ГЛАВА IV
ВАЛЕНСИЙСКИЙ НИЩИЙ
Если и существовало в начале XVI столетия место, где путешественник пожелал бы остаться навсегда, то это была, конечно, восхитительная Валенсия.
Все там утопало в зелени: зеленые деревья, зеленая трава, виноградники и пальмы.
Regalada – так называли ее арагонцы, Зефирина переводила это как «Дарованная земля».
Едва она ступила на берег, опьяняющие ароматы лимонных, апельсиновых, тутовых деревьев наполнили ее новыми силами.
Расположенная в долине Лирии, похожая на клубочек, свернувшийся на правом берегу Турии, или, как называли ее арабы «Белой реки», Валенсия была изумительным городом, чьи улочки вычерчивали своенравные пируэты.
Великий магистр совершил высадку во главе двадцати рыцарей, оседлавших своих боевых коней. Чтобы соблюсти приличия, необходимые Вилье, Зефирина следовала за ними в портшезе, а ее люди – на мулах. Двое этих мощных животных тянули маленькую повозку, где находились походные сундуки и… Розали.
Проезжая в портшезе по городу, Зефирина заметила огромное количество памятников, напомнивших ей, что Валенсия находилась в руках мавров до 1238 года, когда Иаков I, король Арагона, по прозвищу «El Conguistador», вернул его христианскому миру.
– Да, сударыня, вы вновь стали думать о своих бесценных занятиях, и мне это очень приятно. Значит, вы поправляетесь, – заявила Плюш.
Она держала на руках Коризанду. Гро Леон спал.
– Вы тоже, милая Артемиза! Токайское спасло вам жизнь! В багаже я обнаружила несколько кувшинов. Разумеется, я оставила их на борту! – с серьезным видом ответила Зефирина.
– Святая дева! Вы не могли этого сделать! Мой бедный больной кишечник и моя изжога вновь возьмутся за старое. Портшез качается, словно ореховая скорлупа на волнах, среди которых мы недавно находились, – захныкала несчастная мадемуазель.
– Soib! Soib![14] – каркнул в подтверждение Гро Леон.
Не зная, смеяться или жалеть свою любимую компаньонку, Зефирина вынула один кувшин, спрятанный в корзине.
– Успокойтесь, милая Плюш, я подумала о вашей изжоге.
Наполнив кубок токайским, молодая княгиня собиралась уже протянуть его мадемуазель Плюш, но замерла, увидев процессию вымаливающих прощения грешников. На головах у них были высокие капюшоны, одеты они были в широкие рубахи. Они с покаянными воплями до крови бичевали себя, направляясь к собору.
Портшез Зефирины вынужден был остановиться около готического портала, чтобы пропустить их. Несчастный нищий, бедный горемыка, потерявший руку и ногу, умолял:
– Сжальтесь! Один реал! Я голоден и хочу пить…
– Возьмите, добрый человек.
Зефирина отодвинула занавески на портшезе. Одноногий несчастный устремился за подаянием. Молодая женщина вложила ему в руку несколько монет, которые нашла в кармане, затем протянула кусок хлеба с салом и кубок вина.
– Мое токайское! – запротестовала Артемиза.
Под негодующим взглядом Зефирины дуэнья мгновенно притихла.
– Благослови вас Господь, сударыня, – прошептал бедняга.
Он выпил кубок до дна и, протянув его Зефирине, с жадностью принялся за ломоть хлеба.
Процессия прошла. По знаку Ла Дусера портшез тронулся в путь. И тут ужасный звериный крик заставил окаменеть Зефирину и ее спутников.
Нищий повалился на землю, на губах его выступила зеленая пена, он выл:
– Ко мне… умираю… внутри огонь… Ах, сударыня… это дурно… Гореть вам в аду… Отравить… несчастного… попрошайку… Священника… я хочу священника… Ааа…
Зефирина, объятая ужасом, вышла из портшеза. Пикколо, Эмилия, Ла Дусер бросились на помощь несчастному, Зефирина заметила фонтан. Она зачерпнула воды, но когда вернулась, нищий уже был мертв. Лицо его исказила гримаса. Вокруг них начала собираться толпа. Зефирина ощущала на себе злобные, недоверчивые взгляды. Все видели, как молодая женщина подала несчастному кувшин вина и ломоть хлеба.
К ним уже спешил священник из собора. Зефирина со слезами на глазах на очень хорошем испанском рассказала, что произошло. У нее хватило сообразительности высказать предположение, что нищий, видимо, поперхнулся хлебом.
Она назвала себя. Титул княгини оказал магическое действие на служителя Господа.
После того как долгое объяснение, казалось, было почти закончено, в разговор вмешались два монаха, чьи зеленые кресты инквизиции, нашитые на плечах, заставили вздрогнуть Зефирину: Кто не слышал об огромной власти инквизиции в Испании? Зефирина знала, что они могут заточить ее со всей прислугой в каменном мешке.
– Вот вам за ваши добрые дела, святые отцы!
Зефирина достала кошелек, полный реалов. Трое священников рассыпались в благодарностях. Толпа расступилась, и Зефирина смогла пройти, осыпаемая благословениями за щедрость.
В портшезе Плюш беспрестанно бормотала, стуча зубами:
– Боже милостивый, сударыня, ведь это выпить должна была я. Боже милостивый, сударыня, это я…
Едва они выехали из Валенсии, Зефирина приказала остановиться. Она вынула кувшин и опрокинула его содержимое на траву. Под воздействием яда растения съежились.
– Soufre! Soufre![15] – закаркал Гро Леон.
Ла Дусер понюхал горлышко:
– Точно, это смесь на основе серы и мышьяка!
– Так делается яд Борджиа… – прошептала Зефирина. – Какой-то мерзавец покушался на…
– На меня! – простонала Плюш.
– Нет, черт возьми, старая дура, – оборвал ее Ла Дусер, – на княгиню! Нужно смотреть в оба, быть начеку, разрази меня гром! Убийца идет по нашим следам, мамзель Зефи. Я так думаю, что он действует по указке вашей негодяйки-мачехи, доньи Гермины, чтоб ее черти разорвали!
Ла Дусер в присущей ему манере, как всегда, верно ухватил суть вещей.
– Ты прав, Ла Дусер, но больше всего я ненавижу убийц за то, что они погубили невинного человека. Они должны были подумать, что во время путешествия не только я могу выпить это вино.
Спутники Зефирины переглянулись. Холодная решимость доньи Гермины обрекала на гибель их всех. Что же касается Коризанды, то чудовище, видимо, уготовило ей судьбу Луиджи…
Надо ли говорить, что остаток дня прошел мрачно. Погруженные в свои мысли, Зефирина, Плюш и Ла Дусер не произнесли ни слова. За ними следом, также в молчании, верхом на мулах ехали Эмилия и Пикколо.
Через несколько лье рыцарь Фолькер и вооруженный слуга догнали портшез Зефирины. Предусмотрительный Вилье де Лиль-Адан приказал им следовать на расстоянии за княгиней Фарнелло и в случае необходимости оказать помощь.
– У вашей светлости были неприятности в Валенсии? – спросил Фолькер.
– Нет, мессир… только один несчастный калека отдал богу душу, когда мы проезжали мимо собора.
– Ну тогда я спокоен, сударыня. Мы будем ехать сзади на расстоянии пятисот шагов. Если вам что-либо понадобится, взмахните белым платком.
Зефирина видела, что Фолькеру не терпится остаться рядом с портшезом. Она сама в его присутствии почувствовала бы себя увереннее, но ей не хотелось нарушать приказа великого магистра.
Кроме того, какая-то гордость мешала ей рассказать Фолькеру, как все произошло на самом деле. Она попросила своих людей ничего не говорить вечером и магистру.
Ла Дусеру это не понравилось. Следующей ночью он не сомкнул глаз, бродя вместе с Гро Леоном вокруг постоялого двора.
Инстинкт подсказывал ему, что убийца еще вернется, чтобы удостовериться в своем злодеянии.