1.

Ничего себе поездка к бабушке! И ведь с самого начала было какое-то предчувствие, что не стоит начинать честно заработанные усердной учебой каникулы с поездки в деревню, тем более, что деревня находится в другой стране. Это когда-то, во время молодости моих предков, все жили в одной стране, называемой Советский Союз, а теперь Белоруссия вполне себе суверенная страна со своими государственными границами и своим Президентом. И моя бабуля по материнской линии на старости лет осталась одна в другой стране, а мы по очереди каждое лето ее навещаем. В этом году моя очередь.

Нельзя сказать, чтобы это было неприятно или скучно – там и леса грибные, и озеро вполне рыбное и купальное, и огород у бабули очень даже ничего. Так что особо там не заскучаешь, тем более что в свободное от чтения, тренировок и прогулок время всегда найдется работа по дому или в саду-огороде. Я даже сессию сдала досрочно, чтобы успеть к концу мая помочь там с завершением весенне-огородных работ. И комбинезончик симпатичный соорудила для сельхоз работ – мамуля при виде его сказала, что мода всегда возвращается, что во времена бабулиной молодости носили очень похожие и в доказательство даже раскопала соответствующую фотку в семейном альбоме. А потом полезла на антресоли, долго там чем-то шуршала и с торжеством вытащила сумочку, которой, на мой взгляд, было сто лет в обед.

– Раз уж едешь в комбинезоне под старину, то для правильного прикида бери в комплект и эту сумочку, тем более, что выглядит она, как новая, – заявила мамуля.

Чтобы не спорить, я быстренько запихнула сумочку в рюкзак, и продолжила сборы. В дополнение ко всему на меня родители возложили важную миссию: уговорить бабулю переехать, наконец, к нам в город, тем более, что после женитьбы моего брата и его отъезда в собственную квартиру, места у нас вполне достаточно, и мы перестанем думать о том, как там 80-летняя бабушка живет одна в другой стране. Мама решила, что только любимая внучка сможет переупрямить бабулю. Мне были даны самые широкие полномочия на уговоры.

Но вот только душа была как-то неспокойна. Уж больно все гладко получалось и с сессией, и с билетами в СВ на хороший поезд, и с Женькой, который покривился, но сказал, что готов меня сопроводить и даже некоторое время пожить со мной в деревне. Для него – полностью городского жителя – это было сродни подвигу. Правда, он кое-что мне пообещал и заодно оговорил условие, что в августе поедем на пару недель в Анталию, чтобы новый учебный год начинать загорелыми и просоленными.

И вот за день до отъезда началось! Утром полетел ноутбук со всеми моими базами данных. Данные надо было спасать, во что бы то ни стало, поэтому ноут пришлось оставить папику. Он человек ответственный и все восстановит, только для надежности это потребует не менее трех дней. Поэтому получается, что в деревне я буду без компа. Мелочь, но неприятно. Ладно, придется пользовать Женькин ноут, чтобы ему жизнь медом не казалась. Размечталась! Звонит Женькина маман и сообщает, что ее любимый сынуля сломал ногу. Надо же было этому охламону пойти играть в футбол и во время игры неудачно споткнуться! В результате гипс – закрытый перелом голеностопа и месяц на койке. И, заметим, что позвонил не сам, а доверил это дело матери. Я вежливо так говорю: «Валентина Семеновна. Дайте, пожалуйста, Женечке трубку. Хочу услышать его голос, чтобы знать, что он более или менее в норме. А то буду сильно беспокоиться.» Она клюнула и передала трубку Женьке. Тут-то я и высказала все, что о нем думаю, и что ему обещаю. «Какого х…я ты поперся на этот с…й футбол вместо того, чтобы тихо и мирно собирать вещи для поездки с любимой девушкой? Кто мне два года назад обещал путешествие на байке и расколотил его перед самым выездом? А кто теперь мне устроит обещанный крутой секс в отдельном купе! Короче, если через месяц ты не приедешь к бабуле, то тогда я приеду к тебе домой и разберусь со всеми твоими конечностями.» Конечно, было сказано намного больше, но цензура нынче строгая. Папик, услышав мой ор, заявил, что я бессовестная и злопамятная стерва. Насчет стервы спорить трудно, но в том, что у меня память хорошая виноват как раз отец – его гены и его методы тренировки памяти. Это я тут же высказала папику. Мамуля при этом молчала и только тихо хихикала. Отец быстро слинял на кухню, оставив меня одну кипеть и выпускать пар. Но что теперь я буду делать в деревне без бойфренда (почти жениха) и без компа? Увы мне!

Да, забыла представиться. Анна Николаевна Истомина. Рост 172 см, вес 55кг. Блондинка с мозгами, если можете себе такое представить. Студентка второго, ой нет, уже третьего курса МЭИ. Между прочим, это наш фамильный университет, в котором мой прадед учился еще до Отечественной войны. Потом мой дед, отец и мать, старший брат и его жена. Теперь там учусь я. Не отличница, но троек за два года не было. Задел, полученный в физмат школе, позволяет учиться без особого напряга. Да еще спорт – с пяти лет все время в двух секциях, одна из которых по мере достижения первого разряда менялась (гимнастика, самбо, стрельба), а вторая была неизменной – шахматы, в которых я добралась до КМС^[1]. Правда, дальше не знаю. Пора уже думать о будущем, в котором спорт, к сожалению, отойдет на второй, а то и третий, план.

Так вот, еду одна. Тогда нафиг мне СВ. Может сдать билеты и лететь самолетом? Тут снова возник папик – почувствовал, наверное, что выпуск пара закончен и наступила стадия размышлений.

– Самолет не советую.

– Почему?

– Летит он быстро, но прибавь время до аэропорта, время на досмотр перед полетом, а потом после полета все равно пересадка на поезд. Да еще возможно нелетная погода. Кстати, раз едешь одна, то прихвати пару книжек, чтобы не скучать.

К разумным советам я всегда прислушивалась, поэтому поехала поездом. И все равно вляпалась по самые «не балуйся».

2.

Выспаться мне в вагоне, хотя бы и в СВ, не удалось – в Минске народ зашумел, стал массово выгружаться, и, конечно, я проснулась, хотя могла бы еще пару часов дрыхнуть. Поэтому с самого утра настроение, как-то не заладилось. А потом до меня вдруг дошло, что за всеми переживаниями я забыла дома свою любимую сумочку. Перед дорогой я обычно деньги и документы ношу в карманах, потому что рюкзак с сумочкой плохо сочетаются, особенно, когда в рюкзаке весу ого-го. И сумочку я пихаю в наружный клапан рюкзака. А тут сунулась и облом! И вся моя отлаженная система одиночного путешествия дала сбой. Как выяснилось, далеко не последний.

Поезд пришел в Барановичи точно по графику в 12-30. Хорошо, что в едином таможенном пространстве вещи не досматривают. Нет, никаких наркотиков я не везла – терпеть не могу эту гадость. Но десяток упаковок Левомиколя и столько же Спасателя плюс упаковки сильных антибиотиков в таблетках для лечения простудных заболеваний и некоторых инфекций могли бы вызвать нежелательные расспросы. А на самом деле, просто бабуля немного подрабатывает в своей деревне как бы знахарем. Но ходить по лесу и собирать травы ей уже тяжело, а действие упомянутых мазей и таблеток она на моем примере видела и оценила. Со сложными случаями бабуля не связывается, а небольшие травмы и бронхиты успешно лечит вполне качественными современными лекарствами, запасы которых мы при каждой поездке пополняем.

Вытащила увесистый рюкзак. Эх, где мой любимый Женечка – это ведь для него работа, рюкзаки таскать или просто стоять около них на стреме, пока я шустрю с билетами, смотрю расписание и т.п. Нет, сил на рюкзак у меня вполне хватает – еще и остается, но мужикам нельзя давать расслабляться, а то вообразят себе невесть что. Поэтому в парных поездках основная тягловая сила – Женюра. Себе при этом я отвожу роль зрительницы, постоянно восхищающейся силой своего кавалера. Правда, в последнее время это гад, кажется, начал что-то подозревать. Нужно будет еще что-то придумать.

А пока пришлось забросить рюкзак в камеру хранения, вытащив из него антикварную сумочку, чтобы в руках хоть что-то было, и только теперь идти смотреть расписание автобусов до Гродна. Ближайший рейс через пять минут, но у меня рюкзак в камере и билета еще нет – пролетела. А следующий автобус через три часа. Вытащила из сумочки книжку и села читать. Недаром, в конце концов, Женька прозвал меня чокнутой читалкой. Правда, прозвище он дал не за то, что люблю читать, а за репертуар, т.е. за то, что именно я читаю в свободное время. В это раз для кайфа я взяла с собой две старые книжки: по матанализу и по шахматам. Когда я говорю старые, то это значит издания 30-х годов прошлого века. В таких старых книгах по математике некоторые разделы изложены гораздо проще и понятнее, чем в современных, а старые шахматные книги просто не переиздаются. Вот я и утянула из библиотеки папули пару таких книг. Он за месяц может и не заметит, а мне приятно. Так как сумочка маленькая, то и влезла в нее небольшая книжка по шахматам, написанная Ботвинником «Матч-реванш Алехин-Эйве». Большая, Валле-Пуссена по математике, в рюкзаке. Все, переключилась на чтение.

Через пару часов пошла, еще раз посмотрела расписание, уточнила у кассира, что рейс состоится, и купила билет. Забрала рюкзак, переложила в него документы и деньги (удрать от рюкзака, прихватив сумочку, ворюга смог бы, а вот удрать от сумочки, прихватив рюкзак, – вряд ли) и подошла к остановке. Наконец автобус пришел, я самой первой влезла в него, выбрала место поближе к выходу, плюхнула рюкзак на колени и приготовилась спать. Дорога долгая, а читать в тряске не люблю. Автобус довольно бодро, несмотря на свой древний вид, набрал скорость, и мы поехали. Выехали из города, и смотреть стало некуда – по обеим сторонам дороги сплошной лес. Я надвинула шапочку на глаза, опустила голову на рюкзак и спокойно задремала.

Во сне мне приснился Женька, бодро бегавший по футбольному полю с загипсованной ногой и рукой на перевязи, а я в это время летала над полем и сообщала ему все, что о нем думаю. Потом кто-то сильно ударил по мячу, мяч подскочил и здорово стукнул меня прямо в лоб. И тут я проснулась. Оказалось, что удар мне не приснился. Автобус съехал в кювет, а я со своим рюкзаком оказалась у самой двери, в которую и влепилась головой. Хорошо еще, что шапочка и волосы смягчили удар такой силы, что от него дверь и открылась. Сзади послышались мат и стоны. В таких ситуациях рефлексы работают сами. Я вылетела из автобуса вместе с рюкзаком и захлюпала по мокрому снегу и проталинам в лес. Отбежав метров на двадцать, устыдилась. Там люди, наверняка есть раненые, а я тут в сторонке. Спрятав рюкзак под большой елкой, чтобы у него «ноги не выросли», повернула к автобусу и, резко затормозив, плюхнулась на пузо, вжимаясь в удачно попавшуюся ямку. Во-первых, до меня дошло, что в конце мая снег в Белоруссии – это как-то не так, не по сезону. А во-вторых, и это самое главное, со стороны автобуса послышались хорошо знакомые хлопки. Стреляли. В основном из охотничьих ружей. Потом я услышала, как подъехала какая-то машина, остановилась и стрельба усилилась. Теперь уже стреляли из винтовок и пистолетов. Мимо меня пробегал какой-то мужик с охотничьим ружьем. На всякий случай я зацепила его ногой, а когда он грохнулся, добавила кулаком по голове. Ну не нравятся мне такие «лесные олени». Стрельба затихла, и я услышала команды: «Первое отделение – обыскать окрестности. Все не могли убежать. Кого-нибудь, да зацепили. Второе отделение – убрать дерево с дороги. И помогите людям из автобуса.»

Раз пассажирам будут помогать, то можно подать голос, что я и сделала: «Эй, подойдите кто-нибудь. Около меня тут, кажется, один из нападавших.» На мой голос подошли два солдата в какой-то странной форме, подняли еще не прочухавшегося мужика и потащили на дорогу. Потом подошел третий и помог мне подняться. На лице было мокро, и я почти ничего не видела. Я хотела смахнуть влагу с лица, но руку перехватили: «Подождите девушка, у вас сильно течет кровь. Сейчас я возьму индпакет и вас перевяжу. И шишка у вас солидная.» Чьи-то руки аккуратно наложили мне тампон на лоб и забинтовали голову так, что я вообще перестала что-либо видеть. Меня почти волоком доставили к дороге и на что-то усадили. Кажется, на ствол дерева. Все я воспринимала как во сне. Кто-то кому-то говорил:

– Наш автобус сломался и фабричный нас обогнал. А бандиты, наверное, решили, что это мы, и завалили дерево. Хорошо еще, что стреляли из охотничьих ружей и обрезов. Иначе поубивали бы всех. Да и мы вовремя подоспели.

– А что это за мужик, которого подобрали около девушки. Кажется местный. Вот он – днем крестьянин, а вечером бандит.

– Девушка, а как это он около вас упал? Это он вас ушиб?

– Оставь ее, не видишь – у нее травма головы, возможно сотрясение мозгов.

Я еще успела проговорить, что сотрясения у меня нет, что мужика я сама зацепила, когда он мимо бежал, и дальше поплыла в неизвестном направлении.

3.

Проснулась я как-то сразу и почувствовала, что вроде бы все в норме, не считая головной боли. Открыла глаза и уставилась в белый потолок. Понятно. Больница или, учитывая деревенские понятия, фельдшерский пункт. Лежу в какой-то безразмерной ночнушке, голова забинтована, но эта перевязка не закрывает обзор. Так, 4 койки, на которых лежат забинтованные люди. Наверное, все с моего автобуса. Сознание продолжало включаться, и мозги сразу стали перегреваться. Почему стреляли, почему снег, почему, почему, почему? Вошел врач. Заметив, что я полусижу и верчу головой, он решил начать обход с меня.

– Ну как ты себя чувствуешь? Голова не кружится, не болит?

– Немного болит и слегка кружится. (Интересно, а почему он ко мне обращается на ты?)

– Ничего, у тебя небольшое сотрясение мозга. Но была кровопотеря, потому что рана на голове, где много кровеносных сосудов. Я все обработал, зашил и засыпал стрептоцидом (почему стрептоцидом – такие раны полагается закрывать мазями, а не засыпать стрептоцидом, который, кстати, в больницах практически вышел из употребления?). Так что через пару недель все придет в норму. Но теперь надо тебя записать. Я пришлю медсестру – скажи ей свои данные.

Пришла медсестра с бумагой и карандашом. Что-то в моей голове щелкнуло, как будто предохранительный звоночек, и я решила пока не признаваться.

– Меня зовут, – тут я сделала паузу и выдала – ой, не помню. А дальше по старому фильму^[2] – Но ведь как-то меня зовут? У меня точно есть имя и фамилия, только вот какие?

Медсестра не стала настаивать.

– Доктор сказал, что после сотрясения ты можешь не сразу все вспомнить. Ладно, лежи и отдыхай. Только вот к тебе посетитель.

Вместо медсестры вошел молодой паренек опять-таки в странной форме и фуражке. Я сразу решила, что это милиционер, и не ошиблась. Он сел, достал из сумки, кажется ее называют планшетом, бумагу, карандаш (опять карандаш – что у них все шариковые ручки кончились?) и приступил к допросу. Но и ему обломилось.

– Ехала в автобусе. Куда – не помню. Задремала, удар, вылетела из автобуса и отскочила в лес. Услышала стрельбу, залегла. Мимо бежал мужик, запнулся о мою ногу и упал. Потом подошли солдаты. Кто я – не помню. Где живу – тоже не помню. Где мои документы – самой интересно. Может в сумочке. Что, в сумочке только книжка и баночка с мазью? Тогда все. Придется ждать, пока память не вернется.

Вдруг на стенке что-то захрипело, и заговорил незнакомый голос.

– Новости шахмат. Вчера в третьем туре проходящего в Ленинграде матч-турнира на звание абсолютного чемпиона СССР Михаил Ботвинник в двадцать два хода черными выиграл у Пауля Кереса, сделав тем самым серьезную заявку на победу в этом первом крупном соревновании года.

Вот тут мне по настоящему поплохело. Я ведь прекрасно знала эту партию и хорошо помнила, когда проходил матч-турнир – весной 1941 года. Кажется, начался он в марте и первую половину проходил в Ленинграде, а вторую – в Москве. Теперь понятно, откуда в лесу снег и в какое время я попала. И я снова отключилась.

Вечером немного пришла в себя и попробовала встать. Получилось, но плохо – дошла только до конца кровати. Следующую попытку сделаю завтра. Утром голова уже не болела, и страшно захотелось есть. Пшенная каша показалась необыкновенной вкуснятиной, хотя дома я от нее нос воротила. А тут смолотила большую тарелку с ломтем серого хлеба. При этом в голове все время крутились мысли одна хуже другой.

– Весна 41-го. Через три месяца начнется война, а я в Белоруссии, на которую придется самый жестокий первый удар. Бегать и кричать о 22 июня бесполезно – в лучшем случае запихнут в психушку, а в худшем объявят английской шпионкой, которая хочет спровоцировать конфликт СССР с дружественной Германией. За это точно прислонят к стенке. Но просто лежать и лапу сосать не получится. Немцы, насколько я помню, Белоруссию проскочат примерно за месяц, а оказаться на оккупированной территории мне совсем не улыбается. Девушка я видная, особенно по сравнению с окружающими мелкими толстушками. Поэтому, либо меня немецкие солдаты оприходуют так, что мало не покажется, либо в Германию угонят, а то и в концлагерь засадят. Это, если при бомбежке или артобстреле не убьют.

А пока: современности я не знаю, денег нет, жилья и документов тоже нет. Скажу, что из будущего – опять главный проходной вариант – психушка. Так что здесь и сейчас я никто и звать меня никак. Вспомнила одну из присказок папульки – врагов будем бить, не считая, но по очереди. Решено – надо выстроить очередность, а для этого сначала определиться, что и как я хочу.

Конечно, больше всего я хочу вернуться назад в свое время, но это от меня не зависит. Значит будем исходить из текущей реальности, данной нам в ощущениях и существующей независимо от нашего сознания^[3]. Да, не забыть бы про рюкзак! Там осталось много полезных вещей, особенно в текущей ситуации. Кстати, там и документы – их надо припрятать вместе с кредитками, деньгами и прочим барахлом, которое может навести людей на неприятные для меня мысли. В свое время я почитывала книги о попаданцах, но одно дело читать, лежа на диване и похрустывая печеньем, а другое – самой оказаться в роли такого вот попаданца, или, точнее, попаданки. Мама, роди меня обратно!

Ладно, сопли побоку. Займемся легализацией. Раз документов нет, значит надо косить под сотрясение с амнезией. Врач на первое время поддержит. Нет документов – пусть в милиции дадут хоть какую-то справку. Озадачим милиционера. Тем более паренек молодой и на хлопанье глазок должен среагировать. Имя и фамилию придумаю. Деньги! С этим хуже – тут их можно только заработать, а что я могу? Знаю математику – может податься в учителя? Хороший почерк – тогда в контору. Были спортивные разряды – значит, могу и тренером. Короче документы и работа. А третьим по очередности, но не по важности – подготовка к войне. Не получится удрать куда-нибудь подальше – придется воевать.

За всеми этими мыслями не заметила, как пришла медсестра и позвала на перевязку. Тут в голову пришла еще одна мысль.

– Девушка, а где моя сумочка?

– Вот, не видите, справа под подушкой.

Правда, ну я и тормоз. Прежде, чем задавать вопросы, нужно было как следует осмотреться. Залезла в сумочку и достала баночку с мазью, т.е. со Спасателем, переложенным для бабули из стандартного тюбика в небольшую баночку (как будто она сама эту мазь готовила). Взяла баночку и двинулась в перевязочную. Там начались сложные переговоры с врачом. Он в упор не хотел размачивать и удалять с раны стрептоцид, чтобы я смогла намазать рану моей мазью. Но, сочетая напор относительно мази с обещаниями тщательно выполнять все процедуры по лечению сотрясения мозга, удалось уговорить доктора поставить на мне эксперимент. Рану тщательно промыли, вытерли стерильной марлей, после чего я намазала шов мазью и заявила, что перевязывать пока не нужно – пусть рана дышит. На самом деле небольшая повязка бы не помешала, но она заметно портила мой внешний вид, а так – боевое ранение, но лицо в порядке.

Вернулась в палату, а меня уже ждет новый посетитель. Форма немного другая, да и парень постарше – выглядит лет на двадцать пять, симпатичный, глаза серые, взгляд строгий. Наверное, и звание другое.

– Здравствуйте, лейтенант госбезопасности Северов! Как вы себя чувствуете? (Ого, этот обращается на вы! Надо быть на стреме!)

– Спасибо, постепенно прихожу в себя.

При этом старательно хлопаю глазками и смотрю на него бараньим взглядом.

– Я хотел бы с вами поговорить. Может быть, мы пройдем в пустую палату, чтобы не мешать другим больным? (Ага, начнет колоть на предмет польско-немецко-английской шпионки.)

– Конечно, идемте. Только помогите, так как я еще не вполне оклемалась.

– Да, да, разумеется!

Взял меня под руку и аккуратно повел в конец коридора. Я, держась за лейтенанта, незаметно пощупала его пульс на руке – ого, как молотит. Интересно от чего – от близости красивой девушки, или от предвкушения, что поймал шпионку? Мы зашли в небольшую пустую комнатку, в которой были только лежак и стул. Я на правах больной улеглась на лежак, а лейтенант уселся рядом на стул. При этом никакого планшета у него не оказалось. Ладно, посмотрим, что и как. Важно произвести на него хорошее впечатление – тогда вопрос с легализацией должен заметно упроститься.

Некоторое время лейтенант просто молча смотрел на меня. Наверное, решал, сейчас арестовать или попозже. Наконец, заговорил.

– Прежде всего, хочу вас поблагодарить за поимку того гада. Он оказался единственным живым и относительно невредимым из всех, кто попал к нам в руки.

– Но ведь я его не ловила. Просто подставила ногу, когда он бежал мимо.

– Он говорит несколько иначе, – возразил лейтенант. – Все время ругается, что какая-то малохольная девка его оглушила дубиной. Вот, мол, только из-за этого он и попал к нам в руки.

– Да какая дубина! Врет он все! Там и веточки рядом не было. Снег, лужи и проталины.

– Насчет дубины согласен – врет. Я там уже побывал и все осмотрел. Так что стукнули вы его рукой. Интересно, как это у вас так удачно получилось сразу вырубить крупного мужика?

Оп-па. Внимание. Это уже серьезно. А времени подумать нет. Ладно, попробую заболтать.

– Да понимаете, – заблеяла я, – он упал рядом, я испугалась, что выстрелит, и стукнула его кулаком. Наверное, просто удачно попала – он так подвернулся. А если бы не ударила, то мне пришлось бы туго, тем более, что я и видела-то плохо – кровь текла на глаза.

– Да, понимаю, – покладисто согласился лейтенант. – Но больше этого кулацкого недобитка можете не опасаться. Через пару недель суд и приговор. А для тех, кто взят с оружием в руках при бандитском нападении, приговор только один – высшая мера социальной защиты.

– Скажите, – продолжил лейтенант, – а вы так и не вспомнили свои имя и фамилию? – Ну, снова-здорово!

– Нет, сколько ни старалась, не получается.

– А давайте попробуем сделать так. Вот вам бумага и карандаш. Попробуйте расписаться. Может по подписи получится установить хотя бы фамилию.

– Вы полагаете, что моторная память поможет основной? – Ляпнула я, и тут же осеклась. Ну кто тянул меня за язык лезть со своей ученостью.

– Да, иногда помогает.

Уф, может, не заметил мой промах. Ну что же, поставлю автограф, который у меня состоит из нескольких закорючек. Главное не тормозить, а то замедление в подписи он сразу засечет. Расписалась.

Лейтенант несколько секунд внимательно смотрел на мою кривулю, потом с некоторым сомнением сказал: «Первая буква кажется А. Наверное это начало имени или фамилии. Давайте предположим, что это имя. Алевтина, Анна, Антонина, Александра?»

Я подумала и решила сделать небольшую уступку, чтобы перехватить инициативу.

– Мне почему-то кажется, что Анна. Пусть пока будет Анна, если вы не возражаете. Но у меня к вам большая просьба.

– Да, я вас слушаю.

– Сейчас у меня ни документов, ни работы, ни денег. Откуда я и куда ехала – не помню. Через пару – тройку дней выйду и больницы и куда? Где и на что жить? Я хотела бы найти работу, но как ее получить без документов?

– Ну, насчет пары дней вы погорячились. Доктор говорит не меньше 10 дней. Но все равно, я вас понимаю. А, кстати, что вы умеете? Судя по вашему виду, вам примерно 18 лет (почти угадал). Ваша речь свидетельствует о хорошем образовании (засек-таки словечки). Руки и вся внешность говорят, что вы городской житель. Так кем вы можете работать?

– Отвечаю по порядку. Первое – доктор ошибается. На мне все заживает, как на собаке. Так что пара дней – это реально, не считая памяти. Тут я не спец. Второе – помню математику, шахматы и физкультуру. Кроме того, имею хороший почерк. Правда, после сотрясения может еще пару дней почерк нужно будет восстанавливать. Так что, либо учителем, либо в какую-нибудь контору что-нибудь писать и подсчитывать. Или могу – тут я притормозила. Про преподавание самбо лучше промолчать. – А, да – могу преподавать гимнастику.

– Вот как, – лейтенант еще раз внимательно на меня посмотрел, причем в это раз взгляд был какой-то оценивающий. Мои щеки, кажется, начали краснеть.

– Ну тогда я кое-где поговорю, и временный документ вам выпишем, а там посмотрим. Ладно, на сегодня достаточно. А послезавтра я к вам зайду и, если доктор не будет возражать, заберу вас отсюда. Не бойтесь, не под арест.

Я немного подумала и добавила.

– Товарищ лейтенант. Хотите верьте – хотите нет, но кажется я могу предсказывать некоторые вещи.

– Вы переутомились, давайте я отведу вас в палату.

– Подождите. Вы ведь знаете, что практика – критерий истины. Так вот проверьте мое предсказание. Сейчас в Ленинграде идет шахматный матч-турнир. В третьем туре Ботвинник выиграл у Кереса. И мне кажется, что следующую партию Ботвинник проиграет Бондаревскому.

– Я в курсе, что вы умеете играть в шахматы, судя по той книжке, которую у вас нашли. Но ваше предсказание довольно сомнительно. Впрочем, я поговорю с нашими шахматистами. Они в этом понимают больше меня. Но, все-таки, идемте в палату.

Он деликатно взял меня под руку и отвел к моей кровати, а потом снова уставился на меня. Наконец, повернулся и вышел.

Я легла и задумалась. И чего это он так пялился на меня. Вроде бы ничего такого я не ляпнула. А морда лица еще не такая, чтобы заглядываться. Да и фигура под ночнушкой не видна. Ладно, живы будем – не помрем. И вообще пора обедать.

После обеда сон, потом ужин и вечернее посещение доктора. Он долго рассматривал мой шов, пыхтел, но ничего не сказал. Я только попросила на ночь легкую повязку, чтобы во сне не царапнуться случайно. Повязку наложили. Перед сном подумала, что завтра нужно озаботиться моей одеждой. Постирать и просушить. Пора приобретать цивилизованный вид. Оп! А ведь на улице еще холодно. Я-то выезжала в конце мая в легком комбинезончике. А сейчас на улице без пальто и ботинок не обойтись. «Опять расходы», – как говорил незабвенный Матроскин. А этот лейтенант очень симпатичный. С этой мыслью я уснула.

4.

Поговорка «Утро вечера мудренее» оказалась на сто процентов верной. К утреннему визиту врача у меня сложился некоторый план действий, который я начала осуществлять прямо во время осмотра. Доктор, кстати его зовут Сергей Палыч, опять внимательно изучил мой шов, пару раз посмотрел куда-то в сторону, и несколько нерешительно спросил, обращаясь уже на вы.

– Скажите, Аня, а можно я попробую вашу мазь на другом больном? У него воспалилась рана, а сильных средств у меня нет.

– Конечно, доктор! Возьмите. Только накладывать мазь нужно понемногу и точно на рану. Может быть, я вам помогу?

– Нет, нет. Спасибо. Я сам, вы еще слабы. Отдыхайте.

– Подождите, Сергей Палыч. У меня к вам есть предложение. Я вам отдам всю баночку, а вы позвольте мне пожить некоторое время у вас в больнице. Мне ведь некуда ехать, негде жить, и нет денег на еду. А у вас я буду помогать санитаркам, стирать, убирать и мыть посуду. Конечно, если позволит тот лейтенант из органов.

– Ну, Вася Северов позволит. Он очень хороший парень, только немного невезучий. Кстати, осенью он сам тут лежал с аппендицитом. Только я не вполне понимаю, зачем вам торопиться? По вашему состоянию вы пару недель и так можете находиться в больнице. И никто ничего не скажет. Время нахождения в больнице будет вполне соответствовать диагнозу.

И правда. Зачем мне бежать впереди паровоза? Только вот времени у меня на самом деле всего ничего. Сегодня 28 марта (я подсмотрела свежую газету и точно определилась с датой). Апрель, май и неполный июнь. Меньше трех месяцев. А ведь нужно не только полностью восстановиться, но и провести мою личную подготовку к войне, объемы которой (не войны, разумеется, а подготовки) я пока еще даже не представляю. Тут не только каждый день – даже каждый час имеет значение. А что скажут окружающие, когда увидят, какой комплекс упражнений делает больная с сотрясением мозга? Сразу решат, что мозги не только сотряслись, но и выпали. Так что нет. Еще день и перехожу на положение здоровой, пусть и ограниченной в перемещениях пределами больничной территории.

Мне вдруг в голову пришла еще одна мысль.

– Скажите, Сергей Палыч, вы ведь мою тушку внимательно осмотрели, когда меня привезли из леса? И что вы обо мне скажете?

– Скажу, что фигура у вас хорошая. Видно, что вы много занимались спортом. Жира практически нет, мускульная система хорошо развита. Выглядите вы не старше 18 лет.

– Это все? А может быть, вы чего-то не договариваете?

– Кажется, я понимаю, о чем вы намекаете. Да, я знаю, что вы не девственница. Осмотр, как и положено, был полный.

Тут я задала важный для меня вопрос.

– А лейтенанту Васе вы тоже все это изложили?

Доктор побагровел, начал мекать и бекать. Я поспешила его успокоить.

– Доктор, к вам никаких претензий. Я понимаю, что органам полагается говорить все – они ведь и так все из себя внутренние. Так что не волнуйтесь. Никакой врачебной тайны или заповеди Гиппократа вы не нарушили. А лейтенант по должности должен молчать.

Но для себя сделала зарубку. Молчать-то он будет, но вот какие выводы сделает?

Есть такая поговорка: «Заговори о черте, и он тут как тут.» Народная мудрость на то и народная, что всегда правильная. Как раз, когда я закончила разговор с доктором, послышался звук мотоцикла и подъехал лейтенант, причем не один. Так как лейтенант сидел за рулем, то, очевидно, он привез начальника. И оба они направились к дверям больницы. При этом лейтенант Вася нес какой-то предмет прямоугольной формы, завернутый в газету. У меня сразу появились предположения, относительно этого предмета, а некоторый бряк, произошедший, когда предмет слегка зацепился о косяк, превратил предположения в уверенность.

– Ну, где тут твоя больная, показывай!

Точно начальник – понятно по громкому командному голосу и по манере говорить. Интересно, в каком звании? И почему это они приехали в середине дня? Просто поиграть – расскажите это моим тапочкам.

Лейтенант зашел в палату и опять вежливо, на вы, попросил меня выйти в коридор. Там я увидела вновь приехавшего – высокий мужик, лет сорока, волосы с проседью. Тоже в форме госбезопасности. Мы прошли в уже знакомую комнатку, в которой теперь стало на один стул больше.

– Тут лейтенант Северов доложил, что в больнице появился пациент, умеющий хорошо играть в шахматы. Вот сейчас и проверим, а то у меня в этом городке ни одного нормального партнера. Товарищ лейтенант, расставляй фигурки.

Вася вынул из газеты небольшую доску, раскрыл ее, высыпал фигурки на топчан и стал расставлять.

– Товарищ капитан, она же еще больная, сотрясение мозга, – сунулся Сергей Палыч.

– Ничего, доктор. Сотрясение небольшое, и меня вот лейтенант уверяет, что на шахматах оно не отразилось. Как, Аня? Правильно я говорю?

– Правильно, товарищ капитан. Только позвольте, я поудобнее сяду и начнем.

– Выбирай! – капитан зажал в кулаках две пешки разного цвета.

– Вообще-то мне все равно, но если хотите, – я стукнула по правой руке.

– Белые! – провозгласил капитан. – Начинай!

Так, а как с ним играть? О его силе, как игрока, я ничего не знаю, но не это главное. Важно понять, почему он решил играть в рабочее время? Делать ему нечего или что-то за этим кроется? И не обидится ли он, если «сопливая девчонка» вдруг его обыграет. Но если я начну поддаваться, а он окажется действительно сильным игроком и почувствует, что я нарочно сливаю партию? Да, вот это задача со многими неизвестными. Ладно, была, не была. Буду играть по полной, как в турнире, только что без шахматных часов. А какой дебют? С этим проще. Мой тренер иногда формулировал очень простые и хорошо запоминающиеся мысли. Игра е2-е4 – значит игра на атаку, игра d2-d4 – игра на понимание позиции. Буду играть на понимание – тут быстрее можно понять силу игрока.

Примерно через десяток ходов стало ясно. Капитан – игрок сильный, но без хорошей школы. Говоря современным языком, он играет в силу добротного второго разряда. Во время игры капитан вел себя спокойно, сосредоточенно, ходы назад не брал, не стал вздыхать, попав в позиционный зажим, и сдался, когда, при желании, мог еще побарахтаться, хотя и без шансов.

Ну что же. Мы оба сделали выводы. Я – что он адекватный мужик, трезво оценивающий ситуацию и уважительно относящийся к противнику. Он – а вот какие выводы сделал он, сейчас услышим.

– Ну, Василий! И где ты только такую шахматистку нашел! Ей в чемпионатах страны играть – вон как меня обставила, а она тут бока пролеживает и память непонятно как теряет. Все, из нашего населенного пункта не выпустим, пока не научит меня хотя бы в половину своей силы играть. Паспорт ей мы никакой не дадим, чтобы не убежала, а справочку, по которой сможет здесь жить и работать, напишем. И у доктора будет каждый день отмечаться, пока Сергей Палыч не представит нам официальную бумагу, что пациентка выздоровела.

Так, в сухой остаток выпало, что меня, пока арестовывать не собираются, но под плотный контроль возьмут. Занятия шахматами – для прикрытия, а на самом деле будут проверять и проверять. На разговорах и на контактах. Но все-таки это сдвиг в положительном направлении. Ладно, курочка по зернышку клюет и сыта бывает.

– А еще лейтенант говорил, что ты гимнастику можешь преподавать?

– Могу, только не сразу, а примерно через неделю.

– А сможешь с бойцами роты такие занятия проводить?

– Могу и это, но ведь у них должен быть свой инструктор по физподготовке.

– Все-то ты знаешь! Есть у них такой инструктор, точнее был. Но он ехал как раз в том самом злосчастном автобусе, и его серьезно ранило. Месяц проваляется, а что потом – врачи определят. А у командира и без физкультуры дел выше крыши. Так что, жить сможешь в нашем городке, а работать и столоваться будешь в роте.

Понятно, в контактах решили ограничить по минимуму. Но это опять идет навстречу моим пока еще неясным планам.

– Уговорили, товарищ капитан. Только одежды и обуви у меня нет.

– Ну, это к лейтенанту. Это его проблемы.

– Когда приступать к работе?

– Эк, как ей не терпится! А доктор что скажет?

– Доктора я беру на себя. Мое самочувствие никто лучше меня не оценит.

– Хорошо, тогда завтра лейтенант привезет тебе одежду и займется твоим пристройством. Пошли Северов.

Уже выходя из больницы, он вдруг обернулся и сказал. – А ведь Ботвинник не проиграл Бондаревскому. Они отложили партию, причем чуть-чуть Ботвинник ее не выиграл до контроля времени. И в отложенной позиции говорят, что шансы у него выше.

Кто меня за язык потянул – не знаю, но я вдруг брякнула со всей дурости:

Волхвы тебе велели отвечать,

Что их наука достоверна.

Что ошибиться им нельзя и что -

Кириллин день еще не миновал.

Капитан чуть не навернулся прямо в дверях.

– Ты что, красавица? Какие волхвы, какой Кириллин день? Видно, что голова у тебя пока еще совсем не в порядке!

Но тут мне на помощь неожиданно пришел лейтенант.

– Товарищ капитан! Скорее это говорит о том, что она дура, хотя и с мозгами. (Ладно, я тебе эти слова еще припомню!)

– Это как? Ты что, эту ахинею всерьез воспринимаешь.

– Да нет, это не ахинея. Это она из пьесы цитирует. Граф Алексей Толстой – не наш, советский, а другой^[4] – написал пьесу «Смерть Иоанна Грозного». Это оттуда. Там волхвы предсказали Ивану Грозному смерть в Кириллин день. И он в самом конце дня и умер. Наверное, Анна хотела сказать, что пока партия не окончена, о результате судить нельзя.

– Вот оно что. Смотри-ка, какие у меня образованные подчиненные. Кажется, у тебя слишком много свободного времени, раз успеваешь книжки почитывать. Ничего, исправим.

С этими словами капитан вышел и пошел к мотоциклу. Лейтенант, оглянувшись на меня и при этом, чуть не споткнувшись, побежал за ним. А я осталась стоять с разинутым ртом и с очередным самобичеванием. Ведь этот змей-начальник совершенно точно определил класс моей игры! Для современного состояния женских шахмат в СССР я действительно играю на уровне финалиста чемпионата Союза. Из чего следует, что шахматисток моей квалификации во всей стране раз, два и обчелся. И все они учтены. Вот пошлет капитан запрос по спортивным обществам, приложит мои приметы, включая примерный возраст и все! Пишите письма! Если будет куда. Получается, что в захолустном приграничном городке возникла ниоткуда шахматистка мастерского уровня, которая не числится ни в одном спортобществе. Единственная надежда, что в шпионки тоже не запишут. Нет за границей таких шахматисток вообще.

А, ладно. Что сделано, то сделано. Все, иду отдыхать. Сегодня и завтра утром занимаюсь только своим здоровьем.

5.

Вернулась в палату и снова мысли, мысли, мысли. Программа-минимум, кажется, выполнена. Поскольку у меня нет документов, не говоря уже об усах, лапах и хвосте, то даже простенькая справка – большой шаг вперед. С жильем, одеждой и работой тоже, вроде бы устаканилось. И кормить будут. А заодно наблюдать, контролировать и ловить на мелочах. Ну, так на то и щука в море, чтобы карась не дремал. Контактировать мне не с кем – значит только следить за собой. И мало-помалу решать остальные задачи. Кстати, наметим очередные шаги.

1) Рюкзак! Там куча исключительно полезных вещей: лекарства, которых в мире пока еще нигде нет и которые некоторые заболевания (раны) лечат за считанные дни; калькулятор на солнечных батарейках, т.е. энергонезависимый; малая саперная лопатка – таких пока здесь не делают, а ей даже небольшой окоп можно вырыть в два счета; нож с набором инструментов, причем не китайская поделка, а настоящий Leatherman, ну и много других хозяйственных вкусняшек. Значит, при первой возможности надо рюкзак найти и тщательно перепрятать. Изначально он упакован хорошо, не промокнет и зверье не тронет. Лишь бы никто под ту елку не сунулся.

2) Занятия с солдатами. Очень хорошо! Намного лучше, чем я даже могла представить. Натасканные мной в рукопашке и прочей спецфизкультуре бойцы – это почти готовый партизанский отряд с проверенными людьми. Ну, или костяк такого отряда. К нему только грамотного командира (я трезво оцениваю свой уровень и возможности – командовать могу только в семье) – и вперед. До зимы точно сумеем продержаться с минимальными потерями (ну я и оптимистка), а дальше, как карта ляжет.

3) Мои собственные тренировки и учеба. Вот это проблема! Немецкого практически не знаю, саперного дела не знаю, с современным стрелковым оружием незнакома. А на учебу вам, Анна Николаевна, всего два с небольшим месяца, и часы тикают – скоро флажок начнет подниматься ^[5].

4) Подготовка баз с землянками, продуктами и оружием – боеприпасами. С одной стороны, ничего сложного – только найти подходящие участки в 5 – 15 километрах отсюда и оборудовать. Но, с другой стороны, вот это пока труднее всего, т.к. я «невыездная». Зато хитрая – что-нибудь обязательно придумаю. (Оптимизм так и прет – наверное, после утреннего разговора. Как бы не накаркать.)

Все, хватит думать – пора обедать. Но сначала поищу свою одежду.

Оказалось, что мой комбез и рубашку успели постирать и даже высушить. Я тут же с удовольствием влезла в них и почувствовала себя практически здоровой. Шов не беспокоил – «Спасатель» – хорошо, но и руки у доктора золотые. Сегодня же попрошу швы снять. Тогда к завтрашнему дню останется крупная царапина. Прикрою ее челкой, и внешний вид восстановится.

Обед улетел со свистом. Не знаю только, можно ли просить добавки. Пока потерплю – залью чаем.

А не заняться ли мне пока сбором информации. Вон медсестра отдыхает, может она не откажется со мной полялякать. Все-таки для нее я новый человек, а она, судя по виду, всегда готова посудачить. И ей приятно, и мне полезно.

– Танечка, а можно с вами поговорить? Тут все меня допрашивают, а просто поговорить не с кем.

– Конечно, Аня – тебя так теперь называют?

– Да, лейтенант Вася сказал, что теперь это мое имя. Кстати, тут Сергей Палыч говорил, что он у вас тоже лечился?

– Да, у него осенью был приступ аппендицита и до госпиталя его просто бы не довезли. Вот Сергей Палыч его и прооперировал. Говорил, что еще полчаса и не стало бы лейтенанта. А после операции он у нас еще почти месяц пролежал.

– Почему так? Я слышала, что обычно после такой операции больных через неделю домой отправляют на долечивание и только проверяют процесс заживления.

– Вы правильно слышали. Вот только, пока лейтенант был в больнице, от него невеста удрала. Она его даже ни разу не навестила. Он после операции беспокоился, что не приходит. Попросил меня зайти к нему домой, а там никого. Только записка на столе, что уезжает домой насовсем. Вот после этого процесс выздоровления и затянулся. Если бы не Сергей Палыч и не Валентин Петрович, то вообще неизвестно, как бы он поправился.

– А Валентин Петрович – это кто?

– Это капитан, который сегодня к нам приезжал. Они с женой Васе очень сочувствовали, все время ободряли, жена Валентин Петровича ему еду приносила – это ведь не то, чем мы здесь больных кормим. Ну и он пошел на поправку.

– А что это вы так о больничное еде – вроде все вкусно?

– Ну, то, что вкусно – это наша повар старается. Только все равно тут и продукты не те, и домашняя готовка всегда лучше.

Так, кое-какую полезную информацию получила. Теперь потихоньку выходим из разговора.

– Скажите, Танечка, а вы давно здесь работаете?

– Нет, нас сюда с Сергей Палычем перевели из большой больницы в Московской области. После освобождения Западной Белоруссии тут медицины практически никакой не оказалось. Вот и стали переводить сюда персонал и оборудовать местные больницы. Раньше нас здесь только НКВД создали. А мы сразу, во вторую очередь. Тут столько больных сначала было! Но за полгода мы справились. Это сейчас из-за автобуса больные опять появились. А так палата почти все время пустует. К нам только на осмотр приходят и с мелкими болячками.

Я чуть было не ляпнула: «После какого освобождения? Ведь войны еще не было?», – но сообразила, что речь идет о присоединении к Союзу западных территорий по договору Молотова-Риббентропа.

Закончив разговор, пошла по коридору в знакомую комнатку. Там попробовала сделать небольшую разминку. Руки, ноги в норме. Наклоны поостереглась из-за головы. Шпагат на полу сделала, в стойке тоже решила подождать. Села и покачала пресс – с этим порядок. Резкость пока подождет. Общая оценка – все, что ниже плеч работает нормально, дыхание в порядке. Голову пару дней еще поберегу. Эх, была бы подходящая одежда – можно было бы небольшую пробежку вокруг домика. А так все ограничено стенами – холодно пока на улице, а мне простужаться не с руки. Хорошо, ждем следующего дня. А пока пойду снимать швы. Доктор вроде бы не возражает.

Доктор действительно не возражал, и в палату я вернулась уже в «бесшовном» состоянии. Укладываясь на кровать, я подумала, что лейтенант, вроде бы, на меня запал. Интересно, а я на него? Пока не пойму.

6.

Утром все тихо. Осмотр, очередное удивление Сергей Палыча.

– Да, на вас действительно все заживает, как на собаке. Только с головой надо пока поосторожнее.

– Конечно доктор. Я сама все понимаю. Хоть и не кружится, но память-то все еще не восстановилась.

– Эх, голубушка! Память может завтра придти в норму, а может и год восстанавливаться. Тут мы пока ничем помочь не в состоянии. Вот таблеточки от головы попринимайте. Я рад за вас, что все без нас устроилось (переживает, что баночку не подарю?).

– Я тоже рада доктор, а баночку я вам все равно оставлю. Надеюсь больше в такие передряги не попадать. (Да, в такие нет, а в войну-то точно впишусь!)

– За баночку большое спасибо! Вчера помазал рану, а сегодня воспаление почти полностью спало. Думаю, что завтра и тот больной быстро пойдет на поправку. Это, кстати, наш главный механизатор. Вся сельхозтехника на нем. Ну ладно, Анечка, идите. Можете осторожненько начинать восстанавливать свою спортивную форму.

Ха, это я уже вчера начала. А сегодня, после официального разрешения усугублю. А где же обещанная одежда от госбезопасности? Ждем-с.

Одежда вместе с лейтенантом Васей появилась только после обеда. При этом лейтенант вид имел несколько взъерошенный.

– Вы знаете, Аня! А ведь Ботвинник вчера действительно проиграл. Хотя, как сказали комментаторы, мог и выиграть. Капитан чуть по стенке не пошел, когда шахматные новости услышал. Все ходил и «волхвов чертовых» поминал. Оказывается, товарищ капитан пару лет назад играл с ним в сеансе одновременной игры и сделал ничью. С того времени он за Ботвинника болеет. А теперь велел заодно выяснить, как дальше матч-турнир пойдет.

Я для виду помолчала минут пять, а потом выдала.

– Ботвинник все равно победит. И наберет не меньше 13 очков. (В памяти у меня отложилось 13,5, но лишняя точность может только повредить).

– Да? Ну, тогда, обрадую его, когда вернусь в отдел. А пока вот вам одежда. Переодевайтесь, берите вещи и поехали на ваше новое место жительства.

Одежда оказалась женской и по объему вполне подошла – вот только по росту маловата. Особенно пальто, из рукавов которого руки торчали, как две палки. Заподозрила, что это от его бывшей невесты. Ладно, пока сойдет и такая.

– Товарищ лейтенант! Но мне для проведения занятий потребуется что-то спортивное -тренировочные штаны и, например, гимнастерка.

– Так вы же не сегодня начнете вести занятия?

– Не сегодня, а завтра с утра. Значит сегодня нужно эту одежду приготовить.

– А что, вы завтра уже полностью будете в норме?

– В полной норме – нет. Бегать, подтягиваться и кувыркаться – дня три подожду, но общий комплекс уже смогу вести. Кстати, есть какие-нибудь руководства, инструкции, книжки? Или все придумывать самой?

– Книжек, кажется, нет, но и придумывать не придется. Там пока особист такие занятия проводит. Он и введет вас в курс дела.

Вот, и особист нарисовался. Окружают со всех сторон. Ничего, это, как я точно знаю, ненадолго.

На мотоцикле сначала мы поехали к фотографу. Там я смотрела, как вылетает птичка из фотоаппарата такой древности, какие в мое время можно было увидеть только в музеях или в частных коллекциях.

– Это на документы, – пояснил Вася.

Затем мы еще протряслись минут десять, пока Вася не остановил мотоцикл около большой избы. Войдя через просторные сени, мы оказались в комнате, из которой вели три двери.

– Вот Аня, располагайтесь. Ваша комната направо, налево моя, а прямо – комната нашей хозяйки, Марфы Ивановны. Удобства и баня во дворе. Около бани конура, но не беспокойтесь – Тузик своих жильцов не трогает.

Моя комната оказалась малюсенькой, впрочем, для узенькой койки, застеленной не новым, но чисто стираным бельем, стула и небольшого шкафа места хватало. А больше мне пока не положено. Тузиком оказалась здоровенная дворняга вся в комках шерсти – наверняка линяет. Кстати, надо бы эту шерсть с него собрать – в хозяйстве, а точнее при простудах, пригодится. Но это на потом. Тем временем лейтенант продолжал.

– Сегодня я отвезу вас в роту и представлю командиру, а завтра вы уже будете добираться сами. Тут каждое утро в 6-30 проезжает машина, которая везет в роту продукты. Шофер будет предупрежден. Он остановится на пару минут и вас заберет. Долго машина ждать не может, так как в 7-00 повар должен начать готовить завтрак, который там начинается в 8-00. Вечером на этой же машине вы будете возвращаться домой. Если же в роте придется задержаться, то вас привезет кто-нибудь из командиров. А сейчас вам двадцать минут на то, чтобы освоить комнату, после чего едем в роту.

Издевается. Чего ее осваивать. Бросила сумочку – в роте с дамской сумочкой как-то не то – посмотрелась в небольшое зеркало около окошка и готова. Могу ехать.

Дорога до роты заняла минут двадцать. Пожалуй, вместо зарядки можно от дома добежать до роты за час. Так что, к машине можно будет не привязываться. Интересно только, как мои «пастыри» это воспримут? Надо будет этот вопрос провентилировать.

7.

К роте мы подъехали по моим прикидкам около пяти вечера. Солдаты как раз возвращались со стрельб. Лейтенант зашел в дом, где, как я поняла, находилось начальство, и через пару минут вышел со старшим лейтенантом.

– Так это вы будете вести занятия по физподготовке? Тогда пойдемте, сейчас будет построение всей роты, и я вас представлю. А с завтрашнего утра вы начнете занятия по взводам. Расписание я вам потом покажу.

Мы втроем пошли на плац, где выстроилась вся рота – по моим прикидкам около 100 человек.

Старший лейтенант скомандовал:

– Рота, стой! Смирно! Равнение на середину.

– Товарищи бойцы! Вы знаете, что три дня назад сержант Приходько ехал в автобусе, который попал в засаду. Сейчас он в госпитале, его жизнь вне опасности, но еще месяц он будет лечиться. А пока вместо него занятия по физподготовке будет проводить вот эта девушка, Шахматова Анна Петровна.

Оп-па. У меня уже и фамилия появилась, и отчество! А почему Петровна? Старлей тем временем продолжал.

– Вы не смотрите, что она такая хрупкая. Она ехала в том же автобусе, получила ранение, и, тем не менее, без оружия голыми руками сумела скрутить одного из бандитов. Товарищи Петров и Акинин могут вам подтвердить все это. Они потом доставляли этого бандита в НКВД.

Ну, вогнал меня в краску. Надо же, так подставить! Интересно, это ему лейтенант Вася подсказал, или он сам додумался? Бойцы тем временем одобрительно зашумели.

– Анна Петровна, не хотите сказать несколько слов? – обратился старлей ко мне. Делать нечего, назвался груздем – полезай в кузов.

– Здравствуйте товарищи бойцы!

Тут я сделала небольшую паузу, а вся рота вдруг рявкнула: «Здравия желаем!».

– Первые несколько дней я не смогу лично показывать все упражнения. Заранее прошу простить, что некоторые упражнения будут показывать ваши спортсмены. Но через неделю обещаю полную программу, а для желающих, с разрешения командира, буду проводить еще дополнительные занятия. Вопросы есть?

– Вопросов пока нет, – вмешался старлей. – Но они наверняка будут. Когда пойдут занятия. А сейчас идемте в штаб.

Когда мы зашли в помещение штаба, я решила сделать первую попытку.

– Товарищ старший лейтенант. А можно мне тоже стрелять вместе с бойцами?

– А вы умеете?

– Точно не помню, но, кажется, что умею.

– Ладно. Учтем это в расписании. А теперь, Василий, можешь увозить гостью.

И мы поехали домой.

Дома я решила немного прояснить ситуацию.

– Скажите, товарищ лейтенант. С какого перепугу старлей вдруг так меня стал расхваливать, что даже неудобно стало?

– Я это ему посоветовал. Так вам будет проще наладить контакт с бойцами.

– Но ведь я реально-то практически ничего не сделала. Ну, подставила ногу тому бандюку, ну, стукнула.

– Знаете Аня, вы, кажется, не представляете, как работают в НКГБ. Не считайте нас дураками. Я вытряс все, что можно, из того кулацкого недобитка. В это все входило и то, как его захватили. Потом поговорил с нашим медэкспертом, который строение человеческого тела знает назубок. Так вот, по словам эксперта, удар был нанесен с нужной силой и в нужную точку. Сильнее – мы получили бы покойника. Чуть в сторону – и он бы не потерял сознание на целый час. Для уточнения деталей я, как уже говорил, поехал на место происшествия. Там полазал и задумался. В месте, где вы лежали, остались четкие следы. Значит, положение тела можно было определить достаточно точно. Место, куда грохнулся тот мужик, тоже было хорошо видно. Рост у нас с вами примерно одинаковый. Я лег на ваше место и попробовал представить, как бы я действовал. Честно скажу, не уверен, что из такого положения я сумел бы нанести такой удар. Все это я изложил товарищу капитану, ну а он после встречи с вами и принял решение. И он же и посоветовал так представить вас бойцам.

– Ладно, с этим понятно. Еще вопрос про мои данные. Шахматова – да, а почему Петровна, а не Игоревна или Николаевна?

Тут лейтенант немного замялся, а потом выпалил:

– По Пушкину. Помните, как звали Керн, которой он посвятил стихи «Я помню чудное мгновенье…»? Анна Петровна. Вот по ассоциации так и получилось с отчеством.

Тут я вспомнила старую шутку, которую слышала по телевизору.

– А я читала версию, что он посвятил ей совсем другие стихи.

– Какие же? – заинтересовался лейтенант Вася.

– Люблю тебя, Петра творенье!

Лейтенант несколько секунд сидел, вытаращив глаза, но потом до него дошло. На его ржанье (смехом это было назвать нельзя) выглянула даже наша Марфа Ивановна.

– У вас все в порядке, Васенька?

– Отвечать «Васенька» не мог, только замахал руками, что все, мол, в порядке.

Отдышавшись, он налил из графина воды, выпил полный стакан и уже более осмысленно посмотрел на меня.

– Скажите Аня, а что ваша память говорит насчет вашего мужа?

Вот это прямо в точку! Он ведь все про мое состояние знает – доктор рассказал – поэтому, учитывая реалии этого времени, когда сексуальной революцией еще и не пахнет, вопрос вполне к месту. И как прикажете на него отвечать?

– Видите ли, товарищ лейтенант, мне кажется, что мужа у меня нет и не было. Иначе, по моему возрасту, зарегистрироваться мы могли совсем недавно, а вряд ли новоиспеченный муж так просто отпустил бы меня одну в эту поездку. Но этот вопрос вызывает у меня еще какие-то неприятные подсознательные ассоциации (легкий намек на насилие – может поймет), поэтому, если не возражаете, уйдем от этой темы.

– Да, конечно. Если вам неприятно, то не будем. Да, уже поздно, а завтра рано вставать. Спокойной ночи.

– Подождите, товарищ лейтенант! У меня нет будильника.

– Не волнуйтесь, Марфа Ивановна разбудит. Она как раз в это время возвращается с утренней дойки. Еще раз, спокойной ночи.

8.

Кому спокойной, а кому и нет. Надо бы немного пораскинуть мозгами. Навскидку вдруг проявились два вопроса. Почему я вызвала у лейтенанта Васи ассоциацию с «чудным мгновением»? И почему вдруг именно в этом контексте возник вопрос о моем возможном замужестве? А, может быть, я все усложняю? Запишем пока все это в непонятки и отложим на потом, потому как мозги уже перекипели и действительно поздно, и пора спать.

Что-то будет завтра?

– Анечка, пора вставать.

Это голос Марфы Ивановны. А вставать совсем не хочется. За окном хмурое мартовско-апрельское утро и холодно. Но мужественно слезаю с кровати и влезаю в свою одежду. Выползаю на улицу, посещаю все удобства и, умытая, возвращаюсь в дом. В общей комнате, кажется, раньше такие комнаты называли горницами, впрочем, точно не помню, на столе стоит стакан молока, накрытый куском хлеба. Выпиваю – молоко кажется каким-то странным – чуть теплое, чуть розоватое и чуть сладкое. А, сообразила! Это же парное! В мое время такого почти нигде не осталось. Во всяком случае, в Москве его точно нигде нельзя было достать – разве что завести корову в своей квартире. Представив корову в нашей лоджии, и маму, решившую ее утречком подоить, я хихикнула. Но хватит о грустном.

После такого, казалось бы очень легкого, завтрака чувство голода практически исчезло. Это хорошо! Легче будет включаться в работу. Осмотрелась и увидела, что около двери в мою комнату лежит какая-то одежда и стоят ботинки. Ясно, это лейтенант Вася позаботился о спортивной форме – отдал свою. Схватила и побежала в комнату переодеваться. Действительно, рост у нас почти одинаковый, так что его шаровары пришлись мне впору, а с талии им не позволяла соскальзывать добротная резинка. Гимнастерка чуть свободна, зато скрадывает мой третий номер. Заправила ее в штаны – теперь точно не спадут. Вот ботинки великоваты. Попрошу в роте, может что подберут. Народ ведь в первой половине двадцатого века был некрупный, значит, и небольшие размеры имеются. А пока одену свои туфли.

Прихватила плащ, который лежал на том же стуле, и выскочила на улицу. Как раз вовремя. Буквально через минуту подъехала машина, хотя, на мой взгляд человека из двадцать первого века, назвать эту колымагу на четырех колесах машиной как-то странно. Эх, сюда бы наш Ниссан-Пэтрол! Запрыгнула в кабину к водителю, и пепелац^[6] двинулся в сторону роты. По дороге вспомнилась поговорка: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти». Неправильная поговорка! Насчет плохо ехать – это в точку, а идти, точнее, бежать, если без дождя, будет намного лучше и полезнее. Приду в норму – точно буду на работу бегать, а не растрясать внутренности.

Вчера, когда я ехала с лейтенантом на мотоцикле, нас сразу пропустили, заранее подняв шлагбаум. В этот раз машина остановилась, часовой внимательно смотрел ее снаружи, заглянул в кузов под тент, потом даже не поленился наклониться и осмотреть ее снизу – а вдруг там прячется диверсант. Потом предложил мне остаться у шлагбаума, а шоферу сделал отмашку.

– Подождите, товарищ Шахматова, сейчас за вами придут.

Понятно. Он меня запомнил в лицо, но порядок есть порядок. Жду. Через пару минут возник вчерашний старший лейтенант.

– Здравия желаю, товарищ Шахматова. Идемте со мной.

Пришли, как я поняла, в его кабинет с двумя портретами на стене. Один – ясно Сталина. Похожий я видела в фильмах. А вот на втором был изображен какой-то мужик средних лет в гимнастерке, с залысинами и в тонких очках – кажется, такие очки называются пенсне. Этот мне незнаком. Надо будет втихую косвенными намеками выяснить кто это. Понятно, что из правительства, и что, скорее всего, начальник всего НКВД, только вот как его зовут? Эх, плохо я учила историю. И рассказы отца и деда слушала невнимательно, прерывая их непочтительным: «Не надо меня грузить!» Теперь может аукнуться.

9.

Тем временем старлей предложил мне стул, сам сел за стол и уставился на меня.

– Товарищ Шахматова. Прежде всего, не возражаете, если мы перейдем на ты? Меня зовут Сергей.

– Хорошо. А меня, как вы знаете, Аня.

– Вот и отлично.

Он откинулся на спинку стула и продолжил.

– Мне Василий вкратце рассказал твою историю. Только сначала хочу предложить сменить твою одежду, происхождение которой мне понятно, на что-то более подходящее для проведения занятий.

Он высунулся в окно и крикнул: «Старшину ко мне!» Возник старшина.

– Товарищ Полищук. Ставлю задачу – подобрать для товарища Шахматовой форму, в которой она будет проводить занятия. И сапоги не забудь.

– Понял товарищу старший лейтенант. Для такой гарной дивчины обязательно усе подберу по першому разряду.

– Для тебя она товарищ Шахматова, инструктор по физподготовке.

– Да понял я, тильки все равно она гарна дивчина.

– Иди, – не удержался от улыбки старлей. Я тоже хихикнула.

– Ну вот, пока будет решаться вопрос с формой и есть еще время до завтрака, а он у нас в 8-00, давай выясним, что ты можешь? Рассказывай.

– Сначала скажу, что точно не могу. Не знаю штыковой бой – этому меня не учили.

– Понятно. А что, все-таки ты можешь?

– Практически любые гимнастические упражнения.

Тут я села на шпагат, потом встала, прогнулась назад в мостик и через руки снова встала в стойку. Затем сделала шпагат в стойке.

– Хорошо, с гимнастикой все в порядке, хотя шпагаты и мостики мы не требуем. А как насчет рукопашного боя.

– Спортивное самбо, боевое самбо – защиты от ножа и любых предметов, болевые приемы в стойке и лежа, бой в ограниченном пространстве, спецудары.

– Что за спецудары? Что-то кроме бокса?

– Ну, бокс я вообще не знаю, а один из таких ударов сейчас покажу. Дайте листок бумаги, чистый, исписанный – любой.

Он заинтересованно взял со стола тетрадку, оторвал листок и протянул мне.

– Годится?

– Вполне.

Я подбросила листок, и пока он плавно падал, проткнула его указательным пальцем сбоку, а потом догнала и проткнула средним пальцем сверху вниз. Победно посмотрела на Сергея и выпала в осадок! Он буквально посерел.

– Ну, Василий, ну змей! Так мне удружить!

Потом взглянул на меня и буквально прошипел:

– Запомни! Никогда и никому из бойцов не показывай эти удары. А обучать им будешь только командиров, причем не всех, а по списку, утвержденному командиром нашего отряда.

Затем, несколько успокоившись и приглушив голос, начал говорить.

– У меня есть друг, который работает в нашем Наркомате в…, ну не важно. Важно, что работает. Пару лет назад он, участвуя в работе очередного заседания Коминтерна, познакомился с одним японским товарищем. И вот тот показал ему такой удар. А когда приятель попросил его научить этому удару, японец быстро увял, начал бормотать, что под угрозой смерти не может этого сделать, и что даже, если бы и стал, то нужно будет учиться много-много лет. Потом наши спецы искали методики, но нашли или нет – мой друг так и не узнал. А тут, неизвестно откуда появляется, извини, малолетка, которая мимоходом показывает этот удар, причем даже два подряд. Кстати, а Василий про это знает?

– Нет, просто случая не было ему показать.

– И пока не показывай. А кто и как научил тебя этому удару ты, конечно, не помнишь?

На самом деле я прекрасно помнила. Сенсей, у которого я после самбо пару лет занималась карате, натаскал меня на этот удар довольно быстро. «Главное, – как говорил он, – желание и упорство.» Вот только про это ТУТ говорить я не могу.

– Кто – не помню, а как, кажется, знаю, и готова попробовать провести занятия. И еще уверена, что про много-много лет тот японец соврал.

– Хорошо. Про такие удары пока забудь, а рукопашкой – можно со стандартными ударами – займись. И еще. У нас два взвода опытных бойцов, один – середняки, а один составлен из новичков. Строй занятия соответственно их уровню. Теперь идем завтракать, а потом, пока бойцы будут на занятиях по спецпредметам, успеешь обмундироваться. И еще – тут бойцы НКВД. Штыковой бой для них не является самым важным. Короче, всю первую неделю только гимнастика. Что и как – сама решай. Будут вопросы – заходи.

И я пошла в столовую, расположение которой легко определила носом – уж больно вкусно пахло. Кажется, здесь я могу потолстеть. В Москве я так много каш и с таким аппетитом никогда не лопала. А фрукты весной тут отсутствуют – разве, что какие-нибудь моченые яблоки. Где же весной взять витамины? Вспомнила! Нужно есть квашеную капусту.

После завтрака – очередной каши с хлебом, кусочком масла и сладким чаем, ко мне подошел старшина Полищук и позвал на примерку. Глазомер у него оказался точный, и еще через полчаса я уже была готова к проведению занятий. Время до начала занятий оставалось больше часа, поэтому я стала составлять планы тренировок. Для первых двух взводов со слабой подготовкой упор на растяжки, силовые упражнения и турник. Все это до обеда. Два взвода после обеда – это усиленная гимнастика и проверка базовых навыков по рукопашному бою: захваты, освобождения, работа с обеих рук. Эти упражнения я хорошо помнила, тем более, что некоторые из них после самбо я закрепляла в карате.

К началу первого занятия подошел Сергей. Минут пятнадцать посмотрел и, видимо удовлетворенный, ушел. После обеда я ухитрилась найти закуток и поспать – организм продолжал восстановительную работу. На занятиях по рукопашному бою особо напрягаться не пришлось. Базовые приемы бойцы уже знали, и я только исправляла некоторые огрехи. В семь вечера, после ужина, появился Василий, зашел к Сергею, минут двадцать там проторчал, вышел задумчивый, помахал рукой, и мы поехали домой. Я уже решила, что все прошло в норме, но дома лейтенант Вася мне устроил очередной допрос.

– Что ты сегодня натворила? Сергей о тебе говорил с какой-то дрожью в голосе, но от подробностей отказался. Сказал только, что мы с капитаном ему крепко подсуропили.

– Что сделали?

– Подсуропили. Не понимаешь? Ну да, ты городская и, кажется, из интеллигентов. Подсуропить – это значит сделать какую-то гадость. Так что это за гадость?

– Понимаете, товарищ лейтенант. Я просто показывала, что умею. И оказалось, что знаю прием, методика которого в НКВД либо вообще неизвестна, либо известна очень немногим.

– Что за прием?

– Извините, но на этот вопрос мне пока запретили отвечать. Вот Сергей со своим командиром составят список командиров, которым можно будет его изучать, тогда и расскажу.

– Вот даже как!

Он опять как-то странно посмотрел на меня. Как будто решал: сейчас съесть или отложить на завтра. По моему, решил отложить на завтра. Попробую теперь взять инициативу в свои руки.

– Товарищ лейтенант. Можно мы будем с вами на ты? А то живем в одном доме – и все время обращаться товарищ лейтенант?

– Ладно, дома зови Васей. А официально можешь называть Василий Федорович.

– Ой, спасибо Вася.

Остаток вечера провела, читая единственную книгу, попавшую сюда со мной из будущего. Эх, где мой любимый Интернет! А засыпая, вдруг подумала, что Анна Петровна Северова тоже будет звучать совсем неплохо.

10.

Всю неделю я моталась утром на пепелаце в роту (все время боялась, что забудусь и произнесу это название вслух), а вечером домой меня привозил Вася. Правда один из дней он не смог и пришлось ехать на том же пепелаце.

К концу недели я уже полностью пришла в себя и в субботу провела небольшое показательное выступление. Разбег, пару раз подъем разгибом, потом переход на шпагат, прогиб назад и подъем через мостик в стойку. Прошлась колесом по площадке. Затем вращения на турнике. И, в заключение, небольшая пробежка на руках, в конце которой три отжимания вверх ногами. Зрители, т.е. бойцы, впечатлились. Настало время объяснить всем бойцам важность растяжек и гибкости. Беда была в том, что подавляющее количество бойцов умели только читать и писать. Законы физики и, тем более, анатомия для них темный лес. Поэтому просто сказала, что без упомянутых растяжек, они никогда не сумеют в полной мере овладеть всеми приемами. Кажется, они поверили.

Для двух взводов со «старичками» добавила бой с двумя противниками. Им тоже говорила про растяжки. Но с этими легче. Все-таки служба в армии, а тем более в войсках НКВД, повышает общий уровень и интеллект.

В субботу банный день, поэтому вернулась раньше – привез Сергей, у которого оказались какие-то дела в здании НКГБ. От нас, кстати, это здание находится минутах в пяти пешего ходу. Вася рассказал, что до освобождения в этом доме жил помещик, а в том доме, где мы квартируем, жили его слуги. Перед самым приходом Красной Армии помещик убежал, и все слуги удрали вместе с ним. Осталась только Марфа Ивановна. Ей бежать было не к кому, а новой власти она не боялась. Вот и осталась она хозяйкой нашей небольшой общаги.

Вася тоже закончил свои дела раньше, и я упросила его немного пройти со мной по городку. Вспомнила и задала важный вопрос.

– Вася, а можно здесь у кого-нибудь брать уроки немецкого языка? Все-таки граница Германии недалеко, поэтому хорошо знать язык соседа. Я-то я на немецком знаю только несколько ругательств.

Он несколько оторопело посмотрел на меня.

– И где же ты их выучила?

– Да не учила я их совсем. Просто читала «Похождения бравого солдата Швейка», а там этих ругательств хватает. И почему-то такие выражения легче всего запоминаются.

– И какие же ругательства ты запомнила?

– Donnerwetter^[7], Leken Sie mir Arsh^[8]. Услышав второе выражение, Вася вдруг ехидно усмехнулся и заявил.

– Я не прочь!

Я вначале не поняла, но потом до меня дошло. Ой, как стыдно! Вот змей, заставил честную девушку так краснеть. Он знает перевод, и понял, что я это поняла. Но делать нечего. Надо тему продолжать.

– Так как с немецким?

– Тут со старых времен остался некий Оскар Францевич. Он сейчас учит детей в школе немецкому. Мы за ним присматриваем, но пока все чисто. Можешь попробовать позаниматься с ним, я поговорю – органам он не откажет. Только очень следи за собой. Ничего лишнего. Учишься, платишь за учебу продуктами (я помогу) и все. Точка. Никаких разговоров о себе и, тем более, обо мне и о твоей работе. А будет спрашивать – сообщай мне. Пойми. Это может оказаться серьезно.

– Поняла. Буду учиться и тебе докладывать. А теперь вопрос из другой оперы. Скажи, вот то нападение произошло далеко отсюда?

– Что считать далеко. По расстоянию примерно километров пять. Пешком далеко, на мотоцикле почти рядом. А что тебя интересует?

– Да вот, завтра воскресенье – занятий нет, хочу сходить туда. Может, если окажусь на том месте, то память вернется.

– Ну, сходи, попробуй. Только у меня завтра будут дела, и тебе придется добираться туда одной. Не боишься?

– А чего бояться. О том, что я туда собираюсь, знаешь только ты. Никто за мной здесь не следит. Да и туда я не пешком пойду, а устрою пробежку. Фиг меня кто догонит. Автомобили-то только у наших.

– Ну, ты рисковая девушка. Ладно, в конце концов, это твоя голова.

Утром, сразу после традиционного стакана молока с хлебом, я оделась в свою тренировочную форму, вышла, осмотрелась и побежала. Прохладное апрельское утро, но солнышко уже встает. Днем будет вполне тепло. А мне надо найти рюкзак, кое-что оттуда достать, а остальное перепрятать подальше и понадежнее. Воздух чистый, сплошная экология, бежать одно удовольствие! Только надо отсчитывать километры. Впрочем, если поглядывать на кювет, то следы свалившегося туда автобуса еще должны быть хорошо заметны.

Так оно и оказалось! Следы колес, поломанные ветки кустарника я увидела издалека. Время я не засекала, но по внутренним часам так примерно и выходило, что минут за сорок я пробежала около пяти километров.

Осмотрелась – никого. Теперь в лес. Вот, кажется, где я лежала? Так, а где та ель? Ух, в темноте я не разглядела, а теперь вижу, что тут несколько больших елок. Придется залезать под каждую. И при этом следить, чтобы на одежде не осталось иголок, а то могут возникнуть непредвиденные и очень нежелательные вопросы. Например, куда перепрятала парашют? Поэтому сначала выломаем палку – вот эта подойдет. Через пару минут я поднимала палкой нижние ветки и разглядывала, что там внизу. У третьей елки мне повезло. Вот он, рюкзачок! Как я по тебе соскучилась. Теперь можно не беспокоиться за лекарства, за инвентарь и вообще подготовка теперь пойдет по плану. Вот только, как его поаккуратней вытащить? Я остановилась и призадумалась. Вдруг за спиной раздался знакомый голос.

– Вам помочь, Анна Николаевна Истомина?

11.

Я подскочила от неожиданности и развернулась. Конечно, это стоял лейтенант Вася, заложив руки за спину, и радостно лыбился на меня. От неожиданности я ляпнула полную глупость.

– А как ты сюда попал?

Он улыбнулся еще шире и ничего не ответил на этот дурацкий вопрос. Он знал место и знал, что я тут буду. И либо приехал заранее, либо пробрался какими-нибудь тропками, срезав часть пути. Скорее первое. Мотоциклом быстрее, чем бегом, поэтому я ничего и не услышала – он меня просто здесь ждал.

– И что, теперь вы меня арестуете? И где взвод автоматчиков, которых я сама же и натренировала?

– А мне казалось, что мы уже неделю на ты? Или ты имеешь в виду органы НКГБ? Так я пока даже Валентину Петровичу ничего не доложил – признаюсь в должностном проступке. Поэтому и никакого взвода здесь нет.

– Ты хочешь сказать, что о рюкзаке кроме тебя никто ничего не знает?

– Именно так.

– И не боишься, что ради сохранения тайны я тебя здесь пристукну и хорошенько запрячу? Пока еще найдут. А тем временем выполню все свои шпионские задания?

Моим голосом можно было, наверное, заморозить бочку кипящей воды. Но Вася даже не подумал вытаскивать руки из-за спины. А его револьвер оставался в кобуре.

– Ну, во-первых, никакая ты не шпионка, а просто зачем-то попала сюда из будущего. Надеюсь, что мне расскажешь. Во-вторых, ты никогда не убивала людей, хотя и умеешь это делать. Не думаю, что захочешь начать с меня. Но главное, что я хочу предложить вариант, который, очень надеюсь, понравится тебе намного больше, чем убийство лейтенанта госбезопасности.

В голове у меня застучали молоточки. Я начала догадываться, какой вариант хочет предложить лейтенант Вася. Но хотела, чтобы он высказался до конца. Надо его подтолкнуть.

– Попробуй, предложи. Но это должно быть действительно интересное предложение.

Он вздохнул, потом еще раз глубоко вздохнул и сказал:

– Выходи за меня замуж.

Я уже была готова к этим словам, но все равно крепче схватилась за палку, чтобы не упасть.

– А как товарищ капитан отнесется к твоей женитьбе на девушке ниоткуда, без памяти и без документов?

– Я не получил ответа на свой вопрос, поэтому на твои вопросы не отвечаю.

Ну что. Все понятно. Мне сделано предложение, от которого я не могу, а, главное, гори оно все огнем, не хочу отказаться.

– Так ты вопроса не задал, ты сделал предложение, – я решила хоть на чуть-чуть затянуть свой ответ, – на которое я, по зрелом, пятисекундном размышлении, решила согласиться.

С этими словами я подлетела к нему и ухватила так, что мы оба чуть не грохнулись на землю. Он тоже обхватил меня, и минут на пять мы выключились. Наконец, я чуть отстранилась и повторила вопрос: «А как отнесется начальство?». Тут Вася повел меня к тому стволу, на котором я уже сидела дней десять назад, усадил, сел рядом, обнял и заговорил.

– Совершаю еще одно должностное преступление. Передаю разговор, который состоялся у меня с капитаном, после той вашей встречи и игры в шахматы.

Валентин Петрович тогда зашел в кабинет, приказал мне сесть, сам уселся за столом и стал поглаживать затылок – значит, не мог решить с чего начать. Наконец он спросил:

– Ну и как тебе эта больная на голову, но прекрасно играющая в шахматы и свободно цитирующая точно к месту не очень распространенные литературные произведения девица?

Сама понимаешь, отмолчаться я не мог, а выкладывать все, что выяснил, не хотел, потому что не знал, как Валентин Петрович к этому отнесется.

– Странная девица, товарищ капитан. Видно, что не местная и что оказалась совершенно не готова к той ситуации, в которую попала. Но на шпионку не тянет. Ни по возрасту, ни по поведению. А с этой странной потерей памяти вообще ничего понять не могу. Это помнит, а это не помнит. Пока ей предъявить совершенно нечего, кроме того, что помогла захватить живьем Таращука. Но этот факт ей в плюс, а не в минус. Да, документов нет, плохо, но это не по нашей части – это к милиции. Хотя я бы не торопился туда переправлять ее дело. Но собственно и дела-то нет. Есть просто бумага, на которой я уже изложил эти свои соображения, и которую подшил в папку. Как эта папка будет пополняться и будет ли пополняться вообще, я пока не знаю.

Капитан снова помолчал и продолжил.

– А теперь слушай меня внимательно, Василий. Папку твою я, конечно, уже просмотрел. Про подобные потери памяти мне известно. Врачи называют это ретроградная амнезия. Так считает и Сергей Палыч. НО. Эта девчонка все или почти все врет. Доктор хорошо разбирается в сотрясениях, но я еще лучше разбираюсь в людях. Никакой амнезии у нее нет, все она прекрасно помнит. Это первое. Просто она, как ты правильно отметил, неожиданно попала в совершенно незнакомую для себя ситуацию без документов и без денег, да еще и голову повредила. Вот и выкручивается, как умеет. Допуская при этом одну ошибку за другой. Второе. Никакая она не шпионка – это тоже очевидно. Не те реакции, не те приемы. Не тот взгляд, если хочешь? А про возраст я уже и не говорю. В глазах сильнейшее беспокойство, но нет никакого страха перед органами. Значит беспокойство связано с чем-то другим. Вот и выясни с чем. Материалы по ней мы никуда передавать не будем. Начальство голые факты не очень-то любит. Ему сразу нужно и факты, и анализ, и рекомендации. А у нас кроме куцых даже не фактов, а фактиков ничегошеньки нет. Милицию пока оставим в стороне. Короче, возьми ее под плотный контроль или, скорее, не под контроль, а под опеку. Знаешь, я недавно читал детям сказку про двух лягушек, попавших в сметану. Одна побарахталась, решила, что все бесполезно и утонула. А вторая барахталась из всех сил, не сдавалась, в конце концов, сбила из сметаны масло и выпрыгнула. Вот эта девица чем-то напомнила мне вторую лягушку. Она всегда будет барахтаться и никогда не сдастся. Так что пристрой ее на работу. Может она действительно окажется неплохим преподавателем физкультуры. Попробуй ее в роте.

А в конце добавил еще слова, которые я от него совсем не ожидал.

– Вот тебе бы такую жену. Она не чета той вертихвостке. На эту всегда сможешь положиться.

– Так значит, ты просто выполняешь пожелание капитана? – как бы возмутилась я. – А у самого глаза где были?

– Глаза были, где надо. Я ведь к этому времени уже исследовал твой рюкзак, видел твой странный паспорт, в котором зафиксировал главное – что ты 1990 года рождения и что тебе сейчас девятнадцать лет – у тебя там оказалась газета, датированная 2009 годом, а арифметику я знаю. По математической книжке можно сказать, что ты учишься в техническом высшем учебном заведении. Осталось неизвестным только, зачем и как ты сюда попала.

– Вот на это, как любит говорить мой папуля, наука дает совершенно точный ответ – неизвестно. Села в своем времени в рейсовый автобус в Барановичах ехать к бабушке, задремала, а проснулась в момент аварии уже в этом автобусе и в этом времени.

– Но ведь тебя беспокоит не только это?

– Да, не только. Но об этом немного позже. Сначала я хочу кое-что достать из рюкзака, а потом ты поможешь мне его хорошенько спрятать.

– А зачем прятать? Возьмем домой. Кто сунется смотреть вещи к лейтенанту госбезопасности?

– Надо спрятать, как я говорю, и не спорь с женой! Пусть даже с будущей.

Вася внимательно поглядел на меня, почесал в затылке и поставил рюкзак передо мной. У меня возникло одно неясное подозрение, которое я тут же решила проверить.

– Вася, ты передал все слова капитана обо мне?

– Не все, – сознался он. – Он еще добавил, что ты станешь командовать мной еще строже, чем он.

– И, тем не менее, не побоялся сделать мне предложение?

– Не побоялся, потому что влюбился в тебя сразу, как только увидел.

Мы еще раз отключились на несколько минут. После этого Вася подхватил рюкзак и под моим руководством потащил его вглубь леса. Метров через триста мы нашли подходящий клочок земли. Следуя моим ЦУ, Вася аккуратно срезал кусок дерна, вырыл яму нужных размеров, высыпая землю в текущий рядом ручеек, поместил туда рюкзак, присыпал землей и сверху накрыл дерном. Все, через несколько дней, когда трава пойдет в рост, это место вообще без знания примет не найти.

– Так. А теперь хорошо бы куда-нибудь отъехать в тихое безопасное место и поговорить. Давай, Вася. Ты тут должен все знать. Только учти. Никто нас слышать не должен.

Пока мы ехали, я думала, что, кажется, нашла намного больше, чем потеряла. И, если бы не главная проблема – как выжить в войне, я бы, наверное, вообще выбросила мысли о возвращении в свое время. Но теперь придется грузить мужа такими проблемами, по сравнению с которыми все до сих пор происходящее – так, семечки. И думать нужно будет не только о себе, но и о супруге, потому что я действительно не приучена предавать кого бы то ни было. А тем более родного человека.

12.

Сначала Вася привез меня на берег какого-то озера средних размеров. Но я это сразу забраковала. Мне было совершенно точно известно, что в тихую погоду звук по воде может распространяться на несколько сотен метров. Тогда мы поехали на поле, на котором где-то вдалеке тарахтел трактор. Это было уже лучше. Вася расстелили на пригорке свой плащ и мы уселись, тесно прижавшись друг к другу. Эх, если бы не заботы! А так придется ждать до вечера.

– Вася, слушай меня внимательно и сразу не перебивай. Ты знаешь, что я из будущего, а значит, я знаю наше прошлое, которое тут пока еще будущее (во, как завернула). Так вот. В моей истории 22 июня Германия напала на СССР. И война закончилась нашей победой только 2 мая 1945 года. А 9 мая назначили праздником «День победы». Теперь задавай вопросы.

– Но ведь эти сведения нужно сразу передать в Москву. Там примут меры.

– Вот это, как раз, не только бесполезно, но и очень опасно. Подобную информацию передавали и передают по разным каналам наши разведчики. К сожалению, параллельно немцы гонят кучу дезинформации. Почему ты думаешь, что поверят именно тебе? Или поверят мне, даже если я докажу, что из будущего? Скорее всего, просто скажут, что мы английские шпионы, которые пытаются поссорить две дружественные страны. Но даже, если поверят, то и это еще не все! Одна из главных причин поражений в первый год войны – это почти полная неготовность нашей армии. В армии очень плохо с радиосвязью, а проводная связь ненадежна и доступна для подслушивания. Мало того, что младшие командиры плохо стреляют, а некоторые бойцы не умеют стрелять вообще – так местные командиры не выполняют прямых приказов товарища Сталина о подготовке к боевым действиям. Командарм Павлов и несколько других генералов, насколько я помню, во второй половине этого года получат свои заслуженные пули у стенки, только погибших по их халатности солдат уже не вернешь. Да, я еще помню, что Белоруссию немцы прошли очень быстро. Они вообще сумели дойти до Москвы, и только в декабре их первый раз крупно щелкнули по носу, отбросив от Москвы на 200 километров.

– Так и что ты предлагаешь делать? Сидеть, сложа руки, и ждать?

– Как раз нет. Что нам, точнее мне, известно достаточно точно. Что 22 июня этого года, согласно утвержденного Гитлером плана Барбаросса, в 4 часа утра (или чуть раньше) начнется сначала артобстрел, а потом и бомбардировки приграничных районов Белоруссии, Украины и прибалтийских республик. Первый удар примут на себя пограничники. Точнее те из них, кто не погибнет в казармах во время обстрела и бомбежек. Далее я помню, что, начиная примерно с 20 июня, диверсанты начали резать связь и спиливать столбы. И были еще два батальона, кажется их названия Бранденбург 800 и Нахтигаль, укомплектованные выходцами из Союза. Они выдавали себя за советских солдат, а в нужное время убивали, предохраняли мосты от взрывов, захватывали склады с оружием и боеприпасами. Вот тебе точки приложения наших сил. И еще. Извини, Васенька, но пока будет война, с детьми нам придется подождать. Я тебя одного не оставлю, в отличие от той дуры.

После этих слов мы в третий раз отключились уже минут на двадцать. Но когда Вася от поцелуев захотел перейти к более решительным действиям, я этот процесс притормозила, пообещав все компенсировать дома.

– Я очень не хотела бы вешать на тебя такой груз, но деваться просто некуда. Времени почти нет, а дел будет невпроворот. Давай сегодня над этим просто подумаем, а завтра после работы проведем первое оперативное совещание – видишь, я тоже немного знаю вашу терминологию.

– Тут, Анюта, непонятно как думать, и как действовать. Мыслей сразу много, а как их упорядочить, пока не соображу. То надо сделать и это. И все в первую очередь, потому что до второй очереди дело, если все будет, как ты говоришь, может и не дойти.

– Знаешь, Вася. Меня в институте немного учили таким вещам. То есть учили составлять, так называемый сетевой график. Надо выписать все работы, проставить их сроки и указать какую работу нельзя начинать, пока не будет завершена некоторая предыдущая. В то же время некоторые работы можно выполнять параллельно. Рисуют линии, проставляют названия работ и число дней. Получается некоторая сетка – отсюда и название «Сетевое планирование». Давай попробуем. И начнем прямо сейчас, если у тебя есть бумага и карандаш.

– А ты представляешь, что будет, если подобную бумагу кто-нибудь увидит?

– Будет нечто среднее между плохо, очень плохо и хреново. Но все равно, без плана не получится. Давай тогда так. Все, что придет на ум, нарисуем, обсудим, запомним и сразу эту бумагу сожжем. Итак, лейтенант Северов, слушай приказ – в течение пятнадцати минут обдумать ситуацию с учетом полученной информации. Потом доложить свои мысли!

– Есть товарищ Северова, которая пока еще числится Шахматовой!

Я встала и стала разминать мышцы, которые немного затекли от долгого сидения. Вася, вместо того, чтобы думать, уставился на меня. Пришлось цыкнуть, чтобы он сосредоточился и стал водить карандашом по бумаге.

Думал он даже дольше пятнадцати минут. Только примерно через полчаса, поглядывая на бумагу, Вася начал говорить.

– Значит, смотри. У меня есть контакты с начальниками особых отделов нескольких частей РККА, расположенных в радиусе примерно 50 километров. Надо будет их посетить и, болтая о том и о сем, выяснить ситуацию в их частях. Часто такие визиты делать не смогу – примерно один в неделю. Далее. Придется организовывать диверсионный отряд. Так понимаю, что костяк составит та рота НКВД, в которой ты сейчас ведешь занятия. А вот кто будет командовать – это пока вопрос. Их капитан хорош, когда нужно организовать задержание или захват какой-либо банды. Сможет ли он также хорошо организовать диверсионный отряд – не знаю. Третье – нужно готовить базы в лесу, подальше от дорог. Доставить туда провизию и медикаменты. Оружие я достать не смогу – две-три винтовки и пяток пистолетов или револьверов с несколькими десятками патронов не в счет. Далее, нужны спецы – снайпер, сапер, а для раненых врач. И для разведки очень нужен человек, свободно говорящий на немецком. Потом очень важен моральный дух бойцов. Если наступление пойдет так, как ты говоришь, то многие могут растеряться и даже без боя сдаваться в плен. Значит, нужно будет искать самых стойких. И, наконец, нужно пройти по линиям связи и выбрать наиболее вероятные места для разрыва связи. Там, в свое время, организуем засады.

Я подумала, дополнить не смогла, потому что профессионал все-таки он. Мне осталось только внимательно посмотреть на его записи. Два раза мысленно повторила и кивнула. Он тут же чиркнул спичкой, и бумажка сгорела.

Мы сели на мотоцикл и поехали домой. Боже, как было бы хорошо, если бы не эта проклятая дата!

13.

Когда мы подъехали, Вася попросил меня погулять на воздухе минут двадцать, пока он «наведет должный порядок» в доме. Я ходила и гадала, что он там «наводит». Наконец, Вася выглянул и крикнул: «Заходи!»

Я зашла и каких-либо особых изменений в горнице не обнаружила. Но тут Вася подошел к двери своей комнаты и гордо распахнул ее. Его комната была раза в два больше моей и теперь рядом с его кроватью стояла моя. А на прикроватном столике с моей стороны стоял стакан с подснежниками. Подснежники были свежие. Значит, этот змей с самого начала был уверен в моем согласии и заранее подготовился. Надо показать, что оценила. Я восхищенно ахнула и сделала вид, что вот-вот упаду. Конечно, Вася подскочил и подхватил меня на руки. Я обняла его за шею и прошептала.

– Давай, лейтенант. Теперь все в твоих руках.

Что происходило дальше трудно описать, поскольку все было в каком-то сладком тумане. По телу прокатывались волны одна за другой, и каждая следующая была прекрасней предыдущей.

Очнулась я неизвестно когда в невыносимо радостном настроении. Как только голова начала работать, мне вдруг пришла в голову мысль. Так вот чем отличается обычное траханье девчонки, старающейся не отстать от своих уже «образованных» подружек, с сексуально озабоченным подростком, который пытается доказать в первую очередь самому себе, что он уже настоящий мужчина, от занятия любовью с любимым человеком (извините за тавтологию). С этой мыслью я и заснула, уткнувшись Василию куда-то подмышку. Ночью он меня разбудил – захотел закрепить достигнутый результат. С моей стороны возражений не последовало, а даже, как бы, наоборот. И окончательно мы уснули где-то ближе к рассвету.

Утром я поцеловала своего супруга в щеку и перед посадкой в подъехавший пепелац дала строгий наказ.

– Сегодня обязательно поговори с Валентином Петровичем. Скажи, что сделал мне предложение, на которое я согласилась, и выясни, можно ли как-нибудь зарегистрировать брак, если у невесты нет паспорта.

Этот день в роте я провела в каком-то угаре. Почувствовала, что здоровье в полном порядке, и устроила бойцам веселую жизнь. Сначала стала во главе строя, побежала, посоветовав не отставать. Бежали по стадиону кругами. Через десять кругов строй заметно растянулся, а еще через десять кругов треть бойцов уже шаталась от усталости. Я тут же погнала всех на турник, сама несколько раз крутанула солнце и вызвала добровольцев. Вышел только один, пару раз качнулся и сел прямо под турником. С новичками все ясно. Слабая дыхалка, и сильно хромает техника бега. А ведь это только начало. Ну, ничего, за два месяца тут кое-что сделать можно. Во всяком случае, десяток километров они у меня пробегать будут без проблем и на упражнения силы останутся. А что делать?. Слабые погибнут в первые же дни. Я-то могу их пожалеть, а война – нет.

Для «стариков» я устроила полосу с МЗП^[9]. Пока еще первого уровня, без серьезных подвохов. Мне важно было научить их проходить такие полосы без травм. Я помнила, что при подготовке профессиональных диверсантов на МЗП сыпалось более семидесяти процентов солдат. Тут я такую роскошь не могла позволить. Скоро каждый боец будет на вес золота. Поэтому ограничилась только веревочными петлями и ямками. Конечно, нужны и колышки, но тогда пойдут переломы конечностей – а мне это надо?

Ну и для всех, разумеется, растяжка и гимнастика с включением лазания по деревьям.

А еще через неделю подойдет время рукопашного боя, постановки ударов, а также укрепления стоп и кистей рук. И совсем необязательно показывать бойцам те, секретные здесь, удары. Достаточно просто развить у бойцов резкость, на что никакого запрета не было (Сергей-то про эти методики не знал). А после выработки нужной резкости и укрепления конечностей практически любой удар ставится за пару месяцев.

То время, которое у меня оставалось до занятий после завтрака и после обеда (по уставу два часа после приема пищи было запрещено давать бойцам физическую нагрузку), сегодня я использовала максимально продуктивно. Я пошла на кухню, сделала жалобную физиономию и обратилась к повару.

– Иван Иваныч, миленький! Я скоро выхожу замуж, а совсем не умею готовить (между прочим, истинная правда. Дома мы все доверяли готовку маме.) Научите меня самым простым рецептам: как, там кашу варить, или суп.

Иван Иваныч от моих слов растаял и обещал продиктовать несколько рецептов, чтобы «муж меня не стал бить за неумение готовить».

Вечером, приехав домой на том же пепелаце, я сунулась к Марфе Ивановне по поводу готовки. Но тут она меня моментально отшила.

– Ты, девонька, работаешь – и работай. А на кухню сюда не суйся. Для меня готовка в радость – все при деле. И тебя, и Васеньку я всегда накормлю. Вот только, если какие продукты прикупишь, скажу спасибо. Мне ходить в магазин и стоять там в очереди за сахаром, маслом и мукой уже трудно. Да и хозяйство свое не хочу надолго оставлять без присмотра – в нашем городке последнее время столько проходимцев развелось. Куда только НКВД смотрит!

– Так у вас Тузик для этого есть.

– И, милая. Ему только косточку брось, так он сам все поможет вынести. Вид только грозный – на это и надеюсь.

– Я поняла. Но поймите и вы меня. Я совсем не умею готовить, а что это за жена, которая не может накормить мужа. Давайте сделаем так. Готовите вы, но при этом меня учите. И говорите, какие продукты нужно покупать.

– Ну и ладно. И договорились. А сейчас иди, встречай мужа. Он вот-вот подъедет.

И действительно, стоило мне выйти на крыльцо, как подъехал мой лейтенант, сияющий, как медный пятак.

– Все решено и согласовано. В следующую субботу регистрация и свадьба. Про документы, Валентин Петрович сказал, чтобы я не беспокоился – этот вопрос он решит. И я сразу пригласил его с женой. Думаю, что надо еще пригласить Сергея – старлея из роты и пару моих друзей, которых ты пока не знаешь.

– А можно еще врача, Сергея Палыча?

– Конечно, давай и его. Он тебя заштопал вполне качественно – вон, шрамик почти незаметен. – И Вася тут же чмокнул меня в это шрамик.

Мы пошли в дом. Вася сел ужинать, а я села напротив и стала думать о свадебном наряде. Наверняка, сейчас совсем другие традиции. О кольцах, кажется, вообще лучше не заикаться. О, придумала.

– Вася, давай завтра вечером сходим в гости к Валентину Петровичу домой. Я хочу поблагодарить его и заодно посоветоваться с его женой по поводу свадебного наряда. А то в гимнастерке и сапогах невеста, по-моему, будет выглядеть как-то не очень.

– Во всех ты, душенька, нарядах хороша, – почти пропел Вася. Но, увидев, что я стала дуться, сразу сдал. – Ну ладно, ладно, завтра вечером я заеду за тобой в роту, и мы вместе поедем к товарищу капитану домой. Он всегда готов помочь в подобных случаях. А теперь я поел и давай вернемся к нашим проблемам. Пошли в комнату.

Там мы вполголоса стали строить планы. Я говорила, что хотелось бы сделать, а Вася говорил, что можно сразу, что за пару недель, а что уже и не успеем. Вначале беседа шла в нормальных тонах, потом я стала горячиться, потом хотела было заорать, но тут Василий схватил меня в охапку, и на этом дискуссия закончилась, а мы перешли к существенно более приятным делам. При этом мы оба даже не могли представить, что завтра жизнь преподнесет нам очень неприятный сюрприз.

14.

Утром, еще раз напомнив мужу о вечернем визите, я села в уже привычный пепелац (ну не могу я по другому называть эту колымагу). Водитель, веселый татарин Рафиз Хикматулин, всю дорогу пел разные песни на один и тот же мотив. Ладно, поет себе, и пусть поет. Но сразу после поворота дороги раздался хлопок, и машину тряхнуло.

– Вот шайтан, – ругнулся Рафиз, – колесо проколол. Вы, Аня, лучше идите пешком. Тут всего полтора… Он недоговорил. Раздался выстрел, и на лобовом стекле появились темно-красные брызги. Я повернулась к Рафизу, и у меня потемнело в глазах. У него не было верхней части головы. Почувствовав, что меня сейчас стошнит, я наклонилась к двери, но та распахнулась сама собой и две руки выдернули меня оттуда.

– Спасибо, – буквально проблеяла я, и меня вырвало.

– Ух, сука, чуть меня не запачкала, – раздался грубый голос того, кто вытащил меня из кабины. Последовал сильный толчок, и я упала на землю.

– Вот и девка, целенькая, как пан Кшиштоф заказывал. Пан поручник^[10], видите, мы в точности все выполнили. Теперь можете доставить ее пану Кшиштофу. – Это был уже другой голос, но такой же грубый.

– Так что, именно из-за этой сучки и схватили Панаса? – заговорил тот, которого мужики называли поручником.

– Откуда мы знаем. Пан Кшиштов сказал и рассказал, как она выглядит. Мы проследили, как она ездит, и вот она перед вами.

Я, цепляясь за борт грузовичка, потихоньку поднялась и посмотрела на эту компанию. Два здоровенных заросших мужика в непонятной одежде и третий, одетый с претензией на некоторую элегантность, хотя видно, что костюм давно уже нуждается в чистке, а лицо в бритве. Все они уставились на меня с весьма хмурыми выражениями лица. Понятно. Была засада именно на меня. А пострадал пока бедняга Рафиз. И ничего хорошего встреча с этим паном Кшиштофом мне не сулит.

– Хмель, обыщи ее. Семен предупреждал, что она может быть опасна. – Скомандовал поручник.

Хмель подошел ко мне и не столько обыскал, сколько тщательно облапал всю сверху донизу.

– Ничего, пан поручник, никакого оружия нэмае.

Они не знают, что я сама оружие. Это вселяет надежду.

– Отлично, тогда, Федор, давай сюда лошадей, погрузим продукты, сколько сможем, и эту девку. А машину сожжем. Пусть москали побегают.

– Простите, – решила вмешаться я. – Может не надо меня к этому пану Кшиштофу? Может, мы с вами здесь договоримся?

Было так, как будто все трое сидели на концерте Михаила Задорнова. Мужики захохотали, а поручник, мерзко улыбнувшись, спросил:

– И что же ты, курва московская, можешь предложить нам такого, что мы не смогли бы и так отобрать у тебя?

Я практически уже кипела от адреналина, поэтому, еле сдерживаясь, почти пропела:

– Я могу предложить вам ваши жизни и здоровье.

Они изумленно вытаращились на меня и сделали то, что я от них и хотела – обступили меня с трех сторон. А за спиной у меня был грузовик.

Когда-то, еще в первый год занятий боевым самбо, тренер, отвечая на наши подначки, сказал, что покажет прием, которым можно завалить сразу трех человек. Мы, естественно, не поверили. Тогда он поставил одного справа, одного слева и одного прямо перед собой. И одновременно выбросил вправо и влево две ладони, наметив удары по горлу, а перед собой ударил ногой. На это мы заорали, что сначала надо всех противников так расставить, а потом еще попросить, чтобы они подождали, пока мы проведем прием. Тренер рассмеялся и согласился, но сказал, что прием все равно будем оттачивать, поскольку он может пригодиться и в других ситуациях – например, при неполном числе противников, т.е. при двух или одном. Таким образом, мы целых три месяца ставили этот тройной удар, пока он не пошел на уровне подсознания.

Поэтому я неожиданно для них выбросила вправо и влево две ладони ребрами, а стоявшего прямо передо мной поручника изо всех сил ударила ногой по яйцам. Все трое тихо и мирно легли на землю. А у меня в голове встала какая-то мутная пелена, какая-то необъяснимая жестокость. Я наклонилась к этим нелюдям и, в первую очередь, сломала каждому оба указательных пальца. Когда очухаются, то у них будет, чем заняться. Немного подумала, вспомнила кое-какие ужастики, вытащила у одного из них нож и царапнула так, чтобы потекла кровь, но не сильно. Этой кровью намазала себе лицо, в первую очередь около губ. Потом из сумочки достала черный карандаш и подрисовала себе большие круги вокруг глаз. Так что, когда эти обормоты стали подавать признаки жизни, на них уже смотрело лицо с кровью на губах и почерневшее от злобы.

– Ну что, мужички? Не захотели по-хорошему. Будем по-плохому. С кого мне лучше начать?

У всех троих штаны моментально промокли. Значит, подействовало.

– Или расскажете все, что спрошу? Тогда еще поживете.

– Расскажем, расскажем! Только отойди, упырь проклятый!

– Ладно, я вас тут оставлю на часок и побегаю. Заодно аппетит нагуляю. А вы подумайте, что будете мне говорить, чтобы я не стала харчить вас прямо тут.

На самом деле, после этих слов я старательно отоварила каждого из них по башке, чтобы дождались, пока я доберусь до роты. Если последние слова Рафиза я поняла правильно, то тут не более полутора километров. Значит восемь – десять минут бега. Все, время пошло, то есть я понеслась.

Действительно примерно через десять минут я добежала до знакомого шлагбаума. Часовой лишь взглянул на меня и не рискнул останавливать. Только нажал кнопку тревоги. Выскочил дежурный наряд, а на крыльце штаба появился Сергей. Меня уже била крупная истерика, но я еще сумела внятно сказать, что там, на дороге, грузовик с убитым Рафизом и с бандитами, и где-то там, рядом, в перелеске, могут быть лошади. Сергей отдал команду и уже целый взвод стал запрыгивать в грузовик. А я проскрипела.

– Сергей, мне срочно нужны два ведра холодной воды и чистая простыня.

Он посмотрел на меня, крикнул старшину, после чего спросил:

– Может лучше водки?

– Вода и простыня!

Подошел старшина с ведрами и простыней. Я потащила его в закуток, где офицеры иногда принимали душ. Там я, не стесняясь старшины, разделась догола и скомандовала.

– Товарищ Пилипчук, лейте на меня первое ведро.

Он вылил. Я немного потерла лицо и тело руками.

– Теперь второе.

Получила второе. Истерика отошла. Завернулась в простыню, тщательно растерлась и почувствовала, что возвращаюсь к жизни.

– Спасибо, товарищ Пилипчук. Теперь я сама.

Старшина, покачивая головой, ушел, а я оделась и практически пришла в норму. Потихоньку пошла к штабу и села на ступеньки. Минут через двадцать пришли обе машины. Бандитов потащили в дом, а Сергей подошел ко мне.

– Как ты, Аня? Успокоилась?

– Почти. И у меня небольшая просьба. Ты сейчас будешь их выспрашивать. Разреши, сначала я к ним подойду. Может тогда они будут с тобой поразговорчивее.

Сергей задумчиво на меня посмотрел, потом сказал:

– Ну, раз ты их задержала, то почему бы тебе и не поприсутствовать? Заходи.

– Зайдем вместе. Только я хочу попросить – ты на меня смотри с некоторым страхом и говори робко. Потом объясню.

И мы вошли.

– Ну что, мужички. Поговорим? А то завтрак скоро.

– Уйди, злыдня! Пан начальник. Пусть она уйдет. Мы усе скажем.

– Скажете, конечно, скажете. А то товарищ старший лейтенант мне пожалуется. Так, товарищ старший лейтенант?

– Так, сударыня. Конечно! Вы только не нервничайте, умоляю, а то будет опять, как в тот раз. А нам они живые нужны.

Ну, артист, сходу понял и точно подыграл! Я еще раз кинула на бандитов кровожадный взгляд и вышла.

Сергей, вышел, давясь от смеха. Постоял, успокоился и подошел ко мне.

– Что ты там с ними в лесу сотворила?

– Да ничего особенного. Сломала им по паре пальцев, чтобы в носу не ковыряли, а потом изобразила из себя упыря. Помнишь, когда я прибежала, то на лице была кровь. Это их кровь была.

– Да, с тобой действительно лучше не связываться. Я Василию расскажу, так он тебя по большому кругу обходить будет.

– Не будет! Не позволю!

– Это как?

– А вот так. У нас через неделю свадьба. Кстати, ты среди приглашенных.

– Ну, Васька, попал как кур в ощип!

– Наоборот. Теперь он под моей защитой. И вообще, со своими я белая и пушистая.

– Все, молчу. А тебе стоит сегодня занятия отменить. Я сейчас Василию позвоню, так как это наша общая головная боль. А потом пойду этих гавриков трясти. Вася приедет и присоединится.

С этими словами он зашел в дом, а я уселась на лавочку ждать мужа.

15.

Примерно через сорок минут подъехала легковушка НКВД, из которой сначала вылез капитан и только потом Василий. Капитан кивнул мне и прошел дом, а Вася бросился ко мне.

– Анечка, с тобой все в порядке? А то Сергей рассказал по телефону про нападение на машину и про тебя что-то невнятное.

– Не беспокойся Вася. Я почти в норме, а вот Рафиза очень жалко. Всегда такой был добрый и веселый. Но я за него этим ублюдкам уже частично отомстила. Ладно, иди к начальству, помоги им с допросами, а если кто-то из этих гадов начнет зажимать информацию, то обращайтесь ко мне.

Вася поглядел на меня с удивлением, но ничего не сказал и тоже прошел в дом. А я продолжила свое сидение. Появилась мысль пойти куда-нибудь в каптерку и в уголочке подремать. Но тут же поняла, что не усну, так как все время буду видеть перед собой Рафиза с расколотым черепом. Значит, весь пар еще не вышел. Так что буду сидеть.

Через час капитан и Вася вышли на воздух. Капитан закурил, и они оба подошли ко мне.

– Ну, Анюта, – заговорил капитан, – ты опять отличилась. Как тебе удалось их захватить?

– Разозлили они меня очень, Валентин Петрович! Ни с того, ни с сего шофера убили – безобидного и веселого парня. Меня хотели к какому-то Кшиштофу отвести. Я им предложила договориться, а они отказались. Вот и пришлось их скрутить. Кстати, у меня в связи с этим несколько вопросов. Кто такой этот Кшиштоф, кто такой Семен, который предупреждал поручника, что я опасна, откуда они знают, что это я помогла захватить Таращука и почему им велели захватить меня живой?

– Ну, ты наговорила. Я пока могу точно ответить только на один вопрос. Кшиштоф Тышкевич – бывший польский офицер, служил в штабе Рыдз-Смиглы. После освобождения наших западных территорий создал небольшую, активную и грамотно действующую банду. Только за последние три месяца они совершили более десяти нападений на машины, и хутора. В том числе и на автобус, в котором ты ехала. До сих пор нам удавалось в основном захватывать трупы. Панас Таращук первый попал к нам живым, но выбить из него показания так и не удалось. А вот из этих троих двое уже начали говорить. Сейчас проработаем план и немедленно отправимся к лежке Кшиштофа. Если повезет, то захватим их тепленькими. Да, а что за Семен? Про него они ничего не говорили.

– Семена, кажется, знает поручник. Именно Семен сказал им, что я представляю опасность. Правда, не объяснил какую, что меня и выручило.

– Так вот этот гад поручник молчит и только крестится.

– Крестится, говорите? Валентин Петрович, а давайте я помогу его разговорить.

– Ну и как ты это сделаешь? Оставь лучше это нам – профессионалам.

– Я думаю, что смогу, только сделайте вот что.

Я детально объяснила, что я хочу от них. Капитан, выслушав меня, схватился за голову.

– Ну, Анюта, ну ты и стерва, извини, конечно. Ладно, хуже от этого не будет, а получиться может. Вот так всегда – стоит женщине проявить изобретательность в достижении своей цели, как ее обзывают стервой!

Далее события развивались следующим образом.

Поручник в комнате для допросов услышал за стеной жуткий вопль, который вдруг резко оборвался. А потом в комнату ворвалась я, которую безуспешно пытались остановить Сергей, Василий и капитан. Рот и руки у меня были в крови, на лице опять черные разводы, глаза сверкали. Я подскочила к стулу, на котором сидел поручник и пытался дрожащими руками ухватить висевший на груди крестик. Он забормотал:

– Матка боска ченстоховска. Защити меня от всякой напасти. Спаси и сохрани.

– Никто тебя от меня не защитит, – прорычала я. – Ни ксендз Кордецкий, ни Мария, с которой мы давно договорились друг другу не мешать. Я внучка Лилит. И я голодна, а ты сегодня утром убил моего верного слугу.

– Простите, сударыня, – просящим голосом заговорил сзади капитан. – Очень просим вас хоть немного потерпеть. Может он нам все-таки даст информацию.

– Дам, дам, – буквально заскулил поручник, – только защитите меня.

– Хорошо, Валентин, – как бы успокаиваясь, сказала я. – Я помню не только зло, но и добро, поэтому пока оставлю этого типа твоим людям. Но как только он станет не нужен, ты мне его отдашь.

– Но, если он нам все расскажет и согласится сотрудничать, мы будем вынуждены его придержать у себя.

– Тогда найди мне какую-нибудь замену. Ты же знаешь, что я всегда голодна.

С этими словами я позволила вывести себя из комнаты. Капитан вышел за мной.

– Ну, ты наговорила, – отсмеявшись, начал капитан, когда мы вышли из дома на воздух. А что за имена ты упоминала: Кордецкий, Мария, Лилит?

– Когда шведы в семнадцатом веке осаждали ченстоховский монастырь, то обороной руководил ксендз Кордецкий. Кажется, его потом причислили к лику святых. Об это писал польский писатель Сенкевич в своем романе «Потоп». Этот роман знают все образованные поляки. Мария – это «матка боска», то есть богородица. А Лилит по преданиям была первой женой Адама и потом стала демоном. Просто этот поручник, как и большинство других поляков, очень религиозен. Видели, как он держался за крестик. Вот на этом я и решила сыграть, так как, если человек верит в бога, то он верит и в черта. А теперь ваша очередь. И вытрясите из него все про этого Семена. Возможно, что служит он здесь в роте.

Капитан помрачнел, кивнул головой и пошел в дом продолжать допрос. А я снова двинулась умываться. Да, сегодня занятия придется отменить. И наша подготовка тоже откладывается. Как бы это не стало системой.

Еще примерно через час была объявлена тревога и почти вся рота, кроме дежурных, погрузилась в машины. Меня, несмотря на настойчивые просьбы, не взяли. Вот так: как тренировать, так можно, а как пройти практику в реальном деле, так нельзя – не женское, мол, это дело. Ладно, потом отыграюсь. А пока, чтобы не терять время даром, выцарапала себе инструктора по стрельбе и пошла с ним на полигон. У меня все никак не получалась нормальная стрельбы из мосинки. СВТ и карабин – пожалуйста. Сто и двести метров – все пули в черном кружке. А как беру винтовку Мосина, идет большой разброс. Не могу приспособиться к сильной отдаче. То ли дело моя спортивная винтовка с удобным ложем и почти без отдачи. Автоматы и пулемет – вообще отдельная песня. Первая пуля еще как-то цепляет мишень, а вот остальные… Ну, не буду о грустном.

С короткостволом тоже проблемы. Из нагана попадаю практически отлично, но не лежит душа к револьверам – слишком долго перезаряжать. Из ТТ тоже попадаю неплохо, но нужно лучше. А вообще, в своем времени, я много хороших слов читала о немецких Вальтерах и, о парабеллуме, или, как его еще называют, люггере. Но в этой роте парабеллум есть только у командира. Так что остается лишь подбирать слюни, когда в тире он из своего люггера сажает пулю за пулей точно в яблочко.

На самом деле, по результатам стрельбы из неавтоматического оружия я входила в пятерку лучших в роте, но для будущего мне этого явно мало. Долго прицеливаюсь, и нужно научиться попадать в нужную точку, а не просто стрелять на поражение. И еще голубая мечта – научиться стрелять из пистолетов с двух рук. По Васиным словам во всем отряде НКВД есть всего два спеца по такой стрельбе, и они постоянно загружены. Но если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Надо будет поговорить с Валентином Петровичем, жалостливо похлопать глазками. Может быть, он растает и разрешит хотя бы на пару дней съездить в отряд. А там, глядишь, и еще пару дней выцыганю. Уже что-то. Во время таких поездок, если получится, я уж вцеплюсь в этих спецов, как клещ. И надеюсь, что нескольких уроков мне хватит. Задел по общей стрельбе хороший, физподготовка на уровне. Значит, будут нужны только техника и, может быть, какие-то их собственные секреты такой стрельбы. А в качестве компенсации предложу им что-нибудь из моих приемов рукопашного боя. Вдруг чего-то не знают.

Еще одна проблема. Не факт, что у нас всегда будет советское оружие. Скорее всего, будет ровно наоборот, а с немецким я вообще никогда не имела дела. В роте такого оружия практически нет, а к тем крохам, что есть, боеприпасов кот наплакал.

Отстрелявшись, пошла к штабу и села ждать. Через час пошла, поужинала, и снова ждать. Правильно я где-то читала, что ожидание в неизвестности – самое тяжелое дело. Постепенно стемнело, и, по совету Пилипчука, я залезла поспать в какую-то каморку. Лечь, то я легла, но без толку. Сна ни в одном глазу. Как там Вася, как ребята? Для некоторых из них это первая операция. Теперь станет видно, хорошо я их учила или плохо. Так, за этими переживаниями я сама не заметила, как все-таки задремала. И очнулась, услышав шум моторов.

16.

Выскочив на улицу, я обнаружила, что уже почти светло, так небольшие сумерки. Машины въезжали одна за другой и останавливались около штаба. Из них стали выскакивать бойцы. Заехала и легковушка НКВД, из которой вышел только шофер Валентина Петровича. Он никуда не пошел, а стал оглядываться. Я подлетела к нему, вцепилась в гимнастерку и заорала:

– А где Вася, что с ним?

Видя мое состояние, он четко и коротко доложил:

– Два легких ранения, две недели.

– Какие две недели? – Меня затрясло.

– Доктор в больнице сказал, что через две недели товарищ лейтенант будет здоров. А я приехал за вами, чтобы отвезти в больницу.

Чуть-чуть полегчало. Я уселась рядом с шофером, и мы поехали. По дороге он рассказал, что банду окружили, но, при стягивании кольца, под чьей-то ногой хрустнула ветка, и тут же началась стрельба. Бандиты понимали, что им не уйти и ожесточенно сопротивлялись. У них оказались гранаты. Вот Вася и словил сразу два осколка. Поэтому сразу после окончания боя тяжело раненых отправили вместе с санинструктором в госпиталь, а легких – их оказалось всего два – отвезли в больницу нашего городка. Сдавшихся бандитов повезли в отряд для допросов.

Я почти совсем успокоилась и, когда машина остановилась около хорошо знакомой мне больницы, уже держала себя в руках. У меня также появилась одна идея, к реализации которой я немедленно приступила. Войдя в больницу, я двинулась не в палату, а, в первую очередь, прошла в кабинет к Сергею Палычу и устроила ему небольшой допрос с пристрастием. Он твердо обещал, что не позднее, чем через десять дней Вася полностью оправится от ран – один осколок разрезал мышцы левого плеча, а второй застрял в том месте, где, как выразился доктор, «Спина теряет свое благородное название». После этого я переключилась на другую тему.

– Сергей Палыч, вы главный врач в этой больнице?

– Да, Анечка.

– Тогда у вас должна быть какая-то печать для того, чтобы ставить на важные бумаги?

– Само собой разумеется, такая печать у меня есть.

– А найдутся у вас два листа чистой бумаги, листик копирки и скрепка?

– Минуточку. – Доктор выдвинул ящик стола, и достал все требуемые предметы.

Я взяла два листка, положила между ними копирку и все аккуратно соединила скрепкой.

– Доктор, сейчас я пойду в палату, а вас попрошу зайти туда минут через пять с этими бумагами и с печатью больницы.

Сергей Палыч очень удивился, но пообещал выполнить мою просьбу. После этого я пошла в палату, где лежал Вася и еще один боец с обмотанной шеей. Около Васиной кровати стоял стул, на котором в данный момент сидел капитан. Увидев меня, капитан встал и галантно предложил мне место около больного. Вася лежал на боку, выглядел бледно, но, тем не менее, явно не был похож на тяжелобольного. Я тут же перешла ко второму этапу реализации своей идеи.

– Товарищ капитан. Хочу обратить внимание на недостойное поведение вашего подчиненного! – У капитана и у Васи отвисли челюсти.

– У товарища лейтенанта выработалась вредная привычка перед женитьбой попадать в больницу. Наверное, чтобы избежать брака. Так вот, если в первый раз это ему удалось, то со мной подобные шутки не пройдут. Уважаемый Сергей Палыч, – доктор как раз вошел в палату, – в качестве главврача имеет право выдавать справки о регистрации брака, заверенные печатью больницы. Поэтому, товарищ главврач, – обратилась я к Сергею Палычу, – прошу вас прямо сейчас зарегистрировать мой брак с гражданином Северовым Василием Федоровичем. Свидетелем со стороны жениха будет Валентин Петрович, а с моей стороны свидетелем будет медсестра Татьяна.

При этих словах глаза у Васи стали очень круглыми и очень большими. А капитан затрясся от еле сдерживаемого смеха.

– Но Анечка, – забормотал Вася. – Мы же договорились зарегистрироваться в субботу.

– Видите, товарищ капитан? Увиливает! Надеется к субботе еще что-нибудь придумать! Не выйдет, дорогой! – Я повертела перед Васиным лицом фигой. – Прямо здесь и прямо сейчас! А в субботу отпразднуем.

– Вот, Василий, – заговорил капитан. – Я тебя предупреждал. А теперь все, женись.

– Отвечай, гражданин Северов, – я не ослабляла напор, – согласен ли ты добровольно взять в жены гражданку Шахматову Анну Петровну?

– Согласен, – неожиданно твердо выговорил Вася. – А ты, гражданка Шахматова, согласна взять в мужья гражданина Северова Василия Федоровича?

– Согласна, – радостно заулыбалась я.

– Тогда объявляю вас мужем и женой, – вступил в разговор Сергей Палыч. – Сейчас заполняю справку и прошу вас, товарищ капитан, и тебя, Танечка, расписаться в качестве свидетелей.

Свидетели расписались, при этом капитан, хмыкнув, сказал, что первый раз в жизни выступает в качестве свидетеля. Раньше-то все расписывался, как следователь. Сергей Палыч поставил печать и вручил мне второй экземпляр, сказав, что первый он сегодня же передаст в ЗАГС. И тут я разревелась. Окружающие деликатно вышли из палаты, оставив нас вдвоем. Я села к Васе на кровать, и он здоровой рукой стал вытирать мне слезы. Пару раз всхлипнув и шмыгнув носом, я сквозь остатки слез хитро посмотрела на него и сказала:

– А все-таки ловко я тебя окрутила!

Вася тоже улыбнулся:

– Так я и не сопротивлялся. Тем более, что тебе возражать – себе дороже.

– Вот именно, дорогой. И, пожалуйста, всегда помни об этом. А к субботе я тебя на ноги поставлю.

17.

Решив, что сейчас Васе уже ничего не угрожает, я двинулась домой. Пора привести мысли в порядок и, заодно, немного отдохнуть. Только буквально свалившись на кровать, я поняла, как вымоталась за последние сутки. Стрельба, захват бандитов, допрос, ожидание и, наконец, как бы в награду, замужество. Есть от чего придти в полное смятение. И не скажешь, что все хорошо, что хорошо кончается. Ведь погибли, по словам шофера, десять бойцов и пять ранены, из них – три тяжело. Правда, банда, в состав которой входили более 50 человек, уничтожена полностью. Арифметика в нашу пользу, но все равно – это кровавая арифметика.

А еще выяснилось, что мы с Васей в своих расчетах полностью выпустили из виду тот непреложный и очевидный факт, что при выполнении своих служебных обязанностей он может получить ранение и на некоторый период выйти из строя. А я одна со всеми запланированными действиями не справлюсь. Тем более, что теперь мне нужно еще каждый день навещать мужа в больнице – стимулировать его к скорейшему выздоровлению.

Ладно, план будет такой: сушка сухарей пшеничных и ржаных; закупка в небольших количествах, чтобы не было заметно, консервов, соли и сахара; пошив черной облегающей одежды (ниндзя из нас не получатся, но хоть какая-то маскировка для ночных операций будет). Еще пришла в голову мысль, для реализации которой стоит обратиться к Валентину Петровичу. Может и пройдет.

Потом мысли пошли по второму кругу, и я поняла, что пора спать.

Утром я первым делом побежала в больницу. Вася еще спал, и я не стала его будить. По словам Сергей Палыча все пока в норме. Уже хорошо. Теперь можно и в роту. Так как машина уже прошла, то пробежка. Ничего: ноги работают – голова отдыхает. Расстояние до роты пробежала за час с четвертью. Нормально. Хорошо разогрелась, так что могу сразу приступать к занятиям. Как всегда до обеда «новички». За прошедшее время они уже немного поднатаскались, но сегодня, с учетом вчерашних событий, я дала им небольшую поблажку – сократила на пару кругов дистанцию пробежки. Зато увеличила число кувырков, падений и различных видов бега: обычный, спиной вперед и приставным шагом. Потом, как всегда, растяжки, акробатика и канат. Через неделю и этих надо будет переводить на полосу МЗП – часики-то тикают.

После обеда вцепилась в Сергея – пусть расскажет, почему такие большие потери?

– Помилуй, Аня, разве это большие потери? Уничтожена крупная банда, половину которой составляли бывшие военные, то есть люди с боевым опытом. У них было выставлено боевое охранение, которое при первом же шуме подняло тревогу, и пошел настоящий бой. Бой в темноте. С применением пулеметов и гранат (гранат, честно говоря, мы не ожидали). Так что соотношение один к пяти, с учетом того, что мы еще сумели захватить несколько пленных, вполне приличное. Конечно, ребят жалко, но в той обстановке, которая сейчас сложилась в приграничных районах, подобные потери, к сожалению, неизбежны.

– Я и сама понимаю, что потери неизбежны, но все равно десять процентов за один бой – это много.

– Если бы было можно, то в следующий раз я тебя поставил бы командовать операцией и посмотрел бы, какие у тебя будут потери, – потерял терпение Сергей. – К счастью, подобные эксперименты невозможны.

– Так я и не стремлюсь в командиры роты. Мне вполне хватает одного подчиненного (тут Сергей улыбнулся). Но я просто хочу знать: могу ли я включить в упражнения какие-либо элементы, которые помогут сократить потери роты в будущих операциях?

– Это не ко мне. Мое дело ловить предателей и шпионов и следить за соблюдением секретности. А ты ищи ответы на свои вопросы у командира и комиссара роты. Вот после обеда будет у тебя пара часов – подойди к ним и вцепись, как ты умеешь. Может они тебя сразу и не пошлют в пеший маршрут – все-таки ты теперь, ко всему прочему, жена лейтенанта Северова, которого здесь уважают.

Переведя стрелки на ротное начальство, Сергей с нескрываемым удовольствием удрал. Мне не оставалось ничего, как принять его слова к сведению и приступить к занятиям.

Будучи от природы девушкой весьма упертой, я не оставила свои вопросы и сразу после обеда ринулась к командиру. У него только-только началось совещание, на котором сидел и комиссар. Облом. При этом у меня закралась мысль, что Сергей их предупредил – вот они и стали совещаться, хотя обычно первые десять минут после обеда всегда выходили на крыльцо и неторопливо беседовали. Ничего, запишем для памяти и будем повторять попытку до тех пор, пока она не увенчается успехом.

Успеха я достигла сразу после окончания вечерних занятий. Они, наивные, думали, что я сразу прыгну в машину и покачу в город к мужу. К мужу я, конечно, доберусь, тем более, что у меня возник к нему один серьезный вопрос, но только после того, как вытрясу из комроты и комиссара все, что мне нужно. Они-то не знают, что это опыт мне крайне важен для будущего, поэтому лучше им сразу расслабиться и получить удовольствие.

Когда я вошла в комнату к командиру роты, он сразу скорчил такую рожу, как будто жевал целый лимон. Комиссар сразу заторопился, сказав, что еще должен просмотреть материалы для стенгазеты и безжалостно бросил своего командира мне на съедение.

– Товарищ капитан. Объясните мне, пожалуйста, почему при проведении вчерашней операции в роте были такие большие потери. Я совсем не собираюсь доносить об этом наверх – мне просто нужно понять, были ли тут и мои недочеты, связанные с тренировками личного состава.

– Не думаю, товарищ Шахматова, что тут сказались ваши недоработки.

– Простите, – не удержалась я. – Не Шахматова, а Северова.

– Да, уже? Тогда примите мои поздравления. Теперь по поводу вчерашней операции. Полный разбор будет проведен после того, как начальник нашего отряда НКВД ознакомится с нашими отчетами и сведет все вместе. А пока могу только сказать, что к вашим методам подготовки никаких претензий нет. Часовых бойцы сняли качественно – никто не пикнул. Потом, когда брали пленных, тоже действовали на должном уровне. Потери же, как это часто бывает, вызваны некоторым неудачным стечением обстоятельств. Кто-то из бандитов выполз из землянки, чтобы оправиться. И как раз в этот момент под ногами у одного из бойцов хрустнула ветка. А ночью каждый звук слышен очень четко и очень далеко. Бандиты почти сразу начали стрелять со всех направлений. И, что мы никак не ожидали, у них оказалось много гранат. Наше счастье еще, что в лесу гранаты не дают такого эффекта, как в поле. А то потерь было бы намного больше. Собственно ваш муж пострадал одним из первых. Его спасло только то, что он лежал за большой сосной, которая приняла на себя основную массу осколков. Более подробно ничего сказать не могу. Так что идите к супругу, и пусть ваша совесть вас не беспокоит. Вы тренируете бойцов хорошо.

– Еще один вопрос, товарищ капитан. А как фамилия того бойца, под ногой которого треснула ветка?

– Да кто ж его знает. Темно ведь было. Можно, конечно, выяснить, но зачем?

– Ну хотя бы за тем, что я его потренирую на бесшумную походку. (Интересно, а кто меня на такую походку потренирует?)

– Хорошо, я попробую выяснить, но заранее ничего обещать не могу. Простите, но у меня дела.

Понятно. Это означает: «А не пошла бы ты…». Пойду.

– Да, товарищ Северова. Сейчас от нас пойдет машина в отряд. Она может подвезти вас до города. Счастливого пути.

– Большое спасибо, товарищ капитан. Пойду к шлагбауму. До свидания.

Я дождалась машины, и та довольно быстро довезла меня прямо до больницы. Поблагодарив шофера, я помчалась к мужу. Он выглядел намного лучше, и я стала думать, не пора ли забрать его домой. Но тут Сергей Палыч проявил твердость.

– Понимаю вас, Анечка, но никак не могу выписать товарища лейтенанта. Раны у него в полном порядке, но при неосторожном движении швы могут разойтись. И потом, завтра вам с утра снова на работу. А кто во время вашего отсутствия будет ухаживать за товарищем Северовым? Так что идите домой и лучше готовьтесь к субботнему мероприятию. Если выздоровление будет идти такими темпами, то обещаю, что свадьбу вы отметите дома.

С разумными аргументами спорить бессмысленно. Поэтому я посидела у Васиной постели примерно полчасика и двинулась домой.

18.

Дома я прежде всего, стала анализировать сегодняшний день: что в плюсе, а что в минусе. Подготовка к ДАТЕ – удались только тренировки, значит практически минус. Еще один явный минус – потери в роте. Удастся ли их восполнить, пока неизвестно. Муж, по обещанию доктора, скоро поправится – это плюс, но то, что пока он выключен из процесса подготовки – опять-таки минус.

До сих пор о причинах неоправданно больших, на мой взгляд, потерь я выспрашивала Сергея и комроты. Может быть и напрасно – они лица заинтересованные и вряд ли признаются постороннему человеку в своих ошибках. Я вот, в отличие от них, не могу принять, как само собой разумеющийся факт, что один из бойцов случайно наступил на ветку (или сучок) как раз в тот момент, когда из землянки неожиданно вылез бандит. Что получается – часовых сняли без шума и пыли, а тут «вот вам здрасьте»! Стоило, наверное, попросить медэксепрта из НКВД посмотреть трупы бойцов – все ли тут гладко. Может кто-то из них погиб совсем не от бандитской пули? Но этот поезд ушел – погибших уже похоронили, а эксгумацию на основе моих построенных на песке предположений никто проводить не будет.

Еще покоя не дает мысль о некоем мифическом Семене, предупреждавшем, что я опасна. Оказалось, что поручник в лицо его не видел, так как разговаривал с ним у пана Кшиштофа в землянке, причем этот чертов Семен находился за перегородкой, роль которой играла повешенная на веревке шинель. Откуда Семен мог знать, что я опасна, если мои возможности я демонстрировала только в роте на занятиях? Значит со стопроцентной вероятностью можно быть уверенной, что Семен находится среди бойцов или командиров роты НКВД. Ничего себе – как это органы так опростоволосились, что пропустили в свою среду явного шпиона. И почему возникло желание меня захватить живой, а не пристрелить вместе с шофером? При таком раскладе возможно повторение попытки, если кроме разгромленной банды у Семена есть еще подручные. И при этой новой попытке, наверняка, будут приняты все меры предосторожности. А кто меня, бедную девушку, охранять будет, пока муж в больнице? Дома я вроде бы в безопасности – наш квартал (громко сказано для небольшого городка – скорее просто группу домов) охраняют милицейские патрули, поэтому вряд ли бандиты нападут прямо тут. Скорее опять попытаются перехватить меня где-то по дороге. Да, опять много вопросов, на которые нет ответов. Пожалуй, завтра утром пойду не больницу – все равно рано утром Вася еще будет спать, а в НКВД к Валентину Петровичу.

Утром я, по установившейся уже традиции, выпила стакан молока с хлебом и хотела было бежать в НКВД, но спохватилась, что еще рано. Наверняка сейчас там только дежурный, а капитан появится не раньше восьми. Тогда, чтобы не терять время даром, сказав новому водителю пепелаца, что сама доберусь до роты, сделала серьезную разминку для разгона крови по жилам, и села думать. Поскольку мысли прыгали, как зайцы в разные стороны, то ничего я не надумала и двинулась к дому НКГБ.

19.

Конечно, я приперлась рано, примерно полвосьмого, но решила попытать счастья и подошла к дежурному.

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, Валентин Петрович когда придет?

– Товарищ Григорьев уже здесь, – ответил дежурный.

– Тогда можно мне к нему пройти?

– А кто вы такая? Предъявите документы.

– Документов у меня с собой нет, но вы передайте товарищу капитану, что пришла Аня Северова.

– Вот как! А кем вы приходитесь лейтенанту Северову?

– Я его жена. Мы только вчера поженились.

– Так он же в больнице, – при этих словах дежурный, нахмурясь, внимательно посмотрел на меня и поправил кобуру на поясе. Вот, мол, дура, выдает себя за жену лейтенанта и даже не знает, что он в больнице. Явно подозрительная девица.

– Вот в больнице мы и поженились. Да вы скажите капитану, он все подтвердит.

Решив, что определенный резон в моих словах есть, дежурный снял трубку внутреннего телефона и доложил:

– Товарищ капитан, тут к вам какая-то девушка пришла, документов у нее нет, и она выдает себя за жену лейтенанта Северова.

– Что? Да, высокая, светлые волосы. Понял. Жду.

– Сейчас к вам выйдет наш сотрудник и проводит вас к капитану, обратился он ко мне. И, сменив гнев на милость, добавил:

– Поздравляю вас и передайте мои поздравления Васе Северову, когда навестите его в больнице.

Тут по лестнице спустился хмурый человек в штатской одежде с заспанными глазами и подошел к дежурному.

– Где тут Северова? Это вы? Идемте, Валентин Петрович вас ждет.

Мы поднялись на второй этаж и по небольшому коридору прошли в самый торец здания. Глядя на массивную дверь, ведущую в кабинет капитана, я подумала, что ее, наверное, можно пробить только из пушки. Человек, тем временем открыл эту дверь и пригласил меня войти.

– Спасибо, Ваня, принеси нам чайку покрепче и с печеньем. А мы тут с Анной Петровной побеседуем. Садитесь, Аня, – это уже мне.

Я села. Капитан молча смотрел на меня, решая видимо какую-то свою задачу. Вошел Ваня с двумя стаканами чая, причем каждый стакан стоял в каком-то странном металлическом каркасе с ручкой. Поставив стаканы и вынув из шкафа небольшую вазочку с печеньем, Ваня вышел и плотно закрыл за собой дверь.

– Так что случилось, Анечка, что вы ни свет, ни заря вместо того, чтобы навестить больного супруга, прибежали сюда?

– Видите ли, Валентин Петрович. В связи с последними событиями я стала какой-то подозрительной, а так как Вася пока еще болеет, то хочу поделиться своими подозрениями с вами.

– Слушаю вас внимательно. – Капитан даже слегка наклонился в мою сторону и уставился прямо мне в глаза. Ну, в гляделки-то я играть умею, но сейчас не до них.

– Я тут стала в уме перебирать всякие вещи и вдруг поняла, что у одного из бойцов, которых я тренирую, моторика движений какая-то неправильная.

– Так вы, Анечка, на то и инструктор, чтобы из неправильной моторики сделать правильную. Он, наверное, из группы новичков? – Капитан откинулся на спинку кресла с заметным облегчением.

– Вот именно, что из новичков! Вы, конечно, знаете, товарищ капитан, что по тому, как человек движется, можно определить уровень его физической подготовки, а иногда и вид спорта.

– Конечно. Этому нас даже специально учили.

– В том взводе, о котором идет речь, все, по словам товарища старшего лейтенанта, новички. То есть бойцы, которые до этого прошли только начальную подготовку. У них у всех, строго говоря, моторика движений неправильная, но она, если можно так сказать, одинаково неправильная.

– Поясни, мне темному, – капитан усмехнулся и даже слегка расслабился.

– Ну, скажем, один неверно передвигается, второй неправильно держит корпус, у третьего руки растут, понимаете откуда. Все это вполне объяснимые недочеты, которые я постепенно исправлю. А вот один из этих новичков, Петр Кузнецов, движется так, как будто на самом деле знает правильные движения и нарочно делает их неверно. Но иногда у него это не получается, и тогда он совершенно точно воспроизводит то, что я показываю. Более того, по некоторым движениям можно предположить, что он занимался борьбой джиу-джитсу (чуть было не брякнула дзю-до или айки-до). Если бы он был ребенком лет шести – восьми, когда дети стараются точно копировать движения взрослых, то я сказала бы, что он очень способный ребенок. Но у взрослого парня девятнадцати лет, призванного на службу из какой-то деревни Тамбовской губернии, такого быть не может. В этом возрасте движения уже устоялись, а переучиваться всегда сложнее. Отсюда вывод, что Кузнецов по какой-то причине скрывает свою спецподготовку.

– Та-ак, – протянул капитан. Скажите, Аня, а вы кому-нибудь уже говорили о своих подозрениях?

– Пока никому, вам первому. Да и подозрения сформировались только сейчас, а до этого было лишь нечто вроде занозы: где-то колет, а где – не видно.

– Понял, немедленно этим займусь. Может быть, тут что-то есть. Но это у вас ведь не все? – Капитан испытующе посмотрел на меня.

– Да, не все. Это только часть. Есть и кое-что другое. – Тут я рассказала о хрустнувшем сучке, вызвавшем слишком большие потери при захвате банды, и напомнила о Семене. Я даже, вспомнив классику^[11], немного пофантазировала, что возможно этот Семен нарочно подал сигнал, чтобы во время боя убить кого-то из бойцов, у которого могли возникнуть подозрения на его счет. Я даже настучала на командиров роты, что они не хотят дать детальный анализ операции и выяснить, кто именно наступил на сучок.

От веселого настроения капитана ничего не осталось. Пока я рассказывала, он начал что-то чиркать карандашом на листке бумаги. Когда я закончила, капитан позвонил в роту и после приветствий спросил:

– Скажи, Сергей, у вас вчера кто-нибудь из бойцов был в городе? Никто. Хорошо. А сегодня кто-нибудь собирается? Остапов и Кузнецов? А когда? Отлично. Тогда вот что, подвези-ка ты этих бойцов на своей машине, высади, скажем, у рынка, и потом сразу ко мне. И прихвати, пожалуйста, личные дела бойцов первого взвода. Есть о чем поговорить. Да, чуть не забыл. Анна Петровна сегодня плохо себя чувствует, и занятия у вас провести не сможет. Я ее сейчас направляю в больницу. Того и гляди, окажется с мужем в соседних палатах. Ну, бывай.

– Все поняла? Сейчас тебе в роте не стоит появляться. За Кузнецовым я организую пригляд. А вообще-то, я рад, что не ошибся в тебе, Анна Николаевна!

20.

При этих словах я чуть не упала со стула. Кажется, я действительно опять попаду в больницу. Он-то откуда знает? Или, может быть, о моем прибытии из будущего накануне объявили по радио?

Капитан, довольный произведенным эффектом, заулыбался. Я перевела дух. Если улыбается, значит не все так плохо.

– Думаешь, вы одни с Васей такие умные, думаешь, капитан Григорьев уже старик, которого можно легко вокруг пальца обвести? Так я в ОГПУ пришел еще при Феликсе Эдмундовиче.

– Ничего мы такого не думали, – пробормотала я.

Капитан только отмахнулся.

– Помолчи и послушай. Не один Василий с медэкспертом говорил. Только я пошел дальше него. Я по спецсвязи позвонил одному своему старому приятелю и сказал, что вот мы нашли покойника (ну соврал немного), убитого странным ударом в голову. Как это могло получиться? Он попросил уточнить, каким именно ударом и в какую точку. Я уточнил. И тут он меня сильно озадачил. По его словам таким ударам обучают только в Японии. Он во время Халхин-Гола работал при Жукове в особом отделе. Так там именно таким ударом были убиты несколько часовых. Поэтому он сказал, что мне надо искать узкоглазого мужика среднего возраста, выдающего себя за киргиза, казаха или узбека, а на самом деле являющегося японцем. Ты не мужик, не среднего возраста и не узкоглазая, поэтому сразу возникли вопросы. Тогда мне, как и Василию пришла мысль самому съездить на место аварии. Я успел туда раньше него, тоже нашел рюкзак, просмотрел содержимое, сделал определенные выводы, оставил рюкзак на месте и стал ждать.

– Еще раз поговорив с Василием, подумал, что пора поглядеть на тебя вживую. Тут и пригодились шахматы. Насмотревшись, а также увидев, какими глазами на тебя смотрит лейтенант, решил пока все оставить, как есть. Василий меня два года назад от пули заслонил – видела у него шрам – поэтому ему я вполне доверял и доверяю. Видя, как вы переглядываетесь, решил подтолкнуть события в нужном направлении, а заодно взять вас на контроль. Следили за вами, Анечка. Очень осторожно, на расстоянии, но следили. И мне докладывали. Рюкзак Вася не привез. С его стороны это было правильно (тут я про себя загордилась). Одновременно уговорил тебя выйти за него замуж. Тоже понятно, и полностью одобряю. Ты его любишь, а ему именно такая жена и нужна. Но почему вы все время какие-то задумчивые, а не просто живете, как все? Опять вопрос. И почему мне до сих пор ничего не сообщаете? Может ты Аня, что-то такое Василию наговорила?

– А еще ты с самого начала стала чудить. Ну не чудить, но вести себя как-то не так, совершая при этом почти очевидные ошибки. Ну, зачем вдруг стала предсказывать результаты шахматного соревнования? Подумав, я понял, что на этом примере ты хочешь завоевать доверие к какому-то другому предсказанию. Сразу еще вопрос – к какому? Показала, что владеешь секретными ударами – очередной прокол. Когда ты одна, без оружия, задержала трех вооруженных бандитов, это можно было как-то объяснить, но, согласись, в общей цепочке вопросов появился еще один. То, что Вася не стал мне сразу докладывать, я объяснил его желанием сначала во всем разобраться самому. Впрочем, как только он выйдет на работу, я ему еще всыплю. Но теперь хочу услышать от тебя – что за прогноз, которым ты поделилась с мужем, и от которого он стал ходить, как в воду опущенный?

– Короче давай, товарищ бывшая Истомина, а ныне Северова, докладывай. Что ты там, в будущем, такого плохого на ближайшее время накопала?

– Войну накопала, Валентин Петрович. Которая начнется 22 июня.

– Что-то в этом роде я предполагал. Сведения о датах начала войны к нам поступают давно и регулярно, только некоторые указанные даты уже прошли, а на границе хотя и не тихо, но в разумных пределах. Ты уверена в дате?

– Во всех школьных учебниках моего времени указана именно эта дата. Но на сто процентов уверенности нет, потому что мое появление здесь могло вызвать какие-то изменения в течении событий. Но ведь немецкие войска с той стороны стоят вплотную. И их самолеты все время над нами летают. Думаю, что долго так продолжаться не может. Лопнет нарыв.

– По моим данным, полученным, считай, с самого верха, товарищ Сталин сильно сомневается в нападении на нас. Он уверен, что война сразу на два фронта гибельна для Германии.

– Разрешите товарищ капитан провести шахматную аналогию. Чем мастер отличается от гроссмейстера?

– Ну, гроссмейстер видит дальше, лучше считает варианты, лучше оценивает позицию.

– Именно! Вот товарищ Сталин и есть гроссмейстер, а Гитлер в шахматных терминах – мастер. Товарищ Сталин абсолютно прав в том, что Германию эта война приведет к гибели. СССР – это не Западная Европа, по которой немецкие войска меньше, чем за месяц, прокатились до Ла-Манша практически без потерь. Но Гитлер сел играть за доску и отказаться от игры не сможет. План «Барбаросса» уже запущен в ход. А закончится эта война, разумеется, поражением Германии и самоубийством Гитлера. Только жертв у нас будет очень много – на миллионы счет пойдет.

– Предположим, убедила, и предположим, что срок назвала правильный. Так что вы с Василием успели сделать, и что планируете на оставшееся время?

– Успели, к сожалению, очень мало – немного прокачали ситуацию. К сожалению, все точно по истории, то есть очень плохо. Успели наметить несколько точек для базирования небольших диверсионных групп, которые будут по мере сил мешать движению немцев на Восток. Начали создавать определенный запас продуктов и медикаментов – на пару месяцев должно хватить при жесткой экономии.

– А как с оружием?

– Его практически нет, но это не должно стать большой проблемой. Пушки и танки нам без надобности, а стрелковое оружие сумеем набрать на полях сражений, а также будем отбирать у немцев, пока они не прочухаются. Но нужны несколько специалистов – снайперы, саперы, знатоки немецкого языка, радисты и хорошие диверсанты – я ведь могу обучить только рукопашке, ну и лазанию по деревьям. А как подобраться к часовому, как взорвать объект – это не ко мне, да и Вася тут ничем помочь не может. Врач, наконец, обязательно нужен.

– Понял. Давай сделаем так: на вашу свадьбу в субботу я, кроме известных тебе людей, приглашу одного генерала. Он Васю знает, и такое приглашение его не удивит. А мужик он вполне надежный и головастый. Про то, откуда ты появилась и про 22 июня говорить не будем, а некоторые вопросы в предположительном плане обсудим. Теперь давай, беги к Василию, он, наверное, уже проснулся. А я займусь твоим неправильным Кузнецовым. Замечу, что если бы не твоя проблема с документами, то ты сейчас уже была бы в кадрах НКГБ. С твоей подготовкой и с твоими мозгами тебе у нас самое место.

21.

Ну, что же. Вроде бы полегчало. Капитан – человек серьезный, и с его поддержкой и связями задача подготовки должна серьезно упроститься, насколько это вообще возможно в данной ситуации. И с «ротными» проблемами он тоже разберется. Правда, перед тем, как попрощаться, я еле удержалась от бестактного вопроса: почему при таком стаже работы в НКВД он все еще только капитан? Попробую потихоньку выяснить этот вопрос у Васи. А теперь быстрее в больницу.

В палате я застала только Васю – второго бойца, как оказалось, сегодня уже выписали. Так что мой супруг – все никак не могу привыкнуть к тому, что я уже не абы кто, а мужняя жена, – возлежал на кровати в гордом одиночестве и, наверное, чтобы не отстать от жизни, читал газету. Причем, в отличие от профессора Преображенского^[12], его это чтение ничуть не расстраивало, а наоборот, даже занимало.

– Вот, Анюта, решил просмотреть шахматные новости. Так тут пишут, что Михаил Ботвинник уверенно лидирует и, несомненно, станет абсолютным чемпионом СССР. Ты и здесь угадала, – он со значением посмотрел на меня.

– Я всегда угадываю. Дар у меня такой. Вот сегодня с утра заглянула к тебе на работу и очень интересно поговорила с Валентином Петровичем, который вполне серьезно отнесся к некоторым моим новым угадываниям. А еще «он прислал тебе поклон, и тебе пеняет он»^[13], – тут я перешла на прозу, – что ты не поделился с ним важной информацией о содержимом некоего рюкзака. Ой, Васенька, не волнуйся! Верь в свою жену. Не суетись.

Зря я брякнула без всякой подготовки. Вася сначала покраснел, потом побледнел, а потом снова покраснел. Я наклонилась к нему, поцеловала, а потом слегка укусила за ухо. Этого последнего он не ожидал, ойкнул и, наконец, успокоился. Цвет лица вернулся в норму. А я, выглянув в коридор и убедившись, что никто нас подслушать не сможет, снова наклонилась к нему и полушепотом пересказала утреннюю беседу. Вася почесал здоровой рукой в затылке, потом погладил отросшую на лице щетину (как я не догадалась прихватить его бритвенный станок!), потом поцеловал мою ладошку и сказал:

– Правильно говорят, что ни делается – все к лучшему. Теперь некоторые наши с тобой проблемы будут решены быстрее. Вот хорошо бы еще выбраться отсюда.

– А знаешь… Поговорю-ка я с Сергеем Палычем. Может быть, он разрешит уже сегодня забрать тебя домой? Я ведь пару дней не буду тренировать бойцов – вот тебя и долечу.

– Ну, если обещаешь хорошо смотреть за лейтенантом и строго выполнять все мои предписания, то, пожалуй, я разрешу. – Раздался голос Сергей Палыча, входившего, как раз, в палату. – Значит так: завтра три раза в день протрешь обе раны водкой (только снаружи – изнутри пока не растираться) и два раза в день (утром и вечером) смажешь твоей мазью. Послезавтра Вася, придешь сюда, я посмотрю и, если все будет в норме, сниму швы. В субботу приду к вам на свадьбу раньше других гостей и проведу, как надеюсь, заключительный осмотр. И запомните: две недели никаких тяжелых физических нагрузок, чтобы швы не разошлись. Танечка, – это уже медсестре, – выдай товарищу лейтенанту его форму.

Я помогла Васе одеться, и мы потихоньку пошли домой. Там, не обращая внимание на его бормотание о хорошем и даже замечательном самочувствии, я уложила Васю на кровать и побежала к Марфе Ивановне выяснять насчет обеда. Оказалось, что надо часок подождать. Тогда я плюхнулась в кровать рядом с мужем, отвергла все его поползновения – болеешь, так болей, – уткнулась носом ему в шею и, неожиданно для самой себя, уснула.

Проснулась от запахов – вот сейчас уж точно, обед готов. Аромат от борща на весь дом. Интересно, смогу ли я когда-нибудь так готовить? Пока мое кулинарное искусство вполне соответствует уровню главной героини одной фантастической повести^[14], которая на вопрос: «Умеете ли вы готовить?» – гордо ответила: «Я умею варить яйца.» А все услышанные мной рецепты остаются голой теорией. Да и времени на готовку просто нет.

Встала, аккуратно усадила Васю – он из-за нижней раны сидит еще скособочась, – притащила тарелки, и мы стали обедать. Впрочем, нормально пообедать нам не удалось. В самом конце обеда раздался стук в наружную дверь, и Марфа Ивановна впустила Васиного коллегу – судя по петлицам, сержанта.

– Товарищ лейтенант, – обратился он к Васе. – Товарищ капитан вызывает вашу жену срочно в больницу.

– А что случилось? – это мы в голос.

– Не знаю. Только приказано срочно.

– Так, Вася, пей чай один, а я бегу в больницу.

Я подхватилась и помчалась в больницу. Сержант еле успевал за мной. Прибежала и сразу в палату. Там стоял капитан, а на койке лежал кто-то сильно забинтованный.

– Вот, Анна Петровна, ты словно в воду глядела. Не узнаешь?

Я помотала головой, да и попробуй узнать человека, у которого из повязки на голове торчит только нос, ухо и уголок рта. Рука, кажется, в гипсе и грудь тоже забинтована.

– Это старший лейтенант из роты, в которой ты ведешь тренировки.

– Сергей! А что с ним случилось.

– Помнишь, утром мы говорили, что он приедет ко мне, а заодно прихватит в город двух бойцов?

– Помню, конечно.

– Так вот. Один из этих бойцов все и устроил. Фамилию тебе называть не буду, ты уже сама догадалась. Вот послушай, что старлей сейчас нам расскажет. Ранили его серьезно, но, к счастью, угрозы для жизни нет. Говорить он может, но начну я, чтобы ему осталось поменьше.

– Когда, как пиявка, ты вцепилась в командира роты и в Сергея со своим сучком, то они, отослав тебя подальше, все-таки решили, что некий смысл в твоих словах есть. И стали вызывать бойцов и расспрашивать, кто где находился: кто был справа, кто слева и т.п. Выстроили точную схему расположения бойцов по периметру окружения. Потом вызвали командиров отделений и для контроля показали им полученную схему. Те все подтвердили. Поэтому с достаточной степенью точности было установлено, что сучок треснул под ногой бойца Кузнецова. Тогда было принято решение за ним понаблюдать. Он, вместе с еще одним бойцом попросился в город. Ничего необычного в такой просьбе не было – время от времени бойцов отпускают к знакомым девушкам или в клуб, кино посмотреть. Но тут, как раз позвонил я – это командиров еще больше насторожило. И Сергей решил последовать моему совету, то есть доехать с бойцами до рынка и там уже их отпустить, справедливо предполагая, что мои орлы их не упустят. К сожалению, Кузнецов что-то заподозрил. Может бойцы стали обсуждать результаты бесед, хотя и были предупреждены о молчании. А может, просто уже понял, что его вот-вот вычислят. Теперь пусть Сергей сам дальше расскажет.

– Мы поехали в грузовике, – с некоторым напрягом заговорил Сергей. – Шофер и я в кабине, а Остапов и Кузнецов в кузове. При въезде в город Кузнецов постучал в кабину. Шофер затормозил. Я открыл дверцу и спросил, в чем дело? Кузнецов попросил разрешения выйти тут. Я сказал, что все доедем до рынка и там его отпущу. Тогда он выхватил наган и начал стрелять. Я почти сразу получил две пули и отключился. К счастью, как мне потом рассказал Остапов, он успел изо всех сил стукнуть Кузнецова по голове. Да так, что тот на месте скончался. Ты, Анечка, еще не научила их дозировать силу удара. Но, уже падая, тот успел сделать еще один выстрел, убивший шофера.

– И вот результат, – снова перехватил инициативу капитан. – Один боец убит, старший лейтенант тяжело ранен, шпион мертв, и допрашивать некого. На кого он работал: на абвер, на англичан или еще на кого, теперь не узнаем. А отвечать за все проколы мне и комроты. Ладно, пойдем, Аня, из палаты. Пусть Сергей отдыхает. Сергей Палыч сделал сложную операцию, но для должного лечения тут нет ни персонала, ни оборудования. Поэтому, как только состояние Сергея позволит, его перевезут в госпиталь.

– Аня, – устало прошептал Сергей. – Так как до вашей свадьбы меня не выпишут, то вместо меня придет комроты. С ним и с капитаном я договорился.

– Хорошо. Но после выздоровления все равно к нам. Так просто от нас не отвертишься.

– Придет, придет, – проворчал капитан. – Куда он денется. Если бы не ты, то сколько бы еще времени в роте шпион работал. Фактически ты выполнила его работу.

– Товарищ капитан, Валентин Петрович! Мне подобные лавры ни к чему. А можно сделать так, как будто это он разоблачил шпиона? А я просто рядом проходила.

– Понял, Сергей? – обратился капитан к нему. – Я тебе говорил, что она так скажет – вот она и сказала. Так что поправляйся. А мы с Аней пойдем сейчас к ней в гости. Проведаю моего лейтенанта. Он, наверное, уже сильно волнуется из-за срочного вызова супруги. Ну, ничего. Придем – успокоим.

И мы поехали на машине НКГБ к нам домой.

22.

Когда мы вошли к нам в дом, Вася сделал попытку встать, но капитан решительно ее пресек.

– Лежать, лейтенант! Мне нужны здоровые сотрудники, так что не нарушай режим. Выволочку получишь позже. За что – ты прекрасно знаешь. А пока бери пример с жены. За то время, что ты пролеживал бока в больнице, она уже успела шпиона разоблачить.

При этих словах Вася так вытаращил глаза, что я испугалась – а вдруг назад не войдут. Но нет, пока капитан рассказывал о последних событиях – вошли.

– А теперь подведем некоторые итоги. Что мы имеем, и что мы не имеем. Мы имеем около десятка бандитов, которые никакой полезной информации дать нам не могут. Так что, их дела передадим в суд и об этом забудем. Есть еще поручник, которого до смерти напугала Аня и который теперь просто из кожи вон лезет, чтобы нам угодить. Кое-что полезное он нам дал, но главное мы уже использовали, а остальное, кажется, по мелочам. Я уже передал по нему все материалы наверх и, скорее всего, его от нас заберут. Раз уж готов на любые услуги, то грех не воспользоваться. И есть еще мертвый шпион, по которому нужно будет провести стандартную работу: как прошел через проверки, с кем встречался, что мог сообщить и так далее. Этим здесь будем заниматься мы в контакте с особым отделом роты, а также товарищи в тех местах, откуда он к нам попал. Эх, Василий. Если бы ты был здоров, то получил бы это дело, а так пока не знаю. Вернусь в контору – подумаю.

– Дальше. Аня, к тебе. Сергей надолго вышел из строя, а занятия продолжать крайне важно, поэтому придется тебе завтра все возобновить. Лейтенант, конечно, будет скучать, но пару дней он и сам себя полечит. А за вечер субботы и воскресенье ты уже займешься интенсивным лечением. Чтобы на следующей неделе Вася был, как огурчик. Кстати, скажи-ка – а на мотоцикле ты умеешь ездить?

Вот тебе раз! С одной стороны на Женюрином байке я ездила довольно уверенно. При этом обслуживание доверяла дорогому Женечке. А как с этими мотоциклами – понятия не имею.

– Валентин Петрович. Управлять, наверное, смогу, но вот обслуживать – точно нет.

– Понял. Тогда сделаем так. Завтра утром едешь в роту на грузовике, как обычно. Там в свободное от занятий время ознакомишься с мотоциклом и попробуешь себя. Если комроты увидит, что в седле ты сидишь уверенно, то получишь во временное пользование мотоцикл Сергея – ему, как сама понимаешь, пару месяцев о мотоцикле можно только мечтать. Если комроты начнет намекать, что, мол, у Василия тоже мотоцикл есть, то скажи, что Вася уже завтра начнет себя пробовать на мотоцикле, поэтому тебе он не разрешил его брать. А обслуживать будут в мехмастерской роты. У них механиков хватает. Это мы здесь бедные – и мотоциклов мало, и обслуживаем сами.

Капитан на некоторое время замолчал, как бы давая мне возможность осмыслить сказанное. Потом хитро на меня посмотрел и выдал:

– Товарищ Северова! За проявленные мужество и находчивость в борьбе с врагами Советской Власти горотдел НКГБ принял решение наградить тебя. – С этими словами он вышел к машине и вернулся через пару минут со свертком. Я стояла, хлопая глазами, и ничего не понимала. Вася тоже был в полных непонятках. Капитан медленно – садист, наверное, – стал разворачивать сверток. И на свет появился ПАРАБЕЛЛУМ! Моя голубая мечта в этом мире.

– Это меня комроты надоумил. Он видел, какими глазами ты смотрела на его парабеллум, и посоветовал подарить тебе такой же. А вот к нему кобура, запасной магазин и патроны. – Капитан передал мне увесистую коробку.

– Вася научит тебя, как с ним обращаться и как лучше носить, а стрелять будешь в роте. Кстати, вот тебе и официальное разрешение на ношение оружия, как жене сотрудника НКГБ. Так что в следующий раз, когда столкнешься с бандитами или шпионами, будешь уже вооружена.

– Валентин Петрович, товарищ капитан! Ну, просто нет слов! – От полноты чувств я подскочила к капитану и поцеловала его.

– Замечательный подарок! Постараюсь в ближайший месяц раздобыть для вас еще несколько шпионов или бандитов.

– С тебя станется. Мне, почему-то кажется, что с твоим появлением здесь события стали как-то ускоряться. Так что не удивлюсь, если так и случится.

– Валентин Петрович, пока не забыла. Хочу спросить. В НКГБ есть свой, как бы внутренний, врач, который умеет делать зубные протезы?

– А зачем тебе? Что, заранее готовишься к бурной семейной жизни с выбиванием зубов друг у друга? Пока, насколько, я вижу у вас обоих зубы в полном порядке. И почему именно нужен наш внутренний врач?

– С нашими с Васей зубами мы разберемся и без врача. Сама выбью – сама вставлю. А мне тут пришла в голову идея, для которой нужны специальные съемные зубные протезы. И тот, кто их будет делать, должен сохранить тайну.

Капитан уставился на меня и несколько минут просто буравил взглядом. Потом, пошарив сзади рукой и нащупав стул, сел.

– Так. Кажется, я догадываюсь для чего тебе такой врач, и какие протезы тебе нужны. Ну, ты и, – тут он запнулся, – выдумщица. (Наверняка, хотел сказать, стерва).

Вася, ничего не понимая, переводил взгляд то на меня, то на капитана.

– Да, Валентин Петрович. Вы угадали. Я хочу получить два съемных клыка. Основная масса населения здесь темная и религиозная. Значит, боятся всякую нечисть. Вон, даже поручник, который вроде бы образованный человек, и то сдал все и всех при первом же нажиме со стороны нечисти. Следовательно, и дальше могут быть случаи, когда это пригодится. Пусть бандиты знают, что на них может напасть упырь. А чтобы не возникла паника у мирного населения, надо будет поговорить с местным батюшкой.

– Поговорю, поговорю. И врача нужного найду. На следующей неделе все сделаем. Ладно, отдыхайте. – С этими словами Валентин Петрович встал и вышел, оставив нас вдвоем. Давно пора!

– Васенька, а не проверить ли нам, как идет процесс выздоровления?

Вася с готовностью согласился и оставшееся до ужина время мы занимались исключительно проверкой.

После ужина я вцепилась в мужа, потребовав, чтобы он научил меня обращению с подаренным пистолетом. Поскольку одна рука у Васи еще была в повязке, то в основном он говорил, что и как надо делать, а я послушно все выполняла. Впрочем, реальные действия свелись к неполной разборке пистолета для ухода за ним и последующей сборке, а также к выработке сноровки в смене магазина. Зато лекция, несмотря на ее краткость, оказалась очень содержательной. Вася читал ее ну в точности как наш институтский лектор по математике.

– Прежде всего, запомни: самое надежное оружие – это, за которым ты постоянно ухаживаешь и с которым ты регулярно тренируешься. Как ухаживать я тебе показал. Если хочешь, чтобы этот пистолет тебя никогда не подвел, то старайся каждый день его чистить и немного смазывать. Причем в самом конце снаружи его нужно вытирать насухо. Тогда на него не будет налипать грязь. После каждой стрельбы чистка просто обязательна. И не реже раза в месяц чисть его с полной разборкой. Это долго и нудно, но необходимо. Еще запомни два НИКОГДА, когда в патроннике есть патрон: 1) не разбирай пистолет (может привести к случайному выстрелу) и 2) не пытайся сменить магазин (это можно, но очень трудно сделать). – Произнося эти слова Вася, наверное, для внушительности, каким-то странным образом поднял вверх указательный палец. Мне этот жест показался смутно знакомым. Где-то в своем времени я его видела. Заметив мою некоторую озадаченность, Вася усмехнулся и сказал, отвлекаясь от основной темы:

– Видишь, дурные манеры оказываются очень привязчивыми. Около года назад по одному делу я несколько раз консультировался у старика-ювелира. Так вот тот старик именно этим жестом подчеркивал важность сообщаемой им информации. Не знаю почему, но ко мне привязался этот жест.

Ну, конечно. Я тут же вспомнила! В каком-то старом фильме старик-еврей, если не ошибаюсь, часовщик, точно таким жестом подчеркивал важность того, что он говорил^[15]. А Вася, тем временем, продолжал:

– Далее, хотя надежность у парабеллума считается очень высокой, но пистолеты этой системы очень требовательны к боеприпасам. Поэтому после того, как мы закончим, вынь из коробки все патроны, внимательно их просмотри, вытри от смазки, если она есть, и заряди оба магазина. Конечно, Валентин Петрович принес тебе хорошую пачку, но все равно, такую работу нельзя никому доверять, потому что от этого может зависеть твоя жизнь. И последнее на сегодня. Товарищ капитан сказал, что теперь ты всегда будешь вооружена. Это точно, но это не значит, что ты всегда сможешь мгновенно применить оружие. К одному из немногих недостатков парабеллума относится то, что у него нет самовзвода. Поэтому либо ты носишь пистолет с патроном в патроннике – тогда со временем ослабнет пружина и могут появиться осечки, либо перед применением тебе нужно будет досылать патрон, на что требуется время. Поэтому в оперативных нуждах мы используем револьвер системы «Наган» или, кто раздобудет, Вальтер ППК – они самовзводы. Так что парабеллум, скорее, военный пистолет, чем пистолет для оперативного использования. Вот сама подумай. Ты за месяц побывала в двух переделках с применением оружия. Когда бы ты смогла использовать этот пистолет.

– Ну, в первом случае, с автобусом, точно смогла бы. Лежа на снегу, передернула затвор и готово. А вот во втором случае у меня бы его отобрали на раз – и пикнуть бы не успела. Да еще могли бы, при виде такого оружия, сразу тюкнуть по голове для большей надежности.

– Совершенно верно. Я, кстати, упустил еще один недостаток – этот пистолет практически не пригоден для скрытого ношения. На этом на сегодня все. Завтра в роте его опробуешь, и после стрельбы сразу прочистишь.

– Поняла, поняла. Конечно, прочищу. А сейчас, думаю, нужно снова заняться твоим здоровьем.

Хорошо, что у меня муж такой послушный!

23.

Утром я, по совету мужа, спрятала кобуру с пистолетом в хозяйственную небольшую сумку, запрыгнула в пепелац с уже новым шофером и двинулась по привычному маршруту. В роте я первым делом пошла к командиру роты и озадачила его двумя вопросами: где держать пистолет, пока я провожу занятия, и когда я смогу опробовать мотоцикл Сергея. Оба вопроса были решены с ходу – пистолет держать у старшины, а за мотоциклом идти в гараж. Там сразу получу и мотоцикл, и инструктора, который проверит смогу ли я на этом мотоцикле ездить. Когда я выходила от капитана, мне показалось, что он с облегчением вздохнул. Неужели я так его достала? Нет, наверное, все-таки показалось.

Спрятала пистолет у старшины, договорившись, что возьму его после обеда, чтобы успеть пострелять перед вечерним циклом занятий. Потом двинулась в гараж. Сержант был уже предупрежден и сразу выкатил мне мотоцикл. Да, одно дело сидеть за спиной водителя или в люльке и совсем другое дело, когда надо самой всем этим управлять. Из всех объяснений я уловила только, что это одна из новейших моделей мотоциклов, выпускаемых Ижевским заводом – Иж-9, что у него трехскоростная коробка передач, объем двигателя 300 куб. см. и мощность 9,5 л.с. Да, с тем байком, на котором я ездила, конечно, не сравнить – у того был движок 1,3 литра и мощность за 100 лошадок. Единственное достоинство данного средства передвижения, которое я сходу зафиксировала – его проходимость. Для российских дорог – самое то. И еще говорят, что его смогут отремонтировать почти в любой МТС.

Села в седло и под скептическим взглядом сержанта попробовала завести. Ой, чуть не забыла – ведь этот мотоцикл заводится кик-стартером. Небольшой опыт был у меня и с такой системой завода мотоцикла. Так, движок завелся с ходу. Чуть прибавила, потом убавила газ, снова прибавила газ и аккуратно отпустила сцепление. Поехала. Для начала решила не переключать передачи и ехать на первой. Ничего. Ползу еле-еле, но все-таки двигаюсь. Повернула сначала вправо, потом влево – тоже получилось. Немного прибавила скорость, переключила передачу. Ура, еду нормально! Остановилась около сержанта и гордо на него посмотрела. Он был озадачен.

– Первый раз вижу девушку, которая практически с ходу сумела поехать на мотоцикле. Вы, наверное, этому где-то раньше учились?

Оп-па. А действительно, где? Давай, Аня, быстренько что-то придумай.

– Видите ли, товарищ сержант, я, когда занималась рукопашным боем и стрельбой, то там, на спортивных сборах, нас немного учили всякой всячине. В том числе езде на мотоциклах. Там был мотоцикл Иж-7. Вот на нем немного и пришлось поездить. Но этот, конечно, намного лучше (еще попросит сравнить – тогда отговорюсь, что в технические вопросы тогда не вникала). Ничего, сошло и так. Дополнительных вопросов не последовало.

– Товарищ сержант. Я вас попрошу доложить командиру роты, что я могу ездить на этом мотоцикле. И, с его разрешения, домой я поеду уже на нем.

– Хорошо, товарищ Шахматова. Я доложу.

– Теперь, товарищ Северова, – уже привычно поправила я.

– Виноват, товарищ Северова. Забыл.

Все, вопрос с мотоциклом решен. Заправляться буду здесь – все-таки я на государственной службе, да и мотоцикл у меня казенный, так что и заправка будет казенная. Доехала до гаража, где оставила мотоцикл, и пошла на занятия. Два дня выпало – надо посмотреть, в какой форме мои ученики.

Вот что значит воинская часть, в которой служат не столько по призыву, сколько по зову души! Практически все бойцы даже немного улучшили свои спортивные результаты – лучше идет подъем разгибом, колесо. Некоторые улучшили свои достижения в растяжке. Значит, усердно занимались сами – видно понимают, что от этих упражнений в будущем может зависеть их жизнь. Да и войска НКВД сейчас являются, как бы сказали в мое время (все никак не пойму как можно говорить о будущем в прошедшем времени – но иначе никак не получается), элитными. Сюда брали только грамотных и физически крепких ребят. И из стрелкового оружия, как мне рассказал Вася, в основном автоматы и пулеметы, немного винтовок СВТ, а мосинские винтовки в основном для изучения. Ладно, я что-то отвлеклась.

После занятий обед и стрельба. Вот, наконец, начну осваивать подарок. Взяла у старшины свой (СВОЙ!) парабеллум и пошла на стрельбище. Там начала с 25 метров. Первая серия из пяти выстрелов в яблочко. Попробовала по силуэту в разные части тела: практически без проблем. Ровно, как из нагана. Только перезарядка теперь занимает на порядок меньше времени. Перешла на 50 метров. В корпус попадаю, но с большим напрягом. И все-таки все пять пуль в силуэте. Вошла во вкус и замахнулась на 100 метров. Да, тут пока облом: из пяти выстрелов, только одним зацепила. Правда, инструктор, который все время молча стоял рядом, сказал, что для первого раза общая оценка – отлично. Оказывается, на сотню надо стрелять с упора, прижимая пистолет, например, к дереву или лежа, положив его на бруствер окопа. Вот, гад! Не мог раньше предупредить.

Хорошо. Стрельбу на сегодня закончу, потому что до второго блока занятий нужно успеть как следует почистить пистолет. Около оружейной комнаты есть специальные столы для чистки оружия. Пока аккуратно, согласно полученным от мужа инструкциям, разобрала пистолет и начала его протирать, подошел комроты.

– Я рад, товарищ Северова, что у вас и с мотоциклом все в порядке, и что, вы, наконец, получили любимое оружие, за которым, вижу, знаете, как ухаживать. Хочу заодно извиниться перед вами за то, что ранее не прислушался к вашим словам по поводу треснувшего сучка. Обещаю, что в будущем все ваши соображения буду рассматривать самым серьезным образом.

– Ой, товарищ капитан, ну вы меня в краску вгоняете! Я же сама не твердо была уверена, так, на ум пришло. – Я действительно немного покраснела. И быстро перевела разговор на другую тему.

– Когда я была в больнице у Сергея, он сказал, что вы придете вместо него к нам на свадьбу. Ждем вас в субботу к 6 часам.

– Так рано, – усмехнулся капитан. – Но я понимаю, что вы хотели сказать к 18-00.

– Конечно. Я просто по своей гражданской привычке использую двенадцатичасовое измерение времени.

– Договорились. Обязательно буду. А пока скажите, Аня. Почему вы решили взять мотоцикл Сергея. Ведь ваш муж тоже пока нездоров и у него тоже есть мотоцикл.

Ага, капитан Григорьев, как в воду глядел.

– Видите ли, товарищ капитан. Вася быстро идет на поправку и в воскресенье уже планирует совершить первую поездку на мотоцикле. Поэтому капитан Григорьев и решил обратиться к вам, так как товарищ старший лейтенант, к сожалению, еще долго не сможет ездить.

– Да? Ну ладно. Только аккуратнее с мотоциклом. А то он мощный и быстрый. На нем можно разогнаться до 90 километров в час. (А сто пятьдесят на японском байке слабо? Правда, на шоссе.)

– Ну что вы! Мне бы потихоньку до дома доехать и из дома сюда. 40 километров в час вполне хватит.

– Если так, то ладно. А с обслуживанием мы вам здесь, конечно, поможем.

С этими словами капитан, решив, наверное, что все уже обговорил, пошел назад к себе, а я закончив чистку пистолета, аккуратненько его собрала, заново снарядила оба магазина, не забывая проверять патроны, и отнесла пистолет старшине. Заодно озадачила его некоторыми вопросами, связанными с подготовкой специальных тренажеров. Пора уже от общих упражнений и стандартных приемов защиты и нападения переходить к специальным ударам и блокам. Все детально обсудила со старшиной, после чего двинулась на второй цикл занятий, ориентированный уже на «старичков».

24.

На ужин в роте я оставаться не стала, так как теперь у меня есть дом, муж и даже имеется добровольная кухарка. На мотоцикле до дома я добралась в два счета. Закатила его под навес, хотя дождя вроде бы и не ожидалось, но пусть это войдет в привычку.

Вася уже практически ровно сидел в горнице и ждал меня. Я обработала его раны строго по указаниям доктора, отметив при этом, что завтра почти наверняка можно будет снимать швы. После этого мы вместе с Марфой Ивановной сели ужинать. И вот тут!

Сначала мы услышали стук в дверь. Марфа Ивановна пошла к двери, открыла ее, и в комнату вошел худенький и сутулый попик. Батюшка перекрестился на иконку, висевшую в углу горницы (мы с Васей на нее и внимания-то не обращали), и неожиданно густым басом почти пропел:

– Мир дому сему.

У нас с Васей отвисли челюсти, а Марфа Ивановна зачастила:

– Здравствуйте, батюшка. Очень вовремя пришли. Садитесь с нами повечерять.

– Можно и повечерять, если ваши постояльцы не будут против, – сказал поп и вдруг, посмотрев на меня, быстро несколько раз перекрестился и заголосил:

– Чур меня, чур меня. Изыди, сатана!

– Это почему же я сатана, – не выдержала я. – Да в бога не верю, но верующих уважаю и крест в этом, если хотите, поцелую.

– Да, – поп подозрительно посмотрел на меня и неожиданно протянул свой крест – целуй.

Я спокойно наклонилась и поцеловала крест. Вася сидел, как истукан, а поп успокоился, перекрестил нас всех разом и уселся за стол рядом с Марфой Ивановной. Мы молча поужинали, после чего догадливая Марфа Ивановна вышла, оставив нас на растерзание попу, или наоборот его на наше растерзание.

Батюшка снова внимательно посмотрел на меня, потом кинул короткий взгляд на Васю и заговорил.

– Вызвал меня сегодня Валентин Петрович. Он, хотя и не верит в господа нашего Иисуса Христа, но муж достойный, поскольку много хороших дел для православных верующих нашего города сотворил. До прихода Советских войск вся власть в городе принадлежала полякам, кои суть еретики и православных зело не любят. А теперь православные свободно могут ходить в нашу церковь и спокойно выслушивать службы. И мир воцарился в нашем городе, – тут поп в очередной раз перекрестился. – Однако, последнее два дня по городу поползли слухи о том, что покарал нас господь, ибо появилась тут нечисть – упырь или вурдалак, кровь у христиан выпивающий. Вот сегодня и говорили мы о сем деле с Валентином Петровичем. Задал он мне один удививший меня вопрос, а, услышав ответ, почему-то пришел в хорошее настроение и посоветовал мне посетить вашу обитель и потолковать с вами. – Тут поп замолчал и испытующе уставился на меня. Я ничего не могла понять, но поскольку Вася вообще был в отрубе, пришлось брать инициативу в свои руки.

– Так что же за вопрос, батюшка, задал вам Валентин Петрович?

– Не ожидал я от него подобного, ибо спросил он кто такая Лилит? Тьфу, на нее, – поп снова стал креститься.

Так, уже понятнее, но нужна полная ясность.

– И что же вы ему ответили?

– Рассказал я, что по преданиям Лилит была первой женой Адама, но из-за разногласий она ушла от него, за что господь проклял ее и превратил в демона.

– А в чем заключались разногласия. Неужели они были так серьезны?

– Лилит считала себя ровней Адаму, не захотела ему подчиниться в важном вопросе и бросила мужа.

– А что это был за вопрос? – не удержалась я. Тут поп смутился, как-то нервно хихикнул и сказал:

– Согласно легенде Адам и Лилит не смогли договориться, кто должен быть сверху во время исполнения супружеских обязанностей.

Вот тут мы с Васей в голос грохнули. Батюшка, кажется, ожидал подобной реакции и не обиделся.

– Вот примерно так повел себя и Валентин Петрович, многие ему лета, и посоветовал навестить вас. А еще он сказал, что и по поводу нечисти у вас есть что сказать.

– Так, Вася, ты еще слаб для подобных бесед, поэтому иди, ложись, а я тут сама с батюшкой потолкую.

Вася оставил нас с заметным облегчением, хотя, когда он уходил, плечи у него заметно тряслись.

– Вот что батюшка. Есть тут некоторые проблемы, о которых я расскажу, раз уж вас прислал Валентин Петрович. Тем более, что в ближайшем будущем может потребоваться ваша помощь.

– Слушаю тебя, дочь моя.

И я коротко описала ему все события за последние дни, начиная с убийства шофера. Услышав, как я трясла поручника, батюшка только усмехнулся и сказал:

– Так ему и надо, еретику. А тебе, дочь моя, не советовал бы так шутить. Была бы ты верующей, наложил бы на тебя епитимью на пару недель. А так не знаю, что и посоветовать. Но я за тебя обязательно помолюсь, ибо хотя ты и упоминала нечестивые имена, но в душе твоей не было корысти, и действовала ты из благих намерений.

– Понимаете, батюшка. Сейчас в этих краях идет негласная битва добра со злом, если хотите. Советская власть заботится о своих гражданах, а есть темные силы, которым это не нравится и которые хотят вернуть старые порядки. У них это не получается – вот и пакостят, где только могут. Я ехала в автобусе – нас, мирных людей, обстреляли и несколько человек убили. Я ехала в грузовике – убили шофера, а я чудом осталась в живых. Не хочу показаться жестокой, но к таким нелюдям у меня отношение одно – хочу видеть их в гробу в белых тапочках. (Точно такие же чувства возникли у меня, когда я узнала, что брата отца, дядю Севу, убили бандиты в Чечне.)

– А не боишься, дочь моя, ожесточиться сердцем?

– Очень боюсь и стараюсь следить за собой, чтобы этого не произошло. Но бороться с бандитами буду и считаю, что для этого все средства хороши. Поэтому будут им упыри. А вы в своих проповедях говорите, что православных людей нечисть не тронет. Пусть они живут спокойно.

– Ну что же. Засиделся я тут у вас. Благословить на такое дело не могу, но молиться за тебя буду. Прощай, дочь моя.

Поп, покачивая головой, вышел. А я пошла в нашу комнату.

– Васенька, а как вообще обстоит дело с религией и антирелигиозной пропагандой в городе? Может, я слишком резво взялась за дело?

– Видишь ли, Анюта. Советская власть здесь установилась совсем недавно. При поляках здесь всем заправлял ксендз – тот еще гад, но трогать пока мы его не можем – нет очевидных доказательств. Он очень сильно прижимал православных – в частности церковь, в которой служит этот поп, влачила просто жалкое существование. Это при том, что большинство населения в Западной Белоруссии – православное, поэтому мы получили негласное указание руководства на православную церковь сильно не нажимать, чтобы народ быстрее стал поддерживать новую власть. Тут стали открываться школы, больницы и православная церковь тоже воспряла. На данном этапе они наши союзники, что, правда, не мешает нам вести антирелигиозную пропаганду. Просто мы стараемся делать это деликатно. А постепенно народ сам поймет, что верить надо не в бога, а в собственные силы. Кстати, раз уж речь зашла о религии, то надеюсь, что между нами не возникнут разногласия, которые привели к разводу Адама с Лилит?

– Ни в коем случае! Так что давай от слов перейдем к делу!

И мы перешли.

25.

Утром, в первую очередь, я проверила Васины ранения. На мой взгляд, швы можно снимать уже сегодня, поэтому направила супруга в больницу, но пешком – на мотоцикле ему еще дней пять не сидеть. А сама уселась на мотоцикл и покатила в роту, гордо поглядывая по сторонам – смотрите, какая я ловкая и умелая!

В роте, не теряя времени, уговорила инструктора поучить меня стрелять в боевой обстановке. Взамен пообещала показать ему некоторые не очень известные приемы рукопашного боя – бартер, как сказали бы в наши дни. Инструктор против моего напора устоять не смог, тем более, что командир дал добро, и я потащила его на стрельбище. Но там я получила по полной. Никогда не думала, какая колоссальная разница между обычной стрельбой, назовем ее спортивной, и стрельбой в условиях, приближенных к боевым. Для начала меня заставили стрелять из положений стоя, сидя, лежа. Это было еще терпимо. Но потом пошла стрельба после кувырка, после прыжка вправо или влево, после нескольких кувырков. И в довершение всего прямо рядом со мной грохнул взрыв. Это меня доконало, тем более, что после взрыва я попала в силуэт только один раз из пяти. Подняла руки, показав, что сдаюсь, и пошла чистить пистолет. Надо отметить, что процедура чистки оружия заметно успокаивает. Так что минут через сорок я пришла в норму и была готова приступить к проведению тренировок.

К сегодняшней тренировке старшина подготовил небольшие учебные пособия, на создание которых пошли старые картонные коробки и опилки. Я продемонстрировала удары с регулируемой силой, начиная с удара насквозь и кончая ударом, пробивающим только один слой картона. Ребята старались изо всех сил, но получалось пока плохо. Ничего. За пару недель ежедневных тренировок асами они не станут, но регулировать силу удара в определенных пределах научатся. А дальше только повторение до одури, чтобы все шло на уровне подсознания.

Для опытных бойцов настала пора развития скорости удара. Дело в том, что резкость движений всегда в хозяйстве пригодится. Потом показала упражнения для укрепления пальцев рук – отжимания на трех пальцах и удары пальцами в ведерко с тщательно промытым и высушенным песком. Вообще-то рекомендуется начинать с риса, но где его набрать в нужном количестве. Эти упражнения большого энтузиазма не вызвали, но отрабатывались также добросовестно.

По итогам последних занятий я поняла, что приобрела в роте устойчивый авторитет. В конце концов, личная демонстрация приемов, которые не могут повторить бойцы, прослужившие в роте более года, плюс случай с захватом трех бандитов привели к тому, что бойцы стали воспринимать мои советы и рекомендации, как истину в последней инстанции. Это, конечно, приятно.

Вернувшись домой, застала довольного Василия, который гордо продемонстрировал мне раны со снятыми швами.

– Все, завтра на свадьбе буду в норме, а с понедельника приступаю к работе. Ездить на мотоцикле пока не буду, но сидеть на подушечке смогу, а тем более стоять и ходить, да и голова в порядке.

– Замечательно! Значит, завтра у нас будут встречи, во время которых окольными путями пытаемся выяснить текущее положение дел в ближайших частях РККА. – Тут я хмыкнула и добавила.

– Как интересно. Мы как бы планируем заговор, только не против государства или вождей, а, наоборот, за них.

Вася почесал в затылке, повздыхал и согласился. Но чувствовалось, что эти слова ему не очень понравились. Наверное, у сотрудников НКГБ на слово «заговор» сразу начинает капать слюна, как у собаки Павлова.

26.

Сегодня день моей свадьбы! Регистрация – регистрацией, а торжественное мероприятие – это особый случай. С утра я помчалась в роту. По договоренности с командиром немного изменила расписание и быстро провела занятия. Потом напомнила, что мы с Васей ждем его к 18 часам, и рванула домой.

Дома Марфа Ивановна развила бурную деятельность, а Вася, пыхтя от усердия, тщательно выполнял все ее указания. Правда, все работы, требующие усилий, он благородно оставил для меня. Но я не возражала, так как лучше сама перетащу стол и стулья, чем потом еще неделю буду протирать вскрывшиеся раны супруга. Слегка перекусив, мы заново пересчитали число приглашенных и поняли, что на всех не хватит посуды. Пришлось сесть на мотоцикл, поехать к Валентину Петровичу и ударить челом его супруге. Она отнеслась к нашей проблеме с пониманием, и я получила коробку с тарелками, ложками и вилками.

Все доставила домой, вручила Васе и поняла, что вот-вот вырублюсь. Поэтому чмокнула мужа в щечку, велела самому довершить все дела, юркнула в свою старую комнатенку, бросила на пол старую шинель, плюхнулась на нее и отключилась. Через час, как по будильнику, вскочила и поняла, что к бою, то есть к приему гостей готова. Вышла в горницу и ахнула: все расставлено в идеальном порядке, Вася в новенькой форме сидит за столом и смотрит по сторонам. Увидел меня и заголосил:

– Анюта, того и гляди гости придут, а ты еще не одета!

Ой, и правда! Про все подумала, а про то, что самой надо переодеться забыла. Вот что значит «голова кругом». Нырнула в комнату и, наконец, одела свадебное платье. Если вы думаете, что оно было каким-то особенным, то сильно ошибаетесь. Не было у меня ни сил, ни времени на пошив чего-то сногсшибательного, да и мода сейчас совсем другая. Поэтому простое почти прямое белое платье с плечиками и туфли на не очень высоком и не очень остром каблуке.

Переодевшись, вышла в горницу, а там уже первый гость – как и планировалось Сергей Палыч. Он торжественно вручил нам подарок – часы с кукушкой (жуткий раритет в мое время), и потащил Васю на осмотр. Минут через десять они вышли, и доктор торжественно объявил, что Вася уже здоров и, при соблюдении некоторой осторожности и выполнении определенных процедур, вполне может приступить к работе. При этом Сергей Палыч галантно отметил мою роль в скорейшем выздоровлении супруга.

Затем подошли два Васиных приятеля с букетами цветов и с красивыми статуэтками, изображавшими, как я поняла, супругов. Причем один из них принес с собой фотоаппарат и какое-то совершенно непонятное для меня устройство. Пока мы принимали от них поздравления, подъехала незнакомая машина, из которой шустро выскочил невысокий плотненький человек в военной форме и с орденом на гимнастерке.

– Товарищ генерал, – подскочил к нему Вася, – спасибо, что приехали.

– Интересно, как это я мог не приехать, когда мой крестник женится, – весело заговорил генерал. – И где это ты себе такую красавицу нашел?

– В больнице.

– Она что, медсестра?

– Нет, она туда попала после нападения на автобус.

– Значит пострадала. Слышал я об этом нападении. В наших краях тоже неспокойно. Никак не могут паны понять, что против Советской власти не попрешь. А попрешь – так похороним. Так ты решил взять ее под защиту? Смотри, а то, раз, два и кто-нибудь твою красавицу украдет.

– Вот этого, как раз, не боюсь, – улыбнулся Вася.

– Это почему?

– А потому что неделю назад трое уже попытались. Так она их около машины сложила и сдала в роту НКВД.

– Ну, Василий, я всегда знал, что ты любишь фантазировать, но надо же знать меру!

– Никаких фантазий – только факты. Да вот посмотрите, подъехал капитан Коротков – командир этой роты. Спросите у него, если мне не верите.

Генерал не поверил и пошел здороваться с капитаном. После приветствий он задал вопрос и, получив утвердительный ответ, отошел сильно озадаченный. А комроты, тем временем, подошел к нам с поздравлениями. Почти тут же подъехал и Валентин Петрович с женой. Они подарили нам радиоприемник, от которого Вася сразу выпал в осадок и непременно захотел попробовать его включить. Пришлось слегка ткнуть его в здоровый бок.

– Валентин, тут мне про жену твоего лейтенанта рассказывают всякие небылицы. Они, что, сговорились? – Генерал подошел приветствовать капитана.

– Нет, Федя, не сговорились. Я думаю, твои сомнения сразу рассеются, когда ты узнаешь, кем работает Аня.

Тут генерал, наконец, обратился ко мне.

– Во-первых, прошу простить за невежливость – забыл представиться: командир 85-й стрелковой дивизии, генерал-майор Окулов Федор Савич.

– А меня зовут Анна Петровна Северова.

– Очень приятно. А теперь позвольте поинтересоваться – кем вы работаете?

Я мило улыбнулась, как бы прощая, и сказала.

– Я в роте НКВД преподаю бойцам рукопашный бой.

Вот тут генерал по настоящему выпал в осадок. Он, наверное, целую минуту молча стоял, хлопая глазами. Потом заговорил.

– Все равно, не верю. Вот пусть она приедет ко мне в дивизию, пообщается с Аркадием. Тогда поверю.

– А что, Аркадий уже вернулся с чемпионата? – поинтересовался Валентин Петрович.

– Да, на первенстве РККА занял третье место и привез грамоту.

– Передай ему мои поздравления. И, думаю, что Ане будет полезно с ним встретиться. Пусть обменяются опытом.

– С удовольствием, – вступила в разговор я. Только мне, кроме рукопашного боя, хотелось бы еще кое-чему поучиться.

– Чему? – заинтересовался генерал.

– Очень хочу научиться стрелять сразу двумя пистолетами.

– Ну и интересы у тебя, Анна Петровна! У меня, конечно, есть такой спец, но что, Вася тебя отказался учить? Он ведь получше моего будет.

Оп-па! А я ведь об этом и не подумала. Надо же, инструктор под боком, а я напрашиваюсь к другому. Нужно срочно выкрутиться из этой ситуации.

– Видите ли, товарищ генерал.

– Зови меня по имени отчеству, – прервал меня комдив.

– Видите ли, Федор Савич. У мужа тренироваться – себе дороже. Сразу воображать начнет. Так что лучше учиться у постороннего человека.

– Хм, может ты и права. Да, за этими разговорами совсем забыл, – он подошел к машине и вытащил из нее большую коробку.

– Посуда в семье всегда нужна. Разобьешь о мужа тарелку – сразу возьмешь другую.

– Вот еще, буду я на него такие красивые тарелки тратить! Хватит и мокрого полотенца.

Тут все окружающие дружно захохотали, и мы пошли рассаживаться.

За столом первое слово предоставили генералу, как старшему по возрасту и по званию.

– Товарищи, – начал он. – Сегодня мы отмечаем торжественный день! Наш общий друг, Василий, из состояния «холостяк» перешел в состояние «женатый человек», то есть с ним произошли качественные изменения. А, как учит нас марксистско-ленинская диалектика, новое качество обязательно должно перейти в количество. Так что выпьем за переход качества в количество. Горько!

Мы поцеловались, после чего я, слегка покраснев (надо же соответствовать), сказала:

– Против законов диалектики не попрешь. Будем стараться.

Вся компания захохотала, и снова нам закричали: «Горько!»

Следующим слово взял Валентин Петрович.

– Очень раз за Васю и за Аню, но должен отметить, что у молодежи всегда ветер в голове. Зарегистрировались, а про документы забыли. Обо всем старики должны помнить. Вот тебе, Аня, паспорт с отметкой о браке и, соответственно, с новой фамилией.

– Валентин Петрович! Ну что бы мы без вас делали? – я подскочила и расцеловала капитана.

– Ладно, ладно. Ты вон беги, мужа целуй. Горько ведь, очень горько!

После первой порции блюд сделали перерыв. Тут Васин приятель с фотоаппаратом заявил, что самое время сделать свадебные фотографии. Все вышли на улицу, он усадил нас с Васей на стулья, распаковал то самое странное устройство, которое оказалось пра-пра-бабушкой современной фотовспышки, и сделал первый снимок. Потом поставил рядом с нами генерала Окулова и капитана Григорьева и сделал уже групповой снимок. После этого мужчины остались на улице покурить, а я скромненько вернулась в комнату. Все, что надо, Вася мне потом расскажет.

Дальше веселье пошло полным ходом и через час я уже полностью потеряла нить. Пила, плясала и даже пыталась петь, что свидетельствовало о переборе с вином. Впрочем, методика приведения себя в норму с помощью двух пальцев мне давно была известна, поэтому к удивлению окружающих пьяненькая молодая вдруг стала почти трезвой. Но так как сами мужики уже были хороши, то долго удивляться они не стали, а продолжили борьбу с зеленым змием путем уничтожения оного.

Разъехались, когда стало светать.

А мы с Васей, кое-как прибрав, залегли и тут же уснули. Вот вам и первая брачная ночь!

27.

Есть такая болезнь: сушняк. Если бы не принятые с вечера меры, то я, наверное, так бы и засохла. А тут немного глотнула из заботливо приготовленной Марфой Ивановной банки с рассолом и ничего. Вася, судя по всему, чувствовал себя намного хуже, но и его рассол быстро привел в норму.

– Все Васенька, вводим хотя бы на неделю сухой закон. А то очень я не люблю птичку, которая называется «перепил».

– Слушаю, товарищ жена. Неделю ничего, крепче кваса, не пью. А какая у нас на сегодня программа?

– Пункт первый – полная уборка помещений. Пункт второй – докладываешь мне, о чем беседовал с генералом. Да, а почему он назвал тебя крестником? Ты что, крещеный?

Тут Вася немного смутился.

– Аня, я ведь родился до революции. Поэтому и крещеный. И от меня, как ты понимаешь, это не зависело. Но в бога не верю и крест не ношу. Тем более, что я член ВКП(б). А крестником меня генерал назвал потому, что несколько лет назад его часть выручила меня из большой ж… Я, как бы второй раз родился. Вот с тех пор он и называет меня крестником, а я иногда, вне службы, называю его крестным. Что и как тогда было, извини, не скажу. Понятие военной тайны никто не отменял. Потом был случай, когда уже я помог ему избежать некоторых неприятностей. А главное из всего этого то, что у нас друг от друга секретов нет.

– Ладно, понятие о служебной тайне я тоже имею, но вот вдруг сообразила, что ничегошеньки о тебе не знаю, кроме твоего звания и места работы. Так что сразу после уборки за завтраком я устрою тебе допрос с пристрастием. Будь готов.

– Всегда готов, – воскликнул Вася и странным жестом поднял правую руку к голове. Вспомнила, кажется, так когда-то в незапамятные времена поднимали руку пионеры, и называлось это пионерский салют.

Уборка под моим руководством прошла довольно быстро, и я потащила Васю к столу, на котором стояли остатки вчерашнего пиршества. Вася начал есть и рассказывать, а я не столько ела, сколько слушала. Впрочем, сравнивая с тем, что я читала в старых книгах, ничего особенного в Васиной истории не было. Отец погиб в Первую Мировую еще до рождения сына. Мать умерла, когда ему исполнилось восемь лет. Рос у тетки, но и та через три года умерла. Попал в детский дом. Там учился и приохотился к спорту. После окончания десяти классов, год работал на заводе. Потом, как активного комсомольца, его направили на работу в ГПУ. Ловил бандитов, воевал с басмачами. Там, кстати, познакомился с Валентином Петровичем. Окончил спецкурсы ОГПУ. Во время Ежовских чисток чудом уцелел, а Валентин Петрович из майора стал старшим лейтенантом. После того, как НКВД возглавил товарищ Берия, а НКГБ – товарищ Меркулов, жизнь нормализовалась. Валентин Петрович стал капитаном и скоро опять станет майором. Конечно, ему обидно, что через несколько лет вернулся как бы к началу, но зато остался жив – это тоже кое-что значит. Возможно, что и Васе скоро присвоят очередное звание.

Настала очередь моей биографии. Но поскольку о себе я уже рассказывала в самом начале повествования, то повторяться не буду.

– Вася, а ведь Федор Савич правильно спросил, почему ты меня не тренируешь. На данный момент понятно – еще раны полностью не зажили, поэтому пока прощаю. Но учти, я с тебя так просто не слезу. Учи девушку грамотной стрельбе. А я проверю твою рукопашную подготовку.

– Теперь докладывай, о чем вчера говорил с Федором Савичем.

– Да собственно ничего нового ты не услышишь. Он просто подтвердил то, что ты читала в своих учебниках. Новый набор, большинство бойцов малограмотные, есть и просто неграмотные. Младшие командиры сами толком стрелять не умеют. И вдобавок, катастрофически не хватает транспорта для переброски войск и боеприпасов. Грузовиков всего пятнадцать процентов от штатного количества.

– А вот еще не очень хорошая новость. Валентин Петрович вчера не говорил – не хотел тебя огорчать. Его срочно вызывают в Москву, и он уезжает сегодня вечером. Вернется не раньше, чем через неделю. А меня товарищ капитан оставляет заместителем. Так что я теперь буду пропадать в отделе с утра до позднего вечера, поэтому тренировать тебя по стрельбе мне будет некогда. И еще, нам с тобой приказано пока заниматься исключительно боевой подготовкой. Вопросы создания баз без него не решать. Зная капитана Гигорьева, почти уверен, что у него либо уже есть, либо вот-вот появится какое-то решение проблемы баз. Поэтому сегодня отдыхаем, а завтра с самого утра разбегаемся по работам и до позднего вечера.

28.

В понедельник, с самого утра мне вдруг пришла в голову мысль, что я здорово лопухнулась. Тренирую бойцов и совершенно забыла о себе, любимой. То есть, мне самой ведь тоже нужна тренировка. Конечно, спортивную форму я восстановила полностью: дыхание, пульс – все в норме. Но как быть с отработкой собственных приемов, с учетом того, что не все из этих приемов можно демонстрировать посторонним. И еще одно внешнее ограничение – к моему удивлению в роте НКВД не оказалось ни одного манекена. Нет, соломенные чучела для отработки штыкового боя, разумеется, есть. Но нужны именно манекены: определенного веса и по форме хоть чем-то похожие на фигуру человека. А как сделать такой манекен я абсолютно не представляю. В принципе сшить из старых гимнастерок и штанов некое подобие чучела я смогла бы. Но чучело нужно чем-то набить: соломой – получится слишком легкое, песком – слишком тяжелое. Короче, изготовление чучела – тоже искусство. А бегать и искать специалиста нет ни желания, ни времени. Придется исходить из правила: лопай, что дают.

Приехала в роту и пошла к капитану Короткову.

– Здравствуйте, товарищ капитан!

– Здравия желаю, Аня. Есть вопросы?

– Да, у меня тут появилась небольшая проблема. Дело в том, что, кроме тренировок бойцов, мне нужно тренироваться и самой. Можно я отберу двух – трех человек и буду проводить с ними дополнительные тренировки, чтобы и свою спортивную форму поддерживать на уровне?

– А в какое время и насколько ты планируешь такие тренировки?

– На такую тренировку мне нужен примерно час, а по времени – сразу после вечерней тренировки, чтобы успеть до ужина.

– Хорошо, дай мне список бойцов, и я распоряжусь.

– Большое спасибо!

– Да, могу тебя обрадовать. В конце этой недели вернется из госпиталя сержант Приходько. К счастью, первоначальный диагноз врачей оказался неточен, и сержант выздоровел значительно быстрее их прогнозов. Так что в конце недели ты сможешь передать все дела ему, и больше уделять время супругу.

– К сожалению, Антон Владимирович, по закону сохранения Ломоносова, «ежели где чего убудет, столько же в другом месте присовокупиться должно», то есть у меня появится больше времени, зато у Васи уже сейчас стало этого времени намного меньше, потому что капитан Григорьев уехал в Москву и оставил Васю за себя.

– Ну, ты девушка активная, найдешь себе еще работу. А сейчас иди, жду список.

Я вышла, быстренько написала фамилии трех наиболее подготовленных бойцов и отнесла список капитану. После этого в оставшееся до занятий время набросала примерный план собственных тренировок, составив его из двух частей: личная тренировка и тренировка с партнерами. Партнерам будет тяжеловато, зато научатся кое-чему дополнительно.

Пока я набрасывала план мне пришла в голову еще одна мысль. Через неделю я освобожусь от обязательных занятий с бойцами. А в дивизии генерала Окулова есть какой-то Аркадий, который стал призером РККА по рукопашному бою. Вот с кем нужно тренироваться. Тем более, что визит туда запланирован: и генерал сам приглашал, и капитан Григорьев отнесся к этому положительно. Так что решено. Эту неделю: а) тренирую бойцов, б) восстанавливаю свою форму, в) занимаюсь стрельбой. А в субботу попрошу Васю позвонить Федору Савичу и договориться на следующую неделю о моей стажировке в дивизии хотя бы на три – четыре дня. Если еще капитан Коротков мотоцикл не отберет, то будет вообще все в шоколаде.

Все, мысли по боку – пора на занятия.

Перед началом занятий один из бойцов, немного стесняясь, преподнес мне букет весенних цветов (не ботаник, что за цветы – не знаю) и поздравил от лица всего взвода. Я для вида немного посмущалась, после чего закатила им неслабую тренировку. А когда в самом конце тренировки кто-то из бойцов заскулил, что я над ними просто издеваюсь, я нежно промурлыкала.

– Лучше я сейчас над вами поиздеваюсь вволю, но оставлю вас в живых, чем в будущем кто-то переведет вас в состояние неживых и поиздевается над мертвыми. А главной причиной перехода из живого состояния в неживое будет то, что я вас пожалела на тренировке. Кто готов погибнуть из-за собственной лени, прошу поднять руки.

Таковых не оказалось.

Вечерние занятия, прошли, как говорится, в штатном режиме. После окончания тренировки ко мне подошли три отобранных мною бойца и сказали, что, согласно приказа командира роты, они будут помогать мне в моих собственных тренировках. Для начала я провела краткий инструктаж, который состоял из двух фраз:

– Во-первых, никому мои приемы не показывать, и, во-вторых, во время нашей тренировки не думать, что я женщина, то есть не стесняться.

– Что, значит и ругаться можно? – не выдержал один из бойцов.

– Если от этого вам будет легче тренироваться, то можно. – И тут для большей убедительности я пульнула в них сложной трехэтажной конструкцией. Дошло.

Мы отошли на полянку за деревьями, чтобы нас не было видно из расположения роты, и тренировка началась. Для начала я показала, как меня надо страховать при различных растяжках и прыжках. Потом стала прыгать, постепенно наращивая темп. Затем пошли связки приемов. Стала отрабатывать броски, начиная с самого легкого бойца примерно моего веса и кончая бойцом, вес которого был не менее ста килограммов – специально подбирала таких разных. Потом бросали меня, а я уворачивалась. Один раз немного не успела, после чего минуты три ощупывала ребра и восстанавливала дыхание, а боец ходил вокруг и все время извинялся. Отдышавшись, я на него шикнула, заявив, что это мне поделом, а он все сделал правильно.

Перешла к ударам. Тут у бойцов глаза немного полезли на лоб. Но я их успокоила, сказав, что от них такого требовать не буду, так как за месяц и даже за два такие удары не поставишь.

Короче, к концу дня я сама порядком вымоталась и только из принципа приползла на стрельбище, решив, что практика стрельбы после тяжелых физических нагрузок тоже полезна. Ограничилась 25 метрами, но и тут из моего любимого парабеллума смогла только попасть в силуэт. О стрельбе по конечностям нечего было и думать: не в молоко – уже хорошо.

Кончилось все тем, что я добралась до каптерки и минут сорок пролежала, тупо пялясь в потолок. Потом кое-как забралась на мотоцикл и поехала домой. Васи еще не было, а есть одной не было ни сил, ни желания. Поэтому просто легла пластом и зашевелилась только, услышав, что муж, наконец, вернулся с работы. По методу барона Мюнхгаузена^[16] взяла себя за шкирку и вытянула в горницу. Вася выглядел не лучше меня, тем более, что раны хоть и немного, но давали себя знать.

– Знаешь, Анюта. Я никогда не предполагал, что Валентин Петрович тянет такой воз всяких проблем. Причем самое сложное не оперативные проблемы, а написание великого множества самых разнообразных бумаг. На своем месте я старался обходиться без писанины, а теперь вижу, что товарищ капитан просто прикрывал меня от многих бумажных проблем. Большое ему за это спасибо, но зато теперь я хлебаю это самое по полной программе.

– Терпи, Васенька. Чем выше будет звание, тем больше у тебя будет этой самой бумажной писанины.

– Да понимаю, а все равно, тоскливо.

– Ладно, скоро нам всем будет не до этого.

– Вот тут, думаю, ты, лапочка, ошибаешься. Количество бумаг в критических ситуациях только возрастает.

– Может быть, Васенька, ты и прав. Поживем – увидим.

– А как у тебя дела?

– С одной стороны, чуть полегче. Капитан Коротков обещал, что скоро выйдет из госпиталя их штатный тренер по физподготовке. А, с другой стороны, я спохватилась, что сама-то не тренируюсь. Вот и устроила себе такую тренировку, что еле до дома добралась. Но сейчас уже потихоньку прихожу в себя.

– Хорошо, коли так. Но мне что-то не очень в это верится. Я все время помню поговорку: «Доверяй, но проверяй.»

– Так идем проверять.

Проверка несколько затянулась, но подтвердила полную правоту моих слов.

29.

Вся неделя прошла в таком сумасшедшем режиме, но в субботу, УРА! Наконец, появился сержант Приходько. Бледный, что было вполне понятно, но горевший желанием доказать, что он уже в норме и быстро исправит все мои недоработки по части тренировок. Посмотрев на мою работу, он поумерил свои намерения по части моих недоработок. Вместо этого, он попросил еще пару дней поработать вместе с ним, чтобы ему было легче втянуться в работу. Мы договорились, что новичков он возьмет уже сегодня, а со «старичками» мы поработаем вместе еще до вторника. Таким образом, утро у меня освободилось, чем я тут же воспользовалась. Раз я хочу научиться стрелять из двух пистолетов, то сначала стоит попробовать просто стрельбу с левой руки. Так как, в правой руке у меня будет основное оружие – мой парабеллум, то для левой руки, наверное, стоит попробовать наган. Вот с наганом я и пошла на стрельбище.

Тут я получила индейский дом «фигвам». Хотя обе руки у меня примерно одинаковы по силе, но левая была совершенно нетренирована к стрельбе. А у нагана самовзвод, то есть стрелять нужно с большим нажатием на спусковой крючок. В результате из пяти выстрелов на 25 метров только два попали в силуэт, а три – в молоко. Для сравнения попробовала парабеллум. Результаты намного лучше – все пули в черном круге, но парабеллум-то у меня всего один. Инструктор посмотрел на мои мучения и посоветовал вместо нагана взять Вальтер ППК.

– Надежная машинка, в качестве второго пистолета самое то. Калибр поменьше Парабеллума и пробивная сила меньше, зато вес и компактность. Пистолет легко спрятать, а при патроне в стволе он сразу готов к работе. Сейчас я принесу.

Он подхватился и исчез минут на десять. Вернулся с пистолетом и патронами.

– Попробуйте.

Отчего не попробовать, если хороший человек предлагает. Взяла пистолет, для начала взвесила его в руке. Заметно легче люггера, да и нагана. Пощелкала вхолостую – курок легкий. Зарядила, снова прикинула вес – нормально. Стрельба пошла хорошо. Даже с левой попала как из парабеллума – все пули в кружке. Ну что ж. Осталось только решить вопрос, как раздобыть такой пистолет. Инструктор, наверное, увидел жадный блеск в моих глазах. Он усмехнулся и сказал:

– Этот Вальтер не отдам, но поделюсь сведениями. Пару лет назад для НКВД была закуплена большая партия таких пистолетов. Ищите. А патронами я обеспечу.

Понятно, значит нужно озадачить мужа и капитана, когда тот вернется из командировки. А пока продолжу тренировку. Инструктор, тем временем, продолжил:

– И учтите, что, в отличие от люггера, Вальтером можно нормально работать на дистанции не более 25 метров.

Тоже вполне понятно. Ничего за так не бывает. Меньшие размеры, вес и калибр – значит и дистанция сокращается.

Взяла сразу парабеллум и Вальтер. Попробовала стрелять одновременно. Лучше бы не пробовала. Значит, нужна специальная тренировка. Отложим ее на потом – на визит в дивизию. А пока пора приступать к занятиям.

Все-таки занятия только с двумя взводами вместо четырех – заметное облегчение. Хотя они и проходили под неусыпным и придирчивым оком сержанта. Но, кажется, придирок у него не нашлось. Ободренная этим, я провела час своей подготовки с большим усердием и с меньшими затратами силы. Поэтому домой вернулась вовремя, и к приходу мужа чувствовала себя в норме.

Вася тоже вернулся довольный.

– Сегодня говорил с Москвой. Валентин Петрович завтра утром прибывает. Если хочешь, могу взять тебя с собой в Барановичи на встречу.

– Конечно, хочу. Я ведь кроме этого городка в этом времени вообще ничего не видела. Завтра выходной, поэтому в роте обойдутся без меня.

Утром мы выехали на машине НКГБ. Какой там мотоцикл, когда встречаем начальника горотдела. Только автомобиль. Вася за рулем, а я пассажиркой. При этом заметила, что сзади нас сопровождают еще два мотоцикла с бойцами.

– Думаешь, разгромили банду Кшиштофа и все в порядке. Ан-нет. И других банд хватает, поэтому без сопровождения мы никуда на значительные расстояния не ездим.

К счастью, все обошлось, и до Барановичей мы доехали спокойно. Бойцов оставили на вокзале, а меня Вася немного покатал по городу. Он мне очень понравился – невысокие домики, все очень опрятные и всюду чисто. Не сравнить с современной грязноватой Москвой. И особенно хорошее впечатление оставляют начавшиеся распускаться почки деревьев. Тихо, спокойно и очень мирно (увы, ненадолго).

Поезд опоздал всего на пять минут, но вот он остановился у перрона и оттуда вышел улыбающийся Валентин Петрович. Я вначале не поняла в чем причина его радости, но Вася все поставил на свои места.

– Здравия желаю, товарищ майор!

Действительно, на петлицах у него теперь были четыре прямоугольника вместо трех. Значит, присвоили новое звание. А еще Вася мне, помнится, втолковывал, что армейские звания отличаются на две ступени. Значит по армейским меркам Валентин Петрович теперь полковник. Ого, ведь это почти генерал.

– Здравствуй, Василий, здравствуй. И тебя, Анечка, рад приветствовать. Поездка оказалась очень важной и результативной. Но об этом чуть позже. А пока поехали домой.

Мы уселись в машине и отправились назад. Капитан – виновата – майор, пользуясь тем, что в машине никого, кроме нас, не было, заговорил.

– В Москве официально в близкую войну не верят. Чуть что – сразу вспоминают о «дружбе, скрепленной совместно пролитой кровью»^[17]. Но в генштабе и в наших органах считают ее вполне вероятной. И принимают определенные меры. Детали не скажу, но в наш район в этом месяце прибудет еще одна рота НКВД. Так что будет тебе, Анюта, кого тренировать. И еще. Мне удалось проработать вопрос с базами. В тридцатые годы в этой части Белоруссии было партизанское движение. Создавались и базы. Кое-что сохранилось до настоящего времени. Пара баз есть в нашем районе. Приедем – проверим. Там должно быть оружие и боеприпасы. А также консервы.

– А теперь немного о другом. Аня, мы об этом не говорили, но хотелось бы узнать, какое у тебя образование?

– Я окончила среднюю школу с углубленным изучением математики и физики. И проучилась два курса в Московском Энергетическом Институте.

– А какая специальность в институте?

– Увы, ее название вам ничего не скажет: «Программист и системный администратор».

– Это что за названия такие?

– Это названия профессий для работы с машинами, которые появятся только через полвека. А сейчас их даже в проекте нет.

– Н-да, из этого нам здесь пользы никакой. А может быть что-нибудь из школьных знаний можно использовать?

– Трудно сказать. Нам давали много фактов, которые в этом времени совсем неизвестны или которые пока не используются должным образом, но дело в том, что в основе всех будущих достижений науки и техники лежат серьезные научные исследования и технические открытия, которым нас не учили. Вот если бы я уже закончила институт, то смогла бы рассказать что-то толковое. А так – мало что. Ну, могу сказать, что к концу войны в США появится супербомба, которую они сбросят на Японию. Я даже знаю, из чего эту бомбу делают, но там такая наука, рядом с которой я и близко не стояла. Или вот машины, на которых меня учили работать. Их принципы я тоже знаю, даже могу лекции читать, но технологии мне абсолютно неизвестны. Хотя подождите. – Я призадумалась, вспоминая.

– Ну-ну – поощрил меня майор.

– В школе я делала один проект, связанный с историей полупроводников и транзисторов. Кажется, сейчас этим уже занимаются. Вот тут может что-то и пригодится.

– Именно это я и надеялся услышать. Ладно, к этому разговору вернемся позже, а сейчас я тебя озадачу. Напиши-ка ты на бумаге всю свою реальную биографию. Отметь там же, какие знания, с твоей точки зрения, отсутствуют в наше время. Может при этом что-нибудь еще вспомнишь. Бумагу с Василием передашь мне. Ну вот, вижу, что мы уже приехали.

30.

Доставив майора домой и передав бойцам машину, мы с Васей решили пройтись пешочком – все-таки выходной. По дороге я ненавязчиво намекнула на то, что без Вальтера ППК моя жизнь будет очень скучной. Вася охнул.

– Ты только что парабеллум освоила, так тебе еще и Вальтер подавай!

– Васенька, – заскулила я. – Парабеллум – пистолет замечательный, но ты сам говорил, что он для войны^[18], а мне нужно еще что-то компактное и легкое. Чтобы и в сумочку помещалось, и под жакетку. Инструктор сказал, что Вальтер лучше всего подойдет.

– Ну, с этим инструктором я еще поговорю. Потребую от него сразу весь список, а не по частям.

– Вася, зачем так строго? Он хороший человек, заботится о своих учениках и дает хорошие советы.

– Для кого хорошие, а для кого – сплошная морока. Ладно. Поговорю с Валентином Петровичем. Если он разрешит, то что-нибудь придумаю.

– Знаешь, лучше я сама поговорю. А ты заранее придумывай.

На эти слова Вася только за голову схватился, а я решила поменять тему.

– Васенька. На свадьбе Федор Савич говорил, что у него какой-то замечательный специалист по рукопашному бою есть. Хотелось бы обменяться опытом. Помнится и товарищ майор, который тогда был еще капитаном, не возражал.

– Есть такой. Аркадий Ипполитов. Я с ним не знаком, но наслышан. Мастер спорта и неоднократный призер разных соревнований. У генерала Окулова тренирует роту разведки.

– О! Это то, что нужно. А когда мы могли бы съездить?

– Не торопись. Завтра я иду с отчетом. Потом пару дней буду ликвидировать все прорехи, которые найдет в отчете Валентин Петрович. Так что по первоначалу можно ориентироваться на четверг, если ничего не изменится, и если майор не будет против.

– Майора Григорьева беру на себя, – несколько самоуверенно заявила я. Хотя почему самоуверенно – из последнего разговора в машине я почувствовала, что у майора появился какой-то новый интерес ко мне. Значит этим и следует воспользоваться. Но начну, конечно, с Вальтера.

Дальше прогулка прошла без приключений. А дома я, доверив мужу решение хозяйственных вопросов (колка дров, закупка продуктов, доставка воды из колодца и т.п.), села и стала вспоминать, на всякий случай, что из школьных и институтских знаний может пригодиться здесь и сейчас. Для упорядочивания всей вспоминаемой информации начала составлять список. Потом, на ум пришел стишок: «За спиной стоит агент, спрячь секретный документ», – список быстренько сожгла. Только-только сожгла, как сообразила, что нужно этот перечень включить в биографию, о написании которой я благополучно забыла. Снова стала все писать. Биографию кое-как нацарапала, а список все равно получился довольно скудный. Знала бы, что сюда попаду, заранее нарыла бы побольше инфы, да в ноутбук ее, в ноутбук. Тут вспомнила, что ноутбук накрылся как раз перед отъездом – видно это была рука судьбы, не желавшей, чтобы знания из будущего попали в прошлое. Ну и черт с ним, с ноутбуком, да и с судьбой. На каждый минус есть свой плюс. А мой плюс как раз сейчас, расплескав ведро в прихожей, высказывает все, что думает о местной системе водоснабжения.

Утром вручила мужу выстраданную бумагу, и мы разбежались по своим работам. Я, как обычно, день начала со стрельбы. Пока нет Вальтера, буду тренировать левую руку с парабеллумом. Сразу запланировала на будущее, что для стрельбы по конечностям буду использовать только правую руку с люггером, а для огня на поражение – левую с Вальтером. В том, что у меня появится свой Вальтер ППК, не было никаких сомнений.

Затем проведение совместных занятий с сержантом и, в самом конце, собственная тренировка. За неделю ребята немного поднатаскались и вполне уверенно проводили приемы. Мне все труднее было справляться с ними. Выручала только скорость движений – тут они ничего не могли поделать. Но еще месяц и в контакте с ними мало кто сумеет справиться. Добавить бы спецподготовку, которой я, увы, не владею, и из них выйдут классные диверсанты.

Вечером еле дождалась Василия и сразу допрос с пристрастием – как насчет поездки в дивизию.

– Валентин Петрович дал добро. Завтра он созвонится с генералом и, если с той стороны тоже все в порядке, то послезавтра поедем и останемся там до конца недели. У меня там будут свои задачи, а ты будешь решать свои.

– Замечательно! А как с Вальтером ППК?

– Так ведь ты сама хотела договариваться с товарищем майором?

– Да, хотела, но ты мог бы проявить инициативу.

На эти слова Вася только запыхтел и развел руками. Ничего. Муж всегда должен чувствовать себя немного виноватым.

– Вася, а до скольких завтра будет в отделе Валентин Петрович?

– Обычно он раньше 20-00 не уходит.

– Ладно, завтра ужму вечернюю тренировку и пораньше приеду из роты, чтобы успеть к нему в отдел. Если ты меня там подождешь, то домой я тебя довезу.

– Подожду. Дел у меня там хватает, так что скучать не буду.

– Как это не будешь?

– Без тебя, конечно, буду. Я имел в виду, что работы много, – стал выкручиваться Вася.

– Вот то-то. Смотри у меня.

С этими словами я чмокнула мужа в щеку.

31.

Как я и запланировала, мой рабочий день в роте закончился досрочно. Правда, я пошла на небольшую хитрость – договорилась с сержантом, что моя троица вместо обычной тренировки пройдет у меня усиленную. Поэтому мой личный объем тренировок не пострадал, мои «ассистенты» тоже поработали на славу, а сержант провел стандартное занятие со всеми остальными. Все оказались довольны, притом, что я укатила из роты на час раньше обычного. Правда, не забыла все это согласовать с комроты. Начальство всегда должно быть уверено, что все в роте делается только с его соизволения. Так и не надо нарушать традицию. Капитан Коротков даже любезно разрешил мне позвонить майору Григорьеву, чтобы договориться о встрече. Поэтому я, не заезжая домой, сразу подкатила к НКГБ. Дежурный был предупрежден, а паспорт теперь у меня был. Три минуты и я даже без сопровождающего поднялась в кабинет к майору.

– Здравствуйте, Валентин Петрович!

– Здравствуй, Анна Петровна. Проходи, садись. Как семейная жизнь? Муж не обижает? А то сразу приму меры.

– Никаких мер не надо. Сама справляюсь. Вы его на работе приучили к дисциплине, а я бесстыдно пользуюсь плодами вашего воспитания.

– Да, ну хорошо, если так. Ладно, вступление закончено, теперь давай к делу. Вашу с Васей поездку в дивизию Окулова я одобряю. С Федором я уже договорился – завтра вас там будут ждать. И даже комнатой на пару – тройку дней обеспечат. Васе там по своей части есть работа, а тебе будет полезно посмотреть, как готовят диверсантов. И еще я полагаюсь на твой свежий женский взгляд. Вполне возможно, что заметишь что-нибудь такое, к чему мы в повседневной практике уже привыкли и не замечаем. Потренируешься там, покажешь кое-что из своего спортивного багажа – им это пригодится. Стрельбе из двух пистолетов поучишься, как говорила.

– Ой, как раз про это тоже хотела поговорить. Я тут в роте тренировала левую руку. И выяснила, что лучше всего в качестве второго пистолета использовать Вальтер ППК 7,65. Только у них лишнего нет. Не знаете, где такой можно раздобыть?

При этом не забывала смотреть бараньим взглядом, который у меня неплохо получается, и хлопать глазками. Майор все мои хитрости разгадал на раз и сказал.

– Вообще-то услышав, что ты хочешь научиться стрелять из двух пистолетов, я сразу понял, на каком втором пистолете ты остановишь свой выбор. Но есть одна проблема. На один пистолет я мог выдать тебе разрешение. А вот на два – не могу. Полномочий нет. Но кое-что подскажу. Когда будешь в дивизии, точно так же похлопай глазками Федору. Он тебя еще не знает и может клюнуть, тем более, что к Васе хорошо относится. Пусть он выпишет тебе разрешение и выдаст Вальтер ППК. А если у него не будет такого в запаснике, во что я не верю, то скажи, что я ему компенсирую. Мне важно, чтобы разрешение на второй пистолет пошло не от меня. А остальное -чепуха. Ну, давай, счастливого пути.

Утром следующего дня я усадила Васю в коляску, которую пришлось прицепить к мотоциклу, так как в седле Васе было еще трудно сидеть, пихнула ему в руки тючок с вещами, и мы покатили в дивизию к генералу Окулову. Дорогу я не знала, но у меня был хороший гид, который своевременно подсказывал, где и как сворачивать. Поэтому расстояние в 40 километров мы довольно уверенно одолели меньше, чем за час. При этом я заметила, что по мере приближения к дивизии дорога становилась все лучше, а столбы с телефонной связью все новее.

– Вася, а что, дивизия здесь совсем недавно?

– Само собой. Ведь эти территории к нам отошли менее двух лет назад. Вот с этого времени и стали все оборудовать. И дивизия здесь всего год. Оборудуется помаленьку. Федор Савич не только генерал, как говорится, от бога. Он и хозяйственник прекрасный. То, что ты сейчас видишь – это так, семечки. Главное внутри.

Внутри, действительно, было на что посмотреть. Чистые, посыпанные песком дорожки, ухоженные газоны, аккуратно выкрашенные казармы. Пока нас провожали в штаб дивизии к генералу, я вертела головой направо и налево.

– Нравится? – Довольно улыбнулся сопровождавший нас майор. – Это все товарищ генерал. Они на пару с комиссаром здесь такой порядок навели, что глаз радуется. Нашу дивизию сам товарищ Павлов в пример другим дивизиям ставил. И генералов присылал, чтобы опыт перенимали.

Павлов, Павлов. Так это он о том самом Павлове, которого через несколько месяцев расстреляют. Он ведь здесь командующий округом – Западным Особым военным округом, как я уже выучила. А дивизию генерала Окулова ставит в пример. Хм. С моей, правда, сугубо непрофессиональной, точки зрения сомнительное достижение. Чувствую, что надо навострить ушки. Ну, Валентин Петрович, ну змей! Ведь, наверняка что-то такое чувствует, в чем-то сомневается. И хочет, чтобы я либо подтвердила, либо опровергла его сомнения. Чтобы скрыть свои мысли, я быстро затараторила, выражая свое восхищение.

– Прекрасно понимаю товарища Павлова. Тут так все красиво и аккуратно. Жалко только, что нельзя на это сверху посмотреть, чтобы увидеть сразу всю картину. Вон на том самолете летчик сейчас, наверное, любуется.

Мимо, как раз пролетал симпатичный такой самолетик. Ой, что тут стало! Майор сморщился, как будто укусил здоровенный лимон, Вася нахмурился и нейтральным голосом спросил:

– И часто этот любитель красоты тут летает?

– Последнее время раз в три дня в одно и то же время – хоть часы по нему проверяй. Это все ихний орднунг.

Что такое «орднунг» я знала – это на немецком «порядок». Значит самолет немецкий! Тут я прикусила язык, вспомнив поговорку из какого-то рекламного ролика: «Иногда лучше молчать, чем говорить». Но нужно было выкручиваться из неловкой ситуации, поэтому, захлопав по традиции глазками (ну дура я, сами видите), спросила.

– А в чем тут дело? Что с этим самолетом не так?

– Все не так, – ответил Вася. – Это не наш, а немецкий самолет-разведчик Хеншель Нs.126. И он не любуется природой, а ведет самую настоящую разведку.

– А мы при этом не имеем права стрелять, – с горечью добавил майор. – Категорически запрещено товарищем Павловым. Можем только составить акт и отправить его по инстанции.

– Значит, получается, что немцы все-все знают про вашу дивизию?

– Ну, не все, но многое. И нам всем во главе с товарищем Окуловым это очень не нравится.

Да, вот и первые ласточки. И как тут быть ума не приложу. Ладно – это генеральская головная боль. Тут ни Вася, ни майор Григорьев ничем помочь не смогут. А я уж тем более. С этими невеселыми размышлениями я и не заметила, как мы подошли к штабу.

– Подождите здесь, я о вас доложу. – С этими словами майор нырнул внутрь и через пару минут вышел.

– Заходите. Федор Савич вас ждет.

Мы зашли в дом. Оказалось, что кабинет генерала прямо на первом этаже. Дверь в кабинет была открыта и, завидев нас, генерал заулыбался и приглашающе махнул рукой. Вася шагнул вперед и четко доложил:

– Здравия желаю, товарищ генерал. Прибыли согласно договоренности.

– Вижу, что прибыли. Рад вас видеть, молодожены!

Ой, а ведь правда! Мы с Васей еще числимся молодоженами. А генерал, тем временем, продолжал.

– Сейчас вас разместят, потом Вася пойдет к коллегам, а тебя, Анюта, передадим в руки майору Ипполитову. Я, конечно, верю Валентину Петровичу, но хочу, чтобы Аркадий оценил твое мастерство. Его оценка будет самая точная и профессиональная. В 14-00 обед в общей столовой. Но вечером прошу ко мне домой – Екатерина Михайловна предупреждена и будет очень рада. А теперь извините, дел выше крыши и все сверхсрочные.

32.

Уже знакомый майор отвел нас в дом для комсостава. Там показал солидных размеров комнату с простой, но очень удобной мебелью, включающей зеркальный шкаф, стол, четыре стула, кровать и даже две прикроватных тумбочки с небольшими настольными лампами. Хорошо живут командиры в дивизии Окулова. Я сразу прыгнула на кровать и убедилась, что сетка пружинит хорошо и не скрипит. Значит и с этим порядок. Вася плюхнулся рядом, и мы стали целоваться. От этого приятного занятия нас отвлек деликатный стук в дверь.

– Входите, – это уже я, вскочив и пересев на стул.

Вошли сразу двое.

– Капитан Максимов. Здравия желаю. По вашу душу, товарищ Северов.

– Майор Ипполитов, инструктор по рукопашному бою. К вам, Анна Петровна.

Вася, по-видимому, был хорошо знаком с Максимовым, и они быстро ушли, а Ипполитов стал меня разглядывать. Я тоже уставилась на него. Думаю, что мы быстро и относительно точно оценили друг друга.

– Ну что, товарищ майор. Идемте обмениваться опытом. Вы где проводите занятия?

– Через двадцать минут у меня занятия в разведроте. Не желаете присоединиться?

– Очень желаю. Подождите, пожалуйста, за дверью – я только переоденусь.

Мигом переоделась, и мы пошли в роту. По дороге майор стал выпытывать подробности моей стычки с бандитами. Причем попросил рассказывать с самого начала, то есть с того момента, когда мы прокололи колесо. Я конспективно все ему рассказала. Хотя мы уже подошли к роте, но он, приказав подбежавшему сержанту начать разминку, продолжал уточнять детали. В конце концов, он кивнул и сказал.

– Так примерно я все и представлял. Главное, было интересно, как, Анна Петровна, вы сумели расставить их под тройной удар. Должен отметить вашу находчивость. А теперь прошу в строй. Или вы хотите посмотреть со стороны?

– Нет, нет. Для начала лучше я со всеми.

Я присоединилась к бойцам и включилась в процесс разминки, которая продолжалась минут двадцать. Видно было, что ребята уже подготовленные и все разминочные упражнения выполняют как надо. Значит, понимают важность разминки. После стандартного начала на суставы пошли кувырки, прыжки и растяжки. Тут я показала, на что способна. Майор даже притормозил сержанта и попросил меня дополнительно показать переходы. Спасибо гимнастике – для меня это не составило никакого труда.

Затем пошли броски, захваты и тому подобные приемы. Майор, внимательно за мной наблюдавший, одобрительно кивал, но вдруг прервал.

– Стоп, стоп, стоп! Вот этот прием конвоирования вы, товарищ Северова, проводите неточно.

– Как это неточно? – обиделась я. – Вот захватываю руку, перекидываю свою и беру противника на излом. Теперь ему никуда не деться.

– Да? Тогда вот вам моя рука, попробуйте сломать.

Майор протянул мне руку. Я захватила ее и стандартным движением перевела руку на излом. Слегка нажала – никакого результата. Нажала посильнее – то же самое. Изо всех сил – опять ничего. Отпустила майорскую руку и захлопала глазами, ничуть в этот раз не притворяясь. Первый раз со мной такое. Правда, я все больше по ударам и броскам, но этот-то прием помню отлично.

– А теперь давайте я покажу, как надо. Смотрите. Я беру вашу руку и давить буду даже не всей рукой, а только двумя пальцами.

С этими словами майор слегка нажал на мою руку, и я вдруг почувствовала, как рука стала очень хрупкой и вот-вот сломается.^[19]

– Ай-ай-ай. Достаточно!

Майор тут же отпустил и стоял довольный.

– Ну, поняли в чем секрет?

А ведь действительно поняла!

– Нужно еще немного доворачивать руку.

– Именно. Тогда все будет правильно.

Вот, ткнули тебя, Анна Петровна, носом в грязь, и поделом. Не зазнавайся. Но за мной должок – надо на чем-то отыграться, чтобы этот майор слишком много о себе не возомнил.

Дальше пошли удары. Тут проще. Что руками, что ногами – без проблем. Кстати, в этой роте оказались вполне приличные манекены, причем даже с пометками нужных точек. Только и делать, что бить.

Потом какой-то боец притащил несколько оструганных палок, и майор показал, как ребром ладони можно перерубить палку, положенную на опоры. Тут у некоторых бойцов начались проблемы. Меньше половины справились с заданием.

– А как вы, Анна Петровна, сумеете сломать палку?

Это еще кто? Майор подскочил к подошедшему и доложил:

– Товарищ комиссар. Рота проводит тренировку, согласно плана.

Комиссар махнул рукой и повторил свой вопрос.

– Так как, Анна Петровна?

Ну, комиссар, погоди!

– Пожалуйста, товарищ комиссар.

Я положила палку на опоры и, резко взмахнув рукой, сломала ее.

– Но разрешите немного усложнить задание?

– Это каким образом? – заинтересовался комиссар.

– Для этого мне потребуются ножницы и лист старой газеты.

– Да, тогда подождите пару минут.

По кивку комиссара какой-то боец моментально исчез и почти тут же вернулся с ножницами и бумагой. Я вырезала из бумаги два кольца, дала эти кольца двум бойцам и продела палку между кольцами так, что она свободно на них повисла. После этого примерилась и резко взмахнула рукой. Палку перерубила точно посередине между оставшихся целыми кольцами. Трюк на самом деле несложный, но без определенной подготовки сделать его просто невозможно. И со стороны выглядит очень эффектно.

– Вот это класс! А ты, Аркадий, так сможешь?

– Нет, сразу сдаюсь, – Майор поднял обе руки. – Вижу, что и у Анны Петровны есть секреты, которыми она, надеюсь, поделится?

– Конечно, поделюсь! Мы ведь с мужем сюда приехали на несколько дней, так что время для обмена опытом будет достаточно.

33.

Все перешли к стендам для метания ножей. Тут я полный ноль, поэтому стала в сторонке, чтобы не мешать. Через какое-то время заметила, что у одного бойца не ладятся броски, хотя он очень старается. Майор и так ему объяснял, и эдак. Но нож все равно, то летел просто мимо, то ударялся рукояткой. Я посмотрела, как боец движется, и возникла мысль.

– Товарищ комиссар. Прикажите, пожалуйста, этому бойцу попрыгать на одной ноге – три-четыре прыжка. Если спросит на какой, то скажите, что на той, на которой удобнее.

Комиссар очень удивился, но послушался. Посмотрев на прыжки, я попросила майора подойти и сказала.

– Товарищ майор. У этого бойца проблемы с метанием, потому что он тайный левша.

Ой, кажется, я опять что-то не то сказала. В этом времени на некоторые слова люди реагируют по-особенному. Услышав мои слова, комиссар нахмурился, положил руку на кобуру и спросил:

– А как это вы его так быстро разоблачили?

Нужно было срочно исправлять ситуацию.

– Товарищ комиссар, товарищ майор. Это не разоблачение. Это такой спортивный термин. Просто этот боец левша, а его учат кидать нож правой рукой.

– Вообще-то мы учим кидать любой рукой, но начинаем всегда с правой, – заговорил майор. – А как вы, Анна Петровна, определили, что он левша, да еще тайный?

– Мне это рассказал лет десять назад один старенький тренер по теннису. Так уж природа устроила, что у большинства людей одна рука сильнее другой. Люди с одинаковыми руками встречаются очень редко. Но если человек правша, то для компенсации у него сильнее левая нога и наоборот. Как бы некоторое равновесие. Но многие родители не понимают, что их ребенок левша, и перекладывают ему ложку из левой руки в правую, потом карандаш или ручку из левой в правую и т.д. В результате у человека левая рука сильная, но необученная, а правая обученная, но не сильная. Вот вам и тайный левша. Такой человек никогда не станет чемпионом в спорте, где важны хорошо развитые руки. И вот некоторые тренеры разработали методику определения левша человек или правша. Для этого надо посмотреть, на какой ноге человеку удобнее прыгать. Если прыгает на правой, значит левша. А явный или тайный зависит от воспитания.

– Очень интересно. В боксе левши не редкость, но как их выявляют, я никогда не интересовался, – сказал Ипполитов.

– А вам могли и не сказать. Многие тренеры подобные открытия держат в секрете. Просто тому старичку некому было передать этот секрет – вот он мне и рассказал.

– А вам не жалко делиться таким секретом? – Улыбнулся комиссар.

– Для хороших людей не жалко.

– Ладно, попробую этого бойца переориентировать на левую руку, а к правой вернемся потом. – Майор пошел к тренирующимся.

А потом я еще раз оконфузилась. Майор подвел меня к отдельно стоящему манекену, вручил нож и сказал:

– Ну-ка, Анна Петровна, покажите, как вы владеете ножом. Я спокойно ткнула ножом манекен в область почек и вдруг из отверстия на меня брызнула кровь. Мне сразу поплохело, голова закружилась и только сильная пощечина привела меня в чувство.

– Извините, Анна Петровна. Я предполагал нечто подобное, но никак не ожидал, что вам станет так плохо.

– Да уж, – проворчала я. – Устроили тренировку. А что теперь я скажу мужу, когда он увидит, что у меня одна щека заметно краснее другой?

– Я перед ним извинюсь. Надеюсь, что он меня поймет.

– Нет уж. Лучше я сама. Найду способ. Но на сегодня чувствую, что с физкультурой все. Пора обедать.

И мы двинулись в столовую. А по дороге я, окончательно придя в себя, построила план успокоения супруга.

34.

В командирской столовой было уже довольно много народа, но обедать еще не начинали. Наверное, ждали генерала. Вася, увидев мое лицо, покраснел сразу на обе щеки и надулся. Я быстренько подскочила к нему, ухватила за руку и затараторила.

– Все в порядке, Васенька. Это я просто удар пропустила.

– Да? Ты опять забыла, где я работаю! Что я, не могу отличить последствия удара по лицу от пощечины?

– Ну, пощечина, так ведь за дело.

– За какое такое дело?

– Мне во время тренировки дурно стало, вот товарищ майор и привел меня в чувство.

Тут в нашу беседу вмешался Ипполитов.

– К сожалению, у Анны Петровны есть один существенный недостаток – она не переносит вида крови. Ей сразу становится плохо, и в такие моменты она полностью беззащитна. Если вы хотите, чтобы она и дальше продолжала свои тренировки, то эту проблему нужно устранить, как первоочередную.

Вася, после моего небольшого тычка, пришел в норму и даже поблагодарил майора. Тут вошел генерал, и все уселись обедать. Я обратила внимание, что все блюда были доставлены из общей кухни. Где-то я читала, что подобные традиции действуют на флоте – там капитан ест то же самое, что и экипаж – разница лишь в том, что командирам подают в тарелках, а остальные едят из мисок. Видно Федор Савич ввел в дивизии такие же правила. Мысленно я поставила ему за это большой плюс.

После обеда я решительно перехватила генерала прямо на выходе из столовой.

– Товарищ генерал! А можно я сейчас пойду на стрельбище к вашему инструктору по стрельбе.

– А, помню, как же. Значит, все-таки хочешь тут тренироваться, а не у мужа. Ладно, майор Ипполитов тебя проводит. – Он кивнул майору.

Я решила, что сейчас самое время, пока генерал сытый и добрый.

– Только видите ли, Федор Савич, у меня нет второго пистолета. А тут нужен Вальтер ППК. У вас нет лишнего?

– Ну, хитрюга. Дяденька, дай попить, а то так есть хочется, что переночевать негде! Хорошо, Аркадий, скажи, чтобы ей выдали Вальтер. Но смотри. Если будешь плохо стрелять, отберу.

– Большое спасибо. Постараюсь стрелять так, чтобы не отобрали.

Генерал усмехнулся, махнул рукой и пошел в штаб. А майор Ипполитов повел меня на стрельбище.

Надо сказать, что стрельбище в дивизии заметно отличалось от стрельбища в роте НКВД. Просто на нескольких дистанциях: от 25 до 100 метров, – были установлены стационарные ростовые мишени, прижатые к насыпному валу из песка и глины. Перед мишенями вырыт ров, Каждая дистанция от соседней была отделена небольшим барьерчиком и все! Получалось, что стрельба в движении, а также стрельба по движущемуся противнику здесь не отрабатывалась, а, может быть, не отрабатывалась и вообще. Выясним, а пока запишем минус.

Ипполитов сдал меня с рук на руки инструктору – как я поняла по нашивкам, младшему лейтенанту, – передал распоряжение генерала по поводу Вальтера и ушел. Младший лейтенант быстренько сбегал куда-то за угол и вернулся с Вальтером ППК. Но мне не дал – только показал.

– Сначала, товарищ…

– Товарищ Северова, – ответила я.

– Сначала, товарищ Северова, я должен проверить, как вы вообще стреляете. С какой дистанции начнем?

– Давайте по порядку, товарищ младший лейтенант. С 25 метров.

Я достала свой любимый парабеллум и стала к черте. По команде «Огонь» быстро расстреляла всю обойму и подняла пистолет дулом вверх – все строго по инструкции. Инструктор подошел к мишени, поменял ее и вернулся к линии огня.

– Хорошо, теперь 50 метров.

Я перешла на новый рубеж и повторила серию. Инструктор снова проверил мишень, опять поменял ее и предложил вернуться на 25 метров. Там он взял у меня парабеллум, дал Вальтер в правую руку, и я снова отстреляла обойму.

– Теперь этим же Вальтером, но левой рукой.

Я повторила серию. Инструктор принес пробитую мишень и показал мне.

– Левой рукой вы немного дергаете – видите разброс, а одна пуля вообще только зацепила черный круг. Эта рука у вас еще не поставлена, поэтому, хотя результаты и неплохие, но для одновременной стрельбы двумя пистолетами не годится. Но все не так плохо. Сегодня и завтра поработаем поочередно, причем для левой – упор на кучность. А послезавтра перейдем к двум пистолетам.

После этого я еще раз, уже только на 25 метров, отстреляла правой из Вальтера, а перед стрельбой левой инструктор подошел ко мне с какой-то тряпкой.

– Так, внимание. Прицельтесь, но не стреляйте – держите руку.

Я прицелилась. Он взял тряпку и завязал мне глаза.

– Теперь, огонь!

Закончив стрельбу, я нетерпеливо сорвала повязку. Инструктор принес мишень.

– Видите, с повязкой вы думали не столько о попадании, сколько о кучности. И вот результат – в силуэт не попали, зато все пули рядышком. Значит не безнадежны, – тут он хитро усмехнулся. – перерыв десять минут.

После перерыва тренировка продолжилась с переменным успехом. Правой даже вслепую я попадала нормально. Левой с завязанными глазами научилась только цеплять силуэт. Но и то хорошо. Есть подвижки. Через полтора часа инструктор закончил занятия и взял Вальтер, чтобы унести. Я вцепилась в пистолет.

– Товарищ генерал сказал, что он мой.

– Не знаю, не знаю. Я получил приказ только выдать его вам для тренировок, а не в личное пользование. И обязан вернуть на склад. Будет письменный приказ – выдам насовсем, а пока извините. Но, так и быть, разрешаю вам его почистить.

Во, дает! Издевается просто. Но ничего не поделать – младший лейтенант был абсолютно прав. Так что пока облом. Зря только губу раскатала. Ладно, еще раз поговорю с генералом. Никуда он не денется. А пока под придирчивым взглядом инструктора тщательно вычистила Вальтер, потом точно так же мой парабеллум. Видимо все сделала правильно, так как удостоилась одобрительного кивка, после чего Вальтер приветливо так мне улыбнулся.

Но раз нельзя зажать пистолет, то можно набирать информацию.

– Скажите, товарищ младший лейтенант, это вот стрельбище для всех или только для командиров?

– Это для командиров и для разведроты. Бойцы стреляют только из винтовок на полковых стрельбищах.

– На полковых? А это тогда, какое?

– Это для тех, кто служит непосредственно при штабе. Здесь ведь только штаб, медсанбат, некоторые вспомогательные части и разведрота. А полки распределены по все нашей зоне ответственности.

– А где еще тренируются разведчики?

– У них есть свои полигоны, но это вам лучше выяснять у майора Ипполитова. Он их тренирует и за них отвечает.

– Понятно. Спасибо за сегодняшнюю тренировку. Когда к вам можно будет придти завтра?

– Давайте в это же время.

– Договорились. И заодно постараюсь принести бумагу от генерала.

– Желаю успеха, – усмехнулся младший лейтенант.

И я пошла к штабу.

35.

Разговор, о котором мне стало известно несколько позже.

– Вызывали, товарищ генерал?

– Заходи, Аркадий, садись. Как тебе новая подопечная?

– Честно говоря, просто поражен. И откуда такие берутся?

– Откуда, откуда – от майора Григорьева. Так что, она действительно могла голыми руками скрутить трех бандитов?

– Без сомнения. У нее отличные природные данные и очень неплохая подготовка.

– Поясни.

– Когда мы сегодня с ней работали, я поймал себя на мысли, что, будь у меня такая гибкость и такая скорость движений, я бы не грамоты за призовые места привозил, а чемпионские кубки.

– Так что, она сильнее тебя в рукопашной?

– Нет, не сильнее, если иметь ввиду официальные соревнования. Тут она мне не противник. Да и огрехи в исполнении некоторых бросков присутствуют. Я все-таки мастер спорта, а она работает на уровне первой категории. Вот года полтора ее потренировать и на чемпионате РККА был бы еще один серьезный конкурент. Но это все про соревнования. А вот в реальном бою, в котором никаких правил и ограничений нет, я бы очень не хотел с ней встретиться. У нее необычная постановка ударов и, повторю, потрясающая резкость движений. А вообще, товарищ генерал, мне бы таких, как эта Анна Петровна, четыре – пять человек, и за ночь наша группа запросто могла бы ликвидировать вчистую целую роту.

– Не шутишь? Что-то уж слишком?

– Ни в коем разе. Снять часовых, зайти в казарму и в ножи или руками. Никто бы и не пикнул. У нее пока я выявил только один серьезный пробел. Боится крови до обморока. Я ее на Степе проверил.

– На каком еще Степе? Ты мне про него ничего не рассказывал.

– Виноват. Не успел. Просто, на последнем чемпионате я немного побеседовал с рукопашниками из других областей – обменялись опытом. Так вот один из них рассказал, как они приучают разведчиков не бояться крови. Делают манекен и внутрь заправляют несколько грелок с кровью – свиной, коровьей и т.п. Можно даже красной краской заполнить. Ударил ножом, и на тебя брызжет кровь. Вот я такой манекен по возвращении и сделал. А называют ребята такие манекены Степой. Почему именно Степой – не в курсе. Да по мне и все равно. Степа – так Степа.

– Так вот почему у нее щека такая красная была.

– Да, ударила ножом и чуть не потерла сознание – пришлось принимать срочные меры.

– Озадачил. Вижу, что хорошо бы ее к нам в разведку, да майор Григорьев не отдаст. И муж не отпустит. Ладно. Я тебя понял. Иди, тренируйся и тренируй. Секретов от нее не держи, но и от нее требуй того же самого. Если есть у тебя на примете пара – тройка перспективных парней, то подключи и их. Возможно, что скоро нам всем придется применять эти знания на практике. И неизвестно кто и с кем окажется в одном строю или в одном окопе.

– Что, товарищ генерал, все-таки будет?

– Очень не хотелось бы, но боюсь, что да. Иди, свободен.

36.

На ужин генерал пригласил нас с Васей к себе домой. Собственно, проживал он прямо на территории дивизии – в отдельном небольшом домике. Его жена, Екатерина Михайловна, приготовила потрясающие котлеты, к которым прилагалась картошка, квашеная капуста и соленые хрустящие огурчики. А потом чай с вкуснющим пирогом и моим любимым клубничным вареньем. После чая я решила, что пора настала.

– Федор Савич. Я думала, что вы пистолет мне насовсем отдали, а инструктор его после стрельб сразу забрал. Сказал, что только по вашему письменному разрешению.

– Да, так и сказал? Молодец. Завтра объявлю ему благодарность. А бумагу напишу, как утром обещал.

– Только вы выпишите мне и разрешение на Вальтер, а то товарищ майор разрешение на парабеллум выписал, а на второй пистолет уже не может.

– Вот в чем дело. Хорошо, выпишу. Но чувствую, что это не все твои просьбы.

– Не все. Еще хотелось бы, если можно, потренироваться вместе с бойцами из разведроты, а то я только стрелять умею и рукопашный бой знаю. Но этого ведь очень мало.

– Согласен. Того, что ты знаешь, действительно мало. Я сам хотел тебе это предложить. С Ипполитовым я такую возможность уже обговорил – он тоже за. Только с одним условием – не жалуйся, что тяжело – поблажек не будет.

– Спасибо. Надеюсь, что поблажки не потребуются.

– И еще, Аркадий обещал для тебя спецпрограмму подготовить, чтобы больше в обмороки не падала.

– Постараюсь не падать. Просто очень неожиданно все поучилось.

– А в армии все неожиданно. Так, о делах закончили.

Я встала и пошла помогать Екатерине Михайловне убирать со стола и мыть посуду, а мужчины еще о чем-то вполголоса продолжали беседовать. Значит это уже о других делах, в которые мне лезть не следует.

Утром вместо традиционного стакана парного молока я получила «подъем по команде» и общую разминку с разведчиками. Эта разминка, начавшись обычной зарядкой, быстро перетекла в серьезные упражнения, включавшие бег по пересеченной местности, преодоление препятствий с подвохами (то яма с водой после забора, то бревна, которые не увидишь, пока не запрыгнешь на стенку, то еще какая-нибудь пакость). И на десерт, как положено, бег по полосе с МЗП. Единственная поблажка, которую мне позволили – бежать без нагрузки. Но Ипполитов предупредил, что это только на первый день. Честно сознаюсь, что лишь реакция и гимнастическое прошлое позволили пройти эту зарядку без травм. Но, даже налегке, я оказалась где-то в последней десятке. Правда два бойца получили травмы и были отправлены в медсанбат.

На завтрак отвели всего минут десять, и потом на занятия по минному делу. Тут я только хлопала глазами. Для разведчиков, в отличие от меня, это было далеко не первое занятие, поэтому я лишь сидела и смотрела, как ловко они готовят мины, а потом не менее ловко их обезвреживают. Затем стрельба. Тут я была на высоте. Правда, меня удивило то, что ни у кого не было снайперской винтовки. Оказалось, что на роту было заказано две снайперки, но ни одной пока не получено.

Перед рукопашным боем Ипполитов представил меня, как своего нового помощника. Он выделил мне трех бойцов и попросил поставить им удары. Я немного подумала и приказала одному из бойцов вырезать мне из орешника палку толщиной с палец и сантиметров семьдесят длиной. Через пять минут палка была у меня в руках. Бойцы с удивлением смотрели на меня, а я, вспомнив свои занятия карате, использовала японскую методику, заключавшуюся в том, что при неправильном ударе ногой или рукой палкой бьют по соответствующей конечности. Получив по паре ударов, бойцы быстро освоили нужные движения. Ипполитов, скептически смотревший на эту методу, в конце занятия приказал сделать ему такую же палку. Чтобы смягчить ситуацию, я в конце занятия сказала бойцам, что лучше на тренировке получить палкой по ноге или руке, чем потом получить от противника нож в ребро или лопатой по голове. Старая истина – кто жалеет солдат на тренировке, тот быстро их теряет в условиях реального боя.

В процессе отработки рукопашного боя я, кажется, поняла разницу между подготовкой разведчика и подготовкой бойца роты НКВД. Разведчик нацелен на поражение противника – пленные разведчику не нужны (язык не в счет), а сотрудник НКВД нацелен в первую очередь на задержание противника. Вот в зависимости от задачи и нужно подбирать группы приемов рукопашного боя. Обязательно учту, когда вернусь в роту.

Перешли к метанию ножей. Тут мне пришлось краснеть. Мой нож только один раз воткнулся в щит и совсем не в том месте, куда я метила. Ипполитов «успокоил» меня, сказав, что нужно просто каждый день метать нож не менее пятидесяти раз. Тогда всего через два месяца я стану мастером. Сам он с любой руки попадал ножом, штыком и еще какой-то железякой в любую заранее заказанную точку. Придется, видно, мне оборудовать дома стенд для отработки метания хотя бы ножа. А пока подошло время обеда.

После обеда – стрельба. Я гордо показала младшему лейтенанту бумагу, подписанную Окуловым. Он усмехнулся и выдал, наконец, в мое личное пользование Вальтер ППК в комплекте с кобурой, запасным магазином и коробкой патронов.

– Вот вам кобура, но советую переделать ее или самой что-нибудь придумать, чтобы носить пистолет, например, под пиджаком. А если будете ходить в форме, то лучше положить пистолет в карман, – посоветовал инструктор.

На стрельбище я опять стреляла с завязанными глазами, потом нормальным образом. Кучность левой, наконец, стала улучшаться. И в конце занятия инструктор, УРА!!!, позволил мне стрелять сразу из двух пистолетов. Тут сразу результаты упали, причем не только для левой руки, но и для правой. Впрочем, инструктор сказал, что это обычное дело и что через два – три занятия результаты придут в норму.

В таких тренировках прошли еще два дня. Вася в это время со своими коллегами катался по полкам и батальонам дивизии, так что встречались мы только за ужином. Когда я похвасталась Вальтером, он улыбнулся и сказал, что скоро я соберу свой собственный небольшой арсенал стрелкового оружия, начиная с пистолета и кончая противотанковым ружьем. Он обещал похлопотать перед майором, чтобы мне выделили отдельный склад и персональный тир. А потом стал серьезным и сказал, что теперь у меня будет большая забота по поводу патронов разных калибров. Вася предложил продумать систему распределения боеприпасов по карманам таким образом, чтобы даже в условиях боевого столкновения не перепутать патроны. Иначе два пистолета окажутся хуже, чем один. Как вариант он предложил носить с собой Вальтер с запасным магазином, а патроны (разумеется, и запасной магазин) брать только к парабеллуму. Резон в этих словах был. Наверное, я так и сделаю.

В день отъезда мы пошли с ним вместе на стрельбище, и тут я увидела, как стреляет настоящий мастер. Он из нагана и моего парабеллума расстрелял пять мишеней секунды за три, причем у двух мишеней дырки были в глазах, а у трех остальных – в точках, обозначавших плечи. А потом из моего же Вальтера левой рукой два раза попал в подброшенную консервную банку. Да, класс есть класс.

А после стрельбы он в первую очередь засел вместе со мной за чистку оружия, причем устроил полную разборку всем пистолетам. Из-за этого мы выехали на час позже, чем планировали.

37.

Так как приехали мы вечером, то в НКГБ пошли на следующее утро. Майор сразу же принял нас и стал расспрашивать. Тут я вылезла со своим предложением, которое обдумывала накануне весь вечер.

– Товарищ майор, Валентин Петрович. Когда мы были в дивизии, то два раза видели немецкий самолет-разведчик, который старательно облетал всю территорию дивизии. А нельзя ли пустить наш самолет по такому же маршруту? Пусть он сделает фотографии с тех же точек. Тогда мы сможем лучше понять, что именно немцы знают про дивизию Федора Савича.

– Хм. Пожалуй, в твоем предложении есть смысл. Хорошо. Я позвоню в эскадрилью и попробую договориться с комэском. А Федора предупрежу, чтобы по этому поводу не возникал с несвоевременными вопросами перед своим начальством. И потом, уже с фотографиями, проведем анализ ситуации в дивизии. Ладно, Аня, ты сейчас в роту, а у Василия тут накопилось много дел. Все. За работу.

В роте я теперь сосредоточилась на занятиях с ранее отобранными бойцами, которые сами тренировались и мне помогали в тренировках. И, само собой, разумеется, стрельба. Я больше тренировала левую руку, а правой стреляла только для поддержания формы. Еще, помня о совете майора Ипполитова, стала каждый день тренироваться с метанием ножа. Раздобыла финку, установила щит и понеслась. При этом заранее решила, что хватит для меня и правой руки. С двух рук пусть мужики кидают. К сожалению, в нашей роте специалиста по метанию ножей не нашлось – не та специфика работы, поскольку при задержании умение метко кидать ножи не требуется. Так что тренировалась самоучкой, пока не сообразила спросить у мужа. Оказалось, что и нож он кидать умеет. Не так хорошо, как стреляет, но с десяти метров финку в силуэт вгоняет уверенно. После Васиных советов дело немного улучшилось, и к концу недели нож у меня уже стабильно втыкался в доску, правда, пока еще не в силуэт. Но это дело наживное.

В пятницу вечером Вася мне передал, что завтра к майору приедет Окулов и что нам вдвоем тоже надо там быть.

Утром в субботу при полном параде: Вася в форме, а я в строгом платье, – мы прибыли в отдел. Майор разложил перед нами фотографии, сделанные летчиками (их я уже раньше видела), а сбоку приложил Васин отчет и мои заметки. Тут как раз вошел Федор Савич.

– Здравствуй, Валентин. И что ты так настаивал на этой встрече? Что-то серьезное по вашей линии?

– Здравствуй, Федор Савич, садись. Все серьезное. И по нашей, и по твоей линии. Сначала хочу представить тебе начинающего разведчика Анну Петровну Северову (Вот даже как! Первый раз такое слышу!). Про Василия ты и так все знаешь, а вот про Аню не все. Она, не просто была на экскурсии в твоей дивизии, но и выполняла мое задание. Так что давай послушаем, что она нам расскажет. А потом Василий дополнит.

Я похлопала глазами, приводя мысли в порядок, и начала.

– Перед поездкой в вашу, Федор Савич, дивизию мне была поставлена задача (на самом деле были просто некоторые пожелания майора) выяснить ее максимально уязвимые точки. При этом я поставила себя на место предполагаемого противника, то есть немецкого командования. Куда и как надо нанести минимальные по силам и максимальные по эффективности удары, чтобы ликвидировать дивизию, как боевую часть.

– Ух ты! – не удержался от восклицания Окулов. – Не слишком ли много на себя взяла?

– Конечно, много. Но я старалась ограничить задачу, сведя ее до приемлемого уровня. А поскольку сама находилась только при штабе, то еще озадачила супруга. Помните, что Вася разъезжал по разным полкам дивизии?

– Вот значит как? Принимал, как дорогих гостей, а на самом деле допустил двух шпионов. И ты, Валентин, хорош. Никогда не думал, что до такого дойдет! И, небось, уже в Москву доклад подготовил? А я еще друзьями тебя и Васю считал.

Генерал не на шутку обиделся. Тут Валентин Петрович неторопливо встал, подошел и проверил, плотно ли закрыта дверь в кабинет, после чего стал напротив Окулова и четко заговорил.

– Ты, Федор Савич, не впадай в амбицию. Мы действительно твои друзья. И Анна Петровна тебя очень уважает. Поэтому тебя и пригласили на это совещание, про которое знают только присутствующие. Учти. Мы лишь проверяли твою дивизию на уязвимые точки. А немцы, которые от тебя в двадцати километрах находятся, скорее всего, имеют такие же сведения, и при этом готовы в нужный момент их использовать по максимуму. Ты не меня и не московского начальства бойся – ты бойся дивизию свою потерять и возложенные на тебя задачи не выполнить. У меня сейчас готовы два варианта доклада. И от тебя зависит, какой из них я отправлю в Москву.

– И какие же это варианты?

– Первый вариант, не скрою, тяжелый. В дивизии очень много серьезных проблем (список приложу) и не заметно, чтобы принимались серьезные меры по их устранению. Как, устроит тебя такой вариант? Думаю, что нет.

Генерал кивнул.

– Есть и второй вариант. Вот слушай: «По просьбе командира 85 стрелковой дивизии, генерала Окулова, для повышения качества боеготовности дивизии сотрудниками НКГБ с привлечением авиации была проведена разведка, максимально приближенная к действиям разведорганов возможного противника. Были выявлены недочеты, список которых передан генералу Окулову для их устранение в кратчайшие сроки.» Как тебе этот вариант?

– Конечно, этот намного лучше. – Генерал заметно успокоился. – А как я обосную, почему привлек к этой проверке людей вообще со стороны?

– Разрешите, товарищ майор, я объясню, – не выдержала я. Майор кивнул.

– Товарищ генерал, обоснование будет очень простым – кто, как не сотрудники органов, умеют проводить подобную разведку? А у своих и глаз замылен, и забота о чести мундира может помешать.

Генерал и майор согласно кивнули, после чего Валентин Петрович добавил.

– Давай теперь посмотрим, что накопали мои ребята, и составим упомянутый список, причем разделим его на две группы: что ты в состоянии решить своей властью, а что от тебя не зависит и может быть решено только наверху. Продолжай Аня. Извини, что прервали.

Генерал не возражал, и я продолжила.

– В первую очередь тревогу вызывает связь – связь штаба дивизии с полками и полков друг с другом. – Я подошла к карте. – Вот где находится штаб дивизии, а вот – где расположены полки. Расстояния составляют несколько километров. Связь только проводная и провода протянуты на столбах. Если вот тут, тут и тут эти столбы повалить, а в этих точках, – я ткнула указкой в упоминаемые точки, – расположить засады, то связь будет практически полностью выведена из строя. Штаб дивизии окажется не у дел. Кстати, для штабов полков тоже возможно организовать разрывы связи.

– Тоже мне открытие! – Не удержался Окулов. – Я и сам все это прекрасно знаю. Только не дают мне радиосвязь. Я запросил двадцать пять радиостанций, к июню, а мне пообещали только две и к ноябрю.

– Вопрос с радиостанциями, хотя и не в таком количестве, я попробую помочь решить по своим каналам, – сказал майор. – А пока ты хотя бы дополнительные линии проложи, да не поверху, а закопай их в землю.

– Понял. Это реально и можно будет проделать быстро. – Окулов сделал пометку у себя в блокноте.

Я поняла, что можно продолжать.

– Теперь перейдем к снимкам. Вот то, что сейчас лежит перед немецкими генералами. Посмотрите – вся дивизия, как на ладони. Вот полки, вот штаб, вот полигон, а вот артиллерийские склады (это мне Вася растолковал заранее). При первой же бомбежке все будет уничтожено.

– А наши истребители на что? – Опять прервал меня Окулов. – Они не должны этого допустить.

– Скажи-ка Федя, – вмешался майор. – На каком расстоянии от границы находится твоя дивизия?

– Двадцать километров.

– А где находятся ближайшие немецкие аэродромы?

– Если верить разведке, то на расстоянии пяти километров от границы.

– Так, займемся арифметикой. Сколько времени потребуется самолетам противника, летящим со скоростью, скажем, 250 километров в час, чтобы пролететь это расстояние?

– Одна десятая часа, то есть шесть минут.

– На самом деле времени у нас будет еще меньше, потому что, пока самолеты будут над чужой территорией, наши самолеты никто в воздух не поднимет. Так что пока пройдет тревога, пока самолеты взлетят и пока они до тебя долетят, оборонять будет уже нечего.

– Да, – задумался генерал. – Это действительно проблема. И какие у тебя предложения?

– Первое – маскировка, второе – создание ложных целей, третье – частичная передислокация.

– Предложения понятные, но быстро их не решить. Представляешь, сколько придется потратить сил?

– Представляю, только никуда от этого не деться. Ладно. У Ани вроде бы все, – я кивнула, – пусть теперь докладывает Северов.

38.

– За время пребывания в вашей дивизии, Федор Савич, – начал Вася, – я посетил два стрелковых батальона и артиллерийский полк. Сначала о стрелковых батальонах. Создалось такое впечатление, что многие командиры младшего звена очень плохо знают Полевой устав РККА. То при выполнении приказа об атаке поднимают бойцов во весь рост и идут в цепи, зная, что дистанция до противника более двухсот метров. Их ведь из двух пулеметов спокойно можно всех уложить. То при выполнении приказа «занять оборону» выбирают самые невыгодные с точки зрения тактики позиции – один лейтенант вообще ухитрился пулемет установить в овраге.

– На вопросы о стрельбе по низколетящим целям никто ни из командиров, ни из солдат не смог сказать, какое упреждение следует выбирать для парашютиста, какое – для самолета. При стрельбе из винтовки по ростовым мишеням на дистанции свыше ста метров только два лейтенанта и три солдата из всего батальона сумели поразить цель.

– А что прикажешь делать, – не выдержал Окулов. – Начало поступать пополнение, в котором четверть бойцов полностью неграмотные. И младший комсостав неизвестно где обучался, если вообще обучался. Я только-только начал с этим разбираться.

– Понимаю вас, товарищ генерал. Но от этого не легче. Противник нам на это скидку не сделает, а наоборот сильно обрадуется. И по нашим сведениям некоторая информация о подобном положении дел, причем не только в вашей дивизии, к немцам уже ушла. Абвер, будь он неладен, работает серьезно. Если вас это утешит, скажу, что по данным, поступающим из других дивизий, там дела еще хуже, чем у вас.

– Теперь об артиллерии. Как ваши бойцы стреляют – не знаю. При мне стрельб не было, но вот расположение артиллерийских складов. Они удалены от полка на два километра, расположены на открытой местности, численность охраны, на мой взгляд, недостаточна. И как вы планируете доставлять снаряды к орудиям? Грузовиков мало, гужевого транспорта тоже. Дорога одна. Правда грунтовка хорошая, но пара – тройка бомб на эту грунтовку и снаряды уже на позиции не попадут. Рокадные дороги^[20] я не осматривал, но, кажется, их число явно недостаточное.

– Про связь Аня уже все сказала – я только присоединюсь и отмечу, что артиллерийская стрельба без корректировщиков, имеющих надежную связь с командованием, ничего не даст, кроме бессмысленной траты боеприпасов.

Вася прекратил доклад и посмотрел сначала на генерала, а потом на майора.

– Да, Василий Петрович, – запыхтел Окулов. – Озадачили меня твои ребята. Можно сказать, мордой в грязь окунули.

– Окунули, Федор Савич. Честно говоря, я сам не ожидал, что у тебя столько проблем. Есть еще одна проблема, про которую, ты, возможно, не вполне знаешь, а они вообще не в курсе. Наверху уверены, что наша армия находится в полной боевой готовности и в любой момент может ударить так, что от противника мокрое место останется. А твой командующий округом изо всех сил эту уверенность поддерживает. Представляешь, во что все это может вылиться, если наверху нет достоверной информации о том, что творится внизу. Как они смогут командовать? Так что давай, товарищ генерал-майор, сделаем так: два дня тебе на составление плана по устранению замеченных недостатков. Копию этого плана присылаешь мне, и я прилагаю его к своему докладу по второму варианту. И еще. Подтверди, что на моих ребят ты больше не обижаешься, а то вон Анюта совсем погрустнела.

Генерал посмотрел на нас с Васей, потом посмотрел на майора и неожиданно сказал.

– Не буду обижаться, если Аня еще пару недель с моими разведчиками потренируется.

– Сейчас не могу обещать, – ответил майор, – так как тут появились серьезные дела, но вот в самом начале июня попробую ее снова к тебе откомандировать.

Окулов, наконец, улыбнулся, и вышел.

Интересно, а какие такие дела требуют моего присутствия здесь?

39.

Знаешь, Анюта, – сказал мне Вася за ужином. – Обстановка в городе и во всем районе становится все тревожнее. Сведения о крупных бандах к нам больше не поступают, но о мелких группах слышим почти каждый день. То в одном месте налет на правление колхоза, то в другом – в секретаря партячейки стреляли. И создается впечатление, что действия этих групп кто-то координирует – назначает день, а может быть и час. И планирует так, чтобы нам приходилось постоянно мотаться из одного края района в другой. Мы тут с майором помыслили и пришли к выводу, что координатор сидит, скорее всего, у нас в городе. Как паук в паутине – дергает то за одну паутинку, то за другую. А в самом городе запрещает теракты проводить, чтобы тут случайно его эмиссаров не прихватили в какой-нибудь облаве.

Я поскребла ложкой по тарелке, подбирая остатки каши, и спросила.

– А почему бы вам не провести пару – тройку облав просто так, для профилактики.

– Так ничего не даст. Если бы где-то стреляли, что-то взрывали, то был бы хороший предлог для массовых задержаний и серьезных обысков. А так – что можно сделать. Без оснований устроить массовое прочесывание города? Немедленно нажалуются в область, что беспричинными облавами и обысками настраиваем против Советской Власти мирное население. А секретарь райкома может и поддержать – ему и так очень тяжело, а мы усугубляем. Конечно, у НКГБ большие полномочия и серьезных оргвыводов не будет, но по рукам могут дать. Скажут, что вы недавно уже выслали всех подозрительных, так почему никак не успокоитесь. Пустой город никому не нужен. И тогда уже придется в дальнейшем действовать все время с оглядкой. Оно нам надо?

– Нет, не надо. А есть ли у вас с майором кто-нибудь на подозрении?

– Даже не на подозрении. Уже есть серьезные показания на местного ксендза. Недавно пограничники передали нам нарушителя, который оказался агентом Абвера, направленным именно к ксендзу. Нас с майором, правда, это удивило, так как мы предполагали, что ксендз работает на англичан – именно с ними всегда дружили поляки, да и польское правительство в изгнании сейчас в Англии. А вот ксендз оказался агентом Абвера.

– Подожди, подожди. А что такое Абвер? Я уже третий раз слышу это слово.

– Абвер – это немецкая военная разведка.

– Так получается, что поляк работает на немцев, захвативших его страну?

– Получается так. Видимо ненависть к москалям перевешивает ненависть к немцам. А, может быть, он и в Польше был агентом Абвера. Но просто так, без видимых причин, провести полный обыск в костеле и арестовать этого чертового ксендза мы не можем!

Последние Васины слова вызвали у меня какие-то смутные ассоциации. Я решила кое-что уточнить.

– Васенька, а сколько входов в костел?

– Один парадный, через который входят все прихожане, один служебный, через который ходит прислуга, есть еще дверь в погреб, через которую затаскивают всякие грузы и засыпают уголь для отопления. Недавно мы узнали, что есть еще тайный ход – нашему человеку прежний служка как-то по пьяному делу проболтался. По этому ходу, кстати, довольно новому, одной из ночей мы дошли до двери в комнате внутри костела. Но ничего интересного в этой комнате не обнаружили, а по всему костелу лазать поостереглись. И вообще назначение этого хода совсем непонятно – ксендз ведь может свободно общаться с любым верующим наедине. Для этого достаточно только зайти в исповедальню. А за всеми прихожанами следить – сил не хватит. Мы пару недель дежурили у тайного хода – безрезультатно. Может быть этот ход нужен, как резервный, когда начнутся какие-то активные действия. Вполне возможно, что этот ход прорыли прямо перед приходом наших войск.

– А если бы вы просто ночью через какой-нибудь из входов проникли в костел и тихохонько ксендза захомутали, что тогда?

– Если ксендз ни с того, ни с сего исчезнет, то точно нас обвинят. Потому как, кроме нас, никому его исчезновение невыгодно.

Так. Куда ни кинь – всюду клин. И явно не арестуешь, и скрытно тоже плохо. И тут, наконец, ассоциации оформились в мысль, да такую, что я чуть было не поперхнулась чаем.

– Скажи-ка мне еще, Васенька. А что будет, если ксендза средь бела дня, да еще во время службы, утащат черти?

– Плохо будет. Нам не исчезнувший ксендз нужен, а живой – со всеми его сведениями и контактами.

– А народ как к этому отнесется? Будут органы обвинять?

– А причем тут органы – это ведь черти?

Тут Вася запнулся, уставился на меня – судя по всему, у него в голове вдруг прошел сброс системы, и началась перезагрузка, – и вдруг заскулил, как побитый щенок.

– О господи, и на ком же это я женился?

– А ты до сих пор не понял? Тебе же майор объяснял – на стерве. И не упоминай всуе имя Господа твоего. – Тут я важно подняла вверх указательный палец и покачала рукой. После чего продолжила.

– Значит так: с помощью Валентина Петровича в другом районе или даже в другой области находите в НКГБ трех – четырех мелких, шустрых и толковых сотрудников, подбираете в театре или на киностудии правильные костюмы, снабжаете несколькими кусками серы – что это за черти без серы, – а некоторые дополнительные химикаты по моему списку добываете по своим каналам. Химикаты не редкие и достать их в требуемых количествах будет несложно. Сценарий я разработаю, а инструктировать будете вы с майором.

– Неизвестно, как еще майор к твоей идее отнесется.

– С пониманием отнесется. Тем более, что на стерве женат не он, а ты. Поэтому больше об этом не думай, а давай лучше займемся делом.

На следующее утро я до поездки в роту увязалась за Васей в отдел. Ко мне уже привыкли, поэтому процесс проникновения к майору прошел, если можно так сказать, в штатном режиме. Я коротенько изложила Валентину Петровичу результат нашего вчерашнего семейного совещания. Он тоже схватился за голову, потом, по традиции с заминкой, обозвал меня выдумщицей, но идею все-таки воспринял. Дал мне два дня на разработку сценария, а сам за это время обещал подобрать «актерский состав» и необходимые аксессуары.

40.

Сценарий я разработала, людей и химию майор обеспечил, а репетицию провели в роте НКВД подальше от посторонних глаз. Капитан Коротков очень развеселился, зато политрук встревожился.

– Вы так всю антирелигиозную пропаганду порушите.

– Так сейчас и без чертей почти все в городе верят в бога. Тут за один день все равно всех не сагитируешь. А нам очень важен результат. И потом не забудьте – черти утащат именно ксендза. Много после этого народа придет в католический храм? Скрепя сердце, политрук согласился, но было ясно, что по своей линии обязательно настучит.

Вот что произошло в костеле в следующее воскресенье. Во время утренней мессы, на которой, правда, было не очень много народа – около пятидесяти прихожан, – вдруг прямо в алтаре возник дым, запахло серой, послышался хлопок и появились три черта. Двое с ужимками подскочили к оторопевшему ксендзу и схватили его за руки. При этом один их них незаметно тюкнул ксендза в затылок так, что тот слегка поплыл и уже не мог трепыхаться. А третий черт подбежал к чаше со святой водой, плюнул в нее, после чего в чаше тоже раздался хлопок, и вода в ней загорелась^[21] – даже посыпались искры. Народ ломанулся к выходу, а черти – уже все трое – вместе с ксендзом исчезли в облаке дыма. Примерно через час к костелу подъехал автомобиль НКГБ, из которого вышел при всех своих регалиях майор госбезопасности в сопровождении двух оперативников. Майор остался снаружи, а оперативники прошли в костел. Через некоторое время они вышли и предъявили майору обгоревший сапожок ксендза.

– Больше ничего не удалось найти, – доложил майору один из оперативников.

– Опросите свидетелей, – приказал майор.

Оперативники направились к стоящей неподалеку группе женщин и мужиков. Женщины сразу заголосили и бросились прочь, мужики бросились за ними. Около оперативников остался только один пьяненький старичок. Он покачивался и бормотал.

– Все, забрали черти ксендза, забрали ксендза. Теперь он в аду сковородки лизать буде.

– Какие черти, какие сковородки, – спрашивали оперативники.

– Обычные черти, тильки дюже злобны. Огнем плюются. Теперь ксендз в аду сковородки лизать буде.

– Дались тебе эти сковородки! Что за черти, откуда?

– Из аду выскочили, ксендза забрали, святу воду зажгли и ускочили.

На этом расследование закончилось. Майор сел в машину, и все уехали.

Ксендз, наверное, будет страшно удивлен, увидев, что черти не захотели тащить его в ад, а ограничились доставкой в тюрьму НКГБ. Впрочем, уверена, что ему сразу объяснят, что ад – это не обязательно самый худший вариант. Уверена также, что он это быстро прочувствует и станет давать нужные показания.

Вася мне потом рассказал, что майор, вернувшись в отдел, лег на диван в своем кабинете и минут двадцать хохотал.

Забегая вперед, скажу, что был и побочный эффект. На вечерней службе в православной церкви не хватило места для всех пришедших. Батюшка провозгласил анафему еретикам и призвал всех усердно молиться. А секретарь райкома, как и предвидел политрук, провел специальное совещание по вопросу усиления антирелигиозной пропаганды. И попросил в области прислать в город для показа в клубах кинофильм «Праздник святого Иоргена»^[22]. Кинофильм был немой, но очень смешной – мне понравился.

41.

Утром в понедельник мы с Васей, как обычно, разъехались по своим работам: он в НКГБ, а я в роту. После обеда, когда я только собиралась на стрельбище, ко мне подошел капитан Коротков и с ехидцей в голосе сказал.

– Сегодня, Анна Петровна, мотоцикл придется оставить в роте.

– А как же я доберусь домой? Пешком?

– Ни в коем случае. Звонил ваш супруг и сказал, что заедет за вами после работы.

Так. Не иначе что-то случилось. И, судя по всему, завтра в роту я уже не попаду. Ну что же. Использую сегодняшний день по максимуму. Стреляла до тех пор, пока в ушах не зазвенело. А потом вволю поиздевалась над партнерами в спарринге.

Вечером за мной приехал Вася, усадил на мотоцикл и мы покатили домой. По дороге ни на один вопрос не ответил – тоже мне партизан! Только, когда мы зашли в дом и сели ужинать, соизволил заговорить.

– Анюта. Завтра с утра к нам в отдел. Будет беседа с Валентином Петровичем. А вечером мы с тобой выезжаем в командировку, в Москву.

– Подожди, подожди. Что значит мы? Я вроде бы не в штате. А ты еще не в таком звании, чтобы в командировку ездить с женой.

– Ничего не знаю. Я просто передал тебе слова майора. И, кстати, не уверен, что это ты едешь со мной в качестве жены. Возможно, что это я буду при тебе в качестве мужа.

– Ничего себе! Это куда же мы вляпались?

– Завтра задай эти вопросы майору. Я сам с обеда голову над этим ломаю, а Валентин Петрович молчит.

Короче, вечер пошел насмарку. Я все гадала, что вдруг взбрело в голову майору. Или не майору, а кому-нибудь чином выше? Вася, кажется, понял мое состояние и не беспокоил. А потом просто подошел, ухватил меня в охапку, повертел и крепко поцеловал. После этого все проблемы отошли на второй план.

Когда на следующий день пришла в отдел, то Василий Петрович усадил меня не на стул около своего стола, а на диван в углу. Сам некоторое время ходил по кабинету, потом остановился напротив меня и начал.

– Помнишь, Аня, пару недель назад я спрашивал, нет ли у тебя каких-либо знаний из будущего, которые нам могли бы сейчас пригодиться?

– Конечно, помню. И помню, что я вам на это ответила. Что все мои знания получены в школе и поэтому являются поверхностными. Скорее это даже не знания, а набор фактов, поскольку теории, лежащие в основе этих фактов мне неизвестны. Вот только немного знаю теорию полупроводников, поскольку этим немного интересовалась.

– Да, все точно. Так вот, ты в нашем мире более или менее освоилась, видишь что здесь и как. Теперь настала пора поделиться пусть не знаниями, так хотя бы фактами. А уж наши ученые сами решат, что для них сейчас полезно, а что – нет.

– А как я с ними буду беседовать? Что, так прямо и заявить, что вот я девочка из будущего, в котором сделано то-то и то-то.

– Ни в коем разе. Ты будешь представляться, как сотрудник НКГБ, добывший некоторые сведения о секретных зарубежных исследованиях. При этом лишних вопросов никто тебе задать не осмелится. И представляться будешь не Северовой, а кем-нибудь другим. Да хоть Марфой Ивановной. И для солидности тебя будет сопровождать телохранитель – понятно кто.

– Да, судя по вашим словам, Вася вчера точно угадал, что это будет не для него, а для меня командировка.

– Вот именно. Поэтому иди домой, собери себя и мужа в дорогу, после чего сядь и старательно вспоминай все, что сможешь. Если надумаешь делать записи, то только в отдельную тетрадку, из которой не должно быть вырвано ни одного листика. Запомни – это важно. Все листики должны быть на месте. А будет ли на них информация или нарисованы цветочки – это уже не принципиально. Поезд из Барановичей в 20-20. Билеты вам будут в международный вагон. Оба едете в штатском. Все. Дуй домой. Вася на машине приедет через пару часов. Эта же машина отвезет вас в Барановичи. Да, парабеллум оставь здесь. В Москве он не понадобится. А Вальтер с запасной обоймой можешь взять. Только не забудь разрешение. Вообще-то не нужен бы тебе пистолет в эту командировку, но ты же не захочешь с ним расстаться. В Москве вас встретят прямо у вагона. Нужные сведения я в Москву уже передал. Все, иди.

Нищему собраться – только подпоясаться. Единственный штатский костюм у мужа, одно приличное платье у меня. Пистолет спрячу в сумочку. Ой, а что будем есть в дороге? Но раз вагон международный, значит будет и вагон-ресторан. Хоть с едой можно не заморачиваться.

Пришел Вася. Взъерошенный и какой-то озадаченный. Перекусил и смотался куда-то на мотоцикле. Через час вернулся. И все молча. Интересно, что наговорил ему майор. Впрочем, все, что можно, муж мне расскажет. Дорога-то нам предстоит долгая. Это не в соседний район скатать.

42.

Оказалось, что в международном вагоне купе двухместные. Это порадовало. Поэтому, как только мы тронулись, я вытащила тетрадку и стала заносить в нее свои воспоминания – все, что смогла восстановить из школьной программы и из первых двух курсов института. Вася сидел молча и только внимательно наблюдал за мной. Как только я решила закончить, он схватил тетрадку и засунул во внутренний карман пиджака.

– Потребуется – только скажи. А все остальное время она будет у меня.

Вот так! Я уже пишу секретные документы.

Мы пошли поужинали, потом я еще честно повспоминала сколько смогла, но смогла немного. Наконец, плюнула на все это, решив, что утро вечера мудренее, и улеглась. Вася тоже залег и, к моему удивлению, не сделал никаких попыток меня соблазнить. Ладно, учтем.

Поезд на Белорусский вокзал пришел рано утром – еще шести не было. Но нас действительно встречали. Только мы с Васей вышли из вагона, как к нам подошел высокий военный в форме НКГБ и представился.

– Капитан госбезопасности Трофимов. Супруги Северовы? Следуйте за мной.

Он повернулся и пошел к выходу. За ним я, а замыкал нашу колонну Вася. Интересно, меня что – ведут под конвоем?

Вышли через какую-то боковую калиточку к поджидавшей нас эмке. Капитан подождал, пока мы с Васей усядемся сзади, сел рядом с шофером, и машина тут же тронулась. Я сразу прилипла к окну.

Капитан, заметив это, улыбнулся и сказал.

– Что, первый раз в Москве?

Я чуть было не ляпнула, что я коренная москвичка в третьем поколении, но спохватилась, что в этой Москве я действительно в первый раз.

– Да, товарищ капитан. В первый. То все в небольших городках, которые за час пешком можно пройти от конца и до конца, а тут такой большой и красивый город.

– У вас еще будет время его осмотреть. Вы, насколько мне известно, пробудете здесь не меньше недели.

Так, все-таки арестовывать, кажется, не будут. По крайней мере, на это надеюсь. Но почему Вася такой хмурый и молчаливый?

Мы проехали, насколько я сообразила, по Тверской, которая в это время, если не ошибаюсь, называется улицей Горького. Потом свернули налево у «старого здания» Художественного театра (это в наше время есть старый и новый МХАТ, а тогда он был один), проехали по переулку, немного поднялись по Кузнецкому мосту и снова повернули налево. Потом направо и остановились у небольшого дома. Перед тем, как выйти из машины, капитан повернулся к нам с Васей и негромко сказал.

– Вам предстоит жить на конспиративной квартире. Она пустая, но утром будет приходить уборщица, она же кухарка. При ней никаких разговоров, кроме «здравствуйте» и «до свидания». Это Варсанофьевский переулок. Он расположен недалеко от нашего главного здания. Квартира номер пятнадцать на третьем этаже. Сейчас там должна быть кухарка. Вот вам ключи. Выходите.

Мы вышли, и машина тут же уехала. Капитан пошел с нами наверх по необычно длинной лестнице на третий этаж. Почему лестница оказалась такой длинной я поняла, когда мы вошли в квартиру. Потолки в ней были невообразимой вышины – наверное, не менее четырех метров. Интересно, как тут их протирать от пыли?

– Здравствуйте, Дарья Федотовна, – поздоровался капитан. – Вот привез постояльцев. Прошу любить и жаловать.

– Здравствуйте, здравствуйте, – приветливо отозвалась кухарка. Завтрак уже готов, а обед стоит на окошке. Когда время придет – разогреете. А я пойду.

– Подождите, пожалуйста, – вмешалась я. – Сначала покажите нам что здесь и где.

– Да, да, конечно, – заторопилась Дарья Федотовна. – Вот ваши комнаты, вот удобства, вот ванная, а колонка на кухне.

– Какая колонка?

– Так чтобы воду подогревать. Видите, горит маленький огонек. Его гасить нельзя. Пусть горит. А если вы в ванной откроете кран горячей воды, то тут сразу вспыхнет вся горелка и вода быстро нагреется. Помылись – кран закрыли, горелка погасла, а огонек останется дежурить. Еще очень важно. Если огонек вдруг погаснет, то нужно закрыть вот этот кран и обязательно проветрить кухню. Иначе газ может взорваться.

– Это я знаю, – на автомате брякнула я. Кухарка удивленно на меня посмотрела.

– Я читала о случае взрыва газа в какой-то газете. – Пришлось извернуться. Кажется, проскочила.

Кухарка попрощалась и ушла. Снова заговорил капитан.

– Товарищ Северов. У вас есть час на размещение и завтрак. В 9-00 вас ждут в наркомате. Подъезд номер три, пропуск заказан. А вы, товарищ Северова, до обеда свободны, но прошу далеко от дома не уходить. К 14-00 должны быть дома. Если что-то случится, то вот номер моего телефона. Дежурный сразу со мной соединит. А теперь давайте мне все материалы.

Вася передал ему свой пакет и мою тетрадку. Капитан все сложил в небольшую сумку и в нашем присутствии ее опечатал. Козырнул и вышел.

– Ну что Васенька. Прибыли в стольный град Москву. Давай завтракать и потом иди в свой наркомат, а я пойду, повспоминаю.

– Интересно. Капитан все рассказал кроме одного, как отсюда добраться до наркомата. В отличие от тебя, я в Москве в первый раз.

– А адрес ты знаешь?

– Конечно. Улица Дзержинского, дом 2.

Ага, так, кажется, раньше называлась улица Лубянка.

– Тогда, если я правильно сориентировалась, выйдешь из дома, поднимешься вверх по переулку и попадешь на улицу Дзержинского. Дом два будет направо через дорогу. Только переходи улицу аккуратнее. За пять минут дойдешь. Ну и на поиск нужного подъезда клади еще пять минут.

После завтрака я отправила Васю на работу, а сама, горя нетерпением, выскочила на улицу. Спустилась вниз, дошла до Кузнецкого моста, по нему до Петровки и далее поднялась на улицу Горького. Практически ни одного привычного здания. Только МХАТ на месте и театры – Малый и Большой. Повертелась, увидела в Столешниковом переулке книжный магазин. Заглянула туда. Приметила пару интересных книг по шахматам – таких в моей коллекции не было, но пока решила не покупать. Куда я их дену при такой жизни. Только место будут занимать, а выбросить будет очень жалко. Пусть лучше тут стоят на полке. Прошла еще по Петровке и увидела объявление, что в клубе Динамо состоится выступление гроссмейстера Смыслова, который расскажет о закончившемся матч-турнире на звание абсолютного чемпиона СССР. После лекции – сеанс одновременной игры. Облизнулась, как кот на сметану, и повернула домой. Времени еще много, но лучше подстраховаться. По дороге купила пару газет – Правду и Известия.

Дома плюхнулась на диван, стоявший в комнате, которую я определила, как гостиную, и открыла газеты. И через несколько минут уснула.

43.

Разбудил меня звонок телефона. Подскочила к телефону и схватила трубку.

– Анна Петровна. Это Трофимов. Хорошо, что вы на месте. Через десять минут к вам придут.

– А где Вася?

– Он тоже подойдет.

Я села у окна и стала ждать. Хорошо, что окно выходит прямо в переулок. Можно заранее увидеть, того, кто к нам придет. Спустя несколько минут увидела Васю, рядом с которым шел какой-то невысокий плотный мужик в распахнутом плаще. Вася при этом шел, как деревянный. Они вошли в подъезд, и еще через минуту я услышала, как в двери поворачивается ключ. Вошел сначала мужик, снял плащ и прошел в комнату. За ним деревянной походкой вошел Вася. Мужик этот показался мне немного знакомым. Где я его могла видеть? Ну, никак не вспомню. Вот, тормоз! А вошедший, тем временем, вежливо поздоровался.

– Здравствуйте, Анна Петровна! Рад вас видеть.

– Здравствуйте. Простите, а как вас зовут?

При этих моих словах Васю аж заколбасило, и он прислонился к стенке, а мужик чему-то развеселился и заговорил:

– Я всегда знал, что товарищ Григорьев никогда меня не обманет. Но уж очень странные сведения он мне присылал. И я сильно сомневался. А теперь точно верю. Потому что любой другой сразу же узнал бы меня. Еще раз, здравствуйте Анна Николаевна. А меня можете называть Лаврентий Павлович. Василий Федорович, объясните супруге, кем я работаю.

– Аня, это нарком НКВД, товарищ Лаврентий Павлович Берия. И ему, как ты уже поняла, известно кто ты и откуда.

Я как стояла, так и села. Я вспомнила, что видела его портрет в роте НКВД, только там он был в военной форме, а здесь в штатском костюме.

– Здравствуйте, Лаврентий Павлович. Проходите, садитесь.

– Прохожу. Уже сел. Товарищ Северов, вы тоже садитесь. Времени у меня немного, а надо обсудить ряд важных вопросов. Первый вопрос: это точно, что Германия нападет на нас 22 июня?

– В моем времени, товарищ Берия, так было написано во всех учебниках истории. И мои родители все время говорили об этой дате. Расхождения были только во времени: где-то было написано, что первый удар был нанесен в 4 утра, а где-то, что еще до четырех начался артобстрел наших территорий. Но сразу хочу сделать одно, на мой взгляд, важное замечание. После того, как я неизвестным мне образом попала в прошлое, то есть в это время, могли нарушиться так называемые причинно-следственные связи. История могла пойти немного иначе. Поэтому не исключено, что нападение может произойти немного раньше или немного позже. Большого расхождения быть не должно, поскольку я слишком уж маленький камешек в механизме истории.

– Это хорошо, что вы учитываете и такие нюансы, но общий итог, конечно, печальный. Ох, как нам не хватает времени. Хотя бы полгода.

– Возможно, что Гитлер как раз и не хочет давать нам эти полгода.

– С этим согласен. Второй вопрос. Какие знания из будущего, по вашему мнению, мы могли бы использовать сейчас? Я просмотрел вашу тетрадь – там, к сожалению, слишком мало и все неопределенно.

– Лаврентий Павлович! Так я ведь только школу кончила и всего два курса в институте проучилась. На этих двух курсах нам только базовые знания давали – основное-то должно было быть на курсах с третий по пятый. Да и специальность у меня – работа на таких устройствах, прототипы которых появятся только после войны. Конечно, нам рассказывали о многих вещах, которые пока неизвестны и которые произведут заметные изменения в мире, но их теорию я не знаю. Вот, разве что могу поговорить со специалистами о полупроводниках. Тут я знаю кое-что, что может подтолкнуть нашу науку и промышленность.

– Скажите, товарищ Северова. Вы в школе много сочинений писали?

– Вообще не писала. А зачем?

– Гм, так я и подумал. Хорошо. В конце дня скажете товарищу Трофимову, с кем вас стоит свести. Но при встречах выберите себе другое имя. Настоящее говорить не следует.

– Поняла. Разрешите задать вопрос? – Берия кивнул.

– Капитан Трофимов в курсе моего происхождения?

– Нет. Он только знает, что вы владеете важной информацией и что вам нужно помочь в организации некоторых встреч. А теперь с моей стороны третий вопрос. Почему у вас такой странный паспорт. На двух языках, с двуглавым орлом в качестве герба и гражданство не СССР, а Российская Федерация?

ВОТ ЭТО ВОПРОС! К нему я готовилась давно и никак не могла решить, что же именно следует отвечать. Всегда надеялась повесить лапшу, тем более, что проверить никто бы не сумел. Но тут такое не прокатит. Ладно, решено.

– Васенька, – к мужу. – Сейчас на улице хорошая погода, светит солнышко. Пойди, погуляй.

– Вот даже как? Хорошо. Товарищ Северов, оставьте нас вдвоем, пожалуйста.

Вася кинул на меня вопросительный взгляд. Я ответила успокаивающим кивком, и он вышел.

– Почему вы не захотели отвечать при муже?

– Потому, товарищ Берия, что вы сами должны будете принять решение, следует ли лейтенанту Северову знать то, что я расскажу.

– Я так и подумал. Слушаю вас.

– Дело в том, что Советский Союз развалился через год после моего рождения. И нет больше такой страны.

44.

Берия встал, точнее, вскочил, сделал несколько кругов по комнате, потом остановился и сказал.

– Вы правильно попросили вашего мужа выйти. Не каждый сотрудник органов должен знать то, что вы готовы рассказать. И сейчас я не буду требовать от вас подробности. Чувствую, что это будет непростая беседа. Только скажите, насколько хорошо вы можете изложить причины распада?

– Хорошо или плохо я их изложу – решать будете вы. Но учтите, что в момент развала СССР я, если можно так сказать, еще лежала в коляске. Поэтому рассказывать буду только по учебникам, которые были написаны теми, кто стал обслуживать новую власть. И немного по тем сведениям, которые я слышала от деда и от родителей. Еще могу добавить, что ни о вас, ни о товарище Сталине в этих учебниках не было ни одного хорошего слова.

Тут Берия грустно улыбнулся.

– Было бы странно, если бы там были хорошие слова, а так все вполне объяснимо. Хорошо. Последний вопрос. Майор Григорьев писал, что вы знаете о какой-то супербомбе. Это что еще такое?

– Это атомная бомба. Ее мощность измеряется в килотоннах тротила. Одной такой бомбой можно уничтожить целый город. Бомбу изобрели американцы, точнее ученые, которые, бежав от Гитлера, осели в США. Наши разведчики узнали секрет этой бомбы и через несколько лет в СССР сумели создать такую же. Кстати, насколько я помню, всеми работами по ее созданию в СССР руководили именно вы, а непосредственно всеми исследованиями руководил Курчатов. Помню даже, дедушка как-то сказал, что если бы не Лаврентий Берия, то не было бы у нас атомной бомбы.

Тут Берия еще раз улыбнулся и стал прощаться.

– Я обдумаю все, что вы мне рассказали. Сейчас пришлю к вам мужа, а то он места себе не находит. До свидания, товарищ Северова.

Только он вышел из подъезда, как пулей влетел Вася.

– Ну как ты тут? Все в порядке? Что ты ему наговорила?

– Все нормально, Васенька. Успокойся. Давай садись обедать. Поедим и поговорим. А о том, что говорили в твое отсутствие, спрашивай у Наркома. Теперь это его тайна.

– Ага, прямо сейчас побегу и прикажу: «Товарищ Нарком. Доложите, о чем вы беседовали с моей супругой без меня.»

– Вот видишь. Лаврентий Павлович одобрил то, что я тебя выставила за дверь. Ему не сказала, а тебе скажу. Есть такая поговорка: «Меньше знаешь – крепче спишь.»

– Знаю я эту поговорку. Но все равно, тревожусь.

– Ты лучше скажи. Ты еще дома знал, кто и зачем придет сюда? Тебе майор рассказал и приказал молчать.

– То, что придет сам товарищ Берия, не знал. Знал только, что кто-то из больших начальников. И что этот начальник будет в курсе, откуда ты появилась.

– Ну вот, теперь неопределенность исчезла. Тебе от меня больше нечего скрывать, можем спокойно обедать. И потом будем ждать звонка Трофимова.

А про себя подумала, что майор Григорьев тот еще жук. «Ничего не будем сообщать начальству, нечего его беспокоить без фактов». А сам, наверное, в тот же день, как увидел мой рюкзак, сразу же сообщил. Да еще сфотографировал мой паспорт. Во всяком случае: «что ни делается – все к лучшему».

Во время обеда меня терзал какой-то червячок. Что-то такое я упустила. И не могу понять что. В беседе вела себя не так или забыла что-то сказать? В конце концов, решила, что, если это важное, то само всплывет. Закончили обед, и я потащила посуду на кухню. Для мытья включила горячую воду и наблюдала, как при этом вспыхнула вся горелка. Да, если бы маленький газ случайно погас, то сейчас мог произойти взрыв. Вспомнила! Бомбы объемного взрыва.

– Вася, я тетрадку отдала капитану Трофимову, а мне нужно еще кое-что записать. Дай пару листиков.

– Вот тебе листики и карандаш. Пиши, но потом сразу отдай мне.

– Отдам, не беспокойся.

Я набросала мысли по поводу объемной бомбы – все равно технологию ученые придумают сами. Тут, в отличие от атомной бомбы, важна идея.

45.

Закончив записывать, я позвонила по телефону, оставленному мне Трофимовым. В течение нескольких минут его нашли.

– Товарищ капитан. Мне нужно будет встретиться со специалистом по электронным лампам и полупроводникам. Лучше всего, если это будет ученый из МЭИ. Еще одна встреча нужна со специалистом из НИИ, который занимается боеприпасами. И, наконец, очень хотелось бы поговорить со специалистами по гриму. Такие наверняка есть в нашем наркомате. Все записали? Спасибо. Когда ожидать от вас ответа? Завтра? Отлично! С 9-00 у телефона. Большое спасибо, до свидания.

– Ну вот, Васенька. На ближайшие пару дней работа у нас будет.

– Эта работа будет не у нас, а у тебя.

– Почему? А ты как?

– Во-первых, я совсем не знаю Москвы, и все равно понадобится провожатый. А во вторых, меня предупредили, что для меня тут тоже есть важная работа. Так что, я без дела не останусь.

– Так кто же будет меня, хрупкую и беззащитную девушку, сопровождать?

– Думаю, что Трофимов и будет. Кстати, насчет беззащитности. Ты, на всякий случай, предупреди капитана, что носишь с собой пистолет. Он московские порядки лучше знает. Как скажет, так и сделаешь.

– Поняла, будет исполнено. А теперь пора проверить местную спальню.

– На это всегда готов!

Этим приятным мероприятием и закончился наш первый день в Москве.

Утром вскочили ни свет, ни заря – привыкли по меркам нашего городка. Разогрели остатки вчерашнего ужина и неплохо позавтракали. К 8 часам пришла кухарка-уборщица, Вася пошел в Наркомат, а я уселась у телефона. Без четверти девять позвонил Трофимов и сказал, что через пять минут он будет с машиной у подъезда.

Я выскочила и первым делом, как обещала супругу, спросила Трофимова.

– Товарищ капитан. У меня в сумочке лежит пистолет. Ничего, что я его буду носить с собой?

Да, не ожидала, что такой простой вопрос его озадачит. Программер бы сказал, что у капитана пошел процесс обращения к жесткому диску для просмотра всей базы ответов. Наконец, ответ был найден.

– Товарищ Нарком ничего про ваше личное оружие не говорил, поэтому на ваше усмотрение.

– Если на мое усмотрение, то буду носить его с собой.

– Хорошо. А теперь садитесь в машину – мы едем в МЭИ.

И мы поехали. Хотя я примерно представляла маршрут, но все вокруг было совершенно иначе. Только один знакомый дом на Садовом кольце. Когда мы проезжали мимо него, капитан сказал.

– А вот это дом-великан. Он тут самый высокий.

Ха, знал бы он, как в мое время смотрится этот дом, зажатый между даже не самыми высокими домами. Дальше мы покатили какими-то закоулками и, наконец, выехали на Красноказарменную улицу. Надо же. В 1941 году здесь ходят трамваи и в наше время это тоже самый популярный транспорт для подъезда к институту. Ой, как бы не показать, что я тут уверенно ориентируюсь. А вот и семнадцатый корпус. Судя по виду, его отстроили совсем недавно. Вся облицовка на месте, покраска – тоже. Оп-па! А ведь дом-то построен неполностью. Главное здание с колоннами есть, а по бокам дополнительных корпусов еще нет. Значит они появятся потом, наверное, после войны. Народ снует туда – сюда. Правда, студентов не очень много, так как идет зачетная сессия. Но это даже к лучшему. Не следует сильно мелькать перед множеством студентов.

У входа нас встретил худой и высокий человек.

– Товарищ капитан, здравствуйте. Начальник первого отдела Ковалев. Иван Иванович^[23] поручил мне организовать вашу беседу. Простите, а как называть вашу спутницу?

– Это младший лейтенант НКГБ, Елена Сергеевна. Так ее и представляйте.

Ой как интересно! Никто меня никуда не оформлял, а тут представляют даже не сержантом, а сразу младшим лейтенантом! Вряд ли Трофимов это сам придумал.

– Понял, идемте, я вас провожу.

Мы поднялись на второй этаж, повернули направо и пошли по хорошо знакомому мне коридору. В мое время здесь находился Радиотехнический факультет. Интересно, нет ли где-нибудь на стендах фотографии моего прадеда? Но поскольку шли мы довольно быстро, то ничего рассмотреть я не успела. Свернули за угол и спустились по небольшой лестнице на первый этаж. Там наш сопровождающий открыл дверь без номера, и мы вошли в комнату, явно не предназначенную ни для лекций, ни для лабораторных занятий или семинаров. Четыре стола с выгородками. У каждого стола стул. В углу стол со стойкой. И в противоположном углу комнаты видна еще одна дверь, которая в данный момент была заперта.

46.

Ковалев быстренько составил у одного стола два стула вместе (наверное, для нас с капитаном), напротив поставил еще один стул, положил стопку бумаги, причем каждый листок имел вверху штамп, положил несколько карандашей, сказал, – «я сейчас», – и исчез. Через пару минут он вернулся с еще более высоким и еще более худым человеком.

– Товарищи, позвольте представить вам Андрея Леонидовича Зимова. Андрей Леонидович – это товарищи из органов, которые хотят с вами поговорить. Я не буду вам мешать.

С этими словами Ковалев исчез, а я в первый раз в жизни увидела, как человек может в момент поменять цвет лица от розового до совершенно серого. Ну и болван это Ковалев! Нужно срочно исправлять ситуацию, иначе вместо беседы придется вызывать скорую. Я взяла на себя инициативу, поскольку Трофимов тут присутствовал исключительно для солидности.

– Андрей Леонидович, во-первых, здравствуйте. Меня зовут Елена Сергеевна, а это Александр Александрович (на всякий случай я изменила имя-отчество и у капитана – он не возражал). Вас нам рекомендовал ваш ректор, как молодого и подающего большие надежды ученого, с которым мне нужно обсудить некоторые важные вопросы.

Уф, цвет лица у него стал приближаться к нормальному. Значит можно переходить к делу.

– Мы будем говорить о триодах и о полупроводниках.

– Простите, – подал немного хриплый голос Зимов, – чтобы нормально вести беседу я должен знать, насколько вы разбираетесь в этих предметах.

– Неплохо разбираюсь, – нагло заявила я. Впрочем, для текущего времени, может, это было не такое уж наглое заявление. Но Зимова мое заявление не убедило. Он взял один из листков, карандаш, что-то чиркнул и пододвинул листок ко мне.

– Вы можете сказать, что это такое и что тут нужно делать.

– Товарищ Зимов, – не выдержал Трофимов. – Что вы себе позволяете?

Но тут я его перехватила.

– Не волнуйтесь Александр Александрович. Вопрос Андрея Леонидовича вполне правомерен. Он ведь действительно должен знать уровень собеседника, чтобы беседа была результативной. – Зимов согласно кивнул, а я посмотрела на лист и мысленно усмехнулась. Как раз из моей весенней сессии.

– На этом листке вы, уважаемый Андрей Леонидович, – затараторила я, – написали линейное дифференциальное уравнение с правой частью. Такое уравнение решается в два этапа: на первом этапе находим общее решение однородного уравнения без правой части с помощью составленного характеристического уравнения. У полученного уравнения, – тут я прикинула, – будут два действительных корня. Значит, в общем решении будут две экспоненты: одна с первым корнем, а вторая – со вторым. Теперь на втором этапе находим частное решение уравнения с правой частью. Будем использовать для этого метод вариации произвольных постоянных.

– Достаточно, – прервал меня Зимов. – Будем считать, что экзамен по математике вы сдали на «отлично». Я уже понял, что говорить мы сможем на одном уровне. Надеюсь, что ваш коллега не обидится, если что-то для него будет непонятно?

– Не обидится, – успокоившись, заявил Трофимов, и, как мне показалось, слегка отключился. И правильно. Это не его епархия – зачем забивать голову.

– Андрей Леонидович. Прежде всего, должна предупредить, что все, что вы здесь услышите, является совсекретной информацией. Как эту информацию вы сможете использовать, скажу в конце беседы. А теперь давайте поговорим о полупроводниках и устройствах на их основе.

– Простите, – снова перебил меня Зимов. – Вы хотите говорить о кристадинах?

– Нет, хотя вопрос о кристадинах, возможно, мы и затронем. Для начала посмотрите на эту картинку.

Я нарисовала классическую картинку границы контакта полупроводников с донорной и акцепторной примесями из моего учебника по физике^[24] и изложила буквально на пальцах принцип работы полупроводникового выпрямителя. Зимов в процессе моего объяснения согласно кивал, а потом заявил, что они так все и рассказывают студентам, хотя мое объяснение выглядит нагляднее, и что, с моего позволения, в дальнейшем они будут придерживаться именно такого представления теории полупроводниковых выпрямителей. Я сказала, что против этого возражений нет, и перешла к самому главному.

– А что будет, если между двумя полупроводниками с одинаковой, например, электронной проводимостью, поместить третий полупроводник с другой, в нашем случае с дырочной проводимостью?

– Ничего не будет. Вы просто получите два выпрямителя, включенные навстречу друг другу, и тока не будет, независимо от полярности.

– Подождите, Андрей Леонидович. Ведь если есть три полупроводника, то нужны и три провода. Давайте мысленно подключим к промежуточному полупроводнику третий провод и заодно сделаем этот полупроводник очень тонким – такая тоненькая пластиночка. Тогда, меняя в очень небольших пределах напряжение на промежуточном полупроводнике, мы будем менять толщину перехода вплоть до полного ее исчезновения. При этом мы получим значительные изменения напряжения на концах. То есть эффект усиления, аналогичный эффекту усиления на ламповом триоде. Только в случае с лампой мы регулируем напряжение катод-анод, меняя напряжение на сетке, а здесь – управляем с помощью промежуточного полупроводника.

47.

Судя по загоревшимся глазам Зимова, идею он схватил и стал мысленно прокручивать в голове разные варианты. Потом снова задумался.

– Но ведь для этого нужно иметь очень чистые полупроводники, а как обеспечить нужную чистоту?

Я чуть было не брякнула, что для получения высокочистых полупроводников используется метод зонной плавки^[25], но вовремя сообразила, что этот метод был придуман только в начале пятидесятых годов. Хотя современные технологии позволяют реализовать этот метод уже сейчас.

– А вы воспользуйтесь тем, что у полупроводников примеси по-разному растворяются в жидкой и твердой фазе. Возьмите, например, стержень германия и начинайте нагревать один конец с помощью индукционной катушки до расплава. А потом очень медленно смещайте нагрев вдоль по стержню. Тогда из твердеющего германия примеси будут перемещаться в расплавленную часть. Пройдите так несколько раз вдоль стержня, после чего «грязный конец» отрежьте. А можете окружить стержень, скажем несколькими индукционными катушками. Тогда хватит и одного прохода. Еще я слышала о методе Чохральского, но тут кроме названия ничего сказать не могу.

– Я знаю этот метод, – сказал Зимов. – Он был разработан еще в 1916 году и используется для выращивания кристаллов. Но про применение его для выращивания чистых полупроводников, не слышал.

– Значит, сами попробуете. А лучше даже сочетание обоих методов.

– Подождите, подождите, – заговорил Зимов. Он на пару минут просто выключился из реальности. Потом уставился на меня. Я уже поняла, какой вопрос он хочет задать, и заранее ответила.

– А вот не скажу, где я добыла эту информацию. Мы не просто так беседуем с вами именно в этой комнате. Но зато скажу кое-что другое. Все, что я здесь нарисовала и написала, как было сказано в самом начале, является совсекретной информацией. И выносу из этого помещения не подлежит. Но никто не запрещает вам «самому додуматься» до этих вещей и выступить с предложениями по их реализации. Тут будут действовать обычные меры секретности. Если возникнут трудности с реализацией, то органы, в определенной степени, смогут поспособствовать. Но в первую очередь вы должны экспериментально подтвердить эффект управления напряжением через полупроводниковую прослойку. Толщину полупроводника (напоминаю, что он должен быть тонким), скорость перемещения индукционных катушек (в пределах от нескольких миллиметров до нескольких сантиметров в час) и прочее определите экспериментально. Добейтесь устойчивого эффекта.

– Тогда, если позволите, другой вопрос. А почему вы обратились в наш институт, а не, скажем, к академику Йоффе? Ведь он давно занимается полупроводниками.

– Были причины. Академик Абрам Федорович Йоффе слишком большая величина и совсем не факт, что он воспримет информацию со стороны, поступившую неизвестно от кого. А если он не воспримет, то своим авторитетом и связями станет зажимать подобные исследования. У вас таких возможностей нет. Потом мы учли, что Йоффе – теоретик, а специалисты МЭИ в очень большой степени ориентированы на конкретные практические применения. Вы ведь, наверняка, уже подумали о компактных приемниках и передатчиках с минимальным потреблением энергии. – Зимов кивнул.

– И еще. В начале беседы вы упомянули о кристадине. А помните, кто его изобрел?

– Да, конечно. Нижегородский инженер Лосев.

– То, что Нижегородский – это верно, а вот то, что инженер – неправильно. Он сейчас как раз работает у Йоффе в должности лаборанта. И ничего о нем не слышно. Между прочим, если надумаете и появится возможность, то попробуйте переманить его в Москву. Хотя, заранее предупреждаю, что характер у товарища Лосева не сахар. Но он прирожденный экспериментатор. И очень талантлив.

– Так, все, что вы мне рассказали, я, кажется, понял. Но ведь если все у меня получится, то это станет очень крупным открытием.

– Правильно. И я одна из первых вас с этим открытием поздравлю.

– Извините, Елена Сергеевна. А вы не хотели бы перейти из вашего ведомства к нам на работу. Для вас место ассистента на кафедре точно найдется. В конце концов, может быть, вы просто станете нас курировать от органов. Всегда приятно иметь дело с человеком, который хорошо разбирается в проблеме.

– Спасибо за предложение. Оно очень заманчиво, но сейчас у меня много срочных дел. Вот завершу их и, если вы не раздумаете, то в конце сентября сможем вернуться к вашему предложению.

Говоря так, я на самом деле прекрасно знала, что, начиная с июля, подавляющее большинство студентов и преподавателей МЭИ уйдут в народное ополчение. Кто-то почти сразу попадет в бой и не вернется, кто-то, как один будущий академик^[26] и директор крупного НИИ, будет воевать в осназе НКВД, то есть станет моим коллегой, и вернется в институт уже после войны. А многие преподаватели именно радиотехнического факультета уцелеют, потому что к сентябрю руководству страны станет ясно, что без качественной радиосвязи сопротивляться врагу практически невозможно. Поэтому любой знаток радио будет цениться на вес золота. Доценты и аспиранты станут ремонтировать рации на самолетах и танках. А несколько человек получат бронь, и благодаря их исследованиям к началу следующего года в армию станут поступать новые очень качественные радиостанции. И еще я знала, что после Сталинградской битвы, когда исход войны станет всем очевиден, уже новый ректор МЭИ, Валерия Голубцова, получит возможность отзывать из действующей армии преподавателей и ученых для возобновления учебного процесса и прерванных исследований^[27].

– На прощанье хочу сказать следующее. Недели через две либо я, либо кто-то от моего имени позвонит вам и спросит о вашем здоровье. Если к этому времени вы сумеете экспериментально подтвердить все, о чем здесь говорили, то поблагодарите за заботу и скажите, что все в порядке. Больше ничего не говорите.

– Большое спасибо. Надеюсь, что две недели мне хватит. А как вас найти, если что?

– Не уверена, что это получится, но искать только через начальника вашего первого отдела. Счастливо оставаться.

Выходя из института, я подумала, что теперь честь открытия транзистора будет принадлежать не Белл Лабораториз, США, а МЭИ. Должна же я была сделать хоть что-то хорошее для своей Альма Матер.

48.

Усаживаясь в машину, я заметила, что капитан Трофимов как-то по-другому стал смотреть на меня.

– Что, товарищ капитан. Теперь не обижаетесь, что вас, по армейским понятиям подполковника, назначили нянькой к какой-то девчонке?

– Что вы, товарищ Северова. Я ни в коей мере так не считал.

Да, так я тебе и поверила. Что я, слепая, и не видела, как ты на меня с утра кисло смотрел? А теперь вон, ушки на макушке. Ухватил, что я не так уж проста и, значит, подход ко мне нужен соответствующий.

– Так как, Анна Петровна? Сейчас обеденное время, а в НИИ наркомата боеприпасов нас ждут к 15 часам. Едем обедать?

Своевременное предложение, я и сама чувствовала, что проголодалась, поэтому мы поехали в ресторан. Наверное, сотрудникам НКГБ хорошо платят, или для моего сопровождения капитану выдали солидную сумму, потому что обедали мы в Национале и, как я заметила краем глаза, цены там были не маленькие. Впрочем, о ценах этого времени я имела смутное представление, потому что в нашем городке финансовое обеспечение и доставку продуктов я полностью доверила мужу. Должен же он что-то делать по дому.

После обеда поехали в институт Наркомата боеприпасов. Тут беседа была намного труднее, хотя и короче по времени. Рекомендованный нам специалист, по-моему, с самого начала решил, что ничего умного от нас не услышит. Поэтому он вежливо меня выслушал, ни о чем не спросил, сказал, что обязательно все проверит и сообщит в установленном порядке. Когда мы вышли из института, я решила обсудить результат этой встречи с Трофимовым. Оказалось, что наши мнения совпали – либо нам подсунули дурака, либо мужику просто было не до нас. В сухой остаток выпало то, что встреча не удалась. Но я девушка упертая. Как там у Высоцкого: «Если я чего решил, то выпью обязательно».

– Товарищ капитан. А, может быть, вы порекомендуете еще какой-нибудь институт, который занимается взрывчатыми веществами?

Трофимов подумал и сказал.

– Едем. Есть у меня знакомый в одном учебном институте. Он занимается подобными вещами и может вам помочь.

Мы поехали какими-то закоулками старой Москвы и остановились у здания явно дореволюционной постройки.

– Здесь у них лекционные аудитории и несколько лабораторий. Идемте, в это время он обычно у себя в каморке.

Зашли в институт, прошли по коридорам, то поднимаясь, то опускаясь, и, наконец, зашли действительно в каморку. Комнатка в полуподвальном помещении метров шесть, заставленная столами, шкафами и разным химическим оборудованием.

– Кто там? – Раздался голос откуда-то из-за шкафа.

– Это я, Михалыч. Привез тебе одну особу, которая очень хочет с тобой побеседовать.

– Да, ну я сейчас. Только бутыль на место поставлю. – Раздался небольшой стук, и из-за шкафа выкатился колобок. Ну не совсем колобок – были у него и руки, и ноги, но я была готова поспорить с кем угодно, что колобок – было его постоянное прозвище. А Михалыч – это так, псевдоним.

– Так я вас слушаю, милая девушка, – обратился он ко мне. – Только, пожалуйста, покороче, а то у меня сегодня много дел.

– Покороче не получится, – вмешался Трофимов. – Нам нужно, чтобы ты внимательно выслушал Елену Сергеевну и высказал свое авторитетное мнение.

– Да кому оно, мое мнение, нужно, – начал кокетничать колобок, или Михалыч.

– Моему начальству, – срезал его капитан.

– Ну, раз твоему начальству, то я как юный пионер «всегда готов». Прошу садиться. Нет, не туда, там грязновато, а вот на эти два стула.

Мы уселись, и я, предупредив его о необходимой секретности, начала.

– Речь пойдет о новом виде боеприпаса – так называемой бомбе объемного взрыва. В чем ее основная идея? Нужно распылить горючее вещество в воздухе и потом его поджечь. Тогда при определенных условиях может произойти взрыв. Вот сейчас я ищу специалиста, который будет готов провести подобные испытания.

– Но ведь при подобном взрыве совсем не будет осколков, то есть одного из важных поражающих элементов?

– Да, осколков не будет, зато останутся два других поражающих фактора: избыточное давление и воспламенение. Кроме того, учтите, что осколки от бомбы, сброшенной, например, на ДОТ, внутрь дота не проникают. А взрывоопасная смесь проникнет в любую щель.

– Так, так, так. А в НИИ наркомата боеприпасов были?

– Были, там нам дали от ворот поворот.

– И правильно сделали.

Я уставилась на Михалыча, а он невозмутимо продолжил.

– Они там, понимаете ли, ковыряются со своими ВВ, выдают в час по чайной ложке, получая за каждую ложку хорошие премии, а тут вдруг появляется человек со стороны и ставит под угрозу их многолетние разработки. Зачем им это надо?

– А как вы к этому относитесь?

– Что я. Смеси взрываются – это факт: взрывается бытовой газ, взрываются пары бензина, на шахтах иногда взрывается даже угольная пыль. Значит сама идея вполне. Да, вполне. Но как ее реализовать – вот вопрос? Представьте, вы сбрасываете бомбу с самолета. В какой-то момент она должна распылиться в воздухе, а потом должен сработать взрыватель и все распылившееся подорвать. Если взорвать это высоко, то никого не убьет. Если распылять на земле, то проку не будет. Ладно, что-нибудь придумаю. Андрюша, насколько это важно?

– Важно, Михалыч. Подумай, насколько легче нам было бы воевать с белофиннами, если бы мы могли линию Маннергейма обрабатывать такими бомбами.

– Да, тут ты прав. Хорошо. Займусь этим делом, только ты обеспечишь мне полигон и поддержку от твоего наркомата. Иначе те, из боеприпасов, меня схарчат и не поморщатся.

– Обеспечу, – твердо сказал Трофимов.

– Тогда лады, звони через недельку – другую. Счастливо вам, Елена Сергеевна. И спасибо за интересную идею.

Ну вот, после разговора с такими людьми, как Зимов или этот Михалыч-колобок, настроение поднимается. Теперь можно и домой.

49.

За ужином я пересказала Васе, все, что произошло в течение дня. Он выслушал, похвалил Трофимова за поддержку, а потом сказал.

– Знаешь, на завтра, кажется, все твои планы меняются. С тобой снова хочет встретиться товарищ Берия. И он сказал, что возможно ты у него пробудешь большую часть дня.

– А ты?

– И я с тобой. Но прошу, веди себя нормально, без выкрутасов – это все-таки нарком.

– Васенька, ну конечно я буду паинькой и сверхвыдержанной. Чуть – что буду брать под козырек и лупать глазами.

– Знаю, как ты лупаешь глазами, – сказал Вася, ухватил меня руками и стал в упомянутые глаза целовать.

Утром, уже по знакомому маршруту, мы с Васей прошли в главное здание НКГБ. Мне выписали пропуск, а Вася прошел по удостоверению. В кабинете нас встретил Берия, который на этот раз был в военной форме.

– Заходите, супруги Северовы. Садитесь. Нам надо обсудить более подробно некоторые из вопросов, которые мы затронули на нашей первой встрече. Но сначала я хотел бы услышать ваше мнение, товарищ Северова, по поводу вчерашних встреч в институтах.

– В МЭИ встреча прошла, на мой взгляд, вполне успешно. Товарищ, с которым я разговаривала, идею ухватил, оценил, и надеюсь, что через две недели у него появятся первые результаты. Только я не сказала товарищу Зимову одну важную вещь.

– Какую же?

– Дело в том, что за те исследования, которыми он сейчас начнет заниматься, в моем времени два американца получили Нобелевскую премию. И, кроме того, взяли патент, что принесло им немалые деньги. Когда тут товарищ Зимов получит аналогичные результаты, обязательно встанет трудный вопрос: что делать? Либо обнародовать результаты, и тогда они станут доступны всему миру, то есть их смогут использовать в военных целях любые страны. Либо держать все в секрете. Тогда мы получим некоторую фору, зато возможные доходы от патентов, да и премия, уйдут на сторону. А в то, что со временем подобные устройства сумеют создать и в других странах – в первую очередь в США, – у меня сомнений нет.

– А вы уверены, что товарищ Зимов сумеет получить нужные результаты?

– Конечно, стопроцентную гарантию я дать не могу, но, судя по тому, как Зимов все воспринял, шансы на успех у него очень велики.

– Хорошо. Мы возьмем на контроль работу товарища Зимова, а к вопросу о том, стоит ли оповещать весь мир, вернемся после того, как будут получены первые положительные результаты. А что вы можете сказать о второй встрече?

– Я думаю, что товарищ Трофимов вам все уже доложил. У нас с ним общее мнение, что встреча не удалась. В НИИ Наркомата боеприпасов нас выслушали, но не восприняли. Хорошо еще, что у товарища Трофимова оказался друг в учебном институте, в каком именно – не знаю, который заинтересовался моим предложением и обещал провести исследования. Но он сразу сказал, что без помощи со стороны НКВД мало, что сможет сделать.

– Да, с этим НИИ у нас и раньше были проблемы. А что касается товарища Колобкова (надо же, у того мужика и фамилия Колобков), то, конечно, мы ему поможем.

– Скажите, товарищ Северова, – вдруг повернул в сторону Берия. – А почему бы вам действительно не воспользоваться предложением товарища Зимова и не пойти в науку?

– Знаете, товарищ Берия. Если бы мне сделали такое предложение пару месяцев назад, когда я только попала в это время, то, скорее всего, я ухватилась бы за него руками и ногами. Но сейчас я уже вжилась в это время, нашла мужа, с которым не хочу расставаться на долгое время, привыкла к жизни в нашем городке. И, кроме всего, учитываю, что через месяц большинству из нас будет не до науки.

– Так, вот мы и подошли к нашему основному вопросу. Я не сомневаюсь в вашей искренности, но в правительстве и, в первую очередь, у товарища Сталина есть очень сильные сомнения, что Гитлер рискнет начать войну на два фронта. У Германии просто нет ресурсов на длительную войну с СССР. По нашим сведениям ее запасов хватит на три – максимум на четыре месяца боевых действий.

– Разрешите, я отвечу по пунктам? – Берия кивнул.

– Первое. Против нас выступит не одна Германия, а целый блок стран, с которыми у нее есть договора или которые она уже полностью захватила и подчинила. Надо учесть и их ресурсы. Второе. Гитлер и не рассчитывает на длительную войну. Он мыслит понятиями блицкрига наподобие того, как ему удалось меньше, чем за месяц, разгромить и отбросить за пролив Англию с Францией. И третье. Он использует наши ресурсы.

– Уточните, пожалуйста, – не удержался Берия.

– Очень просто. Согласно моему учебнику истории, в первые дни войны наши воинские части, расположенные в приграничных областях были разгромлены и армейские склады с боеприпасами и ГСМ в целости и сохранности достались немцам. Те, возможно, и не рассчитывали на такой подарок, но воспользоваться им сумели в полной степени. И, к сожалению, это был не единственный подарок с нашей стороны. Хуже всего пришлось нашей авиации. Большинство самолетов сожгли прямо на аэродромах в первый день войны. И немцы стали полными хозяевами в небе. А наши наземные войска, попав под рассекающие удары немецких войск, при отсутствии надежной связи стали неуправляемыми. Плюс неподготовленность и растерянность бойцов и некоторых командиров. Вместо того, чтобы активно действовать, оказавшись в тылу противника – нарушать коммуникации и наносить неожиданные удары, подразделения либо сдавались в плен, либо пробивались к своим, теряя при этом большинство личного состава.

– Да, мрачную картину вы нарисовали, товарищ Северова. Мы с военными обсудим ваши слова.

50.

– Товарищ Берия, обратилась я к наркому. У меня к вам личная просьба.

– Слушаю вас.

– Мне нужны родители.

– А как я могу тут помочь? – удивился Берия. – Я же не могу приказать перенести их в наше время. Или вы хотите, чтобы мы с Нино вас удочерили?

– Что вы, Лаврентий Павлович. Я, конечно, наглая, но не до такой степени. И потом мне нужны совсем другие родители.

– Так какие же родители вас устроят?

– Отец должен быть бывшим белым офицером, которого чекисты разоблачили году в 1923-м и быстро расстреляли. Поэтому отца я не помню. Мать нужна из обедневшей дворянской семьи с немецкими корнями – фон какая-то – после расстрела мужа вскоре вышла замуж за красного командира, но второго мужа расстреляли в 1937 году. Мать посадили, как члена семьи изменника родины. Меня отдали в детский дом, но тут возможны варианты.

– Так, теперь я вас понимаю. Только вы забыли, что в вашем городке все знают вас, как жену лейтенанта НКГБ. Тут вам «правильные родители» не помогут.

– Так он заставил выйти меня за него замуж. Сразу, как только забрал меня из больницы, привез к себе домой и жестоко изнасиловал. А потом под угрозой тюрьмы и расстрела заставил выйти за него замуж.

При этих словах челюсть у Васи начала отвисать. А Берия, еле заметно улыбнувшись, принял мою игру.

– Да? Я и не знал, какие у меня жестокие сотрудники. (Мне сразу вспомнилось классическое: «Надо же. Я и не знала, что коты такие умные бывают») Я с этим разберусь. Вот только мне сообщали, что скорее это вы его на себе женили.

– Так это все он заставил меня разыграть. Я из-за этого там, в больнице, и разревелась.

И тут, чтобы окончательно добить супруга, жестокая я, погладила его по руке и сказала.

– Не беспокойся, Васенька. Я тебе уже все простила.

При этих словах у Берия с носа слетело пенсне, и он захохотал. Вася, наконец, сообразил, что я его круто приколола, и начал дышать спокойнее.

Отсмеявшись, Берия снова стал серьезным и заговорил.

– То, что вы просите, сделать не сложно, но не слишком ли вы при этом будете рисковать? Вы уверены, что это нужно?

– Не уверена. А кто сейчас может предсказать, что потребуется в ближайшем будущем, а что – нет? Возможно, это будет просто некоторая дополнительная страховка, потому что для себя я планирую диверсионно-разведывательную и партизанскую деятельность. Но не могу исключить, что пригодится и вариант с родителями.

– Хорошо. Подумаю над вашей просьбой. В случае положительного решения все материалы получите уже дома у майора Григорьева. Кстати в ближайшем будущем он будет переведен в областное управление, а свои дела в городе передаст вашему мужу. Товарищ старший лейтенант уже в курсе. Ага, так Васе присвоили очередное звание. И он молчал.

При этих словах Вася вскочил, вытянулся и отрапортовал.

– Здесь уже все инструкции получил, товарищ Нарком. Сразу по возвращении буду принимать дела.

– Хорошо. И еще. Товарищ Северов, учитывая ваши сложные отношения с супругой, мы решили немного облегчить вам жизнь.

Вася уставился на наркома в полном недоумении.

– Товарищ Северова, – обратился Берия ко мне. – Вы призываетесь на службу в НКГБ, а поскольку у вас есть неоконченное высшее образование, то вам присваивается звание «младший лейтенант государственной безопасности». Вот ваше удостоверение.

С этими словами Берия достал из папки и положил передо мной командирское удостоверение. Я не удержалась и раскрыла его. Интересно, когда это меня успели сфотографировать, да еще с таким наглым выражением лица? Или тут так положено?

– Теперь, товарищ Северов, – продолжил Берия, – вы на полном основании сможете командовать вашей супругой.

Вот попала – мелькнуло в голове. И ведь ожидала чего-то подобного, когда вчера Трофимов меня представлял. Ну да ладно. Поздно пить Боржоми, когда почки отвалились. А кто из нас в семье будет командовать, не наркому решать. Хотя на людях придется подчиняться, чтобы мужа не подводить.

– Теперь идите, товарищи. Сегодня вечером вы выезжаете домой. Там для вас появились некоторые срочные дела. Желаю удачи. Да, товарищ Северова. За вами остался еще один вопрос. К нему мы вернемся при вашем следующем приезде в Москву.

Мы вышли из кабинета, и оба в некотором обалдении пошли к выходу. Я не удержалась от соблазна и охраннику на выходе вместе с квиточком, отмеченным у секретаря, предъявила свое новенькое удостоверение. Тот, не моргнув глазом, взял квиток, потом внимательное просмотрел удостоверение и козырнул на прощание.

50.

Так как у нас еще оставалось время до отхода поезда, то я вызвонила Трофимова, и мы посетили сначала гримеров НКГБ, а потом специалистов по созданию спецэффектов на Мосфильме. И тех, и других я немножко ограбила. Правда, Трофимов заплатил за все, изъятое моими загребущими ручками, но у меня создалось впечатление, что деньги не сделали мосфильмовцев счастливее. Теперь им снова придется бегать по знакомым, собирая необходимый реквизит. Ничего, перетопчутся. Им фильмы снимать, а нам жизнью рисковать. Как говорится, «почувствуйте разницу».

Потом я спохватилась, что никому из знакомых не купила подарков. Пришлось Трофимову провести для меня экскурсию по магазинам. Марфе Ивановне купила скатерть и платок на голову, другой платок купила для медсестры Танечки. Доктору был приобретен замечательный футляр для очков. И, наконец, для майора купила подборку шахматных бюллетеней по закончившемуся матч-турниру.

Затем я пригласила Трофимова присоединиться к нам с Васей по поводу обмывания наших новых званий. Он с видимым удовольствием согласился, и мы загудели в Национале. Часа через два почти трезвый (как ему это удалось – пил-то наравне) Трофимов завез нас за вещами на квартиру и доставил на Белорусский вокзал.

Как только мы зашли в купе, Вася наклонился ко мне и негромко сказал.

– Товарищ, младший лейтенант. Приказываю вам немедленно приступить к выполнению супружеских обязанностей.

– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант, – также негромко ответила я, быстро разделась и нырнула под покрывало. Так как мы никуда не торопились, то приказ выполнялся достаточно долго.

В Барановичах нас встречала машина НКГБ. Шофер подошел к нам, молча взял наши чемоданы и донес их до машины. Только, когда мы сели в машину, перед тем, как тронуться, шофер повернулся к нам, улыбнулся и сказал.

– С прибытием, товарищи командиры.

Понятно. Мы в штатском и совсем незачем рапортовать всему вокзалу о прибытии двух командиров НКГБ. Ясно также, что мое звание тоже уже известно. Впрочем, было бы удивительно, если бы майор Григорьев этого не знал. У меня начало складываться впечатление, что Григорьев не просто майор НКГБ, но и прямое доверенное лицо Лаврентия Павловича. Надо будет как-нибудь задать ему вопрос. Только не ответит ведь, хитрый змей.

Машина довезла нас до дома, шофер вынес наши чемоданы, попросив не выходить из машины. Он занес чемоданы в дом, после чего сразу сел за руль и мы поехали в отдел.

При входе мне уже не потребовалось заказывать пропуск. Я гордо предъявила свою книжечку и прошла с Васей внутрь. Разумеется, майор был на месте и уже нас ждал.

– Здравия желаем, товарищ майор, – доложили мы с Васей в голос.

– Здравствуйте, товарищи командиры. Жду вас, не дождусь. Тут работы невпроворот, а они по столице бегают, в ресторанах гуляют!

Ну, жук! Интересно, это он о конкретной нашей вечеринке перед отъездом или просто по наитию? Не исключено, что точно знает.

– Товарищ майор! – Заговорил Вася. Как только узнали, что тут много работы, сразу же рванули на поезд и вот мы здесь.

– Так если знали, то почему поездом, а не самолетом?

– Потому что самолетом быстрее только, когда погода летная, – встряла я. – А поезд хоть и немного медленнее, зато надежнее. И завтрак внутри остается – это я уже пробормотала на полтона ниже, но майор расслышал и захохотал.

– Да, Анюта, ты никогда за словом в карман не лезешь. Даже, когда у наркома сидишь. (Точно, Берия ему рассказал)

– Хорошо, приветствия закончены, садитесь и слушайте внимательно.

51. Выдержки из Стенограммы.

За достоверность изложения приведенного ниже фрагмента стенограммы поручиться не могу. На толстую папку с рядом интересных стенограмм много лет спустя после описываемых событий случайно наткнулся мой старший сын, просматривавший архивы Лаврентия Берия^[28]. Он быстро сообразил (молодец – моя школа!), кого в этих стенограммах называют Машей, но, несмотря на свои большие звезды, не рискнул делать копии, а понадеялся только на память. Поэтому в тексте есть пробелы. Я рискнула привести фрагмент первой из стенограмм именно в данном месте моего повествования, поскольку это точно соответствует хронологии событий. Стенограмма датирована 19 мая 1941 года.

…

– А теперь, Лаврентий, скажи, что ты думаешь о Маше. Наша она или не наша?

– Если вопрос вы ставите так, Иосиф Виссарионович, то наша.

– И как ты пришел к такому выводу?

– С самого начала, как только поступила первая информация, рассматривались три гипотезы: шпионка одной из Европейских стран, заброшенная с целью вовлечь нас в войну с Германией; шпионка одной из стран будущего, заброшенная в прошлое с совершенно непонятным заданием и просто человек, попавший в прошлое из-за неизвестных природных явлений. Первые две гипотезы к настоящему времени практически отпали: зачем шпионке иметь при себе столько изобличающих материалов. Неизвестные ткани, неизвестные лекарства и совершенно непонятные документы. Это, не говоря о ее поведении, которое ни в какие логические рамки не укладывается. Она как будто сама все время говорит: «Смотрите, я из будущего». Поэтому сейчас, как основной, мы рассматриваем вариант – неизвестное природное явление. Ученые пока разводят руками. Мы установили всех, кто ехал в том автобусе. Со всеми провели негласные беседы, не раскрывая сути вопроса. Три человека уверенно заявили, что видели, как девушка с рюкзаком головой, если так можно сказать, открыла дверь после аварии. Но никто из пассажиров не смог вспомнить, как она оказалась в автобусе. При этом все уверены, что в Барановичах она в автобус не садилась.

– Хорошо, предположим, что с этими рассуждениями я согласен. Но почему ты считаешь, что она все-таки наша?

– Исключительно по поведению. Сначала задерживает одного из бандитов. Это можно приписать случайности. Потом, когда становится ясно, что о ее происхождении известно, начинает говорить о будущей войне и о необходимости подготовки к ней. И сама начинает готовиться. Даже, если ее данные о дате начала неверны, то все равно, как нам известно, эта война неизбежна.

– Вот это ты правильно говоришь. То, что Гитлер на нас нападет, сомнений не вызывает. Вопрос именно в дате. Нам очень нужен еще хотя бы год, чтобы докончить переформирование армии и наладить выпуск новой техники. Продолжай.

– Далее эпизод с захватом трех бандитов. Тут она снова проявляет себя лучшим образом, причем не только в задержании, но и в последующем допросе. Я, между прочим, дал своим людям указание, внимательно изучить ее действия: нестандартный подход к ведению допроса, давший хорошие результаты. Такой же нестандартный подход, заметно облегчивший арест ксендза, который уже дал нужные показания. Замужество – тоже важный аргумент. Я сам видел, как она относится к своему мужу. Есть такое выражение: «влюблена, как кошка». К ней это очень подходит. Мужа бросить не захочет ни при каких обстоятельствах. И, наконец, она отказалась остаться в Москве и заняться научной работой. Видно, что мысленно она уже настроилась на боевые действия.

– Я понял твои аргументы. Теперь о научной работе. Что думают о ней твои люди?

– Мой человек после ее встреч еще раз поговорил с ученым из МЭИ, товарищем Зимовым. Тот авторитетно заявил, что даже, если ничего не получится с полупроводниковым триодом, то все равно описание метода очистки полупроводников от примесей само по себе представляет огромную ценность и может привести к прорыву в этой области. Но сам Зимов верит и в идею с этими триодами. Он уже развернул активную деятельность. Говорит, что, при успехе исследований, мы сможем примерно через год получить такие компактные рации, что их можно будет носить чуть ли не в карманах.

– Вот это, Лаврентий, очень важно. Пусть твой наркомат возьмет это дело на особый контроль. Если будут заметные сдвиги, то сам займись этим. И сразу тогда уточни, почему нужен целый год? Нельзя ли будет ускорить внедрение? Наша армия крайне нуждается в таких рациях. Но раньше ты говорил о двух встречах?

– Да, товарищ Сталин. При организации второй встречи я решил, кроме всего, проверить, насколько Маша стремится к реализации своих идей. Поэтому в НИИ 6 ей подставили специалиста, который должен был вежливо отказать. Она проявила упорство и потребовала встречи с кем-нибудь другим. Мы подставили ей еще одного специалиста из того же НИИ 6, только под другой легендой. Тот дал понять, что идея ему нравится. Между прочим, это правда. Только после этого наша Маша успокоилась. Но я заметил одну странность.

– Что за странность, рассказывай?

– Сначала свои идеи она записала на бумаге. Я внимательно все прочитал и поразился сумбурности изложения. Нет ни стройности расположения материала, ни ясности в объяснениях. У меня создалось впечатление, что она вообще не умеет писать бумаги. При встрече я спросил, как она умеет писать сочинения. Оказалось, что там, в будущем, сочинения в школе вообще не пишут! Скажу откровенно. Прочитав все, что она написала, я даже засомневался, действительно ли она обладает важными знаниями. Поэтому были определенные сомнения в необходимости организации ее встреч. Хорошо, что они рассеялись, но теперь возникли другие сомнения.

– Думаешь, что в школах будущего изменились подходы к образованию?

– Не исключено. Во всяком случае, это обязательно станет одним из вопросов на следующих беседах. Наряду с тем важным вопросом, о котором я докладывал.

…

– Скажи, Лаврентий. А не лучше ли будет поселить ее на какой-нибудь закрытой территории? Пусть живет там и делится своими знаниями под присмотром твоих людей?

– Этот вопрос я, товарищ Сталин, обсуждал с нашими учеными. Общее мнение – пока нет необходимости.

– И какие аргументы?

– Во-первых, неизвестно, что спрашивать. Во-вторых, она сама готова все рассказать, только толку от ее рассказов немного. Предположим, что она расскажет о какой-нибудь замечательной суперракете. Но технологии она не знает, из каких материалов эту ракету делают – тоже не знает. Тогда какой смысл в таком рассказе? Вот она рассказала про урановую бомбу. Правда, называла ее почему-то атомной. Для нас тут важно только одно – теперь мы точно знаем, что создать такую бомбу можно. Хотя мне непонятно, почему исследованиями будет руководить Курчатов. Он, конечно, крупный ученый, но у нас есть и более известные ученые: например, академик товарищ Капица.

– Это действительно интересный вопрос, но пока его отложим – тут время терпит.

– Или вот лекарства, обнаруженные в ее рюкзаке. Наши медики дали заключение, что по эффективности это нечто поразительное. Но про технологию получения таких лекарств даже спрашивать бессмысленно. И есть еще одно соображение, товарищ Сталин. Наша Маша в критических ситуациях умеет находить оригинальные решения. Если ее прогнозы по поводу войны окажутся правдой, то такое умение может очень пригодиться именно в армии. Она тут обратилась ко мне с просьбой создать ей легенду про родителей на случай попадания к немцам. Я обещал подумать, но ответ дам отрицательный. Считаю, что к немцам она не должна попасть ни при каких обстоятельствах. И уже дал соответствующие указания.

– Это ты правильно сделал, товарищ Берия…. Если хочет воевать – пусть воюет. Но под твою личную ответственность.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

– Теперь по поводу проверки стрелковой дивизии, в которой участвовала наша, как ты уверяешь, Маша. Результаты очень тревожные. Хорошо, что командир дивизии уже начал принимать меры, но плохо, что он это делает в одиночку. Сейчас иди к товарищу Жукову и согласуй с ним планы подобных проверок. Нужно выбрать по две дивизии в каждой из расположенных в Западном Особом округе армий. Проверку пусть проводят твои люди с использованием аналогичных методов. Если товарищ Павлов начнет обижаться, то пусть звонит прямо мне. Проверки следует провести в самом срочном порядке. Даю тебе на это не более десяти дней. О результатах докладывать немедленно.

– Будет исполнено, товарищ Сталин.

– А эту твою Машу нужно будет еще раз вызвать в Москву примерно в середине июня. Может быть, к этому времени она еще что-нибудь вспомнит.

….

52. Продолжение текста, прерванного приведенной выше стенограммой

– Так вот, товарищи командиры. Есть два срочных дела. Первое к вам обоим. Нужно привезти известный вам рюкзак из леса, просмотреть внимательно его содержимое, кое-что я вам разрешу оставить, а все остальное должно быть переправлено в Москву. Чей это приказ, надеюсь, объяснять не надо?

Мы дружно покивали головами.

– Второе дело начнет Василий, а Аня присоединится немного позже. От епископа Варшавского поступил запрос по поводу костела в нашем городе. Он хочет прислать сюда делегацию, которая должна изгнать дьявола и возобновить службы. Возможно и сам приедет. Наше Правительство разрешило этот визит, который должен состояться в конце мая. Точный срок будем согласовывать уже мы с канцелярией епископа.

– Простите, товарищ майор, – не выдержала я. – А в костеле все прибрали? Не откроется тайна?

– Ну, ты, Аня, нас за дураков не держи, – даже обиделся майор. Все вычищено, можно сказать вылизано. Чаша со святой водой для нейтрализации щелочи обработана уксусом, после чего несколько раз тщательно ополоснута. А тайный ход вообще, как нетронутый. Даже пыль насыпали. Продолжаю. Василий будет принимать у меня дела и, одновременно, будет готовить визит. На это отвожу тебе неделю. А Аня в это время будет усиленно тренироваться в разведроте дивизии. Через неделю согласовываем с попами дату приезда и обеспечиваем круглосуточное наблюдение. Тут всем найдется работа. Возможно, даже, что я на это время задержусь в городе. Вопросы, соображения?

– Товарищ майор. Это может быть связано с предстоящим нападением на СССР?

– Не может быть, а точно связано. Иначе чего это они так заторопились. Насколько нам известно, подобные вопросы могут рассматриваться годами, а тут такая оперативность. И есть вполне определенное подозрение, что тайный ход и костел планируют использовать для складирования военной амуниции, боеприпасов, а также для временного размещения диверсантов. Поэтому тебе, товарищ младший лейтенант, еще одно задание – придумать какую-нибудь пакость, чтобы нарушить вражеские планы в отношении костела. Ты по этим вещам мастерица. Теперь, Василий, иди и готовься к поездке за рюкзаком. Срок – один час. А мы с Аней еще должны побеседовать.

Вася козырнул и вышел, а я уставилась на майора. Что ему еще от меня надо? Майор посмотрел на меня, чему-то слегка усмехнулся, потом достал из стола несколько скрепленных листков и начал.

– Видишь ли, Анна Петровна. Высокое начальство любит выглядеть перед подчиненными благодетелем, а раздавать шишки доверяет сотрудникам рангом пониже. Тебе в Москве вручили удостоверение младшего лейтенанта, а инструктаж не провели и подписку не отобрали. Все это теперь должен сделать я. Для начала прочти свои обязанности и должностные инструкции. А главное, что может быть за невыполнение.

С этими словами майор вручил мне бумаги и замолчал. Я внимательно прочитала и, как полагаю, уяснила главное: за любое нарушение – минимальное наказание 10 лет, а максимальное – понятно какое. Увидев, что я подняла голову от листков, майор продолжил.

– Теперь подписывай вот здесь и здесь.

Я послушно поставила свои автографы.

– Слушай дальше. Как ты уже, наверное, заметила, на этом документе сверху стоит гриф «Совершенно секретно». Всего существует несколько уровней секретности: для служебного пользования, секретно, совершенно секретно и особой государственной важности. Ты, после подписки, по своей должности имеешь право на ознакомление со всеми документами с первыми двумя уровнями секретности. Допуск к совсекретным документам могу давать я, а после официального вступления в должность сможет и Василий. Допуск к документам ОГВ может дать только Нарком. Сразу скажу, что некоторая информация, которую ты сообщила в Москве, немедленно получила гриф ОГВ, и даже у меня нет к ней допуска. Так что привыкай работать с секретными документами.

– Далее. Раз ты кадровый сотрудник НКГБ, то тебе положено штатное оружие. Для нас это пистолет ТТ или наган. Лично я советую наган. Скорострельность низкая, зато отличная точность и высокая надежность и, потом, никто не запретит тебе кроме штатного оружия носить внештатное. Правда, это только здесь, в пограничной зоне. А вот при поездке, например в Москву, будешь брать только штатное оружие. Поэтому сейчас после разговора пойдешь в оружейку и получишь личное оружие. Запомни еще, что сотрудник НКГБ все время обязан ходить в форме. Кроме тех случаев, когда по распоряжению руководства он может одевать гражданскую одежду.

– Следующее, – продолжил майор после небольшой паузы, – после выполнения каждого задания или после действий, относящихся к сфере деятельности НКГБ, а также после любой, подчеркиваю любой, непонятной для тебя ситуации, ты обязана написать подробный отчет. Максимально подробный отчет. С привязкой к месту и времени. При написании отчета на каждой странице сверху отступай три строки и слева оставляй поле не менее 2 сантиметров. Справа тоже должно быть поле, примерно 1 сантиметр. Запомни: в некоторых случаях только подробный отчет может спасти твою, извини за грубое выражение, задницу. Если ты выполняла задание в составе группы, то учти, что каждый член группы обязан написать свой отчет. При этом в процессе написания отчета запрещается обмениваться мнениями. Вот в Москве у тебя было три встречи (на самом деле встреч было больше, но я поняла, о каких встречах говорит майор). В то время ты еще не давала подписку, поэтому за тебя отчеты написал капитан Трофимов. Точнее, он написал свои отчеты, но по правилам к ним должны были прилагаться и твои. Поняла?

– Так точно, поняла, товарищ майор.

– Хорошо. Насколько ты все поняла, я проверю, когда положишь мне на стол отчет о доставке к нам в отдел рюкзака. На самом деле, тебе надо будет учиться, кроме отчетов, составлять и планы выполнения тех или иных заданий, но на первое время тут я дам тебе послабление. Тем более, что у тебя, как мне сообщили, есть проблемы с написанием бумаг (ну, все ему передали). Поэтому пока будешь тренироваться только на отчетах. Но это не надолго. А теперь иди к старлею и готовьтесь к поездке. Жду вас с рюкзаком. Да, вот тебе твой парабеллум.

53.

Я взяла свой пистолет и весьма озадаченная пошла к Васе в его кабинет. Это же надо, куда я вляпалась. Я-то думала, что работа сотрудника органов будет заключаться в разведке, задержаниях шпионов и предателей, в перестрелках с бандитами, а на самом деле, после того, что я услышала от майора, львиную долю времени будет занимать рукописная работа. И под рукой никакого хотя бы и простенького текстового редактора. Хотя на самом деле, нужен, конечно, Ворд с его способностями вылавливать ошибки и с прибамбасами по ускорению написания документов. И шариковых ручек нет – значит писать перьями, макая их в чернильницы. Ох, и как же это Александр Сергеевич и Лев Николаевич сумели столько написать при таких убогих технологиях? Да им только за трудолюбие уже можно было памятники ставить. А теперь появится новый сочинитель: Северова Анна Петровна. Правда, мои «сочинения», вряд ли будут издавать миллионными тиражами. С этими печальными мыслями я вошла к Васе. Он в нетерпении меня поджидал.

– Ну все, прошла инструктаж? Тогда давай быстрей, идем к машине, а то скоро начнет темнеть, а мы с тобой его там хорошо спрятали – не факт, что сразу найдем.

Мы с Васей вышли из здания и подошли к машине, около которой стоял еще мотоцикл с двумя сотрудниками в форме и с автоматами. Вася, заметив мой удивленный взгляд, слегка улыбнулся и сказал.

– Все, Анечка. Игрушки кончились. Теперь все всерьез. Это наша охрана, необходимая для надежной доставки в отдел важного секретного груза. Садись, поехали.

До места добрались быстро. Там Вася вынул из багажника лопату и мешок, и мы, продираясь сквозь кусты, двинулись к нашей захоронке. Охранники при этом остались у машины. К счастью, Васины опасения оказались напрасными. Мы легко нашли нужное место, Вася быстро снял дерн, вытащил рюкзак, и аккуратно уложил дерн на место, хотя теперь тут образовалось заметное углубление. Потом Вася засунул рюкзак в мешок и мешок завязал.

– Охранникам совсем необязательно знать, что именно мы тут достали. Просто важный груз, – пояснил Вася.

Он доверил мне лопату, а сам потащил довольно неудобный мешок с моим увесистым рюкзаком. Мешок в багажник не влез, поэтому его запихнули на заднее сиденье, и мы вернулись в отдел. Охранники по команде Васи занесли мешок в кабинет к майору и ушли.

– Так, – удовлетворенно заявил майор, – теперь идите, через тридцать минут жду вас с отчетами. Тогда и приступим к изучению содержимого этого мешка.

Мы пошли к Васе в кабинет. Там он сел за свой стол, а мне показал на небольшой столик в углу. Тоже мне, джентльмен! Мог бы даме и свой стол предложить. Впрочем, младший лейтенант за начальственным столом, а старший лейтенант где-то в уголке – это как-то не совсем. Подумав, я решила Васю простить, по крайней мере, до ужина. Ну, вот и первое испытание. Как писать этот чертов отчет? Сели, приехали, выкопали, погрузили в машину и привезли? Вообще само слово отчет вызывает у меня отрицательные ассоциации. Я помню отчет Пушкина о саранче^[29], помню, как мамуля одно время просиживала вечерами за компом, составляя, как она говорила, квартальный отчет, – короче ничего хорошего. Да, не забыть бы о привязке к месту и времени. Делать нечего. Обмакнула ручку в чернильницу и начала: «В соответствии с полученным заданием…» Не хочу позориться и приводить полный текст той ахинеи, которую я накарябала. Кляксы – это вообще была песня! Единственное, к чему не придрался майор, ознакомившись с моим творением – это к дате и времени. Все остальное я переписывала три раза. Прочитав третий вариант всего с одной кляксой, этот садист, довольно ухмыляясь, заявил, что Антон Павлович Чехов из меня точно не выйдет, но для первого раза сойдет. Он наложил резолюцию, сверху поставил гриф СС и спрятал отчет в сейф. Туда же он спрятал и Васин отчет, который по объему был, кажется, раза в два больше моего. Интересно, что же такого написал там мой супруг? Позже надо будет выяснить. Это ведь только во время написания нельзя обмениваться мнениями. А майор, тем временем, заявил.

– Хорошо, теперь давайте выкладывайте все из рюкзака на этот стол. Вася, ты бери бумагу, а Аня будет диктовать, поскольку только она знает название некоторых предметов. Да, сразу пиши под копирку. В заголовках таблиц должны быть порядковый номер, название, назначение, количество и, обязательно, графа «Примечания». И понеслось. Я вынимала очередной предмет, четко произносила его название, Вася добросовестно заносил его в таблицу, проставлял количество. Правда, при описании некоторых чисто женских вещей мне пришлось покраснеть, но деваться было некуда. Оба мужика все выслушали с каменными лицами. Когда все закончилось, на Васином лице проступило некоторое недоумение.

54.

– Вася, в чем дело? – забеспокоилась я. – Это все, еще чуть-чуть в моей сумочке. И больше ничего.

– Да я и сам знаю, что все, – ответил Вася. – Но не могу понять, куда делись твои ключи от квартиры?

А действительно? Куда могли деться ключи? И еще я сообразила, что нет моей мобилы. Но ведь сам рюкзак в целости и сохранности. Неужели в камере хранения почистили? Да нет, я ведь перед тем, как сдать туда рюкзак, все важное из него вынула и переложила в сумочку. А были ли среди важного ключи и мобила? В СУМОЧКУ! Но я же забыла свою сумочку дома! А пользовалась старой, из рюкзака. Значит и ключи, и мобила остались дома в моем времени, а перекладывала я только деньги и документы! Вот это да! Как я вообще себя дома не забыла?

– Вася, мои ключи остались в прошлом или, если хочешь, в будущем. – Я созналась в своей фантастической рассеянности. Зато, непонятно по какой ассоциации, спохватилась.

– Но вот эта штука, – я торжественно подняла калькулятор, – представляет исключительную ценность.

– Ну-ка, расскажи, – заинтересовались оба командира.

– Вы пока про него просто написали, что устройство для выполнения расчетов. А теперь я объясню подробнее. Эта маленькая фитюлька, размером чуть больше колоды карт, на самом деле для данного времени является уникальным устройством.

Как сейчас помню, что этот калькулятор с научными функциями и даже со скобками пяти уровней мне подарил папулька после того, как узнал, что я поступила учиться в МЭИ. «Инженерный калькулятор всегда пригодится будущему инженеру», – торжественно заявил папулька, вручая подарок. Думаю, что он и не предполагал, насколько полезным может оказаться такое устройство в моих обстоятельствах.

– Товарищ майор, – официальным голосом стала докладывать я, – это устройство сможет заменить работу сразу нескольких человек, выполняющих большие объемы вычислительных работ.

Я подробно, с демонстрацией рассказала, какие вычисления можно проводить с помощью этого калькулятора.

– Все остальное, кроме, может быть, лекарств, по сравнению с этим калькулятором так, фигня. К счастью при нем сохранилась книжка-руководство на нескольких языках, включая русский. Предлагаю вырвать из руководства английскую и русскую версию документации. Английскую приложить к калькулятору, а по русской проверить качество перевода документации на русский. При этом не возникнут некоторые неприятные вопросы. Возможно, что в Москве решат разобрать это устройство, чтобы сделать аналогичное. Сразу предупреждаю, что таких технологий пока нет ни в одной стране мира. Поэтому лучше использовать его по прямому назначению. И адресовать этот калькулятор нужно непосредственно наркому. Наши ученые за такой инструмент ему в ножки поклонятся.

– Понял, сегодня же закажу фельдъегерскую почту, – сказал майор. – А теперь напиши-ка ты, Анюта, список того, с чем тебе не хочется расставаться. Сразу предупреждаю, что большую часть лекарств отправлю в Москву. Пусть медики изучают, а может быть, заодно и спасут чью-то жизнь. Нож с этим набором я, думаю, вернут, как вернут и саперную лопатку. Понятно, также, что твои женские штучки тоже Москву не сильно заинтересуют.

– Это как сказать, – возразила я, – если смотреть будут женщины, то точно заинтересуют.

– Да, об этом я как-то не подумал, – сознался майор. – Тогда давай, под мою ответственность отбери их сразу, оставь только по одному экземпляру для изучения.

Тяжело вздохнув, я выполнила приказ. А куда денешься. Я теперь на службе.

Загрузившись своим добром, я зашла еще в оружейную комнату и получила, наконец, персональный наган с кобурой. Пришлось парабеллум запихнуть в сумку, а сверху нацепить кобуру с наганом.

55.

За ужином Вася как-то смущенно посмотрел на меня и, решившись, заговорил.

– Знаешь, Анечка. Есть одна проблема, которую мы с майором упустили из виду.

– Что за проблема, вместо одного отчета нужно писать три? Или пора составлять план поимки шпионов на пятилетку?

– Нет, такого плана пока не требуют. Дело совсем в другом: так принято, что в НКГБ все сотрудники либо комсомольцы, либо члены РКП(б). А ты беспартийная. Конечно, мы понимаем, откуда ты и кто принял тебя на работу, но правила едины для всех.

– Так что же мне теперь делать? Срочно вступить в партию?

– Не торопись. В партию так просто вступить нельзя. Нужно себя зарекомендовать и, кроме того, пройти кандидатский стаж. Поэтому пока речь пойдет о комсомоле. И по возрасту ты в комсомол подходишь.

– Подожди, подожди. Но ведь для вступления нужно заполнять какие-то анкеты, а что мне туда писать? Правду нельзя, а врать нехорошо.

– Все правильно. Мы с Валентином Петровичем будем решать этот вопрос, а ты пока должна повышать свою политическую грамотность.

– Это как?

– А вот так: читай газеты, ходи на занятия по политпросвету. Обязательно прочти Краткий Курс истории ВКП(б) товарища Сталина, нашу Конституцию, устав ВЛКСМ. Кроме того, возьми себе какую-нибудь общественную работу.

– Газеты читать – не проблема. Ходить в кружок политпросвета – тоже. А вот что за общественная работа? Стоп! Скажи, а если я буду вести шахматный кружок, это будет считаться общественной работой?

– Конечно, будет. Возможно, что и Валентин Петрович, пока он еще в нашем городе, станет туда ходить. Давай сделаем так: я поговорю с нашим секретарем комсомольской организации, он поговорит в райкоме, и ты будешь вести городской кружок по шахматам. Такого пока в нашем городе нет.

– Вот и ладненько. А когда вы объясните мне, что и как писать в анкете, тогда вернемся к разговору о комсомоле. Только скажи еще: а для вступления в комсомол рекомендации нужны?

– Конечно, нужны, но с этим просто: одну даст Валентин Петрович, а вторую – я.

– А разве родственники могут давать рекомендации?

– Так я буду тебя рекомендовать не как муж, а как член ВКП(б). Это разрешено уставом.

– Все, считаем, что этот вопрос решен (конечно, решен: пока буду читать, изучать, вести кружок, начнется война, а там уже будет не до вступления). Что еще у нас на сегодня?

– На сегодня все, а завтра ты едешь на неделю к Окулову. Будешь тренироваться в разведроте. В 14 часов через наш город пойдет колонна, которая повезет в дивизию очередное пополнение из резервистов. Она тут остановится, и к ним присоединится сотрудник НКГБ, то есть ты.

– Значит, я должна быть в форме?

– А как же! Ой, я ведь совсем забыл. Ну-ка посмотри.

С этими словами Вася открыл платяной шкаф и вытащил оттуда вешалку с формой сотрудника НКГБ и с тремя квадратиками на каждой петлице. Я тут же схватила и стала примерять. А мне идет. Вот только галифе широковаты – не позволяют продемонстрировать стройные ноги. Есть и юбка, но для тренировок в разведке юбка точно не годится. Буду одевать ее в обычные дни, хотя брюки мне как-то привычнее. Пилотка мне понравилась. Если ее сдвинуть чуточку набок и назад, то все тип-топ.

Я промаршировала по горнице туда-сюда. Размер точно мой. Все сидит, как влитое. Вася ждал, ждал, пока я вертелась перед зеркалом, потом не выдержал.

– Без формы ты мне нравишься больше, – заявил он, стаскивая с меня обмундирование. С мужем в таких вопросах не спорят.

56.

Утром Вася умотал на работу, а я стала собирать все необходимое в небольшой баул, которым меня снабдил запасливый супруг. Оделась в форму, снова повертелась перед зеркалом, прицепила кобуру с парабеллумом, в карман сунула Вальтер. Магазин для парабеллума справа, для Вальтера – слева. Подумала, подумала и наган в кобуре запихнула в баул. Попробовала, как буду выхватывать оружие – да, с этим еще тренироваться и тренироваться. Проверила еще раз содержимое баула (ну рассеянная я) и присела перед дорогой. Посмотрела на часы – пора. Пошла к дороге. Вася был уже там и посматривал на часы.

– Я звонил в Барановичи. Поезд пришел по расписанию, колонна вышла полтора часа назад, так что скоро будут. Стой тут и не отходи.

А я и не думала отходить.

Примерно через пять минут мы услышали шум моторов. Шла колонна из десяти грузовиков. Все открытые, в каждом примерно по двадцать человек. С каждым водителем сидит боец с винтовкой. По сигналу Васи колонна остановилась, из первой машины вышел старший лейтенант и подошел к нам.

– Здравия желаю. Старший лейтенант Кононицын. Возглавляю колонну резервистов, следующую в 37 стрелковый полк 85-й стрелковой дивизии. В чем дело, товарищ старший лейтенант госбезопасности?

– Здравия желаю, – ответил Вася, – старший лейтенант госбезопасности Северов. Нужно подбросить в штаб 85-й стрелковой дивизии товарища младшего лейтенанта.

При этих словах я подошла к Васе.

Извините, – твердо возразил Кононицын, – у меня строгий приказ командира полка никого по пути не подбирать. Поэтому не могу взять еще одного человека.

– Скажите, – спросил Вася, – а если прикажет ваш комдив?

– Если прикажет товарищ Окулов, то возьму.

– Хорошо. Распорядитесь, чтобы колонна подождала, и пройдемте со мной к нам в отдел.

Старлей подозвал заместителя, отдал команду и пошел с Васей в НКГБ. Я осталась стоять у колонны на всеобщее обозрение. Думаю, если бы не моя форма, то без шуточек тут бы не обошлось. Через несколько минут оба старлея вернулись, причем у Васи вид был довольный, а у Кононицына – озадаченный.

– Все в порядке, товарищ младший лейтенант государственной безопасности, – обратился Кононицын ко мне, – можете садиться в любую машину, только извините в кузов. В кабине по инструкции только водитель и боец сопровождения.

– Не беспокойтесь, товарищ старший лейтенант, – заявила я, – в кузове, так в кузове. Я привычная (да, один раз в деревне ездила и в кузове – впечатления самые тоскливые). Я посмотрела на грузовики, выбрала тот, где, как мне показалось, сидели самые худые, подала свой баульчик сидевшим в кузове призывникам. Потом подтянулась и бодро перемахнула через борт. Бойцы, все в новенькой, необмятой форме одобрительно зашумели и раздвинулись, уступая мне место (правильно выбрала – достаточно просторно). Я уселась, и колонна снова двинулась по маршруту.

Скорость была небольшой, по моим прикидкам не более 30 километров в час, поэтому в кузове было терпимо. Еще хорошо, что вчера был небольшой дождь, и дорога была непыльной, а то бы я приехала в дивизию не в лучшем виде.

57.

Минут десять ехали молча, возможно из-за меня. Думаю, что солдаты стеснялись трепаться при командире, да еще женщине, да еще из НКГБ. Но я сидела тихо, как мышка, и только разглядывала попутчиков. Когда Вася говорил о резервистах, я думала, что это обычные призывники, как в мое время: в подавляющем большинстве мальчишки, чуть младше меня – лет по 18. Но тут сидели и мальчишки, и взрослые парни, а один даже вообще, на мой взгляд, мужик лет тридцати. Значит резервисты – это, скорее всего, те, кто уже раньше служил и потом был отправлен в запас (в резерв). Из этого очевидно следует, что к войне готовятся. Ни с того, ни с сего не будут из народного хозяйства призывать в армию столько мужчин. И тут уже Федор Савич не пожалуется, что очередное пополнение в значительной степени неграмотное, хотя вполне возможно, что среди резервистов есть и неграмотные, и малограмотные. Но все равно, кто один раз уже прошел через армию, должен хоть что-то соображать в военном деле. Может быть, в этой Истории не будет таких жутких потерь и такого страшного отступления? За моими мыслями я не сразу расслышала, как ко мне обращаются.

– Да, что?

– Разрешите обратиться, товарищ младший лейтенант государственной безопасности?

Какой-то шустрый паренек не удержал свое любопытство и решил задать мне вопрос. А приятно, когда меня так уважительно величают.

– Да, слушаю вас.

– Скажите, а трудно в НКГБ служить?

– Когда как. Иногда не очень, а иногда приходится пахать день и ночь.

– А что, в НКГБ свои колхозы есть?

Вот те раз! Слегка прокололась. «Пахать» – это ведь словечко из моего времени. Надо объяснить.

– Нет, это я так, для сравнения. Когда подходит время пахоты в поле ведь работают от зари и до зари.

– Да, конечно.

– Вот и у нас бывает время, когда тоже приходится работать от зари и до зари, а иногда и ночью.

– А что вы там делаете?

Тут другие зашумели на любопытного – не приставай к командиру с вопросами, – но я махнула рукой и продолжила.

– Разная работа: бандитов ловим, шпионов задерживаем, врагов народа разоблачаем. Все трудно перечислить. Да еще допрашивать арестованных приходится – на это очень много времени уходит.

– А вы сами кого-нибудь допрашивали?

– Полностью нет, у меня еще недостаточно опыта. Зато те, с кем я поговорила, быстро потом во всем сознались (между прочим, как вы уже знаете, чистая правда). Я, если надо, и кошку могу уговорить добровольно горчицу есть.

– Да это невозможно.

– Вполне возможно, уверяю вас. Для этого достаточно намазать ей горчицей под хвостом. Дальше сама все вылижет.

Ха, это в мое время подобные живодерские анекдоты воспринимаются слушателями без проблем. А тут слушатели впечатлились. Один даже вздрогнул и опасливо посмотрел на меня. Я, хотя и находилась в некотором расслабленном состоянии, но где-то на уровне подсознания это зафиксировала.

– Скажите, а что делают с теми, кого разоблачают? Всегда расстреливают?

– Почему всегда? Советская власть строгая, но справедливая. (Во, как шпарю. Начиталась уже газет.) Если ты враг, убивал советских людей, занимался вредительством и тому подобное, то тут понятно – высшая мера социальной защиты. А если ты случайно попал в это дело, если никакого вреда не успел причинить, если сам во всем признался, то возможны варианты. Могут дать два – три года, а то и просто выслать на спецпоселение. Как суд решит. Суд все учитывает: и все проступки, и чистосердечное признание, и помощь следствию (ух, как излагаю, недаром столько детективов прочитала).

– А вот у вас на лбу шрам. Это что, тоже от бандитов?

– Да, месяц назад попала в переделку.

– И вы их задержали?

«И вот тут Остапа понесло»^[30]. Я смешала сразу два моих приключения. Слушали меня, раскрыв рты.

– Скажите, а вас за это наградили?

– Ха, наградили! Выговор дали.

– За что выговор?

– За то, что я одного из бандитов насмерть застрелила, а он нужен был живой. Промахнулась я. Стреляла в ногу, а он, гад, возьми в этот момент и споткнись. И пуля попала в голову. Вот и выговор. Ладно, бойцы, хватит, я уже немного устала (врать), а мы вот-вот приедем.

58.

Бойцы понимающе отстали, и я откинулась к борту и слегка прикрыла глаза – вроде бы задремала. Но при этом искоса посматривала на того парня, странную реакцию которого заметила ранее. Он явно нервничал. Что-то его в моем трепе зацепило. Надо бы выяснить, когда приедем. А вот, кстати, мы и приехали. Колонна въехала в расположение дивизии, и машины остановились недалеко от штаба. Я, пользуясь своим независимым положением, первая выскользнула из кузова – ох, все-таки отсидела себе одно место.

На плацу стояли командиры во главе с Окуловым. Но сейчас мне в первую очередь нужен был не он, а его особист. Если не забыла, то капитан Максимов. Вот он, стоит чуть в сторонке. А еще я помню, что он Васин приятель.

– Здравствуйте, товарищ капитан.

– Здравствуйте, товарищ младший лейтенант. – Улыбнулся Максимов. – Поздравляю с поступлением на службу, Анна Петровна.

– Спасибо. Игорь Александрович, кажется?

– Так точно, Игорь Александрович. Надолго к нам?

– На неделю, но сейчас не об этом. Есть срочное дело.

– Что такое, слушаю?

– Очень хочется поговорить с одним из бойцов из тех, с кем я сейчас приехала. Что-то с ним не так. Только желательно это сделать незаметно. А вдруг это все пустое.

– Так, – капитан сразу стал серьезным, – это можно организовать. Все равно, сейчас все вновь прибывшие должны будут пройти заключительный медосмотр. Там мы вашего подозрительного и зацепим. Укажите мне на него.

Я, стараясь сделать это как можно незаметнее, показала на того, кто мне был нужен. Капитан зафиксировал его взглядом и отошел. Я подошла к основной группе командиров. Окулов приветливо мне кивнул и слегка мотнул головой вправо. А, так там стоит Ипполитов. К нему-то я и приехала. Я подошла к Ипполитову. Он тоже поздравил меня с назначением и намекнул, что надо бы обмыть мои кубики. Вася меня об этом своевременно предупредил, поэтому «у меня с собою было»^[31]. Я шепнула, что традиции знаю и чту. Тут появился Максимов, и мы с ним отошли.

– Анна Петровна, ваша группа пойдет в медсанбат на осмотр первой. Бойцы будут заходить по очереди. У вашего подопечного врачи что-нибудь найдут и направят его в соседнюю комнату. Там мы с ним и поговорим.

– Прекрасно, Игорь Александрович. Только давайте чуть-чуть изменим план. Сначала я хочу поговорить с ним одна.

Тут капитан немного поморщился. Наверное, боится, что я все лавры хочу присвоить себе. Надо его успокоить.

– Я просто боюсь, что сразу двух он может испугаться и замолчит. Если только мои подозрения оправдаются, то вы сразу подключитесь, а я, наоборот, уйду. У меня тут своих дел по горло. А в отчете, в этом случае, напишу, что у меня возникли подозрения, а вы окончательно его разоблачили. Впрочем, вполне вероятно, что ему нужно будет написать явку с повинной.

– Ну, это мы посмотрим, – успокоился капитан, – если все расскажет, то можно и с повинной. А может ниточка и дальше потянется.

– Может, тут я полностью согласна. Тогда это будет уже полностью ваша заслуга.

– Договорились, – подвел итог капитан, – идемте в медсанбат.

59.

В медсанбате мы прошли в небольшое помещение, имевшее две двери. Капитан Максимов скрылся за другой дверью, а я осталась ждать. Минут через пятнадцать дверь открылась, и вошел тот самый боец. Увидев меня, он дернулся, хотел было выскочить назад, но дверь уже захлопнулась. Тогда с обреченным видом, смотря на меня, как кролик на удава, он сел на стул напротив меня.

– Еще раз здравствуйте, – сказала я.

– З-з-дравствуйте, товарищ младший лейтенант государственной безопасности.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Боец Лепешкин, 1921 года рождения, место рождения…

– Подождите, гражданин Лепешкин, – оборвала его я. – Анкетные данные потом. В дороге мне показалось, что вы хотите что-то мне рассказать. Так я вас внимательно слушаю.

– В-в-ам просто показалось.

– Слушайте Лепешкин. Вы думаете, я случайно села именно в ваш грузовик? А, сообразили? Но пока еще у вас есть время все рассказать самому. Помните, что я говорила о справедливости Советской власти? Сейчас у вас последний шанс. Да вы посмотрите на себя в зеркало, – с этими словами я вытащила из кармана маленькое зеркальце и поднесла его к лицу Лепешкина. – У вас все на лице написано крупными буквами.

Он дернулся и заревел. Минуты две я молчала, потом не выдержала и заорала.

– Прекрати реветь. Ты мужик или баба? Ну.

Он всхлипнул еще пару раз и остановился.

– Значит, повторяю для тупых. Никто тебя пока вообще не арестовал. И никто не знает, что мы с тобой сейчас беседуем. Хочешь молчать – черт с тобою. Я тебя сейчас отпущу. Но помни, что ты будешь под контролем, и как только правда выплывет наружу, а она точно выплывет в самое ближайшее время, то тогда с тобой будут говорить уже по-другому. Или же твои сообщники могут заподозрить что-то неладное. Тогда они сами с тобой разделаются. Ну, не хочешь говорить? Тогда пошел вон, дурак!

Лепешкин, покачиваясь, встал и повернул к двери. Я крепко задумалась: ведь явно что-то с ним не так. Но почему молчит? И как его теперь отпускать? А Лепешкин уже у самой двери вдруг повернулся и спросил;

– А это правда, что явку с повинной мне зачтут?

Уф, гора с плеч.

– Знаешь, Лепешкин. Я врать не привыкла и тебе не советую. Если все расскажешь, причем без фантазий – только правду, и если за тобой нет серьезных преступлений, то это обязательно будет учтено. Тут я ручаюсь.

– Хорошо, я все расскажу, но если вы меня обманули, то бог вас накажет.

– С богом у меня свои договоренности – не беспокойся. А за тебя, Лепешкин, твердо обещаю, если потребуется, замолвить словечко. Но, еще раз повторяю, только если все расскажешь.

– Расскажу, – в последний раз всхлипнул Лепешкин.

Я встала и постучала в дверь. Вошел капитан Максимов.

– Вот все расскажешь товарищу капитану. Он будет вести твое дело. Так что слушайся его, как папу с мамой.

С этим словами я вышла из помещения и пошла к Ипполитову. Устала я от этих уговоров. А ведь мне теперь еще отчет писать, будь он неладен. Ну и денек!

60.

По пути я крепко задумалась. Что-то слишком легко я не только поймала шпиона, но и сумела его расколоть. Некультяпистый какой-то шпион. Я с ним беседовала, как в плохом детективном романе, а он тут же, буквально на ровном месте, взял и сознался. Это другим я могу лапшу вешать, какая я ловкая, хитрая и умелая. На самом деле в моей новой профессии я пока ноль без палочки. Тоже из книг, правда, других, написанных бывшими профессионалами, я помнила, что главное в этой профессии не умение бегать, стрелять и драться, а умение вести беседы, размышлять и делать правильные выводы.

И беседу я построила по-глупому. Наехала на парня, как танк: «давай сознавайся». Все чисто на эмоциях и неосознанных подозрениях, которые, как говорится, к делу не пришьешь. И вдруг такой наезд дал результат. Где-то я слышала выражение: «Все страньше и страньше»^[32]. Так вот это тот самый случай. И еще мне, почему-то кажется, что майор меня за такое поведение по головке не погладит. Правда, надеюсь, что и ругать сильно не будет – результат ведь налицо. Надо только отчет правильно написать. Ой-ей-ей. А мне что? Мне нужно будет написать там все, что я в дороге трепала развесившим уши бойцам? Это же кошмар! А не написать тоже нельзя – ведь именно во время моего трепа я обратила внимание на неадекватную реакцию этого Лепешкина. Да, вот это влипла по-настоящему! Остается только утешаться сентенцией: «Что сделано, то сделано».

С этими невеселыми размышлениями я нашла Ипполитова, который, оказывается, сам меня искал.

– Анна Петровна! Что с вами случилось? Были тут и вдруг рванули в медсанбат? Товарищ Окулов это тоже заметил и забеспокоился. Идемте к нему.

– Ничего страшного, товарищ майор. Просто сидела в кузове и поймала небольшую занозу. Все уже нормально.

– Не надо было сильно ерзать, – улыбнулся Ипполитов. – Ну, идемте, предъявлю вас Федору Савичу целую, и почти невредимую.

– Почему это почти? Я уже полностью невредимая. Все занозы в далеком прошлом. Могу сидеть нормально.

Мы подошли к кабинету Окулова. Как раз в это время из кабинета стали выходить командиры. Подождав пока все выйдут, мы с Ипполитовым зашли внутрь.

– Товарищ генерал, младший лейтенант госбезопасности Северова доставлена по вашему приказанию, – бодро отрапортовал Аркадий, отдавая честь. Я так же постаралась козырнуть. Не знаю, получилось или нет, но, по крайней мере, обозначила, чем, кажется, вызвала улыбки и у Окулова, и у Ипполитова.

– Вольно, товарищи командиры, – улыбаясь сказал Окулов, и мы отняли руки от пилоток. Потом Окулов обратился к Ипполитову.

– Товарищ майор, мне нужно поговорить с товарищем младшим лейтенантом наедине, а потом я передам ее в твое полное распоряжение.

– Есть, товарищ генерал.

Ипполитов еще раз козырнул и вышел. Мы остались с генералом вдвоем. Интересно, что за секреты он собирается сейчас со мной обсуждать? А генерал не торопился. Он несколько раз прошел вдоль своего немаленького стола туда и обратно. Потом сел за стол и заговорил.

– Ты, Аня, конечно в курсе, что майор Григорьев свой рапорт направил в Москву еще до вашего с Васей туда отъезда?

– Так точно, товарищ генерал, в курсе.

– Да брось ты этот официальный тон. Мы сейчас вдвоем и я хочу поговорить с тобой не столько как сотрудником НКГБ, сколько как с нормальным человеком.

– Слушаю вас, Федор Савич.

– Так вот, – продолжил генерал, – для меня этот рапорт оказался подспорьем, чего, честно говоря, я не ожидал. Мне в последней партии прислали более грамотных резервистов (ага, про Лепешкина он еще не знает), добавили неплохих младших командиров и даже выделили несколько раций. Кроме этого, мой опыт по сотрудничеству с вашим наркоматом на самом верху был оценен положительно. Хотя тут нашлись некоторые начальники, которым одобрение действий Окулова пришлось не по вкусу (я чуть не ляпнула: «наверное, товарищу Павлову»,– но вовремя сдержалась). Так что не буду возражать, если ты снова понаблюдаешь что здесь и как. Может быть, за эту неделю найдешь что-нибудь новенькое, что осталось незамеченным в прошлый раз.

– Но, Федор Савич. Ведь в тот раз мы были вместе с Васей. Я же одна еще очень плохо во всем разбираюсь.

– Так тех, кто хорошо разбирается, у меня и без тебя достаточно. Поэтому считай нашу беседу дополнительным заданием. Если хочешь подтверждения от Григорьева, так это не проблема.

– Подтверждения не требуется, но поставить его в известность, конечно, нужно.

– Хм, правильно говоришь. Так вот он уже в курсе.

Я в ответ на это только захлопала глазами, притом совсем не притворно. Ну, шустрый генерал! Впрочем, такие звания просто так с неба не падают. А майор Григорьев, помнится, был о генерале самого хорошего мнения. Тут мне пришла в голову еще одна мысль. Если Окулов такой шустрый и головастый, то может быть он сумеет ответить мне на некоторые вопросы, которые уже начали сформировываться в голове. Правда, пока я еще не могу их задать достаточно четко, но ведь сегодня только первый день. Хорошо, сейчас только «застолблю участок».

– Федор Савич. Тут у меня есть несколько вопросов, на которые мое непосредственное начальство, скорее всего, ответить не сумеет. Можно будет задать их вам?

– Можно, задавай.

– Нет, не сейчас. Чтобы не тратить ваше время, я хочу сначала эти вопросы правильно сформулировать. Поэтому, если позволите, я задам их через пару дней.

– Можно и через пару дней. Я всю неделю в дивизии. Давай послезавтра приходи к нам ужинать. Тогда и поговорим.

– Спасибо, Федор Савич.

– Ладно, поговорили, теперь иди. Ипполитов уже заждался.

61.

Ипполитов ждал меня на дорожке около штаба.

– Так как, Анна Петровна, будем составлять план тренировок на неделю?

– Я готова.

– Тогда идемте к нам в роту.

Мы пришли в казарму, и зашли в комнату, отведенную для теоретических занятий. Там оказался вход еще в одну, совсем небольшую комнатенку, в которой стоял стол и три стула. На столе в беспорядке лежали карты местности. В углу еще стоял небольшой сейф.

– Садитесь, Аня. Давайте сначала уточним, что вы умеете, кроме рукопашного боя и стрельбы. Вы умеете водить машину, ездить на мотоцикле, на лошади?

– На мотоцикле умею. На машине немного умею, но нужна практика. На лошади не умею совсем.

– Понятно. Тогда завтра к вам после зарядки подойдет шофер, который проверит, как вы можете управлять легковой машиной и грузовиком. Длительность занятий – 90 минут. После этого вы идете на конюшню, где вам подберут лошадь, и дадут первые уроки верховой езды. Разведчик должен уметь ездить на любом виде транспорта. Длительность тоже 90 минут. Потом стрельба: пистолет, винтовка, автомат, пулемет. Таким образом, до обеда время у вас распределено. После обеда теоретические занятия и спецподготовка. Это на первые два дня. Потом к нам в роту придут долгожданные снайперские винтовки, так что у вас будет еще немного времени, чтобы освоить снайперское дело. Вопросы есть?

– Пока нет, а там видно будет.

– Хорошо, тогда вы свободны. Идите в казарму командирского состава. Там для вас выделено место в комнате военврача. Будут вопросы – вы знаете, где меня найти.

Я зашла в казарму, забросила под койку свой баул, и пошла искать капитана Максимова. Во-первых, мне очень хотелось узнать, чем закончился допрос Лепешкина, а во-вторых, нужно было написать отчет и через Максимова переправить его в НКГБ Григорьеву и Васе. Оказалось, что кабинет Максимова находится там же, в штабе, только в другом конце коридора. Несмотря на позднее время, Максимов был у себя.

– Товарищ капитан, разрешите войти?

– Входите, Аня. Понимаю, что вам не терпится узнать результаты. Только для вашего сведения: Лепешкин действительно оказался шпионом. Точнее, его завербовали, но никакого задания пока не дали. Сказали, что задание он получит в полку, когда там уже освоится.

– Простите, Игорь Александрович. Но тогда получается, что тот, кто его вербовал, заранее знал, в каком полку окажется Лепешкин?

– Ага, вы тоже это ухватили. Должен сказать, что у вас хорошо развито логическое мышление – в нашей профессии это очень важно. Вы абсолютно правы. И ситуация с этим злополучным Лепешкиным мне очень не нравится. Обычно никто из командиров заранее не знает, кто из резервистов в каком полку окажется. Но, оказывается, что существует некий Икс, который может направить своего человека в нужный ему полк нашей дивизии. И как этого Икса вычислить, я пока не знаю. Это может быть кто-то из командиров, но может оказаться, что это какой-нибудь старшина, который намекнет своему комбату попросить у комполка какого-то определенного солдата. Пока становится очевидным только одно – в дивизии есть враг, а я узнал об этом только сегодня. Очень плохо. В утешение остается только пословица: «лучше поздно, чем никогда». Но свой нагоняй я получу.

– Скажите, Игорь Александрович. А что будет с этим Лепешкиным?

– Тут вопрос сложный. С одной стороны он вроде бы полностью раскаялся и дал показания. Если все подтвердится, то наказание будет не очень строгое. Он по профессии шофер. Оказалось, что на гражданке пару месяцев назад сбил человека. И уехал с места аварии. Человек умер в больнице, а Лепешкина нашел резидент, предъявил доказательства и под угрозой сообщения в милицию завербовал его. Дал еще денег и заставил написать расписку. После этого резидент решил, что Лепешкин у него на прочном крючке.

– Но, товарищ капитан. Насколько я понимаю, резидент – это всегда опытный шпион с большим стажем работы. Что он не видел, кого вербует? Трусливого и нервного человека, который один раз струсил, потом второй раз и так далее. Рано или поздно его бы все равно раскрыли, и тогда он дал бы показания.

– Беда в том, что от его показаний мало толку. Да, он все рассказал, что знал, только не знал он практически ничего. Резидента описать не может, никакого пароля ему не дали – значит тот, кто к нему придет, будет знать его в лицо. Скорее всего, по фотографии. Конечно, мы его сейчас не посадим, а будем использовать, как подсадную утку. Но что из этого получится, пока сказать трудно.

62.

– И все-таки, Игорь Александрович. Ну, зачем вербовать такого труса? Шансов, что он выполнит пусть даже простое задание, очень мало. Я бы на месте резидента не торопилась, а попыталась найти кого-нибудь более подходящего.

– Вот вы сказали важное слово: «не торопилась». А что делать, если начальство торопит? Если требует: «Давай быстрей, хоть кого-нибудь, только побыстрее и чем больше таких наберешь, тем лучше»? Это у немцев стало уже традицией. Вы пока в нашей системе новичок и не знаете некоторой оперативной информации, поступившей в наркомат несколько месяцев назад. Перед нападением на страну Абвер в последний перед нападением месяц резко активизирует работу. Причем качество приносится в жертву количеству. Так было в августе 39, когда примерно за месяц до нападения на Польшу, польские органы безопасности стали задерживать большое число немецких шпионов. Потом аналогичная ситуация сложилась во Франции. Там в апреле 1940 года перед прорывом фронта тоже произошел массовый заброс шпионов.

– Подождите, товарищ капитан…

А капитан и сам вдруг резко прервался. Пару минут помолчал, причем я не рискнула его теребить, а потом медленно заговорил, и сказал то, о чем я хотела сама сказать, и что знала, как человек из будущего.

– Получается, что задержание подобного типа может быть доказательством того, что Германия нападет на нас в течение месяца. То есть в конце июня! Так, товарищу Окулову я доложу прямо сейчас, а наверх пошлю запрос – не было ли подобных задержаний в других частях нашего округа.

– А почему только нашего округа?

– Вообще-то вы правы. Запрос нужно бы послать во все округа, но это уже как решит начальство. А по нашему округу я буду знать уже через два – три дня. Ох, как же не хватает людей!

– Каких людей?

– Квалифицированных! Это все проклятые Ежовы рукавицы!

Что за рукавицы? Надо будет спросить у Васи. Почему из-за каких-то рукавиц у капитана Максимова не хватает людей?! А Максимов, тем временем, продолжил.

– Видите ли, Аня. На самом деле я не на своей должности. Мой уровень – это полк, а приходится отдуваться за всю дивизию. Тут вообще должен сидеть майор, только майоров у нас нехватка, как, впрочем, и капитанов, и лейтенантов. Мы до сих пор не оправились от Ежовских чисток. Кстати, ваш майор Григорьев тоже в результате этих чисток стал капитаном, и ему еще повезло. Могли и к стенке поставить. При Ежове это было совсем несложно. Вот теперь товарищу Берия приходится разбираться с тяжелым наследством. А это такое, извините, дерьмо, что быстро не разгребешь. У нас большая нехватка квалифицированных кадров – только это между нами. И, если начнется большая заварушка, то нам, особистам, мало не покажется.

– Думаю, что в случае заварушки, то есть войны, если называть все своими именами, никому мало не покажется.

– С одной стороны, вы правы. Но. С другой стороны, в армии есть некая традиция: если провалилось наступление, то в первую очередь виновата разведка, а если враг нанес удары по самым уязвимым точкам, то в первую очередь виновата контрразведка, то есть мы. Не сумели выловить всех шпионов. А как и с кем их вылавливать? Вот вы, Анечка. Вы, конечно, стараетесь, но опыта у вас ноль – сегодняшний дурачок не в счет. Поэтому, если наши с вами прогнозы верны, то учиться вам придется на ходу. Хотя по правилам нужно пройти хотя бы полугодичные курсы. А работа, извините, недоучек редко дает хорошие результаты. Ладно. Пойду, доложу Окулову, а вы можете остаться тут и писать свой отчет. Вот вам бумага, чернила и ручка. Запасные перышки^[33] в ящике стола. Промокашки там же.

С этим словами капитан взял со стола бумаги, сложил их в картонную папку с завязками, сунул папку подмышку и вышел. А меня оставил наедине с муками творчества.

63.

Второй в моей жизни отчет я рожала еще хуже, чем первый. Тогда хотя бы было понятно, что писать. А тут? Подробный пересказ всего моего выступления в грузовике? Потом беседа наедине? Ой, нет. Сначала нужно упомянуть о соглашении с капитаном Максимовым. Причем так, чтобы он не обиделся, если случайно увидит этот отчет. А как описать мои сомнения? Короче, мучалась я больше часа. Наконец, «второй том Мертвых душ» или, если хотите, «очередная глава Войны и мира» были готовы. Третий вариант (опять третий) получился, с моей точки зрения, более или менее приемлемым. И клякс в нем уже не было. Теперь встал вопрос, куда деть первые два варианта? Это же секретные документы. На всякий случай я сложила их отдельным комочком. Тут, как раз, вернулся Максимов. Он взял у меня чистовой вариант, сложил его пару раз и вложил в конверт. Конверт тщательно заклеил, а потом еще опечатал сургучом и своей небольшой печатью.

– Завтра, Анна Петровна, этот конверт окажется у майора Григорьева. Можете не беспокоиться.

– Я не буду беспокоиться, если вы мне подскажете, что делать вот с этими черновиками?

– Ну, это несложно. Вот вам спички, вот пепельница, и вон в углу ведро, в которое вы можете высыпать пепел. Приступайте.

Под наблюдением капитана я сожгла все ненужные бумаги, после чего не удержалась и спросила.

– Так что сказал генерал?

– Ничего хорошего. Кому понравится, если вдруг узнаешь, что в твоей дивизии есть шпион? И при этом в течение ближайшего месяца может начаться война. Дословно речь генерала пересказывать не буду, так как это не для женских ушей. Мне тоже досталось – мол, плохо работаю. И, что самое обидное, крыть нечем. Ведь за выявление врагов в дивизии в первую очередь отвечает особый отдел, то есть я, как начальник. Генерал вас в пример поставил. Сказал, что вы никогда бдительность не теряете. Теперь мне есть на кого равняться, – горько усмехнулся Максимов.

– Вам надо было сказать про меня, что дуракам всегда везет.

– Ну, тогда бы Федор Савич вообще бы меня с дерьмом смешал.

– Хорошо, тогда я завтра сама ему это скажу.

– Нет, спасибо Аня. Лучше оставим этот вопрос. У меня теперь есть первоочередная работа по контактам этого неудачника, и на всякие мелочи не хочу отвлекаться. А вы отчет уже написали и, следовательно, на сегодня свободны. Но если что, я сразу вас привлеку. Чувствую, что у вас очень неплохой потенциал. Василий молодец, знал на ком жениться.

Я немного покраснела от удовольствия, попрощалась и пошла спать. Завтра начало тренировок и чувствую, что мало мне не покажется. А еще не забыть бы – завтра нужно обмыть мои кубики.

64.

Утром традиционная зарядка разведчиков: зарядка, бег, преодоление препятствий с сюрпризами. За предыдущую неделю я уже немного вышла из формы, но ничего – сумела все преодолеть. Потом завтрак, а дальше индивидуальные занятия. Для меня – сначала вождение, а потом верховая езда.

Шофер, младший сержант, несколько скептически посмотрел на меня и сначала выкатил какой-то далекий предок современного УАЗа. Я бодро в него залезла и после нескольких попыток сумела стронуть с места это чудо не-знаю-какого-автопрома. Оказалось все не так сложно – главное освоить переключение скоростей. Как только это стало получаться без «зубовного» скрежета (и кислого выражения на лице сержанта), сразу все нормализовалось. Потом выехал грузовик. Тут езду вперед я освоила почти с хода, а вот движение назад стал проблемой – очень трудно было нажимать на газ и вертеть руль, наполовину высунувшись из кабины. Но в целом учеба прошла нормально. Сержант сказал, что следующее занятие одновременно будет зачетным, поскольку у меня почти все получается. Скепсис у него с лица сошел. Еще бы не получалось! Я уже год, как имею водительские права. И тут не надо сдавать ПДД – это красота! Просто сел и поехал.

Закончив с вождением, я бодрячком двинула к конюшне. Вообще-то у меня с конями определенное знакомство было. Я умела прыгать через коня^[34], знала защиту двух коней^[35]. Проблема была лишь в том, что те кони к реальным лошадям никакого отношения не имели. Разве что шахматный конь немного напоминал конскую морду. А тут живые лошади. Стоило мне подойти к лошади, которую вывели для меня, и вся бодрость куда-то пропала. Передо мной стоял ЗВЕРЬ. Спокойный, но огромный и с большими зубами. Инструктор посмотрел на меня, оскалился в радостной улыбке (мне показалось, что зубы у него не намного меньше лошадиных) и сказал:

– Что, первый раз? Ничего. Привыкнете. Пару раз упадете (ой, с такой высоты) и освоитесь. Сначала вот, возьмите, – он протянул мне несколько кусков морковки.

– Угостите Ласточку, только с ладони, и пальцы не растопыривайте.

Ничего себе Ласточка. А какие тогда стрижи бывают?! Но я послушалась, взяла морковку и осторожно подошла к лошади. Та хитро посмотрела на меня, моргнула и потянулась мордой к моей руке. Я осторожно протянула к Ласточке ладонь с морковкой. Лошадь аккуратно одними губами взяла морковку и смачно захрустела. Уф, полегчало.

– Подуйте слегка ей в нос, – услышала я голос тренера. – Тогда она запомнит ваш запах.

Я послушалась и подула.

– Вы, конечно, знаете, что к лошади нельзя подходить сзади, – продолжил инструктор, – может лягнуть. Но и спереди тоже нужно подходить осторожно, потому что лошади кусаются. Ласточка у нас некусачая, – инструктор погладил лошадь по холке, – специально для вас такую подобрали, а вон в деннике стоит Карат. Так он только своего хозяина допускает спокойно. Даже я подхожу к нему с опаской. А укусит – так мама не горюй! Синяк на неделю обеспечен. Ладно, это все лирика. Садитесь на лошадь.

Сесть на лошадь для меня труда не составило. Ухватилась за седло и моментально запрыгнула. Села и ой. А за что держаться? Сначала вцепилась в седло. Перевела дух. Лошадь стоит. Осторожно выпрямилась и отпустила седло – лошадь продолжала стоять. Но вот сейчас лошадь начнет двигаться – за что тогда держаться? Инструктор понял мои сомнения и сказал.

– Пока можете немного держаться за гриву. Ласточка не обидится. А вообще привыкайте к правильной посадке. При этом вообще не надо ни за что держаться, а сидеть на балансе. Нужно просто сжимать лошадь коленями. Попробуйте. И пятку тяните вниз.

Легко сказать, «попробуйте»! Я и так сижу почти на шпагате. Если бы не гимнастическая растяжка, уже было бы больно. А тут сжимать коленями. Осторожно выпрямилась и сжала, точнее, попыталась сжать, коленями. Пока получается. Ура! Но как раз в этот момент инструктор потянул за повод, и лошадь двинулась. Я сразу почувствовала все «механизмы», приводящие лошадь в движение. Стало как-то зыбко, неуютно, все подо мной заходило ходуном и затряслось, хотя Ласточка шагала медленно. Мне показалось, что еще чуть-чуть, и я свалюсь. Опять вцепилась в гриву.

– Не бойтесь, отпустите гриву, старайтесь приноровиться к движению.

– Да я стараюсь, – пропищала я, – только не получается.

– А вы успокойтесь, выпрямитесь и подумайте о чем-нибудь приятном. Не думайте о том, как усидеть. Это должно получаться само собой.

Я попробовала. Вроде бы получилось. Так, покачиваясь, я проехала, точнее, протряслась, два круга. Действительно, можно сидеть спокойно. И тут, чтобы жизнь медом не казалась, Ласточка вдруг встала. Если бы я судорожно не вцепилась ей в гриву, то точно перелетела бы через ее голову. А ведь высоко.

– Ничего, ничего, – приободрил меня инструктор. – Отпустите гриву и продолжим.

Он подождал, пока я снова сяду нормально, и мы продолжили движение по кругу. Эта пытка продолжалась, кажется, бесконечно долго. Наконец, мне разрешили слезть. Я посмотрела на часы – всего-то минут 30. Но стоило сделать по земле пару шагов и опять ой – внутренние поверхности бедер заболели. Кажется, я здорово их натерла. Придется идти в раскоряку. Инструктор улыбнулся и сказал.

– Обратите внимание, что наш круг находится недалеко от медсанбата. Теперь понимаете почему. Идите туда.

65.

Кое-как я доковыляла до медсанбата. Там мне намазали ноги какой-то вонючей мазью, положили на лежак и сказали лежать двадцать минут. Да я была готова и час лежать, вот только другие занятия нельзя пропускать. Теперь мне стало понятно, почему Ипполитов столько времени отвел на верховую езду. Он наверняка учел посещение медсанбата.

Через двадцать минут я стала, если не человеком, то уже и не инвалидом, поэтому смогла сползти с лежака и направилась на стрельбище. Там к традиционной стрельбе из винтовок, нагана и пистолетов добавились автоматы и пулемет. А потом мы перешли к метанию гранат. Вот с гранатами у меня совсем не заладилось. Как ни старалась, не могла кинуть гранату (слава богу, пока учебную) на положенное расстояние. Но к этому Ипполитов отнесся, на удивление, спокойно.

– Ничего страшного, Аня, в этом нет. Вы ведь знаете, что анатомия тела у мужчин и женщин разная. Так вот тут это различие и сказывается. Разные скелеты тел обуславливают разные соотношения плеч рычагов. Женщина одинаковой силы с мужчиной всегда кинет камень ближе, чем он. Значит, вам просто нужно кидать гранату из-за укрытия. Или, наоборот, кидать гранату в укрытие, например в дом или в окоп. Туда, где осколки не смогут вас поразить.

После стрельб обед и теоретические занятия, на которых учили читать карту, добывать еду (грибы, ягоды, растения, ловушки для зверей), ставить и разряжать мины и многому другому. А после теории традиционный марш-бросок с полной выкладкой и, в заключение, рукопашный бой. В общем, физические нагрузки я переношу довольно хорошо, но тут к концу дня еле волочила ноги, как, впрочем, и большинство солдат нашей роты. Теперь мне уже никаких скидок не делали – раз командир, то и веди себя соответствующим образом, то есть подавай пример.

Все-таки, несмотря на жуткую усталость, я подошла к Ипполитову и сказала.

– Товарищ майор, может быть, настало время обмыть мои кубики?

– А я все ждал, когда вы, Анна Петровна, сами об этом вспомните, – ответил Ипполитов. – Кого еще пригласите?

– Конечно, хорошо бы Федора Савича, но это, думаю, не по чину. Тогда еще капитана Максимова из особого отдела.

– Вашего коллегу? Понимаю. Давайте сделаем так: сейчас немного отдохните, приведите себя в порядок и через час соберемся у меня. Детей к этому времени жена уложит, и мы сможем спокойно посидеть. Жаль только, что завтра опять работа, поэтому сильно не разгуляемся. Да, Максимова я, с вашего позволения, сам приглашу.

Доползла до комнаты и плюхнулась на кровать. Минут тридцать не могла пошевелиться, только тупо пялилась в потолок. Потом подрыгала одной ногой, второй. Была бы третья – подрыгала бы и ей. Кряхтя, встала, встряхнулась, вытащила из сумки «обмывочный комплект», состоявший из бутылки водки, бутылки вина и закуски, завернула все это в пакет и поплелась к Ипполитову в гости. К счастью, командирское общежитие, в котором Аркадий с женой и детьми занимал две просторные комнаты, было всего в паре сотен метров от домика, в котором поселили меня.

В дверях меня встретил Ипполитов, который по-джентельменски принял у меня из рук сверток и довел до нужной комнаты. Там уже был накрыт стол. Посмотрев на строй бутылок и закуску, я поняла, что на мой комплект хозяева не рассчитывали, а рассматривали его как небольшое дополнение. Тем не менее, я твердо выставила свои бутылки, купленные еще в Москве (предусмотрительный супруг позаботился), и отдала жене Аркадия, молодой полненькой женщине, принесенную закуску. Максимов уже был за столом, так что процесс пошел без промедления. Первый тост был за мои кубики, чтобы они быстрее переросли в шпалы. Я, обнаглев, заявила, что в моих планах ромбы тоже значатся, чем привела всю компанию в полный восторг. Надо сказать, что, помня о последствиях свадьбы, я не столько налегала на выпивку, сколько на закуски, которые, следует отдать должное хозяйке, были очень вкусными. Пирожки с мясом и с капустой, малосольные огурчики, квашеная капустка, что-то там запеченное – все сметалось очень быстро, и пустые блюда оперативно менялись на полные. Впрочем, всего-то нас было два мужика и две бабы. Так что на всех хватило.

В перерывах между рюмками я обратила внимание на большую серую шкуру, наброшенную на диван. С одного конца шкуры был солидный хвост, а на другом конце – оскаленная морда.

– Нравится? – заметив мой взгляд, спросил Ипполитов. – Этого волка я добыл зимой. Здоровенный зверюга. Длина больше метра и вес был под семьдесят кило.

– Ой, а что, здесь волки водятся?

– Конечно. А чего им не водиться? В лесах полно копытного зверья, а на хуторах можно, при случае, говядинкой или козлятинкой поживиться. Это сейчас, когда здесь стали разворачиваться стройки, волка немного потеснили. А пару лет назад на некоторых хуторах зимой после наступления темноты люди боялись из домов выходить. Да и сейчас кое-где волки шалят. Глухие леса и болота им не нравятся, а вот перелески и степь для волка самое оно. И человеческое жилье его не пугает. Подойдет волк зимой к околице, усядется и у-и-и, – тут Ипполитов мастерски завыл.

– Угомонись, Аркаша, детей разбудишь, – вмешалась жена. – Хочешь выть, так иди к своим разведчикам. Там войте хоть все ротой.

– Ну вот, – с притворным огорчением вздохнул Ипполитов, – нет, Леночка, в тебе чувства прекрасного.

– Это твой вой – прекрасное?

– Так это же дикая природа. Люди выражают свои чувства песнями, а волки – воем. Зная волков, по их вою можно определить, о чем воет волк: голоден, доволен жизнью или зовет, например, подругу погулять под луной.

– Ну а о чем был твой вой?

– Он был о том, что пора пить чай с вишневым и яблочным вареньем.

– Это да, это пора, – засмеялась Лена и стала выставлять на стол вазочки с вареньем, чашки и розетки.

66.

Мы выпили чай, потом Аркадий рассказал несколько охотничьих историй, и на этом обмывание кубиков закончилось. Все-таки, немного выпивки, хорошая беседа и чай на закуску способствовали снятию усталости, поэтому домой, то есть в свою комнату, я вернулась уже более или менее в нормальном состоянии. Залегла в койку и, поскольку мужа под боком не было (точнее не к кому было уткнуться под бок), стала размышлять.

Сначала стала вспоминать те крохи о начале второй мировой войны, которые нам давали на уроках истории. Война началась в сентябре 1939 нападением Германии на Польшу. Англия и Франция через пару дней объявили Германии войну, но, судя по первоначальным результатам, реально воевать и не думали. А когда в мае 1940 года немцы перешли в наступление, англо-французская армия моментально развалилась под ударами немцев. Но в этом случае размышления наших историков, что вот, мол, Сталин войны не ожидал, и поэтому немцы сумели дойти до Москвы, выглядят, мягко говоря, странно. На самом деле получается, что в этот момент дело было не в неожиданности, а в том, что немцы просто лучше воевали. Вот этот вопрос и нужно прояснить при разговоре с Окуловым. Ясное дело, что про 22 июня говорить нельзя, но пусть объяснит провал англичан с французами, а потом попробую перевести разговор на нашу армию. Пусть обрисует, как поведут себя бойцы и командиры его дивизии в случае неожиданного нападения немцев. Вот так за мыслями глобального масштаба я сама не заметила, как заснула.

На следующий день я успешно сдала «зачет» по вождению легковой и грузовой автомашины и даже сама сумела заехать в гараж на грузовике. После этого повторился вчерашний кошмар с лошадьми, правда, с некоторыми вариациями. К лошади я подошла бодро, угостила ее морковкой, после чего вскочила в седло и тут же грохнулась. Как мне объяснил инструктор, прежде чем сесть в седло, нужно проверить, хорошо ли затянута подпруга. Из его объяснения я поняла главное – этот гад нарочно слабо затянул подпругу, чтобы я на личном опыте убедилась в важности этого действия. Самое правильное, по его словам, это двойное затягивание подпруги: первый раз, когда седлаешь, – сразу не очень туго, т.к. лошади это очень некомфортно да и вредно, – и второй раз непосредственно перед тем, как сесть в седло. Но на этом мои неприятности не закончились. Пока я смиренно выслушивала инструктора, эта тихая и смирная Ласточка укусила меня, извините, за мягкое место. А когда я с негодованием повернулась к ней, то увидела, как лошадь смеется. Инструктор тоже хихикнул и пояснил, что это она слегка, играючи.

– Если бы она укусила вас по злобе, то вы бы неделю сидеть не смогли, – пояснил он. – А так она не кусачая, а игривая.

Да, лошадь – этот не мой вид транспорта. Но тут выбирать не приходится. Как говорится: «Лопай, что дают!» В моем случае это означает, что не всегда разведчик может спокойно выбирать, на чем ему передвигаться. Есть автомобиль – быстрей за руль, а если лошадь – то прыгай в седло. Снова ездила по кругу, потом немного по прямой и стала учить повороты. Короче, опять через полчаса спрыгнула у медсанбата и по накатанной дорожке поковыляла к врачу. Отлежавшись, двинула на стрельбы. Сегодня лично мне добавили стрельбу из пистолетов с двух рук. Наконец сумела все пули всадить в силуэт. Правда, стреляла только на поражение. Для задержания буду стрелять только с одной руки. Опять-таки лично для меня Ипполитов куда-то отлучился и вернулся со снайперкой. Причем, к моему удивлению, это была не Мосинка, а СВТ.

– У Мосинки бой сильнее, – сказал Ипполитов, – зато СВТ дает меньшую отдачу и после каждого выстрела не нужно передергивать затвор. Поэтому точность у вас из СВТ должна быть выше, чем из Мосинки. Стрельбу будем нарабатывать на дистанциях от 400 до 700 метров.

Единственно, что меня удивило в снайперском варианте СВТ – это отсутствие бленды на оптическом прицеле. Причем Ипполитов сначала даже не понял меня, когда я спросила о бленде. Лично я дома мало фотографировала – этим у нас увлекался папик, но твердо помнила, что при ярких источниках света на объектив нужно надевать бленду, чтобы не было солнечных бликов. Помнила также, что у современных фотоаппаратов на большинстве объективов крепится выдвижная бленда, что очень удобно. Поэтому, когда Ипполитов стал предупреждать меня о возможной демаскировке снайпера из-за блика на оптическом прицеле, я и вспомнила о бленде. Оказалось, что бленда к прицелу не предусмотрена. Пришлось внести, как сказал Ипполитов, рацпредложение – сделать бленду из картона, обклеенного черной бумагой.

При работе со снайперской винтовкой я сразу решила, что снайпер из меня не получится, поскольку нет у меня необходимой выдержки: я девушка активная и терпеливо ждать несколько часов или целый день одного удачного выстрела – это не мое. Но вот по ходу дела метко выстрелить на расстояние порядка полукилометра все равно нужно уметь. Именно этим я и занималась. Определение дистанции, учет силы и направления ветра и тому подобное. К концу занятия устала не столько физически, сколько морально. Зато потом оттянулась на рукопашной. Так что этот день прошел, вообще-то, легче вчерашнего. Уже хорошо.

А вечером пошла к Окулову в гости. Он встретил меня с упреком.

– Это что же такое? Почему на такое важное мероприятие, как мытье кубиков меня не позвала?

– Федор Савич! Ну, как бы это смотрелось, когда младший лейтенант приглашает генерала отметить свое звание? Не по чину мне было вас приглашать. А вот, когда получу ромб, то вы будете первым в списке.

Услышав такое наглое заявление, генерал на пару секунд потерял дар речи и просто смотрел на меня и хлопал глазами.

– Да, ты, Анна Петровна, от скромности не умрешь. Но смотри. Память у меня хорошая и возраст пока еще не очень. Так что до твоего ромба, если ничего не случится, точно дотяну. И, знаешь? Я почему-то верю, что тебе это по силам. Так что буду ждать. Ну, хорошо. Теперь проходи и задавай свои вопросы.

67.

Я поудобнее уселась на диван и начала.

– Федор Савич. Совсем рядом с нами, на расстоянии всего 20 километров, находится, что бы пока не говорили, вражеская армия. Поэтому все сейчас готовятся к войне с немцами. Но, пока есть хоть чуточка времени, хотелось бы понять, каким образом Германия сумела разгромить англо-французские войска и практически без потерь выйти к проливу Ла Манш? Ведь чем лучше знаешь противника, тем легче будет с ним воевать.

– Да, вопрос ты задала серьезный. После того разгрома в нашем Генштабе было проведено серьезное изучение этой военной операции, и кое-что из выводов я могу тебе рассказать. Но вот, что интересно – на твой вопрос нельзя ответить только с военной точки зрения. Без политики тут не обойтись. Так что слушай и мотай на ус, которого у тебя нет.

– После образования нашего государства у капиталистов всех стран главной целью стало его уничтожение. И, когда Гитлер пришел к власти в Германии, все западные страны решили сделать ставку именно на него. Строго говоря, Гитлер и не скрывал, что основной его интерес лежит на Востоке. Германии нужны земли, природные ископаемые и рабы. Поэтому война с СССР для него была предрешена. И Англии, и Франции это было на руку. Они сначала сквозь пальцы смотрели на нарушения Гитлером Версальского договора, потом поощрили его, отдав Чехословакию, в которой, между прочим, прекрасная военная промышленность. Но была одна загвоздка. Не было у Германии общей границы с нами. Польша нас разделяла. Несчастные поляки и не подозревали, что обещания о помощи и даже договора с Англией и Францией, являются липовыми. Не собирались эти страны защищать Польшу при нападении на нее немцев. Наоборот, им нужно было, чтобы Польша исчезла с карты мира. Только в этом случае у Германии появлялась общая граница с СССР. А поляки, со своей стороны, надеясь на союзников, по отношению к Германии, вели себя, как Моська со слоном. СССР неоднократно пытался заключить договор с англичанами и французами, но те исключительно тянули время. Мы ведь могли помочь Чехословакии, но опять-таки не было у нас с ними общей границы, а Польша наотрез отказалась пропустить наши войска к чехам. Выступала Польша и против союза с нами. И вот только после срыва переговоров с англичанами и французами СССР, как ты знаешь, заключил договор о ненападении с Германией. Не могли мы в одиночку в то время воевать с немцами, тем более, что на Востоке у нас «на загривке» висела (да и сейчас висит) Япония.

– Далее Германия напала на Польшу. Чтобы выглядеть красиво перед всем миром, Англия и Франция объявили Германии войну. Тут началось самое интересное. Знаешь, сколько дивизий союзников стояло на границе с Германией к моменту начала войны?

– Понятия не имею. Ну, двадцать или тридцать, раз война началась для союзников неожиданно.

– Не угадала! В сентябре 1939 года с началом войны французы и англичане на границе с Германией имели 110 дивизий против 33 немецких. Получилась поразительная ситуация: на Востоке немцы добивают отчаянно сопротивляющихся поляков, а на Западе союзники стоят и практически не рыпаются, хотя могут запросто разгромить немцев. И подобное противостояние длилось до 10 мая 1940 года. За это время французским солдатам разрешили играть в карты, закупили для них 10000 футбольных мячей. Короче сделали все, чтобы разложить и деморализовать армию. И спокойно смотрели, как Гитлер сначала дожал Польшу, а потом захватил Скандинавию. Замечу еще, что большинство немецких генералов боялись французов и изо всех сил пытались отговорить Гитлера от перехода в наступление. Но фюрер их продавил, заявив, что французы не вояки. А Гудериан блестяще это подтвердил. Перед началом наступления численность солдат с обеих сторон уже была примерно равной, танков у союзников было заметно больше, и они были более совершенными. Единственно, у немцев было больше самолетов. Но главное, у немцев была четко разработанная стратегия и высокий боевой дух. У союзников в решающий момент не оказалось ни того, ни другого. Они воевать не хотели и не были к этому готовы морально. Более того, по какой-то необъяснимой случайности к союзникам попал план немецкого наступления на Запад, но и это им не помогло.

– Ну как, ответил на твой вопрос?

– Ответили. Только теперь появились новые вопросы.

– Хватит на сегодня вопросов, – вмешалась Екатерина Михайловна. – Ты бы, Федя, дал гостье придти в себя после трудного дня, поесть по-человечески, а вместо этого рассказываешь ей всякие истории.

– И, правда. Давай, Анюта, отложим другие твои вопросы на завтра. А сегодня уже пора закругляться. Так что к столу, угощайся и отдыхай.

68.

Вернувшись в комнату, я, как обычно, плюхнулась на кровать, уставилась в потолок и задумалась. Конечно, наши генералы считают себя умнее французов и англичан и полагают, что к войне готовы. Технически может быть это и верно. Численность войск постоянно наращивается, техника и боеприпасы прибывают, позиции оборудуются. Только вот немцы все наши позиции знают, как свои пять пальцев. И, главное, наши бойцы совсем необстреляны. Как они себя поведут, когда над их головами понесутся десятки, если не сотни, бомбардировщиков? Боюсь, что не намного лучше французов. А как «обстрелять» бойцов совершенно непонятно. Ведь не устраивать же им настоящие бомбардировки и артобстрелы? Это будут вопросы к генералу на завтра.

А теперь пора подумать о своем, о девичьем. Как я впишусь в эту войну? До начала войны все понятно – ловить шпионов и диверсантов, которых сейчас будет все больше и больше. Тут не соскучишься. Скоро вообще конвейер начнется – только успевай оформлять и отчеты писать. Кстати, здесь могут пригодиться те штучки, которыми я, с помощью капитана Трофимова, запаслась в Москве. Еще на некоторые мысли меня натолкнула шкура в комнате Ипполитова. Надо бы, чтобы он научил меня волчьему вою – в хозяйстве все пригодится.

А вот после начала военных действий возможны варианты. Конечно, в первую очередь это будет зависеть от того, куда направят Васю, потому что куда иголка – туда и нитка. Но область деятельности начальника горотдела НКГБ довольно четко определена. Наши петлицы (чуть было не сказала погоны) могут привести нас в военную контрразведку. Но этот вариант пока рассматривать не буду. Во-первых, это сфера деятельности НКВД, а не НКГБ (это я уже выучила). А во-вторых, меня не очень тянет в прифронтовую полосу. Не люблю шума, криков типа: «танки прорвались» или «воздух». «Ни шагу назад» – это тоже не для меня. Тихо пришли, устроили гадость и тихо ушли. Вот то, что нам с Васей надо. Тогда остается разведка или партизанский отряд. Тут встанет вопрос, используя современную мне терминологию, о спецсредствах. То есть о разных штучках, которые не стоят на вооружении в армии, но которые могут заметно облегчить выполнение заданий и нанесение максимального урона врагу. Нужно заранее придумать какие-нибудь нестандартные трюки, которые гитлеровцы никак от местного населения не ожидают. И кому их придумывать, как не мне. Все-таки за моими «плечами» множество голливудских фильмов, кое-какое, пусть и слабое, знание многих войн, прошедших уже после Отечественной, и, в конце концов, полное среднее и незаконченное высшее инженерное образование.

Какие прибамбасы военного применения можно сотворить с минимальными необходимыми ресурсами? Что мне нужно, что вспоминается?

Лук. Бесшумное оружие, убойная дальность до 100 метров (на самом деле больше, но ограничимся этим расстоянием). Все замечательно, кроме одного – не умею я стрелять из лука. И мало кто сейчас умеет. Этому нужно учиться с детства. Да и изготовить правильный лук и к нему такие же правильные стрелы – это тоже наука. Опять же, лежа из лука не выстрелишь. Значит, лук отпадает.

Арбалет. Изготовить его проще. Убойная сила существенно выше, чем у лука. Удар при выстреле в тишине слышен, но значительно тише, чем выстрел. Приемы стрельбы уже ближе к огнестрелу, стрелы, то есть болты, изготовить тоже несложно. Но все равно – это не вполне мое. Итак, из ручного оружия остается традиционное стрелковое, а из бесшумного – только нож (и руки, если в контакте).

Теперь гранаты. Просто так кидать гранаты у меня получается плохо. Кажется, что двадцать метров для меня предел. Но на таком расстоянии меня и пристрелить легко могут. Не устраивает. Ага, помнится мне фильм, в котором актриса довольно быстро научилась кидать камни из пращи^[36]. Это уже лучше. Научиться владеть пращой можно примерно за месяц. Мне ведь не надо попадать птице в глаз. Главное, чтобы камень – в моем случае граната – летел вперед, а не вбок или назад. Но тоже есть нюанс: для раскручивания пращи нужно свободное пространство радиусом около двух метров. Представляю, как я начинаю раскручивать пращу, а немцы в восторженном изумлении стоят и смотрят – ждут, когда же граната к ним прилетит. Во всяком случае, если кидать в темноте, то что-то может и получится. Нужно, правда, предусмотреть фиксацию рычага гранаты, пока она раскручивается и летит. Для этого гранату можно засунуть в стеклянный стакан или обмотать промасленной ниткой, которую перед броском нужно будет поджечь. Так что пращу, как запасной вид вооружения, можно подготовить, тем более, что нормальный человек при виде обычной веревки и куска кожи ни за что не сообразит, что на самом деле это оружие. Но насколько я смогу кинуть гранату таким способом – примерно метров на 40 – 60. Лучше, чем ничего, но маловато. Хорошо бы еще что-то более радикальное.

Помнится, в голливудских псевдоисторических фильмах я видела какие-то метательные орудия. Один из моих друзей в моем уже кажется далеком прошлом, увлекавшийся реконструкциями, прожужжал мне все уши катапультами, онаграми и прочими баллистами. Жаль, что я плохо его слушала. Теперь труднее вспоминать. В сухом осадке осталось то, что метали эти установки камни весом до 30 килограммов на расстояние до 150 метров. Но мне-то не нужно кидать такие тяжеленные камни – чай не рушить крепостные стены. Вполне достаточно кинуть килограммовую гранату (а на самом деле даже меньше килограмма) метров на сто. И не нужно мне реконструировать подобную установку с использованием многожильных веревок и т.п. Достаточно будет раздобыть пару автомобильных рессор и тонкий металлический трос. Из курса физики я могу высчитать нужный угол для желаемой дистанции полета. Конечно, со мной нет моего любимого калькулятора, но в школе можно раздобыть таблицы Брадиса с тригонометрическими функциями, а углы измерять с помощью школьного же большого транспортира. Считать, правда, придется, вручную, но ничего, это несложно. Тем более, что точность плюс-минус лапоть меня вполне устроит. В конце концов, даже пушки стреляют с некоторым разбросом. Скажете, что вместо этой головной боли лучше использовать миномет. Разумеется, лучше быть здоровым, но богатым, чем бедным, но больным. Однако, есть и нюансы. Если калибр миномета не совпадет с калибром мин, что делать? А ничего. Искать другие мины или другой миномет. А в мою гранатометалку можно будет положить хоть лимонку, хоть противотанковую гранату. И вообще можно к гранате привязать кусок тола. Вес гранаты каждого типа известен. Расстояние примерно определю, найду нужный угол метания и вперед. И перекинуть через небольшой холм или соседний дом тоже будет несложно. Кажется, придумала – осталось построить модель и проверить на практике. На это время у меня еще есть, хотя его остается все меньше.

69.

Немного подумав, я снова вернулась к арбалету. Арбалет хорош еще тем, что к болту можно прикрепить, например, крюк с веревкой. Тогда легче будет залезть на дерево или на стену дома. Самой мне правильный арбалет не сделать, но можно заказать. Буду в Москве, зайду в какой-нибудь музей, посмотрю конструкции и пощупаю их руками. Думаю, что младшему лейтенанту НКГБ в этом не откажут. В крайнем случае, попрошу Трофимова. Сниму чертежи. А потом через наш наркомат найду какой-нибудь заводик, где мне сделают все, что нужно.

Так, это все оружие для нападения и для диверсий. Но нужно подумать и об обороне. Воевать будем в Белоруссии, то есть в лесах. Отряд будут разыскивать и преследовать. Значит нужно думать о ловушках. В кино я таких насмотрелась по самую крышу. А еще помнится, случайно попала на сайт, посвященный вьетнамской войне. Там с фотографиями рассказывалось, как мелкие и шустрые вьетнамцы придумали для американских солдат множество пакостей, причем даже не столько убивающих, сколько калечащих врагов. Различные рамки, доски и ямы с большими гвоздями. Шары с гвоздями, слетающие с деревьев и т.п. Что-что, а гвозди нужного размера всегда можно будет раздобыть, или, даже, выковать. Деревяшек в брошенных деревнях тоже будет в достатке. Остаются пилы, молотки и лопаты. Эти инструменты заготовим. Представила я гадости, которые приготовлю, и даже немного пожалела тех немцев, которые станут инвалидами, благодаря изобретательной мне. Но, с другой стороны, а нафига они к нам припрутся незваные и жестокие?! Пришли в гости – добро пожаловать: вот вам бутылка на стол и закуска к ней. А пришли с автоматами, танками и самолетами – так вот вам минус нога или рука, или неоперабельная рана в живот. Короче, остается продумать заранее схемы движения отряда и места, в которых мы будем при отходе ставить ловушки. Но это уже не мои проблемы, а забота командира отряда. Я в командиры не рвусь. Я буду при командире спецом по гадостям.

Таким образом, тактика на первые три – четыре месяца боев в окружении и, потом, в лесах примерно ясна. Детали пусть продумывают военные. А если им это понравится, то можно будет тиражировать наш опыт для передачи другим отрядам. Главное, чтобы все было в секрете. Пусть для врага это станет «приятной» неожиданностью. Подумала об инвалидах и сразу пришли на ум пули со смещенным центром тяжести. Что это такое, я представляла слабо, но твердо помнила, что такая пуля при попадании в человека могла сразу оторвать руку или ногу. Вот только куда этот центр смещать и почему возникает такой эффект я не знала. Но не могу же я все знать и помнить. Пусть оружейники сами ломают над этим голову, если сочтут эту идею достойной. Там, кажется, и какие-то недостатки были: например, стрельба в лесу, где такая пуля сбивалась при ударе в ветку (обычная пуля просто пробила бы насквозь). Надо будет про такие пули рассказать при очередном визите в Москву.

Ну вот, придумала гадости – теперь можно спать с чистой совестью.

70.

Новый день начался почти стандартно. Единственно, что вместо вождения мне увеличили (о-хо-хо) время езды на лошади. Я научилась седлать и затягивать подпругу, причем даже не потребовалось тыкать Ласточку в живот. Потом мне доверили самой управлять лошадью – инструктор уже стоял без корды и только говорил, что и как нужно делать. И еще, теперь я не хваталась за гриву, когда Ласточка начинала движение или останавливалась. А напоследок инструктор меня «порадовал», сказав, что завтра даст другую лошадь, чтобы я привыкала к разным лошадям. Закончив езду, я помыла Ласточку и отвела ее в стойло. Сегодня ноги почти не болели, то есть я сумела обойтись без медсанбата! Поэтому сразу двинулась к Ипполитову.

С ним до начала занятий я обсудила те мысли, которые пришли мне накануне. К арбалету он отнесся с пониманием, сказав, что они долго существовали и после появления огнестрельного оружия.

– Для разведчика при выполнении боевого задания все средства хороши, – заявил он. – Поэтому, если полагаете, что арбалет может принести пользу при снятии часовых по-тихому, то проверим. Единственно, что хочу вас предупредить – для удобства переноски он должен быть разборным и компактным. Убойной силы достаточно на дистанции до 70 метров. И еще учтите, что арбалетов должно быть не менее двух.

– Почему?

– Потому что часовые, как правило, по одному не ходят (это караульный может быть один – стоять под навесом). Значит и арбалетчиков должно быть два, а еще лучше три. И стрелять все должны одновременно – дело в том, что падение одного часового обязательно произойдет с шумом, и второй часовой поднимет тревогу. Вот почему разведчики предпочитают подобраться к часовому и бить ножом. Тогда, после удара, часового можно уложить тихо. А вот, если вы думаете метнуть нож, то нужно либо метать один за другим два ножа, либо опять-таки работать вдвоем. Из арбалета два выстрела подряд не сделаешь. Поэтому нужны два стрелка. Так что, если будете заказывать, то заказывайте сразу пять или шесть. Запас карман не тянет.

– Скажите, Аркадий, а что, если к арбалету приспособить оптический прицел (я вспомнила те арбалеты, которые видела в стрелковых кружках)?

– Никогда о таком не слышал. Было бы интересно проверить, вот только найдете ли специалиста, который сумеет его установить? Да и сами прицелы на дороге не валяются. Впрочем, у вашего наркомата большие возможности – попробуйте. Правда, не уверен, что такой прицел вам принесет заметную пользу. Работать вы в основном будете в темноте и на небольших расстояниях. Тут при некотором опыте обойдетесь и без прицела.

По поводу пращи Ипполитов иронично хмыкнул, пожал плечами, но ничего не сказал. А гранатометалку и ловушки я решила с ним не обсуждать. Все-таки он готовит разведчиков, а не партизан.

Дальше начались занятия, и я, наконец, почувствовала, что втянулась. Ноги не болят, тело на автомате послушно выполняет все движения – лепота! Сегодня он, помня старое, снова подвел меня к Степе и дал нож. Но в этот раз я уже знала, что должно произойти, и поэтому сумела нанести по манекену несколько ударов. Немного побледнела и все. Зато вошла в азарт и отличилась на стрельбище: из снайперки на 500 метров три из пяти раз попала в яблочко и две пули попали в корпус. Вполне прилично.

После окончания занятий я снова вцепилась в Аркадия и даже не попросила, а потребовала научить меня волчьему вою. Он посмотрел на меня, вздохнул, отвел в сторонку и минут десять из перелеска то слышался волчий вой, то непонятные завывающие, а иногда и скулежные, звуки. Наконец, у меня стало получаться что-то похожее (по словам Аркадия). Подозреваю, что ему просто надоело со мной возиться. На сегодня я решила отпустить его с миром – у меня еще есть пара дней.

Вечером снова пришла к Окулову. По правде говоря, я бы и без вопросов с удовольствием к нему ходила. Чем-то он и его жена напомнили мне моих родителей. Было просто приятно сидеть в уютной домашней обстановке и чувствовать, что к тебе относятся, как к родной дочери. Я начала подумывать, как бы намекнуть Федору Савичу, чтобы он отправил жену с детьми куда-нибудь на Восток, скажем в Казахстан или Узбекистан. Ведь скоро, очень скоро ему будет не до семьи. Вот только как это поделикатнее сделать? Попробую осторожно коснуться этой темы. А пока дело есть дело.

71.

– Федор Савич, я подумала над вчерашними вашими словами, и появился еще один вопрос.

– Только один?

– По той теме только один. Вот послушайте. Когда Гудериан на своих танках прорвал фронт и резко пошел вперед, он оторвался от основной массы немецких войск. Как бы, вытянулся в струночку. Почему же французы, например, не ударили по нему с флангов? Они ведь легко могли перерезать ему движение. А тогда, ввязавшись в сражение, он потерял бы темп и был бы разгромлен.

– Вот тут ты, Анюта, попала в самую точку. На этот вопрос в нашем генштабе не нашли ответа. Более того, я тебе открою еще один секрет – немецкие генералы боялись именно такого варианта развития событий и собирались отдать Гудериана под суд. Но когда тот дошел до пролива, то сработало правило: победителей не судят. Что касается полководческих талантов французских генералов – так Гитлер оказался полностью прав в оценке умения французов воевать.

Ответ на этот вопрос, на самом деле, я знала, точнее, помнила из истории, но он позволил перейти к следующей серии вопросов, которые следовало уже задавать осторожнее.

– Федор Савич, вы, пожалуйста, не обижайтесь заранее, но теперь у меня есть несколько вопросов, которые могут показаться провокационными.

– Ладно, давай, терзай старика, раз пришла. Я уже давно понял, что так просто от тебя не отвяжешься. Тем более, что я примерно предполагаю, о чем ты собираешься спрашивать.

– Скажите, Федор Савич, а как поведут себя наши бойцы при внезапном нападении? Не при таком, что просто начали стрелять, а при таком, когда сначала бомбежка и артиллерийский обстрел, а потом танки и пехота?

– Ты, Аня, что-то сильно сгущаешь краски. Конечно, рано или поздно Германия на нас нападет – это к гадалке не ходи. Но пограничников так просто не пройдешь, а там подойдут наши части. И ударят так, что немцам мало не покажется.

– Федор Савич! Во-первых, пограничники, при всем желании, самолеты и танки не смогут остановить. Они будут работать только по пехоте. А, во-вторых, помнится мне, что не так давно вы сами говорили, что транспортных средств не хватает. Так что и наши части подойдут не сразу.

– Говорил, – запыхтел Окулов, – не отрицаю. Я уже предупредил местные власти, что, в случае чего сразу, отберу у них все грузовики и почти все телеги и подводы. Из-за этого и с местным секретарем райкома партии бодался. Но кое-как сумел его уломать, напирая на то, что это в самом крайнем случае и исключительно с его ведома.

– А если еще летчики проворонят вражеские самолеты, то всем на земле мало не покажется,– продолжала гнуть свою линия я.

– Вот с летчиками проблема. Они мне не подчиняются. Я с ними могу только договариваться. Реально им может приказать только Командующий Особым Западным Округом товарищ Павлов. Но у него, к сожалению, на слова о возможности скорого нападения Германии на СССР ответ только один. И тебе его не скажу, потому что цензурных слов в этом ответе нет. Единственно, что я начал у себя делать – это тренировать зенитные расчеты и учить бойцов правильно стрелять по низколетящим целям. В этом мне летуны помогают – выделили два планера и еще бросают на парашютах мешки с песком. Так что десантников, в случае чего, мы не пропустим.

– И все-таки, Федор Савич. А как с танками?

– С танками трудно. Пускали мы пару раз танки на позиции бойцов. Те нервничали, но с мест не убегали. Только проблема в том, что все бойцы знали: танки ни стрелять, ни давить гусеницами их не будут. А вот, как они себя поведут в реальном бою, тебе сейчас никто не скажет. В моей дивизии участников войны с японцами всего три человека, включая меня, а финны обходились без танков. Так что тут все будет зависеть от морального духа бойцов. Этим сейчас комиссар и политруки занимаются.

72.

– Но вот предположим, что внезапно напали немцы. Что будут в первую очередь делать ваши командиры полков?

– Отражать нападение и со мной связываться.

– А если с вами связи не будет?

– Как это не будет? Мы сейчас уже дополнительную скрытую проводку сделали. А на крайний случай в каждом полку есть делегаты связи.

– Так проводку могут даже случайно повредить. Например, снаряд разорвется. А делегата связи диверсанты застрелят. И, извините, вдруг сюда попадет бомба?

– Ну, ты вцепилась! Впрочем, недаром я просил тебя посмотреть свежим взглядом. Мы сейчас говорим, и я понял, что этот вопрос надо будет с комполками оговорить. Я, пожалуй, составлю и выдам им заранее самые четкие инструкции, на несколько вариантов развития событий. Чем больше предусмотрено, тем меньше шансов, что кто-то из подчиненных напортачит. Но вижу, что у тебя еще есть вопрос.

Ха, у меня, как всегда, разных вопросов вагон и маленькая тележка, так что идем дальше.

– Предположим, что какое-то ваше подразделение (батальон или даже полк) попало в полное окружение. Что они тогда по планам должны делать? Я понимаю, что есть Полевой Устав РККА, но там все общие рекомендации, а тут нужна будет самая, что ни на есть, конкретика.

– Во-первых, кроме Полевого Устава есть еще Боевой устав пехоты 1938г., который никто не отменял хотя, боюсь, он устарел (учти – я тебе этого не говорил). А, во-вторых, многие вещи в Полевом Уставе прописаны достаточно точно.

– Федор Савич, я, извините, зануда. Ваши командиры хотя бы пару раз прорабатывали с бойцами действия в окружении?

– Да уж, зануда! И Васю мне жалко, хотя может его именно такая жена и устраивает. Успокойся, подцепила меня. Не прорабатывали мы этот вопрос. Но, пожалуй, я дам задание командирам полков провести с комбатами штабные учения на эту тему. Пусть попотеют. Скажу, что нужно для выявления самых находчивых и перспективных командиров.

– Теперь еще один важный вопрос, Федор Савич, который несколько в стороне от темы нашего разговора. Вам ведь капитан Максимов докладывал о шпионе?

– Конечно. И тебя при этом хвалил.

– Нет, я не о похвалах, а о том, что засылка таких вот незадачливых шпионов может свидетельствовать о скором начале боевых действий.

– И об этом говорил. А к чему все это ты ведешь?

– Дело в том, что перед самым-самым нападением сюда будут в массовом порядке заброшены диверсанты, которые начнут резать связь, отстреливать командиров и заниматься прочими гадостями. При этом сил НКВД и НКГБ может просто оказаться недостаточно. Поэтому хотелось бы, чтобы вы заранее наметили те подразделения, которые в случае проявления подобных диверсий сразу же будут приданы нашим органам для борьбы с диверсантами. Тут новички не подойдут. Нужны будут и бойцы с опытом, и командиры, которые будут четко взаимодействовать с НКГБ. Хорошо бы провести втихую нечто вроде совместных учений. Честно говоря, я до этого додумалась уже здесь, у вас. После допроса того неудачника и разговора с Максимовым. Даже с Васей эту идею не обсуждала.

– А что. Мне такая идея нравится. Мы ведь отрабатываем взаимодействие разных родов войск. Можно отработать и взаимодействие с органами в критических ситуациях. Вернешься домой – обговори с мужем. Он ведь у тебя теперь начальник горотдела. Можешь сказать, что я, со своей стороны, пару рот готов выделить.

– И последнее, Федор Савич. Извините, но вы сами прекрасно видите, что дело идет к войне. Первые удары вместе с пограничниками примет на себя ваша дивизия. Может быть, стоит отправить жен и детей командиров куда-нибудь в летние лагеря, скажем на Волгу? Хотя бы на месяц. Например, с 15 июня по 15 июля?

– Согласен. Я сам об этом подумываю. И даже запланировал на завтра обсуждение этого вопроса с комиссаром. Если не жен, то хотя бы детей – у нас в дивизии 123 ребенка разных возрастов – с несколькими сопровождающими. Хорошо. На сегодня все. Ужинать и отдыхать.

73.

В комнате я снова залегла и задумалась. Вроде бы все потихоньку налаживается. С Окуловым никаких проблем. Действительно, мировой мужик. Младших по чину выслушивает внимательно, на вопросы старается отвечать так, чтобы даже дилетанту (то есть мне) было понятно. Это в плюс. Занятия в разведроте идут нормально, если не считать проблем с лошадью (буду надеяться, что сумею обойтись ногами или автотранспортом). Жаль, что времени маловато – еще бы месячишко, и мы с бойцами стали бы понимать друг друга, если не с полуслова, то, по крайней мере, с двух слов, что на первое время вполне достаточно. Тем не менее, это тоже в плюс, пусть и маленький. Про взаимодействие органов с армией для обезвреживания диверсантов я хорошо придумала. Это уже не маленький, а полноценный жирный плюс. Интересно, а какие у меня минусы? Пока только один, зато тоже полноценный и даже больше – одна дивизия, какой бы она ни была замечательной, погоды не сделает. Но выше головы не прыгнешь. Хоть в чем-то сумеем фашистам нагадить, помешать их планам – уже хорошо. Все, сплю.

На следующее утро я убедилась, что инструктор не обманул. Вывел мне здоровенного совершенно черного жеребца с белой звездочкой по кличке Басмач, который начал с того, что вместе с морковкой решил схрумкать мой палец. Я была настороже, и это фокус у него не пошел. Когда затягивала подпругу, конь добросовестно надул живот. Помог кулак, которым я ткнула Басмача в живот. Он после этого более уважительно посмотрел на меня и попробовал просто укусить. Получил кулаком в морду и ногой в живот. Озадачился, но мысль о пакостях не оставил. Я бодро вскочила в седло и слегка пнула его ногами. Он стоит. Я ткнула шенкелями посильнее – стоит. Посмотрела на инструктора. Тот тоже стоит и, кажется, доволен представлением.

– Ну и как его заставить двигаться, товарищ инструктор?

– Только матерком, товарищ младший лейтенант. Его так прежний хозяин научил.

Инструктор, наверное, думал, что я засмущаюсь и попрошу мне помочь. Ха! Напугал ежа голой задницей! Я слегка наклонилась к голове жеребца, не забыв ухватиться за гриву, и проорала трехэтажное выражение, которое выучила еще в школе. Басмач от удивления слегка даже присел, а потом вдруг пошел ровной хорошей рысью. Через пару минут я отпустила гриву и вдруг поняла, что отлично еду или, точнее, скачу. И ноги работают нормально, и зад, извините, не болит. Вот пора бы остановиться. А как? А так же, как и начала движение: «Стой, так тебя растак!» – и натянула уздечку. Конь так резко остановился, что я, в полном соответствии с первым законом Ньютона, сохраняя состояние равномерного прямолинейного движения, моментально перелетела через голову коня и спасла меня от переломов только координация движений. Я успела приземлиться на полусогнутые ноги, чем еще раз удивила этого гада. А теперь уже Басмач удивил инструктора – он наклонился ко мне и нежно подышал в ухо.

– Ну, товарищ младший лейтенант! Вы первая, кого этот конь признал после прежнего хозяина. Теперь он за вами будет ходить, как собачонка. Он, наконец, нашел себе нового хозяина, который умеет так же виртуозно ругаться, как и старый. Боюсь только, что у других всадников с ним начнутся проблемы. Знаете что. Лошадей под седло у нас достаточно. Сейчас все больше командиров на мотоциклы и автомобили переходит. Поговорите с товарищем майором. Может быть, этого коня просто закрепят за вами. И коню будет хорошо, и вам проще.

– Я бы поговорила, только через пару дней я от вас уеду и как тогда?

– Это все к майору. Я вам совет дал.

Да, озадачил меня инструктор. Конь мне понравился, я ему – тоже. Только что мне с ним делать, даже, если генерал выделит этого Басмача в мое личное пользование? Не поскачу же я на нем домой. Думаю, что в нашем городе у НКГБ есть и конюшня – все-таки автомобилей и мотоциклов не так много, да и не проедешь на них всюду. По проходимости конь пока вне конкуренции. Но для меня это может оказаться слишком. И потом я на коне, а Вася в автомобиле! Тоже несколько странно будет выглядеть. За этими думами я успела расседлать коня и тщательно его вымыть. Он еще раз подышал мне в ухо и слегка ущипнул за плечо. Правда, очень деликатно. Я, в ответ, похлопала его по шее, а потом поцеловала в морду. Это Басмача так впечатлило, что, когда я уже выходила из конюшни, он ржанул мне в дорогу и стукнул копытом. Так что мне делать с Басмачом? Вот еще совершенно неожиданная проблема.

74.

Занятия в роте прошли в штатном режиме. Теперь я уже заботилась не столько о том, как правильно выполнить то или иное действие, сколько о взаимодействии с другими бойцами. В разведке, когда все роли четко распределены, очень важно понимать друг друга с полуслова или вообще без слов. В кинофильмах это все просто и красиво: махнул рукой, показал два или три пальца, ткнул в себя или в партнера, и договорился. А попробуйте-ка это же самое проделать в реале. Разведчики работают в основном ночью. Жест можно просто не увидеть в темноте. Шептать опасно. Значит обмен информацией по минимуму и только на осязании. Так вот и тренировались. При выполнении некоторых упражнений даже завязывали глаза, чтобы лучше работать на ощупь. Я еще ориентировалась на запахи. А вот у некоторых бойцов это стало проблемой – курение здорово вредит обонянию. И не скажешь, что это их проблемы – в разведке все проблемы общие.

Во время небольшого перерыва, когда мы с наслаждением вытянули ноги, давая им небольшой отдых, Ипполитов вдруг озадачил нас вопросом.

– Вы получили задание: выяснить расположение склада боеприпасов противника, чтобы потом артиллерия смогла нанести по нему удар. Ночью вы выдвинулись на передовую, поползли по нейтральной полосе и вдруг уловили, что в нескольких метрах слева о вас навстречу ползет такая же разведгруппа противника. Ваши действия?

– Пользуясь неожиданностью, первыми наносим удар и уничтожаем противника, – выпалил молодой шустрый паренек, который, как я знала, попал в разведроту совсем недавно и только потому, что имел первую категорию по боксу.

– Ответ неверный, – сказал, как отрезал, Ипполитов. – Другие варианты есть?

Все озадаченно замолчали, так как хотели предложить точно такое же решение.

– Повторяю еще раз. Ваша задача найти склад боеприпасов. Если вы ввяжетесь в бой, то выход разведгруппы пройдет впустую – боевой задачи вы не выполните. За это в военное время вплоть до расстрела. Так что надо делать?

– Тихо ползем дальше. Не было тут никого, и они нас не видели – у них ведь тоже своя боевая задача, – негромко пробормотала я, но Ипполитов услышал.

– Вот теперь ответ правильный. Разведчик ввязывается в бой только в случае крайней необходимости. Когда других вариантов нет. Ваша задача не убивать врагов, а выполнять боевые задачи. Вот, если будет приказ уничтожить перед наступлением передовое вражеское охранение, тогда другое дело. Тогда подкрались и в ножи, пистолеты, автоматы – убивать всех, кто попадется. Понятно?

– Теперь понятно, товарищ майор.

– Хорошо, перекур окончен, продолжаем занятия.

После занятий я посмотрела на Ипполитова гипнотизирующим взглядом, он вздохнул и покорно поплелся в кустарник, откуда, как и вчера, стали доноситься жуткие завывания. В этот раз дело пошло на лад. Это я поняла по оживившемуся выражению лица Ипполитова.

– Наконец-то. Сумели освоить. Только не советую проверять свои способности ночью около дома, а то народ запугаете. Ведь вы освоили вой голодного волка. А в деревнях и небольших городках жители прекрасно знают этот вой и очень его боятся. А вот, как сигнал, он вполне. Даже охотник не отличит. И еще учтите. Если вы так завоете зимой, то вполне возможно, что около вас появится стая действительно голодных волков. Что будет потом, рассказывать?

– Спасибо, не надо. Сама догадываюсь.

– Вот и хорошо. На сегодня свободны, товарищ младший лейтенант.

– Ой, подождите. Товарищ майор, тут возник один вопрос.

– Какой вопрос?

– Я сегодня ездила на жеребце, и мы с ним подружились.

– Это с Басмачом?

– Да, именно с ним.

– Интересно, как вам это удалось?

– Я поговорила с ним на понятном ему языке.

При этих словах у Ипполитова глаза полезли на лоб, а челюсть чуть не отвалилась.

– Вот, никогда бы не подумал!

– Тем не менее, это так. Но в результате инструктор сказал, что теперь у других всадников с ним могут быть проблемы. Нельзя ли закрепить Басмача за мной.

– Пока вы здесь – это можно, а что делать, когда вы уедете?

– Вот это я и не знаю. Может быть вы что-то подскажете?

– Я тоже не знаю. Поговорите лучше с генералом.

Ну и правильно. Зачем ему брать на себя еще одну проблему. Вот только боюсь, что тут и Окулов не поможет. Надо, наверное, с Васей посоветоваться.

75.

После окончания занятий, я уже собиралась терзать Окулова очередной порцией вопросов, но тут меня перехватил Максимов. При этом я обратила внимание, что капитан сияет, как начищенный пятак.

– Куда же вы, Анна Петровна? Опять к генералу? А почему к коллеге никак не заглянете? Хочу вот пригласить вас на рюмку чая. Идемте, идемте. Дайте Федору Савичу хотя бы денек спокойно побыть с семьей.

Я поняла, что у капитана что-то есть для меня – иначе он не проявлял бы такую показную настойчивость. Поэтому, сделав вид, что поддалась на его уговоры, кивнула и изменила направление движения. Мы зашли к нему в кабинет, где он указал мне на стул, а сам жестом фокусника отдернул занавеску и я, к своему удивлению, увидела на небольшом столике у открытого окна настоящий самовар. Не какой-нибудь электрический, а натуральный. Тот, который топят щепками и шишками, а огонь раздувают сапогом. Сверху на самоваре вместо трубы стоял маленький чайничек – наверное, с заваркой. Вот это хозяйственный энкаведешник! Зашел какой-то боец, возможно, его ординарец, поставил два стакана в подстаканниках, снял и принес маленький чайничек, а потом перетащил на стол и самовар. Затем он закрыл окно и вышел, плотно притворив дверь.

– Ну что, Аня. У меня для вас есть интересные новости. Попробуйте угадать какие!

– Судя по вашему виду, в соседних дивизиях после ваших ориентировок задержали одного или двух шпионов.

– Э, так не пойдет. С вами просто неинтересно разговаривать. Вам что, Федор Савич уже рассказал? Хотя нет, он узнал только что, и вас пока еще не видел. Значит догадались. А кто этот шпион по профессии, как думаете?

Тоже мне, бином Ньютона!

– Думаю, что шофер. Более того, почти уверена, что метод вербовки был точно таким же. Возможно, что он задавил насмерть того же самого человека, что и наш злополучный Лепешкин.

– Это пока проверяется, но тут я полностью с вами согласен. Скажите, а почему вы решили, что шофер?

– Я просто подумала, как проще всего пристроить своего человека в определенную воинскую часть. Для этого нужно, чтобы у него была сравнительно редкая специальность. В армии шоферы ценятся. Если вывести из строя, скажем, водителя какого-нибудь комбата, то вполне вероятно, что в новом пополнении он в первую очередь потребует себе нового шофера.

– Именно так! Я пришел к тому же решению. Сначала выяснил, что в нашей дивизии как раз в 37 стрелковом полку неделю назад был убит шофер. Все списали на пьяную драку, но в свете последних событий думаю, что была хорошо организованная провокация. Поэтому в ориентировке я предложил в первую очередь посмотреть по шоферам. Оказалось, что в 49-й стрелковой дивизии 4-й армии нашего округа шоферу комполка проломили голову какие-то хулиганы. Шофер выжил, но на два месяца попал в госпиталь. Хулиганов не нашли. А за новым шофером по моей рекомендации установили наблюдение. Короче, он оказался почти таким же лопухом. Его пока не арестовали, но сомнений уже не осталось. Действительно, Абвер не слишком заботится о качестве, а гонит численность. Однако, вы, Анечка, по моему мнению, долго в младших лейтенантах не проходите. И вполне возможно, что не так далек тот день, когда вы пригласите на обмывку очередного (или внеочередного) звания генерала Окулова (ага, значит Окулов сказал ему про мой будущий ромб).

А капитан, тем временем, продолжал.

– Вашу идею о совместных учениях подразделений нашей дивизии с НКГБ я тоже приветствую. Очень полезное дело. Я уже переговорил с вашим мужем. Он сначала поворчал, что вы слишком торопитесь совать свой нос во все дыры, но потом тоже признал, что дело хорошее. А теперь не знаю, обрадую вас или огорчу, но завтра вы последний день в нашей дивизии. Завтра вечером от нас пойдет в Барановичи небольшая колонна, с которой вы сможете спокойно добраться до дома. Там у вас, кажется, появились неотложные дела.

76.

И действительно. Обрадовал или огорчил меня капитан? С одной стороны, я тут даром время не теряла. Тренировки, теория, налаженные контакты, беседы с генералом – все это очень полезно. И конь у меня замечательный появился – ой, а про него-то я чуть не забыла. Но, с другой стороны, по мужу страшно соскучилась. Так что домой, домой. Но сначала к генералу. И так уже с Максимовым заболталась. Правда, чай из самовара у него отличный. Дома мы с Васей пьем из обычного чайника.

Федор Савич вид сегодня имел замученный, поэтому я решила его не терзать вопросами, а поговорить о своем, о девичьем.

– Федор Савич, вы уже в курсе, что завтра я от вас отбываю. Супруг требует, чтобы я предстала перед его грозные очи.

– Знаю, знаю. Я с ним говорил.

– Но у меня к вам личная просьба.

– Что такое? Кто-нибудь обидел?

– Это пусть только попробуют! Дело совсем в другом. Во время занятий по верховой езде я тут с одним жеребцом подружилась.

– Это с тем, которого ты матом покрыла?

(Ну все знает. Видно, что настоящий хозяин в дивизии.)

– Так точно. Очень жалко с ним расставаться. И инструктор еще сказал, что теперь тот с другими всадниками будет плохо работать.

– Вполне возможно. Басмач всегда был с норовом. Он только Евгения и признавал. А у того вдруг сердце отказало. Был моложе меня и вот на тебе. Мы с Евгением еще с басмачами воевали. Потом с японцами. Басмача ему из Средней Азии наш знакомый комкор привез еще жеребчиком. И вот зимой вдруг Женьки не стало. После этого Басмач три месяца вообще к себе никого не подпускал. Жалко коня. Давай сделаем так. Пока он будет числиться за тобой. С Василием ты этот вопрос обговори. У вас в НКГБ все пересаживаются на моторы, но лошади еще есть. Может и для Басмача там место найдется. А теперь давай сразу ужинать. Сегодня я что-то устал.

После ужина у генерала я вернулась к себе и хотела было еще о чем-нибудь подумать, но стоило только лечь, как я отрубилась. И проснулась только по сигналу побудки. Стандартная (для разведчиков) зарядка с пробежкой (или, может быть, пробежка с зарядкой), и в этот раз я с охотой помчалась на конюшню, не забыв про морковку. Басмач, увидев меня радостно заржал и пару раз стукнул копытом. Я вывела его и оседлала, причем конь вел себя просто идеально – даже подпругу смогла затянуть с первого раза. Вскочила в седло и задумалась. Что, опять придется материться? Оказалось, что нет. Только слегка тронула коня коленями, и он двинулся. Сначала рысь, а потом я даже отважилась на галоп. Правда только два круга и снова рысь. Здорово! Спокойно сижу, ничто не натирает и не болит. Приноровилась. Вполголоса матюкнулась и конь тут же встал. Я к этому была готова и сумела не попасть под первый закон Ньютона. Еще немного проскакала и остановилась прямо рядом с инструктором.

– Ну как, товарищ младший лейтенант? Договорились с товарищем майором?

– Договорилась. И с майором, и с генералом. Пока этот конь будет числиться за мной. А там посмотрим. Но вот, если я смогу его забрать, то как доставить его в город?

– Это несложно. Сядете на него и доскачете.

– И сколько это займет времени?

– Если коня не напрягать, то примерно за день. Но можно организовать и перевозку. У нас есть фургон, оборудованный для перевозки лошадей. Заведете туда Басмача, прицепите к грузовику и часа за три доберетесь до вашего города.

– Спасибо за консультацию. Если дело выгорит, то попрошу перевозку. Целый день на коне – это для меня все-таки многовато.

– И я так думаю. Итак, на сегодня можно считать, что базовые навыки верховой езды у вас появились. А дальше только практика.

– Спасибо за учебу. Надеюсь, что она мне пригодится.

– Да, товарищ младший лейтенант. Я воевал еще в Конармии товарища Буденного, так что послушайте старого кавалериста. Сейчас другая техника и другие сражения. Не пытайтесь воевать верхом. Против винтовки или пистолета еще куда ни шло. Но против автоматов и пулеметов всадник практически безоружен. Поэтому лошадь теперь можно использовать только, как транспорт. Можно даже сказать, как транспорт повышенной проходимости. Доскакали, спешились, уложили коня, чтобы его не ранило, и потом начинайте стрелять, кидать гранаты и так далее. Кроме самых крайних случаев никогда не стреляйте на скаку. Все равно в цель не попадете – только боезапас потратите.

Я еще раз поблагодарила инструктора и направилась к Ипполитову. Он как раз начинал очередное занятие.

77.

Аркадий напоследок устроил мне спарринг с двумя противниками, потом погнал к Степе, заставив не только бить в него ножом, но и обыскивать окровавленный манекен. После того, как я нашла «секретный документ», меня переключили на метание ножа, а на закуску оставили преодоление полосы с МЗП. Так что, к концу занятий я буквально высунула язык и еле-еле поплелась за вещами. Надо отдать Ипполитову должное, он помог дотащить мой баул до машины и даже загрузил его в кабину вместе с моей вяло трепыхающейся тушкой.

– Что могу сказать на прощание, Анна Петровна. Теперь вы уже кое-что умеете, и я не отказался бы включить вас в состав своей роты разведки. Будете в наших краях – заходите.

А потом, понизив голос, еле слышно добавил.

– А если придется воевать, то присоединяйтесь. Буду рад видеть вас вместе с супругом в своем отряде.

Оп-па. Он, хотя и не из будущего, но тоже уверен, что война вот-вот начнется. Ну что ж. От такого предложения не следует отказываться. Так же вполголоса я ему ответила.

– Запомнила. Ловлю вас на слове. Как только, так сразу. А пока отправьте семью на Восток и подальше.

Ипполитов помрачнел и, кивнув мне на прощание, отошел. Минут через десять колонна тронулась. Я попросила шофера разбудить меня, когда доедем до города, и отключилась. Проснулась от сильного толчка в бок.

– Товарищ младший лейтенант, приехали. Город. Выходите, а мы сразу следуем дальше.

Я очумело завертела головой. Действительно город. И мы встали недалеко от горотдела НКГБ. Я поблагодарила шофера, схватила свой баульчик и потрюхала в горотдел. Там застала и майора, и Васю. Насколько я поняла, Вася уже практически принял все дела. Сидел он теперь в одном кабинете с майором.

– А, прибыла, наконец, наша разведчица. Тут про тебя такие слухи из дивизии доходили. Будто ты там всех шпионов переловила, и теперь хочешь другими дивизиями нашего округа заняться.

– Что вы, товарищ майор. Поймала только одного, как вам обещала.

– Когда это обещала?

– Вы уже забыли? Помните, когда вы дарили мне парабеллум.

– Ты смотри. И ведь действительно, обещала. Сдержала, значит, слово. Хвалю. Работала, правда, при этом исключительно топорно. Но это спишем на недостаток опыта. А вот есть кое-что, что на недостаток опыта списать никак нельзя. Скажи спасибо, что это только я читал. А наверх отправил не твою писанину, а перепечатанный текст.

С этими словами майор протянул мне мой отчет, переправленный из дивизии. В этом отчете красным карандашом были отмечены грамматические ошибки. И было таких пометок, увы, немало. Ну конечно! Я ведь привыкла к Ворду с его полуавтоматическим исправлением одних ошибок и подчеркиванием других (там, где Ворд не мог принять решение по грамматике). А майор, тем временем, продолжал.

– Тебе присвоили командирское звание с учетом твоего неполного высшего образования. А по грамотности ты и на среднее образование не тянешь. Как это понимать?

– Товарищ майор. Так в будущем ошибки исправляются автоматически машинами. Мы за этим почти не следим. Вот и привыкли так писать.

– Как вы там, в будущем, привыкли, меня не касается. А здесь прошу писать грамотно. Тем более, что тебе этих отчетов еще писать и писать. У нас есть вечерняя школа. Там сейчас еще идут занятия. Ходи на уроки русского. Чтобы не было лишних вопросов, скажешь директору, что так надо. Он сотруднику органов не откажет. Но это все так, лирика, а теперь о работе. Послезавтра приезжает делегация попов из Ватикана. Будут заново организовывать работу костела. Ты будешь официальным представителем от органов. На все вопросы делаешь круглые глаза, говоришь, что органы сами заинтересованы в выяснении того, что произошло. Ну, короче, найдешь, что им наговорить. А сама смотри, оценивай и запоминай кто, что и как. У нас есть фамилия нового ксендза. Почитаешь все, что мы о нем знаем, и во время встречи постараешься завести контакты. Оцени его реакцию и т.п. Кроме тебя, подключим еще пару товарищей, но, повторяю, официальный представитель только ты. Будут вопросы, на которые не сможешь ответить – не смущайся. Запиши и обещай выяснить в кратчайшие сроки. Что, собственно и будешь делать. А когда все закончится, думаю не более трех дней, снова покатишь в Москву. Там к тебе снова будут вопросы. Какие – не знаю, а вот кто их будет задавать, сама понимаешь. Так что вперед. На сегодня мы с Васей все закончили. Завтра с утра я с семьей еду на новое место жительства, а тут теперь главным остается товарищ старший лейтенант.

78.

С этими словами майор показал на Васю и добавил.

– Только смотрите мне, чтобы семейственность тут не развели.

– Никакой семейственности не будет, товарищ майор, – нагло заявила я. – Пусть только попробует ослушаться.

– Вот этого-то я и боюсь. Знаю много случаев, когда жены начинали вмешиваться в дела мужей, и ничем хорошим это не кончалось.

– А я вмешиваться не собираюсь. Надо ему командовать – пожалуйста. Я только буду следить, чтобы все в правильном направлении шло.

– Нет уж, нет уж. Направление буду определять только я.

– Конечно, товарищ майор. А следить за реализацией этого направления буду я. Так что Васе будет просто легче работать.

– Тьфу на тебя. Язык у тебя без костей.

– Конечно, как языку и положено. Только, товарищ майор, у меня тут есть одна просьба, с которой к Васе неудобно обратиться.

– Что еще такое? По поводу жеребца, что ли?

– Так вы уже знаете?

– Само собой. Что же, по-твоему, я не слежу за тем, как там поживают мои сотрудники? Ошибаешься.

– И что вы по этому поводу скажете?

– Пока ничего. Пару недель это вопрос терпит. Вот вернешься из Москвы, тогда и поговорим. место для него у нас в конюшне есть, но вполне может быть, что тебе будет просто некогда им заниматься. Но это потом. А сейчас оба можете быть свободны. Василий, завтра утром провожаешь меня и за работу.

На следующий день я по выработавшейся в дивизии привычке, вскочила ни свет, ни заря, и рванула на зарядку. Пробежала несколько кругов, что в сумме составило, наверное, около пяти километров, и около дома провела усиленную разминку. За правильностью выполнения упражнений внимательно следил Тузик и время от времени выражал свое одобрение гавом. Особенно Тузику понравились мои подъемы разгибом и ходьба на руках. Потом я ринулась в баню, плюхнула на себя ушат чуть теплой воды (не до конца остыла с вечера) и уже бодрая и веселая вошла в дом. К моему возмущению супруг нагло сидел за столом и, не дожидаясь меня, лопал яичницу, прихлебывая чай из большой кружки. Я быстро хлопнула традиционный стакан молока, после чего уселась рядом с ним и стала выхватывать куски прямо из его тарелки. Вот только чай в чашку пришлось налить самой.

Честно признаюсь, что за таким проглотом, как мой муж, угнаться было невозможно, поэтому не успела я съесть пару кусочков, как он уже вскочил, чмокнул меня в щечку и унесся на работу, сказав на прощание, что будет ждать меня там. Вот так всегда. Нет, чтобы обстоятельно побеседовать с супругой, обсудить планы на сегодняшний день, потом взять жену под ручку и неторопливо пройти с ней по городу в такое уважаемое здание, каковым является горотдел НКГБ, отвечая немного свысока на приветствия горожан. Просто взял и умотал. Хорошо, запишем это в список провинностей. С этими злобными мыслями я закончила завтрак, оделась по форме, только теперь вместо галифе влезла в юбку непомерной, на мой взгляд, длины, не забыла прицепить кобуру с парабеллумом (Вальтер при ношении юбки пришлось запихнуть в сумочку), и тоже двинулась на работу.

79.

Хотя я пришла даже на пятнадцать минут раньше положенных 8:30, но все уже были в отделе, а Вася у входа прощался с майором. Я тоже попрощалась, чмокнув напоследок Валентина Петровича в щеку и шепнув, что пора уже отправлять Ирину Константиновну подальше на Восток. Он кивнул, сел в эмку и кавалькада из грузовичка, эмки и охраны на двух мотоциклах двинулась в Барановичи. Я при этом подумала, что теперь при каждой поездке в Москву нужно будет сначала заезжать к нему в облотдел НКГБ за порцией «очередных указивок».

– Анна Петровна, зайди ко мне, – услышала я Васин голос. В кабинете Вася, уже сидя за начальственным столом, продолжил.

– Сейчас зайди к секретчику, получи у него ключи от кабинета и от твоего личного сейфа. Когда освоишься в кабинете, на что тебе дается десять минут, зайдешь ко мне за материалами на делегацию попов. Все, работай.

Я, пользуясь тем, что никто не видит, показала мужу язык, после чего приступила к выполнению приказа. Кабинет оказался небольшой комнатой, в которой находились два письменных стола, четыре стула, шкаф для одежды, шкаф с полками и два сейфа. Из этого я сделала вывод, что кабинет я буду делить еще с одним сотрудником. Так как на одном столе лежали какие-то листки и блокнот, то я решила, что мой стол – другой. На нем, стояла чернильница, лежала ручка и два листика промокашки. И на всем этом был довольно заметный слой пыли. Открыла свой сейф – там стоял пустой графин и два стакана. Все это нужно было помыть, чем я сразу и занялась. Заодно намочила в туалете тряпку и протерла мои стол и стулья. Готово. Чисто, пусто, можно работать. Пошла к Васе и остановилась перед его дверью. Шуточки кончились. Тут сидит не мой муж, а начальник горотдела НКГБ. Значит и обращаться к нему надо соответственно. При этом, зная Васин характер, твердо уверена, что меня он будет строить круче, чем всех остальных сотрудников, чтобы не заподозрили в семейственности. Впрочем, осталось не так уж много времени до главных событий. Можно перетерпеть.

– Товарищ старший лейтенант, младший лейтенант Северова прибыла для получения рабочих материалов.

– Очень хорошо. Вот тебе папка, распишись тут в журнале учета, и иди работать. К концу дня жду твои соображения и план работы на завтра.

– Слушаю, товарищ старший лейтенант.

С этими словами я, прихватив папку подмышку, потопала назад в кабинет. Там уже сидел мой новый коллега. Оказалось, что мы с ним знакомы. Он был у нас на свадьбе и фотографировал все мероприятие.

– Ну что, Анна Петровна, давайте еще раз знакомиться. Лейтенант Пряхин Игорь Алексеевич. Так как нам с вами работать и работать, то предлагаю сразу перейти на ты.

– Отлично, Игорь. Я сама тоже об этом подумала. И сразу хочу предупредить, что поначалу буду приставать с вопросами. В отличие от многих тут работающих я никаких специальных курсов не кончала, поэтому учиться придется по ходу дела. Так что готовься передавать мне свой передовой опыт.

– Не вопрос! Все, что будет укладываться в рамки дозволенного, сразу подскажу. Обращайся.

– Большое спасибо.

С этими словами я плюхнула папку на стол, уселась поудобнее и раскрыла папку. Там лежало несколько листов с текстами и с приклеенными фотографиями. Я также обратила внимание, что на внутренней стороне обложки был приклеен разграфленный лист с перечнем хранящихся в папке материалов. А на внутренней стороне последней страницы обложки был приклеен кармашек. Я, конечно, сразу туда залезла и вытащила отдельно лежащие пять фотографий размером примерно 4 х 6 см. Повертела фотографии. На обратной стороне каждой фотки было карандашом написано, к кому она относится. А что, просто и удобно. Анкета – анкетой, а если нужно, то вот они, отдельные снимки, для работы.

80.

Итак, что мы имеем. Делегация состоит из пяти человек. Епископ, два его помощника, ксендз и служка при ксендзе. Епископ со товарищи после возобновления работы костела уедет назад, а ксендз со служкой останутся работать. Значит, основное внимание на ксендза и служку. Первая незадача. Если на ксендза есть несколько страниц текста, то на служку практически ничего. С одной стороны, это понятно. Кто он такой, чтобы им занимались спецслужбы. Мало ли подобных служек в разных костелах и прочих церквях. Так на всех и людей не хватит. Но, с другой стороны, он подданный теперь уже не существующей страны – Польши, и будет работать в СССР. Значит за ним нужен присмотр. Интересно. А мы ведь пока дружим с немцами. Так почему бы не послать им официальный запрос? Пусть ихнее гестапо поделится с нами информацией. Самое интересное, если он как-то связан с Абвером. Вот будет цирк! Решено. Первым пунктом плана пишу: «Подготовить запрос в отделение гестапо города Лодзи, по поводу благонадежности г-на Балтазара Кравчика. Ответственный: ст. лейтенант Северов В.Ф., исполнитель: мл. лейтенант Северова А.П.» По первому пункту интересно одно – Вася упадет со стула, читая этот документ, или нет? НКИД – НКИДом, а тут обмен информацией между спецслужбами. При наличии договора о дружбе такой обмен вроде бы допустим.

Стоп. А почему запрос только на служку? Ведь тогда станет понятно, что на ксендза у нас инфы достаточно. Значит, запрос должен быть на двоих. Анкеты это одно, а запрос – совсем другое. Ну, недостаточно нам анкет. Пусть расскажут, не связаны ли эти лица с англо-французскими спецслужбами, например. Или, может быть, кто-то из них чем-то когда-то проштрафился. Поделитесь с нами сведениями уважаемые штурм– или как вас там банфюрреры. Что не хотите? Так мы же с вами друзья до гроба. И вообще делаем общее дело. А поверить в то, что вы совсем ничегошечки об этих людях не знаете, извините, не можем. Да, это будет тот еще прикол. Только запрос надо будет отправить как можно раньше. Побежать сразу к Васе или подождать? Лучше подожду. Зато вывалю сразу целый ворох идей и мыслей.

Хорошо. Пункт 1 есть. Работаем дальше. Теперь смотрим ксендза. Владислав Ковальский. Из обедневшей шляхетской семьи – ну это у них все такие. Свой род ведут чуть ли не от Адама, а на деле голь перекатная. Правда, с известным всему миру гонором. Так, родился этот Ковальский в Лодзи в 1910, там же учился в гимназии, в 1929 поступил учиться в Варшавский университет на химический факультет. После смерти старшего брата в 1931 году бросил университет и поступил в Варшавскую католическую семинарию. А вот это плохо, очень плохо! Только недоучившегося химика тут нам не хватает. Это не полуграмотные крестьяне. Химик на раз сможет определить, что случилось в костеле. Значит второй пункт плана – это сегодня же тихохонько проверить костел. Я майору, конечно, верю, но лучше убедиться самой. Печати там наши, так что войти и выйти можно вполне официально. Но сделаем это без лишнего шума. Хорошо, записала. Читаю дальше. После семинарии довольно быстро стал ксендзом в одном из костелов Лодзи. Хороший органист. Был известен своими англофильскими высказываниями. Но, по некоторым сведениям, в 40-м году поменял свои убеждения (вопрос – на какие, в бумагах этого нет). Этому способствовало разочарование в политике Англии, правительство которой нарушило все свои обещания Польше и допустило ее разгром. К нацистам пан Ковальский относится более, чем прохладно. По сведениям из другого источника некоторое время скрывал в костеле еврейскую семью. В настоящее время живет один, но иногда к нему приезжает в гости племянник – сын покойного брата. Так. Третий пункт – уточнить про племянника. Возраст и планируется ли приезд этого племянника к нам, по месту новой работы дяди.

81.

Хорошо. С ксендзом и служкой на первое время все. Теперь остальные. С этими должно быть проще. Проведут литургию, осмотрят костел и умотают назад в Варшаву. Значит четвертый пункт – простое отслеживание контактов. Это забота тех, кто будет работать с делегацией неофициально (помимо меня). Может быть проблема – исповедь. Значит надо договориться, чтобы исповеди принимал только ксендз. Ему здесь жить, его и возьмем на постоянный контроль вместе с исповедующимися.

Итого за неполные два часа составила четыре пункта, в которых постаралась охватить все основные моменты работы на ближайшие три дня. Неплохо, на мой взгляд. Оп! Добавлю-ка еще один пункт – встреча и беседа с ксендзом в неформальной обстановке. Это может способствовать установлению контактов. В отличие от местных сотрудников НКГБ, уже зарекомендовавших себя непримиримыми борцами с религией, у меня пока репутация человека, спокойно относящегося к верующим людям. А мне действительно все эти религии по барабану. Сама не верю, но, как говорили в моем прошлом (будущем), отношусь к этому толерантно.

Все. Аккуратно сложила все бумаги в папку, завязала ее и поместила в сейф. Потом, не торопясь и контролируя грамотность, записала все пункты, подписалась и проставила дату. Заключительное действие – аккуратно все написанное промокнула промокашкой. Затем для верности еще немного помахала бумагой в воздухе, не обращая внимания на усмешку Игоря. Готово. Иду к начальнику горотдела.

Старший лейтенант Северов недоверчиво посмотрел на меня.

– Что, уже все изучила и составила план работы?

– В первом приближении все. И план составила – вот принесла на утверждение, поскольку некоторые пункты довольно срочные. Отработаю их и снова буду изучать материалы.

– Ну давай, показывай твое творение.

Вася взял мою бумажку, кинул взгляд, слегка дернулся. Поднял глаза на меня, вздохнул и снова уставился в бумагу. Ага, значит работа в новой должности уже добавила ему выдержки. Пару недель назад он от первого пункта начал бы скакать по кабинету, а сейчас только вздыхает. Ничего. Выдержка – это хорошо. Это и в семейной жизни пригодится.

– Скажи, – наконец разродился муж-начальник, – что ты сама думаешь по первому пункту? За кого нас примут немцы?

– Скорее всего за недоумков, которые, кроме всего прочего, и не подозревают, что в этом месяце начнется война.

– Да, именно за недоумков. И что в этом хорошего?

– А что в этом плохого? Если враг тебя считает недоумком и неполноценным, то тем легче будет с таким врагом воевать. Вот лично я человек не гордый. Меня, если помнишь, одна троица считала дурой. И где они сейчас? Если для дела полезно выглядеть дурой, то лично я – готова. Важно, что они хоть что-то, да напишут. И из этого чего-то можно будет сделать некоторые выводы. Даже если напишут, что ничего не знают.

– Хорошо, – решился Василий, – я поговорю с майором, а ты пока прямо сейчас иди с Игорем и обследуйте еще раз костел. Предлог – проверка перед встречей официальной делегации. Привлеките для этого кого-нибудь из католиков, чтобы засвидетельствовали вашу работу. Только к потайному ходу не суйтесь. Там точно все в порядке.

– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант. Разрешите выполнять?

– Иди, товарищ Северова. А я сейчас начну развлекать майора Григорьева твоей очередной фантазией.

82.

Мы с Игорем взяли мотоцикл и доехали до костела. Строго говоря, можно было минут за тридцать сюда и пешком дойти, но так солиднее. Игорь вылез из седла, одернул форму, огляделся и зашел в один из соседних домов. Как он определил, что в этом доме живет католик, для меня осталось загадкой. Через пару минут он почти выволок из дома какого-то старика и потащил его к костелу. Я слышала, как он уговаривал бедолагу.

– Да не бойся ты, при сотрудниках НКГБ тебе ни один черт не страшен. Ты нас бойся, а не чертей. Были бы мы тут во время той литургии, так ни один черт не осмелился бы напасть на вашего ксендза. Так что давай, шевелись. Сейчас мы будем осматривать костел, а ты за нами будешь наблюдать, чтобы все видели, что мы ничего тут не взяли и не поменяли.

Наверное, уговоры лейтенанта подействовали, и дедок перестал упираться. Кое-как он приплелся к костелу и мы всей троицей зашли внутрь. Там действительно был полный порядок. Если бы не заметный слой пыли на всем, то можно было подумать, что ксендз просто вышел куда-то ненадолго. Интересно, – подумала я. – А пыль это хорошо или плохо? То есть пыль показывает, что все здесь находится в нетронутом состоянии. Это хорошо. Но, если мы сейчас начнем в процессе осмотра оставлять заметные следы, то это уже будет плохо.

– Товарищ лейтенант, – громко обратилась я к Игорю. – Нехорошо, если завтра делегация увидит такую грязь в костеле. Может быть стоит здесь все прибрать?

– Согласен с вами, товарищ младший лейтенант, – моментально просек ситуацию Игорь. Сейчас мы попросим гражданина Кулябко организовать несколько женщин, чтобы те тщательно протерли всю пыль с предметов и подмели пол. А мы за этим проследим. Всем католикам нашего города будет стыдно перед такой представительной делегацией во главе с самим епископом, если костел будет так выглядеть. Ты понял Осип Григорьевич?

– Понял, понял, пан начальник. Только не пойдут бабы, побоятся.

– А ты скажи, что мы их охранять будем. А вот если не пойдут сюда, то мы с ними пойдем в другое место. Вот так и скажи, – подпустил Игорь в голосе металл.

Дед закивал и порысил к домикам, стоявшим неподалеку. Минут через двадцать к нам робко приблизились пять женщин.

– А что, пан начальник, снова костел откроют? – спросила одна из них. – А як же черти?

– Сейчас при нас ни один черт не посмеет появиться, – вмешалась я. – А через пару дней епископ из Варшавы проведет очищающую литургию (черт его знает, как на самом деле называется подобная служба) и костел снова заработает. Говорят, что новый ксендз славится своей святостью и при нем все станет хорошо. А сейчас протрите здесь все и подметите. А мы с товарищем лейтенантом будем вас охранять. Правда у нас нет крестов и распятий, зато пистолеты в полном порядке. Появится какой черт – сразу пристрелим.

То ли уговоры подействовали, то ли страх перед НКГБ оказался сильнее страха перед чертями, но дело сдвинулось с мертвой точки. Женщины притащили тряпки, ведра с водой и дело пошло. Мы с Игорем постепенно обходили весь костел, старательно заглядывая во все щели и, время от времени, подзывая кого-нибудь из уборщиц: «А вот здесь еще пыль, и здесь.» При этом у женщин создалось полное впечатление, что наша главная забота – это чистота костела (впрочем, это было недалеко от истины, очень недалеко). В результате к пяти вечера костел внутри разве что не сиял. Мы с чистой совестью сели на мотоцикл и вернулись в горотдел. Игорь сразу прошел к себе, а я пошла отчитываться.

83.

Вася при виде меня как-то нехорошо оживился и с ехидцей заговорил.

– Привет тебе от Валентина Григорьевича. Я его порадовал твоей идеей. Как майор ее воспринял, сама понимаешь. Но через час он позвонил и сказал, чтобы ты завтра до встречи делегации обязательно к нему заглянула. Подпишешь письмо в гестапо. Майор в разговоре передал мне слова какого-то высокого начальника: «Это настолько глупо, что может сработать». Так что про твою глупость скоро по всему наркомату будут ходить легенды.

– Это ничего, этого я не боюсь. Пусть меня считают глупой. Легче будет работать. Знаете, товарищ старший лейтенант, есть анекдот на эту тему.

– Анекдоты расскажешь дома, а пока иди, дочитывай бумаги. Потом все спрячешь в сейф, и ключи сдашь секретчику. Не забудь на завтра заказать машину для делегации и обеспечить охрану. Свободна.

Я уже знала, что и то, и другое нужно заказывать в роте НКВД. Поэтому дозвонилась до капитана Короткова и обо всем договорилась. Потом добросовестно еще два раза перечитала все бумаги, выучила все имена и фамилии. Убрала все материалы в сейф. Немного подумала, снова вытащила бумаги из сейфа и, глядя в них, сочинила приветственную речь на завтра. После этого опять все, кроме речи, спрятала в сейф. Речь сложила пару раз и спрятала в сумочку. Так как мне с этой речью завтра выступать перед «всем народом», то к секретным материалам ее можно не относить. Игорь к этому времени уже куда-то умотал, поэтому комнату – виновата, кабинет – запирать тоже пришлось мне. Сдала ключи секретчику, расписалась в журнале и двинулась домой. Мужа ждать не стала – начальники так рано домой не уходят.

Дома неожиданно стало скучно. Марфа Ивановна хлопочет по хозяйству – ей под руку в такое время лучше не соваться. Вася неизвестно когда придет. А чем мне, одинокой, заняться? Взяла ножи и пошла на пустырь – тренироваться. Это дело тихое – не то, что стрельба. Кидай сколько хочешь – никто не услышит. Левую руку я так и не смогла натренировать, но зато правой с десяти метров попадаю уже уверенно. И не просто в мишень, а в нужную точку. Полчаса кидала. Потом решила заняться оружием. Сначала устроила полную разборку парабеллума. Все вычистила, смазала, вытерла лишнее масло, после чего собрала пистолет. Затем ту же процедуру повторила для нагана. И, наконец, Вальтер. Как раз, когда я заканчивала сборку Вальтера, пришел измотанный и голодный муж. За ужином я увидела, что он не столько голоден, сколько именно измотан. Ел супруг совершенно без аппетита, можно сказать, механически. «Так дело не пойдет», – решила я и после ужина потащила его гулять. Когда погода позволяет – это самое оно перед сном.

Вася во время прогулки хныкал, что ему легче несколько десятков верст проскакать без передышки, чем целый день перекладывать одни бумаги, читать другие и сочинять третьи. Я, как могла, его успокаивала и приводила в пример майора Григорьева, который и с бумагами отлично справлялся, и с оперативной работой успевал. Вася кивал в ответ на мои слова, а потом твердо заявил, что, если предсказанные мной события не произойдут в назначенный срок, то он точно попросится куда-нибудь подальше от бумаготворчества. Тут я вспомнила свое обещание и рассказала анекдот про глупую мартышку^[37]. Вася посмеялся и, кажется, немного отошел. Остаток прогулки прошел уже в штатном режиме.

84.

Утром опять муж убежал на работу раньше меня. Кажется, это начинает у него входить в систему. Нужно решить: стоит с этим бороться, или нет смысла напрягаться? Пока просто запомнила этот вопрос. А сейчас актуален другой вопрос: что одеть? Подумала и решила, что опять надену юбку.

При входе в горотдел я столкнулась с Игорем, который был почему-то одет в форму сержанта НКВД.

– Привет, Анюта. Я еду с тобой и командую охраной. Официальное лицо только ты. Мы выполняем твои приказы. Через пять минут придет машина и охрана. Что будешь говорить, уже решила?

– Да, вот текст моего выступления, – я протянула листок.

– Не надо. Держи его при себе. Да, ты знаешь, где в Барановичах находится НКГБ?

– Нет, откуда. Я там была всего несколько раз.

– Тогда я покажу. Вот подошла твоя машина, а мы на мотоциклах. Держитесь за нами, и едем в областное управление ГБ. Там получишь последние указания у майора Григорьева.

Я уселась в машину – почти точную копию того автобуса, в который я попала из будущего. Игорь сел за руль первого мотоцикла, махнул рукой, и наша мини-колонна двинулась в Барановичи. Сначала я попыталась повторить текст своей речи, но потом плюнула и решила подремать. Решение оказалось не сильно удачным. То есть заснуть-то я заснула, только через час неожиданно проснулась со странным испугом. Сначала не поняла, что же именно меня напугало, а потом сообразила: я испугалась, что вернулась в свое время. Приведя мысли в порядок, поняла, что меня уже совсем не тянет в двадцать первый век. Там я была, по сути, еще ребенком, избалованным ребенком, привыкшим жить на всем готовом. А тут за два с небольшим месяца я из взбалмошной девчонки превратилась в Личность. В человека, который сам может кое-что сделать и с мнением которого считаются. Тут у меня любимый муж, хорошие друзья и интересная, хотя и опасная работа. А в перспективе, если сумею уцелеть в войне, возможна и научная карьера. Не хочу обратно! Жизнь здесь намного интереснее. Единственно, чего мне реально не хватает из прошлой жизни, не считая родителей, конечно, так это компа с инетом, мобилы и некоторых женских прибамбасов.

Придя к этому выводу, я успокоилась и почувствовала себя бодрой и готовой к активной работе. Еще через час мы, наконец, добрались до Барановичей и подъехали к зданию областного ГБ. Наша колонна остановилась, я вышла, махнула Игорю рукой и вошла в здание. Предъявила свое удостоверение часовому и спросила, где кабинет майора Григорьева. Часовой объяснил маршрут, и через пару минут я уже предстала перед майором.

– Здравия желаю, товарищ майор государственной безопасности!

– Здравствуй, младший лейтенант! Рад тебя видеть. Давай для начала подпиши вот эту бумагу. Твой запрос, переведенный на немецкий язык.

С этими словами майор протянул мне лист с текстом. Единственно, что я разобрала в самом низу – это были моя фамилия и должность: Polizeileutnant, Frau Anna Severoff.

– Товарищ майор, тут, насколько я поняла, написано, что я лейтенант полиции, а я ведь не полицейский и не лейтенант?

– Тут дан аналог твоей должности в немецкой иерархии. Так что подписывай и не рассуждай.

Я поставила свой автограф, и майор удовлетворенно кивнул.

– Вот теперь все правильно. Сегодня же эта бумага уйдет в Лодзь, и будем ждать результат. А теперь скажи мне, Аня, как ты собираешься объясняться с членами делегации?

Вот ведь, подловил! Об этом я и не думала вовсе. И Вася не предупредил. А надо бы. Но что сейчас делать? Время осталось всего ничего – поезд вот-вот придет.

– Так товарищ майор, ведь ксендз едет сюда работать. Значит должен язык знать. А вот с остальными членами делегации не знаю, как быть. Сама-то я только английский знаю.

– Про английский ты раньше не говорила.

– Так ведь не спрашивали, да он и не был нужен. А сама как-то упустила из виду.

– И насколько ты хорошо его знаешь?

– Напечатанный текст со словарем переведу. Разговаривать могу немного, только тут практика нужна, а у меня последний год было ее мало. На самом деле говорила я довольно бойко, вот только с грамматикой, то есть с правильным построением фраз, был напряг. У меня, если можно так сказать, был американизированный английский. Американцы к правилам построения фраз относятся спокойнее, да и терминология у них несколько другая. Я по поводу своего английского никогда не комплексовала, но с англичанами старалась не общаться.

– Понятно. Короче так. Здесь я дам тебе переводчика с польского. Он переведет то, что ты им скажешь при встрече. А потом с вами попрощается. Как будешь общаться в дороге – твои проблемы. Возможно, что кто-то из делегации знает английский. А ксендз должен знать хотя бы немного язык страны, в которой он будет работать – тут я с тобой согласен. В конце концов, они сами должны были об этом думать. Подожди.

Майор нажал кнопку и появился порученец.

– Позови сюда Чашкина.

Через минуту в комнату вошел мужчина средних лет, одетый в светлый костюм (кажется, такие костюмы называют парусиновыми).

– Валера, пойдешь сейчас с Анной Петровной. Она встречает делегацию из Ватикана, но реально там только поляки. Поможешь ей с переводом. Потом посадишь всех в автобус и пожелаешь счастливого пути.

– Слушаюсь, товарищ майор.

– Вот так, Анна Петровна. Теперь идите. Поезд прибывает через двадцать минут. Как раз, не спеша, доберетесь. Машину и охрану оставишь где-нибудь в сторонке. Незачем светиться. На перроне должны быть только ты и Валера.

85.

Я козырнула, Валерий кивнул (при этом мне вспомнилась старая присказка: «К пустой голове руку не прикладывают»), и мы вышли из кабинета. Я поговорила с Игорем, и колонна двинулась к вокзалу, но теперь впереди ехала наша машина. Через пять минут Валерий показал, куда следует свернуть. Там все остановились. Бойцы охраны слезли с мотоциклов и стали разминать ноги. Я машинально отметила, что все они из взвода опытных солдат. Значит руководство серьезно отнеслось к вопросу безопасности приезжающей делегации. Ладно, пора работать.

– Товарищ сержант, – скомандовала я Игорю. – Пусть бойцы отдыхают, только никуда не отходят, а мы с товарищем Чашкиным идем встречать делегацию.

– Слушаюсь, товарищ младший лейтенант, – козырнул мне Игорь и еле заметно подмигнул. Значит все идет хорошо, если что – он подстрахует.

Мы с Чашкиным вышли на перрон и стали прохаживаться в ожидании поезда. Не прошло и десяти минут, как он показался вдали. Пока поезд тормозил мы стояли примерно посередине платформы. Ага, вон из пятого вагона начали выносить чемоданы и на платформу неторопливо спустились пять человек. У троих такая одежда, что ни с кем не спутаешь – наши клиенты. Мы чуть подождали, пока основная масса приезжих схлынула, и подошли к ним. Самый пожилой из них вопросительно посмотрел на нас. Я, вспомнив фотографии, поняла, что это и есть епископ. Козырнула ему и представилась.

– Здравия желаю, младший лейтенант госбезопасности Северова Анна Петровна. Мне поручено встретить вашу делегацию и доставить в наш город.

Чашкин старательно перевел мои слова, но тут мужчина средних лет, в котором я опознала будущего ксендза, заговорил почти без акцента на русском языке.

– Здравствуйте, панна Северова. Переводчик нам не требуется. Я и мой служка достаточно хорошо владеем русским языком. А епископу, если будет нужно, я переведу сам. Но скажите, пожалуйста, почему нас встречают не прихожане, а представитель столь грозной организации?

– Прихожане напуганы тем странным случаем с исчезновением вашего предшественника. И меня направили к вам для того, чтобы я обеспечила охрану вашей делегации на все время ее пребывания в нашем городе. Дороги, к сожалению, небезопасны, а наше Правительство совсем не хочет, чтобы с кем-нибудь из вас что-нибудь случилось. То, что вам не требуется переводчик, хорошо, потому что он с нами не поедет, а останется здесь, в Барановичах.

Пока я все излагала ксендзу, Чашкин добросовестно переводил епископу. Тот выслушивал с олимпийским спокойствием.

– И все-таки, уважаемая панна Северова, я не понимаю, зачем нас охранять, – продолжал гнуть свою линию ксендз. – Бог нас сохранит.

– Знаете, пан Каневский, – не выдержала я, – есть такая восточная поговорка: «На аллаха надейся, а ишака привязывай». Кстати ваш служка, как мне кажется, тоже придерживается этого правила.

Ксендз посмотрел на служку, который как цепной пес стоял около сложенного в кучу багажа и злобно зыркал по сторонам. По лицу ксендза мелькнула какая-то тень, но он тут же овладел собой и, повернувшись ко мне, примирительно сказал.

– Хорошо, хорошо. Раз вы считаете, что нас нужно охранять, то пожалуйста.

– Вот и договорились. Заодно сразу хочу сказать, что при возникновении каких-то вопросов можете смело обращаться ко мне. Сделаю все, что в моих силах. Сейчас подойдет машина, вы загрузите туда свои вещи, и мы поедем в наш город. Товарищ Чашкин, позовите, пожалуйста, сюда наших и можете быть свободны.

Увидев, что кроме машины нас будут сопровождать мотоциклисты, церковники просто выпали в осадок.

– Неужели у вас тут так плохо? – спросил ксендз.

– Уже не так, как год назад, но все еще плохо. К сожалению, бандиты сначала стреляют, и только потом выясняют, кого они убили. Вот можете посмотреть, – я откинула челку и показала уже почти заживший шрам на лбу. – Это случилось со мной всего два месяца назад. Ехала почти в таком же автобусе.

Ксендз что-то сказал епископу. Тот покачал головой и негромко ответил, причем мне показалось, что не на польском языке, а на латыни. А может и на немецком – кто их разберет. Но шрам, кажется, произвел нужное впечатление, поэтому уже без вопросов служка и помощники епископа быстро перетаскали вещи в машину, и наша колонна тронулась в обратный путь, который, к счастью, прошел вполне спокойно.

86.

Пока мы ехали из Барановичей, я подумала, что было бы неплохо завязать контакты с ксендзом. В отличие от предыдущего этот, согласно прочитанной мной информации, выглядит приличным человеком. Тогда, правда, неясно зачем немцы инициировали срочную замену. Вот если служка работает на немцев, тогда более или менее понятно. Но при таком раскладе какая роль у ксендза? Или он просто должен прикрывать служку? В этом случае, правда, непонятно, как немцам удалось так выкрутить ксендзу руки, чтобы он взял с собой агента Абвера? Тем более важно наладить взаимоотношения. Но как это сделать? Помог, как это часто бывает, случай.

Когда мы приехали, и прислуга начала переносить вещи из машины в дом при костеле, то у одного из чемоданов не выдержала ручка. Чемодан упал и от удара о землю раскрылся. Из него вывалились несколько книг. И вообще весь чемодан оказался набит книгами: как древними в толстых кожаных переплетах, так и современными. Я прикинула вес этого чемодана и решила, что служка – исключительно сильный человек, если мог спокойно нести его одной рукой. При этом ничего удивительного, что ручка оторвалась. Чемодан не был рассчитан на такую тяжесть.

Надо сказать, что мне еще в детстве привили любовь к книгам и бережное к ним отношение. Поэтому я автоматически ринулась помогать ксендзу и служке собирать книги с земли. Поднимая одну из раскрывшихся книг, я увидела на титульном листе надпись (похоже, дарственную) и название на немецком «Mein System». Что-то мне это напомнило. Говорят, что любопытство сгубило кошку. Меня, возможно, оно тоже когда-нибудь погубит.

– Скажите, пожалуйста, пан Каневский. Если не секрет, что это за книга? Ведь явно не церковная.

– Да, не церковная, – улыбнулся ксендз. – Эта книга написана одним моим знакомым, увы уже покойным. На ней есть дарственная надпись автора. А название этой книги можно перевести на русский, как «Моя система».

Тут в моей голове что-то громко щелкнуло и я, неожиданно даже для самой себя, брякнула второй вопрос, который несведущему человеку мог бы показаться, мягко говоря, идиотским.

– Пан Каневский, а «Моя система на практике» у вас тоже есть?

При этом вопросе в осадок выпал уже ксендз.

– Простите, панна Северова. Вы что, знаете, кто такой Нимцович, и читали его книги?

Ха, читала! Задать такой вопрос кандидату в мастера спорта по шахматам, это все равно, что спросить комиссара, знает ли он, кто такой Сталин и читал ли он «Краткий курс истории ВКП(б)». Мы в шахматном кружке не читали, а прорабатывали «Мою систему». А вот до второй книги Нимцовича мне добраться в свое время не удалось, хотя много о ней слышала. Конечно, всего этого я говорить не стала, но поняла, что теперь у меня будет отличная возможность для контакта.

– Я, пан Каневский, читала «Мою систему», написанную Ароном Нимцовичем. Ее в нашей стране давно перевели на русский язык. Перевели и «Мою систему на практике», но как-то не сложилось у меня раздобыть эту книгу. А тут я вижу книгу Нимцовича в оригинале, да еще с дарственной надписью.

– Так панна играет в шахматы?

– Играю. Сегодня у меня много дел, да и вы только приехали, а вот завтра вечером, если не возражаете, хотела бы с вами сыграть. Дело в том, что в нашем небольшом городе нет сильных шахматистов.

Ксендз сказал несколько слов стоящему рядом епископу, тот кивнул, после чего ксендз снова обратился ко мне.

– Панна считает себя сильной шахматисткой? Буду рад сыграть с вами партию. Только у меня нет большой доски. При чтении таких книг я использую карманные шахматы.

В это время у меня в голове раздался еще один щелчок. И я тут же выпалила.

– Я совсем забыла, что вы приехали к нам из Лодзи!

– Панна знает Лодзь?

– Я совсем не знаю Лодзь, но твердо помню, что до Октябрьской Революции там одно время был центр шахматной жизни Польши, а может быть и всей России. Там игрались несколько крупных турниров, включая Пятый всероссийский турнир. Так что в то время Лодзь составляла заметную конкуренцию Москве и Петербургу.

– Тогда, может быть, панна слышала такую фамилию Сальве?

– Подождите, подождите. Вспомнила! Генрих Сальве занял первое место на Четвертом Всероссийском первенстве и потом играл матч с Чигориным.

– Теперь я вижу, что панна действительно неплохо знает шахматы. Дело в том, что Генрих Сальве, как это по-русски, кузен моего отца.

– По-русски, кажется, это называется двоюродный брат?

– Да, так. Он учил меня игре в шахматы, пока я жил в Лодзи. У нас пару раз проездом был в гостях молодой Нимцович. А потом, много лет спустя, мы случайно встретились с ним в Бледе, где я был по служебным делам, а Нимцович играл в крупном турнире. Он тогда уже был известным гроссмейстером. Арон обрадовался нашей встрече и подарил мне свои книжки. Конечно, вторая книга Нимцовича тоже у меня есть. Только она, слава Богу, в другом чемодане.

– Значит, пан Каневский, договорились на завтра? Скажем часов на восемь вечера? Шахматы я принесу с собой.

– Если ваше начальство не будет возражать, то приходите. Я последние полтора года не играл в шахматы.

Ага, подумала я. Получается, что ксендз завязал с шахматами после захвата Польши немцами. Тем более, что почти все сильные шахматисты в Польше были евреями. Можно даже предположить, что те евреи, которых по нашей информации прятал ксендз, либо сами были шахматистами, либо их близкими родственниками. Тем более, интересно. А теперь пора прощаться.

– Итак, пан Каневский, до завтра, или, как говорят в Польше, до видзеня. Если возникнут проблемы, то любой из прихожан подскажет, как нас найти.

– До видзеня, панна Северова.

87.

Распрощавшись с ксендзом и с епископом, я пешком потопала в горотдел, так как машина меня ждать не стала и уехала раньше. В горотделе Вася в нетерпении уже бил копытом.

– Давай, сначала коротко расскажи, а потом иди, пиши отчет.

– Коротко – это так. Встретили, поприветствовали друг друга. Навязались в сопровождающие. Пришлось даже шрам показать, как доказательство того, что на дорогах неспокойно. Доехали нормально, без происшествий. А вот при разгрузке багажа произошло кое-что интересное.

– Продолжай, не тяни.

– Оказалось, что ксендз большой любитель шахмат. И завтра я буду с ним играть.

– Это действительно интересно. Вот этот момент особенно подробно отрази в отчете.

– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант. Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

И я пошла в свой кабинет заниматься сочинительством. При этом подумала, что, когда следующий раз буду в Москве, обязательно куплю себе авторучку. Тут их, кажется, называют самописками. Все-таки не придется после каждого слова макать ручку в чернильницу. Как я раньше об этом не подумала? Понятно, почему не подумала. Потому что об отчетах узнала только здесь от майора Григорьева.

С сегодняшним отчетом я старалась особо. Ведь проверять его будет мой супруг. Если пропустит какую ошибку, то его же и взгреют, так что внимательность и еще раз внимательность. Вроде бы второй вариант уже подойдет. И клякса всего одна, и исправлений почти нет. Потом я сообразила, что наверх-то пойдет, как и раньше, печатный вариант. Правда это значит, что над моими ошибками будут хихикать машинистки. Тоже плохо. Про содержание говорить, конечно, не станут, а вот про ошибки слава точно пойдет. Поэтому перечитала еще раз. Вздохнула и отнесла Васе. Он сказал, что на сегодня я свободна, и углубился в чтение. Я потихоньку отправилась домой. Пора привести мысли в порядок, а потом почитать мою единственную шахматную книжку – к игре стоит подготовиться получше. Вполне возможно, что ксендз окажется очень хорошим шахматистом.

Утром, только я зашла в кабинет, меня тут же вызвали к начальству. Старший лейтенант Северов протянул мне папку со словами:

– Внимательно прочти.

На папке сверху стоял уже знакомый мне гриф CC, означавший «Совершенно секретно». В папке была стопка листов.

– Будут вопросы по тексту, продолжил супруг, – разрешаю на полях отчетов карандашом ставить пометки. Только сильно не нажимай. Иди, работай.

По дороге к себе подумала, что Вася знал, что утром будет нечто подобное, но дома мне не сказал ни слова. Конспиратор фигов. Уселась за стол и открыла папку. Ого! А тексты-то рукописные. Не успели перепечатать – значит что-то срочное. Это и вправду оказалось срочным. В папке были подколоты отчеты о наблюдении за приехавшей вчера делегацией. Ну и правильно. Я была лицом официальным, а Вася предупреждал, что будут и неофициальные лица. Как никак приехали иностранцы в город, находящийся недалеко от границы. Да еще в ситуации, когда война на носу. Конечно, за ними нужен глаз да глаз. При этом в качестве официального лица я играю скорее отвлекающую роль. А реально контроль осуществляют опытные оперативники. Это были отчеты вечерней и ночной смен. Хорошо еще, что основная часть делегации послезавтра уедет. Тогда и число наблюдателей можно будет уменьшить. Не так уж у нас много людей, а когда добавят и добавят ли вообще, совершенно непонятно.

За этими мыслями я не забывала внимательно читать отчеты. Всего было три группы отчетов. Первая от людей, осуществлявших наблюдение за костелом и домом, вторая от «топтунов» и третья от людей, дежуривших у выхода потайного хода. Наблюдатели за костелом ничего существенного не сообщали. Епископ и ксендз обошли несколько близлежащих домов, поговорили с людьми. Потом пошли в костел и провели там больше часа. В отчете стояла цифра 78 минут – кто-то из наблюдателей любит точность, а может так и положено? Из костела оба попа пошли в дом и больше оттуда не показывались.

В отчетах «топтунов» были приведены списки людей, с которыми общались вновь прибывшие. На каждого были все известные о нем данные. Мне ни одна из приведенных фамилий ни о чем не говорила. Поэтому эту группу отчетов я быстро переложила к просмотренным.

Третья группа отчетов оказалась самой интересной. Ночью, примерно в полночь из потайного хода вышел человек. Кто это был, в темноте разобрать не удалось. Он нес небольшой мешок. Предположительно, увесистый. Дойдя до леса, человек исчез из поля зрения наблюдателей. И, что самое интересное, к моменту пересменки, т.е. к 7 часам утра, назад не вернулся. Вот это было не просто странно, а очень странно. Подумав около часа, я составила полный список вопросов, я приложила его к папке и снова пошла к мужу.

88.

Вася при мне прочитал весь список (отчеты он, наверняка, прочитал до меня), удовлетворенно кивнул и сказал.

– Вижу, что стараешься. Я составил бы такой же список. Сейчас твой рукописный вариант вопросов перепечатают в трех экземплярах. После этого возьмешь первую копию, положишь ее в новую папку и будешь постепенно заполнять листами с ответами. Что непонятно?

– Что значит «первая копия»?

– Когда печатают на пишущей машинке через копирку, получают оригинал и несколько копий. Причем копии отличаются по качеству. Лучше всего выглядит оригинал, потом первая копия, и т.д. Хуже всего выглядит последняя копия. Оригинал ты дашь мне, первую копию оставишь себе для работы, а вторую подошьем в отчет, который пойдет наверх. Там всегда должны быть в курсе всего, что здесь происходит.

Потом, убедившись, что дверь кабинета плотно закрыта, Вася вполголоса спросил меня.

– А что, в твоем времени было как-то иначе?

– У нас все печатали на специальных печатающих устройствах, и качество всех копий не отличалось от качества оригинала. Нажал кнопку и через минуту получаешь столько копий, сколько хочешь. При этом любую копию можешь называть оригиналом.

– Да, – завистливо сказал Вася, – нам бы такие устройства. Насколько легче было бы работать.

– Хорошо, продолжил он. – Отвлеклись и ладно. А теперь слушай внимательно. Работа с ксендзом за тобой, но есть и другая работа, которую тоже надо делать. В соответствии с приказом товарища Сталина все районы Западной Белоруссии, Западной Украины, а также прибалтийских республик должны быть очищены от враждебных и подозрительных элементов. Поэтому сейчас поступаешь в распоряжение Пряхина, группа которого сегодня должна прочесать вот этот район. Смотри на карте. Всех, у кого в доме будет найден оружие, будете немедленно арестовывать. Подозрительных – брать на заметку. Скорее всего, их будут выселять. Вопросы есть?

– Есть один вопрос: а сколько по плану мы должны будем арестовать и сколько выслать?

От этого вопроса Вася даже задергался.

– Ты за кого нас принимаешь? Откуда в тебе такая кровожадность? Мы ведь с людьми работаем, а не сталь выплавляем или уголь добываем. Конечно, чем больше мы выявим врагов Советской власти, тем лучше, но какие тут плановые цифры? Может в нашем городе таких всего три или четыре человека, а в соседнем наши коллеги найдут двадцать. Так что, нам арестовать еще пару десятков, чтобы показатели были не хуже? Вот если мы провороним реальных врагов больше, чем наши коллеги, тогда плохо.

Вот это вляпалась! Ведь не скажешь, что про подобные аресты-соревнования с выполнением и перевыполнением было написано в наших учебниках по истории. Тогда пойдут другие неприятные вопросы, на которые я без разрешения Берия ответить не смогу. Надо выкручиваться.

– Понимаете, товарищ старший лейтенант. Я как-то привыкла, что тут у нас все делается по плану. Вот и решила, что на аресты тоже дают план.

– Отвыкай. И больше подобных вопросов не задавай. Хорошо еще, что тебя слышал только я. Иди, Пряхин тебя ждет.

89.

В наш с Игорем кабинет втиснулись шесть человек, не считая меня. То, что стало тесно, еще можно было перетерпеть, но они, к тому же, все курили. Увидев, как я поморщилась, сообразительный Пряхин тут же прекратил курение и открыл пошире форточку.

– Все уже в курсе, чем нам предстоит заниматься. Мы проводим на нашем участке обыски и аресты. Кроме членов семей участников контрреволюционных организаций, перешедших на нелегальное положение или бежавших за границу, аресту также подлежат лица, хранящие огнестрельное оружие без соответствующего разрешения. Эти лица будут привлекаться к уголовной ответственности.

– Такие рейды сегодня пойдут по всему городу. Горотделу НКГБ для усиления придаются бойцы из роты НКВД. Анна Петровна их знает, – кивнул он в мою сторону. К нашей группе будет прикомандировано отделение – девять человек с двумя грузовиками. Грузовики потребуется для транспортировки арестованных. Обязательно проинструктируйте всех бойцов, как вести себя с арестованными. Любые разговоры пресекать максимально жестко. Далее. На нашем участке 5 домов от трех этажей и выше. Все остальные дома – одноэтажные, с чердаками. И в каждом доме есть подвал. Вся наша группа едет на первом грузовике, который остановится в квартале от заданного района. Далее выдвигаемся пешком, а грузовики подъедут после начала операции. Таким образом будет обеспечена скрытность и внезапность.

– Внутрь захожу я с участковым и двумя бойцами. Остальные бойцы рассредоточиваются по периметру с контролем дверей, окон, крыш. Два человека страхуют всю группу снаружи. С водителем остается еще один боец. Теперь оружие. У всех штатные пистолеты и револьверы. У бойцов будут четыре автомата ППД и два ДП. На всякий случай будут также четыре гранаты РГД. Но стрельба только в самом крайнем случае – нам нужно арестовать людей для их последующей высылки, а не для расстрела. Вот, если будут сопротивляться, тогда другое дело. Как говорил Максим Горький: «Если враг не сдается, его уничтожают». Анна Петровна, ты можешь вместо своего штатного нагана взять парабеллум, но применять его, опять же, только в крайнем случае. У него слишком сильный бой, поэтому могут пострадать посторонние. В первую очередь старайся использовать Вальтер. Тем, у кого пистолеты – дослать патрон в патронник. Вопросы?

– Кто будет командовать бойцами НКВД? – раздался вопрос кого-то из присутствующих.

– Бойцами НКВД будет командовать товарищ Северова. Она их хорошо знает – ей и карты в руки. Еще вопросы?

Больше вопросов не было, и мы вышли на улицу в ожидании грузовика. Пока мужики снова с удовольствием курили, я грустила. Ни с того, ни с сего я получила под команду целое отделение бойцов. Было бы это на тренировке – никаких проблем. Но тут совсем другое дело. От неправильной расстановки может зависеть чья-то жизнь, или провал операции. Не было печали! А отказаться нельзя – как никак, я командир.

Впрочем, практически вся операция прошла, к моему удивлению, тихо и мирно. Мы подбирались к очередному дому из списка Игоря, окружали дом, после чего «группа захвата» спокойно заходила внутрь и выводила очередную порцию. Задержанных тут же усаживали в грузовик, который немедленно уезжал. Пока мы на втором грузовике подбирались к следующему дому и выполняли точно такие же действия, первый успевал вернуться. Я поразилась, насколько четко все было организовано. И это притом, что не было никаких «маски-шоу».

Когда грузовики совершили по пять ходок, Игорь сказал, что свой участок мы отработали и осталось проверить один дом, в котором по его сведениям у хозяина есть незарегистрированное ружье. Вот тут меня ждало небольшое представление. Я с бойцами стояла под окнами довольно ветхого одноэтажного дома, когда вдруг через открытое оконце услышала сразу собачий лай, чью-то ругань, собачий визг, опять ругань, только уже другого человека, и, наконец, все затихло. Я не выдержала и с улицы крикнула.

– Игорь, у вас там все в порядке?

– Можно сказать, что все. Хочешь – заходи.

90.

Любопытная я конечно тут же заскочила в дом. В просторной комнате увидела следующую картину: на полу наполовину под столом лежит скорчившийся мужик на вид лет тридцати. В углу женщина с трудом удерживает черного спаниеля, злобно рычащего на Игоря. Сам Игорь потирает левой рукой правую и одновременно разглядывает штаны со следами собачьих зубов. Участковый держит в руках какое-то ружье, а боец стоит с растерянным видом.

– Вот, товарищ младший лейтенант, видишь, как твой начальник пострадал. Пока разбирался с владельцем незарегистрированного оружия, его пес стал разбираться со мной. Но теперь уже разобрались. Ну-ка, товарищ сержант, расскажи нам, что это за ружье.

– Так я не охотник, товарищ лейтенант, – виноватым голосом заговорил участковый. – Вижу, что охотничье, и все.

– Да, ты действительно не охотник. Тогда слушай. Это гладкоствольное ружье изготовлено в мастерской братьев Ремпт в Зуле, Германия. Стволы заводов Крупа. Год выпуска примерно 1924. Очень неплохая двустволка и в отличном состоянии. Понятно, что хозяин не хотел с ней расставаться. Вот только откуда она у этого молодца?

– Товарищ лейтенант. Если тут все уже в норме, то можно вас на пару слов, – влезла я в их разговор.

– Можно. Ох, чертов пес. Был бы ты не таким породистым, я бы тебя точно пристрелил.

С этими словами Пряхин вышел на крыльцо. Я потопала за ним.

– Игорь, а что будет этому мужику за незаконное хранение оружия?

– Дадут, скорее всего, года три. Он ведь только в этом проштрафился. Учтут крестьянское происхождение и то, что ни в каких бандах не состоял.

– А если бы он сам пришел в милицию и зарегистрировал свое ружье?

– Тогда бы с ним поговорили. Может быть даже оставили ружье, так как он, судя по собаке, охотник. Правда, прошлый участковый, скорее всего, это ружье себе бы прихапал. За это он теперь сам лес рубит. Этот-то сержант новенький. Всего месяца два здесь участковым.

– Слушай, а обязательно этого мужика сажать? Может зарегистрировать ружье и все?

– Видишь ли. Несмотря на больной кулак и дырки в штанах, лично я против него ничего не имею. Но по закону мы обязаны его арестовать. А почему это ты вдруг так заинтересовалась?

– Да вот, появилась у меня одна идея. Но для ее реализации нужно с этим мужиком нормальные отношения заиметь.

– Тогда замечу, что помощь органам ему, конечно, зачтется. Поэтому, если ты сумеешь с него что-то полезное получить, то отпустим его с миром и даже ружье оставим. Давай, рассказывай.

– Мне очень пес понравился. Чистопородный спаниель. Его можно использовать для наших целей.

– Каких именно?

– Я где-то читала, что таких собак с тонким нюхом можно использовать для поиска оружия, наркотиков и т.п. И обучить их этому не очень сложно, если инструктор грамотный.

– Так у нас овчарки есть. Они не только все, что надо унюхают, но и врага задержать помогут.

– А много у нас таких овчарок?

Тут Игорь задумался, а потом не очень уверенно сказал.

– Не думаю, что очень много. Их содержание стоит денег, да и к каждой нужен хороший проводник. У пограничников их и то не хватает.

– Вот именно. Тем более, что нам не каждый день такая собака нужна. А кормить ведь нужно каждый день.

– Ну, предположим, уговорила. А как ты будешь этого спаниеля использовать?

– Для начала предложу его хозяину обучить пса нескольким новым трюкам. Например, поиску оружия и взрывчатых веществ. Нам не нужно, чтобы это пес кого-то задерживал. Пусть только унюхает и даст нам сигнал. А дальше мы уже сами.

– Ладно, речистая. Иди, поговори с этим типом. Если уговоришь, то отпустим его с миром. Участкового, в этом случае, я беру на себя.

91.

Мы вошли в дом, я попросила всех выйти и осталась один на один с мужиком, который уже оклемался и сел на лавку.

– Как тебя зовут?

– Трофим.

– Вляпался ты, Трофим, хуже некуда. Почему ружье не зарегистрировал?

– Так его бы у меня сразу отобрали, а меня бы все равно посадили. А так хоть некоторое время, но поохотился.

– С псом охотился?

– Конечно. Бес у меня очень толковый. И на утку, и на кабана – все умеет. А чего не умеет, так я его быстро обучаю.

– А сколько лет Бесу?

Трофим призадумался, а потом сказал.

– Думаю года четыре. Его барин совсем щенком взял.

Тут он понял, что проговорился, и совсем пригорюнился.

– Да, я так и подумала, что и ружье, и пес тебе достались от прежнего барина. А куда сам барин делся?

– Так он, когда ваши пришли, в момент собрался и утек к немцам. Он, хоть жил здесь, в Польше, но по родне был немцем.

– А ты, значит, успел прихватить его ружье и его собаку? И не боишься, что барин вернется и с тебя спросит?

– Ой, хватит уже с меня того злыдня. Да и не вернется он. Его же здесь сразу к стенке прислонят.

– С этим понятно. Скажи-ка, Трофим, ты хочешь, чтобы ружье у тебя осталось?

– Конечно, товарищу лейтенант, хочу. А как это сделать?

– Слушай внимательно. Ты научишь своего пса нескольким новым трюкам. Каким именно – мы тебе скажем. А потом, когда будет нужно, тебя вместе с псом будут вызывать на работу. Иногда бывает нужно что-то найти, а без собаки это сделать трудно. Такая работа может занять час или два, но может и пару дней. Зато тебя уже никто не тронет. Согласен?

– Согласен, согласен.

Еще бы, Все остается при нем, да еще покровительство от власти обещают. Понятно, что согласен.

– Учти. О нашей беседе никому.

– Понятно, товарищу лейтенант. Буду нем, як могила.

Я вышла и передала наш разговор Пряхину. Он почесал в затылке, а потом сказал.

– Хорошо, сделаем так, как ты ему обещала. Только все очень подробно опиши в отчете. В конце концов, никуда этот Трофим от нас не денется. А про барина я тоже догадался. Здесь ни у кого нет таких денег на подобное ружье. Да и пес, который живет не на цепи, а в доме – тоже для местных нехарактерно. Только вот, что, Аня. Послушай мой совет. Когда будешь писать отчет, не описывай ружье подробно, чтобы кому-нибудь из начальства оно не приглянулось. Просто напиши, что нашли двустволку в хорошем состоянии.

– Понятно. Так и сделаю. Стоп, подожди, кажется, у меня появилась еще одна идея.

С этими словами я ринулась назад в дом. Трофим с женой в это время там наводили порядок. Я сделала знак Трофиму и вытащила его в сени.

– А скажи-ка, друг Трофим, куда ты бумаги барина дел, которые прихватил вместе с ружьем?

Я брала его на чистый понт. Просто решила, что этот жук, прихвативший в суматохе редкое и, по-видимому, дорогое ружье и хорошего пса, вполне мог заныкать кое-что еще. Трофим почти с суеверным страхом посмотрел на меня и заговорил.

– Да там бумаг было всего ничего. Небольшой мешок. Сейчас вынесу.

Понятное дело. Утянул что-то типа сундучка с деньгами и бумагами. Деньги припрятал в одном месте, а бумаги в другом. Сейчас, наверное, радуется, что про деньги не спросила. Тем временем, он вынес нечто объемное, завернутое в тряпку.

– Вот все, что было.

– Ладно, так и быть, про деньги я тебя спрашивать не буду (тут Трофим передернулся), а это заберу.

С этими словами я, можно сказать, торжественно вытащила сверток на улицу и вручила остолбеневшему Пряхину.

– Это что еще такое?

– Это, товарищ лейтенант, бумаги, которые уносящий ноги барин забыл в своем поместье. А запасливый Трофим эти бумаги сохранил. Теперь у нас на досуге будет, чем заняться.

– Да, с тобой, Анна Петровна, точно не соскучишься.

– А то! – с гордостью заявила я. – Теперь все.

Мы поехали назад в горотдел, а я по дороге думала, что сумела не то, чтобы завербовать, но, скажем так, склонить к сотрудничеству, человека, который может оказаться полезным и после начала войны. Вряд ли этот Трофим захочет встретиться с барином – тот ему все припомнит. Так что дорога Трофиму мной определена точно.

В отделе я сразу рванула к Васе и начала клянчить.

– Товарищ старший лейтенант. Сейчас уже полвосьмого. Можно я отчет напишу завтра утром, а то не успею к ксендзу.

– Ладно, сегодня я с Пряхиным пообщаюсь, а завтра, чтобы с самого утра за отчет. Точнее за два: по сегодняшней работе и по игре с ксендзом.

– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант. Разрешите, я возьму мотоцикл, так как мне еще шахматы с собой тащить?

– Бери. Он, вообще-то, за тобой закреплен. Мне по рангу теперь положен автомобиль.

Я пулей выскочила из Васиного кабинета, ухватила в Красном уголке шахматы, завернула их в газету и ринулась вниз. Запихала сверток в коляску и поехала играть. Опаздывать командиру НКГБ не положено.

92.

К костелу я лихо подкатила без двух минут восемь или, выражаясь строго по военному, в 19:58. Так. Вот она я, а где торжественная встреча с цветами и музыкой? Никого. Двери в костел открыты, но не заметно никакого движения. Где же мой партнер? В костеле или в доме? Решила начать с костела и не ошиблась. Как раз, когда я входила в костел, ксендз с епископом выходили оттуда. Я остановилась и помахала им рукой. Ксендз улыбнулся и пошел мне навстречу.

– Здравствуйте, панна Северова. Рад вас видеть в добром здравии.

– Здравствуйте, пан Каневский, здравствуйте господин епископ. Пан Каневский, я тут выяснила, что ко мне надо обращаться не панна Северова, а пани Северова.

– Так вы замужем? Извините, пани Северова, я этого не знал. И как ваш супруг относится к тому, что его жена работает в Государственной Безопасности?

– Нормально относится, хотя иногда и вздыхает. Но это для него единственный шанс хоть немного мной командовать.

– Пан Северов тоже работает в НКГБ?

– Да, он мой непосредственный начальник.

– Первый раз встречаю семью, в которой муж и жена – военные.

– Все, пан Каневский, когда-нибудь встречается в первый раз. Так, где мы будем играть?

– Вижу, что вы решительно настроены на игру. Идемте к дому. Сегодня хороший теплый вечер, и мы сможем играть на воздухе. Сейчас Балтазар вынесет нам стол и стулья, и мы начнем игру.

Мы подошли к дому. Там служка сначала вынес стул для епископа, который, к моему удивлению, видимо решил наблюдать за нашей игрой и сразу с удовлетворением уселся. Потом появились стол и два стула для нас. Я развернула доску и высыпала фигурки на стол. Выбрала белую и черную пешки, потрясла их за спиной и протянула ксендз два кулака.

– Выбирайте, пан Каневскй.

Ксендз коснулся моей левой руки.

– Ваши белые, пан Каневский.

– Пани Северова, если желаете, то можете взять белые себе, – стал проявлять галантность ксендз.

– Нет, нет. Жребий, есть жребий. Мои черные.

С этими словами я уселась за стол и стала быстро расставлять свои фигурки. Ксендз, больше не мешкая, также оперативно расставил свои. При этом я заметила, что делал это он практически так же быстро, как и я. Вообще-то мне было известно, что о силе игрока в некоторой степени можно судить и по тому, как он расставляет фигуры на доске. Один мой знакомый КМС, большой любитель блица^[38], мог небрежно как бы кинуть на доску, например слона, и тот сразу попадал в нужную клеточку. Так что расстановка фигур уже позволяла делать некоторые пусть и предварительные, выводы. Кинув на меня короткий испытующий взгляд, ксендз сделал ход королевской пешкой е2-е4. Наверное, знает, что этот ход ему ничем не грозит^[39].

Заранее обдумывая возможные варианты начала черными, сначала я планировала выбрать какой-нибудь дебют, типичный для этого времени. Но быстро сообразила, что схемы, которые сейчас играют, например, во французской защите, мне неизвестны. Конечно, проработав определенное число партий, можно было выбрать подходящий вариант, но на подобную работу у меня просто не было времени. Поэтому я решила на ход королевской пешки выбрать Защиту Уфимцева. Хитрость состояла в том, что в данное время такое начало за черных многие комментаторы называют неправильным. О том, что такое начало тоже «правильное» станет известно лет через двадцать. Я вспомнила одну партию покойного Михаила Ботвинника. Тьфу, черт! Какого покойного! Он сейчас еще очень даже живой и наращивает свою игру с каждым годом. Так вот, эта партия была опубликована в многотомных сборниках его партий, которые в мое время уже стали библиографической редкостью. А вариант, разыгранный в ней, был очень коварным. Для неподготовленного противника он будет неприятным сюрпризом.

Короче на ход ксендза я бодро ответила g7-g6. Он испытующе посмотрел на меня, немного подумал и стал занимать центр пешками. Я незаметно облегченно вздохнула. Может быть, ксендз и сильный шахматист – все-таки родственник чемпиона России и хороший знакомый одного из выдающихся теоретиков шахмат, но против вариантов, разработанных самим Михаилом Моисеевичем, бороться ему будет нелегко. В общем, так примерно и произошло. Я вовремя организовала нажим на центр, потом провела хитрый маневр ферзем, и мои центральные пешки заняли грозные позиции^[40].

93.

В какой-то момент, когда ксендз крепко задумался над позицией, епископ что-то ему сказал. Ксендз коротко ответил, епископ еще что-то сказал. Хотя я не знаю польского языка, но папик, в свое время, приучил меня к чтению шахматных книг на разных языках. Я как-то подсчитала: в нашей библиотеке были шахматные книги на девяти языках, в том числе на всех славянских. Так вот, среди слов епископа я разобрала всего два слова: «скАчек» и «гОнец»^[41]. Для себя я перевела их как скакун и бегун. Так это же на польском конь и слон! Вот гад! Пользуется тем, что я не знаю польского языка и в наглую подсказывает. Я сразу вспомнила бессмертное: «Лошадью ходи, лошадью.»^[42] Но, подумав, решила не возникать. Один мой знакомый шахматист говорил, что подсказчик – это твой добровольный помощник. Во-первых, он, скорее всего, подскажет неправильный ход, а, во-вторых, он помешает твоему противнику думать. Как тот парень оказался прав! Ксендз, в силу своего подчиненного положения, не мог окрыситься на епископа и послать того со всеми подсказками куда подальше. А думать тот здорово мешал. Через несколько ходов ксендз допустил явную ошибку и потерял важную пешку, позволявшую ему хоть как-то держать позицию. Сделав еще несколько, уже необязательных, ходов, он сдался.

– Да, пани Северова. Признаю, что вас недооценил. Вы не просто знакомы с шахматами, а играете очень сильно. Я не знал, что в Советском Союзе не только мужчины, но и женщины являются очень сильными шахматистами. Открою маленький секрет. Три года назад я был в Лондоне и там сыграл несколько легких партий с Верой Менчик^[43]. Так общий счет был в мою пользу. А тут меня обыгрывает неизвестная шахматистка, да еще черными, да еще в неправильном начале.

– Пан Каневский. Так ведь если сегодня это начало неправильное, то завтра оно может стать правильным. Все будет зависеть от того, насколько глубоко его исследуют шахматные теоретики – такие, как Алехин, Капабланка, Ботвинник. Насколько я помню, защита Алехина и защита Грюнфельда тоже сначала вызывали большие подозрения в правильности. Вот только за ними стояли авторитетные фамилии их создателей. А этот дебют я подсмотрела у одного малоизвестного мастера (поди проверь!).

Мы стали анализировать сыгранную партию. При этом я вытащила бумагу и карандаш и аккуратно записывала как ходы в партии, так и рассматриваемые варианты. Ксендз стал смотреть на меня с еще большим уважением. Епископ молчал и лупал глазами. Интересно, извинится ли он перед ксендзом? Думаю, что нет. Начальник, как-никак.

– Скажите, пани Северова. А завтра мы можем сыграть еще партию? Я жажду реванша.

– Нет, пан Каневский, завтра и еще несколько дней у пани Северовой будет много работы. А вот примерно через неделю, если ничто ей не помешает, она снова приедет к вам с доской и фигурами. Да, здравствуйте, пан Каневский. Старший лейтенант госбезопасности Северов.

Ой, а ведь это мой супруг незаметно подобрался. Наверное, подъехал на машине, ее отпустил, а сам тихо подошел. Понятное дело, что домой поедем вместе на (теперь моем) мотоцикле.

Ксендз сначала даже слегка вздрогнул от неожиданности, но быстро овладел собой и вежливо кивнул Васе.

– Добрый вечер, пан Северов. Ваша супруга очень сильная шахматистка. Буду рад еще раз встретиться с ней за шахматной доской. А сейчас не хотите ли выпить с нами немного вина?

Тут, видя, что Вася в некоторой нерешительности, я решила вмешаться.

– Извините, пан Каневский. Я совсем не пью вина. Все время помню печальные результаты увлечения вином Михаил Чигорина и Александра Алехина. Врачи говорят, что алкоголь даже в малых дозах наносит невосполнимый вред мозгу. Поэтому сама не пью спиртного и мужа отучаю.

– Да, примеры вы привели действительно серьезные. Но тогда чай?

Я посмотрела на Васю. Он чуть моргнул.

– Чай с большим удовольствием.

94.

Ксендз сказал несколько слов епископу. Тот кивнул. (Как интересно! Только и делает, что кивает, как китайский болванчик. Но ничего, я ему прощаю, так как он помог мне обыграть ксендза.) Служка быстро забегал в дом и во двор, вынося чашки с блюдцами, чайник и коробку конфет. Мы вчетвером уселись за стол. Служка моментально разлил всем чай, начиная все-таки не с нас, а с епископа. И мы приступили к «чайной церемонии». За чаем разговор довольно быстро перетек в обсуждение того странного случая с чертями. При начальнике я помалкивала в тряпочку, а Вася с важным видом излагал, что случай действительно странный, что органы сами заинтересованы в раскрытии этого случая и готовы оказать всемерную помощь в этом деле. Ксендз оперативно все переводил епископу. Тот молча все выслушал и кивнул. Потом что-то сказал. Ксендз слегка улыбнулся и перевел.

– Пан епископ говорит, что мой предшественник, конечно, не был безгрешен, но, что среди слуг господа нашего, – при этих словах ксендз благочестиво перекрестился, – есть гораздо большие грешники, но черти за ними не приходят.

Тут я не выдержала и вмешалась.

– Разве нам, грешным, можно судить о промысле божьем?

При этих моих словах ксендз чуть не поперхнулся чаем. Он сделал несколько глубоких вдохов и только после этого смог заговорить.

– Пани Северова верит в Бога? А я думал, что в органах работаю неверующие.

– В Бога я не верю, но всегда уважала чувства верующих. Более того, я даже немного читала Библию и Евангелие, чтобы в разговорах с верующими случайно по незнанию не оскорбить их чувства.

Тут уже удивился не только ксендз, но и Вася. Правда, только я почувствовала его удивление.

– Да, вижу, что мы у себя в Польше, плохо представляли, как живут в СССР.

– Вот теперь, пан Каневский, у вас появилась такая возможность. И смею вас уверить, что все законопослушные граждане у нас живут хорошо, и власть их не обижает.

На этой ноте я решила, что пора заканчивать беседу и отправляться домой. Я встала, мужчины тоже вежливо встали. Мы с Васей раскланялись с попами. Я быстро собрала все шахматы, не удержалась – ухватила еще одну конфету (ксендз улыбнулся), и пошла в сопровождении мужа к мотоциклу.

Дома мы, несмотря на бултыхавшийся в желудках чай, все-таки поужинали. А потом Вася заявил.

– Завтра у тебя утром будет куча дел, а после обеда поедешь вместе с епископом в Барановичи. Его на поезд, а сама к майору. Он тебя проинструктирует и отправит дальше, уже в Москву. Поэтому сейчас все собери. В дорогу возьмешь весь свой арсенал, но в Москву только со штатным наганом. Остальное оставишь у Валентина Петровича. Поездку планируй на неделю. Командировочные получишь в кассе, но не исключено, что майор еще добавит тебе на дорожку. В этот раз ты будешь там одна, поэтому поселишься в ведомственной гостинице. Майор завтра тебе все объяснит. А я тут буду без тебя скучать.

– Я тоже буду скучать, Васенька. Так что давай не терять времени.

И мы постарались наше время использовать по максимуму.

95.

Рабочее утро началось с самого неприятного – с написания отчетов. Один отчет по рейду и один отчет по игре в шахматы. По первой части рейда писать было просто: зашли, снаружи все было спокойно, всех, кого было нужно, забрали и ушли. По второй части стало сложнее. Нужно было написать так, чтобы к Трофиму не стали бы придираться. Но и совсем в сторону тоже писать было нельзя. Не одна ведь я писала по этому делу отчет. Ладно. Выставила пса главным сопротивленцем, про двустволку написала именно так, как советовал Игорь – в конце концов, я в этих охотничьих ружьях действительно практически ничего не понимаю. А вот как я додумалась про бумаги? А, фиг с ним. Напишу, как было. Предположила, что могли быть бумаги – предположение оказалось правильным, бумаги выдали добровольно. «Правду писать легко и приятно.»^[44] На этом мои мучения с первым отчетом практически закончились. Переписывание из-за клякс не в счет.

Со вторым отчетом вышло сложнее. Во время игры думаешь об игре, а не о том, что и как потом будешь писать. Мало того, мои шахматные размышления никому не интересны, так как читать будут профессионалы совсем другой специализации. Обоснование выбора того или иного дебюта и расчет вариантов их совсем не колышут. Им факты и оценки подавай. Причем, не оценки позиций, а оценки людей и поступков. Поэтому пришлось напрячь все извилины, вспомнить кто, что и как говорил, и изложить это на бумаге. Правда, я не забыла подпустить шпильку по поводу подсказки со стороны епископа, так как это свидетельствовало сразу о нескольких важных чертах его характера: самомнение (играет, наверняка, хуже, а лезет подсказывать), бесцеремонность и не слишком большой ум. То, что он добрался до такой должности (или такого сана – как этот у них называется), говорит не столько о его уме, сколько о его хитрости. Потом пришлось пересказать нашу беседу втроем – тоже факты, которые полагается отражать. Пусть Вася и о себе немного почитает. Попыхтела, попыхтела и все-таки родила второй отчет, причем его решила не переписывать. И так сойдет. Скажут – перепишу, а нет – и ладушки.

Вручила мужу отчет и тут же получила взамен очередную порцию отчетов наблюдателей. Там опять все было очень подробно от каждой из групп. Описали и нашу с Васей беседу с ксендзом. Слов они не слышали, так что описывали только поведение всех персонажей. Опять отличилась ночная группа. Теперь только неизвестный не выходил, а входил в потайной ход. Согласно инструкции задерживать его не имели права, поэтому ограничились фиксацией данного факта, отметив, что он появился непонятно откуда и нес с собой небольшой сверток – возможно, просто свернул в комок опустевший мешок. Это место, я, как и в прошлый раз, отметила красным карандашом. В осадок выпало то, что по этому потайному ходу народ бродит туда и сюда, а задерживать пока не имеет смысла. Что предъявишь на пустом месте. Ничего. Только знание хода засветишь. Придется ждать. Хотя одна мыслишка у меня появилась, поэтому, вернув отчеты Васе, я сказала.

– Товарищ старший лейтенант. По этим отчетам есть одно замечание.

– Да, интересно. Выкладывай.

– У меня создалось впечатление, что этот тайный ход сообщается не только с костелом.

– Как это? Ведь наши оперативники несколько раз проходили его от начала и до конца.

– Так они просто проходили, а стенки, наверное, не исследовали. Что, если там есть еще какое-нибудь ответвление?

– Вот оно что! А ведь может быть. Когда идешь по проходу с фонариком, то не слишком смотришь по сторонам. Действительно, могли и проворонить. Спасибо за идею. Обязательно проверим. А теперь скажи, пожалуйста. Кто, кроме тебя и Пряхина, видел бумаги, которые вы принесли?

96.

Так, кто видел? Стала вспоминать.

– Как мне их выдал Трофим, не видел никто. Это точно. Бумаги были в свертке, снаружи то, что это именно бумаги, не видел никто. Но, когда я передавала их Игорю, то брякнула, что это бумаги. Могли слышать два или три бойца из приданных нам.

– Этого я и боялся! Тебе никто не говорил, что не следует обо всех представляющих оперативный интерес предметах громко объявлять окружающим. А так получилось, что эти бумаги срочно затребовали в Белорусское отделение НКГБ. Сам товарищ Цанава затребовал.

– Это кто еще такой?

– Ха, пора бы уже знать младшему командиру НКГБ свое начальство! Товарищ Цанава Лаврентий Фомич с февраля этого года нарком госбезопасности БССР. Правая рука товарища Меркулова – нашего наркома. На всякий случай напоминаю, что Нарком госбезопасности у нас товарищ Меркулов Всеволод Николаевич.

– А кто тогда товарищ Берия?

– Товарищ Берия является Наркомом внутренних дел. Формально по рангу он равен товарищу Меркулову, но реально положение Берия выше. Можно считать, что товарищ Меркулов – правая рука товарища Берии. Поняла?

– Вроде бы поняла. Старший – товарищ Берия, его правая рука – товарищ Меркулов, а правая рука товарища Меркулова – товарищ Цанава. Их имена и отчества я запишу и выучу.

– Слава богу! И постарайся не ошибиться, тем более, что ты сегодня вечером отправляешься в Москву, где у тебя могут быть встречи с самыми разными начальниками. Скидку на неопытность в наших делах тебе, конечно, сделают, но чем быстрее ты станешь во всем этом ориентироваться, тем лучше.

– Возвращаясь к бумагам, – продолжил Вася. – Я сам эти бумаги полностью не смотрел, тем более, что они в основном все зашифрованы. Прочел только пару первых страниц. Но, как только сегодня рано утром доложил об этом майору Григорьеву, то меньше, чем через час был звонок из НКГБ Белоруссии. За ними из Минска вылетел целый капитан. Примерно через час он будет уже здесь. А нам теперь предстоит кроме бумаг передать ему список всех лиц, кто может знать об их обнаружении. Похоже, что ты по своему неуемному любопытству разворошила муравейник.

– Какое такое любопытство, товарищ старший лейтенант? Просто в голову пришла идея, которую я реализовала.

– Извини. Не любопытство, а фантазия. Но, как ни говори, ты теперь, кажется, станешь весьма известной личностью. А сейчас иди и вместе с Пряхиным составляйте список всех, кто мог слышать об этих чертовых бумагах. Если включите кого-то лишнего не страшно. Все равно дело ограничится еще одной подпиской о неразглашении. Им даже не будут говорить, что речь идет о бумагах. Просто участвовали в совсекретной операции.

– А как же тогда с другими группами, работавшими в других районах?

– Так же. Дадут еще одну подписку. От лишней писанины еще никто не умирал. Теперь вот что. Сразу после того, как закончите с Игорем составлять список, отправляйся домой и начинай собираться в Москву. Потому что, когда приедет этот капитан, вполне возможно, что он захочет с тобой поговорить. И сколько времени займет беседа – не известно. Но в Москву ты, так или иначе, сегодня выехать должна. Этому ни я, ни капитан помешать не имеем права. Пошла быстрей. Если что, я пришлю за тобой.

С этими словами Вася неожиданно чмокнул меня в щечку, развернул к двери и слегка подтолкнул. Я настолько обалдела, что, ни слова не говоря, пулей вылетела из его кабинета и попилила к себе. Игорь уже сидел за столом и тоже находился в состоянии «среднего обалдения». Увидев меня, он аж запыхтел.

– Ну Анна Петровна. Влипли мы. Я, конечно тоже хорош, но не мог же я предположить, что именно ты вытянешь из этого злополучного Трофима. И, тем более, не мог предвидеть, что твое громогласное объявление о бумагах приведет к таким последствиям. А теперь давай, садись и вспоминай. Вот для освежения памяти полный список бойцов, работавших с нами. Но ведь не все они были в этот проклятый момент рядом. Я уже составил свой список, но тебе его не покажу. Ты сначала составь свой, и мы сравним.

Я, уже немного успокоившись, села, взяла список и стала вспоминать. Тут как раз пригодилась моя шахматная память. Я мысленно расставила всех бойцов по их местам, как на шахматной доске. Прикрыла глаза и прошлась в уме по воображаем лицам. Есть, все ближние бойцы вспомнились! Записала фамилии в список и протянула его Игорю. Он посмотрел на бумагу, потом на меня.

– Вижу, что на память ты не жалуешься. Твой список даже на одну фамилию больше, чем у меня. Но вспоминаю и признаю твою правоту. Все, беги домой, а я отнесу это Северову.

И мы разошлись.

97.

Добравшись домой, я стала думать, что же мне взять с собой? Хорошо еще, что про одежду можно не беспокоиться. Командир НКГБ должен быть в форме, поэтому тут и думать нечего. Гимнастерка, юбка, сапоги и пилотка. Кобура с наганом, Вальтер в сумочку (мало ли, что Вася говорил про штатное оружие) – я к Вальтеру уже привыкла. Парабеллум оставлю здесь. Даже в Барановичи поеду, пожалуй, без него. Так что же взять? Все мелочи уместятся в небольшой сумочке, но это как-то не солидно. Хорошо, возьму тот баульчик, с которым ездила в дивизию. Туда все влезет и останется место для вещей, которые я планирую привезти из Москвы. А планы у меня, как всегда, грандиозные. Так, все собрала, осталось понять про деньги. До сих пор все финансовые вопросы решал Вася, но теперь придется мне. Впрочем, кормить меня будут в командирской столовой, спать я буду в ведомственной гостинице, а городской транспорт для сотрудников НКГБ бесплатный. Так что тут командировочных вполне должно хватить. Возьму еще тысячу, на всякий случай. Вот еще знать бы, как и где получить командировочные? А чего гадать. Где – это в горотделе, а как – скажут.

Только я все необходимое побросала в баульчик, как появился наш сотрудник.

– Товарищ младший лейтенант, вам нужно срочно в отдел.

– Нужно, так нужно. Я уже готова.

Притопала в отдел и меня сразу же позвали к Васе. У него в кабинете находился крупный мужик лет сорока. Ага, три шпалы – значит это и есть пресловутый капитан из Минска.

– Здравия желаю, товарищ капитан, здравия желаю, товарищ старший лейтенант.

– Здравствуйте, товарищ младший лейтенант, ответил на приветствие капитан и повернулся к Васе. – Скажи, Северов, а дома твоя супруга так же к тебе обращается?

Я хотела ответить, что дома – это совсем другое дело, но Вася сделал мне страшные глаза, а капитану ответил.

– В зависимости от обстоятельств, товарищ капитан. Дома устав разрешает отступления от правил.

– Все ясно. Твое старшинство остается в этом кабинете. А дома супруга становится капитаном.

– Так точно, товарищ капитан, – это уже мы с Васей дуэтом.

– Хорошо, теперь к делу. Товарищ Северова, еще раз расскажи, как ты получила эти бумаги.

Я повторила свой рассказ, стараясь не упустить ни одной мелочи. Вроде бы капитана мой рассказ удовлетворил.

– Ну что. Понятно. Вы проявили отличную оперативную смекалку. Открою небольшой секрет: за этими бумагами мы охотились уже давно. К сожалению, их хозяин помер, не успев сказать нам, куда он спрятал свои записи. Кто же мог подумать, что эти бумаги прихватит простой охотник, которого не было даже в списке слуг. Мы несколько месяцев трясли всех слуг, после чего дело уже собирались передать в архив, а тут вдруг они выплыли на свет божий. Товарищ Северова, вам придется еще раз повторить этот доклад, но уже не мне, а товарищу Цанаве. Он ждет вас завтра после обеда.

– Извините, товарищ капитан. Прямо сегодня я должна выехать в Москву. Меня завтра утром ждут в нашем Наркомате.

– Даже так! Я этого не знал. Товарищ Северов, мне нужно позвонить и доложить это начальству.

– Звоните с этого телефона, товарищ капитан. Мы с Аней выйдем, чтобы вам не мешать.

Капитан кивнул, и мы с Васей вышли в коридор. Причем Вася выглядел не очень довольным. С чего бы это? Но я решила оставить вопросы на потом. Тем более, что через час наша колонна уже должна была выезжать в Барановичи. Минут через десять капитан вышел из Васиного кабинета и обратился ко мне.

– Я все доложил. Вы отбываете в командировку, как запланировано. Вполне возможно, что товарищ Цанава встретится с вами в Москве, или вы выйдете в Минске на обратном пути из Москвы. А сейчас я забираю бумаги и выезжаю в Барановичи.

– Товарищ капитан, через сорок минут у нас пойдет колонна в Барановичи. Лучше, если мы поедем все вместе. Надежнее.

– Дельное предложение. Тогда жду вас здесь.

98.

Я вышла из кабинета, минут двадцать побегала по кабинетам, оформляя командировку. Наконец, получила командировочное предписание и деньги, после чего помчала домой. Ухватила баул, еще раз мысленно все проверила – вроде бы ничего не забыла. Можно ехать.

Наша команда в том же составе доехала до костела. Там загрузили епископа с помощниками и поехали к горотделу. Капитан со своей охраной был уже готов. Он подсел ко мне в машину, а его охрана присоединилась к нашей, и всем кагалом мы двинулись в Барановичи. По дороге капитан пытался завязать разговор, но я на все вопросы отвечала односложно, и беседа сама собой затихла.

В Барановичах сначала мы доставили епископа со товарищи на вокзал, после чего машина довезла нас с капитаном до областного отдела НКГБ и уехала. Мы с капитаном пошли наверх к майору Григорьеву. Там капитан сделал мне знак и вошел к Григорьеву один. Я осталась ждать в коридоре. Примерно минут через двадцать капитан вышел с озадаченным видом, махнул мне на прощанье рукой и ушел. Я вошла к майору.

– Здравия желаю, товарищ майор.

– Здравствуй Аня. Ты опять наворотила дел.

– Да что такое, товарищ майор? Все ведь сделала правильно.

– Правильно-то правильно. Но не все пошло гладко.

При этом майор как-то задумался, повздыхал, и, наконец, решился.

– То, что тебя хочет видеть товарищ Цанава, не есть хорошо. Помнится, есть такая поговорка: «Минуй нас пуще всех печалей»

– «И барский гнев, и барская любовь»^[45], – закончила я за майора.

– Вот именно, – закончил свою мысль майор. – Тебе бы нужно сопровождение, но у меня в связи с чистками области свободных людей нет. Поедешь одна. Но, пожалуй, я позвоню Трофимову и попрошу тебя встретить на вокзале. Так будет надежнее.

– Товарищ майор. Я уже взрослая девочка. И Москву знаю. Сама доберусь куда надо.

– Может ты и взрослая, но в наших делах еще теленок, поэтому не спорь со старшими. Вот тебе на всякий случай еще тысяча рублей к твоим командировочным. Я тебя уже знаю, на пустяки деньги тратить не будешь, а так могут пригодиться. Да, скажи-ка. Ты кроме нагана прихватила Вальтер?

– Так точно. Что, сдать его вам?

– Нет, держи при себе. Когда едешь одна, нужно быть готовой ко всяким неожиданностям. Ну давай, топай на вокзал. И еще помни. Твою командировку санкционировал сам Берия. Поэтому отменить ее может только он. Понятно?

– Понятно.

– Ну, давай, счастливой поездки.

Я вышла от майора сильно озадаченной. Такое впечатление, что он чего-то недоговорил. Но что именно. И почему недоговорил? Что помешало? Если он что-то не сказал, значит не смог. Почему не смог? Пока я поняла только одно – в дороге нужно держать ухо востро. Впрочем, я всегда стараюсь так делать. За этими мыслями сама не заметила, как дошла до вокзала. Билет у меня был опять в международный вагон. Плохо только, что купе двухместное. Значит, могут подселить какого-нибудь мужика. Ладно, неприятности будем рассматривать по мере их возникновения. А пока вот он, поезд.

99.

Я бодренько со своим полупустым баульчиком заскочила в вагон и прошла в свое купе. Сейчас оно было пустое. Ну и хорошо. По крайней мере, до Минска доеду одна. Вот только ложиться спать пока рано. В Минске начнется массовая загрузка пассажиров – наверняка разбудят. Поэтому я просто плюхнула баул под сиденье. Подумала и решила немного переиграть. Вытащила из баула сумочку, а из нее вытащила Вальтер. Если наган, как положено, в кобуре справа, то засуну-ка я Вальтер под гимнастерку слева. При моих формах он будет практически незаметен, а работать левой рукой я теперь умею только чуть хуже правой. Для вагона сойдет.

Поезд тронулся, я быстро раздобыла у проводницы чай, выпила его, и, зафиксировав дверь в запертом положении, задремала. Проснулась, как и ожидала, в Минске. Народ со стуком и бряком загружался в вагон. Вот и мне в дверь постучали. Интересно, кого это мне бог послал? С этой мыслью я открыла дверь и удивилась, потому что бог послал мне не одного попутчика, а сразу двух: старшего лейтенанта и лейтенанта госбезопасности.

– Здравия желаю, – козырнула я первая, как и положено младшей по званию. А дальше начались «чудеса в решете». Старлей, вместо того, чтобы отдать мне честь, схватил меня за обе руки, причем хватка у него оказалась, как говорится, железная. А лейтенант моментально выдернул у меня из кобуры наган.

– Гражданка Северова, вы арестованы, – заявил старлей. – Пройдемте к выходу и без глупостей.

Так вот, о чем думал майор? Или он просто подозревал нечто подобное? Неспроста он предупреждал меня о значимости моей поездки и о том, кто именно ждет меня в Москве. Значит это какая-то местная самодеятельность. Кажется, я начала понимать. Ну погодите! Руки у меня были надежно заблокированы, но ноги в добротных сапогах пока оставались свободны. Поэтому я с небольшим поворотом корпуса изо всех сил стукнула старлея каблуком по верхней части стопы. Конечно у него тоже сапоги, и это, возможно, сохранит ему кости стопы, но болевой шок точно обеспечен. Так и произошло. Он, хотя и не выпустил мои руки, но хват заметно ослабил. Я, не теряя времени даром, резко передвинула старлея в направлении его напарника и одновременно ударила того ногой под коленку. Ногу, если и не сломала, то повредила – это точно. Потом добавила головой в нос старлею и окончательно освободила обе руки. После этого выхватила Вальтер и зашипела не хуже кобры.

– На пол, обормоты. Немедленно на пол. Или тут же пристрелю обоих.

Они, еще в шоке, повалились на пол. Перекинув Вальтер в правую руку, я каждого из них стукнула рукояткой по голове. Пусть подремлют, пока я проясню ситуацию. Заодно и поезд тронется. Надо отметить, что все это протекало намного быстрее, чем пересказ моих действий, поскольку работала я на уровне рефлексов, когда думать просто некогда.

Осторожно выглянула из купе. Снаружи все спокойно. Обычная посадочная суета. Это хорошо. Значит, пришли вдвоем. Закрыла и заперла дверь в купе, после чего приступила к обыску тушек. Вытащила у них командирские удостоверения – оба показались мне настоящими. Оружие при них было только штатное – правда, не наганы, а ТТ. Понятное дело – ехали арестовывать глупую молодую девчонку. Чего тут вооружаться. Еще у каждого вытащила из карманов наручники. Вот это очень кстати. Тут же сцепила им руки за спиной, причем руки одного продела через руки другого. Расцеплять будет сложновато, но это уже не мои проблемы. Еще раз тщательно их обыскала и нашла ключи от наручников. Ключи решила спрятать подальше, чтобы они случайно не расцепились. Немного подумала и решила для страховки заткнуть им рты. Пришлось разорвать простыню и сделать два кляпа.

100.

К тому времени, когда они пришли в себя, поезд уже набрал ход, а я удобно расположилась на сиденье и хищным взглядом смотрела на них. Старлей смотрел на меня, а второй, как ни пытался, мог наблюдать меня только краешком глаза. И хорошо. Мне пока и одного старлея достаточно.

– Так как, поговорим?

Оба что-то негодующе замычали.

– Не поняла, попробуйте почетче.

Снова негодующее мычание.

– Что это вы только мычите? – проворковала я. – Хотите изобразить коров? Так не получится.

Кажется, они поняли, что я над ними издеваюсь. Оба перестали мычать, но, если бы их взгляды могли испепелять, то я давно горела бы уже ясным пламенем.

– Ну что, готовы к беседе?

Снова мычание.

– Нет, так дело не пойдет. С коровами я разговаривать не умею. А по-русски можете?

Наконец, старлей просто кивнул.

– Значит так. Я буду задавать вопросы. Вы будете на них отвечать. Не хочу грозить, а просто предупреждаю, что от правильности ответов будет зависеть ваша жизнь. И еще. Так как я никакая не шпионка, то ваши военные тайны и секретные документы мне совершенно неинтересны. Вопросы будут совсем о другом. Понятно?

Старлей кивнул.

– Сейчас я у тебя выну кляп и поговорим. А твой коллега пока помолчит. Учти, если начнешь кричать, то хуже будет.

С этими словами я выдернула кляп у старлея. Он сделал несколько рефлективных вздохов и уставился на меня.

– Ну ты, девка, попала. Ты не знаешь, с кем связалась.

– Вот людская благодарность! Я ему кляп вынула, а он сразу с угрозами. Будешь продолжать в том же духе, опять рот заткну.

Кажется, подействовало. Замолчал.

– Первый вопрос. Вы действительно работаете в НКГБ? Учтите, что в Москве я это проверю в первую очередь.

– Да, работаем. Проверяй хоть до посинения.

– Понятно, я так и думала. Значит вы мои коллеги. Второй вопрос. Повторите точную формулировку приказа относительно меня. Обращаю внимание – точную.

– Тот, кто отдал приказ, сказал так: «Доставить ко мне Северову Анну Петровну». И дал ваши приметы, номер вагона и купе.

– Ты подтверждаешь, – обратилась я ко второму. Тот кивнул.

– Значит, вам приказали меня доставить. Тогда почему вы решили меня арестовать?

Тут старлей задумался, потом как-то неуверенно сказал.

– Так обычно, когда приказывают доставить, это означает арестовать?

– А что, вам никогда не говорят: «Арестовать такого-то и такого-то?»

– Говорят.

– Так почему же вы решили меня именно арестовать?

Старлей снова задумался, потом честно сознался.

– Не знаю.

– Хорошо. Вижу, что у нас наметилось некоторое взаимопонимание.

С этими словами я выдернула кляп у второго. Тот тоже задышал свободнее.

101.

– Обратите внимание, я не спрашиваю, кто вам отдал приказ. Я и сама догадываюсь, но разбираться с ним будут другие. А вам очередной вопрос. Что про меня рассказал вам тот, кто отдал этот приказ?

– Ничего не рассказал. Только приказал доставить.

Теперь настала моя очередь задуматься. Тот, кто отдал подобный приказ, не удосужился даже сообщить им, кто я такая. Очень странно. Тем более, что про мою командировку точно знал. Вряд ли он просто собирался меня задержать. Но тогда получается, что я должна была потом исчезнуть. Правда, как вариант, со мной просто хотели познакомиться. Маловероятно, но попробуем исходить из этого. А что делать с сидящими передо мной обормотами? Пора это обсудить.

– Так, мужики. Слушайте меня внимательно. Будем думать, как вас спасти.

При этих словах оба заерзали.

– Вам не сообщили, кто я такая. Не сказали, что я еду в Москву в командировку по вызову, подписанному Наркомом. И, вдобавок, вы переусердствовали. Что получается. Тот, кто отдал приказ, вас крепко подставил. Если я сейчас вас отпущу, а в Москве нажалуюсь (я обязана это сделать), то понятно на кого все свалят. Вас объявят английскими или немецкими шпионами и застрелят при задержании. Поэтому нужно, чтобы вы доехали со мной до Москвы. Тогда будет скандал, но максимум, что вам будет грозить – это увольнение из органов. Хотя, может быть, обойдетесь только понижением в званиях. Уяснили ситуацию?

Старлей попыхтел, помотал головой, потом, наконец, созрел.

– Уяснили.

– Еще для вашей информации. Если бы со мной что-нибудь действительно случилось, то полетели бы головы. Много голов. Понятно?

Оба кивнули.

– Вот и хорошо. А теперь я хочу поспать и прошу мне не мешать. Расцеплять вас не буду, чтобы ничего дурного в голову не пришло.

Им ничего не осталось, как печально согласиться. И как раз в этот момент в дверь купе постучали.

– Кто там? – недовольным голосом, как бы спросонья, проговорила я.

– У вас все в порядке? Мне послышался какой-то шум из вашего купе, – голос проводницы.

– Не беспокойтесь. Все в полном порядке.

Стало тихо. Интересно. Чего это проводница вдруг забеспокоилась? Тут я сообразила, что один мой знакомый, большой жук, на самом деле все-таки послал со мной сопровождающего. Но тот, видя, что я из купе не выхожу, решил не вмешиваться, а только проверил. Ну, майор, погоди! Хотя он, конечно, молодец!

Когда поезд уже подходил к Белорусскому вокзалу, я вышла из купе и первым делом подошла к проводнице. Представилась ей по всей форме и приказала пока в купе не заходить. Заодно сказала, что случайно порвала простыню и дала ей пятьдесят рублей. Кажется, переплатила, но ничего. Спокойней будет.

На перроне сразу увидела знакомую фигуру. Трофимов! Ох, как он мне нужен. Я первой выскочила на перрон и сразу подбежала к капитану. Оп! А ведь он не капитан, а майор. Интересно, он и тогда был майором, или только сейчас присвоили?

– Товарищ майор, разрешите доложить. У меня срочное дело.

– Здравствуйте, Анна Петровна. Что у вас случилось?

– Меня в Минске пытались снять с поезда и арестовать.

– Что? Кто посмел?

– Это уже вы выясняйте. А парочка, которая пыталась это сделать, сидит у меня в купе и ждет вас. – Я открыла свой баул, – вот их документы, личное оружие и ключи от их наручников.

– Подождите здесь, Анна Петровна.

С этими словами Трофимов заскочил в вагон и там застрял на несколько минут. Потом из вагона вышли сильно прихрамывая на разные ноги оба лейтенанта, и вид у них был, как бы это поточнее сказать, потрепанный. У старлея под глазом светил хороший фингал, у лейтенанта на щеке была крупна царапина (как это я умудрилась). За ними вышел майор. Мы все пошли по перрону и дошли до комнаты дежурного. Там Трофимов сделал пару звонков, после чего лейтенантов забрал патруль, и мы, наконец, смогли от них отделаться.

– Да, майор Григорьев точно что-то чувствовал. Недаром он просил встретить вас. Вот что. Я думал разместить вас в нашей ведомственной гостинице, но теперь, полагаю, что это не очень хорошая мысль. Пару дней поживете на знакомой вам квартире. А там видно будет. Я сегодня же все доложу товарищу Берия. А вы отдыхайте. В 14 часов у товарища Берия будет совещание, на котором вам обязательно нужно присутствовать.

102.

Приехали в квартиру на Варсанофьевском. Поздоровалась с Дарьей Федотовной, которая тут же ушла, распрощалась с Трофимовым и плюхнулась на диван. Думала посплю, однако получился «индейский дом или фигвам», как говорил Шарик. Как когда-то пару месяцев назад, мыслям стало очень тесно. С разных сторон прокручивала мое путешествие из Барановичей в Москву. То, что меня решил прихватить товарищ Цанава – это как дважды два. Теперь понятно, почему Вася был озабочен и почему хмурился майор Григорьев. Напрямую они, конечно, не могли мне это сказать, но, наверное, у этого Цанавы репутация бабника, а должность наркома в Белоруссии позволяет ему вести себя, как удельный князь. Мужики, наверное, надеялись, что обойдется, однако, не обошлось.

Остались невыясненными два вопроса: почему, зная о моей командировке в Москву, он приказал меня снять с поезда и почему, не заполучив меня, как ожидалось, он не попытался перехватить меня, пока я была в поезде? Я вертела варианты и так, и эдак, пока не пришла к следующим выводам. Во-первых, Цанава мог не знать, что меня вызывает лично Берия. Поездка младшего лейтенанта в Москву в командировку и моя поездка по личному вызову Лаврентия Павловича – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Капитан, докладывал, кажется только о том, что я еду в Москву. А о том, кто конкретно меня вызвал, он просто не знал.

Во вторых, Цанава, отдав распоряжение, мог не сразу спохватиться, а заниматься какими-либо другими делами. Отрядил своих лейтенантов и занялся текучкой. А когда спохватился, то поезд уже ушел. Ну, не совсем ушел, однако из границ Белоруссии вышел. Перехватить меня на промежуточной станции? Так международный поезд делает в пути не так уж много остановок. И какой приказ отдавать, тоже непонятно. Искать лейтенантов, или искать меня? Провести шмон по всему поезду – это точно наделает шуму, и неприбытие командированного в Москву с этим шмоном наверняка свяжут. Я бы на месте Цанавы просто послала бы пару человек – стоп, стоп. Как это послала? Поезд догнать можно только на самолете – вертолетов пока нет. Значит, посылать вдогонку не имеет смысла. Остается только вариант позвонить по спецсвязи вперед и попросить проверить такой-то вагон. Ну проверят и что? Арестовать сотрудника НКГБ с официальным удостоверением и с командировочным предписанием – для этого нужны очень веские основания и, опять-таки, поднимется шум. А, может быть, проверка и была, только мой сопровождающий от майора Григорьева ее перехватил, тихо все объяснил и проверяющие так же тихо ушли.

Так, вроде бы сошлось. Осталось понять, что теперь предпримет Цанава? Мои анкетные данные ему ничего не скажут. Кстати, очень интересно, что там понаписали? Я ведь свою кадровую анкету не видела. Приняли на работу и хорошо. Мой уровень Цанава не знает, если только не догадался связаться с майором. Но и майор может доложить ему не так уж много. Правда то, что в НКГБ на работу меня принял сам товарищ Берия, сказать может. А Цанава наверняка не дурак. Иначе бы не добрался до такого поста. Значит, теперь он должен что-то предпринять. При этом исходить из того, что я уже все доложила и начальство в курсе.

С точки зрения Цанавы я не такая уж значительная величина, чтобы из-за меня получить серьезный нагоняй. Поэтому особо беспокоиться он не будет. Кстати, приказ, если верить этим придуркам, он отдал аккуратный: именно доставить, а не арестовать. Поэтому будет упирать на то, что подчиненные его не так поняли. Сильно их топтать ему тоже не с руки – что ты за начальник, если у тебя подчиненные – дураки. Тогда можно предположить следующее: получил очень интересный материал и хотел сразу поговорить с тем, кто его добыл. А потом отправить товарища Северову в Москву следующим поездом. Виноват, что приказ отдал неточный, готов извиниться перед товарищем Северовой.

Теперь вопрос мне: приму ли я извинения? Приму! Мне еще работать в Белоруссии. И Васе тоже работать. Такой тип при желании может сделать много гадостей, а у нас на носу война. Значит, ссорится с ним не с руки. Но за прощение надо будет что-то с него слупить. Итак, план действий: все выслушиваю, хлопая глазами. Со всеми утверждениями соглашаюсь, сама огорчаюсь глупости посыльных, жалею, что с ними переборщила, принимаю извинения и прошу. А что прошу? Пока не знаю. К разговору что-нибудь придумаю. Э, а когда состоится такой разговор? Если все расположила правильно, то сегодня или завтра. Иначе товарищ Цанава сильно рискует.

103.

Пока я все это обдумывала, прошло не менее часа. И вдруг зазвенел телефон.

– Товарищ Северова, Трофимов беспокоит. Наши планы немного изменились. Совещание начнется не в 14 часов, а в 13. И проходить оно будет не в нашем наркомате, а в МЭИ. Надеюсь, вы понимаете тематику? При этом возможно, что наш нарком туда не приедет. Вам все равно там следует быть, но в штатской одежде. Вы приехали в форме, поэтому сейчас идите в Малый Кисельный переулок. Знаете, где такой?

– Так точно, знаю. Совсем рядом.

– Правильно. В доме 4 находится ателье нашего наркомата. Там вам подберут гражданскую одежду. Свою форму и штатное оружие оставите там. Вечером, после всех встреч, зайдете туда и снова переоденетесь. Если захотите оставить одежду себе, то оплатите. Деньги у вас есть?

– Деньги есть.

– До МЭИ сможете доехать сами?

– Смогу.

– А каким транспортом знаете?

– Зна-, ой нет, не знаю. Помню, что трамваем, а где он здесь ходит – не знаю.

– Тогда слушайте внимательно. Из ателье снова выйдите на улицу Дзержинского, перейдите на другую сторону и садитесь на любой троллейбус. Поезжайте до остановки Ботанический сад – это вторая остановка после Колхозной площади. Там ходит трамвай номер семь. Он пересекает Первую Мещанскую, на которой находится остановка троллейбуса. Вам нужно ехать направо от Первой Мещанской. Доедете прямо до МЭИ. Время на троллейбусе – примерно десять минут. Время на трамвае – примерно тридцать минут. И на ожидание минут десять. Полагаю, что за час сумеете добраться. Из МЭИ позвоните мне, мой телефон помните?

– Конечно, помню.

– После совещания пообедайте и к нам в Наркомат. Вас будут ждать в 16 часов. Вопросы?

– Вопросов нет.

– Да. Майору Григорьеву я отзвонил. Сказал, что с вами все в порядке.

– Спасибо, товарищ майор. А то я совсем забыла.

– Валентин Петрович меня предупредил о вашей забывчивости. Ну ладно. Удачи.

Телефон отключился, а я перехватила пару булочек с чаем, взяла сумочку с пистолетом и отправилась в ателье.

Малый Кисельный переулок. Помню. Это выйти на улицу Дзержинского и повернуть налево. Там первый переулок налево будет Большой Кисельный. Пойти по нему вниз и через два или три дома направо будет Малый Кисельный. Вот и дом 4. Дверь заперта, но есть звонок. Позвонила. Мне приоткрыли и спросили.

– Вы к кому?

Я показала удостоверение и сказала, что иду в ателье. Меня впустили и сказали пройти на третий этаж. На третьем этаже меня встретили две важные дамы. Они провели меня в пустую комнату с зеркалами. Там одна предложила мне раздеться и сдать штатное оружие. Вторая оценивающе посмотрела на меня и куда-то нырнула. Минут через десять вышла с платьем, чулками и туфлями. Туфли оказались впору, а вот платье было коротковато. Дама подумала, отобрала платье и снова исчезла. Еще через десять минут она вышла с другим платьем. Это оказалось впору и смотрелось на мне очень даже неплохо, учитывая современную моду. Конечно, в двадцать первом веке в таком платье я рискнула бы пойти разве что на маскарад.

– Подождите, – сказала вторая дама. – Вам к этому платью нужна другая сумочка.

Она выскочила за дверь и тут же вернулась с сумочкой. То, что я переложила из своей сумочки в новую пистолет, их нисколько не смутило. Я сотрудник НКГБ и сама знаю, что делаю. Когда я была полностью экипирована, мне протянули две бумаги: одну с перечнем выданных вещей, а вторую с перечнем того, что я оставляю здесь.

– Если вы решите оставить эту одежду и сумочку себе, то, вернувшись к нам, заплатите в кассу сто двадцать три рубля семьдесят две копейки, – сказала первая дама. – Ателье работает круглосуточно, но наша смена заканчивается в 22:00. Потом вам придется дольше ждать, пока все оформят и найдут ваши вещи.

Я поблагодарила и выскочила на улицу. Пора ехать в МЭИ. Дождалась троллейбуса и поехала. После Колхозной площади с удивлением поняла, что Первая Мещанская – это в моем прошлом Проспект мира. Вышла там, где будет метро Проспект мира, и пересела на трамвай. Все, спокойно еду до МЭИ. Чтобы лишний раз не вытаскивать удостоверение, прилежно покупала у кондукторов билеты. Оказалось, что цена билета зависит от протяженности маршрута. Пришлось сознаться кондукторам, что я приехала из маленького белорусского городка, где о таких вещах и не слыхивали.

104.

В МЭИ я вошла по удостоверению и сразу прошла в комнату первого отдела. Там меня ждал Ковалев.

– Здравствуйте, Елена Сергеевна. Товарищ Трофимов уже два раза звонил, интересовался вами. Звоните ему с этого телефона. Я подожду за дверью.

Я набрала номер Трофимова, и он тут же снял трубку.

– Анна Петровна. Слушайте внимательно. Товарищ Берия приехать не сможет. Его замы тоже. Наш наркомат представлять будете вы. Совещание будет вести академик Йоффе. Он должен в первую очередь предоставить вам слово. Представьтесь своей настоящей фамилией. Вы скажете о том, что это направление курируется нашим наркоматом, и напомните о режиме секретности. Ковалева я уже проинструктировал. Потом тихо сидите и внимательно слушаете. Вечером напишете отчет. Вопросы?

– Вопросов пока нет.

– Вот и хорошо. Желаю успеха.

Опять вляпалась! Совещание ведет академик с мировым именем. Присутствовать будут крупные специалисты, а сопливая девчонка будет их всех учить секретности. Но деваться некуда. Придется выполнять.

– Товарищ Ковалев, я получила все инструкции. Куда идти?

– Сейчас я вас провожу. Сегодня совещание пройдет в спецлаборатории. Там есть и доска, и нужные приборы. Вы приехали немного раньше других, так что придется подождать. Впрочем, можете пока осмотреть наш институт.

Тут я чуть было не ляпнула, что за два года неплохо его изучила, но вовремя спохватилась.

– Спасибо, товарищ Ковалев, но лучше в другой раз, а сейчас, если можно, давайте сразу пройдем к лаборатории. Я подожду там.

– Как скажете.

С этими словами Ковалев вышел из комнаты и пошел по коридору. Я потопала за ним. Поднялись на два этажа и остановились перед железной дверью с двумя врезными замками и с классической табличкой «Посторонним вход воспрещен». Снаружи стоял мрачный тип с какой-то бумагой в руке. Я предъявила удостоверение, этот тип сверил мою фамилию со списком, после чего открыл дверь и разрешил пройти внутрь. Ковалев остался снаружи. Наверное, побежал встречать других гостей. Я огляделась. Помещение довольно просторное. Видно, что для совещания тут провели некоторые перестановки. Столы расставили в центре буквой П. В одном углу небольшая переворачивающаяся доска, рядом с которой на столике лежат несколько кусочков мела и тряпка. В другом углу пара столов, на которых расставлены приборы. С приборами возились двое ребят в белых халатах, которыми командовал Зимов.

На столах стояли несколько бутылок с минералкой, стаканы и лежали конверты с фамилиями. Нашла конверт со своей фамилией и открыла его. В нем была тонкая тетрадка, прошитая нитками. На нитках печать. Понятно. Сюда делать записи, а потом все прятать в конверт. Эта система мне уже немного знакома. Пока я изучала содержимое конверта, Зимов углядел меня и подошел поздороваться.

– Здравствуйте, Елена Сергеевна.

– Тс, – шикнула я на него, – я, Анна Петровна. Про Елену Сергеевну можете забыть.

Он немного оторопел. Потом сообразил и кивнул.

– Лучше скажите, как у вас успехи. Вижу, что результаты есть.

– Есть, да еще какие! – С энтузиазмом откликнулся Зимов. – Иначе не собрали бы здесь такое представительное совещание. О, посмотрите, Абрам Федорович Йоффе пришел.

В дверь как раз зашел высокий пожилой представительный мужчина с седеющими усами. Мне почему-то вспомнился «дядя с большими ушами» ^[46], и я чуть не захихикала. Академик, тем временем, вежливо и немного снисходительно стал со всеми здороваться. На меня он практически не обратил внимания. Пришлось инициативу брать на себя.

– Уважаемый Абрам Федорович. Я младший лейтенант НКГБ Северова Анна Петровна. Руководство поручило мне представлять на этом совещании наш наркомат. Поэтому прошу вас, как ведущего совещание, с самого начала предоставить мне слово.

На лице академика мелькнуло кислое выражение, но он тут же взял себя в руки и галантно сказал.

– Разумеется, Анна Петровна. Всегда приятно, когда совещание начинается с выступления такой красивой девушки.

– Спасибо, Абрам Федорович, – для приличия я немного покраснела, – постараюсь вас не разочаровать.

– Что вы, что вы. Разве представитель вашего уважаемого наркомата может кого-либо разочаровать.

– Конечно, нет. Тут я полностью с вами согласна.

105.

На этом я сочла обмен любезностями законченным и постаралась увильнуть. Кажется, академик тоже вздохнул с облегчением. В это время дверь снова открылась, и вошли еще два человека в сопровождении Ковалева. К моему удивлению, академик, вместо того, чтобы уже занять свое председательское место, направился к пришедшим и довольно тепло поздоровался с одним из них. Зимов, снова оказавшийся около меня, прокомментировал.

– Товарищ Йоффе сейчас поздоровался с Евгением Николаевичем Геништой – нашим ведущим специалистом в области радиотехники. Товарищ Геништа, не имея диплома о высшем образовании, руководит лабораторией опытных разработок крупнейшего в стране радиотехнического завода. Кроме того, в нашем институте он читает курс лекций по производству радиоаппаратуры. Ну вот, все в сборе. Товарищ Ковалев, дайте сигнал.

– Товарищи, – громко объявил Ковалев, – все в сборе и можно начинать. Председательствовать на этом совещании будет наш уважаемый гость из Ленинграда, академик АН СССР, товарищ Йоффе Абрам Федорович. Товарищ Йоффе, прошу. А я удаляюсь.

С этим словами Ковалев быстро вышел из лаборатории и тщательно прикрыл за собой дверь.

Все, кроме Зимова и его помощников, уселись за столы. Йоффе встал и начал.

– Уважаемые товарищи. Сегодня мы собрались, чтобы обсудить открытие, сделанное в стенах Московского энергетического института. Но, прежде всего, хочу предоставить слово представителю того наркомата, по инициативе которого и проводится данное совещание. Товарищ Северова, прошу.

Я глубоко вздохнула – ни разу не выступала перед такими серьезными людьми – и начала.

– Уважаемые товарищи. Я являюсь младшим лейтенантом Наркомата государственной безопасности. Наш наркомат внимательно следит за всеми открытиями и изобретениями, сделанными в нашей стране. Правительству во главе с товарищем Сталиным крайне важно, чтобы ни об одной новинке, созданной в нашей стране, не стало известно империалистам. Тем более о таких открытиях, которые могут иметь военное применение. Поэтому прошу вас соблюдать режим чрезвычайной секретности по поводу этого совещания. У каждого есть конверт, помеченный его фамилией. Там находится тетрадь. По ходу совещания в этой и только в этой тетради вы можете делать записи. После окончания совещания каждый должен положить свою тетрадь в конверт и конверт заклеить. Все конверты следует сдать под расписку начальнику первого отдела МЭИ товарищу Ковалеву. Он разошлет эти конверты по первым отделам ваших организаций. Есть ли ко мне какие-нибудь вопросы? Вижу, что вопросов нет. У меня все.

Йоффе снова встал и объявил.

– Мы выслушали правила соблюдения секретности. Теперь пора бы узнать, а что собственно было изобретено. Товарищ Зимов, прошу вас.

Зимов встал и в первую очередь посмотрел в мою сторону. Я, на всякий случай, исподтишка показала ему кулак. Он слегка кивнул (интересно, как это кивок восприняли остальные) и заговорил. Во время его выступления я обзавидовалась. Вот что значит «преподаватель от бога». Все мысли четкие, все идеи аккуратно разложены по полочкам. Все, с одной стороны, максимально просто, но, с другой стороны, подано так, что никто не скажет, что это детский лепет. Он рассказал, как эта идея пришла ему в голову во время принятия зачета у одной студентки третьего курса (гад, почти угадал), как поставили эксперимент. Как после первой удачи несколько последующих экспериментов оказались пустыми. И что только в последний месяц, после налаживания производства достаточно чистых полупроводников, результаты стали стабильными. Затем он перешел к проблемам.

– Главная наша проблема – это катастрофическая нехватка людей и оборудования. Кроме меня и присутствующих здесь моих помощников по этой теме работают еще только два человека. Теории у нас пока нет. Все делаем «на коленке». В то же время чувствуем, что за такими полупроводниковыми приборами большое будущее. Поэтому мы обратились наверх, чтобы данное направление получило должное развитие. В первую очередь нас подержал Наркомат госбезопасности, который и организовал данное совещание. Теперь все будет зависеть от выводов уважаемой комиссии.

– В качестве демонстрации хочу показать низкочастотный усилитель, собранный на полупроводниковых триодах. Для сравнения рядом стоит аналогичный по возможностям ламповый усилитель. Желающие могут подойти и посмотреть.

На этом Зимов закончил выступление, и сразу встал Йоффе.

– Большое спасибо, товарищ Зимов. Выступление было очень интересным, и мы обязательно посмотрим ваш прибор в действии, но чуть позже. А сейчас вопросы к докладчику.

Несколько секунд было молчание, а потом вопросы посыпались один за другим. Температурные режимы, ударопрочность, возможность серийного производства, надежность, и т.п. На большинство вопросов Зимов отвечал отрицательно в том смысле, что вот изобретение, оно работает, а все исследования только начинаются. Но на один вопрос он ответил почти сразу. Задал этот вопрос академик, и ответ он выслушал, буквально открыв рот. Вопрос касался получения полупроводников нужной чистоты. Сочетание «придуманного Зимовым» способа зонной плавки и выращивания кристалла по методу Чохальского для него явилось откровением. Мне стало ясно, что на это направление Йоффе «запал».

А вот еще один серьезный вопрос инициировал Геништа.

– Уточните, пожалуйста, Андрей Леонидович, частотные диапазоны.

– Пока наши полупроводниковые триоды устойчиво работают на частоте до 1 мегагерца.

– А как быть с более высокими частотами?

– В данный момент не знаю. Может быть, что германиевые полупроводниковые триоды для более высоких частот не подойдут.

– А вы пробовали другие материалы?

– Еще нет. Нас только хватило на эти исследования. Как я уже говорил, на все не хватает сил, средств и времени.

Тут я кое-что вспомнила и решила вмешаться.

– Товарищ Зимов, может быть триоды из кремния будут более быстродействующими? Кремний ведь тоже полупроводник.

Йоффе и Геништа посмотрели на меня так, как будто заговорила Валаамова ослица^[47].

106.

– Вполне возможно, товарищ Северова, – вежливо ответил Зимов. Только с получением чистого кремния у нас возникли большие проблемы, поэтому мы пока его не исследовали.

– А что за проблемы?

– Дело в том, что кремний вблизи точки плавления становится химически активным, правильнее даже сказать агрессивным, и реагирует с материалом тигля. Поэтому метод зонной плавки, о котором я говорил, здесь не подходит.

– Может быть не метод не подходит, а неверное его применение? – не отставала я.

Зимов несколько оторопел, так же, впрочем, как и остальные участники.

– Если нельзя выплавлять в тигле, то нужно выплавлять без тигля.

– Это каким образом? – Оживился Зимов. В отличие от других он-то чувствовал, что я говорю не просто так.

– Попробуйте подвесить стержень из кремния на соответствующей нити и двигайте индукционные катушки не горизонтально, а сверху вниз.

– Так ведь расплав капать будет.

– Не обязательно, – вмешался академик. – Вы забыли о поверхностном натяжении. Сделайте стержень достаточно тонким, и капля будет просто висеть внизу. Товарищ Северова предлагает дело.

При этом все на меня уставились, а я густо покраснела и постаралась задвинуться. И чего вмешалась. Нужно было сказать то же самое, но втихую, лично Зимову. А теперь поздно пить боржоми.

Снова взял слово Геништа.

– Скажите, Андрей Леонидович. А не может быть так, что частотные характеристики зависят от способа создания триодов? Вы не варьировали способы соединения полупроводников разных типов?

– Нет, Евгений Николаевич. На это тоже пока нет сил.

– Давайте перейдем к приборам, предложил Геништа. – Очень хочется руками пощупать.

Все встали из-за столов и подошли к столикам с приборами. Все, кроме Йоффе. Он почему-то предпочел подойти ко мне.

– Анна Петровна. Что вы кончали, кроме спецкурсов вашего Наркомата?

– Уважаемый Абрам Федорович. Открою небольшую тайну – спецкурсов я как раз и не кончала. А справку о моем образовании вы можете получить, обратившись к нашему Наркому.

– Уели, – добродушно засмеялся Йоффе, – но теперь я, по крайней мере, понимаю, почему на это совещание от наркомата прислали именно вас.

– Вы правильно понимаете, товарищ академик. А что вы скажете про это открытие?

– Подождите несколько минут. Сейчас все выскажутся, и я в том числе.

Все вернулись за стол, и Йоффе взял слово.

– Товарищи. В первую очередь я должен упрекнуть товарища Зимова, который несколько ввел нас в заблуждение. По сути, здесь нам представлены не одно, а два открытия: полупроводниковые триоды и метод получения чистых полупроводников. Лично я пока не берусь судить, какое из этих открытий важнее, но очевидно, что без получения чистого исходного материала дальнейшие работы в этом направлении имели бы весьма смутные перспективы. Поэтому хочу внести следующее предложение, точнее несколько предложений. Первое. Признать то, что нам рассказал и продемонстрировал товарищ Зимов, двумя важными научными открытиями. Второе. С учетом того, что проблема производства полупроводниковых триодов нуждается в тщательной проработке, создать специальный отдел по полупроводникам, например, на заводе, где работает товарищ Геништа. Третье. На Ленинградский завод электронных приборов передать описание метода зонной плавки для организации серийного производства таких устройств. Четвертое. Теоретическую проработку данного открытия мой институт готов взять на себя. Пятое. Общую координацию работ возложить на товарища Зимова. Просить руководство МЭИ расширить штат его лаборатории. Шестое. Поручить присутствующим здесь руководителям НИИ радиотехнической направленности самим подготовить предложения об участии в этих работах. С ходу они может быть не готовы сделать такие предложения. Седьмое. Сообщить в Наркомат ГБ об исключительной важности и перспективности этих работ. Пусть там тоже принимают соответствующее решение. Есть у кого-нибудь замечания, дополнения?

Все загудели, стали переговариваться, но через пару минут пришли к общему мнению, что академик все изложил достаточно точно и на данном этапе дополнять нечего. На этом совещание закончилось.

107.

Я вскочила и громко напомнила.

– Товарищи, прошу не забыть про тетради и конверты. Сейчас товарищ Ковалев будет их собирать.

Академик Йоффе первым сдал свой конверт и опять подошел ко мне.

– Анна Петровна. Будете в Ленинграде – милости просим. Вот мои телефоны. Он протянул мне листок со своими координатами.

– Абрам Федорович, – чуть не плача подбежал к нему Ковалев. – Нельзя здесь делать никакие записи.

– Ничего страшного, товарищ Ковалев, – взяла я академика под защиту. – Это не записи, а адрес и телефон товарища Йоффе. Можете посмотреть сами.

Ковалев посмотрел, вздохнул, покачал головой, но отошел.

– Спасибо за приглашение, Абрам Федорович. Буду в Ленинграде – обязательно свяжусь с вами.

Я распрощалась со всеми и снова подошла к Зимову.

– Поздравляю вас, Андрей Леонидович. Было очень интересно, и даже я все поняла.

– Издеваетесь?

– Ни в малейшей степени. Вы и только вы. И рассказывали очень доступно. Вот через пару лет поступлю в МЭИ и не пропущу ни одной вашей лекции.

– А почему так долго?

– Есть свои причины. А пока не подскажете, где тут можно прилично пообедать? Я страшно проголодалась, а еще работать и работать.

– За углом есть диетическая столовая. В ней неплохо кормят. В квартале отсюда есть ресторан. Он дорогой, но говорят, что кухня там отличная.

– Знаете что, Андрей Леонидович? Я сейчас вас арестую и отведу в это ресторан. Там мы отметим ваше выступление. Расходы беру на себя.

– Анна Петровна. Это неудобно.

– Уважаемый товарищ Зимов. Неудобно будет, если вы попробуете надеть брюки через голову. А отказать даме, да еще представителю органов вы не имеете права. Одевайтесь, гражданин.

– Да что тут одевать. Вот он я. Только предупрежу на кафедре.

Зимов куда-то исчез на несколько минут и появился какой-то приглаженный. Даже галстук успел раздобыть.

– Все, я готов.

– Веди, Вергилий^[48].

– Вы и Данте читали, Анна Петровна?

– Да, сидели как-то в засаде, делать было нечего. Вот и прочитала.

Зимов, кажется, понял, что я его немного приколола, но не обиделся, а усмехнулся.

В ресторане я посмотрела цены и, поняв, что сильно не обеднею, сделала заказ. К удивлению официанта без вина.

– И мне, и моему коллеге еще сегодня на работу, – пояснила я официанту. – Так что пьем только минералку, а в конце – кофе.

Вдруг взгляд Зимова стал несколько озадаченным. Я оглянулась и увидела, что в ресторанный зал входит академик. Ну конечно. Где же еще приезжему академику обедать, как не в хорошем ресторане. Он, понятное дело, заметил нас и бодро двинулся к нашему столику.

– Примете еще одного едока?

– Кого другого – нет, а вас с удовольствием, Абрам Федорович. Так, Андрей Леонидович?

– Да, конечно. Для нас это большая честь.

– Бросьте все это. Не на заседании. Еще раз поздравляю.

Тут я приложила палец к губам. Йоффе понятливо кивнул.

– Но я не знал, что вы уже раньше были знакомы.

Абрам Федорович! А кто весь сегодняшний курултай организовал?

– Да, конечно. Совсем забыл. Ну, где же этот официант. За нашими обсуждениями я серьезно проголодался. Что, вы совсем не пьете? А, понимаю, на службе. А я от бокала вина не откажусь. Привык еще в Германии.

108.

– Знаете, – не выдержала я. – Никак не могу поверить, что тут сидит человек, который общался с Эйнштейном, Резерфордом, Рентгеном и многими другими известнейшими физиками.

– Вижу, Анна Петровна, вы неплохо знакомы с физикой.

– В школе хорошо училась. Я даже знаю, что на самом деле рентгеновские лучи придумал еще Иван Грозный.

– Это как? – Оторопел Йоффе.

– А помните, Абрам Федорович, что Иван Грозный говорил своим боярам: «Я вас, шельмы, насквозь вижу.»

Зря я это сказала во время еды. Пришлось обоим мужикам крепко стучать по спинам, так как они дружно подавились.

– Ох, Анна Петровна, – сквозь слезы, наконец, выговорил Зимов. – Предупреждать же надо.

– Извините товарищи. Не подумала. Исправлюсь. Дальше буду есть молча.

– Жаль, что Рентгена уже нет, – отдышавшись, сказал Йоффе. – А то я бы его повеселил. Но в очередном письме Эйнштейну обязательно расскажу этот анекдот.

За этой милой беседой я сама не заметила, как идет время. А когда посмотрела на часы – ой мамочки! Уже четвертый час, а в 16 мне надо быть в наркомате. Быстро заглотала кофе, буквально впихнула в руки Зимова деньги за нас двоих, как обещала. Попрощалась с Йоффе, сказав, что у меня еще срочные дела, и рванула в Наркомат. Так как время сильно поджимало, то пришлось ловить такси. Впрочем, тут таксисты, не в пример нашим, люди солидные и вежливые. Меня быстро довезли до площади Дзержинского, и осталось еще пара минут, чтобы отдышаться и привести себя в порядок.

Внизу, у часового меня ждал Трофимов.

– Как прошло совещание?

– На мой взгляд вполне хорошо. Согласовали резолюцию, в которой отметили важность даже не одного, а двух открытий (самого полупроводникового триода и метода получения чистых полупроводников), и распределили, кто, что и как будет делать. Академик Йоффе взял на себя теорию.

– Это хорошо. Кому, как не ему. Значит поддержали.

– Полностью.

– Товарищ Берия будет доволен. Он почему-то придает этому направлению большую важность. Теперь скажите, вы пообедали?

– Да, причем в очень хорошей компании: с Йоффе и Зимовым.

– Анна Петровна, а кто платил за обед?

– За нас с Зимовым я, а академик за свой обед заплатил сам.

– Счет, вы конечно, не взяли?

– Нет, даже и не думала.

– Это я виноват – не предупредил вас. Если сотрудник НКГБ обедает с нужными людьми в ресторане, то ему бухгалтерия эти расходы оплачивает. Нужно только обязательно предоставить счет из ресторана. Счет покажет, что вы там обедали не одна, а с кем-то. Этот счет вы предъявляете своему начальнику, он подписывает, после чего идете в бухгалтерию и получаете деньги. Иногда, если заранее известно с кем и где будете обедать, то деньги можно получить авансом, но потом все равно за них нужно будет отчитаться чеком. Ладно, на будущее учтите, а сейчас идемте к товарищу Берия. Через несколько минут у него закончится совещание, и он вас примет.

При этих словах Трофимов как-то странно на меня посмотрел. Я сделала вид, что ничего не замечаю.

Мы поднялись на второй этаж и подошли к знакомому кабинету. В это время дверь открылась, и оттуда выскочил какой то взъерошенный мужик лет сорока в форме НКГБ с тремя ромбами. Я чуть было не отдала ему честь, но спохватилась, что в платье и без головного убора честь не отдают, поэтому просто вытянулась в струнку. Мужик только мазнул по мне взглядом и поскакал дальше. Трофимов слегка улыбнулся и кивнул, чтобы я заходила.

109.

Берия сидел за столом и читал какую-то бумагу. Я вошла и отрапортовала.

– Здравия желаю, товарищ Народный комиссар.

– Здравствуйте, товарищ Северова. Проходите, садитесь.

Я села на некотором расстоянии от Наркома. Он отложил бумагу в сторону и посмотрел на меня.

– Как прошло совещание, Анна Петровна?

Я повторила то, что уже рассказала Трофимову.

– Это очень хорошо. Особенно то, что все единодушно поддержали предложенную резолюцию. Значит, вы сообщили Зимову действительно важную информацию. А как лично вы считаете: сумеем мы быстро наладить производство этих приборов и радиостанций на них?

– Из тех материалов, которые я в свое время читала, помню, что от первых транзисторов (так их называли в моем прошлом) до промышленного применения прошло несколько лет. Сам эффект открыли в 1947 году, а первые транзисторы появились только через три или четыре года. Но мы уже знаем, в каком направлении двигаться и, кроме того, это направление будет развиваться при полной поддержке государства, а не на деньги частной, хотя и крупной, компании. Я полагаю, что пройдет около года.

– Хорошо, теперь перейдем к другому вопросу. Возьмите эту папку.

С этими словами Берия передал мне картонную папку с завязками, в правом верхнем углу которой стояли три крупные буквы: ОГВ. «Особой государственной важности, – вспомнила я инструктаж майора Григорьева. – Разрешение на знакомство с такими материалами может давать только нарком». По центру была надпись «Маша». Под надписью слово «Дата», но сама дата отсутствовала.

– Посмотрите, что там внутри. Я разрешаю.

Я развязала тесемки и открыла папку. В ней лежала средней толщины тетрадь (в мое время такие в магазинах стоили в районе 30 – 40 рублей). У левого корешка были проделаны две дырки, через которые была продета толстая нитка или, если хотите, тонкая веревка. Эта нитка-веревка была завязана, приклеена к обложке тетради и сверху стояла печать. Такая система не позволяла развязать нитку и незаметно вырвать пару листов. На обложке тетради в самом центре тоже была надпись «Маша». И тоже под названием стояло слово «Дата». В верхнем правом углу обложки тот же гриф секретности ОГВ. Я посмотрела на Берию. Он кивнул. Я открыла тетрадь – там только пустые страницы. Правда, в правом нижнем углу каждой страницы проставлен ее номер, начиная с 1. Ох, только не это – мелькнуло у меня в голове. Видимо Берия понял мои мысли, ехидно усмехнулся и сказал.

– Вы все правильно поняли, товарищ Северова. Это ваша рабочая тетрадь. И Маша – ваш рабочий псевдоним, которым вы будете подписывать все ваши документы, попадающие под гриф ОГВ. А теперь слушайте внимательно. Сейчас товарищ Трофимов отведет вас в отдельный кабинет, в котором вас никто не сможет побеспокоить. Там вы должны вспомнить все, что проходили в школе, что читали в книгах или слышали от ветеранов про нашу войну с Германией. Даты, сражения, успехи и поражения, предполагаемые причины неудач. Короче все. Советую разделить материалы. Сначала только даты и события. Потом все оценки и мнения. Отмечайте, с чем полностью согласны, с чем – частично, а что просто пересказываете. Пока все не напишете, из этого здания не выйдете. Задание понятно?

– Понятно, – вздохнула я.

– Вот вам один из двух ключей от сейфа, стоящего в том кабинете. Второй ключ будет у меня. И вот печать – он протянул мне маленькую металлическую печатку. – Документы не оставлять без присмотра ни на минуту. Нужно выйти – все собрали, положили в сейф, сейф заперли и опечатали. Устали, хотите подремать – все то же самое. Кабинет в процессе работы изнутри запираете на задвижку. После окончания работы принесете папку лично мне. Потом ключи от кабинета и сейфа, а также печать сдадите начальнику секретного отдела. Трофимов покажет.

– Товарищ Берия, – буквально взмолилась я. – Можно сначала я сбегаю в какой-нибудь магазин и куплю авторучку-самописку. А то очень трудно писать и все время макать перо в чернильницу.

Тут Берия еще раз усмехнулся.

– В том кабинете будет письменный прибор. Там две самописки и пресс-папье для промокания. Захотите поужинать – все спрячете и пройдете в нашу столовую. После 21:00 будет работать только буфет. Чай с бутербродами там всегда есть. Трофимов проводит. Он сегодня дежурный. Напоминаю, что он о вашем происхождении не знает. Да, еще. Писать будете на листах только с одной стороны и через строчку. Справа оставляйте поля не менее двух сантиметров. Если нужно будет что-то вставить в уже написанное, то на полях делайте сноски. Любые черновые записи тоже только в тетради. Если решите что-то удалить, то просто перечеркните красным карандашом. Идите, работайте.

110.

Я вышла с папкой, ключами и печаткой и уныло поплелась за Трофимовым сначала на третий этаж, а потом по коридору до нужного кабинета. Трофимов отпер дверь и жестом гостеприимного хозяина пригласил войти. Первое, что бросилось в глаза – массивный и большой стол. По размерам он если и уступал столу в кабинете Наркома, то не намного. По центру стола располагался опять-таки массивный письменный прибор. Рядом пресс-папье и три телефонных аппарата. За столом стоял массивный стул с подлокотниками. Перед столом стояли несколько стульев, наверное, для посетителей. В углу стоял средних размеров сейф. В противоположном углу комнаты была дверь. Я положила папку на стол, потом спохватилась, снова схватила ее и с папкой подмышкой пошла к той двери. За ней оказалась еще одна комната – небольшая, но с диваном и тумбочкой, на которой стояло уже только два телефона. Из нее еще одна дверь вела в небольшой туалет.

Мамочки, чей же это был кабинет. Так как мне его предоставили без проблем, то о судьбе прошлого хозяина вопросов даже не возникло, что тут же подтвердил Трофимов.

– Раньше в этом кабинете работал один из заместителей Ежова. Сейчас он там же, где и его начальник.

Все понятно, расстрелян. А его кабинет временно стал моим. Хорошо, что только временно, а то недолго и заразиться судьбой старого хозяина.

– Анна Петровна, вот ключи от кабинета. Ключ от сейфа и печать вам дал товарищ Берия. Обратите внимание на телефоны. Самый левый – городской. Средний – для связи со мной. Снимете трубку и наберете 2-11. Самый правый не трогайте. Это правительственный.

– А если он зазвонит?

– По нему может позвонить только кто-то из правительства. Если этот телефон вдруг зазвонит, то снимете трубку и скажете: «Северова слушает». После этого внимательно все выслушиваете. Если будут какие-то приказания, то не выполняйте их, а ссылайтесь на товарища Берию. Только он может вам что-то приказать. До того, как выйти из кабинета, все документы в сейф и сейф опечатать. Потом запираете кабинет. Когда все закончите, позвоните мне. Я подскажу, что и как нужно сделать. На всякий случай напоминаю, что, кроме этой работы, за вами отчет по сегодняшнему совещанию. Для отчета возьмете чистые листы бумаги и простую папку. Все это найдете в ящиках стола. Желаю успеха.

С этими словами Трофимов вышел, оставив меня в одиночестве и в сильнейшей тоске. А как удачно день начинался!

Но начальство приказало, значит надо. Я в строгом соответствии с указаниями, закрыла дверь на задвижку, раскрыла папку и вынула тетрадь. Немного подумала и заранее открыла сейф. Если что – быстрее сумею все в него спрятать. А, кстати, что в сейфе? Ничего. Даже пыли нет. Внимательно сейф осмотрела – практически стерильная чистота. Ну и хорошо. Меньше буду отвлекаться. Села за стол и тупо уставилась на тетрадь. Выдвинула верхний ящик. Там лежала стопка бумаги. Интересно, а что в других ящиках? Но оставлю это на потом, когда буду делать перерывы. Вынула из ящика листик и положила рядом с тетрадью. Будет, как черновик. Из письменного прибора – ну сплошной антиквариат – вынула авторучку, почиркала по листику. Вроде пишет нормально. Повздыхала, немного погрызла верхний кончик ручки и начала.

– Согласно моим данным война началась 22 июня 1941 г., когда то ли в 3, то ли в 4 часа утра (в разных книгах время указано по-разному) Германия напала на Советский союз. Нападение сразу пошло по трем направлениям: на Север в сторону Ленинграда, в Центр, через Минск и Смоленск на Москву, и на Юг в сторону Киева.

Тут я сразу притормозила. Точные даты не помню, поэтому придется давать их ориентировочно.

– Минск был взят в начале июля, Киев в сентябре, а Ленинград взят не был, но в сентябре был окружен, и его блокада была прорвана только в 1943г. К Москве ближе всего (до 25 км.) немцы подошли к концу октября. 5-6 декабря благодаря подошедшим сибирским дивизиям немецкие войска были отброшены в некоторых местах на расстояние более 250 км. Это было первое крупное военное поражение Германии.

111.

Далее я перечислила Сталинградскую битву с окружением и взятием в плен фельдмаршала Паулюса, сражение на Курской дуге, освобождение всей территории СССР в 1944г., взятие Берлина и капитуляцию Германии 9 мая 1945г. Потом решила добавить фамилии наших полководцев, но кроме Жукова и Рокоссовского никого не вспомнила. Затем спохватилась и в провале наших войск на Западе обвинила генерала Павлова, упомянув, что его за это расстреляли. Чуть позже добавила в позорный список генерала Власова, хотя, как и почему он попал в плен, не помнила. Первая часть готова. Посмотрела на часы – ого, написала вроде бы всего ничего, а уже перевалило за 7 вечера, или, как пора привыкать, за 19 часов. И есть захотелось. Решила, что все равно просижу здесь до глубокой ночи, поэтому стоит поужинать. Все сложила в сейф, который заперла и опечатала. Ключи и печать запихнула в сумочку, в которой, между прочим, весь день таскаю Вальтер. Заперла кабинет, и ключ от него спрятала туда же в сумочку.

Только отойдя от кабинета, я спохватилась, что не знаю, где находится столовая, а позвонить Трофимову я забыла. Решила, что сама найду или, в крайнем случае, спрошу у часового. Поразмыслив, пришла к выводу, что столовая должна находиться где-то между вторым этажом и полуподвалом, после чего двинула к лестнице. Через несколько шагов чуть было не столкнулась с мужиком, бодро двигавшимся из бокового коридора. Так как он был в форме комиссара госбезопасности второго ранга, то я чуть было по уже появившейся привычке не козырнула – сдержалась в последний момент.

– Извините товарищ комиссар госбезопасности второго ранга. Не подскажете, где тут столовая?

Комиссар внимательно посмотрел на меня, причем взгляд показался мне каким-то странным, и после небольшой паузы сказал.

– Идите со мной. Я тоже иду ужинать.

Он повернулся и двинул дальше по коридору, я пристроилась рядом. Оказывается, чтобы добраться до столовой, нужно было сначала спуститься на первый этаж, пройти по небольшому коридору и снова подняться, но не на целый этаж, а как бы на пол-этажа. Архитектору этого здания не откажешь в чувстве юмора, но без провожатого я бы столовую точно не нашла. Раз уж мы пришли вместе, то и ужинать сели за один столик. Я огляделась и решила, что эта столовая по размерам не соответствует размерам самого здания. Следовательно, есть еще либо столовые, либо буфеты. Мужик заметил, что я разглядываю помещение, и неожиданно улыбнулся.

– Первый раз здесь едите? Раз не пошли домой, значит, еще останетесь работать до поздней ночи.

Ишь ты, какой догадливый. Я более внимательно посмотрела на соседа по столу и вспомнила – именно этот мужик вылетел из кабинета Берии, когда я туда пришла. Только сейчас он выглядит уже не взъерошенным, а вполне нормальным. И форма у него НКГБ. Так, кто же это? Думай, Аня, думай. Вдруг мне в голову пришла совсем дурацкая мысль, и я ее тут же высказала.

– Простите, вы случайно не товарищ Цанава?

Если он и удивился, то виду не показал.

– Правильно. Угадали с первого раза, Анна Петровна.

Раз я угадала, то понятно, почему он меня знает. Фотку-то в личном деле наверняка видел.

112.

Цанава тем временем продолжил.

– В первую очередь должен принести свои извинения за моих дураков. Им был отдан простой приказ, а они решили проявить инициативу, за что получили от вас по заслугам. И я еще добавлю, когда вернусь в Минск.

– Но, может быть, для них он оказался недостаточно четким? Я знаю анекдот на тему недостаточно четко выраженных желаний (что-то меня сегодня на анекдоты потянуло).

– Раз знаете, то расскажите.

– Слушайте, товарищ Цанава. «Негр умирал в пустыне от жажды и взмолился своему богу: „Господи. Сделай меня белым и чтобы у меня всегда было много воды и много женщин.“ Бог его послушал и выполнил все, что тот попросил – негр стал белым, – тут я сделала небольшую паузу, – унитазом в женском туалете».

Ну вот. Теперь и этого пришлось колотить по спине. Все, с сегодняшнего вечера бросаю вредную манеру рассказывать анекдоты за едой. А то скоро всех переморю. Хорошо еще, что столовая практически пуста, а то народ стал бы удивляться, как какая-то баба в штатском колотит по спине комиссара госбезопасности второго ранга.

Цанава отдышался не в пример быстрее, чем мои дневные собеседники.

– Понял вас, товарищ Северова. Пожалуй, придется смягчить наказание моим лейтенантам. И в будущем отдавать им самые точные приказы, не допускающие отклонений. На самом деле я просто хотел поговорить с вами еще до вашего визита в Москву, так как не знал, что вас вызвал сам товарищ Берия. Я хотел поблагодарить за бумаги, вы знаете, какие. Кроме того, что они оказались исключительно важными, вы помогли мне щелкнуть по носу кое-кого из Иностранного отдела НКГБ, возомнивших о себе слишком много.

– Какие бумаги я знаю, но совершенно не представляю, что в них.

– Об их содержании в столовой говорить не будем. Скажу только, что за ними и их хозяином давно охотились люди из иностранного отдела. Хозяина поймали, но он в последний момент успел покончить с собой. Нам досталась только его коллекция охотничьего оружия (ой, чувствую, что не вся коллекция – ну Трофим, погоди!) и шифр от его записей. А вот самих записей при нем не оказалось. И представьте себе, что я почувствовал, когда узнал, что самый молодой сотрудник моего наркомата на ровном месте сумел найти то, что больше года искало по всей Белоруссии и за ее пределами целое подразделение Иностранного отдела НКГБ. Я в связи с этим написал на вас представление, которое сейчас находится у товарища Берия.

Хм. Интересно. Берия мне ничего такого не говорил. Впрочем, может быт,ь еще скажет. А пока пора закругляться – у меня еще куча работы.

– Спасибо, товарищ Цанава. А сейчас извините. Я выполняю срочное задание товарища Берии и должна идти работать.

– Идите, Анна Петровна. Рад был с вами познакомиться. Впрочем, нам вместе еще работать и работать.

Тут я немного не сдержалась, но решила все-таки сразу расставить все точки над И. Я наклонилась и негромко ему сказала.

– Товарищ Цанава. Вы можете полностью на меня положиться, Я с максимальным старанием выполню все ваши приказы, кроме одного.

Он серьезно посмотрел на меня и так же негромко сказал.

– Хорошо. Договорились. Так и будем действовать в дальнейшем.

Уф! Кажется, пронесло. В таких делах главное не пережать. Он понял, что я вполне удовлетворена его словами и не собираюсь под него копать. Это для него важно, так как мои связи в Москве ему неизвестны. А я вывела Васю из-под удара. Тоже хорошо.

Я быстренько потопала к себе на третий этаж, думая о только что закончившемся разговоре. И чего этому Цанаве не хватает? Видный мужик, возраст еще вполне, положение – ого-го. Да на него бабы должны вешаться гроздьями, а он вместо того, чтобы спокойно выбирать, ищет себе на одно место приключений. Дойдя, тем временем, до кабинета и выполнив все положенные манипуляции, начиная с проверки целостности печати на сейфе, я продолжила составление бумаги.

113.

Прежде всего, я решила выписать на листе, используемом в качестве разделителя, систему обозначений. Информация из учебников будет помечаться буквой У, из книг – буквой К, а сведения, полученные от знакомых, – буквой З. При этом против тех данных, с которыми я была согласна, буду ставить плюс, против сомнительных – вопросительный знак, а против тех, которые считаю чушью – знак минус. После этого дело сдвинулось с мертвой точки. Я выписывала разные сведения, не особо заботясь о категории, а потом размечала. Вы скажете, что так их будет труднее читать. Согласна, зато так намного легче писать. А если кто-либо из руководства решит, что приведенная тут информация заслуживает внимания, то пусть велят перепечатать нужные места или весь текст целиком уже в упорядоченном виде. Эх, как все-таки плохо без компа с Вордом!

Итак, к причинам неудач я отнесла: репрессии командного состава (знак вопроса и минус), неготовность армии (тут будут дополнительные градации, потому что армия, конечно, готовится, вот только явно недостаточно (сразу плюс, минус и вопрос), неверие товарища Сталина в нападение Германии на СССР (твердый минус). Далее пошли: недостаточное умение командиров всех рангов (увы, но твердый плюс), плохие средства связи (тоже плюс), неправильная работа Генштаба, не выработавшего нужные доктрины ведения войны (+ и вопрос). Так, мало помалу, набралось более десятка страниц текста. Я подумала над этими страницами и решила для большей наглядности изобразить все графически. Тут самое правильное было бы подготовить презентацию, но опять облом. Приходится исходить из того, что есть. Поэтому вытащила из стола стопку листов, каждый лист пронумеровала (чтобы меньше придирались по поводу секретности), и стала на них рисовать прямоугольники с текстом, а стрелками отображать взаимосвязи различных проблем. Например, плохая связь обуславливает проблемы с управлением, а недостаточная подготовка солдат ведет к большим потерям.

Кинула взгляд на часы – ого, уже 23 часа, а работы еще часа на три. Но делать нечего – задание должно быть выполнено. Тут мою увлеченную работу прервал телефонный звонок. Интересно, кому это не спится? Посмотрела – мамочки, а ведь это звонит правительственный телефон. Как положено, сняла трубку и доложила.

– Слушаю, Северова.

– Здравствуйте, товарищ Маша.

Интересно, голос незнакомый с каким-то небольшим акцентом. А как отвечать. Не придумав ничего лучше, я брякнула в ответ.

– Здравствуйте, но я не Маша, а Аня.

И только теперь сообразила, что человек на том конце провода знает, что написано на обложке тетради с грозным сокращением ОГВ.

– Хорошо, здравствуйте, товарищ Аня. Я хотел бы узнать, как продвигается ваша работа с заполнением тетради.

– Извините, товарищ, – тут я сделала паузу, потому что не знала, как нужно обращаться к собеседнику. Он это понял и, после небольшой заминки, сказал.

– Называйте меня товарищ Коба.

114.

Где-то я эту фамилию уже слышала, только, убей бог, не помню где.

– Извините, товарищ Коба. Я в данный момент выполняю работу, которую мне поручил товарищ Берия. И отчитываться имею право только перед ним или перед тем, кого он мне назовет лично. Но в любом случае, по телефону, даже по правительственному, я не могу ничего сказать.

– Я звонил товарищу Берия, но его нет на месте и сказали, что будет только через час. А мне важно знать, когда все будет готово.

– Очень сожалею, товарищ Коба, но инструкции для того и пишут, чтобы их выполняли. Впрочем, вы можете позвонить майору Трофимову. Его я знаю, и, если он вас отрекомендует, как человека, с достаточными полномочиями, то некоторую информацию я вам дам.

– Спасибо, товарищ Маша. Тогда у меня к вам есть другой вопрос – зачем вы побили товарища Цанаву? Он что, вас обидел?

Вот это да! Воистину скорость стука намного превышает скорость звука. Интересно, уже все правительство знает о нашем ужине или только этот Коба?

– Товарищ Коба, у вас неверная информация. На самом деле все было наоборот.

– Не понял вас. Что, не вы били, а он вас бил?

– Нет, товарищ Коба. Просто мы ужинали с товарищем Цанавой за одним столиком, и он подавился. А я знаю только один способ выручить подавившегося человека – сильно стукнуть ему пару раз по спине, что и сделала. А так с товарищем Цанавой у нас вполне нормальные рабочие отношения.

– Это хорошо, спасибо за разъяснения. Продолжайте работать, товарищ Маша. Не буду вам мешать.

И телефон отключился. Фу, можно дальше работать, но все-таки с кем же я говорила? Я продолжила мои зарисовки и записи. Но минуты через три раздался стук в дверь.

– Анна Петровна, это Трофимов. Мне нужно с вами срочно поговорить.

– Подождите, пожалуйста, товарищ майор. Только уберу бумаги.

С этими словами я моментально все запихнула в сейф, похвалив себя за предусмотрительность, так как сейф держала открытым. Заперев сейф, подошла к двери и открыла. Трофимов бросил взгляд внутрь, убедился, что мой стол чист, и вошел.

– Мне сейчас звонил сам товарищ Сталин и просил узнать у вас, когда будут готовы ваши материалы. Они нужны ему к 9 часам утра.

Ну я и дура! Только сейчас вспомнила, кто такой Коба. Это же была подпольная кличка товарища Сталина. Да, опять вляпалась. Но, кажется, он не рассердился. Впрочем, по телефону я даже ему ничего не стала бы рассказывать. Может в этом времени хороших прослушек еще нет, но я-то знаю, что по телефону говорить ничего важного нельзя. А Трофимов, пока я думала, нетерпеливо ждал ответа.

– Товарищ майор. Можете доложить товарищу Сталину, что к двум часам ночи я все закончу и вручу бумаги лично товарищу Берия. А если он к этому времени не вернется, то буду ждать около его кабинета. Эти бумаги я не могу передать даже вам, поскольку у вас нет для них допуска.

– Хорошо, продолжайте работать.

Трофимов умчался, а я снова вытащила все из сейфа и вернулась «к своим баранам». Больше меня никто не беспокоил, поэтому к часу ночи все было аккуратно прорисовано, подписано и сложено в стопку. А в тетрадь я записала, что основные материалы приведены на 32 листах. Жаль только, что нет иголки, толстой нитки и печати, чтобы все это сброшюровать. Поэтому просто сложила бумаги и тетрадь в папку, после чего папку тщательно завязала. Внизу на обложке проставила сегодняшнюю дату и расписалась. Уф! Теперь можно идти к наркому. А ведь устала, однако. Понятно, почему Вася так плачется из-за бумажной работы. Легче две тренировки в роте провести, что вот так несколько часов все записывать.

115.

К счастью Берия уже вернулся, поэтому я сразу вручила ему папку и села в ожидании. Он папку развязал и открыл. При этом листы чуть не выпали. Берия поморщился, но ничего не сказал, а стал все внимательно просматривать. Спустя несколько минут он поднял взгляд на меня и заговорил.

– Вы проделали хорошую работу, товарищ Северова. Такое представление материала заметно облегчает понимание. Официально вам сообщаю, что все эти и другие материалы вы можете без дополнительного разрешения предоставлять товарищу Кобе. А то он жалуется, что вы ему не доверяете.

– Товарищ Берия. По телефону я никому вообще ничего секретного говорить не буду. Даже товарищу Кобе, то есть товарищу Сталину. В мое время телефон стал одним из самых ненадежных, с точки зрения секретности, средств связи.

– Хорошо, я вас понимаю. Теперь идите к Трофимову, возьмите у него все необходимое для прошивки листов. После того, как приведете содержимое папки в нужный вид, принесете ее мне и можете идти отдыхать.

Минут за двадцать я выполнила все необходимые манипуляции и вернула папку Берия. Он отпустил меня с миром, но по дороге на выход меня перехватил Трофимов.

– Анна Петровна. Понимаю, что у вас было много работы, но вынужден напомнить про отчет. Вам товарищ Берия когда сказал придти?

– К 11:00.

– Значит, приходите к 10:00 и в том же кабинете напишите отчет. Часа вам хватит?

– Конечно, хватит.

– Договорились. Жду вас с отчетом. Теперь не забудьте все сдать в режимный отдел.

И ведь действительно забыла. Умница – майор, напомнил. Я сдала все ключи и печать секретчику. Расписалась в журнале и двинула домой. Вот только перед тем, как свернуть в переулок, спохватилась, что я все еще в платье. Пришлось продолжить путь – хорошо еще, что недалеко. В ателье с сожалением сдала платье, туфли и сумочку и получила назад свою форму. Конечно, при моей и Васиной зарплате я вполне могла себе позволить купить этот комплект, но что я с ним буду делать в Гродно через три – четыре недели? Подарить какому-нибудь немецкому офицеру для его фрау? Фигушки. Поэтому оделась в форму и, вздыхая о несбыточном, поплелась по ночной улице на квартиру. Там механически пожевала кое-что из оставленного кухаркой, думая о том, что я почти сутки на ногах. А потом улеглась спать с нехорошим чувством, что вчера были еще ягодки, а вот что будет сегодня?

Утро, вопреки ожиданию, началось вполне нормально. Я даже почти выспалась, несмотря на то, что легла в третьем часу ночи. Спокойно позавтракала и, не спеша, пошла на работу. Вошла в здание наркомата без десяти десять и сразу пошла в секретный отдел. Там получила ключи от «своего кабинета» и потопала на третий этаж. Поднимаясь по лестнице, столкнулась с Трофимовым.

– Доброе утро, Анна Петровна. У вас все в порядке?

– Доброе утро, товарищ майор. Все в норме, иду вот писать отчет.

– Очень хорошо. Я сейчас закончил суточное дежурство и иду домой. Свой отчет положите в папку и сдайте моему заместителю. Он будет сидеть в приемной товарища Берия. Все понятно?

– Так точно, все понятно.

– Замечательно. Счастливо оставаться.

116.

Трофимов пошел вниз, а я продолжила путь наверх. В кабинете все было точно в том состоянии, как я его оставила вчера. Правда, пыли не заметила. Значит, его успели убрать. Ну и хорошо. Могу спокойно работать – никто не помешает. Усевшись за стол, вытащила из ящика бумагу и приступила. Вот что значит хорошая самописка. Не только не посадила ни одной кляксы, но, кажется, не сделала ни единой ошибки. И на все про все ушло около тридцати минут. Еще раз пробежала написанное глазами – вроде в норме. Из другого ящика вытащила картонную папку-скоросшиватель. Посмотрела еще в одном ящике – а там есть дырокол. Вообще отлично. Подшила все листы в папку, справа сверху на папке поставила гриф СС. Не знаю, имею ли я на это право, но решила, что хуже не будет. Вот только, что нужно написать на обложке, не знаю. Поэтому ничего не написала. В крайнем случае, сам Трофимов напишет. Взяла папку и двинулась на второй этаж.

Около кабинета Берии за столом сидел незнакомый капитан.

– Товарищ Северова?

– Так точно. Вот принесла отчет.

– Хорошо, давайте мне и садитесь, подождите.

Он взял отчет, пометил карандашом на нем время – 10:44 – и положил отчет в стол. Я скромненько уселась на стул в сторонке. Ждать пришлось довольно долго. Какие-то люди входили и выходили. И только минут через сорок капитан, выйдя о Берии, пригласил меня войти.

– Здравствуйте, Анна Петровна.

– Здравствуйте товарищ Берия.

– Вот возьмите эти материалы, – тут Берия протянул мне тоненькую папку с уже знакомым грифом ОГВ и продолжил, – внимательно все прочитайте и через тридцать минут возвращайтесь сюда.

Я взяла папку и вернулась в свой кабинет. Там открыла папку и очень удивилась. В ней лежали листы с картинками, очень похожими на те, что я рисовала сегодня ночью. Только тексты в рисунках были не рукописные, а напечатанные на машинке. И, присмотревшись внимательно, я заметила, что это был не первый экземпляр. Можно было сделать вывод, что все мои записи были перепечатаны и скомпонованы точно так же, как это сделала я. Стоп! Так же, но не совсем! Некоторые фрагменты моего оригинального текста отсутствовали. В частности, не было фрагмента о репрессиях. Значит, текст не просто перепечатали, а еще и тщательно отредактировали. Ну что же. Будем читать.

Я внимательно прочитала все бумаги. Отметила, что общая концепция осталась нетронутой, но убраны все моменты, касающиеся действия или бездействия товарища Сталина. При том, что перечисление всех недоработок военных с моими пометками осталось на месте. Хронология вообще вся сохранилась. Интересно, кто же это редактировал, и почему все напечатали в нескольких экземплярах? А чего гадать. Через несколько минут все узнаю. Аккуратно все собрала, завязала тесемки и вернулась в приемную Берия. Капитан, увидев меня, тут же встал и зашел в кабинет. Буквально через минуту он вышел и пригласил меня внутрь.

– Слушаю вас, товарищ Северова. Есть замечания, дополнения?

– Дополнений нет, товарищ Берия. Вот только тут не все материалы из моего отчета.

– Я знаю. Оригинал находится в другой папке. Теперь слушайте – до 17 часов вы свободны. В 17: 00 жду вас здесь. Идите.

Я повернулась и вышла. Интересно, что будет в 17 часов?

117.

Ну и что теперь делать? Сейчас около 12. Вернуться я должна к 17, значит есть пять часов. из них минут сорок надо отвести на обед – кто знает, что и как потом будет, а то застряну, как сегодня, до ночи, и ку-ку. Вообще-то можно было бы заняться моими проблемами: найти консультанта по старинному оружию, само оружие в каких-либо музеях, в библиотеках пошарить, в конце концов. Но без Трофимова я в современной Москве не сориентируюсь. А метро только еще зарождается. Хотя стоп! От «Сокольников до Парка на метро.»^[49] Это означает, что метро до Библиотеки имени Ленина уже ходит. А ехать отсюда, насколько я помню, всего две остановки.

Я решительно подошла к капитану, который только что вышел от Берии и уселся за стол.

– Товарищ капитан, разрешите обратиться.

– Слушаю вас, товарищ Северова.

– Я в Москве всего второй раз и плохо здесь ориентируюсь. Мне нужно попасть в Библиотеку имени Ленина. Туда идет метро, но как пройти в саму библиотеку? У меня из документов только удостоверение. И времени всего три или четыре часа. Не подскажете, как тут быть.

– Хорошо, подождите несколько минут, я вам помогу.

Капитан достал какую-то толстую книгу, что-то там поискал. Видно не нашел, потому что открыл уже другую книгу, по виду бухгалтерскую, и стал кому-то названивать.

– Сеня, привет. Скворцов беспокоит. Ты у нас Ленинку курируешь? Отлично. Сейчас к тебе подойдет человек от Самого. Ей нужно там поработать с книгами.

– Вам в спецхран? – это уже мне.

– Не знаю. Скорее всего, нет. В обычный читальный зал.

– Ей нужно поработать в обычном читальном зале. Посодействуй с проходом и поговори, чтобы ей материалы побыстрее подбирали, а то времени у нее всего пара часов. Сам проводишь? Отлично. У какого выхода будешь ждать? Понял. Через пять минут к тебе подойдет высокая красивая девушка. Анна Петровна Северова. Ты ее, пожалуйста, не обижай, а то, несмотря на внешность, рука у нее тяжелая. Вчера за плохое поведение двух человек в госпиталь отправила. Не шучу. Не веришь мне, спроси у Трофимова. До связи.

– Вам все понятно, Анна Петровна? Идите к выходу номер три. Там вас будет ждать капитан Астафьев. Он все обеспечит.

– Спасибо, товарищ капитан.

Я спустилась и прошла к выходу номер три. Там уже стоял низенький, но очень широкий в плечах капитан.

– Товарищ Астафьев? Разрешите обратиться? Младший лейтенант Северова.

– Так точно, я Астафьев. Идемте, провожу вас в библиотеку. Сколько у вас времени?

– Мне нужно быть здесь в 17:00.

– Да, времени не слишком много, но кое-что, наверняка, успеете. По крайней мере, я вас представлю, чтобы потом вы могли сами туда проходить по удостоверению и работать столько, сколько нужно.

Мы вышли, перешли площадь, которая была заметно меньше современной мне Лубянки. Да и Детского мира еще не было и в помине. Спустились в метро. Там прошли мимо контролера, показав наши удостоверения. Короче через двадцать минут мы уже входили в Библиотеку имени Ленина, правда, вход был не главный, а какой-то боковой. Прямо у входа капитан Астафьев вызвал начальника первого отдела библиотеки.

118.

Подошел прихрамывающий мужик, про которого ни за что бы не сказала, что он библиотечный работник. Впрочем, он и не был им. Первый отдел следит не за книгами, а за секретностью.

– Сан Саныч. Приветствую тебя. Вот рекомендую нашего сотрудника, Северову Анну Петровну. У нее от руководства задание, для выполнения которого нужно поработать в вашей библиотеке. Ты помоги ей, чтобы все побыстрее делали. И запомни, потому что ей, может быть, еще несколько раз придется к вам приходить.

– Все сделаю в лучшем виде. Не извольте беспокоиться, товарищ капитан.

– Вот и хорошо. Оставляю ее на тебя. Счастливо работать, Анна Петровна.

С этими словами капитан повернулся и ушел, а я осталась в обществе Сан Саныча.

– Анна Петровна. Извините, но порядок есть порядок. Позвольте посмотреть ваше удостоверение.

Я протянула ему свои корочки. Сан Саныч внимательно все прочитал, после чего успокоился и сказал.

– Идемте, в какой зал желаете?

– Сан Саныч. Я здесь первый раз в жизни и ничего не знаю. Мне нужно посмотреть книги по старинному оружию. Луки там, арбалеты, пращи и тому подобное. Так как время у меня очень мало, то для начала достаточно две – три книжки. И комнату, где их можно спокойно читать.

– Все понял. Сейчас сделаем. Идите за мной.

Мы пошли какими-то коридорами, неожиданно вышли в большой зал. Там прошли еще немного, и Сан Саныч остановился около столика, за которым сидела пожилая совершенно седая женщина.

– Елена Викторовна. Вот товарищ из органов, – тут женщина немного дернулась, а Сан Саныч спокойно продолжил. – Ее интересуют книги по старинному оружию. Она в нашей библиотеке первый раз и у нее мало времени. Возьмите над ней шефство, пожалуйста.

Женщина облегченно вздохнула и сказала.

– Не беспокойтесь, Александр Александрович. Все сделаю.

Сан Саныч ушел, а женщина выслушала мои запросы, попросила подождать минут двадцать и куда-то отошла. Вернулась она примерно через полчаса с двумя толстыми томами.

– Идемте, товарищ младший лейтенант.

Меня проводили в небольшую комнату с несколькими столами, причем на каждом столе стояла настольная лампа. Комната в данный момент была пуста.

– Садитесь, пожалуйста. Здесь вас никто не будет беспокоить.

Потом она посмотрела на меня, и как-то нерешительно сказала.

– Извините, товарищ младший лейтенант. Но попрошу никаких страниц отсюда не вырывать. Это очень редкие экземпляры. Если что-то вас заинтересует, то у нас есть фотограф, который сможет сфотографировать нужные страницы. Вы только вложите закладки.

– Не беспокойтесь, Елена Викторовна. Я умею обращаться с книгами и никогда не вырываю страницы. Сегодня я их только пролистаю – на большее, увы, нет времени. Но через какое-то время надеюсь вернуться и более детально поработать в вашей библиотеке. Вы тут каждый день работаете?

– Да, с 9 и до 5.

– Отлично. В следующий раз я уже буду знать, к кому обращаться.

Успокоенная Елена Викторовна вынула из книг какие-то бумажки и ушла, а я раскрыла первый фолиант.

119.

За книгами я просидела более двух часов, но почти ничего существенного для себя не почерпнула. Разве что увидела на картинках, что пращу можно раскручивать не только в горизонтальной, но и в вертикальной плоскости. Для меня это плюс, так как не только повышается точность, но и обеспечивается скрытность. Взяла на заметку. Еще посмотрела разные конструкции арбалетов и твердо поняла, что без специалиста мне никогда что-либо подобное не сделать. Про лук я нашла много материала, прочитав который лишь утвердилась во мнении, что его точно делать не имеет смысла. То есть сам лук сделать вроде бы можно, но вот правильные стрелы – полный аут. Это не арбалетный болт, который можно вырезать даже из простого полена. И что еще меня огорчило – в этих книгах я ничего не нашла про метательные орудия типа баллист.

Посмотрела на часы и решила, что на сегодня хватит. Оттащила обе книги на стол к Елене Викторовне. Она их аккуратно, но быстро пролистала (доверяет, но проверяет), вложила туда вынутые ранее листики и сказала, что все в порядке. Мы вежливо распрощались, и я двинула назад в наркомат. Есть еще час на обед.

Только я уселась в столовой, предвкушая неторопливое поглощение ароматного супа и большой котлеты с картошкой, как увидела в дверях капитана Скворцова. Он встал у входа и начал сканировать весь обеденный зал. Не иначе, как меня ищет. В тоске помахала ему рукой, но капитан сам заметил меня и ринулся к столику.

– Анна Петровна, товарищ Северова. Лаврентий Павлович уже два раза спрашивал вас. Я звонил в библиотеку, но там сказал, что вы ушли. Хорошо, что пришли обедать к нам, а то где бы я вас искал. Пять минут вам на обед и поднимайтесь к наркому.

Скворцов повернулся и убежал, а я с испорченным настроением стала поглощать без всякого аппетита мой обед. Компот допила уже стоя. Но твердо решила, что подниматься буду медленно – пусть хоть немного еда переварится. Поэтому к кабинету я, отдуваясь, добралась минут через десять. Скворцов тут же нырнул внутрь, выскочил и пригласил меня войти.

– Товарищ Северова, встретил меня Берия, – оставьте все ваше оружие товарищу Скворцову и идемте со мной. На выходе я вытащила наган из кобуры и Вальтер из сумочки и все отдала Скворцову, после чего засеменила за Берия, который неожиданно крупным шагом быстро пошел куда-то в боковой коридор. Мы спустились по лестнице и вышли во внутренний двор, где нас ждала машина. В старинных машинах я не разбираюсь, но, судя по комфорту внутри, она была на должном уровне. Нарком галантно предложил мне сесть первой. Я решила не выделываться и благодарно улыбнувшись, села. Берия сел рядом и машина очень плавно и очень резво для данного времени тронулась с места. Берия поднял перегородку, после чего повернулся ко мне и заговорил.

– Товарищ Сталин перенес совещание, на котором нам надо обязательно быть. Пока едем, хочу предупредить, что на этом совещании будут еще два человека, которые в курсе вашей истории, но они ничего не знают о судьбе СССР. Поэтому обсуждаться будет только будущая война.

– А если кто-то, пусть случайно, затронет эту тему?

– Не думаю, но, в крайнем случае, если товарищ Сталин не прикроет это направление разговора, то я возьму инициативу на себя. Вы говорите только о войне и отвечаете на вопросы только о войне.

– Все понятно, товарищ Берия. Не беспокойтесь. Я прекрасно понимаю, что шаг вправо или шаг влево… Ну дальше ясно.

– Вот именно. Ни шага в сторону.

К этому моменту машина, заехав в Кремль, остановилась у здания, куда обычным смертным в мое время вход был строго запрещен. Во всяком случае, я прекрасно помнила, что при прогулках пор Кремлю милиция строго следила, чтобы люди не заходили за определенные четко очерченные границы. Наверное, и сейчас сюда никого из посторонних не подпускают.

В приемной сидели еще два человека. Один из них, хмурый пожилой мужчина был в военной форме с очень большими звездами. Я подумала, что это наверняка маршал, и не ошиблась. Берия, представляя меня, сказал.

– Вот, товарищ Шапошников, это и есть Анна Петровна Северова, материалы которой вы прочитали. Анна Петровна – это товарищ Шапошников, маршал Советского Союза и заместитель Наркома обороны. Я поприветствовала его.

– Здравия желаю, товарищ маршал.

Шапошников слегка искривил губы – наверное, это должно было обозначать улыбку – и ответил на приветствие.

– Здравствуйте, товарищ младший лейтенант.

120.

Второй из мужчин в форме политработника был среднего роста с густой черной шевелюрой и с таким носом, что ошибиться в его национальной принадлежности было нельзя. Берия представил его, как армейского комиссара первого ранга Льва Захаровича Мехлиса. Мехлис посмотрел на меня с подозрением, но поздоровался вежливо. В это время секретарь товарища Сталина открыл дверь в кабинет и пригласил всех заходить. Для меня это означало, что сейчас я увижу то ли злодея всех времен и народов, то ли гениального правителя и мыслителя. Но, войдя в кабинет, я испытала полное разочарование. Около большого овального стола стоял невысокий симпатичный усатый дедушка, который с смотрел на вошедших, как мне показалось, даже с некоторым любопытством. Без ложной скромности я решила, что любопытство относится ко мне, поскольку остальных вошедших он, конечно, видел много раз.

– Здравствуйте товарищи. Проходите, садитесь. Я собрал вас немного неожиданно, потому что события последних дней, к сожалению, не позволяют нам откладывать решение очень важных вопросов. Товарищ Берия уже представил вам товарища Анну Петровну Северову, которая неизвестно каким образом попала к нам из начала двадцать первого века. Прежде, чем пригласить ее сюда, мы внимательно в течение двух месяцев присматривались к ней, чтобы понять, какой она человек. За это время товарищ Северова проявила себя достойным человеком, хотя некоторые личности, возможно, составили о ней несколько другое мнение. Но с ними наши органы уже разобрались.

Я почувствовала, что щеки начинают гореть, уши, кажется, тоже. Берия при этих словах товарища Сталина еле заметно улыбнулся, а Мехлис посмотрел на меня уже с некоторым удивлением, смешанным, кажется, с опаской. Впрочем, может быть, я преувеличиваю. Тем временем, Сталин продолжил.

– Вы все ознакомились с документом, который по моему заданию вчера подготовила товарищ Северова. Документ настолько секретный, что даже по правительственному телефону она не рискнула рассказывать мне о его содержании.

В этот момент немного заулыбались уже все.

– Мы с товарищем Берия знаем, что на самом деле товарищ Северова лучше излагает материалы устно, чем записывает их на бумаге. В данном документе очень конспективно изложены крайне важные данные, рассмотреть которые следует безотлагательно. Поэтому прошу задавать вопросы. А пока вы готовитесь, первый вопрос задам я. Скажите, товарищ Северова. Насколько вы уверены в дате нападения? Сидите, сидите. Неудобно, когда дама стоит, а мужчины сидят.

Прежде, чем начать говорить я с удивлением заметила, что сейчас за столом сидит уже не «добрый дедушка», а, как сказали бы теперь, руководитель крупной корпорации, ведущий совещание топ-менеджеров.

– Товарищ Сталин. Во всех книгах, которые я читала, а также во всех беседах с еще живыми ветеранами Великой Отечественной войны, я видела и слышала только одну дату: 22 июня 1941 года. Правда, не помню где, я прочитала, что сначала Гитлер планировал напасть 15 июня, но по каким-то причинам отодвинул срок нападения на неделю.

При этих словах Шапошников слегка кивнул. Возможно, он знал, что это за причины.

– Товарищ Сталин, разрешите? – Шапошников встал. Сталин жестом усадил и его, разрешая вопрос.

– Товарищ Северова. Из ваших бумаг следует, что немецкие войска к сентябрю уже прошли всю Белоруссию. Как немецкие войска сумели так быстро преодолеть озера и болота Белоруссии?

– В некоторых книгах было написано, что лето в Белоруссии выдалось очень жарким и сухим. Многие болота пересохли.

– Еще вопрос. Согласно вашим материалам Москву спасли сибирские дивизии, переброшенные с Дальнего Востока. А что японцы? Почему они не напали на нас?

– О том, что японцы не нападут на нас, наша разведка получила доказательные сведения от агента, – тут я сделала паузу и посмотрела на Берия. Он разрешающе кивнул. Сталин, видя такой обмен взглядами, усмехнулся в усы. – От агента Рамзай^[50], работавшего в Японии. В книгах я читала сразу две причины: во-первых, японцы хорошо запомнили урок Халхин-Гола, а во-вторых, они очень обиделись на Гитлера за договор с нами 1939 года. Когда Гитлер стал требовать от японцев нападения на СССР, они стали кормить его завтраками: типа завтра, послезавтра и т.п. Потом заявили, что нападут после падения Москвы, после падения Сталинграда. А потом уже всем стало ясно, что вообще не нападут.

Фу. Кажется, первый вал вопросов отбила. По моему, товарищ Сталин понял, что мне нужна небольшая передышка и попросил секретаря принести всем чай.

121.

– Теперь доложите подробнее, товарищ Северова, какие причины с точки зрения наших потомков, привели к поражениям в первые месяцы войны? – Это снова взял слово Сталин.

В первую очередь я рассказала про проблемы со связью, упомянув, что около двух недель Генштаб вообще не имел никакой достоверной информации о положении дел на фронте.

– Товарищ Сталин. В моей прошлой жизни меня учили создавать системы для управления сложными объектами. Такие системы, которые должны получать информацию, обрабатывать ее по определенным правилам и выдавать некие управляющие сигналы. Если информации нет или если она неправильная, то вся система оказывается неработоспособной. То же самое, насколько я понимаю, относится к Генштабу. Он тоже выдает управляющие сигналы на основе полученной и обработанной должным образом информации. Все равно, как мозг человека^[51].

При этих словах все почему-то посмотрели в сторону маршала Шапошникова, который сидел с самым невозмутимым видом. Далее я рассказала, что в первые же дни войны страна практически осталась без авиации, так как самолеты были уничтожены прямо на аэродромах. Потом вспомнила кое-что еще из уроков истории.

Товарищи. Я ни в коем случае не являюсь специалистом в области военной стратегии и тактики. Поэтому фразу, которую сейчас скажу, сама я не понимаю. Но ее требовала заучить наизусть наша историчка (ой, что-то я слишком резко об учительнице истории), рассказывавшая нам о Великой Отечественной войне. Вот эта фраза: «Разработанная еще Тухачевским идея „ответного удара“ стала стержнем плана войны вместо более подходящей для нашей армии идеи стратегической обороны.»

При этих словах все присутствовавшие как-то помрачнели, особенно Шапошников. Но Сталин все-таки согласно кивнул.

– Возможно, товарищ Северова, что это правильная критика. Борис Михайлович, попрошу вас проработать данный вопрос и через два дня доложить, сколько времени потребуется Наркомату обороны и Генштабу на разработку и модернизацию нашей военной стратегии. Считайте, что война уже у порога.

– Слушаю, товарищ Сталин.

– А вам, товарищ Северова, поясню, что наша основная стратегия в данный момент основана на немедленном нанесении мощного ответного удара агрессору с тем, чтобы военные действия в кратчайшие сроки перенести на территорию противника.

Но, получив, наконец, простые и понятные разъяснения, я уперлась. Ведь на практике из этой стратегии не только ничего не получилось, но – и может быть, это было главным – наши солдаты и командиры оказались полностью не готовы к действиям в обороне.

– Товарищ Сталин. Извините за настойчивость. Я шахматистка и знаю, что при игре черными, когда начинает противник, сначала надо грамотно обороняться и только потом переходить в контратаку. А тут Германия начнет первая. И начнет по всей границе. Если мы не выдержим в обороне, то переходить в контратаку будет некому. Согласно истории, которую я изучала, вся наша армия в три с лишним миллиона человек была разгромлена. И воевала и одерживала победы фактически уже другая армия.

– Это хорошо, что вы, товарищ Северова, стараетесь аргументировано защитить свою точку зрения. Но при этом вы не учитываете многие реально существующие проблемы, о которых просто не знаете. Впрочем, в ваших словах есть определенный резон. Думаю, что нам следует заново в срочном порядке проверить состояние дел в наших пограничных округах и, в первую очередь, в Западном Особом военном округе. Товарищ Мехлис. Я специально пригласил вас на это совещание, потому что не знаю другого человека, который смог бы так дотошно провести подобную проверку.

При этих словах Мехлис явно приободрился и гордо поглядел на нас.

– Товарищи, предлагаю создать группу под руководством товарища Мехлиса. В эту группу от НКГБ войдет лейтенант Северова. Лев Захарович, не кривитесь. У Анны Петровны уже есть опыт подобных проверок. Она вам расскажет. От Генштаба войдет майор Разведупра Серков. Завтра к 11 часам прошу вас, товарищ Мехлис, согласовать план действий с товарищем Шапошниковым и после обеда вся группа должна будет вылететь в округ. Думаю, что одной недели вам хватит?

– Так точно, товарищ Сталин, хватит. – Это уже Мехлис.

122.

Вот это влетела! Я-то планировала еще поработать в библиотеке, разыскать каких-нибудь спецов по старинному оружию, кое-что прикупить в Москве, а тут полный абзац. И стало понятно, что товарищ Сталин заранее планировал создание группы проверки, а на совещании просто хотел, чтобы все по настоящему прониклись этой идеей. А в результате у меня не только вечер насмарку, но и завтра столько будет дел, что невпроворот. Да еще с этим Мехлисом, кажется, могут возникнуть трения. Нужно срочно продумать стратегию налаживания отношений. А Сталин тем временем, продолжил свою речь.

– Сейчас товарищи Шапошников и Мехлис могут быть свободны, а товарищей Берия и Северову прошу остаться.

– Одну минуту, товарищ Сталин, – заговорил Мехлис, вставая. – Товарищ Северова, сразу после того, как освободитесь, прошу ко мне.

– Не беспокойтесь, товарищ Мехлис. Я сам за этим прослежу, – усмехнулся Сталин.

Шапошников и Мехлис вышли, а товарищ Сталин внимательно посмотрел на меня.

– Товарищ Северова. Вы видели, как я отредактировал ваш отчет. В исходном варианте получается, что основная вина в поражениях Красной Армии первого периода войны в первую очередь ложится на товарища Сталина. Вы так считаете?

Вот это вопрос! И при этом на меня смотрит уже не «добрый дедушка» и не «руководитель корпорации», а твердый и жесткий человек, которого, при всем желании, не обманешь. И никакое хлопанье глазками не поможет. Я увидела, как напрягся Берия, и поняла, что отвечать нужно так, как думаю, без всяких уверток.

– Из всего того материала, который был мне известен к данному моменту, – да, товарищ Сталин. Корабль всегда управляется капитаном, который несет ответственность за все хорошее и плохое, что происходит на корабле.

– А если корабль попал в шторм и сильно пострадал? Тоже виноват капитан?

– Шторм от капитана не зависит. Но хороший капитан всегда должен предвидеть шторм и заранее к нему подготовиться. И если во время шторма команда вела себя неправильно, если что-то сломалось из-за ошибки боцмана или, скажем, первого помощника капитана, то все равно виноват капитан.

– Вот вы написали, что товарищ Павлов не сумел организовать достойный отпор врагу, допустил развал фронта и прорыв немецких войск. В это тоже виноват товарищ Сталин?

В ошибках товарища Павлова виноват только товарищ Павлов, за что и был справедливо наказан. Но в том, что на таком исключительно важном посту оказался недостаточно компетентный человек, виноват товарищ Сталин, который туда его назначил. Я где-то слышала хорошее выражение: «Кадры решают все». Следовательно, виноват и тот, кто допустил оплошность при подборе кадров.

При последних словах я заметила, что выражение лица товарища Сталина немного смягчилось. Берия, кажется, тоже перевел дыхание.

– Скажите, товарищ Северова. А откуда вам стало известно это выражение про кадры?

– Не знаю, товарищ Сталин. Где-то то ли читала, то ли слышала.

– Я вам подскажу. Эти слова были сказаны товарищем Сталиным 4 мая 1935 г. в Кремлевском дворце при выступлении перед выпускниками военных академий. Получается, что товарищ Сталин сам не следовал своим правилам. Хорошо, – решил подвести итоги товарищ Сталин. – Идите, вас ждет товарищ Мехлис. Мой секретарь, товарищ Поскребышев подскажет, как его найти.

– Товарищ Северова, – это уже Берия. – После разговора с товарищем Мехлисом возвращайтесь в Наркомат. Я сегодня буду работать допоздна.

– Слушаюсь, товарищ Берия.

При выходе я не удержалась и оглянулась. Так получилось, что в этот момент Сталин посмотрел мне вслед, и это снова был добрый дедушка. Выйдя из кабинета, я подошла к Поскребышеву. Он подробно объяснил мне, как найти Мехлиса, который, по словам Поскребышева, раньше был начальником ПУ РККА, и скоро вернется на эту должность, только теперь она будет называться «начальник Главного управления политической пропаганды Красной Армии (ГУПП КА)». В кабинете у Мехлиса уже сидел мужик лет тридцати с майорскими знаками различия. Я решила, что это и есть Серков – первые же слова Мехлиса это подтвердили.

– Товарищи. У нас срочная и очень важная работа, порученная самим товарищем Сталиным. Поэтому времени на церемонии знакомства нет. Вот Анна Петровна Северова, лейтенант НКГБ, а вот Юрий Афанасьевич Серков, майор РККА.

Только тут я сообразила, что товарищ Сталин назвал меня лейтенантом, и товарищ Мехлис называет также, не смотря на то, что я младший лейтенант и петлицы у меня соответствующие. Впрочем, сейчас не до этого, но вопрос товарищу Берия я задам. Как я уже слышала, товарищ Сталин ничего просто так не говорит.

123.

Мы с Серковым пожали друг другу руки и изобразили полное внимание. Мехлису, кажется, это понравилось, и он важно начал даже не говорить, а излагать свои мысли.

– В течение недели мы должны побывать во всех армиях Западного особого военного округа и выяснить степень их готовности к ведению боевых действий в случае внезапного нападения противника. Сейчас нам предстоит разработать планы проверки, которые я не позже завтрашнего утра согласую с товарищем Шапошниковым. Жду ваших предложений.

– Товарищ Мехлис, – заговорил Серков, – давайте сначала предоставим слово самому младшему по званию.

– Согласен, – моментально отреагировал Мехлис. Это вполне разумно, чтобы мнение руководства не оказывало влияние на мнение младших командиров. Вам слово, товарищ Северова.

(Не иначе, как мужики уже о чем-то сговорились, пока меня не было.)

– Во-первых, – начала я, – поскольку я самая младшая не только по званию, но и по возрасту, не обижусь, если вы будете просто называть меня Аней.

На эти слова оба мужчины согласно кивнули.

– Во-вторых, у меня есть одно предложение.

Тут я чуть было не ляпнула, что хочу предложить методику, которую применяет папулька на своей фирме, но вовремя одумалась.

– Мы с товарищем майором выпишем перечень вопросов, которые будем выяснять в каждой проверяемой части. Все это сведем в таблицу. Сделаем три одинаковые таблицы – по одной для каждого из нас. И результат по каждому вопросу независимо друг о друга будем оценивать по пятибалльной шкале от 1 (ужасно) до 5 (все в полном порядке). Тогда мы сможем не только сравнить результаты разных частей, но и определить самые узкие места в армиях округа. Это те вопросы, по которым у всех окажутся примерно одинаковые плохие оценки. Разумеется, на некоторые вопросы у меня не будет ответа, а на некоторые – у кого-либо из вас. Там будем ставить прочерки.

– Как, товарищ майор? Есть у вас возражения, дополнения?

– Есть дополнение, товарищ Мехлис. Товарищ Аня, не учла, что такой комплект из трех таблиц нужен для одной воинской части. А нам надо будет проверить несколько частей. Поэтому число таблиц нужно соответственно увеличить.

Ой, и правда. Вот я лопухнулась. А еще математик!

– Хорошо, это учтем. А сейчас берите каждый по два листа бумаги, идите в соседнюю комнату и пишите вопросы. После этого показываете перечень вопросов мне. Даю вам тридцать минут.

Полчаса мы с майором добросовестно пыхтели, каждый в своем углу, составляя вопросы. Я, при составлении списка, старательно вспоминала, о чем шла беседа у тогда еще капитана Григорьева в присутствии Васи и Окулова: о меткости стрельбы солдат, о взаимодействии, об умении вести огонь по воздушным целям, о скорости подготовки к бою, о доставке боеприпасов от складов к орудиям и пехоте, а так же о многом другом. Вспомнила и о контрольном облете на нашем самолете с целью проверки маскировки, и о проблемах с проводной связью.

Короче за полчаса я исписала оба листа и подумывала, не попросить ли еще один лист. Но время вышло, и мы с майором вернулись в кабинет Мехлиса. Он взял у нас листы и погрузился в чтение. Минут десять мы просидели в полной тишине. Наконец, Мехлис положил все бумаги на стол и улыбнулся.

– Товарищ Сталин подобрал мне хорошую команду. Теперь вижу, что мы сумеем выполнить возложенную на нас задачу, хотя с самого начала я опасался, что двух человек может оказаться недостаточно. Я сегодня доработаю ваш список, завтра с утра согласую его с товарищем Шапошниковым и мы сразу вылетаем. Жду вас завтра у себя к 10:00. Свободны.

124.

Я с облегчением вышла из кабинета. Теперь надо добраться до моего Наркомата. К счастью Серков приехал на машине и подбросил меня на площадь Дзержинского. Я поднялась к кабинету Берия и там увидела майора Трофимова. Он снова заступил на дежурство. Поприветствовав майора, я попросила доложить обо мне. Трофимов кивнул, но остался сидеть на месте. Видя мое недоумение, он улыбнулся и объяснил, что Берия приказал двадцать минут его не беспокоить, и что прошло только десять минут из двадцати. Делать нечего. Уселась и привычно стала ждать. Еще через десять минут Трофимов вскочил и нырнул в кабинет. Тут же вышел и пригласил меня войти. Берия сидел за столом с каким-то уставшим видом. Наверное, он эти двадцать минут отдыхал. Видно беседы со Сталиным всех порядком напрягают, Если верить моим книжкам, то каждый нарком, идя на такую беседу, не знает, вернется ли домой наркомом и вернется ли вообще. На самом деле я уже поняла, что подобные «сказки» рассчитаны на невежественную аудиторию, но с должностью наркома при халатной работе расстаться можно весьма быстро.

– Товарищ Нарком. Прибыла согласно вашего приказа, – решила я немного ускорить события.

– Очень хорошо.

Берия уже справился с минутной слабостью и снова стал грозным наркомом.

– Расскажите, как прошла беседа с товарищем Мехлисом.

– Все нормально, товарищ Берия. Приняла участие в составлении бумаг. Работа оценена положительно, и я свободна до 10 часов утра.

– Рад за вас. Я не смог вас заранее предупредить, что товарищ Мехлис очень сложный человек. Он искренне предан товарищу Сталину и пользуется его полным доверием. Но характер у него тяжелый. Он требователен и к себе, и к другим. И никому не дает спуску. В армии его не любят, как, впрочем, не очень любят всех политработников. Но его еще и боятся, потому что он всегда требует максимального наказания для провинившихся командиров. Впрочем, те, кто хорошо выполняют его поручения, могут рассчитывать на его полную поддержку. Если он положительно оценил вашу работу, то, несомненно, включил вас в свой список хороших работников. Он думает, что я не знаю о существовании этого списка, – тут Берия ехидно усмехнулся.

– Товарищ Берия, – не выдержала я. У меня появился к вам один вопрос.

– Только один? Тогда не страшно – задавайте.

– Сегодня на совещании товарищ Сталин назвал меня лейтенантом. И товарищ Мехлис тоже назвал меня лейтенантом. Но ведь я младший лейтенант. И знаки различия у меня в петлицах соответствующие.

– Насчет знаков – это вы правильно заметили. Делаю вам замечание, товарищ Северова, за то, что вы одеты не по форме. Ваши знаки различия не соответствуют вашему званию.

Тут моя челюсть слегка отвалилась, и я уставилась на Берию с некрасиво раскрытым ртом. Он, довольный произведенным эффектом, улыбнулся и сказал.

– Помните, когда сегодня утром вы пришли ко мне, я читал бумагу? Так вот эта бумага имела к вам непосредственное отношение. Нарком ГБ Белоруссии написал на вас представление к внеочередному присвоению звания лейтенант госбезопасности. В этом немалую роль сыграли обнаруженные вами бумаги.

– Товарищ Берия, – буквально взмолилась я, – мне все говорят о важности найденных бумаг, но никто не сказал, что же в них такого. Лаврентий Павлович, раскройте секрет, или я умру от любопытства.

125.

– Ну вот, в этом все женщины. Обещали один вопрос, а сами тут же задаете второй, – пошутил Берия.

– Никак нет, товарищ Нарком. Это не второй вопрос, а первая просьба.

– Действительно, не вопрос. Тогда придется рассказать. Хозяин этих бумаг был резидентом немецкой разведки, причем собирал информацию сразу и про поляков, и про нас. Когда немцы захватили Польшу, он спокойно остался на месте. Но то, что по договору 1939 года область, в которой он жил, отойдет к нам, он не знал. Предполагаем, что его просто забыли предупредить. И 17 сентября ему срочно пришлось рвануть в бега. Но наш иностранный отдел к этому времени уже два года держал его на контроле. И, поняв, что резидент хочет удрать в фатерлянд, решили его захватить. К сожалению, он успел принять яд, и нам достался его труп, коллекция его охотничьих ружей, кстати, почему-то сильно поредевшая (тут я еще раз помянула Трофима) и некоторые его записи, включая шифр ко всем бумагам. Представьте себе разочарование наших разведчиков, когда, прочитав захваченные материалы, они установили, что самые ценные бумаги куда-то исчезли.

– Так что же в них было, – не выдержала я.

– В них был список всех агентов Абвера, работавших на территории Минской области, а также на большей части Барановичской области. Причем не только список, но и полная бухгалтерия – кому, сколько и за что заплачено. Мне доложили, что товарищ Цанава, узнав про этот список, на несколько минут закрылся в кабинете. Сотрудники подозревают, что все это время он плясал от радости. Поэтому он решил отблагодарить вас, представив к следующему званию. Честно говоря, утром я еще не знал, надо ли утвердить его ходатайство, но товарищ Сталин, назвав вас лейтенантом, дал понять, что одобряет это присвоение. Так что приведите форму в порядок.

– Теперь слушайте внимательно, – продолжил Берия. – Кроме выполнения задачи, порученной вам товарищем Сталиным, во время поездки вы будете еще охранять товарища Мехлиса. Он иногда нарушает требования охраны по соблюдению мер безопасности. Я надеюсь, что ваше присутствие поможет обеспечить охрану одного из членов нашего Правительства. Поэтому сейчас заберите у Трофимова свое оружие, а по дороге в воинские части загляните в Барановичах к майору Григорьеву, передайте ему от меня привет и заберите свой парабеллум. Начальника охраны товарища Мехлиса я предупрежу, а самому товарищу Мехлису знать об этом совсем не обязательно. Вопросы есть?

– Есть, товарищ Нарком. Вы знаете, что в моих планах участие в партизанской войне в Белоруссии.

Тут Берия укоризненно покачал головой, но ничего не сказал.

– Так вот мне нужно встретиться здесь со специалистами по различным видам старинного оружия, чтобы удивлять немцев нестандартными методами борьбы.

– Я вас понял. Вы сейчас расскажите это майору Трофимову и к вашему возвращению из поездки, он все решит. Если такие люди есть, то он их обязательно разыщет.

– Спасибо, товарищ Нарком. Разрешите идти?

– Подождите. Вот вам от меня небольшой подарок.

С этими словами Берия вынул из ящика стола какую-то небольшую продолговатую коробочку. Интересно, он что, решил мне духи подарить? Так я и в прошлой жизни духи не очень жаловала, а в этой вообще прекрасно обходилась без них. Тем временем, Берия подошел и открыл коробочку. В ней, к моему удивлению, лежали два предмета. Один я сразу опознала, как самописку, а вот второй был мне незнаком.

– Это набор для подготовки отчетов, которые вам писать и писать, – сказал Берия. – Самописка с золотым пером и карандаш. Самопиской вы пользоваться уже умеете, а с карандашом нужно обращаться вот так.

Он повертел верхнюю часть карандаша сначала по-, а потом против часовой стрелки. При этом из кончика карандаша сначала выдвинулся, а потом задвинулся довольно толстый, на мой взгляд, грифель.

– Большое спасибо, товарищ Берия. Это очень ценный подарок, – совершенно искренне поблагодарила я.

– Да, вот еще что. Сначала ваша группа прилетит в Минск. Там вы зайдите к товарищу Цанаве, поблагодарите его за звание и расскажите, в пределах возможного, о вашем задании. Пусть он предупредит территориальные органы о содействии. Это может оказаться полезным. И помните, что в первую очередь вы сотрудник НКГБ, с соответствующими обязанностями, выполнение которых не отменяется на время данной командировки. Вот теперь идите.

126.

Выйдя из кабинета Берии, я подошла к Трофимову и озадачила его. Впрочем, мне показалось, что озадачила не сильно.

– Хорошо, Анна Петровна. Есть у меня на примете пара вояк, которые на старости лет занялись историей военной техники. В частности историей стрелкового оружия. Так что, когда вы вернетесь из командировки, я сведу вас с ними. А теперь вот ваше оружие и желаю удачи.

Я распрощалась с Трофимовым и двинула на квартиру. Еще только 23 часа. Значит, сумею выспаться. Потом вспомнила полученный только что приказ привести форму в порядок. Стоп. Шпалы на петлицы и широкие угольники на рукава я найду хотя бы в том же ателье. Но мне ведь нужна и новая запись в командирском удостоверении. А то некрасиво получится. Пришлось вернуться к Трофимову. Он сам только что узнал моем повышении от Лаврентия Павловича, поздравил меня, подарил две шпалы и угольники, избавив от необходимости захода в ателье, и направил к дежурному кадровику. На все это ушло еще минут тридцать, зато из Наркомата я вышла уже полноценным лейтенантом. Если бы не форма, то прошлась бы сейчас до квартиры на руках. Вот народ бы повеселился. Но вспомнила о предстоящей поездке и настроение резко пошло вниз. Потом подумала, как Вася отнесется к моему карьерному росту. Он, наверное, служил несколько лет, пока не стал лейтенантом, а молодая супруга проскочила до этого звания менее, чем за пару месяцев. Надо будет, как всегда, что-то придумать, чтобы муж не почувствовал себя в чем-то уязвленным.

Нормально выспавшись, в первый раз за последние несколько дней, и приладив к форме новые знаки различия, я бодро прискакала к Мехлису. Так как я появилась раньше назначенных 10 часов, то Серкова еще не было. Но Мехлис тут же меня принял и вручил тоненькую папку с грифом СС. В ней был, по его словам, доработанный список вопросов. Я стала изучать список и поняла, что товарищ Сталин держит Мехлиса не за «красивые глаза», а исключительно за деловые качества. От нашего с Серковым списка в первозданном виде осталось не больше половины вопросов. Остальные вопросы были качественно доработаны и к ним были дописаны новые, некоторые из которых никогда не пришли бы мне в голову. Например, обеспечение бойцов горячим питанием во время ведения боевых действий. Понятно, что не во время боя, а в перерывах или сразу после боя. Я не удержалась и спросила Мехлиса, откуда он знает такие тонкости. Он слегка улыбнулся и неожиданно заговорил хорошо знакомым мне по фильмам жаргоном.

– Ви думаете, что товарищ Мехлис кабинетный червь. Ви-таки неправы. Товарищ Мехлис начал воевать еще в Первую мировую войну, будь она неладна.

– Простите, товарищ Мехлис, но, глядя на вас, я-таки этого никак не ожидала, чтоб ви так были здоровы, – ответила я в тон ему.

Мы оба засмеялись, и тут как раз вошел Серков. Он непонимающе уставился на нас, но потом все же решил поздороваться.

– Здравия желаю, товарищ армейский комиссар первого ранга. Здравствуйте, Аня.

– Здравствуйте, товарищ Серков. Не обращайте внимания на наше веселье. Просто мы с Аней кое-что вспомнили из одесского юмора. Вот, просмотрите таблицу и сейчас мы все поедем к товарищу Шапошникову.

Серков быстро просмотрел предложенный вариант. Мне показалось, что он тоже оценил конечный результат.

– Итак, товарищи, если у вас нет вопросов, то этот вариант принимаем за окончательный и едем в Наркомат обороны.

127.

Мы все погрузились в просторный лимузин Мехлиса и поехали в Наркомат обороны. Так как старая Москва была мне совсем незнакома, то я даже не пыталась угадать по каким улицам и куда мы едем. Доехали за двадцать минут и хорошо. Остальное меня не касается. Пока Мехлис беседовал с Шапошниковым, я обратила внимание на оружие Серкова.

– Товарищ Серков. У вас штатный ТТ?

– Да, а в чем дело.

– Извините за любопытство, но насколько он у вас надежен и как часто вы им пользуетесь?

– На надежность не жалуюсь, а пользуюсь редко – фактически только в тире. А почему мое штатное оружие вызывает любопытство у сотрудника НКГБ?

– Потому, что мы с вами поедем в места, где от вашего оружия и от умения им пользоваться может зависеть ваша жизнь. У вас есть еще один пистолет?

– Да зачем он мне? Мне и ТТ вполне хватит, тем более, что я всегда ношу с собой еще одну обойму. Количество выстрелов у меня будет заметно больше, чем у вашего нагана. Да и скорость стрельбы выше.

Я усмехнулась и показала ему содержимое моей сумочки.

– Как видите, только на наган я не полагаюсь. А по дороге заберу еще один мой пистолет.

– Аня, да зачем вам столько оружия? Мы же будем в воинских частях. Кроме того, товарища Мехлиса будет сопровождать охрана.

– Охрана – это очень хорошо, но я люблю рассчитывать только на себя. К вашему сведению, за последние два месяца моя жизнь два раза была под угрозой, а мой муж только месяц, как выписался из госпиталя после ранения осколком гранаты. Поэтому не обижайтесь, но я еще проверю, насколько хорошо вы стреляете. У штабных работников не очень хорошая репутация как стрелков.

– Ладно, проверяйте. Вам, чекистам, все время что-нибудь и кого-нибудь надо проверять, – надулся Серков. Но я на это не обратила никакого внимания.

– Договорились. Лучше проверю я, чем бандиты.

В это время из кабинета Шапошникова вышел Мехлис и сказал.

– Все согласовано. Сейчас в аппарате Бориса Михайловича нам все напечатают в нужном количестве экземпляров, и можем лететь. Вы готовы?

– Ой, извините, товарищ Мехлис. Я свой багаж оставила на квартире.

– А где ваша квартира и много ли багажа?

– Квартира в трех минутах хода от нашего Наркомата, а весь багаж – это небольшой баул.

– Хорошо, заедем по дороге на аэродром. А у вас, товарищ Серков тоже багаж дома?

– Никак нет, товарищ Мехлис. Вот мой дежурный чемоданчик.

– Учитесь, Аня. Вам тоже надо иметь такой дежурный чемоданчик, который только взять – и можно ехать или лететь, куда прикажут.

– Поняла, товарищ Мехлис. Мой баул примерно таких же размеров и все в нем уже лежит, только я не сообразила сразу взять его с собой.

– Теперь сделаем так. Вы оба идите к машине и ждите, а я свяжусь с товарищем Пономаренко^[52] и договорюсь о встрече. Товарищ Шапошников, тем временем, известит генерала армии Павлова о нашем визите и задачах, которые поставил перед нами товарищ Сталин.

Мы вышли на улицу к машине, Серков закурил, а я стала с наветренной стороны и просто наслаждалась хорошей погодой и свежим воздухом. Минут через пятнадцать вышел довольный Мехлис с толстой папкой в руках. Что в ней не видно, но готова поспорить, что туда вложены три папки потоньше, каждая из которых имеет гриф СС. Мехлис сделал нам знак. Мы все уселись в машину, заехали на мою квартиру, после чего двинулись на аэродром. Хорошо, когда летишь с членом Правительства. Тут тебя подвозят к самому трапу самолета, никаких досмотров. Все окружающие только и делают, что отдают честь. Ой, мне нравится!

128.

В самолете кроме нас оказалось еще два мужика в военной форме: майор и рядовой боец. Майор, мне кивнул, как знакомой. Я поняла, что именно он и является начальником охраны Мехлиса. Интересно, а почему только один боец в охране? Два охранника – маловато будет. Я подождала, пока Мехлис погрузится в изучение каких-то бумаг, и, подсев к майору, тихо спросила.

– Товарищ майор, вы и боец – это вся наша охрана? Не слишком ли мало?

– Понимаю вас, Анна Петровна, но вам, кажется, уже говорили, что товарищ Мехлис не очень жалует охрану. Я бы даже добавил, что он безрассудно храбр. Нас двоих он терпит только потому, что это потребовал от него сам товарищ Сталин. А вы недовольны, что нас мало.

– Но ведь мы едем в очень трудный район. Тут полно и диверсантов, и просто бандитов.

– Анна Петровна, мне ничего объяснять не надо. Вы попробуйте сами поговорить об этом с товарищем Мехлисом. Я, как только узнал, куда мы полетим, сразу договорился по поводу охраны. Нас будет встречать отделение бойцов НКВД. Вот только боюсь, что товарищ Мехлис отправит их обратно.

Вот еще проблема! Майор прав на все сто, но я уже начала понимать, что переупрямить Мехлиса практически невозможно. Хотя. Я наклонилась к майору и кое-что ему посоветовала. Он повертел мою идею, и она ему понравилась.

– Спасибо, Анна Петровна. Попробую. Должно подействовать. Кстати, как вы вооружены. Только наганом?

Я сказала про Вальтер, а потом добавила.

– В Барановичах прихвачу еще люггер. Дурой была, что оставила его там перед поездкой в Москву. Но кто мог подумать, что придется лететь сюда в командировку, да еще в такой компании.

Тут как раз самолет начал снижаться.

У трапа нас ждала машина, рядом с которой стояли еще два автомобиля – наверное пра-пра-дедушки современного военного УАЗа, в которых сидело десять бойцов, считая водителей. Ясно, что это отделение охраны. Их командир подошел и представился.

– Товарищ Армейский комиссар первого ранга. Капитан Середа. Отвечаю за вашу охрану во время поездок по Белоруссии.

– Кто распорядился? – Начал закипать Мехлис. Я при этом удивилась, как быстро его лицо начало краснеть.

– Майор глубоко вздохнул и подошел к нему.

– Я распорядился, товарищ Мехлис.

Потом он немного наклонился к Мехлису и вполголоса заговорил.

– Никто не сомневается в вашей храбрости, Лев Захарович, но ваша группа выполняет важное задание. Если с кем-либо из вас что-то случится, то задание останется невыполненным.

Кажется, эти слова на Мехлиса подействовали. Он немного попыхтел, потом лишний пар вышел, и выражение его лица снова пришло в норму. Мехлис пошел к машине. Мы за ним, при этом майор мне чуть подмигнул. Зря он это сделал, так как Мехлис это заметил и метнул молнию в мою сторону. В машине Мехлис повернулся ко мне и сказал.

– Теперь я понял, кто надоумил моего майора. Сам бы он до такого не додумался. Не делайте так больше, Аня.

Вот еще. Человек хочет сделать глупость, а я молчи. Перебьется.

– Товарищ Мехлис, я здесь живу, здесь служит мой муж. Тут каждую неделю что-то случается: то стрельба из-за угла, то нападение банды. Это в Москве вам достаточно одного шофера, который сразу и охранник. А тут нам бы еще и броневичок не помешал. У нас есть цель, и все, что может помешать ее достижению, следует минимизировать.

Мехлис нахмурился, но промолчал. На некоторое время в машине установилась тишина.

129.

Наш кортеж подъехал к зданию ЦК компартии Белоруссии. Мы вышли и прошли внутрь, оставив охрану снаружи. Тут произошла небольшая заминка. Часовой пропускал всех внутрь по предъявлению партбилета. Но у меня-то партбилета не было. Впрочем, встречающий нас, видимо, крупный чин, кивнул часовому, и я сумела пройти по удостоверению. По парадной лестнице мы стали подниматься наверх, и вдруг я увидела, что нам навстречу спускается Цанава. Он уже здесь! Впрочем, где же ему еще быть, как не в Минске. Увидев Мехлиса, Цанава несколько насторожился, но поприветствовал его по всей форме. Потом увидел в свите меня, и на лице мелькнуло удивление. Я решила, что ничего страшного не случится, если я поприветствую свое прямое начальство. Поэтому подошла и доложила.

– Здравия желаю, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга. Согласно приказа сопровождаю товарища Мехлиса в его поездке по Белоруссии. Мехлис, заметив это, кивнул и сделал жест рукой. Я поняла его так, что могу отстать и поговорить с собственным начальством. Цанава, кажется, тоже захотел со мной пообщаться. Поэтому он повернулся и стал подниматься вместе с нами, но вся группа повернула налево, а мы свернули направо и зашли в какой-то кабинет. Я только успела заметить табличку на двери «Начальник охраны». В комнате сидел человек в форме майора НКГБ.

– Аркадий, выйди, нам нужно поговорить с товарищем Северовой.

Майор тут же вскочил и буквально вылетел из комнаты.

– Не ожидал встретить вас здесь, Анна Петровна. Да еще в свите товарища Мехлиса. Можете доложить, в чем тут дело?

– Так точно, товарищ Цанава. Только сначала позвольте вас поблагодарить за представление к внеочередному званию.

– Ладно, ладно, об этом потом, Цанава махнул рукой.

– Меня вместе с майором Серковым прикомандировали к товарищу Мехлису в качестве помощников для проведения проверки боеготовности наших воинских частей в случае внезапного нападения противника. Товарищ Берия велел передать вам, чтобы органы НКГБ Белоруссии оказали нашей группе поддержку.

– Понятно, немедленно отдам приказ по всем областям. Что еще.

– Товарищ Цанава, я вот тут подумала и мне пришла в голову одна идея.

На эти слова Цанава неожиданно усмехнулся и сказал.

– Я уже наслышан о ваших идеях. Кому теперь думаете писать письмо, Канарису или Гейдриху?

Ну что вы. До них мне нет никакого дела, а то написала бы и им. Но сейчас мне хотелось бы получить от вас несколько человек из НКГБ с двумя хорошими связистами – специалистами по телефонной связи.

– Это несложно, но зачем они вам? У вояк своих связистов хватает.

– Я предложу товарищу Мехлису такую проверку. В оговоренный момент связь с проверяемой частью будет повреждена, и посмотрим, как быстро вояки сумеют ее восстановить. А заодно проверим, как командиры будут принимать самостоятельные решения. Создадим обстановку, так сказать, максимально приближенную к боевой.

– Ну вы и…

– Стерва, хотите сказать? Так товарищ майор Григорьев очень часто именно так меня и называет. А вам, значит, про эту мою подпольную кличку пока не доложил.

– Я ему поставлю на вид за то, что плохо информирует руководство. Армейцам такой проверкой вы подложите очень большую свинью.

– Будем надеяться, товарищ Цанава, что среди них нет мусульман.

130.

Цанава взглянул на меня с удивлением. Потом до него дошло, и он захохотал.

– Да, с вами опасно связываться. Товарищ Мехлис будет доволен этой идеей. Он очень любит проверки с такими неожиданностями. Тем более, что противник будет действовать именно так.

– Хорошо. – Тут Цанава сразу стал серьезным. – Вы, наверное, переночуете в Минске, а завтра с утра отправитесь по армиям Округа. К моменту отъезда вам под начало поступит группа из семи моих сотрудников, причем два из них будут связистами. Так что, товарищ лейтенант, начинайте приобретать опыт командования.

– Я, товарищ Цанава, этот опыт уже около двух месяцев приобретаю. С того момента, как вышла замуж за командира НКГБ.

– Вижу, что вы Анна Петровна, за словом в карман не лезете.

– Об этом мне тоже говорили.

На эти слова Цанава улыбнулся и махнул рукой, давая понять, что беседа закончена. Мы вышли из кабинета, куда тут же заскочил майор. Цанава показал, куда мне нужно идти, чтобы присоединиться к своей группе, и пошел вниз.

В приемной товарища Пономаренко рядом с секретарем сидел Серков.

– Вот вы, наконец, Аня. А то мы вас потеряли. Я думаю, что скоро товарищ Мехлис закончит беседу, и мы сможем обсудить план работы на завтра. Садитесь, будем ждать.

Предположение Серкова не оправдалось, и мы просидели довольно долго, но, наконец, совещание закончилось, и из кабинета вышел Мехлис.

– Так, сейчас едем в Дом приемов ЦК Белоруссии. Там переночуем и завтра с самого утра встречаемся в штабе Округа с товарищем Павловым. Он нас будет ждать. Согласуем с ним планы проверки и список проверяемых дивизий. К этому времени у него уже будут результаты аэрофотосъемок. Их должны сделать сегодня. Так как все дивизии проверить за отведенное время не сумеем, то выберем по одной дивизии из каждой армии. Завтра и приступим.

В Доме приемов нас накормили превосходным ужином, причем я заметила, что Мехлис ел очень немного, а вина не пил вообще, впрочем, мы с майором тоже обошлись без спиртного. Вот закончим проверку тогда и отметим, если будет что отмечать. После ужина я решила, что Мехлис должен хоть немного, но подобреть, и подвалила со своей инициативой про связистов. Выслушав меня, он немного подумал, потом согласился, но сделал мне замечание.

– В следующий раз, Аня, сначала согласовывайте со мной ваши идеи, прежде, чем обсуждать их с посторонними. Пусть даже это ваш непосредственный начальник.

– Но ведь сам товарищ Берия сказал мне обратиться к товарищу Цанаве за содействием.

– Именно поэтому я и не объявляю вам выговор за самодеятельность, а только предупреждаю.

Вот чертов сухарь! Хочу сделать, как лучше, а он инициативу давит на корню. Мехлис почувствовав мое настроение, слегка помягчел и добавил.

– Поймите. У нас срочное и исключительно важное задание. Круг лиц, с которыми можно это задание обсуждать, определяю я, как старший группы. Даже товарищу Пономаренко я сказал далеко не все, что мы с вами запланировали сделать. Полную информацию можно сообщать только трем лицам: товарищу Сталину, товарищу Молотову и товарищу Берия. Вы, Аня, несмотря на довольно высокое по армейским меркам звание, в этих делах еще новичок. Поэтому слушайте старших товарищей и не стесняйтесь задавать вопросы. Я всегда поддержу инициативу, но буду очень строго спрашивать за обеспечение должной секретности.

131.

Утром я выскочила в расположенный около Дома приемов палисадник на зарядку. А что, выспалась, утро свежее, чуть прохладное. Солнце уже встало – как-никак июнь. Машин никаких нет. Тишина. Сплошная экология. Только закончила разминку, как тишина нарушилась. Подъехал грузовичок, в котором сидели несколько человек. Из кабины водителя вышел, наверное, командир, посмотрел вокруг, увидел меня и быстрым шагом подошел.

– Вы, товарищ Северова?

– Так точно.

– Здравия желаю, – он отдал честь. – Лейтенант госбезопасности Геворгян. Направлен к вам товарищем Цанавой. Жду ваших указаний.

– Очень хорошо. Пусть ваши бойцы пока отдыхают, а вы подождите меня здесь. Я быстро.

Я смоталась в номер, привела себя в порядок и снова выскочила на улицу.

– Товарищ Геворгян. Слушайте внимательно. Наша группа проверяет качество связи в войсковых частях всего округа. Вам поручается следующее задание. На том участке, который я буду указывать, вы будете выбирать наиболее удобное место – максимально укрытое от посторонних глаз, с хорошо просматриваемыми подходами. Там вы будете нарушать телефонную связь с соответствующей войсковой частью. Желательно, чтобы повреждение носило вид случайного. Но, в крайнем случае, допустим и простой обрыв. После нанесения повреждения ваша группа должна будет скрытно расположиться поблизости и наблюдать за теми, кто прибудет для ремонта линии. Если прибудет группа из нескольких человек, то ограничитесь простым наблюдением, если же прибудут один или два человека, то вы их тихо задерживаете, после чего сами устраняете неисправность и звоните мне. Вопросы?

– А что делать с задержанными?

– Обращаться вежливо, после восстановления связи и доклада отпустить, предупредив, чтобы молчали.

– Когда начинать?

– Точное время начала и конца операции, а также место будущей диверсии я буду сообщать после того, как мы определимся с очередной проверяемой частью. С бензином у вас все в порядке?

– Так точно. Машина заправлена под завязку и есть запасная канистра.

– Ну и отлично. Ждите. Думаю, что минут сорок у вас есть.

Я вернулась в дом и пошла на завтрак. Мехлис и Серков уже сидели за столом.

– Опаздываете, Анна Петровна.

– Никак нет, товарищ Мехлис. Просто уже подъехала машина с людьми, о которых мы вчера говорили. Задачу я им объяснила, и теперь они ждут распоряжений.

– Очень хорошо. Тогда не будем терять времени, которого у нас совсем мало. Через пятнадцать минут едем в штаб округа. Ваша группа пусть следует за нами.

– Я им передам, товарищ Мехлис, только они будут останавливаться немного в сторонке, чтобы не светиться.

– Правильно. Я сам хотел вам это сказать. Ну, поторапливайтесь, товарищи командиры.

132.

Наша группа подъехала к штабу округа. Мехлис прошел в здание, а мы с майором остались на улице, точнее, во дворике. Минут через сорок из штаба вышел какой-то майор и пригласил зайти внутрь. Он сразу провел нас в кабинет командующего. Павлов был мрачнее тучи. Мехлис тоже не сиял от счастья. Видно было, что они поцапались. Я вспомнила слова папульки: «Когда большие начальники ругаются между собой, подчиненным лучше молчать и делать тупое выражение морды лица.» Мы с майором так и поступили. Наконец, Павлов заговорил.

– И с этой парой ты, Лев Захарович, хочешь проверять весь мой округ? Ладно майор, он генштабист и кое-что знает. А эта девица – у нее же молоко на губах не обсохло.

– Эта девица, лейтенант госбезопасности Северова, включена в нашу группу по личному указанию товарища Сталина. И совсем не за красивые глазки. Как-нибудь на досуге спроси про нее у товарища Цанавы или у товарища Берия.

Вот даже как! Значит, Мехлис про меня уже навел справки.

Павлов хмуро осмотрел меня с головы до ног, что очень мне не понравилось. Но, если даже товарищу Сталину не удалось меня запугать, то куда этому командующему. Он, дурак, не понимает, что наша проверка, может быть, всего лишь через месяц спасет ему жизнь. Ведь если удастся удержать фронт или, по крайней мере, не допустить полного разгрома Западного фронта, то тогда, наверное, и Павлова не расстреляют. А Мехлис, тем временем продолжал.

– Я же сказал тебе, Дмитрий Григорьевич, что в те сроки, которые поставил перед нами товарищ Сталин, детальную проверку провести невозможно. На нее нужно несколько десятков проверяющих и не менее двух-трех месяцев, – тут Мехлис понизил голос, – которых у нас может и не оказаться. Наша задача: проверить наиболее критические моменты. Результаты проверки позволят Генштабу и Наркомату обороны в срочном порядке разработать меры по устранению самых вопиющих недостатков.

– Так многие недостатки и выявлять не надо. Я тебе сам о них доложу. Ты говорил о вопроснике. Дай его мне на часок и получишь ответы на большинство вопросов. Но в связи с чем такая срочность – не понимаю?

– У товарища Сталина появилась тревожная информация о твоем соседе.

– Ко мне все время поступает подобная тревожная, как ты говоришь, информация. Я несколько раз беседовал с теми, кто мне ее приносил. Обычные паникеры и трусы.

– Может быть, но проверку мы все-таки проведем. Сам понимаешь, что поручение товарища Сталина должно быть выполнено. А что касается вопросника, Дмитрий Григорьевич, так вот он.

С этими словами Мехлис вынул из портфеля уже знакомую мне папку, открыл ее и достал оттуда один комплект вопросов.

– Распишись только в получении. Порядок есть порядок.

Павлов кивнул, расписался у Мехлиса в отдельной тетрадке и взял вопросник.

– Тогда, Дмитрий Григорьевич, пока ты будешь заполнять таблицу, мои ребята поработают с фотоснимками. Где они?

Павлов вызвал порученца, и тот принес папку двойных размеров с завязками. Папка была толстой – значит фоток там было полно. Мехлис, в свою очередь, расписался за папку и передал ее Серкову. Затем порученец отвел нас в отдельный кабинет, где мы смогли разложить все на столе.

– Подождите, Аня, – вдруг сказал мне Серков. Он выскочил за дверь и буквально через минуту вернулся. – Я попросил, чтобы у нашего кабинета поставили часового. Осторожность не помешает. Теперь, в случае чего, мы спокойно можем выходить из этой комнаты. Часовой никого кроме Павлова и Мехлиса, ну и нас, разумеется, сюда не впустит.

133.

Наше изучение аэрофотосъемки свелось к тому, что Серков говорил мне, какой снимок куда положить, какой переложить, а какой убрать. Я все старательно выполняла без каких-либо возражений, так как это его хлеб. Но пару вопросов майору припасла. Минут через тридцать, когда активность майора немного снизилась, я решила, что надо и мне включаться.

– Товарищ майор. Так как я в этих снимках почти ничего не понимаю, то хочу устроить вам допрос с пристрастием.

– Давайте, Аня, а то я уже стал забывать из какого вы наркомата.

– Первый вопрос: как обстоят дела с маскировкой?

– Судя по снимкам – никак. Мы, разумеется, посмотрим все на земле, но мне почему-то кажется, что никакими ложными целями и бутафорией тут не пахнет. Что на снимках – то и в реальности.

– Понятно. Второй вопрос: как расположены самолеты на аэродромах?

– Ага. Значит, вы тоже это заметили.

Ничего я не замечала. Просто эти моменты из истории помню.

– Очень неудачно расположены. У них там часть полос то ли ремонтируется, то ли оборудуется, поэтому самолеты стоят слишком скучено. Если, не приведи бог, неожиданная бомбежка, то все или почти все сгорят прямо там, не успев взлететь.

Все точно, как было в учебнике. Поэтому сейчас главный вопрос – можно ли хоть что-то изменить, чтобы избежать колоссальных потерь первых месяцев войны. Если, например, часть самолетов просто перевести в тыл. А спрошу-ка я сейчас об этом у Серкова.

– Товарищ майор. Скажите, пожалуйста. А что, если лишние самолеты перебросить в тыл, километров, скажем, за двести?

– Перебросить несложно. Заправили горючим и вперед, то есть назад. Через час вся эскадрилья или даже весь полк будут в тылу. Только в случае войны они ведь окажутся вне зоны боевых действий. Пока вернутся назад. А с далеких аэродромов летать не смогут из-за недостатка горючего.

– Значит лучше, чтобы их просто сожгли на этих аэродромах?

– Ну что вы такое говорите? Вы меня неправильно поняли.

– Нет, товарищ майор, я поняла вас отлично. На этих аэродромах в случае войны их сожгут, а в тыл их перебросить нельзя, потому что не смогут принимать участия в боях. Так какой же вариант лучше?

Наконец, Серков понял, что противоречит сам себе, и задумался.

– Строго говоря, оба варианта плохи. Но получается, что переброска все-таки лучше. Правда, тут есть еще одна проблема. Такой приказ о переброске может отдать только товарищ Павлов. А он никогда его не отдаст.

– Значит, надо, чтобы ему приказали. Знаете, товарищ майор. Я девушка упертая. Если полагаю, что некоторое действие нужно обязательно предпринять, то готова долбить до упора. Вплоть до обращения к товарищу Сталину. Раз он меня назначил в нашу группу, то думаю, что имею право обратиться прямо к нему. Но если вы поможете убедить в правильности такого шага товарища Мехлиса, то, может быть, обойдемся и без крайних мер. Есть ведь Нарком обороны и Генштаб. Вот только хватит ли у нас времени?

– Аня, а почему вы так торопитесь. У нас, в Генштабе, нет данных, что война вот-вот начнется.

Тут я чуть было не ляпнула, что такие данные, причем достоверные, есть у меня, но вовремя сдержалась. Решила немного приврать.

– Во-первых, такие сведения есть в нашем наркомате, а, во-вторых, возможно, что до вас эти сведения просто не дошли. Мы все в Генштаб отсылаем аккуратно (поди, проверь).

Вот тут Серков, как любил говаривать один мой приятель, «впал в размышлизм».

134.

В процессе дальнейшей работы со снимками я, не отвлекаясь от их перекладывания, выяснила у Серкова еще несколько интересных моментов. В меня со школы вбито твердое убеждение, что лишней информации не бывает. Важно только ее правильно упорядочить, т.е. разместить по степени важности и частоте востребованности. Поэтому по ходу дела я и терзала Серкова разными вопросами, а он, надо отдать ему должное, безропотно на них отвечал в меру своих знаний. Правда, по его выражению лица я понимала, что он недоумевает, зачем мне все это.

Примерно через час зашел порученец Павлова и пригласил зайти к командующему. У двери комнаты с аэрофотоснимками остался часовой. Вся наша группа во главе с Мехлисом снова оказалась в кабинете Павлова.

– Вот товарищи, – Павлов протянул Мехлису листки с вопросами – ответы на большинство ваших вопросов. Некоторые вопросы действительно оказались интересными, но в основной массе я не вижу особого смысла в их изучении. Тем более, что они, особенно в части умения обороняться, никак не укладываются в концепцию ответного удара. Мы не в окопах сидеть должны, а немедленно всеми силами округа переходить в контратаку. На это нацелены и танки, и пехота, и авиация.

Я почувствовала, что тут явно проглядывают ушки Тухачевского. Мехлис, конечно, это тоже уловил и сразу возразил.

– Товарищ Павлов. Мы помним про доктрину встречного удара, но сейчас начали рассматривать и возможность ведения гибкой эшелонированной обороны, как, строго говоря, написано и в Полевом Уставе РККА.

– Знаю я Устав. Сам принимал участие в его подготовке, но главное – это не оборона, а атака.

Тут я не выдержала. Ну нельзя же быть таким упертым. А я уже успела кое-что существенное вытянуть из Серкова. Сейчас самое время использовать.

– Разрешите, товарищ командующий округом?

Павлов скривился, но, помня слова Мехлиса, кивнул.

– Говорите, товарищ лейтенант.

Своим тоном он, кажется, старался подчеркнуть, что негоже лейтенанту вмешиваться в разговор двух генералов, один из которых, к тому же Герой Советского Союза. Но этим меня не проймешь.

– Вот вы, товарищ генерал армии воевали в Испании. Воевали не просто хорошо, а очень хорошо, за что вас наградили Звездой Героя.

Павлов согласно кивнул, но на лице проступила подозрительность. Ждет от меня подляны. И правильно ждет.

– Вы, товарищ генерал армии, вернулись из Испании в 1937 году. Скажите, пожалуйста, а много ли танкистов вернулось из Испании в 1938 году?

Павлов снова помрачнел и сквозь зубы признал.

– Немного вернулось. Немцы поставили Франко новые противотанковые пушки, которые с легкостью пробивали броню наших танков. Большую часть танков пожгли.

Тут я, наконец, нанесла завершающий удар.

– А какими танками вы сейчас собираетесь атаковать немцев в случае их нападения?

Как будто я воткнула шило в зад генералу. Он чуть ли не закричал.

– Так нет у меня других танков. Т34 и КВ пока поступают в явно недостаточном количестве.

Теперь не выдержал уже и Мехлис, который тоже был готов сорваться на крик.

– Дмитрий Георгиевич. Получается, что ты готов бросить на новые противотанковые пушки старые танки, заранее зная, что их просто сожгут вместе с экипажами?

Павлов было вскипел, но поскольку крыть было явно нечем, выпустил пар молча и уставился на меня.

– Лев Захарович, где только товарищ Берия откопал такую помощницу?

– Его спрашивай, Дмитрий Георгиевич.

Слава богу, оба генерала, кажется, успокоились. Заметив это, уже Серков решил поднять вопрос с аэродромами и самолетами. К моему удивлению, Павлов воспринял наше предложение довольно спокойно.

– Товарищ Мехлис, твой майор тоже дело предлагает. Но честно скажу, без твоей поддержки, я такой приказ не рискну отдать. Бесполезно. Товарищи Жуков и Тимошенко меня не поймут. Их ведь нет на этом совещании, – эти слова командующего уже прозвучали одновременно и как шутка, и как желание пойти на мировую.

В этот момент Серков, прерванный Павловым, продолжил.

– Разрешите, товарищ командующий? Количество самолетов на аэродромах при переброске должно оставаться прежним. Немцы про них знают, так не будем их разочаровывать. Мы только вместо убывших самолетов поставим макеты.

На эти слова уже и Павлов, и Мехлис довольно заулыбались.

– Дмитрий Георгиевич, – снова заговорил Мехлис, – давай сделаем так. Ты подготовь предложение по этому вопросу за двумя подписями: твоей и моей. Я со своими помощниками после возвращения в Москву немедленно доложу обо всем товарищу Сталину. Думаю, что он нас в этом вопросе поддержит.

135.

Уф, кажется, ситуация нормализуется. Значит, и работать нам будет легче. А Мехлис, тем временем, продолжил.

– За твои ответы, Дмитрий Георгиевич, большое спасибо. Они заметно сократят нам работу, но все равно по дивизиям мы пройдемся. И вот еще что. Тут товарищ Северова хочет провести проверку связи несколько оригинальным способом. Доложите, товарищ лейтенант.

Вот еще! Сам про секретность талдычил, а тут сходу решил все Павлову выложить. Впрочем, может и правильно решил. Если отношения нормализовались, то ничего страшного не будет. Потом все-таки он начальник – ему виднее, как тому жирафу^[53]. Я встала и подробно доложила о способе проверки. Павлов покачал головой, но, насколько я поняла, сильных возражений она у него не вызвала. И то хлеб.

– Согласуйте время разрыва связи с моим управлением, а то ремонтников могут послать и они.

Ух, ты. Я про это забыла. А в данном случае командующий полностью прав.

– Есть, обязательно согласую, товарищ генерал армии.

Тут Павлов совершенно неожиданно обратился к Мехлису.

– Лев Захарович. Разреши я немного поговорю с твоей помощницей наедине.

Мехлис заметно удивился, но возражать не стал. Он и Серков вышли из кабинета, оставив меня наедине с грозным генералом.

– Товарищ Северова. До меня доходили слухи о какой-то девушке, которая тренируется с разведчиками 85 стрелковой дивизии. Что можете сказать по этому поводу?

– Так точно, это про меня, товарищ генерал армии.

– А в проверке боеготовности дивизии тоже вы участвовали? Копию доклада майора Григорьева мне, конечно, прислали.

– Вместе с мужем участвовала, товарищ генерал армии.

– Теперь понятно, где вы набрались разных сведений. А Федор Савич – хитрый жук. Все тишком. Впрочем, он дело делал, поэтому я смотрел на это сквозь пальцы. Хорошо, можете быть свободны.

Я вышла и столкнулась с удивленным взглядом Мехлиса.

– Все, Аня, отпустил вас товарищ Павлов?

– Так точно, товарищ Мехлис. Просто у нас с товарищем Павловым оказались общие знакомые.

– Хорошо, об этом потом, а сейчас зайдем в ваш с майором кабинет. Я тоже хочу посмотреть снимки и выслушать ваши оценки.

Мы с Серковым доложили все наши соображения по поводу маскировки. От хорошего настроения Мехлиса не осталось и следа. Он снова насупился и что-то черканул у себя в тетради.

Проработав все материалы, переданные нам Павловым, и заново обсудив список проверяемых армий, мы приступили собственно к проверке. По приезде в дивизию, я занималась стрельбами, подготовкой разведчиков и высматриванием всего интересного, с моей точки зрения. Серков взял на себя проверку артиллерии и танковых подразделений, а Мехлис обсуждал различные вопросы с командирами. В оговоренное время, когда группа НКГБ должна была нарушить связь, я начинала ошиваться около штаба. Если в течение получаса никто никуда не звонил, то я сама просила предоставить мне телефон для звонка. Куда буду звонить, я не сообщала, но делала таинственное лицо.

136.

Попытка позвонить, естественно заканчивалась неудачей, после чего связисты получали приказ связь восстановить. Первые два дня все прошло примерно так, как я планировала, то есть командир высылал двух связистов, моя группа их благополучно задерживала, Геворгян тут же отзванивался мне, после чего напуганные карами за разговорчивость и проинструктированные связисты возвращались и докладывали о выполнении ремонта. Но вот на третий день произошел казус.

Мы как раз были в штабе 56-й стрелковой дивизии недалеко от моего уже, наверное, родного Гродно. Связь нарушена, но никто пока про это не знает. Я звоню и удивленно сообщаю дежурному командиру, что линия не работает. Он проверяет, сам убеждается, что связь порушена и вызывает начсвязи. Тот тут же приказывает двум связистам связь восстановить. Связисты особо не торопятся (наверное, для них это дело привычное), но и не мешкают. Выводят двух коней, грузят на них аппаратуру, сами садятся и выезжают с территории штаба. В это время раздается звонок, и Геворгян бодро докладывает, что связистов они задержали, а их мотоцикл откатили в кусты. Потом спрашивает, можно ли восстанавливать связь.

Я в некотором обалдении от скорости прибытия связистов говорю, что связь восстанавливать уже можно, и тут до меня доходит. Какой нафиг мотоцикл? Связисты же поехали на лошадях! Хорошо еще, что не успела положит трубку.

– Товарищ Геворгян. Слушайте приказ. Связистов тщательно обыскать, связать, замаскироваться и ждать моего прибытия. Сообщите точные координаты.

– Дорога в квадрате 27. Там как раз перелесок и дорога немного изгибается. Ждем вас, товарищ лейтенант.

Я пулей выскочила из помещения штаба, нашла начальника особого отдела и потребовала срочно мотоцикл с водителем. Особист по званию был майором, но у помощника самого товарища Мехлиса выяснять, зачем это надо, не рискнул. Вместо этого он предложил свой автомобиль с шофером и с собой впридачу. Ушлый мужик, видно что-то смекнул. Я с благодарностью согласилась. Пока ждала машину, увидела Мехлиса, который шел откуда-то с комдивом. Подбежав к нему, я отрапортовала.

– Разрешите обратиться, товарищ армейский комиссар первого ранга.

Мехлис кивнул.

– Мне нужно срочно отлучиться из части примерно на час. Меня будет сопровождать начальник особого отдела дивизии. Разрешите причину объяснить позже. Дело срочное.

Мехлис внимательно посмотрел на меня, кажется, прочувствовал, что мне действительно это нужно, и дал свое согласие.

Я запрыгнула в подкативший автомобиль, и мы поехали к Геворгяну. По дороге обогнали трусивших на лошадях связистов. Сначала я решила отправить их назад, но потом передумала. Ничего, пусть растрясут жиры. Заодно связь получше проверят. Минут через двадцать мы снизили ход и я стала всматриваться в перелесок. Вот изгиб дороги. Машина остановилась и я вышла. Тут же, как чертик из табакерки, из за соседнего куста выскочил Геворгян.

– Товарищ лейтенант, мы здесь. Связистов обыскали. У каждого нашли пистолет ТТ и документы о принадлежности к 56-й стрелковой дивизии.

137.

Мы с особистом подошли к задержанным. Два бойца средних лет и совершенно непримечательной внешности.

– Кто вы такие?

– Мы связисты 56-й стрелковой дивизии. Нас направили сюда для проверки связи.

– Товарищ майор, – повернулась я к особисту. – Это ваши бойцы?

Он внимательно посмотрел сначала на одного, потом на другого.

– Никак нет, товарищ лейтенант. Первый раз вижу.

Все понятно. Осталось решить один вопрос.

– Товарищ майор, давайте немного отойдем.

Майор уже начал понимать в чем дело и без возражений отошел со мной метров на двадцать.

– Товарищ майор. Моя группа проводила проверку действий связистов вашей дивизии по обнаружению и устранению неисправностей в проводной связи. Но это двое к вашей дивизии никакого отношения не имеют. А на столб с проводами залезть хотели.

– Отсюда следует, – прервал меня майор, – что никакие они не связисты, а шпионы и хотели либо связь нарушить, либо подключиться для прослушки.

– Вот именно. Поэтому давайте сделаем так. Напишем в отчете, что сотрудниками НКГБ Белоруссии совместно с особым отделом 56-й стрелковой дивизии были задержаны два подозрительных человека, выдававших себя за бойцов дивизии. Задержание непосредственно проводил лейтенант НКГБ Геворгян.

Майор быстро сообразил, что с этого он тоже поимеет свой профит, и сразу согласился.

– Куда будем их доставлять, товарищ лейтенант?

– Предлагаю сначала доставить их в особый отдел дивизии для первоначального допроса, а потом связаться с начальником НКГБ Барановичской области майором Григорьевым. Он скажет, куда их переправить. Только вот еще что. До конца недели прошу не сообщать вашему комдиву о том, что мои люди здесь делали. Это секретная операция.

– Договорились, товарищ лейтенант.

Задержанных погрузили в грузовичок с бойцами, и мы уже на двух машинах и одном мотоцикле двинулись в дивизию. Там этих типов быстро увели, а я побежала разыскивать Мехлиса. Геворгяна прихватила с собой – лейтенант отличился, и пусть его за это похвалит высокое начальство.

Мехлис в это время беседовал с комдивом, поэтому я попросила адъютанта комдива доложить Мехлису обо мне, и мы остались ждать снаружи. Минут через десять вышел Мехлис, увидел нас и кивнул, чтобы мы подошли.

– Что у вас, Аня, случилось, и почему сюда приехала ваша группа?

– Товарищ армейский комиссар первого ранга. Прошу отойти в сторону, чтобы я могла обо всем доложить.

Мехлис на пару секунд задумался, потом кивнул, и мы отошли на несколько метров. Тут я доложила, что во время проверки линии связи товарищ Геворгян проявил похвальную бдительность, и его бойцы задержали двух крайне подозрительных людей, выдававших себя за бойцов этой дивизии. Мехлис немного оторопел от моих слов, но быстро сориентировался. Он объявил благодарность Геворгяну и его группе за четкие действия и отпустил. Тот ушел очень довольный. Не каждый день получаешь благодарность от члена Правительства. После этого Мехлис обратился ко мне.

– Теперь прошу вас, Аня, точно доложить, как все происходило.

Я подробно все рассказала.

– Вы действовали совершенно правильно, – одобрил Мехлис. – По возвращении в Москву я информирую об этом товарища Берию. Выражаю вам благодарность.

– Служу трудовому народу, – вытянулась я точно так же, как за несколько минут до этого тянулся Геворгян.

138.

Еще полтора дня мы работали, если можно так сказать, в штатном режиме, но на второй день после обеда Мехлис после очередного «разбора полетов» мрачный как туча заявил.

– Считаю, что проверку следует прекратить. Результаты крайне неутешительные, о чем я сейчас доложу товарищу Сталину. Уверен, что оставшиеся два дня покажут примерно то же самое. А у нас, возможно, – тут он кинул быстрый взгляд на меня, – времени на исправление ситуации почти не остается.

С этими словами Мехлис вышел, чтобы позвонить по ВЧ наверх, а мы остались вдвоем с Серковым, причем теперь на меня уставился уже майор.

– Мне почему-то кажется, Аня, что у вас и у товарища Мехлиса есть какая-то дополнительная информация, которую в Генштабе не знают.

– Товарищ майор. О том, что знают и что не знают в Генштабе спрашивать надо не у меня, да и не у товарища Мехлиса, так как не мы определяем, кому и что сообщать.

Майор увидел, что даже, если я что и знаю, то говорить об этом не намерена. Впрочем, как человек военный, да еще работник Генштаба, он меня прекрасно понял и, надеюсь, не обиделся.

Минут через тридцать вернулся Мехлис.

– Товарищи командиры. Через 10 минут мы выезжаем в Минск. Там нас будет ждать самолет. Вместе с нами полетит товарищ Павлов. Охрану я уже предупредил. Собирайтесь.

А чего собираться? Взяли свои немногочисленные вещички и в машину. И пяти минут хватило. Через два часа к нашему кортежу присоединились две машины Павлова и всем кагалом мы въехали на аэродром. Еще через тридцать минут мы уже взлетели и взяли курс на Москву. Выглянув в иллюминатор, я заметила, что параллельно нашему курсу летит самолет. Посмотрела в иллюминатор другого борта – и там виден самолет.

– Это наше сопровождение, – пояснил Серков.

– А когда мы летели в Минск, они тоже были?

– Конечно. Члена Правительства полагается охранять не только на земле, но и в воздухе. Вы просто тогда на это внимания не обратили.

Ух, какие же мы важные персоны! Пусть главный – Мехлис, но мы ведь при нем. Значит можно считать, что и нам положена такая охрана, как людям из аппарата Правительства.

Ладно, пока летим есть время немножко подумать. Что, если весь список выявленных проблем и недостатков упорядочить (ну въелась в меня эта привычка упорядочивать информацию – в конце концов я программер или кто) по степени ответственности Павлова: например, за общую организацию дел в округе отвечает именно он, а за некомплект личного состава или, скажем, явную нехватку транспортных средств ответственность на него возлагать не стоит. И так далее. В самолете авторучкой писать неудобно, ухабы, то есть воздушные ямы, попадаются. Сама я вроде бы не очень от этого страдаю, но авторучка из-з атряски может давать кляксы, что нежелательно. Поэтому я в первый раз решила использовать второй компонент подарочного набора – карандаш. Выпросила у запасливого Серкова пару листов бумаги и стала чиркать на них свои мысли по этому поводу. Ясное дело, что Серков бумагу выдал мне не просто так, а поинтересовался «на что, мол, нужен барину фрак?»^[54]. Я от коллеги секретов не держу (кроме государственных), поэтому майор вытащил листки и для себя – чем он хуже!

Вот так за работой время пролетело совсем незаметно, и я даже была недовольна, что полет закончился слишком быстро – не все успела записать. Сразу после посадки Мехлис подозвал нас к себе и спросил, что это мы там писали. Интересно, у него глаза на затылке что ли? Ведь сидел – не оборачивался. Но нам скрывать нечего – доложили. Мехлис тут же отобрал все наши записи и спрятал в свой портфель. Правда, за инициативу похвалил.

– Теперь слушайте внимательно. Я еду к себе в наркомат. По дороге завезу вас, майор, в Генштаб, а вас, Аня, в ваш наркомат. Там сидите и ждите. Скорее всего, мы сегодня еще встретимся.

Только войдя в Наркомат, я вспомнила, что одно поручение Берии так и не выполнила. Парабеллум остался дожидаться меня в столе у майора Григорьева. Я же не виновата, что в Барановичи мы не попали.

В приемной сидел Трофимов. Увидев меня, он тут же подхватился и зашел в кабинет к Берии. Выйдя оттуда через пару минут, сделал приглашающий жест. Я вошла в кабинет и обратилась к Наркому с приветствием.

– Здравия желаю, товарищ Генеральный комиссар госбезопасности.

– Здравствуйте, товарищ Северова, проходите, садитесь. О результатах инспекционной поездки комиссии товарища Мехлиса мне докладывать не нужно, так как сегодня в 22 часа будет совещание у товарища Сталина. Возможно, что там вам предложат выступить. Расскажете все, что сумели увидеть, услышать и понять. А сейчас расскажите про историю с телефонистами. Хочу услышать все от первого лица.

Я коротко рассказала об идее проверки и о том, как она произошла в 56-й стрелковой дивизии.

– Собственно моей заслуги в самом задержании не было, товарищ Нарком. Все очень грамотно сделала группа лейтенанта Геворгяна из НКГБ Белорусии. А я просто помогла доставить задержанных.

– Вы несколько преуменьшаете свою роль, товарищ Северова. Разумеется, товарищ Геворгян хорошо выполнил свою работу, и его обязательно отметят в приказе по наркомату. Но вся операция стала возможной только благодаря вашей идее с проверкой, поэтому вас мы тоже наградим. Меня только удивляет, как ваши немного странные идеи дают такой положительный результат.

– Честно говоря, меня саму это тоже очень удивляет, товарищ Нарком, – не удержалась я.

В этот момент зазвонил телефон. Судя по цвету, правительственный. Берия тут же снял трубку.

– Слушаю, товарищ Сталин.

Ого, так это не просто правительственный, а непосредственно от товарища Сталина. Ну да, вон еще один правительственный стоит. Тем временем, разговор продолжался.

– Да, товарищ Сталин. Готовы и сразу же выезжаем.

Берия положил трубку и сделал мне знак рукой. Значит, пора ехать в Кремль. Интересно, а выспаться я сегодня сумею? Утром в дивизии, днем в самолете, вечером на совещании. Ну и денек! Ой, чуть не забыла. Выйдя из кабинета, я вытянула из кобуры наган, а из сумочки Вальтер и все вручила Трофимову.

139.

По дороге Берия меня инструктировал.

– Слушайте внимательно, товарищ Северова. Сейчас будет совещание в расширенном составе. Будут Нарком обороны, товарищ Тимошенко, его заместитель, товарищ Шапошников (вы с ним уже знакомы), начальник Генштаба, товарищ Жуков, и, конечно, товарищи Мехлис и Павлов. Да, разумеется, будет и майор Серков. О вашем прошлом знают только товарищи Шапошников и Мехлис. Для всех остальных вы просто мой порученец – доверенное лицо, если хотите. Скорее всего, вам и Серкову предложат выступить первыми. После докладов и ответов на вопросы вы с Серковым выйдете, он уедет, а вы будете ждать в приемной. Все понятно?

– Так точно, товарищ Нарком.

Как раз к этому моменту мы подъехали к уже знакомому зданию. В приемной сидело несколько военных с большими ромбами и звездами. Жукова я, кажется, узнала. Артист Ульянов нисколечки не был похож на Жукова, но очень точно ухватил его манеру держаться. Я еще сильнее зауважала знаменитого артиста. При этом мне вспомнились артисты, игравшие Берию. Вот они сумели добиться внешнего сходства (думаю, что в основном за счет пенсне), но и только. Ничего общего ни с поведением, ни с выражением лица.

Ровно в 22 часа нам предложили войти в зал совещаний. Все расселись за большим овальным столом, а товарищ Сталин, к моему удивлению, не сел во главе стола, а стал неторопливо прохаживаться по залу. Потом он остановился и заговорил.

– Мы по линии Наркоматов товарищей Берия и Меркулова неоднократно получали и продолжаем получать сообщения о подготовке Германии к нападению на Советский Союз. Эти сообщения поступали из разных стран и из разных источников. Совсем недавно мы получили сообщение еще от одного заслуживающего доверия источника с вполне определенной датой – 22 июня. Мы очень не хотим войны, мы к ней не вполне готовы. Нам катастрофически не хватает хотя бы шести месяцев для окончательного перевооружения нашей армии и обучения бойцов. Но Гитлер не хочет давать нам это время. Он даже готов напасть на нас, не закончив войну на Западе. Это обязательно кончится для него катастрофой, но наша страна окажется перед самым серьезным испытанием со времени окончания гражданской войны.

Тут товарищ Сталин остановился около высокого наголо бритого мужика и посмотрел на него.

– Мы знаем, товарищ Тимошенко, как много сил вы прилагаете для совершенствования нашей армии, но иногда взгляд со стороны позволяет увидеть нечто новое. Поэтому мы неделю назад направили в Западный Особый военный округ комиссию в главе с Наркомом госконтроля, товарищем Мехлисом. Перед этой комиссией не ставилась задача детально изучить все состояние дел в округе. Для этого у них не было ни достаточно людей, ни времени. У товарища Мехлиса были всего два помощника: от наркомата госбезопасности, товарищ Северова и от Генштаба, товарищ Серков. Предлагаю сначала заслушать этих товарищей. Товарищ Северова, даму полагается пропускать вперед. Вам слово.

Вот тебе и раз. А все мои заготовки отобрал Мехлис. Как же я буду говорить? Впрочем, зря я так на Мехлиса. Он не растерялся и тут же вручил мне мои листки. Я глубоко вздохнула и начала.

– Товарищи. Во время нашей поездки я отвечала за проверку стрелковой подготовки, подготовки разведчиков и за связь. Вот в таком порядке я коротко доложу результаты по всем проверенным дивизиям. Сводные материалы с детализированной информацией пока, к сожалению, в единственном экземпляре, потому что мы всего несколько часов назад вернулись в Москву. 1. Стрельба из винтовки: Мосинки или СВТ-40. Общая оценка – «неудовлетворительно». На дистанции 100 метров оценка «посредственно», на 200 метров – «плохо», на 300 метров – «очень плохо». Бойцы совершенно не умеют вести огонь по воздушным целям. Их этому не учили вообще. Еще очень важный момент – после стрельб не все чистят свое оружие. А это у каждого бойца должно быть на уровне безусловного рефлекса. Стрельба из ручного пулемета. Поставлен рекорд со знаком минус. Один из пулеметчиков на дистанции 400 метров расстрелял весь диск, не поразив ни одной мишени из двадцати.

– Прицел, наверное, не выставил, – не удержался Тимошенко.

– Так точно, товарищ Нарком.

– А куда командир смотрел? Он должен был приказать.

– Должен был, но я его убила. Он за это потом еще на меня обиделся.

Все участники совещания прекрасно поняли, что я имела в виду. Маршальские звезды просто так не дают. И я продолжила.

– Младшие командиры могут стрелять из нагана или из ТТ только в неподвижном положении – строго по инструкции. А как будет в реальном бою, когда нужно либо бежать вперед, либо вести оборонительный огонь? Да еще, когда рядом взрываются снаряды или свистят пули. Далее, большая нехватка винтовок с оптическим прицелом. Не для снайперов – это отдельный вопрос, а просто для некоторых метко стреляющих солдат, которые могли бы и в наступлении, и в обороне поражать на сравнительно больших дистанциях пулеметчиков и минометчиков противника. 2. Разведка. Оценка – «посредственно». Недостаточное владение приемами рукопашного боя, слабое умение вести огонь во время движения. Скрытность перемещения удовлетворительная. Взаимодействие членов разведгруппы слабое – недостаточно отработано понимание жестикуляции. Заметно хромает общая физическая подготовка – на дистанции 10 километров ни один из бойцов не сумел меня догнать, хотя все мы бежали с одинаковой выкладкой. 3. Связь. Общая оценка – «неудовлетворительно». Связь только проводная либо вообще незамаскирована, либо замаскирована слабо. Нет дублирующих линий связи. При нарушении связи высылают всего одного или двух связистов, поэтому при наличии засады легко полностью лишить штаб дивизии связи с полками. Радиосвязь вообще на нуле. На все проверенные дивизии нашли всего двух радистов. Это притом, что рации на складах есть, пусть и в недостаточных количествах.

Тут я притормозила. Коротко вроде бы все, а подробно пусть читают отчет. Ой, я забыла сказать про окапывание.

– Товарищи, прошу прощения, забыла сказать про окопы. Солдаты не понимают важности окопов полного профиля. Копают кое-как, можно сказать, из-под палки. И в некоторых подразделениях командиры не проявляют должной настойчивости. На мои замечания смотрят, как на придирки. Я так и не смогла таким командирам объяснить, что, жалея солдат, они тем самым готовят будущих покойников. У меня все.

140.

Товарищ Сталин снова взял слово.

– Спасибо, товарищ Северова. Теперь послушаем, что нам скажет товарищ Серков.

Генштабист, он и в Африке генштабист. Куда мне до него. Начал с описания недостатков взаимодействия разных родов войск в рамках одной дивизии. Потом четко по полочкам разобрал проблемы артиллеристов, начиная с удаленности складов и кончая недостаточностью средств для транспортировки орудий, особенно тяжелых гаубиц. Отметил проблемы маскировки, точнее практически полное ее отсутствие. Потом он перешел к авиации. Насколько я поняла, про скученность самолетов участники совещания уже знали и все дружно покивали на предложение перебазировки части самолетов на запасные аэродромы. Идея с макетами самолетов тоже всем понравилась. А вот когда Серков наметил возможные варианты рассекающих танковых ударов противника по войскам Западного особого военного округа с учетом опыта войны Германии против англо-французских войск, маршалы помрачнели. Я так поняла, что, с одной стороны, это их сильно беспокоит, а, с другой стороны, методы противодействия таким ударам они пока не нашли. Очевидно, что это понял и Сталин. Он поблагодарил Серкова и предоставил слово Мехлису.

Товарищ Мехлис сначала подытожил нашу с Серковым работу, а потом заговорил о недостатках в работе старших командиров и политруководства дивизий.

– Вы представляете, товарищи, некоторые младшие командиры и бойцы уверены, что в случае нападения Германии на Советский Союз немецкий пролетариат тут же поднимет восстание в Германии. Такие мысли полностью разоружают наших бойцов. Можно даже предположить, что вместо немедленного отпора врагу подобные командиры попытаются вести агитацию среди солдат противника. А это обязательно кончится либо их убийством, либо сдачей в плен, что еще хуже. Тут явная, может быть даже преступная, недоработка политорганов. Еще один важный момент, который я хотел бы отметить, это скептическое отношение к приказам из Москвы. Москва, мол, далеко, а мы тут знаем, что никакой войны не будет, что никогда Гитлер не осмелится на нас напасть. Подобное отношение неизбежно приводит к небрежному исполнению приказов Наркомата обороны и Генштаба.

Эти слова подействовали на маршалов, как красная тряпка на быка. Если бы не въевшаяся в плоть и кровь дисциплина, то Мехлиса, наверное, тут же бы «затоптали». Товарищ Сталин, кажется, это почувствовал и решил, что подобные разборки лучше проводить в узком кругу.

– Товарищи, я думаю, что перед тем, как провести обсуждение данного вопроса, можно отпустить наших младших товарищей. Товарищи Северова и Серков. Спасибо вам за ваши доклады. Вы хорошо поработали и теперь можете быть свободны. Мы с Серковым вытянулись и повернули к выходу. Я покосилась на Берию – он слегка мне кивнул. Понятно. Нужно ждать в приемной.

– Ну что Аня, куда вас отвезти?

– Спасибо, товарищ майор, но мне надо остаться. Буду ждать свое начальство (чуть не брякнула своего шефа– все время лезут словечки из прошлого, хотя я тут уже больше двух месяцев).

Майор попрощался и ушел, а я поняла, что мозги практически перестали работать. Еще бы, как начала почти с 8 утра, так до 11 вечера практически без перерыва. Поэтому я обратилась к секретарю Сталина.

– Товарищ Поскребышев. Совещание неизвестно, когда закончится, а я должна ждать товарища Берию. Можно пока где-нибудь подремать?

Поскребышев слегка улыбнулся и взглядом показал на боковую дверь. Оказалось, что она ведет в небольшой закуток, в котором стоит диван и столик. Я немедленно плюхнулась на диван и очнулась только от слов Поскребышева.

– Вас приглашает войти товарищ Сталин.

Да, товарищ Берия словно чувствовал, что так просто меня сегодня не отпустят. Или просто знал об этом – все-таки ближайший соратник Сталина. Я вошла в зал, в котором сейчас находились только Сталин и Берия. Интересно, я совершенно не слышала, как ушли все участники совещания. Ну и ничего. Зато хорошо выспалась!

– Проходите, товарищ Северова. Садитесь. Я хочу задать вам несколько вопросов.

– Слушаю вас, товарищ Сталин.

– Мне показалось, что когда я говорил о катастрофической нехватке времени, вы как-то засомневались в правильности моих слов?

Вот змей. Я действительно слегка дернулась, поскольку в тот момент вспомнила некоторые слова, слышанные мной от деда. А товарищ Сталин, значит, это заметил. Так что придется опять выкладывать все, как на духу.

– Так точно, товарищ Сталин, засомневалась.

– И что же в моих словах было сомнительного?

Хорошо хоть сейчас нет такого грозного взгляда, как в прошлый раз. Впрочем и ситуация несколько другая.

– Разрешите объяснить, товарищ Сталин?

Сталин молча кивнул и, не отрывая от меня взгляда, стал набивать свою трубку.

– У моих сомнений были следующие основания. Из истории, как я уже докладывала, известно, что нашу армию, встретившую немцев, полностью разгромили. Более трех миллионов человек.

При этих словах Сталин даже приостановил набивание трубки и уставился на меня еще более грозным взглядом.

– Я тут вспомнила слова моего деда, рассказывавшего, что 4 июля Гитлер торжественно объявил своим генералам о полном разгроме армии русских и о том, что пора переходить ко второму этапу, то есть к освоению захваченных территорий. Но чего он никак не ожидал, так это того, что появится еще одна армия. А потом еще одна. Тогда что получается, товарищ Сталин. В мирное время нам не хватило, как вы сказали шести месяцев, а после начала войны в самые сжатые сроки появились и обученные бойцы, и умелые командиры. И обучение заняло заметно меньше времени. Но ведь чудес в природе не бывает. Так почему при явном недостатке времени вдруг успели всех, кого нужно обучить. Пусть не полностью, но уже достаточно для отпора врагу. По моим, конечно непрофессиональным, прикидкам уже к концу сентября наша армия хотя и продолжала отступать, но это было уже не бегство, а сжатие пружины, которая в декабре мощно разжалась. Так может быть, нужно прямо сейчас менять систему обучения, пока ситуация не стала критической? Разрешите еще один пример?

Сталин кивнул.

– Я в своем времени занималась японской борьбой и читала книги, как в Японии тренируют новичков. Около каждого новичка стоит опытный спортсмен с бамбуковой палкой. При неверном движении ноги или руки новичок немедленно получает удар палкой по неправильно движущейся конечности. Через два или три занятия бить уже практически некого.

– Я вас понял, товарищ Северова. Я знаю, что вы тренировали роту НКВД, а также принимали участие в тренировке бойцов разведроты одной из дивизий. Сколько вам нужно времени, чтобы изложить свои соображения по интенсификации обучения бойцов– новичков? Завтра, вернее сегодня к 16 часам успеете?

– Постараюсь, товарищ Сталин.

– Не постараюсь, а будет сделано, – это уже Берия.

– Так точно, будет сделано, товарищ Сталин.

– Хорошо, можете быть свободны. Подготовленный материал передадите товарищу Берия. До свидания. Товарищ Берия, вы тоже можете быть свободны.

141.

В течение всей, правда недолгой, дороги в Наркомат Берия молчал, но когда мы вышли из машины, я неожиданно услышала.

– Товарищ Северова, надеюсь, вы понимаете, что, если бумаги должны быть у товарища Сталина в 16 часов, то мне вы должны их передать в 15 часов.

Вот снова здорово! И так времени дали совсем чуть-чуть, так еще сходу отстригли целый час. Хотя я сама же говорила, что все нужно делать срочно. Вот и накликала на свою голову.

– Так точно, товарищ Нарком, понимаю. В 15 часов все, что подготовлю, передам товарищу Трофимову.

– Хорошо, сейчас можете идти отдыхать. Вы где остановились?

А действительно, где? С квартиры я съехала, и кто там сейчас – понятия не имею. И куда податься? Наверное, Берия понял мои проблемы.

– Идите сейчас в гостиницу нашего наркомата. Она находится в Большом Кисельном переулке. Дом 6. Если там будут вопросы, пусть звонят в мою приемную.

– Есть, товарищ Берия. Иду в гостиницу.

В гостинице поверили моему удостоверению и моим словам. А может и не поверили, но мне об этом не сказали, а просто выдали ключ от номера. Номер оказался двухместным, но вторая койка была пуста. Значит, пока буду жить одна. Это хорошо. Никто не разбудит. Кстати, во сколько мне надо встать? Наверное, в восемь. Позавтракаю и сразу в наркомат – тут близко. С 9 до 15 времени будет вполне достаточно. Успею все написать. Вот только как проснуться в восемь? Я пошла к дежурной по нашему этажу попросить будильник. Оказалось, что это не нужно. Она сама разбудит меня в указанное время. Вот и ладушки. Вернулась в номер, сбегала под душ – общий на этаж, после чего кувырнулась в постель с чистой совестью. Что-то в последнее время я все хуже и хуже высыпаюсь. С этой мыслью я и заснула.

– Вставайте, товарищ Северова. Вы просили разбудить вас в восемь часов.

Ох уж эта дежурная! Не могла подождать хотя бы пять минуточек. Но теперь уже не отстанет.

– Спасибо, встаю.

Стук в дверь прекратился. Я выдернула себя из койки и доползла до шкафа с зеркалом. Лучше бы я в это зеркало не смотрела. Синяки под глазами, лохмы торчат в разные стороны, на щеке след от подушки. Короче, морда лица страшна, как смертный грех. Вот что значит работа по 16 часов в сутки с захватом куска ночи. Так меня скоро муж разлюбит, да и вообще народ на улице будет от меня шарахаться. Нужно что-то с таким режимом работы делать. Вот только что именно? Тем более, что пока я живу в мирном, хотя и суматошном времени. А что же будет во время войны? Помнится, приятель дедули рассказывал, что во время войны у него было всего два желания: выспаться и как следует поесть. С едой-то пока у меня все в норме, не голодаю, но вот что касается сна.

С этими невеселыми мыслями я сделала зарядку и устроила себе обливание холодной водой. Причесалась и несколько взбодрилась. В буфете попросила два стакана чая покрепче. С кашей и с хлебом с маслом пошло вполне ничего. Так что минут за сорок я пришла в норму. Потом подумала, что сегодня, может быть, день будет поспокойнее – напишу рекомендации, сдам их в 15 часов и на некоторое время буду свободна. Если повезет, то успею встретиться со спецом по старинному оружию, которого мне обещал Трофимов.

Притопала в наркомат к Трофимову. Получила ключи от знакомого кабинета.

– Вы, Анна Петровна, кажется, собираетесь стать хозяйкой этого кабинета?

– А вот этого не надо, товарищ майор, – твердо, как Кислярский^[55], ответила я. – Я знаю, куда потом отправляются хозяева таких кабинетов.

– Ну что вы, Анна Петровна. При товарище Берия такого никогда не будет.

Знаем мы, как не будет! И как будет с самим товарищем Берия через 12 лет. Какой-то лысый Никита его чуть ли не в кабинете прихлопнет.

– Нет, нет, нет, товарищ майор. Не уговаривайте. Ни за что не соглашусь. Здоровье дороже, а тут даже при товарище Берии здоровья точно не наберешь со всеми командировками и совещаниями. Лучше я уж где-нибудь в Гродно с мужем поживу. Там у нас, хотя и бандиты, зато жизнь спокойная. Да и бандитов скоро выведем вчистую.

– И все-таки подумайте. Мне кажется, что в отношении вас у товарища Берия есть подобные планы. Открою вам небольшую тайну. Товарищ Берия приказал пока этот кабинет никому не распределять, а держать в резерве, чтобы вы могли в нем работать во время ваших приездов в Москву.

Вот это действительно сюрприз! При этих словах Трофимова я чуть на пол не села. То есть что в отношении меня есть планы, я и так понимала, но что для осуществления этих планов Лаврентий Павлович зарезервирует мне кабинет в самом Наркомате, да еще не абы какой, а кабинет, который раньше занимал зам. наркома – этого я никак не ожидала. Тем более, что со школы я прекрасно запомнила, что «лучше от господ подале»^[56]. И Трофимов, понятное дело, привирает. Тайна! Да если бы это было тайной, то фиг бы он мне это сказал. Наверняка, Берия приказал ему почву прозондировать. Ну, уж нет. Буду упираться всеми руками и ногами. В Гродно хочу, в Гродно. Понятно, что Трофимову я сказала нечто иное.

– Спасибо товарищу Берия за заботу. Это очень любезно с его стороны. А сейчас, извините, товарищ майор. У меня, как обычно, срочное задание.

– У вас даже два срочных задания, – поправил меня Трофимов. – Сначала задание от товарища Берии, а потом еще отчет о поездке с товарищем Мехлисом.

Услышав это, я снова чуть на пол не села. Потом сообразила, что надо просто написать более или менее стандартный отчет, стиль создания которых у меня уже немного наработался. Вот только материалов-то у меня никаких нет. Но Трофимов словно прочитал мои мысли и протянул папку с грифом СС.

– Вот копия ваших материалов по поездке.

Уф, хотя бы с этим повезло. Все-таки начальство понимает, что и как его сотрудники могут сделать и что им для этого надо.

142.

В кабинете, как всегда, было тихо и чисто. Открыла, на всякий случай сейф. Пустота. Ну и ладушки. Уселась за стол и пригорюнилась. И какие-такие ценные рекомендации от меня ждут. В моем времени меня учили спортивной стрельбе лежа, с колена, стоя. Время на стрельбу, хотя и ограничено, но никакой срочности нет. Время на тренировки не ограничено. И, вдобавок, инструктор знал, что первоначальный отбор я уже прошла, то есть заведомо не просто пригодна к стрельбе, но и обучаема. А тут набрали малограмотных деревенских, вручили им винтовки и вперед. Как таких обучать?

Стоп, пора применять мозги. Во-первых, а всех ли бойцов надо обучать хорошей стрельбе? Исходя из общих правил – всех. А на самом деле? В армии полно, если можно так сказать, обслуживающего персонала. Водители, повара, писари, связисты, саперы. Нет, конечно, они тоже должны уметь стрелять, но не это для них главное. Опять же летчики, танкисты, артиллеристы и т.п. Для них винтовка или автомат – вспомогательное оружие. Поэтому их тоже пока вынесем за скобки. Для них подойдут и обычные занятия. Помнится, Серков, который, на мой взгляд, является ходячей военной энциклопедией, говорил, что в армии не менее трети личного состава занято в обеспечении. Если прибавить уже упомянутых бойцов из других родов войск, то получится не менее половины личного состава. Следовательно, вместо трех миллионов на первом этапе достаточно хорошо обучить не более полутора. Уже легче. Запишем на листке – в первую очередь обучать только тех, кто непосредственно должен будет стрелять: стрелковый взвод, рота и т.д.

Во-вторых, пора вспомнить математику. Есть такая замечательная штука, называемая геометрической прогрессией. В мое время ей прекрасно пользовались создатели всевозможных пирамид, облапошивая граждан, не умевших применять школьные знания в обычной жизни. Если один инструктор очень качественно обучит хотя бы пять бойцов, то потом каждый из этих пяти бойцов сможет почти так же хорошо обучить пятерых и так далее. Тогда всего за шесть шагов мы получим около восьмидесяти тысяч (точнее пять в седьмой степени минус один) хорошо подготовленных стрелков. Это уже цифра.

Третий момент – тоже весьма важный. А всех ли бойцов можно обучить хорошей стрельбе. В свое время тренер мне объяснял, что легче всего учить стрельбе людей с хорошим вестибулярным аппаратом. Он даже приводил в пример какого то фигуриста, который был еще мастером спорта по стрельбе.^[57] Следовательно, в первую очередь нужно отбирать именно таких бойцов. Какие виды спорта укрепляют и тренируют вестибулярный аппарат? Кроме уже упоминавшегося фигурного катания и моей родной гимнастики, к ним относятся акробатика, плавание, борьба, слалом. Понятное дело, хоккей. Вот с боксом не знаю. С одной стороны, боксеры тоже интенсивно тренируют вестибулярку, но, с другой стороны, каждый пропущенный удар в голову приводит к сотрясению мозга. Поэтому боксеров пока в сторонку. Зато нужно добавить охотников. Где то читала, что в финскую войну призвали сибиряков-охотников для борьбы со снайперами.

Четвертый момент – это уровень образования. Человек, окончивший 10 классов или даже первые два курса института, существенно более обучаем, чем человек с четырьмя классами или вообще малограмотный. Правда, образованные нужны всюду. Но кого, куда и сколько пусть решает начальство. Я только обращу внимание на то, что из неграмотных бойцов инструкторов по стрельбе точно не сделаешь. Кстати, через две недели выпускной вечер в школах. Точно помню, что гуляли именно накануне войны – это и во многих кинофильмах было. Значит надо выпуск сделать прямо сейчас. Тогда у вчерашних школьников будет больше шансов выжить. И младших командиров из них подготовить намного проще – в них еще живет умение учиться. Это обязательно в бумаге отмечу. Ой-ой. А ведь с такими соображениями гриф у моей работы должен быть другим – ОГВ. Но сама я поставить его не могу, а в папку с грифом СС и Трофимов имеет право заглянуть. Значит либо отдать материал прямо в руки Берия, либо рискнуть и самой поставить гриф ОГВ, либо вообще об этом не писать.

Ладно, об этом подумаю чуть позже, а пока по пунктам выписываю:

1) обучать только тех, кто будет непосредственно принимать участие в боестолкновениях;

2) построить обучение по иерархическому принципу, т.е. сначала очень хорошо и интенсивно обучаем небольшие группы бойцов численностью до 10 человек, которые в свою очередь станут обучать следующие группы и так далее;

3) обучать только тех бойцов, которые пройдут определенный отбор по вестибулярному аппарату. Это задача для медкомиссии. Список предпочтительных видов спорта прилагается. Плюс добавить профессиональных охотников.

4) предпочтение отдавать бойцам с полным или неполным среднем образованием.

Ну вот, первый этап вроде бы прошла и довольно быстро. На часах еще нет и одиннадцати. Правда второй этап будет посложнее. А чему, собственно обучать и как построить учебный процесс?

Пока мне вспомнился один эпизод из только что закончившейся командировки. Мы с Серковым тогда смотрели на марширующих солдат, и я хмыкнула, что от такой шагистики никакого проку. Лишь зря время на нее тратят. На это Серков очень серьезно возразил, что без нее вместо воинского подразделения всегда будет только практически неуправляемая толпа народа. Оказывается, пользу маршировки открыли еще в Древнем Египте несколько тысяч лет назад, а довели до совершенства в Древнем Риме. Поэтому римская армия и была непобедимой. Из более близкого времени он привел в пример Суворова, отлично вымуштрованные солдаты которого с успехом громили многочисленные орды турков.

– Если взять отдельного турецкого янычара, Аня, – сказал тогда Серков, – то в схватке один на один он стоил двух или трех русских солдат. Но янычары воевали каждый сам по себе, а суворовские солдаты воевали строем. Толпы янычары оказывались бессильны против грамотного строя.

– Но ведь это когда было, – возразила тогда я, – тогда не было ни пулеметов, ни хорошей артиллерии.

– Да, не было, – согласился Серков, – но и сейчас эта, как вы говорите, шагистика, позволяет бойцам почувствовать себя именно членами одной команды, а не одиночками на поле боя. Без этой «шагистики» ни один командир не сможет управлять своим воинским подразделением. А неуправляемое подразделение погибнет в первые же минуты боя.

Поэтому в обучение обязательно включу строевую подготовку. С объяснением каждому бойцу ее необходимости.

143.

Так что же включать в список базовой краткосрочной подготовки? Кстати, а краткосрочная – это сколько? Для начала буду ориентироваться на 10 дней – как раз первая партия будет готова к началу войны. При этом попробую учесть, что последние три дня обучаемые сами уже начнут готовить новичков. Значит чистые семь дней учеба плюс три дня практики. Еще я помню, что по уставу после приема пищи солдатам два часа не полагается давать физической нагрузки. Но это в мирное время. Во время войны это будет слишком большой роскошью. Значит, час отводим на теорию и политучебу, а еще час на маршировки. Это не такая уж тяжелая физическая нагрузка. Значит 8 часов для сна и в оставшиеся 16 часов учеба, учеба и еще раз учеба. По Суворову: «Тяжело в ученье – легко в бою». Первый выпуск будет как раз перед самым началом войны. А следующие уже по ходу дела.

Ох, чуть не забыла! Я думаю о новых бойцах, а что делать с теми, кто уже в армии, в той самой трехмиллионной? Я ведь не знаю, по какому принципу солдаты отбирались в тот или иной род войск. Ясно, что летчики, танкисты и артиллеристы шли отдельным списком – их действительно долго учить надо, даже во время войны. А всех остальных, наверное, определяли в стрелковые подразделения и в саперы. Пожалуй, напишу, что нужно провести пересортировку. При наличии анкет и нескольких грамотных командиров в ранге старлея или капитана, это можно сделать за день. Из каждой роты отобрать человек по десять рядовых и сержантов. Их муштровать до посинения, а с остальными вести обычные занятия. Десять человек из роты – это примерно десять процентов. Вот эти десять процентов и составят костяк стрелковых подразделений. Им выдать автоматы, пулеметы и СВТшки. А прочие обойдутся и Мосинками, за которыми уход проще. В конце концов, в Первую мировую воевали именно Мосинками, значит для тех, кто будет такие винтовки «эксплуатировать», или, попросту говоря юзать, грамотность не так важна.

Еще вопрос – где взять нужное число инструкторов? За всю армию решать не берусь, но что касается Западного особого военного округа, то тут могу порекомендовать. Во-первых, взять некоторое число бойцов и младших командиров у милейшего Федора Савича. У него был месяц форы, а, зная его характер, можно быть твердо уверенным, что большинство своих солдат он уже натренировал до нужной степени. Жалко Окулова, если узнает, то обидится на меня, но не для себя же стараюсь. Во-вторых, есть войска НКВД. В частности, та рота, в которой я тренировала бойцов. Один взвод «старичков» – это реальный взвод инструкторов. Ну и, может быть, пограничники тоже поделятся. Все выдергиваемые из своих частей инструктора должны будут вернуться к себе не позже 21 июня.

Вот, наконец, с составом обучаемых, с инструкторами и со временем примерно определилась. Теперь составим табличку, на какой «предмет» сколько часов следует отвести. При взгляде на табличку сразу станет понятно, достаточно ли часов на какую-то тему или нет. Всего часов по моей программе будет 7 х 15 = 105 (по часу в день я отвела на еду) плюс 3 дня практики, как уже говорилось выше. В это время нужно уложить изучение матчасти (винтовок, автоматов и пулеметов), собственно стрельбу (теорию и практику), базовые понятия о тактике ведения боя, о маскировке, маршировку, физподготовку, метание гранат, правильное окапывание, бег на дистанции не менее 5 км с полной выкладкой. И, конечно, согласные действия по команде.

Тут вспомнила еще один важный вопрос – а как заставить солдат все это изучать, да еще в таком жестком режиме. Если с физическими наказаниями и с реальными угрозами для жизни, то не исключено, что после гибели нескольких человек может возникнуть массовое дезертирство. Это ведь не зеки. У всех бойцов есть оружие, а пристрелить охрану – это не на сотню метров стрелять. Попробуй, удержи таких. Ох, только тут до меня дошло, почему в моей истории на первом этапе войны так много бойцов попало в плен. Воевать у них не получалось, а вокруг сплошной кошмар. Кто просто дезертировал, а кто и рванул в плен. Потом, правда, пленные об этом пожалели, но это уже было потом. Так как же быть? А никак. Нет у меня предложений, кроме одного – многократной долбежки по мозгам, что добросовестная учеба – это единственный шанс выжить в бою. Так и запишу на отдельной бумаге. Если у генералов и маршалов есть другие методики, то флаг им в руки. Стоп, есть и у меня одна методика – использование манекенов. Я по телевизору несколько раз видела, как манекенов используют для проверки безопасности автомобилей. Что, если расположить несколько манекенов с явными ошибками, и кого танками или тракторами подавить, а кого издалека пристрелить или даже разбомбить в плохо вырытом окопе. Тут не для демонстрации одежды. Достаточно изготовить чучела типа тех, которые используют для обучения штыковому бою. Чучела дешевые – их не жалко, а пара дырок в голове или раздавленные ноги будут выглядеть очень даже наглядно.

Короче, к 14 часам я бумагу закончила и стала думать. Если укажу критический срок – 22 июня, то нужно ставить гриф ОГВ. А если не укажу, то непонятно, зачем такая срочность. Стоп, стоп, стоп! Про меня знает всего несколько человек (сколько всего мне не говорили, да и не скажут – так время от времени новые «знатоки» всплывают сами собой). Даже наркомы не знают. Следовательно, дату 22 июня указывать никак нельзя. Или можно, если сослаться на слова товарища Сталина, который, собственно и поставил передо мной эту задачу? А, не фига делать! Просто напишу, что вот примерный курс интенсивной подготовки бойца и сержанта стрелкового подразделения, рассчитанный на 10 дней. Пусть начальство само дальше думает – на то оно и начальство. Решено, добавила несколько строк на отдельном листе, все сложила в папку, на обложке проставила гриф СС и отправилась к Трофимову. Как раз 14:46.

– Что, Анна Петровна, управились раньше срока. Это хорошо. Давайте папку, я сразу передам ее товарищу Берия.

С этими словами Трофимов буквально выхватил у меня папку и исчез за дверью. А я почувствовала, что, как говаривал Вини-Пух, пора бы и подкрепиться. Выскочил Трофимов и показал мне на стул.

– Товарищ Берия просил вас подождать.

– Скажите, товарищ майор, а нельзя ли ждать в столовой?

– Потерпите минут двадцать. Если за это время вас не вызовут, то сможете пойти пообедать.

Пришлось терпеть. Не вызвали. Трофимов на всякий случай снова зашел в кабинет, вышел и махнул рукой.

– Через тридцать минут жду вас здесь.

Ура, сейчас налопаюсь! И я припустила в столовую. Мне повезло, что не было очереди. Наверное, основная масса народа уже поела (здание-то немаленькое). Так что я спокойно съела довольно внушительный, судя по порциям, обед, и даже несколько минут смогла просто посидеть за столом, сыто отдуваясь. При этом еще подумала, что если бы не такая нервная работа, то несколько лишних килограммов точно бы нагуляла.

144.

Вернулась к Трофимову. Он почему-то выглядел довольным.

– Анна Петровна, есть новости.

– Что, еще одно задание?

– Нет, не задание, а именно новости. В руководстве РККА произошли изменения. Вместо Павлова в Западный округ назначен генерал армии Жуков, а вместо Жукова начальником Генштаба назначен маршал Шапошников. Товарищ Мехлис снова стал начальником Главного политуправления РККА. Завтра это появится в газетах.

Вот это действительно новости! Значит, наша поездка с Мехлисом дала результат. Вот только сумеет ли Жуков исправить то, что наворотил или не сделал Павлов?

– Скажите, а куда направили товарища Павлова?

– Пока никуда, вывели в резерв, но думаю, что не надолго. Время такое, что каждый генерал на счету, а тем более с таким боевым опытом. Ладно, идите к себе. Жду вас с отчетом.

Отчет я составила довольно быстро. Сама удивилась своей скорости. Правда, этому здорово помогли мои материалы. Так что время я тратила не на обдумывание, а на переписывание, поэтому через час я уже хотела тащить отчет Трофимову, но спохватилась. Работая над первой моей бумагой, я совсем забыла две важные вещи: радисты и снайпера. Где взять радистов? Увы, но придется «резать по живому» – нужно забирать из институтов студентов младших курсов соответствующих специальностей. Бедный МЭИ и другие подобные институты. Все равно через месяц большинство ваших студентов попадет на фронт. Так лучше призвать их сейчас, в спокойной обстановке, когда можно сразу направить их на работу по специальности. Причем тут годятся не только мужчины, но и женщины. А еще из женщин получаются прекрасные снайперы. Это тоже отметим, хотя обучение снайперов – это уже не мое. Тут я ничего путного не посоветую. Все подобные соображения я записала на отдельном листке. Вот только куда этот лист присобачить? Папка уже у товарища Берии. А может, он уже отправил ее товарищу Сталину. Делать нечего, лучше признаться в своей забывчивости и исправить ошибку как можно быстрее. Взяла еще одну папку, нарисовала там гриф и вложила всего один листок. После чего все потащила Трофимову.

– Вот, товарищ майор, отчет. Вот дополнение к предыдущей бумаге. Ранее я кое-что упустила из виду – исправляю свою забывчивость. А теперь хочу напомнить вам о вашем обещании.

– Это вы намекаете на спеца по старинному оружию, – моментально сообразил Трофимов.

– Так точно. Все требуемые бумаги я предоставила и теперь хочу хотя бы некоторое время потратить на свои дела.

– Подождите минуту.

Трофимов снял трубку правительственного телефона.

– Товарищ Шапошников. Это майор Трофимов от товарища Берии беспокоит. Нет, ничего. Просто вы обещали специалиста по старинному оружию. Замечательно. К нему поедет ваша знакомая, с которой вы встречались на последних совещаниях. Да, именно она. Вы сами ему позвоните? Большое спасибо. Она будет у него минут через тридцать. До свидания.

– Так, Анна Петровна, вы все поняли? Сейчас Борис Михайлович позвонит одному своему старинному приятелю. Бывшему полковнику царской армии. К сожалению, к нашим органам он относится, мягко говоря, нелюбезно. И в чем-то его можно понять. При Ежове его арестовали и даже успели приговорить к ВМН. Но к счастью для полковника, Ежова вовремя сняли, а по звонку товарища Шапошникова товарищ Берия приказал провести доследование. Все обвинения оказались липовыми, основанными на доносе, как выяснилось, его соседки. Комната его ей понравилась. Полковника выпустили и в качестве компенсации дали две комнаты в другом доме. Теперь в соседях у него милая старушка – бывшая графиня, которую такой сосед вполне устраивает. Этот полковник, его зовут Романов Аристарх Ксенофонтович, в настоящее время работает в комиссионном магазине в должности заведующего антикварным отделом. Он скоро заканчивает работу, но вы вполне успеете, даже с учетом того, что зайдете в наше ателье – к нему лучше идти в штатском. Комиссионный магазин находится на углу нашей улицы и Рождественского бульвара. Отсюда полторы остановки на троллейбусе (остановка на нашей стороне) или пять – семь минут пешком. Телефон этого магазина у меня есть, но если вы надумаете куда-то уйти, то сначала позвоните мне. Я все время должен быть в курсе вашего местонахождения. Вдруг вас снова вызовут наверх. А сейчас можете идти.

145.

Пока Трофимов все это мне объяснял, я вспомнила старую, старую комедию «Берегись автомобиля». Мамуля мне рассказывала, что Андрей Миронов снимался в реальном комиссионном магазине, находящемся как раз в начале Рождественского бульвара. Так что, где этот магазин, я прекрасно представляла. И действительно, от ателье за пять минут быстрого шага я туда добралась. Войдя в зал, обратилась к первой же продавщице.

– Подскажите, пожалуйста. Где у вас тут антикварный отдел?

Продавщица показала мне на второй зал. В том зале я обратилась уже к другой продавщице.

– Как найти Аристарха Ксенофонтовича.

Она показала вглубь зала, где была дверь с грозной надписью «Посторонним вход воспрещен». Ну, я не посторонняя, мне можно. Я уверенно толкнула дверь, но та не поддалась. Я толкнула сильнее – тот же результат. Тьфу, черт. Дверь открывается наружу. Старая хохма, но я на нее попалась. За дверью был небольшой коридор с несколькими дверьми. Я решила ткнуться в ту, которая была открыта нараспашку, и угадала. В небольшой комнатенке, заваленной разным старьем, включая пару пистолетов времен, наверное, Пушкина, лука со стрелами и даже ствола небольшой пушечки «времен Очакова и покоренья Крыма», сидел небольшой симпатичный старичок очень интеллигентного вида с розовой лысиной.

– Аристарх Ксенофонтович Романов? Вам обо мне должны были позвонить.

– А вы, Анна Петровна…

– Северова, – договорила я.

– Очень приятно. Подождите, пожалуйста, мисс Северова, пару минут. Я закончу с бумагами.

– Миссис Северова, автоматически поправила я.

– Простите, – старичок уставился на меня пронзительным взглядом, – я так сказал, потому что не увидел у вас на руке обручального кольца.

– Так сейчас ведь кольца не носят, – брякнула я, и только потом спохватилась. Ой, что я несу!

– Да, да, уважаемая Анна Петровна. Не носят. Но вы ведь слишком молоды, чтобы помнить те времена, когда все замужние дамы носили обручальные кольца.

Я – да, но моя мама эти времена помнила и о них рассказывала, – стала выкручиваться я.

Не знаю, поверил ли мне старичок, но взгляд его, как бы, несколько потеплел.

– Да вы садитесь, Анна Петровна. Или можно я буду просто называть вас Аня?

– Можно. Меня многие так называют.

– Ну и чудесно. Вашу сумочку может положить вон туда, на стеклянный столик. Не беспокойтесь, не разобьете. У вас там Вальтер или Браунинг?

– Вальтер ППК.

– Я почему-то так и подумал. В органах именно эта модель сейчас пользуется популярностью. Но я ценю, что вы пришли ко мне в штатском. Значит, у вас ко мне действительно есть дело. Слушаю вас, Анечка.

– Аристарх Ксенофонтович. Меня интересует старинное оружие. В первую очередь арбалеты с болтами, потом пращи и более сложные метательные орудия. Я, простите, плохо разбираюсь в названиях. Требушет, онагр, баллиста, катапульта.

– Анечка, если не секрет, чем вызван такой интерес. Я, например, ни за что не поверю, что вы хотите с арбалетом охотиться на мышей или перепелок. А для штурма городов давно не применяются перечисленные вами орудия.

– Вообще-то это секрет. Но честно сознаюсь, что мышей боюсь, а на перепелок никогда не охотилась и, тем более, не умею их готовить, хотя знатоки говорят, что в ресторанах это совсем не то, что приготовленная дома перепелочка.

– Да, жаренная перепелочка – это нечто, – мечтательно проговорил Аристарх Ксенофонтович. Потом спохватился.

– Вы уж извините старика, все время увожу вас в сторону.

– Извиняю, только должна предупредить, что времени у меня маловато. В любой момент могут вызвать на работу. А через пару дней я вообще должна вернуться домой.

– И далеко ваш дом, позвольте полюбопытствовать?

Ишь, какой любопытный. Впрочем, тут никакого секрета нет.

– Далековато отсюда – в Гродно.

146.

После этих, вполне невинных слов, Аристарх Ксенофонтович на пару минут задумался, и вдруг резко преобразился. Теперь это был «настоящий полковник». Он встал, подошел к двери, выглянул наружу, после чего тщательно закрыл дверь и даже защелкнул на задвижку.

– Вот теперь все встало на свои места, Анечка. Сразу бы сказали, что вам это надо для партизанской войны.

– Помилуйте, Аристарх Ксенофонтович, ничего подобного у меня и в мыслях не было.

– Анна Петровна, – вдруг почти официально обратился ко мне Романов, – вы же знаете, что в германскую я воевал вместе с Борисом Михайловичем и даже был его командиром. Неужели вы считаете, что я не могу сложить два и два. Немцы на Россию вот-вот нападут, уровень подготовки красноармейцев и их командиров я прекрасно представляю. Вы живете вблизи от границы и, судя по всему, понимаете, что первый удар Красная Армия не выдержит. Вот и готовитесь к партизанской войне.

– Гражданин Романов. Ваши догадки прошу держать при себе, – не выдержала я. Потом сообразила, что могу этим сильно обидеть старика, и сменила тон.

– Аристарх Ксенофонтович. Ну зачем так громко. Да, вы полностью правы. Но я не хочу о своих планах давать объявления в газетах и по радио. Считайте, что мне не дают покоя лавры Дениса Давыдова и Надежды Дуровой. Я, может быть, тоже через несколько лет планирую написать военные записки.

– Хорошо, я вас понял. Постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Но и у меня будет к вам просьба.

– Что за просьба?

– Вам обязательно потребуется начальник штаба. Возьмите меня. У меня с немцами свои счеты. О моих знаниях можете навести справки у маршала Шапошникова.

– Аристарх Ксенофонтович, я и без справок готова поверить вам на слово. Но возраст.

– К счастью, ваши коллеги в свое время не прибегали к специальным методам получения информации. Мне нет еще шестидесяти и все зубы на месте. Ноги ходят, голова работает, на сердце не жалуюсь. А больше вам ничего и не надо. И опыт у меня, не хвастаясь, скажу такой, какого у большинства ваших маршалов еще нет. Если бы не известные вам проблемы, то преподавал бы я сейчас в Академии Генштаба. Так что берите, Анечка. Как там, в сказках, говорится: «Я вам еще пригожусь.»

А ведь старик прав. Его голова, судя по всему, – это склад полезных знаний. Я все время думала о командире, но ведь начальник штаба тоже всегда нужен. И, в конце концов, ему ведь не обязательно будет самому ходить на задания. Пусть сидит где-нибудь в глухомани в землянке и планирует операции.

– Сделаем так, Аристарх Ксенофонтович. Я проработаю этот вопрос с руководством, а вы, не теряя времени, в течение пяти дней пройдите всех врачей. Полагаюсь на вашу честность и понимание того, что в отряде лечить заболевания будет на порядок труднее, чем здесь, в Москве.

Романов кивнул, а я продолжила.

– Теперь давайте начнем с арбалета. Мне нужен разборный арбалет с убойной силой до ста метров. Причем не один, а несколько штук. От вас хочу получить чертежи.

– А где, Анечка, вы будете брать дерево для арбалета? Ведь от его упругости многое зависит.

– Помилуйте, Аристарх Ксенофонтович. Дерево только на приклад. А для лука будем использовать автомобильные рессоры.

– Все понял. Вы хотите не копию какого-нибудь старого арбалета, а арбалет из современных материалов для вполне конкретного применения. Хорошо, чертежи я вам к послезавтра подготовлю.

– Ой, а можно завтра к вечеру? Не исключено, что завтра я уже уеду к себе домой.

– Хорошо, вот мой домашний телефон. Звоните завтра после 18 часов. Вы ведь поедете с Белорусского. Я там живу неподалеку, в Приютском переулке.

Только я хотела перейти к праще и метательным орудиям, как зазвонил телефон. Романов снял трубку, послушал и протянул трубку мне.

– Это вас.

– Анна Петровна. Через десять минут вам нужно быть у меня.

– Буду, товарищ майор.

– Вот видите, Аристарх Ксенофонтович. И здесь достали. Пора возвращаться на работу. Было очень приятно с вами познакомиться, а сейчас до свидания.

– До скорого, Анечка.

Я выскочила из комиссионного и зашагала в Наркомат.

147.

Трофимов меня встретил со странно сочувствующим взглядом, что сильно обеспокоило. С чего бы это майору мне сочувствовать?

– Прибыла согласно вашему приказанию, товарищ майор.

– Очень хорошо, товарищ Северова. Садитесь и ждите. Скоро вернется из Кремля товарищ Берия, который хочет с вами побеседовать.

Так, следовательно, время пока есть. Попробую обсудить предложение Романова с майором. Э нет, не пойдет. Трофимову про свои планы на начало войны я не говорила. Значит, и обсуждать с ним нечего. А с кем обсуждать? Получается только с товарищем Берия. Будем ждать. Села в небольшое кресло в приемной и немного задремала. Сквозь дрему услышала звонок телефона и разговор Трофимова.

– Трофимов слушает. Так точно, товарищ маршал, здесь. Дать ей трубку? Минуту.

Захлопав глазами, я окончательно проснулась и, подойдя к столу Трофимова, взяла трубку.

– Слушаю, товарищ маршал.

– Товарищ Северова. Вам очень повезло, что Аристарх Ксенофонтович решил к вам присоединиться. Считайте, что я даю ему рекомендацию.

– Спасибо, товарищ маршал. Если мое начальство даст добро, то все в порядке.

– Если нужно, то я могу поговорить с товарищем Берия.

– Спасибо, товарищ маршал. Но я попробую обойтись своими силами.

– Хорошо, желаю успеха.

Шапошников повесил трубку, а я осталась стоять с открытым от удивления ртом. Вот шустрый старикан! Пока я добиралась в Наркомат, он отзвонил Шапошникову, чтобы с гарантией попасть в команду. Надоело, значит, ему сидеть в своем антиквариате. Хочет напоследок повоевать. Буду за него просить. Хотя в последнее время у меня сильные сомнения, что мои партизанские планы будут реализовываться. Уже несколько раз Берия кривился, когда я об этом напоминала. Ну пока только кривится – не страшно. Прорвусь.

Есть такая поговорка: «Заговори о черте, и он тут, как тут». Стоило мне подумать о Берии, как он появился собственной персоной.

– Товарищ Северова, зайдите.

– Я вошла в кабинет следом за Берия, хмурый вид которого наводил на тревожные мысли. Может я что-то не так сделала, и сейчас огребу на всю катушку? Тогда понятно, почему у Трофимова взгляд был сочувствующий. Берия несколько раз прошел по кабинету, время от времени посматривая на меня. Наверное, решал, сейчас меня схарчить или отложить на потом. Кажется, решил отложить на потом, потому что остановился и заговорил.

– Товарищ Сталин положительно оценил вашу работу. Документ передан в Наркомат обороны, где его доработают и немедленно начнут реализовывать. Товарищ Сталин просил меня передать вам благодарность.

– Служу трудовому народу, – вытянулась я, а при этом подумала, что эта благодарность как-то не вяжется с хмурым лицом Наркома.

– Вы уже в курсе перемен в нашем руководстве РККА?

– Так точно, товарищ Берия, в курсе.

– Сегодня товарищ Жуков передает дела товарищу Шапошникову, а завтра вылетает в Минск принимать Западный особый военный округ. И вы летите с ним.

Вот это удар под дых. Я не выдержала и плюхнулась на стул, уставившись совершенно очумевшим взглядом на наркома. Он не обратил никакого внимания на такое грубое нарушение субординации и продолжил.

– Товарищ Жуков специально попросил товарища Сталина об этом, и товарищ Сталин дал свое согласие. Передаю вам еще одно распоряжение товарища Сталина. В случае крайней необходимости вам разрешено рассказать товарищу Жукову свою настоящую биографию.

– Извините, товарищ Берия, – не выдержала я, – а кто определит эту самую крайнюю необходимость?

– Вы, товарищ Северова. Вы и никто другой. Еще есть вопросы?

– Так точно, есть.

– Слушаю вас.

– На какой срок меня прикомандировывают?

– Не знаю. Это будет видно по ходу действия. Но, скорее всего, не меньше, чем до начала войны, если она все-таки случится.

Тут я вспомнила.

– Товарищ Берия. У меня тут образовался один знакомый, бывший полковник царской армии, который рвется в бой. Можно его тоже взять? Его рекомендует сам маршал Шапошников.

– Как зовут этого полковника?

– Романов Аристарх Ксенофонтович.

– Припоминаю. Против него было возбуждено дело, которое на поверку оказалось чистым вымыслом. Лично я не возражаю, но теперь это вопрос к генералу армии Жукову. Впрочем, к мнению товарища Шапошникова Георгий Константинович, скорее всего, прислушается. А сейчас поезжайте в Генштаб представляться Жукову. Только сначала переоденьтесь в форму.

Ой, я и забыла, что все еще в штатском. Меня так срочно выдернули из комиссионки, что ателье просто вылетело у меня из головы.

– Товарищ Трофимов выделит вам машину, чтобы вы не теряли времени. Можете идти. И запомните, у кого бы вы ни работали, вы всегда являетесь сотрудником НКГБ.

– Тогда, товарищ Нарком, пусть тот кабинет по-прежнему будет зарезервирован за мной.

– Будет зарезервирован. Не беспокойтесь.

148.

Я повернулась кругом и вышла из кабинета с самыми мрачными мыслями. Значит, Жуков по совершенно непонятным мне причинам выторговал меня у Сталина. И даже товарищ Берия не сумел или не захотел меня отстоять. А как же Вася и все мои планы? Хотя, если подумать, то еду я в Белоруссию, то есть буду к мужу значительно ближе, чем в Москве. Потом, назначение Жукова, конечно, запоздало. Следовательно, многое из моей истории должно повториться. В частности, танковые прорывы, окружение большой массы войск и тому подобные вещи. Значит и война в окружении тоже практически неизбежна. Так что вполне вероятно, что мои планы только подвергнутся определенной коррекции. Из этого и буду пока исходить.

Размышляя таким образом, я добралась до машины, выделенной мне Трофимовым. Уже на машине доехала до ателье (пешком от наркомата дошла бы за то же самое время), переоделась, и машина меня повезла в Генштаб. Хорошо, что шофер знал, куда меня везти, потому что сама я бы сюда не добралась. В Генштабе новые заморочки. По моему удостоверению меня не впустили, пропуск на меня не был заказан, и, само собой, при смене руководства никто толком не мог сказать, к кому мне следует обратиться за пропуском. Я говорила, что мне надо к товарищу Жукову, а мне отвечали, что теперь пропуск должен подписать не секретарь Жукова, а секретарь Шапошникова. Хорошо еще, что секретарь Шапошникова, к которому я сумела, в конце концов, дозвониться, вспомнил, с кем он соединял маршала час назад, и приказал начальнику бюро пропусков выписать мне пропуск. Часовой объяснил, куда идти, но только я стала подниматься по лестнице, как увидела, что навстречу спускается искомый Жуков.

– Товарищ генерал армии, разрешите обратиться. Лейтенант госбезопасности Северова прибыла в ваше распоряжение.

– Долго что-то вы прибывали, – ответил Жуков, находившийся явно в дурном настроении. – Идите наверх в комнату 341 и ждите меня там. Я подойду через пять минут.

– Есть.

Я бодро двинула на третий этаж. Там после некоторых расспросов нашла нужную комнату. В ней находились два майора, которые видимо перед моим приходом травили анекдоты. Я не знала, к кому именно нужно обратиться, поэтому решила приветствовать сразу обоих.

– Здравия желаю. Лейтенант госбезопасности Северова. Прибыла по приказу товарища Жукова.

– Вы что, сразу за нами двумя? А где конвойные? Вдруг мы сбежим.

Ну понятно, решили похохмить. Ну что ж. Для наведения мостов можно принять их тон.

– Да куда вы денетесь, граждане майоры. Здание окружено двумя ротами НКВД. Просто сначала выведут всех генералов, а потом уже дойдут руки и до майоров. А я пока буду за вами присматривать, чтобы глупостей не наделали.

Что-то моя шуточка им не понравилась. Оба как-то тревожно завертели головами, поглядывая то на меня, то на большое окно, перегороженное довольно прочной решеткой. Тут я вспомнила, что Жуков не очень то церемонился с подчиненными и не одного генерала подвел под трибунал. Обстановку разрядил вошедший Жуков.

– Ну что, познакомились? Товарищ Северова прикомандирована к нам по распоряжению товарища Берии.

Майоры вроде бы вздохнули свободнее. Один из них, побойчее, сказал.

– Товарищ Северова нам представилась, а мы еще не успели.

Он встал и представился.

– Майор Селиванов Иван Артемьевич.

За ним вскочил второй майор,

– Майор Коротыгин Степан Степанович.

– Так, достаточно, – прервал их Жуков. – Товарищи командиры. Завтра в 11:30 жду вас здесь. Мы вылетим в Минск. Сейчас свободны. Товарищ Северова, останьтесь.

149.

Майоров, как ветром сдуло, а Жуков уселся и уставился на меня. Мог бы предложить даме сесть, между прочим.

– Что это вы наговорили моим адъютантам, что они так отсюда рванули?

– Они, товарищ генерал армии, в шутку спросили, почему я одна за ними пришла без конвоя. А я, также в шутку, ответила, что сейчас внизу НКВД выводит генералов, а меня направили просто за ними присмотреть, пока очередь до них не дошла. Я же не виновата, товарищ Жуков, что они шуток не понимают.

При этих моих словах я увидела, как губы Жукова начали кривиться, и поняла, что он с трудом удерживается от смеха.

– Да, шутки у вас, товарищ Северова, вполне соответствуют профессии. Но к делу. Вы догадываетесь, почему я попросил прикомандировать вас к себе?

– Никак нет, товарищ генерал армии.

– Мне стало известно, что в НКГБ есть девушка, которая располагает важными сведениями, не имеющимися в Генштабе.

Вот гад Серков. Заложил меня. Впрочем, почему заложил? Я написала отчет своему начальству – Берия, а он своему – Жукову. И Жуков моментально среагировал. Я решила, что если Жуков спросит, сразу считать ситуацию критической и сказать всю правду. Мне ведь с ним работать. Но сначала чуть потяну.

– Товарищ генерал армии, всю имеющуюся у меня информацию я докладываю своему руководству, то есть товарищу Берия. Что и как должно поступать в Генштаб, определяю не я.

– Оставьте это, – отмахнулся Жуков, – вы прекрасно понимаете, что я имею ввиду. Откуда у вас информация?

Ладно, была, не была. Я подошла к двери, проверила, плотно ли она прикрыта, и вернулась к столу Жукова.

– Товарищ Жуков, вы мне не доверяете или действительно хотите знать мои источники?

– Если бы я вам не доверял, товарищ Северова, то вас бы здесь не было. Говорите.

– Я из будущего.

В первый момент Жуков как-то дернулся. Наверное, решил, что пора меня в дурку, но через пару секунд пришел в себя и ненадолго задумался. Потом, как бы отвечая своим мыслям, кивнул головой, и дальше пошли вопросы.

– Из какого года?

– 2009.

– Сведения из исторических архивов?

– В основном из учебников истории и из воспоминаний моего прадеда и его друзей.

– Когда начало?

Это он о войне.

– В моей истории – 22 июня. Думаю, что эта дата верна и сейчас.

– Вот почему вы определили срок обучения в 10 дней? Чтобы первые группы были готовы к началу войны?

– Так точно.

– Кто знает вашу биографию?

– Муж, товарищ Берия, товарищ Сталин. Про других спрашивайте у них.

– Значит, Павлова сняли по вашей информации, – задумчиво сказал Жуков.

На это я пожала плечами.

– Я только доложила, что было в моей истории, где Западный фронт под командованием Павлова просто провалился. Зато теперь он жив останется, а не расстреляют как бездарного командующего.

– А почему меня сняли с командования Генштабом, вам тоже известно.

– Точно сказать не могу, но хорошо помню, что вас все время бросали в самые критические точки: то на оборону Ленинграда, то для защиты Москвы. То еще куда-то. Зато после окончания войны Парад Победы на Красной Площади принимал Маршал Жуков.

Теперь Жуков задумался надолго.

– Значит сейчас самая критическая точка – это Западный особый округ. Что же там натворил Дмитрий Григорьевич?

– Так вы же видели наш отчет, товарищ генерал армии, и были на совещании.

– В вашем отчете не было ничего необычного. Был зафиксирован ряд просчетов, существенных, согласен, но не таких, чтобы снимать командующего округом. Вполне можно было обойтись дисциплинарными мерами, с поручением все исправить в кратчайшие сроки. Тут что-то еще.

Тут Жуков сообразил, что я не та фигура, с которой стоит обсуждать подобные вещи.

– Ладно, к этому мы еще вернемся. Вы уже поняли, когда надо прибыть сюда завтра?

– Так точно. Буду в 11:30.

– Вопросы есть?

– Есть, товарищ генерал армии. Я тут разговаривала с одним бывшим царским офицером. Он снова хочет воевать. За него ручается товарищ Шапошников.

– Кто такой?

– Романов Аристарх Ксенофонтович.

– Помню такого. Вредный был командир, но ходячий справочник. Хорошо. Его взял бы и без рекомендаций. Но пока могу оформить только переводчиком при моем штабе. Свяжитесь с ним. Если согласен, то пусть собирается. Три дня ему на сборы. Все, свободны.

150.

Только выйдя из здания генштаба, я сообразила, что совершенно не представляю, где я нахожусь и как отсюда добраться до моей гостиницы. На счастье мимо проезжало такси. В темноте шофер все-таки заметил отчаянно махавшую руками меня и остановился.

– Большой Кисельный переулок, пожалуйста.

– Это где?

Вот тебе и раз. А я думала, что все таксисты Москву хорошо знают. Ладно, попробую выяснить, какие места Москвы он знает.

– Сретенку знаете?

– Знаю.

– Вот туда и поезжайте.

– Это вам рублей в пять обойдется.

– Договорились, поехали.

Шофер, наконец, тронулся, и минут через двадцать мы уже ехали по Сретенке.

– Здесь прямо до трамвайной линии.

– Так тут Сретенка уже кончается.

Ну и упертый таксист.

– Зато начинается улица Дзержинского. А переулок как раз там.

– Так бы сразу и сказали, а то Большой Кисельный, Сретенка. Надо было сказать Рыбный на Дзержинке, и все.

А ведь действительно, Большой Кисельный расположен почти напротив рыбного магазина. Только поди знай, что шофер знает рыбный магазин и не знает Большого Кисельного переулка. Наконец, добралась до гостиницы. Стоп, мне ведь завтра снова в Генштаб. Может договориться с этим же таксистом? Нет, времени у меня будет достаточно. Сначала зайду в Наркомат, попрощаюсь с Трофимовым, и он мне подскажет, как быстрее добраться до Генштаба.

Утром я в первую очередь позвонила Романову. Он с радостью согласился на предложение Жукова и даже отказался взять деньги на билет до Минска. Договорились, что послезавтра я оттуда ему позвоню, и он скажет, когда приедет. После этого собрала свой баульчик и пошла в Наркомат.

Как раз, когда я разговаривала с Трофимовым, к дверям кабинета подошел Берия.

– Товарищ Северова, хорошо, что вы здесь. Зайдите в кабинет. Садитесь.

Сам Берия сел напротив и около минуты молча смотрел на меня. Потом заговорил.

– Вы возвращаетесь в Белоруссию. Какая там обстановка вы знаете не хуже меня и точно лучше, чем ее знает товарищ Жуков. Потому что вы видите ее с улицы, как оперативный работник, а товарищ Жуков видит ее из окна своего автомобиля. И, кроме того, видит только то, что относится к армии. Товарищ Жуков очень хороший командир, но там кроме воинских частей есть еще и население, причем в Западной Белоруссии много еще вражеских элементов или просто нейтральных людей, которым все равно, какая власть. Поэтому кроме тех задач, которые перед вами будет ставить товарищ Жуков, вы будете помогать ему в налаживании контактов с местными жителями. Кроме того, вы сами выдвинули идею о налаживании взаимодействия армейских подразделений с частями НКВД для борьбы с диверсантами. Возьмите на себя это направление. И еще. У товарища Цанавы с товарищем Жуковым сложные отношения. Старайтесь держаться подальше от этих проблем.

Берия немного помолчал, но потом, видимо приняв какое-то решение, продолжил.

– Я всегда относился отрицательно к вашей идее участия в партизанском отряде. И товарищ Сталин тоже. Но мы решили не препятствовать вам, надеясь на то, что вы сами сумеете сделать правильный выбор. Теперь вижу, что в чем-то, может быть, вы были правы. Если события пойдут по предсказанному вами сценарию пусть и с изменениями, внесенными действиями товарища Жукова, то боев в окружении, в том числе и с элементами партизанской деятельности, вам не избежать. В этом случае возможно, что вам придется отвечать и за безопасность товарища Жукова. Вы меня поняли?

– Так точно, поняла, товарищ Нарком.

– В мирное время при возникновении проблем всегда можете обратиться в Минске к товарищу Цанаве или позвонить сюда Трофимову, который тут же все мне передаст. А в случае начала военных действий, если будут проблемы со связью, не бойтесь принимать самостоятельные решения. Мы вам доверяем. Удачи вам, Аня.

С этими словами Берия встал, давая понять, что его напутственное слово закончено.

– Спасибо, Лаврентий Павлович.

Я вытянулась и вышла из кабинета.

– Анна Петровна, – это уже Трофимов. – До Генштаба по распоряжению товарища Берия вас довезет машина.

Тут я поняла, что теперь я уже не здесь, а там, в армии, или, как пока говорят, в РККА.

151.

Хотя я прибыла на место на 15 минут раньше назначенного срока, все уже были на месте и ждали только меня. Причем стояло не три человека: Жуков и два адъютанта, – как я ожидала, а человек восемь. Я сообразила, что это ведь не инспекционная поездка, а генерал отправляется на новое место работы и понятно, что берет с собой свою команду. Я оказалась почти права. Как выяснилось, собственно команда Жукова состояла из пяти человек, включая меня. А четыре человека – это личная охрана командующего округом.

В полете нас, как и в случае с Мехлисом, сопровождали два истребителя. Но самолет был другой. Я в них не разбираюсь, но этот вроде бы был побольше, но не такой комфортабельный внутри. Впрочем, мне это было до фени. Главное, что в полете меня никто не беспокоил, и можно было спокойно строить планы на ближайшее будущее. При этом я все время вспоминала напутствие Берия. Лаврентий Павлович – человек очень непростой. Значит за его прощальной речью, да еще с упоминанием товарища Сталина, что-то кроется. Вот только что? Про безопасность Жукова – это, конечно, фигня. Жуков – это не Мехлис. Он и сам, как бывалый командир, достаточно осторожен, и с охраной, насколько я вижу, все в порядке. А в случае войны командующему даже не армией, а большим округом, как я где-то читала, полагается целый взвод охраны, а может и больше. Так какие же самостоятельные решения от меня ждут? Это тем более странно, что пока я в основном плыла, если можно так сказать, по течению. Ну, с небольшими вариациями типа замужества. Кстати, про мужа. Придется придумывать какие-то причины для визитов в Гродно. А то через две недели станет уже не до визитов.

Оп, а зарплату мне как будут платить? В НКГБ точно платить будут. Как мне ясно дал понять товарищ Берия, оттуда меня никто не увольнял. Но сюда на работу взяли (пусть не взяли, но назначили). Значит и здесь должны платить. Во, погуляю! Только гулять-то будет некогда. Вот так всегда. Пока я все это обдумывала, самолет пошел на посадку. На земле я увидела, что мои мысли про охрану были совершенно верными. Нас, кроме двух автомобилей, встречал еще небольшой грузовичок с вооруженными автоматами бойцами. Интересно, а когда я Мехлисом и Павловым летела в Москву, нас до самолета такая охрана не сопровождала. Вот еще один повод для «размышлизмов».

У штаба нас ждала небольшая группа военных в званиях от полковника и выше. Среди них, к моему удивлению, я увидела женщину средних лет с петлицами всего лишь военврача 3-го ранга. Заметив меня, она почему-то нахмурилась. Это еще что такое? Ревнует, что ли? Только шекспировских страстей тут мне не хватает. Я приветливо всем улыбнулась, чем, кажется, еще больше ее обозлила. Ничего, перетопчется. Пусть привыкает. Тем временем все прошли внутрь здания и я, естественно с ними. Жуков быстро шел впереди, и вскоре вся наша компания из прилетевших и встречающих оказалась в довольно просторном зале. При Павлове я здесь не бывала. Наверное, это зал для совещаний. Жуков сразу прошел на председательское место или на место начальника (понятия не имею, как его называть). Все расселись, как мне показалось, по чинам. То есть ближе к командующему генералы, потом полковники, а я с майорами оказалась на противоположном конце стола. Ничего, мне и тут хорошо. Военврача тут не оказалось. И то хлеб.

– Товарищи, – с места в карьер начал Жуков, – перемены в командовании РККА вызваны крайне тяжелой политической обстановкой. Несмотря на все мирные инициативы нашего правительства, на исключительную сдержанность по отношению к многочисленным нарушениям наших границ немецкими самолетами, вероятность нападения Германии на нашу страну, к огромному сожалению, существенно возросла. По данным наших разведорганов вполне возможно нападение в конце этого месяца. Недавно закончившаяся проверка Западного Особого военного округа комиссией во главе с товарищем Мехлисом показала, что дела в округе далеко не блестящи. Здесь присутствует один из представителей этой комиссии. Теперь товарищ Северова на время прикомандирована ко мне. Рассматривайте ее, как одного из моих порученцев.

Тут все взгляды повернулись в мою сторону. Я покраснела и встала. Жуков сделал жест рукой, показывающий, что я могу сесть.

– По распоряжению товарища Сталина, – продолжил Жуков, – я направлен в этот округ, чтобы в кратчайшие сроки устранить наиболее вопиющие недостатки и исправить, насколько это возможно, сложившуюся ситуацию. Почему «насколько возможно»? Потому что все исправить мы можем и не успеть. Перед нами стоит много задач и все они сверхсрочные. Одна из первоочередных задач – это обучение нового призыва. Все командармы должны к завтрашнему утру подготовить и доложить численность бойцов, подлежащих обучению. Отбирать только из стрелковых частей и подразделений. Порядок обучения я определю приказом по округу. Первая партия будет проходить обучение на базе 85-й стрелковой дивизии.

Вот это да! Повезло Федору Савичу. Или не повезло. Посмотрим.

– От моего штаба отвечать за это будет товарищ Северова.

– Есть, товарищ командующий округом, – вытянулась я. А сама подумала, что вот и меня припахали! Ну хотя бы с Окуловым пообщаюсь.

– Теперь плановые учебные сборы. Товарищ Климовских, в этом году части выведем из казарм не 15 июня днем, а 14 ночью с соблюдением все средств маскировки.

– Товарищ командующий, – встал полный краснолицый генерал-майор. Товарищ Павлов перенес начало сборов в этом году на 22 июня, поэтому пока мы к ним не готовились.^[58]

– Как на 22 июня, – буквально заорал Жуков, – ведь это же, – тут он запнулся и кинул взгляд в мою сторону. – Это же он должен был согласовать с Генштабом.

Я поняла, что он хотел сказать: «Это же дата нападения немцев», – но в последний момент спохватился. Ай-ай-ай товарищ Павлов, а ведь мне вы показались даже симпатичным. Мне даже было вас немного жаль, а тут вырисовывается интересная картина. Кажется, уже пора связываться с Наркомом. А Климовских, тем временем, продолжил.

– Он собирался это согласовать лично. Так он сказал позавчера, когда вылетал в Москву.

152.

– Подтверждаю свой приказ, – сказал Жуков, – в ночь с 14 на 15 июня. 9 июня к 15 часам представите мне план вывода войск, а 10 июня – план проведения учебных сборов.

Климовских видимо хотел что-то сказать, но понял, что это бесполезно, и молча сел. Жуков продолжил свое выступление.

– Товарищ Копец. – Встал генерал майор авиации. – Завтра к 12 часам мне на стол план переброски части самолетов на запасные аэродромы. Переброску осуществлять в темное время суток с соблюдением всех мер маскировки. На месте убывших самолетов оставлять макеты.

– Товарищ генерал армии, заговорил Копец, – если мы начнем переброску в темное время суток, то значительно возрастет аварийность.

– Вы что, хотите сказать, что ваши летчики умеют взлетать и садиться только, когда светло? Тогда еще мне завтра представите план тренировок летного состава в темное время суток. А для перебрасываемых самолетов заранее подготовьте ремонтные бригады, если у вас такие неопытные пилоты.

– Сейчас пока все. Все свободны. Я отбываю к товарищу Пономаренко. Нужно решить проблему с транспортными средствами. Я в курсе, что их явно не хватает. Будем брать у гражданских. После разговора с товарищем Пономаренко мне еще надо связаться с товарищем Цанавой. Мне нужны инструкторы для подготовки стрелковых подразделений. Только наших – недостаточно. Буду просить, – тут Жуков скривился, как будто съел лимон, – у него.

Генералы и полковники стали расходиться, а я протиснулась к Жукову.

– Товарищ генерал армии, разрешите мне поговорить с товарищем Цанавой. Сколько надо инструкторов?

– Думаете, что он клюнет на всякие там ваши женские штучки. Ну попробуйте. Все-таки ваш прямой начальник. Просите не менее 100 человек на десять дней.

– Есть, разрешите выполнять?

– Выполняйте.

Я тоже вышла из зала совещаний и только тут спохватилась. Во-первых, неизвестно, на месте ли Цанава. А во вторых, я не знаю как добираться от штаба до республиканского НКВД. Пришлось обратиться к дежурному по штабу.

– Товарищ капитан. Мне нужно позвонить в НКВД Белоруссии. Подскажите, пожалуйста, как это сделать.

– Простите, а вы кто?

Вопрос дежурного вполне правомерный. Он ведь не присутствовал на совещании, где меня представили.

– Я порученец товарища Жукова. Если не верите – вот спросите у любого участника совещания.

Все как раз расходились из зала. Дежурный обратился к какому-то полковнику, получил подтверждение, после чего снова обратился ко мне.

– Сейчас я вас соединю. Кого нужно попросить к аппарату?

– Попросите, пожалуйста, товарища Цанаву. Скажите, что звонит лейтенант Северова.

Дежурный с удивлением посмотрел на меня, но ничего не сказал и стал названивать.

– НКВД, здравствуйте. Беспокоит капитан Радов из штаба округа. Тут находится ваш сотрудник, лейтенант Северова. Ей нужно поговорить с товарищем Цанавой. Что, товарищ Цанава занят? А когда освободится? Неизвестно?

Дежурный вопросительно посмотрел на меня. Я выхватила у него трубку.

– Здравствуйте, говорит Северова. Мне действительно нужно срочно поговорить с товарищем Цанавой. Вы просто доложите ему о моем звонке. Я подожду у аппарата.

Кажется, на том конце провода дежурный сотрудник что-то почувствовал в моем голосе, потому что он положил трубку, и я слышала, как по другой трубке он соединился с Цанавой. Через минуту я услышала знакомый голос.

– Здравствуйте, Анна Петровна. Что у вас случилось?

– Товарищ Цанава. Есть срочные вопросы, о которых я не могу говорить по телефону.

– Хорошо. Жду вас через час.

Вот это другое дело. Теперь остался только один вопрос – как добраться до НКВД. Снова пришлось обращаться к дежурному.

– Товарищ капитан, подскажите, пожалуйста, как быстрее доехать до здания республиканского НКГБ?

Тот недоумевающее уставился на меня.

– А зачем вам это? Шофер дорогу знает.

– Какой шофер?

– А, так вы не в курсе. Вам, как порученцу командующего округом положен дежурный автомобиль. Скажете шоферу, он вас отвезет, а потом привезет обратно.

Такого сервиса я не ожидала. Как говорится, пустячок, а приятно.

– Спасибо, товарищ капитан.

153.

Действительно, у здания штаба стояло три дежурных автомобиля. Я так поняла, что это именно для порученцев и адъютантов. Для командующего положен другой автомобиль и даже не один, так как часто с ним едет свита и еще охрана. А тут я быстренько нырнула в ближайшее авто и уже через пятнадцать минут входила в здание НКГБ Беларуссии. Надо же, первым, кого я там встретила, оказался старый знакомый. Только теперь у него, как я и предсказывала, было на шпалу меньше. Увидев меня, он слегка дернулся, но потом сообразил, что в данный момент я никакой угрозы для него не представляю.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант, – первой поприветствовала его я. Пусть видит, что я настроена мирно.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант. Вижу, что с нашей последней встречи вы продвинулись по службе.

– Ничего, я уверена, что и у вас скоро будет такая же возможность. Сначала вернетесь к началу, а потом двинетесь вперед, если только сумеете выбрать правильное направление.

– Вы, я вижу, умеете выбирать направление. Может быть, и мне подскажете.

– Вполне возможно. Ведь у нас с вами было просто недоразумение. А с коллегами я всегда стараюсь хорошо взаимодействовать.

– Спасибо, товарищ Северова. Буду ждать.

– Ждите, а пока подскажите, где тут кабинет товарища Цанавы. Я в этом здании первый раз.

– Второй этаж, комната 201.

Спасибо, товарищ лейтенант.

Я поднялась на второй этаж и почти напротив лестницы увидела на двери нужную табличку. Открыла дверь и попала в приемную.

Секретарь вопросительно посмотрел на меня.

– У вас вопрос, товарищ лейтенант.

– Нет, товарищ старший лейтенант. Я к товарищу Цанаве. Моя фамилия Северова.

– Подождите минуту.

Старлей встал и зашел в кабинет. Через минуту он вышел и прямо-таки торжественно объявил.

– Заходите, товарищ Северова. Товарищ Цанава вас ждет.

Я зашла в просторный кабинет, которые по размерам, как мне показалось, не уступал залу совещаний в штабе округа. В углах кабинета стояли какие-то здоровенные вазы, рядом с одной торчало большое растение типа фикуса. И стол у Цанавы был непростой. Какие-то узоры, еще фиг знает что. Любитель роскоши, товарищ Цанава. А сам он с улыбкой уже шел мне навстречу.

– Здравствуйте, Анна Петровна. Каждый раз, когда мы встречаемся, происходит что-то необычное. А результаты последней встречи, судя по сообщениям в газетах, вообще произвели на меня впечатление. С чем вы на этот раз?

– Здравия желаю, товарищ Нарком госбезопасности Белоруссии. В этот раз тоже очень серьезно. Прежде всего, мне необходимо срочно связаться с товарищем Берия. А потом я введу вас в курс дела.

– Вот даже как. Минуту.

154.

Цанава снял трубку, набрал какой-то короткий номер и заговорил.

– Товарищ Берия, тут ваша протеже попросила срочно с вами связаться. Да, она самая. Даю трубку.

– Слушаю вас, товарищ Северова. Что у вас случилось?

– Здравия желаю, товарищ Нарком. Именно случилось. Я только что с совещания в штабе округа. Оказалось, что товарищ Павлов без согласования с Генштабом перенес вывод войск из казарм на месячные учебные сборы с традиционной даты 15 июня на 22 июня.

– Это точно?

Я просто почувствовала, как на том конце провода напрягся Берия.

– Точнее быть не может. Об этом на совещании доложил начальник штаба округа генерал Климовских.

– А что Жуков?

– Для него это оказалось полной неожиданностью. Он переназначил сборы на ночь с 14 на 15 июня.

– Жуков в курсе?

Я поняла, о чем идет речь.

– Так точно.

– А товарищ Цанава?

– Нет, приказа не было.

– Хорошо. Вы очень правильно сделали, что срочно мне об этом сообщили. Передайте трубку товарищу Цанаве.

Я передала трубку Цанаве. Он несколько минут только слушал, потом сказал что-то непонятное – наверное, на грузинском, и повесил трубку.

– Теперь товарищ Северова, введите меня в курс дела.

– Дело в том, товарищ Цанава, что по самым свежим разведданным немцы планируют нападение на нашу страну 22 июня.

– И вы думаете, что товарищ Павлов…

– Честно говоря, я даже боюсь предположить такое, товарищ Цанава. Но доложить об этом нужно было немедленно.

– Это правильно. У вас все?

– Нет, есть еще один важный вопрос.

Тут я решила использовать метод пана Заглобы из любимого моего Сенкевича.^[59]

– По результатам работы нашей комиссии товарищ Мехлис сделал доклад на совещании у товарища Сталина. Там среди прочего отмечалась просто катастрофическая ситуация со стрелковой подготовкой бойцов РККА. Поэтому было принято решение срочно организовать курсы подготовки бойцов стрелковых подразделений. Срок, вы уже понимаете какой. А где взять нужное количество инструкторов? Тут без помощи войск НКВД не обойтись, потому что только у нас практически все стрелки высшего класса. Поэтому товарищ Жуков просит вас выделить инструкторов на 10 дней. И тут есть еще один важный момент.

– Да, что за момент?

– К упомянутой дате Абвер начнет нерестится.

– Что, что? Я вас не совсем понимаю.

– Вы же знаете, что лососи перед нерестом поднимаются вверх по рекам. Там, кстати, их и ловят. Так вот, перед самым нападением Абвер организует массовую засылку диверсантов на нашу территорию. И НКВД своими силами с ними может не справиться. Нужно будет привлекать армию. А тут у каждого бойца НКВД будет практически готовая группа поддержки. Представляете, как будет здорово, когда НКВД, при содействии РККА, ликвидирует основную массу диверсантов и сорвет планы немцев.

Дальше можно было не продолжать. Цанава моментально все ухватил. Раз диверсантов будет ликвидировать НКВД, то и все плюшки тоже НКВД. А РККА просто поблагодарят за содействие.

– Хорошо. Я думаю, что нужно поддержать нашу армию. Сколько человек просит товарищ Жуков? Двести человек хватит?

– Думаю, что хватит.

Я чуть не подпрыгнула от восторга. Вдвое больше, чем просил генерал.

– А где будет проходить обучение?

– Пока определена только 85 стрелковая дивизия.

– Это где командует приятель майора Григорьева Окулов?

– Так точно, товарищ Цанава.

– Договорились. Я сегодня же дам команду, и завтра 200 человек будет выделено. Сегодня до 20:00 позвоните моему дежурному и сообщите, куда и как им двигаться.

На этом я милостиво была отпущена моим высоким начальством.

155.

По дороге обратно в штаб округа, мне пришла в голову одна интересная идея. Вопрос был только в том, сумею ли я ее реализовать. Прикинула, что шансов пятьдесят на пятьдесят, но попробовать надо. В штабе я подошла к дежурному и спросила, появился ли Жуков.

– Еще нет. Ждем, с минуты на минуту должен прибыть. Он уже отзвонил.

Пока капитан мне это говорил, Жуков и появился. Снова хмурый. Впрочем, кажется, это у него традиционное выражение лица. Как у артиста Михаила Ульянова. Заметив меня, он кивнул, предлагая пройти за ним.

– Какие у вас результаты разговора с товарищем Цанавой?

Вот тебе и раз. Ни здравствуйте, ни садитесь. Сразу к ответу. Придется привыкать, пока я тут арендованная.

– Положительный результат, товарищ генерал армии. Товарищ Цанава обещал выделить 200 человек. Сегодня до 20:00 нужно сообщить дежурному, куда им прибыть.

– Сколько человек?

– 200, товарищ генерал армии.

– И что он хочет взамен.

Вот гад. Все понимает с лету. И реакция мгновенная.

– Товарищ Цанава хочет с 20 июня получить на пару дней несколько рот. Можно с только что подготовленными бойцами.

– Зачем ему столько?

– Это в наших общих интересах, товарищ генерал армии. В указанный период ожидается массовый заброс диверсантов. Цели: нарушение проводной связи, захват складов и мостов, убийства командиров, создание паники. Только НКВД своими силами просто не справится. Против нас будет действовать целый батальон Бранденбург 800. И очень важно, чтобы НКВД и РККА действовали согласованно.

– Вы, конечно, ему это пообещали?

– Так точно, пообещала.

– Не много ли на себя берете, товарищ лейтенант?

– Тут деваться все равно было некуда, товарищ генерал армии. И армии нужны инструкторы, и НКВД нужны бойцы. Без тесного взаимодействия сейчас никуда.

– Правильно мыслите. Что еще?

– Товарищ генерал армии. Завтра начнется подготовка к обучению на базе дивизии генерала Окулова. Когда мне туда отправляться?

– Вот прямо сейчас и отправитесь. Завтра с утра начнут прибывать инструктора, а потом и бойцы. Нужно всем инструкторам поставить задачу и ознакомить с программой обучения. С вашей легкой руки все это закрутилось – вам и реализовывать. Скажите дежурному, что вам нужен самолет, чтобы добраться до 85-й стрелковой дивизии. Дежурный свяжется с летунами, и они вас туда доставят. Пока дежурный все это будет организовывать, вам подготовят пакет с программами обучения и с моим приказом генералу Окулову о проведении учебы на базе его дивизии.

– Товарищ генерал армии, а можно я переночую в Гродно. Я ведь там живу. А к 9 утра я уже буду в дивизии. Возьму в НКГБ мотоцикл и быстро доеду.

– Вот оно что. По мужу соскучились.

– Так точно, соскучилась.

– Хорошо. Завтра в 9:00 встречайте инструкторов и тех, кого они будут обучать, у Окулова. Послезавтра будете присутствовать при начале занятий. Все время поддерживайте связь с моими адъютантами. Я в каждый момент должен знать, где вы находитесь. Можете быть свободны.

Я изобразила стойку смирно и пулей рванула на выход, пока генерал не передумал.

156.

Снова ткнулась к дежурному и передала ему слова генерала. Он сразу озаботился и стал названивать летчикам. Я отзвонила дежурному республиканского НКВД, которого Цанава уже предупредил, и передала, что сбор инструкторов в 9:00 в штабе 85-й стрелковой дивизии. Потом решила сделать еще пару звонков. Давненько я не говорила с майором Григорьевым, да и Васю следует предупредить, чтобы был готов, как юный пионер. Сначала Барановичи. Там меня сразу соединили с майором.

– Товарищ майор. Лейтенант Северова.

– Здравствуй, Анюта. Рад тебя слышать. Как дела, все в порядке?

– Так точно, товарищ майор.

– А что ты сейчас делаешь в Минске в штабе округа?

– Я, товарищ майор, теперь порученец товарища Жукова.

– Вот это новость! И как же тебя наше общее начальство отпустило?

– Оно не отпустило, а временно прикомандировало. И завтра я уже по приказу моего нового командира буду у Окулова.

– Гляжу ты вся в заботах. А я тебя жду не дождусь. Твой парабеллум у меня поживает. И письмецо тут одно любопытное на твое имя пришло.

Интересно. Если на мое имя, то откуда он знает, что любопытное? И кто это мне пишет, да еще на адрес областного НКГБ? Ой, неужели это ответ на тот запрос, который я посылала в гестапо?

– Товарищ майор. Это что, ответ на мой запрос?

– Сообразила! Именно так.

– Валентин Петрович. Я сегодня попаду сразу в Гродно, в Барановичи не успею. А нельзя ли парабеллум вместе с этим письмом к Васе переправить?

– Представь себе, что я уже сам до этого догадался. Так что лети к мужу – он все тебе передаст. Счастливо.

– Спасибо, товарищ майор. До свидания.

Второй звонок, понятно дело, мужу.

– Старший лейтенант Северов? Вас беспокоит лейтенант Северова. Прошу подготовить торжественную встречу. Через несколько часов буду у тебя.

– Анечка, страшно рад тебя слышать. Давай приезжай поскорее.

– Васенька. Тут такое дело. Я прибуду проездом. Завтра утром мне надо быть у Федора Савича. Ты сможешь организовать транспорт, причем с охраной?

– Ради такого дела смогу.

– Тогда все в порядке. Через несколько минут отправлюсь на аэродром и вперед, в Гродно. Жди.

Только положила трубку, подошел майор Селиванов. Вместе с ним шел боец и тащил четыре большие пачки, перевязанные веревками и опечатанные сургучом.

– Вот, товарищ Северова, для вас пакеты с программами обучения. Их нужно будет раздать всем инструкторам. Всего 620 экземпляров. На 600 инструкторов и двадцать дополнительно. Кроме того, вот вам пакет от товарища Жукова для генерала Окулова.

Тут майор вручил мне толстый конверт, тоже опечатанный сургучом.

– Распишитесь вот здесь.

Он подсунул мне журнал, в котором я расписалась за все полученное. После этого, боец уже со мной дошел до машины, куда все и сгрузил. Я оставила его охранять груз, а сама смоталась в здание за своим баульчиком – куда же я без него. После этого села в машину, которая повезла меня на военный аэродром.

157.

Там меня ждал самолет, только не такой крупный и удобный, как тот, на котором мы всей командой летели сюда, а небольшой самолетик, название которого как-то всплыло у меня в памяти: «кукурузник». Ну может это и не кукурузник, но назвать его как-то по другому не получается. Мне помогли забросить в него все пачки, потом нацепили на меня парашют и показали за какое кольцо нужно дергать в случае чего. При этом я решила, что все это бесполезно, так как сама я в таком комплекте без посторонней помощи из этого дедушки русской авиации вылезти не сумею. А меня вместе с самолетом парашют вряд ли выдержит.

К счастью, парашют не потребовался, и через полтора часа мы уже приземлились недалеко от Гродно. Там меня ждала машина, в которой кроме водителя был боец сопровождения. В машину перегрузили весь багаж, и я гордо скомандовала.

– В горотдел НКГБ.

Стоило машине только подъехать к зданию горотдела, как из дверей тут же вышел Вася. Я вылезла и, с трудом сдерживаясь от того, чтобы броситься ему на шею, козырнула и отрапортовала.

– Товарищ старший лейтенант. Лейтенант Северова. Прибыла в ваше распоряжение. Вася козырнул в ответ, после чего ухватил меня за руку и буквально затащил в здание. Там, не обращая внимание на часового, мы обнялись. Часовой деликатно отвернулся и стал смотреть строго на входную дверь. Через пару минут мы пришли в себя и занялись делом. Мой багаж занесли в здание, спрятали в сейф, который Вася тут же опечатал, и машину отпустили. После этого поднялись к Васе в кабинет, где он сначала вручил мне мой люггер, после чего протянул большой распечатанный конверт.

Так, что там, интересно? Оригинал я смотреть не стала, так как все равно ничего не пойму. Немецким так и не сумела заняться, потому сразу ухватила перевод.

IV отдел РСХА, отдел IV B, подотдел IV B 1.

Уважаемая фрау Северова. На ваш запрос от 25 мая 1941г. сообщаем, что ксендз польской католической церкви Збигнев Каневский проживал в городе Лодзь с 1935 по 1941 год. Согласно имеющимся у нас данным сторонник «Польши от моря до моря», положительно относится к англичанам, в своих проповедях допускал нелояльные высказывания относительно немецких властей. Были неподтвержденные сведения, что укрывал в костеле группу лиц еврейской национальности. К сожалению, обыск, проведенный в костеле, ничего не дал, из чего можно сделать вывод, что кто-то из прихожан заранее известил его об этом. Мной уже был получен ордер на арест Каневского, но он сумел скрыться. Будем вам благодарны, если вы задержите господина Каневскго и передадите его немецким властям.

Что касается второго упомянутого вами лица, Балтазара Кравчика, то в указанный вами период времени никто с такими именем и фамилией в Лодзи не проживал. Единственный человек с такими именем и фамилией скончался в 1936г, о чем в книге регистраций сделана соответствующая запись.

С уважением,

Криминальассистент Пауль Крапке (обершарфюрер СС)

Вот это да! Все-таки прокололись. Значит, пора поинтересоваться служкой.

– Вася, ты, конечно, читал это письмо?

– Само собой, Анечка.

– И что ты думаешь по поводу господина Кравчика?

– Пока взяли его под плотное наблюдение, а там посмотрим. Не исключено, что он работает не на немцев, а англичан. Сейчас выясняем и это. А ксендз, кажется, чист.

– Я тоже так думаю. Ой, Вася. Вот у немцев не всегда правая рука знает, что делает левая. Интересно, а как с этим обстоят дела у нас?

– Честно говоря, не знаю. Вполне допускаю, что что-нибудь подобное возможно и у нас. Кстати, до тебя дошла последняя новость, что два наши наркомата объединили? Теперь над нами только один нарком – товарищ Берия, а товарищ Меркулов стал его первым замом. Может, одной из причин такого объединения и стала некоторая несогласованность в действиях наших наркоматов. Ладно. Сегодня, в связи с приездом любимой жены, работу заканчиваю. Идем домой. На завтра на 6:30 я заказал в роте НКВД машину с сопровождающими для доставки тебя в дивизию к Окулову.

Дома мы быстро умяли ужин, приготовленный заботливой Марфой Ивановной, и перешли в спальню, где постарались компенсировать почти двухнедельную разлуку.

Утром пришлось встать раньше обычного, чтобы встретить машину уже в здании НКГБ. Там бойцы быстро погрузили пакеты, я прихватила свой заново укомплектованный баульчик, и машина двинулась в дивизию. Через час мы подъехали к шлагбауму, я предъявила документы, после чего часовой быстро пропустил нас внутрь, а его напарник, как я заметила, стал звонить начальству. Понятное дело, порядок есть порядок. По моей просьбе шофер остановил машину метрах в двадцати от штаба. Я выскочила и пошла к входу пешком. Тут как раз в дверях показался Федор Савич собственной персоной.

– Анюта? Рад тебя видеть. Сегодня вечером жду у себя, а сейчас извини, тут приехал порученец от нового командующего округом. Нужно встретить.

– Федор Савич, я тоже очень рада вас видеть. Но торопиться не надо. Порученец уже здесь.

– Где он? Не вижу.

– Тогда разрешите представиться. Лейтенант Северова, порученец генерала армии Жукова, – тут я вытянулась и отдала честь, – прибыла для помощи в организации процесса обучения на базе вашей дивизии. Привезла с собой пакет лично для вас и учебные программы для инструкторов. Пачки с программами в машине под охраной часового. Прошу выделить людей для распределения этих материалов.

158.

Федор Савич сначала недоверчиво посмотрел на меня. Наверное, решил, что я его разыгрываю, но, получив пакет, сразу стал серьезным. Сначала он подозвал какого-то капитана и приказал отнести в штаб привезенные пачки.

– Их будем распределять по мере прибытия инструкторов, – пояснил Окулов. – 200 инструкторов от товарища Цанавы будут вести занятия здесь. Мои инструктора будут вести занятия на базе 103 стрелкового полка, а инструктора из 1-го стрелкового корпуса будут вести занятия на базе 141 стрелкового полка. Вся дивизия уже готова к приему гостей. Общим числом, если я правильно понимаю в арифметике, 600 инструкторов и 6000 бойцов. Отведены места для палаток, подготовлены полевые кухни. Заготовлены боеприпасы. Тебе, Анечка, осталось договориться с летчиками и танкистами. Телефон в штабе в твоем распоряжении. Кстати, связь теперь задублирована, и мы диверсий на линиях не боимся.

– Федор Савич. А сколько винтовок СВТ-40 вы могли бы дать для занятий?

– Вообще-то мне сообщили, что все бойцы будут со своим оружием. От нас только боеприпасы. Но штук 500 я найду. А зачем тебе?

– Дело в том, что СВТ-40, на мой взгляд, лучше Мосинки, но за ней сложнее ухаживать. В учебный курс входит и уход за оружием. Хотелось бы, чтобы все научились правильно ухаживать за такими винтовками.

– Пусть инструкторы составят список, сколько винтовой нужно. В крайнем случае, будем чередовать.

Пока мы беседовали, на территорию дивизии начали прибывать грузовики с солдатами. Сначала, как и было договорено, стали приезжать инструкторы. К 12 часам все инструкторы были в сборе. Поскольку говорить сразу со всеми инструкторами для меня было нереально, то я собрала только их командиров и толкнула небольшую речь, в которой кратко обрисовала проблему.

– Товарищи командиры. Завтра с утра ваши бойцы начнут проводить интенсивный курс обучения для бойцов майского призыва. Весь курс рассчитан на 10 дней, из которых последние три дня отводятся на практику. Программу курсов вы можете получить в штабе дивизии сразу после окончания нашей встречи. Прошу довести до сведения всех ваших бойцов, что учить новичков нужно предельно жестко. Только при таком режиме обучения у новичков появится шанс выжить, если вдруг начнутся боевые действия, а, исходя из современной политической обстановки, такое вполне возможно. Через три дня бойцов будут бомбить и обкатывать танками. На самом деле в окопах и укрытиях будут лежать чучела, но бойцам на примере пораженных чучел нужно будет втолковывать, что в реальной жизни вместо чучел будут они. Объясните также, что потом уже они, сегодняшние ученики, станут обучать следующие партии новичков. И еще. Именно от вас, товарищи командиры, жду по результатам обучения замечания и предложения. Теперь все, кроме командиров из НКВД, могут быть свободны.

Все, кроме названных командиров вышли, и я, немного приглушив голос, продолжила.

– Для вас, товарищи командиры есть дополнительная информация. По поступившим в наш наркомат сведениям в ближайшее время ожидается массовая заброска на нашу территорию диверсантов. Только силами НКВД мы не справимся. Нужно будет привлекать бойцов из РККА. Поэтому во время проведения занятий налаживайте взаимодействие с армейцами и примечайте наиболее перспективных бойцов. Их прикомандируют к нам сразу после окончания учебы, то есть 20 июня. Считайте, что это приказ Наркома НКВД Белоруссии товарища Цанавы. Вопросы есть?

Вопросов не оказалось и все разошлись, а я решила двинуть по знакомым. Ипполитов где-то бегал со своими разведчиками, а вот Максимов был на месте. И уже, как я заметила, стал майором, с чем его нужно поздравить.

159.

– Здравия желаю, товарищ майор. Поздравляю вас с повышением. Теперь вы уже на своей должности. В полк больше не тянет?

– И вас, Анна Петровна, тоже поздравляю. Если будете и дальше двигаться такими темпами, то скоро нас всех перегоните. А меня, честно говоря, тянет именно в полк. Тут объем работы намного больше. Приходится стараться изо всех сил, тем более, что у нас по-прежнему нехватка кадров. Вы же к нам не собираетесь?

– Нет, не собираюсь. А на вас сегодня еще работу навешу.

Максимов выпучил глаза от негодования, но я пообещала все рассказать позже и упорхнула, заметив, что вид у майора стал весьма грустный.

Грустный Максимов пошел по своим делам, а я заскочила в штаб договариваться с летчиками и танкистами и согласовывать с ними расписание занятий. При этом сразу припахала полковника Скоробогаткина, назначенного Окуловым координатором всех учений. В результате хитрая я просто обеспечивала, говоря современным мне языком, интерфейс между дивизией, в лице Скоробогаткина, и танкистами и летчиками. Надо отметить, что слова «порученец товарища Жукова» оказались чем-то вроде известного из классики пароля «Сезам, откройся». Единственные вопросы, обсуждавшиеся в этих беседах – это согласование точного времени и количество боевой техники, которую нужно будет задействовать. Насколько я поняла, с Жуковым никто спорить не рисковал, равно, как и ссылаться на поломки, нехватку горючего и т.п. Поэтому к обеду все было согласовано, и я смогла вздохнуть свободнее.

Кстати, обедать теперь меня усадили за один стол с Окуловым и его старшими командирами, а поскольку в дивизии меня уже знали, то никакого напряга за обедом не было, что существенно порадовало. Разговор в основном вертелся вокруг вполне вероятного нападения немцев в самое ближайшее время. Главную проблему мои собеседники сейчас видели в явной нехватке транспорта.

Немного послушав, я стала вести собственный анализ. Есть пушки, но они практически прикованы к месту – нехватка лошадей и тягачей. Есть снаряды на складах, но с ними то же самое. Что же со всем этим делать, особенно с учетом того, что даже Жуков много транспорта не добудет. Ведь не от хорошей жизни он ездил на поклон к первому секретарю ЦК Белоруссии Пономаренко. Пожалуй, стоит взять на заметку и при случае нажаловаться товарищу Берия. Тут либо очень крупное головотяпство, либо, учитывая близость к границе и тревожную обстановку, кое-что похуже. Явно есть работа для нашего наркомата. Мелькнула мысль, что в моем времени, пожалуй, напрасно все время кричали о необоснованных репрессиях. Вот этих крикунов посадить бы сюда в нескольких километрах от границы и в двух неделях от нападения немцев. Сразу, наверное, стали бы кричать о плохой организации, о некомпетентности руководства и т.п. Так вот именно такое некомпетентное руководство сейчас и репрессируют.

Ладно, это просто небольшой отступ от главного – что же делать? Ежику ясно, что маневр с таким транспортным обеспечением просто невозможен. А что возможно? Остается, на мой взгляд, только оборона. Значит, оборону эту нужно построить наиболее хитрым способом, чтобы минимизировать перемещения больших объемов техники и людей. Кажется, пора взяться за старое и снова пристать к Окулову с вопросами. Хотя теперь уже можно кроме вопросов выдвигать и предложения. У меня сейчас и авторитет другой, и знаний больше, чем месяц назад. Поэтому Федор Савич не просто меня выслушает, но и станет анализировать мои предложения, а это он умеет делать очень даже хорошо. Я не выдержала и спросила.

– Федор Савич, так как насчет сегодняшнего вечера? Ваше приглашение остается в силе?

Он, кажется, даже немного обиделся.

– Я, Анна Петровна, свое слово привык держать. И вообще ты очень вовремя приехала, так как через пару дней Екатерина Михайловна с детьми уезжает к сестре в Куйбышев. Она будет рада повидать тебя перед отъездом.

– Замечательно. Только скажите, пожалуйста, когда у вас сегодня вечер начнется?

– Приходи после 21 часа – самое время.

– Договорились, обязательно приду.

160.

После обеда я решила сунуться к Максимову. Я же обещала ему работу. Он был на месте и, когда я вошла, отложив какие-то бумаги, еще раз меня поприветствовал.

– Так что у вас за работа, Анна Петровна?

– Для начала хотелось бы узнать, товарищ майор, сумели вы найти того, кто должен был выходить на связь с Лепешкиным?

– Сумел. Целый капитан из 59-го стрелкового полка. За него мне звание досрочно присвоили. Иначе еще года два проходил бы в капитанах. Матерый волчара оказался. Он у нас в стране более 10 лет работал.

– Скажите, Игорь Александрович. А как на ваш взгляд сейчас обстоят дела в дивизии?

– За то, что выловили всех, ручаться, конечно, не буду, но никаких признаков вражеской деятельности пока не выявлено. Работаем: беседуем, анализируем, наблюдаем. Откройте секрет, Анна Петровна. Чем вызван такой интерес.

– От вас скрывать не буду. Я собираюсь обсуждать с Федором Савичем вопросы временной передислокации дивизии. Сами понимаете, что посторонние глаза при этом нам никак не нужны. Но это еще только половина вопроса. А другая половина связана с возможным резким увеличением числа диверсантов буквально за день – два до нападения. Если до сих пор были в основном шпионы, то тут можно ожидать любых действий, направленных на дезорганизацию армии. А конкретно для дивизии – это связь, склады и т.п. Поэтому у меня к вам не задание, поскольку не имею таких прав, но большая просьба. Продумайте организационные меры по предотвращению подобных вещей.

Если утром Максимов был просто мрачный, то теперь он вообще стал мрачнее тучи.

– Понимаю вас, Анна Петровна, и полностью разделяю ваши опасения. Но просьбу вы выложили непростую. Давайте сделаем так: пару – тройку дней я беру на обдумывание. Время еще терпит?

– Два – три дня может и терпит, но ведь потом нужно будет еще время на реализацию предложенных мер.

– Это я учитываю. Вот через два-три дня давайте все обсудим с Федором Савичем. Если он даст добро, то сразу и начнем реализовывать. Полагаю, что за следующие три – пять дней все сделаем.

– То есть можно рассчитывать, что к 18 июня все будет реализовано?

– Так точно.

– Хорошо, этот срок вроде бы устраивает, но только этот срок. Потом может оказаться уже поздно.

– Значит, уже известна точная дата?

– По последним разведданным, про которые я знаю, дата нападения – 22 июня. Но, сами понимаете, приказы отдают на той стороне. Остается только надеяться на немецкий орднунг – если запланировали на 22, то 22 и нападут. Хотя, что в последний момент может втемяшиться в башку ихнему фюреру, никто предсказать не может.

– Значит договорились. Через два дня у Окулова.

– Договорились, вот только я прямо сейчас сообразила, что теперь лицо подневольное. Хотя меня и назначили сюда на весь цикл обучения, но начальство может и передумать. Так что, возможно, что вам придется вести подобные обсуждения без меня.

– В случае вашего внезапного отъезда так и сделаем, а вам потом сообщим.

На этом наша беседа закончилась, причем, к моему удивлению, Максимов стал еще мрачнее, хотя до этого мне казалось, что мрачнеть ему дальше некуда.

161.

После разговора с Максимовым я вдруг поняла, что у меня образовалось свободное время. Я помогла толкнуть маховик учебного процесса, и теперь он успешно раскручивается без моего участия. Если я сейчас буду куда-то соваться, то в лучшем случае меня вежливо пошлют и, между прочим, правильно сделают. А чем тогда заняться до вечера? Где-нибудь лечь позагорать, благо погода позволяет? Нехорошо, меня просто не поймут. К счастью, в поле зрения появился Ипполитов. Привел откуда-то своих разведчиков. Теперь, насколько я помню расписание, будут стрельбы. О, в этом я с удовольствием поучаствую. Нужно только раздобыть снайперку.

– Здравия желаю, товарищ майор.

– Здравствуй Анна Петровна, поздравляю с очередным званием.

– Спасибо, Аркадий. У вас сейчас, кажется, стрельбы?

– Да, учебный процесс идет как обычно.

– Тогда можно я к вам присоединюсь?

– Пожалуйста, а из чего хочешь стрелять?

– Из снайперской винтовки. Как у вас теперь, достаточно их?

– Вполне. Есть даже несколько запасных. И все твои любимые СВТ-40.

– Тогда сейчас я одну заберу на время стрельб, а вечером уговорю Федора Савича подарить ее мне. Думаю, он согласится.

– Конечно, согласится. Тебе он не в силах отказать.

Принесли мне винтовку, и я вместе со всеми двинула на стрельбище. Там отвела душу, постреляв для начала из всех своих пистолетов и револьвера, а потом, на закуску, отстреляла несколько обойм из СВТ-40. Причем сначала отработала стрельбу из трех стандартных позиций: лежа, с колена, стоя, – а потом стрельбу после пробежки с падением. Так что до ужина время израсходовала с пользой. Перед тем, как идти на ужин, я спохватилась и снова обратилась к Ипполитову.

– Аркадий, у меня образовался один очень интересный знакомый. Бывший полковник царской армии Романов Аристарх Ксенофонтович. Он большой специалист по разным историческим видам оружия. Скоро он приедет в Минск, его берет к себе товарищ Жуков на должность переводчика. Я хочу вас познакомить. Вполне возможно, что он подскажет кое-что интересное для работы разведчиков. Товарищ Жуков сказал, что Романов по сути дела ходячий справочник по истории армии.

– Хорошо, дополнительные знания никогда лишними не бывают. Когда приедет этот ваш специалист, дайте мне знать. Только учтите, что через пять дней мы все выходим на месячный летний учебный сбор. В этом году товарищ Павлов запланировал начало сбора на 22 июня, но товарищ Жуков, как нам сказали, вернул дату сбора на 15 число.

– Я в курсе, ведь теперь я порученец товарища Жукова.

– Вот даже как! Вот только не знаю поздравлять вас с такой должностью или посочувствовать?

– Честно говоря, я и сама не знаю, потому что в этой должности работаю всего два дня. Поживем – увидим.

На этом мы с Ипполитовым расстались, и я пошла на ужин. За ужином, который проходил в той же компании, я согласовала с Федором Савичем свое расписание на два следующих дня. Первую половину дня буду наблюдать процесс учебы при штабе, а вторую половину дня в одном из стрелковых полков. Сразу после ужина я пошла в штаб, связалась со штабом округа и доложила адъютанту Жукова свою программу. Он принял это к сведению и обещал доложить генералу.

Все, на сегодня все дела закончены. Можно приводить мысли в порядок, чтобы грамотно обсуждать с Окуловым весьма серьезные вопросы.

Ровно в 21:00 я толкнулась в дверь к Окулову.

– Заходи, Анечка, мы тебя давно ждем. – Это голос Екатерины Ивановны. – Подожди пару минут, сейчас Федор Савич выйдет.

И действительно, через минуту в большой комнате показался Федор Савич.

– Сына укладывал, все не хотел без сказки засыпать. Но теперь все в порядке. Можем спокойно поговорить.

Мы уселись на диван, стоявший в углу комнаты, и я начала.

– Федор Савич, сегодня за обедом я внимательно слушала обсуждение проблемы с транспортом. Насколько я поняла, обеспечение дивизии транспортными средствами со времени подготовки нашего прошлого доклада нисколько не улучшилось.

– Не только не улучшилось, Анечка, но можно даже сказать, что ухудшилось. Мы продолжаем получать пополнение, технику, боеприпасы, и, в то же время, не получили дополнительно ни одного грузовика, ни даже лошадей-тяжеловозов. Как мы будем маневрировать в случае военного конфликта, я плохо представляю.

162.

– Прекрасно вас понимаю, Федор Савич, тем более, что это беда не одной вашей дивизии. Товарищ Жуков вчера ездил к первому секретарю ЦК КП(б) Белоруссии, товарищу Пономаренко, именно по этому вопросу. И не думаю, что сумел решить данную проблему. Поэтому я и хотела бы с вами обсудить именно вопросы маневрирования в случае, как вы говорите, военного конфликта. Разрешите, я для начала изложу свои мысли, а вы, как профессиональный военный, поправите мои дилетантские рассуждения.

– Активный маневр дивизии невозможен из-за нехватки транспорта. Следовательно, при начале военных действий, ни о каких наступательных операциях не может идти речи. Пешком и без регулярного подвоза боеприпасов много не навоюешь. Тогда остается только оборона. Значит нужно заранее наметить возможные направления атаки со стороны противника, а кто этот противник мы с вами уже знаем, и продумать, что и как этим атакам противопоставить.

Пока я говорила, Федор Савич прикрыл глаза и только кивал головой в такт моим словам. Я было подумала, что он дремлет, но тут Окулов заговорил.

– Все ты правильно говоришь. Думал я уже про оборону. Так как местность лесистая, то основное движение техники и войск будет по дорогам. Мы, например, можем заранее разместить на скрытых позициях наш гаубичный полк, и точно рассчитать направление стрельбы. На деревьях в некоторых местах посадим корректировщиков огня, и в нужный момент нанесем удар. Есть и другие задумки, только ничего этого я сейчас сделать не могу.

– Почему, Федор Савич?

– Потому что я только командир дивизии. Я не имею права развернуть дивизию без согласования с командиром нашего корпуса. А тот, в свою очередь, должен получить добро от командарма. То есть существует цепочка, без прохождения которой никакие серьезные действия дивизии невозможны.

– А если вы сейчас составите проект и отошлете его комкору?

– Составлю и отошлю. Он даст своему штабу этот документ для анализа. На это уйдет время, а дальше, надеюсь тебе понятно.

– Понятно. В случае одобрения документ попадет в армию и там все снова повторится. То есть пока документ будет ходить по инстанциям, дивизия прикажет долго жить.

– Зачем так мрачно, Анечка? Просто будем воевать, как можем.

– Ну да, без достаточного количества боеприпасов, без пушек, которые разбомбят, и с малоопытными бойцами. Нет, Федор Савич. Как хотите, но я с этим категорически не согласна.

– И что ты предлагаешь?

– Я, как вы знаете, сейчас являюсь порученцем нового командующего Западным особым военным округом. Товарищ Жуков, хотя и имеет тяжелый характер, но разумную инициативу не давит. Поэтому предлагаю следующее. Все ваши соображения и планы подготовьте в трех экземплярах. Один в корпус, один в армию и один непосредственно товарищу Жукову. Тот, который будет адресован товарищу Жукову, берусь доставить лично. Сколько вам времени потребуется на подготовку этих материалов? И сколько потом потребуется дней на реализацию плана, если он будет принят? Разумеется, без привлечения дополнительных средств.

– Если завтра соберу свой штаб, то за день план разработаем, оживился Окулов. – А сколько дней на реализацию смогу сказать только после разработки плана. Но прикидываю, что не менее десяти дней.

– Десять дней не годится, Федор Савич. Не более недели. Ведь надо еще время на согласование.

– То есть ты хочешь сказать, что все должно быть готово примерно к 21 июня? Откуда такая дата?

– Из нашего Наркомата, товарищ генерал. Можете считать, что от товарища Берии. И товарищ Жуков тоже в курсе этой даты.

– Это плохо. Не то плохо, что из вашего Наркомата, – поправился генерал, – а то плохо, что времени совсем в обрез.

– Согласна, что плохо, Федор Савич, но, к сожалению, от нас это не зависит. Рассматривайте это, как объективную реальность.

На этой грустной ноте мы закончили беседу и приступили к чаепитию. Но, видимо, я попортила настроение Окулову, потому что минут через двадцать он извинился и ушел к себе поработать, как он сказал. А мы остались вдвоем с Екатериной Ивановной. Она рассказала, что очень не хочет уезжать и оставлять Федю здесь одного, но понимает, что, в случае чего, она с детьми будет только помехой. А в Куйбышеве у нее бездетная сестра, которая очень любит племянников. Я слушала, поддакивала и время от времени вставляла свои соображения. Посидев так минут сорок, я распрощалась и пошла в командирское общежитие.

163.

Уже лежа в кровати, я подумала, что поторопилась сообщить Жукову, что буду два следующих дня в дивизии. Если завтра к вечеру Окулов подготовит бумагу, то нужно срочно эту бумагу доставить в Минск. И никто, кроме меня, это не сделает. Значит, завтра весь день в дивизии, а послезавтра утром закажу самолет в Минск, до обеда проверю обучение в оставшейся части и потом вылечу в штаб округа. Потом, если потребуется, снова вернусь сюда. Конечно, летать на древних самолетиках не сильно приятное занятие, но иначе никак в срок не обернуться: пока доберешься до Барановичей, а там ждать поезда и на поезде пара часов. Слишком медленно при сроках, которые неуклонно сжимаются, как шагреневая кожа^[60].

Потом я спохватилась, что товарищ Жуков не обязан ждать своего порученца, сидя в штабе округа. Он вполне может куда-нибудь выехать. Следовательно, нужно еще узнать, когда генерал будет на месте. Одна мысль по цепочке тянет другую. Даже Жуков не сможет решить все проблемы, значит, армии придется отступать. Будем надеяться, что без таких чудовищных потерь, но отступать. Тогда Белоруссия, как и в моей истории, окажется под немцами. Возвращаемся к идее партизанских отрядов. Кто их должен организовывать? Читанные мною в школьный период истории про то, как население само решило давать отпор оккупантам и быстренько сорганизовалось в отряды, по сути были сказками. Значит должен быть организатор. Очевидно, что это мой родной наркомат. А кто представляет НКВД в Белоруссии? Товарищ Цанава. Значит, он и будет эти отряды организовывать. Но зачем тянуть, чтобы потом делать это в спешке? Про 22 июня он уже в курсе. Осталось только подтолкнуть его в нужном направлении. В идеале хорошо бы организовать его встречу с Жуковым. Если переступят через свои амбиции, то эта «сладкая парочка» сумеет четко распределить и людей, и обязанности. Теперь нужно понять, кого к кому тащить. Или вообще забить для них стрелку на нейтральной территории. Ресторан тут вряд ли подойдет, а вот ЦК КП(б) Белоруссии в самый раз. И Пономаренко можно присовокупить – все-таки на территории его республики все это будет происходить.

Остался маленький, пустяковый такой вопросик: а кто может подтолкнуть их всех приехать на стрелку? Лучше всего это, конечно, может товарищ Сталин. Но удобно ли выходить на товарища Сталина с таким вопросом? Хорошо бы посоветоваться с Лаврентием Павловичем. Вот только в этом случае говорить от Цанавы не получится. А что, если сделать хитрый ход. Есть у меня один неожиданный канал – майор Григорьев. Я уверена, что у него есть прямой выход на Берию. И мне он верит, так что с этой стороны проблемы не будет. Остался пустяк – добраться до Барановичей и поговорить с майором. Нет, не годится – слишком заметно. О, наконец, придумала. Напишу пакет майору. А Федор Савич отправит этот пакет фельдпочтой. Вот в этом пакете и изложу свои мысли. Говоря другими словами, попробую толкнуть первую костяшку домино, а дальше уже они сами. Так, первый шаг просчитан. Но, как и положено шахматисту, нужно просчитать и дальнейшие шаги. Когда (или если) станет известно, откуда ноги растут, то что мне за это будет? Пономаренко про меня вообще не знает. Ему это пофигу. Цанава, напротив, меня знает и понимает, что я под него копать не буду. Значит, и с его стороны проблем быть не должно. Тем более, что он получает фору по времени для выполнения исключительно важной и срочной работы. Остается Жуков. Вот он может обидеться. Как это так, соплюшка-порученец вылезает с такой инициативой. Правда, когда он меня выцыганивал у товарища Сталина, то знал, из какого наркомата меня берет. А теперь знает еще и мою биографию. Но все равно, его самолюбие наверняка пострадает. Как же сделать так, чтобы он не затаил на меня обиду? Ох, а время-то уже почти двенадцать. Подумаю об этом завтра, а сейчас пора спать.

Утром сразу после завтрака я помчала к месту занятий с новобранцами. Постояв там минут двадцать, поняла, что ничего существенного в первые часы не увижу. Поэтому двинула на стрельбище, пока там еще было тихо, и отвела душу. Мне понравилась снайперка, из которой я стреляла вчера и сегодня, поэтому, возвращая ее в оружейку, попросила сержанта, заведовавшего складом, отложить винтовку в сторонку на денек – другой, пока я не договорюсь с генералом. Просила я очень вежливо, но тон выбрала такой, что сержант не рискнул спорить. Вернулась на занятия. Там уже копали окопы. Как я примерно и думала, только половина бойцов делала это достаточно старательно. Другая половина не столько копала, сколько лупала глазами по сторонам и трепалась о чем угодно. Тут меня взяла такая злость, что будь под рукой пара танков, ни минуты не задумываясь, пустила бы их на этих олухов. Но за неимением танков пришлось подбежать и вместе с инструкторами провести беседу на нормальном командирском языке. Кажется, таких слов от девушки эти обормоты не ожидали, поэтому внушение сработало. Копать стали энергичнее, а на душе у меня стало спокойнее. Интересно, что будет, когда их начнут облетывать и обкатывать? Наверное, надо будет все-таки вернуться из Минска. Как там говорится в пословице: «Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать». Надо еще учесть, что первый раз окопы стали рыть почти с самого утра, то есть со свежими силами. А вот как они будут рыть после десятикилометрового марш-броска? Это точно надо будет увидеть.

164.

Время до обеда у меня еще оставалось, и я, неторопливо идя к штабу, стала обдумывать бумагу, которую собираюсь отправить Берии. В ней нужно в очередной раз обрисовать ситуацию в нашем округе, особо акцентируя внимание на транспортные проблемы. Отсюда сделать вывод о неизбежности отступления и, как следствие, о предварительном планировании партизанской деятельности. Тут я вспомнила напутственные слова Лаврентия Павловича. Кажется, он уже тогда стал задумываться на эту тему. Но совершенно понятно и следующее: решение о начале подготовки к таким действиям может дать только один человек – товарищ Сталин. Значит, как ни крути, а бумага, в конце концов, попадет к нему на стол. Так как же написать эту чертову бумагу, чтобы она произвела нужные действия? Ну не умею я писать сочинения, не учили меня этому в школе! Вот с отчетами значительно легче: было то-то, произвела такие-то действия, в результате произошло это и это. И все. И ладушки! А тут нужно все изложить в правильной последовательности, чтобы читающий практически самостоятельно пришел к тем же самым выводам. При этом «отягчающим обстоятельством» является тот факт, что нужно признать неизбежность отступления «самой нападающей из всех нападающих армий»^[61].

Попробую воспользоваться тем же методом, который я использовала при составлении предыдущих бумаг: все отображать графически, как будто для презентации. Значит, нарисую несколько прямоугольников, в которых запишу текущее состояние дел. Потом от этих прямоугольников проведу стрелки к другим прямоугольникам, и так далее, а, в конце концов, все замкну на круг с перечнем лиц, которые должны будут реализовывать предлагаемые меры. Но поскольку все, что нужно, в прямоугольники не поместится, то приложу пояснительную записку. Если бы я делала реальную презентацию в PowerPoint, то там предусмотрена очень полезная возможность записи заметок к каждому слайду. Компа с PowerPoint у меня, увы, нет, так что придется обойтись имитацией.

Хорошо, вроде бы придумала, как и что написать. Теперь вопрос собственно написания и отправки майору Григорьеву. Тут я сообразила – а зачем беспокоить генерала Окулова, когда есть майор Максимов, и тут же двинула в особый отдел дивизии. Максимов, к счастью, был на месте.

– Здравия желаю, товарищ майор. Нужна ваша помощь.

– Здравствуйте Анна Петровна, чем могу – помогу.

– Мне нужно написать одну важную бумагу и отослать ее майору Григорьеву.

– Что-нибудь, связанное с нашей дивизией? – тут же насторожился Максимов.

– Ни в коем случае. Если бы это было связано с вашей дивизией, то, в первую очередь, я поставила бы в известность вас и Федора Савича. А тут мои собственные с товарищем майором дела.

– Хорошо, – успокоился Максимов, – садитесь за стол и пишите. Вот вам конверт и бумага. Когда все напишете и вложите в конверт, отдайте мне, а я срочно отправлю пакет в Барановичи. Завтра с утра он будет лежать у товарища Григорьева на столе.

– Спасибо, товарищ майор.

Я уселась и за час набросала придуманную схему, а еще за полчаса внесла все положенные записи и пояснения. Потом все аккуратно уложила конверт и конверт заклеила. Сверху поставила гриф СС, после чего позвала Максимова и передала конверт ему.

– Вот пакет, но мне хотелось бы еще поговорить с товарищем Григорьевым.

– Это несложно. Сейчас я вас соединю.

Оказывается прямо из кабинета майора Максимова можно спокойно звонить в Барановичи. Максимов сам соединил меня с облотделом НКГБ и протянул трубку. На том конце я услышала.

– Дежурный по НКГБ, лейтенант госбезопасности Семакин слушает.

– Здравствуйте, говорит лейтенант госбезопасности Северова. Мне нужно поговорить с майором Григорьевым.

– Минуту.

Что-то в телефоне щелкнуло, и я услышала голос Валентина Петровича.

– Здравствуй, Анюта. Что у тебя на этот раз.

– Здравствуйте, товарищ майор. На этот раз я подготовила и сейчас отправляю вам одну бумагу. Очень нужно, чтобы вы ее просмотрели, добавили свои замечания и срочно отправили дальше. Кому именно, я написала.

– Этого могла и не писать, и так бы догадался.

Еще бы, майор Григорьев и не догадался! Но все равно, порядок есть порядок. Заодно, можно надеяться, что он и мои грамматические ошибочки поправит, хотя последнее время я стала заметно меньше ошибаться. Практика – великая вещь.

– Большое спасибо, Валентин Петрович. Очень на вас надеюсь.

Я распрощалась с Григорьевым и успокоенная отправилась обедать. Одну проблему решила.

165.

После обеда затребовала машину с сопровождающим, поскольку в полку меня никто не знал, и поехала в 103-й стрелковый полк. В полку я представилась комполка, и он решил самолично сопровождать меня на полигон. Там занятия шли полным ходом и примерно с таким же успехом, что и при штабе дивизии. То есть новички команды понимали, но не осознавали важность их точного выполнения. Вот теперь мне совершенно отчетливо стал понятен термин «пушечное мясо». Если бы не срочные интенсивные занятия, то можно было быть уверенным в 98% потерях в первые же дни войны: убитыми, ранеными и сдавшимися в плен. Хорошо, что хотя бы несколько тысяч бойцов будут обучены. Тогда они смогут обучить других, а те, кто не попадут в инструкторы, по крайней мере, станут костяком подразделений и, вполне возможно, снизят процент потерь. Увидев, что инструкторы стараются во всю, я решила не портить себе нервы и не стоять над душой у инструкторов – им и так трудно приходится. Поэтому, поблагодарив комполка за хорошую организацию занятий и пообещав все доложить не только Окулову, но и командующему округом, я поехала назад в штаб дивизии.

Адъютант Окулова, увидев меня, пригласил зайти к Федору Савичу. В его кабинете кроме Окулова находился и начальник штаба дивизии, полковник Игнатов.

– Заходи, Анна Петровна. Вот мы с Юрием Сергеевичем составили бумагу, о которой вчера с тобой говорили. Первые два экземпляра уже отправили в корпус и армию, а ты получи третий. По нашим расчетам, с учетом имеющихся транспортных средств, на полное развертывание дивизии нужно не менее 8 дней. Основные узкие места – это, как сама понимаешь, доставка боеприпасов и транспортировка орудий. Поэтому, если мы начнем все это 12 июня, то в лучшем случае закончим к 20 июня. Если начнем позже, то в случае военного конфликта придется предусмотреть уничтожение части боеприпасов прямо на складах. Возможно, что и с частью техники будет то же самое. Что-либо ускорить можно только при получении дополнительных транспортных средств, причем желательно грузовиков и тракторов.

– Все понятно, товарищ генерал. Разрешите от вас позвонить командующему округом.

– Звони, вот прямой телефон.

Я позвонила и попала на Коротыгина.

– Товарищ майор, здравия желаю, говорит лейтенант Северова. Скажите пожалуйста, когда завтра в штабе будет товарищ Жуков? У меня к нему есть срочное донесение, которое я должна доставить лично.

– Здравствуйте, товарищ Северова. Товарищ Жуков завтра будет на месте после 18 часов. Сегодня его уже не будет. Если что-то срочное, я могу попробовать с ним связаться.

– Нет, большое спасибо. Я завтра к вечеру буду в штабе и лично все доложу.

Ну что ж, вроде бы пока все в норме. Я положила трубку и сказала Окулову и Игнатову, что завтра вечером бумага будет у Жукова. Если к этому времени в корпусе и в армии будет принято решение, то все будет нормально, а если Жуков будет не в курсе, то готова взять всю вину на себя и утверждать, что это я из вас выцарапала третий экземпляр. На это оба командира чуть не завыли дурными голосами.

– Анечка, – голос Окулова оказался более громким, – не вздумай! Как мы будем выглядеть перед командующим округом, если лейтенант, пусть даже и порученец командующего, может у командования дивизии взять и просто так заполучить экземпляр подобной бумаги, которая к тому же является совершенно секретной. Настоятельная просьба: говори, что мы, пользуясь личными связями, в интересах дела сами попросили тебя передать эту бумагу товарищу Жукову.

А ведь они совершенно правы, сообразила я.

– Все понятно, товарищ генерал. Так и доложу товарищу Жукову. А теперь не поможете мне связаться с Москвой. Мне нужно позвонить одному знакомому.

– Это пожалуйста. Мой адъютант тебя соединит. Только сообщи ему номер.

Я сказала номер адъютанту и через несколько минут меня соединили с квартирой, в которой проживал Романов.

– Аристарх Ксенофонтович. Добрый вечер. Лейтенант Северова вас беспокоит. Как у вас дела? Готовы к передислокации в Минск?

– Добрый вечер Анна Петровна. Уже приобрел билет на завтрашний поезд. Поезд номер 7, 8-й вагон, место 14. Так что 12-го утром буду в Минске.

– Замечательно! Если меня в Минске в это время не будет, то я договорюсь, чтобы вас встретили и разместили. Во сколько у вас отправление поезда?

– В 22:40.

– От вокзала вы живете недалеко, поэтому если я позвоню вам примерно в 21 час, то вы будете еще дома?

– Да, конечно.

– Тогда все. Ждите завтра вечером моего звонка. Но даже, если звонка не будет, то все равно выезжайте. До встречи в Минске.

166.

После ужина я позволила себе немного расслабиться. На сегодня дел больше не предвидится, Окулову тоже надо дать отдых, тем более, что завтра он отправляет супругу с детьми на восток, подальше от будущих сражений. Так что у меня появилась возможность просто отдохнуть и, наконец, выспаться вволю в относительно нормальных условиях. Жаль только, что нельзя выспаться вперед. Перед сном, как обычно, стала приводить мысли в порядок. Вдруг подумала, что, попав в прошлое, я за один день успеваю сделать столько, сколько не успевала сделать в моем времени за несколько дней, а то и за целую неделю. Интересно, тут что – время растягивается. И тут до меня дошло, что в сороковых годах нет таких страшных пожирателей времени, как телевизор и компьютер с играми и Интернетом. В игры я играла не особо охотно, но шнырять по Сети – это святое. А здесь новости узнаю только из газет и немного из радио. Причем все новости довольно однообразны, поэтому и слушаю я их не очень. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что и в телевизоре особым разнообразием новости не блистали – разве только политику разбавляли катастрофами и терактами. Тут терактов тоже хватает, но в газеты и на радио подобные сведения не попадают. Они попадают только на столы руководства НКВД и НКГБ. С этими мыслями я и заснула.

Утром, после завтрака, я сначала позвонила летчикам и договорилась о самолете на 15 часов, а потом сразу же рванула в 141-й стрелковый полк. Сегодня там уже второй день занятий. Меня страшно интересовало, удалось ли добиться хотя бы небольшого прогресса за один полный день учебы. Оказалось, что это возможно. Не знаю, может быть тут просто изначально были более толковые бойцы, но на второй день окопы отрывались вполне качественно, никто не отлынивал и все старались выкладываться по максимуму. А может тут лучше инструкторы? Нет, не думаю. Инструкторы все примерно одинаковы. Бойцы – тоже. Значит, за один день сумели что-то донести до бойцов. Тогда есть шанс, что через неделю из новичков получится что-то толковое. Это хорошо, будет, чем порадовать Жукова. Я настолько приободрилась, что решила немного приобщиться и двинула на стрельбище вместе с одним из десятков. «Моей» винтовки со мной не было, поэтому взяла первую попавшуюся. Первыми двумя выстрелами только зацепила край мишени, но после коррекции все пришло в норму. Бойцы, по сравнению со мной, тут имели преимущество, так как все приехали со своими винтовками. Значит, у них будет шанс их хорошо пристрелять. А пока только трое из всего десятка попали в мишень. Ничего – будут стараться, и через неделю если и не будут бить наповал, то цеплять противника точно будут.

Отведя душу, я уже спокойно поехала в штаб. Там пообедала, попрощалась с Окуловым и его командирами, забежала попрощаться с Екатериной Ивановной и двинула на аэродром. Со временем я не рассчитала, и до вылета осталось больше часа, поэтому от нечего делать я попросила организовать мне экскурсию по аэродрому. Ко мне приставили лейтенанта, который не столько рассказывал что здесь и как, сколько пытался меня закадрить. Сначала меня это развлекало, но быстро надоело и пришлось перейти на язык девушки двадцать первого века. Мои сложные и не вполне литературные конструкции привели летеху в сильное замешательство. Он не мог для себя определить, является ли это жаргоном сотрудника НКГБ, или просто я набралась этих выражений неизвестно в каких трущобах. Поэтому любовный пыл у него быстро остыл, и дальше экскурсия шла уже нормальным путем. Главное, что я вынесла для себя из этой экскурсии это то, что летчики совсем не горят желанием выполнять приказ о перебазировании на запасные аэродромы, считая это очередной блажью начальства. Но, как люди военные, все-таки его выполняют. А вот макеты, которые должны заменить улетевшие самолеты, отсутствуют как класс. Во всяком случае, мне ни одного макета увидеть так и не удалось. Как мне не жалко было стучать на летчиков, но это была чисто их вина, точнее их начальства, которое, видимо, решило, что можно забить на недвусмысленный приказ командующего. Пришлось взять это на заметку. В конце концов, они собираются воевать или просто им нравится летать, а в промежутках между полетами охмурять девиц из соседних деревень?

С этими злобными мыслями я залезла в самолет, который, взлетев, взял курс на Минск. Через два часа я уже подъезжала к штабу округа. Только тут я сообразила, что ночевать мне негде. Поэтому в штабе первым делом я с этой проблемой сунулась к дежурному. Он тут же куда-то позвонил, после чего взял бумажку и написал мне адрес командирского общежития при штабе округа. Оказывается, большинство командиров, работающих в штабе, либо живут в этом общежитии, либо, если они семейные, снимают комнаты в городе. Я тут без семьи, поэтому мне положено общежитие. Ни и ладно. Уже привычная. Оказывается, быстро привыкаешь не только к хорошему, но и к плохому. Правда, командирское общежитие – это не так уж плохо. Плохо другое – мы с Васей вроде бы служим недалеко друг от друга, но все-таки достаточно далеко, чтобы нельзя было жить вместе. И, если я застряну тут, у Жукова, то неизвестно, когда снова смогу увидеть супруга. Правда, война, конечно, все перемешает и вполне вероятно, что после ее начала мы с Васей снова окажемся вместе. А пока мне нужен Жуков. Товарищ генерал, где вы? Ау. Шутка.

167.

Жуков еще не вернулся в штаб, поэтому я успела смотаться в общагу, забросить туда свой баульчик и даже полежать немного – очень полезно после тряски в самолете. Через час я уже была в норме и терпеливо сидела в приемной. Наконец появился Жуков. Вид у него сегодня был не мрачный, а какой-то злобный что ли. Проходя в свой кабинет, он окинул приемную взглядом, заметил меня, и на его лице, как мне показалось, промелькнула тень удивления. Я терпеливо ждала, пока все ожидающие не пройдут через кабинет командующего. К счастью, таковых было мало, и долго они в этом кабинете не задерживались. Поэтому минут через тридцать адъютант пригласил меня зайти.

– Здравия желаю, товарищ генерал армии!

– Здравствуйте, товарищ Северова. Почему так рано вернулись из дивизии? Что, с учебным процессом уже все ясно? Докладывайте.

– Учебный процесс, товарищ генерал, только начался и, насколько я могу судить, начался нормально. Всех новобранцев приводят к единому уровню. Кого-то быстрее, кого-то медленнее. Но инструктора стараются, и большинство солдат тоже старается. Так что вполне вероятно, что в отведенные сроки уложимся. Но я совсем по другому вопросу. Находясь в дивизии, я вспомнила, что забыла довести до вас важную информацию.

– Интересно вы говорите. Вспомнила, что забыла. Нельзя ли попроще и покороче.

– Я вам рассказала свою биографию, но забыла рассказать об одной бумаге, которую составляла по заданию товарища Сталина. До того, как вы узнали, откуда я появилась, об этой бумаге говорить было нельзя, но теперь нужно. В этой бумаге я написала все, что помнила о ходе войны, начиная с 22 июня.

– Я тут тоже хорош. Настолько был тогда ошарашен, что забыл задать вам этот действительно существенный вопрос. Слушаю вас.

Я повторила все, что писала почти две недели назад. Разумеется, про оценки действий тех или иных командиров и про то, что с ними стало, я не говорила. Жуков, конечно, должен знать правду, но не всю правду. Таким образом, я просто перечислила основные даты и этапы войны. Жуков все внимательно выслушал и, когда я закончила, сказал.

– Да, информация действительно важная. Я ее учту. У вас все?

Я подумала, что до Жукова не дошла еще информация, отправленная Окуловы в штаб армии. Значит надо рисковать.

– Не все, товарищ генерал армии.

– Что у вас еще?

– Вот вам пакет от командира 85-й стрелковой дивизии.

Жуков взял пакет, нетерпеливо вскрыл его и углубился в чтение. Закончив, он внимательно посмотрел на меня и начал допрос с пристрастием.

– Вы знаете, о чем говорится в этом докладе?

– Так точно, товарищ генерал армии, знаю.

– Почему доклад направлен прямо мне? Почему не в корпус и не в армию?

– Туда они были направлены еще вчера вечером. Но обратите внимание, товарищ генерал армии на требуемое время. Тут каждый день промедления может привести к очень неприятным последствиям.

– Если верить вашим данным, то время действительно почти не остается. А что послужило толчком для подготовки такого документа?

Вот тут я запнулась. Вопрос для меня оказался совершенно неожиданным. Жуков это с ходу заметил и заявил.

– Все понятно, на этот вопрос можете не отвечать. Другой вопрос – что известно Окулову о вас и о дате нападения?

– Обо мне он знает только, что я жена его хорошего знакомого. Ну и должности мои ему, конечно, известны. А, говоря про дату нападения, я ссылалась на разведданные.

– Понятно. Теперь я скажу вам кое-что. Вопрос о развертывании всех трех армий нашего округа я сегодня уже поставил перед командармами. Ваш Окулов просто немного опередил события, но его анализ по времени, пусть всего лишь для одной дивизии, действительно полезен. И только поэтому он не получит выговор за нарушение субординации. Ладно, теперь у вас все?

Говорить ему о бумаге, которую я послала Григорьеву, или не говорить. Пожалуй, пока промолчу. Но туту я спохватилась.

– Товарищ генерал армии. Когда я ждала самолет, чтобы лететь сюда, у меня было немного времени, и я походила по аэродрому. Плохо выполняется ваш приказ о замене улетевших самолетов макетами. Точнее он вообще не выполняется. Ни одного макета на аэродроме не увидела, а пустые места уже заметны.

Тут Жуков нахмурился и что-то черкнул у себя в блокноте.

– Вот теперь все, товарищ генерал армии.

– Можете быть свободны. Завтра с утра жду вас здесь.

Уф, теперь можно спокойно поужинать и погулять перед сном.

168.

Придя домой, то есть в общежитие, я быстро разоблачилась и плюхнулась в койку. Блаженно вытянулась и подумала, что наконец-то могу отдохнуть после очередного сумасшедшего дня. И тут меня стукнуло не хуже, чем молотком по темечку. Я же обещала позвонить Романову! Ой-ей-ей! Пришлось встать, одеться и пилить к вахтеру внизу.

– Скажите пожалуйста, как мне отсюда позвонить в Москву?

Пожилой дядька посмотрел на меня, как не от мира сего, и сказал.

– Отсюда – никак. Надо пойти на почту и там заказать разговор с Москвой. В течение пары часов вас соединят.

Вот еще новость! Я совсем забыла, что нахожусь: а) не в своем времени; б) не в своем наркомате и в) не в штабе командующего округом. Вот что значит «Дурная голова ногам покою не дает»! С обреченным видом я поплелась назад в штаб округа. Там меня в течение пяти минут соединили с Москвой, я подтвердила Романову встречу на перроне вокзала и двинулась обратно в общежитие.

Утром, быстро позавтракав, я хотела сразу рвануть на вокзал, но в последний момент опомнилась (все никак не привыкну к моей должности порученца) и пошла в штаб округа. Там взяла дежурную машину и с комфортом доехала до вокзала. Времени оказалось достаточно. Я спокойно погуляла по площади перед вокзалом, посмотрела на строящиеся здания и подумала, что через месяц от этих строек мало что останется. Потом пришла мысль, что далеко не всегда знание будущего является плюсом. Если бы все сейчас знали, что черед десять дней начнется война и что вся территория Белоруссии скоро окажется под немцем, то что бы люди стали делать? Ой, лучше про такие вещи не думать, а то мороз по коже. А пока вот он, поезд. Паровоз пыхтит, как при последнем издыхании, но вагоны тянет вполне исправно. Восьмой вагон остановился почти напротив выхода в город. Романов спустился на перрон одним из первых. Одет в простой костюм, перетянутый широким ремнем, за спиной солдатский вещмешок. На ногах сапоги. Видно, что человек собрался в путешествие и что для него это не в новинку. Очень хорошо. Чувствую, что с таким спутником не пропадешь.

– Доброе утро, Аристарх Ксенофонтович. Рада вас видеть в Минске.

– Я тоже рад встрече с вами, Анечка. Приказывайте, куда идти.

– Идти недалеко. Вот стоит авто. На нем мы и поедем в штаб округа. Там я вас представлю, а потом все выясним по ходу дела.

– Неужели я такая важная фигура, что для моей встречи выделили автомобиль?

Тут я немного смутилась, но решила сразу расставить все точки над и.

– Вообще-то мне по должности теперь положен автомобиль, так как я сейчас являюсь порученцем командующего Западным особым военным округом.

– Ну, тогда еще ничего. А то я уже испугался, что получаю почести не по чину.

Я внимательно посмотрела на Романова и сообразила, что он меня просто приколол. Вот не ожидала от него такого ехидства. Конечно, он все сообразил с самого начала. Правильно Жуков говорил про него, что он вредный. Пока я все это осмысливала, паровоз громко свистнул и тронулся с места. Тут Романов меня еще раз удивил: он посмотрел вслед составу и почему-то покачал головой, как будто спорил сам с собой. Я взяла это на заметку. Надо будет выяснить, в чем тут дело. А пока мы сели в машину и поехали к штабу.

В штабе я оставила Романова внизу и пошла выяснять, что и как с ним делать. Оказывается, Жуков о нем не забыл (молодец!), и Романов уже числится при штабе переводчиком. Для него также выделено место в общежитии. Так как время еще было, то я отвезла Романова в общежитие, помогла ему там устроиться, и мы вместе вернулись в штаб. Тут меня позвали к Жукову, а Романов остался внизу у дежурного.

169.

Оказывается, сейчас начнется расширенное совещание штаба округа с привлечением всех командармов. При этом должны присутствовать порученцы – вдруг что-то срочно потребуется. Я вместе с майорами Селивановым и Коротыгиным скромненько уселась в углу. Коротыгин протянул мне небольшой блокнот и карандаш.

– Возьмите, пригодится. Вдруг командующий что-то поручит – сразу запишете. Возможно, что поручений будет сразу несколько. Тогда не запутаетесь.

Я посмотрела и действительно – у всех порученцев наготове карандаши и блокноты. Что ж, буду, как все. Я затаилась как мышка, стараясь все увидеть и все услышать.

Жуков начал с обсуждения состояния дел в укрепрайонах. Он с негодованием отметил, что из восьми проверенных лично им укрепрайонов ни в одном состояние нельзя признать удовлетворительным.

– По моим оценкам, товарищи командиры, до полного завершения работ и размещения в УРах вооружения и бойцов должно пройти не менее полугода. И совсем не факт, что противник нам эти полгода даст. Поэтому перед генштабом и правительством я готов поставить вопрос о приостановке работ в УРах и использованию задействованных на их строительстве транспортных средств для решения других задач.

Ага, сообразила я. Там используются грузовики, трактора и т.п., которых катастрофически не хватает в частях для перевозки бойцов и транспортировки орудий и боеприпасов. Вполне разумное предложение, вот только согласятся ли на это наверху? А Жуков, тем временем, продолжал.

– Считаю неудовлетворительным состояние с авиацией. Начали разгрузку аэродромов, но не обеспечили при этом установку макетов на высвобождающиеся места. Товарищ Копец, даю вам четыре дня для наведения порядка.

– Слушаю, товарищ Жуков, – встал командующий ВВС округа, генерал-майор авиации. – Будет сделано.

– Теперь по связи. Товарищ Григорьев, доложите обстановку.

Встал начальник связи округа генерал-майор Григорьев.

– Товарищ Жуков. Проводная связь в полном порядке. Устранены все замечания по качеству связи, проложены и замаскированы дополнительные проводные линии. Регулярно проводятся проверки. Теперь из штаба округа можно легко связаться с любым полком и даже с батальоном.

– Хорошо. Еще учтите, товарищ Григорьев, что, начиная с 19 июня, нужно будет организовать круглосуточное патрулирование линий проводной связи. В помощь нашим бойцам будут выделены бойцы подразделений НКВД. Вам надлежит определить узловые точки, которые будут контролироваться особо. С проводной связью понятно, теперь что с радиосвязью?

При этих словах Жукова генерал Григорьев покраснел и, кажется, даже вспотел.

– Плохо, товарищ Жуков. Армейских радиостанций имеем 240 штук, что составляет 52 процента от требуемого, корпусных радиостанций 150, что составляет 48 процентов, полковых радиостанций 640 – 53 процента. Но если общее число радиостанций превышает 50 процентов от штатного числа, то с радистами просто катастрофа – во всем округе их всего 35 человек, причем 6 человек из них достал себе комдив 85 стрелковой дивизии по своим личным каналам. Нам Наркомат обещает половинный комплект радистов только к началу 1942 года. Таким образом, радиостанции телеграфного и телефонного типа есть, а работать на них некому. Поэтому все радиостанции складированы.

– Знаю я канал комдива 85 дивизии.

С этими словами Жуков почему-то посмотрел в мою сторону. Я еще больше съежилась. При этом в голове сами собой всплыли слова старой песни:

Какие-такие мои каналы? Это все майор Григорьев помогал Окулову, а мы с Васей просто рядом стояли. Но не могу же я тут встать и заявить, что я не я, и лошадь не моя. А Жуков, тем временем, продолжил.

– Теперь этот канал поработает на весь наш округ.

Ну вот. Это называется «приплыли». И что мне теперь делать? Придется ударить челом Валентину Петровичу. Только одно дело найти несколько человек для одной дивизии, и совсем другое дело найти около тысячи человек, да еще за несколько дней. Бедная я, бедная.

Пока я переживала, Жуков перешел к следующему вопросу.

– Товарищи, поскольку на границе обстановка крайне тяжелая и близка к критической, то я категорически запрещаю отпуска всем командирам. Те командиры, которые уже находятся в отпусках, не позже 18 июня должны вернуться в части. Не сможете сами их разыскать – обратитесь к НКВД. Они помогут. А вот семьи комсостава желательно вывезти на восток. Этим займется замначштаба по тылу полковник Виноградов. При этих словах встал и козырнул высокий худой полковник.

170.

– Теперь о главном, – продолжил Жуков. – Ввиду катастрофической нехватки транспорта нам необходимо с завтрашнего дня начать развертывание армий округа и приведение их в состояние боеготовности номер один. Приказ сразу после совещания подготовит товарищ Климовских, и я его подпишу. Необходимо обеспечить все войска боеприпасами и ГСМ. То, что не удастся вывезти со складов, следует заминировать. Артиллерии взять под прицел транспортные магистрали, включая железные дороги и особенно мосты. Все разворачиваемые части должны быть удалены от границы не менее, чем на 15 километров. Вопросы.

Встал генерал-лейтенант. Селиванов шепнул мне на ухо, что это командующий третьей армией.

– Товарищ генерал армии. Но все ваши распоряжения означают, что война начнется в самые ближайшие дни?

– Так точно, товарищ Кузнецов. Согласно сведениям, регулярно получаемым как военной разведкой, так и по линии НКВД, она начнется в июне. Если ситуация разрядится, во что я не верю, то через месяц объявим, что это были расширенные учения и вернем войска к местам их постоянной дислокации.

На этом совещание закончилось, и я стала подбираться поближе к Жукову, чтобы получить от него «невыполнимое задание». Он, как только заметил меня, кивнул и сказал всего одно слово: «Выполняйте». Все понятно. Как ни крути, а радистов нужно достать, поскольку это действительно один из жизненно важных вопросов.

Сначала я заныкалась в уголке и задумалась. Конечно, я могу позвонить в Москву Зилову, он, вероятно, предложит несколько человек. Но это будут студенты крайне важной специальности. Насколько я помню, даже во время войны на них распространялась бронь. Следовательно, это будет неверный шаг, тем более, что несколько человек тут погоды не сделают – нужно намного больше. А где взять это «больше»? Снова в памяти всплыла фамилия Зилова, наша беседа в ресторане, и его слова о том, что выбор специальности для него определило увлечение радио. Но ведь не один он увлекался радио. Интересно, а сколько таких увлеченных радио есть в Белоруссии? Кого бы об этом спросить? Впрочем, понятно кого – пора звонить майору. Он-то все знает. Вот только не хочу я звонить отсюда. Следовательно, нужно ехать в родное ведомство. Я выскочила к дежурному, переадресовала Романова к Коротыгину с Селивановым – с кем повезет переговорить, а сама поехала в республиканский НКВД. К счастью там дежурил тот же командир, что и в прошлый мой визит, поэтому никаких проблем не возникло. Он проводил меня в комнату спецсвязи, откуда я и позвонила в Барановичи.

– Здравия желаю, товарищ майор. Валентин Петрович, выручайте.

– Что у тебя случилось, Анюта? Давай, выкладывай.

– Товарищ Жуков полагает, что именно я помогла Федору Савичу раздобыть радистов для дивизии. И теперь я должна обеспечить радистами весь наш Западный округ. А всего нужно несколько сотен людей, которые хотя бы немного разбираются в радио. Я тут подумала о радиолюбителях, но где взять о них информацию?

– Некоторой информацией я владею. Радиолюбительство стало очень популярно в нашей стране примерно с середины тридцатых годов. Люди сами собирали приемники и передатчики и связывались друг с другом, а также с такими же любителями из других стран. Ясно, что мимо нашего наркомата это пройти не могло. Все такие радиолюбители в обязательном порядке регистрировались в ОСОАВИАХИМе. А те, естественно, передавали все данные нам, потому что только НКВД имело право решать, кому из радиолюбителей можно разрешать работать не только на прием, но и на передачу. У меня таких списков нет, потому что я работал в западной части Белоруссии, а вот у товарища Цанавы они точно есть. Дальнейшее понятно?

– Так точно, понятно. Большое спасибо, выручили вы меня.

– А кого же мне еще выручать, если не собственных сотрудников? Давай, беги к Лавру второму и хлопай глазками, чтобы он тебе помог.

– Есть, бегу.

Надо же, оказалось, что это вполне решаемая задача. Правда, для ее решения потребовался опыт и знания майора Григорьева. Хорошо, иду к Цанаве.

171.

Цанавы на месте не оказалось – его вызвали в ЦК Белоруссии, но дежурный сказал, что скоро он должен вернуться. Я, на всякий случай, отзвонилась в штаб и уселась ждать. Цанава появился только через 40 минут. Проходя в свой кабинет, он заметил меня и кивнул, приглашая зайти. Чувствую, что скоро про меня начнут ходить легенды, что я могу ногой открыть дверь в любой кабинет. Впрочем, поскольку я, хотя и неофициально, являюсь порученцем самого Берии, то это утверждение будет недалеко от истины.

– Здравия желаю, товарищ комиссар госбезопасности второго ранга.

– Здравствуйте, Анна Петровна. С какой просьбой на этот раз?

То, что я пожаловала с очередной просьбой, было совершенно очевидно, поэтому я не стала тянуть волынку.

– В нашем Западном особом военном округе большая проблема, товарищ Цанава. И кроме вас, никто эту проблему нам решить не поможет. Дело в том, что войска округа получили много радиостанций, но не получили к ним радистов. Поэтому самый надежный вид связи мы не можем использовать.

– Так у меня тоже нет лишних радистов – каждый специалист на вес золота.

– Лишних радистов, товарищ Цанава, у вас действительно нет, зато есть информация о большом количестве людей, из которых можно очень быстро этих радистов подготовить. Я вот тут подумала о радиолюбителях, а товарищ майор Григорьев подсказал, что в НКВД Белоруссии есть полный список радиолюбителей республики – вот вам почти готовые радисты. Прошу поделиться с армией.

– Да, это действительно хорошая мысль. Подождите немного.

Был вызван порученец, который минут через пять принес толстую папку с бумагами. Цанава развязал тесемки и достал оттуда пачку исписанной бумаги.

– Вот тут полный список радиолюбителей Белоруссии. Давайте посмотрим, сколько их у нас всего? Ага, последний номер 4547. Из них половина, возможно, не подойдет по возрасту или по состоянию здоровья, часть я хочу оставить себе, значит, Жукову могу отдать около тысячи человек. Как, хватит ему столько?

– Думаю, что хватит, а, кроме того, куда товарищ Жуков денется? Больше-то все равно неоткуда взять.

– Совершенно верно. Таким образом, этот вопрос мы с вами решили. А теперь у меня к вам совсем другой вопрос. Что вы такого написали, товарищ Северова, что нас с вами завтра вызывают в Москву? И, насколько мне известно, вашего текущего начальника тоже.

Оп-па. Бумага, которую я посылала через майора Григорьева, уже дала результаты. Интересно, а Жуков уже в курсе?

– Кстати, а товарищ Жуков уже в курсе?

– Про товарища Жукова я не знаю, но предполагаю, что, еще нет. И про содержание бумаги я ему говорить не стала, так как не знала, как он ее воспримет.

– Так что вы там написали?

– Я написала, товарищ Цанава, что поскольку первый удар немцев мы сдержать не сумеем, то придется отступать. То есть временно отдать часть Белоруссии. Может быть, даже большую часть. Значит нужно заранее думать о партизанской войне. А партизанская война будет наиболее эффективна, если армия и партизаны будут действовать согласованно. Партизанское движение в Белоруссии организовать может только один человек – это вы. Значит, вам нужно заранее к этому готовиться, пока еще есть хоть чуточка времени. А согласовывать действия нужно будет с товарищем Жуковым. При этом дать команду на все это может только один человек – товарищ Сталин. Товарищу Жукову говорить я не хотела потому, что он, как генерал, может не захотеть даже думать об отступлении – самолюбие не позволит. Вот в результате и родилась эта бумага.

– Но почему вы направили ее сразу товарищу Берия, а не мне?

– Потому что письмо наверх – это одно, а письмо вам – это другое. Я посчитала что вы, извините, сейчас с товарищем Жуковым находитесь на одном уровне, поэтому письмо вам могло быть неправильно истолковано товарищем Жуковым.

172.

Цанава походил по кабинету, посопел немного, потом остановился прямо напротив меня и сказал.

– В данном случае вы, наверное, поступили правильно. Но на будущее прошу такого больше не делать. Не забывайте, что по иерархии я ваш начальник.

– Я это всегда помню, товарищ Цанава, и всегда помню, что я вам тогда обещала. Если у меня возникнут какие-то вопросы по линии НКВД, то тогда все пойдет только через вас.

– Хорошо. Товарищу Жукову передайте, что сегодня же мои сотрудники проработают список и завтра утром он получит фамилии и адреса. А собирать людей уже будет сам. Для этого у него есть военкоматы. Мои сотрудники только помогут, если возникнут проблемы. И еще, пусть позаботится об обучении. Я уверен, что большинство призванных будут незнакомы с моделями военных раций.

Ой, а ведь он совершенно прав. Вернусь в штаб и сразу озадачу того начальника связи. Его фамилия, если не забыла, тоже Григорьев. Я попрощалась с Цанавой и помчала в штаб. С одной стороны, я успешно справилась с тяжелым заданием. Но, с другой стороны, что говорить про вызов в Москву. Остается надеяться, что Жуков не сообразит, откуда ноги растут. А если сообразит, то все выложу, как есть. Что он мне, в конце концов, может сделать? Отправит назад в мой наркомат? Так сама этого хочу. В трибунал – это несерьезно. Наорет? На это плевать. Ладно, живы будем, не помрем.

За всеми этими хлопотами у меня совсем вылетело из головы, зачем я высвистала в Минск Романова. Пора его нагружать работой. И, кажется, зря я его определила при штабе Жукова. Лучше было бы его пристроить к Цанаве, поскольку речь шла о партизанской войне. Ладно, пусть пока займется арбалетами и другими нестандартными средствами ведения партизанской войны, а дальше видно будет. В штабе оказалось, что Жуков уже успел куда-то уехать, поэтому я сразу направилась к начальнику связи генерал-майору Григорьеву, номер комнаты которого мне назвал дежурный. В кабинете он был один, и вид имел совсем нерадостный.

– Разрешите, товарищ генерал-майор?

– Ну, кто еще там? А это вы товарищ лейтенант госбезопасности. Кажется ваша фамилия Северова?

– Так точно товарищ генерал. Разрешите доложить?

– Что докладывать. Лучше бы вы мне сказали, вот вам товарищ Григорьев 200 радистов. Тогда бы я порадовался, а что там у вас?

– Так я и пришла доложить о радистах^[63]. Только не о двух сотнях, а примерно о тысяче.

– Знаете, товарищ Северова. Я такие шутки не люблю. Прошу вас выйти из кабинета.

Ух, как грозно! Но я не испугалась.

– Не выйду, потому что это не шутки. Завтра вы получите из НКВД список примерно на 1000 человек, знакомых с радио. Нужно только подобрать инструкторов, которые обучат новичков работе именно с теми радиостанциями, которые есть в нашем Западном особом военном округе.

Генерал так покраснел, что я испугалась, не хватит ли его удар. К счастью все обошлось. Держась одной рукой за поручень кресла, другой он схватил со стола графин и выдул его весь прямо из горла. Интересно, у него там вода была или что-нибудь покрепче? Потом вскочил и забегал по кабинету. Я стала считать круги. На пятом или шестом сбилась, потому что он иногда менял направление. Наконец, Григорьев остановился, отдышался и подошел ко мне.

– Голубушка, спасительница вы моя. Будут инструктора. Столько, сколько нужно. Завтра, как только получу списки, сразу закажу спецов с завода. Они приедут, все расскажут и покажут. А теперь откройте секрет, где вы нашли столько людей?

(Где-где – в Караганде – это я не сказала, а подумала)

– Я нашла их в списке радиолюбителей, зарегистрированных в НКВД Белоруссии. Там записано несколько тысяч человек, но не все пройдут медкомиссию по здоровью и возрасту. Кроме того, НКВД себе часть оставит, так что на долю округа придется примерно 1000 человек. Единственное но – нам надо будет самим собрать этих людей по адресам.

– Было бы кого собирать. Остальное – дело техники. Всех соберем.

– Вот и хорошо. Разрешите быть свободной.

– Разрешаю. Еще раз, большое спасибо.

Я вышла и пошла искать Романова. Он нашелся почти сразу. Романов тихо сидел в уголке в приемной Жукова.

173.

– Прошу прощения, Аристарх Ксенофонтович. Но у нас последнее время такая суета, что не успеваю одно дело сделать, как тут же падает второе. И все либо срочно, либо сверхсрочно. Что мне еще сегодня подкинут, я не знаю. Поэтому пока есть время, хочу вас озадачить. Помните, в Москве мы говорили о разном старинном оружии для партизан. Так вот очень хотелось бы получить несколько арбалетов. Вы могли бы составить чертежи и заказать их здесь на каком-нибудь заводе или в мастерских. Нужно не менее пяти штук с убойной дальностью от 50 до 70 метров. И чтобы звук от выстрела был потише. Потом, с учетом того, что за партизанами будут охотиться в лесу, нужно подумать о ловушках: ямы там всякие, самострелы и т.п. Вот, кстати, у меня есть несколько набросков азиатских ловушек – возьмите их и подумайте. И еще хорошо бы какие-нибудь приспособления, чтобы можно было гранаты подальше кидать. А то лично у меня вообще такие броски не получаются. Вот вам деньги на оплату заказов. Здесь тысяча рублей, если окажется мало, то когда я вернусь из командировки, то еще добавлю – деньги у меня есть. Если возникнут проблемы, то поезжайте в Барановичи. Там начальником областного НКГБ работает майор Григорьев. Сошлитесь на меня. Валентин Петрович отличный человек и всегда готов помочь.

– Я понял вас, Анечка. Похожу по Минску, подумаю и найду где заказать подобные штуки. А ваши листочки внимательно изучу.

– Еще вопрос к вам, Аристарх Ксенофонтович. Почему вы так странно посмотрели на поезд, отходивший от перрона?

– Дело в том, что одним из эффективных способов торможения наступления противника является нарушение коммуникаций. Учитывая российские расстояния лучше всего повреждать железные дороги. Вот я и прикинул, как это лучше делать с наименьшими затратами.

– И как же?

– В первую очередь подрывы мостов и тоннелей. Потом подрывы на поворотах.

– Что касается мостов и тоннелей понятно, а повороты? Ведь восстановят же. Что, у немцев рельсы запасные не найдутся?

– Конечно, восстановят, но, во-первых, на это нужно время, а, во-вторых, по восстановленному железнодорожному полотну особенно на поворотах поезда не смогут двигаться с нормальной скоростью. Следовательно, даже небольшое повреждение путей может существенно замедлить продвижение противника на Восток. Запомните, Анечка. Каждая наступательная операция сначала всегда прорабатывается в штабе. В СССР для этого существует Генштаб, в Германии единого штаба нет – есть штабы отдельных родов войск. Потом из головного штаба, если можно так сказать, директивы спускаются в штабы следующего уровня и т.д. Только после того, как операция полностью спланирована и доведена до штабов самого низкого уровня, можно начинать собственно операцию. А представьте, что из-за транспортных проблем возникают задержки с переброской войск, с поставкой боеприпасов и т.п. Весь план летит коту под хвост. Нужно вносить коррективы, что тоже требует времени, за которое, между прочим, противник может подготовиться к обороне. Поэтому любые проблемы с транспортом всегда серьезно нарушают наступательные операции.

– Спасибо за разъяснения, Аристарх Ксенофонтович. Я это запомню. В жизни все может пригодиться.

– Согласен с вами, Анечка. А теперь, если позволите, у меня к вам вопрос: вы ведь здесь в командировке, так куда же еще в командировку? А когда же домой?

– Спросите что-нибудь полегче, Аристарх Ксенофонтович. Я уже и сама не знаю. Муж в Гродно, я сегодня здесь, а завтра в Москве. Где окажусь послезавтра понятия не имею. Вот сейчас только сообразила, что целый месяц работала без выходных. И когда смогу отдохнуть и хотя бы полдня заняться ничегонеделанием не знаю.

– Сочувствую вам, Анечка, но боюсь, что дальше будет еще хуже. Сейчас вы только без выходных, а в случае ожидаемых крупных неприятностей вам и поспать будет некогда. Помню, во время мировой войны у меня было только два желания: наесться досыта и хорошо выспаться. Так что считайте, что пока вы почти что в санатории.

– Ну, вы меня утешили, Аристарх Ксенофонтович.

– Что делать, голубушка. Если заранее знать о неприятностях, то они не будут восприниматься так трагически. Готовьтесь.

– Постараюсь, куда тут денешься.

Тут появился Жуков, к мрачному виду которого я уже начала привыкать, и наша беседа прервалась. Я было подумала, что меня сразу же потянут к ответу, но тут, к счастью, к Жукову прорвался генерал Григорьев. Я перевела дух. Может после разговора с ним Жуков не так на меня озлобится. Впрочем, сейчас узнаю, потому что меня тут же вызвали в кабинет.

Вид у Жукова был, если можно так сказать, несколько озадаченный.

– Скажите, товарищ Северова. Что вы пообещали товарищу Цанаве за радистов?

– Ничего не обещала, товарищ генерал армии. Только то, что мы сами соберем всех людей по его спискам и что обеспечим их обучение своими силами.

– И больше ничего?

– Ничего. Да вы сами можете у него спросить. Вы же завтра тоже будете на совещании.

– На каком совещании?

Ой! А Жуков-то еще не в курсе! Что делать, придется мне его информировать.

– Товарищ Цанава сказал, что на завтра его вызвали в Москву. И вас тоже вызвали.

И совсем упавшим голосом добавила.

– И меня тоже.

– Так, интересно, почему мне об этом никто не доложил.

С этими словами Жуков нажал кнопку на столе. Тут же в кабинете появился Коротыгин.

– Мне были какие-нибудь указания из Москвы?

– Так точно, товарищ генерал армии. Вот шифровка, в которой вас и товарища Северову вызывают в Москву завтра к 16 часам. Шифровка подписана товарищами Тимошенко и Берией.

– А почему мне докладываете только сейчас?

– Она поступила всего пятнадцать минут назад. Я как раз нес ее к вам.

– Хорошо, оставьте шифровку и свободны.

Коротыгин положил шифровку на стол и вышел.

174.

– Товарищ Григорьев, вы можете идти. Радистами теперь вы будете обеспечены, так что надежная связь должна быть все время.

– Слушаю, товарищ генерал армии. Через неделю будет надежная радиосвязь.

С этими словами генерал Григорьев вышел, а я осталась один на один с Жуковым. Он как-то задумчиво поглядел на меня, помассировал затылок, снова посмотрел на меня и, наконец, заговорил.

– Вы ничего не хотите мне сказать, товарищ Северова?

Конечно, не хочу. Только чувствую, не отвертеться. Но, по крайней мере, попытаюсь.

– Никак нет, товарищ генерал армии, не хочу.

– Но у вас есть предположения, почему вдруг меня вызывают в Москву?

– Так точно, есть.

– Мне что, каждое слово из вас клещами вытягивать надо? Доложите нормально все, как есть.

– Я два дня назад отправила бумагу на имя товарища Берии, в которой написала свои соображения по поводу возможного развития событий.

Эх, пропадать, так с музыкой! Пусть думает, что хочет – я его не боюсь.

– Я написала, что вполне возможно, что наши войска будут отступать и оставят немцам большую часть Белоруссии. Тогда нужно будет организовать партизанские отряды. Это работа товарища Цанавы. Но отряды должны будут действовать согласованно с армией, то есть с вами. И лучше всего такие планы согласованных действий обсудить именно сейчас, пока нет ни артобстрелов, ни бомбежек.

Протараторив все это, я замолчала и уставилась на Жукова. Ух, какие молнии! Хорошо, что тут все заземлено, а то точно быть пожару (шутка). Потом молнии прекратились – осталось только небольшое искрение. Я увидела, как Жуков отодвинул от себя подальше пресс-папье, и поняла, что он борется с сильнейшим желанием запустить этим пресс-папье в меня. Кажется, поборол – уже легче!

– А теперь с максимальной точностью перескажи, что ты там понаписала.

Ой-ой. Генерал перешел на ты. Это точно не к добру. Я добросовестно пересказала почти дословно, все, что изложила в бумаге. Только что картинки не нарисовала.

– Товарищу Цанаве тоже все так подробно изложила?

– Никак нет, товарищ генерал армии. Только вкратце.

– Товарищ Цанава знает твою биографию?

– Нет.

– Кто еще в курсе письма? Через кого ты его переправила?

– Через своего непосредственного начальника, майора НКГБ Григорьева.

– Так, это еще не так страшно. Я слышал, что он человек серьезный. А теперь скажи-ка мне, Анна Петровна. Когда ты в группе Мехлиса прибыла сюда, в Минск, к кому в первую очередь направился товарищ Мехлис?

– Как это, к кому? К товарищу Павлову, конечно. Мы же к нему и прилетели. Ой, нет, сначала мы поехали в ЦК КП Белоруссии к какому-то секретарю. Извините, не помню фамилии.

– Вот именно! И не к какому-то секретарю, а к первому секретарю ЦК компартии Белоруссии, товарищу Пономаренко Пантелеймону Кондратьевичу. Если бы ты в своем письме говорила о взаимодействии диверсионных отрядов и армии, то не было бы никаких проблем. Это все осталось бы между мной и Цанавой. Но ты использовала термин партизанская борьба. Этот термин означает войну народную. А кто в нашей стране руководит всем народом?

– Товарищ Сталин, конечно.

– А как называется должность товарища Сталина?

– Генеральный секретарь ЦК ВКП(б).

– Вот именно, ВКП(б). Это в рамках всего СССР. А в Республике Белоруссия всем руководит первый секретарь ЦК товарищ Пономаренко. Он, между прочим, еще и член Военного совета Западного особого военного округа. Понимаешь, что будет, если он узнает, что ты в своей бумаге его не упомянула?

– Не знаю, но думаю, что ничего хорошего.

– Слава богу, сообразила!

С этим словами Жуков снял трубку правительственного телефона и набрал какой-то номер.

– Лаврентий Фомич. Добрый день, Жуков беспокоит. Да, именно по этому поводу и звоню. Наша общая знакомая только сейчас ввела меня в курс дела. Что, так я и думал. Во сколько? Понятно, буду. Нет, ее брать не буду. Согласен, так и сделаем. Все, через час встречаемся у Пономаренко.

С этими словами Жуков положил трубку и снова уставился на меня.

– Ну что, поняла? Теперь мне с товарищем Цанавой нужно прикрыть задницу одной не в меру активной и не слишком умной чекистки, поскольку такие вещи товарищ Пономаренко очень не любит и очень хорошо помнит. Мы через час должны быть на приеме у Пономаренко, потому что его тоже вызвали в Москву. Почти наверняка именно по этому же вопросу. Значит так. Чтобы через двадцать минут духу твоего тут не было. Сначала мчи в Барановичи к своему начальнику. Все это обговори с ним. А потом можешь ехать к своему знакомому Окулову. Узнаешь, как проходят учения. Завтра в 15 часов должна быть в Москве. Летчикам я дам команду. Тебя прямо из Гродно доставят с Москву. А мы с товарищем Цанавой полетим вместе с товарищем Пономаренко на его самолете. Все понятно, выполняй.

– Нет, не все, товарищ генерал армии.

– Что еще?

Жуков даже несколько оторопел от такой наглости.

– Неправильно, что вы все летите на одном самолете. Ведь это голубая мечта любого диверсанта, угробить все руководство республики одним махом. Мне отец рассказывал, что в середине 60-х годов чуть ли не половина Генштаба СССР погибла в момент, потому что много генералов и маршалов летели на одном самолете.^[64]

– Ладно. Об этом мы подумаем. Тут может быть ты и права. Иди.

175.

Я выскочила из кабинета Жукова, красная как рак. Прямо по классике: хотела, как лучше, а получилось, как всегда. Отзвонила на аэродром, после чего прихватила вещички и покатила к летчикам. Короче уже через час я была в Барановичах у майора Григорьева. Пока майор был занят, я решила, что сегодня ехать к Окулову нет смысла – все равно занятия уже закончатся. А вот завтра с утра самое то. Будет потом, чем отчитаться в Москве. Так что вечер смогу провести дома. Всего второй за две недели. Я еще успела позвонить Васе и сообщить, что через пару часов буду дома, чему он весьма обрадовался. Тут меня пригласили к Григорьеву.

– Здравия желаю, товарищ майор.

– Здравствуй, лейтенант госбезопасности. Ты ведь после присвоения нового звания так и не показалась у меня, а должна была представиться по всей форме. Ладно, дело прошлое. Давай лучше поговорим о текущих делах. Что у тебя там стряслось? Ведь ты теперь важная птица, и без веской причины в наших краях не показываешься.

– Я, Валентин Петрович, с той бумагой, которую посылала через вас, допустила одну оплошность.

– Да, странно? А я ничего такого не заметил. На, вот сама посмотри.

С этими словами майор хитро посмотрел на меня и протянул папку с моей бумагой. Интересно, а что же тогда было отправлено в Москву? Я открыла папку. Сверху лежала моя бумага со всеми рисунками. А под ней все то же самое, только с напечатанным текстом. Стоп. Рисунки-то не совсем мои. И текста намного больше. Но главное, что тут присутствовала фамилия Пономаренко, и было указано, что именно он будет возглавлять все партизанское движение в республике. Товарищ Цанава будет отвечать за диверсионные отряды, а Жуков, как и положено, за армию.

– Валентин Петрович! Ну, вы меня выручили! Век не забуду. А можно сейчас от вас позвонить?

– Можно, но не нужно. Мне звонил генерал Жуков, и я ему рассказал, какую именно бумагу переправил в Москву от твоего имени. Так что сегодня можешь спать спокойно. Но на будущее запомни, что не всегда у тебя под рукой будет майор Григорьев, который сможет исправить твои ошибки.

Да, настала моя очередь пить взахлеб из графина. Правда пила я все-таки из стакана, любезно представленного мне майором, а не из горла. Наконец, пришла в себя и сразу вспомнила о других делах.

– Валентин Петрович. Тут ко мне из Москвы в Минск приехал один бывший царский полковник. Горит желанием воевать против немцев в партизанском отряде. Рекомендован самим маршалом Шапошниковым. Товарищ Жуков про него знает и пока зачислил его в штаб Западного округа на должность переводчика. Зовут этого бывшего Романов Аристарх Ксенофонтович. Сейчас я попросила его заказать несколько арбалетов для диверсий, а также продумать различные гадости для немцев, чтобы им жизнь медом не казалась. Если что, он обратится к вам за помощью.

– Романов, говоришь. Хорошо. Записал. А теперь давай, отправляйся домой. Василий наверняка заждался. Внизу тебя уже ждут сопровождающие. Пока на дорогах, правда, стало поспокойнее, но если твои прогнозы правильны, то это спокойствие ненадолго.

– Спасибо, Валентин Петрович.

Тут я понизила голос и добавила.

– Надеюсь увидеться с вами еще до начала войны.

– Тьфу на тебя, Анюта. Уезжай быстрее домой в Гродно.

Я вышла и села в машину, которая повезла меня в Гродно. На заднем сиденье расположились два бойца моей личной охраны. Это вам не у Пронькиных!

По дороге мне пришла в голову мысль, что завтра ведь пятница, тринадцатое. Кошмарный день! Согласно классике хуже, чем пятница, тринадцатое, может быть только суббота, четырнадцатое. Да, два таких дня подряд пережить совсем не просто. Надо к этому готовиться. А пока быстрее домой.

176.

В Гродно я приехала еще до конца рабочего дня, поэтому машина подвезла меня прямо к дому НКГБ. Я поблагодарила сопровождающих и, распрощавшись с ними, буквально влетела внутрь. Часовой даже не пытался остановить меня. Правда, козырнуть успел. На втором этаже у входа в Васин кабинет я все-таки притормозила. Здесь вам не тут, то есть не дома. Авторитет начальника следует блюсти. А вдруг там сейчас идет важное совещание или какая-нибудь беседа. К счастью, ничего такого не было. Дежурный секретарь меня понял и тут же доложил о моем появлении, после чего открыл дверь и пригласил войти. Я закрыла за собой дверь и, взвизгнув, бросилась мужу на шею. Старший лейтенант Северов против этого никаких возражений не имел.

К сожалению, работа есть работа, поэтому через пару минут нам пришлось прекратить поцелуи и перейти к деловой части «встречи».

– Васенька, мне завтра с утра надо опять быть у Окулова. Помоги, пожалуйста, с машиной. Позвони в роту НКВД.

– С машиной – это не вопрос. Стоп, подожди-ка. У меня появилась одна интересная мысль.

На Васином лице появилась хитрая ухмылка. Он взял трубку и позвонил.

– Гена, приветствую тебя. Да, именно я. У меня к тебе просьба. Ты намедни говорил, что твое начальство завтра утром собирается в 85-ю дивизию. Поговори со своим генералом. Может он возьмет с собой мою супругу? Ей тоже надо к Окулову. Что, с подобным вопросом даже подходить не стоит? А ты все-таки подойди. Скажи, так мол и так. Начальник горотдела НКГБ товарищ Северов просит взять его жену в 85-ю дивизию. Я знаю, что место в машине у него есть. Но, в крайнем случае, она может ехать и в машине охраны. Моя Анна Петровна не гордая. Лишь бы добраться до дивизии. Ну что ты упираешься. Я думаю, что ты плохо знаешь своего генерала. Иди. Буду ждать твоего звонка.

Вася положил трубку и заулыбался.

– Ты возможно еще не знаешь, что штаб 3-й армии, в которую входит 85-я стрелковая дивизия, находится здесь, в Гродно. И как раз завтра командарм собирается туда поехать, посмотреть, как идут учения и что-то там обсудить с Окуловым. Вот с ним я и хочу тебя отправить. Тогда и машину из роты дергать не надо. Ты ведь, насколько я понимаю, сразу от Окулова летишь в Москву?

– Да, а куда же еще. Как сдали меня в аренду Жукову, так теперь от него никуда.

– А из-за чего вдруг товарищ Берия решил тебя прикомандировать к Жукову?

– Знаешь, Васенька. Это не товарищ Берия решил. Это товарищ Жуков выпросил меня у товарища Сталина. А товарищ Берия, понятное дело, не возражал.

Вот этого Вася явно не ожидал. Он буквально открыл рот от удивления, но тут зазвонил телефон. Вася тут же снял трубку.

– Старший лейтенант Северов слушает.

Вдруг Вася как-то весь подобрался.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Сейчас даю ей трубку.

Он передал мне трубку, со словами.

– Это тебя командующий 3-й армией.

Я схватила трубку.

– Товарищ генерал-лейтенант, лейтенант госбезопасности Северова у телефона.

– Товарищ Северова, вы завтра собираетесь смотреть учения у Окулова?

– Так точно. Товарищ Жуков поручил мне завтра в первой половине дня проверить, как идет подготовка бойцов, а потом я должна буду вылететь в Москву и там все ему доложить.

– Очень хорошо. Завтра, как раз будет первый тренировочный облет с бомбежкой, а потом обкатка танками. Вам будет, что доложить. Завтра в 7-45 в горотдел НКГБ за вами придет машина.

– Спасибо, товарищ генерал-лейтенант. Буду готова.

– До свидания товарищ Северова.

Я положила трубку, но через минуту телефон снова зазвонил. Вася снял трубку.

– Старший лейтенант Северов слушает. А Гена, опять ты. Что, почему не предупредил? О чем? Что моя жена носит мою фамилию. Так ты, насколько я понимаю, сам об этом догадался. Что, ты не знал, что она порученец генерала Жукова. Ай-ай. Тебе при твоей должности положено знать такие вещи. Но видишь, все обошлось. Не ругал тебя генерал? Нет, вот и замечательно. И теперь у тебя появились новые полезные знания. Ничего не ехидничаю. Наоборот. Очень за тебя рад. Ладно, счастливо.

177.

Вася жутко довольный положил трубку.

– Ну, вот. Отыгрался. А то пару месяцев назад он меня разыграл. Теперь я вернул долг. И, кроме того, не надо никого дергать из роты. А теперь жена, рассказывай, что и как с тобой происходило за этот месяц, а то в прошлый раз мы и поговорить толком не сумели.

Понятное дело, что не сумели. Не до того было.

Я, опуская некоторые излишние, на мой взгляд, подробности, стала рассказывать обо всем, что происходило со мной, начиная с ночного разговора с товарищем Кобой (при этом Вася традиционно схватился за голову и застонал). Потом рассказала о работе в группе Мехлиса. Не забыла о случайном задержании шпионов-связистов. Тут Вася прервал меня, сунулся в сейф и вытащил оттуда какую-то бумагу.

– Тебя, между прочим, за то задержание премировали двойным окладом. Вот распишись в приказе. Хотел за тебя получить деньги – не дали. Сейчас до конца рабочего дня осталось двадцать минут – давай беги в бухгалтерию и получи. А я пока переварю все, что услышал.

Денег мне и так вполне хватало, тем более, что тратить их особо было не на что, а при моем сумасшедшем режиме и некогда. Но, если дают, то глупо отказываться. Смоталась в бухгалтерию, получила три штуки и заодно, по совету бухгалтерши, написала доверенность на мужа, чтобы в следующий раз деньги не застревали в кассе. Вернулась к Васе. Он уже более или менее пришел в себя и был готов к приему очередной порции истории из цикла: «Как я проводила время без мужа.» Понятное дело, что я не могла рассказать ему о том, что происходило на совещаниях, на которых присутствовала. Секретность есть секретность. Но его очень интересовало все, что касается Сталина. Оказывается, Вася видел его всего один раз, когда во время учебы на курсах НКВД его поставили в оцепление во время первомайской демонстрации. А тут супруга не только видела товарища Сталина вблизи, но даже разговаривала с ним. Это у Васи как-то не укладывалось в голове. Короче к концу моего изложения супруг находился по ту сторону добра и зла, то есть ничего уже не воспринимал. Пришлось его ущипнуть, чтобы привести в чувство.

– Васенька. Из всего, что я рассказала, на самом деле в сухой остаток выпадает то, о чем мы с тобой говорили в то воскресенье, когда ты меня засек в лесу с рюкзаком. Только мне все-таки удалось добраться до руководства страны и мне поверили. Хотя я уверена, что до последнего момента они будут надеяться, что Гитлер передумает. Но что самое неприятное – теперь я отчетливо понимаю, что, даже зная о точной дате нападения, наша армия пока не в состоянии оказать полноценное сопротивление немцам. Увы, но отступление неизбежно. Даже сам товарищ Жуков, скрепя сердце, вынужден это признать. А Гродно находится почти на границе. Поэтому готовь архивы к эвакуации и переводи весь отдел на состояние полной боевой готовности. Я вот только не знаю, что будет лучше для сотрудников горотдела после начала войны: присоединиться к штабу третьей армии или сразу уходить в леса. Но это ты должен решить не позже двадцатого числа. И еще. Думаю, что дней через пять, максимум через неделю, нужно уже брать людей в армии для борьбы с диверсантами. Товарищ Жуков пообещал товарищу Цанаве в этом оказать полное содействие.

Мы еще некоторое время посидели у него в отделе, анализируя различные варианты действий в зависимости от развития ситуации, но, в конце концов, решили, что заранее всего не предусмотришь. Рабочий день уже закончился, поэтому мы пошли домой, чтобы ни минутки не терять из такого короткого свидания.

Утром, с большим сожалением простившись с мужем (когда еще встретимся), я села в подъехавший автомобиль и оказалась рядом с самим Кузнецовым. Ну конечно, ведь дорога в дивизию проходит почти рядом со зданием НКГБ. В прошлый раз я именно тут залезала в грузовик. Поэтому меня просто подобрали по пути в дивизию.

В дороге мы разговорились. Выяснилось, что генерал запомнил мою фамилию еще по первоначальной проверке 85-й дивизии, которую мы проводили якобы по просьбе самого Окулова. Оказывается, тогда еще капитан, Григорьев поставил в докладе о результатах проверки нашу с Васей фамилию, как непосредственных исполнителей проверки. Кузнецова, правда, очень удивило, что лейтенанта НКГБ вдруг назначили порученцем генерала Жукова. Еще больше он удивился, узнав, что у меня нет никакого военного образования, а есть только неполное высшее техническое образование. Про физматшколу я умолчала – нет в этом времени таких школ. Хорошо еще, что у него хватило такта не спрашивать, какие спецкурсы НКВД я заканчивала. Я, по мере возможностей, виляла в ответах, стараясь в то же время не сильно отклоняться от правды. А после того, как я напомнила, что входила в состав группы Мехлиса, генерал успокоился и больше вопросами меня не донимал. Хотя в конце поездки не удержался и спросил, откуда я знаю Окулова. Ну, на этот вопрос я ответила легко, сказав, что Окулов был в гостях на моей свадьбе.

178.

В дивизии нас встречала целая делегация. Окулов, увидев меня в компании с Кузнецовым, постарался скрыть свое удивление и бодро приветствовал своего командарма. Потом он поздоровался со всей генеральской свитой и со мной в том числе. Я решила сегодня не выеживаться и тихонько стояла в сторонке, ожидая дальнейших действий. Нас в первую очередь накормили завтраком в хорошо знакомой мне столовой. Тут мне удалось немного оторваться от основной группы и сесть за один стол с Максимовым и Ипполитовым. Они, оказывается, еще не знали, что теперь я при Жукове, а не служу у майора Григорьева.

Сразу после завтрака нас повезли на большой полигон, находившийся в нескольких километрах от штаба дивизии. Там на огромной площади было вырыто множество окопов. Я не стала их пересчитывать, но поскольку «учеников» должно было быть около двух тысяч (по 10 на каждого из 200 инструкторов), то предположила, что общее число окопов примерно тоже две тысячи. И в каждом окопе должно было находиться чучело. Все солдаты были собраны на расстоянии около полукилометра от окопов. Окулов посмотрел на часы и предупредил, что сейчас все и начнется. Действительно, минуты через три послышалось гудение и над нами пролетели три самолета. Наверное, это были бомбардировщики, потому что летели они не спеша, с тяжелым гулом, можно даже сказать с ревом. Тут у меня мелькнула мысль, что, если летчики немного ошибутся, то в Москву я сегодня не попаду. И вообще никуда не попаду – разве что непостижимым образом вернусь в свое время, про которое уже почти забыла.

Но летчики сделали все, как надо. Сначала они сбросили бомбы, причем земля под нашими ногами немного задрожала. А потом для довершения всего еще прошлись над окопами, прострачивая их из пулеметов. Когда самолеты улетели, я уже хотела двинуться к окопам, но меня удержали, сказав, что это еще не все. Из-за леса опять послышался гул, но уже в другой тональности. Вдали стали появляться танки, которые очень быстро накатили на окопы и тщательно их проутюжили. Смотря за работой танков, я подумала, что фильмы, в которых человек убегает от танка, полная липа. Скорость танка около 40 километров в час. Вот и убеги от такого да еще по неровному полю. Неровное-то оно для человека, а не для гусеничного танка. Ему все это нипочем.

Наконец, все закончилось. По команде все солдаты побежали к своим окопам и там остановились в ожидании. Наша компания из трех генералов и нескольких полковников стала обходить «поле боя». Сначала подходили к окопу и смотрели, что там внизу. Потом некоторым солдатам приказывали вытащить из окопа свое чучело и рассматривали, поражено оно или нет. На мой взгляд, для первого раза было не так уж плохо. Все увиденные мной «головы» были целы. Кое-где пострадали руки-ноги. Ну и были, конечно, «тяжелые ранения». Окулов что-то там прикинул и сказал, что выведено из строя примерно половина «личного состава». С точки зрения генералов это слишком много. Походив так по полю минут сорок, генералы, наконец, остановились. Инструкторы построили всех бойцов, и Окулов к ним обратился.

– Товарищи бойцы. К сожалению, инструкторы видимо еще не сумели донести до вас важность правильного окапывания. Если бы сейчас в окопах вместо чучел находились вы, то примерно половина ваших семей через неделю получила бы похоронки. А еще треть из вас вернулась бы домой без руки или ноги. Чтобы вы лучше прочувствовали результат сегодняшних учений, приказываю: «покойников» сегодня не кормить; «раненых» кормить по рациону госпиталя.

Бойцы недовольно загудели. Один не выдержал и громко сказал.

– Товарищ генерал. Но ведь это была только учеба. В настоящем бою мы все выроем окопы правильно.

– Во-первых, представьтесь, боец, – недовольно сказал Окулов.

– Виноват, товарищ генерал. Боец Зиновьев.

– Так вот, товарищ Зиновьев. Если вы сейчас не научитесь правильно окапываться, чтобы надежно защитить себя от самолета и от танка, то после первого же настоящего боя вы покойник. Все, продолжайте занятия.

Генерал Кузнецов одобрительно покивал головой.

– Ты абсолютно прав, Федор Савич. Иначе их никак не выучить. Пусть пока на своем желудке прочувствуют ошибки. Ведь представить страшно – бой еще не начался, а половины полка уже нет. И это всего лишь при однократной бомбежке тремя бомбардировщиками. А если бы бомбила целая эскадрилья. Так от полка вообще бы ничего не осталось. У тебя как в планах? Следующий налет послезавтра?

– Так точно, Василий Иванович. И потом в последний день занятий третий налет и танковая атака.

– Добро. Жаль, что времени мало, но хотя бы чему-то научим. Товарищ Жуков вчера на совещании твердо сказал, что война начнется в июне. А как с такими бойцами фронт держать?

– Сейчас, Василий Иванович, они уже что-то могут. Все-таки инструкторы их гоняют с утра до позднего вечера. В первый день вообще было что-то страшное. Проведи мы бомбежку тогда, так весь полк лег бы, а так все-таки только половина. Конечно, и это слишком много, но полагаю, что после сегодняшнего урока результаты будут улучшены. К концу обучения можно будет ожидать потери от авиации и танков в пределах 20%. И с пулеметами уже научились справляться. Расход патронов стал меньше, а процент попаданий повысился.

– Твоими бы устами, Федор Савич, да мед пить. Но смотри. Скоро нас немец проверять будет. Вот его оценки и станут решающими. Вы согласны, товарищ Северова? – с этими словами генерал повернулся ко мне.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

– Вот так и прошу доложить товарищу Жукову. Обучение идет, результаты есть, хотя пока и далекие от желаемых.

– Доложу все, что вы сейчас сказали, товарищ генерал-лейтенант, и именно вашими словами. Я все сама видела, так что не собьюсь. А сейчас разрешите отбыть на аэродром. Мне пора в Москву.

– Разрешаю. Федор Савич, обеспечь товарищу Северовой транспорт до аэродрома.

179.

Этого генерал Кузнецов мог и не говорить. Окулов и так все сделал бы, как надо. Я попрощалась со всеми, и машина повезла меня к уже знакомым летунам. В этот раз самолет был уже другой – и по размерам больше, и по комфорту вполне. Правда, во время полета все воздушные ямы собирал аккуратно. Слава богу, что у меня вестибулярка хорошая – спасибо гимнастике. А еще хорошо, что перед вылетом я не обедала. Все-таки надежнее.

В Москве меня встретил старый знакомый Трофимов. И повез меня, само собой не к Жукову а к Берии. По дороге мне все-таки удалось выторговать пятнадцать минут на обед в столовой нашего наркомата. Поэтому к Лаврентию Павловичу я вошла уже в полном порядке, то есть сытая и отдохнувшая.

– Здравия желаю, товарищ Нарком.

– Здравствуйте, товарищ Северова. Я тут договорился с товарищем Жуковым, что до совещания у товарища Сталина с вами буду беседовать я, если только у вас не будет ничего срочного для товарища Жукова?

– Ничего срочного нет, товарищ Нарком. Я должна просто доложить о ходе учебы бойцов в 85-й стрелковой дивизии. Но так как там все пока в норме, то это может и подождать.

– Вот и хорошо. А теперь к делу. Скажите, товарищ Северова. Вам что-нибудь говорит такая фамилия Гесс? Рудольф Гесс?

Я покопалась в своей памяти и созналась, что ничего о человеке с такой фамилией не знаю.

– Очень жаль. Дело в том, что этот Гесс, второй человек в национал-социалистической партии после Гитлера недавно прилетел в Англию и стал вести переговоры с английскими спецслужбами.

– Подождите, подождите. Вот теперь что-то припоминаю. Какой-то там Гесс действительно удрал от Гитлера в Англию. У него еще, кажется, самолет сломался, и он выпрыгнул с парашютом. Вспомнила. Все переговоры окончились безрезультатно, а после Нюрнберга этому Гессу дали пожизненное заключение.

– Что это значит «после Нюрнберга»?

– Извините, товарищ Нарком. Просто после войны всю немецкую головку, кого сумели поймать, судили. И суд проходил в городе Нюрнберг.

– Понятно. Значит, ничего у Гесса не вышло. А как вы думаете – зачем он летел в Англию?

– Хотел, наверное, договориться о перемирии, чтобы спокойно напасть на СССР.

– Мы тоже так думаем. Но раз у него ничего не вышло, то, может быть, Германия все-таки воздержится от нападения на нашу страну?

– Товарищ Берия! Вы же сами в это не верите! В моей истории был этот полет, и было нападение на СССР. Следовательно, и тут будет все то же самое.

На эти слова Берия ничего не ответил, а только нахмурился и вздохнул. Потом поменял тему разговора.

– Товарищ Северова, когда вы рассказали товарищу Жукову о той бумаге, которую вы направили в Москву, и как он к ней отнесся?

– Я, товарищ Берия, рассказала ему только вчера днем. Сначала он хотел запустить в меня пресс-папье. С трудом, но сдержался.

При этих словах Берия усмехнулся.

– А потом даже был готов меня защитить от товарища Пономаренко.

– Причем здесь товарищ Пономаренко?

– Я написала, что партизанским движением в Белоруссии будет руководить товарищ Цанава, а армией – Жуков. А про товарища Пономаренко просто забыла.

– Подождите, я же читал вашу бумагу. Там по Белоруссии все было правильно расписано: войска – Жуков, диверсанты – Цанава, партизаны – Пономаренко. О, кажется, понимаю. Бумагу я получил через Валю Григорьева. Значит, он исправил ошибку своего сотрудника. Повезло вам с начальником.

– Так точно, товарищ Берия. Повезло.

– Вы говорите, что товарищ Жуков был готов вас защищать. Следовательно, с содержанием бумаги он согласился. Это хорошо, это очень хорошо, так как снимает многие проблемы. Ладно, на этом мы сейчас беседу закончим, так как пора ехать в Кремль.

В этот раз у входа в кабинет Сталина ждало всего несколько человек: Жуков, Цанава, Мехлис и какой-то невысокий мужичок, которого я раньше не видела. Я решила, что это и есть Пономаренко. Так оно и оказалось. Сначала в кабинет вошел только Берия. Остальные сидели и ждали. Пономаренко посмотрел на меня, потом повернулся к Цанаве и что-то сказал. Тот в ответ кивнул. Не иначе, как меня обсуждают. Ну и пусть. Тут они в своем праве, а с меня не убудет.

Минут через десять секретарь товарища Сталина Поскребышев открыл дверь и пригласил всех заходить. Я потихонечку вошла последней, страстно желая оказаться где-нибудь в уголке. Но из этого ничего не вышло. Берия кивнул на место рядом с ним. Пришлось сесть почти во главе стола. Товарищ Сталин вообще не сел, а неторопливо прошел вдоль стола до конца и обратно. Все напряженно молчали. Наконец товарищ Сталин заговорил.

180.

– Мы все очень не хотим войны с Германией. Мы к ней просто не готовы. А вот Германия не только готова к войне, но и собирается на нас напасть. Вы уже слышали про полет в Англию Рудольфа Гесса. Он, конечно, хотел договориться о перемирии, чтобы можно было спокойно напасть на СССР, не опасаясь удара в спину. Судя по имеющейся у нас информации, его попытка оказалась безрезультатной. Возможно, что это заставит Гитлера одуматься и не начинать войну на два фронта. Мы со своей стороны предприняли, возможно, последнюю попытку образумить Гитлера и подчеркнуть наши мирные намерения. Сегодня Наркомат иностранных дел передал германскому послу Сообщение ТАСС, в котором указано, что обе стороны соблюдают и намерены соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении. Завтра это Сообщение появится в наших газетах. Посмотрим, какая будет на это реакция. Хотя, зная господина Гитлера, можно утверждать, что даже положительная реакция на это Сообщение никаких гарантий нам не даст.

Сталин замолчал, подошел к своему столу в углу комнаты, взял трубку и стал набивать ее табаком. Потом, не закурив, а, просто держа трубку в руке, снова двинулся по кабинету, продолжая свою мысль.

– Сообщение ТАСС не должно рассматриваться в нашей армии, как сигнал к тому, что войны не будет.

Тут, товарищ Сталин направил свою трубку, как указку, в сторону Жукова и сказал.

– Вы, товарищ Жуков, совершенно правильно отменили в своем округе все отпуска для командиров. Завтра Наркомат обороны разошлет подобный приказ по всем округам. А теперь перейдем к вопросу, для обсуждения которого мы все здесь сегодня собрались. Скажите, товарищ Жуков. В случае нападения немцев сумеют войска Западного особого округа сдержать наступление врага? Сидите, сидите.

– Товарищ Сталин. Разрешите перед тем, как ответить на ваш вопрос, попросить товарища Северову сделать небольшое сообщение. Она сегодня утром наблюдала за обучением новобранцев по утвержденной вами программе.

Вот тебе и раз! Взял и меня выкатил! Но таким вопросом меня не запугаешь. Дождавшись утвердительного кивка товарища Сталина, я встала и доложила.

– Сегодня утром по программе четвертого дня обучения в вырытые окопы бойцы поместили чучела, после чего сначала была проведена бомбежка силами трех бомбардировщиков, а потом танковая атака силами восьми танков. После этого по согласованному мнению командующего третьей армией генерал-лейтенанта Кузнецова и командующего 85 стрелковой дивизией генерал-майора Окулова потери составили примерно 50% личного состава убитыми и тяжело ранеными. По их же оценкам при проведении подобных учений в первый день потери составили бы не менее 90% личного состава. Генерал-майор Окулов полагает, что к концу обучения потери не должны превысить 20% личного состава. В этих учениях участвовали бойцы, обучение которых проводили опытные инструкторы из войск НКВД. У меня все.

Товарищ Сталин снова посмотрел на Жукова.

Жуков встал, набрал воздуха и, наконец, громко и четко сказал.

– Вот так, товарищ Сталин, обстоят дела. Мы получим 50% потерь среди бойцов, частично обученных хорошими инструкторами, и 90% потерь среди остальных. Кроме того, часть корпусов еще только формируется, с транспортными средствами просто катастрофа. Новых танков мало и к ним нет достаточного количества обученных экипажей. То же самое с самолетами. Новые истребители только начали поступать в полки, и летчики их еще не освоили. Еще одна не менее важная проблема – это связь. В стрелковых дивизиях и мехкорпусах в самый последний момент нам удалось решить эту проблему, но у нас на танках, кроме Т-34, нет радиосвязи и практически без радиосвязи вся авиация. Это значит, что по ходу военных действий будет крайне затруднено маневрирование и взаимодействие различных родов войск. Не сумеем мы удержать немцев у наших границ, товарищ Сталин. Поэтому сейчас в штабе округа в срочном порядке разрабатывается план активной обороны с контрударами и, к сожалению, с отступлением. Главной задачей на первый период военных действий считаю создание противнику максимальных трудностей для продвижения вперед. Самое важное для нас – это сорвать запланированный немцами блицкриг. Длительной войны Германия не выдержит.

– Спасибо, товарищ Жуков за откровенный ответ. Я думаю, что все присутствующие согласны с вашей оценкой положения. Вы можете сейчас доложить, какие меры собираетесь предпринять?

– Полностью план, товарищ Сталин будет готов через два дня. Среди основных мер запланировано: приведение в боеготовность и скрытый вывод под видом учений в места сосредоточения дивизий второго эшелона армии прикрытия из мест постоянной дислокации; ввод войск в предполье укрепрайонов, строительство которых, к сожалению, еще далеко от завершения; минирование коммуникаций (дорог, железнодорожных путей и мостов). Поскольку мин у нас недостаточно, то незаминированные коммуникации будут взяты под прицел артиллерии. Еще проблема, о которой я не упомянул – это армейские и корпусные склады амуниции, боеприпасов и ГСМ. Все, что можно, вывезем, а остальное придется взрывать или поджигать. Хотя поджог складов ГСМ может привести к пожарам в близ расположенных городах. Но не оставлять же бензин немцам.

181.

Эти последние слова вызвали у меня какие-то ассоциации, и я вдруг вспомнила настолько интересную вещь, что не удержалась и заерзала на стуле. Товарищ Сталин это заметил и жестом попросил Жукова прерваться.

– Мне кажется, что товарищ Северова хочет что-то добавить.

– Так точно, товарищ Сталин. Я в одной книжке читала, что если в бак с бензином добавить немного сахара, то у водителя возникнут очень большие проблемы. Двигатель, поработавший на таком бензине, заклинивает и для восстановления его приходится полностью разбирать и промывать.

– Спасибо. Это интересное замечание. Товарищ Жуков, нужно проверить это предложение. Если товарищ Северова не ошиблась, то можно будет обойтись и без пожаров. У немцев ведь не только автомобили на бензине, но и танки. Пусть подольше промывают двигатели.

– Так точно, товарищ Сталин. Завтра же дам команду. Разрешите продолжать?

– Продолжайте.

– Мы полагаем, что разрушение коммуникаций наряду с контрударами заставит противника постоянно менять свои оперативно-тактические планы. Если к этому добавить диверсионные действия в тылу, то можно надеяться остановить наступление немцев примерно по линии Великие Луки, Смоленск, Клинцы.

– То есть вы планируете отойти даже за линию Сталина и отдать всю Белоруссию?

– На линии Сталина мы не удержимся, товарищ Сталин. Во-первых, УРы проектировались и начали сооружаться в конце двадцатых годов с ориентацией на противодействие полякам. Во-вторых, на примере прорыва линии Мажино немцы показали, что подобную оборону они умеют взламывать. В третьих, в УРах полностью демонтировано вооружение и сами УРы частично пришли в негодность. Поэтому отступить придется дальше. Но если к зиме мы удержим противника на упомянутом мной рубеже, то дальнейший исход войны станет очевиден.

– Значит, без партизанской войны нам не обойтись. А что на это скажет товарищ Пономаренко? Пойдет население Белоруссии в партизаны? Будет им активно помогать?

– Так точно, товарищ Сталин, – вскочил со своего места Пономаренко. – Вся республика заполыхает так, что немцам мало не покажется.

Услышав это, я не удержалась и скептически покачала головой. Товарищ Сталин заметил и это.

– Товарищ Северова, кажется, с этим не вполне согласна?

Пономаренко кинул на меня презрительный взгляд, типа «кто ты такая, чтобы мне возражать», но меня этим не проймешь.

– Так точно, товарищ Сталин. Не вполне согласна. Про восточную часть республики ничего не скажу. Думаю, что тут товарищ Пономаренко прав. Но я сама сейчас живу и работаю в Гродно (на самом деле последний месяц я уже не понимаю, где живу – где-то в гостиницах, общежитиях и самолетах) и немного понимаю жителей западной Белоруссии. Они ведь всего полтора года живут при советской власти. Поэтому первое время они в партизаны не пойдут и поддерживать их не будут. Для них это будет просто очередная смена власти. Разумеется, я не имею в виду различных врагов народа, которых мы, к сожалению, всех не успели выявить. Те не только не поддержат нас, но с радостью пойдут на работу к немцам.

– Вы сказали первое время. А что будет потом.

– Когда блицкриг провалится, то с первыми морозами перед немцами встанет проблема с теплой одеждой, которой у них нет. Эту одежду начнут отбирать у населения. Удлиненные коммуникации, которые мы еще будем постоянно разрушать, вызовут проблемы со снабжением. Продукты тоже будут отбирать у населения. Вот тогда весь край действительно заполыхает.

– А что по этому поводу думает товарищ Цанава?

Цанава вскочил и, с небольшой запинкой, сказал.

– В западной части Белоруссии, несмотря на проведенные чистки, обстановка сложная, товарищ Сталин. И там будет сложнее готовить партизанские базы. Товарищ Северова правильно сказала.

Товарищ Сталин снова повернулся к Пономаренко.

– Мы понимаем, товарищ Пономаренко, что вы болеете за свою республику. Это понятно и похвально. Но в данной ситуации для нас крайне важна точная оценка ситуации, потому что от этого зависит, какие меры мы должны предпринять.

Пономаренко кивнул, но, садясь на свое место, не удержался и кинул в мою сторону грозный взгляд. Жуков на это покачал головой. Ну понятно. Защитил меня с одной стороны, а тут я вляпалась совсем с другой стороны. А этот Пономаренко, кажется, довольно вредный тип. Чувствую, что с ним еще будут проблемы. Ничего. Когда дело дойдет до реальных событий, то само собой станет ясно, кто из нас прав. Хотя не исключено, что это озлобит его еще больше. Поживем, увидим.

182.

Тем временем товарищ Сталин продолжил.

– В последнее время мы видим, что в Западном военном округе военные и НКВД сумели найти общую точку для совместной работы.

При этих словах Сталина Жуков и Цанава, не сговариваясь, бросили взгляд в сторону упомянутой точки, которая тут же захотела нырнуть под стол, но так как это не удалось, то страшно покраснела. Товарищ Сталин, заметив все это, слегка усмехнулся.

– Это очень хорошо, что вы стали действовать согласовано. К сожалению, в других военных округах такого согласованного действия армии и НКВД пока нет. А ведь это особенно важно на заключительном этапе подготовки к военным действиям. Согласно данным нашей разведки, основные удары будут нанесены на Западный и Киевский военные округа. Ваш округ, товарищ Жуков прикрывает дорогу на Москву, столицу нашей Родины. Вы, конечно, понимаете, какая на вас ложится ответственность. И эту ответственность с вами будут разделать товарищ Пономаренко и товарищ Цанава, которые сначала будут обеспечивать тыл ваших армий, а потом партизанскую борьбу и диверсии в тылу врага. Вы сказали, что план будет готов через два дня. Значит, 17 июня ждем вас всех здесь с докладом.

При этих словах товарища Сталина вскочили уже все трое и почти хором сказали: «Есть». На этом совещание вроде бы закончилось, но сначала товарищ Сталин отпустил только Жукова, Цанаву и меня. Причем, когда прозвучала моя фамилия, то Берия кинул быстрый взгляд в мою сторону. Я поняла, что должна буду ждать снаружи, в приемной. Интересно, что преподнесут мне на этот раз? Минут через десять из кабинета вышел Мехлис, и по его виду я поняла, что он чем-то доволен. Еще через несколько минут вышел Пономаренко. Он кинул на меня какой-то странный взгляд и пошел на выход. Тут меня пригласили войти. Теперь товарищ Сталин сидел за своим рабочим столом и курил трубку, а Берия сидел в кресле сбоку. Мне товарищ Сталин показал на второе кресло, стоящее с другой стороны стола. Подходя к столу, я невольно бросила взгляд на толстую папку, лежащую почти на самом краю стола. На этой папке крупными буквами было написано ГАЙДАР. Я сразу же вспомнила неоднократно виденного по ящику розового поросенка с трясущимися щеками и невольно вздрогнула – а этот кошмар откуда здесь взялся? Товарищ Сталин, заметив мою реакцию, удивленно спросил.

– Товарищ Северова, а чем вам не угодил наш известный детский писатель? Вот просматриваю верстку его нового сборника, и мне нравится.

Елки-палки! Так это не кошмарный труд Егора Тимуровича, а рассказы его деда. Уф, просто камень с души.

– Писателя Аркадия Гайдара я очень уважаю, товарищ Сталин. В моей истории он погиб смертью храбрых в первые месяцы войны. Кажется, прикрывал отход партизанского отряда. Его сын, Тимур Гайдар, вроде бы стал героем Советского Союза. К нему тоже претензий нет. Зато внук! Егор Гайдар стал основным идеологом развала Советского Союза. Мои дед и прадед без матерных слов эту фамилию не вспоминали.

– Вот оно что. Тогда понятно ваше беспокойство.

Товарищ Сталин пыхнул трубкой, слегка помахал рукой, разгоняя дым, и сказал.

– Как ты думаешь, товарищ Берия, не пора ли нашей общей знакомой, Маше, написать для товарища Кобы еще одну бумагу?

– Думаю, пора, товарищ Сталин. К сожалению, на войне всякое бывает, а такие сведения для нас представляют особую ценность.

Вот это влипла, так влипла! Но крыть абсолютно нечем. На войне ведь и убить могут, хотя думать об этом очень не хочется. А сведения-то действительно очень важные. Хотя знания, как говорится, данного предмета у меня самые поверхностные. Поэтому я встала и отрапортовала.

– Товарищ Маша напишет все, что знает, но просит учесть, что все эти события происходили до ее рождения и что, в отличие от описания Великой Отечественной войны, в учебниках подобные сведения излагались очень слабо и часто искаженно.

– Мы это учтем, – покивал головой товарищ Сталин. – Поэтому сразу после окончания нашей беседы, берите в руки вашу любимую авторучку и пишите. А сейчас я хочу задать вам еще один вопрос.

С этими словами товарищ Сталин еще несколько раз пыхнул трубкой, кинул взгляд на Берию, потом внимательно посмотрел на меня и сказал.

– Вам не кажется, товарищ Северова, что сейчас вы нашли такую работу, с которой справляетесь очень хорошо? Добиться согласованных действий от товарищей Жукова и Цанавы не мог даже товарищ Сталин, а у вас это получилось. Может быть, вас перевести на постоянную работу к товарищу Жукову? Правда, вот товарищ Берия возражает.

Тут мои мозги начали закипать. Если меня полностью переключат на работу с Жуковым, то прощай Вася. Когда еще мы сможем встречаться? Но так говорить нельзя. В этом времени все настроены на приоритет общего над частным. Если я скажу, что хочу быть поближе к мужу, то меня просто не поймут. Значит нужно искать другие и при этом достаточно весомые аргументы.

– Ой, товарищ Сталин. Можно я тоже буду возражать? Я думаю, что таких результатов мне удалось добиться именно потому, что я прикомандирована к товарищу Жукову от НКВД. При этом товарищ Цанава считает, и вполне справедливо, меня своим человеком. Соответственно и его отношение ко мне вполне хорошее. А если я стану армейским командиром, то окажусь как бы в другом лагере, пусть и дружественном. Тогда отношение может измениться. С другой стороны, и товарищ Жуков ко мне сейчас относится, если можно так сказать, более уважительно, поскольку я не его человек, а только прикомандированный. Он видит, что стараюсь, но в то же время уже неоднократно говорил, что я беру на себя слишком много. Если я стану его подчиненной, то это он наверняка пресечет. А налаживать взаимоотношения без «взятия на себя слишком много» просто не получится.

183.

При этих словах товарищ Сталин даже перестал курить и подозрительно уставился на Берия.

– Товарищ Берия, ты что, уже успел обсудить этот вопрос с товарищем Северовой?

– Нет, товарищ Сталин. Я вообще не ожидал, что вы предложите перевести товарища Северову к Жукову.

– Видите ли, товарищ Северова, – обратился товарищ Сталин ко мне, – несколько минут назад я обсуждал эту мысль с товарищем Берия, и он возразил мне почти теми же словами, что и вы. Я даже подумал, что вы сговорились. Ну что, Лаврентий, – тут товарищ Сталин снова обратился к Берии. – Вижу, что нехорошо отбирать у тебя сотрудника, который умеет читать твои мысли.

При этих словах я облегченно вздохнула. Сумела вывернуться. Берия, кажется, тоже доволен. Но на этом разговор не закончился.

– Тогда, товарищ Северова, мы усложним вашу задачу, тем более, что вы не боитесь, как вы сказали, брать на себя слишком много. Теперь вам придется, оставаясь порученцем товарища Жукова, налаживать контакты не только с товарищем Цанавой, но и с товарищем Пономаренко.

Оп-па. С одной стороны, этого можно было ожидать, а, с другой стороны, я, кажется, эти контакты заранее подпортила. Так кто же знал! Могли бы предупредить. А теперь поздно пить боржоми. Впрочем, товарищ Сталин это почувствовал.

– Не беспокойтесь. Товарищ Пономаренко умеет быть выше личных отношений, поэтому я уверен, что и тут у вас все получится.

Ага, значит, все-таки есть личные отношения, и они не того, потому что иначе не нужно было бы товарищу Пономаренко стараться быть выше их. Плохи твои дела, товарищ Северова.

– Слушаюсь, товарищ Сталин. Буду стараться.

– Не сомневаюсь, товарищ Северова. Желаю удачи. Кстати, ваше предложение об использовании радиолюбителей в качестве радистов мы уже разослали во все округа. Можете передать товарищу Северову, что у него умная жена.

Ой, мамочки! Значит, товарищ Сталин все сообразил. И тут я не удержалась.

– А он это и так уже знает, товарищ Сталин.

При этих словах и Сталин, и Берия заулыбались.

– Ничего, вы все-таки передайте эти слова.

Я выскочила из кабинета, как из парной бани. Около стола товарища Поскребышева на стене было небольшое зеркало. Я подбежала и посмотрела – так и есть, вся красная, как рак. Ну, начальники! Вгоняют в краску честную девушку. Поскребышев меня понял и показал на дверь в туалет. Там я побрызгала на лицо водой и приобрела нормальный вид. Тут, как раз из кабинета вышел Берия, и я двинулась за ним к машине.

По дороге в Наркомат товарищ Берия молчал, впрочем, дорога из Кремля на улицу Дзержинского была всего ничего. В кабинете он предложил мне сесть, а сам стал возбужденно ходить. Потом успокоился и тоже сел.

– Товарищ Северова. Я хочу, чтобы вы поняли. То, чем вы занимались до сих пор, было просто важно, а то, чем вы станете заниматься теперь, будет уже жизненно важно. Если все пойдет по заявленному вами графику, то через девять, нет, – поправился он, посмотрев на часы, – уже через восемь дней начнется война. Значит, осталась всего неделя. Если даже товарищ Жуков, переступив через свое самолюбие, говорит, что придется отступать, то это будет не просто отступление, а отступление, которое при малейшей ошибке может перейти в разгром и в паническое бегство. Поэтому вам придется взять на себя очень важные вопросы координации усилий партийных органов, НКВД и армии. Возможно, что у вас возникнут проблемы. Пономаренко вы сегодня поставили не в очень хорошее положение, впрочем, он тоже хорош. Поторопился выступить с лозунгом вместо того, чтобы обрисовать ситуацию, как она есть. Но товарищ Сталин провел с ним разъяснительную работу, будем надеяться, что этот урок он усвоит. А руководитель он на самом деле хороший. Вскоре сами увидите.

Тут Берия прервался, выпил воды из графина, и продолжил.

– Теперь подведем итоги. Вы остаетесь в штате НКВД и продолжаете работать порученцем Жукова. Вашей ближайшей задачей теперь будет борьба с диверсантами. Товарищ Цанава распорядится по всей республике о выделении сотрудников НКВД, а товарищ Жуков для усиления выделит бойцов. Вам придется попутешествовать по всей западной Белоруссии, обеспечивая координацию совместных операций. И при этом не упускать из виду подготовку к партизанской войне, о которой вы давно мечтаете.

184.

Берия еще раз прервался. Встал, несколько раз прошелся по кабинету.

– А сейчас возьмите в секретном отделе известную вам папку, ключи от вашего кабинета и изложите все, что вам известно по вопросу, поставленном перед вами товарищем, – тут он усмехнулся, – Кобой. С мельчайшими подробностями. И еще. Постарайтесь писать поразборчивее. Эту бумагу никто перепечатывать не будет.

– Я все понимаю, товарищ Берия. Сейчас же приступлю. Вот только тут и с датами неясно, и, самое главное, с причинами.

– Пишите все, что знаете. А мы уже будем думать.

Да, правильно я чувствовала, что пятница 13-е и суббота 14-е – это не к добру. Получила я это «не к добру» по самые не балуйся. И что писать? Если про Мишку-меченого я еще кое-что слышала, а первого нашего президента видела по телеку, причем иногда даже трезвого, то вся предыстория развала страны для меня темный лес. Из дат помню только год смерти товарища Сталина, и, соответственно расстрела товарища Берии, но как раз этот год я точно называть не буду. Не знаю, как будет чувствовать себя человек, точно знающий год своей смерти. Про все остальное в учебниках написано нечто невнятное. Значит, придется вспоминать дискуссии, которые вели предки: в основном дедуля с папулей и с прадедом. Я уныло поплелась за папкой и ключами, думая, что не к добру просила зарезервировать кабинет за мной. Каждый раз я попадаю в него с каким-нибудь тошнотворным заданием.

Все тут, как и раньше. И пыли нет – следят за персональным кабинетом Маши. В столе снова ящик заполнен хорошей бумагой. О, а в пресс-папье, кажется, новая промокашка. Интересно, что делают со старой? Тут мне пришла в голову мысль, что старую промокашку стоило бы сжигать, а не выбрасывать в мусор. Впрочем, так, наверное, и делают.

Ладно, это все лирика, а что писать-то? Я крепко пригорюнилась. Но «назвался груздем – полезай в кузов». Тут почему-то вспомнилось окончание старого анекдота, начало которого я благополучно забыла: «Не до грибов сейчас, Петька».^[65] Итак, с чего начать?

Удобнее расположив первый лист, я начала писать: «После смерти товарища Сталина в середине пятидесятых годов к власти пришел какой-то „лысый Никитка“, фамилию не помню. Кажется, что-то на Ща. Первым делом он расстрелял товарища Берию.^[66] Потом, через пару лет, во всех бедах страны обвинил товарища Сталина. В первую очередь в том, что „Сталин вместе со своим верным палачом, Берией“ репрессировал множество невиновных людей. Для большей убедительности число репрессированных, приведенное в официальной справке из Генеральной Прокуратуры, этот Никитка, не моргнув глазом, умножил на 10. Короче Сталин и Берия – это два палача, а вот он, Никита, ни в чем не виноват.»

Далее я написала, как Никита стал руководить народным хозяйством: приказал запахать целину в Казахстане, отчего там скоро начались песчаные бури, и всюду сажать кукурузу, за что его прозвали кукурузником. Потом рассказала про период «застоя» при Брежневе, про приход к власти Горбачева, прозванного «Мишкой-меченым» за крупное родимое пятно на голове, про горбачевские реформы, которые, с одной стороны привели к обострению национальной вражды во всех союзных республиках, а, с другой стороны, к карточной системе на товары. Дальше я написала, как Ельцин с идеологом Гайдаром подсидели Горбачева и развалили страну. Закончила я описанием того состояния дел, которое было в России на момент моего «провала» в прошлое.

Поглядела на часы – ого, уже полчетвертого утра. Встала, все аккуратненько собрала, папочку завязала и пошла к Берии. Дежурный, в этот раз совершенно незнакомый мне капитан, посмотрел на меня и укоризненно покачал головой.

– Товарищ нарком отдыхает.

– Очень жаль его беспокоить, товарищ капитан, но товарищ Берия, наверное, не поехал отдыхать домой именно потому, что ждет от меня эту папку.

Капитан протянул руку к папке, но рука повисла в воздухе. Если бы взглядом можно было убивать, то я сейчас в момент стала бы трупом.

– Извините, товарищ капитан, но я не имею права передавать эту папку вам. Я могу отдать ее только лично Наркому.

Капитан понял, что от меня не отделаться, и, вздохнув, вошел в кабинет. Через пару минут он вышел и пригласил меня зайти. Берия с помятой щекой и покрасневшими глазами (наверное, дремал на диване) протянул руку и взял папку. Он открыл ее и быстро пробежал глазами все листы. Потом положил папку на стол и внимательно прочитал весь материал лист за листом. Помассировал затылок и сказал.

– Товарищ Северова. Сегодня товарищу Жукову придется обойтись без вас. Идите в гостиницу, отдыхайте и ждите звонка.

– Слушаюсь, товарищ Нарком.

Я вышла из кабинета и еле живая поплелась в гостиницу. Там дежурная, видя в каком я состоянии, сжалилась, напоила горячим чаем с печеньем и помогла добраться до моей комнаты. Как у меня хватило сил раздеться, я не помню.

185.

Когда-то я слышала песню, начинавшуюся словами: «Утро начинается с рассвета»^[67]. Вот это точно не мой случай. Сами посудите – если человек лег в пятом часу утра, то когда для него должно начаться утро? С рассветом? Ничего подобного! Никак не раньше одиннадцати. Я прихватила еще полчасика и встала в двенадцатом часу, точнее, без чего-то двенадцать. В животе была полная пустота. Я сообразила, что вчера за всеми этим встречами и бумагописаниями забыла не только про обед, но и про ужин. Поэтому, закончив все положенные утренние процедуры, тут же рванула в гостиничный буфет. А там кроме вареных яиц и чая с пирожком ничего. Буфетчица мне объяснила, что обеды у них появляются только после двух. Это что же, мне голодной сидеть? Я так жалобно посмотрела на буфетчицу, что та не выдержала.

– Вы знаете, товарищ лейтенант. Тут в двух шагах от нашей гостиницы на Сретенском бульваре есть столовая. Они начинают в одиннадцать и у них почти с самого начала есть обеды, а народ там появляется в основном после часу дня.

– Вот за это спасибо!

Я подхватилась бежать, но в последний момент остановилась. Мне ведь было велено сидеть и ждать звонка. Но имею я, в конце концов, право поесть по-человечески. Я подошла к дежурной.

– Вы знаете. Мне тут могут позвонить, но я очень хочу есть. Я пойду сейчас в столовую на Сретенском бульваре. Буду примерно через сорок минут.

Дежурная как-то косо посмотрела на меня, но ничего не сказала. Только сделала пометку где-то там, у себя в журнале. Я решила, что все в порядке и двинулась в столовую. Там действительно было мало народу, а меню оказалось вполне нормальное. Суп-пюре с гренками я и в своем времени очень уважала. Особенно, когда гренки еще не размокли, а так приятно похрустывают. Котлеты тоже были неплохие. Во всяком случае, намного лучше той полусинтетики, которую я иногда покупала в нашем ближайшем супермаркете. А компот из сухофруктов я в своем времени вроде бы и не пила – вкусный, зараза. Но вторую порцию компота выпить побоялась. С непривычки многовато будет. Лучше потом повторю. Заканчивая обед, я подумала, что, наверное, зря суечусь. Товарищ Сталин работает по ночам, значит, сейчас он еще спит. Пока встанет, пока прочтет бумагу, пока ее обдумает – время еще есть. Но для страховки нужно позвонить Трофимову. Нашла в кошельке пятнадцатикопеечную монету и выйдя из столовой сразу увидела автомат. Дозвонилась почти сразу. Как и предполагала, до 15 часов я свободна. Замечательно! Тут совсем рядом, на Сретенке, книжный магазин, в котором есть книги по шахматам.

Все так! В этом магазине я даже увидела подшивку бюллетеней Авро-турнира 1938 года. Я слышала, что такая подшивка существует, но в своем времени никогда ее не видела. А ведь это был последний турнир, в котором встретились Капабланка, Алехин и Ботвинник. И на этом турнире Ботвинник выиграл у Капабланки партию, которая потом вошла во все шахматные учебники. У этого сборника был только один недостаток – размеры. С переплетом он выходил за формат А4. Значит, в сумочку точно не влезет. В баульчик, с которым я путешествую – тоже. И как мне его таскать? Придумала. Зашла в соседний кожгалантерейный магазин и купила чемоданчик. Когда попаду домой, то баульчик оставлю дома, и буду ездить только с чемоданчиком. В нем и вещички не помнутся, и книжка больших размеров спокойно влезет. А при случае, на чемоданчике можно и посидеть.

С чемоданчиком я вернулась в магазин, купила упомянутую подшивку, потом не удержалась и купила подшивку матч-турнира, с информацией о котором начались мои приключения в этом времени. Подумала, что вот эту подшивку после просмотра смогу подарить ксендзу, если успею его увидеть до начала войны. В моем времени партии этого матч-турнира я изучала по сборнику, написанному Ботвинником, но это Ботвиннику еще предстоит. Он над ним работал в эвакуации.

Затем я заглянула в галантерейный магазин. Выбор тут, конечно, был побольше, чем в Гродно, но все равно – с моим временем не сравнить. Подумав, я купила несколько наборов иголок, три наперстка и крепкие белые и черные нитки. Потом углядела зеленые и тоже прикупила пару катушек. Это все в хозяйстве пригодится. Решила, что хватит путешествовать по городу, и вернулась в гостиницу. Там вытащила первый сборник, плюхнулась на кровать и с удовольствием принялась за чтение. В кои веки можно расслабиться.

186.

Около трех часов дежурная позвала меня к телефону. Звонил Трофимов и вызывал в Наркомат. Когда я добралась до кабинета Берии, то меня тут же пропустили к нему.

– Скажите, товарищ Северова. Вы писали о каком-то лысом Никитке, а фамилию точно не вспомнили. Написали, что на Щ, но у нас нет такого человека в Политбюро. Вы уверены, что его фамилия начинается на Щ?

– Нет, товарищ Берия, не уверена. Я в школе это проходила три года назад и благополучно все забыла. Но что-то похожее.

– Скажите, а это не может быть Никита Хрущев?

– Ой, может быть! Очень даже может быть. И буква щ есть.

– Но ведь она не в начале фамилии?

– Ну и что? Помнится у Чехова, лошадиная фамилия вообще была Овсов.^[68] А тут я помнила, что есть буква щ. Вот она и есть. Нет, это точно Хрущев. Помню, дедуля говорил, что этот Хрущев был маленький, лысый и живчик по характеру.

– Вообще-то я тоже так думаю, – сказал Берия, – тем более, что эта характеристика к нему очень подходит. Ладно, сейчас едем к товарищу Сталину. Там вы будете держать ответ сразу перед нами двумя. Заранее хочу вас предупредить, что товарищ Сталин будет в плохом настроении. Его сильно огорчила ваша бумага.

– Но я же очень старалась, товарищ Берия.

– Дело не в том, насколько вы постарались, а в том, что произошло со страной. Ведь из вашей бумаги следует, что все наши усилия, все наши жертвы оказались напрасны.

Значит, прилагали эти усилия не в том направлении. Это я не сказала, а подумала, пока мы с наркомом ехали в Кремль.

Сказать, что товарищ Сталин был в плохом настроении, было бы неправильно. Товарищ Сталин был в ОЧЕНЬ плохом настроении. Он сидел за своим столом, перебирая написанные мною листы и, как мне показалось, с трудом удерживался от того, чтобы все смять и выбросить в корзину.

– Здравствуйте, товарищ Северова. Здравствуй, Лаврентий. Проходите, садитесь. Прочитал я это все и не понял главного – где мы ошиблись, где пошли не по тому пути? Вы говорили, что в этом вопросе вашим учебникам доверять нельзя. А что говорили ваши родители по этому поводу? Они ведь основную часть жизни прожили при Советской власти?

– Родители этой темы старались вообще не касаться. Им было не до того. Они зарабатывали деньги, чтобы наша семья могла жить нормально. При капитализме, в котором мы оказались, честно зарабатывать суммы, достаточные для проживания четырех человек было нелегко. А еще надо было помогать деду и прадеду, поскольку их пенсии – это так, одно название. О политике у нас в семье в основном рассуждали дед и прадед, когда встречались за праздничным столом. Отец тут редко вмешивался, а для мамули это просто был бесплатный спектакль. Но ответить на ваш вопрос, товарищ Сталин очень трудно. Вот представьте: упало дерево. Стали выяснять причину, а их оказалось несколько: а) дерево было старым; б) корни подгрыз кабан; в) некоторые корни подгнили сами по себе; г) накануне был очень сильный ветер. Получается, что к падению дерева привела целая цепочка фактов. Как в этой цепочке найти главное звено, ухватившись за которое можно вытащить всю цепь?

Услышав последние слова, товарищ Сталин внимательно посмотрел на меня.

– Не удивляйтесь, товарищ Сталин. Конечно, работу, о которой вы подумали, я не проходила в школе, но мой дед чуть ли не силком заставлял меня изучать некоторые работы классиков марксизма-ленинизма, уверяя, что такие знания никогда лишними не будут. Если бы он только знал, как эти знания теперь мне пригодились! А об упомянутой работе я, может быть, скажу еще попозже.^[69] Так вот, развал СССР тоже был обусловлен не одной единственной причиной, а целым рядом причин. Какая из этих причин была главной ни мои родственники, ни, тем более, я понятия не имеем. Поэтому я просто перечислю несколько причин, а упорядочить их по важности придется вам.

187.

Я перевела дух и продолжила.

– Вот в моей бумаге перечислены все Генеральные секретари ЦК КПСС, которые были после вас и до самого распада страны. Самое интересное состоит, вероятно, в том, что каждый из них действительно болел за страну и хотел сделать как лучше. Но, как замечательно сказал один политический деятель моего времени: «Хотели как лучше, а получилось, как всегда». Вот сменивший вас Никита Хрущев. Он ведь честно хотел, чтобы в стране стало лучше жить. При нем было развернуто массовое строительство. Народ из бараков стал переезжать в приличные дома. И промышленность Хрущев хотел поднять. В личной жизни, по словам дедули, был скромным человеком. Мой дед однажды, чуть не столкнулся с ним нос к носу на какой-то выставке. Но что поделать, если про Хрущева точно можно было сказать: «Нет ума, считай калека». Ну ладно, убрал конкурента – извините, товарищ Берия.

Берия криво усмехнулся и кивнул.

– Но ведь Хрущев решил, что авторитет у народа завоевать проще всего, если смешать с грязью предыдущего руководителя страны, то есть вас, товарищ Сталин. Где у него были при этом мозги – не знаю. Если бы были, то он обязательно последовал бы вашему примеру. Ведь вы на самом деле, придя к власти, действовали совсем не по Ленину.

При этих словах товарищ Сталин сильно нахмурился и отрицательно покачал головой, но меня уже понесло.

– Во-первых, вы сумели среди всех работ Ленина найти единственную, в которой он обосновывал возможность революции в одной, отдельно взятой стране. Об этой работе я уже упомянула. Во всех остальных работах Ленин утверждал ровно противоположное. Более того, буквально за несколько дней до Февральской революции Ленин на каком-то выступлении сказал, что в России революция не будет в течение ближайших пятидесяти лет. Во-вторых, Ленин совсем не понимал важность сельской общины и предлагал совсем другие варианты развития сельского хозяйства. Колхозы – это опять ваша идея. И так далее. Но вы, проводя свою политику, всегда подчеркивали, что Ленин – ваш учитель (это так) и что вы все делаете по Ленину (а вот это не так). И все нормально.

– А Никита Хрущев. Сначала вывел партийные органы из-под контроля НКВД (он к тому времени стал называться КГБ – Комитет государственной безопасности), потом на очередном съезде партии сделал закрытый доклад, в котором обвинил вас во всех смертных грехах. Потом стал корежить структуры управления народным хозяйством, потом что-то еще. В конце концов, другие члены ЦК не выдержали и сместили его с поста генсека.^[70] Следующий Генсек, Леонид Брежнев был поумнее и пытался исправить то, что наворотил Хрущев. В определенной степени ему это удалось, но возраст. Начиная с какого-то момента, Брежнев стал лишь парадной фигурой и оставался таковой до самой смерти.

– Последний из Генеральных секретарей – Михаил Горбачев – с мозгами тоже не дружил. К сожалению, хитрость и ум – это разные понятия и не всегда они ходят вместе. Горбачев наслушался американцев, что в СССР нужна демократия. Очень ему нравилось, когда американцы его хвалили. Но как только он стал вводить демократию, в стране начались беспорядки на национальной почве. Горбачев наслушался пресловутого внука известного писателя, проповедовавшего, что нужно в стране ввести рынок, как в капиталистических странах. Вот тогда «У нас запляшут лес и горы». Стали вводить рынок, и экономику затрясло. И как раз к этому времени в партии начались большие проблемы с кадрами, которые, как вы учили, решают все. Дело в том, что региональным секретарям всех уровней надоело, как говорил мой дед, «Воровать строго по чину, то есть секретарь райкома никогда не мог хапнуть больше, скажем, секретаря обкома». Они хотели «свободы воровства». В конце 80-х годов первым секретарем ЦК компартии РСФСР стал карьерист Борис Ельцин, который уже думал не о стране, а исключительно о власти. Поэтому он втихую сговорился с партийными главарями (назвать их секретарями ЦК язык не поворачивается) Украины и Белоруссии, и они развалили СССР, получив тем самым возможность полного воровства, каждый в своей стране.

– И еще одно звено. В Ветхом Завете рассказывается, как Моисей 40 лет водил евреев по пустыне и только потом они осели на одном месте. Для чего он это делал? Для того, чтобы умерло поколение, родившихся еще в рабстве. Так вот, переход к капитализму произошел через 45 лет после победы в войне с Германией. То есть этот переход осуществили совсем другие люди. И классический пример одного из таких людей – это Егор Гайдар.

Я замолчала, села и присосалась к графину. Сталин и Берия несколько минут молчали. потом товарищ Сталин заговорил.

– И все-таки, как думал ваш дедушка – с чего все началось?

– Насколько я помню, товарищ Сталин, он твердо считал вашей главной ошибкой и первопричиной всех бед то, что, создав прекрасную команду исполнителей, вы не назначили себе преемника. Причем, с его точки зрения, нужно было не только назначить преемника, но в какой-то момент просто передать ему власть. Дед говорил, что вовремя уйти с почетом – это высший пилотаж для политика.

– Да, товарищ Северова. Жаль, что нельзя сейчас поговорить с вашим дедом.

– Почему нельзя? – обнаглела я. – Вполне даже можно. Сейчас как раз время вечернего кормления, после чего с ним можно разговаривать. Он уже умеет выговаривать некоторые слова.

Эти слова, наконец, разрядили обстановку. И Сталин, и Берия улыбнулись, но через некоторое время их лица снова стали хмурыми.

– Спасибо, товарищ Северова. Возможно, что спустя некоторое время мы вернемся к этой теме. Я знаю, что вы все это держите в секрете даже от вашего мужа. Это правильно. Так и продолжайте. Я попрошу вас время от времени возвращаться к этой проблеме, но не делайте вообще никаких записей. Все храните в памяти. При очередной поездке в Москву можете дополнять материал этой папки, которая будет храниться в личном сейфе товарища Берии. А сейчас желаю вам успеха в работе с товарищем Жуковым.

188.

Выйдя из кабинета товарища Сталина, я призадумалась. Ждать мне товарища Берию или не ждать? Решила немного посидеть в приемной – а вдруг? Но минут за двадцать ничего не произошло. Тогда я не выдержала и попросила товарища Поскребышева зайти и спросить про меня. Он вздохнул, но выполнил мою просьбу. Выйдя из кабинета, Поскребышев сказал, что товарищ Берия еще долго будет беседовать с товарищем Сталиным, а я могу быть свободна. Свободна-то свободна, а как отсюда выбираться? До сих пор меня все время привозили и отвозили на машине. Снова обратилась к Поскребышеву. Он в ответ на мой вопрос кивнул и куда-то позвонил. Потом положил трубку и сказал.

– Спускайтесь вниз, товарищ Северова, вас отвезут в Наркомат, а там уже сами.

– Большое спасибо, товарищ Поскребышев. Мне этого вполне достаточно.

Меня быстренько довезли до нашего большого здания, и там я толкнулась к Трофимову.

– Товарищ майор, я могу возвращаться в Минск, но как это лучше сделать? Я ведь самолет заранее не заказывала, да и не факт, что это просто сделать.

– А вам, Анна Петровна, нужен именно самолет? У вас что, сегодня ночью какие-то срочные дела в Минске?

Действительно, зачем мне самолет? Доберусь только к ночи и все равно сразу в общежитие. Значит поездом.

– Спасибо, товарищ Трофимов, что надоумили. Поеду поездом, вот только не знаю, как с билетами? Легко ли купить билет в приличный вагон прямо на сегодня?

– Для обычных людей очень даже нелегко, но для нас есть специальная бронь. Подождите минуту. Он куда-то позвонил, назвался и просто сказал, что нужен один билет до Минска в международный вагон на сегодня на вечер.

– Вот и все, Анна Петровна. Поезжайте на Белорусский вокзал, найдите там военного коменданта вокзала и получите у него билет. За час успеете?

– Легко! Спасибо вам, товарищ майор.

– Успехов, Анна Петровна.

Я быстренько добралась до гостиницы. Схватила весь свой багаж, состоящий из баульчика и чемоданчика, и, спустившись на улицу Горького, села в троллейбус. Через полчаса я уже была на вокзале. Еще десять минут ушли на поиск коменданта и покупку билета. Как раз уложилась по времени и за пятнадцать минут до отправления поезда я уже удобно расположилась на нижней полке двухместного купе. Минут через пять в дверях купе нарисовался какой-то толстый мужик с солидным чемоданом. Вполне возможно, что это был мой сосед. Но мужик, кинув взгляд на мою форму, почему-то слегка вздрогнул и попятился. Если в душе вы экспериментатор, то советую попробовать пятиться задом по узкому проходу вагона, имея по себе большой и тяжелый чемодан. Выглядеть все будет очень прикольно. Я не удержалась и хихикнула. Мужика, по-моему, это еще больше напугало, он прибавил скорость, потом как-то развернулся и удрал из вагона. Когда поезд тронулся, я увидела его, стоящим на перроне и вытирающим голову платком. Интересно, неужели я так грозно выгляжу, что мужик даже наплевал на дорогой билет? Ну и фиг с ним. Мне же проще, поеду одна. По крайней мере, никто храпеть не будет. Да и спокойнее, когда не думаешь, что на полке над тобой лежит туша более центнера весом – вдруг полка не выдержит. Правда, засыпая, я подумала, что стоило бы проверить у него документы. По крайне мере запомнила бы фамилию. Но, если бы документы оказались в порядке, то возможно, что пришлось бы пустить его в купе. Так что пусть живет. Пока живет.

Утром, выйдя из поезда, я сообразила, что забыла позвонить из Москвы в штаб и заказать машину. Конечно, это можно было сделать и сейчас, но пока дозвонюсь, пока машина сюда доедет. Я плюнула и хотела взять такси, но передумала. Наверное, подозрительность у меня становится уже профессиональной. Нашла на вокзале дежурного НКВД. Сначала позвонила от него в штаб округа и заказала машину. А потом, пока машина добиралась до вокзала, позвонила в Москву дежурному НКВД на Белорусском вокзале. Я описала приметы того мужика, который испугался ехать со мной, а также назвала номер поезда, вагона и номер оставшегося свободным места. Если он заказывал билет заранее, то, может быть, его и найдут. А, если найдут, то понаблюдают. В конце концов, война на носу. Тут возможно всякое.

Как раз, когда я закончила разговор с Москвой, подошла машина, и я поехала сначала в общежитие, а потом в штаб округа. Там все ждали Жукова, который должен был появиться с минуты на минуту. Я включилась в эту «интенсивную и трудную» работу. Жуков действительно вскоре, то есть минут через десять, появился. Сначала к нему прошли начштаба Климовских и начсвязи Григорьев. Никого больше не пригласили. Минут через тридцать генералы вышли, и настало время порученцев. В первую очередь Жуков озадачил Селиванова и Коротыгина. Они вышли, и подошла моя очередь. Жуков хмуро посмотрел на меня и заявил.

– Если товарищ Берия, снова задержит вас для каких-то своих дел, то я буду жаловаться товарищу Сталину. Так как вас прикомандировали ко мне, то товарищу Берия придется потерпеть.

Из этих слов я сообразила, что Жуков совершенно не в курсе, кто распорядился меня задержать в Москве. Возможно, на моей физиономии что-то отразилось, потому что Жуков на несколько секунд задумался, а потом вдруг заявил.

– Кажется, на самом деле жаловаться некому. Поэтому буду не жаловаться, а ставить вопрос. У меня сейчас каждая минута на счету и все поручения расписаны – одно срочнее другого.

Да, Жуков не был бы Жуковым, если бы не ловил такие моменты с лета. Понял, что не Берия задержал меня в Москве.

– Сейчас, товарищ Северова, отправляйтесь к товарищу Пономаренко. Нужно согласовывать вопросы организации партизанских отрядов и взаимодействия с армией. От него поедете к товарищу Цанаве и потом вернетесь сюда. Выполняйте.

Мне поневоле вспомнилась цитата:

Правда, в моем случае речь, наверное, должна идти не о пере жар-птицы, а о пере моей авторучки. Написала бумагу – теперь сама и расхлебываю. Нужно ехать и вести переговоры с человеком, который «умеет быть выше личных отношений».

189.

У Пономаренко в приемной сидела толпа народа. Я подумала, что если буду ждать, пока он всех примет, то вполне возможно, что это случится уже после окончания войны. Поэтому сунулась к секретарю и нагло заявила.

– Передайте, пожалуйста, товарищу Пономаренко, что здесь ждет приема Анна Петровна Северова, порученец командующего Западным особым военным округом генерала армии Жукова.

Эти слова, вкупе с моей формой лейтенанта НКГБ подействовали, и секретарь Пономаренко соизволила отнять свою пятую точку от стула и зашла в кабинет. Вскоре она вышла.

– У товарища Пономаренко сейчас срочное совещание. Оно закончится через час, и тогда он сразу вас примет.

С одной стороны, тут не придерешься. Я ведь заранее не договаривалась о встрече. Но, с другой стороны, он полностью в курсе кто я и какие у меня полномочия. Мог бы и побыстрее принять. С этими злобными, возможно не вполне справедливыми, мыслями я сидела в приемной. Наконец, совещание закончилось, народ стал выходить, и меня пригласили зайти внутрь. Пономаренко сидел во главе стола, имевшего вид буквы Т с длинной ножкой и короткой перекладиной. Точнее к его рабочему столу были приставлены несколько столов. Насколько я поняла, этот кабинет был предназначен для небольших оперативных совещаний с высшим руководством республики. Для больших совещаний, наверное, есть специальный зал заседаний. Пономаренко кивнул мне и показал на стул поближе. Так как это я приехала к нему и, к тому же, он значительно старше меня, то я первая поприветствовала его.

– Здравия желаю, товарищ Пономаренко.

– Здравствуйте, товарищ Северова. Я ждал вас еще вчера. Почему вы задержались?

Так, с ходу начинает качать права. Ну, пока не страшно, можно и ответить.

– Я, товарищ Пономаренко, тоже хотела бы поговорить с вами еще вчера, так как сроки очень даже поджимают, – тут он согласно кивнул головой, – но мое руководство задержало меня в Москве.

Пономаренко подозрительно посмотрел на меня, но сообразил, что, скорее всего, я говорю правду. Ведь сам видел, как мое мнение выслушивал даже товарищ Сталин. Недовольство с его лица исчезло, уступив место некоторому любопытству, утолять которое я и не подумала. Выждав несколько секунд, он понял, что тут ему не обломится, и решил сменить тему.

– Скажите, товарищ Северова, сколько вам лет.

– 19, товарищ Пономаренко, – выпалила я и подумала, что если бы я жила в своем времени, то через неделю мне исполнилось бы двадцать. Я – августовская, но по «старому стилю», т.е. по моему времени. Сюда я попала со сдвигом на два месяца. Вот и как решить вопрос: ждать августа или теперь считать день рождения в конце июня? По биологическим часам все-таки в конце июня. Это значит в первую неделю войны. Ничего себе праздничек! А Пономаренко, тем временем, продолжил.

– Вы член партии?

– Нет, товарищ Пономаренко. Но я готовлюсь вступить в комсомол (и буду готовиться как можно дольше – очень мне это надо).

– Значит вы пока беспартийная. А как же вас взяли на работу в НКГБ?^[72]

Я немного обнаглела и заявила.

– Я училась в институте, но вышла замуж за старшего лейтенанта НКГБ, и стала им командовать. Вот, чтобы поддержать престиж своего сотрудника, товарищ Берия решил меня тоже взять на работу в НКВД. Теперь в соответствии со званием я должна починяться своему супругу.

Тут Пономаренко неожиданно проявил сообразительность.

– Мне почему-то кажется, что на ваших отношениях в семье это не отразилось.

На это возразить было нечего, и я просто усмехнулась.

Пономаренко, довольный, что угадал, решил сменить гнев на милость.

– Вы не будете возражать, если я буду просто называть вас Аней?

– Не буду, товарищ Пономаренко.

– А меня называйте по имени отчеству, Пантелеймон Кондратьевич. И не надо здесь демонстрировать армейскую выучку: здравия желаю, так точно и тому подобное. Мы тут все люди штатские. Можете просто говорить: здравствуйте, до свидания, и так далее.

– Поняла, Пантелеймон Кондратьевич.

– Вот и хорошо. Теперь давайте к делу. Товарищ Сталин поставил перед нами очень сжатые сроки, поэтому все будем делать с максимальной скоростью. Сегодня в 16 часов я собираю здесь всех первых секретарей обкомов Белоруссии. Они будут отвечать за организацию партизанских отрядов в своих областях. Кроме того, будет присутствовать товарищ Цанава с начальниками областных отделов НКВД. Я говорил с товарищем Жуковым. Он сказал, что от штаба округа будет его заместитель генерал-лейтенант Болдин и вы.

190.

Пономаренко помолчал, потом, что-то решив для себя, продолжил.

– Скажите, Аня, а как вы сами представляете задачи партизанских отрядов?

Вот это вопрос! Как я себе это представляю. Когда-то я читала разные книги о партизанах времен Великой Отечественной войны, причем авторы сами были партизанами: Вершигора, Медведев, Ваушпасов. Только в памяти остались какие-то обрывки. Правда, есть кое-что поближе, относящееся к вьетнамской войне, к действиям в Чечне – это помню лучше.

– Я, Пантелеймон Кондратьевич, так это представляю. В основной массе, партизаны – люди штатские, поэтому в непосредственных боестолкновениях с противником почти всегда будут терпеть неудачи. Стойкостью и боевым духом военную выучку не заменишь. Поэтому упор надо будет делать на действиях исподтишка. Скрытно подошли, напакостили по максимуму и быстренько смылись. Или, говоря по-другому, максимум вреда противнику при минимуме затрат. Главное заставить немцев держать в тылу побольше войск. Тем самым меньше войск будет непосредственно на фронте. Плюс все время нарушать коммуникации. Если в тылу бардак, – при этом слове Пономаренко поморщился, но смолчал, – то и на передовой будут проблемы. Ну и, конечно, разведка с передачей сведений в нашу армию.

– Ну что. В ваших словах есть смысл. Сегодня вечером мы все это обсудим. Учтите, что мои секретари пока еще не в курсе. У вас есть какие-нибудь вопросы?

– Да, есть пара вопросов. Первый – у нас в штабе есть один бывший царский полковник. Вот у него, насколько я поняла, есть опыт партизанской борьбы. Можно привести его на это совещание?

Пономаренко призадумался.

– Знаете, Аня. Пожалуй, не надо. Все-таки это совещание будет совершенно секретным. Я не сомневаюсь, что вы хотите привести знающего человека, но давайте пока ограничимся теми людьми, о которых я сказал. А когда потребуются консультации, то ваш «бывший» окажется в самый раз.

Подумав, я вынуждена была с этим согласиться. Действительно, мы же будем вечером обсуждать не конкретные тактические приемы, а общую стратегию. И при всем моем уважительном отношении к Романову, его присутствие на этом совещании может и не очень нужно.

– Все понятно, Пантелеймон Кондратьевич. Второй вопрос, который, на самом деле, к партизанским действиям не относится. А мы будем на вечернем совещании обсуждать план эвакуации?

Вот тут Пономаренко даже вздрогнул.

– Вы знаете, позавчера я настолько был огорошен возможным отступлением нашей армии, что совершенно забыл задать этот вопрос товарищу Сталину. И только сегодня спохватился. Да, будем обязательно обсуждать, но к взаимодействию с армией, полагаю, это не относится.

Ясно, это щелчок мне по носу – не лезь, товарищ Северова, в чужой огород. А я не очень-то и хотела. Помнит – и ладушки. Хотя он все-таки не учитывает, что к Жукову я только прикомандирована, а работаю-то в НКГБ, то есть в конторе, которая и должна будет обеспечивать охрану эвакуируемых материалов. Ладно, пока не буду заострять.

– Тогда у меня все. Разрешите идти, Пантелеймон Кондратьевич?

– Да, если больше вопросов нет, то идите. Жду вас в 16 часов.

Я вышла от Пономаренко и подумала, что теперь надо бы пообщаться с Цанавой. Впрочем, совсем необязательно ехать прямо к нему. Поеду в штаб, доложусь Жукову и позвоню прямо из штаба.

Жуков выслушал молча мой доклад, кивнул и сказал, что до начала совещания, чтобы не терять время даром, я могу заняться согласованием с Цанавой плана работ по предотвращению диверсионной деятельности перед нападением. До начала войны осталась всего неделя, следовательно, сейчас, скорее всего, идет массовая заброска диверсантов, чтобы они были в любой момент готовы к началу действий в тылу наших войск. А я тоже хороша. Пономаренко напоминаю об эвакуации, а сама про диверсантов совсем забыла. Так что общаться надо не по телефону, а напрямую. Следовательно, пора в республиканский НКВД.

191.

Перед тем, как выехать в республиканский НКВД, нужно было позвонить туда и узнать на месте ли товарищ Цанава. Поэтому я направилась к дежурному, но в дверях комнаты дежурного чуть не столкнулась нос к носу с его помощником.

– Товарищ Северова! Очень хорошо, что вы здесь. Вам звонок из НКВД.

Я подошла к телефону и взяла трубку.

– Лейтенант Северова слушает.

– Товарищ Северова. Говорит дежурный, капитан Игнатенко. В 13:30 товарищ Цанава проводит совещание, вам надлежит на нем присутствовать.

Так, а сейчас сколько? 13 часов. Пожалуй, успею.

– Слушаю, товарищ капитан. Немедленно выезжаю.

Я, как всегда, вызвала дежурную машину и через пятнадцать минут уже входила в здание НКВД. И надо же. Первым, кого я там встретила, оказался майор Григорьев!

– Анюта, здравствуй. Рад тебя видеть!

Я чуть не взвизгнула от радости.

– Валентин Петрович! Я тоже очень рада. Наконец-то встретилась с любимым начальником.

– Положим, любимый начальник у тебя некий Северов, который последнее время все на тебя жалуется. А я так, уже в отдалении.

– Как это жалуется? Ну я ему покажу, как только домой попаду!

– Вот именно на это и жалуется. На то, что ты домой теперь почти не попадаешь. Все между больших начальников крутишься, а про мужа совсем забыла.

Я возмущенно хотела заявить, что это они меня не отпускают, но посмотрела на хитрое лицо майора и поняла, что это просто прикол.

– А что я могу сделать, товарищ майор, – заскулила я. – Как попала в комиссию к Мехлису, так и все, с концами. А тут еще товарищ Жуков почему-то на меня глаз положил. Не улыбайтесь, не в том смысле. Просто взял и упросил, – тут я чуть было не проговорилась про товарища Сталина, но спохватилась, – прикомандировать меня к нему.

Майор мою заминку, конечно, заметил, и усмехнулся.

– У товарища Жукова глаз-алмаз. Теперь тебе от него так просто не отвертеться. Правда, при нем ты, кажется, сумела найти себе правильное применение – согласование действий армии и нашего наркомата. А теперь, насколько я знаю, твои полномочия стали еще шире. Как твоя беседа с товарищем Пономаренко?

Понятное дело, майор все знает. Впрочем, именно поэтому он успешно прикрывает мои огрехи.

– Могла быть и лучше, но могла быть и хуже. Так что пока все в норме.

– Если ты и тут сумеешь найти общий язык, то я уже знаю, куда тебя переведут в ближайшее же время.

– Куда, Валентин Петрович?

– К товарищу Молотову. Ему в Наркоминделе позарез такие нужны. Будешь с ним по заграницам ездить.

– Ну уж нет. В таком случае я лучше ни с кем больше не буду искать общий язык. Я домой хочу, к Васе.

Валентин Петрович хотел еще что-то сказать, но вышел секретарь товарища Цанавы и пригласил всех заходить. Всего зашло восемь человек, включая меня. Причем все были майорами, и чем-то неуловимым они были похожи между собой. То ли возраст у всех примерно одинаковый в диапазоне от 30 до 40 лет, то ли волосы у всех были с разной степени проседью, то ли взгляд был какой-то, я бы сказала, типичный. И у всех на гимнастерках были награды, в которых я пока еще плохо разбиралась. Я решила, что это начальники областных отделов НКВД. Так оно и оказалось. Как всегда мне хотелось забиться в какой-нибудь уголок и как всегда это оказалось невозможным, так как все рассаживались вокруг овального стола. Тогда я села рядом с майором Григорьевым. В случае чего он подскажет. Товарищ Цанава тяжелым взглядом обвел свой кабинет, как будто собирался сейчас кому-то устроить прилюдную порку и проверял тут жертва или нет. Потом вроде бы сменил гнев на милость и заговорил.

192.

– Товарищи командиры. Два дня назад я был в Москве на совещании у товарища Сталина. (Пауза, которая, как мне показалось, должна была подчеркнуть значимость товарища Цанавы) На этом совещании товарищ Сталин твердо сказал, что ожидает в ближайшее время нападения Германии на нашу страну. По разведданным, представленным ему нашим наркоматом, а также по линии ГРУ РККА, нападение ожидается 22 июня. Считайте, что у нас осталась всего неделя. Мы с вами хорошо знаем, что перед нападением немцы не только активизируют свою агентуру, но и переходят к массовому забросу диверсантов. Если с агентурой мы в состоянии справиться своими силами, то с диверсантами одних только войск НКВД будет недостаточно. Поэтому будем действовать совместно с приданными нам бойцами РККА. Об этом уже есть договоренность с новым командующим Западным особым военным округом, генералом армии, товарищем Жуковым. До сих пор мы помогали ему решать армейские проблемы, теперь настала его очередь помочь нам. Вы можете привлекать к операциям нужное число бойцов РККА. Если не получается договориться с отдельным комдивом или комкором, то у товарища Жукова есть специально прикомандированный к его штабу наш сотрудник – это присутствующая здесь лейтенант НКГБ товарищ Северова.

При этих словах мне пришлось встать на всеобщее обозрение. Со щеками, кажется, удалось справиться. Товарищ Цанава выждал несколько секунд, чтобы все могли мной «полюбоваться», потом махнул рукой, показывая, что я могу сесть, и продолжил.

– В настоящее время товарищ Северова является порученцем товарища Жукова и в ее обязанности входит как раз обеспечение взаимодействия наших сил. Поэтому по всем вопросам, относящимся к совместным операциям с РККА, можете обращаться к ней. Далее, я приказываю всем, по возвращению в свои отделы, в самом срочном порядке разработать планы по патрулированию и обезвреживанию диверсантов. Учтите, что действовать придется как до начала войны, так и после ее начала. На разработку планов даю сутки. Вопросы?

Встал какой-то майор и спросил.

– На сколько бойцов из армейских частей мы можем рассчитывать при проведении операций?

Цанава посмотрел на меня, давая понять, что это вопрос ко мне.

Я снова вскочила и ответила.

– До начала военных действий на любое число в разумных пределах. Скажем, от полка по роте, но, при реальной потребности, можно, думаю, и побольше. А вот после начала войны сейчас сказать не могу. Тут все будет зависеть от обстановки. Когда будете составлять планы, предусмотрите нужное количество, а я, получив от вас данные, сразу же пойду к командующему. Но тут будет другая проблема, которую прошу учесть. Хороших бойцов и младших командиров в армиях округа явно недостаточно. Поэтому армейских бойцов нужно будет прикреплять к самым опытным бойцам НКВД. Вот сейчас в 85-й стрелковой дивизии бойцы НКВД ведут занятия с новобранцами. Постараюсь, чтобы нам выделяли в первую очередь обученных.

Я замолчала, ожидая еще вопросов, но вроде бы всем все было понятно.

Товарищ Цанава снова взял слово.

– На совещании у товарища Сталина выступил товарищ Жуков. Он, наконец, дал реальную оценку боеготовности частей нашего округа. Мы давно знали и не только знали, но и сигнализировали наверх о, можно сказать, катастрофическом положении дел в войсках округа, а также о крайне тревожном положении на границе, но там предпочитали верить генералу Павлову, который уверял что все у него в порядке. Теперь руководство нашей страны знает, что все далеко не в порядке. В своем докладе товарищ Жуков признал, что войска нашего округа не сумеют сдержать немцев и вынуждены будут отступать. Вполне возможно, что временно враг придет на землю Белоруссии. В связи с этим перед НКВД поставлены несколько задач. Первая задача – организация охраны эвакуируемых объектов и архивов. Вторая задача – создание диверсионных групп для проведения диверсий с тылу врага. И третья задача – выделение сотрудников для работы в партизанских отрядах. Первую и третью задачи мы с вами сегодня будем обсуждать на совещании, которое проведет в ЦК компартии Белоруссии товарищ Пономаренко. А предложения по решению второй задачи я жду от вас тоже через сутки. Вопросы есть?

193.

Встал высокий майор со шрамом на лице. Наверное, такие шрамы люди получали от сабельных ударов, когда воевали в коннице.

– Товарищ нарком. Будет ли перед нами поставлена задача минирования мостов и железных дорог?

– Сейчас эту задачу еще не поставили – возможно, надеются, что Гитлер в последний момент одумается, – но сразу после начала боевых действий эту задачу обязательно поставят.

– Тогда, товарищ Нарком, хочу отметить, что взрывчатки у нас нет. Все, что мы обнаруживали в результате операций и обысков, сдавалось на склад и потом уничтожалось. Конечно, килограммов двадцать найдем, но это капля в море – нужны сотни килограммов. А с учетом обеспечения партизанских отрядов потребуются уже тонны.

– Вас понял, товарищ Свиридов. Этот вопрос мы поставим перед командующим округом.

Цанава кинул взгляд в мою сторону. Я согласно кивнула и взяла себе на заметку.

Свиридов сел. Тут же встал другой майор, который по контрасту оказался небольшого роста и довольно щуплого вида. Но на груди у него было даже две награды. Надо будет у майора Григорьева потихоньку выяснить, что это за награды.

– Товарищ Нарком. Когда я был в Испании, то там ходили легенды про одного мастера взрывного дела. К сожалению, он был там по линии РККА, а не по нашей. Поэтому я не знаю его фамилии, но точно знаю, что он вернулся после войны в СССР. Хорошо бы его найти. Пусть поделится опытом, а то мы больше по обратному делу.

– Понял, товарищ Кузнецов. Этот вопрос я решу. Еще вопросы есть?

Больше вопросов не было. Товарищ Цанава выждал минуту и удовлетворенно сказал.

– Вижу, что все товарищи прониклись важностью поставленных задач. Тогда сейчас предлагаю всем пройти в столовую, где для нас подготовили обед, а потом сразу едем в ЦК.

В столовой я оказалась за одним столом с майорами Григорьевым и Свиридовым. Судя по их репликам за обедом, я поняла, что они давно знакомы. Валентин Петрович представил его мне, как начальника управления НКВД по Брестской области, а меня представил, как свою сотрудницу и жену своего сотрудника. Очень скоро разговор переключился на мою скромную персону.

– Скажи, Валя, где это твой Василий раскопал такую красавицу? Он ведь всегда таким скромником прикидывался, а тут вижу, не растерялся.

– В больнице нашел. Ее ранили, когда она в автобусе ехала в Гродно. Вот он пришел ее допросить и сразу же попал на крючок. Анна Петровна при этом повела себя, как опытный рыбак. Поводила, поводила, а потом раз, и подсекла. И стала Северовой.

Я было возмутилась и хотела заявить, что все было не так, но вспомнила устроенный мной спектакль в больнице и прикусила язык. Этот ехидный Григорьев описывает все точно. Свиридов внимательно посмотрел на надувшуюся меня и, кажется, все просек.

– А как, Анна Петровна, ваше начальство отнеслось к тому, что вы вдруг вышли замуж?

– У меня в то время, товарищ майор, никакого начальства не было. В НКГБ меня потом уже взяли.

– Взяли и тут же присвоили звание лейтенанта? За какие же заслуги?

– Сначала присвоили младшего лейтенанта, а потом уже досрочно – новое звание.

– Ты, Ваня, не смотри, что она такая молодая, – вмешался майор Григорьев. – У нее послужной список на иного капитана тянет.

– Валя, не выдумывай. Анне Петровне не больше двадцати. Когда же она успела такой послужной список заработать.

– Так в наше время и в наших местах это не так сложно, как кажется на первый взгляд. Ну-ка, Анюта, давай считать. Сколько лично ты бандитов задержала?

– Если считать того, которого я первого кулаком стукнула, то всего четыре.

– Так, откладываем 4 штуки. Шпиона в роте НКВД по твоей наводке определили. В дивизии ты одного шпиона нашла (хитрый майор не назвал, в какой именно дивизии – понятное дело, секрет есть секрет) – это еще два. Далее при твоем содействии связистов задержали. Потом еще в некоторых операциях хорошее участие принимала. Вот так, Ваня. А досрочное звание ей дали за те бумаги, о которых ты в курсе.

– Так это она бумаги обнаружила? Тогда дальнейшие вопросы снимаю.

Очень хорошо, а то приходится вертеться, как уж на сковородке. За этими разговорами я и не заметила, как умяла вкусный обед. При этом еще подумала, что тут в столовой НКВД Белоруссии выбор блюд, пожалуй, получше, чем в Москве в здании центрального Наркомата. Заботится о своих сотрудниках, товарищ Цанава. И сам, между прочим, обедает вместе со всеми. Потом мои мысли переключились на Свиридова. Он главный в Брестской области. Где-то у меня в сознании крутится что-то, связанное с этим словом. Ох, ну как я могла забыть! Это же Брестская крепость с ее знаменитой обороной. В этой реальности такого, скорее всего, уже не случится. Как только окажусь в штабе, тут же доложу товарищу Жукову. Но тут еще что-то было. Ага, кажется вспоминаю.

– Скажите пожалуйста, товарищ майор, ведь Брест – это крупный железнодорожный узел?

– В Белоруссии самый крупный. Практически все железнодорожные поставки из Германии идут именно через Брест.

Вот теперь я окончательно вспомнила. По ящику я смотрела какой-то фильм про начало войны. В этом фильме немецкие диверсанты прятались в товарных вагонах и в нужный момент повылезали оттуда. Конечно, я не сильно доверяю нашему кино, но про этот факт я еще где-то читала. Как бы теперь это донести до майора, не раскрывая источник моих сведений? Или просто рассказать это товарищу Берия, а он уже сверху даст указания. Но по телефону я такие вещи обсуждать не хочу. А попаду ли я еще раз в Москву до начала войны, никому не известно. Ладно, попытаюсь тут что-то сделать. Вполне возможно, что майор Григорьев просечет фишку и мне поможет.

194.

– Товарищ майор. Вот если бы я хотела организовать налет диверсантов в Бресте, то обязательно воспользовалась поездами. Попрятала бы, например, диверсантов в товарных вагонах. А ночью в заданный момент времени они бы вылезли, построились и тут же превратились в нормальную воинскую часть.

– Гляжу, фантазия у вас, Анна Петровна, хорошо работает. Только в этом случае вы не угадали. Пограничники проверяют все поезда, прибывающие в Брест.

– И что, они каждый вагон просматривают сверху донизу? А если вагон, например, засыпан углем или заставлен коробками с каким-то грузом, на котором еще и пометки есть типа «Осторожно, стекло». Да еще, сколько там пограничников все это проверяет. Наверное, пять – шесть человек. А ведь в вагоне можно спрятать целый взвод. Перебьют быстренько слишком дотошный наряд пограничников и убегут.

Свиридов недоверчиво покачал головой. Я в расстройстве поглядела на майора Григорьева. Он понял меня без слов.

– Знаешь, Ваня. Я тебе скажу одну удивительную вещь. Не знаю почему, но все идеи Анны Петровны, даже такие, которые на первый взгляд казались дурацкими, в конце концов, давали результат.

И тут Валентин Петрович выдал вообще убойный аргумент.

– Может быть, именно поэтому товарищ Берия не только принял Анну Петровну на работу в НКГБ, но и сделал своим порученцем.

Вот этого майор Свиридов точно не ожидал. В растерянности он захлопал глазами точь-в-точь, как это иногда делаю я. Я прекрасно его понимала. Одно дело порученец Жукова. Назначена согласовывать – так пусть этим и занимается. Но если к словам этого лейтенанта прислушивается сам товарищ Берия, который, к тому же, назначил ее своим порученцем, то это уже совсем другой коленкор. И тогда становится понятно, как я попала к Жукову. А может быть даже и не попала, а приставлена. А Валентин Петрович продолжал.

– Поэтому мой тебе дружеский совет. Прямо с завтрашнего дня договорись с пограничниками и выдели им в помощь людей. Особенно обеспечь наблюдение за составами в вечернее и ночное время. Как только договоришься с военными, то усиль свои посты бойцами РККА. А начни с того, что распредели пулеметные расчеты, чтобы они могли контролировать любой поезд.

– Да, товарищи. Озадачили вы меня. Но в свете последней информации может быть вы и правы. Послушаюсь я вашего совета. Завтра же дам команду. А вы. Анна Петровна, договоритесь, чтобы мне с завтрашнего дня выделяли людей.

– Товарищ майор, вы только позвоните в штаб округа и сообщите мне, сколько нужно. Для этого дела выбью столько, сколько скажете.

Тут, как раз товарищ Цанава встал, давая тем самым сигнал, что обед пора заканчивать. Все остальные тоже немедленно встали и пошли за Наркомом на выход. Там нас ждали три открытых автомобиля, которые за десять минут довезли нас до здания ЦК. Понятное дело, пробок-то на дорогах нет, а постовые только честь отдают.

На совещании у Пономаренко людей было побольше. Насколько я поняла, тут кроме первых секретарей обкомов были еще какие-то люди. Плюс еще наша «веселая компания», которая быстро рассредоточилась – каждый пошел к секретарю своей области. А мне пришлось вместе с товарищем Цанавой идти в президиум. Ох, как не люблю выставлять себя на всеобщее обозрение!

Выступление товарища Пономаренко не сильно отличалось от выступления Цанавы в НКВД, но реакция на слова о возможном отступлении была более бурной. Пономаренко пришлось даже стучать карандашом по графину, чтобы утихомирить слушателей. Надо отдать Понмаренко должное – все проблемы он обозначил четко, начиная с организации подполья (об этом я совсем забыла, сочиняя свою исходную бумагу) и заканчивая эвакуацией. Меня, как водится, предъявили в качестве главного согласователя. По тому, как на меня смотрели все присутствующие, я поняла, что если бы не слова «порученец товарища Жукова», то меня бы вообще никто всерьез не принял. Не очень-то и хотела. Вот только деваться этим партийным деятелям некуда. Одно дело – партийная дисциплина, и совсем другое дело – действия в партизанском отряде. Поэтому без армии и НКВД они все равно ничегошеньки сделать не смогут. Договорились, что послезавтра у них уже будут готовые планы работы. Они хотели сразу приготовить и списки кандидатов в отряды, но тут я не выдержала, наклонилась к товарищу Цанаве и попросила его напомнить о секретности. Он, конечно, с ходу врубился, встал и авторитетно заявил, что списки пока подождут. Главное – это планы работы. А с людьми будем работать отдельно. Потом еще часа полтора шло обсуждение самых разных вопросов. Когда речь зашла о вывозе различных грузов, то я не выдержала и вмешалась. Я попросила согласовать это все с командованием округа, поскольку в армии огромная нехватка транспортных средств. Тут нужно отдельное согласование: кому, когда и сколько грузовиков.

Наконец, все это закончилось, и я с распухшей головой вернулась в штаб.

195.

Рабочий день еще не закончился, когда я вернулась в штаб округа. Правда, с учетом текущей обстановки, понятие «конец рабочего дня» стало чисто условным. Теперь ранее 22 часов мало кто уходит домой. Разве что те из командиров, кому надо успеть отправить на восток семью. Кстати, из разговоров я поняла, что далеко не все с этим справляются. Если есть дети, то жены сопротивляются не сильно, но в бездетных семьях практически все жены, не сговариваясь, заявили, что от своих мужей никуда. А «если что», то и воевать вместе будут. Одна из жен, видя мое недоумение, объяснила, что почти все командирские жены прошли начальную военную подготовку и, как минимум, неплохо стреляют из винтовок и пистолетов. Да еще умеют перевязки накладывать. Причем в процессе объяснений недоуменно на меня поглядывала – как это я не знаю таких очевидных вещей. Пришлось пофантазировать, сказав, что я сама из семьи штатских, а, выйдя замуж, сама быстро попала в кадры, поэтому требований к командирским женам не знаю. Кажется, сошло.

У кабинета Жукова, по обыкновению, было людно. Я решила, что генерал армии от меня никуда не убежит, и села в уголок, чтобы не мешать входящим и выходящим командирам. Минут через сорок, видя, что очередь не убывает, решила, что надо бы отчитаться порученцу перед своим начальником. Поэтому, выждав, когда очередной полковник выйдет из кабинета (в данном случае выходивший был красный, как рак и постоянно вытирал шею платком – не иначе, как ему устроили баню), я просочилась в кабинет.

– Товарищ генерал армии, разрешите доложить.

– А, товарищ Северова. Почему задержались с докладом? Я ждал вас еще час назад, сразу после окончания совещания в ЦК.

– Так я сразу сюда и приехала, товарищ Жуков. Просто к вам столько народу, что не хотела пролезать без очереди.

– Но все-таки не выдержали и пролезли. Хорошо, докладывайте.

– Первое. Товарищ Цанава просит бойцов для усиления патрулей НКВД.

– Не возражаю. Пусть даст заявки по областям и по числу требуемых бойцов. До сих пор он нам выделял помощь даже сверх требуемого. Не хочу оставаться в долгу. Командармов я уже предупредил. Если будут проблемы, то можете обращаться к ним от моего имени.

– Второе, тоже от НКВД. Для подготовки к проведению диверсий нужно много взрывчатки. В НКВД ее не просто мало, а очень мало – в пределах нескольких десятков килограмм. А нужны тонны.

– Тут могут быть проблемы. Подойдите с этим вопросом к начальнику инженерных войск генерал-майору Васильеву. Узнайте, сколько у нас взрывчатки на складах. Половину точно отдадим. Больше – будем думать. Если товарищ Васильев начнет прибедняться, то сошлитесь на меня.

– К этому же вопросу. В НКВД нет хорошего инструктора по минно-взрывному делу. Кто-то из побывавших в Испании сказал, что там был отличный спец из Разведупра Генштаба РККА. Но он не знает его имени.

При этих словах Жуков почему-то поморщился.

– Знаю этого специалиста. Полковник Старинов Илья Григорьевич. Но работать с ним не очень легко, и слышал я, что не все его разработки удачны. Но вот у Генштаба под Москвой в Нахабино есть научный институт. Я позвоню туда, и они пришлют более подходящего специалиста, возможно, даже, с новыми наработками. Теперь что по партийной линии?

– Товарищ Пономаренко поставил задачу перед секретарями обкомов, но, как мне кажется, он, с одной стороны, недооценивает проблемы, с которыми столкнутся будущие партизаны, а, с другой стороны, переоценивает силы тех, кто будет партизанить. Он думает, что партизанской работе можно обучить всего за несколько дней.

– Да, на Пономаренко это похоже. И предполагаю, что тут он не будет слушать советы ни от меня, ни от товарища Цанавы. Придется вам, товарищ Северова, воспользоваться своими связями. Мне жаловаться на Пономаренко неудобно – могут неправильно понять. А с вас какой спрос – тут Жуков хитро на меня посмотрел. – Будут спрашивать, говорите, что товарищ Жуков считает, что костяк каждого партизанского отряда должны составлять военные и чекисты. А гражданские лица первое время должны будут заниматься только обеспечением, плюс на них будет лежать связь с подпольем. Вот когда выучатся партизанской работе, тогда и будут привлекаться к операциям. Сейчас от Пономаренко нужно как можно больше продовольствия и помощь проверенными людьми для организации схронов. Кстати, поговорите еще с товарищем Цанавой. На территории Западной Белоруссии в тридцатые годы создавались схроны. Я уверен, что часть из них сохранилась. Вот пусть Лаврентий Фомич поищет соответствующие документы. У вас все?

– Никак нет. Я, товарищ Жуков, вспомнила еще из моей истории про оборону Брестской крепости. Ее обстреляли в первые же часы войны. Большая часть гарнизона сразу погибла, но оставшиеся в живых защитники сумели провоевать почти месяц.

Жуков, услышав эти слова, не выдержал и стал ходить по кабинету. Потом остановился и злым голосом заговорил.

– Это была полная глупость, если не преступление – держать в крепости, находящейся на расстоянии артиллерийского огня из-за границы, гарнизон. Я уже отдал соответствующий приказ. Теперь про оборону Брестской крепости можете не беспокоиться. Ее в ближайшие два дня начнут минировать. Пусть немцы ее занимают. Чем больше туда их набьется, тем пышнее будут похороны. Ладно, можете быть свободны.

196.

Я вышла от Жукова и сразу рванула искать генерала Васильева. К счастью, он тоже был еще в штабе. Как и предполагал Жуков, Васильев изо всех сил пытался зажать взрывчатку. Сначала он начал напирать на то, что данные о запасах взрывчатки есть совсекретная информация, потом на то, что самим все нужно, а в качестве последнего аргумента выдвинул то, что нет официально оформленной заявки. Вот пусть ему на стол положат заявку, а он в положенный срок ее рассмотрит и примет решение. Но я впилась в него, как клещ. Сначала убедила, что у лейтенанта НКГБ, являющегося к тому же порученцем товарища Жукова, есть допуск к совсекретной информации, потом сказала, что еще Христос велел делиться. От этого наглого утверждения Васильев выпал в осадок, заявив, что не ожидал от члена партии услышать религиозный аргумент. На это я заявила, что пока беспартийная, что, кажется, его доконало. А, услышав, что мне нужно не менее 10 тонн взрывчатки (назвала число чисто наобум), он схватился за сердце. Тут я немного сдала назад, поскольку в мои планы не входил инфаркт начальника инженерных войск, и заявила, что цифра, возможно, несколько завышена (тут Васильев несколько воспрял) и что меня вполне устроят 9,5 тонн – тут он опять схватился за сердце. Короче, договорились, что завтра с утра я положу ему на стол заявку на 8 тонн взрывчатки, которую НКВД сможет забрать в следующую ночь, чтобы не привлекать внимания. При этом у меня появилось твердая уверенность, что никакой половиной запасов тут и не пахнет – хорошо, если треть. Ничего, все еще впереди. Интересно, что Васильев станет говорить, когда речь зайдет о взрывчатке для партизанских отрядов.

После Васильева я ринулась в командирскую столовую «для восстановления своего кислотно-щелочного баланса», а, проще говоря, поужинала от пуза. И, в завершение дня, позвонила товарищу Цанаве и доложила, что завтра утром я заеду к нему за официальной заявкой на взрывчатку, а в следующую ночь ему нужно обеспечить вывоз с наших армейских складов 8-и тонн взрывчатки. Услышав это, товарищ Цанава тоже слегка охнул, сообразив, что нужно подготовить свои склады и, вдобавок, найти транспорт. Ничего, думаю, что все он подготовит и найдет. Мы ведь сами нашли и призвали радистов, по его спискам. Так что сотрудничество и кооперация.

Разобравшись с взрывчаткой, я решила, что еще сегодня успею решить вопрос с партизанами. Жуков, насколько я поняла, припомнил мне письмо, которое я послала мимо него. Но про то письмо помнит и товарищ Цанава. А не посоветоваться ли с ним? Убью сразу двух зайцев: согласую важный вопрос и покажу, что я не пропускаю мимо ушей его замечания. Почти наверняка, он согласится, потому что тоже понимает суть проблемы.

Пришлось снова звонить в республиканский НКВД и напрашиваться на прием – такие вещи я по телефону не обсуждаю. Даже по телефону чувствовалось, что очень не хочется товарищу Цанаве задерживаться на работе – возможно у него были какие-то планы на вечер, но я торжественно пообещала, что задержу его совсем не надолго, и он, вздохнув, согласился.

Мои прогнозы оказались правильными. Товарищ Цанава внимательно меня выслушал и тут же дал добро. Он направил меня к дежурному шифровальщику, которому я продиктовала текст письма к товарищу Берия. Товарищ Берия либо сам уговорит Пономаренко, либо доложит товарищу Сталину. Вопрос-то очевидный (только не для Пономаренко – увы). Пока машина везла меня из здания Наркомата внутренних дел в командирское общежитие, я подумала, что при такой суете мне уже нужна не дежурная машина, а постоянно прикрепленная. Как бы намекнуть об этом товарищу Жукову? Потом я вспомнила еще об одном. В дивизии Окулова меня дожидается одна симпатичная вещица – отложенная мной винтовка СВТ-40. Раньше, когда я передвигалась на своих двоих, таскать ее с собой было как-то не с руки, но теперь я разъезжаю. И в машине место для винтовки вполне хватит. А запас карман не тянет. Значит, решено – сначала застолблю за собой постоянную машину, а потом смотаюсь в 85-ю дивизию и утяну оттуда винтовочку. Не забыть только, найти в блокноте запись ее номера, чтобы не перепутать. Моя-то винтовочка пристрелянная.

С этими мыслями я доплелась до кровати и плюхнулсь в нее, не раздеваясь. Пока лежала, пришла в голову мысль, что я, как в квесте, набираю разные боунсы в виде пистолетов, винтовки, автомашины. Есть даже лошадь, которой, к сожалению, мне так и не придется воспользоваться. Интересно, а вот звание лейтенанта госбезопасности можно рассматривать, как бонус? Наверное, можно. Эти мысли меня несколько взбодрили, и сразу появились силы на то, чтобы совершить все положенные перед сном процедуры, чем я немедленно воспользовалась.

197.

Утром, взяв в штабе дежурную машину, я первым делом рванула в НКВД за заявкой на взрывчатку, которую товарищ Цанава по договоренности со мной оставил у дежурного. Тут спохватилась, что нужна еще заявка на бойцов, для прикомандирования к НКВД. Этой заявки пока еще не было. Я не стала ждать и, прихватив только одну заявку, помчалась назад. Там передала заявку генералу Васильеву. Он с кислой миной прочитал ее два раза – выискивал, за что можно зацепиться. Кажется нашел, потому что вскинул на меня победный взгляд, но, посмотрев на мой твердый вид, как-то сдулся и, вздохнув, подписал.

– Вот вам товарищ Северова ваша заявка и уходите быстрее, пока я добрый.

– Большое спасибо, товарищ генерал. Убегаю.

И я действительно почти побежала к телефону доложить дежурному в НКВД, что с заявкой все в порядке. После этого просочилась к товарищу Жукову и стала клянчить персональный автомобиль, напирая на то, что нужен он мне не для езды по магазинам, а исключительно для дела. Жуков на мою просьбу усмехнулся, но разрешение дал.

– Обратитесь к заместителю начальника штаба по тылу полковнику Виноградову. Он выделит. Доложите, что с письмом?

– Письмо вчера было одобрено товарищем Цанавой и тут же шифровкой отправлено по нужному адресу. По этому вопросу НКВД Белоруссии полностью на нашей стороне.

– Это хорошо. Будем надеяться, что и Москва будет на нашей стороне. Да, я тоже связывался с Москвой. Завтра к нам приедут сразу два инструктора: полковник Илья Григорьевич Старинов по партизанскому движению и по минно-взрывным работам и инженер Михаил Максимович Файнберг – этот только по минно-взрывным работам. Оба привезут образцы новых мин и начнут проводить занятия. Сообщите это товарищам Пономаренко и Цанаве.

– Так точно, товарищ Жуков. Немедленно сообщу.

– Еще, товарищ Северова, хочу напомнить, что контроль за процессом обучения бойцов с вас никто не снимал. Если мне не изменяет память, то по программе сегодня последний день теоретических занятий. Хотел бы завтра услышать ваш доклад.

Вот это да! С одной стороны, посещение 85-й стрелковой дивизии входит в мои планы, но, с другой стороны, как здесь заниматься согласованием? А, есть мысль!

– Товарищ Жуков. Может быть вы разрешите для практики часть обученных бойцов как раз выделить в помощь НКВД для борьбы с диверсантами? Время осталось всего ничего. Вполне возможно, что массовая заброска вот-вот начнется, если уже не началась. Там при штабе товарища Окулова в качестве инструкторов работают бойцы НКВД. Вот они и наберут себе помощников.

– Неплохая мысль. Разрешаю отобрать в пределах пятисот человек. Больше оттуда дать не могу – самим нужны. Остальных пусть добирают в других армиях округа. Все, выполняйте.

Только я хотела позвонить в НКВД по поводу выделения бойцов, как меня перехватил Романов.

– Здравствуйте, Анна Петровна. Вы теперь просто нарасхват. Хочу вас порадовать. Завтра получу первый образец арбалета. Если одобрите, то дня за три мне могут изготовить еще до десяти штук. Правда каждый арбалет обойдется в 200 рублей. И к ним еще болты, рубля по три за штуку. Считайте, что на каждый арбалет нужно не менее 10 болтов. И еще чехол для переноски. Короче, кладите на каждый арбалет по 250 рублей.

– Значит всего нужно две с половиной тысячи? Подождите минуту.

Я стала считать. Одну тысячу я уже дала. Нужно добавить еще полторы. А с собой у меня всего две тысячи. Если отдам полторы, то останется всего полштуки. Остальные деньги дома. Как неудобно, что нет кредитки. Занимать не хочется. Клянчить деньги у Жукова тоже не хорошо. Ой, ну и дура! Я же сегодня после обеда буду в дивизии. А оттуда успею попасть домой. Там и восстановлю финансовый баланс. Все, решено.

– Аристарх Ксенофонтович. Вот вам еще полторы тысячи. Делайте. Потом продадим все армии и еще заработаем. Не делайте такие большие глаза – я шучу (в мое время этому бы никто не удивился). И еще. Завтра в Минск прибудут два специалиста, которые начнут проводить занятия по партизанской борьбе и по минно-взрывному делу. Думаю, что вам полезно будет послушать.

– Обязательно послушаю. А где будут проходить занятия?

– Этого пока не знаю. Но так как они приедут по нашей линии, то думаю, что завтра в штабе все будет известно.

– Очень хорошо. А вы тоже будете в числе слушателей?

– Вот это пока не знаю. Я сейчас уеду и вернусь только завтра после обеда. И меня тут же могут еще куда-нибудь направить.

– Тогда желаю удачи.

– Спасибо, Аристарх Ксенофонтович.

198.

Наконец, я добралась до дежурного, дозвонилась товарищу Цанаве. Сообщила о приезде инструкторов и о том, что с завтрашнего дня он уже может забирать бойцов в помощь своим сотрудникам. Как и предполагала, заявки начальники областных отделов ему уже прислали. К моему удивлению, просили сравнительно немного – на каждую область в среднем пришлось по двести человек. Конечно, всего получалось вроде бы много – более полутора тысяч только из Красной Армии, а ведь будут еще и бойцы НКВД. Но, к сожалению, все это будет размазано тонким равномерным слоем, так как неизвестно, где диверсанты планируют наносить удары. Поэтому в нужных местах такое число бойцов может оказаться недостаточным. Тут мне пришла в голову мысль – а почему, собственно, неизвестно, где будут удары диверсантов? Очень даже известно. Это я, командир, можно сказать, необразованный, а в НКВД сидят настоящие профи, которые прекрасно знают в каких местах нужно ожидать диверсии. Потом вспомнила слова Максимова о Ежовских чистках и начала сомневаться в наличие достаточного числа профи. Но все равно, точки нанесения ударов определить можно. Пусть, в конце концов, посоветуются с разведотделами армий. Все равно действовать будут сообща.

Так, а где буду при этом я сама? Пожалуй, надо присоединиться к одной из таких групп. Как еще набирать опыт, если не в таких делах? А отпустит ли меня Жуков? Наверняка нет! Значит нужно это подать под другим соусом. Например, будут контролировать, как организуется взаимодействие НКВД и РККА при проведении антидиверсионных мероприятий.

На этом я свои «размышлизмы» прекратила и вцепилась в полковника Виноградова. Он, в отличие от Васильева, жаться не стал, а сразу выделил мне машину. Причем с шофером, поскольку я объяснила, что Минск практически не знаю и обязательно заеду куда-нибудь не туда. При этом мы договорились, что в то время, когда я буду отсутствовать, автомобиль будет использоваться, как дежурный. М-да, а как же винтовочка? Придумала. Перед каждым отъездом я буду сдавать ее в оружейную комнату. Впрочем, через неделю никого уже не будет удивлять винтовка в салоне машины. Скорее будут спрашивать, почему винтовка, а не автомат. Ну так для ближнего боя у меня есть пистолеты и наган. Мне достаточно. А шоферу обязательно раздобуду автомат. На перспективу надо бы и о гранатах подумать. Но это после возвращения из дивизии.

Получив машину и познакомившись с шофером – молоденьким пареньком, Лешей, я сразу огорчила его, что сегодня он отвезет меня на аэродром (прямо сейчас), а потом, в мое отсутствие, будет дежурным. На всякий случай я сразу озадачила его, посоветовав раздобыть автомат с запасом патронов. Глядя на его растерянное лицо, я спохватилась и задала вопрос, с которого следовало бы начать.

– Леша, а ты умеешь стрелять из автомата?

– Нет, товарищ лейтенант госбезопасности. Я вообще стрелял только в детстве, в тире.

Так, еще одна проблема на мою бедную голову. А есть ли при штабе что-то вроде курсов подготовки? Пришлось бежать к дежурному и выяснять. Оказалось, что есть. Тогда я сразу договорилась с дежурным, что мой (МОЙ) шофер в мое отсутствие два часа в день будет заниматься стрелковой подготовкой и только потом заступать на дежурство. Я выдала все инструкции Леше, после чего он повез меня к летунам.

В дивизии, я, как и предполагала, оказалась в перерыве между утренним и вечерним занятиями. Чтобы не терять даром время, я сразу нашла инструкторов из НКВД и в присутствии генерала Окулова передала им разрешение Жукова на отбор 500 человек из обучаемых.

– Пусть в качестве практики поработают вместе с бойцами НКВД по задержанию диверсантов. Вы сами уже должны знать, в какой степени и на кого можете рассчитывать. Сегодня после вечернего цикла проведите отбор и завтра с утра можете отбывать вместе с ними в свои части. Не забудьте только, что 21 июня все бойцы должны вернуться в свои части.

Сказала это, а сама подумала, что не кругло получается. Ведь ночь с 21 на 22 будет самым важным отрезком времени для диверсий. Но тут нужно будет отдельное согласование, которое армейские командиры и НКВД проведут в рабочем порядке.

199.

На вечернем занятии я, наконец, смогла оценить результаты недельной муштры, которую мы называли «теоретические занятия». В следующие три дня сегодняшние «ученики» сами станут «учителями» и, пока еще под присмотром инструкторов, начнут обучать следующий поток новобранцев. А сегодня у меня были, если можно так сказать, именины сердца. Бойцы окапывались по полному профилю, стреляли если и не в яблочко, то по корпусу попадали уверенно. Никто не препирался со старшим по званию. Все команды выполнялись безоговорочно. Я специально попросила нескольких солдат при мне почистить винтовки. Каждый из них выполнил всю процедуру чистки в полном соответствии с инструкцией. Да и все винтовки вид имели вполне ухоженный. Конечно, это еще не полноценные взвода и роты, но и пушечным мясом их теперь уже точно не назовешь. Между прочим, при команде «воздух» все дружно ныряют в окопы и оттуда начинают щелкать затворами, имитируя стрельбу по летящей цели. Посмотрев на все это, я вернулась в штаб и подошла к Окулову с вполне очевидным вопросом.

– Федор Савич, скажите пожалуйста. Вот кто мешал подобные занятия организовывать сразу при призыве? Тогда нам всем не пришлось бы сейчас заморачиваться подобными вещами.

– На этот вопрос, Анечка, у меня нет полного ответа. Могу лишь предположить, что все стало возможным только потому, что был жесткий и четкий приказ с самого верху. Этот приказ был дополнен таким же жестким приказом на более низком уровне. И выполнение этого приказа проходит под неусыпным контролем, – тут Окулов улыбнулся мне. – Поэтому все от генерала до сержанта отлично понимают, что будет в случае невыполнения. А раньше все шло, если можно так сказать, самотеком. Помнишь поговорку: «Пока гром не грянет…». Так вот это тот самый случай.

Н-да, опять классическое русское раздолбайство. Вот только подумать над причинами подобного явления мне совершенно некогда. Сейчас наступает время борьбы с диверсантами и все мысли только об этом. Сегодня вечером поговорю с Васей – надо узнать, как он сейчас в Гродно все организует. Кстати, через пару часов часть инструкторов НКВД с приданными бойцами из армии будут возвращаться к себе. Среди инструкторов есть бойцы из «моей» роты НКВД. Вот с ними я и попаду в Гродно. Хорошо, этот вопрос решен. Следующий по порядку, но не по важности – это вопрос подготовки к партизанской деятельности. Товарищ Пономаренко решает этот вопрос в масштабах всей республики, а тут у меня более скромные масштабы: Гродненский район (главный от НКВД – Вася) и Барановичская область (главный от НКВД – майор Григорьев). Правда, где после начала войны окажусь лично я, мне пока неизвестно. Ясно только, что в самом начале я буду при Жукове. А там, куда немцы станут наносить главные удары, где будут прорывы и где окружения – сие пока тайна за семью печатями. Так что и сам товарищ Жуков не сможет сейчас сказать, где он окажется, скажем, через неделю после начала военных действий.

Интересно еще, что привезет товарищ Жуков из Москвы. Какие новые грозные приказы и распоряжения. Впрочем, в дивизии Окулова все идет с опережением возможных приказов. Дивизия уже практически выведена на боевые позиции. Штаб доживает на своем месте последние пару дней. Потом тут останется только дежурный с взводом охраны, да и те, насколько я знаю, в ночь на 22 должны будут покинуть помещение штаба и контролировать его из ближайшего леска. Сейчас у дивизии только одна проблема – доставка боеприпасов для артиллерии. На нехватку транспорта накладывается еще необходимость все перевозки в целях маскировки осуществлять только в ночное время. Беда в том, что Окулов не может затребовать транспортные средства в районе, так как тогда о секретности можно будет забыть. Вот Федору Савичу и приходится изворачиваться. А еще саперы из его дивизии уже начали минирование мостов и основных шоссейных дорог в зоне ответственности дивизии. Для усиления результатов к минам добавляют снаряды из тех, что вывезти вместе с пушками не получается. Думаю, рванет так, что мама не горюй! Плюс к этому артиллеристы замаскированных гаубичных дивизионов заранее определяют с максимально возможной точностью координаты целей на дорогах. Надеюсь, что немцы по достоинству оценят подготовленные для них сюрпризы. А для более надежной маскировки зенитки будут расставлены на некотором отдалении от гаубиц. Лишних триста метров для зенитного огня особой роли не играют, а немцы пусть бомбят расположенный прямо рядом с зенитками ложный гаубичный дивизион. Жалко конечно бревен – столько времени потратили на их заготовку и окраску – но настоящие гаубицы еще жальче.

Да, спохватилась я. Чуть не забыла про винтовку – память то девичья. Понеслась к Окулову, который, к счастью, еще не успел далеко отойти. Увидев меня, несущуюся на всех парах, он остановился и, кажется, что-то смекнул.

– Что-то забыла выклянчить, Анна Петровна?

– Так точно, Федор Савич. Тут в прошлый раз, когда я была в вашей дивизии, я пристреляла винтовку СВТ-40 с оптическим прицелом. Очень хотелось бы получить ее от вас в подарок.

– Ну, слава богу, что только винтовку. Я уже боялся, что твои аппетиты доросли до станкового пулемета или даже до танка. Только где же ты будешь эту винтовку сейчас разыскивать? С ней, наверное, какой-нибудь боец тренируется.

– Надеюсь, что нет. Оружейщик обещал ее для меня придержать, а номер я заранее выписала. Кстати, раз уж я танк не прошу, то, может быть, вы и для Васи винтовку выделите? Я сегодня от вас поеду домой, в Гродно. Заодно прихвачу и винтовки. У вас ведь все равно вооружение с хорошим запасом есть. А вывозить трудно. Так хотя бы на две винтовки легче будет.

– Какая же ты заботливая! Все время о моих проблемах думаешь. Так и быть, иди к оружейщику. Пусть он выделит тебе две винтовки и цинк патронов.

– Вот спасибо, Федор Савич! О патронах-то я совсем забыла. Так я побегу за винтовками?

Окулов кивнул, подозвал к себе адъютанта, выдал ему соответствующие инструкции, и через двадцать минут я волокла на себе две винтовки, а адъютант тащил за мной цинк с патронами. Мне пришла в голову мысль, что пара десятков гранат тоже не помешали бы, но решила не наглеть. Гранаты раздобуду где-нибудь в другом месте. Тем более, что я еще не определилась, какие именно гранаты мне нужны. Тут нужно будет с Васей посоветоваться, да и шофера Лешу тоже стоит спросить. Сама-то я их плохо кидаю. А пока все добытое имущество я сложила у штаба и поставила часового. Тут еще есть дела, а такое богатство без присмотра оставлять никак нельзя.

200.

После окончания вечерних занятий я нашла бойцов из «моей» роты НКВД и уговорила их не ждать до завтра, а выдвинуться вместе с приданными бойцами прямо сегодня. В результате в 21 час со всем своим вооружением я уже была дома. Вася, увидев меня, входящую в дом с двумя винтовками на плече и держащую в одной руке чемоданчик (баул остался в Минске), а другой волокущую при этом цинк с патронами, привычно охнул, после чего подскочил и быстро разгрузил меня.

– Анечка, ну разве так можно? Позвонила бы – я бы тебя встретил. И зачем тебе сразу две винтовки?

– Звонить, Васенька, все было как-то недосуг, тем более, что оружие я получила буквально перед отъездом из дивизии. А из этих двух винтовок одна для тебя. Иначе как-то не кругло получается: жена вооружена лучше мужа. Видишь, Федор Савич даже о патронах для нас позаботился. Вот только гранаты я у него пока не выпросила – подумай, где бы нам раздобыть пару-тройку десятков гранат и каких именно типов. Я в этом пока слабо разбираюсь.

При этих словах Вася традиционно плюхнулся на стул, схватился за голову и завел «старую песню о главном» – на ком это он женился. Вот тут я ему и припомнила.

– Васенька, ты помнишь, как два с половиной месяца назад обозвал меня дурой с мозгами. Так вот товарищ Сталин с тобой в этом вопросе не согласен.

Тут Василий надулся и вдруг заявил.

– Знаешь, Аня, я такие шутки не люблю. Причем здесь товарищ Сталин?

– А при том, что он велел передать тебе, что у тебя умная жена.

– Так и сказал? – иронически хмыкнул Вася.

– Так и сказал. А если не веришь, то я могу позвонить товарищу Берия, чтобы он подтвердил мои слова.

Вот этого мой супруг от меня точно не ожидал. Он понял, что я не вру, и замолчал минуты на три – просто сидел и пялился на меня. Чтобы вывести его из ступора пришлось прыгнуть ему на колени и обнять. Этот метод подействовал. Вася сразу захотел перетащить меня в постель, но пришлось его притормозить.

– Вася, а как обстоят дела у нас, в Гродно? Сейчас вот-вот начнется активизация диверсантов, если уже не началась.

– Пока тихо. Сегодня мы как раз первый день вывели на улицы усиленные патрули. А завтра добавим к ним прикомандированных бойцов из РККА.

– Знаешь, я, пожалуй, присоединюсь к какому-нибудь патрулю. А то все организовываю, организовываю, а сама толком ничего в этом не понимаю.

– А как на это посмотрит товарищ Жуков? Что он будет делать без своего любимого порученца?

– Товарища Жукова завтра в Минске не будет, так что интересоваться мной будет некому. Но я, разумеется, предупрежу, что до вечера буду в Гродно.

– Не думаю, что тебе нужно этим заниматься, – заявил Вася, – но поскольку тебе это втемяшилось в голову, то спорить все равно не имеет смысла. Завтра один из патрулей будет возглавлять твой знакомый Пряхин. С ним и пойдешь. Он за тобой присмотрит.

– За собой я и сама присмотрю, а Игорь пусть лучше за диверсантами приглядывает. Да, пока не забыла. В моем чемоданчике есть одна шахматная подшивка. Передай ее завтра от моего имени ксендзу Каневскому и извинись за меня. Скажи, что у меня срочная работа, но через неделю я буду посвободнее и обязательно с ним сыграю.

– Ты хочешь проверить его реакцию на дату? – сообразил Вася.

– Вот именно. Посмотрим, как он это воспримет.

– А что, неплохая мысль. Так все и сделаю.

На этом деловая часть нашей встречи закончилась, и мы перешли к существенно более приятным делам.

201.

Утром я пошла в горотдел вместе с Васей. Там, первым делом, позвонила в штаб округа и сообщила, что до вечера буду заниматься совместным патрулированием бойцов НКВД и РККА. При этом благоразумно не уточняла, как именно буду заниматься. Так как товарищу Жукову было не до меня, то дежурный просто принял мои слова к сведению, что и требовалось. После этого я с чистой совестью пришла в кабинет к Пряхину, вспомнив при этом, что не так давно этот кабинет был и моим. Там, как и в первый раз стоял сплошной дым. Разглядев в этом дыму меня, Игорь по настоящему обрадовался.

– Рад тебя видеть, Анна Петровна. Во-первых, позволь тебя поблагодарить за прошлую работу. Ты за нее получила внеочередное звание, а меня назначили заместителем к товарищу Северову. Значит и мне до следующего звания теперь намного ближе. А, во-вторых, раз уж ты к нам решила присоединиться, значит, обязательно что-нибудь произойдет, потому что ты умеешь создавать неожиданности прямо на ровном месте. Ох, чувствую, что сегодня мы будем с уловом.

– Посмотрим, Игорь. Все может быть. А пока выдай мне инструкции – с остальными ты, как я понимаю, работу уже провел.

– Так инструкции проще – некуда. Ходим в пределах выделенного нам сектора и у всех подозрительных личностей проверяем документы. Нас, считая тебя, будет три человека из НКГБ и пять приданных бойцов. Я веду беседу, ты и Коля Артамонов, – тут Пряхин кивнул на стоящего рядом младшего лейтенанта, – контролируете ближний круг, а бойцы держат периметр. При сопротивлении желательно стрелять по конечностям, но помните, что ваши жизни важнее. Так что лишний риск не нужен – в случае чего огонь на уничтожение. Наше вооружение – пистолеты и наганы, бойцы с винтовками. Тебе советую использовать Вальтер и наган, а люггер держи так, на всякий случай.

На этом инструктаж закончился, и мы вышли на улицу. Вид у нашей компании был весьма представительный. Впереди шли два бойца с винтовками за плечами. За ними шла наша троица и сзади еще три бойца. У всех нарукавные повязки. Короче, внушали. Народ на нашем пути старался не попадаться. Мне даже стало как-то неловко: идем посередине улицы, а люди жмутся к домам и заборам. Только встречные военные идут спокойно и приветствуют нас. Мы в долгу не остаемся. Примерно за час мы прошли весь наш сектор и на границе встретили такую же группу, работающую по соседству. И у нас, и у них все было тихо. Еще через два часа мне это стало надоедать – ходим, как заведенные от одного края сектора до другого. За все время остановили одного мужика, который, на взгляд Игоря, вел себя подозрительно. Документов у мужика не оказалось, но ничего подозрительного тоже не нашли. На всякий случай сдали мужика в милицию – пусть они тоже поработают.

Настало время обеда. Игорь привел нас в какую-то столовую, где, как он сказал, у него знакомая повариха. Не соврал – повариха действительно была и готовила она вполне прилично. Так что вся наша орава поела очень даже неплохо. При этом я заметила, что Пряхин полностью оплатил обед всей группы. Знакомство отдельно, а деньги отдельно. Вообще я заметила, что эта столовая пользовалась популярностью. Официантки без дела не простаивали, но не успевали, и к тому времени, как мы закончили обед, у входа образовалась небольшая очередь. На выходе мы столкнулись с каким-то майором, который с капитаном и двумя лейтенантами тоже зашел пообедать. Мы уже отошли на некоторое расстояние от столовой, когда Пряхин вдруг остановился.

– Интересно. Я этого майора первый раз вижу в Гродно.

– Ну и что, – не выдержала я, – ты знаешь всех майоров?

– Так ведь их в нашем городе не так уж много. И все они при штабе армии. Про лейтенантов не скажу, а майоров вообще-то помню. Знаете что, товарищи командиры. Там они сейчас обедают. Не будем им мешать, сделаем небольшой кружок и вернемся к столовой минут через двадцать. Не убудет от них, если мы проверим документы. А то, что мы все по деревенским и по рядовым. Надо и командиров проверять.

На самом деле, конечно, мы проверяли и командиров, только попадались они нам редко и в большинстве были Пряхинскими знакомыми.

202.

Сказано – сделано. Через двадцать минут мы вернулись к столовой и стали неподалеку ждать. Действительно скоро эта четверка вышла из столовой, но пошла не в нашем направлении. Пришлось нам устроить небольшую пробежку по проходным дворам, чтобы выйти им наперехват. Артамонов, как самый шустрый, выскочил вперед и подал нам сигнал о приближении проверяемых. Так как те не торопились, то у нас появилась возможность отдышаться и сделать вид, что мы случайно снова с ними встретились, но раз уж встретились, то хотим проверить документы.

Никаких проблем с проверкой не случилось. Все четверо дружно достали свои командирские книжки и спокойно передали их Пряхину. Пока Пряхин рассматривал эти книжки, я судорожно вспоминала классический роман Богомолова^[73], но ничего похожего тут не находила. О чем с ними говорить, совершенно не представляла. Игорь, насколько я поняла, тоже не представлял, поэтому ограничивался стандартными вопросами типа: «откуда, куда, зачем». Ответы были вполне ожидаемые, и я решила, что сейчас мы спокойно разойдемся, но тут дунул небольшой ветерок. Сначала я не поняла, что при этом меня насторожило. Все ведь в норме. А причем здесь порыв ветра? И тут дошло. У майора был какой-то незнакомый запах. Дело в том, что и Пряхин, и Артамонов – курильщики. Следовательно, с обонянием у них проблемы. Но я табак на дух не переношу, и запахи чувствую очень даже хорошо. Я всегда чувствую, каким одеколоном Вася пользуется после бритья. До нашей свадьбы это был Тройной одеколон, а потом Вася перешел на Шипр. Как он объяснил, старлею по чину положен более качественный одеколон. Майор Григорьев тоже использовал Шипр, как, впрочем, и Окулов. А вот запах одеколона у майора мне был совершенно незнаком, поэтому я не удержалась и спросила:

– Товарищ майор, а каким одеколоном вы пользуетесь?

Как будто я повернула выключатель. Все вдруг пришло в движение. Капитан ударил ногой Пряхина так, что тот свалился, как подкошенный. Один из лейтенантов бросился на меня, второй – на Артамонова. А майор неожиданно рванулся вбок, уронив стоящего рядом бойца, и захотел перепрыгнуть через забор. Нас в буквальном смысле спас численный перевес. Своего противника я на автомате перекинула через себя и тут же по вколоченному в меня правилу наступила ему ногой на лицо. Он отключился. Краем глаза увидела, что Артамонов сцепился со своим противником. Капитана застрелил один из бойцов. Майору в ногу вцепился другой боец. Я увидела, как майор выхватывает пистолет, и диким голосом заорала. Мой неожиданный ор сработал для всех, как стоп-кадр. У меня появилась целая секунда, за которую я успела выхватить наган и выстрелить куда-то в нижнюю часть туловища майора. К этому моменту еще один боец помог Артамонову справиться со своим противником. «Тогда считать мы стали раны»^[74]. У нас серьезно вышел из строя Пряхин. Он лежал без сознания, но по внешнему виду крови не было. Так что может и обойдется. Боец, которого опрокинул майор, лежал неподвижно. Артамонов отделался несколькими синяками. У задержанных дела обстояли хуже: майор получил пулю в живот, капитан лежал и не шевелился, «мой» лейтенант выл и размазывал кровь по лицу – одного глаза он, кажется, лишился. Противник Артамонова лежал без сознания, получив прикладом по голове.

Я услышала топот ног – это, на выстрел подбежал патруль с соседнего участка. Очень вовремя они подоспели, потому что наша команда дальнейшее патрулирование продолжать не смогла. Вызвали подкрепление из дежурной роты штаба армии. Наших раненых отправили к Сергей Палычу, а задержанных в НКВД. Я поняла, что на сегодня уже не боец и кое-как добрела до горотдела. Там доложила все Васе и двинула домой. Доползла до кровати, но уснуть не смогла. Перед глазами все время мелькали фрагменты схватки. А потом возникла мысль – что же будет со мной, когда я попаду в реальный бой? Тут я, кажется, потеряла сознание.

203.

Я пришла в себя от того, что почувствовала, как по моему лицу на грудь стекают холодные струйки воды. Оказалось, что около меня хлопочет Марфа Ивановна. Она держит кувшин и брызгает мне на лицо водой.

– Спасибо, Марфа Ивановна. Я уже пришла в себя, не надо больше меня мочить.

– Слава богу, Анечка. А то прихожу я домой и вижу, как ты вся бледная без чувств лежишь на постели. Уже думала за Васей бежать.

– Нет, нет, не надо Васи. Я в норме. Теперь все сама.

Марфа Ивановна облегченно вздохнула и пошла заниматься хозяйством, а я села и крепко задумалась. Что же такое со мной происходит? Вроде бы не первый раз попадаю в переделку. И у Ипполитова тренировалась на кровь. А как дело доходит до реальной схватки, то получаю сильнейший отходняк. Хорошо еще, что все это потом, а не во время. Но с этим нужно бороться. Вот только как? Первый раз помогли два ведра холодной воды. Сейчас, может быть, следовало нырнуть в баню и повторить тот же способ, но, увы, не сообразила. Нужно у кого-нибудь из тех, кто в доступности, попросить совета? Сергей Палыч? Нет, он хирург и терапевт, но ни разу не психолог. Попробую спросить совета у Романова. Наверняка вояки с подобными вещами сталкиваются. Правда лечат они мужиков, но будем надеяться, что и ко мне эту методику применить сумеют.

Так, эту проблему обозначила и зафиксировала. Переходим к следующей – к анализу того, что произошло. Только начать нужно не с анализа, а с отчета. Тем более, что из оставшихся на ногах, по званию я самая старшая. Поэтому вперед, на службу. В горотделе меня сразу вызвал начальник, который в первую очередь внимательно меня осмотрел и, не найдя никаких видимых повреждений, начал читать нотацию. Пришлось его притормозить встречным вопросом: как там наши? Выяснилось, что дела не очень. Один боец убит – этот гадский майор, оказывается, ударом перебил ему гортань. Пряхин в госпитале с переломом и разрывом чего-то там. Операцию сделали, но пролежит не меньше месяца, а потом может попасть и на инвалидность. Легче всех, не считая меня, отделался Артамонов. Как я сразу определила – всего несколько синяков. Итак, по первым подсчетам четыре диверсанта нам обошлись в одного покойника и, возможно, одного инвалида. Такой уровень потерь – 2:1 – мне показался необычайно высоким. Значит, кроме стандартного отчета нужно дать анализ всех наших действий, чем я и занялась.

Сначала опять вспомнила «Момент истины». В спокойной обстановке в памяти всплыли детали, которые явились хотя и слабым, но утешением. В том романе лучший волкодав СМЕРШ, Таманцев, признается, что в начале войны был обычным пограничником и толком ловить диверсантов не умел. Это к 1944 году он стал лучшим. А мы сейчас, как раз находимся в том самом начале, в 1941. У нас пока нет ни опытного Алехина, ни ориентировок, ни специальных пометок в документах, ни многого другого. Да и войны, собственно, пока нет. Вот сами и набиваем шишки. Поэтому и нужно дать максимально подробный анализ наших действий.

Что мы имеем в плюсе: Пряхинскую память на старших командиров, мой чуткий нос, более или менее грамотную расстановку бойцов, которые сумели придти нам на помощь, заранее подготовленный численный перевес. А что в минусе? 1) Неправильно выбранная дистанция до проверяемых. Если бы Пряхин стоял на два шага дальше, то рукопашки бы не произошло, а на то, чтобы достать оружие, у противника ушло бы чуть больше времени. Вот я стояла на шаг дальше и успела правильно среагировать. И у Артамонова хватило времени. 2) Оружие у бойцов было наготове, а мы, начальники, лопухнулись. Держи мы с Артамоновым пистолеты в руках, может быть схватка пошла по-другому. 3) Если бы не случайный порыв ветра, то мы бы просто их отпустили. А если бы ветер подул в другую сторону? Значит, у нас не была заранее заготовлена методика проверки. Общий вывод: мы не были готовы к серьезной проверке, а тем более, к задержанию группы людей. У нас не было заранее отработанной стратегии проверки. Простое патрулирование с отловом людей без документов тут просто не катит. Ясно, что и документы, и более или менее правдоподобные легенды у диверсантов есть. Обыскивать всех подряд тоже не годится. Очевидно, нужно что-то другое. Вот только что? И во время самой проверки нужно заранее распределять роли членов группы: кто кого контролирует. Потом у всех наших бойцов были только винтовки. Нужно хотя бы два автомата (пистолета-пулемета). Я уже знаю, что в РККА с этим большая нехватка, но в НКВД заботами Лаврентия Павловича такой проблемы нет. Значит следует просто заранее озаботиться соответствующим оружием.

Возвращаясь к нашим диверсантам, мне пришел в голову еще один интересный момент: майор вместо того, чтобы вмешаться в схватку, хотел убежать. Возможно, что так планировалось с самого начала: остальная троица – это группа прикрытия. Вот и получилось, что главного мы ухлопали, а не задержали.

Все вышесказанное я выписала на отдельных листках и приложила к отчету. Будем надеяться, что такой анализ тоже станет небольшим плюсом.

204.

Притащила отчет и анализ Васе на просмотр. Прежде, чем взять от меня материалы, Вася протянул мне несколько командирских удостоверений.

– Пока я буду читать все, что ты понаписала, посмотри удостоверения задержанных. Может свежим глазом обнаружишь чего. Я их даже с лупой рассматривал – никаких зацепок. Думаю, что если бы не твой нюх, то вы бы их отпустили.

– Я, Васенька, думаю, что мы бы их отпустили в любом случае, если бы они не начали активных действий. Что стоило этому майору что-нибудь соврать. Наверное, он просто не был готов к подобному вопросу.

– Может и так. Ну, давай, смотри.

Я взяла майорское удостоверение и стала листать его. Обратила внимание, что удостоверение в меру потрепано. Есть запись о присвоении звания капитана, потом звания майора.

– Вася, а сколько лет нужно прослужить капитаном, чтобы получить следующее звание?

– Шесть лет, но звание может быть присвоено и досрочно, как, например, тебе. Со сроками у него все в порядке. Я это в первую очередь просмотрел.

Понятное дело. Старлея Вася не за красивые глаза получил. Конечно, до Григорьева Васе пока далеко, но на подобные вещи глаз у него и сейчас уже наметан. А мне что здесь ловить прикажете? Вон как все тщательно оформлено. И скрепочка посередке прямо-таки блестит. Ой, что-то, помнится, я читала про эти скрепочки. Вот только что?

– Вася, дай быстрее свое командирское удостоверение. Сравнить хочу.

– Зачем тебе именно мое, у тебя ведь и свое есть. Только учти, что у нас удостоверения сотрудников НКГБ, а не армейские. И звания у нас несколько другие.

– Давай, твое, я сказала. Мое не годится.

– Вот привередливая. На, смотри, только аккуратнее.

Вася протянул мне свое командирское удостоверение. Я быстро его пролистала – так и есть! Не подвела меня память.

– А теперь смотрите, товарищ старший лейтенант и учитесь у своей жены.

Я с торжеством протянула ему оба удостоверения: его и майорское.

– Видите разницу?

Вася недоумевающе взял оба удостоверения и стал их разглядывать.

– Практически никакой разницы. Мое только чуть потрепанее и грязнее. Вон даже пятнышко от ржавчины у меня есть. А майор, наверное, должен был выдавать себя за штабного. У них всегда удостоверения аккуратнее.

– Не угадал, не угадал, – чуть не заплясала я.

– Говори, в чем хитрость?

– А в том, что у тебя скрепочка ржавая, а у майора она сделана из нержавеющей стали. Немцы только из такой стали скрепки делают. Мое удостоверение новенькое и не успело поржаветь, поэтому с ним сравнивать было нельзя, а у тебя оно со стажем.

Вася снова схватил майорское удостоверение, потом взял удостоверение капитана и тоже внимательно его рассмотрел. Не успокоился и вызвал к себе Артамонова. Заставил его предъявить удостоверение, в котором тоже обнаружил следы ржавчины. После этого, отпустив Артамонова, подлетел ко мне и крепко ухватил за плечи.

– Ну жена, сознавайся, откуда у тебя эти знания? Не верю, что сама додумалась.

– Частично сама, частично оттуда, – я показала пальцем куда-то за плечо, наверх.

– Читала я в какой-то книжке про войну, что в начале войны немецких шпионов ловили на скрепках в красноармейских книжках и командирских удостоверениях. Вот только, на чем именно ловили, не помнила. А тут сравнила и вспомнила.

– Вот это подарок!

Вася чуть не запрыгал от радости.

– Теперь мы получили отличную примету для выявления диверсантов. Только держать ее надо в секрете и сообщать исключительно начальникам патрулей. Я сегодня же отправлю все материалы Валентину Петровичу.

205

Слава богу! Снова пригодились мои книжные знания. В свое время я заметила одну интересную вещь, правильность которой подтвердил папулька. Читая даже самые низкопробные романы, при правильном подходе и из них можно извлечь пользу. Только не надо следить за высосанным из пальца сюжетом или за надуманными переживаниями героев – нужно выявлять интересные мысли и неожиданные знания. Вот это и следует запоминать. Плюс чтение, в отличие от фильмов, развивает воображение, что тоже совсем не вредно.

Ладно, воспоминания о прошлом-будущем закончены. Пора переходить к настоящему. А настоящее у меня сейчас состоит в выборе: сегодня возвращаться в Минск или завтра? Сегодня товарищ Жуков докладывает свои планы товарищу Сталину. Значит он в Москве и, с учетом того, что товарищ Сталин работает до глубокой ночи, маловероятно, что мой текущий начальник сегодня вернется в Минск. С другой стороны, лишний вечер с мужем – это хорошо. Будем считать, что я себя уговорила. Но для страховки нужно позвонить в штаб округа и доложиться. А потом сразу следует договориться на завтрашнее утро с летчиками.

Все вышло именно так, как я и предположила. Меня никто не искал и искать не собирается, а если надумают, то будут звонить в Гродненский отдел НКГБ. С летчиками тоже проблем не возникло. Я договорилась на 7 утра, чтобы к 9:00 быть в штабе. Вот и ладушки. Можно домой. Сунулась к мужу, но у него относительно меня были несколько иные планы. Вместо того, чтобы спокойно завершить рабочий день и двинуть вместе с супругой домой, он устроил мне форменный допрос по моей аналитической записке. Почему это так, и почему тут не эдак. Я некоторое время терпеливо отвечала на его вопросы, а потом не выдержала и рявкнула.

– Хватит измываться над бедной девушкой, у которой сегодня было столько переживаний! Заканчивай и пошли домой. Ты сначала все в мозгах поверти. Может тогда часть вопросов рассосется сама собой.

Вася понял, что перегнул палку, поэтому быстренько все свернул и мы, наконец, закончили этот сумбурный рабочий день. Правда вечером, я на всякий случай оставила Васе подробные инструкции, что и как делать, если до начала войны мы больше не увидимся. Мы договорились о возможных местах встречи и о том, как будем связываться, пока желанная встреча не состоится. Я также строго настрого наказала Вася тщательно ухаживать за винтовкой, а начать с того, чтобы пристрелять ее под себя. На эти наказы Вася только усмехался, но я не отставала, пока он торжественно не пообещал все выполнить строго по моим инструкциям. Я-то на своем небольшом жизненном опыте знала, что происходит с мастерами, которые считают, что они все уже знают и все умеют. Рано или поздно большинство из них получало, фигурально выражаясь, по носу. Термин «замастерился» возник ведь не на пустом месте. То, что Вася прекрасно стреляет из пистолетов и наганов, совсем не означает, что он так же сможет стрелять из громоздкой винтовки, снабженной к тому же оптическим прицелом. Вот пусть и потренируется.

Рано утром, позавтракав, по старой памяти, стаканом молока с хлебом, я покатила на аэродром и, в соответствии с намеченным планом, Леша к 9 утра привез меня с моей винтовкой в штаб округа. Винтовку, я, само собой, оставила в машине и пошла к начальству. Все, включая товарища Жукова, были уже на местах. Так как меня пока не искали, то я занялась поисками Романова. Но он вдруг оказался занят по своей официальной должности переводчика – переводил с немецкого какие-то срочные материалы. Пришлось ни с чем вернуться в приемную и заныкаться в уголке. Минут через тридцать обо мне вспомнили. От Жукова вышел Коротыгин, повертел головой и, заметив меня, кивнул. Ясное дело, дошла очередь и до меня.

– Здравия желаю, товарищ генерал армии.

– Здравствуйте, товарищ Северова. Докладывайте о результатах своей поездки.

– 16 июня была в 85 стрелковой дивизии, наблюдала проведение последнего тренировочного дня занятий. На мой взгляд сдвиги в положительном направлении вполне очевидны.

Я рассказала в подробностях о действиях бойцов в различных ситуациях. По-моему, Жуков слушал это только для вида, а на самом деле о чем-то думал.

– Так, учеба дала положительный результат – это хорошо, а что вы вчера целый день делали в Гродно?

206.

Все ясно. Он уже в курсе и сейчас собирается провести «Торжественную порку»^[75]. Нужно отвечать на прямо поставленный вопрос. Впрочем, некоторая отмазка у меня есть.

– Вчера, товарищ генерал армии, в Гродно я занималась организацией взаимодействия органов НКВД с бойцами РККА. Участвовала в совместном патрулировании выделенного группе сектора города.

– Так вы организовывали взаимодействие или участвовали в патрулировании?

Голос Жукова начал набирать обороты. Не дожидаясь моего ответа, он уже просто заорал.

– Какого черта ты полезла патрулировать. И без тебя народу там было достаточно. Ты должна была именно организовывать. Проверить, как наши бойцы распределены по патрулям, как именно начальники патрулей планируют использовать бойцов, как их инструктируют. А потом нужно было вместе с организаторами патрулирования побывать в разных группах, чтобы убедиться, что все идет в штатном режиме. А что ты устроила? Опять подставила свою башку!

Тут я поняла, что пора брать инициативу в свои руки. Просто молчать – нельзя, так как подобный ор у генерала может войти во вредную привычку. Вариант «пустить слезу» я отвергла, как несвоевременный и недостойный, типа «удар ниже пояса». Значит нужно переходить в контратаку.

– А вы сами, товарищ Жуков, – в ответ заорала я, – вы с какого года в армии?

– С 1915-го, – сбился на момент генерал, но тут же продолжил с новыми силами.

– Ты мне зубы не заговаривай. Не твое это дело в патрулях ходить.

– А какое мое дело? Где мне опыта набираться, как не в конкретной работе? Вы вон сколько провоевали, пока не стали генералом, а тут не хотите, чтобы я набиралась опыта, потому что боитесь, что составлю вам конкуренцию, так как быстро доберусь до генеральских званий. Так можете не волноваться. Я иду по другому наркомату. Это товарищ Берия должен беспокоиться, что скоро у него появится конкурент, а на армейские чины я не претендую.

Хорошо, что пресс-папье у товарища Жукова было деревянным. Оно легче мраморного и при попадании не так сильно травмирует. А, главное, от него легче увернуться, что я и сделала. Потом козырнула и моментально выскочила за дверь, совершенно не желая выслушивать все сексуальные маршруты и угрозы, на которые расщедрился будущий маршал. Тут я нос к носу столкнулась с Коротыгиным.

– Товарищ Северова. А я как раз вас разыскиваю. Вас вызывают в республиканский НКВД.

– Спасибо, товарищ майор. Я уже получила все нужные указания от товарища Жукова и немедленно еду. А вам советую пару минут подождать. Товарищ Жуков почему-то сейчас сильно нервничает.

Коротыгин наверняка слышал последние напутствия Жукова мне и только улыбнулся. А я быстренько двинула на свидание к другому начальнику – товарищу Цанаве. По дороге в НКВД Леша успел поплакаться, что так и не сумел раздобыть автомат. На полигоне пострелять дали, а как в постоянное пользование – так круглые глаза и «самим не хватает». Я пообещала решить этот вопрос.

В здании НКВД, к своей радости, снова встретила майора Григорьева, но поговорить с ним не удалось, так как нас сразу пригласили в кабинет. Товарищ Цанава, в отличие от Жукова, никакого раздражения моими подвигами не испытывал. Его очень заинтересовала аналитическая записка, приложенная к отчету. Я так поняла, что майор Григорьев что-то еще к ней добавил, и теперь нам нужно было составить некую инструкцию для сводных патрулей и не только для них. Оказалось, что в Западных областях Белоруссии за один только вчерашний день было выявлено девять диверсионных групп, задержано шесть человек, четырнадцать диверсантов убито. Но и у нас были заметные потери: убито четыре бойца РККА и два сотрудника НКВД. А еще шесть получили ранения разной степени тяжести. И, что хуже всего, пять диверсантов сумели удрать.

Лаврентий Фомич четко ухватил мысль, что теперь придется иметь дело не с отдельными шпионами и диверсантами, а с группами или, возможно, даже с подразделениями. Соответственно и тактика должна быть совершенно другой. Получив от него порцию указаний, мы с майором перешли в отдельную комнату, где смогли, наконец, нормально поговорить.

207.

В первую очередь я вспомнила о своем, о девичьем.

– Товарищ майор. Подскажите, что мне делать? После каждой такой схватки у меня сильнейший отходняк. Вчера вот даже сознание ненадолго потеряла.

– На самом деле, Анюта, в этом ничего странного нет. Нечто подобное бывает с большинством нормальных людей, когда они в первый раз сталкиваются с необходимостью убивать, чтобы не быть убитым. Во время военных действий иногда это проходит само собой, но чаще всего подобные случаи лечатся универсальным лекарством – полстакана водки и кусок хлеба с колбасой на закуску. Если нет колбасы, то подойдет и соленый огурец. Ты, насколько я помню, в первый раз лечилась холодной водой – тоже метод. Одна встряска вытесняет другую. А вообще мой тебе совет, не думай сейчас об этом. Если верны твои прогнозы, а все идет именно к этому, то скоро ты перестанешь переживать по каждому такому случаю, поскольку случаев станет слишком много. Лучше расскажи, как воспринял твои подвиги товарищ Жуков.

По моей кривой усмешке майор все понял и кивнул.

– Хорошо, теперь давай лучше заниматься делом. А товарищу Жукову я позвоню и попробую объяснить, что «черного кобеля не отмоешь добела».

– Ой, постарайтесь, товарищ майор. А то генерал очень сильно переживает.

Я, наконец, смогла сосредоточиться на бумаге и дело у нас пошло. Сначала мы проанализировали отчеты групп, проводивших упомянутые задержания, потом свели в таблицу все возможные признаки в документах, запахах и поведении диверсантов. Далее рассмотрели разные варианты расстановки бойцов и проверяющих в зависимости от численности проверяемых. Записали, что необходимо иметь дополнительные тревожные группы, как у пограничников, которые сами патрулировать не будут, а, находясь в определенных узловых пунктах, смогут быстро приходить на помощь. Мне еще пришла в голову мысль, чтобы командиры частей согласовывали с НКВД направления и время перемещения своих подразделений. Это тоже записали. Подвели некоторые итоги, после чего понесли бумагу товарищу Цанаве. Майор остался у него, а меня отпустили назад к Жукову. Перед отбытием в штаб я сообразила обратиться к товарищу Цанаве и попросить оружие для шофера. В ответ на мою просьбу Лаврентий Фомич усмехнулся, вызвал адъютанта и приказал «обеспечить товарища Северову необходимым оружием в установленном порядке». Адъютант кинул на товарища Цанаву вопросительный взгляд, получил в ответ кивок и предложил мне идти за ним.

Мы вышли на улицу, и адъютант обратился ко мне с вопросом.

– Где ваш транспорт, товарищ Северова?

Я показала ему на мой автомобиль. Судя по удивленному выражению лица, адъютант ожидал увидеть, по меньшей мере, пару грузовиков. Поняв, что много я не увезу, он как-то успокоился, сел рядом со мной в машину и приказал шоферу завернуть за угол. Там мы проехали метров триста и уперлись в высокий бетонный забор. В заборе были большие железные ворота, а в воротах небольшая дверца. Рядом с воротами на стойке был звонок. Адъютант нажал кнопку звонка. Дверца сразу открылась. Адъютант вошел туда, и через минуту открылись и ворота. Мы туда заехали, и часовой, находившийся за воротами, сразу их закрыл. В глубине двора располагалось невысокое длинное здание с малюсенькими окнами. В здании тоже были ворота и дверца. По знаку адъютанта я вышла из машины и вместе с ним вошла в здание. Мимо очередного часового мы прошли по короткому коридору, поднялись на несколько ступенек и вошли первую же комнату.

208.

– Вот, Виталий Кузьмич. Товарищ Цанава приказал обеспечить товарища Северову оружием в установленном порядке.

Пожилой мужик с петлицами младшего лейтенанта НКГБ, к которому были обращены эти слова, удивленно посмотрел на адъютанта, а тот в точности, как товарищ Цанава, утвердительно кивнул головой.

– Как товарищ Цанава приказал, так и выполним. Можете не беспокоиться.

Удовлетворенный адъютант ушел, а Виталий Кузьмич обратился ко мне.

– Какое оружие и на сколько человек вам требуется?

При этих словах челюсть у меня слегка отвисла, и я, чтобы не терять лицо, задала встречный вопрос.

– Товарищ младший лейтенант. Скажите пожалуйста. Почему вы так удивились словам адъютанта? Просто перед этим сам адъютант точно также удивлялся словам товарища Цанавы.

Виталий Кузьмич слегка усмехнулся и ответил.

– Дело в том, товарищ лейтенант, что слова «обеспечить в установленном порядке» у товарища Цанавы означают выдать все, что потребуют без ограничений, хотя и в разумных пределах. Так что говорите, что именно вам надо и в каких количествах.

Я решила не называть отдельные предметы, а посмотреть, так сказать, весь список. Выслушав мою просьбу, Виталий Кузьмич опять усмехнулся и пригласил меня на экскурсию. Ой, мамочки! Чего здесь только не было! Комнаты, заставленные винтовками самых разных систем, комнаты, заставленные коробками с новенькими автоматами ППШ, комнаты с пулеметами, среди которых я углядела два пулемета Максим (как в фильме «Чапаев») и один пулемет, очень похожий на тот, который соорудил товарищ Сухов в «Белом солнце пустыни». Окончательно добила меня комната с коробками, в которых были свалены пистолеты и револьверы самых разных систем.

Немного подумав, я приняла, наконец, решение. Первым делом два ППШ и два запасных диска для каждого. Один автомат отдам Леше, а второй – начальнику охраны товарища Жукова, а то я заметила, что у них на весь взвод охраны всего один автомат. Понятное дело, что к автоматам нужен цинк патронов. Затем подумала про Романова. Кажется, у него оружия вообще нет. Непорядок. Первым делом я выбрала для него наган, а потом, порывшись в коробках, нашла маузер в деревянной кобуре. Насколько я помнила, из такого маузера можно стрелять не только одиночными выстрелами, но и очередями. Спохватившись, взяла еще один наган для Леши. Потом подумала немного и подошла к коробке, в которой были не свалены, а аккуратно уложены Вальтеры ППК. Мне с разными людьми дело иметь. Про откаты сейчас, наверное, еще не знают, но от такого подарка вряд ли кто откажется. Кстати о подарках – не помешает прихватить и несколько люггеров. Так что к столу Виталия Кузьмича кроме автоматов я притащила десяток Вальтеров и пяток парабеллумов. Все, естественно с запасными обоймами и пачками патронов. Посмотрев на пистолеты, Виталий Кузьмич понимающе кивнул.

– Запасаетесь борзыми щенками^[76]?

– Так точно, товарищ младший лейтенант. Да, а где у вас гранаты?

Вот тут Виталий Кузьмич погрустнел.

– Чего нет, того нет. Гранаты НКВД не положены. Это только для диверсионных отрядов, но там их получают из РККА. Зато у нас хороший выбор ножей. Не хотите взглянуть?

Разумеется, я хотела. Выбрала себе хороший нож из золингеновской стали, нашла к нему ножны. Потом не удержалась и прихватила пару финок. Уже собравшись выходить из комнаты, заметила в углу кучку тростей разных фасонов.

– Товарищ младший лейтенант, а что это тут трости для стариков валяются в большом количестве?

– Ошибаетесь, товарищ лейтенант. Это не трости, а оружие. Стилет называется. Виталий Кузьмич продемонстрировал мне, как из обычной тросточки можно неожиданно получить грозное оружие. Конечно, я в разных книжках читала про стилеты, но воочию увидела в первый раз.

Подумала и прихватила пару тростей. Одну отдам Романову, а вторую – про запас. Может самой придется прикинуться старушкой с тросточкой. Все отобранное свалила в кучу у стола младшего лейтенанта. Он аккуратно все переписал под копирку. Дал мне расписаться, после чего выдал один комплект документов мне. Подозвал бойца, который помог все загрузить в машину на заднее сиденье. Покачал головой, нырнул куда-то в кладовку и притащил кусок брезента, которым мы с Лешей прикрыли все приобретенное богатство. Я подумала, что надо будет отдариться. Где-нибудь раздобуду пару ящиков гранат и привезу сюда. Пусть у Виталия Кузьмича будут и гранаты.

209.

В штабе я, наконец, увидела Романова. Аристарх Ксенофонтович с гордостью доложил, что завтра будет готова вся партия арбалетов и что сегодня можно уже опробовать первые два. Сунулась к Жукову, он был занят. Поэтому я с чистой совестью доложила дежурному, что поехала на стрельбище заниматься вооружением для партизан, и что буду через два часа. После этого Леша отвез нас на полигон. Там мы все трое опробовали арбалеты. К моему удивлению лучше всех стрелял Леша. По его словам в деревне он был лучшим стрелком из лука и самострела. Вот это и пригодилось.

Тут я решила, что настала пора вооружить Романова.

– Аристарх Ксенофонтович, а какой пистолет вы предпочитаете?

– Я, Анечка, по старинке люблю наган.

– Получите и распишитесь.

Я торжественно вручила наганы Леше и Романову. Романов с ходу расстрелял весь барабан с таким мастерством, что можно было и не смотреть на мишень. Но Леша не удержался и сбегал. Все яблочко было выбито. Вот что значит старая школа! После этого Романов дал Леше урок стрельбы из нагана. Одно из достоинств нагана как раз в том, что из него легче всего научиться стрелять. И Леша минут через тридцать смог попадать в корпус мишени на дистанции 25 метров. Уже что-то. После этого я вручила Романову маузер. Его восхищению не было предела.

– Ну удивили старика, Анечка. Где вы только раздобыли такую ценность? В гражданскую это был самый популярный пистолет. И самый редкий, между прочим.

Потом все дружно учились стрелять из ППШ. Тут я была вне конкуренции – все-таки занятия у Ипполитова не прошли даром. Романов самокритично признал, что стреляет пока на троечку, а Леша пулял в белый свет, как в копеечку. В заключение я преподнесла Романову трость. Надо отдать старику должное – он сразу смекнул, что это за штука, и за пару минут нашел на рукояти кнопочку, нажав на которую можно было выдернуть из трости узкое почти полуметровое лезвие.

По дороге в штаб Романов еще сказал, что сегодня вечером в ЦК КП Белоруссии по указанию Пономаренко будет проведена закрытая выставка вооружения для партизанских отрядов. Там будут выставлены мины, привезенные Стариновым и Файнбергом. Неплохо бы показать там наши арбалеты и ловушки, часть из которых тоже готова. Договорились, что пока я буду в штабе, он с Лешей отвезет все имущество на эту выставку. Романов останется там, а Леша вернется за мной и отвезет туда сразу, как только я освобожусь в штабе.

По приезде в штаб я первым делом нашла начальника охраны Жукова, майора Серафимова, и потихоньку выманила его наружу к моей машине. Там, стараясь не привлекать лишнего внимания, вручила ему ППШ с дисками. Майор оценил подарок и спросил, чем может отблагодарить. Я сказала, что нет ничего проще – мне нужно надежное место, где я могу хранить свой арсенал. Кроме того, мне нужно три ящика гранат. Серафимов место для хранения нашел сразу, а гранаты обещал предоставить завтра. Посмотрел на мой арсенал и сказал, что давно хотел раздобыть парабеллум. Для хорошего человека не жалко, и Серафимов получил еще и парабеллум. Все остальное мы с Лешей быстро выгрузили в выделенную нам клетушку, которая надежной решеткой была отделена от остального помещения оружейной комнаты. Согласно распоряжению Серафимова доступ к этой комнатке будет только у меня.

После этого я отдала машину в распоряжение Романова, а сама пошла к Жукову, надеясь, что он уже остыл. Оказалось, что Жуков не то, чтобы остыл, а просто ему не до подобных пустяков. Он как раз проводил совещание командармов и комкоров. Оно только началось и я успела просочиться на свое место. К моему удивлению Жуков зафиксировал мое появление и, как показалось, даже слегка усмехнулся. Услышав его первые слова, я поняла, почему генерал сменил гнев на милость.

– Товарищи генералы. Сегодня в наш округ поступила Директива из Генерального штаба, в которой предписано привести все войска пограничных округов в состояние повышенной боевой готовности. Срок исполнения – 21 июня. Сразу могу сказать, что если бы мы не начали подобную работу еще неделю назад, то, учитывая проблемы с транспортом, не сумели бы выполнить эту директиву, даже работая все 24 часа в сутки. А теперь я надеюсь, что уже завтра могу с чистой совестью рапортовать о выполнении этой директивы. Прошу доложить, как обстоят дела в армиях и корпусах, а также состояние с авиацией.

После этих слов по порядку отчитались все командующие армиями и корпусами. Они доложили о выводе частей из мест постоянной дислокации, о получении боекомплектов для стрельб, о начале минирования мостов и танкоопасных направлений, а также о подготовке ориентиров для артобстрелов на основных дорогах, ведущих вглубь страны. Отдельно отчитался командующий авиацией генерал Копец. Я думала, что все так и закончится тихо и гладко, но тут взял слово начальник особого отдела округа и заговорил об активизации диверсионной деятельности в нашем округе. Правда его цифры заметно отличались в меньшую сторону от данных, которые я видела в НКВД. Где-то произошла нестыковка. Жуков заметил, что при этом докладе я заерзала, и вдруг перевел стрелки на меня, предложив заслушать по этому вопросу представителя НКВД. Все уставились на вскочившую меня, и я почувствовала, что уши сами по себе краснеют. Но нужно держать фасон.

210.

Решив, что данные, с которыми я ознакомилась в НКВД, хотя и секретные, но могут быть оглашены на этом не менее секретном совещании, я добросовестно пересказала все цифры. Потом, пустившись во все тяжкие, изложила основные мысли, которые мы с майором Григорьевым написали в аналитическом отчете. Затем, чтобы присутствующим здесь генералам жизнь медом не казалась, заявила, что пока были только цветочки, а ягодки начнутся завтра – послезавтра.

– Дело в том, товарищи, что сейчас количество диверсионных групп и число членов в каждой будет быстро возрастать. И, что самое неприятное, если в ближайшее время начнутся боевые действия, то активность диверсантов еще возрастет. Следовательно, выделять бойцов в помощь НКВД придется и после начала боевых действий.

Этими словами я как будто воткнула всем шило пониже спины. Присутствующие недовольно загудели. Я выждала минуту и максимально спокойным тоном сказала.

– Товарищи, если у вас есть другие варианты, то НКВД Белоруссии с удовольствием их рассмотрит. Но у нас просто не хватает пока сил. Поэтому либо армия поможет НКВД, либо наши войска все время будут получать пули и ножи в спину.

Я позволила себе слегка улыбнуться и добавила.

– Поймите, ни одна женщина не в силах дать больше того, что она имеет.

Тут, наконец, меня поддержал Жуков.

– Товарищи генералы. Напоминаю, что диверсионные удары являются одной из существенных составляющих современной немецкой стратегии блицкрига. Чем больше диверсантов мы ликвидируем, тем надежнее будут наши тылы. Поэтому приказываю выделять столько бойцов, сколько будут требовать органы. Мы уже договорились с товарищем Цанавой, что они будут запрашивать минимально необходимое число бойцов и только из стрелковых подразделений. Кроме того, уже по нашей просьбе НКВД будет выделять своих сотрудников в помощь нашей контрразведке, в которой, к сожалению, большая нехватка квалифицированных сотрудников.

На этом совещание закончилось. Командующие стали расходиться, а я подошла к начальнику особогоотдела округа, полковнику Еремину, который после моего выступления на совещании явно был не в духе.

– Товарищ Северова. Почему вы мне раньше не сообщили данные, которые привели на этом совещании?

– Товарищ полковник. Так я только приехала из НКВД, где сама впервые увидела эти цифры. Я физически не могла вам их сообщить. Кроме того, мне кажется, что у вас могут быть сведения о группах, которые не попали в сводку НКВД.

– Да? – полковник, видимо, решил сменить гнев на милость. – Тогда хотелось бы сверить наши данные. У вас, конечно, с собой их нет?

– Так точно. Их можно получить только по официальному запросу. Но я почти все помню. Покажите мне ваши данные, и я по памяти постараюсь сравнить.

Еремин провел меня в свой кабинет, где вытащил папку со свежими данными о диверсионных группах. Как я и предполагала, трех групп, выявленных военными контрразведчиками без участия НКВД, в отчетах НКВД точно не было. Судя по всему, обмен информацией между НКВД и военной контрразведкой пока еще далек от совершенства. Надо будет это учесть при очередной встрече с товарищем Цанавой. Я передала Еремину все координаты для запроса нужных материалов в НКВД, после чего пошла к Жукову отпрашиваться для визита к Пономаренко. У генерала дел было выше крыши, поэтому он, даже не дослушав меня, кивнул и отпустил.

Леша уже ждал меня у штаба. Я хотела сразу прыгнуть в машину, но сама себя притормозила. Решила, что нехорошо ехать к Пономаренко с пустыми руками. Смоталась к своему арсеналу и прихватила Вальтер и люгер, уже решив, что и кому вручу. При этом подумала, что может быть стоило набрать побольше пистолетов у Виталия Кузьмича. А то такими темпами скоро мои запасы закончатся.

Моя предусмотрительность пошла на пользу. И Пономаренко, получивший Вальтер, и начальник его охраны, которому я вручила парабеллум, буквально растаяли от восторга. Посмотрев на выражение их лиц, я поняла, что теперь смогу с полпинка открывать любую дверь в ЦК КП Белоруссии. Воистину «борзые щенки» – это большая сила.

211.

Вся выставка разместилась в комнате по размерам примерно соответствующей школьному классу. Сходство с классом придавали и столы, на которых были размещены экспонаты. Само собой, что наибольший интерес у немногочисленных посетителей, среди которых были и все секретари обкомов, вызывали столы с минами, около которых гордо прохаживался невысокий очень подвижный человек в форме полковника РККА. Я так поняла, что это и есть широко известный в очень узких кругах Илья Старинов. Я пристроилась в свите Пономаренко, который в данный момент очень внимательно рассматривал одну из новинок – поездную мину. Мина действительно была очень интересной. Чего только в ней не было: и сигнальная лампочка для проверки правильности установки мины, и ампула с серной кислотой, которую нужно было в определенный момент раздавить, чтобы мина, после разъедания нитки, встала на боевой взвод, и батарейки для подрыва взрывателя. И, что придавало «пикантность» мине – она была неизвлекаемой. То есть после того, как мина поставлена, разминировать ее было невозможно – только взорвать. Я представила, какие неприятности ожидают немцев, и облизнулась, как кот на сметану. Но, к моему удивлению, товарищ Пономаренко не проявил такого же восторга. Он внимательно выслушал все объяснения Старинова, посмотрел на электрическую схему и как-то задумчиво сказал

– Пожалуй, сложна. Вон сколько вы накрутили замыкателей-предохранителей!.

Эти слова заставили меня задуматься. Я внимательнее посмотрела на схему, которая, на мой взгляд, не представляла из себя чего-то сильно сложного (мы на лабораторках по электричеству возились со схемами посложнее), и не удержалась от вопроса.

– Скажите пожалуйста, товарищ полковник. А зачем лампочку вворачивать и выворачивать. Оставили на месте и все.

На этот вопрос и Старинов, и Пономаренко улыбнулись.

– Дело в том, Анна Петровна, – ответил вместо Старинова Пономаренко, – что подобные лампочки у нас в большом дефиците. Вы, наверное, забыли, что у нас все автомобили ходят только с одной фарой. Это из-за того, что не хватает таких лампочек на вторую фару.

Да, вот этого я действительно не ожидала. А тогда зачем эта лампочка вообще?

– Простите, а, может быть, тогда вообще обойтись без этой лампочки? И схема станет проще.

– Но тогда мы не сможем проверить правильность установки мины, – не выдержал уже Старинов.

– Так ведь вы, товарищ Старинов, сами сказали, что мину может устанавливать только специалист. Вот пусть у этого специалиста будет приборчик из лампочки и двух проводочков с зажимами (я чуть было не брякнула «тестер с крокодилами»^[77], но вовремя спохватилась). На время установки мины он прицепит зажимы к нужным контактам, а потом отцепит. Тогда вы еще сэкономите на патроне для лампочки.

Судя по выражению лица, Старинову мое рацпредложение не очень понравилось, а Пономаренко, напротив, воодушевился.

– Попробуйте, Илья Григорьевич. Анна Петровна не будет настаивать на соавторстве.

– Конечно, нет. Это же просто так, чтобы облегчить работу.

Старинов решил сменить гнев на милость и кивнул.

– Проверим. Если получится, то так и будем делать.

Когда мы отошли от этого стола, Романов, стоявший, как оказалось, рядом, шепнул мне.

– Знаете, Анечка. А вместо ампулы с серной кислотой, разъедающей нить, можно вполне использовать хлопчатобумажную нитку нужной толщины, окуная ее предварительно в электролит. Или вообще привязать к нитке проволоку, и потом обрывать нитку с безопасного расстояния.

Я пощелкала мозгами и согласилась.

– Только не будем сейчас говорить это, Аристарх Ксенофонтович, а то полковник совсем обидится. Мы это как-нибудь потом, между делом.

– А еще, Анечка, я тут послушал лекции уважаемого Ильи Григорьевича о методах ведения партизанской борьбы. Вот это, доложу я вам, очень интересно. Жаль только, что нет никаких печатных материалов по этому поводу.

212.

А ведь это мысль! Нужен какой-нибудь компактный справочник для партизан. Содержащий описания мин, оружия и прочие полезные сведения. Я не удержалась и снова посунулась к Пономаренко.

– Пантелеймон Кондратьевич. Вот у товарища Старинова очень много полезных наработок по ведению партизанских действий. Возможно, что такие наработки есть и у других специалистов. Хорошо бы на их основе издать небольшой справочник для партизан.

Услышав мои слова, Пономаренко очень оживился.

– Знаете, Анна Петровна. Я сам уже подумывал про нечто подобное. Проблема в том, что указание на создание такого справочника могут дать только Генштаб и НКВД. Тут вам все карты в руки. Поговорите с Георгием Константиновичем, он направит запрос товарищу Шапошникову, а к товарищу Берия вы можете, как я знаю, обратиться напрямую. Впрочем, товарищ Цанава тоже поддержит. Если спросят о моем к этому отношении, то смело можете сказать, что не только одобряю, но и готов наладить издание такого справочника у нас в Белоруссии.

За разговорами перешли к столам, на которых мы выложили арбалеты и заготовки для ловушек. Тут настала очередь скептически хмыкать полковнику Старинову. Про арбалеты он ничего не сказал, но вот ловушки воспринял очень скептически.

– Вы полагаете, товарищ лейтенант, что эти дощечки с гвоздиками будут эффективнее мин?

– Никак нет, товарищ полковник. Мины, разумеется, вне конкуренции. Вот только можете ли вы или кто-либо еще гарантировать бесперебойное снабжение минами всех партизанских отрядов?

– Понятное дело, что на войне таких гарантий никто дать не может.

– Вот именно. А тут из подручных и очень дешевых средств можно сооружать ловушки, которые с гарантией будут выводить из строя солдат противника, а если при преследовании будут использоваться собаки, то и собак. И для постановки такой ловушки не нужно никаких специальных знаний: несколько дощечек, гвозди, молоток и лопата. Это будет по силам даже подростку. Так что, когда есть мины (на худой конец – гранаты) и саперы – ставим мины, а когда нет – используем подручные средства.

Старинов ухмыльнулся, но дальше спорить не стал и отошел. Пономаренко, увидев, что я надулась, сказал, что завтра выберет завод, на котором сделают столько арбалетов, сколько нужно, и подготовят гвозди и дощечки.

– Даже, если мин будет в достатке, Анна Петровна, то доски и гвозди не пропадут. Им всегда найдем применение.

На этой мажорной ноте я, оставив Романова на выставке, покатила в штаб округа. Там была обычная круговерть, вызванная дневным выступлением Жукова. Сам генерал армии давал очередную накачку генералам, причем сейчас «именинниками» были танкисты. Так как при начале я не присутствовала, то причину такой накачки не уловила, зато набор «идиоматических выражений» мне был уже знаком. Я с сочувствием посмотрела на выходивших из кабинета командующего генералов (вспомнила утро), и зашла к Жукову. Он, кажется, тоже вспомнил утро. но было видно, что основной запал уже прошел.

– Что там еще у вас, товарищ Северова?

– Я, товарищ генерал армии, только что от товарища Пономаренко. Тут возникла идея подготовить нечто вроде компактного справочного пособия для партизан с различными полезными сведениями. Но приказ о создании такого пособия может отдать только Генштаб по согласованию с НКВД. С товарищем Берия я готова связаться сама, но вот Генштаб – это не для меня. Товарищ Пономаренко велел передать, что, при положительном решении, тиражирование такого справочника он обеспечит, так как считает это крайне важным.

– Хм. Идея хорошая. Подготовьте текст и за моей подписью отправим шифровку сразу в два адреса: в Генштаб и Наркому НКВД. Себя укажите, как исполнителя. Товарищ Берия все поймет.

– Разрешите, товарищ генерал армии, я отправлю эту шифровку из республиканского НКВД, чтобы товарищ Цанава тоже был в курсе.

– Хорошо, что вы и об этом помните. Ладно, несите быстрее текст.

Я быстро набросала текст сообщения, Жуков кое-что уточнил и завизировал. После этого я поехала в НКВД. Там довольно быстро попала к товарищу Цанаве, который тоже идею со справочником одобрил, поставил свою визу и отправил меня к шифровальщикам. Так что через час шифровка ушла по адресатам, а я со спокойной душой отправилась в общежитие, чтобы придти в себя после этого довольно суматошного дня. Правда, сразу придти в себя мне не удалось. Все свербила какая-то мысль, что я что-то упустила, о чем-то недодумала. Я ходила по комнате, смотрела то в пол, то в потолок, но так и не сообразила, что же именно меня не устраивает или, точнее, о чем я в суматохе забыла. Наконец, плюнула на все и улеглась. Может, во сне увижу то, о чем не могу сообразить наяву.

213.

Утром за завтраком я подумала, что неплохо бы узнать в республиканском НКВД мнение об аналитической записке, которую мы подготовили с майором Григорьевым. И тут сработало! Я, наконец, поняла, что не давало вчера мне покоя. Почему я зациклилась только на тех диверсантах, в задержании которых принимала участие? Ведь только за вчерашний день было выявлено более десятка диверсионных групп. А по каким признакам их выявили? Есть ли другие аналитические записки? Кто их составляет и кто обобщает? Отчеты пишут все – это я точно знаю. А вот насчет подобных записок у меня такой уверенности нет. Иначе майор точно бы мне об этом сказал. Нет, конечно, кто-то наверху отчеты читает и, возможно, по этим отчетам составляет свои, сводные отчеты и так далее. Со временем из этих отчетов делают выводы и вырабатывают рекомендации. Вот только «со временем» нам не годится. Нам нужно «здесь и сейчас». И для этого «здесь и сейчас» нужна хорошая статистика. Я бы даже сказала база данных по выявленным диверсантам. Плохо только, что под рукой нет ни ПК, ни Микрософт Аксесс. Значит, таблицы я построю с учетом того, что обрабатывать их придется вручную. Но технологию перекрестных ссылок использую. Осталось только определить, какие таблицы нужны и какие графы следует в них задать. Одна я тут не управлюсь. Нужен консультант. Следовательно, пора опять бить челом майору Григорьеву.

Придя в штаб, я первым делом позвонила в Барановичи. Майор, как всегда был на месте и мою мысль подхватил с лета.

– Вот что, Анюта. Договорись со своим генералом и поскорее добирайся до Барановичей. Мы тут посидим, помозгуем, после чего нужно будет по всей западной части нашего округа собрать информацию. С Лаврентием Фомичем я этот вопрос согласую. Давай, не теряй времени. На все, про все у нас будет не более двух дней.

– Поняла, товарищ майор. Иду к товарищу Жукову.

Как только у генерала образовалось окошко, я тут же просочилась к нему в кабинет.

– Здравия желаю, товарищ генерал армии. Появилось одно срочное дело.

– Здравствуйте, Анна Петровна. Насколько я уже знаю, у вас все дела срочные. Это только у меня все не к спеху. Ладно, слушаю вас.

– Товарищ, генерал армии. Сейчас будут все больше задерживать диверсантов, поэтому необходимо срочно организовать сбор данных по всем задержанным. Я договорилась с майором Григорьевым, он поможет составить вопросник, после чего я хочу собрать информацию по всем выявленным диверсионным группам и срочно ее обобщить. На ее основе срочно напишем некие общие рекомендации. На все планирую два дня, точнее полтора: половина дня сегодня и весь завтрашний день. Эти данные помогут нам в следующие дни более эффективно выявлять диверсантов.

Выслушав меня, Жуков хмыкнул и с ехидцей посмотрел на меня.

– Да, вижу, что конкуренции с вашей стороны ни я, ни товарищ Берия можем не опасаться. Вы даже вполне разумную инициативу ухитряетесь подавать так, что она становится практически нереализуемой. Вопросник с помощью майора Григорьева вы составите. В этом нет сомнений. Уверен даже, что вопросник будет хороший. Но для сбора информации вы планируете путешествовать по пограничным областям и опрашивать старших патрулей для заполнения вашей таблицы. Насколько я помню, уже было выявлено чуть менее двух десятков диверсионных групп. Сегодня это число увеличится. Посчитайте, сколько вам потребуется времени для проведения опроса только одного патруля, и перемножьте полученные числа.

Пока генерал говорил, я почувствовала, что уши и щеки начинают краснеть. К моему стыду, про это я совсем не подумала. А Жуков, тем временем, продолжал.

– Поэтому сделаем так. Вы согласовываете этот вопрос с товарищем Цанавой, после чего отправляетесь в Барановичи. Пока вы будете там составлять ваши таблицы-опросники, Лаврентий Фомич создаст группу из нескольких человек. Вы перешлете им ваши опросники и они разъедутся по областям. А вы останетесь у Григорьева и будете ждать материалы. Все получите по спецсвязи и сразу выработаете упомянутые вами рекомендации. С помощью того же Григорьева. Тогда результат будет, как вы говорите, «здесь и сейчас». Можете сказать товарищу Цанаве, что для быстроты я выделю для его людей два самолета. Все понятно? Выполняйте. Утром 21-го жду от вас доклад.

После такого урока я вышла из кабинета командующего красная, как рак. Селиванов, дежуривший у дверей, с удивлением на меня посмотрел. Понятное дело: никакого шума и разноса не было слышно, а от моей физиономии можно прикуривать. Еще бы. Давно никто меня так не умывал. И ведь все по делу. Ведь стоило мне чуть подробнее поговорить с Валентином Петровичем, он сам бы навел меня на эти мысли. А теперь вот оскандалилась. Ладно, нужно компенсировать быстрым и четким выполнением задания.

214.

Первым делом озадачила дежурного на предмет резервирования двух самолетов для использования по запросам из республиканского НКВД. Уже собралась ехать к товарищу Цанаве, но вспомнила, что вчера мне обещали три ящика гранат. Побежала в свою каморку – Серафимов не подвел. Вот они, ящички. Позвала Лешу, и он быстро доволок два ящика до машины. Как раз по дороге к товарищу Цанаве успею на десять минут заглянуть на склад. Там, правда, потратила не десять минут, а все полчаса, потому что дежурный меня не знал и не торопился вызывать Виталия Кузьмича. Но мне все-таки удалось его уговорить. Виталий Кузьмич сначала решил, что я еще что-то решила выцарапать, но, увидев, с чем я к нему приехала, растаял.

– Не ожидал, товарищ лейтенант. Честно скажу – не ожидал. Первый случай в моей практике. когда вот так приезжают и говорят: «Вот тебе, Виталий Кузьмич, арсенал. Бери и пользуйся.» Большое спасибо. Может сейчас еще что-нибудь интересненькое себе подберете?

– Большое спасибо, товарищ младший лейтенант, но я сейчас улетаю в командировку. Вот послезавтра вернусь, может что и надумаю.

– Тогда счастливого пути. Буду ждать.

У товарища Цанавы я долго не задержалась. Он полностью одобрил предложение, тут же согласовал все с Григорьевым, после чего, сказал, что группа из десяти наиболее толковых оперативников будет ждать анкету и «как только, так сразу» направится по областям и районам.

– Давайте, товарищ Северова, действуйте. Все это действительно нужно сверхсрочно, поскольку времени осталось всего ничего, если получаемые нами разведданные верны.

У майора Григорьева я оказалась к обеду. К моей радости там я встретила Васю, который прикатил в облотдел со своими проблемами. По такому случаю мы вместе пообедали прямо в кабинете у майора, что позволило заодно провести обсуждение вопросника. Дальше Вася отправился по своим делам, а мы с майором еще час «изобретали» различные вопросы и заодно обсуждали, что и как будем писать в рекомендациях. Наконец, получился приемлемый вариант, который машинистка быстренько перепечатала в трех экземплярах. Один я оставила майору, один, на всякий случай, спрятала в чемоданчик и один отправила самолетом в республиканский НКВД.

Теперь у меня образовался перерыв в несколько часов, а точнее, до вечера, так как трудно было ожидать немедленных ответов. Поэтому я разыскала Васю, который уже собрался в обратный путь, и притормозила его.

– Пойдем-ка, Васенька, поговорим еще с Валентином Григорьевичем. Он, помнится, обещал выяснить судьбу партизанских баз в Белоруссии. Вот сейчас самое время об этом поговорить. Как-никак сегодня уже 19-е. Через три дня все должно начаться. А Гродно, между прочим, попадает под самый первый удар. Поэтому совершенно понятно, что нужно заранее знать, «куды бечь». Считай, что нам нужно будет место для размещения остатков роты НКВД, наших бойцов из районного НКГБ и, возможно, кого-нибудь из разбитых частей РККА. Да, еще нужно учесть пограничников – будем надеяться, что не все они погибнут. В Минске сейчас всеми такими базами занимается Пономаренко, но он далеко и у него будет еще несколько дней, а у тебя этих дней тут не будет. Так что за два дня нужно выяснить, есть что-то или нет, и если есть, то в каком оно состоянии. Может еще хватит времени на доставку туда еды и медикаментов.

– А что, Анечка, оружие туда доставлять не будем?

– Кое-что доставим, но вообще оружием мы всегда разживемся, благо в начале немцы, увлеченные наступлением, будут относительно беспечны. Пушки, конечно, мы у них не утянем, тем более, что они нам без надобности, но насчет автоматов и пулеметов с должным боезапасом я почти уверена. И гранат раздобудем.

– Понял. Пошли к майору. Я уверен, что у него что-то в запасе есть, раз он нам обещал.

215.

Когда мы с этим вопросом заявились к майору Григорьеву, то сначала он даже не понял, о чем мы собственно спрашиваем. А потом, разобравшись, захохотал.

– Ну, Анюта, ты даешь! Сколько времени прошло, а ты все это помнишь. Пойми, когда ты пару месяцев назад рассказала о будущей войне и о необходимости готовить партизанские базы, то в нашей стране была одна ситуация. А теперь совершенно другая. Тогда мысли о возможной войне с Германией были почти крамольными, и сведения о базах нужно было выяснять очень осторожно. Мне в то время удалось у одного из знакомых разведчиков узнать только о двух таких базах на территории Западной Белоруссии. А теперь, особенно после известного тебе совещания, на котором ты поспорила с товарищем Пономаренко.

При этих словах Вася, как-то обреченно вздохнул. Майор заметил это и прервал свою мысль.

– Вот Василий, учись у своей супруги. Она, отстаивая свою точку зрения, готова спорить даже с товарищем Сталиным.

Тут Васю проняло как следует. Он давно знал, что я упертая, но даже вообразить не мог, что до такой степени. А майор, тем временем, продолжил.

– Ты на том совещании относительно ситуации в Западной Белоруссии сказала сущую правду, товарищ Цанава тебя поддержал, и сейчас все идет по-другому. Теперь все сведения о существующих партизанских базах, равно как и о тех, которые только начали создаваться, переданы товарищу Пономаренко, и он занят как раз тем, что собирает и скрытно переправляет в выбранные точки провизию, медикаменты и оружие. Так что пусть вас с Василием эти вопросы не беспокоят. А вот что вам точно надо знать – это расположение ближайшей к Гродно базы, на которой сразу должны будут размещаться сотрудники НКВД/НКГБ, включая пограничников, после того, как наши войска отойдут под ударами немцев.

С этими словами майор вытащил из стола странную, на мой взгляд, карту, на которой все слова были написаны латинскими буквами. Приглядевшись, я поняла, что все надписи сделаны на польском языке. Валентин Петрович понял мое недоумение и кивнул.

– Да, эта одна из карт, захваченных у поляков. К огромному сожалению, наших подробных карт этой местности пока в природе не существует. И не только этой местности. Боюсь, что и с немцами нам придется воевать, используя их карты вместо наших. Так вот, возвращаясь к базам. Эта база пока не входит в общее число баз и, соответственно, гражданские про нее не знают. Про нее, кроме нескольких человек из нашего белорусского Наркомата, знаю только я и наш общий знакомый капитан Коротков. Теперь вот знаете еще вы с Василием. Вам еще нужно знать, что запасы продовольствия, сделанные на базе, рассчитаны на 30 человек на четыре месяца. При жесткой экономии там можно прокормить за этот же период 50 человек. Но не более. Зато, кроме еды, там есть еще некоторые вещи, которые во время войны всегда становятся дефицитными. Поэтому их можно будет обменивать у местного населения на еду. Это соль, сахар, мыло, керосин и некоторые другие предметы. Так что с едой особых проблем быть не должно. Оружия и боеприпасов там мало – будете добывать у немцев. Есть немного медикаментов и лекарств. К сожалению, таких волшебных средств, которые были у тебя, Анюта, в рюкзаке, там не будет. Но йод, марганцовка и бинты найдутся. Короче на основе этой базы сможет существовать мобильный партизанский отряд, выполняющий разведывательные и диверсионные функции. Там даже есть рация, которой, конечно нельзя будет пользоваться прямо на базе. Иначе запеленгуют и разбомбят.

Потом майор заставил нас с Васей заучить наизусть пароль и адрес проводника, потому что, как он сказал, сами мы, не зная тропинок, моментально утонем в окружающем базу болоте. На этом беседа про базу закончилась, и Вася отправился к себе в Гродно готовиться, как он сказал, к быстрой и тихой эвакуации. Он договорился с майором, что все наше отделение НКГБ моментально тихо слиняет из города при первой же бомбежке. Сначала присоединятся к штабу 3-й армии, а потом «как фишка ляжет». Я осталась ждать материалов из областей.

216.

После восьми часов вечера, наконец, стали поступать данные опросов патрульных групп. Как я и предполагала, реальные результаты несколько отличались от отчетных. В частности, число скрывшихся во время облав диверсантов оказалось процентов на двадцать выше, чем было указано в бумагах. К неожиданным неприятным открытиям следовало отнести то, что три группы диверсантов были одеты в форму сотрудников НКВД – значит и такая форма у немцев есть. Наверное, расчет был на то, что красноармейские патрули не будут останавливать командиров из НКВД, особенно в звании капитана или майора. То, что во главе патрулей оказались реальные сотрудники НКВД, готовые проверить документы хоть у господа бога, явилось для диверсантов полной неожиданностью. Зато два командира РККА оказались задержаны по ошибке – в их командирских удостоверениях не было ржавчины на скрепках, но патрульные упустили из виду, что удостоверения были новенькие, выданные взамен утраченных. Просто там скрепки не успели заржаветь. Этих командиров с извинениями отпустили.

Данные продолжали поступать, но после 22 часов я поняла, что уже не в состоянии все осмысливать. Майор Григорьев при всем своем желании не мог постоянно находиться рядом, так как у него и своих дел хватало, причем дела тоже были срочные. Поэтому, в конце концов, я заявила Валентину Петровичу, что уже не в состоянии делать ничего путного. Он только взглянул на меня и кивнул.

– Слушай, Анюта. Домой тебе ехать не с руки – два часа туда и утром столько же обратно. Поэтому иди ночевать к нам. Детей мы уже отправили на восток, поэтому место для тебя найдется. И Ирина Константиновна тебе обрадуется. Так что не спорь, а иди отдыхать.

А я и не подумала спорить. Шофер довез меня до дома, в котором сейчас проживала семья Григорьевых. Ирина Константинова, предупрежденная майором, угостила меня ужином, который, наверное, был очень вкусным, но я была настолько измучена, что ела чисто механически. Потом еле доплелась до кровати и вырубилась.

Утром я проснулась от шума за стеной. Это в кухне громко умывался Валентин Петрович.

– А, встала, наконец, Анюта! Я запретил Ирочке тебя будить. У тебя сегодня день будет может еще потяжелее вчерашнего.

Я посмотрела на часы. Ой, мамочки! Продрыхла почти до восьми часов.

– Извините, Валентин Петрович. Я явно перебрала со сном. Сегодня компенсирую интенсивной работой.

– В этом, Анюта, я не сомневаюсь. Давай быстрее за стол. На все про все у тебя двадцать минут. Считай, что последние деньки проводишь в комфорте.

Мы быстро позавтракали, после чего Валентин Петрович умотал на работу, а я еще некоторое время приводила себя в порядок. Но полдевятого уже была на месте. Материалов за ночь заметно прибавилось. Это понятно, так как патрулирование теперь ведется круглосуточно. Среди вороха сообщений и ответов на вопросы бросился в глаза отчет, помеченный городом Брестом. Вот это да! Правильно я вспомнила наше кино. В утренних сумерках там из вагонов стоящего в тупике товарного поезда неожиданно, как тараканы из щелей, повылезали диверсанты, одетые, само собой в нашу форму. Общим числом два взвода. Но майор Свиридов сдержал свое обещание. Внимательно посмотрев на дула нацеленных на них пулеметов и автоматов, диверсанты решили не искушать судьбу и сдались без единого выстрела. При этом нам досталась целехонькой рация в комплекте с радистом, который тут же дал сигнал об успешной заброске. Сейчас их уже начали трясти на предмет паролей, явок и заданий. Явно «процесс пошел».

Тут, как раз ко мне в комнату зашел майор Григорьев. Увидев, какую бумагу я сейчас читаю, улыбнулся.

– Мне минут двадцать назад звонил Ваня Свиридов. Просил передать тебе благодарность. Обещал в будущем прислушиваться ко всем твоим советам самым внимательным образом. Ты ведь эти сведения оттуда принесла?

– Так точно, товарищ майор. Там эта ситуация в нескольких кинофильмах была показана. Только в тех фильмах все диверсанты удачно прятались, а тут не вышло.

До обеда я читала и систематизировала поступившие и поступающие материалы, а после обеда вцепилась в майора Григорьева и мы, взяв за основу старую аналитическую записку и учитывая только что полученные результаты, стали составлять подробную инструкцию по выявлению и задержанию диверсантов. Наконец, третий вариант нам показался вполне приемлемым, и майор отдал его в печать. Пока все печаталось, мы успели поужинать. По совету майора я позвонила в штаб округа, доложилась и договорилась, что прилечу завтра утром. Потом я так же договорилась в республиканском НКВД. Перед тем, как снова отправиться в гости к майору я посоветовала дополнительно размножить материалы. Если в этом времени нет ксерокса, то фотоаппараты точно есть. Поэтому для страховки все страницы были аккуратно сфотографированы на пленку высокого разрешения. Валентин Петрович при этом сознался, что никогда не думал о подобном применении фотоаппаратов. То есть он, конечно, знал, что разведчики используют миниатюрные фотоаппараты для фотографирования секретных документов у противника, но то, что свои документы можно таким образом дублировать и архивировать, до него как-то не доходило. А ведь чего-чего, но хорошие фотоаппараты в НКВД есть и с фотопленкой тоже никаких проблем. Так что, не забывая о соблюдении режима секретности, можно очень быстро и просто копировать важные материалы. Да и перевозить фотопленку проще, чем пачку бумаги – сунул в карман и все в порядке.

217.

Рано утром я с двумя отпечатанными экземплярами в сопровождении двух бойцов покатила на аэродром. Через час я уже сидела в своей машине, и Леша вез меня сначала к товарищу Цанаве – ведь в первую очередь эти материалы предназначались именно ему. Вручив один экземпляр, я со вторым экземпляром приехала в штаб округа. Тут пора уточнить, что, начиная со вчерашнего дня, штаб уже переместился из Минска в область, в специально подготовленное резервное помещение. Там я вручила второй экземпляр начальнику особого отдела Еремину. Он тут же не просто прочитал, а самым внимательным образом изучил этот документ. Так как замечаний от него не последовало, то я решила, что с этим делом справилась. Значит можно докладывать командующему. Выслушав мой отчет, товарищ Жуков неожиданно заявил.

– Этой работой удовлетворен. Сейчас можете быть свободны до двадцати часов. Советую отдохнуть, так как ночь сегодня у всех нас будет бессонная.

– Спасибо, товарищ генерал армии. Пойду отдыхать, чтобы к вечеру быть в полной боевой готовности.

На самом деле сразу отправиться отдыхать не получилось. Сначала поехала на стрельбище. Настрелялась из всех своих стволов. Заставила стрелять Лешу. Он понемногу делает успехи. Из винтовки и пистолета уверенно попадает в корпус. Уже хорошо, если вспомнить с чего он начинал. С автоматом тоже есть подвижки. Так что скоро у меня будет шофер-стрелок, что всегда неплохо. А при стрельбе из арбалета он вполне может давать мне фору.

После стрельбы я самым тщательным образом вычистила свое оружие, а Леша, под моим присмотром, свое. Вот только после этого я со спокойной душой покатила в общежитие отдыхать. Там перед «дневным сном» еще раз прокрутила в памяти данные по партизанской базе, включая координаты проводника и пароль, после чего, наконец, успокоилась и, повертевшись в кровати минут десять, уснула. Проснулась, как по команде, полседьмого. Снова тщательно проверила все наличное оружие. Подобрала магазины к пистолетам – пачки патронов я хранила в штабе. Немного подумала и решила взять с собой все-таки баульчик вместо чемодана. Потом еще подумала и вместо баула взяла вещмешок. Сложила туда все необходимое и пошла на улицу. Леша меня уже ждал.

Сначала мы заехали в опустевшее здание штаба округа. Там я прошерстила свою каморку. Мы с Лешей распихали все, что смогли, по машине, пытаясь соединить несоединимое: чтобы ничто не мешало и чтобы все было под рукой. Кое-как справившись с этой задачей, мы поехали в реальный штаб. Там тоже было заметно меньше народа, по сравнению с обычными днями. Понятное дело – все командармы и комкоры разъехались по своим армиям и корпусам. Здесь теперь остались только штабные работники и, разумеется, вся служба обеспечения. Жуков о чем-то совещался с Климовских. Порученцев в комнату к командующему пока не приглашали. Поэтому я привычно нашла себе уголок и задремала. Где-то в районе часа ночи проистекло какое-то шевеление: из наркомата обороны пришел грозный приказ о приведении всех частей округа в боевую готовность. Так как реально все и так были готовы, то приказ просто перенаправили во все три армии округа. Теперь мне уже было не до сна. Я просто физически чувствовала, как нарастает напряжение. Хотя внешне все вели себя, как обычно – ходили, негромко переговаривались, писали какие-то бумаги, отсылали и принимали сообщения.

Где-то около трех часов ночи совещание у Жукова закончилось, он открыл двери своей комнаты и мы с Селивановым и Коротыгиным зашли внутрь. Оба генерала выглядели чем-то довольными. При мне Жуков снял трубку и позвонил командующем авиацией генералу Копцу.

– Иван Иванович. Поднимай дежурные истребители в воздух. При нарушении государственной границы и углублении чужих самолетов более, чем на 10 километров, приказываю открывать огонь на поражение. Да, никаких дополнительных приказов сверху. Пролетел глубже 10 километров – значит это уже не провокация, а грубое нарушение государственной границы.

Положив трубку, Жуков осмотрел комнату, которая без привычных портретов на стенах выглядела как-то необычно.

– Ну что товарищи. Будем ждать. Посмотрим, правильно ли нас информировала наша разведка. Думаю, что в течение часа или двух все станет ясно.

Как раз при этих словах на столе у Жукова зазвонил телефон. Жуков снял трубку, и даже при не очень ярком свете я отчетливо увидела, как его лицо посерело. Послушав несколько секунд, он только сказал: «Спасибо, я понял», – и положил трубку. Тут же зазвонил второй телефон. Снова: «Спасибо, я понял.» После этого Жуков снял трубку телефона правительственной связи.

– Товарища Сталина. Жуков, срочно. Товарищ Сталин, докладываю. Посты ВНОС только что сообщили, что государственную границу СССР начали пересекать самолеты в большом количестве. Точное число нарушителей пока неизвестно, но счет идет на сотни. А пограничные части подвергаются интенсивному артиллерийскому обстрелу. Товарищ Сталин. Это ВОЙНА!

Конец первой книги

1

кандидат в мастера спорта

2

Речь идет о фильме «Человек за бортом» С Куртом Расселом и Голди Хоун

3

Аня вольно интерпретирует определение материи, как объективной реальности, существующей независимо от нашего сознания и данной нам в ощущениях… В.И. Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм».

4

Всего писателей – Толстых было три, и все графы. Лев Николаевич Толстой, Алексей Константинович Толстой, написавший эту пьесу и много других хороших произведений, и Алексей Николаевич Толстой (автор Буратино и трилогии «Хождение по мукам»), который в 23 году вернулся в СССР. Именно А.Н. Толстого Сталин стал называть «наш советский граф».

5

Имеется ввиду сигнальная стрелка на шахматных часах. По мере приближения контрольного срока она начинает подниматься. После падения флажка шахматисту, не успевшему сделать положенное число ходов, засчитывается поражение.

6

Средство передвижения из фильма Кин-дза-дза. Скрипит, дребезжит, но перемещается. А с гравицапой так вообще летает.

7

Черт побери

8

Поцелуй меня в зад

9

МЗП – малозаметные препятствия

10

поручник – воинское звание в польской армии, соответствует старшему лейтенанту.

11

Где умный человек прячет лист? В лесу… А если ему надо спрятать мертвое тело, он прячет его под грудой мертвых тел.

12

Аня вспоминает роман М. Булгакова «Собачье сердце», в котором профессор Преображенский советовал не читать никаких газет.

13

А. Пушкин «Сказка о царе Салтане»

14

Дж. Уиндем «День триффидов»

15

Аня не совсем точна в своих воспоминаниях. Это был не фильм, а телевизионный спектакль по пьесе Н.Ф. Погодина «Кремлевские куранты».

16

барон Мюнхгаузен, ухватив себя за волосы, вытащил самого себя и коня, на котором сидел, из болота.

17

Из послания Сталина Гитлеру в ответ на поздравления с шестидесятилетием.

18

Собственно название парабеллум – это перевод с латинского para bellum – готовься к войне.

19

Автор сам был свидетелем подобного случая. Заслуженный мастер спорта Анатолий Харлампиев именно таким наглядным образом объяснял этот прием своему ученику – мастеру спорта по самбо.

20

Рокадная дорога (иногда просто рокада)– дорога, идущая параллельно линии фронта.

21

Подобный трюк проделал знаменитый ученый-физик Роберт Вуд. Он шел через негритянский квартал и во время прогулки плюнул в лужу. При этом незаметно подбросил в воду кусочек чистого натрия. Тот, согласно всем законам химии, стал вытеснять из воды водород (для интересующихся приведу уравнение реакции: 2Na + 2H2O = 2NaOH + H2?), который из-за сильного нагрева загорелся (2H2 + O2 = 2H2O). Негры заорали, что по кварталу ходит черт и плюется огнем.

22

В этом фильме крупный жулик выдает себя за святого и для доказательства своей святости исцеляет другого (мелкого) жулика, которого замечательно сыграл тогда еще молодой Игорь Ильинский.

23

Иван Иванович Дудкин – первый ректор МЭИ

24

Подобные объяснения вы найдете в любом современном учебнике физики для 10 класса

25

Описание этого метода с хорошими иллюстрациями есть в Интернете

26

Академик А.Е. Шейндлин

27

Голубцовой это удалось, так как она была женой наркома Маленкова. Впрочем, данное решение распространялось не только на специалистов МЭИ, но они оказались в числе первых.

28

В Реальной Истории архивы Л.П. Берия считаются утраченными. По основной версии они были уничтожены по приказу Н.С. Хрущева, который панически боялся и самого Берия, и собранного им компромата.

29

Пушкину приписывают следующие стихи: «Саранча летела, летела и села; сидела, сидела, все съела, и вновь улетела.»

30

И. Ильф, Е. Петров «12 Стульев»

31

Цитата из рассказа М.М. Жванецкого

32

Л. Кэрролл, «Алиса в стране чудес»

33

В то время писали ручками со вставными стальными перышками. Перышки тупились, а иногда ломались. Сломанное перышко вынималось из ручки и заменялось на новое. Написанное нужно было промокать специальной «промокашкой», иначе чернила высыхали слишком долго. Промокать нужно было и кляксы, чтобы не развозить их по бумаге.

34

Опорный прыжок в гимнастике

35

Название одного из шахматных дебютов

36

Речь идет о кинофильме «Клан пещерного медведя», в главной роли Дерил Ханна.

37

Вот примерный текст анекдота. Сидит мартышка на берегу реки, держит в руках толстое бревно, к которому привязана веревка. Другой конец веревки в воде. Мимо идет слон. Увидел мартышку, остановился и спрашивает: «Мартышка, а что ты тут делаешь?» «Дай сто рублей, тогда скажу,» – отвечает мартышка. Слону стало очень интересно, он дал мартышке деньги и ждет ответа. «К другому концу веревки привязан ботинок. На него я ловлю крокодилов.» «Ну и дура же ты мартышка, – говорит слон. – В этой реке никогда не было крокодилов». «Может и дура, – отвечает мартышка, – но пятьсот рублей в день имею.»

38

Игра в блиц, или «молниеносные» шахматы. При этом каждому из противников дается на всю партию 5 или даже 3 минуты. У кого упадет флажок – тот проиграл, даже если следующим ходом он мог поставить мат.

39

Аня вспоминает роман И.Ильфа и Е. Петрова «12 стульев». Там Остап Бендер, давая сеанс одновременной игры в шахматы, «твердо знал, что ход е2-е4 ему ничем не грозит».

40

Шахматистов адресую к партии Юдович-Ботвинник, 1966г. Опубликована, например, в «Шахматном творчестве Ботвинника», т.3, 1968г., стр.331.

41

В этих словах ударение на первом слоге.

42

Эпизод из кинофильма «Джентльмены удачи».

43

В то время Вера Менчик была чемпионкой мира по шахматам среди женщин.

44

Немного искаженная цитата из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова: «Правду говорить легко и приятно».

45

А.С. Грибоедов «Горе от ума».

46

«Там какой-то дядя с большими ушами вашей маме букет цветов подарил!» – мультфильм «Зима в Простоквашино»

47

Согласно мифу, Валаамова ослица вдруг заговорила человеческим языком.

48

В «Божественной комедии» Данте Алигьери Вергилий был проводником по Аду.

49

Строки из известной песни 40-х годов, исполнявшейся Леонидом Утесовым.

50

Рамзай – позывные группы советского разведчика Рихарда Зорге, работавшего в Японии.

51

Б.М. Шапошников в 1929г. написал работу «Мозг армии», посвященную анализу деятельности генерального штаба при подготовке и ведении войны.

52

П.К. Пономаренко в это время был первым секретарем ЦК компартии Белоруссии

53

В одной из песен Высоцкого есть слова «Жираф большой, ему видней.»

54

Н.В. Гоголь, «Женитьба»

55

«Я дам вам Парабеллум. – Не надо, – твердо сказал Кислярский.» И. Ильф, Е. Петров. «12 стульев»

56

«… Ах! от господ подалей;

У них беды себе на всякий час готовь,

Минуй нас пуще всех печалей

И барский гнев, и барская любовь.»

А.С. Грибоедов, «Горе от ума»

57

Речь идет о знаменитом Панине-Коломенкине, олимпийском чемпионе 1908г. по фигурному катанию и 12-кратном чемпионе СССР по стрельбе из пистолета.

58

Это темное место в РИ. Сборы ежегодно начинались 15 июня. При этом все войска выводились из казарм в летние лагеря. Но именно в 1941 году в указанное время учения не начались, поэтому для практически полного уничтожения войск, расположенных вблизи границы, немцам не потребовалась даже авиация – все решил массированный артобстрел с территории бывшей Польши. Расположение казарм немцы знали с точностью до метров.

59

В романе Генриха Сенкевича «Потоп» посол воеводы Чернецкого, пан Заглоба, с помощью хитрости и лести уговорил маршала Любомирского вести совместные военные действия против шведов.

60

См. роман О. Бальзака «Шагреневая кожа»

61

Полевой устав РККА 1939г.

62

В. Высоцкий, «Рецидивист».

63

Для автора остается загадкой, почему в РИ в армии перед войной была такая катастрофическая нехватка радистов. Спохватились только дней через 10, когда выяснилось, что Генштаб не получает информации о ходе боевых действий. Когда Сталин с Молотовым и Берия 29 июня (т.е. через неделю после начала военных действий!) приехали в Генштаб, то там царила полная растерянность, вызванная отсутствием информации с фронтов – не было связи! Генштабисты даже не знали, как исправить эту ситуацию. Только в июле при формировании народного ополчения сообразили спрашивать у новичков, кто знаком с радио. Их сразу же определяли в роты связи.

64

19 октября 1964г. в авиакатастрофе погиб маршал С.С. Бирюзов, который в то время был начальником Генштаба СССР и возглавлял правительственную делегацию, летевшую в Белград. Всего погибло 33 военачальника.

65

Вот анекдот полностью. «Петька прибегает к Чапаеву. Василь Иваныч, в лесу полно белых! Брось, Петька, не до грибов сейчас.»

66

Тут Аня неточна. После смерти товарища Сталина в марте 1953 года у власти оказался «триумвират» из Хрущева, Берии и Маленкова. Хрущев за спиной Берии сговорился с Маленковым и при поддержке армии (Жуков) Берия был арестован и быстро расстрелян (возможно, даже во время ареста). А полную власть Хрущев получил только в сентябре 1953 года, став Первым секретарем ЦК КПСС.

67

«Планета Целина» Музыка: О. Фельцман Слова: В. Харитонов

68

Аня вспоминает рассказ А.П. Чехова «Лошадиная фамилия»

69

В.И. Ленин, «О лозунге Соединенных Штатов Европы»

70

Тут есть некоторая неточность. Официально должность Хрущева называлась Первый секретарь ЦК КПСС (ну и Председатель Совета Министров до кучи). Очередным генсеком после Сталина стал Брежнев.

71

П. Ершов, «Конек-горбунок»

72

На самом деле, когда Берия принял НКВД после Ершова и провел там большие чистки, то в аппарате НКВД стало около 700 беспартийных сотрудников. Мало, но все-таки.

73

Владимир Богомолов. «Момент истины (В августе сорок четвертого)».

74

М. Лермонтов. «Бородино».

75

Название одной из частей романа Я. Гашека «Похождения бравого солдата Швейка».

76

Н.В. Гоголь, «Ревизор».

77

«крокодил» – это специальный металлический зажим на пружинке, у которого для более надежного схватывания есть много мелких зубчиков. По форме зажим очень похож на пасть крокодила. Отсюда и название.