ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. 20–31 ИЮЛЯ 1995

Поступившая из СВР информация расставила всё по своим местам. Выяснилось, что о встрече Игнатьева и Воронина с Моржом в Вене сообщил австрийской полиции некто Николай Овсеенко. Бывший спецназовец из Со-фринской бригады внутренних войск МВД, он теперь работал в охране Пузыревича. Что привело его к Моржу, трудно было сказать, равно как оставалось загадкой, почему он пошёл на сотрудничество с австрийской полицией. В своё время он положительно характеризовался по службе, но затем вдруг уволился, сославшись на семейные обстоятельства. Наведённые справки показали, что от Овсеенко ушла жена, но ничего более конкретного выяснить не удалось.

Как только сотрудники венской резидентуры сообщили в СБП, что они вошли в контакт с Николаем Овсеенко, Смеляков немедленно направил в Вену Сергея Тро-шина. На счету Трошина было несколько серьёзных вербовок, и люди, которых Сергей склонил к сотрудничеству, были вовсе не такими простыми, как Николай Овсеенко. Их пришлось долго обрабатывать, выискивая червоточинки, которые можно было незаметно разбередить, а затем сыграть на выявленных душевных слабостях и деликатно, шаг за шагом, переманить людей на свою сторону.

Николай Овсеенко был другим, разговаривалось с ним легко. Его отличали прямодушие, открытость, юлить он не умел, поэтому историю своей жизни поведал сам, рассказав всё без утайки. Чувствовалось, что ему давно хотелось открыть кому-нибудь душу…

Конспиративная квартира, где они встретились, находилась в центре города, на задворках шикарного мебельного салона. Овсеенко сидел напротив Трошина за невысоким столиком, на котором стояли бутылка джина «Бифитер», несколько жестяных банок с тоником, два стакана и пара тарелок с солёными орешками и чипсами.

– Вы же сами знаете, что поначалу влюблённые о деньгах вообще не думают, – говорил Овсеенко. – С милым и в шалаше рай. А мы с женой сильно любили друг друга. То есть мне так казалось, что сильно и по-настоящему любили. И вдруг она стала ныть: мол, денег нет, никакой перспективы… А я что могу? Я же офицер спецназа! Я по долгу чести привык жить! Мне ли за длинным рублём гоняться? Я ж всегда вкалывал за совесть, а не за бабки. Я чуть ли не с презрением смотрел на деньги.

– Ну всё-таки деньги – это не зло.

– Конечно, не зло, – согласился Овсеенко, – но ведь многие ломаются на них, душу готовы продать за звонкую монету. Я на службе у Моржа насмотрелся всякого. Тут такие люди встречаются! Бандиты, они и есть бандиты, хоть во фраках, хоть в лимузинах.

– Бандитами-то, наверное, вас не удивить. Когда в Со-фринской бригаде служили, тоже небось повидали разных экземпляров.

– Там другое. Там я как на врагов смотрел на них. Мы по разные стороны баррикад находились. А теперь я фактически против моих бывших товарищей воюю, если это как войну рассматривать… Если бы мне кто раньше сказал, что я буду охранником у криминального авторитета – я бы за такие слова голову оторвал… Странная штука жизнь…

– Коля, а почему вы всё-таки бросили службу?

– Вы же знаете, как нынче у военных людей с деньгами. Либо совсем нет, либо того меньше… Жена взъелась, каждый день одно и то же: надоела нищая жизнь, хочу человеком себя почувствовать и всякое такое… – Николай налил себе джину, привычно размешал его с газированной водой и сделал небольшой глоток. – Ясное дело, женщина хочет быть ухоженной, красивой, ей нужен уют, обеспеченность… Оказалось, что в шалаше рай невозможен. По крайней мере, в моём шалаше.

– Она бросила вас?

– Женщина не бросает мужчину, – жёстко ответил бывший спецназовец. – Бросает сильный. Бросает в тяжёлой ситуации. Бросает, чтобы причинить боль… Нет, она не бросила меня, просто ушла, поменяла на другого мужика. Но ушла не сразу. Поначалу терпела, ругалась, но терпела. Мне-то не привыкать, я – солдат, у меня потребности нет ни в чём, самой малостью могу обойтись. А у женщины всё иначе… Зарплату мне от случая к случаю платили, пришлось по уши в долги влезть, чтобы её запросы удовлетворить. Но долги-то надо отдавать, а как? И вот однажды вернулся я домой, а у неё громадный букет на столе.

«Откуда?» – спрашиваю. Оказывается, подарили. Я, конечно, интересуюсь, кто расщедрился на такой букетище.

И слышу в ответ: «Да вот, не перевелись ещё мужчины»…

Мне, блин, как в рожу плюнули. Оказывается, приглядел её на рынке какой-то хачик. Фруктами торговал, овощами… Ну и завязалось у них. Я – крепкий мужик, честный офицер, любящий муж – оказался вдруг ничто… А тот черножопый, с отвисшим брюхом, стал воплощением её мечты! Ворюга, хапуга толстозадая – и он увёл мою жену! Она однажды даже приходила ко мне после этого, плакала, клялась, что всё равно любит меня, но не может больше в нищете прозябать… Просила не держать зла… Оказывается, любовь – это тьфу, так – пустой звук… Сначала я хотел убить его, раздавить, как таракана.

– Жена всё равно не вернулась бы.

– Пожалуй, это меня и остановило. Иначе сейчас я бы парился где-нибудь на зоне… Но что я мог? Как тягаться с толстыми кошельками? И в какой-то момент меня осенило – надо бросать службу. Больно было на сердце, тоска заела, но я решил, что без денег жену не верну. И я пошёл в телохранители.

– А что жена? – спросил Сергей, закуривая.

– Я потом узнал, что она от одного к другому пошла. Кто побогаче, к тому и перебегала. – Овсеенко безнадёжно махнул рукой. – У неё это запросто получалось. Не понимаю, как я раньше в ней не разглядел этого. Верно говорят, что любовь слепа. Вот так и вышло, что сначала потерял жену, затем фактически отрёкся от любимой работы и стал служить тем, кого всегда люто ненавидел и презирал.

– Поэтому и пошли на сотрудничество с австрийской полицией?

– Да. – Николай кивнул. – Мне хотелось хоть как-то служить закону. Пусть хоть немного, но что-то я делаю против этих сволочей. Вы мне верите?

Трошин утвердительно качнул головой и сказал:

– Надеюсь, Николай, что наше сотрудничество принесёт вам настоящее удовлетворение. – Трошин дзынькнул стаканом о стакан. – Выпьем за это… И за то, что вы, оступившись однажды, всё-таки не провалились в болото, а вернулись назад. Выпьем за ваше возвращение в ряды настоящих мужчин!

Овсеенко вздохнул полной грудью, и Трошину показалось, что лицо бывшего спецназовца озарилось светом. «Неужели он в душе настолько порядочен, что работа у Моржа доставляла ему адовы мучения? Неужели у него настолько сильно болела душа? Господи, до чего же всё перепуталось в мире!» Сергей смотрел на Овсеенко и не переставал удивляться. Перед ним сидел человек, предназначенный для служения государству, причём для искреннего и бесконечно преданного служения. Но прихоть судьбы – женщина! – заставила его наступить себе на горло, вынудила сломать свою природу, смять собственную душу, предать не только свои идеалы, но самого себя. «Да, прав был Воронин, утверждая, что человек должен следовать своей натуре и делать то, что выражает его сущность. Передо мной сейчас наглядный пример его суждения. Овсеенко пошёл против себя и едва не загнулся возле Моржа, хотя зарабатывает приличные деньги. Смешно, но ведь он, если выражаться блатным языком, „ссучился“, пошёл на сотрудничество со здешней полицией. Вот ведь насколько противна была ему жизнь бок о бок с бандитами и насколько он жаждал оставаться собой… Что ж, теперь поработаем с ним на славу…»