на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Семьсот девяносто шестая ночь

Когда же настала семьсот девяносто шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Ситт-Зубейда взяла у матери Хасана ключ и отдала его Масруру и сказала: „Возьми этот ключ, отопри такую-то кладовую, вынеси оттуда сундук, взломай его, вынь одежду из перьев, которая в нем лежит, и принеси её мне“. И Масрур отвечал: „Внимание и повиновение!“ – и взял ключ из рук Ситт-Зубейды и отправился. И старуха тоже вышла, с плачущими глазами, и раскаивалась, что послушалась женщины и пошла с ней в баню, а женщина и потребовала бани только из хитрости. И старуха вошла с Масруром и открыла дверь в кладовую, и Масрур вошёл и вынес сундук и вынул оттуда рубашку из перьев и, завернув её в платок, принёс её к Ситт-Зубейде. И она взяла одежду и стала её поворачивать, дивясь, как она хорошо сделана.

А потом она подала её жене Хасана и спросила: «Это ли твоя одежда из перьев?» – «Да, о госпожа», – ответила женщина и протянула руку и взяла одежду, радуясь, и потом она осмотрела её и увидела, что она в целости, такая же, какою была на ней, и из неё не пропало ни одного пёрышка. И она обрадовалась и поднялась, оставив Ситт-Зубейду, и взяла рубашку и развернула её и взяла своих детей в объятия и завернулась в одежду и стала птицей по могуществу Аллаха, великого славного. И Ситт-Зубейда удивилась этому, как и все, кто присутствовал, и все дивились тому, что делает жена Хасана. А молодая женщина стала раскачиваться и прошлась и поплясала и поиграла, и присутствующие уставились на неё, удивлённые её поступками, а потом она сказала им на ясном языке: «О господа, это прекрасно?» – «Да, о владычица красавиц, все, что ты сделала, – прекрасно», – ответили присутствующие. И она сказала: «А то, что я сделаю, – ещё лучше, о господа!»

И она в тот же час и минуту распахнула крылья и полетела со своими детьми и оказалась под куполом дворца и встала на крышу комнаты. И присутствующие смотрели на неё во все глаза и говорили: «Клянёмся Аллахом, поистине это искусство дивное и прекрасное, которого мы никогда не видели!» А женщина, когда ей захотелось улететь в свою страну, вспомнила Хасана и сказала: «Слушайте, о господа мои, – и произнесла такие стихи:

О, кто оставил край наш и уехал

К любимым, и спешил он, убегая!

Ужель ты думал, что с вами мне прекрасно

И жизнь у вас от горестей свободна?

Как попала в плен и запуталась я в сетях любви,

Мне любовь тюрьма, и место моё – далеко,

Как одежду спрятал, уверился и подумал он,

Что не кляну его перед единым.

И беречь её он наказывал своей матери

В кладовой своей, и жесток он был и злобен.

И услышала разговор я их и запомнила,

И ждала я благ и великих и обильных,

И пошла я в баню, и было это способом,

И все умы красой моей смутились.

И жена Рашида дивилась тоже красе моей,

И справа осмотрев меня и слева.

Я крикнула: «Жена халифа, у меня

Одежда есть роскошная из перьев.

Будь на мне она, ты увидела бы диковины,

Что стирают горе и гонят прочь печали».

И жена халифа меня спросила: «Где она?»

И ответила я: «В доме моем прежнем».

И Масрур пошёл и принёс одежду пернатую,

И вдруг она сиянья все затмила.

И взяла её я из рук его и увидела,

Что и пуговки и сама она в порядке.

И закуталась я в одежду, взяв сыновей с собой,

Развернула крылья и быстро полетела.

О мужа мать, когда придёт, скажи ему

«Если пас он любит, расстанется пусть с домом».

А когда она окончила свои стихи, Ситт-Зубейда сказала ей: «Не опустишься ли ты к нам, чтобы мы насладились твоей красотой, о владычица красавиц. Хвала тому, кто дал тебе красоту и красноречие». Но жена Хасана воскликнула: «Не бывать тому, чтобы вернулось минувшее, – и потом сказала матери Хасана, бедного и печального: – Клянусь Аллахом, о госпожа, о Умм-Хасан, ты заставишь меня тосковать. Когда придёт Хасан и продлятся над ним дни разлуки и захочет он близости и встречи и потрясут его ветры любви и томления, пусть он придёт ко мне на острова Вак!»

И потом она улетела со своими детьми и направилась в свою страну. И когда мать Хасана увидела это, она заплакала и стала бить себя по лицу и так рыдала, что упала без памяти. А когда она очнулась, Ситт-Зубейда сказала ей: «О госпожа моя паломница, я не знала, что это случится, и если бы ты мне о ней рассказала, я бы тебе не противилась. Я узнала, что она из летающих джиннов только сейчас, и знай я, что она такого рода, я бы не дала ей надеть одежду и не позволила бы ей взять детей. Но освободи меня от ответственности, о госпожа!» И старуха сказала (а она не нашла в руках хитрости): «Ты не ответственна!» – и вышла из халифского дворца и шла до тех пор, пока не вошла в свой дом.

И она стала так бить себя по лицу, что её покрыло беспамятство, а очнувшись от забытья, она начала тосковать по женщине и её детям, и ей захотелось увидеть своего сына, и она произнесла такие стихи:

«В разлуки день уход ваш вызвал слезы

От горя, что из мест родных ушли вы.

И крикнула от мук любви я с горестью

(А слезы плача разъели мне ланиты):

«Вот расстались мы, но будет ли возвращение?»

Разлука уничтожила всю скрытность!

О, если бы вернулись они к верности!

Коль они вернутся, вернётся время счастья».

И потом она поднялась и вырыла в доме три могилы и сидела над ними, плача, в часы ночи и части дня, а когда продлилось отсутствие её сына и увеличилась её тревога, тоска и печаль, она произнесла такие стихи:

«Твой призрак меж закрытых век я вижу,

В движенье и в покое тебя помню.

Любовь к тебе в костях моих так льётся,

Как льётся сок в плодах и гибких ветках.

В тот день, как нет тебя, мне грудь сжимает,

И скорбь мою прощает мне хулитель.

О ты, любовь к кому владеет мною

И от любви сильней моё безумье,

Побойся милостивого, будь кроток —

В любви к тебе погибель я вкусила…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


Семьсот девяносто пятая ночь | Тысяча и одна ночь | Семьсот девяносто седьмая ночь