Под буйными порывами ветра от носа Сфинкса отвалились несколько кусочков и тут же рассыпались в прах. Давид и Гипатия расстались с гигантским львом с женской головой и пошли по скорбной погребальной дороге. Дойдя до пирамиды Хефрена, сына Хеопса, путешественники повернули направо и прошли над подземельями, в которых хранились солнечные ладьи. Затем обогнули вереницу из трех пирамид, где лежали бренные останки членов семьи фараона: жены, сестер, дочерей, двоюродных сестер и братьев. Миновав стену ограждения, они наконец оказались у северной грани монумента, высота которого составляла 147 метров. Там припозднившиеся рабочие продолжали закладывать взрывчатку и разворачивать длинные мотки проводов, попыхивая сигаретками и громко обмениваясь шутками. Гипатия увидела «официальный» вход – зияющую дыру, у которой были свалены ящики с динамитом. Они подождали, пока площадка опустеет, а затем, улучив момент, ловко взобрались наверх по деревянной лестнице. Вдруг откуда-то появилась еще одна бригада рабочих, которые притащили новые ящики со взрывчаткой и стали закладывать шашки. Исследователи вжались в стену, после чего Гипатия знаком велела Давиду идти за ней, пока их никто не заметил. Они стали спускаться по узкому наклонному коридору, также забитому взрывчаткой и проводами. Стены были испещрены надписями, которые оставили после себя туристы, – инициалы, названия любимых групп, имена на всех языках. Стены у входа были сплошь покрыты граффити и неумело выполненными рисунками. Через несколько десятков метров коридор разделился на два ответвления, одно из которых поднималось вверх, а другое уходило вниз. – Здесь три зала. Предлагаю спуститься в самый нижний – там мы сможем отыскать вход в четвертый зал, расположенный еще глубже в земле, – сказала Гипатия. – Почему вы так решили? – В корейской пирамиде все обстоит именно так. Они двинулись вперед. Взору Давида предстали каменные глыбы высотой в несколько метров. Щели между ними были настолько узкими, что в них нельзя было просунуть даже лезвие ножа. – Ни один человек обычного роста не смог бы двигать такие тяжелые блоки и устанавливать их со столь поразительной точностью, – заметила Гипатия. – Даже с помощью лебедок, шкивов и тысяч рабов. – Должно быть, архитекторы фараона Хеопса обладали редкими талантами. – Хеопса? Ни один из его архитекторов не смог бы спроектировать такое сооружение! То же самое касается и строителей – они никогда не смогли бы установить так все эти глыбы. Давид залюбовался сценами баталий, коронаций и пасторальной жизни Древнего Египта. – Разграбив пирамиду, Хеопс приказал украсить ее в соответствии с собственными вкусами, – пояснила девушка. Наконец они оказались в помещении с трехметровым потолком. – Вот он, нижний зал. – И все это каменное пространство предназначено лишь для того, чтобы спрятать в нем такую маленькую комнатенку? – удивился Давид. – Это же расточительство! Они стали искать вход в гипотетический четвертый зал. – А как аналогичные помещения обустроены в вашей сеульской пирамиде? – Точно так же. Тот же поворот коридора и тот же размер, а четвертый зал расположен еще ниже. Девушка вновь сверилась со своим планом, и они продолжили поиски. – Ничего. Я так и думал, – сказал Давид. – Тогда почему согласились поехать со мной? – бросила Гипатия с ноткой отчаяния в голосе. – Мне показалось, что если вы таким странным образом вторглись в мою жизнь, то для этого должна быть причина. У меня такое ощущение, что… Она приложила к его губам палец. – Порой, месье Уэллс, вам лучше молчать и доверяться женщинам. Похоже, вы не умеете ни говорить с ними, ни слушать, ни понимать. Давид ограничился тем, что, вдохнув ее аромат, попытался извлечь из этой смеси пачули и пота обонятельную информацию, которая пока ускользала от его разума. – Доверьтесь мне, ведь для вас я скорее добрая фея. Они возобновили поиски – ощупывали стены, простукивали камни небольшими молоточками, надеясь услышать резонирующий звук, который указал бы на наличие скрытой полости. Неожиданно внимание биолога привлекла гравюра с изображением скарабея. На ней сидел муравей – самый что ни на есть настоящий. Когда Давид подошел ближе, насекомое бросилось бежать. Ученые проследил за ним взглядом – муравей скрылся в трещине, образованной зазором между плитами пола. – Как говорил царь Соломон, «если не хочешь сбиться с пути, иди за муравьем». – Как бы нам эту плиту поднять? – Она слишком тяжелая, именно поэтому ни исследователи, ни грабители сюда до сих пор не добрались. Гипатия вытащила из рюкзака динамитную шашку. Давид нахмурился. – Не волнуйтесь, я не проходила контроль в аэропорту с этой штуковиной в сумке. Просто позаимствовала ее по пути сюда. Девушка заложила взрывчатку. – Как бы там ни было, здесь все скоро взлетит на воздух. Гипатия подожгла фитиль. Они спрятались, а когда прогремел взрыв, ощутили на себе горячую волну, от которой перехватило дух, вызвав почти что приступ удушья. «Странно, у меня такое ощущение, что я повторяю жесты отца в Антарктиде, – подумал Давид, – будто эта ситуация досталась мне от него в наследство». Они на пару разгребли обломки и увидели широкий тоннель, резко уходящий вниз. Давид посветил фонарем, но луч потерялся во мраке. – Здесь очень глубоко. Если мы спустимся, то подняться обратно до того, как здесь все взлетит на воздух, уже не успеем. – Может, внизу мы будем в безопасности. – Но выход, по всей видимости, будет завален. Нам грозит быть похороненными здесь заживо, – сказал ученый. – Кто не рискует, тот не пьет шампанского, – возразила Гипатия, – и не мне вам об этом говорить. Комплимент растрогал Давида. Он пожал плечами: – Тогда давайте не будем терять времени. Сейчас или никогда. – Как бы там ни было, еще раз начать все по новой мы уже не сможем. Давид выставил яркость фонаря на максимальную, и они стали спускаться по крутому коридору, который с каждым шагом расширялся все больше и больше. – Мадемуазель Ким, а почему вас заинтересовала именно Франция? – Из-за профессора Фридмана. Приехав к нам в Сеул реализовать программу создания роботов-андроидов – вы же знаете, моя страна всегда поощряет футуристические проекты, – он поселился в женском общежитии нашего университета. Он устраивал многочисленные конференции, не раз упоминал о проводимом в Сорбонне конкурсе «Эволюция» и, конечно, рассказывал о вас. И я вдруг решила представить на конкурс проект в той сфере, над которой работала. Но вначале я хотела представить результаты исследований в области, близкой Фридману. – А вы знали, что некоторые темы мы с вами вели параллельно? – Конечно. – Откуда такая уверенность? – Я медитировала. – Ах да, забыл… Зажигая огонек и дуя на него. Помню, меня вы тоже этому учили, правда, безуспешно. – Где вчера была пустота, завтра обязательно что-нибудь появится. – Не могу понять. Объясните мне, что происходит, когда вы медитируете и вокруг вас все исчезает? – Я пересекаю границу пространства и времени. Прошлое, будущее и настоящее объединяются в одно целое, и я могу видеть их, будто это художественный фильм. Давид хотел засмеяться, но его охватило странное ощущение, что девушка только что открыла ему нечто совершенно новое и важное. – Если мы отсюда выберемся, я покажу вам что такое настоящая медитация, – сказала она. Через полчаса ходьбы они вышли в коридор, уходивший, казалось, еще глубже под землю. И наконец оказались в зале. – Вот и четвертый чуланчик… Исследователи осторожно двинулись вперед. Гипатия зачарованно глядела по сторонам. – Точно так же, как в храме Тангуна, а может даже, во всех остальных пирамидах мир, – прошептала она. – Три зала, доступные взорам всех, и огромная тайная ложа. Они осветили помещение фонариками. Потолок нависал над ними метрах в тридцати. На земле валялись предметы, предназначение которых было им не понятно. И вдруг овальный пучок света выхватил из тьмы огромный череп гуманоида. Исследователи подошли ближе. Пожелтевшая голова, казалось, ухмылялась всей своей квадратной челюстью. Высокие скулы, широкий лоб, аккуратные надбровные дуги. – Какое прекрасное лицо, – сказала Гипатия. Давид посветил на кости, поддерживающие череп, и они увидели перед собой человеческий скелет не менее двадцати метров в длину, великолепно сохранившийся. – Вот вам и объяснение, – прошептала Гипатия, – это они построили пирамиды. Девушка приложила к останкам прибор радиоуглеродного анализа и уточнила: – Восемь тысяч лет назад. Ученый не мог произнести ни слова, дыхание его участилось. Осветив скелет под всеми возможными углами, они вплотную занялись черепом, будто надеясь увидеть в его огромных пустых глазницах осмысленный взгляд. – Во время поездки в Антарктиду отец как раз так описал его в своем блокноте. Именно он дал название Homo giganteus. Перед нами великан. Девушка продолжала исследовать скелет. – Великанша, – уточнила она. – Таз довольно широкий и округлый, в то время как у мужчин он обычно принимает треугольную форму. Да и расстояние между крестцом и лобным сочленением больше. Все это – чтобы было легче рожать. Она посветила на предмет, лежавший поверх ключиц. При более внимательном рассмотрении это оказалось металлическое ожерелье с янтарным кулоном. Внутри кулона был заключен муравей – в десять раз больше своих собратьев, известных на сегодняшний день науке. Давида Уэллса украшение очаровало. Не имея возможности полностью взять его в руки, он отцепил кулон и в свете фонаря всмотрелся в застывшее в смоле гигантское насекомое. Затем он положил драгоценный камень в карман и вместе с Гипатией стал фотографировать кости с более близкого расстояния. – Как жаль, что мы не можем поднять этот скелет наверх. Они осветили остальную часть помещения. – Ухо Геи, – прошептала Гипатия и с помощью смартфона сделала снимок потолка. – Но раз уж мы забрались в ее ухо, то вот этот круглый бассейн с нефтью, по всей видимости, является чем-то вроде барабанной перепонки, – предположил Давид. Они подошли к резервуару, заполненному черной жидкостью. Незадолго до этого на одной из фресок ученый видел обнаженного человека, плававшего на спине в озерце с нефтью. Поэтому он, не колеблясь, разделся и подошел к бассейну вплотную. – Аврора разговаривала с Геей в водоеме, – сказал он. – По всей видимости, жидкость является связующим звеном между минералом и жизнью. – Но это не вода… – Вот именно. Из послания Земли Аврора не поняла ровным счетом ничего. Минеральное масло, должно быть, лучше проводит сигналы. Ученый погрузил в бассейн сначала большой палец ноги, затем ступню и наконец залез в него. Гипатия осталась стоять у края резервуара, чтобы наблюдать и фотографировать. Давид присел, и жидкость закрыла уши. В горле все явственнее ощущался неприятный привкус минерального масла.
Едкий запах черной крови Геи.
Затем он вытянулся и лег на спину, как когда-то во время турпоездки на Мертвое море. Соленая густота тамошней воды позволяла свободно лежать на поверхности. Давид раскинул ноги и руки, уши полностью погрузились в нефть, над поверхностью остались лишь нос и верхняя часть лица. Ощущение было странным. Он чувствовал, как нефть проникает в ушные раковины и покрывает кожу. Тогда он закрыл глаза, постарался ни о чем не думать и стал ждать. Сначала до его слуха долетело что-то вроде шума. Затем на смену шуму пришел звук. Звук превратился в голос. Голос произнес слово.122.