7.4. Игра между Гиммлером, Борманом и Кальтенбруннером

В 1942 году Шелленберг уже достаточно ясно разбирался в международной об-становке. Его офицеры и агенты за границей обладали лучшей подготовкой, по компетентности и по своим связям они превосходили представителей Мюллера, подобранных более по критерию их предполагаемой верности, чем в соответ-ствии с их талантами. В 1937 и 1938 годах зарубежный разведаппарат Москвы очень хорошо понимал разницу между обеими командами, но все погибло во время чисток, которые обезглавили его наилучшие элементы.

В четырех или пяти строках, несмотря на их типично советскую фразеологию, многотомная официальная история российской внешней разведки хорошо опре-деляет сложившуюся ситуацию: ««Красная капелла» включала в себя много-численные, зачастую не связанные между собой группы антифашистского Со-противления. Они работали либо самостоятельно, либо в контакте с советской внешней разведкой, а часть из них — под непосредственным кураторством Глав-ного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Красной Армии».

Затем все было дезорганизовано. У тех и других больше нет контактов по той неизвестной им тогда причине, что руководившие ими офицеры разведки, ото-званные в Москву, были казнены или отправлены в Гулаг. Другие, в нелегаль-ном аппарате, ожидают новых инструкций, изумленные, потому что в 1937 году ими был получен приказ Сталина: «Прекратить любую работу против Герма-нии».

Только некоторые офицеры ГРУ в нескольких странах, но не в Германии, стара-ются поддерживать связь со своими «подчиненными». Это большой беспорядок.

И мы практически не сможем понять, почему этим беспорядком не воспользова-лись ни СД, ни Гестапо, если забудем, что движение к германо-советскому пак-ту стало тогда уже бесповоротным, и будем принимать Мюллера за того, кем он не был, а именно, за охотника на советских шпионов.

Начиная с 1940 года редкие специалисты внешней разведки НКВД постепенно пытаются привести в порядок свои сети, с тем большими затруднениями, что уцелевшие после террора сотрудники или те, кто заменил исчезнувших, физи-чески не знают тех, кого они должны взять под свой контроль. Отсюда суще-ственная роль Горской и Короткова в этом отношении непосредственно до и по-сле 21 июня 1941 года.

В этот момент и во время войны действительно было необходимо, чтобы вре-менно прекратилось соперничество между чекистами НКВД и офицерами ГРУ. Зато на немецкой стороне ничего подобного не происходит: напротив, борьба за влияние между Абвером и СД или Гестапо часто принимает в своих послед-ствиях драматические масштабы.

(Иллюстрацией нового и более позднего проявления такого соперничества мо-жет служить история, случившаяся почти в наши дни. Когда в 1988 году я пре-зентовал свою книгу о ГРУ в Париже на улице Йены, некий советский «дипло-мат» О. Олейник подошел ко мне, взял за руку и сказал: — Ваша книга, на са-мом деле, не во всем точна, товарищ. (именно так!) В любом случае, это мы всем управляли, включая и ГРУ, когда было нужно. Упрек со стороны чекиста, который и не догадывался, что через два года тоталитарная империя распадет-ся. — прим. автора.)

В этой области, начиная с 1942 года, Гиммлер, как предполагается, контроли-рует расследования СД, Гестапо, военной контрразведки. В действительности ему все труднее и труднее находить общий язык с Мюллером, так как он заме-тил, что шеф Гестапо все чаще обходит его, напрямую встречаясь с Мартином Борманом и посвящая того в те дела, с которыми предварительно следовало бы ознакомить самого Гиммлера. Впрочем, что мог Мюллер там потихоньку готовить с Борманом?

Здесь стоит еще раз процитировать Шелленберга, потому что он единственное важное лицо, кто после немецкого поражения открыто описал эту атмосферу разногласий. Например, когда в июле 1942 года Гиммлер собрал Мюллера, адмирала Канариса и Шелленберга, чтобы обсудить расследование деятельности «Красного оркестра», но они также докладывали о важном советском проник-новении в немецкие учреждения в самой Германии и на оккупированных терри-ториях.

Вместо того чтобы сопровождать Шелленберга, Мюллер просит его самого отчи-таться за проведенную ими вместе работу. Шелленберг не понимает почему, так как он, в конечном счете, отвечал только за треть общей работы, но Мюллер настаивает: «Генрих предпочитает вашу голову моей баварской физиономии, это очевидно!»

После этого Шелленберг соглашается и в одиночку предстает перед Гиммлером, который пролистывает отчет и спрашивает: — Кто отвечал за подготовку докла-да — вы или Мюллер? Глава СД, запинаясь, говорит, что Мюллер, но Гиммлер, будто ничего не услышав, продолжает свой монолог: — Я очень хорошо узнаю его здесь. Для него типично преуменьшать достижения других и выставлять се-бя в наиболее благоприятном свете. Это мелко, и вы можете так ему это и пере-дать.

В кабинет как раз вошел адмирал Канарис для рассмотрения вопроса со своей стороны. Из всех этих докладов следовало, что хотя сети «Красного оркестра» были выведены из игры, но сама организация, тем не менее, не была уничто-жена, как хотел это представить Гестапо-Мюллер в своем «окончательном до-кладе» в декабре 1942 года.

Однако немецкое командование располагало 64 попавшими в их руки радиста-ми с передатчиками, и даже если некоторые из радистов сумели об этом преду-предить Центр, Берлин мог, тем не менее, снабжать дезинформацией Сталина и его генералов.

В этот решающий момент войны Гестапо-Мюллер интриговал, чтобы, помимо контроля над своей зондеркомандой, созданной для расследования одного лишь этого дела, получить также исключительные полномочия для ведения «радио-игры» с Востоком. Тогда сведения из штаба Вермахта и Абвера, как и СД, долж-ны были бы проходить через него, чтобы он мог снабжать СССР необходимой дезинформацией. И в таком случае он из первых рук знал бы, что было настоя-щим, что фальшивым для манипуляции фактами и людьми.

Гиммлер противился претензиям Мюллера. Тогда из тени выходит Мартин Бор-ман и обязывает Мюллера… взять на себя также и «радиоигру». Райнхард Ге-лен, руководитель западногерманской разведки после поражения нацистов, в 97

своих мемуарах «Служба» сообщает, что Борман в 1943 году располагал в сво-ем личном служебном помещении радиопередатчиком, который, как предпола-галось, должен был обеспечивать его связью с его сетью гауляйтеров, но на самом деле Борман использовал его для связи с Советами. Мы еще вернемся к его рассказу. Пока давайте отметим, что к нашему изумлению Гелен иногда упоминает со многими деталями Шелленберга и других персонажей, но никогда не говорит о Мюллере, как будто он даже не заслуживает упоминания! Ирония: вызывающий громкие споры историк англичанин Дэвид Ирвинг, которого ко-миссары мысли двух последних десятилетий прозвали «ревизионистом», подго-товил французский перевод мемуаров Райнхарда Гелена, тоже не заинтересо-вавшись этим молчанием автора вокруг Мюллера.

Такое же замечание можно сделать и по поводу биографии Гелена («Гелен: шпион века»), опубликованной в 1971 году Э.Х. Кукриджем (настоящее имя Эд-вард Спиро): на протяжении всех 450 страниц своей книги он только три раза упоминает имя Мюллера. И лишь маленькое примечание в приложении сообща-ет, что шеф Гестапо, без сомнения, перешел на советскую сторону в 1945 году.

Таким образом, между летом 1942 и началом 1943 года власть Гиммлера все слабеет. Мюллер действует в обход его. Шелленберг говорит ему только то, что он сам хочет. Затем в течение семи месяцев после убийства Гейдриха в мае 1942 года в пригороде Праги, Гиммлер «устраивает уборку» в архивах своего бывшего заместителя. Но если он находит там много материала о том или ином высокопоставленном лице, даже о себе самом, то о Мюллере он не находит ни-чего существенного. По крайней мере, он думает, что частично нейтрализует Мюллера, когда возвышает Эрнста Кальтенбруннера до руководства Главного управления имперской безопасности (РСХА), следовательно, ставит его на должность второго человека после себя. Но это — бесплодная попытка.