Глава двадцать пятая

Антон и Ральф ехали в деревню на машине. Три часа пути до Мосальска пролетели незаметно. До села Плетни дорога была сносная — можно даже сказать, хорошая. Но лишь только свернули с насыпи, как оказались во власти второй большой российской беды — дороги больше не было. Широкие, наполненные вязкой жижей колеи расходились в разные стороны, превращая путь до заброшенной Хизны в подобие полигона для обкатки гусеничной армейской техники.

— Антон, — Ральф напряженно вглядывался вдаль, — может, мы ошиблись дорогой?

— Не волнуйся, все правильно! — Антон весело крутил баранку. — Я эту, так сказать, дорогу с малых лет помню. Честно говоря, именно такой ее всегда знали мои дедушка и бабушка, а также мой дядя. И, скорее всего, твой дядя тоже. Ничего не изменилось.

— А долго ехать?

— Как получится. Но, в действительности, до нашего домика тут километра два, не больше.

Оставив справа и позади заброшенную ферму, друзья остановились у полуразрушенного деревянного сооружения невдалеке от старинного яблочно-ракитного сада. Здесь колея, огибающая сад, упиралась в небольшое озеро, потому что статус лужи эта составная часть местной «трассы» уже переросла.

Ральф и Антон вышли из джипа.

Антон махнул рукой в сторону сада:

— Можно там попробовать проехать, слева от пилорамы. Придется очень аккуратно передвигаться — там весь сад в окопах и воронках. Еще мальчишкой я тут находил гильзы и всякую другую военную мелочь.

— Тут бои были? — Ральф с волнением вглядывался в строй высоких деревьев и вслушивался в звенящую тишину.

— Были, конечно. Только подробностей не знаю. Если хочешь, можем дядю моего расспросить.

Ральф промолчал.

— Ладно, поехали по окопам, — принял решение Антон.

Запрыгнув в машину, они тронулись в путь.

Преодолев сад, путешественники оказались подле узенького ручейка, исторически именовавшегося речкой Хизенкой, и через пять минут остановились напротив миниатюрного строения с черепичной крышей. Рядом печально громоздились развалины то ли складского помещения, то ли хлева. За домом раскинулся необъятный огород с яблоневыми и грушевыми деревьями.

— Приехали, Ральф, — Антон глубоко и как-то торжественно вздохнул, — дас ист майн фатерлянд!

— Здорово! — машинально ответил Ральф, а в голове промелькнула мысль: «Господи, тут кругом одни развалины!».

И все же Ральфу было чрезвычайно интересно. Сердце слегка ныло, чувствуя: именно по этой земле ступала нога родного брата его отца.

Дяди Антона в деревне не оказалось. Еще два дня назад он уехал в Новое Село к родственникам, и, видимо, задержался там по каким-то своим нехитрым «пенсионерским» делам.

Приятели вышли из машины. К дому уже спешили немногочисленные обитатели затерянной в калужских просторах деревни.

— Гляди, Ральф, — Антон указал на подпираемую двумя поленьями доску, — это легендарная скамейка, на которой я впервые девушку поцеловал.

— Вот это интересная история! — воскликнул Ральф. — Расскажи подробней, пожалуйста! Что, прямо здесь? Так вот откуда берут свои истоки твои навыки? Недаром ты смог так легко окрутить неприступную германскую фройляйн!

— Смеешься, да? А, между тем, Рита уже несколько дней не отвечает на звонки… Ладно, к нам идут люди, после поговорим.

К дому приближался немолодой житель деревни в распахнутой телогрейке, из-под которой торчала видавшая первую мировую войну некогда голубая рубашка.

— Иван Никитич! Дядя Ваня! — Антон поздоровался с ним за руку и даже похлопал по плечу.

— Приехал, сынок, — дядя Ваня обнял Антона. — А мы тебя ждали. Иваныч уж месяц как нам твердил, что ты должен приехать. Надысь он в Новое Село уехал, скоро вернется. Дождесси?

— Не знаю, дядя Ваня, как получится. Ну, вы-то как здесь?

— Ой, да че нам сделается-то? Все путем, сынок. Дружок твой наведывался летом, Мишка Лавров. Тут нам все починил. Ты ж знаешь, Антошка, руки у него золотые.

Ральф с любопытством и вежливой улыбкой разглядывал живописного персонажа. Дядя Ваня бесцеремонно ткнул в него пальцем:

— А это хто с тобой приехал, Антоха?

— О, дядь Вань, это человек серьезный. Только не пугайся — он из Германии…

— А че мне их пужаться-то? Что я, германцев не видел? Ты же знаешь, я тебе рассказывал…

— Дядя Ваня, — Антон прервал монолог аборигена, — это мой друг, понимаешь? Так что, если можно, встретим его по-нашему, хорошо? И поаккуратней со своими рассказами о партизанском прошлом…

— Так в чем дело-то, конечно, встретим. Вот было бы только чем встретить… У нас ведь тут все, как корова языком. А автолавка месяц как не приезжает. Забыли нас. И пенсия у меня… Да и все равно, даже если и получишь что, моя как коршун все отымаеть…

— Да есть все!

— Привез что ль?

— Привез, привез! И еще — кубинскую сигару, как обещал.

— Вот это ты молодец. Вот за это тебе спасибо. Ну, что, я зову всех наших?

— Зови, только чуть погодя.

— Вальку звать?

— Зови, зови! Всех, кто есть живой, зови. Ключи от дома у тебя?

— Так в ведерке под дверью…

— А, понял. Ничего у вас не меняется! Ладно, жду тогда.

— Как дружка зовут?

— Ральф.

— Ральф… Понял. Надо мужиков предупредить, чтобы лишнего не мололи языком. Ух ты, машина у тебя какая!

— Иван Никитич, ты что, только разглядел?

Дядя Ваня только рукой махнул да и был таков — ловко засеменил по тропинке оповещать деревню о приезде дорогого гостя.

…Под яблоней в огороде Антоновой фамильной «усадьбы» вот уже второй час продолжалось широкое, шумное русское застолье.

Вокруг носились чумазые дети, а за столом собралась довольно странная для этих мест компания. Туг были пенсионер дядя Саша, Антон, Ральф, пахнущая парным молоком сестра деревенского дружка Антона — Люба, только что вернувшаяся с молочной фермы, и механизатор Валентин. Последний колхозный трактор сломался четыре года назад, ходовые запчасти отвинтили и «пропили», так что механизатором он только числился. Зарплату ему продолжали платить, но только рублей 200–300 в месяц, да и то, как говорится, «через раз». Летом Валентин ходил по грибы, а его супруга сбывала их на трассе. Лисички натурально позволяли не умереть с голоду.

Время в Хизне остановилось в конце восьмидесятых годов двадцатого века. Словно заколдовали деревню, и она выпала из общего течения жизни. Так вот запросто, словно пуговица, взяла, да и закатилась под диван. Старая власть кончилась, а новую, по выражению дяди Саши, «они че-то никак не поняли, чего она делает». Веяния времени, вроде невиданных доселе в этих краях автомобилей московских родственников, у оставшихся в живых жителей деревни воспринимались с интересом, но как бы не всерьез. Новую жизнь не понимали, недолюбливали, боялись. И не верили в ее долговечность… К жизни вообще относились как прежде. Десять рублей продолжали считать деньгами. Из принципа.

Еще в Москве Ральф понял, чем закончится сегодняшний день. Нет, не было у него предчувствия поиска загадочного клада, к которому нужно было приступить сразу же по прибытии. Не думал он, что Антон устроит обстоятельную экскурсию по родным местам. Не рисовало воображение захватывающего детективного сюжета с погонями и перестрелками…

На выезде из города Антон заскочил в супермаркет, где купил десяток батонов колбасы, какие-то вафельные тортики, килограммов пять сыру и, разумеется, водки. Целый ящик. Ральф не переставал удивляться другу и этому загадочному народу, который столь же добр и гостеприимен, сколь и беспечен. Им предстояло необычное, возможно, опасное приключение, а он опять за снос — водка!

Правда, увидев вопросительный взгляд Ральфа, Антон бросил на ходу что-то вроде «у них там вообще ничего нет». Ральф только вздохнул и подумал, что они как-то уж очень несерьезно подходят к подготовке поездки. Хорошо еще, что Александр Валентинович в последний момент посоветовал Антону заехать домой и захватить похожий на Калашников нарезной карабин «Сайга». На всякий случай.

— Там глушь, — сказал Александр Валентинович, — мило ли что. Пойдете в лес, Антон, патрон должен быть и стволе, машинка на предохранителе. Ясно? Жаль, я не могу с вами поехать. Ну, ладно, не дети — справитесь, если что.

Сейчас Ральфу казалось, что никакого «если что» здесь произойти не может. Добраться до деревни могли только «свои», то есть люди, знающие специальные тропы. Чужим была уготована грустная доля застрять надолго в грязи безо всякой надежды на скорое спасение. В общем, на Мариенплатц, наверное, сейчас было гораздо опасней.

Даже несмотря на то, что стол был обильный, дом ухоженный, а люди, невзирая на нищету, демонстрировали удивительные знания и эрудицию (скорее всего, сказывалось знаменитое советское образование), Ральфу казалось, что он находится где-то в тайге, вдали от «главных торговых путей».

«А ведь до Москвы отсюда не больше двухсот семидесяти километров!», — размышлял Мюллер, согревая тело и душу очередной порцией водки.

— Какую-то водку ты привез, Антошка, не берет сволочь, совсем, — балагурил дядя Ваня, от души затягиваясь «коибой».

— Никитич, — смеялся Антон, — ты сигарой-то не затягивайся, а то точно «возьмет», причем, неожиданно!

— Не возьмет! Я всю жизнь «козью ножку» курю, махорку. Все съезды партии искурил!

— Что искурил?

— Ну, газеты все. Мать ругалась, заберут, коль увидят, как из портрета товарища Сталина «козью ножку» мастерю.

Дядя Ваня засмеялся. Потом, обратившись к Ральфу, повысив голос почти до крика, произнес (наверное, чтобы тот лучше понял):

— Ахтунг, Ральф! (Ральф вздрогнул). Слушай меня: ты, малый, не стесняйся, ешь. Вот — лучок с огорода. Ядреный! Слышь, Антон, я как-то захворал дуже сильно, так приполз на огород, луку наелся — все, как рукой сняло наутро! Такой у нас лучок. Ешь!

Дядя Ваня, будто плоскогубцами, брал лук огрубевшими от вечной работы пальцами, макал в соль и протягивал Ральфу. Ральф послушно ел. Лук действительно был ядреный — одно сплошное здоровье. Без добавок и лукавства.

Когда гостей проводили, приятели уселись на легендарную скамейку. Закурили привезенные с собой сигары.

— Ральф, давай еще по одной что ли? — спросил Антон.

— Давай, а то дрожать уже начинаю — прохладно, — согласился Ральф.

Они выпили, помолчали.

— Звезды тут совсем холодные, но очень красивые, — произнес Ральф.

Антон посмотрел на небо:

— Что-то я подумал сейчас… Вот так твой дядя где-то тут сидел. Тоже, скорее всего, смотрел на звезды… И ни за что ему не пришло бы в голову, что когда-нибудь его племянник будет здесь с русским парнем водку пить.

— Да, пить и любоваться звездами, а не воевать. Помолчали, покурили. Антон вздохнул, вглядываясь в кромешную тьму улицы:

— Рита не отвечает на звонки, слышишь Ральф.

— Вижу, серьезное впечатление она на тебя произвела.

— Очень. Знаешь, она удивительная девушка. Необычная, умная, красивая.

— Да, точно, симпатичная очень. У меня тоже есть девушка. Только мы с ней поссорились месяц назад. А я жениться уже собирался. Хотя, отец говорит, в моем возрасте жениться надо только на совсем молоденьких.

— Отчего так?

— Он считает, что человек после сорока становится сварливым и капризным, а молоденьким больше прощается.

— Кто знает, может быть, и так. Слушай, у меня все-таки такое чувство, что Рита тебе не очень понравилась.

— Вовсе нет, Антон. Только поначалу…

— Я говорил тебе, что она была в аэропорту, когда мы уезжали?

— Нет, ты серьезно?

— Ну да! Приехала увидеть меня. Так она сказала. Как в кино.

— Ты говорил ей, когда мы улетаем?

— Нет, по-моему. А может, и говорил. Не помню, а что?

— Да так, ничего особенного. Давай еще выпьем. Черт, я скоро стану алкоголиком!

— Это не страшно. Как говорил мой отец, лишь бы человек был хороший.

На рассвете друзей разбудила не совсем нормальная корова. Она беспрерывно мычала под окном до тех пор, пока Ральф не нашел в себе сил выйти на улицу. Засунув руки в карманы брюк и ежась от утренней прохлады, он мутно взглянул на корову, которая тут же замолчала, устремив на человека полный любопытства взор. Не вынимая рук из карманов, Ральф проворно добежал до «удобств», умылся ледяной водой из старинного умывальника. Таких в Ландсхуте даже в антикварном магазине не найти. Вернувшись в дом, он застал Антона за приготовлением кофе.

— Готов? — поинтересовался у него заспанный Антон.

— Готов, даже голова не болит, — бодро отрапортовал Ральф.

— Воздух, — сказал Антон, разливая кофе в чашечки.

— Антон, умывальник забавный. Можно такой купить?

— За поллитру десяток найдут! Этот, наверное, еще с войны тут висит.

Друзья молча позавтракали. Антон вынул из кармана черную коробочку и протянул Ральфу.

— Что это?

— Компас.

— Точно! Мы компас забыли в Москве. А этот…

— Дядя Ваня одолжил.

— Спросил, зачем?

— Нет. Не смог. Он вчера изрядно, как у нас говорят, «нахлобучился».

— Вот это слово, которое ты только что произнес по-русски, я никогда не смогу повторить.

— Если потренируешься — сможешь. Ну, что, собираемся, да пошли?

— Окей.

Друзья сели в машину. В багажник еще в Москве были уложены лопаты, два лома, ящик с инструментами. На заднем сидении, в чехле, лежал карабин. Антон вынул его, дослал патрон, поставил на предохранитель.

— Выглядишь внушительно, — прокомментировал Ральф.

— Да, как в детективе, — без улыбки произнес Антон.

— Лучше их смотреть, чем в них участвовать.

— Не говори. У меня тоже пока интерес не проснулся. К тому же, холодно. Голова болит и хочется спать. Вернусь в Москву, пойду в кино на нового «Бонда», куплю попкорн, колы. Тепло и уютно, как в детстве… Поехали.

Джип медленно покатил по деревне в сторону леса. Оставив позади дом дяди Вани, расположенный на окраине Хизны, повернули налево, затем ушли направо, и уже по полю направились к роще.

— Смотри, Ральф, — говорил Антон, — слева и выше — деревенское кладбище. Здесь, на схеме, оно обозначено крестом.

— Похоже, другого ничего быть не может.

— Да, к тому же по отношению к деревне расположение совпадает. Итак, на картонке стрелка компаса указывает от кладбища на северо-запад, причем, строго на северо-запад, 400 метров. Подъедем к кладбищу для начала.

В этот час в лесу все еще царствовал таинственный полумрак. Ветер качал кроны деревьев, листья шелестели словно тысячи голосов. И не было вокруг ни души. Ральф поежился.

— Машину оставим здесь, — произнес Антон, — дальше в дороге я совсем не уверен. Овраги впереди, маленькое болото. Пойдем, как написано, на северо-запад. В любом случае, то, что здесь нарисовано… это должен быть какой-то очень заметный ориентир.

На первый взгляд, на схеме был изображен знак «бесконечности», однако картинка не была достаточно симметрична. Еще на знак указывала стрелка, а непосредственно над ней Мюллер-старший поставил жирный восклицательный знак. Рядом был еще один рисунок, но он почти совсем стерся — не разобрать.

Ральф накинул капюшон, застегнул верхнюю пуговицу «аляски». Антон шел чуть впереди с карабином на плече. Со стороны их можно было принять за охотников или егерей. Разве что лопаты, лом и ящик с инструментами вызывали подозрение. С другой стороны, в этой местности, тем более, в столь ранний час, шанс встретить человека был ничтожен.

Шли медленно. Антон пару раз попытался раскурить оставшуюся с вечера сигару — не получилось. Ральф в такт ходьбе шепотом повторял: «nakhlobootchi-i-ilsya».

Пройдя положенные 400 метров, друзья остановились и огляделись по сторонам.

— И где же эта «инфинити»? — спросил Ральф скорее себя, чем своего спутника.

— Точно, infinity, а то я забыл, как по-английски будет «бесконечность». Сейчас поглядим… Так…

И тут же оба остолбенели: прямо перед ними, в каких-нибудь тридцати шагах, словно влюбленная пара, росли сплетенными два огромных дерева. По форме это природное чудо действительно напоминало знак бесконечности. Деревья почти полностью высохли и, кто знает, стояли бы они тут, появись искатели тайника на этом месте, скажем, через год.

Место это находилось в глубине редкой смешанной рощицы. Антон снял с плеча карабин и прислонил его к березе. Друзья тщательно обследовали деревья. На северной стороне обнаружили зарубку, которая из-за времени приобрела почти природный вид, если бы не ее форма, которая очень сильно напоминала стрелу.

— Смотри, Антон, — Ральф указал на картонку, — здесь около восклицательного знака еще цифра «3»…

— Скорее всего, это означает «три метра». Давай проверим.

Друзья взялись за лопаты. Земля поддавалась легко. Через час решили передохнуть. Легкое чувство тревоги, которое они испытывали, выезжая из деревни, улетучилось. Антон достал термос, в который вылил остатки кофе, перед тем, как выйти из дома.

— Очень красивый лес, — пробормотал Ральф.

— Да, согласен, — отозвался Антон. — Но летом здесь лучше не гулять.

— Звери что ли ходят? Волки?

— Звери, да. Комары и слепни здесь сущие звери. Они тут такой плотной стеной порхают, что одной пулей из ружья можно завалить особей сто.

Еще примерно через час работы лопата Ральф уперлась во что-то твердое. Ральф вздрогнул.

— Ты что? — спросил Антон.

— Не знаю… Неужели, нашли?

Они осторожно освобождали от земли средних размеров металлический ящик.

— Смотри, Ральф, на крышке что-то написано.

— Похоже на руны.

— А вот, смотри, что это? Православный крест! Антон провел рукой по выгравированному на ящике знаку.

— Не думаю, — произнес Ральф. — Я кое-что знаю о рунах. По-моему, это означает силу воли в преодолении трудностей. В общем, обычные нацистские игры с символами.

— Что-то мне не по себе, — Антон, поискав взглядом карабин, поднял его и повесил на плечо.