Часть четвертая

Из дневника Хельги Ингрема

Чтобы не вдаваться в излишние подробности, интересные лишь для бардов и менестрелей, буду краток.

Положение вещей на сегодняшний день таково, что мир надо спасать заново. Даже этой малости мы до сих пор не достигли, не говоря уж об основной нашей цели. А виной тому демонов клиент. Он страшно нас подвел. Хорошо еще, вовремя спохватились… впрочем, вовремя ли? Ведь срок гибели мира нам до сих пор не ведом. Идем в Уэллендорф, узнавать.

Наши все гадают, почему этот человек так с нами поступил. Рагнар по натуре своей очень благороден и добр, поэтому он склонен переоценивать нравственные качества других. Ему кажется (и Аолен его в этом поддерживает), клиент лгал не со зла, а по недомыслию. Якобы он так и не убедился в реальности нашего мира, воспринимал его как иллюзию, как очень сложную люксограмму вроде той, с которой мы столкнулись в прошлом году в черной башне. Вот если бы он осознавал всю серьезность ситуации – непременно предупредил бы нас об опасности.

Свежо предание, как любит говорить Макс, да верится с трудом. Не воспринял наш мир всерьез? Очень может быть. Боги наделили нашего клиента очень неповоротливым сознанием, я это сразу заметил. Но готов спорить на золотую ванну Орвуда – не стал бы он нас предупреждать в любом случае. Таким типам, как он, плевать на чужую жизнь, даже если это жизнь целого Мира…

– Ах ты, негодяй!!!

Возмущенный вопль вдруг раздался над ухом автора сих горьких строк.

– По какому праву ты собрался спорить на мою ванну?!!

Хельги обернулся:

– А по какому праву ты подглядываешь в чужие рукописи?

Но гнома его слова не смутили.

– По праву старшего брата, разумеется! Должен я следить за твоим моральным обликом, как ты думаешь?

– Должен, – покорно согласился Хельги, потому что это была чистая правда. На то старшие братья и существуют.

– Вот я и решил проверить твои записи – не сочиняешь ли ты чего непристойного?

– С какой стати я стал бы сочинять непристойности?! – обиделся демон. – Потвоему, я похож на извращенца?

– На грабителя ты похож! На разбойника с большой дороги! А еще юриспруденции обучался! На каком основании ты так вольно распоряжаешься чужим имуществом?!

– Да не распоряжаюсь я ничем! – утратил терпение подменный сын ярла. – Написал для красного словца, подумаешь!

– Все равно это нечестно! – поспешила вклиниться в перепалку сильфида, не могла же она отказать себе в таком удовольствии. – Какой вообще смысл спорить, если в случае проигрыша ты лично ровным счетом ничего не теряешь?

– Ха! Это ято ничего не теряю?! Еще ни коня, ни воза, а вы мне уже всю плешь пробили! А представь, что будет, если я в самом деле проиграю его ванну!

– На клочки порвет, – признала поражение девица.

– Порву! – тоном, не сулящим пощады, обещал Орвуд.

– Вот видишь! Я, можно сказать, жизнь на кон ставил, а ты говоришь: несправедливо! – Хельги был очень доволен. Не каждый день удается одержать победу над таким записным демагогом, как Энка!

…Примерно на полдороге между Конвеллом и Уэллендорфом случилось новое нападение. Орвуд отлучился в кусты и едва не погиб от руки одиночного убийцы. Тот выскочил из сгустившихся сумерек, весь черный и страшный, с кривым сехальским ятаганом в руке. К счастью, Орвуд к тому моменту уже успел привести себя в порядок и смог дать достойный отпор. Когда на его вопли и лязг металла подоспели друзья, все было уже кончено. Мертвое тело лежало черной бесформенной кучей у ног взбешенного гнома.

– Нет, вы представляете?!!  – пылил он. – До чего обнаглели – нужду спокойно справить невозможно стало! Ни чести ни совести! Гильдия называется! Право, я был о ней лучшего мнения! Думал, есть устав, правила…

– Есть у них и устав и правила. Но касаются они только внутренних вопросов и взаимоотношений с клиентами. Права и интересы жертвы во внимание не принимаются, – растолковал Хельги, но вместо благодарности заслужил новый упрек – в излишней осведомленности «по предмету столь щекотливому, что приличным существам должно быть стыдно ее выказывать». Дурной тон, видите ли! Зачем тогда спрашивал? Ох, нелегко иметь старшим братом гнома!

Но шутки шутками, а положение было отчаянным. Начинало складываться впечатление, что все убийцы Старых Земель открыли охоту на Наемников Судьбы. Откуда, из какой западни выскочит следующий, изза какого угла вылетит дротик или стрела, в каком трактире вражеская рука поднесет кружку с ядом – поди угадай! Нанимать большие группы лорды, видно, больше не в состоянии, но одиночка не менее опасен. А может, и более – скрываться легче. Понятно, что всех сразу ему не убить. Но до когото он рано или поздно доберется, потому что даже самые лучшие воины не застрахованы от оплошностей и случайностей. И тогда… Страшно подумать, что будет тогда!

– Не понимаю, чего вы скуксились?! – вдруг напустилась на спутников Энка. – Хельги, ты демон или кто?!

– Демон, – нехотя признал тот. – А что толку, если я умею только крыши сносить?

– Неправда! Ты еще умеешь проклинать ! Вспомни хромых мангорритов и зубастых комедиантов!

– Верно! – просиял горедемон. – Как я сам не догадался? Это может сработать… Да будут прокляты все убийцы Черной гильдии во веки веков! Чтоб им орать петухом всякий раз, когда будут подбираться к жертве! – Он не стал откладывать дело в долгий ящик.

– Что за нелепые фантазии?! – напустился на брата гном. – Неужели трудно было придумать менее затейливое проклятие? Пусть бы у них руки отсохли или ноги отказали. Просто и надежно! А у тебя вечно какието выверты!

– Ничего, – вступилась за товарища Энка. – Я думаю, получится забавно.

– Вотвот! Мир в беде, а вам бы только забавляться!..

Почтенный Канторлонг еще долго ворчал, но Хельги в ответ только помалкивал. Потому что не о забавах думал он, проклиная врага, а о справедливости . Негоже в наше нелегкое время лишать средств к существованию семьи профессиональных убийц. Надо дать им шанс. Коварство убийцам больше не поможет, но останется боевая выучка и физическая сила. Пусть все будет почестному – так решил демон Ингрем. Но старшему брату по оружию об этом говорить не стоило, он бы все равно не понял.

Из дневника Хельги Ингрема

Уважаю колдунов. Очень полезные для общества персоны.

Одну из них мы встретили утром, в маленьком придорожном селе под названием Красивое.

На мой взгляд, его обитателям следовало бы быть самокритичнее. Потому что, сколько мы ни глядели по сторонам в надежде узреть хоть чтонибудь маломальски эстетичное, так ничего и не нашли. Окрестный пейзаж даже самый чувствительный из эльфов или поэтов не счел бы живописным: плоская равнина с перекопанными под зиму огородами, клочками сжатых полей, наполовину вырубленными на дрова перелесками и могильными холмами самого неблагонадежного вида. В самом селе домишки убогие, покосившиеся, крыши земляные или крыты тростником. Много старых пожарищ, много брошенного жилья – здесь проходил Вардох Глом. Здание сельской управы – новое, высокое, предмет общей гордости поселян – мы сначала приняли за коровник. Скотина во дворах тощая, народ низкорослый и голодный, девки страшные, как орчанки. На что ни глянь – ни намека на красоту или хотя бы благополучие.

Поэтому мы были приятно удивлены, обнаружив в этом забытом богами и демонами краю дипломированного, высококлассного колдуна.

Попали мы к нему случайно. Искали бабку, чтобы заговорила Урсуле ячмень. Целителю нашему такая хитрая хворь не по силам, даром что у них, у целителей, на получение диплома уходит семь лет вместо обычных пяти! Впрочем, что ни делается, все к лучшему. Бабки в селе не имелось: «Померла уж год как, от глубокой старости и язвы на носу». Видно, бурная молодость была у покойницы, не тем будь помянута! Нынче, как нам объяснили, хворых пользует колдун.

Мы сначала не поверили – откуда взяться в здешней глуши квалифицированному специалисту? Думали, налетим на шарлатана или в лучшем случае на знахаря, специализирующегося на скотине. Но это был именно колдун.

Оказалось, он беженец. По зиме ушел из Эрринора, чтобы не угодить на костер, и временно обосновался в Красивом, подальше от злых глаз. А до нашествия Братьев он преподавал в Высшей школе предметное колдовство. И, между прочим, знал нашего Балдура! Учились вместе, в одной группе! Право, как же тесен этот мир!

Встреча наша вышла обоюднополезной. От нас колдун узнал, что Братству истинных богов пришел конец и можно возвращаться домой – эта радостная весть до Красивого еще не дошла! Вот уж дыра так дыра!

А мы смогли решить целую кучку проблем. Вопервых, узнали, как именно находят нас убийцы. Оказалось, не в крови суть, а в ныне забытых приемах старой боевой магии. Во время сражения ктото из лордов ухитрился пометить Спуна особой меткой. В астрале ее постороннему почти не видно – так, блеклое пятнышко, ни за что не найдешь, если не знаешь, что именно надо искать. Но благодаря ему мы у лордов будто на длинном поводке. Нигде не скроешься, никакой магией не замаскируешься. И снять отметину может только тот, кто ее поставил. Утешение одно – такие метки недолговечны. Держатся, самое большее, полгода, потом исчезают без посторонней помощи.

Спун на эту новость отреагировал очень болезненно. Хотел сразу наложить на себя руки, чтобы больше не навлекать на нас зла. Аолен запретил ему это делать, а Рагнар с перепугу еще и по шее дал, чтобы выбить дурь из башки. Но Годрик почемуто не возражал, помалкивал! Неужели хотел применить к любимому другу детства известный кальдорианский принцип? Терпеть не могу религиозных фанатиков! У них всегда беда с головой, кому бы из богов ни молились.

Вовторых, колдун научил и нас ставить такие метки. Точнее, Аолена. Тот говорит, ничего сложного. Я тоже хотел попробовать, но колдун не велел. Сказал, что моя метка пещерного тролля на тот свет сведет, не то что уроженца Волшебной страны. Это потому, что я высший демон и силы свои не соизмеряю, так он объяснил.

И за это я тоже люблю колдунов. Приятно, когда от тебя не шарахаются, будто от прокаженного, увидав, кто ты есть по природе, а разговаривают как с нормальным смертным. Маги – те ведут себя иначе, и это очень оскорбительно.

Втретьих, нам больше не надо тратить время на дорогу. Колдун оказался мастером на все руки: кроме профильной, черной, имел общемагическую подготовку, достаточную, чтобы открыть портал. И строки сии я пишу, сидя дома, на коврике у собственной кровати; все другие места заняты.

Всетаки хорошо бывает вот так вернуться домой! Тепло, сухо, относительно безопасно… тьфутьфу, чтоб не сглазить. Одна неприятность – в доме уже неделю сломан водопровод, воды ни капли. Ужинать пойдем в трактир за углом, помыться не удастся вовсе. Аолен, Энка и Ильза горько разочарованы. Урсула и вовсе плачет – ей так хотелось поплавать в ванне второй раз в жизни (первый был в Оттоне). Но Рагнар и Орвуд выглядят подозрительно довольными. Они всегда радуются, когда удается избежать гигиенических процедур.

А моя душа, или что там бывает у демонов, пребывает в состоянии смятения и трепета. Потому что завтра мне предстоит доложить мэтру Донавану о том, что я забыл про его пиявок.

И еще… Да, пожалуй, меня смущает наше бесславное возвращение в Уэллендорф. Как там пела старая ведьма на тропе? «Судьба не той стороной повернулась, дорога кольцом замкнулась, ни ходу ни броду…» – чтото вроде этого. Будем надеяться, слова ее не распространяются дальше проклятой тропы. Или всетаки распространяются? Пока не стану это ни с кем обсуждать, чтобы не пугать раньше времени… или уже время?

Да! Вчетвертых, Урсула избавиласьтаки от ячменя! Обычно колдунов не учат целительству, но от покойной бабки ему досталось несколько книг, и он сумел в них разобраться! Вот что значит настоящий специалист ! Не то что некоторые из рода эльфов! (Это не мои слова, а Орвуда.).

Вечер того же дня

…Короче, поужинали мы в трактире, ничего не скажешь! Еле расплатились! Потому что от трактира того мало что осталось. Нет, в смысле стеныто целы и мебель коекакая. Но посуда – в осколки, и окна, и еда вся разлетелась по полу, и посетители разбежались. А главное, неловко вышло: нас в этом заведении хорошо знают, притом уже много лет. Еще студентами в него бегали, ели тухлую рыбу. Ничего не поделаешь, юг есть юг. Хорошей рыбы здесь даже зимой не найти. Вот у нас во фьордах… тьфу! О чем бишь я?

Да, об ужине. Начиналось все чудесно. Пришли, сели как порядочные, заказали окорок на вертеле, два пирога с капустой, один для Рагнара, другой для остальных. Девчонки чегото сладкого взяли. Еще пиво было. Только недолго. Оно оказалось первой жертвой.

Едва нам успели подать еду, как от дверей раздались неожиданные звуки. Для того чтобы идентифицировать их как петушиный крик, требовалась весьма богатая фантазия. Очень уж непрофессиональным и нестройным было кукареканье, поэтому мы не сразу сориентировались, а только после того, как черная стрела расколола напополам наш кувшин с пивом. И пошлопоехало.

Убийц было семеро – видно, лорды сумели поправить свое финансовое положение. Или, может, проплатили этот заказ уже давно, трудно судить. А спросить не у кого, всех нападавших мы, в конце концов, перебили. Но не скажу, что это было легко. Мы сами тоже очень пострадали. Меридит, к примеру, едва не лишилась правого уха. Буквально на ниточке висело – мне от такого зрелища чуть плохо не сделалось. А Энка издевалась, типа какие нежности, не видал я, что ли, отрубленных ушей?

Конечно, видал я отрубленные уши, и немало – целые связки. Есть в нашей гильдии у «каменных лбов» такая мода – отрезать уши убитых ими лично врагов, нанизывать на веревочку и носить на шее на манер ожерелья. Потрясающая дикость нравов в нашто просвещенный век!

Помню, был в моей сотне боец. Звали его Кампрулл Зобр. К какому народу принадлежал – думаю, родная мама его и та догадаться не могла. Ростом был с Рагнара, а то и повыше, мордой смахивал на тролля. Половина зубов выбита, череп лысый и блестящий, как полированный щит, шея шире башки, руки висят ниже колен, в общем, редкостный урод. Больше всего напоминал тот золотой памятник, что трегератцы поставили мне за избавление от Ирракшаны. Так вот, на этом Зобре вражеские уши висели аж в три ряда, и я вынужден был любоваться ими каждый день, пока ему, милостью добрых богов, не разнесло череп стенобитным орудием. Между прочим, это было наше орудие. Несчастный случай. А может, и нет, я не стал проводить дознание. Кампрулла многие не любили, и я в их числе. Очень мне не нравился взгляд, которым он на меня порой посматривал. И украшение его не нравилось.

Но то были чужие, совершенно незнакомые уши. А когда стоит вопрос о благополучии уха твоей собственной сестры – это гораздо хуже! Энка могла бы понимать такие вещи, а не обзывать меня нежной фейкой!

Спасибо Аолену, он быстро прирастил его на прежнее место. Зря я иронизировал по поводу его целительских способностей! Каюсь, каюсь!

Итак, результат сегодняшнего «ужина»: мы голодные (после боя было уже не до еды, лишь бы ноги до дому донести, да и не с полу же ее по крупицам собирать?), семь трупов в помещении, трое случайно пострадавших (к счастью, все трое живы, усилиями Аолена) и сорок золотых убытку за нанесенный заведению ущерб. Орвуд в ярости. Хотел повторить конвелльский трюк с «моральным ущербом», но в Уэллендорфе этот номер не прошел. Здешние трактирщики свои права знают.

Но есть в этой грустной истории один положительный момент. Мы смогли на практике убедиться: проклятие подействовало! Убийцы исправно кукарекают, внезапный удар нам больше не грозит. Видно, не такой уж я безнадежный демон, как некоторые стремятся изобразить!

Вот верно говорит мудрый народ: сам себя не похвалишь – никто не похвалит! Я же еще и виноватым остался!

Плохо проклял, ввел в расходы, чуть не оставил сестру без уха, и так далее, и тому подобное! Кажется, меня за всю мою долгую жизнь воспитывали меньше, чем за те месяцы, что Орвуд состоит нашим старшим братом!

Думаю, причина его сложного характера кроется в дурной наследственности: родители его – сущие упыри, что мать, что отец. Просто чудо, как мне «везет» на родню!.. Вообщето зря я об этом, раз Орвуд решил контролировать мои записи.

25 октября

Сегодняшний день выдался удачным, не в пример вчерашнему. Встреча с профессором Донаваном прошла гораздо лучше, чем можно было ожидать. Он не стал ругать меня за пиявок, мало того, накормил кексами, напоил морсом из крыжовника. Правда, при этом он както странно на меня поглядывал и несколько раз справлялся о моем здоровье. Мол, уверен ли я, что со мной все в порядке? Пожалуй, он меня даже както побаивался, что ли… Было очень неловко, я решил, что кажусь психом.

Истинная причина такого внимания стала понятна позднее, когда я увидел свое отражение в большом зеркале на стене рекреации. Вообщето оно повешено там для магических целей, на деле же перед ним любят вертеться университетские девицы. А я случайно бросил взгляд, когда проходил мимо. И ничего хорошего не увидел. Потому что вчерашние раны Аолен исцелил, но одежда над ними целее не стала – не успели зашить, и пятна крови с нее никуда не делись. А цветом лица я больше всего напоминал дурного покойника, вылезшего из могилы на поиски пропитания. И в таком непотребном виде я, возомнивший себя существом образованным, цивилизованным и прогрессивным, разгуливал по храму, можно сказать, науки! Вот до чего доводит походная жизнь! До полного одичания нравов! «Бытие определяет сознание» – мудро говорят в мире ином.

Но хорошо то, что хорошо кончается. Новых заданий профессор мне давать не стал, отпустил с миром до зимних вакаций. Похоже, он был рад, что дешево отделался. Всетаки очень неудобно вышло…

Пока я питался у мэтра Донавана, наши сидели в библиотеке, искали сведения о захоронении Карола Освободителя.

Но нашли лишь ссылку на библиотеку Трегерата, якобы только там, в закрытом хранилище, хранятся нужные книги.

И что за наваждение такое?! С тех пор как окаянная Судьба скормила мне Ирракшану, нас влечет в этот город, будто начинающих убийц на место преступления! Куда бы ни собрались – оказываемся в Трегерате! Проклятие, что ли, очередное? Старыхто нам мало…

Долго спорили, как поступить. Плюнуть на Каролову могилу, нанять мага и искать Сокрытые Пределы? Надежды на успех мало, да и найдем – а дальше что делать? Какие силы будут нам противостоять? Полная неизвестность! Идти в Трегерат? Это месяц дороги. Зимой. По степи. Тоска смертная! Взяли бы туфлискороходы у джиннов – денег не хватит, поиздержались. Как быть?

Орали два часа, чуть не передрались, но наконец пришли к решению, устраивающему всех, кроме меня: обратиться за помощью к профессору Перегрину. Пусть откроет нам портал на Трегерат. В этом городе он самый сильный из магов, другие не справятся, так мне сказали. Орвуд сказал! Но думаю, причина несколько иная: другим надо платить. Между прочим, он предлагал привлечь профессора и к поискам Волшебной страны, но это было бы уже верхом наглости, так все решили.

Договариваться с мэтром Перегрином пошли Меридит и Энка. Я отказался наотрез: достаточно на сегодня позорился перед профессорами! Переговоры прошли успешно. Энка рассказывала, что у нее создалось впечатление, будто он ждал нашего визита и был отчасти в курсе наших дел. Хотя Меридит это отрицает. Не знаю, кому верить. С одной стороны, Энка любит если не приврать, то преувеличить. С другой, Меридит никогда не отличалась чувствительностью и прозорливостью, а от магов можно ожидать чего угодно.

Портал в Трегерат профессор открыл нам прямо из своей лаборатории. Шаг – и остался позади университет, и стоим мы посередь трегератской площади. А там жарища! В смысле не лето, конечно, но и не такой мороз, чтобы ходить в зимних куртках на меху. Горожане стали на нас оглядываться, пришлось первым делом бежать на рынок, переодеваться. «Бросать на ветер последние сбережения». Думаю, нет нужды уточнять, кому принадлежала эта фраза.

О, ему, бедному, еще предстояло узнать, что такое настоящие затраты! Страшно сказать, какую взятку пришлось дать, чтобы получить доступ в закрытое хранилище. Остались мы на полной мели, впору на поденную работу наниматься.

Зато уже несколько часов сидим в подземелье среди свитков и инкунабул и узнаем очень странные вещи.

Хотите верьте, хотите нет, почтенные читатели (случись таковым быть), но получается так, что тело предательски убиенного короля похоронили в четырех разных местах ! А может, и больше их… Ну точно! Энка кричит, что нашла пятое! Интересно, такая путаница в книгах устроена нарочно, чтобы сбить со следа тех, кто станет искать могилу, или тушу несчастного вправду разделали на куски и зарыли в разных частях Староземья? Кому и зачем могло понадобиться так глумиться над трупом? Загадки множатся, ясности ни в чем. И работы все прибавляется: подика обойди все указанные могилы, разбросанные по Старым Землям от Эттесса до Дольна. Между прочим, возле одной из них мы были совсем недавно – «Хроники Тайного союза Луны» (что еще за союз такой?) местом захоронения называют Конвелл, северные его окраины… «Судьба задом повернется, тропа кольцом замкнется…» Ходим по миру из года в год, как овцы, не по своей воле… Это не найм уже это, а плен… Страшно становится от таких мыслей.

Ладно, не стану больше отвлекаться от работы, надо искать дальше. Шестую могилу, будь она неладна…

Шестой могилы не нашлось, хоть и просидели до темноты и перерыли, что можно и что нельзя. Аолен, даром что лекарь, а не взломщик, ухитрился снять защиту со шкафа с запретными магическими рукописями, но в них о Кароле Освободителе не говорилось вовсе, только о заклинаниях и превращениях: кому это интересно? Новых ссылок тоже не было.

Итак, мест захоронения, реальных или мнимых, насчитывалось пять – и все удивительно знакомые, будто нарочно подбирали! – Эттесс, Конвелл, Дольн, Буккен и Дайр. Дада, тот самый Дайр, родина принцессы Генриетты! «Неспроста это, ох, неспроста!» – каркала дочь сенатора Валериания с видом бывалой ведьмыпрорицательницы. Но какой в том сокрыт смысл, какая тайная связь – поди догадайся!

Подсказала карта. Отличная карта Староземья и окрестностей, красивая – с розой ветров, грифоньими головами и лентами – услужливо выпала из книги на пол. Хельги поднял ее машинально, развернул… Долго вглядывался в хитрую вязь рун… Потом достал карандаш.

– Ты с ума сошел? – напустилась сестра по оружию – Книга библиотечная! Не расплатимся! А еще цивилизованное…

Но он уже протягивал ей исчерченный лист.

Пять точек: Эттесс, Конвелл, Дольн, Буккен и Дайр были соединены тонкими линиями. Пять точек образовывали почти идеально правильную пентаграмму.

А всякому, кто маломальски сведущ в магии, известно: главное в пентаграмме не лучи, главное – центр. Но никаких специальных обозначений в этом месте на карте не было. Ни городов, ни поселений – ничего. Ровный зеленый фон.

– Все равно надо попасть туда в самое ближайшее время, чует мое сердце! – подскочила Энка.

– Разлетелась! – Орвуд смерил ее обвиняющим взглядом. – Не видать нам западных земель раньше середины зимы! Как мы будем выбираться из этой степной дыры, ты подумала? Без монетки в кармане?

– У меня есть монетка! – радостно объявила Урсула и извлекла из кармана медяк конвелльской чеканки.

От гномьего гнева девчонку уберег только юный возраст.

– А джинны не могут выдать туфли в долг? – спросил Эдуард с надеждой.

– Нет, – был лаконичный и исчерпывающий ответ.

– Тогда у меня есть одна мысль… – неуверенно начал принц. – Помните то подземелье, что начинается от Кирнерской пещеры? Оно ведь в Уэллендорф ведет? Три дня – и мы на месте…

Большинству эта идея показалась привлекательной, особенно тем, кому в упомянутом подземелье еще не приходилось бывать. Но заартачилась Энка. Хоть бейте ее, хоть режьте, хоть бросайте одну в степи на поживу голодным курганникам, но в мертвое царство сидов она больше носа не сунет. Если и удалось однажды выйти оттуда живыми, это не значит, что везение будет длиться бесконечно.

– Вот именно! – горячо поддержал Хельги. Все связанное с Ирракшаной вызывало у него чувство глубокого омерзения, и возвращаться в ее жилище он не желал ни на секунду.

– Тогда забирай нас отсюда демоническим путем! – потребовал гном. Уж онто не имел ничего против подземелий.

– Демоническим – не могу, – отказался подменный сын ярла. – Могу магическим. Пшли!

– Куда? – озадачились спутники. Слишком неожиданным было услышать столь смелое заявление от того, кто в свое время даже самые простые из зачетов по магическим дисциплинам сдавал с третьего раза.

– Мага искать, куда же еще?

Ситуация прояснилась, но не до конца.

– Так ведь у нас денег нет! – напомнил Рагнар на случай, если Хельги об этом вдруг позабыл.

– И не надо. Мы не станем ему платить.

– А как же?!

– Мы станем его шантажировать !

– Чем?!

– Не чем, а кем. Мною! Пообещаем его поглотить, если не откроет нам портал в Срединные земли. – В Хельги проснулся дикий фьординг.

– Молодец! – просиял старший братец по оружию, поборник нравственности и морали. – Давно бы так! Сколько денег сэкономили бы!

– Вообщето это незаконно, – вздохнул Аолен, понимая, что слова его уже ничего не изменят.

– Цель оправдывает средства! – хищно усмехнулся убийца.

Кальдорианцы опустили очи долу. Им было стыдно.

Маг нашелся. И шантажировать его не пришлось, сам был рад помочь великому победителю Ирракшаны, да славится имя его в веках. Но не мог. Хоть и числился лучшим специалистом в Трегерате, дальние порталы открывать не умел, сил не хватало. Предложил на выбор: Кансалон или Мормельн. Выбрали Мормельн – все ближе к цели.

А в Мормельне лил дождь…

Жизнь Буккена начинала входить в мирное русло. Нежить перебили – не всю, конечно, основную часть. По ночам без мощных охранных амулетов выходить на улицу не рекомендовалось. С другой стороны, что делать добропорядочным гражданам на улицах по ночам? Заброшенное хозяйство налаживалось, опустевшие дома заселялись новыми жильцами.

Балдур нашел свое жилье в состоянии вполне удовлетворительном: если выкинуть обглоданные трупы и разбитую мебель, вставить разбитые окна, побелитьподкрасить, – живи. К середине осени ремонт был закончен, и настал день, когда колдун решил, что пора возвращать любимицу Агнессу из чужого мира домой.

А для этого ему нужен был демон.

Любому школяру известно: вызвать высшего демона проще всего в том случае, если у вас имеется вещь, прежде принадлежавшая ему лично. И лучше всего для такой цели подходят волосы. Поэтому Балдур в медальоне на шее (обычно в таких хранят локоны любимой) держал прядь волос Хельги – разжился ей в один из зимних дней, когда Меридит в чужом придорожном сарае уродовала брата по оружию овечьими ножницами. Процедура называлась «подкоротить, чтобы в глаза не лезло».

К Хельги у Балдура было двойственное отношение. Когда демон находился рядом, он воспринимал его как простого молодого парня, близкого родственника вроде сына или брата, и обращался с ним соответственно: порой заботился, как старший о младшем, порой мог и отругать.

Но стоило тому оказаться далеко – и персона его разрасталась до размеров истинно божественных, в душе колдуна рождались трепет и благоговение. Верно говорят, великое видится на расстоянии…

…И исчезает вблизи. Вот и теперь, стоило мокрому насквозь, стучащему зубами демону образоваться внутри дымящейся пентаграммы, Балдур, вместо того чтобы пасть на колени и возносить хвалу, как подобает смертному при встрече со своим богом, высказался совершенно в ином духе:

– Хельги! Демон тебя побери! У тебя как с головой?! Зима на дворе, а ты даже без куртки! Полуголый бегаешь! Куда твоя сестра смотрит?!

– Она не смотрит, она сама так бегает, – фыркнул Хельги. – В Трегерате жара стояла, кто же знал, что в Мормельне пойдет дождь?

– Стоп, – перебил колдун. – Какой Трегерат, какой Мормельн, когда вы должны быть в Уэллендофе?

– Опять мир спасаем, – пояснил демон с обреченным вздохом.

– А! – понимающе кивнул Балдур и пошел в чулан за дорожным мешком. Возвращение к мирной жизни откладывалось на неопределенный срок.

…Лучшего подарка своим приунывшим Наемникам Судьба и придумать не могла.

Казалось бы, что меняло появление Балдура? Будучи колдуном, а не магом, он не открывал порталов (не то чтобы совсем не умел; если бы хорошенько постарался, пожалуй, справился бы, открыл, но только совсем короткий, уж никак не на полСтароземья), а в поисках Сокрытых Пределов его черная квалификация служила скорее помехой, чем подспорьем. Но радость встречи была такой, что коекто из уроженцев славного Лотта даже прослезился. Да и те, которые выражали эмоции более сдержанно, чувствовали себя совершенно счастливыми. Подавленность и безнадежность сменились уверенностью: вот теперь, когда Балдур снова с ними, дело обязательно пойдет на лад. И не потому даже, что он старше, опытнее, мудрее и вообще отличный специалист в своей области, а просто потому, что теперь они снова вместе – надежные, испытанные в бою товарищи. Еще бы Макса сюда… Но Хельги обещал: если нужда заставит, обязательно сгоняет за ним в другой мир, а пока ни коня ни воза – нечего отрывать занятого человека от работы. Тем более теперь, когда фирма «Туда и обратно» тоже сделалась их общим, можно сказать, семейным делом.

«Балдура я вам привел – вот и радуйтесь. Хорошего понемножку», – заявил Хельги. Вот они и радовались. Не все, разумеется. Годрик со Спуном смотрели на вещи иначе. Они были просто в ужасе! Потому что всякому правоверному кальдорианцу доподлинно известно: водить компанию с демономубийцей – страшный грех, но с черным колдуном – во сто крат хуже! Увидев Балдура, бедные юноши пришли в такое смятение, что не могли смолчать, поделились своими переживаниями с Рагнаром. Тот, по простоте душевной, сболтнул Эдуарду. Эдуард обмолвился Ильзе. Ильза, обидевшись, доложила сотнику Энкалетте. Та тоже молчать не стала, поспешила уведомить Хельги, типа ты у нас теперь не самый плохой, нашлись твари пострашнее. Общения с черными колдунами Пресветлый своим поклонникам не прощает, так они говорят.

Хельги неожиданно оживился:

– О! Вот и прекрасно! Мы сейчас у него самого спросим, прощает или нет! Я давно хотел… Балдур! – окликнул он колдуна, шагавшего по степной дороге позади всех, в компании с Аоленом. У них нашлась какаято общая, им одним интересная тема, и обсуждали они ее столь увлеченно, что здорово поотстали. – Скажи, ты ведь можешь вызвать бога Кальдориана?

– Ох, не знаю! – усомнился тот. – Он ведь высший! Нужен хотя бы артефакт…

– Да ладно! – Хельги был настроен легкомысленно. – Ерунда! Я тоже высший. А меня вызывают все кому не лень, даже студенты на практикуме, и без всяких артефактов!

– Ну ты другое дело… – начал было колдун, но осекся, сообразив, что собирается высказать отнюдь не лестное мнение о своем боге.

А тот, как на грех, сразу догадался о причине его замешательства, – очень неловко вышло!

– Да ладно, не стесняйся! Я и сам знаю, что демон из меня неполноценный! Но насколько я помню Кальдориана, тот недалеко от меня ушел. Попытайся, вдруг получится? Чего мы, в конце концов, теряем?

Процедура была стандартной – вызов по имени и захват ловушкой Соламина. Пентаграмма, начертанная прямо на земле острием меча, простенькая формула заклинания, щепотка змеиного порошка (специфика черного колдовства)… Для низших, примитивных обитателей астрала большего и не требуется. Но демонов высших так не вызывает никто. Это все равно как если бы нищий из подворотни потребовал у императора Сехальского, чтобы тот явился к нему на поклон! Балдур даже не надеялся на эффект, просто не хотел обижать Хельги отказом. Он был изрядно удивлен, заметив внутри пятиконечного контура знакомое мерцание и клубы дыма.

Те, кому уже довелось однажды встретить Кальдориана, потом утверждали в один голос: за прошедшие столетия он ничуть не изменился. Да и что такое тысяча лет для бессмертного? Краткий миг бытия…

Одежда была другая, не староземская вовсе, и на появление на публике явно не рассчитанная, в силу своей прозрачности и излишней эластичности. Зато физиономия – та же: помятая, небритая, с алыми отпечатками губной помады. На ногах Пресветлый держался нетвердо, и пахло от него не амброзией с нектаром – или чем там питаются добрые боги? – а разило перегаром.

На колдуна, на поклонников своих и прочих смертных, столпившихся вокруг пентаграммы, он не обратил ни малейшего внимания, будто и нет никого, пустое место, зато Хельги выделил сразу:

– Ааа! Убиийца! Скока зим, ск… скока лет?! Рад, душевно рад всстрече! Пшли, выпьем, друг! Я угощаю! – Он сделал знакомый уже широкий приглашающий жест.

– Не пойду, – отказался демон сердито. Он надеялся, что современный Кальдориан окажется более трезвым, чем средневековый, и с ним можно будет столковаться. Увы, надежды не оправдались. Но он решил не отступать, хотя бы ради Годрика со Спуном. Пусть посмотрят, что подставляет из себя их бог, им будет полезно. – Скажи, – потребовал он, – какого демона ты так изуродовал Эскерольд?! Был такой хороший город, а теперь что?

– А что? – уточнил Кальдориан с неподдельным интересом. – Я там давнеенько… ик… не бывал! Разве в храм когда загляну, пожррать… у жррецов! Жррецы кормят! И наливают, к слову. Веришь, мне там такой хр… храм отгрохали! Ну я скажуу! Вот у тебя есть свой храм? Тото же! Нету! Ик… хоть ты и убиийца, каких сввет не видывал! А у меня – есть, хоть я и не того… не больно того… А уважением, вишь, ппользуюсь! В натуре… в народе… тьфу! Вот ты меня уважаешь, а? – Он ткнул пальцем наугад, ни в кого не целясь, но так уж совпало, что указал на Спуна.

Надо было видеть лицо несчастного в этот момент! Побелев как мел, юноша рухнул в придорожную пыль. Он был в глубоком обмороке. Кальдориан произведенным эффектом остался доволен.

– Видалминдал! Уважает! А как же? Как мене… меня не уважать, кда у меня свой храм есть? Он такой здорровый… мыр… мрыы… мраморный… А в нем жратвыы! – Он развел руками, потерял равновесие и съехал наземь по невидимой стене ловушки, однако, молоть языком не прекратил: – И девки! Девки т… того, непорочные! Ик… слышь, убийца! Не хошь пить – пшли к девкам! Пр… рг… лашаю!

– Да сгинь ты уже! – Балдур с досадой щелкнул пальцами. – Изыди, откуда явился! – Ему надоело слушать пьяную болтовню.

Контуры Кальдориана медленно таяли в тусклом мерцании астрала, а из пентаграммы все еще неслись его вопли:

– Зр… ря ты так! Зряа! X… рошие девкиии!..

– Даа! – серьезно, без обычной своей иронии посетовала Энка, глядя ему вослед. – Совсем опустился мужик. А ведь неплохим магом был когдато… Жаль.

«Sic transit gloria mundi»,^[21] – печально молвил эльф на красивом мертвом языке латен.

Годрик не мог поверить увиденному. «Это неправда, – говорил он себе. – Это морок, обман, иллюзия, черное колдовство, что угодно, только не правда! Не Кальдориан. Пресветлый Кальдориан не такой! Он добрый, мудрый, строгий и справедливый. Он наше все, он смысл наш и суть наша. Он ради нас, и мы во имя него…»

– Вот баран безмозглый! – злился Хельги, наблюдая душевные терзания юного фанатика веры. – Как можно доверять чужим словам больше, чем собственным глазам? Какого демона нам тебя обманывать, скажи на милость?

– Во… искушение! – всхлипнул юноша.

– Да кому ты нужен, искушать тебя?! Чего ради?!

– Хельги, оставь его в покое! – потребовал Аолен. Кальдорианцам он не симпатизировал ни в целом, ни в частности, но благородная эльфийская натура не позволяла ему мириться с жестокостью, пусть даже невольной. – Ему нужно время, чтобы осознать и смириться. Переживать крушение идеалов всегда очень больно. Они вырабатываются годами и не могут перемениться в одно мгновение. Тебе вообще не следовало действовать так грубо, без подготовки. Несчастным всю жизнь вдалбливали в голову…

Хельги защитную речь эльфа дослушивать не стал. Он был сторонником радикальных мер, решительных действий и не любил излишнего психологизма.

– Знаешь, что я тебе скажу. Всех нас в детстве учат разным глупостям. Типа земля плоская и лежит на черепахе, дети заводятся в овощах либо посредством аиста, смысл жизни состоит в том, чтобы погибнуть на поле боя, и тому подобный вздор. И никто еще не помер, открыв для себя истину. Лучше знать правду, чем жить иллюзиями. Особенно если иллюзии эти социально опасны. Ты вспомни, во что превратился Эскерольд! А Годрик у себя на родине, между прочим, не последняя персона! Он наследник престола, и если раскрыть ему глаза, возможно, когданибудь он сумеет вернуть королевство к нормальной жизни.

– Так я же не предлагаю скрывать от него правду! – перешел в оборону эльф. – Просто сообщать ее следовало более тактично, что ли. Ты пойми, он не такой, как мы. Он не воин, а слабый, нежный юноша, с этим надо считаться!

Хельги не желал ничего понимать.

– Быть слабым и нежным юношей в нашем мире – непозволительная роскошь. И потом, я его несколько месяцев готовил – все напрасно. И не моя вина, что их разлюбезный Кальдориан оказался пьяной свиньей! Не я ему наливал – не с меня и спрос! А если этот ишак Годрик и дальше будет упираться, обвинять нас в обмане и искушении, я ему и второй раз Кальдориана вызову! Для очной ставки! Пусть между собой разбираются, где истина, где ложь!

Так они с эльфом и не договорились в тот день…

Из дневника Хельги Ингрема

Кальдориана сегодня вызывали. Вот пакость! В Средние века он еще сохранял черты былой импозантности, но за истекшие столетия успел совершенно деградировать.

А что, здорово эскерольдские жрецы придумали! Отличный способ! Находишь себе подходящего бога, прикармливаешь, спаиваешь и пользуешься его силой (потому что сила сохраняется даже у спившихся демонов, я нарочно посмотрел) – творишь от его имени, что твоей душе угодно. Я и раньше подозревал, что от жрецов один вред, сегодня же нашел тому лишнее подтверждение.

Кальдорианцы наши от увиденного страдают и рыдают. Спун, похоже, малость не в своем уме. Видите ли, Пресветлый в него пальцем ткнул! Чего страшного? Не понимаю. Я, из интереса, нарочно тыкал пальцем в Балдура (он мне поклоняется) – хоть бы что! Никаких эмоций! Спросил только, хорошо ли у меня с головой.

Видите ли, у них «болезненная ломка сознания», – звучитто как! Аолен загнул! И я должен чувствовать себя виноватым, так он считает. И самое главное, я действительно чувствую себя виноватым… Как последний дурак!

Умом понимаю, что поступил правильно. Ни к чему с молодежью сантименты разводить. В жизни как бывает? Новобранец в первом бою впадет в ступор, застынет как столп, ни вперед ни назад – и что с ним делать? Уговаривать любезно и тактично, с учетом его неокрепшей психики? Так пока будешь уговаривать, ему десять раз голову снесут! А надо подойти и наорать командным голосом, и еще по шее дать как следует, чтобы в чувство пришел. Потому что это его единственный способ выжить в нашем жестоком мире.

Что же касается идеалов… Все мы через это проходили. Взять нас с Меридит. Нас с детства учили: чем больше ты народу на своем веку перебил, тем лучше, честь тебе и хвала. Но в университете убеждали в прямо противоположном: всякая жизнь священна, и отнимать ее нельзя вовсе…

Как сейчас помню: сидим мы в одиннадцатой аудитории, профессор Арнаан (он из эльфов) читает лекцию, да так, что мурашки по спине, и кажется, будто руки у тебя по локоть в чужой крови, прямо капает с них… Потому что убивали мы, ох, сколько убивали… Ничего. Пережили както. Осознали и смирились. А ведь нам хуже было. Не чужой дядька пьяницей оказался, а мы сами – извергами и убийцами.

Так вот, умом я все это понимаю, а на душе неуютно. Заразился эльфийской чувствительностью – вот беда! С кем поведешься, от того и наберешься…

Право, сколь же глубока мудрость народная – на все случаи жизни! Жаль, что только на словах. А как до дела доходит… Спрашивается, какого демона этим степнякам понадобилось на нас нападать? Ведь издали видно: не торговый караван идет, не обоз с пожитками. Всегонавсего пешие странники, без всякого имущества, и небогатые, раз потащились на своих двоих через степь. Взять с таких ровным счетом нечего.

Так зачем было провоцировать мирных путников, вынуждать их губить священные жизни в количестве сорока шести штук?

Или на разбойников прогрессивные идеи гуманизма не распространяются? Жаль, не спросил в свое время у профессора Арнаана. Хоть в чемто была бы ясность.

К слову, теперь, после сражения, мы уже не пешком идем, а скачем на трофейных лошадях. Хорошие лошади достались, ничего не скажешь. Злые, кусачие, зато быстрые. И тоски по прежним хозяевам не выказывают, верно, привыкли переходить из рук в руки, от побежденного к победителю. Одна незадача – староземского языка не понимают совершенно. Только аттаханский. Да не тот аттаханский, что прописан в словарях, и даже не тот, что в ходу у наемников гильдии, а совершенно особый, принятый среди степных маргиналов.

Впервые пришлось пожалеть, что взяли с собой Урсулу. Маленьким девочкам, даже если они принадлежат к роду дис, слышать и тем более произносить такие слова совершенно ни к чему. Впрочем, онато смущенной не выглядит. В отличие от Аолена и Ильзы. Не говоря уж о наших сектантах. Бедные! Столько моральных травм, и все в один день! Будто нарочно!

Или в самом деле – нарочно? Откуда нам знать, что у них на уме, у Сил Судьбы?

Серые снеговые тучи клубились, летели, гонимые ветром, с запада к востоку…

Черные разбойничьи кони неслись по степи с юга на север. Страшные, мохнатые, с бешено раздутыми ноздрями, с глазами, от злости налитыми кровью. Ильза в одиночку даже подойти боялась к своему скакуну. Рагнар держал под уздцы, отводил морду, а она подкрадывалась сбоку и громоздилась коекак, побабьи, как потом выговаривала ей Меридит. Но черных коней, если честно, тоже побаивалась, только виду не показывала.

Дисе приходилось слышать от родных об этой редкой степной породе – коекто из теток сталкивался в бою. По их словам, кошмарные зверюги сражались наравне с хозяевами: сбивали врага копытами, рвали мощными желтыми зубами, затаптывали насмерть.

Испытать их боевую мощь на себе Наемникам не пришлось. Хельги, по своему обыкновению, перенес «невиноватую скотину» на безопасное расстояние. Чтобы не пострадала ненароком. Оставшиеся без хозяев звери ушли в степь, да не табуном, как принято у лошадиного племени, а разбрелись поодиночке в разные стороны. Трофейные приняли новых седоков с покорностью, но меж собой постоянно огрызались, так и норовили сцепиться.

– Ох, не нравятся они мне! – тревожился Аолен. – Я чувствую зло.

– О да! – с подтвердил Балдур. – Что есть, то есть! Злом так и разит! Жуткие твари! И странные!

– Измененные, – Хельги заглянул в астрал. – Наверное, эту породу вывели с помощью магии. Хорошие кони!

– Чего хорошего?! – Ильза даже обиделась немного. – Волки какието, а не кони! Хищники! Подойти и то страшно!

– Зато если убьют – не жалко. Настоящие боевые лошади именно такими и должны быть.

– Знаете, когото они мне напоминают… – присоединился к разговору Орвуд. – Вот только не соображу кого…

– Хавварыторх, – тихо пробормотал Эдуард.

– Что?!

– Я говорю, хавварыторх. Ну помните, в Средние века? Подменыш, степная ведьма, та, что дала мне амулет против чар илфи?

– Верно!!! – Гном подскочил, будто золото увидел, хлопнул себя по лбу. – Хавварыторх!

И тут, в ответ на его громкий возглас, раздалось долгое, протяжное ржание, полное смертной тоски. Черные звери метались, стонали и хрипели, били землю тяжелыми копытами, и крупные слезы катились из их глаз…

– А что, – глубокомысленно изрекла дочь сенатора Валериания, – отличная месть: не убить врага, а превратить его в бессловесную скотину, живущую по чужой воле. Никому не пожелаешь такое испытать… Интересно, а что стало с теми, вторыми, хавварами? Или торх? Кто был кто?

– Нижние – торх, верхние – хаввары. – Меридит это очень хорошо запомнила. – Передохли, наверное. Во всяком случае о кривоногих безумных карликах до меня слухи не доходили. Видно, им повезло больше… Ээ, Ильза, да ты что?! Чего вдруг скуксилась?! Туда им и дорога – какие чудовища были! Забыла, что ли?

Помнила Ильза, ничего не забыла. Но лошадей все равно было жалко: сами звери, а плачут, как люди, оплакивают горькую свою судьбу… Зачем так скверно устроен мир?

Так часто бывает – одни воспоминания влекут за собой другие, третьи… Старые беды начинают казаться увлекательными приключениями, о которых так приятно поболтать вечерком у костра…

Уже лежала позади кудианская Оуза с ее сытыми белыми козами, с забытой могилой бестолкового Царя Народов, и до Уэллендорфа оставался последний переход… Отчего бы не расслабиться усталым путникам, не позволить себе передохнуть лишний часок, не похвалиться былыми подвигами перед благодарными юными слушателями? Данар, Р'Анквар, Дагард из Кольгрена – романтика канувших в прошлое названий и имен… Велот, Эмайн, Морагские топи…

– Ааа! – Демон подскочил с воплем. – Силы Стихий! Бумагу! Дайте ктонибудь бумагу! Скорее!

– Зачем оратьто?! – рассердилась Энка, от неожиданности она облилась супом. – Что за спешка? Холера тебя разобрала, что ли?!

– Какая холера? – отмахнулся Хельги, варварски выдрал лист из собственного дневника, принялся чертить. Эттесс, Конвелл, Дольн, Буккен, Дайр – лучи пентаграммы. А в центре… – Вот, видите?! – Он сунул свое произведение под нос Рагнару, тот сидел ближе всех.

Энка отобрала у рыцаря чертеж, бросила беглый взгляд.

– Ну видим. И не впервой. Чего ради надо было нас пугать?

– Да ты в центр, в центр смотри! Я же нарисовал!

– Смотрю. Кляксы.

– Бестолочь! – Хельги разозлила ее недогадливость. – Это не кляксы вовсе! Это же Вдовье озеро! И Холм Героя рядом! Условные обозначения, могла бы знать!

– Это ты мог бы поаккуратнее рисовать… Погоди! Ты уверен?! Ты точно помнишь?! – Сильфида изменилась в лице.

– Конечно, помню! Поклясться могу! – Зрительная память подменного сына ярла еще никогда не подводила.

– Тогда почему ты сразу про них не сказал, когда карту смотрели? – осведомился гном подозрительно.

Демон в ответ лишь плечами пожал, удивляясь самому себе:

– Да както не пришло в голову. На карте озера не было, масштаб не тот. Вот я и не подумал… Хорошо, про Морагские топи заговорили, на мысль навели.

– Слуушайте! – протянул Балдур, тоже чтото припомнив. – А ведь сходится все! Нам в Школе говорили когдато, вскользь… Это тайная мортальная магия: создание духапокровителя! Методика Лодвейка: покойника расчленяют на пять частей, конечности и голову располагают в вершинах лучей пентаграммы, туловище – в ее центре. При этом лучи должны быть ориентированы по узлам силы, а центр – привязан к определенному пункту, имеющему позитивный мемориальный ореол. А дальше – дело техники…

– Погоди, – перебила Ильза. – Чего должен иметь пункт? – Она не знала таких хитрых слов.

– Ну… как бы это объяснить? Добрую славу, что ли? Обычно для этой цели используют места свершения подвигов, ратных и духовных, места проявления актов милосердия, самопожертвования, доблести и прочих высоких моральных качеств…

– …Места захоронения героев! – подхватил Хельги, уловив мысль колдуна.

– Даа! – присвистнула сестра по оружию. – Интересная история! Наслушались лорды народных легенд, зарыли Карола в священной земле и ждут, когда им явится добрый дух. А того они, идиоты, не ведают, что нет в том месте никакой геройской могилы – только законсервированный рассадник дурных мертвецов. Представляете, что оттуда выведется?!

– Спасите мир наш добрые боги! – в отчаянии прошептал Годрик, пряча лицо в ладонях.

– Щас, спасут! – саркастически ухмыльнулся гном. – Жди! Оно им надо? Нет, кроме нас, никто этим заниматься не станет, не надейся! – И хихикнул еще противнее: – Ну разве что Кальдориан твой вдруг, на минуточку, протрезвеет!

Из дневника Хельги Ингрема

…Сложилась у нас новая рабочая версия. Аолен ее только что озвучил, очень образно и поэтично! Эльфы склонны к художественному слову. Мне такое не дано, но все же постараюсь воспроизвести, как получится. Сейчас, с мыслями соберусь…

Соберешься тут, пожалуй! Меридит решила, что лучшее средство от терзаний душевных – страдания телесные, и велела сестре возобновить занятия боевыми искусствами с Годриком и Спуном. Урсула – ребенок ответственный, она сразу же приступила к делу. Все трое скачут вокруг очага, угрожая безопасности моей чернильницы. Если прольют, придется дописывать карандашом, а я этого не люблю, выцветает быстро…

Все. Выгнал их из землянки (мы в ней остановились на ночь) на улицу. Продолжаю повествование.

В гибели Карола Освободителя вряд ли был повинен один только Аларик. Чтобы поднять руку на брата по оружию, нужно быть совершенно не в своем уме, точнее, находиться в зачарованном состоянии («во власти чар», выражаясь эльфийским языком).

Таков был «коварный замысел лордов», жаждущих, пусть в отдаленном будущем, реванша за поражение в войне с Коллегией и мести за гибель своей страны. Руками Аларика они убили Карола – самую значительную фигуру той эпохи, кроме того, их личного врага, а тело выкрали и похоронили по схеме Лодвейка.

Закапывали тайно, второпях, не удосужившись проверить подлинность легенды. Волшебная страна издревле славилась своими магами, потому небрежность, которую они допустили, можно объяснить только отчаянной спешкой.

Да и выбора у них особого не было. Магическая сила духапокровителя зависит не от одного только исходного материала (личности погребенного). Очень важны размеры пентаграммы: чем длиннее лучи, тем мощнее получится дух, чем она правильнее геометрически, тем он будет стабильнее. Но есть еще одно условие. Необходимо, чтобы все шесть захоронений были проведены строго одновременно, мгновение в мгновение. Значит, между участниками ритуала должна существовать магическая связь. Вот для чего лучи ориентируют по направлению астральных потоков, а вершины располагают в узлах сил. Кстати, именно в узлах сил люди обычно строят свои города, так им кажется удобнее. Если посмотреть на карту Старых Земель, немного отыщется мест, хотя бы приблизительно соответствующих всем этим условиям. Видимо, лорды выбрали ближайшее из них.

Неясно другое. Куда смотрела Коллегия, когда лорды осуществляли свои манипуляции с телом? Неужели маги ни о чем не знали? На них непохоже… С другой стороны, почему бы и нет? Прозевали же они Вардоха Глома, и производство пороха в Аполидии, и прошлогодний мятеж Франгарона… Спесивые болваны, вообразившие себя правителями мира! Терпеть не могу! Проклясть их, что ли, на досуге? Вдруг подействует?..

Нет, не может быть. Коллегия тех времен была совсем другой, если смогла одолеть мощь Волшебной страны. Наверное, маги имели свои виды на дух Карола, вот и не стали мешать лордам, рассчитывая сделать это позднее, уже в наши дни… Тогда получается, они тоже не знали о дурных покойниках? Или нарочно позволили закопать труп в проклятом месте? Неужели конец света входил в их далеко идущие планы? Впрочем, все это только домыслы. Хочется верить, что мир не столь безобразен, как кажется.

Но возвращаюсь к нашей теории.

Итак, все хранили тайну. Лорды – само собой, для них это было жизненно важно. Родственники убитого – тоже: кто захочет признаться, что проворонил тело собственного отца, да еще и короля? Маги… от них всего можно ожидать.

Но коекакие слухи всетаки просачивались, ходили в народе, отсюда пять разных письменных источников с указаниями пяти разных могил.

Такая вот версия. Верна она или нет, судить пока рано. Время покажет.

Ночью торхи загрызли убийцу. Его растерзанный труп поутру нашел Аолен. Встал, по своему обыкновению, с первыми лучами, вышел из землянки полюбоваться красотами пробуждающейся природы, а там лежит… не тело даже, а клочки мяса и черных одежд. Очень неприятно… хотя это с какой стороны посмотреть. Отличные сторожа получились из проклятых тварей!

Самое удивительное – как тихо все было проделано. Никто из сменных часовых не слышал ни криков боли, ни шума, ни конского ржания. Балдур вспомнил, что в его дежурство, около трех часов пополуночи до его слуха донесся отдаленный, ни на что не похожий звук – будто душат когото. Наверное, это и был убийца, решили все. Когда взрослый дядька орет петухом, да еще против воли, сопротивляясь сам себе, результат получается более чем странный.

Как ни мечтали дамы о горячей ванне с сехальскими благовониями, Уэллендорф пришлось проскакать на рысях. Побоялись тратить время, потому что самое главное – дата гибели Карола, день конца света – так и осталось тайной, покрытой многовековой завесой мрака.

А перед Уэллендорфом была паромная переправа – еле прорвались. Паромщик грудью стал: не допущу страшных тварей в родной город, не повезу через реку! Давали ему денег из небогатых запасов Балдура – отказался. Пришлось дать по шее – сразу стал сговорчивее. Что ж, это был его собственный выбор.

А после переправы напала очередная группа убийц… да что там группа! Настоящий отряд – почти два десятка! Эти на внезапность удара не рассчитывали, видно, успели осознать, что это преимущество утрачено их сословием навсегда. Действовали в открытую, напористо и нагло, с лихим петушиным криком вместо традиционного боевого «ура». Но были безжалостно растоптаны копытами черных коней.

Не умели убийцы сражаться на местности, не их профиль. Только и успели, что засадить стрелу в ногу Урсуле. К великому ее удовольствию. Маленькая диса хоть и морщилась от боли, но так и светилась радостью. Ух, кровищи сколько! Ух, какой шрам останется – будет что дома показать! Все увидят, что она настоящий воин, не в обозной охране подвизалась, а в живом деле была! Аолен в тонкостях детской психики не разбирался, обмолвился, что излечивает раны без шрамов – догонять девчонку пришлось! Так и ускакала со стрелой в ноге! Старшая сестра притащила ее на исцеление за шкирку, как котенка.

– Ах ты, паразитка маленькая! Мир на краю гибели, а она нашла время фасоны строить! Красавица несостоявшаяся! Шрам ей подавай! Может, тебе еще татуировку на пупе сделать, как у кудианской жрицы?! Или стрижку полубокс?!

– Получто?! – последнее предложение Урсулу так заинтересовало, что все предыдущие слова тут же вылетели из головы, воспитательный момент пропал даром.

Что такое «полубокс» Меридит сама не знала. Просто слышала, как этим самым «полубоксом» Ирина дразнила Макса. Вспомнилось же некстати! Урсула не отставала, канючила весь день. Ей представлялось, речь идет об одной из тех увлекательных вещей, про которые сколько ни спрашивай у взрослых, ответ будет неизменным: вырастешь – узнаешь. Беда в том, что из всей новой родни понастоящему взрослыми она признавала только Балдура, Орвуда – потому что с бородой, и Аолена, скорее за серьезность характера, чем за число прожитых лет. К остальным же относилась без особого пиетета и была уверена: надо только проявить настойчивость и они сдадутся и приподнимут завесу возрастных запретов, откроют хотя бы толику тех секретов, что детям, какому бы народу они ни принадлежали, знать категорически не положено.

И была отчасти права. Настал момент, когда Хельги надоело слушать ее нытье, и он, игнорируя упреки Меридит в «потакании капризам, недостойным воина», отправился в другой мир за разъяснениями.

И попал так «удачно», что об изначальной цели визита мгновенно позабыл.

…Самоходная повозка с диким ревом и отчаянным визгом на поворотах неслась по темной, залитой потокам воды дороге. Макс, бледный как покойник, с каплями холодного пота на лбу, судорожно вертел кольцо, именуемое смешным словом «руль», но было ему, ох, не до смеха! Такое выражение лица бывает у воина за мгновение до смертельного вражеского удара. «Уходи!!! – бешено орал он Хельги, похоже, даже не удивившись его появлению на переднем сиденье. – Уходи, ради всех богов! Тормоза отказали!!!» Повозку швыряло из стороны в сторону, как пьяную. Хельги вцепился в непристегнутый ремень, вжался в спинку кресла, чтобы не стукнуться головой о стекло, а Макс все орал, но он его почти не слушал и уходить никуда не собирался. Он не понимал, что происходит, но чувствовал предельно ясно: это и есть та самая Беда, в которой друга бросить нельзя, потому что потом сам себе не простишь. Он не мог сказать, сколько это длилось – мгновение или целую вечность.

А потом изза поворота, из залитой водой темноты вынырнули, рассыпались искрами в оконных брызгах два круглых, слепящебелых огня. Чтото тяжелое, огромное, как дом, неукротимое, как боевой дракон, неслось навстречу… «Все, – обреченно сказал Макс, – конец», – и круто вывернул руль. Повозку повело вбок… Визг, скрежет… Хельги швырнуло вперед и вверх… Астральная чернота сменила тьму чужой ночи…

Это длилось одно мгновение. А потом снова была дорога, и холодный ноябрьский дождь лил как из ведра, лил и лил, но так и не мог затушить огонь – это полыхала под откосом чудесная серебристая повозка Макса, зловещий отсвет пожарища заливал полнеба…

Они сидели на обочине, плечом к плечу, подставив разбитые лица под холодные струи дождя – вниз, на одежду, они стекали уже красные. В голове была пустота. Опустошенность . Хельги впервые прочувствовал значение этого слова. Ни одной эмоции. Ни одной умной мысли. Внутри организма чтото противно дрожало – как у новобранца в первом бою. Надо было встать, но ноги отказывались служить.

– Хельги, – мертвым голосом спросил Макс, – скажи честно, ты цел? С тобой все в порядке?

– Не знаю, – вяло откликнулся демон. Он и правда не знал.

В ушах возник мерзкий воющий звук, ни на что знакомое не похожий… Нет. Так выло в подземелье с рыбами. Морок, что ли? Но звук приближался, к нему присоединился гадко мигающий синий свет.

– Гаишники едут, – без выражения отметил Макс.

– Кто? – переспросил Хельги из вежливости, на самом деле разговаривать не хотелось, хотелось спать.

– Менты. Гибэдэдэ.

– Гибдэдэ… – повторил демон, – гибдэдэ. Смешное слово. Лошадиное. Надо моего нового коня так назвать… хотя нет, у меня же кобыла… Слушай, я ведь так и не понял, кто едетто?

– Ну ты тормоз… Представители правопорядка. Дорожная стража.

– Аа! Тогда знаешь, я пока лучше пойду… Чтобы не было лишних вопросов…

– Ну давай… Слышь, а ты вообще зачем приходилто?

– Я? Зачем приходил?.. А! Спросить, что такое «стрижка полубокс».

Но так и не спросил.

– Что, война?!! – Меридит выронила точильный брусок.

Хельги в ответ вяло покрутил головой.

– Тогда почему ты в таком виде?! – Голос сестры по оружию звучал обвиняюще, так она скрывала испуг.

– В каком?

– Ильза, дай зеркало, – велела диса.

Та принялась дрожащими пальцами развязывать мешок, веревки не поддавались. Тогда девушка с досадой резанула их ножом, вывалила содержимое наземь. Она так спешила, будто от этого зависела жизнь ее любимого.

– Вот, смотри!

Меридит сунула крошечное зеркальце прямо под нос брату по оружию, он смог разглядеть только чтото мокрое и красное.

– Просто мы ехали в повозке… А потом она горела… Нет, сначала был свет. Макс не мог ее остановить… Тормоза… и я тоже тормоз, так он сказал… – Очень трудно описать словами то, чему нет аналогов ни в языке твоем, ни в твоем мире.

– Все! Отстаньте от него! – Аолен взял дело в свои руки. – Хельги, хватит болтать, ляг на спину! У тебя все лицо разбито!.. Воды мне ктонибудь догадается дать? Вот проклятье, не видно ничего! Сплошное месиво!

– Может, шрамы останутся? – спросил демон робко.

– И не надейся! – отрезал лекарь.

И Хельги с завистью подумал о Максе: у него точно останутся, ведь в их мире не водятся эльфы.

…Последний раз они были здесь тысячу лет назад. Тогда местность выглядела зловещей и мрачной – и теперь казалась не лучше. В свинцовых водах мертвого озера отражалось блеклое осеннее солнце. Холм Героя высился мрачной громадой, нависал над чахлым окрестным лесом. Больные, искореженные дерева принимали такие причудливые формы, что наводили на неприятные мысли о зачарованной нежити, способной ожить и наброситься сзади в любой момент.

Не нужно было становиться магом, чтобы понять: ничего доброго от такого места ждать не приходится, ничего полезного из него извлечь нельзя, если только вы не задумали разводить на продажу упырей. Какой уж там духпокровитель, когда все вокруг пропитано древним злом, надежно запертым от мира, спящим, но поныне живым! Конечно, если так можно сказать о мертвецах.

– На ночь я здесь не останусь, не надейтесь! – сказано это было с несвойственной Ильзе категоричностью. – Обязательно дрянь приснится!

– Давайте сходим, посмотрим, что стало с домом ведьмы Магды, – предложил Эдуард.

– Точно! – подхватила идею Ильза. – Интересно же! Вдруг там чтото сохранилось старинное? Пороемся…

Балдур хотел было сказать, что рыться в жилищах ведьм, даже давно заброшенных, даже на их развалинах, настоятельно не рекомендуется из соображений личной безопасности, но передумал. Пускай дети развлекутся, решил колдун, а в случае чего он сможет их уберечь.

Десять столетий прошло с тех пор, но дом еще стоял, вопреки законам бытия. Бревна сруба почернели от времени и дождей, они казались обугленными. Полуоткрытая дверь косо висела на одной петле, крыша зияла рваными провалами. Забора вокруг не было – истлел до основания, оставив вместо себя кольцо из потемневших костей, проглядывающее среди пожухлой травы и прелых осенних листьев. Но в глазницах тех черепов, что еще худобедно сохранили форму, не успели рассыпаться на составляющие, при приближении чужаков вспыхнул знакомый зловещий огонь.

– Вот она, силато! – восхищенно присвистнул Балдур. – Эх, и были же ведьмы в прежние времена! Нынешним не чета!.. А в дом входить нельзя, сразу рухнет. Он на одних чарах держится.

– Ууу! – надулась Урсула.

– Давайте хоть по двору побродим, – попросила Ильза разочарованно. – А помните, вон в том углу оборотень на цепи сидел?

– Ты все путаешь, – возразил Эдуард. – Оборотень ближе сидел, у калитки.

– Точно, – подтвердил Хельги авторитетно. – Здесь, – он указал пальцем, – стояла его будка. А там, в углу – идол.

– Какой идол?! – удивленно обернулась Энка. – Не было никакого идола!

– Как же не было?! Был! Здоровенный такой, с дом высотой! Неужели забыли?! У вас что с головами?

Идола не видел никто. Чего только не припомнили в доказательство здравия ума и отсутствия раннего склероза: и цвет занавесок в окне, и расположение мебели в доме, и внешность ведьмы, и тому подобные мелочи, но не огромную, как дом, статую.

Балдур слушал их спор и посмеивался, но до поры помалкивал – зачем мешать молодежи познавать мир? Только когда дело запахло ссорой, колдун решил, что настало время вмешаться:

– Ну вы подеритесь еще! Не понимаю, что вас удивляет? Обычное дело: демоны способны видеть то, что сокрыто от глаз смертных. Ведьмы не любят выставлять свои артефакты на всеобщее обозрение, вот идола никто и не заметил, кроме Хельги.

– Верно! – Энка экспрессивно хлопнула себя ладонью по лбу. – Ослы сехальские! Могли бы и сами догадаться! Хельги, а какому богу был идол?

– Откуда мне знать? Я его не разглядывал. Стоит себе, думаю, и пусть стоит, зачем мне лезть в чужие дела? Это невежливо.

– А теперь он куда делся? – не унималась сильфида.

– Сгнил, – брякнул Рагнар, не подумав.

– Угу! Гениальная идея! Изба стоит, черепа уцелели, а могущественный колдовской артефакт сгнил! Чтото слабо верится!

– Значит, под землю ушел. Я слышал, такое случается с идолами. – Второе предположение рыцаря было много умнее первого.

– Правильно! – обрадовалась дочь сенатора. – Значит, надо копать!

– Это еще зачем? Это может быть опасно! К чему тратить силы и время?! – убеждали ее наперебой.

Но девица уперлась рогом: хочу видеть идола, и все тут! Приболел он ей! Так и пришлось копать. Потому что благоразумие благоразумием, а дурной пример заразителен. Посмотреть на таинственный артефакт захотелось всем, даже тем, кто тщательно это скрывал… Если только идол не остался невидимым.

Работали по очереди походной лопаткой Орвуда. Копали совсем недолго, около четверти часа. Потом Хельги посетила светлая мысль заглянуть в астрал. Прямо перед ним переливался всеми цветами радуги, но с выраженным преобладанием черного, огромный вытянутый кокон. Уцепил, потянул кверху…

Идол выскочил из земли с хлопком, как пробка. От неожиданности демон разжал пальцы, но высоченная фигура не упала наземь, осталась стоять вертикально, поддерживаемая неведомой силой.

Истукан был вырезан из могучего, в три обхвата, бревна. Древесина хоть и провела в земле демон знает сколько столетий, но выглядела благородностарой, даже не подгнила. И грязь на нее не налипла, и время не сгладило черты сурового лика. Это был мужчина с неким предметом вроде короткого меча или жезла в руке, не молодой и не старый, безбородый и безусый, довольно привлекательный на вид, чемто, казалось, неуловимо знакомый. Как это обычно бывает у идолов, детально и с большим художественным вкусом было проработано только лицо, зато фигура – весьма условно, без подробностей и деталей. Только самое основание статуи опоясывало кольцо незнакомых символов, выбитых ударами грубого резца.

– Хороший идол, – похвалил Балдур со знанием дела, – мощный. И вырезан грамотно. Теперь таких не делают.

– Разучились? – заинтересовался Рагнар. – Утратили старинные секреты?

– Ну не то чтобы утратили… Нужды особой нет. В наше время демонов призывают иначе, в ходу новые технологии: ловчая яма Соламина и тому подобное. Просто, быстро, незатратно. А главное – мобильно. Идолы привязывали колдунов и магов к месту: и не бросишь его, и с собой не увезешь; где поставил, там и живи весь свой век.

– Почему не увезешь? А подводу нанять? – Орвуд мыслил практически.

– Не поможет. Идол врастает в землю там, где был впервые активирован. Начнешь сдвигать – навлечешь беду. Вверхвниз можно, в сторону – никак!

– Очень неудобно, – осудила Энка. Прожить всю жизнь на одном месте, привязав себя к дурацкому деревянному столбу – такой кошмар ее неусидчивой натуре и в страшном сне привидеться не мог!

– Зато надежно, – усмехнулся Балдур. – Прямая связь с богом. Жрецы по сей день пользуются именно этим методом… впрочем, имто другого и не дано.

Постояли, помолчали, будто отдавая дань памяти ушедшим эпохам. А потом Энка размашистым движением сбросила с плеч походный мешок и бодро изрекла:

– Ну что? Теорию обсудили, пора переходить к практике!

– В смысле? – За скачками ее мыслей всегда было трудно уследить.

– Демона, говорю, пора вызывать! Чего время тянуть?

– Ккакого демона?!!

– Да вот этого же! – Сильфида кивнула на статую.

– Зачем?!!

– А что он тут даром стоит? Хоть спросим, кто таков, как зовут. Зря, что ли, выкапывали?

И снова ее пытались вразумить, и вразумили бы, наверное, не найди она союзника в лице фаталиста Рагнара. А вдруг находка не случайна? Вдруг сама Судьба ниспослала ее и неизвестный бог должен помочь в грядущей битве за жизнь этого мира? Нельзя пренебрегать волей Высших Сил!

– Психи! – развел руками Балдур. – Боги Великие, с кем я связался! – И приступил к ритуалу. Потому что у него тоже был свой бог, и богу стало интересно: получится или нет?

Колдун поступил хитро. Действовать в лоб побоялся: кто знает, как поведет себя древний идол? На всякий случай заключил статую в пентаграмму и пошел по проторенному Величайшим магом Соламином пути. Но с поправкой на идола. «Если сработает, надо будет написать статью и запатентовать метод», – подумал он про себя.

Процесс шел медленно. Пентаграмма сияла дурным лиловым светом и гудела как растревоженный улей. Дым валил столбом – демон не показывался. Ждали пять минут, пятнадцать, двадцать… Ждать надоело.

– Да явись ты уже наконец! Вот зануда! – в сердцах воззвал Хельги. – Сколько можно тянуть?

Сказано это было исключительно для красного словца, на эффект он не рассчитывал. Но почти тотчас внутри пентаграммы нарисовался темный контур мужской фигуры.

– Ты звал меня, сын мой? – прозвучал красивый низкий голос.

Дым рассеялся. Идол исчез. На его месте стоял живой дядька, из плоти и крови, или что там бывает у демонов? Был он высок – в два человеческих роста, и… нет, не просто красив – великолепен, как истинный бог! Так и хотелось пасть ниц и возносить молитвы!

– Ну допустим, звал, – ответил Хельги не без вызова, ему не понравилась снисходительная фамильярность незнакомца. – Только с чего это я твой сын? Тоже, папаша нашелся!

– Только с того, что я – отец твой, – был ответ.

Хельги замер. Лицо его изменилось настолько, что Меридит сочла нужным подойти к брату и крепко обнять за плечи.

– Ты… мой… кто ?!!

– Я – твой отец, а ты, убийца, – мой сын. Плоть от плоти, сущность от сущности… – Тут голос демона сделался печален, равно как и взгляд глубоких черных глаз. Он говорил, будто сам с собой, никого вокруг не замечая. Обитатели астрала часто ведут себя именно так: не диалог ведут, но вещают. – Я ждал этого дня… Я знал, что он настанет… За ошибки надо платить. Самонадеянность погубила меня, и я готов нести кару. Я считал, сила моя легко преодолеет проклятие смертных. Но я оказался неправ и стал отцом убийцы, какого дотоле не видывал свет. Сын мой явился за мной… Что ж, делай свое дело, убийца, чему быть, того не миновать!

– Ккакое дело? – прошептал Хельги с отчаянием, чувствуя встречное движение астрала. – Чего ты от меня хочешь?!!

– Хельги, – ошеломленно пробормотала Энка, – похоже, он хочет, чтобы ты его поглотил!!!

– Я готов, – смиренно подтвердил демон.

– Да пошел ты!!! – заорал Хельги что было сил. – Сгинь!!!

Пентаграмма погасла.

Из дневника Хельги Ингрема

«Да пошел ты» – так я ему сказал. Очень поамерикански . У Макса я смотрел подвижные картины из американской жизни, а Ирина мне переводила – так там, в Америке, все говорят друг другу «да пошел ты» или «иди в задницу». На последнее я всетаки не решился. Не хочется верить, но вдруг эта тварь и вправду мой отец? Родился же я от когото? Да и ему какой резон врать? Если бы, наоборот, отказывался – это еще можно было бы понять. Но кто по доброй воле захочет присвоить чужого сына?

Энка говорит, мы похожи… Нарочно, наверное, чтобы меня позлить.

Зачем меня злить, я и без того в ужасе, в ярости, просто вне себя! За кого они меня там, в сферах иных, принимают, демон побери?! Так и лезут в рот, так и лезут! Сожрать родного отца!!! Это уже не каннибализм даже, это еще хуже! Только абсолютно извращенной натуре может прийти в голову подобная идея! Неужели у бессмертных столь дикие нравы?! Определенно с ними нельзя иметь ничего общего!

Вот Кукулькан – нормальный демон, наверное, потому что молодой, не успел выжить из ума. Да Винчи тоже был ничего, но он не из высших. Остальные – уроды, каких мало! И мой, с позволения сказать, отец – хуже всех! Такое удумать про родного сына! Ненавижу! Даже подменный папаша Гальфдан – и тот порядочнее! Конечно, он меня терпеть не мог, лупил по поводу и без повода, обращался порой как с последним траллсом,^[22] только и мечтал сбыть с рук. Но даже он не подумал и не поверил бы, что я могу его съесть ! Никогда бы мне такую гадость не предложил! Тьфу! Прямо дурно становится от одной мысли!.. Воистину все познается в сравнении!

А наши меня теперь донимают: зачем я его прогнал, надо было хотя бы имя спросить. Плевал я на его имя с высокой башни! Если хотят, пусть сами вызывают и выясняют, только без меня. Не надо мне никаких отцов, не выношу я их…

И кто, спрашивается, дал право астральным тварям путаться с нормальными смертными женщинами? Своих, что ли, не хватает? Он, видите ли, силы не рассчитал, а я расплачивайся! Изза него все мои беды! Изза него я лишний раз шевельнуться боюсь, чтобы не вышло жертв и разрушений! Изза него в моей голове угнездился выводок чужих сущностей!.. Силы Стихий, как же нелепо все это звучит! Просто бред! Прочтет кто – непременно решит, что писал умалишенный. А я, несчастный, вынужден с этим жить.

В общем, стало мне от нашего мира совсем тошно, и отправился я в другой, к Максу. И вел там себя, как самая нежная из фей: только что слезами не заливался! И сочувствовали мне, и утешали меня все, кто был в доме, – и люди и собаки (в смысле, Агнесса). У нас разве дождешься сострадания? Никогда! У нас даже самые трагические из обстоятельств превращаются в повод для насмешек. К примеру, Энка изобрела слово «отцеед». Или, по научному, paterofag. Разве не свинство с ее стороны? А Рагнар с его неуемным фатализмом уверяет, что наша с отцом встреча таит глубокий смысл. Он видит в ней перст судьбы. Знать бы еще, куда этот, с позволения сказать, перст указует! На мой взгляд, он просто кажет нам фигу (есть такой сомнительный аполидийский символ, не для приличного общества).

Верно говорят в народе, нет ничего хуже, чем догонять и ждать. Дни ползли медленно, как сонные осенние мухи, готовые вотвот подохнуть. Очень скучное занятие – сидеть на холме в ожидании конца света.

Именно склоны Холма Героя сведущие в колдовстве и магии лица сочли наиболее безопасным и пригодным для временного проживания местом.

Время позволяло устроиться с комфортом. Вырыли землянку, добротную, в два наката – зимовать можно. Сложили очаг из ледниковых валунов, соорудили лежанки, подобие обеденного стола. Потом наступил черед Ильзы. Поистине боги наделили ее особым талантом хозяйки. С неподобающим настоящему воину увлечением взялась она за украшение быта. В ход шло все, что только можно было раздобыть в лесной глуши: какието коряжки и веточки, прибрежная глина, береста, содержимое дорожных мешков. Ее стараниями временное жилье на глазах приобретало черты оседлого уюта.

– Лепотаа! – язвила Энка, глядя на неустанные хлопоты домовитой лоттской девушки. – Теперь в нашем хозяйстве только козы не хватает! Вот заведем козу и останемся тут навеки, заживем простой, скромной и безыскусной жизнью мирных лесных тружеников. Орвуд станет жечь уголь на продажу, Ильза – вести дом, детей будем гонять по грибыягоды, Балдур пусть травами промышляет, зелья варит. А сами будем на большую дорогу выходить, чтобы оружие зря не ржавело.

– Угу! – фыркнул Рагнар. – Самое подходящее занятие для мирных тружеников!

– А иначе нам нельзя, – развела руками девица. – Не то твоя любимая Меридит превратится в троллиху! Ты этого хочешь? Социальный статус тебе дороже благополучия боевой подруги?

– Не морочька ты мне голову! – сердито отмахнулся рыцарь и ушел помогать Балдуру.

Колдун был единственным, у кого имелось настоящее дело (хлопоты по хозяйству не в счет). Он искал захоронение. Это был бы оптимальный вариант: извлечь останки из земли, удалить из центра пентаграммы – и мир в безопасности, можно вплотную заняться невестами. Да только попробуй отыщи пятисотлетнюю могилу в дремучем лесу, особенно если ее, могилу эту, всеми силами стремились скрыть от чужих глаз! Отдели одногоединственного мертвеца от огромного скопища древних неупокоенных сущностей, голодных и яростных в своем бессилии! Не на день и не на два такая работа, при минимальных шансах на успех. Но это лучше, чем покорное бездействие, тягостное, унылое ожидание у моря погоды.

Погода стояла гадкая – не осень и не зима. То выпадет снег, то растает, смытый проливным дождем. То вылезет белое слепящее солнце и ударит мороз, скует мертвые воды озера коркой льда, то снова придет оттепель с резким западным ветром, от которого течет нос и хочется выть поволчьи. До ближайшего села почти полдня пути, и делать в том селе решительно нечего, потому что жизни тому селу остались считаные недели. Еще не наступил декабрь месяц, а скудные запасы зерна в кладовых его обитателей подошли к концу. Не успели весной вспахатьпосеять, не до того было – молились истинным богам, потом слагали вирши. Скотину перевели еще по прошлой зиме, птицу сентябрем доели. Чем дальше кормиться? Нечем. Надо с насиженных мест сниматься да по миру идти, лучшую долю искать. Вот ляжет снег, и пойдут всем селом – по распутице ног не вытянешь, а по морозцу можно и санки наладить. Запрягать в них некого, ну да не беда, сами впрягутся да покатят, покатят… Научился народ жить легко за год правления Пращура.

Так и пришлось Хельги беспокоить семейство Ветлицких, тащить провиант из другого мира. Пища оказалась странной, не всем по вкусу. Варить ее не надо было, только растворять в горячей воде. Для походной жизни лучшего не придумаешь, но Ильза ворчала: «Еда ненастоящая, нету от нее сытости!» На самом деле сытость была, не было возможности проявить свои кулинарные способности. Ильза скучала.

Скучали все. Даже торхи нетерпеливо ржали, огрызались, рыли мерзлую землю копытами. Торхи рвались в битву. Энка вела себя не лучше. Ржать не ржала, но огрызалась – будь здоров! Доставалось всем, кроме Балдура, колдун пользовался особым уважением девицы, его она до поры не трогала.

Отрицательный результат – тоже результат. Через неделю напряженных поисков, почти непрерывных колдовских процедур, Балдур смог с уверенностью установить: на холме могилы нет. Никакой. Ни Карола Освободителя, ни легендарного Героя. Единственные останки, которые удалось обнаружить, были слишком свежими, непогребенными, и принадлежали неведомой твари вроде оборотня, только выше ростом, с челюстями еще более мощными и страшными. Видно, здесь нашло свой последний приют одно из тех чудовищ, что разбрелись по Старым Землям по вине Братства истинных богов. А больше никого не было.

Необследованной оставалась обширная территория, прилегающая к озеру и подножию холма. Плюс само озеро. Трудно было представить, что лордам удалось зарыть труп на его дне, но Балдур и такую возможность не исключал: не только спригганам дано управлять стихиями.

– А хочешь, я его для тебя осушу, – услужливо предложил Хельги. – Станет легче искать.

– Только не это!!! – воспротестовал эльф, не оставив колдуну времени на ответ. – Вдруг ты нечаянно смешаешь стихии, или еще чтонибудь пойдет неправильно. И без того сидим, как на носу у спящего дракона, не хватало проклятых мертвецов взбаламутить!

– Пожалуй, ты прав, – был вынужден согласиться Балдур.

А Хельги почувствовал себя уязвленным. Может, он и не являл миру чудеса астральных манипуляций, и демон из него получился никуда не годный, но, будучи урожденным спригганом, Силами Стихий владел не хуже любого своего соплеменника, что не раз демонстрировал на деле. Доказательством этому служат, между прочим, и Холм Героя и Вдовье озеро, созданные им собственноручно на месте Морагских топей. Уж кому, как не Аолену, этого не знать?!

– Я знаю, знаю, – скорбно вздохнул эльф. – Но я знаю и то, с каким трудом ты возвращаешься к жизни после применения спригганской магии! Мы так тревожимся за тебя…

– Вот именно! – состроив зверскую физиономию, прошипела сестра по оружию. – Думай, гадай каждый раз: помрет – не помрет…

Хельги разозлился еще больше:

– Так и говорите, что все дело в ваших излишне чувствительных натурах! А меня нечего при посторонних круглым идиотом выставлять! Стихии я, видите ли, перепутаю! Надо же такое сочинить!

Он долго еще ворчал, в лучших традициях старшего брата по оружию. Привычку к кочевой жизни можно сравнить с дурманящей травой семейства Cannabis, что курят маргиналы Сехала и Южного Аполидия. От нее нельзя отказаться внезапно и избежать при этом неприятных последствий. Опустошенность, тревога и дурное настроение – таков результат резкой перемены образа жизни. Однако на этот раз процесс развивался неестественно быстро. Внезапная остановка вкупе с вынужденным бездельем в считаные дни сделала спутников излишне раздражительными и склочными; то и дело, по поводу и без повода, вспыхивали мелкие ссоры и короткие скандалы. Даже смиренный Годрик стал покрикивать на безропотного Спуна, и что самое удивительное, тот осмеливался, пусть вяло и робко, но всетаки огрызаться в ответ!

– Ведем себя, как психопаты! – сетовал Аолен. – Место, что ли, так действует? Похоже, оно заражает нас древним злом!

– Не говори! – решил поддакнуть Рагнар. – Если наши характеры так испортились за какието две недели, во что превратился дух Карола за сотни лет! Думается, наш Царь по сравнению с ним покажется маленькой феечкой!

Есть у народа и такая полезная мудрость: не буди лихо, пока оно тихо! Жаль, что славный оттонский рыцарь ее недооценил, жаль, что не смолчал. В качестве же «лиха» на сей раз выступила дочь сенатора Валериания, которая со скуки, в прямом смысле слова, полезла на стену. Вспомнила сомнительную байку о том, будто степные (именно степные!) гули умеют при желании бегать по вертикальным стенам, как мухи или ящерицы (откуда, спрашивается, в Аттаханской степи взяться вертикальным стенам?), и решила: а чем, собственно, сильфы хуже гулей? Неужели боги дали ее благородному и светлому народу талантов меньше, чем аттаханским трупоедам? Нет, она непременно должна была доказать обратное! Этим и занялась, благо высота землянки позволяла. Трудилась с большим рвением, но без малейшего успеха, даже навыки левитации не помогали. Невольные зрители уже начинали насмехаться над ее бесплодными усилиями, поэтому девица была просто счастлива возможности сменить тему. Она с шумом шмякнулась на пол и требовательно уставилась на Хельги, который сидел в сторонке и мирно писал чтото в своем дневнике, не принимая участия в общей суете.

– Правда! Где же твой Царь Народов?! Чтото он давненько не устраивал нам сюрпризов! Неужели позабыл своего «повелителя»? Хотя что я удивляюсь? Каков демон, таков и его…

Договорить она не успела.

– Умолкни, глупая дева!!! – раздался трубный глас из ниоткуда. – Как смеешь ты умалять величие повелителя моего и сомневаться в вечной моей преданности ему?! Да исполнится воля его! Повелитель возжелал – Царь Народов воплотил…

И он таки воплотил!

– Ой! А где это мы?! Такое странное место! Полки какието… бутылки… – В шепоте Ильзы слышался мистический ужас. – Хельги, ты же вроде ничего не желал…

– Угу! Не желал, как же! Вот! – Он протянул девушке раскрытый дневник. – Читай. Вслух. Чего уж теперь…

И она стала читать, медленно, по слогам, замирающим голосом.

Из дневника Хельги Ингрема

…Когда специально стараешься о чемто не думать, оно само, будто назло, всеми правдами и неправдами лезет в голову. Это я об идоле. Который день извожусь любопытством и ругаю себя последними словами. Чего, спрашивается, психанул? Зачем не спросил у демона, кто таков, как его имя. Интересно ведь! Даже безотносительно того, что он воображает себя моим отцом (я пока не решил окончательно, верить ему или нет).

Конечно, можно в любой момент попросить Бандура вызвать его снова. Но мне неловко. Не воин, скажет, а дева на выданье: хочу – не хочу, пойду – не пойду, прогоните – вызовите… Подожду. Думается, Энка страдает от любопытства не меньше моего, зато долготерпением многократно уступает. Скоро она обязательно всех достанет, и вызов состоится без моего участия.

…Поиски наши продвигаются крайне медленно, и в успехе их Балдур абсолютно не уверен, говорит, чтобы мы не обольщались. Мы и не обольщаемся, поскольку в настроении пребываем самом скверном – никаких радужных надежд. Между собой грыземся, как цепные собаки.

По ночам мне снятся кошмары: мужики с мечами, жрецы в балахонах, расчлененные трупы, обезглавленные девы и тому подобная кровавая муть. Не знаю, может, это не простые сны, а видения? Должно же во мне быть чтото мистическое, раз сам я демон, и папаша мой демон, и видно, не из последних, раз ему такого крупного идола отгрохали… Хотя это еще не показатель. Лично у меня тоже есть идол, большой, каменный. Стоит себе в Сехале, и жертвы ему приносят – а что толку? Какой из меня демон – всем известно.

Но не буду заниматься самобичеванием, лучше опишу последний из моих странных снов (или видений?) – очень своеобразный, непохожий на предыдущие. Как будто бреду я в гордом одиночестве по бесконечно длинному деревянному помосту, протянутому через местность, здорово напоминающую север Аттаханской степи, только вся трава там синяя. Глухой такой цвет, приятный для глаз. Но мне откудато известно, что на самом деле он должен быть гораздо ярче. Вроде бы здесь случилась какаято беда, вся трава завяла и потускнела. Мертвая она. И сухая. А помост мокрый и скользкий, как причалы во фьордах. Помню, в детстве я на таком поскользнулся и чуть череп не раскроил. Поэтому идти мне страшно до визга – редкая глупость! В реальной жизни только три вещи способны вызвать у меня подобное состояние: зачарованный перевал в Безрудных горах, клопы и профессор Перегрин (не в обиду ему будь сказано)…

Так вот, иду я, иду, еле ноги переставляю, дрожу от ужаса, и сколько часов проходит в этой тягостной дороге – сказать невозможно, кажется, целая вечность. И становится у меня на душе все тоскливее и безнадежнее, впору волком обернуться и выть на луну.

Но когда стало совсем невыносимо и я решил наложить на себя руки (для этого было достаточно просто спрыгнуть с мостков в мертвую траву), предо мной появился бог! Вижу: сидит на деревянном табурете полуголый, синий, очень толстый, очень лысый пожилой дядька с колотушкой ночного сторожа в руках, и понимаю – бог! Типичный высший демон, и надо ему поклоняться. А как это делают – не знаю, хоть в лепешку расшибись! Никому прежде не доводилось поклоняться, нет у меня такого полезного навыка.

А бог смотрит на меня требовательно, ждет. Стою пред ним истуканом – ужасно неприятная ситуация. И тогда, чтобы ее наконец разрешить, я сделал книксен. Как наша Ильза, когда хочет выглядеть вежливой и воспитанной девушкой. Получилось удивительно ловко, будто заранее тренировался. Даже края куртки не забыл оттянуть в стороны, на манер юбочки! Смех и грех!

Бог сразу подобрел, заулыбался – можно подумать, ему для счастья только моего книксена и не хватало – и говорит: «На тебе денег!» И протягивает он мне мешочек, полный мелких монет не нашей чеканки. Я имею в виду, не нашего мира. Такие в ходу в той стране, где живет Макс: на реверсе изображен всадник на коне, он закалывает копьем какуюто тварь, на вид вроде дракона, но слишком мелкую и тощую. Хороший охотник на такую с копьем, да еще конным, не пойдет – рогатиной обойдется. Или вообще трогать не станет, пока та не подрастет. Но сейчас не о том речь, а о сне.

Во сне, заполучив столько монет, я ужасно обрадовался, потому что сразу смекнул: на них я легко доберусь до Америки, до главного их американского идола. Это мне Макс с Ириной показывали картинки: стоит посередь Америки огромная статуя в виде сердитой тетки средних лет, на башке у нее рогатый венок, в руках факел. На самом деле никакой это не идол, простая скульптура. Элемент архитектуры. Но во сне я этого не знал, свято верил, что с помощью артефакта такой великой силы можно вызвать очень важную богиню, которая непременно ответит, где именно похоронено туловище Карола Освободителя.

Но стоило мне об этом подумать, как добрый бог исчез. На его месте появился мэтр Уайзер, очень исхудавший и потрепанный жизнью, показал непристойный аттаханский жест и противным голосом заявил, что до Америки денег не хватит. Только до стеклодувной мастерской. Этим он хотел меня уязвить. Но ему не удалось. Изделия из дутого стекла – всякие там колбы, реторты, перегонные кубы – всегда вызывали у меня восхищение совершенством форм и желание собственными глазами увидеть процесс их изготовления. Я давно собирался, при случае, побывать в стеклодувной мастерской, да все не дово…

– «…Я давно собирался, при случае, побывать в стеклодувной мастерской… – медленно, по складам, читала Ильза, – да все не дово…»

– Теперь довелось, – с раскаянием вздохнул автор роковых строк.

Да, это была она, стеклодувная мастерская. Чья, какого города, какого королевства – одним богам ведомо. Ясно было одно: основное желание Хельги так и осталось не исполненным: процесса производства он не увидел. Предприятие не работало по причине выходного дня – такая досада! С другой стороны, не бывает худа без добра. Не пришлось объясняться с хозяевами – вряд ли их обрадовало бы внезапное, прямо из ничего, появление в их мастерской компании тяжеловооруженных иноземцев. Спасибо Царю Народов за трогательную заботу: об оружии он не забывал никогда, даже в тех случаях, если оно на момент перемещения лежало в сторонке.

В пустой мастерской царил приятный полумрак. В центре помещения были оборудованы рабочие места мастеров. Вдоль стен, на стеллажах, выстроились тесные ряды пузатых бутылей темного стекла, затейливой формы флакончиков для благовоний (Ильза не удержалась, стащила один, самый маленький), лабораторных колб и реторт, похожих на затвердевшие мыльные пузыри. У входа громоздились ящики с сырьем и боем. Теснота была необыкновенная – повернуться страшно. Дюжине торхов здесь ни за что не поместиться бы. Счастье, что Царь Народов никуда их не поволок.

Но оставил он и Годрика со Спуном, и маленькую Урсулу – видно, счел за чужих. Бросил одних, юных и беззащитных, в проклятом до жути месте!

– Урсула не беззащитная! Она воин! – оскорбилась за сестру Меридит. – Любая диса в ее возрасте способна…

– Вотвот! И я о том же! – подхватила Энка злорадно (нечасто подворачивается такой удачный повод сказать гадость ближнему). – Нежные, беззащитные существа в компании с малолетней неуправляемой дисой, способной истребить все живое на тысячу шагов вокруг! Боюсь, нам уже не застать их живыми! Прикончит как пить дать!

– Типун тебе на язык! – рассердился Орвуд. – Нашла чем шутить!

– Щас как дам!!! – зашипела Меридит, резко развернулась, задела мечом рабочий стол. Раздался жалобный звон битого стекла. Несколько винных бутылей разлетелось вдребезги на клинкерном кирпиче пола.

– Вот росомахи! – отругал девиц брат по оружию. – Столько добра испортили!

– Не испортили , а испортила,  – невозмутимо откликнулась дочь сенатора. – Твоя сестра неуклюжая, не я!

– Ты тоже виновата. Ты ее спровоцировала, – важно выговорила справедливая Ильза. – А Урсулочка кальдорианцев убивать не станет, я ее зря, что ли, все лето воспитывала?! Но что они станут делать, если к озеру явятся лорды и начнут устраивать конец света – этого я представить не могу.

Этого представить никто не мог. Об этом страшно было даже думать. Нужно было немедленно возвращаться… если бы еще знать, откуда возвращаться!

Для начала выбрались из мастерской на улицу. Дверь – добротную, дубовую, украшенную по верху маленьким цветным витражом, – пришлось высадить самым гоблинским (в мире Макса в подобных случаях говорят «варварским») образом. Стекло не уцелело, вылетело от удара, цветные осколочки разлетелись по мостовой. «Сгубили произведение искусства!» – без особого сожаления отметила магистр Энкалетте.

Выламывать чужие двери закон запрещает во всех городах и мирах. Чтобы избежать очень несвоевременного конфликта с местными властями, спутники поспешили покинуть место преступления, миновав квартала три. Бежали по боковым улочкам, узким, безобразно кривым, провонявшим помоями, кошачьей мочой, сырыми кожами, кубовой краской и неизбывной тоской бедности. На окраине каждого города любого королевства обязательно найдется такая вот скучная и безликая ремесленная улица.

Но эти – особенно кривые и гадкие – Хельги не спутал бы ни с какими другими улицами мира. Ведь именно с ними были связаны лучшие моменты худшего периода его недолгой пока еще жизни. Сюда, в дешевые пригородные кварталы, бегали в самоволку вечно голодные ученики Школы Белых Щитов в надежде раздобыть какойникакой снеди на неправедно нажитые гроши. Бегал и сам Хельги, да почаще других, потому что, рожденный спригганом и воспитанный фьордингом, не видел в те годы ничего дурного в том, чтобы ограбить, при случае, заезжего путника. Коренных горожан, по негласному соглашению, не трогали: не дай боги, кто из них потом пожалуется начальству, – быть беде! А иноземцы не возражали, знали, что на Севере чтят право сильного.

Да, это был Север, свободный город Дрейд – шумный, грязный и бесшабашный, пристанище моряков, торговцев, наемников и негодяев всех мастей.

– Вот урод! – взвыла Энка, получив исчерпывающую информацию о своем местонахождении. – Не мог поближе забросить! Неужели стеклодувных мастерских нет в Буккене или Эрриноре?! А ты тоже хорош! – напустилась она на Хельги. – Вечно у тебя какието нездоровые желания! Не мог заказать чтонибудь полезное? Сокрытые Пределы или Средние века в день погребения Карола?! Ума не хватило?

Но на сей раз козыри были не в ее руках.

– Спорим, тогда Царь просто не явился бы! Он никогда не исполняет полезные желания! – мрачно буркнул демон и убрел в сторонку, он не был настроен на полемику.

Зато сестра его по оружию только и ждала этого момента.

Она стала посередь улицы, руки в боки, побабьи, и завопила, не стесняясь случайных прохожих:

– Нет!!! Вы только поглядите на нее, твари добрые! Сама лично спровоцировала Царя Народов, поставила мир на пороге гибели и еще осмеливается предъявлять претензии?! Есть у нее совесть или нету у нее совести?!!

– Сама дура! – привычно огрызнулась сильфида и поспешила сменить тему: – О! Смотрите, кабак! Раз уж выпал такой случай, давайте свернем горло промочить! Страсть как пива охота!

– Давай! – с большим энтузиазмом поддержал Рагнар. – Уже и пожрать бы не грех…

– Ну правильно! Так и надо! Они будут по кабакам рассиживаться, а бедные дети пусть пропадают на проклятом озере, и весь мир заодно с ними, – забубнил Орвуд, верный своей натуре. Но у дверей он оказался первым, потому что поесть и выпить гномы любят не меньше, чем сильфы и рыцари.

Кабачок оказался теплым и довольно опрятным для заведения такого рода. Однако спутники тут же пожалели, что поддались соблазну. За тремя из пяти столов гуляли фьординги. А там, где фьординги – жди беды, это известно каждому жителю Староземья и окрестностей.

– Уйдем отсюдова! – свирепо зашипела Ильза. – Не желаю, демон побери, дышать с ними одной атмофсерой !

И они ушли бы, потому что «атмофсера» была та еще! Одного из перепивших северян только что стошнило в углу. Бойкий паренекуборщик уже успел ликвидировать с пола следы неаппетитной субстанции, но мерзкий запах остался. Даже Рагнару, привычному к разгулу солдатских попоек и излишествам дворцовых пиров, есть чтото расхотелось.

– Верно, – кивнул он, – уходим! На трезвую голову в такой атмофсере кусок в горло не полезет.

– Да атмосфера же! – потеряв терпение, рявкнула ученый магистр Меридит.

В повисшей на миг тишине голос ее прозвучал особенно громко. Фьординги как но команде обернулись, уставились на вошедших осоловелыми от хмеля глазами.

– Эй! – Один из них, здоровенный, с ранней сединой в темной бороде, вдруг поднялся с места и сделал несколько нетвердых шагов. – Снежный оборотень Хельги, подменный сын ярла Гальфдана Злого, владельца РунФьорда, ты ли это?

– Ну я. Чего надо? – не слишком любезно откликнулся тот на столь церемонное обращение.

– У меня для тебя весть от кормчего Рольфа.

– Говори! – Теперь в голосе Хельги звучала плохо скрываемая тревога. Уж онто понимал: старый друг ярла не стал бы слать вести его подменышу, не случись на то особо важной причины.

– Так слушай же! Рольф велел передать вот что: подменный отец твой, свободный ярл Гальфдан Злой, сын Рекина, владелец РунФьорда, достойно, как истинный воин, закончил путь свой в этом мире и ушел в Вальхаллу в последний день первого месяца осени… – Тут он сделал долгую театральную паузу, словно давая слушателям время осознать всю важность сообщения. По пьянке, по жизни ли, но этот фьординг любил, демон побери, красиво сказанное слово!

– Куда он ушел? – переспросила Ильза испуганным шепотом, большую часть напыщенной речи она пропустила мимо ушей, но в том, что успела уловить, ей почудилось недоброе.

– Помер он, – сердито растолковала Меридит.

– Ой! – сказала Ильза. – Ой! – Она не знала, печалиться ей или радоваться.

Хельги не проронил ни слова. Он тоже не знал. У него было такое ощущение, будто мир вокруг… нет, не рухнул, но весьма ощутимо вздрогнул. Не от горя, конечно. Какое горе, если в детстве подменыш только и мечтал о том дне, когда вырастет и собственными руками прикончит окаянного родителя, навязанного жестокой судьбой.

Просто он был не готов. Чтото изменилось в жизни, чтото привычное до незыблемости вдруг перестаю существовать. Это было странно . Будто одно из созвездий пропало с неба или яма разверзлась на месте знакомой горы… Казалось бы – какая разница, какой с них прок? А на душе смутно… Приходит тревожное ощущение пустоты. Когда некого становится ненавидеть – это тоже утрата…

А фьординг, насладившись торжественностью момента, продолжал:

– …И в первый день третьего месяца зимы в права ярла должен вступить законный сын его. Но боги дали Гальфдану Злому одного сына, а Судьба – двоих. И вот что велел передать тебе, подменыш, кормчий Рольф: люди РунФьорда не желают признавать власть волчьего выкормыша, берсеркера Улафа Рыжего. И таких людей большинство. Тем, кто стоит за Улафа, их не одолеть, но напрасной крови будет много. И если хочешь ты, сын ярла, чтобы власть осталась у твоего рода – приди и возьми ее. Так сказал кормчий Рольф, и я передал тебе слова его.

– Благодарю тебя, человек. – Лицо Хельги было отстраненным, неподвижным, как застывшая маска. Шевелились только губы. – Но ответь, если знаешь. Люди РунФьорда не хотят признавать власти волчьего выкормыша – так неужели они признают власть нелюдя?

Фьординг степенно, серьезно кивнул. Хмель давно вылетел у него из головы, видно, от чувства ответственности. Он был почти трезв, мыслил и говорил ясно:

– Кормчий Рольф ждал, что ты спросишь это. И велел ответить так: из двух зол выбирают меньшее. Людям нужен законный правитель. Пред законом равны вы оба – ты и Улаф, каждый в праве своем. Ярл Гальфдан не ждал скорой смерти и объявить имя наследника не успел. И хотя все знают, что он назвал бы имя Улафа, слово сказано не было. Ты был рожден женщинойволком, но стал достойным и славным воином, из тех, чьи имена звучат в песнях скальдов. И ты, сказал Рольф, овладел семью из девяти искусств, а это немало значит в наши дни, когда молодежь забывает чтить обычаи своего рода и думает только о быстрой наживе и короткой славе. Твой брат Улаф из искусств освоил лишь три, в бою он не властен над собственным рассудком и любит убивать забавы ради. Рано или поздно он станет вне закона. А ярл вне закона – беда для всех. Вот почему люди готовы признать твою власть, подменыш… – Тут фьординг заговорщицки понизил голос: – И мать ваша, супруга ярла, из двоих сыновей, родного и подменного, поддержит тебя, подменыш Хельги. Так сказал свекор мой, кормчий Рольф, так я и передал.

– Ты принес важную весть, человек, благодарю тебя, – Хельги с трудом выдавливал из себя слова фьордингской формулы вежливости – не до церемоний ему было! – Назови мне имя твое, я буду его помнить.

– Меня зовут Эстольд Полутрезвый, сын Стига, – представился фьординг.

– Какое странное прозвище! Почему ты его получил? – не сдержал любопытства Эдуард, хотя прекрасно понимал, что лучше было помалкивать.

Но фьординг ответил, хоть и бестолково, но охотно и с гордостью, видно, прозвище было ему по нраву:

– Пью я часто и много, притом половина ума моего никогда не пьянеет, ею с вами и говорю… Так что передать мне кормчему Рольфу? – обратился он к Хельги.

– Передай, что были услышаны слова его. – Хорошо, что речевой этикет жителей фьордов предусматривал и те формулы, которые позволяли дать ответ, при этом ничего конкретного не сказав.

И они ушли. Но направились не на юг, спасать мир, и не на север, воевать за власть, а на запад, в другой кабак. Хельги заявил, что на нервной почве желает напиться. Однако напился не он, а Рагнар, и уважительную причину в свое оправдание нашел: помер какойникакой, а родственник, надо помянуть. А пока он поминал, опрокидывая кружку за кружкой, Энка сгорала от любопытства. Но подступиться к Хельги напрямую не решалась, начала издалека:

– Скажи, о каких таких искусствах вы толковали? Семь из девяти, три из девяти… Якобы ты ими овладел? Чтото я за тобой не замечала…

Отвечал Хельги охотно, он успел совершенно успокоиться: невелика потеря, по большому счету туда ярлу и дорога была.

– Люди Северных земель считают признаками совершенства девять искусств: знание магических рун, кузнечное мастерство, чтение книг, лыжи, стрельба из лука, гребля, игра на арфе, стихосложение и игра в тавлеи. По обычаю этими искусствами должны владеть все сыновья благородных родов. Но насколько они стремятся к обучению – сами понимаете. То есть против оружия, гребли и лыж не возражает никто, но остальное, прямо скажем, не в чести. Так что я с моими семью из девяти могу считаться образцом добродетели.

– Скажи, а чем же ты не овладел, – заинтересовался Эдуард. – Ну насчет арфы все ясно, а второе?

– Тавлеи. Это такая игра, вроде сехальских шашек. Требует математического склада ума. Терпеть не могу! Кормчий Рольф лично пытался меня обучать, даже бил, но я всякий раз сбегал. Так и не выучился.

– А как же стихосложение? – возмутилась сильфида. – Не станешь же ты утверждать, будто обладаешь поэтическим даром?!

– Во всяком случае нас ему худобедно обучали в университете, – резонно возразил сын ярла. – Другим и этого не дано было. И потом, сложил же я стих про абсолютную идею? И про комара, правда, не до конца… Видимо, для фьордов этого достаточно…

Тут Энка хотела сказать еще чтото, судя по выражению лица, ядовитое, но не успела. Рагнар шумно свалился с лавки. Меридит, ненавидевшая пьяных до бешенства, тут же вознамерилась если не убить его, то покалечить, пришлось спасать ситуацию. До главного разговор так и не дошел.

Из дневника Хельги Ингрема

Однако недолго проходил я в счастливых обладателях двух отцов сразу, Судьба поспешила ликвидировать излишек. Вот когда начинаешь в полной мере постигать смысл известного принципа: ежели в одном месте что прибавится, в другом непременно убавится. Любопытно, в каких неожиданных ситуациях он порой реализуется!

А мне впредь нужно научиться спокойнее воспринимать семейные неурядицы, не допускать нездоровых реакций. Отцы – это неизбежное зло, назначенное нам природой. Именно так к ним и надо относиться, а не психовать на манер девы корриган. Помер и помер, явился и явился – наплевать и забыть. Есть проблемы поважнее.

Я понятия не имею, как должен поступить! Идти во фьорды или не идти, связываться с Улафом или не связываться? Отцовское наследство вкупе с властью нужны мне лично, как крысы в амбаре. Но почемуто лестно, когда тебя считают меньшим из зол, когда те, кто презирал и ненавидел тебя, готовы по доброй воле служить тебе. Глупость, конечно… И еще мама. Жена ярла. Неужели она решилась признаться посторонним, что предпочтет меня родному сыну? С ума сойти можно! Представляю, как братец Улаф всех достал! Ужасно хочется сделать ему гадость.

Но не стоит обольщаться. Единственный способ взять власть в РунФьорде – убить Улафа. Уверен, и кормчий Рольф, и другие люди это понимают. Но понимает ли жена ярла? И что скажет она, если я прикончу рожденного ею человека? Родная кровь есть родная кровь, с этим ничего не поделаешь… С другой стороны, насколько я знаю мать, для нее, как для хозяйки РунФьорда, очень важно, чтобы у власти остался именно наш род, ради этого она готова пойти на многое… Какаято грязная история получается. Неприятно думать. И братоубийство до добра не доводит. У меня давно уже своя жизнь, своя судьба и другие родные, те, кто мне понастоящему дорог… Допустим, отвоевал я РунФьорд, стал ярлом – а дальше? Осесть в «отчем доме», завести жену с детьми и промышлять морскими набегами в лучших традициях рода? Идиотизм! Зачем мне чужие и чуждые заботы?..

Философское отступление, специально для профессора Донавана. Замечаю я вот что: чем цивилизованнее, образованнее и культурнее становится существо, тем сложнее ему жить на этом свете. Раньше все было просто: убей ты, пока не убили тебя, кто силен, тот и прав. Теперь все иначе. Теперь у меня сомнения, колебания и прочие побочные эффекты духовного прогресса. Порой мне начинает казаться, что я перестаю быть настоящим воином…

Должен сказать, за последние дни на меня свалилось слишком много проблем, как моральноэтического, так и прикладного свойства. Впрочем, все они будут актуальны лишь в том случае, если мы сможем спасти Мир. Может, плюнуть, и не спасать?

Пожалуй, надо просто не думать об этом больше, и будь что будет…

…Хельги врал, врал безбожно, прежде всего самому себе. Старательно делал вид, что вопросы семейные его совершенно не волнуют, и на отцов – живого и покойного – ему наплевать с высокой башни, равно как и на РунФьорд: станет ярлом братец Улаф или кто другой – дескать, какая разница, наплевать и забыть, а его задача – спасать Мир, не распыляясь на разные мелочи.

Примерно такой ответ получила Энка, когда снова полезла с вопросами, теперь уже прямыми: собирается он в РунФьорд или нет?

Что за глупость?! Какого демона тратить на это время?! Зачем ворошить давно забытое прошлое теперь, когда у него совсем другая жизнь, совершенно иные приоритеты?! Пусть люди фьорда сами утрясают свои проблемы. Его, урожденного сприггана, ненавистного подменного сына, они вовсе не касаются…

Так он врал, а у самого в ушах как наяву звучали слова незнакомого фьординга: «…И мать ваша из двоих сыновей своих поддержит подменного…»

…Дети человечьи устроены так, что первые годы жизни начисто уходят из их памяти. Спригганы – другие. Они помнят все, едва ли не с момента рождения. И уж точно – со дня подмены. Помнил и Хельги.

Она не любила его – не могла простить утраты того, другого. Но иногда брала на руки – и ему становилось тепло, мягко и спокойно. Она кормила его своим молоком – он ел, орал и кусался, потому что вкус был мучительно гадким, но голод заставлял пересиливать отвращение. Если никто не видел, она плакала в эти минуты, гладила его по спине и называла «бедным маленьким чудовищем», и от прикосновений ее, от знакомых звуков голоса делалось легче…

«Не бей его, – говорила она мужу, бесстрашно останавливала тяжелую руку, – не смей! Разве тебе неизвестно: сколько раз ударишь подменыша – столько и будет бито твое родное дитя!» Так говорила она, но Хельги верил: это только слова, и защищает она не пропавшего годы назад родного сына, а выросшее у нее на руках чудовище.

Когда он сказал свое первое слово, она в ужасе ударила его по губам, потом принялась трясти за плечи, хлестать наотмашь: «Не смей! Не смей так меня называть!» А он только громче орал: «Мама!», потому что подругому не умел. Но ей казалось – назло. Она почти убила его в тот раз. Спас, как ни странно, ярл. Выхватил ребенка из рук обезумевшей жены и отшвырнул в угол. И все те дни, что он провел между жизнью и смертью, она не отходила от него ни на шаг, не сомкнула глаз ни на минуту…

А потом мучила, мучила безжалостно рассказами о брате Улафе. Каким бы он рос замечательным, смелым, сильным и умным, каким великим воином должен был бы стать, если бы не злая судьба… Из всех мальчишек фьорда… да что там фьорда! – из всех детей Севера Хельги был самым метким стрелком, самым лучшим пловцом, самым выносливым гребцом. И не в природе нечеловечьей дело было, а в стремлении доказать . Из всех состязаний он проиграл только два, и то только потому, что накануне, по стечению обстоятельств, папаша избивал его так, что больно было шевелиться. С девяти лет он шел в бой наравне со взрослыми – и те признавали это. Он был первым всегда и во всем, за одним исключением: сколько бы ни старался, не мог превзойти братца Улафа – того, каким тот должен был бы стать…

«Вот, принес твоего выродка, – сказал ярл, свалив безжизненное тело подменного сына у ног жены. – Начинай готовить тризну, на этот раз точно не выживет». И Хельги мучительно хотелось ответить «не дождетесь!», но жуткая боль в пробитой насквозь груди не давала даже дышать. И снова жена ярла проводила бессонные ночи у его изголовья, и глаза ее были красными от усталости и слез… И она же несправедливо и жестоко попрекала его потом, втолковывала, что уж братецто Улаф никогда так глупо не подставился бы под стрелу…

Так они и жили демонову дюжину лет. И все эти годы Хельги надеялся, что настанет однажды день, когда мама поймет и оценит, и, может быть, полюбит…

Неужели мечта начала сбываться? Но зачем так поздно, когда это уже не имеет никакого значения? Зачем братец Улаф оказался тварью настолько гадкой, что от него готова отвернуться родная мать? Зачем не оправдал ее надежд, не вернул потерянное счастье?.. Разве он достоин жить после этого? Но какую мать обрадует гибель родного сына?

А предательство сына подменного? Наверное, ей было плохо в те минуты, когда она говорила с кормчим Рольфом, тяжело давались роковые слова… Очень страшно пережить разочарование в самом любимом существе да еще открыть свои чувства постороннему. Боги дали жене ярла одного сына, но судьба – двоих. Родной подвел ее, оказался не тем, в кого она верила, кого ждала долгих тринадцать лет… Теперь она вынуждена рассчитывать на второго – того, которого вырастила и вскормила собственным молоком… Того, кто тоже подведет ее, потому что у него другая родня, другие приоритеты, и на прошлое ему плевать с высокой башни… Зачем вообще нужны такие сыновья?

– Прекрати себя изводить, – потребовала Меридит. Она слишком хорошо знала брата по оружию, чтобы поверить его бессовестной лжи. – Ты никому и ничем не обязан. Смотри на жизнь проще. Спасем мир – а там как карта ляжет. Будет настроение – сгоняем на Север, не будет – пошлем их всех подальше, фьордингов твоих. Чего ты зациклился?

«И то верно», – сказал себе Хельги, но навязчивые мысли не ушли бесследно, прокрались в сны. По ночам подменный сын ярла то убивал братца Улафа, жестоко и кроваво, при помощи чугунной сковороды, то убегал от покойного отца, преследовавшего его с целью прилюдно выдрать ремнем, то играл в кости на деньги с отцом новообретенным и раз за разом выигрывал. А по утрам корил себя: разве такие сны достойны воина?

…А дорога, лесная, заснеженная, вела путников в Дайр.

Погода установилась замечательная, редкая для этих суровых широт. Ранний, легкий еще морозец сковал вечную староземскую грязь. Солнце неярким белым пятном просвечивало сквозь серую дымку, радовало, но не слепило. Вековые ели с голыми стволами и пушистыми сизыми кронами стояли по обе стороны Дрейдского тракта, суровые и неподвижные, как воины в строю. Красивое, величественное зрелище…

– Хорошо! Жаль будет, если такой мир погибнет, – время от времени повторяла Ильза, с удовольствием втягивая ноздрями свежий морозный воздух. – Надо нам поторопиться.

И они торопились. Спешили, как могли. Даже разбоем не погнушались – отобрали санную повозку о трех лошадях у мирного проезжего. Думали, будет быстрее. Увы. Северные кони оказались пугаными, на Хельги реагировали, как на настоящего волка: вставали на дыбы, бились в панике, двигаться вперед не желали. Пришлось вернуть добычу. Не бросить на дороге, а именно вернуть хозяину – Хельги с Аоленом настояли. Спасибо, тот не успел далеко убежать. Перепугался, бедный, до смерти. Факт ограбления он воспринял философски: дело привычное, не в первый раз, не в последний. Но чтобы разбойники специально догоняли жертву с целью вернуть награбленное – с таким абсурдом он в своей жизни еще не сталкивался. Похоже, он счел их сумасшедшими.

– Не могли же мы бросить лошадей одних посреди леса? А если волки? – так объяснил друзьям свои излишне благородные действия Хельги.

– Да уж понятно, что ты не ради хозяина старался! – усмехнулась Энка. – Кто бы сомневался!

Сильфида была недовольна. На сей раз Балдуром.

– Безобразие! – ворчала она. – Ты такой высококвалифицированный специалист, а порталы открывать не научился!

– Я не «не научился», а мне не дано, – втолковывал ей тот. – Именно потому, что я узкий специалист. Черный колдун. У меня своя сфера деятельности, и пространственномагические манипуляции в нее не входят.

Старался он напрасно. Энка все это и сама прекрасно понимала, цеплялась ради красного словца, срывала раздражение. К счастью, Балдур не воспринимал ее упреки всерьез, они его забавляли. Он слишком любил спутников своего бога, чтобы обижаться изза пустяков.

На паромной переправе через незамерзшую еще Тарвелен случился казус – напал очередной убийца. Видно, он был из начинающих – совсем юнец, на вид не старше Годрика со Спуном. Чемуто его определенно учили, торговца или землепашца он обязательно убил бы. Но тягаться с наемниками Кансалонской гильдии ему в ближайшие годы не стоило.

Ильза сцапала убийцу за шиворот, как воришкукарманника, в тот момент, когда тот собирался выскочить из засады с ножом. Укрытие – куча мешков с углем – было выбрано злоумышленником неудачно. Зад, или, выражаясь повоенному, тыл, его отлично просматривался со стороны правого борта, куда Ильза отошла полюбоваться панорамой реки.

Сперва боец Оллесдоттер приняла паренька за грузчика, но, заметив подозрительный блеск металла в его руках, насторожилась, подобралась поближе. А услышав сдавленный петушиный крик, больше не колебалась, профессиональным ударом выбила оружие и с победным видом предъявила пленника друзьям:

– Вот! Поймала!

Мальчишка извивался в ее руках, брыкался и злобно шипел, пытаясь освободиться. Он недооценивал противника. Ильза на вид казалась девушкой нежной и слабой, он не терял надежды вырваться из ее хватки, на самом деле оказавшейся отнюдь не девичьей. Пришлось усмирить его ударом по шее, каким в разведке глушат «языков». Колени злодея подогнулись, тощее тело обмякло, обвисло грузом.

– Заберите его у меня, – потребовала Ильза. – Надоел. Держать тяжело.

Ношу порыцарски поспешил перехватить Рагнар.

– Другой раз бей полегче, немного вскользь, – посоветовала Энка. – Эдак и насмерть уложить недолго! Хребет перебьешь – и готово.

Хельги и Меридит согласно кивнули. Именно этим они обычно и грешили: не умели рассчитывать силу удара и портили «языков». Зато сотник Энкалетте работала с неизменной аккуратностью и брака не допускала. У нее было чему поучиться.

Парень пришел в себя минут через десять, уже будучи связанным по рукам и ногам.

– В расход ввел, гаденыш! – сердился Орвуд. – И без того денег кот наплакал, так еще на веревку потратились!

За неимением собственной (осталась в землянке на озере) веревку пришлось покупать у паромщика. А тот, паразит, почуяв выгоду, заломил такую цену, «будто она не из пеньки свита, а из сехальского шелка с золотой нитью», как образно выразился гном.

Паром мягко причалил к пристани. Пленника сгрузили на берег, как мешок: Хельги и Рагнар взялись с двух сторон за веревки и снесли по трапу в горизонтальном положении.

– Куда вы его теперь, болезного? – полюбопытствовал паромщик.

– Пытать станем! – бодро откликнулся Эдуард. – Сперва отрежем нос, потом уши, потом коечто похуже… – Видно, давнее впечатление навсегда осталось у принца в памяти. – Будем мучить, пока не признается, кто его нанял.

Парень держался стойко. Первое время. Пока до его неповоротливого разума не дошло, какой именно орган подразумевается под туманным определением «коечто похуже».

У Черной гильдии есть свои нерушимые законы. В частности, тайна клиента. Выдавать его имя нельзя, иначе просто умрешь, сраженный особым проклятием. Это в случае, если заказ оплатили предварительно или был дан задаток. Но существует вариант «непрямого найма»: клиент не заключает договор с кемто конкретным, а объявляет на жертву охоту. И тот из убийц, кому повезет., получает расчет по предъявлении тела или иного доказательства выполненной работы. Так вот, до того момента, пока деньги не перешли из рук в руки, исполнитель и заказчик формально ничем не связаны. И убийца хранить тайну клиента обязан, но уже не столь строго. Допускается выдача под пыткой или продажа. «А если так, чего ради рисковать жизнью будущих детей?» – рассудил пленник. И заговорил.

– Ну не идиот ли ты? – зловеще усмехался Эдуард, поигрывая острым ножичком. – Где ты, а где мы. Неужели не видел, с кем связываешься?

– Видел, – буркнул мальчишка, – да уж больно хорошие деньги за него обещаны. А у меня мамка болеет. – Он жалостно шмыгнул перепачканным в угле носом.

– Погоди! За кого – «него»?! – удивился принц. Он был уверен, что заказ распространялся на всех.

– Вон за того! – Убийца кивком указал на Хельги. – Так и сказано было: нелюдь из породы северных оборотней, на морду красивый, на вид страшный, звать Хельги, подменный сын ярла… И дают за его голову тыщу золотом и два шелковых покрывала в придачу.

– Да?! – заинтересовался упомянутый нелюдь. – Это кто же так расщедрился?

– В самом деле! – повинуясь необдуманному порыву, подхватил Орвуд, и в голосе его не было ни капли иронии, только неподдельное возмущение. – Деньжищи какие! Сроду бы за тебя больше пятисот не дал…

– Спасибо, брат, на добром слове, – церемонно раскланялся демон. – А тебе, часом, не хочется самому заказ выполнить? Жаль такие деньги терять!

Орвуду стало стыдно, он примолк.

– Так кто заказчик? Говори! – Меридит вернула разговор в деловое русло.

– Фьординг какойто. Имени не знаю, сам его не видел. Говорят, рыжий, здоровый, вся морда в шрамах….

– Братец Улаф! – едва ли не с радостью признал родню Хельги. – Больше некому! Он единственный из фьордингов заинтересован в моей смерти… Вот ведь скотина! О чем только думает?! Когда раскроется, что он подло, чужими руками убил собственного брата, его непременно объявят вне закона! А это удар по всему фьорду, если он станет ярлом!

– Ты сейчас не о фьорде, ты о себе беспокойся, – ворчливо посоветовал Орвуд. – Сумма за тебя назначена немалая. Найдется хороший стрелок, ударит издалека – и кукареканья не услышим…

– Надо срочно обновить амулеты! – встрепенулся Балдур. – Сегодня же займусь!

– Думаешь, поможет? – усомнился Рагнар. – Я слышал, у убийц стрелы особенные, заговоренные против охранных чар.

– Поможет, – обещал колдун. – Чем дольше стреле лететь до цели, тем легче ее отвести. И с черными стрелами я сам не раз дело имел, заговаривая на заказ. Пробьемся.

– Полезно иметь в хозяйстве черного колдуна! – сменила гнев на милость сильфида.

– А я знаете чего в толк не возьму? – вдруг принялась рассуждать Ильза. – Я тут посчитала… Помните, когда на нас сразу по десятку убийц нападало? Если тысячу на всех разделить, выйдет всего по сотне на нос… Ну может, за покрывала еще сколькото выручат… Все равно мало. Чего ради жизни свои класть? Я бы лично не стала.

– Слуушайте! Ведь верно девчонка говорит! – Орвуд хлопнул себя ладонями по бокам. – Овчинка выделки не стоит! Ерунда получается! Чтобы против однойединственной жертвы убийцы ходили целым отрядом, да еще нападали на тех, кто им не заказан вовсе – о таком я не слыхивал!

– Не вижу ничего удивительного, – отозвался Аолен. – Просто было сделано два разных, независимых заказа. Когда нападали одиночки, они действовали по указке Улафа. Отряды работали на лордов. Причем и те и другие – без предварительной оплаты. На нас объявлена охота. Сперва желающих в ней поучаствовать было много, потом убийцы разобрались, с кем приходится иметь дело, и решили не связываться. Остались лишь самые отчаянные или дурачки вроде этого, – кивнул он на пленника. – Но крови они нам еще попортят, помяните мое слово! Убийцы Черной гильдии бывают очень настойчивы, преследуя жертву. Не спать нам спокойно, пока заказ не будет отменен.

– А как его можно отменить? – озабоченно спросила Ильза, исполнять роль загнанной дичи ей чтото не хотелось.

– Эй, – Энка ткнула пленника сапогом, – тебя спрашивают!

– Поразному можно. Бывает порой, что наниматель свою заяву снимает, через смотрящего. Это если вдруг обеднеет. А в вашем случае умней всего самим заказчика завалить. Платить станет некому, задарма никто из наших работать не захочет, – принялся разъяснять мальчишка с важным видом опытного консультанта. – Верно говорю, надо вам заказчиков мочить. Я бы сам так поступил, ежели, не дай боги, что… А хотите, я того, который фьординг, на себя возьму? Много не запрошу…

– Да пошел ты! – Орвуд щелкнул его по стриженому затылку. – Мы на тебя и так потратились! Сами убьем, кого надо, дешевле обойдется.

– Совсем дешево возьму, – захныкал тот, утратив былую спесь, – скидочку сделаю, что вы меня не убили… Я ведь на вас того… не со зла. Мамка у меня падучей болезнью мается, совсем работать не может, папанька в темнице навечно. Один семью кормлю… Пожалейте…

– Тебе бы не убийцей, тебе бы милостыньку на базаре просить, – пренебрежительно бросил Эдуард.

Мальчишка издевки не почувствовал, отвечал охотно:

– Так я и просил… Народ в наших краях больно злой, подавать не любит. Вот и пришлось мне, горемычному, папанькино ремесло осваивать… Мамка отговаривала, да деваться некуда… А может… – с надеждой вскинул он глупые, как у теленка, глаза, – может, вы мне нынче малость подадите на жизнь, добрые господа? Раз нанимать не желаете…

– А ну, брысь отсюда! – Рассвирепевший Орвуд одним махом рассек путы на ногах пленника. Он слишком хорошо знал Рагнара с Аоленом, чтобы не понимать: еще парочкадругая всхлипов и жалоб, и те полезут в карманы за последними медяками. – Чтоб я тебя больше не видел! Еще раз попадешься – живьем на куски порежу!

Гореубийца, как был со связанными руками, неловко спотыкаясь и падая, бросился наутек.

– Даа, – протянул Рагнар, глядя ему вослед, – мельчает Черная гильдия, мельчает…

– Не сглазь! – велела Меридит серьезно.

А вечером, на привале, она шептала на ухо брату по оружию:

– Вот видишь, зря ты переживал. Вопрос решился сам собой. Во фьорды рано или поздно придется идти поневоле, разбираться с братцем Улафом. Можешь спать спокойно… если убийцы не нападут.

Герцогство Дайрское Орвуду очень не понравилось. Чем именно? Пограничной пошлиной. Слыханное ли дело – драть по ползолотого с носа! Целое состояние, если пересчитать на девятерых! Сущий грабеж – вот как это называется! Он так и сказал пограничным стажам: сущий грабеж!

– Не нравится – ступай стороной, – беззлобно откликнулся толстый сонный стражник в овчинном полушубке. – Ищи, где меньше берут. Воон тамочки, к западу, как раз обходная дорога имеется, мимо наших земель. Жлобы вроде тебя протоптали.

Тут Энка подло хихикнула. Орвуд же возмущенно вздыбил бороду и собрался демонстративно повернуть в указанном направлении. Но был остановлен демономубийцей.

– Притормози, – сказал тот. – Мы должны непременно попасть в Дайр.

– Это еще зачем? – удивился гном. – Ты решил нанести визит папаше Генриетты? Передать привет от поруганной нами дочери?

– Я решил поискать могилу Карола Освободителя, – возразил Хельги серьезно. – Здесь, в Дайре, закопана одна из частей его тела. Если ее извлечь и уничтожить, целостность пентаграммы нарушится, и конец света не состоится.

Реакция на эти слова последовала совсем не та, на которую рассчитывал Хельги. Старший брат не похвалил его за сообразительность, наоборот, набросился с упреками:

– А раньше ты не мог догадаться?! Когда мы скакали через Конвелл? Может быть, нынче миру уже ничто не угрожало бы, и нам не пришлось ноги бить, и…

– И мы лишились бы единственного шанса спасти невест! – обиженно перебил демон. – Ты головой своей подумай! В Сокрытые Пределы путь нам закрыт. Но для совершения ритуала лорды должны приволочь девиц на озеро. Там бы мы их отбили и решили две задачи разом.

– Погоди, – насторожился Рагнар. – Хочешь сказать, если мы пойдем в Дайр, я свою невесту уже не верну?

– Я хочу сказать, что выбор стоит между твоим личным счастьем и жизнью целого мира. Мы можем продолжить путь к озеру, но велика вероятность опоздать к началу ритуала. Можем разрушить пентаграмму, но девами в этом случае придется пожертвовать. Дальше решай сам.

– Согласен, – смиренно и смущенно кивнул Рагнар. Он снова поймал себя на том, что испытывает облегчение всякий раз, когда свидание с суженой откладывается на неопределенный срок. – Идем в Дайр.

И они пошли в Дайр. Однако жертвовать никем не пришлось. Они прочесали вдоль и поперек три старинных кладбища. Обошли все местные достопримечательности в поисках белого надгробия с надписью. Опросили всех знатоков истории и старожилов из числа нелюдей. Сходили к магу. Все тщетно. Те, кто прятал могилу от чужих глаз, свое дело знали. Тайное осталось тайным. Только время даром потратили. Целых три дня!

За этот срок изменилась погода. С запада пришло тепло, зимняя стужа сменилась осенней слякотью, дороги развезло в кисель, и до города дошли слухи о моровом поветрии, приключившемся в соседних землях. Границу моментально закрыли для въезда и стали поговаривать, что для выезда закроют тоже, поскольку герцог Рю'Дайр, будучи правителем добрым и мудрым, наверняка сочтет должным побеспокоиться о здравии тех своих подданных и иноземных гостей, кои, по скудоумию и беспечности, позаботиться о себе сами не в состоянии.

– Немедленно уходим! – распорядилась Энка, едва заслышав такие речи. – Не хватало нам тут надолго застрять!

– Можно подумать, ты не кансалонский диверсант, а гаремная баба, – фыркнула Меридит. – Ой, город перекроют, ой, не выберемся, застрянем! Ой, где нам, сиротам, городскую стражу одолеть!

– Какой смысл наживать лишние хлопоты, если их можно избежать? – Энка была сама рассудительность. – Тем более мне уже надоела эта дыра.

– А! Вот это уже ближе к истине! – язвительно усмехнулась боевая подруга.

Между прочим, пренебрежительно обозвав Дайр «дырой», сильфида тоже погрешила против истины. Возможно, строгому судье город показался бы чуть более провинциальным по сравнению с блестящим Эттессом, чопорным Эрринором или просвещенным Конвеллом – архитектура поскромнее, народ попроще, улицы погрязнее, несмотря на особую озабоченность правительства вопросами телесного здравия подданных, – однако все характерные атрибуты современной цивилизации в Дайре наличествовали в полном объеме.

Имелся здесь герцогский дворец, большой и красивый, выстроенный в стиле позднего барокко (старый, готический, был разрушен до основания в годы Первой Мировой). А еще в городе были конюшни и манеж, едва ли не более шикарные, чем сам дворец. Страстная любовь к лошадям была фамильной чертой Рю'Дайров, не случайно на их родовом гербе красовался динамичный силуэт вздыбившегося скакуна. «Наверное, бедная Генриетта, с еето конской внешностью, была отцовой любимицей, – вздохнул Рагнар с искренним сочувствием, – представляю, что он, бедный, пережил…» – Рыцарь так и не понял, почему эта задушевная фраза вызвала у его спутников бурную веселость.

Была в Дайре и Высшая школа, выпускающая философов, астрологов, предикторов^[23] и почемуто маркшейдеров. А также ремесленное училище, сиротский приют, богадельня для инвалидов войн и дом для умалишенных.

На площади, примыкающей к рынку, стоял небольшой, аккуратный храм, дипломатично и предусмотрительно посвященный «всем богам». В самом деле, зачем прихожанам голову ломать, к кому из богов по какому вопросу поклониться, зачем бегать от алтаря к алтарю, от жреца к жрецу? Пришел на место, принес жертву, попросил, что надобно, а дальше добрые боги пусть сами меж собой разбираются, кто из них будет ту просьбу выполнять.

«Принцип одного окна!» – хихикнул демон, припомнив чтото из иного мира.

Еще в городе имелась опера. И Хельги готов был пойти в храм и принести благодарственную жертву всем богам за то, что времени осталось в обрез, и значит, приобщение к высокому искусству под конвоем дочери сенатора Валериания ему на этот раз не грозит.

Из дневника Хельги Ингрема

Плохо, что могилу части тела Карола мы не нашли. Хорошо, что не могли задержаться в Дайре надолго. Очень уж не нравился мне взгляд нашей Энкалетте, который она бросала на здание оперы. Было в нем, во взгляде этом, нечто зловещее. Право, я ждал худшего! Но, слава всем богам, пронесло! Поутру мы покинули город, и строки эти я пишу, будучи в полной безопасности… Ну может быть, не совсем полной.

Похоже, здешние леса еще не очищены от прошлогодней нежити и прочей колдовской дряни. Странные и неприятные следы время от времени встречаются нам на дороге. Формой они похожи на куриные, но размером – с медвежьи. Балдур тревожится – уж не василиска ли вывел ктото из его покойных коллег?

Еще беспокоят убийцыодиночки. Первый напал на выходе из города, выстрелил изза угла. Спасибо, Балдур успел обновить амулеты, стрела прошла у меня над ухом, никого не задев. А лучника снял Аолен, когда тот высунулся посмотреть. Отличный был выстрел, ничего не скажешь! Второй убийца попытал счастья в лесу. Видно, следил за нами от самого города. Он тоже стрелял издалека, и тоже мимо. Опытный оказался, зараза, заставил нас побегать, прежде чем мы его прикончили!

Но думаю, это не конец. Найдутся и другие, прельстившиеся покрывалами братца Улафа. Нескоро, ох, нескоро Черная гильдия оставит нас в покое!..

В любом случае все перечисленное лучше, чем опера! Из двух зол выбирают меньшее.

А погода опять переменилась. Мороз грянул настоящий, зимний – лепешка успевает замерзнуть, пока откусываешь. Но снега нет – растаял в оттепель. Противно. И опасно. Земля смерзлась и растрескалась, как змеиная кожа. Следов на ней не остается – очень, очень некстати.

До озера, по нашим ничем не подкрепленным ощущениям, дней пятьшесть ходу. Может, меньше, если пойдем резво, с минимумом привалов (о настоящих ночевках и речи нет). С одной стороны, хорошо, что с нами нет Годрика и Спуна – в таком переходе они стали бы обузой. Но с другой… Очень тревожатся Аолен и Рагнар. Чего они нашли в этих кальдорианцах, почему так заботятся о них? Не могу понять. Отчего дергается Меридит – понятно. Урсула – дочь ее родной тетки, и вообще, хороший, воспитанный ребенок: и с мечом умеет обращаться, и с другим оружием. Не то что великовозрастные бестолочи из Эскерольда! Будет хуже всего, если… нет, не стану продолжать – боюсь накаркать.

Будет хуже всего, если они попадут в руки лордов и послужат «языками», имел в виду Хельги. Тогда утратится главное, а возможно, и единственное преимущество – внезапность…

Зря он переживал. На самом деле наемники и этой малости были давно уже лишены, по крайней мере, отчасти.

…Обнаружив себя сидящим на каменном полу посреди заполненной едким дымом пентаграммы, Хельги не удивился. Конец семестра, в Уэллендорфе практикум по вызову демонов, немудрено попасться в чьюто астральную ловушку. Не в первый раз, не в последний… Он уже открыл было рот для дежурной фразы: «Простите, господин профессор, я не нарочно…» Но вместо мэтра Перегрина изза рассеявшейся пелены дыма показалась совсем другая, незнакомая фигура… или всетаки знакомая?! Изможденнохудой, прямой, как палка, старик с длинными белыми волосами, собранными на затылке в пучок, по моде давно минувших времен. «Дурацкая прическа, бабья», – машинально отметил Хельги.

Да, старец определенно был ему знаком. Именно его они с Меридит видели во время отчаянной вылазки в стан врага через чужой портал… Именно в его ловчую яму угодил могущественнейший и опаснейший из современных демоновубийц. Этого только не хватало!

– Салмациздар! – хрипло прорычал Хельги на языке степняков – пусть враг сразу поймет, с кем имеет дело. Существа цивилизованные, образованные и культурные поаттахански не разговаривают, только дикие и беззаконные наемники.

– Что? – опешил маг. Видно, нормальные демоны обычно вели себя иначе.

– Здравствуй, говорю, папаша. Вызывал? Чего надо? – Хельги был нахален до развязности. Он решил прочно взять инициативу в свои руки. Раз уж попался, как дурак, во вражескую ловушку, надо было найти из нее достойный выход. «Хоть бы Балдур догадался вызвать меня обратно!» – мелькнула безнадежная мысль. Спутники давно привыкли к его внезапным отлучкам и в ближайшие часы не встревожатся… А еще высшие демоны умеют пробивать стены пентаграмм, не повреждая при этом окружающий мир… Нормальные высшие демоны. До чего же глупая ситуация!

Неловкая пауза длилась недолго. Старый маг оправился от замешательства и заговорил складно, как по писаному. Наверное, заранее готовился к встрече с персоной столь значительной, как грозный и могучий демонубийца. Или это был привычный, профессиональный жаргон?

– Я, лорд Ллевелис, сын Алиара, призвал тебя, исчадие сфер иных, волею моей, силою моей и властью моей. Я хочу говорить с тобой, и ты ответишь мне, сколь ни велика мощь твоя и злоба твоя. Заклинаю! – Он красиво взмахнул руками, но никакого эффекта от этого жеста Хельги не ощутил. Но противиться не стал:

– Ладно, давай потолкуем. – Он, собственно, и не собирался хранить гордое молчание, как раз наоборот. Говорить – единственное, что он мог. Если не брать в расчет полное уничтожение Сокрытых Пределов, вместе со всеми их обитателями, не исключая пленных дев. Нет, прогрессивное существо даже ради собственной свободы не могло на такое пойти, не испытав других средств. Блефа, к примеру. – Хочешь, я расскажу о том, как ты умрешь? Как все вы умрете? Беда в том, что в астрале я ужасно неповоротлив! Хуже тролля в посудной лавке. Если ты не выпустишь меня немедленно, я буду вынужден пробиваться сам, и страшно представить, к каким жертвам и разрушениям это приведет! Вторая Мировая покажется детской забавой, уж поверь! – Для пущей наглядности демон слегка щелкнул астральным пальцем по невидимой стене. Раздался зловещий гул, гдето чтото тяжело рухнуло, посыпалось, изза дверей донеслись испуганные выкрики.

Благородное лицо старца побелело, на скулах заиграли желваки:

– И ты, сын смертной матери, готов обречь на гибель сотни невинных жизней?

«О, – усмехнулся про себя Хельги, – вот и первый результат!» Сам того не желая, маг выдал ценную информацию: численность населения Волшебной страны ныне измеряется не тысячами даже – сотнями!

– Ну разумеется, готов. Хоть сотни, хоть миллионы… Я – демонубийца, разве ты не знаешь? Какое мне дело до участи смертных? – отвечал он равнодушным тоном скучающего аристократа. Изредка, в критические минуты, в нем просыпался лицедейский дар, позволяющий вести себя естественно и убедительно даже в самой дурацкой роли… – Что такое ваша жалкая жизнь? Краткий миг пред лицом Вечности, мелкая разменная монета Судьбы… Короче, папаша, или отворяй ворота, или готовься к встрече с предками. У меня и без тебя делов много…

Худые плечи старца поникли. И заговорил он подругому: оценив для себя расстановку сил, больше командовать не пытался – просил. Но прежде совершил поступок, изрядно смутивший Хельги, – тяжело опустился на одно колено, прижал руку к груди и опустил голову, будто вассальный рыцарь перед сюзереном.

– Я повинуюсь тебе, о Великий. Я разомкну контур Соламина. Но заклинаю! Молю тебя – выслушай! Только выслушай!

– Выслушаю, – поспешно согласился демон – а что ему оставалось? – Но только в свободном состоянии. Немедленно встань и выпусти меня, я не люблю замкнутых пространств! – Тут он погрешил против истины, соврал для пущей важности. На самом деле его отношение к замкнутым пространствам было совершенно нейтральным, и с освобождением он торопил лишь для того, чтобы старик сменил коленопреклоненную позу на ту, что больше соответствует его возрасту и чину.

Лорд с видимым усилием поднялся на ноги. Один изящный жест, короткое заклинание шепотом – и Хельги понял, что внутри пентаграммы его больше ничто не удерживает.

– О! Такто лучше! – объявил демон, покинул свой плен и похозяйски плюхнулся в грязных походных штанах прямо на драгоценную бархатную обивку низкого восточного диванчика. – Реки, смертный, да будешь услышан! – Очередная фраза из дамского романа пришлась как нельзя кстати.

– Ответствуй, демон, – в тон ему молвил старый маг, – назван ли ты богом, поклоняются ли тебе смертные?

– А как же? – ответил Хельги не без гордости, которую позже, на страницах дневника, назвал «идиотской». – Мне целая куча народу поклоняется! – Правда, уточнять, какого именно свойства этот народ он не стал.

– Скажи, какие жертвы они приносят тебе?

«Неужели он ради этого меня вызвал?» – удивился подменный сын ярла про себя, но отвечать вопросом на вопрос не стал, признался прямо:

– Убийц мне приносят. Самых страшных, каких только найдут.

И тут старик снова пал на колени, молитвенно сложил руки, заговорил истово и страстно:

– Великий! Внемли мне, заклинаю! Исполни просьбу мою, не откажи! А я принесу тебе богатую жертву, я затоплю Старые Земли кровью убийц!

– Нет!!! Не надо! Это уже лишнее! – поспешил отказаться «грозный и могучий». – Говори, что ты хочешь, а там посмотрим. Заранее ничего не обещаю. – А как он мог обещать, если выполнять традиционные просьбы, с какими смертные обычно обращаются к богам, просто не умел?

Но то, что он услышал, превзошло самые скверные ожидания. Не силы, не власти, не здоровья, не богатства или удачи хотел старик. Он хотел невозможного !

– Я прошу тебя, Великий, я молю! Остановись сам и отзови спутников своих! Не стой у меня на пути, не препятствуй мне вершить справедливость !

– Это ты насчет ритуала с девами и духом Карола Освободителя? – уточнил «Великий». – Извини. Рад бы, да не могу. – Тут он был абсолютно искренен. – И знаешь что, маг? Пока дело не дошло до кровопролития, будет лучше, если вы остановитесь сами! Поверь?

Несколько минут длилось тяжелое молчание, противники смотрели друг на друга, и Хельги готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не видеть горестного выражения лица старого мага, его выцветших глаз, наполненных так и не пролившимися слезами. Когда, дряхлое, немощное телом существо обращается к тебе, молодому и сильному, с унизительной мольбой, отвечать отказом очень нелегко.

А потом лорд Ллевелис заговорил снова, медленно, устало. Не как с пленным и не как с богом – как с равным.

– Послушай, ведь ты урожденный спригган… Знаешь, я знавал твоих предков… Квесты, Райдеры, Эрнигдейлы, Ингремы – славные, благородные имена, достойные легенд… Помню, с бабушкой твоей по материнской линии… нет, пожалуй, прабабушкой… Дэйла Райдер звали ее… Однажды мы с ней танцевали на балу… Ах, как же она была мила! Юная, грациозная, блестящая! Она казалась самой прекрасной женщиной на свете… Ты очень похож на нее лицом… Тебе неизвестно, что с ней сталось? Какова была ее судьба, после Исхода?

– Известно, – кивнул Хельги равнодушно. Спригганская родня значила для него еще меньше, чем человечья. – Мать рассказывала, бабке ее в бою надвое раскололи череп боевым топором. Не то в Первую Мировую, не то во Вторую – не помню. Я в истории не силен.

По лицу мага пробежала тень скорби.

– Да, – вздохнул он печально, – войны, войны… Сколько их было? Не удержишь в памяти… Жестокое, злое время… Скажи. Мать твоя – как ее звали?

– Анна Ингрем.

– Анна… Человеческое имя… Она рассказывала тебе про Эмайн? Про родину нашу?

– Рассказывала, – подтвердил урожденный спригган. – И она и другие. В нашем дольмене всех детей заставляли учить про Эмайн. – И добавил нарочно, чтобы позлить старика, чья осведомленность в вопросах семейных начинала раздражать: – Тоска смертная! Я не жалею, что он замерз.

Но собеседник обижаться не стал, только взглянул с жалостью, как на больного или глупого, и возразил мягко:

– Ты не говорил бы так, если бы видел наш архипелаг воочию.

– А я видел! – усмехнулся демон с вызовом. – Я бывал в прошлом, видел и замок королевы Мэб, и саму королеву, и еще этого… как его? Желтенький такой? Господин Пурцинигелус!.. Короче, ничего особенного! Мне не понравилось!

– О, да, да, – часто закивал старик. – Я запамятовал. Пророчество о Странниках, Грааль, спасение Мира… Но не суди о целом по малой его части. Вы посетили Сад Грез – плод королевской магии. Он был великолепным, но слишком искусственным и идеальным, чуждым жизни… А теперь я покажу тебе подлинный Эмайн! Узри, Великий!

Тонким и длинным, как у музыканта, указательным пальцем маг вычертил в воздухе затейливый огненный символ. И свет померк, будто наступила ночь. По углам зашевелились странные тени, послышались тихие голоса… А потом в самом центре лаборатории ярко вспыхнул хрустальный шар, покоившийся на низком столике с гнутыми ножками… И Хельги увидел .

Это было как во снах, только гораздо более реально, почти осязаемо. Плоские равнины с огромными кольцами дольменов, озера – то ледяные, кристальнопрозрачные, то теплые, клубящиеся паром. Длинные трещины рассекали земную твердь, будто молнии – ночное небо, и жидкий огонь плескался в них. Фонтаны горячей воды били высоко, до самых облаков, и в брызгах их рождались невиданной яркости радуги. Он видел великолепные дворцы среди зеленых лугов, вековые дубовые рощи, вересковые пустоши, розовые от обилия цветов, и фей, кружащихся над ними в танце. Он видел табуны черных коней, пасущихся среди холмов, яблоневые сады, утопающие в весеннем цвету, безбрежную морскую гладь и огромные корабли с белыми парусами, летящие над ней… Это было невыносимо прекрасно! Даже во рту пересохло от восхищения, и стало трудно дышать…

– Видишь? Это твоя родина, мальчик! То, что было отнято у тебя не по праву, еще до рождения твоего… – Тут старик вдруг умолк, плеснул из высокого сехальского кувшина воды в красивый, затейливо граненный бокал, протянул собеседнику.

Позабыв всякую осторожность, Хельги залпом осушил его – только зубы лязгнули о стекло – и замер. Он не представлял, как вести себя, не знал, что сказать.

А маг – знал. Лицо его, минуту назад одухотворенносветлое, помолодевшее, вновь одряхлело и ожесточилось, глубокие скорбные морщины пролегли от угла рта…

– Теперь внемли мне, юный демон Ингрем. Я расскажу тебе, как погибал Эмайн…

Это был большой заговор магов и жрецов, людей и нелюдей. Богатые, кровавые жертвы получили злые боги Севера. И настала вечная зима, оттеснив Границу жизни далеко на юг. В Замерзший Архипелаг превратились благодатные острова.

Но льды не приходят в один день. Это не раскаленная лава, плещущая из жерла вулкана. Не оползень, не обвал, не снежная лавина. Льды ползут медленно, дарят своим жертвам возможность уйти и спастись. Или погибнуть смертью мучительномедленной – кто какую участь предпочтет…

Лета не было четыре года. Его ждали с надеждой – оно не приходило, даже в июле с северной стороны холмов лежал снег. А солнце слепило, холодное и злое. Лучи его больше не согревали землю. Тогда о проклятии заговорили люди. Они бросали добротные дома, еще недавно такие плодородные поля и тучные луга. Они грузили на утлые свои суда нехитрые пожитки и отощавший скот, плыли на континент, семья за семьей. Ушли те, кто смог, кто не успел умереть от голода – самые богатые. Что ждало их, привыкших к счастливой, сытой жизни без войн и болезней, в чужом краю? Уцелели они или погибли? Никто того не ведает. Некому было следить за их судьбой, как некому считать умерших на островах. И иссохшие тела несчастных не были преданы огню или земле, они так и оставались лежать там, где их застигал конец – замерзшие, как камень.

Но Волшебная страна еще жила. Держалась силой своей магии, сокрытая под ее завесой – и не было ей дела до внешнего мира, до бед людских. Еще лились над холмами и равнинами чудесные песни, рыцари выезжали на турниры, и в королевском замке шли балы…

Но однажды на северном горизонте показалась тонкая белая полоса. Она близилась, она росла ввысь день за днем, она превратилась в стену и закрыла горизонт… И тут началось вторжение с континента. В проливе стало тесно от кораблей. Кованые сапоги завоевателей топтали некогда заветную землю. Боевые маги подлых народов и изменники из числа народов высших крушили Предел за Пределом, пробивали завесу магии Волшебной страны, И гибли благородные воины ее, сотнями, тысячами, десятками тысяч. Стон и плач стояли во дворцах, и в убежищах под холмами, и на вольных равнинах… А льды шли, надвигались неумолимо, накрывали гибнущую землю тяжелой могильной плитой. Не стало больше садов, дубрав и вересковых пустошей, столь милых душе поэтов. Не стало озер и горячих фонтанов, радуги померкли, и жидкий огонь недр погас, будто остыло само сердце несчастной земли. Только лед и снег, снег и лед, и кровь на льду, и черными крестами вмерзшие в лед тела…

Шел седьмой год войны, когда в последний из уцелевших островных Пределов пришла страшная, гибельная весть: Пределы континента изменили своей королеве и стали на сторону Коллегии, а те, что хранили верность, – уничтожены войсками Карола Освободителя. Надежда умерла, как умерла сама жизнь благодатных островов Эмайн. Неоткуда стало ждать помощи, и отступать, бежать – некуда.

Тогда ушли спригганы. Сильный, бесстрашный и жестокий народ, элита воинства Волшебной страны. Они не хотели погибать, они променяли гордую и достойную смерть на жизнь разбойную и дикую в чужом холодном краю. Они пробивались с боями сквозь вражьи ряды, а вослед им неслись проклятия тех, кто оставался умирать на родине. И звериная сущность поселялась в их телах, уродуя прекрасные лица, и дети их превращались в демоновубийц, и имена проклинавших стирались из памяти, чтобы во веки веков нельзя было те проклятия снять…

Последний Предел был укреплен так, что не только всем магам Коллегии – демонам не пробить. Он мог бы пусть скудно и горестно, но жить, если бы не лед. От гнева Стихий не скрыться за пеленой чар. И они решили умереть – героические дини ши, благородные тилвит тег, прекрасные гуараггед аннон, страшные слуа и еще многие, многие из тех народов, что составляли великолепный двор королевыфеи. Считаные тысячи выживших из сотен и сотен тысяч погибших. Они предпочли тоске чужбины вечный покой в Долине предков… Они лежали, плечо к плечу – прекрасные дамы и блестящие кавалеры, благородные старцы и прелестные младенцы – коченеющие от холода, но еще живые, под великолепными сводами дворцов и замков, и слышали, как стены трещат под натиском льда, как лопается камень, не выдержав страшной тяжести толщи замерзшей воды. Они умерли, умерли медленно и страшно… Большинство из них. Но не все. Обреченные на жизнь – так прозвали тех, кто уцелел. Ибо обречены они были на безотрадную и полную лишений жизнь в самых тайных глубинах Сокрытых Пределов, среди мертвых и проклятых Песков Шаала… И они жили, вопреки самой природе своей, год за годом, век за веком. Они ждали того часа, когда истечет ровно полтысячелетия со дня гибели властелина, чьим именем была изменена судьба Старых Земель – короля Карола Кровавого, и наступит светлая эпоха Возрождения…

– Ответь, о Великий, – в старчески блеклых глазах мага полыхал молодой огонь, – разве мы не достойны награды за наши страдания? Разве ты не желаешь счастья собственному народу? И разве мы желаем слишком многого? Мы не хотим отнять чужое – только забрать свое, то, что принадлежало нам по праву! Наша цель не месть, а справедливость. Никакими силами не повернуть время вспять, не вернуть былого. Но мы способны улучшить этот грязный, жестокий и подлый мир, сделать его таким, каким был бы он ныне, если бы сохранилась наша власть – власть Волшебной страны. Неужели вы, самой Судьбой призванные на защиту нашего мира, можете желать ему зла? Теперь, после того, что видел ты и слышал, неужели не изменишь намерений? Будешь попрежнему стоять на нашем пути?

Хельги тряхнул головой, потер ладонями лицо. Он чувствовал себя както… странно. Перед глазами теснились прекрасные образы, в ушах звучали страстные и страшные речи… Реальность сплеталась с видениями, настоящее с минувшим, правда с вымыслом… И так хотелось любить этого несчастного, но благородного и гордого старца, и слушать его, и слушаться, соглашаться с ним во всем. Так хотелось ответить «да»…

– Нет! – преодолевая собственные чувства, ответил подменный сын ярла. – Не изменю. Я ничего не имею против ваших целей, но мне известно то, что неизвестно вам. И мир лучше не станет, он погибнет. И мы должны это предотвратить. Работа такая. Прости… – Ах, как тяжело давались слова! Мысли путались, вдругнестерпимо захотелось спать и видеть сны о прекрасной утраченной родине…

Старый маг склонился над ним, протянул руку. Кончиками иссохших, холодных пальцев коснулся лба. Темнота сгустилась…

– Ты должен. Должен. Мы хотим спасти этот мир, вернуть ему процветание и величие, ты должен нам помочь…

И тут – не демон, не спригган, не образованное и культурное существо, даже не воин – дикий зверь, волк животным чутьем своим почуял опасность… Нельзя медлить, нельзя говорить, нельзя слушать эти завораживающие речи… Бежать! Бежать сию секунду, или поздно будет!

И он рванул сквозь предательски пустую черноту астрала, по той единственно верной, ярко сияющей нити, что нельзя разорвать никакими чарами…

– О! Хельги вернулся! Где тебя носило?.. Да что это с тобой?! – услышал он знакомые голоса, но кто именно что говорит, разобрать уже не мог. Все слилось в общий встревоженный гул, и разум в нем потонул окончательно.

– Ничего страшного, – авторитетно заявил Балдур, изучив бесчувственное тело, аккуратно пристроенное Рагнаром у сосны. – Он жив, здоров и весел, просто спит. Реакция на магическое воздействие. Побочная, так сказать.

– В смысле? – испугался Эдуард. В магии он разбирался мало, лекарском деле – не более того, но както слышал краем уха, что побочная реакция – это нехорошо.

– В смысле зачаровать его пытались, опоили какимто зельем. Для демона это не опасно, на них такие вещи не действуют вовсе, или действуют, но слабо. Проспится к завтрашнему утру.

– И какой гад это сделал?! – Меридит принялась оглядываться с таким видом, будто надеялась этого «гада» найти, схватить и разорвать.

– Тот, кто его вызвал. Сильный, опытный маг, подозреваю, из числа лордов – кому еще он мог понадобиться?

– Братцу Улафу, – напомнил Рагнар, не подумав.

– Кишка тонка у братца Улафа для такого дела, – ответил колдун грубовато. – Не его масштаб. Великого мага шелковыми покрывалами не купишь.

– Не стоит гадать, проснется – сам расскажет, – предложил Аолен.

И тут Хельги пробудился. Ненадолго. Ровно настолько, чтобы сбивчиво сообщить, где именно побывал, и вполне членораздельно обругать себя «безмозглым идиотом, который за двадцать с лишним лет жизни не уяснил, что нельзя тянуть в рот всякую дрянь без разбору». А потом снова заснул, привалившись к сосновому стволу. Тогда колдун достал из кармана иглу, проткнул палец. И собственной кровью начертил на бледной щеке демона некий знак, похожий на зловещую руну «каун»,^[24] но с дополнительной поперечной чертой.

– Охранный символ, – пояснил он свои действия, – чтобы его назад не уволокли и вообще не вызывали больше до поры до времени.

– До какого времени? – очень заинтересовалась диса.

– Пока знак не сотрется.

– Слуушай! – Девица от волнения даже подскочила. – Давай ему, пока спит, татуировку сделаем! Чтоб уж навсегда!

– Но тогда я тоже не смогу его вызывать, – возразил Балдур, – а вдруг понадобится? Мало ли какие обстоятельства могут возникнуть…

Так и остался грозный и могучий демон без татуировки. Он спал, время шло впустую, мир приближался к гибели, и ждать следующего утра не было никакой возможности.

– Идитека вы дальше, – решил колдун, – а мы с ним останемся. Проснется – догоним через астрал.

– Отлично! – просияла сильфида, радуясь, что не придется томиться долгим ожиданием.

А Меридит хотела завопить, что Хельги ее брат по оружию, поэтому именно она должна с ним остаться, и она его не бросит, и вообще… Не позволило знаменитое дисье благоразумие. Как бы ни любила она брата, как бы ни хотела лично о нем заботиться, факт оставался фактом: в сложившейся ситуации от опытного колдуна пользы больше, чем от воина, пусть и не менее опытного. И потом, это ведь ее и никого другого Хельги умел безошибочно отыскать в астрале.

– Ладно, – разрешила она недовольно. – Оставайтесь. Только ты смотри, того… – Что именно Балдур должен «смотреть», она и сама не знала, поэтому брякнула первую пришедшую в голову глупость: – Ты его не обижай!

– Щас! – Тот даже руками всплеснул от возмущения. – Непременно примусь издеваться над бедным беззащитным созданием! Буду бить и калечить! Вот только дождусь, когда вы наконец уйдете – и сразу за дело!

– Извини, – нервно хихикнула Меридит. – Я не то имела в виду.

– Идите уже, – махнул рукой колдун.

Но тут, неожиданно для всех, взбунтовался Орвуд. Демонстративно плюхнулся в только что наметенный сугроб и воинственно заявил:

– Я тоже остаюсь!

– Это еще зачем? – не поняли его порыва спутники.

– Затем. Устал я, не желаю понапрасну ноги бить. Отдохну до завтра.

– Вот бурдюк ленивый! – рассердилась Энка, стала, руки в боки, приготовилась к долгим пререканиям.

Но Меридит настойчиво потянула ее за рукав:

– Идем! Хочет – пусть остается, тебе какая разница?

– И что это ты сегодня такая покладистая? – Девица смерила боевую подругу подозрительным взглядом.

– Отвяжись! – буркнула та в ответ и зашагала прочь.

Просто она поняла. Ни при чем были ноги, усталость или лень: Орвуда остановил страх, тревога за брата по оружию – новое, незнакомое прежде чувство, с которым гном еще не умел справляться. Ведь прежде у него не было родственников, любимых понастоящему , и он не знал, каково это – бояться потерять близкое существо. Ему еще предстояло научиться с этим жить…

И они остались втроем, под сосной, в холодном лесу, медленно заносимом снегом. Балдур подремывал у костра, Хельги спал одурманенным сном, и только гном не находил себе покоя, суетился рядом. Он то махал рукой перед носом младшего брата, то хлопал его по щекам, в надежде вернуть к действительности из мира грез, то ему начинало казаться, будто бы тот дышит слишком тихо, и он лез холодными, плохо гнущимися и почти утратившими чувствительность пальцами проверять, есть ли пульс, бьется ли сердце. А потом тормошил, приставал к Балдуру:

– Ты уверен, что он у нас не помрет? Нет, скажи, ты абсолютно уверен?

– Уверен, – терпеливо отвечал колдун. – Убежден. Абсолютно. Непоколебимо. Гарантирую. Клянусь честью… Да прекрати ты наконец себя изводить! Это простые волеподавляющие чары, для бессмертного они не опаснее укуса комара.

– А для смертного, значит, опасны?! – цеплялся к словам въедливый гном. – Ты учти, Хельги у нас демон неполноценный, не смотри, что кажется грозным и могучим.

– Неважно, – втолковывал Балдур, – главное – суть, а не детали. Все будет хорошо.

Почтенный Канторлонг ненадолго успокаивался, но скоро находил новый повод для тревоги:

– Скажи, ты уверен, что он у нас не простудится? Землято холодная! Как бы не замерз?!

В этом вопросе Балдур никаких гарантий дать не мог. Тогда Орвуд принимался подбрасывать дров в костер, подтыкать одеяло…

Так и миновала та ночь. А к полудню прекрасно выспавшийся демон и полусонные сиделки его воссоединились с компанией… и едва узнали своих спутников! Моровое поветрие, наделавшее столько переполоха в Дайре, на поверку оказалось свинкой! Карантинные меры, принятые заботливым герцогом, не спасли. Ильзу, Рагнара, Эдуарда и великовозрастную дщерь сенатора Валериания – всех четверых поразила детская хворь. И, разумеется, специализирующийся на благородных недугах эльф лечить такое не умел!

Нельзя сказать, чтобы они сильно страдали физически. Скорее, морально. Девиц раздражал изуродованный внешний вид – кому понравится бродить по миру с раздутой физиономией? Рагнара беспокоило иное.

– Ох, только бы на низ не перешло, – причитал он, не стесняясь присутствующих дам, – ох, только бы не перешло! Отец меня прибьет! Он мне уж сколько лет пеняет, что никак потомством не обзаведусь. А если я вовсе не смогу, после болезни? От свинки, говорят, бывает бесплодие… Что делатьто будем? С наследникамито? – Он подпихнул в бок другапринца.

Но Эдуарда вопросы престолонаследия занимали куда меньше. У него болели уши и горло, разговаривать не хотелось.

– Подумаешь, – отмахнулся он. – Лично у меня есть сестра. В крайнем случае она родит.

– Даа! Тебе повезло! А мне как быть? – затосковал оттонец.

– Ты, вопервых, не каркай, – посоветовала скорая на решения сильфида, – а вовторых, если что, Розалиана коронуете. В крайнем случае.

– Верно! – просиял рыцарь. – Как я сам не догадался! Я его летом видал – славный парень растет, крепкий, даром что сынок кузена Улля!.. Только имя ему придется поменять, вот что! Настаивать буду! Розалиан Первый, король оттонский! Ужас! Да нас все Староземье засмеет!

…Впрочем, время показало, что волнения были напрасны. До органов государственной важности болезнь не добралась.

Из дневника Хельги Ингрема

Умные существа никогда не станут принимать еду или питье из рук врага. Жаль, что я к таковым не отношусь.

Ругают меня все, кроме Эдуарда, – ему по чину не положено – и, к сожалению, заслуженно. Обобщенный перечень упреков таков: я до сих пор не научился обходить ловчие ямы Соламина, я позволил себя опоить, я всех перепугал до смерти, я даже не попытался хоть чтото разузнать о невестах. И самое главное: я, как последний идиот, слушал чужие речи, занимался историческими экскурсами, вместо того чтобы воспользоваться случаем и объяснить лордам, какую ошибку они допустили и чем она грозит миру! Я должен был орать, бить, крушить, но хоть както их вразумить! Почему я этого не сделал?

А я и сам не знаю почему. Прямо затмение какоето нашло, мозговой ступор. Единственное, что можно предположить: я попал под воздействие чар еще до того, как выпил зелья. Слишком уж впечатлило меня созерцание ландшафтов утраченной родины. Красиво было, спору нет, но всетаки я не эльф и не поэт, чтобы, будучи в своем уме, так болезненно реагировать на природные объекты.

А душещипательное повествование о гибели островов Эмайн! Боги великие, ведь я в тот момент едва не разрыдался на манер девы корриган!.. Как там было? «…И кровь на льду, и черными крестами вмерзшие в лед тела…» Звучит, а?!

Помню, вошла наша тысяча в КоррТанг, только что отбитый у орков. Поперек улиц баррикады из трупов. Все подряд в одной куче – бабы, старики, младенцы… Причем не целиком, а по частям – руки, ноги, головы… У кудиан выгрызены внутренности, люди просто разодраны в клочья – орки их не едят, говорят, мясо нечистое… Не знаю, может, у проклятых гоблинов есть какаято народная забава, связанная с подбрасыванием в воздух кишок? Иначе как объяснить, почему они, кишки человечьи, гроздьями свисали с деревьев?.. Идем по городу, а под ногами слякоть, как осенью, только не от дождя – от крови. Ее уже песок не впитывал. Про запах я молчу – летом дело было. От такого запаха не только у орка – у кого угодно марах приключится… Дома лежат в руинах – это уже при штурме наши маги огненными шарами били. Среди развалин копошится всякая мелочь – домовые гоблины, еще какието твари вроде боггартов. Орки их не тронули, они сами сошли с ума от страха и вида крови. Бродят, как призраки, таращатся бессмысленно или сидят, раскачиваются и воют так, что мороз по коже… Мы мимо проходим, а они к нам руки тянут молча. Зачем – непонятно. Спрашиваем – не отвечают, только стонут. Страшно до одури.

Вдруг видим – посреди руин стоит храм, уж не помню, кому из южных богов посвященный. Целехонький – ни царапинки, будто не война кругом. Ну думаем, чудо! Бог свое имущество уберег! Заглянули посмотреть. А там девчонки. Прятались они в нем, надеялись, бог спасет. Много, много девчонок, целый храм битком. Живые. Только на самом деле лучше бы им быть мертвыми и лежать на улицах в общих кучах, после того, что с ними сделали орки… Говорят, ни одна потом не выжила…

И что, спрашивается, я тогда делал в КоррТанге? Оплакивал погибших? Как бы не так! Жрать мы сели. Прямо посреди улицы, среди трупов. Наши обозы были разбиты под Уммаром, провианта не подвозили три недели, а тут в одном из подвалов обнаружилась бочка соленого козьего сыра – уж не знаю, почему орки ее не нашли раньше нас? – вот мы и устроили пир. А он мне про кровь на льду!

И потом, чтото не понравилась мне история со спригганами! За что их, собственно, прокляли? За то, что не захотели лежать и дожидаться, покуда их заживо раздавит льдом? Да с какой, собственно, стати? Что за бред? «Они предпочли тоске чужбины вечный покой в Долине предков…» Придет же в голову такая глупость… Аолен говорит, я сужу как наемник, у которого никогда не было родины. Возможно. Но я живой наемник, а не мертвый тилвит тег или кто там еще? Гуараггед аннон.

Получается, «обреченные на жизнь» имели право спастись, а спригганы обязаны были помереть из принципа? И это лорды называют справедливостью? Не уверен, что существа с такими сомнительными моральноэтическими установками в принципе способны принести в этот мир добро… А может, их, нынешних, в свое время тоже проклял ктото из оставшихся на Эмайне? За то, что ушли? Поэтому они теперь и творят демон знает что, и влекут Староземье к гибели?..

В общем, история темная, мир жесток и несправедлив, и одна у меня в жизни отрада, что демоны не болеют свинкой.

P.S.

А самое обидное вот что! Когда мы с Меридит в прошлый раз побывали в лаборатории магалорда, там на полу был расстелен специальный ковер с вытканной на нем пентаграммой – очень красивый.

На этот же раз я, прибыв по вызову, оказался на голом каменном полу, а ковер лежал рулончиком в сторонке. Не удостоили меня, значит, чести! Побоялись, вдруг наслежу! Мелочь, казалось бы, какую воину и замечать не пристало, а зло берет!

Чем ближе к озеру подходили Наемники, тем тревожнее становилось на душе. До невыносимости. Не потому, что мучили дурные предчувствия – просто так бывает всегда. Когда до цели далеко, от душевных мук ожидания отвлекают мысли и переживания более насущные, разум милостиво оберегает сам себя от напрасных страданий, не способных ничего изменить. Но постепенно, с приближением, тревога неизвестности выходит на первый план, становится непреодолимой. Чтото ждет там, впереди? Не случилось ли чего ужасного, непоправимого за время отсутствия? И это томительное предчувствие беды пугает больше, чем сама беда, гонит вперед: будь что будет – лишь бы скорее!..

Последние часы пути они почти бежали, напролом через лес, без передышки, позабыв о собственных хворях. Даже на разговоры не оставалось душевных сил. Лишь бы скорее, а там – будь что будет!

Но не было ничего. Тишь да гладь, будто и не отлучались никуда. Ни намека на чужое присутствие. Мирный дымок над кровлей жилья. Мокрое детское белье на веревке, растянутой между деревьями, – видно, Урсула только что занималась стиркой, – и сама Урсула, со счастливым визгом вынырнувшая из землянки и повисшая на шее Рагнара – почемуто именно его она избрала объектом для изъявления эмоций.

– Наконецто!!! – орала она и дрыгала ногами в воздухе. – Вернулись!!! Это вас дух уволок, да?! Я так и думала! Так и думала! И нашим кальдорианским болванам говорила: вернутся! До конца света обязательно успеют!

– Успели! – выдохнул Эдуард и устало опустился на заснеженную кочку – ноги вдруг отказались служить. «Неужели так подкрадывается старость?» – подумалось впервые в жизни.

Но тут Урсула с детской непосредственностью спросила:

– А что это вы такие страшные, на себя не похожи? Ууу! – Для наглядности она раздула щеки. – Морды жирные, как у троллей!

И принц сообразил, что дело не в прожитых годах, а в свинке.

– А где они, наши болваны? – поинтересовался Хельги спустя пару минут, когда стало очевидно, что, кроме милого ребенка, навстречу вернувшимся никто не спешит.

– Кальдорианцы, – с упреком поправил Рагнар. – Годрик и Спун.

– Да ладно, я и так поняла! – откликнулась маленькая диса. – Скоро вернутся. Территорию пошли обходить. Они ее каждый день обходят, лазутчики недоделанные! Боятся проворонить лордов. Я им говорю: «Дураки! Никто мимо нас не пройдет, заметим. Ни к чему по проклятым местам в одиночку шастать!» А они не слушают ничего! – Она обернулась к сестре: – Зря ты мне их бить не позволила!

– Зря, – согласилась та. Инициатива юношей, в самом деле, была ненужной, если не сказать опасной.

А Урсула добавила заговорщицки:

– Странные они какието, кальдорианцы наши…

Тогда все пропустили мимо ушей ее слова.

А дальше все вернулось на круги своя. Потянулись дни ожидания. Правда, теперь оно переносилось много легче. Не было больше глупой раздражительности, мелких склок и взаимных обид – будто переболели и выздоровели.

И занятие для каждого нашлось. Меридит, к примеру, взялась точитьперетачивать все имеющееся в наличии оружие, как и положено всякой уважающей себя дисе на пороге большой битвы. Аолена потянуло слагать печальные песни об осени, хотя за порогом землянки стояла самая настоящая зима и пурга заметала лес белым покрывалом. Балдур потихоньку, не привлекая внимания, продолжал свои колдовские изыскания. Он еще не терял надежды обнаружить захоронение.

Ильза взяла на вооружение сомнительную идею: помирать, так хоть в чистом, и устроила грандиозную стиркуштопкупочинку. Причем она так увлеклась этим занятием, что Эдуард не раз высказывал опасение: как бы спасателям мира не оказаться на момент начала боевых действий без сухих штанов!

Вообщето у принца была своя причина роптать. По доброй дружбе и равенству в воинском звании девушка привлекла его к работе: заставила ходить за хворостом, таскать и греть воду, развешивать белье и выкраивать заплаты. Спору нет, времени, чтобы скучать, у наследника престола ольдонского не осталось, но и назвать такое времяпрепровождение веселым и приятным он не мог. Попробовал было умерить хозяйственный пыл боевой подруги, заявив, что вода в озере проклятая, пропитанная древним Злом, и стирать в ней никак нельзя. Но домовитая лоттская девушка мгновенно нашла выход: «Будем топить снег». Сказано – сделано. В результате резко увеличился расход топлива, и работы только прибавилось. Зато помогать Эдуарду, к пущей его радости, вызвалась Энка. Оказалось, что ей до страсти нравится собирать хворост – кто бы мог подумать?! Поистине непредсказуемая натура!

В то время когда друзья занимались хозяйством, Рагнар и Орвуд без зазрения совести картежничали на интерес. Потом сменили надоевшие карты на кости, и Хельги, отложив дневник, принялся внимательно наблюдать за процессом. Ему было интересно: как именно сложится игра у двух существ, каждое из которых не может выиграть в принципе? Результат вышел ужасающим. Вопреки всем законам вероятности, игрокам раз за разом выпадала ничья! Сперва такой расклад казался им забавным, но после тридцатого совпадения они заподозрили, что дело нечисто. Тут уж необыкновенным явлением заинтересовались все, принялись экспериментировать. Играли по двое, и кучками, и всем скопом – с одинаковым равным результатом. «Место проклятое, для игры в кости не годится», – убеждал Хельги, а сам с замиранием сердца ждал: вот сейчас, сейчас ктонибудь догадается привлечь к опытам кальдорианцев или Урсулу – и пиши пропало! Несостоятельность его теории «дурного места» станет очевидной, возникнут ненужные вопросы, подозрения…

К счастью, сестру до эксперимента не допустила Меридит: дисьим детям играть в азартные игры не положено до достижения совершеннолетия, это очень строгое правило, вроде бы даже имеющее магическое подкрепление. А кальдорианцы…

С кальдорианцами было не все так просто. Онито с озера не отлучались. Для нихто ничего не изменилось, все шло постарому. И прежде не особенно общительные, сторонившиеся иноверцев юноши за время ожидания сделались замкнутыми до угрюмости. Они целыми днями пропадали в лесу под старым предлогом обхода территории, причем ходили порознь, видно, повздорив между собой. Возвращались под вечер, продрогшие и уставшие, ели плохо, спали беспокойно.

Рагнар, по доброте душевной, хотел прекратить их бессмысленные вылазки, но юноши проявили несвойственную им настойчивость, и рыцарь плюнул: «Делайте, что хотите! Чем бы дитя ни тешилось…» Остальные же и вовсе не вмешивались, потому что – с какой стати? Не маленькие, способны сами за себя отвечать. Охота мерзнуть и простужаться – кто бы возражал! Пусть мерзнут, пусть болеют, это дело личное, в бою от них все равно проку нет. «Возможно, физические страдания помогают легче пережить крушение духовных идеалов» – так рассудил для себя Аолен. А другие на эту тему и не думали даже…

Из дневника Хельги Ингрема

Почемуто принято считать, что демоны обладают даром предвидения. Не знаю, возможно, это мнение справедливо в основе своей, но ко мне оно никоим образом не относится.

Каждый день я явственно чувствую: вот сегодня, сегодня начнется! Придет роковой час! И надо ли говорить, что он, час этот, наступать и не думает? Всем моим предчувствиям грош цена в базарный день. Досадно.

Идут шестые сутки со дня нашего возвращения из Дрейда. Ильза уже перестирала все, что могла, даже походные мешки (явное, на мой взгляд, излишество), а перемен никаких. Времени прорва – впору садиться диссертацию писать. Чернил мало, вот беда. На дневник хватило бы. Впрочем, если кончатся – наведаюсь в другой мир, раздобуду там. Макса навещу или Инолге нервы попорчу… Мне нравится над ним издеваться, видимо, таким недостойным образом проявляется сущность убийцы. Не знаю, следует ли мне сдерживать ее низменные устремления или, наоборот, дать волю естеству? Надо посоветоваться с Аоленом, когда никого не будет рядом…

Да, жизнь моя в последние недели стала очень сложной и запутанной. Но случаются в ней и светлые моменты. К примеру, Орвуд с Рагнаром наконецто утратили интерес к игре в кости, снова взялись за карты. Кальдорианцы больше не путаются под ногами, бродят гдето поодаль. Рагнар сходил на охоту – еды у нас, видите ли, маловато осталось! – а вернулся ни с чем. Оно и понятно: местность насквозь проклятая, кто станет тут водиться по доброй воле? Лес совершенно мертвый, ни следа на снегу, даже мышиного. Вороны и те не каркают, хотя им никакое зло не страшно, в самых жутких местах встречаются. А здесь – нет!

Или не в магии причина, а в сильных холодах? За несколько морозных дней Вдовье озеро покрылось льдом, Балдур бродит по нему в поисках могилы и жалуется, что работать сложно – мешает повышенный силовой фон . И ругает он этот фон на чем свет стоит, а я тихо радуюсь. Потому что не будь его, этого фона, маскирующего наши астральные проекции, такой опытный колдун, как Балдур, непременно сообразил бы, отчего никто из нас не может выиграть в кости. И наверняка не догадался бы смолчать, рассказал всем. Тогда наступил бы для меня личный, индивидуальный конец света! Ужас, ужас! Страшно представить! Энка жизни не даст… И Рагнар спасибо не скажет. Меридит по шее надает… Орвуд! Про Орвудато я забыл! Катастрофа!

О! Притчу вспомнил! Ванедскую.

Короче, жила в одном сайрате глупая дева. Вот сидит она и плачет. Подходит к ней сестра и спрашивает: «Чего ты, сестра моя, плачешь так горько?» А та отвечает: «Как же мне не плакать? Вот скоро выйду я замуж, родится у меня сынок, назову его Фыртахве. Вдруг выйдет он за ворота – а тут мимо наш дракон Туоп летит. Задел задней ногой – и нет моего Фыртахве! Вайвай, горегоре!» Села сестра рядом, стали на два голоса плакать. Потом другая сестра вышла, мать, тетка, бабка… Все сидят и плачут: «Вайвай! Бедный Фыртахве!» Наконец отец плач услышал и спрашивает, в чем дело. Говорит ему глупая дочь: «Вот скоро выйду я замуж, родится у меня сынок, назову его Фыртахве, в честь дедушки Зартаха. Вдруг выйдет сынок за ворота – а тут дракон летит. Зашиб задней ногой насмерть! Нету моего Фыртахве! Ой, горегоре!» А отец на это и говорит: «А ну, цыц, дуры бабы! Нечего слезы лить, похороним как мужчину!»

Ну точно про меня притча!

Из дневника Хельги Ингрема

(по прошествии трех дней)

С утра началось в нашем глухом краю какоето шевеление. Не в физическом мире – в астральном. Источник и природу его я понять не умею, но кажется мне, будто ктото за нами наблюдает. В смысле не конкретно за нами, а за местностью в целом. Причем к лордам этот таинственный наблюдатель отношения не имеет, такое у меня… предчувствие, что ли? Впрочем, всем известно, какова цена моим предчувствиям. Полагаться на них нельзя, возможно, это лишь игра заскучавшего воображения. Однако осторожность не помешает, решили мы, и не пустили Годрика и Спуна в их традиционный обход. Оба очень недовольны, сидят по углам, надутые, как аттаханские сурки. Смотреть тошно…

Ожидание утомляет всегда, но ожидание напряженное – в особенности. Я решил стереть с лица охранный знак, нанесенный Балдуром. Пусть маг лордов снова меня вызовет, хочу поговорить с ним похорошему, на трезвую голову, предупредить об опасности. Весь день сижу, жду – не вызывает, гад! А ведь до этого несколько раз пытался, Балдур это ясно чувствовал, а я – нет. Плюнул, наверное. Понял, что не получается, и решил больше не связываться. Досадно!

О! Опять астрал дернулся! Да так, что я даже подпрыгнул, и Энка обозвала меня припадочным! Может, это начал пробуждаться дух Карола?

Нет, не может. Так говорят Балдур с Аоленом: дух не восстанет прежде, чем будут совершены специальные ритуалы (с применением наших невест). Почему они в этом так уверены? Помоему, от духов следует ожидать чего угодно. К примеру, наш Царь Народов восстал без всякого ритуала. Мы просто провалились в его могилу и все… Или это и был необходимый ему ритуал? Трудно судить о том, в чем ни демона не смыслишь. В любом случае надо быть настороже.

Орвуд считает, что пора нам продумать линию поведения, согласовать, как будем действовать, когда оно начнется. Но у наших дам один ответ: война план покажет. И Меридит, и особенно Энка не любят ничего загадывать заранее, говорят, дело обязательно пойдет наперекосяк. Я для себя пока не решил, чья позиция вернее, потому помалкиваю. Но планы обдумываю.

Надежнее всего было бы из укрытия перестрелять всех дев по дороге на алтарь. Но для нас этот вариант, к сожалению, неприемлем… да и не так хорош, как показалось вначале. Лорды знают, что мы постараемся им помешать. Значит, позаботятся о защите. Маги они не особенно сильные, но мы – еще хуже. Конечно, у нас есть Балдур, он отличный профессионал, но у него не та специализация. Как правило, на поле битвы маг выходит против мага, колдун против колдуна – при каждой сотне обычно состоят на службе и тот и другой. Смешанные бои возможны, если маг будет атаковать сам, а не уйдет в глухую оборону. Защитную магию колдовством не пробить, это все знают, даже я. Растянут завесу вокруг алтаря, сделают, что им надо, а нам останется только рядом стоять и глазами хлопать: видит око, да зуб неймет…

Да, очень непростой расклад. Как бы не пришлось нам иметь дело с самим восставшим духом! Надеюсь, Балдур знает, как их убивать, ведь это уже его профиль…

Эта запись оказалась последней из сделанных на проклятом озере. Кончилось ожидание, пришло время действовать.

Лорд Ллевелис не смыкал глаз уже третьи сутки. Долгие века ожидания подходили к концу. Нервы были на пределе. У всех. Замок пребывал в движении, голоса и музыка, топот и стук, шорох и скрип наполняли его, мешая уснуть. Гдето вострили оружие, гдето начинали готовить порталы, гдето пели песни о былой славе, гдето молились.

Сквозь открытое окно доносились звуки лютни и скрипок – в королевских залах был бал, последний в старой жизни… А может, и вообще – последний в жизни ? Там в радужном свете магических огней по зеркальногладкому мозаичному полу скользили, кружились, летели в танце, давно позабытом в большом мире, прекрасные дамы в пышных нарядах своих прапрабабок, блестящие кавалеры в бархате и шелках таких ветхих, что не рассыпались они в прах только благодаря магии. Реликты, призраки великой эпохи, ушедшей в небытие, отнятой и стертой из памяти ныне живущих. Несчастные осколки прошлого, утратившие место в этом мире… Смогут ли они обрести его вновь? Достанет ли им сил? Завтра он получит ответ на этот вопрос. Только завтра. О боги, как же мучительно тянется время!..

Пять веков – долгий срок. Их остались считаные единицы – тех, кто воочию видел Волшебную страну, кто помнил былое ее величие и страшный ее крах. Дряхлые старики, такие же, как он сам… Уже не прадеды даже – предки тех, кому завтра предстоит едва ли не впервые в жизни покинуть надежные глубины Сокрытых Пределов и шагнуть в большой мир, чтобы сделать его своим. Не измениться под стать новой эпохе, но вернуть былое.

Долгие годы они жаждали мести. Они жили этой мечтой, упивались ее ядом, отравляли души детей и внуков своих, рожденных в неволе . Они умерли – почти все – так и не дождавшись Великого дня. Кто двухсот лет недотянул, кто – всего двадцати… Выжившие уже не хотели мстить – былая ярость перегорела. Виновники их бед сами давно уже истлели в могилах, а потомки их… Не ненависти они были достойны, а жалости. Что за мир достался им в наследство от безумных предков? Грубый, уродливый и жестокий. Все возвышенное и прекрасное ушло из него вместе с Волшебной страной. В нем нельзя было жить , только прозябать , утопая в грязи и пороках…

Так думал лорд Ллевелис, придворный маг ее величества. Думал всегда. До самого последнего дня.

Наверное, это бессонные ночи дурно повлияли на его разум, заставили повернуть мысли в новое русло. Если прежний, ушедший мир действительно был столь прекрасен, как он его помнил, почему случилась беда? Откуда взялись воинственные орды, проклинающие его чудесную родину, готовые жизни свои положить, лишь бы ее уничтожить? Что это было? Массовое безумие? Злые чары маговзавистников? Происки злых богов? Или нечто иное? Как жилось под властью королевыфеи тем, кто не имел доступа в ее заветную обитель?

Этого лорд Ллевелис не знал. Ему не исполнилось двадцати лет, когда пришли льды, а до этого он ни разу не покидал островов. А зачем? Развлечений хватало и при дворе. Рыцарские турниры, дворцовые интриги, конные выезды, охота, балы… Безмятежное веселье, великолепная природа, восхитительные яства, волшебная музыка… И пары кружились в танце – дамы в новых пышных нарядах и драгоценностях, блестящие кавалеры в орденах и лентах…

А совсем рядом – рукой дотянешься – уже гибли от голода тысячами люди Эмайна: пахари, скотоводы и ремесленники, черная кость Волшебной страны. Но не было до них дела героическим дини ши, благородным тилвит тег, прекрасным гуараггед аннон…

Старик тряхнул головой, отгоняя крамольные мысли. К чему они теперь, когда им лично взращенные молодые маги уже открывают порталы в дальние земли, и воины готовы к бою, и канцелярия уже распределяет ордена и ленты, и весь Последний Предел живет ожиданием чуда Возрождения… Даже если бы он захотел – не смог бы их остановить. Но он и не хотел.

Просто ему было страшно.

Положа руку на сердце, он неплохо провел последние пять веков. Была жгучая тоска по утраченной родине – со временем она утихла, превратилась в обычную ностальгию. Была угроза извне: маги Коллегии, особенно из числа континентальных эльфов, не жалели сил на поиски последнего вражеского убежища – первую сотню лет, потом успокоились, им надоело жить войной. Была скука изоляции, была нужда (никогда, впрочем, не доходившая до голода) – и это прошло. Золотая клетка стала привычной, жизнь при дворе вошла в прежнее русло. Все как на родине: рыцарские турниры, дворцовые интриги, конные выезды, охота, балы… Волшебная страна в миниатюре. С одной только разницей. Не благодатные острова Эмайн приютили ее, а проклятые Пески Шаала… Но когда тебе перевалило за пять сотен, и ты живешь в довольстве и комфорте, почитаемый едва ли не превыше самой королевы, – это уже не столь важно. Страх потерять то, что имеешь, начинает пересиливать желание обрести новое.

Но он знал, что справится с этим страхом. Во имя будущих поколений.

Больше тревожило другое. Наемники Судьбы. Восемь существ – семеро смертных, один бессмертный. Очень юные, очень живучие, очень опытные воины. Они уже не раз спасали этот мир. От некромантов и убийственных огненных рыб, от гнусных сектантов, от угрозы из былых времен и иных миров.

Он разведывал специально, он многое узнал о них с того момента, как они встали у него на пути. Но так и не понял, почему они сделали это? Прежде Стражи всегда действовали на пользу этому миру – почему же теперь решили действовать во вред? Или…

Демон Ингрем – с ним надо было поговорить! Не атаковать его разум магией, не опаивать зельем. Не вещать самому – дать слово ему. Не убеждать – спрашивать.

Чем прогневили Судьбу они, живущие вопреки? Что заставило Высшие Силы вмешаться в дела смертных? Какие только беды не обрушивались на Старые Земли и их беспокойные окрестности! Погибла Волшебная страна, прекрасный сон наяву – Силы Судьбы не препятствовали этому. Орды проклятых гоблинов стирали с лица земли города и села – Силы Судьбы были не против. От северных льдов до южных морей гремели Мировые войны, Первая, потом Вторая, мир тонул в крови – и это не беспокоило равнодушные Силы. Что же заставило их поставить вершителей справедливости, служителей Возрождения на одну доску с сумасшедшими сектантами и магамиотщепенцами? Он должен был искать ответ на этот вопрос, вместо того чтобы упиваться собственным красноречием и испытывать силу свою на бессмертном…

Ошибку маг осознал сразу, как только демон сбежал. Исправить не смог. Сколько ни старался, тот больше ни разу не явился на зов. А теперь на это уже не осталось времени. Над Песками Шаала забрезжил тусклый рассвет. Последний Предел озарился волшебнорозовым сиянием нового дня.

Верховная Коллегия заседала в Конвелле узким кругом – только президиум и Совет патриархов. Великий маг Оберон делал доклад.

И говорил он о том, как пять веков назад боевые маги недавно вышедшей из подполья Тайной Коллегии крушили Предел за Пределом, прорываясь к самому сердцу Волшебной страны, ко двору королевы Мэб, стремясь навсегда стереть с лица земли этот одиозный символ жестокой эпохи. Но слишком силен и опытен был противник. Утопающий в собственной крови, теснимый ледяной стихией, он нашелтаки путь к отступлению, сумел укрыться за глухой завесой магии. Последний Предел остался не сломлен, и зло затаилось в нем.

Долгие десятилетия не прекращались поиски. Магия, черное колдовство, подкуп, ложь, пытки – все шло в ход. Любые средства были хороши в этой войне. Потому что все понимали: пока жив хоть один из приближенных королевы – не знать покоя Старым Землям. Сто лет пройдет, пятьсот, тысяча – рано или поздно Волшебная страна попытается взять реванш, отмстить за свое поражение.

Так оно и вышло.

22 декабря 6032 года был предательски убит легендарный Карол Освободитель, чье имя еще при его жизни служило символом победы над Волшебной страной. Самым невероятным было то, что не от руки врага, коих у него насчитывалось великое множество, пал великий король. Преступление совершил один из самых близких и верных ему людей – брат по оружию, который прежде не раз ценою собственной крови доказывал свою преданность.

Так уж погано устроены смертные, что кровное родство порой значит для них меньше, чем должно. Отец может убить сына, сын поднять руку на отца, брат пойти на брата… О брачных узах и говорить нечего – от северных льдов до южных морей не найти на просторах Староземья такого города, такого селения, в котором бы ни один муж не забил бы до смерти жену, ни одна жена не отравила бы мужа поганым грибом либо ведьминым зельем…

Но есть и другие, более надежные связи, которые так просто не разорвешь, потому что не простые, природные они, а на особой магии основаны. И братство по оружию – из их числа. Какая бы ссора ни случилась, какую бы выгоду ни сулили – не способен брат по оружию изменить брату, не способен предать. Сам – никогда! Только если ему помогут. Те, кто умеет обращаться с магией. Причем очень, очень хорошо. Не для простого мастера эта задача – для Великого!

Вот почему Коллегия уже тогда заподозрила неладное. Но меры принять не успела. Тело Карола было похищено прямо из тронного зала альгальдского дворца. Кем? Это было очевидно. Зачем? Нетрудно было догадаться: чем влиятельнее при жизни был покойник, тем мощнее получится из него духпокровитель. Где была заложена пентаграмма? Об этом удалось узнать случайно, не иначе промыслом добрых богов. Случайно в Эттессе схватили лазутчика. Случайно он знал больше, чем полагается простому шпиону. Случайно на допросе присутствовал опытный маг. Под пыткой допрашиваемый указал место погребения правой руки короля. А дальше – чистая геометрия. Так тайное стало явным.

Что же предприняла Коллегия, обнаружив, какая угроза нависла над отвоеванными ею землями? Поспешила устранить ее, разрушив роковую пентаграмму? Нет. Боевые маги оставили все как есть, и осведомленность свою даже от коллег держали в глубочайшей тайне целых пять веков, до этого самого дня.

Но почему же они бездействовали? Восставшие духи – опаснейшие создания, мощью своей подобные богам и демонам. Как Оберон и его не менее именитые соратники могли допустить, чтобы под самым боком у них веками крепла вражеская сила, способная повернуть вспять колесо истории, лишить народы Староземья всех завоеваний, доставшихся им ценой великой крови? Было это бессилием пред свершившимся или преступным легкомыслием? А может, происками коварного противника?

Нет. Это было началом воплощения грандиозного плана, призванного раз и навсегда покончить с Волшебной страной, до которой так и не удавалось добраться иным способом. Враг должен погибнуть от собственной руки – таково было решение Коллегии. А для претворения его в жизнь требовалось не так уж много усилий…

Создание духапокровителя – процесс трудоемкий и поэтапный. Ровно через год – день в день, минута в минуту – после закладки пентаграммы магам надлежит вернуться в ее центр и, определив по особым астральным признакам параметры трансформации, рассчитать время перерождения смертной сущности в бессмертного духа.

Вот в этито признаки маги Коллегии и внесли свои коррективы. Дата была рассчитана неверно. Карол Освободитель уже не был человеком на момент своей гибели. Он уже изменился , и до полного перерождения ему не хватало всегото полвека, и ни минутой больше!

Пять долгих столетий провел могущественный дух заточенным во тьме могилы! В десять раз дольше, чем требовалось по технологии Лодвейка! За этот срок не могло не возникнуть явление, именующееся в современной магической науке эффектом ХазЗарата. Томящийся в неволе дух (каковой бы природы – естественной или рукотворной – он ни был) дает клятву верно служить тому, кто выпустит его на свободу. Но не в меру затянувшееся ожидание ведет к озлоблению, и клятва становится другой. Дух принимает решение убить освободителя. И решение свое неминуемо исполняет. Причем, если дух относительно слаб, дело ограничивается одной или несколькими личностями. Но духи могущественные мыслят иными категориями и масштабами: целые города и народы гибнут от гнева их.

Вот какую участь уготовила Коллегия подданным Мэб, вот что подстерегало их на Вдовьем озере! Волшебная страна доживает последние часы, а магампобедителям только и остается, что, направив на район всевидящее око, наблюдать за ее бесславным концом! С тем чтобы потом, когда гневный дух утолит свою жажду крови и успокоится, прибрать его к рукам – авось в хозяйстве пригодится…

Увы! Им, магампобедителям, тоже неведома была страшная тайна Морагских топей. Древнее Зло, сотворенное запретной магией, запечатано было Силами Стихий, а они, Силы эти, почти не оставляют астрального следа… В отличие от полезного устройства, именуемого всевидящим оком. Это изза него магическое пространство дергалось так, что коекого из демоновубийц боевая подруга обозвала припадочным!

Мало кому в этом мире доводилось видеть благородного, утонченного эльфа, который, стоя посреди убогой лесной землянки, колотил бы себя ладонью по лбу и во всю глотку орал: «Идиоты!!!», и еще коечто поаттахански. Некоторые вообще не поверили бы, что подобные чудеса случаются на свете.

Однако Аолен вел себя именно так! Причем ни свет ни заря, а по спригганским меркам – так и вовсе среди ночи: на улице, по зимнему времени, даже еще не начало светать. А потому подменный сын ярла не был расположен к дипломатии, спросил грубо, зато по существу:

– Ты что, сдурел?!

– Нет!!! – прокричал эльф с воодушевлением. – Я понял! Мы были идиотами !.. Да вставайте же вы, в конце концов! Подъем!.. – Он принялся бесцеремонно трясти спавших, стягивать одеяла – только что ногами не пинал.

– Нет, вы посмотрите на него! Первородный называется! – свирепо шипел Хельги, спросонья не попадая в рукава куртки. – Образец добродетели и хорошего тона! Ну чего ты меня дергаешь?! Чего тебе от меня посреди ночи надо?!

– Чтобы ты перестал копаться, как курица в гнезде, и шел искать могилу! Благо я понял где!

– Да ты что! – Настроение демона мгновенно переменилось, сон как рукой сняло. – Правда понял?!

– Нет! – фыркнул эльф. – Понарошку! Развлечься решил посреди ночи!.. Оделись наконец тетери сонные? Идем?

– Вот что дурное окружение с эльфами делает! – присвистнула дочь сенатора Валериания. – Никакой культуры речи!

Догадка, осенившая Аолена, была столь очевидна, что оставалось только удивляться, почему она не пришла никому в голову раньше. Действительно, идиотизм – убить столько времени на бесплодные поиски и не сообразить простейшую вещь: твари, жизнь которых традиционно протекала за гранью пространственного раздела, наверняка должны были, умышленно или просто по привычке, использовать тот же принцип для сокрытия тайны. Не могилу Карола надо было искать, а открывать путь к ней – путь в Сокрытые Пределы.

Любой эльф умеет делать это с детских лет. Аолен затратил на все про все не более десяти минут.

И мир вокруг изменился. Не полностью, но очень заметно. Основные географические объекты остались на своих местах: Холм Героя высился над лесом, и Вдовье озеро лежало у его подножия. Но лес! Что сталось с ним! Исчезли непролазные заросли гадкого колючего кустарника. Голые, корявые деревья уступили место великолепным корабельным соснам с янтарными стволами и сизым мохнатым елям. На поникших лапах их лежал пушистый иней, крошечные сосульки свисали с кончиков игл хрустальными подвесками, ярко поблескивали в свете зари. Воздух сверкал морозными искрами, небо было безоблачнорозовым – настоящая зимняя сказка! Мечта любого поэта! Полтысячелетия минуло, а здесь еще чувствовалось влияние магии Волшебной страны, изображающей мир лучше, чем он есть на самом деле. Даже не верилось, что совсем рядом, руку протяни – достанешь, затаилось вековечное Зло!

Могилу искать не пришлось – она сразу бросалась в глаза. Плосковерхая глыба белого камня высотой в полроста человека лежала точно посередине между берегом озера и подножием холма. А рядом изпод снега выглядывали камни поменьше – серые ледниковые валуны. Один, второй, третий – целое каменное кольцо!

– Ой! – воскликнула Ильза, вспомнив. – Это же наши собственные камни! Мы их сами натаскали, помните?! Когда спасались от мертвецов! В Средних веках! И до сих пор лежат! С ума сойти!

– И правда! – Эдуард обрадовался так, будто старых знакомых встретил. Приятно, право, оставить свой след на земле! – А как же они угодили в Сокрытые Пределы? Ведь мы их по ту сторону собирали?

– Мало ли что может случиться за тысячу лет? – пожал плечами Аолен, ничего более определенного он ответить не мог. Он никогда специально не интересовался свойствами разделенного пространства, явление это казалось эльфу пожитейски обыденным, слишком привычным, чтобы задумываться о его природе. Быть может, напрасно он им пренебрегал? Чтото слишком часто приходится с ним сталкиваться, причем на уровне уже далеко не бытовом…

Из размышлений его вывел приглушенный возглас Хельги:

– Ах, демон побери! Неужели?.. Прячемся!!!

Да только где тут спрячешься, в кружевном и прозрачном зимнем лесу? Да еще толпой в дюжину голов? Ну свалились в ближайший овражек, залегли – а что толку, если, по изящному выражению высокородного оттонского рыцаря, все задницы наружу торчат?

– Не беда, – успокоил Балдур. – Сойдет и так. Кто появится – я тому глаза отведу.

– Магу? – усомнилась Энка. – Великому?

– Да хоть председателю Верховной Коллегии! – самоуверенно усмехнулся колдун. – Скажу без ложной скромности…

Не сказал. Не успел. Шагах в тридцати к югу открылся мощный портал, и от слов пришлось перейти к делу, впрочем, не такому уж обременительному для настоящего специалиста, коим Балдур Эрринорский, несомненно, являлся. Оно не мешало ему наблюдать за происходящим вместе со всеми. Именно наблюдать – ничего иного им не оставалось. Как и предвидел Хельги, лорды позаботились о защите. Пространство внутри каменного кольца было ограждено щитом Беллерота такой мощности, что никакому смертному не пробить, будь он хоть трижды Великий. Да и бессмертному, прямо скажем, не каждому. Только тому, кто согласится пренебречь сопутствующими жертвами и разрушениями.

– На крови ставили, – прошептал Балдур с уважением, – жизнью ктото заплатил. Добровольно.

Стало жутко.

…А портал искрился и мерцал золотистым маревом. Из него выходили воины в сияющих доспехах, вооруженные копьями и длинными мечами, потом – молодые кавалеры и дамы придворного вида, за ними – важные вельможи в бархатных мантиях и белых плащах. Сколько их было? Да уж не меньше двух сотен!

– Ах, демон побери! Щас они нам весь обзор перекроют! Не увидим ничего! – запричитала сильфида – и получила локтем в бок от боевой подруги. Потому что на самом деле вместо «ничего» она сказала совсем другое, аттаханское слово из разряда тех, что Урсуле было знать рановато.

Однако тревожилась Энка напрасно. Все прибывшие, как по команде, выстроились в два ряда, в шеренги по шестеро, образовав коридор от портала до алтаря. Позиция же наблюдателей оказалась очень удачной – на одной линии с указанными объектами, и живая стена никак не мешала обзору. Им было прекрасно видно, как после минутной паузы из золотого тумана портала стати выныривать новые фигуры.

Сперва двое вынесли трон, очень красивый, резной, с инкрустацией. А потом…

Да, это была она ! Та, которую весь мир считал давно умершей! «Сама», как величал ее бывший пленник Лавренсий Снурр. Королева Мэб собственной персоной!

Увы, минувшие столетия не пошли ей на пользу – это сразу бросилось в глаза тем, кому нечеловеческое зрение позволяло различить мелкие подробности на расстоянии. Лицо королевы, хоть и казалось безупречномолодым, было бледно и неподвижно, как посмертная маска: никаких эмоций, никакой мимики. В движениях пропали былая легкость и грация, они сделались скованными, механическими, как у марионетки, которую дергает за ниточки ктото невидимый.

Медленномедленно шествовала Мэб от портала к трону, и восемь юных прелестных пажей с трепетом несли шлейф ее великолепного, но безнадежно старомодного мехового манто.

Потом так же медленно опустилась она на атласное сиденье трона и замерла в неестественной позе, чуть подавшись вперед прямым корпусом, скрестив руки на груди. Пажи опустились на колени подле ее ног.

Затем появился маг. Лорд Ллевелис, старый знакомый Хельги. Худой и высокий старик, очень импозантный, с лицом благородным до невозможности. «В молодости был редкостным красавцем!» – подумалось сильфиде.

И наконец…

– Сидеть!!! – Меридит рванула Годрика вниз, зажала ему рот ладонью и для верности вдавила лицом в снег.

Рагнар время от времени пытался представить себе, как это будет – и каждый раз воображение рисовало леденящие душу сцены: бледные колдуны в черных одеждах под руки, силой волокут к алтарю несчастных дев, оцепеневших от ужаса или, наоборот, бьющихся в бесплодных попытках освободиться… Или нет, не под руки тащат их, но, связанных по рукам и ногам, несут на длинных палках, будто кабаньи туши с охоты… Бросают на жертвенный камень, грубо срывают последние одежды… Крики, слезы, обмороки…

Ничего этого не было.

Девы шагали на своих двоих, уверенно и бодро. Колдуны шли рядом, галантно поддерживая дам, и не более того. И во взглядах, которыми они обменивались… Да! Восприимчивые эльфы не ошибаются в таких вещах! Это была любовь – Аолен был готов поклясться! Самая настоящая, чистая любовь, без всяких яиц илфи и прочих колдовских ухищрений. Подлинное, природное чувство!

Проследовав одна за другой, пары остановились у королевского трона, церемонно поклонились, испрашивая благословения, и направились к алтарю. Лишь легкие белые туники были на девах, они ступали по снегу босыми ногами, но холода, судя по их виду, не испытывали вовсе – только счастье. Первой со своим кавалером шла принцесса Хекенрозе, заметно посвежевшая и порозовевшая со времен своего зачарованного сна. Следующей была девушка миниатюрная, легкая, как фея, и прелестная, как дева корриган. Годрик, глядя на нее, стонал и грыз кулак, чтобы удержаться от крика. Меридит на всякий случай продолжала придерживать его за ремень.

Завершала же шествие пара довольно нелепая, потому что кавалер был красив, статен и высок, но дама превосходила его по росту на полголовы, а по ширине – почти вдвое! У девушки было круглое лицо с пухлыми щеками, маленьким вздернутым носиком, маленькими алыми губками и большими голубыми глазами, не замутненными излишним интеллектом. В отличие от подруг по несчастью (или наоборот?), торжественнострогих и серьезных, она так и не прониклась важностью момента – всю дорогу до алтаря легкомысленно и жеманно хихикала, чтото шептала кавалеру на ушко.

– Моя! – тяжко вздохнул Рагнар.

Пары остановились возле надгробия, лорд Ллевелис приблизился к ним, длинным посохом вычертил на снегу витиеватый магический символ. Зазвучали слова заклинания, такого долгого и монотонного, что не только сторонние наблюдатели, но и сами участники церемонии испытали немалое облегчение, когда чтение закончилось и камень озарился бледным сиянием Силы.

Близился кульминационный момент ритуала. Кавалеры приподняли, подсадили дам на алтарь, двое – легко, один – с заметным усилием: мало того что кнусская принцесса обладала изрядным весом, она вдобавок извивалась и повизгивала – ей было щекотно, когда брали за талию. По рядам присутствующих прокатился сдавленный смешок. Маг поднял руку, призывая к порядку. Наконец все утряслось. Девы были наверху, спутники присоединились к ним, а дальше…

– Ой! Что это они делают?! – прошептал Годрик в ужасе.

– Рога нам с тобой наставляют, вот что! – хмыкнул рыцарь в ответ.

Аолен, зардевшись маковым цветом, отвернулся. Меридит поспешно спихнула сестрицу в овраг:

– Сиди там! Высунешься – убью!

– Ууу! – привычно захлюпала та.

А Ильза, сообразив, что именно сейчас произойдет, всполошилась:

– Ой! Ой! А мы что, смотреть будем?!! Ой, срам какой!

– Вот именно! – зашипела сильфида свирепо. – Мы что, на представление пришли?! Делать чтото надо!

– А что ты сделаешь? – с философским спокойствием спросил Балдур. – Щит Беллерота нам самим не пробить. Придется ждать.

– Чего?! У моря погоды?!

– Ждать, когда Карол пробьет его изнутри. За ним, я думаю, не задержится. Духи совершенно не выносят замкнутых пространств.

– Аа! – понимающе кивнула сильфида. В этом вопросе она была вполне солидарна с духами.

И тут Хельги вдруг поднялся во весь рост, шагнул из оврага.

– Ты куда?! – страшным шепотом закричала диса. – Спятил?!

– Нет. Все нормально. Схожу для очистки совести, поговорю. Типа я демон и им явился. Попробую предупредить, вдруг послушают?

– Ну попробуй, – разрешила сестра по оружию. – Только осторожно! Если что – уходи астралом, не жди, пока пристрелят.

…Ах, как же он жалел в тот момент, что не умеет увеличиваться в размерах, подобно богу Кукулькану, или завораживать взором, как приснопамятная Ирракшана, что рядом, на худой конец, нет ни одной крыши, которую можно было снести в качестве доказательства грозной и могучей демонической сущности. Увы, ничего этого не было. Приходилось рассчитывать только на собственное красноречие, здравый смысл лордамага и твердую память их старой знакомой, королевы Мэб. Но ни в одном из перечисленных качеств магистр Ингрем не был уверен. «Скорее всего, меня просто сочтут психом, – думал он. – Вот дурацкая ситуация!»

– Эй! – окликнул он, прильнув лицом к невидимой поверхности щита Беллерота, как вурдалак к оконному стеклу родного дома. – Эйэй! Почтенные! Задержитесь на минутку, поговорить надо!

В торжественной тишине голос его прозвучал особенно громко. Ряды вздрогнули, сотни пар глаз с удивлением и ненавистью воззрились на него. Ах, как же не любил подменный сын ярла оказываться в центре такого вот нездорового внимания! Но на что не пойдешь ради спасения мира!

– Кто таков? – отрывисто рыкнул один из лордов, судя по облику, высокий военный чин. – Как посмел? – И приказал: – Удались, неразумное чадо, иначе смерть тебе!

Хельги хотел сказать в ответ гадость, но не успел.

– Ты?!! – раздался голос старого мага, и страх звучал в нем. – Явился ?!! Сгинь, исчадие сфер иных! Изыди, откуда явился в наш мир!

– Вот заладили, – обиделся демон. – Не сгину, не надейтесь. Я по делу вообщето. У меня, можно сказать Откровение !.. Да прекрати ты, дед! – Он почувствовал, как задрожал астрал, магические нити свились в жгуты, потянулись к нему, как щупальца морского кракена. – Я же вас не трогаю, просто поговорить пришел! Можешь ты просто поговорить?!

Нет, не желал старик разговаривать, продолжал творить свою магию, по большому счету бесполезную, но назойливую, как укусы клопов… Не на того нарвался! Это только в любимых дамских романах сильфиды герои то и дело не могут столковаться, потому что один, вместо того чтобы излагать суть, умоляет его выслушать, а другой упорно отказывается. – Хельги был не из таких. За годы службы в рядах наемников, он научился доносить свою мысль до окружающих даже вопреки их желанию.

Не обращая внимания на отвратительные конвульсии магического пространства и протестующий гул толпы, он принялся орать в манере десятника на плацу – громко, четко и без претензии на культуру речи. Зато доходчиво и по существу!

– Идиоты!!! – орал он, не стесняясь присутствием королевы. – Придурки средневековые! Где были ваши глаза, когда вы зарывали ваши трупы в одной яме с дурными покойниками?! Теперьто хоть их разуйте, глаза ваши, если они у вас есть в принципе! Покровителя ждете?! Дожидайтесь! Щас вылезет! Мокрого места не оставит, ни от вас всех, ни от этого постылого мира! Будет вам Возрождение! Такой справедливости огребете – мало не покажется!.. Ллевелис, демон тебя побери, ведь ты же маг! Ты должен иметь соображение! Потвоему, какого гоблина мы за вами таскаемся по всему свету, лезем в ваши планы?! Развлечения ради?! Мы – Наемники, Стражи! Судьба, будь она неладна, приставила нас спасать Мир! Будь он вне опасности – стали бы мы с вами связываться? Сам подумай!

Если честно, он не рассчитывал на успех и орал только затем, что не стоять же безмолвным столбом, раз уж явился?

Но зерно упало на подготовленную почву. Смутные, неоформленные сомнения, неясная тревога, не дававшая лорду Ллевелису покоя все последние дни, обрели четкие очертания. Маг получил ответ на свой вопрос: вмешательство Стражей не было случайным.

Холодея от нарастающего страха, старик устремил взгляд в астрал, в самые древние и тайные его глубины, недоступные взорам менее опытных магов и бестолковых юных демонов. О боги, что он там увидел!!! Мерзостное, тошнотворное месиво запретной магии гнездилось там, откуда должен был явиться миру добрый духпокровитель Волшебной страны!?

Лорд Ллевелис никогда не считал предикторику своим коньком, грядущее редко открывалось ему, даже в тех случаях, когда он использовал специальные средства. Но теперь он видел , четко и ясно, будто оно происходило на самом деле. Видел, как рушатся города и гибнут селения, как тонут в пламени пожаров леса и воды Океана пожирают прибрежную сушу. Как мертвецы встают из могил, а живые уходят в Долину забвения до срока… Он видел черные чумные полотнища на крепостных стенах и синие огни на мачтах кораблей… Разверзшиеся пасти неведомых чудовищ, растерзанные в клочья тела юных дев… Видел мертвых младенцев с вывернутыми коленями и животами, раздутыми от голода. Видел беззубых старух, взявшихся за копья и мечи, потому что умерли те, кто должен был защищать их старость… Он видел конец этого мира.

Современной науке доподлинно известно – длятся пророческие видения не более пяти секунд. Но тому, кто переживает их, кажется, будто проходят долгие часы.

Маг упал в снег на четвереньки, некрасиво, не поблагородному. Тело его тряслось, как в лихорадке, старое сердце бешено колотилось в груди, готовое разорваться в любой момент, из носа капала кровь, он задыхался. Он целую минуту не мог вымолвить ни слова – ах, как много значит порой однаединственная минута!

– Неэт!!! – пронзительно закричал лорд Ллевелис. – Остановитесь!!! Прекратить немедленно! Все прекратить!

Но было поздно. Слишком сильно любили друг друга молодые чародеи Волшебной страны и похищенные ими девы, слишком долго ждали этого момента и слишком были им поглощены, чтобы обращать внимание на то, что творится вокруг. Под шумок они продолжали начатое дело… И вскрикнула от незнакомой боли принцесса Хекенрозе. Роковые капли крови упали на белый камень алтаря.

Это доброму духупокровителю для освобождения из могильного плена требовались особые условия, сложные заклинания и кровь трех наследниц. Черному духуразрушителю и одной хватило. Черный дух восстал .

С грохотом разлетелась, рассыпалась каменными брызгами могильная плита, волна осколков хлестнула по ногам собравшихся. Многие попадали наземь, и снег вокруг окрасился красным. Бесчувственные тела любовников расшвыряло по дальним сугробам.

Потом загудела земля, низкий глухой рокот шел, казалось, из самых недр ее. Почва над могилой вздыбилась, разверзлась наподобие кратера, и дым повалил из него, как из жерла огненной горы… и черная фигура соткалась из него, она стремительно росла, вздымалась над холмом…

Дрогнул астрал, лопнула как мыльный пузырь непробиваемая защита Беллерота. Само пространство схлопнулось, разделы его сомкнулись, исчезли чудесные сосны и ели, и зловещая тень нависла над корявым и голым зимним лесом, заслонив восходящее солнце.

– Ну и как такое убивают?! – в смятении прокричала Энка на ухо Балдуру.

Колдун не ответил.

…Нет, не для смертных была эта битва. Но и смертным дело нашлось. На озере треснул лед, и белый пар поднялся на морозе от темной воды. Земная дрожь подняла, взмутила придонный ил, а со склона холма устремилось вниз, к воде, крошево обвала. Стихии смешивались, поднимая от тысячелетнего сна измученных голодом призраков Морагских топей… А кругом было столько отличной еды… И началось сражение.

Единственным положительным моментом в этой истории было то, что у лордов имелось оружие, способное разить призраков. Выходцам из Волшебной страны не было дела до запретов Коллегии, они не собирались отказываться от драконьего серебра. Именно из него были выкованы их мечи и наконечники копий. Смертные и мертвые сражались почти на равных, но это уже не могло спасти мир. Иные Силы решали его судьбу.

– Не может быть! – шептал Оберон, не отрывая взор от хрустальной поверхности всевидящего ока. – Боги Великие что же это?!! Немыслимо! Невозможно!

Ведущие маги Староземья безмолвно толпились вокруг, и смертный ужас был написан на лицах их, обычно таких величественных и невозмутимых.

– Скорее! – обернувшись, скомандовал корольэльф. Он был воином, он умел справляться с собственной слабостью, вовремя взять себя в руки. – Медлить нельзя, иначе будет поздно! Открывайте порталы, готовьте оружие! Мы должны остановить проклятое исчадие могильных бездн! – Подавая пример остальным, он сжал в руке боевой посох, черканул в воздухе символ портала…

Но председатель Коллегии судорожно вцепился ему в плечо, сжал так, что пальцы побелели.

– Неэт!!! – срывающимся на визг голосом выкрикнул он. – Не смейте! Вы выманите его сюда! Он и до нас доберется!

– Коллега, разве вы не видите – это же светопреставление!  – чуть спокойнее вторил глава Совета патриархов. – Смертным его не остановить! Нет, мы не станем вмешиваться в битву, надо позаботится о собственной безопасности! Староземье обречено, но мы еще можем спастись! Подумайте о своем народе, подумайте о своей семье, почтенный Оберон!!!

Напрасно эльфийский маг взывал к чести собравшихся, твердил об ответственности современной магии за судьбу мира. Напрасно, потеряв терпение и надежду, он обзывал коллег трусами и подлецами! Порталы отворялись один за другим, но не на Вдовье озеро вели они. Поддавшись панике, Великие маги разбегались кто куда, прятались по своим норам, громоздили астральные щиты…

Зал заседания опустел в считаные минуты. И остались в нем патриарх Оберон и десяток молодых парней из числа кандидатов. Они не входили ни в Президиум, ни в Совет патриархов, и на закрытое заседание их, взяв клятву о неразглашении, допустили в качестве мальчиков на побегушках: ну там кресло передвинуть, поддержать под локоток одряхлевшее светило, чтобы мимо сиденья не промахнулось, водицы докладчику поднести…

– Вот и все, коллеги, – устало сказал им Оберон. – Заседание окончено. Надеюсь, вам уже доводилось участвовать в военных действиях? – И, не дожидаясь ответа, он открыл портал. Шагнул, не оглядываясь. Он не хотел видеть лица тех, кто следовал за ним. Он знал, что ведет их на смерть.

…Было темно, как в ночи. Чернота клубилась в воздухе, застилала дневной свет.

Жители дальних селений видели, как, рассыпая стрелы молний, мечется в небе над лесом исполинская человекоподобная фигура, сотканная из клубов густого дыма. Видели и огненную петлю, захлестнувшую шею чудовища; свободный конец ее уходил вниз, пропадал в лесу.

Но те, кто был рядом, кто был внутри,  – могли видеть только тьму. И еще – узкий красный луч, уходящий от земли высоко вверх. Хеммский аркан – называлось это явление. Приспособление для поимки духов. Хитроумные южные маги ловят им ифритов, рассовывают по кувшинам, закрывают печатью Соламина и несут на продажу. Или зашвыривают подальше в море, если ифрит попадается особенно злобный и буйный, желания исполнять отказывается. Не в этом суть.

А в том, что черных духов хеммским арканом дотоле никто никогда не ловил. Балдур Эрринорский сделал это первым – от безысходности, чтобы не дать уйти и обрести полную свободу. Но поймать – дело нехитрое. Главное – удержать. Вот на это сил смертного не хватит, будь он хоть Председателем Верховной Коллегии магов, не то что простым боевым колдуном! Балдур напоминал рыбака, подцепившего в открытом море на крючок акулу: сорвется – не сорвется, уйдет – не уйдет, конец один – в зубастой пасти.

Единственное, что обнадеживало, – это присутствие демона. Во время недавней битвы с Франгароном они уже проделывали похожий фокус: Балдур использовал Хельги в качестве источника чистой Силы. Только благодаря ему черный дух еще не вырвался на свободу. Но долго так продолжаться не могло.

– Аолен! – крикнул колдун, и голос его был еле слышен в гуле сражения. – Перехвати аркан! Мне надо освободить… – «Руки» – хотел сказать он, да только не руками держат астральные нити.

Однако эльф понял, что от него требовалось, и даже попытался исполнить – да куда там! Не тот уровень подготовки, не та специализация. Хорошо еще, что не покалечился.

– Я мага приведу! – сообразил Рагнар, в боевой обстановке мозг его работал много лучше, чем в мирное время. – Маг поможет! – Он выскочил из оврага, устремился к камню… Но не добрался, увяз гдето в гуще призрачной битвы…

Ждать помощи был неоткуда. Но она пришла.

Новый портал открылся так неудачно, что Орвуду оттоптали руку, а маленькую Урсулу чуть насмерть не раздавили – именно на нее попадала основная часть магов во главе с Обероном. Хорошо, что она была крепким ребенком с прочными ребрами. Сломались лишь два из двенадцати – такая малость не могла лишить боеспособности юную воительницу из породы дис.

…Свою роль в этом сражении маг Оберон изначально представлял несколько иначе. Вообщето он собирался возглавить операцию по спасению мира. Но не успел он вывалиться из портала (именно вывалиться , будто неопытный студент. В астрале демон знает что творилось. Спасибо еще, что до места добраться удалось!), как средней руки… нет, не маг даже – поганый черный колдун всучил ему луч хеммского аркана и проорал в ухо: «Смотри, не упусти!» И пришлось послушаться, пришлось держать, потому что выпустить в самом деле было нельзя – на тонкой нити аркана в буквальном смысл слова висела судьба этого мира. И не было никакой возможности «перевесить» ее понадежнее, потому что любая магическая манипуляция требует свободного времени, хоть немного, хоть пары секунд, а где их взять, когда руки, образно выражаясь, заняты?

Маги, даже боевые, одиночки по натуре, по самой сути своей. К коллективным действиям они непривычны. Потом, когда все кончилось, Оберон спрашивал себя: почему он не сообразил перепоручить аркан одному из своих молодых спутников? Казалось бы, чего проще? Само напрашивается… А вот не сообразил! Будто ступор какой: вцепился мертвой хваткой, отбирай кто силой – не отдал бы! Да, должно быть, так вот приходит старость… Однако в тот момент у него почти не было надежды до нее, до старости, дожить…

…Хельги начало той битвы запомнил плохо. И в дневнике посвятил ему однуединственную фразу: «Это было чудовищно !». Сущность его словно разделилась на две самостоятельные части. Одна, демоническая, служила пассивным источником Силы, и было ей худо до тошноты. Другая, нормальная, спригганская, воспользовавшись старым каменным кольцом, глушила врага Силами Стихий – и ей приходилось еще хуже. Друг другу эти части не мешали, между собой не взаимодействовали, но окружающую действительность воспринимали слегка заторможенно.

– Очнись!!! – больно тряхнув за плечо, крикнула сестра по оружию. – Бежим!!!

– Куда? – не понял он.

– Делай как все! – последовал повоенному короткий ответ. На объяснения не было времени.

Со стороны могло показаться, будто они бегут с поля боя. Хорошо, что в царившем хаосе никто ни на кого не обращал внимания, иначе позору не оберешься. Коекак отбиваясь от призраков, они отходили в западном направлении. Право, легче было бы оставаться на месте! От страшного воя болели уши, ураганный ветер со свистом бил в лицо. Не то черный дух был тому причиной, не то манипуляции Хельги со стихиями имели побочный эффект – гигантская воздушная воронка образовалась над местом сражения, она затягивала в себя беглецов, не давала уйти. Чем дальше от ее эпицентра, тем труднее давался каждый шаг.

Из чащи, издавая утробные вопли, не имеющие ничего общего с конским ржанием, выскочили торхи – вот уж кого не ждали! Черные твари пастью рвали врагов на части, и зубы их действовали не хуже драконьего серебра – поверженные мертвецы не восставали.

Откудато вынырнул Рагнар, окровавленный, но веселый, и тоже стал «делать как все», хотя и недоумевал, с какой стати надо отступать в самый разгар славной битвы.

А они и не отступали вовсе! Они пробивались к дому ведьмы Магды. Таков был замысел Балдура, и смысл его Хельги долго не понимал, потому что к двум его частям добавилась третья, та, что чисто механически рубила, резала, колола – и делала это превосходно, но соображала совсем слабо. Когда же наконец сообразила – пришла в такую ярость, что едва не прокляла собственных родных и близких. И было за что! Ведь они, подлые, задумали отвратительное ! Вызвать его родного отца – вот каков был их план!

Позднее, когда страсти улеглись, он вынужден был признать это решение оправданным. Но в тот момент возмущению его не было предела, о чем он не замедлил оповестить спутников в самой резкой форме, на языке вольных Аттаханских степей.

– Не дури, – ответили ему. – Это наш единственный шанс. Одолеть духа такой силы способен лишь полноценный демон.

– А к Кукулькану обратиться нельзя?! Обязательно папашу звать?! Мне назло?!

Оказалось, нельзя. Потому что рыжую божественную бороду Орвуд оставил дома, чтобы не таскать лишний груз. А тот ее клочок, что был припасен «для связи», он давно потерял, как пояснил сам гном. Но Хельги не поверил, ему казалось – спрятал нарочно, чтобы ему досадить. И пока братья по оружию выясняли отношения, обзывая друг друга интриганом и параноиком соответственно, Балдур под шумок совершал ритуал. Процесс шел быстро – колдун уже имел опыт. Демон явился на зов, бледный и печальный.

– Что надобно вам, смертные? – равнодушно вопросил он.

Каждому практикующему колдуну и магу известны специальные речевые формулы для общения с бессмертными – своего рода этикет, знак уважения. Но теперь Балдуру было не до сехальских церемоний. Да и демон был свой, можно сказать, родственник…

– Видишь?! – Он ткнул пальцем в черное клубящееся небо.

– Вижу, – согласился демон, – черный дух огромной силы бесчинствует в вашем мире – и горе этому миру!

– Сами знаем, что горе. Потому и призвали тебя. Можешь его остановить?

– Могу, – подтвердил тот. – Но к чему? Что мне за дело до вашего мира?

– Хотя бы то, что здесь живет твой собственный сын и вся его родня! – с негодованием вмешался Орвуд. И обернулся к брату по оружию: – Хельги, не стой столбом, попроси папу вежливо. Пусть исполнит, что требуется.

– Исполняй, что требуется, не то махом сожру! – прорычал демонубийца. В тот момент он был совершенно не расположен к вежливости.

Но отец в злые намерения сына, видно, не поверил, потому что уточнил с сомнением в голосе:

– Но ведь ты, сын мой, способен и сам истребить этого врага, к чему тебе моя помощь? Поглоти его – и твой мир спасен…

Наемники в смятении переглянулись. Слова демона били точно в цель – как теперь Хельги выкрутится? Что ответит отцу?

– Я падаль не ем!!! – прошипел тот яростно и очень искренне. – Ты затем произвел меня на свет, чтобы пичкать всякой дрянью?! Хорош папаша, нечего сказать! Врагу не пожелаешь!

Дотоле неподвижное лицо демона болезненно исказилось, будто он получил удар хлыстом.

– Я исполню волю твою, сын мой, – покорно молвил он…

Магическая битва – феерическое зрелище, пугающее, смертоносное, но прекрасное. Мелькают красные и белые огненные шары, вспыхивают голубые зигзаги молний, снопами рассыпаются цветные искры, мерцают световые столбы… Так бывает, когда сражаются смертные – маги и колдуны. Бой демона с духом оказался куда менее красочным – наблюдателей, приготовившихся стать свидетелями чегото немыслимого, ждало разочарование. Энка потом долго жаловалась, что чувствует себя обманутой. Возможно, жителям дальних селений повезло больше, потому что великое видится на расстоянии. Но те, кто был внутри , только и успели заметить, как мощный порыв ветра разорвал, расшвырял по небу клубы черных туч. Неокрепший, не успевший набрать полную силу дух оказался слабоватым противником для высшего демона. Пяти минут не прошло, как отец Хельги вернулся с победой, и по виду его никто не сказал бы, что он только что участвовал в сражении: ровное дыхание, невозмутимый взгляд… Даже волосы не растрепались!

– Я исполнил волю твою, сын мой, – оповестил он уныло. – Злой дух низвержен. Теперь ты позволишь мне жить?

– Валяй, живи, – процедил убийца сквозь зубы и повернулся спиной к миру.

Демон исчез. Идол погрузился в землю.

– Вот видишь, как просто! А ты упрямился!

– Спасение мира всегда требует жертв. Согласись, эта была не самая страшная…

– Ну, радость моя, ну, давай я тебя поцелую!..

– Не будь бараном, все уже кончилось! Наплюй!

Слов было сказано много, но Хельги слушать ничего не желал. И признавать ничего не собирался. И плевать тоже. И целовать его не надо. И вообще…

– Да что же мы, идиоты, стоим?! – вдруг взревел Рагнар. – А невесты?! Невест выручать надо! Не то их покойники сожрут! Забыли?!

Забыли. Сработала привычка: мир спасен, значит, дело сделано. Увы – не в этот раз!

– Бежим! – скомандовал Аолен и первым устремился в лес. Из всей компании он один заметил, что Годрика и Спуна нет рядом! Когда они их потеряли, в какой момент? Этого не помнил никто. Живы ли? Этого никто не знал.

Задним умом крепки все – и смертные и демоны не исключение. Потом, когда все кончилось, Хельги ругал себя: раз уж пришлось подрядить для спасения мира папашу – почему было не заставить его заодно и с морагскими призраками разобраться? Скольких страданий он лично избежал бы! Спригганская магия никогда не шла на пользу его здоровью, а разделять стихии иным, менее болезненным способом он не умел. Наверное, умели маги: Ллевелис, Оберон и те, кого он еще с собой притащил? Но до них, до магов, нужно было еще добраться, чтобы проинструктировать. Сами они явно не догадывались, как одолеть врага. А ведь слывут мудрецами!..

Обратный путь вышел трудным. Порывы ветра били в спину с такой силой, что на ногах более или менее твердо держался одни Рагнар – он весил больше всех. Остальные то и дело падали, растягивались во весь рост, рыли носом снег. На голову валились сучья, а то и целые древесные стволы – только успевай уворачиваться! Странно, но проклятым мертвецам ветер нисколько не мешал, они его даже не замечали. Они нападали, нападали, и не было им конца…

Из дневника Хельги Ингрема

Начало сражения помню фрагментарно и сказать могу только одно: это было чудовищно ! Впрочем, конец оказался не лучше.

Мой новый папашадемон угробил черного духа, но я не испытываю благодарности. Ему это ничего не стоило, но не пригрози я ему… понятно чем, он и пальцем бы не пошевелил, гори весь наш мир синим пламенем.

Он боится меня, и это отвратительно. Хотя и небесполезно. Страшно вспомнить, сколько сил выкачал из меня Балдур, чтобы удержать врага на привязи! Однако того неутолимого голода, который мучил меня после битвы с магом Франгароном, на этот раз не было. Аолен утверждает, что об этом позаботился мой папаша. Верно, испугался, как бы я его с голодухи не сожрал. Странно, что я ничего не заметил. Обычно процедуры демонического питания оказываются весьма болезненными. Видимо, дело в родственных связях, они облегчают процесс. Но теперь не о том.

После того как дух был, выражаясь языком моего папаши, низвергнут и Балдур прекратил меня эксплуатировать, в голове моей малость прояснилось, все дальнейшие события помню отчетливо и спешу записать для истории.

Какоето время ушло у нас на то, чтобы пробиться назад к озеру. Призраки кишели на пути, и не такто просто было от них отбиваться, имея всего два действующих меча. Один – наш собственный, из старых, – носит с собой Энка, второй гдето раздобыл Рагнар. Хорошо торхам – у них зубы почище драконьего серебра! Интересно, если бы я догадался обернуться волком, может, и мои были бы не хуже? Только противно всякую дрянь ртом хватать. Мечом сподручнее.

Добравшисьтаки до озера, я занялся разделением стихий. Меридит отгоняла мертвецов, чтобы мне не мешали, Ильза помогала Меридит. Остальные организовывали магов, направляли их интенсивные, но бесполезные усилия в нужное русло. Говорят, это было непросто. Охотно верю. Очень нелегко заставить подчиняться того, кто привык всю жизнь командовать, научить чемуто того, кто мнит себя великим мудрецом, – философская мысль, специально для профессора Донавана! Но хватит философии, продолжаю излагать факты.

Итак, совместными усилиями стихии были разделены, и битва, к радости тех, кто еще оставался в живых, закончилась. Морагские мертвецы покинули наш мир, уж не знаю надолго ли. Следом поле боя оставил Оберон и его сотоварищи. Ушли через портал, и трупы свои уволокли – пять или шесть, а может, и больше. Не понимаю, зачем Коллегия послала на такое опасное дело неподготовленных новичков? Конечно, маги отвратительны по натуре своей (мэтр Перегрин не в счет!), а всетаки живые твари, жалко их. Рагнар хотел высказать королю Оберону, что нельзя так подставлять молодых, необученных воинов, это грешно и недостойно, но тот не захотел с нами общаться. Сбежал, как упырь от осины, хоть мы давно знакомы. Рагнар считает, от стыда. Но Аолен говорит, дело не в нас, а в лордах. Наверняка Оберон и Ллевелис были противниками в той давней войне, и теперь им неприятно встречаться.

Тогда мы решили поприветствовать королеву Мэб. Ее мы тоже когдато знавали, и в гостях бывали, и вообще… Короче, решили не уподобляться магам и проявить учтивость. Не тутто было! Хотя к трону ее мы подошли свободно – от щита Беллерота и ошметков не осталось, личные телохранители валялись трупами. Любой враг мог бы без помех убить ее в тот момент, если бы захотел. Да только нужды в том не было. Королева оказалась мертвой без посторонней помощи! Нет, она не погибла в сражении, как значительная часть ее подданных. Я не специалист в данном вопросе и могу ошибаться, но мне представляется, что жизнь покинула ее тело уже лет четыреста как, а может, и больше. Автономный зомби – называется подобная псевдовитальная структура. Гадость редкая. Не знаю, зачем таких разводят? Да еще сажают на трон? Лично я глубоко убежден: народу, жизнью которого управляет мертвец, не приходится рассчитывать на светлое будущее и вести речь о Возрождении.

Так я и сказал лорду Ллевелису, который подошел выразить нам признательность за спасение (вежливый дед, хоть и маг, не то что его коллега Оберон). В ответ тот разразился длиннейшей и скучнейшей тирадой. Мы слушали чисто из деликатности, а он все говорил и говорил о злой судьбе и мщении, о вине и покаянии, о безысходности и об отсутствии места в этом мире…

И тут нашу Ильзу осенила идея, поистине достойная великих мира сего! «О! – вскричала она, – вам жить негде, а у нас целое королевство пустует, огроменное, вход в Трегерате, выход в Уэллендорфе! Селись – не хочу!» Ильза добрая девушка, она всегда рада помочь ближнему. Жаль, я не могу жениться на ней, потому что не хочу плодить проклятое потомство.

Предложение ее, на мой взгляд, совершенно гениальное, как это всегда бывает в нашей дружной компании, было воспринято неоднозначно. Орвуд, не стесняясь присутствием заинтересованной стороны, принялся доказывать, что наследником земельных (точнее, подземных) владений сидов является Бандарох Августус и мы ими распоряжаться не должны.

Помоему, это глупость. Плевать я хотел на имущественные права Бандароха! Подземное царство обнаружили мы, кроме нас, о нем вообще никто не знает. Значит, можем делать с ним что пожелаем. Что сказал призрак старого замка? «Царство возродится»! Он не уточнял, кто именно его возродит. Может, Августус и потомок славного древнего рода сидов, однако мелковат он для такого масштабного деяния. Даже если будет плодиться попрежнему, и Маркс, Энгельс и Ильич – не последняя его тройня.

Со мной согласились многие, но Орвуд продолжал гнуть свое и цитировать юридические кодексы держав Староземья.

Тогда в наш спор вмешался лорд Ллевелис. Он нашел способ уладить проблему. Оказывается, у них есть принцесса! Не краденая, своя собственная, доморощенная. Недавно родилась. Она не прямая наследница Мэб, но кровная ее родственница. Сама королева «уже не та, что прежде», как дипломатично выразился маг (да уж, определенно не та!), и юная Ванесса (если я не перепутал имени) должна со временем сменить ее на троне. Так вот, если соединить узами брака эту самую принцессу и одного из отпрысков Бандароха, – законность будет соблюдена!

Это решение понравилось всем, кроме Ильзы (никогда у нас не обходится без «кроме»): «А если принцесса вырастет страшненькой, или глупенькой, или с дурным нравом? Если не полюбит ее ни Маркс, ни Энгельс, ни даже Ильич – тогда что? Женить насильно, против воли? Разве теперь Средние века? – сказала она, но потом передумала и велела: – Ладно, вы пока заселяйтесь, а дальше будет видно. Только имейте в виду, ремонт будет большой, а то как входишь – сразу уборная!» Далась же ей эта уборная, без конца вспоминает!

Лорд Ллевелис ответил, что трудности их не пугают, выдал нам новую порцию признательности, обещал непременно отозвать наемных убийц, уточнил географические детали и открыл портал в Трегерат.

Орвуд потом долго ворчал, бранил лордов. Оказывается, он рассчитывал воспользоваться их порталом для возвращения в Уэллендорф. Не удалось. Замковые развалины Уэллендорфа – место забытое и неприметное, Кирнерскую же пещеру в Трегерате знают все, неудивительно, что лорды избрали именно этот маршрут. Но Орвуд воображает, будто они поступили так нам назло. На самом деле лордам просто в голову не пришло, что существа, приставленные спасать Мир, не способны самостоятельно добраться до дому магическим путем, но он не хочет этого понимать и злится.

Расставшись с лордами, мы пошли в землянку, позавтракать и погреться. И тут случилось совсем невозможное! К нам прискакали торхи и… заговорили ! Поаттахански! И тоже выражали признательность! Старинное проклятие лишило их спутников – хавваров (симбионтов , я бы сказал), способности членораздельно говорить, превратило почти в зверей. Но по условию, разум должен был вернуться к ним, соверши они воистину благое деяние. Мы предоставили им возможность поучаствовать в спасении Мира, проклятие потеряло силу, они вновь стали собой, за что нам безмерно благодарны. А мне – в особенности, потому что я демон, и они отныне станут почитать меня как бога! Вот только этого мне и не хватало в жизни для полного счастья!

В общем, поклонников у меня прибавилось. Вот только я не уточнил, шла речь о наших двенадцати или о всем поголовье? Сколько их бегает по степи? Сотни? Тысячи?.. Однако везет же мне с контингентом! Сплошь маргинальный элемент: черные моджахеды, черные колдуны, проклятые кони… Меридит считает, это закономерно. «А кто еще, потвоему, должен поклоняться демонуубийце? Маленькие феечки или девы корриган?» Не знаю, наверное, она права, но лично я предпочел бы дев… Ойой! Не зря ли я это написал?! Не надо никого, чур меня, чур! Правильно говорит Энка, я должен быть осторожен в своих желаниях! Закрываю тему!

Ну вот, кажется, и все. Мир спасен, царство сидов на пути к возрождению, равно как и Волшебная страна, миссия наша выполнена… Да! Про самоето главное я забыл! Про невест, ради спасения которых было затеяно все предприятие.

Так вот, чисто семейное дело наше обернулось полнейшим крахом. Ни одна из девиц (все три чудом выжили в резне, хоть и не обошлось без ран) не пожелала быть спасенной и вернуться в объятия законного жениха. Они полюбили своих похитителей и именно с ними вознамерились разделить судьбу. Годрик совершено убит таким поворотом событий, он страдает, рыдает и грозится наложить на себя руки. Что ж, его право. Аолен отговаривает, а я не стану. Рагнар же пытается обмануть себя самого и очень неубедительно скрывает ликование. Он бродит с понурым видом и трагически кряхтит, но время от времени забывается и начинает насвистывать казарменные песенки, содержание которых никак не вяжется с душевными муками. Мы его не осуждаем. Мальвия не родилась красавицей, но это полбеды. Возможно, мы несправедливы, а внешность обманчива, но выглядит кнусская принцесса полной дурой и ведет себя соответственно. Рагнару повезло, что она предпочла другого. Другому – не повезло…

«…Но так ему и надо, чтобы неповадно было уводить чужих невест», – хотел продолжить Хельги, но не стал. Было далеко за полночь, и ему захотелось спать. Отложив дневник, демон заполз под одеяло, закрыл глаза… и почувствовал угрозу. Чтото страшное затаилось рядом! Совсем рядом . Снаружи землянку охраняли торхи, и в надежности такой стражи Хельги не сомневался. Но опасность была внутри . Он перекатился на спину. Сжал рукоять кинжала. Чуть приоткрыл глаза, чтобы не светились в темноте, замер и принялся ждать.

Медленно, медленно тянулось время. Мирно посапывали родные и близкие. Годрик всхлипывал во сне – даже жалко стало. Урсула свистела носом и чихала – простудилась, что ли? Рагнар раскатисто всхрапывал. Не происходило ровным счетом ничего. Но опасность была рядом. Чтото темное, чтото злое… А спать хотелось все больше… Будто наплывало чтото… Будто в карауле никогда не стоял!..

Он только на миг сомкнул глаза… И едва не проворонил беду! Еще миг – и было бы поздно. Очнувшись, Хельги увидел… невероятное! Юный Спун склонялся над спящим колдуном, и лезвие ножа, занесенного для удара, сверкнуло в его руке!

– Ты что, сдурел?!! – вскрикнул демон. Рванулся вперед, выбил нож, схватил кальдорианца за шкирку… И получил такой удар в грудь, что отлетел на несколько шагов, врезался в стену и сполз на пол, не в силах сделать ни вдоха.

В землянке началась суета, спросонья никто не соображал, что происходит, люди и нелюди бестолково метались в темноте. Спасибо, Балдур догадался засветить магический шар.

– Это Спун! – прохрипел Хельги с усилием. – Он рехнулся! Хватайте его!!!

И снова было сражение. Одиннадцать против одного. И перевес был не на стороне одиннадцати! Огромного труда стоило им оглушить и связать обезумевшего юношу.

– Во силища! – восхищенно присвистнула Энка, глядя, как тот бьется в путах, рычит с пеной у рта. – Кто бы мог подумать! Казался таким увальнем! Что это с ним сталось? Неужели психоз на нервной почве?

Аолен, встав рядом на колени, долго изучал связанного. Потом резко поднялся и объявил:

– Нет! Это не психоз, это хуже! Я вижу две сущности вместо одной!

– Раздвоение личности! Шизофрения!  – обрадовался редкому диагнозу ученый магистр Ингрем, но тотчас спохватился: – Ой! Ведь я умалишенных с детства боюсь! – И попятился. – Надо его в дурдом сдать. Только я, чур, не понесу!

– Не надо его сдавать, – решил внести ясность колдун, он тоже успел разобраться, что к чему. – Это не душевная болезнь, это одержимость .

– Да ты что! – всплеснула руками Меридит. – Урсула, отойди подальше от греха! А кем одержимость? Кто в него вселился?

– Откуда мне знать? Демон или, скорее, дух… Ктото очень мощный, очень злобный… Черный… Черный дух?! Неужели?! Силы Стихий!!!

– Нет, ну не болван ли мой папаша?! – возмутился Хельги и передразнил противным голосом: – «Черный дух низвергнут»! А посмотреть, куда именно низвергнут, что, ума не хватило?! Уу, ненавижу!.. А интересно, почему он выбрал именно нашего Спуна? Столько народу кругом крутилось – полезай в любого!

– Мне думается, он овладел его сущностью уже давно, во время их с Годриком обходов территории. А выбравшись на волю, вселился в его тело.

Так говорил Балдур, а Аолен в это время с замиранием сердца вглядывался в сущность эскерольдского принца – все ли в порядке? Меридит перехватила его пристальный взгляд, прошептала одними губами:

– Ну что?!

– Порядок, – прошептал эльф в ответ настолько тихо, чтобы человечье ухо не могло уловить его слов. – Это он.

– Урсулку мою проверь, – попросила диса, – она с ними оставалась.

Ухо Урсулы человечьим не было.

– Ты что, дура?! – протестующе завопила она. – Щас каак двину! Не посмотрю, что ты старшая!

Дело закончилось символическим подзатыльником и демонстративным ревом – люди так и не поняли, изза чего сырбор.

Встал вопрос, что делать со Спуном? Самый простой и надежный способ избавить общество от злого духа, обретшего плоть, – убить его носителя. Но как быть, если этим пресловутым носителем оказался ваш добрый знакомый, если вы вместе шли по жизни сквозь бури и невзгоды, делили походный кров, хлебали из одного котла, укрывались одним одеялом? Если считали его едва ли не родным, пусть и не самым любимым? Тогда нужно искать другой выход.

На самом деле одержимость – явление не настолько редкое, чтобы не нашлось желающих на нем заработать. Изгонять духов, незаконно оккупировавших чужие тела, берутся деревенские бабки, ведьмаки и ведьмы, колдуны, в том числе черные, лекари и целители всех мастей, маги с дипломом и без. И все справляются. Потому что умеют оценить мощь духа и определить заранее, удастся его одолеть или не стоит связываться. Если да – принимаются за работу. Нет – отсылают клиента к более опытному коллеге. Это лучше, чем взяться за невыполнимое и опозориться, а то и погибнуть.

Аолену освобождать одержимых прежде не доводилось. Балдур имел опыт, небольшой, но достаточный, чтобы понимать: для изгнания этого духа потребуется целый консилиум Великих магов во главе с председателем Верховной Коллегии. Но как их собрать? Как заставить уделить время и потратить силы на персону столь незначительную, как чейто слуга? Предложить золото? Коллегия несметно богата. Запугать последствиями – они и впрямь будут ужасны, ведь сила черного духа станет расти с каждым днем? Не подходит. Маги непременно решат пойти по пути наименьшего сопротивления – прикончить одержимого, пока не поздно. Шантажировать отказом спасать мир впредь? Да плевать им на мир, были бы сами живы! Прибегнуть к демонической помощи – пригласить Кукулькана, или снова вызвать папашу? Тоже не выход, сказал Балдур. Мощь обитателя астрала слишком велика. Чужую сущность из тела он, несомненно, извлечет, но и собственной, природной не поздоровится. Дело кончится гибелью или превращением в зомби – истории известны такие примеры. Именно поэтому демонов, даже низших, никогда не призывают для исцеления одержимых… Короче, куда ни кинь – всюду клин. И всетаки должен быть выход, надо его найти!..

Они слишком увлеклись поисками, чтобы помнить о печально известном кальдорианском принципе. А когда вспомнили – было поздно. Непоправимо поздно.

Годрик стоял над телом связанного слуги, и на руках его была кровь. А из груди, из самого сердца лежащего торчала затейливо витая рукоять кинжала, матово поблескивало в свете магического шара драконье серебро. Много, много запретного оружия осталось валяться бесхозным на поле недавнего боя…

– Ты… ты зачем это сделал?! – отчаянно взвизгнула Ильза.

– Это был мой долг, – тут же откликнулся убийца. Голос его был тверд и спокоен, так могут говорить лишь те, чья совесть чиста и нет сомнений в собственной правоте. – Он стал опасен и для нас, и для этого мира. И я, как господин его, обязан был его остановить.

– Но не так же!!! Ты его убил ! Убил! Мы бы нашли способ!.. – Она расплакалась, Урсула принялась подвывать.

– Цель оправдывает средства! – отчеканил юный кальдорианец. – Мой способ был самым простым и надежным. Спуна, безусловно, жаль, но у каждого своя судьба.

К убитому подошел Рагнар, сам не зная зачем, выдернул нож из раны. В тишине гадко хлюпнула кровь, тело судорожно дернулось.

– Любимейший друг детства, да? – горько усмехнулся рыцарь.

– А вы хорошо проверили? Может, он не совсем умер? – забеспокоился, засуетился Эдуард, приняв конвульсии трупа за признак жизни. – Вдруг можно чтото сделать? Как тогда со мной?

Они проверяли. И сделать ничего было нельзя. Слишком мало времени прошло, одержимый не успел измениться. Он умер человеком. Искореженные чужой злобой черты разгладились, лицо сделалось обиженноудивленным, как у ребенка, у которого родная мать отобрала игрушку. Он вообще был похож на младенца, большого, пухлого и невинного. Такие не должны умирать. На это тошно было смотреть.

– Пойдемте отсюда, – предложил Хельги. – Не станем ждать утра.

– Идем! – подхватила Ильза истово. – Не могу спать рядом… с этим! – Кого она имела в виду?

Собирались быстро, почти молча. Покидали в мешки одеяла – вот и все сборы. Накрыли тело дерюжкой, погасли магический шар. Хельги обрушил свод землянки – вот и готова могила для Спуна, чтоб не пожрал никто. Свистнули торхов, принялись грузить пожитки.

Годрик молча протянул Аолену свой мешок – сам не умел управляться, привык, что ему помогают. Но эльф отшатнулся, даже руки за спину спрятал.

– Нет! – сказал резко, почти выкрикнул. – Отойди. Ты больше не с нами.

В растерянности юноша обернулся к другому своему опекуну, Рагнару.

– Верно. Ступай своей дорогой, – велел рыцарь и отвернулся.

Тут нервы принца не выдержали. Он плакал, он кричал, цеплял спутников за одежду, падал на колени – форменная истерика! Они не могут бросить его одного в лесу! Кто будет его кормить? Куда он пойдет?! Он не знает дороги домой, здесь проклятое место, а дальше – мороз, разбойники, голодная нежить! Он погибнет один, непременно погибнет! У него даже охранного амулета нет, потерял…

Его слушали равнодушно, только колдун снял чтото с шеи и швырнул на снег.

– На вот, не скули. От нежити убережет. С остальным справляйся сам – может, повезет. У каждого своя судьба.

И они ушли. А Годрик остался.

Скакали молча, всю ночь. Ни слова не проронили и торхи, видно, по привычке, а может, из деликатности, кто их знает? Только под самое утро Энка вдруг, без всяких предисловий спросила Хельги:

– Скажи, если бы дух вселился в твою Меридит, и она сделалась угрозой миру, и не было бы вообще никакой надежды обезвредить ее иным способом, ты смог бы поступить, как Годрик?

– Нет! – быстро откликнулся демонубийца, он будто бы ждал этого вопроса. – Я убил бы себя, чтобы не видеть, как она губит Мир.

– Вот я и думаю, – непривычно медленно проговаривая слова, рассуждала вслух сильфида, – почему Силы Стихий выбрали в Стражи именно нас? Им, скорее, нужны такие, как Годрик, способные на любой шаг ради высшей цели. А нам не хватает решимости и фанатизма. В самом крайнем случае мы будем не Мир спасать, а друг друга. Разве не так?

На адресованный в пространство вопрос ответил Аолен:

– Ты права. Я тоже думал об этом. Зачем Судьба связала нас такими тесными узами, что мы уже не мыслим жизни друг без друга? Может быть, именно для того, чтобы нам было ради кого этот Мир спасать? Ведь мы в большинстве своем – тут он невольно покосился на Рагнара, – не благородные, бескорыстные герои, готовые на подвиг во имя всех живущих. Но и не настолько меркантильны, чтобы рисковать жизнью только ради золота. Нам нужен дополнительный стимул. Они нам его дали. По большому счету мы все время именно друг друга и спасаем. А Мир – так, заодно…