5

— Земли камчатские, ваше превосходительство, как вы имели справедливость заметить, зело пространны и малоизученны. Италийский полуостров вместить в свои пределы могли бы, но цивилизацией в отличие от оного не отягщены… — Федотов выговаривал слова медленно и весомо, точно пули в ружейный ствол загонял. Лицо его, и без того не отличающееся бледностью, от волнения и притока крови сделалось почти пунцовым, отчего даже седые усы приобрели рыжеватый оттенок.

— Сие положение, — продолжал он, — имеет свои выгоды и недостатки.

— Выгоды? — вскинул брови генерал.

— Точно так, ваше превосходительство. За дикостью мест здешних кроется одно токмо преимущество: всякий новый человек или же судно какое, у берегов наших объявившееся, сразу, точно бельмо на глазу, заметными делаются. Камчадалы — народ бесхитростный, лукавству не обучен. Посему, несмотря на малолюдство тутошнее, молва о чужаке непременно до Нижне-Камчатска докатится и нам в неведении о происшедшем остаться не позволит.

— Велик ли прок, сударь, вчерашний день догонять да суесловием людским в управлении губернией ориентироваться? — задал сердитый вопрос Кошелев, про себя улыбаясь. Капитан все больше нравился Павлу Ивановичу, угадавшему в нем родственную душу бывалого, бескорыстного вояки.

— Прока и верно, ваше превосходительство, не много. Сие и есть главный недостаток, выгоду означенную почти на нет сводящий. Положение дел в губернии нам известно доподлинно, а вот сил, надобных для наведения порядка, не хватает. На всю Камчатку двенадцать острожков не наберется, а гарнизон воинский токмо здесь, в Нижне-Камчатске, и можно считать настоящим. В остальных крепостцах — калеки да слабо обученные ратному делу ополченцы. Так что надежда на волю Провидения да своевременные известия… — Федотов извлек из папки целую кипу уже пожелтевших, но еще не поврежденных временем бумаг и протянул генералу.

— Извольте взглянуть, ваше превосходительство: доклады начальников крепостей и старшин казацких поселений за истекшие годы. А вот списки беглых холопов да каторжан, находящихся в розыске.

Капитан за неимением полицмейстера, которого так и не удосужились прислать из Иркутска после гибели прежнего, растерзанного воровскими людьми, тащил на своих плечах еще и неблагодарный удел полицейского сыска. Чувствовалось по всему, что он тяготится этим не свойственным его природе назначением, оттого-то и рад так прибытию губернатора — генерала боевого и заслуженного, надеясь с его помощью освободиться от неприятной обязанности. Уж кто-кто, а военный человек военного понять должен.

Кошелев углубился в чтение. Капитан, по приглашению губернатора присевший на краешек стула, терпеливо ждал.

Донесения не радовали. Они только подтверждали невеселую картину, вставшую перед мысленным взором генерала во время доклада Федотова.

По лесам и сопкам края гуляют сотни полторы беглых крепостных и кандальников. Кто-то из них забирается в глухие дебри, расселяется там, промышляя охотой и рыболовством. Кто-то пополняет разбойные шайки и ватаги. Ватаги эти, обходя стороной крупные крепостцы и острожки, чинят воровство и насилие в камчадальских селениях, разоряют фактории Российско-Американской торговой компании. Наиболее часто упоминалось имя Креста…

— Кто этот Крест? — не отрывая взгляда от бумаг, спросил Кошелев.

— Черт сущий, ваше превосходительство! Злодей из злодеев. Неуловим, хитер. И не из холопов. Купеческое звание носил, пока стараниями господина Шелехова дядя его — хозяин зверобойной компании — вконец не разорился. Да и нынешний правитель американских колоний Александр Андреевич Баранов к тому руку приложил. Посему и достается от крестовских людишек более всего компанейским обозам да магазинам, и служителей не щадят. Намедни донесли, в Ключах приказчика с женою да ребятишками зарезали, а над старшей дочкой надругались.

«Легко подстрелить птицу, летящую по прямой: труднее ту, что кружит», — пришла на ум Павлу Ивановичу фраза из «Карманного оракула», но вслух он вымолвил другое:

— И что же, лазутчиков пробовали к сему Кресту засылать?

— Непременно и не единожды. Все разбойниками раскрыты и повешены. А в последнее время совсем нет спасу. Обнаглел Крест: вышел на побережье. Пытался корабль компанейский захватить. Только бдительность да отвага экипажа и помешали.

— На побережье вышел, говорите… Изловить надобно. И незамедлительно, — ровным голосом, скрывая внезапно охватившую его тревогу, проронил губернатор. Но о причинах этой тревоги Федотову ничего не сказал. Есть тайны, которые до времени не надлежит открывать никому.

…Перед самым отъездом из Санкт-Петербурга генерала Кошелева пригласил к себе в дом старый товарищ его отца — адмирал Николай Семенович Мордвинов, который, как и Павел Иванович, только что получил новое назначение, но куда более почетное — морским министром.

Адмирал — величественного вида старик — с Кошелевым, которого знавал еще ребенком, держался без церемоний. Встретил его у себя в кабинете, как был, в длиннополом шелковом шлафроке, из-под которого, впрочем, выглядывали батистовое жабо, атласные панталоны с чулками, лакированные башмаки. Обнял по-отечески, усадил в кресло. Сам расположился напротив, раскурил чубук.

После вопросов о здоровье родителей, об общих знакомых Мордвинов перевел разговор на Павла Ивановича:

— Рад за тебя, Павлуша. Эвон, ужо генерал. Губернатор камчатский… Мне в твои лета сие и не снилось…

— Полноте, ваше высокопревосходительство, — попытался возразить Кошелев. — Какая там карьера… Мои сотоварищи по шляхетскому корпусу нынче в полных генералах ходят и при должностях менее хлопотливых да в столичных гарнизонах обретаются.

— Не говори мне об этих шаркунах паркетных! — неожиданно рассердился Мордвинов. — В Писании сказано: «Одна честь солнцу, иная звездам. Да и звезда от звезды разнствует». Твои эполеты лестью и раболепством не унижены. Тем и ценны. А что от столицы неблизко, так и там — Русская земля. И она в защите нуждается. И наперед что я тебе скажу, генерал, именно в сей дальней землице великое благо для Отечества, многими покуда неразличимое, сокрыто. И тебе надобно буде его приумножать рачением своим, коего у тебя, мнится мне, достанет, — голос адмирала так же стремительно смягчился.

Мордвинов отложил трубку. Из резного затейливого графинчика налил водку в две стоящие на серебряном подносе чарки — себе и Кошелеву. Выпил, по-матросски прицокнув языком. Подождав, когда генерал последует его примеру, заговорил, как потом уразумел Павел Иванович, о самом важном:

— А еще, Павлуша, есть у меня относительно назначения твоего интерес особого свойства. Не личного, а скорее — государственного… Получил я рапорт от капитан-лейтенанта Крузенштерна. Имя сие тебе, понятно, ни о чем не говорит. Так, упомянутый капитан в рапорте своем ратует за снаряжение кораблей наших для кругосветного вояжа. И объяснение сему предприятию излагает подробное. Дескать, сей вояж избавит государство Российское от надобности платить англичанам, датчанам и всем прочим за ост-индийские товары. Во-вторых, соединит державу нашу с американскими колониями. А такоже посредством дальних плаваний, коие позволят воспитать новое поколение мореходцев, возвысить флот наш до уровня иностранных. Толково?

— Толково, ваше высокопревосходительство. Однако ж…

— Что «однако ж»?

— Идея-то не нова. Помнится, вы и сами в бытность свою на флоте с Григорием Ивановичем Муловским вояж сей совершить предполагали… Еще, дай бог памяти, годков пятнадцать назад.

— Верно, Павел, памятлив ты. Задумка такая была. И более того скажу, государыня даже указ о той экспедиции в 1786 году от Рождества Христова самолично подписала. И приготовления все для оной совершены были… — глаза у Мордвинова вдруг молодо блеснули и снова подернулись туманной дымкой. — Кабы не война со шведами да турками, Григорий Иванович намеченное бы исполнил. Пренепременно… Знатный был моряк и офицер храбрейший, упокой, Господи, его душу. Адмирал Грейг его особо отличал. Поведал мне, коли не «Мстислав» Муловского, при Гогландском сражении не видать нашей эскадре виктории. К награде Муловского представил. А при Эланде погиб Григорий Иванович смертью геройской и мгновенною. Прямое попадание ядра…

— Да, никто судьбы своей не ведает. Все под единым небом ходим, ваше высокопревосходительство.

— И то правда…

Министр и Кошелев помолчали. Адмирал нарушил тишину первым:

— Люди смертны, а мысли их не умирают… Всколыхнул душу мне рапорт сей. Запросил я послужной список означенного капитана. И вот что обнаружилось: еще мичманом плавал Крузенштерн на «Мстиславе» у Григория Ивановича. И тот, по всему следует, задумку свою ему доверил… И коли уж за столько лет из головы молодой, всяким соблазнам подверженной, мысль о кругосветном вояже не выветрилась, значит, доверия сей Крузенштерн заслуживает. Определенно.

— А чего ж он, ваше высокопревосходительство, раньше-то молчал?

— Коли бы так… Не молчал. Распорядился я, таким же вопросом задавшись, проверить архив министерский. И найдено было там два рапорта Крузенштерна на имя предшественника моего графа Кушелева, на коих его рукою начертано: «Отказать за неимением надобности!» И это меня, Павлуша, еще более к капитану расположило. Вижу я за настойчивостью оного рачение о славе флота российского и пользе для Отечества нашего.

— Ваше высокопревосходительство, прошу простить дерзость мою, — Кошелеву, человеку до мозга костей сухопутному, давно уже хотелось задать министру этот вопрос. — Не преувеличиваете ли вы значение сего вояжа для судеб российских?

— Что? — адмирал, не привыкший к подобным высказываниям, гневно сдвинул седые брови. Однако сдержался. Ответил спокойно, внушительно:

— Преувеличить сие невозможно. Ибо расти нашей державе и впредь не на запад, а на восток предстоит. Там и богатства неисчерпаемые, и простор немереный, коие вкупе токмо государству могущества в глазах мира прибавить в состоянии. Уберечь же земли, россиянами освоенные, от зависти соседей и расхищения одним образом и мыслится — одновременно с моря и суши. Нынче же со стороны океана они там, на востоке, беззащитны. А посему решился я рапорту Крузенштерна ход дать и, заручившись поддержкою правления Российско-Американской торговой компании, участие коей в сем предприятии должно противников его и здесь, и за границей с толку сбивать, попытаться убедить государя в необходимости сего кругосветного вояжа. Тебе же, наместнику государеву на краю российских земель, доверяю сей тайный замысел, дабы и ты проникся важностью оного. До времени никому о том не сказывай, а придет час — сделай все, от тебя зависящее, чтобы дело сие не загубить. По всему видно: не минуют корабли наши камчатских берегов, каким бы путем в Америку ни шли. А коли так, на тебе святой долг — безопасность их обеспечить и всем необходимым снабдить. Это мой тебе наказ и напутствие. А теперь ступай, ступай, голубчик. Да хранит тебя Бог…