Книга: Кряка
Кряка
Борис Тихомолов
Кряка
ДОРОГИЕ РЕБЯТА
Если вам случится побывать в Казахстане или Таджикистане и вы увидите там белых как снег уток, знайте: утки эти выращены пионерами Краснодарского края и переданы колхозникам Средней Азии.
Вот о, том, как пионеры помогли колхозу вырастить этих птиц, как они берегли инкубаторских утят, заботливо ухаживали за ними, спасали от грозы, добывали для них корм, сколько радостей и тревог доставила им эта работа и как потом их питомцы полетели на самолётах в Таджикистан и Казахстан, и рассказывается в этой повести.
С ЧЕГО ВСЁ НАЧАЛОСЬ
Вечерело. Сверху на голые ветви деревьев, на черепичные крыши хат сыпало мелкой дождевой пылью и снежной крупой. Изрезанные колеями широкие станичные улицы покрыты лужами. На улицах ни души. Будто вымерло всё, только где-то далеко, на окраине, слышались людские голоса и шум тракторов.
Возле правления колхоза гомонили люди. Председатель, рослый пожилой мужчина, размахивая руками, отдавал какие-то распоряжения. Колхозники тащили доски, длинные жерди, укладывали их в настил. Тут же крутились мальчишки, смотрели, как два мощных трактора, натужно рокоча моторами, барахтались в грязи. За ними нехотя скользили тяжело нагруженные, крытые брезентом сани.
- Тут будем выгружать! - крикнул председатель. - Разворачивай!
Тракторы закачались, развернулись на гусеницах и, свернув с дороги, поползли к устланной досками площадке.
Вечерние сумерки накрыли станицу густой темнотой. Тусклыми радужными пятнами засветились на столбах фонари. Председатель, зябко передёрнув плечами, провёл ладонью по влажной от мороси седой голове и сказал, обращаясь к длинному, как жердь, зоотехнику:
- Кажется, всё, Данило Фёдорович. Теперь нужно освобождать помещение, выносить канцелярское барахло.
- А может, завтра, Александр Спиридонович? - возразил зоотехник. - Люди заняты на разгрузке, рук не хватает.
Председатель усмехнулся, потёр руками, счищая с ладоней прилипшую грязь.
- Тракторы задерживать нельзя, - сказал он. - А людей... Тебе не хватает людей?
Сейчас будут... - Сложив ладони рупором, он крикнул зычно, перекрывая гомон: - Эге-ге-ге-е-ей! Мальчишки, девчо-он-ки-и-и!..
И сразу будто что-то изменилось в общей сутолоке. Шныряющие ребячьи фигурки замерли, остановились, услышав призыв.
- Ко мне-е-е!.. Ко мне-е-е!.. - кричал председатель.
Ребята под добродушные шутки взрослых сбежались к председателю, сгрудились гомонящей ватагой:
- Александр Спиридонович, вы нас звали?
- Звал, - очень серьёзно сказал председатель. - Ваша помощь нужна, ребята.
- Какая? - спросил кто-то звонким голосом. Председатель повёл плечами:
- Холодно здесь, замёрз я. Пошли в помещение. На крыльце, остановившись, он обернулся, разыскал глазами подвижную фигуру старшего утятника, крикнул:
- Моисеич, как разгрузите первые сани, зайди ко мне, скажи!
- Ладно! - донеслось в ответ.
Председатель ввёл ребят в свой кабинет, просторный, светлый, усадил на стулья по обе стороны длинного стола, покрытого малиновой суконной скатертью. Сам присел на подлокотник жёсткого кресла, окинул взглядом собравшихся.
Он знал их почти всех наперечёт. Вон сидят - два сапога пара - озорники и заводилы: рыжий, весь в конопушках, Юрий Комаров и его закадычный друг Петя Телегин. А вон им под стать две сестрёнки-близнецы Лида и Женя Захаровы, обе на одно лицо, круглолицые, курносые, веснушчатые. Вон Павлик Кра-марь, по прозвищу "Малыш". Вон Люба Карнаух. А это... ба-а-а!.. Председатель с трудом удержал улыбку: даже Гайдук здесь. Сонливый, неповоротливый. Шапка нахлобучена на лоб.
Сидит дремлет - при-грелся. Машинально сосчитал всех. Двадцать три человека. В основном из пятых и шестых классов. Хорошо, это уже сила.
Ребята сидели молча, ждали, что скажет председатель. Он не в первый раз обращается к ним с просьбой. В прошлом году, когда некому было ухаживать за клубникой, он пришёл в школу, собрал на большой перемене учеников и поговорил, с ними. Желающих нашлось хоть отбавляй. Обработанный школьниками гектар ягодника дал небывалый урожай - две тысячи с лишним килограммов первосортной клубники. А шефство над свекловичными полями! Вывозка удобрений, прополка. Тогда с обработанного школьниками участка колхоз взял урожай вдвое больше, чем с других.
Вот и сейчас - смотрит он на них каким-то задумчивым взглядом, а сам привычным жестом похлопывает рукой по карману пиджака.
Нащупав что-то в кармане, Александр Спиридонович не торопясь полез в него и вынул маленький блокнот.
Ребята тотчас же узнали блокнот. На его голубовато-серой обложке было написано:
"Пионерские дела". В этот блокнот председатель записывал всё что ими было сделано.
- Вот, - сказал председатель, - вы все видели - привезли инкубаторы. Завтра же мы начнём их устанавливать. Здесь, в правлении, - он махнул рукой, показывая на кабинет, - стену эту сломаем, чтобы просторнее было. Через две-три недели станция должна работать.
Открыв футляр, он не спеша вынул очки, надел их на крупный нос, отчего лицо его стало строгим и значительным.
- Вот тут, в вашем блокноте, у меня записано:
"Договориться с ребятами - провести закупку утиных яиц в станице".
- Только-то? - удивился Гайдук. - Это нам раз плюнуть!
- А сколько купить надо? - В один голос поинтересовались двойняшки. Тыщи две?
- Нет. Семьдесят пять тысяч! Слова председателя прозвучали жёстко, как удар. У ребят расширились глаза от изумления.
- Семьдесят пять тысяч?! - растерянно прошептал кто-то. - Вот тебе и "раз плюнуть"!
Александр Спиридонович снял очки, не торопясь вложил их в футляр.
- Трудно, конечно, столько собрать, - сказал он, закрывая блокнот. Особенно, если учесть погоду: грязь, дождь и всё прочее. Я, когда записывал этот вопрос, подумал: "А ведь задача-то эта пятиклассникам будет, пожалуй, не по плечу". И сейчас сомневаюсь. Пожалуй, мне с этим делом лучше обратиться к старшеклассникам.
Услышав шаги за дверью, Александр Спиридонович устало зевнул и поднялся, давая понять, что беседа окончена. Краем глаза он видел, как вскочил покрасневший от обиды Юрий Комаров, но в это время приоткрылась дверь и дед Моисеич доложил, что одни сани уже освободились и что пора их загружать "канцелярским барахлом", да некому. Как быть? Юрий Комаров выкрикнул дрожащим голосом:
- А мы-то! Мы на что? Ребята загалдели:
- Мы! Мы погрузим! Что мы, маленькие, что ли? Председатель улыбнулся:
- Ладно, ладно, ребята. Доверяю это дело вам... Юрий Комаров, ты будешь за старшего.
НОВАЯ ЭРА
Ребята вынесли шкафы, столы, стулья, погрузили в сани.
Дед Моисеич увязал всё верёвкой и сказал трактористу:
- Готово, поезжай!
Тракторист запустил мотор, зажёг фары, включил передачу. Трактор захлопал, зарычал и, лязгая облепленными грязью гусеницами, медленно пополз в темноту. За ним как бы нехотя поплыли сани с торчащими в разные стороны ножками стульев.
Сверху мягко падали невидимые снежинки. Ребята стояли и смотрели, как, то пропадая в темноте, то появляясь в освещённой полосе, сновали люди с тяжёлой ношей, как вырастала груда из ящиков и деревянных щитов, похожих на стены разборных ~* домиков.
Дед Моисеич сказал, вздохнув:
- Ну вот, начинается новая... эта, как её?..
- Эра, - подсказал Телегин.
- Вот, вот, новая эра. Раньше тут была контора эмтээс, потом правление колхоза, а теперь будет инкубаторная станция. Теперь мы станем не в пример богаче. Уток четыреста тысяч выведем, а то и все пятьсот. Во как!
- И всё без нас? - с обидой в голосе спросил Юра.
- Это как же - без вас? - удивился дед. - Без вас никак нельзя. Вы наши первые помощники.
- "Пе-ервые"! - передразнил Петя Телегин. - Стулья таскать...
- Будто от этого уток больше разведётся, - ехидно вставила Люба Карнаух. - А как яйца закупать, так нам "не по плечу", маленькие мы.
Дед Моисеич только руками развёл:
- Постойте, постойте, ребята! Это вы о чём? Как это - маленькие? А мне председатель сказывал, что пионерам это дело поручить собирается. Про тебя, Комаров, говорил. Ты же председатель совета отряда... Вам, вам поручить думает.
Только он хочет, чтобы вы сами сорганизовались.
- Са-ами? Это мы можем, - сонливым голосом проговорил Гайдук и, потянувшись, громко зевнул. - Спать что-то хочется, да и ноги озябли. Домой уж пора.
- А и правда, ребятки, - спохватился дед, - поздно уже, идите. Спасибо за помощь. А насчёт организации подумайте. Ведь председатель действительно и старшим может об этом сказать, так те быстрее соберутся.
- Это как сказать! - возразил Юра. - Это мы посмотрим. Аида, ребята, домой!..
Прощай, дедушка Моисеич, до завтра!
С минуту шли молча, прислушиваясь, как потрескивает под ногами подмороженная грязь. Темнота была такая, что ребятам казалось, будто идут они над глубокой пропастью, над пустотой. И от этого становилось немного жутко.
Юра крикнул в темноту:
- Малыш, где ты?
- Здесь я! - откуда-то издалека ответил Павлик Крамарь. - А что?
- Мимо Конарёва пойдёшь? Он из твоего звена, Если не спит, зайди. Скажи насчёт закупки яиц.
- Да завтра же можно, в школе.
- Завтра, это само собой. Пусть сегодня подумает. К Лиде Пугачёвой зайди. И чтобы вёдра с собой пустые взяли или корзинки... Петька, а у тебя кто по пути будет?
- Вася Чаленко, Миша Рябошапка, Серёжа Ов-сиенко, - ответил Петя Телегин. - Они рядом живут.
- Зайди.
- Ладно...
Петя ещё издали увидел: окна в хатах Чаленки, Рябошапки и Овсиенки светятся, значит, не спят. Поздний визит Пети не вызвал никакого удивления.
- Раз надо, значит, надо, - солидно сказал Чаленко, выслушав товарища. - Завтра же и выйдем закупать.
А Рябошапка даже обрадовался.
- Вот здорово! - воскликнул он. - Мы же боремся за звание "отряда спутника семилетки"! - И тут же придвинулся, подмигнул хитро, зашептал: Во, самый раз сейчас обогнать пятый "А" класс! Закупить побольше яиц. Хо! Завтра с двумя корзинами выйду!..
Серёжу Овсиенко Петя застал за решением задачи о бассейне с тремя трубами.
Взъерошив волосы, Серёжа сидел у стола, под низко опущенной лампочкой с газетным абажуром, и нудным голосом читал условие. Из соседней комнаты доносилось размеренное щёлканье канцелярских счётов, вздохи и ворчание: "И куда делись эти несчастные десять копеек?!"
Увидев Петю, Серёжа обрадованно вскочил:
- А, Петька! Вот хорошо, что пришёл! Понимаешь, задачка никак не получается. Ты решил её, да? Садись, вот тебе стул. - Серёжа сыпал, как горохом, хлопотал, лебезил, заглядывал в глаза. - Ну помоги, а? Чего тебе стоит. Ты же задачки эти щёлкаешь как орехи. Даже отец мой не может...
"А что, взять бы да и решить, - подумал польщённый Петя. - А то провозится и завтра снова двойку схватит, а мне, звеньевому, в ответе быть".
- Ладно, - сказал Петя. - Решу. Только я к тебе вот зачем пришёл...
И Петя рассказал про инкубатор и про закупку яиц.
Серёжа слушал внимательно, качал головой, поддакивал, а потом, взглянув на часы, заторопился:
- Ну ладно, поздно уж, давай скорее решай задачку.
Телегин опешил:
- А как же с закупкой яиц? Ты согласен помочь?
Овсиенко, колупнув пальцем приставший к скатерти кусочек яичной скорлупы, сказал уклончиво:
- Мне про это дело батя рассказывал. Он сам подсчитывал эти семьдесят пять тысяч. И вот что я думаю: с этой закупкой лучше не связываться. Что у нас, ноги казённые, что ли, по станице шататься?
Петя даже шапку выронил из рук. Откинувшись на стуле, он удивлённо заморгал глазами:
- Ты это что? Взаправду говоришь или как?
- А чего? Конечно, взаправду, - пожав плечами, спокойно ответил Овсиенко. - Не наше это дело - по грязи шататься. Пусть старшеклассники... И... потом, у меня мозоль на пятке образовалась...
Петя вскочил, опрокинув стул, придвинулся к Серёже нос к носу, спросил тихо:
- Не наше, говоришь?.. - Голос его, захрипев, сорвался до шёпота, кулаки сжались сами собой. - Не наше, да?!
Овсиенко побледнел, попятился, загородил лицо руками:
- Ну, ну, ты! Потише... Па-апа!..
В соседней комнате затарахтел отодвигаемый стул, заскрипели половицы, и в дверях показался Серёжин отец. Его маленькие глазки на круглом розовом лице строго уставились на Петю:
- Что это? Что?..
Петя нагнулся, поднял шапку:
- Эх, ты! Не на пятке у тебя мозоль, а на совести. А ещё пионер! - и вышел, хлопнув дверью.
"НЕОБЫКНОВЕННЫЕ" СЛОВА
Директор школы знал о планах председателя колхоза и обещал ему поддержку, но когда он, случайно взглянув в окно, увидел ребят с корзинками и вёдрами в руках, то сразу же поднялся, вынул из кармана носовой платок и стал вытирать запотевшее стекло. Да, действительно с корзинками и вёдрами. Что бы это значило? Ведь сбор пионерской дружины ещё только намечается на завтра и о закупке яиц никто не знает. Странно...
Директор снял трубку и позвонил в колхоз:
- Александр Спиридонович, ты?.. Слушай, чудеса в решете! Ребята идут в школу с корзинками и вёдрами. Ты говорил им что-нибудь?
Директор поморщился и отстранил трубку от уха. Мембрана, дребезжа, передавала раскатистый смех председателя.
- Дмитрий Андреевич, - кричал председатель, - чудес на свете не бывает! Просто твои ребята молодцы!
Председатель замолчал на несколько секунд, по' том, прокашлявшись, добавил:
- Раз такое дело, Дмитрий Андреевич, я пошлю вам сейчас кассира с деньгами.
Хорошо?.. Ну будь здоров!
Директор задумчиво повесил трубку.
- Инициатива снизу, - улыбаясь, проговорил он, - надо поддержать, - и пошёл в учительскую.
Вся школа в этот день гудела, как улей. На большой перемене звеньевые получали деньги. Ребята, которые близко живут, разошлись по домам за вёдрами и корзинками. Ходили слухи, будто Юрий Комаров хвастался, что пятый "Б" класс закупит яиц больше всех и получит звание "отряда спутника семилетки".
После уроков, пошумев в классах, распределили станицу по отрядам и, гремя вёдрами, разошлись.
Овсиенко тоже пошёл. Кто-то сунул ему в руки ведро, кто-то прошептал сзади:
- Ну ты, "мозоль", попробуй приди с пустым ведром!
Серёжа заморгал обиженно:
- Я что? Да я ничего...
- То-то, что ничего. Давай топай!
Погода была никудышная. Выпавший за ночь снег растаял, а сверху, из унылого, серого неба, сыпало и сыпало, как из сита, мелкой моросью. Земля не принимала больше влаги. Громадные лужи - хоть на лодке плавай! перегораживали улицы. Ни вброд перейти, ни вокруг обойти. Только гусям и уткам раздолье. Барахтаются в воде, чистят перья, смачно хлопают клювами в грязной жиже.
У Пети Телегина на ногах, как и у многих ребят, резиновые сапоги. В одной руке корзина, в другой палка - лужи прощупывать.
В первой же хате, в которую он вошёл, случилось у него странное недоразумение.
Стучится он в хату, а из-за двери голос такой неприветливый:
- Ну чего ещё! Кто там?
Петя отвечает:
- Тётенька, яиц утиных не продадите? Вдруг открывается дверь, и на пороге тётенька, ни старая ни молодая - так себе. Глаза горят, платок набок съехал, в руках кочерёжка.
- Ах, и ты за яйцами? Да ещё с корзиной!.. Петя удивился, но вида не подал.
Сдёрнул с головы кепку, вежливо поздоровался.
Тётенька тоже удивилась, ответила растерянно:
- Здравствуй! Чего тебе?
- Да вот для инкубатора яйца утиные...
- Знаю! - перебила тётенька. - Сегодня по радио объявляли.
- Вот-вот! - обрадовался Петя. - А мы, пионеры, закупаем.
Тётенька поставила кочерёжку в угол, сказала уже добрее:
- Ну ладно. Чисть ноги да заходи уж. Петя почистил о скребок сапоги, вошёл. И тут же увидел: стоит на столе в сенях эмалированная миска, полная утиных яиц.
Рядом золотится мякина рассыпанная. Догадался: "Только сейчас перекладывала, значит, продаст".
Хозяйка сняла платок, сказала обиженно:
- Тут до тебя стрикулист один приходил. Конопатый. Нос пуговкой. Шумит: "Бабка, давай яиц утиных, живо!" Кричит, будто дома. А какая я ему бабка? Я ещё молодая.
Так я его веником, веником!..
Петя подумал: "Это не иначе, как Овсиенко тут был. Что с ним делать? Испортит он всё таким обращением". А вслух сказал:
- Он шутник у нас большой, посмеяться любит. А вас он со свету не разглядел.
Хозяйка улыбнулась, придвинула миску:
- Вот, перекладывай. Три десятка тут. Петя сказал спасибо, стал перекладывать.
Хозяйка стояла и смотрела, склонив голову набок.
Хороший мальчишка. Вежливый, серьёзный, из-под куртки галстук красный выглядывает. Зря она его обидела. Вздохнула, подобрала передник, нагнулась и стала под столом шуршать мякиной:
- Я тебе, сынок, ещё два десятка прикину. Для ровного счёта. Соревнуетесь небось?.. Ну вот и хорошо. Бери.
Петя расплатился, поблагодарил и вышел. Ещё в двух хатах закупил он яиц, и везде ему на Серёжкину грубость жаловались.
У четвёртой хаты встретил Петя Серёжу. Идёт еле-еле. Весь в грязи вымазался, в руке пустое ведро позвякивает. Увидел Телегина, остановился, сдвинул шапку на затылок, вытер пот со лба:
- Да чтобы я ещё пошёл за этими яйцами! Да пропади они пропадом! Не даёт никто!..
Глядит, а у Пети корзинка почти полная, осекся:
- Где набрал?
Петя показал.
Овсиенко хмыкнул недоверчиво:
- Брешешь! Я там был.
Петя выбрал место, где грязи поменьше, осторожно поставил тяжёлую корзину:
- Был? А какие слова говорил? Овсиенко смутился:
- Какие, обыкновенные...
Петя придвинулся боком, сощурил глаза, проговорил угрожающе тихо:
- Вот иди сейчас и скажи другие слова - необыкновенные! И чтобы без покупки не выходил. Понял? Иди, я подожду.
Овсиенко не двигался. Он стоял и с опаской посматривал на хату.
Петя подбодрил:
- Ну!..
Овсиенко оглянулся, промычал растерянно:
- А я не знаю, какие слова говорить.
Петя рассмеялся:
- Голова! Как войдёшь, скажи "здравствуйте", потом - "пожалуйста". Будешь уходить, говори "спасибо". Ну иди!
Серёжи не было долго. И Петя уж подумал, не удрал ли он другим ходом, как дверь открылась и из хаты, пятясь, вышел Овсиенко. В вытянутой руке он бережно держал ведро, в другой - шапку. Кивая головой, Серёжа повторял одно и то же слово:
- Спасибо, спасибо, спасибо!.. В ведре его лежало десятка полтора яиц.
ДИНИНА ЗАТЕЯ
У Дины был грипп. Она целую неделю просидела дома и поэтому не знала никаких новостей. Правда, приходили девочки из её пятого "А" класса двойняшки Лида и Женя Захаровы, но в хату не зашли. Покричали, покричали через окно, Дина не разобрала о чём, и убежали.
Болеть было невесело. Целый день одна и одна. Мама в колхозной лаборатории, папа комбайны чинит, сеялки. Бабушка в правлении колхоза чистоту наблюдает, а Дина дома - с градусником под мышкой.
Сегодня Дине совсем хорошо. Температуры нет, и бабушка, уходя на работу, разрешила ей накормить кур и уток. Дина очень любит птиц, особенно уток. У неё их пять вместе с селезнем. Большие такие, белые, важные пекинские, крупнопородистые.
Это ей дядя Петя подарил. Он в колхозе "10 лет Октября" старшим зоотехником работает.
Дина мечтает развести пекинских уток. Мама сказала, что не надо, не до них.
Бабушка подтвердила, что и эти надоели, только папа поддержал: "Пусть, - говорит, - учится за утятами ухаживать. Подрастёт, будет знатной утятницей.
Самой лучшей во всём районе".
Так и решили: Дина будет собирать утиные яйца. Наберёт десятков пять и подложит под кур.
Чуть слышно потрескивали дрова в печке, прыгали по стенам отблески огня, тикали часы. За окном смутно серел рассвет. Дина, дожидаясь, пока посветлеет, сидела на кровати и расчёсывала свои волнистые каштановые волосы. Расчесав, заплела в длинную толстую косу, закрутила венчиком на голове, встала и пошлёпала босиком в сени. Там, пошарив в кухонном столе, достала краюху хлеба, отрезала кусок.
Потом, накинув на плечи мамину телогрейку, сунула босые ноги в глубокие, тоже мамины, калоши и, прихватив алюминиевую миску с зерном, вышла во двор.
На стук двери, махая крыльями, бежали с огорода куры; за ними, крякая, тянулись утки.
Курам Дина высыпала зерно на землю, уткам - . в длинное корытце. Куры клевали торопливо и часто, успевая по пути отогнать воробья или стукнуть по голове курицу-соседку. Утки, набрав полный рот пшеницы, толкаясь, спешили к чугунку с водой, чтобы запить. Но там был лёд. Утки, теряя зерно и сердясь, крутились вокруг чугунка, и было похоже, будто они танцуют в хороводе. Дина рассмеялась так звонко, что петух вскинул голову и, кося глазом, предостерегающе закококал.
Угостив уток хлебом, Дина пошла в куриный двор к сараю - разыскивать утиные яйца. Это было интересное занятие. Снесёт утка яйцо где-нибудь на земле. в самом неожиданном месте, и прикроет его мусором. Попробуй найди! Но Дина уже знала эту утиную хитрость. Увидит: веточки лежат, щепочки, соломинки. Тут кучечка, там кучечка. Подойдёт, присядет на корточки, разгребёт - пожалуйста, утиное яйцо!
Большое, чуть-чуть голубоватое.
Таких яиц Дина набрала двенадцать. Уже можно было бы и под курицу Пеструшку подложить, она как раз заклохтала, да бабушка сказала, - надо, чтобы было нечётное число.
И вот сегодня Дина нашла сразу три яйца. Два - так себе, самые обычные, а третье!.. Дина даже рот раскрыла от удивления, такое это было крупное яйцо.
Днна сразу же размечталась: какой из этого яйца получится хороший утёнок! Он будет, конечно, ручной-ручной. Будет дёргать её за платье, клевать из рук, ходить везде за ней. Она назовёт его... Крякой. Потом, когда Кряка вырастет и превратится в утку, Дина будет собирать от неё самые крупные яйца и выведет особую породу - "пекинскую крупную". Её успехи будут отмечены, и она поедет участником выставки в Москву.
Уложив осторожно яйца в миску, Дина поспешила домой. Дома, разыскав в портфеле огрызок красного карандаша, она написала на большом яйце имя будущего утёнка - Кряка - и положила его в фанерный ящик из-под посылки, где лежали, заботливо пересыпанные мякиной, остальные двенадцать яиц.
Вечером, когда все собрались к чаю, бабушка, которая всегда всё знала, поставив на стол кипящий самовар, объявила новость: колхоз приобрёл инкубаторную станцию на сто девяносто пять тысяч яиц.
Динин папа, пододвигая к самовару стакан, сказал:
- Наконец-то! Это хорошо. Теперь план четыреста тысяч уток - реальная вещь.
Только где же колхоз достанет столько яиц?
Бабушка, усмехнувшись чему-то, бросила взгляд на внучку:
- Сегодня утром сама слышала: председатель колхоза по радио обращение передавал, чтобы станичники продавали. А по дворам уже пионеры ходят, школьники. Семьдесят пять тысяч закупить надо.
Дина сообщение это пропустила мимо ушей, а папа, фыркнув в стакан с чаем, сказал:
- Придётся тебе, дочка, яйца-то утиные продать. Для колхоза же! Надо.
Дина опустила чашку на блюдечко и, склонив голову набок, уставилась на отца большими синими глазами.
- Не хочу продавать, - сказала она серьёзно. - Я их под клушку буду подкладывать.
Подняла чашечку, стала пить как ни в чём не бывало, только покосилась насторожённо на чёрный пластмассовый репродуктор, висевший на стене между окнами. Из репродуктора лилась весёлая музыка.
Немного погодя, когда все забыли о разговоре про инкубатор, репродуктор захрипел, прокашлялся и объявил всё то, о чём говорила бабушка.
Папа сказал, обращаясь к дочке:
- Ну вот, слышишь?
Дина упрямо сжала губы.
Потом выступали пионеры.
Всё было очень понятно. Дина соглашалась с ними и даже сама решила принять участие в закупке, но яйца от своих уток она никому не отдаст. Никому! Дина уже видела: бегает по двору вперевалку целая куча утят, и среди них, самый большой, самый красивый, Кряка! Разве можно такого отдать?
Динин папа, развёртывая газету, чтобы почитать после ужина, посмотрел насмешливо на дочку и сказал убиравшей посуду маме:
- Идёт борьба с пережитками капитализма. Частнособственнические настроения подвергаются давлению общественности, - и закрылся газетой.
Дина обиделась, надула губы. Любит отец говорить какие-то заковыристые слова:
"частнособственнические настроения", "пережитки капитализма". Какие тут пережитки, если она хочет вырастить особую породу уток?
Дина собиралась так просидеть долго, до тех пор пока отец не погладит её по голове и не скажет: "Ну, ну, дочка, не сердись, я пошутил". Но тут кто-то, хлопнув наружной дверью, завозился в сенях. Дина побежала смотреть. Это были двойняшки Захаровы. Сняв сапоги и стряхнув с синих байковых шаровар дождевые капельки, они вошли в комнату. Поздоровавшись в один голос, девочки размотали платки, шмыгнули носами и вытерли их ладонями. Всё это делалось размашистыми одинаковыми движениями, и от этого казалось, что пришёл один, курносый, веснушчатый -мальчишка, только он почему-то двоится в глазах.
Динин папа, опустив газету, с любопытством посмотрел на девочек.
- А мы утиные яйца закупали, - сказала одна из них. - Я сто двадцать набрала, а Женя - сто.
- Вот и неправда! - возразила Женя. - Я - сто три.
"Ага, - подумал Динин папа, - сейчас я разберусь наконец, кто из них Лида, кто Женя".
Но разобраться ему так и не удалось. Дина обняла обеих, закружилась с ними по комнате. Потом они уселись в углу, возле Дининого стола, и затараторили так, что папе пришлось уйти с газетой в спальню.
Девочки трещали долго. Потом стали шептаться, что-то высчитывать, о чём-то договариваться и, наконец, разошлись.
Дина, напевая песенку, уложила в портфель тетради, книги и, очень довольная проведённым вечером, улеглась спать.
УПАДЫШ
Утро было хоть и весеннее, но серое, холодное. Над голыми макушками акаций с прошлогодними, шуршащими на ветру стручками проносились лохматые облака, из которых нет-нет, да и заморосит мелкий дождичек.
Проезжая часть дороги с выбитыми глубокими колеями вся в мутных лужах, в комьях влажной грязи. Лишь по обочинам, вдоль палисадников и стен домов, вились просохшие тропинки. По ним, тренькая звонками, сновали взад и вперёд велосипедисты разных возрастов: закутанная в платок бабка с керосиновым бидоном на руле, спешащие на работу колхозницы, мальчишка с посиневшим носом, сзади на багажнике - сестрёнка, у сестрёнки под мышками по буханке хлеба.
Тут и там, вдоль изгородей, размахивая портфелями, шли стайками ученики. К ним из улочек и переулков, словно струйки ручейков, присоединялись другие, с тем чтобы слиться возле школы в шумный, звонкоголосый поток.
Из глухого переулка на главную улицу выбежала Дина в сером пальтишке, с непокрытой головой; в волосах - мелким бисером дождевые капельки.
Взмахнув портфелем, Дина перескочила через лужу, остановилась, выбрала место, где посуше, ещё раз прыгнула, легко, словно козочка.
А в это время из-за поворота на мосточек, гудя мотором, тяжело взбиралась машина с брезентовой крышей над кузовом. Брезент надувался от ветра, хлопал, и вместе с хлопками были слышны из кузова дружные пискливые крики:
"Пи-и! Пи-и! Пи-и!"
"Из Воздвиженки везут, - отступая от дороги, завистливо подумала Дина. - В соседний колхоз. А у нас ещё только яйца собирают".
Взобравшись на мосточек, грузовик перевёл дух и, расплёскивая колёсами воду, стал осторожно въезжать в лужу. Всё же на выбоине машину тряхнуло, в кузове что-то затрещало, и через распахнувшуюся сзади брезентовую занавеску на дорогу в грязь упал пушистый жёлтый комочек.
Дина вскрикнула, замахала портфелем. Но машина проехала, а жёлтый комочек, лёжа на спине, смешно и жалко дрыгал -красными перепончатыми лапками. "Пи-и! Пи-и!" - кричал он, силясь перевернуться на живо-т.
- Бе-едненький! - сказала Дина. - Как же тебя достать-то?
Достать утёнка не было никакой возможности. Лужа широкая, не дотянешься. Дина обернулась, ища глазами, нет ли веточки какой. Но кругом была вода и грязь, а из-за поворота уже гудела вторая машина с брезентовым верхом.
- Э, была не была! - сказала Дина, нагнулась, сдёрнула с ног туфли, носки и, приподняв полы пальто, решительно шагнула в лужу. Подобрала утёнка, подержала в ладонях и сунула за пазуху. - Грейся!
В школе Дина вымыла под краном ноги, села обуваться.
Подружки спрашивали удивлённо:
- - Что, Динка, упала?
- Ой, нет, девочки, что я вам покажу! Пойдёмте в класс.
В классе Дину тотчас же окружили. Утёнок уютно сидел у неё в ладонях, попискивал, закрывал глаза. Смешной, хороший. Девочки по очереди брали его в руки, рассматривали, словно видели впервые.
- Девочки, давайте будем уток разводить. Породистых, - предложила Лида. - А то жди, когда инкубатор начнёт работать.
- Вот, вот, я об этом и хотела сказать! - обрадовалась Дина. - Я даже план придумала: соберём клушек и посадим. У меня три клушки будут: курица Пеструшка, курица Чернушка, курица Хохлатка...
Овсиенко, взобравшись с ногами на парту, взглянул поверх голов, закричал насмешливо:
- Ха! Вот это пла-ан! Кудах-тах-тах! Куд-ку-дах!..
Спрыгнув на пол, Овсиенко вылетел за дверь и там, в коридоре, заорал во всё горло:
- Ребята! У Динки план имеется - утят разводить!
Смешно растопырив руки, он закружился, заклохтал, подражая клушке:
- Клу-клу-клу-клу!..
Его тотчас же окружили. Уж очень он здорово умел передразнивать. Поклохтав, Овсиенко показал, как курица разгребает ногами навоз, ищет червячков, подзывает цыплят. Ребята покатывались со смеху.
Продолжая кривляться, Овсиенко пропел своего собственного сочинения песенку:
И пеструшечки И чернушечки Нам утят разведут, Наш отряд не подведут!..
Дина, прислушиваясь, оглянулась на дверь, взяла утёнка, сунула за пазуху. Губы её дрожали.
- Вот дурак! - сказала Люба Карнаух. Кто-то из девочек крикнул:
- Эй, "мозоль", замолчи сейчас же! Овсиенко выглянул из-за двери, осклабился до ушей, показал язык:
- Утятницы какие объявились! Хе!
Девочки зашумели разом, бросились в коридор:
- Эх, вы, и не стыдно! А ты, звеньевой, чего смотришь?
- А что? - огрызнулся Петя Телегин. - И посмеяться нельзя?
Краем глаза он видел: стоит Дина в классе, возле окна, склонила голову, водит задумчиво пальцем по подоконнику. Обиделась. Нехорошо получилось. Очень. А ведь Овсиенко из его звена. Мог бы и приструнить.
Прозвенел звонок. Ребята молча собрались в классе. Начался урок. Учитель зоологии Павел Андреевич, высокий, полный, с круглой лысой головой, поблёскивая толстыми стёклами очков, насторожённо шагал в проходе между партами. Он любил тишину и порядок. Сегодня порядка не было. Стоявший у доски лучший ученик мямлил, отвечал невпопад. Какой-то едва уловимый шумок пробегал по классу, и снова тишина. Что случилось?
За спиной движение и громкий мальчишеский шёпот:
- Динка, пекинскую утку за лето можно вырастить на два пуда! Займись.
Учитель резко повернулся, и в то же мгновение кто-то дерзко пропищал на весь класс:
- Пи-и! Пи-и! Пи-и!..
Все сорок учеников вздрогнули, разом склонились к партам. Павел Андреевич вскинул голову, гневным взором окинул класс.
- Что такое? - строго спросил он. - Это кто безобразничает?
И снова по классу:
- Пи-и! Пи-и!..
Звук исходил от парты, где сидела Дина. Странно. Хорошая ученица...
Учитель шагнул, всмотрелся. У Дины из-за пазухи, сквозь расстёгнутую пуговичную петлю, смешно выглядывал жёлтенький утиный носик.
Круглое лицо учителя расплылось в улыбке. Класс дрогнул от хохота. Павел Андреевич подошёл к раскрасневшейся от смущения Дине, тронул пальцем клювик:
- Он голодный. Иди отнеси его в живой уголок. Иди, иди, мне нужно вести урок.
На перемене девочки гурьбой побежали в живой уголок. Утёнок был помещён в коробку из-под обуви. Топая лапками по шуршащему дну, он деловито обследовал свой маленький дом. Останавливаясь в углах, потешно наклонял голову, нацеливался и клевал металлическую скрепку. Потом, поёжившись от холода, бежал отогреваться в другой угол, где Дина сделала для него уютное гнёздышко из ваты.
Конечно, только что вылупившийся утёнок не был невидалью для девочек. В каждом дворе каждое лето хлопотливая клушка водила за собой непослушную стайку утят. Но то были обычные утята с матерью, которая грела их, растопырив крылья, и искала пищу. А этот, этот был особенный. Без матери и даже без братьев - подкидыш, или упадыш, как назвала его Люба Карнаух.
- Давайте его воспитывать, - сказала Женя, Захарова. - Все вместе. . Дина фыркнула:
- Представляю, столько мам! Нет уж, лучше я сама.
- "Сама, сама"! - передразнила Лида. - Что он, твой, что ли? Раз принесла в школу, значит, общий.
Дина обиделась. Разгорелся спор. На шум голосов заглянули девочки из девятого класса.
- Чего это тут пятый класс раскричался? - спросила одна из них. Утёнка не поделите? Тю! Нашли о чём спорить. Съездите вон в Воздвиженку, купите ему братиков и воспитывайте. Сколько у вас девочек?.. Семнадцать? Вот и купите семнадцать утят.
Аня Титаренко, высокая, полная девочка из девятого класса, явно издевалась. Дине стало смешно, когда она представила себе, как семнадцать учениц будут ухаживать за семнадцатью утятами.
Нет, так не пойдёт. Нужно что-то придумать другое. Первым долгом надо утереть мальчишкам нос. Доказать, что они, девочки, умеют не только вышивать и вырезать картинки.
На уроках Дина была рассеянна, а на переменах задумчива.
Павел Андреевич, встретив её возле учительской, поманил пальцем, сказал загадочно:
- Тут мальчишки что-то про двухпудовую утку шептали. Может, и правда займётесь?
- кивнув головой, добавил: - А ну-ка, пойдём в живой уголок.
Дина вошла и остановилась посреди небольшой комнаты, тесно заставленной цветочными горшками и клетками. У окна на подставке стоял аквариум. Две золотые рыбки, распустив шлейфы, важно прогуливались среди водорослей. В соседней клетке хрустел морковкой кролик. Рядом на стуле попискивал из коробки упадыш. Тут же лежала фанерка с мелкорубленым, видимо приготовленным для утёнка, крутым яйцом.
"И когда он успел нарубить? - подумала Дина про учителя и тут же вспыхнула, вспомнив, как они спорили из-за одного утёнка. - Не одного надо воспитывать, а сразу сто, а то и двести!"
- Ну так что? - спросил учитель. - Ничего не придумала?
Дина тряхнула головой:
- Придумала! Знаете, что я придумала? Мы, девочки пятого "А" класса, будем выращивать утят. Отберём самых крупных, чтобы на выставку...
Павел Андреевич иронически улыбнулся.
- Погоди, погоди, - перебил он её. - Это как же - только девочки и только из пятого "А"? И чтобы на выставку?
- Да, да! - подтвердила Дина. - Только из нашего. Ну... вы понимаете?
- Нет, - сказал Павел Андреевич, - не пони маю. И понимать не хочу. Только ты не обижайся, я тебе по-дружески, - заметил он, увидев, как насупились Динины брови.
- Ты, конечно, хорошо придумала - заняться выращиванием утят, но только делать это надо всем сообща, всей школой. Дина упрямо поджала губы:
- А я хочу, чтобы только девочки одни были. Из нашего класса.
- "Хочу, хочу"! - передразнил учитель. - А пионерскую заповедь забыла?
- Какую? - растерянно переспросила Дина.
- Один за всех и все за одного! Поняла? Надо всем браться за это дело. Тогда вы.
сможете вырастить... тысяч пять.
Дина широко раскрыла глаза:
- Тысяч пять?!
- Да. Для затравки.
- Как это - для затравки? Учитель улыбнулся:
- Ну, для начинания, что ли. Для запала. Это старинное выражение артиллеристов.
Вот вы возьмёте утят в апреле и сдадите их в мае, а за этот месяц научитесь за ними ухаживать.
- Тысяч пять... - задумчиво сказала Дина.
- Да, тысяч пять, - повторил учитель. - Ну, давай будем кормить нашего Упадыша.
ДВЕ ВЕРЫ
Подойдя к крыльцу, Александр Спиридонович снял фуражку, вытер платком вспотевший лоб и, прищурившись, посмотрел с интересом, будто видел впервые, на барахтающуюся в золе рыжую хохлатую курицу. Из полуоткрытой двери инкубатора, навевая сон, доносилось тихое жужжание вентиляторов. Дрались воробьи на крыше, где-то ворковал голубь, и на площади, возле просыхающей лужи, дремотно покрикивали гуси.
Наступала весна, а с ней подступали заботы. Через два дня нужно будет посылать людей в Воздвиженку получить двадцать тысяч утят, а ещё через два - начнёт выпускать продукцию свой первый инкубатор. Людей не хватает, помещений нет.
Задумался Александр Спиридонович, громко хлопнул по колену фуражкой. Курица, испуганно кудахтнув, сорвалась с места, побежала, махая крыльями.
Заглянув в инкубатор и поздоровавшись с молоденькой, робевшей перед ним заведующей, председатель направился в свой новый, переоборудованный из бывшей кладовой кабинет. Там уже его ожидали зоотехник по птице Замковой и старший утятник дед Моисеич.
Кабинет был тесный и необжитой. Да и не любил Александр Спиридонович сидеть в нём. Колхоз большой, некогда. Рабочий день проходил на полях да в машине.
Усевшись за маленький письменный стол, так не подходивший к его могучей фигуре, председатель надел очки и, морщась от дыма дедовой цигарки, принялся перебирать толстыми, неуклюжими пальцами круглые костяшки счётов.
- Смотрите-ка, что получается, - сказал председатель и взял со стола исписанный цифрами лист бумаги. - Если мы будем так дальше поворачиваться, съедят нас утята.
- Кто виноват, - проворчал зоотехник. - Инкубатор свалился как снег на голову.
Обещали в чет-. вёртом квартале, а дали в первом.
Председатель откинулся в кресле, посмотрел укоризненно поверх очков на говорившего:
- Странные слова твои, Данило Фёдорович. Никак не пойму я тебя. Ты вроде и не рад? Хлопот больше? Впрочем... да.
Председатель вгляделся в лицо Замкового и грустно вздохнул. Кажется, давно ли они вместе ходили в лиманы на рыбалку, разоряли воробьиные гнёзда, а теперь - вон как годы исполосовали их лица морщинами, покрыли головы сединой.
"Устал Замковой, это ясно, - подумал он. - На пенсию пора уходить".
Председатель положил на стол большие руки, стиснул замком пальцы.
- Так вот, - продолжал он, - без ребячьей помощи нам никак не обойтись.
- Вот, вот! - подскочил дед. - А я что говорил? Ты, Данило Фёдорович, не серчай на меня, если я поперёк скажу, но это чистая правда. Прошлый раз, когда мы насчёт закупки яиц соображали, ты что про ребят говорил? "Поколют, побьют, яичницу принесут". А они более ста тысяч закупили. И мне думается, Александр Спиридонович, что не мешало бы на лето школьные бригады организовать. Ну помочь им, конечно, курсы открыть. Да ведь они...
Замковой чмокнул губами. Его вытянутое морщинистое лицо с выпуклыми глазами и большим мясистым носом выражало скуку.
- Плетёшь ты, прости господи, Моисеич, чепуху какую-то. Да что я с ними делать буду? - Зоотехник поморщился, будто горькое проглотил. - Утята, сами знаете, - штука нежная, а вы...
И он махнул рукой.
Председатель тяжело повернулся в кресле, посмотрел пристально и с каким-то сожалением на Замкового:
"До чего ж постарел человек душой, - подумал он. - Вон Моисеич старше его на пять лет, а душой моложе".
- Моисеич правильно говорит, - сказал он тихо. - В этом наше спасение. Вот именно - школьные бригады! Человек семь из младших, человека два-три из старших классов, и над ними за бригадира - учителя. Вспомни-ка своё детство, Данило Фёдорович. Небось тянулся за топором хворост порубить. Молоток хватал, гвозди, мастерил что-нибудь. Так ведь? Сердился, наверное, когда тебе не доверяли, а теперь сам...
- Рано им доверять-то, Александр Спиридонович, - глухо проговорил Замковой. - Ведь это не молоток и не гвозди, а живые существа...
- Вот, вот, живые! - отозвался председатель. - А ребята не живые? Смешно. Вот собрались мы тут, в годах уже, а в молодость верить не хотим. Так, что ли?
- У нас две веры, Александр Спиридонович, - проворчал Моисеич. - Ставь, председатель, на голосование!
- Погубят, - стоял на своём Замковой. - Всех погубят! Не возьму я эту мелюзгу.
- Ну знаешь... - начал председатель и не договорил.
Из коридора, осторожно, словно боясь побеспокоить, постучали в дверь.
- Да! - сказал председатель. - Войдите! Дверь открылась чуть-чуть, и кто-то шёпотом проговорил:
- Ну, входи, чего ты? Давай!..
- Нет, ты входи!..
Послышалась возня. Кто-то хихикнул:
- А вы подеритесь!
Председатель посмотрел торжествующе на Замкового, поднялся и, подойдя к двери, распахнул её во всю ширь. Он ликовал. Крупное лицо его расплылось в широкой, улыбке, глаза блестели.
- Входите, ребята, входите! В самое что ни на есть время пришли.
ШЕСТЬ ТЫСЯЧ ДЛЯ "ЗАТРАВКИ"
Несколько дней Овсиенко ходил сам не свой. Общешкольное пионерско-комсомольское собрание постановило: "Вырастить в этом году сто двадцать тысяч уток, для чего в летние каникулы создать школьные бригады из успевающих учеников".
"Из успевающих"? А у него в табеле две двойки! Извёлся бы совсем мальчишка, да, спасибо, товарищи выручили, пожалели его, что он хоть и неуравновешенный, но всё-таки хорошо отличился по закупке яиц.
- Ладно, не горюй, - сказали ему ребята. - Мы тебя подтянем. Будешь утководом.
Только смотри, чтобы всё было, как надо!
- Ну что вы! Честное пионерское!.. - клялся Овсиенко. - Ну вот нисколечко не подведу!
Из колхоза в школу привезли фанеру, доски, гвозди. Мальчики надели фартуки, сунули за уши карандаши и превратились в мастеровых.
В школьных мастерских только и слышно было:
"Вжик-вжик!.." Летела стружка из-под рубанков, сыпались душистые опилки.
"Тук-тук!" - вколачивались гвозди. Росла горка ящиков для перевозки утят, укладывались в ряд кормушки и поилки. Дед Моисеич придирчиво осматривал готовую продукцию, надевал очки на нос, колупал обкуренными пальцами щели.
- Это что? - спрашивал он. - Поилка или решето?
Тут же разыскивался виновный, налагалось взыскание: на первый раз замечание, на второй - лишение фартука, на третий - перевод на подсобные работы: подметать пол, выносить стружки и опилки.
За хорошую работу присуждался вымпел - голубой флажок, за отличную красный.
Обладателями голубых вымпелов были Юра Комаров и Петя Телегин, красного - Коля Гайдук. Как-то у него всё ладно получалось. Да и не мудрено - отец его был столяром-краснодеревщиком.
Разжалованный за плохую работу, Серёжа Овсиенко выносил стружки, подметал пол, подавал гвозди и всё тянулся к пиле или рубанку.
- Дай стругануть разок, - приставал он к Телегину. - Ну, честное пионерское, я хорошо сделаю!
- Иди, не мешайся! - отмахивался Петя. - Провалял дурака, ну и таскай вот теперь опилки.
Овсиенко надувал губы, садился в углу на мешок со стружками и ворчал оттуда:
- Вот летом па утятах заработаю, куплю велосипед, никому не дам, хоть тресните!
Ребята смеялись:
- А мы сами купим!
Тогда Серёжа подумал: "Заработать бы на мотовелосипед! Небось попросили бы". И мысль эта у него засела прочно. Мотовелосипед! Здорово, а?
Девочки тоже не сидели сложа руки. Они мыли и скребли пол, законопачивали окна в спортивном зале, где с согласия директора было решено выращивать утят для "затравки".
Через три дня прибудет первая партия - шесть тысяч утят. Надо всё приготовить для них: перегородить зал на секции, устлать соломой пол, запастись дровами, посудой для варки кормов.
Утят привезли через семь дней. Встречать их собрались обе смены. Каждому хотелось подойти поближе, посмотреть, потрогать рукой, но Павел Андреевич"
поставил дежурных с красной повязкой. Дежурные тотчас же начали распоряжаться, сдерживать напирающую толпу, кричать и толкаться, отчего тут и там вспыхивали ссоры:
- Куда лезешь? Осади назад!
- Ну, ну, не толкайся!
- А чего?
- А ты чего?
- Вот смотри у меня! - Показывался кулак.
- А чего - смотри? - Противники, сближаясь нос к носу, становились в позицию. Но следовал строгий окрик учителя:
- Это что ещё? А ну прекратить!
Когда всех утят выгрузили, расселили по секциям, пришёл шофёр, посмотрел и сказал удовлетворённо:
- Хорошо оборудовали, молодцы! А что мало - не горюйте, через месяц девать некуда будет.
Дина сбегала в живой уголок, принесла утёнка и пустила его в общую компанию: "Ты будешь шесть тысяч первый. Гуляй, расти!" И тут же вспомнила про свою будущую Кряку, которая сидела себе спокойно в яйце и ждала своей очереди. А очередь её подходила. Дина решила собранные от своих уток яйца отнести в инкубатор.
На следующее утро едва начало светать, а в школе уже захлопали двери, и во дворе тонким столбом поднялся дымок от костра. Дежурное звено первой смены приступило к своим обязанностям. Нужно было до начала занятий сварить вкрутую яйца, очистить, мелко нарубить и накормить утят. Но всё не ладилось, ничего не получалось.
Незамокшие поилки текли, как решето. Костёр во дворе еле тлел. Привезённая из колхоза виноградная лоза для топки шипела, выпускала воду, корчилась, как змея, но гореть не хотела. Дым стоял коромыслом, а огня не было. И деда Моисеича, как назло, тоже не было. А ведь он учил ребят, как разжигать костёр из сырого валежника. Вертелись на занятиях по зоотехнике, играли в "морской бой", не слушали. А Петя Телегин на замечание Дины даже сказал:
- Подумаешь - костёр развести! Взял бумажку, поджёг, и вся недолга!
- Погодите, вот погодите, сорванцы! - урезонивал дед. - Он ещё вам покажет, этот костёр, где раки зимуют.
Вот они - "раки"!
Петя Телегин злился, чиркал спичками. Вырывая листы из старой тетради, кричал на неповоротливого Гайдука:
- Опять ты мне одну тетрадку принёс?! Да что мне с тобой делать? Из-за тебя вот не загорается!
- Чего это - из-за меня? - огрызался Гайдук. - Сам же на уроках приставал в "морской бой" играть.
- Ну ладно, поговори у меня! - ворчал Телегин, ожесточённо комкая бумагу.
Главный "кок" - Дина, стоя на коленях, словно древний человек перед идолом, кланялась закопчённому ведру, таращила глаза, изо всех сил дула в костёр. Нет, не загоралась лоза, хоть плачь!
Наблюдавший за всем этим делом из окна учительской Павел Андреевич не выдержал, вышел во двор и стал искать что-то возле мусорного ящика. Наконец, найдя, что ему нужно было, нагнулся, поднял старую, стоптанную туфлю на резиновой подошве и подошёл к незадачливым поварам.
- Ну что, не горит? - приседая на корточки, спросил он.
- Не горит, - ответил Телегин. - Ну хоть тресни! Павел Андреевич улыбнулся чуть-чуть, поправил очки:
- Ну, а... дед Моисеич разве вам не показывал, как надо разжигать костёр?
Петя смущённо опустил голову и принялся выковыривать щепкой ракушку из земли:
- Да показывал, а мы...
- ...плохо слушали?
Телегин молча кивнул головой.
- Ну и то ладно, что сознаётесь, - сказал Павел Андреевич и протянул Пете туфлю.
- А это средство вам не знакомо?
Петя вскочил, хлопнул себя ладонью по лбу:
- Ах, голова моя садовая! Да как же это я забыл? Настругать резинки, подложить под дрова - любое сырьё загорится!
Учитель кивнул головой, поднялся и зашагал к спортивному залу.
КАК СЕРЁЖА МАТЕМАТИКОМ СТАЛ
Установившаяся было тёплая погода через два дня снова испортилась. Стало холодно. Утята, намокнув у поилок, сбивались в кучу, жалобно пищали. Их писк и гомон смешивался с шумом ребячьих голосов и беспрестанным хлопаньем двери.
Серёжа Овсиенко и Коля Гайдук, раскрасневшись от усердия, носили вёдрами воду из-под крана. В углу зала, рядом со. шведской стенкой, устроились у длинного стола человек двенадцать ребят. Дробно стуча ножами, они мелко рубили круто сваренные яйца.
За окнами, царапая в стёкла мелкой крупой, уныло посвистывал ветер. Было зябко не только утятам, но и ребятам.
- Нет, так дальше не пойдёт, - сказала Лида, размешивая палкой корм в бочонке. - Надо печку истопить. - И к Жене: - Долей немного.
Женя подняла ведро с водой, стала лить потихоньку.
- А где дрова взять? - возразила она. - В школе давно кончились, а в колхозе пока допросишься...
- А я знаю где, - таинственно округлив глаза, сказал Овсиенко.
Лида замерла с палкой в руках:
- Где?
Овсиенко подошёл к защищённому сеткой окну, кивком головы показал на соседний, принадлежащий пекарне двор:
- Вон они, дровишки-то. Первый сорт! Лида сердито ткнула палкой в месиво.
- Тьфу, дуралей! - возмутилась она. - Вот взять бы да мешалкой тебе по шее за такие слова! "Дровишки"!
- А что? А что? - пятясь на всякий случай к двери, оправдывался Овсиенко. - Дроза-то чьи - государственные? А утята чьи? Тоже государственные.
- Женя, подержи-ка его, - сказала Лида, вынимая палку.
Овсиенко отскочил в сторону.
- Не буду! Не буду! - закричал Серёжа. Дурачась, упал на колени, молитвенно сложил руки. - Ну, Лидочка, ну, честное слово, я лучше своих принесу!
Ребята засмеялись.
- Свои? - задумчиво переспросила Лида. - А ведь это здорово! Если все, которые здесь, принесут по полену...
- Правда! Правда! - закричали ребята. - Принесём!..
- Ну тогда давайте быстрее! Кто ближе живёт?.. Серёжа, прощаю, вставай, кормить утят будем.
К началу занятий в печке затрещали дрова. Пришли четыре девочки из старших классов - подменить.
- Ого, печку затопили! - обрадовалась Аня Ти-таренко, потирая покрасневшие руки.
- Вот хорошо! Мы тут и уроки будем готовить.
Уходя, Серёжа Овсиенко насупил брови, сказал басом:
- Вы тут не очень-то прохлаждайтесь. За утятами смотрите. Видите, как они к печке грудятся? Подавят друг друга. Разгребать надо.
Аня фыркнула, встала по стойке "смирно", смешно вывернув ладонь, взяла под козырёк:
- Есть, товарищ командир, следить за утятами! Какие будут ещё приказания?
Овсиенко надулся, сердито повёл глазами.
- Никаких, - сказал он. - Вольно! Вам бы только дурачиться.
Девочки рассмеялись вдогонку:
- Ладно уж, иди, товарищ начальник. Серьёзный какой!
Забота Овсиенко об утятах не была лишена оснований. Он хотел добиться наибольшего процента сохранения утят. Мысль заработать этим летом на мотовелосипед клином засела в голове. Чем больше он вырастит утят, тем больше за них получит.
"Значит, так, - усевшись вечером за своим столом, принялся рассуждать Овсиенко.
- Если я выра-= щу... Сколько же я выращу? - задумался он. - Тьфу ты пропасть! И надо же им было написать условие оплаты в процентах! Ну ладно, я выращу две тысячи утят и получу за них..."
Овсиенко схватил карандаш и помножил две тысячи утят на шесть копеек. От полученного результата у него потемнело в глазах: "Двенадцать тысяч!"
Откинувшись на стуле, он долго смотрел зачарованным взглядом на эти волшебные цифры. Может, он ошибся? Неправильно помножил? Нет, всё равно двенадцать тысяч. Но почему же так много?
Долго смотрел, пока не догадался: да ведь это же копейки! Чтобы получить рубли, нужно... нужно...
Левая рука его сама по себе полезла к затылку, а правая - неуверенно зачеркнула один нулик. Ну вот, теперь, кажется, правильно будет - тысяча двести.
Овсиенко с недоверием поглядел на полученный результат: "Что-то очень много, - подумал он. - Если бы у нас кто из утятников получил столько, вся станица сразу бы узнала. Нет, много! Убавлю-ка я ещё нулик.
Серёжа и так и этак рассматривал полученное число. Долго думал и наконец скрепя сердце согласился. "Собственно, не так-то уж мало, успокаивал он себя. - А премиальные? Да тут можно заработать на мотоцикл!"
Овсиенко, счастливо улыбаясь, откинулся на спинку стула. Ему уж виделся наяву приземистый мотоцикл с никелированным рулём и фарой. Он мчится по станице, с шиком подъезжает к школе...
Но какое-то сомнение не давало покоя. Сколько же всё-таки будет семьдесят пять процентов? А девяносто шесть процентов? А потом: у него в табеле по математике двойка. Если он её не исправит, не видать ему утят как своих ушей. И мотовелосипеда не видать. Даже велосипеда паршивого!..
Поразмыслив немного, Серёжа полез под кровать и выдвинул ящик со старыми тетрадями. Копаясь, долго искал что-то. Ага, нашёл! Вот они, задачки на проценты! Их много, но... решались они другими. Он попросту "сдувал" их с чужих тетрадей. И вдруг - о, радость! - ему попалась под руку шпаргалка с записями, как найти проценты. Хлопнув себя по голове и обозвав её "кочаном капусты", Серёжа с жаром принялся за вычисления.
В первый день получалось туго, а во второй он неожиданно для себя решил задачку.
Сам! Без посторонней помощи. Решил вторую, и эта получилась легко.
Ободрённый успехами, Серёжа полез в портфель, достал тетрадь по арифметике и...
сделал домашнее задание.
Потом к нему стали ходить Юра с Петей. Они подолгу сидели вместе и решали задачки.
Пришёл день, когда Юра сказал:
- Теперь ты математик. Только, .знаешь, давай об этом никому не скажем. Вот будет открытие!..
Никогда так быстро не летело время в школе, как в последний перед каникулами месяц. Уход за утятами, уроки, экзамены, подбор бригад утятников, шум, споры, обиды, слезы. Желающих выращивать утят было хоть отбавляй, бригад же нужно было только восемь.
- Ну вы поймите, ребята! - прижимая руки к груди, объяснял председатель. - Рад бы создать больше бригад, да помещений нет.
Тогда началась борьба за право участия в бригадах утятников. Был объявлен конкурс на лучшую успеваемость и активное участие в общественно полезных делах.
Троечники безжалостно исключались. Вне конкурса пошли только те, кто отличился в закупке яиц. Но таких было немного: Павлик Крамарь, сестры Захаровы, Юра Комаров да Петя Телегин. Серёжа Овсиенко в счёт не шёл. В списке против его фамилии был нарисован красным карандашом большой вопрос. Серёжа хоть и закупил много яиц, но в табеле у него были две двойки, одна из них - по арифметике.
К удивлению всех, Серёжа носа не вешал. В школе каждую свободную минуту он возился около утят. которые росли как на дрожжах. Утром, принимая дежурство от старшеклассников, придирчиво осматривал утиную посуду: кормушки, поилки, кадку для размешивания кормов.
- Опять грязную посуду сдаёте! - кричал он. - Не приму!
И не принимал, пока не вымоют. Как-то получилось само собой, что "командовать парадом" стал... он. Серёжин лозунг "Сохраним девяносто шесть процентов утят!"
был написан на склеенном в длинную полосу листе бумаги и вывешен в спортивном зале. Это он добился, чтобы каждый день утята получали свежую траву. Но иногда, в дождливую погоду, ребята отказывались идти за травой, тогда он молча брал нож, надевал на голову мешок и шёл один.
Ребята злились, брали мешки, ножи и, плетясь сзади, ворчали:
- И чего ты стараешься? Всё равно тебе ни копейки не достанется.
- А вы на моё не заглядывайтесь! - огрызался Серёжа. - Я своё получу, когда нужно будет, вот вы смотрите - своё не прозевайте.
Ребята только плечами пожимали на такую загадочную самоуверенность. Смешно. О каком "своём" он говорит?
В бригаду утятников он не попадёт, это уже и так ясно, как дважды два. Завтра контрольная работа по арифметике, а у него двойка.
Но все эти расчёты были опрокинуты самым неожиданным образом.
На следующий день на урок арифметики директор школы привёл молодого сутуловатого парня в очках, практиканта педагогического института.
Расчесав пальцами густую шевелюру, практикант сказал:
- Я хочу познакомиться с вашими знаниями. Раскрыв журнал, он, не глядя, ткнул пальцем в середину списка:
- Овсиенко, к доске!
По классу покатился смешок. Кто-то шепнул достаточно громко:
- Вот угадал! Нашёл у кого знания спрашивать. Практикант сверкнул очками:
- Тихо, ребята! Разговорчики!.. Овсиенко вышел, одёрнул рубашку, дрожащими пальцами взял мел.
- Пиши... - сказал практикант и начал диктовать условие задачи.
По классу снова пробежал смешок. Задача была сложная, на проценты, а на них-то как раз и хватал Овсиенко двойки. Обычно он, записав условие, клал мел и, глупо улыбаясь, говорил, что у него болит голова и он не может решать задачку.
Учительница, укоризненно посмотрев на него, отправляла на место, а в журнале против его фамилии выводила жирную двойку.
Вот и сейчас, обернувшись к практиканту, Овсиенко широко улыбнулся. Класс замер.
Тот же голос громким шёпотом произнёс:
- Сейчас начнёт на голову жаловаться. Но Серёжа жаловаться на голову не стал.
Пожав плечами, он сказал обиженным тоном:
- Да такие задачки в третьем классе решают. У всех ребят раскрылись рты от изумления, а практикант, улыбнувшись, ответил:
- Ну вот и хорошо! Значит, мы её тоже решим. - И к классу: - Решайте все!
Серёжа бойко застучал мелом по доске. В этот день он получил первую, честно заработанную пятёрку.
ПЕРВАЯ ПОБЕДА
Сестры Захаровы, несмотря на воскресный день,
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493
XML error: Invalid character at line 493