ДЕНЬ 2-й
Продолжение с подключением
Когда Алексей Палыч вышел после урока во двор, там уже ребята играли в футбол.
Земля просохла достаточно, чтобы мяч не застревал в грязи, но еще не достаточно, чтобы футболисты не проваливались по уши. То есть сами по себе они не проваливались, но вид у них был такой, будто каждого из них хоть по разу закапывали в землю.
Судьи не было. Поэтому штрафных не назначали. Просто нападающий, если его сбивали с ног, на некоторое время выключался из игры, потому что начинал бегать не за мячом, а за защитником, стараясь попасть ему по коленке. (Именно так играла сборная крупяного завода, показывая тем самым пример своим младшим братьям.)
Младшие братья — почти все ученики Алексея Палыча — переняли и другой футбольный прием: после каждого забитого мяча они подолгу обнимали и даже целовали друг друга, словно встретились после долгой разлуки. Впрочем, эта мужская нежность, благодаря телевидению, распространилась сейчас по всему футбольному миру, и, возможно, скоро в футбольных матчах для поцелуев будут назначать дополнительное время.
Воспользовавшись моментом, когда был забит очередной гол и в центре площадки образовалась поцелуйная куча, Алексей Палыч прошмыгнул в подвал и заперся изнутри. Никто, конечно, не обратил на него внимания. Ребята продолжали носиться по полю, выкрикивая спортивные и неспортивные слова.
Алексей Палыч подошел к загородке и обнаружил, что мальчика нет.
Второй дырки в стекле, через которую мог бы исчезнуть мальчик, тоже не замечалось.
«Неужели он попал точно в ту же дырку? — подумал учитель. — Но зачем тогда его присылали?»
На какое-то очень короткое время Алексей Палыч ощутил нечто вроде облегчения: кончилось наваждение, не нужно ни от кого прятаться, не нужно заниматься мелким воровством и обманом. Но тут же он понял, что ему очень хочется увидеть мальчика еще хоть раз. Ему даже было слегка обидно, что от него ушли не попрощавшись, не угостившись питательной смесью, которая была добыта с таким трудом.
«Он на меня обиделся, — подумал Алексей Палыч. — Или те, кто его послал, решили, что я плохой человек? Может быть, он сообщил, что здесь не кормят, и его перебросили в другое место? Или вообще забрали назад?»
Короче говоря, если еще несколько минут назад Алексей Палыч не знал, как разделается с этой историей, то сейчас ему хотелось, чтобы история продолжалась.
И она продолжилась.
Между шкафом и стеной, где под окном расположилась батарея отопления, что-то зашевелилось. Алексей Палыч бросился туда; не успел он добежать до окна, как мальчик сам вышел ему навстречу.
И это был совсем другой мальчик. Вернее, не другой, а изменившийся. То, чего не уловил Алексей Палыч во время переменки, сейчас стало совершенно очевидно: мальчик вырос. И как вырос! Не какие-то там месяца, а как будто несколько лет прошло со вчерашнего дня. Перед Алексеем Палычем стоял все тот же голый и беспупковый, но неимоверно подросший ребенок. На вид ему было года четыре.
Мальчик подошел к верстаку, подпрыгнул, ухватился руками за край загородки и подтянулся, он уселся в загородке и сказал:
— Куда пасуешь, дурак! Давай мне пасуй!
За окном раздавались на площадке вполне похожие выражения.
— Так нельзя говорить, понимаешь? — родительским тоном сказал Алексей Палыч. — Дурак — нельзя. Дурак — нехорошо.
— Нехорошо, — согласился мальчик. — Дурак — нехорошо. Дурак, дурак, нельзя, нельзя. Нельзя, дурак, нехорошо.
— Вот и не говори так больше, — посоветовал Алексей Палыч. — Ты ведь меня понимаешь?
— Понимаешь, — согласился мальчик и с наслаждением произнес: — Дурак, дурак, дурак…
Алексей Палыч нахмурился, и мальчик, лукаво улыбаясь, добавил гораздо тише:
— Нехорошо…
Алексей Палыч со вздохом подумал, что космические дети, как и земные, любят делать то, что запрещается. Как ни странно, но именно это соображение его подбодрило. Если мальчик имеет земной характер, то и общаться с ним можно по-человечески.
А человеческих детей нужно прежде всего кормить.
Алексей Палыч достал из портфеля питательную смесь, прочитал рецепт и с сомнением посмотрел на подросшего гостя.
— Чем же мне тебя кормить? — сказал он. — Из этой пищи ты уже вырос. Тебе уже небось мяса надо. Вон у тебя зубы какие. Отправим мы тебя, дружок, в Академию наук, должны ведь они поверить, если я им все объясню. Увидят, как ты быстро растешь, и поверят.
— Нехорошо, — сказал мальчик.
— Почему нехорошо?
— Палыч — хорошо, Боря — хорошо.
— А без Палыча и Бори разве нельзя?
— Нельзя.
— Почему?
— Уйду.
— Куда ты уйдешь?
— Туда, — сказал мальчик и показал на дырку в стекле.
Алексей Палыч подумал, что ответы мальчика уже не напоминают прежний лепет, в них чувствовался кое-какой смысл.
— Что значит «уйду»? Если можешь, то объясни.
— Седьмое солнце! — сказал мальчик, и щеки его порозовели. — Извини, не сдержался. Мне стыдно: так у нас ругаются только наездники.[19] Но ведь я не могу без конца притворяться, что ничего не понимаю. Надоело. Вчера я еще мало понимал, а сегодня уже подключился. Я понимаю, что с вами можно работать. Но если вы отдадите меня другим людям, то меня отзовут. Меня, конечно, и так отзовут, но гораздо позже.
— Зачем же тебя к нам послали?
— Этого я точно не знаю.
— А что значит «подключился»? К чему ты подключился?
— Этого я тоже не знаю.
— Выходит, — сказал Алексей Палыч, — ты только с виду ребенок? На самом деле ты вполне взрослый и можешь вступить в контакт с человечеством?
— Я и вступил, — ответил мальчик. — Ты и Борис. И достаточно.
— Но я далеко не лучший представитель человечества, — сказал Алексей Палыч. — Я всего только учитель, а Боря еще школьник. Я думаю, что контакт — это дело большого коллектива, где будут ученые разных специальностей. Мы с Борисом заменить их не можем.
— Если вы кому-нибудь расскажете обо мне, то меня немедленно отзовут.
— Не понимаю, — сказал Алексей Палыч. — Тебя посылают для контакта и тут же почему-то должны отозвать.
— О, третье солнце! — сказал мальчик, на этот раз не краснея. — До чего же вы надоели мне с этим контактом! Вам обязательно нужно, чтобы к вам прилетели красивые, умные, дружелюбные. Чтобы они были такие, как вы, но знали больше вас. Чтобы вам открыли рецепт бессмертия или секрет гравитации. Вы хотите, чтобы они были похожи на вас и в то же время были не похожи. Вы мечтаете о том, что называете «контактом», и в то же время боитесь этого. Вы посылаете в космос сигналы в поисках разума, а сами еще толком не знаете, что с этим разумом делать. Знаешь что, Палыч? Попробуй взять ружье, выйди ночью из дома, закрой глаза, выстрели в небо и жди, пока оттуда свалится горный орел.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросил Алексей Палыч, изумленный столь горячим выступлением гостя. — У нас не водятся орлы, тем более горные.
— И все же, — ответил мальчик, — попасть таким образом в орла легче, чем попасть вашими лучами в населенную планету. Да и зачем вам попадать. У вас уже много раз были.
— Как это так? Я, например, ничего не слышал.
— Слышал. Писали в газетах и по радио не раз говорили.
— Ты имеешь в виду летающие тарелки и прочее?
— Летающие тарелки! — мальчик засмеялся. — Это наши ребятишки играют. Глупые еще, вот и забавляются. Разве за ними уследишь… Нет, у вас были из Центра. Но вы, люди, странные создания: стоит только одному встретить кого-нибудь из наших, вы сразу бежите ко второму, третьему, чтобы удивить его, рассказать. А тогда нас немедленно отзывают. Вот вам никто и не верит. Если бы меня сейчас отозвали, кто бы тебе поверил?
— Тогда зачем тебя послали?
— Не знаю. На твой вопрос не смогли бы ответить даже те, кто меня послал. Нужно что-то про вас узнать. Такое, что не знает у нас никто. И даже неизвестно, что нужно узнать.
— И много вы про нас знаете? — спросил Алексей Палыч.
— Что значит много? — спросил мальчик. — Много ли ты знаешь обо мне?
— По сравнению со вчерашним днем — очень много. По сравнению с тем, что я еще смогу о тебе узнать, наверное, очень мало.
— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказал мальчик. — Повторяю: мы о вас не знаем чего-то очень важного. Это может оказаться важнее всех ваших изобретений. Для нас они не секрет.
— Н-да… — сказал Алексей Палыч, который на секунду вдруг отвлекся от этого разговора и взглянул на себя как-то со стороны.
Со стороны выглядело это, наверное, не совсем обычно: взрослый дядя, мужчина, прилично, как говорят, одетый, стоял возле дурацкой загородки, в которой сидел голый ребенок; на лбу мужчины от напряжения выступила испарина, а ладонь то и дело взъерошивала и без того потрепанную шевелюру. Ребенок сидел в позе восточного божества и спокойно рассказывал дяде веселенькую космическую историю.
Алексею Палычу стало даже слегка досадно. Легкий укол самолюбия — земного, если так можно сказать, самолюбия — ощутил Алексей Палыч.
— Чего же это вы… — сказал Алексей Палыч. — Я хочу сказать, вот послали тебя в такую даль… да… через весь, так сказать, космос… а пупка тебе не приделали…
Мальчик вздохнул тяжело, по-взрослому.
— Это у нас проблема, — сказал он. — Сколько раз пробовали — не получается, чтоб его четвертое солнце забрало, этот пупок!
— Ага! — с торжеством сказал Алексей Палыч. — Значит, вы тоже не все умеете! Интересно бы узнать — почему?
— Почему, почему… Потому что кончается на «у»! — ответил мальчик.
— Господи, ты и это знаешь?!
— Это потому, что я подключился. Я скоро отключусь, и тогда тебе будет легко со мной разговаривать.
— Ну, — заметил Алексей Палыч, — я бы не сказал, что мне так уж и трудно. Я, видишь ли, большую часть жизни только и делаю, что разговариваю с такими, как ты. Правда, они немного постарше. Так что ты можешь не отключаться, если тебе не хочется.
— Не хочется, — откровенно признался мальчик. — Но это необходимо. Все должно происходить естественно. Ведь у вас нет младенцев, которые знали бы столько, сколько взрослый землянин.
— Гм… — сказал Алексей Палыч. — Возможно, где-то уже и есть. Во всяком случае, имеется точная тенденция. Я хочу сказать: среди подростков встречается нечто похожее.
Мальчик задумался.
— Знаю, — сказал он. — Это называется — бройлер.
— Не совсем так, — мягко сказал Алексей Палыч. — Бройлер — это цыпленок, который за два месяца становится крупней взрослой курицы. От этого он, правда, не делается умнее ее. Нет. У людей это называется акселерация.
— Так бы и говорил, — сказал мальчик. — Это уже понятно. Но все же мне придется отключиться. Ты ведь не отошлешь меня обратно?
— Даже если б и захотел, то не смог бы, — сказал Алексей Палыч.
— Нет, — вздохнул мальчик, — это проще простого. Я тебе уже говорил: если ты или Боря расскажете кому-нибудь, кто я такой, меня немедленно отзовут. Ты можешь избавиться от меня в любую секунду.
— А тебе самому хотелось бы остаться? — спросил Алексей Палыч.
Задавая этот простой вопрос, Алексей Палыч надеялся услышать в ответ что-нибудь вроде «да, ты мне понравился» или «да, мне на Земле хорошо», но услышал вполне спокойный и деловой ответ:
— Я должен остаться, пока это возможно. Тогда, может быть, я узнаю…
— Сложное у тебя задание, — сказал Алексей Палыч. — «Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что…»
— Не совсем так, — ответил мальчик. — Куда — известно. А вот узнать пока не удавалось. Каждый раз что-то мешало. Один сразу помчался в газету. Другой испугался и выбросил ребенка в реку. От мальчика после так пахло, что его не приняли даже в школу наездников. А некоторые из ваших требуют за молчание миллионы… этих…
— Долларов, — подсказал Алексей Палыч.
— Нет, марок.
— Марки есть в разных странах, — сказал Алексей Палыч.
— В разных и требовали.
— Мне ничего от тебя не нужно, — сердито сказал Алексей Палыч.
— Значит, ты не хочешь, чтобы меня отозвали?
— Нет! — сгоряча сказал Алексей Палыч.
Сказал… и тут же задумался. Теперь-то уж ясно было, что мальчик этот вовсе даже не мальчик, а как бы разведчик, который должен что-то выяснить, чего не удалось прежним разведчикам. Правда, его, кажется, не интересовали технические секреты. Он хотел узнать что-то о людях. Технических секретов Алексей Палыч выдать не мог по причине простой: он их не знал. Потом, подумал Алексей Палыч, вряд ли те, кто швыряется младенцами на такие расстояния (на какие?), будут интересоваться чертежами. Да и мальчик об этом говорил…
Но с другой стороны…
Когда ребенок — ребенок, то с ним чаще всего нелегко. Его надо кормить, одевать, лечить, смотреть, чтобы он не совал в рот куличики из грязи и не выткнул себе глаз вилкой. Такой Алексею Палычу не нужен, потому что у него есть Андрюша, который ничуть не хуже и, честно говоря, не лучше.
Когда ребенок — не ребенок, а такое вот чудо, способное «подключиться», «отзываться», толковать о серьезных вещах, то еще неизвестно, что может он выкинуть в дальнейшем. Такой ребенок тоже не нужен нормальному человеку.
Но дело в том, что Алексей Палыч был человеком ненормальным.
Мир, в основном, заполняют нормальные люди. Они едят, спят, ходят на работу, радуются и огорчаются — живут, как все.
Ненормальные[20] люди тоже едят. Но, кроме того, они отличаются одной особенностью: задумываются над тем, до чего им вроде бы не должно быть никакого дела.
Всегда было известно, что Солнце вращается вокруг Земли. Это было ясно; кроме того, это было просто-напросто видно. Но появился Коперник и сказал:
— Не верьте глазам своим, это Земля вращается вокруг Солнца.[21]
— Как так? — сказали ему. — Ты, Коперник, очки-то протри. Вот оно, Солнце. Отсюда оно выходит, а туда входит, разве не видно?
— Видно. Но это потому, что и ты вместе с Землей вращаешься.
— И церковь наша, выходит, вращается?
— И церковь.
— Куда же она вращается, если уже двести лет на месте стоит.
И Коперника объявили сумасшедшим.
Но вот сумасшедшего Коперника мы помним, а тех умных забыли.
Всегда было известно, что дождевая капля падает на Землю. Но появился Ньютон и сказал:
— Земля тоже падает на каплю. Более того, она падает на все, что падает на нее, даже на Луну, которая с виду вообще никуда не падает.
— А чего же Луна на нас до сих пор не упала? — спросили его.
— Потому что она удаляется от нас с такой же скоростью, с какой приближается.
— Как же она удаляется, если приближается? И как приближается, если удаляется?
— А вот это вы узнаете в восьмом классе, — ответил Ньютон.
Многие считали, что Ньютон не в своем уме. Но теперь-то мы знаем: он был не в уме тех, которые так считали.
А однажды появился человек, который сумел оскорбить весь мир. Он заявил, что люди и обезьяны родились в одной колыбели. Оскорбились, конечно, не самые умные, но и умных достаточно.
Говорят, что на одном весьма научном собрании образовался целый хор недовольных и между ними и Дарвином произошел примерно такой разговор:
— Как? — кричал возмущенный хор. — И мы — тоже?..
— И вы тоже, — ответил Дарвин.
— И даже король?
— И даже королева.
— Как же так?!
— А вот так, — сказал Дарвин. — Читать надо больше, учиться.
— У-ху, у-ху, — закричали недовольные и стали бросать в Дарвина сучьями и недозрелыми фруктами.
Портрет Дарвина можно найти в каждой школе.
Алексей Палыч не был ни Коперником, ни Ньютоном, ни Дарвином. Он даже не стал обыкновенным научным работником. Но ненормальность в нем все же была — он мог поверить в невероятное.
Невероятное было все, что произошло с ним за эти два дня. Но это произошло.
И Алексей Палыч решился, теперь уже окончательно.
— Я обещаю, что тебя не отзовут, — сказал Алексей Палыч. — Вернее, если и отзовут, то не по моей вине.
— А Боря?
— Боря поймет. Но должен тебе сказать: у нас будет много трудностей. Я пока просто не представляю, как тебя прятать, и прочее…
— Это хорошо, что будут трудности, — сказал мальчик.
— Смотря для кого хорошо, — не согласился Алексей Палыч.
— Для нас. Я не знаю почему, но очень важно, чтобы трудности были. А прятать меня не обязательно. Не нужно только говорить, кто я. Знаем мы вас — сразу броситесь меня исследовать, показывать кружочки и треугольники или рисовать строение атома. В общем, ты, Палыч, не робей. А я отключаюсь.
— Ты бы хоть поел сначала, — сказал Алексей Палыч.
В этот момент послышался стук в дверь. Алексей Палыч быстро накрыл мальчика своим пальто и пошел к двери.
— Кто там?
— Да я же, Алексей Палыч!
В подвал скатился разрумянившийся и запыхавшийся Борис.
— Ну что, нашелся?
— Нашелся. Он и не пропадал. Тут, Боря, такое дело… — Алексей Палыч сбросил пальто на верстак. — Посмотри сам.
Борис присвистнул.
— Это же совсем другой!
— Нет, тот же самый. Он так за одну ночь вырос.
— Еще этого не хватало, — сказал Борис. — Что же теперь с ним делать? А я для него одеяло из дома стащил. А получается, что ему не одеяло, а штаны надо. Где же мы одежду возьмем?
— Если бы только в этом дело… — вздохнул Алексей Палыч.
И Алексей Палыч рассказал Борису о своем разговоре с мальчиком.
Борис поверил сразу. Он еще вчера был уверен: дураков в космос не посылают.
— Вот и хорошо, — сказал он. — А я как раз список принес.
— Какой список?
Борис вынул из кармана сложенный вчетверо листок тетрадной бумаги и протянул его Алексею Палычу.
— «Конденсаторов разных — триста штук, — прочитал Алексей Палыч, — электромоторы переменного тока — пять штук; электромоторы постоянного тока — три штуки; аккумуляторные батареи — четыре штуки; проводов медных в изоляции — триста м; паяльные лампы — три штуки…» Ничего не понимаю. Какие паяльные лампы? Зачем три штуки?
— А в запас, — сказал Борис. — Вы дальше смотрите.
— И смотреть не хочу, — сказал Алексей Палыч. — Не до этого мне сейчас. Да никто и не даст нам столько оборудования…
Борис кивнул на мальчика:
— Пускай они присылают. Раз уж так получилось…
— Вот оно что, — сказал Алексей Палыч. — Ты что же, Боря, по чужим планетам собрался попрошайничать?
— Потому что надоело каждый кусок проволоки выпрашивать!
— А что о нас там подумают, тебя не волнует?
— А им что, жалко? Вы же сами говорили, что у них там всего полно.
— Ну что же, проси, — сказал Алексей Палыч. — Если, конечно, тебе не стыдно.
— Не стыдно, — ответил Борис. — Я ведь не для себя.
Во время этого разговора мальчик внимательно поглядывал то на одного, то на другого. Взгляд у него был совершенно осмысленный, но, как это бывает у маленьких, настороженный.
Борис подошел к мальчику и протянул ему развернутый список.
— Это можешь достать?
Мальчик взял листок и стал внимательно его разглядывать.
— Борька, Борька, оглоед, съел собаку на обед, — сказал мальчик.
Борис понимающе усмехнулся.
— Молоток, — сказал он. — Только ты не притворяйся. Как тебя зовут?
— Борька, Борька, дурачок, съел на ужин пятачок, — ответил мальчик, и по расплывшейся его физиономии было видно, что он собой очень доволен.
На этот раз Борис с недоумением взглянул на Алексея Палыча. Учитель тоже не сразу понял, в чем дело.
— Я думаю вот что… — сказал наконец Алексей Палыч. — Он уже отключился. Ему сейчас столько лет, на сколько он выглядит.
— А зачем он нам тогда нужен? — спросил Борис.
— Но ведь дело вовсе не в том, что он нужен нам, а в том, что мы ему нужны!
Борис промолчал.
Это означало, что с Алексеем Палычем он не согласился. Борис был не против того, чтобы мальчик совершил какое-нибудь чудо. Иначе зачем было тащиться в такую дорогу?
Вообще, люди испокон веков ожидали сверху только чудес. Сначала — от бога. Но бог ничего, кроме молний и ураганов, не присылал.
Тогда стали ждать чудес из других миров. В книгах сотни пришельцев прилетали на Землю — каждый со своими фокусами. И вот примчался один — прямо к Борису. И ничего не принес. Если не считать дырки в стекле. Но такие чудеса Борис мог делать и сам.
— А теперь давай его покормим, — сказал Алексей Палыч.
Борис возражать не стал. Он включил электроплитку. Алексей Палыч разбавил молочную смесь дистиллированной водой. Когда смесь стала теплой, он тщательно ее размешал и понес к мальчику.
— Все-таки спокойный мальчик, — сказал Алексей Палыч. — Другой на его месте давно бы кричал от голода. Сейчас, сейчас мы его покормим, — сказал Алексей Палыч, обращаясь уже к мальчику, таким тоном, каким, по его мнению, нужно было разговаривать с голодным ребенком.
— Не покормим, не покормим, — отозвался мальчик.
— Кушай, это вкусно, — сказал Алексей Палыч, поднося ложку.
— Не кушай, не вкусно, — отозвался мальчик, отталкивая ложку.
Борис рассмеялся.
— Нечего смеяться, — огрызнулся Алексей Палыч, — сам таким был.
— Сроду таким не был, — сказал Борис, с удовольствием наблюдая, как учитель вытанцовывает возле мальчика.
— Кушай, а то Палыч рассердится, — пригрозил учитель.
— Не кушай, не Палыч, — с восторгом сказал мальчик. Эта игра явно ему понравилась.
— Может быть, ты хочешь сам? — спросил Алексей Палыч.
— Сам, — неожиданно согласился мальчик.
Алексей Палыч с торжеством посмотрел на Бориса.
— Добром, — сказал он, — можно добиться от ребенка чего угодно. На, — сказал Алексей Палыч, протягивая мальчику ложку.
— На, — сказал мальчик и залепил кашей Алексею Палычу в переносицу.
Алексей Палыч медленно выпрямился. Он достал из кармана платок и стер кашу.
Борис, опираясь спиной о шкаф, постепенно сползал на пол. Он уже не смеялся, а тихо постанывал.
— Что здесь смешного? — строго спросил Алексей Палыч.
— К-ка… — простонал Борис, — к-каша…
— Ну, каша. Что — каша?
— К-каша… горячая?
— Это не имеет никакого значения, — сухо сказал Алексей Палыч.
— Извините, Алексей Палыч, — проговорил Борис, понемногу успокаиваясь. — Я просто никогда такого не видел.
— Будешь сам отцом — увидишь.
— Но вы же не отец, — возразил Борис. — За что же вас — кашей?
Алексей Палыч взглянул на мальчишку, застывшего с поднятой в руке ложкой, и неожиданно для себя рассмеялся:
— А он понимает, что провинился. Смотри, какой у него виноватый вид.
И, словно в ответ на эти слова, мальчик сказал:
— Я больше не буду.
— Вот и прекрасно! — обрадовался Алексей Палыч. — Будешь хорошим мальчиком?
— Не буду.
— Не будешь хорошим мальчиком?
— Буду нехорошим! — И глаза мальчишки лукаво блеснули.
Второй тайм Алексею Палычу начинать не хотелось. Он догадывался, что игру эту все равно не выиграть. Борису тоже уже не было смешно.
— Пускай лучше он подключится, — посоветовал Борис.
— Это от меня не зависит, — сказал Алексей Палыч. — Давай подумаем насчет одежды.
— Алексей Палыч, — неуверенно сказал Борис, — это я, конечно, так… просто сейчас в голову пришло… Может быть, сделать так, чтобы его отозвали?
— Почему? — спросил Алексей Палыч. Спросил так, будто ему важен был не сам ответ, а важно было понять, что за человек перед ним.
— А какая от него польза?
— А какая польза была от тебя в этом возрасте? Или, допустим, от меня?
— Это все понятно, — сказал Борис. — Но мы ведь ниоткуда не прилетали. Неужели он прилетел сюда, чтобы кашей бросаться?
— Боря, — сказал Алексей Палыч, — я не имею права ни к чему тебя принуждать. Ты свободен. Но я дал слово.
— А я слова не давал. Вы будете молчать и никого не обманете, а я могу сказать и тоже никого не обману. И — привет. И никакой одежды не нужно.
— А то, что он сейчас нас слышит, не имеет значения?
Борис взглянул на мальчика.
Тот сидел прямо, внимательно взглядывая то на Бориса, то на Алексея Палыча.
— Пускай он тогда скажет, что понимает.
Мальчик молчал. Вид у него был чрезвычайно серьезный.
— Ну, скажи что-нибудь, — обратился к нему Борис.
Мальчик молчал. Что-то не по-детски напряженное было в его позе. И еще — глаза: расширившиеся, застывшие в ожидании. Такие глаза бывали у Сереги, когда Борис заносил над ним руку.
Борису почему-то стало неловко.
— Насчет одежды… — сказал он. — Я бы мог принести чего-нибудь Серегино, но ведь ему будет велико.
— С одеждой мы выкрутимся, — сказал Алексей Палыч. — Может быть, я даже сегодня успею съездить в одно место.
Но в этот день Алексей Палыч никуда не успел. Как раз в этот день вечером обнаружила Анна Максимовна пропажу продуктов, и Алексей Палыч не решился уйти из дома.
И это хорошо, что не решился, потому что на следующий день, когда Алексей Палыч и Борис скрывались в лесу от пожарников, в лаборатории кое-что изменилось.