В двухместном купе было уютно и прохладно. Колеса мерно постукивали, вагон плавно покачивался, за окном проносились желтые огоньки городков, поселков и деревень – короче говоря, атмосфера располагала к доверительной беседе. А какая беседа без обильного ужина? А если добавить к этому бутылку хорошего вина – то можно не только убить время, но и совсем недурно его провести. – Значит, вы – искательница приключений, – сказал Фил, разливая вино по граненым стаканам, с боем добытым у несговорчивого проводника. – А чем вы занимаетесь в свободное от добывания миллионов время? – Пишу, – важно ответила Марго. – Пишете? – Он приподнял бровь. – Что именно? – Жалобы и доносы, – сострила Марго. Фил поставил бутылку и пододвинул Марго один из стаканов. – И что, это приносит доход? – поинтересовался он. – Представьте себе – да. Фил посмотрел ей в глаза, улыбнулся и кивнул: – Хорошая шутка. Ну, а если серьезно? – Если серьезно, я пишу для газет и журналов. Статьи, очерки, репортажи. – О! – сказал Фил. Марго не поняла, что значит это «о!», но спрашивать не стала. – Итак, бандиты выходили с вами на связь два раза, – вновь заговорил Фил. – Вы рассказали им про картину и про Гошу. – Имя я не назвала. – Да, я помню. По всей вероятности, мошенники вам не поверили. Они думают, что вы что-то скрываете. – К этому блестящему выводу я могла бы прийти и без вашей помощи, – заметила Марго. – Выбить из вас правду они тоже не надеются, – продолжил рассуждать Фил. – Или оставляют это радикальное средство на крайний случай. Все-таки до сих пор они не совершили ничего подсудного. – Вот как? – возмущенно проговорила Марго. – Интересно, а нападать на молодую женщину на безлюдной аллее парка – это, по-вашему, не подсудное дело? Фил пожал плечами: – Они вас не ограбили и не изнасиловали. Так что за свою жизнь вы можете пока не опасаться. А вот ваша психика, я боюсь, еще пострадает. И не раз. Думаю, они хотят запугать вас. – Им это уже удалось. – Может быть, – задумчиво сказал Фил, разглядывая лицо Марго из-под полуопущенных ресниц. – Но вы до сих пор ничего не рассказали им. Они не идиоты и наверняка догадываются, что вы идете по следу картины. А они, в свою очередь, идут по вашему следу. Это ясно как божий день. – Так, значит, я для них дичь? Фил покачал головой: – К счастью, нет. Дичь – это картина. А вы… м-м… что-то вроде охотничьей собаки, которая приведет их к этой дичи. – Благодарю за лестное сравнение. Что же мы будем делать? – То, что делали до сих пор. Искать картину. – А когда найдем? Фил дернул плечом и холодно усмехнулся: – Там будет видно. Он отпил вина и поинтересовался: – Вы уже придумали, с чего мы начнем? – Ну… – протянула Марго и остановилась. Действительно, с чего начать? Бегать с Филом по городу, высунув язык? На это могут уйти недели. Интересно, что он сам об этом думает? – А у вас есть предложение? – прямо спросила Марго. – Угу, – кивнул Фил. – Нам с вами нужно разделиться. У нас есть список питерских компаний и фирм, которые участвовали в московских выставках с первого по четвертое сентября. Разделим этот список пополам и займемся каждый своей частью. Предложение Фила показалось Маргарите вполне разумным. Действительно, так они потратят в два раза меньше времени на поиски. – Я согласна, – сказала она. Фил достал из кармана пиджака список, перегнул его пополам и осторожно разорвал на две почти равные части. – Вам вершки или корешки? – поинтересовался он. – Все равно. Фил протянул ей верхнюю часть списка, себе оставил нижнюю. – Значит, план такой, – сказал он. – Звоните на фирму, спрашиваете Гошу. Если таковой есть – выезжаете на место для личного опознания. Если я обнаружу Гошу – позвоню вам, и мы отправимся на опознание вместе. – Отличный план, – одобрила Марго. Фил бросил в рот оливку, пожевал ее и, задорно прищурившись, посмотрел на Марго. – Марго, вы что-нибудь знаете о художнике Амедео Модильяни? – Конечно, – кивнула Марго. – Что именно? – Он рисовал картины. Фил улыбнулся: – В точку! Пока я добирался до вас в такси, я влез в Интернет и кое-что прочел о нем. Амедео Модильяни родился в Ливорно в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году. Он был четвертым ребенком в семье, самым красивым и самым болезненным. Мать его просто обожала. Лет в двенадцать Амедео заболел тифом. Тогда это была неизлечимая болезнь. Во время болезни он бредил картинами великих художников, а когда очнулся, заявил матери, что бог велел ему стать художником. Вскоре он вылечился. Марго хмыкнула: – Красивая легенда. – Это не легенда, – сказал Фил. – Во время болезни мать Модильяни вела дневник и записывала в него все, что происходит с сыном. Как только Амедео излечился, она отдала его в школу рисования. Несколько лет он обучался живописи во Флоренции и в Венеции, а лет в двадцать приехал покорять Париж. – И как? – Плохо. Европа тогда бредила кубистами – Пикассо и Браком. Живопись Модильяни оказалась не востребована. У него была всего одна персональная выставка, да и ту закрыли еще до официального открытия. – Почему? – Напротив помещения, где проходила выставка, располагался полицейский участок. Несколько полицейских пошли посмотреть на картины, и картины эти им не понравились. Бдительные стражи порядка посчитали их чересчур откровенными и аморальными. – Идиоты, – в сердцах проговорила Марго. – Идиоты или нет, но с тех пор у Модильяни не было ни одной персональной выставки. В тысяча девятьсот десятом году он познакомился с Анной Ахматовой, которая приехала в Париж с мужем. – За покупками? – поинтересовалась Марго, поедая оливки. Фил улыбнулся и покачал головой: – Не совсем. Они проводили в Париже медовый месяц. – Здорово! – похвалила Марго с набитым ртом. – А мы с Дроновым провели наш медовый месяц в деревне Зябликово. – И как? – поинтересовался Фил. Марго пожала плечами: – Не помню. Мы почти не выходили из дома. Дронов был очень страстным парнем. Так что там Ахматова и Модильяни? Между ними что-то было? – Вы имеете в виду любовные отношения? Марго забросила в рот кусочек ветчины и кивнула: – Угу. – Многие считали, что да. По крайней мере Модильяни нарисовал шестнадцать карандашных портретов Ахматовой, и на многих из них она запечатлена обнаженной. – Ну, это еще ни о чем не говорит, – сказала Марго. – Дронов тоже рисовал меня голой задолго до того, как впервые снял с меня платье. Как говорит моя подруга Верка, «мечтать не вредно!». – Может быть, – не стал возражать Фил. – Однако через год, в тысяча девятьсот одиннадцатом, Ахматова поссорилась с мужем и снова приехала в Париж. На этот раз – одна. И снова встретилась с Амедео. – И что, у них сложилось? – снова полюбопытствовала Марго. – Об этом история также умалчивает, – ответил Фил. – Анна пробыла в Париже недолго. Потом она уехала, и больше они никогда не встречались. Через несколько лет Модильяни женился на девушке по имени Жанна, и она родила ему дочку. Прожили они всего два года. Потом Модильяни простудился и умер. Жанна, не выдержав горя, выбросилась из окна пятого этажа и разбилась насмерть. Она была на восьмом месяце беременности. Брови Марго дрогнули. – Как грустно, – жалобно проговорила она. – Он хотя бы успел прославиться и разбогатеть? Фил покачал головой: – Нет. Модильяни умер в нищете. Иногда он ходил по ресторанам и предлагал посетителям свои рисунки за стакан вина. Как правило, желающих что-нибудь купить не находилось. Однажды, придя в полное отчаяние, Амедео швырнул пачку своих рисунков в нужник. Вместо туалетной бумаги. – И что? – Ничего. Бумагу использовали по назначению. Марго вздохнула и небрежно проговорила: – Скоты! – И не говорите. Как я уже сказал, Амедео Модильяни умер в полной нищете. А спустя всего несколько лет его картины стали стоить миллионы. Кстати, у вас потрясающий аппетит, – заметил Фил, глянув на стол.1