на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Португальские сардины и датская глина

— В жизни народа произошло великое историческое событие, — сказал пастор. — Сегодня эта долина вновь стала центром всей жизни Исландии, как и в былые времена, когда Любимца народа в пеленках носили в церковь в Эйстридале. Борец за свободу Исландии, скальд нашего сердца, снова вернулся в свою родную долину. Наша святая троица — звезда любви, белая куропатка и заросший одуванчиками склон — приветствует своего друга, которого народ в слепоте своей оставил целых сто лет лежать на чужом кладбище. Но пока его прах покоился там, не прикрытый даже камнем, все его мечты и идеи победили в Исландии. Исландская республика приветствует его…

Ошибиться было невозможно — наш пастор написал надгробную проповедь и решил попробовать ее на мне.

— Но, дорогой пастор Тройсти, — сказала я, дав ему немного поговорить. — Он никогда не умирал в наших сердцах и думах. Поэтому мы не беспокоились ни о его так называемых костях, ни о том, что на его могиле в Дании нет камня. Он живет на голубых вершинах гор, которые мы всегда видим в хорошую погоду.

По другую сторону ущелья на грузовике стояли два очень больших ящика. Когда рассвело, мы с отцом и пастором пошли посмотреть, что это такое.

— Два ящика, — удивилась я. — За прошедшие сто лет он, видимо, очень увеличился в объеме.

— Странно, очень странно, — забеспокоился пастор. — Но они в такой спешке выехали оттуда… Они говорят, что один из ящиков, должно быть, и есть тот самый ящик.

Мы обследовали оба ящика и обнаружили на них надписи: на одном — «Премьер-министр Исландии», на другом — «Оптовая фирма "Снорри-Эдда"» — два названия одного и того же предприятия. Отец обратил внимание, что на одном из ящиков выведено дегтем: «Датская глина».

— Что означают эти слова? — спросил он.

— Датская глина, датская глина, — задумчиво прошептал пастор. — Это похоже на датчан: они всегда издеваются над исландцами.

— В лучшем случае это означает, что это датская глина, — сказала я. — Не заглянем ли мы сначала в другой ящик? У меня к нему больше доверия, хотя я и не понимаю написанных на нем иностранных слов.

Мы отбили ломом доски с крышки ящика, и сквозь упаковку я исследовала содержимое. А потом вытащила… И что же я оттуда вытащила? Маленькую консервную коробку, примерно в 200 граммов, упакованную в папиросную бумагу. Этими коробками и был забит весь ящик. Я сразу узнала знакомые мне по Рейкьявику португальские сардины, вывезенные из Америки. Газеты писали о них, что это единственная рыба, которая смогла перебраться через самые высокие в мире таможенные барьеры и, несмотря на свой десятилетний возраст, с прибылью в тысячу процентов продается в одной из крупнейших рыболовных стран, где даже собак тошнит от одного слова — «лососина».

— Португальские сардины — чудесная рыба, — заметила я, — но мы ведь не этого ждали.

— Не будем открывать второй ящик, — предложил пастор. — Не будем искушать веру. В сущности, ведь неважно, что в ящиках. Это символическая посылка. При похоронах химическое содержимое гроба не имеет никакого значения. Главное — это память об умершем в сердцах живых.

Но отец уже открыл второй ящик и снял упаковку. Как я и подозревала, в нем также не было ничего, чем мог бы гордиться исландский народ. Если верить христианам, что человек — это прах и тлен, то содержимое второго ящика с успехом можно было выдать как за прах человека, так и за все, что угодно, во только не за прах исландца, поскольку это был не исландский прах. Это была не исландская земля — камни, песок или глина. Сухая, серая, похожая на известку масса больше всего напоминала собачий помет.

— Что же такое Любимец народа — датская глина или португальские сардины? — спросила я.

— Неужели ты ни во что не веришь, дитя?! — воскликнул пастор.

— Мальчишеские выходки! — рассердился отец и ушел взглянуть на лошадей.

— А ты веришь? — спросила я пастора.

У этого серьезного, далекого от догматов церкви доброго человека пролегла около рта жесткая и неумолимая, я бы сказала даже ожесточенная, складка, в глазах появился фанатический блеск. Я с трудом узнавала его.

— Я верю, — ответил он.

— Ты веришь и тогда, когда убеждаешься, что то, во что ты верил, является прямой противоположностью себе?

— Я верю!

— Разве вера в то, чего наверняка не существует, есть вера?

— Я верю, — сказал пастор Тройсти, — в миссию деревни в жизни исландского народа. Эта глина, с которой, возможно, смешались частицы праха борца за свободу, короля поэзии, — для меня святой символ веры исландского народа. Любимец народа вернулся наконец на родину. Святой дух в моей груди укрепляет меня в этой исландской вере. Я надеюсь, что мы никогда более не лишимся веры в свою миссию.

Он окинул взглядом долину и окружающие ее горы и с горячим блеском в глазах провозгласил торжественным голосом проповедника:

— Да будет благословение господне вечно над нашей округой!


Божественные гости | Атомная база | Лошади