Глава 1

СЛАБАК?

Винсент Аллан был упитанным молодым человеком, но его тело не казалось рыхлым. Скорее он был похож на круглого, гладкого морского котика, плавающего в бассейне. Округлая шея едва помещалась в воротник шестнадцатидюймового размера. Круглый торс, пухлые длинные руки. Глаза его были бледно-голубыми, а на губах все время играла легкая застенчивая улыбка. Однако эта кроткая улыбка приносила Аллану одни неприятности, потому что иногда людям казалось, будто он над ними насмехается. И президент тоже не избежал этой ошибки.

Это был президент не того маленького отделения банка, где Винсент Аллан уже пять лет исписывал быстрым, аккуратным почерком толстые гроссбухи с деловыми расчетами или терпеливо и добросовестно считал на арифмометре. Президент был очень важной персоной. Он возглавлял всю огромную сеть финансовых организаций, в которой отделение банка, где трудился Аллан, было лишь незначительным, мелким звеном. Но во всей этой организации не было никого и ничего слишком мелкого, не стоящего личного внимания президента. Его любимый афоризм — а у президента было очень много афоризмов на все случаи жизни — звучал так: «Если ты действительно хочешь что-то сделать, время у тебя найдется». И президент не только сам строго следовал своим изречениям, но и от всех остальных людей требовал того же. Если ему достаточно четырех часов сна в сутки, то и другим этого должно хватать. Более того, необходимость целых четыре часа в сутки проводить в бездействии ужасно его раздражала. Президент считал, что сон — всего лишь привычка, причем весьма вредная.

В этот день президент должен был посетить торжественный обед, где собрались все работники филиала банка. После того как собственно обед закончился, президент выступил с речью. У него было заготовлено несколько речей. О честности и о том, что она дает человеку. О бережливости. О верности — воистину, золотая добродетель! Или такая тема: «Совесть — вот что в нас главное». Обычно он предпочитал говорить о морали. Но сегодня он решил удивить слушателей и заговорил о теле.

— Все мы получили в дар от Господа две важные вещи, — начал президент. — Это, во-первых, наш разум, который нам приходится пускать в ход, чтобы обеспечить свое существование, а во-вторых, наше тело. Тело — это тоже Божий дар, почти равный рассудку. Но кто из вас, молодые леди и джентльмены, кто из вас пользуется своим телом так, как должно?

Он по очереди ткнул пальцем во всех служащих, чтобы они прониклись этой горькой истиной. У бедных горожан задрожали колени. Президент и сам дрожал от возбуждения всеми ста двенадцатью фунтами своего тощего тельца.

— Идите в гимнастический зал! — провозгласил он. — В наш век машин физическая сила почти не находит применения. И все же идите в гимнастический зал! Имейте мужество признать свою слабость. Только через признание слабости вы обретете силу. Сила слабости — в смирении! Смирение тела, смирение души и непоколебимая решимость достичь совершенства, заботливо развивая то, что дано нам Господом! — Внезапно он запнулся и побагровел от гнева. — Молодой человек! Вы позволяете себе улыбаться! Но гордецы и насмешники падут, а смиренные достигнут высот!

Этот грозный выпад был направлен против бедного юного Винсента Аллана. Легкая улыбка, игравшая на губах юноши, мгновенно испарилась.

А остальные служащие стали тайком посмеиваться, видя, что президент уже выбрал себе жертву. Только руководитель того филиала банка, где служил Аллан, покраснел и нахмурился. Он хорошо знал этого достойного молодого клерка, предупредительного и скромного. Но возразить президенту перед многолюдным собранием он не отважился. Ведь это могло навлечь гнев шефа на него самого, & он не хотел подвергнуться унижению при своих подчиненных.

— Встаньте! — прогремел голос президента. — Встаньте, чтобы все могли видеть того, кто посмел насмехаться надо мной, когда я говорю о культуре тела!

Винсент Аллан поднялся. Его лицо пылало. Любой другой на его месте скромно потупил бы взор, всем своим видом выражая смирение и раскаяние, но у Аллана была еще одна особенность. Когда он бывал особенно сильно напуган или пристыжен, он смотрел прямо в глаза тому, что его смущало или пугало.

— Сколько вам лет? — спросил президент.

— Двадцать три, — пробормотал Винсент Аллан.

Это было сказано самым кротким и мягким голосом, какой только мог звучать из человеческих уст. Президент мгновенно понял свою ошибку — перед ним стоял не дерзкий насмешник, но невинный агнец. Тем не менее отступить он не мог. Костер уже был разложен, и жертву надлежало предать закланию.

— Двадцать три, — насмешливо повторил президент и нахмурился, словно молодой человек признался в тяжком грехе. — Значит, вам двадцать три года. А какой ваш рост, молодой человек?

— Пять футов девять дюймов, сэр.

— Пять футов и девять дюймов? А сколько вы весите?

— Сто семьдесят пять фунтов, сэр.

— Вы толстяк! — прогремел президент. — Вы страдаете ожирением! На вас по меньшей мере двадцать пять фунтов лишнего жира. А может быть, и все сорок. Да знаете ли вы, молодой человек, что такое этот жир? Это же грех! Жир для тела — то же, что праздность для души! Это тяжкий грех! Вам необходимо избавиться от этого жира. Вы должны обрести свой истинный облик. Стать самим собой! Не прячьте от себя правду за насмешками. Вон тот серьезный молодой человек, что сидит рядом с вами и, как я вижу, внимательно прислушивается к моим словам, — он даст вам десять очков форы в любом состязании. И все равно выиграет!

«Серьезный молодой человек» порозовел от смущения и удовольствия. Это был самый замечательный момент в его недолгой жизни. И единственный замечательный момент за всю его жизнь.

— Оставьте праздность и насмешки глупцам! — продолжал президент. — Идите в гимнастический зал! Учитесь работать мышцами, как вы работаете головой! Вот вы, молодой человек, какие подвижные игры знаете?

— Не знаю ни одной, сэр, — пробормотал несчастный Винсент Аллан.

— Ни одной? Как?! Разве вы никогда не играли в детстве в горелки?

— Нет, сэр.

— Может быть, вы были слишком болезненным ребенком? — спросил президент, немного смягчившись.

— Я… я очень много времени проводил за учебниками, когда учился в школе, — робко ответил Аллан, — и… мне не хватало времени на игры…

— Вам не хватало времени на игры! Не хватало времени! Ах, молодой человек, молодой человек… Если вам действительно нужно что-то сделать, время у вас найдется. Что, например, вы делали на переменах? Почему вы не играли?

— Я оставался в классе, сэр.

— Оставались в классе? Видимо, ваша учительница была очень симпатичной особой…

Эта незатейливая шутка вызвала у служащих взрыв смеха.

— Нет, сэр, — сказал Винсент, растерянно моргая. — Просто мне всегда трудно давалась учеба. Я тугодум, сэр.

Президент прикусил губу. Перед ним был молодой человек, которого следовало бы скорее ставить в пример другим, чем порицать. Но он зашел уже слишком далеко, и отступать было бы трудно и неловко.

— Мой юный друг, чтобы вас не мучили угрызения совести — избавьтесь от этого жира на вашем теле и изгоните сонливость из своих мозгов. Станьте живым и деятельным. Будьте смиренным, но никогда не прекращайте стремиться к вершинам. Перед вами — великая цель. Великая цель, оправдывающая любые усилия! Стремитесь к этой цели! Найдите ее для себя. А теперь можете сесть.

Президент вернулся к основной теме своего спича, но Винсент Аллан не разбирал слов. Он сознавал, что его уличили в смертном грехе. Правда, он не очень понимал, в чем его вина, но чувствовал, что в чем-то он виноват. Его щеки пылали от жгучего стыда, сердце отчаянно колотилось. Аллану хотелось спрятаться, забиться под стол. Но он, как всегда, ничего не мог поделать и продолжал сидеть, тупо глядя в лицо президенту через весь длинный стол.

После обеда Винсент вернулся к своему высокому стулу в банке. Он пытался работать. Часть его мозга автоматически продолжала выполнять расчеты. А сознание Винсента было наполнено уверенностью в том, что каким-то таинственным образом его существование оказалось бессмысленным, его жизнь — прожитой впустую.

Он покраснел, даже шея над воротником стала малиновой. Остальные служащие, сновавшие взад и вперед по отделу, видели состояние Винсента Аллана и кивали в его сторону, многозначительно улыбаясь. Винсент знал, что они посмеиваются над ним. Может быть, они всегда над ним смеялись, ведь он такой вялый и толстый… Да, несомненно, он — слабак. Но раз уж Господь подарил ему жизнь, Винсент должен сделать свое тело настолько сильным, насколько позволяет его конституция. Он должен избавиться от этого жира и стать самим собой, как говорил президент! Винсент посмотрел на свою маленькую аккуратную кисть, на пухлое, почти женское запястье и тяжело вздохнул. Похоже, его телосложение этому не способствует…

На самом-то деле его умственные способности тоже были далеко не блестящими. Винсент был медлительным, вялым юношей. В детстве его считали тупицей. И его воспоминания о школьных годах представлялись сплошным кошмаром. Едва он успевал преодолеть одну трудность, его уже поджидала следующая. Из жестокой борьбы с обычным делением его бросало в запутанные таинства дробей — с числителями, знаменателями, делителями… Уже начальная школа была достаточно ужасной, но средняя — это четыре года настоящего рабства. Одно упоминание об алгебре вызывало у Аллана содрогание. Химия представала в образе демона из преисподней. Винсент Аллан всегда оказывался последним в классе по успеваемости — до экзаменов. Но на экзаменах он получал на удивление хорошие оценки. Потому как его рабство в том и состояло, что он, взявшись за дело, не бросал его, не доведя до конца. Все, что Аллан изучал, оставалось в его памяти навсегда. Точно так же обстояли дела и в банке. В течение первых шести месяцев работы руководитель отдела ежедневно собирался уволить неповоротливого увальня. Но смотреть в чистые голубые глаза Винсента Аллана и продолжать на него сердиться было невозможно. И вопреки доводам рассудка, начальник отдела вновь и вновь оставлял Винсента в банке. А по истечении полугодового испытательного срока он заметил, что Аллан стал работать лучше — и значительно лучше! Его можно было сравнить со снежной лавиной, которая начинается с маленького камешка, но растет постепенно и неудержимо. Понемногу постигая тайны своей работы, Винсент Аллан постепенно стал незаменимым. Другие могли допустить ошибку, но казалось совершенно невозможным, чтобы в расчетах ошибся Винсент Аллан.

Об этом и размышлял руководитель отдела банка, где работал Аллан, когда возвращался с торжественного обеда.

— Я был слишком строг с этим молодым человеком, — сказал президент за обедом.

— Да, сэр, — ответил он тогда. Потом добавил: — На самом-то деле этот парень — самый надежный и исполнительный во всем банке.

Он удивился тому, что посмел сказать такое в лицо президенту, но бурлившие в нем чувства заставляли открыть правду хотя бы самому себе. По дороге в банк начальник отделения все еще думал об этом, и размышления только укрепили его в убеждении, что Винсент Аллан — лучший работник в банке.

Начальник ненадолго задержался возле высокого стула, на котором сидел Аллан. Постоял — и пошел дальше.

«Надо поговорить с парнем завтра, когда тот придет на работу, — думал он. — И повысить его в должности. Это несказанно удивит самого Аллана и ошарашит нескольких прилизанных выпускников колледжа, работающих в отделе».

Но Винсента Аллана его дружеский кивок нисколько не утешил.

«Меня жалеют, — подумал молодой человек. — Да лучше бы выбранили, чем жалеть!» И сразу по окончании рабочего дня Винсент Аллан направился в гимнастический зал.

Глава 2

НАСТОЯЩИЕ МУСКУЛЫ

Аллан хорошо знал, где находится гимнастический зал. Он был всего в двух кварталах от дома, где Аллан жил с тех пор, как поступил на работу в банк. Зал располагался на втором этаже, над магазинами. На его окнах большими буквами было написано: «Кэйзи, тренер для настоящих мужчин». Более мелкая надпись внизу приглашала желающих прийти в зал и стать мужчиной в полном смысле этого слова: «настоящим мужчиной, каким вы себя раньше и не представляли». Там еще были две картинки, изображавшие «мужчину до» и «мужчину после» посещения тренировочного зала. У «мужчины до» плечи были покатыми и сутулыми, грудь впалой, а объемистый живот складками нависал над бедрами. У «мужчины после» лицо было то же самое, но как разительно отличалось его тело! Широкая грудь выпирала как у голубя-дутыша, мускулистый живот был подтянут, а верхнюю губу этого великолепного джентльмена украшала узкая черная полоска усов. В тот вечер Аллан стоял внизу, на улице, созерцал это изображение и раздумывал, действительно ли возможны подобные чудеса. Наивному Винсенту Аллану это казалось возможным. Все было возможным!

Двое парней подошли к подъезду. Аллан услышал, как они взбежали по лестнице в гимнастический зал. О, как прекрасно быть окрыленным силой — как они…

Винсент, в свою очередь, тоже поднялся по ступенькам, медленно и тяжело, как и всегда. Аллан очень редко бегал, даже за трамваем. В его жизни на самом-то деле не было серьезных забот. Он принимал то, с чем приходилось сталкиваться лицом к лицу, разрешал задачи, требовавшие от него огромного умственного напряжения, и, разобравшись с сиюминутными насущными проблемами, Аллан вовсе не горел энтузиазмом вникать в прочие, более мелкие детали существования. Он давно смирился с тем, что обделен умом, и полагал, что ему ничего не остается, кроме как идти напролом к ближайшей цели с неиссякаемой энергией и упорством. Иначе бы он попросту пропал.

И вот, с округлившимися от любопытства глазами, Винсент Аллан вошел в тренировочный зал. В нос ударил крепкий запах застарелого мужского пота. В кресле возле двери развалился дородный негр, который смерил посетителя маленькими красноватыми глазками и спросил:

— Зачем пожаловали, мистер?

— Мне хотелось бы получить разрешение заниматься в этом зале, — сказал Аллан. — Как вы думаете, это можно устроить?

Он сказал это очень вежливо. Для Винсента Аллана даже мальчишка-посыльный был человеком и, следовательно, имел право на определенное уважение. Однако негр, который и был в этом заведении кем-то вроде посыльного, привык презирать всех, кто не презирал его самого. Его толстые губы надменно изогнулись, и он неуклюже поднялся с кресла.

— Ну не зна-аю, — протянул он. — Это тебе надо к мистеру Кэйзи.

Негр пинком распахнул одну створку двери и сунул голову внутрь.

— Нету его, — коротко бросил он Аллану. — Погоди, щас я его позову.

Винсент Аллан вошел в приемную, выбрал стул в дальнем углу, присел, положив шляпу на колени, и принялся неторопливо и обстоятельно созерцать обстановку комнаты, пока из-за двери доносился хриплый голос: «Кэйзи! Э-эй, Кэйзи!»

На стенах висело множество фотографий мускулистых молодых мужчин, одетых в одни только спортивные трусы. Некоторые из них были опоясаны флагами. Все они были сфотографированы в момент, когда наносили сокрушительные удары по противнику. На их лицах застыло свирепое и жестокое выражение, их мышцы, казалось, трепетали от напряжения даже на фотографиях. Все фотографии были подписаны: «Моему другу, Падди Кэйзи», «Королю боксеров, Падди Кэйзи», «Моему учителю, Падди Кэйзи», «Неизменно первому, Падди Кэйзи». Видимо, даже среди этих могучих силачей Падди Кэйзи был самым крутым.

Тем временем в комнату вошел невысокий мужичок, ростом не более пяти футов четырех дюймов. Но его широкие плечи были такими крепкими и мускулистыми, что он переваливался при ходьбе, как матрос на палубе. На нем были белые спортивные брюки и футболка, а поверх футболки топорщился явно надетый в спешке пиджак. Широкой доброжелательной улыбке и приветливому выражению лица мистера Кэйзи мог бы позавидовать любой доктор. Его улыбка немного померкла, когда атлет увидел застенчивого и смущенного Винсента Аллана. Последний же, обнаружив, что перед ним — знаменитый мистер Кэйзи собственной персоной, объяснил, что прочел приглашение, написанное такими большими буквами на окнах зала, и всем сердцем желает стать таким мужчиной, какого может из него сделать мистер Кэйзи.

Кэйзи тем временем успел немного изучить своего посетителя и поэтому счел возможным отбросить ненужные формальности.

— Раз уж ты пришел сюда, малыш, — бросил он Аллану, — тебе придется потрудиться. Здесь тебе не курорт, и я — не волшебник.

Тренер уже определил Аллана в категорию бесперспективных. Он принимал в обучение людей двух категорий. Во-первых, богачей, достаточно состоятельных, чтобы оплачивать подобные прихоти. Кэйзи рассчитывал в свое время продать одному из них весь зал. И во-вторых, юношей, которые имели шанс со временем стать выдающимися спортсменами: тяжеловесных парней с массивными буграми мускулов, которые были словно созданы для борьбы, или легконогих молодых джентльменов с крепкими кулаками — они станут знаменитыми боксерами, украшением ринга, если Падди Кэйзи сможет раздуть в них чудесную искорку божественного огня. А занятия с такими, как Винсент Аллан, Кэйзи считал напрасной тратой времени. И конечно же он был прав. А вывеска в окне спортзала осталась с тех времен, когда Падди Кэйзи еще только начинал свою карьеру тренера. И хотя направление тренировок давно уже стало совершенно иным, чем в те далекие дни, Падди оставил прежнюю вывеску как символ удачи. Когда молодые люди приходят на тренировки к Падди Кэйзи, он очень внимательно изучает их. И если они оказываются достаточно крепкими и выносливыми или он замечает в них искру божественного огня победы, которая иногда бывает врожденной, а иногда приходит с опытом, — тогда Кэйзи начинает заниматься с ними тщательно и упорно, чтобы сделать их, как он говорит, «настоящими мужчинами». Но Винсент Аллан не был ни крепким, ни выносливым, и Божьей искры в нем заметно не было. Совершенно неподходящий кандидат.

— Какие у тебя проблемы? — коротко спросил Аллана тренер.

— Я слишком толстый, — ответил тот, заливаясь краской от смущения. — Я хотел бы похудеть до своего нормального веса.

Твердые, как дерево, пальцы Кэйзи впились в плечо молодого человека и стали погружаться все глубже и глубже, пытаясь нащупать упругие и плотные жгуты мышц. Он не нашел ничего похожего — сплошная однородная масса плоти, вязкая, мягкая, без малейших признаков мускулатуры. Атлет с отвращением отдернул руку.

— Ничего не выйдет, — произнес он. — Я ничем не смогу тебе помочь. — Но смущенное и растерянное лицо бедного Аллана тронуло даже его черствое сердце, и он добавил: — Должен сказать, парень, что тебе уже поздно заниматься спортом. Ты никогда не упражнял свое тело. У тебя совсем нет мускулов! Только жир с тонкими прослойками мяса. Я удивляюсь, как ты вообще можешь двигаться! Только посмотри, какой ты рыхлый! Дьявольщина, да я могу тебя кулаком насквозь прошибить! Если ты начнешь заниматься сейчас, у тебя попросту сердце не выдержит. Отправляйся домой и забудь об этом. Раньше надо было приходить!

Винсент Аллан мелко дрожал всем телом. «Прямо как медуза», — подумал Кэйзи.

— Я способен работать очень упорно, — говорил Аллан. — Я чрезвычайно настойчив, мистер Кэйзи, и… физическое истощение мне не грозит, как видите.

— Ха! — усмехнулся Кэйзи.

Он все еще не решался окончательно выставить парня за дверь. Его останавливал твердый и прямой взгляд юноши. Кэйзи еще не встречал молодого человека, который бы так упрямо смотрел ему в глаза, несмотря на смущение.

— Вот что я тебе скажу, парень. Я, пожалуй, устрою тебе испытание. Видишь ли, у меня есть определенные стандарты. Если ты сможешь выполнить задание — что ж, прекрасно. Если сумеешь пять раз подтянуться, три раза отжаться от пола и выполнить пару других упражнений, значит, ты мне подойдешь. Иди вон в ту комнату, раздевайся. Наденешь вот эти трусы и спортивные туфли. И — в первую дверь направо.

Молодой Аллан медленно раздевался, а в мозгу у него звучал ужасный приговор: «У тебя ничего не выйдет!» Так оно и будет. Винсент Аллан далеко не в первый раз в своей жизни испытывал это ощущение. И по физической силе, и по сообразительности он всегда отставал от других ребят. И вот сегодня уже двое людей увидели его насквозь. Он никуда не годится!

Когда Винсент наконец надел спортивные трусы и обулся в мягкие гимнастические туфли, он прошел через указанную дверь и оказался в большом зале с высоким потолком. В одном конце зала мускулистый молодой человек вертелся на перекладине как волчок. Затем внезапно остановился, так резко, что Винсенту показалось, будто руки у него вот-вот оторвутся, и уселся на перекладину, вокруг которой только что вращался. Аллан смотрел на это как на чудо. Надо же быть таким ловким! Казалось, это не стоило гимнасту ни малейшего труда.

Тем временем к Винсенту подошел мистер Кэйзи в сопровождении крупного джентльмена с очень густыми сросшимися бровями. В одной руке джентльмен держал пару боксерских перчаток, что указывало на его род занятий.

— Ну вот и ты, — сказал Кэйзи. — Он выглядит не так уж плохо. По крайней мере брюхо у него не висит. Пощупай его руки, Бад.

Бад стиснул своей громадной лапищей пухлую руку Винсента Аллана. Под нажимом его пальцев тонкая и нежная кожа побелела, затем покраснела.

— Здесь же ничего нет! — проговорил Бад почти шепотом, сообщая своему коллеге об ужасном открытии. — Сплошной жир — а под ним сразу кость!

— То-то и оно, — подтвердил Кэйзи.

— Ну ладно, — резко сказал Бад Аллану. — Иди к перекладине, возьмись за нее ладонями внутрь и подтянись.

— Это как? — спросил Винсент Аллан.

— Дьявольщина! — воскликнул инструктор. — Ну, подними свое тело, сгибая руки, так, чтобы достать подбородком до перекладины. Вперед, начинай — пять раз, малыш!

Аллан со вздохом посмотрел вверх, на перекладину. Затем крепко уцепился за нее левой рукой и начал подтягиваться. Спортсмены расхохотались. Аллану крикнули что-то насчет второй руки. Он не расслышал, обвис на перекладине и посмотрел на них.

— Давай, давай! — крикнул Падди Кэйзи. Он едва сдерживал смех. — Продолжай. Попробуй подтянуться на одной руке!

Винсент Аллан заметил, что гимнаст, крутивший «солнце» в дальнем конце зала, тоже заинтересовался происходящим. Он спрыгнул со снаряда, и на его зов в зал вбежало еще с полдюжины молодых спортсменов. Увидев Аллана, висящего на одной руке, они почему-то дружно рассмеялись. Винсенту Аллану хотелось провалиться сквозь землю от нестерпимого стыда.

Тем не менее он покрепче обхватил ладонью перекладину и напряг руку. Казалось немыслимым, что эта аккуратная маленькая рука сможет поднять его немалый вес. Но Винсент попробовал свои силы и убедился, что тело подчиняется его воле. В руке что-то ожило, затрепетало, пробежало в плечо — вот уже подрагивает все тело… И вдруг Винсент Аллан обнаружил, что оторвался от пола!

Все присутствующие ахнули в один голос — словно разом гавкнуло с десяток собак — и ринулись к Аллану. Ему даже сперва показалось, что они собираются наброситься на него, но потом он сообразил, что они просто подошли поближе, чтобы посмотреть. Аллан смутно слышал голос Падди Кэйзи, который повторял: «Господи! Это правда или мне снится?»

— Гляди-ка! — воскликнул Бад. — Мы-то думали, что это жир, а это мускулы! Настоящие мускулы, Падди! Ты видел, как они ожили? И как только ему это удалось?

Все собрались слева от Винсента и, разинув рот, тыкая друг друга в бок и хлопая по плечу, смотрели, как новичок медленно, но верно подтягивается, держась за перекладину одной рукой. И вот его подбородок оказался над перекладиной.

— Так хватит? — тихо спросил Аллан.

— Да! — выдохнул изумленный Падди. — Теперь опускайся.

Винсент Аллан опустился вниз плавно, без рывков. Таинственные бугры и переплетения мускулов на его руке исчезли, и она вновь стала пухлой и гладкой, такой же мягкой, как у женщины. Но он висел на вытянутой руке, подогнув колени, чтобы ноги не касались пола. И окружающие внезапно заметили, какие у него длинные руки. Изумленным зрителям вспомнилась горилла в зоопарке — Аллан висел на перекладине так же легко и непринужденно, как обезьяна.

Потом его рука вновь начала сгибаться, снова пришли в действие таинственные источники силы, проявились выпуклые бугры мышц. В руках Аллана была жизнь, подобная жизни спутанных и пересекающихся струй в течении бурной реки, — тысячи стремительных потоков, несущихся к одной цели. Казалось, рука, стала вдвое толще, под гладкой кожей вздыбились мощные выпуклости, наглядно демонстрируя каждую отдельную мышцу. Пять раз Аллан зависал на вытянутой во всю длину руке. Пять раз он плавно, не дергаясь, без видимых усилий подтягивал свое тело вверх, пока подбородок не окажется над перекладиной. Затем мягко спрыгнул на пол.

— Пяти раз достаточно? — спросил Винсент Аллан у ошарашенного тренера.

Глава 3

МОЛНИЯ В КАЖДОМ КУЛАКЕ

Аллан был удивлен, услышав, как спортсмены смеются, хлопая друг друга по спине.

— Эк ты промахнулся, Падди! — говорили они.

— Ну да, — мужественно признался побагровевший Падди. — Меня обвели вокруг пальца. Ты меня надул, приятель, — обратился он к Аллану. — Но откуда ж мне было знать, что ты — профессионал? А где ты выступал-то? В Европе небось?

— Выступал? Я? — недоуменно переспросил Винсент Аллан. — Я вас не совсем понимаю, мистер Кэйзи.

Молодой человек произнес это с такой серьезностью, что смех сразу затих.

— Бог ты мой! — выдохнул Кэйзи. — Парень не врет!

Зрители кивнули.

— Слушай сюда, — сказал тренер. — Чем ты вообще занимаешься?

— Я работаю в банке, мистер Кэйзи, — ответил Аллан.

На Падди Кэйзи внезапно снизошел пророческий дар. Глаза у него выпучились, горло сдавило от нахлынувших на него бурных чувств.

— Ты не банковский клерк! — страстно прошептал новоявленный провидец. — Ты совсем не банковский клерк! Знаешь, кто ты? Ты чемпион мира! Чемпион мира в тяжелом весе! Чемпион в тяжелом весе всех времен и народов! Если только я не ослеп и не выжил из ума.

Это заявление звучало столь торжественно, что окружающие замерли, потрясенные и охваченные благоговением. Что же до Винсента Аллана, то… За эти несколько секунд столь многое успело измениться, что он понял только одно: те, кто собрался, чтобы посмеяться над ним, теперь им восхищаются. Правда, чем они восхищаются, он так и не понял. Видимо, он сказал или сделал что-то замечательное. Но что?

— Не забивай парню голову чепухой, — сказал Бад.

— Почему же чепухой?

— По-моему, ему будет не хватать скорости.

— Да ты что! Разве он перекачан? Посмотри, какой он пластичный и гибкий! Ведь он движется словно кошка, Бад. Парень, ты когда-нибудь занимался боксом?

— Нет, никогда, — ответил Аллан.

— Надевай перчатки, Бад. Ты тяжелее его на двадцать фунтов и на три дюйма выше, но я ставлю на этого парня!

— Он же никогда не боксировал, — нахмурился Бад. — Ты что, не слышал?

— Он никогда раньше и не подтягивался, — ответил Кэйзи.

Все расхохотались. Могучий Бад почему-то вздрогнул.

И вот Бад и Аллан надели боксерские перчатки и вышли на восемнадцатифутовый ринг. Просмоленные канаты, ограничивающие ринг, были во многих местах испачканы, покрыты какими-то темными пятнами. Аллан догадался, откуда они взялись, и содрогнулся.

— Драться будем всерьез, — сообщил Кэйзи.

— Он ведь не умеет даже правильно держать защиту! — запротестовал Бад, сильно покраснев. — Ты что, предлагаешь мне сделать из него отбивную?

— Заткнись и делай что тебе говорят. Надо же посмотреть, на что он годен, прежде чем браться за него всерьез, не так ли? Поэтому заткнись и делай, что тебе сказано. Вы будете драться четыре обычных трехминутных раунда. И — я ставлю на малыша!

«Малыша» посадили на маленький стул в правом углу ринга. Мистер Кэйзи стал сзади, положив руку на плечо молодого человека.

— Погляди на Бада, — приказал Кэйзи.

— Хорошо, — сказал Аллан, и его добрые голубые глаза обратились через ринг к Баду, который сидел на точно таком же стуле в противоположном углу, поставив локти на колени и свирепо уставившись на Аллана. Бад разминал ударную часть каждой перчатки о ладонь другой руки, словно стараясь сделать их как можно более плотными и компактными.

— Ну и как он тебе?

— Похоже, он очень злится, — ответил Аллан. — Что такого я ему сделал?

— Он так злится из-за того, что ты сделаешь с ним через несколько минут, и собирается сделать то же самое с тобой, мальчик. Послушай меня. Бад готовится размазать тебя по этому рингу, так что мне потом придется отскребать тебя от пола.

— Что? — переспросил Аллан.

— Боишься?

Аллан заглянул в себя и задумчиво произнес:

— В животе как-то пусто. И еще мне отчего-то вдруг стало холодно…

Кэйзи неодобрительно заворчал.

— Послушай, парень, — сказал он, — в боксе ты, конечно, ни черта не смыслишь. Если Бад захочет тебя ударить, он тебя ударит. Тебе остается только одно — достать его и посильнее дать сдачи. Понял?

— Что?

— То самое. Пробей его защиту и врежь ему, пока он не достал тебя во второй раз. В челюсть ты ему, конечно, не попадешь — он для этого слишком верткий. Так ткни его кулаком в ребра. Это все, что тебе надо сделать. Ударь его со всей силы по ребрам — и на этом бой закончится.

— Но, — заметил Аллан, — он же значительно крупнее меня.

— Размеры не имеют никакого значения, малыш, — ответил Кэйзи. Его сильная мускулистая рука поглаживала плечо Винсента Аллана — теперь-то тренер знал, что скрывается за обманчивой мягкостью юноши. — Вспомни старинную сказку о Давиде и Голиафе. Вспомни старого Боба Фицсиммонса. Этот парнишка весил не более ста шестидесяти пяти фунтов, но не было никого, кто оказался бы слишком велик для него. У тебя на пять фунтов больше, чем у старины Боба, и — скажу тебе по секрету — ты вдвое сильнее Боба в его лучшие времена. Тебе бы только научиться правильно наносить удар, малыш!

Как по волшебству, откуда-то собралось с полсотни зрителей. Кто-то ударил в гонг.

— Все в порядке, мальчик, — ободрил Аллана тренер. — Врежь этому здоровенному увальню как следует по ребрам, и будем считать, что сегодня ты славно потрудился.

И Аллана спихнули со стула. Увидев, что Бад несется ему навстречу, Аллан размеренным шагом пошел к центру ринга. Руки его при этом болтались.

— Он совсем не соображает! — возопил Кэйзи. — Эй, ты, придурок, закройся перчаткой!

— Что вы говорите? — переспросил Аллан и обернулся к Кэйзи.

В этот самый момент Бад налетел на него всей мощью своих ста девяноста фунтов. Если он хотел, чтобы эта схватка не нанесла урона его репутации, ему следовало завершить ее как можно быстрее. Поэтому он вложил в этот первый удар всю свою мощь. Ему не пришлось для начала прощупывать противника серией пробных ударов. Боксер пригнул голову и, вкладывая весь вес в движение плеча, устремил мощный кулак в подбородок новичка. Ужасающий удар правой был точен и поистине неотвратим. Но парень как раз в это время неожиданно повернулся к мистеру Кэйзи. Поэтому удар пришелся не в челюсть, а в щеку. Звук удара, больше похожий на удар молота о наковальню, разнесся по всему огромному залу.

Затаившие дыхание зрители вскочили со своих мест и испустили дикий вопль ярости и ликования. Такой же крик несется над ипподромом, когда к финишу приближается победитель, или над стадионом, когда футболист забивает решающий гол. Все полсотни зрителей шатнулись в сторону, как бы повторяя движение падающего новичка.

Но он не упал.

Напротив, казалось, этим ударом его подбросило вверх и как будто ветром пронесло через весь ринг и прижало к канатам. Там он и стоял, глядя на противника все тем же мягким взором, немного удивленный, и потирая перчаткой то место, куда пришелся удар.

Если раньше в зале кричали, то теперь поднялся неистовый рев.

— Выдержал! Как он выдержал удар! — вопили зрители. А Кэйзи в восторге встал на руки и прошелся по залу колесом. Бад в изумлении разглядывал свою верную правую руку, которая так неожиданно подвела его.

— У него челюсть опилками набита! — проворчал он и снова ринулся вперед, несколько обескураженный, но с прежней свирепостью во взгляде. В атаку!

Он осыпал молодого Винсента Аллана градом быстрых ударов. Бад атаковал с дальней дистанции, нанося ужасающие удары в голову и корпус противника. Кулаки боксера лупили в ребра Аллана, словно в барабан. Наконец Аллан прорвался через мелькающие руки в перчатках и схватил противника. Он ощутил, как крепкое тренированное тело боксера подалось в его железной хватке. У Бада перехватило дыхание. Он испуганно вскрикнул:

— Уберите от меня этого медведя! Это что, борьба, что ли?

— Извините, — произнес Аллан, отступая назад.

— Вмажь ему, малыш! — заорал Кэйзи.

Аллан послушался и легонько ткнул противника в щеку.

— Нет! Со всей силы! — вопил Кэйзи через сложенные рупором ладони.

Но парень только потряс головой.

— Он все-таки никуда не годится! — простонал Кэйзи. — Не бойцовский у него характер!

Между тем Бад немного пришел в себя после сокрушительного бокового удара Аллана, который со стороны выглядел как легкий шлепок. Он машинально выбросил вперед прямую левую — этот прием оставался краеугольным камнем, на котором строилась вся лучшая боксерская тактика, — потом шагнул вперед, поднявшись на носки, и стремительно, как распрямившаяся пружина, выбросил правый кулак, целясь ему в подбородок. Это был великолепно выполненный прямой удар, подкрепленный почти двумя сотнями фунтов мускулатуры. Винсент Аллан покачнулся, как корабль при сильном ветре.

— Бей! Бей! Бей! — неистово вопил Кэйзи, видя, что его протеже готов отступить.

Аллана выручили инстинкты и способность к подражанию. Он поднял руки, как это делал его противник, и принялся тыкать в него прямой левой рукой. Но в его ударах не чувствовалось вдохновения. Бад легко уклонился от них и скользнул вперед, чтобы продолжить экзекуцию. Приблизившись вплотную к Аллану, боксер почти до колен опустил кулаки и резко ударил снизу вверх, целясь в челюсть новичка. Удар откинул голову Аллана назад, но не оглушил. Страшный удар не подействовал на его мозг. Но жесткая перчатка содрала с подбородка Аллана кусочек кожи. Прикоснувшись к оцарапанному месту и увидев на перчатке маленькое округлое темное пятнышко, молодой человек нахмурился. В этот момент прежний Винсент Аллан умер и родился другой, который сразу позабыл все уроки жалости, милосердия, человеческой доброты и мягкосердечия. Только что он видел мелькающие кулаки в перчатках, блестящее тело Бада, чувствовал запах пота, слышал оглушительные вопли толпы вокруг ринга и подзадоривающее рычание Падди Кэйзи, но теперь все это куда-то исчезло. Аллан стоял, окруженный вязкой тишиной, и единственное, что для него существовало, — были горящие яростным огнем глаза Бада. В сердце молодого человека осталось одно только страстное желание погасить эти светящиеся глаза, сделать их темными как ночь, беспомощными, пустыми.

Бад был уже рядом, оба его кулака летели к цели. Но Аллан, прикрыв грудь рукой, отразил атаку боксера. Со стороны показалось, что Бада отнесло в сторону словно перышко. И прежде, чем Бад пришел в себя, Аллан оказался рядом с ним. Он двигался мягко, как тигр. Каждый нерв его трепетал, каждая мышца была напряжена. Вот он уже в пределах досягаемости подобных мельничным жерновам перчаток. Ноги Аллана словно приросли к полу, и он ударил. Кулак впечатался в грудь Бада. Что-то хрустнуло. Бад бесформенной грудой без чувств повалился на пол.

Аллан остановился. К нему вновь вернулось ощущение реальности. Он услышал неистовый многоголосый рев. С полдюжины людей влезли на ринг через канаты и подняли Бада. А Винсент Аллан подошел поближе и посмотрел в потускневшие, неживые глаза, невидящим взглядом уставившиеся в потолок. Хотелось бы сказать сейчас, что Винсент Аллан испытал жалость или угрызения совести. Но, если оставаться верным суровой правде, следует признаться, что он чувствовал только несравненную сладость победы. Та животная сущность, что пробудилась в нем, жаждала лишь одного — сражаться снова!

Бада унесли с ринга, положили на кушетку. Торопливо вошел врач с сумкой в руке и склонился над неподвижным телом.

— Сломано два ребра, — сообщил он. — Парню очень повезло, что удар пришелся не в левую половину грудной клетки, иначе мы бы имели свежий труп, Кэйзи.

Потом они вынесли Бада из зала.

За все это время никто не подошел к Винсенту Аллану. Аллан чувствовал, что они ощупывают его взглядами с ног до головы, следят за тем, как легко он дышит, изучают гладкие выпуклости тех таинственных жгутов мышц, что обвивали его руки и мощными пластами лежали на груди и плечах. Но ни один не подошел и не сказал ни слова — ни одобрения, ни порицания. Их взгляды напоминали Аллану взгляды детей, наблюдающих в зоопарке за спящей в тени за сеткой черной пантерой — густым чернильным пятном в окутавшем ее мраке.

Но вот Кэйзи, не проронив ни звука, взял его за руку и повел обратно в свой кабинет. Лицо тренера было бледно, губы плотно сжаты. Он оглядел Аллана с головы до ног, бормоча про себя:

— Я… я не понимаю… Я не знаю, откуда это… Что ты чувствуешь вот здесь? А здесь?

Твердыми пальцами он ощупывал челюсть и тело Аллана в тех местах, куда попали сокрушительные удары Бада.

— Ты что, ничего не чувствуешь? — спросил он, ошалело глядя на Аллана.

— Конечно, чувствую, — произнес молодой человек. — У меня сильно болит ссадина на подбородке.

— У него сильно болит ссадина на подбородке! — передразнил Кэйзи. — О, дьявол! Неужели ты ничего не ощущаешь вот здесь, на челюсти? Или там, где он попал тебе в живот?

— Боюсь, что нет…

— Ты — боишься? Так топор боится леса! О чем ты сейчас думаешь?

— Когда я буду драться в следующий раз.

— Тебе хотелось бы подраться еще?

Аллан вздохнул. В его памяти снова и снова прокручивался весь этот бой. Он отчетливо видел весь поединок до мельчайших деталей, точно так же, как был способен с ошеломляющей скоростью пробежать взглядом столбцы цифр и выдать результат без единой ошибки. Аллан заметил, что Бад только в самом начале сильно наседал на него. Нужно было уклониться, поднырнуть под руки Бада и самому коротко, резко ударить в корпус нападающего. А что было бы, если бы он ударил Бада в лицо, когда тот опустил почти до колена правую руку перед прямым ударом в челюсть?

— Мне бы хотелось еще раз повторить этот бой, — сказал Аллан. — Я вижу теперь так много моментов, когда мог легко достать его…

Несколько минут Кэйзи озадаченно молчал.

— Ты знаешь, кто такой Бад? — спросил он наконец.

— Нет.

— Он профессионал в тяжелом весе. Восемнадцать боев. Четыре победы по решению судей, два нокдауна и двенадцать нокаутов! Он никогда не проигрывал — никогда! И теперь — вот это! За один раунд!!!

— Конечно, это длилось довольно долго, — озабоченно сказал Аллан. — Но я же только начинающий, вы ведь знаете. И если…

Падди Кэйзи застонал.

— Сейчас ты пойдешь домой, — сказал он своему подопечному. — А завтра сбегаешь в свой банк и сообщишь им, что ты родился не для того, чтобы сидеть за счетами. Знаешь, малыш, я пять лет ждал, что это случится. Я ждал, когда ко мне придет настоящий боец. И вот ты пришел. Не слишком крупный, проворный — настоящая молния с кулаками! Ты не чувствуешь боли. И каждый кулак как молот! Знаешь, что будет через полгода? Ты станешь чемпионом мира! А теперь иди домой. Будь хорошим мальчиком. Завтра мы с тобой начинаем!

Глава 4

ПОКОРЕНИЕ ГОРЧИЦЫ

Аллан пришел домой, в свою маленькую комнату, и сел у окна. Он не включал света, хотя в комнате было темно хоть глаз выколи. Аллан хотел видеть ночной мир. Впервые в жизни им овладело такое желание. Как правило, после ужина он непременно прочитывал главу из какой-нибудь книги, чтобы потренировать свои неторопливые мозги. А потом Аллан переодевался в пижаму и ложился спать, следуя поговорке покойного отца: «Кто рано ложится и рано встает — здоровье, богатство и ум обретет». Но отец всегда с горечью добавлял:

— Если он, конечно, не круглый дурак…

— Угомонись, отец, — говорила тогда мать Винсента. — Как ты можешь говорить такое о своем собственном сыне, о нашем дорогом мальчике!

— Правда — как убийство, — отвечал отец. — Ее не скроешь.

Ни отец, ни мать не любили Винсента. У него был старший брат, Ральф, стройный, проворный и сообразительный. На него возлагались все родительские надежды, ему доставалась вся их теплота и привязанность. Пока он не умер от скарлатины.

— Если бы Ральф был такого сложения, как Винсент, он смог бы побороть болезнь, — сказал тогда доктор. И родители никогда не могли простить этого своему младшему сыну. Они все время невольно давали ему понять, что он не стоит и мизинца Ральфа. Поэтому жизнь в родительском доме была для парня сущим проклятием. Да и вообще, что хорошего он видел от жизни и до, и после смерти отца и матери? Он не мог припомнить ничего более значительного, чем сегодняшний чудесный день. Винсент почувствовал себя совершенно иным человеком. В его руках таилась невероятная сила, которая позволила победить профессионального боксера, намного превосходящего Аллана ростом и весом. Сердце Винсента Аллана тоже наполняла сила, такая же неисчерпаемая, как мощь его великолепных мышц. Аллану нравились романы, но все это случалось с другими. А теперь в нем внезапно проснулась вера в то, что и с ним самим может произойти что-нибудь невероятное, романтическое. Эта мысль ошеломила его.

В квартале отсюда гремела, ревела и завывала Третья авеню. Окончив рабочий день, спешили домой толпы мужчин, женщин, детей. Для каждого из них вечер имел особое значение. Семья, с которой не виделся целый день, замечательные брат или сестра, с нетерпением поджидающие тебя дома… Большой стол, вокруг которого за ужином собираются дорогие тебе люди, с улыбками на счастливых лицах. О, как мила была такая картина Винсенту Аллану! Всю свою жизнь он мечтал стать частью такой вот семьи. Но всюду, где он появлялся, его лишь только терпели и втайне презирали.

А в этот волшебный день ему открылась дорога в совершенно иную жизнь. Он мог что-то сделать. Его руки наполняла сила — насколько могучая, он и сам мог лишь догадываться, но, безусловно, немалая. Пока что для Винсента Аллана это была неисследованная область. Ему еще предстояло испытать себя и установить границы неожиданно открывшихся возможностей. Потому что то, что он сделал с Бадом, теперь казалось ему детской забавой. Аллан чувствовал, что последний его удар вполне мог быть в три раза сильнее. Аллан поднял руки, мускулы напряглись, покорные его воле, и в сердце молодого человека вновь запылал огонь битвы.

Он не мог усидеть один в своей комнате. Там, внизу, на улице, люди куда-то спешили, разговаривали, смеялись. И теперь Аллан знал, что найдет себе место среди них. Там, в ночном городе, ему мог подвернуться случай испытать свою мощь. И потому он надел шляпу и спустился по лестнице вниз, на ночную улицу. Теперь он точно знал, что ему нужно.

Аллан неторопливо побрел по темным улицам, позволив потоку прохожих увлечь себя и нести вперед, навстречу неведомому. Он дошел до Бовери, где сливаются потоки транспорта с Третьей и Четвертой авеню и прохожие теснятся по краям дороги как мухи на сладком. Навстречу ему попались трое разбойного вида молодых людей, которые шли держась под руки. Толпа расступалась перед ними, давая дорогу. Аллан приготовился к бою: его мышцы напряглись, ноги чуть согнулись, походка стала пружинистой, кошачьей. Но троица распалась, опасливо пропуская Винсента. Он остановился, обернулся к ним и рассмеялся. Это был прямой вызов, но парни потупились и поспешили удалиться.

Аллан пошел дальше.

Среди тысяч торопливых прохожих обязательно рано или поздно должен был найтись человек — и не обязательно один, — кто встал бы поперек дороги Винсенту Аллану. И тогда представился бы наконец долгожданный случай выпустить на волю ту бешеную мощь, что дремала до поры в его теле. Аллан повернул за угол и пошел по темной аллее городского парка.

Вдруг позади него раздался пронзительный крик. Аллан быстро обернулся и увидел лежащего на дороге ребенка, сбитого автомобилем. А автомобиль мчался дальше, не сбавляя скорости. Молодой человек мгновенно оказался на мостовой и ринулся наперерез движущемуся автомобилю. Когда машина поравнялась с ним, Аллан прыгнул на капот и ухватился за руль.

Водитель пригнулся, что-то крикнул своему пассажиру. Тот выхватил из кармана тускло блеснувший сталью предмет. Аллан даже не успел понять, что это был револьвер. Он ударил, как только заметил блеск оружия, и человек с револьвером обмяк. Затем Аллан оттолкнул водителя и нажал на тормоза. Машина остановилась, ударившись о бордюр. Аллан вытащил парня из машины на мостовую. Не меньше сотни разъяренных свидетелей события бросились в их сторону, но они еще не успели подбежать, как все было кончено. Человек, которого держал Аллан, беспомощно извивался в его железных руках, но его спутник успел прийти в себя и выскочил из машины, держа перед собой револьвер. Что же делать? Аллан был проворен, но пуля всегда опередит человека… И Аллан сделал единственное, что ему оставалось, — поднял парня, с которым боролся, над головой и, размахнувшись, запустил им в стрелка. Необыкновенный снаряд попал в цель. Парень с револьвером упал, сбитый телом своего дружка. Звук падения слился с приглушенным хлопком выстрела.

Толпа прохожих волной нахлынула на них, заполнила место потасовки. Перед Алланом лежали два неподвижных тела. Прохожие отшатнулись назад. Кто-то закричал:

— Убили!

И Винсент Аллан скользнул в толпу, которая все прибывала даже в этот короткий момент передышки.

Человек погиб. И Аллан был причиной этой смерти. А убийство закон карает смертью. Так думал Винсент Аллан, торопливо удаляясь по тенистой аллее. Он смутно чувствовал, что был прав, что он хотел только наказать этих подонков, которые сбили ребенка и хотели уехать как ни в чем не бывало. Но, каковы бы ни были его побуждения, факт остается фактом: из-за него только что погиб человек и за это его самого могут отправить на электрический стул.

Сейчас Аллан думал только об одном: убежать и спрятаться как можно надежнее. В кармане у него нашлось немного наличных, которые он не успел положить на банковский счет. Денег было досадно мало, но этого должно было хватить, чтобы уехать довольно далеко. Аллан направился прямиком на Центральный вокзал, заставив таксиста выжать из машины всю возможную скорость. Там молодой человек купил билет до Бостона, и через час колеса поезда уже грохотали по рельсам. Манхэттен остался позади призраком, грозящим опасностью.

На следующий день Винсент Аллан уехал из Бостона в Новый Орлеан. Когда Винсент добрался до Нового Орлеана, в его кармане не оставалось уже ни цента. Последние деньги ушли на чаевые привратнику. Но молодой человек считал, что уехал еще недостаточно далеко. Потому что в новоорлеанской газете он прочитал первое сообщение о том убийстве. Огромный заголовок на третьей странице сразил Аллана наповал:

«Человека использовали как дубинку!»

Чуть пониже было:

«Бандиты сбили машиной ребенка. Прохожий уложил обоих голыми руками и скрылся».

Статья гласила: «Когда Стив Мартин, двадцати семи лет, проживавший на улице Чарлзуорс, 92, в Нью-Йорке, и Майк Хэйнери, двадцати пяти лет, известный еще под кличкой Дэн Кружка, проживающий там же, захватили в отделении Агропромышленного банка на Седьмой авеню огромную сумму денег, составлявшую тысячу семьсот сорок восемь долларов наличными, они не стали задерживаться, чтобы поздравить друг друга с такой знатной добычей, и покинули помещение банка еще до включения охранной сигнализации. У входа их поджидала машина с работающим двигателем, которую они угнали незадолго до ограбления банка.

Грабители спустились по Седьмой авеню, быстро избавившись от погони в первой же уличной пробке. Затем повернули на восток, по Четвертой авеню к Бовери и свернули с этой знаменитой улицы в переулок, ведущий ко Второй авеню. Когда их машина появилась в переулке, маленькая Рози Коханская, проживающая по улице Литтл-Ханновер, 192, которая играла с другими детьми в догонялки, выбежала на мостовую, спасаясь от погони. Машина грабителей мчалась на большой скорости и задела девочку, сбив на землю. Удар бампера и падение нанесли маленькой Рози множество ссадин и кровоподтеков, а также серьезные повреждения внутренних органов, из-за которых девочка сейчас находится в больнице в тяжелом состоянии.

Тем не менее гангстеров это не задержало. У них хватало других забот, и они лишь прибавили газу, не обращая внимания на гневные крики пешеходов, находившихся неподалеку и ставших свидетелями происшествия. Мерзавцам, несомненно, удалось бы скрыться, если бы неизвестный молодой человек не решил взять дело в свои руки. Он прыгнул на капот движущегося автомобиля и остановил его. А когда двое бандитов напали на него, парень поднял Мартина в воздух и запустил им в Хэйнери. Пуля из револьвера Хэйнери пробила Мартину сердце. Теперь полиция разыскивает молодого человека, который использовал бандита вместо дубинки».

Последняя многозначительная фраза обожгла Винсента как удар кнута. Значит, его разыскивает полиция!

Надо убраться как можно дальше!

В тот же день товарный поезд, грохотавший через ярко-зеленые плантации Луизианы, уносил на запад Винсента Аллана, спрятавшегося в пустом вагоне. В конце первого перегона его обнаружил обходчик. Работник железной дороги вытолкал Аллана наружу и замахнулся тяжелым сигнальным фонарем, чтобы одним ударом сбросить бродягу с насыпи. Но не успел увесистый фонарь с железной решеткой опуститься, как Аллан резким ударом всадил левый кулак в живот нападавшего. Хилый обходчик взлетел в воздух. Последовал стук осыпающегося по склону щебня, сдавленный возглас и всплеск грязной болотной воды в канаве, куда угодил незадачливый путевой обходчик.

Винсент Аллан не стал дожидаться дальнейшего развития событий. Он спрыгнул с поезда и не спеша побрел вдоль рельсов. Винсента наполняло ощущение легкости и счастья, потому что он знал: чудесная магия силы еще не оставила его — и никогда не оставит. И он сможет проложить себе дорогу в жизни своими мощными руками, куда бы ни забросила его судьба. Его тело наполняла огромная сила. Однако где найти ей достойное применение? Чем теперь ему следует заняться?

Он не знал этого. И это мало заботило его. Винсент отбросил все заботы и каждый день решал только самые насущные проблемы, без особых трудностей находя себе одежду, пропитание и ночлег. Достаточно было просто протянуть руку и взять все, в чем он нуждался. Сейчас Аллан находился в сельскохозяйственном районе, где огромная физическая сила очень его выручала. Неделю он проработал на сенокосе. Аллан сломал рукоятки трех вил и натер на ладонях кровавые мозоли, пока приобрел необходимую сноровку и научился подхватывать на вилы охапки сена. Но теперь Винсент Аллан научился быстро впитывать новые знания. Всю жизнь Аллан был уверен, что во всем есть какая-то тайна, — от ловкости, с какой женщина управляется с метелкой, до сложного ремесла кузнеца или сталевара. Он был настолько убежден в собственной тупости, что не смел даже пытаться подражать другим и учиться чему-то сложному.

Та схватка с Бадом что-то изменила в сознании Аллана. Он понял, что его руки способны делать то, что умеют другие люди. И даже немного лучше, чем это делает большинство парней. Так продолжалось в течение месяца. Аллан научился не только сгребать сено, но и складывать его в скирды, а для этого действительно требуется немалая сноровка! Научился он и ездить верхом, и сверлить ручной бурильной установкой отверстия под столбы для изгородей. Научился обращаться с топором, с большой двуручной пилой. Конечно, он овладел всеми этими искусствами не сразу, но каждый день он узнавал что-то новое. Училось его тело, учился его разум. Парень попал в совершенно необычную обстановку, пустил корни в новую почву. И с каждым мгновением чувствовал, что тело его меняется, становится таким, каким ему следует быть. Естественная сила его мышц, которой Аллан владел от рождения, теперь тысячекратно умножилась благодаря постоянным упражнениям. Первые две недели он ложился спать со смертельной усталостью во всем теле и на следующее утро вставал совсем разбитый. Утомленные мышцы отзывались на каждое движение нестерпимой болью. Но постепенно боль начала проходить. К концу месяца лицо Аллана похудело, кожа загорела, на щеках появился здоровый румянец и все тело до кончиков пальцев звенело от переполнявшей его силы и уверенности в себе.

Однако те изменения, что происходили в душе молодого человека, почти не отражались на его лице. Мягкий, добрый свет не исчез из этих светло-голубых глаз, голос Аллана, как и прежде, оставался спокойным, с нотками доверительности и живого внимания к собеседнику. Привычки, приобретенные в течение всей жизни, не меняются так внезапно. Даже спрашивая, что ему делать, Аллан невольно принимал униженную позу просителя. И все же в этих новых землях Винсент Аллан стал другим. Он даже называть себя стал Алланом Винсентом, в надежде, что эта маленькая перестановка собьет с толку разыскивающую его полицию. Несмотря на то что уже несколько недель прошло благополучно, Аллан еще не чувствовал себя в безопасности. В голове у него день и ночь звенела поговорка: «Тайное всегда становится явным». Рано или поздно станет известно, что он был виновником убийства…

Поэтому Винсент уходил все дальше и дальше на запад. К концу второй недели ему внезапно повезло. Вышло так, что один фермер совершил очевидную глупость, заключив с Алланом пари. Фермер ставил на то, что молодой человек ни за что не поднимет огромный трехсотфунтовый тюк сена. Но Аллан подхватил огромный груз и поднял его над головой без видимых усилий. Он мог бы положить в карман пятьдесят долларов, но фермер предложил в уплату долга лошадь — крепкое, прекрасно сложенное животное с сильными ногами, горбатым «римским» профилем и длинными, как у мула, ушами. В придачу к лошади Аллану досталось старое седло, кожаная обивка которого почти вся истерлась и кое-где проглядывал деревянный каркас. Аллан решил, что фермер, должно быть, выжил из ума. Он оседлал и взнуздал кобылу.

— А как ее зовут? — спросил он.

— Горчица! — ответил фермер.

Не успел Аллан вскочить в седло, как норовистая скотина немедленно сбросила его наземь. Парень взлетел высоко в воздух и грохнулся на землю, больно ударившись спиной. Когда Аллан сел, он обнаружил, что Горчица хитро и беззлобно косит на него глазом, а фермер и его люди заливаются оглушительным смехом.

Аллан продолжал свое продвижение на запад — день в пути, день работы. Но теперь его сопровождала чалая кобыла. Это не значит, что он ехал верхом. Лошадь, свободная от седока и вполне довольная собой, шагала рядом с Алланом. Каждое утро молодой человек начинал с попытки удержаться в седле. День за днем битва становилась все более отчаянной, все более продолжительной, но каждый раз Горчица неизменно побеждала. Аллан летел кубарем, а она, отфыркиваясь, с видимым удовольствием созерцала картину его падения. Парень весь покрылся синяками, но не оставлял попыток покорить строптивую кобылу. С деятельной помощью Горчицы он прошел интенсивный, сжатый курс обучения езде на брыкающейся лошади. Тем временем район сельскохозяйственных угодий остался позади. Аллан попал в свободную, неосвоенную страну. Днем его взору открывались только голые коричневые горы, которые становились синими с наступлением вечера. И тут-то у Аллана появился спутник.

Глава 5

ТОВАРИЩ

Аллан заночевал на склоне холма, где было много сухого кустарника, годного на топливо. Рядом протекал ручеек, с не очень чистой, но все же пригодной для питья водой. Кто бы теперь сумел признать в крепком загорелом парне, Аллане Винсенте, сидящем на корточках у костра с закопченной сковородкой и почерневшим от сажи кофейником, бледного, изнеженного банковского служащего? Не привыкшую к загару кожу солнце опаляет очень скоро. А неопытные новички к тому же не умеют прятаться от солнца. На голове у Аллана вместо широкополой шляпы, какие носят коренные обитатели этих земель, был какой-то фетровый колпак, некогда бывший черным. Он защищал голову только от отвесных полуденных лучей, а в течение всего остального дня, когда свет падает под углом, лицо и шея молодого человека непрерывно подвергались воздействию беспощадных, обжигающих солнечных лучей и теперь напоминали цветом темное красное дерево. От тяжелого физического труда округлые прежде щеки Аллана осунулись, проступили скулы и квадратные очертания подбородка. Из одежды на парне были старый пиджак с протертыми локтями, бледно-голубая, выцветшая от времени фланелевая рубашка, изрядно поношенные рабочие брюки и тяжелые сапоги из бычьей кожи. Да, наряд у Аллана был теперь не из лучших. Но, несмотря на внешний вид, он чувствовал себя счастливым как никогда ранее. Потому что с каждым днем возрастала его мощь, тело наливалось зрелой силой. Аллан ощущал себя богатым, как Крез: его достояние было неисчерпаемо.

Молодой человек жарил кусок бекона, над горячим кофе поднимался ароматный пар, когда Горчица внезапно подняла голову и заржала. Почти тотчас же Аллан услышал мерное цоканье подкованных копыт лошади, рысью бегущей вверх по склону холма. Вскоре в поле зрения показалась маленькая фигурка всадника на отличном крапчатом коньке, который уверенно петлял среди валунов. Плоский красный диск заходящего солнца смотрел Аллану прямо в глаза, поэтому, только когда незнакомец подъехал совсем вплотную, Аллан сумел рассмотреть, что перед ним — девушка. И в самом деле, она управлялась с конем так же ловко и небрежно, как мужчина. Подъехав поближе, девушка бросила поводья и повернулась в седле боком.

— Привет тебе, незнакомец! — бросила она.

— Добрый вечер, — ответил Аллан и, заслонив глаза от света, взглянул на гостью. Лицо девушки было коричневым от загара, как у индеанки, но, когда она отбросила на спину свою шляпу, Аллан увидел узенькую светлую полоску в том месте, где кожу прикрывал от солнца ремешок, и шелковистые белокурые волосы. Но одни ее прекрасные глаза могли бы выдать в ней белую женщину. Очень большие, очень голубые, очень женственные — но выражение в них было совсем не женское. В глазах незнакомки сверкала дерзость, которой хватило бы не на одного мужчину, — дерзость десятилетнего мальчишки, по сравнению с которым все остальные кажутся ручными и послушными. Сейчас девушка отдыхала, поставив локоть на переднюю луку седла и подперев подбородок почерневшим от загара кулачком. При этом глаза ее очень серьезно и внимательно изучали Аллана.

— Ты ведь новичок, правда?

Молодой человек окинул себя быстрым взглядом. По его мнению, он достаточно огрубел, чтобы сойти за настоящего старожила Запада.

— Я полагаю, что это так и есть, — ответил наконец он. — Я не знал, что это так заметно. Может быть, ты сойдешь с коня и разделишь со мной ужин?

Она мгновенно соскользнула на землю, расседлала коня и поставила седло на землю. Потом подошла к костру и склонилась над сковородкой.

— М-да, не жирно! — В ее голосе звучало уныние.

Аллан сказал, что в его сумке есть еще продукты: найдется немного бекона, кукурузной муки, несколько картофелин, пара банок с консервированными томатами и разное другое.

— Эх! — воскликнула девушка. — И как ты все это лопаешь? Вот что значит новичок! Видишь ли, у тебя есть все, кроме главного. Хорошо, что у меня все с собой!

Она обернулась к своему седлу и достала из сумки обезглавленную тушку кролика приличных размеров.

— У нас на ужин будет тушеный кролик, товарищ, — изрекла девушка. — Подбрось-ка дров. Мне нужен хороший огонь, а у тебя тут один дым.

Аллан повиновался. Покорность была одной из основных черт его характера. Загудело мощное пламя. А ловкие порхающие руки девушки тем временем творили чудеса. Она освежевала тушку, затем длинным охотничьим ножом с лезвием из голубоватой стали порубила мясо на небольшие кусочки. Была конфискована банка томатов, картошка почищена на удивление мастерски и порезана ломтиками. К этому были добавлены остатки бекона. Все смешали и уложили в котелок, который девушка вынула из седельной сумки.

— Выглядит впечатляюще, правда? — заметила незнакомка, подвесив котелок над костром и убедившись, что он не опрокинется. — Котелок, конечно, довольно тяжелый. Но зато это чертовски удобная штука, приятель. Он даст сто очков вперед сковороде. Со сковородой ты будешь набивать брюхо салом и полусырым тестом, а котелок дает возможность нормально, сытно лопать.

Тем временем содержимое котелка от жара ревущего пламени начало закипать по краям. Восхитительный аромат, поднимающийся над варевом, показался Аллану поистине божественным. Девушка присела у костра с оструганной палочкой и время от времени помешивала содержимое котелка. При этом она забрасывала Аллана множеством вопросов о его персоне. Ее интересовало все: откуда он прибыл, куда направляется, чем занимается, как его зовут, сколько ему лет и даже какая у него цель в жизни. Молодой человек ответил, что его имя — Аллан Винсент, что ему вконец опостылела городская жизнь и он ушел на Запад искать то, что можно найти только здесь. Рассказал, как он постепенно пробивал себе дорогу в западные края. Аллану захотелось услышать ее собственную историю. Девушка шутливо вкратце рассказала о себе, не забывая время от времени помешивать кипящее в котелке варево.

— Мое полное имя — Фрэнсис Джонс, но обычно меня называют просто Фрэнки. Папа назвал меня в честь бойцовой собаки, которая была у него в детстве. Потому что, как он говорил, в моих глазах видна та же бойцовская натура.

Девушка улыбнулась, но Аллан не ответил на ее улыбку. Он слушал ее с вежливым и серьезным выражением лица.

— Мой па очень любил бойцовых собак и норовистых лошадей, — продолжала рассказывать Фрэнсис. — Он ни за что не сел бы на лошадь, которая ни разу в жизни никого не сбросила. Па говаривал, что лошадь — как человек, и если в ней не сидит бесенок, из нее никогда не будет толку. Сам-то мой папаша был мужик толковый и не без чертика внутри. Только вот не везло ему. Мама умерла, когда я была совсем маленькой, я ее даже не помню. Сколько я помню отца, он боролся с дикими лошадьми и долгами. Но лошадь-то объездить можно, а вот кредитора не обуздаешь. Отец говаривал, что долги — как ревматизм, прицепятся — не отвяжешься. Дела шли так хреново, что мой старший братец, Джим, в один прекрасный день снялся и подался на Запад. Это было три года назад. Ну а па все бился-бился с долгами, а полгода тому назад лег да и помер.

Девушка встала и ткнула палочкой в котелок — несколько рассеянно, как показалось Аллану.

— Я привела ранчо в порядок настолько, чтобы его можно было продать. После распродажи и расчета с кредиторами монет у меня хватило только на то, чтобы оставить себе моего крапчатого и вот это снаряжение. Я пыталась разыскать Джима, но он исчез. И сейчас я его ищу. Однако наше рагу уже готово. Давай сюда миску, Ал!

Еда показалась Аллану необычайно вкусной. Кроличье мясо хорошо проварилось и стало очень нежным. Молодой человек ел с нескрываемым удовольствием.

— Но, — сказал он, — я теряюсь в догадках, как тебе удалось поймать этого кролика?

— Поймать? — переспросила девушка.

— Конечно.

— Сейчас расскажу, — сказала Фрэнсис Джонс. — Когда увидишь неподалеку кролика, подожди, пока он не остановится и не затаится в траве. Тогда посмотри на него в упор, прямо в глаза. Это его загипнотизирует. И тебе останется только подъехать поближе и свернуть ему шею.

— Неужели? — удивленно произнес Аллан.

— Ну да, примерно так, — серьезно ответила Фрэнсис. — Но некоторые ребята не хотят тратить время и попросту пристреливают добычу из револьвера.

— А-а! — сказал Аллан. — Я даже не предполагал, что такая прелестная девушка, как ты, умеет обращаться с оружием!

— Ты даже не предполагал?! — возмущенно воскликнула Фрэнсис. — Дай-ка мне твой кольт, и я тебе покажу, как я не умею с ним обращаться!

— У меня нет револьвера, — смутился Аллан. — Видишь ли, я никогда в жизни не стрелял…

Фрэнсис Джонс в глубоком изумлении уставилась на него, и Аллан понял, что сейчас он упал в ее глазах ниже некуда. Но она ни слова не сказала, просто уселась на место, подперев подбородок рукой, и предоставила Аллану возможность самому помыть посуду, даже не предложив помочь. Однако парень едва ли обратил на это внимание, поскольку его сейчас полностью занимали совершенно другие мысли. Они медленно зрели в его голове, ничем не давая о себе знать, пока работа не была закончена. Солнце уже давно село, когда Аллан наконец повернулся к девушке. Зарево заката померкло, и только вдоль горизонта тянулась яркая оранжевая полоска.

— Путешествовать в одиночку тоскливо, — сказал молодой человек. — Почему бы нам не поехать вместе, пока ты не найдешь своего брата?

Фрэнсис вскинула голову. Последний солнечный луч упал на ее лицо. Девушка показалась Аллану необычайно прелестной.

— Мой братец — суровый парень и живо с тобой разделается, — провозгласила она.

— В самом деле? — удивился Аллан.

— А как ты думаешь, Ал, что еще ему останется сделать, когда он узнает, что его сестра путешествовала вдвоем с мужчиной?

Аллан прикинул в уме все возможные варианты последствий этого и наконец произнес:

— Почему же? Мне кажется, он должен быть доволен тем, что у тебя был спутник в дороге. Разве нет?

Девушка даже рот открыла от изумления.

— Ты получишь грандиозную трепку! — заключила она через некоторое время.

— Что-то не так? — не понял Аллан.

— Много у тебя было девушек? — спросила вдруг Фрэнсис.

Для Аллана такой вопрос оказался полнейшей неожиданностью.

— У меня не было времени встречаться с девушками, — искренне ответил он.

— Хм… — засомневалась Фрэнки. — Ну, это вряд ли.

— Я всегда был очень занят, — признался Винсент. Он судорожно сглотнул. Было невероятно тяжело и горько открывать ей всю правду о себе. Но было в этой девушке что-то такое, что Аллан не мог поступить иначе. — Я всегда отставал, когда учился в школе. Поэтому мне приходилось дополнительно заниматься весь день до вечера, чтобы наверстать упущенное. И то же самое было, когда я окончил школу и пошел работать. Мне нужно было изучить так много нового, и свободного времени опять совсем не было. Кроме того, — продолжил он, все сильнее смущаясь, — чтобы общаться с девушками, надо быть очень решительным…

— Со мной ты разговариваешь очень мило, легко и просто, — заметила Фрэнки.

— Ты похожа на мужчину — нет, скорее на мальчишку! — ответил Аллан. Ему было приятно облечь в слова свое неожиданное открытие. Оно объясняло очень многое в его собственном понимании происходящего. Аллан, улыбаясь, шагнул к девушке. — Тебя легко понять. И ты не смеялась надо мной все время…

Винсент отступил с разочарованным вздохом, потому что в этот самый момент Фрэнсис разразилась звонким смехом. С большим трудом ей удалось вновь принять серьезный вид. Девушка вскочила, схватила Аллана за руку и дружески встряхнула ее.

— Ты странный, — сказала она. — Но думаю, все будет в порядке. Я, пожалуй, устроюсь на ночлег на другом склоне холма. Позови меня, когда будешь готовить завтрак, хорошо?

С этими словами она поднялась и пошла вверх по склону. Пронзительно свистнула, на свист прибежал ее крапчатый жеребец и пошел за ней по пятам, как собака. Винсент смотрел на фигуру девушки на фоне звездного неба. Но вот она скрылась, и все вокруг поглотила непроглядная ночная мгла. Винсент вдруг почувствовал себя отчаянно одиноким. Это чувство было даже острее, чем в ночь трагедии, так внезапно изменившей его жизнь, когда он бежал из Нью-Йорка в Бостон.

Но что он мог поделать? Для начала — подбросить веток в костер. Но когда пламя вспыхнуло ярче, ощущение безграничной тьмы вокруг и равнодушного холода далеких звезд только усилилось. Аллан оставил костер и решил немного прогуляться. Горчица не станет бегать за ним, как Крапчатый Фрэнсис. Винсент уныло брел, спотыкаясь о камни, и не находил успокоения. Где-то далеко в ночи раздался протяжный волчий вой, и в голову Аллану пришла вдруг ужасная мысль, что поблизости могут оказаться другие волки.

Может быть, Фрэнсис угрожает опасность? Ведь она ночует одна на другой стороне холма. Конечно же его долг — защищать девушку. От этой мысли у Аллана потеплело на душе. Он поспешил вверх по склону и осторожно пошел вдоль гребня, стараясь не потревожить девушку своим приближением. Через полчаса нелегких поисков Аллану удалось наконец обнаружить песчаную ямку, окруженную валунами, где, плотно завернувшись в шерстяное одеяло, спала Фрэнсис. Аллан подошел так близко, что мог в кромешной тьме различить правильные черты ее нежного лица и звук легкого дыхания. Парень долго стоял, склонившись над спящей девушкой, исполненный невыразимого восхищения. Затем сел, прислонившись спиной к валуну, и начал свое бдение.

Ночью похолодало. Аллан стиснул зубы и обхватил себя руками, борясь с пробирающей насквозь ночной сыростью. Медленно, но верно им овладевало сонное оцепенение. Но он мужественно гнал сон прочь. Винсенту было приятно сознавать, что таким образом, тихо и незаметно, он оказывает услугу этой необыкновенной девушке. Его сердце переполняло необычайное спокойствие и чувство уверенности в себе. Однако вполне может быть, что в окружающих их мягких ночных тенях вокруг холма скрываются кровожадные дикие звери, готовые наброситься на них и растерзать на куски! От этой мысли кровь застыла у Аллана в жилах. Но парень лишь подобрал увесистый камень и сжал в кулаке. Таким снарядом можно размозжить череп любому живому существу, а уж ради Фрэнсис он не промахнется. Теперь все сомнения его покинули, уныние ушло. Даже дуновение ветра, шевелившего его волосы, было дружественным, а далекие звезды казались молодому человеку добрыми глазами друзей. Когда же Аллан устал от переполнявших его ощущений, он смог погрузиться в воспоминания. Глубоко в закоулках сознания возникали разнообразные картины, и даже звук голоса Фрэнсис слышался так ясно, что все тело Аллана трепетало.

В спину молодому человеку упирался острый выступ скалы. Винсент Аллан постарался устроиться поудобнее, его голова опустилась, подбородок уперся в грудь. И вот, неожиданно для себя самого, Винсент погрузился в глубокий сон. Смутное чувство вины некоторое время заставляло его бороться с сонливостью, но и оно отступило.

Аллан проснулся оттого, что с него сняли шляпу, и лучи солнца, только что показавшегося из-за горизонта, ударили ему прямо в лицо. Открыв глаза, парень увидел, что рядом с ним стоит Фрэнсис Джонс, наполовину рассерженная, наполовину изумленная.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросила она.

— Ох, — ответил Аллан с совершенно глупым видом. — Извини. Я, кажется, заснул? Но мне казалось, будет лучше, если я окажусь рядом с тобой в случае чего… Если случится что-нибудь…

— Превосходно, Ал! — проворковала девушка. — Так ты пришел сюда, чтобы позаботиться обо мне?

Аллан встал, щеки его немного порозовели.

— Я думал, что в случае опасности мог бы тебе пригодиться.

Ему показалось, что в глазах девушки блеснула насмешка, но в то же мгновение пропала.

— Ладно, пойдем готовить завтрак, — изрекла Фрэнсис. — Я голодна как волк!

Глава 6

РАЗЫСКИВАЕТСЯ ДЖИМ ДЖОНС

Они уже покончили с завтраком и оседлали лошадей, когда перед бедным Алланом встала громадная проблема. Ведь он не в состоянии усидеть в седле своей норовистой лошадки! Как же ему не отстать от быстроногого Крапчатого? Аллан в великом смущении поведал девушке о своих затруднениях. Изумлению Фрэнсис не было границ.

— Ты хочешь сказать, — выдохнула она, — что путешествуешь с лошадью, на которой не можешь ездить?

— Я пытаюсь научиться, — сказал Аллан. — Я каждое утро пробую удержаться в седле и не падаю с каждым разом все дольше.

— Лошадь вроде твоей, — с усмешкой заявила девушка, — все равно что курево без спичек. Можно посмотреть, как ты пытаешься ее покорить?

Аллан повиновался. Последовала яростная борьба, длившаяся не более трех минут. В конце концов Горчица принялась кружиться на месте, и Аллан вылетел из седла.

— Вот видишь, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Но это уже лучше. Раньше я слетал в мгновение ока.

Фрэнсис долго не могла просмеяться. Но когда Аллан упал, она спешилась, поставила ногу в стремя Горчицы и легко, как птичка, взлетела в седло. Аллан стоял, разинув рот от удивления. Каждый его мускул напрягся. Он ежесекундно ожидал увидеть, как Фрэнсис свечкой взлетит в небо, и не смел даже крикнуть ей, что это опасно, боясь, что звук голоса может раздразнить упрямую кобылу. К его невыразимому удивлению, Горчица только тряхнула головой и неторопливо поскакала прочь. Она сделала небольшой круг и вернулась.

— Отпусти немного ремешки на стременах Крапчатого, — велела Аллану девушка, подтягивая такие же ремешки у Горчицы. — Сегодня ты поедешь на моем коне.

— Что ты сделала? Как тебе это удалось? — изумленно выдохнул Аллан.

Фрэнсис спокойно поглядела ему в лицо.

— С лошадьми надо обращаться так же, как с кроликами, — объяснила она парню. — Главное, ты должен поймать их взгляд, а дальше все проще простого!

Такое объяснение предполагало дальнейшее развитие темы. Более того, оно совсем ничего не объясняло. Но Аллан как зачарованный молча смотрел девушке в глаза, смутно догадываясь, что она едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Что же касается Крапчатого, то он только недовольно заржал, огорченный непривычно большим грузом, опустившимся ему на спину. Оставаясь таким же спокойным и добродушным, как всегда, Крапчатый тряхнул головой и пристроился рядом с Горчицей. От смущения и замешательства бедный Аллан с полчаса не мог вымолвить ни слова. Наконец ему удалось достаточно ясно выразить словами то, что творилось в его душе.

— Существует великое множество истин, которые человек должен постичь на своем личном опыте, — произнес молодой человек. — Я думал, что вне города жизнь должна быть гораздо проще. Но теперь я вижу, что это далеко не так.

— За исключением девушек, — заметила Фрэнсис, — с которыми гораздо проще разговаривать как раз в сельской местности.

Аллан немного поразмыслил. Он редко отвечал на замечания сразу — обычно он прежде долго раздумывал, — но теперь решился. Упрямо склонив голову, он сказал:

— Если бы я вчера знал тебя так же хорошо, как сейчас, я никогда бы не отважился заговорить с тобой.

Это заявление вызвало у Фрэнсис новый взрыв смеха. Она смеялась так звонко и заразительно… Вспышка веселья продолжалась довольно долго. Но хотя девушка смеялась над Алланом, он, наверное, впервые в жизни не чувствовал, что над ним насмехаются с намерением унизить и оскорбить. Уже не раз Фрэнсис наглядно доказывала, что Ал ведет себя как глупец и слабак, но в ее отношении к парню не было заметно отвращения или пренебрежения. Насколько мало он значит для нее как мужчина, выяснилось очень скоро, когда девушка задала Аллану несколько вопросов. Она спросила, как он определяет дорогу в этой дикой местности. Аллан сказал на это, что заехал уже довольно далеко на Запад и надеется, что сможет продолжать путь без особых затруднений. Умеет ли он обращаться с лассо? Нет?! Что он знает о коровах и овцах? Ничего не знает?! Чем же он занимался до сих пор? Косил траву, ворошил и складывал в скирды сено…

— И у тебя получалось? — поинтересовалась Фрэнсис, но за этими вежливыми словами явственно читалось удивление.

— Как видишь, — немного резко ответил Аллан.

Но в глубине души ему очень хотелось, чтобы она была в спортзале Кэйзи, когда он одним ударом свалил Бада.

Ближе к полудню из-под гряды красноватых скал выскочил кролик и побежал по полю наперерез всадникам. Аллану выпал случай на практике увидеть охоту на кроликов с помощью «гипноза». Гипноз проводился с помощью винчестера, который Фрэнсис мгновенно выхватила из кобуры у седла Крапчатого. Девушка вскинула винтовку к плечу. Аллан наблюдал, как ствол медленно поворачивается, следуя за бегущим кроликом. Прогремел выстрел, бедный зверек высоко подпрыгнул и упал без движения.

— В голову, Ал! Наверняка в голову! — воскликнула прелестная охотница и, пришпорив Горчицу, вихрем понеслась к добыче. Когда Аллан подъехал, девушка уже спешилась и подобрала кролика. — Смотри! — гордо заявила Фрэнсис.

Винсент увидел, что пуля действительно попала кролику точно в голову. Из этого кролика они приготовили себе обед, когда остановились на привал. Короткая передышка — и вот всадники уже снова скачут вперед. Аллан спросил у девушки, как она научилась так метко стрелять. Фрэнки задумалась и, прежде чем ответить, некоторое время ехала, внимательно вглядываясь в дорогу под копытами коней.

— Я скажу тебе, Ал, — наконец решилась она. — Когда ты поймал цель на мушку, ты должен очень захотеть попасть. И только тогда спускай курок.

Все ее юное тело трепетало от охотничьего азарта. Аллана это изумляло. В самом деле, в течение сегодняшнего дня он все больше приходил в замешательство, понимая, что Фрэнсис куда умнее его. Этой ночью Аллан получил неопровержимое доказательство того, что она по отношению к нему испытывает только жалость. Они разговаривали. Фрэнсис разоткровенничалась и сказала, что в этих диких землях Аллан явно не на своем месте. Ему лучше вернуться на Восток, в какой-нибудь город, где о таких добропорядочных людях заботится закон. Аллан заметил, что когда девушка упомянула закон, по ее губам скользнула легкая улыбка. Было ясно, что ей-то закон без надобности, а вот Аллан без него пропадет.

Эта ночь была совсем не похожа на предыдущую. Аллан не сомкнул глаз до самого рассвета, жестоко страдая от презрения Фрэнсис. Если он и погружался ненадолго в дремоту, ему снилась дикая дева-кентавр, скачущая по горам. Она сжимала в руках винтовку и заливисто смеялась. Но утром, когда его спутница готовила завтрак, она, словно бы затем, чтобы смутить его еще больше, проявила первые признаки самой настоящей женской слабости.

— Предположим, мы доберемся до Эль-Райдела, а Джима там вдруг не окажется? И никто не будет знать, куда он поехал? Что же мне тогда делать?

Фрэнсис показалась вдруг молодому человеку такой беспомощной, что сердце его сжалось и затрепетало от необъяснимых чувств. Но ее следующее замечание вернуло Аллана к суровой действительности. Аллан спросил, когда предположительно они должны доехать до Эль-Райдела, и в Ответ услышал, что сегодня, чуть позже полудня. Значит, это будет последний день их совместного путешествия. Разве что Джима в Эль-Райделе действительно не окажется. От этой мысли Аллану стало тоскливо. Перед отъездом он предпринял очередную отчаянную попытку объездить Горчицу и завоевать хоть немного уважения Фрэнсис, но у него снова ничего не получилось. Горчица ухитрилась извернуться восьмеркой, и незадачливый наездник в полминуты слетел на землю. Когда он поднялся, девушка не смеялась, а только покачала головой с легким неодобрением.

— Мне никогда не стать наездником! — безнадежно проговорил Аллан.

Фрэнсис холодно заметила:

— Не знаю, не знаю. Дай-ка я ей займусь!

Фрэнки сперва проехала на Горчице тихо, потом принялась погонять ее хлыстом и шпорами. Горчица брыкалась как бешеная. Но после пятиминутной схватки, за которой Аллан мог лишь беспомощно наблюдать со стороны, кобыла вынуждена была признать свое поражение. Девушка спрыгнула с лошади. Эта победа далась ей не так легко, как могло показаться. Лицо Фрэнсис побледнело, глаза блестели. Но она плотно сжала губы и, призвав на помощь все свое самообладание, старалась не шататься, когда подходила к Аллану.

— Теперь ты, — предложила она хрипловатым голосом. — Я думаю, в этой Горчице стало поменьше перца.

Аллан погладил лошадь по дрожащему, покрытому капельками пота боку и вскочил в седло, готовый ко всему. Однако кобыла, к великому удивлению Аллана, даже ни разу не попыталась взбрыкнуть. Горчица прядала ушами, трясла головой и вообще, похоже, смирилась с неизбежным. Ей оказалось достаточно одного преподанного в доступной форме урока хороших манер, и дальнейшее знакомство с хлыстом и шпорами не входило в ее планы. Если утреннее происшествие сломило дух Горчицы, то сам Аллан был просто потрясен. Молодому человеку хотелось выглядеть героем, защитником слабых. А тут приходится, так сказать, принять дар милосердия от дамы сердца! Думая об этом, Аллан стонал про себя.

Все утро они ехали через предгорья и скоро оказались в настоящих горах. Склоны гор густо поросли кедровником. Молодые люди ехали среди гигантских сосен, копыта их лошадей с легким хрустом ступали по толстому ковру опавшей мертвой хвои. К полудню впереди показался Эль-Райдел.

Вниз по западному склону горы проложил свой путь стремительный поток, текущий со снежных вершин. Он был покрыт пеной, белоснежной, как сами горные снега, а там, где он срывался в пропасть, вода рассыпалась облаком мелких брызг. И там, где поток достигал подножия горы, в устье узкой долины, вдоль склонов которой тянулись темные призраки сосен, лежал Эль-Райдел. Эль-Райдел был всего лить небольшим поселком, наверное, не более полусотни домов. Аллан успел пересчитать все крыши, еще когда они были в часе езды от городка.

Всадники быстро поскакали по тропке, ведущей вниз, в долину. Вскоре тропка расширилась, превратившись в настоящую дорогу, выбитую в грунте колесами повозок и лошадиными копытами. И вот они уже пылили по главной улице городка. Перед въездом в собственно городок Фрэнсис натянула поводья и придержала коня.

— В этом городке, — осторожно начала она, вглядываясь в лицо Аллана, — немало суровых парней. Ты действительно уверен, что хочешь сюда попасть, Ал? Эти ребята чаще всего предпочитают беседовать при помощи своих пушек!

Аллан почувствовал себя настолько униженным, что долго не решался взглянуть девушке в глаза.

— Я решил, — хрипло ответил он.

Они бок о бок пронеслись по городку и остановились у старой, некрашеной развалюхи довольно больших размеров, поперек фасада которой висела криво прибитая вывеска, гласившая: «Гостиница „Империя“.

— Джим здесь жил! — воскликнула девушка. — Отсюда он отправлял мне почту. На конвертах была пометка «Империя»!

— Подожди здесь, — сказал Аллан и, спрыгнув с лошади, направился внутрь гостиницы.

Похоже, «Империя» переживала нелегкие времена. На веранде не прохлаждалось ни одного бездельника, в коридоре, который одновременно служил прихожей, не было ни души, кроме тучного мужчины, который сидел, откинувшись в кресле и положив вытянутые ноги в крепких башмаках на высокую печку, расположенную на уровне его лица в самом центре комнаты.

— Я хотел бы видеть содержателя этой гостиницы, — произнес Аллан самым вежливым голосом.

Толстый мужчина заложил большие пальцы за широкие ленты подтяжек, пересекавшие его грудь и глубоко врезавшиеся в мягкое тело на плечах.

— Это я и есть, — ответил он.

— Тогда, — продолжил Аллан, — вы, наверное, можете сообщить некоторые интересующие меня сведения.

— Может быть, — последовал ответ.

— Мне нужно найти Джима Джонса, — сказал Аллан.

Хозяин гостиницы пинком открыл лязгнувшую дверцу, потом пинком закрыл ее, но с ответом не торопился.

— Мне нужно найти Джима Джонса, — повторил Аллан немного настойчивее.

— Ты, наверное, его приятель? — В голосе толстяка прозвучали зловещие нотки. Он безуспешно пытался повернуть голову к Аллану — мешали складки жира на пухлой шее.

Характер у Аллана, как мы видели, был мягкий и доброжелательный, нежный, как мед с молоком. Но сейчас в нем стало нарастать раздражение.

— Так вы можете сообщить мне, где находится Джим Джонс? — в третий раз спросил он.

— А кто этим интересуется?

— Девушка. Его сестра, — ответил Аллан.

Хозяин гостиницы не спешил отвечать даже после такого пояснения. Но через пару минут все же задумчиво произнес:

— Пусть все дружки Джима Джонса отправляются в преисподнюю, да и он не задерживается на этом свете — туда ему и дорога!

Красная пелена застлала Аллану глаза, как будто он через закрытые веки смотрел на полуденное солнце. Он наклонился, положил руки на подлокотники кресла, в котором развалился хозяин гостиницы, и легко поднял его в воздух. Встряхнул и поставил на место. Потом еще раз повторил свой вопрос. Толстяк побагровел от негодования, его лицо налилось кровью, а большая пухлая рука легла на рукоятку кольта. Однако он не спешил вынимать револьвер из кобуры.

Он вдруг осознал тот факт, что вес его — а он недавно проверял это с помощью весов — составляет приблизительно двести восемьдесят фунтов. Кресло, в котором он устроился, весит еще около двадцати. А парень, который склонился над ним, поднял весь этот невероятный груз так легко, как будто толстяк был тряпичной куклой, а не живым существом из мяса, костей и жира. Хозяин гостиницы немного поразмыслил над этим фактом и малость побледнел.

— С чего бы это тебе интересоваться Джимом Джонсом? — спросил он Аллана, внимательно и настороженно изучая его лицо. Это лицо не могло принадлежать человеку, привыкшему к насилию. Глаза, смотревшие на него сверху вниз, были добрыми и мягкими, как глаза семнадцатилетней девушки, еще не научившейся не доверять жестокому окружающему миру.

— Я уже сказал, что сестра Джима здесь и спрашивает о нем, — ответил Аллан.

— Черт меня побери, терпеть не могу, когда леди пускается в дальний путь понапрасну, — произнес толстяк, — но только она сюда приехала зря, и это так же верно, как то, что меня звать Билл Хоудж. Джима Джонса ей здесь не найти.

— Но ведь он здесь был, не так ли?

— Ну был.

— Однако теперь он уехал, верно?

— Уехал.

— Знаете ли вы, где он сейчас?

— Если бы я знал, разве я сидел бы здесь?! Нет, сэр, я бы во весь опор скакал туда, где он скрывается, и скакал бы не один, а с шерифом и дюжиной других джентльменов из этого городка, которым до смерти хочется повидаться с Джимом!

Радостное, исполненное надежд лицо Фрэнсис всплыло в памяти Аллана, и он с грустью спросил, что такого натворил ее брат.

— Да ничего особенного, только что свалил от меня, не заплатив за месяц за комнату и еду. Да еще подстрелил парнишку шерифа, Чарли, и едва не убил его, да потом еще заставил нас попусту гонять лошадей, пока мы его ловили, и свел коня у Хэнка Муна, а теперь наверняка связался с шайкой кровожадных ублюдков Гарри Кристофера. А так он не сделал ничего такого, о чем стоило бы говорить!

Глава 7

РОКОВАЯ ОШИБКА АЛЛАНА

Когда Аллан возвращался к Фрэнсис Джонс, его переполняла странная смесь ощущений — внешнее уныние и внутреннее ликование. Это ликование, конечно, было чистейшим эгоизмом, но теперь Аллан был уверен, что у него еще остается шанс доказать Фрэнсис, что он настоящий мужчина, несмотря на все свои недостатки. И еще ее брат не разлучит его с девушкой прямо сейчас. Фрэнсис достаточно было взглянуть на его лицо. Она соскользнула с Крапчатого и бросилась навстречу Аллану.

— Что случилось? — воскликнула она дрожащим от волнения голосом. — Что-то не так? Джим не ранен?

— Нет. Он цел и невредим, — успокоил ее Аллан самым бодрым тоном, на который был способен.

Но Фрэнсис отступила назад, застонав, как от сильной боли.

— Значит, случилось что-то худшее, — проговорила она. — Джим вконец распустился и устроил погром? Я угадала?

— Произошло небольшое недоразумение…

— И он удрал из города. Я знаю! Наш па тоже был такой, но он рано женился и сумел остепениться. А теперь все, что не сделал когда-то отец, совершает Джим и… и… лучше бы мне на свет не родиться!

Ее горе было таким бурным, что Аллан даже не пытался как-нибудь успокоить девушку. Горести большинства женщин казались молодому человеку похожими на детские печали — они вызывали жалость, может быть, сочувствие, но никогда не были по-настоящему трагичны. Но Фрэнсис Джонс страдала, как страдают мужчины. Ни слезинки не скатилось из ее глаз, но все тело девушки дрожало, голос был хриплым, горло сдавливали сдерживаемые рыдания.

Но вот боль немного притупилась, девушка оперлась о перила крыльца, все еще потрясенная, измученная, отчаявшаяся.

— Что же мне делать? — произнесла она, обращаясь скорее к самой себе, чем к Аллану.

— Нам лучше всего будет остановиться здесь, — сказал парень. — У нас нет никаких шансов найти Джима. Если бы кто-нибудь в Эль-Райделе узнал, где сейчас твой брат, они немедленно поехали бы ловить его. Поэтому конечно же никто здесь не сообщит нам то, что нас интересует. Остается только ждать здесь и надеяться, что Джим узнает, где ты находишься, и попытается встретиться с тобой. По-моему, это логично.

Фрэнсис удивленно взглянула на Аллана, пораженная рассудительностью, которой она от него совсем не ожидала. Это было самое естественное, что Фрэнки могла сейчас сделать, поэтому она кивнула.

— За исключением того, что мне придется продать Крапчатого, чтобы оплатить гостиницу.

— У меня достаточно денег, чтобы заплатить за двоих, — возразил Аллан.

— Я не приму подачки, — холодно ответила девушка.

— Это не подачка, Фрэнсис. Когда Джим приедет, он вернет мне деньги.

И Фрэнки согласилась. По крайней мере, ничего лучшего она предложить не могла. Аллан помог девушке донести тюк с ее шерстяным одеялом и снаряжением до комнаты, которую Билл Хоудж выделил для нее с нескрываемым недовольством. У входа Фрэнсис остановилась, одной рукой взявшись за ручку двери, а другой легонько тронув Аллана за плечо и заглянув ему в глаза.

— Ал, — сказала она. — Ты честный парень. Самый честный из всех, кого я когда-либо встречала.

И проскользнула в комнату, захлопнув дверь перед самым его носом, прежде чем Аллан успел что-нибудь сказать в ответ. Между тем у него в кармане было только двенадцать долларов, на которые им двоим предстояло здесь прожить неопределенное время. А цены в горах, должно быть, довольно высокие. За отсутствием более надежного источника информации Аллан отправился прямиком к Биллу Хоуджу.

Хоудж на вопрос о работе только уставился на парня маленькими, заплывшими жиром глазками.

— И какую же работу ты можешь выполнять? — поинтересовался он. — Умеешь ли ты обращаться с топором, ручной дрелью или домкратом? А может быть, ты когда-нибудь пас скот? Или…

— Я не имею ни малейшего представления обо всем этом, — признался Аллан. — Но если найдется работа, требующая лишь усердия и крепких рук, то это как раз для меня. Можно ли в окрестностях Эль-Райдела найти такую работу?

Билл Хоудж не поверил ему. Казалось невероятным, чтобы человек, который чисто говорит по-английски и смотрит прямо в глаза собеседнику, действительно согласился бы на грязную работу. Поэтому Хоудж решил, что мудрее всего будет подмигнуть молодому человеку и сказать, что работу такого рода вполне можно будет найти… со временем.

— Кто хочет найти работу, — сказал он, — обязательно ее найдет. А те, кто ищет неприятностей на свою голову, — добавил он многозначительно, — тем более получат то, что им причитается.

После этого мудрого замечания Аллан некоторое время стоял, погруженный в раздумья. Потом пожал плечами и пошел в городок, на поиски заработка. Но слухи распространялись здесь с потрясающей, просто невероятной скоростью. И никто, по-видимому, не нуждался в работнике с парой сильных рук. Аллан зашел к кузнецу, который на чем свет стоит ругал бестолкового помощника, заставляя его покрепче держать щипцы, пока сам кузнец будет работать молотом.

— Может быть, вы возьмете в помощники другого парня? — спросил Аллан, остановившись в дверном проеме.

— Парня? — громыхнул голос кузнеца, пожилого мужчины с гривой седых волос, которые казались почти черными из-за осевшей на них копоти. — В наши дни больше нет настоящих парней. Люди старой закалки совсем перевелись. А за теперешних я бы и ломаного гроша не дал.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — спокойно сказал Аллан.

Кузнец кивком послал помощника к горну с куском железа, над которым они трудились.

— Не понимает он! — усмехнулся кузнец. Седина в волосах давала ему право на некоторую вольность в выражениях. — Ты такой же, как вся остальная нынешняя молодежь. И ты даже не хочешь понимать. Трудовой пот не в чести у теперешней молодежи. Старики всю жизнь гнули спину и воспитали толпу бестолковых тунеядцев, которым все подавай за так. Какого роста был твой отец?

Аллан никак не ожидал такого вопроса, но ответил, что ростом его отец был чуть выше шести футов.

— Вот так-то! В нем было шесть футов! А ты? Старая история — все вырождается. Никого вокруг, одни коротышки! Только сорняки теперь растут до неба! Взгляни вон туда, возле двери. Я был совсем молодым, когда поставил сюда этот бочонок. Тогда он был так же полон до краев обрезками железа, как и сейчас. Мне не было и тридцати, а Эль-Райдел тогда был только крохотным поселком. Так вот, сэр. Я вытащил этот бочонок из фургона, в котором его привезли, голыми руками и поставил туда, где он стоит по сей день. Разве есть в наши дни в Эль-Райделе человек, способный хотя бы сдвинуть бочонок с места? Где теперь найдешь такого мужчину?

При этих словах по телу Аллана заструилось ощущение разбуженной мощи, согревая мышцы. Он наклонился и обхватил бочонок руками. Его мышцы напряглись, плечи дрогнули, потом расправились, и бочонок стал подниматься, вырванный из своего извечного места в полу, вместе с налипшими на дно комьями влажной земли. Аллан поднял груз до уровня груди. Вдруг дно бочонка проломилось, и на пол дождем посыпались обрезки железа.

Кузнец подскочил на месте, не сдержав возгласа удивления. Он застыл в шаге от Аллана, потрясенно уставившись на парня, который только что изорвал в клочья всю гордость геркулесовской юности кузнеца. Ведь в те давние времена о богатырской силе кузнеца ходили легенды и люди приезжали за много миль, чтобы взглянуть на него. А в том, что сделал этот парень, кузнец словно вновь воочию увидел мощь, которой некогда был одарен он сам и которую похитила у него коварная старость. Кузнец посмотрел на Аллана так, словно это была вина самого парня. Но печалился он недолго. Плохое настроение быстро ушло. Потому что кузнец, как и большинство людей, которые зарабатывают на жизнь собственным трудом, для кого проклятие Адама воплощается совершенно реальным потом, был чрезвычайно честен. И теперь он только кивнул, глядя на молодого человека.

— Нет правил без исключений, — сказал он беззлобно. — Но чего, собственно, ты хочешь от меня?

— Работы, — сказал Аллан.

Кузнец усмехнулся и покачал головой:

— Я слышал, что о тебе говорят, парень. Дружку Джима Джонса не нужна та работа, какую я могу предложить. Плачу я маловато.

И кузнец выпроводил Аллана. Тот побрел обратно в гостиницу. Дела сейчас обстояли действительно скверно. Денег Аллана могло хватить не больше чем на пару дней, учитывая, что ему нужно содержать не только себя, но и девушку. За ужином они сидели вдвоем в дальнем конце длинного стола, который предназначался для постояльцев «Империи». Аллан не посвятил девушку в неутешительные результаты своих сегодняшних исследований. Кроме них, за столом сидело еще с полдюжины людей. Манеры у них были такие же грубые, как и их одежда, но Аллан не мог не восхищаться их тактичностью. Все они сгорали от любопытства, так интересовала их сестра Джима Джонса. Но мужчины осмеливались разглядывать девушку только украдкой. В любом другом месте на нее бы глазели хотя бы из-за ее прелестного личика, но здесь с ней обращались так церемонно, словно она была почтенной пожилой леди! Аллан восхищался тактом местных парней. Но он почти не обращал на них внимания. Он сам был целиком и полностью занят Фрэнки, которая улыбалась ему через стол. Ал восторгался ее грацией, ее узкими запястьями и изящными пальчиками. Он преклонялся и перед здравым рассудком Фрэнки, который удерживал ее от малейших упоминаний о том, как она тревожится за брата. Его имя ни разу не сорвалось с ее губ, даже тень беспокойства ни разу не затмила ее взгляда. И, несмотря на ее резковатые манеры и раскованное поведение, Аллан сейчас видел в девушке то же, что и раньше, — аромат и блеск самого изящества.

После ужина они вдвоем сидели на веранде, в самом дальнем углу. Подальше от рокочущих мужских голосов. Говорили мало. Девушка тревожилась за брата, а в груди Аллана нарастало невыразимое чувство удовлетворения оттого, что они с Фрэнки все больше и больше сближаются. Молодой человек видел, что Фрэнсис чувствует себя с ним легко и уютно, что она уже начала привыкать к нему. Один раз как-то девушка даже сказала:

— Вообще-то, Ал, мне кажется, что женщина все-таки существо довольно слабое…

Аллан мог закончить недоговоренную фразу так, как ему больше по вкусу, и он ее закончил. Когда Фрэнсис пожелала молодому человеку доброй ночи и ушла наверх, он остался сидеть на веранде, погруженный в раздумья. Аллан смотрел на причудливые контуры горных вершин, врезающиеся в небо в окружении белых призрачных звезд. Вслушивался в отдаленный рокот водопада в каньоне Эль-Райдел — низкий вибрирующий звук, который ощущался скорее даже не слухом, а сознанием.

Через некоторое время Аллан пошел прогуляться. У него на сердце было столько всего, что он не мог держать свои мысли при себе и чувствовал, что если не уйдет отсюда, то вот-вот примется изливать душу первому встречному. Молодой человек несколько раз прошелся перед фасадом гостиницы, потом повернулся и вошел в тень деревьев, которых с этой стороны дома было довольно много. И тут он обнаружил, что отсюда видно окно комнаты Фрэнсис. Сделав это открытие, Ал затрепетал от счастья. Он отсчитал нужное окно — третье от угла здания, сейчас совершенно темное, без малейшего проблеска света изнутри. А в следующий момент Аллан увидел силуэт мужчины, карабкающегося по стене гостиницы. Незнакомец еще не успел забраться высоко и мог бы направляться к любому из полудюжины окон. Но для Аллана имело значение только то, что как раз над головой ночного гостя находилось окно Фрэнсис.

Аллан даже не подумал о том, чтобы позвать на помощь. Да он и не смог бы закричать, даже если бы захотел: ему сдавило горло от гнева и ярости. Он бросился к гостинице, схватил непрошеного гостя за ногу, когда тот нащупывал новую опору, и сдернул его на землю.

Упавший с криком вскочил, и в звездном свете тускло блеснула сталь. Больше Аллан ничего разглядеть не успел. Самый ловкий и быстрый стрелок не успеет выхватить свой револьвер прежде, чем ударит сокрушительный кулак. И кулак Аллана уже летел к цели. Незнакомца отшвырнуло на несколько шагов. Револьвер выстрелил, но пуля ушла в небо, не причинив Аллану вреда. А потом Аллан схватил противника.

Он не мог ни о чем думать, кроме того, что этот парень наверняка хотел залезть в окно комнаты Фрэнсис. Эта мысль наполняла Аллана диким желанием разорвать мерзавца на части. Он сдавил врага еще крепче и почувствовал, как тот обмяк. Тем временем со стороны входа в гостиницу послышался шум голосов и топот бегущих ног. Из-за угла выбежала толпа постояльцев и окружила место схватки. Они сгрудились вокруг Аллана и подняли его с земли. Аллан встал, не выпуская из рук свою жертву.

— Джим Джонс! — раздался чей-то крик. — Это же Джим Джонс, шериф!

Услышав это имя, Аллан чуть не потерял сознание. Он отшатнулся и разжал руки. Шериф, невысокий человечек с клочковатой седой бородкой, склонился над лежащим на земле телом. Аллан услышал, как тот пробормотал:

— А я-то думал, этот парень — дружок Джонса. Знаете, ребята, если бы мы не подоспели вовремя, он бы его так отделал, что вешать тут было бы уже нечего! — Он выпрямился и взглянул на Аллана. — Ты получишь за это положенное вознаграждение, сынок, — произнес шериф почти торжественно. — Так вот какую игру ты разыграл с девчонкой!

Аллан не мог выдавить ни слова. Она тоже так решит! Она тоже подумает, что Аллан обманул ее, вынудив стать приманкой, чтобы получить вознаграждение, назначенное за голову ее брата!

Глава 8

НА ПОМОЩЬ

Они подняли безвольное тело Джима Джонса, отнесли его в гостиницу и уложили на веранде. Шериф защелкнул на запястьях пленника наручники и быстро обыскал его. У Джима Джонса не оказалось при себе ничего, кроме пары револьверов. Обезоружив и связав Джонса, шериф и его подручные явно почувствовали себя значительно свободнее. Но даже теперь они не успокоились. Аллан с удивлением наблюдал, как по улицам растревоженного городка взад и вперед сновали люди, будто ожидая, что в любой момент на них может напасть отряд, явившийся на выручку Джиму Джонсу. Сам Аллан сидел и смотрел на молодого человека, лежащего без сознания. Не могло быть никаких сомнений, что они с Фрэнсис — родственники. У парня были такие же правильные и красивые черты лица, такие же тонкие, четко очерченные губы. Глаза — такие же большие, с длинными ресницами и такой же, как у Фрэнсис, решительный подбородок. И вьющиеся белокурые волосы. Но если Фрэнки казалась тонкой и хрупкой даже для женщины, ее брат был довольно крупным мужчиной, высоким и сильным. Его могучее и гибкое тело выглядело внушительно даже в полной неподвижности, беспомощно распростертое на полу. Шею молодого человека покрывали багровые пятна — следы железной хватки Аллана.

И вот Джим Джонс чуть пошевелился, приоткрыл глаза и застонал. Шериф не стал дожидаться, когда тот совсем придет в себя, и приказал двум парням поднять его и отвести в тюрьму. Сам шериф шел позади с двумя револьверами наготове.

Тюрьма Эль-Райдела представляла собой небольшое грубое строение. В ней было две камеры, сделанные из стальной решетки, и маленькая комнатка, которая служила шерифу рабочим кабинетом и приемной. Джима Джонса заперли в одной из камер. С того времени, как он пришел в себя, Джим не произнес ни единого слова.

— Что вы собираетесь сделать с Джонсом? — спросил шерифа Аллан.

Тот сделал недвусмысленный жест.

— Повесить! — выдохнул Аллан, и сердце его сжалось от ужаса.

— Я говорю с мужчиной! — одобрил его шериф. — А теперь тебя, наверное, интересует, когда ты получишь причитающееся за Джима Джонса вознаграждение? Мы организуем это в течение двух или трех…

— К дьяволу вознаграждение! — взорвался Аллан и выбежал прочь из тюрьмы. Он быстро зашагал прочь, чувствуя, что, если еще хоть на минуту задержится внутри тюремных стен, непременно задохнется.

Возле самой двери он столкнулся с Фрэнсис Джонс, смертельно побледневшей, испуганной, дрожащей. Аллан понял, что она, несомненно, слышала, что случилось, и знает все о его роли в ночном происшествии. Потому что, когда девушка проходила мимо, она окинула Аллана взглядом, полным презрения, отвращения и страха. И все слова, которые он собирался произнести, замерли у него на устах. Молодой человек, спотыкаясь, побрел в ночь. Он пытался еще раз воспроизвести в памяти события сегодняшнего вечера, и чем больше думал, тем сильнее проклинал собственную глупость.

Он должен был догадаться, кем был этот незнакомец, пытавшийся забраться через окно в гостиницу. Ведь это было как раз то, что предполагал сам Аллан! Весть о том, что Фрэнсис Джонс в Эль-Райделе, должна была дойти до ее брата. И Джим непременно пробрался бы в город, чтобы повидаться с сестрой. Аллан сам на это рассчитывал! Только Джим явился так быстро и внезапно, что Аллан не сообразил, что этот незнакомец может быть братом Фрэнсис.

Тем временем Эль-Райдел понемногу оживал. Прослышав о поимке Джонса, весь городок загудел как разворошенный улей. По улицам двигались группы людей, направляющихся к тюрьме. До Аллана долетали обрывки их разговоров. Не стоило удивляться, что все говорили именно о нем. Жители городка прознали про подвиг Аллана в кузнице этим утром. Они сопоставили это с тем, как был пойман Джим Джонс, и прозвали Аллана новым Геркулесом. Аллан присел возле какого-то дерева и оперся спиной о ствол, пытаясь собраться с мыслями. Сидя под деревом, Аллан вдруг услышал разговор двух местных жителей, которые шли с окраины и не заметили парня.

— А ведь он был похож на самого что ни на есть зеленого новичка!

— На дьявола он похож! — раздался другой голос. — Этот парень наверняка сыщик, можешь мне поверить. И хитер как лисица. Надо же, как он всех провел! Этот парень встретился с сестренкой Джонса, и ему в голову пришла мысль, что девчонка постарается найти брата. И вот этот парень — Винсент, что ли, — притаился и выжидал, чтобы сграбастать Джима, как только тот появится. И будь я проклят, если он этого не сделал! Парень отхватит за это изрядную сумму наличными!

— И подлую же штуку он провернул! — воскликнул первый из говоривших.

— Конечно, — сказал его спутник. — Этот Винсент самая настоящая дрянь с парой крепких рук. А ты слышал, что он сотворил с Джимом Джонсом всего за пять секунд?

— Чуть не разорвал беднягу пополам, как я понял.

— Я видел Джонса своими глазами. Он выглядел так, как будто его помял гризли.

Парочка прошла дальше по улице. Их голоса затихли, превратились в неразличимое бормотание. Но Аллан услышал достаточно. Даже более чем достаточно. Если эти двое, совсем чужие Джиму Джонсу, думают так об Аллане, какой же неистовый гнев должен полыхать в груди Фрэнсис Джонс! Она никогда ему этого не простит, никогда в жизни! Если только Аллан не вытащит Джима Джонса из передряги, в которую тот попал его же стараниями. Если только Аллан не освободит Джима из тюрьмы, в которую его упрятал шериф.

Конечно же спасти Джима может только чудо, невероятное, невозможное стечение обстоятельств.

Аллан принялся бродить взад-вперед позади ряда домов, стоявших вдоль главной улицы Эль-Райдела с южной стороны. Он с полдюжины раз прошелся туда-обратно и наконец, утомленный напряженными раздумьями о безвыходном положении, вышел на улицу и направился в гостиницу, чтобы лечь в постель, пока его никто не заметил. К утру, как он надеялся, в отдохнувшие мозги скорее придет какая-нибудь подходящая идея. Аллан миновал здание тюрьмы, которое к этому времени опустело. Любопытные посетители разошлись. Только маленькое окошко на передней стене домика тускло светилось. Но когда Аллан пришел в гостиницу, он обнаружил, что в городишке появился новый объект всеобщего интереса. Это был крупный гнедой жеребец, стоявший посреди улицы. Конь прядал ушами, косясь на тесно окруживших его незнакомцев, взбрыкивал стройными и сильными задними ногами, как будто готовясь лягнуть тех, кто подойдет слишком близко. Животное было великолепно. Седло и сбруя на нем были под стать самому коню, прекрасно выделанные и роскошно украшенные золотом.

— Нечего удивляться, — говорил Билл Хоудж, — что эта банда мерзавцев во главе с Гарри Кристофером может спокойно позволить себе налететь на нас и уехать, не опасаясь, что их поймают. Они вкладывают огромные деньги в коней. Вот этот, например, наверняка породистый рысак. Это видно в каждой линии его тела, от ушей до хвоста! А кстати, куда мы его денем?

— Пусть он постоит в твоей конюшне, — раздался в ответ голос шерифа, — пока мы не вынесем приговор Джиму Джонсу. А потом продадим коня с аукциона.

Всего этого было более чем достаточно для несчастного Аллана. Он повернулся и, опечаленный, побрел во тьму, снова обдумывая стоящую перед ним проблему. Неодолимое притяжение влекло его обратно, к маленькой тюрьме Эль-Райдела. Он подошел, заглянул в зарешеченное окошечко и увидел узника. Джим Джонс сидел на тюремной койке, с самокруткой в закованных в наручники руках. Он даже стал насвистывать какой-то мотивчик, когда докурил и бросил окурок под ноги. Аллану показалось, что никогда в жизни он не встречал такого бодрого духом, красивого и смелого человека. И Ал собственными руками передал такого парня законникам, которые собираются вздернуть беднягу! Кошмар! Это было невыносимо. За всю свою жизнь Аллан не сможет ничем искупить эту вину. Если Джима Джонса казнят, на нем будет долг, который невозможно оплатить. Ведь это Аллан засадил его за решетку!

Вот такие тяжкие мысли одолевали Аллана, пока он шел обратно в гостиницу, уже который раз за эту ночь. К тому времени, как Ал туда добрался, в гостинице все успокоилось. Местные сплетники разошлись, постояльцы затихли и погрузились в сон. Свет не погас только в одном окошке на фасаде большого бесформенного здания гостиницы. Все остальные окна были слепыми черными пятнами. Аллан вошел в гостиницу, осторожно и мягко проскользнул наверх, к двери комнаты Фрэнсис Джонс. В эту кошмарную ночь ей конечно же было не до сна. Контур двери был очерчен тонкой линией желтоватого света лампы. Аллан вынул из кармана все остававшиеся у него деньги, аккуратно сложил и просунул в щель под дверью, а потом поспешно скрылся, боясь, что дверь сейчас распахнется и на пороге появится разгневанная Фрэнсис. Сердце у Аллана отчаянно колотилось. Ведь для нее он был хладнокровным предателем, подлым и жестоким интриганом! Поэтому сейчас Аллан предпочел бы броситься в огонь, чем встретиться с ней. Но судьба на этот раз была к нему благосклонна.

Молодой человек вышел из гостиницы и направился в конюшню. Там он оседлал сначала Горчицу, а затем великолепного гнедого, на котором приехал Джим Джонс, и повел их задами к тюрьме. Там Аллан спрятал лошадей в небольшой рощице. Горчица могла спокойно стоять на одном месте сколь угодно долго, если ее не погонять, — это была, пожалуй, единственная положительная черта ее характера. А жеребца Аллан привязал к Горчице. Теперь оставалось только взять штурмом тюрьму. И Аллан, печальный и серьезный, посмотрел с холма на маленькую четырехугольную тень здания, где сидел за решеткой Джим Джонс.

В кабинете шерифа сидели сейчас два суровых воина, два опытнейших мастера перестрелок и сражений, охранявшие опасного узника. Не могло быть никаких сомнений, что исполнять свой долг они будут до последней капли крови. А для Аллана было бы многовато и одного. Ведь его невероятная сила обратится в ничто от одной-единственной пули. Если Аллан походил на могучее дерево, то противники его были людьми стали и огня, и им ничего не стоило в мгновение ока стереть его в порошок.

Молодой человек смотрел на иссиня-черное небо, прорезанное резкими ломаными контурами горных вершин, испещренное сияющими огоньками звезд, смотрел на грандиозные густо-черные массивы лесов, окружающих Эль-Райдел, прислушивался к далекому плеску реки, стремительно сбегающей по каменистому руслу, к грохоту водопада Эль-Райдел, словно хотел запомнить это на всю оставшуюся жизнь.

Аллан вдруг почувствовал, что мороз пробежал по его коже. Куда же попадет пуля? И каково будет ощущать, как она пронзает плоть и крошит кости? Молодой человек вспомнил вдруг лица всех мужчин, женщин и детей, которые что-то значили в его недолгой жизни, и на всех губах играла неизменная презрительная усмешка, все глаза были полны равнодушия. Если служащие банка, где Аллан так долго проработал, узнают о его гибели, они только насмешливо улыбнутся, пожмут плечами и скажут, что комнатной собачонке не стоит и пытаться стать свободным волком. Вот что скажут его бывшие сослуживцы. А потом они все забудут об Аллане. Впрочем, они никогда не узнают о том, что с ним произойдет. Все сообщение об этом случае будет состоять из пары фраз вроде: «Неизвестный молодой человек, называвший себя Алланом Винсентом, убит при попытке освободить преступника из тюрьмы».

Он заглянул еще дальше и представил собственную могилу. Он представил, как его тело с позором вывезут на городское кладбище и опустят в вечный холод и сырость, в жуткий подземный мрак. Но теперь в сознании Аллана промелькнул первый теплый лучик света. Потому что у его могилы будет по меньшей мере одно искренне скорбящее существо. Это будет прелестная белокурая девушка со слезами на глазах и печалью в сердце, потому что последним поступком в своей жизни Аллан докажет ей, что не замышлял предавать бедного Джима.

Это видение ободрило Аллана, он почувствовал, как на него снизошло какое-то особое воодушевление. Умереть показалось вдруг так смехотворно просто! Аллан громко рассмеялся и с уверенной улыбкой на лице пошел сквозь ночную мглу к тюрьме.

Глава 9

АЛА УЧАТ СТРЕЛЯТЬ

Поскольку события этой ночи приобрели впоследствии историческое значение, поскольку их снова и снова пересказывали с разнообразными вариациями, нам, пожалуй, следует изложить все как можно подробнее и начать повествование с рассказа о тех двух парнях, которые в эту ночь сторожили Джима Джонса.

Само собой разумеется, это были весьма незаурядные личности. Даже если бы у Джима Джонса не было в городке сообщников, его все равно нужно было охранять особенно бдительно. Ведь он непременно постарается удрать, разломав ненадежные решетки маленькой городской тюрьмы! А Джонс вовсе не был одинок. В самом Эль-Райделе у него наверняка имелись сообщники среди местных жителей. Слишком уж быстро дошла до Джима новость о том, что в городок прибыла его сестра Фрэнсис! Дружки у Джонса были как в самом городке, так и за его пределами. Помощники у него найдутся, и самые что ни на есть надежные! Ведь ходили слухи, что его дружки — это та самая банда головорезов под предводительством печально знаменитого Гарри Кристофера! А любому, кто заденет одного из этих мерзавцев, придется иметь дело со всей шайкой. Поговаривали, что Джим Джонс принадлежит к этой банде, хотя наверняка это известно не было. Вот почему для охраны узника были предприняты все возможные меры предосторожности, и стерегли его Элиас Джонстон и Уолтер Джардайн, хотя при обычных обстоятельствах все сочли бы, что для охраны заключенного — или даже дюжины заключенных — вполне достаточно и одного из них.

Оба они прославились как неустрашимые защитники закона, бывалые воины, которым любая опасность нипочем. Каждый побывал не в одной переделке, и ни разу они не терпели поражения в честном бою. Среди жителей Эль-Райдела поговаривали, что даже трое самых свирепых и решительных стрелков не смогут выстоять против этой воинственной парочки больше минуты. Вот каковы были стражи закона, с которыми Аллану предстояло сейчас иметь дело.

Дверь тюрьмы открылась сразу же, как только Аллан легонько постучал в нее. В дверном проеме стоял смутно различимый в ночном сумраке невысокий человек с худощавым лицом, самой выдающейся, во всех смыслах, частью которого был очень длинный острый нос. Кончик носа был великолепного алого цвета — такого яркого, что прямо смотреть больно. Мужчина сразу узнал вновь прибывшего и кивнул ему с дружелюбной улыбкой.

— А я все ждал, когда ты появишься, Ал Винсент, — сказал он. — Черт бы побрал твою сверхъестественную скромность, из-за которой ты где-то прятался, пока здесь толпился народ! — Он махнул рукой, приглашая Аллана войти, и представился: — Я — Элиас Джонстон. Мне чертовски приятно познакомиться с парнем, который поймал Джима Джонса. Я всегда был уверен: чтобы изловить этого мерзавца, понадобится целая толпа народу. И вот приходит какой-то незнакомец и берет Джима Джонса, можно сказать, голыми руками!

Его восхищение было явно искренним и непритворным. Элиас Джонстон был очень невысок, не больше пяти футов, и к тому же довольно худощав, но Аллан, несмотря на то, что совсем недавно приехал в Эль-Райдел, уже успел наслушаться про подвиги, которые совершали эти жилистые руки, похожие на птичьи лапки, и теперь смотрел на этого человечка с красным носом и бледными глазками с величайшим восхищением.

— Мне просто повезло, — откровенно признался Аллан. — Кроме того, если бы дело дошло до стрельбы, я ничего не смог бы сделать. Я совсем не умею стрелять.

Элиас Джонстон уставился на Аллана так, как в другой части страны посмотрели бы на культурного и современного человека, который заявляет, что не умеет читать и писать, и вместо подписи ставит крестик. Элиас долго пялился на Ала, растерянно моргая, не в силах выговорить ни слова. Наконец он промямлил:

— Входи. Мой старый товарищ, Уолтер Джардайн, там, в комнате.

Аллан вошел и увидел второго из этой замечательной парочки. Тот был лет на десять моложе Джонстона. Но хотя молодому человеку едва исполнилось двадцать, он был уже хорошо известен как лихой стрелок и могучий силач. Джардайн уставился на Аллана тупыми маленькими глазками из-под низкого скошенного лба. Выражением лица он очень напоминал мирно пасущегося быка. И даже сам президент огромной банковской ассоциации в момент наивысшего всплеска красноречия не выглядел так внушительно и не внушал Аллану такого почтения, как этот юный ковбой в грубой одежде.

— Это парень, который изловил Джонса, — сообщил Элиас Джонстон. — Он говорит, Уолт, что сцапал Джима только потому, что ему повезло.

Уолтер Джардайн усмехнулся. От улыбки его лицо расплылось и сделалось глуповатым. Потом он рассмеялся, и на лбу и шее у него вздулись извилистые голубые жилы. Джардайн приподнялся из кресла, в котором сидел, и Ал по достоинству оценил его мощный торс и плотную, коренастую фигуру. Двигался Джардайн на удивление быстро и легко, несмотря на свою массивность. Но ведь известно, что лучшие спринтеры выходят из коренастых, приземистых людей. Аллан понял, что этот молодой парень очень силен. Казалось, нет такого дела, которое ему не под силу. Их руки встретились, Уолтер Джардайн мягко и плотно обхватил ладонь Аллана, постепенно усиливая давление. Тогда Аллан тоже сжал руку сильнее, и Джардайну, чтобы выдержать мощь этого рукопожатия, пришлось напрячь все мышцы так, что правая рука его задрожала от напряжения. Тем временем парень говорил Алу:

— Чертовски приятно познакомиться с тобой, Ал. Я думаю, что засадить Джонса за решетку тебе все же помог не случай. Мне рассказывали, как ты утром поднял в кузнице старого Дэна Марберри бочонок с железяками!

Говоря все это, молодой человек прилагал все усилия, чтобы посильнее сдавить ладонь Аллана. «Элиас Джонстон довольно улыбался, глядя на такое сердечное рукопожатие двух мужчин, славящихся своей физической силой. Он не заметил, как дрожат от напряжения мускулы его напарника, все сильнее и сильнее натягиваются сухожилия, готовые в любой момент порваться, не выдержав такой нагрузки. Но вот этот необыкновенный поединок силачей закончился. Потому что Аллан, который только сейчас сообразил, в какую игру втянул его Джардайн, сжал его кисть так сильно и легко, будто это был кусок масла. Железная ладонь Ала лишила силы знаменитую правую руку Уолтера Джардайна, сделала ее мягкой и безвольной, смяла так, что мелкие косточки пальцев и пясти едва не хрустнули. Несомненно, при других обстоятельствах Аллан мог бы спокойно раздавить Джардайну кисть. Но сейчас, когда сопротивление прекратилось, он тоже ослабил хватку и, не говоря ни слова, разжал руку.

Джардайн сразу же спрятал правую руку в карман и сел на место, насвистывая какую-то мелодию. Но, несмотря на веселенький мотивчик, глаза его горели, как у быка, который поднял голову и увидел перед собой соперника, проломившего изгородь и ворвавшегося в его владения.

Все это заняло секунд десять. Внешне обстановка оставалась спокойной и доброжелательной. Но Аллан понял, что сейчас он приобрел себе самого неумолимого врага. Пальцы правой руки отчего-то оказались мокрыми, и Аллан в недоумении уставился на собственную ладонь. Она была в красных кровавых пятнах, хотя Ал чувствовал, что его рука не повреждена. Кровь выступила из раздавленных кончиков пальцев Уолтера Джардайна!

— Ты испортил любимую историю Дэна Марберри о том, каким крутым парнем он был в молодости! Он этого не переживет, сэр! Нет, он этого не переживет!

Как благодарен был Аллан Элиасу Джонстону за то, что тот прервал затянувшуюся паузу и продолжил разговор! Сам Аллан, как и Уолтер Джардайн, не мог сейчас вымолвить ни слова.

— Но если брать в целом, — продолжал Джонстон, — будь я проклят, если понимаю, как парень вроде тебя, Ал, может вытворять такие штуки, какие делаешь ты, и в то же время не иметь никакого представления об оружии.

— А-а, — пробормотал Уолтер Джардайн, — так ты не умеешь обращаться с револьвером?

— Я никогда в жизни не стрелял, — признался Аллан.

— И даже сейчас ты не носишь оружия? — изумленно уставился на него Джардайн.

— Нет.

— Когда Гарри Кристофер и его шайка бродят поблизости, выискивая случай, чтобы схватить тебя? Винсент, в Эль-Райделе тебе не место! Лучше всего собирай вещи и уезжай отсюда подальше!

— Погоди, — сказал Элиас Джонстон. — Вот, парень, держи этот кольт. Сожми его в ладони. Нет! Будь я проклят! Ты и впрямь никогда в жизни не брался за оружие! Держи рукоять мягко, представь, что это твоя девушка. С девчонкой, которая хочет держаться от тебя подальше, всласть не потанцуешь, верно? Надо, чтобы вас друг к другу тянуло. Так вот, старик, с оружием то же самое. Обхвати рукоять револьвера и сожми ее так, будто пожимаешь руку самого лучшего своего друга. И можешь мне поверить, что вот этот милый, чистенький, стреляющий без промаха кольт — самый лучший друг, какого только можно представить. Это молчаливый друг. Если он говорит, то всегда по делу.

Элиас рассмеялся собственной шутке, тем временем размещая руку Аллана на рукоятке револьвера, крайне внимательно и заботливо давая пояснения вроде:

— Револьвер должен лежать в ладони плотно, но нельзя сжимать пальцы слишком сильно, чтобы рука не дрожала из-за перенапряжения мышц. Некоторые говорят, чтобы научиться стрелять как следует, надо в первую очередь с десяток лет попрактиковаться. Но я с ними не согласен. Лучше неделю поучиться стрелять как следует, чем десять лет палить кое-как. Это факт. Для того чтобы быть хорошим стрелком, нужны две вещи: верный глаз, который может смотреть точно в цель, и рука, которая не дрогнет в ответственный момент. Рука вроде твоей, Ал Винсент. Посмотри только на него, Уолт!

Аллан стоял, сжимая в вытянутой руке револьвер, а его наставник отступил назад с возгласом удивления и восхищения:

— Посмотри, Уолт, он совершенно неподвижен! Взгляни на полоску света вдоль ствола. Она совсем не дрожит! Этот ствол неподвижен как скала!

Уолтер Джардайн наклонился вперед в своем кресле. Он как раз вынул из кармана правую руку. Кровь с пальцев стерлась, но кисть распухла и побледнела от пожатия ужасной ладони Аллана. Джардайн поспешно убрал руку обратно в карман. Немного изменив положение тела в кресле, Уолт уронил левую руку на рукоятку револьвера, висевшего в кобуре у бедра. Он привык, как говорится, палить из двух стволов в полном смысле слова. Нужно сказать, что многие носят два револьвера на всякий случай, чтобы стрелять из второго, когда в первом опустеет обойма. Но скажите на милость, много ли таких, кто способен одинаково метко стрелять из двух револьверов одновременно? Именно благодаря тому, что левой рукой Уолтер Джардайн стрелял так же метко, как и правой, он прославился среди своих товарищей как поистине великолепный стрелок. Сейчас Уолт изучал замершего в неподвижности Аллана с револьвером в руке с каким-то жадным интересом.

— Да, он неподвижен, — заключил Джардайн.

Джонстон окинул своего напарника быстрым взглядом, озадаченный явственным нежеланием признать этот факт, звучавшим в голосе молодого человека.

— Он неподвижен, — повторил Джардайн, на этот раз менее кисло. — Но хватит ли ему быстроты?

— Да погоди ты, дай ему сперва научиться хоть на спуск нажимать!

Легкая неприятная усмешка появилась на губах Джардайна. Он встал, снял со стены патронташ с револьвером в кобуре, опоясал вокруг бедер Аллана и застегнул пряжку. Затем отошел назад.

— В дверном проеме справа за твоей спиной стоит парень с двумя револьверами, готовый наделать в тебе кучу дырок. Останови его, Винсент!

Аллан прекрасно понимал, что это конечно же всего лишь тренировка, а не реальная опасность, и все же немного испугался. И как только раздался резкий крик Джардайна, Аллан повернулся и выхватил кольт из кобуры. Ему казалось, что его движения были плавными и быстрыми, но не успел он прицелиться, как Джонстон с сожалением сказал:

— Все, убит! Убит! Убит! Поворачивайся обратно, Ал. Нет сомнений, тебе очень не хватает скорости. Ты думал совсем не о том!

— Что же я должен был делать?

— Немедленно падать на пол, сгруппироваться, пока ты еще в падении, повернуться в воздухе к выходу и выстрелить раз или два, прежде чем ты коснешься досок пола. Так бы сделал по-настоящему проворный парень. Я видел, как Уолт Джардайн проделывал такие штуки. Тебе, конечно, не хватает практики, но ты все равно медлителен, Ал. И всегда будешь медлительным как улитка.

Элиас Джонстон грустно покачал головой, как будто шедевр, который он себе представил и который уже начал воплощаться в жизнь, внезапно оказался безнадежно испорченным из-за обнаружившегося скрытого дефекта конструкции.

Что касается Уолтера Джардайна, неприятная улыбка вновь играла в уголках его губ, а его наглые глаза смотрели сквозь Аллана, как будто он хотел сказать: «У этого парня сильные руки, но чего стоят даже сильнейшие в мире руки по сравнению с револьвером 45-го калибра с шестью пулями, вылетающими одна за другой!» Нетрудно было догадаться, о чем думает Уолтер Джардайн, но его неунывающий партнер уже рассматривал все с другой точки зрения.

— Скорость — совсем не главное в этом, Уолт!

— А что же тогда? Доброе сердце, дружище?

— Не злись! Я хочу сказать, что, если стрелять не торопясь, попадания более точные.

— Но меткая и быстрая стрельба лучше, чем меткая, но медленная!

— Конечно, но есть ли на свете человек, который уверен в точности попадания, если стреляет слишком быстро?

— Я с тобой согласен, — примирительно сказал наконец Джардайн после долгого раздумья.

Его напарник пожал плечами:

— Я видел когда-то, как Ларри Блэкмор, Том Джент, Билл Гриннинг и кое-кто из их дружков набросились в одном салуне на Гаффни Крика. Это было лет пять назад, когда началась эта заварушка с золотом. В смысле, когда они отправились за золотом и не получили ровным счетом ничего. Так вот, потянувшись за золотишком и не получив ни цента, они все оказались в затруднительном положении. И когда большая часть этой компании собралась в одном помещении, это было все равно что поджечь фитиль у пороховой мины. Она, естественно, взорвалась! Я находился в тот момент примерно за два квартала от заведения. Они стреляли все время, пока я бежал к этому чертову салуну. Прогремело не меньше двух сотен выстрелов. Когда я вошел в двери, толпа уже рассеялась. Салун был полностью разгромлен. Все зеркала перебиты. Окна выставлены. Даже настил полов был весь раздроблен на щепки, не говоря уже о потолке, который был густо испещрен дырками от пуль. В углу сидел один парень, перевязывая левую руку, куда его ужалила пуля. В другом углу валялась мертвая собака. Вот что получается, если слишком торопиться при стрельбе. Дюжина парней, каждый из которых всю жизнь не расставался с револьверами, собралась в одной комнате. Каждый начал стрелять, стараясь поскорее извести всех до одного, и стреляли они так быстро, как только успевали нажимать на спуск. А все, чего они добились, — разгромили обстановку заведения и убили одну-единственную собаку. Однако среди них не было ни одного парня, не способного пристрелить троих за шесть секунд, если у него есть это время и он не торопится. Нет, я заявляю, что медленная работа — самая качественная. Ты медлителен как улитка, Ал. Может быть, ты научишься извлекать из этого свои выгоды!

Таким образом, в этой речи Элиас Джонстон наградил Аллана прозвищем, которое прицепилось потом к нему навсегда.

Глава 10

ВЕРХОМ НА ГОРЧИЦЕ

Такое заключение, произнесенное человеком, прославленным молниеносной скоростью стрельбы и изумительной точностью попаданий, трудно было принять на веру. Джардайн, нахмурившись, покачал головой.

— Нужно учесть, — сказал он, — что среди этих двенадцати не было ни одного, способного работать медленно, не теряя головы от волнения. Представь, что начали бы стрелять мы с тобой. Ты быстр как молния, а я, предположим, очень медлителен. Да прежде, чем я достану свой револьвер и прицелюсь, ты успеешь всадить в меня всю обойму, или же я услышу, как одна пуля вонзилась в пол у моих ног, а другая просвистела у самого уха. Ты думаешь, это мне очень поможет? Может быть, ты считаешь, что, слыша свист пуль над головой, я сумею хладнокровно и точно прицелиться? Никогда! Должен сказать тебе, Эли, что парень, который стреляет быстро, выигрывает в девяти случаях из десяти, и победа достается ему по праву.

— Я этого не отрицаю, — спокойно сказал Элиас Джонстон. — Я так понимаю, что ты прав, старый приятель. Но послушай, что я тебе скажу: если найдется парень, который останется хладнокровным и спокойным, который не дрогнет и будет неторопливо, но верно целиться и стрелять, этот паренек победит в девяти из десяти случаев любого проворного парня, который будет стрелять гораздо быстрее. Как ты считаешь, я прав?

— Ты говоришь о человеке, который никогда не появлялся на свет и не появится впредь, — заявил Уолтер Джардайн. — Не существует парня, который стоял бы спокойно посреди перестрелки и даже не попытался бы увернуться!

— Мне кажется, это не так, — сказал Элиас. — Я на такое не способен. Может, и ты тоже. Но на нашей старушке Земле, сынок, до ужаса много разного странного народу. Не нужно об этом забывать. Но погоди минутку. Пора, наверное, обойти эту развалюху и проверить, все ли в порядке. Я скоренько вернусь, и мы еще немного поболтаем.

С этими словами Элиас Джонстон надел широкополую шляпу и выскользнул наружу. Каблуки сапог Джонстона тихонько постукивали при каждом шаге, было отчетливо слышно даже шуршание песка под ногами, когда он пошел вокруг здания. Стены тюрьмы были очень тонкими, а само здание — таким маленьким, что Джонстон наверняка почти все время будет слышать, что происходит внутри. И все же Аллан понял, что именно сейчас должен предпринять попытку совершить то, ради чего он сюда пришел. Ему придется обезвредить Джардайна, пока Элиаса Джонстона нет. Но и с одним Джардайном справиться было непросто. Аллан уставился в пол, соображая, с чего начать. Он чувствовал, что Джардайн смотрит на него в упор, изучает его и, похоже, легко читает его мысли. Джардайна переполняла жгучая ненависть к этому выскочке из-за бесславного поражения, нанесенного ему в безмолвном поединке силы несколько минут назад.

— Послушай, что я тебе скажу, Винсент! — проговорил наконец Джардайн. — У тебя явно что-то на уме. В чем дело? Что ты задумал?

Тут Аллан поднял взгляд и увидел, что Уолтер насмешливо и презрительно улыбается, как будто ему известны все планы и намерения парня. Только один ответ пришел Алу в голову, и это был жестокий ответ.

— Я вот думаю, а не хочешь ли ты еще раз пожать мне руку? — сказал он.

На шее Джардайна снова набухли жилы.

— Это была мерзкая шутка, малый, — буркнул он. — Имей в виду, не ты один умеешь шутки шутить!

— Давай попробуем теперь левой рукой, а? — предложил Аллан, улыбаясь.

— К черту твои руки! — огрызнулся Джардайн. Его глаза дико горели от злобной ярости. — Держись подальше от меня, а не то…

Больше он ничего не успел сказать. Аллан протянул ему левую руку, Уолт отклонился, и внезапно каменный кулак Аллана вылетел вперед. И ударил Джардайна под ребра. Со стороны казалось, что Ал ударил легко и непринужденно, но сила удара была такова, что у Джардайна перехватило дыхание и он согнулся пополам. Меткий стрелок попытался дотянуться неповрежденной левой рукой до рукоятки револьвера, торчавшей у него за поясом, но, как только пальцы коснулись ребристой поверхности оружия, парень получил новый сильный удар, в висок, и погрузился во тьму.

Половина дела — и, казалось бы, большая половина — была сделана. Знаменитый Уолтер Джардайн, беспомощный, растянулся на полу. Аллану оставалось только надежно его связать и приготовиться к встрече с Элиасом Джонстоном. Оставалось совсем мало времени — всего несколько секунд. Аллан перевернул бесчувственного Уолтера лицом вниз, подхватил пару наручников и ловко защелкнул на его запястьях. Потом засунул ему в рот шейный платок вместо кляпа. Удостоверившись, что Джардайн уже не сможет причинить ему вред или поднять тревогу, Аллан оставил его, поднялся и метнулся к двери как раз в тот момент, когда ни о чем не подозревающий Джонстон входил внутрь.

Джонстон не успел даже понять, что произошло. Опасность уже неслась к нему, неизбежная и неотвратимая. Аллан, исполненный отчаянной решимости, вскочил с пола и метнулся к нему, расставив руки. И все же оставшейся доли секунды хватило Джонстону, чтобы выставить вперед напряженную левую руку, а другой выхватить револьвер. Жесткая и жилистая, похожая на птичью лапу рука Элиаса Джонстона резко ткнулась в лицо нападающего. Но прежде, чем Джонстон успел полностью вынуть револьвер из кобуры, его словно придавило снежной лавиной.

Поначалу Элиас попробовал было сопротивляться. Но он быстро прекратил эти бесплодные попытки. Руки Аллана были словно из гибкой живой стали. Извиваться в этих железных объятиях было бессмысленно — твердые пальцы Ала лишь глубже погружались в плоть, оставляя кровоподтеки на теле хрупкого Элиаса. Таким образом, в следующий момент Элиас Джонстон уже был в наручниках, как и его партнер. Аллан прислонил его к стене. Лицом к нему он усадил Джардайна и крепко привязал их обоих к стволу винтовки. Кляп изо рта Джардайна Аллан вынимать не стал. Но с Элиасом он решил поговорить.

— Джонстон, — сказал он, — я надеюсь, ты поверишь мне, если я скажу, что меня тошнит от того, что я сделал. Я предпочел бы устроить такое кому угодно, только не тебе.

Элиас усмехнулся и кивнул, как бы говоря: «Ты и в самом деле сотворил большую глупость. Не понимаю, чего ты этим добиваешься?»

— Дай слово, что не станешь поднимать тревогу, — попросил Аллан, — и я не стану затыкать тебе рот.

— Договорились, — спокойно ответил Элиас. — Но объясни мне, что за черт тебя дернул, Ал Винсент?

— Где ключи от камеры? — задал Ал следующий вопрос.

— Вон там, в правом ящике стола. Но что, черт побери, ты собираешься делать с заключенным?

Аллан не ответил. Он выдвинул ящик, почти сразу нашел там связку ключей и направился к зарешеченным камерам. Ему вслед летел испуганный шепот Элиаса Джонстона:

— Ал, ты ведь не собираешься убить беспомощного человека?

Аллан быстро прошел в двери, ведущие к камерам, и увидел Джима Джонса. Узник чуть приподнялся с койки, насторожившись при виде того, кто захватил его в плен. Но у Ала не было времени его разглядывать. Ему нужно было найти ключ от камеры, а потом еще от кандалов на руках и ногах Джима Джонса. А тем временем в соседней комнате сидели двое самых прославленных защитников правопорядка в Эль-Райделе. Правда, они были крепко связаны и закованы в наручники, но долго ли это их удержит? Аллану следовало поторапливаться.

— Джонс! — выдохнул он, гремя ключами у двери камеры.

— Ну? — прорычал узник голосом, полным ненависти. Еще бы, ведь это Аллан засадил его за решетку!

— Если мне удастся вытащить тебя отсюда и посадить на твоего гнедого, поклянешься ли ты не делать ничего, не посоветовавшись со мной?

— Издеваешься? — воскликнул Джонс.

В этот момент Аллан как раз открыл дверь камеры и занялся кандалами, которые сковывали вместе лодыжки узника. Двое лучших стрелков города, стальные решетки, наручники, кандалы… Да, Эль-Райдел хорошо позаботился о том, чтобы пленник не сбежал!

— Это что, похоже на розыгрыш? — спросил Ал, думая о тех двух вояках, что лежали связанные за дверью, и поспешно подбирая нужный ключ. — Обещай мне, Джонс!

— Что обещать?

— Когда я вытащу тебя из тюрьмы, ты не будешь ничего делать, не посоветовавшись со мной.

Узник ахнул.

— Если ты меня отсюда вытащишь, — проговорил он, — я твой с потрохами, товарищ, если я тебе действительно нужен!

— Слово чести?

— Слово чести, черт побери!

Ключ повернулся в замке. Ноги Джима были теперь свободны, и Аллан занялся наручниками. Но в это мгновение раздался настойчивый стук в наружную дверь тюрьмы и голоса, призывавшие Джонстона и Джардайна.

Ключ повернулся, наручники с лязгом упали на пол.

— Теперь револьвер — быстрее! — взмолился Джим.

— Никакой стрельбы! Идем со мной.

Аллан вывел Джима из камеры и направился к зарешеченному окошку в задней стене тюрьмы. В это время раздался громкий треск — выбивали входную дверь. От входа донеслась беспорядочная стрельба. Окно оказалось разбитым. Джим Джонс выломал хлипкую решетку и ловко выскользнул наружу. Но когда Аллан уже собирался последовать за ним, входная дверь рухнула, не выдержав натиска. В комнату ввалились шериф собственной персоной и с ним толпа парней, все с револьверами в руках. Прогремело два выстрела, две пули с неприятным треском вошли в стену в каком-то дюйме от головы Аллана, посыпалась штукатурка. Но Ал все же успел пролезть в оконный проем. И вот он уже стоит на земле рядом с Джимом Джонсом. Бывший узник стремился на свободу — это и неудивительно, — но он все же остался и подождал своего освободителя, верный данному слову. На сердце у Аллана потеплело от благодарности к новому товарищу. Может быть, Джим действительно виновен во всех* преступлениях, что ему приписывают, но ему, несомненно, свойственны и верность, и преданность, достойные брата Фрэнсис Джонс.

Аллан со всех ног бросился к рощице, где оставил лошадей. Сзади раздавались крики, топот, выстрелы наугад. Кто-то догадался пролезть в окно, через которое сбежали Ал и Джим, и пустился в погоню. Остальные побежали вокруг тюрьмы, пронзительными тревожными криками поднимая народ Эль-Райдела.

Тем временем беглецы достигли нужного места, маленькой рощицы. Аллан даже застонал от огорчения — лошадей не было!

Отчаяние длилось всего несколько секунд. Они увидели своих лошадей, спокойно стоящих в какой-нибудь паре ярдов от группы деревьев. Джим Джонс мгновенно оказался в седле гнедого жеребца. Аллан взобрался на Горчицу и занялся, как обычно, укрощением строптивого животного. Дважды он почти терял стремена, дважды чудом удерживался в седле. Но вот передние преследователи уже показались среди деревьев и открыли огонь. Пальба-то и спасла Аллана. Испуганная Горчица понеслась так быстро, что вскоре поравнялась с летящим как ветер гнедым жеребцом.

Глава 11

ИСТОРИЯ ДЖИМА

Они не успели отъехать от города и на четверть мили, как сзади, со стороны города, послышался такой неистовый шум и стук копыт, будто весь Эль-Райдел проснулся и бросился за ними в погоню. Надежды Аллана на благополучное спасение неудержимо таяли. Выносливость у Горчицы была просто железная, но все же это не давало надежды уйти от множества решительных всадников на свежих лошадях. К тому же преследователи были местные и легко находили дорогу даже при свете звезд. Но хотя Горчица сильно уступала в резвости гнедому жеребцу, Джим не оставил своего спасителя. Дважды он придерживал коня, пропуская вперед выбивающуюся из сил кобылу и умоляя Аллана заставить ее двигаться живее.

— Ты ведь не за плугом тащишься — речь идет о твоей шкуре, приятель! — кричал Джонс.

Аллан это знал не хуже Джонса. Он отлично понимал, что, если преследователям удастся их поймать, жить останется недолго. Он выжимал из Горчицы всю возможную скорость, нещадно погоняя ее, но этого было явно недостаточно.

Потому что парни из Эль-Райдела настигали их. Джим направил своего коня вверх по крутому склону горы Эль-Райдел, чтобы исход погони зависел не столько от быстроты коней, сколько от их силы. Он спешился и повел гнедого жеребца через заросли густого высокого кустарника, велев Аллану сделать то же самое. Аллан послушно последовал за ним. Миновав заросли, они оказались на узкой треугольной площадке. Это был крошечный выступ скалы, за которым простиралась бездонная черная пропасть. Никакая лошадь не смогла бы спуститься в эту бездну. Даже человек мог бы пробраться там лишь с огромным трудом. Однако Джим Джонс уже направлялся к краю площадки, ведя коня в поводу. Он еще раз велел Аллану идти за ним и исчез за уступом скалы.

А пронзительные крики преследователей вперемешку с беспорядочной пальбой раздавались все ближе и ближе, так что позади Аллана ждала такая же верная гибель, как и впереди, — выбирать не приходилось. И Ал пошел вперед, волоча за собой фыркающую, упирающуюся кобылу. Дойдя до края площадки, Ал увидел, что она не обрывается отвесно, как он предполагал, а переходит в узкий карниз. Карниз огибал выступ скалы и исчезал из поля зрения. Так вот оно что! Оказывается, Джим решил спрятаться за скальным гребнем и провел своего гнедого по карнизу. Аллан приготовился повторить его подвиг.

Потребовалась вся его смелость, чтобы решиться ступить на эту головокружительную тропинку. Казалось, карниз был шириной всего в несколько дюймов и состоял из шатких камней, готовых просесть под ногой или даже соскользнуть вниз, в пропасть. В другое время Аллан бы туда ни за что не сунулся, но приближающийся шум погони заставил его набраться мужества и решиться на это. В правой руке он держал поводья Горчицы, которая дрожала и храпела, но все же шла за ним. Левой рукой Аллан цеплялся за шершавую поверхность выступающего утеса. Он прижался к стене и, стиснув зубы и превозмогая неприятную пустоту в желудке, двинулся вперед. Один раз его нога чуть не соскользнула с дорожки. Всего на какие-то полдюйма, но Аллану показалось, что он был на краю гибели. Взглянув вниз, Ал увидел под собой только огромное пустое пространство, готовое принять его тело, разглядел даже выступы скальных утесов, освещенные светом звезд, и глубоко-глубоко внизу — белую ленту стремительной горной реки, несущей свои ледяные пенистые воды сквозь сердце ночи. Пару секунд ему пришлось постоять неподвижно, пока не улеглись дрожь и слабость в теле и разум не прояснился. Аллан вновь заставил себя двинуться вперед и уже через десяток шагов повернул за угол. Там была широкая ровная площадка, такая большая, что на ней можно было построить целый дом. Джим Джонс ожидал здесь, докуривая самокрутку. Красный огонек мерцал сквозь слой пепла, отражаясь в глазах стоявшего радом с Джимом гнедого жеребца.

— Почему ты остановился? — воскликнул Аллан. — Разве ты не слышишь, они подобрались уже совсем близко! Каждая секунда на счету! Пойдем дальше, скорее!

— Чтобы идти дальше, нужно иметь крылья, — спокойно сказал Джим. — Это — маленькая западня, которую я нашел случайно.

Аллан смог только прошептать:

— Ты шутишь, Джим!

— Не шучу. Я понял, что нам не удастся оторваться от погони с такой неповоротливой лошадью, как твоя Горчица. Поэтому решил, что мы укроемся здесь, пока они нас ищут. А когда этим ребятам из Эль-Райдела надоест с криками бегать по горам и палить в воздух, мы тихонько выскользнем отсюда и уедем куда нам надо.

— Но разве больше никто не знает об этом месте?

— Ну что ты! В Эль-Райделе это место знают, наверное, человек двадцать пять.

Аллан вздохнул. Он уже чувствовал, как между ребер вдавливается дуло револьвера.

— Тогда мы пропали, Джим. Они наверняка придут сюда. Может быть, уже сейчас они крадутся вдоль карниза!

— Может быть, — ответил Джим самым спокойным тоном, — Может, они придут, а может, и нет. Все это — дело случая. Но если мы попытаемся удрать, у нас ничего не получится. Ведь твою Горчицу догнать — проще простого! Так что остается только сидеть и ждать.

Аллана пробрала дрожь, но он не стал спорить с Джимом. Ал начал понемногу понимать, что Джим забрался сюда только ради него и что со стороны Джима это было самопожертвованием. Ведь ему стоило только пришпорить своего несравненного гнедого жеребца, и он был бы уже очень далеко отсюда. Аллан подивился такой отчаянной храбрости и честности. Похоже, Джим действительно был слеплен из того же теста, что и его сестрица. И теперь Аллану казалось невероятным, что молодого Джонса можно было всерьез обвинить в равнодушной жестокости. Наверняка тут были какие-то смягчающие обстоятельства. А тем временем Джим спокойно объяснял, что, конечно, вполне возможно, что преследователи вздумают пройти карнизом и обыскать этот тупичок, но не менее возможно, что они этого делать не станут. Это место слишком хорошо известно, и вряд ли кто-то подумает, что беглецы настолько обезумели, чтобы прятаться здесь.

Похоже, что так и получилось. Теперь звуки погони доносились откуда-то сверху: преследователи поднимались по склону горы, уходя от места, где притаились Джим и Аллан. Звучали перекликающиеся голоса, беспорядочные выстрелы, щелканье винтовочных затворов.

— Они теперь охотятся за призраками, — беззлобно усмехнулся Джим Джонс. — Раз уж они так увлеклись этим занятием, значит, путь свободен!

— И что? — смиренно спросил Аллан, признавая, что мудрость этого парня в таких вопросах несравнима с его собственной.

— Теперь нам нужно пройти обратно по карнизу, вскочить на лошадей и отправляться в путь. Но объясни, пожалуйста, каким образом ты смог пробраться ко мне в тюрьму? Мне кажется, в кабинете шерифа должны были сидеть двое ребят с револьверами. И если не ошибаюсь, эти двое были не кто иные, как Джонстон и Джардайн? Или я не прав?

— Они там и сидели, — сказал Аллан.

Он немного помолчал, снова переживая все те ощущения, которые наполняли его на подходе к тюрьме, вплоть до ожидания неминуемой смерти. Это было гораздо лучше, чем смерть, — сидеть сейчас на склоне горы, смотреть на звездное небо и вслушиваться в неясный рокот горной реки где-то далеко внизу, на дне ущелья.

— Когда я с ними разговаривал, — продолжил Аллан, — Джонстон вышел наружу, чтобы обойти здание и проверить, не собираются ли твои дружки напасть на тюрьму, понимаешь? Как только он вышел, я понял, что другой возможности, кроме этой, не будет, и я ею воспользовался. Я послал Джардайна в нокдаун, защелкнул на его запястьях наручники и заткнул кляпом рот…

— Послал в нокдаун Джардайна?! — вскричал Джим, потрясенный до глубины души. — Джардайна — в нокдаун! Надел наручники и заткнул рот кляпом!

— Как только я с этим покончил, вернулся Джонстон. Но он ведь такой маленький, и я бросился на него так внезапно, что разобраться с ним не составило большого труда. Потом я взял ключи и…

— Он такой маленький… Такой же маленький, как гремучая змея! И ты обезвредил их одного за другим и связал — одними голыми руками, Ал?

— Конечно, — ответил Аллан. — Понимаешь ли, я ведь не умею обращаться с оружием.

На это его собеседник ничего не сказал. Они некоторое время молча сидели и прислушивались к звукам погони. Преследователи ушли уже довольно высоко вверх по склону. Тем не менее маленькие группы всадников все еще спешили от Эль-Райдела вторы. И любой из них мог обнаружить притаившихся в ненадежном укрытии беглецов.

— Куда мы поедем, когда выберемся из этой западни? — спросил Ал.

— Ал, ты слышал о Гарри Кристофере? Он был бы счастлив видеть тебя среди своих ребят.

Аллан издал протестующий возглас.

— Конечно, я о нем слышал! Только Гарри Кристофер — последний, к кому мы с тобой поедем. Нам надо поскорее покинуть эту часть страны.

— Я не могу, Ал.

— Ты дал мне слово, — напомнил Аллан.

Джим вздохнул:

— Ал, будь я проклят! Я — презренный скунс, ведь когда я обещал следовать за тобой повсюду, я забыл о другом парне, которому дал слово раньше, чем тебе. Я поклялся Гарри Кристоферу, что в течение этого года буду выполнять все, что он прикажет, — сражаться, убегать или…

— Или грабить? — с нажимом спросил Аллан.

— Или грабить, — со вздохом повторил Джим.

— Джим, объясни мне, как случилось, что ты связался с таким человеком, как Гарри Кристофер?

— Я тебе все расскажу. Это грязная история, но уже ничего нельзя изменить.

Джим помолчал, свернул еще одну самокрутку. Где-то в ветвях низкорослых кривых сосен, прилепившихся к краю обрыва, слышалось злобное стрекотание разбуженной белки.

— Это все из-за покера, — грустно произнес наконец Джим. — Когда я только приехал в Эль-Райдел, я неплохо зарабатывал, откладывал деньги, рассчитывал поднакопить деньжат, вернуться домой и помочь отцу рассчитаться с долгами. Но я пристрастился к покеру и. на этом погорел. Сколько я ни зарабатывал, тут же все спускал тем, кто оказывался поудачливее — или половчее. А такие парни всегда находились. И я увязал в этом все глубже. Как раз тогда я ухаживал за Мэри Прево. Наверное, ты слышал о ней в Эль-Райделе?

— Знаешь, я ведь провел в городке всего несколько часов…

— Ты должен был слышать о Мэри Прево, даже если бы провел в Эль-Райделе только пару минут! Она — королева этого городка. Один ее взгляд сделал бы тебя счастливым на полгода! Я нисколько не преувеличиваю.

При этих словах перед мысленным взором Аллана предстало лицо Фрэнсис. Ал прекрасно понимал, как один-единственный взгляд женщины может осчастливить мужчину или сделать его несчастным на полгода.

— У нас с Мэри дела шли совсем неплохо, — продолжал Джим, — пока однажды ночью я не встретился за карточным столом с ее братом. И как раз тогда мне улыбнулась удача. За какой-нибудь час я выиграл у него пятьсот долларов и оставил его чистеньким. Он скорчил кислую рожу и все теребил свою пушку, но я не вчера на свет родился, меня этим не запугаешь. Чарли ушел, а я продолжал играть и к ночи успел спустить весь свой выигрыш. Меня обчистили так же ловко, как я перед этим обчистил Чарли.

Так вот. На следующий день, вечером, пошел я к Мэри, пригласить ее на танцы. И вот стою я под окном, жду, пока она закончит припудривать носик и примерит перед зеркалом все свои очаровательные улыбки, а тут во двор выходит ее братец. Увидел меня Чарли, и передернуло его, словно он на гвоздь наступил.

«Могу я поинтересоваться, — спрашивает он, вежливенько так, — кого это ты здесь поджидаешь, Джонс? Какого-нибудь бедолагу, которого ты собрался ободрать как липку?»

Это, конечно, было прямое оскорбление, но я его проглотил — он ведь был брат моей девушки, так что я был готов позволить ему почти все, что угодно. Я сказал ему, что пришел сюда не для того, чтобы затевать ссору, и что все деньги, которые он мне продул в честной и открытой игре, я сам продул той же ночью и вышел из-за стола таким же пустым, как и он.

«Шулера бывают разные, — сказал он на это. — Видать, нашелся половчее тебя». Этого я уже не мог стерпеть. Кровь ударила мне в голову. «Заткнись, Чарли! — говорю. — Я не собираюсь начинать здесь перестрелку. Где угодно, но не в доме Мэри». — «Так давай выйдем, — говорит он. — Вокруг полно места!» — «Чарли, — говорю я ему, из последних сил стараясь держать себя в руках, — я не собираюсь с тобой драться». — «Ты просто струсил!» — говорит Чарли.

И тут слышу я чье-то хихиканье. Кто это был, я не знаю по сей день. Может, младшая сестренка Мэри, Рут. Она вечно путается под ногами и подслушивает, о чем говорят между собой взрослые. В любом случае мне об этом рассуждать было некогда. Я только и понял, что кто-то чужой слыхал, как я тут стою, а этот Чарли поливает меня грязью. И я забыл, что он брат моей Мэри. Я припомнил десяток самых забористых ругательств и с удовольствием высказал их все ему в лицо. Я еще не произнес и половины того, что о нем думал, как он схватился за револьвер. Он выхватил его в одно мгновение, но я оказался чуть-чуть проворнее. Я выстрелил в него, и он свалился.

С меня этого хватило. Я вообразил, что убил парня наповал, развернулся и бросился к своему коню. Но мой старичок испугался, взбрыкнул и удрал. А я слышал, как старик Прево орет и на чем свет стоит проклинает убийцу.

Мне казалось, что эти крики слышит весь Эль-Райдел. Я рванул через улицу к гостинице, не дожидаясь, пока меня остановят и начнут задавать вопросы. Я слышал, как старик Прево вопит: «Убили! Убили!»

У коновязи перед гостиницей было привязано несколько лошадей. Я выбрал ту, что показалась мне лучшей. Раз уж мне пришлось увести коня, надо было взять лучшего!

Тебе, наверное, кажется, что все это чушь собачья. Ты, Ал, парень честный. Ты бы на моем месте наверняка остался и попытался доказать, что виноват не больше того парня, которого только что пристрелил. Я пытался заставить себя остановиться. Но это выглядело так, будто меня тут же на месте и повесят, а я не хотел, чтобы меня повесили, и не смог остаться — даже ради Мэри!

Я отвязал соловую Хэнка Муна, вскочил в седло, и они все и глазом моргнуть не успели, как я свалил из Эль-Райдела. Вот как вышло, что я оттуда уехал. Я подстрелил человека и угнал лошадь — ничего хуже не придумаешь!

— А Чарли Прево умер?

— В том-то вся и штука! Не умер он. Я его только малость задел. Он отделался шрамом на физиономии и теперь мечтает найти меня и разделаться со мной, если удача будет на его стороне. Теперь он все время занят тем, что думает, как меня поймать. Можешь быть уверен, что сегодня ночью, когда за мной гнались, он был в числе первых!

Вот в чем вся штука. Я-то ведь думал, что пристрелил его, и решил пуститься во все тяжкие. Когда джантелъмен убил человека и украл коня, ему уже все поровну. Семь бед — один ответ. Такие мелочи, как неоплаченный счетец за гостиницу, в счет уже не идут. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Ал.

Еще бы! Уж кто-кто, а он-то мог себе представить, что творилось на душе у несчастного парня!

— Еду это я, любуюсь природой и вдруг обнаруживаю, что меня взяли в клещи два полицейских отряда. А соловую я уже почти загнал, так что она только что не падает. Я уже думаю, что сейчас они меня сцапают, как вдруг выезжает мне навстречу джантельмен и ведет с собой большого чистокровного гнедого жеребца. Подъезжает он ко мне, дает мне этого коня, и мы с ним уходим — так легко, как будто те полицейские к земле приросли.

Это был Гарри Кристофер. Ну, ничего удивительного, что после этого я поклялся ему в течение года делать все, что он скажет. Я хотел было поклясться ему в вечной верности, но Гарри сказал, что года будет достаточно. А если такая жизнь меня устроит, я потом могу остаться с ним навсегда. Понимаешь? А теперь ты, Аллан, тоже спас мне жизнь и потребовал, чтобы я делал все, как ты скажешь. Ну, я обещал тебе, а про свое обещание Кристоферу и не подумал. Вот как оно дело обстоит, товарищ!

Невозможно было сомневаться в его искренности. Голос молодого Джонса звучал так же правдиво, как гулкий голос реки Эль-Райдел, шумевшей внизу, в теснине, и сулившей опасность и гибель.

— Как долго тебе еще осталось служить Кристоферу? — после долгого молчания спросил Ал.

— Еще пять месяцев, — ответил Джонс.

— Тогда, — решил Аллан, — я остаюсь с тобой!

Глава 12

«АЛ, ТЫ КРУТ!»

Напрасны были все доводы и просьбы Джима. Напрасно он умолял Ала отказаться от своего решения.

— Если только узнают, что ты связался с Гарри и его бандой, — наконец выдвинул Джим последний аргумент, — этого будет достаточно, чтобы тебя линчевали в девяти штатах к западу от гор! Поверь, я знаю, о чем говорю!

— Что ж, — парировал Аллан, — тогда мне придется позаботиться, чтобы меня не поймали ни в одном из этих девяти штатов. Так ведь?

— Но что, во имя Неба, заставляет тебя следовать за мной? Зачем тебе это, Ал?

За вопросом последовала длительная пауза. Тем, кто беседовал с медлительным Алланом — Улиткой Алом, как прозвали его позднее, — приходилось мириться с тем, что такое бывает достаточно часто.

— Я надеюсь, что таким образом смогу стать твоим другом, Джим.

— Ты мне уже друг, Ал, если только на свете бывают настоящие друзья. Ты столько для меня сделал!

— Я только устранил ту неприятность, в которую сам же тебя и втравил. Так что ты мне ничем не обязан. Я вел себя непростительно глупо. Так что считай, что мы квиты, Джим. И не надейся от меня отвязаться.

— Но какого черта ты ко мне так привязался, а, приятель?

За этим последовала очередная пауза. Ал усердно старался выбросить из головы имя Фрэнсис.

— Когда я увидел, как ты молод, Джим, и как храбро и достойно держишься перед лицом опасности, в которую я тебя втянул, я не мог не восхититься тобой. Я решил, если у меня получится, помочь тебе выбраться из этих неприятностей. И должен тебе признаться, чем дольше я на тебя смотрю, Джим, тем сильнее мне хочется, чтобы мы стали близкими друзьями. Что ж, раз ты должен вернуться к Гарри Кристоферу и с этим ничего не поделаешь, значит, я отправляюсь с тобой. Если, конечно, Кристофер не будет возражать против того, чтобы я присоединился к его банде.

— И ты станешь играть в грязные игры вместе с этой бандой негодяев только из-за меня, Ал?

— Если ты позволишь мне остаться с тобой…

Из темноты до Аллана донеслось неясное бормотание Джима.

— Ты странный парень, Ал, — наконец произнес он. — Но честно говоря, по-моему, ты один стоишь десятка опытных парней. — И, усмехнувшись, добавил: — Я знаю, о чем говорю. Лапы у тебя железные, это я на себе испытал!

С этими словами Джим направился к узкому карнизу, ведущему прочь из западни. Ал шел следом за ним, ведя в поводу упирающуюся кобылу. Звуки погони затихли: преследователи разбились на два отряда и ехали вверх по склону, разыскивая беглецов. Теперь, когда первое напряжение спало, переход по тропинке вдоль утеса показался пустяковым делом. И вот они уже вышли на площадку и сели на отдохнувших лошадей. Погони было не слышно. Джим Джонс направил своего коня прямиком вниз по склону, в долину.

— Но это же дорога в Эль-Райдел! — заметил Аллан.

— Конечно, — ответил Джим. — И там нас будут искать в последнюю очередь.

Аллан стиснул зубы, чтобы удержаться от вздоха. Он ощущал себя сейчас маленьким мальчиком, который следует за старшим братом, опытным и искушенным в приключениях. Они подвергаются неизвестным опасностям, и мальчик вынужден держать себя в руках и казаться спокойным только потому, что ему стыдно сдаться и отстать. Однако Джим выглядел совершенно безмятежным и уверенно направлялся в самое логово своих врагов, откуда совсем недавно едва сумел выбраться. Он тихонько насвистывал, погоняя коня, а тот настороженно прядал ушами, как будто понимая всю серьезность опасности, которой его всадник так легкомысленно пренебрегал.

Мало того, что они ехали прямо в Эль-Райдел. Когда городок был уже совсем рядом, Джим беспечно проскакал позади ряда домов к неуклюжему приземистому зданию гостиницы. Там он спешился. На торопливые вопросы Ала Джим ответил, что в прошлый раз ему не удалось повидаться с сестрой, поэтому он должен предпринять вторую попытку, несмотря на все окружающие их опасности и притаившихся рядом врагов. От такой безрассудной храбрости Ал на мгновение лишился дара речи. Но не успел он опомниться, как Джим исчез во мраке ночи.

И началось долгое бдение. Аллан притаился меж двух лачуг, держа лошадей под уздцы и напряженно вглядываясь во тьму и вслушиваясь, чтобы уловить малейший подозрительный звук. Но в ночи был слышен только заливистый лай какой-то собаки, да еще две или три другие лаяли ей в ответ. Судя по тому, откуда доносились эти звуки, собак парни из Эль-Райдела подключили к поискам беглецов. От этой мысли Аллана пробрала дрожь. Но вот собачий лай затих.

Тем временем по всему городку слышались обеспокоенные возгласы, в окнах горел свет, несмотря на то что обычно в такое позднее время Эль-Райдел уже спокойно спал. Начали возвращаться всадники, участвовавшие в поисках. Аллану было слышно, как пожилые старожилы городка обсуждают последние новости, слышал он и недовольное ворчание охотников, разочарованных результатами ночного рейда.

Дверь дома, рядом с которым притаился Ал, отворилась, и из него вышла женщина с фонарем. Как раз в это время во двор въехал всадник, который, вне всяких сомнений, был супругом этой женщины. Они вдвоем направились прямо к тому сараю, рядом с которым прятался Аллан с двумя лошадьми. Ал беззвучно застонал от этого нового затруднения.

Он не мог увести лошадей в другое место, не наделав шума. Но если даже ему это удастся, Джим лишится возможности безопасно покинуть городок. А если Ал останется здесь, велика вероятность того, что хотя бы одной из лошадей придет в голову захрапеть, или заржать, или каким-нибудь другим способом привлечь к себе внимание. Так что теперь Аллан стоял, обхватив обеими руками головы лошадей, нашептывая им в уши что-то мягкое и ласковое. Лошади прядали ушами и искоса поглядывали на Ала, но вели себя тихо. Страх — это животное чувство, знакомое каждому живому существу. Страх — это одна из тех простых эмоций, которую бессловесные твари прекрасно чувствуют и понимают. И лошади чувствовали, что их хозяин сейчас очень испуган. Они осторожно принюхивались, пытаясь отыскать своими блестящими глазами и чуткими ноздрями неведомую опасность, о которой их предупреждал взволнованный шепот Аллана.

Дверь сарая со скрипом отворилась. Женщина держала фонарь, и через большую трещину в стене ветхого строения Аллан увидел вздымающиеся и опадающие тени — муж хозяйки расседлывал и кормил свою измученную лошадь. Аллан отчетливо слышал тяжелое дыхание коня.

— Мы преследовали их по пятам до самой горы, — рассказывал мужчина в ответ на безмолвный вопрос жены. — Почти до вершины. Том Гилберт видел, как эта парочка нырнула в заросли. Он разрядил в мерзавцев свою винтовку и позвал парней на подмогу. Мы устроили настоящую канонаду и извели кучу патронов, но, думаю, все это без толку. Похоже, мы ни в кого не попали. Деревья и темнота очень нам мешали.

— Хорошенькое дело! — проворчала женщина. — Теперь из-за ваших похождений банда Гарри Кристофера перережет нас всех прямо в собственных постелях!

— Еще не все потеряно! — заявил мужчина. — Мы соберемся все вместе и устроим загонную охоту на этих волков!

— Джонстон и Джардайн еще ответят за то, что так опростоволосились, — продолжала жена. — Как ты думаешь, может, эти негодяи подкупили их?

Ее муж вздохнул.

— Об этом не может быть и речи, — сказал он. — Нас всех обвел вокруг пальца этот Аллан Винсент, как он сам себя называет. Знаешь, некоторые считают, что этот парень на самом деле — Лью Рэмзи!

— Быть того не может! — испуганно выдохнула жена.

— Не знаю. Но многие так думают. Потому что, наверное, никто, кроме Рэмзи, не способен управиться с Джонстоном и Джардайном — если только их заранее не подкупили. Но чего ради этому Винсенту понадобилось сажать Джонса за решетку, если он собирался потом его выпустить? За этим наверняка скрывается какая-то тайна. Никто из ребят не сумел ее разгадать. А Джонстон и Джардайн клянутся, что будут преследовать этого Винсента хоть сотню лет, если потребуется, пока не изловят и не рассчитаются с ним. Причем они, кажется, действительно намерены выполнить свое обещание. Не думаю, что их подкупили. Кое-кто из парней успел разглядеть правую руку Джардайна. Вся кисть была размята, как пюре, распухла и покраснела. И еще у него здоровенная шишка на голове.

— Видела я этого Винсента. Он не показался мне таким уж великим силачом!

— Зато он способен совершать великие дела, и нужно считаться именно с этим. Пошли домой.

Вновь заскрипела, закрываясь, дверь. Мужчина с женщиной направились по дорожке к дому. В свете фонаря, который нес теперь мужчина, их фигуры отбрасывали огромные, чудовищные тени, достигавшие деревьев на противоположном краю двора. Но вот они исчезли из поля зрения Аллана. Дверь дома закрылась за ними, щелкнул замок. Аллан выслушал весь этот разговор очень внимательно.

То, что он услышал, давало достаточно пищи для размышлений. Ведь если Джонстон и Джардайн определенно решили выследить Аллана, его жизнь не стоит теперь и фальшивого доллара! Если только он не поспешит убраться подальше из этой части страны со всей скоростью, с которой способна скакать его лошадь. Но Ал не имел права на подобное отступление. Ведь он дал слово молодому Джиму Джонсу и должен теперь его сдержать.

В этот момент его размышления были прерваны раздавшимся из-за спины тихим окликом:

— Руки вверх!

Ал развернулся, готовый сбить врага с ног, и увидел освещенное лунным светом улыбающееся симпатичное, мужественное лицо своего нового друга.

— Опасность не всегда подкрадывается спереди, — усмехнулся Джим.

Молодой человек легко взлетел в седло гнедого, и в следующий момент они уже неслись во тьме по задам городка. Джим был оживлен и болтал без умолку. Он рассказывал, как пробрался на то самое место у стены гостиницы, где его поймали в прошлый раз. Джим легонько постучал в окно сестры. Фрэнсис выглянула и, открыв раму, помогла парню забраться внутрь. Они сердечно обнялись в сумраке неосвещенной комнаты и переговорили о последних событиях.

— Она рассказала мне кучу замечательных новостей, — говорил Джим, давясь смехом так, что не мог продолжать рассказывать. — Например, как некоторые джентельмены умеют отгонять койотов и при этом крепко спать. И еще — как ловить кроликов с помощью гипноза, и как надо управляться с брыкающимися дикими мустангами, и как лучше всего просовывать деньги в щель под дверью для девушки, которая наверняка не сможет вернуть долг. Я сказал, что с твоей стороны было очень благородно снабдить ее деньгами таким образом. Ну, сейчас я дал Фрэнки достаточно денег, ей надолго хватит.

Аллан слушал молча. Его лицо пылало от стыда, и бедный парень благословлял темноту ночи, скрывавшую его от нескромных взглядов непроницаемой завесой.

— Я тоже рассказал ей кое-что, — продолжал Джим. Его голос звучал теперь более серьезно. — О том, как безоружный человек может вытащить заключенного из-за решетки, невзирая на двоих охранников с револьверами. Я рассказал ей о человеке, который сумел за какие-то полдня обрести надежного друга и настолько предан другу, что готов идти с ним на преступление. И как ты думаешь, что она после всего этого сделала?

— Не имею ни малейшего понятия, — тихо произнес Аллан.

— Черт побери, да она расплакалась! Можешь ты себе такое представить?

— По-моему, она очень противоречивая личность… — сказал Аллан.

— Не то слово! Просто головоломка из воскресной газеты! Ведь после этого она мне говорит: «Это изумительный человек, Джим!» Я отвечаю, что ты и впрямь ничего себе. «Ал — самый лучший человек на свете! — говорит моя сестрица. — Простодушен, как девушка, и отважнее любого из мужчин!» — «Ну, — говорю, — если уж он тебе так нравится, я сейчас за ним схожу и приведу его сюда». — «Джим! — говорит она. — Как ты можешь так говорить?» — «А че такого?» — говорю. «Ну, — говорит она, — это же неприлично — впускать джентельмена в спальню леди!» — «Так ведь я же тут!» — говорю. «А потом, — говорит, — я вовсе даже и не хочу его видеть». — «Че ж ты сразу не сказала? — говорю. — Ты сегодня какая-то странная, Фрэнки». А она ничего не ответила, присела так у окна и чего-то сделалась вдруг такая печальная и в то же время такая счастливая… Прямо как наша покойная матушка, когда папаша, бывало, лежит больной в постели, а она его обнимает. Помолчала и говорит мне: «Ты отошли его, чтобы он был в безопасности». А я ей отвечаю: «Похоже, этот парень может позаботиться о себе лучше, чем кто бы то ни было». — «Джим, — говорит она, — не мели ерунды! Он ведь прямо как младенец! Он не может даже поджарить бекона, не спалив его!» Тут она вскочила и схватила меня за плечи. «Джим, Джим, — говорит, а сама так и плачет, — обещай мне, что не оставишь его!» — «Да я и так буду при нем, если он, конечно, мне позволит, — говорю я. — Да что с тобой такое? Можно подумать, ты в него влюбилась!» И было на то похоже, судя по тому, как она с тобой носилась. Но она меня оттолкнула и говорит: «Невежливо так говорить с сестрой, Джим, и ты это прекрасно знаешь!» — «Черт побери, Фрэнки, да что я такого сказал?» — «Он для меня не более чем чужак, — говорит Фрэнки. — И вообще, мне все равно, увижусь я с ним когда-нибудь или нет!»

Ну, это было уже слишком! Это после того, как она распиналась насчет того, что ты лучший парень на свете и все такое! Она меня просто убила на месте! А ты как думаешь, Ал?

Аллан снова вздохнул. Пока Джим пересказывал этот разговор, у Аллана кружилась голова и он едва мог дышать от волнения. Но завершение беседы словно окатило его ледяным душем. Бедный парень не мог поверить тому, что услышал.

— Я боюсь, что никогда не смогу понять ее, Джим, — сказал он.

— Забудь об этом, — с улыбкой посоветовал ему молодой Джонс. — Она всегда была такой. Ее невозможно припереть к стенке. Фрэнки нужно было родиться мужчиной. Она ездит верхом, как мужчина, она стреляет, как мужчина. И будь я проклят, если она не такая же прямая и честная, как мужчина!

— О да! — произнес Аллан. — Жизнью своей клянусь, что она именно такая, как ты сказал!

— Вообще-то, прежде чем я ушел, она нацарапала несколько слов на кусочке бумажки и велела передать это тебе. Вот, пожалуйста.

Джим вынул из кармана конвертик и передал другу. Аллан принял конверт дрожащими руками и распечатал так осторожно, словно боялся, что хранящаяся там драгоценность выпадет и разобьется. Он достал из конвертика листок бумаги, осветил его спичкой и прочитал. Там было написано только:

«Дорогой старина Ал, ты крут! Фрэнки».

С затуманенным взором взволнованный молодой человек трижды перечитал этот загадочный документ. Затем наконец осторожно свернул листок, положил в конверт и спрятал в карман.

— Знаешь, Джим, — задумчиво произнес он спустя некоторое время. — Есть вещи, которые понять невозможно. Ты согласен со мной?

Глава 13

УЛИТКА АЛ ВСТРЕЧАЕТСЯ С КРИСТОФЕРОМ

Два дня спустя Аллан сидел, опираясь спиной о низкорослый корявый дубок, и наблюдал за пасущейся неподалеку Горчицей. Кобыла вяло пощипывала жесткую, иссушенную солнцем траву. Когда Алу надоело это занятие, он переключил свое внимание на упражнения в стрельбе. Все эти дни он прилежно занимался, постигая премудрости обращения с длинноствольным кольтом. Молодой Джим Джонс, настоящий виртуоз в стрельбе из любого вида оружия, обучал Аллана быстро выхватывать револьвер из кобуры и стрелять так, чтобы выстрел гремел практически в то же мгновение, как только оружие окажется в руках. Но у Аллана никак не получалось повторить легкие, стремительные движения своего наставника. Ал был не из тех парней, которые как будто носят в себе запас нервной энергии, позволяющий в любой миг перейти от неподвижности к бурному действию. Его движения были ужасающе медленными, и Ал знал, что навсегда останется таким неповоротливым. Зато у него отлично получался другой прием, показанный Джимом: Ал научился стрелять не целясь.

Это старый прием и вообще-то не очень хороший. Его действенность сильно зависит от человека, который использует этот прием. Прием основан на той простой истине, что большинство людей, указывая на предмет, довольно точно направляют руку прямо на него. Некоторые могут указать на предмет пальцем так же точно, как хороший стрелок прицелится из винтовки, но только, разумеется, гораздо легче и быстрее. У них этот трюк выходит лучше всего. В перестрелке, когда стреляют навскидку, конечно же просто нет времени целиться по правилам. Поэтому многие стрелки попросту спиливают мушки за ненадобностью, чтобы не мешали выхватывать оружие из кобуры. Если человек станет в ближнем бою поднимать револьвер до уровня плеча и прицеливаться по всем канонам, он успеет получить не менее трех пуль, прежде чем успеет выстрелить хотя бы раз. И Аллан, для которого медлительность движений могла оказаться роковой, должен был научиться стрелять от бедра, в то самое мгновение, как ствол револьвера покажется из кобуры. Это стало реально возможным, когда оказалось, что Ал — один из той редкой породы счастливчиков, что на удивление точно целятся указательным пальцем. И Ал приучился брать оружие так, чтобы при стрельбе указательный палец его правой руки лежал вдоль ствола револьвера, а на спуск он нажимал средним пальцем. Таким образом, он теперь стрелял так же метко, как указывал пальцем.

Результаты приводили в изумление. До тех пор пока Джим не объяснил Аллану идею насчет указательного пальца, результаты стрельбы без прицеливания были просто смехотворными как по скорости, так и по точности. Но затем — на расстоянии тридцати футов четыре пули из шести попадали в ствол дерева, служившего мишенью. Причем дерево было не больше фута в поперечнике, и Аллан нажимал на спуск так быстро, как только успевал проворачиваться барабан.

Конечно, этот результат нельзя было назвать блестящим — разве что для начинающего. А когда дело доходило до стрельбы на очень короткую или дальнюю дистанцию, у Аллана получалось совсем плохо. Совершенно ясно, что и с винтовкой он ничего не мог поделать. Аллан сумел за два дня овладеть только стрельбой из револьвера, причем на достаточно короткие дистанции и с достаточно крупной мишенью. Но если уж все условия его удовлетворяли, результат оказывался просто потрясающим. Ал стал таким большим специалистом в этом вопросе, что, когда они с Джимом неслись галопом друг за другом и для тренировки палили из револьверов в ближайшие деревья, Ал попадал, пожалуй, даже чаще своего наставника!

А если он жаловался на свою бестолковость и неудачи в обучении стрельбе по далеким целям, Джим Джонс успокаивал его, мрачно заявляя, что люди погибают чаще всего не в сражениях под открытым небом, а во внезапных перестрелках за карточным столом или в случайных стычках на улицах. Дуэль с десяти шагов вообще считается стрельбой с большого расстояния. Просто потому, что дуэли в здешних местах чаще всего случаются внезапно.

Ободренный такими доводами, Аллан уделял каждую свободную минуту совершенствованию в новоприобретенных навыках. Никто не мог бы сказать, как много могло зависеть от его умения обращаться с револьвером. Пока о его безопасности заботился брат Фрэнсис Джонс. И больше никто. Ведь с тех пор, как Аллан Винсент освободил заключенного из тюрьмы Эль-Райдела, он и сам оказался вне закона. Его будут преследовать все законопослушные граждане, точно так же, как Джима Джонса или самого Гарри Кристофера.

И вот Ал сидел, опершись спиной о ствол дерева, и прилежно трудился. Снова и снова он выхватывал револьвер из кобуры так быстро, как только могли летать его пальцы, выбирал цель и, не поднимая оружия от бедра, нажимал на спуск. Мишенями ему служили почерневшие выступы скалы, на которых оставались белые пятна в местах, где пули откалывали кусочки камня. Или одиноко стоящие прогнившие остатки столбов какой-то развалившейся изгороди. Или же стволы молодых деревьев, стоявших неподалеку. Ближайшая цель находилась в двадцати шагах от Ала, самая дальняя — в двадцати пяти. Однако после двух десятков выстрелов на счету начинающего стрелка был всего один промах. И Аллан говорил сам себе с каким-то диковатым, несвойственным ему прежде чувством, что если бы там, на месте мишеней, были враги, они все попадали бы замертво. Внезапно он ощутил каким-то шестым чувством непонятное движение сзади.

Это должен был быть Джим, который уезжал в верхний конец долины повидаться с Гарри Кристофером и договориться о приеме новобранца. Однако когда Аллан обернулся, он увидел не своего молодого симпатичного друга, а смуглого мужчину с резкими чертами лица. Выражение этого лица было довольно мрачное. Брови незнакомца были сдвинуты, весь облик отражал суровую озабоченность. Мужчина прислонился к одному из высоких скальных выступов и скрестил руки на груди. Заметив, что его присутствие обнаружено, он небрежно кивнул Аллану. Кивок этот выражал скорее не приветствие, а простую дань вежливости.

— Можешь продолжать, сынок, — произнес он.

Вряд ли он был старше Аллана более чем на три или четыре года, но и его тон, и манера держаться соответствовали скорее мужчине средних лет. Седина в волосах и резкие глубокие морщины усиливали это впечатление. Тем не менее внешность незнакомца носила безошибочные признаки скорее много повидавшего на своем веку молодого парня, чем крепкого человека средних лет.

— Я стрелял, — пояснил Ал, убирая револьвер в кобуру.

— Ты что, никогда не чистишь револьвер после стрельбы? — резко спросил незнакомец.

Можно было подумать, что оружие принадлежит ему и он лично отвечает за то, чтобы за кольтом был обеспечен надлежащий уход. Однако Аллан не собирался отвечать дерзостью на столь дерзко заданный вопрос. Кроме того, этот мужчина выглядел как один из тех, чей характер из-за множества перенесенных горестей стал немного неуравновешенным.

— Мне советовали не чистить оружие, — ответил Аллан, — пока я не останусь один или в окружении людей, мне известных.

Его мягкий и вежливый ответ, судя по всему, вызвал у незнакомца еще большее раздражение.

— Я полагаю, этот ответ должен означать, что, если ты повернешься ко мне спиной, я попытаюсь перерезать тебе глотку?

Это заявление было настолько ярким проявлением дурного характера, что Аллан даже поднял голову и в недоумении уставился на странного собеседника. В ответ он не проронил ни звука. Однако его сдержанность не была оценена и благосклонно принята мрачным незнакомцем.

— Ну, чего ты скис? — поинтересовался незнакомец. — Чего тебе не так? Что, не по нраву то, что я говорю?

— Дружище, — заговорил Аллан так же спокойно и мягко, как раньше, — похоже, тебе не терпится попасть в какую-нибудь неприятность. Я человек миролюбивый, и у меня нет ни малейшего желания добавлять тебе проблем.

— Добавлять проблем — мне? — зарычал смуглый задира, покраснев от гнева и раздражения. — Да что ты мне можешь сделать?

Аллан снова промолчал.

— Кое-кто из вас, ребятки, — продолжал с издевательской усмешкой его разозленный собеседник, — действительно верит в это. Ты позабавлялся с кольтом каких-нибудь пару часов и возомнил, что разбираешься в этом не хуже любого другого. Как бы доходчиво объяснить тебе, что овладение кольтом в совершенстве похоже на работу художника, рисующего картину… Отчасти это врожденный дар, но к этому еще неплохо бы приложить полжизни тяжкого труда.

— Я тоже так считаю, — сказал Аллан. — Что касается меня, то я даже не претендую на звание знатока. Я просто радовался, что мне удается попадать в цель так хорошо, как сейчас.

— В цель? В какую цель? — прогремел неумолимый задира.

Аллан показал, куда целился.

— Это не мишени! — злобно огрызнулся незнакомец. — Ты бы еще в гору целился!

— Но ведь эти мишени размером как раз с человека, — заметил Аллан. — При стрельбе…

— Ты можешь, конечно, кого-нибудь убить. Более того, ты наверняка способен на это. Но люди всю жизнь учатся стрелять не для того, чтобы уметь убивать. Как раз наоборот — чтобы никогда не убивать!

Выслушав такое странное заявление, Аллан некоторое время неторопливо размышлял, старательно пытаясь постичь глубинный смысл необычного взгляда на применение оружия. Наконец молодой человек согласно кивнул и посмотрел на собеседника с гораздо большим уважением, почти с восхищением.

— Это очень странное рассуждение, но я, по-моему, понял его смысл.

— Я говорю, что ты учишься стрелять так, чтобы убивать. Но, предположим, вот сейчас ты попытаешься пристрелить меня. Стану ли я убивать тебя, потому что лучше стреляю? Никогда. Я всего лишь прострелю тебе ногу, и это научит тебя не быть таким самоуверенным с другими людьми, которые встретятся на твоем пути.

И, стремительно отступив на шаг от скалы, незнакомец уставился на Аллана с каким-то странным, жестоким и алчным выражением на лице. Последний не решился сказать что-либо в ответ. Во-первых, у Аллана не было ни малейшего сомнения в том, что этот мрачный парень способен в один момент изрешетить его пулями. Во-вторых, от незнакомца веяло каким-то необыкновенным холодом. Не возникало никакого желания совершать в его присутствии необдуманные поступки.

— Вот что называю стрельбой я, — проговорил хмурый незнакомец, кладя руку на рукоятку револьвера. — Посмотри вон туда. Видишь вон ту птицу на ветке?

Ал резко повернул голову в указанном направлении и увидел, что птица, которая в испуге улетела, когда он начал свои упражнения, теперь вернулась, чтобы выяснить причину всего этого шума и его прекращения.

— Ты собираешься убить ее? — опечаленно спросил Аллан.

— Нет. Я готов дать ей шанс удрать. Я не люблю убивать. Даже птиц.

Сказав это, незнакомец выхватил свой револьвер и выстрелил. Тоненькая веточка, на которой только что сидела птица, упала на землю. Сама же птица упала на фут или около того, потом опомнилась, развернула крылья и метнулась прочь. Револьвер рявкнул еще раз, еще раз дернулся ствол. Птица резко вильнула хвостом, уворачиваясь. Два или три крошечных перышка закружились в воздухе, падая на землю так медленно, словно воздух стал таким же вязким, как вода.

У мрачного стрелка вырвалось ругательство. Аллан вздохнул с облегчением.

— Во имя Неба! — вознегодовал незнакомец. — Мне кажется, ты счастлив оттого, что проклятая птица ускользнула!

Доброжелательность, как известно, была основополагающей чертой характера Аллана. Но в эту минуту в его душе поднялась необычайная волна раздражения. Аллан обнаружил, что внимательно изучает незнакомца, уделяя особое внимание двум точкам на его теле — солнечному сплетению и выдвинутой вперед нижней челюсти. Мелкие нервные подергивания пробежали вдоль его удивительных мускулов на руках, могучие плечи чуть дрогнули. Но Аллан вновь только вздохнул в ответ. Потому что он прекрасно понимал: нападение на этого неизвестного парня, каким бы наглым и вызывающим ни было его поведение, сулит ему, Аллану, смерть. Ал уже почти согласен был принять смерть за удовольствие вмазать разок этому нахалу. Наглость чужака была почти невыносима!

— Ты злишься, — сказал ему Аллан. — Ты пытаешься затеять со мной ссору. Но я не желаю никаких неприятностей.

— Я знаю, что тебе бы очень этого не хотелось, — продолжал насмехаться незнакомец с откровенно подлым видом.

— Вообще-то, — сказал Аллан, поднимаясь на ноги, — я думаю, что сейчас мы расстанемся.

— Погоди минутку, не так быстро! — бросил задира. — Я еще не сказал, что ты можешь идти.

Аллан задохнулся от гнева. По своеобразному ощущению в мышцах лица он понял, что улыбается, хотя у него не возникало ни малейшего желания улыбаться. Кровь волной ударила ему в голову, бешено пульсируя в висках.

— Дружище, — размеренно выговорил Аллан, тщательно следя за своими словами и звучанием голоса, — для меня будет самым лучшим уйти прямо сейчас. У меня нет желания причинять тебе какой-нибудь вред.

Незнакомец даже рот открыл от изумления:

— У тебя… нет… желания? Мальчик, ты вообще понял, что ты сказал?

— Держись от меня подальше, — отчетливо произнес Аллан.

— Не мог бы ты пояснить, каким образом ты можешь мне как-нибудь повредить?

— Своими руками, — хрипло ответил Аллан и ступил на полшага вперед. — Руками, парень!

— И как же это ты собираешься схватить меня голыми руками?

— Я не упускаю из виду твою ловкость в обращении с револьвером, — сказал Аллан. — Но если первая пуля не убьет меня мгновенно, если я успею дотянуться до тебя — можешь мне поверить, мы умрем вместе.

Что-то в словах Аллана заставило нахала отступить назад.

— Помогите, во имя Неба! — вскричал он полушутливо, но в голосе его звучало изумление. И вообще, его голос звучал теперь совсем по-другому. — Я верю, что ты собираешься сделать это, и я верю, что ты на это способен! Эй, Джим! Иди сюда, не дай ему до меня добраться!

Джим Джонс торопливо вышел из-за группы утесов, улыбающийся, но немного бледный.

— По-моему, ты малость переборщил, — сказал Джим. — Ну что, теперь ты веришь тому, что я тебе рассказывал?

— Да, — торжественно произнес незнакомец. — И ты должен познакомить нас.

— Ал, перед тобой — Гарри Кристофер. Гарри, это Ал Винсент.

Они пожали друг другу руки, глядя в глаза один другому, как люди, каждый из которых достаточно знает о своем собеседнике, чтобы уважать его и стремиться узнать больше.

Манеры Кристофера разительно переменились. Пока он пожимал Аллану руку, с его лица не сходила улыбка.

— Когда Джим сообщил мне, что ты хочешь к нам присоединиться, — говорил Гарри, — я решил спуститься вниз и испытать тебя лично. В банде вроде моей парню, в котором нет стального стержня, делать нечего. Что ж, Ал Винсент, ты, похоже, мне подходишь. Если ты решил стать одним из нас, я с удовольствием тебя приму. Выпьем за это по глоточку, Джим.

Он вынул из кармана фляжку, поднес к губам, отпил и передал Джиму, закашлявшись и нахваливая крепость напитка. Джим, в свою очередь, выпил, искренне приветствуя нового товарища. Затем подошла очередь Аллана. Но он стоял с флягой в руке, не собираясь последовать примеру товарищей.

— Что-то не так? — насторожился Гарри Кристофер. — Ты не передумал, Ал?

— Я не пью, — пояснил Аллан Винсент. — Видите ли, у меня от этого так кружится голова!

Глава 14

НАСТОЯЩЕЕ СОСТЯЗАНИЕ

Вдоль стен маленькой комнаты лежало шесть свернутых одеял, но вокруг печки, обогревавшей хижину, сидело сейчас только пятеро человек. Печка была старая, покореженная, насквозь проеденная ржавчиной во многих местах, так что теперь через дыры проблескивало пламя и постоянно поднимались клубы дыма и хлопья сажи. Над ней уходила к крыше кривая труба, почти развалившаяся и укрепленная кусками проволоки. Но, несмотря на дым и чад, печка была самой необходимой частью обстановки в лачуге. Несмотря на то что огонь ревел в ней круглые сутки, сквозь доски пола просачивалась сырость и в щелястые стены пробивались холодные ветра с горных вершин, заставляя людей, собравшихся в комнате, ежиться от холода.

Залатать стены можно было бы за час, но головы пятерых мужчин были заняты обдумыванием более грандиозных проблем, чем обыкновенный ремонт разваливающейся лачуги. Они предпочитали жариться у печки и дрожать от пронизывающего сквозняка в этой сырой хижине. Они снова и снова разбирали подробности плана, ради которого здесь собрались. И хотя холодная и сырая погода доставляла им определенные неудобства, в заброшенной хижине высоко в горах эти парни были ограждены от гораздо более страшной опасности, которая угрожала им со стороны длинных рук закона, что постоянно шарили по округе. У самого гребня гор, утонувшего в густом сумраке сосновых лесов, они могли спокойно обдумывать свои планы, не страшась тщетно разыскивающих их блюстителей порядка.

Джим Джонс был наименее значительной фигурой из этой пятерки. За ним следовал длинный и тощий Хэнк Гир, который постоянно сглатывал, отчего его выступающее адамово яблоко все время скакало вверх-вниз. Он был очень известной персоной, этот Хэнк. Его с радостью приняли бы в любой банде, потому он был готов пойти буквально на все. Он был безрассудным по расчету, если можно так выразиться. Если на человеке висит полдюжины убийств, он знает, что терять ему нечего, что возмездие нагрянет неотвратимо и ждать осталось недолго. И Хэнк это знал. Его преступлений хватило бы на несколько смертных приговоров, а потому Хэнк был готов продолжать в том же духе, убежденный, что в его судьбе уже ничего не изменится, а избежать возмездия совсем слишком трудно. Рано или поздно его выследят, и он погибнет. А потому его самым горячим, единственным желанием было погибнуть в бою. Смерть от пули его не страшила. Но не на виселице, после судебного разбирательства, вынесения приговора, ужасного ожидания в тюремной камере… Мысли об этих страшных вещах постоянно занимали его рассудок, они никогда его не оставляли. Вот почему он больше всего любил самые рискованные предприятия, ведь даже если ему доведется погибнуть в такой переделке, он все равно получит то, о чем мечтал, — быструю смерть в бою.

Рядом с этой мрачной личностью сидел Билл Мэйсон, Левша Билл, который взламывал сейфы по всей стране и был убежден, что на свете еще множество сейфов, с которыми стоит повозиться. Со стальными дверьми он творил чудеса. Поговаривали, что он со своими остренькими лисьими ушками способен на слух открыть кодовый замок! Левша Билл был одновременно добродушным и энергичным, он всегда оказывался душой компании, в которую попадал. Его сосед с другой стороны был не кто иной, как Сэм Баттрик. Он происходил из среды профессиональных борцов и считал свою маленькую голову и массивную нижнюю челюсть величайшими произведениями искусства. Револьверы в его огромных руках казались немного не на своем месте. Его любимым оружием был нож. Но еще вернее, чем ножом, он умел приканчивать врагов своими толстыми, узловатыми пальцами. Он стал преступником не из-за того, что имел склонность к правонарушениям, а потому, что нуждался в постоянном риске. Ему было просто необходимо подвергать себя смертельной опасности. Среди сидящих в хижине он был самым равнодушным и унылым, но, когда придет время действовать, он расцветет, как цветы под теплым майским солнышком, и станет гораздо оживленнее. О Сэме Баттрике можно было сказать, что он порочен не из-за совершенных преступлений, а ввиду врожденной порочности натуры. Последним в этой группе был Гарри Кристофер.

Мужчины сидели широким полукругом рядом с печкой и смотрели на большой лист бумаги, расстеленный посередине. Это была карта, нарисованная от руки многосторонне одаренным Левшой Биллом. Время от времени он наклонялся к карте и вносил какие-то изменения. Со стороны могло показаться, что его больше занимала сама карта, как произведение искусства, созданное его руками, чем преступление, над разработкой которого они сейчас с таким усердием трудились.

План, который сейчас обсуждался, был первостепенной важности. Дело пахло тремя четвертями миллиона долларов наличными, и бандиты только что закончили обсуждать его во всех подробностях. Гарри Кристофер произнес короткое резюме.

— Вот место, где мы провернем это дело, — сказал он. — Когда поезд придет в Галли, они будут набирать дополнительных охранников. Одним из этих новых охранников будет Том Моррис. Понятно?

— Кто это устроил? — удивился Сэм Баттрик. — Кто сделал так, что Тома наймут охранником?

— Один из самых ловких и могущественных людей на свете, — ответил Гарри. — Его имя — Деньги. — Он откинулся назад, оперся о спину сидевшего рядом парня и рассмеялся с чувством величайшего удовлетворения. — Я расскажу вам, что способны сделать деньги! С их помощью человек может даже пролезть через игольное ушко, если он того пожелает! Они могут черное сделать белым. Они помогут получить информацию о том, какая сумма будет отправлена этим грузом. И о том, каким поездом повезут груз, и сколько будет охранников, и даже как зовут этих охранников. И пожалуй, самое важное из этого — то, что среди конвоиров будет один из моих ребят. И как вы думаете, во сколько мне это обошлось? Всего в сотню баксов! — Он засмеялся снова, довольно язвительно. — Это не растрата денег. Это способ их получить! Я рассовал двадцать тысяч наличными туда и сюда, чтобы получить интересующую меня информацию. И всего сотня понадобилась, чтобы Том Моррис попал в число охранников!

— Двадцать тысяч! — проговорил Сэм Баттрик, чей ограниченный рассудок воспринял лишь последнюю фразу из всей этой длинной тирады. — Двадцать тысяч за какие-то там сведения?

— Это ерунда! — ответил Левша Билл. — Бывает, ребятам приходится отдавать треть, а то и половину добычи тем, кто сидит в конторах и сообщает о том, где можно поживиться!

— Это не дело, — презрительно заметил Гарри Кристофер. — Это нищие сопливые идиоты работают не за деньги, а ради собственного удовольствия. Возьми, например, Ловкача Мэттью или Лью Шоуни. Все о них говорят. А что они имеют за свою работу? Только чтобы почувствовать запах сладкой жизни да лизнуть разок, вот и все. Можно подумать, что эти ублюдки, которые сами ничем не рискуют, их наняли. Я вам объясню, как они работают. Допустим, работаю я в какой-то конторе. И узнаю о перевозке большой суммы денег. Ну, я посылаю к таким соколам, как Ловкач или Лью Шоуни, и говорю: «Так, вам — половина и мне — половина, и мы квиты. Я заберу свою долю после того, как вы обчистите сейф».

— А как, — спросил Баттрик, вытирая тыльной стороной ладони сизоватую круглую пуговицу, служившую ему носом, — как эти парни из контор могут быть уверены, что такие ребята, как мы, вспомнят про свои обещания и отдадут им половину после того, как запустят пальцы в золото?

— Иначе, — спокойно объяснил Гарри Кристофер, — через минуту все, кто сидит на деньгах, узнают, что Ловкач — мошенник. Новость эта разлетится по всему свету, и Ловкач уже никогда не найдет никакой стоящей информации о деньгах и вещах дороже пяти центов. И прощай работенка! Так что многие ребята вынуждены работать в кредит. Они говорят: «Скажи мне, где найти пятьдесят тысяч, и я отдам тебе половину». Но это не мой стиль. Я выуживаю человека, которому позарез нужны деньги и который знает то, что нужно мне. Я жду, пока долги его вырастут до небес, детям нечего будет надеть, а жену свалит с ног какая-нибудь болезнь. Вот чего я жду. Тогда рядом появляюсь я и говорю: «Парень, все, что от тебя требуется, это разжать челюсти и сказать шесть слов, за каждое я плачу по тысяче. Идет?» Вот и все. Просто, если знаешь как!

— А он не бросится на тебя с кулаками? — спросил Сэм Баттрик, выдвинув челюсть далеко вперед, что означало глубокую заинтересованность в подробностях преступных махинаций, которые были выше его убогого разумения.

— Если бросится, обратись к другому, кто знает. Если не можешь найти другого, вернись к первому. К этому времени его доктор посоветует отправить жену на всю зиму во Флориду. Сечешь? Ты идешь к нему и говоришь: «Десять тысяч! Вот они у меня в руке!»

— И срабатывает? — проворчал Баттрик.

— Еще никто не отказывался, — насмешливо ответил главарь.

— Ладно, — неожиданно сменил тему Левша, — где мы залезем в поезд?

— Не спеши, — все так же насмешливо осадил его главарь. — Все детали я проработал. Но прежде, чем сообщить их, я хочу знать, где малыш.

— Кажется, Ал пошел погулять, — сказал Джим.

— Я же сказал ему держаться неподалеку, — процедил командир. — Какого черта он ушел?

— Не знаю, — ответил Джим. — Не сидится ему. Думаю, он будет осторожен.

— Слишком он бестолков, чтобы поостеречься, — впервые за весь час молвил Хэнк.

— Да он для всего слишком бестолковый, — заключил Баттрик. — Я не Бог весть какого мнения об этом… малыше.

— То, что он здесь, — сказал Левша Билл, — удивляет всех нас, Гарри, и это понятно. Джим — славный парень и Ал Винсент — его друг, но зачем он нам сдался — ума не приложу!

— Он сидит на лошади, — вставил Хэнк, — как собака на заборе. Он не умеет стрелять. Он не умеет рассказывать. Он ни черта не знает. Он ведет себя как идиот, и черт меня побери, если я не считаю, что он идиот и есть!

— Что скажешь, шеф? — спросил Баттрик.

— Когда придет время, — ответил Кристофер, — вы увидите, что в деле он хорош. Притом он очень сильный.

— Дайте его мне на две минуты, — презрительно фыркнул Баттрик, — и я ему рожу наизнанку выверну. Это насчет того, какой он сильный. Плевать я хотел на его силу!

— Ты слышал, что он сделал?

— И на слухи мне тоже плевать. Я верю тому, что вижу. Я слышал много всякой всячины с тех пор, как приехал на Запад. Но далеко не на все стоило смотреть. Пусть сопляк мне покажет!

Хэнк и Билл кивнули, и, поглядев на их предвкушающие физиономии, Гарри тоже кивнул.

— А вот и малыш, — сказал он. — Я слышу, как он посвистывает. Сэм, ты считаешь, что справишься с ним. Хорошо, мы оставим вас здесь один на один. И покажи нам, на что ты годишься. Но имей в виду: не хватайся за револьвер или нож, потому что иначе, даже если ты и убьешь его, перед смертью он убьет тебя. Его не остановишь!

Он провозгласил последнее предупреждение таким торжественным тоном, что все опешили, даже Сэм Баттрик, казалось, поумерил пыл.

— Да я не потому, что не доверяю тебе, я не доверяю этому… — начал он.

Но Кристофер только покачал головой в знак того, что больше ничего не хочет слышать. Он видел, что его команда не доверяет молодому Алу Винсенту, как он сам себя называет. И это недоверие становится с каждым днем все сильнее и сильнее. И Кристофер знал, что есть только один выход — дать парню возможность кулаками завоевать признание.

— Ты уже сделал выбор, — мрачно сказал он Баттрику. — Ты на сорок фунтов его тяжелее. Это твое преимущество. Ты должен легко справиться с мальчишкой. Ты сказал, что желаешь получить возможность начистить ему рожу. Что ж, ты получил эту возможность. Мы все выйдем. И постоим на улице десять минут. Я считаю, вам с ним этого хватит, чтобы решить все проблемы. Пока, Сэм!

С этими словами он поднялся и вышел, остальные потянулись следом за ним. Они встретили Аллана у дома, помахали ему и проводили его взглядами. Он шагал, как всегда, широко и беззаботно.

Когда он вошел в дом, они встали так, чтобы ветер дул от дома в их сторону, и стали ждать. Ветер продувал старую хибару насквозь и в целом позволял слышать, что происходит внутри. Они услышали, что свара не замедлила начаться. Как только Аллан вошел в хижину, оттуда донеслась грубая ругань Сэма Баттрика.

— Это будет недолго, — пояснил остальным Джим. — И если вы хотите, чтобы Сэм остался цел и невредим, вам лучше держаться поближе, чтобы вовремя их разнять.

Но главарь поднял руку, призывая к тишине. Остальные напряженно прислушивались к тому, что происходило в доме, но все, что они разобрали, это злобный рев Сэма Баттрика и неуверенное бормотание Аллана в ответ. Это продолжалось добрых две или три минуты, потом все стихло.

— Что-то случилось, — сказал Левша Билл. — Надо пойти и посмотреть.

— Мы останемся здесь, — ответил Гарри Кристофер. — Мы обещали Сэму, что у него будет десять минут, и они у него будут.

— Что бы ни случилось, все уже закончилось, — сказал Джим Джонс.

— И, черт возьми, закончилось слишком быстро. Как бы в ход не пошел нож, шеф. Сэм пырнул парня ножом… и если он…

— Стой, где стоишь, — жестко сказал командир. — И если мое слово для вас еще что-то значит, вы все останетесь там, где стоите. Если Ал спасовал перед Баттриком, ему среди нас не место. Если он был настолько глуп, чтобы поймать нож, мы достойно похороним его, но никто не поднимет руку на Сэма. Мы сами толкнули его на эту драку. И он хотел выиграть во что бы то ни стало. Это понятно. Все.

Это мрачное предсказание Гарри Кристофера не вызвало никаких возражений. В глубине души Джим Джонс подозревал, что Гарри так и не простил Аллану их первой стычки, когда, надо признаться, Аллан не поддался на пустые угрозы. Как бы там ни было, они торчали неподалеку от хижины, пока десять минут не истекли. Джиму Джонсу показалось, что до сигнала прошла целая вечность. И вот он ворвался в дом плечом к плечу с Левшой Биллом. Остальные ввалились следом.

Их глазам предстала вполне мирная картина. Огромное тело Сэма Баттрика распласталось на полу, а «малыш» стоял рядом на коленях, заботливо брызгая холодной водой на его лицо и грудь и старательно махая у него перед носом старым журналом.

— Сэм споткнулся и ушиб подбородок об пол, — спокойно сообщил Аллан, глядя на вошедших невинными глазами.

Все замерли, пораженные. На челюсти Сэма красовался здоровенный багровый синяк. А на затылке — большая шишка. У Аллана же были разбиты костяшки пальцев на правой руке.

Внезапно Сэм открыл глаза, судорожно вздохнул и вскочил на ноги. Могучей рукой Аллан поддержал его под локоть и помог обрести некоторое равновесие.

— Я как раз рассказываю, — спокойно и отчетливо сказал Аллан, — как ты споткнулся и ударился об пол подбородком. Понимаешь, Сэм?

Разъяренное и ошалевшее лицо Сэма Баттрика немного прояснилось.

— Странная штука, — быстро сориентировавшись, подхватил Сэм. — Споткнулся о доску на этом дурацком полу и грохнулся прямо подбородком. Даже удивительно. Никогда раньше со мной такого не бывало!

С этими словами он так глянул на слушателей, что никто не рискнул усмехнуться.

— Действительно странно, — прошептал немного погодя Левша Билл, — как он мог удариться об пол и челюстью и затылком одновременно!

Глава 15

ПИСЬМА АЛА

Братство Уолтера Джардайна и Элиаса Джонстона сделалось нерушимым. Они оставались друзьями и сотрудниками во времена триумфов, а теперь общее поражение сплотило их окончательно. После долгого пребывания на пике успеха они оказались в грязи и прахе заурядности. И те, кто раньше ими восхищался, теперь только посмеивались над ними и пожимали плечами.

Более слабые на их месте уже давно убрались бы из Эль-Райдела и уехали подальше, в те места, где никто не знает об их позоре. Более безрассудные поспешили бы по следу Аллана. Джардайн, собственно, предлагал так и поступить, но Элиас Джонстон отказался наотрез.

— Если бы там был один этот новичок, — пояснил он, — я бы поохотился за ним. Но он не один. Он смылся вместе с Джимом Джонсом, а Джонс — человек Кристофера. Даже если мы и нападем на след Ала Винсента, он приведет нас лишь к банде Кристофера.

— Ну и отлично, — сказал Джардайн.

— Я предпочел бы иной способ самоубийства, — фыркнул Элиас Джонстон. — Мы можем пристукнуть троих или четверых, но остальные наверняка нас сделают.

— А как же нам быть?

— Остаться здесь, в Эль-Райделе.

— Да нас же засмеют! — вспылил Джардайн. — Если мы просидим здесь еще пару дней, я точно кого-нибудь пришибу! Сегодня этот старый дурак Карпентер смеялся мне прямо в лицо.

— Никого ты не пришибешь, — ответил Джонстон. — Я сказал, что мы останемся здесь и подождем.

— Чего?

Джонстон превратился в Сократа. Он уселся на подлокотник кресла и принялся задавать вопросы, потрясая указательным пальцем перед носом компаньона для пущей выразительности:

— Как Аллан сюда приехал?

— На лошади, я думаю.

— Он и уехал на лошади. Но кто его сюда привез?

— Ну, вроде девушка.

— Хорошо. И что же произошло?

— Ты и сам знаешь.

— Я спросил тебя. Отвечай!

— Чего тут рассказывать? Он явился сюда и поймал Джима Джонса, когда тот пробирался к сестре.

— И зачем он это сделал?

— Чтобы получить славу и деньги, ясное дело.

— Что он сделал потом?

Джардайн побагровел:

— Может, хватит об этом? Сперва он засадил Джонса за решетку, а потом вытащил его из тюрьмы.

— Именно. Что же заставило его так поступить?

— Понятия не имею! Я не пророк и не читаю мысли дураков!

— Только дурак мог так поступить, верно?

— Да он дурак и есть!

— Может, ему перехотелось получать награду за то, что он засадил Джонса в тюрьму?

— Похоже на то.

— Что делает человека дураком? — Ну, спиртное.

— Спиртное — это первое. Правильно. Что еще?

— Женщины.

— Именно! Голова у тебя работает, Уолт. Хорошо, выпивал ли Аллан, пока был в городе?

— Я об этом не слыхал.

— От него несло перегаром, когда он пришел к нам в тюрьму?

— Так бы и сказал, ты, косноязычный лицемер! Нет!

— Значит, идиотом он стал не из-за выпивки, а из-за женщины. И кто же эта женщина?

— Может быть, та взбалмошная?

— Ты имеешь в виду сестру Джима Джонса? Да, полагаю, это она.

— Почему?

— Она красива?

— Как картинка!

— То есть она чертовски хороша собой, так?

— Именно.

— Что ж, такие штучки и сводят мужчин с ума. Как ты думаешь, кому было нужно, чтобы Джим оказался на воле?

— Ну, самому Джиму и его сестре.

— Значит, Аллан сделал это ради девушки.

— Думаю, да.

— То есть он влюблен в нее по уши.

— Похоже на то.

— Если он от нее без ума, уедет ли он от нее далеко?

— Ни за что!

— Где она сейчас?

— Да здесь, в Эль-Райделе.

— Как ты думаешь, вернется ли он снова сюда?

— Нет, если он не полный идиот.

— Только что мы с тобой убедительно доказали, что он именно идиот, не так ли?

— Ты имеешь в виду, что мы будем держаться неподалеку и понаблюдаем за девчонкой? — сообразил наконец Джардайн.

— Она — наша приманка, малыш! Мы выследим и поймаем этого молокососа!

— А как?

— Пойдешь в гостиницу и снимешь нам номер. А если люди начнут болтать, пусть себе болтают. Мы будем следить за ней и просматривать ее почту.

— Каким же образом?

— Когда прибывает почта?

— Раз в день, приблизительно в восемь вечера.

— Когда почту рассортируют, письма, адресованные в гостиницу, туда и приносят?

— Конечно.

— И что дальше?

— Их разносят и кладут под дверью номера.

— Отлично, мой мальчик. Когда придут письма для Фрэнсис Джонс, мы заберем их прежде, чем это сделает она сама. Смысл? Даю голову на отсечение, что там найдется письмецо от этого молодчика Ала!

Под давлением таких аргументов Джардайн согласился с предложенным планом. Друзья немедленно сняли комнату в гостинице, где зажили тихо и скромно, распустив слух, что собираются вскоре поохотиться в горах. А сами приступили к выполнению хитрого плана. Во-первых, держась в отдалении, они целыми днями неотступно следили за Фрэнсис Джонс, куда бы она ни пошла и что бы ни делала. Во-вторых, просматривали всю вечернюю почту на предмет писем, которые получает девушка.

Привести этот план в исполнение оказалось проще простого. Во Фрэнки подозрительности было не больше, чем в ребенке. Жила она тихо, и, по-видимому, жизнь в Эль-Райделе ее устраивала. Днем она ездила в холмы на своем Крапчатом, утром и после обеда ходила в гости к знакомым в городке. И трех дней не прошло с момента ее появления здесь, как она уже знала всех и каждого в этих местах. Вечером она рано ложилась спать. А когда отправлялась кататься, Джонстон или Джардайн уже поджидали ее у дороги и всегда держались неподалеку. Ночью, когда прибывала почта, служащий гостиницы разносил письма к дверям номеров. Но хотя служащий обычно стучал в двери постояльцев, которым приходили письма, Фрэнки он не беспокоил, зная, что она уже спит. Ее почту он оставлял у порога, наполовину просунув в щель между дверью и подом. И тогда Элиас Джонстон легко и бесшумно, как змея, проскальзывал к ее номеру, забирал почту и приносил в свой номер. Там они вдвоем расклеивали конверты и просматривали содержимое.

Через несколько дней Фрэнки начала получать довольно много писем, в основном от подруг из ее родного городка. Временами друзья находили корявые и неуклюжие послания от какого-нибудь юного джентльмена из тех же мест, явно лучше владевшего лассо и арапником, чем пером. Друзья продирались сквозь эти каракули до одурения и ночь за ночью, завершив просмотр, возвращали письма обратно, предварительно тщательно заклеив конверты.

Обоих терзали угрызения совести. Но Элиасу Джонстону пришла в голову иезуитская мысль, которая заставила их совесть поутихнуть.

— Мы всего лишь пытаемся оградить девушку от этого парня, — провозгласил он. — Ничего, кроме расходов и забот, мы с этого не имеем. Но может быть, нам удастся не допустить, чтобы этот бандит заморочил ей голову. Только так и можно рассматривать наше дело.

Это обоснование их обоих удовлетворило, они вполне успокоились, и потом, когда добыча наконец попала им в руки, радость сыщиков-любителей не была омрачена укорами совести. Конверт ничем не выделялся среди прочих, разве что почти женской аккуратностью и четкостью, с которой был выведен адрес. Буквы были выписаны так тщательно, что исчезала всякая индивидуальность почерка.

Элиас Джонстон предложил письмо не распечатывать:

— Парень с такими лапищами, как у Ала, не смог бы так ловко водить пером.

— Мы не должны упускать ни единого шанса, — ответил Джардайн. — Хотя, наверное, это писала девушка.

Они распечатали конверт и погрузились в изучение написанного. Вот что они прочитали:

«Дорогая Фрэнки!

Джим считает, что писать тебе лучше буду я, потому что его почерк могут знать в Эль-Райделе. Сообщаем, что мы сейчас в безопасном месте в горах. Джим счастлив и выглядит вполне хорошо. Вероятно, мы вскоре будем неподалеку от Эль-Райдела. В город заезжать не будем, только проедем поблизости. Если получится, один из нас — или мы вместе — попытается незаметно пробраться в Эль-Райдел, чтобы повидать тебя. Правда, только если мы окажемся неподалеку ночью. Так что, если ты услышишь два коротких свистка и один долгий, знай, что один из нас — а может, мы оба — находится рядом с гостиницей. Выходи из гостиницы через черный ход. Мы будем ждать тебя в кустах за сараем.

С глубоким почтением, твой Аллан.

Джим очень скучает по тебе и все время только о тебе и говорит».

Наконец-то в их руках находилось сокровище, вознаграждение за долгие мучения и бесконечное ожидание!

— Но не похоже, чтобы его распирали нежные чувства, — сказал Уолтер Джардайн. — Любовь? Да здесь нет ни одного слова о любви, Джонстон. «С почтением, твой… « Какой идиот станет так подписывать письмо к любимой девушке?

— Ты сам-то когда-нибудь писал любовные письма? — ухмыльнулся Джонстон.

— Еще бы! — самоуверенно заявил Джардайн. — Да я их кучу написал! И даже худшее из них было горячее огня в сравнении с этим вот письмишком! Если здесь замешана любовь, значит, у меня не все в порядке с головой. Взгляни-ка на приписку в конце: «Джим очень скучает по тебе». Звучит так, будто Ал не сам писал это письмо, а под диктовку Джима. Такое теплое, доброжелательное послание мог бы написать брат своей сестрице.

Элиас Джонстон некоторое время взвешивал соображения друга. Но наконец заявил:

— Это трудно объяснить. Любовь — она вроде болезни. Иногда она заставляет смеяться. Иногда — проливать слезы. В другой раз он и рта не может открыть, молчит как сова. И нет определенного пути ее выражения. Так что, когда он пишет, что Джим, скучает по ней, он, скорее всего, имеет в виду себя самого.

— Развел философию! Притом абсолютно бесполезную, — заупрямился Уолтер Джардайн. — Самое мудрое, что мы можем сделать, это сидеть и ждать их. Один шанс из десяти, что это окажется тот парень, что нам нужен. Но даже если придет один только Джим Джонс, все же это будет лучше, чем ничего.

— Так-то оно так, — согласился Элиас. — Но ставлю десять против одного, что парнем, который сюда явится, будет молодой Аллан собственной персоной. Принимаешь?

Уолтер Джардайн равнодушно смерил друга взглядом своих выпученных бычьих глаз. Затем поднялся со стула, пересек комнату, вынул из кармана куртки кошелек и протянул его Элиасу.

— Здесь пятьсот долларов, — сказал он. — Можешь поставить против них пять тысяч, если они у тебя есть, приятель.

Глава 16

КРИСТОФЕР НЕДОВОЛЕН

Проблема, вставшая перед Гарри Кристофером и его людьми, на первый взгляд казалась простой, но на самом деле была неимоверно сложной. В городе Галли Том Моррис должен был подсесть в поезд как один из охранников. Между этим городом и Кранстоном лежала местность, покрытая невысокими круглыми холмами. Миновав Кранстон, поезд выезжал на открытую равнину. Если поезд не захватить до Кранстона, ограбление придется предпринимать на густонаселенной территории, где сравнительно часто встречаются городки. Поселения соединены густой сетью телеграфных и телефонных линий, и любая новость распространяется там почти мгновенно. Так что сотни преследователей получат прекрасную возможность отрезать бандитам пути к отступлению, когда те будут наивно полагать, что их предприятие прошло успешно. Поэтому поезд непременно надо брать между Галли и Кранстоном.

Место определилось. Но здесь тоже возникали трудности. В этой местности жили не скотоводы, а фермеры, в многочисленных небольших поселках. В целом, здесь, между Кранстоном и Галли, таились те же опасности, что подстерегали грабителей и за Кранстоном. Но здесь их легче было преодолеть. Во-первых, эти земли были менее оснащены такими благами цивилизации, как средства связи. Во-вторых, местность там была более гористая, тут и там попадались островки леса, где можно спрятаться и переждать хотя бы некоторое время, так что в тех местах грабителям было легче уйти от погони. Однако, если поднимется тревога, со всех ферм соберутся отряды на помощь преследователям, и погоня наверняка будет многочисленной и решительно настроенной. За последние два года в этой местности произошло с полдюжины различных преступлений, более или менее значительных, включая и крупное ограбление поезда. Так что местные жители успели научиться слаженно и дружно прочесывать свой округ. Более того, они хорошенько потрепали бандитов. В четырех случаях из шести преследователи настигли мерзавцев и отправили их на тот свет. Естественно, фермеры гордились своими достижениями. Они повсеместно хвастались, что волна преступности в их округе спадает и бандиты предпочитают убраться в другие, более безопасные для охоты земли.

Кроме того, жители округа Кранстон были более склонны к активным действиям, чем это обычно свойственно мирным пахарям. Жили они, как упоминалось ранее, в районе холмистых предгорий, перемежающихся то тут, то там рощами и перелесками. За холмами вздымались ввысь уступы гор, в которых брала начало река Кранстон, сбегающая вниз, к равнинам, стремительным потоком. И осенью местные жители выбирались в горы на охоту. Про них говорили, что эти люди рождаются с винтовкой в руках. Все местные фермеры были заядлыми охотниками и меткими стрелками.

И тем не менее поезд нужно было перехватить именно в этом районе. С этим ничего нельзя было поделать, и Гарри Кристофер честно предупредил своих дружков в шайке, что этим ограблением они растревожат гнездо самых опасных и грозных шершней, способных зажалить их до смерти. Сообщники Гарри и сами были не настолько глупы, чтобы преуменьшать степень риска. Все они были достаточно опытны и знали, какую опасность представляет объединение воинственного местного населения с блюстителями порядка для самых закаленных и закоренелых бандитов. Но куш был слишком велик. Если все пройдет гладко, им достанется семьсот пятьдесят тысяч долларов крупными купюрами. Эту сумму они разделят на девятнадцать человек, включая Тома Морриса, который будет ехать в поезде как охранник, и Джефа Стивенса, который в Галли постарается незаметно пробраться в поезд. В пути Джеф на заранее оговоренном месте проберется через тендер и повяжет кочегара и машиниста. С Гарри Кристофером было пятеро, а Стив Йеркс собрал в южных районах еще десяток давних приятелей Кристофера. Все они соберутся в условленном месте, чтобы выслушать последние инструкции главаря, чей незаурядный ум родил этот план. Девятнадцать человек составляли довольно крупную банду, но пытаться захватить поезд с меньшим количеством людей было бы затруднительно, если брать в расчет хорошо вооруженную охрану вагона с деньгами и то, что в поезде могут ехать около тридцати — сорока ковбоев, каждый с револьвером и знает, как с ним обращаться. Пассажиров следовало вывести из вагонов и выстроить в линию вдоль насыпи, чтобы они все время были в поле зрения грабителей и чтобы удобнее было их обыскивать и обчищать карманы, пока часть грабителей в курьерском вагоне набивает мешки главной добычей.

Для такого дела, по зрелом размышлении, девятнадцати человек было не слишком много. И добыча должна попасться знатная. Главарю, Гарри Кристоферу, решено было выделить не менее четверти суммы. И даже после возмещения его добровольных затрат на нужды экспедиции ему причиталась сумма в сто пятьдесят тысяч долларов! А каждому менее значительному участнику предприятия должна была достаться сказочная сумма — не менее сорока тысяч долларов наличными!

Бедному Аллану Винсенту требовалось напрячь все свое воображение, чтобы представить такую кучу денег. Его приучили думать о деньгах отвлеченно, не соотнося их с собственной персоной. Хотя, когда он работал в нью-йоркском банке, через его руки проходили огромные суммы, они имели для него не больше значения, чем если бы он читал о них в книге. К этим деньгам он не имел никакого отношения. Все его средства к существованию составляло мизерное, нищенское жалованье, которое он получал в конце каждой недели в небольшом конверте. И неожиданная перспектива получить сорок тысяч долларов — а то и больше! — ошеломила его.

Не потому, что он собирался их тратить. Конечно же он не сможет этого сделать. Но если этот невозможный план все же удастся, в чем он лично сильно сомневался, Аллан собирался взять всю причитающуюся ему сумму и отослать обратно в банк, который они собирались так нагло ограбить.

У него была только одна цель — держаться поближе к Джиму Джонсу и защищать его всеми возможными способами. Аллан знал, что это объяснение ничего не значит для закона. Но это имело большое значение в глазах Фрэнсис и огромное значение в его собственных глазах. Он привязался к Джиму.

Размышляя таким образом над возможностями, лежащими перед ним, и о том, чем все это может закончиться для него самого, Аллан удивлялся, глядя на таких опытных и целеустремленных людей, как, например, Левша Билл, который сейчас беспечно и с легким сердцем подсчитывал, на какие удобства и удовольствия он истратит свою долю. Он, да и все остальные говорили об этом так уверенно, будто операция уже завершилась и денежки были уже у них в кармане. Лишь один из них, сам Гарри Кристофер, был исключением. Главарь оставался серьезным. Иногда Аллану казалось, что Кристофер, сидя как бы в стороне от прочих, с презрением смотрит на эти низшие существа, выполняющие его приказания, послушные и слепые к ожидающим впереди опасностям. Однажды, внимательно понаблюдав за Алланом, Кристофер, которого озарила вспышка прозрения, отозвал парня в сторону и спросил:

— Винсент, а что ты рассчитываешь сделать с теми сорока тысячами, которые получишь?

— Я их еще не видел, — ответил Аллан.

— Увидишь, мальчик. И не сомневайся!

Аллан только пожал плечами:

— Я не рассчитываю на деньги, пока их не увижу.

Главарь хмуро взглянул на него.

— Если бы все были такими, как ты, — заявил он, — не было бы никаких ограблений. Все бы тихо сидели дома, жрали и спали, и все.

Понятно, он не одобрял такую сдержанность среди своих сообщников. Ему были нужны бесшабашные искатели приключений, готовые пойти на любой риск. В их бесшабашной смелости Кристофер черпал ту энергию, которая помогала осуществлять его планы. В шайке не должно быть более одного сомневающегося. А Аллан стал вторым человеком в банде, способным рассуждать спокойно. И с этой минуты Гарри начал следить за парнем недобрым оком. Главарь невзлюбил нового члена банды за то самое, что больше всего ценил в себе самом!

Частично Аллан догадывался об этом. Но полностью понять и оценить мысли Гарри Кристофера было ему не по силам. Этот разбойник походил на звезду — Аллан мог лишь наблюдать за ним в самых простых ситуациях. Но понять Кристофера в целом он был не способен.

Приготовления к операции начались за неделю до назначенного дня. Гангстеры отправились к месту будущего преступления. Им предстоял довольно долгий путь, и главарь приказал не торопиться и беречь лошадей, потому что на них потом придется уходить от погони. Бандиты ехали не вместе, а поодиночке, и каждый — своей дорогой. Вдвоем поехали только Джим и Аллан, которым разрешили остаться вместе отчасти по просьбе Джима, отчасти потому, что Аллану действительно нужен был проводник по незнакомым местам, которые им предстояло проехать. Расставались они без особых церемоний. Главарь, прежде чем отпустить своих сообщников, произнес небольшую речь. Она не была ни изысканной, ни напыщенной. Все в ней было по делу.

— Парни, — начал он, — у вас есть семь дней, чтобы добраться до того места, где мы встретимся. Что произойдет с вами за этот срок — не мое дело. Вы выбираете маршрут сами. Если по пути влипнете в историю — понятно, вы выходите из игры. Для того, кто попадет в переделку до дела, все этим и закончится. Я не желаю больше видеть его у себя. Когда вы приедете в назначенное время в назначенное место, я не собираюсь разглядывать вас. Я буду смотреть на ваших лошадей. Если они будут свежими и неуставшими, я пойму, что вы правильно использовали отпущенное время, покрывая каждый день небольшое расстояние. И вы будете в отличной форме для работы ради себя и остальных после того, как мы закончим дело в поезде. Но если я увижу, что кто-то приехал на загнанной и взмыленной лошади, он не пойдет на дело. И будь он даже моим родным братом, мне наплевать. Я прикажу ему немедленно убираться подальше, потому что он мне больше не нужен. Все, парни, до встречи! Удачи вам всем!

С этими словами он их покинул, ускакав прочь на своей превосходной каурой кобыле, которая была его верной спутницей во всех приключениях последних пяти лет. За эти пять лет Гарри Кристофер успел широко прославиться. И его кобыла была так же знаменита повсюду, как и ее хозяин.

Аллан поехал бок о бок с Джимом, размышляя над напутственной речью главаря.

— Можно подумать, — произнес наконец он, — Кристофера не волнует, прибудут его люди на место или нет.

— Ну что ты! — быстро ответил Джим.

— А что будет, если большинство из них разочарует его и он не сможет взять поезд?

— Тогда он потеряет время, двадцать тысяч, которые вложил в это дело, и все надежды. Но я слыхал, как он говорил, что лучше предпочтет потерять все это, чем иметь под рукой толпу болванов, на которых нельзя положиться. Понимаешь? Слабый человек в команде, говорит он, все равно что слабое звено в цепи: в один прекрасный момент из-за него может лопнуть все. Он хочет работать только с людьми, в которых уверен, с закаленными ветеранами.

Внезапно он спросил:

— А что не так между тобой и Гарри?

— Я не знаю, — ответил Аллан. — Надеюсь, что ничего. Я выполнял все предписания.

— И тем не менее что-то не так.

— И что же?

— Ну, я заметил, как он на тебя смотрит иногда. И могу поклясться, что он пытается изучить тебя и не может понять. Ей-богу, Ал, он тебя вроде даже побаивается!

Аллан воспринял это замечание спокойно. Ему в голову пришло простое и в то же время удивительное объяснение ситуации. Вероятно, главарь не смог раскусить его потому, что впервые за всю свою жизнь он принял в банду честного человека. По крайней мере, эта мысль была приятной. Аллану хотелось знать, действительно ли дело было в этом.

Следующее замечание Джима было не таким приятным:

— И если я прав, тебе стоит поостеречься. Когда Гарри Кристофер кого боится, он не успокоится, пока не избавится от этого парня. Он такой!

Глава 17

АЛЛАН БРОСАЕТ ВЫЗОВ ОПАСНОСТИ

Маршрут движения к Галли, который наметил Джим, проходил в непосредственной близости от Эль-Райдела, как и предполагал Аллан. Но так как Джим ничего не говорил насчет того, чтобы заехать в город и навестить сестру, у Аллана не нашлось достаточно мужества, чтобы самому выдвинуть такое предложение. На третий вечер их путешествия они разбили лагерь на краю ущелья, откуда сквозь стволы сосен были видны желтые огоньки Эль-Райдела, горящие в самом сердце долины, окутанной синим туманом. И как только Джим может спокойно смотреть на эти огни и не стремиться вниз, в долину? Аллан удивлялся этому, пока не вспомнил, что Джим приходился Фрэнсис только братом.

Действительно, Джим ни словечком не обмолвился о своей сестре, пока они разбивали лагерь, стреноживали лошадей и готовили ужин на маленьком костерке, заботясь о том, чтобы свет огня нельзя было увидеть со стороны. Сам Аллан был настолько погружен в мысли об одном-единственном предмете, что лишь смутно слышал, что говорил ему Джим.

Подобравшись так близко к Эль-Райделу, Джим конечно же постоянно думал о тех двух знаменитых стрелках, из чьих рук Аллан тогда его вырвал. Сейчас Джим сидел, прислонившись спиной к бугорку, и рассказывал о подвигах, которыми прославился каждый из них в отдельности, и еще более великих делах, которые они совершали вместе.

— Но самое удивительное из всего, — заявил Джим, — что сейчас мы сидим целые и невредимые прямо у них на крыше и смеемся над ними обоими!

— Может, сейчас они идут по нашему следу? — предположил Аллан.

Это предположение бросило Джима в дрожь. Он невольно огляделся, опасливо всматриваясь в движение среди мягких и длинных теней, которые отбрасывали высокие сосны в свете луны. Но это всего лишь молодое деревцо качнулось под ветром.

— Нет, не может быть, — выдохнул Джим. — Старик Кристофер следит за ними. Ему докладывают прямиком из Эль-Райдела. Они сидят тихо и кусают локти. Интересно, что у них на уме? Чего они задумали?

Но Аллан был настолько погружен в раздумья на другую тему, что Джиму пришлось дважды раздраженно повторить последний вопрос, прежде чем он ответил:

— Наверное, они боятся, Джим.

Аллан ответил наобум, потому что не хотел забивать себе голову посторонними рассуждениями, и в ответ Джим бросил на него изумленный взгляд.

— Боятся? — повторил он. — Да они вообще не знают, что такое страх! Они и слова-то такого не слышали! Боятся? Нас? Послушай, старик, да они сожрут дюжину таких, как мы с тобой, и еще будут жалеть, что не удалось как следует подраться!

Но даже такая угроза не могла долго занимать мысли Аллана. Через минуту он вернулся к своим размышлениям. А Джим, оставив попытки втянуть в разговор своего необщительного спутника, завернулся в одеяло и растянулся на толстом ковре опавших сосновых иголок. Не успел он улечься со вздохом, предвкушающим отдых, как дыхание его стало глубоким, медленным и размеренным.

И тут Аллан обнаружил, что остался один на один с полночью в горах. Осознание громадного пространства, болезненное ощущение расстояния от земли до макушек высоких сосен, от деревьев до горных пиков, от черных зубцов до холодных белых звезд, дрожащих в высоком, невообразимо высоком небе, — это удивительное чувство впервые закралось в его сердце. И первым его порывом было желание сбежать, укрыться под надежной крышей дома или опустить глаза. Но все же его разум преклонился перед этим необозримым величием. Прозябающие в городах не знают, что такое небо. Все, что им доступно, — это приятная голубизна да розоватые отсветы, ложащиеся на стены дальних домов; или же, проезжая на извозчике, видят они звездную карусель, сияющую в просветах серых туч, среди узеньких улочек, сдавленных с обеих сторон стенами высотных зданий. Вот и все, что знают о небе жители городов. И это же знал Аллан. Небо лишь тогда привлекало особое внимание, когда обрушивало на землю раскатистый гул грома, или потоки дождя, или мягкий, холодный снег.

А здесь, на Западе, все было иначе. Сейчас Аллан сидел на земле, задрав голову, и смотрел ввысь, исполненный искреннего изумления и невыразимого счастья. Одна мысль терзала его неотступно, мысль о собственной глупости: он прожил столько лет с этим чудом над головой и ни разу даже не заметил его! Он походил на человека, обнаружившего, что соседская дочка неожиданно превратилась в очаровательную женщину. Что-то новое появилось в ее голосе, руках, глазах, что-то такое, что можно долго изучать и разглядывать, так и не раскрыв тайны ее прелести. Это и случилось с Алланом, на прогалине среди сосен, у обрыва каньона Эль-Райдел. Он по-новому ощутил одинокую красоту горной ночи, он упивался ею допьяна. И чем больше наполнялось его сердце этим новым блаженством, тем сильнее прикипал он взглядом к небесам. И невозможно было оторваться от этого зрелища и вернуться мыслью к бренной земле. Но единственный город… единственное существо…

Для этого было достаточно опустить глаза. Сонм звезд скользнул за пределы его взора, поросшие лесом горы взметнулись в небо, и в самом сердце долины он отыскал взглядом желтую россыпь огоньков. Это и был Эль-Райдел. Днем поселение выглядело неказистым маленьким поселком, каким и было на самом деле. Ветхие некрашеные строения громоздились как попало, казалось, что их наскоро сбили и сбросили на дно огромного каньона Эль-Райдел. Но в ночи ничего этого не было видно. Лишь окна светились вдали, будто отражая свет людских душ, не менее загадочный и чудесный, чем великолепные звезды и горные пики.

По крайней мере, так казалось Аллану. И это смутное тревожащее чувство очаровывало его. Он подумал о человечестве в целом — и оно взглянуло на него сияющими глазами Фрэнсис, ведь она тоже была там, среди этих желтых огоньков в долине!

Вспомнив о девушке, мечтатель взглянул на своего спутника, прислушался к его глубокому ровному дыханию и осторожно поднялся. Полчаса быстрой ходьбы по этому склону — и он будет в Эль-Райделе. Обратный путь займет час. Тем более, что она давным-давно получила то письмо, где он написал об условном сигнале. Он успеет сбегать туда и вернуться задолго до рассвета и задолго до того, как проснется Джим, этот неподъемный соня! Только что пришедшая в голову идея захватила Аллана целиком. Она гнала его с лихорадочной поспешностью, как лошадь на скачках. Гнала, пока он не добрался до окраины городка и не остановился среди деревьев недалеко от гостиницы. Он свистнул, как было условленно, и отошел к кустам, где стал терпеливо ждать прихода Фрэнки.

Молодой человек совсем позабыл о тех двух грозных стражах, которые тревожили помыслы Джима Джонса, но все равно обмирал со страху. Уже здесь, под деревьями, ледяные пальцы страха сдавили горло, сбили дыхание. Голова шла кругом. И причина заключалась именно во Фрэнки. Он боялся девушку!

И когда она вышла из темноты, сердце бедного Аллана так зашлось, что парень упал бы, если бы не ухватился за ствол ближайшего дерева. Он не смог промолвить ни слова, пока девушка не подошла к нему почти вплотную. Ведомая каким-то чутким инстинктом, она даже в темноте определила, где он находится. Но и тогда Аллан сумел выдавить из себя только невнятное приветствие. Некоторое время она, не произнося ни слова в ответ, разглядывала его лицо. При этом Фрэнки подошла так близко, что стали отчетливо видны ее черты. Полоса света падала на ее лоб, и потому глаза девушки казались необычно темными и глубокими, придавая ей строгость и благородство, присущие более старшему возрасту. Аллан радовался и трепетал одновременно, хотя больше всего ему хотелось одного — повернуться и убежать отсюда подальше.

Своим обычным категоричным тоном она произнесла:

— Я так и знала, что это не Джим. Думаю, Джим сейчас сладко спит.

Никакой радости от встречи с ним, только явственное сожаление о том, что Джим не пришел!

— Он не знал, что я собирался идти, — тихо ответил Аллан. — Я ушел, пока он спал.

Она снова кивнула:

— Я понимаю Джима. И что ты хочешь мне сказать, раз пришел?

Аллана охватила паника, он лихорадочно порыскал в поисках подходящего ответа и ничего не нашел.

— Не знаю, — только и ответил несчастный.

Девушка топнула ножкой:

— Ты пришел сюда, рискуя получить десяток-другой пуль только за то, что разгуливаешь тут! Думаю, об этом ты знаешь?

— Я надеялся, что опасность будет невелика.

— Но ты же знал! Ты должен был знать! И тем не менее ты пришел. Скажи тогда — зачем?

Он только печально вздохнул.

— Может, Джим мне написал?

— Нет.

— Аллан, раньше твои поступки были понятны и ясны. Что случилось? Ты хочешь сказать, что явился сюда… просто так? Ты?

Ее непонимание и нескрываемое презрение ожгли Аллана словно плеть.

— Я хотел увидеть тебя, — наконец просто сказал он.

Эти слова заставили ее задохнуться. Фрэнки всегда была остра на язык, но сейчас ей явно не хватало слов.

— Я действительно думал, — объяснял Аллан в своей обычной медлительной манере, — что найду что сказать, когда увижу тебя, Фрэнки.

— Послушай! — решительно сказала девушка. — Неужели это правда? Ты приходишь сюда, в город, где тебя могут пристрелить на месте, только ради того, чтобы сказать мне «привет»?

— Да, глупо получается, — пробормотал Аллан. — Извини.

— Черт побери! — выдохнула девушка. — С тобой с ума можно сойти! Идиот! Немедленно уходи. Бери своего коня и скачи отсюда, чтоб духу твоего не было в Эль-Райделе. И чем быстрее, тем лучше. Здесь не будет для тебя частной клиники! Поживее, Ал! Где твой конь?

— Там, где я оставил Джима, — несмело проблеял Ал.

Ответ немедля вызвал у Фрэнки новый поток ругательств.

— Ты что же, пришел пешком? Таких идиотов… ну ладно. Слушай меня, Ал. Как ты собираешься выпутаться из этой истории?

— Я? — пробормотал Аллан. — Не волнуйся за меня, Фрэнки. Я сумею постоять за себя.

— Гм!.. Ты не кажешься мне человеком, способным в случае чего выкрутиться из любой переделки. Ладно. Вот ты меня повидал и сказал «здравствуй». Я знаю, что с Джимом все в порядке и он не может прийти сюда сам, чтобы повидать меня. План свой ты уже выполнил, и остается только повернуться и отправиться обратно тем путем, каким пришел.

Она говорила так быстро и так категорично, что бедный Аллан никак не мог собраться с мыслями. Он только промямлил:

— Я еще хотел тебе сказать…

— Что? — встрепенулась Фрэнки. — Ал, ты больной?

— Я тупой, — безнадежно выдавил он. — Я все хочу сказать тебе одну вещь, Фрэнки, но все никак не получается.

Девушка кивнула, и Ал увидел, что она улыбается.

— Бедняга Ал! — промолвила она, мягко касаясь его руки. — Ты в миллион раз лучше любого из этих шустрых болтунов. Ничего, не спеши. Объясни толком, в чем дело.

В течение разговора Фрэнсис словно бы с каждой минутой становилась старше и мудрее. Аллан рядом с ней чувствовал себя юным и назойливым мальчишкой. И сейчас от ее жалости сердце Ала едва не разорвалось. К тому же он знал, что никогда, никогда не сможет выразить словами свои душевные муки. Потому он только покачал головой и очень грустно сказал:

— Не стоит, Фрэнки. Пять минут назад, когда мы встретились, мне казалось, что я должен многое сказать. Но все это куда-то подевалось.

— Но по крайней мере, главное ты помнишь?

— В основном я думал о тебе, Фрэнки. Я хотел рассказать о том, что приходит мне в голову, когда я думаю о тебе. — Он глубоко вздохнул, вспоминая часы, проведенные в безнадежном одиночестве. — Я хотел тебе сказать, что мне казалось, будто с тех пор, как мы расстались, прошел уже целый год…

Она изумленно ахнула, схватила его за руки и вытащила из-под деревьев, туда, где слабый свет звезд позволял видеть его лицо.

— Ал! — удивленно прошептала она. — Ты что же, влюбился в меня?!

— Влюбился? — в ужасе пробормотал Аллан. — Я никогда в жизни не думал о таких вещах. Нет, нет… это не любовь, Фрэнки.

— Гм, — задумалась девушка. — Я вообще-то верю тебе. Конечно, я рада, что мое подозрение не оправдалось. Но если это не любовь, то что же это, Ал?

— Ты не поймешь, Фрэнки. Ты только запутаешься, как запутался я.

— Я хочу попытаться.

— Но как ты сможешь понять? Ты всего лишь девушка, и притом юная девушка.

— Послушай, Ал. Каждая девчонка, даже самая сопливая, видит любого мужчину насквозь.

— Что, правда?

Аллан сказал это так серьезно, что Фрэнки вскинула голову и насмешливо улыбнулась, готовая ответить на его сарказм, но, убедившись в том, что Аллан говорит серьезно и искренне, она склонила голову, и Аллан увидел, что плечи ее затряслись.

— Тебе нехорошо, Фрэнки? — воскликнул Аллан в величайшей тревоге.

— Нет, нет, — сдавленно ответила она.

В другое время он бы поклялся, что таким голосом мог бы ответить человек, с трудом сдерживающий приступы смеха.

— Но тебе же плохо, Фрэнки! Я сказал что-то, что сделало тебя несчастной! Я слышу боль в твоем голосе, ты вся дрожишь с головы до ног. Боже, каким идиотом я был! Да я скорее дал бы вырвать себе сердце, чем обидеть тебя! Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Ее ответ ошарашил Аллана. Это был такой удар, от которого он не смог оправиться до конца своей жизни. Потому что Фрэнки, отшатнувшись от него, воскликнула:

— Ал! Какой же ты глупый, глупый ребенок!

С этими словами она расхохоталась ему в лицо, содрогаясь от распиравшего ее веселья.

Глава 18

ПОЧТИ ПОПАЛСЯ

Аллана охватило желание оказаться за тысячу миль отсюда. Но хотя Фрэнки и смеялась над ним, она была так хороша в своем веселье, что Аллан передумал и остался на месте.

Фрэнсис взяла себя в руки и вымолвила:

— Бедный мой Ал! Прости, я не смогла удержаться!

Он ответил просто, как и всегда:

— На самом деле это не важно. Никто никогда не принимал меня всерьез, Фрэнки.

— Но я-то принимаю тебя всерьез, Ал!

Увы, она все еще подрагивала от схлынувшего веселья. Боль, раздирающая его душу, зажгла пожаром сердце и холодом пронзила мозг. Все мышцы рук и плеч, груди и спины, все мускулы, которые, казалось, покорно подчинялись ему, сейчас вышли из повиновения и обрели свою волю. Пальцы начали медленно сжиматься. Все, что он сейчас хотел, — это вцепиться в живую кричащую плоть и с хрустом вырвать из нее жизнь. Он затравленно огляделся вокруг, ища что-нибудь подходящее на роль жертвы. Тогда девушка снова подступила ближе, порываясь взять его за руку.

— Милый Ал, — промолвила она, — ты разозлился! Я никогда, никогда не прощу себе, что так тебя обидела. Но ты же знаешь, каковы девушки. Мы смеемся надо всем на свете. Прости меня, друг, прости!

— Да пустяки, правда.

— Ну, расскажи же, что привело тебя сюда!

— Если бы это была любовь, Фрэнки, неужели ты думаешь, я осмелился бы прийти сюда и говорить тебе о ней? Нет, нет!

— А что такое любовь, Ал?

— Я точно не знаю. Но наверняка это что-то чудесное.

— Ты думаешь? Ну, продолжай, — добавила она повеселевшим голосом. — Расскажи мне все, Ал.

— То, что я испытываю, Фрэнки, похоже на ностальгию. Но ведь сейчас у меня нет дома, куда я мог бы возвратиться. Значит, это не ностальгия.

— Ага! — выдохнула она.

— Это тебе что-то говорит?

— Не торопи меня, Ал. Что же еще?

— Все. Разве что я постоянно думаю о тебе. И это самое ужасное.

— Думаешь обо мне?

— Потому что всегда при нашей встрече ты улыбаешься так, будто видишь меня насквозь и не хочешь, чтобы я знал, насколько хорошо ты все понимаешь. Я, конечно, встречал людей, относившихся ко мне так же. Но почему-то именно твое отношение задевает меня сильнее прочих. Не знаю почему. Вот и все, что я могу рассказать. Разве что кроме…

— Кроме чего, Ал?

— Ты даже не подозреваешь, что творится у меня в голове, когда я вот так стою и смотрю на тебя. С минуту назад ты поднимала голову. Не сделаешь ли ты это снова?

Она покорно вскинула голову и, не проронив ни единого слова, посмотрела на Аллана из-под полуопущенных длинных ресниц.

— Сейчас, при свете звезд, твое лицо сказочно прекрасно, Фрэнки.

Немного помолчав, она сказала:

— Полагаю, что на сегодня ты сказал достаточно, Ал.

— Но я еще не договорил!

— Про звездный свет или что-то в этом же роде?

— О нет. Даже твои локоны, рассыпавшиеся по плечам, даже звук твоего голоса очаровывает меня, Фрэнки. И той ночью, когда я сидел рядом с тобой, пока ты спала, твое дыхание отдавалось во мне таким восторгом и счастьем, которых я никогда раньше не знал.

— Ал, замолчи!

— Я что-то не то сказал?

— Да, и по меньшей мере раз двадцать.

— Я только хотел сказать тебе всю правду. Хотелось выразить то, что я чувствую по отношению к тебе.

— И это не любовь? — полуутвердительно спросила девушка.

— Конечно нет.

Она вздохнула:

— Или ты ужасно хитрый, или совсем простофиля.

— Конечно же я простофиля. Все об этом знают.

— Никто о тебе ничегошеньки не знает, старина. Все они — болваны. Но я начинаю понимать… я только сейчас начинаю понимать…

Она внезапно метнулась к нему так, что ее тело коснулось Аллана и он услышал ее сбивчивое неровное дыхание.

— Ал, кто-то крадется в тени справа от тебя. Где твой револьвер?

— Я не взял его.

— Держи. Свой я всегда ношу с собой. Делай вид, будто ты ни о чем не подозреваешь. Возьми револьвер. Когда будешь стрелять, не целься слишком высоко. Убей их. Иначе они убьют тебя.

Правой рукой он принял оружие, а левой медленно обнял ее за талию.

— Не сходи с ума… тебя убьют, Ал! — прошептала Фрэнсис.

Но, попытавшись отклониться назад, девушка убедилась, что с таким же успехом она могла бороться со стальным брусом.

— Прячься в тень! — отчаянно прошептала она.

Аллан медленно наклонился и поцеловал ее, спокойно и неспешно. И в то же мгновение из темноты прозвучал негромкий голос:

— Обернись, Ал Винсент!

— Падай! — закричала Фрэнки. — Стреляй лежа!

Вместо того чтобы последовать совету, Аллан медленно повернулся на голос.

— Ты, дрянь! Толстомордая крыса! — заревел из темноты Уолтер Джардайн. — Я здесь. Ты там. И пусть за нас говорят револьверы.

— Меня никогда не обвинят в убийстве, — тихо и серьезно сказал Аллан.

— Убийство? Я говорю, защищайся! Или я нашпигую тебя свинцом по самые уши!

— Ал! — в бешенстве закричала девушка. — Он убьет тебя! Уолтер Джардайн! Уолтер Джардайн! Если ты застрелишь этого человека, я буду свидетельствовать, что он не двинул и пальцем, чтобы защититься. Я засажу тебя за решетку как убийцу…

— Если ты не будешь драться, собака, бросай револьвер и поднимай руки!

— И пошевеливайся, — добавил Элиас Джонстон, притаившийся сзади.

И Аллан все понял. Джардайн искал первую же возможность, чтобы убить его. Но если бы Джардайну это не удалось, Аллан все равно не вышел бы победителем из этой перестрелки. Потому что оставался еще маленький снайпер Джонстон, который пристрелил бы его из своего укрытия. Все это пронеслось в сознании Аллана, пока он поднимал руки над головой.

Двое ищеек были уже рядом.

— Наручники у тебя? — спросил Джонстон.

— Вот они.

— Быстро нацепи их на его лапы. А я придержу его пока.

И вот Элиас ткнул стволом револьвера в складку толстой и мягкой кожи, покрывающей ребра Аллана, и прошипел, что если он дернется хотя бы на дюйм в любую сторону…

— Как только ты пошевелишься, вздрогнешь, отгоняя муху, я стреляю. И можешь мне поверить, не промахнусь!

Наручники уже приготовлены и протянуты вперед.

— Ал, Ал! — рыдала Фрэнки. — Лучше бы ты сражался с ними до последнего вздоха.

— Как вы узнали, что я приехал? — полюбопытствовал Аллан.

— По свисту, парень, — ответил Джонстон, неописуемо гордящийся хитроумным планом, благодаря которому он узнал о сигнале.

— Они читали мои письма! — воскликнула девушка. — Ах вы, грязные, трусливые…

Каким именно ругательством она хотела их наградить, осталось невыясненным, так как в этот миг из-за ближних деревьев раздался выстрел и пуля просвистела прямо над ухом Джардайна. Он резко обернулся, вскрикнув от гнева и изумления; и в этот же миг дуло револьвера перестало упираться в ребра Аллана. Элиас инстинктивно повернулся всего на одну секунду, чтобы встретиться лицом к лицу с новой и невидимой опасностью. Но этот крошечный отрезок времени предоставил Аллану единственный шанс, и тот успел им воспользоваться. Его кулак смазал Элиаса по лицу — удар получился быстрым, как легкое движение кошачьей лапки, и таким же сокрушительным, как тяжеловесный пинок медведя гризли, самого страшного боксера в природе. Удар свернул Джонстону набок нос и вышиб три передних, неудачно выступавших зуба. И вдобавок сбил его с ног. Элиас отлетел к ближайшей сосне, ударился о ствол и безвольно сполз на землю.

В то же время его сдавленный вопль, вырвавшийся из груди от удара, заставил Джардайна обернуться как раз вовремя, чтобы встретить летящий в него кулак. Это был всего-навсего несильный толчок, но Уолтера он сразил наповал — бедняге показалось, что в его череп угодило пушечное ядро. Не успело отзвучать эхо выстрела, не успели еще раздаться голоса из гостиницы и близлежащей улицы Эль-Райдела и поднять тревогу, как Аллан был уже в чаще кустов, а рядом с ним не кто иной, как Джим Джонс.

— Болван! — довольно нелюбезно приветствовал его Джим и, не расходуя дыхание на разговоры, развернулся. Друзья быстро скользнули в темноту.

На полпути к склону каньона, где была разбита их стоянка, они остановились и обернулись к городу. Даже здесь удивленные голоса жителей были слышны достаточно ясно. Беглецы увидели прыгающие огоньки, как будто люди соскакивали с лошадей, спеша к сараю за гостиницей с фонарями в руках. Услышали и перестук копыт скачущих лошадей. Но, немного подождав, убедились, что всадники устремились в противоположном направлении. Они поскакали по той дороге из Эль-Райдела, где может проехать конный, а не по той, где возможно пробраться лишь пешком.

— Их сбило с толку то же, что и меня, — сказал, понаблюдав с минуту, Джим Джонс. — Ты пришел в Эль-Райдел пешком. Бьюсь об заклад, это самая дурацкая затея из всех, которые приходили кому-нибудь в голову… или самая удачная.

— Как ты догадался… — начал было Аллан.

— Очень просто, — ответил Джим. — Я проснулся в ту самую минуту, как ты отчалил. Смотрю, ты стоишь. Потом вижу, ты потопал вниз, так тихо, прямо как лошадь по гравию. Я решил тебя проводить. Гляжу, а ты прешься прямо в Эль-Райдел! Я, признаться, малость струхнул. Однако пошел за тобой. Не хотел оказаться трусливее, чем ты. Но, Ал, что такое важное ты хотел сказать Фрэнки, из-за чего стоило рискнуть попасться Джардайну и Джонстону?

Аллан ничего не ответил. Но в глубине души он испытывал твердую уверенность, что дело действительно того стоило.

Глава 19

ОГРАБЛЕНИЕ

Место для засады наконец-то выбрали. Бандиты притаились по обе стороны железной дороги там, где она шла в ложбине между холмов. Все рассредоточились по двое.

— Любой дурак может прикончить первоклассного бойца, когда тот один, — сказал главарь, собрав своих соратников. — Но двое неплохих стрелков, работая вместе и прикрывая друг другу спину, могут выстоять против двух и даже трех десятков разгильдяев.

Каждая пара была посвящена в малейшие детали плана. Весь день они провели в одной из расселин неподалеку от назначенного места. Двадцать четыре часа потратили на то, чтобы дать знать двум сообщникам в Галли, которые будут ехать в поезде, в каком месте начинать действовать; и все остальное время ушло на скрупулезную проработку задачи и роли каждого участвовавшего в деле. Одна группа должна была захватить паровоз и залить топку, чтобы поезд не смог сразу же отправиться дальше и поднять тревогу на первой же станции. Задачей же остальных было вывести пассажиров и выстроить в шеренгу перед вагонами. Самые смекалистые и опытные стрелки в это время штурмуют вагон, в котором под охраной находятся сейфы с деньгами. Именно Гарри Кристофер возглавит ударные силы для обезвреживания охранников. Предполагалось, что Том Моррис будет действовать изнутри вагона, когда все начнется. Проблема вскрытия самого сейфа решалась ловкостью Левши Билла. Таков был общий план. Роль, которая отводилась Аллану, была проста. Он должен был помочь вывести пассажиров из вагонов и обчистить их карманы и кошельки, забрав все ценное. Единственное, что радовало парня, — так это то, что он не будет участвовать в перестрелке.

Наконец подготовка была завершена, и за полчаса до прибытия поезда к условленному месту все бандиты расположились в своих укрытиях. Часть притаилась в густых зарослях кустарника на склоне, остальные — повыше, почти на самой вершине. Уже докурена последняя самокрутка. Выбита последняя трубка. Все замерли, когда прозвучало последнее предупреждение Гарри Кристофера, касающееся всех:

— Если кто-то завалит это дело…

Эта угроза не требовала продолжения. Мрачные, напряженные лица бандитов говорили сами за себя. Неудачника, чей просчет или ошибка приведет к провалу всей операции, прикончат на месте. Сомнений на этот счет не было. Напряжение не отпускало бандитов ни на минуту, так как они знали характер жителей Кранстона. И еще они знали, что, даже если ограбление пройдет удачно, позади будет лишь часть опасностей. В течение многих дней они взвешивали риск, на который идут. И результат был налицо — нервы у каждого были на пределе. Джим Джонс лежал рядом с Алланом, и последний с любопытством наблюдал за лицом своего друга. Его щеки побелели, и нижняя челюсть выдвинулась вперед. Он походил на человека, увидевшего направленный в лицо револьвер.

Что же до самого Аллана, ему казалось, будто он попал в странный сон. Стояло ясное теплое утро, ветерок был настолько слаб, что облачка в небе еле-еле двигались. Уже перевалило за полдень, и воздух становился все жарче и удушливее. Солнечные лучи, падающие на спину Аллана, нагревали куртку и припекали вовсю. Над холмами дрожало горячее марево. Ящерица, сидящая на плоском буром камне всего в каком-то ярде от Аллана, ни разу не шевельнулась за все время, пока он там лежал.

И вот рельсы начали звенеть. Лишь в такой полной тишине можно было уловить настолько тонкий звук. Он становился все громче и громче. И когда паровоз вылетел из-за поворота, едва слышная вибрация превратилась в устрашающий рев. Паровоз был черным и огромным, за трубой стелились густые клубы дыма. Аллан увидел, как это чудовище, летя на всех парах и качаясь из стороны в сторону, завершило поворот… и тут раздался внезапный громкий скрежет, длинная череда вагонов сотряслась в дрожи, и поезд остановился прямо перед местом засады.

Тишину разорвал громкий крик Гарри Кристофера. Его разом подхватила вся волчья стая, и, вопя, они ринулись с косогора вниз, на добычу. Аллан увидел машиниста и кочегара, которые выбирались из своей кабины с поднятыми над головой руками, и невысокого коренастого человека в маске, вылезающего за ними. В его руках блестел на солнце револьвер. Сам Аллан вскочил на ноги вслед за Джимом Джонсом, натянул на голову маску — полосу ткани, отрезанную от подкладки его куртки, — и выхватил револьвер. Сейчас он был частью небольшой живой лавины, катившейся на поезд.

Джим Джонс добежал первым.

— Оставайся снаружи. Держи всех на мушке, когда они вылезут! — приказал Джим и вспрыгнул на ступеньку первого вагона.

По всему поезду раздавался женский визг, дикий непрекращающийся крик, который бил Аллану по нервам еще долго после того, как все умолкли. И впечатался в память на долгое, долгое время. Аллан видел, как в окнах появлялись лица пассажиров. Люди прислонялись к стеклу, но стоило им заметить его фигуру, как они тут же быстро отшатывались. Такова магическая сила оружия, что, когда оно устремлено на толпу в сотню человек, каждому мерещится, что целятся именно в него.

Вот пассажиры, теснясь и толкаясь, стали спускаться по ступенькам — всхлипывающие женщины, которым каким-то образом удавалось ломать руки, даже держа их над головой, перепуганные мужчины, разозленные мужчины, мужчины, тщетно пытающиеся казаться равнодушными.

От головы поезда доносился гром ожесточенной перестрелки. А через минуту все утихло, и в этой наступившей паузе прозвучал хриплый голос Гарри Кристофера:

— Отличная работа, ребята…

Значит, они захватили вагон с деньгами!

Аллан не осмеливался оглянуться даже на секунду, чтобы посмотреть, что происходит. У него была своя задача, тщательно выверенная и не менее тщательно отрепетированная, и, когда пассажиры покинули вагон, он рявкнул:

— Повернитесь лицом к вагону! Станьте в ряд. Не слишком близко друг от друга. Держите руки подальше от карманов. Не дергаться! Мое дело — вас утихомирить. У меня хватит пуль, чтобы это сделать, если слов вы не понимаете. Эй, ты, там, в серой шляпе! Подними-ка повыше руки — над головой!

Как они походили на овец! Послушные, покорные чужой воле. Ведь в поезде — да что там, в одном этом вагоне! — было достаточно мужчин, чтобы вколотить всю банду Кристофера по уши в землю. Какое-то дикое, животное удовольствие охватило Аллана от сознания, что сейчас он — один из надсмотрщиков. Овцы следили за ним, скосив глаза. И вся шеренга содрогнулась в ужасе, когда он взмахнул оружием.

Вагон опустел. Из других вагонов продолжала валить толпа. Вышел Джим Джонс, чуть ли не пританцовывая от переполнявшего его веселья и восторга.

— Хорошая работа, старина! — обратился он к Аллану. — Держи их на прицеле, чтоб ни один не дернулся. А я пройдусь по ряду. Выворачивайте карманы, ребята. До последнего цента!

Он двинулся вдоль шеренги, держа в одной руке сумку. Второй он быстро обшаривал одежду тех, до кого не сразу дошла его команда. Сумка раздувалась все больше и больше, доверху набитая награбленным добром. То там, то тут раздавались истеричные вскрики женщин, с которых грубо сдирали кольца. У некоторых мужчин вырывался непроизвольный стон, когда их толстые кошельки перекочевывали в сумку Джима. В ней были уже не только деньги и драгоценности, но и не один и не два револьвера. Только в этом вагоне, который обшаривал Джим, изъяли пять револьверов. Но все эти отважные люди, весьма храбрые, когда готовы встретиться с опасностью, растерялись и оказались абсолютно беспомощными перед дерзким парнем, осмелившимся ворваться в вагон и выгнать их всех, будто в руках у него был пулемет, а не обычный шестизарядный револьвер.

Они действительно были овцами! Такими же, как сам Аллан. Он подумал, что, наверное, со временем он вернется в загон и будет вспоминать эти отчаянные дни, словно это было во сне.

Дело шло к финалу. Пассажиров, которых уже обыскали, снова загоняли в вагон. Не успели они все залезть обратно, как в голове поезда прогремел приглушенный взрыв. Из вагонов послышались испуганные женские вопли. Но даже тугодум Аллан понял, что произошло. Левша Билл показал свое искусство и взорвал дверь запечатанного сейфа. Богатство оказалось в руках бандитов. Гарри Кристофер осуществил свой план до конца. Грохот взрыва подхватило эхо, и бесконечные раскаты сотрясали отроги гор. Но вместо того, чтобы затихнуть, они почему-то нарастали, и объяснение этого феномена не замедлило последовать. Часовой, оставленный на гребне холма, галопом мчался вдоль склона, крича:

— Следующий поезд! Быстрее, ребята!

Пыхтя и гремя, поезд приближался. Он шел, готовый к битве. На нижних ступеньках двух вагонов, составлявших весь поезд, стояли мужчины. Стволы винтовок у них в руках нестерпимо горели на солнце. Когда проследовал первый поезд, в Галли каким-то образом поднялась тревога. Так что новоприбывший поезд был битком набит охотниками и мстителями, собравшимися со всей приличествующей случаю быстротой.

Шестеро грабителей с набитыми мешками, переброшенными на спину, мчались от головного вагона. Гарри Кристофер, стоявший за ними, прикрывал отступление и кричал, приказывая остальным бандитам спешить со всех ног к лошадям. И оставшаяся кучка преступников рванулась по склону косогора, карабкаясь вверх изо всех сил.

Пассажиры пришли в себя и начали выбегать из вагонов. Новость о приближении второго поезда разлетелась со скоростью лесного пожара. Нашлись два револьвера, не изъятые во время обыска, и их владельцы спешно открыли огонь. Но в жилах этих героев кипело слишком много досады и яда, и слишком мало твердости было в руках, чтобы эта стрельба оказалась эффективной. Она лишь пришпорила убегающих грабителей.

Но подоспела опасность пострашнее. Пронзительно скрежеща и громыхая, второй поезд начал останавливаться. С его подножек посыпались вооруженные преследователи, и воздух наполнил металлический лязг винтовок. Они наступали строем, как солдаты при штурме крепости, на мгновение останавливались, чтобы перезарядить оружие, и снова бросались вперед. Они стреляли непрерывно, но бандиты перевалили через гребень косогора без потерь, и ружейная пальба на время стихла, пока преследователи взбирались вверх по склону. Прежде чем они достигли вершины, вся банда в полном составе уже была в седлах и мчалась под прикрытие холмов со всей быстротой, на которую были способны их лошади, беспощадно терзаемые шпорами. Оказавшись в безопасности, они получили небольшую передышку.

Беглецы были рассеяны на значительном пространстве, а последний еще не показался в поле зрения. Но вот вся банда оказалась в сборе. Они перешли на легкий галоп, и главарь стянул всех поближе, чтобы установить возможные потери. Во всем отряде нашелся только один раненый, и то это можно было назвать царапиной. Задели Левшу Билла — ружейная пуля зацепила ему плечо. Рану наскоро перевязали, и, пока шла перевязка, Гарри выдал новую команду.

Такой толпе не стоило и надеяться пересечь округ Кранстон, не попавшись в лапы законникам. Поэтому шеф приказал разделиться на две группы. Девять грабителей под предводительством Левши Билла должны отправиться в горы по одной дороге. Остальные, во главе с самим Гарри, будут двигаться в другое место высокогорья, чтобы ускользнуть от погони. Через две минуты все детали были обговорены и назначено место встречи. Затем две группы, размахивая шляпами и громко желая друг другу удачи, разъехались. Левша Билл повел своих людей на юго-восток, а Гарри Кристофер двинулся с остальными к северо-востоку. И в том, и в другом направлении дорога вела в горы.

Аллан и Джим Джонс ехали в группе Кристофера. И Аллан радовался хотя бы тому, что судьба не разлучила его с другом. Более того, теперь он не сомневался, что они доберутся до безопасного места.

Вместе с командиром их было десять — отлично вооруженных, на хороших лошадях. И если предстоит уходить от погони, шансы оторваться от преследователей очень велики. А даже если кто-нибудь и нагонит беглецов, их отряд достаточно многочисленный, чтобы перестрелять всех законников до одного, как только те приблизятся.

В целом Аллан испытывал лишь облегчение. Но одно обстоятельство лежало на его совести тяжким грузом: при нападении на поезд один человек погиб. Это был охранник, стороживший вагон с деньгами. Том Моррис застрелил его в спину. Увидев это, остальные два стража сложили оружие. Вот в чем был секрет такого успешного захвата вагона с сокровищем.

Глава 20

ПОГОНЯ

До наступления темноты они ехали без остановок. Потом сделали небольшой привал, перекусили галетами, кофе и беконом, который ели сырым, вложенным между галетами. Путь продолжили уже ночью. Темнота была неполной из-за встающей над восточными пиками гор луны. И в предательских потоках бледного света лица всадников казались черно-серебристыми. Они продвигались в полном молчании, слышался только скрип сбруи, легкий звон шпор, всхрапывание уставших лошадей и их тяжелая поступь.

Утешением служило то, что всадники были уже среди отрогов гор. Теперь шансы добраться до высокогорья к рассвету, если все пойдет как следует, возросли. Поэтому Гарри Кристофер решил отбросить на время осторожность и повел своих людей прямо по главной горной дороге. В стороне остались трудные и утомительные тропы, которые наверняка задержали бы их в самом сердце округа Кранстон до утра. Они пробирались по горной дороге и преодолели уже добрые две мили, с каждой минутой воодушевляясь все больше, когда столкнулись со всадником, ехавшим им навстречу.

Он оказался добродушным парнем и был не прочь остановиться, чтобы посплетничать.

— У нас нет времени на разговоры, — резко оборвал его Хэнк Гир. — Мы преследовали грабителей, обчистивших поезд. Мы с ребятами устали как собаки. И никого не поймали — словно за призраками гонялись! По-моему, их никогда не изловить.

— А-а-а, — сказал незнакомец. — Это работа Гарри Кристофера. Его узнали по лошади, на которой он удирал. Думаю, Кристофера не поймают до второго пришествия. Ну ладно, до свиданья, ребята. Жаль, что вам не повезло.

И он скрылся за поворотом дороги, помахав на прощанье рукой. Но как только его лошадь исчезла из виду, до слуха бандитов донесся бешеный перестук копыт. Гарри Кристофер натянул поводья. Остальные тоже остановились.

— Слышите, как помчался? — сказал Кристофер. — Он почуял неладное. Он распознал обман, можете мне поверить!

— Давай я догоню его и прикончу, — мрачно процедил Хэнк Гир, доставая из кобуры свой револьвер. — Луна светит достаточно ярко, чтобы я разглядел эту скотину.

— Никуда ты не поедешь, — холодно сказал Кристофер. — Тебе бы только убить кого-нибудь. А мое дело — делать деньги. Этой ночью мы должны выжимать все, что можем, не из револьверов, а из лошадей. Потому, парни, мчитесь как дьяволы. Позади нас, я полагаю, уже поднялась тревога!

И они пустили лошадей в галоп вверх по горной дороге. На пределе возможностей, если принимать во внимание то расстояние, которое им нужно было преодолеть. Было бы верхом глупости пускать лошадей во весь опор и вскорости загнать их до полусмерти. Так они ехали около получаса. Бандиты не теряли времени даром. Они освобождали свои вьюки от излишней тяжести. Одни выбрасывали одеяла, другие отстегивали и перепаковывали седельные сумки. Все мрачно готовились к предстоящему длительному бегству, и Аллан делал то же, следуя их примеру.

— Что будет с нами? — осмелился он спросить у Джонса.

Но даже Джим не нашелся что ответить. Он только угрюмо взглянул на товарища. В подобных случаях, когда никто не может предугадать, что произойдет в следующие пять минут, речи излишни.

Но по истечении получаса беглецы обнаружили первые признаки опасности, несущейся по их следу. Хэнк Гир, отличавшийся завидной тонкостью слуха, внезапно осадил коня и поднял руку. Вся группа подчинилась сигналу, и когда их лошади остановились, беглецы услышали далеко внизу на дороге звук, похожий на приближающийся шум ливня.

— Скачут, — твердо сказал Хэнк Гир. — Придется ехать всю ночь.

Банда наскоро посовещалась. Большинством голосов было решено продолжать двигаться по дороге. И хотя сначала Гарри Кристофер предлагал свернуть на боковую тропу, под конец он дал себя переубедить. Их лошади еще не слишком устали. Они могли покрыть такое расстояние, которое, возможно, не одолеют лошади преследователей, яростно подгоняемые шпорами.

— Продолжайте скакать с той же скоростью. Не хлещите и не понукайте коней, — приказал главарь. — Не дайте им выбиться из сил. Не пришпоривайте, пока вокруг не засвистят пули. А тогда мы найдем, чем посвистеть в ответ.

И сам поехал впереди на своей великолепной кобыле, задавая скорость. Остальные без труда поспевали за ним. Через некоторое время звук, похожий на шум дождя, усилился, загромыхал вовсю, и наконец, оглянувшись назад, на дорогу, серебряную при ярком лунном свете, беглецы увидели отряд, скачущий по их следам.

То, что предстало их взглядам, заставило дрогнуть сердца самых смелых. Не менее сорока всадников вплотную друг к другу неслись за ними, растянувшись на всю видимую длину дороги. Они скакали быстро, но не во весь опор. Такая скачка не могла загнать их коней. Отряд держался вместе, так что стало ясно — кони могут проскакать так еще много миль. Вот почему преступления в округе Кранстон пошли на убыль!

— Я и не знал, — пробормотал Хэнк Гир, — что в Кранстоне так много стрелков. Черт меня побери, они ведь скачут, как обученные кавалеристы!

Преследователи действительно походили на отряд кавалерии. Сердца грабителей сжались, когда они увидели такую большую и сплоченную погоню.

Наверняка в памяти каждого всплыли невероятные истории о том, как кранстонцы преследовали бандитов, загоняли их в угол и расправлялись с ними самолично, из опасения, что законный суд окажется слишком мягким. Весь отряд бандитов тут же ударился в паническое бегство. Даже резкий командирский окрик Гарри Кристофера едва смог заставить их вернуться к прежней ровной скачке, хотя бы такой же, как у преследователей.

— У них же у всех прекрасные лошади! — закричал Джим на ухо Аллану. — Попались мы, старина!

Действительно, преследователи без труда продолжали преследовать их в том же темпе и мало-помалу нагоняли преступников. Всадники неслись по узкой, будто выточенной рекой, расселине между двумя утесами. Вероятно, в давние времена здесь и вправду текла речка, но после обмелела и пересохла. Лунный свет отбрасывал мрачные тени на восточный склон ущелья, бешеный перестук копыт отзывался гулким эхом в стенах ущелья.

Из-за слишком узкой тропы в ущелье беглецы разделились на две группы. Впереди несся Гарри Кристофер и еще пятеро. Группу отстающих возглавлял несчастный Аллан. Потому что его кобыла, ослабевшая от скачки скорее душевно, чем физически, норовила теперь сбиться на неторопливый, более приятный аллюр. И перешла на легкий, медленный галоп. Сколько Аллан ни шпорил ее, она только сбивалась с ноги и поддавала задом. Соратники Аллана, вынужденные скакать позади, в отчаянии проклинали и лошадь, и его самого. Обезумев, они пробовали обогнать неудачника, но острые уступы обоих склонов, щерясь как огромные зубы, не давали этого сделать. И всадники вынуждены были сохранять прежний порядок движения и скакать позади Ала.

Аллан услышал гневный голос Сэма Баттрика, который проревел за его спиной:

— Пристрели этого ублюдка, Хэнк, или мы все здесь поляжем из-за него! Он же нас всех угробит!

— Убирайся с дороги! — рявкнул Хэнк Гир. В это мгновение он был ужасен. — Убирайся, если не можешь заставить эту скотину скакать быстрее!

Но у Аллана не было возможности последовать такому любезному совету, и, может быть, он и получил бы пулю, обещанную Баттриком, если бы не прозвучал резкий окрик Джима:

— Тот, кто пустит пулю в моего друга Ала, получит такую же от меня!

Наверное, это предупреждение и спасло Аллана в первые минуты. А потом его избавил от угрозы инцидент, которого никто из них не мог предугадать, Когда впереди уже показался конец ущелья, оттуда раздался громкий крик и частая пальба. Беглецы услышали стук копыт множества лошадей, несущихся им навстречу. Они увидели, как первая группа бандитов, достигнув конца ущелья, ринулась вперед во весь опор. Они стреляли, целясь куда-то вправо. Во тьме полыхали вспышки выстрелов. И вдруг справа показался отряд — целая армия всадников, решительно мчащихся наперерез бандитам. Их ружья гремели, они неотвратимо приближались. Половина этого отряда уже почти настигла Гарри Кристофера и его людей. Остальные свернули и перекрыли выход из ущелья, которое превратилось в настоящую ловушку, запертую с обоих концов отрядами фермеров — искусных стрелков и великолепных всадников.

Жители округа Кранстон отлично доказали, что они достойны репутации поборников закона! Казалось, стрелки, окружившие отступающих бандитов, выскочили прямо из-под земли!

При таком положении Аллану не требовалось никакого приказа, объясняющего, что он должен делать. Враг был и впереди, и сзади. По обе стороны на пятьдесят ярдов вверх вздымались почти отвесные скалы, по которым не то что лошадь — никакой горный козел не смог бы взобраться. Аллан спрыгнул с седла и рванулся вверх по склону. Его спутники уже карабкались в том же направлении. Последним лез Хэнк Гир, сопя и ругаясь. Он был прекрасным ходоком, но для прыжков по камням и лазания по отвесным скалам длинные мослатые ноги Хэнка не были приспособлены. Влезать по этому убийственному склону очень мешал и груз одного из мешков с добычей из государственного вагона. Хэнк Гир входил в число тех шестерых счастливчиков, кому доверили мешки с деньгами.

Все это заметил Аллан, тоже пробирающийся в хвосте. Он запоздал начать подъем, но теперь наверстывал упущенное время за счет той легкости, с которой взбирался наверх. То, что он никогда в жизни не занимался скалолазанием, не имело никакого значения. Бог даровал ему не только сильные руки, но и крепкие ноги. Тем не менее, пока его спутники продолжали лихорадочно карабкаться наверх, Ал нашел в себе силы обернуться и посмотреть вниз. Две группировки преследователей встретились в центре ущелья, оглашая его воплями, в которых смешались разочарование и триумф. Хотя жертва и ускользнула от них ненадолго, она оставалась совсем рядом — и без лошадей!

Они тотчас же спешились. Меньшая часть осталась с лошадьми, остальные начали подъем. С дюжину легконогих молодых парней, каждый из которых стремился преуспеть в погоне, быстро вырвались вперед и подбирались все ближе и ближе к бедному Хэнку Гиру, который настолько выбился из сил, что боялся тратить их даже на проклятия.

Аллан не мог покинуть боевого товарища. Не говоря ни слова, он отобрал у Хэнка тяжелый мешок с золотом, стянул с его талии тяжелый патронташ, отдав Хэнку револьвер без кобуры. Хэнк раскрыл рот от изумления, когда до него дошло, что сделал Аллан. И, наподдав сильнее, он наконец вскарабкался на вершину утеса.

Нынешняя погоня оказалась для фермеров округа Кранстон не такой уж легкой. Стоя на краю обрыва, Джим Джонс открыл стрельбу по темным фигурам преследователей, движущимся вверх по склону. Это вынудило их приостановить погоню и искать укрытия, из которого они открыли ответный огонь. Кто же станет подниматься наверх, чтобы получить в лицо бешеный шквал свинца? Но и пытаться отстоять эту позицию было нельзя. Бандиты начали спускаться по противоположному склону.

— Малыш, — сказал Гир, хлопнув по плечу своего могучего спутника, когда они оказались рядом, — это была добрая услуга. А Хэнк Гир не забывает добрых услуг.

— Я застопорил путь внизу, — ответил Ал. — Так что я всего лишь расплатился.

Они спускались по холмистому плато, лежавшему над цепью невысоких гор. Со всех сторон были ущелья с отвесными склонами, на дне которых виднелись узкие долины. Долины были перегорожены живыми изгородями и рощами — искусственными и естественными препятствиями, через которые им теперь предстояло пробираться.

— Куда? — с трудом переводя дыхание, спросил Джим Джонс.

— Вперед, — ответил Сэм Баттрик.

Следуя этому указанию, группа спустилась в глубокую ложбину на поверхности плато. Один из полого спускающихся склонов густо зарос кустарником. Джим еще издалека заметил это естественное укрытие. Он устремился туда, потянув за собой Гира. Все остальные последовали за ними. Сэм Баттрик заявил, что они сами лезут в ловушку как глупые кролики, но сейчас всем было не до споров. Позади них уже раздавались голоса преследователей, переваливших через вершину утеса и начавших спускаться на плато.

Глава 21

АЛ ВЫКИДЫВАЕТ НОМЕР

Шестеро или семеро преследователей спрыгнули на дно той же лощины, на склоне которой притаились бандиты. Остальные фермеры разбрелись по противоположной стороне плато. Но почти сразу все они остановились.

— Я видел их где-то здесь, — сказал один.

— И куда же они делись потом? Растаяли в воздухе? — съязвил другой.

Сзади раздался низкий голос, принадлежавший явно немолодому человеку, запыхавшемуся от долгого бега.

— Они нырнули в долину с той или другой стороны, — заявил он. — Это самое вероятное, что можно было сделать. Посмотрите вниз с плато. Если бы они еще бежали вперед, мы увидели бы их на фоне неба!

— Либо они спустились, либо они спрятались.

— Где спрятались?

— Среди валунов.

— Не вижу ничего достаточно большого, чтобы укрыть четверых человек.

— Их было шестеро.

— Пятеро, болван!

— Давайте что-нибудь предпримем. Мы не можем торчать здесь всю ночь, пока эти сволочи удирают все дальше!

— Нужно одного оставить здесь, — предложил тот же глубокий голос, обладатель которого был явно старше своих спутников. — Разобьемся на группы. Нас здесь около пятидесяти человек. Малыш, ты поведешь этих. Шагнесси, ты возьмешь этих. Я пойду со своими ребятами. Ландтон возьмет остальных. Вниз ведут четыре тропы, по две с каждой стороны. Прочесывайте их так, будто там рассыпаны бриллианты. Парень, который остается здесь, если что-нибудь заметит, подаст голос — и мы услышим. В такую тихую ночь звуки разносятся далеко и очень ясно.

— Я останусь, — подал голос доброволец. — Черт меня подери, если я не устал до смерти от бега. Я посторожу.

— Молодчина старина Билл! Гляди в оба.

— Положитесь на меня, парни. Не вчера родился.

Шумно переговариваясь, отряды преследователей двинулись вперед. Минуту спустя они уже приступили к исследованию склонов. Жители Кранстона еще раз доказали, что являются лучшими охотниками и организаторами охоты на людей. Последняя ночь только подтвердила непререкаемость этого факта.

Шум удаляющегося топота множества ног затих, теперь бандиты слышали только, как оставленный на страже Билл прогуливается туда-сюда и насвистывает себе под нос. Но в его бдительности сомневаться не приходилось. Притом часовой находился на таком близком расстоянии от спрятавшейся четверки, что они вынуждены были разговаривать едва различимым шепотом и изо всех сил сдерживать рвущееся дыхание. Несчастным, не имеющим возможности глубоко вздохнуть, оставалось только переговариваться. И, невзирая на всю мощь своих легких, Аллан почувствовал, что сейчас задохнется.

— Черт бы их всех побрал, — первым прокомментировал положение Сэм Баттрик. — И все из-за этого новичка. Что у тебя была за лошадь, Винсент? И как ты умудрился так на ней ехать? Будь я проклят, если мне не жаль, что Хэнк не оторвал тебе башку…

— Заткнись, — угрюмо оборвал его Гир. — Парень ни при чем, это все из-за лошади. Эти горбоносые сволочи все такие. И как же нам теперь быть?

— Попытаться улизнуть отсюда, — предложил Джим.

— Под прицелом этого Билла? Не будь дураком, Джим. Если бы он напевал, мы еще могли бы попробовать проскользнуть мимо, потому что поющий человек немного зажмуривается. Но тот, кто свистит, видит все хорошо.

— И что тогда?

— Кто-то должен отключить Билла.

— Выстрел взбудоражит всю толпу. Нужно что-то более бесшумное — не револьвер, а нож, болван!

— А кто пойдет?

— Я! — вызвался Сэм Баттрик, приподнявшись на четвереньках и готовясь выбраться из укрытия. Он аж рычал от предвкушаемого удовольствия. — Будь уверен, он не услышит меня. Я подползу тихо, как змея, и когда буду рядом — я знаю, куда надо ткнуть ножом так, чтоб он и не пикнул!

— Бога ради, — пробормотал Аллан, почувствовав, как желудок подступает к горлу, — подождите!

— Ну, ждем. Что ты хочешь предложить?

— Давайте, я его уложу.

— Ты? Да ты наделаешь столько шуму, что всех ворон перебудишь!

— Он совсем не шумел, когда уложил тебя, Сэм, — язвительно заметил Гир, который, видимо, решил про себя пустить вперед молодчика, из-за чьей неуклюжей скачки они все угодили в ужасную ловушку.

Баттрик зарычал от бешенства:

— Это вышло случайно! Случайно! Ты же слышал, что он сам признал это!

— Ты никогда не пытался отыграться за эту случайность.

И когда Баттрик снова издал яростное клокотание, Гир добавил:

— Вперед, малыш. Настал твой черед оказать нам всем услугу. Большую услугу.

Аллану ничего не оставалось, как выполнять обещанное. Хотя он сам сознавал, что даже схватка с Джонстоном и Джардайном — всего лишь мелкая неприятность по сравнению с этим приключением. Потому что он должен напасть на хорошо вооруженного часового, который держится начеку, а совесть не позволяла ему нанести смертельный удар, хотя любой другой на его месте нисколько не задумывался бы и убил часового при первом же опасном движении.

Аллан потуже затянул пояс, трепеща от страха и возбуждения.

— У тебя есть план, Ал? — дружелюбно поинтересовался Джим.

— Есть один, — ответил Аллан, но в голове его не промелькнуло ни единой идеи на этот счет.

Со всей возможной осторожностью парень выскользнул из укрытия, тщательно отводя руками ветви кустарника одну за другой так, чтобы не было слышно даже шелеста листьев.

Такая предосторожность оказалась излишней. Когда Аллан добрался до открытого пространства и поднялся на колени, чтобы выглянуть за край расселины, он увидел фигуру врага, четко обрисовывающуюся на фоне звезд, в целых тридцати ярдах от себя. Он видел его на фоне звезд, которыми он недавно восхищался, на фоне звезд, которые глядели вниз на Эль-Райдел и на даму его сердца, живущую в этом городке. Они были такими же яркими, как тогда, — луна, сиявшая всю ночь, теперь спряталась за тяжелыми тучами, слегка окрасив их призрачно-серебристым ореолом. Ночь была такой же, как та, но Аллан вглядывался в нее с совсем иным чувством.

Аллан размышлял об этом всего мгновение. Он еще не успел сделать ни единого движения, как почувствовал, что перевоплотился. Он понял, что не сможет подойти к противнику прямо. Надо было снять сапоги и подбираться к врагу на четвереньках, ползком, как, бывало, подбиралась к воробьям кошка, виденная им в детстве на заднем дворе. Теперь Аллан понимал, почему глаза у кошки горели такой лютой, дьявольской радостью. Сейчас, глядя поверх скал на Билла, свою будущую жертву, он ощущал такую же радость в себе.

Задача Аллана была очень трудна. Бдительный страж поворачивался в разные стороны, напряженно всматриваясь в ночь. Рядом с лощиной голоса преследователей раздавались очень отчетливо, в тиши горной ночи звуки разносились очень далеко. Более того, часть фермеров могла вернуться, тем самым сделав задачу Ала невыполнимой. И у него не было бы даже возможности снова спрятаться в лощине, под ненадежной защитой кустов. А валуны на плато, как верно заметил немного раньше один из фермеров, были недостаточно велики, чтобы за ними мог укрыться взрослый человек.

Но Ал продолжал продвигаться вперед на четвереньках, скользя по-звериному, как та кошка в далеком детстве. Вот страж обернулся. Аллан приник к земле, спрятав лицо и приглядывая краешком глаза за жертвой. Так на протяжении нескончаемо долгих пяти минут он подкрадывался, пока часовой не оказался в зоне досягаемости — всего в пяти или шести шагах. Но в этот момент Билл неожиданно решил перейти на другое место. Он прошел на расстоянии вытянутой руки от затаившегося Аллана.

Парень перестал дышать, глядя на шагающего прямо на него врага. У Билла в руке поблескивал взведенный револьвер. Но удача не покинула Аллана. Билл напряженно всматривался куда-то в даль. Он не заметил тени, скорчившейся у самых его ног. Но когда он миновал ее, эта странная тень превратилась в фигуру поднимающегося с колен человека и по-охотничьи беззвучно кинулась следом.

Цепкие стальные пальцы сдавили запястье Билла мертвой хваткой. Как жало попавшей в паутину осы заставляет паука оцепенеть, так от страшного захвата разжались пальцы Билла, и револьвер, не причинив вреда, упал к ногам. В то же мгновение другая рука Аллана обвилась вокруг шеи несчастного фермера. И они оба распростерлись на земле.

Все, что смог припомнить Аллан для такого случая, была полузабытая детская фраза:

— Сдавайся, Билл!

Последовало невнятное бульканье, и Аллан поспешно ослабил мышцы руки, сдавившей горло противника.

— Я сдаюсь, — просипел бедняга Билл. — Но как…

С дальнего конца плато донеслись голоса. Они быстро приближались.

— Лежи тихо, — процедил сквозь зубы Аллан. Его переполняла страшная свирепость и безжалостность. — Лежи тихо! Если они нас найдут или ты дернешься, то первое, что я сделаю, — это сломаю тебе шею. А потом перебью их как котят.

Он сделал бы это. Сейчас, когда он лежал рядом со своей жертвой, в нем не было страха. Была лишь адская ярость, страстная ярость кота, который в безумном, счастливом прыжке вцепился когтями в вожделенную птицу.

К ним приближались трое.

— Они пробираются в долину по одному из склонов, — услышал Аллан.

— Если эти четверо спустятся, можно считать, что они попались. Там полным-полно прибывших из долин любителей поохотиться. Мы позвонили со станции в Хинчли, весь город поднялся и рванул в эту сторону. Можешь быть уверенным, мы обложили их со всех сторон.

— А ты не принимаешь во внимание, что они могут пойти через холмы?

— Без разницы. Все, что им осталось, — это бежать прямиком через долину. Все кругом оцеплено, начиная от того ущелья, где была западня. Мы наступаем цепью, постепенно стягиваясь все ближе к центру. И чем ближе к центру они окажутся, тем быстрее попадутся. Парни из Хинчли знают свое дело не хуже нас.

— Это научит свиней, которые любят убивать и грабить, держаться подальше от округа Кранстон!

Они были совсем рядом. Один из них споткнулся о камень и выругался. Он был так близко от затаившего дыхание Аллана, что тот явственно услышал не только восклицание, но и его дыхание, сбивчивое от злости и вызвавшей ее боли. А потом… они прошли мимо! Молодой грабитель скосил глаза и увидел эту троицу, шагающую плечом к плечу и беззаботно болтающую. Потом они скрылись в одном из ущелий, где уже трудились остальные преследователи.

Глава 22

МАЛЫШ БЫЛ ПРАВ…

Аллан поднялся на колени, все еще сжимая могучей рукой горло несчастного Билла, готовый в любую минуту задушить свою жертву. Он огляделся. Поблизости никого не было видно.

— Так, — сказал Аллан. — Тебе, Билл, не повезло. Даешь слово вести себя смирно и не поднимать шума?

— Я в твоих руках, — отозвался пленник. — И никуда не денусь. Обещаю делать все, что ты скажешь.

— Вставай и иди впереди меня — сюда вот. Да, правильно.

И парень повел поверженного врага обратно к лощине, сжимая в руке револьвер, отвоеванный у бедняги часового. Этот Билл был плотным мужчиной средних лет. Пышные бакенбарды и длинный горбатый нос вместе с маленькими блестящими глазками придавали ему вид проницательного человека. В расселине Аллан тихо подозвал друзей, прятавшихся в укромных зарослях, и Билл не сдержал удивленного возгласа:

— И мы стояли прямо над вами!

Первыми словами, которые услышал Аллан, были отнюдь не поздравительные речи о счастливом завершении его миссии, а хриплая ругань Сэма Баттрика:

— Зачем ты притащил его сюда? Я не хочу его видеть! Заткни ему глотку раз и навсегда, и заткни быстро, я сказал!

В его кровожадных намерениях сомневаться не приходилось. Чтобы разъяснить все до конца, Сэм вынул револьвер и, перехватив за ствол, взвесил в руке тяжелую рукоятку, как будто собирался не сходя с места вышибить несчастному мозги. Бедный Билл тут же шмыгнул за спину Аллана.

Аллан смертельно побледнел.

— Отойди, Сэм, — предупредил он здоровяка. — Я обещал Биллу, что с ним ничего не случится, пока он ведет с нами честную игру.

— Обещал? — прошипел Баттрик. — Что значит обещание такого зеленого юнца, как ты, против слова настоящего мужчины?

— Ты спятил, Сэм, — перебил его Гир. — Но что нам делать с этим парнем, Ал?

— Возьмем его с собой.

— Чтобы он путался у нас под ногами?

— Тогда оставим его здесь.

— У нас нет времени, чтобы возиться с ним — вязать, затыкать рот…

— Прихватим его с собой на часть пути. И пойдем обратно — через вершину утеса и вниз по другой стороне.

— Ты так думаешь, Ал? — тревожно спросил Джим. Двое остальных мрачно слушали.

— Я объясню почему. Я слышал, как они сказали, что нас окружили со всех сторон. И лучше всего будет пробираться назад.

— Что-то я сомневаюсь, — задумчиво ответил Джим.

— Он врет, — заявил Сэм Баттрик. — Он хочет засадить нас всех за решетку и заложить нас в суде, чтобы спасти свою шкуру. Знаю я таких молодчиков!

— Мы должны что-то предпринять, и быстро, — сказал Гир. — Я не собираюсь долго рассуждать и выхожу прямо сейчас.

С этими словами он перебросил через плечо свой мешок с деньгами, повернулся и побежал через плато со всей скоростью, на которую был способен. Он несся большими прыжками. Баттрик ринулся за ним вслед.

— Джим! — взмолился Аллан. — Я действительно слышал их разговор, сам слышал! Они говорили, что окружили нас плотным кольцом вдоль всей цепи холмов с той стороны.

— Они не могли успеть сделать это так быстро.

— Они воспользовались телефоном. Правда! Весь округ поднялся на охоту за нами!

— Не важно, чем занимается сейчас округ, Ал. Наши спутники рванули вперед, и мы должны держаться их.

И, не ожидая ответа на свой последний аргумент, Джим побежал догонять тех двоих. Аллану не оставалось ничего другого, как скомандовать Биллу двигаться вперед. И, мысленно застонав, он побежал, все время держа Билла в поле зрения. Компания неслась через плато прямо навстречу опасности. В этом Аллан был уверен.

Сэм Баттрик, конечно, был могуч, но слишком тяжеловесен, чтобы бежать быстро. Даже толстенькому Биллу приходилось легче. Вскоре они догнали Сэма и Хэнка и потрусили рядом. С полчаса они бежали в таком темпе. Впереди никто не появлялся. На другой стороне тоже стояла тишина. Они пересекли плато и углубились в холмы, то тут, то там перемежающиеся группами деревьев и кустарников. Уже мили три осталось позади, когда Баттрик остановился и рухнул на землю. Дальше бежать он уже не мог. Задыхаясь, великан заявил, что им нужно хорошенько спрятаться и отдохнуть до утра. С рассветом, который уже не за горами, кто-то пойдет на разведку. Остальные затаятся до вечерних сумерек и двинутся дальше только с темнотой.

— Мы затягиваем петлю на собственной шее, — сказал Аллан. — К этому времени они поднимут на ноги весь округ.

— Ты думаешь, они успеют? — спросил Баттрик и внезапно поднял руку, призывая к тишине.

Но вокруг все было тихо, и Баттрик продолжил. Он напомнил, что на скалистом плато они не оставили ни одного следа, ни одной зацепки, по которым их могут найти. Кроме того, сейчас, поздней ночью, все они, кроме неутомимого Аллана, измождены до предела. Весь прошедший день, который они начали так рано, прошел в бешеной скачке и тяжелом переходе.

— И еще, — молвил Баттрик, — мы должны решить, кто здесь главный — люди с опытом или сопливые мальчишки!

На всю эту речь Джим ответил, что, несомненно, будет лучше поступить так, как советуют Сэм и Гир. Все согласились. Через пять минут отряд расположился на ворохе собранных веток и листьев в самой чаще первого лопавшегося кустарника, засыпая или пытаясь заснуть. Билла привязали к Аллану, чтобы пленник не вздумал удрать.

Вскоре все глубоко спали, кроме Аллана, к которому сон все не шел, и Билла, которого не переставал терзать страх за свою жизнь. Он все думал о том, что будет завтра, когда преступники решат, что он усложняет бегство. Когда все уснули, Билл и его страж принялись шептаться. Разговор был далеко не утешительным.

— Мы проиграли, Билл! — начал Аллан.

— Твои друзья сглупили, последовав за парнем, которого ты зовешь Сэмом, — ответил Билл. — Кто он?

— Сэм Баттрик.

Видимо, это имя было достаточно известным, потому что Билл испуганно охнул. И надолго замолчал.

— Объясни мне одну вещь, юноша, — наконец проговорил Билл. — Как ты оказался в этой компании?

— Это долгая история.

— И грустная, — прошептал Билл. — И помоги тебе Бог развязаться с ними подобру-поздорову. Ты не такой, как они.

— Что сделано, то сделано, — хмуро ответил Аллан.

— Когда вас поймают, — продолжал Билл, — а я в этом уверен, сынок, — у меня будет что сказать в твою защиту. И если ты не замарал своих рук ничьей кровью…

— Почему ты так заботишься обо мне?

— Ты спас меня от этого мясника.

Один из спящих потянулся, застонал и попросил их заткнуться и дать другим отдохнуть. Разговор прекратился, но для Аллана эта ночь была долгой и бессонной. Часы тянулись бесконечно, и казалось, что утро никогда не наступит.

Когда между спутанными черными ветвями деревьев забрезжил рассвет и холодный ветер, слетающий с гор, начал пробирать до самых костей, пленник Ала снова попытался вернуться к разговору:

— Если ты дашь мне ускользнуть… ну, как будто ты заснул…

Но Аллан только покачал головой. Правильно это было или нет, но этот человек вместе с остальными охотился за ним, как за диким зверем, и у Аллана было полное право не дать ему возможности выдать их всех. Что касается Баттрика, то Аллан заверил беднягу Билла, что не отдаст его в лапы этого убийцы.

Вскоре наступило утро. Встало солнце, и когда его лучи позолотили верхушки гор и кроны деревьев, трое бандитов проснулись, мучимые холодом, голодом и нестерпимой жаждой. Они не пили уже двенадцать часов или даже больше и при этом изнемогали от усталости. Вдобавок ко всему, у них не было ни крошки еды. На завтрак выкурили по самокрутке и потуже затянули пояса.

Невозможно описать то уныние, с которым беглецы оглядывали друг друга. Сон не принес бодрости и не освежил тела. Аппетит, разыгравшийся после бега, тревог и от горного воздуха, стал поистине мучительным. Было ясно, что отдохнуть в течение дня, как они надеялись накануне, не удастся.

Первой и самой насущной необходимостью была, конечно, вода. Спросили Билла. Но он не знал, есть ли рядом источник. Весь этот район был ему абсолютно незнаком, потому что он прискакал сюда издалека вместе с погоней.

— Убить — или быть убитым, — прорычал Баттрик. Он зверски взглянул на жертву, побледневшую и даже пожелтевшую от ужаса.

Как самого опытного и умелого охотника, Хэнка Гира отправили на поиски воды. Его не было около часа. Вернулся Хэнк с потемневшим лицом и молча сел. Не проронив ни звука, он медленно свернул и зажег самокрутку и затянулся так жадно и глубоко, что она почти вся дотлела за этот вдох. Прошло около четверти часа, прежде чем он заговорил. Все, что он сказал, было:

— Малыш был прав.

— Какой малыш? — проревел Баттрик, чья ненависть к Аллану, казалось, возрастала по мере того, как он уставал.

— Ты понимаешь, о ком я. Ал был прав. А ты — нет. Как и все мы.

— Прав? — эхом отозвался Баттрик, бледнея на глазах. — Прав в чем?

— Они нас окружили. Они везде. Эти сволочи взяли нас в плотное кольцо. Можешь бросить монетку, чтобы посмотреть, что нам делать!

— Есть только один выход, — сказал Сэм Баттрик. — Пристукнуть этого парня и оставить здесь, чтоб не мешал. Потом вчетвером прорываться через окружение. Двое наверняка полягут. Двое должны пробиться. Это — наша единственная возможность.

Глава 23

КРАПЛЕНАЯ КАРТА

Четыре пары глаз смотрели на Билла. Он разлепил бледные губы и дважды беззвучно открыл рот. На третий раз он наконец хрипло выдавил:

— Ребята, я понимаю, что вы влипли. Свяжите меня. Заткните мне рот, чтоб я не мог крикнуть. Что я смогу сделать в таком случае?

— Выкатиться из кустов и дать себя обнаружить.

— Привяжите меня к дереву.

— Ты можешь вытолкнуть кляп языком и заорать.

— Нет, если вы плотно заткнете мне рот. Это невозможно.

— Мы не можем рисковать, — задумчиво молвил Хэнк Гир. — Я понимаю, о чем думает Баттрик. И кажется, на этот раз он прав.

Он устремил свой ужасный задумчивый взгляд, не выражающий и тени сочувствия, на несчастную жертву.

— Четыре жизни против его одной! — воскликнул Сэм.

— Кто это сделает?

— Я, — вызвался Баттрик.

— Ребята! — взмолился бедный Билл. — Даю слово чести, что я не издам ни звука. Я буду лежать тихо-тихо. Я никогда в жизни не нарушал клятв!

Они продолжали смотреть на него безмолвно, мрачно, обрекающе, и Билл понимал, что его слова значат для них не больше, чем легкое дыхание ветерка. В отчаянии он повернулся к Аллану.

— Сынок! — взмолился Билл. — И ты будешь сидеть рядом и смотреть, как они убивают отца четверых детей?

С минуту Аллан молчал, напряженно соображая, что он сейчас должен сделать. Потом неспешно вытащил револьвер и, положив его на колено для устойчивости, направил его в лицо Баттрику.

— Сэм, — сказал он, — это не дело. Для вас всех, может, это и правильно, но я — против.

— Гир! — опомнившись, зарычал Баттрик. — Этот сопливый скунс целит в меня! Ты будешь сидеть рядом и любоваться? Ты хочешь, чтобы меня пристрелили?

Тонкие длинные пальцы Гира сильнее сжали рукоять револьвера, но он продолжал молчать. Обычно он сразу начинал действовать, но сейчас Хэнк не был уверен, что это необходимо.

— Есть еще один выход, — продолжил Аллан. — Вы втроем делаете все, что хотите, и идете, куда хотите. Я остаюсь с Биллом.

Цепкие пальцы Гира выпустили револьвер.

— Ты слышал, Сэм?

— Слышал. Пошли. Что задумал этот болван, я не знаю. Может, он считает, что вдвоем с Биллом они сумеют спрятаться там, где не смогут укрыться четверо. Вполне может быть. Нам надо отправляться, и быстро.

Гир поднялся вслед за Сэмом и позвал:

— Пошли, Джим. Втроем мы попытаемся пробиться. Если будем прицельно стрелять, один из нас проскочит наверняка.

Но Джим только покачал головой.

— Мы с Алом друзья, — сказал он. — И не в моей привычке бросать друзей.

Это было все, что он сказал, но в голосе его звучала непререкаемая убежденность в своей правоте. Баттрик взвесил их шансы. Двое бандитов, пытающихся прорваться сквозь цепь хорошо вооруженных людей, обречены, это понятно. Но не лучше ли это, чем ждать, пока веревка палача сдавит твою шею? Все напрасно. Хэнк Гир пожал плечами и сел обратно, и Баттрик, застонав, последовал его примеру.

— Это все из-за новенького! — изрек Сэм. — Он не принес нам ничего, кроме неприятностей. Он — наш Иона. Неужели не понятно?

Гир кивнул.

— Только одно за него, — спокойно сказал Хэнк Гир. — Он — честный парень. И пока он ведет честную игру, нам не следует бросать его. Джим прав.

Против такого преобладающего большинства голосов Баттрик ничего не мог сделать. Бандиты решили поискать более подходящее укрытие. Но сперва они переворошили листья, закопали окурки и постарались скрыть все следы своего пребывания здесь. Потом отправились на поиски, и когда все встали, Билл с сияющими глазами крепко пожал руку Аллану.

— Если я снова увижу моих ребятишек, — шептал он прерывистым дрожащим голосом, — я научу их молиться, и они все будут молиться за тебя. Сынок, ты чист, ты святой!

С убежищем им не повезло. Они подошли к краю зарослей, укрывавших их ночью, и увидели ровную площадку, тянущуюся к подножию плато, с которого они вчера спустились. На ней возвышался всего один холм, как остров среди морских просторов, увенчанный кронами нескольких деревьев. Когда Джим увидел это, на него снизошло вдохновение.

— Куда обычно все забывают заглянуть? — сказал он. — В то место, которое кажется слишком очевидным. Когда я был пацаном, я всегда терял шляпу на вешалке. Я легко находил ее под кроватью или где-нибудь в углу, но если она висела на глазах, я ее попросту не видел! Подумает ли кто, что мы способны вчетвером спрятаться на этой плеши? Если они сунутся в те деревья, они нас сразу найдут. Но они же никогда туда не сунутся! Ребята, это шанс!

Все мгновенно повеселели. Даже Сэм Баттрик на какое-то время перестал ворчать и воскликнул, что Джим — добрый гений их компании и его удачливость, возможно, даже пересилит злое влияние «Ионы».

Так они добрались до холма и нашли его чрезвычайно подходящим для укрытия от случайного взгляда любого проходящего мимо человека.

В центре круга, который образовывали деревья, раскинулся такой густой кустарник, что им пришлось даже прорубать себе путь в этих зарослях, чтоб получше устроиться в центре. Сидя здесь, беглецы уже не могли хороню просматривать окрестности, но зато и их не увидел бы никакой охотник, разве что если бы он поднялся на холм и продрался сквозь чащу.

Все воодушевились, но безропотно подчинились приказу Гира не курить. Риск быть пойманными по табачному дыму был слишком велик. Потянулись бесконечные часы ожидания, хотя в действительности прошло не так уж много времени до тех пор, пока в поле зрения возникли преследователи. Когда они увидели сквозь ветви и листья кустов шагающих цепью фермеров, сразу стало ясно, что попытка прорваться через этот заслон была бы бесполезной и, несомненно, гибельной. В обозреваемом секторе — остальное мешала разглядеть плотная стена зарослей — они увидели двадцать хорошо вооруженных мужчин, неспешно продвигающихся вперед. У каждого в руках была винтовка, у многих за поясом — револьвер. И повадки, и движения преследователей выдавали хороших стрелков, знающих, как обращаться с оружием. Они шли, как охотники за оленем, ощупывая горящими глазами каждый дюйм на раскинувшейся перед ними равнине. Это были жители Кранстона. Вы могли исколесить любой крупный город в поисках хотя бы парочки таких охотников — и безрезультатно. Они будто были созданы для охоты за людьми, рождены профессионалами такого дела, как то, в котором они сейчас участвовали. Даже Хэнк Гир, известный фаталист с вечно угрюмой физиономией, зябко передернул плечами и побледнел, увидев кранстонский отряд.

Они шли пешком. Лошадей вели позади отряда, чтобы облегчить поиски. Спрятавшиеся бандиты увидели семь лошадей. На восьмой ехал погонщик. Он не собирался подниматься на плато, а погнал лошадей обходной дорогой, но в случае необходимости лошади были у охотников под рукой.

Сейчас веселые голоса фермеров казались Аллану самым страшным звуком, какой он слышал в жизни. Они переговаривались между собой о том, что скоро работа будет сделана… что нужно смотреть в оба… стрелять без промаха… и заметно было, что все они держатся начеку. Надежда и предвкушение поимки преступников заставляли забыть про усталость, а на плечи беглецов тяжким грузом легло отчаяние.

— Посмотрите там, у тех деревьев на холме, — крикнул кто-то, вероятно командир этого отряда охотников.

Дула четырех револьверов немедленно уставились из кустов на преследователей. Бандиты не собирались отдавать свою жизнь задешево.

— Незачем. Тут и спрятаться негде, для четверых места маловато, — раздалось в ответ. Никогда еще слова не вызывали большей радости в сердцах четырех человек.

— Делай, что тебе говорят, — приказал командир. — Мы не пропускаем ни дюйма, начиная от самой долины. Пойди и посмотри. Это не займет много времени.

Осторожно всматриваясь в происходящее через ветки кустов, бандиты увидели двух молодчиков, отделившихся от основной шеренги, продолжающей продвигаться вперед. Парни направились в их сторону, чтобы выполнить приказ. Значит, им пришел конец!

— Билл! — очень тихо окликнул Хэнк Гир. Все уставились на него.

— Да? — отозвался Билл, которого от волнения бил озноб.

— Выйди к этим парням из-за деревьев и начни разговор. Не дай им осмотреть это место, или первая же пуля будет в твоей спине. Помни — я наблюдаю за тобой очень внимательно. И я нипочем не промахнусь. Помни!

Бледный, трясущийся Билл с глазами затравленного зверя молча поднялся и начал пробираться сквозь кустарник. Он вышел из зарослей как раз навстречу приближающейся паре охотников и был встречен удивленными возгласами:

— Билл Таккер! Где ты пропадал, Билл?

— Вы, мальчишки, не думаете ни о чем, кроме как поймать четверых грабителей, — ответил Билл слегка дрожащим голосом. — Если бы вы были повнимательнее, то заметили бы, что я потрудился куда больше вас! Я шел перед вами, прочесывая местность по своему плану.

Парни рассмеялись:

— Хочешь заполучить всю награду себе, Билл?

— Награда совершенно ни при чем.

— И что ты будешь делать, когда увидишь этих воров?

— Я начну быстро и прицельно стрелять. Будьте уверены, я знаю в этом толк! Может, старый Билл и не умеет говорить так складно и быстро, как вы, но, когда дело доходит до драки, я стреляю, как настоящий снайпер! — Он снял шляпу и принялся приглаживать волосы. — Уф, и за десять долларов я не пройдусь по этим кустам снова. По ним идти, как по сплетенным электропроводам, да еще с колючками, как будто ты залез под чехол радиопередатчика.

Снова раздался веселый смех.

— Ты стареешь, Билл! Надо быть дураком, чтобы искать этих четверых в таком маленьком закутке.

— Я — дурак? Сынок, когда ты доживешь до моих лет, ты поймешь, что в малом может укрыться большое. И в очень малом, размером со шляпу. Это уж точно.

— Тогда пойдем, — сказал второй парень. — Пойдем, Билл, покажешь нам, как надо работать.

В кустах опять все затаили дыхание, но Билл очень спокойно и рассудительно ответил:

— И не подумаю. Я за целый день находился вволю. Лучше сяду здесь и передохну. Идите сами. Может, я перекурю да и пойду за вами. Я догоню всех еще прежде, чем вы их поймаете, можете быть уверены.

— Да, Билл, никогда раньше не слышал от тебя таких длинных речей.

— На то у меня причина есть, — сказал Билл. — Тебе этого не понять, сынок.

— Что ты имеешь в виду?

— Валите, ребятки. Надоела мне ваша болтовня.

Парни помахали на прощанье и пошли прочь, а Билл устало опустился под ближайшее дерево и начал сворачивать самокрутку.

— Молодец, — тихо похвалил Хэнк Гир спасителя. — Оставайся там, пока не выпадет момент, когда никто не увидит, а тогда возвращайся сюда.

Билл поднял руку в знак того, что все слышал.

Глава 24

УБИЙСТВО — ЭТО НЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

В укрытии все облегченно вздохнули. Пронесло! Но едва одна опасность миновала, как ей на смену поспешила другая. Тот фермер, что ехал позади остальных, ведя лошадей, заметил Билла, курившего самокрутку в тенечке. Он сразу же направился к Биллу, вместе со всеми лошадьми, поводья которых крепко сжимал в руке. Лошади послушно трусили за ним.

— Привет, Билл! — крикнул фермер, подъехав поближе. — Не найдется ли прохладного местечка для хорошей компании — парня с лошадьми?

— Ты лучше держись поближе к ребятам, — посоветовал Билл без особого воодушевления.

Несмотря на такой холодный прием, всадник уже спешивался.

— Этим поискам не видно конца, — говорил он. — Хотя парни надеются выследить этих ублюдков еще сегодня. Но у меня особое мнение на этот счет. Уж слишком гладко все идет с самого начала, слишком просто и легко. Мне это не нравится. Мерзавцы попрятались в щелях если не прямо здесь, то, может быть, чуть левее. Но что это там за шум?

Раздались звуки частой беспорядочной ружейной пальбы, хорошо слышные на открытой местности. Они доносились со стороны тех зарослей, где четверо беглецов провели ночь и откуда ушли только сегодня, едва встало солнце. Для Аллана и его товарищей все было ясно — преследователи, тщательно обшаривающие каждый ярд, обнаружили признаки их пребывания в том укрытии. И наверняка очень скоро фермеры отыщут их следы и повернут обратно, в том направлении, где четверо парней прятались сейчас. В самом деле, когда Сэм Баттрик осторожно раздвинул ветви кустов, стало видно, что добрая дюжина вооруженных мужчин уже скачет в их сторону. Вдруг Хэнк Гир поднялся с земли и крикнул:

— Эй, ты, с лошадьми!

Услышав голос, внезапно раздавшийся у него за спиной, фермер крутанулся на месте, будто его ужалила змея, и в ужасе уставился на направленные ему в живот стволы двух револьверов в крепких руках Хэнка Гира, неподвижных как скала.

Гир, который никогда не упускал свой шанс, если подворачивалась возможность пострелять, продолжал:

— Подними-ка руки, сынок, и без резких движений.

Фермер повиновался, потрясенный, беспомощный, круглыми от страха глазами уставившись на револьверы Гира.

— Вылезайте и берите лошадей, парни, — скомандовал Хэнк. — А я пока присмотрю за нашим приятелем. Лошади могут нам понадобиться, и очень скоро.

Они выскользнули из укрытия стремительно и бесшумно, как тигры. Для наметанного глаза выбрать лучших лошадей было делом одной секунды. Парни взлетели в седла. Оглушительный вопль ярости и негодования, вырвавшийся у преследователей, дал понять, что беглецы обнаружены. Фермеры бросились бежать за ними, но расстояние было слишком велико, и двигались они слишком медленно. Верхом на лошадях, ведя трех оставшихся в поводу, бандиты быстро поскакала вниз по склону холма, оставив позади беспомощных обезоруженных фермеров — Билла и того, что привел лошадей. Первое время беглецов защищал от ружейного огня холм. И прежде чем фермеры Кранстона поднялись на этот холм или обежали его сбоку, всадники успели скрыться из виду и затеряться среди других холмов. Увидев, что грабителям удалось сбежать, исполненные гнева и отчаяния преследователи все же разрядили им вдогонку несколько ружей. Одна из шальных пуль просвистела возле самого уха Аллана. Он посмотрел ей вслед со вздохом облегчения. По сравнению с несколькими часами напряженного ожидания такая опасность, как пролетевшая у виска пуля, казалась сущим пустяком.

Они скакали очень быстро, окрыленные надеждой на спасение. Позади не было слышно никаких звуков погони. Собственно говоря, у беглецов были не просто свежие лошади. Это были как раз те лошади, на которых рассчитывали оставшиеся с пустыми руками фермеры. Так что парни Кристофера получили большое преимущество в скорости. Других лошадей конечно же постараются найти как можно быстрее. Но облава рассредоточилась на довольно большом пространстве, и пройдет достаточно много времени, пока фермеры наконец пустятся в погоню. Тем временем беглецы успеют оставить место, где они раздобыли лошадей, далеко позади. То место, где беснуются от ярости и беспомощности их неумолимые преследователи.

У беглецов было еще одно жизненно важное преимущество. Выслеживая их, почти все боеспособные фермеры Кранстона рассредоточились по холмистой местности, образуя плотное, непрерывно сужающееся кольцо, в которое должны были попасть беглецы. В самом деле, только невероятное везение помогло парням Кристофера выбраться из ловушки. Так что теперь путь в горы им преграждали всего несколько всадников. И никакие телефоны не могли вызвать подмогу — потому что все, кому можно было позвонить, уже давно находились там, позади.

Осознав эту особенность ситуации, дававшую им неоспоримое преимущество, беглецы погнали лошадей к горам, не сбавляя темпа, выжимая из бедных животных всю скорость, на какую те были способны. Потому что каждая миля, оставленная за спиной, приближала их к горам, к безопасному убежищу, к встрече с Гарри Кристофером. Если, конечно, ему самому посчастливилось благополучно избавиться от погони. Через два часа бешеной скачки все лошади устали и начали дрожать от слабости, кроме великолепного животного, выбранного большим знатоком в этом вопросе — Джимом Джонсом. Тогда все, кроме Джима, пересели на свежих лошадей, которых вели с собой, и припустили еще быстрее. А признаков погони все еще не было заметно.

Как оказалось потом, те фермеры, которые раздобыли лошадей и пустились преследовать четверку бандитов, свернули не на ту дорогу и обнаружили это, только проехав две мили, а в такой погоне две лишние мили — поистине роковая задержка. К полудню Аллан и его товарищи достигли подножия гор. А когда солнце близилось к закату, обливая горы золотыми лучами, когда воздух стал более прохладным, а голубые тени в ущельях превратились в сине-черные, четверо всадников прибыли на условленное место встречи — к покосившейся лачуге, у входа в которую находился заброшенный рудник.

Их встречали сам Гарри Кристофер и все его люди. Во всей этой дикой облаве, устроенной фермерами Кранстона, ни один из бандитов, уходивших с Гарри Кристофером, ни капли не пострадал. Но о судьбе тех, кого увел Левша Билл, ничего известно не было.

Аллан предполагал, что соединение двух групп вызовет всеобщее радостное возбуждение, но предводители обеих партий вместо приветствия обменялись лишь довольно небрежными фразами.

— Мы уже сочиняли для вас эпитафии, — сообщил Гарри Кристофер. — Деньги с вами?

Ему передали мешок с деньгами.

— Как вы выбрались? — спросил Гир.

— Благополучно, — ответил Кристофер. — Мы заставили своих лошадей немного поупражняться в беге, вот и все. Я люблю время от времени хорошенько погонять мою лошадку, ты же знаешь. А как дела у вас?

— Среди нас был Иона, — начал Сэм Баттрик, мрачно уставившись на Аллана. — Но нам удалось пробиться. По крайней мере двое из нас не потеряли головы в этой передряге.

Это самовосхваление не вызвало никаких комментариев. Тем не менее вся компания Кристофера была погружена в печальные раздумья. И причину нетрудно было отгадать. Когда Гарри Кристофер разделил банду на два отряда, он допустил роковую ошибку. Забрав большую часть людей под свое командование, Гарри в момент спешки направил в партию Левши Билла четверых парней из тех шести, которым доверили везти мешки с добычей. Так что из почти миллиона долларов наличными, захваченных в поезде, две трети сейчас находились с маленьким отрядом из девяти человек под предводительством Левши Билла, невероятная жадность которого вошла в поговорку. Такой уж он был, Левша Билл. Его отличали дерзкая отвага, изобретательность и сила убеждения, объединенные с неукротимой жаждой обогащения. Поэтому казалось более чем вероятным, что Билл уговорит своих спутников разделить золото поровну между собой. Ведь так каждый из девятерых получал почти втрое больше той доли, что им обычно доставалась.

Тем временем, несмотря на то что все возможные сроки истекли, Левша Билл и его спутники не подавали о себе никаких вестей и не являлись на условленное место встречи со своей частью добычи. Картина получалась весьма мрачная и с каждой минутой становилась все мрачнее.

Только Аллану эти известия вовсе не казались ужасающими. Скорее даже, он счел это хорошими новостями. И когда он и остальные из их четверки получили свой паек и насытились, Аллан отвел в сторону Джима Джонса.

Прохаживаясь перед дверью лачуги, Ал заговорил:

— Видишь, как все складывается, Джим? Эти парни — не лучшая компания. На них нельзя положиться. Надеюсь, ты понял это за время последнего рейда?

— Я всегда понимал это, Ал, — спокойно ответил Джим. — Здесь каждый сам за себя. Они поступают нечестно. Но я — я не такой, как они. Поверь мне, Ал. Ты знаешь, как и почему я с ними связался. Но даже несмотря на то, что я стал одним из людей Кристофера, есть нечто, отличающее меня от остальных. Меня привлекает не нажива сама по себе. Просто мне очень нравятся приключения — и здесь я нахожу их предостаточно! Понимаешь?

— Конечно понимаю. Но убийство — не приключение, Джим. Для меня оно остается самым обыкновенным убийством.

— Я никогда не убивал!

— А вдруг кто-нибудь из фермеров, что прочесывали заросли, в которых мы прятались, выстрелил бы в тебя? Ты стал бы стрелять в ответ?

— Конечно!

— А вдруг бы ты убил кого-нибудь из них? Как бы это тогда можно было назвать?

— Самозащита! — не задумываясь ответил Джим.

Но когда Аллан покачал головой и поглядел товарищу в глаза, он заметил, что Джим становится все более задумчивым. И еще не меньше часа Джим Джонс был погружен в свои размышления.

Глава 25

БЕЗЗАКОНИЕ С НЕЗАКОННЫМ ЗОЛОТОМ

В тот вечер парни Гарри Кристофера заворачивались в свои одеяла в мрачном, унылом молчании. Но едва они успели закрыть глаза, как раздавшаяся где-то неподалеку беспорядочная стрельба заставила их мгновенно повскакивать и схватиться за оружие. Выбежав на площадку перед лачугой, бандиты стали свидетелями драмы, разыгрывавшейся прямо на их глазах в какой-нибудь сотне ярдов ниже по склону. Одинокий всадник из последних сил пришпоривал измученную лошадь, заставляя ее мчаться в гору! А за ним неслись во весь опор еще трое, с каждым шагом догоняя беглеца. Преследователи безостановочно стреляли, только успевая перезаряжать свои ружья. Несчастный беглец не выпустил в ответ ни одной пули, только пригнулся пониже к лошадиной шее и продолжал пришпоривать бедное животное, обезумевшее от боли, вынуждая его из последних сил скакать вперед.

— Это все, что осталось от команды Левши, — произнес Хэнк Гир, склонный всегда предполагать самое худшее. — Этот парень — последний из людей Левши Билла, а вон те — авангард полицейского отряда. Ребята, нам снова придется удирать. По коням, и немедленно!

Но Гарри Кристофер, не говоря ни слова, подхватил винтовку и торопливо, даже не целясь, открыл ответный огонь. Его первый выстрел произвел неожиданно сильный эффект, но Гарри решил закрепить успех. Троица в тот же миг резко натянула поводья. Следующий выстрел обратил их в стремительное бегство. Они развернулись и пустили коней галопом вниз по склону, туда, откуда приехали. Тем временем одинокий беглец отпустил поводья, его измученная лошадь перешла на рысь, взбираясь все выше по крутому косогору. Всадник подъехал к собравшимся перед лачугой парням и обессиленно соскользнул с седла. Это был Цыпленок Мартин, и он действительно входил в число людей, уехавших с Левшой Биллом.

Его сразу же окружили и забросали вопросами. Но Мартин протолкался сквозь них и нетвердым шагом направился внутрь хижины.

— Я выжат как лимон, парни, — проговорил он. — Дайте хоть чашечку кофе! Или ломтик ветчины. А лучше — и то и другое. Будь я проклят — я почти спекся!

Парень действительно был сильно измотан. Он рухнул на пол и привалился к стене, вытянув ноги. Голова свесилась на грудь, дыхание с шумом вырывалось из пересохшего рта. Ему тотчас же подали открытую флягу. Рука Мартина дрожала, когда он подносил горлышко к губам. Мартин прильнул к фляге и делал глоток за глотком, как человек, измученный жаждой. Но вот он со стуком уронил опустевшую фляжку на пол и некоторое время сидел молча, закрыв глаза. Постепенно дыхание его выровнялось, стало глубоким.

— Ребята, а как у вас с едой? — спросил он охрипшим голосом, не открывая глаз.

Когда зажгли лампу и в комнате стало немного светлее, собравшиеся вокруг Мартина увидели, что парень сильно осунулся и выглядит крайне изможденным. Ему протянули холодную лепешку и кусок вяленого бекона. Мартин набросился на еду как волк, запивая все это новыми порциями виски. Наевшись, парень немного оживился, сел ровнее. Прежде чем начать свой рассказ, Цыпленок Мартин свернул самокрутку, прикурил, сделал несколько глубоких затяжек. Остальные тем временем терпеливо ожидали, собравшись в кружок вокруг новоприбывшего. Они понимали его состояние.

— Это Лью Рэмзи, — выдавил Цыпленок Мартин.

Такая новость вызвала бурю возмущения. Ведь Лью Рэмзи возглавлял известнейшую банду преступников, которая постоянно скрывалась где-то в горах.

— А ну, выкладывай! — приказал Гарри Кристофер. Его лицо стало сосредоточенным, он размышлял над новыми фактами, которые сообщил Мартин. — Рэмзи напал на Левшу Билла и остальных, обчистил вас и увел нашу добычу, — так все было?

— Рэмзи перехватил нас по дороге, — не спеша начал Цыпленок Мартин, со вкусом повествуя о своих приключениях. — Выезжает навстречу и говорит сперва по-хорошему. Рэмзи видел, откуда мы едем, и заметил, что лошади в мыле. Этот пройдоха сразу сообразил, что мы провернули какое-то дело и теперь сматываемся. Но ничего не сказал.

Однако той же ночью, пока мы разводили костерок, Левша Билл отправился прогуляться. Он собирался после ужина лично обойти окрестности. Ну, вы знаете эту его привычку. Так вот, он ушел, но очень скоро прибежал обратно, да так быстро, будто у него земля горит под ногами.

«Седлайтесь, да побыстрей! — говорит. — Я, — говорит, — щас видал десятка полтора верховых, и все они скачут сюда!»

Ясное дело, мы повскакивали и принялись за сборы. Быстро оседлали своих чертовски измотанных За день лошадок и постарались убраться оттуда как можно скорее. Однако сделать это достаточно быстро у нас не вышло. Люди Рэмзи выехали совсем недавно, они были на свежих лошадях. Эти парни запросто могли нас догнать, но впереди показался вход в узкий каньон, и мы устремились к нему.

— С ума сошли! — выдохнул Хэнк Гир.

— Не скажи, — печально заметил Цыпленок. — Вот бешеная скачка на загнанных лошадях в полной темноте действительно была бы чистым безумием. Мы увидели, что впереди склоны каньона сходятся ближе. А позади скакали дьяволы Рэмзи, настигая нас с каждой минутой. Тут мы заметили старую лачугу, которая стояла неподалеку от устья каньона. Левша Билл скомандовал направляться туда, и мы повернули лошадей, выжимая из них все до последней капли. Мы едва успели запереться внутри, как банда Рэмзи окружила хижину. Но они ездили вокруг, не подъезжая слишком близко. А мы возблагодарили Небеса за то, что оказались в безопасном укрытии.

Однако вскоре мы поняли, что безопасность эта довольно сомнительная. В хижине не было недостатка в воде благодаря старой водоносной скважине. Мы наполнили все наши фляги, разобравшись, как действует это чертово устройство, выкачивающее воду из-под земли. Правда, водичка в скважине была такой красной от всплывшей глины, что больше походила на кровь. И только через полчаса работы насоса вода постепенно стала прозрачной. Но уж потом эта вода оказалась получше любой родниковой. Никогда в жизни не пил такой чудесной, вкусной воды. Так что воды у нас было предостаточно. И все. Вокруг не было ни малейшего признака хоть какой-нибудь еды.

— А что случилось с вашими припасами? — спохватился Гарри Кристофер.

— Припасы? — обозлился Мартин. — Вы что, думаете, у нас была увеселительная верховая прогулка? Нет, сэр! Позади нас мчались эти дьяволы из банды Рэмзи. И любой, кому довелось удирать на уставших лошадях от Рэмзи, знает, что это была за скачка! Мы истерзали бока лошадей шпорами так, что наши сапоги покраснели от крови. Мы выбросили все лишнее, чтобы облегчить ношу бедным животным, все припасы. Мы побросали даже запасные револьверы. Бросили одеяла, бросили почти все запасные обоймы. Будь я проклят, если Хаммонд не оставил на дороге даже свое седло! И все равно его бы обязательно поймали, потому что старая каурая кобыла совсем выбилась из сил. В любом случае, когда мы добрались до той лачуги, при нас были только пушки — по одной на брата, — наши лошади и мешки с золотом. Только лошади не очень долго оставались нашими. Один из ублюдочных недоносков из шайки Рэмзи проскользнул как змея к хижине и увел лошадок из-под самого носа у Чемпа Салливана, который тогда сторожил.

Мы так ругали Чемпа, что парень совсем скис. В тот вечер мы сидели кружком и гадали, когда же в следующий раз нам придется поесть и когда негодяи Рэмзи бросятся на штурм нашего укрытия. Наутро мы увидели, что Чемпа Салливана среди нас нет. Наверное, мы слишком сильно его упрекали. А может, он слишком проголодался? Этот Чемп всегда любил хорошо поесть.

От дружного яростного рева задрожали оконные стекла. Если когда-нибудь Чемп встретится с одним из тех, кто сидел сейчас в этой комнате, жить ему останется недолго.

— Это означало, — продолжал Цыпленок Мартин, — что Рэмзи знает о нас все. Это означало, что Чемп рассказал ему о полумиллионе долларов, что лежат у нас в мешках. И о том, что в лачуге не осталось ни. крошки съестного! Нам стало ясно, что после такого известия мерзавец Рэмзи ни за что отсюда не уйдет. Он будет терпеливо, как волк, выжидать, пока не получит наше золото.

Мы думали попробовать прорваться. Но как тут прорвешься, без лошадей-то?

Итак, мы оказались в ловушке. И, что всего хуже, когда рассвело, мы увидали, что нам вовсе не было нужды там застревать! Прямо впереди нас каньон резко сужался, но там не было неприступных утесов. В одном месте был проход, и из лачуги была видна трещина или пролом, через которую можно было бы выбраться из каньона на дорогу, что виднелась меж холмов. Мы увидели это, и, скажу я вам, нас это мало порадовало. Застряли мы там, как мыши в мышеловке, а ведь если бы мы тогда, ночью, продолжали прорываться вперед, мы добрались бы до того узкого места в каньоне, и либо стряхнули бы с хвоста этого Рэмзи с его койотами, либо остановили бы их в проходе и дали передохнуть своим лошадкам.

Но мы поняли, что заперты в надежной клетке и нипочем нам отсюда не выбраться. Все, что нам оставалось, — это днем не подпускать этих ублюдков из банды Рэмзи на расстояние выстрела. А ночью они могли подобраться и напасть на нас. Впрочем, им стоило немного выждать, пока мы настолько ослабеем от голода, что взять нас не составит никакого труда.

Но Рэмзи наперед не угадаешь. Он всегда делает то, чего ты не ждешь. Так или иначе, у Рэмзи было не меньше трех человек на одного нашего, и они были готовы навалиться на нас в любой момент. И мы решили послать гонца за помощью к тебе, Гарри.

У Левши Билла была с собой колода карт. Мы тянули жребий, и пиковый валет достался мне. Я должен был попытаться выбраться из окружения в одиночку, как только стемнеет, и отыскать вас — мы ведь знали, что вы тут. И вот, когда стемнело, выбрался я из лачуги и спустился в долину. Пару сотен ярдов я прошел спокойно и вдруг вижу: выезжает из-за скалы мужчина, который объезжал каньон как раз на тот случай, если кто из наших попробует выбраться. Мы увидели друг друга одновременно. Он тотчас же натянул поводья и выхватил револьвер. Но я выстрелил на секунду раньше. Его пуля сбила с меня шляпу. Мой выстрел оказался более метким, я сразил его наповал.

Из-за утеса раздался неистовый рев мерзавцев Рэмзи, но я был уже в седле и гнал коня галопом к выходу из долины. Они неслись за мной, как свора борзых, но конь мне достался далеко не худший. Я оторвался от погони, осталось только трое, чьи кони были быстрее моего. Не знаю, как мне удалось оттянуть развязку до тех пор, как мы добрались сюда. Я испробовал все возможные уловки и боролся за каждый шаг, разделявший нас. Но, как бы то ни было, я должен сообщить вам, что полмиллиона долларов лежат в хижине в каньоне Солисбери и ждут, когда ты приедешь и заберешь их, Гарри!

Этим кратким заявлением по интересующему всех вопросу он закончил рассказ. В хижине повисла мертвая тишина. Каждый усердно раздумывал над создавшейся ситуацией, прилагая все усилия, чтобы выработать какой-нибудь план спасения добычи.

— Тут еще такое дело, — проворчал Хэнк Гир. — Теперь этот Рэмзи знает, что мы получили известие от Левши и собираемся прийти им на помощь. Мерзавец Рэмзи может попытаться договориться с теми, кто остался в живых в этой хижине. Он может предложить им определенную долю в добыче, если они согласятся сложить оружие. Вопрос вот в чем: что они могут предпринять в таком случае? Будут ли они продолжать упорствовать, если им предложат такие выгодные условия капитуляции?

— Они никогда не поверят на слово кучке ублюдков вроде банды Лью Рэмзи! — произнес кто-то в глубине комнаты.

— Рэмзи, — заметил Гарри Кристофер, — может заставить человека поверить, что черное — это белое… Я знаю его и знаю, на что он способен.

— У нас сейчас столько же людей, как и у Рэмзи, — высказался здоровяк Сэм Баттрик. — Считая парней, что засели в той хибаре. Почему бы не спуститься к тому ущелью и не выбить оттуда этих негодяев?

— Ты рассуждаешь как идиот, Сэм Баттрик, — оборвал его главарь. — Что же хорошего в том, чтобы устроить там резню? Ты думаешь, нам удастся перебить их? Мы не сможем взять их, не потеряв при этом как минимум одного или двух из нас! А разве не все мы хотим получить свою долю добычи? Кроме того, когда мы спустимся вниз, чтобы атаковать их, Рэмзи сможет легко удержать ребят Левши в хижине, приказав троим или четверым своим парням залечь с винтовками вокруг хижины. А все остальные его головорезы вступят в бой с нами!

— Нужно послать сообщение Левше, — предложил Хэнк. — Кто-то должен попытаться проскользнуть через окружение и сказать Левше, когда и где мы будем атаковать. И еще — в то же самое время, как наш отряд начнет наступление снаружи, они пусть нападут с другой стороны и попытаются прорваться изнутри. Мы атакуем Рэмзи с двух сторон.

Глава 26

АЛЛАНА ПРИНОСЯТ В ЖЕРТВУ

Предложение Хэнка казалось весьма разумным, и глава банды медленно кивнул. Он не чурался добрых советов, но при этом не любил прислушиваться к мнению большинства. Кристофер пригласил Цыпленка Мартина и Хэнка Гира в сторонку, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию и найти какой-нибудь выход. Они ушли втроем, оставив остальных.

Ночь становилась все холоднее, и в ближайшем укромном местечке среди каменных глыб был разведен костер, вокруг которого присели совещающиеся бандиты. Пламя костра бросало глубокие черные тени на их лица. Протянув к огню озябшие руки, они углубились в подробности плана.

Во-первых, заставили Цыпленка Мартина нарисовать карту каньона Солисбери и примыкающих гор так точно, насколько ему позволяли память и умение рисовать. Оказалось, что и без того неширокая долина постепенно сужалась, начиная с горловины каньона. В самой высокой точке она превращалась просто в глубокое ущелье между отвесных скал. Наконец, окружающие долину крутые стены каньона были абсолютно непроходимы для лошади. И так до самой вершины, где находилась хижина, в которой засел Левша Билл. Добраться туда можно было только двумя путями. Первый сразу бросался в глаза: подняться к вершине по пологому склону. Второй путь проходил через всю долину Солисбери и после спускался к намеченной цели. Проход был настолько узок, что несколько вооруженных противников спокойно могли бы уложить весь отряд. Но с другой стороны, у пологого спуска их наверняка поджидают, а если попробовать проскользнуть через узкий проход, врагов, возможно, удастся захватить врасплох.

— И эта старая лиса Рэмзи наверняка рассчитывает на то, что мы так и сделаем, — сказал Гарри Кристофер. — Нет, парни, мы должны хорошенько пошевелить мозгами. Иначе мы рискуем превратить Солисбери в мясную лавку, и банда Рэмзи будет за мясников. Они все отличные стрелки, уверенные в себе. На них висит столько убийств, что пристрелить человека для них проще, чем собаку. И на людей Левши Билла там, в укрытии, рассчитывать нечего. Возможно, они и поднимут пальбу, но от парней, продержавшихся столько дней без еды, нечего ждать особой меткости.

Все это было и так слишком очевидным. Что здесь можно было придумать?

Гарри Кристофер пояснил:

— Нам нужно убедить Рэмзи и его банду, что мы предпримем попытку пробиться в одном из направлений, а сами рванем в противоположном. Надо добиться, чтобы эта лиса собрала всех своих ребят вместе, и тогда мы ударим с другой стороны.

— Легко сказать. Как это сделать?

— Пустим подсадную утку.

— Что?

— Пошлем одного с запиской, будто для Левши Билла, а на самом деле, чтобы сбить с толку Рэмзи.

— И где ты найдешь у нас такого идиота, который добровольно отдаст себя в лапы Рэмзи?

— Есть один парень, который обязательно попадется Рэмзи в зубы, но не специально.

— На что ты намекаешь, Гарри?

— Рэмзи хитер как лиса, верно?

— Ну да.

— Если мы пошлем к Левше Биллу дурака, как ты думаешь, сумеет Рэмзи перехватить его прежде, чем тот доберется до Левши?

— Наверняка. Это же ясно как Божий день. Только чертовски хитрый парень проберется в долину. Каждую ночь Рэмзи будет выставлять своих ребят на караул.

— Очень хорошо. Тогда я говорю, что у нас есть такой человек!

— Кто этот человек, Гарри?

— Угадай-ка. Болван, который ни о чем не знает. Силой пошел в быка, а головой — дурак дураком.

— Ал Винсент!

— Правильно.

— Но, Гарри, они ведь застрелят его.

— Ну и что?

— Да то, что он чертовски славный мальчуган, и честный в придачу. Я недавно узнал его получше, чем другие. Он всегда играл по правилам и старался для нас. Я приглядывался к нему.

— Он едва не угробил вас четверых, Хэнк. Это значит играть по правилам?

— Все дело в том, что он не мог заставить свою лошадь скакать быстрее. Но он вытащил нас из этой западни, захватив здорового вояку из округа Кранстон голыми руками.

— Его руки намного полезней, чем его башка. Я уже говорил об этом.

— Я не допущу, чтобы с ним что-то случилось.

— Хэнк, не строй из себя идиота. Винсент тебе дороже, чем полмиллиона?

Закусив нижнюю губу, Хэнк молчал.

— Кроме того, — насмешливо продолжил Гарри Кристофер, — он умрет безболезненно. Парни Рэмзи стреляют очень метко, Хэнк. И это наш единственный шанс отбить обратно деньги.

Дважды тонкие губы Хэнка вздрагивали, чтобы сказать хоть слово в защиту юноши, и дважды с них не сорвалось ни звука. Потому что, как бы там ни было, деньги есть деньги, а дураков смерть настигает быстро. Так не все ли равно — сейчас или через день?

При свете костра главарь нацарапал на клочке бумаги записку для Левши Билла. Она гласила:

«Левша! Посылаю тебе письмо через Ала Винсента, потому как хочу помочь тебе. Винсент доберется к вам ночью. Я уверен, что ему удастся пробиться к тебе, потому что знаю его как сообразительного и умного парня. Ты должен знать, что я собираюсь пробиваться к вам через долину, у начала каньона. Думаю, Рэмзи не будет ожидать атаки с этой стороны. У меня будут запасные лошади. Когда увидишь, что солнце выходит из-за гор, поднимай людей и двигайте ко входу в каньон. Я и мои парни будем скакать изо всех сил. Мы встретимся почти на середине пути, и лишь тогда у вас будут лошади. Мы успеем обернуться туда и обратно прежде, чем Рэмзи и его свора убийц поймут, что произошло. Все зависит от того, как быстро вы двинетесь. В тот момент, когда покажется край солнца, мчитесь как черти к началу каньона.

Передай ребятам мой привет. Ал привезет кое-что из еды. По крайней мере, она придаст вам сил. После затяните потуже пояса и приготовьтесь поработать утром на славу. Я бы наметил все на ночь, но боюсь, не получится. Да и ночь — время, когда команда Рэмзи патрулирует особенно тщательно. А когда утром светает, они будут думать о том, как бы поспать.

Гарри».

Он прочел свое сочинение вслух и был вознагражден восторженными аплодисментами соратников. Если раньше Хэнка Гира и терзали какие-то сомнения и угрызения совести, то теперь он о них позабыл. Простой и удобный план звучал для него как чудесная музыка, полная неожиданного, постоянно нового очарования. Например, это письмо, приговорившее бедного Аллана к смерти, несомненно убедит Рэмзи собрать свои силы у нижнего конца каньона. А они смогут быстро пробиться с вершины к укрытию Билла, подобрать оставшихся товарищей и ускользнуть прочь, круша тех охранников, которые могут попасться по пути, и избежав схватки с бандой Рэмзи, пока все люди Кристофера не соберутся вместе. Да, сомнительно, что даже Рэмзи продолжит упорствовать в привычке грабить грабителей, если получит такой отпор, какой ему предстоит.

И тогда две части банды объединятся. Добыча снова будет у них в руках и все сложится наилучшим образом, если дела пойдут как задумано. Не считая нескольких шальных пуль и несомненной смерти молодого Аллана. Эта смерть была печальной, но необходимой жертвой. Ну так ведь за все хорошее надо платить. И с этой мыслью все укоры совести утихли в сердце Хэнка Гира.

Осталось только уговорить недотепу отправиться в путешествие. И Гарри Кристофер взвалил эту задачу на свои плечи. Он не предпринял ни одной попытки заговорить с Алланом ночью. Он подождал, пока ночной отдых сгладит усталость молодого человека. А после утреннего кофе, когда остальные разбрелись по этому уютному местечку среди гор, чтобы погреться на солнышке и подремать, он отвел Аллана в сторону и посвятил его в детали операции.

— Ал, — начал он, — я наблюдал за тобой все время, пока ты был с нами, и все ты делал правильно. Кое-чего ты не знаешь, но соображаешь всегда быстро. У тебя голова варит хорошо. Ты хладнокровен, умеешь хорошо рассчитывать время и быстро реагировать. Поэтому ты — единственный парень в команде, к которому я могу обратиться в таком случае, как этот. Нужно передать Левше Биллу письмо. Возьмешься за это дело?

Если бы Аллану предложили немедленно умереть, едва ли он обрадовался бы этому меньше, но Кристофер продолжал, будто не ожидая ответа сразу и не обращая внимания на побледневшее лицо юного соратника:

— Проскользнуть туда будет потруднее, чем для Цыпленка выбраться оттуда. Теперь Рэмзи будет внимателен, как кот на охоте. Потому я вынужден послать моего лучшего человека. Точнее, тебя, Ал. Что ты об этом думаешь?

— У меня нет выбора, — ответил Аллан.

— У тебя есть время. Я не хочу, чтоб ты соглашался сразу же. Я хочу, чтобы ты отнесся к этому спокойно и все обдумал как следует. Понятно? Это большой риск. И мне нужен человек с чутким сердцем, который сделает это. Ведь шестеро бедолаг сейчас умирают в каньоне. Вместе с запиской нужно передать кое-какую еду для них.

Он мастерски задел нужную струну и подавил ухмылку, увидев, что Аллан сжался и судорожно вздохнул.

— Кроме того, — тихо сказал Аллан, — я дал тебе слово, что буду делать все, что ты скажешь. Если ты выбрал меня, я думаю, мне нужно ехать. Когда отправляться?

Кристофер протянул руку и пожал руку Аллана.

— Сынок, — провозгласил он, — ты необыкновенный парень! И ты прорвешься и выиграешь в этой игре. Я это нутром чую. А когда все закончится, мы оба получим больше денег, чем когда-либо видели. Я держался с тобой настороже, Ал, потому что присматривался к тебе, но ты мне сразу понравился. Веришь?

Аллан промямлил в ответ что-то невразумительное. Он отправился искать Джима Джонса, поскольку хотел обсудить задание. И когда он отошел, Кристофер жестом подозвал Гира.

— Держите истинное положение вещей в тайне от Джима, — приказал он. — Он взбесится, если узнает, что это ловушка.

Глава 27

УЛИТКА АЛ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ

План, предложенный главарем, был прост: Аллан должен подъехать к долине и, если проход охраняется не очень тщательно, проскочить через него и нестись на всей скорости вверх по каньону, прямо к хижине. Если удача улыбнется, его не заметят, пока он не подъедет к укрытию вплотную. И тогда он доверится быстроногой лошади и ночной тьме, чтобы избежать пули стрелков Рэмзи.

Если окажется, что вход в каньон под пристальным наблюдением, тогда он не станет пробовать прорваться в этом направлении, а подъедет верхом и спустится по отвесному склону к северу от хижины, оставив лошадь и драгоценную провизию, поскольку, в общем счете, записка, которую он везет, куда важнее еды, которую он должен передать осажденным. Спустившись в каньон, он должен попытаться проскользнуть сквозь цепь осаждающих и подобраться к хижине. Когда Аллан обсуждал это со своим другом, Джим Джонс с самого начала больше одобрил именно этот план. Сперва Джим вообще принялся горячо отговаривать Аллана от поездки, но последний был непреклонен. Он никогда не рвался вперед, пока находился среди преступников. Но сейчас у него была возможность оказать им услугу, не преступая закон, и он решил сделать все от него зависящее для успешного завершения дела.

Джим ничего не мог сделать для него, кроме как дать на прощанье хороший совет: относиться к людям Рэмзи как к диким зверям, потому что сам Рэмзи немногим лучше бешеного волка и он собрал к себе свору отчаянных головорезов, не признающих никакого закона, кроме своего собственного, полукровок и белых, для которых не осталось ничего святого.

— Помни это, — сказал Джим. — Потому что твоя проблема, Ал, в том, что ты считаешь каждого человека таким же благородным до мозга костей, как ты сам. Но если ты столкнешься с бандитами Рэмзи — стреляй!

С этим дружеским напутствием Аллан отправился в свое долгое путешествие по горам, ориентируясь по верхушке величественного пика Солисбери. К полудню он очутился неподалеку от входа в каньон, но, не доезжая до него, остановился, позволил своей лошади свободно пастись и устроился отдохнуть до сумерек. Отчасти потому, что и ему, и его лошади понадобятся все силы, чтобы совершить этот подвиг.

Аллан пустился в путь сразу же после захода солнца и добрался до каньона Солисбери, когда багрянец заката сузился в тоненькую полоску на горизонте, а звезды замерцали на черном куполе небосвода. Это походило на ворота в призрачный разрушенный город. Широкий просторный вход перерастал в бесконечный проспект, с мостовой, изъеденной чередой столетий. Справа высились огромные башни из красного камня, причудливо иссеченные ветрами. И эти отвесные скалы казались крепостным валом с разрушенными зубчатыми стенами. Аллан не мог представить, что скрывается за этими вратами. Вечер задернул свой сумрачный занавес, пронизанный высоким дрожащим воем койота, доносящимся откуда-то из глубины каньона.

Аллану советовали произвести разведку прежде, чем он двинется через вход в долину, но не сказали, как это сделать. И его лихорадочно работающий мозг не мог составить никакого подходящего плана. Потому Аллан пожал плечами и медленно, очень медленно поехал вперед. Едва ли примут за врага человека, едущего так спокойно и неспешно. И какими бы зверьми ни были люди Рэмзи, они вряд ли станут стрелять в него, пока не убедятся, что он из банды Гарри Кристофера.

Он уже проехал между двумя уступами, напоминавшими сторожевые башни, созданные самой природой, и тут его окликнули. Молодой человек взглянул направо и отчетливо разглядел длинный, тускло блеснувший ствол винтовки, глядящий прямо на него из-за нагромождения больших камней. От этого зрелища сердце Аллана заколотилось так отчаянно, что он начал вздрагивать всем телом в такт его ударам. Он подавил первый порыв пришпорить лошадь и помчаться вперед по ущелью что есть мочи. Вместо этого он остановил лошадь и сказал, пытаясь заставить голос звучать спокойно:

— Привет! Что там выше?

— Кто ты такой? — прорычали в ответ.

— Том Смит, — сказал Аллан, — с ранчо «О дробь Z».

Ему случалось видеть в горах скот с таким клеймом, и Джим объяснил ему, что оно значит. Конечно, могло быть и так, что часовой знает всех ковбоев с этого ранчо. Что ж, если так, Аллан получит пулю в лоб, только и всего.

— А что ты здесь делаешь, Том Смит? — спросил часовой, не опуская винтовки.

— У нас отбилось несколько коров. Я их разыскиваю. Вот хочу переночевать сегодня в каньоне Солисбери. Слишком далеко возвращаться обратно к ранчо, а лошадь моя устала.

— А по-моему, она еще вполне ничего, — заметил часовой, потому что в этот момент во тьме что-то зашелестело и лошадь Аллана испуганно взбрыкнула. Он стиснул зубы и успокоил животное, сильно сдавив ее бока коленями. Сейчас он пожалел, что не взял лошадь посмирнее.

— Она — пугливая дура! — в сердцах сказал Аллан. — Уже еле тащится, а все равно шарахается.

— Знаем таких, — уже более дружелюбно откликнулся часовой. — Был у меня чертов красноглазый длинномордый дурень, который тоже всегда гарцевал, словно ему не терпится пуститься в галоп, пока его не пришпоришь. А тогда он пятился и весь оставшийся путь шел прогулочным шагом. Но какого черта тебя несет в каньон на ночевку?

— Там стоит старая хибара, где можно достать воду. А у меня с собой достаточно еды, чтобы приготовить ужин и завтрак.

— С каких это пор старина Джеф с «О дробь Z» начал давать своим парням припасы в дорогу?

— Это моя привычка. Джеф ни при чем.

— Да ты запасливый, скажу я тебе!

— Никто не знает, что может случиться. Можно, например, приехать в знакомый каньон и напороться на парня с винтовкой. Что случилось, приятель?

Часовой захохотал:

— Я здесь сижу, чтобы сообщать всем, что каньон Солисбери сейчас — не самое лучшее место для ночлега.

— Там что-то стряслось?

— Вот именно! Жуткие вещи. В каньоне Солисбери ходит лихорадка, которую подхватывают те, кто задает слишком много вопросов. Кое-кто из них уже не встанет.

Ему так понравилась собственная острота, что он опять засмеялся.

— Ладно. — Аллан старался говорить как можно простодушнее. — Я не собираюсь туда соваться, если твоя винтовка против.

— Конечно против! Я вижу, Том Смит, что ты не силен в стрельбе.

— Я ношу револьвер для виду. И только.

Невидимый собеседник фыркнул то ли весело, то ли презрительно.

— Как там, на ранчо, поживает старина Кэри?

— Прекрасно, — ответил Аллан.

— Да ну? Говорили, доктор не надеялся, что он поднимется.

— Доктора тоже ошибаются, — заявил на это Аллан.

— Вообще-то да. Однажды меня пырнули ножом, и доктор признал меня безнадежным. А посмотри на меня сейчас!

Он поднялся, тень в тени, — высокий, широкоплечий здоровяк.

— Да ты настоящий великан! — тихо сказал Аллан. И добавил, похлопав себя по карманам: — Ох, я, кажется, потерял свои сигары! У тебя закурить не найдется, дружище?

Часовой помедлил. С одной стороны, он не хотел испытывать судьбу, но добродушие незнакомца, его простые манеры свидетельствовали о том, что здесь никакой опасности нет. Он взял оружие правой рукой, держа его нацеленным и не спуская пальца с курка. И подошел, протягивая бумагу и табак.

Аллан подъехал вплотную, чтобы взять курево, и разглядел лицо часового, такое же внушительное, как и его фигура, — широкая физиономия, окруженная короткой вьющейся бородкой. Его маленькие цепкие глазки впились в Аллана и его лошадь.

Между тем это была первая попытка Аллана свернуть самокрутку. Он оторвал полоску оберточной бумаги, высыпал на нее табак, как это часто делали на его глазах пастухи, и начал неуклюже сворачивать самокрутку. У него было на это всего несколько секунд. Еще немного, и его медлительность вызовет у часового подозрение». А винтовка в руке здоровяка все еще была нацелена прямо на него.

— Твоя лошадь не слишком-то и вспотела.

— Я останавливался неподалеку, высчитывал, ехать ли мне дальше или устраиваться на ночлег. Тогда она и остыла.

— Но на ней нет высохшего пота. Почему?

— Эти толстокожие никогда сильно не потеют!

— Это правда. Когда они начинают потеть, это значит, что они вот-вот откинут копыта. Чего ты там так долго возишься?

— Я порвал бумагу, — ответил Аллан и уронил самокрутку на землю.

— Ну, — проворчал охранник, — заклеивай ее теперь, если ты такой безрукий! Я не рвал бумагу для самокруток с детства!

— Ни разу?

— Говорю же, нет!

— Все дело в моей руке, — ответил Аллан. — Смотри.

Он протянул правую руку в сторону стража и в то же время высвободил ногу из стремени на противоположном боку лошади

— И что у тебя с рукой? — поинтересовался бандит. — Ничего необычного я не вижу. Что же с ней не так?

— Нервы, — ответил Аллан, и как только его рука оказалась всего в нескольких дюймах от лица часового, он резко выбросил ее вперед и вцепился прямо в плотную мускулистую шею под курчавой бородкой.

Бандит выронил винтовку и, задыхаясь, обеими руками оторвал от себя страшные тиски. Но Аллан уже соскакивал с седла и в падении нанес сокрушающий удар кулаком левой руки. Он пришелся прямо по зубам незнакомца и оборвал готовый вырваться у него крик. Часовой отлетел назад. Аллан тут же прыгнул на него как тигр, полный сил и ярости.

Наверняка рядом были и другие часовые. Они не должны услышать шума борьбы. И нельзя дать этому человеку возможность закричать.

Кулак снова врезался в лицо бандита. Казалось, он ударил скалу. На этот раз незнакомец, рыча, выдернул из заднего кармана револьвер. Аллан скользнул под прыгающее в его руке оружие, двинул противника плечом в бедро, и оба они упали на камни. Неожиданно Аллан почувствовал, что тело бандита обмякло, как будто он уснул.

Тяжело дыша, он поднялся на колени. Часовой лежал с закрытыми глазами, из пробитой острым выступом головы текла кровь. Мертв?

У Аллана не было времени выяснять это. Охваченный ужасом, он взлетел в седло и сразу взял с места в галоп. Далеко впереди расстилался озаренный мерцающим светом звезд подъем, с обеих сторон громоздились черные пики горных утесов, ограждающих каньон Солисбери. Местность между ними прекрасно просматривалась, и теперь Аллан знал, что ночь не укроет его, не спасет. О, если бы он смог проскочить мимо врагов незамеченным…

Не успел он додумать эту мысль до конца, как позади раздались крики и воздух взорвался неистовым громом ружейных выстрелов.

Глава 28

К УМИРАЮЩИМ ОТ ГОЛОДА

В тихом горном воздухе звуки стрельбы разнеслись по всему каньону Солисбери, из конца в конец, тысячекратно отраженные эхом от высоких утесов. Надежда уйти незамеченным пропала, но, по крайней мере, он был не настолько глуп, чтобы скакать посередине узкой долины. Аллан резко взял вправо и заставил лошадь замедлить бег, поскольку знал, что быстро движущийся объект заметить легче, чем неподвижный или медленно передвигающийся. Под прикрытием черной тени скал он снова пустил лошадь в галоп и сразу же увидел пятерых всадников, несущихся во весь опор к устью каньона. Они проскакали всего в какой-то сотне ярдов от него.

Если бы Аллан не свернул, они бы неминуемо столкнулись. Бандиты скакали, навстречу им выехал яростно вопящий соратник на большом коне. Оглянувшись, Аллан смутно разглядел его фигуру и услышал раскаты его голоса. И вся группа немедленно развернулась. Через мгновение они с бешеным ревом неслись прямо на него. Даже тень нависающей скалы не укрыла бы теперь Аллана от их ястребиных глаз. Он отпустил поводья, пришпорил свою лошадь и ринулся вперед.

Эта лошадь, сильная и выносливая, считалась лучшей в отряде Гарри Кристофера. Она достаточно отдохнула, чтобы в эту трудную для Аллана минуту показать все, на что способна. Но хотя животное летело как стрела, вопли, гремевшие позади, становились все ближе и ближе. Казалось, злость и негодование седоков придавали их лошадям новые силы.

Но была и другая причина, по которой они подняли такой шум. Крики должны были предупредить часовых, затаившихся выше по ущелью, и наверняка те уже подняли тревогу, услыхав ружейную пальбу. И верно, как только Аллан подумал об этом, он увидел их, скачущих навстречу, — всадник, еще один… Их было явно больше двух, и они растянулись редкой, но прочной цепью, чтобы отрезать ему путь к лачуге.

Увидев это, Аллан оглянулся. Преследователи нагоняли. Судя по всему, положение было безвыходное. И внезапно его охватила ярость. В нем пробудилось другое существо, как той ночью, после ограбления поезда, когда он выслеживал часового на плато. Из его горла вырвался дикий вопль, наполнив сердце неизъяснимым острым восторгом.

Лошадь под Алланом помчалась еще быстрее, как будто этот крик подстегнул ее сильнее острых шпор или плети. Животное неслось с удвоенной скоростью, и крики позади отдалились и стали тише.

Впереди четверка всадников приостановилась и сбилась теснее, так как теперь они определили место, куда он правил. В звездном свете Аллан видел их четко, очень четко, вплоть до мерцающего у них в руках оружия.

Он бросил лошадь в одну сторону, потом в другую, а потом направил послушное создание прямо на врагов.

Всадники располагались небольшим полукругом и непрерывно стреляли. Аллан вынул револьвер. Кто мог бы прицельно выстрелить с коня, несущегося на такой скорости? Но Аллан стрелял, стрелял, будто всю жизнь только этому и учился, — скупым движением указательного и среднего пальцев давя на спуск. Он стрелял. Четверо на конях оставались невредимы. Аллан выбрал центрального бандита, прямо перед собой, и снова выстрелил. Его лошадь храпела от страха — выстрелы гремели у нее над головой — и мчалась еще быстрее.

Человек в центре пошатнулся, вытянул руки, будто собирался на ощупь отыскивать путь в темноте. Потом завалился на бок и выскользнул из седла как тряпичная кукла. Он остался лежать на земле, а его конь вскинул голову, повернулся и исчез во мраке.

Трое остальных всадников все еще составляли полукруг, в центре которого теперь зияла брешь. Они держались уверенно и стреляли непрерывно. В этот момент что-то сильно обожгло Аллану кожу над ухом и заставило покачнуться в седле. Это было похоже на удар кулаком и в то же время на прикосновение раскаленного металла. Что-то теплое потекло по лицу Аллана, и только тогда он понял, что его задело случайной пулей. Жизнь его висела на тоненьком волоске!

Он выстрелил снова; трое все еще были перед ним. Он стрелял; три револьвера вели огонь из темноты, и теперь как лезвием ножа полоснуло правое плечо. Выстрел — и слетела его шляпа. Еще одна пуля пробивает развевающиеся от бешеной скачки полы его куртки. Аллан стрелял снова и снова — теперь уже лишь двое оставались в седле, и Аллан направил свою лошадь как раз между ними, в середину бывшего полукруга. Он тут же заметил, что их револьверы выстрелили еще раз, а потом отпрянули дулами в небо и застыли как завороженные. Он оказался как раз между стрелками, и они боялись подстрелить друг друга. Но еще один рывок, и, когда Аллан пронесся между ними, их револьверы заговорили опять. Лошадь Ала пронизала дрожь, но доброе животное еще скакало вперед, и в каких-то трехстах ярдах уже виднелась хижина, где он мог укрыться и куда вез еду умирающим товарищам.

Аллан натянул поводья. Джим говорил ему, что так успокаивают спотыкающуюся лошадь, а его скакун уже начал выдыхаться и терять скорость. Но все еще рвался вперед, хотя и спотыкаясь, и каждый рывок приближал к хижине хотя бы на несколько ярдов.

Впереди бушевал целый хоровод криков — в этих воющих стонах Аллан едва распознал людские голоса. Почему они не стреляют, чтобы отогнать преследователей? Наверное, опасаются попасть в него, несущего им надежду.

Седельные сумки с тридцатью фунтами провизии Аллан отвязал и держал в левой руке. Если бедная лошадь падет, он попытается дотащить их до укрытия сам. Еще сто ярдов позади. Оставалось двести. И тогда несчастное животное вскинуло голову и рухнуло с поистине человеческим стоном. Аллан кувырнулся вперед и так ударился об землю, что в глазах заплясали красные пятна.

Но это длилось лишь мгновение. Он медленно поднялся на ноги. За ним уже не гнались: заговорили винтовки укрывшихся в лачуге, и беспощадный огонь отогнал бандитов Рэмзи. Пальба продолжалась, но, когда Аллан поднял руку, тотчас же все смолкло. В маленькой хижине поднялась целая буря неудержимого веселья, и трое осажденных поспешили ему на помощь. Хотя Аллану не требовалось никакой поддержки, чтобы встать и побежать с богатством, оттягивавшим его левую руку. Он бросил прощальный взгляд на павшую лошадь. По воле случая погибло животное, а не всадник, и запекшаяся кровь на его голове, плече и боку свидетельствовала, насколько близко прошла рядом смерть.

Они не могли торжественно нести его на руках, но истощенные изголодавшиеся люди с ввалившимися глазами окружили спасителя, хлопали его по спине, кричали и плясали от радости. Они протолкнули его в дверь хибары.

— Я привез записку от Кристофера… — начал Аллан.

Но они не обратили бы на нее внимания, даже если бы это было письмо от самого Господа Бога. Взгляды несчастных были прикованы к плотно набитой сумке, висящей у него на руке. Их ноздри чутко трепетали, будто заслышав запах упакованной там свинины. И в тот же час измученные многодневным голодом люди оттеснили посланника с его невысказанным заявлением в угол и принялись готовить ужин.

В камине загудел огонь, быстро нарезали бекон, замесили тесто для лепешек из привезенной муки, по комнате поплыл ни с чем не сравнимый аромат свежезаваренного кофе. Все это время они приплясывали и пели. Несчастные хлопали друг друга по плечам, вопили и смеялись как сумасшедшие. Да они и вправду слегка сошли с ума.

В углу Аллан осматривал себя. Небольшим осколком зеркала он соскоблил волосы на голове вокруг раны. Пуля лишь слегка содрала кожу, хотя этот удар едва не оглушил его. Когда Аллан смыл кровь и перевязал рану, он почувствовал себя вполне сносно. Плечо тоже не вызывало беспокойства. Хотя рукав и промок от крови, попадание было несерьезным. Из-за падения с лошади все тело саднило от небольших кровоподтеков и синяков, а на макушке выросла огромная шишка. Но это были пустяки для человека, заглянувшего смерти в лицо и едва сумевшего спастись, чтобы выполнить свою миссию.

Когда еда была наполовину приготовлена и все сели ужинать, Аллану пришла в голову мысль, что на страже сейчас никто не стоит. И такой сообразительный бандюга, как Рэмзи, наверняка попытается застать их врасплох, поскольку знает, что голодающим привезли продукты и они забудут об опасности на время еды. Потому Аллан взял ружье и пошел к наполовину приоткрытой двери. Позади остались тепло очага, запахи жаркого и радостные голоса друзей. Впереди ждала ночная тишина и мягко мерцающие звезды.

Кто избрал такой пейзаж для места, где разворачивается трагедия? Из кустов доносились едва различимые шорохи, — видимо, какой-то любопытный койот, чью песню с вершины каньона он слышал этим вечером. За другим кустом проскользнула неясная тень. И когда из темноты поднялась фигура человека и двинулась к лачуге, Аллан вскинул ружье к плечу. Руки его не дрожали, хотя сердце трепетало от волнения. Выходит, он правильно просчитал ход мыслей главаря противников. Они шли сюда — двое, трое, четверо. Наверное, остальные подкрадывались с других сторон. Если он промедлит еще секунду и не поднимет тревоги, они ворвутся в хижину. Аллан прицелился как мог и нажал на спуск.

Уже стреляя, парень знал, что мишень ускользнула и он промажет. Но зрелище четверых бандитов, с воем удирающих в кусты, принесло ему немалое удовлетворение. Заросли трещали под напором спасающихся беглецов. Их крик подхватила дюжина глоток со всех сторон, и Ал услышал шум поспешного бегства. Рэмзи собрал всю свою банду для этого отчаянного прорыва, но, поняв, что их обнаружили, бандиты не проявили горячего желания бросаться на ружейные стволы в умелых руках.

Глава 29

ОПАСНОЕ РЕШЕНИЕ

Ужин был прерван; все ринулись к двери и окнам с оружием в руках. Но успели дать лишь пару залпов по исчезающим фигурам. Потом вернулись к еде, более собранные и притихшие.

— Если бы эти сволочи рванулись вперед, когда мальчуган выстрелил, — хмуро проговорил Денвер Чарли, — они бы взяли нас легко и без потерь. Левша, ты — никудышный командир.

Все с упреком уставились на Левшу Билла. Все, кроме Тома Морриса, сыгравшего решающую роль в ограблении поезда и с тех пор имевшего неоспоримое право голоса.

— Здесь нет другого командира, кроме наших пустых желудков, — заявил он. — Не трожь Левшу. Он все делает правильно. У всех есть своя голова на плечах. Но никому в голову не пришла дельная мысль. Только этому парнишке… новичку! — И Том посмотрел на Аллана с восхищением. — Ал! Черт меня подери, если я буду не прав, когда скажу, что ты удивил нас всех. Во-первых, ты не дал нам загнуться от голода. Во-вторых, если бы не ты, эти убийцы перерезали бы нам глотки! Твою руку, приятель!

Он сердечно пожал руку Аллана, и все последовали его примеру. Это не было похоже на обычное рукопожатие, к каким Аллан привык, когда работал в банке. Они улыбались, крепко и осторожно сжимая его руку и глядя в глаза долгим, проникновенным взглядом. Они говорили что-то вроде: «Ей-богу, малыш:, ты — не худший из парней!» или «Старик, ты поступил чертовски благородно!». Но за их грубыми голосами и незатейливыми словами слышался далекий отзвук древнего священного обряда. Главное не высказывали вслух, и Аллан чувствовал, что сейчас его приняли в некое избранное товарищество, братство людей, которые будут с ним до конца, отдадут последние капли воды во фляге, останутся рядом до последнего патрона, встанут плечом к плечу против всего мира. И он был искренне благодарен товарищам.

Еще в нем зародилось ощущение, будто получил великую награду за незначительный поступок. Без сомнения, они восхищались его деяниями, но, вспоминая свое путешествие от входа в каньон Солисбери, скачку по долине и прорыв через оцепление часовых в конце пути, Аллан убеждался, что выжил лишь благодаря незнанию и счастливому случаю. В том, что он совершил, не было ничего выдающегося.

Поэтому, когда он выслушал их благодарственные речи и увидел распахнутые ему навстречу сердца, он не стал вступать в разговор как человек, получивший право высказывать свое мнение и быть выслушанным. Аллан отошел в сторонку и дал остальным распечатать письмо, привезенное от далекого главаря. И за это молчание и спокойствие его зауважали еще больше, чем за проявленный героизм. Ведь, помимо всего прочего, хороший или плохой, человек Запада ценил в своем товарище скромность.

Сперва Левша Билл прочел послание про себя. Затем вслух для соратников. Оно было выслушано в гробовом молчании. Дослушав письмо до конца, все продолжали безмолвствовать. Кто-то должен был первым начать обсуждение. Кто?

Наконец заговорил крепыш Том Моррис:

— Сдается мне, что Гарри повредился умом. Это на него совсем не похоже.

— Да у нас нет ни единого шанса по этому раскладу, — поддержал его Денвер Чарли. — Выходить на рассвете… Когда псы Рэмзи могут хорошенько прицелиться и бить наверняка… и, конечно, они не промахнутся. Не то что ночью!

И он кивком указал на Аллана, будто последний должен был поздравить себя с тем, что не пытался проверить свою храбрость при солнечном свете. Аллан кивнул и содрогнулся. Пули, лишь задевшие его, и еще дюжина других, просвистевших совсем рядом, не пролетели бы мимо, если бы сцену озаряли яркие солнечные лучи, а не предательский звездный свет.

— Выйти на рассвете, — продолжал Том Моррис, — и переться через весь чертов каньон. Пешком! Вы только подумайте! А если Гарри и его парни не подъедут вовремя? Не успеем мы пройти и полмили, как нас перестреляют всех до единого!

Все, кроме Левши Билла, закивали. Левша подождал, пока все выразят свое негодование, а потом спокойно сказал:

— Чарли, у тебя есть кое-какие денежки, после того как ты где-то взял банк. Ты сам говорил, что есть.

— Ну и что теперь с того? Конечно есть. Я не был дураком и унес тогда все.

— У тебя тоже что-то есть на черный день, правда, Том? — продолжал Билл.

— Ну, мне немного везло.

— Хорошо, ребята. А был ли у вас хотя бы цент за душой, когда вы присоединились к Гарри Кристоферу? — Он помолчал, ожидая, пока его выстрел достигнет цели. И потом продолжал: — У меня тоже не было ни гроша, когда Гарри взял меня. Мне, бывало, улыбалась удача, но нечасто и недолго. Ну подцепишь сотню тут, пару сотен там… Но когда я примкнул к Гарри, я начал делать деньги быстрее, чем мог потратить. Так же, как и все остальные. У него на золото нюх. Мы думаем, что и сами так умеем. Но это потому, что мы забыли, что Гарри сделал для нас.

— Если мы кое-чего скопили, то сколько же нагреб Гарри? — воскликнул Чарли и тут же мрачно добавил: — Не думай, я не говорю ни слова против Гарри. Он, конечно, фигура.

— Он покупает сведения, которые дают нам деньги, — — спокойно сказал Билл. — И его доля в добыче несомненна, не так ли?

В ответ все промолчали.

— Как бы мы добрались до этого золота, если бы не он? — добавил Билл.

После небольшой паузы раздался голос Тома Морриса:

— Я не понимаю, почему шеф не захотел, чтобы мы ехали вместе? Если бы мы не разделились на две группы, нам бы хватило сил отбиться от Рэмзи.

— Если бы все мужчины Кранстона пошли по нашему следу, где бы мы были сейчас? — ответил Левша Билл. — А если бы мы поехали все вместе, мы бы оставили след, по которому они легко бы нас нашли.

На этот аргумент возражений не нашлось.

— Как бы там ни было, — продолжал Левша, — сейчас мы сидим в западне и обвиняем в этом кого-то другого. Разве Гарри знал, что Рэмзи нападет на нас? Он рассчитал, что мы сумеем прорваться через округ Кранстон. И рассчитал верно. Надо отметить, что мы ушли чисто. Просто он не знал, что мы нарвемся на Рэмзи.

Ни Чарли, ни Том ничего не ответили. Возражений не находилось. И Левша продолжал развивать свою мысль до конца:

— Этот спуск по каньону утром кажется рискованным. Любому дураку это ясно. Да, это риск. Но разве мы сейчас не рискуем, оставаясь здесь дольше? С каждой минутой это становится все опаснее. Всего час назад мы бы не дали за свои шкуры и ломаного гроша. Парень прорвался сюда в одиночку и привез еду. Мы набили брюхо и чувствуем себя вполне терпимо. Но много ли осталось продуктов? Завтра мы опять будем голодать. А Рэмзи и его ублюдки стреляют кроликов, если у них нет ничего получше. Парни, может, шеф потому и предлагает нам этот путь, что это рискованно. Как бы там ни было, не будем больше об этом думать. Я — за то, что он предложил. Если это не сработает, мы встретим свою судьбу и умрем, не выпустив из рук револьверов. Если все пройдет удачно, Гарри будет для нас самым великим человеком во всем мире. А теперь — спать. Утром я подниму вас до назначенного срока, чтобы кое-что обсудить. Лучше будет, если мы зароем золото здесь, и когда встретимся с Кристофером, то вернемся за ним.

На том и порешили. Тому Моррису выпало стоять на часах. Остальные, и Аллан в их числе, завернулись в одеяла и тут же уснули. Для Аллана эта ночь тянулась бесконечно. Несколько раз боль и жар полученных ран будили его. И он был даже рад, когда прозвучал тихий, глубокий голос Тома Морриса:

— Просыпайтесь, ребята. До рассвета осталось полчаса. Вставайте. Дрыхнуть некогда!

Все сели, зевая и потягиваясь. Затем, мгновенно вспомнив все, что ждет их в этот решающий день, встали и потянулись за оружием. Они стояли кругом, мрачные и строгие, продумывая предстоящую битву. Тогда Левша Билл задал вопрос тоном, не требующим ответа.

— Парни, — произнес он, — мы собираемся торчать здесь, пока Гарри и остальные не въедут в долину? Мы будем сидеть и ждать, пока Рэмзи не перестреляет их и не вернется прикончить и нас? Или мы поступим как люди, привыкшие держать слово, и пойдем вниз к товарищам?

На такое предложение невозможно было ответить отказом. Три голоса поддержали его. Молчание остальных свидетельствовало о согласии.

Глава 30

ПО СЛЕДУ АЛЛАНА

Много воды утекло со времени первого столкновения Уолтера Джардайна и Элиаса Джонстона с Алланом. И трудно даже представить, насколько низко пала репутация этих джентльменов после двух знаменитых стычек с Алланом и Джимом Джонсом. Нагляднее всего был тот факт, что если до первой встречи Джонстон выдвигал себя на пост шерифа и был безоговорочно избран, то после второй все уже знали историю с Алом Винсентом и он не смог набрать ни единого голоса.

Результатом второго столкновения стала еще и некоторая отчужденность, разделившая бывших друзей. Не важно, что Элиас пророчески предсказал, что Ал Винсент обязательно вернется в Эль-Райдел. Намного существеннее было то, что преступник вернулся и ушел опять. После этого Уолтер Джардайн перестал прислушиваться к советам друга и настоял на том, чтобы немедленно начать погоню.

Прознав про ограбление поезда, они окончательно уверились в том, что Аллан был членом банды Кристофера, сразу же направились туда и вскоре доехали до Кранстона. Весь округ полнился рассказами о деяниях грабителей. И конечно, весь округ обвинял в неудаче одного-единственного человека. Это был несчастный Билл Таккер, который попался четверым бандитам и сыграл им на руку. Не многие задумывались над тем, что сами-то они едва ли поступили бы иначе под дулом бандитского револьвера. Всем был нужен козел отпущения, и Билл был единственной подходящей кандидатурой.

Кранстонский отряд преследования вернулся с гор, загнав до полусмерти лошадей, стараясь отыскать следы преступников. Но те как в воду канули. Весь округ охватило уныние. Ведь стоит только раз упустить бандитов, как преступность вновь поднимет голову!

Конечно, два стража порядка наведались к Биллу Таккеру и нашли его в глубокой печали, от которой находчивый Элиас Джонстон сразу же его избавил.

— Друг, — сказал он, — все, что мы хотим знать, это был ли в банде парень по имени Ал Винсент?

Лицо Таккера неожиданно просветлело.

— Если бы не было, — ответил Билл, — я бы гнил сейчас где-нибудь в кустах. Именно он захватил меня в плен, и именно он не дал остальным меня убить, когда те хотели это сделать. А хотели они не раз. Конечно, Ал Винсент с ними. Но почему такой славный парень, как он, связался с этими негодяями, я не знаю. Может, вы в курсе?

— Он обязательно с ними расстанется, — ответил Элиас Джонстон с тонким намеком. — Он оставит банду, как только мы найдем его и объяснимся. Для этого мы и идем по следу… только затем, чтобы встретиться с Алланом Винсентом. Все, что мы хотели, — это узнать, был ли он с бандитами. Большое спасибо!

И они вдвоем с Джардайном направились в горы. У них не было никакого определенного плана, только бы добраться до высокогорья. Там преступники должны были устроить себе убежище, чтобы разделить добычу и отсидеться, пока фермеры не успокоятся и вооруженные отряды не устанут прочесывать горы.

Джонстон и Джардайн расположились на ночь на достаточно пологом склоне. Было далеко за полночь, когда в низине заржала лошадь, и это ржание буквально подбросило уснувших было преследователей. Высоко в небесах плыл холодный серповидный месяц, льющий яркий свет, тот неземной свет, который запоминается всем, кто жил в горах. И в лощине под горой, на склоне которой остановились путешественники, цепью двигался отряд всадников, ведущих за собой свободных лошадей.

Тотчас же они приникли к земле и, сжавшись, наблюдали странное шествие, пока отряд не исчез за поворотом, огибая гору. Тогда Джардайн заговорил:

— Эли, тебе не показалась знакомой лошадь, на которой ехал первый всадник?

— Я не узнал ни одну лошадь.

— Ладно, старина. Ставлю тысячу против одного, что это — лошадка Гарри Кристофера. И если это так, то это были люди Кристофера.

У Джонстона перехватило дыхание.

— Тогда Винсент был с ними!

— Возможно. Но что означают кони с пустыми седлами?

— Думаю, что я могу объяснить. Просто когда они начали делить золото, добытое с поезда, то повздорили. Пошли в ход револьверы. Те, кто стрелял быстро и метко, выжили. Те, кто плохо держал револьверы, уже в аду. Их оставили умирать при свете луны. А остальные увели коней тех, кто был убит. Это же проще простого!

Такое объяснение звучало убедительно. Но Джардайн заметил, что Гарри Кристофер — командир строгий и странно, что его люди повздорили из-за добычи.

— Может, раньше такого и не бывало, — ответил Джонстон. — Но они никогда еще не захватывали такого крупного куша. В газетах пишут, что около миллиона долларов.

— Сбрось половину. Газеты всегда преувеличивают, черт бы их побрал. Когда я поймал Харпера, газетчики раскричались, что я пять раз стрелял в него, пока не убил. А я сбил его с ног и, когда он падал, выстрелил прямо в сердце. Читая эту газетенку, можно подумать, будто я и револьвер держать не умею — пять раз стрелять в человека, прежде чем прикончить его!

Глядя на эту вспышку праведного негодования, Джонстон только улыбался и думал, как все-таки в Джардайне много детского. Но, вспомнив о деле, они решили, что это действительно была банда Кристофера и нужно ехать за ними. Не для того, чтобы схватиться со всей сворой, а в надежде на то, что Аллан отстанет от остальных, или по меньшей мере убедиться при свете дня, что он среди них.

Быстро собравшись и оседлав лошадей, друзья поспешили по следам бандитов. Большой отряд всегда едет медленнее одиночек. И хотя ехавшие впереди всадники погоняли коней вовсю, двое преследователей быстро смогли их догнать, оставаясь незамеченными. Они осторожно ехали позади. Им даже не нужно было держать отряд в поле зрения, так как тропа петляла и вилась между скал и до них долетал стук подков, отдававшийся многократным эхом среди высоких утесов.

Так они скакали, пока небо не засерело и месяц не поблек в свете зарождавшейся зари. Сперва они медленно спускались вниз, потом пошел подъем, становившийся все круче и круче.

— Ты бывал в этих местах? — спросил Джардайн у Джонстона. — Какого дьявола они сюда притащились? Что они здесь забыли?

— Это гора Солисбери и прямо под нами — каньон Солисбери. Если проехать ярдов сто левее, то он будет как на ладони. Зачем они сюда едут, я понятия не имею. Справа идет неплохой путь ко входу в каньон. И если бы они ехали туда, то выбрали бы этот путь — ровный и удобный, как дорога. Не-ет, старик, они явно что-то задумали!

Еще какое-то время они ехали вперед, потом повернули налево и спустились по крутому откосу. Но прежде, чем последовать за отрядом, двое друзей увидели протянувшийся во всю длину каньон, узкий как желоб. В ясном утреннем свете он был виден во всю длину. Мохнатые облачка кустарника, срезанные полукругом уступы, старая лачуга, осевшая набок, как падающий человек… и тоненькая струйка дыма над трубой лачуги. Увидев дым, они поразились. В высшей степени странно, что в такой развалине еще кто-то живет! И, вдыхая пронзительно чистый, холодный утренний воздух, они гадали, кто бы мог остановиться там на ночлег.

— Да, наверное, какой-нибудь бродяга забрел в каньон и остался там на ночь. Похоже, он подожжет старую хибару, чтобы погреть руки перед тем, как уйти поутру.

Отряд спустился с вершины и въехал в узкую расселину, ведущую к верхнему концу каньона. Отсюда вид на каньон загораживали высокие утесы. И в это время противоположный склон расселины зарозовел.

На востоке над горами появился узкий краешек восходящего солнца, которое постепенно всплывало ввысь, становясь все шире и ярче, так что приходилось щуриться и отворачиваться.

И всего мгновение спустя из самого сердца каньона донеслась далекая ружейная пальба.

Глава 31

«СДАЕШЬСЯ?!»

Они собрались в лачуге, горстка бойцов, которым предстояло пережить сегодня самое рискованное из всех рискованных приключений. Все тщательно проверили снаряжение, почистили револьверы и внимательно осмотрели их, убедившись, что капризный и страшный механизм не подведет в знакомых руках. Ружья проверяли точно так же. Эти приготовления заняли всего несколько минут. Потому что люди такой опасной профессии, противостоящие всему миру, никогда не засыпают, не проверив оружия. Это был последний осмотр перед началом дела, на всякий случай.

Пояса затянули на пару дюймов туже привычного. И с досадой посмотрели на свои высокие, узконосые шнурованные сапоги с длинными шпорами, такие удобные для верховой езды, но совершенно непригодные для бега. Под конец они надвинули на глаза шляпы и пристально посмотрели друг на друга. Эти люди вместе прошли через множество опасностей и приключений. Еще вчера казалось, что ты их хорошо знаешь. Но не подведет ли тебя старый приятель сейчас, когда впереди ждет суровое испытание?

Так думал Аллан, глядя на ярко освещенные солнцем лица, — лица, отмеченные печатью лишений, неисчислимых грехов и всевозможных пороков, но и настоящего героизма, искупающего многое. Неужели не пройдет и часа, как они все умрут? Или, быть может, некоторые пробегут вниз по каньону в клубах пыли, непрерывно паля из револьверов, и все же доберутся до товарищей?

Наконец Левша открыл дверь и указал на восток, где красный ободок восходящего солнца уже показался над вершинами гор.

— Вот, джентельмены, команда начинать. Я, ребята, иду первым. Надеюсь, вы выйдете сразу же за мной и будете держаться рядом.

И он вышел в утро, вскинув голову. Каждый его мускул напрягся в ожидании пули, выпущенной бдительным часовым.

Но выстрелов не было. Не слышно было ни звука, и ничто живое не показывалось им на глаза. Под ногами хрустел песок и гравий. Прошли первый страх и отчаяние. Все пошли свободнее, биение сердец стало ровнее, и на исхудавшие бледные щеки постепенно возвратился румянец. Они прошагали с сотню ярдов и достигли небольшой, всего на несколько ярдов поднимающейся над долиной, возвышенности. И по-прежнему все было тихо! Вокруг не видно было ни души, но скалы, нависшие над долиной; казалось, смотрели на них зловеще.

— Ну что, джантельмены, — сказал Денвер Чарли, — может, мы и прорвемся…

Что-то с глухим треском толкнуло Денвера в грудь. Он споткнулся и рухнул ничком, зарывшись пальцами в песок. Его длинные ноги вытянулись, тело дернулось и замерло, а в скалах раскатилось эхо выстрела. Их обнаружили!

— Назад! — закричал Том Моррис. — Кристофера там нет! Назад, парни, а то мы все тут поляжем!

Новый залп только подтвердил его слова, и отряд ринулся было бежать, но положение спас Левша Билл. Как настоящий солдат в минуту опасности, он всем сердцем оставался преданным своему командиру. Билл вырвался вперед и взмахнул шляпой.

— Возвращаться так же опасно, как и идти вперед, — закричал он. — За мной, ребята!

И он бросился вперед, стройный и невысокий. Его шпоры сверкали и звенели при каждом шаге. За ним ринулись и остальные. Весь их маленький отряд рвался вперед, крича изо всех сил, не столько подбадривая товарищей, сколько воодушевляя самих себя. Но уже через пять шагов упал еще один. По ним били опытные стрелки, а спрятаться было негде. Враги лежали в укрытиях, удобно пристроив винтовки, надежно защищенные камнями. И рука у них не дрожала от сознания, что стреляют они по живым людям. Для этих охотников человеческая жизнь не значила ровным счетом ничего.

Отступать было так же смертельно опасно, как и бежать вперед. Еще один упал, уже третий с начала этой безумной бойни. А они не могли ответить врагам ни единым выстрелом. Левша Билл, воя от ярости, все еще возглавлял атаку, направляя своих бойцов к большим валунам, из-за которых стреляли два револьвера. Но его обогнал человек, вертевший винтовкой над головой, словно это была детская игрушка. Это был Аллан. Он несся как олень и вопил как сумасшедший, горячка боя билась в его сердце. Перед ним были враги, заслуживавшие пощады не более, чем размалеванные кровожадные дикари, вышедшие на тропу войны.

Атака захлебывалась, но они еще рвались вперед, горя жаждой мести. Аллан первым ворвался в сложенный круг камней. За ним успели Левша и Том Моррис. Задыхающиеся, хрипящие, они готовы были рвать врагов зубами. Аллан сразу вспрыгнул на высокий круглый камень. Этот прыжок спас ему жизнь. Пуля, нацеленная прямо в сердце, только зацепила ногу. И Аллан спрыгнул на голову стрелявшего. Один удар прикладом ружья… Когда Ал поднял глаза, Моррис приканчивал второго бандита.

Наконец-то они хоть немного отомстили! Парни залегли в укрытии, пока пули визжали по камням с внешней стороны. На какое-то время они оказались в относительной безопасности. Но внезапно пули свистнули в щель между валунами, и Том Моррис содрогнулся от боли и вскрикнул. Рана была не смертельной, но свидетельствовала о безнадежности их положения.

Трое врагов вскочили на лошадей и помчались к более выгодному месту, где прятался командир и откуда простреливалась вся долина. В отчаянии Моррис и Левша выстрелили им вслед. Но они рванули слишком неожиданно и быстро, а расстояние было слишком велико, чтобы стрельба повредила им.

— Половина наших еще живы, — прохрипел Левша. — Посмотрите! Они добивают тех, кто упал!

Действительно, эти звери стреляли в лежащих людей.

Но возмездие приближалось. Сзади, с другого конца каньона донесся мощный перестук копыт. В ослепительном солнечном свете всадники смотрелись великолепно. Их кони блестели, поля шляп отгибались назад от бьющего в лицо ветра. Первым скакал Гарри Кристофер, и в каждой руке он держал по револьверу. Он стрелял на скаку, и без промаха. Из своего укрытия товарищи увидели, как один из их противников вскрикнул и подпрыгнул, сраженный пулей. Это скакал Гарри Кристофер, отважный рыцарь без страха и упрека, а с ним все его ребята и запасные лошади.

Двоих парней вышибли из седел, но блистательное воинство вымело врагов из засады в скалах и ринулось к следующей, где притаились остальные парни Рэмзи. Притом отлично вооруженные. Их выстрелы сливались в единый рев, палили они непрерывно, пока рукоятки не раскалились и их стало невозможно держать в руках. Грохот выстрелов напоминал низвержение могучего водопада. Уже три пустующих седла, но всадники прорвались — и враги сошлись в неистовой рукопашной.

У Рэмзи остался только один укрепленный пост. Внезапно из-за скалы выпрыгнул высокий худой человек, сорвал шляпу, и его длинные волосы разметало ветром. До Аллана донесся его негодующий вопль.

— Рэмзи… совсем спятил… для него драка все равно что выпивка… — тяжело дыша, промолвил Том Моррис. — Это не человек, это сам дьявол!

Левша закричал:

— Вперед, парни! Поможем нашим! Этим скоро конец!

И они ринулись через долину. Том Моррис остановился, пошатнулся и упал мертвым. Но остальные неслись вперед. Они видели, как Гарри Кристофер штурмует последний вражеский оплот.

Они добежали, и перед Алланом закружился водоворот тел, перекошенные ненавистью лица уставились на него и на поредевший отряд всадников. Он увидел оскаленные зубы, сверкающие покрасневшие глаза. Он увидел блеск стали. В его легкие ворвался пороховой дым. И сердце его зажглось неистовой злобой. Страх исчез. Для него просто не осталось места. Так же, как и для раздумий и сожалений.

Он не мог бы рассказать, что он делал. Он помнил только, что молотил винтовкой и что приклад разлетелся от удара по чьему-то вопящему лицу. Он только знал, что размахивал винтовкой без единого патрона, и сталь гнулась от силы его ударов, как тонкая жесть. Он отбросил бесполезное оружие и дрался голыми руками, и что-то трещало под его беспощадными пальцами.

Внезапно сквозь слепящую круговерть сумасшедшего боя чей-то голос коснулся его слуха и его сердца. Голос Джима, его стон.

Аллан остановился и оттолкнул от себя незнакомое безвольное тело. Рядом не осталось никого живого. Аллан дико огляделся, и что-то внутри его сказало ему, что такова, должно быть, воля Божья: уничтожить врагов рода людского руками других, им подобных!

Джим полусидел, прислонившись к скале, его руки обессиленно лежали вдоль тела, голова была запрокинута, а глаза впились в Аллана с безмолвным ужасом. Не с болью, не с мольбой, а именно с ужасом.

Аллан протянул к нему руку и заговорил. Он и не знал раньше, что его голос может быть таким стальным, таким низким и хриплым! Он переменился телом и душой. Станет ли он когда-нибудь прежним, таким, каким он был до сегодняшнего дня? Даже Джим отшатнулся от него! Джим, испытанный и верный товарищ! Аллан опустился рядом с Джимом на колени.

— Джим, — сказал он, — ты сильно ранен?

Джим вздрогнул и поднял дрожащую руку, будто хотел оттолкнуть его.

— Что случилось? — воскликнул Аллан.

— Я видел тебя в деле… Я видел, Ал. Кто ты? Дьявол?

Но Аллан отмел все горестные мысли в сторону.

— Не важно, что с остальными, — пробормотал он, когда рядом кто-то жалостно застонал. — Среди них не было хороших людей, кроме тебя, Джим. Куда тебя ранили?

— Со мной все кончено, — ответил Джим. — Я умираю. И если бы у меня был шанс протянуть еще немного, я бы доказал всем на свете, что я не сволочь. Но я умираю.

— Куда тебе попали?

— Куда-то в бок. С такой дырой долго не живут. Я знаю. Я видел раньше…

Он запнулся и закашлялся. Когда несчастный снова мог говорить, он еле слышно выдохнул:

— Кто выиграл?

— Никто. Все убиты.

Слабая улыбка коснулась бледных губ Джима.

— Тогда миллион долларов достался тебе, старик. Что ты будешь с ним делать?

— Верну тем, кому он принадлежал.

У Джима округлились глаза.

— После того, как мы боролись и умирали за эти деньги?

— Грязные деньги, — печально, но твердо ответил Аллан. — Я думал, что люди, которые на такое способны, великие люди. Но вижу только грязь и ничего больше. Выше нос, славный парень Джим! Ты еще не умер, и с Божьей помощью мы выберемся из этой переделки.

Далеко вверху по каньону раздался топот копыт. Аллан оглянулся и увидел двух всадников, скачущих быстрым галопом.

— Кажется, они едут сюда! — радостно воскликнул он. — Если это честные люди, они помогут тебе, Джим. А если это ребята Рэмзи…

И он потянулся к винтовке, заканчивая фразу. Но в следующее мгновение отбросил оружие, воскликнув странным голосом:

— Это честные люди, Джим. Ты спасен!

Он узнал Джардайна и Джонстона. Глазам этих достойных джентльменов предстало необычное зрелище — длиннорукий парень махал им изо всех сил и кричал, чтоб они поспешили.

Подъехав, друзья спешились, держа Аллана на мушке.

— Ты сдаешься, Ал Винсент? — вопросили они.

— Спасите Джима, — ответил он, — и я пойду за вами в тюрьму!

Глава 32

ПЕРВОКЛАССНЫЙ ДУРАК

О том, как они спасали Джима, подробно рассказали газеты. Втроем они перенесли раненого в лачугу и оказали первую помощь. Из двух банд в живых осталось девять человек, но все в очень тяжелом состоянии. Остальные были мертвы, и Кристофер с Рэмзи в том числе.

Потом Джонстон проскакал десять часов до ближайшего поселка, сообщил о случившемся и двинулся обратно с подмогой — желающих было хоть отбавляй. К счастью, в городе тогда находился корреспондент газеты. Он приехал записать какую-нибудь историю из жизни фермеров. Услышав новость, он тотчас же забыл о фермерах и поехал в первых рядах спасателей. Именно он поведал миру о трагедии в каньоне Солисбери. Он рассказал об этом месте, о трупах, о том, как их хоронили, и об эпитафии, выбитой на их надгробии. И о том, как он увидел Уолтера Джардайна, ухаживавшего за девятерыми беспомощными инвалидами, и помогал ему только один преступник, отпущенный под честное слово. Он также узнал, что этот бандит сдался в руки правосудия, чтобы спасти раненого товарища, и не воспользовался шансом загрести миллион долларов. Он ведь запросто мог вскочить на коня и ускакать прочь.

Сюжет так захватил репортера, что он сам подхватил лихорадку. Каждую минуту появлялась новая статья. Когда преступников вывезли из долины, он записал все слова, слетевшие с их губ. Нью-йоркский редактор был вне себя от счастья. Уже пять дней, как его газета печатала сенсационные статьи. И он наказал корреспонденту не пропускать ничего, ни одного эпитета, подробно описывая все, что он видел, слышал и чувствовал. И корреспондент не оплошал. Так Аллан Винсент стал национальной достопримечательностью.

Его фотография облетела восточную часть страны со скоростью курьерского поезда. В различных ракурсах он красовался и в воскресном приложении, и в иллюстрированных журналах. Сентиментальные писательницы рвались взять у него интервью и пересказать его историю. К его имени добавили множество определений. Его называли Головорез Винсент. Его обзывали бандитом, гангстером, отшельником, прирожденным убийцей.

В довершение директор банка, в котором Аллан когда-то служил, узнал его на фото и побеседовал с журналистами, после чего вышла статья на четыре колонки о юности этого героя Запада.

Вся эта история стала отличной газетной сенсацией. Притом она была очень сентиментальной. Поскольку Джим Джонс сознался, что единственной причиной, по которой Винсент Аллан вступил в банду Кристофера, была их дружба. Это стало последней каплей во всеобщем восхищении.

Имя Винсента Аллана было у всех на устах. Надеясь узнать что-нибудь новенькое о нем, люди спозаранку бежали к входной двери за свежей газетой.

А что же наш герой? Бедный Винсент Аллан сидел в тюрьме маленького городка Эль-Райдел и слушал, как его жители приветствуют нового шерифа, Элиаса Джонстона.

Элиас вернул утраченную славу. И хотя он заявил, что ни Джардайн, ни он сам не сделали ничего выдающегося и Винсент Аллан сдался по собственной воле, это не возымело результата. И было объявлено ложной скромностью и выдумкой. Вопреки всем фактам, из Джонстона и Джардайна сделали героев. А Винсента провозгласили страшным злодеем, тем же способом и по той же причине.

«Когда мы вздернем парочку таких, как он, — заявляло общественное мнение, — сила и слава Запада возрастет настолько, что честные и законопослушные граждане смогут здесь жить спокойно».

В то же время Аллану приносили газеты. У него появилась возможность посмотреть на себя со стороны, как его увидели другие, и, бывало, он спрашивал шерифа Джонстона:

— И это все правда, Эли? Это все обо мне?

Потом был суд. Он получился необыкновенным, отчасти потому, что обстоятельства дела разнеслись по всей стране, отчасти потому, что был он необычайно краток. Государство обвинило этого человека в участии в убийстве конвоира поезда. То, что он там был, считалось доказанным. Что же до погибших в каньоне, их жизни давно были вне закона и их убийство не считалось за преступление.

Сам Аллан просто говорил, что заслуживает смерти, что он в смущении и раскаянии и что достаточно прочесть газеты, чтобы убедиться, насколько он погряз в преступлениях. И молодой адвокат, которому судья поручил вести дело Аллана, не нашелся что ответить своему подопечному. Все, что он посоветовал своему клиенту, — это признать себя виновным, что Аллан и сделал.

Суд, для соблюдения приличий, удалился на десять минут и, вернувшись, огласил приговор. Аллан стоял с двумя охранниками по бокам и слышал слова: смерть через повешение. Но пока судья говорил, его голос значил для Аллана не больше, чем звон колокольчика. В эту минуту он напряженно следил за воробьем, порхающим в открытом из-за жары окне. Он рассматривал широкий горячий квадрат этого окна на полу. И щедро смазанные помадой волосы клерка, сияющие как полированное дерево, когда он склонялся над своей тетрадью. И быстро строчащий карандаш судебного репортера. И морщины на лбу судьи, то появляющиеся, то исчезающие, то снова появляющиеся на добром лице человека, говорящего эти страшные слова.

Потом он повернулся к лицам в зале, искаженным от ужаса и любопытства. Все места были заняты. Люди толпились даже в проходе. После слов судьи гробовая тишина нарушилась легким шепотом. Аллан даже кое-что расслышал, пока его вели через зал.

— Он кажется вполне симпатичным, Том. Ты не находишь?

— Не будь дурой, Бетти. Главное не то, какие они снаружи, а то, какие они внутри.

— Посмотри на него! И глазом не моргнул. Да он наверняка глубоко испорчен, можешь мне поверить.

— Черт побери, да он спокоен как слон! Не хотел бы я встретиться с таким молодчиком поздно ночью. Перережет тебе горло и не задумается. Глянь в его глаза. Ни одной мысли. Тварь.

Аллан выслушивал эти соображения совершенно спокойно. Когда вступал очередной оратор, он по привычке устремлял на него свои внимательные глаза. Он только чувствовал, что все они судят о нем слишком поверхностно. И под внешней оболочкой скрывалось много, очень много. Едва ли он мог объяснить это сам. Ему казалось, что все происходящее вокруг — только сон, и когда он проснется, то пойдет в банк, из которого когда-то ушел, сядет на высокий стул на своем старом месте, будто ничего этого не было. Им такое не расскажешь. И все же в сердце его не было злобы.

Просто он на какое-то время сошел с ума и стал убийцей. Если бы ему кто-то сказал, что он не совершил ничего непоправимого, он невероятно удивился бы и не поверил. И если бы ему сказали, что все его действия были основаны на заботе больше о других, чем о себе, он решил бы, что это говорят из жалости.

Он не хотел, чтобы его жалели. Как он желал, чтобы поскорее все закончилось и он понес заслуженное наказание! Весь мир осудил его как преступника — а он был слишком доверчив, чтобы не поверить целому миру. Все, чего он желал, — это поскорее закончить дело, расплатиться с долгами и уйти в извечное молчание, перед смертью увидев лишь одно лицо — лицо Фрэнсис.

Она стояла в углу зала заседаний, бледная и прекрасная, не отрывая огромных глаз от Аллана. У нее был вид недавно избитого человека, и казалось, боль еще не покинула ни ее тела, ни ее сердца. Он не знал, почему она пришла. По крайней мере это означало, что сейчас Джиму лучше. Проходя мимо нее, он остановился в проходе и одними губами прошептал:

— Джим?

— Лучше! — дрогнули бледные губы Фрэнсис.

Боже, какая улыбка появилась на ее лице! Другой бы разглядел нежность и жалость и все ее большое и любящее сердце в этой одной улыбке. Но Аллан пошел дальше, думая: «Как она рада тому, что Джиму легче. Как она его любит!»

В тюрьме Элиас Джонстон пришел к нему в камеру.

— Ал, — сказал он, — почему ты не подашь апелляцию?

— Зачем? — спросил Аллан. — Ты же видишь, все знают, что я это заслужил.

— Ты уже знаешь?

— О чем?

— Может, тебе будет совестно принять помилование от губернатора? Ты же считаешь, что большинство против тебя. Но подожди до завтра. Губернатор должен протелеграфировать свое решение.

Но губернатор не прислал телеграммы. А спустя какое-то время пришло письмо. Оно извещало шерифа, что его послание было прочитано с большим интересом. Но, изучив все обстоятельства означенного дела, губернатор пришел к заключению, что приговор справедлив, и он не видит причин изменять решение такого прекрасного судьи и гражданина, как Герберт Томас, и освобождать убийцу. Приговор утвержден и обжалованию не подлежит.

Шериф разорвал письмо на мелкие кусочки и вышвырнул в окно.

— Изучил все обстоятельства! — ревел шериф. — Он изучил их по газетам и утвердил приговор!

Он заставил себя пересказать все Винсенту Аллану. На что Аллан ответил:

— Вот видишь? Ты… очень добрый человек, Элиас, и не хочешь признавать, что другие правы.

До исполнения приговора Аллана отправили в каторжную тюрьму. Но перед отъездом его навестила Фрэнсис, и Джонстон на этот раз пошел против установленного порядка и разрешил ей свидание в камере заключенного.

— Знаешь, что случилось? — спросила она.

— Что-то хорошее о Джиме? — поинтересовался он, глядя на ее сияющее лицо.

— Он просит у тебя прощения, прощения за все. С него сняли обвинения.

— Благослови Бог старину Джима. Я знал, что у него все будет хорошо.

— Но ты, Ал! О, этот губернатор — слепец!

— Нет, Фрэнки. Он просто знает правду обо мне. Я заслуживаю смерти.

— Но что же ты совершил, кроме того, что спас Джима и меня?

Он покачал головой и грустно улыбнулся.

— Ал, ты сводишь меня с ума! — закричала девушка, топая ногой. — Будто ты знаешь о себе что-то необыкновенное, что-то злое и ужасное. Ал, тебе не кажется, что все они должны… должны…

— Что, Фрэнки?

— Надеть тебе на голову венец и прицепить крылышки на плечи! Ты… ты просто слишком хорош для этого мира, вот что!

Он только улыбнулся на этот всплеск эмоций и пробормотал:

— Фрэнки, ты так разгневалась на меня, что у тебя слезы стоят в глазах. Хорошо, я буду считать себя таким, как ты хочешь, если это сделает тебя хотя бы капельку счастливее.

— Ох, — выдохнула она, — ну что с тобой делать?

— Ничего, кроме того, о чем уже объявлено.

Она схватила его за плечи и долго смотрела ему в лицо, а по ее щекам градом катились слезы.

— Во имя всего святого, что с тобой, Фрэнки?

— А ты не видишь?

— Ты очень расстроена, Фрэнки. Ах, если бы я мог что-нибудь сделать!

— Ты? Что-нибудь сделать? Ты можешь сделать все!

— Что?

Она повернулась и, как слепая, нащупала руку шерифа. Он провел ее в свой кабинет и предусмотрительно прогнал двух посетителей, ожидавших разговора. Потом усадил ее в кресло.

— Посиди здесь и поплачь, — сказал Джонстон. — Тебе полегчает.

— Таких людей не бывает! — рыдала Фрэнсис Джонс.

— Не бывает, — согласился хмурый шериф.

— Я… я ненавижу его! — закричала Фрэнсис.

— Я тоже, — отозвался шериф.

— Лучше бы я в глаза его не видела!

— Я тоже, — кивнул шериф.

— Он никогда не поймет!

— Никогда, — подтвердил шериф.

На этом месте слезы хлынули таким водопадом, что она забилась в кресле от рыданий. Это продолжалось довольно долго, и два носовых платка, заботливо предоставленных шерифом, промокли насквозь, пока она наконец обрела способность говорить.

— Что же мне делать? — хрипло спросила она.

— Один Бог знает, — отозвался шериф.

Когда девушка ушла, он вернулся к Аллану.

— Ал, — мрачно начал он, — ты первоклассный дурак.

Аллан удивленно посмотрел на него, а затем кивнул.

— Думаю, что это так и есть, — произнес он.

— Именно этим ты так опечален в данный момент? — продолжал новоиспеченный шериф.

— Нет, — признался заключенный. — Я думал не об этом. Собственно, я думал не о себе…

Неожиданно шериф вздохнул.

— Она красивая. И добрая, — сказал он. — Черт меня побери, она — чудесная девушка!

Аллан радостно улыбнулся. Он находил, что ее прелесть невозможно описать словами.

— Она просила меня кое-что передать тебе. То, что ты, бессердечная чурка, не понял, когда она была здесь.

— Ну?

— Она любит тебя, Ал!

Аллан подскочил и уставился на Джонстона.

Он окаменел, на смуглом лице появилось такое выражение, словно на него снизошла благодать Божья.

Потом радость померкла так же внезапно, как и появилась.

— Что-то не так? — полюбопытствовал шериф.

— Да, — ответил узник. — Это похоже на нее. Она хотела, чтобы я был счастлив. И попросила тебя сказать это мне. Да, она сделала меня счастливым. На мгновение. Пока я не понял.

— Понял что?

— Что это только слова. Но я так благодарен ей за то, что она все же попросила тебя сказать мне эту ложь!

— Ложь? — воскликнул шериф.

Он взглянул на Аллана совершенно дико. Потом, что-то промычав, выбежал из камеры и вернулся в кабинет. Долго еще оттуда доносились звуки его шагов — он ходил туда-сюда по комнате и бормотал что-то себе под нос.

Глава 33

СПРАВЕДЛИВОСТЬ ВОССТАНОВЛЕНА

— Молодая леди… — начал секретарь.

— Около пяти с половиной футов ростом? — спросил сенатор.

— Да, — подтвердил секретарь.

— Белокурая и кудрявая?

— Да, сэр.

— С чудесными голубыми глазами?

— Именно, сэр.

— Чертовски хорошенькая?

— Даже лучше!

— Я знаю, зачем она пришла. Она наверняка хочет поговорить со мной по делу Винсента Аллана.

— А… — вздохнул секретарь. — Я думаю…

— Именно. Закон должен соблюдаться. Еще раз… нет, я не намерен пересматривать это дело! Кроме того, все уже выразили свое мнение.

— Конечно, сэр. Я передам ей, что вы не можете ее принять.

— Наверное, она из газеты, — высказал предположение губернатор. — Объяснись с ней помягче. Никогда не известно…

Секретарь ушел в глубокой задумчивости. У него в голове не укладывалось, как человек, облеченный такой властью, может не принять девушку с такой внешностью и не воспользоваться подвернувшейся возможностью сделать ей приятное. Но пути великих были выше его понимания. Он вернулся к Фрэнсис Джонс и сообщил, глядя в пол, что губернатор очень занят и не может ее принять.

Она вздохнула. Секретарь не смог удержаться и взглянул на нее. Большие печальные глаза тут же завладели его взглядом.

— Неужели никак нельзя? — прошептала девушка.

— Я очень сожалею, но боюсь, что нет.

— У меня осталось всего два дня…

— Я понимаю.

Внезапно она выпрямилась и вскинула голову.

— Выход должен быть! — твердо заявила она и выскользнула из комнаты.

Секретарь был так очарован девушкой, что провел ее до двери и провожал глазами, пока она шла по улице. Вернувшись, он сел в кресло, скрестив руки, и погрузился в мечты о голубых глазах и нежной улыбке, время от времени глубоко и тяжко вздыхая. А Фрэнсис тем временем развернулась и пошла обратно, поднялась в холл, к двери с величественной табличкой «Губернатор». Повернув ручку двери, она быстро прошмыгнула внутрь. Губернатор поднял голову и мысленно застонал, увидев ее.

— Моя дорогая леди… — начал он.

— Не-е, так не пойдет, — быстро сказала она. — Вы должны выслушать меня.

Услышав это «не-е, так не пойдет», губернатор успокоился. Девушка была явно не из газеты. И решимость его окрепла.

— Я действительно слишком занят, чтобы беседовать с вами!

— Вы выглядите не слишком занятым. Сидите тут ноги на стол да поплевываете в окошко!

Губернатор вспыхнул:

— Девушка…

Она пожала плечами и продолжала:

— Дело идет о жизни и смерти. Вы должны выслушать!

— Простите, милая моя девочка, но мое время принадлежит государству, а не частным лицам.

— Звучит неплохо. Не знаю даже, что это должно означать, — сказала девушка. С этими словами она повернула ключ в замке.

Губернатор прямо-таки взвился в кресле.

— Что? Что вы делаете? — задохнулся он. — Отдайте ключ!

Фрэнсис проскользнула мимо него к окну.

— Если понадобится, я его выброшу! — предупредила она.

— Это злоупотребление правами женщин, — заявил губернатор.

— Сэр, — твердо сказала Фрэнсис Джонс, — я прошу только пять минут.

— Пять чертей мне на голову! — взорвался губернатор, не в силах сдержаться. Затем достал наручные часы и положил перед собой на стол. — Хорошо. У вас пять минут, — сказал он. — Делайте что хотите, только без слез. Ясно?

— На свете есть только один человек, который заставил меня плакать.

— И кто же это? — спросил губернатор, заинтересовываясь помимо воли. — Ваш папаша с плеткой?

— Винсент Аллан.

— О! Он заставил вас страдать? Я думал, вы пришли по другому поводу. Но вы наверняка должны знать, что скоро он заплатит за все свои преступления!

— Он никогда не совершал преступлений!

Губернатор вздохнул:

— У меня другие сведения. Он перебил кучу народу. Но оставим это. Вы говорите, он невиновен. Он хорошо держится в седле и неплохо танцует, да?

— Я хочу рассказать о нем правду. Он связался с Гарри Кристофером потому, что там был мой брат, Джим Джонс.

— Так вы сестра Джима?

— Да.

— Славно, славно! Я рад, что смог помочь Джиму. Вот видите, закон милосерден, когда это возможно.

— Да если бы Джим был в десять раз лучше, — твердо сказала она, — все равно ему было бы далеко до Ала!

— Не очень любезные речи для сестры.

— Я говорю не как сестра. Я объясняю ситуацию. Ал ушел к Кристоферу из-за Джима. И в первый раз преступил закон, чтобы спасти Джима из тюрьмы. Я это точно знаю.

— Да, да, помню, — сказал губернатор, смутно припоминая детали дела.

— Потом он остался с Кристофером и был с ними во время ограбления поезда. Все, что он делал, это следил за пассажирами, пока Джим обходил их.

— Я не могу отменить помилование вашего брата, даже если вы этого хотите.

— Я хочу сказать, что Ал не стрелял в охранника. Это сделал Том Моррис. Десять человек подтвердили бы это, если бы их спросили. Да и после он не сделал ничего дурного. Он спас Билла Таккера от смерти. И все.

— Этот Таккер, — отозвался губернатор, — написал несколько писем… весьма странных. Но! Правосудие должно свершиться. Должен быть порядок, даже если закон несколько жесток.

— Факты перед вами. Неужели вы не верите?

— Справедливость… — начал губернатор.

Она упала перед ним на колени.

— О, сэр! — взмолилась девушка. — Если бы вы видели бедного Ала! Он прост как ребенок. Все говорили ему, что он плохой, и он начал им верить. Он даже не поверил… не поверил… что я люблю его!

Губернатор потер подбородок. Эти необыкновенно большие голубые глаза начали выводить его из равновесия. В них не было слез, только отчаянная мольба. Кроме того, сам он не был прожженным политиканом, в груди у него билось обычное человеческое сердце. И у него самого был сын.

— Ну, моя дорогая, — произнес губернатор, — я допускаю, что произошла ошибка…

И девушка внезапно зарыдала:

— Слава Богу, что вы добрый человек… как Ал… как Ал. Он поступил бы так же.

— Это будет мне стоить тридцати голосов, — заметил губернатор.

— Но вы будете счастливы, — сказала она.

— Пожалуй, это самое главное. Еще мне хотелось бы, чтобы мой сын повстречался… — Он закашлялся. — Все, о чем вы просите, будет исполнено.

Три недели бушевали газеты. Бумагомараки изливали несчетные бочки своего сарказма. Но губернатору оставалось еще два года до перевыборов, а за эти два года произошло много счастливых перемен в деле Аллана Винсента.

Спустя год он женился. Еще через год он стал отцом. Тогда же, как заместитель шерифа, некоего Элиаса Джонстона, он изловил Ловкача, Джо Мэттью. Вот и вся история.

А общественное мнение переменилось очень быстро, и когда подошли новые выборы, помощники губернатора могли бы указать на маленькую процветающую ферму в горах близ Эль-Райдела и назвать эту политическую звезду пророком.

Глупее всего было то, что все поверили, будто Аллан полностью изменился; точно так же они были убеждены, что он в один день стал негодяем. И больше всех в это верил сам Аллан. И вместе с остальными в страхе ожидал, что его «дурной» характер однажды проснется и покажет себя. Этот страх наложил печать печали и сдержанности на его внешность и поведение.

Только двое понимали и принимали его таким, каким он и был всегда, — славным, добрым парнем. Первым был шериф Элиас Джонстон, который заплатил за знакомство с Алланом переломом правой руки. А второй была его жена. Они не испытывали рядом с ним благоговейного трепета. И когда он начинал всерьез говорить о своих грехах и молить Бога, чтобы они не передались его ребенку, Джонстон и Фрэнсис только переглядывались и прятали улыбки.

Но они так и не смогли убедить Аллана, что он по характеру — не изгой и одиночка. Когда они начинали спорить с ним, Ал грустно улыбался и не говорил в ответ ни слова, будто считал, что они стараются успокоить его, скрывая истинное положение вещей.

Он вправду так до конца и не поверил, что Фрэнсис любит его, поскольку превозносил ее в своих оценках очень высоко. Ал считал, что она вышла за него замуж из жалости.

Но если на их доме и лежала тень прошлого, она только делала счастье настоящего полнее и прекраснее.