Книга: Потерялась девочка



Потерялась девочка

Галина Демыкина

Потерялась девочка

Кто живет в этой книжке


Потерялась девочка
Потерялась девочка
Потерялась девочка
Потерялась девочка
Потерялась девочка

Глава 1

Как просто все начинается

Зоя, и ее мама, и ее тетя Янина переехали в новую квартиру. Сначала впустили туда кошку — так велела их прежняя соседка. Она и кошку дала. И сказала: «Можете не возвращать». Но мама ответила: «Что вы, такая прекрасная кошка». Соседка не сдавалась: «Вы не смотрите, что у нее одно ухо откусано, это в драке, потому что она — кот. А вообще-то ей, то есть ему, цены нет!»

Как только открыли дверь новой квартиры, бесценный кот кинулся в кухню и спрятался под плиту. Там ему было неудобно, но он, как и его прежняя хозяйка, никогда не сдавался и громко кричал. Под этот крик внесли вещи, расставили их и стали вбивать гвозди и ввинчивать шурупы для занавесок, зеркала и картин. Это была тяжелая и шумная работа! Хорошо, что мама все умела.

Самую прекрасную картину она повесила в свою комнату. Картина эта и раньше висела у мамы, и тетя Янина, когда показывала ее кому-нибудь, говорила тихо и почтительно:

— Это картина Тадеуша.

На картине был зеленый куст. Он разросся, задичал и напирал на полуповаленный старый забор, испещренный темными дырочками-норками жуков-короедов. Вдоль забора чуть прикрытая рамой картины вилась тропинка.

Ее протоптали. Ее кто-то протоптал. Зое всегда хотелось побежать по ней, сесть возле нагретого солнышком забора, вдохнуть запах веток и травы. И еще глянуть, что там белеет за забором. Там было что-то белое, а что — не рассмотреть.

Из Зоиной комнаты донесся стук — это мама приколачивала гвоздиками Зоины рисунки к стене. Мама думала, что дочке будет приятно жить среди этих картинок. Но Зоя все бы их отдала за ту картину, что у мамы в комнате.

— Зоя! — крикнула мама. — Иди помоги мне.

Зоя пришла.

— Принеси со стола рисунки, я не дотянусь.

Зоя принесла.

— Мам, я бы их все отдала за твою картину! — сказала она.

Мама засмеялась, но она держала гвоздь во рту, и поэтому смех получился как-то на одну сторону:

— Фы-фы-фы…

Вынув изо рта гвоздик, мама улыбнулась:

— Еще бы! — Потом добавила: — Конечно, дядюшка Тадеуш нам очень дальний родственник, но он знаменитый и прекрасный художник. И вполне мог бы передать тебе свой дар.

— Мам, а что такое «дар»?

— Это талант.

Зоя не поняла и немного помолчала. Потом опять спросила:

— Мам, а что такое талант?

— Это дар, — не задумываясь, ответила мама.

— Как так? — не поняла Зоя.

— А вот так! То, что подарено природой. Понятно?

— И что бы тогда? — спросила Зоя.

— Когда?

— Если бы дядюшка передал?

— Ты бы хорошо рисовала.

Зое вдруг стало обидно. Значит, маме не нравится, как она рисует?

— Ты все назло говоришь! — крикнула она. — Дар — это талант, а талант — это дар?! Да? И сперва должен был дать дядюшка, а теперь природа?!

В это время мама как раз нацелилась стукнуть по гвоздю, но от Зоиного крика промахнулась и попала по пальцу и ужасно рассердилась:

— А тебе не все равно, кто тебе чего-нибудь не дал. Ну, например, конфету — я или тетя Янина? Конфетыто у тебя нет!

— А у тебя есть? — живо спросила Зоя, но мама усмехнулась, покачала головой и вышла из комнаты.

И тут только Зоя поняла: как-то так получилось, что ей никто ничего не дал. И очень загрустила. Она вынула из портфеля краски, альбом и книжку, в которой непонятными буквами было написано про дядюшку Тадеуша. Вообще-то Зоя умела читать, но этих букв не знала.

В книжке были еще и картинки — такие, какие рисовал сам дядюшка Тадеуш, только уменьшенные. Зое особенно нравились там двое ребятишек. У них были круглые рожицы с круглыми глазами и почти по самые глаза нахлобученные островерхие колпачки. Как будто это вовсе не мальчики, а грибы. У одного тускло-оранжевая шапочка, у другого — тускло-розовая.

Зоя в альбоме нарисовала точно таких ребятишек, только колпачки им раскрасила поярче. Получилось очень красиво, может, даже лучше, чем у художника, — так показалось Зое. Да, намного лучше! «Что же это такое талант? — думала Зоя, водя кисточкой по бумаге. — И почему дядюшка не оставил его мне? Забыл или пожалел?»

— Мам, а где теперь дядюшка Тадеуш? — крикнула через комнату Зоя, забыв, что обиделась.

Мама открыла дверь, остановилась на пороге:

— Тетя Яня зовет нас лить чай.

Она говорила так, будто не слышала Зоиного вопроса. Но она ведь слышала, отлично слышала!

— Нет, мам, правда, где дядюшка?

— Какая разница? — суховато ответила мама.

— Но он жив?

— Запомни, Зоя… — Мамин голос звучал строго и торжественно. — Запомни, пожалуйста: художник всегда живет в своих картинах. Понятно?

Вот оно что! Зоя так и ахнула:

— В каких? — шепотом спросила она.

— Во всех.

— И в твоей?

— Ну разумеется.

Мама ушла, не закрыв дверь. По дороге она снова вбила какой-то гвоздик — маме хотелось, чтобы поскорей все вещи стояли, лежали и висели на своих местах. Из кухни долетал теплый запах только что испеченного капустного пирога. А Зоя все сидела за столом и думала, думала…

Вот что получается!.. Вот как все оборачивается! Видно, не зря тетя Янина, рассказывая о дядюшке Тадеуше, вздыхала: «Он, когда работал, весь уходил в свои картины!»

Зоя еще раз поглядела на ребятишек в своем альбоме. Теперь они ей понравились меньше.

А может, дядюшка все же этот дар для нее оставил, только не сказал, куда положил? Надо спросить у тети Янины.

Зоя захлопнула альбом и побежала на кухню, как вдруг…

Потерялась девочка

Глава 2

Люба Вилкина

…Как вдруг громко позвонили в дверь. Зоя, и мама, и тетя Янина кинулись открывать. За дверью стояла маленькая, очень сердитая девочка.

— От вашего шума, — сказала девочка, — у нас у всех головная боль.

— А ты кто? — спросила мама.

— Я Люба Вилкина. Мы здесь живем за стеной. Меня мама послала.

— Но, милое дитя, — заговорила тетя Янина, — мы только что переехали.

Люба очень удивилась, что она — милое дитя, и стала осматривать стены.

— Небось гвозди загоняли молотком, — сказала она. — А надо сперва электродрелью дырочки сделать… — Но не договорила, а посмотрела на мамины ноли и тихо проворчала. — По квартире на каблуках! Срам какой!

Потом Люба увидела на столе пирог и спросила так же строго:

— Дадите пирога?

Тетя дала ей большой ломоть.

Люба Вилкина отъела кусок и поинтересовалась:

— Из чего печете?

Тетя Янина начала было объяснять, но тут Люба заметила Зою. И обрадовалась:

— Тебя как зовут?

Зоя сказала, что Зоя.

Тогда Люба позвала:

— Пошли через веревочку?

И Зоя пошла за ней по лестнице во двор.

Дорогой Люба Вилкина достала из фартучного кармашка конфету «Кис-кис», развернула и положила в рот, а полупрозрачную бумажку — серую с черной кошкой, похожей на кляксу, — бросила прямо под ноги. Потом спросила:

— Вы зачем столько картинок привезли? Вы, что ли, художники? — И вдруг громко крикнула: — Эй, Нинка, Нинка, не уходи, сейчас прыгать будем! — и достала из кармана прыгалки с двумя деревянными ручками.

Вообще-то Зоя хорошо прыгала через веревочку. В кармане ее платья были такие же прыгалки. Но тут у нее не получалось, потому что Люба очень даже заметно подсекала, так что веревка не доставала до земли. А Зое было неудобно сказать. И потому она и лохматая девочка Нинка все время крутили, держась за деревянные ручки, а Люба скакала.

Когда Люба вдоволь наскакалась, она сунула в рот еще одну конфету и позвала Зою:

— Пойдем к тебе!

А лохматую Нинку не позвала. И Зоя не решилась. Бумажку от конфеты поднять тоже постеснялась. И они пошли.

Люба сказала:

— Давай дружить?

Зое не очень хотелось дружить с Любой Вилкиной. Но здесь она никого не знала. И согласилась.

Когда девочки вернулись, мама и тетя Янина очень обрадовались: им как раз надо было выйти за покупками. Мама ушла в свою комнату, и через открытую дверь было видно, как она сбросила туфли и надела другие — тоже на каблуках.

Она что-то напевала под строгим взглядом Любы Вилкиной.

Когда девочки остались одни, Люба сказала:

— Давай у них чего-нибудь утащим?

— У кого? — не поняла Зоя.

— У твоих. У вас есть варенье?

— Есть. Но мне и так разрешают брать.

— Вот и возьми.

Зоя нашла банку с вишневым вареньем, разложила в блюдечки. Люба ела, а сама все вертелась, осматривалась.

— У вас сколько комнат?

— Две.

— И у нас две. Ты с мамой?

— Нет, мне дали целую комнату, потому что я рисую.

— Покажи!

Люба Вилкина вошла в Зоину комнату. Она сразу углядела на тумбочке возле кровати резную черную шкатулку, которую подарила тетя Янина.

— Копилка? — быстро спросила Люба.

— Нет, — строго ответила Зоя и поставила шкатулку наместо.

Шкатулка была очень давняя, «еще дядюшкина», сказала тогда тетя Янина. Шкатулка не открывалась — ключик потерялся, — но в ней, если потрясти, что-то шуршало и перекатывалось, и так хотелось знать — что.

А Люба уже ходила по комнате и разглядывала картинки.

— Это кто ж таких страхолюдов нарисовал?

Зое сразу расхотелось говорить, кто. Но она все же ответила:

— Я. Я их называю пурзи.

И Зоя раскрыла альбом, в который только что срисовала двух пурзей из книжки о пане Тадеуше.

Нет, они, конечно, не очень получились. Но все же можно было понять, что один помладше и такой лопоухонький — каждый его обидит! А другой строже и вроде бы защищает маленького. Нет, не защищает, а помогает ему — ведь малыша и так никто не обижает. И не обижал никогда. Это сразу видно.

И одежки на них смешные: какие-то накидушки без рукавов поверх коротких штанишек, нескладные деревянные башмаки…

И мордочки под колпаками совсем безобидные. Почему Люба говорит «страхолюды»?

Люба долго рассматривала рисунок.

— Ну и кто это? — недовольно спросила она. — Таких не бывает. И все красками, красками! А краски-то денежек стоят! — И она провела пальцем по шершавому от акварели листу.

— У дядюшки художника тоже такие, — обиделась Зоя. — Ну не такие, а похожие.

— Какой еще «дядюшка»? Что мне твой дядюшка! — начала задираться Люба. — Я и знать-то его не знаю.

Может, его и нет совсем.

— А вот и есть, вот и есть! — заспорила Зоя. — Хочешь, покажу?

И она открыла книжку на странице, где был портрет художника: на девочек внимательно и немного грустно смотрел человек с узким длинным лицом. Глаза были коричневые, яркие, усы и брови тоже темные, на голове черный берет, у ворота бант. Рядом с ним сидела коричнево-красная птица. Такая нахохленная птица на тонких лапах. Немного сонная.

— Ну и что? — хмыкнула Люба. — Подумаешь — берет! У меня тоже есть! Может, он и не рисовал ничего, а только и делал, что кормил свою птицу!

— Ах, не рисовал? — рассердилась Зоя. — Ну тогда пошли!

Она повела Любу в мамину комнату, усадила на кушетку и задернула занавески. Зоя задернула их, чтобы Люба не начала бродить по комнате и рассматривать безделушки и флаконы на мамином столике.

Но лучше бы она этого не делала!

Глава 3

Почему не нужно было так делать

Как только Зоя задернула занавески, а Люба притихла, сразу стало ясно, что главное в комнате — картина. И вся она открылась широко. Даже вглубь стало видно. Но только сейчас — Зоя это сразу заметила — в картине был синий свет. И от этого и листья, и тропинка, и небо казались совсем темными, а белое пятно позади забора проступило отчетливей. Теперь Зоя была почти уверена, что это цветок, большой белый цветок. И еще она увидела то, чего не замечала прежде: в правом углу картины — вероятно, очень далеко — белел дом. Издалека он казался игрушечным. Одно окошко его светилось. «Как странно, — подумала Зоя, — еще утром здесь все было залито солнцем! Интересно, при свете дом будет виден?»

Она хотела было встать, зажечь свет, но вдруг… Вдруг ветки куста на картине зашевелились от ветра, и позади забора кто-то пробежал.

Зое стало не по себе.

— Люба! — позвала она и оглянулась.

Люба сидела на краешке дивана. Она сбросила свои красные полуботинки с какими-то забавными квадратными каблуками. А сама примеряла мамины туфли. Ей было в самый раз.

— Во я какую лапу отрастила! — сказала Люба и засмеялась.

— Люба, ты видела? — И Зоя показала на картину.

— Чего? — удивилась Люба.

— Ты не видела, как они… ну… как кто-то ходит там?

— Врать-то! — выдохнула Люба и уставилась на картину. В кустах опять что-то завозилось. Люба подалась вперед.

— Ага! Ага! — зашептала она, а потом как закричит: — Эй, эй, вы, там! Уходите! Брысь отсюда!..

Стало тихо-тихо. И вдруг совсем близко послышалось фырканье, а потом истошный вой:

— Мя-аа!

Люба схватила Зою за руку и бросилась к двери.

Потерялась девочка


Глава 4

Что было в тот же день

Девочки вбежали на кухню и, хотя еще не было темно, зажгли свет. И в кухне зажгли, и в прихожей. И так сидели долго. Потом Зоя сказала:

— Ты зря испугалась. Это кот. Он здесь. Под плитой.

Подошли, посмотрели: кота что-то не было видно.

— Все равно это он орал. Я его голос узнала.

— А на картине тоже кот? — вдруг злым и напористым шепотом спросила Люба.

— Почему кот?

— Ну так и молчи. У меня глаза — дай бог! Я его сразу разглядела.

— Кого?

— Страхолюда этого. Он за кустом сидел. Как глянет на нас! А потом спрятался.

— Да, да, Люб, мне тоже показалось, что кто-то смотрел.

Люба передернула плечами:

— Жуть прямо! Ты не ходи в ту комнату. — И только тут заметила, что на ногах у нее туфли на высоких каблуках. И значит, красные полуботинки остались около дивана.

— Ничего, сказала Зоя. — Мы их щеткой вытащим.

Зое было приятно, что она храбрее Любы. Она взяла щетку с длинной ручкой и, не глядя на картину, подтянула Любины туфли.

— Ну вот и все, — сказала она.

Люба немного успокоилась, переобулась и спросила:

— У вас пирог еще есть?

И они принялись за пирог. Люба вдруг вспомнила:

— Как я его: «Кыш отсюда!» А он: «Мя-аа!»

И они засмеялись.

— Эти там перепугались, знаешь как! — выкрикнула Люба, и девочки опять расхохотались — А тот, который ближе, он — «мя-аа!».

Было уже не смешно, а они все смеялись, смеялись…

Но стукнула входная дверь, послышалась частая дробь маминых каблуков.

Зоя выбежала в прихожую.

— Я пошла, — сказала Люба. До свидания.

Мама подала Зое сверток.

— Держи и носи на здоровье.

Там были красные полуботинки с чудными квадратными каблуками — такие же, как у Любы! Был еще костюм: брюки и курточка. Зоя надела его — очень красиво! И в кармане курточки отлично уместился блокнот и карандаш. Тем временем мама что-то написала на листочке и подала Зое:

— Тут в брюках есть внутренний кармашек, — сказала мама. — Спрячь туда записку. Это наш новый адрес. Если заблудишься, покажи кому-нибудь из взрослых, и тебя доведут до дому.

Так сказала мама. И очень хорошо, что она положила Зое записку.

Но об этом будет рассказано позже.

Потерялась девочка

Глава 5

Игра «найди свой дом»

Приходилось ли вам играть в такую гору? Нег, наверное, не приходилось, потому что ее придумала Зоя. Придумала еще в старом доме И теперь научила Любу:

— Я зажмуриваю глаза, ты перекруживаешь меня несколько раз, чтобы я уже не понимала, где дом, где что А потом ведешь, ведешь куда-нибудь, останавливаешь, прячешься и кричишь: «Раз-два-три!» Я открываю глаза и представляешь? — ничего не узнаю.

— Почему не узнаешь? — удивилась Люба. — Я сразу узнаю.

— А вот и нет! Пока тебя ведут, думаешь, что идешь в одну сторону, а оказывается — совсем в другую. Из-за этого и место кажется незнакомым!

— А что дальше? — спросила Люба. Она любила знать все точно.

— Дальше надо найти свои дом.

— Подумаешь, делов-то! Ну ты ищешь, а я чего?

— Ты сидишь спрятанная и не подсказываешь.

— А кто выиграл? — опять спросила толковая Люба.

— Кто?.. — Зоя задумалась. — Мы в старом дворе не играли на кто кого… Там хорошо было играть: все дома разные, и дворы были, и закоулки всякие…

— А выиграл-то кто?

— Наверное, кто быстрее найдет. Да, да, кто быстрей.

— Чур, я первая зажмурюсь! — быстро сказала Люба.

Чур-ра,

Чур-чура,

Начинается игра!

Зоя согласилась Она сразу придумала, куда повести Любу: на пустырь! Они еще там ни разу не бывали.

Зоя перекрутила подружку и вместе с ней обогнула их многоэтажный желтоватый дом, еще два точно таких же и свернула с асфальта на узкую тропинку. Тут не было домов — старые деревянные снесли, а новые еще не построили В высокой траве валялись кирпичи, доски, кое-где торчали остатки садовых изгородей и поломанные деревца.

— Повыше поднимай ноги! — сказала Зоя.

Люба и так ступала на удивление уверенно: обычно ребята с зажмуренными глазами упираются, а Люба — ничуточку!

Зоя повела Любу к полуповаленному забору, за которым прежде был дом, а теперь остались только кусты смородины да яблоневое деревце.

Чур-ра, чур-чура!

Есть игра и не игра,

И не правда и не ложь,

Потеряешь и найдешь!

А найдешь не пятачок,

А ежиный пиджачок,

Щучью пе-сен-ку,

Птичью ле-сен-ку,

Если с песенкой той

Вверх по лесенке крутой…

Тут игра и не игра,

Чур-ра, чур-чура!

Налетел ветер, растрепал темно-зеленые листья. Зое показалось, что она уже бывала здесь когда-то. Но ведь не была же!

— Стоп! — сказала она Любе. — Не открывай глаза. — А сама забежала за куст, спряталась в траве и крикнула: — Раз-два-три!

Так здорово было сидеть тут затаясь! Смородинная листва оказалась густой и шершавой, так что из-за нее едва проступали плашки забора теплые от солнца, старые-престарые, с разводами сучков, с дырочкаминорками жуков-короедов.

И снова Зое показалось, что она знает эти, именно эти вот доски с их древесными узорами. И даже вспомнила, где она видела их. «Да, но ведь так не бывает, — подумала Зоя. — Я на пустыре, недалеко от дома; если хорошенько крикнуть, мой голос услышит мама; рядом на тропинке Люба и, наверное, не может понять, куда это я ее завела».

Зоя выглянула из-за куста. Любы не было.

Она поднялась во весь рост. Не было и асфальтовой дорожки за пустырем. И многоэтажные дома… они тоже куда-то исчезли. Был только куст, который напирал всеми своими сучками и ветками на полуповаленный забор. Куст был рядом, забор — подальше. «Ах, вот как! — подумала Зоя, чуть сердясь, будто над ней кто-то подшутил. — Ах, вот как! Стало быть, я — с другой стороны куста. Но тогда здесь должно быть то белое… ну… тот цветок. А его нет. Значит, и всего этого быть не может!»

Она уже хотела выскочить из-за куста и побежать домой. Но увидела среди травы толстый шершавый стебель без листьев. Кое-где на нем выбивались мохнатые почки, а на верхушке сидел плотный бутон — закрытая зеленая коробочка. Вот створки ее шевельнулись, начали расходиться. Показались кончики белых лепестков. Лепестки давили изнутри, выпрастывались; широкие, чуть розоватые, они шевелились, будто дышали: выбирались на свободу, радовались, источали сладкий дурманящий запах…

И как только раскрылся цветок, послышалась странная музыка, не похожая на ту, которую Зоя слышала раньше. Воздух стал фиолетовым, и оттого доски забора, листья, трава, тропинка, деревья вдоль тропы — все окрасилось иначе.

Зоя поглядела вверх и увидела лиловое небо. Кое-где оно было розоватым — наверное, от облаков. Зоя никогда не видела такого. Но это было даже красивее, чем обычно, потому что на лиловом резко и черно прочерчивались большие ветки, и малые веточки, и крохотные сучки деревьев. Их было много — деревьев, — и каждый листок, казалось, обведен лиловым. Но не только там, и вблизи тоже все окрасилось иначе. Даже вокруг белого цветка клубился лиловый пар. И воздух был лиловым. «Как же так? — опять подумала Зоя. — Такого вообще не бывает».

И она поняла: с ней случилось то, чего не бывает.

В кустах послышался шорох.

Потерялась девочка

Глава 6

Лиловый Пурзя

Зоя стояла не шевелясь и боялась. И ждала: вот сейчас кто-то выйдет из кустов.

Кто?

Было трудно дышать от страха. А мысли так и прыгали: «Что делать? Мамочка! Я здесь пропаду. Где Люба? Где мой дом? Зачем я придумала эту игру?»

Вдруг что-то коснулось ее плеча.

— Ай! — закричала Зоя и быстро оглянулась.

Рядом стоял мальчик одного с ней роста. Только странный. Он был похож на ребят, которых она перерисовывала из альбома дядюшки Тадеуша. Люба Вилкина сказала бы про него «страхолюд». Но в нем не было ничего страшного. Вот и лиловая шапочка съехала на лоб, будто у гриба. Глаза и рот улыбались — нет, смеялись, радовались. Так бывает, когда на тебя глядит и радуется какой-нибудь симпатичный зверушка — котенок или щенок. Потом мальчик обеими руками погладил Зою по щекам. И это тоже было не страшно: руки у него были теплые, очень сухие, даже немного шершавые.

— Ты кто? — спросила Зоя шепотом. И сама ответила: — Пурзя! Ты ведь Пурзя!

— Пурзя?! — не то удивился, не то подтвердил мальчик. Голос у него был медленный, как у дудочки из орехового прута. Мальчик кивнул ей. — А ты — Зося. Я знаю.

Он взял Зою за руку и повел за собой по тропинке. Вот, оказывается, кто протоптал эту тропинку! Зоя не решалась спросить, куда ее ведут. Но ей стало немного спокойнее. Сразу стало спокойней, когда она увидела Пурзю и как он радуется ей. Но потом снова заволновалась: куда все же он ее ведет? И окликнула:

— Пурзя!

Мальчик тотчас обернулся. Глаза его казались очень большими, ни ресниц, ни бровей не было видно. А лицо — грубоватое, с маленьким носом и круглым ртом. И лицо это было внимательное, встревоженное.

— Зося! — проговорил он, — ты еще боишься?!

И было видно: он огорчен, что ей плохо.

— Нет, я уже не так боюсь. Но я не знаю, куда мы идем.

— Мы идем домой, — ответил мальчик. — Это близко.

Они были еще на тропе возле забора. Теперь, вблизи, Зоя видела переплетенные ветки, мясистые листья, слышала, как зелено и свежо пахнет вокруг. Все здесь жило буйно, душисто, сочно.

И Зоя обрадовалась, как не радовалась никогда. «Начинается!» — пело в ней.

Начинается, начинается!

Чего нет — то придет и узнается,

Чего быть не может — окажется,

Расхрабриться бы да отважиться!

Пусть!

Пусть!

Пусть!

Не боюсь!

Не боюсь!..

Вверху, на сухой ветке, четко проступила темная птица — длинное узкое туловище с подобранными крыльями, длинный хвост. Птица наклонила маленькую голову, глянула прозрачными с желтинкой глазами. Зоя сжала руку Пурзи.

Пурзя обернулся. Лицо у него было счастливое.

— Здорово, да?

И Зоя удивилась: ведь он второй раз угадал, о чем она думает.

— Да, хорошо, хорошо, Пурзя! — зашептала она. — Просто отлично!

Еще одна птица сорвалась с ветки и медленно полетела вдаль, в лиловое.

— Хочешь, я подзову ее? — спросил Пурзя.

— Нет, пусть летит, — ответила Зоя. Ей все нравилось так, как есть.

— Ну и молодец, — похвалил Пурзя.

— А если б я попросила… Разве птица тебя послушается?

— Да.

— Почему?

— Сегодня, Зося, мой день.

— Какой день?

— Мой. Видишь, какая у меня шапочка?

— Смешная.

— Разве?.. — растерялся Пурзя. — Я думал, она красивая. И — лиловая.

— Да, да. Красивая и лиловая.

— Ну вот. Значит, сегодня мой день.

Зоя не совсем поняла и переспросила тихонько:

— Как это?

— Я сегодня все могу.

— А что можешь?

— Ослика хочешь? Сейчас придет ослик.

Мальчик, сблизив ладошки с растопыренными пальцами, гулко хлопнул. Послышался шорох, потом треск, потом стук копыт, и на тропинку выбежал светло-серый ослик. Шерстка его матово светилась, а глаза казались совсем черными. Зоя кинулась к нему, обняла за шею. Это был самый-самый прекрасный ослик на свете, хотя бы потому, что других она не видела.

— А можно на нем покататься? — спросила Зоя. И вдруг смутилась: как это ей могло взбрести в голову?!

Пурзя ничего не ответил — Зоя была ему так благодарна за это! — и они пошли втроем по тропинке.

Первым шел Пурзя, потом Зоя, а за нею — ослик. И Зоя ощущала его теплое дыхание на своей руке.

Тропинка стала шире. Теперь они все втроем шли рядом. Пурзя и Зоя обняли с двух сторон ослика, а он, ласково опустив голову, семенил, постукивая копытцами — ток-ток, токи-ток…

И опять в Зое звучало: «Начинается, начинается! Пусть! Пусть!.. Пусть!»

Пурзя кивнул в сторону деревьев:

— Гляди, вот он, наш дом.

Дом стоял среди темных стволов. И похож был на детский кубик. Только с низенькой дверкой. И без окошек. А треугольная крыша — ну будто Пурзина шапочка-колпачок! Ослик поглядел на ребятишек, покивал им и потрусил дальше по тропе. А Пурзя и Зоя свернули к дому.

— Входи, — сказал мальчик и распахнул дверцу.

В доме было темно, оттуда пахнуло теплом. Зоя пригнулась и вошла. Ноги утонули в пушистом, мягком: весь пол был выстлан пухом. «Как в гнезде», — подумала Зоя.

Послышались голоса, будто зашелестело много деревьев и кустов — каждый на свой лад: «Пришла!», «Зося пришла!», «Я же говорил!..», «Да, но с ней была еще одна девочка…»

Вспыхнул огонек — обычный желтый огонек свечи, — и он был в лиловом воздухе обведен лиловым. И при свете Зоя увидела: в углу дома, от пола до потолка и дальше, сквозь крышу тянуло толстый ствол кряжистое дерево. И одна ветка его уходила под потолок. А на полу, зарывшись в пух, как птенцы в гнезде, сидели такие же вот пурзи, только шапочки у них были разных цветов. Недалеко от огня прислонился к деревянной стене старик с большим носом, похожим на сучок, и большими круглыми глазами.

— Вот и Зося с нами, — сказал старик, будто был давно знаком с Зоей и ждал ее. Голос его прозвучал как дудочка на басовых нотах. Потом он поднял с пола смычок и поднес его к стволу дерева, вросшего в дом.

Все затихли. Старик несколько раз провел смычком, и полилась музыка. Странная музыка, какая-то древесная. А пурзи начали раскачиваться и тихонько петь, не раскрывая ртов. Все они глядели на Зою круглыми счастливыми глазами, и у нее у самой стали круглиться и счастливеть глаза, и она тоже начала покачиваться, и ей показалось, будто один общий ветер приподнял их всех и легко закружил, и все они стали чем-то одним.

Когда старик оборвал песню, ветер перестал держать их. Тогда Зоя разглядела хорошенько: пурзей было шесть или семь — Пурзя в Красной шапочке, Пурзя в Желтой, в Зеленой, в Голубой… Зое все они показались на одно лицо, только самый младший из них — в Розовом колпачке — смешно таращил глаза, раскрыв от любопытства рот. Его можно было отличить в любую секунду. И еще была девочка — Рыжая Пурзя-в-Платке. Голос ее звучал нежнее и звонче, чем у остальных.

Они все чуточку посидели тихо — послушали в себе музыку, а потом загомонили, запрыгали: кто-то зарылся в пух, кто-то перевернулся через голову, а первый Пурзя — тот, в Лиловой шапочке, — схватил Зою за обе руки, и они стали кружиться. И все остальные — тоже. Вместе с ними закружился пух — целый вихрь пуха! И Зоя поняла: она здесь своя.

Потом Зоя услышала мерные звуки, будто птица хлопала крыльями. Это Дедушка бил в ладоши.

— Спать, спать! — звал он. — Давно пора в пуховые постельки! Белый цветок уже раскрылся, Песня Смены Дня спета. Спать, спать!

«Какие непонятные вещи он говорит», — мелькнуло в голове у Зои.

Пурзи не унимались. Особенно расшалилась Рыжая Пурзя. Она бегала, всех толкала, платок ее свалился, волосы растрепались.

«Толкнет она меня или нет?» — думала Зоя. — Если толкнет, я здесь совсем своя.

Вот Рыженькая стащила с одного из пурзей колпачок. У того оказались длинные, до ушей, прямые волосы, как из пакли. Он погнался за девочкой, она спряталась за Лилового Пурзю, потом за Розового… Рядом была Зоя. «Пробежит мимо или нет? — волновалась она. — Спрячься, спрячься за меня, Рыженькая!» — молча просила Зоя. И та подбежала к Зое, обхватила поперек туловища:

— Держи! — и побежала дальше.

У Зои в руках оказался смешной желтый колпачок, и Желтый Пурзя, строя гримасы и подпрыгивая выше, чем нужно, теперь мчался к ней. Зоя могла бы удрать — ведь она отлично бегала! — но она подкинула колпачок, и он сея прямо на макушку Пурзе. Все рассмеялись, окружили Зою.

— Спать, спать! — хлопал в ладоши Дедушка.

А Рыжая Пурзя кружилась возле и кричала:

— Дедка Нос, не будем спать! Дедка Нос, не будем спать!

Тогда Дедушка Музыкант медленно провел смычком по ветке, которая поддерживала потолок. Это была совсем другая музыка. От нее делалось спокойно, тихая усталость разливалась по телу. Мелодия сплеталась с лиловым воздухом, с ветками деревьев, глядевших в открытую дверь… Сплеталась с тишиной, с ласковыми словами, со сном:

Спать, спать,

Видеть сны,

Сны березы,

И сосны,

И речного бережка,

И травы, и камешка.

Птица спит.

Ослик спит.

Все, что будет после, — спит…

Наступила тишина. Все разбежались по своим местам, зарылись в пух. И Зое Дедушка указал место. Было так приятно и странно: сверху и снизу пух, а ты — будто птенец, птичий ребенок.

— Тебе нравится у нас, Зося? — шепотом спросил Лиловый Пурзя из дальнего угла.

— Да, очень, — ответила Зоя.

Дедушка Музыкант задул огонек. Стало темно, уютно, тихо. Зоя положила левую ладошку на правую, а на сложенные ладошки — голову и тотчас же заснула. Ведь она так устала…

Потерялась девочка

Глава 7

Оранжевый день

Потерялась девочка

Зоя проснулась от яркого света. «Какое солнышко!» — подумала она. И ошиблась. Дело было совсем не в солнце. Зоя села, стала снимать с курточки пух, вспомнила, как перед сном было весело. Но теперь почему-то прежней радости не было. Почему? Зоя стала быстро перебирать в уме, что же случилось? Что было? Она всегда так делала, когда приходила тревога. И вспомнила: попала к пурзям, они ей понравились. Хорошо; пурзи были рады. Все рады ей. Отлично; было красиво от лилового неба; потом весело; потом уютно в пуховом гнезде.



Так что же?..

И вдруг поняла: мама. Мама, наверное, волнуется. Надо поскорее сообщить ей, что все в порядке. Зоя вскочила и сразу села снова: как же она это сделает? Разве она знает обратную дорогу?

Зоя огляделась. От теплого света комната, похожая на гнездо, казалась еще уютней. В ней теперь был только старик. Старик с носом, похожим на сучок, с круглыми лилово-синими глазами. Он, как вчера, сидел в углу, будто и не спал вовсе. А пурзи что-то не показывались — лишь иногда то здесь, то там шевелился пух.

— Доброе утро, Дедушка, — робко сказала Зоя.

— Сегодня оранжевым дышим, В оранжевом свете живем! — проговорил он вместо приветствия и кивнул Зое. Но потом вдруг склонил голову набок: Милая Зося! Разве мы тебя чем-нибудь обидели?

— Нет… — залепетала Зоя. — Нет, меня… никто…

— Но тогда почему же ты плачешь?

— Я не плачу… Я только хотела заплакать.

— Это все равно, — сказал Дедушка Музыкант.

Он прикрыл круглые глаза и долго сидел молча. Зоя все ждала, когда снова зазвучит его странный голос — голос басовитой дудочки. Вот Дедушка Музыкант опять поглядел на нее:

— Так чего же ты плакала?

— Я подумала о маме. Она беспокоится… Дедушка, который теперь час?

Старик удивился:

— Видишь ли, я… я не знаю, о чем ты спрашиваешь.

И по его круглым глазам было понятно, что он говорит правду. Всегда говорит правду.

— Часы, часы! — пыталась объяснить Зоя.

— Часы?

— Да. Вот… на руке бывают, на стене…

Дедушка поглядел на свои руки, на стены, покачал головой:

— Нет, не знаю.

— Ну, а дни?

Старик оживился:

— Да, да, дни! Синие, зеленые, красные…

— У вас здесь каждый день другого цвета?

— Да, конечно, Зося. А у вас?

— У нас не так. А сколько часов в вашем дне?

Старик опять пожал плечами — ведь он ничего не знал про часы!

Зоя чуть не рассмеялась — таких простых вещей не знает! — и поскорее спросила про другое:

— А сегодня, Дедушка, какой день?

— Сегодня оранжевый. Вот сейчас проснутся мои пострелята, и вы пойдете гулять. Оранжевый день — самый лучший.

— От солнышка?

Старый Музыкант удивленно задумался. Похоже, он и про солнышко слышал впервые.

В углу под пухом что-то завозилось, и вылез Пурзя в оранжевой шапочке. Зоя легко узнала: это его она перерисовала в свой альбом вместе с Розовым Пурзей. Да, да, он был побольше и как будто защищал меньшого, а вернее, помогал ему.

— Сегодня оранжевым дышим! — выкрикнул он гортанно и улыбнулся.

— В оранжевом свете живем, — спокойно, на низких нотах отозвался Дедушка.

И Зоя поняла: так они говорят друг другу «доброе утро». А Дедушка Музыкант, когда она поздоровалась, нарочно не поправил ее, чтобы она сама поняла. И Зоя ответила теперь уверенно:

— В оранжевом свете живем.

Оранжевый Пурзя встряхнулся, как это делают птицы, пушинки осыпались с курточки и штанишек.

Зоя подошла к Дедушке Музыканту:

— Дедушка! Когда оранжевый день, Оранжевый Пурзя все может?

— Да, это так.

— А маме… то я здесь?.. А?

— Я попрошу его, Зося. Надеюсь, мама поймет наш Дедушка Музыкант подозвал Оранжевого Пурзю, сказал что-то, тот кивнул серьезно и тотчас выбежал из дома. И Зоя сразу же успокоилась.

Тут тачали выпрыгивать из-под пуха и остальные. Они так же встряхивались по-птичьи и так же широко улыбались Зое.

Последней оказалась Рыжая Пурзя-в-Платке. Она выскочила из-под пуха как ужаленная:

— Я потеряла платок! Я потеряла платок!

— Он у тебя на голове. Рыженькая! — кивнул ей Лиловый Пурзя.

— Я перед сном повесила его на дерево. Где дерево?

— На прежнем месте, — засмеялся Желтый Пурзя. — Возле Дедушки Музыканта.

— Пускай он отдает мой платок!

— Но там его нет!

— Кого нет? Дедушки Музыканта нет? — закричала Рыжая Пурзя, налетая на Дедушку. — Но ведь он был, был!

— Я и теперь здесь, детка! — мягко придержал ее старик. — Может, ты во сне потеряла платок?

— Вот видите! — остановилась Рыжая Пурзя и засмеялась. — Если бы не было Дедушки Музыканта, кто бы тогда услышит весь этот вздор?!

— Но ведь ты искала свой платок, — напомнил Желтый Пурзя. — А он у тебя на голове.

— Так чего же его искать, если он на голове! — совсем развеселилась Рыжая Пурзя. Она схватила за руки Зою и Анлогого Пурзю, и вместе они выбежали из дома. Остальные выскочили вслед.

В дверях Зоя остановилась — так ее удивило увиденное. Никакого солнца не было, но все было залито теплым светом — будто смотришь сквозь оранжевое стекло: на ярко-оранжевом небе облака казались желтыми; влажно поблескивали листья и травинки; песок стал густо-кирпичного цвета. И от всего этого было кругом удивительно тепло и весело.

— Нравится? — спросил Лиловый Пурзя. — А? Зося?

— Да, — ответила она. — Почему-то очень легко!

— Когда оранжевый день, всегда так!

В это время на тропинке появился Оранжевый Пурзя. Он кивнул Зое: поручение, мол, выполнено. И хлопнул в ладоши:

— Все, все ко мне!

Потерялась девочка

Глава 8

Маскарад

Оранжевый Пурзя хлопнул в ладоши, заговорил, и все подбежали к нему.

— Я был возле Белого Цветка. Ему душно: мы то спим, то бегаем, а чем ему жить?

— Вы забыли полить цветок? — шепотом спросила Зоя у Лилового Пурзи, стоявшего рядом.

— Что ты, Зося! Ему надо совсем другое.

И вдруг закричал радостно:

— Я придумал! Попросим Зосю — может, она споет песенку.

Зоя удивилась: при чем тут ее песенка? Но пурзи вздохнули облегченно, запрыгали:

— Верно! Верно! Зося, пожалуйста!!! Зося, спой песенку!!

И Зое сразу захотелось спеть для них. Она знала много песен, но тут растерялась, ничего не могла припомнить. И тогда ей пришлось придумывать самой. Она и прежде так делала, но сейчас даже лучше получалось, потому что пурзи подхватывали и повторяли строчки так, что у Зои оставалось время подумать, как там дальше.

Денек был веселый, сочинялось легко, а вышло неожиданно вот что.

Поет Зоя:

Ах, была б я бельчонком

Поскакала по веткам,

В белкин домик забилась,

В рыжий пух закопалась.

Пурзи подхватили:

В теплый беличий домик,

В рыжий пух с головою!

Поет Зоя:

Стала б я муравьишкой

Принесла бы иголку

В свой родной муравейник,

Все меня бы хвалили!

Пурзи помогли песне:

Хорошо муравьишке:

У него — муравейник! Поет Зоя:

А была бы я мамой

Ни за что б не сердилась

На пропавшую дочку:

Ведь она потерялась…

Тут Зоя запнулась, немного сбилась, пропела строчку по-другому:

Ведь она не нарочно…

Но и так не совсем получилось, и Зоя досказала шепотом:

— Ведь я потерялась нечаянно!

Пурзи молчали. И Зоя почувствовала, что ее жалеют, и от этого глазам сделалось горячо. И чтобы никто ничего не заметил, она отвернулась.

Чья-то рука коснулась ее волос. Зоя знала, кто это, но все же глянула искоса. Так и есть: Лиловый Пурзя смотрел на нее печальными глазами.

— Зося, Зося! — говорил он и гладил Зою по голове, как маленькую.

Остальные столпились тут же и тоже сочувственно поглядывали на гостью. А Рыжая Пурзя просто плакала, уткнув покрасневший нос в ладошки.

— Это что ж такое — не могут развеселить девочку! — всхлипывала она.

Зое было неудобно, что из-за нее так получилось.

Но тут вперед вышел Оранжевый Пурзя. Он хлопнул в ладоши:

— Все ко мне!

Головы повернулись к нему. Только Лиловый Пурзя так и не отвел глаз от Зои, и она кивнула ему благодарно.

— Давайте устроим маскарад! — предложил Оранжевый Пурзя. — Согласны?

— Да! Да! — закричали все. И побежали в дом. И Зою потащили за руку.

— Идем! Идем! Может, тебе достанется маска цветка!

— Или серого ослика!

— Или самый длинный нос!

Дедушка Музыкант молча откопал из-под пуха низенький деревянный сундучок, раскрыл, отвернулся и опустил в него руку.

— Кому?

— Зосе! — отозвалось несколько голосов.

И Дедушка Музыкант подал ей маленький сверточек из домотканой материи.

— Спрячься за куст и оденься, чтоб тебя никто не узнал, — шепнул он.

Зоя так и сделала. И вот на ней оказался высокий колпак с узором из разноцветных треугольников, высокий воротник закрыл почти все лицо, а просторный балахон оказался таким длинным, что даже носки красных туфелек не были видны.

Зоя огляделась: за соседними кустами мелькали яркие колпаки и маски, и вскоре уже нельзя было различить, где Желтый Пурзя, где Красный, где Лиловый или Голубой. Только малыша Розового Пурзю было легко узнать, хотя ему достался высоченный колпак, квадратный нос, и он подпрыгивал, чтобы быть повыше. И тут вдруг Зоя испугалась: она потеряла из виду Лилового Пурзю! Он был самый милый пурзя… или нет, не так — самый свой, самый ее пурзя… Как же теперь они узнают друг друга? Ведь и Зоя не похожа на себя.

Пурзи выбежали на поляну.

Кто-то взял ее за руку. Зоя оглянулась. Перед ней была маска — цветок. Шапочка из синих, розовых и желтых лепестков спускалась до самого носа, для глаз были оставлены дырочка. И вдруг глаза заметались, Зоина рука была опущена.

— Ой! — услышала Зоя из-под лепестков. — Ой, ой! Я, наверное, оставила его в кустах!

И Рыжая Пурзя — а это, конечно, была она — помчалась к кустам и притащила оттуда смычок.

— Я буду играть Белому Цветку! — шепотом сообщила она Зое.

Зоя не очень понимала про Белый Цветок, но ей хотелось послушать, как играет ее новая подружка. А пурзи между тем бежали, слегка подпрыгивая, по поляне.

— А почему мы остались? — удивилась Рыжая Пурзя.

— Может, надо догнать их? — подсказала Зоя.

— О, верно! — обрадовалась Рыженькая. — Ты ведь Зося, да? Я так и подумала: у тебя очень мягкая рука. И голос какой-то другой.

«Вот и хорошо, — подумала Зоя. — Я и хочу, чтобы узнали!»

Они догнали ребятишек. Теперь все брели медленно среди травы и каких-то незнакомых, тоже невысоких стеблей с мелкими цветами. От этих цветов в оранжевом воздухе было душисто. Душисто и весело. «Но где же Лиловый Пурзя? — думала Зоя. — А вдруг он не пошел? Тоща все это не так интересно». И как будто услыхав ее, один из пурзей оглянулся. И кивнул ей. Он был одет в зеленый балахон, а длинный острый нос совершенно менял лицо. Никогда бы не узнала! Зоя засмеялась про себя. Она очень обрадовалась Лиловому Пурзе.

И Лиловый Пурзя успокоился, побежал дальше, немного подпрыгивая. Они все двигались легко, а когда спешили — чуть-чуть подпрыгивали.

— Подходим к Белому Цветку, — шепнула Рыжая Пурзя.

И Зоя заметила, что та волнуется.

В свете оранжевого дня среди травы толстый шершавый стебель Цветка был сразу заметен, стал еще выше, плотнее, будто набрал соки. «Зря Оранжевый Пурзя волновался, что Цветок вянет», — подумала Зоя. И тотчас к ней обернулся мальчик в зеленом балахоне:

— Это твоя песенка помогла, — сказал он.

Зоя опять не поняла, пожала плечами. И придержала Лилового Пурзю за руку, чтобы он не убегал.

Мягко ступая, пурзи стали приближаться к Цветку, и как-то все разом, подогнув колени, сели в траву. Зоя тоже села. Стебли, листья, цветы сразу отделили ее от остальных. Теперь она видела только оранжевое небо и Белый Цветок с сомкнутыми лепестками. Вдруг он опять будет открываться, как тогда? Зоя, сама не зная почему, ждала этого, как ждут большой радости — праздника или новой куклы.

Она не отрывала глаз от Цветка. И вдруг услышала тихую музыку. Музыка звучала как бы шепотом и лилась откуда-то снизу.

Откуда?

Рядом согнулись травинки, закачались шапки пушистых мелких цветков: это Рыжая Пурзя проводила смычком по стеблям. Потом она поднялась и побежала вдоль поляны, задевая смычком стволы деревьев, ветки кустов, цветы, листья. Показалось, что звучит целый оркестр. В траве закружились голубые, красные, желтые пятнышки. Они были прозрачны, похожи на солнечных зайчиков. Пурзи вскочили, стали ловить их своими нескладными ладошками. И Зоя тоже побежала, а зайчик ускользал, прятался под листьями, в траве. Эти цветные пятнышки будто танцевали, и Зоя и пурзи стали двигаться в такт музыке, и Зоя почувствовала, как ее раскачивает — то поднимает над землей, то снова опускает, и она развела руки, чтобы удобнее было кружиться. И тогда цветной зайчик сам сел к ней на ладонь и долго оставался на ней теплым пятнышком. Зоя поднесла ладонь к лицу и услышала тихий звон. Будто звучал тоненький колокольчик: ля-ла-ле-ло!

Потом музыкальное пятнышко слетело, танец-полет кончился. Рыжая Пурзя опустила смычок.

И тогда встрепенулся на своем толстом стебле Белый Цветок. Вздрогнула его зеленая чашечка, и разжались цепкие зеленые лапки.

Распрямляясь, вбирая невидимые соки, вышел на свет и закачался в горячем оранжевом воздухе прекрасный Белый Цветок.

Теперь Зоя видела только его. А себя она ощущала то ли травинкой, то ли веткой куста, а может, птицей, глядящей с древесного сучка прозрачными желтыми глазами.

Сбывается, сбывается, — звучало в ней.

Закрытое раскрывается.

Запретное разрешается.

Что-то нежное совершается.

Что-то ласковое…

Потерялась девочка

Глава 9

Тяжелый день

Зоя проснулась от Дедушкиного голоса:

— Желтому дню наш привет.

И тотчас с разных сторон подхватили:

— Пусть он быстрее пройдет!

Зоя удивилась: зачем же торопить день? Может, он будет такой же хороший, как оранжевый. Но, взглянув из своей пуховой постельки на пурзей, поняла, что это не так: все были бледными, вялыми — будто заболели. Поднимались медленно, никто не смеялся, не пел. Рыжая Пурзя снова искала платок, но на этот раз молча, а маленький Пурзя в розовой шапочке даже хныкал, уткнув голову в колени Дедушки Музыканта.

Зоя не могла понять, что происходит. Ей стало жаль таких беззащитных пурзей, и она тоже притихла. И конечно, тотчас же ее услышал каким-то своим странным слухом Лиловый Пурзя. Он подошел, присел на корточки.

— Тебе тяжело? — спросил он.

— Нет, — ответила Зоя.

— Грустно?

— Нет. Мне только непонятно, почему вы все такие… ну… чудные.

— Видишь ли, Зося, желтый день — тяжелый.

— Почему?

— Не знаю, как объяснить… — Лиловый Пурзя опустил глаза. — Мы почему-то зависим от цвета. Может, так захотел пан Художник.

Зоя погладила Пурзину грубоватую руку:

— Как же теперь будет?

— Потом настанет зеленый день. Он легкий.

— Откуда ты знаешь?

— Так бывает всегда.

— Странно у вас все-таки… — проговорила Зоя. И почувствовала, что и ей как-то не по себе. Только не сразу поняла, в чем дело. Лиловый Пурзя тоже заметил:

— Видишь, и на тебя действует желтый день.

— Нет, Пурзинька, нет, постой… Ты знаешь, я… ужасно голодна. Просто ужасно!

— Ой, верно! — выкрикнул он. — Ах я бестолковый!

Я совсем забыл! Дедушка Музыкант говорил мне, что это может случиться.

— Что может случиться?

— Что ты захочешь есть.

— А вы разве… не едите?

— Мы едим, но можем и не есть. А ты не можешь.

Сейчас я принесу ягоды розовой травы.

Лиловый Пурзя поплелся по дорожке к лесу и притащил целую горсть розовых круглых и твердых плодов, похожих на орехи.

Зоя взяла в рот один, надкусила. Сразу к небу будто прилипла вата. Зоя прямо не знала, что делать — проглотить невозможно, плюнуть неловко.

— Не нравится? — удивился Лиловый Пурзя. — Совсем не нравится? А чего ты хочешь?

— Я люблю груши, — сказала Зоя. — Или клубнику.

Я хлеба хочу, вот что! Хлеба!

Лиловый Пурзя растерялся:

— Я не знаю, что это такое. У нас этого нет. И не бывает.

— Что случилось? — подошел к ним Желтый Пурзя.

— Она хочет… как его?… хлеба. И… чего еще?… толбу- лубо…

— Клубнику! — поправила Зоя.

— А что это?

— Не знаю, как объяснить, — растерялась Зоя. — Это такая ягода.

— Нарисуй! — сказал желтый Пурзя. — Ведь ты умеешь рисовать, верно?

— Но ведь я никому про это не говорила…

— А вот я знаю. — Желтый Пурзя подбоченился, выставил вперед ногу и с шутливой важностью добавил: — Желтый день — мой, и я в этот день очень все понимаю и все знаю.

Он и правда был бодрее всех. Зоя улыбнулась, но спорить не стала. Она вытащила из кармана блокнот и карандаш и нарисовала клубничинку, такую, какую видела на переводной картинке.

— И тебе хотелось бы ее съесть? — спросил Желтый Пурзя.

— Ее? Именно вот ее? Нет… — покачала головой Зоя. — Но вообще я хочу клубнику или грушу.

— От «вообще» ничего не получится, — строго сказал Желтый Пурзя. Тебя кто-нибудь учил рисовать?

— Я… я сама. Но больше всего я хочу рисовать, как дядюшка Тадеуш… — И Зоя покраснела: ведь это очень стыдно — хвалиться знаменитой родней.

Пурзи промолчали, будто не заметили. Потом Желтый Пурзя сказал серьезно, но очень мягко, чтобы не обидеть:

— Пан Художник создал все, что ты видишь вокруг. Ты не сможешь сделать так же, и никто не сможет. Тебе надо иначе.

— А как? — спросила Зоя.

— Я не знаю. — И он вдруг улыбнулся виновато: — Не знаю.

Желтый Пурзя долго думал, прежде чем заговорил:

— Давай попробуем так. Сделай, будто она, эта… лбу- тлу…

— Клубника! — опять подсказала Зоя.

— Да, да, клубника, будто она вкусная и что ее так и хочется съесть.

— И что спелая? — уточнила Зоя, проглотив слюнки. — И сочная?

— Конечно.

— И что тогда?

— Тогда снимешь с листа, и все.

Зоя удивленно поглядела на Желтого Пурзю, потом на Лилового, и по их глазам поняла, что они не обманывают.

— Пусть Зося рисует, — сказал Лиловый Пурзя, и они вышли из дома.

А Зоя нарисовала еще одну клубничнику. На мякоти ее были хорошо видны точки, был у нее стебелек и широкий лист. Но и тут что-то не вышло, потому что, если бы даже ягоду можно было снять с листа, есть ее все равно было бы неприятно. Даже такому голодному человеку, как Зоя. Она принялась рисовать хлеб. Это оказалось еще труднее, хотя все было похоже. Вот честное слово, очень похоже!

Тоща она вышла из дома. Вокруг было тихо, безветренно и как-то пусто. Как-то ни горячо ни холодно.

«Скорее бы проходил этот день», — подумала Зоя и вспомнила слова утреннего приветствия: «Желтому дню наш привет». Да, да, пусть он скорее пройдет! Она побрела по тропинке и вдруг услышала разговор. Голоса она уже научилась различать. Говорил Желтый Пурзя:

— Это правда, что она, если не будет есть, упадет и останется лежать?

— Да. Так сказал Дедушка Музыкант, — ответил Лиловый Пурзя, и голос его задрожал от тревоги. — Неужели ничего нельзя сделать? Сегодня твой день! Ну подумай! Помоги!

— Она должна сама, — ответил Желтый Пурзя. — Я не сумею помочь.

— Зосенька! — позвал ее Лиловый Пурзя так, будто она маленькая или больная. — Зосенька!

Но Зоя отбежала. Она спряталась в кусты и закрыла лицо руками. Что же теперь будет? Что будет? Неужели она погибнет от голода и никогда больше не увидит маму?

И тетю Янину… И даже Любу Вилкину. Может, не зря тетя Янина беспокоилась и всплескивала руками: «Как наша девочка будет жить на свете?!» Тетя говорила так потому, что Зоя не решалась сходить за хлебом — боялась, что ей не дадут; и стеснялась выйти во двор в новых брючках и куртке. Но рисовать Зоя умела. Она всегда думала: «Зато я умею рисовать». И вдруг получается, что не очень-то умеет…

«Как это не умею? — спрашивала себя Зоя. — Неужели я не нарисую свою руку?»

И рисовала.

«А вот этот лист?»

И тоже рисовала.

«А вон то дерево?» «Пурзин дом?» «Мой дом?»

Зоя изрисовала почти весь блокнот, и выходило все лучше и лучше. «Ничего не умею, да?» — угрюмо спрашивала она тетю Янину и Лилового Пурзю. И рисовала комнату. Это была мамина комната — с диваном, картиной, столиком возле окна. На столе стояла ваза. В вазе появился прекрасный душистый апельсин, какой она ела прошлой зимой. А рядом лежала груша. Она лежала неуклюже, потому что была неровной. Так захотела Зоя.

А пирог? Будто Зоя не знает, что такое капустный пирог и как сверху украсить его перышками лука! Вот, вот, пожалуйста! А если рядом поставить еще одну вазу с цветами — всякими там ромашками-дурашками, васильками-кисельками, лютиками-прутиками, а на стул посадить драного соседского кота!.. Впрочем, нет, кота не надо, он непременно стащит пирог. Он же не знает, что внутри капуста!

Потерялась девочка

И Зоя засмеялась. А засмеявшись, не заметила, как груша упала из вазы на стол, а потом к ней на колени. Зоя схватила грушу.

— Есть! Есть! — крикнула она, да так громко, что Рыжая Пурзя, которая проходила мимо, подскочила на ходу и помчалась обратно. Она влетела в дом и там набросилась на Лилового Пурзю:

— Девочка просит есть! Неужели ничего нельзя придумать, чтобы не мучить девочку! Вы ленитесь, вы совсем не думаете!..

— Да я… Да мы… — заволновался Лиловый Пурзя.

А Зоя уже гордо шла к ним, неся в руке прекрасную, душистую грушу.

— Есть! Получилось… Попробуйте, попробуйте все! — говорила она, забыв о голоде.

Лиловый Пурзя откусил кусочек и замер. Выплюнуть ему было неловко, а есть… Нет уж, пусть ест Зоя, если ей это нравится.

Зоя очень удивилась несходству вкусов. Она так и вонзила зубы в сочную мякоть груши.

Зоя ела грушу, сок стекал по щекам и подбородку.

Она была рада, что теперь не умрет с голоду, рада, что научилась наконец рисовать… Но что-то мешало ей радоваться. Что-то тревожило. А что? Если сказать, это может показаться странным:

Зое казалось, что на нее глядят.

Конечно, пурзи и сам Дедушка Музыкант нет-нет да и глянут на нее, улыбнутся ей, кивнут.

Дело было не в этом.

Зое казалось, что на нее тайно глядят. Исподтишка.

Но она потрясла головой: «Глупости! Глупости!»

Как только долетел сладковатый, острый запах Белого Цветка, пурзи забрались в дом, закопались в пух. Дедушка Музыкант провел смычком по ветке домашнего дерева:

Спать, спать,

Видеть сны,

Сны березы

И сосны,

Сны речного бережка,

И травы, и камешка!..

Птица

Спит,

Ослик

Спит,

Все, что будет после,

Спит.

Спит — чего не знаем мы,

Спит — во что сыграем мы,

И не надо

Знать, знать,

Надо, надо

Спать, спать!..

Все быстро уснули.

Глава 10

На острове

В зеленом свете дня, под зеленым небом они бежали по узенькой тропинке, протоптанной в траве. Было весело, легко. Зоя удивлялась, что она тоже стала зависеть от цвета. Но это было приятно. Они бежали, а над ними нависали и сплетались ветки с крупными плотными листьями. Один лист оторвался, покружил в воздухе и упал на дорожку. Зоя подняла. Черенок был толст, поверхность глянцевита, и по ней во все стороны шли жилки и сосудики, как на руке человека. «Может, вообще оно живое, это дерево? Подумала Зоя. — Может, оно видит и слышит? Или даже говорит, только я ничегоничего не понимаю?..»

— Ты устала? — услышала Зоя. Рядом с ней оказался Лиловый Пурзя.

— Я подумала… — кивнула она в сторону дерева, — я подумала: может, оно живое?

Потерялась девочка

Лиловый Пурзя поглядел удивленно.

— Нет, глупости, — смутилась Зоя.

— Как это глупости? — снова удивился Лиловый Пурзя — Разве ты не знаешь, что они живые?

— Как? — Зоя даже остановилась.

— Очень просто. Им бывает холодно, душно, больно, приятно. Они растут. Они умирают.

— А говорить они могут?

— Да. Конечно.

— Ну поговори с кем-нибудь из них! Пурзинька, пожалуйста!

Мальчик замялся, а потом ответил очень-очень вежливо, чтобы не обидеть.

— Зоя, я этого не могу сделать.

— Не умеешь?

— Умею. Мы разговариваем, когда бывает оченьочень нужно. А просто так, для забавы — нельзя. Ведь им это трудно.

Зоя так привыкла, что Лиловый Пурзя во всем подчиняется ей. И вдруг почему-то заупрямился! Было ужасно обидно. Просто до слез. И она заплакала. А Пурзя не принялся, как обычно, гладить ее по волосам и утешать, а стоял и молча смотрел. Потом сказал мягко и опять очень вежливо.

— Прости меня, Зося, но, по-моему, ты сейчас поступаешь плохо.

— И ничего не плохо! — прохлюпала она, закрыв лицо ладонями — Чего тут плохого?

— Ты видишь ведь, что я не хочу, а раз не хочу — значит, нельзя. Все, что можно, я сделаю для тебя и так, даже без твоей просьбы.

— А почему нельзя? — спросила Зоя уже не так настойчиво, хотя ей очень интересно было послушать, как это он будет говорить с деревом.

— Потому что дереву трудно. Даже больно. Ну вот если заставить птицу не лететь, а ходить по земле…

— Но ведь она может!

— Да. Но ей тяжело. А зачем заставлять делать то, что тяжело, да еще просто так, для забавы.

Зоя вспомнила дрессированных животных в цирке. Их же заставляют! И вдруг подумала, что и ей всегда было жалко этих ученых медведей, тигров и слонов — как будто их обидели, унизили…

— Ага, — нагнула она голову. — Конечно, не надо. — И теперь сама преданно и просительно заглянула в глаза Лиловому Пурзе: — Ты не сердишься?

Нет, Лиловый Пурзя не сердился. Может, он и сердиться вовсе не умел. Зоя была так рада этому!

Они стояли как раз возле того куста, под которым Зоя вчера сняла со страницы блокнота грушу. Она заглянула под куст Страничка еще лежала там. На ней была нарисована мамина комната, стол, ваза и в ней апельсин. Но пирога… пирога не было. А в траве валялся маленький его огрызочек.

— Ой! — вскрикнула Зоя.

— Чего ты? — не понял Лиловый Пурзя.

Но она не смогла бы толком объяснить, в чем дело: Зоя огорчилась, потом обрадовалась и после снова огорчилась.

Сначала ее огорчило, что съели пирог. Он бы ей сейчас очень пригодился.

Потом она сообразила, что, раз его съели, значит, он сделался настоящим и, стало быть, она хорошо нарисовала. Как тут не обрадоваться!

А снова огорчилась потому, что прежде была уверена: пурзи никогда ничего не возьмут без спросу.

— Скажи, у вас здесь кто-нибудь может взять без спросу? — спросила она.

— Ни-ко-гда, — четко ответил Пурзя. И по его круглым глазам было понятно: он говорит правду.

— Но тут был… — И Зоя замолчала. Потому что Лиловый Пурзя и сам увидал кусок чего-то ему не знакомого. Он поднес пирог к носу, потом отвернулся и чихнул. — Нет, Зося, этого у нас никто не мог бы съесть.

И снова Зое показалось, что кто-то тайно поглядел на нее из-за деревьев.

Но Лиловый Пурзя взял ее за руку, и они пошли дальше.

Тропинка обрывалась, а внизу, под крутым песчаным откосом, была речка. К ней не вело ни ступенек, ни тропинки. «Как же они спускаются?» подумала Зоя. И тут увидела удивительное: Зеленый Пурзя встал на самый край обрыва, как-то смешно сложил согнутые в локтях руки, присел и вдруг прыгнул! Он летел легко, как кузнечик. Вот он уже над речкой, а вот — на островке. Только сейчас Зоя заметила, что посредине речки был островок, поросший кустами.

Остальные Пурзи прыгнули следом за Зеленым. Но прекрасней всех взмыл в воздух Пурзя в розовой шапочке: он недавно научился и хотел показать, какой он молодец. Рядом с Зоей осталась только Рыжая Пурзя. Она тоже прижала руки к бокам, но тут оказалось, что в руках у нее смычок.

Потерялась девочка

— Я боюсь сломать смычок, если прыгну.

— Тогда оставь его здесь.

— Но что ему тут делать без меня?! — удивилась Рыжая Пурзя. Потом махнула рукой: — Пусть прыгает сам, если захочет!

— Разве он умеет прыгать? — не поверила своим ушам Зоя.

— Кто? Смычок? — возмутилась Рыжая Пурзя. — Ты что? Смычок — прыгать? — И засмеялась: — Ха! Ха! Ха! Скажет тоже! Чтобы смычок прыгал… Уж лучше я сама прыгну!

Она положила смычок в траву и легко перемахнула через реку.

— Зося! Иди сюда! — услышала Зоя ее голос снизу.

— Я не умею! — ответила Зоя.

Тоща Рыжая Пурзя стала кричать остальным:

— Вы что? Чем заняты ваши головы? Девочка осталась на берегу из-за моего смычка, чтобы его не унесло ветром, а вы бегаете здесь как угорелые и не поможете ей спуститься! Оставить без купания такой смычок… то есть такой ветер… то есть такую девочку!

— Ты опять все перепугала. Рыженькая! — засмеялся Желтый Пурзя. Он чуть-чуть разбежался, поднял руки кверху, присел и… и вот он уже допрыгнул до высокого берега.

Лиловый Пурзя сделал так же. Потом они схватили Зою один за правую руку, другой за левую, и она легко полетела с ними над рекой.

— Ой! — закричала Зоя. — Я боюсь!

Но страх уже прошел, хотя прямо под ней была вода, — ведь ее так крепко держали! Это был прекрасный прыжок и очень точный, потому что опустились они как раз посреди острова. Там уже собрались все пурзи. И теперь подбежали к Зое.

— Смотри, что у нас здесь! — закричал Розовый Пурзя.

Он хотел чем-то похвастаться, но Зоя, кроме густыхпрегустых кустов, не видела ничего. И удивленно поглядела на Пурзю. Он все-таки был совсем маленький, этот Розовый. И глаза у него были круглые и озорные. Теперь Зоя различала пурзей не только по цвету шапочек. Это лишь с первого взгляда могло показаться, будто они на одно лицо. А они все были разные. Похожие, но разные.

Розового Пурзю Зое хотелось называть как-нибудь ласково.

— Пурзинька, — сказала она, — Пурзинька, я что-то ничего не пойму.

— Сейчас, сейчас увидишь! — радуясь, замахал он руками. — Пробирайся сюда! — И он повел ее сквозь заросли. И тут Зоя увидала шалаш. Густой, зеленый, душистый. Чтобы сплести его, ветки не срезали, их пригнули. А что? Очень просто: ветки трех кустов соединили над полянкой и вверху заплели. Ни топора не понадобилось, ни ножа, ни веревки. После разговора с Лиловым Пурзей Зоя знала, почему поступают так.

В шалаше свет был еще зеленее от листьев. Здесь было прохладно. Пурзи притих, только круглые глаза их светились.

Тихонько раздвинув листья, просунул голову Серый Ослик.

— Иди к нам, — позвал его Зеленый Пурзя.

И Ослик вошел.

— Он здесь живет, на острове, — сказал Зое Оранжевый Пурзя.

— И умеет плавать?

— Конечно. Он зовет нас купаться.

Ослик положил свою теплую мягкую мордочку Зое на плечо.

Зоя гладила Ослика, и что-то в ней ласково поворачивалось, пелось…

Когда в незнакомое ты войдешь,

Смотри, осторожней будь:

Не поломай, не потревожь,

Не обидь кого-нибудь…

«Никогда, никогда вас не обижу, не огорчу ничем…» — думала Зоя.

Пурзи сидели откинувшись, опираясь ладошками о землю и вытянув ноги. Они были одного с Зоей роста, но совсем другие: они не умели даже сердиться. И Зоя вдруг почувствовала себя взрослой рядом с ними: «Никогда вас не обижу»…

— Побежали купаться! — позвал всех Зеленый Пурзя.

Глава 11

Странная находка

Купание — дело веселое. Особенно если это не просто купание, а еще ныряние, догоняние, брызгание и визжание. Пурзи прыгали в речку прямо в своих одеждах и колпачках, и — ах, как они прекрасно плавали! А Зоя совсем почти не умела — так только, немножечко! Поэтому она раньше других выбралась на берег, достала свой блокнот и карандаш и принялась рисовать.

Сегодня, в бодром и ясном свете зеленого дня, ей не так хотелось есть. А рисовать было легко. Она наготовила себе яблок, груш, еще один пирог и все это положила под куст, чтобы взять с собой, когда будет возвращаться.

Потерялась девочка

Зоя грызла яблоко и смотрела, как плавают, брызгаются, смеются пурзи. Серый Ослик был тоже тут, только он купался чуть подальше от берега, а потом — Зоя даже не заметила, когда — он вышел из воды и спрятался где-то в кустах. Она стала искать взглядом Ослика и вдруг увидала: речной волной к берегу прибило веревку. Как раз такую, через какую они прыгали с Любой и лохматой девочкой Нинкой. Веревка лежала на песке, и один конец ее с деревянной ручкой покачивался в воде.

Люба сейчас же закричала бы: «Чур на одного!» — схватила бы эту скакалку и унесла домой или спрятала бы в карман. Но Зоя никогда так не делала. Вот и теперь она предложила пурзям:

— Попрыгаем?

Желтый Пурзя выбежал на берег, отряхнулся, начал подскакивать, да так, что доставал ногами до верхних веток кустарника!

Другие пурзи тоже запрыгали. Но без веревочки.

Зоя взяла прыгалки, стала ловко скакать, взбивая мокрый песок. Потом дала другой конец Рыжей Пурзе и показала, как крутить, вбегать и выбегать.

Лиловый Пурзя первый вбежал в вертящийся круг. Он прыгнул так высоко, что Зоя и Рыжая Пурзя успели прокрутить веревку три раза, прежде чем он опустился на землю. Зоя никогда не сумела бы так. Но зато и они не умели так четко, как Зоя.

— Я тоже, я тоже хочу! — крикнул Розовый Пурзя.

— Давай, Пурзинька! — позвала Зоя.

И он тоже очень высоко прыгнул.

— И я! — попросила Рыжая Пурзя.

Она подпрыгнула, держась за конец веревки, веревка натянулась, дернула Рыжую Пурзю вниз, и она свалилась на песок.

— Вот удивительно, — сказала она, отряхиваясь. — Я даже без веревки прыгаю выше всех, а тут что-то мешает. — Она очень огорчилась.

— Рыженькая, ты лучшая прыгунья, — сказал ей Желтый Пурзя. — И если бы не путала…

— Я никогда ничего не путаю, — ответила Рыжая Пурзя. — Это веревка для высокого прыжка.

Зоя слушала и удивлялась, наконец спросила:

— Разве вы раньше не прыгали через веревочку?

— Нет, — ответил Лиловый Пурзя. — Никогда.

— Откуда же у вас прыгалки?

— У нас? — удивились все. — Разве это не ты их принесла?

Нет, Зоя их не приносила. Впрочем, может, они лежали у нее в кармане и выпали, когда она вместе с пурзями перелетала через реку?

Потерялась девочка

Глава 12

Тревога

В кубике-доме было тихо. Дедушка Музыкант готовился играть Песню Смены Дня, уставшие пурзи, присмирев, ждали.

Но что-то слишком долго не начинает старик.

Что-то резки его движения. И тревожен взгляд.

И Зое тоже стало беспокойно. Неизвестно почему. Но все молчали, и молчала она.

— Рыженькая, где смычок? — вдруг спросил Дедушка Музыкант.

— Здесь… То есть там… Ой! Я, кажется, забыла его на берегу!

По дому пробежал тревожный шепот. Еще бы! Ведь должна быть Песня Смены Дня.

— Не беда, — мягко сказал дедушка. — Если случилось только это — не беда!

«А что еще?» — хотела спросить Зоя. Она же чувствовала — есть что-то еще!

Желтый Пурзя и Рыженькая побежали к реке.

— Я тоже! — вскочил Розовый Пурзя.

— Нет, — строго сказал Дедушка. Даже, пожалуй, слишком строго.

Издалека донесся пряный запах Белого Цветка. Он был слабее и не такой, как всегда. Как будто с горчинкой. Почему?

Зоя видела, что Дедушка Музыкант поднял глаза, о чем-то размышляя. Пурзи притихли, как притихают деревья и травы перед грозой.

Как же это они забыли смычок? Зоя отлично помнила, что Зеленый и Оранжевый пурзи прыгнули вместе с ней с острова на высокий берег и что Рыжая Пурзя была тут же. Но они так устали от купания и прыгания! Только возле дома Зоя сказала Лиловому Пурзе:

— Я забыла на острове всю свою еду — и груши, и яблоки, и пирог!

Я принесу, — ответил Лиловый Пурзя.

А про смычок Зоя не вспомнила. Вот тебе и старшая!

И тут в дом вбежала Рыжая Пурзя. Она потеряла платок, волосы ее взлохматились.

— Нет! — задохнулась она. — Нет смычка!

Следом примчался Желтый Пурзя:

— На острове кто-то кричит.

Пурзи повскакивали с мест, побежали к реке, стуча своими деревянными башмачками.

— Да, да, я чувствовал, — шептал Дедушка Музыкант. (Зоя бежала радом с ним, так ей было спокойнее.) — Такого еще никогда не бывало, — качал он головой. — Ни-ко-гда!

И тут они услышали крик. Он шея откуда-то снизу. Зоя сразу узнала голос. Это был Лиловый Пурзя. Он устал и охрип, а может, ему было больно, а может, он…

— Может, он тонет? — спросила Зоя, которая, если говорить честно, боялась воды.

— Мы никогда не тонем, — быстро ответил ей Дедушка Музыкант. Они теперь стояли на высоком берегу.

Желтый Пурзя прыгнул первым.

— Здесь! — крикнул он снизу. — Его кто-то привязал к дереву!

— Что он говорит? — не поняла Рыженькая. — Разве можно привязать мальчика?

Зоя ничего не ответила, но почему-то вспомнила о прыгалках — ведь они тоже остались на острове.

Глава 13

Как все было

Да, да, так оно и было! Лиловый Пурзя сам рассказал, когда все собрались на острове и уселись там, чтобы немного передохнуть и успокоиться. Так все и было.

Он вернулся к реке за Зоиными припасами. Когда собрался прыгнуть, кто-то схватил его сзади, зажал руками глаза, повис на его спине:

— Прыгай! Прыгай же!

Этот кто-то был тяжелый, Пурзя прыгнул и не долетел до острова, упал в воду. Он испугался и удивился — ведь такого с ним не бывало. Он не закричал, и не попытался сопротивляться, и вот поплыл по реке, а на его спине сидел кто-то и командовал:

— Левей! Левей! Немного правее!..

Глаза его теперь чем-то завязали, и он совсем ничего не видел.

Когда Пурзя оказался на острове, его притащили к дереву и привязали. Прыгалками. И еще сказали:

— Сиди тут и молчи. А то небось сразу побежишь жаловаться. Ябеда. И не бойся, никто тебя бить не будет. — Потом этот кто-то стал шарить по кустам, а потом есть — жевать, чавкать.

— Что же он ел? — спросил Дедушка Музыкант. — Ведь на острове нет розовой травы.

— Я там оставила яблоки, — ответила Зоя. — Яблоки и клубнику. И пирог.

— Что-что? — переспросил Оранжевый Пурзя.

Но в это время из кустов выскочил Розовый Пурзя.

— Куда-то девался Ослик! Он ведь всегда спит на острове, когда смена дня. Верно, Дедушка?

Стали искать, звать. Ослика не было. Рыжая Пурзя вдруг горько заплакала. Она вытирала слезы концами платка, а они все текли и текли.

— Это что же! — причитала она. — Привязали! Увели! Унесли! Разве так бывает вообще?!

— Поищи смычок, — сказал Дедушка Музыкант. Он медленно поднялся и приготовился к прыжку. — Немедленно поищи.

Он все как-то тревожно озирался, приглядывался к небу, вдыхал запах Белого Цветка, который здесь почему-то был более сильным и более горьким.

— Я помню, где я его оставила! — вытерла слезы Рыжая Пурзя и первая прыгнула на берег.

— А я знаю, где Ослик, — тихо, будто про себя, сказал Лиловый Пурзя. — Тот… ну, который… утащил меня… наверное, он переплыл на Ослике обратно, — он не умеет плавать.

— А почему же он не прыгнул? — спросил Зеленый Пурзя.

— Он и прыгать… — начал Лиловый Пурзя и боязливо огляделся.

— Как? Совсем?!

— Так не бывает! — заговорили остальные.

Желтый и Оранжевый пурзи подхватили Зою — ведь она тоже не умела прыгать, — и вскоре все оказались наверху.

Лиловый Пурзя едва долетел до берега. Он весь дрожал и старался ни на кого не смотреть, — вобрал голову в плечи, будто был в чем-то виноват.

Подошел Дедушка Музыкант, обнял Пурзю, прижал его к себе.

— Мальчик узнал, что такое страх, — сказал он, обращаясь к Зое, будто она была старшей. — Это очень опасно и дурно. — И заглянул в глаза Лиловому Пурзе: — Я… Я и Зося — мы сделаем все, чтобы ты его забыл.

И тут раздался крик. Так мог кричать зверь, попавший в калкан, или птица, схваченная хищником…

Но это был не зверь и не птица. Кричала Рыжая Пурзя. Она стояла поодаль на коленях, пригнувшись к земле, и раскачивалась из стороны в сторону.

— Сломался смычок?! — предположил Дедушка Музыкант и заспешил к девочке: — Не плачь, не плачь! Я сделаю нов… — И замолчал.

Потерялась девочка

На песке лежал Белый Цветок. У самой головки он был придавлен камнем, а остальная часть стебля вилась вниз по откосу, не дотягиваясь до воды. Тонкие лепестки уже немного подсохли, они издавали горьковатый залах и были хрупки. А рядом, на песчаной поляне, виднелась цепочка следов. Тут прошли туфли с квадратными каблучками.

Зоя стояла, забыв выдохнуть: это были следы ее туфель.

— Я здесь оставила смычок… — плакала Рыжая Пурзя. — А вместо него… вот…

Пурзи молчали. Дедушка Музыкант нагнулся над Цветком, поднял его никнущую головку:

— Может, отнести Цветок на его поляну? — спросил кто-то.

— Или спеть ему?

— Может, он еще…

— Его не спасешь… — сказал Дедушка Музыкант тихо, но все услышали. Он выпрямился, глаза его потеряли доверчивое выражение. — Я хотел бы знать, — проговорил он еще тише, — я хотел бы знать, кто это сделал.

Пурзи переглянулись.

— И я придумал, как быть. Все встанут у края поляны и отпечатают след своей ноги на песке.

Пурзи тотчас так и сделали. Когда Зоя занесла ногу, Лиловый Пурзя тихонько потянул ее назад:

— Не надо, Зося.

— Почему?

— Не надо! — опять попросил Лиловый Пурзя.

И Зоя вдруг поняла.

— Ты что же, думаешь, это я сорвала? Да? Да?

И она изо всех сил наступила на песок, вдавила в него свой квадратный каблук. Потом закрыла лицо руками и отбежала.

Пурзи стояли молча.

Неловко согнув нога в коленях, рядом с ней опустился на землю Лиловый Пурзя. Он, он один глядел на Зою, глядел прямо в глаза ей добрым и преданным взглядом.

— Я же знаю, знаю, что это не ты, — проговорил он. — Но мне так больно здесь. — И он прижал руку к груди. — Мне так больно!

— Я не виновата, — сказала Зоя. — Мне тоже больно.

— Да? И тебе? — отозвался Лиловый Пурзя. — Это потому, что ты стала как мы. А мы не можем жить без Белого Цветка.

— Я не виновата, — повторила Зоя. И совсем тихо добавила: — Только кто мне поверит?

А пурзи все стояли и молчали, потом медленно побрели к дому. Впереди шел Дедушка.

Никто не сказал Зое ни слова, но никто и не позвал ее. Ни ее, ни Лилового Пурзю.

Глава 14

Как все нарушилось

Вдруг стало темно. Потом темнота сменилась яркожелтым светом… Нет, не совсем так. Не темнота сменилась, а из темноты протянуло желтые ветки желтое дерево, и небо вокруг него, и трава под ним, и река — все стало желтым. После так же все стало синим: река, дерево, трава… Потом точно так же — зеленым. И все быстрей, быстрей… Начало мелькать, как в испорченном цветном телевизоре. А вместо музыки, которая звучала при смене дня, слышалось сухое пощелкивание. Зоя зажмурила глаза, надеясь, что ей показалось и что это пройдет. Но нет, нет, все было именно так…

Лиловый Пурзя схватил Зою за руку и потащил к дому. Они бежали, а вокруг, будто молнии, мелькали разные цвета: цок! — голубая тропинка, голубой песок, голубая трава; цок! — красный куст, красное дерево; цок!..

— Если бы Дедушка мог сыграть… — задыхаясь, сказал Пурзя. — Ведь они вместе — цвет и музыка…

Но говорить было не о чем. Дедушка ничего не мог сыграть без смычка. А мелькание все убыстрялось.

Цок! Цок! — оранжевое дерево, оранжевый кубикдом. Цок! Цок! — зеленая дверь…

И вдруг возле самой двери Зоя увидела смычок. Он стоял, прислоненный к стенке дома. Кто-то принес и поставил его. Вернул.

Девочка схватила его и со смычком в руках вбежала в дом.

Потерялась девочка

В пуховом гнезде лежали пурзи лицами вниз. Старик сидел, прикрыв глаза негнущимися пальцами. Зоя вложила ему в руку смычок. Старик глянул рассеянно и поднес его к стволу дерева. Послышался одинокий грустный, но мягкий звук. Он как-то заглушил, погасил щелканье. Мелькать стало чуть реже, цвета потеряли резкость. Зоя вздохнула. Она подсела к старику, она прижалась к его сухому жесткому плечу, заглядывая в круглые, широко открытые глаза.

— Дедушка! — взмолилась она. — Дедушка, я не рвала Цветка! Ну поверьте…

Старик ответил, не переставая играть:

— Мы попали в беду, Зося. А тебе я верю.

Зоя понимала: он говорит так от доброты. И опять зашептала:

— Но почему же тогда там были следы моих туфель? А? Ведь это были мои туфли с квадратными каблуками.

Дедушка Музыкант отложил смычок, задумался.

— Да. Это были твои следы. И все-таки я тебе верю.

Цок! — вспыхнул ярко-голубой свет, и все стало голубым. Цок! — ярко-красный. Цок! Цок!

Это потому, что Дедушка перестал играть.

Он снова поднес смычок к дереву, и опять утихли краски. Лиловый Пурзя знаком подозвал Желтого, и они вместе вышли.

— Дедушка, — между тем шептала Зоя, — но что же делать? Ты ведь не можешь без конца играть! Я хочу помочь. Давай придумаем что-нибудь!

Старик грустно пожал плечами.

В это время, толкаясь, в дом вбежали Желтый и Лиловый пурзи.

— Это не те следы! — крикнул Лиловый Пурзя.

И Желтый повторил:

— Это не те, не Зосины следы!..

Потом немного успокоился и объяснил:

— Мы сравнили: где Зося наступила рядом с нами — там следочек маленький. А те — похожие, но большие. Они много больше!

— А еще мы нашли вот это, — сказал Лиловый Пурзя и разжал кулак.

Все кинулись смотреть, что там.

— Это жучье крылышко, — сказал один из пурзей.

— Шелушинка от шишки! — заспорил второй.

— Засохший листок! — крикнул третий.

Зоя тоже посмотрела. На шершавой ладошке лежало что-то очень знакомом — полупрозрачное, серое, с черной кляксой, похожей на кошку.

Зоя шагнула поближе. Она взяла с Пурзиной ладони полупрозрачную бумажку и при вспыхнувшем свете прочитала знакомые буквы: «Кис-кис».

Глава 15

Ловушка

Теперь Зоя знала, что делать Она уселась возле двери, положила на колени блокнот и начала рисовать.

Лиловый Пурзя заглянул через плечо, удивился:

— Ты хочешь есть, Зося?

Девочка не ответила. Она нарисовала грушу, яблоко и пирог, сняла их с листа и быстро вышла из дома. Она спешила к реке На песчаной поляне уже не было Цветка. Вероятно, пурзи, уходя, взяли его с собой Но следы остались. Вот деревянные башмачки пурзей, вот ее, Зоин, след, а рядом, у обрыва, ходила, придавливала камнем Белый Цветок Люба Вилкина. «У, противная! — думала о ней Зоя. — Все тебе надо сломать да испортить! Зачем тебе Цветок, а? Зачем? Да еще камнем его!» Зоя вспомнила, как свисал стебелек над песчаным обрывом, далеко не доставая до воды. И вдруг поняла: да ведь Люба хотела перебраться на остров. Зачем? Как же зачем?! Там Зоя оставила еду. Ведь Люба не умеет рисовать — где же ей взять? Это она, она, конечно, съела тогда пирог И Пурзю украла, чтобы переправиться на остров. Увидела, что по стеблю не спуститься, и утянула Лилового Пурзю. И про Ослика понятно: на нем после уплыла с острова. И смычок схватила, а потом, когда стало мелькать, вернула: ведь ей и самой плохо, когда мелькает! Только зачем ей понадобился? Может, хотела научиться играть, как Рыженькая?

«Противная Любка! — думала Зоя. — Ну ладно! Больше ты не сможешь никому повредить!»

И Зоя принялась разгребать мягкий приречный песок — копать яму.

Копать было сначала совсем легко, а потом совсем трудно, потому что внизу песок слежался и не поддавался пальцам. И все же яма получилась довольно глубокая. Хорошо, что Зоя догадалась заранее подтянуть к яме длинную ветку куста. Эту ветку она пригнула к земле и присыпала песком, чтобы та не распрямилась и не убежала.

Когда работа была кончена, Зоя, держась за ветку, вылезла из ямы, а ветку отвела в другую сторону. И тогда только огляделась. Воздух был розоватый, иногда набегали другие цвета — лиловый, синий, оранжевый, — но сменялись они не резко. Издалека долетала музыка, и Зоя узнала мелодию: ее играла Рыжая Пурзя в день карнавала. Значит, Рыженькая сменила Дедушку Музыканта. Но долго ли они так выдержат?

И Зоя заторопилась. Она бросила на дно ямы всю еду: яблоко, грушу и пирог. Кушай, Любочка! Любочка спрыгнет, а вылезти не сможет. Вот и весь разговор!

Но это еще не все. Потому что сколько бы Люба не сидела на дне ямы хоть сто лет, — Белый Цветок от этого не оживет. А как оживить его, не знают ни пурзи, ни сам Дедушка Музыкант. А Зоя… Зоя попробует.

Потерялась девочка

Глава 16

Попытка

«Нас привел сюда пан Художник. И нас, и все, что ты видишь вокруг», сказал как-то Желтый Пурзя.

«Художник живет в своих картинах», — говорила мама.

«И в этой?» — спросила тогда Зоя.

«Конечно».

А вечером, при задернутых шторах, Зоя сама видела, отлично видела, в правом углу картины — вероятно, очень далеко — белел дом. Издалека он казался игрушечным. Одно окошко его светилось.

Зоя захлопала в ладоши.

— Ослик! — позвала она. И знала, что Ослик придет, потому что теперь был ее день, хотя никакой палочки на ней не было Просто сегодня она была сильнее всех остальных.

И верно: в кустах зашуршало, потом послышался треск и стук копыт, и на поляну вышел Серый Ослик. Он поглядел знакомо и потянулся к Зое доверчивой мордой.

— Помоги мне, Ослик, — попросила она. — Помоги мне перебраться на тот берег. Ведь я не умею прыгать, как пурзи, и не умею плавать.

Ослик потерся боком о Зоин бок. Может он и не понимал слов, но Зоя знала, что он доверяет ей. Зоя забралась к нему на спину, он припал на задние ноги, прыгнул и легко понесся над рекой. Зоя даже не думала, что он умеет так отлично прыгать!

И почему она вообразила, будто он не понял ее слов? Отлично понял, иначе не приземлился бы, как всегда, на острове. Теперь же они оказались на другом берегу реки. Зоя обняла Ослика, поцеловала его в теплую серую мордочку.

— Спасибо, Ослик, милый!

— И, не оборачиваясь, пошла по тропинке, протоптанной в траве.

Дорога полого подымалась в гору. Чем дальше от реки, тем ниже становилась трава. Кроме этой травы, ничего не было видно. Зоя шла, шла вверх, стала уставать. Неужели она ошиблась и здесь нет никакого белого дома? Что же тогда делать?

И вдруг из-за холма выступили верхушки деревьев. Зоя так обрадовалась, что побежала Но быстро задохнулась и пошла медленней.

Деревья приближались, и вот за ними открылся взгляду белый дом. Он стоял на поляне и был обнесен белым забором с воротами.

«Только бы застать его! — шептала Зоя, пересекая поляну. — Только бы застать и суметь объяснить все».

Глава 17

У дядюшки Тадеуша

Белые ворота оказались незапертыми. Зоя толкнула створку и вошла во двор, поросший ровной зеленой травой. Дом за воротами был двухэтажный, узкий, с верандой вдоль всего первого этажа. А на ступеньках веранды стоял дядюшка Художник. Он был точно такой, каким когда-то нарисовал себя: узколицый, в темном бархатном берете и платке, заправленном под отложной воротник белой рубашки. А на плече сидела большая коричневокрасная птица.

— Дя… — проговорила Зоя и запнулась.

— Здравствуй, Зося! — ласково, как своей, улыбнулся он. Поцеловал ее в макушку, обнял за плечи и повел в дом.

За высокой белой дверью с медным витым кольцом сразу начиналась деревянная лесенка — узкая, домашняя; окошко было прорезано высоко, а на подоконнике стояли горшки с цветами. Зое показалось, что она когдато уже поднималась по такой лестнице.

Художник распахнул высокую коричневую дверь. Зоя почувствовала запах красок.

— Входи, входи, Зося, — пригласил дядюшка. — Тебе будет интересно.

Здесь была мастерская. По стенам стояли и висели картины, на грубо сколоченном столе у окна были разложены краски, из высокого стакана торчали кисти. И тут же стояла резная черная шкатулка — точно такая, какую тетя Янина подарила Зое в день рождения. Зоя подошла, притронулась к ней пальцами.

— Нравится? — спросил дядюшка Тадеуш.

У меня есть такая же, — тихонько ответила Зоя. — Только она не открывается.

— Не может быть! — И дядюшка поднес шкатулку к глазам. — Эту тоже так просто не откроешь; во всех этих старинных вещицах есть свой секрет. Он передал Зое шкатулку. — Попробуй, открой.

Зоя не знала, как начать говорить о главном, и, чтобы не обидеть дядюшку, попыталась разъять ящичек. Ничего не получилось.

— А посмотри-ка на нее внимательно: может, что и заметишь.

Зоя, продолжая думать о своем, стала вертеть вещицу, вглядываться в резной рисунок с матово блестящими кусочками перламутра. На нем были изображены женщины в длинных платьях, и каждая держала в руках по веточке. Все точно так же, как на Зоиной шкатулке. И тут на одной из веточек Зоя увидела бутон цветка — он был более выпуклым, чем все другие цветы и ветки. Зоя оглянулась на дядюшку, тот едва заметно кивнул.

— Просто нажмешь, — сказал он, — но сейчас не надо.

И он так это сказал, что Зоя поняла: настало время. И голос у нее дрогнул.

— Дядюшка… — начала Зоя. — Дядюшка Тадеуш… У пурзей больше нет Белого Цветка. И они без него не могут жить.

Художник нахмурился, пожал плечами:

— Что я могу сделать? Надо было беречь.

— Но они не виноваты! Это я, я! Все из-за меня! — И Зоя заплакала. Она не ожидала, что дядюшка так холодно примет эту весть.

А он отвернулся, стал перебирать краски на столе, и Зоя увидела: руки его дрожат.

— Что за глупости! — сказал он резко. — При чем здесь ты? Я ведь все знаю.

— Дядюшка, милый, я показала ей картину и пурзей… И потом она вошла за мной…

— И тебе тоже нечего было тут делать, — проворчал художник. — Разве так учатся?!

Зоя видела, что он сердится, ну и пусть, пусть, лишь бы помог пурзям! Она подбежала к Художнику, прижалась к его руке:

— Дядюшка, ну сделайте что-нибудь! Ведь они такие тихие, такие… беспомощные!

— Я знаю, какие они, Зося, — гораздо мягче ответил Дядюшка Тадеуш и погладил ее по голове. — И рад, что ты полюбила их. Я даже попытался нарисовать, но… — Он поднял и поставил на мольберт картину, которая была повернута к стене. — Вот смотри!

На картине был цветок, свежий, сочный, очень похожий на тот, на настоящий Белый Цветок.

— Почти такой же… — проговорила Зоя робко.

— Да. Почти. Похож, да не тот. И я не знаю, удастся ли… — Художник еще раз оглядел картину и остался недоволен. — Нет, два раза не бывает одинаково. Впрочем… Почему обязательно такой же, а, Зося? Лишь бы он жил, перекликался с цветом, с музыкой картины, что ли, верно ведь? Как ты считаешь?

Зоя не знала, не могла ответить, но была рада, что дядюшка снова взялся за работу А он уже схватил кисть, он свободно менял форму лепестков, удлинял стебель.

— Как ты называешь их? — работая, весело спрашивал он Зою. — Пурзи? Почему пурзи!

— Так… Не знаю…

— Очень смешно. А они и правда милые Когда я впервые нарисовал такого «пурзю»… Видишь ли, Зося, я жил тогда в чужой стране, тосковал по родине. И вдруг у меня появились они. Эти существа. Я придумал их Понимаешь — сам! Я тогда почувствовал себя счастливым! — И вдруг добавил непонятное — Ты когданибудь тоже найдешь своих пурзей.

Потерялась девочка

Глава 18

Возвращение

Зоя не поняла о чем говорит дядюшка, но ей тоже хотелось иметь своих пурзей.

— А как? — шепотом спросила Зоя. — Как их найти?

— Прежде всего, — ответил Художник, — рисуй то, что тебе интересно. Очень интересно. То, что ты очень любишь или очень не любишь — И вдруг велел — Возьми-ка бумагу, садись вот сюда за стол. И меня отвлекать не будешь. Работай, работай — И больше уже не глядел на нее.

О, теперь Зоя прекрасно поняла, что, а вернее, кого она не любит. Она нарисовала стриженную девочку с конфетой в руке. А потом сделала так, так и вот так — зачертила! И сама вдруг почувствовала получилось как-то нехошо. Через руку и плечо девочки прошли черные полосы, как следы от кнута, и ей, наверное, больно.

Зоя оглянулась на дядюшку.

— Конечно, больно, — сказал он. — За что ты ее?

Зоя нагнула голову и промолчала. Но она-то знала, за что: да за все!

И за пурзей — им ведь так тяжело, когда дни мелькают; и за то, что она все жилит, эта Любка, такая противная, даже играть по-честному не может: прыгалки подсекает, глаза не зажмурила, когда Зоя вела ее, — вот и пролезла в картину! И Лилового Пурзю напугала, и про Белый Цветок ничего не поняла, веревку из него сделала, и конфеты свои ест одна — никогда никого не угостит!

И Зоя еще раз черканула по рисунку.

— Ого, Зося! — удивился дядюшка. — Ты, оказывается, не такая добрая.

— Ну и пусть, — ответила Зоя, не поднимая головы. — Это же рисунок.

— Но ты забыла про яму! Ведь ты хотела, чтобы твоя подружка…

— Какая она мне подружка?!

— Ну, а если просто девочка?

— Плохая девочка, — заспорила Зоя. Она еще никогда ни с кем так не разговаривала, а тут прямо что-то нашло на нее. — Она плохая девочка, дядюшка, поверьте мне!

— Довольно обычная. Ведь она была голодна.

Зоя промолчала, потому что в этом дядюшка был прав. Но он ничего не знал о прыгалках, о конфетах «Кис-кис», да и голод… Можно ли так поступать из-за голода?

Только объяснить все это Зоя не могла и потому едва слышно проворчала:

— Она вообще такая.

— А если, пока ты здесь, она попала в твою ловушку и сломала ногу? — продолжал Художник. — Или вдруг никто не придет к реке и она не сможет выбраться? Ты понимаешь, что может случиться?

— Да.

— Ты этого хотела?

Нет, Зоя этого совсем не хотела, даже не подумала об этом. И теперь заволновалась:

— Дядюшка, как же…

— Вот видишь, Зося. Если говорить честно, мне совсем не понравилось, как ты поступила.

Зое теперь и самой не нравилось. Ей было стыдно и грустно. И хотелось, чтоб кто-нибудь все исправил и успокоил и пожалел ее, как это всегда делала мама. И вообще она так соскучилась, так давно не видела маму. И Зоя вдруг закрыла бумагу руками, положила на них голову и заплакала.

— Полно, полно, Зося. — Легкая рука Художника коснулась ее волос.

— Я хочу к маме! — плакала Зоя. — Я не злая, не злая!

— Я помогу тебе вернуться, — ласково проговорил дядюшка.

— А Любе?

— И ей. Посмотри, какой получился цветок.

Потерялась девочка

Зоя глянула, но из-за слез он расплылся. И все же было видно, что цветок не очень похож. Лепестки, чуть собранные в бутон, шире и плотней, они, наверное, не смогут так раскрываться. И даже цвет иной: не совсем белый — с красными и лиловыми расплывчатыми пятнами на кончиках.

Зоя вытерла глаза получше, всмотрелась:

— Он получился немножко другой…

— Конечно.

— Ну и как же?

— Значит, и жизнь там пойдет немножко другая.

— Хуже?

— Этого, Зося, я пока сам не знаю. Просто другая.

«Из-за меня, — опять подумала Зоя. — А потом поправила себя: — Нет, из-за Любки! Все ей надо.»

— А как же с Любой? — спросила Зоя.

— Твоя подружка должна уйти, — ответил Художник, и Зое показалось, что он опять сердится. — Но без тебя ей не выбраться. — И дядюшка подал Зое руку: — Пойдем, девочка.

Рука была теплая, добрая. Нет, он не сердился. На Зою во всяком случае.

Они вышли из мастерской. На пороге Зоя оглянулась на картину. И заметила: сочные лепестки цветка потеснили зеленую коробочку, открылись шире, а сквозь запах краски явственно пробился сильный сладковатый аромат, так что немного закружилась голова. Цветок начинал оживать!..

Они шли, шли, спускались по неосвещенной лестнице; за высоким окошком было темно. Зоя совсем забыла, что так бывает: день, потом вечер, темнота. Она уже не различала ступенек, не понимала, куда идет. Это было похоже на игру «Найди свой дом», только ее никто не перекружил. И вообще это была не игра.

Чур-ра, Чур-чура,

Тут игра

И не игра,

И не правда

И не ложь,

Потеряешь

И найдешь,

А найдешь

Не пятачок,

А ежиный

Пиджачок…

Вдруг Зоя почувствовала свежий ветер, впитавший в себя запах земли, травы, кустов и деревьев. Вот сейчас они выйдут из дома Художника… И она забеспокоилась.

— Дядюшка! — едва слышно позвала Зоя. — Дядюшка, теперь вы никогда не передадите мне свой дар?

— Зося, глупенькая, — в темноте улыбнулся он. — А как бы иначе ты смогла жить здесь, у нас, и подружиться со всеми? — И поцеловал Зою в макушку. — Теперь иди. И не бойся. Тут нет дорожки, придется на ощупь. Найдешь?

Зоя кивнула. Хотела еще спросить, но сразу же забыла о чем, потому что издалека услышала знакомый голос:

— Зоя! Зоя!

— Это мама! — крикнула она и побежала. Зоя спешила, спотыкалась о камни, или, может, это были клумбы. И все ждала, когда снова долетит мамин голос. Но было тихо. Девочка остановилась.

Вокруг колыхались под ветром кусты.

Невдалеке в темное небо тянулся высоченный дом. Окна его были разноцветно освещены. Зоя сразу поняла, что это городской дом. Она вышла из-за кустов, ступила на асфальт.

Глаза понемногу привыкли к темноте, и Зоя видела теперь деревце яблони — оно ей знакомо! «Если так, — подумала Зоя, — если все обернулось так, то здесь должен быть поваленный забор…»

И он тоже был. И кирпичи, и бревна, и доски от снесенных домов. И все-таки Зоя не знала, куда идти, — ведь она ни разу не бывала на пустыре ночью. Она пошарила в кармане брюк. Там лежала порядком потрепанная бумажка. Зоя подошла к фонарю — его она тоже не замечала днем, — при тусклом свете прочитала слова, выведенные четким маминым почерком: «Вишневый переулок, дом 7. квартира 101» По асфальтовой дорожке медленно прогуливалась женщина, держа на поводке здоровенного бульдога. Зоя шагнула к ним.

— Вы не скажете, где Вишневый переулок?

— Придется обойти, девочка, — ответила женщина. — Тут стройка, — и подробно объяснила Зое, как найти ее дом.

Зоя совсем не узнавала улицы. Да это и неудивительно — ведь она так мало жила здесь! Хорошо, ах, как хорошо, что мама положила ей в кармашек записку с адресом!

Глава 19

Дома

Наконец Зоя нашла подъезд, поднялась в лифте на пятый этаж и нажала кнопку звонка. И услышала поспешные шаги. Это была мама! Конечно, мама только она ходила дома на высоких каблуках.

Открылась дверь. Зоя увидела испуганные мамины глаза, потом мама отошла на два шага назад. И вдруг бросилась, обняла Зою, заплакала. Когда она наплакалась, стала искать по карманам платок, а Зою все еще не отпускала. Но платка не было, и мама вытерла мокрое лицо концом Зоиной косички.

— Яня! — закричала она. — Янина! Иди сюда!

— Что? Что случи… — и тетя Янина замерла.

Потом вынула из кармана очки, надела их и на цыпочках подошла к Зое, будто боялась ее спугнуть.

— Милое дитя? — шепотом спросила тетя Янина и незаметно дотронулась до Зоиной руки. Затем так же шепотом ответила себе: — Милое дитя!

И только тогда заплакала.

Зоя не совсем понимала, почему они так дружно плачут, она была рада, что вернулась, и еще была рада, что у тети Янины нашелся платок, потому что Зоиных косичек не хватило бы, чтоб вытереть все пролитые в этот вечер слезы.

Вдруг что-то живое, теплое прижалось к Зоиным ногам Не отрывая глаз от плачущих женщин, Зоя нагнулась и погладила нежную шерстку бывшею соседского кота.

Я не стану рассказывать, как были зажжены все лампы в доме, как были открыты лучшие банки с вареньем и какой отличный пирог испекла тетя Янина, — гораздо лучше того, который так понравился когда-то Любе Вилкиной. Зоя отломила кусочек, опустила руку под стол, позвала:

— Кис-кис-кис!

И тут в дверь позвонили. И Зоя уже знала, кто это. И сама побежала открывать. Это была Люба. Живая. Здоровая. Ноги ее не были сломаны, они были обуты в запыленные, ободранные на носках красные туфли с квадратными каблуками. А по платью, пересекая правую руку, шла едва заметная полоса, похожая на шрам.

Тетя Янина вышла следом за Зоей:

— Любочка, и ты тоже нашлась!

Люба Вилкина вежливо поклонилась ей, потом сказала с удивлением:

— Мама волновалась обо мне, даже плакала. И отец тоже. А всегда говорили, что я никуда не денусь!

Зоя разглядывала полосу на Любиной руке.

— Где ты поцарапалась, Любочка? — спросила тетя Янина.

— А, пустяки, — ответила Люба. — Я уже почти все стерла.

Она провела ладонью по коже, размазала темную полосу и вдруг поглядела на Зою исподлобья.

— В другой раз ты… — начала Люба и не договорила.

Дядюшка Тадеуш был, конечно, прав, когда просил Зою больше не делать так, и Зоя хотела сразу сказать Любе, что она не будет. Но подумала и промолчала: она еще сама не знала, как поступит в другой раз.

— Девочки, девочки, идите пить чай с пирогом! — позвала из кухни мама.

Глава 20

Дар дядюшки Тадеуша

Девочки молча сели к столу.

— Милые дети! — волновалась тетя Янина. — Кушайте пирог! Он вкусный!

— Очень даже, — вежливо кивнула Люба и наклонилась к Зое, проворчала: — Ее пирог лучше, чем твой… нарисованный. Да твой еще весь в песке!

— Что-что? — удивилась мама.

— Это мы так, мамочка. — И тихо Любе: — А ты бы могла выйти, как человек. А то прячется, подглядывает…

— Чего я не видела у этих страхолюдов?

— Зачем тогда полезла к ним?

— Что ж, все тебе одной?!

— Девочки, девочки, о чем вы там шепчетесь? — подошла к ним мама.

— Давно не виделась, — буркнула Люба.

Она протянула руку тете Янине:

— Спасибо за пирог.

И — Зоиной маме:

— Спасибо на добром слове.

И ушла домой. А мама и тетя Янина отвели Зою в ее комнату и уложили в постель. Когда мама и тетя, пожелав Зое спокойной ночи, ушли, она встала с кровати. В комнате все было так, будто без нее сюда и не входили, только пыль была стерта со стола, с подоконника, со всех полок На столе, возле альбома с рисунками, лежал глянцевитый древесный лист; от толстого черенка по всей его поверхности расходились жилки и сосудики. И опять Зое показался этот лист похожим на руку человека. Стоп, стоп! Но откуда он здесь? Прямо в ночной рубашке Зоя выбежала в соседнюю комнату. Там мама и тетя Янина убирали со стола.

— Ты что, девочка? Что, милое мое дитя? — спросила тетя.

— Откуда это? — Зоя протянула им лист.

— О, это странная история, — улыбнулась мама. — Когда я хватилась тебя и стала искать по квартире — я ведь думала, ты где-нибудь здесь, — я вошла в свою комнату, а там на полу вот это.

— Под картиной? — замирая, спросила Зоя.

— Да, кажется. В общем, на полу. Я удивилась: у нас ведь таких листьев нет. Начала рассматривать и — веришь ли? — понемногу успокоилась. Вот тетя Яня подтвердит. Очень странно, конечно.

Зоя улыбнулась. Ей было грустно и тепло от памяти оранжевого дня, милых пурзей, их безобидности, их доброты. Зоя поцеловала маму и тетю Янину и тихонечко пошла к себе. Зажгла настольную лампу. Открыла альбом.

Она рассматривала человечков в треугольных колпачках, которых рисовала тогда, давно. Как похожи были они на пурзей и как не похожи! Так на новогоднюю елку вешают яблоки из раскрашенной ваты. Похоже, да не то.

Случайно взгляд ее упал на тумбочку возле кровати. Там, на этой тумбочке, стояла черная резная шкатулка Девочка взяла в руки эту старинную вещицу, потрясла возле уха. Там, как и прежде, что-то шуршало перекатывалось. А с гладкой поверхности крышки улыбались женщины в длинных платьях, и у каждой в руке была ветка. И на одной… Ну да, на одной ветке бутон цветка был выпуклым. Зоя нажала на него. Что-то дрогнуло, звякнуло, и черная крышка распахнулась.

Зоя с волнением заглянула внутрь. Сомнений не было. Там, в шкатулке, в шкатулке знаменитого художника дядюшки Тадеуша, лежали… просто две кисточки, старые, с вытертым волосом, и еще огрызок карандаша.

Если бы Зоя была Любой Вилкиной, она бы, наверное, презрительно скривила рот и сказала бы: «Подумаешь, есть что хранить!»

Но Зоя была Зоей, и она хотела стать настоящим художником. Поэтому она ничего такого не сказала, только бережно дотронулась до вещей, хранивших дыхание большого труда.

Зоя поставила шкатулку возле себя, снова взялась за краски и кисточку. И тогда в верхней части листа появилось сероватое небо. Потом оно чуть порозовело. После проступило дерево — может быть, дуб. И черные ветки-загогулины прорезали небо, и Зоя поняла, что на это можно смотреть долго. И она смотрела. И еще появилась трава — два коричневато-серых стебля. А на дереве дупло. И оттуда подслеповато глянула проснувшаяся от близости вечера сова. И шевельнулись ветки, качнулась трава, на песке обозначились едва заметные чьито следы. Зажила, задышала картина. Она ничем не была похожа на то, что рисовал дядюшка Тадеуш, и все-таки, если захотеть, если сделать шаг…

Мама, кажется, окликнула Зою. Зоя, кажется, не услышала. Мама заглянула в комнату: девочка сидела над листом бумаги. Мама покачала головой, но ничего не сказала, успокоилась. На самом же деле все было не так просто. Все было не так просто, потому что Зоя могла уйти туда, к этому дереву, дуплу и встретить там… нет, это пока неизвестно — кого. Но она могла уйти туда почти в любое время.

Потерялась девочка
Потерялась девочка
Потерялась девочка
Потерялась девочка

на главную | моя полка | | Потерялась девочка |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 31
Средний рейтинг 5.0 из 5



Оцените эту книгу