Глава 45. Слиссы.

Когда мы, наконец, выбрались на клочок сухой земли, день давно приблизился к своему завершению. Этим клочком был островок с чахлой порослью редких деревьев посреди бескрайнего болота. Место крайне неудобное для привала и последующего ночлега, но выбирать не приходится, и радостно, что под ногами не чавкающая трясина, которая в любой момент может предательски провалиться, а пусть и такая, но твердая земля. Берег вот он, рядом, до него не больше пары лиг, но туда нам ходу нет.

Весь день мы пробирались этим болотом, держась вдоль береговой черты и старательно обходя подозрительные места, выглядевшие на мой взгляд совершенно также как и вся остальная поверхность вокруг.

Лошади по бабки проваливались в ненадежную твердь, а иногда и значительно глубже. Жара, миллиарды крохотных кровопийц, вгрызающихся в открытую плоть безо всякого предупреждения, зловонные испарения… было от чего отчаяться.

Мы шли вдоль берега не решаясь отдалиться от него вглубь этого ада, а параллельно нам, по берегу двигались люди, преследующие нас и не намеренные от этого отступиться.

Причина вот она, сидит под невысоким уродливым деревцем, имеющим вместо листьев хвою, к тому же всю покрытую безобразными пятнами лишайника.

Барон Чирен фер Бренуа, владелец ухоженных усов, выдающегося носа и презрительного взгляда, который мне хочется погасить парочкой выполненных на совесть оплеух уже второй день подряд.

Фер Бренуа нужен этим людям, не меньше нужен он нам, потому что очень много знает. Мы захватили его еще позавчера именно по этой причине, причем при этом погибли два наших человека, а сам Горднер получил ранение в плечо. Весьма нехорошее огнестрельное ранение с близкого расстояния, так что вполне возможно вместе с пулей в ране оказались пыж или его часть. Пуля вошла сразу под левой ключицей, возможно, вошла неглубоко, но извлечь ее было некому, потому что штатный лекарь отряда, Керум, погиб еще на переправе через Сотру.

Керум был лекарем от Бога, из тех, что лечат не только делом, но и словом. Парни рассказывали, что берегли его, как могли, а он всегда лез вперед, чтобы никому не показаться трусом.

Конечно же, рану Горднера залили уксусом и перевязали, но для того чтобы извлечь пулю необходим умение, опыт и инструмент. Ничего этого у оставшихся людей не было. Ранил его тот самый фер Бренуа, который сидел сейчас под деревом со связанными руками и беспрестанно ругался, совсем не выбирая выражений.

Он может себе это позволить, поскольку не хуже всех остальных понимает свою ценность.

Больше недели мы ждали его появления в глухой деревушке, насчитывающей пару десятков дворов. Нет, фер Бренуа не должен был появиться сам в той деревне, название которой при некоторой фантазии можно перевести как Сморчково. Просто недалеко от нее проходила не очень оживленная дорога юго-востока Империи, и он должен был ею проезжать. До этого примерно такое же время мы провели в Роендере, городке, расположенном на Мулойском тракте, том, что ведет в соседнее с Империей герцогство Эйсен-Гермсайндр. Затем прибыл человек, который долго разговаривал с Горднером, и мы снялись прямо в ночь, хотя до заката солнца оставалось не больше пары часов.

Конечно же, я полюбопытствовал у Горднера, что значат все эти наши телодвижения. Он посмотрел на меня своим тяжелым взглядом, таким уже привычным, поскольку легких у него отродясь и не наблюдалось, и задал вопрос сам:

– Артуа, ты действительно хочешь знать все подробности?

Отличный встречный вопрос, практически напрочь убивающий желание любопытствовать дальше.

Затем продолжил:

– Поверь мне на слово, дело, которым мы занимаемся, весьма благородное.

Пропали люди, барон фер Мостеа, фер Приегуа, барон Свегред, граф Троинсер…

К этому списку я могу добавить еще несколько имен, но тебе это ничего не даст, ты не знаешь их никого. Все эти люди были весьма достойными дворянами и виноват в их пропаже один и тот же человек. Нет, не тот, за которым мы сейчас охотимся. Но он знает, он очень много знает, знает так много, что если мы сделаем все как надо, ты сможешь купить много подарков своей принцессе, и еще останется достаточно денег на не самую скромную свадьбу. –

Затем Горднер помрачнел и добавил:

– Особенно с учетом того, что нас стало меньше.

Фер Бренуа мы взяли легко, в лучших традициях партизанской тактики. Деревья, поваленные в подходящем месте на узкой лесной дороге, дружный залп из засады по эскорту, сопровождающему карету барона.

А не хрен шиковать в такой глуши, верхом надо ездить, поди не герцог.

Вот только мне было не понятно, все-таки мы в Империи, стране законности и порядка, даже несколько удивительному для этой эпохи. Когда я напрямую спросил об этом у Горднера, видя наши приготовления, то сказал:

– Мы на окраине Империи, барон. А здесь совсем другие реалии, совершенно другие.

К тому времени я уже успел привыкнуть и не вздрагивал, когда меня называли бароном или Вашей милостью. Я постоянно находился рядом с Горднером и старался перенять его манеру себя держать и манеру разговаривать. Все таки они очень отличались от простонародных, но не настолько, чтобы что-нибудь привело меня в шок.

… Вот тогда-то Горднер и получил свое ранение, хотя выстрел должен был принять на себя Тибор, первым открывшим дверцы кареты. Горднер находился позади него, верхом на жеребце, имевшим непереводимую кличку Сверт и каурую масть.

Вряд ли фер Бренуа промахнулся мимо Тибора и непонятно на что он рассчитывал, ведь убей он Горднера, его непременно убили бы самого. Потому что Тибор, увидев, куда смотрит ствол, постарался прикрыть Горднера грудью, облаченной в такую же кожаную кирасу, как и у всех, а это о многом говорит. Не в том смысле, что кираса кожаная, а в том, что она нисколько не спасла бы его с такого близкого расстояния…

Это удача, что нам удалось найти сухой островок посреди бескрайнего моря болота.

Потому что нам необходимо отдохнуть перед тем, как отправиться в самую его глубь.

Другого пути нет, если продолжать следовать вдоль берега, то упрешься в топи, самые что ни на есть настоящие. Мы уже доходили до них, и Чемир, едущий во главе отряда, решительно повернул назад. Доверять ему можно, поскольку вся его жизнь до того момента, как он попал на службу, а затем и в отряд Горднера, прошла среди подобных мест.

Вот только завтра будет значительно сложнее, потому что люди, преследующие нас, расположились на отдых на берегу, где есть вода, дрова для костра и трава для лошадей. И еще у них есть заводные лошади.

Наши кони весь день брели, проваливаясь в болото, и к вечеру истощили свои силы до такой степени, что только плети заставляли их передвигать ноги. За ночь они немного отдохнут, но нам нечем накормить и даже напоить их.

Когда мы захватили барона, то смогли бы оторваться и бесследно затеряться в лесах, если бы не напоролись на людей, преследующих нас сейчас. Наверное, нам просто не повезло, потому что возьми мы на развилке дороги вправо и наша встреча не состоялась бы. Там мы потеряли еще человека, одного из двух, что ехали впереди дозором.

Теперь оставшиеся восемь бойцов должны были бросить жребий, чтобы выбрать троих, тех, кому придется остаться на острове, чтобы прикрыть наш отход вглубь болота. Непременно, преследователи последуют за нами, вот только обойти стороной островок, на котором мы расположились, будет практически невозможно. С одной стороны топи, в которые мы уткнулись, а с другой каменная гряда, тянувшаяся вдоль берега на несколько лиг. Наш отряд прошел сегодня между грядой и берегом, в одном месте опасно к нему приблизившись.

Все восемь человек сидели с очень серьезными выражениями лиц и даже Тибор, казалось, проглотил свой вечно болтливый язык. Как же, сейчас они сами, собственными руками будут выбирать себе жизнь или смерть. То, что погибнут все оставшиеся в заслоне, факт, не поддающийся сомнению. Вопрос только в том, смогут ли они продержаться достаточно долго, чтобы смерть их была не напрасной. Три человека против почти двадцати – это не серьезно, пусть и стволов у них будет в избытке. Но такое давало остальным крохотный, но шанс.

Кидали кости. Кости были похожи на мне привычные, и других за все мое время пребывания здесь, я не видел.

Две кости, за один бросок. Те, кто выкинут меньше всех очков, остаются. Если выпадет одинаковое число, кости перекинут.

Через пару минут все было закончено. Оставались Крижон, тот черноусый, что был старшим в принятой Горднером троице и еще один, плотный седобородый мужик под сорок, Касишес. Крижон, Осведор и Касишес.

Остающиеся в заслоне на глазах изменились в лицах. Нет, никто из них не стал бормотать, обижаясь на судьбу, лишь Крижон пробурчал себе под нос, что в кости ему никогда и не везло. Просто у них появилась какая-то отрешенность, как будто они уже попрощались с жизнью.

Крижон, надеявшийся заработать на собственную харчевню. Он всегда подробно расписывал, как харчевня будет выглядеть, что у него будет в меню, и кто станет поставщиком продуктов.

Осведор, не успевший потратить хотя бы часть из выданного ему Горднером аванса.

И Касишес. Все, что я о нем знал, только то, что мечтой у него было стать пасечником.

Те, кто удачно миновал суровый жребий, тоже не радовались, по крайней мере, вслух. Они вели себя так, как будто бы были виноваты в том, что такая доля их обошла.

Притихли все. Только фер Бренуа высказался в том плане, что и остальные их долго не переживут. И предложил свой план: немедленно освободить его, а он позаботится о том, чтобы всех убили не больно.

Очень хотелось встать и заткнуть ему пасть, угодив носком сапога под подбородок. Но я не могу себе такое позволить, как бы там ни было, фер Бренуа дворянин, и поступить таким образом значит оскорбить его без того, чтобы он смог получить сатисфакцию. Не я придумал все это и не мне рушить.

Я сидел и думал, мог бы вот так, одним движением руки, решить свою судьбу и как бы себя вел после этого. Боюсь, что совсем не так, как они. Или быть может так. Но еще больше мне не хотелось этого проверить.

Посреди суши разожгли небольшой костерок. В нем не было особой необходимости, но от его пламени становилось немного уютнее на душе. Завтра предстоит бесконечный день в удушающей духоте гниющего болота. Если конечно все мы переживем хотя бы его половину.

Преследующие нас люди не отстанут, но им будет легче следовать за нами по проложенному пути, ведь если прошли мы, они уже не провалятся.

Потом они нас догонят или зажмут в таком месте, где мы не сможем даже толком обороняться. Сейчас они нападать не станут, к чему им лишние жертвы, когда стоит всего лишь немного подождать.

Завтра мы вытянемся цепочкой, как же еще иначе идти по болоту, и они начнут отстреливать по одному, начиная всегда с последнего. Вполне возможно придется остаться еще нескольким из нас, чтобы задержать преследование. Вот тогда у меня и появится возможность узнать, что сейчас думают эти трое, Крижон, Осведор и Касишес. Потому что фер Бренуа необходимо доставить туда, куда следует. Иначе к чему все это и зачем все наши жертвы.

Я посмотрел на болото, уже плохо различимое из-за наступающей темноты. Вот если бы судно на воздушной подушке…. И тут же себя одернул, что за детский сад, ты еще о вертолете помечтай.

Затем в голову пришла следующая мысль, вернее, я вспомнил о прочитанной небольшой заметке в какой-то газетенке, считающей себя журналом. Что характерно, прочитал я ее там, где мы обычно читаем, чтобы не терять времени даром.

Относительно этого у меня также имеется собственная теория. Потребность читать в этом месте возникает из-за того, что тело покидает такая же субстанция, что и информация, которой нас постоянно и старательно пичкают. Они идентичны, эти две субстанции, одна из которых материальна, а другая вовсе нет. Но потребность организма восполнить ее во втором случае настоятельна и приходится читать все, что попадется под руку.

Так вот, в этой короткой заметке было рассказано о наших предках, применявших для косьбы на заболоченных местах мокроступы, одевая их на копыта лошадей.

Стоп. Что я об этом помню? Там не было никакого рисунка, всего лишь заметка в несколько строк.

«Закругленная дощечка длиной двадцать, двадцать пять сантиметров с перекинутым посередине нешироким ремешком. Копыта продеваются под ремешок, и благодаря этому нехитрому приспособлению лошадь не проваливается в топь». О ширине дощечки не было не сказано ни слова. Сработает ли это здесь? Какая разница, здесь, там. Только не совсем понятно, какая именно топь имелась в виду.

Но попробовать стоит. Вдруг это тот самый шанс. Дощечки я найду, в поклаже единственной у нас вьючной лошади их несколько штук и все они примерно метровой длины. Откуда они там взялись? Это Осведор загрузил их туда, заявив, что много места и веса они не занимают, а вот ему эти дощечки жизненно необходимы, потому что они из того дерева, черного, с яркими красными прожилками, что пошло на изготовление бочек черейнтов. Для чего они ему, Осведор сообщить не соизволил, и все сочли это его блажью. Наверное, их бы выкинули еще днем, если бы на это было время и желание. Не было бы их, не проблема и самому сделать, и дерево подходящее есть. Взяв одну из них, я всего лишь сэкономлю время.

Да и не станет он слишком разоряться, если я возьму одну. Одной как раз хватит, если разделить на четыре части.

Нет, Оседор точно не станет возмущаться. Как раз сейчас они, все трое, раздают свои вещи. Те вещи, которыми дорожат, и не хотят, чтобы они достались врагу. Правда раздают с обязательным условием, что их непременно вернут, когда все закончится.

И люди, берущие вещи на хранение, тщательно им подыгрывают, клянясь в том, что так и будет. Хотя все отлично понимают, что нет у остающихся никаких шансов, абсолютно никаких.

Кожаных ремешков тоже как грязи, а грязи вокруг!…

Сделаю четыре штуки, на Мухорке попробую, глядишь и получится что путное …

Бедная кобыла устала за день, к концу ее даже начало пошатывать, а мне и поддержать ее нечем, ни воды, ни травы. Но ничего, прокатимся охлюпкой, даже седлать не стану. Вдруг это шанс.

Я сделал две штуки, когда подошел Тибор и поинтересовался, чем это я занимаюсь, даже отказавшись от вина, что заменило нам и ужин, и вечерний чай.

– Мокроступы – заявил я с некоторым смущением. Мне ли их учить, жителей этого мира и этого времени таким вещам. Такого слова я не знал, и пришлось на ходу выдумать свое, состоящее из мокроты и ходьбы.

– А, слиссы. Ремешок чуть длиннее делать нужно, – заявил он и застыл на какой-то миг с широко открытым ртом…

В путь мы отправились с первыми признаками рассвета. Когда солнце высунулось из-за еще видимых Агнальских гор, мы уже потеряли берег из вида. Наши преследователи пытались угнаться, но видимо среди них не нашлось человека, читающего всякую чушь даже в совсем не подходящих для этого местах. Они упорно пытались нас преследовать, но хотя бы сравняться в скорости не смогли. А после того, как одна из их лошадей провалилась в топь и они не смогли ее спасти, бросили это бесполезное дело.

Слиссы дали нам преимущество в скорости, но не избавили от одуряющей жары, испарений и черных туч разнообразных летающих гадов, которые все как один были камикадзе, потому что избавиться от них можно было только прихлопнув. И еще одна напасть, гады ползучие. Их тоже было немало.

Я насчитал четыре разновидности, но затем бросил это дело, следя лишь за тем, чтобы змеи не попали под ноги Мухорки.

Но настроение было как будто бы праздничное, особенно у тех, кто счастливо избежал смерти. Лишь Горднер по-прежнему оставался мрачен.

Ну, во-первых, это его обычное состояние, но по большей части потому, что раненое плечо не давало ему покоя.

Когда на пути попался небольшой островок суши, облюбованный какими-то птицами с длинными клювами и иссиня-черным опереньем, мы остановились на отдых.

Тибор довольно язвительно поинтересовался у Чемира, по-прежнему ехавшего впереди всех, как это он позабыл о слиссах, тот даже взвился.

– Да откуда мне о них знать. Не было у нас дураков лошадей по болотам таскать. Ты что, думаешь, у нас лошади табунами ходили? – кипятился он – Да мы даже землю быками пахали. В деревне и лошадей-то было – и Чемир принялся загибать пальцы – У мельника две лошади, еще у… – он взмахнул рукой. – Да я на лошади то научился ездить, когда в солдаты попал. –

– То-то ты до сих пор на коне сидишь, как коза на заборе – под общий смех заявил Тибор, но Чемир даже не стал ему отвечать, лишь обидчиво отвернувшись от всех.

Кратковременный отдых, неполная кружка вина, кислого и отдающего кожаным мехом, и снова в путь.

Курс мы старались держать строго на север, туда, где виднелись вершины невысоких гор, по сравнению с Агнальскими так просто холмов. Все чаще и чаще нам приходилось забирать левее. Но горы становились все видимей, и вскоре на горизонте показался берег, еще далекий и не очень доступный.

К тому времени подул свежий ветерок, нагоняя тучи и вскоре пошел дождь, мелкий и прохладный. Дождь прибил гнус, дышать стало легче и даже бедные лошади, казалось, приободрились. А может быть они учуяли близость берега и травы, по которым непременно успели соскучиться.