Я стар и слаб. Но помню я,

Но что-то помню с давних пор

Из страшной Книги Бытия,

И что-то видел этот взор.

Мой голос глух, и мысль темна,

Родился я — скончалась мать.

Я знаю жизнь дотла, до дна.

О, только, только б рассказать!

Мой детский мир был так суров.

Подвальный мир: окно вверху —

Все та же казнь за жизнь отцов

И зуб за зуб расчет греху.

О, сколько раз, избит ремнем,

Я вверх кричал: «О, Ты! Кто Ты?»

Но день молчал. И с новым днем

Опять молчанье и кнуты.

Прошло ученье. Г од любви!

Густая ночь тяжелых кос.

И пыль в глазах. И жар в крови.

И утром блески белых рос.

Священный год! Я Бога знал.

Я знал весь мир моим, одним.

Но кто же, кто навек отнял,

Что было миг один моим?

Нет мук страшнее мук родов —

Все та же казнь за первый грех.

О, женский крик и лязг зубов,

И в этом крике чей-то смех!

Родить живого — род продлить.

Но для чего родить птенца

Глухонемым? Гнилую нить

Зачем тянуть от мертвеца?

Когда бы знать, кого проклясть,

Кого позвать, к кому поднять

Хулой сверкающую пасть,

Когда бы знать, когда бы знать!

За годом год мне в душу нес

Тяжелый груз позорных мук,

Удавный гнет событий рос,

Судьба душила тьмою рук.

Дряхлела кровь, и голос гас,

И свянул жизни алый цвет,

И с каждым часом ближе час

Ночного зова в горний свет.

Пускай. Я — вот. Я весь готов.

О, там молчать не буду я!

Я помню муки всех веков,

Я знаю Книгу Бытия.

И я спрошу: вот этот шрам,

Вот этот стон. Вот тот удар.

За что? За что? И кто Ты сам?

И жизнь людская Твой ли дар?

И если Твой, будь проклят Ты

И Твой закон. И власть Твоя.

От нашей крови все желты

Страницы в Книге Бытия.