Книга: Прорвавшие блокаду



Прорвавшие блокаду

Жюль Верн

Прорвавшие блокаду

I

«ДЕЛЬФИН»

Первой рекой, которую вспенили колеса пароходов, была река Клайд.[1] Это случилось в 1812 году. Корабль назывался «Комета».[2] Он установил регулярное сообщение между Глазго и Гриноком[3] и двигался со скоростью шесть миль в час. С тех пор больше миллиона пароходов и ботов поднялось и спустилось по течению этой шотландской реки, а жителям великого торгового города, расположенного на ее берегах, пришлось сжиться со всеми чудесами пароходостроения.

И все-таки 3 декабря 1862 года грязные улицы Глазго заполнила пестрая толпа судовладельцев, торговцев, хозяев мастерских, моряков, их жен и детей. Она двигалась в сторону Келвин-дока — гигантской судоверфи, принадлежащей Тоду и Мак-Грегору. Последнее из имен лишний раз свидетельствовало о том, что потомки знаменитых родовых кланов хайлендцев[4] стали фабрикантами, обратив бывших вассалов в фабричных рабочих.

Келвин-док располагался всего в нескольких минутах ходьбы от города, на правом берегу Клайда. Его обширные строительные площадки сразу были захвачены любопытными, и ни на набережной, ни на пирсе, ни на крышах складов — нигде не осталось ни одного незанятого местечка; по реке сновали лодки, а холмы Гован, по левому берегу, кишели зрителями, словно огромный муравейник.

Между тем речь вовсе не шла о каком-то небывалом событии, а всего лишь о спуске на воду корабля. Да и публика Глазго, конечно, не могла уже не пресытиться подобного рода зрелищами. Может быть, «Дельфин» — а именно так называлось судно, построенное Тодом и Мак-Грегором — чем-то от других отличался? Говоря по правде, нет. Это был большой корабль, грузоподъемностью тысяча пятьсот тонн, обшитый листовой сталью, с конструкцией, рассчитанной на самую высокую скорость. Паровая машина, изготовленная на заводе в Лэнсфилде, удерживала высокое давление и обладала мощностью в пятьсот лошадиных сил. Ею приводились в действие два сдвоенных винта, расположенных по обе стороны ахтерштевня,[5] в удаленной части кормы. Оба совершенно не зависели друг от друга. — это принципиально новое изобретение Даджина из Милуолла позволяло развивать высокую скорость и менять курс по необычайно короткой дуге. Что касалось водоизмещения «Дельфина», то оно было невелико. Знатоки не сомневались в этом и делали вывод, что корабль рассчитан на фарватеры средней глубины. Но даже все эти особенности судна не могли объяснить всеобщего интереса. В конце концов, у «Дельфина» их ни больше и ни меньше, чем у любою корабля. Ну, а представлял ли сам спуск на воду какую-либо техническую трудность? Опять-таки, ни малейшей: ведь Клайд уже принял на свои воды множество судов более высокой грузоподъемности.

Итак, в тот момент, когда воцарился штиль и наметился отлив, спуск на воду начался: послышались дружные удары деревянных колотушек по клиньям, поднимавшим киль корабля. Массивное тело «Дельфина» завибрировало, и, хотя приподнялось только чуть-чуть, стало ясно, что пришло в движение — корабль заскользил по настилу, все быстрее, быстрее, — и через несколько мгновений покинул тщательно натертые салом стапели[6] и погрузился в Клайд среди густого белого пара и пены. Он ударился кормой о темную поверхность реки, был поднят на спину огромной волны и, увлекаемый собственным весом, разбился бы о набережную, — если бы в тот же миг не выбросили за борт сразу все якоря и не остановили движение.

Зрители взорвались аплодисментами, дружное «ура» раздалось с обоих берегов. «Дельфин» спокойно покачивался на волнах Клайда.

Но чем же объяснялись эти крики, аплодисменты? Без сомнения, даже самый увлеченный зритель вряд ли смог бы дать точный ответ. Чем был вызван такой интерес к кораблю? Только неизвестным предназначением. Никто не знал, для какой цели его построили, и можно было лишь поражаться обилию слухов, высказываемых на сей счет.

Между тем люди, считавшие себя осведомленными, сходились на том, что корабль должен сыграть какую-то роль в ужасной войне, которая раздирала в то время Соединенные Штаты Америки. Суждено ли «Дельфину» стать пиратским судном или транспортным средством конфедератов, а может, сторонников федерации — оставалось загадкой.

— Ура! — кричал кто-то, провозглашая, что «Дельфин» выстроен на средства Южных Штатов.

— Гип-гип-ура! — вопил другой, уверяя окружающих, что еще никогда столь быстроходное судно не появлялось у берегов Америки.

Никто ничего не знал: для этого следовало быть близким другом торгового дома «Винсент Плейфейр и K°» из Глазго.

Поразительно, каким богатством, влиянием и уважением пользовалась фирма, представляемая Винсентом Плейфейром. Это было древнее почитаемое семейство, восходящее к лордам Тобакко, которые выстроили самые красивые кварталы в городе. Удачливые коммерсанты, они первыми после заключения Британского союза открыли торговые лавки, продавая табак из Виргинии и Мэриленда. Вскоре Глазго сделался центром промышленности и ткачества, повсюду строились прядильные фабрики и литейные цеха, и всего через несколько лет город стал процветать.

Торговый дом Плейфейров оставался верен предпринимательскому духу предков. Он занимался самыми рискованными коммерческими операциями, поддерживая честь британской торговли. Его нынешний глава, Винсент Плейфейр, человек лет пятидесяти, в высшей степени практичный, положительный и предприимчивый, дерзкий в своих проектах, был потомственным судовладельцем. Его ничто не интересовало, кроме торговли, — даже политическая сторона сделок. Однако Плейфейр никогда не шел против закона и был совершенно честен.

И все же перед соблазном построить и снарядить «Дельфин» он не устоял. Самая эта мысль принадлежала Джону Плейфейру, тридцатилетнему племяннику Винсента, одному из самых отчаянных шкиперов[7] торгового флота Британского королевства.

Это решилось однажды днем под сводами городской тонтинной[8] кофейни. Джон Плейфейр, только что прочитавший американские газеты и приведенный ими в ярость, посвятил дядю в свой рискованный замысел.

— Дядя Винсент, — сказал он неожиданно, — мы бы могли заработать два миллиона быстрее чем за месяц!

— Ну, а чем мы рискуем?

— Кораблем и его грузом.

— И больше ничем?

— Еще жизнями экипажа и капитана, но это можно не принимать в расчет.

— Поживем — увидим, — отвечал дядя Винсент, питавший особое пристрастие к этому выражению.

— Да тут и думать нечего, — настаивал Джон Плейфейр. — Вы ведь читали «Трибюн», «Нью-Йорк геральд», «Таймс», «Ричмондский обозреватель», «Америкен ревью»?

— Да, читал, и не раз.

— И вы согласны со мной, что война в Соединенных Штатах продлится еще долго?

— Видимо, так.

— А знаете ли вы, сколь непоправимый ущерб она наносит интересам Англии, и, в частности, Глазго?

— Конечно, особенно фирме «Плейфейр и K°», — согласился с племянником дядя Винсент.

— Прежде всего фирме! — подчеркнул молодой капитан.

— Не могу без ужаса видеть упадок из-за всего этого в торговле! — воскликнул дядя. — Конечно же, фирма Плейфейров не лишится авторитета, но некоторых пайщиков мы можем недосчитаться. О, эти американцы, да будь они трижды рабовладельцы или сторонники полной свободы для всех, я всех их послал бы в преисподнюю!

Если исходить из стоящих превыше всего великих принципов гуманизма, Винсент Плейфейр, разумеется, был не прав, только принимая во внимание соображения коммерции, можно с ним согласиться. Дело в том, что самый важный предмет американского экспорта на рынке Глазго отсутствовал. Хлопковый голод[9] (употребим это энергичное английское выражение) становился с каждым днем все более угрожающим. Тысячам рабочих приходилось жить подаянием. В городе насчитывалось двадцать пять тысяч механических станков; до начала войны в Америке они производили в день шестьсот двадцать пять тысяч метров хлопковой пряжи, или пятьдесят миллионов фунтов[10] за год. Понятно теперь, почему в Глазго царили хаос и неразбериха: текстильное сырье почти отсутствовало. Каждый час приносил вести о новых и новых банкротствах. На всех заводах остановилось производство. Рабочие просто умирали с голоду.

Картина всеобщего бедствия и породила у Джеймса Плейфейра дерзкую идею.

— Я отправлюсь за хлопком, — сказал он, — и привезу его во что бы то ни стало. У меня есть план.

Как и его дядя, он ведь был коммерсантом.

— Ну-ну, поживем — увидим, Джеймс.

— Все очень просто. Мы построим корабль с высокой скоростью и большой вместимостью.

— Вполне возможно.

— Загрузим его военным снаряжением, одеждой и продуктами.

— Это у нас найдется.

— Я сам пойду капитаном, и можно будет не опасаться, что меня догонит какой-нибудь корабль федерального флота. Мы прорвем блокаду южных портов…

— Понятно, — кивнул дядя. — Ты выгодно продашь груз конфедератам, они в нем очень нуждаются.

— И вернусь обратно, нагрузив корабль хлопком…

— Который отдадут тебе просто даром.

— Совершенно верно, дядя Винсент. Как вам это нравится?

— Неплохо. Но сможешь ли ты прорваться?

— Конечно, если только у меня будет корабль.

— Тебе изготовят его в самый короткий срок. А как с экипажем?

— О, я найду людей. Мне не надо много народу. Возьму только тех, без кого невозможно обойтись, управляя судном, и все. Надеюсь, воевать с федералистами не придется: мы постараемся избежать с ними встречи.

— У вас это должно получиться, — заключил дядя Винсент. — А теперь, Джеймс, скажи мне, в какой части Америки ты думаешь высадиться?

— Несколько кораблей, дядя, уже прорывали блокаду Нового Орлеана, Уилмингтона и Саванны. А я хочу пройти напрямик к Чарлстону. Ни одно английское судно, кроме «Бермуд», еще не пользовалось этим маршрутом. Мы последуем его курсом, а раз у корабля будет небольшая осадка, федералисты не смогут нас догнать.

— Главное, — задумался дядя Винсент, — Чарлстон просто задыхается от хлопка. Его там даже сжигают.

— Кроме того, город на осадном положении, — подхватил Джеймс. — У войск Борегара[11] запасы на исходе. Мой груз оценят на вес золота.

— Отлично, племянник! И когда же ты хочешь ехать?

— Через десять месяцев. Нужны длинные зимние ночи, чтобы удалось проскочить.

— Мы сделаем все необходимое.

— Договорились, дядя.

— Договорились.

— Только никому ни слова.

— Ни слова!

Вот почему никто не знал настоящего предназначения «Дельфина», спущенного со стапелей Келвин-дока через пять месяцев после этого разговора.

II

ПОДГОТОВКА К ОТПЛЫТИЮ

Установка снаряжения шла полным ходом: оставалось подогнать уже готовый такелаж.[12] «Дельфин» был трехмачтовым судном с косыми парусами, что оказалось, в общем-то, излишней роскошью. Ведь, чтобы уйти от крейсеров федерального флота, ему следует рассчитывать не на паруса, а на мощные винты, расположенные по обе стороны ахтерштевня.

В конце декабря корабль совершил первое пробное плавание в заливе Клайда. Кто остался больше доволен — хозяин или капитан, решить было трудно. Новенький пароход развивал скорость по лагу[13] семнадцать миль[14] в час. Подобными достоинствами не обладали ни английские, ни французские, ни американские суда, и, если бы ему случилось участвовать в состязании с самыми быстроходными из них, «Дельфин» оказался бы далеко впереди.

Двадцать пятого началась погрузка. Корабль пришвартовался к причалу, расположенному ниже последнего моста Глазго, перекинутого через Клайд. Здесь, на складах, хранились запасы одежды, оружия и боеприпасов, которые быстро переместились в трюмы «Дельфина». Характер груза раскрыл тайну; дом «Плейфейр и K°» больше не мог хранить дело в секрете. Впрочем, вскоре предстояло отправляться в плавание. Ну, а кроме того, пора было набирать экипаж. Нельзя же впутывать людей в столь опасное путешествие, не сообщив им реальной цели? Ведь они рискуют жизнью, а значит, имеют право знать, ради чего.

Впрочем, риск никого не останавливал. Моряки толпой шли наниматься, соблазненные щедрой платой и комиссионными от прибыли. Джеймсу Плейфейру оставалось лишь выбирать. Он набрал самых лучших, и через двадцать четыре часа в списках значилось тридцать матросов, которые составили бы честь даже яхте ее величества.

Отплытие наметили на третье января. Тридцать первого декабря все было готово: трюмы ломились от военного снаряжения и продовольствия, а хранилища топлива — от угля.

Второго января, когда капитан, находясь на борту, окидывал свой корабль последним хозяйским взглядом, у входа на трап появился незнакомец и попросил разрешения побеседовать с Джоном Плейфейром. Один из матросов доставил его на полуют.[15]

Это был широкоплечий крепкий малый с багровым лицом, а простоватый вид, который он на себя напускал, не мог скрыть явное лукавство и нрав завзятого весельчака. Он так озирался вокруг, словно не часто ступал на палубу. А между тем строил из себя настоящего морского волка, осматривал оснастку «Дельфина» и ходил, как все матросы, вразвалочку.

— Капитан Джеймс Плейфейр? — спросил он, пристально глядя в глаза шкипера.

— Да, это я. Чего ты хочешь?

— Чтобы вы меня взяли.

— У нас нет больше мест.

— Ну, один-то человек не помешает.

— Ты так считаешь?

— Уверен!

— А кто ты такой?

— Бывалый моряк, крепкий малый и тертый калач. Две таких ручищи, как мои, всегда пригодятся, вот я их вам и предлагаю.

— Но есть другие корабли и другие капитаны. Почему ты пришел именно сюда?

— Потому что хочу служить на «Дельфине» и под вашим началом.

Его настойчивость изумляла.

— Но ты мне не нужен, — повторил Джеймс Плейфейр.

— Крепкий малый нужен всегда. А если хотите испытать меня, то позовите трех-четырех самых здоровых парней из вашего экипажа — я готов помериться с ними силой.

— Да уж, — усмехнулся Джеймс Плейфейр. — Как тебя зовут?

— Крокстон, к вашим услугам.

Капитан отступил на несколько шагов, чтобы получше рассмотреть великана, который нависал над ним, как скала. Его сложение и матросская внешность как будто подтверждали слова крепыша. Похоже, он и в самом деле обладал необычайной силой.

— Где ты плавал? — спросил Плейфейр.

— Везде понемногу.

— А знаешь ли, куда и зачем мы идем?

— Да.

— Черт меня побери, если я упущу такого молодца! — сдался шкипер. — Пойди-ка отыщи второго помощника, мистера Мэтью, пусть он тебя запишет.

Джеймс Плейфейр ожидал, что матрос бросится на нос корабля, но ошибся. Крокстон не двигался с места.

— Ты что, не понял? — удивился капитан.

— Понял, — отвечал матрос. — Но должен вам сказать еще кое-что.

— Ты мне надоел, — рассердился капитан Джеймс. — Некогда с тобой разговаривать.

— Еще только два слова. У меня есть племянник…

— Вот как! Так у него чудный дядюшка, у твоего племянника, — нетерпеливо заметил Джеймс Плейфейр. — Кончится когда-нибудь наш разговор?

— Сейчас, сейчас. Тут вот какое дело. Если уж вы нанимаете дядю, то следует взять и племянника.

— О! Да что ты говоришь?

— Так уж заведено. Мы плаваем только вместе.

— А что за племянник?

— Юнга пятнадцати лет, я обучаю его нашему ремеслу. Он очень старается, со временем из него выйдет отличный моряк.

— Так, значит, ты, папаша Крокстон, считаешь «Дельфин» мореходной школой?

— Не надо смеяться над теми, кто учится морскому делу, — нахмурив брови заметил моряк. — Один из них стал потом адмиралом Нельсоном, а другой — Франклином.

— Черт побери, дружище, — засмеялся Плейфейр, — да у тебя здорово подвешен язык, это мне нравится. Приводи уж сюда и племянника. Но только если его дядюшка окажется совсем не таким отважным малым, за которого себя выдает, то будет иметь дело со мной. Иди, и через час чтобы был здесь.

Крокстон не заставил капитана повторять эти слова, довольно неумело отдал честь и спустился на берег. Через час он вернулся с племянником — хрупким, худеньким мальчиком, робким, растерянным, совершенно не похожим на дядю.

— Эй, смельчак, веселее! — пытался подбодрить его Крокстон. — Нас тут не съедят, черт побери! А впрочем, еще можно вернуться.

— Нет, нет, не надо! — торопливо ответил мальчик. — Бог защитит нас!

В тот же день матрос Крокстон и юнга Стиггс были внесены в списки экипажа.

На другое утро, в пять часов в топках парохода развели огонь, палуба задрожала от вибрации, пар со свистом вырвался из клапанов. Настал час отплытия.

Несмотря па ранний час, на набережных и на мосту собралось много народу: всем хотелось проводить корабль отважных. Винсент Плейфейр пришел обнять капитана Джеймса. Приняв позу почтенного римлянина из старых времен, он наградил племянника двумя крепкими поцелуями, что, должно быть, свидетельствовало о возвышенности его чувств.

— Ну, отправляйся, Джеймс, — сказал он, — и возвращайся скорее. А главное, не стесняйся использовать выгоды твоего положения. Продавай дороже, покупай дешевле, и тогда ты заслужишь уважение своего дяди.



На этом пожелании, заимствованном, видимо, из «Учебника умелого коммерсанта», дядя с племянником расстались, а провожающие покинули корабль.

В это самое время Крокстон и Джон Стиггс стояли вместе на баке.

— Все идет как нельзя лучше, — говорил Крокстон. — Меньше чем через два часа мы будем в открытом море. Думаю, путешествие, которое так хорошо началось, должно быть удачным.

Вместо ответа юнга пожал ему руку.

— Давление в котлах достаточное? — спросил второго помощника капитан.

— Да, капитан.

— Отдать швартовы!

Винты заработали. «Дельфин» прошел мимо кораблей на рейде и двинулся в открытое море. Вслед летели прощальные крики толпы.

Спуск по Клайду прошел без всяких осложнений. Можно сказать, что эта река создана умелыми человеческими руками. За шестьдесят лет, благодаря работе землечерпалок и бесконечной настойчивости людей, ее глубина увеличилась на пятнадцать футов,[16] а ширина между набережными города стала втрое больше. Скоро лес мачт и труб пароходов растаял в дыму и тумане. Грохот молотов в литейных цехах, звуки топора на верфях смолкли в отдалении. Осталось позади селение Партик, заводы уступили место загородным домам, виллам и деревянным домишкам. «Дельфин», уменьшив пары, маневрировал между дамбами, которые удерживали воду выше берегов, а часто и в самых узких проходах — впрочем, это не слишком мешало, так как, в сущности, для судоходной реки более важна глубина.

Корабль, ведомый одним, из самых опытных лоцманов Ирландского моря, уверенно прошел мимо буйков, каменных колонн и биггинов,[17] которыми был обозначен фарватер, затем миновал замок Килпатрик и приблизился к заливу Боулинг.

В четырехстах футах перед ними проступил парящий в воздухе, еле различимый в тумане силуэт замка Дамбартон. И сразу же на левом берегу заплясали на волнах, идущих от «Дельфина», корабли в Порт-Глазго.[18]

Через несколько миль проплыли Гринок, родину Джеймса Уатта,[19] вошли в эстуарий[20] Клайда, переходящий в залив, через который речные воды попадают в Северный пролив.[21] Стало заметнее волнение моря, остались позади живописные берега острова Арран.

Обогнули мыс Кинтайр, разделяющий канал на две части почти по его середине; можно было рассмотреть и остров Рэтлин. Лоцман, сев на шлюпку, переправился на свой тендер,[22] дожидавшийся его в открытом море, и «Дельфин», вверенный теперь капитану, взял Курс на север Ирландии, редко посещаемый кораблями. Скоро берега Европы исчезли из виду, корабль оказался на пустынных просторах океана.

III

В МОРЕ

На «Дельфине» был отличный экипаж — не военные, привыкшие ходить на абордаж, а те, кто хорошо управляется с кораблем. Моряки, люди решительные, но еще и торговые, искали богатства, не славы. Их не интересовало, под каким флагом плыть и за кого сражаться — да, впрочем, и артиллерия состояла из двух малых пушечек, годных лишь для подачи сигналов.

Корабль двигался стремительно. Он вполне оправдал надежды хозяина и капитана и очень скоро вышел за границы британских вод. Никого… Путь открыт… Впрочем, ни один американский корабль и не мог бы атаковать судно под английским флагом. Сопровождать — да, или помешать ему пересечь линию блокады. Но уж не более того. Ну, а Джеймс Плейфейр всем пожертвовал ради скорости своего судна, дабы никто не мог их догнать.

Тем не менее на борту внимательно наблюдали за морем. Несмотря на холод, один из матросов стоял на марсе,[23] готовый сразу дать знать о замеченном на горизонте парусе. Когда наступил вечер, капитан Джеймс дал подробнейшие наставления помощнику, мистеру Мэтью.

— Не держите подолгу вахтенных на марсе, — сказал он. — Они замерзнут, и тогда от них будет мало толку. Почаще меняйте людей.

— Есть, капитан!

— Я бы вам посоветовал взять Крокстона. Этот здоровяк утверждает, что у него отличное зрение: надо проверить. Вы поймете, чего он стоит, поставив его утром на вахту. Пусть подежурит при утреннем тумане. Если случится что-нибудь непредвиденное, меня, я надеюсь, предупредят.

И Джеймс Плейфейр спустился в каюту. Помощник вызвал Крокстона, передал ему приказание;

— Завтра в шесть займешь место вахтенного на марсе фок-мачты.

Вместо ответа Крокстон издал какое-то мычание. Мистер Мэтью отвернулся; и тут моряк пробормотал: «Какой еще марс на мачте?»

Подошел племянник, Джон Стиггс.

— Что случилось, дядюшка? — сказал он ему.

— Ничего, все в порядке, — ответил моряк с принужденной улыбкой. — Паршивый корабль трясет, как вымокшую собаку, и меня что-то мутит.

— Бедняга! — сочувственно сказал племянник.

— Надо же: в мои годы — и морская болезнь! Ну какая же я размазня!.. Ничего, пройдет! А тут еще этот марс фок-мачты…

— И все из-за меня, милый Крокстон…

— Из-за вас и из-за него, — проворчал Крокстон, — но больше ни слова, Джон. Положимся на Господа, он нас не оставит.

Джон Стиггс с Крокстоном вернулись в кубрик, и старый моряк не засыпал до тех пор, пока не убедился, что племянник спит крепким сном.

В шесть утра Крокстон встал и вышел на палубу. Второй помощник приказал ему лезть на мачту и внимательно следить за морем. Моряк подумал немного, но потом, как бы решившись, направился на корму.

— Куда это ты собрался? — закричал мистер Мэтью.

— Так вы же велели, — отвечал Крокстон.

— Я сказал, на марс фок-мачты.

— А я туда и иду.

— Ты что, смеешься? — воскликнул помощник капитана. — Идешь искать марс фок-мачты на бизани? Да ты прямо как сухопутная крыса, которая не умеет ни плести плетку, ни нарастить канат! На какой посудине ты ходил до сих пор, приятель? Отправляйся-ка на марс фок-мачты, живо! На марс фок-мачты, тебе говорят.

Матросы с утренней вахты, прибежавшие на голос второго помощника, разразились хохотом, наблюдая, как Крокстон в замешательстве возвращается с кормы.

— Ну что, — сказал он, глядя на мачту, вершина которой терялась в утреннем тумане, — значит, надо лезть туда, наверх?

— Конечно, — отвечал мистер Мэтью, — и поскорее! О, святой Патрик! Корабль федералистов успеет въехать своим бушпритом[24] нам в борт, прежде чем этот бездельник доберется до места. Лезешь ли ты, наконец?

Крокстон, не говоря ни слова, с трудом взобрался на фальшборт,[25] потом стал неловко карабкаться по выбленкам[26] — заметно было, что руки и ноги слушаются ею плохо. Добравшись до марса на фоке, вместо того чтобы выпрямиться и отдохнуть, он застыл без движения, уцепившись за снасти, как человек, у которого кружится голова. Крайне раздосадованный мистер Мэтью стал приходить в ярость и приказал Крокстону спускаться.

— Этот молодец, — сказал он боцману, — никогда в жизни не был матросом. Джонстон, а ну, проверьте, что хранится у него в сумке.

Боцман отправился в матросский кубрик.

Крокстон неловко слезал вниз, но, потеряв опору, ухватился за незакрепленный конец, и тот стал вытягиваться под его тяжестью, пока не вытравился[27] до конца. Матрос грохнулся на палубу.

— Скотина ты этакая! Моряк пресноводный! — вскричал мистер Мэтью. — Какого черта ты нанялся на «Дельфин»? «Бывалый моряк», а сам не умеешь отличить бизань от фок-мачты! Надо с тобой разобраться…

Крокстон покорно молчал. И тут из кубрика вернулся боцман.

— Вот, — сказал он второму помощнику, — все, что было у деревенщины. Только пакет с письмами.

— Дай-ка сюда, — сказал мистер Мэтью. — Да тут послание из Северных Штатов! «Мистер Холлибот, Бостон». Аболиционист![28] Федералист!.. Да он же просто предатель! Пробрался на корабль, чтобы выдать нас! Ну, будь уверен, теперь-то ты отведаешь кошки с девятью хвостами![29] Боцман, доложите капитану. А вы, остальные, присмотрите пока за мошенником.

Крокстон саркастически, ухмылялся, но не раскрывал рта. Его привязали к кабестану;[30] теперь он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Через несколько минут из своей каюты вышел Джеймс Плейфейр и направился на бак. Мистер Мэтью сразу же все ему рассказал.

— Что можешь сказать в оправдание? — спросил Джеймс Плейфейр, с трудом сдерживая возмущение.

— Ничего, — отвечал Крокстон.

— С какой целью нанялся на корабль?

— Ни с какой.

— Что теперь от меня хочешь?

— Ничего.

— Так кто ты такой? Американец, судя по письмам?

Крокстон молчал.

— Боцман, — распорядился Плейфейр, — пятьдесят ударов плеткой, чтобы развязался язык. Этого достаточно, Крокстон?

— Посмотрим, — не дрогнув, отвечал учитель юнги Джона Стиггса.

— Ну-ка, давайте, — велел боцман.

По его приказу два здоровенных матроса стащили с Крокстона шерстяную куртку. Принесли уже и плетку и занесли над спиной несчастного, но тут на палубу выбежал юнга — бледный, расстроенный.

— Капитан! — вскричал он.

— А, вот и племянник! — воскликнул Джеймс Плейфейр.

— Капитан! — повторил юнга. — Я скажу вам все, о чем молчит Крокстон. Ничего не скрою! Да, он американец — так же, как я. Мы оба — враги рабовладельцев, но совсем не предатели. Мы не собираемся выдавать вас федералистам.

— Тогда зачем вы здесь? — сурово спросил капитан, пристально глядя на молодого человека.

Какое-то время тот пребывал в нерешительности, затем произнес достаточно твердо:

— Позвольте мне поговорить с вами с глазу на глаз.

Джеймс Плейфейр внимательно посмотрел на юнгу. Молодое, нежное лицо, приятный голос, тонкость и белизна пальцев, слегка прикрытая легким загаром, большие глаза, в которых даже сквозь беспокойство просвечивала природная нежность, — все это заставило капитана призадуматься. Он перевел взгляд на Крокстона — тот пожал плечами. Капитан немного подумал и согласился.

— Идемте.

Джон Стиггс последовал за ним на полуют, и там Плейфейр, отворил дверь каюты, обратился к молодому человеку, щеки которого были бледны от волнения:

— Прошу вас, входите, мисс.

Джон залился краской, две слезы скатились по его щекам.

— Успокойтесь, сударыня, — произнес капитан вежливо, — и постарайтесь объяснить, каким обстоятельствам я обязан вашему появлению на моем судне?

Некоторое время девушка не решалась ответить, но, ободренная спокойным взглядом собеседника, в конце концов заговорила:

— Сэр, я еду к отцу, в Чарлстон. Город окружен с суши и блокирован с моря. Я совершенно не представляла, как туда попасть, пока не услышала, что «Дельфин» должен прорвать блокаду. Тогда мы нанялись на ваш корабль, сэр. Прошу прощения, что не спросила вашего согласия. Но вы бы, наверно, отказали.

— Конечно, — согласился Джеймс Плейфейр.

— Значит, все правильно, — заметила мисс.

Капитан скрестил руки на груди и прошелся вдоль каюты.

— Как ваше имя? — спросил он.

— Дженни Холлибот.

— Ваш отец, что видно из писем, взятых у Крокстона, из Бостона?

— Да, сэр.

— Но каким образом сторонник северян оказался в одном из городов южан?

— Мой отец в плену, сэр. Он находился в Чарлстоне, когда началась война и союзные войска были изгнаны конфедератами из форта Самтер. Отец яростный противник рабовладельцев, и вопреки всем законам, по приказу генерала Борегара, его заточили в тюрьму. В то время я была в Англии, у родственницы, теперь она умерла, и мы остались вдвоем с Крокстоном — верным слугой нашей семьи. Мне хочется быть рядом с отцом, чтобы скрасить ему заточение.

— Ну, а кто же тогда мистер Холлибот? — поинтересовался Джеймс Плейфейр.

— Честный и смелый журналист, — с гордостью отвечала Дженни, — один из самых достойных редакторов «Трибюн», тот, кто бесстрашно защищал права негров.

— Аболиционист! — поморщился капитан. — Один из тех, кто под предлогом отмены рабства обратил в руины собственную страну, залил ее кровью!

— Сэр, — Дженни Холлибот побледнела, — вы оскорбляете моего отца!

Краска стыда залила лицо молодого шкипера. Стыда и гнева. Ему хотелось ответить этой девчонке без церемоний, но он сдержался и открыл дверь каюты.

— Боцман!

Тот сразу же явился.

— Эта каюта отныне предоставлена мисс Дженни Холлибот. Приготовьте койку на юте, больше мне ничего не нужно.

Боцман с удивлением уставился на юнгу, названного женским именем, но по знаку капитана вышел.

— Теперь, мисс, вы у себя, располагайтесь, — сказал капитан «Дельфина» и удалился.

IV

КОЗНИ КРОКСТОНА

Вскоре весь экипаж знал историю мисс Холлибот. Крокстон, уже не испытывавший смущения, пересказал ее помощнику капитана и матросам. Его, конечно, отвязали от кабестана, а «девятихвостая кошка» возвратилась на свое место.

— Приятная киска, — усмехнулся Крокстон, — особенно, когда прячет коготки.

Он спустился в кубрик, взял оттуда маленький чемоданчик и перенес к мисс Дженни. Девушка смогла наконец надеть женское платье, но оставалась в каюте, не поднималась на палубу.

Что же касается Крокстона, то было решено, что он такой же моряк, как солдат королевской гвардии, и его надлежит освободить от вахтенной службы.

Между тем «Дельфин» двигался через Атлантику, вспенивая винтами волны; моряки следили за морем, а Джеймс Плейфейр прогуливался по палубе. Он не пытался увидеться с девушкой или возобновить разговор. Несколько раз на его пути попадался Крокстон, который посматривал на шкипера, явно желая заговорить.

— Ну, что тебе? — не выдержал Плейфейр.

— Извините, капитан, — прищурился Крокстон. — Мне хочется кое-что сказать.

— Говори.

— В душе вы человек отважный, вот что я думаю.

— Почему «в душе»? И вообще, мне не нужны комплименты.

— А я и не собираюсь их делать — пока вы не выполните вашу миссию.

— Это ты о чем?

— Ну как же? Вы взяли нас на корабль, девушку и меня. Отдали свою собственную каюту мисс Холлибот, избавили меня от плетки, доставите нас в Чарлстон. Отлично! Лучше и быть не может. Но это еще не все.

— Как не все? — Джеймс Плейфейр был озадачен.

— Конечно! Ведь ее отец сидит в тюрьме!

— Ну, и что?

— Надо освободить!

— Освободить отца мисс Холлибот?

— Несомненно. Этого достойного человека, бесстрашного гражданина своей страны! Он вполне заслуживает того, чтобы ради него пойти на некоторый риск.

— Папаша Крокстон, — сдвинул брови Джеймс Плейфейр, — ты, видимо, шутишь. Но заруби себе на носу: у меня такого желания нет.

— Вы меня не поняли, капитан, — лукаво возразил американец — Мне и в голову не пришло бы шутить. Я говорю серьезно. Это только вначале кажется абсурдным, но когда вы как следует поразмыслите, то поймете, что не можете поступить иначе.

— Как! Я еще должен освободить из тюрьмы мистера Холлибота?

— Ну да, вы попросите генерала Борегара, и он не сможет вам отказать.

— Ну, а если откажет?

— Тогда, — отвечал Крокстон, не проявляя уже никаких признаков смущения, — придется прибегнуть к крайнему средству: выкрасть заключенного.

— Вот как, — раздраженно вскричал Джеймс Плейфейр. — Значит, мало пройти через блокаду федералистов в Чарлстон? Придется и в обратный путь отправляться под выстрелами из всех фортов? И это ради освобождения человека, мне неизвестного, одного из тех аболиционистов, — а я их презираю! — кто занимается бумажной пачкотней, проливая чернила, вместо того чтобы проливать кровь!

— Ну, одним пушечным выстрелом больше… — возразил Крокстон.

— Папаша Крокстон, — возмутился шкипер, — предупреждаю: если тебе, не дай Бог, захочется еще раз заговорить со мной, я прикажу посадить тебя в трюм до конца плавания, чтобы ты научился держать язык за зубами.

И капитан распрощался с американцем, который отошел, бормоча себя под нос:

— Нельзя сказать, что плохая беседа! Лиха беда — начало…

Когда Джеймс Плейфейр сказал, что презирает аболиционистов, это была не совсем правда. Он вовсе не принадлежал к сторонникам рабства, но и не хотел признавать, что вопрос о нем — главный в войне между Севером и Югом. На самом ли деле капитан полагал, что Южные Штаты — лишь восемь из тридцати шести — имели право на отделение, поскольку вошли в союз добровольно? Вряд ли. Шкипер просто презирал северян, вот и все, питал к ним отвращение как к братьям, отделившимся от семьи, от настоящих, чистокровных англичан, хотя они сделали когда-то то, за что он одобрял теперь конфедератов. Война в Америке мешала торговле, и Плейфейр ненавидел тех, кто вел эту войну.

Можно догадаться поэтому, как было воспринято им предложение освободить одного из тех, кто боролся за отмену рабства, да еще проделать это за спиной конфедератов, с которыми капитан намеревался вести торговые дела.

Однако слова Крокстона преследовали его, бередили душу. Когда на следующий день мисс Дженни поднялась на палубу, шкипер не осмелился поднять на нее глаза.

А напрасно, потому что девушка с белокурой головкой и приветливым, умным взглядом вполне заслуживала, чтобы на нее смотрел тридцатилетний мужчина. Но Джеймс чувствовал неловкость в ее присутствии, инстинктивно догадывался, что прелестное, доброе создание, наделенное благородной душой, испытало уже много горя. Он понимал, что его холодность — это нежелание исполнить ее заветную мечту. Также и мисс Дженни не искала встреч с Плейфейром, хотя и не избегала их, и вначале они мало говорили друг с другом или не разговаривали вообще. Конечно, мисс Холлибот никогда не обратилась бы к капитану, если бы не Крокстон.



Верный слуга Холлиботов, он был воспитан в семье хозяина, и его преданность не знала границ. Крокстон отличался и здравым смыслом, и силой, и смелостью, у него был свой оригинальный взгляд на вещи и своя философия по отношению к событиям внешней жизни. Он никогда не унывал и всегда находил выход.

Вот и теперь Крокстон решил, что должен во что бы то ни стало освободить мистера Холлибота, воспользовавшись и кораблем и капитаном. А кроме того — возвратиться на атом же корабле в Англию. Таков был план слуги, тогда как девушка мечтала лишь об одном: разделить с отцом тяготы заключения. Вот почему Крокстон упорно наседал на Джеймса Плейфейра, дал по нему, так сказать, залп из всех орудий, но враг не сдавался.

«Вот оно как, — говорил себе Крокстон. — Но если мисс Дженни и капитан будут дуться друг на друга, мы не придем к соглашению. Надо, чтобы они беседовали, спорили, не соглашались друг с другом, — и пусть меня повесят, если после таких бесед Джеймс Плейфейр сам не предложит ей то, от чего сегодня еще отказывается».

Видя, что девушка и молодой человек избегают друг друга, Крокстон стал беспокоиться.

«Надо ускорить события», — сказал он себе.

И вот однажды, утром четвертого дня плавания, он вошел в каюту мисс Холлибот, потирая руки с видом полнейшего удовлетворения.

— Хорошая новость, — воскликнул он. — Хорошая новость! Никогда не догадаетесь, что предложил капитан. Достойнейший молодой человек, не правда ли?

— О! — отвечала Дженни, у которой сильно забилось сердце. — Что же он предложил?..

— Освободить мистера Холлибота! Выкрасть его у конфедератов и привезти в Англию.

— Правда? — вскричала Дженни.

— Да, мисс. Ну и благородное же сердце у Джеймса Плейфейра! Вот ведь какие эти англичане: или ужасные, или просто превосходные люди! О, он может рассчитывать на мою признательность, я готов разрубить себя на куски, если только это доставит ему удовольствие.

Велика была радость Дженни. Освободить ее отца! Разве могла она себе такое представить? Подумать только: ради нее будут рисковать кораблем, экипажем!

— Вот какой человек, — добавил Крокстон в заключение, — по-моему, мисс Дженни, он заслуживает с вашей стороны благодарности.

— Даже более чем благодарности, — сжала руки девушка, — вечной признательности!

Она сразу же отправилась к Джеймсу Плейфейру, чтобы выразить чувства, переполнявшие ее сердце.

— Ну вот, теперь делу дан ход, — бормотал себе под нос американец.

Джеймс Плейфейр прогуливался по юту и, как и следовало ожидать, удивился, если не сказать поразился, когда увидел, что к нему идет девушка, в глазах которой блестят слезы благодарности. Она протянула ему руку и сказала:

— Спасибо, сэр, благодарю за ваше участие, которого трудно было ожидать от чужестранца.

— Мисс, — отвечал капитан, — я, собственно, не знаю…

— Однако, сэр, ведь вы подвергаете себя опасности и, может быть, ставите на карту все ваше предприятие. Вы уже столько сделали, когда согласились оставить нас на корабле…

— Извините, мисс Дженни, — смутился Плейфейр, — но мне непонятно, о чем идет речь. Мои поступки не заслуживают ни особой признательности, ни такой благодарности. Любой воспитанный человек…

— Мистер Плейфейр, — перебила Дженни, — больше нет смысла скрывать это от меня. Крокстон все рассказал!

— Ах, вот как, — заметил капитан. — Крокстон вам все рассказал. Но в таком случае я еще меньше понимаю причины…

Капитан совсем растерялся. Он вспомнил, как недружелюбно отклонил предложения американца.

— Мистер Джеймс, — взволнованно продолжала Дженни, прервав Плейфейра, — попав на ваше судно, я мечтала об одном — добраться до Чарлстона. Как бы ни были жестоки сторонники рабства, они не смогут отказать бедной девушке в желании разделить страдания отца, томящегося в тюрьме. Но раз ваше великодушие столь велико, что вы хотите освободить моего отца из тюрьмы, то будьте уверены в моей самой горячей признательности. Позвольте пожать вам руку!

Джеймс совершенно не знал, что ему отвечать, как держать себя; он кусал губы, не в силах взять руку, протянутую девушкой. Этот Крокстон опять провел его, отступать было некуда! Бороться за освобождение мистера Холлибота совсем не входило в планы капитана, но как обмануть надежды бедной девушки? Можно ли оттолкнуть руку, протянутую с искренней дружбой? Скажи он сейчас правду, и слезы признательности обратятся в слезы горя, страдания.

Молодой человек решил ответить так, чтобы все-таки сохранить за собой свободу действий.

— Мисс Дженни, — начал он, — поверьте, я сделаю все возможное…

Он взял протянутую ему маленькую ручку, но, ощутив нежное рукопожатие, окончательно смешался.

— Мисс… мисс Дженни… для вас…

Крокстон, издали следивший за парочкой, потирал руки, гримасничал и повторял:

— Ну вот, кажется, получается.

Каким образом Джеймс Плейфейр выбрался бы из этого затруднительного положения, сказать не берусь. К счастью для него (но не для корабля), раздался голос впередсмотрящего:

— Эй, вахтенный!

— Что там? — откликнулся мистер Мэтью.

— Парус с наветренной стороны!

Джеймс Плейфейр оставил девушку и устремился на ванты бизань-мачты.

V

ЯДРА «ИРОКЕЗА» И АРГУМЕНТЫ МИСС ДЖЕННИ

«Дельфин» проделал уже три пятых пути и теперь находился на 32°15′ северной широты и 57°43′ западной долготы по Гринвичу. До сих пор все было очень удачно: не встретилось ни одного корабля. Туман, сгущавшийся последние два дня, закрыл наконец всю поверхность океана. Это было вообще-то неплохо: корабль прятался в тумане от федеральных судов. Но и сам он мог идти, ничего не подозревая, бок о бок с теми, кого хотел избежать.

Так и случилось. Когда судно заметили, оно было уже почти в трех милях с наветренной стороны.

Джеймс Плейфейр взобрался на марс и увидел сквозь просветы тумана большой корвет федерального флота. Он шел к «Дельфину» на всех парах, перерезая ему чуть.

Капитан спустился на палубу и подозвал второго помощника.

— Мистер Мэтью, что вы думаете о корвете? — спросил он.

— Я думаю, капитан, что это корабль федерального флота.

— Да, безусловно! Смотрите-ка!

На гафеле[31] взвился флаг со звездами Соединенных Штатов. Торжественность момента подчеркнул пушечный выстрел.

— Нас просят тоже поднять флаг, — пояснил мистер Мэтью. — Что ж, из-за нашего флага краснеть не придется. Поднимем!

— Не стоит, — остановил помощника Джеймс Плейфейр. — Флаг не спасет от преследования.

— Тогда давайте прибавим оборотов, — предложил мистер Мэтью. — Если зрение меня не обманывает, я уже видел этот корвет где-то под Ливерпулем. Он наблюдал за строительством кораблей. Уверен, что на его борту написано «Ирокез».

— Хороший у него ход?

— Да, это один из лучших крейсеров федерального флота.

— А сколько на нем пушек?

— Восемь.

— Только-то!

— О, не говорите так, капитан, — воскликнул мистер Мэтью озабоченно, — две из восьми — с регулируемой наводкой: одна, шестидесятого калибра, на шканцах, другая, сотого, — на палубе, причем, обе с нарезными стволами!

— Дьявол! — выругался Джеймс Плейфейр. — Это же «пэр-роты» — пушки, стреляющие на три мили.

— Дальше, капитан!

— Ну ладно, мистер Мэтью, — какого бы они ни были калибра, сотого или четвертого, как бы далеко ни стреляли — на три мили или на пятьсот ярдов, надо попробовать оторваться. Покажем «Ирокезу», что значит быстроходное судно. Увеличить давление в котлах!

Второй помощник передал распоряжение капитана, и вскоре над трубами «Дельфина» заклубился черный дым.

Похоже, это не пришлось по вкусу американскому корвету: противнику передали сигнал лечь в дрейф. Но Джеймс Плейфейр и не думал менять курс.

— А сейчас, — сказал он, — посмотрим, что будет делать «Ирокез». У него есть повод испробовать свою стомиллиметровку, проверить, как далеко она бьет. Полный вперед!

— Есть полный вперед! — откликнулся мистер Мэтью. — Сейчас нам пришлют приветствие!

Вернувшись на бак, капитан застал мисс Холлибот, спокойно сидящую перед фальшбортом.

— Мисс Дженни, — огорчился шкипер, — возможно, нас сейчас атакует вон тот корвет, идущий с наветренной стороны. В беседе с «Дельфином» он может использовать пушки, так что позвольте предложить вам руку и проводить в каюту.

— Благодарю, господин капитан, — отвечала девушка, — но я нисколько не боюсь выстрелов.

— И тем не менее, мисс, есть некоторая опасность.

— Я не так воспитана, чтобы бояться. У себя, в Америке, мы ко всему привыкли, уверяю вас, снаряды с «Ирокеза» не испугают меня.

— А вы храбрая, мисс Дженни.

— Позвольте остаться с вами!

— Вам невозможно ни в чем отказать, — сдался капитан.

Не успел он произнести эти слова, как над бортом корвета взвилось белое облачко. Прежде чем звук выстрела донесся до «Дельфина», к нему, вращаясь с ужасной скоростью, как бы ввинчиваясь в воздух, подлетел снаряд. Проследить за ним было нетрудно: из нарезных стволов ядра летят не с такой скоростью, как из гладких.

Подлетев на двадцать саженей к «Дельфину», снаряд, траектория которого заметно отклонилась, стал задевать за гребни волн, отмечая свой путь чередой всплесков. Затем, коснувшись поверхности океана и получив новое направление, он подпрыгнул на некоторую высоту, пролетел над кораблем, сорвав правый брас с рея на фок-мачте, и упал в тридцати саженях.

— О, дьявол! — пробормотал Плейфейр. — Уходим, и побыстрее! Сейчас дадут еще залп.

— Ну, нет, — заметил мистер Мэтью, — чтобы зарядить такое оружие, нужно время.

— Ей-богу, как интересно! — восхитился Крокстон. Скрестив на груди руки, он стоял и смотрел с видом постороннего наблюдателя. — Надо же, какими ядрами угощают союзники!

— А, это ты! — вскричал Джеймс Плейфейр, измерив американца взглядом с головы до ног.

— Да, капитан, — отвечал невозмутимый американец, — решил поглядеть, как стреляют храбрые унионисты.[32] Не так уж плохо, совсем неплохо!

Капитан собирался что-то ответить, но в это время второй снаряд шлепнулся в воду на траверзе[33] гака-борта с правой стороны.

— Славно! — потер руки Плейфейр. — Мы обошли «Ирокеза» уже на два кабельтова.[34] Да они ползут со скоростью баржи, твои унионисты, слышишь, папаша Крокстон?

— Не стану отрицать, — отвечал американец, — и, пожалуй, впервые в жизни это доставляет мне некоторое удовольствие.

Третье ядро упало значительно дальше от корабля, чем два предыдущих, и менее чем Через десять минут «Дельфин» оказался вне досягаемости корвета.

— Вот что лучше всяких лагов определяет нашу скорость, мистер Мэтью, — сказал капитан. — А теперь сбросьте давление, не будем понапрасну жечь топливо.

— Каким прекрасным кораблем вы командуете, — восхитилась мисс Холлибот.

— Да, мисс Дженни, он делает семнадцать узлов. К вечеру мы потеряем корвет из виду.

И в самом деле. не успело зайти солнце, как мачты американского корабля исчезли за горизонтом.

Поведение Дженни во время этого инцидента заставило капитана взглянуть на нее по-другому. Лед в отношениях двоих был сломан. Теперь они подолгу беседовали, и Плейфейр видел перед собой спокойную, сильную, рассудительную, умную девушку, привыкшую говорить открыто, по-американски. У нее. были твердые, сложившиеся убеждения, что трогало сердце Джеймса, хотя и помимо его воли. Мисс Холлибот была патриотка и отстаивала великую идею Федерации с таким энтузиазмом, на который способна не всякая женщина. Ее аргументы не раз ставили собеседника в затруднительное положение. Джеймс пытался отстаивать права конфедератов на отделение, доказывая, что те, кто вошел в Союз на свободных началах, так же могут и покинуть его. Но девушка утверждала, что рабство — самый главный вопрос в войне Севера с Югом, что тут не просто политика, а речь скорее идет о принципах морали и нравственности. Своими доводами она ставила капитана в тупик. Он замолкал и превращался в слушателя. То ли действовали аргументы мисс Холлибот, то ли — очарование, исходившее от нее, понять трудно. В конце концов бравый шкипер вынужден был признать, что с рабством следует покончить — раз и навсегда, избавиться от последних пережитков варварства.

Как уже было сказано, политической стороной своего предприятия капитан не слишком интересовался. Так что он довольно быстро уступил аргументам, преподнесенным ему в весьма привлекательной форме и в благоприятных обстоятельствах. Однако на этом дело не кончилось: неожиданно под удар были поставлены его насущные интересы: груз, за которым он плыл, и оружие, которое вез конфедератам.

— Знаете, мистер Джеймс, — сказала однажды мисс Холлибот, — моя признательность вам не помешает мне быть откровенной. Напротив. Вы отважный моряк, умелый коммерсант, и ваша фирма пользуется заслуженным уважением. Но сейчас она явно идет против своих принципов, занимаясь недостойным делом.

— Как! — воскликнул Джеймс. — Неужели торговый дом не имеет права совершить обычную торговую сделку?

— Да, не имеет! Ведь вы снабжаете оружием тех, кто восстает против законного правительства! Вы даете оружие на неправедное дело.

— Мисс Дженни, — защищался капитан, — я торговец, и меня касаются только интересы фирмы. Мы стараемся извлечь выгоду везде, где только можно.

— Вот это и заслуживает осуждения, — не отступала девушка. — Не все можно оправдать выгодой. Если вы, к примеру, продаете китайцам опиум, от которого они умирают, то виноваты не меньше, чем снабжая южан средствами продолжения преступной войны!

— На сей раз, мисс, это уж слишком, я не могу согласиться…

— Но все, что я говорю, справедливо! Если вы заглянете себе в душу, то поймете, какую незавидную роль играете. Подумайте о результатах, за которые отвечаете перед обществом!

Джеймс Плейфейр просто опешил. Он ушел в гневе, дулся и сердился чуть ли не полчаса, но потом возвратился к этой девушке, меткими доводами и очаровательной улыбкой приводившей его в замешательство.

Бедный шкипер уже не принадлежал себе, хотя, конечно, в этом не признавался. На своем корабле он уже не чувствовал себя полным хозяином.

Таким образом, к великой радости Крокстона, дело приняло хороший оборот. Капитан, похоже, был готов сделать все, чтобы освободить Отца мисс Дженни, даже если придется подвергнуть опасности и корабль, и груз, и весь экипаж, а также навлечь на себя гнев дяди Винсента.

VI

ПРОЛИВ У ОСТРОВА САЛЛИВАН

Через два дня после встречи с «Ирокезом», когда «Дельфин» находился на долготе Бермудских островов, он попал в сильнейший шторм. Бермуды известны многими загадочными несчастными случаями, здесь часты мощные ураганы. Недаром именно сюда Шекспир поместил героев драмы «Буря», в той сцене, когда Ариэль и Калибан оспаривают друг у друга царство водной стихии.

Порывы ветра были ужасны. Джеймс Плейфейр решил даже укрыть корабль в бухте на Майнланде — одном из Бермудских островов с английским военным гарнизоном, — но передумал: не хотел задерживаться в пути. К счастью, «Дельфин» достойно выдержал испытание, и после того, как целый день его нес перед собой могучий ураган, продолжил плавание к американским берегам.

Капитан гордился своим кораблем, но более всего его поразило хладнокровие девушки. Мисс Холлибот провела вместе с ним на мостике самые страшные часы, и Джеймс, разобравшись в своих чувствах, понял, что целиком захвачен властной, непреодолимой любовью.

«Да, — говорил он себе, — девушка стала полной хозяйкой на корабле. И со. мной сделает все что захочет— как море с судном, терпящим бедствие. Чувствую, что иду ко дну! А как же дядя Винсент? О, Боже! Думаю, если Дженни попросит выбросить за борт весь контрабандный груз, я так и сделаю».

К счастью для торгового дома «Плейфейр и K°», мисс Холлибот не требовала подобной жертвы. Бедный капитан был полностью во власти чувства, и Крокстон, читавший в его сердце, как в открытой книге, с таким усердием потирал руки, что мог бы стереть их до крови.

«Вот и попался, голубчик! — повторял слуга про себя. — А раз так, то через каких-нибудь восемь дней мой хозяин преспокойно разместится в лучшей каюте «Дельфина».

Ну, а что же мисс Дженни? Никто не мог бы сказать, замечает ли она, какое влияние оказывает на молодого человека, может ли разделить его чувство. А уж Джеймс Плейфейр и подавно был не в состоянии догадаться. Как истинная американка, девушка держалась сдержанно и хранила свою тайну в глубине души.

Итак, любовь неотвратимо овладевала сердцем молодого капитана, а «Дельфин» так же стремительно продвигался к Чарлстону.

Тринадцатого января впередсмотрящий заметил в десяти милях на западе землю — низкий берег, почти слившийся с морем. Крокстон, внимательно изучавший горизонт, в девять утра смог определить местонахождение судна и закричал:

— Чарлстонский маяк!

Если бы «Дельфин» подходил к берегу ночью, все бы увидели этот маяк, расположенный на острове Моррис, на высоте ста сорока футов над уровнем моря, гораздо раньше: его мерцающий свет заметен обычно в радиусе четырнадцати миль.

Теперь оставалось решить главный вопрос: через какой из проливов заходить в бухту?

— Если не встретим препятствий, — сказал капитан, — то через три часа станем уже у причала.

Город Чарлстон располагался на берегу лимана, вытянутого на семь миль в длину и две в ширину, вход в который был довольно сложен, ибо зажат с юга островом Моррис, а с севера островом Салливан. На Моррисе стояли федералисты; их артиллерийские батареи простреливали часть бухты и господствовали над рейдом. Остров Салливан был, напротив, в руках конфедератов, которые укрепились в форте Моултри. «Дельфину», пожалуй, выгоднее было пройти вдоль северного берега, чтобы избежать огня батарей федералистов.

Пять проливов вели в лиман: один вблизи острова Салливан, второй по северному фарватеру, третий по Овераллу, четвертый по основному фарватеру, и, наконец, существовал еще проход Лоуфорд, но здесь чужое судно без лоцмана пройти не могло, да к тому же осадка корабля не должна была превышать семи футов. Северный проход, как и Овералл, обстреливался федералистами. Следовало бы, вероятно, двинуться через основной, где проще идти по пеленгу,[35] но Плейфейр решил положиться на судьбу и попробовать войти в любой. Впрочем, он знал все секреты бухты, ее опасные места и течения, глубину при отливах. Так что оставалось попасть в пролив. Маневр требовал как большого мастерства, так и точного знания ходовых качеств корабля.

Между тем перед Чарлстоном крейсировали два федеральных фрегата. Мистер Мэтью обратил на них внимание Джеймса.

— Вот-вот они потребуют от нас ответа: что мы делаем у их берегов.

— А мы не станем отвечать, — засмеялся капитан. — Ошибаются, если думают удовлетворить свое любопытство.

Фрегаты на всех парах двинулись к «Дельфину», который продолжал свой путь, стараясь, однако, оставаться вне сферы огня. Чтобы выиграть время и сбить с толку врагов, шкипер держал курс на юго-запад. Казалось, корабль намеревается войти в проход у острова Моррис. А ведь там стояли пушки федеральной армии, одного ядра было бы достаточно, чтобы отправить на дно английское судно. Так что «Дельфину» предоставили возможность двигаться, прекратив преследование и ограничиваясь в основном наблюдением.

Целый час расстояние между кораблями практически не менялось. Ко всему прочему «Дельфин» шел тихим ходом: створки клапанов паровой машины, по приказу капитана, были закрыты. Из труб вылетали густые облака дыма, давление в топках приближалось к максимуму, так что скорость в любой момент могла быть увеличена.

— Вот удивятся, — предвкушал Плейфейр, — ускользнем у них из-под рук!

Когда он решил, что достаточно приблизился к Моррису с его артиллерией, дальность стрельбы которой не знал, то внезапно изменил курс, заставив корабль сделать настоящий пируэт, и пошел на север, оставив фрегаты в двух милях. Те поняли наконец коварные планы противника и пустились его преследовать. Но было слишком поздно: «Дельфин» удвоил скорость и направился к противоположному берегу. Для очистки совести фрегаты дали вслед несколько залпов, зря потратив снаряды: они не долетели и до середины дистанции. В одиннадцать утра, пройдя возле острова Салливан, «Дельфин» на полном ходу сумел попасть точно в узкий пролив. Теперь он был в безопасности: ни один федеральный корабль не рискнул бы пройти там, где глубина при отливе составляла всего одиннадцать футов.

— Вот как, — вскричал Крокстон, — значит, дело сделано?

— Не совсем, папаша Крокстон, — отвечал Джеймс Плейфейр, — трудность не в том, чтобы сюда войти, а в том, чтобы выйти.

— Да? — удивился американец. — Ну, на таком судне и с таким капитаном можно войти в любую бухту и выйти, когда пожелаешь.

Шкипер не ответил: глядя в подзорную трубу, он изучал предстоящий всем путь. Рядом лежали великолепные береговые карты.

Корабль шел к форту Моултри на запад-северо-запад, пока не показался на северо-северо-востоке выделяющийся темными красками замок Пикни, расположенный на пустынном островке Шутс-Фолли. С противоположной стороны ориентиром служил форт Джонсон, развернутый на два градуса к северу от Самтера.

С острова Моррис прозвучало несколько выстрелов. Впрочем, снаряды также не достигли цели, и «Дельфин» продолжал путь, ни на метр не отклоняясь от курса. Вот он вышел из пролива в лиман, оставил справа от себя Самтер и оказался под его прикрытием от батарей федералистов.

Этот самый форт, ставший известным во время войны в Соединенных Штатах, расположен в трех с половиной милях от Чарлстона и в миле от каждого из берегов. Он имеет вид усеченного пятиугольника и выстроен из массачусетского гранита на искусственном острове, строительство которого длилось десять лет и стоило девятьсот тысяч долларов.

Именно отсюда 13 апреля 1861 года были изгнаны федеральные войска под командованием Андерсона: здесь же прогремели первые выстрелы сепаратистов. Невозможно подсчитать количество железа и свинца, обрушенных на него войсками федералистов. И. тем не менее форт держался вот уже более трех лет. Через несколько месяцев после путешествия «Дельфина» он все-таки пал под трехсотфунтовыми ядрами нарезных орудий «пэррот», установленных генералом Гиллмором на острове Моррис.

Но сейчас, когда к нему приближался «Дельфин», над фортом, на огромном каменном пятиугольнике, гордо реяло знамя конфедератов.

А вот и сам Чарлстон, расположившийся в излучине двух рек — Ашли и Купера; он образовывал что-то вроде косы, вытянутой до самого рейда.

Плейфейр искусно маневрировал между бакенами, обозначавшими фарватер, оставляя на юго-юго-западе Чарлстонский маяк, видимый поверх земляных насыпей Морриса. Подняв на гафеле флаг Великобритании, корабль на великолепной скорости продвигался к городу.

Когда буйки карантина остались по правому борту, судно вышло на середину бухты. Мисс Холлибот стояла на юте и смотрела туда, где сидел в тюрьме ее отец. Глаза девушки наполнялись слезами.

По приказу капитана скорость, была снижена, «Дельфин» проплыл мимо береговых линий батарей южной и восточной сторон и вскоре пристал к набережной Северного причала.

VII

ГЕНЕРАЛ ЮЖАН

Подходивший к набережной «Дельфин» приветствовала огромная толпа. Жители блокированного с моря города не привыкли к визитам из Европы. Они с удивлением спрашивали себя, зачем прибыл огромный корабль, на котором гордо реял флаг Великобритании? Когда же узнали о цели визита, о том, почему он вошел именно через пролив Салливан, после того, как распространился слух, что в трюмах — военное снаряжение, рукоплесканиями радостные крики усилились.

Не теряя времени Плейфейр связался с генералом Борегаром, военным комендантом. Тот с величайшей готовностью принял у себя молодого капитана, так вовремя доставившего его войскам одежду и боеприпасы. Решили начать разгрузку немедленно, и многие добровольцы взялись помогать английским морякам.

Прежде чем отправиться на берег, Джеймс выслушал от мисс Холлибот самые убедительные просьбы позаботиться об ее отце.

— Мисс Дженни, — ответил молодой человек, — положитесь на меня: я готов сделать все, даже невозможное, лишь бы освободить вашего отца. Однако, надеюсь, это будет не слишком сложно. Сегодня я отправлюсь к генералу Борегару и узнаю (конечно, не требуя немедленного освобождения мистера Холлибота), в каком положении тот находится — освобожден ли под честное слово или все еще под арестом.

— Бедный отец! — вздохнула Дженни. — Даже не знает, что дочь его рядом. Ах, если бы я могла броситься к нему в объятия!

— Немного терпения, мисс Дженни, и скоро вы сможете обнять отца. Обещаю действовать со всей преданностью вам, но также с осторожностью и вниманием.

Верный обещанию, шкипер, обсудив от имени фирмы сделку, то есть передав груз генералу и договорившись о приобретении за малую цену огромного запаса хлопка, перевел разговор на события повседневной жизни.

— Верите ли вы в победу сторонников рабства? — спросил он.

— Ни минуты не сомневаюсь! — воскликнул в ответ Борегар. — Что касается Чарлстона, то армия Ли[36] вскоре прорвет блокаду. Даже если предположить — хотя этого никогда не будет, — что торговые города Виргинии, обеих Каролин, Джорджии, Алабамы и Миссисипи окажутся в руках северян, что их ждет дальше? Разве можно стать хозяевами земли, которую они никогда не смогут покорить? Если аболиционисты победят, им же будет хуже.

— А вы вполне уверены в ваших солдатах? — продолжал капитан. — Не боитесь, что Чарлстон может не выдержать блокады: она ведь разорительна?

— О нет, я не опасаюсь предателей. К тому же их у нас казнят без жалости. Если только наметится какое-то движение в пользу федерации, я уничтожу город огнем и мечом. Чарлстон доверен мне самим Джефферсоном Девисом,[37] и, можете не сомневаться, город в надежных руках.

— А у вас есть пленные северяне? — подошел Джеймс Плейфейр к интересующему его вопросу.

— Да, — отвечал генерал. — Ведь именно в Чарлстоне пролилась первая кровь во имя отделения. Те аболиционисты, которые тут были, вздумали сопротивляться. Теперь они наши пленные.

— И много их?

— Около сотни.

— Они на свободе, в городе?

— Были на свободе, пока не устроили заговор. Главари установили связь с осаждающими, и те оказывались в курсе всего, что у нас тут происходит. Пришлось взять под стражу коварных гостей; многие из них выйдут из тюрьмы только чтобы прогуляться на крепостной вал. А уж там десять пуль из ружей конфедератов смогут сладить с их федералистскими убеждениями.

— Неужели их расстреляют? — невольно содрогнулся молодой человек.

— А как же? И прежде всего, предводителя, которого крайне опасно держать в осажденном городе. Я послал взятые у него письма президенту, в Ричмонд, и через восемь дней судьба негодяя будет решена.

— Кто же он?

— Журналист из Бостона, закоренелый аболиционист, верный пес Линкольна.

— Можете его назвать?

— Джонатан Холлибот.

— Бедняга! — заметил Джеймс, стараясь казаться спокойным. — Что бы он там ни совершил, все-таки его жаль. Вы думаете, этого журналиста действительно расстреляют?

— Уверен! На войне как на войне. Надо защищаться!

— И все же это не по мне, — заметил капитан. — А впрочем, я тогда буду уже далеко.

— Как! Вы хотите сразу отправляться назад?

— Да, генерал: ведь прежде всего мы коммерсанты. Вот закончится погрузка — ив море. Корабль прошел сюда, в Чарлстон, — прекрасно! Но надо еще и выйти отсюда. «Дельфин» — хорошее судно и обойдет любой корабль федерального флота, но как бы быстро «Дельфин» ни двигался, ему не обогнать ядро в сотню футов. А с таким грузом, засевшим в корпусе или паровом механизме, придется поставить крест па всем предприятии.

— Как угодно, капитан, — отвечал Борегар, — в подобных случаях не стоит навязываться в советчики. На вашем месте я поступил бы так же. Да и само пребывание в Чарлстоне не слишком приятно, а рейд, по которому лупят бомбами три дня из четырех, никак не назовешь тихой гаванью. Отправляйтесь, когда вам будет угодно. Скажите только, каковы силы и количество кораблей федералистов, блокирующих Чарлстон?

Шкипер постарался ответить как можно подробнее и чрезвычайно любезно распрощался с генералом. Затем возвратился на «Дельфин», опечаленный новостями.

«Как сказать мисс Дженни, — думал он, — неужели ей придется узнать обо всем? Или пусть остается в неведении?»

У самого трапа шкипер столкнулся с Крокстоном: американец явно его поджидал.

— Как дела, капитан?

Джеймс пристально посмотрел на Крокстона, и тот понял, что благоприятных известий нет.

— Видели Борегара?

— Да.

— Говорили о мистере Холлиботе?

— Он сам заговорил о нем.

— Ну и как, капитан?

— А, ладно… тебе ведь можно рассказать все?

— Конечно.

— Так вот. Генерал Борегар сказал, что твоего хозяина через восемь дней расстреляют.

Другой бы на месте Крокстона пришел в ярость или разразился горестными причитаниями. Но американец лишь ухмыльнулся.

— А, это не важно, — промолвил он.

— Как?! — воскликнул шкипер. — Говорю же тебе: через восемь дней мистера Холлибота расстреляют!

— Да, но через шесть он будет уже на борту «Дельфина», а через семь мы выйдем в открытое море.

— Верно! — обрадовался капитан и пожал руку Крокстона. — Понимаю тебя, старина. Ты человек решительный, а я, невзирая на дядю Винсента и на ценный груз, готов вылезти из кожи вон, лишь бы помочь мисс Дженни.

— Не надо лезть вон из кожи, — небрежно заметил Крокстон. — Главное, освободить мистера Холлибота.

— Но знаешь, как это трудно!

— Подумаешь…

— Да ведь надо установить связь с заключенным, а его стерегут день и ночь.

— Конечно.

— И привести в исполнение побег, который практически невозможен.

— Ну уж нет! — возразил Крокстон. — Каждый заключенный гораздо больше думает о том, как ему убежать, чем сторож — как устеречь. Поэтому все шансы на стороне заключенного. Так что, мистер Холлибот с вашей помощью окажется на свободе.

— Пожалуй, ты прав.

— Я всегда прав.

— Но все-таки как это сделать? Нужен какой-то план.

— Подумаю…

— Вот только если мисс Дженни узнает, что отец приговорен к смерти, что приказ о казни, может быть получен со дня на день…

— Она не узнает.

— Да, так будет лучше и для нее, и для нас.

— А где содержится мистер Холлибот? — поинтересовался Крокстон.

— В крепости, — ответил Плейфейр.

— Превосходно. Ну, а теперь — на корабль!

VIII

ПОБЕГ

Мисс Дженни сидела на юте и в беспокойном нетерпении ожидала возвращения Джеймса. Когда же тот появился, она от волнения не могла произнести ни слова, только ее глаза пристально изучали Плейфейра.

Капитан сообщил девушке, что отец ее-под арестом, а попытки получить у Борегара какие-нибудь сведения о военнопленных ни к чему не привели: генерал, кажется, не слитком к ним расположен. Пришлось воздержаться от дальнейших расспросов до более подходящего случая.

— Раз мистер Холлибот в тюрьме, то устроить бегство труднее, но я пойду на все и, поверьте, мисс Дженни, «Дельфин» не покинет Чарлстона прежде, чем ваш батюшка не окажется на борту.

— Спасибо, мистер Джеймс! — воскликнула Дженни. — Благодарю вас от всей души.

У Плейфейра бешено заколотилось сердце. Он хотел что-то сказать, может быть, сделать признание, но вмешался Крокстон.

— Не время успокаиваться, — проворчал он. — Надо все обсудить, и обсудить хорошенько.

— У тебя есть план, Крокстон? — доверчиво взглянула на него девушка.

— У меня всегда есть план, — важно ответил слуга.

— И хороший?

— Превосходный! Все министры в Вашингтоне не придумают лучшего. Можете считать, что мистер Холлибот уже на корабле.

— Мы готовы тебя выслушать, — сказал Джеймс.

— Хорошо. Вы, капитан, должны отправиться к генералу и попросить его об услуге, в которой он не сможет вам отказать.

— О какой именно?

— Скажете, что в команде есть один негодяй, отъявленный мошенник, который вам давно в тягость, а при переходе через океан подбивал экипаж к бунту, — короче говоря, омерзительный тип. Попросите разрешения подержать некоторое время негодяя в крепости, скажите, что при отходе заберете его на корабль, чтобы отвезти в Англию и судить там по английским законам.

— Хорошо! — улыбнулся уголками рта капитан. — Борегар охотно согласится на такую просьбу. Правда, не хватает одного…

— Чего же?

— Отъявленного негодяя и мошенника.

— Он перед вами, сэр.

— Как, омерзительный тип…

— Уж не прогневайтесь, это я.

— О, какое мужественное, благородное сердце! — вскричала Дженни, сжав в своих маленьких ручках багровые ручищи американца.

— Понятно, — кивнул Плейфейр. — Жаль, что мне не придется побывать на твоем месте!

— У каждого свое, — философски отвечал Крокстон. — Вам было бы неловко оказаться в роли мошенника, а мне — нисколько. Зато я вряд ли смог бы вывести судно в океан под огнем федералистов и конфедератов.

— Наверное, Крокстон. А теперь продолжай.

— Стоит только попасть в крепость, а уж там я соображу, что делать, будьте уверены! Вы же пока займетесь погрузкой.

— Ох эта торговля! — вздохнул капитан. — Теперь она кажется мне совсем неважной.

— Не скажите! А дядя Винсент? О нем вы забыли? Нет уж, пусть сердечные дела идут рука об руку с торговыми. Тогда и подозрений никаких не возникнет. Можете успеть за шесть дней?

— Да.

— Значит, «Дельфин» будет загружен и готов к отплытию днем двадцать второго? В таком случае, вечером того же дня — слушайте меня внимательно — высылайте шлюпку с лучшими гребцами к мысу Уайт, на краю города. К девяти часам там появятся мистер Холлибот и ваш покорный слуга.

— Но как же ты все устроишь?

— А это уж мое дело.

— Милый Крокстон, — растрогалась Дженни, — ты будешь рисковать жизнью, чтобы спасти отца!

— Не стоит беспокоиться, мисс: я ничем не рискую, поверьте.

— Ну ладно, — вмешался Плейфейр, — а когда ты хочешь, чтобы тебя посадили в крепость?

— Сегодня. Ведь я же разлагаю матросов! Нельзя терять ни минуты!

— Может быть, дать тебе денег? Пригодятся!

— Чтобы подкупить тюремщика? Зачем? Глупо и расточительно. В таком случае, тюремщик примется стеречь и меня, и мои денежки. И будет прав, черт возьми! А впрочем, возьму несколько долларов, чтобы выпить.

— … и подпоить тюремщика.

— Ну уж нет, пьяный тюремщик только все испортит! Говорю же вам, у меня есть способ.

— Вот десять долларов, — протянула ему деньги Дженни.

— Этого даже много, верну, что останется.

— Так ты готов?

— Совершенно готов стать отъявленным мошенником.

— Тогда отправляемся.

— Крокстон, — прослезилась девушка, — ты лучший из всех, кого я знаю.

— Это меня не удивляет, — ухмыльнулся американец. — Кстати, капитан! Один немаловажный совет.

— Какой?

— Если генерал скажет, что может и сам повесить негодяя — вы ведь знаете этих военных, они не терпят промедления! — попросите у него время на размышление.

— Обещаю!

В тот же день, к великому удивлению экипажа, не посвященного в суть дела, Крокстон, закованный по рукам и ногам, был спущен на берег в сопровождении десятка матросов, а через полчаса, по просьбе капитана, «мошенника» провели по улицам города и, несмотря на сопротивление, передали под стражу в крепость Чарлстона.

Между тем шла разгрузка «Дельфина». Подъемные краны безостановочно сгружали товар, доставленный из Европы, чтобы освободить место для хлопка. Жители Чарлстона подбадривали матросов. Однако капитан не позволял морякам насладиться вниманием толпы, подгоняя их с горячей активностью, о причинах которой никто не подозревал.

Через три дня первые тюки хлопка стали заполнять трюм. Дом Плейфейров совершил, надо сказать, превосходную сделку, хотя для Джеймса это уже было неважным.

Крокстон пока не давал о себе знать. Дженни находилась во власти беспрестанного страха. Она молчала, но ее лицо, искаженное беспокойством, говорило само за себя, и шкипер как мог пытался успокоить девушку.

— Я совершенно полагаюсь на Крокстона, — говорил он. — Это самый преданный из слуг. Вы же знаете его лучше, чем я! Через три дня батюшка прижмет вас к своему сердцу, поверьте.

— О, мистер Джеймс! — воскликнула Дженни. — Как отплатить вам за помощь? Сможем ли мы с отцом найти способ, чтобы не остаться в долгу?

— Я отвечу, когда мы будем в английских водах, — потупился молодой капитан, и собеседница бросила на него быстрый взгляд.

Плейфейр надеялся, что, пока, Холлибот не окажется в безопасности, дочь его ничего не узнает, но на другой день пришло известие из Ричмонда — курьер прорвался сквозь отряды северян. Ответ кабинета министров был суров: расстрел, следующим утром. Известие о предстоящей казни не замедлило распространиться по городу и было принесено на «Дельфин» одним из матросов. Он сказал об этом, не подозревая, что мисс Холлибот находится рядом. С душераздирающим криком упала она на палубу без сознания. Долгие усилия потребовались для того, чтобы привести ее в чувство.

Когда Дженни открыла глаза, молодой капитан был возле нее. Прижав палец к губам, он приказывал ей молчать. У нее хватило сил сдержаться, а Джеймс Плейфейр, наклонившись над любимой, сказал:

— Или через два часа ваш отец будет здесь, в безопасности, или я погибну с ним вместе.

Действительно, погрузка хлопка закончилась, можно было отправляться в путь. Шкипер увел корабль от Северного причала и поставил на рейде; оставалось дождаться прилива, девяти часов вечера.

Часы на церкви Святого Филиппа пробили семь. Капитан решил, что пора обо всем рассказать помощнику.

— К вашим услугам, — ответил мистер Мэтью без колебаний. — Это должно произойти в девять?

— Да. Пусть разведут огни в топках и поддерживают большой огонь.

— Будет исполнено, капитан.

— «Дельфин» стоит на якоре. Мы перерубим канат и уйдем не теряя ни минуты.

— Отлично.

— Прикажите повесить сигнальный фонарь на мачте. Ночь темная, надвигается туман. Мы должны видеть корабль, когда будем возвращаться. И позаботьтесь о том, чтобы с девяти часов отбивали склянки.

— Есть, капитан.

— А теперь, мистер Мэтью, пусть снарядят гичку[38] и посадят в нее шестерых самых сильных матросов. Мы сейчас же отправимся к мысу Уайт. Поручаю вам на время моего отсутствия мисс Дженни. Да хранит вас Бог!

Зажгли сигнальные огни, снарядили гичку; клубы черного дыма из труб корабля растворялись в тумане. Плейфейр, попрощавшись с Дженни, сел в шлюпку.

Было очень темно. Ветер стих. На рейде царило полное спокойствие. Несколько еле различимых огней мерцало в сумерках. Капитан сел за руль и твердой рукой направил лодку к мысу Уайт, до которого было около двух миль. Еще днем он определил направление и наметил ориентиры.

Пробило восемь, когда гичка коснулась мыса.

Оставался час до срока, назначенного Крокстоном. Набережная была совершенно пустынна. Только часовой шагал, отмеряя по двадцать шагов, перед батареями южной и восточной сторон крепости. Текли минуты: казалось, время не движется.

В половине девятого послышались чьи-то шаги. Плейфейр оставил гребцов в лодке, приказав держать весла наготове, и выпрыгнул на берег. Но это оказался ночной караул, человек двадцать. Джеймс достал из-за пояса пистолет, хотя что он мог сделать — один против двадцати?

Начальник караула заметил лодку.

— Что за шлюпка? — отрывисто спросил он.

— С «Дельфина».

— А вы кто?

— Капитан, Джеймс Плейфейр.

— А я-то думал, вы уже где-нибудь на выходе из бухты.

— Да, мы готовы к отплытию, но…

— Но что?

Внезапно Джеймсу пришла на ум удачная мысль.

— В крепости заключен один из моих матросов, — сказал он, — я о нем чуть не забыл. Но, к счастью, вспомнил.

— А, это тип, которого вы хотели отвезти в Англию?

— Да.

— Его бы и здесь повесили не хуже, чем там, у вас! — засмеялся начальник караула.

— Да уж, сомнений тут быть не может, — улыбнулся в ответ шкипер, — но пусть лучше все делается по закону.

— В таком случае, удачи вам, капитан. Желаю избегнуть огня батарей с острова Моррис.

— Будьте покойны. Как вошел — так и выйду.

— Счастливого пути.

— Спасибо.

Отряд двинулся дальше, и песчаная отмель снова осталась пустынной.

Пробило девять. Наступил условленный час. Джеймс чувствовал, как бешено бьется его сердце. Вдруг раздался легкий свист. Капитан свистнул в ответ, махнул матросам, и тут же показался человек, завернутый в широкий шотландский плащ. Джеймс подбежал к нему.

— Мистер Холлибот?

— Да, я.

— Слава Богу! Садитесь поскорее в лодку. А где Крокстон?

— Крокстон? — удивился мистер Холлибот.

— Ну да, тот, кто освободил вас, привел сюда!

— Но меня привел тюремщик из крепости.

— Тюремщик?

Капитан ничего не мог понять. Тысячи подозрений вихрем закружились у него в голове.

— Ну да, тюремщик! — воскликнул знакомый голос. — Тюремщик… Да он спит как сурок в моей камере!

— Крокстон! Ты ли это? — изумился его хозяин.

— Все, больше ни слова! Потом объясню. Дело идет о жизни и смерти! Садитесь, садитесь.

Все трое заняли места в лодке.

— Весла на воду! — скомандовал капитан.

Шесть весел одновременно опустились в уключины.

— Полный вперед!

И гичка, как рыба, заскользила по темным волнам Чарлстон-Харбора.

IX

МЕЖ ДВУХ ОГНЕЙ

Гичка, подгоняемая веслами шести могучих гребцов, летела по поверхности залива. Туман сгущался, и шкипер прилагал все силы, чтобы не сбиться с пути. Крокстон уселся на носу, а мистер Холлибот сзади. Недавний узник крепости, немало озадаченный появлением своего слуги, хотел расспросить его о многом, но тот жестом просил молчать.

Только через несколько минут, когда гичка вышла на рейд, Крокстон решился заговорить.

— О да, хозяин, — сказал он, — стражник валяется на моей койке в камере, куда я определил его двумя ударами кулака — одним по затылку, а другим в живот — в качестве снотворного. И все за то, что он принес бедному узнику ужин. Какова благодарность! Я надел его платье, забрал ключи, нашел вас и вывел из крепости под носом у солдат. Это было не так уж сложно!

— Но что с моей дочерью? — волнуясь, спросил мистер Холлибот.

— Она на борту корабля, который отвезет нас в Англию.

— Моя дочь здесь! — вскричал американец, вскакивая со скамейки.

— Спокойствие! — произнес Крокстон. — Еще несколько минут — и мы уже на корабле.

Шлюпка летела вперед, но двигалась во мгле наугад. Джеймс никак не мог разглядеть сигнальные огни «Дельфина» — таким густым стал туман. Какое же избрать направление? Темнота — хоть глаз выколи! Гребцы не различали даже концов своих весел.

— Мы прошли более полутора миль, — сказал Плейфейр. — Ты ничего не видишь, Крокстон?

— Ничего! А ведь у меня хорошее зрение. Мы должны быть где-то рядом с судном. Жаль, что они там ни о чем не подозревают…

Не успели прозвучать эти слова, как тьму осветила ракета, разлетевшаяся разноцветными огнями.

— Сигнал тревоги! — воскликнул капитан.

— О, черт! — сказал Крокстон. — Должно быть, это из крепости. Подождем.

Вторая, третья ракеты взвились следом за первой, и почти сразу такой же сигнал был дан в миле от лодки.

— Это из форта Самтер, — нахмурился Крокстон. — Гребите сильнее. Побег раскрыт.

— Наляжем на весла, друзья, — подбадривал матросов шкипер, — Ракеты осветили нам путь. Видите, «Дельфин» лишь в восьмистах ярдах.[39] Смелее! Слышите, звонит судовой колокол? Двадцать футов на всех, если через пять минут пришвартуемся.

Матросы налегли на весла, лодка просто летела над волнами. Со стороны города раздался пушечный выстрел, и Крокстон скорее услышал, чем увидал, как в двадцати саженях от лодки пронеслось массивное тело пушечного ядра. Но гичка была уже рядом с «Дельфином».

Еще несколько взмахов весел, и она пристала к борту. Дженни бросилась в объятия своего отца.

— Мистер Мэтью, как давление в котлах? — поспешил на ют капитан.

— В порядке, капитан.

— Рубите якорный канат — и полный вперед. Нечего думать, чтобы идти через пролив возле Салливана: попадем под огонь конфедератов. Будем держаться правой стороны, хотя есть опасность получить залп от федералистов. Погасите сигнальные и бортовые огни. Нам хватает отсветов от машины.

Корабль шел на предельной скорости. Меняя курс, чтобы выйти на правую часть рейда, он на время приблизился к Самтеру, и оказался от него менее чем в полумиле. Внезапно все амбразуры форта осветились огнем, и целый ураган железа пронесся перед носом «Дельфина».

— Слишком рано, неудачники! — расхохотался Плейфейр. — Форсируйте двигатель, господин инженер! Необходимо проскочить между двумя залпами!

Кочегары бешено бросали уголь в топки, корабль стонал всеми своими шпангоутами,[40] дрожал так, словно вот-вот развалится на части.

Грянул второй залп, и снова град ядер рухнул в море — теперь уже позади судна.

— А теперь поздно, идиоты! — воскликнул в восторге молодой капитан.

— Не достали! — подхватил Крокстон. — Еще чуть-чуть, и мы распрощаемся с конфедератами!

— Ты думаешь, нечего опасаться форта Самтер? — спросил Джеймс.

— Конечно! А вот из крепости Моултри, на краю Салливана, очень даже могут достать, но только в течение какой-нибудь минуты. Пускай дождутся нужного момента и прицелятся хорошенько. Ну вот, подходим.

— Положение крепости Моултри позволяет нам сразу войти в основной пролив. Прибавьте огня, еще огня!

И сразу, словно командовал сам Джеймс Плейфейр, форт осветился тройной линией взрывов. Ужасающий грохот расколол ночное небо, что-то затрещало на корабле.

— Ага, попали! — завопил в непонятном восторге Крокстон.

— Мистер Мэтью, — повернулся капитан к помощнику, — что там такое?

— Весь топ бушприта[41] снесен за борт.

— Кто-нибудь ранен?

— Нет, капитан.

— Ну, ладно, к черту снасти! Вперед, в пролив! Вперед! Пусть держат на остров.

— Вот и обставили мы южан! — крикнул Крокстон. — Ну, а если придется подставлять судно под выстрелы, то уж лучше под ядра северян — их легче переварить!

Да, не все опасности остались позади, «Дельфин» еще не выпутался из беды. Хотя на острове Моррис не было того ужасного оружия, которое установили через несколько месяцев, его мортиры и пушки без труда могли потопить любое судно.

К тому же и федералистов на острове, и артиллеристов на кораблях, блокирующих город, встревожили залпы пушек. Осаждающие ничего не могли понять: кажется, эта ночная пальба не направлена против них, но тогда против кого же?

Корабль стремительно шел по проходу у острова Моррис, но выйти в океан не успел: через четверть часа темнота снова озарилась вспышками яркого света. Целый ливень бомб осыпал судно, вода вскипела до самого фальшборта. Некоторые снаряды попали на палубу, но ударились, по счастью не острым концом, а основанием, что спасло «Дельфин» от серьезных повреждений. Одной только бомбы, угоди она острым концом, как положено, было бы достаточно, чтобы возник пожар. Да еще при падении бомба разрывалась на сотни частей, каждая из которых заливала греческим огнем[42] поверхность в сто двадцать квадратных футов. Однако снаряды были нового образца и еще очень несовершенны, так что все обошлось.

На полуют, нарушив распоряжение Плейфейра, поднялись мистер Холлибот с дочерью. Джеймс пытался убедить их вернуться в каюту, но мисс Дженни заявила, что останется рядом с ним.

Вчерашний узник, только недавно узнавший о том, кто спас ему жизнь, крепко пожал капитану руку, не в силах произнести ни слова.

Итак, «Дельфин» мчался к открытому морю. Предстояло пройти еще каких-нибудь три мили, чтобы выйти в воды Атлантики. Джеймс Плейфейр прекрасно знал все секреты залива Чарлстон и управлял судном с полной уверенностью.

— Корабль! — крикнул вдруг матрос на баке. — По левому борту!

В клочьях рассеявшегося тумана можно было различить большой фрегат — он разворачивался, чтобы закрыть проход и не выпустить «Дельфина». Следовало во что бы то ни стало обогнать его, иначе все кончено!

— Право руля! — скомандовал шкипер.

И он бросился на ходовой мостик.

По его указанию один из винтов остановили, и только на одном, левом, «Дельфин» с невероятной быстротой повернул по окружности с очень малым радиусом, будто разворачиваясь на месте. Этим он избежал столкновения с судном федералистов и вместе с ним устремился к выходу из пролива.

По клубам черного дыма, выходившего из труб фрегата, стало ясно, что там тоже форсируют работу двигателя. К тому же противник находился ближе к выходу. Но Джеймса Плейфейра трудно было обставить.

— Ну, как там у вас? — крикнул он инженеру.

— Давление на максимуме, — ответил тот, — пар вырывается из всех клапанов.

— Закройте клапаны, — последовал приказ, в результате которого мог взорваться паровой котел.

«Дельфин» рванулся вперед. Поршни двигались с невероятной частотой, сотрясая машину. Ужасная картина! Она могла привести в трепет самого бесстрашного человека.

— Увеличить давление! — крикнул Плейфейр.

— Невозможно! — отвечал инженер. — Клапаны прочно закрыты. Топки полны углем под завязку!

— Не важно! Бросайте в них хлопок, вымоченный в спирте! Надо обойти проклятый фрегат!

Даже самые отчаянные переглянулись, но приказание выполнили. Несколько тюков с хлопком опустили в машинное отделение, вышибли дно у бочонка со спиртом, и не без риска отправили горючее вещество в раскаленные топки. Шум и завывания пламени не давали кочегарам расслышать друг друга. Вскоре чугунные плиты печей раскалились добела. Поршни метались туда-сюда словно поршни локомотива; манометры показывали высочайшее давление; все соединения корпуса отчаянно вибрировали; труба выбрасывала языки пламени, смешанные с клубами дыма; корабль достиг невероятной, безумной скорости. Вот он догнал врага, обогнал его, и через десять минут благополучно вышел из пролива.

— Спасены! — закричал капитан.

— Спасены! — откликнулись моряки, хлопая в ладоши.

Маяк Чарлстона уже терялся на юго-западе. Огонь в топках полыхал не столь ярко. Можно было считать, что опасность миновала, как вдруг с канонерской лодки, крейсировавшей в открытом море, вылетела и засвистела в темноте бомба. Огненный хвост тянулся за ней.

Все замерли. Каждый растерянно смотрел на параболу, которую чертил снаряд в воздухе. Казалось невозможным избежать его! Через полминуты с невероятным грохотом снаряд упал на носовую часть «Дельфина».

Все в ужасе отпрянули, никто не осмелился сделать и шага к яростно шипящей трубке.[43]

И вдруг один, самый смелый, подбежал к дьявольскому орудию уничтожения. Это был Крокстон. Он схватил бомбу крепкими руками — тысячи искр летели во все стороны — и выбросил за борт.

Не успела бомба коснуться поверхности, как раздался взрыв.

— Ура! — закричал экипаж, а Крокстон, довольный, потирал руки.

Корабль победно рассекал воды Атлантики. Американское побережье исчезало в темноте, на горизонте вспыхивали огни: между батареями острова Моррис и форта Чарлстон-Харбора продолжалась перестрелка.

X

СЕНТ-МУНГО

На восходе солнца американский берег уже скрылся из виду. «Дельфин», умерив бешеную скорость, спокойно подходил к Бермудам.

О переходе через Атлантику рассказывать нет смысла. Дорога домой не оказалась отмеченной ничем неожиданным, и на одиннадцатый день перед путешественниками предстали берега Ирландии.

Наверное, всем, даже не особенно проницательным, читателям ясно, что произошло за это время между молодым капитаном и девушкой. Каким же еще способом мог мистер Холлибот оценить самоотверженность и смелость спасителя, как не сделав его счастливейшим на свете? Джеймс Плейфейр не стал дожидаться возвращения к берегам Англии и высказал все, что было на сердце. Если верить Крокстону, мисс Дженни приняла признание с радостью, которую не пыталась скрыть.

Четырнадцатого февраля того же года многочисленная толпа собралась под массивной башней собора Сент-Мунго, самого старого в Глазго — моряки, торговцы, промышленники, местные чиновники, — словом, самая разная публика. Отважный Крокстон был свидетелем со стороны мисс Дженни и прямо-таки сиял в зеленом костюме с золотыми пуговицами. Дядя Винсент гордо стоял возле своего племянника.

Венчание проходило с большой пышностью. Все знали историю корабля, и каждый считал, что преданность шкипера была высоко оценена. Однако сам он утверждал, что полученное вознаграждение превышает его заслуги.

Вечером состоялся праздничный ужин, великолепный бал и раздача мелких монет толпе, собравшейся на Гордон-стрит. Надо сказать, что Крокстон, оставаясь, впрочем, в рамках приличий, продемонстрировал незаурядный аппетит.

Всех осчастливила великолепная свадьба: одних — их собственным счастьем, других — счастьем близких. Такое вообще-то бывает не часто при церемониях подобного рода. Вечером, когда толпа приглашенных стала убывать, Джеймс Плейфейр расцеловал дядю в обе щеки.

— Ну, как вы, дядя Винсент? — сияя, спросил он.

— А ты, Джеймс?

— Довольны ли вы чудесным грузом, привезенным мной на «Дельфине»? — продолжал капитан, поглядывая на свою бесстрашную молодую супругу.

— Еще бы! — воскликнул благородный Коммерсант. — Ведь я продал хлопок и получил триста семьдесят пять процентов прибыли!

Конец

Примечания

1

Клайд — река на юге Шотландии.

2

Первый речной пароход «Клермонт», построенный в 1807 году в Америке Р. Фултоном, впервые отправился в рейс по реке Гудзон.

3

Гринок — город на левом берегу реки Клайд, порта Глазго.

4

Хайлендцы — жители Хайленда, горного района в Шотландии.

5

Ахтерштевень — нижняя кормовая часть судна, продолжение киля.

6

Стапель — помост с наклоном к воде, служащий для постройки, ремонта и спуска судов на воду.

7

Шкипер — так в Англии называли капитанов торгового флота. (Примеч. авт.)

8

Тонтинные общества, ассоциации, магазины и т. п. названы так но имени неаполитанского банкира Лоренцо Тонти, изобретателя особой системы страхования. Получили распространение в Европе в XII–XIX веках.

9

Букв.: the cotton famine. (Примеч. авт.)

10

Английский фунт (мера веса) равен 453,6 грамма.

11

Борегар П.-Г. — американский генерал, француз по происхождению, командовавший в 1861–1862 годах силами южан и прославившийся обороной Чарлстона.

12

Такелаж — совокупность снастей (пеньковых тросов) для крепления рангоута на корабле, установки парусов, а также подъема и перемещения грузов. Рангоут — круглые деревянные части вооружения судов (мачты, стеньги, реи и проч.), предназначенные для постановки и растягивания парусов.

13

Лаг — прибор, состоящий из стрелок, вращающихся на градуированном циферблате, который служит для определения скорости корабля. (Примеч. авт.)

14

Одна морская миля — это 1852 метра. (Примеч. авт.)

15

Полуют— верхняя палуба над ютом. Вообще, палуба корабля делится на следующие части; бак — от бушприта (на носу) до фок-мачты, шкафут — от фок-мачты до грот-мачты (средней и самой высокой), шканцы — от грот-мачты до бизань-мачты, ют от бизань-мачты и до кормы.

16

Фут равен 30,48 сантиметра.

17

Биггины — небольшие горки из камней. (Примеч. авт.)

18

Порт-Глазго — небольшой порт на левом берегу эстуария р. Клайд, в нескольких десятках километров западнее города Глазго.

19

Джеймс Уатт (1736–1819) — изобретатель парового двигателя.

20

Эстуарий — глубокий, длинный залив при впадении реки в море.

21

Северный пролив соединяет Ирландское море с Атлантическим океаном.

22

Тендер — одномачтовая яхта.

23

Марс — круглая площадка для вахтенного матроса при соединении мачты со стеньгою (стеньга — продолжение мачты).

24

Бушприт — горизонтальный или наклонный брус, выступающий вперед с носа корабля, который служит для вынесения вперед носовых парусов.

25

Фальшборт — бортовое ограждение палубы.

26

Выбленки — веревки, натянутые поперек вант, идущие параллельно друг другу, служащие для подъема команды на марсы и салинги.

27

Травить — отпускать, понемногу ослабляя натяжение.

28

Аболиционист — сторонник уничтожения рабства в Америке.

29

Букв.: cat of nine tailes — плетка из девяти связанных вместе ремней, широко применяется на английском флоте. (Примеч. авт.)

30

Кабестан — лебедка, используемая для подтягивания судна к причалу, подъема якоря и других работ.

31

Гафель — наклонный рей, упирающийся нижним концом в мачту; на гафеле обычно вывешивается флаг.

32

Унионисты — сторонники федерации во время Гражданской войны в США.

33

Траверз (фр. traverse) — направление, перпендикулярное курсу судна.

34

Кабельтов — морская мера длины, равная 185,2 метра.

35

Пеленг — угол между направлением компасной стрелки и направлением, по которому виден предмет или слышен звук.

36

Ли Роберт Эдвард (1807–1870) — генерал, главнокомандующий армии южан, возглавивший силы Юга в 1862 году.

37

Девис Джефферсон (1808–1889) — президент рабовладельческих конфедеративных штатов Америки в период Гражданской войны.

38

Гичка — длинная узкая шлюпка с низким бортом, быстрая на ходу под веслами, применяемая в военном флоте.

39

800 ярдов — около 700 метров. (Примеч. авт.)

40

Шпангоуты — поперечные связующие основного корпуса судна.

41

Топ бушприта — оконечность бушприта.

42

Греческий огонь — сильное зажигательное средство, применявшееся в Византии при боевых действиях.

43

Трубка из свинца, заполненная горючим веществом для взрыва картечной гранаты или бомбы.


на главную | моя полка | | Прорвавшие блокаду |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 6
Средний рейтинг 3.8 из 5



Оцените эту книгу