(в изложении Кристофера Джервиса, доктора медицины)

Медики никогда не бывают свободны от своих обязанностей, и это один из недостатков их профессии. Торговец, адвокат или чиновник, закончив рабочий день, запирает стол, надевает шляпу и отправляется отдыхать, будучи уверен, что на его досуг никто не посягнет. У врача все обстоит иначе. Не важно, работает он или отдыхает, спит или бодрствует, профессиональный долг велит ему немедленно прийти на помощь всякому, кто в ней нуждается.

Согласившись сопровождать жену на бал девушек в Рейнсфорде, я пребывал в полной уверенности, что в этот вечер меня никто не побеспокоит. Так и было, пока не закончился восьмой танец. Моя партнерша, юная леди, изъяснялась на каком-то невразумительном жаргоне. Общение с ней, обходившейся для выражения своих оценок всего парой слов типа «классно» и «жуть», трудно назвать приятным. Короче, мне это быстро наскучило. В надежде, что бокал шампанского и скромный сандвич несколько оживят разговор, я уже собрался увлечь свою даму в буфет, как вдруг почувствовал, что кто-то дергает меня за рукав. Быстро обернувшись, я увидел испуганное лицо своей жены.

– Тебя ищет мисс Хэллиуэлл. Одной из дам стало плохо. Пойдем, посмотришь, что с ней случилось.

Взяв под руку, жена повела меня на лужайку.

– Довольно странная история с миссис Чатер, богатой американской вдовой. Эдит Хэллиуэлл и майор Пэдбери нашли ее в кустах в бессознательном состоянии. Бедняжка Эдит страшно расстроена. Она не знает, что и думать.

– Ты хочешь сказать… – начал я, но в этот момент из обвитой плющом арки выбежала мисс Хэллиуэлл.

– Скорее, доктор Джервис! – воскликнула она. – У нас такой скандал. Джулиет вам рассказала?

Не дождавшись ответа, она удрученно пошла вперед по узкой тропинке вялой шаркающей походкой. Сойдя по каменным ступенькам, мы увидели скамью, а за ней узкую прямую дорожку, проложенную в виде террасы на крутом склоне. Внизу в кустах стоял человек с цветным фонариком в руке, снятым, очевидно, с дерева. Спустившись к нему, я увидел роскошно одетую женщину, лежавшую на земле. Она находилась в сознании, при моем приближении слегка пошевелилась и попыталась что-то сказать заплетающимся языком. Мужчина, видимо майор Пэдбери, протянул мне фонарик, многозначительно подняв брови. И тут я понял, почему мисс Хэллиуэлл была так шокирована. Сначала мне тоже показалось, что женщина пьяна. Но, подойдя ближе, увидел на ее лице прямоугольное красное пятно, похожее на след от горчичника. Оно покрывало рот и нос, и я догадался, что дело тут гораздо серьезнее.

– Надо перенести ее на скамейку, – предложил я, передавая фонарик мисс Хэллиуэлл. – Посмотрим, можно ли ее нести в дом.

Мы с майором подняли бесчувственную даму и положили ее на скамью.

– Что с ней? – шепотом спросила мисс Хэллиуэлл.

– Сразу сказать трудно, но это совсем не то, чего вы опасались.

– Слава богу! – обрадовалась она. – Только скандала нам не хватало.

Взяв фонарик, я склонился над лежащей миссис Чатер. Ее внешний вид меня немало озадачил. Она выглядела как пациент, отходящий от наркоза, однако красное пятно на ее лице скорее говорило об удушении. И тут свет фонарика упал на какой-то белый предмет, лежавший на земле позади скамьи. Рассмотрев получше, я убедился, что это прямоугольный кусок ваты, по размеру точно соответствовавший пятну на лице женщины. Когда я нагнулся, чтобы его поднять, то обнаружил под скамейкой маленький пустой пузырек. На этикетке значилось: «Метилированный хлороформ». Вот почему пострадавшая казалась пьяной и еле шевелила языком. Но зачем на нее покушались? Дама была просто увешана бриллиантами, значит, это не ограбление. А сама она вряд ли стала бы травить себя хлороформом.

Оставалось перенести ее в дом и ждать, когда пациентка придет в себя. Пройдя через заросли кустарника и огород, мы с майором вошли в дом через боковую дверь и положили женщину на диван в одной из пустых комнат.

Вода и нюхательные соли быстро привели миссис Чатер в чувство, и дама рассказала, что произошло. Хлороформ и вата были ее собственные. У нее разболелся зуб, и пациентка прибегла к их помощи. Но когда она сидела на скамейке, положив рядом с собой вату и пузырек, случилось нечто неожиданное. Кто-то подошел сзади и прижал пропитанную хлороформом вату к ее лицу, и женщина сразу же потеряла сознание.

– Вы не видели этого человека? – спросил я.

– Нет, но я знаю, что он был во фраке, потому что затылком почувствовала его манишку.

– Значит, нападавший все еще здесь или уже побывал в гардеробе. Не мог же он уйти без плаща.

– Конечно, черт возьми! – воскликнул майор. – Пойду поинтересуюсь.

Он в волнении удалился. Убедившись, что миссис Чатер ничего не грозит, я последовал за ним. В гардеробе я увидел майора Пэдбери и еще двух офицеров, лихорадочно натягивающих плащи.

– Он час назад уехал на велосипеде, – сообщил майор, пытаясь попасть в рукава. – Гардеробщик говорит, что человек был малость не в себе, и это неудивительно. Мы попытаемся догнать его на машине. Не хотите поучаствовать в охоте?

– Нет, спасибо. Я должен оставаться с пострадавшей. Но вы не сомневаетесь, что это именно тот человек?

– Больше никто не уходил, только этот тип. И потом… Черт! Зачем мне дали чужой плащ!

Сорвав с себя плащ, майор сунул его удивленному гардеробщику.

– Вы уверены, сэр? – с сомнением спросил тот.

– Абсолютно. Давай пошевеливайся, старина.

– Боюсь, что ваш плащ надел тот самый джентльмен, который уехал. Они висели на одном крючке. Мне очень жаль, сэр.

Майор задохнулся от возмущения. Что толку извиняться и как теперь получить свою одежду?

– Но если незнакомец взял не свой плащ, то этот, видимо, принадлежит ему, – вмешался я.

– Ясное дело, но к чему мне его дрянной плащишко?

– Он может пригодиться для опознания преступника.

Этот довод не особенно утешил разъяренного майора, но, спеша к поджидавшей машине, он выскочил вон. Я же, велев гардеробщику припрятать плащ, вернулся к своей пациентке.

Миссис Чатер уже полностью оправилась и проявила мстительный интерес к своему обидчику, пожалев, что он не покусился на ее бриллианты, не усугубив покушение на убийство еще и грабежом. Она также выразила надежду, что полиция не будет проявлять к нему неуместную снисходительность, когда виновный наконец попадется.

– Кстати, доктор Джервис, – обратилась ко мне мисс Хэллиуэлл. – Мне кажется, я должна упомянуть одно любопытное обстоятельство, связанное с этим балом. Мы получили подтверждение от мистера Харрингтона-Бейли, написанное на бумаге отеля «Сесил». Но такого человека не приглашала ни одна из устроительниц.

– А вы их спрашивали?

– Дело в том, что одна из них, мисс Уотерс, внезапно уехала за границу и не оставила нам адреса. Его могла пригласить она, поэтому я решила не поднимать шум. И теперь очень об этом жалею. Получается, что мы сами пригласили преступника – хотя я не представляю, зачем ему понадобилось убивать миссис Чатер.

Происшествие действительно было загадочным, и поисковая партия, вернувшаяся через час, не сообщила ничего утешительного. След от велосипедных шин вел в сторону Лондона и был различим мили две, но потом совершенно затерялся на перекрестках, и офицерам пришлось прекратить преследование и вернуться обратно.

– Видите ли, миссис Чатер, у этого типа был час форы, и за это время он успел добраться до Лондона, – виновато объяснил майор Пэдбери.

– Вы хотите сказать, что негодяй выйдет сухим из воды? – вскричала миссис Чатер, глядя на майора с плохо скрываемым презрением.

– Похоже, что так. Я бы на вашем месте узнал его приметы у тех, кто с ним общался, и обратился в Скотленд-Ярд. Возможно, там знают этого подлеца и смогут опознать по плащу.

– Ну, навряд ли, – засомневалась миссис Чатер и была совершенно права, но, поскольку ничего другого не оставалось, ей пришлось принять этот сомнительный план.

Казалось, что этим все и закончится, однако дело имело продолжение. На следующий день около полудня, когда я вяло размышлял о проблеме продолжительности жизни, а Торндайк готовился к еженедельной лекции, громкий стук в дверь сообщил нам о появлении визитеров. Неохотно поднявшись – мне удалось поспать только четыре часа, – я открыл дверь, и в комнату вплыла сама миссис Чатер в сопровождении суперинтенданта полиции Миллера, державшего под мышкой бумажный сверток.

Дама была явно не в духе и не скрывала своего недовольства, однако выглядела вполне бодро, несмотря на злоключения, пережитые накануне.

– Доктор Джервис, вероятно, уже рассказал вам, что вчера вечером меня пытались убить? – начала она после знакомства с моим коллегой. – И что же? Я пришла в полицию, описала им этого негодяя и даже показала его плащ, а они говорят, что дело безнадежное. Короче, злодей может гулять на свободе, ничего не опасаясь.

– Видите ли, доктор, дама дала нам описание, под которое в Великобритании подходит каждый второй мужчина из среднего класса, и предъявила плащ без единой отличительной черты. И после этого она хочет, чтобы мы, простые полицейские, а не маги и волшебники из Скотленд-Ярда задержали его владельца, не имея ни единой улики. Поэтому я взял на себя смелость привести миссис Чатер к вам.

Коварно усмехнувшись, он положил сверток на стол.

– А чего вы хотите от меня? – невозмутимо спросил Торндайк.

– Тут все дело в плаще, сэр. В карманах была пара перчаток, шарф, коробка спичек, трамвайный билет и ключ от американского замка. Миссис Чатер хочет знать, кому принадлежит это одеяние.

Торндайк с улыбкой наблюдал, как Миллер разворачивает пакет, опасливо косясь на разгневанную даму.

– Благодарю за доверие, но мне кажется, вам лучше обратиться к какому-нибудь ясновидцу.

Суперинтендант вдруг резко сменил тон:

– Серьезно, сэр, вы меня очень обяжете, если взглянете на этот плащишко. Мы в полном тупике, а дело надо расследовать. Прямо не знаю, с какой стороны к нему подойти. Улик никаких. Но от вас же ничего не ускользает, все это знают. Может, вы обнаружите что-нибудь такое, что я проглядел. Какую-нибудь зацепку, чтобы знать, с чего начать. К примеру, исследуйте его под микроскопом.

Торндайк размышлял, внимательно глядя на плащ. Я видел, что дело его заинтересовало, и когда просьбу Миллера горячо поддержала дама, вопрос был решен.

– Хорошо, – в конце концов согласился он. – Оставьте мне плащ на пару часов, и я его посмотрю. Не уверен, что мы что-нибудь узнаем, но в любом случае осмотр не повредит. Приходите в два часа. К этому времени я буду готов сообщить вам о неудаче.

Проводив посетителей, Торндайк возвратился к столу и с усмешкой взглянул на плащ и большой конверт с содержимым карманов.

– А что скажет мой ученый собрат? – спросил он, взглянув на меня.

– Я бы начал с трамвайного билета, а потом, следуя вполне разумному предложению Миллера, посмотрел пыль под микроскопом.

– А я думаю начать с плаща. Трамвайный билет может ввести нас в заблуждение. Ведь на трамвай можно сесть где угодно, а пыль на одежде может указать нам на какой-то определенный район.

– Согласен, но это будет очень приблизительно.

– Верно, и все же, Джервис, значение пыли у нас явно недооценивается, на что мне приходилось неоднократно указывать, – заявил Торндайк, забирая плащ и конверт в лабораторию. – Невооруженным глазом многого не заметишь. Возьмем, к примеру, пыль на столе. На вид она везде одинакова – серая безликая субстанция. Но под микроскопом эта серая масса превращается в узнаваемые фрагменты определенных веществ, которые легко распознать. Но вы все это знаете и без меня.

– Я вполне признаю значение пыли как улики, но только не во всех случаях. Пыль с плаща неизвестного человека вряд ли поможет его найти.

– Боюсь, вы правы, – согласился Торндайк, кладя плащ на лабораторный стол. – Но если Полтон разрешит нам воспользоваться своим патентованным пылесборником, у нас есть шанс кое-что прояснить.

Небольшой аппаратик, о котором упомянул мой коллега, был изобретением нашего гениального ассистента и представлял собой нечто вроде пылесоса. Однако он имел некую особенность: всасываемая пыль попадала на лоток с предметным стеклом.

Установив пылесборник на лабораторном столе, гордый изобретатель поместил на лоток смоченное водой стекло и включил насос, а Торндайк приложил насадку к воротнику плаща. Потом предметное стекло убрали, заменив его новым, и точно так же собрали пыль с правого рукава. Повторив эту процедуру шесть раз, мы набрали пыль с различных частей плаща и стали рассматривать ее под микроскопом. Я сразу же заметил, что в пыли присутствует нечто необычное. Состав ее был довольно стандартным: фрагменты шерсти, хлопка и других волокон, встречающихся в одежде и мебельной обивке; частицы соломы, шелухи, волос, минеральные ингредиенты – в общем, все то, что характерно для одежной пыли. Но помимо этого там находилось изрядное количество веществ растительного происхождения и в особенности гранул крахмала.

Взглянув на Торндайка, я увидел, что он скрупулезно записывает все, что видит под микроскопом. Я поспешил последовать его примеру, и какое-то время мы усердно трудились молча. Наконец мой коллега оторвался от микроскопа и стал читать свой список.

– В высшей степени интересная коллекция, Джервис. А вы заметили что-нибудь необычное?

– У меня здесь какая-то кунсткамера. Известняк с рейнсфордской дороги, что вполне естественно. А еще разные крахмалы, и прежде всего пшеничный и рисовый, причем рисового больше; фрагменты разных семян, частицы косточек, желтая масса, похожая на куркуму, черный перец, красный стручковый перец и пара частиц графита.

– Графит! – воскликнул Торндайк. – Я его не обнаружил, зато нашел следы какао, зерна крахмала, хмель – фрагмент листа и несколько щетинок. Можно посмотреть графит?

Я протянул ему предметное стекло, которое он стал рассматривать с живым интересом.

– Да, это, несомненно, графит, не меньше шести частиц. Вы поняли, почему мы взяли пыль с разных частей плаща? Видите, как это важно?

– Да, это фабричная пыль, по которой мы сможем установить район, но дальше вряд ли продвинемся.

– Не забывайте, что у нас в руках волшебная палочка.

Я вопросительно поднял брови.

– Ключ от американского замка. Если сумеем достаточно точно вычислить место, Миллер может пройтись с ним по входным дверям.

– Но как же мы сможем его определить? Сомневаюсь, что у нас получится.

– Стоит попытаться. Некоторые вещества присутствуют на всем плаще, а другие, такие как графит, только местами, надо установить, где именно, и проанализировать их распределение.

Торндайк схематически изобразил плащ на листке бумаги, обозначив буквами каждую из его частей. Этими же буквами он пометил предметные стекла, что давало возможность соотнести их с участками плаща. Потом мы снова засели за микроскопы, пополняя списки найденными субстанциями. После часа напряженной работы все стекла были исследованы, и мы сравнили наши списки.

– Результат изысканий таков, – стал подытоживать Торндайк. – Вся внешняя и внутренняя поверхность плаща равномерно покрыта следующими веществами: рисовый крахмал в значительном количестве, пшеничный крахмал в чуть меньшем, понемногу крахмала имбиря, красного стручкового перца и корицы; лубяные волокна корицы, оболочки семян, каменистые клетки красного перца, корицы, кассии и черного перца, а также пигменты имбиря, а не куркумы. Ко всему этому на правом плече и рукаве имеются следы какао и хмеля, а на спине в районе лопаток несколько частиц графита. Таковы фактические данные. И какие же выводы отсюда следуют? Имейте в виду, что это не просто поверхностная пыль – она накапливалась месяцами и въелась в ткань от регулярной чистки щеткой. Такую пыль может извлечь только вакуумный аппарат.

– Очевидно, что пыль, которой покрыт весь плащ, попала на него там, где он обычно висит. Частицы графита его владелец подцепил со спинки сиденья, а какао и хмель – проходя мимо каких-то фабрик, хотя мне неясно, почему они только на правой стороне.

– Это зависит от времени и одновременно проливает свет на привычки нашего друга. По дороге из дома он проходит мимо фабрик, которые находятся справа, а когда идет домой, они оказываются слева, но к этому времени уже не работают. Однако для нас более важна первая группа веществ, поскольку по ней можно определить местонахождение его жилища. Он явно не рабочий и не служит на фабрике. Итак, рисовый и пшеничный крахмал и специи предполагают наличие рисовой и мукомольной фабрики и производства колониальных товаров. Полтон, вы не принесете нам почтовый указатель?

Перелистав страницы раздела «Промышленные предприятия», Торндайк сообщил:

– В Лондоне четыре рисовые фабрики, самая крупная из которых располагается в Докхеде. Теперь посмотрим, что там со специями.

Перевернув несколько страниц, он сообщил:

– В Лондоне шесть фабрик, производящих специи. Одна из них, «Томас Уильямс и компания», тоже находится в Докхеде. Теперь перейдем к мукомольным предприятиям. Здесь их несколько, но только одно находится рядом с рисовой фабрикой и производством специй. Это мукомольня Сета Тейлора в Докхеде.

– Вот это уже интересно, – заметил я.

– И не просто интересно. Как видите, в Докхеде обнаружилось сочетание производств, которые дают нам именно ту пыль, которой покрыт плащ, причем подобной комбинации нет больше нигде в Лондоне. Графит, какао и хмель лишь подтверждают наше предположение. Все они происходят от соседних фабрик. Трамвай, пересекающий Докхед, проходит по Роуэл-роуд, где находится графитная фабрика «Пирс Дафф и компания», и туда вполне могут занестись частицы графита. На Гоут-стрит, к востоку от трамвайной линии, имеется шоколадная фабрика Пейна. А к западу, на Саутворк-стрит, есть несколько складов хмеля. Однако все это лишь предположения. Самое главное – рис, мука и специи, которые безоговорочно указывают на Докхед.

– А в Докхеде есть частные дома?

– Надо посмотреть в справочнике улиц. Ключ от американского замка указывает на наличие квартиры, а ее с единственным жильцом, имеющим привычки нашего незнакомого друга, уже вполне можно вычислить.

Пробежав глазами перечень домов, Торндайк повернулся ко мне со словами:

– Если все, что мы установили, всего лишь цепь случайных совпадений, то вот вам еще одно. В южной части Докхеда рядом с фабрикой специй и напротив рисовой фабрики находится многоквартирный дом для рабочих «Хановер-хаус». Он полностью отвечает условиям. Плащ, висящий в одной из квартир при открытых окнах (а в это время года их часто открывают), будет покрываться пылью, которую мы обнаружили. Разумеется, такие же условия могут быть и в других жилищах, но все говорит в пользу рабочего квартала. И это все, что мы можем сейчас сказать, причем без особой уверенности. Возможно, наши умозаключения в корне неверны. Но шанс, что этот ключ подойдет к одной из квартир Докхеда, чрезвычайно высок, и есть вероятность, что она находится в «Хановер-хаусе». А удостовериться в этом придется Миллеру.

– Может, стоит взглянуть на трамвайный билет? – предложил я.

– Господи, про билет-то я совсем забыл! Обязательно посмотрим.

Высыпав содержимое конверта на лабораторный стол, Торндайк поднял мятую бумажку и, взглянув на нее, передал мне. Билет был прокомпостирован от Тоули-стрит до Докхеда.

– Еще одно совпадение, – заметил Торндайк. – А вот и Миллер к нам стучится.

Действительно, это был суперинтендант. А вскоре шум мотора возвестил о приезде миссис Чатер. Мы встретили ее у открытой двери.

– Так что вы скажете, доктор Торндайк? – воскликнула она, входя.

– У меня есть предложение. Если детектив отправится в Докхед, прихватив с собой этот ключ, возможно, в многоквартирном доме «Хановер-хаус» найдется дверь, к которой он подойдет.

– Черт! – воскликнул Миллер. – Простите, мадам, но казалось, что я вытряхнул из этого плаща все, что мог. Что же я проглядел, сэр? Там было какое-то письмо?

– Вы проглядели пыль, Миллер, только и всего.

– Пыль! – воскликнул детектив, сделав круглые глаза. – Но я, как вам известно, не волшебник, а простой полицейский.

Подняв ключ, он спросил:

– Вы будете участвовать в развязке, сэр?

– Конечно, будет, – вмешалась миссис Чатер. – И доктор Джервис тоже, чтобы опознать преступника. Теперь он у нас в руках и не выкрутится.

Торндайк сухо улыбнулся:

– Мы, конечно, поедем, миссис Чаттер, если вы этого желаете, однако имейте в виду, что наши поиски могут не увенчаться успехом. Возможно, мы ошиблись в расчетах, и результат будет неутешительным. Мне самому интересно, каков будет финал. Но даже если мы разыщем злоумышленника, против него фактически нет улик. Только то, что он присутствовал на балу и поспешно уехал.

Смерив моего коллегу неодобрительным взглядом, миссис Чатер подобрала юбки и вышла из комнаты. Здравомыслие – черта, которая неизменно вызывает раздражение у женщин.

Переехав через Блекфрирский мост, мы свернули на Тули-стрит, ведущую к Бермондси. Добравшись до Докхеда, мы с Торндайком и детектив продолжили путь пешком, а наша клиентка, опустив густую вуаль, последовала за нами на машине. Подойдя к причалу, Торндайк остановился и обратил мое внимание на белый налет, видимый на соседних зданиях и палубах барж, груженных мешками с мукой и рисом. Затем, перейдя дорогу, он указал на деревянный фонарь над крышей фабрики специй, покрытый серовато-желтой пылью.

– Вот так промышленность содействует правосудию, – поучительно произнес мой друг. – Во всяком случае, будем на это надеяться.

Миллер тем временем скрылся в полуподвале здания. Когда мы вошли в подъезд, он уже шел нам навстречу.

– Внизу ничего похожего нет, – сообщил он. – Попробуем на других этажах.

На первом этаже его также постигла неудача, и он быстро побежал наверх. Но и на следующей площадке ничего интересного не обнаружилось – там были лишь рядовые замки с защелкой и задвижкой.

– Кого вы ищете? – спросил чумазый пролетарий, высунувшийся из двери одной из квартир.

– Маггса, – не моргнув глазом, ответил Миллер.

– Не знаю такого. Наверное, он живет выше.

Туда мы и пошли, но с каждой двери на нас с удручающей монотонностью смотрели одни и те же замочные скважины. Я несколько сник, а когда и четвертый этаж не принес ничего нового, мое уныние переросло в досаду. Попасть пальцем в небо всегда немного обидно.

– Надеюсь, вы не ошиблись, сэр? – проговорил Миллер, вытирая пот со лба.

– Очень может быть, – невозмутимо ответил Торндайк. – Я предложил поискать здесь только в качестве эксперимента.

Полицейский недовольно хмыкнул. Он, как, впрочем, и я, привык расценивать эксперименты Торндайка как нечто вполне обоснованное.

– Если мы не найдем злоумышленника, миссис Чатер совсем обозлится, – проворчал он. – Она ведь считает, что его песенка спета.

Миллер задержался у лестницы, еще раз оглядывая площадку, и вдруг схватил Торндайка за рукав. Указав на дверь в самом дальнем углу, он торжественно прошептал:

– Американский замок!

Подкравшись на цыпочках к двери, Миллер злорадно уставился на латунный кружок. Мы молча последовали за ним. Приложив плоский ключ к извилистой замочной скважине, он легко воткнул его по самое колечко. Детектив с торжествующей улыбкой оглянулся на нас и молча вытащил ключ.

– Вы все-таки достали его, сэр, – прошептал он. – Но мистера нет дома. Вероятно, он здесь еще не появлялся.

– Почему вы так думаете?

Миллер махнул рукой в сторону двери:

– Все в целости и сохранности. Даже краска на двери не поцарапана. У него ведь теперь нет ключа, а американский замок голыми руками не возьмешь. Пришлось бы его ломать, а он, как видите, целый.

Шагнув к двери, Торндайк слегка приподнял клапан, прикрывающий прорезь для почты, и заглянул в квартиру.

– Почтового ящика у него нет. Мой дорогой Миллер, я открою эту дверь за пять минут с помощью проволоки и куска просмоленного шпагата.

Миллер покачал головой и усмехнулся:

– Я рад, что вы не грабитель, сэр. Такой нам был бы не по зубам. Давайте посигналим даме.

Выйдя на галерею, я посмотрел вниз на ожидавшую нас машину. Миссис Чатер напряженно смотрела на здание, а небольшая толпа, собравшаяся вокруг авто, глазела на нее. Я вытер лицо платком – заранее обговоренный сигнал, – и она, выскочив из машины, уже через минуту оказалась на площадке, вся красная и запыхавшаяся, но в полной боевой готовности.

– Мы нашли его квартиру, мадам и собираемся туда войти, – сообщил Миллер. – Надеюсь, вы не собираетесь применять насилие, – добавил он, заметив в ее глазах кровожадный огонек.

– Естественно, нет. В Соединенных Штатах дамы не мстят за оскорбление сами. Американские мужчины давно бы повесили негодяя на спинке его собственной кровати.

– Мы не американцы, мадам, – сухо ответил детектив. – Мы законопослушные англичане и к тому же слуги закона. Эти джентльмены – адвокаты, а я офицер полиции.

Осторожно повернув ключ в замке, он открыл дверь, и мы все последовали за ним в гостиную.

– Я же говорил, что он тут еще не появлялся, – сказал Миллер, тихо закрывая дверь.

Похоже, он был прав. Во всяком случае, квартира была пуста, и мы беспрепятственно приступили к осмотру. Зрелище было довольно жалким, и по мере того, как мы проходили по убогим комнатенкам, меня охватывало чувство жалости к этому несчастному, в чье логово мы так бесцеремонно вторглись. Даже его преступление уже не казалось столь чудовищным. На всем лежала печать нищеты. Убогая гостиная с голым полом, единственным стулом и крохотным дощатым столом не имела даже занавесок на окнах. Тщательно выскобленная корка от сыра безмолвно свидетельствовала о полуголодном существовании. О том же говорил и открытый буфет с пустой хлебницей, чайницей со следами чайной пыли, чисто вылизанной банкой из-под варенья и высохшей коркой хлеба. В квартире не набралось бы еды и для одной-единственной мыши с хорошим аппетитом.

В спальне была та же картина с небольшими вариациями. Продавленная кровать с соломенным матрасом и дешевым джутовым ковриком вместо одеяла и два ящика из-под апельсинов – один служил туалетным столиком, на другом стоял жестяной таз для умывания. На гвозде висел хороший модный костюм, правда весьма поношенный. Другой был аккуратно сложен на полу и прикрыт газетой. Явным диссонансом выглядел серебряный портсигар на «туалетном столике».

– Почему же он голодает, если может заложить серебряный портсигар? – удивился я.

– Нельзя закладывать орудия труда, – пояснил Миллер.

Миссис Чатер, смотревшая вокруг с немым изумлением богатой женщины, впервые столкнувшейся со столь вопиющей нищетой, повернулась к суперинтенданту.

– Это явно не он! – воскликнула она. – Вы, вероятно, ошиблись. Такой бедняк вряд ли мог попасть в Уиллоудейл.

Торндайк приподнял газету. Под ней оказался аккуратно сложенный фрак с рубашкой, воротничком и галстуком. Развернув рубашку, он указал на измятую манишку. Поднеся ее к глазам, он снял с фальшивой бриллиантовой запонки женский волос.

– Весьма красноречивая деталь, – заметил Торндайк, держа волос двумя пальцами.

Миссис Чатер была того же мнения. Ее лицо не выражало более ни жалости, ни сочувствия, а глаза вновь мстительно засверкали.

– Пусть только придет, – угрожающе проговорила она. – Хоть здесь и немногим лучше тюрьмы, но все же пусть посидит за решеткой.

– Да, – согласился детектив. – При таком житье он вряд ли почувствует большую разницу. Тихо! Слышите?

Мы безмолвно застыли. В замке повернулся ключ, и в квартиру вошел мужчина. Не замечая нас, прошел мимо спальни и, устало волоча ноги, отправился на кухню. Мы услышали, как он открыл кран и, набрав воды, проследовал в гостиную.

– Идем, – скомандовал Миллер.

Подойдя к гостиной, детектив распахнул дверь, и мы увидели сидящего за столом подозреваемого. Перед ним лежал ломоть серого хлеба и стоял стакан воды. Чуть приподнявшись со стула, он, побелевший от страха, уставился на Миллера.

В этот момент, чуть оттолкнув меня, в комнату влетела миссис Чатер, и лицо мужчины вдруг настолько исказилось, что я невольно взглянул на нашу клиентку. Застыв как вкопанная, она чрезвычайно побледнела, словно не смея верить своим глазам.

Эта драматическая сцена была прервана детективом, который невозмутимо объявил:

– Полиция. Вы арестованы…

Его прервал истерический смех миссис Чатер, и Миллер удивленно взглянул на нее.

– Постойте! – дрожащим голосом воскликнула она – Тут какая-то ошибка. Здесь не тот человек. Это же капитан Роланд, мой старинный приятель.

– Сожалею, что он ваш приятель, потому что придется выступать против него в суде.

– Ничего подобного. Говорю же еще раз, это не он.

Потерев переносицу, суперинтендант недовольно посмотрел на свою клиентку:

– Я правильно понял, мадам, что вы отказываетесь преследовать его в судебном порядке?

– Вы хотите, чтобы я подавала в суд на друзей, которые ни в чем не виноваты? Конечно, я отказываюсь.

Суперинтендант взглянул на Торндайка, но лицо моего коллеги было непроницаемым и бесстрастным, как часовой циферблат.

– Значит, мы потратили время впустую, – сухо произнес Миллер, взглянув на часы. – Всего хорошего, мадам.

– Я очень сожалею, что напрасно вас побеспокоила.

– Да, мне тоже жаль, – буркнул детектив и, бросив на стол ключ, вышел из комнаты.

Когда за ним захлопнулась входная дверь, подозреваемый в замешательстве опустился на стул и, уронив голову на руки, разразился рыданиями. Смотреть на это было тяжело, и мы с Торндайком повернулись, чтобы уйти. Однако миссис Чатер жестом попросила нас остаться. Подойдя к мужчине, она притронулась к его руке.

– Почему вы это сделали? – с мягким упреком спросила дама.

Выпрямившись, он скорбно махнул рукой на пустой буфет:

– Черт попутал. У меня не было ни гроша, а эти проклятые бриллианты ввели в соблазн – протяни руку и бери. Просто нашло какое-то затмение.

– Но почему же не взяли? Почему?

– Не знаю. Наваждение прошло, а когда я увидел вас лежащей без чувств… О боже! Ну, почему вы не выдали меня полиции?

Мужчина вновь уронил голову и зарыдал. Миссис Чатер склонилась над ним. В ее прекрасных серых глазах застыли слезы.

– Признайтесь, почему вы все-таки не взяли бриллианты? Вам ведь ничего не мешало?

– А к чему они мне? Я думал, вы умерли, и для меня все потеряло смысл.

– Как видите, не умерла, – с грустной улыбкой сказала миссис Чатер. – И прекрасно себя чувствую, насколько это возможно в моем преклонном возрасте. Дайте мне ваш адрес. Я напишу и постараюсь помочь советом.

Вынув из кармана потертый футляр для визиток, собеседник извлек оттуда несколько карточек и с ловкостью игрока пустил их веером по столу. Торндайк чуть заметно улыбнулся.

– Мое имя Огастес Бейли, – сообщил мужчина.

Взяв одну из карточек, он огрызком карандаша нацарапал на ней свой адрес.

– Благодарю вас, – произнесла миссис Чатер, чуть задержавшись у стола. – А теперь нам пора идти. Прощайте, мистер Бейли. Завтра я напишу вам – и попрошу: не пренебрегайте советами старого друга.

Я открыл перед ней дверь и, когда она вышла, бросил взгляд назад. Бейли все так же сидел, обхватив себя руками и беззвучно рыдая, а перед ним на столе блестела небольшая горстка золота.

– Вы, вероятно, считаете меня сентиментальной дурочкой, доктор, – сказала миссис Чатер, когда Торндайк усаживал ее в машину.

Взглянув на нее с необычной для него теплотой, мой друг тихо ответил:

– «Блаженны милостивые», разве не так сказано в Святом Писании?