Глава 18. Смерть наступает на пятки

Человек, наблюдавший за Терпухиным в зеркало заднего вида, сказал:

—   Ты сможешь избежать страданий, если ска­жешь, кто тебя подставил?

—   Я не буду отвечать на ваш вопрос.

—   Именно поэтому ты будешь страдать, — бесстра­стно сказал сидевший спереди и кивнул верзиле.

Дикая боль пронзила бок.

—   Ну как? — издевательским тоном спросил сидя­щий спереди. — Вкусно?

Он повернулся, и Терпухин увидел его лицо. Ма­ленькие поросячьи глазки смотрели на него с круглого, заросшего белесой щетиной лица, и Юрий подумал: много сволочей приходилось ему видеть и в Карабахе, и в Приднестровье, и раньше, в Афгане, и все они были разные, кроме, пожалуй, общего у всех выражения ли­ца, точь-в-точь как у этого.

«У, свиное рыло», — стиснул зубы Терпухин.

—   Давай, говори, — сказал «свиное рыло», — иначе вот!

Он ухмыльнулся, провел указательным пальцем по горлу и покачал круглой, как репа, головой, еле-еле по­ворачивавшейся на его короткой, толстой шее.

«Да, — подумал Терпухин, — вам человека при­шить, что курицу зарезать. Ладно, остер топор, да и сук зубаст!»

 В этот момент автомобиль подскочил на ухабе. Может, впервые за всю историю существования рос­сийских автомобильных дорог их ужасное состояние привело к спасению человеческой жизни. Когда авто­мобиль подпрыгнул, Терпухин воспользовался предо­ставившемся ему случаем.

 Левым локтем он изо всей силы ударил в переносицу коловшего его отверткой верзилу, правой рукой схватил угрожавший ему пис­толет за набалдашник глушителя и повернул его в сторону схватившегося за нос верзилы. Наверное, с умственными способностями у бандита было не все в порядке, потому что, как показали последующие со­бытия, он действовал подобно дождевому червю. Ра­зумеется, верзила не выпустил пистолет из своих цепких рук, наоборот, рванул его на себя.

Грохнул выстрел.

В этом-то и заключался расчет Терпухина. Бандит в отчаянном рывке самопроизвольно нажал на спуско­вой крючок. Но поскольку пистолет был отведен в сторону, пуля попала в голову водителя. Маленький свинцовый комочек пронзил мозг, и водитель уткнул­ся лбом в рулевое колесо. Автомобиль на скорости около семидесяти километров в час пошел юзом по улице.

Тем временем Терпухин пытался вырвать пистолет у бандита. «Свиное рыло» схватился за руль. В пылу схватки Терпухин нащупал ручку дверцы, нажал ее и вывалился вместе с бандитом на проезжую часть до­роги. Юрий ударил его по лицу и наконец-то вырвал пистолет. Отчаянно сигналя, на них летел грузовик. Он вильнул вправо, выскочил на тротуар и врезался в ос­ветительную мачту. Еще один автомобиль, теперь уже государственное такси, завизжал тормозами. Разъя­ренный водитель выбежал из кабины и с кулаками на­бросился на Терпухина. Увидев пистолет, притих, а Юрий, потирая ушибленные локти, кричал:

—  Меня хотели убить, вот там, смотрите, — он ука­зал на «Жигули», уносившиеся прочь.

—   Убить?! — воскликнул водитель.

—   Да! Спасите меня!

—   Да-да, садись! — пробормотал таксист, не сводя глаз с пистолета.

Терпухин вскочил в такси.

Таксист оказался смышленым парнем и отвез нео­бычного пассажира в один из подмосковных санатори­ев. Там у него работал знакомый врач, который согла­сился на некоторое время приютить бывшего капитана спецназа.

Врач вызвал толстую черноглазую медсестру, и та перекисью водорода обработала Юрию раны, заклеила их пластырем, а потом отвела Терпухина в уютную че­тырехместную палату.

В палате было три человека. У двоих — отца и сы­на — вид был самый цветущий, но они твердили, что страдают сердечными заболеваниями. Номера в сана­тории пустовали, и четыре миллиона рублей за двад­цать четыре дня были хорошей прибылью — и для са­натория, и для кошелька главврача.

Третий обитатель приходился родственником пер­вым двум. Он приехал навестить их с внушительными баулами. В баулах оказалось огромное количество вы­пивки и всяческой снеди. К вечеру в палате дым стоял коромыслом. Не отказался поучаствовать в пиршестве и Терпухин, надеясь водкой заглушить боль от полу­ченных ран.

В полночь к столу была приглашена дежурная мед­сестра, не та толстушка, которая делала Терпухину перевязку, а другая, помоложе и с бюстом, как у Мэрилин Монро.

Ее мало интересовали напитки, черная икра и стер­лядь колечками. Не интересовали ее также богатый спонсор ужина и псевдобольные отец и сын. Она поло­жила глаз на «левого», которого подселили по приказу главврача.

Медсестра посматривала на Терпухина так вырази­тельно, что он без труда прочитал в ее глазах неугаси­мый огонь вожделения.

После нескольких рюмок водки дежурная медсестричка стала то и дело подмигивать Юрию, причем делала это так усердно, что подвыпив­ший атаман подумал, а не тик ли у этой смазливой ба­бенки? Узенькое обручальное кольцо на ее пальце неко­торое время смущало Терпухина, но очередная порция водки наконец сломала его моральную устойчивость, и он подмигнул в ответ.

Медсестра слегка кивнула головой в сторону двери, два раза подряд выкинула пять пальцев, притронулась к часикам на руке и вышла из палаты. Терпухин понял бесхитростную жестикуляцию — он должен выйти за ней спустя десять минут.

Захмелевшие отец и сын, а также их московский родственник лыка не вязали и не замечали ничего во­круг. Терпухин опрокинул в рот еще одну стопку вод­ки, закусил балыком и вышел в коридор.

Около трех часов ночи обитатели санатория были разбужены звоном разбитого стекла. Те, которые не проснулись от этого звука, были разбужены позже — выстрелами из огнестрельного оружия.

— Сестра! Сестра! — хором кричали больные, но медсестры нигде не было. Когда дежурная медсест­ра наконец выскочила в коридор, все уже стихло.

Тем не менее она позвонила в милицию и стала рас­спрашивать осмелившихся выйти из своих палат паци­ентов, откуда стреляли. Ей указали.

Пистолетная пальба произошла в четырехместном номере, из которого медсестра умыкнула раненого Тер­пухина, оказавшегося почти непригодным к любви.

Утрамбовывая ненадетый лифчик в карман халата, медсестра приставила ухо к двери палаты и прислуша­лась. Оттуда не доносилось ни звука. Когда она, нако­нец, открыла дверь, то ужаснулась.

Обитатели палаты были сражены наповал. Двое да­же не успели соскочить со своих кресел. Один из уби­тых лежал на полу.

Медсестра вдруг побежала по коридору к той пала­те, которую она так долго не хотела покидать. Осто­рожно открыла дверь. В лицо ей дохнуло прохладой. Окно было распахнуто, ветер забавлялся шторкой...

Вновь прибывший пациент бесследно исчез.

Вскоре приехал наряд милиции. Милиционеры, по­видавшие всякое в их насыщенной криминалом жизни, также поразились — они утверждали, что убийство за­казное и работал профессионал, возможно, не один.

Оперативники установили, что пули попали всем троим в голову, что свидетельствовало о профессиона­лизме убийц. В комнате были найдены четыре гильзы. Предположительно убийца (или убийцы) пользовался отечественным пистолетом Макарова. Было установле­но также, что ни документы, ни деньги, ни драгоценно­сти не украдены. После того как дело было сделано, убийца вышел на улицу тем же путем, каким и вошел, то есть через балкон. Многие из проживающих в сана­тории слышали ночью звук мотора автомашины.

Что касается личностей убитых, то двое были граж­данами другого государства, а один приехал из Москвы. Оказалось, что документы у всех были поддельные. Чем они занимались, установить было сложно. Но под­разумевалось, что бизнес этих погибших людей имел криминальный оттенок. На честно заработанные деньги кто станет так кутить?

Когда милиция закончила свою работу и, оставив двоих присмотреть за трупами, уехала, наступило ут­ро. Любопытствующие пациенты, в основном пожилые, столпились возле палаты. В ней валялись осколки стекла, на столике возле цветного телевизора стоял не­допитый коньяк, на пластиковых тарелочках лежала недоеденная стерлядь колечками. Вешалка в прихожей Пыла увешана добротной одеждой.

То, что в палате должен был находиться четвертый труп, осталось незамеченным. Правда кое-кто из па­циентов припомнил, что вчера в эту палату вроде бы подселили еще одного человека, но утверждать не ре­шились, тем более что главврач и медсестра не наста­ивали на этом. Первый из чувства страха, а вторая — из боязни быть уличенной в прелюбодеянии. Еще один человек из медперсонала санатория знал о суще­ствовании четвертого обитателя палаты — медсестра, накануне делавшая этому пациенту перевязку. Но од­ного взгляда главврача хватило, чтобы она не открывала рта.

Терпухин не ломал голову, кто же навел на него убийц: главврач, «добренький» таксист или медсестра, перевязывавшая его. Услышав звон разбитого стекла, он осторожно выглянул в окно. На улице стояли знако­мые «Жигули» с покореженным передком.

Уйти было делом нескольких минут, а вечером того же дня он был у Сюзанны.

Девушка обрадовалась, увидев Терпухина. Она за­нималась уборкой квартиры.

—   Тело Валентина Бузуева нашли? — сразу же спросил Терпухин.

—   Нет. Я была там, на водохранилище, сегодня... Они все ищут. Никаких результатов...

—   Кто они? Водолазы? Милиция?

—   Милиция? — переспросила Сюзанна. — Нет, ка­жется, нет... Там были какие-то люди в штатском. Но ты прав, это была не милиция...

—   Ты уверена? Да ладно, продезинфицируй мне раны...

—  А что случилось? — испуганно произнесла Сю­занна.

Терпухин снял рубашку.

—   Боже, кто тебя так?

—   Неважно кто, важно как! Кстати, у тебя есть что-нибудь из антибиотиков?

Неожиданно Сюзанна обняла Терпухина.

А потом они лежали, и Сюзанна без конца говори­ла о себе. — А я уже думала, что мне конец без вас... Без тебя, без Вальки. Хотела умереть. Если бы ты, Юра, знал, какая страшная мука жить в мире, где все любят, а тебе любить некого. Я уже хотела уколоться какой-нибудь гадостью, чтобы умереть, но душа вдруг так сильно захотела жить... Мне казалось, что я рас­кололась на мелкие кусочки, и каждый любит и тебя, и Вальку... Знай, Юра, как бы трудно ни было, само­убийство не поможет, потому, что в нем таится под­лый и дьявольский обман... Я однажды глотала таб­летки, а потом меня вырвало. Я словно заново роди­лась.

—  А если бы тебя не вырвало?

—  Да, когда бывает поздно, человек осознает, что хотел не умереть, а жить и любить.

—   Слушай, Сюзанна, — прервал ее Терпухин, — мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты отправилась на аукцион,

—  Какой аукцион?

—   Я объясню. Бузуев хотел, чтобы поехал я, но я теперь не могу.

—  Так что ты хочешь от меня?

—   Я хочу, чтобы ты поработала там за меня. Ниче­го опасного! Я тебя подстрахую.

—  Ты тоже будешь там?

—  Конечно.

—   Хорошо, но больше ты меня в такие дела не впу­тывай.

Прежде чем поехать на аукцион, необходимо было раздобыть одежду и деньги, а их можно было попы­таться взять в загородном доме Бузуева. Терпухин и Сюзанна разработали план, чтобы обмануть бдитель­ность охраны, которая была приставлена к даче.

Сюзанна, вся в черном, подошла к милиционеру, ко­торый с рацией прохаживался около калитки.

—   Я прошу прощения, — сказала девушка, — это дом моего бывшего друга, господина Бузуева. Он не­давно погиб, вы знаете...

—  Да. Сюда нельзя.

—  Ах, я и не знала, что дом уже опечатан...

—  Не опечатан, но посторонним вход воспрещен.

—   Я не посторонняя. В некотором роде я его... Ну, что-то вроде родственницы, понимаете?..

—  А хоть бы и мать родная, — махнул рацией ми­лиционер. — Нельзя, здесь идет расследование.

—   Но я близкая родственница, понимаете, интим­ные отношения и все такое. Я могу паспорт показать.

—  Жена?! Этого не может быть... — лицо у милици­онера вытянулось.

—  Почему?

—   Не может, потому что... Впрочем, подождите, гражданочка, — милиционер громко свистнул.

Из милицейской машины, стоявшей в кустах сире­ни, вышел еще один милиционер, постарше, в звании сержанта.

—   Вот девушка просится проникнуть на объект... — сказал милиционер-охранник. — Утверждает, что она жена погибшего...

—  Еще одна жена? — воскликнул сержант, проти­рая заспанные глаза.