XIII

Весна пришла, но лишь после нескончаемой зимы, оставившей после себя длинный след из снега, льда, тьмы, сырости и ветров, исхлеставших прибрежные скалы волнами Северного моря. Когда наступили первые призрачно-ясные и светлые дни, люди вырвались наружу из запертых домов. Свет как будто расширился, стремясь охватить все двадцать четыре часа, и души преисполнились новой надеждой.

Мария приветствовала весну и чувствовала, что она наконец получила награду за первые несколько трудных месяцев жизни в Шотландии. Она сомневалась не в своем решении вернуться, но лишь в способности сделать то, что было необходимо. Все шло не так, как она надеялась и рассчитывала.

Еще до прибытия ей было трудно понять, каким образом реформатская церковь вторгалась даже в самые личные мысли и поступки людей. Теперь она очень хорошо это понимала и чувствовала ее хватку повсюду вокруг себя.

Религия! Предполагалось, что она дарует утешение и дает порядок в жизни. Теперь пришли известия, что даже во Франции она оказалась разрушительной. Ее дядя герцог Гиз открыл огонь по собранию гугенотов в Васи и уничтожил тысячу двести человек. Католики и протестанты начали спешно вооружаться, и разразилась война.

Последний из высокопоставленных членов ее французской свиты вернулся на родину, оставив лишь домашних слуг, в которых она нуждалась для вышивки, работы на кухне и пополнения гардероба. Она скучала по Брантому, но была рада избавиться от всех остальных.

Удаление Босуэлла сильно встревожило ее; она полагалась на него сильнее, чем была готова признать. Хотя падение дома Гамильтонов обогатило ее и прибавило к ее владениям мощную крепость, такие вещи нельзя было приветствовать. Теперь настала очередь графа Хантли выйти из-под контроля. Она понимала, какие чувства он испытывает при многократном превосходстве протестантов, но это было еще более веской причиной держаться за свою должность. Тем не менее он все чаще отсутствовал на заседаниях. А теперь один из его сыновей принял участие в неприличной ссоре и был посажен под замок.

О, эти ссоры! Почему их так много? Люди Босуэлла и Гамильтона едва не дошли до драки из-за скандала с Элисон Крейг… Потом было бесчинство, учиненное лордом Джоном, а теперь дело Джона Огилви с уличной дракой между ним и Гордоном, в которой Огилви был тяжело ранен.

Таким образом, трое мужчин, на которых Мария рассчитывала как на противовес очевидной мощи лордов Конгрегации, подвели ее или, хуже того, обратились против нее. И это произошло после того, как она приложила столько сил для всеобщего примирения!

Никто не относился к королеве Елизавете подобным образом. Она держала мужчин в узде, и никто не осмеливался на вольности и злоупотребления. Как ей удавалось держать под контролем свой большой мужской двор?

Марией овладела усталость. Она не знала ответа, но было ясно, что она делает что-то неправильно. Возможно, ей следует выйти замуж; может быть, нет другого способа утвердить свое превосходство над придворными мужского пола.

Марии не терпелось встретиться со знаменитой королевой Елизаветой и посмотреть, сможет ли она угадать причину ее власти над теми, кто служит ей.

«Единственный, кого я могу держать в узде, – это Риччио», – грустно подумала она.

Встреча между двумя королевами должна была состояться в Ноттингеме всего лишь через шесть недель. Уже были получены документы, обеспечивавшие безопасное путешествие Марии в Англию, и ее церемониймейстер Бастиан Паже написал сценарий комедии масок и подготовил все необходимое для представления: Юпитер, карающий Ложные Слухи и Раздор по требованию Умеренности и Благоразумия. Мария отправила свой новый портрет Елизавете и получила взамен ее портрет.

Она повернула «кольцо дружбы» на пальце и посмотрела, как солнечные лучи расщепляются на разные цвета в глубине алмаза. Сейчас она стояла на зеленом газоне у аббатства Сент-Эндрюс и играла в гольф вместе с Фламиной, Мэри Битон, Мейтлендом, Рэндольфом и Риччио. Обычно она получала удовольствие от этого; ей нравилось быть рядом с морскими утесами, где росла короткая, сладко пахнувшая трава. Море было пронзительно-синим, а воздух бодрящим, и это само по себе не могло не радовать.

– Цельтесь, цельтесь точнее! – крикнул Риччио, когда Мэри Флеминг изготовилась для удара по мячу специальной загнутой клюшкой для игры в гольф.

– Умолкните, чужестранец! – произнес Мейтленд. Он делал вид, что шутит, но его презрение к чужаку, не понимавшему правил игры, было нескрываемым. Нужно сохранять тишину во время замаха, но этот бесстыдный коротышка продолжал болтать.

Чвак! Клюшка Фламины ударила по кожаному мячу; он покатился к лунке, но остановился рядом с отверстием.

Риччио подошел к собственному мячу и нанес удар, несмотря на то что была не его очередь. Тот факт, что он попал в лунку, лишь усугублял оскорбление.

– Вы не могли бы одернуть его, Ваше Величество? – елейным тоном попросил Рэндольф.

– Прошу вас, Риччио, соблюдайте правила приличия! – резко сказала она. Итальянец повернулся на каблуках, и его шелковый дублет расплылся в блестящее синее пятно. Он низко поклонился.

Мария нанесла удар, быстро замахнувшись клюшкой. Мяч перелетел через низкий пригорок и исчез. Риччио устремился следом. Флеминг и Битон захихикали, но Рэндольф и Мейтленд не сочли это забавным.

Она посмотрела на Мейтленда, поглаживавшего аккуратную каштановую бородку. Недавно они с Джеймсом проявили большую настойчивость в обсуждении перспектив ее брака с доном Карлосом из Испании. Возможно, ей следует вернуться к этому вопросу, если…

Но тут она заметила всадника, галопом скакавшего по песчаным холмам и осадившего кобылу, когда он заметил игроков. Он спешился и повел лошадь в поводу, а потом отпустил ее пастись на густой влажной траве.

– Мелвилл! – радостно воскликнула она. Несомненно, Мелвилл, один из наиболее опытных придворных, к тому же отвечавший за встречу с Елизаветой, принес очередное известие об этом.

– Прошу прощения за вмешательство, – сказал он. – Но…

Он протянул письмо, и Мария вдруг увидела, что его обычно добродушное лицо было совершенно серьезным. Она вскрыла письмо и быстро поняла почему.

– Встреча отменяется, – наконец прошептала Мария. Она чувствовала себя так, словно навстречу выскочил бык и с размаху боднул ее в живот. У нее перехватило дыхание.

– Значит, все так, как и говорил специальный посланник от королевы, – сказал Мелвилл и покачал головой. Мейтленд и Рэндольф бросили клюшки и подбежали к ним. На их лицах читалась тревога.

– Она говорит… что не может встретиться со мной, пока гугенотов убивают во Франции, а королевскую армию возглавляют Гизы, – выдавила Мария.

– Я понимаю, – сказал Рэндольф. – Как защитница протестантов, она не может встретиться с католическим монархом в данное время.

– Но Елизавета не религиозна! – вскричала Мария.

– Да, но она делает вид, что причиной является религия, – терпеливо объяснил Мейтленд.

– Видимость – это важная вещь, – назидательным тоном произнес Мелвилл, словно наставлял маленького ребенка. – Иногда она важнее реальности.

– Нет, не может быть! – воскликнула Мария. – Так не должно быть!

Трое придворных и дипломатов смущенно пожали плечами.

– Это политика, – наконец сказал Мейтленд, но Мария с плачем убежала с поля для гольфа.

Мелвилл вздохнул.

– Какая жалость, – сказал он. – Неподходящее время, и большая неудача для нас. И кстати, сын Хантли сбежал из тюрьмы в Эдинбурге и отправился на север. Сообщите ей, как только сможете, – обратился он к Мейтленду. – Я поеду дальше и извещу лорда Джеймса в Сент-Эндрюсе. Конгрегации придется собрать войска для встречи с «северным петухом».

Он посмотрел на удаляющуюся спину Марии.

– Королеве придется воевать в ее собственном королевстве, – тихо добавил он.