей, раскрываемых перед нами смертью, заключается в том, что когда сознание готовится покинуть тело, наша сосредоточенность становится в десять-двадцать раз сильнее, чем при обычных условиях. Возможно, именно усилением сосредоточенности можно объяснить то, почему столь многие люди, описывая околосмертные переживания, говорят об обретении невероятного покоя. Сосредоточению сопутствует спокойствие, возможно, связанное с невероятным ощущением благополучия, которое, как сообщают многие люди, возникает с наступлением смерти. Другая особенность сосредоточенности — её способность преувеличивать содержимое сознания. Хотя благодаря сосредоточенности всё, происходящее в уме, обретает большую ясность и детализацию, также из-за неё может казаться, что скоротечное представление внутри сознания — настоящая эпическая драма, а не цирк, каковым оно является на самом деле. Это может объяснить, почему загробные миры описываются — как святым, так и ненадолго забредшим туда путником — как более «реальные и живые», чем наш мир. Возможно, это связано с тем, что человек начинает больше присутствовать в настоящем, становится более сосредоточенным.

Может быть, именно благодаря этой невероятной сосредоточенности на ранних стадиях смерти из страха возникают тигры, из благочестия — будды; ангелы и дэвы порождаются доверием, голодные духи — жадностью, миры наслаждений — чувственным томлением, бодхисаттвы — состраданием, Христос и Богоматерь — преданностью, а гигантские насвистывающие зады — отсутствием чувства юмора. Бог и дьявол — отражения трепета встревоженного сердца. Или, словами Кришнамурти, «наблюдаемое есть наблюдатель». Это справедливо для нашего мира, как и для любого другого.

Небеса и ад — не место на некой метафизической карте, но уровни сознания, которые мы повсюду в себе носим. Мы создаём их по собственному образу и подобию. Небеса — это проявление сущности сердца. Ад — это жар, возникающий от трения противоречивых стремлений, диссонанс между тем, кем по нашим представлениям мы должны быть, и тем, кто мы есть. Ад питается осуждением и праведным негодованием. Это падший ангел внутри нас. Однако этот ангел не мёртв, он просто лежит без чувств. Расслабьте свой живот и некоторое время осознанно дышите; и вот он снова возвращается к жизни. Этому ангелу требуется нечто большее, чем искусственное дыхание. Его вполне удовлетворит истина.

Если мы любим свою жизнь настолько, чтобы войти в неё, изучить её и привнести в неё мир, то даже тяжкие, обжигающие душу истины о нас самих станут прекрасными — в силу того, что они тоже являются истинами. Чогьям Трунгпа говорил: «Медитация — это просто оскорбление за оскорблением». Хотя мы боимся, что будем уничтожены, если признаем такого рода цепляния, они даруют нам неуязвимость, открывая путь к свободе. Именно такая готовность вглядеться в своё страдание и превзойти его превращает ад в небеса.

Каждая религия и культура создаёт собственный рай: он многоступенчатый, подобно свадебному торту, у буддистов, у бушменов — просторен и зелен, как переливы Серенгети, он украшен сиянием ангелов, сидящих у Его просторного трона и поющих божественную песнь, воскрешающую и Лазаря, и Христа. С адом мы уже хорошо знакомы, хотя у каждого человека он свой. Для Сартра из ада «нет выхода». Для Мейстера Экхарта быть в аду вместе с Иисусом лучше, чем на небесах без него.

Однако если единственное, что имеет значение — это углубление мудрости и сострадания, ведь они наполняют светом и теплотой тот вечный момент, в котором мы пребываем вместе со всем сущим, то разве придётся нам готовиться к путешествию? Всё произойдёт само собой, по непредвиденной благодати.

В смерти нет никакой опасности.

Момент смерти

Существуют различные мнения относительно того, когда именно наступает смерть. Врачи настаивают, что она наступает, когда с помощью сверкающих медицинских инструментов не удаётся обнаружить признаков жизни. Они представляют, что жизнь уходит с последним выдохом. Им неизвестно, что происходит под веками умирающего. Они не понимают бесконечно разворачивающегося внутреннего процесса. Из-за неспособности доверять тому, чего нельзя измерить, они отвергают и смерть, и свою бессмертную сущность.

Другие утверждают, что смерть наступает при зачатии и прекращается только тогда, когда существо, с криком ворвавшееся в мир, осознаёт всё то, что молчаливо пребывало нерождённым.

Некоторые говорят, что смерть наступает при остановке сердца. Однако сердце никогда не прекращает биться, ведь когда оно больше не связано границами двух дополняющих друг друга желудочков, оно медленно вступает в свой исконный простор, продолжая биться, выражая истину, которую оно навеки приняло.

Другие люди убеждены, что смерть наступает, когда человек видит Жемчужные врата или встречается с Буддой, который ждёт его у дороги. Однако такие представления, скорее, являются опытом жизни — телесным или внетелесным.

Подобно рождению, смерть является не тем, что происходит неожиданно, но постепенным проявлением. Пока распускается цветок, едва ли можно точно определить, когда именно бутон начинает превращаться в цветок, или когда наполненный семенами плод начинает лопаться и освобождается от своего богатства.

Люди, которые знают этот процесс изнутри, благодаря опыту, полученному от пребывания рядом с умирающими, десятилетиям медитации и мгновениям неожиданной благодати, не говорят о смерти как о едином моменте — до наступления которого человек жив, а после наступления — мёртв. Вместо этого они говорят о «миге воспоминания», когда человек перестаёт держаться за жизнь и отдаётся смерти. Это, если немного углубиться в процесс, мгновение, когда человек неожиданно вспоминает нечто, о чём, кажется, невозможно забыть. Мы «вспоминаем», что в смерти нет ничего опасного, припоминаем, как хорошо быть свободным от ограниченности телом и несколько недоверчиво спрашиваем себя: «Как я мог позабыть нечто столь важное, и что же вызвало во мне желание оставаться в теле?». Это совершенно новый взгляд на смерть.

В этот момент, когда мы уже почти чувствуем лёгкость, подымающую нас из тела, всё ещё пытаясь впитать каждую молекулу кислорода, чтобы прожить ещё одно мгновение, внезапно мы вспоминаем, что не являемся телом; никогда не являлись им и никогда не будем! И всякое сопротивление растворяется, когда мы улавливаем проблеск нашего духа, вечного странника. Мы снимаемся с якоря и погружаемся в океан бытия, расширяясь за пределы тела, отпуская ум в свободное плавание.

Я не знаю, можно ли назвать это «моментом смерти», но я уверен, что благодаря такому озарению всё меняется.

Опыт же, который человек переживает как миг воспоминания о выходе из тела, может ощущаться обратным образом в момент возвращения в него — как миг забвения. Похоже, что для обретения тела мы вынуждены оставлять на хранение ключи от некоего фрагмента нашей исконной мудрости, которые могут быть возвращены, когда снова будет обретена пустота. Возможно, по этой причине очень многие сообщают, что никогда не ощущали себя настолько живыми, как в опыте смерти. Или настолько мёртвыми, как в самом сердце жизни.

Из этой безбрежной перспективы мы способны оценить — не ограничиваясь мирскими мотивами — каким превосходным уроком может служить смерть, насколько великолепен и замысловато устроен необыкновенный процесс нашей эволюции.

Акт умирания

Вот как переживается умирание:

Чувство облегчения, расширения, свободного полёта.

У некоторых оно возникает с одним плавным выдохом, у других больше напоминает постепенное восхождение.

Хороши оба варианта. И в том и в другом случае сердце озаряет неожиданная радость, и мы движемся туда, куда должны прийти.

Но умирающий отделён от живущего громадным парадоксом — эффектом зеркального отражения в пространстве.

Вещи не таковы, какими кажутся.

На каждом этапе отключения тела что-то в нас освобождается.

Каждое внешнее проявление смерти сопровождается всё большим углублением внутренней оживлённости.

В смерти, как в медитации, чем глубже мы погружаемся, тем труднее нам становится себя определить, и тем более реальными мы себя ощущаем.

Неподвижность — первый внешний признак смерти, но как только растворяется твёрдый элемент, появляется ощущение неограниченности — по мере того, как боль исчезает, сменяясь свободой движения.

Вы будто бы снимаете слишком тесный ботинок.

Затем отключается кровеносная система, при этом элемент жидкости втягивается уходящей жизненной силой, раскрывая внутри ощущение усиливающейся текучести.

Это чувство, что вы больше похожи на океан, чем на гальку.

Тело остывает, когда элемент огня сосредотачивается в сердце и выходит через макушку головы.

Мы чувствуем, как поднимаемся вверх, подобно теплу, излучаемому шоссе, что нагрето солнцем.

Наконец, тело становится жёстким и начинает больше напоминать мрамор, чем плоть, когда элемент воздуха исчезает в пространстве, а лёгкость растворяется в чём-то ещё более лёгком.

Внутренний процесс продолжается, сохраняя в смерти и за пределами умирания чувство безграничного расширения, неограниченных возможностей.

Уходить из тела — как наблюдать за таянием кубика льда.

Мы теряем определяющую нас форму, возвращаясь к своему изменчивому центру, и испаряемся, как дым.

Расширяясь, чтобы наполнить комнату — в незримой и вечно сущей форме.

Подобно кубику льда, мы претерпеваем колоссальные внешние изменения, но они не затрагивают нашей сущности.

То, что однажды было кубиком льда, до сих пор всецело остаётся водой.

И мы, как и прежде, остаёмся той необъятностью, которой нельзя дать имя.

Вот на что похож уход в смерть.

Смерть — совершенно другая тема.

Как бы то ни было, словами Ондреа, «жизнь — простейшая форма бытия».

Созерцание умирания

Если вы собираетесь практиковаться в умирании, жизненно важным является его созерцание. Далее излагается медитация, которую десятки тысяч людей применяют для того, чтобы подготовиться к смерти. Лучше всего приступать к ней, ознакомившись с описанием процесса умирания из предыдущей главы и с замечаниями по поводу мига воспоминания в главе, ей предшествующей.

Наша история открывается с последним вздохом и завершается с первым. Это грубый набросок древнего шедевра. Она воспроизводит некоторые стороны процесса умирания, подобно тому, как в художественном произведении изображается Тадж-Махал. Это не сама реальность, но нечто близкое к ней настолько, насколько можно подобраться, не имея при себе соответствующих документов.

Многие люди, пережившие околосмертный опыт, говорят, что во время этой медитации у них возникали сходные с ним чувства, а многие сообщили, что стали глубже доверяться этому процессу, а их страх перед неизвестностью уменьшился. Один практикующий с огромным облегчением сказал: «Если умирание хоть отчасти похоже на эту медитацию, мне не нужно практиковаться в умирании, мне нужно заниматься медитацией».

Как известно каждому, кто приходил в зал для медитации и садился на колени для длительной практики, медитация — это упражнение в искусстве умирания, отпускание себя в огромную неизведанность. Медитации на умирание усиливают эффект этой практики.

Эта медитация, если медленно зачитывать её другу, читать про себя или слушать в записи, может способствовать развитию способности к отпусканию. Благодаря ей мы можем открыться навстречу возможности последний раз вздохнуть, ощущая покой на душе, и совершить следующий вдох во вселенной возможностей и роста. Она позволяет нам открыться для мига воспоминания.

Подготовка к умиранию или медитации, смотря что наступит раньше

Оглядите свой дом, чтобы найти спокойное место, где можно умереть.

Переходите из комнаты в комнату, изучая пространство и чувствуя, пока не окажетесь в месте, наиболее для этого подходящем. Придите в это место и расположитесь там, чтобы приняться за эту медитацию, воспринимая её просто как игру/работу.

Затем, когда медитация перетечёт из ума в сердце и станет для вас более близкой, вы сможете умирать в любом месте.

«Один простой факт умирания и факт ясного света», — Олдос Хаксли.

Спокойно сядьте и ощутите тяжесть, качество плотной вещественности, которым обладает ваше тело. Почувствуйте, как сила тяжести притягивает это плотное тело к земле. Отметьте вес своего живого тела. Часто это тело хочет лечь. Оно не способно слишком долго выдерживать свой собственный вес. Оно притягивается к центру земли.

Отмечайте мерцающее поле ощущения внутри этого грубого тела. Вибрирующий поток, наполненный вашей связью с внешним миром. Чувства горячего и холодного, шероховатости и гладкости, даже верха и низа, из-за которых долго удерживалось ложное представление о том, что мы являемся телом, а не обитаем в теле. Мы воображаем, будто владеем этим телом, но оно дано нам только на «передержку». Отмечайте, что ощущения, возникающие в этом плотном теле, внутри воспринимаются чем-то более лёгким. Наблюдайте, как ваше внимание освещает каждое поступающее ощущение и сообщает о его существовании.

Внутри грубого тела пребывает тело внимания, лёгкое тело, являющееся источником сознания своего внешнего сосуда и окружающего мира. Именно оно переживает жизнь внутри или вне тела.

Ощутите это лёгкое тело внутри себя. Почувствуйте, что его присутствие — это присутствие как таковое. Обратите внимание, что чувство присутствия входит в безвременное сознавание, которое неопределимо, но всегда переживается. Умирает лишь то, чему можно дать имя, но истина, в которой всё это пребывает, не имеет начала и конца.

Наблюдайте, как каждый вдох, входящий в вас через ноздри грубого тела, переживается в виде ощущения лёгким телом внутри вас. Отмечайте, как каждый вдох связывает грубое и лёгкое тела. Отмечайте, как с каждым вдохом эта связь поддерживается, благодаря чему жизнь остаётся в теле ещё на одно мгновение.

Ощущайте связь между лёгким и плотным телом, которая обеспечивается за счёт каждого вдоха. Ощущайте, как каждый вдох поддерживает лёгкое тело внутри вас в идеальной гармонии.

Делайте каждый вдох так, будто бы он последний. Переживайте каждое дыхание так, будто за ним не последует другого. Не пытайтесь сберечь своё дыхание, чтобы остаться в теле. Пусть оно приходит и уходит.

Каждый вдох — последний. Отпустите себя в это последнее дыхание. И просто пребывайте в нём.

В последнем дыхании жизни, оставляющей тело. Связь между лёгким и грубым телом разорвана. Это конец этой жизни. Последний вдох.

Не пытайтесь удержать его, отпустите его. Отпустите свой последний выдох, пусть лёгкое тело выйдет на свободу.

Позвольте себе умереть. Отпустите всё сейчас. Не держитесь ни за что. Доверьтесь происходящему.

Позвольте себе раствориться в пространстве. Оставьте своё тело, следуйте за светом.

Последнее дыхание исчезло в пространстве. Оставьте своё тело там, где оно лежит, и двигайтесь вперёд. Вы никогда не были этим телом. Вы — это то, что сияет впереди. Войдите в этот свет. Это ваша собственная великая природа. Не пугайтесь своей собственной необъятности. Освободитесь от всего, что удерживает вас от высшего осуществления. Растворите своё сердце в этом Великом сердце. Позвольте себе стать тем, кем вы всегда являлись.

Очень мягко позвольте себе освободиться от тела. Непрестанно выходите наружу, сквозь слои всё меньшей плотности ко всё большей глубине благодати. Вступите в простор бытия. Покойтесь в своём праве, данном от рождения и от смерти. Примите своё наследие.

Позвольте себе раствориться в этом просторе. Границы размываются, преграды исчезают. Всё больше растворяйтесь в пространстве. Соединитесь с совершенной радостью своей абсолютной природы. Пространство, растворяющееся в пространстве. Свет, смешивающийся со светом.

Отпустите своё знание, своё незнание и просто будьте присутствием, раскрывающимся как сияние собственного Великого сердца. Позвольте тому, что является светом, следовать по своему ясно освещённому пути.

Не просите совета у ума, просто следуйте за своим светом. Он помнит путь.

Забудьте своё имя. Забудьте своё лицо. Забудьте о своей репутации и свободно пребывайте в этом просторе.

С благодарностью, на едином вдохе оставьте своё тело вместе с той жизнью, которая вам однажды приснилась.

Раскрываясь навстречу этому ощущению безопасности, отметьте, что возникает чувство покоя, настолько глубокое и естественное, что вы удивляетесь, как не замечали его всю свою жизнь.

Отпустите свои представления и свободно пребывайте в интуиции.

Войдите в пространство, где текут ваши мысли. Погрузитесь в свет. Свет, исчезающий в свете. Пространство, растворяющееся в пространстве. Сознание, свободно парящее в чистом внимании.

Будьте сострадательны к себе. Отпустите себя, излучаясь в пространство, подобно свету.

Сливаясь с Великим сердцем, не имеющим сущности, но столь же реальным, как и вы.

Нет внутреннего и внешнего, лишь безграничное бытие в бесконечном пространстве.

Пространство, раскрывающееся в пространстве. Свет, растворяющийся в свете.

Покойтесь в бытии. Свободно пребывайте в своём исконном просторе.

И наблюдайте, как из исчезающе далёкой точки на самом краю горизонта нечто медленно приближается. Это первое дыхание жизни.

Вместе с этим вдохом вы обретаете новое тело. В желаниях, возникающих по мере того, как приближается новое воплощение, заметьте угасание света, что предшествует мигу забвения. Попробуйте сохранить бдительность в процессе вхождения в тело заново.

Каждый вдох — первый.

Каждое дыхание — совершенно новое.

Вы снова родились в теле, чтобы изучить то, что родилось. И то, что бессмертно.

Вы рождаетесь ради блага всех чувствующих существ.

Лёгкое тело снова вживается в грубое тело. Жизнь снова воскресает вместе с возможностью обрести настолько ясное сознание, что оно устранит всякую вероятность того, что вы пробудете мертворождённым всю свою жизнь.

Каждый вдох — первый.

Вы родились для служения и исследования. Чтобы привнести в мир — каким бы он ни был — больше сострадания.

Каждый вдох — большая драгоценность, он позволяет лёгкому телу ещё на одно мгновение остаться в своём земном сосуде.

На вдохе войдите в этот мир, чтобы обрести исцеление, которого вы так долго искали. И чтобы петь песню, которую так долго разучивали — с тех времён, когда сидели под священным деревом, были прикованы к кресту или глядели в глаза своему умирающему ребёнку. Никто не говорил, что будет легко: но трудности будут плодотворны.

Каждый вдох — первый и последний, единственный вдох, который может перенести нас из нашего беспамятства в сияющий центр живой истины.

Пусть смерть стоит за левым плечом каждого живущего существа, а в центре их сердца пребывает доброта.

Пусть все существа будут свободны от страдания. Пусть все существа познают безграничное счастье своей великой природы.

Пусть все существа пребывают в мире.

Дженнифер

Для Дженнифер, которая умерла на свой двенадцатый день рождения

Кекс с одной розовой свечой на тумбочке у изголовья её кровати,

А над нею — распятый Христос на больничной стене.

Наконец, она освобождается —

Когда лейкемия поглотила большую часть её юности, её тело замирает.

И на последнем дыхании

Иисус поднимает её с креста.

Закончились годы болезни.

Теперь она свободно может ездить верхом на своей любимой лошади.

Сидя рядом с её опустевшим телом, я ощутил,

Как древняя Мария, Матерь сострадания, пришла,

Чтобы бережно заключить только что умершую в свои бесконечные объятия,

И как неторопливо собираются дети на ужин,

Который был с любовью обещан им на Голгофе.

И я удивлялся — слишком рассудочно для разбитого горем человека —

Как же, если сегодня умерли тысячи людей, Мария одна может принять их всех.

И утешая меня, она прошептала,

Что когда тысяча людей смотрит на Луну, они видят тысячу лун.

Пересмотр жизни

Нередко люди, бывшие на волосок от смерти, говорят, что целая жизнь пронеслась у них перед глазами. В этот безвременный миг люди, беседы, события, звуки и образы прошлого живо воскресают в сознании. Многих не до конца удовлетворяет то, что они увидели. По их мнению, сценарий можно было бы доработать, сюжетная линия оставляет желать лучшего, актёры играли свои роли неважно, и хотя порой представление казалось скучным и затянутым, оно слишком быстро закончилось. Они удивляются, сколько всего они забыли и сколько всего произошло.

Они почти сразу же погрузились обратно в сон своей жизни, не осознав, что если сейчас не предпринять ничего, чтобы наша жизнь обрела целостность, то однажды, когда смерть действительно придёт на порог и жизнь пронесётся перед глазами, слишком поздно будет пытаться что-то изменить. Не будем же откладывать пересмотр собственной жизни до момента смерти. Представьте, что можно завершить свои дела до того, как истечёт срок договора.

Как только вы освоите практику расслабления живота, а созерцание страха несколько расчистит пространство, настанет подходящее время для того, чтобы приступить к пересмотру жизни, позволяющему отпустить прошлое и освободить место для будущего.

В девятнадцать лет мне в руки попала книга по буддизму — она показалась мне оазисом в безлюдной пустыне, но я чувствовал, что недостаточно чист, чтобы она принесла мне пользу. Я был убеждён, что слишком поздно нашёл решение и не смогу избавиться от бремени, которое к тому времени уже нёс. Но всё же я купил эту книгу — это было лучше, чем небытие. Благодаря этому я пережил тотальное обновление. Видя, какие великолепные плоды принесла даже эта нерешительная готовность к продвижению, я могу сказать лишь следующее: не позволяйте уму, который так напуган смертью, жизнью и даже собственной тенью, принимать решение о том, освобождать ли дорогу будущему, избавившись от прошлого. Позвольте решить сердцу, которое слишком часто затемняют нерешённые проблемы. Дайте ему возможность окончательно проститься с теми, с кем нужно проститься, отдать дань уважения своим друзьям и учителям, простить одних и попросить прощения у других.

Основным моментом при пересмотре жизни является благодарственная медитация. В этой медитации мы вспоминаем о душевных временах, старых друзьях, особенных днях, мгновениях озарения и исцеления, а также о любви, благодаря которой всё это обрело ценность. С благодарностью и уважением мы впускаем в своё сердце каждого из близких людей по отдельности и вступаем с ним в диалог. Обычно в подобных беседах раскрывается многое. Ощутив реальную связь с человеком — неважно, длилась ли она несколько минут или всего мгновение — поблагодарите его и попрощайтесь с ним, пока воспоминание будет растворяться. Встречайте каждое воспоминание с уважением, расслабленно, и расставайтесь с каждым образом, сказав ему слова прощания. Каждый раз, когда вы покидаете приятное или неприятное воспоминание, делайте это осознанно. Нет никаких гарантий, что вы когда-нибудь снова испытаете нечто подобное, даже в воспоминании. Этот простой ритуал не так лёгок и поверхностен, как может показаться. Наши слова прощания — сопровождаемые переживанием утраты или вздохом облегчения — становятся всё сердечнее с каждым мигом освобождения от прошлого.

Существуют вещи, за которые каждый из нас испытывает благодарность; точно так же есть события, о которых вы, возможно, жалеете. Они оставили после себя воспоминания, с которыми вы до сих пор не разобрались, которые окружены чувством сожаления, вины и ненависти к себе с одной стороны, и переживаниями фрустрации, гнева и даже фантазиями о мести — с другой (и часто эти воспоминания ассоциируются с такими переживаниями). Эти болезненные воспоминания, как и любая другая боль, взывают о помощи. Они составляют сердцевину наших неразрешённых проблем.

В целом существует три вида воспоминаний: приятные, неприятные и нейтральные. Воспоминания, затрагивающие наше сердце, — это приятные воспоминания, на них мы направляем свою благодарность. Воспоминания, из-за которых мы напрягаемся, являются неприятными воспоминаниями; на них мы направляем ясность и прощение. Некоторые люди из прошлого могут вызывать у нас как приятные, так и неприятные воспоминания. В нашем уме может присутствовать даже лёгкая обида на тех, кого мы любим. С некоторыми людьми, которые, по нашим ощущениям, причинили нам боль, у нас также, возможно, связаны особенные моменты, за которые мы можем испытывать благодарность, хотя наше умение прощать здесь подвергается испытанию. Посредством практики и открытости к неожиданным чувствам этот процесс делается более тонким.

Ясность возникает из осознания изменяющихся состояний ума. Прощение возникает из сердца, которое больше не может оставаться закрытым для себя или для других, из сердца, которое ценит свободу больше, чем желание скрыть собственную боль.

Прощение избавляет от неразрешённых проблем. Это одна из основных граней пересмотра жизни; её следует развивать, одновременно практикуя благодарственную медитацию. Прощение позволяет нам двигаться вперёд, так что нас больше не останавливает неготовность принять свою боль как путь к исцелению. Давайте вспомним тех, кто, как нам кажется, причинил нам боль, выразим им свои чувства и внимательнейшим образом прислушаемся к их предполагаемому ответу. Пусть этот человек, если хочет, извинится перед нами, или, если нужно, обратится в бегство. Мы приглашаем его в преддверие своего сердца и, признавая его глубокую боль и растерянность, даруем ему шанс на прощение — просто чтобы увидеть, каково это — простить этого человека, и чтобы почувствовать, что в данном случае может принести исцеление. Этот постепенный и удивительный процесс не терпит спешки. Форсирование событий приводит лишь к тому, что сердце закрывается. Проведя несколько минут с воспоминанием, изучив его изнутри и вступив с ним в общение, попрощайтесь с этим человеком, наблюдая, как с каждой встречей и расставанием страх постепенно растворяется и возрождается доверие к происходящему с вами.

В ходе этих бесед с собственной болью можно заметить, как из тени выходят те люди — возможность прощения будто бы притягивает их, — у которых мы сами хотели бы попросить прощения. Поговорите с ними и очень внимательно выслушайте, что, как нам кажется, они могли бы сказать нам в ответ. Завершайте беседы и отношения, незаконченные в прошлом. Попросите этих людей о прощении и начните задумываться над тем, что можно сделать, чтобы искупить свою вину. Ум на самом деле обретает покой не благодаря раскаянию, но благодаря намерению больше не повторять действий, причиняющих вред.

Благодарность можно выражать множеством разных способов; точно так же исправлять ошибки можно на самом разном уровне. Медитация на прощение позволяет интуитивно понять, что требуется сделать в конкретном случае. Письмо, звонок, визит к человеку и особенно молитва за его благополучие — всё это может оказать глубокое исцеляющее воздействие. Или же можно воспринимать другого человека как существо своего сердца, а не как объект ума, и учить его прощать и принимать прощение, игриво разделяя с ним тайну. Это отнюдь не беседа. В сущности, разделяющее нас пространство становится особенно ощутимым именно тогда, когда мы пытаемся его устранить. Нисаргадатта Махарадж говорил: «Ум создаёт бездну, а сердце её пересекает».

Часто случается, что человека, вину перед которым мы хотели бы искупить, больше нет в нашей жизни. Возможно, он (или она) умер (умерла), переехал(а) жить в другое место или исчез(ла) в глубинах истории нашей жизни. Представляя себе, что беседуете с тем, кому, как вы опасаетесь, причинили боль, вы смело впускаете его в своё сердце.

Чтобы разобраться с неразрешёнными проблемами, важно, конечно, избавиться от долгов. Некоторые долги можно отдать, выписав чек; в случае с другими, возможно, придётся копнуть глубже. При переходе из мира теней в мир света от некоторых форм цепляний мне было освободиться сложнее, чем от других. В двадцать лет (тогда я около года интересовался буддизмом), заглянув в магазин восточного искусства, я стащил оттуда маленькую керамическую фигурку Будды, изготовленную в XIX веке. Украденный мною Будда оказался хмурым и очень решительным Бодхидхармой, глядя на которого я понимал, что легко не отделаюсь. На протяжении многих лет он преподаёт мне самый жёсткий урок честности и прямоты, в то время как другие изображения Будд появляются и исчезают. Хотя его лицо не утратило своего хмурого выражения, он глубочайшим образом вдохновляет меня на то, чтобы отпускать поверхностные стремления и прислушиваться к голосу сердца. Спустя два года после кражи этой глиняной фигурки я отправил в магазин чек на её оплату, приложив к нему письмо с извинениями. (Как мне рассказывали, ежедневно универмаги получают тысячи долларов от магазинных воров, раскаявшихся в содеянном). На миг мне показалось, что старый Бодхидхарма улыбнулся, но затем я понял, что это на моём лице появилась улыбка. Искупление вины питает сердце и умиротворяет ум.

Забавно, что этот хрупкий, удивительный, хмурый Будда чистой любви — едва ли не единственный предмет, который сохранился у меня за эти сорок лет. Он стоит на нашем алтаре рядом с подарком Далай-ламы и фотографиями нескольких любимых учителей.

Золотой Будда — это Будда мудрости. Нефритовый Будда — Будда сострадания. Однако украденный глиняный Будда оказался самым лучшим, ведь он напоминает мне о силе преображения.

Перед тем как углубиться в эту весьма искусную практику, я бы хотел сказать следующее: я не верю, что можно избавиться от всей той боли, что наполняет наши самые трагические воспоминания, в течение нескольких месяцев посылая энергию благодарности в сторону приятных воспоминаний и энергию прощения — в сторону неприятных, говоря прощальные слова обитателям нашей памяти и осознавая возникающие и исчезающие состояния ума. Однако благодаря этому давно забытые чувства могут снова вернуться в сердце, где вы сможете заново их пережить в большей открытости и с несколько большей мягкостью.

Этим я не хочу сказать, что нужно стремиться силой вызвать в себе чувство прощения или благодарности. Благодаря простому прикосновению к тяжёлому воспоминанию и хотя бы минимальной готовности к исцелению привязанность и напряжённость вокруг этого воспоминания начинают смягчаться. Возможно, в конце концов мы научимся с благодарностью относиться к нашей жизни в целом — не потому, что она во всём была приятной, но поскольку она стала уроком, приведшим нас к этому важному моменту самонаблюдения.

Не могу говорить за других людей, но когда я взялся за «наведение порядка в доме», в частности, исследуя основания своей жизни и годы юности, то обнаружил, что юность моя была полна недоверия, эгоцентрического удовольствия и эмоциональной нечестности. Часто, перечитывая эти первые главы истории своей жизни, я замечал, что волновался о переживаниях других только для вида. Встретиться с этим фактом лицом к лицу было для меня не легче, чем встретиться на пути с трёхголовым демоном. Было очень трудно не отвернуться от этих образов — они казались слишком реальными и болезненными.

Но тогда я вспомнил слова, которые любил повторять один мой учитель: «Мысль о тигре — это не тигр». Воспоминание о событии — это не само событие, но его отражение на непрестанно меняющейся поверхности ума. Эти образы на экране сознания некоторые описывают как своеобразный «тренажёрный зал» для сердца, в котором наша цель — не поднять как можно больший вес, но отказаться от всякого отягощения, отпустить его. Другие понимают эту стадию установления связи с содержанием памяти-сознания в качестве репетиции, возможности поработать с чувствами, возникающими в подобных ситуациях, ведь мы снова можем с ними столкнуться — скажем, при путешествии через смерть. Было ясно, что если бы тогда я не смог с состраданием и ясностью открыться определённым сложным воспоминаниям, они продолжали бы препятствовать моему путешествию через жизнь и смерть. Только из-за страха смерть кажется мелким озерцом, на которое смотришь с высокого обрыва.

Пересмотр истории вашей жизни, цель которого как выражение благодарности по отношению к прошлому, так и исцеление былых ран, может потребовать нескольких недель, месяцев или всей оставшейся жизни, ведь постепенно в поле внимания будут возникать незамеченные уровни привязанности, раскрываясь перед вами для исцеления. Это сильное, поначалу немного горькое лекарство, но оно будет становиться всё слаще по мере того, как через прощение и благодарность, осознанность и сострадание нам будут дарованы несметные благословения. Когда прощение начинает жить собственной жизнью, а страдание, связанное с болезненными событиями, утихает достаточно, чтобы мы поняли, чему оно призвано нас научить, прошлое приобретает иное значение. Мы получаем, как говорит Ондреа, «дар раны», понимание и силу, уважение к состраданию и внимательности, в которых нуждаемся для исцеления разных других сторон своего существа.

В своей книге «Как вырастить белый лотос» (How to Grow a White Lotus) буддийский мастер дзен Кеннет Роси рассказывает о том, как она занималась пересмотром своей жизни — каждого события, каждого озарения, всех своих побед и поражений — после того, как ей сообщили, что она вскоре умрёт. Она говорит, что так она оказалась лицом к лицу с жизнью. Правда, её размышления о жизни обрели такую мощь (невозможно предположить, чтобы нечто подобное случилось с кем-то ещё), что её тело на самом деле не погибло, но осталось приютом для движения в сторону просветления. Хотя этот процесс был запущен не с целью исцеления, она нашла успокаивающим тот факт, что принятие даже тяжёлых воспоминаний исцелению не препятствует.

Люди, занимающиеся медитацией в течение нескольких лет, возможно, уже отчасти провели эту работу. В 2 часа дня в тишине зала для медитации жизнь снова и снова предстаёт перед нами, призывая к тому, чтобы разобраться в ней. Возникают воспоминания, переживаются чувства, исследуется сознание, в сердце возникает приятие и наступает следующий миг. Когда я стал заниматься медитацией, то у меня было очень мало воспоминаний о первом десятилетии моей жизни. Теперь я могу ясно припомнить свои первые дни рождения и переводные картинки с танцующими медведями, лежавшие у моей кроватки.

Главное при пересмотре жизни — сосредоточенное размышление. Мы оглядываемся на свою жизнь не так, будто она до сих пор принадлежит нам, но так, словно стоим на пороге расставания с нею. Мы вспоминаем о прошлом так, как будто это был последний глоток старого доброго вина, последний поцелуй ушедшего возлюбленного, последний шанс ощутить жизнь, столь полную наших собственных человеческих переживаний. Это исцеляющее созерцание.

Данный процесс подразумевает, что мы встречаем хорошие времена с глубокой благодарностью. А плохие времена — после того, как основательно изучим гнев таким же образом, как созерцали страх — со всё более глубоким прощением. Мы признаём, что тяжёлые времена могут быть для нас хорошим уроком и позволяют нам открыться более глубоким дорогам жизни, приносящим больше счастья, нежели неудовлетворённости.

А мой друг, глубоко ушедший в этот процесс пересмотра, говорит о нём так: «Поначалу всё — либо восторг, либо мерзость, затем становится хуже, затем — лучше, потом гораздо лучше, а затем всё чаще и чаще кажется, будто всё вообще идёт замечательно».

Во многих отношениях пересмотр жизни — не столько созерцание прошедших событий, сколько инвентаризация оставшихся чувств: признание того, что какая-то работа завершена, а определённые моменты ещё требуют исцеления.

Один врач, работник хосписа, говорил (то же самое отмечали и некоторые духовные учителя): «Иногда первый серьёзный шаг не даёт человеку покоя или какого-либо исцеления. В сущности, иногда люди выглядят и чувствуют себя хуже. Однако их существо стало полнее. Они выпустили свои подавленные и забытые части на поверхность и, наконец, уделили им внимание».

Некоторые терапевты, с которыми я обсуждал практику пересмотра жизни, выражали озабоченность тем, что подобная практика может быть слишком сложной для человека. По их мнению, жизнь большинства людей настолько трудна, что им, возможно, лучше «не ворошить змеиное гнездо».

Безусловно, мы воспринимаем рекомендации терапевтов всерьёз и советуем людям, вступающим в этот процесс пересмотра, делать это медленно и не прилагая избыточных усилий. Не бросайтесь к своим тяжелейшим воспоминаниям, переполняясь гневом и чувством вины. Прежде, чем исследовать возможности прощать и просить о прощении, постройте фундамент в виде благодарности и осознанности. Начните со своих бесчисленных обид и жалоб. Изучите страдание в своём сердце и развивайте сострадание не только по отношению к своей боли, но и к боли вообще, знакомой всем нам.

В практике пересмотра жизни вы испытаете весь спектр эмоций: возмущение ношей, которую другие люди взвалили вам на плечи, стыд из-за ноши, которое вы взвалили на плечи других, благодарность за то, что нам даровано, и радость от того, что мы даровали другим.

Если вы столкнулись с травмой или насилием, лучше не пытаться пробудить подобные воспоминания. Вы можете разобрать множество других моментов из закромов памяти, а эти мысли и чувства пусть дожидаются безопасного времени для выхода на поверхность.

Правда, каждый раз, когда вы ощущаете себя в роли жертвы, исследование может принять сложный оборот, поскольку на определённом этапе вы обязательно предстанете перед лицом обидчика, пусть даже в воспоминаниях. И это сущий кошмар для той вашей части, что притесняла других! Но стоит ли это откладывать? Почему бы прямо сейчас не разобраться в своих «старых долгах» и не понять, как быть с ними дальше. Как говорится, «ещё не вечер»; и пока ваше сердце открыто не полностью, всё останется как прежде, и вы будете вечно вертеться в круге своей адской привязанности.

Если вы уже проходите терапию, посоветуйтесь со своим терапевтом по поводу того, как эта практика может повлиять на текущий ход вашей совместной работы. Если вы не находитесь в терапевтических отношениях с профессионалом, можно договориться о таких отношениях с близким другом, в рамках которых вы сможете обсуждать любые вопросы — чтобы у вас появилась возможность вслух размышлять о своей внутренней работе.

В ходе пересмотра жизни у любого из нас наступают моменты, когда путь становится настолько трудным, что приходится постоянно помнить о необходимости снова погружаться в сердце, подобно тому, как альпинист прибегает к кислородной маске. Если вы не принимаете каждое воспоминание, практикуя расслабление живота, с прощением и благодарностью, то пересмотр жизни может стать более тяжким и менее целительным процессом, чем должен. Этот процесс не должен превращаться в перетирание старых мыслей и чувств, освещаемых довольно-таки вялым и несколько подавленным обыденным умом. Скорее, речь идёт о собирании сознания заново (до того, как смерть сделает это за нас), чтобы с новой силой осветить прошлое сиянием милосердия.

Поскольку, как упоминалось ранее, страх смерти может включать в себя страх наказания, пересмотр жизни во многом может избавить нас от последнего, поскольку эта практика позволяет нам пережить в своей душе Страшный суд без какой-либо спешки. Когда мы совершенствуемся в отказе от самоосуждения и бросаем эту частицу своего страдания в самое сердце стремления к свободе, в душе может возникнуть нечто настолько прекрасное, что трудно будет в это поверить. Это чувство всепронизывающей любви к себе; по словам некоторых людей, это восприятие себя глазами Бога. И страх перед Иеговой утихает. Приближение самой истины вызывает внутренний подъём. Будда провозгласил эту истину, сказав, что вы можете обойти весь мир и не найти никого достойного любви в большей мере, чем вы сами.

Когда я занимался пересмотром своей жизни, то вспоминал некоторые совершённые поступки с ужасом и стыдом. Я удивлялся, неужели эти уродливые следы будут вечно пятнать путь, который я прошёл, и вздыхал о том, как тяжело, должно быть, приходилось тем, кто путешествовал вместе со мной. Но показное раскаяние во время исповеди едва ли хоть чем-то поможет.

Нам бы хотелось искупить свои грехи, но сегодня трудно найти власяницу, на которой не красовался бы какой-нибудь слоган. Тогда нечто более мудрое, чем наша боль, напомнит: если мы позволим себе ощутить боль тех, кого мы ранили, и будем неизменно направлять в их сторону пожелания благополучия, то исцелится каждый.

Один из самых трудных процессов исцеления, через которые нам придётся пройти, связан с позволением себя простить. Но он является одним из самых плодотворных. Впрочем, как говорит моя дорогая подруга Элизабет Кюблер-Росс, «всё хорошее достойно того, чтобы быть правдой».

Воспоминания спонтанно всплывают из-под поверхности сна, взывая к нашему вниманию. Они ждут своего часа, чтобы обрести исцеление, и ставят нас перед вопросом: «Что я могу сделать, чтобы обрести мир в самом себе и умереть спокойно?». Это «практика расчищения пути», выполняемая с намерением излечить старые раны и вознести хвалу прежде любимым. Она требует времени, и лучше заняться ею до того, как из-за близящейся смерти силы вашего тела иссякнут, способность к сосредоточению ослабнет, а эмоции потускнеют.

Один человек сказал, что память больше похожа на картину, чем на фотографию. Некоторые же из таких картин носят несколько абстрактный характер. Их стиль варьируется от Фра Анджелико до Пикассо. Некоторые с возрастом потрескались и выцвели. Их контуры стали неясными и беспокойными, меняющими форму слишком быстро, чтобы можно было их оценить. Даже искреннее стремление к выявлению и восстановлению подобных событий и чувств может закончиться неудачей.

Когда я размышлял над определёнными главами своей истории, их подробности растворялись в океане противоречивых представлений и отношений. Трудно было понять, как уместно было бы на них откликнуться. В такой ситуации я просто направил искреннее пожелание благополучия в сторону тех людей, с кем я пережил полузабытые моменты жизни, прося у них прощения за любые неприятности, которые могли возникнуть по моему недомыслию, и посылая им благодарность за то время, что мы провели вместе.

Существуют два других уровня, на которых можно применять практику пересмотра жизни. Первый называется «пробуждением во сне», второй же — это уровень, где эта практика может применяться так же, как «Тибетская книга мёртвых».

Частью настоящей подготовки к смерти является окончательное отпускание истории своей жизни и созерцание её с беспристрастностью и чувством завершённости. Наблюдая картины своей жизни на привычном экране сознания, мы даже можем задаваться вопросом: «И всё же чья это была жизнь?». Мы наблюдаем, как собственная жизнь проносится у нас перед глазами, как чужое торжество, и посылает нам воздушный поцелуй, когда мы проходим мимо. Мы становимся подобны Лакшману из «Рамаяны», когда он сел у реки, готовясь умереть, и сказал, оглядываясь на свою жизнь: «Похоже, будто жизнь — что-то, о чём я грезил когда-то давным-давно, в далёких краях».

То, как мы реагируем на прошлое, сильно влияет на наше переживание настоящего. Польза пересмотра жизни заключается не только в том, что мы обращаем внимание на своё отношение к прошедшим событиям, но и в том, что замечаем прошлое как таковое. Воспоминание — не меньшая иллюзия, чем любая другая мысль. Взгляд на него постоянно трансформируется, и оно подвержено влиянию окружающих установок. С неизменно возрастающей безусловной осознанностью одинаково принимая приятное и неприятное — скорее, как увлечённый учёный-исследователь, чем как измождённый судебный секретарь, — мы начинаем лишать память её реакционной силы. Не желая более проживать свою жизнь так, будто она досталась нам из вторых рук, мы входим прямо в момент воспоминания, позволяя своему сердцу погрузиться в него. Признавая, что прошлое, как и настоящее, обладают не настолько твёрдой реальностью, как нам хотелось бы представлять, мы изучаем непрестанно меняющийся мираж своих воспоминаний, которые время от времени приобретают неясный, иллюзорный характер сна внутри сна, и ощущаем, что вещи не таковы, какими кажутся. Такое понимание называется «пробуждением во сне». В нём вы сознаёте, в какой мере память зависит от нашего представления о себе, а это представление не более реально, чем любая мысль. На этом уровне мы начинаем замечать, что воспоминания перед нашими глазами столь же невесомы и нереальны, как «текучий мир», похожий на сон — который, как сообщают многие, разворачивается в промежутке между началом умирания и смертью. Мы пробуждаемся для наблюдения за тем, как мы видим сны о себе.

Это пробуждение не обязательно заставит нас проснуться, но оно позволит нам осознать, что мы спим. Признав это, мы становимся готовы к переходу на следующий уровень. Мы можем начать заново перечитывать свою книгу жизни, на этот раз не пропуская примечаний, не добавляя диалогов и не делая вид, что это документальная история. Мы начинаем применять техники, подобные описанным в «Тибетской книге мёртвых», где говорится о препятствиях на пути через смерть и о том, что в смерти, как и в жизни, состояния нашего ума создают образы ангелов и демонов. Прикасаясь к сменяющим друг друга образам сознания — в частности, к воспоминаниям, — мы осознаём, что демон, стоящий перед нами — это демон внутри нас. Мы понимаем, что насколько мы сможем сейчас наполнить его исцеляющим вниманием, настолько мы в дальнейшем сумеем обратить этого противника — в союзника, а преграду на пути — в важный рубеж.

Такая практика позволяет наблюдать за тем, какие воспоминания и мысли заманивают нашу внимательность в сети. Мы видим, как страх, похоть, вина и гнев увлекают наше сознание, погружая его в фантазии. Мы определяем, какие образы ума олицетворяют определённые представления и точки зрения. Как говорил один человек, «любая точка зрения слишком узка, чтобы быть целой истиной». Эти установки подобны костям, которые выдают скелет, висящий у нас в шкафу. Они создают как этот мир, так и мир иной. В этом мире мы переносим эти установки на других людей. В ином мире они будут снова обращены на нас. Нас пугает мысль о том, что будет делать ум после смерти, поскольку знаем, что у ума есть свой собственный ум. Мы распутываем настоящее, развязывая узлы прошлого. Помня о том, что этимологически слово «ностальгия» означает «возвращение к боли», мы не держимся за прошлое, но освобождаем его от тяжкой ноши. Не превращая своё детство в икону радости или ужаса, не блуждая меж принятием и отрицанием, мы отпускаем старые привязанности и позволяем жизни обрести полноту. На этом пути мы встречаемся с самими собой и осознаём, что являемся отражением собственной обусловленности, а выходя за пределы этого осознания и любых других представлений, способных вызвать в нас привязанность, сливаемся со своим бессмертным существом.

Процесс пересмотра жизни

К этой практике можно приступить в любой понедельник и завершить её в любой момент до своей смерти.

Спокойно сядьте на некоторое время и воскресите в памяти человека из прошлого, чья доброта тронула ваше сердце. Вообразите, что говорите с этим человеком. Скажите ему, что он (она) для вас значит. Выразите ему (ей) свою благодарность, как если бы ваши сердца были связаны напрямую. Поблагодарите его (её) и по завершении беседы попрощайтесь. Скажите ему (ей) слова прощания так, как будто вы никогда больше не встретитесь, даже в воспоминаниях.

Вспоминайте неторопливо, одного за другим, друзей, учителей, родителей, предков, товарищей, возлюбленных и даже домашних животных, с кем вы ощущаете близость, кто способствовал развитию вашего сердца. Скажите этим людям, насколько вы цените их заботу и доброту. Направьте благодарность их образу. Когда пространство между вами наполнится любовью, настанет время расставаться и прощаться, как будто вы можете больше никогда не увидеться.

Каждый раз, когда вы встречаете небезразличных вам людей с благодарностью и признательностью, переживания едва заметно меняются по мере развития беседы, и прощание становится больше похоже на завершение, чем на расставание.

Когда эта практика расширится, охватив не только людей, но и моменты из прошлого, которые вызывают в вас чувство благодарности, сосредоточьтесь на восстановлении в памяти тех событий и впустите это мгновение красоты в своё сердце. Порадуйтесь своему счастью! Когда сцена из воспоминания полностью исчерпает себя, с благодарностью попрощайтесь с нею и в этот момент не оглядывайтесь назад.

Практика пересмотра жизни, а также благодарность и умение прощать развиваются в неразрывной связи, взаимно поддерживая и питая друг друга. После нескольких дней или недель занятия практикой благодарности наступает время для совершенствования в медитации прощения.

Вспомните человека, который причинил вам боль. Не самого ужасного мучителя, но того, который, скорее, вызывает у вас чувство обиды, чем ненависти или ярости. Того, вспоминать о ком неприятно, но кто не настолько вас злит, чтобы вы не могли расслабить мышцы живота, вызывая в памяти его образ. Не торопитесь. Заметьте, насколько этот человек, должно быть, утратил связь со своим сердцем, если так отнёсся к вам, насколько он безволен и напуган. Всего лишь на одно мгновение, в качестве эксперимента в исцелении, подарите ему возможность — пусть и ускользающе малую — обрести прощение. Наблюдайте, что вы при этом чувствуете. Отмечайте, как тоскует сердце по освобождению от переживаемого горя. Отпустите его, раскройте кулак, в котором зажато это воспоминание. Пускай его пребывание в этой возможности станет более свободным. Пусть к этому воспоминанию с милосердием прикоснётся та часть вас, которая на себе испытала моменты прощения и даже холодного равнодушия. В прощении есть элемент смирения, полезный как для прощённого, так и для прощающего. Самым важным шагом на пути к прощению себя является прощение других. Качество прощения углубляется вплоть до того, что оно охватывает то в нас, что мы считаем «никчёмным». Это удивительный процесс, достойный благодарности.

Постепенно, по мере того, как в уме начнут возникать также неприятные воспоминания, совершенствуйтесь в практике расслабления живота. Смягчаясь по отношению к напряжённым местам, вы позволяете сгладиться их острым углам. В неизменно расширяющейся открытости, возникающей благодаря расслаблению живота, откройтесь тем воспоминаниям, которые, как вам кажется, ещё несут в себе боль или чувства, указывающие на незавершённость, — без спешки, сосредотачиваясь на каждом отдельном воспоминании. Осознайте, что тот, другой человек испытывал страх, и простите ему боль, с которой он не смог справиться и которую выместил на вас. Простите ему его слабость и высокомерие. Пусть он станет для вас предметом медитации на прощение. Когда вы почувствуете, что не способны идти глубже, не принуждая себя, попрощайтесь с этим человеком. Позвольте ему идти своей дорогой, чтобы в ближайшем будущем снова обратиться к нему с прощением.

Когда практика внимания к воспоминаниям разного рода станет более совершенной, нам больше не придётся заранее решать, будем ли мы работать с приятными или неприятными воспоминаниями, но мы сможем открыть двери интуитивному потоку любых воспоминаний, которые пожелают проявиться, какими бы они ни были. По мере углубления в процесс пересмотра своей жизни позвольте равно как приятному, так и неприятному искать вашего внимания, и пусть в сердце благодарность чередуется с прощением. Замечайте воспоминания, робко стоящие у порога сознания в неуверенности, насколько безопасно для них будет проявиться. Исследуйте характерные черты каждого воспоминания, взывающего к вашей заботе. Отметьте, насколько настойчивы одни воспоминания, и как неохотно появляются другие. Некоторые из них смелы, другие же весьма застенчивы. Пригласите их все в свой дом.

Когда в просторе, становящемся всё более благодатным, возникают всё более тонкие воспоминания всевозможного рода, мы начинаем сильнее доверяться процессу. Он начинает жить собственной жизнью. Предчувствуя грядущие возможности, он жаждет дальнейшего развития, наконец, обретая способность открываться навстречу нашей самой тщательно оберегаемой закрытости. Приближайтесь к трудным воспоминаниям так, как вы приближались бы к большому костру. Подходите к нему шаг за шагом. Сядьте и привыкните к жару, затем снова встаньте и сделайте ещё один осознанный шаг. Затем снова присядьте, чтобы привыкнуть к новой ситуации. Нет необходимости стремительно бросаться в костёр, чтобы ваш герой-эго мог погибнуть смертью отважного викинга. Такая бравада не заставит ваши раны затянуться. Она сплавляет нашу беспомощность с отчаянием, создавая навязчивое чувство собственной неполноценности. Вы достигнете успеха только при мягком и постепенном приближении, если то, к чему вы стремитесь — «своевременное завершение», чувство уверенной целостности. В сущности, при несколько большем сосредоточении, мы можем научиться гасить этот огонь, не потушив его собственным телом, но лишив его горючего — нашей привязанности к страданию, нашего нежелания позволить себе простить других или быть прощёнными.

Конечно, пересмотр жизни — это не просто повторное переживание тяжёлых событий. Это также праздник сердца. Это возможность обнять тех, чьи объятия всегда были для вас бесценны, продолжить разговоры, начатые годы назад, что всё ещё эхом отдаются в вашей голове. Это шанс склонить голову перед теми, кто научил вас кланяться, и направить любящую доброту в сторону тех, кто научил вас любить.

У нас уходит тысяча мгновений припоминания на то, чтобы остаться в открытости достаточно долго — и полноценно установить связь со своим прошлым, а не уходить от него. И чтобы понять, что вещи, которые вы считали неисправимыми, уже меняются и трансформируются.

Когда мы снова и снова наблюдаем за тем, как разворачивается история нашей жизни, благодаря повторению этих скоротечных образов и отсутствию противления им мы начинаем видеть их несколько менее субъективно. Мы начинаем принимать свою жизнь менее близко к сердцу. Мы наблюдаем за ней так, как сказал Лакшман, «как то, о чём мы грезили как-то давным-давно в далёких краях». Парадоксально, но наша жизнь кажется менее надёжной и реальной, чем мы воображали, при этом становясь более совершенным уроком, чем мы предполагали раньше.

Когда мы рисуем перед собой мир по своему собственному образу и подобию, это называется «малым сном». Такой сон считается «малым» не только потому, что охватывает лишь малую часть нашего величия, но и потому, что из-за него мы сохраняем такое обличие как на протяжении жизни, так и в смерти. Когда мы чувствуем, что в нас есть нечто более великое, чем возможно описать даже при помощи образа священной пустоты, то сначала наше тело, затем наш ум, а вскоре и наше сердце растворяются в ясности и просторе, для которого даже слова «Бог» будет недостаточно. Мы переживаем неописуемый покой, возникающий из сердца неописуемой истины. Это «большой сон», в котором мы пробуждаемся для понимания природы своего сновидения и понимаем, что наша жизнь определяется не полученным опытом, но воспринимающим этот опыт сердцем.

Для полного пересмотра жизни потребовалось бы припомнить всё своё прошлое в целом, но на это могли бы уйти все оставшиеся годы. Не ставьте свою жизнь на «перемотку» и не принуждайте себя к воспоминаниям, вместо этого просто позвольте воспоминаниям всплывать из-под поверхности сна. Постепенно устраняйте «завесу цензуры» между известным и неизвестным, между теми частями ума, которые так неуклюже назвали «сознанием» и «бессознательным». Забавно, но то, что обычно называют «сознательным умом», обыкновенно находится на периферии внимания, в то время как более глубокие уровни, на которых по большей части пребывает наше сознание и протекает наша жизнь, почему-то считаются «подсознанием».

Мы примиряемся со своей жизнью, приходя к согласию с каждым её образом по отдельности. Мы перестаём жить так, будто жизнь — шекспировская драма, за которой мы наблюдаем из театральной ложи, держась на безопасном расстоянии, будучи, скорее, её зрителями, чем участниками. Чтобы начать принимать свою жизнь в ярком свете нового дня — сцена за сценой, действие за действием — не нужно дожидаться, пока на подмостки выпрыгнет смерть, повернётся к нам и выкрикнет наше истинное имя.

Благодаря практике пересмотра жизни мы осознаём, в какой степени мы превратились в случайных наблюдателей своей жизни. Мы редко полностью присутствуем здесь и сейчас и больше склонны обдумывать свою жизнь, чем непосредственно её проживать. Мы редко достаточно доверяемся умению отпускать, чтобы полностью слиться с переживаемым. Наше недоверие к смерти прямо пропорционально нашему недоверию к жизни.

Пока мы не перестанем определять себя при помощи памяти, мы никогда не узнаем, кем являемся или не являемся на самом деле. Один учитель медитации говорил, что мы наблюдаем ум, чтобы понять, что на самом деле мы — это не ум, и что мы ищем самого ищущего. Мы являемся сознаванием самим по себе, выходящим далеко за границы незначительных воспоминаний и мыслей, возникающих в его просторе. Именно отождествление с этими молекулами-мыслями ограничивает наше величие, вписывая его в рамки нашей неудовлетворённости. Это отождествление усиливает страх, что мы окажемся недостойными попасть в рай. Держась за этот страх, мы попадаем в ад, но стоит его отпустить — и мы окажемся в раю. Всё, что держится на плаву, может помочь нам переправиться на Другой берег.

Когда в своих предыдущих книгах я использовал выражение «Другой берег», некоторые люди ошибочно решили, что оно обозначает смерть, однако, как и в классических буддийских текстах, оно указывает на полную свободу, обретаемую в «просветлении». Именно это для очень многих людей представляет трудность. Мы воображаем, будто смерть возьмёт на себя весь наш труд и освободит нас. Этого не случится. Мы призваны выполнить эту работу самостоятельно. Смерть освободит нас от тела, но весь оставшийся путь нам придётся пройти самим.

Потому давайте оставим всё, чем владеем, и умрём для мучительных дилемм — где приходится выбирать между ненавистью к себе и самовозвеличиванием. Давайте поблагодарим наших возлюбленных и друзей, склонимся перед учителями и прижмём к сердцу свои трепещущие страхи.

Сделайте вдох, идущий от самого сердца — первый вдох, вдох новой жизни, свободной от жизни минувшей.

* * *

Сквозь страницы книги Тхить Нят Ханя «Обретение мира» просвечивает чистота и простота сердца этого вьетнамского буддийского мастера. Совершенствование в осознанности, прощении и благодарности стало для него мощным средством для преодоления трудностей в условиях опустошённой войною страны, и его книга станет вам прекрасным союзником в практике пересмотра вашей жизни.

Прощение

Прощение приносит в жизнь обновление, поскольку оно помогает завершить то, что не завершено. Даже безуспешная попытка простить скрывает в себе существенную силу, заключённую в самом намерении. Мы не можем принудить себя к прощению, поскольку сердце закрывается из-за насилия, но можем исследовать возможности прощения, его способность к исцелению прощающего, а иногда и того, кого прощают.

Мы можем настаивать, что не страдаем, но это лишь показывает, насколько омертвели наши чувства, и насколько напряжённым из-за пережитого стал наш живот, чтобы защитить нас от горя. Эта броня — выращенная нами «вторая кожа», лишённая нервных окончаний, непроницаемая, ничего не впускающая и не выпускающая. Но смерть — это мягкий «пинок», если мы ещё способны его ощутить. Это напоминание о том, что лучше простить других сейчас — пока ещё не слишком поздно сказать «Я прощаю тебя» и освободиться от чувства вины.

Прощение не является оправданием недобрых поступков, но в прощении мы принимаем человека, который действовал в тот момент времени, и чьи неуклюжие побуждения привели к столь неуклюжему поведению. Прощение не оправдывает воровства, но всего лишь прикасается к несчастному сердцу вора. Это милосердие в действии — подобно тому, как сострадание — это мудрость в действии.

Медитация прощения

Медитативная часть практики прощения начинается с того, чтобы спокойно сесть и воскресить в памяти человека, по отношению к которому вы ощущаете обиду. Начните, если возможно, с человека, менее всего нарушившего ваши границы, и очень медленно, словно в контролируемом эксперименте, расширяйте своё милосердие на всех тех, кого пришло время простить. Некоторых людей, связанных для вас с более глубокой болью, можно на какое-то время не вводить в этот круг, или лишь отчасти впустить их туда — пока вы не дадите им знак приблизиться. Это медленный, удивительный процесс.

В этом экспериментальном исследовании свободы обращайтесь к каждому со словами: «Я прощаю тебя». И внимательно наблюдайте за тем, как возрастает напряжение у вас в животе. Отпустите его. Беззвучно повторяйте в сердце: «Я прощаю тебя». Заметьте, как ум начинает пробуждаться для новых возможностей. Поговорите с этим человеком, расскажите ему или ей о своих чувствах. И вслушайтесь в то, что должно поведать вам ваше сердце.

Обратитесь к этому человеку — в любых выражениях, которые вам покажутся подходящими — со следующим посланием: «Я прощаю тебя за всю боль, которые ты мог причинить мне, намеренно или ненамеренно, из-за своей забывчивости, непонимания, злости, недоверия или доброжелательного безразличия». Скажите ему: «Я прощаю тебя. Прощаю», — своими собственными словами, если это не вызывает у вас отторжения. Когда ваше сердце отвергает кого-либо, это причиняет сильную боль. Будьте милосердны к себе, простите этого человека. По мере упражнения в этой практике ваша способность сердечно открываться людям, чтобы даровать им возможность быть прощёнными, будет развиваться, расширится, по всей видимости, и пространство, отводимое им в душе — как и пространство, которое вы отводите самим себе. Прощение — это проявление сострадания по отношению к себе самому. Пусть образы этих людей пребывают в вашем сознании в окружении мыслей, желающих им благополучия. Когда же вы почувствуете, что на данный момент работа завершена, попрощайтесь с ними до следующей встречи.

При углублении этой практики с тем, чтобы не только прощать, но и принимать прощение, наш следующий шаг — вспомнить человека, который затаил на нас обиду. Впустите в своё испуганное сердце того, кому вы в прошлом могли причинить боль, чтобы приблизиться к возможности обрести прощение. Обращайте внимание, если какая-либо часть вашего ума избегает просить прощения — часть, которой, возможно, кажется, что она заслуживает страданий. Будьте милосердны. Внимательно наблюдайте, как напрягается ваше нутро, страдающее от вины и терзаемое ею. Расслабьтесь, позвольте старым призракам окунуться в пространство более мягкое и приемлющее, чем сжатый кулак самоосуждения. Расслабьте живот, и всего на миг припомните, какую боль испытывали вы сами, когда нанесли вред другому человеку. Вспомните страх, недоверие, непонимание и даже защитное безразличие, приведшие к вашему невежественному поступку. Ощутите боль, которую могли этим вызвать. И встретьте эту боль с состраданием и прощением. И пусть ум, обнажённый в этой боли, начнёт погружаться в океан сострадания — во всепрощающее сердце, и пусть он поклянётся больше не повторять действий, причинивших другим боль. Именно так вы совершенствуетесь в практике исправления ошибок.

Разговаривая с человеком, которого вы могли ранить, слушая его версию произошедшего и горячо желая ему благополучия, обратитесь к нему со словами: «Прости меня». Сколь бы неловким и болезненным это не было, снова неспешно повторите: «Прости меня за всё, что бы я ни сделал, намеренно или ненамеренно, что причинило тебе боль».

Дайте себе шанс на то, чтобы получить его прощение. Не сопротивляйтесь ему, не цепляйтесь за своё лицемерное страдание, отпустите его. Отпустите это состояние ума, которое порождает так много проблем, нуждающихся — как вы видите теперь, когда остаётся всё меньше времени для жизни — в каком-то разрешении. Впустите прощение. Ничто не может быть «слишком хорошим», позвольте себе обрести прощение. В той мере, в какой вы упорствуете во мнении, будто ваше собственное страдание необходимо, вы настаиваете и на необходимости страданий других людей. А если вы воображаете, будто ваша боль каким-то образом отделена от боли других, вы даже на элементарном уровне не понимаете, каким образом страдание порождает страдание, и как через своё страдание вы переживаете боль других. «Прости меня за любой вред, который я мог причинить тебе своим страхом, высокомерием, недоверием, жадностью и невежеством».

Позвольте себе ощутить, как волны прощения, исходящие из сердца другого человека, проникают в ваше сердце. Впустите их, позвольте ему простить вас, и когда всё закончится, с благодарностью попрощайтесь с этим человеком. Скажите ему «Прощай!» до следующей встречи, отпустив его с миром и многократно благословив.

По мере совершенствования в практике прощения и прощённости, мы в конце концов достигаем точки, когда становимся способны обратиться к самим себе и сказать: «Прощаю тебя». Это состояние коренным образом отличается от того ада, который стал для нас настолько привычным.

Обращаясь к себе по имени, скажите: «Прощаю тебя». Проявите к себе милосердие. Впустите себя назад в собственное сердце. Наблюдайте за тем, как ум, упорствующий в своём страдании, цепляется за боль, отказывается её отпускать, может быть, даже пытается заставить вас отказаться от свободы, говоря, что прощать себя — значит себе потакать. Ум знает, чем вас подцепить. За годы изощрённой жестокости по отношению к себе он обрёл остроту и смекалку. Простите и это тоже. Даруйте прощение даже своему неумолимому уму. Пусть его жёсткость проникнется вашей мягкостью. Не раньте и не оскорбляйте его, пускай он просто пребывает в пространстве доброты, которой, как он боялся, больше не испытает. Подобно всякой боли, эта боль просто ожидает вашего внимания. Позвольте любящей доброте наполнить эту боль, наполнить ваше существо ради блага всех, с кем вы делите жизненный путь, и ради блага земли под вашими ногами. Также направьте это милосердие, эту любящую доброту и прощение вовне, в мир. Пусть его сияние затронет всех, с кем вы делите жизненные победы и поражения. Когда вы ощутите, как сердце расширяется, принимая в себя всех чувствующих существ, произнесите: «Пусть все существа будут свободны от страдания. Пусть все существа пребывают в мире».

Позвольте границам вашей заботы и любви раствориться и охватить всех существ на каждом уровне бытия, и прошепчите в открытости сердца: «Пусть все существа, где бы они не находились, видимые и невидимые, будут свободны от страдания. Пусть они познают безграничную радость своей абсолютной природы».

«Пусть все существа используют возможность существования для обретения свободы».

«Пусть все существа преодолеют страдание и раскроют вечно-неприкосновенную сущность своего истинного сердца».

Исключительно глубокое исследование традиционной практики любящей доброты можно найти в книге Шарон Зальцберг «Любящая доброта: революционное искусство быть счастливым» (Lovingkindness: The Revolutionary Art of Happiness).

Благодарность

В ходе моего годового эксперимента было достаточно очевидным, что я пытался жить так, словно завтра не наступит, однако мне приходилось брать на себя обязательства по чтению лекций и проведению семинаров более чем на год вперёд. Честно говоря, теперь, когда я пишу эти строки весной 1996 года, три месяца спустя моей предполагаемой смерти, вкус каждого нового утра всё более сладок, а воздух — всё более свеж.

Благодаря годовой практике жизни/умирания я стал испытывать гораздо больше благодарности по отношению к жизни, а моё чувственное восприятие стало более глубоким — по всей видимости, благодаря усилению чувства присутствия в настоящем. Розы никогда не пахли так превосходно, и чтобы ощутить их аромат, мне больше не требуется их присутствия. Я никогда не слышал музыки, подобной той песне, которая раздаётся, пока ещё совсем тихо, в моей душе. Моя жизнь никогда не была настолько обширнее смерти.

Благодарность — это состояние, в котором ум испытывает признательность. По мере совершенствования в ней мы ощущаем, как развивается в нас способность «радоваться за других», то есть быть счастливыми, когда счастливы другие. Как и в ходе развития сострадания, мы, возможно, станем ощущать чужую боль, чтобы можно было начать радоваться за других. И это только начало. Мы начинаем ощущать растущее чувство благодарности за всякое счастье, которое переживают окружающие нас люди — будь оно огромным или незначительным.

Благодаря практике благодарности мы начинаем больше ценить жизнь. Она привносит гармонию в те части нашей личности, в которых развилась привязанность к страданию, из-за чего мы начинаем чувствовать себя жертвами жизни, а воображаемый тон голоса, которым Бог беседует с нами, становится слишком пугающим. Хотя вы, быть может, предполагаете, что чувство благодарности приведёт к застреванию на одном месте, к ещё большей привязанности, на самом деле благодаря ей становится возможным вступить в жизнь и в смерть с открытым сердцем.

Благодарность — высшая форма принятия. Подобно терпению, она является одним из катализаторов, одним из алхимических таинств, позволяющих обратить грязь в золото, ад — в рай, смерть — в жизнь. Где благодарность, там мы учимся. Где сопротивление, там обнаруживается лишь понимание того, что именно из-за него мы пребываем в ужасном невежестве. Конечно, если бы в нас было достаточно принятия для исследования собственного непринятия, если бы мы поняли единственно то, что сопротивление умножает наше страдание, мы бы вечно испытывали за это благодарность.

Мы едва ли можем притвориться, что благодарны — так же, как не можем изобразить, что простили кого-либо. Благодарность — это способ восприятия, способ существования. Это отклик со стороны нашей врождённой мудрости на царящий в нас разлад. Это сияющая почва, на которую мы водружаем свои бренные ноги.

Когда я занимался пересмотром своей жизни, встречая каждый момент переменчивого прошлого с безоценочным вниманием, исцеление порой приходило в весьма неожиданной форме. Я отнёсся к себе с большей добротой и готовностью отказаться от страдания за те периоды жизни, когда я был «падшим» человеком.

Такое развитие сострадания научило меня понимать слово «отрешённость» на уровне гораздо большего милосердия. «Отрешённость» — термин, часто очень неправильно понимаемый, который на слуху у людей, занимающихся духовной практикой по всему миру. Это слово, из-за которого ум, неосознанно страдающий, с грустью объявляет себя сумасшедшим. По крайней мере, именно так я себя чувствовал, когда в возрасте девятнадцати лет не мог уместить у себя в голове, как можно быть «отрешённым» от столь глубоких чувств и оставаться живым, не говоря уже о том, чтобы писать при этом стихи.

Неверное понимание этого почтенного учения может заставить нас остановиться на пути: пока мы не обнаружим, что отрешённость означает не безразличие к собственной и чужой боли, но, скорее, умение отстраниться, чтобы ясно и взвешенно наблюдать за тем, что взывает к исцелению. Постепенно мы понимаем, что отрешённость означает отпускание, а непривязанность — просто позволение быть.

Когда благодаря практике пересмотра жизни я ощутил доброту — поразительно сходную с родительской — по отношению к своему прежнему неверию, в моей душе стала возникать некая благотворная отрешённость. Я чувствовал, будто моя жизнь является жизнью моего единственного ребёнка. Одновременно она — гораздо больше и меньше «моей собственной» жизни; она является тем, к чему я могу подойти со всей искренностью, не нуждаясь в посредниках. Постепенный процесс исцеления, связанный с практиками прощения и благодарности, углубляет нашу жизнь. Нас гораздо меньше начинает волновать похвала или хула, слава или позор. Ещё меньше мы боимся того, что из-за прикосновения к определённым сторонам жизни наши иллюзии могут «рассыпаться» и мы обнаружим, что недостойны спасения.

* * *

В каком бы состоянии вы ни находились и каковы бы ни были условия вашей жизни — неважно, выиграли ли вы лотерею или узнали, что вам осталось жить всего год, — существует базовое, в сущности, основополагающее размышление о благодарности, уместное в любой ситуации. Оно является углублением практики благодарности по отношению к отдельным людям. Это признание того, что быть живым и пробуждаться к своей истинной природе — большой дар.

Базовое размышление о благодарности на хорошие и трудные времена

Найдите удобное место, где можно сесть, и устройтесь там.

По мере расслабления тела обращайте внимание на то, насколько вам удобно,

Почувствуйте своё сидящее человеческое тело, тело, в котором сознание непрестанно переживает чувство присутствия.

Исследуйте это драгоценное человеческое тело — временное пристанище вашей величественной сути.

Ощутите, как миг за мигом в потоке сознания возникает переживание.

Ощутите, как миг за мигом в неподвижном свете внимания возникает сознание.

Это тело — лаборатория для духа. Благословите его.

Поблагодарите его за те возможности, которые оно даёт.

Взгляните на тело с благодарностью и уважением, которую могли бы испытывать по отношению к старой вазе, в которой ежедневно видите свежий букет цветов.

Мой первый учитель часто отмечал, какая это невероятная удача — обладать человеческим телом, в котором можно продолжать нашу глубочайшую работу. Он говорил о том, что способность понимать природу благодати — это и есть благодать. Он имел в виду сложность и радость обнаружения универсального в частном. О том глубинном исцелении, которое происходит, когда иллюзорная отдельность растворяется в несомненной целостности.

Будьте благодарны за этот момент, где вы можете видеть так, как видите, и чувствовать так, как чувствуете (к примеру, телесные формы ощущений могут быть доступнее для исследования, чем некоторые из состояний ума, при которых они возникают), можете знать, что ничего не знаете, и что в нашем знании нет ничего, что на более глубоком уровне нельзя было бы постичь.

Какая удача для нас — присутствовать в это мгновение в этом теле и интуитивно признавать то, что выходит за пределы нашего понимания.

Даже в моменты трудностей и смятения — какое благословение для нас быть здесь. И как глубоки те учения, ради которых мы родились.

Будьте благодарны за доброту близких людей. Будьте благодарны за мгновения радости. За ясность, возникающую даже в боли. За благословения — в большом и малом. Будьте благодарны за то, что наша боль не сильнее, чем она есть.

Будьте благодарны за своё великое сердце и способность к обретению целостности. Поблагодарите за ангелов, которых вы встретили на пути. За то, что живёте в таком мире и в такое время, где ценность сострадания нельзя игнорировать. За то, что родились в этом мире, «полном чудес и ужасов».

Ощутите благодарность за то, что среди миллиардов людей, населяющих сегодня эту планету, именно ваше сердце столь сильно притягивает возможность освобождения. Ощутите благодарность за путь, заведший вас так далеко. За любовь и благодать, что спонтанно возникают в вашем истинном сердце.

Поблагодарите жизнь за своё наследие. Пусть представление о «счастье» — своеобразный предрассудок, от рождения у нас есть право на радость.

Будьте благодарны за переживание присутствия. Просто за то, что вы есть.

Будьте благодарны за то, что ваш лотос, пусть и незаметно для глаза, пробивается сквозь тёмные воды и ил на своём пути к свету.

Поблагодарите за то, что нашему рождению и смерти сопутствует исцеление. За Великий свет, загорающийся в Миг припоминания. Поблагодарите за этот благотворный процесс.

Ведение дневника

Чтобы лучше осознавать более тонкие состояния, которые вы замечаете в ходе пересмотра жизни — и тем самым способствовать исцелению, — рекомендую вам вести дневник. Я начал делать записи, которые затем превратились в эту книгу, примерно спустя шесть недель после начала своего годового эксперимента — получилось так, что это пришлось примерно на день святого Валентина. Такие дневниковые записи могут принимать форму стихов или рисунков, прозы или писем к друзьям — любую форму, отражающую ваши чувства, чтобы к этим записям можно было обратиться ещё раз.

Фиксирование состояний ума в дневнике — это письменная форма практики «внимательности». Большую часть своей жизни мы уделяем так мало внимания состояниям своего ума, что едва ли что-нибудь знаем о своём внутреннем процессе. Письменное исследование возникновения и взаимозависимости состояний ума может на многое пролить свет. Когда мы наблюдаем некое состояние ума и признаём, что гнев или страх — не единичные состояния, но процессы, включающие в себя другие переживания — такие как гордость, сомнение, беспомощность и самозащита, то можем устанавливать связь с этими состояниями, а не только отстраняться от них. Чтобы придать практике целительного пересмотра жизни больше ясности и расширить её возможности, я предлагаю фиксировать в дневнике непрестанно повторяющиеся состояния ума (их дюжины), составляющие надстройку на базисе жизни. Отмечайте возникающий страх, исследуя его развитие. Отмечайте гнев, когда чувствуете напряжение в животе. Отмечайте моменты симпатии и антипатии, принятия и раздражения. Отмечайте наиболее часто повторяющиеся состояния, к которым ум более всего привычен, такие как жадность (стремление к большему), страстное желание (хочу это!), самомнение (тщеславие и «правильность»), зависть (жажда чего-то), ревность (жажда кого-то), беспокойство, чувство беспомощности, безнадёжности и уныние в целом.

Однако это лишь один аспект наших записей. Мы также отмечаем чувство признательности, ясности, интуитивного понимания, радости, сострадания, беспристрастности, восторга, безмятежности и любви. Как констатировала одна женщина, «это описание своих состояний, изобличающее вас во всей красе».

Ведение дневника, где вы излагаете свои самые отчётливые воспоминания вместе с теми состояниями ума, эмоциями и установками, которые они породили, может стать чрезвычайно полезным инструментом, чтобы освободиться от старых привычек и выйти в новую область самопознания. Когда я начал осознавать, что научиться глубже любить можно единственно посредством исследования причин собственной нелюбви, эта задача показалась мне малоприятной. Отмечая, какие состояния ума препятствуют открытости, я стал сосредотачиваться даже на малейших проявлениях этих состояний, чтобы распознать их в самый момент зарождения, задолго до того, как им удастся затмить моё сердце.

В каком состоянии ума вы находитесь в данный момент? И почему вы полностью не уверены в своём ответе? Помните: всякое наше понимание можно постичь на более глубоком уровне. Отправьтесь на этот уровень. Проложите к нему путь в своём дневнике.

Алтарь жизни

В те годы, когда мы проводили интенсивные выездные семинары, посвящённые сознательной жизни / сознательному умиранию, в одном из углов помещения обычно ставился длинный стол, на котором мы помещали фотографии, где было запечатлено умирание некоторых наших пациентов, чтобы группа с ними ознакомилась. Во время перерывов и между сессиями многие участники собирались около серии фотографий с Крисом и Донной, а также Марком и Лесли, отмечая, насколько прекрасны глаза Лесли, как сияет лицо покойного Криса, подобно лицу Христа, и сколь пронзительно фото с детьми Донны у её предсмертного ложа.

Однажды мы заметили записку, оставленную для Марка, а позже этим же днём ещё одну — для Донны. На следующий день стали появляться фотографии умерших близких некоторых из участников, наряду с цветами, стихами, обручальными кольцами, амулетами и портретами любимых учителей, родителей и детей. Ещё через день на стол поставили небольшую скамейку, которую накрыли тканью для богослужений и детским одеялом; так что получился второй ярус, за последующую неделю превратившийся в чудесный алтарь жизни и смерти, горя и благодарности, прощения и уважения. Затем, ещё за несколько дней сформировался третий ярус, где помещались вещи, напоминающие о времени, проведённом вместе с ушедшими людьми: фотографии младенцев в кроватках и в гробах, детские соски и плюшевые медведи, свадебные картинки, фотография лихих юных друзей, отправляющихся во Вьетнам, и рисунок военной формы, спустя многие годы висящей в шкафу, к которому никто не вернулся. Телеграмма о том, что ещё один сын не вернётся домой. Пожелтевший угольный рисунок Аушвица. Письма от умирающих возлюбленных. Прощальное письмо отца к дочери. Сообщение о рождении, свадьбе, окончании учёбы и смерти. Выцветшие фотографии, где запечатлены давние семейные воссоединения. Кружка, из которой последний раз пил чей-то умерший близнец. Пряди волос. Рецепт шпецле от любимой бабушки.

В течение последующих лет, подготавливая помещение к семинару, мы ставили в угол столы, украшали их разноцветными тканями и несколькими вазами с цветами. Перед началом вступительной медитации этот алтарь уже украшали детские молочные зубы, тапочки и фотографии пар (только один из партнёров был жив и присутствовал на семинаре). Ко времени обеда у алтаря собирались многие из участников. Они превратили его в храм, посвящённый горю утраты, и подходили к его оформлению с большим искусством. На одном из семинаров этот алтарь разросся, став пятиярусным шедевром, на котором мерцали церковные свечи, всевозможным образом чествовавшие радость и горе — эти последствия любви. Он стал своего рода Поталой, прекрасным дворцом-храмом для раненого сердца и исцеляющим его духом.

Многие устраивали небольшие алтари (или святилища для ритуала почитания, или «пуджи», как их называют в Азии) в своих спальнях или местах для медитации. Некоторые помещали их на кухне или в гостиной, чтобы вся семья могла вносить свой вклад в их спонтанное развитие. В этом не столько выражалось почтение к прошедшему, сколько прославлялось живое настоящее.

На некоторых семейных алтарях можно найти карточки и уведомления о штрафах, поздравительные открытки и говорящие вырезки из новостей. На других же вы увидите фотографию из газеты, на которой запечатлено горящее офисное здание в штате Оклахома, — каждое утро оно становится первым напоминанием о сострадании. Ещё для кого-то таким напоминанием стала коробка от фильма «Маленькая принцесса», который постоянно смотрела их дочь, когда умирала.

Личный алтарь может стать важным дополнением к практике пересмотра жизни. Фотографии и памятные вещи являются зеркалом нашей жизни и пережитого. Это алтарь, чествующий как предстоящие дела, так и уже завершённые.

При совершении этой пуджи во время своего эксперимента «последнего года жизни» рядом с фотографиями любимых людей и памятными предметами я положил книгу, написанную человеком, имеющим совсем иные взгляды, чем у меня, — просто чтобы не утратить скромности, а также фотографию человека, к которому я хотел бы относиться с большей добротой. Мой монолог в оправдание перед ним содержал всё меньше чувства вины и всё больше сердечности, и вот однажды во время созерцания алтаря мы — весьма неожиданно — вместе пережили мгновение воспоминания и прощения, и огромная тяжесть ушла из моего сердца.

Создайте алтарь, посвященный вашей жизни. Пускай он будет художественным дополнением дневника, где вы фиксируете изменчивые состояния ума. Этот алтарь, подобно дневнику, непрестанно изменяется с каждым воспоминанием и озарением. С годами он развивается и меняется, подобно нам самим; в сущности, он меняется вслед за нами. Это безграничное небо, вмещающее в себя непостоянство.

Жить в собственном теле

Прежде чем мы сумеем без усилий покинуть тело, нужно научиться полноценно жить в нём. Замечательный способ сделать жизнь полнее, а также подготовиться к смерти — полностью принять своё тело, ощущение за ощущением. Далее даётся несложное руководство по осознанию тела, начиная с макушки головы вплоть до кончиков пальцев. В буддийском обиходе эта практика называется медитацией сканирования тела (sweeping meditation, дословно «медитация подметания»), с одной стороны, потому что своим сознаванием мы охватываем тело целиком, а с другой — потому что с помощью сознавания мы как бы выметаем из-под ковра многочисленный завалявшийся там мусор. Внимание возвращает к жизни те части тела, которые потеряли чувствительность из-за страха, и способствует их вовлечённости в действия целого. Эта практика также уравновешивает напряжение в областях, переполненных нереализованной энергией. Она приводит разнообразные части тела — как любимые, так и нелюбимые — к гармонии.

Благодаря исследованию поля ощущений, которое мы называем «телом», мы можем осознать, что по своей природе превосходим его, что мы — сознание, которое обитает в теле и исследует его. Неустанное внимание к ощущениям — это инструмент, который позволит присутствовать здесь и сейчас, когда нужно будет отпустить тело, и пребывать в самом этом процессе. Это призыв со стороны жизни принимать своё тело — каждое мгновение, в каждом ощущении, — благодаря чему, так или иначе, жизнь найдёт обратный путь с не меньшей сознательностью.

Медитация жизни в теле

Приведите себя в такое умиротворение, чтобы почувствовать тонкое ощущение между кожей головы и головным убором, и пусть ваше внимание сосредоточится на макушке головы. Ощутите твёрдость черепа и нежность кожи головы. Отметьте их различное качество. Наощупь продвигайтесь к центру ощущений, возникающих в этом месте. Сполна ощутите их характер.

Медленно и последовательно переходите к ощущениям в бровях, вокруг глаз, в щеках, за ушами, в губах, в языке и во рту. Возможно, стоит сосредотачиваться на каждом зубе по отдельности, чтобы распознать любые тонкие изменения ощущений, возникающие при переходе от одного из них к другому. Просто наблюдайте. Просто позвольте вниманию проходить сквозь тело, подобно тому, как фонарщик проходит через знакомую деревню на закате, зажигая фонари и освещая дорогу для вечерних прогулок.

Позвольте своему вниманию медленно проходить сквозь горло, отмечая его влажное тепло и ранее незамеченные очаги сухости. Отметьте, что причина складок и зажимов в пищеводе — не только ребристость глотки, но даже в большей мере — страх. Наблюдайте за каждым ощущением по мере того, как мышцы шеи расширяются и формируют плечи. Ощутите вес расслабленных рук. Постепенно охватите вниманием каждую из рук — пройдитесь от бицепсов к локтям, предплечьям, запястьям вплоть до каждого отдельного пальца. Ощутите, как мерцает жизнь в кончиках пальцев.

А затем перейдите ниже, охватив вниманием туловище, чувствуя каждый внутренний орган, сердце, лёгкие, желудок, печень, почки, кишечник, мочевой пузырь — ощущения, возникающие в них.

Скользите вниманием вниз по позвоночнику, ощущая, как тонко меняются ощущения от позвонка к позвонку. Не нужно ничего создавать — нужно лишь принимающее внимание, сосредотачивающееся на всём, что взывает к более тонкому исследованию.

Затем спуститесь вниманием к низу живота, исследуя как зоны напряжённости, так и зоны открытости, чувствуя удовлетворение, не делающее предпочтений, от пребывания внутри процесса, от которого вы, судя по всему, так долго неосознанно отстранялись. Это пребывание внутри жизни в вашем теле. Далее постепенно охватывайте вниманием бёдра, таз и гениталии, отмечая любое напряжение или тот факт, что вы игнорируете область сфинктера. (В этом процессе мы не можем исключать ничего, если хотим обрести целостность).

Охватите вниманием каждую ногу по отдельности — двигаясь от бедра к коленям, икрам, лодыжкам и затейливому своду из плюсневых костей, формирующих ступню и позволяющих нам, заворожённым этим процессом обживания в теле заново, слегка покачиваться взад-вперёд. А затем охватите вниманием каждый палец и пятку каждой ноги.

Далее, чтобы перевести эту технику на новый уровень, учитесь покидать это тело, возвращаясь назад от пальцев ног к макушке головы. Кстати говоря, именно макушка головы традиционно считается самым удачным местом для ухода из тела в момент смерти.

Наблюдайте, как ощущения одно за другим растворяются во внимании, которое устремляется вверх, в углубляющееся ощущение открытости пространства.

Пусть каждое ощущение исчезает, как если бы с ним растворялась соответствующая часть тела.

Поднимитесь к макушке головы, по пути захватывая уже осознанные области.

Пусть жизненная сила следует по только что открытому каналу, отыскивая обратный путь, с каждым новым ощущением поднимаясь вверх по позвоночнику, через сердце и горло к макушке головы.

У этой телесной практики сканирования тела двойная цель. Во-первых, она позволяет человеку снова полноценно ощутить своё присутствие в теле. Во-вторых, она даёт ему возможность, когда придёт время, полностью оставить его. Она в определённом смысле прибавляет человеку оживлённости, одновременно давая жизненной силе канал для того, чтобы беспрепятственно уйти, когда с телом случится беда. Это ещё одна игра с жизнью, которая облегчает нашу смерть.

Когда смерть дышит прямо в спину

Почти год смерть, что называется, дышала мне в спину. Благодаря ей я почувствовал себя живее. Она наполнила непостоянство вещей глубоким уважением и радостью — радостью, которую даёт пристальное внимание. Она побуждает меня вовлекаться в вечно изменчивое настоящее. Она говорит, что время — это заблуждение.

Отнюдь не поверхностное представление о непостоянстве мне дают безвременные уроки, связанные со смертью моего первого учителя, Руди, который погиб более тридцати лет назад при крушении самолёта; моего второго учителя, Суджаты, который умер от СПИДА многие годы спустя; и ещё одного учителя, ставшего инвалидом после инфаркта. Также мои наставники: Рамана Махарши, Ним Кароли Баба и Махаси Саядо — все они давно мертвы. Впрочем, опять же, зачастую теперь установить с ними связь проще, чем раньше: никакого ожидания звонков, никаких помех междугородней связи.

Ондреа сказала как-то раз, когда я заметил, сколько моих товарищей по жизни уже умерли или умирают: «И это только начало. Теперь вплоть до того дня, когда настанет твой черёд, тебе и дальше будут звонить, чтобы сообщить, что умирает какой-нибудь твой друг».

Возможно, вы думаете, что раз я присутствовал при стольких смертях и в течение последних двадцати лет консультирую умирающих, я полностью подготовлен к смерти. Однако в ходе этого эксперимента, длиною в год, для меня многое прояснилось, когда я заметил, насколько яснее я стал осознавать собственную смертность. Очевидно, что никакая смерть другого человека, сколь бы ужасна она ни была и как бы глубоко она нас ни затронула, не может полностью избавить от собственного отрицания смерти или от заблуждения, желающего, чтобы вы никогда не умирали и позабывшего, что вы никогда не умрёте.

Одна женщина, умиравшая в одиночестве и сильно мучившаяся от боли, сказала: «Посмотрела бы я на Стивена в подобных обстоятельствах!» Она попала в точку. Что ж, посмотрим! Давайте разберёмся теперь, пока ещё не слишком поздно, как я отрываюсь от реальности и фантазирую по поводу своего пути к смерти, какие вещи я тайком вымел прочь из сознания, замёл «под ковёр», как я ввожу себя в заблуждение, полагая, что «понимаю смерть». Настало время увидеть, что, быть может, мы рассчитываем умереть в «благоприятный день», что мы откладываем на завтра дело, которое нужно сделать сегодня.

Пару лет назад одна женщина, участвовавшая в нашем семинаре выходного дня «Сознательная жизнь / сознательное умирание», погибла в автомобильной аварии по пути домой. Многие люди сетовали на её «невезение», однако что-то в нас с Ондреа радовалось её везению — она будто по наитию подготовилась к смерти, которая в ином случае могла бы стать для неё полной неожиданностью. Я до сих пор не могу сказать, была ли её смерть трагедией или благословением.

Отказываясь от контроля

Многие люди съедают свой последний ужин и в последний раз опорожняют кишечник не самостоятельно. Часто силы покидают тело по мере постепенного приближения к смерти. Если вам повезёт, вам будут оказывать помощь те, кто за вами ухаживал.

Когда ваше тело реагирует не так, как бы вам хотелось, и вы чувствуете, что уже не являетесь той личностью, которой когда-то были, часто бывает сложно принять такого рода заботу. Когда за нами присматривают, это усиливает чувство беспомощности и наше извечное сопротивление такого рода переживаниям. Что-то в нас полагает, что легче обслуживать других, чем самому принимать заботу. Именно этого чувства бессилия, время от времени возникающего, мы пытались избежать, из-за чего оно стало неутихающим. Нам нужно открыться навстречу своей беспомощности и исследовать её.

Мы можем чувствовать себя беспомощными, но на самом деле никогда такими не являемся; мы всегда можем проявить мягкость, отдаться происходящему и участвовать в реальности по мере своих сил. Безусловно, нам вряд ли удастся контролировать ситуацию, но, вероятно, мы сможем частично отказаться от сопротивления, превращающего ситуацию из сложной в невыносимую.

Как можно сохранить открытость сердца, когда вы больше не можете двигать руками? Учитесь беспомощности. Далее следуют несколько упражнений, которые можно выполнять с этой целью:

Цель первого упражнения — помочь вам увидеть очертания своей зависимости от контроля и неизученных паттернов привычки. Пусть тот, кто обыкновенно ведёт в парном танце, начнёт следовать за партнёром. Вас ждут бесконечные взрывы смеха и возможно — бесконечные рыдания. Это упражнение окажется очень трудным, если не расслабить живот и не отдаться танцу.

Второе упражнение несколько более конкретно: опустите руки и позвольте, чтобы вас накормили. Также позвольте одеть себя другому человеку. Наблюдайте за набирающей силу фрустрацией. Не поднимайте рук.

Третья практика — это хождение с закрытыми глазами. Позвольте кому-то, кому вы доверяете, провести вас по всему дому с завязанными глазами. Наблюдайте за своими недоверием и страхом. Чтобы открыться для следующего уровня практики, выполняйте это упражнение самостоятельно, ходите в одиночку с завязанными глазами по тёмному дому.

Четвёртое упражнение заключается в том, чтобы провести один день или большую его часть, не занимаясь ничем, совершенно ничем; никакого секса, наркотиков и рок-н-ролла. Наблюдайте, как ум, лишённый стимулов, проявляет беспокойство. Расслабьте живот и отдайтесь танцу.

Июль

Примерно спустя полгода после начала эксперимента я получил приглашение на сороковую встречу выпускников нашей школы. Вместе с приглашением мне пришёл список бывших однокашников, их адреса и текущие должности. Примерно один из девяти на тот момент уже умер.

А в Нью-Йорке меня нагоняли вести об умирающих коллегах и духовных друзьях. Люк отправился в мир иной, чтобы порадовать небеса дхармой. Марк, серьёзно больной раком, чистый, как звучание храмового колокола, в рамках своей длительной практики тибетского буддизма изучал технологию переноса сознания после смерти, известную как «пхова». А Том, не знающий, доживёт ли до конца месяца, уехал в своё последнее паломничество.

Говорят, если бы нам удалось увидеть полноту истины, мы бы в любой день смогли наблюдать, как сотни тысяч духов покидают землю, подобно бесчисленным молниям, направленным ввысь. Говорят, что из космоса это выглядит как фейерверки в разгар празднования Дня независимости. На случай, если я начну забывать, что в день моей смерти умрут 250 000 людей, в июле умерли многие мои старые друзья и пациенты. Опадающие листья грудой лежали у корней великого древа.

Во время размышления об ушедших друзьях моей юности мой ум с испугом осознал, что «последний год жизни» был прожит больше, чем наполовину, что осталось времени меньше, чем прошло. И он начал выпрашивать дать ему больше времени. Он настаивал, что «последний год» начался лишь спустя шесть недель после Нового года, когда процесс пошёл полным ходом, и я начал писать о нём. Ум доказывал, что у него есть время на жизнь до следующего дня святого Валентина, и нет необходимости уходить до этого. Я предложил своему уму немного печенья и стакан тёплого молока, сказав, чтобы он расслабился и готовился умирать. Он немного поворчал, а затем громко расхохотался. Так я учился доверяться происходящему.

Том

Я не видел Тома со времён Хейт-Эшбери.

В записке говорилось, что у него рак ротовой полости.

Он ответил на телефонный звонок, и мы тут же заговорили, как прежде.

Он сказал, что жена и дети «хорошо держатся»,

но также упорна была и опухоль. Он обладал лучшим из худшего.

Он сказал, что сделал всё возможное, чтобы вылечиться,

но исцеления не последовало. Он звучал немного растерянно, но,

как он выразился, «держал себя в руках».

Когда я предложил ему заняться совместной медитацией, он сказал,

что, правда, не хотел бы расширять сейчас границы своего мира,

что в его руках едва умещалась та реальность, с которой он взаимодействовал.

Он купил микроавтобус Volkswagen 1967 года, чтобы отправиться в последнее паломничество — обратно к дому детства на Восточном побережье, и уже наполовину отпустил всё, что у него имелось, сказав, что не так уж много всего накопилось, ведь он всегда был оптимистом.

Почти тридцать лет назад, стоя по колено в воде южного рукава реки Ил, я играл роль священника на его свадьбе.

Летописец его жизни,

Фотограф бунтов в Хейте, Вудстоке и Чикаго,

у которого почти не осталось времени.

Теперь они собирали вещи для путешествия.

«Когда тебе говорят, что жить осталось всего пару месяцев,

Кажется, будто нужно безумно много всего сделать.

Но как только я приведу в порядок свой карбюратор,

Я отправлюсь в поездку к неизведанным далям».

Кто умирает?

Мы проживаем жизнь, делая вид, что мы реальны. Из каждого охраняемого угла нам говорят, что мы должны быть «добропорядочными гражданами», достойными людьми. Мы чувствуем облегчение, замечая, что никого, по всей видимости, не заботит, что мы едва существуем, что мы — лишь одна-другая мысль, лишь какие-то чувства, проплывающие сквозь нас, останки выцветших воспоминаний, покалывания в кончиках пальцев, зачарованность противоречивыми желаниями и убеждениями. Мы смело продолжаем разыгрывать роль, изумляясь, что никто не разоблачает нашей уловки. Изображая личность, которая по нашим представлениям является «добропорядочной», мы просто не знаем, что думать, и хватаемся за намёки других участников действа. Все другие люди кажутся нам гораздо более реальными, чем мы сами, и из самого сердца нашей обусловленности, полной противоречий, мы задаёмся вопросом: сможет ли этот спутанный клубок предстать перед лицом смерти, а уж тем более — иного мира.

Мы боимся, что недостаточно реальны, чтобы умереть, и потому начинаем исследовать, что собой на самом деле представляет жизнь. Мы обращаем взор внутрь, подобно полному новичку, ничего не воспринимающему как данность и видящему всё словно впервые, мы вступаем в поток сознания, чтобы понять, кто ответственен за все эти мысли и кто за всем наблюдает.

Подобно идеальному учёному, обладающему «несведущим» умом, не имея никаких предубеждений, открытые любым возможностям, совершенно обнажённые перед истиной, мы исследуем всё происходящее. Одно из первых убеждений, с которым мы сталкиваемся, таково: мы воображаем, будто умрём, единственно по той причине, что мы уверены в своём рождении. Но мы не можем доверять информации из вторых рук! Нам нужно выяснить всё собственноручно. Были ли мы рождены? Или рождён был лишь сосуд, в котором временно пребывает наша вечность? Что на самом деле родилось? И кто умирает?

Когда мы вглядываемся в содержимое сознания, на основе которого определяем себя, то обнаруживаем, что всё здесь достаточно быстротечно. Любая когда-либо возникшая у нас мысль появляется, развивается и исчезает. Всё внутри сознания непрестанно умирает и вновь рождается. Одна мысль растворяется в другой. Одно чувство развивается в другое. Будто нет ничего постоянного, всё уже находится в процессе умирания. И находясь в самом сердце такого непостоянства, мы задаёмся вопросом, существует ли нечто достаточно «реальное», что пережило бы смерть.

Жизнь длится всего лишь миг. Затем наступает следующий миг и исчезает в потоке. Мы живём от мгновения к мгновению, никогда не зная, что произойдёт дальше. Но затем во всём этом нечто привлекает наше внимание. Мы понимаем, что каждое переживание нашей жизни было и остаётся преходящим, кроме одного. Что существует неизменная открытость, в которой пребывают все изменения. Как мы могли совершенно не заметить чего-то столь очевидного? Каждый миг мы сознавали, что сознаём: будь то позавчера, на уровне сердца или нутра, что бы при этом ни происходило, всегда остаётся нечто одно, неизменное. Остаётся непреходящее чувство самого бытия. Не бытия «тем» или «этим», но «таковость», в которой наше драгоценное «то» или «это» неизбежно исчезает. В сущности, это основополагающее чувство бытия присутствует настолько, насколько присутствуем мы сами, и не меняется от рождения до смерти. Это непрестанный гул бытия, звучащий в наших бренных клетках. Когда мы прямо обращаем взор на это чувство таковости, когда мы входим в него, когда мы спокойно в нём пребываем, то обнаруживаем, что оно бесконечно. Если мы спросим себя, можно ли обнаружить у этого чувства бытия начало или конец, родилось ли оно когда-то и способно ли умереть, мы сможем ответить только, что ранее нам сообщали неверные сведения о бессмертной природе нашей сущности, что «слух о нашей смерти был сильно преувеличен», как выразился бы Гекльберри Финн.

Не пытайтесь дать этому имя: так вы лишь положите начало священной войне. Поэтому некоторые зовут его Неименуемым. Это чистое внимание, существующее до начала движения сознания. Это пространство между мыслями. Это океан, в котором плывёт наш крошечный пузырёк. Это бесформенность, от которой зависит форма, то бессмертное, что снова и снова умирает — только чтобы бы доказать, что не умрёт никогда.

Нас научили, что для существования мы нуждаемся в нашем теле, но всё обстоит как раз наоборот. Когда наша истинная сущность покидает самость, которой мы себя считали, тело поникает и мгновенно начинает представлять собой проблему, от которой надо избавиться. Это основной принцип естественного сохранения, в процессе которого отбрасывается оболочка, а содержимое вновь пускается в оборот.

Всё, что может умереть, умрёт. То, что не способно умереть, не умрёт. Поймите, как можно извлечь для себя уроки из всех этих граней бытия и вместить целое в сердце, полное заботы и служения. То, что преходяще, привлекает сострадание. То, что вечно, даёт мудрость.

Что заставляет вас думать, что вы были рождены, и что заставляет вас думать, что вы умрёте? Внимательно наблюдайте за такими мыслями и отмечайте необъятность, в которой они разворачиваются.

Мы потеряли разум в поисках устойчивого центра, но его нет. Наш центр — это ширь пространства. Ничто не умирает, и не за что держаться.

Изначальное лицо

Некоторые люди убеждены, что сердце человека останавливается, когда он умирает. Другие чувствуют, что его жизнь продолжается. Что заставляет нас вопрошать не только о том, что, или кто, умирает, но и о том, что бессмертно? Что происходит с тем, что наполняло жизнью тело? Откуда оно возникает и какова его дальнейшая судьба?

В ходе обучения в дзен-буддизме учитель иногда спрашивает: «Каким было твоё лицо до того, как ты родился?». Какова ваша изначальная природа? Что в вас никогда не рождалось и не умрёт? Этот вопрос часто застигает учеников врасплох. Они пытаются изо всех сил напрячь глаза, чтобы увидеть внутри какой-то образ. Они видят только растерянность, приобретённую ранее.

Наше изначальное лицо — это лишённое лица присутствие. Отражённое в зеркальных порождениях ума, это то, что переживает мысли и чувства. Это свет, которым зажигается сознание. Оно смотрит сквозь маску личности и даёт жизнь.

Обнаруживать своё изначальное лицо — значит, видеть то, что за маской. За пределами мышления, за пределами известного, за пределами непостоянства есть вечносущая безымянная таковость бытия: наша вневременность, бессмертие, энергетическая сущность. Всего один взгляд на наше изначальное лицо может быть столь же пугающим, сколь и освобождающим. Он расширяет нашу жизнь до вечности. Он трансформирует смерть.

Вы тысячу раз глядели в зеркало, чтобы увидеть то лицо, из которого смотрите на мир. Вы изучили и оценили это лицо, приобретённое благодаря рождению, со всех перспектив, доступных той личности, которая вам досталась вместе с ним. И всё же вы не можете увидеть большую часть себя: лик своей изначальной природы.

Многие рассказывают о «внетелесном опыте», в котором они парили над своей телесной обителью и наблюдали за событиями с лёгкостью и удивлением. Подобное иногда происходит с людьми, страдающими от серьёзных заболеваний, а особенно с теми, кто находится при смерти. Они убеждены, что в своём существовании не зависят от разрушающегося тела. Они замечают, что внутри их физического тела будто бы есть более тонкое тело, даже тело света, которое независимо от плотной внешней оболочки.

Возможно, ещё более значимо то, что происходит с человеком, когда он переживает опыт, «отличный от телесного». Бесконечная открытость простору бытия, не считающая себя вообще никаким телом — астральным или иным. Исцеление, не знающее конца.

Это непосредственный опыт динамического покоя нашей бесформенной сущности, не зависящей ни от какого тела, тонкого или грубого. Как говорят буддисты: «Пустота не ничто, она просто не нечто».

Более глубоко изучить этот вопрос можно, обратившись к книге «Сознание дзен, сознание начинающего» Судзуки Роси, человека огромной души.

Размышление об изначальном лице

Спокойно сидя, ощутите себя сидящим.

Изучите тело, в котором вы сидите.

Наблюдайте за мерцающим полем ощущений, которые мы называем телом.

Отмечайте внесловесный характер ощущения.

Чувство, что оно просто гул, проходящий сквозь тело.

Погрузитесь в ощущение, чтобы пережить то тонкое присутствие, которое позволяет познавать ощущение. Почувствуйте это ощущение внутри ощущения.

Утвердитесь в этом чувстве бытия, жизни, вибрирующей в каждой клетке.

Пребывайте в бытии.

В тишине ощущения обнаруживается чувство присутствия.

Отмечайте, как каждая возникающая мысль привносит хаос в эту простую таковость и заставляет её полагать, что именно чему-то устойчивому, кому-то устойчивому присуще страдание. И она утрачивает свою пространственность.

Пребывайте в бытии.

Просто спокойно сидите и понимайте. Пусть сознавание погрузится само в себя. Познайте то, что познаёт.

Непосредственно переживайте это чувство, с помощью которого вы воображаете, что существуете.

Войдите в него всем сердцем. Пребывайте в центре этого гула.

Есть ли у него начало? Есть ли у него конец?

Или это просто чувство бесконечного бытия, нерождённого и неумирающего?

Не спрашивайте ум, который всегда ограничивает себя определениями, спросите сердце, которое не может дать этому чувству имени, но неизменно им является.

Пребывайте в бытии.

Почувствуйте внутри себя это безвременное присутствие, простор бытия, неименуемую сущность, из которой рождается сознание. Это простое переживание нашей универсальной тайны.

С момента рождения существует лишь одно переживание, которое никогда не менялось: переживание чистого бытия. Не бытия тем или другим. Просто бытия.

С того момента, как мы осознали, что сознаём, присутствует одно непрерывное переживание, лежащее в основе всех других. Это наше изначальное лицо. Костёр, из которого вылетела наша крошечная искра.

Пребывайте в сущностном сиянии бытия.

Отпуская всё, что непостоянно, включая и саму идею непостоянства, вступите непосредственно в шум бытия.

Признавая, что даже наше бессмертие не может бросить вызова нашей смертности, отпустите всё, что умирает, и раскройте, что остаётся.

Когда восьмидесятиоднолетний тайский учитель медитации посещал центр в Новой Англии, он спросил собравшихся учеников: «Что остаётся, когда просветлённый человек умирает?». Когда один монах дал традиционный ответ, что ничего не остаётся, учитель остановил его и сказал: «Нет, остаётся истина!».

Что это за истина, которой мы являемся по существу и которая не умирает? Какова наша изначальная природа?

И каким образом погружение в присутствие, благодаря которому мы пребываем в присутствии, отвечает этому вопрошанию?

Признайте, что внимание — ваша изначальная природа, существующая до рождения сознания. Это сознание зависит от присутствия внимания, однако внимание не зависит ни от чего, оно просто присутствует.

Пребывайте в бытии.

Увидьте то, что смотрит глазами нашего изначального лица.

Наблюдайте своими истинными глазами за появлением сущностной мудрости и сострадания — настолько великих, что никто из тех, кого вы любите, снова не умрёт одиноким.

Как и вы.

Переживания после смерти

Многие говорят о «переживаниях после смерти», но так их называть неправильно. То, что люди имеют в виду — это переживания «после умирания» или, возможно, переживания «во время смерти». Переживанием после смерти будет новое рождение.

В последнее время вокруг таких переживаний ведётся много дискуссий. Раймонд Муди, Кеннет Ринг и многие другие изучали истории людей, вернувшихся к жизни после «клинической смерти». Они взяли интервью у сотен людей, которые рассказывали о том, что свободно парили вне своего тела, слышали, как их объявляют мёртвыми, и проходили через какой-то барьер или сквозь туннель, мимо давно ушедших любимых людей, магнетически притягиваемые сияющим светом, излучавшим всепоглощающий покой и всеохватывающую любовь. Большинство людей считали, что в этом великом свете олицетворён Христос или Будда, или сам Бог. Некоторые дети рассказывали, что повстречались с Санта-Клаусом. Несколько подростков описывали, что встретились с любимым супергероем из мультфильма. А изумлённого атеиста, который ошибочно верит, что посмертное существование зависит от существования Бога, в то время как на самом деле оно зависит только от существования как такового, возможно, ждёт улыбающийся седовласый Эйнштейн с чашкой чая, готовый сесть и обстоятельно всё обсудить. Большинство из тех, кто вернулся после такого опыта, возвратились с тремя очень ценными осознаниями: они стали больше наслаждаться жизнью, меньше бояться смерти и обрели новое понимание цели. Вот вам и пересмотр жизни!

Как бы чудесно и успокаивающе всё это ни звучало, тем не менее в этом есть трагическая нота. Разве многие из вернувшихся были так хорошо подготовлены к этому опыту, настолько знакомы со своей собственной великой природой, что узнали своё изначальное лицо, сияющее перед их глазами? Многие ли знали, что нужно сорвать с себя все привязанности к «имени и форме» и без колебаний принять эту уникальную возможность? Многие ли из тех, кто до своей смерти страдал от болезни ложного отождествления, сумел вырваться из её оков после смерти?

Большинство людей совершенно не готовы встретиться со своей необъятностью. В смерти, как и в жизни, большинство идёт привычной дорогой, какой бы болезненной она не была, лишь затем, чтобы оказаться в узнаваемом окружении — пусть даже совсем неудовлетворительном. Мы мыслим слишком узко. В сущности, мысль как таковая недостаточно обширна, чтобы охватить истину. Истину, как и своё изначальное лицо или неопределимое чудо бытия, мы никогда не можем полностью «узнать», но всегда можем полноценно ею быть. В Ветхом Завете говорится, что мы можем познать Бога, но не можем быть Богом. По моему опыту, всё в точности наоборот. Мы можем переживать этот уровень сознания, этот простор бытия, восторг от которого, за неимением лучшего слова, можно называть Богом, но впоследствии мы не можем описать, каким было это переживание. Мы склонны описывать его не таким, каким оно было. Но дело не в том, что это нельзя ухватить мыслью. Оно было не формой, но и не отсутствием формы. Оно было не во времени, но в безвременности, из которой исключено время. «Это было не похоже ни на что, что я переживал прежде, но было мне совершенно знакомо».

Целую истину невозможно удержать в мысли, однако её послевкусие может длиться всю жизнь. Мысль по отношению к уму — то же, что ваше преходящее лицо по отношению к изначальному лику. Мысль просто описывает себя. Для истины мы нуждаемся в чём-то большем и более интуитивном — что, даже когда ум в растерянности, найдёт путь домой по памяти.

Обнаружение нашего изначального лица — это работа, которую необходимо совершить сейчас, пока наше нынешнее лицо ещё не опало безжизненно на лицевых костях черепа, беспомощно взирая на нас снизу вверх, со смертного одра.

Как говорилось ранее, в различных священных книгах описываются методы, с помощью которых мы можем избежать олицетворения нашего непрестанного страха смерти даже после того, как мы умрём. Наш страх быть раненными, по всей видимости, усиливается за счёт всякого отождествления с любым телом, каким бы тонким или сиятельным оно ни было. Ваше изначальное лицо не обладает формой. У этого лица даже нет лица.

Многих бросает в дрожь, когда они рассуждают о возможности того, что загробный мир окажется жесток. Мы подозреваем, что наша жизнь при внимательном изучении не будет признана достойной. Мы боимся воздаяния. Мы воображаем, будто смерть во всём отлична от жизни, хотя она состоит из тех же проекций ума.

Из книг нам известно множество религиозных сюжетов о том, что может случиться после смерти, и нас печалит, что наказание считается настолько необходимым и даже священным. Нет ничего благородного в страдании, кроме той любви и прощения, с которыми мы его принимаем. Многие убеждены, что если страдают, то становятся ближе к Богу, но я встречал мало людей, сердце которых было открыто к страданию настолько, чтобы это высказывание можно было назвать правдой. Большинство из тех, кто говорит об аде, в этот момент в нём находятся. В своём опыте умирания и погружения в смерть, не говоря уже о видениях того, что за их пределами, я не встречался ни с чем подобным. В сущности, представление о том, что после смерти мы попадаем в ад или в рай выглядит, скорее, практичным, чем духовным. Что мне показалось больше всего похожим на ад, так это боязливая привязанность к небесам на смертном одре: недостаток доверия к происходящему. Ад — это помрачённое сердце.

Однако даже ад может вести к раю, когда его милосердно осознают и позволяют без осуждения пребывать в сознании. Такова история умирающего тибетского ламы, окружённого внимательными учениками, который замечает, что они молятся о том, чтобы он переродился в небесных мирах. Подняв слабую руку, он сказал: «Не молитесь, чтобы я переродился на небесах. Молитесь, чтобы я переродился в аду, ведь какое место больше нуждается в сострадании и мудрости?»

Если представление об аде развивает ваше сострадание, если человек осознаёт тот ад, в котором пребывают многие, то мощной практикой может стать направление любящей доброты в эту тьму. Это может быть полезным для ваших сестёр и братьев. Это может побудить сердце к сохранению открытости и доступности даже в самых сложных обстоятельствах.

Страхи адской кармы мучают многих, но карма — не наказание. Это просто эволюционный импульс, передаваемый от урока к уроку. Это благодатный процесс, зачастую больше опознаваемый через восприятие, чем через события. Наша карма не столько создаёт то, что случается с нами, сколько наше отношение к происходящему. Карма — это наша развивающаяся способность к решению проблем на всё более глубоких уровнях. В карме нет воздаяния, только упорное напоминание, пока мы не усвоим урок — не отпустим своё страдание. Это карта, указывающая путь к освобождению, предупреждающая нас, где прежде на дороге появлялись выбоины, и искусно показывающая, как случайно не забрести в ад. Карма для проявляющегося духа — как точный диагноз при неизвестной болезни: возможность признать то, что препятствует исцелению, и шанс снова обрести цельность.

Я вспоминаю, как несколько лет назад меня пригласили рассказать о смерти и умирании группе американцев, которые занимались практикой тибетского буддизма. Когда они говорили о возможностях загробных миров, можно было ощутить, как у всего коллектива напряглись животы. Страх и беспокойство наполнили помещение. Их приводил в содрогание «переход порога», поскольку они понимали «Тибетскую книгу мёртвых» и другие подобные тексты неполно. В помещении было душно от невежества и растерянности. Мне хотелось рассмеяться, но вместо этого я предположил, что если они верят в переселение душ, то вынуждены признать, что до этого много раз проходили через этот процесс, и на этот раз вышли из него достаточно неплохо, учитывая их интерес к ясности и состраданию. Я указал, что они обнаружили немало мудрости, усилившей импульс для поступательного развития, и что чем больше мы учимся проводить хорошо плохой день, тем лучше он станет.

Когда мы перестаём защищаться от жизни, каждый момент приобретает новую значимость. Мы начинаем дорожить своим бытием даже больше, чем своим становлением. Каждый момент памятования бесценен — это вечный миг, в котором нет иного.

Даже наши озарения, которые мы удерживаем для защиты, могут поработить нас. В сущности, даже просветление приводит к совершенству не личность, но только взгляд. Оно очищает глаза от пыли, но не меняет их цвета. После своего окончательного освобождения Будда сказал, что он сломал потолочную балку, что удерживала крышу его «дома», его обусловленности, его кармы, его представления о себе. Он разрушил причину страдания, что закрепощает ум и затемняет истину, и вечно пребывал в этом состоянии.

За пределами обители смерти

За пределами колеса рождения и смерти, за пределами понятий, что ограничивают наше рождение и умаляют смерть, находится истина. Истина — это простор бытия до того, как он сгущается в форму, бессмертное до его явления в маске смертного. Это то, во что желают погрузиться индуисты и буддисты, чтобы прекратить круговращение жизни и смерти и без промедления вступить в истину, запредельную имени и форме.

Обладать этой более глубокой истиной, нося её словно библейскую «повязку на челе», — значит, выйти за пределы самой смерти и уж тем более за пределы диорам ума, изображающих вознаграждение и наказание, которые являются нам в виде того, что ниже или выше нас — но это лишь изощрённые формы ухода от жизни. Всю жизнь пребывая в заблуждении и страдая тяжёлой формой ложного самоотождествления, многие полагают адом то, что является не более чем трудностями при отпускании собственного страдания, при полном очищении от заблуждений и сомнений. Это прополка сада, переходное состояние, временное и искусственное, перед принятием «мига воспоминания», раскрывающего небесные врата — так что мы можем сдаться тому в нас, что порождает ад. Ад — это просто похмелье, которое проходит при правильном питье и питании. Это просто разгрузка. Это преддверие небес, подобно тому, как небеса — преддверие ещё более просторного рая.

Если мы не останавливаемся на смерти, нет необходимости также останавливаться и на небесах. Довольствоваться небесами — значит развивать привязанности к аду. Выше таких противоположностей находится не имеющее противоположности единство, из которого возникает Единый. За пределами самого священного находится источник священного. За пределами наших представлений пребывает свобода, столь величественная и утешительная, что даже рай в сравнении с ней покажется тюрьмой.

Не позволяйте никаким ложным духовным авторитетам замедлять ваше странствие. Собственными силами выясните, что лежит за стенами наших идей о жизни и смерти, за пределами ментальных конструктов, формирующих основания дома, который Будда призывает уничтожить, чтобы освободиться. У Иисуса же был лишь один дом — дом его Отца, но даже ему приходилось время от времени уходить оттуда, чтобы свободно вздохнуть.

Вернуть видимости

Я долгое время размышлял о феномене, связанном с явлением мёртвых живым, что нередко случается в переживаниях, когда недавно ушедший близкий человек появляется в «реальном сне», как можно было бы назвать это явление: «Это было невероятно реальным, это был не просто сон». Гость во сне одинаковым образом на всех языках говорит в точности одно и то же: «Я в порядке. Всё хорошо». Что на самом деле здесь происходит? Я слышал подобные истории десятки раз, как от детей, так и от взрослых самых разных культур и мировоззрений. Даже люди, уверенные, что не существует посмертной жизни, не говоря уже о тех, кто был страстно убеждён, будто смерть не может принести ничего хорошего, видели такой же неожиданно утешительный сон.

Это переживание является настолько распространённым, а слова повторяются настолько точно, что оно долго хранилось в моей папке «Неизвестное / Реальная иллюзия». Я задавался вопросом: если, судя по всему, умерший переходит в другие, более тонкие планы бытия, как он или она может продолжать восприниматься в этом плотном мире здесь и сейчас? Учитывая, что эти люди сдали свои обратные билеты, как им удаётся снова проникнуть в театр?

Это был вопрос, напоминавший мне о необходимости оставаться открытым ко всему новому и неожиданному. И в этой готовности к пониманию как-то раз у меня возник один интересный тезис — ответ, который не обязательно является истинным. Если на другом плане бытия некто находился в том же уровне сна, переживая, как встречается и разговаривает с нами снова, разве не могла его необычайная концентрация и сильная привязанность проявить его на нашем плане бытия? Возможно, его переживание нас в ином мире превращается в наше переживание данного человека в этом мире? Не встречаемся ли мы во сне, где каждый видит другого, проживая последствия любви?

Как объяснить, что растения расцветают в середине зимы через день после смерти близкого человека? Или необъяснимые сообщения, оставленные на автоответчике телефона? Или посещения, во время которых даются сложные предсказания, которые в точности сбываются?.. Понятия не имею! Но я знаю, что когда пережиты первые стадии горя, когда мы чувствуем полное отсутствие умершего и ум начинает погружаться в сердце, возникает чувство совершенной нераздельности с этим человеком, которое также может быть мостом с двусторонним движением, по которому мы обмениваемся снами. Если после своей смерти я бы всем сердцем мечтал о том, чтобы подарить вам огромный букет цветов, что бы могло случиться? И как бы вам понравилось это послание?

Переселение душ

Хотя большинство религий можно определить через то, как они описывают посмертное существование, признают ли они переселение душ и что оно собой представляет, ни одна религия не звучит настолько убедительнее всех остальных, чтобы решительно стать её последователем. Наступит время, когда не религия, но духовность будет направлять нас. Когда Будду спросили, что может произойти после смерти, он перечислил дюжину самых популярных вариантов и добавил, что достаточно скоро это станет известно. Он предложил нам быть готовыми ко всему, ведь даже если один из многих — прав, и вы поставили на верную точку зрения, она всё же является представлением, моделью, ментальным конструктом, который, скорее, ограничивает мудрость и свободу, чем ведёт к ним. Как сказала одна очень мудрая пожилая женщина, «думаю, смерть является тем, чем мы её представляем». Она была настолько близка к истине, насколько порой может приближаться к ней мысль.

Когда мы не привязаны к определённой архитектурной планировке загробного мира, мы свободны от шор ожиданий. Поэтому после смерти мы не станем оглядываться в поисках какой-нибудь знакомой фантазии, но станем исследовать то, что находится непосредственно перед нами. Один мастер дзен выразил это так: «Просто иди вперёд».

Очевидно, что ясность, необходимая для прохождения через смерть, развивается в сердце жизни. Исследуя то, что находится прямо перед нами, мы столь глубоко вживаемся в настоящее, что начинаем доверять почве под своими ногами и своей способности держаться на ногах и следовать выбору, идущему из сердца.

Пока мы не узнаем, кто на этот раз обрёл рождение, кажется бессмысленным искать свои прошлые воплощения. Я слышал рассказы многих людей о том, кем они, по их мнению, были в прошлых воплощениях, но это выглядит так, будто они очень смутно понимают, кем являются в этой жизни. Весьма сложно пересмотреть даже одну жизнь. Давайте проживать по одной жизни за раз. Возможно, лучший способ это сделать — жить так, будто нет никакого загробного мира и переселения душ. Жить так, будто этот миг — всё, что нам даровано.

Что изменится, если после смерти ничего не произойдёт? Что если, как полагают многие люди, там нас ждёт только звук коротких гудков — Бог, повесивший трубку в разговоре с нами? Разве это хоть как-то снизит ценность милосердия и внимания к текущему моменту? Пусть это единственный уровень существования, от этого природа сердца или переживаемое исцеление нисколько не изменились бы.

Хотя я предлагаю жить так, будто этот миг является последним, чтобы уменьшить привязанность к идеям о будущем, я знаю из обширного личного непосредственного опыта, что смерть обладает своей собственной жизнью. Моё представление о том, что сознание переживает тело — это не убеждение, так и есть на самом деле. Это не плод некой тревожной философии, но продукт многочисленных переживаний смерти и пережитого в самой смерти, которые совпадают в нескольких разных направлениях, включая переживания, сопровождавшие умирающего до порога, благодаря которым он переходит порог. Так же, как бы удивительно это ни звучало, встречались люди, которые неким образом посещали этот мир уже после смерти, поскольку сказали, что хотели бы как-то меня отблагодарить, а в редких случаях даже разделяли свою смерть со мной. Именно благодаря таким необычайным мгновениям я впервые испытал «миг воспоминания», и у меня неоднократно была возможность наблюдать за растворением элементов, когда они высвобождаются, колеблясь, над теряющим всякую весомость духом. То, что обнаружилось в этих встречах с «тайной», подкрепляется переживаниями глубины, возникавшими за многие годы занятий глубокой медитативной практикой.

Хотя благодаря разнообразным медитативным и «внеурочным» переживаниям (подробно описанным в книге «Кто умирает? Встречи на краю» и «Встречи для жизни и смерти») мне известно, что мы переживаем смерть, я не могу с какой-либо уверенностью говорить о том, что происходит дальше. С самых разных сторон я наблюдал, как в процессе умирания сознание выходит за пределы тела, но, пожалуй, дальше этого побывать мне не удалось. Шутливо это можно описать как некоторое знание о смерти при погружении в неё примерно на час, или, в лучшем случае, на день.

Когда я подобрался к переживанию того, как рассеянный свет сознавания сходится в сердце, образуя Великий свет, подобно тому, как слабые зимние лучи солнца концентрируются в раскалённой точке увеличительного стекла, я начал понимать, что именно благодаря такой концентрации внимания серьёзно углубляется сосредоточенность, переживаемая после смерти. Тем не менее я на своём опыте не знаю, как происходит обратное, когда великий свет распадается на различные лучи других миров и воплощений, когда, подобно солнечному свету, проходящему сквозь кристалл, или вниманию, проходящему сквозь сознание, единое разделяется на многое.

Однако когда мы видим, как вчера влияет на сегодня, как каждое чувство обуславливает другое чувство, как последняя мысль перед сном вызывает первую мысль после пробуждения, отчасти мы начинаем понимать, что происходит при перерождении. С этой целью стоит приступить к такой практике, как упражнение «последнего/первого дыхания», выполняемое в ночное время. Отмечание того, как мы засыпаем и просыпаемся — на вдохе или на выдохе, при этом оба варианта равноценны, — средство, позволяющее сосредоточиться на том, как содержимое ума при засыпании обуславливает его содержимое при пробуждении. В этом упражнении исследуются возможности последней/первой мысли, связанные с перерождением. Может потребоваться некоторое время на то, чтобы увидеть, что происходит со следующим дыханием при погружении в сон, однако это расширяет возможности осознанного сна, в котором вы знаете, что спите, а потому обретаете больший простор для действия. Это хорошая подготовка даже к самому обыкновенному дню, не говоря уже о том, что так вы закладываете настрой на будущие дни. Когда вы просыпаетесь, отмечая, вдыхаете вы или выдыхаете, это возвращает вас в непосредственное настоящее. Поначалу вы, возможно, будете вспоминать о том, что хотели обратить внимание на первый вдох при пробуждении, где-то ближе к обеду. По мере совершенствования в практике вы с каждым днём будете вспоминать о необходимости вспомнить всё раньше, пока, наконец, не проснётесь в момент пробуждения, внимая дыханию, текущему в просторе, где разворачивается ваша жизнь. Последний вдох — источник первого. Эта жизнь создаёт следующую.

Когда мы просыпаемся, полные сознания собственной жизни, и засыпаем, созерцая своё бессмертие, мы занимаемся практикой сознательного перерождения. В сущности, по мере совершенствования в практике «последнего вдоха при засыпании», мы можем заметить, что наша последняя мысль — что-нибудь в духе «Ой, я сплю», и краем глаза заглянуть в переживание осознанности в состоянии сна. Говорят, что возможность во сне пробудиться к осознанию того, что мы спим, и что сон создан нашим сознанием и зависит от его капризов, — идеальная практика, позволяющая принимать сознательные решения в загробном мире. Многие считают, что развитие способности к осознанным сновидениям является одним из самых искусных средств подготовки к тому, чтобы мудростью осветить свой путь в загробном мире. В этом также может помочь практика последнего дыхания. Карлос Кастанеда предлагал в состоянии сна попытаться вспомнить, что нужно посмотреть на свои руки, перед сном дав себе такую инструкцию. Поиск катализатора для внимания, благодаря которому оно начинает сознавать себя, во многом связан с задачей осознания себя во сне, как и осознания себя в жизни. Предполагается, что наличие ясности, как в ночном сне, так и во сне во время бодрствования, увеличивает шансы на то, что большая ясность будет переживаться и в будущем. Фрейд анализировал сны, Юнг исследовал сны, однако святые предлагают углубиться ещё дальше и использовать состояние сна как возможность подготовиться к представлению, полностью выучить свою роль перед выходом на сцену. На эту тему написано немало книг. Если она манит вас и вызывает живой интерес, следуйте за своим стремлением.

Мы проживаем вовсе не десятки, сотни или даже тысячи различных жизней. Мы проживаем лишь одну жизнь, переходя из одного тела в другое, от понимания к пониманию, от освобождения к освобождению. Будда сказал, что наше существование не может измеряться в годах или даже в жизнях, оно измеряется лишь масштабами кальп или даже махакальп — именно столько времени требуется, чтобы голубь уничтожил огромную гранитную гору, пролетая над ней каждую сотню лет с шёлковым платком в клюве, или чтобы гималайский ястреб уничтожил гору Эверест, однажды в столетие задевая её перьями своего крыла. Махакальпа длится в десять тысяч раз дольше. Он говорит, исходя из непосредственной причастности нашего существования целому, существованию вообще, длящемуся во времени. Он напоминает нам о величественном бессмертии нашего бытия-без-конца — о том, что чем ближе наше сознание к настоящему мигу, тем ближе мы к нашей безвременной сущности.

Его мудрость напоминает нам, что в самой сердцевине текущего мига присутствует безвременность и что время оставляет всё более слабые следы, отходя от неё в какую-либо сторону. Он напоминает нам об универсальном, в котором пребывает личностное. Он побуждает нас уже теперь до конца постичь внутренний свет, чтобы не изумляться, когда он в своём величии засияет перед нашими глазами. Он указывает, что лишь безусловное признание этого света и вхождение в него подготовит нас к собственному величию.

Тибетская традиция утверждает, что большинство людей настолько не сознают своей Великой природы, что, увидев это ослепительное сияние своего изначального лица, теряют разум, спотыкаются и «падают прямиком в утробу», бессознательно перерождаясь.

Лучшая подготовка к перерождению — внутреннее знание о том, что бессмертно и что лишается жизни.

Питер и Тим

Питер сказал,

Мои молитвы теперь бесполезны!

У него и Тима обнаружили вирус.

И оба были больны многие годы.

В больницу, затем на некоторое время домой,

И опять в больницу. Порой

Бывает слишком дурно и страшно туда ехать.

Возлюбленные, умирающие один за другим.

Без сна почти всю ночь и почти весь день,

Они ухаживают друг за другом.

Отмеряя лекарства,

Делая инъекции.

Плетясь с температурой

В ночные пункты скорой помощи.

Порой из-за невозможности самостоятельно справить нужду,

Порой из-за слишком сильной боли в уме / в теле / в сердце —

Невозможно пережить ещё один день в одиночку.

Говорят, что если действительно кого-то любишь,

То вполне можешь желать, чтобы он умер первым.

Столь велика твоя забота о том, чтобы его уход был спокойным,

Что ты готов в конце пройти через смерть в одиночку,

Лишь бы другому не пришлось этого делать.

Когда я спросил Тима,

Что ты сделаешь, если Питер на этот раз не придёт домой,

Он ответил: «Наконец, умру».

Питер умер в воскресный полдень.

Проходя сквозь моё сердце на своём пути в иные места,

Он прошептал:

«Как прекрасно жить вновь!

Я так долго был болен».

Тим и Питер

Мама Тима звонила этим утром.

Похоже, что всё кончено.

Прошу, не забывайте молиться о нём.

Садовник умирал в первый день весны.

Его возлюблённый ушёл за два месяца до него,

Чтобы подготовить почву,

Так что садовнику оставалось принести лишь семена.

В каждом угасающем дыхании — фиалки и хризантемы.

Огромная цветущая лоза, прорастающая из его сердца

Через макушку головы, подобно бобовому ростку Джека, устремляясь прямо к Небу,

Превращаясь в огромный сад,

Его сад,

Где Питер безмятежно сидит у фонтана.

Уничтожение трупа

Примерно на этом этапе годового эксперимента мы можем осознать, что исследовали «миг воспоминания» и через элементы вышли к элементарному, вступили в иные миры и учились перерождению, но, возможно, мы кое-что упустили из виду. Мы забыли избавиться от тела.

Парадоксально, но именно из-за этой неисчерпанной привязанности к телу наш страх смерти сохраняется ещё надолго после того, как мы умрём. Как показал Рамана Махарши, если вы думаете, что являетесь этим телом, в ином мире вы будете думать, что являетесь другим телом. Но любое тело, грубое или тонкое, что погребает сознание в отождествлённости с ним, ограничивает нашу способность к свободному сознаванию, позволяющему смотреть очами нашего изначального лица. Это тело, которому требуется наше присутствие для продолжения существования, в классическом духе созависимости пытается убедить нас, что без него мы — ничто. Оно утверждает, что является горой Меру, но на самом деле оно лишь отдельный пик в горной гряде, множество раз огибающей мир.

Забыв избавиться от тела, мы лишаем себя идеального конца. Конечно, забыть об этом достаточно просто, ведь на самом деле завершения нет, лишь идеальное становление. Но мы всё ещё тут, истлеваем в углу, наполняя зловонием комнату, и поэтому становится трудно двигаться дальше из-за отвратительного запаха в душе.

Ясно, что последний шаг столь же важен, как и первый. Подобно тому, как тело новорождённого нуждается в том, чтобы его досуха обтерли от всего, что осталось на нём от родов, так и свежий труп нуждается в том, чтобы его заботливо подготовили к последнему переходу — возвращению в утробу земли. Мы приводим в порядок опустевший дом тела, скорее, для живых людей, чем для недавно съехавшего жильца, который уже забрал давно внесённый депозит.

Так мы приходим к осознанию того, что спланировать собственные похороны и сообщить о том, как мы предпочли бы, чтобы поступили с нашим телом — наверное, последнее совместное дело с людьми, остающимися прибирать после нас.

Задача на текущий миг, а то и на прошедший — настолько хорошо убрать за собой, насколько это возможно. Напишите завещание, чтобы близкие люди понимали, какую стратегию вы выбрали для завершения войны, и были избавлены от мучительных решений, ответственность за которые лежит на вас. Проверьте свой банковский сейф — настоящий или воображаемый — чтобы убедиться, что всё, что вы планируете в нём оставить, на месте. Пришло время от чистого сердца отдать дополнительные распоряжения к завещанию. Когда вы разберётесь со своим завещанием и пожеланиями насчёт смерти и оставите любимым прощальные письма и записи, полные признательности, а также вещи, ценные в силу памяти о вашем образе, подобно ритуальным дарам племени, уместно будет открыто выразить, как вы хотите, чтобы поступили с вашим телом. В конце концов, у вас остаётся всего пара месяцев на эксперимент.

Что вы предпочли бы — похороны или кремацию, подняться в небо с языками пламени или уйти в сырость земли? Задумывались ли вы о том, что можно оставить тело на горном уступе — о так называемых «небесных похоронах» или «погребении стервятниками»? В любом случае всё, что остаётся от вас — лишь горстка звёздной пыли. О том, как превратить эту звезду в сверхновую, ведутся серьёзные споры. Некоторые настаивают, что тело необходимо оставлять нетронутым в течение тех дней, пока читаются молитвы, и душа переходит в иной мир, другие — что погребение нужно совершить до заката солнца, третьи — что труп надо в этот же день отнести к месту ритуального сожжения и совершить возлияния с помощью ароматов и масел, что поглотят его, а четвёртые — что мир должен оплакивать покойника три дня и только затем жертвовать божественным силам.

Когда моего учителя, Ним Кароли Бабу, спросили, правильно ли сжигать тело в день смерти, как принято в Индии, он сказал: «Сжигайте. Чем быстрее человек узнает, что не является телом, тем лучше». Наше существование не зависит от тела. Как раз наоборот. Когда то, что рождено, покидает сосуд своего рождения, ваза трескается и распадается.

Безусловно, человек никогда не должен прекращать беседы с ушедшими лишь потому, что их тело и сердце вернулись к истокам, из которых возникли. Сердце — это мост, по которому мы можем побудить их последовать к своему глубочайшему исцелению, чтобы простить и обрести прощение, чтобы войти в свет своей великой природы.

Существует ряд полезных упражнений, направленных на освобождение от нашей навязчивой отождествлённости с этим телом. Практику можно начать с написания траурной речи или некролога самому себе, с чтения его вслух — так, чтобы при этом вы смогли спокойно заснуть ночью. На следующий день представьте свои похороны, созерцайте открытую могилу, вокруг которой собрались оплакивающие вас люди, ощущая запах свежевскопанной земли, слыша пустые утешения близких людей, ощущая их горе от утраты вас. Наблюдайте, как гроб с вашим телом опускают в раскопанную землю и обращайте внимание, какие чувства и образы возникают, когда первые комки почвы падают на крышку вашего гроба.

Если вы хотите перевести эту практику созерцания похорон на новый уровень, то представляйте, как ваш труп разлагается в земле. Представляйте, как ваша кожа постепенно сжимается, а затем отделяется, мышцы и ткани разлагаются, кости выпирают из тела, как из вчерашней индейки, приготовленной в День благодарения. Наблюдайте, как ваши органы медленно мумифицируются, затем обращаются в прах, а ваши бока и бёдра гниют, превращаясь в беспорядочное нагромождение останков. Полное ясности и сострадания созерцание того, как тело превращается в перегной, распадаясь на первичные элементы, напоминает о том, что тело — то, чем мы обладаем, но наша сущность, безусловно, им не ограничивается.

Несколько лет назад, когда я вёл недельную группу по медитации, многие люди спрашивали о том, каким качеством важнее всего обладать, когда входишь в комнату смертельно больного человека. Я напомнил им, что не нужно воспринимать этого человека в качестве тела, а как-либо подчёркивать утраченную идентичность умирающего человека — значит способствовать возрастанию его страха перед смертью и уменьшать его доверие к процессу. Итак, чтобы помочь этой группе освободиться от ошибочного отношения к телу, я посетил с ними анатомическую лабораторию местного университета. Там мы изучили весьма шокирующий полуразложившийся труп шестимесячной давности. Совместное созерцание явственно заметных слоёв мышц, увядающих органов и пустой черепной коробки — это чем-то напоминало современную кладбищенскую медитацию.

Людей, сообщивших затем, что у них возникло необычное чувство, будто они являются всего лишь сознанием, просто созерцающим тело (пережившим нечто вроде внетелесного опыта), мы пригласили понаблюдать за вскрытием трупов. Я и Ондреа вместе с многочисленными группами посещали одну из больниц, с которыми мы сотрудничаем, чтобы немного углубить переживание этого процесса. Во время вскрытия люди видели, что тело человека ничем не отличается от тех туш, что выложены на витринах мясных магазинов. Это сплетение плоти, нервов, связок, мышц и костей, что издавали вонь, когда патологоанатом вскрывал их, обнаруживая блестящие на свету внутренние органы. Это был мощный урок, не только иллюстрирующий бренность всего и жуткую истину слов о том, что красота — лишь поверхность, но и указывающий в сторону приоритетов, благодаря которым жизнь становится достойной того, чтобы её жить.

Традиционно такого рода медитацией на кладбище занимаются йогины, ночующие рядом с гниющим трупом, или монахи и монахини, воображающие, как их тело лежит на земле, медленно превращаясь в неё. Так, когда мы расширили эту практику и стали наблюдать, как труп разлагается под землёй, я заметил, что во мне присутствует явно ощутимый страх быть погребённым заживо. Это было жестокое созерцание — одно из тех, которые лучше не откладывать на потом. Оно помогло мне вступить в диалог с этим рудиментарным страхом, который всё больше растворялся в первичном просторе, возникающем из расслабленности живота. В связи с этим не было больше необходимости заживо хоронить свой страх быть погребённым. Созерцание не столько уменьшило этот страх, сколько открыло ему доступ к сердцу.

Характер созерцания не меняется, неважно, воображаем ли мы, как наше тело разлагается в земле или на ней, или как его поглощает печь крематория, нагретая до 1 000 градусов. (Поскольку я еврей, последний образ показался мне особенно сильным и полезным для прохождения определённых сложных уровней моей практики прощения.) Такое созерцание ловит нас на то, за что мы держимся. Оно напоминает нам о необходимости смягчиться и отпустить.

Спустимся же в свою могилу и заглянем внутрь. Подберём свой изъеденный червями череп. Вглядимся в его пустую чашу, где, казалось, когда-то был целый мир и подивимся тому, что — словами Рабиндраната Тагора — «столь многое могло так долго пребывать в столь малом». Наблюдение за тем, как тело растворяется в земле — это тест Роршаха на то, насколько велик наш страх перед потерей контроля. Не так-то просто оставить свои привычные отождествления.

Мы сжали в собственном теле, как в кулаке, жизненную силу, пытаясь удержать её и жить вечно. Это ограничивает нашу смелость и щедрость и сокращает нашу жизнь. Из-за цепляния тело настолько сведено судорогой, что может потребоваться время на то, чтобы оно расслабилось и вернулось в свой естественный простор. Раскрытие этого кулака — акт веры, это медленное разгибание пальцев, одного за другим, отказ от привязанности — уровень за уровнем, отпускание тела для высвобождения духа, чтобы он смог легко жить внутри тела.

Как найти лотос до зимы

Несколько лет назад на недельном семинаре в Лос-Анджелесе некоторые участники, страдающие от опасных для жизни заболеваний и делившиеся историями из собственной жизни — поскольку она, судя по всему, подходила к концу, — подняли одну общую тему. Они ощущали, что не могут спокойно умереть, поскольку не реализовали своих амбиций. Им не удавалось ухватиться за медное кольцо, сколько бы они ни вращались на карусели жизни, и это вызывало у них смятение и разочарование. Возможно, это переживание было настолько острым потому, что многие из них были безработными актёрами, задыхающимися от миазмов голливудского ада.

Один необыкновенно привлекательный мужчина делал особенный акцент на том, что в борьбе со СПИДом его больше всего выбил из колеи тот момент, что спустя почти десять лет, проведённых в «попытках пробиться в киноиндустрию», он теперь понял, что никогда не добьётся успеха. Он сказал, что чувствует, что не доживёт до того дня, когда станет известным актёром, что его мечта — увидеть собственное имя вверху титров — распадалась вместе с его телом. Бледный и дрожащий, он говорил: «Я искренне признался самому себе, что умру неудачником, не осуществив своей мечты». Он олицетворял собой испуганную часть каждого из нас. Казалось, его скелет не способен был более противостоять силе притяжения, когда он снова откинулся на стул. Почти задыхаясь, он сказал, что надеялся обрести «единство с происходящим», но вместо этого он оказался «несчастным, отделённым от самого себя». Поскольку он ощущал, что жизнь не сдержала перед ним обещаний, что он не реализовал свою цель, сдувшиеся амбиции обвились, подобно пуповине, вокруг его горла, удушая и препятствуя его окончательному рождению, заставляя его отказаться от осуществления собственной смерти.

Большая часть слушателей не упустила аналогии между его разочарованием и «жизнью шоу-бизнеса». Его сложная ситуация спровоцировала что-то в коллективном мозге: один за другим люди вставали и говорили, что тоже боятся, что если не получат положительного отклика от жизни, то эту жизнь могут ненароком перенаправить в монтажную студию. Если до своей смерти они не преуспеют, не достигнут просветления, не станут суперзвёздами, это сведёт историю их жизни к убогому чёрно-белому кино, и его станет невозможно смотреть в широкоэкранном формате, вроде Cinemax. Мы так долго наблюдали за собственной историей, что нам трудно вообразить себе, что занавес опустится без всякой реакции со стороны публики.

Это одинаково верно, о каком бы «театре» ни шла речь. Я утешал многих, кто рыдал на медитационных ретритах и чей величайший страх заключался в том, что они могут не успеть перед смертью достичь просветления. Воображая, будто обретение целостности происходит в одномоментном событии, а не через глубокий постепенный процесс отпускания и исцеления, они в буквальном смысле не видят своего положения. Вероятно, они не понимают, что их неудержимое стремление получать некий трофей за свои заслуги — лишь свидетельство их чувства собственной никчёмности, порождённого более глубоким разочарованием. Не раскрыв своей собственной великой истины, не восприняв исцеления, ради которого эти люди родились, они поставили себе целью успех. Неважно, что было их мечтой — популярность или звёздный блеск, публикация книги, отыскание истинной любви или победа над своим гневом — эти люди были убеждены, что их жизнь неполна.

Я был свидетелем смерти многих людей, которые сетовали, что не могут умереть спокойно, поскольку чувствуют, что не реализовались в жизни. Это очень распространённый этап развития, который мы проходим, если больше привязаны к объектам жизни, чем ценим её эволюционное раскрытие. Те люди, которые прорываются сквозь эту липкую паутину на своём пути, сквозь ощущение, что они не получили того, зачем пришли, когда наступило время покидать мир, чувствуя, что это вполне стоило того — особенно, если учесть, сколь широка дорога, открывающаяся впереди. Как и любое несчастье, чувство никчёмности и провала не ново, но в момент надвигающейся утраты оно может обостряться. Многие клянут собственное невезение, не позволившее им «добиться своего», забывая, что «своё» им уже дано и теперь только они могут превратить его в искусство: создать алтарь священному прошлому, соединиться со своим сердцем в сиюминутном настоящем, открыться таинственному будущему, выйдя за пределы старых знаний.

Обнаружить то, чем мы уже обладаем — значит выйти за пределы нашей ограниченной идеи о том, кем или даже чем мы являемся. Некоторые называют обнаружение своей истинной природы «поиском лотоса». Лотос отыскать нетрудно, если знать, где искать. Лотосы часто встречаются в дикой природе, в естественных условиях сострадательного служения и непривязанности к плодам наших трудов. Часто можно увидеть, как они расцветают в теплицах медитативных центров или у смертного одра.

Лотос символизирует то, что поднимается над мутными и зловонными водами, раскрываясь перед нами в своей неожиданной красоте. Это символ освобождения от болезненной привязанности к тому, через что должна пройти наша жизнь, дабы достичь своего изначального света. Мы заботимся о нашем цветке, когда отпускаем навязчивую потребность в воображаемых достижениях, препятствующих его росту. Говорят, что некоторые с лёгкостью пересекают реку смерти, мягко ступая по своим лотосам, а другие гребут в своих лодках, направляемые их ароматом. Некоторые перепрыгивают сияющую реку, полагаясь на веру. Другие прибывают к ней только потому, что она оказалась на их пути. А некоторые, хотя и натирающие своё тело, подобно именитым мастерам, изучив все книги о плавании, но никогда не подходя к реке, в очередной раз бессознательно погружаются в утробу, не успев пересечь и половины водной преграды.

Один человек, болевший раком, говорил, что должен найти свой лотос «до зимы», успеть исцелиться, пока, оставшись не исцелённым, его тело не обратилось в труп. Он сказал, что хочет «окончить обучение» перед тем, как умереть. Поэтому он изучал вещи, которые всегда отвлекали его от жизни и теперь несли свой импульс в смерть. Он отметил, что прямо на другой стороне его переживания «недостаточности» его ждало замечательное озарение. Он увидел, насколько ценной является неспособность удовлетворять свои желания. Благодаря этому он обнаружил, подобно Будде, причину всех страданий. Дело было не столько в невозможности удовлетворить всякое желание, и уж тем более не в том, чтобы и дальше удовлетворять его, а также не в получении тех или иных вещей или последующей их утрате. Причиной страдания было желание как таковое.

Он увидел, что долговременное удовлетворение даёт не объект желания, но отсутствие этого желания. Он упоминал, что когда получал нечто желанное, то отмечал мимолётный укол удовольствия и переживание, которое мы зовём удовлетворением. Но, к его удивлению, удовлетворение возникало не благодаря обладанию, но благодаря мимолётной вспышке обладания, когда на какой-то миг свет его великой природы больше не был заслонён умом, полным желания. Именно отсутствие желания вызывало чувство удовлетворённости или временной целостности. Сама природа желания заключалась в неудовлетворённости каждым мгновением, в котором отсутствовал объект желания. Желание жило, скорее, в будущем, чем в настоящем. Ему присущ характер стремления, а не бытия. Он увидел, что ум обречён переживать частичную нереализованность, пока не постигнет, что дело в самом безответном желании, которое, подобно голодному духу, всегда жаждет большего. Это осознание болезненной природы желания не сделало его бесстрастным, но дало возможность отнестись к желанию с неведомым прежде уважением. Он сказал, что теперь, когда он обрёл свой лотос, его даже не беспокоит, зацветёт ли он когда-нибудь. Это напомнило мне слова, которые часто повторял один мой учитель: стоит вам обратиться к свету, как становится неважно, сколь далёким он кажется — главное, что вы на него смотрите.

Как указывает мастер дзен Кеннетт Роси, источник нашего величайшего удовлетворения в том, чтобы полноценно переживать источник любого удовлетворения, даже самого малого, относиться к каждому из них с ясностью и добротой, встречать свою истинную самость в глубине сознания и выводить её на поверхность. Мы наблюдаем, как наш лотос поднимается сквозь мрачные воды, чувствуя, что даже если на этот раз он не взойдёт над поверхностью, одно лишь знание о его существовании — невероятная благодать. Корень, из которого он произрастает, столь же вечен, как наша игра во времени, и снова даст побеги следующей весной или в любую другую пору.

Подобно тому, как садоводы «подгоняют» цветы, вынуждая их цвести посредством временного помещения в темноту, созерцание смерти может «подгонять» наш лотос к цветению.

Отыщите свой лотос до зимы. Дав ростки, он продолжит расти прямо сквозь крышу мира. И, возможно, он появится в полном радости Эдеме Тима, а затем превратится в великое древо мудрости, пронзающее само небо и растворяющееся в улыбке, что расцветёт на вашем изначальном лике.

Армандо и текучий мир

Армандо, хотя он и был глубоко религиозным человеком, было трудно найти свой лотос, поскольку он искал его на твёрдой почве. Он пытался торговаться со страхами ума, вместо того, чтобы отдаться бездонным таинствам сердца. Он мог остановиться у таких тихих вод, только если по ним прогуливался Святой человек. Он всегда стремился «быть духовным», а не нырять осознанно и преданно в поток. Он не доверялся происходящему. Он ни разу не промок.

Он был очень разочарован тем, что перед своей смертью, за годы формальной духовной практики, не достиг «крупного успеха». Он ощущал, что в каком-то смысле потерпел поражение. Забывая о том, сколько доброты он проявил ко множеству людей, страдающих от СПИДа, он был безжалостен по отношению к себе. Пока он пытался выжать какой-то смысл из бессмысленного мира, напрягая свой мозг, заражённый ЦМВ (цитомегаловирусом), его живот стал твёрдым, подобно могильной плите, когда он в отчаянии шептал по телефону: «Боже мой, Стивен, Боже мой!», — ощущая себя совершенно неподготовленным к грядущему. Он так много усилий вложил в исполнение религиозных обрядов и так мало — в глубокую внутреннюю работу, которую необходимо совершать всегда, что оказался в аду мгновения, а не в вечном небесном царстве.

Возможно, «текучий мир» оказался для него таким угрожающим именно из-за его боязни отпускать. Он сказал, что боится этого мира, который захватывает его, что он не может отдаться собственной смерти, поскольку ещё чувствует, что ему нужно «поддерживать в себе ощущения», удерживать контроль, умирать так, как это «принято» (Возможно, именно здесь можно заметить тень, которую порождает даже такой великий свет, как «сознательное умирание», создавая в уме модели, способные затемнить индивидуальную интуицию и затормозить духовные побуждения неприятными сравнениями.).

Текучий мир — это просто обыденный мир, увиденный из более широкой перспективы простора бытия. Это опыт чего-то потустороннего, «не от мира сего», чему не препятствует тяжесть, порождаемая жёсткими ограничениями рациональной мысли. В этом мире атомы разделены световыми годами, галактики присутствуют в каждой клетке, гравитация пребывает в неопределённости, как на картинах Шагала, благодаря чему каждая вещь может найти своё место. Это текучий мир чувств до того, как посредством истолкования и «понимания» они обретают почву. Но, как выразился один пациент, «наш мир, сколь бы аккуратным и безопасным мы ни стремились его сделать, состоит отнюдь не из „расставленных в ряд кеглей“ (duckpins); он, скорее, состоит из попыток увернуться (ducks)».

Даже когда ему напомнили о многочисленных известных историях людей, которым пришлось отказаться от старых моделей, чтобы прийти к целостности, он всё ещё не мог отпустить страх, связанный с возможностью оказаться недостойным собственной идеи Бога. Подобно многим, он ощущал, что ему надо стать лучше, чем он есть, чтобы вступить в сердце божественного.

Я поделился с ним мыслью, что его переживание текучести мира — плодотворная возможность, подобная той, которую имеют люди, пребывающие в коме; это переживание действует на нас, как промежуточный этаж, лишний лестничный пролёт — вы ещё не перешли на следующий этаж, но обретаете совершенно новый взгляд на предыдущий. Когда я рассказывал ему о достоинствах «текучего мира», этой возможности развить своё умение входить во что-то менее плотное, чем собственное страдание, о том, что это всё тот же знакомый нам мир, лишь чуть легче и не столь плотный, а потому проходить сквозь него не так сложно, он задумчиво вздохнул и расслабил живот. В беседе о том, что проблемы, связанные для него с текучим миром, весьма напоминают переживания людей в горячечных галлюцинациях, я пересказал ему историю нашей дочери, у которой много лет назад была подобная галлюцинация, в которой ей казалось, будто она «парит по дому». Я рассказал и о том, что когда ей напомнили «оглянуться вокруг, пока находишься там», пересчитать черепицу на крыше, отдаться происходящему и свободно плыть сквозь облака, её переживания радикальным образом поменялись: она стала весьма спокойной, и то и дело посмеивалась. Он заплакал и ещё больше смягчился. Этот человек умер даже спокойнее, чем зачастую жил, отпуская, пожалуй, больше в силу измождённости мышц, чем благодаря доверию. Постепенно текучий мир втянул его в процесс столь благотворный и давно позабытый, что, могу себе представить, какое облегчение он испытал, ощутив его диковинную благодать.

Хороший день, чтобы умереть

У американских индейцев есть такая пословица: «Сегодня — хороший день для смерти, ведь всё, что мне нужно, у меня есть». Она выражает возможности жизни, обретшей целостность и осмысленность. Жизни, из которой не исключается даже смерть. Здесь я говорю о полновесной смерти, сменяющей полновесную жизнь. Это жизнь, удерживаемая и проживаемая в настоящем, управляющая дыханием и ведающая силу мысли, творящей мир, переживая себя в своей полноте и пустоте.

Чем мы осознаннее, тем с меньшим количеством препятствий мы столкнёмся на смертном одре. Когда мы проживаем собственную жизнь, а не только думаем о ней, ничто не остаётся неосуществлённым, и если придётся умереть сегодня, мы будем рады, что наша смерть может обрести такую завершённость. День, когда всё совершается вовремя, а сердце обращено к самому себе — хороший день для смерти.

Однажды открывшись, изначальный лотос, цветущий в нас, по памяти находит путь домой.

Так, я предлагаю учиться умиранию (выбрав идеальный день для смерти) с помощью чрезвычайно интересного, приятного — и порой пугающего — упражнения под названием «Свободный день». Это медитация на целый день, в которой нужно воспринимать мир так, будто вас в нём нет. Она обращена к той точке внутри нас, которая вопрошает: «Может ли меня не быть среди вас?» Некоторые называют эту практику «Смертью на день». Мы гуляем по улицам так, будто нас там нет, будто мы умерли вчера. Мы видим мир так, будто в нём не присутствуем. Мы действуем так, будто уже умерли и это наш последний шанс навестить мир, оставленный позади. Мы оплакиваем самих себя и продолжаем путь.

То, насколько мощно воздействие подобного упражнения, иллюстрирует популярность таких фильмов, как «Эта замечательная жизнь». Нечто существенное выходит на поверхность, когда мы понимаем, что этот день может быть последним днём нашей жизни.

Вчера мы притворялись, что мертвы; точно так же сегодня мы притворяемся, что живы. Мы гуляем по улицам, наполненные присутствием. Мы наблюдаем, с какой благодарностью принимают наше скорое выздоровление. Мы избавляемся от посредника-смерти, не нуждаясь в ней, чтобы снова воплотиться, мы рождаемся прямо теперь, посреди улицы, в гуще жизни, которая становится вдвое полнее с нашим рождением.

Мы вступаем в жизнь настолько полно, что даже наша смерть не испортила бы этот день.

Назови этот мотив

Многие духовные традиции коренных народов веками разрабатывали искусные средства подготовки к смерти. К примеру, по достижении половой зрелости американский индеец, будь то мужчина или женщина, отправлялся в пустынную местность для поиска видений и зачастую приносил назад, наряду с другими дарами, личную исцеляющую песню, которая также играла роль погребального песнопения. К моменту реального наступления смерти эти люди уже прокладывали путь в неизведанное — священный путь, поскольку в опасности, болезни и жизни, полной трудных минут, они пели свою исцеляющую/ погребальную песню.

Во многих «современных» культурах также используются подобные хитроумные средства для приобщения к смерти. В христианстве в число погребальных песнопений входят как Господня молитва, так и Иисусова молитва по чёткам. В иудаизме признают силу молитвы Шма; а, быть может, в испытании бар-мицва присутствует строка на иврите, неизменно трогающая сердце. В буддизме поют мантру Праджняпарамиты: «Гате, гате, парагате, парасамгате, бодхи сваха!», что примерно переводится так: «Ушедший, ушедший, ушедший за пределы, полностью ушедший за пределы, наконец, совершенно свободный!». Эти слова распевают в монастырях и на кладбищах. А мудрейший из людей, наверное, также тихонько напевает их при нашем рождении, зная, что освободит нас ни рождение и ни смерть, но лишь погружение в свой изначальный свет. В индуизме человек стремится умереть с именем Рамы на устах — одним из имён Бога.

Погребальное песнопение может служить убежищем от бури или открытым навстречу солнцу окном. Мантры или молитвы, включённые в искреннюю духовную практику, оказываются очень эффективными для многих. Некоторые при приближении опасности читают священные тексты. Иные на смертном одре шепчут колыбельные из детства. Многие, подобно искателям видений, доверяются своему сердцу, чтобы оно раскрыло им эту песню. Они внимательно прислушиваются и понимают, что эта песня всегда была им знакома. Наша вовлечённость в песню зависит от готовности, от открытости и плавности нашего сердца. На самом деле цветистые образы и героические репетиции, где мы произносим свои знаменитые последние слова — это первые неуверенные шаги к обнаружению исцеляющего погребального гимна. Некоторые люди начинают именно с этого, повторяя, почти как мантру, свои воображаемые последние слова, созерцая то, как они меняются и трансформируются в нечто менее театральное, где меньше пафоса и драматизма пышного ухода и больше неторопливого благородства, возникающего, когда мы скромно раскрываемся навстречу неизведанному. Я видел множество людей, которые начинали пересмотр своей жизни и прощались с самой жизнью, имея на устах одну и ту же прелестную песню, повторяя на смертном одре: «Я люблю вас, я люблю вас, я люблю вас». Некоторые на последнем дыхании пели: «Греби, греби вперёд». Один старик из Бостона не переставал повторять: «Сегодня здесь, завтра там». Одна женщина, завершив свои жизненные труды, с мягкостью повторяла: «Солнце, солнце; сделано, сделано».

В том, чтобы иметь свою песню сердца / погребальный гимн, есть несомненные преимущества. Поэтому в рамках «эксперимента по умиранию» я предлагаю вам в течение следующего года найти и культивировать свою собственную исцеляющую/ погребальную мелодию. Создайте убежище, что будет становиться тем крепче, чем чаще вы будете им пользоваться.

Спокойно погрузитесь в сердце и слушайте. Если на ум не приходит никакой песни, терпеливо пребывайте в смирении. В сущности, если вы никогда не отыщете свою песню, но вместо этого углубите безвременное пространство терпения, на смертном одре это может помочь вам ничуть не меньше. По мере возникновения строк оценивайте их. Наблюдайте, какие строки остаются, когда другие забываются. Экспериментируйте.

Отыскание песни — один из моментов, связанный с поиском своего лотоса. Начните ежедневно петь (пение — мощный инструмент отпускания) тот мотив, который вам явился, будь то песнопения госпел или рок-н-ролл, и пусть ваше сердце сделает остальное. У некоторых людей мотив будет меняться каждые пару месяцев на протяжении года. Однако каждый — неважно, какую песню он поёт — со временем обнаружит, что секрет пения — в слушании, а не извлечении звука, а сердце и ум сомкнутся воедино, благодаря чему раскроется интуиция и «тихий внутренний голос» незаметно станет громче. Каким бы ни было песнопение, оно приблизит нас к благодати, нашей изначальной природе и Царству Небесному, что внутри нас.

Если вы думаете, что это упражнение можно просто пропустить, ведь петь — так неловко, представьте себе, насколько обескураживающей может быть смерть, в которой не найдётся места сердцу.

Послушав некоторые мои истории, связанные с пересмотром жизни, Ондреа купила мне новый джазовый барабан, чтобы я смог заново открыть для себя радость дней своей юности, когда был музыкантом. И я ощутил восторг, я играл и пел без стеснения, наполняя полными радости звуками этот священный простор, чего не мог сделать многие годы — мне казалось, моя песня была недостойна того, чтобы посвятить её Богу.

Если вам хочется более глубоко настроиться на точку, из которой возникает эта песня, познакомьтесь с сочинениями духовных поэтов — Руми, Кабира и Мирабай.

Старение

В свои пятьдесят восемь я слышу, как люди, которым исполняется тридцать, жалуются на то, что стареют. Меньше выносливости, они говорят, чаще мучает метеоризм. Воспаление локтевого сустава и новые очки. В сорок они борются против своего тела. Пищевые добавки, бег трусцой, отжимания. В пятьдесят они чувствуют, что потерпели поражение. Для той части нашей личности, которая отождествляет себя с гибким телом и хорошей памятью, старение — это утрата. В своём сопротивлении переменам мы упускаем из виду один из важнейших моментов, подготавливающих нас к смерти, и один из великих уроков в непостоянстве.

Старение учит нас направлять свою жизненную силу внутрь. Это наглядное подтверждение того, что сознание постепенно притягивается к центру, подобно тому, как это происходит во время смерти, позволяя отдалённым от центра точкам (включая внешние органы чувств) самим позаботиться о себе. Возможно, поэтому столь многие люди преклонного возраста говорят, что в душе чувствуют себя юнцами.

Постепенное увядание тела захватывает воображение. Это медленная медитация на кладбище. Это наше отражение в окне похоронного зала. Оно напоминает нам, сколь короткой может быть жизнь и сколь прекрасной она может стать.

Телу требуется примерно семь лет, чтобы обновились все его клетки. По мере нашего старения изначальные «заводские запчасти» становится всё сложнее достать. Мы соглашаемся на использованные и восстановленные детали. Некоторым даже заменяют их части, на уже бывшие в пользовании. Мы пробегаем всё меньше километров на литр бензина, и в конце концов после нескольких попыток протащить себя дальше нам приходится оставить безжизненное тело на обочине. Отсюда следует пройти оставшийся путь в одиночку, руководствуясь лишь собственным сердцем.

Декабрь

Перевернув последнюю страницу календаря, мы с Ондреа взглянули друг другу в глаза и попрощались, и наши сердца откликались благодарностью на все уроки — приятные и неприятные, — которые предложила нам жизнь. Хотя годовой эксперимент — всего лишь искусная иллюзия, сон, способный пробудить нас ото сна, мы заметили, что испытываем определённую печаль при мысли о том, что наши жизни близятся к предполагаемому концу.

Ещё до того, как открыть глаза второго числа этого месяца, я почувствовал этот трепет. Страх принялся за оценку ущерба. Он составлял перечень того, что умерло, список потерь. Я огляделся в комнате и понял, что всё, на что падал взгляд и что когда-то приносило мне удовольствие, теперь превращается в источник боли. От того, что, возможно, придётся покинуть мою хорошо устроенную жизнь, воздух сгущался и тяжелел. Наши собаки, нетерпеливые по утрам, обнюхивали нас, а новое солнце светило над горами, покрытыми шапкой снегов; при этом невозможно было не замечать, что жизнь может быть чрезвычайно радостной и что придётся полностью её оставить. Богатства, которые приятно получать, но больно возвращать. Предвкушение горя.

Стало ясно, что пришло время для последних приготовлений. Поэтому я начал несколько больше экспериментировать с практикой пхова, которой мы занимались на протяжении всего года. Пхова — это искусство и наука переноса сознания в тибетском буддизме, способная высвобождать жизненную силу из тела. Это намеренный и форсированный подъём нашего духа (ощущаемого как вибрирующее облако энергетических ощущений, становящееся тем явственнее, чем продолжительнее процесс и наше сосредоточение) от живота через сердце и длинный горловой проход, затем выше, через лоб и макушку головы, где энергия проецируется в образ света, представляемый над головой. Говорят, что некоторые тибетские монахи, применявшие эту мощную практику, успевали покинуть свои тела до того, как расстрельная команда китайских захватчиков успела нажать на курки.

Пхова — это практика, способная очистить канал, через который проходит жизненная сила, когда наиболее правильным образом покидает тело. Очевидно, что если достигнуть в этой практике совершенства, с её помощью можно будет сознательно вызвать смерть. Это «собирание света» внутри грубого тела, который поднимается, чтобы слиться с чем-то ещё более тонким за его пределами. Традиционно жизненная сила переносится в некий визуальный священный образ, пользующийся глубоким уважением, будь то Будда, Иисус, Мария или просто наше изначальное сияние в виде прекрасной сферы света прямо над головой. Я нахожу, что работа непосредственно со светом как таковым устраняет многие концептуальные искажения.

При поиске простого практического приложения этой достаточно сложной традиционной тибетской практики нам показалось вполне допустимым и естественным объединить определённые элементы пховы с огромными возможностями прогрессивных медитаций на «энергетические центры», способствующими обретению целостности и освобождению. В одной традиции эти энергетические центры называются чакрами, в другой — уровнями сознания. Некоторые просто рассматривают их как состояния ума, ведущие к состояниям бытия. Результатом такого сочетания практик является «медитация восхождения», открывающая канал к более высоким уровням сознания, которые делают жизнь полнее и могут оказаться полезными в момент смерти. Мы шутливо называем эту медитацию «медитацией жаворонков». Страх, что подобного рода практика ускорит наступление смерти, беспочвенен; практики раскрытия, подобные этой, обогащают наше рождение.

По мере разработки нашего варианта медитации пхова/медитации на энергетические центры мы к своей радости заметили, что все предшествующие практики выстраиваются в один ряд. Начиная с энергетического центра в животе, свет сознания на одном уровне представляется в виде образа, на другом — переживается как ощущение. Мы ощущаем, как он сосредотачивается в животе. Возникающая в результате открытость затем направляется на практику любящей доброты, на дыхание сердца, которое тянет свет ввысь по мере его усиления. Посылая волны милосердия и сострадания каждой частице нашего ума и тела, мы наблюдаем, как всё приходит в умиротворение, когда некое более глубинное присутствие готовится к уходу. Ощущение расширения пространства продолжает своё движение, освещая всё то, что оставалось невысказанным в тёмном проходе горла. (Возможно, именно этот туннель многие, по их рассказам, пересекают на пути в смерть). Звучит песня, которой мы давным-давно научились от лотоса, расцветающего в нас, позволяя расчистить путь для энергии и протолкнуть её вверх, сквозь лоб, в котором находится центр, который некоторые называют «третьим глазом», а другие, полушутя, — «священным Циклопом». Многие считают его нашим ясновидящим, поистине «добрым» оком, единственным, которое способно видеть, выходя за пределы наших обусловленных способов восприятия. Конечно же, это знающее и видящее око. Око, через которое мы смотрим вглубь и переживаем, как развивается Вселенная. Это единое око сосредотачивает двойственность в Одном: это око озарения, местопребывания мига воспоминания при восхождении к смерти, как и мига забвения при нисхождении к рождению.

Это облако энергии, которое сначала ощущается в животе, становится всё ярче, поднимаясь через энергетические центры ума/тела, пока не проявляется в мерцающем свете, выходящем через макушку головы, подобно сверкающему фонтану. Наш свет, становящийся всё более чистым, расширяется, поднявшись в обширную сферу белого свечения, пребывающую прямо над открытой воронкой — там, где находится темя. Это путь пховы, по которой она путешествует через тело и снова покидает его.

Даже после продолжительного совершенствования в каждой отдельной медитации — из тех, что объединяются между собой, становясь частями этого процесса — осуществить подобную задачу отнюдь не просто. Каждый раз, занимаясь практикой пховы, человек немного больше узнаёт о дальнейшем её развитии. Может уйти много часов даже на то, чтобы уловить слабый проблеск возможностей этой медитации. Некоторые люди тратят по меньшей мере полчаса на каждый энергетический центр. Нужно открыть и пройти пять таких центров. Одна женщина, совершенствовавшаяся в этой практике, сказала о ней следующее: «Не дожидайтесь, пока услышите звук приближающегося поезда, чтобы начать шевелиться».

В ходе практики пховы, спустя примерно месяц, я заметил у себя блок в горле, возможно, вызванный невысказанным горем, возникшим из-за того, что я много лет работал с умирающими людьми. Поэтому я прекратил «практику подъёма» и в течение примерно двух месяцев каждый день по утрам пел и говорил нараспев одну из любимых мантр моего учителя — пока не почувствовал, что горло прочистилось, а во второй половине дня, к примеру, произносил следующие слова: «Ты свет моего сердца». Это очередной пример того, как много мудрости в том, чтобы выделить себе целый год на подготовку к смерти.

По мере совершенствования в практике пховы в животе начинает собираться свет, который также может переживаться в виде определённого ощущения, он движется вверх по каналу, расширенному за счёт практики и открытости процессу. Он поднимается через сердце ко лбу сквозь коридоры речи, тихо напевающей песню своей жизни. Проходя сквозь восхитительные образы в межбровье, прямо между глазами, он пробивается сквозь макушку головы и прорывается на свободу, подобно выпущенной на волю птице, парящей в безграничном небе.

Хотя моя практика пховы находится ещё на самом зачаточном уровне, я ощущаю, что впереди меня ожидает благодать. Если мне придётся сейчас умереть, та часть меня, что раньше могла сопротивляться такому единению и высвобождению света, теперь может настежь распахнуть дверь, чтобы переход был спокойным. По мере совершенствования в этой практике может уходить меньше усилий на то, чтобы на пути к оживлению духа подниматься из расслабленности живота в сердце, где пребывает Иисус, чтобы слышать песнь Богородицы и входить в ясный ум Будды.

На самом деле время от времени, в миг безмятежности, я слышу то, что один умирающий пациент назвал «настройкой оркестра», это окно в симфонию, струящуюся в меня из текучего мира. Странно знакомая мелодия, которая резонирует между формой и бесформенностью, ноты которой находятся в идеальном порядке, подобно каменным космическим садам, которые мы зовём «галактиками». Быть может, это песня, ради которой лотос поднимается над поверхностью — чтобы её услышать.

А в свой предпоследний день, когда зазвучала величественная колыбельная, я подумал про себя: «Всё, что нам нужно — лишь немного везения, чтобы умереть в этом невероятном просторе и покое». Затем, обратив лицо к тайне, я отпустил себя в текучий мир и последовал за сердцем, увлекающим в сияющую неизведанность, с телом, лёгким, как перышко, и меня переполняло чувство беззаботности, когда я почувствовал, что меня выносит в простор изначального бытия, и я знал, что любовь была единственным разумным деянием всей моей жизни.

Эпилог

Спустя год после завершения моего годового эксперимента его положительное воздействие всё больше проявляется. В процессе разрешения застарелых проблем и устранения недоработок жизнь раскрылась передо мной тонкими и неожиданными гранями. Изменилось моё чувство времени — как будто настоящего стало больше. В ходе пересмотра жизни высвободилась заново открытая энергия, когда часть жизненной силы, прежде направленной на подавление ума и лишение сердца чувствительности, обрела независимость. Мои отношения с друзьями углубились, а в некоторых случаях слабевшая дружба вновь расцвела. Аффективные эмоции, особенно имеющие отношение к прошлому, стали куда меньшим препятствием на жизненном пути. А любовь теперь более доступна, и её легче сохранять. Такое чувство, будто я примирился со своей жизнью. С этими переменами я обрёл новую преданность своим ценностям, благодаря чему дальнейший путь сделался предельно ясным.

Забавно, что после того как я провёл год, обучаясь умиранию, качеством, которое развилось во мне наиболее явно, стало незнакомое прежде чувство радости жизни. Эта бодрящая лёгкость духа зиждется на всё более ясном понимании, более глубоком уважении и большем принятии вещей такими, какие они есть, которое возникает внутри расширившегося чувства присутствия.

Быть может, поскольку эта книга писалась как последняя из всех, что я когда-либо создам, и поскольку её достоинства можно обнаружить настолько прямо и интуитивно, писать её было легче и приятнее, чем все другие книги, и она оказалась самой краткой из всех, что я хотел бы написать.

Приложение

Практика в группе

Хотя у меня не было намерения создавать для каждого человека расписание на последний год, поскольку я делюсь этим опытом на семинарах, стали появляться многочисленные группы, посвящённые «Году жизни», в которых у меня просили предоставить некоторую программу для годового группового процесса.

Далее я пытаюсь дать описание такого ежемесячного развития практики, с той оговоркой, что, конечно, все процессы — от пересмотра жизни, углубления размышления о нашей смерти и до исследования практик, таких, как практика внимательности и медитация на развитие глубинного сознания — начинают давать всходы и пускать корни тогда, когда этот эксперимент взвешен и принят нашим сердцем.

Первый месяц

Все члены группы читают книгу и делятся друг с другом важными фрагментами. Исследуйте, в чём ценность того, чтобы на год посвятить себя осознанию и исцелению. Сделайте отметку, в какой день вы приступили к работе. Этот день будет вашим «крайним сроком» год спустя. Подумайте, какова могла бы быть ваша реакция/отклик, если бы вы получили врачебный прогноз о том, что вам осталось жить год. Исследуйте это с позиции жизненных перемен, новых проектов, а также механизма разрешения застарелых проблем и связанной с этим благодати. В этот месяц нужно начать вести дневник. Когда месяца один за другим проходят, наблюдайте, как практики постепенно трансформируются и углубляются — как в дневнике, так и в сердце.

Второй месяц

Исследуйте, что это значит — начать готовиться к смерти. Систематически упражняйтесь в открытости неизведанному и прямой встрече со страхом. Приступите к исследованию (в качестве двух отдельных тем) того, как группа переживает и представляет себе умирание и смерть. Начните работать со страхом умирания, страхом смерти и страхом страха как таковым. Занимайтесь практикой расслабления живота по пятнадцать минут дважды в день. В конце каждого месяца, если это кажется вам уместным, зачитывайте вслух некоторые дневниковые записи за предыдущие месяцы.

Третий месяц

Проживайте каждый день всё более полно. В течение всего дня мягко и без оценок практикуйте внимательность. Дополните раскрывающую работу на расслабление живота практикой осознанности: пятнадцать минут практики расслабления живота и двадцать минут наблюдения за дыханием, внимательности к деятельности ума. Подходите к болезни, как к эксперименту на способность присутствовать в настоящем, открываться сердцем в аду. Говорите на тему того, как мы боимся своей скрытой боли даже больше, чем смерти, и как внимательность и осознанность выводят эту боль на поверхность, где её можно исцелить.

Четвёртый месяц

Занимайтесь медитацией на умирание как в группе, так и индивидуально. Наблюдайте за страхом боли, страхом небытия, страхом Судного дня. Углубляйте разговоры об умирании, смерти и о том, что может настать после них. Обсуждайте то, как протекает практика у каждого участника группы. Просыпайтесь каждым утром так, будто это ваш последний день на этой земле.

Пятый месяц

Усиленно занимайтесь практикой пересмотра жизни. Больше размышляйте по поводу событий и персонажей прошлого, как в обыденной жизни, так и в рамках формальной практики. Ежедневно занимайтесь медитацией на прощение и благодарность — как в отношении приятных, так и неприятных воспоминаний. Ищите песню своей жизни среди озарений, что проносятся в вашем уме. Увеличьте время, выделяемое на медитацию, до одного часа в день, если есть такая возможность. Примиритесь со своей жизнью.

Шестой месяц

Если отдельные члены группы ещё не создали алтаря, им следует сделать это сейчас. Посвятите один угол комнаты или даже целое помещение событиям своей жизни. Это место для совершенствования и углубления практики пересмотра жизни, место, достойное того, чтобы здесь умереть. К концу месяца выполните своеобразную волонтёрскую работу, чтобы быть полезным для других. Создайте алтарь для группы. Шесть месяцев подошли к концу: времени осталось меньше, чем прошло.

Седьмой месяц

Кто умирает? Изучите, что остаётся после распада тела, как и то, что присутствовало до нашего рождения. Время от времени дополняйте медитации, которыми уже занимаетесь, медитацией изначального лица. Общайтесь с мудрыми людьми, вместе читайте сочинения и слушайте записи тех, кто достиг такого совершенства в духовной практике, что обрёл понимание природы посмертных переживаний и может им поделиться — это, к примеру, Рамана Махарши, Нисаргадатта Махарадж, Будда, Иисус, Сарада Деви, хасиды, Олдос Хаксли, Рам Дасс, Доген, Ананда Майи Ма и Ним Кароли Баба (известный как Махарадж-джи).

Восьмой месяц

Изучайте установки и возможности, связанные с переселением душ. Занимайтесь медитацией на отпускание, отказываясь от всякой почвы под ногами, чтобы ваша глубочайшая истина могла естественным образом проявиться. Обсуждайте распространённые сновидения, в которых умершие общаются с оплакивающими их людьми. Экспериментируйте с перерождением при помощи дыхательного упражнения на последнее/первое дыхание.

Девятый месяц

Добавьте к другим практикам медитацию сканирования, чтобы полностью вжиться в своё тело. Подумайте о том, как поступить со своими останками. Изучите, как можно очистить после себя пространство. Говорите о природе недолговечного, часто неудобного тела, в котором вы воплотились. На месяц дополните свою основную практику медитацией на кладбище. В своём дневнике рассмотрите вопросы бытия и становления.

Десятый месяц

Составьте завещание, оформите церемонию прощания и эпитафию и зачитайте их перед группой. Экспериментируйте: делайте видеозаписи, пишите письма и стихи людям, которые останутся после вас. Наблюдайте за тем, не возникает ли у вас предвкушения горя по мере того, как год близится к концу. Опробуйте практику «Смерть на день». Представьте, как поступите с дорогими для вас вещами. Отметьте, что некоторые получат почётное место, в то время как другие навеки исчезнут в глубинах кладовки. В своём сердце оставьте то, чем владеете (человеку, обладающему наибольшим количеством игрушек, больше придётся отпустить), и, что ещё болезненнее, оставьте своё чувство принадлежности (свою семью, друзей и одобряемую обществом идентичность). Сознательная жизнь позволяет ценить каждую вещь в своё время. Расширьте практику отпускания до получаса в день.

Одиннадцатый месяц

Посвящайте больше времени семье и друзьям. Признавайте, что их, как и вас, непрестанно уносит прочь поток непостоянства. Группой организуйте проект по помощи нуждающимся. Если есть возможность, посетите палату больных СПИДом, палату для детей с ожогами, дом престарелых. Осознайте, что несчастье — не божественная кара, но всего лишь событие, которое можно использовать как урок, развивающий милосердие и самосознание. Исследуйте различие между жалостью и состраданием. Признавайте, что даже хорошая внутренняя работа, выполненная как следует, не избавит от болезни, старости и смерти, что Бог и природа вещей не станут нас оберегать, что в этом нет нужды. Мы уже получили всё, в чём нуждаемся для того, чтобы пережить смерть с открытым сердцем, сосредоточив свой ум на великолепии своей изначальной природы.

Двенадцатый месяц

Начните сосредотачиваться на исходящем потоке в практике сканирования, связанной с телесными ощущениями. Направляйте внимание на макушку головы как можно чаще. Познакомьтесь с тонкими ощущениями на поверхности головы. Следуйте за этими ощущениями в пространство над головой. Постигайте на практике, с радостью, то в себе, что умирает, и то, что остаётся бессмертным, ощущая, что возобновляете исследование. Пусть ваша практика будет лёгкой и полной растущей открытости по отношению к неизведанному. Создайте пространство для того, чтобы истина явила своё подлинное лицо, и отпустите её тоже.