на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



XI

На третий день пасхи Кива уже не находила себе места. Каждую минуту она выбегала из своей бревенчатой избушки, тревожно оглядывала дорогу и тропинки, спускавшиеся с вершин, и снова возвращалась домой к детям, которых тоже заразила своей тревогой. Что ни час наведывалась она в трактир, окидывала отсутствующим взглядом людей и бегом торопилась домой, словно там ожидало ее то, чего она искала. Сердце ее беспокойно билось, чуть не разрывалось в груди, когда она входила во двор и ей представлялось, будто она видит знакомые следы. Как в лихорадке, вбегала она в дом, но ждали ее только дети.

Кива осматривала комнату, заглядывала под навес, выходила в сад, и всюду ее встречала безрадостная пустота, сродни холоду покинутого жилища.

В понедельник муж ее Глигораш собрал шахтерский инструмент, прихватил сальные свечи и отправился к «Архангелам» за золотом. Глигораш был из тех странных людей, которые попадаются в любых слоях общества: люди эти всегда остаются несчастными, обойденными судьбой бедняками, хотя их соседи с теми же самыми средствами и возможностями обогащаются. Можно подумать, что кошельки у них с дырой и деньги в них не держатся. Глигораш уже лет пять отработал у «Архангелов», когда был пойман с поличным: он пытался утаить фунт золота. Иосиф Родян его выгнал. Но жаловаться на судьбу Глигорашу не пришлось: в Вэлень были и другие богатые прииски, так что он тут же нанялся на работу. Он знал один отвод в уже покинутой теперь штольне «Архангелов», где после взрыва можно было ожидать самородного золота. Долгое время сомневался Глигораш: попытать ему счастья или нет?

Шахту «Архангелов» днем и ночью охраняли восемь сторожей. Но на пасху, как было известно Глигорашу, сторожа тоже гуляли. Если не попробовать, все надежды можно повесить на гвоздь. Жена Глигораша, Кива, всячески ругала, попрекала и проклинала его за воровские мысли, которые осаждают его в самые святые дни в году.

— На жизнь нам хватает. Не бесчесть себя, не поддавайся дьявольскому искушению.

Но Глигораш, бледный и молчаливый, улизнул из дома и вот — пропал! Жена ума приложить не могла, на каком он теперь свете. Она не слышала ни вопросов, ни просьб, с которыми обращались к ней. Она ждала. Бегала, заглядывала во все укромные уголки, в подвал, навещала даже корчму. Искала словно иголку в стоге сена, ни никого не спрашивала, не видели ли ее Глигораша.

В пятницу утром к Иосифу Родяну постучался сторож с прииска.

— Входи! — раздался могучий бас хозяина.

— Христос воскресе! — поклонился здоровый широкоплечий парень. Лицо у него, однако, было бледное и растерянное. Комната мгновенно заполнилась запахом земли и серы. Запах этот приятно щекотал ноздри Родяна. Глаза его заблестели, он оживился.

— Воистину воскресе, Митруц! — весело ответил он, шагнув навстречу сторожу. — Чего нового у «Архангелов»? Не попала ли какая-нибудь мышь в мышеловку?

— Вроде нет, — буркнул парень.

— Вы тоже, Митруц, погуляли? Хватило ли вина, что я вам послал?

— Хватило, домнул управляющий, и еще осталось.

Митруц замолчал. Но по голосу, по выражению лица, по тому, как он переминался, видно было, что он чем-то встревожен. Родян сдвинул брови:

— Ты хочешь мне что-то сказать, Митруц? — вопрос прозвучал строго и сухо.

— Да, домнул управляющий, потому и пришел.

— Что, и сегодня рабочие не вышли на работу?

— Выйти-то они вышли, да за работу не взялись. Все семнадцать человек разлеглись возле входа пузом вверх. До спуска в шахту дошли, а спускаться вниз не хотят.

— Ты что, спятил? — закричал Родян, тряхнув парня за плечо.

— Не спятил я, хозяин. Внизу, на дне шахты, слышно, кто-то стонет. Рудокопы послушали и не захотели спускаться. Лежат себе возле входа и молчат.

— А вы, сукины дети, сторожа и надсмотрщики, вы-то на что? Ничего вам поручить нельзя! Не мог кто-нибудь из вас спуститься, посмотреть, чего боятся эти недоноски? — Родян был в ярости и уже не говорил, а рычал.

— Лазили мы, домнул управляющий, — отвечал Митруц, — сами слыхали: что-то подвывает на дне шахты. Не чудится, а взаправду так. Люди на наши слова и ухом не ведут. Ни с кем и не потолкуешь, все молчат, словно окаменели.

Ничего не сказав, Иосиф Родян выбежал на веранду и закричал:

— Никулае! Где запропастился, подлец? Седлай гнедого, Никулае!

— Прошу прощения, господин управляющий, — начал Митруц, когда Родян вернулся в комнату, — прошу прощения за известие, но люди сильно перепугались. Сама шахта весть подает, что близится несчастье: и молотом стучит, и завывает!

— А ну, ходом отсюда, паршивец! На прииске тебя найду! — рявкнул Родян. — Всех разгоню!

Митруц тут же исчез, свернул на тропу и стал подниматься на Корэбьоару. Не успел он одолеть и половины дороги, как его догнал конный Родян. Даже не взглянув на сторожа, он пришпорил взмыленного коня и поскакал дальше.

Через полчаса Иосиф Родян был возле «Архангелов». Рудокопы при виде его повскакали, сбились в кучку и стали перешептываться.

Управляющий выпрыгнул из седла, конь встряхнулся, и во все стороны полетела белая, словно мыльная, пена.

Рудокопы, сторожа, надсмотрщики встретили Родяна гробовым молчанием. Казалось, все они сговорились и были заодно.

— Сплошь бабы, ни одного мужика не нашлось! — крикнул Родян, и презрительная улыбка пересекла его лицо.

Люди молчали.

— Что стряслось, братцы, что все вы окаменели? Или хотите и шестой день пасхи отпраздновать?

Шахтеры упорно молчали, опустив головы.

— За мной, ребята! — крикнул Родян и направился к входу в штольню, к черной дыре, откуда вырывались густые клубы пара, остро пахнувшие влажной землей. — Кто не полезет в шахту, тому расчет. Бабы должны по домам сидеть.

Иосиф Родян остановился над черной дырой. Его огромную фигуру обволакивал туман, вырывавшийся из шахты. Никто за ним не последовал.

— Не будем больше работать в этой штольне, — выдавил из себя один из рабочих.

— Не будем! — поддержали его остальные.

— Бросить надо эту шахту! — загомонили со всех сторон.

— Нам знак был, что будет человекоубийство, если мы туда спустимся, — прозвучал одинокий голос.

Родян ничего не ответил. Он потребовал сальную свечу и шагнул в темную мокрую штольню. Сверху со стен непрерывно падали тяжелые капли, порождая странные печальные звуки, одиноко и гулко отзывавшиеся под каменными сводами. Вход в штольню был достаточно высоким, но Родяну приходилось горбиться и наклонять голову. Шел он быстро, прямо по лужам, не замечая этого. Пройдя метров триста, почувствовал, что ему холодно. В штольню он вошел еще потный, а теперь его пронизала дрожь от холодной и мокрой земли. Остановился, застегнул поддевку и двинулся дальше. Вскоре он добрался до спуска в шахту, прислушался. Слышен был только звон капель, непрерывно падающих со свода. Сальная свеча освещала желтовато-красным светом плотный туман, забивший ствол шахты. Кроме печальных звуков капель, которые, казалось, гнались друг за другом и тонули во тьме, ничего не было слышно. Вдруг из глубины штольни донесся словно отдаленный собачий вой, потом он зазвучал явственнее, потом почти смолк. И опять наступила тишина. Иосиф Родян не верил ни в темные силы, ни в духов, обитающих в шахтах, однако и у него по коже побежали ледяные мурашки и на лбу выступил холодный пот. Долго пришлось ему ждать, пока из шахты не донесся опять протяжный, вызывающий ужас вой.

Иосиф Родян лег и сунул голову в шахту, чтобы лучше было слышно, потом вскочил и быстро зашагал назад. Когда он вышел из штольни, его окаменевшее лицо было таким же бледным, как и у рудокопов. Никакого гнева не слышалось в его голосе, когда он заговорил:

— Нужна длинная веревка. На дне шахты человек умирает.

Тут же загалдели сторожа:

— Не может этого быть, господин управляющий. Ни одна душа человеческая с понедельника не была на прииске. Клянемся, что глаз не спускали с входа.

— А я говорю, под землей умирает человек. Тащите веревки, вяжите их в одну. На спине его не вытащить: и шахта слишком узкая, и лестницы хлипкие.

Уверенность, с какой говорил хозяин, сразу оживила рудокопов. Они тут же притащили веревки, связали их. Кое-кто потянулся за Родяном в штольню. Из шахты, сколько они ни прислушивались, не доносилось ни звука.

— Мог и скончаться, пока мы возились, — предположил Иосиф Родян.

— А я говорю, что это нечистая сила. Подала нам знак и скрылась. Сделала, значит, свое дело, — возразил старый рудокоп, гладко выбритый, без бороды и усов.

— Не говори глупости, бадя Петре. Сторожа во всем виноваты. Пусть кто-нибудь спустится по лестнице, обвяжет труп веревкой, а мы поднимем его наверх, — голос Родяна звучал решительно и глухо. — Ну, кто пойдет? — обернулся Родян к рабочим.

Никто не отозвался, потом вперед вышел Лисандру, худущий, кожа да кости, рудокоп, осенил себя крестом и стал спускаться вниз.

В тяжелом молчании все остальные сгрудились над колодцем шахты. Многие крестились. Иосиф Родян вытирал с лица пот. При желтоватом свете сальных свечей бледные рудокопы с поникшими головами казались статуями, застывшими в молчаливой молитве. Вздох облегчения дружно вырвался у всех, когда со дна штольни донесся голос Лисандру:

— Человек! Бросайте веревку!

— Человек! — повторяли рудокопы, и их голоса мешались с эхом в длинном и темном каменном коридоре.

Вскоре мертвое тело подняли из шахты.

— Что, несчастный, насытился золотом? — Иосиф Родян наклонился над трупом. Узнать его было трудно: на лице запеклась кровь, присохла земля. Рудокопы умыли ему лицо.

— Недавно помер. Еще не остыл, — сообщил один из них и тут же воскликнул: — Да это Глигораш!

Все склонились над мертвым и единодушно признали в нем Глигороша.

— Да, это Глигораш, — невесело проговорил Родян. — Страже «Архангелов» быть за него в ответе.

Восемь парней принялись клясться и матерью, и отцом, что ни одна человеческая душа не проникала в штольню.

Родян знал, насколько преданы ему эти люди, и задумался. Потом послал рудокопов нарубить лапника и сделать носилки, чтобы доставить мертвого в село. Распорядился, чтобы остальные приступили к работе, разделившись, как обычно, на две партии: одни в штольню, откуда шла выработка, другие — в забой, прокладывать дальше ход, который в прошлом году наткнулся на богатую жилу. Сам Родян с двумя сторожами пошел осматривать местность вокруг прииска. Одна мысль, как гвоздь, сидела у него в голове, и он никак не мог от нее избавиться. Ему было известно, что существует ход, пробитый в давние времена, и соединяется он со штольней теперешних «Архангелов», но ход этот вел с восточного склона горы и давно уже был погребен под осыпью камней и земли. Даже самые старые рудокопы, работавшие на прииске, не помнили, когда входили в эту старую штольню.

Теперешний вход в главную штольню «Архангелов» находился у западного подножия похожей на перевернутый вверх дном котел горы Корэбьоары, в маленьком ущелье, которое вилось между этой горой и горой Палтинул. Обе горы были покрыты старыми еловыми лесами, поднимавшими высоко в небо свои острые вершины. До «Архангелов» можно было добраться из Вэлень двумя тропами и узкой дорогой вдоль взбаламученной речки, приводившей в движение почти все толчеи в селе. В эту речку сбегали и серебристые прозрачные ключи, и ручей, начинавшийся выше прииска «Архангелов». Ручей промыл достаточно широкий распадок, так что, если случалось встретиться двум повозкам, они могли разминуться. Вот и ехали повозки к «Архангелам» вдоль этого ручья лощиной, заваленной камнями, волы еле-еле продвигались, телеги тряслись и скрипели. Одного летнего паводка хватало, чтобы загромоздить лощину обломками скал и белыми круглыми камнями. Пешком по опушке подниматься было куда приятнее: и камни легче было обходить, и густая тень в разгар жаркого лета опускалась плотной прохладной мантией. Перед глазами высилась гора Корэбьоара. То и дело попадались кучи серого, раздробленного кувалдами камня, дожидавшегося, когда его свезут к толчее. Пять новых сараев из крепких еловых бревен возвышались между серых каменных куч. Самый просторный, с большой комнатой и нарами для отдыха рудокопов, стоял у самого входа в штольню.

Ствол штольни вел прямо к сердцу горы Корэбьоары. От главной штольни отходили налево два боковых ствола, направо — три. Один был давно заброшен, второй вел к недавно открытой богатой жиле, третий только недавно начали пробивать. Пробивая этот ствол, Иосиф Родян надеялся открыть еще одну золотоносную жилу, которая, как он полагал, должна идти параллельно первой. Восточный конец главного ствола упирался в забой, где работали еще прадеды, выход наружу здесь был завален намертво. Горы изнутри были изглоданы вдоль и поперек. Пещеры, похожие на огромные храмы, зияли со всех сторон. Гулко отдавался здесь каждый удар молота, человеческие голоса будили бесконечное эхо, со сводов обрушивались нависшие куски скалы. Работать здесь было чрезвычайно опасно, но Иосиф Родян не желал прекращать разработки: много лет подряд шахта давала золотоносный кварц.

Иосиф Родян с двумя сторожами быстро разыскал старый вход. Расположенный выше теперешнего, он зарос ежевикой, но, продравшись через заросли, они убедились, что один камень отвален совсем недавно и сквозь образовавшуюся щель пусть с трудом, но мог протиснуться человек.

Родян оглядел щель, хмыкнул и, вернувшись назад, снова полез в штольню, чтобы посмотреть, как выглядит старый вход изнутри. Но здесь ничего нового он не увидел: вход, как и раньше, был завален беспорядочной грудой камней.

— Может, щель, через которую он протиснулся, сразу же обвалилась, — предположил Родян. — Ясно, что проник он отсюда и свалился в шахту, этот злосчастный Глигораш.

Иосиф Родян в тот же день нанял еще двух сторожей, чтобы охранять «древний вход» в штольню «Архангелов».


* * * | «Архангелы» | * * *