Умирать — это как?

У меня в комнате есть другой мир. Сделан он из вещей, которые больше никому не нужны, а еще он сделан из вещей, которые когда-то были мамиными, а потом достались мне, и я создавала его почти всю свою жизнь.

Мир тянется от второй половицы у двери до батареи отопления под окном. У стены, где темнее всего, находятся горы, и высокие утесы, и пещеры. С гор по холмам и пастбищам текут реки, за пастбищами стоят первые дома. А еще там есть долина, поля, город, а за городом — другие фермы, а еще там есть пляж, дорога к пляжу, сосновый лес, бухточка, причал и, наконец, у самой батареи, возле окна, начинается море, на нем несколько скал, и маяк, и лодки, а в нем — всякие звери морские. С потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — солнце и луна, а на самых длинных — облака и самолеты, а абажур — это воздушный шар.

Этот мир называется Краса Земель. В Книге Иезекииля сказано, что Бог обещал вывести израильтян из плена и привести в самую прекрасную землю на свете. Текущую молоком и медом. В землю, где есть всё, в чудесную землю, в рай. И земля эта так была не похожа на все остальные земли, что она сияла среди них как бриллиант и называлась «красой всех земель». Когда я закрываю дверь в мою комнату, стены схлопываются и появляются планеты, и радуга, и солнца. А пол вздымается, и у ног моих возникают поля, и дороги, и сотни крошечных человечков. Вытянув палец, я могу дотронуться до вершины горы; дунув, могу устроить волнение на море.

Я поднимаю голову и смотрю прямо на солнце. У себя в комнате я всегда счастлива. Но в тот вечер, в пятницу, я ничего этого не замечала.

Я закрыла дверь и прислонилась к ней. Подумала, не пойти ли назад к папе и не рассказать ли, почему я задерживала дыхание. Но если пойти, он спросит: «А ты сказала учителю?», а я отвечу: «Да, а мистер Дэвис мне на это сказал: „Никто никого не посмеет окунать в унитаз"», а папа скажет: «Ну, так и что еще?» Но я-то знала, что Нил меня окунет за милую душу. И еще я не понимала, почему папа никогда мне не верит.

Я села на пол. Из-под коленки вылезла вошь, пошевеливая усиками и перебирая лапками. Она была похожа на крошечного крокодила. Я смотрела, как она карабкается на песчаный бархан в Красе Земель, и гадала, найдет ли она когда-нибудь обратную дорогу. Мы в школе как-то ставили опыт со вшами. Мы построили из пластилина лабиринт и считали, сколько раз они свернут направо, сколько налево. Они почти всегда сворачивали налево. А все потому, что они не умеют думать. Я гадала, значит ли это, что когда-нибудь вошь все-таки выберется обратно или так и будет ходить кругами и в конце концов умрет, превратившись в комочек праха.

Тьма захлопнулась над долиной, будто книга в черном переплете. Она расползалась над кривоватыми улицами, над крышами, над антеннами, над проулками, над магазинами, мусорными бачками и уличными фонарями, над железной дорогой и высокими заводскими трубами. Скоро темнота потушит все фонари. Некоторое время они вроде как будут светить даже ярче, а потом исчезнут. Если смотреть в небо, там некоторое время еще видно их сияние. А потом — пустота. Я подумала: а может, смерть тоже выглядит вот так? На что она похожа — будто засыпаешь или будто просыпаешься? И времени тогда не будет? Или время будет всегда?

Может быть, то, что я считала настоящим, окажется на самом деле совсем ненастоящее, и наоборот. Не знаю почему, но я стала искать вошь. Вдруг стало очень важно ее обнаружить, но никак не удавалось, хотя ведь лишь несколько секунд назад она была здесь, и в комнате стало не хватать воздуха, будто кто-то чиркнул спичкой и сжег весь кислород.

Я прислонилась к стене, сердце застучало. Что-то подступало, разрасталось, будто туча у самого горизонта. Туча надвинулась. Заполнила мне рот и глаза, и вдруг раздался рев, и все стало происходить очень быстро и сразу, а потом оказалось, что я сижу у стены, из-под волос у меня ползут струйки пота, и мне как-то странно, так странно еще не было никогда в жизни.

И если бы меня спросили, как я себя чувствую, я бы сказала: как коробка, которую вывернули наизнанку. И коробка сама удивилась, какая она пустая внутри.