Глава 17

Все правильно

В зеркале заднего вида остались: покинутый радиоцентр, десять уцелевших вышек, экскаватор с задранной рукой, так больше и не ударившей, судьбоносный поворот с шоссе Энтузиастов на Объездное шоссе, не три и не четыре – а шесть бронированных грузовиков с бамперами-клыками и пулеметами на крышах, цепь людей без различий и цепь заработавших под свежим ветром пропеллеров. Много всего было теперь позади, а как-то смогло уместиться в запыленный квадратик. Казалось громадным, а оказалось маленьким. Не влезли только: Арсений и двое его сыновей.

– А они что? – спросил Артем. – Их похоронить хотя бы.

– И без тебя приберут, – сказал Летяга. – И за мной, и за тобой. Проехали. Расслабься.

И еще собачий котлован не попал в зеркало.

Савелий и Леха сидели рядом, на просторном заднем сиденье. Артем, когда неприкосновенность себе покупал, им тоже взял на сдачу. Савельева японка пылила сзади, привязанная к внедорожнику, взятая в полон. Отказался бросать ее.

– Подозрительные типы, – поучаствовал Савелий. – Я их еще когда на трассе увидел, сразу подумал.

– Они из Мурома сюда пешком шли, – сказал Артем. – Там у них монастырь красивый, говорят. Белый с голубым.

– Говорят, что из Мурома, и говорят, что пешком, – поправил его Летяга. – Может, их вертолет за десять кэмэ отсюда высадил. Дали им легенду на отработку – и вперед. Все время кто-нибудь проникнуть пытается. Так и лезут, твари.

– А это они меня к рации позвали… – вслух подумал Артем. – Когда ты вызывал. Зачем им?

– Не знаю, – признался Летяга. – Но приказ у меня четкий.

– А у меня, между прочим, сразу в башке тренькнуло, – Савелий подвинулся поближе к разговору. – Вот я как услышал английский в приемнике, сразу: оп-па! Пиндосы-то не окочурились! Мы тут, значит, думаем, что проутюжили их до победного, а они песенки себе распевают. И я такой: а дальше че? Ведь не дадут же нам спокойно дышать! Они же ж только и мечтали – развалить нас! Колонизировать! Ротшильды эти, весь этот мировой пидарастический интернационал. И я вот сразу, ей-богу: а это не они ли нас так в метро по говну мордой возят?

Леха причмокнул беззубым ртом; что имел в виду? По дому соскучился?

– Ага, – из-за руля буркнул Нигматуллин. – Если бы. Будут они мараться. Они нас сразу ракетами, как только пронюхают. А перехватывать нам их чем? Ни хрена не осталось.

– Не, ну теперь-то ясно. Вы как объяснили, у меня сразу все на место сщелкнулось! – цыкнул Савелий. – Все сошлось. Глушилки эти. А то я еду, блин, и думаю: ну как? Для чего? То, что Артемий там задвинул: Красная Линия, людей обманывают, заперли под землю – ну это же бред, так-то. Прости, конечно, брат. Смысл-то? Еду и понимаю: парень ты хороший, но чушь порешь. Сердце подсказывает: херота. Не может такого быть. Чтобы наши наших же за просто так. А вы когда объяснили – сердце такое: во. В точку. Я чувствовал ведь, сука, что слишком гладко все. Что столько лет нас не трогали. Что типа все выжили такие радостные. Теперь-то ясно, что. А, Артем?

– Да.

Проехали МКАД: одним направо в мертвую пробку, другим налево – но все туда же, а им обратно в Москву – жить-доживать, кому уж сколько.

Хороший был внедорожник: сиденья кожаные, броня в палец толщиной, аппаратура еще какая-то. Мотор уютно урчал, Нигматуллин вел цепко, мумии мелькали так быстро, как кадры в кино, как один человек.

– Хорошая машина, – сказал Артем. – Не знал, что у нас есть такие.

– Теперь вот есть.

Артем пожевал щеку – вместо того, чтобы все остальное у Летяги спросить. Не хотелось при людях. Потом не выдержал все-таки.

– А я ведь уже видывал эту машину. На Охотном ряду.

– В курсе.

– Думал, там и останусь лежать.

– Но не остался же.

– Почему?

– Узнали тебя. Свой ведь. Как мы своего?

– А если бы не узнали? Если бы я в противогазе был?

– Тогда бы… Не хер с рацией шляться. Глушилки тоже не весь сигнал перебить могут. Входящие все гасят, а исходящие не всегда. Приходится вручную работать.

– А как ищете?

– Ищем, – Летяга похлопал по приборам. – Тут пеленгатор есть. Хорошая машина.

Савелий поерзал: что-то осталось у него на душе неразрешенное.

– А че людям-то не сказать? Не было бы таких накладок… Как мы напортачили.

– Чтобы паники не было, – сказал Летяга. – А потом… У кого родственники там, у кого сям… Москва же. Начнут расползаться. И тогда – точно демаскировка. Даже в Ордене не все знают.

– Не все, – кивнул Артем.

– Ну и у меня, может, родственники, – отозвался Савелий. – Но раз такая тема! Чтобы мы этим гнидам еще и вазелинчиком сами помазались?

Нигматуллин за рулем поддержал его нечленораздельно.

– Ты не злись на старика, – обернулся к Артему Летяга с переднего сиденья. – Ну, не рассказал. Я-то сам всего год назад узнал. Он собирался, наверное.

– Наверное.

– Ты все правильно сделал, братик, – сказал Летяга. – Что с нами уехал. Точно. Все хорошо будет.

– И вы так всю Москву пасете? – спросил Артем. – Всех пеленгуете?

– Мы. Мы, Орден. Мы пасем, а не вы. Мы пеленгуем.

– А я вот каждый день наверх… На сорок шестой этаж… Каждый день – сеанс. И что?

– Что?

– Вы что, не слышали меня?

– И слышали, и видели.

– Но я же де-мас-ки-ро-вал вас! Нас! Всех!

Летяга посмотрел на Нигматуллина. Потом обернулся к Артему. Глаза его косили.

– Мельник сказал – не трогать тебя.

– Почему?

– Ну ты ж вроде… Родственничек. Неудобно.

– Останови, – ответил Артем. – Тошнит.

Нигматуллин послушался. Дал Артему вывернуться наружу. Остались на обочине: паленая водка с крошеными зубами, целый мир живой и говорливый, и где-то на нем отмеченная белоснежная крепость с небесными куполами. Домой, в метро нельзя это в себе проносить было, видимо.

Теперь можно было поспать.

– Дозу хватанул? – подозрительно спросил Летяга его, сонного.

– Укачало, – сказал Артем.